Возвращение блудного Брехта [Андрей Готлибович Шопперт] (fb2) читать онлайн

Андрей Шопперт Уродина. Книга первая. Возвращение блудного Брехта

Глава 1

Событие первое

Архангел — в христианском вероучении одна из высших категорий (чинов) ангелов. В системе ангельской иерархии Псевдо-Дионисия Ареопагита это восьмой из девяти чинов ангельских. В канонических книгах Библии архангелом непосредственно назван только лишь Михаил (Иуд. 1:9), но, согласно традициям Церкви, архангелов восемь. В Православной церкви встречается упоминание о восьми архангелах: Михаиле, Гаврииле, Рафаиле, Урииле, Салафииле, Иегудииле, Варахииле и Иеремииле.

— Ты чего это, сучонок, творишь? — дедок свёл лохматые брови на переносице.

Вообще, субъект, сидящий напротив, был колоритный. Если, к примеру, взять настоящего такого русского Деда Мороза из кинофильма какого и снять с него красную шубу, потом обойти по кругу, покачать головой, и шапку красную с белым мехом тоже снять. А интересно, у какого животного мех белый? Заяц, должно быть? То есть, дед Мазай зайцев спасает в поте лица, а дед Мороз истребляет и долгими летними вечерами шкуры потом выделывает и шьёт себе шубу… С шапкой. Ага, ещё одну часть одежды нужно снять со святого Николая. У него и варежки красные с белой заячьей оторочкой. Блин сколько бедных зайчат перевел дедушка на свою одежду.

С товарища, что напротив сидел, рукавички красно-заячьи тоже сняли. Опять по кругу походили. Хрень получается. Бородатый дедок в красных штанах, рубахе, с вышивкой по вороту, навроде как косоворотка, но ворот прямой. Как уж там фасон этот называется? Срачица? В смысле — сорочка. Пусть будет в сорочке. И валенки белые на ногах. Ну, хрень.

Валенки тоже стащили с дедка и вместо них сланцы из ротанга какого нахлобучили. Красота? Да нет, всё одно — хрень. Не гармонируют штаны красные со шлёпанцами. Тогда и штаны сняли. Срачица оказалась длинной. До колен почти. Она чуть замята спереди, видно, что из штанов вынули.

Что получается? Из одежды на деде только срачица и шлёпанцы. А борода и брови, как у настоящего Деда Мороза. Интересный видок получается. И ещё сдвинутые косматые брови и рассерженный вид с помятой сорочкой, у которой ворот золотыми оливковыми ветвями вышит, ну совсем не сочетаются.

Спросил дед, другими словами. Смысл этот.

— Ты чего, чадо, творишь?

Брехт сидящего на скамье дедка знал. Это была уже их третья беседа. И все именно с этих слов начинались.

— Дал пару раз в морду. Так сказать, чтобы святой этот обликом своим прозвищу соответствовал. Он же «Кровавый».

— Он — причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских, явленных и неявленных.

— Читал давно, что Николай Кровавый и все члены его семьи канонизированы Сербской православной церковью.

— Тебе-то, чадо, какое дело? — не стал вступать в спор архангел Игудиил, а именно этот индивид воплотился перед Брехтом, когда после избиения Николая II тот омыл руки в ручье на их с Суворовым полянке от крови и устало присел на скамью, довольный проделанной работой. Ох, и классно он этого святого отделал. Вся святая рожа бородатая одно сплошное кровавое месиво. Жаль, что мгновенно тут в раю всё заживает. Уже уходил, когда с места побоища Брехт, то святой этот Николай стоял целый и невредимый и с сочувствием и состраданием смотрел вслед Брехту. Ничего. В следующий раз при встрече не так отгребёт.

— Я за справедливость горой. Во-первых, он — мученик, вот и пусть мучается. А во-вторых, он — «Кровавый», вот и пусть ходит в крови. Оборзели вы тут, на его руках миллионы жизней, а он тут святого из себя корчит.

— Не суди, да не судим будешь. На твоих руках, чадо, сколько крови?

— На моих? — Брехт оглядел свои белые чуть пухлые от безделья и отсутствия упражнений с шашкой руки, — Я с врагами России — богом избранной страны боролся. Его детище защищал.

— И кто же тебе такую задачу поставил? Кто довёл волю Его до тебя?

Вот! Да⁉ Урыл.

— Чувствовал я.

— Чувствовал… В прошлый раз с Толстым подрался и непотребство над ним учинил…

— Да какое непотребство? Он же сам босиком по Руси пошёл, вот я сандалии с него и снял.

— Опять волю Его выполнял? — показалось Брехту, что искорка смеха брызнула из насупленных глаз архангела Иегудиила.

— Волю! — главное не признавать вины.

— А с Суворовым чего подрался? Славы не поделил?

— Так он первый начал. Спорили о тактике, а он мне бумс в ухо. Пришлось вразумлять. Мы же помирились потом. А где он, тут должен быть? — Брехт огляделся, ища спрятавшегося за кустами Александра Васильевича.

— Знаешь какая обязанность на меня Господом возложена? — отмахнулся рукой от Суворова Иегудиил.

— Говорил уже. Нормально у меня с памятью. Ты, святой отец, славитель Бога, укрепляющий трудящихся для славы Божией и ходатайствующий о воздаянии им за их подвиги и труды, споспешник и наставник в работе, заступник в пути, помощник нуждающимся в чем-либо ради славы Божией.

— И что получается, чадо? Ты избил — обидел душу, которую я защищать обязан. Что с тобой делать мне? Советам моим ты не внемлешь и в Гиену Огненную отправить тебя прав у меня нет. Что мне делать? — Хорошо хоть руки Дед Мороз не заламывает, уж больно театрально бы получилось.

— Отправь меня на Землю…

— Ого! Точно этого хочешь⁈ И в какое же время? В двадцать первый век, в двадцатый, в девятнадцатый? Не могу. Везде тела уничтожены. Не бережёшь ты, чадо, тело, что тебе создатель вручил.

— Бог же всесилен?

— Я не бог.

— Ну, в восемнадцатый, по порядку получается.

— В восемнадцатый⁈ — архангел опять брови косматые свёл, но не грозно — задумчиво.

Улыбка, когда брови встали на место, появившаяся на челе бородатом Иегудиила, Брехту не понравилась.

— Эй, эй, ты чего задумал⁈ — вскинулся он.

— В восемнадцатый. Быть по сему. Удачи.

Событие второе

Если бы деньги, минуя промежуточную стадию, сразу превращались в головную боль и пустые бутылки, никто бы и не пил…

Трещала голова. Не болела. Болит не так. Именно трещала. Как вот если взять доску, чуть надпилить её, и через колено. Хрясь! И доска с треском разваливается на две половинки. Вот так трещала. В мозгах что-то с треском ломалось, рвалось. Иван Яковлевич хотел глаза открыть и осмотреться, но в последний момент передумал. Сначала решил проверить содержимое рвущихся и трещащих мозгов. Проверил. А там голый Васер. Нет ничего кроме треска. Брехт запаниковал и решил было глаза открыть, чтобы хоть какую информацию получить, куда это его Иегудиил запулил. И опять передумал. Попытался про три предыдущие жизни вспомнить. Сквозь треск вспомнилась молодость в СССР, потом так же отчётливо жизнь в тридцатых годах. Катя — Куй. Как там она, успела ли сбежать в Америку? Как там Блюхер младший? Светлов? Эх, может надо было проситься в себя же, но за несколько часов до перестрелки. Отсиделся бы в лесу несколько дней, а там война и его восьмая армия обрушила бы левый фланг гитлеровцев. Если и были у кого планы его грохнуть, то такой успех их бы похоронил.

Ну, теперь уж чего. Отлично всплывали в памяти и приключения в теле князя Витгенштейна. Тоже можно было за несколько даже минут до гибели попроситься. Шальное ядро защитников Парижа такую классную карьеру прервало. Вполне мог стать императором. Откусить можно было у Пруссии и Франции немецкие земли и добавив север Италии создать замечательную империю.

Ладно, потерявши голову по волосам не плачут. Дал же архангел Иегудиил ему ещё один шанс и даже торговаться не стал, все прежние знания и умения в голове оставил. Осталось только выяснить в чьей он голове и почему эта голова трещит? Иван Яковлевич вновь попробовал через трещащую преграду пробиться к знаниям реципиента и опять не получилось.

— Твою налево! Кристалл! — Брехт открыл глаза и огляделся.

Он лежал в кровати. В перинах. Роскошные такие, до половины тело было в них погружено. Потолок над головой дощатый, побелен известью или мелом. Стены кирпичной кладки и тоже побелены. Только побелку давно не обновляли, и она местами вытерлась, открывая красно-чёрно-коричневый кирпич для осуждающих взглядов. Хотя таких мест было не очень и много, комната была метров пять на три и большую часть стен занимали гобелены. Старинные, толстые и пыльные. На них ещё просматривались какие-то сценки с рыцарями и барышнями полуголыми, но выгорели и выцвели краски прилично, так что разглядеть что либо, было сложно.

Брехт решил осмотр недвижимости пока прекратить и заняться движимостью. Потрогал голову больную. Цела вроде ни бинтов, ни шишек, ни шрамов. Волосы длинные и на ощупи сальные. Если голова цела, то может с похмелья колбасит? Пальцем одним Иван Яковлевич залез в рот и проверил зубы. Считать не стал, но на первый ощупь все на месте и даже не болят. С учётом того, что век, если архангел не обманул, восемнадцатый, то с зубными врачами тут не просто. Пётр вон был любитель зубы рвать, интересно, а вставлять он тоже пытался? А чего, взял молоток и забил гвоздик небольшой с фигурной шляпкой в десну. Вкручивают же в будущем на шуруп, чем гвоздь хуже. Если Пётр жив, то нужно ему предложить.

После зубов пальцы шаловливые переместились пониже, ощупали покрытый двухдневной щетиной подбородок. Ну, зря волновался. Не в женщину Иегудиил запулил его душу. Тогда чего хитро-ехидно улыбался? Пальцы прошлись по груди. Ничего кроме шёлковой рубахи. Длинной. Это самое она скрывала. Но там чего-то было. Это получается, он в ночнушке мужской спит. Так семнадцатый век. Все сейчас так спят. Ощупывать ниже живота новое тело Иван Яковлевич не стал. И рубаха длинная мешала и чувство какое-то брезгливое. Вроде как чужого мужика за всякие места хватать стрёмно. Нужно сначала привыкнуть к новому телу. А вот живот потрогал, собрал жировую складку. Ссука! Складка приличная. Толстенький попался реципиент. Ничего, зарядки, пробежки, тренировки и прочие марш-броски пузико и разные другие излишества изведут. Что ещё? Точно. Главное забыл. Брехт потрогал бицепс у своего нового тела.

— Ешки — матрёшки! Корюшки — сапожки. Где, блин, мышицы? Ляськи-масяськи! Это чего за кисель? — Брехт тяжко вздохнул и стал из объятий перины выгребать. И мышицы ему в этом совсем не помогли. Пришлось перевернуться на пузу и сползти ногами сначала на пол. Холодный! Потом встать на колени. Больно. И голова совсем на пополам разломилась. Даже пятна радужные перед глазами пошли. Иван Яковлевич сел на ноги и глаза прикрыл. На секунду мысль промелькнула в больной голове, что можно позвать кого на помощь.

— Ну, да. На каком языке и кого? Кристалл нужен, — Брехт отдышался и глаза вновь приоткрыл.

Свезло. В первый раз повезло. Синий кристалл уже рассыпался в голубые крупинки и все они горкой небольшой кучно лежали прямо перед ним.

Бабах. Дверь чуть не ногой отворили и на пороге показался мужик в кафтане коротком коричневом, высоких сапогах и с сивым кудрявым париком на голове.

— Guten Tag, Herr Büren. Ein Bote von der Herzogin von Anchen ist gerade angekommen!

— Чё⁈

Событие третье

Любое варенье станет вкусным, если сделать из него самогон.

Я понял, что такое живая и мертвая вода… Мертвая вода — это вчерашний дедов самогон, а живая — это сегодняшний дедов рассол.

Шампанское и дамы — это вам не самогон и бабы!

Голова соображала… Она ворочала колёсиками и прочими шестерёнками плохо смазанными, и они скрипели, пробуксовывали и болели. Потому процесс шёл не быстро. Язык был немецким, и Брехт его знал. Даже два с половиной немецких знал. Один — это литературный. Учил же и в школе, и в институте и потом ещё. На четвёрку, в общем, знал. Второй достался от Штелле, который присвоил себе фамилию Брехт. Это был язык выходца из Эльзаса восемнадцатого века и настолько отличался от литературного, что использовать его почти невозможно было. Третий, который довольно сильно похож на эльзасский, был баварский. Он же рулил Баварией, вот и занимался с преподавателем языком, да ещё и глубокое погружение в среду. Только всё это длилось не сильно долго и освоил тоже на четвёрку.

Это был совсем другой немецкий. Он отличался от остальных, как болгарский, скажем, от русского. Так, знакомые слова проскальзывали. И он был странным. Словно латыш какой выучил хреново немецкий. Гласные растягивались, и говорил при этом мужик в парике ещё и медленно, словно подбирал слова. Может, для него этот немецкий тоже не родной.

Однако Иван Яковлевич понял, хоть и с трудом, что ему сказал вошедший. Он, оказывается — хер Бюрен и какая-то герцогиня Анхен прислала гонца. И чего? Мужик продолжение своего рассказа забыл, наверное. Стоял и пучил глаза в угол.

Мать — перемать. Надо выгнать товарища и проглотить голубой порошок, а то влипнешь тут в какую непонятку, решил, наконец, Брехт. Ещё бы знать «КАК»?

— Шнапс. — Иван Яковлевич, щёлкнул пальцем по горлу. Побриться нужно.

— Вас?

— Еin Glas! Шнель! — Брехт старался говорить неразборчиво и медленно одновременно и схватился ещё руками за голову, показывая, как ему хреново.

Коричневый мужик покачал головой из стороны в сторону, то ли хотел сказать, что не будет тебе, хер Бюрен, водки, то ли осуждая приём стакана шнапса со сранья, не почистив даже зубы. Ай-я-яй!

— Айн глааас шнааапс. — Хер Бюрен снова себя за голову схватил.

— Das ist nicht gut! — возопил товарищ в парике и выскочил за дверь, со всей силы ею хлопнув.

— СССССука!

От образовавшегося порыва ветра голубые кристаллы смело под кровать. Опять, как и в прошлый раз, потеряются. Хорошо хоть лужи с блевотиной нет.

Привычными движениями Брехт стал щепотью собирать кристаллики и в рот засовывать. Хотел даже, как в тамбуре вагона нагнуться и слизывать их прямо с пола, но одно открытие его от этого действа отвратило. Открыл Иван Яковлевич трупик таракана, что находился под основной массой не просыпавшихся под кровать голубых крупинок. Нет, он не так чтобы уж совсем брезгливый человек и яблоко с земли поднимет и съест. Но… лизать тараканьи трупики — это перебор. Потому дело продвигалось медленно. Брехт еле успел разделаться с теми кристалликами, что не занесло под кровать, когда за дверью затопали сапоги и давешний мужик в кафтане и парике, пинком открыв дверь, вломился в комнату. В руках он держал поднос. Настоящий. Чуть ли не Жостово. Правда, из дерева, но цветочками расписанный. На подносе стояла керамическая коричневая чашка. Блин. Может тут и нет стаканов-то? Брехт мысленно выругался. Всё же восемнадцатый век и со стеклом должно быть не всё просто. Дорогое удовольствие?

Пришлось встать с колен. Кристаллики голубые ещё только начинали работать и мысли в голове путались, а ещё она болела. Прямо бооолееелааа! Хер Бюрен приземлил довольно пухлый зад на перину и протянул руку. Тряслась. Не так чтобы ходуном ходила, но тряслась. Вот же Иегудиил сволочь подсунул жирное тело какого-то алкоголика с трясущимися руками.

Иван Яковлевич под осуждающим взглядом мужика в кафтане коричневом снял с подноса коричневую же чашку и глянул в неё. Там была непонятного цвета жидкость. Не белого, но мутного. Брага что ли? Брехт мысленно перекрестился. Побоялся ошибиться. Чёрт его знает, православный он или лютеранин, а может вообще католик. Ещё не с той стороны начнет крестное знамение делать. Выдохнул и опрокинул в себя это пойло.

Шнапс, самогон или ещё какая-нибудь гадость обожгла горло, то есть градусов было прилично. И тёплым комком провалилась в желудок. И сразу тепло это хлынуло по всему телу. Через несколько секунд и до головы добралась волна. Смыла головную боль и мозги промыла. А тут и первые кристаллики подействовали.

Бюрен⁈ Да ничего подобного он…

Ну, спасибо тебе, Иегудиил. Удружил, гад бородатый.

Глава 2

Интерлюдия первая

Монархия монархии рознь. Есть наследуемая монархия, а есть выборная. Когда некий и сам выборный, или какой другой, круг людей выбирает себе монарха. И самый яркий пример этому, конечно, Польша, где сейм выбирает монарха столетиями. Ну, выбирал, понятно. Только Польша — это не единственная страна с такой системой правления. Просто она поблизости и выборы короля там сопровождаются почти всегда эксцессами, и потому нам она больше остальных стан известна.

И эта болезнь заразна. Взять южного соседа Польши — Священную Римскую империю немецкой нации, где император избирался семью курфюрстами. И в северном соседке Речи Посполитой — Швеции неоднократно короля выбирали. Заразили поляки и Московию. Россию. Тут следует сказать, что в Польше к выборной системе перешли не с бухты-барахты, а потому что династия Ягеллонов прервалась. Пришлось ляхам поскрипеть мозгами над тем, кто станет преемником. В 1574 году впервые в стране были проведены выборы, на которых победила кандидатура французского принца Генриха из династии Валуа.

Почти в то же самое время, всего на десятилетие позже зараза эта перекинулась и на Россию. Умер Иван Грозный. Оставил, как и положено, завещание. Маленький нюанс. В завещании всё передаётся Ивану. Задача? То ли убил сына, то ли всё врут календари, но Ивана нет. С этого и начались выбора царя в стране. Собрали Земский собор и выбрали единственного живого сына Ивана — Фёдора. Фёдор был челок болезненный и помер детей и наследников не оставив. Династия прервалась. И в 1598 году история повторилась — пришлось созывать Земский собор, чтобы выбрать нового правителя. Не просто получилось и прения с вырыванием бород, и яростные споры, и интриги всякие, но победил в итоге царский шурин Борис Годунов.

И поехало. Там кого только не навибирали, даже польского королевича Владислава. В конце концов на троне оказался Михаил Романов. Тут стоит заметить, что прав на престол у него было почти столько же, что и у Годунова. Царь Фёдор был женат на сестре Годунова Ирине, а Патриарх Филарет — отец Михаила Романова был племянником Анастасии — жены Ивана Грозного. И не просто жены, там их много было, а той, которая родила и Ивана, и Фёдора.

Итак, выбрали царём Михаила. И начались выборы ему жены. Там куча всяких интриг с отравлением и прочими ужасами. Но до тридцати лет царь был женихом видным, на самом деле бездетным вдовцом. При очередном «выборе» женился на служанке одной из невест — Евдокии Стрешневой. И как давай навёрстывать. За двенадцать лет Евдокия родила десять детей. Пулемёт прям. Почти все умерли во младенчестве. Из мужеска полу остался один Алексей.

Есть мнение, что смертность в царской семье столь велика из-за свинцового водопровода, что провели тогда в Кремле. Травились самодержцы свинцом. Как сейчас проверить, но скорее всего ерунда. Царевна Татьяна — младшая сестра Алексея Михайловича Тишайшего прожила семьдесят лет и её не убил свинец.

У царя Алексея, который прожил сорок семь лет, было две жены и шестнадцать детей. От первой Марии Милославской тринадцать. Тут и свинца не надо. Заездил женщину Тишайший. Вторая жена Наталья Нарышкина родила троих. В том числе и Петра.

Вернёмся к Милославской. Многие дети тоже умерли во младенчестве, в том числе два пацана Дмитрий и Алексей. Потом родился Фёдор, который немного побудет царём. Следом мальчик Симеон. И тоже умрёт рано. А вот следующим мальчиком будет Иван. И что интересно, опять все мальчики болезненные, а девочки вполне себе живут и до старости многие доживают.

После кончины Фёдора на престоле Российском оказываются сразу два царя — Иван и Пётр. Можно их появление вдвоём тоже выборами считать.

На внуке Петра I — Петре II — сыне царевича Алексея, которого не успели казнить, сам в темнице помер, наверное, мужская часть династии Романовых прервалась.

И снова выборы. Тайный совет выбрал Анну Ивановну — вдовствующую герцогиню Курляндскую — вторую дочь царя Ивана.

Девок, из которых можно было выбирать было пять. Три дочери Ивана и две Петра. Позже о них. Не выбрали же. Чуть об Анне.

Царевна Софья нашла братику Ивану высокую и статную жену. Прасковью Салтыкову, да и отправила молодых в Измайлово, где построили вычурный деревянный дворец. Оставила молодых на природе размножаться. И не пошло. За пять лет больной и умственно и телесно Иван потомством не обзавёлся. А потом вдруг «господь смилостивился» и дети хлынули, как из рога изобилия. И все девки. 4 июня 1690 года царица Прасковья родила Феодосью, 29 октября 1691 года — Екатерину, 28 января 1693 года — Анну и, наконец, 24 сентября 1694 года — Прасковью. Злые языки поговаривали про сердечного друга царицы — немца-учителя Иоганна Христиана Дитриха (иногда Иоанн-Христофор-Дитрих) — старшего брата Андрея Остермана, а другие указывали на то необыкновенное влияние, которое при дворе вдовой Прасковьи Федоровны имел никому неизвестный своими ратными подвигами стольник Юшков.

Дела давно минувших дней. Есть одно «но», по запискам иностранных дипломатов у девочек разный цвет волос. Генетика. Каких только чудес не бывает.

Есть и вполне заслуживающее доверие событие. Под управлением Юшкова хозяйство в вотчинах царицы шло плохо. Уплаты велись неаккуратно, приказчики воровали, крестьяне досаждали царице жалобами. К своим сослуживцам Василий Алексеевич Юшков относился крайне грубо и пренебрежительно. Из-за этого у него постоянно происходили ссоры с другими подьячими царицы. Один из них, Василий Деревнин, пытался шантажировать Юшкова письмом к нему царицы, которое было написано шифром и якобы содержало важные тайны «государева дела». Там дальше долго всё тянулось с пытками и самого Деревянина и его родичей, а закончилось неожиданно. Дело дошло до Петра Великого. Письму царицы Прасковьи, скорее всего, заключавшему в себе только интимные подробности, касавшиеся отношений женщины к её фавориту, не было дано дальнейшего хода, и само оно из дела было изъято. Только хэппи энда не получилось. Следствие обнаружило много тёмных дел Юшкова, который из-за этого, несмотря на горячее заступничество царицы, был сослан в апреле 1723 года в Нижний Новгород.

Детство будущей Анны Иоанновны проходило в Измайлово. Это такой кусочек рая и старины в бурном море петровских преобразований. Ещё во времена царя Алексея Михайловича в Измайлово было разбито опытное дворцовое хозяйство. Яблоневые, грушевые и вишневые и даже абрикосовые сады, благоухающие весной и обильно плодоносящие летом, окружали берега двадцати прудов — Просяного, Лебедевского, Серебрянского, Пиявочного и прочих. В этих прудах водились огромные стерляди с золотыми кольцами в жабрах, которые, как замечал историк Семевский, были надеты ещё при царе Иване IV Васильевиче, и что эти рыбы привыкли выходить на кормежку по звуку серебряного колокольчика. Живут ли по полторы сотни лет стерляди? В оранжереях усадьбы росли тропические растения и заморские тюльпаны. Царь Алексей Михайлович разбил в усадьбе тутовый сад и плодоносящий виноградник. На полях вокруг Измайлова выращивали злаки, в том числе и из семян, привезенных из-за границы, ещё был большой птичник и зверинец. Даже страусы были. Во дворце имелся придворный театр, в котором ставили пьесы, играл оркестр и, как пишет иностранный путешественник Иоганн Корб, побывавший в Измайлове в самом конце XVII века, нежные мелодии флейт и труб «соединялись с тихим шелестом ветра, который медленно стекал с вершин деревьев».

В раю прошло детство Анны Иоанновны. Именно она и стала последним выборным монархом России. Конечно, Елизавета, Екатерина II и Александр I уселись на трон не совсем законными методами, но это уже были дворцовые перевороты. Переворот и выборы — разные понятия.

Событие четвёртое

Никто не умирает добровольно. Нас всегда подталкивает к этому кто-то живой и кто-то мёртвый. Вот почему мы нуждаемся в мёртвых и храним их в ящиках.

Борис Виан — французский писатель

Воспоминания прежнего хера Бюрена навалились снежной лавиной на Ивана Яковлевича. Он даже плюхнулся назад на перину. Вот это попал!!! Ну, спасибо тебе, Иегудиил. Удружил, гад бородатый.

Брехт прикрыл глаза. Знакомое уже состояние. Словно с полок библиотеки срывают закрывающие их до этого шторы. Сначала сами полки появляются, словно светлее делается в комнате, потом постепенно становятся видны корешки книг, стоящие на них плотными рядами. Следом на корешках проступают надписи. И потом одна за одной эти книги раскрывают своё содержание. Голова опять загудела и затрещала от обилия обрушившихся на неё знаний. Длилось это примерно пару минут. А потом боль и треск отступили. И Иван Яковлевич стал обладателем большей части знаний реципиента. Там, под кроватью, осталось немного голубых кристаллов, но это уже не критично. Что-то из детства и юности. Главное он теперь знает, в том числе и этот, четвёртый для него, немецкий язык.

Он в Курляндии или в Курземии, или в герцогстве Курляндском и Семигальском. Курляндия — это, если дословно переводить, означает «Земля куршей». Курши — это народ, который потом в латышей превратился. Даже точнее можно сказать, он в старом Митавском дворце герцогов курляндских, и он управляющий леном герцогини Анны. А зовут реципиента Карл Эрнст Иоганн пока Бюрен. Через несколько дней в Реальной Истории этот товарищ себе фамилию сменит. Станет называться Бироном. Тщеславие. Бироны — это древний род французских аристократов — герцогов. Вот этот прохиндей и придумал версию, что курляндские Бюрены дальние родичи известного французского дворянского герцогского рода, который дал Франции несколько маршалов. Вроде и сейчас один из этого рода маршал.

Реципиент придумал герцогский род, а народ придумает ему биографию, возведя в конюхи или торговцы. Самое интересное, что он, значит, конюх, а два его родных брата, что сейчас служат при Российском дворе, ну или будут служить, один подполковник и командир Измайловского полка, а второй целый генерал, а впоследствии так вообще генерал-аншеф, не из конюхов, а из дворян. Нестыковочка.

Ладно, пусть болтают. Их проблемы. У него теперь своих до чёртиков. Казалось бы, молодец архангел. И время, и место для попаданца — лучше не придумаешь. Он — всесильный фаворит, и Анна настолько подмяла в Реале Россию под свои хотелки, что всяким Сталиным только завидовать приходится. И она выполняет любое его желание. Всегда поступает, как хочет Бирон. И все министры будут к нему на поклон ходить, чтобы он делу ход дал. Чего ещё желать? Прогресорствуй на здоровье. Никто препятствий чинить не будет. Помогать будут с радостью, хвост задрав.

А ещё замечательное международное положение. Всего две войны. Одна непонятно с кем на территории Польши, с Францией в основном. Но той Франции там несколько сотен человек. Да, даже тысяча. Десант на кораблях пришлют. Есть ещё разрозненные отряды поляков, против армии — хрень. И отличный повод пограбить панов. Вторая серьёзней. С Турцией. И она несмотря на успехи первоначальные в Реале обернётся пшиком, французы подсуетятся и Австрияки, как всегда, предадут. Ну, это они с Брехтом не сталкивались. Ах, да там ещё Миних положит небоевыми потерями сотню тысяч солдат русских. Так Миниха можно грохнуть, а войско послать на юг более подготовленным и с совершенно другими задачами. Нужен геноцид. Нужно ужас вселить во врагов и друзей. Выжженная земля нужна. Только людей не убивать, а в полон угонять и заселять ими пустующие земли в Сибири и Северном Казахстане.

Кстати, Миниха нужно грохнуть сразу. Именно он арестует после смерти Бирона и на двадцать лет его в ссылку отправит. Там есть интересный нюанс, когда Елизавета совершит переворот дворцовый, то отправит Миниха в ссылку. А Бирона в Ярославль из Сибири вернёт, и они встретятся по дороге. Классно, наверное, поговорили. Сибирь? Чего кадрами разбрасываться, нужно Миниха отправить губернатором Камчатки. Когда ещё Беринг туда доберётся? Пусть Миних строит Петропавловск-Камчатский. Насчёт Беринга тоже нужно подумать. Нормально экспедицию снарядить, чтобы от цинги не умирали. Выдать им с собой несколько мешков чеснока.

Вообще, Брехт и без голубых крупинок прилично знал всякого про Бирона. Даже видел его. Не совсем его. Мумию. Бирона забальзамирует сын и поместит в семейную усыпальницу в Митаве. Брехт, как-то в будущем, был на экскурсии в Риге, и их возили на автобусе в Елгаву, так потом этот город будет называться. И в усыпальнице показывали некрополь герцогов Курляндских и рассказывали интересную историю про сам некрополь и мумию Бирона, а до кучи много чего и про самого Бирона. Точных цифр Иван Яковлевич не запомнил и имён, но сама история и без них жуткая и интересная.

Бирон умер очень старым, за восемьдесят лет было, в Митаве, где и завещал себя похоронить, что согласно его завещанию сын и сделал, тело «тихо и без роскоши» захоронили в подземелье Митавского дворца, в родовой усыпальнице. Первоначально герцог покоился в деревянном гробу, но через десять лет, когда скончалась супруга Бирона, их сын Петр заказал родителям медные саркофаги. Он был лет на десять старше жены Бенигны Готлибы. Тоже долгожительница, получается.

Сама усыпальница была устроена в цокольном этаже Митавского дворца, построенного Растрелли, специально, как парадная городская резиденция герцогов Курляндии и Семигалии. Сам реципиент и отправил Растрелли за казённый счёт дворцы в Курляндии строить.

Медный саркофаг Бирона в длину почти три метра и опирается на шесть львиных фигур из позолоченной меди. На крышке гробницы — герб Курляндского герцогства. А в саркофаге находится дубовый гроб, обитый черным бархатом и украшенный бахромой из позолоченного серебра. Тело Бирона было по приказу сына мумифицировано, что позже позволило показывать легендарного герцога посетителям гробницы, забальзамированные останки Бирона были облачены в бархатный коричневый кафтан французского покроя, на груди — нашитая Андреевская звезда. Лицо у мумии сохранилось отлично. Поврежден только нос, и то немного совсем. Кончик его, очевидно, оторван. Бархатный кафтан и исподнее платье от времени значительно потускнели и полиняли. Голову покрывает белый парик. Крючковатый нос придаёт его продолговатому лицу резкое, ястребиное выражение, сохранившееся и после смерти.

Брехт, вспомнив экскурсию, даже хотел встать и в зеркало посмотреться. Передумал, не всё хорошо с зеркалами, да и не худое лицо сейчас, не восемьдесят лет Бирону, а около сорока. Вон пузо какое. Смешно. Перед этим попал в немца с орлиным носом и красавчика высокого и теперь опять и немец, и высокий, и с орлиным носом. Специально Иегудиил выбирал, гад.

Дальше экскурсовод и рассказывает жуткую историю.

Бывший регент Ивана Антоновича, хоть и не на долго совсем, но всё же бывшего императором Российской империи, и после смерти не нашел покоя — в 1919 году усыпальница пережила погром, устроенный коммунистами и солдатами. Существует свидетельство, что большевики расколотили все гробы, даже детские, выбросили оттуда все кости и забальзамированных Бирона и Якоба Кеттлера и всячески глумились над трупами. Бирона раздели, в черепе у левой брови пробили отверстие, чтобы закрепить каску, надели им немецкие шлемы, вставили папиросы в рот, в руки всунули красные флаги. После освобождения Митавы от большевиков гробница долго оставалась открытой. И только спустя месяц «белые» сложили опять все кости в гробы и замуровали гробницу. На экскурсии им потом показывали фотографию. Фотография старая и сохранилась плохо, но на ней можно разобрать: высохшая кукла Бирона стоит во весь рост у стены: на голове немецкая каска, в провале рта — трубка, по бокам два хохочущих солдата. Когда «красные» жгли Митаву, тело Бирона валялось на обледеневшей земле перед пылавшим дворцом. Потом его подобрали и снова водворили в кладовую.

Обидно, понимаешь. Нужно в этот раз написать Петру в завещание, чтобы похоронили в земле, как и положено. А ещё лучше сожгли и захоронили только прах — пепел. Не хочется, чтобы даже над трупом издевались.

Петру⁈ А ведь и жена и Петр с дочерью сейчас в соседней комнате и им пора, как и ему, впрочем, собираться в Москву.

Глава 3

Событие пятое

Муж хотел завести любовницу… я отговорила — мол «дорого, не потянем»… Лучше я заведу любовника… лишняя копейка в доме не помешает.

— Карл, — Брехт сфокусировал взгляд на стоящем истуканом дворецком, — Карл, давай одеваться. Вели принести дорожную одежду. Ну и команду дай, пусть начинают кареты готовить. Да, и ещё, жене скажи, пусть собирается. Детей тепло оденьте. Дорога длинная и холодная.

Истукан с подносом кивнул и удалился, как-то смешно ноги переставляя. Видимо что-то с коленями? Артрит? Шёл, как на ходулях, прямые ноги вперёд выбрасывая. Артрит, точно. Жалуется же всё время слуга на погоду. Неправильный обмен веществ. Стоп.

Брехт опять сел на перину. Мысль прямо пробила голову. Цепочка выстроилась. Анна Иоанновна, она же Анхен, умрёт через десять лет от камней в почках. Потом сделают вскрытие и найдут в почке огромный камень на коралл с острыми концами похожий. Именно этот камень и сделает из Анны Иоанновны наркоманку в конце жизни, медики будут в качестве болеутоляющего опиумный отвар давать. Он её потом и убьёт.

Следующее звено этой цепочки — знание самого Брехта. У него тоже были камни и ему прописали отвар Марены Красильной пить. И ведь помогло. И дальше звено цепочки. Это уже от князя Витгенштейна. Он заставил весь Кавказ выращивать Марену Красильную. Не как лекарство от камней в почках, а как краситель дорогой и востребованный. Сотнями тысяч рублей потекли денюшки, в том числе и в его карман. И последнее звено. Сейчас 1730 год, а значит сейчас Российская империя владеет на Кавказе огромными территориями, которыми больше не будет владеть никогда. Сейчас Каспийское море, по существу, внутренне море России. В 1723 году заключён, так называемый Петербургский мирный договор с Персий. К России отходили южное и западное побережья Каспийского моря с Дербентом, Баку, Рештом и провинциями Ширван, Гилян, Мазендеран и Астрабад. То есть, всё южное побережье Каспия до самой Туркмении с юга. Да, шах поменялся и новый, вроде как, не подписал договор, но зато он признан Турцией. Это важней. Персы сейчас погрязли в междоусобице. Им не до войны с Россией. Россия руками Остермана сама отдаст назад Ирану эти земли по Рештскому 1732 года и Гянджинскому 1735 года трактатам, чтобы заполучить союзника в войне с Турцией. И те предадут. Получат назад иранцы земли и замирятся с Портой. Точно так же, как и Австрия. Именно из-за предательства австрияков пятилетняя война, унёсшая кучу жизней и денег, закончится пшиком. Россия получит назад Азов, но там нельзя будет строить крепость и малюсенький кусочек Украины — дикое поле без населения почти.

Сейчас всё это ещё легко можно исправить. Главное не допустить к этому делу Андрея Ивановича Остермана. Или, по крайней мере, дать чёткие указание, чего нужно делать, а чего не нужно. И обязательно, как можно быстрее, надо наладить снова на Кавказе производство Марены Красильной. Срочно по прибытии в Москву необходимо отправить за ней отряд на Кавказ в Дербент. Пусть привезут и сушёные корни и живые в горшках. А потом убедить Анну пить отвар в виде профилактики.

Стоп. А вот интересно. Всех немцев в России переименовывают. Остерман же никакой не Андрей Иванович он Генрих Иоганн Фридрих. Бурхард Кристоф фон Мюнних станет Христофором Антоновичем. Витус Ионассен Беринг превратится в Ивана Ивановича. И ничего не известно, как переименуют Бирона. Никто же не будет его называть Карл Эрнст Иоганн. Как-то же к нему должны обращаться при дворе? Или будут? Единственное исключение⁈

— Нужно самому придумать, — вслух сказал Иван Яковлевич и всё же поднялся с кровати, подошёл к окну. За окном мела метель. Стучалась прямо в заиндевелые окна. А ведь весна уже. Чудит погода.

И как же обозвать себя? Эрнст Иванович? Хрень. Эдуард Иванович? Да, тоже хрень. На какое имя русское похоже имя Эрнст? И опять интересно. Гид в усыпальнице говорил, что дочь перейдёт в православие и станет Катериной Ивановной. Может тогда и он Иван? Иоганн же. Замечательно. Он сын Карла фон Бюрена. Получается Иван Карлович. Нет, не звучит. «Карлович» немецким сразу отдаёт. А чего, пусть будет Иван Яковлевич. Какая разница русским, как немецкое имя исковеркать.

— Эрнст! — в комнату чуть скособочившись вошла невысокая женщина.

Вот! Вот, мать его, этого Иегудиила… А интересно, у ангелов и прочих архангелов есть матери? Откуда-то же они берутся? Ладно, при следующей встрече нужно выяснить, отметил себе Брехт и внимательней осмотрел вошедшею женщину. Невысокая, где-то чуть больше метра шестидесяти, сутулая, и ещё чуть правое плечо ниже левого, из-за чего женщина ходит с наклонённой головой и сутулится ещё больше. Не горбатая, как напишут потом в википедиях, просто такая осанка. И страшная, как ядерная война. Она спокойно со своим крючковатым длинным носом может бабу Ягу без грима в кино играть. Серые волосы затянуты сзади в шишку. Волосы жиденькие. Вот один из двух подвохов Иегудиила — у него самая страшная в мире жена. Бенигна ГотлибаТротта фон Трейден была фрейлиной Анна Иоанновны. Почему была, она и сейчас фрейлина. И Анна уговорила Бирона, чёрт бы его побрал, жениться на ней, чтобы скрывать их с Анхен, чёрт бы и её побрал, интимные отношения.

Страшная жена — это первая пакость, которую ему архангел подстроил. Есть и вторая. Обычное дело — страшная жена, когда женишься по необходимости. При этом потерпевший, так сказать, заводит себе красивую любовницу в этом времени. И опять облом. У Бирона самая некрасивая любовница из возможных. У него — Анхен. Бабище ростом 182 сантиметра, на голову возвышающаяся над аборигенами и в ней за сотню кило. И страшная физиономия, и усы ещё. Твою же налево. И с этими двумя квазимодами ему теперь по очереди спать⁈ Да, удружил Иегудиил.

— Эрнст, мы уезжаем надолго? — женщина снизу вверх посмотрела на него.

Есть плюсы в выборе Иегудиила. Бирон выше Анны Иоанновны. В нем должно быть все 187 сантиметров. Идёт эдакая парочка по парку, взявшись за ручки, как описывают в книжках, и за ними толпа карликов, а все встречные и поперечные на голову ниже. Прикольно.

— Да, дорогая, мы вернемся сюда только через тридцать с лишним лет.

Событие шестое

Наша история идет по нашему календарю: в каждый век отстаем от мира на сутки.

Василий Ключевский

Прелесть весны познается только зимою, и, сидя у печки, сочиняешь самые лучшие майские песни.

Генрих Гейне

Россия в то время жила по Юлианскому календарю. Хорошо хоть Пётр летоисчисление и начало года перевел на общеевропейский, а то при чтении летописей и прочих исторических документов сам чёрт ногу мог сломить, имело же значение до сентября год или после. Но перевёл. А вот на Григорианский более точный не удосужился. Но уже переводить проще. Добавил тринадцать и получил новый стиль так называемый. Хрен там. Тринадцать дней — это не догма. Там ведь в чем цимес, каждый год сколько-то секунд набегает, и чтобы их компенсировать придумали такой ход — каждый високосный год, который кратный 400 не високосный. Ну например: ближайший 1700 не имеет 29 февраля в календаре. У всего мира нет, а у России есть. Значит, путем простейших вычислений имеем, что в 1730 году календарь отставал не на 13 дней, а на одиннадцать. Впереди ведь 1800 год и 1900. А 2000? Нет 2000 кратен 400, а потому был високосным. Потому 14 января будет Новым годом «Старым» только после 2100 года. Попробуй, доживи.

К чему это? 10 (21) февраля Анна прибыла в подмосковное село Всесвятское. Князь Василий Лукич Долгоруков, строго соблюдая решения Тайного Совета, от самой Митавы вёз будущую императрицу, как пленницу. Он всю дорогу находился с ней в одних санях и бдил, несмотря на все неудобства с этим связанные, а по прибытии во Всесвятское не давал возможности ей остаться наедине со своими подданными.

Неудобства были. Анна Иоанновна решила взять в дорогу, очевидно, чтобы не скучать, годовалого сына Эрнста Иоганна Бюрена Карла Эрнста. А чего, две недели ехать, скучно же. А так классно же — ребёнок плачет, пачкает пелёнки, требует подмывать себя и кормить. И часто это делает и ночью тоже. Не грудной, конечно, но всё же. Сплошные развлечения все две недели. Не спорят же о вкусах.

И после этого кто-то ещё будет сомневаться — чей сын этот самый Карл Эрнест. А ну да, он сын Бирона. Всей же Митаве известно, что государыня неожиданно полюбила платья балахоны, а жена Бирона прятала под своими платьями всё увеличивающуюся подушку. И шила в мешке и подушку под платьем не утаишь.

Верховники хотели держать Анну чуть ли не под домашним арестом, но прилетели сёстры и не пустить их — государынь к будущей императрице ни у кого духу не хватило. Они и поведали Анне все Московские политические расклады. Понимая, что всё рушится у них и дворянство ропщет и гвардия, члены Тайного совета поспешили перевезти Анну в Москву. И вот 15 февраля или 26 по новому стилю въехала она в Москву, где войска и высшие чины государства в Успенском соборе присягнули государыне. Присягнули с учётом кондиций, не было упоминания о самодержавии. Пять дней Москва после этого бурлила. Закончилось это тем, что подстрекаемая родственником Анны — Салтыковым, которого Анна возвела в генерал-майоры, гвардия взяла на понт и на голос Верховников и дворян. Всем вдруг показалось, что в России должен быть неограниченный никакими кондициями монарх. Обе партии пошли на попятную и под злыми взглядами и разинутыми в крике ртами гвардейцев стояли молча, когда Анна Иоанновна кондиции рвала. Как результат: 1 (12) марта 1730 года народ вторично принёс присягу императрице Анне Иоанновне на условиях полного самодержавия.

И в этот же день гонец отправился в Митаву с письмом к дорогому другу Эрнсту Бирону с просьбой… с повелением… С приглашением срочно с женой и остальными детьми прибыть в Москву.

И причём тут старый и новый стиль. А при том, что шестнадцатого марта или 27 марта по современному календарю 1730 года, когда Брехт с семейством выехал из Митавы, началась весна и распутица. Анна добиралась в санях по снегу и хорошимдорогам две недели. Иван Яковлевич в двух каретах по раскисшим дорогам, в сопровождении трёх конных преображенцев, тоже проделал этот путь за две недели. Только чего это стоило. Половину дороги они с Карлом и двумя солдатами Преображенского полка, что были за ним посланы, толкали кареты, вытаскивая их из колеи. Офицер — старший у преображенцев — поручик Иван Салтыков (тоже, видимо, родственник) первые дни в грязь не лез, но потом не выдержал, и вынужден был включиться в процесс таскания бегемота из болота.

В литературе Бирона обзывают русофобом. Не активным, а так — бытовым. Бурчал на русских и их порядки, варварами обзывал. Тут и самый завзятый русофил после такого путешествия станет ругать Россию и русских. Грязь в марте холодная. И ты всегда в ней и мокрый. На постоялых дворах мяса не подают. Пост. Подгорелая каша и хлеб из зерна, плохо промолотого с подозрительными чёрными пятнами. Уж не спорынья ли? Туалета нет. Горшок маленький и грязный. Умываться надо на дворе из ведра под мелким нудным весенним дождём. В комнате все насекомые присутствуют. Полный набор. И клопы есть, и вши обоих видов (и головные, и платяные), и тараканы — пруссаки огромные и юркие. Тренированные. А ещё, несмотря на указ самой императрицы, и присутствие Салтыкова зачастую сменных лошадей на станции нет. Сиди жди.

Вдоль дорог вереницы нищих с котомками. Тысячи. Словно вся Россия весной идет побираться. Не хватает хлеба до нового урожая. Один раз в них из кустов пальнули. К счастью, никто не пострадал, а ответный выстрел Бирона сначала, а потом Салтыкова, видимо, обратили нападавших в бегство. По крайней мере, посланные преображенцы в кустах никого не нашли. Только ветки наломаны, чтобы не на сырой земле лежать татям. Засаду с комфортом устроили.

Как после двух таких недель не стать русофобом? Не любил Брехт Петербург с его гнилым климатом. Теперь и Москву ненавидел. Может, попробовать перенести столицу в Ригу. Европейский город и хоть на немного, но ближе к Европе этой. А ещё возможность за несколько веков полностью ассимилировать латышей. Подумать надо.

Событие седьмое

Я люблю подмосковные рощи

И мосты над твоею рекой,

Я люблю твою Красную площадь

И кремлёвских курантов бой.

Марк Лисянский

Встречи с Иоанновной Брехт побаивался. Представлял себе, как эта огромная мужеподобная тётка бросается на него прямо при людях. Обнимашки. Тьфу. Ну с обнимашками ладно. С нею же разговаривать придётся. Конечно, на этот раз все синие кристаллики удалось проглотить, и вся память Бирона при нём, но не сам Бирон. Его манера строить фразы, интонации, их любящее сердце Анхен сразу распознает. Вот уже в дороге жена несколько раз подозрительно на него косилась. И даже вопросы задавала. Отбрыкивался усталостью от тягания карет из грязи и плохим самочувствием. Пришлось кашлянуть пару раз, вот, мол, не до разговоров. Хворый.

Кареты долго петляли по узким московским улицам, пересекающимся каждый раз под неожиданным углом, даже близко 90 градусам не равным. Улицы, как и дорога до этого, замощены не были. На них всё те же глубокие колеи и грязь непролазная. А ещё встречные и поперечные кареты, возки, телеги, толпы шатающихся людей. Пробки самые настоящие. Понятен становится обычай власть придержащих — высылать вперёд своей кареты несколько всадников с плётками, чтобы дорогу расчищали. У никому не известному пока в Москве Бирона такой привилегии нет. Ехали медленно и даже стояли, пропуская других. Немчик приехал, мало ли их немчиков в России.

Наконец выехали через хлипкий деревянный мост на широкую довольно дорогу, которая вскоре влилась в Красную площадь. Да, тут вам не там. Не, не. Там вам не тут. Эта Красная площадь ничем не напоминает, ту красавицу из двадцать первого века. Будучи в прошлое своё попаданство в тело князя Витгенштейна, Брехт уже наблюдал эту картину. Но сейчас всё ещё хуже. Это скорее крестьянский рынок, чем гордость страны. Начать следует с того, что она ничем не замощена вообще. Впервые её замостят, да и то не полностью булыжником в 1804 году. Брехт видел и работы, бывая в Москве, и результат. Булыжник серый и неровный с грязью вперемежку, это совсем не габбро-диабаз, антрацитово-чёрный. Им Красную площадь замостят только в 1930 году. Прямо по грунту, как и сейчас булыжник. Москва же на болотах стоит. Участки дороги будут проседать и вмятины эти и расколотые камни изредка будут менять. Современный вид площадь, точнее её покрытие приобретёт только после 1974 года, когда её сначала зальют бетоном, а потом опять замостят карельским габбро-диабазом. Слышал Иван Яковлевич, что на реконструкцию ушло пять миллионов обтёсанных вручную камней. Не мало.

Сейчас Красная площадь покрыта частично деревянными настилами. Далеко не везде. Они ведут к Никольским и Спасским воротам от улиц Никольской и Ильинки.

Не все ещё минусы. Нет памятника Минину и Пожарскому. Нет красивого здания ГУМа, даже Исторического музея ещё нет. Рынок и непонятные халупы вместо этой красоты.

Кареты повернули к Никольской башне, как раз на деревянный настил въехав, еле видимый, и то местами, из-за покрывающей его грязи. С их колёс тоже грязь осыпалась, глубже доски закапывая. Ворота были закрыты и на карауле стояли семёновцы, легко узнаваемые по своей сине-красной форме.

— Кто такие? Пропуск.

Ну, вот и добрались. Открывай сова медведь пришёл.

Глава 4

Событие восьмое

Хорошо защищен тот город, который окружен стеной из мужчин, а не стеной из кирпича.

Ликург Спартанский

Дом Василия Ивановича Стрешнёва находился по современным меркам от Кремля далече. Аж, на Божедомке. Километра три. По Петровке нужно доехать до современного Бульварного кольца и ещё чуть проехать. Брехт решил на лошади проехаться, взял было в Конюшне высокую каурую кобылку. Которую так «Кауркой» и прозывали. Но не получилось. Анхен увидела из окна и велела слуге передать, чтобы Иван Яковлевич изволил ехать в карете в сопровождении конных Преображенцев. Пришлось ждать, расхаживая около конюшню, время от времени помахивая рукой по прежнему стоящей у окна Анне Иоанновне.

Она и так отпустила от себя Бирона с неудовольствием. Как же, обедать без него, почему не завтра съездить поутру или, вообще, подождать пока канцлер Остерман выздоровеет. А Брехту не терпелось, раз уж до власти дорвался попрогресорствовать. Вызвал к себе Андрея Ивановича, а тот сразу занемог. Подагра. С кровати встать не может. Самое интересное, что это могло быть и правдой, читал Иван Яковлевич, что его на носилках на каторгу в Берёзов отправляли. Ходить не мог. А могло быть и воспалением хитрости. Этот товарищ всегда в ответственные моменты заболевал. Сейчас время непонятное и приглашение фаворита императрицы «поговорить», когда совсем недавно, и месяца толком не прошло, как Указом Анны Иоанновны от 9 (20) апреля 1730 года Иван Долгоруков вместе с отцом Алексеем Григорьевичем и его семейством, а также с молодой женой Натальей Борисовной сослан в Берёзов, с лишением чинов и орденов, также отобраны все поместья у них. Почему бы не поболеть немного, пока всё не рассосётся и не устаканится. Вроде и проявила к нему благосклонность Анна Иоанновна и даже графским титулом пожаловала, но… Как говорится, ночная кукушка дневную всегда перекукует. Тёмная и непонятная личность этот Бирон. Да ещё и сынок у императрицы от него. Может, и не к добру тот «разговор»⁈ Приревновал боров курляндский. А нет. Не боров. Хряк. Раз состоит любовником при Анне Иоанновне, то точно не кастрат.

Ивану Яковлевичу же не терпелось переговорить с Остерманом о кое-каких нововведениях необходимых, и он уговорил Анхен отпустить его на несколько часов проведать и поговорить с умнейшим человеком в России — Андреем Ивановичем. Новоиспечённый граф жил в усадьбе шурина на Божедомке. Андрей Иванович женился на Марфе Ивановне Стрешнёвой, и жил, пока двор пребывает в Первопрестольной, в доме её брата и своего шурина Василия Ивановича Стрешнева, который дослужился к этому времени до чина тайного советника, имел придворное звание камергера и был сенатором. Стрешнёвы — это родственники той самой Евдокии Стрешнёвой, на коей и женился первый Романов — Михаил — прадед Анны Иоанновны.

За столетие Стрешнёвы выстроили несколько каменных и деревянных домов, сейчас объединённых в один «С» образный комплекс, прикрытый со всех сторон высоченным забором. Крепость целая. Карета остановилась перед воротами, и их ни в какую не хотели слуги, в кафтанах с золотым шитьём, открывать. Болен, дескать, Андрей Иванович и никого не принимает. Пришлось Ивану Яковлевичу выйти и дать указание Ивану Салтыкову, посланному с ним императрицей, силу применить. Преображенцы прикладами дворню разогнали и ворота открыли. Двое новых дуболомов всё в тех же коричневых шитых золотом кафтанах и на крыльце пытались грудью петушиной встать на защиту «неприкосновенности жилища», но один получил прикладом в грудь золотом шитую, а второй пинок от Ивана в область болезненную и оставили свою глупую затею. Но вообще, надо отдать парням должное, до последнего пытались препятствовать проникновению «супостатов» — гостей незваных. И видели же мундиры Преображенского полка. Либо дураки, либо смельчаки.

Следующей преградой на пути Брехта встала жена Андрея Ивановича — Марфа Ивановна — статс-дама новой императрицы. Брехт начал закипать. Он вообще — холерик, а тут столько приключений за одно утро.

— Извините, Марфа Ивановна, — выслушав гневную отповедь про болезнь несчастного Остермана, проговорил Иван Яковлевич, после чего взяв статс-даму за талию, приподнял её легко и переместил с плацдарма перед дверью на метр вправо. Пока Марфа визжала, Брехт открыл тяжёлую и огромную дубовую дверь и вторгся в «больничку».

Дверь дёрнулась, видимо жена решила, как и слуги, оборонять Остермана до последнего, но Брехт её придержал с этой стороны и разглядев в полумраке лежащего на кровати в перинах и подушках вице-канцлера попросил.

— Андрей Иванович, успокойте домочадцев, я не арестовывать вас прибыл, а наоборот хочу милость монаршую до вас донести. Так сказать, посланец добрых вестей. Поговорим, и я уйду, а вы болейте себе. Хоть всю оставшуюся жизнь. А дела тогда мы без вас делать будем. Работу работать. — После чего Иван Яковлевич отпустил дверь. В комнату тут же ворвалась жена, да не одна, а неизвестно откуда взявшимся мальчиком лет пяти. Женщина голосила, мальчик плакал.

— Марфа Ивановна, дай нам с господином Бироном поговорить. И винца рейнского принеси. Сладенького. И клюковки мочёной. Любите винцо, Иван Яковлевич?

— Пусть будет винцо и клюковка, Ваше Сиятельство. — Брехт подошёл к окну и раздёрнул шторы. А потом и само окно распахнул. В комнате смрад стоял, кислым чем-то воняло и мочой. Или потом? Или потом с мочой? Свежий ветер дунул в лицо Ивану Яковлевичу и остановил подступивший к горлу позыв рвоты. В таком смраде поневоле заболеешь.

Событие девятое

Побеждает тот, кто переходит в наступление. Обороняться мало, надо переходить в наступление.

Архимандрит Алипий (Воронов)

Брехт раздвинул до конца в обе стороны глухие бархатные шторы и впустил в комнату вонючую сначала солнце, потом преодолевая сопротивление разбухшей древесина открыл и вторую створку большого окна. Вместе с чириканьем воробьёв на соседнем дереве в комнату устремился поток свежего воздуха.

— Иван Яковлевич, простудите Андрея Ивановича! — бросилась к нему жена вице-канцлера, пришедшая с девицей, в руках у которой был поднос серебряный с графином и бокалами стеклянными.

— Я же на медикуса учился в Кёнигсберге, в университете, так что мне виднее, как с болезным поступать. Ему свежий воздух необходим, а вы его миазмами этими только губите. Уйду, когда, то влажную уборку тут сделайте и перину проветрите, шторы же снять нужно и постирать, пыль прямо сыпется с них. И нужно каждый день комнату проветривать. По нескольку часов, скажем час потом пару часов закрыть. Потом снова проветрить. И каждый раз одновременно влажная уборка. А теперь оставьте нас, дорогая Марфа Ивановна. Важный государственный разговор у нас и Андреем Ивановичем. И проследите, чтобы никто не подслушивал — то, что я буду говорить — это строжайшая государственная тайна.

— Марфа Ивановна, сделай, как господин Бирон говорит. И не беспокой нас пока. — Остерман встал, выпутавшись из перин, и накинул на плечи бархатный, засаленный на рукавах и шее, коричневый халат. В чепце при этом оставшись. Тот ещё вид. Словно старушка — процентщица из «Преступления и Наказания».

Брехт нашёл взглядом стул, задержав дыхание, дошёл до него, поднял и перенёс к окну, только после этого снова вдохнул. На него и уселся. Вонь у окна один чёрт ощущалась, ну, хоть не так сильно. Терпимо.

— Андрей Иванович, вы знаете, что у Анхен, простите, у Государыни Анны Иоанновны не всё в порядке с почками? Жалуется иногда.

— Так лейб-медики…

— Это — понятно. Был у нас профессор в Кёнигсберге в университете, так он один чудодейственный рецепт рассказал мне и от подагры вашей, и от камней в почках, от почечной колики. Интересуетесь? Сейчас вот ногами скорбны? Желаете помолодеть телом лет на десять? Сколько вам? Сорок пять? Будете себя лет на тридцать чувствовать и ноги поправятся. Подагра — это то же самое, что и почечная, и желудочная колика — камешки откладываются. У одних в почках, у других в желчном пузыре, у третьих в коленях или локтях, в суставах любых, в том числе и в позвоночнике. Камешки острые, и когда человек ходит, то они кости карябают. Те воспаляются, вот и вся болезнь.

— Да, что же медики не лечили Анну Иоанновну? Если уж вы всё это и раньше знали…

А получи фашист гранату. Сейчас на икоту пробьёт. Брехт состроил злую рожу. Брови свёл к переносице, губы в гузку превратил, нос орлиный сузил.

— Вы в том числе виноваты, дорогой… Андрей Иванович. В бедности, нищете почти пребывала Государыня в Курляндии. Платья за фрейлинами донашивала, пищу крестьянскую ела, даже медикуса приличного себе позволить не могла. А ведь вы руководили связями с заграницей, вы за внешнюю политику отвечали и были подле государей. Ладно Пётр, с тем не забалуешь. Но и при Екатерине, несмотря на все слёзные письма, Государыня бедствовала и при Петре Алескеиче, царствие ему, засранцу, небесное. Как копейки высылали на содержание двора герцогини, так и продолжали. А уж она-то бедняжка письма жалобные писала в Петербург и Москву, и вам в том числе, Андрей Иванович. Да не бледнейте вы так, господин граф. Отходчивое сердце за старые грехи у Анхен. Новых не наделайте. Так желаете узнать средство от подагры и колик?

— Ик?

— Точно. Ещё и Пётр Михайлович Бестужев-Рюмин обкрадывал матушку императрицу. Он сейчас не по-вашему ли ведомству служит?

— Ик.

— А вы хлебните винца сладкого, Андрей Иванович. — Брехт подождал, пока Остерман и вправду нальёт себе в фужер красного вина из графина и вылакает всё, проливая на коричневый халат, ну, грязнее не станет, некуда уже грязнее.

— Нет, вы, Иван Яковлевич, не знаете должно быть, но корыстолюбец сей в ссылке сейчас в своём именьице пребывает. По вступлении на престол Анны Иоанновны… Пётр Михайлович был назначен губернатором в Нижний Новгород. Однако недовольный таким назначением, смел этот человечишка высказывать недовольство, дошедшее до императрицы. Едва приехал он в губернию, как получил приказание отправиться в имение в селе Луковец, что под Вологдою. — Остерман вновь себя вина налил.

— Стоп. Стоп. Андрей Иванович, вы это бросьте. Мне вы в трезвой памяти нужны. Дела же важные государственный решать сейчас будем. Кроме того, вы бы Ваше Сиятельство бросили сладкие вина пить. Они подслащены свинцом. Пули из него льют. Так вот, медики считают, что соли свинца страшно вредны для здоровья. Глохнут и слепнут люди. С ума сходят.

— Ик⁉ — графинчик рухнул на поднос, задребезжал, опрокинулся, вино полилось, красной лужей по полу растекаясь.

— Вот и хорошо. Итак — лекарство.

Событие десятое

Создать при правительстве департамент по связям с преступностью.

Какой же русский не любит быстрой езды? Тот, на котором едут.

Леонид Шебаршин — автор книги «КГБ шутит».

Остерман, словно и не болел совсем шмыгнул к двери, шлёпая по полу босыми ногами.

— Марфа Ивановна, Лизку сюда с тряпкою пришли! Вино пролилось! — Рыкнул он, приоткрыв дверь. Вернулся, сунул ноги в обрезанные валенки и покосился на окно.

— Воняет тут у вас. Очень Государыня у нас чистоплотная, насекомых не любит, вшей и тараканов всяких. Клопов, но паче того нерях и грязнуль. Ежели не хотите, Андрей Иванович, в немилость попасть. То заведите себе в обычай мыться с мылом каждый день и ходить в Кремль и на другие встречи с Государыней в выстиранной, отглаженной и приличной, не штопаной всякой одежде. Я тут с вами разговоры разговариваю, прожекты строю, а вы завтра перед Государыней в таком вот виде предстанете, да ещё пропитанный эдакой вонью и всё — пишите письма. Отправит вас Анхен в Берёзов к Меньшиковым и Долгоруким. Будете вонью своей медведей отпугивать.

— Да, я… Прямо сейчас…

— Ну, уж хрен. Потерплю я. А как уеду, то и начинайте человеческий облик приобретать. Человек — звучит гордо. Кто-то из писателей сказал. Ладно, про писателей чуть позже поговорим. Давайте про травки лекарственные. Запоминайте. Писать ничего не надо, потом, если что, ещё раз расскажу. Есть три корня, которые, если их заварить и пить, камни растворяют. Первый здесь на Руси не редкость и в Европе его полно. Это корень шиповника. Копают их осенью и заваривают, как обычный отвар. Сейчас весна и он силы своей не имеет. Но осенью нужно будет в приличных количествах его заготовить, как и ягоды шиповника. Потом объясню для чего ягоды нужны.

— А если всё же выкопать сейчас? — помассировал колени Остерман.

— Нет. Плохое лекарство и навредить может. Скорее всего, можно у бабок на базаре купить? У народных целительниц — знахарок. А возможно и у докторов иноземных есть? Средство известное и не секретное. Только это самый слабый из трёх кореньев. Мало в них сил.

— А второй?

— Второй достать сложно. Я не знаю, видели ли, цветок есть — подсолнечник. Крупные такие жёлтые цветки. Так вот, в его корнях тоже есть сила, чтобы камни растворять в организме. Та же беда, что и шиповником, нужно собирать осенью. Вы отметьте себе, Андрей Иванович этот подсолнух. Нужно всем нашим послам во всех европейских странах написать, чтобы они осенью семян подсолнечника закупили в разных местах и с оказией в больших количествах сюда прислали. Только чтобы не заморозили зимой. Ну, там мешочек семян под одеждой гонцы чтобы везли. Весною посадим, и посмотрим, у которых будут самые большие корни. — И вершки тоже, отметил про себя Брехт. Сейчас ещё подсолнух с большими семечками не выведен. Нужно будет их поскрещивать.

— Что же с третьим корнем и вовсе из-за океана, из Вест-Индии везти надо? — кисло улыбнулся вице-канцлер.

— Нет, но не близко. На Кавказе есть. В том же Дербенте растёт трава, которая называется Марена Красильная. Вот — её корень. Точнее, отвар из её корней — самое сильное средство. Нужно отправить туда людей с поручение купить горни у местных и сюда доставить. Там эту траву, корни эти самые, используют для покраски шёлка и шерсти, так что запасов у местных должно быть много. Ну, и раз поедут туда люди, то пусть и само растение живое и семян привезут. Растение в горшках, понятно. Будем на аптекарском огороде Петра выращивать. Ну и заодно, пусть луковок шафрана купят. Крокус ещё называется. Большие деньги могут они нам принести.

Остерман подхватился с кровати, на которой продолжал сидеть. Хотел, видимо у дать команду в Дербент гонца засылать.

— Успеется, Андрей Иванович, — остановил его Брехт. — Давайте мы с вами переговорим о некоторых прожектах.

— О каких же…

— Да, не волнуйтесь, господин граф, я на вашей стороне почти. А именно по вопросу кабинет министров. Хорошая затея. Только непродуманная малость. Это, как захотели вы яму выкопать, схватили лопату и давай копать.

— А разве это не так делается?

— Нет. Нужно кроме простой лопаты ещё совковая — убирать землю из ямы. Желательно и кирку ещё, если земля твёрдая. Рукавички, чтобы мозолей не наделать на руках. Тачку, выкопанную землю отвозить.

— Да, вы господин Бирон специалист…

— Но-но, аккуратнее. Я только с виду добрый. Никогда у меня в роду конюхов не было и сам я конюхом не был. А брат старший у меня генерал в польский армии. Ну, да ладно вернёмся к кабинет министрам.

Первое — нужен обязательно Председатель Совета министров. Кто-то должен координировать работу министерств. Я предлагаю возглавить кабинет министров и стать его Председателем или по-английски если стать Премьер-министром вам, Андрей Иванович.

— Мне? — Глаза загорелись у мнимого больного.

— Именно вам, Ваше Сиятельство, и заодно занять пост министра иностранных дел. Сразу и чуть реорганизовать надобно вам это министерство. В него должны войти три департамента.

— И чем же они заниматься будут?

— А давайте наоборот. Вы мне скажите. Первый департамент, и это понятно, будет состоять из послов и их помощников. А второй?

— Второй? — запустил руки в космы Остерман.

— Второй.

— Была у меня идея учить языкам заранее послов, а то… — развёл руками вице-канцлер.

— Точно, Андрей Иванович. Нужно под эгидой министерства и на его деньги организовать в Москве или Петербурге университет, где студиозы будут языки изучать. И не только английский, французский и немецкий, но и датский, и шведский, и даже финский. Испанский нужен обязательно, португальский, итальянский. Кроме того, там должны учить европейским танцам, риторике, истории стран будущего пребывания, стихи учить, чтобы дамам мозги пудрить.

— Что простите?

— Пудрить мозги? Это красивыми речами обманывать, завлекать. Выражение такое у нас в Курляндии есть.

— В Курляндии… — понимающе покивал Остерман.

— К третьему департаменту подобрались. Департамент Разведки, назовём, чтобы никого не пугать — Информации. С послами должен быть всегда образованный человек молодой или даже несколько. Красивой наружности, владеющий языками, отлично танцующий, человек, который может вести беседу на любую тему. Обученный карточным играм. Он должен через дам и во время приёмов всяких собирать информацию о настроениях в его стране, об интригах, что там плетутся, о долгах высокопоставленных чиновников, об их армиях, о взаимоотношениях этих стран с соседями и об отношении к Российской империи. Вот таких людей и должен готовить назовём это заведение МГИМО — Московский Государственный институт Международных Отношений.

— Замечательно как! Не думал, Иван Яковлевич, что в вашем лице соратника найду, именно ведь об этом и мечтал уже лет десять. Сможем ли осуществить сей прожект?

— Парикмахер и кардинал — это сила! — не совсем так.

— Мы с вами вдвоём горы свернём, Андрей Иванович.

Глава 5

Событие одиннадцатое

Чтобы выполнить большой и важный труд, необходимы две вещи: ясный план и ограниченное время.

Элберт Хаббард

— Иван Яковлевич… — Остерман как-то сконфуженно подёргал себя за кончик носа, — А как же канцлер… Головкин Гавриил Иванович?

— А чего канцлер? Пусть старик будет канцлером. Никто ему мешать не будет. Кондиций он, как и вы, не подписывал. Так что не враг Государыне. Только общался я с ним. Стар зело. Нагрузки, что нам с вами предстоят не выдержит.

— А если…

— Думаете — командовать полезет. Не полезет. Я с ним переговорю.

— Хорошо. А вы сами, Ваше Высокопревосходительство в этот кабинет министров войдёте? — хитрую рожицу скорчил мнимый больной.

Точно, три дня назад Анна Иоанновна назначила своим указом Бирона обер-камергером. По петровскому табелю о рангах с уточнением от 1728 года это чин 2-го класса или, на армейские если переводить, звания, то генерал-фельдцейхмейстер (чтобы звучало красиво), но этим же указом Бирон был пожалован чином действительного генерала. Что это такое Брехт пока не разобрался, но, скорее всего — чин всё же 2-го класса в армии или генерал от инфантерии или от кавалерии. Ну, Высокопревосходительство, одним словом.

— Я собираюсь стать министром Обороны.

— Как это? Не военным министром? — Остерман вновь скакнул на «больных» ногах к двери и прокричал, чуть приоткрыв её. — Марфа Ивановна, вели две чашки кофею заварить.

Брехт дождался пока болезный вновь плюхнется на кровать.

— Чуть вперёд забежали. У Председателя Совета министров будут два заместителя. Товарища. Не нравится мне слово «товарищ» в отношении чинов. Двусмысленно звучит. Пусть лучше будет — заместитель. Так вот, у Премьера два заместителя, если там заболеет он или важным делом занят, то они будут решения принимать. Первый заместитель и будет министром Обороны. Чуть позже объясню, — заметив, что опять вскинулся Остерман, жестом отправил его назад на перины Иван Яковлевич. — Вторым будем министр Двора. Он, как и сейчас будет заведовать снабжением двора, празднествами всякими, строительством новых дворцов и прочими вещами, что связаны с особой Государыни. Нужно подобрать достойную кандидатуру. Вам это поручаю, господин Премьер. Вернёмся к министру Обороны, то есть, ко мне.

— И чем же заниматься будет сие министерство? Крепости строить? — тоже холерик. Не может спокойно сидеть?

— Этим тоже. Как и ваше министерство, моё будет разделено на департаменты. Раз уж о крепостях разговор зашёл, то, думаю, нужно вызвать в Москву срочно генерала Миниха и назначить его руководителем департамента Фортификации. И отправить в Ригу.

— В Ригу? А как же Санкт-Петербург?

— В Ригу. Рига — это наш форпост на пути в Европу. Там нужно сосредоточить значительную армию, а для этого нужны казармы, нужны дома для офицеров и генералов. Нужны плацы и полигоны для проведения учений. Много чего. Пусть организует строительство. Потом в Петербург отправляется, потом в Воронеж. В Дербент. Много мест у нас, где нужно значительные воинские соединения расквартировывать и от всяких зимних квартир нужно уходить. Должны быть казармы и военные городки.

— Ох и хлопотная должность и множество соблазнов. — Хитренько улыбнулся Остерман.

— Граф Бурхард Кристоф фон Мюнних или Христофор Антонович, надеюсь, человек честный. И воровать не будет. А если будет, то поправим. Он сейчас кем служит?

— Генерал-губернатор Ингерманландии, Карелии и Финляндии.

— Нужно найти другого. Может, шведа по национальности, давно обрусевшего, но связи с родиной не потерявшего. Поищите, Андрей Иванович.

— Не просто будет, все шведские генералы, за исключением фон Шлиппенбаха отказались принимать русскую присягу и переходить на службу к Петру Великому. — Отрицательно покачал головой Андрей Иванович.

— Тогда пригласите на службу полковника или майора. Остались же многие в России.

— Хорошо, поищем.

— Вот и замечательно. Ладно, дальше пойдём. Ничего я в кораблях не понимаю, зато понимаю, что в министерство обороны должны входить все войска, в том числе и флот, чтобы не тянули отдельные рода войск на себя одеяло, оставляя других без денег. Потому будет два департамента водных в министерстве. Первый — это морской флот. Второй — речного флота. С морским всё понятно. Тут у нас пока только два города приличных и есть на Балтийском море — Петербург и Рига и один ещё в устье Северной Двины, на берегу почти Белого моря — Архангельск. Вот там и будут морские корабли строить. И базы флота тоже там будут. Когда Азов отобьём назад у Порты блистательной, то и там построим. Отдельно стоит Астрахань. Там надо строить такие корабли, чтобы они и по морю ходили, и по Волге. Так что Астрахань, Нижний Новгород, Киев и Воронеж будут у нас относиться к департаменту речного флота. Во всех этих городах существуют или существовали разрозненные навигаторские школы или школы гардемаринов или даже юнг. Нужно все это отревизировать, упорядочить и возобновить работу, если она по каким-то причинам прекратилась. Кроме того, во всех городах этих создать, если нет, школы юнг и набирать в них сирот, сыновей моряков и прочих мещан. В гардемарины у нас пойдут дети дворян. С отличием окончившие эти школы отправятся в Санкт Петербургскую и Московскую навигаторские школы, там шкиперов будем готовить. По её окончании будут в европейские страны они командированы на пять лет, для приобретения опыта.

Этим же департаментам будут подчинены и верфи в этих городах и заводы, что пушки льют, а также заводы, что изготавливают парусину и такелаж.

— Ох и не простая это будет служба, — резонно заметил вице-канцлер.

— А кому сейчас легко. Дальше пойдём. Нужен департамент Артиллерии. Пушки нужно лить и учить из них стрелять солдат. Нужен департамент Кавалерии. Там будут конезаводы и заводы по производству оружия кавалеристов. Холодного. И заводы ещё, которые будут форму шить для кавалеристов. Всё пока. И ещё департамент инфантерии. Там форма для пехоты, оружие огнестрельное и холодное. Следующий департамент Учебный. Это будет самый важный департамент в моём министерстве. Здесь будет Шляхетский корпус, где будут офицеров готовить для армии. Несколько отделений нужно. В Москве, в Санкт-Петербурге, в Риге и Киеве. Пока хватит. Зато в каждом губернском городе должны быть школы для детей солдатских и сирот, где будут готовить как бы янычар русских. Окончившие их с отличием могут попасть в Шляхетский корпус и стать офицером. Кроме того, при каждом полку должны быть сержантские школы, где грамотных и смелых солдат будут учить и после производить в унтер-офицеры. Последним заведением будет академия Генерального штаба, туда будут попадать на учёбу полковники и майоры, особо отличившиеся в сражении, и, главное, не храбростью, а хитростью и разумностью. Генералом в дальнейшем не сможет стать офицер эту академию не закончивший.

— А как же Государь или Государыня… сейчас, и она не имеет права. Вы, вон, Ваше Высокопревосходительство? — хитро сощурился Андрей Иванович.

— Государь имеет, нужно таких умников, как вы и я чинами одаривать. Но это исключение, вы же не полезете армией руководить. И я не полезу. Пусть специально обученные люди этим занимаются.

— Согласен.

— Последний департамент остался. Именно из-за него, можно сказать, я и вломился в ваш дом, Андрей Иванович. Это — департамент Специальных операций.

Событие двенадцатое

Задача — сделать человека счастливым — не входила в план сотворения мира.

Зигмунд Фрейд

Остерман ломанулся на стук, впустил в комнату выстуженную жену и принял у неё поднос очередной с чашечками кофе. Красивые — настоящий фарфор. Севрской мануфактуры должно быть. Стоп. Нет. Её ещё не построили французы. Брехт же разбирался с нею, будучи в теле князя Витгенштейна. Тогда откуда фарфор? Мейсен, конечно. Это Саксония. Откуда-то оттуда и Остерман. Хотя мог просто купить. Брехт приподнял свою чашечку, ища клеймо снизу. Скрещенных мечей не было, но может быть они просто ещё не стали клеймом этой мануфактуры. И французы ещё не украли секрет у немцев, лет через десять только у них появится фарфор. Брехт, кстати, его — этот секрет, отлично знал. И на этот счёт нужно подумать. Всего-то и проблем, что к полевому шпату и кварцу следует добавить белую глину, залежи которой имеются близ Дрездена. Глину уже добывают, вон её следы в изголовье кровати Остермана, где валяется на атаманке его парик. Размолотой в порошок этой глиной сечас пудрят парики в Дрездене, Париже и тут в Москве. Через год будут пудрить и в Санкт-Петербурге. Или не будут. Вот, где надо попрогресорствовать.

— Что там? — поднял и свою чашку Андрей Иванович.

— Клеймо смотрю. «AR» («Augustus Rex»). Ага, как раз кстати. На департаменте специальных операций остановились. Рассказываю, что это такое, — Иван Яковлевич отхлебнул глоточек. Гадость. Не так чтобы совсем-совсем гадость. Невкусно просто, аромата почти нет и мёд, что ли, добавили, привкус странный. Научить придётся, а то будут каждый раз бурдою потчевать.

— Слушаю внимательно, — с улыбкою покровительственною кивнул Остерман.

Охренел! Ну, поправим. Расскажем товарищу, чьи в лесу шишки.

— Департамент будет готовить бойцов специальных, которые спецназом будут называться. Спецназ. Специального назначения. Люди эти будут проводить тайные операции. Например, когда нужно кого-нибудь устранить. Врага тайного. Ну, например, задумал граф Остерман пакость какую супротив Бирона или Государыни, и сообщники у него есть, тот же граф Миних, например. Так Бирон отдаёт указание своим спецназовцам, и они тайно проникают в это имение и убивают тихим способом, которому их предварительно обучат, слуг все. Ножами вырезают или из лука стрелами. Ночью всё это. Или рано утром, когда спят ещё все. Потом проникают в дом, режут и здесь всех слуг и скручивают хозяев. Вырезают им языки, чтобы не орали и начинают куски от тела отрезать. Пока не умрёт граф Остерман от боли. Отрезают затем голову его и тело на куски рубят. И из головы и кусков этих на полу, вот здесь, выкладывают слово «Иуда». Так же поступают и с чадами и домочадцами. Что с вами, Андрей Иванович? — у вице-канцлера глаза стали закатываться, — Нехорошо вам? Впечатлительный вы человек. На такой должности нельзя быть таким впечатлительным. Закалять нужно силу воли. Ни один мускул на лице ваших мыслей не должен выдать ваши эмоции при разговоре с дипломатами других стран. Получше? — Брехт похлопал Остермана по щекам.

— М…м…м…

— Понятно, получше. Это всё вино. Вино свинцовое. Не пейте его больше. Это — пример просто. Вы же, Андрей Иванович, не будете злоумышлять против Государыни матушки и её фаворита? Зачем это вам? Вы будете верным слугой и другом. И ничего этого с вами не случится. А наоборот — всё это случится с вашими врагами. Или с моими. О которых вы знаете, а я нет. Вы же, Ваше Сиятельство, поделитесь информацией с лучшим другом и заместителем вашим.

— М… м… и…

— Так я и думал. Ага, а мне, знаете, сейчас какая мысль пришла, Андрей Иванович, а не умыкнуть ли в Саксонии несколько мастеров, что сии чашки делают. Я их, мастеров этих, вам передам уже готовыми к сотрудничеству, а вы мануфактуру фарфоровую наладите. Есть ведь капиталец, чтобы начать чудные вещи и, заметьте, очень дорогие, начать производить.

— И… я… они…

— Договорились, значит, первым заданием департамента Специальных операций будет уничтожение Саксонской фарфоровой мануфактуры и доставка сюда нескольких специалистов. А заодно уничтожением и всех оставшихся мастеров. Станем единственными носителями секрета драгоценного.

— А так… Они…

— Они враги и конкуренты. Вы же за сильную богатую Россию? Ну, вот её и будем вместе делать.

— Ик.

— Конечно. Специальные операции на то и специальные. Никто не узнает. Пожар на мануфактуре. При работе с такими температурами не редкость. А двери закрыл кто-то. Или обвалилось чего и заклинило дверь. Беда. Столько народу живьём сгорело. Жалко.

— Это — чудовищно!

— Это — борьба со злом.

— Так нельзя.

— Андрей Иванович, у нас ведь нет дипломатических отношений с Англией. Ещё Пётр Великий их разорвал. Тогда почему у нас при дворе всякие англичане спокойно находятся и шпионские депеши в Лондон строчат. В Москву, насколько я успел узнать, вместе с британским консулом Томасом Уордом прибыл его секретарь Клавдий Рондо. Оба шпионят на Англию за императрицей, и за вами в том числе. И за мной теперь будут. Супруга Клавдия Рондо — Джейн чуть не в первый день нашего с женой пребывания сюда к ней в гости привалила. Узнала, что Бенинга любит вышивать и прискакала с десятком собственноручных вышивок в подарок. Моя и поддалась на подарки, чаи с ней уже третий день распивают, и наши с вами косточки перемывают. Не кажется ли вам, что будет справедливо, если всё английское посольство, которого тут просто не может существовать, отравится угарным газов в ближайшее время. Не вовремя вьюшку закрыли. Бывает.

— Это — ужасно!

— Есть другое предложение, как их устранить? Зарезать и слово из кусков какое выложить? «Шпион», например?

— Но Россия страдает от отсутствия торговли с Англией.

— Ваша правда. Это нужно немедленно исправить. Нужно после смерти консула, срочно отправить нашего посла в Лондон и заключить торговый договор на выгодных нам условиях. Согласны, что там это сделать проще? Вот.

— Вы страшный человек, Ваше Высокопревосходительство. — Синими губами прошептал Остерман.

— Советую вам этого, дорогой Андрей Иванович, не забывать. К сожалению, пока департамента такого нет. Можете мне устроить встречу с Томасом Уордом. Хочу пока его подоить. Ну, пока люди будут нужные подыскиваться и готовиться.

— Подоить?

— Ну, Андрей Иванович, Андрей Иванович. Я прикинусь продажным фаворитом, и для заключения выгодного для Англии торгового договора потребую, как рьяный мздоимец, взятку. Подношение. Подарок. Потом ещё, типа — мало. А потом они угорят. Бедняги. Жалко-то как. А ведь почти заключили невыгодный России договор, продавали бы, как и раньше за бесценок пеньку. Лес, древесину, пшеничку. Нет. При мне и при вас, надеюсь, такого не будет. Будет честная взаимовыгодная торговля. Мериносов, например у них за пеньку потребовать. Лошадей рыцарских. Мастеров с судоверфей. Мастеров с мануфактур по деревообработке.

— Запрещено у них мериносами торговать.

— А у нас запрещено пенькой, парусиной и лесом с воском торговать. Самим нужны. И крестьянские дети у нас недоедают, а мы им пшеничку продаём. А департамент Специальных операций тайно высадит десант в Шотландии, вырежет пару деревень и привезёт всех этих мериносов бесплатно.

— Ик!

— И мне эта идея тоже нравится. Да. Никаких торговых договоров, пока Англия не признает Россию империей, как и требовал Пётр Великий. Это мой вам бесплатный совет. Вы же знаете, что моим советам лучше следовать. С Англией же можно торговать всеми нашими товарами и опосредовано. Нанять несколько десятков, скажем, голландских капитанов с судами и торговать через них с Англией. Думаю, так будет даже выгодней. И заодно договор заключить с этими капитанами, чтобы треть экипажа была нашей. Пусть учатся.

— Это пиратство какое-то.

— Ну, и что? Им можно, а нам нет⁈ Вы же слышали про Френсиса Дрейка? После кругосветного плавания, когда он разграбил в Тихом океане кучу испанских судов королева Англии Елизавета I возвела пирата Дрейка в рыцарское достоинство. И не где-то, а прямо на борту его пиратского флагмана — «Золотой лани». А потом этот пират назначен мэром Плимута. Правда, надо отдать должное этому человеку. Пусть пират, но умный и удачливый. В качестве вице-адмирала товарищ Дрейк был заместителем командующего английским флотом в победоносной битве против Непобедимой армады в 1588 году. И в этой победе его вклад неоспорим. Так вот, им пиратов в рыцари посвящать можно, а нам пиратствовать нельзя? Почему? Они же себя джентельменами считают. Они там все лорды! Мать их.

— А как же бог? Нельзя…

— Можно, для величия и благополучия России можно всё.

— Государи…

— Стоп. Государи — это интересно. Фердинанд — герцог Курляндии и Семигалии в своём Данциге зажился. Ему. Если мне память не изменяет, очень и очень много лет. Под восемьдесят. Пора ему встретиться с ключником Петром. Хотя, нет, это такая сволочь, он же с Россией на стороне Швеции воевал. Нужно воздать ему за это. Бог потом воздаст — это понятно, в ад определит, но и нам не надо сидеть сложа руки. Вот ещё одно срочное дело для департамента Специальных операций. Вы же поддержите мою кандидатуру на престол Герцогский? Курляндский? А я после преподнесу эту корону Анхен. С земелькой очень в хорошем месте расположенной.

Глава 6

Событие тринадцатое

Наркотики — это прекрасное средство забыть о маленьких житейских проблемах, превратив свою жизнь в одну большую.

Всё одно обед проболтал. Брехт по привычке глянул на руку, но часов там не было. Да! Нужно и об этом подумать, уже ведь делают, наверное, карманные где-нибудь в Швейцарии. Вот ещё одна задача для департамента Специальных операций, если не удастся заманить мастеров с помощью обычных денег.

Время явно за полдень, так что обед он пропустил, а до ужина есть ещё время. Иван Яковлевич увидел в окно, что карета скоро въедет на Красную площадь и постучал в спинку, приказывая кучеру остановиться. Пришла же хорошая идея ему в голове у Остермана — сходить на рынок и посмотреть, чем торгуют травники и ведьмы всякие. Вдруг чего интересного увидит или узнает.

Базар или рынок, или торговые ряды находятся сейчас там, где в будущем ГУМ выстроят. Ряды длинные и разные. Есть в виде крытых навесами лавок, есть сараюшки с оконцами, есть настоящие деревянные или кирпичные лавки, а есть и просто на земле разложенный товар. Есть чуть в сторонке и всякие свиные ряды, где живность продают. Оттуда несется ржание, визги ощупываемых видимо свиней, гогот гусей, блеянье коз и оттуда же несёт запахом мочи и навоза. Навоз на Красной площади — это правильно.

К Бирону сразу бросился Иван Салтыков с Преображенцами.

— Давайте, по рынку пройдёмся или лучше сначала покажите мне, где ряды с лекарственными травами?

— Так, Ваше Высокопревосходительство, — молодой поручик, поправил треуголку и махнул рукой вправо, — долгонько идти, в самом конце торгуют, радом с дровами и сеном.

— Ничего. До ужина успеем. Веди.

Получилось и действительно — долгонько. Минут десять протискивались через толпу, так если бы не солдаты и Салтыков, то в некоторых местах и протиснуться было бы не просто. Стеной народ стоял. Особенно на пятачке, где скоморохи выступали.

А у знахарок этих почти не было людей. Ходили женщины,в основном, и копались в мешочках. Зато около одной тётки стояли явно иностранцы в коротеньких своих штанишках, в париках белых и сюртучках с кружавчатыми воротничками. Вроде одного видел Брехт в Кремле вчера. Лейб-медик, наверное. Подошли к ним поближе. Точно, пересыпая немецкую речь с исковерканной русской торговались, называя всякие экзотические бадьяны и кровохлёбки — корьёвахьёпька.

Брехт, чтобы не светиться, от них отошёл и подошёл к дородной женщине в мужской кафтан линялый, чуть маловатый ей, одетой.

— А скажи, красавица, есть у тебя корень шиповника?

— Настойку делать, Ваше благородие? — нагнулась тётка и вытащила из домотканого материала мешочек из-под прилавка.

— Заваривать. От почечной колики.

— А! — знахарка кивнула, и в руке взвесив мешочек, назвала цену, — Пятак.

За время путешествия Брехт, выходя из кареты обнаружил, что у него на кафтане нет карманов. Чтобы жена не скучала в дороге попросил её пришить аккуратно внутренний. Таскать с собой прицепленный на поясе кошель не хотелось. Дикое средневековье какое-то. Да ещё воришки всякие срежут. Он сейчас расстегнул пуговицу и достал серебряный рубль. С мордочкой Катерины первой.

— Ох, ти, а поменьше нет, Вашество?

Брехт был в своём, ещё гражданском, наряде, не успел генеральский мундир сшить. Солдаты хотели было тётке тумаков отвесить, чтобы знала, как к генералам и обер-камергерам обращаться, но Иван Яковлевич их удержал. Ну, заголосит тётка и в ноги бухнется, толпа вокруг них соберётся, какая с того радость⁈

— Нет, мельче. — Как-то и не подумал Иван Яковлевич, что рубль — это большие деньги. Даже очень большие.

— Что ж, делать? — заозиралась тётка.

— Так дай на все.

— Шутите, Вашество, откель столько?

— А есть у тебя дорогие травы, заморские там или редкие?

— Грибочки есть…

— Грибочки?

— Ну, чтобы боль унять… — потупилась женщина.

Ну, конечно! Матрёна тоже собирала галлюциногенные грибы. Не мухоморы. Синюшками их ведьма называла. Брехт даже название знал. Вспомнил из будущего, как-то услышал по ящику, что наркоманы переходят на грибы и поискал в интернете. Грибок немного похожий на опёнок, такими же семейками растущий, и с такой же длинной тонкой ножкой, с коричневой шляпкой, назывался Псилоцибе синеющая. Называется так поганка эта, потому что ножка его — беловатая или серая, при надавливании окрашивается в голубой цвет.

Брехт треуголку снял и голову почесал. А чего⁈ Интересный товар. Вполне пригодится, для разговора с английским консулом, например. Время действия после приёма минут десять, если Ивану Яковлевичу память не изменяет. Работает как гормон счастья серотонин, вызывает эйфорию. В таком состоянии консул может чего интересного наболтать.

— Сколько нужно добавлять в чай? — Вот этого Брехт не помнил. Ещё отравит шпиона прямо в Кремле.

— Крохотную фитюльку, на пальчике, — знахарка показала пару миллиметров между двумя пальцами с чёрными ногтями.

— Заверни. Все возьму. Стоп, а от простуды и головной боли есть что. Кора там ивовая?

— Есть, как не быть, и сбор специальный и кора отдельно, — обрадовалась тётка.

— И то и другое положи, ну, чтобы на рубль набралось.

— Ох, спасибо, Вашество, а то целый день стою и ни одного покупателя, уже уходить собралась.

— А дома корни шиповника есть?

— Есть немного, ещё три таких мешочка.

— Завтра принеси и грибов ещё, и ивы. Ещё на рубль. Вот этот офицер придёт к обеду и расплатится, — передавая мешочки Ивану Салтыкову, кивнул на него головой Иван Яковлевич, представляя знахарке.

Событие четырнадцатое

Счастье — это иметь большую, любящую, заботливую, дружную семью… в другом городе.

Джордж Бернс, актер

Всё врут календари. Ай, хорошо-хорошо, привирают. Они же не специально. Даже поговорка шуточная по этому поводу придумана. Россия, мол — страна с непредсказуемой историей. А чего, так и есть. Почти все правители приходили, свергая предыдущих. Только в самом конце стали почти мирно власть цари передавать. А потом опять. Хрущёв Сталина оболгал, Брежнев — Хрущёва. Нас же интересует более ранешные времена. Елизавета Петровна пришла к власти вопреки воле Анны Иоанновны и свергнув Анну Леопольдовну и засадив в тюрьму годовалого ребёнка — Ивана Антоновича, вполне себе законного наследника престола. Прямо железная маска по-русски получилась — двадцать с лишним лет по тюрьмам. Ну, а раз пришла к власти в результате переворота «дщерь Петра Великого», то обязательно предшественницу и соперницу нужно оболгать, представить в максимально негативном свете. И чтобы угодить новой императрице все литераторы и историки дружно будут Анну Иоанновну обзывать уродиной.

И даже потом уже после смерти появились портреты, на которых Анну с выпученными глазами рисуют и обвисшими щеками. Три подбородка и мышиные косички. Уродиной, одним словом. Брехт портреты эти видел. И историков, которые Анхен обзывают уродиной мужеподобной, читал. Ехал две недели по грязи в Москву и всё встречи боялся. Ему же жить и спать с эдаким страшилищем. При этом из зеркала на него смотрел, если и не красавчик, то вполне себе благообразный мужчина сорока лет и орлиным, не портящим это лицо, носом. Такие женщинам точно нравятся. И высокий по нонешним меркам. Он себя в футах на постоялом дворе как-то измерил и потом в сантиметры перевёл. Получилось то ли 187, то ли 188 — на голову выше современников.

Боялся встречи. И когда увидел спешащую к нему на крыльцо Анну Иоанновну в Кремле, то прямо отпустило. Итак, календари привирают. Говорят, что императрица была 182 (метр восемьдесят два). И точно. Анхен лишь чуть ниже Бирона. А с учётом туфлей пусть с небольшим, но каблуком, так просто по сравнению с остальными аборигенами великанша. Тут календари не соврали. Толстой обзывают, да, не Елена Исинбаева, не жердь. В теле женщина. При таком росте девяносто, примерно, кило. Так сейчас у дворян — это норма. Если девица худая, то её и замуж могут не взять. Болеет, наверное, чем. Зачем этот суповой набор нужен. А вот двойного и уж, тем более, тройного подбородка точно нет. Волосы, написано у историков, тёмные. Соврали календари. Волосы интересного цвета. Говорят, что у индейцев в Америках волосы цвета воронова крыла, то есть антрацитово-чёрные и с синим отливом. Вот такая роскошная грива волос и была у Анны Иоанновны. Любая модель её волосам позавидует. Что ещё? Ах, да — глаза. Светлые, типа. Светлые. Они ярко-голубые. В сочетание с чёрными волосами эффект неотразимый. Они ажнать светятся на лице. Есть клип Артура Пирожкова, и там много раз показывают глаза Орнеллы Мути. Вот такие глаза были у Анны Иоанновны.

А вот про лицо не соврали. Оно чуть рябое. Следы оспы видны. Так сейчас у половины мужчин и женщин лицо рябое. Оспа бич этого времени. У половины населения планеты лица рябые, а у второй нет лиц. Они покойники, сгнили лица под землёй. Черви съели. Примерно половина народа от оспы погибает, а вторая становится рябой. Эпидемии этой болезни не волнами идут, как чума или холера. Нет, тут интересней. Оспа есть всегда, чуть затухает, но люди болеет и умирают, а потом ни с того ни с сего, видимо как-то мутируют возбудители и опять вспышка с тысячами смертей и чуть не поголовной болезнью тех, кто ещё не переболел. Читал Брехт про вирусы оспы. Там их два, и они прикольно называются из-за чего и запомнилось название. Первый по некоторым данным смертелен процентов на 30, а по другим — почти на 90 процентов смертельный, и называется Вариола майор, второй почти безобидный, так, смертность всего до 3 процентов — Вариола минор. Нужно будет отправить экспедицию врачей в Европу, там же раньше начали делать прививку, от оспы, может уже делают. Кажется, в Англии начали? В России начнёт прививать лет через сорок Екатерина. Явно тут можно попрогресорствовать.

У Анны Иоанновны на щеках есть следы оспы и она, стесняясь их, обильно лицо штукатурит. Брехт себе поставил очередную зарубку в памяти, читал же, что белила сейчас на основе оксида свинца сделаны. Даже не так, там куча всякой не очень полезной гадости. Лица представительницы прекрасного пола отбеливают с помощью солей свинца — ядовитыми свинцовыми белилами. Румяна у богатых дам содержат ртуть. Пигментные пятна удаляют медикусы цианистым калием. Сулема (хлорид ртути) — известнейший яд — используется для жидкости, которая делает кожу мягкой.

Если в Турции в качестве красящего компонента используют белую глину, смешанную с оливковым маслом и оксидом серы, тоже не сильно полезной, то в Европе до этого ещё не додумались, тут основной компонент белил — мука, для нанесения которой на тело применяется свиной или собачий жир. Недавно вошла в моду рисовая пудра. Мелкий рисовый крахмал плохо держится на коже, поэтому аптекари добавляют туда для вязкости соли свинца и висмута с мышьяком.

И это только пудра. А ведь это далеко не всё. После пудры или белил нужно нанести румяна. В составе румян сейчас парфюмеры и прочие химики с аптекарями активно используют киноварь (сульфид ртути). Взаимодействуя с потом, она делается очень неполезной и даже опасной для здоровья. И это у богатых матрон. Для более дешёвых румян дорогую киноварь заменяют на свинцовый сурик.

А ещё красавицы современные, чтобы глаза были чёрными и выразительными, закапывали себе в эти глаза атропин (это препарат белладонны — серьёзный яд). Самое интересное, что и через триста лет его будут капать в глаза людям окулисты немного, чтобы исследовать глаза! У современных модниц в глазах всё расплывается, плохо видно окружающих, но — красота же!

Нужно будет попробовать Анхен уговорить не пользоваться всем этим и другим запретить. И начать следует с париков. Анна женщина прижимистая, подсчитать сколько денег дворянство тратит на парики, сколько армия, и она легко должна пойти на запрет этой хрени. Во Франции и Австрии уже выходить начинают из моды парики, нужно ещё и на тщеславии сыграть, типа а тут-то мы Европу опередили. Ещё в париках всякие вши и грибки, чистоплотная до умопомрачения Анна Иоанновна всю эту гадость на дух не переносит. Сто процентов, при правильной подаче, императрица запретит парики. Первыми в мире будем хоть в этом пока, а то ещё Суворов через семьдесят лет будет пословицы про пудру придумывать: «Пудра — не порох, букли — не пушки, коса — не тесак, я не немец, а природный русак!». А за париками нужно будет взяться за румяна с белилами — ввести в моду чистые с небольшим количеством косметики лица. Зная состав турецкой косметики — самой безобидной из всех, можно попытаться наладить её производство. Насколько Брехт помнил, рядом с Москвой есть речка Гжелка, где добывают белую глину для аптекарей и свистулек всяких, там же есть и оксид кобальта. С кобальтом можно чуть подождать, а вот белую глину срочно во дворец заказать. Оливковое масло у торговцев добыть можно, не проблема. Всё не свинцовые белили получатся.

В целом же Анна Иоанновна производила впечатление эдакой легкоатлетки, скажем, метанием ядра занимающейся. Высокая и мощная. Не писанная красавица, но и не уродина. Ну, себя всегда уговоришь.

Событие пятнадцатое

Бывают люди, которые поправляются от одного вида лекарств.

Мишель де Монтень

Ужинали тесным семейным кругом. Чем не семья? Сидит во главе стола Эрнст Иоганн Бирон, со вчерашнего дня — Иван Яковлевич. Он переговорил об этом с императрицей, и Анхен, хоть и удивилась, но охотно пошла на это. И даже дальше пошла. Теперь называет его не Эрнстом, а Ваней. Ваней, так Ваней. Это его настоящее имя и к нему не надо привыкать.

По правую руку от Бирона сидит… как бы жена. У них с Анхен есть полуторогодовалый мальчик Карл Эрнст. Его за столом нет. Спит. Его детская кроватка стоит в спальне Анны Иоанновны. Народ шушукается, но напрямую вопросов не задаёт. Чудит «чудище» и ладно. Спальня Бирона расположена рядом со спальней царицы, и даже дверь есть их соединяющая.

По левую руку сидит настоящая жена. Бенигна Готтлиб спокойно ко всему этому относится. Во-первых, привыкла, а во-вторых, сразу знала, на что шла. Да и времена ноне куртуазные. Все имеют любовников и любовниц. Пётр, а за ним и Екатерина с Петром вторым много сделали, чтобы в России с этим делом было как в Европе. А наши и рады — догоним и перегоним. За матерью сидит сын старший — Пётр. Мальчику идёт седьмой год и он, подражая взрослым, даже пытается ножом отрезать от куска мяса маленький кусочек. Сзади стоит вечный слуга Бирона Карл Вегель и время от времени мальчику помогает справиться с ножом.

Ещё чуть дальше сидит трёхлетняя Гедвига Елизавета, она маленькой серебряной ложкой ковыряет кашу, тоже сама, без помощи стоящих за её спиной двух нянек.

Идиллия. Гедвига крутит головой и прислушивается к разговору старших. А разговор просто судьбоносный для Российской империи.

— Что же Эрнст… Что же, Ваня, как здоровье вице-канцлера, что за недуг у Андрея Ивановича? — Императрицы отхлебнула красного вина. Брехт поморщился. Опять свинец. Просто бич какой-то.

— Подагра у гафа Остермана. Говорят медикусы, да и профессор нам лекцию в Кенигсбергском университете читал, говорил, что это от неправильного питания. Нельзя много мяса есть. А особенно, нельзя вместе с мясом есть хлеб. Рассказывал профессор, что при этом мясо в животе не переваривается, как следует, и откладываются камнями, солями в костях и почках. И тебе Анхен следует о том подумать, жаловалась же, что спина болит. Я по дороге заглянул на рынок и купил корни шиповника у знахарки. Если их заваривать и пить, то камни те растворяются. Я завтра их лейб-медику отдам и пусть он заваривает и тебе три раза в день по половине стакана приносит.

— Почему не выпить, если это медикусы советуют… и ты — любовь моя. А что же Андрей Иванович? Ему лекарственного отвара тоже нужно дать. — А чего добрая барыня о своих людях заботящая.

— Конечно, Анхен. Я со знахаркой договорился, она завтра ещё корешков шиповника привезёт, и Иван Салтыков купит у неё и отвезёт Остерману и рецепт расскажет. Думаю, вскоре поправится вице-канцлер.

— Дай-то бог, — императрица трижды перекрестилась.

— Анхен, мы с Андреем Иванычем обсудили его прожект по созданию кабинета министров и чуть даже доработали. Пока вот на чём остановились. — И Брехт рассказал Анне Иоанновне почти весь разговор с Остерманом до момента создания департамента Специальных операций.

— Почему же он Премьер, а не ты, душа моя? — вскинулась сразу Государыня.

— Меня на всё не хватит. Мне бы с министерством Обороны справиться…

— Не хочешь? — поджала губы императрица.

— Так лучше будет, любовь моя. России нужна сильная армия, и больше, чем на её создание, у меня сил попросту не хватит.

— Ну, смотри, Эр… Ваня. Подготовьте с Андреем Ивановичем, как можно быстрее, ваш прожект. Посмотрю я его. Пора заняться делами.

Глава 7

Событие шестнадцатое

Поэзия —

та же добыча радия.

В грамм добыча,

в год труды.

Изводишь

единого слова ради

тысячи тонн

словесной руды.

В. Маяковский

Остерман не утерпел, хоть бы для приличия «поболел» пару дней, но нет, прямо на следующий день выздоровел и с самого утра припёрся в Кремль. «Над прожектом министерств работать».

Брехт же с утра решил, что пора над собой поработать, жирок лишний сбросить, и репу почесал. Здесь, в Кремле, если он бегать начнёт или на турнике сальты крутить с подъёмом переворотом, то добром это не кончится. В придурошные немцы запишут, а для министра Обороны и фаворита императрицы — это недопустимо. Должны там бояться или уважать, ненавидеть. Но уж никак не смеяться. Чесание репы привело к тому, что один вид спорта всё же нашёлся не смешной. И даже снаряды к нему нашлись. Это фехтование. И есть у преображенцев в полку учебные шпаги тупые и с тупым наконечником. До шарика на конце ещё не додумались. Так его и присобачить на шпагу будет не просто. До резьбы пока тоже не додумались, да и не мудрено, как нарезать резьбу, если нет твёрдых сплавов. Вон сколько места для прогресорства!

Иван Салтыков, вызванный Бироном пред светлые очи, сообщил, что господа офицеры в манеже тренируются.

— Не, рано пока, — Брехт ведь возможностей тела Бирона не знал. Но явно рыхловат и тяжеловат реципиент. Ещё опозорится перед офицерами. — Принеси комплект учебных шпаг, Ваня, с тобой проверю, на что способны лейб-гвардейцы.

Мастерство не пропьёшь. Князя Витгенштейна на совесть учили семь с лишним лет. Лучшие фехтовальщики страны были в учителях, да плюс до этого учил Иван Светлов. Тот правда не на шпагах, а на ножах, но кое-какие приёмы общие. Потому за пять минут, ещё толком и не вспотев, господин Бирон раз десять заколол поручика Салтыкова, сам же только раз напоролся, да и то в реальном бою было бы ранение ноги. Тоже опасно, ещё какую большую вену или артерию проколет клинок, бедренную или подвздошную. Иван Салтыков словил когнитивный диссонанс. Он видел толстячка сорокалетнего, хоть и высокого, про которого знал, что он был секретарём у герцогини Курляндской, а потом управляющим имением, а здесь его — одного из лучших фехтовальщиков полка, как щенка уделали, словно он в первый раз в жизни шпагу в руки взял.

— Ваше Высокопревосходительство, кто же были вашими учителями? — сразу пристал поручик, как только Брехт предложил взять другие шпаги, более тяжёлые. Воспользовался перерывом. — На итальянскую школу похоже, но не она, и не французская.

Ну да, в основном проходили приёмы из китайского у-шу.

— Это меня… в Кенигсберге, когда студиозом был один моряк обучил. — Чуть не сболтнул про Китай.

— А меня научите? — и глазами сверкает. Фанатик?

— Почему нет, вставай, отдохнули…

— Иван Яковлевич! — Брехт и не заметил, как к ним граф Остерман подобрался.

— Доброго утра, Андрей Иванович. Выздоровели? К Государыне? — Брехт надеялся, что сейчас вице-канцлер скажет «вестимо», да и продолжат они жирок сгонять, но не тут-то бы.

— К вам я, Иван Яковлевич. Предложения у меня есть по нашему прожекту, и вас бы хотел послушать. Думаю, не гоже тянуть с созданием Кабинета министров.

— Нда, не гоже. Всё, Ваня, дела. Как освобожусь, тебя кликну и продолжим. Да, ты за это время потяжелее шпагу мне найди. Тренироваться нужно на оружии тяжёлом, тогда и с лёгкой шпагой будет проще управляться.

В кабинет, что ему выделила недалеко от своих покоев Анхен, Брехт гостя не повёл. Там куча народу шастает и многие иностранцы, а тут такой серьёзный разговор. Рядом с церковью Ризоположения росло несколько лип и под ними скамейка стояла, Иван Яковлевич ещё вчера это место приметил, самое то для тайных бесед. Местность открытая кругом — подслушиватель не подберётся, а липы и высокая спинка скамейки от ветра защитят. Прохладненько сегодня, хоть и не облачка на небе. Так самое начало мая. И тут не Дербент. В церковь Брехт вчера зашёл и ужаснулся состоянием. Потом пожаловался Анне, та вызвала вечером какого-то монаха или игумена, чёрт их разберёт и тот выдал следующее, и спокойно так, словно это не его вина.

— Уже к 1722 году, когда я в Кремль перебрался, церковь обветшала, сквозь крышу текла вода — к этому же году от сырости стали осыпаться фрески. Средств не выделяли ни на починку, ни на дрова для отопления храма.

— А ты чем занимался? — скрипнул Брехт зубами.

— Так хозяйством церковным занимается по указу царя Петра церковный староста, выбираемый из мирян. — Вона чё? Нашёлся крайний.

— Анхен, просьба у меня к тебе. Чтобы другим было не повадно гробить имущество в стране, вели высечь этого старосту, кем бы он ни был, прямо около церкви. Потом конфискуй у него всё имущество и деньги вели на ремонт церкви все отдать, а самого нужно водить по Москве, бить легонько кнутом и заставлять кричать: «Я деньги воровал у храма». Три дня водить, а потом в Сибирь сошли.

— Ох и крутенёк ты Ваня, прямо не узнаю тебя в последнее время. Изменился ты сильно за те два месяца, что мы не виделись.

— Стараюсь, Анхен. Государство теперь в руках, а не именьице твое под Митавой.

— И то. Сама не знаю, за что хвататься.

Сели у разрушающегося памятника архитектуры пятнадцатого века на скамейку дубовую. Остерман даже подпрыгивал от нетерпения.

— Всё, ушей посторонних не видно, говори про свои задумки, Андрей Иванович. Хотя… Давай, говори по-немецки, вон монаси всякие шастают.

Что можно сказать про придуманное вице-канцлером? Вот такие люди рулили страной. Хотя один грамм радия в этих тоннах руды, как скажет Маяковский, всё же был.

Событие семнадцатое

Вся гордость учителя в учениках в росте посеянных им семян.

Дмитрий Иванович Менделеев

Остерман не одну, идею выдал, а целых две. Первая идея, если её для лучшего запоминания озаглавить, будет называться: «Наши же Воловьи лужки». Андрей Иванович предлагал создать министерство «По улаживанию имущественных и прочих споров среди дворян».

— А чем суды плохи? — Не понял цимеса Брехт.

— Денег нет у некоторых, а судейские, получив взятку, будут на стороне богатого, — пояснил свою идею вице-канцлер.

— А в министерстве не будут воровать и брать взяток? — Иван Яковлевич остановил рукой попытавшегося взвиться и стоя доказывать свою правоту Остермана.

— А знаете, Андрей Иванович, я согласен с вами. Такое министерство нужно создать. Народу в нём будет не много. В губернских городах отделения по нескольку человек. А дворянам это преподнести, как милость монаршию. Мол, думает о своей опоре Анна Иоанновна — избавляет дворян от судебного произвола. Кстати, насчёт дворян. Предложите Андрей Иванович Государыне указ издать, о введения возрастного ценза для служилых дворян и вообще всех военных. Отслужил двадцать пять лет и можешь ехать к себе в именьице спокойно передавать юношеству опыт, если ты дворянин и есть у тебя имение. А солдаты становятся вольными и могут заниматься к чему у них душа лежит. А нам ведь с вами нужно воспитателей и учителей для училищ и школ где-то брать. Вот эти люди, повоевавшие и за двадцать пять лет воинскую науку отлично прошедшие, будут свои знания юношеству и детям передавать, если надо, то и дисциплину поддерживать. Чай привыкли.

— Этим указом Анна Иоанновна и вы, как его создатель, большую любовь в армии заслужите. — Пояснил Брехт невысказанный вопрос, прямо читаемый на круглой физиономии Остермана: «А почему не вы, Ваше Высокопревосходительство»?

— А вы, Иван Яковлевич? — не удовлетворился ответом не незаданный вопрос вице-канцлер и задал его.

— А я должен быть ужасным Бироном. Проклятым немцем, которого все боятся и ненавидят. Злым и кровожаааадным я должен быть. А тут такой положительный указ. Не ложится в общую картину. Будут искать подводные камни, пакости и найдут, конечно.

— Ваша правда.

— Вот и будем идти рука об руку, вы — пряник с Анной Иоанновной, а я — кнут с вашим тёзкой. Нужно срочно воссоздавать Тайную канцелярию в Петербурге или… Ну, в Петербурге и Преображенскую канцелярию в Москве. Только местами пока начальников поменять. Здесь будет Андрей Иванович Ушаков, а в Петербурге, пока там нет никого, пусть князь Ромадановский…

— Так представился он на днях, — остановил строительство КГБ Остерман.

— Плохо, а есть сын у него. Фамилия уж больно подходящая.

— Нет. Есть только дочь. Князь Иван Фёдорович был женат на Анастасии Фёдоровне Салтыковой, родной сестре царицы Прасковьи Фёдоровны, супруги царя Иоанна Алексеевича, матушке нашей Анны Иоанновне.

— Получатся она двоюродная сестрица Анхен? И что с дочерью?

— Она замужем за Михаилом Гавриловичем Головкиным — сыном канцлера.

— Пригласите его к себе завтра. Сына в смысле. И я подъеду. Мысль одна у меня родилась. — А что хорошая мысль. Пусть этот Головкин возьмёт фамилию жены. Анна Иоанновна команду даст. И на Преображенский приказ сядет очередной князь-кесарь Ромадановский — гроза всех мздоимцем и прочих государственных преступников. Главное, чтобы был не мямля и не рохля.

— Деятельная натура, кажется, сынок канцлера. — Остерман как-то слегка поморщился, но от Брехта это не ускользнуло. Сделал вывод, что какая-то видимо нелюбовь у Остермана с сыном канцлера. И хорошо. Будет противовесом.

Второе предложение Андрея Ивановича касалось торговли. Ну как предложение — прожект целый. Предлагал Остерман фантастическую вещь, похожу на ту, что высказал Остап Бендер шахматистам в Васюках. Вице-канцлер решил построить сотни больших торговых кораблей и бороздить ими просторы вселенной. Перехватить торговлю у Англии с Голландией и сделать Россию центром мировой торговли.

Нет, кто же откажется от такой заманчивой перспективы. Вот только кто эти корабли будет строить, кто ими управлять, кто те купцы деятельные сотнями ринувшиеся осваивать морскую торговлю? И главный вопрос…

— Где деньги, Зин?

— Что простите, Иван Яковлевич? Кто такой Зин? — На немецком же говорили. Да и песни Высоцкого не слышал граф новоиспечённый. Не понял юмора будущий Премьер.

— Двумя руками я за ваше второе предложение, как и за первое. Только, Андрей Иванович, вы знаете, как можно съесть слона?

— Слона? Нет. Он большой.

— Точно. Вот и прожект ваш грандиозен. Любое огромное дело, как говорят китайцы начинается с маленького шага. А слона нужно есть по кусочкам. Чтобы построить сотни больших кораблей нужны верфи и люди обученные строить эти корабли. А для этого нужны школы. Пётр Алексеевич это понимал, он построил и открыл несколько школ. Но эти школы сейчас должно быть в запустении. Нужно из проверить все и расширить, и углубить. И новые создавать. Кроме шкиперов нужны судостроители. Нужно открыть академию торгового флота и этой академии готовить не только лоцманов и капитанов, но и корабельных инженеров. С этого и надо начинать ваш прожект выполнять. Нужны преподаватели. Инженеры судостроители. Нужно их в Россию залучить. И я знаю кому это дело поручить.

— И кому же? — чуть сник Остерман.

— Вашему брату, он ведь, насколько я успел понять, сейчас в Москве и не у дел. Давайте назначим его заместителем вашим, как министра Иностранных дел и отправим по немецким землям прибрежным в путешествие. Пусть агитирует профессоров, что связаны с судостроением и картографией, пусть мастеров настоящих корабли строящих пригласит. И будет к нему у меня ещё маленькое поручение. Ты, Андрей Иванович, когда предварительно с ним переговоры будешь вести, обговори это, как условие моё. Из всех городов немецких он должен присылать сюда картофель, небольшие скажем по пуду примерно мешки с зерном, всяким разным, и рожь, и пшеница, и ячмень, и овёс, и гречка. А кроме того, пусть семена всяких диковин или рассаду вместе с учителями сюда шлёт. А чего… И другие семена тоже нужны. И репа нужна, и свекла, и капуста, и морковь. Не знаю, лучше ли они в немецких землях, чем у нас? Посадим и проверим. И лучшие будем культивировать. Но это так — попутное задание, главное — привезти мастеров и профессоров.

Событие восемнадцатое

Человек всегда учится лишь у тех, кого любит. Те, у которых мы учимся, правильно называются учителями, но не всякий, кто учит нас, заслуживает это имя.

Иоганн Вольфганг Гёте

Вообще, братья Остерманы сыграли в истории России вполне заметную роль. Младший Андрей Иванович, а на самом деле Генрих Иоганн Фридрих был чем-то похож на Бирона. Судьба почти одинаковая. Он учился в Йенском университете, но из-за дуэли вынужден был бежать в Амстердам, оттуда с адмиралом Крюйсом приехал в 1704 году в Россию. Ушлый студент недоучка быстро выучил русский язык и втёрся в доверие к Петру I, и в 1707 году был уже переводчиком посольского приказа, а в 1710 году — его секретарём. А дальше попёрло. В 1721 году уже Андрей Иванович добился, вместе с Яковом Брюсом, заключения Ништадтского мира, за что был возведён в баронское достоинство. А через год в 1723 году при его непосредственном участии заключен выгодный для России торговый договор с Персией, за что он получил звание вице-президента коллегии иностранных дел.

Очень похоже сложилась и юность Бирона. Он тоже — недоучившийся студент. Учился в Кенигсберге в университете. Один раз в кабаке на какой-то пирушке подрался и отсидел несколько дней в тюрьме, но впрок Эрнсту Иоганну это не пошло. Продолжал посещать кабаки в весёлых студенческих компаниях. В одной из пирушек, будучи в изрядном подпитии, влез в драку с солдатами, не поделив жриц любви, и в этой драке одного из солдат убил. На этот раз в тюрьму не попал. Сумел сбежать из Пруссии и бросился в Россию, предложил свои услуги в воспитании царских детей. Но принят не был, скорее всего из-за незнания русского языка. Ну и недоучка же. Тогда он вернулся домой в Курляндию и был Бестужевым принят в секретари к герцогине Курляндии Анне Иоанновне. Дальше известно.

А вот судьба старшего Остермана изобилует загадками. Парочку предположений всё же сделать можно. Иван Иванович прибыл в Россию по протекции младшего брата и был принят Петром в качестве воспитателя и преподавателя немецкого языка при племянницах Петра и, дочерях царя Иоанна Алексеевича. Дело тёмное, но пять лет не было у Салтыковой детей, а потом сразу четверых дочерей родила и у последней Прасковьи волосы другого цвета, чем у двух первых выживших — Екатерины и Анны. Почему не допустить участие импозантного учителя в сём деле. К девочкам Иван Остерман привязался, и когда старшую Екатерину выдали замуж за герцога Мекленбург-Шверинского Карла Леопольда, то он последовал за ней. Карл этот был садист и грубиян и вскоре Екатерина с дочерью, будущей Императрицей Анной Леопольдовной, сбежала в Россию, а Остерман стал послом Карла Леопольда в России. Иван Иванович успел оказать немалые услуги герцогу, который вскоре пожаловал его в тайные советники, а в 1721 году возвел в баронское достоинство и назначил министром-резидентом. Сейчас рыцари выгнали карла Леопольда из его герцогства, всё боролся с ними, хотел стать настоящим самодержцем в своём герцогстве, но получилось — наоборот. Император его власти лишил. Так что сейчас непонятно какую должность Иван Иванович занимает при дворе Анны Иоанновны. Бывший посол бывшего правителя. Зато любимый учитель всех «Иоанновен»

Вот и нечего сидеть без дела. Пусть поездит по немецким землям. Привезёт учителей, мастеров и семена растений.

— Зачем же нам все эти семена и столько картофеля, и почему нельзя купить всё это в одном месте? — вывел из задумчивости Ивана Яковлевича младший брат будущего засланца.

— Самое время, Андрей Иванович и мне с тобой прожектами поделиться. Давай ещё про одно министерство поговорим. Называться оно будет — министерство Сельского хозяйства.

— И зачем же оно, неужто крестьян учить пшеничку сеять? — хмыкнул Остерман.

— В том числе. Итак. В нём будет четыре департамента. Первый — департамент Растениеводства. Чем будет заниматься, чуть позже. Сначала про другие департаменты. Вторым будет департамент животноводства. Этот будет организовывать создание племенных заводов в России. Нам нужны мощные кони — пушки тягать, нужны рысаки для кавалерии. И нужны неприхотливые крестьянские лошадки — землю пахать. Нужно завести жеребцов и кобыл из-за границы, поискать у нас в стране достойные экземпляры и, скрещивая их, добиться требуемых качеств, а потом размножить. То же и коровами. Одна ведь корова много молока даёт, а вторая чуть. Нужно развести — размножить лучших. Свиней по этому же принципу отобрать, нет не молока чтобы больше давали, — вскинувшегося Остермана остановил рукой Иван Яковлевич. — Нужно найти побольше и тех, которые быстрее вес набирает. Курицы должны нести большие яйца и чаще. И так далее. Ах, да нужно умыкнуть в Англии и в Испании хороших овец, нужна шерсть своя нашей стране. Чтобы всем этим заниматься нужны учёные, вот их и будет готовить Сельскохозяйственная академия. Это будет третий департамент. Но это уже учёные. А нужны ещё обычные агрономы и коновалы или коровьи и лошадиные доктора. Их будут готовить несколько сельхоз и ветеринарных институтов. Это четвёртый департамент.

— Нужно ли всё это Иван Яковлевич? Это же больших денег стоит. Может, само организуется. Живём же и лошади есть и яйца и хлебом торгуем? — Вице-канцлер озадаченно покрутил головой, — Это же деньги не малые, хватит ли на всё?

— Поищем. Вложенные в это министерство копейки огромные тысчи золотых червонцев принесут через десяток лет. И брат ваш, привезя семена из немецких земель, будет первым кирпичик в этом здание.

— Так можно и в другие страны народ отправить? — Под париком почесал голову Остерман, — Не дожидаясь создания министерства.

— Можно. Насколько я знаю, Пётр отправлял дворян учиться в разные страны. Есть ведь ещё живые среди них и не ставшие генералами и адмиралами? В Испанию бы послать человечка, в Голландию, да и Англию не помешает. Языки только должны знать. Поищите, Андрей Иванович?

Глава 8

Событие девятнадцатое

Фехтование служит не для того, чтобы нанести вред, а для того, чтобы причинить пользу.

слова из фильма «Тот самый Мюнхгаузен».

Москва — маленькая деревня. Тьфу — большая. Но деревня. А все аборигенские офицеры — точные копии мастеров Кунг-фу из плохих китайских фильмов. Им обязательно нужно выяснить чьё Кунг-фу лучше. Переводится, если не дословно, название это, примерно так — навык, мастерство, отточенное годами. Преображенцы же — лейб-гвардия! Элита элит!!! Все бойцы и дартаньяны. И вдруг вчера выяснятся, что какая-то штатская штафирка, конюх какой-то, побил в учебном поединке одного из лучших фехтовальщиков полка. Мастера «Пьяного кулака» и прочих Тигров с Журавлями и Обезьян с Драконами возбудились и утром пришли вместе с Иваном Салтыковым на тренировку. Человек двадцать. И более того, припёрся сам командир Преображенского полка. Князь Василий Владимирович Долгоруков был против Кондиций, и Анна об этом знала, потому никакой опале Василий Владимирович не был подвержен и все звания и награды с имениями сохранил. А звания были. Кроме того, что он был командиром Преображенского полка, шефом которого сразу объявила себя Анна Иоанновна, был Василий Владимирович ещё и генерал-фельдмаршал (а это высшее воинское звание, если генералиссимуса не считать) и до кучи назначен главнокомандующим войсками, сосредоточенными на Кавказе. А четвёртого марта этого года назначен Анной членом Правительствующего сената.

Дедушка был в тёмно-зелёном кафтане, похожем на форму преображенцев, в огромном, обсыпанном мукой, парике и при шпаге, за которую время от времени хватался, словно тоже хотел силами и умением с немчиком худородным померяться.

Брехт к такому повороту событий ни морально, ни физически готов не был. Он и затеял эти упражнения с Иваном Салтыковым, чтобы жирок согнать и прежние умения восстановить, ну и мышцы, естественно накачать. Слабоват был Бирон, никогда не занимался ничем тяжёлым, из всех его занятий только верховая езда чуть на спорт походила, но в этом спорте скорее лошадь мышцы накачивает, чем наездник.

— Иван Алексеич, что это такое? — подойдя к преображенцам свёл брови на троюродного братца Анхен Иван Яковлевич.

Но Ивану ответить не дал другой родственничек. Вперёд офицеров выступил Салтыков Семён Андреевич. С этим товарищем Бирон уже успел познакомиться. По существу — это руководитель переворота, в результате которого Анна порвала Кондиции и стала настоящей самодержицей.

Семён Андреевич, будучи тогда командиром одного из батальонов Преображенского полка, занял сторону Анны Иоанновны, родственником которой являлся. 25 февраля императрица приказала гвардии повиноваться только Салтыкову. После победы Анны Иоанновны 6 марта он был произведён в полные генералы, назначен обер-гофмейстером с поручением заведывать Московской дворцовой канцелярией, а 30 марта был награждён орденом Святого Андрея Первозванного.

— Господин Бирон, Иван рассказал нам вчера за обедом, что вы знатный фехтовальщик. Мастер, прямо. Господа офицеры хотели бы посмотреть на ваши умения. — И мордочку под париком, белым от пудры, красную, вверх задрал. Тоже лет шестьдесят товарищу усики шкодные рыжие. Они все Салтыковы почти рыжие. Иван тоже. Очень дальняя родня этому, но сейчас кланы, и все Салтыковы сейчас в клане родичей Императрицы. А этот вообще в фаворе у Анхен, не пошлёшь куда подальше.

— И как вы себе это представляете, Семён Андреевич? Я должен шпагу скрестить со всеми двадцатью господами офицерами сразу или по очереди. Может я и не плохо владею шпагой, но не может один человек двадцатерых победить, каким бы мастером он не был. Я же не терминатор.

— Кто? Не важно. Мы выберем пять человек по жребию. Так вас, Ваше Высокопревосходительство, устроит? — и с таким мерзким выражением сказал про «превосходительство», что прямо яд с зубов далеко не белых закапал.

— Почему нет. Сегодня пять, завтра пять и так пока все не кончатся. А начнём мы с вас, Ваше превосходительство. Без жребия. Или невместно вам?

Салтыков лет на двадцать старше Бирона. Тоже пузико имеет и скорее всего: «давненько не брал в руки шашек», как сказал Чичиков Ноздрёву.

— Извольте, Ваше Высокопревосходительство.

Иван Яковлевич выбрал из принесённых офицерами шпаг учебных самую тяжёлую и длинную и снял кафтан. Парика на нём не было, и вчера на вопрос Анны Иоанновны, почему с босой головой ты Ваня, рассказал про вшей. Начало положено. Анхен, когда один из царедворцев вечером про охоту ей рассказывал косилась на его парик и отодвигалась. Ещё несколько дней и математические расчёты по стоимости париков для армии и вполне возможно, что чуть не сотню лет раньше в России эта гадость исчезнет.

Делать совсем врагом этого человека Брехту не хотелось. Что-то смутно помнил он из истории или фильм смотрел. Не важно. Так вот, помнил, что Анна будет несмотря на всю никчемность этого персонажа всегда защищать и опекать. И вскоре, когда Двор переберётся в Санкт-Петербург, этот Салтыков станет Генерал-губернатором Москвы и практически самодержцем в Первопрестольной. Исходя из этого Иван Яковлевич и разработал план на поединок. Нужно немного позвенеть шпагами и даже чуть поддаться, не до укола, а так запнуться, что ли, отступая, ну, бой покажет, а потом применить подлый приём, как бы случайно. Приём действенный и, если это не учебный или спортивный поединок, а схватка, где тебя убить могут, очень действенный и неожиданный для противника. Так и называется — «Внезапный удар в кисть».

Удар простой. Да, даже, ещё проще. Если противник стоит так, что вы можете легким движением, снизу и чуть сбоку, попасть ему в кисть руки, держащей шпагу, то нужно — непременно воспользуйтесь этой возможностью! Понятно, что на тренировках этого не нужно. А вот в поединке не на жизнь, а на смерть, когда бой проходит на стальных острых клинках, то резкий удар в незащищенную руку может привести к серьезным травмам. Не зря всякие гарды и чашки придуманы, но на этих современных шпагах кроме самой рукояти ничего руку не защищает.

Уже после первого выпада Брехт понял, что Иван не зря себя одним из лучших фехтовальщиков полка обозвал. Он на голову выше родственника в этом деле. Семён Андреевич несколько раз тыкнул в Бирона глубоко при этом провалившись. Можно было сто раз заколоть, но Иван Яковлевич отступал под наскоками неумелыми дедушки и чуть в самом деле не запнулся. Двор не каменный, не мощённый. Где деревянными тротуарами застелен, а где просто глину утоптали, вот об конец тротуара, отступая Брехт и споткнулся, на счастье, не упал, но господа преображенцы закричали, поддерживая удачу командира. Выровнявшись, Иван Яковлевич ещё пару раз отступил, а потом, как бы опять оступившись, ударил кончиком шпаги прямо по пальцам Салтыкову.

— А-а-а! — родственничек учебную шпагу выронил и за кисть схватился.

К нему офицеры бросились.

— Ох, простите мою неловкость, Семён Андреевич. Опять запнулся о доски. Нужно на ровном месте поединок проводить. Простите ради бога, не специально, уж больно вы меня теснить начали, а у меня на затылке глаз нет. Будем считать, что поединок за вами.

Брехт не со всей силы бил, а именно, чтобы противник шпагу выронил. Так что болеть сильно не должно. Поморщился Салтыков и протянул руку «травмированную», для рукопожатия, принимая поражение соперника.

Событие двадцатое

Проблема многих людей в том, что они стремятся не проиграть, вместо того, чтобы победить.

Э. Скриб

А дальше была жеребьёвка. Прикольная. Словно в фанты играли. Ивана Салтыкова поставили спиной к офицерам, и оправившийся от удара, «победитель» тыкал пальцем, повреждённым в одного из офицеров. А Иван кричал, пересиливая гомон преображенцев, «Да» или «Нет». Поручик поспешил и в жеребьёвке приняли участие далеко не все. Опять гомон поднялся. На удивление старший Салтыков на них гаркнул, и офицеры быстренько успокоились. Выходит, какая-то дисциплина в гвардии всё же есть.

Первым против Бирона вышел бородатый плечистый малый, почти с него ростом. Брехт уже успел узнать, что сейчас в преображенский полк набирают только русых и высоких, а в 3 и 5 ротах они ещё обязаны носить бороду, почти лопатой. Этот и был как раз с бородой. Мужику было лет тридцать. Кровь с молоком и ни капли лишнего жиру.

Скрестили шпаги, и Брехт сразу оценил силу удара. Здоровый кабан. Чуть руку не отсушил. Ну, и против такого лома есть приём. И Иван Яковлевич им в Баварии, под руководством опытного учителя, в совершенстве овладел. Называется приём: «Вложенный удар».

Фехтовальщики настоящий, учившиеся у кого надо, а не у кого придётся, любят зеркальную защиту — такие симметричные ответы на все действия противника. Хороший способ пробить ее — именно, вложенный удар. Брехт несколько раз проверил сначала, а потом поняв, что против него действует, как вполне обученный фехтовальщик, спровоцировал зеркальную защиту от простогоудара справа. После соприкосновения клинков Иван Яковлевич тут же вложил всю силу руки от локтя и плеча и провернул кисть так, чтобы этот удар сбил меч противника вниз, к земле.

Получилось, как и планировал. Результат для соперника очень и очень неутешительный, скорее всего — травма запястья. Понятно, что после вложенного удара бородач полностью открылся и их Высокопревосходительство ткнул тупым «остриём» в грудь, прикрытую только зелёным мундиром. Туше. Бородач ещё и выронил шпагу учебную. Потом прижал руку к груди и рычать начал. А нефиг.

Третьим поединщиком вышел просто монстр какой-то. Мужик тоже был с бородой и ростом ни миллиметра Бирону не уступал, зато в плечах его чуть не в два раза ширше. Богатырь просто. Запястье, что торчало из обшлагов красных было всё заросшее белым волосом и толщиной с ногу. Через всё лицо, не скрытое бородой, начиная со лба проходил косой синий рубец. Знатно кто-то приложил товарища шпагой или саблей. Этот, как и предыдущий, мало того, что огромную силу в удары вкладывал, был ещё и отлично обучен. Брехт несколько раз попытался повторить вложенный удар, но богатырь не поддался на провокации. Он теснил и теснил Ивана Яковлевича опять к дощатым тротуарам. И рука потихоньку начинала отсыхать и уставать, парирую сильнейшие удары. Преображенец по большей части пользовался шпагой как мечом. Это ещё хорошо, что вес не большой у «железки» противника.

Пора было заканчивать поединок, и Брехт даже понял как. Против физически сильного противника лучший приём — это «Проходящий батман».

Батман или отбив — это обычное действие. Просто — столкновение двух клинков при парировании удара. Проходящий батман — это довольно хитрый трюк, изучение которого потребовало от князя Витгенштейна кучи времени и усилий. Но оно того стоило.

Сначала Иван Яковлевич провёл финт справа, но не такой, в котором клинок избегает контакта со шпагой противника. А как раз наоборот, клинки должны соприкоснуться, как при самом обычном ударе. Разница в том, что к моменту соприкосновения твоя рука должна быть расслаблена. Шпага противника сносит ваш клинок, но рука не останавливается и проходит дальше налево, увлекая за собой оружие.

И вот тут есть всего мгновение. После того, как клинок Бирона проскочил под шпагой преображенца, он немедленно нанёс очень сильный удар вдогонку вражеского клинка. Вектор движения оружия бородача и так был направлен слева направо относительно Брехта, а тот еще и подтолкнули его, используя силу врага против него.

А дальнейшее действие вполне очевидно — по открытому противнику наносится прямой удар. И Иван Яковлевич сил не пожалел, ткнул концом учебной шпаги в солнечное сплетение богатырю. Товарищ согнулся, а потом и на колени рухнул. Ну, говорил же — нефиг.

Офицеры, как дети прямо заорали и чуть не повисли у Бирона на руках, по крайне мере Иван так точно его со спины обхватил и оттащил от бородатого монстра. А преображенцы принялись «Николая» поднимать и ощупывать. По счастью, ткань на мундире была прочной, и ни кровинки не показалось.

— Господин Бирон! — подскочил к нему Салтыков старший. — Вы поаккуратнее! Это не дуэль, а учебный поединок.

— А что не так? — Пожал плечами Брехт. — Кто-то ранен или покалечен?

Тут «Николай» очухался. Он подошёл к Бирону с наивной такой детской улыбкой и облапил неожиданно.

— Хорош удар. Ловок бес! Научишь потом. Прямо — красиво! — и как хлопнет по плечу.

Ссука. Как теперь фехтовать. Ключицу переломал. Ну, почти переломал.

К счастью, больше фехтовать сегодня не пришлось.

— Что тут творится, господа!

Событие двадцать первое

Победа никогда не приходит сама, — её обычно притаскивают.

Иосиф Виссарионович Сталин

Прямо на толпу преображенцев шёл гренадёр.

Так-то в гвардию особо маленьких и хилых не особо берут. Все почти офицеры с Бирона ростом, мало кто ниже. А есть и совсем богатыри, вроде последнего противника. Это офицеры. Солдат же ростом меньше метра восьмидесяти вообще не берут. Так что Иван Яковлевич, как обычно, на голову над толпой не торчал. Он был в зелёном кафтане тёплом и от преображенцев отличался только тем, что красных обшлагов у него не было. Ну и сапоги чуть короче. Купил по дороге. До этого Бирон тоже в ботфортах щеголял. Кавалерист же. Или нет — просто лошадник. Кавалеристы — это, наверное, только военные. И как их люди носят, неудобно же? Сейчас сапожки на нём ниже колена чуть. Почти как хромовые сапоги у офицеров в армии СССР. Это, кстати, сейчас при поединках давало кучу преимуществ. Подвижность значительно выше. Получается — вокруг все гренадеры.

К ним тоже двигался гренадёр с длинным мушкетом в руках. Гренадёр был гренадёрского роста и на плечах его был накинутый коричневый кафтан. Почему-то Ивану Яковлевичу показалось, что на его кафтан парадный похож, в котором он собирался сегодня идти к Остерману с его братцем и будущим Ромадановским встречаться. Точно, вон и пожалованный позавчера орден Александра Невского тряпошный к груди пришит. Настоящий только заказал сегодня утром придворному ювелиру Бирон.

— Что тут творится, господа лейб-гвардейцы? — повторил свой вопрос гренадёр, ближе подойдя. За ним с мушкетами на плече шествовали двое преображенцев. Рядовые. Свита.

Гренадер сдвинул чёрные брови. Грозен зело. Всё бы ничего, но из-под накинутого на плечи коричневого кафтана выпирала объёмная, как два колокола, золотой парчи юбка. На голове же гренадера была небольшая, сверкающая каменьями самоцветными корона.

Народ преображенский гренадера узнал. Парочка стала кланяться, о остальные выпятили груди молодецки и смело двинулись спиной вперёд, освобождая место для драки. Смельчак всё же нашёлся. Понятно, Ванька.

Иван Салтыков чётко, как на параде, сделал три шага вперёд и гаркнул.

— Ваше императорское Величество, докладываю. Их Высокопревосходительство господин Бирон проводит учение на шпагах среди офицеров вашего полка преображенского.

— Вот как? — Их Величество обвело взглядом офицеров и наткнулась им на Бирона.

— Не знала я за тобой Эрн… Иван Яковлевич умения шпагой махать. Врут поди? — и сурьмяные брови ближе сдвинула.

— Напрасно, матушка Государыня, — вылез наконец вперёд старший Салтыков. — Наилучший фехтовальщик господин Бирон. На себе испытал. Пока всех кроме меня превзошёл. И приёмы всё необычные. Есть чему поучиться. Дозволь нам Государыня, если Иван Яковлевич не против, с ним поупражняться?

— Однако. Удивительно. За столько лет и не знала за тобой такого умения, Эрн… Иван Яковлевич.

— Не на ком было показывать. А тут орлы… Анхен, а разреши слово молвить. Сейчас просто отличная идея мне в босую голову пришла.

— Точно, без парика…

— Без вшей…

— Хм. Да. Ну, говори идею босую.

— А давай, Анна Иоанновна, соревнование, ну, испытание проведём. Вот эти офицеры преображенцы и мы вдвоём. По мишеням из штуцеров палить будем. Со ста шагов первый выстрел, со ста пятидесяти второй, третий с двух сотен. И так, пока последний не останется.

— Любо!!! — гаркнул Иван Салтыков и всё лейб-гвардейцы подхватили:

— Любо! Любо! Испытание. Да здравствует Государыня. Ура!

Гренадёр в коричневом бироновском кафтане расплылся в улыбке.

— А давайте. А то скучно одной по воронам палить. Князь Василий Владимирович, ты у нас фельдмаршал, распорядись чтобы после обеда всё здесь подготовили к испытаниям.

Долгоруков оглядел двор Кремля. Брехт тоже.

Царь-колокола ещё нет. Его начнут отливать только через несколько месяцев. Царь пушки тоже не видно. Огромный пустой двор. Пали не хочу.

Глава 9

Событие двадцать второе

Бабушка выпустила пса из сарая и сказала маме, что это жестоко — запирать животное. Пса вырвало на кухне. Бабушка его снова заперла.

Сью Таунсенд

Анну Иоанновну пристрастил к охоте Пётр Михайлович Бестужев-Рюмин. А чем ещё заниматься в нищей, забытой богом, Митаве? Так хоть какое-то развлечение. Сам Бестужев стрелял неважно. Старенький всё же, и руки, вечно похмельные, дрожат и зоркость уже не та, цифры плохо в книгах видит. Наверное, потому и начал изюм воровать, что никак не мог фунты мелкие, кривоватым почерком в ведомости записанные, различить. А нет изюма и нет цифр. И всем хорошо.

Анна охоту не только полюбила, она — охота эта, стала её страстью. Больше всего нравилось ей стрелять по воронам. Во-первых, цель сложная. Летит же ворона, не сидит на месте, а во-вторых, она ворон ненавидела. Полно сначала их было в Митавском замка. Тысячи, должно быть. И они беспрерывно каркали. Брошенной всеми юной герцогине казалось, что эти птицы противными своими голосами несчастья ей накаркивают. Женщиной Анна была деятельной и принялась истреблять ворон в замке и его окрестностях. Замок окружал довольно большой и совершенно запущенный сад, и на каждом дереве было по нескольку вороньих гнёзд. Бестужев привёз с собой в Митаву неплохую коллекцию мушкетов, штуцеров и старинных пищалей, которые потихоньку перекочевали от стареющего фаворита к герцогине.

Анна не просто охотилась на ворон, выходя в сад пострелять, она принялась их целенаправленно истреблять. Возле каждого окна стояло заряженное ружьё или штуцер австрийский нарезной. Идёт Анна Иоанновна из спальни в обеденный зал по небольшой анфиладе комнат, и в окно посматривает, увидит ворону на дереве, и к окну, хвать аркебузу какую дробом свинцовым заряженную, распахнёт окно чуть, аккуратно, чтобы умную и пугливую птицу не потревожить, и, прицелившись, пальнёт по ней.

Не сразу, не по щучьему велению, а с годами, с опытом тысячи выстрелов, пришло к герцогине Курляндской мастерство. На лету теперь спокойно сбивала птиц. Со временем от экзотических всяких ружей отказалась и перешла в основном на французские мушкеты и русские тульские штуцера. Дробью стрелять почти перестала. Гораздо интереснее из штуцера, вон на той далёкой берёзе, проклятую мерзкую птицу пулей завалить, чем вблизи дробью.

Настоящий Бирон поневоле тоже постреливал изредка, но гораздо больше ему нравилось заниматься с лошадьми, ездить верхом, подставив грудь несущемуся навстречу ветру. Он и Анхен старался увлечь скачками, и вполне в этом преуспел. Только в отличии от Елизаветы Петровны, любящей в мужских одеждах щеголять, Анна никогда себе такого не позволяла, а потому ездила в дамском седле боком и разогнаться не могла. Нарезавший вокруг круги Бирон, поняв, что, катаясь с Анной вместе, не разгонишься, не почувствуешь свист ветра в ушах, перестал почти брать её с собой на конные прогулки. Так и существовали в параллельных мирах. Герцогиня истребляла ворон и собак вокруг замка в Митаве, в Эрнст Иоганн носился по окрестностям на лошадях.

С переездом Анны Иоанновны в Москву толком ничего не изменилось. Более того, почти истреблённые и пуганные вороны Митавы остались в той Митаве, а здесь, в Кремле, никто до того в мерзость эту не стрелял и было их столько, что когда начинал звонить колокол на Иване Великом, то тысячи птиц взмывали в небо и закрывали его почти. Оружие из замка в Курляндии Анна Иоанновна не взяла. Куда его деть в небольших переполненных санях. Да и оказалось, что ничего страшного, в Оружейной палате Кремля всякого оружия оказалось достаточно. Да, ещё и царедворцы, прознав про страсть новой императрицы завалили её огнестрелом всяким. Брехт коллекцию оценить уже успел. Анна своей привычке не изменила, у всех окон в жилой части кремлёвских палат стояли заряженные штуцера и мушкеты. В обязанности охраняющих покои императрицы преображенцев теперь входила и обязанность следить, чтобы оружие было всегда заряжено. А когда Государыня выходила во двор прогуляться, то два солдата и офицер, её сопровождающие, тоже несли с собой заряженные штуцера, кроме своих мушкетов, выстрелит Анна Иоанновна по вороне и передаст винтовку солдату, тот остановится, зарядит и бежит догонять.

В Кремле теперь Анна стреляла не только по воронам и галкам, но и по собакам. В первый же совместный обед маленький Пётр рассказал, как к нему собачка лохматая подбежала. Брехт напрягся. Сейчас вылечить бешенство невозможно. Он запретил жене гулять с детьми без охраны, которая собак будет от детей отгонять. Анна переспросила про бешенство и кривовато улыбнулась.

— И от этой заразы избавимся.

Сам Брехт собак тоже не очень привечал. Нет, есть, конечно, собаки, которые пользу приносят, на границе или в милиции. Есть поводыри. Есть у пастухов. Эти собаки нужны. И с ними бороться не надо. Даже можно смириться с собаками на подворье, от воров дом защищают — полезная служба. А вот держать на потеху в квартире животное — это перебор. Наверное, есть люди, которым нравится, когда за стенкой без хозяина собака целый день воет и начинает лаять на малейший шум в подъезде. Ещё без всякого сомнения есть люди, которым нравится желтый снег вокруг подъездов и дворы в собачьем дерьме. Каких только извращенцев не существует. Брехту собачье дерьмо под ногами не нравилось. Дебил, должно быть. Да и снег жёлтый не нравился. Ну, точно дебил. И лай в соседней квартире, при современной слышимости в домах, его в восторг не приводил. Теперь понятно, дебил и есть.

Будь его воля, он бы указ издал, если хочешь держать собаку в квартире, принеси справку, что жильцы подъезда не против. А ещё, как в Финляндии и Швеции, налог бы ввёл на содержание собак. Три с половиной тысячи евро в год. Не будем переводить в рубли, именно в евро. И владей, если соседи не против по говну ходить и мочой любоваться. Не заплатил и штраф десять тысяч евро. Завёл без разрешения соседей — штраф тот же.

В общем, к новой забаве Анхен — истреблять собак бродячих, в Кремле прикормленных сердобольными монасями, Брехт отнёсся спокойно. Это не садизм — это забота о здоровье его детей. Ивану Салтыкову он ещё и передал, что если увидит, как часовой запускает в Кремль собаку, то мало этому товарищу не покажется. Ссылка на Камчатку будет наименьшим наказанием.

— Анхен, можно я вон тот штуцер возьму на испытание, — показал Диане современной Брехт один из штуцеров, стоящих у окна. Почти копия того, что у него в Дербенте был. Явно арабская работа. Карамультук. Гораздо меньше калибр, чем у тульских, в районе десяти миллиметров, и ствол почти в два раза длинней. Да, заряжать долго. Так соревнования не на скорострельность будут, а на меткость. Хорошо бы пристрелять сначала, но ничего, Анна же как-то попадает по воронам, да и со ста шагов ещё умудриться надо промазать.

Событие двадцать третье

Оказывается, что из ста бывших в прошлом королевских фаворитов по крайней мере девяносто пять были повешены.

Наполеон I Бонапарт — император Франции

Погода решила для разнообразия Брехту подыграть. А и не честно так-то. Две недели, что добирались из Митавы в Москву то дожди, то ветер с моросью прямо в морду лица, и лужи, лужи, лужи. Хоть для мирового равновесия должны солнечные дни быть.

Солнце к обеду из-за туч выбралось, осмотрелось, увидело любопытную картину в Кремле, и чтобы обзору не мешали и облака, и тучи подальше на северо-восток отправило. Красота. Воробьи чирикают, голуби в небе круги наматывают, а вороны, как и всякие другие порождения зла, от света животворящего попрятались. На колокольнях многочисленных соборов Кремля. Вопрос? Почему порождения зла любят и не боятся колоколен? Вопрос!!!

Брехт вышел чуть пораньше на двор, чтобы проверить подготовку к испытаниям. Зря, видимо, в полку время от времени учебные стрельбы проводились, и мишени нашлись. Это были деревянные щиты из толстенных досок сколоченные. Прибиты они были уже совсем к брёвнам. Тренога такая. В результате, вся конструкция весила килограмм под двести, за сотню так точно, и чтобы их передвигать требовалось четыре гренадёра. Были жердины снизу прибиты и четверо молодцов брали их и как носилки передвигали. А чего — молодцы. Надёжная штука, которой многие годы можно пользоваться. Единственное, что Брехт бы исправил, так это саму мишень. В центре деревянного щита смесью гуталина и угольной пыли был нанесён квадрат. Хоть как просилась… Блин! А как это называется у вояк в будущем? Торс человека с головой. Вот такая мишень была бы лучше. Но будем писать на туалетной.

Пока Иван Яковлевич осматривал три мишени, на двор кремлёвский подошли и претенденты на звание самого меткого стрелка Москвы и её окрестностей. Преображенцы… Преображенцы тоже подошли, но слухами земля полнится, и несколько десятков семёновцев в ярких своих мундирах — сине-красных тоже отдельной недовольной кучкой кучковались. А чуть в сторонке целая толпа расфуфыренных енералов образовала кружок по интересам и перемывала, должно быть, косточки немчику, так как при его приближении замолкла. Генералы были всякие и штатские, камергеры с тайными советниками всякие и настоящие. И все в орденах. Иван Яковлевич себе очередную зарубочку сделал в мозгу. Нужно будет с Анхен переговорить, нельзя ордена обесценивать. Их нужно заслужить. И обязательно нужно ввести боевые ордена. Егория. И они должны внешним видом от гражданских отличаться. Чтобы сразу видно было — идет воин, а не паркетный шаркун. Пусть эти и дальше свои вышитые на тряпке звёзды носят.

— Семён Андреевич, — Бирон подошёл к активно машущему руками Салтыкову, — сколько стрелков будет от преображенцев?

— Восемнадцать, — прекратил ветренную мельницу изображать родственник царский.

— Странное число.

— Ничего странного, Иван Яковлевич. Нас восемнадцать и вас… И вы с Государыней. Ровнёхонько два десятка. — Пояснил Салтыков и хотел было опять в процесс указивок включиться, но Брехт ему не дал.

— Семён Андреевич, а если семёновцев включать. Дюжинами же считать на Руси привычней. Пусть преображенцев будет шестнадцать, нас с государыней, как вы точно подсчитали — двое и шесть семёновцев. Для укрепления дружбы между гвардейцами.

Салтыков осмотрел синих. Покусал роскошный ус.

— Так нельзя. Тогда нужно поровну, по одиннадцать, а то вместо дружбы распря пойдёт.

— Вам виднее. Договоритесь. Вон и их командир подошёл.

Надо сказать, что Брехт сначала запутался в названиях. Он по привычке назвал Анну шефом Преображенского полка и был вскинутой бровью встречен. Сейчас ещё эту хрень не придумали. Есть полковник, скажем, Семёновского полка, это и есть будущий шеф. Им сейчас у семёновцев генерал-фельдмаршал князь Голицын, Михаил Михайлович. Он никем, понятно не командует. Он числится. Это почёт такой. А есть подполковник. И подполковником у синих сейчас интересная личность, и именно увидев его, и решил Брехт социальную справедливость восстановить. Подполковником лейб-гвардии Семёновского полка сейчас генерал-аншеф Ушаков Андрей Иванович. Тот самый. Бывший и будущий начальник Тайной канцелярии или Экспедиции. Брехт уже закинул наживку Анхен, нужно мол, душа моя, возобновить работу Тайной канцелярии, может слегка название поменять. Пусть называется «Канцелярии тайных розыскных дел». Политический сыск нужен. И нужен настолько жёсткий, чтобы как мыши под веником сидели все хулители и порицатели с ниспровергателями.

Ушаков вовремя понял, чью сторону при перевороте занимать. По вступлении на престол Анны Иоанновны он подписался под прошением дворянства, осуждавшим попытку Верховного совета ограничить императорскую власть, за что получил 500 дворов. А через неделю и звание генерал-аншеф, читай генерал-полковник.

Ушакова надо иметь в друзьях и Брехт, увидев его, решил, что в испытание, чтобы семёновцы обиду не затаили, нужно и от них желающих выкликнуть. И подводный был камешек, почему-то не сомневался он, что первое и второе места займут они с Анхен. Просто немыслимая разница в умении обращаться с огнестрельным оружием у него, проживающего четвёртую жизнь, у Анны Иоанновны двадцать лет почти по воронам палящей и этих офицеров стреляющих из пистолета раз в год на дуэли и пару раз во время войны. Не могут ни преображенцы, ни семёновцы их обойти в этом состязании. И получается, что при случае можно попенять и Салтыкову, и Ушакову, что мол стыдно, братья славяне, хреново у вас в полках офицеров стрелять учат. А ежели солдатиков проверить? Ай-я-яй. Позорище! Вы уж… А то… Ай-я-яй.

— Андрей Иванович, доброго вам дня. Не хотите ли, чтобы и ваши лейб-гвардейцы против нас Государыней в испытание участие приняли? Покажите класс?

Событие двадцать четвёртое

Нос с локоть, а ума с ноготь

Всяк на свой аршин мерит

Он еще сверх плута на два фута

Наверное, Салтыков думал, что делает своим вспомошествование. Хотя, чужая душа потёмки, а чужая голова, так и подавно — предмет тёмный и исследованию не подлежит. Поглядывая на Бирона, он чего-то шепнул тому самому Николя, который монстр со шрамом, и тот, взяв в помощники семёновца — поручика, примерно его роста и телосложения, но с фотогеничной рожей, стал отсчитывать сто шагов. Там нужно было поставить щиты для первого выстрела. Ну, хрен его знает, зачем они это сделали, а только два великана начали отсчитывать великанские шаги.

На военной кафедре, когда Брехт учился в УПИ, был предмет ориентирование, или чёрт его знает, как он назывался, Сейчас Иван Яковлевич уже и забыл. Смысл был в чём — имея только карту и компас нужно было по определённому маршруту прийти в определённую точку. Для расчёта расстояния пользовались шагами. Замерили шаги у разных по росту людей, высчитали, сколько шагов нужно пройти каждому, и они параллельно шли по азимуту, шаги считая. Вот у Брехта тогда шаг был семьдесят пять сантиметров. То есть, понятие сто шагов означает — семьдесят пять метров. Чего уж родственничек навыдумывал, но великаны стали шагать, разрывая штаны в паху. Не полтора метра, конечно, но за метр точно. Брехт это заметил и задумался, хорошо это или плохо для него и Анхен… Да, хрен его знает? Вмешиваться не стал. Просто не понял задумку Салтыкова. Ну будет четыре выстрела вместо пяти. Всего лишь быстрее испытания закончатся. Дело ведь в умении, и в том, что у них с Анной длинноствольные штуцера, которые вряд ли будут у лейб-гвардейцев. Не самая популярная железка в армии. Нет пока бекасников-снайперов. А застрельщикам вполне хватает тульского короткоствольного штуцера.

Анна Иоанновна подошла в сопровождении фрейлин по-прежнему с бироновским коричневым кафтаном на плечах. Да, ветерок несмотря на солнце на ясном небе прохладный, так начало мая только.

Императрица благосклонно приняла появление семёновцев и Ушакова самого среди претендентов на приз Анной учреждённой. Табакерок с её портретами наделать ещё не успели и даже коронационный рубль был ещё не готов, и Анна выставила призом хорошего вороного жеребца из дворцовых конюшен. Явно арабы в крови у Сокола имелись, тонкие точёные ноги, мощная грудь. Красавец. Вивату сразу народ кричать принялся.

Первой доверили стрелять Государыне, она сняла кафтан, приняла от преображенца, находящегося сегодня в карауле, заряженный длинноствольный австрийский штуцер и почти не целясь, навскидку, произвела выстрел. Точно так же и по воронам стреляла. Говорят, есть стрелки с врождённой меткостью, возможно Анна Иоанновна из таких и была.

Бабах. Императрицу заволокло дымом, и она спешно отступила к фрейлинам, которые накинули ей на плечи кафтан.

— Цель поражена!!! — прокричал, стоящий невдалеке от крайней мишени, офицер преображенец.

Брехт стрелял вторым, форсить не стал, он прицелился, затаил дыхание, выбрал свободный ход спускового крючка и плавно его потянул. Вообще, снайпер современности обязательно промажет при первом выстреле из ружей тех времён. В двадцатом и двадцать первом веке от нажатия на спусковой крючок до выстрела доли секунды. Не нужно почти продолжать удерживать ствол в нацеленном направлении. Сейчас всё по-другому. Нужно продолжать целиться и после нажатия на крючок. Пока загорится порох на полке, пока вспыхнет весь порох в каморе, пока пуля вылетит из ствола. Пара секунд.

Бабах.

Глава 10

Событие двадцать пятое

Благоразумию также свойственны крайности, и оно не меньше нуждается в мере, чем легкомыслие.

Мишель де Монтень

Иван Яковлевич криком гвардейца не удовлетворился. Не то мероприятие, чтобы даже малостью пренебрегать. Вообще, сто метров — это целое футбольное поле, туда идти и идти. Не поленился Брехт. Сходил, хоть и слышал в спину гундёж гвардейцев. Не терпелось им. Оказалось, что сходил не зря. Он в своей целкости был уверен. А пуля от центра чёрного квадрата Малевича отклонилась прилично. Сантиметров десять вниз и столько же вправо. Как только Анхен в ворону попадает? Посмотрел и на дырку, оставшуюся после выстрела Государыни. Пуля гораздо большего калибра оторвала приличную щепку от сухого дерева. И она попала сантиметров на десять выше центра мишени. Часов на одиннадцать.

По дороге назад Иван Яковлевич решил ничего Анхен не говорить пока, чёрт их знает этих интуитивных стрелков, можно ли их стрельбу корректировать, а для себя решил стрелять чуть левее и выше центра мишени.

Брехт ещё за линию стрелков зайти не успел, а они уже начали стрелять. Теперь палили по трём мишеням сразу. В первой тройке одни генералы были. Салтыков стоял на месте, откуда только что Бирон стрелял, рядом во вторую мишень палил Ушаков и неожиданно нарисовался и полковник семёновцевгенерал-фельдмаршал князь Голицын Михаил Михайлович. Бирон об этом товарище почти ничего не знал, а Брехт помнил из книги какой-то, что ещё при Полтаве товарищ отличился, а потом и в северной войне. И везде он командовал успешно. Должно быть — хороший полководец. А ещё запомнилась кончина этого товарища в той книге описанная. Совершенно необычная и непонятная. С точки зрения нормального человека — вообще хрень. Сказка.

Ехала из Измайлова Анна Иоанновна зимой этого года, а с нею и князь Голицын. Он ехал в карете впереди кортежа. И вдруг его карета стала проваливать в образовавшуюся на дороге яму. Михаил Михайлович попытался вырваться из проваливающейся кареты, но только навредил себе, свалился в яму и был завален брёвнами и каменьями. Императрица попыталась броситься ему на помощь, но на ней повисли карлики и шуты, находившиеся в карете, и удержать смогли. Потом князя достали, но он был плох и вскоре скончался.

Пару вопросов у Брехта при чтении той книги возникло. Кто и зачем вырыл огромную яму на дороге. И представить себе яму, в которую карета с лошадьми провалится не просто. Так она ещё брёвнами какими-то и каменьями выложена. И как зимой эту яму замаскировать. Снег грязный будет, видно, что тут кто-то копался. И потом — если это и правда, как потом объявили, было покушение на императрицу, то чем следствие закончилось. Скрыть такие масштабные земляные работы на оживлённой дороге невозможно, а языки тогда умели развязывать. Странное происшествие, и удачливого и умелого фельдмаршала жалко. Не лишку их в России. Нужно будет ближе к декабрю проконтролировать эту дорогу. Да и сейчас отправить людей её внимательно проверить. Может эта западня давно вырыта и просто тогда не вовремя обвалилась. Бабочка товарища Брэдбери сейчас раздавлена и рухнуть эта волчья ловушка может в любое время.

Бабах. Недружный залп генералов оторвал Ивана Яковлевича от мыслей спасательных.

Писец! Двое не попали в мишени. Солдатик, у мишеней дежуривший, от страха опрудился там, должно быть, он долго ковырял пальцем мишени, выискивая несуществующие пули. Потом всё же проорал, поочерёдно указывая на мишени.

— Промах. Промах. Цель поражена. — Получалось, что попал только Салтыков.

Народ безмолвствовал. Крикнуть фельдмаршалам всяким и царским любимцам, освободите, мол, место, товарищи, никто не решался. Все горлопаны языки в одно место засунули. Пришлось Брехту вмешиваться.

— Господа, давайте дадим героям отечества нашего ещё раз пальнуть, наверное, пороха мало положили, вот пуля и не долетела.

— Да, да, — обрадовались все. Ушакову и Голицыну сунули новые мушкеты.

Генералы долго целились и потом, словно по команде, в один миг выстрелили вместе, окутываясь облаками серого, пахнущего преисподней, дыма.

— Цели поражены! — под облегчённый вздох присутствующих долетел голос преображенца от мишеней.

Дальше всё прошло быстро. Трое преображенцев и двое семёновцев отсеялись. Понятно они пытались про сырой порох бухтеть. Но где порох у фельдмаршала, и где у поручика. Цыкнули на них. Когда фамилии объявляли, Брехт хмыкнул, правда про себя. Эти идиоты выбрали в стрелки не лучших, а наизнатнейших, одни князья и графья. Умением фехтовать пришли померяться на самом деле лучшие, а тут просто хотелось обладателям голубых кровей засветиться перед новой Государыней. Ну, засветились, опозорились и чего?

Пока с князьями переругивались вполголоса, мишени подбежавшие к ним преображенцы отнесли ещё на пятьдесят шагов.

На этот раз великанам шагать не доверили, обычные солдатики шаги отсчитали.

Ага! Обычные. Это же гвардия. Тут ни одного ниже метра восьмидесяти нет. Потому на все пятьдесят метров мишени опять откочевали. Сто пятьдесят метров, это прилично. Квадрат чёрный примерно в метр по сторонам, скорее всего — три фута, казался уже не больше десятисантиметрового. Уже и попасть будет не просто. Слишком резво начали гвардейцы.

Первой стреляла Анна Иоанновна.

Бабах. И ведь опять почти навскидку. Фрейлины снова подлетели и кафтаном укрыли. Интересно, почему она в нём на улицу ходит, что нет женской подходящей одежды? Салопа какого? Узнать надо будет потом, решил Иван Яковлевич.

— Цель поражена.

Брехт нацелился в центр небольшого квадратика и плавно выбрал свободный ход крючка, потом сместил совсем чуть выше и левее. Бабах.

— Цель поражена.

Нет не удовлетворился этим Иван Яковлевич и в этот раз, трусцой до мишени дотрусил. Нормально, опять чуть ниже и правей. Хороший карамультук, нужно только чуть мушку поправить с прицелом.

Событие двадцать шестое

Во всем нужна сноровка, закалка, тренировка…

«Einfalt vom Lande» (деревенская простота). Это Бирон услышал, возвращаясь. Ну, хоть не конюх. Их дело. Уважение нужно заработать, и страх тоже. Подождём.

Бабабах. Бабах. Бабах. Это опять генералы пальнули. Да! Надо заменить солдатика у мишеней. Трусоват. Он опять несколько минут искал дырки. А их нет. Преображенец перебегал от щита к щиту несколько раз, а потом развёл руками и крикнул, даже за сто пятьдесят метров долетело — жалобным голосом:

— Промах. Все — промах. — И руками над головой замахал.

— Господа, будете повторять попытку? — стараясь говорить это полностью нейтральным голосом, подошёл к ним Бирон, так как все на него окружающие смотрели, в том числе и сами генералы с фельдмаршалом.

— Да чего уж, потешились и будет. Пусть молодёжь в испытаниях участвует. — А молодец Ушаков. Вывернулся.

— Хорошо. Иван, командуй, — повернулся Иван Яковлевич к младшему Салтыкову и оборотился назад к генералам. — Господа, по чарочке клюквенной настоечки, за удачу ваших подшефных. — Заранее приказал принести несколько графинов настойки. Обмыть победу и скрасить поражение, но раньше понадобилось. Брехт махнул рукой и слуги подали им четыре чаши серебряные с красным и щекочущим ноздри напитком.

Брехт чуть пригубил. За спиной бахали выстрелы. Еле долетал голос солдата. Успел Иван Яковлевич даже договориться вечером встретиться с Ушаковым. Нужно было обсудить воссоздание Тайной канцелярии. Анхен ещё не приняла решение, но Брехт решил её подтолкнуть и прийти уже с готовым решением.

— Ваше Высокопревосходительство, только семь человек осталось. Промах у остальных. — Влез на самом интересном месте Иван Салтыков. Как раз дошли с Андреем Иванович до предложения Брехта возродить род Ромадановских.

— Двигайте. Ну, теперь болей… переживайте за своих, господа, — Брехт вернулся к месту стрельб.

Солдатики отодвинули как раз мишени. Далеко. Двести шагов нормальных — это сто пятьдесят метров где-то. Примерно на такое расстояние сейчас летит двадцатимиллиметровая пуля круглая из гладкоствольного мушкета. В России первый штуцер был принят на вооружение в 1721 Петром. Калибр имел в 15,24 миллиметров. Общая длина была — 1140 миллиметров, при массе 4,5 килограмм. Дальность стрельбы до 280 метров. И скорострельность 1 выстрел в 2 минуты. Пока там пулю с коженкой забьёшь в ствол деревянным молоточком. Именно эти штуцера сейчас и были у трёх семеновцев и четверых преображенцев, что отдельно от всё увеличивающейся толпы зевак стояли. (stutzen — «обрезать коротко, укоротить»). Насколько Брехт знал, никаких егерей ещё нет и штуцера положены барабанщикам и гобоистом, сиречь музыкантом, но вот продвинутые офицеры нашлись.

Рядом и вороного Сокола под уздцы двое конюхов в красных кафтанах держали. Толпы людей «приз» волновали, и к тому же конь явно не военный был. Грохот выстрелов и кислый дым его тревожили, он всхрапывал, вставал на дыбы и жалобно ржал.

Анна Иоанновна что-то выговаривавшая фрейлинам на немецком языке при появлении Брехта бросила распекать бледных тёток и милостиво улыбнулась ему.

— Боишься, радость моя?

— Ни грамму, ты меня хорошо обучила стрелять, да и винтовка у меня хороша, чуть не пристреляна, но это не беда. Расстояние небольшое.

— И правильно, Эр… Ваня. Покажем лейб-гвардейцам, что их полковник лучший.

— Конечно. Может и мне гвардейский полк солдат заиметь. Пётр свой Преображенский по сельцу назвал. И тебе, душа моя так надо поступить. Создай лейб-гвардейский Измайловский полк. Ты же всё детство в Измайлово провела. И в полк этот принимать только курляндцев, преданных тебе, офицерами, а солдат брать из Новороссии и Прибалтики. Горазды нонешние гвардейцы глотки драть. Хорошо сейчас это тебе Анхен на пользу пошло, а в следующий раз…

— Измайловский? А подполковником кто будет?

— Да хоть брат мой Гюстав Бирон. Он сейчас у польского короля в войске, как и старший мой братец. Карл тоже у ляхов в армии подполковник. Нужно их вызывать.

— Вызывай, завтра же указ издам о создании нового гвардейского полка. Название мне нравится. А сейчас пойдём, душа моя, покажем лейб-гвардейцам, как стрелять нужно.

Анна попала или нет, один бог знает. Скорее всего, всё же попала, опыт не пропьёшь. Однако Брехт бы на месте преображенца, даже если бы пуля, пущенная императрицей, мимо пролетела, всё одно бы закричал, что «цель поражена». А вот он точно попал. Сам сходил проверил. После каждого попадания солдатик специально разведённым гуталином с молотым древесным углём смешанным, дырки на щитах, замазывал. И новую дырку часто с отщеплённым куском древесины видно отлично. Пусть в самый низ мишени, всего в паре сантиметров от края чёрного квадрата, но новая дыра присутствовала. И была она почти по центру. Выходит, он правильно скомпенсировал влево, но не учёл притяжение пули к сырой земле. В следующий раз, если он будет, нужно стрелять левее и гораздо выше мишени. И это будет всё равно выстрел на пределе полёта пули. Двести пятьдесят метров при стрельбе стоя — это не хухры-мухры.

Семеро офицеров отстрелялись быстро. Всё же будет как минимум ещё один этап в их соревновании. Попали три человека по квадрату Малевича. Брехт фамилии офицеров спросил. Вот готовые преподаватели в стрелковую школу в войсках специального назначения.

Преображенцы опять отнесли щиты. И упёрлись в стену одной из башен в Кремле. Брехт несколько раз в Реале был на экскурсии в Кремле. Это, наверное, одна из Безымянных башен. Нет, у башен есть имя, но именно так оно и звучит: Первая Безымянная башня и Вторая Безымянная башня.

Выходит, последний рубеж. Можно, конечно, развернуться и стрелять вдоль стены южной, но там канавы какие-то дальше и кусты. Нет. Всё — последний рубеж. И двести пятьдесят великанских шагов — это как бы уже не все двести восемьдесят метров. У гвардейцев, возможно, и пули туда не долетят.

Бабах. Анна опять стреляла почти не целясь.

— Поражена цель. — Нет, голосом уже на такое расстояние не крикнешь. Брехт сказал солдатику, если есть попадание треуголкой махать. Сейчас это народу и сказал. Минут пять все присутствующие «Виват» кричали. Хорошо хоть подбрасывать в воздух Государыню не стали. Вот видок бы был.

Иван Яковлевич подумал и прилично взял выше квадрата. Можно было бы чуть увеличить навеску пороха, но к карамультуку полагались уже готовые бумажные патроны с порохом и пулями, и на испытаниях Брехт экспериментировать не стал. Ещё разорвёт ствол и кердык красавчику, уродцем станет, если выживет.

Бабах. Не побежал проверять. Какая теперь разница, куда попадёт.

И ведь попал. Солдатик треуголкой кожаной замахал.

— Давайте, господа. Вон какой красавчик вас дожидается, — кивнул Бирон на коня.

Дудки. Все промахнулись, и Брехт понял почему. При таком расстоянии, а это почти предельная дальность для обычного короткоствольного штуцера нужно сильно выше брать. И это знание нарабатывается тренировками. Сотнями тренировок. А их не было у двоих преображенцев и одного семёновца.

— Твой тогда конь Эрн… Иван Яковлевич, довольная подошла к нему Анна Иоанновна.

— Давай, Анхен, разыграем его среди этих троих. Я себе другого в конюшне потом выберу, если надо будет.

— Делай как знаешь, сердце моё.

Брехт подошёл к генералам и рассказал о переговорах с Государыней.

— Как же будем жребий этот делать? — возбудился Салтыков.

— Да просто. Я сейчас вон от того куста три одинаковых веточки отломлю и одну короткую сделаю, а господа лейб-гвардейцы тянуть будут.

Так и сделали. Сокол достался преображенцу Воронцову. Вот этого уже в воздух покидали. И разорили должно быть, так как придётся ему по уговору поить сегодня всех офицеров Преображенского и Семёновского полка.

— Какие же выводы вы сделали по результатам испытания, Андрей Иванович? — подошел Брехт к Ушакову.

— Как ты говоришь, Иван Яковлевич — хреновые. Хреновые мы стрелки, если управляющий имением и женщина нас перестреляли. Хреновые.

— Нужно тренироваться. Порох дорогой и пули. Может, бал устроить благотворительный с собиранием пожертвования на порох и пули для вашего полка?

— Отличная идея.

Событие двадцать седьмое

Но ежели бы сей мой прожект оказался почему-либо неудобным — могу написать другой, более удобный

Салтыков-Щедрин М. Е., Дневник провинциала в Петербурге

Вечером Иван Яковлевич засел за письма. Нужно было братиков Бироновских вызывать из Польши. Оба огромную пользу принесли России в Реальной истории, а здесь, при правильном применении и подавно развернутся. Нужно же Миниха менять. Так старший Бирон — Карл для этого вполне годится.

Сел, окунул гусиное перо в чернильницу, поставил кляксу и стал репу чесать Иван Яковлевич. В прошлый раз так руки и не дошли до чернил. Всё теми же чёрными общедоступными и писал. А сейчас интересную вещь вспомнил. Узнал её от учителя истории в той школе, где работал преподавателем физики. Оказывается, фиолетовые чернила придумал и ввёл в советские школы ни кто иной, как товарищ Сталин. И ещё долго никто в мире фиолетовыми чернилами не пользовался. И Сталин их не просто так ввёл. Известная же вещь, что различные цвета по-разному на мозг влияют. Например, оранжевый, как доказали американцы, увеличивает производительность труда и у них многие цеха выкрашены в оранжевый цвет.

Ещё Брехт читал, что немецкие ученые, проведя всякие разные исследования пришли к выводу, что цвет формы спортсменов влияет на решения судей. Если команда одета в красную форму, то она имеет больше шансов на победу при игре на своём поле. Судьи будут на их стороне сами того не желая.

Ещё вспомнил, что американцы, кажется, провели исследования с зелёными чернилами. И выяснили, что тексты, написанные этим цветом, утверждают начальники гораздо чаще, чем тексты, написанные другими чернилами. Но это ладно. А вот сталинские чернила фиолетового цвета, по мнению учёных, они подталкивают учеников к ученичеству что ли. Красивые чернила помогали ученикам лучше усваивать науки.

Почему бы не заняться цветными чернилами и вообще чернилами. Чтобы смачиваемость была больше, нужно добавлять в них спирт и щавелевую кислоту — это не дефицит. Синие чернила тоже красивые. Нужна краска индиго. И сейчас у России есть южное побережье Каспия с его субтропическим климатом, где растение, из которого добывают краситель индиго, вполне нормально будет расти. Называется это растение почти так же — индигоноска, (лютик южный, в общем), кажется. Приготавливают краситель из листьев этих лютиков. Почти как силос производят. Засыпают в ямы, сбраживают и отжимают сок, а потом просто выпаривают воду. Индиго хлопьями оседает на дне. Нужно отправить человека или даже экспедицию на Кавказ. Пусть поузнают у местных про это растение.

А вот из чего делают фиолетовые чернила? Чёрные, кстати, тоже можно чуть улучшить. Есть какое-то насекомое, которое откладывает яйца на листьях дубов. Они как-то там развиваются и получаются галловые орешки больше сантиметра в диаметре. И в эти орешки выделяются дубильные вещества. Если собрать эти шарики, размолоть их, отжать, отфильтровать и смешать примерно с равным по объёму концентрированным раствором железного купороса, то получатся замечательные чёрные чернила. В принципе, в России на юге и западе полно дубов, и можно обязать или заинтересовать крестьян собирать эти чернильные орешки. Можно даже экспорт таких чернил наладить.

И всё же что там с фиолетовым? Анилиновые красители — уголь? Это химики нужны. Остаётся всё та же Марена красильная, при протравливании окрашенной в обычном растворе Марены шерсти, в растворе пищевой соды, получали в Дербенте, пусть не фиолетовый, но сиреневый оттенок у пряжи. Может, если концентрацию чуть побольше сделать и зелёного какого красителя добавить фиолетовый и получится. Значит, никуда не деться нужно снова заниматься разведением Марены на Кавказе. А если получить чистый красный из Марены и добавитьсиний, из индиго полученный, то тоже, вроде, должен фиолетовый получиться?

Тьфу. Столько прожектов. Нужно письма написать братьям.

Глава 11

Событие двадцать восьмое

Болтун подобен маятнику: того и другого надо остановить.

Козьма Прутков

Ушаков Андрей Иванович в Реальной истории руководил Тайной канцелярией долго, и прославился вместе с Анной Иоанновной, как кровавый сатрап, погубивший десятки тысяч человек. Может так и было? Только вот Брехт где-то читал, что вся эта репрессивная машина состояла то ли из двадцати, то из сорока человек. Как можно десятки тысяч запытать таким малым количеством пытчиков? Стахановцы. Врут, должно быть, опять историки?

С Ушаковым они сидели сейчас на лавочке в ротонде деревянной в Измайлово, куда на следующий день после стрельб решила перебраться Государыня. Как же, Бирон напомнил ей про счастливое детство, и ностальгия по беззаботным временам подтолкнула Анну Иоанновну к срочному переезду.

— Там сейчас тюльпаны зацветут. Красота!

Собрались мигом и переехали. Поехали. Ещё только светать начало.

Нда. Много воды за три десятка лет утекло, да даже за два с половиной, всё одно много. Резиденцию царскую почти забросили. Никто из власть предержащих там десятилетиями не появлялся, денег без меры почти, как раньше, не выделяли, количество работников резко сократили. Гнили терема, заиливались пруды, зарастало всё малинником. Бились дорогущие стёкла в оранжереях. И даже ротонда эта прохудилась. Деревянная крыша частично подгнила и от обилия снега в одном месте провалилась. Сейчас через дыру в крыше на уединившихся заговорщиков светило ярко вымытое после утреннего дождя солнце.

Вокруг суетились слуги и нагнанные из Измайлово и других окрестных сёл крестьяне. Царскую резиденцию пытались привести в божеский вид. В самих теремах тоже в каждой комнате было по десятку человек, чего-то колотили, трясли скатерти и ковры, вытаскивали перины проветриться. Суета сует. Не Бирон сказал. Царь Соломон. Ему приписывают данные слова. Vanitas vanitatum et omnia vanitas (с лат. — «Суета сует и вся суета»).

Брехт, примерно такой результат поездки и ожидавший, предложил сначала отправить туда людей порядок навести, но императрице приспичило. И самое интересное, что она, похоже, ни о чём не жалела, Анна носилась по дворцу и по парку и всем указание давала, её можно было увидеть сразу в нескольких местах. Нравилось Анхен непосредственно участвовать в наведении порядка. Руководить процессом. Голос Государыни, чуть хрипловатый, покричи столько, у любого охрипнет, постоянно с разных сторон долетал до ротонды, в которой Иван Яковлевич решил переговорить с будущим главой КГБ. Сюда тоже сунулись крестьяне с досками, лестницами и топорами, но Брехт их шуганул. Попозже. Пойдём обедать и начнёте. До обеда был час ещё. Как раз хватит время довести до Ушакова, как с точки зрения человека двадцать первого века должна выглядеть политическая полиция.

— Андрей Иванович, — Брехт поплотнее закутался в полушубок. Солнце-то солнцем, но ветер холодный, да и от пруда ближайшего тянет сыростью и холодом. Вроде выходили из терема вполне тепло было, так что в одних кафтанах двинулись к облюбованной беседке, а здесь в тени сразу стало ясно, что третье мая — это не третье июля. Потому, Иван Яковлевич послал за двумя полушубками, сейчас сидели завернувшись в них. Ушаков хотел было трубку с собой взять, покурим дескать, но Брехт поморщился. Вина тоже не взяли. Такой разговор нужно вести на свежую голову. — Представьте, что вы уже начальник Тайной канцелярии и вам привели трактирщика, который крикнул «Слово и дело». На опросе он показал, что купец Иван Иванов вчера пил в его заведении и Государыню поносными словами поносил. Ваши действия?

Кого Ушаков видел перед собой? Высокого толстого немца, пролезшего к власти через постель. За что такого уважать. Чего его слушать. Правда, оказалось, что он один из лучших фехтовальщиков. Ну, бывает. Хорошие учителя попались. Немцы вообще народ воинственный. Тем более оба брата Бирона в польской армии офицерами служат и отец тоже был офицером у польского короля.

Вчера оказалось, что стрелок немец тоже первостепенный. Так это из того же следует. Отец научил.

А сейчас ещё и в советчики лезет, как тайный сыск проводить? В этом-то что управляющий мелкого поместья и конюх понимает? Конюх не в том смысле, что на конюшне работает. Не холоп. Дворянин, тут сомнения нет. Просто чрезмерная любовь к лошадям этого фаворита императрицы известна. Даже Екатерина первая вызывала его из Курляндии, чтобы посоветоваться с покупкой представленных ей лошадей.

— Чего тут думать. На дыбу. Там все расскажет. Если сообщников нет, то плетьми на площади высечь, язык вырезать и в Сибирь. — Да, а Брехт слышал, что Ушаков не больно был кровожаден. Или это он перед ним рисуется? — А вы, что, Иван Яковлевич, другой способ знаете рот заткнуть клеветникам?

— Я человек рачительный. Немец же — перец, колбаса.

— Что?

— Так поговорка. Я бы на дыбу вешать не стал. Потом какой из него работник⁈ И язык вырезать не стал. Если он повинился, мол, пьяный был, бес попутал, то почти простил бы.

— Что пьяный сболтнул, о том трезвый думает, — затряс головой Ушаков.

— Ну, да что у пьяного на языке у трезвого на уме. Это правда. И народ сейчас думает, что Государыня из Курляндии немцев понавезёт и совсем на Руси от них житья не будет. Кровь будут сосать с русского человека. Нужно не вырыванием языков, а действительностью людей переубеждать. Но спускать тоже нельзя, а то распустим народец. Однако нет ведь никакой пользы от бывшего купца с вывернутыми руками и вырезанным языком в Сибири. Принцип есть такой. От каждого по способностям. Нужно, как признается купец, что поносил государыню, выбор ему предложить. Либо ваш вариант, либо десять плетей на площади, а потом половину имущества чтобы потратил на обеспечение вашего полка. Чтобы солдаты и офицеры были одеты в хорошие из качественной ткани мундиры, чтобы был порох и пули, чтобы тренироваться было чем. Лошади были быстрые и выносливые. На это деньги надо. Пусть купец сразу половину или даже треть денег на армию пожертвует и потом каждый год, скажем, десять процентов от прибыли отчисляет на добровольном начале. Гораздо больше пользы, чем от вырванного языка и ссылки в Сибирь. Он ведь всем рассказывать об этом будет. С языком-то. И люди, его знающие, задумаются. Вот живой пример рядом каждый день до чего вино хлебное и длинный язык доводят. А так — вырвали язык и нет этого Ивана Иванова. Забыли про него. И сами стали болтать. А купец ещё и славить будет Анну Иоанновну за добросердечность.

Событие двадцать девятое

В болтливости скрывается ложь, а ложь, как известно, есть мать всех пороков.

М. Салтыков-Щедрин

Ушаков откинулся на спинку лавки и с некоторым удивлением серыми своими глубоко сидящими глазами посмотрел на Бирона. Не ожидал. Нет. Не прав немец.

— Так имущество и так у него в казну отойдёт.

— Разворуют и сгноят. Подумайте хорошенько о моём предложении, Андрей Иванович. Просто представьте, если таких Ивановых будет тысяча. Две тысячи. А вот другой пример. Есть у нас почти законная дочь Петра — Елизавета. Мне сказали, что сейчас у неё есть фаворит. Как я почти. Шубин фамилия. И он начинает поносить Государыню пьёт с преображенцами и предлагает им снести с престола Анну Иоанновну и посадить свою любовницу Елизавету, обещая им повышение званий и золотой дождь, что на них прольётся. Каковы ваши действия? Эта информация точная. Мне Иван Салтыков сказал, что сам был на такой пирушке. Он плюнул и ушёл.

Андрей Иванович вскинулся. И хотел что-то сказать. Передумал. Снял треуголку. Поправил парик. Думал. Брехт не торопил.

— Не вижу я другого пути кроме дыбы и четвертования потом. Или опять скажете нужно простить и заставить армию снабжать?

— Нет конечно. Про четвертование только подумал бы. Подумайте и вы, может, можно тоже экономические меры применить?

— Ну, тут-то точно конфискация имущества и передача земли, поместья и крестьян верному слуге Государыни. Не разворуют и не сгноят. — Победно глянул на Брехта будущий глава Тайной канцелярии.

Так ли он умён, как про него пишут? Иван Яковлевич даже подсказал ему, а тот упирается.

— Начнём с Елизаветы. Пока она сидит в России — она всегда будет в центре заговоров. Нужно, как можно быстрее, выдать её замуж. И как можно дальше от России. Португалия какая-нибудь. Италийские и южногерманские княжества. А пока убрать всех мужчин из её окружения и под страхом смерти запретить к ней даже конюхам и золоторям мужского пола приближаться. И тем более докторам. Бабки знахарки есть. Лестока же нужно немедленно отправить, как вы и хотели, на Камчатку со сменой фамилии и женить там на местной айне. Народность такая там есть. Красавицы, говорят. И Шувалова в уральские или сибирские городки комендантом отправить. А с Шубиным я бы так поступил. Где-то там, на востоке, есть река Иртыш, в тех местах, где степи начинаются. Там ещё крепость Тара есть. Туда его отправить, Шубина этого, со всеми домочадцами и крестьянами и с ротой солдат. Пусть городок новый организуют. И не четвертовали и город новый основали. Остальным наука, а России приращение освоенных территорий.

— Интересно, не думал о таком способе наказаний. — Снова полез под парик Ушаков. Вши небось, или вспотела голова под париком. От мыслей? Блин. Хотел же Брехт с Анхен основательно о париках поговорить.

— Главное, что такой метод наказания нужно сделать не единичным, а постоянным. Попался на злоумышлении против Государыни забирай всех своих крестьян и городок новый основывать айда в земельку сибирскую. Попался на воровстве денег из казны и туда же. И даже не совсем так. Нужно ещё, чтобы товарищи эти перед отъездом купили на все свободные деньги, и деньги полученные от продажи имения, крестьян крепостных в Курляндии. И их туда в Сибирь с собой забрали.

— В Курляндии??? Зачем!!!??? — сдёрнул парик Андрей Иванович и выпучился на Бирона.

— Даже не знаю, как объяснить. Ассимиляция малых народов враждебных России.

— Ассимиляция⁈ Что это? — встрепал куцые серые волосики Ушаков. Захотят ли дворяне от париков избавляться? Вон лысины под ним не видно, а все царедворцы люди в возрасте.

— Живя среди русских в оторванности от своих мест и не имея церкви своей, поневоле станут православными и будут говорить на русском, а в третьем поколении и забудут, что они курши или летгалы и станут обычными русскими людьми. Мы получим заселённую Сибирь и отсутствие восстаний этнических на западе России.

— Сложно как всё.

— Ничего. Поведётесь со мной и разберётесь. Пословица такая есть. С кем поведёшься от того и наберёшься. Ладно, Андрей Иванович, мы о самом главном пока не поговорили. О структуре вашей Тайной канцелярии.

Событие тридцатое

Бывают браки по любви, бывают — по расчету. Но больше всего браков по недоразумению.

Не дали договорить. Припёрлась жена. Которая настоящая.

— Эрнст, Анхен, зовёт перекусить. Притомилась Государыня. Хочет чай попить с блинами и мёдом.

— Блины это гут. Хорошо. Андрей Иванович, приглашаю и вас с нами блины откушать, позже поговорим. Дела важные. Нельзя откладывать. Сразу после чая и обсудим.

Пока добирались через растревоженный муравейник царской дачи, Брехт обдумывал, говорить Анхен в присутствии Ушакова, про то, что Иван Салтыков поведал ему про Шубина или оставить всё, как есть. Назначат Андрея Ивановича начальником Тайной канцелярии и пусть у него будут руки по локоть в крови. А господин Бирон будет почти белым и пушистым. И решил, что нет. Анхен в Реальной истории так и не решилась насильно выдать Елизавету за муж. И это стоило многим сподвижникам Бирона свободы. А сам Эрнст Иоганн двадцать лет с гаком в ссылке в Ярославле просидел, практически в той же тюрьме, только камера побольше.

У главного трёхэтажного терема есть своеобразный балкон. Он с трёх сторон вписан в терем и только одна сторона — южная лишь наполовину зашита. Солнышко, должно быть, там уже нагрело всё, так как Государыня была в одном парчовом платье. Самоваров никаких ещё нет. Или здесь пока нет, чай принесли сразу в больших фарфоровых чашках. Между прочим, подарок конкурента Бирона. И на постель Анны Иоанновны, и на Курляндское герцогство. Сервис саксонского фарфора в подарок Анне Иоанновне привёз Морис Саксонский, когда сватался к ней и стал фактически герцогом Курляндии. В памяти самого Бирона этот кусочек его истории сохранился замечательно. В конце июня 1726 года курляндский ландтаг единогласно избрал Морица герцогом Курляндским и пожелал, чтобы он женился на вдовствующей герцогине Анне Иоанновне. Анна от вида красавца, обделённая любовью и деньгами просто писала кипятком, так хотела под венец. Но его брак с герцогиней вдовствующей не состоялся, так как Россия опасалась утратить свое влияние в Курляндии. Отец женишка — Август II Сильный, польский король, тайно поддерживал избрание Морица, но сейм Речи Посполитой, как и Россия, наотрез отказался признать избрание Морица и объявил его изменником и бандитом. Там была войнушка небольшая. И Ласси в конце концов с поляками справился, а Мориц сбежал в Париж.

Стоп. А ведь Елизавету, кажется, тоже хотели за этого красавчика пристроить. Нет. Это ещё тот авантюрист, может вторгнуться с войсками польскими и французскими в Россию и потребовать трон для жены. Пусть там в Европах умирает от сифилиса и водянки. Елизавету нужно пристроить не во вред, а с пользой.

— Анхен, — Иван Яковлевич всё же решил рассказать про Шубина, но с пользой для дела.

Императрица, отхлёбывающая китайский жасминовый зелёный чай из вражеской чашки, вскинула на Бирона глаза.

— Что, душа моя? — сейчас без белил и румян на солнце рябая физиономия сразу в глаза бросается. Хотел ведь отправить посла в Европы, чтобы переговорил с докторами про прививки. Там же два пути, заражаться от выздоравливающих или от коров. У тех на вымени бывают волдыри оспенные и переболевшие ею легко доярки настоящей оспой не болеют.

— Я сейчас рассказывал Андрею Ивановичу про заговор один, что сестра твоя плетёт, через любовника своего. Прими совет, Государыня. Нужно срочно возрождать Тайную канцелярию. А то гвардия вещь такая… Сегодня виваты кричит, а завтра табакерками… На штыки поднимет. И полк Измайловский нужно создавать, как можно быстрее.

— Андрей Иванович, — нахмурилась Анна и поставила на парчовую скатерть чашку, — что за заговор? У вас в полку?

— Кхм, — Ушаков вскочил, чуть стол не опрокинув, — Разрешите…

— Присядь, Андрей Иванович. А расскажу Государыне, — Брехт пересказал Анне то, что ему Иван Салтыков поведал.

— На дыбу и всех причастных казнить! — императрица тоже встала и уставилась грозно на вскочившего опять беднягу Ушакова.

— Анхен, ну успокойся. Андрей Иванович пока не руководит Тай…

— Да! Так пусть руководит. Эрнст, подготовь указ. — Она помотала головой. — Ой. Ваня. Чего же им всем спокойно не живётся⁈ — Императрица плюхнулась на скамью. — Правильно ты говоришь. Нужно полк создавать в противовес старой гвардии и канцелярию Тайную возродить. Подготовь прямо сейчас два указа. А с Лизкой — дочкой портомойки этой я сегодня же разберусь!

— Не сегодня. Дай команду графу Остерману подготовить список женихов в немецких землях. Желательно на западе и юге империи Австрийской. Подальше от России. А… — Иван Яковлевич замер, воспоминание князя Витгенштейна сейчас отличную штуку ему подсказали.

— Что, душа моя?

— Нужно выдать её за Надира. Это Иранский принц и великий полководец. Он поможет нам в войне с Турцией. С Портой. Вот куда надо слать срочно Остерману послов.

— Так он басурманин.

— А она убьёт тебе или в монастыре спрячет, если переворот совершит.

— Надир. Надир. Что-то мне вице-канцлер докладывал про этого воина османов побеждающего. А весело будет. Отправь, Ваня, срочно гонца, пусть Андрей Иванович быстрее сюда едет. Дела важные. Хватит ему болеть уже.

Глава 12

Событие тридцать первое

История учит — в России любая перемена не к добру. Из двух зол следует выбирать известное.

Бывший начальник внешней разведки СССР — Леонид Шебаршин

Нет. Писать письма можно и вечером. Ничего не изменится за пару часов. Нужно закончить разговор с Ушаковым. Перед тем как воссоздавать политический сыск в России, нужно представить, как он должен выглядеть.

Пошли после скомканного чаепития назад в ротонду. Вообще, умельцы не перевелись в земле русской. Сколько их не было — полчаса, может, чуть больше. Да, даже час. А на месте старой, провалившейся местами, крыши сверкает жёлтыми свежими досками новая крыша. И даже обломков той старой не видно, разобрали и унесли. Нужно будет потом Анне намекнуть, отблагодарить строителей, решил Иван Яковлевич, вдыхая пахнущий свежим лесом воздух.

— Андрей Иванович, давайте к Шубину вернёмся. Вот получили вы информацию, и какие ваши дальнейшие действия?

— Так говорили же. Сперва дознание…

— Не, не. До дознания. Как вы его приволочёте в Шлиссельбургскую крепость. Ну, в Москве же? В Тайницкую какую-нибудь башню Кремля. Не знаю, где вы расположитесь до переезда в Петербург.

— Не понимаю, Иван Яковлевич, в чём проблема?

— Каков штат был до роспуска? — попытался направить мысли генерала в нужном направлении Брехт.

— В Петербурге, к примеру, служили секретарь — Николай Хрущов, а также четыре канцеляриста, пять подканцеляристов, три копииста и один пытошных дел мастер. Итого — четырнадцать человек. В Москве…

— Не надо. Как вы доставите ординарца Елизаветы Петровны прапорщика вашего полка Шубина Алексея Яковлевича в Тайницкую башню?

— Всё одно не понимаю. Дам команду офицеру полка взять пару — тройку солдат и доставить в расположение полка, а оттуда уж препровожу… пусть будет в Тайницкую башню. Название подходящие, — кисло улыбнулся Ушаков.

— Именно этого ответа я и ждал от вас, господин генерал. А теперь представьте, что добрую половину ваших офицеров Шубин регулярно поит и его там любят, плюс офицерская честь. Услышал вас, отдающего этот приказ, какой-нибудь офицер, симпатизирующий прапорщику, и решил спасти его от немцев. Прыг на коня и пока там солдаты собираются, коней запрягают, консультируется у вас офицер, которого вы пошлёте за Шубиным, какие можно меры применять при сопротивлении, и что делать, если Елизавета Петровна его отбивать бросится? Пока прибудут ваши семёновцы, а Шубин со всеми драгоценностями Елизаветы уже на полпути к Риге.

— Вот вы о чём? Да⁈ — Опять упражнения с париком стал Ушаков проделывать. — Слушаю, как вы бы поступили, Иван Яковлевич?

— Вам в штате нужен, по крайней мере, один плутонг пехотинцев и парочка человек кавалеристов. Даже, пусть пять будет. И ещё закрытая надёжная карета с парочкой хороших ломовых лошадей. И тогда вы отправите арестовывать Шубина не семёновцев или преображенцев, а своих людей. И никто в полку или среди других людей, кои могут вам восприпятствовать в вершении правосудия, ничего знать не будут.

— Хм. Принимается, сам думал о таком, но средствами раньше были весьма ограничены. Да и Пётр Алексеевич бы не дал лишних хороших солдат, а плохие зачем.

— Подберите, и когда готовить будете указ о воссоздании Тайной канцелярии… Стоп. Нужно подумать о форме. Должна быть узнаваемая форма. — Брехт вспомнил о лазоревой форме жандармов. Хрень. — Чёрная форма с серебряными всякими галунами и шнурами. (вроде немецкой) Я потом эскизы вам нарисую. И не надо ботфортов пешцам. Вот такие сапожки, — Иван Яковлевич свои ноги из-под лавки вытянул.

— Заметил уже у вас эту обувку, вы же заядлый лошадник, господин обер-камергер? Ботфорты удобней.

— Всегда перед поездкой можно переобуться, зачем себя мучить, если в данный момент никуда не едешь. А у вас вообще пехотинцы будут. Им такие короткие и лёгкие сапожки массу преимуществ обеспечат. Ладно, к штату вернёмся. Ещё вам нужны наблюдатели, что ли. Люди, которые смогут проследить за врагом и его соратников выявить. Их тоже на первое время десяток хватит. Нет работы по слежке, пусть по рынку толкаются, по кабакам и слушают, чего народ брешет. Авось какую интересную информацию, кроме того, что немцы кровь из России сосут, выявят. Главное не переусердствовать. Брехню пьяную от преступления эти люди должны отличать. Восстанавливать против императрицы народ и особенно дворян тоже не следует. Виновен, айда Сибирь заселять или кошельком расплачиваться, а просто болтаешь — плетей после вытрезвителя достаточно.

— Вытрезвителя?

— Конечно. Нужно начать борьбу с пьянством. Выпить не грех, но меру знай. Идёшь по улице шатаясь, ссышь по углам и блюёшь ещё там же, пойдём, родимый, в вытрезвитель или холодную, проспишься к утру, отгребёшь десяток плетей, штраф выплатишь и пей снова, если задницы и кошелька не жалко. А вот тех, кто пьяному водки продал, если такие выявится, пороть рядом и штрафовать прилично. А деньги на тренировку ваших бойцов потратить. — Брехт почесал переносицу. Стоить ли говорить? Ладно, хуже не будет. — И вот ещё, что Андрей Иванович. Вам нужно взять под особый надзор, под крыло, публичные дома. Там барышням кавалеры по пьяной лавочке, и чтобы впечатление произвести, много чего выбалтывают посетители. Особенно надо обратить внимание на дорогие, для богатых клиентов. Там информация пожирнее. Нужно содержателей таких салонов поймать на чем противозаконном и на крючке держать. Или даже вообще взять в штат такого человека и помогать ему. Конкурентов его гнобить, даже сажать и в Сибирь отправлять. И иметь в виду, что в Польше болтают тоже. Нужно найти человечка и помочь ему открыть публичный дом в Варшаве… и Кракове. И наладить с ним курьерскую связь.

— Иван Яковлевич, вы — страшный человек. — Хохотнул Ушаков. — Вы сами-то не цесарский шпион? Шучу. Только мысли мне ваши нравятся. Создать свои публичные дома…

— Есть такая поговорка у курляндцев, не можешь предотвратить бунт — возглавь его.

— Отличная поговорка. Удивительная страна Курляндия.

Событие тридцать второе

Бог умер, Бог должен умереть, потому что человек не может выдержать такого свидетеля.

Фридрих Ницше

Лошадям тяжело. Слонам, вообще, кердык. Там, по слухам, может и позвоночник сломаться. А бегемотам? Ой-ё-ёй! Там матёрые самцы весят около трёх тонн. Самки полегче, но матёрые… Бывают самки матёрыми? Но, пожившие уже и хорошо питающиеся, весят под две тонны. И как тут заняться воспроизводством. Бегемотиков заделать. Ужас ужасный.

И Брехту не сильно легче. Этот боров, который Бирон, отъел ряху на государственных харчах. Стольник точно с гаком весит. Пусть будет сто десять кило. При росте почти сто девяносто сантиметров — это, на первый взгляд, не так и много. Так это на взгляд. А вот на ощупь — совсем другой коленкор.

В общем, затащила Анхен выполнять Бирона супружеский долг. Только не на супругу затащила, а на себя. Это был квест. Брехт справился. Исполнил. Никакого удовольствия. Именно долг. Пыхтели, сопели, даже в конце простонала чего-то императрица. Типа: «Зая моя золотая». Да уж. Зая! Мать её. И его тоже. Ужас ужасный. Нет других определений. Все остальные матершинные.

Брехт и до этого собирался сбросить килограмм тридцать. Ну, это так — в зеркало глядя. Острой-то необходимости нет. А вот теперь есть. Вернувшись в комнату к себе, Иван Яковлевич лёг на перину и задумался. Не думалось. Нужно сбрасывать вес. Вот все думки. Нужно тратить калории и поменьше их в себя запихивать. С первым пока никак. Только хотел пару часиков в день поскакать со шпагой и Иваном Салтыковым, как нарисовались поединщики. При поединках столько энергии не потратишь. Это не самбо. Тут нужно быстрее закончить этот поединок. Всё же железяка в руках у противника — травму получить — нефиг делать, а если в лицо прилетит, то и уродом или трупом стать легко. Можно бы отъехать на коне куда-нибудь в поле и там побегать, но проезжая из Москвы в Измайлово Брехт понял, что не просто будет. Май. Посевная у людей. Все в поле, прямо кишит людьми вокруг дороги. Пашут на мелких лохматых лошадёнках, сеют зерно, раскидывая из лукошка руками, всё, как в исторических фильмах.

Остается для тренировок только комната. Можно поотжиматься, поприседать, наклоны всякие поделить и даже улечься на вытоптанный персидский ковер и пресс покачать. Почему не сейчас? Брехт улёгся пузой на ковёр и стал отжиматься. Тринадцать раз. Мать вашу! Попробовал приседать. Получалось, только придерживаясь рукой за стол, придвинутый к стене. Письменный. Сегодня на нём три указа Брехт написал. После приседаний Иван Яковлевич снова плюхнулся на ковёр и опять начал отжиматься.

— Эрнст, ты что делаешь? — и не услышал, как дверь в комнату императрицы открылась и она на пороге нарисовалась. Ночи лунные и в большое довольно окно достаточно света попадает. Согнувшись в дверях, они около метра семидесяти в высоту (Брехт уже раз десять головой ударился) стояла в длинной ночнушке Анна Иоанновна.

— Блин блинский, спалился! — это про себя.

Иван Яковлевич поднялся с антикварного ковра. Он тоже был в ночной шёлковой рубахе. Хотел давно себе сшить хоть кальсоны что ли, но руки не доходили, да и не было швей под рукой. А теперь опять из Москвы уехали и опять швей под рукой нет. Донашивал за Бироном, что есть.

— Видение мне было, Анхен.

— Видение? — Иоанновна стала креститься со скоростью пулемёта системы Максима. По тысячи крестных знамений в минуту.

— Видение, — Брехт тоже двумя перстами слева направо перекрестился разок. — Явился мне архангел Иегудиил и приказал похудеть. Ругался, говорил, что на борова немецкого похож. — За спиной, где-то в правом углу кхекнули. Да, не показалось.

— Свят, свят! — пулемёт превзошёл скорострельность, задуманную англичанином. — Иже еси на небеси…

Иван Яковлевич не мешал. Должны же патроны кончиться. Бог есть, он теперь это точно знал. Пусть порадуется. Императрица Всероссийская усердно славит его и крестится. Это не Вася Пупкин. Хотя, вроде где-то написано, что все люди равны перед богом. «Ибо все вы сыны Божии по вере во Христа Иисуса», «Ибо нет лицеприятия у Бога». Правда, в другом месте написано, что женщины — не люди. «Хочу также, чтобы вы знали, что всякому мужу глава Христос, жене глава — муж, а Христу глава — Бог…»

Запутали.

— И каков он Эр… Ваня? Каков он — посланец божий? — И глаза горят, или это пламя лампадки, за спиной у Брехта, в них отражается.

— Ну, седой такой дедок с длинной лопатообразной белой бородой. На конюха Семёна похож. И в срачице мятой. — За спиной, кажется, опять кхекнули. А нечего на правду обижаться.

— Не богохульствуй, Эрнст! Ваня. — И опять Максим застрочил, а потом Анна Иоанновна плюхнулась на колени.

Нет, пусть, не нужно мешать. Через пару минут Анна попыталась с колен встать. Затекли должно быть чуть не завалилась. Пришлось Брехту подскочить и вытянуть стокилограммовую тушку. Усадил на кровать.

— И что тебе посланник божий сказал? — верит ведь? Ну, времена такие. Да и не станет сейчас человек такое придумывать, убоится кары небесной. Опять же и не Вася Пупкин ей это сказал, а её любовь и надёжа с опорой.

— Сказал, что Россия — это богоизбранная страна. Надо сделать её большой и богатой. А ещё самой сильной в Мире. А для того ты помазанница божья и я, как твоя опора и помощник, должны прожить долгую жизнь и успеть все его замыслы воплотить. Нужно, сказал Иегудиил, о здоровье озаботиться. Похудеть обоим и жрать меньше. Так и сказал, нахмурившись архангел — «жрать». — Нет, вот теперь точно кхенкнули, даже Анна Иоанновна вскинула голову к красному углу комнаты.

Событие тридцать третье

Блажен, кто верует.

Библия

Брехт очень хотел повернуться. И остановил себя, ещё напугает Анну. Подошёл, приобнял её за плечи и усадил на кровать, разворачивая спиной к иконам. Сам взглянул всё же и, естественно, никого там не увидел. Лампадка только замерцала малюсеньким своим огоньком. А иконы замироточили. Шутка. Да и не видно в темноте.

— Что же сказал тебе архангел, сердце моё? Как жизнь продлить. Я всегда посты соблюдаю. И впредь буду. — Да, если в пост съесть пару килограмм пирога с капустой, то сразу похудеешь.

— Нужно уменьшить порции. Повару сказать, чтобы маленькие тарелочки нашёл. А ещё Иегудиил этот седобородый сказал, что тебе нельзя сидеть в горнице и хренью всякой заниматься. Говорит, что имея подле себя дураков и уродцев и сам становишься дураком и уродом. А говорил посланник божий хмурясь. Глазами молнии пущал. «Разгони всех уродцев»!!! — это он мне сказал. А то сам издохнешь, как урод с горбом и дураком при этом. Может, выгоним, радость моя, всех шутов? И карликов заодно⁈ Не хочется мне горбатым становиться, и чтобы ты такой же дурой стала. Что скажешь, Анхен?

— Конечно, конечно, сердце моё, — опять принялась осенять себя со скоростью пулемёта Государыня. — Только ведь скучно же без них.

— А мы бабок говорушек твоих оставим. И новых найдём. Пусть сказы свои тебе рассказывают. И даже больше. Нужно срочно найти в Европе поэта нашего Тридиаковского, туда на обучение посланного, да про других поспрошать в Академии наук. Пусть за бабками записывают, а потом издадим это, как книгу — сборник русских народных сказок. — Брехт чуть задумался, сможет ли, а потом решительно продолжил. — Есть в Англии сказитель, поэт один. Вернее, умер уже. Шекспир. Так у него есть штук пятнадцать комедий в стихах написанных. Нужно дать команду списки с них в Англии сделать и привезть сюда. Здесь обрусевшие англичане сделают перевод в прозе. Тот же Яков Брюс. Ну или он подскажет, кто хорошо английским владеет. А поэт Тридиаковский Василий Кириллович нам их в стихотворную форму обратит. И будем спектакли ставить, чтобы скучно не было. Ха!

— Что такое, Эрн… Ваня?

— А в испанских землях есть ведь и не хуже Шекспира поэт. Лопе де Вега. У него тоже несколько десятков комедий. Нужно будет Остерману команду дать. Пусть и его вирши тащит в Москву. И нужно найти переводчика с испанского. А ещё, вот сейчас на ум пришло, есть у персиян сказки. Называются — «Тысяча и одна ночь». Так и их нужно залучить. Тут с переводом будет посложнее. Зато поэтов не надо будет. Они в прозе написаны. И нашей Академии ещё команду дать, пусть среди русских людей ищут хороших сказителей и поэтов. Был же у нас Боян. Неужели оскудела земля русская на таланты. Клянусь тебе, сердце моё, без карликов будет не скучно.

— Ох, как славно ты рассказал. Завтра же велю, Андрею Иванычу всё это сыскать…

— Подожди душа моя. Не все приказы архангела Иегудиила я тебе рассказал, там специально для тебя испытание было.

— Ох ти⁉ — Государыня опять на колени бухнулась.

— Велел посланник Господа тебе гулять по лесу каждый день пешком, не менее десяти вёрст. — Решил зайти с козырного туза Иван Яковлевич. — И мне с тобой вместе ходить, а то тоже разжирел. И ещё велел отжиматься и приседать много, чтобы мужскую силу сохранить.

— Десять вёрст — это же очень много. Как же я…

— Ну, да ходить в туфлях по лесу не простое мероприятие. Нужно тебе срочно ботинки для прогулок сшить и мне тоже. В сапогах неудобно. Боты нужны.

— Ох ти! Сколько всего навалилось. Вот жили же в Митаве не тужили. Может, и не стоило нам перебираться…

— Стоило! Иегудиил так и сказал: «На вас миссия по созданию великой России, которая самая любимая богом нашим страна».

Иоанновна видимо до ручки дошла бросилась на грудь толстомясую бироновскую и зарыдала. Ну да, одно дело из ружей по воронам пулять, обжираться яствами заморскими и с шутами, и карликами над князьями куражиться, и совсем другое — получить чёткое указание Господа из болота страну поднимать, любимых карликов разогнать, не есть почти и по десять вёрст в день вышагивать по лесам дремучим и по горным кручим. Да, хоть просто по лесам.

Брехт погладил женщину по смоляным волосам, сам лёг на кровать и её уложил. Так и поглаживал по голове, пока императрица не унялась и засопела.

Всё! Рубикон перейдён. Теперь только вперёд — поднимать Россию на дыбы. Плюсы есть, за эти несколько дней карлики и шуты, доставшиеся Анхен по наследству от всех предыдущих императоров, конкретно Ивана Яковлевича достали. Особенно Бирона невзлюбил дурак Петра первого — Балакирев Иван Алексеевич. Хан, бля, Касимовский. Ничего, завтра в Касимов и отправится. Он же вроде придумал шутку, что не подмажешь — не поедешь. Ох и прилично дёгтю нужно ему будет колёса на карете смазывать. Не близок путь до Касимова.

Глава 13

Событие тридцать четвёртое

Лето покажет, кто пресс качал, а кто дверку от холодильника.

Решил покачать пресс, лёг на пол. Лежал, лежал и уснул…

Утром Брехт, уже не скрываясь и не шифруясь, плюхнулся на живот и стал отжиматься. Так себе. Опять всего тринадцать раз получилось. И это на пределе. Иван Яковлевич ещё и точно знал, что завтра заболят мышцы. Выделится молочная кислота и несколько дней придётся отжиматься через боль в руках. Методику, как через пару месяцев начать отжиматься раз сто Брехт знал, когда в секцию самбо ещё пацаном ходил, им тренер рассказал и даже заставлял на тренировке этому методу следовать. Всё просто — главное не спешить. Первую неделю отжимаешься на несколько раз меньше рекорда на пару раз. Четыре — пять раз в день. Через неделю на пять раз увеличить нужно количество отжиманий. И всё по тому же принципу. Чрез три недели снова отжаться на рекорд и опять, чуть уменьшив количество от рекорда, три недели отжиматься по пять отжиманий добавляя в неделю. И через девять недель, если не филонил, уже под сотню будешь отжиматься.

На дворе с нетерпением ждали его офицеры пятой роты Преображенского полка. Были тут и оба Салтыкова, хоть они в пятую роту и не входили. Пятая рота — это как раз те, кому положено бороду носить. Царские родственники Брехту были нужны под рукой. Должен же кто-то его гениальные идеи помогать в реальность превращать. Офицеры пришли учиться фехтовать. Было их человек десять, а шуму словно вся рота пожаловала. Стояли орали и при этом половина ещё и трубки курила. Блин. Петруша первый эту гадость насильно насаждал, а теперь придётся насильно отучать.

— Здравствуйте, господа лейб-гвардейцы. Сейчас я покажу вам пару приёмов и будете их отрабатывать.

Хрен. Все дартаньяны, всем хочется с немчиком силушкой померяться. Пришлось чуть изменить условия. Сначала Брехт по жребию с кем-нибудь спарринговал, и при победе его выбывший становился в пару с другим выбывшим, и уже без гонору шляхетского отрабатывал приёмы.

Всего двое и нашлось настоящих фехтовальщиков. Видимо француза в учителях с младых ногтей имели. Только сейчас времена не те ещё. Великой французской революции ещё не было, и массово французские дворяне в Россию не утекли. Даже вообще не утекли. Как-то обошёл стороной Пётр Францию. В основном приезжие либо немцы, либо голландцы с датчанами и англичанами. Школы фехтовальщиков в этих странах или отсутствуют или слабые. Нужны итальянцы и французы. Вопрос только нужны ли эти знания российским офицерам? Для чего? Чтобы на дуэлях убивать друг друга. Ну, так себе цель. В войне умение фехтовать на шпагах вряд ли может пригодиться.

Плюс в дартаньянстве преображенцев был. Бирона загоняли. Он еле живой с этой тренировки пришёл. Килограмм точно сбросил. Весь мокрый. А тут Анхен его к себе требует. Пришлось грязным и потным идти.

— Смотри, Ваня, мне уже сшили твои кроссовки.

Это, уходя на спарринг с преображенцами, Брехт рассказал Анне Иоанновне, как должна выглядеть обувь для пешей прогулки по местным лесам. И гляди ты, уже готова. Не оскудела земля русская талантами. Иван Яковлевич принял от седого уже мастера черевички. От сапожника пахло гуталином и кислым каким-то противным запахом. Но Брехт не морщился. Морщились фрейлины, от самого фаворита запах почище стоял. Что-то не так с обменом веществ у Бирона, явный запах нашатыря в поте присутствовал. И ведь до восьмидесяти дожил. Ссылка видимо спасла. Стресс сильный, испытания и голодание с организмом чудеса творят. Он от ненужных болячек самоизлечивается.

Кроссовками это Брехт их на автомате назвал, а Анне слово понравилось. Теперь и сама обувка, и слово приживётся. Иван Яковлевич взял один у мастера и повертел в руках. А что, не имея резины и пластмассы сделано на пять с плюсом. Идею подсказал Брехт, а сапожник её углубил и расширил. Если чуть от найков всяких с пумами отступить, то настоящие кроссовки и получились, а на ноге может и удобнее заграничных будут сидеть.

Подошву сделал мастер из двух слоёв толстой свиной кожи. И даже небольшой каблучок в полсантиметра присобачил из этой же кожи. В результате подошва получилась толщиной в пару сантиметров. И достаточно твёрдая, камни и ветки всякие не почувствуешь, наступив. И в тоже время подошва была достаточно упругой. Гнулась. Сверху была приделана придуманная Брехтом конструкция. Взяли валенок и обрезали по щиколотку. Потом впереди часть войлока удалили. И обшили всё это с обеих сторон парчой. А впереди сделали дырдочки в парче и шнурок серебряный от галуна вставили. А чего и красиво, и удобно.

— Надень, Анхен, пройдись. — Фрейлины бросились к Государыне переобувать.

— Удобно. И мягко, — задрала подолы Анна Иоанновна.

Да, мать вашу, Родину нашу, только в этих парашютах и ходить по лесам.

— Радость моя, а есть у тебя платья, которые без этих проволок?

Императрица задумалась.

— То, что… Ну, то…

Брехт намёков не понял. Тупой. Анна подошла к нему и шепнула на ухо:

— Когда я сыночком непраздна была.

Вона чё!

— Пусть мастерицы тебе его чуть укоротят, по щиколотку и ушьют по фигуре. А мы за это время… Я сейчас помоюсь, а то потный и грязный, потом перекусил и отправимся. Вели преображенцам пару плутонгов для сопровождения выделить.

Событие тридцать пятое

Думал начать бегать по утрам, но зимой слишком холодно, весной — сыро, летом — жарко, а осенью — грязно.

Может, стоит начать вести более спортивный образ жизни: ходить в спорт-бары вместо обычных…

Шли на прогулку забавным таким составом. Идёт при мушкетах с примкнутыми штыками плутонг преображенцев при полном параде. Брехт их не пересчитывал, но за тридцать человек. Потом ещё два преображенца ведут коней Анни Ивановны и Бирона. Следом шествуют офицеры преображенцы. Семь человек. И наконец под ручку дефилируют Государыня и Бирон. Не всё ещё, чуть отстав, чтобы не мешать, ещё одно капральство солдат всё в тех же зелёно-красных мундирах марширует. И опять не всё. Потом, в самом хвосте, семенит пару десятков всяких товарищей из обслуживающего персонала. Стулья волокут, столик. Корзины со снедью. Даже завёрнутый в одеяло кувшин керамический с горячим взваром. Термос такой. Словом, «за город начал рыбак собираться». Последним с двумя преображенцами полупробежками передвигается новый министр двора. Брехт посоветовал Анне назначить князя Черкасского на это ответственное министерство. Алексей Михайлович был одним из самых богатых людей в России, и по мнению Брехта, воровать не должен. Он в заговоре принял участие на стороне Анны, и с этой стороны подвоха от него тоже можно было не ожидать. Ещё одним плюсом был возраст нового министра двора. Ему было чуть больше сорока, и князь обладал отличным здоровьем. А при тех прожектах, которые Брехт выдавал ежедневно, здоровья этому министру понадобится не мало. Вот, сегодняшний поход — наглядное тому подтверждение.

Иван Яковлевич хотел поговорить с Анной о формировании лейб-гвардии Измайловского полка. Не откладывая дела в долгий ящик, Государыня сегодня утром подписала указа о его создании. Брехт и хотел темп набранный сохранить. Типа, пора отправлять гонца к курляндским и лифляндским баронам. Пусть увольняются из польской армии и идут на службу к императрице Анне Иоанновне, а заодно и герцогине Курляндской. А кто не был в армии и офицерских званий не имеет, пусть поступает рядовым и сразу будет зачислен в сержантскую школу, а после в заочный Шляхетский корпус, который через три года закончат уже прапорщиками. А ежели кто приведёт с собой крестьян — будущих солдат ростом не менее шести футов, числом не менее десяти человек, тот сразу будет без сержантской школы зачислен в командиры капральства и в заочный шляхетский корпус.

Анна в Реальной истории и тоже явно с подсказок Бирона создаст Измайловский полк в противовес старой гвардии на пару лет позже, и даже во время войны с Портой отправит старую гвардию на убой в самое пекло, и это один чёрт не поможет Анне Леопольдовне. Её свергнут именно лейб-гвардейцы, выкликнув на трон дщерь Петра — Елизавету. Нужно будет что-то с семёновцами и преображенцами делать? Но не сейчас, сейчас они пусть не горой, но вполне симпатизируют Анхен. Тем более, она их на испытаниях перестреляла. «Матушка»! Так вот хотел Брехт переговорить о наборе в полк рядовых солдат, но Анна не дала, и сама задала тему разговора по дороге.

— Ваня, мне граф Остерман сказал, что кроме этих министерств, про которые ты мне говорил, у тебя ещё на другие прожекты есть.

Говорили по-русски. Лучше бы пока не разглашать информацию, чтобы она не утекла к послам иностранным через развешанные уши их окружающие, но… Анна, прожив двадцать лет среди немцев, не выучила немецкого. Она понимала, когда к ней обращались с односложными вопросами и чуть похуже, когда вопрос состоял из нескольких предложений. А вот отвечала всегда по-русски. И ни грамму из-за этого не переживала. Пусть бусурмане язык правительницы учат. Опять же при ней всегда был Бестужев-Рюмин Пётр Михайлович сначала, а потом Бирон, которые немецким и русским владели.

— Министерства будут. Сразу их все не создашь. Нужно людей знающих сыскать. Я тебе к завтрему подготовлю проектуказа, посмотришь, пока могу сказать, что кроме озвученных уже и созданных, будут министерства Внутренних дел. В него войдёт полиция, пожарные дружины и, как и во всех предыдущих министерствах, будет департамент «обучения». В институте будут недоросли учиться порядок в городах и в стране поддерживать. Сюда же войдут войска, что охраняют заключённых и сопровождают их до места ссылки. Назовём их внутренние войска. Они же будут местные бунты подавлять. Ну, если крестьяне помещиков ненавистных на вилы поднимут. И у них будет в департаменте комиссия, которая будет принимать жалобы от крестьян на зарвавшихся помещиков. Если те убивать будут людишек, обдирать до нитки, пороть ни за что ни про что до смерти. Крестьяне им не рабы. Они рабы только Господу нашему, и он один волен в их жизни и смерти. — Брехт остановил вышагивающую широкими шагами Анну и чуть развернул к себе, — Душа моя подумай, как следует, нужно ли государственных крестьян в кабалу дворянам передавать. Свободный человек всегда лучше работает, чем раб. То есть, отдавая крестьян в крепость боярам всяким, ты три вреда государству наносишь. Первое — твои доходы уменьшаются и государства нашего соответственно. Второе — эти люди будут тебя проклинать и эти проклятия бог услышит. Сирых и убогих Господь всегда наперёд услышит. Вдруг надоест ему мольбы и проклятья слушать, раз и ты с апоплексическим ударом лежишь на смертном одре. И третье. Князья, получив людишек, совсем разленятся и перестанут думать, как разумом своим доход свой увеличить, мануфактуру ткацкую открыть или лесопилку. Нет, будут крестьян обдирать.

— Думаешь, радость моя? А как же верных людей награждать? — склонила голову Анхен.

— Ордена. Только на самом деле за большое дело. Звания, если заслужили. В крайнем случаи земельки в малоосвоенных землях, без крестьян, естественно, и с условием, что купят крепостных в Курляндии и Лифляндии и их туда перевезут.

— Почему оттуда?

— Давай чуть позже об этом. Тут длинный отдельный разговор нужен. Сейчас про министерства другие давай продолжим.

Событие тридцать шестое

Будущее никогда не бывает случайным — его творят!

Жак Фреско

Брехт хотел пожарников сначала выделить в отдельное министерство, как в будущем сделают, что типа МЧС. Но подумал и решил бюрократический аппарат не раздувать. Сейчас пожарные команды оснащать машинами и прочими брандспойтами не получится. В лучшем случае телега с бочкой и багры с лопатами будут у пожарной команды. Гораздо важней другая их функция — тренировки населения. А для этого человек в форме МВД более представителен. Офицеры должны организовывать эти добровольные дружины и проводить с ними регулярные тренировки, чтобы каждой член команды точно знал свои обязанности и являлся конно и оружно. В прямом смысле. С багром, ведром и на коне для скорости. И за пребывание в пожарной дружине житель города или деревни пользоваться должен определёнными льготами, ну, там налог меньше и дрова по заниженным ценам. Или разрешение на торговлю водой. В городе водовозы — это престижная и довольно высокооплачиваемая работа. Эта же бочка и поможет потом пожар тушить. А ещё офицеры пожарной службы будут выдавать жетоны противопожарные. Это Брехт сам придумал. Жетон выдается человеку, понизившему степень пожароопасности в городе или деревне. Например, построил купец дом и магазин себе из кирпича — получи жетон. Поставил рядом пару двухсотлитровых бочек с водой, на ещё жетончик. Покрыл крышу вместо тёса черепицей — ещё один получи. Ясно же, что каменные дома с черепичной крышей горят хуже деревянных и имея четыреста литров воды хозяин сможет свой дом от огня спасти, намочив крышу, если она соломенная или деревянная.

А сразу несколько жетонов можно заработать, если построишь фабрику по производству кирпича. И ещё больше, если фабрику по производству черепицы. При пожаре в городах, головёшка, перелетевшая с соседнего дома на крышу твоего, чаще всего и является причиной распространения пожара, а черепичная крыша убережёт дом. Да и красивее это.

И что эти жетоны будут давать? Понятно, что рыба всегда ищет, где глубже. Потому, жетоны будут давать уменьшение налогов, а в случае строительство заводиков по производству кирпича и черепицы полное обезналоживание на год или два, в зависимости от размеров предприятия, от производительности. А ещё орден. За десяток, скажем, жетонов можно получить серебряный жетон. А за десять серебряных золотой и обменять его на орден святой Анны четвёртой степени.

— Следующее министерство будет министерством Леса, а тако же бумажной и деревообрабатывающей промышленности. Там в первом департаменте будут лесники. Все леса нужно поделить на квадраты, за которыми лесник и будет бдить, и главное его дело — это не браконьеров ловить, это тоже нужно, но главное заниматься оборотом леса. Он должен выписывать билеты на вырубку леса за деньги, естественно, и на эти деньги не только сам кормиться, но и лес блюсти. Нужно вырубки сразу засаживать нормальными породами деревьев. Кедром, сосной, дубом. Обязательно, где можно и не можно сажать лещину. Через десяток лет орех фундук будем на экспорт отправлять в Европу. Кучу денег будет ореховая мука приносить и сами орехи. Масло с них можно давить, кстати, и из кедра тоже. Кедровое масло лекарственное, будем за большие деньги эскулапам за границу продавать. Будут орехи и те и эти, и появится белка с бурундуками, а за ними и соболя с куницами. А шкурка соболя — это тоже немалые деньги. Дубы позволят размножиться диким кабанам и даст возможность лесникам охотникам продавать билеты на их отстрел.

Ещё лесники будут за состоянием взрослых лесов бдить. Пусть крестьяне бесплатно собирают валежник и обрубают засохшие ветви, нужно чтобы лес не превращался в бурелом и не заболачивался. Чтобы грибы и ягоды росли.

В общем, лесники должны державе огромные деньги приносить, если их поставить с умом. Не лодырей всяких, а людей любящих лес и работящих.

Вторым департаментом будет тот, который займётся всем, что из древесины получают. Будет заниматься более современными лесопилками на силе рек и ветра работающих, а не на ручном труде, новыми красивыми образцами мебели, из-за границы привезёнными, и нашими художниками разработанными. И, конечно, углежоги тут, которые должны не только древесный уголь с дёгтем получать, но и убирать за собой вырубки и нанимать людей, чтобы те под руководством лесников делянку теми самыми полезными деревьями засадили.

Последним департамент — бумажной промышленности. Нужно будет нанять в Европе мастеров, которые смогут организовать производство тонкой и белой бумаги. Много в общем забот будет у этого министерства.

За ним по важности стоит министерство Геологии. Нужны рудознатцы. Их тоже придётся сперва из Европы завозить. И с ними на поиски железа, золота и прочих полезных камней наших смышлёных людей посылать. В нём же будет департамент по обучению рудознатцев — геологов. Нужно создавать Санкт-Петербургский горный университет и Московский горный. Третьим департаментом в этом министерстве будет картографический. Геологи или рудознатцы шастая по земле нашей должны подробные карты рисовать, а хорошие картографы по ним уже более крупномасштабные карты рисовать, а потом и мелкомасштабные.

— Ваня, откуда ты всё это знаешь? — удивлённо дёрнула его за рукав Государыня. Брехт увлёкся, прожектами сыпал и даже под ноги не смотрел, чуть не упал от рывка. Не обидел бог силушкой Анхен.

— Да я и не знаю толком этого ничего. Просто профессор у нас был в Кёнигсбергском университете, и как-то его занесло на лекции, и он нам вместо лекции по римскому праву рассказал, что бы он сделал, если бы стал правителем государства. Вот я его лекцию сейчас и пытаюсь в жизнь воплотить. — Не смутился Иван Яковлевич, ещё по дороге из Курляндии в Москву заготовил такую отговорку. Пойди проверь. Старенький, мол, был профессор, уже, наверное, помер. Да и кто Бирона будет проверять⁈ Он хоть в Реале и не имел никаких должностей, а государством десять лет рулил. А тут вместо него такой монстр с кучей знаний. Да ещё и со знанием будущего. Даже на хромой козе не объедешь.

Знал Брехт и кому министерство Геологии доверить, где-то здесь под Москвой гробит свою жизнь Яков Брюс. Он отошёл от дел при Екатерине и, запершись в имении, опыты всякие ставит с непонятным результатом. Травится ядовитыми выделениями. А ведь не старый ещё, в районе шестидесяти.

— Анхен, вели завтра вызвать в Измайлово Якова Брюса, где-то тут рядом должен быть. Салтыковы должны знать. Его и поставь на министерство Геологии — лучше не найти, мало того, что сам энциклопедист, так он тряхнёт связами, напишет письма в Европу и залучит к нам профессоров и рудознатцев, а то и картографов хороших.

— Слышал о нём и видела не раз. Как вернёмся сразу и отправлю гонцов. Ещё будут ли министерства.

— Понятно. Следующим будет министерство Здравоохранения. И в нём тоже будет несколько департаментов. И один из них будет Медицинская академия.

Глава 14

Событие тридцать седьмое

Порядок дела не портит.

Там, где порядок царит, там и счастье гостит.

Порядок — сила: бережет время.

Где порядок, там удача.

Без порядка будешь жить — раньше времени постареешь.

После первого дня у Государыни, вот ведь удивительно, ножки заболели. Прогулка откладывалась. Брехт медикусу объяснил, как выводить из организма молочную кислоту с помощью массажа и прогрева в бане, и отправился в Москву. Было одно дело. Он для себя давно решил, ещё при переезде из Митавы, что нужно провести ревизию петровскому наследству. Царь реформатор создал в нескольких городах школы, чтобы учить моряков. Наследники забросили это дело, и они сейчас, по мнению Ивана Яковлевича, и недофинансируются, и не развиваются, а возможно и, вообще, хиреют. Это нужно было срочно исправлять. Одна из таких школ находилась в Москве, и раз прогулка минимум на день откладывается, Брехт и решил её посетить. Тем более, что там удивительный человек по современным меркам преподавателем служит. Любой школьный учитель, коим в Реале Иван Яковлевич и был, знаком с этой фамилией и его учебником.

Бирона Анна отпустила только с целым капральством конным в сопровождении. Брехт хотел с одним Иваном Салтыковым сгонять, но Государыня «уговорила» его свиту взять. Так-то Измайлово в будущем, это если и не центр Москвы, то и не окраина далёкая. Но сейчас до Первопрестольной нужно больше часа на лошадях добираться. Целью путешествия являлась Сухарева башня. Человек, незнакомый с историей и не москвич, может по названию решить, что это одна из башен Кремля. Там их богато, и все по имени мало кто знает. Спасскую — все, а вот дальше. Боровицкую, наверное, многие назовут. А Беклемишевскую? А сколько человек на прямой вопрос, является ли Сухаревская башня или Сухарева, частью Кремля, ответит отрицательно?

Брехт, как москвич и человек, увлекающийся историей, знал, что к Кремлю эта башня отношения не имеет. Даже подписывался под петицией, чтобы в Москве построили её реплику. Саму башню снесли в тридцатые годы. Построили её по приказу Петра и в ней…

В ней и работал человек, к которому сейчас Иван Яковлевич с пылью из-под копыт спешил. В 1701 году по распоряжению Петра I Леонтий Магницкий был назначен преподавателем школы «математических и навигацких, то есть мореходных хитростно наук учения», помещавшейся в здании Сухаревой башни. И уже через пару лет, а точнее, в 1703 году Магницкий составил первую в России учебную энциклопедию по математике, так называемую «Арифметику Магницкого». Книга называлась: «Арифметика, сиречь наука числительная с разных диалектов на славенский язык переведеная и во едино собрана, и на две книги разделена». Брехт в музее её видел. С точки зрения двадцать первого века, не шедевр. Половина страницы каждой — это всякие красивые завитушки. Задачки специально исковерканным языком написаны, под «славенский» автор подделывался. Но это с точки зрения двадцать первого века, а с точки зрения самого начала восемнадцатого века и для России особенно — настоящий хороший учебник по арифметике.

В 1715 году в Петербурге была открыта Морская академия, куда волей Петра перенесли обучение военным наукам, а в московской «Навигатской школе», как её к тому времени стали называть, стали учить только арифметике, геометрии и тригонометрии. С того времени Магницкий стал старшим учителем школы и руководил её учебной частью.

Кто там строил Сухареву башню Брехт не помнил, но кажется архитектор был русский. За образец он взял башни Кремля и сумел втиснуть туда несколько этажей с классами для учащихся. Башню построили на пересечении Сретенки и будущего Бульварного кольца, не сильно далеко от дома, где сейчас проживал Остерман и на обратном пути Иван Яковлевич хотел к нему заехать.

Лестница, чтобы подняться на второй этаж была колоссальной. Не лестница, а целое здание. Брехт аж запыхался пока всю её преодолел. Нет, нужно активизировать занятия спортом — это не дело, в десятый или сто десятый раз дал себе команду Иван Яковлевич.

Магницкий нашёлся на третьем этаже. Брехт думал, что, как и в любой школе, детишки будут носиться по коридорам. Смех, крики, строгие учителя, грозящие пальчиком хулиганам, и был поражен тишиной и видом детишек. Детишки некоторые уже с усами и бородками были. И их, прямо, как сельдей в бочке, было в классах. Иван Салтыков бросился в один из классов и вскоре вывел оттуда невысокого пожилого человека одетого в странный по этим временам костюм, что-то типа сюртука английского, что войдёт в моду лет через семьдесят.

— Приехал, Леонтий Филиппович, к вам с визитом вежливости и разговором важным. Уделите часик вашего драгоценного времени? — изобразил лёгкий поклон Бирон. Как равному.

— Если важным, то почему и не поговорить, пройдёмте в кабинет мой.

Да! Есть две взаимоисключающие поговорки. «У кого бардак на столе, у того бардак и в голове». Это первая. Вторая — «У кого пусто на столе, у того пусто и в голове». Чего уж там в голове Магницкого было больше бардака или мыслей, но стол, стулья, лавки вдоль стен и шкафы изнутри и снаружи были завалены бумагами, картами, чертежами, книгами и глобусами с секстантами всякими. Казалось, что если попытаться взять какую-нибудь мумажку или компас, вон тот бронзовый, то всё это шаткое равновесие сразу нарушится и человек просто будет похоронен под этим собранием ценностей.

— Однако⁈ — Брехт нерешительно замер на пороге.

— Вот на угол той скамьи присаживайтесь, — сам Леонтий свет Филиппович плюхнулся на архиерейский такой трон, стоящий напротив полураскрытого окна. Это хорошо ветра сегодня нет и листки по кабинету не летают.

— Проблема с помещениями? — обвёл руками Иван Яковлевич собрание древностей.

Он убрал глобус небольшой и непонятный (Точно не Земля) с края скамьи и присел на уголок.

— Большую часть Сухаревой башни занимает Адмиралтейская контора, заготовляющая в Москве продукты и материалы для Балтийского флота. И вообще бедствуем. Протечка в крыше, плесень, обвалы. В рапирном зале нужно бы разобрать крышу и своды и сделать накатные деревянные потолки хотя бы на первое время, пока лето будет.

— А проведите-ка мне экскурсию по всей башне, Леонтий Филиппович.

Событие тридцать восьмое

Не всяк умен кто с головою.

С осину вырос, а ума не вынес.

Есть ум, да вон не лезет.

— Руководителем школы стал ещё в самом начале, при создании, учёный Яков Брюс. — Магницкий жестом направил Брехта с Иваном Салтыковым в сторону лестницы, видимой в конце коридора. — Ректор наш на одном из последних этажей башни основал первую в России астрономическую обсерваторию, разместив там телескопы длинною в десять сажен. Там же, — Магницкий понизил голос до шёпота, — собиралось тайное «Нептуново общество», возглавлявшееся Францем Лефортом. А в основании башни была спрятана «чёрная книга» Брюса, способная дать неограниченную власть.

— Вона, чё⁈ Веди нас Сусанин в подвал. Сейчас станем властелинами мира. Чур я беру себе Евразию. Ты Леонтий Филиппович будешь властелином обоих Америк и Африки…

— А я? — по морде рыжей Ивана Лексеича Салтыкова не понятно, он всерьёз поверил или Брехту подыгрывает.

— А ты? А тебе Ваня останется только Австралия с Антарктидой.

— А где эти земли? — вскинулся учитель. Это залет. Следить нужно за языком. Хотя. Почему нет?

— Леонтий Филиппович, а что вы знаете об южных землях? — они продолжали подниматься по скрипучей и стонучей деревянной лестнице. Везде и правда чёрная, да и белая тоже плесень. А ведь зданию всего тридцать лет. Как можно за столько короткий срок довести шедевр до такого состояния? Вон, Грановитой палате века.

— Есть мнение, что для того, чтобы уравновесить планету, в южном полушарии должен быть большой материк. Но, кажется, там только острова. Никто Австралии не нашёл пока.

А ведь точно, сейчас слово Австралия — это не конкретный материк, а терра инкогнита.

— Португальцы открыли. Правда… не поняли.

— А вы поняли? — Магницкий остановился на ступеньке и глаза в глаза серьёзно посмотрел на Брехта. Так-то почти на голову ниже.

— А я понял. Слежу, знаете, за географическими открытиями. Тут недавно Беринг вернулся из своего исследовательского похода. Представляете, господин учитель, его ещё Петр Алексеевич отправлял, а пока он страну нашу два раза из конца в конец пересекал пешком и там моря исследовал, пять лет прошло и трое правителей на троне поменялось. Велика и необъятна наша Родина. И не исследована ещё толком. На днях встречусь с Берингом. Может, отправить его Австралию открыть? Как думаете, Леонтий Филиппович?

— Эх, мне бы годков двадцать сбросить с плеч, и я бы с ним Австралию открывать в южные земли попросился.

— Нет. Дудки. В смысле, есть у меня к вам, господин Магницкий совсем другое поручение. Но давайте закончим экскурсию, есть кроме «чёрной книги» ещё диковинки в вашей башне?

— Здесь находятся астрономические часы и большая библиотека, а в нижнем ярусе хранится голландский медный глобус семи футов в диаметре. Это подарок царю Алексею Михайловичу — деду нашей Императрицы от Генеральных штатов Голландии, перенесённый сюда Петром Алексеичем из колокольни Ивана Великого.

— Пошли и библиотеку посмотрим, и глобус. Интересно, что на нём на юге нарисовано и соединяются ли Америка с Азией.

— Твою мать! Какого чёрта⁈ Что с книгами? — Брехт сразу заметил, что бесценные фолианты в плесени. — Вы что творите, ссуки⁈

Магницкий сжался. Не привык, чтобы на него рычали.

— Башню отапливают голландские печи, однако они не справляются с холодом, поэтому в 1706 году ученики даже обратились к царю с прошением о переводе школы. С тех пор же, как столицу Пётр перенёс в Санкт-Петербург, и совсем плохо стало и с дровами и, вообще, с деньгами на содержание башни.

— А эти с адмиралтейства — заготовители хреновы?

— У себя внизу они топят.

— Ох, мать вашу, Родину нашу! Ничего, углубим и расширим. Найдём дрова. Кстати, про деньги… Ваня, а скажи мне, есть тут поблизости кабачок, где не шумно и кормят прилично. Поговорить мне нужно серьёзно с господином Магницким, а есть уже хочется, да и математик наш поди проголодался.

Иван не подвёл, привёл их в большую ресторация. Шумную и вонючую. И только Брехт хотел и на него наорать, как появился толстенький человечек, он низко поклонился Салтыкову и лишь кивнул его спутникам. Да, страна ещё не знает своих героев.

— Михеич, отведи нас в нумер и спроворь перекусить. Рыбка та есть у тебя? Запомнил. Вкусна.

— Всё сделаем, Иван Лексеич, проходите, господа бояре, на второй поверх. Третий нумер свободен.

Пока ждали горячих закусок, Брехт распробовал пироги. Не плохо. Кулебяка с рыбой. И это не костистые караси, чего-то серьёзное, ни одной косточки, Судак, должно быть.

— Господин учитель, а знаком вам учебник занимательной математики де Мезириака? Та книга, где описана задача о волке, козе и капусте, и про магические квадраты всякие? — Иван Яковлевич отодвинул налитую Михеичем кружку с вином. Опять сладенькое. Блин, как с этим бороться?

— Конечно. Даже есть у меня на французском. Есть и более поздние похожие книги иноземных математиков. Есть старинная тоже, но позднее изданная книга Анри ван Эттена под названием Recreations mathematiques («Развлекательная математика»), ещё есть работа Даниэля Швентера, опубликованная в 1636 году в Германии. А недавно привезли мне нашумевшую во Франции книгу Жака Озанама Recreations mathematiques et physiques («Математические и физические развлечения»). Вы хотите почитать? Ум заострить?

— Я-то? Заострить. Круче меня только яйца. Шучу. Нет, Леонтий Филиппович, я хочу ваш ум заострить. Подскажу, как денег добыть на отопление и ремонт Сухаревой башни. Я завтра этих воров из снабжения выселю, и вся башня вашей станет, и Анна Иоанновна указ завтра издаст о назначении вас директором этой школы. Число учащихся нужно удвоить и возрастной ценз резко снизить. Новых учеников набирайте с двенадцати лет. Три года обучения. Нормальный возраст для перехода в морскую академию.

— Ого!

— Ого, ого. Пора, как Пётр и хотел, Россию на дыбы ставить. Грамотные люди нужны.

— И как же деньги заработать, — а ведь не чувствуется деловой хватки в человеке, скорее из вежливости спросил. Или просто людям верить разучился.

— Итак. Слушайте, как коня вздыбить. Первым делом выберите из тех учебников, кои вы мне называли, действительно интересные задачи и не на счёт, скорее, а именно на логику, как в задаче про волка и капусту. Двадцать пять задач. Наберёте?

— Да, можно и больше.

— Не нужно больше. Дальше идёте в редакцию газеты «Ведомости» или сразу в типографию. Есть там знакомые? Знаете к кому обратиться?

— Конечно. Я хорошо знаком с Фёдором Поликарповичем Орловым директором Синодальной типографии.

— Вот и хорошо. Напечатаете в газете объявление, и кроме того, в типографии отдельно объявление напечатаете на листке. Сотни хватит, наверное. Наклеите по разным людным местам в Москве. Текст такой: «Всего за рубль можно выиграть тысячу рублей своим умом. Нужно всего-то решить двадцать пять задач на хитрость и получить тысячу рублей премии. Вопросники с задачей будут продаваться с разрешения императрицы Анны Иоанновны в Сухаревой башне. На одном листке, стоимостью рубль — одна задача, продажа новых задач начинается каждый понедельник. Кто разгадает все двадцать пять задач и принесёт листки сии с ответами, тот получит тысячу рублей золотом».

— Тысячу⁈ Так как же тут заработаешь. Тут разоришься! — схватился за голову Магницкий.

— Первые задач десять сделайте лёгкими. А потом каждая следующая задача сложнее. А последней… что-то типа теоремы Ферма. Никто её не решит. Но, чтобы не возбудить в людях недовольство, в конце снова дадите объявление в «Ведомостях», что первых мест нет, а за второе по двадцать пять рублей троим самым умным жителям Москвы (фамилия имя отчество) зайти в Сухареву башню к директору Магницкому.

— Кхм. Как-то не очень… Теорема Ферма?

— Не очень — книги дорогие и редкие в плесени и сырости держать!!! Не очень — пацанов на морозе гробить! Не очень башню — украшение Столицы в гнилушку превращать! Не очень — землю русскую оставлять без грамотных людей! А всё остальное — очень. Поняли ли, господин Магницкий⁈ Вот вам двадцать рублей золотом на текущие нужды и на печатание объявления и задач. Больше нет с собой. Но на ремонт попрошу Анхен… Государыню дать немного денег. И на дрова. Протопите, как следует, и просушите всё внутри. Только пожара не устроите. Иван, пошлёшь двух преображенцев бдить за товарищами. Спалите Башню или книги, ругаться буду. О, вот и рыбка жареная. Ну, отведаем, чего там нам бог сегодня послал. А по теореме Ферма… Ну задачку на сообразительность неберущуюся издайте на последнем листке. Например: «Что общего у ёжика и молока»?

Магницкий завис.

— И что же? — вылез Салтыков через пару минут.

— Оба сворачиваются.

Событие тридцать девятое

Пусть в вашей жизни будут люди, за которых хочется выпить, а не те, из-за которых хочется напиться!

— А на посошок? — Это хозяин появился. Прикольный товарищ. Он, видимо, книжку Толстого «Буратино» прочитал. Принёс огромный такой кувшин и сказал, что сюда дорогие гости могут кости кидать. Так-то литров на двадцать ёмкость, до фига нужно рыбы съесть, чтобы всю заполнить костями. Но, вообще, мысль ведь правильная, никак рыбьи скелеты украшением стола не являются. И в дело потом пустит. Мыло сварит?

— Если объяснишь смыл этого тоста, то выпьем. — Брехт сто раз слышал, а вот точное значение этого тоста не знал. Так может тут, в прошлом, объяснят.

Михеич замялся. Тоже только звон слышал. Зато математик вскинулся.

— Если вас, и правда, интересует, господин Бирон, то могу этот чисто русский тост пояснить.

Уел. Он, естественно, не немец, а природный русак. Да. А коса не тесак.

— Слушаю, господин учитель.

— В старину, да и сейчас, есть много странников, что путешествуют по святым местам. Они по дороге останавливаются на ночлег или просто зазывают их зажиточные хозяева или дворяне. Странники рассказывают им истории своих похождений. Всякие чудеса, что в иных землях происходят. А хозяева кормят странников и наливают, конечно, настойки или винца, если у дворян. Бражки, если хозяева победнее. Поел гость и собирается в дорогу. Вот тут и произносится тост «На посошок». Это точное выражение. У странников всегда с собой посох. Это и оружие, и опора. Посох просто незаменим в дороге. И вот выходит странник из дома, его на время приютившего, перед длинной дорогой, и обернувшись к хозяевам, и перекрестившись троекратно, стоит, опирались на посох, и благодарит за ночлег. В этот момент хозяйка подносит рюмку и желает доброй дороги, и скорейшего возвращения с новыми интересными сказаниями. Или же это делал старший член семьи. Дед. Странник ставил рюмку на верхний срез посоха, а потом выпивал ее до дна без помощи рук. Считалось, что, если он при этом не пролил ни капли — дорога будет доброй. После этого наливали выпить всем остальным и обменивались здравицами и благими пожеланиями. Вот и получается, что рюмку или стакашек, или чашку, ставили именно «на посошок».

— Спасибо, за разъяснение, Леонтий Филиппович. Давайте уж выпьем. Вообще-то не советую, тут в вине вредный свинец и слепнут, и глохнут от него, так что я лишь капельку. А вообще, пора домой. Всё что хотел — узнал и рассказал. Сегодня вечером Анна… Государыня будет иметь разговор с бывшим вашим директором господином Брюсом. Хотелось бы поприсутствовать. Иван, допивай и поехали.

— Я что дурной отраву пить!

— Пей, говорю! — Свёл брови и гаркнул Бирон.

— Чего это⁈ Что я плохого вам сделал? — но за стакашкем потянулся.

— Да, шучу я, Ваня. Не пей ты эту гадость и другим не советуй. Поехали.

Глава 15

Событие сороковое

Мотивация помогает вам начать, а вдохновение помогает вам двигаться вперед.

Брэндон Гарик Нотч — масон

Остермана дома не застали. Он час назад уехал в Измайлово. Туда и направились.

Явно переел рыбы и рыбных пирогов Иван Яковлевич. На полный желудок в сон клонило. Один раз с лошади чуть не сверзился. В последнюю секунду сумел за уздечку зацепиться и выправился. Точно не помнил Брехт, но, кажется, падение Бирона с лошади и послужило триггером для Анны перебраться вместе со двором из Москвы в Санкт-Петербург.

Нет, падать с лошади не хотелось и жить в Петербурге, с его гнилым влажным климатом, тоже. Москва, конечно, тоже на болотах выстроена, но всё же это лучше Северной Пальмиры. Брехт сейчас каждый день голову ломал, а нужно ли переезжать из Москвы двору, и если переезжать, то куда. Два кандидата были предпочтительней других. Киев, как ни крути — это первая столица Руси. Он ближе к Европе, и он ближе к Турции, с которой века ещё будут воевать русские, отрывая от неё кусочек за кусочком. А потом Ельцин, чтоб ему вечно в аду раскалённые сковороды лизать, отдаст всё ни за понюшку табака. А в Раю Брехт Ельцина не встречал, а значит, эта сволочь точно в аду. Ещё Киев стоял на Днепре, и если что-то сделать с порогами, то будет прямой выход к Чёрному морю. Нужна Днепровская плотина. Не тривиальная задача. Но Миниху возможно и по плечу. А ещё там замечательный климат. Тепло. Минус у Киева был. Это сейчас небольшой деревянный городок в степи. Строить нужно с нуля. Вторым претендентом была Рига. Она южнее Петербурга, там незамерзающий порт, там вполне себе хватает на первое время каменных домов, там даже университет от шведов остался. Рига ещё ближе к Европе, это не окно уже в Европу, а дверь целая. Огромным плюсом будет ассимиляция местного населения с ростом города и заселением его русскими. И так как кроме Турции под боком второй вечный враг России — Речь Посполитая, то там удобно держать армию, для мгновенного захвата территории при будущих разделах Польши. И вообще, через три года начнётся война за польское наследство, которую Россия выиграет и при этом ничего не приобретёт. Нужно это устранить недоразумение, а значит, действовать в этой войне нужно более решительно и большим войском. Вполне можно попробовать отжать и Курляндию, и Белоруссию.

Единственным плюсом Санкт-Петербурга были крепости, построенные Петром, и то, что современный город уже строится. Только тысяч умерших от туберкулёза и распространение этой заразы на всю страну, явно этот плюс минимизирует.

Блин дорассуждался и опять чуть не заснул. Иван Яковлевич потряс головой, но потом осознав, что так не проснёшься, остановился, слез с лошади и, приказав сопровождающим его преображенцам перейти на шаг, ухватился за стремя лошадки вороной и потрусил вместе с ней. Иван вёл кобылу под уздцы. При этом то ли случайно, то ли намеренно всё же скорость приличную взял. В результате через десять минут, толстячок Бирон весь мокрый как мышь выпал в осадок. Проснулся так уж точно. Дальше без приключений ехали. У себя в комнате Брехт помылся, переоделся в чистое и пошёл искать Анну. Нашлась пропажа в Грановитой палате. Шутка. Это Брехт так обозвал обеденную залу в большом центральном тереме. Там стены внутри как бы паркетом оббиты. Ромбики такие. Напомнило Ивану Яковлевичу наружную стену в Грановитой палате Кремля. С Государыней сидели за столом и попивали чай две дымы, одна из которых жена Бирона, а вторая — жена Остермана. Ещё было трое мужчин. Одного — Андрея Ивановича Остермана Иван Яковлевич знал, а двое довольно пожилых людей были ему не знакомы.

— Ваня… Иван Яковлевич, присоединяйся к нашему застолью, — махнула рукой ему раскрасневшаяся от горячего чая Иоанновна.

— Ваше Императорское Величество, господа, — изобразил почтительный поклон Брехт, чтобы не вызвать неприятие у незнакомцев.

— Присаживайся, Ваня… А, это Иван Иванович Остерман — брат нашего Премьера и мой учитель в детстве. А это генерал-фельдмаршал Брюс Яков Вилимович. Беседы ведём за чаепитием об министерстве Геологии. Множество вопросов у господина Брюса, а мы на них ответить не можем. Тебя и дожидались.

Брехт уселся на стул свободный, получилось, что они с Анхен по одну сторону стола, а Остерманы с Брюсом по другую.

— Кхм. — Брюс выглядел таким злым стариком. Морщинки так сложились на лице, что, кажется, будто сейчас кричать на тебя сей персонаж будет. И чёрные, необычного цвета глаза ещё эту картину усугубляли. Брюс был в красном кафтане с лентой синей через плечо и двумя звездами на груди. При параде приехал, — Зачем же, господин Бирон, целое министерство городить. Согласен, рудознатцев учить надо, но трутней лишних в том ведомстве творить зачем?

Брехт отхлебнул жасминовый китайский чай, кофе бы с большим удовольствием выпил, и оно уже было в России, но Анхен его не любила и пила редко. А чай ещё тоже толком не чай. Его не жарят в Индии и Китае. Просто сушат. И травы добавляют. Что-то типа нашего Кипрейного чая получается, или копорского. Именно потому, наверное, сейчас Россия занимается поставками в Европу кипрейного чая. Разница в цене с китайским огромная, а по вкусу почти не отличается. Первый чай в Россию завёз боярский сын Иван Перфильев. В 1659 году он возглавлял посольство в Китай и привез, вернувшись, 10 пудов чая. Сейчас большую часть чая завозят из Англии, переплачивая, должно быть, огромные деньги и поднимая экономику врага. Брехт себе уже сделал пометочку в мозгу, что нужно этот транзит через Тару в Китай наладить. Пустить караваны на лошадях и верблюдах. Создать по дороге караван-сараи. Где можно, реками пользоваться, имея специальные челночные суда. Нужен только человек деятельный, чтобы эту задумку из мечт в реальность превратить.

Про что там спрашивает чернокнижник этот? А, про нужность министерства Горного.

— Начнем с учебного департамента, он сейчас самый важный. Нужны не просто рудознатцы, а люди понимающие, почему именно этот камень — руду здесь нужно искать, а в другом месте можно и не пытаться. Ну, пример. Нашей державе нужно золото — монеты штамповать или чеканить. Где его взять? И вот тут геолог или рудознатец должен понимать, что золото — это осадочная в основном горная порода. Нужно искать по рекам. И не по всем подряд, а тем, которые с гор бегут, и чем старше горы, тем больше вероятность, что там есть золото. Думаю, нужно прямо в ближайшее время собрать всех рудознатцев в стране и даже пришлых пригласить и отправить их всех на Урал. На уральские реки. Это старые горы и там чуть не в каждой реке должно быть золото. Дальше если в Сибирь двигаться, то там Алтай и Саяны. Тоже горы старые, а, значит, и там в реках полно золота. Но вернёмся к обучению геологов в институте. Они кроме всего прочего должны на отлично знать астрономию.

— Это зачем? — вскинулся не Брюс, а Остерман младший.

— Просто всё. Нашёл, например в Уральских горах геолог — рудознатец гору Магнитную. Забрался на неё и навёл астролябию на Солнышко и определил её точные координаты. И, развернув имеющуюся у него карту, нанёс на неё эту так нужную нам гору. Кстати, уверен на сто процентов, что он не сможет этого сделать. У нас нет правильных карт. Там сплошные ошибки и схемы с рисунками. Потому, кроме самих геологов в этом институте горном должны обучаться и картографы. Это одна из самых нужных сейчас в России профессий. Нужно огромную нашу страну всю обследовать и карты составить. Правильные карты, а не рисунки. Дальше в этом же институте должны обучаться люди, которые знают и умеют, как из руды выделить полезные элементы. Ну, например. Нашли мы халькопирит или золото дураков. Он же с камнем перемешан, кристаллики эти жёлтые в камни вплавлены. Как их отделить от камней? Этому тоже нужно научиться.

— А как? — это уже Брюс. Лицо почти разгладилось, и в глазах вместо злого презрения к худородному немецкому выскочке через постель в правители России выбившемуся искорки интереса и уважения появились.

— Флотация. — Ну уж это Брехт в УПИ проходил. — Нужно размолоть руду, она довольно хрупкая, и потом смешать с сосновым маслом. Сульфид медно-железистый останется в пене, а камень пустой осядет. Снял пену высушил и можно плавить. Медный колчедан ещё эта руда называется.

— Широки же ваши познания, сударь⁈ — ну вот, даже уважение в голосе мага этого и масона первого на Руси.

— Мы все учились понемногу

Чему-нибудь и как-нибудь,

Так воспитаньем, слава богу,

У нас немудрено блеснуть.

— Однако! Вы ещё и пиит сударь. Чем же будут другие департаменты заниматься? — покивал головой петровский сподвижник.

Брехт начал рассказывать про департамент организации повторных экспедиций. Мало ведь найти кристаллики того же халькопирита где-то в горах, нужно это месторождение потом обследовать. Насколько оно большое и богатое, основать там небольшое поселение, наладить снабжение и дороги и только потом всё это уже передавать казне, чтобы третий департамент — Надзора за недрами продал месторождение с аукциона желающим добывать халькопирит и медь из него получать. Самое плохое, что почти всегда в этой меди будет золото. Однако, пока нет электролиза, выделить его из меди задача не простая. Есть, конечно, такие реакции, но золото то золотым окажется, как и медь.

Так вот, рассказывает Иван Яковлевич про департаменты будущего министерства и вдруг замечает, что Брюс как-то странно себя ведёт. Вроде как руку помассировал, потом пальцы разминал, разминал, а потом взял и козу из них смастерил и на показ Бирону эту штуку представил. Потом и того круче из пальцев обеих рук смастерил треугольник и посмотрел через него на императорского фаворита. Следом один глаз закрыл на него глядючи. Не веком прикрыл, а ладонью, Кутузова из себя изображая. Потом на какие-то слова Ивана Яковлевича знак «О кей» изобразил. И только тут до Брехта дошло. «Данный знак осуществляется путем прикосновения указательного пальца к большому (круг), остальные пальцы следуют за ним, образуя хвосты трех шестерок». Так ему рассказывали в прошлом поподанстве, когда принимали в орден Иоаннитов. И все три остальные знаки — это тайные знаки масонов, которыми они обмениваются, так сказать, чтобы своих выделить.

Ах, какая интересная мысль сейчас Брехту в голову забрела.

Событие сорок первое

«Сын за отца не отвечает»

И. В. Сталин сказал в 1935 году на совещании комбайнеров.

Брехта, когда в орден принимали, то заставили выучить список великих магистров Мальтийского ордена. Поленился тогда, только десяток человек, предшествующих Павлу первому, запомнил, да и то на троечку. Кто там сейчас мальтийцами рулит? Там ещё парочка смешных фамилий была. Дезодорант какой-то? Нет. Дзондадари. А кто следующий? Где-то перед ним ещё с одной смешной фамилией товарищ. Роккафуль. А до него? Точно — Карафа. Тогда чтобы лучше запомнить вспомнил песенку попугая от Высоцкого. Корида, Карамба, Карафа. Похожие слова. А сейчас. В 1730 году? Ага, вспомнил. Тоже похожие известные слова повторял, чтобы лучше запомнить. Антониу де Вильена. А аналогия — Вильнёв. Это адмирал, проигравший Трафальгарскую битву.

А ещё есть сволочь одна — Луи Совёр маркиз де Вильнёв. Он сейчас посол Франции у османов, и именно он сделает всё, чтобы в Белграде, при заключении мира между Россией и Османской империей, лишить её всего, ограничившись Азовом, без крепости, и кусочком украинских степей, размером с приусадебный участок. Нужно его завалить. И не тогда, а пораньше, чтобы отношение Франции с Портой ухудшить.

Ладно, это после. Итак. Масон Брюс, делает сейчас Бирону тайные знаки, чтобы выяснить не их ли он — буржуинский. А чего? Все церемонии и прочую эту ерунду Брехт знает гораздо лучше самого Брюса. Всё же он был одним из бальи. И не кем-то там второстепенным, а чуть ли одним из самый — самых. Великого Хранителя из себя изображал.

Брехт продолжал рассказывать про аукционы, а сам взял и из пальцев рога дьявола или козу детскую изобразил. И увидел, как переменился в лице главный русский масон. Вот. Знай наших. Мы с тобой одной крови. Ты и я.

— Так, что, Яков Вилимович, согласны возглавить новое министерство? Я даже сегодня проезжал мимо вашего нового здания министерского. Где все начальники вместе с вами сидеть будут.

— Вы же к Магницкому ездили? Неужели Сухарева башня, — оказался самым осведомлённым младший Остерман.

— Нет, Андрей Иванович. Тоже башня, да не Сухарева. Там наоборот нужно адмиралтейских снабженцев выгнать в чисто поле. Пусть себе нормальный двухэтажный кирпичный дом соорудят. Красивый. Архитектора умелого найдут, чтобы стал украшением Москвы. А башню нужно отремонтировать и всю отдать под школу Магницкого. Нам грамотных людей много надо. — Брехт оглядел внимательно слушающих мужчин и женщин и не стал мхатовскую паузу затягивать. — Вам надлежит восстановить Меньшикову башню. С её шпилем. Таким, какой архитектор и задумал.

Про Меньшикову башню сегодня вскользь упомянул Магницкий и Иван Яковлевич расспросил его. А потом и сделал небольшой крюк, когда от Остермана возвращался в Измайлово, и башню осмотрел. Да, сейчас это руина скорее. Но задумка была на пять балов, и она стоила того, чтобы её восстановить в первозданном виде.

На самом деле князь Меншиков не башню строил, а храм. Добыл в Полоцке полудержавный властелин раритет. Прямо всем раритетам раритет. Досталась ему там икона Богоматери. Считалось, что она была написана евангелистом Лукой, что подтверждала надпись на образе. Не кем-то там. А тем самым Лукой, который написал одно из Евангелий, да ещё и Деяний святых апостолов. Для такой ценности и огранка должна быть соответственная. Купил Меньшиков в Москве двор чей-то там рядом с Погаными прудами. В пруды эти сбрасывались отходы из близлежащих мясных лавок и боен. И гнило там всё и воняло. Меньшиков приказал пруды очистить, и они стали «Чистыми прудами». Храм же должен был превзойти по высоте колокольню самого Ивана Великого. И превзошёл. Башня стала самым высоким зданием в Москве. Её высота по замыслу архитектора была восемьдесят четыре метра, что было на целых три метра выше Ивановской колокольни. Верх башни украшал 30-метровый шпиль, увенчанный фигурой ангела с крестом в руке. В 1708 году на башне установили часы с курантами из Англии и подвесили пятьдесят колоколов. Башню чуть не достроили. Меньшикова Пётр дёрнул в Петербург, назначив его там губернатором. Башня, не обделанная внутри, только частично как храм использовалась. А икона куда-то подевалась. Может, её Меньшиков в ссылку с собой увёз? Семь лет назад в шпиль попала молния и возник пожар, при этом шпиль частично обрушился. Проезжая мимо сегодня Брехт решил, что нужно монахов, бедствующих там, переселить, построить им другой небольшой храм, а башню отдать под какое-нибудь министерство. Почему бы не Геологии? Якову Брюсу хватит настойчивости и денег этот шедевр восстановить.

— Меньшикову⁉ — опять загорелись глазау масона. Всё, можно быть спокойным за шедевр архитектурный.

— Я вам помогу, Яков Вилимович, деньги добыть на ремонт башни. У меня есть смутные подозрения, что люди, упекшие светлейшего князя Ижорского в городок Берёзов Сибирской губернии, если я с ними переговорю, возгорят просто желанием исправить вины свои, дав денег и людей на реставрацию храма. Да и на строительство рядом другого храма, куда священники и переедут. — Иван Яковлевич повернулся к Анне Иоанновне.

— Дозволите Государыня пообщаться мне с Долгорукими и Голицыными, кои тебя кондициями стращали? Да, даже пальцем не трону, просто поговорю, напомню заповедь божью, что делиться необходимо. Так прямо и скажу, господа Верховники, а вы знаете, что в ад с собой золота не унесёшь. Может построить вам храм, чтобы грехи замаливать.

— А поговори, Эр… Всё забываю. Стара стала. Поговори, Иван Яковлевич. И мне кажется, что послушают тебя господа сенаторы. — хихикнула императрица.

— И ещё матушка Государыня, не думаешь ли, что детишек невинных Александра Даниловича можно вернуть из ссылки. Дети не должны за отца отвечать. — Брехт смутно помнил, что его брат будет женат на дочери Меньшикова — Александре. И она умрёт родами. Ну, это можно поправить. Следующее министерство, которое надо создавать, как раз и будет министерством Здравоохранения. Пора бороться с оспами и детской смертность при родах. Да и со смертностью матерей. Уж, от родильной горячки точно можно бедных женщин избавить просто про гигиену и чистоту эскулапам современным рассказав.

— Напиши указ, Иван Яковлевич, завтра же и отправь солдат в Берёзов, чтобы целыми и невредимыми детишек в Москву привезли.

— И икону Лукой написанную. Это же вещь равная по силе гвоздям из гроба господня.

Глава 16

Событие сорок второе

Кий не лопата — всех денег не загребешь!

За двумя шарами погонишься…

Соревнование с женщиной преследует единственную цель: галантно уступить ей победу.

То ли лузы узкие, то ли шары большие.

С Иваном Ивановичем Остерманом удалось переговорить только после ужина. Анна отправилась играть в биллиард с лейб-медиком своим и арапом, и Брехт оторвал от свиты болельщиков обоих Остерманов и увлёк к себе в кабинет. Иван Яковлевич, когда поучил воспоминания Бирона, то нескольким вещам был просто поражён. Оказалось, что Анхен настоящий фанат биллиарда. Игра эта вошла в её жизнь ещё в детстве. Пётр, который первый, боролся с картами поначалу и, так сказать, взамен привёз из Европейского вояжа эту игру. В Измайлово стол стоял, и Иван Остерман часто играл на нём, в том числе и с Анной. Остальные сёстры фанатками не стали, а вот Анна пристрастилась. Сейчас Государыня пошла играть с арапом, который с прочими шутами достался ей по наследству от прежних правителей. Не одного Ганнибала завезли в Россию, были и другие. Звали арапа Пётр Сундуков. Лет ему было не мало — тридцатник где-то, не пажеского роста и возраста. Петруша был крестником самого Петра первого. Почему Сундуков хрен его знает, но личность была неординарная. Арап говорил на шести языках и, на сколько мог судить Брехт, на всех почти без акцента. Был он сбежавшим рабом из Америки, который на корабле, в трюме, (может в сундуке?) добрался до Санкт-Петербурга. Пётр взял его к себе и научил играть на биллиарде. Ещё Сундуков умел делать дудочки, вроде как флейты. И отлично на них играл, заслушаться можно.

Брехт про любовь Анны к этому, пусть будет спорту, (А что — шахматы тоже спорт.) раньше не слышал. Зато как-то переключая каналы наткнулся на пропаганду биллиарда и там успел услышать интересную информацию. Сейчас, год, или годы, правильнее, уже выветрились из памяти, а сам факт и фамилии застряли в голове. В история было трое русских генералов — Остерман-Толстой, Бибиков и Скобелев, слывших в своё время «первыми киями» России. Все трое потеряли по руке в различных боевых сражениях, но, несмотря на это, в искусстве катать шары им не было равных в салонах Петербурга. Всех своих соперников заставляли под стол ползать. У Анны тоже получалось. Проведи сейчас чемпионат России по русскому биллиарду и в призёрах Анхен точно окажется. Она этому занятию посвящала практически все вечера.

Кстати, у Анны Иоанновны распорядок дня был на голову лучше, чем у остальных императриц. Даже сравнивать нельзя с тем же распорядком Екатерины первой. От Петра что ли заразилась с его ассамблеями, но ложилась спать Екатерина в пять, а то и шесть утра, просыпалась в пять вечера и начинала пировать. Всю ночь напролёт. Выживи умудрись при таком графике. Елизавета будет не многим лучше, тоже сплошные ночные балы — маскарады. И те же переедания.

Анна поесть тоже любила, и Бирон начал потихоньку с этим бороться, а вот во всём остальном можно сказать, что Анна вела здоровый образ жизни. Она просыпалась в восемь утра и час примерно посвящала умыванием и одеванием, сейчас ещё и игрой с Карлом — их с Бироном сыном. Потом она завтракала, в Митаве кофий пила с пироженками, тут в Москве, пока пила чай. После завтрака Анна занималась делами. Она принимала просителей и всяких сенаторов и слушала, даже вопросы задавала, но сама решений не принимала, оставляла всё «на волю» Бирона или Остермана. Далее Государыня шла гулять. И неизменно с преображенцами, что за ней ружья волокли. Постреляет в ворон и галок и снова до обеда принимала чиновников. После обед, как на Руси и положено, сон двухчасовой. И опять прогулка, если погода позволяла, или стрельба из окон. Если же не в кого, то дурачилась со своими шутами. Вчера она пообещала Брехту от них избавиться, не просто, наверное, дастся это Иоанновне. А после ужина Анна до самого вечера играла в биллиард с арапом петровским или двумя лейб-медиками. Дальше сама укладывала спать Карлушу и отходила тоже на покой, при этом обязательно старушка-говорушка ей сказку рассказывала про какого-нибудь очередного Бову-королевича или Ивана-дурака.

Нормальный здоровый распорядок дня, остаётся приучить Анхен к более длительным прогулкам и как-то отучить от обильных обедов и любви к сладостям. Глядишь и побольше проживёт Анна Иоанновна. И Брехт при ней успеет Россию на дыбы поднять.

Johann Christoph Dietrich Ostermann, он же Иван Иванович Остерман при дворе сейчас был… никем. Его сюзерена и покровителя — герцога мекленбургского Карла Леопольда император Священной римской империи отстранил от власти и поставил другого. А бывший министр-резидент стал просто братом Андрея Ивановича. Ни в какие политики Иван Иванович не лез, хоть при дворе бывшей воспитанницы и крутился.

Брехт хотел его отправить в вояж по северу Европы, по немецким всяким герцогствам и курфюршествам и именно для этого вызвал. Нужно было заниматься сельским хозяйствам, поднимать урожайность культур, вводить картофель на Руси и подсолнечник, а для всего этого необходим богатый семенной фонд. Иван Яковлевич этим полезным делом и хотел озадачить Остермана старшего. Титул есть, знание немецкого языка есть, дать немного денег и отправить. А утром, когда про Меньшикова разговор зашёл, то вспомнилась Брехту одна хрень. Бирон её тоже знал. Меньшиков приезжал в Курляндию и хотел стать герцогом Курляндии и Семигалии, но там не срослось. Карта не так легла. И слава богу, наверное. Но об его желании узнал император Священной римской империи немецкой нации Карл шестой этого имени и в знак уважения к новому союзнику подарил ему город с герцогством и возвёл в герцогское достоинство. После этого Александр Данилович стал не только Светлейшим князем, но и их высочеством. Итак, Карл VI пожаловал герцогство Козель в Силезии Меньшикову. Меньшиков недавно умер в Берёзове, вроде бы от оспы. А чьё сейчас герцогство в Нижней Силезии? Это где-то на границе Речи Посполитой и Австрии. В будущем… Хм. Наверное — это Чехия? У Меньшикова есть сын. Верховники с Петром вторым все титулы у сподвижника Петра отняли и у сына тоже. Но отнять, то, что не давали, нельзя. Так что по любому закону сын Меньшикова Александр — сейчас герцог Козельский. Не хотелось бы эту земельку, как в Реальной истории, упустить. За детьми Меньшикова завтра отправится капральство преображенцев на конях с указом Государыни привезти Александру и Александра живыми и здоровыми, даже ценой собственных жизней.

Не близко тот Березов. Уже зимой, должно быть, вернутся преображенцы. Однако никто не мешает сейчас отправить в Козел этот, вот, например, барона Остермана Ивана Ивановича, как нового управляющего герцогством. Пусть там порядок наведёт. А чтобы ни у кого не возникло желания оспаривать его власть и власть законного наследника Александра Александровича со старшим Остерманом можно отправить… пятую роту лейб-гвардии Преображенского полка. Ту саму — бородатую. И гвардейцев рядом с Анной Иоанновной поменьше и чехам или полякам, кто там в этом Козеле проживает, напоминание, что они теперь русские. А ещё с Остерманом отправить человечка из бывшей Тайной канцелярии, который и наведёт там порядок. Воров и прочих преступных элементов повыведет. Наладит нормальный сбор налогов и поможет местным развить в герцогстве промышленность и сельское хозяйство, пустив эти налоги в виде кредитов. Пусть инициативные козельцы множат наследство Александра Даниловича.

— Иван Иванович, а вы знаете, что такое банк?

Говорили до самой ночи. Не тот человек Остерман. А где тут другие? Тем не менее, инструктаж Брехт провёл новому управляющему герцогством очень подробный. И пообещал за неделю, что эту экспедицию будут снаряжать и это и ещё всё, что вспомнит, написать на бумаге. Памятку на память.

— Иван Иванович, только про семена не забывайте. Первым делом наймите на рынке мелкого купчишку и пусть он все какие может семена добудет и организует перевозку сюда.

— Лето же будет… — вскинул голову Андрей Иванович, очень внимательно слушавший инструкции, иногда порываясь чего-то спросить, но Брехт его каждый раз рукой останавливал. И вот всё же не выдержал.

— Ну, во-первых, семена можно и год хранить, а кроме того, для таких овощей, как картофель и топинамбур, если найдёте, то можно и в оранжерее посадить. Их в Измайлово четыре, часть стёкол побито, но из четырёх, я посмотрел, можно две с половиной собрать, да к тому времени найдём стёкла и для оставшихся. А во-вторых, вы ведь не волшебник, скорее уже осень будет. Кстати, осенью отправьте людей по самым разным ближайшим городам и то же самое закупите там. И купцу этому тоже задание дайте поездить по немецким и чешским рынкам и там тоже всё перечисленное купить. Я вам ещё попытаюсь нарисовать всякие экзотические культуры из Америке, отдайте нанятому купцу и пусть он поспрошает на рынках.

— Иван Яковлевич, а если имперцы войска подтянут? — когда уже стали собираться братики, младший самый плохой вопрос задал.

А хрен его знает. Вот Карл этот сделал Меньшикова герцогом, а завтра-послезавтра сделает Бирона графом, значит ли это, что земелька от австрияков перейдёт к России. Нет, скорее всего. Меньшиков же герцог Священной Римской империи немецкой нации, а не России. И Бирон будет графом Священной этой империи. Выходит, земелька чужая. Ладно. Пусть чужая. А можно ли, раз ты герцог, небольшой вооружённый отряд держать, для наведения порядка. Почему нет?

— Войны не начинайте. Вы же дипломат, попытайтесь миром разойтись. Им очень нужен союз с нами, и они на конфронтацию, а уж тем более на войну с нами не решатся. В крайнем случае пригрозите разорвать договор и заключить договор с османами о совместной войнушке с Карлушей. Помягче, конечно, но твёрдо. У них там всё плохо с наследниками. Можем ведь и вмешаться.

— А…

— Иван Иванович, Андрей Иванович, до свидания. Время — ночь. Ещё до отъезда встретимся и обязательно поговорим.

Событие сорок третье

Снайперы не промахиваются, а дают шанс.

Ничто так не сближает людей как оптический прицел!

Улыбнитесь вас снимает снайпер

Анна Леопольдовна, которая отправит руками Миниха настоящего Бирона через десять лет в ссылку, сейчас ещё ничего такого сделать не может, к тому же она совсем и не Анна, и не Леопольдовна. Она пигалица, и зовут её Елизавета Катарина Кристина, принцесса Мекленбург-Шверинская. (Elisabeth Katharina Christine, Prinzessin von Mecklenburg-Schwerin). Двенадцать лет девочке. Сегодня вместе с матерью перебралась в Измайлово. Интересно, а если герцога, папашку непутёвого Карл VI (император Священной Римской империи) лишил курфюршества, то она сейчас не прынцесссса никакая, а так — хрень на постном масле.

Брехт про эту тётечку пару интересных вещей знал. Она его свергнет. Дура. Но это ладно, теперь такого не произойдёт. Будет при муже встречаться с саксонским посланником Морицем Линаром. Да и бог ей судья. Сам-то Бирон ничем не лучше. Интересно, как она умрёт в ссылке в Холмогорах, и как её будут доставлять для погребения в Санкт-Петербург. Там Елизавета Петровна такую штуку замутит. Она же её отправит в ссылку вместе с мужем.

Последние пять лет своей жизни бывшая правительница содержалась под стражей сначала Дюнамюнде в Риге, потом в Раненбурге, а после вообще на север закатают, в Холмогорах будет бедовать, где родит ещё двух сыновей и вторую дочь. В 1746 году Анна Леопольдовна родит сына Алексея и вскоре умрёт от послеродовой горячки — «огневицы».

И вот тут… После смерти принцессы, тогда снова, Анны, в действие вступит секретная инструкция Дщери Петровой на имя барона Корфа, где будет сказано: «…ежели по воле Божией случится иногда из известных персон кожу смерть, особливо же принцессе Анне или принцу Иоанну, то, учиня над умершим телом анатомию и положа в спирт, тотчас то мёртвое тело к нам прислать с нарочным офицером».

Сказано — сделано. По непролазным весенним дорогам из Холмогор двинутся две подводы. На первой будет ехать подпоручик Измайловского полка Писарев, на второй, нагоняя ужас на охрану и встречных — поперечных, плавало в спирту в большой бочке тело бывшей правительницы России. Хотелось Елизавете Петровне лицезреть неопровержимые доказательства её смерти, чтобы избежать интриг и заговоров.

— Анхен. Это полная ерунда, если ты хочешь, как говоришь, чтобы её сын стал императором всероссийским, то нужно девочку срочно крестить. И ей нужно дать нормальное воспитание и образование. И ещё, давай-ка с этого дня она с нами будет на прогулку десятимильную ходить, как-то болезненно и бледно девочка выглядит. И питается пусть с нами. А то кожа да кости. В кабанчика откармливать не надо, но в теле должна быть. Поест и на прогулку. А ещё я ей составлю, как и себе перечень упражнений. И вели ей шпагу лёгкую сделать и среди сыновей знатных семейств пусть подыщут послушного и умного пацана, а также преподавателя по фехтованию и верховой езде. Сделаем из Российской правительницы будущей настоящую амазонку.

Вторая прогулка совместная не задалась. Выходили, была, как будут говорить в далёком будущем — переменная облачность. Прошли километра три и вдруг поднялся ветер и приволок откуда-то с северо-запада свинцовую огромную тучу, с которой уже и капельки мелкие закапали. Пришлось садиться на коней и срочно двигать домой. Еле успели до дождя. Всё же Киев нужно столицей делать. Там тепло. Там сады всякие абрикосовые сейчас красиво розовым цветут. А тут лужи и ветер. Бр-р.

Тем не менее, по дороге один важный вопрос обсудить успели.

— Анхен.

— Да, радость моя. — Анна отпыхиваясь, всё же прохладно, поближе прижалась к идущему под ручку с ней Бирону.

— Я написал братьям в Варшаву. Они уволятся из польской армии и переговорят с офицерами, которые выходцы из Курляндии сейчас на службе у Августа II Сильного, чтобы они тоже увольнялись и перебирались в Москву. По дороге они ещё заедут в Кёнигсберг и домой в Митаву, и там тоже офицерам предложат перебраться в Москву. Думаю, что почти наберём нужное количество офицеров, а если и не хватит чуть, то в Ригу человека отправим. Это офицеры. Только в Измайловском полку не только офицеры же служат. Давай, я подготовлю указ и по солдатикам с унтер-офицерами. Напишу во все полки России письмо, чтобы отправляли в новый гвардейский полк солдат гренадёрского роста, желательно не с Московской и соседних губерний. Чтобы всяких родственников и знакомцев у них поблизости не было.

— Раз ты так решил, сердце моё, то конечно, подготовь указ, я подпишу и готовь уж указ о создании военного министерства.

— Чуть позже. Нужно мне Миниха сюда, я его уже письмом срочным с курьером отправленным, вызвал, как приедет, и как я с ним переговорю, так и составлю указ. Анхен, а давай мне тоже потешную роту создадим.

— Как мальчику Петруше! — прыснула императрица.

— Ну, почти.

— И кто же будет в сей роте.

— Снайпера. Меткие стрелки. Видела, же третьего дня, что даже в гвардии офицеры стрелять не обучены. Хочу выучить в этой роте учителей, которые потом стрелять других будут учить.

— Хорошая цель. Стыдно за лейб-гвардейцев, глотки есть, а простого воинского умения нет. Хорошо, что сделать надо?

— Просто всё, я тоже указ подготовлю по всей нашей армии, кроме Низового корпуса, о проведении стрельб и отправке лучших стрелков из рядовых и унтер-офицеров в Москву. Нужно человек триста. Я их здесь ещё раз испытаю, отберу лучших полторы сотни, тех офицеров, что отличились на стрельбах, возьму в роту, и начну учить стрелять. Оставшихся, всё одно это будут ведь неплохие стрелки, отправлю в Измайловский полк.

— Обязательно и нам с тобой, душа моя, надо будет в тех испытаниях принять участие.

— Это даже не обсуждается. Это наша с тобой обязанность, радость моя.

— И как же назовёшь ты роту свою, Ваня? И почему не полк?

— Полк тоже будет. Чуть позже. Хочу вторую роту набрать в том полку из башкирских и киргизских лучников конных. Тоже на днях подготовлю указ. А роту и потом полк назову Георгиевской, в честь Георгия Победоносца.

Глава 17

Событие сорок четвёртое

Бог создал Кошку, чтобы у человека был тигр, которого можно погладить.

Виктор Гюго

Меншиков… Меншиков не только о бесхозном герцогстве воспоминания пробудил. Герцогство, герцогством, нужно оно России или нет, чёрт его знает. Жизнь покажет. С одной стороны, иметь полк, скажем, такой, какой у него был при Аустерлице, в тылу у поляков, пруссаков и имперцев — это как занесённый сзади кинжал. А с другой — это деньги. Где их взять? Пока он раскрутит маховик и поднимет экономию России нужно быть скромнее. Ладно. Пусть едут.

Второе, о чём Данилович напомнил, что Брехт тоже смертен. Он уже три раза умирал. Понятно, что будет и четвёртый. Все рано или поздно умирают, но хотелось бы пожить подольше и успеть увидеть при жизни великую и богатую страну, как результат его трудов.

Так вот, Меншиков полгода назад умер в Берёзове от оспы… По одним данным, по другим от апоплексического удара. Всё же оспа более правдоподобна, если учесть то, что следом от оспы умерла и его старшая дочь Мария. Та самая, которую Данилыч хотел выдать замуж за Петра второго.

И что? А то, что Брехт в детстве, как и все в СССР, был от оспы привит. А Бирон? Не привит точно. Нет ещё в мире людей, привитых от оспы. В России тем более. И память Бирона подсказывала, что и не переболел он ещё этой болезнь. Выходит, что может в любой момент заболеть. И тогда пятьдесят на пятьдесят. Анна Иоанновна, вон, перенесла оспу, рябой стала, а Меньшиков с дочерью… рябыми не стали… мертвыми стали.

Нужно привиться. И есть два способа. Первый — это тот, которым привилась Екатерина Великая, она же вторая этого имени. Вызвали из Англии эскулапа, нашли пацана больного оспой, кажется сына какого-то сержанта, да не важно. Сделали надрез на руке Екатерины и нитку, пропущенную через волдыри на теле мальчика, протянули через рану на плече императрицы. Через несколько дней Екатерина заболела, но выздоровела. А следом и сына Павлушу привила. Там есть интересный нюанс, пока Государыня болела, для английского врача под окнами дежурила почтовая карета, чтобы в случае её смерти быстро увезти доктора «убившего» императрицу из России. Опасалась Екатерина, что врача могут растерзать придворные. Обошлось. Именно этим способ и будут прививать потом в России. Например, поголовно всех кадетов, гардемаринов и прочих юнкеров при поступлении в Пажеский корпус или Морскую академию. Смертность в районе двух — трёх процентов. Екатерине с Павлом повезло. А вот скажем Людовику 15 нет. Он от оспы скончался, как и Петр II. Варварство, скажет про это Екатерина II. Существует же прогресс. Себя имея в виду.

Второй способ механически от первого практически не отличается. Тот же надрез у прививаемого на предплечье и нитка. Отличается возбудитель. Как только у коров появляются характерные пустулы на вымени, нужно через них нитку протягивать. Опять же Брехт фамилий не помнил, но именно наблюдение за фермерами, переболевшими в лёгкой форме коровьей оспой, и их дальнейшая невосприимчивость к чёрной оспе, и вдохновили создателя современной вакцины от оспы.

Тут тоже есть интересный момент Брехтом прочитанный, когда он был командиром РККА на Дальнем Востоке. На самом деле коровья оспа совсем и не коровья.

Мало ли, что болезнь так называется, основным источником опасности являются лесные и полевые мыши. Они заражают рогатый скот, пьют воду из их поилки, оставляют свои мелкие какашки в сене. А ещё от мышей заражаются кошки. И уже от коров или кошек может и человек заразу подхватить. Заражение человека происходит контактным путем, во время доения коров, игры с домашними питомцами. Любая царапина от когтей животных, укус может привести к инфицированию. При дойке коровы вирус проникает через поврежденные участки кожи у доярки. Если у человека нет иммунитета к натуральной оспе, он заболевает.

Вывода два из воспоминаний Брехт сделал. Первый — нужно срочно всю Россию заселить кошками. Пока их в стране мало. Почти нет. Нужно ввести моду, во-первых, а во-вторых, дать команду всем священникам проповеди читать и славить кошек — борцов с грызунами и, значит, спасителями от чумы и оспы, а ещё хранительниц урожая. И чтобы советовали пастыри пастве кошек заводить. Второй вывод — прививаться надо не от сыновей сержантов, а от коров. Благо именно весной коровы и заболевают этой болезнью. В той памятке командирам РККА было написано, что болезнь при такой прививке протекает легко.

— А позвать сюда Ляпкина-Тяпкина, — переговорив с Анхен, распорядился Иван Яковлевич. Государыня приняла такое решение не сразу. Два дня Брехт убил. Даже вывел всех преображенцев на поиски, они обошли все окрестные деревни и имения и нашли несколько женщин, переболевших в прошлом году коровьей оспой. Их доставили в Измайлово, и Государыня сама их раздела и убедилась, что на руках есть небольшие оспины, а рожи у крестьянок чистые.

— Душа, моя, Пётр Лексеич помер от оспы, его невеста Мария померла, и даже сам непотопляемый Меншиков помер, ты мне смерти желаешь⁈ — возопил Бирон, когда доярки эти были нагишом из терема выгнаны. Воняло от них навозом.

— Боюсь, я Ваня, как я одна останусь. — всплакнула Анна Иоанновна.

— Мать твою, Анхен, ты не о себе, а обо мне думай. Не хочу я в рай, скучно там.

Кто-то кхекнул опять в углу у образов.

— Охо-хо-хо.

— Потом и детей всех привьём и Анну Леопольдовну.

— Ох-хо-хо.

— Кхе. Кхе.

— Анхен⁈

— Дозволяю, но помрёшь, домой не приходи. — Послышалось.

— Дозволяю, только всех лейб-медиков сначала из Москвы вызову.

Событие сорок пятое

Оспа была самой страшной болезнью в истории. В ней погибло больше людей, чем во всех войнах в истории.

Ларри Бриллиант

Перед тем как заразить свою, начинающую худеть (наверное) тушку, оспой, Брехт решил ещё пару дел успеть провернуть. Тут ведь какая беда. Да, коровья оспа привитая протекает, как обычный грипп. Поднимется температура, заложит горло, да и пройдёт всё вскорости. Однако, в это время сам Бирон станет заразным. Стать причиной эпидемии не хотелось. Тем более, куча детей вокруг. Потому придётся затвориться в палате и никого к себе не пускать, еду принимать через окошечко… Ну, почти. Нужен человек, который будет бдеть у постели и книжки читать. Или писать? Подумать надо.

Так вот, пару дел Иван Яковлевич решил проделать, пока ищут доярку, заразившуюся недавно коровьей оспой в окрестных деревнях. Брехт, кстати, про того англичанина, что придумал эти прививки, поучительную историю вспомнил. Если Екатерина на себе экспериментировала, то англичанин этот на каком-то деревенском мальчике. Сначала заразил его коровьей оспой, а когда пацан выздоровел, стал заражать его оспой обычной докторус, чтобы удостовериться, что прививка коровьей оспой создаёт иммунитет и от обычной чёрной оспы. Ум был пытливый у человека. Натуралист, мать его.

Первым делом Иван Яковлевич отправил Ивана Салтыкова на рынок. Нужны были лекарства. Доверять свою тушку местным эскулапам точно нельзя. Надо сначала научить их руки мыть после того, как они в заднице поковыряются. Из брошюрки для командиров РККА Иван Яковлевич хоть и смутно, но помнил, что лекарств, как таковых нет, но можно принимать ванночки. В равных количествах (ещё бы помнить это количество) нужно взять сухих цветов аптечной ромашки, календулы и листьев шалфея, залить водой и прокипятить в течение пятнадцати минут на медленном огне. Потом протирать этим раствором волдыри. А для облегчения общего состояния нужно пить настой, приготовленный из корней петрушки (опять вспомнить бы количество, но, может, знахарки и сами знают, те, что аптекарш из себя изображают на рынке). Он, говорилось в памятке той, поможет взбодриться и ускорить заживление сыпи. В день необходимо выпивать полный стакан. Ну, хоть про стакан вспомнил.

Ещё нужно найти того, кто этот стакан подносить будет. Его же тоже изолировать нужно. Анна предложила свою кандидатуру. Так-то мысль здравую высказала:

— Я уже переболела.

— А кто будет страной рулить. Нет. Ты сиди на троне и ногой топай и тапкой кидайся. А мне подавай грамотного человека, запас чернил и бумаги. Вирши и книги буду писать.

Нашли человека. Неожиданная кандидатура. Борзописцем оказался негр. Арап. Пётр Петрович Сундуков. Ну, а что, Брехт хотел написать «Волшебник Изумрудного города». Пусть её автором станет арап. Он же про Техас слышал. Стоп. А чей сейчас Техас? Конечно мексиканский. Придётся Элли в другое место поместить. На Урал⁈

Второе действо, которое Брехт точно решил до прививки сделать, было сложное. Даже не знал Иван Яковлевич, кому его поручить. Проблема была в шахе будущем. Тот самый Надир-шах вскоре побьёт османов и примется за Кавказ, и Остерман ему вернёт (в Реальной истории) все завоёванные Россией земли вдоль Каспия за обещание вместе начать войну с Портой. И Надир обманет, он земельку заберёт без боя, а с турками сразу замирится и даже будет их уговаривать вместе с Россией повоевать. Но увязнет в Индии, кажется. Вообще, всех плюсов от той сделки, что Низовой корпус убрали с гиблых малярийных мест.

Будет ли сделка с Надиром надёжней, если ему отдать в жёны Елизавету Петровну. Хрен его знает. Это же мусульманский воин, и женщины для них не большой авторитет. Нужен был ещё один аргумент. И Брехт, вспомнив свои предыдущие жизни, кажется, такой нашел. Вот для осуществления задумки ему нужен был специальный человек. И Иван Яковлевич его знал. Не лично, конечно. Знал со слов его внука, наверное. Пётр Иванович Багратион как-то рассказывал на балу про своего предка — первого Багратиона, перебравшегося из Грузии в Россию. Звали его Александр Иессеевич Багратион, также известный как Исаак-Бек. Он мусульманин, родился в Иране. Лет через десять станет губернатором царства Картли и вассалом Надир-шаха. Со слов Петра Ивановича Багратиона там, в Картли, какая-то распря начнётся и Надир-шах поставит управлять страной двоюродного брата Исаак-Бека. И Александр Багратион (будущий) примет христианство и сбежит в Россию, где в Астрахани будет командиром грузинского конного эскадрона в чине подполковника.

Тот, кто один раз на это решился, тот и во второй раз пойдёт на смену религии и Родины. Или точнее первый. Особенно, если пообещать генеральское звание и титул царя Картли.

Остерману нужно отправить человека на Кавказ с письменным и устным предложением к Исаак-Беку перейти на строну России сейчас с верными ему людьми. Обучить их стрелять, и когда прибудет в Дербент или Баку Надир-шах для переговоров с русскими о возвращении земель, грузинский царевич с верными нукерами шаха грохнет. Оставив явный грузинский след. Там после Надира пацан какой-то наследует. Глядишь и по-другому карты лягут. Можно и сдачи земельки избежать и посадить, воспользовавшись неразберихой, на грузинский трон своего человека.

А Елизавета Петровна? А чего, пусть сидит в гареме. Куда девают в Иране бывших жён правителя? Передают по наследству приемнику? Ну, не жалко — пусть мальчик пользуется. Царевна русская ростом метр восемьдесят пацану должна понравиться.

Событие сорок шестое

Красивые девушки и женщины редко бывают одни, зато часто они бывают одинокими.

Хенрик Ягодзиньський

Андрей Иванович Ушаков времени не терял. Как только три дня назад вышел указ о возрождении Тайной канцелярии, сразу и взялся за важнейшую работу — бережение порядка в государстве, засучив рукава. Первым делом нашёл и вызвал на разговор всех канцеляристов и писарей, что служили в московском отделении до расформирования. Но штат ему Анна Иоанновна серьёзно расширила, и генерал часть своих семёновцев из рядового состава уговорил перейти в новое подразделение с повышением звания, а значит, и оклада, и кроме того, переговорил с несколькими офицерами расквартированного частично в Москве Невского драгунского полка. Брехт же сказал Ушакову включить в состав полка пять кавалеристов и конный экипаж, для тайной доставки преступников.

Все хлопоты по формировании Московского отделения Тайной канцелярии не помешали Андрею Ивановичу уже на второй день существовании своей «конторы глубокого бурения», схватить прямо на глазах у ошеломлённой Елизаветы прапорщика Шубина и доставить его на допросы в пытошную, организованную в Тайницкой башне Кремле.

Алексей Яковлевич Шубин, двадцати трёх лет от роду, оказался малым красивым, но трусоватым. Углядев в руках пытошного мастера клещи огромные ржавые и какие-то шила и молотки, лежащие на столе поверх цепей, сам начал петь оперу про свои шашни с Елизаветой.

— Ты нам юнец не интересен, говори про других прелюбодеев и прочих амуров великой княжны.

— Я… Она…

— Ох, не хочешь по-простому, будем на дыбу вздевать, только знаешь, Яковлевич, что долгонько потом ломота будет в плечах. Как бы не на всю жизнь. Ложку поднять не сможешь.

— Бутурлин Александр Борисович первый нарушил непорочность Елизаветы Петровны.

— Смешно излагаешь. Первым нарушил. Разве можно вторым нарушить. Камер-юнкер Бутурлин. Запиши Ефимка. Где сейчас сей прелюбодей?

— Точно не знаю…

— А не точно говори, найдём, — пытошный мастер при этом переложил клещи поближе к жаровне. Прапорщик, с ужасом наблюдавший за этими действиями, с трудом заставил себя повернуться к канцеляристу с короткостриженной головой без парика и зачастил:

— Вследствие ссоры с любимцем Петра II, князем Иваном Долгоруковым, Бутурлин был удалён в воинскую часть, расквартированную в Малороссии.

— В Малороссии, запиши Ефимка. Стой, что-то старею. Это генерал-майор Бутурлин? Из Кавалергардов? Вона значится как. Лады. И генералы, и майоры висели на сём крюке и ещё повесят. Нарушил он непорочность, етить твою. Лады. Дальше гутарь, прапорщик.

— Про что? Про Бутурлина? — Опять покосился Шубин на гремящего железом высокого сутулого мужика с козлиной бородкой. Не шла ему. Лопатообразная просилась.

— Про других непорочность нарушивших.

— Михаил Илларионович Воронцов. Четырнадцати лет он был определён камер-юнкером при дворе великой княжны Елизаветы Петровны. Так с тех пор и служит.

— Плохо дело, прапорщик. Целое кубло у вас там свилось. Заговор плетёте, непорочность великих княжён нарушаете. Ох, плохо. Всё ли, или ещё кто покушался на Елизавету Петровну.

— Шувалов Пётр Иванович.

— Кто таков?

— Он из мелких Костромских помещиков. Его отец служит сейчас в Выборге комендантом.

— Запиши Ефимка — комендантом. Отец сей причастен к вашему заговору, знал ли о делах сыночка.

— Про отца не знаю, а вот брат его старший — Андрей Иванович бывал при дворе Елизаветы Петровны…

Брехт прочитал принесённый Андреем Ивановичем опросный лист до этого места и вскинул брови на Ушакова.

— А вам, господин генерал, знаком этот Андрей Иванович? Много больно вокруг Андрей Ивановичей, вы, Остерман теперь ещё и Шувалов этот.

— Знаком. Служит у меня в полку.

— Точно-точно. Вы его заберите к себе в Тайную Канцелярию, постращав сначала немного. Вот, чует моё сердце, полезным человеком окажется, — Нда, сердце чует. Просто из будущего знал Брехт, что именно этот Андрей Иванович сменит вот этого Андрея Ивановича на посту начальника Тайной канцелярии. Следующим начальником Тайной канцелярии станет Андрей Иванович Шувалов.

— А как же брат и заговор.

— Ерунда всё это. Делайте, как и договаривались, помурыжьте их всех кроме братца, немного постращайте без пыток и мордобоя и подготовьте указ о высылке их в Тару всех троих…

— Четверых?

— Бутурлин? Ай, чёрт с ним, всех четверых, в Тару вместе с крестьянами, что у них в крепости. Беднота. Именьица продать, на вырученные гроши, как и договаривались, закупить крестьян в Курляндии и следом отправить. И присмотрите роту солдат им в сопровождение и для усиления гарнизона крепости Тара.

— Всех разжаловать в рядовые?

— Всех разжаловать… Всех разжаловать? Нет, в рядовые не надо, и дворянства лишать не надо. Всех в прапорщики, в том числе и генерала Батурлина. Они же там должны границы государства Российского крепить. Да, дорога длинная, нужно продуктами и фуражом озаботиться. А спросите Елизавету Петровну, не хочет ли она какую табакерку с алмазами продать и снабдить лишателей непорочности этих продуктами и деньгами на дорогу. Она, как оказалось девица добрая, всем даёт. Пусть и деньги даст на пропитание друзьям своим амурным.

Глава 18

Событие сорок седьмое

Оковы тяжкие падут,

Темницы рухнут — и свобода

Вас примет радостно у входа…

А. С. Пушкин.

Брехт решил, что двух недель изоляции достаточно. Переболел и хоре. А нет. Сначала заболел… Почувствовал себя плохо Иван Яковлевич на пятый день. Уже паниковать начал. Или волноваться скорее, что не подействовала на него оспа. То ли прививку неправильно сделали, то ли уже болел Бирон. То ли корова у них не той системы. Сидит взаперти, когда столько дел вокруг, а ничего не происходит. От нетерпения, надиктовал Петруше Сундукову полностью «Волшебника Изумрудного города», перечитал, расширил и углубил, снова перечитал, опять углубил. Может и не Волков. И даже не Баум. Но ничего сейчас и рядом не лежало. Шедевральный шедевр.

Выполнил Иван Яковлевич программу минимум, а оспы нет. Даже хотел уже выходить из самоизоляции… И началось. Под вечер пятого дня поднялась температура и ночью его колбасить стало. Как-то не так помнил он из советского прошлого эту прививку. Если бы все так тяжело её переносили, то запомнилось бы. Нет. Он даже не помнил, что на больничном, так сказать, был, в школу не ходил. Выходит, не главный он иммунолог в мире. Что-то сделал не так.

Потом и горло обложило. Не соврали народные рецепты, отвар из корней петрушки помогал. Лейб-медик Анны Иоанновны — Иван Христианович Ригер, наблюдавший кроме арапа за Бироном, посоветовал ему опиумный отвар для облегчения пить. Брехт его послал… на базар за ивовой корой и свежими листочками малины, если появились уже. Вообще, каждый день ведь давал себе слово проверить всех медикусов иноземных, что при дворе обитали, на профпригодность. И всё время руки не доходили, да и здоровы все были. Опять же с кем-то Анхен надо на биллиарде играть. Двое: этот Ригер и Блюментрост Иван Лаврентьевич с этим отлично справлялись. Даже если они и хреновые медики, всё одно выгонять нельзя. Чтобы не деградировать, Государыне нужны сильные спарринг-партнёры. Ригер травы не принёс. Отгребет потом, нужно только не сдохнуть. Зато явился Иван Лаврентьевич.

— Хер доктор, а скажите мне, — принимая у лейб-медика стакан с чуть зеленоватым тёплым отваром, спросил Блюментроста Иван Яковлевич, — что сейчас у нас с лекарством от малярии? — Вчера с очередной депешей прискакал посыльный из Низового корпуса. Ещё семьсот человек умерло от «лихоманки». Ропщут господа офицеры. Анна Иоанновна с арапом передала весть.

— Кора хинного дерева…

— Это и первоклассник знает.

— Кто простите, Ваше Высокопревосходительство?

— Не важно, — Брехта знобило, температура не меньше тридцати восьми. Интересно, а возможно сейчас сделать ртутный термометр? Стекло есть, ртуть тоже. Там главное довольно тонкую трубочку получить с ровным внутренним диаметром. Ничего, пусть тренируются. Нужен придворный стеклодув. Из ста одна трубка должна получиться. Попытка не пытка. — Иван Лаврентьевич, любим мы перед всем заморским преклоняться. Вы же главный по тарелочкам в стране. На вас Петром аптекарский огород содержать и бдить… приписан. Поручен. Возложен. Мысли путаются. Давайте ещё этот компот из петрушки. Что там с листьями малины?

— Нет ещё листьев, только почки набухли.

— Да, а чего, пусть будут почки, в них Ацетилсалициловой кислоты возможно даже больше. Дайте команду почки собрать и отвар приготовить. Нужен аспирин температуру сбить.

— Что?

— Бред это. Не слушайте. Главное сделайте, как я сказал. Да, и отвар ивовой коры обязательно, и чем быстрее, тем лучше. А про хинное дерево это правильно. Нужно закупить у испанцев и португальцев, скажите Остерману, пусть озаботится. Только это деньги большие и долго, есть в наших Пенатах…

— Где? — точно бредит фаворит.

— Потом объясню. Сейчас народный рецепт против малярии или лихоманки вспомнил. Записывайте.

— Так говорите, если поможет от…

— Не пугайте. Сам боюсь. А рецепт простой. Нужно нарвать пригоршню молоденькой травы полыни… Две пригоршни.

— Почему две? — правильный вопрос. Потому что рецепт на половину литра воды. Как тут про литры рассказывать.

— Чтобы больше было. Полынь эту молоденькую следует тщательно промыть, и потом кипятить минут 5–7 в… Вот в таком количестве воды, — на столе стоял керамический кувшин с водой, объёмом как раз с литр. — Далее — остудить и процедить через тряпочку. Всё, генуг, лекарство готово. Как только начнется приступ, надо выпить полтора стакана этого горького отвара полыни. Можно подсластить мёдом. Уверяю вас, что буквально за одну-две минуты приступ малярии, как по команде, прекратится. Несколько приёмов и болезнь отступит полностью.

— Откуда вы это знаете, Ваше Высокопревосходительство? — бросился всё же к листкам бумаги на столе Лаврентьевич.

— Матрёна рассказывала, — правда ведь. Он её озадачил после приезда с Дербента лекарством от лихоманки, она рецепт и выдала. И ведь работает, даже лучше хинина, у того куча побочных эффектов. А здесь хоть и тоже горькая зараза, но побочные эффекты положительны, заодно и глисты выводятся и печень восстанавливается.

— Кто такая Матрёна? — не переставая строчить воскликнул лейб-медик.

— Ведьма. Страшная, как ядерная война.

— Какая война, где ядрами стреляют, артиллерийская.

— Не слушайте меня, доктор, бред несу. Всё, бегом за лекарствами и письмами в Баку. А то проспите мировую славу. Славься Отечество наше… Хер доктор, я сказал бегом!

Событие сорок восьмое

Студенты ценили профессоров, профессора понимали студентов, и те и другие гордились университетом. — О студентах.

Василий Осипович Ключевский (1841–1911) — русский историк

Совместными усилиями отвары корней петрушки, почек малины и ивовой коры температуру сбили, и общее самочувствие организмуса улучшили. Горло по-прежнему заложено и жевать антрекоты было бы проблематично, да и не хотелось. Пил Иван Яковлевич морсы с мёдом. И вкусно, и дважды полезно. Там всякие витамины есть, и главное, за две недели сидения взаперти, при отсутствии хлеба, а его Бирон категорически запретил себе приносить, на курином бульончике и луковом французском супе вполне можно лишние килограммы сбросить. Книги писать при температуре сложно, а вот слушать всякие полезные рассказы вполне можно, голова хоть и туго соображает, но информация на полочки откладывается и потом её с нормальной головой можно будет проанализировать.

Информацию с жёсткого диска под кодовым названием Иван Лаврентьевич Блюментрост приходилось клещами вытягивать сначала, но видимо осознав, что за хуления и прочие ябеды в Тайную канцелярию Бирон его не потащит, потихоньку эскулап разговорился и Брехт узнал кучу полезной информации.

Была одна хреновая, от слова совсем. О ней чуть позже. Сам по себе врач этот был фигурой неправдоподобной. Таких почти не делают сейчас и потом точно делать перестанут. Стоит начать с того, что вообще мало в стране немцев, которые не приехали — понаехали, а родились здесь. Иван Лаврентьевич был из таких. Нет, надо всё же с конца начать. Почему-то считается, что у основания российской науки стоит товарищ Ломоносов, которого именем Универа назвали. Это не так. Основателем Российской академии наук и университета не Катерина была и не Дашкова и уж тем более не Ломоносов. Всё это сделал сидящий рядом с постелью больного лейб-медик Блюментрост.

Странно. Тогда почему об этом никто не знает? Наверное, фамилия заковыристая. Как так — зачинатель и Блюментрост. Университет имени Ломоносова звучит, а университет и академия наук имени Ббюментроста? Да ни в какие ворота. Да ещё и переводится эта фамилия с языка Канта смешно —«Цветы дающие утешение». А ведь правильная фамилия. Стопроцентное попадание.

Вот теперь и к началу вернуться можно.

Батенька этого Блюментроста был другой Блюментрост, тоже наследивший в русской истории и тоже никому не известный. Лаврентий Алферьевич Блюментрост служил лейб-медиком у саксонского курфюрста. Лет восемьдесят назад. В 1668 году доктор был приглашён в Россию в качестве лейб-медика ко двору царя Алексея Михайловича. Не убоялся дикости и медведей, по улицам городов шастающих, даже казаков с балалайками не убоялся, взял и приехал. Работал долго, и главная его заслуга, кроме всяких шпионских игр — он создал Аптекарский приказ и тем самым заложил основы всей последующей русской медицины. А его средний сын Иван, сидящий у кровати больного Бирона в неряшливом, почти без пудры, парике сивом, деяния отца углубил и расширил. Именно этот человек создал и управляет с самого создания Аптекарским огородом. Обучался он в том же самом университете в Кёнигсберге, что и Бирон, только окончил его. В 1707 году молодой доктор был определён в лейб-медики к царскому наследнику и молодым княжнам. Но эта карьера была не долгой. Пётр начал воевать и его всегда сопровождал в походах Иван Лаврентьевич. За верную и беспорочную службу он получил от Петра в 1718 году в подарок Гатчинскую мызу и по сей день владеет ею. Пётр Алексеич не просто так земельку выделил, предписывалось лейб-медику устройство на этих землях первого регулярного аптекарского огорода. Кроме того, Блюментрост — президент Медецинской канцелярии. Дальше ещё интереснее. Все царей ругают, а оказывается, ещё два года назад в Москве по инициативе Ивана Лаврентьевича открыт прообраз современной поликлиники — учреждена лечебница для приходящих больных при Московской придворной аптеке. Лечили неимущих бесплатно и с собой порошков и микстур отгружали. Пётр второй? Или Катерина Первая ещё? Не важно, даже эти странные персонажи на Российском троне создавали бесплатные аптеки и поликлиники.

И вот теперь, то, из-за чего имя этого человека нужно увековечить, а не забыть.

В 1724 году указом Петра I образована Российская академия наук. Чуть другое название — Академия наук и художеств в Санкт-Петербурге. Мысль о создании научной академии пришла в императорскую лихую голову во время путешествия в Европу, когда он побывал в Парижской академии наук. На Петра Алексеича произвели сильное впечатление проводимые в лабораториях химические опыты, пузырики пузырятся, бульки цветные булькают, прямо как в фильме про Ивана Васильевича и Буншу, и Государь решил у себя сделать тако же.

Здравствуй, князь ты мой прекрасный!

Что ты тих, как день ненастный? Опечалился чему?

Диво б дивное хотел Перенесть я в мой удел.

За это дело согласился взяться Иван Лаврентьевич. А вот помощника себе выбрал плохого. Хотя, возможно лучше-то и не было. У немца второго была тоже интересная фамилия. Знаменитая. Под ней гонял сам красный барон на болидах спортивных. Звали помощника Иоганном Даниэлем Шумахером. В начале 1724 года они представили Петру «Проект положения об учреждении Академии наук». И вскоре Сенат издал указ об учреждении «Академии, или Социетета художеств и наук». Не срослось у Петра I, не смог он провести торжественное открытие. Вместо него это сделала его вторая жена — Екатерина I. В декабре 1725 года она издала именной указ «Об открытии предположенной к учреждению императором Петром Великим Академии наук и о назначении в оную президентом лейб-медика Лаврентия Блюментроста». И выходит, что у постели больного Бирона сидит и жалуется на обиды несправедливые Президент Академии наук Российской империи.

Событие сорок девятое

«Русак не пруссак, и суровой зимой русский ещё лучше дерётся. Поэтому то, что русскому здорово, то немцу — смерть, и наоборот».

«Что русскому здорово, то немцу смерть»

Фаддей Венедиктович Булгарин

Шумахер? Шумахеры, они все шустрые. Помощник Президента и секретарь Академии наук сделал всё, чтобы благое начинание угробить. Он ругался с учёными, он недоплачивал им причитающиеся по контракту деньги, он не отапливал здание. И это просто ерунда по сравнению с настоящей бедой. Этот товарищ со знаменитой фамилией, общаясь с Петром, перенял у него не пытливый ум, не огромную работоспособность, не целеустремлённость, он перенял самую плохую черту характера (или это не черта?). Перенял Иоганн Даниэль, он же Иван Данилович Шумахер у Государя — реформатора любовь к горячительным напиткам. Пока Блюментрост делами занимался, всё же, став Президентом академии, он и лейб-медиком остался, а Екатерина первая и Пётр второй всё время болели. И сестра Петра — Наталья болела. Так пока Блюментрост всех их в могилу не поклал, то занят был. А пьянчужка Шумахер поставил целью споить и погубить всех завезённых из Европы великих учёных. И частично ему это удалось. Деньги, выделяемые на опыты с красивыми пузыриками и на астролябии с мелом шли на сладенькое иноземное вино. В результате самое главное приобретение Российской академии наук, крутизна в мире науки равная почти Ньютону, вымерла от борьбы с зелёным змием.

Теперь по порядку.

Первых академиков коих удалось заманить из Европы длинным рублём и прочими благами в основном были не те, кто пузырики разноцветные пущает. Наверное, к сожалению, попались в сети: математики Якоб Герман, Николай и Даниил Бернулли, Христиан Гольдбах, физик Георг Бюльфингер, астроном и географ Жозеф Делиль. Чуть позже к академикам присоединился в 1727 году молодой да ранний Леонард Эйлер. Пока не академик. Получилось, что единственным уроженцем России среди академиков первого состава был сам президент академии. И тот Блюментрост.

Деятель Блюментрост был кипучий и дела детища Петра сразу пошли в гору. При академии были созданы типография, инструментальные мастерские, рисовальная и гравировальная палаты, спроектированы анатомический театр и обсерватория, академические университет и гимназия. А ещё Президент озаботился, чтобы у ученых было все необходимое для обогащения научного богатства России. Квартиры и дома всем дали и приличные оклады положили. У Бернулли обоих за тысячу был окладец. Нет таких зарплат в Европе. Ещё стараниями Блюментроста были организованы несколько экспедиций в губернии империи для проведения астрономических, физических наблюдений.

Бернулли — это о-го-го. Их не кто-нибудь Блюментросту порекомендовал, а сам Лейбниц. В конце октября 1725 года Николай и Даниэль Бернулли сошли с корабля на гранитную набережную Санкт-Петербурга… Да, хрен там! Проваливаясь по колено в грязь и, соскальзывая с деревянных тротуаров, шли по чавкающей этой грязи братья по Столице, мать её, и поражались, какими олухами нужно быть, чтобы поменять цветущий благоустроенный мощённый булыжником Базель на эту грязелечебницу.

Поселились братья на Васильевском острове. Даниил возглавил кафедру физиологии, а Николай преподавал на кафедре математики. Оба почти сразу начали публиковать свои работы в издаваемых на новенькой типографии сборниках Академии.

К несчастью для братьев и других членов Академии секретарём научного сообщества, переехавший в Москву, Блюментрост оставил пропойцу Шумахера. Даже года не проработал Николай Бернулли в Северной пальмире. У него открылась язва желудка, которую спровоцировали ежедневные попойки.

— Ты это, Иван Лаврентьевич, серьёзно? — слушая напыщенную речь лейб-медика обличающего своего секретаря, чуть не вскочил с перин Иван Яковлевич.

— Это проклятая русская привычка пить много горячительных напитков…

— Отставить! Мать вашу — Родину нашу. Ты — немец, Шумахер — немец, Бернулли — немец, а русские, если цепочку продолжить твоих логических заключений — алкоголики, ладно, мудрёное слово — пьяницы.

— Так это Петер…

— Легко. Легко на мертвецов валить. Они ребята тихие и за себя постоять им сложно. Но у меня знакомый архангел есть, я ему пожалуюсь, и он тебя вылечит. Пришлёт к тебе привидение Петруши, мать и его. И побеседуете с ним о вреде пьянства и о лечении язвы.

— Кхе. Кхе. — Из-под кровати что ли?

— Так…

— Всё, закончили прения. Шумахера на его болиде срочно сюда пред мои очи доставить, — Брехт разбегающиеся от температуры мысли в кучу собрал. Недавно, буквально неделю назад ему знакомая фамилия на слух попала. Точно. Из Курляндии с поздравлениями от рыцарства и прочих баронов немецких приехал барон Герман Карл фон Кейзерлинг (Hermann-Karl von Keyserlingk)^[1]. Бирон его помнил. Серьёзный и напористый дядька и очень верующий. Настоящий пуританин, в смысле образа жизни. Рачительный и всегда трезвый. Запарывал своих крестьян до полусмерти при обнаружении у них запаха алкоголя. — Сейчас в Москве находится посол Курляндии и Семигалии барон фон Кайзерлинг. Приведи его к окошку, переговорить мне с ним надо. Хочу его поставить Президентом Академии Российской.

— Он профессор? — скуксился лишаемый должности Блюментрост.

— Он — хренесер. В смысле, у него хрен забалуешь, пить академики будут только кефир…

— Что?

— Не перебивай, с больным говоришь, из последних сил вещую. Завтра концы отдам. Кефир — это кисломолочный полезный продукт. Нужно объездить всю Европу и бактерии эти, ну закваску добыть и йогуртовую тоже. Сбил, блин блинский. Так вот, барон очень не любит пьяниц, он дисциплину наладит. А ещё он лучший хозяйственник, которого я знаю. Академии в Президенты не учёный нужен. Есть академики и прочие профессора, вот пусть и берут академки, а рулить любым предприятием должен хозяйственник. Этот — лучший. И даже у Анхен денег выбьет на полезные дела, а потом сделает эту академию прибыльным предприятием. И всю Россию завалит деньгами. При моей, понятно, помощи. И отвечу на твой вопрос, дорогой лейб-медик. Организатор и ты неплохой, а потому с завтрашнего дня возглавишь министерство здравоохранения. Верни мне Петрушу Сундукова, я вечером накатаю примерный состав министерства и задачи, а также пути к осуществлению оных задач. Да, там тебе понадобятся пару помощников — заместителей. Подбери. И завтра, если они оспой переболели, сюда приведи. И не глупи, Иван Лаврентьевич, это не хорошие медики должны быть, а хорошие хозяйственники. Лекари пусть лечат, а менеджеры менеджеруют.

Глава 19

Событие пятидесятое

'Кто мудр, испытывать не станет

Ни женщин, друг мой, ни стекла.'

Лопе де Вега (Феликс Лопе де Вега Карпьо)

Дня три или четыре температура была, с каждым днём всё меньше, и не позднее пятого дня с начала болезни всё кончилось. Волдыря на правой руке было всего два, и их с помощью ванночек удалось победить. Получается, что на девятый или десятый день, Брехт взаперти со счёту сбился, болезнь полностью прошла. Ещё какая-то слабость оставалась… Хотя это может от того, что десять дней почти ничего не ел Бирон. Самая питательная пища — куриный бульон.

Иван Яковлевич велел принести в спальню большое зеркало, чтобы оглядеть себе со всех сторон, нет ли ещё где оспин и насколько сумел похудеть. Принесли. Нда. Так-то — полная хрень. Большим это зеркало назвать не просто. Оно круглое, где-то сантиметров под сорок в диаметре и весит, как будто не из стекла сделано, а из металла. И это понятно. В будущем народ привык к толщине стекол в три — пять миллиметров. А тут вам не там. Если кто не в курсе, то прокатывать стёкла научатся только в двадцатом веке. Пока листовое стекло делают хитрым способом. Двумя хитрыми способами. Похожими. Первый для получения довольно больших и прямоугольных стёкол. Он подвластен только большим мастерам. Выдувается цилиндр и вот тут уже от мастерства стеклодува зависит, насколько он велик. Потом его разрезают и уж как получится раскатывают на нагретом металлическом листе, с ним вместе, чтобы не треснуло, стекло и остывает.

На стекольных заводах мастеров такого класса мало, а потому оконное стекло не квадратное или прямоугольное, а круглое. Выдувают шар и раскатывают тоже на листе. Готовая продукция — это круг диаметром около тридцати пяти сорока сантиметров с не очень ровными краями и толщиной в сантиметр, а то и больше. И он не ровный, там наплывы и концентрические кольца. А как же окна? Они же не круглые? Точно они квадратные или прямоугольные, в основном, и богатые дядьки режут это толстое стекло на куски и вставляют в специальные свинцовые рамы. Опять свинец. Дорогое импортное вино — на свинце, водопровод — свинец и даже окна со свинцовыми переплётами. И часть посуды, тоже из свинцово-оловянистых и сурьминых сплавов. Одни яды кругом. Плюсом вся косметика на свинце и ртути. Между прочим, русское слово «сурьма» произошло от турецкого и крымскотатарского sürmä. Так назывался порошок свинцового блеска PbS, который служил для чернения бровей. Опять свинец.

Интересную вещь про стёкла на днях выложил Сундуков, рассказывал, как Воронцов переезжал на лето в имение и расколотил дорогущую раму со стёклами, она от дождей пролившихся разбухла и не хотела из проёма выниматься.

— Зачем? — не понял Брехт. И узнал вона чё.

Сейчас помещики для своих дворцов и усадеб тоже желали сложных оконных рам. И, так как стекло сейчас дорого, а уж рамы свинцовые, в которые столько труда вложено и подавно, то они при переездах из городского дома или имения в сельское перевозили с собой и стекло с оконными рамами. Ничего не меняется. Сталинские командиры и писатели всякие тоже будут перевозить в Переделкино всю мебель и столовые приборы на лето. А нет просто двух комплектов.

Увиденным, в немного мутноватом и коробящем тебя зеркале, Иван Яковлевич остался доволен. Следов оспы, кроме двух волдырей на плече нет. Лицо чистое, хоть и заросло десятидневной щетиной, и как заслуженный бонус, он килограмм десять — пятнадцать сбросил. Живота почти не было. Вместо него пара складочек. И от них со временем можно избавиться. Пресс нужно покачать, поприседать, поотжиматься. Так, глядишь, и кубики пресса выступят вместо пузика волосатого.

Размышление о стекле, пока тяжеленное зеркало тягал, натолкнуло Брехта на мысль, что именно с этого и нужно свое прогресорство в этом времени начать. Сейчас, конечно, уже известны три основных вида стёкол. И натриево-кальциевое стекло известно и свинцовое стекло, тем не менее, почти сто процентов выпускаемого сейчас стекла в виде этих кругов и в виде посуды — это калиево-кальциевое стекло. Иначе его можно назвать: «Поташное стекло». И в отличие от натриевого, оно более тугоплавкое, твёрдое и не такое пластичное и способное к формовке, но обладает сильным блеском. Оттого что поташ получают непосредственно из золы, в которой много железа, стекло чуть зеленоватого цвета, и в XVI веке для его обесцвечивания начали применять перекись марганца. Но это там в Европах, у нас, как делали зеленоватое, так и делают. А ещё оно очень энергоёмкое, и так как и энергию и поташ давал лес для изготовления этого стекла, его называют на Руси ещё лесным стеклом. На килограмм поташа шла тонна древесины. Потом на древесный уголь для печей. Жуть!

С хрусталём или свинцовым стеклом ситуация не многим лучше. Оно на порядок лучше поташного или лесного. Свинцовое стекло (хрусталь, «флинтглас», «флинт») получается заменой окиси кальция окисью свинца. Не калия, то есть, поташа. Оно довольно мягкое и плавкое, но весьма тяжёлое, отличается сильным блеском и высоким показателем преломления света, разлагая световые лучи на все цвета радуги и вызывая игру света. Красиво, чего уж. Вот только энергоёмкость и материалоёмкость (количество сожжённого леса) у него даже выше, чем у поташного.

А что же с натриевым или содовым стеклом?

«Содовое стекло» («кронглас», «крон») гораздо менее тугоплавко, оно мягкое и потому легко поддаётся обработке, а кроме того, оно светлое. Все преимущества в одном флаконе. Энергоёмкость и материалоёмкость меньше чуть ли не на порядок. Не нужно целый лес вырубать, чтобы получить шесть стаканов.

Правда, нужна сода? Не много, всего-то тринадцать — четырнадцать процентов. А где взять в этом времени⁈ В Америке есть минерал, «трона» называется — готовый карбонат натрия. В России нет. И только один Брехт знает, что в заливе Кара-Богаз-Гол немеряно глауберовой соли. Нужно на судах из Астрахани этим же летом туда за ней экспедицию отправить. Как бы не поздно уже? Нет. Ледоход недавно начался. Успеют. Медлить только нельзя.

Событие пятьдесят первое

Будущее народов и участь их решаются на океане, и потому военно-морская идея с вытекающей из неё обдуманной программой постройки однотипных боевых эскадр приобретает высшее мировое значение.

Борис Иосифович Доливо-Добровольский

Брехт про глауберову соль Остерману рассказал в тот же день. Вызвал его в Измайлово и сказал командированным за ним преображенцам, вернее, командиру их, что если граф будет про болезни рассказывать, то привести насильно, шомполами отхлестав. Не понадобилось. Став вторым, по существу, лицом в Государстве Андрей Иванович болеть перестал и сам прилетел под вечер.

— Извините, Иван Яковлевич, раньше не мог, принесла нелёгкая целую делегацию от Юстиц-коллегии Лифляндских, Эстляндских и Финляндских дел…

— Стоп. Поясните дураку, чего это за коллегия, чем занимается, и почему именно сейчас им приспичило. Что там случилось в Прибалтике? — Брехт же всерьёз задумывался столицу в Ригу перенести. А там чего-то случилось. Да ещё какая-то юстиц-коллегия существует, которая тратит народные деньги, коих и так не хватает.

— Коллегия? Так Петром создана вместе с Сенатом, лет поди двадцать назад. А занимается чем? Да всем. Назначения чиновников. Суд ещё у них есть. Это как бы инстанция между сословными судами и Сенатом. Ещё, и именно из-за этого и приходили, решает юстиц-коллегия церковные вопросы населения Прибалтики и Выборгской губернии, а также всех протестантских церквей в Российской империи. Ведут дела о браках, назначении пасторов, споры между прихожанами и духовенством. Почти Синод свой. Так там теперь замятня началась из-за церковных земель.

— И кто там рулевой?

— Сигизмунд-Адам Вольф, сын нарвского купца, был нотариусом в Нарве, а как наши взяли город на штык в 1704 году, он вывезен был со всем семейством в Россию и взят князем Меншиковым в воспитатели к своим детям.

— Хороший карьерный рост…

— Что простите, Иван Яковлевич, не понял.

— Не важно. Дельный мужичок?

— Излишне мягковат и в вопросах веры теряется иногда, а так любим подчинёнными и во все дела вникает. — Пожал плечами Премьер-министр России.

— А знаете, Андрей Иванович… — Брехт отошёл от открытой двери, через которую разговаривал с Остерманом. Чёрт его знает заразен он ещё или нет?

— Слушаю, — тоже назад отступил. Трусоват Премьер.

— Распустите эту коллегию и на её базе создайте министерство Прибалтийских территорий. И надо чуть изменить функции. Первое — это приведение всех законов в Прибалтике к общероссийскому образцу. Будут бузить бароны, хватать и в Сибирь. На Камчатке, вон, народу мало. Дальше, нужно объявить и Указ выпустить о свободе вероисповедания в России. Староверам и прочим раскольникам дать равные правы с православными, лютеранами, католиками буддистами и мусульманами и шиитского, и суннитского толка. Вроде нет больше никого? Ах, да — иудеи. Блин. Нет. Слона нужно есть по кусочкам.

— Синод и митрополиты по старообрядцам… — покрутил головой Остерман.

— А вы им морковку дайте. Пусть занимаются тем делом, к которому они приставлены. Они должны обращать заблудшие души в свою веру. Пусть занимаются. Пример им приведите. Стоит кирха в Риге, пусть рядом построят красивый православный храм. Церкву. Сделают к нему пристрой и там детишек учат азам письма, русскому языку и математике. А главное, в обед тех детей гречневой кашей с мясом кормят. А с другой стороны храмы бесплатная полик… аптека, где принимают болезных. Глядишь и прибавится православных в Риге.

— Только в Риге?

— Ну, с неё нужно начать. Скажу вам по секрету, Андрей Иванович, есть у меня мысль столицу в Ригу перенести. Там отличный климат, море солёное, корабли гнить не будут, там воздух целебный, порт незамерзающий. Университет нужно открыть и несколько морских школ Пётр уже открыл, их расширить до морской академии. Там, между прочим, Дерпт недалеко, тоже нужно восстановить университет. Я слышал, что к Анне Иоанновне ходоки оттуда приезжали с такой просьбой. Нужно просьбу удовлетворить. А заодно город назад в Юрьев переименовать. Чего нам шведские названия использовать. Опять отвлёкся. А ещё и к Речи Посполитой Рига ближе. Чую, война скоро, не плохо бы армию иметь поближе в ТВД.

— Тэвд? Это что?

— Театр военных действий. Стоят в Риге войска, началась войнушка с ляхами, и через день мы уже крупными силами на их территории. Знаете, что главное на войне?

— Храбрость?

— Тьфу на вас, Андрей Иванович. На войне главное — логистика. Нужно армию снабжать. Чем короче плечо, тем проще воевать. Уж поверьте, я с этими плечами столько намаялся. До сих пор ломят.

(Да, перебросить десять тысяч человек из Дербента к Аустерлицу — это плечо, так плечо. А ещё большая часть на конях).

— Тогда…

— Давайте этого Вольфа завтра сюда, и вы подгребайте. Про Ригу пока никому, я с Государыней ещё не разговаривал. Теперь дальше по задачам новому министерству. Главная задача — русификация населения. Вы знаете русский язык, и я знаю, почему тогда другие немцы и прочие чухонцы не смогут выучить. Ввести весь бумагооборот на русском. Пусть переводчикам пока платят, а сами учат, а, будут таковые, всех недовольных в Сибирь на постоянное место жительства, пусть у нас Иртыш на немецком и чухонском заговорит. Да и не только Иртыш, там, в Сибири, рек много. Омск сейчас, видел бумаги, заселяется, туда людей надо.

— Охо-хо.

— Не плачьте, мы завтра вместе с Вольфом этим пообщаемся… Как его звать, ты говорил, Андрей Иванович.

— Сигизмунд-Адам…

— Писец какой-то! Будет — Сергей Андреевич. Завтра же новый паспорт ему справить.

— Паспорт? Он куда-то поедет?

— Хм. А ведь хорошая мысль. Он поедет. Пусть объедет побережье Балтийского моря, за границей России, понятно, и поищет лучших мастеров по обработке янтаря. Нужно Государыне янтарный кабинет сделать, такой, как Фридрих Петру первому подарил. Пусть тот будет в Петербурге, а у Анхен в Риге свой ещё краше и больше.

Ладно, сбил ты меня Андрей Иванович, самое главное для министерства будет создание верфей и прочих доков в Прибалтике. Насколько мне известно, Якоб фон Кетлер всю Европу кораблями снабжал. Лес у нас, парусина у нас, пенька у нас. Тогда какого хрена мы не можем по настоящему морской державой стать?

— Ох и наговорили вы опять, Иван Яковлевич! Голову уже кругом идёт.

— Большие звёзды на погонах — большие заботы. Справимся. Я выхожу из заточения через пять дней. Вместе будем жирные задницы наших чиновников пинать. В два раза больше поджопников выдадим.

Событие пятьдесят второе

Здоровье до того перевешивает все остальные блага жизни, что поистине здоровый нищий счастливее больного короля.

Артур Шопенгауэр.

Солнце через окно, пусть даже распахнутое, и Солнце, когда стоишь посреди парка с цветущими абрикосами и сливами — это разные звёзды. Второе лучше. Вторая. Иван Яковлевич решил выйти из темницы ровно на пятнадцатый день, как и планировал. Нельзя рушить собственные планы. Раз порушишь, два, и кердык планированию, будешь жить как попало и с кем придётся.

И природа, а может архангел Иегудиил наградил Брехта этим тихим весенним солнечным днём. Иван Яковлевич стоял под большой разлапистой сливой с десятком кривых переплетённых стволиков и слушал, как тысячи пчёл гудят в её кроне. Хорошо.

— Плохо, это, ваше сиятельство. — Точно, пока Бирон болел, из Вены пришёл ответ на просьбу Анхен. Карл шестой этого имени возвёл Бирона в графское достоинство. Теперь он конт Священной Римской империи немецкой нации. А здесь сразу из конта какого-то непонятного графом стал. Ничего, как пел Высоцкий, а после я из графа до герцога дорасту. Даже в Реале станет герцогом Курляндским и Семигальском, не скоро, правда. Ну, дак, тут вам не там. Время быстрее побежало. Вон, уже и братики отписались из Варшавы. Уволились и через Митаву двигаются в Москву, только возьмут желающих стать гвардейцами в Курляндии среди знакомцев и бывших сослуживцев и сразу в Москву.

И генерал-губернатору Волынскому Артемию Петровичу в Казань ускакали преображенцы со строгим указом Анны Иоанновны срочно набрать три сотни башкир и татар кои луком преизрядно владеют и отправить в Москву. Да людей не знатных присылать, а умелых, ибо проверять их воинское умение сама Государыня будет.

И Миних весточку вперёд себя послал, что послезавтра будет перед очами Анны Иоанновны. Тронулся лёд. Будет у Брехта под рукой Измайловский лейб-гвардии полк и полк «Святого Егория», и старую гвардию уже можно не бояться. А ещё Брехт надоумил Анну не распускать кавалергардов, а наоборот укомплектовать полк до полного состава и кроме него создать конногвардейский кирасирский полк. Четыре полка преданные ему и Анне и можно никого не бояться вообще.

Не все положительные сдвиги за время вынужденного заточения. Сейчас они с Анхен пойдут на десятикилометровую прогулку. И что тут хорошего? В чём чудо? А в том, что пойдут не вдвоём, а целым шалманом. Анна дала команду всем статс-дамам и прочим фрейлинам гулять вместе с ними, для чего всем сшить кроссовки и платья для прогулок. Вчера поступили последние одёжки прогулочные и сегодня все выходят. В том числе и жена Бирона и Анна Леопольдовна и даже сын Бирона Петр.

— Не, Анхен, так не пойдёт, — сначала воспротивился Брехт, — Они будут идти очень медленно и всё время стонать, что устали. Вспомни себя на первой прогулке.

— Ничего. Я — Государыня, а они нет.

— Не, не. Давай хотя бы так, мы пойдём вперёд в своём темпе, а они позади в своём, и на первое время пусть только пять килом… вёрст. Исключение сделаем для племянницы твоей Анны. Она девка молодая худющая, выдержит поход.

— Как скажешь, радость моя.

— А что мать Анны — Екатерина Ивановна? Она тоже будет гулять. Брехт тут, пока болел одну интересную трехходовку задумал и главным действующим лицом в ней должна стать именно герцогиня Мекленбург-Шверинская Екатерина Ивановна.

— Не говорила с ней. Она…

— Не пойдёт так, Анхен. Или ты поговори, или я давай. Есть у меня прожект один и она мне нужна здоровой и полной сил для него.

— Она со своим театром из крепостных возится целый день.

— Анхен, она нужна. Отечеству нужна.

— Я поговорю…

— Нет. Не надо «говорить», нужно убедить. — Брехт точную дату смерти не знал, но что она умрёт задолго до коронации дочери — это точно.

— Нужна здоровой и полной сил.

— Убедю.

Глава 20

Событие пятьдесят третье

Опасности лучше идти навстречу, чем ожидать на месте.

Александр Васильевич Суворов

— Травка зеленеет, солнышко, блестит, ласточка с весною в сени к нам летит, — Брехт решил развлечь императрицу виршей, когда она вздыхать начала. Притомилась. Верстовой столб, что поставили специально в месте, где им нужно разворачиваться и идти взад, уже виден был. Пять километров, тьфу, вёрст прошагали.

Бабах. Бабах. Над кустами метрах в пятидесяти от дороги вспухли два белых облачка дыма.

Бирон лопушистый, так бы и стоял, открыв от удивления рот. Кто это там в кустах смеет палить так близко от Анхен? По счастью, Брехт поступил совершенно по-другому. Он приобнял Анну за талию сзади и, резко поставив переднюю подножку, повалил её в дорожную пыль. Сам бухнулся сверху. Опомнился, перекатился ближе к пацанке — Леопольдовне и за подол платья дёрнул её к земле. Повалил рядом с Анхен.

Бабах. Бабах. Над кустами в том же месте нарисовались ещё две серо-белые тучки.

— Лежать! — рыкнул Иван Яковлевич на ворохнувшуюся под ним Государыню.

Потом огляделся. Ссуки! Мать их! Воины! Преображенцы стояли и разглядывали кусты у дороги. Зелёно-красные горе воины находились примерно в двадцати метрах от того места, где сейчас лежали Бирон с Анхен, и стояли считали ворон. Лейб-гвардейцы, чёрт бы их побрал, те которым следовало охранять императрицу настоящую и будущую.

— Ванька! Это враг! Командуй атаку! — заорал через пару секунд, оценив обстановку, Брехт Ивану Салтыкову. — Бегом! В атаку! — стоит ресницами хлопает. Понаберут, блин, по объявлению. А сейчас ещё и по родственным связям. Как с таким войском воевать⁈

— Плутонг, по кустам огонь! — наконец, проснулся брательник царицынский.

Иван Яковлевич снова, теперь уже внимательно, осмотрел поле боя. Скорее всего, в тех кустах засада была. И хотели убить именно его и Анну Иоанновну. Не срослось, две первые пули прошли мимо, а третьей и четвёртой он надежды не оставил. Целились в стоячих, а они с Анхен резко упали. Сколько их там может быть? Не больше четырёх человек. Иначе бы и выстрелов было больше. И что они сейчас будут делать? Перезаряжать ружья? Нет. Не самоубийцы там, а убийцы. Что он бы сделал? Во-первых, попал бы. Ну, ладно. А дальше. Во-вторых, сразу после выстрела, побросав винтовки — штуцера или ружья, бросился бы со всех ног подальше отсюда. Куда? В лес? Он бы побежал не от дороги, а параллельно ей. Ведь преследователи точно побегут от дороги, если не будут видеть покусителей. Он бы побежал вдоль дороги назад, именно туда в последнюю очередь кинутся преображенцы, потеряв несколько минут, а то и весь десяток этих минут. Нормальный человек, не больной и одноногий, за это время пару километров пробежит, ищи потом ветра в поля. Иголку в стоге сена.

Это рассуждения выглядели громоздко, а пронеслось все эти мысли в мозгу у Брехта в долю секунды. Он ещё раз шикнул на Анхен:

— Лежи! — И бросился по диагонали вправо, к кустам. Тут покос, должно быть, у крестьян, кусты не прямо у дороги росли, а метрах в пятидесяти — семидесяти ровной линией и регулярное скашивание молодой поросли не позволяли им разрастаться.

Одному против четверых выходить было ссыкотно, но весь плутонг красно-зелёный уже топал ботфортами в сторону развеивающихся потихоньку пороховых облачков над кустами. И впереди размахивая шпагой вприпрыжку нёсся Иван Салтыков. Не на кого надеяться. Иван Яковлевич вынул из ножен кортик, по образцу кортика адмирала Синявина, сделанного ему пока он болел, и пригибаясь, побежал наперерез предполагаемому врагу. Отступить потом всегда можно будет.

Увидел их Брехт почти сразу. Да, никто сейчас не думает о защитной окраске мундиров, все стремятся, как петухи, яркостью и золотом друг друга перещеголять. Зря. Двое бежали, как он и предполагал параллельно дороге в сторону Измайлова. Красно-синие мундиры отчётливо видны были сквозь только начавшие опушаться молодыми малюсенькими пока листочками придорожные кусты. И запах сразу подсказал, что это за кусты. Стойкий запах смородины ни с чем не спутать. Были среди них и более высокие растения, это должно быть черёмуха со своими чёрными почти ветвями и начавшимися распускаться серёжками.

Двое всего? А почему нет? Могли просто по два ружья взять. Эффект тот же, а посвящённых в два раза меньше. Синие мундиры с красными обшлагами — семёновцы. Однако? Не было такого в Реальной истории. Так там Бирон не трогал Елизавету, наоборот дружил с ней. За что она его потом из Сибири и вытащит. Правда, на свободу не отпустит. Будет в Ярославле, кажется, двадцать с лишним лет держать. А тут, значит, решилась устранить конкурентов на трон. Ну, пободаемся. Теперь можно не скрываясь бежать.

— Ванька! — заорал что есть мочи Брехт, — За мной! Здесь вороги!

Вороги услышали. Они остановились на мгновение и посмотрели на Брехта. Тот им ручкой помахал и наддал. Невежливые попались. Не ответили на приветствие, повернулись к нему тылом и дальше потрусили. Не поперёк опять. Ага, растудыть их растак, так они не просто так тикают. У них цель есть. И козе понятно, что за цель. Где-то недалече лошади спрятаны. В кустах этих. Ну, лошадь отвязать надо, вскочить на неё, ускорение придать. Да, ещё кусты густые. Нет, ребята. Приплыли вы.

— Ванька! За мной! — Вновь со всей силы прокричал, сорвав горло, Иван Яковлевич и тоже попытался ускориться. Хреново получалось. И так-то физкультурником Бирон не был, да ещё две недели с оспой на кровати пролежал. Посвистывать лёгкие начали. Ещё чуть и кончатся силы. А ведь цель не добежать и упасть замертво к ногам ворогов, а побить их — супостатов.

Событие пятьдесят четвёртое

Самая большая радость для мужчины — это побеждать врагов, гнать их перед собой, отнимать у них имущество, видеть, как плачут их близкие, ездить на их лошадях, сжимать в своих объятиях их дочерей и жен.

Чингисхан

Его манёвр семёновцы эти заметили и оценили. Бабах. Ух ты⁈ Неожиданно! У одного из сине-красных был пистолет, и что удивительно, у него при беге по лесу с полки порох не ссыпался. Или там чего — капсюль? Да, нет. Таких вундервафлей ещё нет. Бертолле ещё не родился, а если и родился, то под стол пешком ходит. Гремучая ртуть? Теперь точно живьём нужно брать демонов. Узнать, где такие пистоли делают.

Повезло, однако, как ни крути, сегодня уже в пятый раз. Кто этих киллеров стрелять учил? Иван Яковлевич ушёл в перекат, а ну как у синих два пистолета. Бабах. Нда. Мастерство не пропьёшь. Блин, а как тяжело вставать после кувырка, Брехт сначала на колено одно встал и понял, чего это он так плохо бежит сегодня. Вся штанина была в крови. Одна из пуль всё же в ногу ему попала, а он и не почувствовал в пылу боя. Но рана видимо поверхностная ни мышцы серьёзно, ни кости не задеты — носится по полю как сайгак.

Выдохнув, Иван Яковлевич поднялся и потрусил дальше. Успел вовремя. Семёновцы уже садились на коней. Точнее один садился, а второй повод от ветки высокого куста отвязывал. Рядом пофыркивал и второй конь. Тот, что на коне в генеральской форме Бирона видел и вертелся в седле надеясь достать его шпагой.

Сейчас, подойдём поближе, как товарищ Сухов сказал. Иван Яковлевич снова ушёл в перекат и кортиком при этом успел отвязывающего в руку зацепить. Красная кровь на красном обшлаге мундира и незаметна. Так, темнеть ткань начала. Конь дёрнулся от Брехта, а так как привязан был, то завалился на передние ноги. На колени встал. Генерал не удержался в седле. Одна нога у него застряла в стремени, а вторая вылетела, и он боком, а потом и вовсе спиной, так как инерция продолжала его разворачивать, прилетел к лошадиной морде. Видимо какой-нибудь железкой зацепил животное кувыркальщик. Конь заржал, опять резко дёрнулся и укусил сине-красного генерала за руку. Нога у того высвободилась из стремени, и он плюхнулся на траву, держась за руку и пытаясь встать. Не вовремя. Конь тоже решил с колен подняться и грудью сбил при этом генерала на землю, встал на дыбы и копытами обеих ног наступил на семёновца. Отпрыгнул, но ведь уздечку так никто и не отвязал, и жеребец вновь грохнулся, на этот раз на бок. Прижав к земле генерала. Цирк.

— Ванька! — взревел сиплым голосом Бирон.

— Здесь, — из кустов вынырнули трое преображенцев.

— Мать вашу! Этих связать! Стоп. С этих штаны снять и потом связать по рукам и ногам. Положите кверху задами голыми их на лошадей и двигайте к Измайлово. Чтобы живыми доставили! Сбегут лично пристрелю, умрут тоже. Выполнять! Иван, я ранен в ногу. Коня мне срочно, нужно в Измайлово к лекарю и Анхен тоже. Да, быстро, мать вашу, чего соляными столбами замерли.

Помогло. Преображенцы засуетились. А тут их ещё два десятка набежало. Брехта же вырвало. От перенапряжения. Не привык бироновский организмус к таким нагрузкам. Всё! Писец! Нужно всерьёз заняться тренировками. А то так и сдохнуть можно во цвете лет.

Иван Яковлевич отбежал в сумме по поляне этой, что ли, и по кустам метров триста. Сейчас опираясь на плечи двух преображенцев, которые несли его почти, они не по диагонали пошли, а сразу из леса вышли на покос.

— Иван! Ссука! — Брехт растолкал солдатиков зелёных и вприпрыжку, нога вспомнила, что ранена и заболела, похромал к дороге.

Картина была впечатляющая. Сидит в пыли Анна Иоанновна и ревёт, а рядом стоит и гладит её по голове Аня, которая Леопольдовна. И всё. Рядом нет ни одной души.

— Иван! Расстреляю! Четвертую. Почему Государыню никто не охраняет. Где все?

— Так…

— Ох, держите меня семеро! Иван, ты балбес. Поздравляю.

— Самойлов, Снегирёв! — Салтыков бросился назад к лесу.

— Ванька! Отставить. Дуй к Анхен! Да, что же это такое⁈ Эй, вы, двое из ларца, тащите меня к лошадям. Это же надо. — Даже те солдаты, которые вели под уздцы коней для Брехта и Анны Иоанновны с племянницей, бросив и женщин, и коней тоже рассыпались по кустам ловить неприятеля.

А кто виноват? Сам орал, командовал. Должен был чёткий приказ на все случаи. Устав. Что делает первое капральство, что второе. Это же не телохранители. Это обычные безграмотные в основном крестьяне, недавно от сохи оторванные и не участвовавшие в войнах. Повыбило ветеранов на Северной войне. Людей надо учить. А он уже почти месяц здесь и ничего толком не сделал. Пожинайте результаты, Ваше Сиятельство и Ваше Высокопревосходительство.

— Анхен, ты цела? С тобой всё нормально? — Доковылял наконец Брехт до Государыни, поддерживаемый двумя преображенцами его примерно роста.

Ну, тут и гвардия подоспела.

— Я… Ты ранен, Эрнст⁈ — Анна, начавшая вставать, села назад пыль.

— На коней нас быстро.

Событие пятьдесят пятое

Подлинного гения Вы можете узнать по тому, что все тупицы при его появлении устраивают заговор против него.

Ральф Уолдо Эмерсон

— Андрей Иванович, я поприсутствую, — Бирон чуть прихрамывал. Нога почти не болела, просто не изобрели ещё тонкий бинт, замотали хлопковой тканью в несколько слоёв и мох под неё положили. Получился огромный свёрток такой на правой ноге. В штанину не влезла нога. Тогда ткань распороли и втиснулся всё же Иван Яковлевич в брючину. Не лежать же в кровати. Анну напоили отварами. Блюментрост полез опять с настойкой опия и получил от Брехта подзатыльник. В прямом смысле.

— Ввоз на территорию России запретить…

— А раненые, а операции!

— Блин. Ко мне и к Анхен с этой гадостью больше не подходить. И разработайте перечень случаев, в которых нужно применять опий. И только в присутствии врача. Из свободного доступа изъять. Только доктор может купить в аптеке и только под роспись, что нужно с указанием фамилии больного и зачем именно опий нужен.

— А Государыне? — Брехт напрягся, вспоминая, ему Матрёна делала сбор из разных трав. Всегда с собой её пакетики возил. Сейчас глаза прикрыл, вспоминая, какие травы были в успокоительном сборе. Точно корень валерианы, точно пустырник. Ага была ещё душица, донник и ещё что-то — тимьян ползучий.

— Богородская трава, тимьян, чабрец. Слышали такие названия?

— Конечно, на аптекарском огороде…

— Хорош хвастать. Записывайте, — Брехт продиктовал все ингредиенты. — Да, Иван Лаврентьевич, отправьте человека на рынок завтра, пусть походит, пообщается со знахарками и прочими колдуньями, что там травами торгуют. У народа покупающего поузнаёт, нужны три, скажем, народные целительницы. Завтра их ко мне доставить после обеда. Лучших.

Разделавшись с докторами и перевязками, Иван Яковлевич поспешил в пристрой к терему, где Канцелярия тайных розыскных дел заняла временно пару комнаток — клетушек. Там уже стонал кто-то внутри, а у двери курил трубку Ушаков.

— Ничего там интересного нет, Иван Яковлевич. Кровь, моча и испражнения. Палёным ещё в нос шибает. Что-то конкретно из этого желаете осязать?

— Красивая картина. Кто там сказал, что лучшая музыка — стоны врагов?

— Не слышал…

— Значит, моё будет изречение. Запишите. Шучу.

— Хорошо, что шутите. — Андрей Иванович выбил трубку о чурбачок, что вместо стула использовали, — Пойдёмте…

— Да, чего-то пропало желание. Больно красочно вы про запахи. Какие версии испытуемые излагают, эти запахи исторгая? Есть среди них поучительные для юношества или для пера Гомера.

— Точно шутите. Хорошо это. А… Доброта ваша… Хотя… В общем, это Бутурлин…

— Быстро же он с Киева добрался. То-то в генеральском был мундире…

— Рядился. Он при Петре II, будучи кавалером ордена Святого Александра Невского, произведён был в генерал-майоры армии и в унтер-лейтенанты кавалергардского корпуса. Туда высоких с наградами для парадов отбирали. Так что — родной мундир его белый. Белые мундиры-колеты. С красным супервестом.

— Понятно. То-то мне высоченным показался.

— Да шесть с лишком футов. В кавалергарды иных и не брали.

— А второй?

— Плохо тут всё. Пётр Михайлович Голицын. Сын старший Михаила Михайловича Голицына — президента Военной коллегии.

— Вот так, — Это того самого Голицына, что вскоре должен в яму по дороге из Измайлово в Москву в карете провалиться. — Семёновец?

— Нет. Тоже ряженый. Да вы его видеть могли при дворе Иван Яковлевич. Он — шталмейстер двора, женат на фрейлине императрицы Екатерине Александровне Кар.

— Конюший? Точно. Лицо знакомым показалось. Шталмейстер. Ну, с Бутурлиным понятно, а этот чего полез.

— Так родич. Не совсем. Бутурлин был женат на княжне Анне Михайловне Голицыной, она дочь фельдмаршала Голицына. Шурич или шурин, как сейчас говорят.

— Был?

— Померла родами года три назад. Ребёнок тоже не выжил.

— И чего они хотели. — Брехту разонравилось в следователя играть. Опять же громко теперь орали за дверью и музыкой это почему-то не казалось.

— Знамо, что… Вас с Государыней убить. Семёновский полк взбунтовать и Елизавету Петровну на престол посадить. Она им через Шубина всякие награды да почести обещала. Немцами обзывала.

— Немцами? Ну, я ладно, а Государыня. А ведь смешно, Андрей Иванович. У Анны и капли немецкой крови нет, а Елизавета дочь Марты Скавронской — немки.Есть сообщники среди семёновцев? И что там со Скавронскими остальными? — Всё надо идти отдыхать нога разболелась.

— Скажут. Всех назовут…

— А если лишних?

— Так их двое, сличим. Ещё народец поспрашаем. Идите отдыхать, ваше Высокопревосходительство. Лица на вас нет. Со Скавронскими разберёмся, но по первым опросам ни сном ни духом. Не причастны.

— Пошёл уже. Андрей Иванович, а что вы думаете, не нужно ли нам мальчика Петрушу из неметчины извлечь?

— А отец?

— В договоре записано, что Россия может потребовать себе любого родившегося у Анны принца. Анна умерла и других принцев не будет. Нужно снарядить хорошую экспедицию с обстрелянными солдатами, мамка-няньками и везти сюда. А поедет отец, то и его сюда.

— Как скажите, Иван Яковлевич. А Государыня?

— Я переговорю. С любой стороны плохо, что последний наследник Петра на чужбине. Найдётся очередной Бутурлин.

— Хотите Гольштинию у датчан отбить? — хитро улыбнулся Ушаков.

— А может Швецию???!!!

Глава 21

Событие пятьдесят шестое

— Мальчик, как тебя зовут?

— Мурзик.

— Серьёзно⁈

— Папа с детства котёнка хотел…

— Иегудиил! Архангел! Архангел Иегудиил! Ну, я кого зову⁈ — Брехт, опершись о тросточку, стоял перед иконами у себя в комнате… у себя в пала… А как правильно в полатах, в палате? Пусть будет — в комнате. Стоял перед иконами, и даже осенил себя пару раз крестным знамением, и звал архангела. На что надеялся? А чего, видел же уже, общался, почему снова не переговорить. Вопрос ведь насущный.

— Радость моя, ты меня звал? — открылась «тайная дверь» в покои императрицы, и та нарисовалась в дверном проёме.

— Это я с… с богом разговариваю.

— А??? — и глаза по пять копеек.

— Не отвечает, — честно признался Иван Яковлевич.

— А что же просил ты у Господа, душа моя? — осенила себя троекратно Анна Иоанновна.

— Ну, чтобы не мешал работать…

— Что???!!!

— А какого… Ладно. Анхен, дай команду, пожалуйста, Остерману пригласить в гости к нам принца Голштинского с сынком.

— Зачем? — Не, а Анна не дура и не простушка, она хитрая и умная тётка. Бирона любит, это да, но опять соврали календари, беспрекословно ему не подчиняется, особенно в вопросах политики. Всё приходится объяснять и растолковывать. Ни разу ещё не отказала. Так это потому, что по мнению Брехта, а значит и Государыни пока все его действия правильные.

— Тебе длинную версию или только вывод? — не сказал, естественно. Длинную выдал.

— Если семёновцы сейчас устроили заговор имея претендента на трон, то кто мешает воспользоваться внуком Петра для очередного заговора другим ворам? Нужно иметь Петрушу здесь, поблизости от себя. И воспитать русским, любящим Родину принцем, а не немцем, пускающим слюни перед Фридрихом.

— Елизавета здесь, и как это Бутурлину помешало? — вот. Потому пришлось полную версию. И Петруша, а на самом деле Карл Петер Ульрих, (Karl Peter Ulrich von Schleswig-Holstein-Gottorf) и его отец — Карл Фридрих Гольштейн-Готторпский

— Кроме того, что они имеют права на Гольштинию эту, с замечательным портом Росток, так они ещё имеют права и на шведское королевство. Помрёт вдруг неожиданно шведская королева Ульрика Элеонора и мы сможем поставить на трон нашего вечного врага своего человека и без боя заполучить и Швецию, и Финляндию.

— Да, разве…

— Подожди, Анхен. Я понимаю, что там есть парламент, который рулит, а короли ничего без него сделать не смогут, но есть много способов постепенно членов этого парламента притянуть на свою сторону. И сразу тебя успокою, деньги там на десятом месте. А можно, если по-умному сделать и наоборот, они за то, чтобы быть на нашей стороне ещё и доплачивать нам будут.

— Как же такое возможно, сердце моё? — вскинула сурьмяные брови Государыня. Слава богу не крашенные свинцом — свои чернее ночи.

— Там у них есть королевский совет и риксдаг. Риксдаг — это много мелочи и там просто подпевалы. Нас интересует королевский совет. Их всего несколько человек. Один из главных — Горн, имени не помню. Если заручиться его поддержкой, то он всю работу за нас сделает. И он был воспитателем Карла Голштинского. Так что на девяносто процентов уже на нашей стороне. Осталось устранить небольшое препятствие.

— Убить Элеонору.

— Ульрика охоты любит. Боевая девица.

— А король Швеции Фредрик Гессенский? — Опять правильный вопрос.

— Пьяница и распутник. Отравиться может вином заморским. Слишком много свинца там будет. С мышьяком. Но он вина столько хлещет, что и просто упиться до смерти может.

— Душегубство…

— Да, ладно! Это злейшие враги России, и только риксдаг сдерживает его от объявления войны нам.

— Хорошо, Ваня, пошлю я приглашение Карлу Голштинскому, посмотрим, что это за человек. Я его плохо помню. Он по-русски не говорил.

— Я скажу Семёну Салтыкову, чтобы готовил плутонг для почётного караула герцога и принца.

— Думаешь, не поедет сам? — хихикнула Анна.

— Лучше перестраховаться.

Кхекнули в красном углу.

— Ваня, а теперь что? Вот заразил ты себя от коровы и выздоровел и даже следов болезни на тебе нет. Теперь что? — Анна потрогала свои рябы щёки.

— Подожди, Анхен, давай про здоровье отдельный разговор с новым министром Здравоохранения вместе проведём. Ну, и так ничего не успеваю, чтобы два раза не повторяться. Обед скоро, так ты позови его, и я за обедом что думаю про оспу и ещё кое о чём сразу и ему и тебе расскажу. Стоп. Ещё Андрея Ивановича Ушакова пригласи. Порешаем один вопрос, который без него я боюсь начинать. Не знаю, как шляхта и генералы всякие к этому отнесутся.

— Хорошо, душа моя. Ты помолись, не гневи бога.

Перед обедом Брехт успел ещё встретиться с бароном Германом Карлом фон Кейзерлингом. Говорили на немецком. Курляндец русского не знал вообще. Так, несколько самых ходовых слов. Брехт протянул новому Президенту академии наук Российской империи Указ, подписанный императрицей, о его назначении на эту должность и вопросительно брови поднял, мол, чего думаешь, Герман Карл.

Они с Кайзерлингом были знакомы ещё по Альбертине. Так называется университет в Кёнигсберге. Основан чуть ли не два века назад герцогом Альбрехтом Гогенцоллерном. Потому и Альбертина. В этом университете они вместе учились. Но предаваться воспоминаниям об ушедшей двадцать лет как молодости времени не было.

— Что думаешь, Герман?

— Там всё плохо? — раскусил Бирона бывший товарищ по попойкам студенческим.

— Поможем. Пригласи из Кёнигсберга или других немецких земель учёных химиков. Математика — это хорошо, даже замечательно, Бернулли прославят российскую науку и молодой Эйлер, говорят умен. Только мне нужны химики. На втором месте физики, потом музыканты, потом художники и архитекторы и вот только следом за всеми этими — математики.

— На химиков и физиков нужны деньги. Опыты, сам знаешь, стоят не мало. Кислоты на вес золота идут. Математикам же нужны только чернила и бумага.

— Тем не менее, Герман, нужны химики, и дальше в том порядке… Стоп, ты ведь дружен с Бахом, он ходят слухи, даже специально для тебя симфонию написал.

— Нет. Придумают вечно. Я помог ему устроиться придворным музыкантом в Саксонии.

— Нет, так нет. — Эту историю Брехт слышал от Бетховена, когда был князем фон Витгенштейном. Значит, просто ещё время не наступило. — Всё одно зови его сюда.

— Так что с делами в Академии? — скала человек, НЕ СВЕРНЁШЬ.

— Там долги и пьянство повальное, до смерти лучший в мире математик допился. А ещё один, можно и химиком назвать, допился до того, что выпал из коляски и упал на мостовую, голову разбил, и через день помер. Два академика за два года померли от пьянства. Ни в какие ворота. Нужно тебе, Герман, не как у себя в имении кнутом, а добрым словом и штрафами отучить академиков пить, наладить дисциплину, разобраться с долгами и основать дополнительно университеты в Риге и Москве. Да, там ещё придумай про кнут и пряник, чтобы профессора и академики русский учили. Премию солидную или орден за овладение в совершенстве русским языком учини. Тебя, Герман, это тоже касается. Учи русский. Найми специального человечка. Да, где-то в Европе обучается, или закончил уже обучаться, наш поэт Тредиаковский. Его нужно вернуть и профессором поставить, пусть русской словесности учит молодёжь.

— Ох и хлопотно, Эрнст, ах, да, ты же имя теперь новое взял — русское. Хорошо, Иван Яковлевич, возьмусь я за это дело. Сегодня же депешу пошлю в Кёнигсберг своим наставникам Бекенштейну и Байеру. Пригодятся здесь эти профессора, они же и химиков подскажут коих из других университетов пригласить можно.

— Договорились. А ты не думаешь имя сменить⁈ Как у тебя отца звали? Отто, кажется.

— Так и есть. Отто Эрнст фон Кейзерлинг. Оттович плохо звучит. Герман Оттович…

— Да, нескладушка. Отто, Удо. Будешь — Геннадий Данилович. А крестницей сама Анна Иоанновна выступит.

— Геннадьий Деньильёвич. Охо-хо.

Кхе, кхе.

Событие пятьдесят седьмое

«Один день за раз, один шаг за раз. Делай, что можешь, делай всё возможное. Пусть Бог позаботится об остальном».

Мишель Джонс

Разговор про оспу за столом не сложился. Дети малые сидят уши греют. Женщины впечатлительные и не менее ушастые. Потому, Брехт решил, наконец, прояснить всё другие вопросы, итак уже целый месяц дело с мёртвой точки не сдвигается. Когда борщ, по рецепту Брехта, нахваливая, откушали, и принялись за гречку с мясом, Брехт пробный шар запустил.

— Андрей Иванович, я Государыню уже несколько раз просьбой одолевал, запретить ношение париков в России, а она говорит, что дворяне, да офицеры в гвардии роптать начнут. Вы, что по этому поводу думаете?

Ушаков, залезший уже кудрями парика в тарелку с борщом и, испачкав потом красный кафтан капающим с парика борщом, резко откинулся при вопросе на спинку стула и удивленно уставился на Анну Иоанновну.

— Ваше Императорское величество! Чёрт с ними с офицерами, мне разрешите, как графу Бирону, тоже ходить без этой гадости. Сил моих больше нет.

— Хорошо, Андрей Иванович, дозволяю. Только ты на вопрос Ванин не ответил. А мне любопытно, как дворяне и офицеры отнесутся. Будут говорить, что Пётр Алексеевич, мол, ввёл, немка эта вопреки ему все творит. — Анна отложила ложку. Вилками кашу ещё не ели.

— Вы опасаетесь тех, кто под париками лысину прячет. Да, не спорю, найдутся, кто о сём переживая, будет хулить вас, Ваше Императорское Величество, именем Государя Петра прикрываясь. Но таких будет не много.

— Двоих — Бутурлина и шурина его могло хватить. Спасибо Ваня от смерти спас.

— Анхен, мне сейчас мысль пришла, как и овец сохранить и волков насытить, — даже вскочил с места Иван Яковлевич. И тут же назад приземлился, нога взвизгнула от резкого движения.

— Слушаю, Ваше Высокопревосходительство, — кивнул Ушаков.

— Анхен, а ты не запретительный указ выпусти, а разрешительный.

— Разрешить парики носить? — повела сурьмяными Анна Иоанновна.

— Нет. Разреши, кто не хочет, ходить без парика.

— А ведь точно. Очень хорошая мысль, — затряс головой в парике Ушаков и влез кучеряшками в кашу теперь.

— А господа лейб-гвардейцы?

— Никто же не запретил.

— Хм. Я знала, Ваня, что ты самый умный у меня.

— Кхм, — Брехт махнул рукой.

— За моё и Анны спасение получишь завтра орден Андрея Первозванного и де…

— Анхен!

— Забыла. Вот, Андрей Иванович, Иван Яковлевич уговаривает меня больше не раздавать государственных крестьян за заслуги. Говорит, что свободный человек трудится лучше.

— Спорить с их сиятельством бесполезно. Он, как вы выразились, Ваше Императорское Величество, самый умный человек, из тех, кого я знаю. А я не мало умников повидал, — захихикал Начальник Тайной канцелярии.

Кто понял, засмеялся.

— Раз пошла такая пьянка, то давайте ещё одно богомерзкое новшество, Петром введённое, обсудим. — Решил попробовать снова порегрессорствовать Иван Яковлевич.

— Табак⁈ — сразу понял Ушаков.

— Табак, вы ведь курите, Андрей Иванович, сможете бросить, если Указ будет, Государыни?

Ушаков опять откинулся на спинку стула.

— Привык за двадцать лет, но если Государыня Указ издаст…

— Подождите, Андрей Иванович, — подняла руку Анна Иоанновна, — Тут бунтов не учинят?

— Бурчать и сквернословить будут. До бунта может и не дойдёт дело, но недовольных много будет.

— Видишь, Ваня…

— Андрей Иванович, а как сделать так, что не запрет, а как с париками? — Брехт затылок почесал. Не приходили умные мысли в голову. Перехвали.

— Думать надобно, можно поднять таможенные пошлины, да даже нужно. За турецкий табачок, кто привык переплатит. Но многие сами уже начали сажать. Я беру у Василия Красного, он сам выращивает.

— Ладно, — Брехт махнул рукой. Давайте доедим, а то остывает, а об оспе после обеда сразу поговорим, там не долго. А то министр Здравоохранения уже со своей порцией покончил.

И правда Блюментрост уже всё съел и сидел, сложив руки на коленях, в беседу не вмешивался, раз не спрашивали. Брехт подумал, что нужно его привлечь к борьбе с курением… И передумал. Как объяснить людям о том, что курение рак вызывает. Рак это чего? Который за камень?

Событие пятьдесят восьмое

Нехитрое дело попасть ногою в проложенный след, гораздо труднее, но зато и почетнее, прокладывать путь самому.

Якуб Колас

Спустились после обеда на улицу, и Брехт предложил до той самой ротонды прогуляться. Прогулялись, в сопровождении целого капральства преображенцев во главе ещё и с вездесущим Иваном Салтыковым. Иван Яковлевич по дороге пожалел, что попёрся туда. Рана саднила. Ну, дохромал. Расселись, и тут Ушаков достал трубку носогрейку и табакерку и стал набивать эту загогулину махоркой.

— Андрей Иванович? — Бирон подниматься назад начал и скривился от боли в ляжке.

— Ох, простите, господа! Извините, Ваше Императорское Величество. Привычка дурацкая, нужно непременно после обеда закурить. Простите великодушно, — и трубка с табакеркой были мгновенно убраны в кисет, что ли, что к поясу был приторочен. Да, до карманов на кафтанах ещё не додумались. Только у Бирона и есть, да и то внутренний.

— Видишь, Ваня с каким искусом бороться придётся, — похихикала Анна Иоанновна.

— Вижу. Я один чёрт, прости Господи, придумаю, как с этим бороться. Вот, священников подключу, они происками сатаны это зелье объявят. Через дым вонючий диавол попадает в человека и разъедает его душу. А ещё, раз я теперь военный министр, в армии офицерам при нижних чинах курить запрещу. За нарушение, буде оно выявлено, лишение одного звания. Кури на здоровье, только спрятавшись. А за отказ от курения, наоборот, плюс звание, только отказ должен быть оформлен на офицерском собрании, и другие некурящие офицеры должны наблюдать за испытуемым и обнюхивать его.

— Ох и наживёте вы себе врагов, Иван Яковлевич, — Ушаков отцепил от пояса кисет свой и протянул Бирону, — Назначайте меня генерал-фельдмаршалом, — все четверо засмеялись и громче всех сам начальник Тайной канцелярии.

— Иван Лаврентьевич, — переключился на министра Здравоохранения Брехт. — Давайте теперь про оспу поговорим. Я выздоровел, и если всякие неудобства, связанные с пребыванием в карантине, исключить, то всего три дня была температура, которую можно сбить отваром ивовой коры и почек, или теперь уже молодых листочков, малины. Плюс отвар петрушки. Корней петрушки. Считаю, что опыт удачный и его нужно распространить на всю страну. С чего предлагаете начать?

— Задача! Карантин⁈ — развёл руками Блюментрост.

— Согласен бесконтрольно это делать нельзя. Нужны прививочные бараки. Большие, человек на сто. И к ним доктора. И сиделок несколько из переболевших женщин. Питье подносить людям привитым. Деньги, я думаю, Государыня на такие бараки выделит, начнём с Москвы наработаем опыт, поймём, где ошибаемся, а пока эти бараки будут строиться, есть несколько мест, где всё это уже имеется.

— Что имеется? — вскинулся лейб-медик.

— Всё. И место, и сиделки. Монастыри. Анна Иоанновна, пригласи завтра митрополита Феофана Прокоповича и переговори с ним. Если монахи привьются, то простой народ, да и дворян легче будет уговорить.

— И то правда. Говорю же, умней господина Бирона в мире человека нет.

— Ох, перехвалите, Андрей Иванович, — довольная заулыбалась императрица. Словно не Бирона, а её похвалили.

— И ещё есть несколько готовых к прививке категор… групп людей. Это Преображенский и Семеновский полк. У них казармы. И у них дисциплина, какая-никакая. Это я сам команду дам. И вы своим подчинённым, кои ещё не болели прививку сделайте Андрей Иванович.

— Непременно. Сам-то переболел в детстве, вон, всё лицо рябое, а кто не болел из моих обязательно прививку поставлю, — вытянулся хоть и сидя Ушаков. Точно, есть дисциплина в армии.

— Чуть не забыл с этой болезнью! Иван Лаврентьевич, а вы в Низовой корпус отправили гонца с рецептом противомалярийным? — хлопнул Иван Яковлевич себя по лбу.

— Обижаете, Ваше Высокопревосходительство. В тот же день. А после на свои деньги скупил всю сушеную полынь на рынке и на корабле с купцом отправил в Астрахань, и денег ему дал, чтобы он после переправил в Баку.

— Благое дело, — перекрестилась Анна, — Ваня, прикажи Ивану Салтыкову с преображенцами все окрестные большие сёла и города объехать и скупить всю полынь на рынках и у травниц, да и снарядить отдельное быстроходное судно в Баку. Там, пишут мне, сотнями и сотнями солдатики и офицеры умирают от лихоманки в месяц. И зимой даже не прекращается эта зараза. Как бы от неё, как от оспы прививку найти, — она повернулась к Брехту.

— Я не медик, но, если бы были прививки, их бы европейцы уже изобрели, у них в Индии и в других местах не меньше нашего людей гибнет. Корой хинного дерева спасаются. Как победить сию болезнь известно. Её комары при укусе передают. Комары размножаются в воде. Осушить болота в тех местах, и всё, гораздо меньше будет комаров, а полынь и хинин будут справляться с единичными случаями.

— И как же те болота осушить? — подвинул к нему голову, чтобы не пропустить «откровения» Блюментрост.

— Нужно сажать деревья. — Нда, только Австралия ещё не открыта. А, следовательно, и эвкалиптов нет. Медлит Кук, собака такая. — Думаю, что шелковицы лучше всего подойдут. В огромные деревья вырастают, а когда вырастут, то ещё и шелковичных червей можно во множестве разводить. Двойная польза. Даже тройная. Будет много шёлка, татары тамошние богатеть начнут, и более лояльно к России относиться.

— Так нужно туда послать наказ…

— Конечно. — А ещё нужно послать Витуса Беринга открывать Австралию, а с Аляской и командорскими островами и Чириков один справится. Завершил же он экспедицию без Беринга. А теперь Брехт им подскажет средство от цинги и даже с собой сам даст. Гораздо легче будет Чирикову. И Берингу легче. Всех проблем-то всякие смородины и шиповники насушить.

Глава 22

Событие пятьдесят девятое

Капитан, докладываю — на корабле бунт! Я готов тыкнуть в имена и назвать пальцы.

Пираты Карибского моря: «На странных берегах»

С прививкой от оспы преображенцев сразу не заладилось. Не бунт, конечно, но ропот про немцев поднялся. И это та самая пятая рота, которая уже чуть не месяц живёт в Измайлово. Офицеры с Брехтом фехтованием занимались, пока он не самоизолировался, потом вместе ворога ловили. И на тебе. Неожиданность. Сам виноват. Иван Яковлевич уверенный, что уж с этими солдатиками проблем не будет, дал команду подполковнику Преображенского полка Семёну Салтыкову отсортировать народ на рябых и чистых. Сиречь, тех, кто уже в детстве или во взрослые годы переболел оспой, от тех, кого минула чаша сия. Получилось половина почти. В роте двести десять человек и плюс несколько прикомандированных офицеров, типа Ивана Салтыкова, а не переболевших получилось сто девятнадцать человек. Из них, скорее всего есть человек пять, а то и десять, которые заразились в детстве коровьей оспой и перенёсшими её легко. Брехт сначала хотел сказать Салтыкову, чтобы и руки проверили, крестьянами же солдатики раньше были, могли доить больных коров, но передумал. Пусть будет эксперимент. Нужно же и ему, как тому англичанину убедиться, что повторное заражение невозможно. Всех, кто не заболеет, нужно потом осмотреть через лупу в поисках старых оспин.

Вот чего сложного, объясни народу, поставь в пример Бирона и Петра второго. Один выжил и, вон, хромает по двору, а второй в аду сковороды лижет. Нет. Равняйсь! Смирно! Раздевайсь! Сейчас вас будут оспой заражать. Это приказ его Высокопревосходительства министра Обороны господина Бирона.

И чуть не взбунтовал Семён Андреевич роту бородачей. Хорошо Иван догадался сбегать за Бироном.

— Шумят гвардейцы! Отказываются оспой заражаться! — Иван дышал как паровоз, а всего-то сто метров пробежал, да на второй этаж поднялся. Нужно физподготовку внедрять и впереди роты бегать. Только нога заживёт и начнём.

— Распусти народ. Скажи, что не будем прививать, — тяжко вздохнул Иван Яковлевич и оторвавшись от написания устава караульной службы, стал обувать сапоги.

Нога заживала быстро, какими-то мазями на основе дёгтя её мазали. Вонючими. Помогало.

Солдатиков уже во дворе не было.

— Иван, — тот нёсся докладывать, наверное, что бунт предотвращён, — Иван зови сюда всех офицеров. Даже тех, кто в карауле. Я в ротонде буду.

Собрались господа лейб-гвардейцы только минут через сорок. Хорошо, погода почти летняя, три дня до него осталось. Птички поют, ветерок тёплый запахи… навоза приносит. Всё же три сотни лошадей выделяют из себя кучу удобрения. Сиди, нюхай, отдыхай. А то, что несколько десятков уставов надо написать так ерунда. До ближайшей войны минимум три года, успеется.

— Все в сборе, Ваше Высокопревосходительство, — гаркнул подполковник, тоже офицерское собрание посетивший.

— Так, господа лейб-гвардейцы, скажите мне, все в курсе, что я себя от коровы Зорьки оспой заразил и выздоровел?

— Бу-бу-бу.

— Хороший ответ. Есть те, кто переболел оспой во взрослом возрасте и помнит, как болел?

Двое, несмело потеснив остальных зелёных, выдвинулось.

— Поручик…

— Отставить. Команда такая. Просто, если вы будете орать, то народ сбежится, а у нас тайная вечеря. Расскажи поручик тяжко было.

— Так точно, Ваше Высокопревосходительство.

— Повернись к народу мордой лица и покажи всем свою рожу рябую.

— Бу-бу-бу.

— Ага. Видели уже? Хорошо. Такую же хотите? А чего⁈ Вон, даже на шрам похоже на правой щеке. А вы знаете, что шрамы украшают мужчину? И даже борода у поручика те оспины скрыть не может. С бородами, кстати начнём бороться скоро. С париками, оно, как здорово вышло. — И в самом деле в парике был только сам Семён Андреевич.

— Бу-бу-бу.

— Согласен, а теперь на моё лицо посмотрите. Красавец. Рожа чистая, холёная, все девки ходят, оглядываются. А оспины только две. На руке. — Брехт демонстративно медленно снял кафтан коричневый, потом камзол — это жилетка такая, расшитая, из парчи, рубаху шёлковую и показал на правом плече две небольшие ямки. — И болел я, если считать только дни, что знобило, всего три денька. Потом просто не выходил, чтобы других не заразить. Завтра собираюсь своего сына старшего привить и дочку. И они не боятся, знают, что папка им плохого не пожелает. А вы господа лейб-гвардейцы боитесь? Кто боится пусть сделает три шага вперёд. Трусов прививать не будем.

— Бу-бу-бу.

— Ну, вот и замечательно, завтра вас привьют вместе с моими детьми. Как раз корову больную нашли. От одной нитки с чадами моими привьётесь, кровными братьями станете.

— Оспенными… Братьями! — Хохотнул Иван.

Грянуло. Ну, вот, оказывается добрым словом…

Так это офицеры. Их нужно всего семь человек привить. Можно разместить в отремонтированной оранжерее. Если жарко будет, то вынесут на двор лежаки. Теперь понятно, что пятнадцать дней, как Брехт, сидеть взаперти не надо. Как полегчает, так и выписывать. А если заразят? Вот и хорошо, эпидемия коровьей оспы только на пользу пойдёт. А то трусоват народец.

Хуже с казармой для привитых солдат. На сто человек — это огромный барак нужно, даже если делать двухэтажные нары. Нужна прорва досок. Допустим, Москва большая и столько досок пусть не за один день, но набрать, объехав окрестности можно. Доски сейчас не дёшевы, их пилят в основном ручными пилами. Это в Европах есть пилорамы на водяных колёсах или на приводе от идущих по кругу волах построенные. В России — двуручная пила, вот и все приспособления.

И доски не главная беда. Брехт хотел по опыту первых своих попаданий, делать тёплые казармы, используя шлак для засыпки между двумя щитами из досок. И волшебная птица обломинго села ему на голову. И нагадила. Нет в России шлака. Ни грамма. Во всей стране ни грамма. Никто уголь не добывает и не использует, как топливо. Леса хватает. А где не хватает, там навозом сушёным топят.

Засыпать песок или землю не хотелось, и теплопроводность выше, и сгниёт быстрее.

Сел Иван Яковлевич и стал думу думать. Чем можно промежуток этот заполнить?

И почти сразу мысль полезная в голову пришла. Чего тут думать. Они в Подмосковье, тут сплошные болота и залежи торфа на сто лет вперёд. Насчёт топлива ещё подумать надо. Там куча проблем с ним, а вот нарезать кубиками, высушить и использовать для утепления казарм — милое дело. Хватит солдат мучить, когда они зимой по крестьянским малюсеньким избам ютятся. Нужно строить большие казармы, как у него были в Спасске-Дальнем. Два слоя досок и между ними торф и пару больших кирпичных печей по торцам. И еду можно готовить и зимой топить для тепла.

А про уголь подумать нужно и срочно. Чтобы осваивать юг России и юг Сибири нужен уголь. Там леса нет. На одном навозе больших поселений не построишь. А где в России есть нормальный уголь. Донецк? А чей он сейчас?

Событие шестидесятое

Государь, если он желает удержать в повиновении подданных, не должен считаться с обвинениями в жестокости.

Никколо Макиавелли

Что такое триггер? В переводе с английского слово trigger означает «спусковой крючок». Именно этим спусковым крючком сработал человек, приехавший к Анне Иоанновне из Санкт-Петербурга.

Как-то забросила судьба на пару дней Ивана Яковлевича в Орск. Он там был на симпозиуме учителей физики. Опытом обменивался. Водили их вечером на экскурсию и показывали памятник Ивану Кирилову. Это основатель Орска. Стоит с картой, наверное, свёрнутой, молодой человек в куцем парике и кафтане и вдаль глядит. Времена были перестроечные, а гид попался из местных. Башкир по национальности. Потом в ресторане он оказался рядом с Брехтом за столом и узнав, что тот немец… Ну, не русский в общем. Стал рассказывать про геноцид башкирского народа. Выходило страшно. Иван Яковлевич не поверил тогда гиду этому и забыл почти про тот случай, и только лет через десять или пятнадцать в интернете щёлкал по ссылкам всяким и попал на восстание в Башкирии в 1735 году. И оказалось, что тот гид, а Брехт вспомнил тот полупьяный разговор, не сгущал краски, а наоборот в розовых тонах преподнёс. Это даже не геноцид был. Это было массовое истребление. Выходило, что из ста, приблизительно, тысяч башкир сорок тысяч было убито и примерно двадцать выдавлено в Китай и Казахстан. И это не сорок тысяч мужчин, а в основном — женщины и дети. Заходили в деревню и всех жителей до единого уничтожали. И так больше двухсот деревень. Американцы со своими индейцами в сто раз мягче поступили. Восстание длилось, не прекращаясь, почти пять лет и погибло и русских полно, несколько полков. И это в то время, когда шла война с Турцией, и солдат на фронте не хватало, а их снимали с той войны и через всю страну гнали сюда. Туда, в Башкирию. Половина гибла в дороге, половина в боях с восставшими башкирами. Нечего было противопоставить иррегулярной коннице знаменитому генерал-лейтенант Александру Ивановичу Румянцеву и затем Татищеву Василию Никитичу кроме запредельной жестокости. Правда, надо отметить, что в основном зверствовал командир из местных. Татарский мурза из рода Тевкелевых, российский дипломат, основатель Челябинска, генерал-майор Кутлу-Мухаммед Тевкелев.

Так про триггер. К Анне Иоанновне из Санкт-Петербурга со своим прожектом о налаживании дороги в Индию через башкир, казахов и дальше Самарканд, и Бухару, тот самый Иван Кириллович Кирилов пожаловал. И когда Анхен позвала Бирона поучаствовать вместе с Остерманом в аудиенции, которую она милостиво назначила прожектёру, то в мозгу у Брехта щелкнуло, и он вспомнил, всё что прочитал про Кирилова и про башкирское восстание 1735 года.

Может его просто пристрелить прямо на этой аудиенции?

Были правда за этим кипучим молодым человеком и положительные факты из русской истории, именно он организует вторую экспедицию Беринга, и именно он организовал экспедицию Афанасия Шестакова, который вернулся с картой Курильских островов и всего побережья Охотского моря, вместе с Камчаткой. Там и Берингов пролив будет и Аляска, которая самому Берингу не далась.

И что делать с прожектёром. Во-первых, путь в Индию через среднюю Азию, когда всё Каспийское море сейчас за Россией — это полный дебилизм. Там горы. И не просто горы, там — непроходимые горы. Там семитысячники. Брехт в Таджикистане жил и представлял себе всю сложность такой дороги. И главное зачем, если от юга Каспия рукой подать до Индии. И дорога не пешком по пустыне и горам, а на кораблях по Волге и Каспию. Бред, одним словом. А во-вторых, кровопролитная война с башкирами. Насколько Брехт помнил рассказ гида именно с основания Орска, который тогда назывался почему-то Оренбургом, всё и началось. И это уже не точно помнил Брехт, но вроде по этому прожекту и нужно было согнать башкир с их исконных земель и построить города на реке Орь. Города там строить надо, даже не вопрос. Но не ценой же геноцида и гибели тысяч русских солдат.

Брехт сгонял в Москву, попросив Анхен на день перенести представление прожекта, и у Магницкого они вдвоём, среди вороха карт, нашли, по мнению Брехта, более-менее правдоподобные карты Средней Азии и Каспия. Теперь можно уже конкретно разговаривать с этим товарищем.

Событие шестьдесят первое

Если народ бунтует, то не от стремления взять чужое, а от невозможности сохранить свое.

Эдмунд Бёрк

Прожектёр молодым, как на памятнике в Орске, не смотрелся.

— С какого ты года, Иван Кириллович? — полюбопытствовал Брехт у обер-секретаря Сената, вот, какую должность этот подвижник занимал.

— С 1695 года по новому летоисчислению.

— Да, ты еретик Кирилов⁈

— Помилуйте, Ваше Высокопревосходительство! — А глаза злые. Немец перец колбаса будет ему ярлыки развешивать. — Почему же я еретик, в чём моя вина? — И это не вопрос, а вызов. Охренела молодёжь.

— Не по какому-то там новому летоисчислению, Иван Кириллович, а скажи мне Государыня, как надо?

— От Рождества Христова, — правильно поняла вопрос Анхен.

— Вот! Все знают. Спасибо, Ваше Императорское Величество. Ладно, не хочешь считать от Рождества Господа нашего, считай по новому летоисчислению. Рассказывай свой прожект о дороге в Индию.

Товарищ стушевался на мгновение, но потом головку на куриной шейке задрал и стал читать с пафосом на каком-то канцелярском языке заимствованном с церковно-славянского.

— Стой. А ну, убери бумагу и говори нормальными словами без этих закидонов. Хотя не надо. Вот возьми карту, что я сегодня в навигацкой школе взял. Там Средняя Азия правильно почти нарисована. Как ты горы и пустыни пересекать будешь?

— Ходят же караваны из Бухары, и у них из Индии есть товары. — Даже не взглянул на карту подвижник.

— Оба-на. И из Америки товары есть. Повторяю, между нами и Индией пустыни и горы. Можно, наверное, попасть вдоль восточного побережью Каспия. Так всё западное побережье наше. Зачем сгонять народ с их земли и строить город, на который вечно будут башкиры нападать, если есть отличная дорога. По воде. Как по пустыне товары возить, на верблюдах, много на них увезёшь? Потому и возят редкости и специи всякие. Они дорогие и лёгкие. И сколько может один корабль довезти до Мазендерана. А это уже почти Индия.

— А освоение земель? — последнюю попытку сделал Кирилов.

— Нужная вещь. Более того… Ты и займёшься. Только выкинь свой прожект. Никого никуда гнать не надо. Нужно сделать с точностью до наоборот.

— Поясните, Ваше Высокопревосходительство! — уже без прежнего задора, но всё одно ерепенясь.

— Река Яик ближе всего подходит к Волге в районе Яицкого городка. Его нужно развивать, строить там дома, школы, храмы, даже мечети пусть местные киргизцы строят. И он должен стать торговым городом. Нужно организовать там скупку шерсти и кож у казахо… У младшего Жуза этого. Разрешить там местным купцам селиться и брать их детей в русские школы. Но это Уральск, тифу, Яицкий городок. Там чуть выше есть река Самара и по ней, если вверх подниматься, то она почти до другого места на реке Урал, опять, до реки Яик доходит. Так казаки яицкие туда добираются. Вот там есть… Там в Яик, если этой карте верить, впадает река Сакмара. Там тоже нужно крепость заложить и городок строить. Будущий Оренбург). И все то же, что и с Яицким городком. Торговля и привлечение местных купцов. Шерсть и кожи сплавлять по Самаре в Волгу и вести сюда. А здесь строить заводы по переработке шерсти. Нить вить на станках, и купить в Англии хорошие ткацкие станки, чтобы качественную материю делали.

Это тебе, Иван Кириллович, задание на создание нового прожекта. А по Индии, и о дороге туда через Каспий, тоже можешь прожект сделать. Только разберись в теме сначала. Сколько и каких судов строить? Что они у нас покупать будут, что нам от них везти. Как с персами замириться. Через их же земли дорога. Причем, твой первый прожект персов вообще не учитывает, словно их там нет. А они есть, и они злы на нас, пока. Ох, как злы.

Обер-секретарь Сената — господин Кирилов ушёл, явно неудовлетворённый. Тупой немец наговорил какой-то ерунды. Где ему понять все выгоды прямой дороги в Индию и Бухару⁈

Брехт проводил его взглядом до двери и потом осмотрел собрание. Все молчали. Понятно, что кроме Остермана никто ничего толком не понял. К нему Брехт, выждав пока дверь за главным врагом башкир закроется, и обратился.

— Андрей Иванович, это в вашей компетенции, как Премьер-министра. Я для вновь создаваемого полка попросил генерал-губернатора Казани прислать мне пару сотен лучших башкирских лучников.

— Мало? — изобразил вежливую улыбку Остерман.

— Нет. Не правильное слово. Очень мало. И не тем путём я пошёл. Нужен полк башкирский для начала. И не как я заказал, из лучших лучников, а… Нет, если они будут хорошими лучниками и на хороших конях, то это плюс. Но не главное. Стрелять научатся, коней подберём. Нужны аманаты. Не в прямую. Нужны сыновья — юноши из знатных родов. И чтобы они тут прожили несколько лет, впитали наши обычаи, поучаствовали в войнах и вернулись домой с хорошей добычей. Пограбили там ляхов или турок. Вернулись домой не врагами России, а её опорой. Они потом займут у себя в… не знаю, как там они называются, дороги какие-то, высокие места. Будут богатыми и знатными, и при этом хорошо к нам относиться. И конечно, отправят на очередную нашу войну с турками уже ни один полк, а десяток. Они привычны к степям, их лошади неприхотливы. Они справятся с иррегулярами татарами крымскими и не дадут тем перерезать пути снабжения нашего войска, когда мы захватим Крым. Нам позарез нужны эти воины. Готовьте представительную делегацию в Уфу. Нужно, как можно быстрее, этот первый полк из богатых и знатных башкир заполучить.

Глава 23

Событие шестьдесят второе

Если братишка рядом, то враги падают градом.

Без брата — как на войне без автомата.

Братья Бирона приехали. Сам Бирон их не видел больше десяти лет. Давным-давно уехали они из отчего дома. Пошли служить в армию польско-саксонского короля Августа второго Сильного. Вернее, старший Карл Карлович успел послужить и в России — Петру во время Северной войны, но попал в плен к шведам и, бежав, поступил в войско польского короля, опять попав на ту же войну. К нынешнему времени дослужился до подполковника. Если Брехт не путает, то ему сейчас сорок пять лет. Самый расцвет для военного. Бирон уже испросил у Анхен для старшего брата патент на генерал-майора и назначения командиром вновь формируемого Измайловского полка. Брат, в отличие от самого Иоганна Эрнста, животом и двойным подбородком не обзавёлся, был высоким и худым немцем с орлиным носом и низко посаженными скулами. Можно и красавцем назвать. И он был холост. Все войны, да служба, некогда было семейное гнёздышко вить.

— Анхен, как думаешь, а не женить ли его на ком из твоих фрейлин? — представляя брата императрице, сделал предложение Иван Яковлевич. — Княжну какую ему подыскать.

— Как это правильно, Ваня. Сегодня же подумаю. А что же твой младший брат?

— Густав! Ему тридцать пять. И я знаю княжну и даже герцогиню или правильнее принцессу, которую нужно ему в жёны отдать.

— Герцогиню, здесь в России? Кто же это? — захлопала глазами синими Анна Иоанновна.

— Это — Александра Александровна Меншикова. Скоро преображенцы доберутся до Берёзова и привезут её. Раз Данилыч был герцогом Козелским, то дочь — принцесса. Как, Густав, согласен на принцессе жениться?

— Сколько же лет дочери Меншикова? — свела брови Государыня.

— Восемнадцать. Самый возраст за бравого капитана замуж выйти.

— Против я, Иван Яковлевич, — махнула на него рукой их Императорское Величество.

— Ни хрена себе! Ты, мать, рамсы попутала? — чуть не брякнул Брехт.

— Почему, радость моя? — а вот это сказал.

— Потому, что она выйдет замуж за майора, командира батальона лейб-гвардии Измайловского полка. — Справишься, Густав?

— С восемнадцатилетней невестой или с батальоном? — заржал старший брат.

— Хороший вопрос.

— Справлюсь, Ваше Императорское Величество. Я хоть и не такой лошадник, как Иоганн, но эту лошадку объезжу.

— Вот и договорились, жди невесты Гус… Надо вам имена поменять. Чтобы не выделяться немецкими именами. Не очень любят немцев в России. Раз уж Ваня взял отчество Яковлевич по второму имени вашего отца, то и вам быть Яковлевичами, а не Карловичами. Старшему быть Константином Яковлевичем, а мужу будущему принцессы нашей… Густав? Георгием Яковлевичем.

Братья, как и обещали приехали не одни. Они из Речи Посполитой троих офицеров курляндцев уговорили с собой перебраться в Россию, обещая устроить в гвардейский полк, а значит и с повышением жалования, и в самой Митаве двоих ещё сыскали. Эти тоже были офицерами в армии Августа, но испросили отпуск для улаживания семейных дел, один женился, второй вступал в наследство. Служить в гвардии и при Государыне из их Курляндии они посчитали за лучшее и, написав прошение в Польшу об отставке, поехали вместе с остальным шалманом в Москву. Императрица их после братьев Биронов приняла и назначила, как им Иван Яковлевич и обещал, в Измайловский полк. Выходит, сразу семь офицер в Измайловском полку уже из Курляндии.

А на следующий день после братиков пожаловали в Измайлово три других брата. Не Бироны. Но тоже личности, оставившие след в русской истории. При этом Брехт точно помнил, что в Реальной истории первым командиром Измайловского полка стал не Карл Бирон, ему какой-то другой полк в Реале дали, а командиром станет граф Карл Густав Лёвенвольде, тот самый лифляндец, что первым сообщил Анне Иоанновне о кондициях и советовал их подписать, мол, потом всё это можно исправить, (порвать), главное — сесть на трон. Записку эту Остерман отправил в Курляндию через другого Лёвенвольде — младшего брата — Рейнгольда Густава, который, находясь в столице, отправил к нему в Лифляндию тайного курьера. Сам Рейнгольд, будучи камергером при Екатерине первой и потом при Петре втором, избежал ссылки вслед за Меньшиковым только из-за заступничества Остермана, так как и Долгорукие и сам Пётр второй его не любили. Последний из братьев Лёвенвольде пока чинов не нахватал, пережидал, чем всё кончится в Москве, вместе со старшим братом в своём имении в Лифляндии. И вот теперь все трое встретились в Москве и не медля больше ни минуты отправились в Измайлово.

А по дороге из Москвы столкнулись с ещё одним немцем, спешащим туда же — с генералом Минихом.

На час позже в Измайлово приехал следующий немец. Этого вызвал, вспомнив, что именно он будет после Кайзерлинга Президентом академии наук, Иван Яковлевич. Звали очередного немцы барон Иоганн Альбрехт фон Корф. Знакомы с Бироном они были давно, Корф был камер-юнкером при дворе герцогини Курляндской.

Анна братьев Лёвенвольде приняла милостиво и сразу должностей при дворе надавала, помня их заслугу с этими проклятыми кондициями. Карл Густав был произведён в генерал-адъютанты и получил должность обер-шталмейстера. Рейнгольд Густав Лёвенвольде тоже обделён не был, получил один из самых высоких чинов при дворе — стал Обер-гофмаршалом, то есть, ему доверили управление двором.

Приемы всех этих «понаехавших» немцев проходили в присутствии стоящего за троном Бирона и вечером он всех «земляков» собрал в той самой ротонде на «Тайную вечерю».

Когда слуги кубки стоялым мёдом наполнили и отошли, Брехт оглядел собравшихся и начал:

— Господа, я собрал вас, чтобы сообщить пренеприятное известие…

Событие шестьдесят третье

Всегда называй вещи своими именами. Страх перед именем усиливает страх перед тем, кто его носит.

Джоан Роулинг «Гарри Поттер и Философский камень»

— Что случилось Иоганн? — Первый отреагировал Рейнгольд Густав Лёвенвольде.

Бирон познакомился с ним в 1724 году, когда в свите герцогини Анны Иоанновны прибыл на коронациюЕкатерины I. Лёвенвольде отрекомендовал Бирона императрице, как большого знатока лошадей.

Иван Яковлевич выдержал мхатовскую паузу. И только когда народ начал «майн готов» упоминать продолжил.

— Вчера Анна Иоанновна подписала два Указа. Вам их знать обязательно. Первый!…

— Ну, не тяни, Иоганн, — толкнул его старший братец.

— Все находящиеся при дворе обязаны привиться от оспы. Я уже привился. Теперь те из вас, кто ещё не болел, должны это сделать в самое ближайшее время. Сейчас готовится оранжерея одна для перестройки в госпиталь. Стёкла разбиты и разворованы частично, забьют дыры досками и нары поставят. Прививку будем делать послезавтра. С вами будут офицеры Преображенского полка пятой роты, сейчас расквартированной в Измайлово. От этой же коровы заразят и моих детей. Пока старших. Так что готовьтесь. Я переболел за три дня.

— А чего хромаешь? — это младший Бирон вылез, всегда был непоседой.

— Тут на днях покушение было на Анну Иоанновну и на меня. Я приказал никому не сообщать. Если один дурак решился, то могут и другие начать действовать. Понятно, что молва разойдётся, но лучше позже. Мы за это время сумеем сформировать Измайловский лейб-гвардии полк и охранять Государыню будут наши люди.

— Как же так? — вскинулся старший Бирон.

— Позже расскажу. Сейчас про второй указ скажу. Государыня подписала Указ, дозволяющий всем ходить без париков. Я сейчас готовлю новый Указ об отмене этой гадости в армии. Офицеры могут по желанию носить, но думаю мало таких найдётся. А вам, господа, я настоятельно рекомендую выбросить этот рассадник грязи и вшей и ходить, показывая подчинённым пример, с чисто вымытой и с короткоподстриженной головой, как у меня.

— А лысым? — поинтересовался барон Иоганн Альбрехт фон Корф.

— Вы все — молодые люди. Какая лысина? Как раз от ношения этой гадости лысина и заводится, отмирают под ним свои луковицы.

— Чего? — это хором. В смысле: «Вас?».

— Не важно. Завтра чтобы на вас париков не видел.

— Голова будет мёрзнуть с непривычки…

— Какая голова? Сегодня лето началось. Жара. Всё, закончили прения. Теперь о важном. Надеюсь, объяснять не надо, что немцев в России не слишком сильно любят. Потому, чтобы гусей — русское дворянство, не дразнить, что все должности при дворе немцы заняли и Государыня сама немкой стала, настоятельно рекомендую, изучить в кратчайший срок русский язык. Найдите учителей и пусть они вас русскому учат. Да, и смените имена на русские. Вот, Иоганн Альбрехт у тебя же отца Матвеем зовут? Значит, сам бог велел тебе Иван Матвеевичем стать. Остальные сами придумаете. Братьев моих Анна Иоанновна сегодня уже новыми именами облагодетельствовать успела.

— Я уже давно это сделал, — уже снявший парик Миних забросил его под скамью. Меня теперь зовут Христофор Антонович.

— Я в курсе, господин генерал. И следующие неприятности, как раз по вашей части. Пока секрет и никому господа особо не распространяйтесь пару месяцев, а потом Государыня сама объявит. Я думаю, что столицу нужно из Москвы переносить, но не в Санкт-Петербург. Там пресная вода почти в заливе и корабли из-за этого гниют, там ужасный климат с вечной сыростью и болотами. Как вам Рига? Порт там лучше, он не замерзает зимой, там отличные сосновые леса, солёное море, там река, соединяющая порт с более южными городами Речи Посполитой. И самое главное, там рукой подать и по суше, и по морю, и по Даугаве до Польши. Уже сейчас Франция с Австрией спорят из-за Польши и о том, кто сядет на трон после смерти старого короля. Война неизбежна. Не сегодня. Август ещё пару лет протянет. А нам за эти два года надо подготовиться к войне. А потому, Христофор Антонович, в самое ближайшее время отправляйтесь в Ригу и начинайте строить там хорошие каменные казармы и конюшни. Много. Нам необходимо держать там не менее десяти тысяч человек. И это не всё. Ляхи постоянно нападают на наши приграничные селения грабят их и уводят крестьян к себе в Польшу. Этому надо положить конец. Необходимо на пространстве от Риги до Киева разместить ещё десяток полков, при этом не скученно, а лучше побатальонно. Опять нужны казармы. Получил командир батальона известие, что недалеко от его дислокации ляхи опять границу перешли и людей увели, командует срочный подъём и заходит на территорию Польши, старается найти нападающих, получится — хорошо, не получится должен сжечь костёл там или кирху, чего уж католическое под руку попадётся и угнать на нашу сторону в десять раз больше крестьян. Получат паны такой отлуп и трижды подумают, прежде чем дальше разбойничать. А что крестьян не у тех забрали, кто приходил на нашу сторону, так ещё лучше, пусть шляхта между собой разбирается.

— А как войну начнут? — Покрутил головой Миних, очевидно, сам себе «нет» отвечая.

— Было бы замечательно. Оттяпаем себе В ЗАД исконно русские земли. Но не начнут. А вот предупредить, что далее терпеть набеги эти мы не намерены, нужно. Фридрих Казимир фон Лёвенвольде, собирайся, поедешь специальным посланник к Августу Сильному, предупреди, что впредь на набеги через границу будем отвечать жёстко. Если шляхта не выдаст грабителя, будем зорить города и местечки, пока сами не решатся убить идиота, что переходил границу, и не принесут его голову на блюде, да, в зубах должен быть лист, на котором казнённый просит у Российской империи прощения.

— Речь Посполитая не признаёт Россию империей. — Поправить решил оратора фон Корф.

— Я в курсе, барон. Тем не менее, именно это должно быть написано.

— А что скажут в Священной Римской империи немецкой нации и Пруссии? — Опять покрутил головой Миних.

— Узнаем.

— Но так нельзя? — впервые подал голос Карл Густав.

— Нельзя совершать набеги на наши земли и угонять крестьян, убивать дворян. Грабить их. Пора показать шляхте польской, что терпеть мы не намерены. Войны они нам не объявят. Там сейм сто раз передерётся, прежде чем такое решение примет, да и Август уже не тот с постели, как и Карл шестой австрийский, почти уже не встаёт. Так что собирайся Фридрих Казимир… Отца у тебя Герхард Иоганн звали?

— Знаешь ведь.

— Подумай, как тебе имя — Фёдор Иванович. Анне Иоанновне понравится.

Событие шестьдесят четвёртое

Каин — в Библии старший сын Адама и Евы (Быт. 4). Первый рождённый на Земле человек (Быт. 4:1—2), а также первый убийца.

Брехт долго думал, как к этому приступить. В прошлый раз он, чтобы получить, так сказать, свой собственный диверсионный отряд, взял на службу бандитов, а потом ещё и каторжников из солдат из тюрьмы выкупил. Можно ли сейчас идти тем же самым проторенным путём? Нет, скорее всего. Люди болтливы, и если какой-нибудь дебил из таких новых спецназовцев проболтается по пьяной лавочке, то это не только ему грозит неприятностями, но и Анне Иоанновне, она короновалась-то всего месяц назад 28 апреля, полк ещё не создан. Кто их этих преображенцев знает и семёновцев, как они себя поведут. И Елизавета под рукой всегда у любых бунтовщиков.

Потому нужно было действовать тоньше. Нужно найти одного человека и работать только через него. И человек этот должен быть не болтливым. И точно не бояться руки кровью обагрить. Пока как добыть этого человека было Ивану Яковлевичу непонятно, тем беолее, что Анна Иоанновна его от себя ни шаг не отпускала. Особенно теперь после покушения, просто за руку держала.

Вечером Брехту не спалось. Через дверь в покои императрицы слышен был бубнёж очередной бабки — говорушки. Когда же, наконец, Тредиаковский вернётся из-за границы, и когда привезут комедии Вильяма нашего Шекспира. Брехт поневоле прислушался к бормотанию. Голос у сказочницы был высокий и проникал сквозь дверь дубовую.

— А Каин и говорит…

— Стоять, бояться! — Брехт даже с перин вскочил.

А ведь вот классный кандидат в руководители спецназа. Когда в прошлом попаданстве Брехт, так сказать, руками князя Витгенштейна подкупал полицейских, чтобы добыть себе тех шестерых егерей из тюрьмы пересыльной, то услышал от того… Блин, как его звали? Да, не важно это, он тогда сказал, что стал теперь, как Ванька Каин.

Брехт это имя, или прозвище, слышал где-то и переспросил, кто, мол, такой. И полицейский рассказал историю, что как легенду уже более полувека передавали в полиции из поколения в поколение. Был, дескать, при Государыне Анне Иоанновне такой вор — Ванька Каин и придумали его взять в полицию работать, так он всех воров в Москве… или в Петербурге за один день выловил, потому что был одним из них и всех знал, и знал где обитают, и кому краденое продают. В общем — самый лучший полицейский. Дальше Брехт не помнил, там что-то не очень всё хорошо кончилось. Взятки, что ли, брать стал Ванька? Да и бог с ним. Главное, то, что Ванька этот сейчас или в Москве в двух десятках километрах от Брехта или в Петербурге. Подальше, но не сверх меры, не в Америке. И он это Каин знает весь преступный мир какого-то из этих городов. Найдёт разбойников умелых, а уж дальше Брехт из них команду спецназа воспитает. Теперь только осталось этого Ваньку Каина заполучить сюда в Измайлово или в Москву лучше на тайную квартиру и переговорить с товарищем. Дворянином потом сделать? Да, легко. Теперь подделывать дворянские бумаги не надо, попросить Анхен как следует, и такую малость она для него сделает.

А как добыть этого Ваньку⁈ Да тоже не сильно сложно. У него в друзьях — товарищах есть господин Андрей Иванович Ушаков. Уж Тайная канцелярия, если захочет, найдёт Каина, служит он уже в полиции или ворует пока. Лучше бы не служил. Излишняя известность такой персоне тоже не нужна.

Глава 24

Событие шестьдесят пятое

Секретарша устанавливает пароль на компьютере нового начальника.

— Какой пароль вы хотели бы?

— «Член»!

Все в офисе слышали хохот секретарши, когда компьютер выдал следующее: «Ошибка! Пароль слишком короткий!».

— Нет, Иван Яковлевич, нет такого человека. — Ушаков ответил на просьбу Брехта познакомить его с Ванькой-Каином сразу. Развёл руками и отрицательно головой в треуголке замотал.

— Ну, как же нет, про него Валентин Пикуль в романе «Слово и дело» писал, — не сказал, конечно, чем чёрт не шутит, вдруг не знает Пикуля начальник «Тайной канцелярии».

— Возможно и напутал чего. А может — народная молва. «Желаемое за действительное выдаёт», — а вот это уже сказал. — Андрей Иванович, а как вообще у вас с осведомителями? — не сдался Брехт.

— Хватает Иуд, черви. Не люблю их, хоть и бывает от них польза. Вам-то на што? Али чего конкретное узнать хотите, Ваше Высокопревосходительство? — Поднял на него карие глаза «страшный палач» Анны Иоанновны.

План срывался. А чего? Ведь Ушаков не за закон горой, а за монархию и конкретно Анну Иоанновну, как раньше за других. И останется после свержения Бирона. Переобуется.

— Приведите мне, пожалуйста, хорошего осведомителя, который преступный мир Москвы хорошо знает. Есть у меня план один, но для его осуществления не хватает данных. И где их добыть не знаю. Вы — точно не поможете. И уверяю вас, Андрей Иванович, план, конечно, для пользы Анхен… Государыни.

Бывают, наверное, проницательные взгляды. Ничего такого Брехт не уловил. Смотрел на Бирона Ушаков, скорее, чуть насмешливо, лёгкая такая улыбка блуждала на его аккуратно побритом лице со щегольскими небольшими усиками.

— Хорошо, Иван Яковлевич, добуду я вам знатока притонов московских. Не понимаю, правда, почему тот должен больше меня знать. Ну, ваше дело, тем более, если на пользу Государыне нашей. А вы мне расскажите про молву об этом Ваньке. Всех преступников сам переловил? Интересно. Не слышал. Мысль здравая. Осведомителей-то много, а вот взять такого в полицию? Можно ли человека переделать? За старое возьмётся, только теперь всех стражей закона будет знать. Нет. Нельзя так. Как волка не корми, а он всё в лес смотрит.

— В этом можно даже не сомневаться, но мне полицейские дела без надобности, каждый должен свой воз тащить. Мне война, вам порядок в царстве-государстве.

— Добуду вам к завтрему подходящего «знатока».

И добыл. Точно не Ванька и не Каин. А с тем что? Правда, что ли — всего лишь молва народная? Ну, типа Иван — дурак. Полно же про него сказок, а кто его видел? Или ещё молод просто тот Ванька. Появится через несколько лет. Но не ждать же. Приведённого мужичка с рыжей бородкой аккуратной и вполне опрятной одежде, эдакий купец средней руки, звали Прокопий.

— Фамилия?

— Прокопов, Ваше Высокопревосходительство. — Мужичок склонился в пояс и так там в поясе и остался.

— Покажи личико, Гюльчатай.

— Что показать, Ваше Высокопревосходительство?

— Встань, говорю, нормально, мне твои хитрые глаза видеть надо, — Брехт сидел всё в той же ротонде, замечательное место для тайных разговоров. Обзор круговой — никто не послушает, незаметно не подойдёт.

— Слушаюсь, Ваше Высокопревосходительство.

— Слушайся. Прокопий Прокопов, а скажи мне… Не надо ни фамилий, ни имён, ни прозвищ даже… нда, есть в Москве… блин. Во! Есть среди твоих знакомцев или знакомцев твоих знакомцев беглые солдаты, что стали татями. Здоровыми должны быть, крови не бояться, стрелять обученные. Есть?

— А на что вам, Ваше Высокопревосходительство?

— Ты, думай с кем разговариваешь. Берега видь. Есть или нет?

— Найдутся! — и опять только лохматый рыжий затылок видно.

— Да. Встань ты, как положено хомо сапиенсу стоять.

— Прокопий я.

— Не прошла шутка. Ладно. Так, что, есть такие? Мне человек пять нужно. Не в тюрьму и не в Сибирь. Наоборот совсем. Хочу дело одно поручить. За приличные деньги. А справятся, так и награжу и вольную выправлю или прощение у императрицы подпишу. Да, если вдруг кто из них немецкий знает, то вообще хорошо.

— Немецкий? А польский подойдёт? — Стал активно чесать затылок рыжий Прокоп-сапиенс.

— Лучше бы немецкий. Или немчин отдельно, но, чтобы с ними на дело пошёл. А лях пусть будет. Лях тоже хорошо.

— Немчин. Ваше Высокопревосходительство, али убить в неметчине кого надоть?

— Ну, что ты за человек Прокопий? Зачем тебе лишняя информация? Теперь тебе придётся с ними идти. Да, мне нужно одного товарища в чужих землях отправить в ад. Враг он мне и Государыне. Так что?

Придуриваться недоумком в ухе ковыряющим Прокопий бросил и с задором даже глянул на Брехта, чуть ли не как на равного.

— Приведу я робят своих к завтрему. Только трое у меня. Не хватит? Я немецкий хорошо знаю. В Лифляндии десять лет жил с отцом у барона… У барона. — Всё это Прокопов сказал на немецком. Так себе немецкий. Перехвалил себя рыжий. За местного не сойдёт. Акцент сразу чувствуется. И опять лифляндский немецкий и немецкий настоящий, скажем северо-германский диалект, разные языки. Но это не так важно. Главное, что знает. Остальное может и на пользу. Скажется купцом из Ревеля какого. Или из Риги.

— Хорошо, Прокопий. Завтра в это же время. Я гвардейцам скажу. Назовёшь пароль: «У вас продаётся славянский шкаф?»

— Что? Ваше…

— Какая тебе разница! Просто запомни. Подойдёшь к солдатику и скажешь: «У вас продаётся славянский шкаф?». Тебя проводят к офицеру, а он позовёт меня. Ясна задача?

— Слушаюсь, Ваше Высокопревосходительство.

Тоже небось солдат беглый? И замечательно.

Событие шестьдесят шестое

А почему бы киллера не завести себе в друзья? Врагов бы стало сразу меньше…

Евгений Москаленко

В вольном городе Данциге живёт сейчас последний представитель одной известной фамилии. А позавчера до графа Остермана дошла новость, которой он и поделился с Бироном. Новость плохая. Именно поэтому Брехт и решил поспешить с исполнением задуманной акции.

Фактически сейчас герцогством Курляндия и Семигалия управляет совет, выбранный из богатых баронов, но есть последний представитель династии Кеттлеров. Это дядя давным-давно скончавшегося Фридриха III Вильгельма (Friedrich III Wilhelm Kettler) — мужа Анны Иоанновны. Дядя бы ладно, так он сын того самого Якоба Кеттлера, при котором Курляндия процветала и даже имела две заморские территории на острове Джеймс у Гвинейского побережья и в Вест-Индии колония была основана на острове Тобаго, которые вроде как захватили голландцы, а вроде и бесхозные сейчас. Дядя Фридриха Вильгельма — Фердинанд, последний представитель из рода Кеттлеров по мужской линии. Человек он не решительный и не амбициозный и вообще, боясь оппозиции дворянства, Фердинанд не приезжал в Курляндию с 1711 года, а оставался в своём небольшом поместье в Данциге. Беспокойное рыцарство Курляндии этим воспользовалось и на съезде в Митаве 1717 году постановлено было лишить Фердинанда власти и передать правительственные функции в руки высших советников герцогства.

В таком же состоянии и сейчас дела у этого вассала Речи Посполитой, на которого эта самая Речь не имеет никакого влияние. Фактически независимое государство, которое по древнему договору обязано выставить в случае войны на стороне Польши сколько-то там рыцарей. Сейчас многие дворяне, эти самые рыцари, как раз и служат в войске польского короля Августа Сильного.

Так вот, новость плохая дошла до Остермана. Фердинанд в свои семьдесят пять лет решил жениться на молоденькой принцессе Иоганне Магдалене — дочери герцога Саксен-Вейсенфельского Иоганна Георга (Johanna Magdalene of Saxe-Weissenfels).

Брехт уже прорабатывал планы по водружению на свою голову короны герцога Курляндии и Семигалии. Случилось же такое несколькими годами позже в реальной истории, а тут эта новость непонятная. Если у Фердинанда появится наследник, то хрен его знает, насколько легитимно будет его избрание герцогом Курляндии и Семигалии при живом наследнике. Ну и потом заморские территории. Тобаго — это интересно. Да и Гвинея не плохо. Родился ли кто у Фердинанда в реальной истории Брехт не знал. Скорее всего, нет, раз Бирона спокойно избрали герцогом, и ему ни с кем не пришлось бодаться до своего смещение и ссылки. Тем не менее, подстраховаться надо. Старичку семьдесят пять лет и возможно он не в состоянии исполнять супружеские обязанности… Ну, а вдруг. Бамс и добьётся чего юная герцогиня, исполнит зажигательный стриптиз перед дедушкой, тот и возжелает… Да.

Прокопий Прокопов, как и обещал, привёл троих своих людей к обеду следующего дня. Были товарищи на конях, и выходит, что люди не совсем бедные. Брехт их в ту самую ротонду затащил и внимательно осмотрел. Молодые. Лет под двадцать пять — тридцать. Не гренадеры, обычного среднего роста. И это неплохо. Высокий человек сейчас на себя обращает внимание, а при их делах — это лишнее.

— Так, ребята, мне нужно, чтобы вы скатались в вольный город Данциг. Знаете где это?

— Я знаю, бывал там с купцом, — кивнул Прокопий.

— Отлично. Тогда рассказывать, что он как бы и Речи Посполитой принадлежит и в то же время там немцы правят, купцы, не буду. Да вам и не нужно всех этих тонкостей знать. План такой… — Брехт ещё раз осмотрел «исполнителей». Чего уж, нет других, — Добираетесь до Риги и покупаете там небольшой кораблик. Раз ты, Прокопий, купец, то им и будешь. Возьмите немного разного товара. Поспрашиваете там, в Риге, чего можно в Данциге продать. За прибылью не гонитесь, получится — хорошо, а нет, так и бог с ним. Это просто отвлекающий манёвр.

— А задание-то какое? Что делать в Данциге? — Прокопий всё же давно ремня не получал. Оборзел. Целого фаворита императрицы и министра обороны перебивает.

— Вопрос правильный. Там… Не знаю где, где-то в небольшом замке живёт Фердинанд Кеттлер. Старичок семидесяти пяти лет. Нужно его отправить на встречу с ключником Петром. Пожил и хватит.

— И всё…

— Ещё раз перебьёшь и по ушам получишь! — Зыркнул на него Брехт. — Не всё. У него молодая жена. Её нужно доставить сюда живой и здоровой. Ещё нужно покопаться в бумагах герцога… В общем, все бумаги нужно привезти. А после этого… Всё ценное, что найдёте у герцога — ваше. Но не жадничайте, чтобы не попасться. После убийства и похищения герцогини дом подожгите. Масла там купите или ещё чего, чтобы хорошо загорелось. Да, товарищи мазурики, с герцогини ни один волосок не должен упасть. Мне она нужна живая и здоровая. Снасильничаете, и я вас потом из-под земли достану. С действом не спешите. Приедете в Данциг, торгуйте там и на разведку ходите. Узнайте, где тот Фердинанд живёт? Какой у него распорядок дня? Что со слугами? Может они ночью уходят? Слуг живыми не оставляйте. Да, это важно. Иоганна, которая герцогиня, не должна видеть смерти мужа. Как закончите всё, бегом на кораблик ваш и домой в Ригу. Там нанимаете карету и мчитесь сюда. Всё понятно?

— А деньги? — поклонился Прокопий.

— Деньги вот. — Брехт брякнул на стол два кошеля кожаных с золотыми монетами. Специально заказал, чтобы были разных государств и русских чтобы не было. — Тут должно хватить на небольшую шхуну и на товар. Кораблик после дела остаётся у вас. Можете продать. Но не советую. Думаю, что если вы хорошо справитесь с этим заданием, то последуют и другие. А иметь своё судно в таком деле не помешает. Спокойней. Экипаж сами подберите в Риге не из болтливых.

— Есть у меня там знакомцы. — Расплылся в улыбке, прибирая тяжеленные мешочки, Прокопий.

— Да ты — золотой человек. Так. Как вернётесь, я вам сделаю дворянские грамоты. Всем четверым. И заплачу ещё за работу. Ещё есть вопросы?

— Паспорта бы. В порту…

— Вот паспорта. Твоё имя я знал — его и написал, а вы трое будете братьями Синицыными пока. Иван, Семён и Пафнутий. Разбирайте. А как с победой и герцогиней вернётесь, так получите и имена новые с документами. — Брехт осмотрел четвёрку душегубскую. — Теперь у меня вопрос. Справитесь вчетвером, или вам подмога нужна?

— Не нужно. Справимся, Ваше Высокопревосходительство. — Оглядев бывших солдатиков, покивал Прокопий, — А можно подпоручиками, там, или прапорщиками в отставке стать? Ну, после того как?

Точно — солдаты и сбежали от мордобоя офицеров, скорее всего. Вот теперь комплексы наружу лезут.

— Так и сделаем.

— Благодарствуем, Ваше Высокопревосходительство. Пойдём мы. Лето коротко. Поспешать надо.

Событие шестьдесят седьмое

Сражение выигрывает тот, кто твердо решил его выиграть.

Лев Николаевич Толстой

Кто думает, как победитель, рано или поздно побеждает.

Ричард Бах

Наконец хоть что-то сдвинулось с мёртвой точки. Иван Яковлевич где-то глубоко в мозгах своих, вечно спешащих, понимал, что и полутора месяцев не прошло, как он начал третий этап своего безвыигрышного мероприятия. Только вот было первое мая. Но это в мозгах, а душа рвалась побыстрее все сделать и побольше. И вот, седьмого июня прибыла первая партия снайперов из полков, что расположены невдалеке от Москвы. Приказ о добровольном ношении париков видимо до них не добрался ещё, так как все офицеры были в париках. Все прибывшие были драгунами и уланами. И это понятно. На лошади быстрее доскачешь, чем пешочком. Особенно если расстояние не тысячами вёрст измеряется. Прибыли из Пскова драгуны, из Смоленска, Владимира и других губернских городов. Всего приехало двадцать два метких стрелка.

Брехт радовался ровно минуту, когда ему доложили.

— Сопровождающие-то офицеры есть с ними? — задал он вопрос, чтобы понять, сколько нужно мест готовить для размещения, пока проводятся испытания.

Семён Андреевич Салтыков, который поднялся в терем, чтобы доложить о прибытие кавалеристов, крякнул, а из угла с иконами кхекнули. На кряк Иван Яковлевич не отреагировал, а вот кхеканье его насторожило. И не зря.

— Так точно, Ваше Высокопревосходительство. сопровождающие есть. — Салтыков опять крякнул. — Около сотни офицеров и генералов.

— Скоко-скоко?

— Я не считал, но перед рогатками одних кибиток штук десять. Даже кареты две. Не меньше сотни офицеров.

— Что такое, Ваня? — на крик Бирона из «потайной двери» показалась заспанная рожица Её Императорского Величества.

— Сопровождать двадцать солдат вызвалось сто офицеров… — Сделал вид, что схватился за голову Иван Яковлевич, но тут его чуть осенило, так капельку. Синьку в воду капнули. — А ведь хорошо.

— Что хорошо⁈ Что порядка у тебя в армии нет? — Вот, собака-бешена, правильный вопрос задала.

— Нет, Анхен. С порядком сам виноват. Расслабился. Армия — это такая штука, где должны быть строгие порядки. Это понятно. Но если приказ командир отдал неправильный, или не полный, то виноват он. То есть — я. Нужно было указать, не то, что солдатиков должны офицеры сопровождать, как я сделал, а указать, что, скажем, на пять солдат один офицер. Ну, да прокормим, впредь наука будет. Хорошо другое. Мы проведём, как и в Москве среди Преображенцев, опять испытание. Все эти офицеры «понаехавшие» с одной стороны, а Воронцов, который у нас победил, и мы с тобой, радость моя, с другой. И потом я приказ издам разгромный по всем нашим войскам с указанием фамилий офицеров и генералов, кои Государыне и мне слуге твоему неразумному — совершенно штатским штафиркам, испытание по стрельбе проиграли. Вот им наука впредь будет, да и всем остальным.

— Ох, хорошо, как. А то без шутов и дураков совсем скучно стало, хоть тут повеселимся.

— Семён Андреевич, готовь всё, как и в прошлый раз для испытания по стрельбе. И чем быстрее, тем лучше. И мне не терпится. Застоялся. Давненько не брал в руки шашек.

Глава 25

Событие шестьдесят восьмое

Снайперский прицел — самый эффективный метод сближения человеческих душ.

Петр Квятковский

Ничем это испытание почти не отличалось от первого. Солдатиков и всяких каптенармусов с сержантами и капралами Брехт отправил в баню. Уж больно пыльными и грязными люди выглядели. Офицеров и троих генералов разместили в построенной казарме пятой роты лейб-гвардии Преображенского полка. Иван Яковлевич сам проект нарисовал и бегал, проверяя каждый забитый гвоздь. Оказалось, что он не самый умный. И до него были на Руси. Крестьянские артели торф уже добывали и сушили. У них и купили. И заказали в сто раз больше. По всей стране «зимние квартиры» — это, просто, живи, где найдёшь. Часто и в хлеву с коровами и прочими баранами у чуть более зажиточных крестьян. А так, у тех же крестьян в избе. А чего, зимой же коровы телятся и телёнка в избу забирают, а где телёнок, там и солдатик на полу поспит.

Пора было строить казармы и военные городки. С себя и начали. Преображенцев опять выгнали в поле, поживут пару дней в палатках, а офицеров запустили в казарму. Пусть оценят. Им такие у себя строить. Генералов Бирон тоже хотел туда сунуть, но передумал. В теремах для троих «шишек» нашлось место.

Драгуны, в отличие от преображенцев и семёновцев, вооружены другими ружьями. У них, конечно, оружие того же калибра и с тем же кремневым замком, но оно короче — специальный кавалерийский стандарт. Штык тоже есть. Ещё все драгуны и уланы носили шпаги и имеют по два пистолета. Грудь у них перекрещена прибамбасами: патронташи на правом плече, перевязи для ружей на левом. Каждый кроме перечисленного имеет пороховницу и топор. На лошадях немецкие седла с кобурами, башмаком для ружья, передним и задним вьюком, подушками, подпругами и железными стременами, войлочные потники с кожаной покрышкой, чепраки и попоны, ремни, сумки, мундштуки и недоуздки. Смотрится громоздко, но не обойтись же без всего этого. Мундиры, как и у всех сейчас в армии, красивые.

Белый цвет отделки недавно был заменен красным. Эта замена не для красоты устроена, как Брехту в Военной Коллегии объяснили, это чисто практическая замена. Белые воротники, обшлага и подкладка быстро загрязнялись, в связи с этим часто подвергались стирке и, следовательно, быстрее изнашивались. Красный цвет менее маркий. Кафтан не изменился, как и раньше, его шили из светло-синего сукна, камзол и штаны были лосиного цвета, галстук и чулки — белого. Интересно дизайнерская мысль работала, белую отделку заменили, а лососёвые, читай, почти белые, штаны оставили. Обязательным для всех драгун было ношение перчаток с крагами. Офицеры отличались от рядовых и унтер-офицеров светло-синими штанами. При Петре II, ввели в военную форму пудру и косы. Иван Яковлевич эту дурь отменил, но все приехали в париках и с косами, медленно без интернета новости распространяются. Ничего, до войны в Польше больше двух лет, есть время от всей этой хрени избавиться.

Стреляли по десяти мишеням. Первыми, как и раньше, стреляли Бирон с Анной Иоанновной, ну и плюсом к ним Воронцов теперь, как победитель среди Преображенцев и Семёновцев. Его из Москвы вчера привезли на карете, пьяного в дрова. Гуляли лейб-гвардейцы. Брехт думал, что и первым выстрелом сразу похмельный смажет, но капитан попал. Не пропьёшь, выходит, и правда, мастерства.

Первый выстрел делали с пятидесяти метров. Попали почти все. Даже все три генерала.

А вот на ста шагах — метрах половина уже отсеялась. И понятно. Короткоствольные кавалерийские ружья особо дальше и не стреляют. После третьего выстрела выбыл и Воронцов и ещё пару десятков драгун.

И Бирон и Государыня попали в чёрный квадрат на щите и с двухсот шагов. Брехт прошлый способ считать широкими шагами оценил. Ему, так, даже привычней. Этот широкий шаг гренадера, как раз на метр и тянул. Так что, шаг при этом испытании, метру приблизительно и равнялся. Из генералов уже никого не осталось, а пару десятков офицеров вышли на позицию вслед за лидерами. Иван Яковлевич за ними наблюдал. Мало кто, как и он, уже задирали ствол выше мишени. И напрасно. Двести метров для короткостволов — почти предельная дистанция и пуля уже заметно к земле притягивается. В результате осталось всего трое попавших.

Брехт стрелял одновременно с Анхен и видел, что она, как раз, ствол держит высоко. Бабах. И Иван Салтыков, поставленный у мишеней, замахал и у щита императрицы, и у щита Брехта, зелёным флажком. Это Иван Яковлевич, вспомнив проблему с объявлением результата в прошлый раз, новшество ввёл. Попал, взмах зелёным флажком, промазал — красным. А драгуны промахнулись, все кроме одного поручика. За два часа соревнования закончились, Брехт построил офицеров прибывших себя показать и на народ столичный посмотреть и красиво их обложил и по матери, и по паперти.

— Сегодня, чего уж, водку пьянствуйте. А так-то — позор. Вы боевые офицеры, вам Родину и Государыню защищать, а вы стреляете хуже женщины и даже хуже такого штатского пузана, как я. Как вы будете по неприятелю палить? Езжайте в полк и тренируйтесь. Фамилии и полки ваши подполковник лейб-гвардии Преображенского полка Семён Андреевич Салтыков запишет. Сами тренируйтесь и всем остальным офицерам в полку расскажите. Ровно через год будет по всем полкам устроен смотр на самого лучшего стрелка. Он получит золотое оружие, следующий чин и будет переведён в лейб-гвардию в Мо… в столицу. Последние трое останьтесь.

Когда самые меткие стрелки подошли, Брехт их порадовал.

— Завтра стреляют рядовые и унтер-офицеры. Ещё раз с ними выстрелите. И имейте в виду, что на предельных дистанциях пуля ниже идёт. Чуть завышайте, когда целитесь. Попадёте и останетесь в лейб-гвардии Измайловском полку. Даше с вашими нонешними чинами.

Событие шестьдесят девятое

То, что мы знаем, — ограничено, а то, чего мы не знаем, бесконечно.

П. Лаплас

Недостаточно только получить знания, надо найти им приложение.

И. Гёте

Солдаты не лучше офицеров стреляли. Не так немного. В мишень на двух сотнях метров, примерно, попало одиннадцать человек. А когда дистанцию сделали двести пятьдесят метров, то тоже, как и вчера, только один. Брехт на этом не закончил, рассказал про земное притяжение, про баллистическую траекторию и испытания повторили.

— Вот! Так-то гораздо лучше. — Когда двадцать попавших в мишени, установленных на удалении двести метров, подошли к нему, похвалил их Брехт. Завтра вам выдадут сначала длинноствольные мушкеты и снова постреляем, а потом из штуцеров ещё несколько выстрелов сделаем. Лучшие и из моего карамультука арабского пальнут. Завтра и решим, кто пойдёт в Измайловский полк, а кто в мою особую команду.

— Чем она особая? — Иван Салтыков, рядом крутящийся всегда, не утерпел.

— Десяток лучших отберу в неё, поучим мы с Анной Иоанновной этих товарищей стрелять, а потом я назначу их преподавателями мушкетного боя. Каждый будет отправлен в полк и будет учить солдат и офицеров метко стрелять. А чтобы офицеры с ними через губу не разговаривали, присвою им первый офицерский чин — станут прапорщиками.

— Ваше Высокопревосходительство, Государыня срочно велит вам быть в тереме! — не дал всяких ещё гор золотых наобещать снайперам примчавшийся преображенец. Ну, хоть без кос и париков. Прогресс. Хоть такой.

— Что случилось, капрал?

— Киргизцы посольство прислали. К Государыне просятся. Их Императорское Величество сказала без Вас, Ваше Высокопревосходительство и Андрея Ивановича Остермана не принимать послов.

— А где граф?

— В Москве. Туда гонец поскакал уже, а вас всё найти не могли, — пропыхтел преображенец, вытирая мокрое от пота лицо. Да, плохо мы ещё воспитываем нашу молодёжь. Пора марши броски организовывать.

— Тогда куда спешить. Много ли киргизцев прибыло? — Брехт репу почесал. А что, по годам, вроде, как совпадает. Это почти со стопроцентной вероятностью прибыли гонцы от Младшего Жуза. Будут проситься под руку России.

— Всё, господа драгуны. Извините, завтра продолжим уже тренировки. Видите — посольство приехало. Стоп. А кто-нибудь умеет из лука стрелять? — Головами замотали. — Ну, и ладно. Готовьтесь, завтра будем силу прогресса показывать. Киргизцы будут из лука по мишеням стрелять, а вы из ружей. Посмотрим, чей сифилис лучше. Тьфу. Посмотрим, чей глаз точнее.

Императрица была не одна. Остерман ещё не приехал и её накачивал историческими справками вице-канцлер барон Шафиров Пётр Павлович. Тут Остерман поделился планами позавчера отправить его послом в Персию, и Бирон не дал. Именно эти ведь два дипломата, чёрт бы их побрал отдадут персам сначала Мазендеран, да и всё южное побережье Каспия, а ещё через год и все остальные завоевания. Даже Дербент. Нет уж, мы пойдём другим путем, как сказал Сусанин. Ладно бы хоть малая польза от этого возврата Петром завоёванных земель была. Обманет сволочь персидская.

— Ваше Императорское Величество, смею доложить, что это не первое посольство от киргизцев. Уже присылали. И тоже от Младшего Жуза. В 1694 году от Рождества Христова… Да тогда ещё по старине считали. Тогда в 7202 году от Сотворения мира Тауке хан послал в Москву с письмом к Петру I с посольством, в оном письме просил хан Тауке принять казахов в российское подданство, но без выплаты ясака, исполнения повинностей и при сохранении власти хана.

— И на что же такие подданные нужны? Дань не платят. В армию не идут, власти нашей над ними нет. Какая польза от них? Так за них ещё и с джунгарами воевать надо! — Анна Иоанновна зло глянула на крещёного еврея, ставшего при Петре вице-канцлером и бароном. А сейчас заправляющего, пока с министерствами не все определено, Коммерц-коллегией. Президентом её является.

— Петр I по-другому оценил значение Казахского ханства. Нужно оно России. Говаривал: «Всем азиатским странам и землям оная орда ключ и врата, и той ради причины оная орда потребна под Российской протекцией быть». Не ограничился Государь словами, стал крепости строить, чтобы джунгарам противодействовать. В 1715 от Рождества Христова году, несмотря на постоянные нападения джунгар, началось строительство сибирскими казаками Иртышской укрепленной линии, заложены крепости Омская в 1716 году, следом Семипалатинская. Эта годом позже… Ещё через два года в 1720 году Усть-Каменогорская.

— К азиатским странам? Ещё один прожект по торговле с Бухарой и Индией? — Анна увидела входящего Брехта, — Что на это скажешь, Ваня?

— Давай, Государыня, дослушаем вице-канцлера. Что сейчас там? Какие у нас с ними отношения? Не с джунгарами с Младшим Жузом.

— Из-за нападения на наши крепости и на киргизцев, Пётр дал указание мне направить в ставку джунгарского правителя — хунтайджи посольство, которое потребовало прекратить набеги на казахские земли. Ответа мы не получили. А вот с киргизцами и переписывались и послами обменивались.

— А сейчас-то что? — Умеет, ведь, длинно мысль излагать. Царедворец.

— За последние два года отряды всех трёх жузов под верховным командованием хана Абулхаира одержали несколько крупных побед в своей многолетней войне с Джунгарией. Сейчас хан Абулхаир почитаем, как великий полководец во всех трёх Жузах.

— Тогда мы им зачем?

— А! Всё просто. Азиаты. В целях упрочнения своей власти и возвышения над ханами Старшего и Среднего жузов хан Младшего жуза Абулхайр послал прошение со своими сыновьями Нуралы и Ералы о распространении российского подданства на казахов Младшего жуза. Тогда, если мы пойдём на это, то он всегда может сказать правителям Старшего и Среднего Жуза, если они не будут ему подчиняться, что у него есть могущественный союзник на севере. Он попросит, и русский Государь пришлёт войско разобраться с непокорными.

— Сдохнет то войско в степях. — фыркнул стоящий рядом с Брехтом Семён Салтыков.

— Ну, может и не сдохнет. А правители киргизцев прочих лучше под его руку пойдут, чем и с нами враждовать и с джунгарами. Говорю же, хитрый ход. Азиат.

— И что теперь скажешь, Ваня, ты же военный министр? — Анна опять повернулась к Брехту.

Иван Яковлевич год не помнил. Лет через пятнадцать… Ну, около. Джунгарское ханство погибнет под ударами маньчжурской династии Цин. И это приведёт к почти полному уничтожению его населения. Большую часть маньчжуры вырежут, а остальных сделают рабами и угонят в Китай. Выживут только отделившиеся уже от джунгар торгуты или калмыки. Не нужно будет воевать с джунгарами. Не с кем будет воевать. А вот казахи останутся.

Событие семидесятое

Политика — это искусство управлять людьми, обманывая их.

Исаак Дизраэли

— Ваше Императорское Величество! — в залу влетел взмыленный Остерман. Парик товарищ пока не снял. Лысину прятал? Привык. Ничего, когда один останется — снимет.

Пот градинами стекал по лицу, словно Андрей Иванович все пятнадцать километров от Москвы не в карете ехал, а бегом бежал. Иван Яковлевич нонешнюю моду всеми фибрами души хотел поменять. Вот, того же Остермана взять. На нем шёлковая рубашка с кружевным воротником, затем плотный парчовый, шитый золотом камзол, а сверху из толстой шерстяной ткани кафтан и парик, чуть не до пояса кучерявится. Как тут в такую жару не взмокнуть. Лето решило с самых первых деньков взяться за дело. Градусов тридцать на улице. А в карете чёрной под солнечным пеклом? Потому и мокрый граф Остерман, что одет явно не по сезону. Одет по этикету. Менять, одним словом, надо моду.

— Андрей Иванович, заждались вас. Послы от хана Младшего жуза Абулхайра и его сыновей Нуралы и Ералы прибыли. Пытаю Ивана Яковлевича как раз, что он думает. Ну, раз ты у нас министр Иностранных дел, то тебя лучше пока выслушаем.

— Известное дело, Ваше Императорское Величество, — вдруг снял парик Остерман. Ну, не совсем лысина, так высокая залысина скорее. Говорят, так умные люди лысеют, не с макушки, а со лба. Остерман утёр париком пот и продолжил, — Брать нужно киргизцев, Государь Пётр к тому имел желание большое. Он говаривал…

— Нам Пётр Павлович уже рассказал, о желании дяди. Ты своё мнение скажи. — Не дала ему пуститься в воспоминания Анна Иоанновна. — Али нет у тебя своего мнения?

— Кхм. Куда мне против Петра великого⁈ Так же я думаю. Это путь в Бухару.

— Сдалась вам всем та Бухара. Говорит же Иван Яковлевич, что там сотни вёрст пустыни и безводных степей до той Бухары. Ничего особо тяжёлого не увезёшь. Крохи и копейки с той торговлишки. А забот со строительством крепостей и содержанием там войск велики. Мрут люди в Низовом корпусе. Тысячами. Лихоманка, не разбирая солдат ты или шляхтич всех косит. Дай-то бог, чтобы полынь подействовала, — Анна Иоанновна троекратно перекрестилась, — Какая выгода кроме Бухары той?

— Так мы под свою руку не возьмём — побьют их джунгары и будут границы наши зорить, — нашёл последний довод Остерман.

— Понятно. Теперь ты, Иван Яковлевич, говори. Как тебе это с военной точки зрения видится, нужна нам сейчас война с джунгарами?

Брехт вопросы Анхен оценил. Молодец тётечка. Не о престиже дутом думает, вон, мол, мы какие крутые — земельки хапнули размером со всю Европу, а о казне и людях.

— Обязательно нужно брать казахов, ну киргизцев этих, из Младшего Жуза и заодно отправить с этими послами наших людей, чтобы они переговорили и с ханами Старшего и Среднего Жуза о протекторате над ними Российской империи и Государыни Анны Иоанновны. А этим послам нужно небольшое наше условие поставить. Не напрямую. Нужно так сказать им… Ммм. Нужно предложить им на реке Яик между Верхним и Нижним Яицкими городками (Гурьев и Уральск) построить несколько крепостей наших. И чтобы там стояли гарнизоны драгун с артиллерией. Для того, чтобы, если на них джунгары нападут, то не везти войска на помощь из самой Москвы, а вот они войска поблизости. Городка три — четыре на первое время. Ясыка с хана и остальных казахов не надо. Пусть только эти три — четыре батальона содержит. Провизию закупает для них. Денег не надо. Сапоги там. Войлок для палаток. Лошадей для перевозки пушек. В общем нужно требовать не сильно много, чтобы не отпугнуть. И ещё разрешить нашим купцам в тех городках новых торговать с казахами, а своим купцам чтобы хан велел тоже в тех городках торговать и с солдатиками, и с купцами нашими. Кроме того, попросить вежливо, чтобы хан Абулхайр отправил в Москву пару сотен хороших молодых лучников, учить нас из лука стрелять, а самим перенимать искусство стрельбы из мушкетов и пушек. И главное теперь. Разрешил нашим казанским татарам строить у них в больших становищах мечети, а нашим священникам православные храмы со школамирядом. Ну и в крепостцах и новых и старых по Яику тоже строить нужно нам храмы православные и школы при них.

— Ого, да ты Ваня будто готовился к приезду послов?

— Всегда готов! — был же пионером.

Глава 26

Событие семьдесят первое

Человек не будет свободен до тех пор, пока последний король не будет повешен на кишках последнего священника.

Дени Дидро — французский прозаик

— Ну как, держиморда кровавая, есть результаты по генералу Бутурлину. Не запытали его ещё до смерти. И сколько соратников его похватали? — Брехт специально в Москву в Кремль скатался и в Тайницкую башню прошествовал, чтобы эти вопросы задать.

Задал другой.

— Добрый день, Андрей Иванович. Как здоровье? Как жара вам московская? — Нашёлся Ушаков на красивой скамеечке рядом со входом в Тайницкую башню появившейся. Не было никогда там её… Да, и вот опять. Начальник Тайной Канцелярии свою трубку носогрейку коротенькую курил. Дым над головой в безветренную совершенно погоду клубился, словно не один человек курит, а из пушки саданули по ворогу.

— И вам доброго здоровья, господин Бирон. Какая нелёгкая вас принесла. Али ходом расследования поинтересоваться? Так я завтра результаты хотел Государыне доложить. — Генерал сделал большущую затяжку напоследок и стал трубку о торец доски — седалища скамейки выбивать. Надёжная вещь. Дуб должно быть. Вон, в штришках мелких древесина. Точно дуб. И резьба знатная на спинке. Цветочки всякие и листика, да в несколько слоёв. Не перевелись ещё мастера на Руси.

— Расскажите, против не буду. Просто совет приехал дать один, но давать или не давать от расследования зависит. — Брехт разогнал руками дым и плюхнулся на скамью. Нет. Перевелись. Могли бы доске эргономическую форму седалища придать и чуть больший уклон спинки сделать. Не дошла ещё мысль умельцев до вогнутых сидушек. Не знают, что от площади соприкосновения зависит давление на… На пятую точку.

— Бутурлин признался во всём и девять заговорщиков из Семёновского и Преображенского полков назвал. В Преображенском двое, остальные семёновцы. Все девять схвачены. Двое на дыбе побывали уже и во всём признались. Главным тут в Москве у них капитан Юрий Долгоруков.

— Смешно.

— Не понял…

— Да, не дёргайтесь, Андрей Иванович. Мыслям своим смеюсь. Ехал сюда, смотрел, как Иван Великий вырастает из-за домов и думал, что Юрий Долгорукий в хорошем месте Москву основал. Красиво. Ещё бы не болота вокруг и совсем лепота.

— И правда смешно. Там Юрий Долгорукий, а тат Юрий Долгоруков. Далёкий, далёкий потомок. Наш в двадцать шестом колене от Рюрика.

— Считают?

— А как же. Человек есть специальный…

— Ладно бог с ними со счетоводами. Как здоровье Бутурлина?

— Интересуетесь, дотянет ли до казни, не сильно ли мы его изувечили? Так, нет. Ну повисел на дыбе немного, руки вывернуты, на спине следы от ожогов. И руки чуть покалечены. Гвозди под ногти забивали. Дойдёт до лобного места.

— Плохо. Совет знаете я какой хотел вам дать Андрей Иванович…

Как бы начать-то. Нужно чтобы понял, а не тупо исполнил.

— Как думаете, Андрей Иванович, что будут говорить про Анну Иоанновну, когда она одного на кол посадит, потом ещё кого колесует. Да, все заслужили. Но что шляхта и простой чёрный люд будет по углам шептать. Не, даже не думайте, что будут говорить, что правильно казнила бунтовщиков и воров. Будут поминать жестокость сотни лет. И триста лет на Руси пройдёт и будут нас с вами и Анну Иоанновну называть кровавыми палачами и убийцами, а нас с Анхен ещё и немцами специально лучших русских людей изводящими. — Брехт на Ушакова не смотрел, наблюдал, как трясогузка скачет смешно по натоптанной в траве тропинке.

— Так что же и этих в Тару? Да они стреляли в Государыню. В вас стреляли.

— Нет. Этого не в Тару. Этот должен умереть. Андрей Иванович, вы же знаете, что Пётр не казнил сына Алексея, хоть и собирался. И хорошо, что раньше Алексей помер, не получит Великий наш государь приставку сыноубийца. Намёк понятен.

— Кхм. А Анна Иоанновна?

— А пусть Бутурлин повесится. Дайте ему верёвку. И скажите, что не повесится, запытаете до смерти.

— Может и не повеситься. Самоубийцы в ад попадают.

— Да неужто он на Рай надеется⁈ Нет. Я его там не видел. Шутка. Он в Государыню стрелял, которой присягу приносил. Клятвопреступники тоже в рай не попадают. Ну, в крайнем случае, если упрямиться будет, то помогите немного повеситься. А Её Императорское Величество должно узнать, что повесился супостат. И теперь не надо на кол его сажать. Не надо народ будоражить. Собаке — собачья смерть. И закопать за оградой кладбища без креста.

— Хм.

— Подумайте хорошенько. Я сюда и по другому делу приехал. Собираются ведь царь-колокол здесь вот лить. На двенадцать с половиной тысяч пудов Государыня размахнулась. Небывалое событие. Нашлись наши русские мастера, что взялись за такое небывалое дело. Вот я и приехал посмотреть, а где здесь можно отлить такого гиганта. Нужно же рядом с колокольней. Не просто будет его из земли достать.

— Пойду я Иван Яковлевич, не буду вам мешать. Заодно загляну в камеру к Бутурлину, а то ещё сотворит чего над собой. Как потом Её Императорскому Величеству докладывать, что не уследил? Повесился главный супостат.

Событие семьдесят второе

Ничто так численно не умножает батальоны, как успех.

Наполеон I Бонапарт — император Франции

По дороге назад в Измайлово Иван Яковлевич думал об лейб-гвардии Измайловском полке. Точнее, не о нём самом, а о том, как полк современный превратить в действительно серьёзную боевую силу. Создать что-то наподобие того войска с коим он под Аустерлицем перещёлкам по одному все корпуса Наполеона.

Что нужно? Не так. Что есть? Есть уже штуцера. Они короткоствольные, дорогие и их мало. Но сама идея уже есть и есть производство в Туле, которое по десятку, да даже по пять пусть, в месяц эти винтовки делает. Чтобы полк ими оснастить нужно десяток лет. Нда!

В Измайловском полку, как и в Преображенском, планировалось 4 батальонов. Сначала Иван Яковлевич решил ограничиться тремя, как в лейб-гвардии Семёновском, уж больно огромным выглядел Преображенский полк, в котором было четыре батальона и две отдельные роты: гренадерская и бомбардирская. А так как в каждом батальоне по четыре роты, то в полку целых 16 фузелёрных рот (Фузилёры (фузелёры, фузельеры) (фр. fusiliers — стрелок из ружья) — пехотные солдаты французской армии в XVII веке, вооружённые кремнёвыми ружьями (fusils), по-русски называемыми фузеями, в отличие от мушкетёров, вооружённых мушкетами). (Ах, да. Мушкет имеет больший калибр и длину ствола. Поэтому — тяжелее. Из мушкета стреляют с упора. Это показано в советском фильме про 3 мушкетёров).

Общая численность Преображенского полка сейчас составляет без полутора десятков три с половиной тысячи человек. Бригада целая, а не полк.

Вот! Именно об этом и думал всю обратную дорогу Брехт. Чтобы из огромного неповоротливого полка создать подвижную и очень кусачую боевую единицу, нужно не уменьшить количество рот и батальонов в полку, а увеличить полк до настоящей бригады. Плюсом нужно три батареи лёгких пушек и три батареи гаубиц с приличным калибром, чтобы стрелять по крепостям. А для скорости нужен полк кавалерийский. Нет. Нужно два небольших полка. Один тяжёлый. Нужны кирасиры. Их сейчас нет в русской армии вообще. В России нет лошадей способных выдержать такой вес. Именно Бирон в Реальной истории займётся выведением мощных лошадей. Где-то читал Брехт, что на Тайную канцелярию и на Московский, и на Санкт-Петербургские филиалы отпускалось из казны пять тысяч рублей в год, а на конюшни, коими Бирон заправлял, сто тысяч. И это ему в вину в учебниках истории записали. Дебилы. Если бы не Бирон, который вывел лошадей способных носить кирасиров, и самое главное, сумевший создать несколько конезаводов, которые их потом размножили, то у русской армии не было бы ни тяжёлой кавалерии, ни тяжёлой артиллерии. Сто тысяч — это не много, а очень мало. Нужно быть гением и подвижником, чтобы на эти гроши создать работающие конезаводы, способные не десяток лошадей выдавать на-гора, а обеспечить стотысячные русские армии. По идее, Бирону в каждом городе России должен стоять памятник.

Ладно. Кроме тяжёлой кавалерии в бригаде просто необходимо два лёгких кавалерийских полка. Нужны гусары или казаки, кто-то же должен преследовать убегающего врага и ходить в разведку. А ещё обязательно нужен полк башкир с луками и арканами.

— Ваше высокопревосходительство! — расталкивая сопровождающих Бирона преображенцев к нему пробился запылённый всадник в зелёном мундире, но не преображенец точно. — Ваше высокопревосходительство! Война!

Конец первой книги.

Екатеринбург 2023 г.

Примечания

1

В Реальной истории вторым Президентом Российской академии наук стал именно курляндец барон Герман Карл фон Кейзерлинг, который писал по-русски с трудом. Зато сумел вытащить Академию из ямы долговой, куда её загнали Шумахер с Блюментростом.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

*** Примечания ***