Переходящие и другие тревожные истории [Даррелл Швейцер] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Даррелл Швайцер

"Переходящие" и другие тревожные истории

Переходящие


Я вспоминаю…

Я вспоминаю домик в Западной Филадельфии, где морёные деревянные панели, копированная антикварная мебель и огонь в камине мрачным ноябрьским вечером, словно сговорились воссоздать отрадную, пусть и нелепую, атмосферу Старинной Сельской Гостиницы. Я вспоминаю, как много раз сидел у этого камина в мягком кресле, прислушиваясь к треску пламени и голосу жены, готовящей ужин на кухне в задней части дома.

Я вспоминаю и свою жену. Её звали Мартина, но временами кажется, что у меня осталось лишь одно представление о ней: как она приносит мне газету и шлёпанцы, пока я сижу в том кресле у камина, после долгого рабочего дня. Это неверно. Это выставляет её похожей скорее на преданную собаку, чем на человека, но она действительно так делала, из-за своего собственного восприятия быта, наводя порядок в окружающем мире. Я вспоминаю то, что повторялось. Большинство прочего рассеялось, как туман от солнца.

Наконец, я вспоминаю пару тапок, которые она принесла мне одним ненастным ноябрьским вечером. Они были сделаны из коричневой кожи, оторочены белым мехом и сильно потёрты.

Я отставил их.

— Но это не мои.

Она пожала плечами: — А чьи они тогда? Это твои ноги ходили в них всё это время.

— Какое ещё всё время?

Она странно на меня взглянула. — С позапрошлого лета, когда мы купили их в том индейском местечке в Мэне. Разве ты не помнишь?

Я обулся в тапки. Они определённо чувствовались так, будто я ходил в них с позапрошлого лета. Я сдал назад, обратив всё это в шутку.

— Ах, да, индейское Кашамакводди[1]. Как же я мог забыть?

Она не засмеялась. Она только сказала: — Алан, у тебя мозги размягчились — и ушла на кухню, продолжать стряпать, оставив меня сидеть там, в тапочках и замешательстве. В паре шлёпанцев довольно немного ужасного, но именно тогда я почувствовал лёгкую тревогу, словно первый, еле заметный, толчок, когда лифтовый трос начинает перетираться.

Должно быть, я так или иначе понял, что это началось прямо тогда. С этого момента мы и начали отдаляться.

Я пытаюсь вспомнить.


— Гэбби осталась в школе допоздна, на групповую практику, — сообщила Мартина за ужином. — Потом она пойдёт к Элис Коновер.

Габриэль была нашей одиннадцатилетней дочерью, а Элис Коновер — её лучшей подругой. Я всё ещё помню так много, хотя с трудом вызываю в уме эти воспоминания.

— О, и между прочим, Джо Миз позвонил с работы после того, как ты уехал и сказал, что устраивает сегодня вечером очередную покерную вечеринку. Почему бы тебе не сходить? Я всё равно хотела что-нибудь посмотреть по телевизору.

И я пошёл. К тому времени, когда мы закончили есть и убрали посуду, снаружи завыл ветер, и в окна заколотили дождь и мокрый снег, но я решил, что, да, ночь грошовых карточных проигрышей и пересказа грязных шуточек будет именно тем, что надо, при одолевавшей меня необъяснимой тревоге. Я надел пальто, сверху тонкий пластиковый дождевик и направился к двери.

— Не задерживайся слишком допоздна, — окликнула меня Мартина. — Может, это и пятница, но завтра мы собираемся на вещевой рынок.

— Да, да, помню. Увидимся около одиннадцати.

Я вышел на крыльцо и запер дверь. Когда я обернулся и потянулся к железной калитке с крыльца, то заметил стоящего на тротуаре перед домом человека, съёжившегося в бесформенном пальто, без шапки и промокшего в такую свирепую непогоду.

Он был стар, возможно, лет шестидесяти пяти и растрёпан, но не грязный и не истасканный, и ему недоставало пустого взгляда, обычного для племени городских бездомных чудаков. Он не был попрошайкой. Он просто выглядел… потерянным, когда стоял там, уставившись не на меня и не на что-то определённое вообще. У меня промелькнула мысль, что он может оказаться грабителем, осматривающим район, но я внутренне передёрнулся от полной нелепости такой идеи.

Я стоял, придерживая калитку одной рукой.

— Могу я чем-нибудь вам помочь? Вы кого-то ищете?

Его глаза ненадолго встретились с моими и на миг лицо у него оживилось, сперва чем-то, вроде радостного признания, затем печалью, потом вновь стало невыразительным. Он просто стоял там, на дожде и холоде, но задрожал я.

— Я спрашиваю, могу я вам помочь?

Но он молча стоял там. Я подумывал вернуться в дом, чтобы не оставлять Мартину наедине с этим парнем снаружи, но не сделал этого. Лучше всего было не обращать на него внимания, как на одну из особенных городских достопримечательностей. Поэтому я открыл калитку, вышел наружу, снова закрыл её, торопливо сошёл по ступеням и начал усаживаться в машину.

Тут я заметил, что человек указывает на меня. Его рука тряслась, но не от холода, а для лёгкой выразительности, будто говоря: да, я знаю о тебе. Я знаю всё.

Я быстро сел в