Пути-дороги гастрольные [Любовь Фёдоровна Ларкина] (fb2) читать онлайн

Любовь Ларкина Пути-дороги гастрольные

Новеллы: и всерьез, и в шутку

Её имя — Любовь!

Добрые день или вечер, дорогие друзья моего поэтического дневника «ЖИВА ДУШОЙ»! Вы знаете, а я очень счастливый человек: представляете, мне везёт на хороших людей, правда, правда! Опять хочу представить вам, дорогие мои, человека необычайной судьбы, знаковой!

Какое интересное знакомство… Предлагает дружбу человек 77 лет! Ашхабад, Туркмения! Зашла в профиль — Ларкина Любовь… А вот и фотографии… Удивила необычайная пронзительность взгляда, красота, стать облика, свойственная сильным и духовно богатым женщинам. Интересы? Музыка — включаю первое попавшееся — «Зимняя фантазия». О, Боже, какой чистый и молодой голос! Сколько в нём экспрессии, слушала и слушала, влюбляясь и наполняясь нежностью слёзной. На душе становилось тепло, проникал в самое сердце голос, как будто мама мне пела…

Пожалуй, напишу этой женщине с чудным именем — Любовь! Расспрошу, чем живёт, как там ей в Ашхабаде?

«Не было у меня розовой колыбельки, престижной школы, Гарвардского университета, МГУ! Не было «Чистых прудов», Эрмитажа, Лувра! Не было «Ясной Поляны», Болдино! Не было кандидатских и академических званий! И многого, многого другого!.. А был стог прошлогодней соломы, землянка в балке, детский дом, злобная училка, выжившая меня из школы только потому, что я могла решать задачки в уме, а записать мне их не на чем было, ШРМ и однокомнатная квартира в гадюшнике.

Но итогом моей непутёвой жизни стали около трёх тысяч стихотворений и поэм да неудачная фантастика, десятки рассказов, несколько сказок. И были бы они более совершенными, если бы моя жизнь сложилась иначе… Но что есть, то есть! Что было, то было — не изменишь, а будущее ещё впереди! Поживём — увидим! Как Бог положит на душу — Ему решать, что делать со мной и моей значимостью.

Мне ещё повезло, что я не попала в гитлеровский концлагерь, как сотни тысяч детей, замученных за колючей проволокой. Я была довольно смуглым ребёнком и с волнистыми волосами, и меня часто допрашивал патруль: не еврейка ли я? Я называлась цыганкой и меня, как ни странно, отпускали. Потом меня стали стричь под нулёвку. И я сама, уже понимая угрозу моей жизни, старалась не попадаться на глаза фрицев.

Была у меня первая подруженька Таня Бурякова. Отступая, немцы, угоняли население в Германию. Её семья не успела спрятаться. Больше мы их не видели… Я благодарна Господу, что он уберёг меня и от политической зависимости, и от каких либо СОЮЗОВ, в которых тоже человек был порабощён и зависим от взглядов и прихотей руководящих чинов.

Я — вольный ваятель и художник по жизни! Кроме поры моего младенчества, которое выпало на страшные военные дни нашей истории. Когда я поняла, что до меня никому нет дела, я ушла в себя и жила своей удивительной жизнью мечты, песни и поэзии. Были в моей жизни и смех, и слёзы, утраты и приобретения. Известно, что каждому дано по его силам!

Я не уверена, что, имея книгу собственных стихов на мировом уровне, я имела бы столько читателей, сколько имею их сейчас в Интернете, благодаря твоей, Людочка, подсказке. Спасибочки тебе, Людмилочка! Дай Бог тебе здоровья, счастья и успехов в твоих делах!»

Да… Судьба… Катком по жизни прошлась, а человек светел и такую радость отдаёт людям, не озлобился, не ушёл в себя, болеет душой за свою Родину:

На Руси

Не всегда было: ах!

Иногда было: ох!

И слеза на глазах,

И отчаянья вздох.

Гой, еси — на Руси,

Так, чтоб враг твой оглох!

Чтоб хватило бы сил,

Чтобы БОГ нам помог!

Ангел мой, будь со мной!

На дорогах земных

И в безумия зной,

И в отчаянья миг!

03/05 — 2000 г.

Разговор неспешно продолжался, насколько это было возможным с медленным интернетом у Любви в Ашхабаде, с большими перерывами, естественно: «Были в Детском доме, да как же так получилось?»

«Людочка, тогда попасть в Детский дом было несложно: разруха, голод. У мамы была очень сложная и несладкая жизнь… А кормить-то нечем… Вот так я оказалась в Детском доме. Подобрала меня милиция на базаре, где я побиралась…

Родилась 22 мая 1936 года в городе Балта, Тираспольской области Молдавии.

Отец — Федор Алексеевич Ларкин — родом с города Брянска, рабочий, сварщик. Мать — Ирина Тихоновна — по девичеству Иванова, родом из села Красный Яр Кировоградской области Украины.

Отец ушёл на финскую войну, а потом был направлен в Ленинградское военное училище, откуда ушёл младшим сержантом на фронт. Пропал без вести на Западном фронте в 1943 году.

Всё, что я видела, ощущала и слышала в те годы, оставило в моей памяти незабываемый след. Поэтому я к ним без конца возвращаюсь в своих стихах. Но не только память тому причина, а еще и 40-летняя работа рабочим корреспондентом, когда я встречалась с героями войны и простыми её тружениками. Их рассказы дополнялись моими переживаниями и моею живою памятью.

Поступила в музыкальное училище в двадцать шесть лет, а окончила его уже в тридцать один год, когда мой старший сын перешёл в шестой класс, а младший — в пятый. Так мы все учились: и мама, и дети.

Первые мои поэтические строчки, написанные ещё в Детском доме, были дополнением к песне: «Ой, при лужке, при луне…»:

«А на утро всё село,

Всё село узнало,

Что казачка казака

Крепко обнимала».

Когда спустя десятилетия я услышала эту песню в автобусе с моими словами, я просто расплакалась. Ехали на картошку. Пылища просёлочной дороги, лица все укутанные, и слёз моих никто не заметил. А что бы я тогда сказала моим коллегам?..

Первая публикация стихотворения — в «Асбестовском рабочем» в 1970 году: «Лирическое» — «Ленту голубого ситцу…» Редактором газеты тогда был А. М. Коршунов, а литературным отделом командовал А. И. Чечулин. Ныне, увы, уже покойные оба, царство небесное им, и земля пухом… Вот и вся моя краткая история.»

Господи, сколько же легло на плечи этой женщины… Да… Стойкое поколение!

Раненым

Мы с девчонкою соседской

(Вспомнить имя не могу)

Шли по улице Советской

И застыли на углу:

В школу раненых вносили —

Всё бинты, бинты в крови

И просили всех прохожих

Подсобить. Мы подошли:

— Дайте нам любое дело:

Дверь открыть, поднять костыль. —

Постепенно осмелели

В жаре коек и простынь —

Покормить солдата с ложки…

Приходилось нелегко,

Коль ни маковки, ни крошки,

Ни росинки… Но зато

Письма нас писать просили,

Чтоб писали веселей!

Чтобы родственникам силы

Поддержать на склоне дней,

От хороших, от вестей

Были б чуточку бодрей

И с Победой ожидали

В дом героев — сыновей.

30/11 — 1980 г.

Поражает трепетность и нежность женская, а какие образы, картины рождает прочтение её стихов!

Сердцем

Помню я день ослепительно яркий!

Лес, опьянённый июньским теплом,

Сеял пыльцу на цветные поляны,

Где мы гуляли с тобою вдвоём.

Песней дрозды нас с утра развлекали,

Дятел упорно стучал за спиной,

Солнце с ромашкою нас обвенчали,

Небо бездонное над головой.

Листья осины чуть-чуть трепетали,

Переливаясь, сверкая в лучах.

Шли нам навстречу полдневные дали

С нежной пыльцою на гибких плечах.

Помню я день в моей сказке былинной,

Помню глаза и улыбку твою.

Ветра порывы иль шёпот любимой

В сердце влюблённом ревниво храню.

27/11 — 2013 г.

Особенно меня восхищают пейзажные стихи-фэнтези:

Фантазия

Разворачивает к ночи

Войско белое пурга,

Грозно ставнями грохочет

И купается в снегах.

Кувыркаются снежинки.

У высоких у ворот

Тени водят хоровод

По заснеженной тропинке.

Ближе, ближе, всё смелее

Чьи-то призраки снуют.

Во дворе под старой елью

Вина дьявольские пьют.

Чую, что-то тут случится!

Ведь не зря весь этот сброд…

Кто-то в ставенки стучится,

Барабанит! Ну, народ!

Я — к окошку, нет окошка!

Только снег вокруг меня.

Где-то звякнула гармошка.

Ни домов и ни огня…

А пурга совсем сбесилась!

Так и метит мне в глаза.

Я к берёзке прислонилась

И от страха чуть жива.

Подкатили лихо сани.

Не успела я моргнуть,

Как уже неслась с ветрами

И ни охнуть, ни вздохнуть.

Кто-то с чёрными усами

Что-то в ухо мне шептал,

Кто-то этот был с рогами

И разбойником свистал,

Обещал златые горы

реки полные вина,

Но напрасны уговоры:

Ночь не вечна, хоть темна.

И не знаю, как смогла я

Страха дрожь остановить —

Знать душа моя святая

И нельзя её сломить!

Присмотрелась: тройка бесов

Да и кучер — чистый чёрт!

Стало даже интересно.

Что ж, лошадки — первый сорт!

И не знаю, как смогла я

Страха дрожь остановить —

Знать душа моя святая

И нельзя её сломить!

Долго мчали мы лесами…

Погоди, рогатый вор!

Хоть и быстро мчатся сани,

Но коротким будет спор.

А пурга всё: сею, вею…

Вдруг вдали пропел петух!

Бег споткнулся. Я смелею,

Перехватываю дух,

Крест кладу… Держись, родная!

Кнут из рук нечистых — хвать!

Помоги мне, Пресвятая,

И давай бесов хлестать

И направо, и на лево

Всею силой вдоль хребта.

На боках бесовских пена,

За верстой бежит верста…

Не сломить нас, как былинку

Крепость хитростью не взять!

Рано правили поминки,

Растакую вашу….

Утомлённо скачет тройка,

Заметает след пурга.

Душу русскую не троньте! —

Обломаете рога!..

Вот вдали рассвет пробился,

Словно через толщу лет…

Огляделась — свет струился…

Я в избе? — Сомнений нет!..

А в душе всё посвист тонкий,

И в ушах метельный смех…

Ставни настежь шумно, звонко!

Заходи в мой дом, рассвет

Ни пурги, ни дикой тройки,

Ни бесовских глаз в пути,

Словно бред после попойки,

Но ведь я не пью! Ни-ни!

Но в ушах всё посвист тонкий

И в душе метельный смех.

Растворила ставни звонко:

Заходи в мой дом рассвет!

Заходи, мой гость желанный!

Снег стряхни, присядь к огню.

Я сейчас согрею чайник,

Свежим чаем угощу.

Притомился, чай, с дороги:

Всё идёшь, идёшь, идёшь

От порога до порога

Так и жизнь всю проживёшь?! —

«Я о том не сожалею,

Но хотел бы точно знать

Там, где тьму я одолею.

Будет солнце ли сиять?!»

09/07 — 1983 г.

Это только малюсенькая часть её стихов, песен и других творений как в стихах, так и в прозе, и я просто советую вам, дорогие мои друзья, окунуться в волшебство образов, созданных ею. Дай Бог здоровья и счастья, творческого горения дорогому моему, любимому всем сердцем Человеку, стойкой и талантливой Женщине — ЛЮБОВИ ЛАРКИНОЙ!

Людмила АЛЁШИНА-ДУЮН

Однажды утром

Стояло, на удивление, безветренное утро, что на Каспии бывает редко и очень редко! Море окутал плотный, словно молоко, туман. Было сыро и зябко не по-летнему. Но вот из-за Красноводска*, пробив молочную пелену, блеснуло ласковое солнце, чуть подёрнутое лёгкой дымкой, и с первыми его лучами туман медленно стал удаляться в море и постепенно ушёл за горизонт. Перед глазами открылась совершенно гладкая, словно сверкающее зеркало, поверхность небольшой авазовской лагуны.

Прохладный песок, словно вода, сочился под ногами, плотно обнимая ступни, потому идти было немного вязко, но довольно приятно, не то, что днём, когда на раскалённый песок боcою ногой не ступишь. Вот в зелени пышной, верблюжьей колючки, поднявшись на задние лапки, принюхиваясь к воздуху, пропищал суслик, ему ответил другой. Потом проворно юркнул в свою норку. По кромке берега проворно сновали чайки и ещё какие-то длинноногие птицы и выхватывали во влажном прибрежном песке всякую живность: мелких рачков и икринки рыб, которые были занесены вечерним прибоем. А высоко в небе над прибрежными барханами уже трепетал жаворонок и звенел, словно серебряный колокольчик. По гладкой, беспредельной поверхности Каспия беспрепятственно скользили нежные солнечные лучи. Всё было таким праздничным и чуть-чуть сонным.

Я остановилась на краю влажного песка и долго смотрела в море, пытаясь увидеть хоть маленький намёк на тот туман, который ещё совсем недавно обнимал этот золотистый берег. Вскоре мой рассеянный взгляд уловил почти на самом горизонте какое-то движение. Чёрные точки двигались по направлению к берегу: то исчезали, то вновь появлялись, но уже ближе и ближе. Эти таинственные точки очень заинтересовали меня. Вначале я подумала, что это проводят учения аквалангисты. Проголодавшись, я вернулась в дом городка Аваза**, который мы снимали почти у самого берега.

После завтрака я вновь отправилась на берег, чтобы вымыть посуду, как это я всегда делаю. Но едва переступила порог, как мой взгляд уловил те самые точки почти у самого берега, и я замерла от неожиданности: совсем недалеко, слева от камней, где мы ловили креветок, плавали два огромных тюленя. Круг за кругом они приближались к крутолобым камням, которые являлись удачным местом для мальчишек-рыболовов.

Вдруг на мокрые, скользкие камни что-то стало карабкаться, и тут я догадалась, что это был малыш тюленей. Он так долго и усердно карабкался, срываясь и падая в воду, что у меня даже в глазах зарябило, то ли от напряжения, то ли от усиливающихся солнечных бликов. Но вот малыш благополучно забрался на камни и, перевернувшись светлым брюшком к солнышку, замер, слившись с валуном, и лежал так долго-долго. А его родители продолжали осторожно делать круги вокруг камней, охраняя своё детище.

Кроме меня, на берегу никого ещё не было. Да и я стояла довольно далеко от камней и старалась не делать резких движений. Сколько прошло времени, не знаю, но вот серый комочек зашевелился и, изогнувшись, приподняв головку, на мгновение замер и затем легко соскользнул с валуна прямо в залитую солнцем морскую гладь, отражающую берега, и исчез навсегда с моих глаз. Две черные точки взяли направление в открытое море и вскоре растворились в сверкающих солнечных лучах на морской глади.

Я ещё долго смотрела на бирюзовую поверхность моря. Чайки планировали над поверхностью и время от времени, складывая крылья, падали камнем и тут же взмывали вверх уже с добычей — мелкой рыбёшкой, которая серебром сверкала на солнце. Вода была настолько прозрачной, что был виден каждый камушек, каждая ракушка и стайки резвящихся мальков. Кое-где был виден зелёный шлейф морской водоросли, затаившись у самого песчаного дна. Иногда над поверхностью воды был громкий шлепок — это играла рыбка уже покрупнее.

К обеду море уже волновалось, а к вечеру уже бушевал прибой, размывая прибрежные дюны. Со стороны Красноводска дул горячий пустынный ветер. Белоснежные волны, шелестя, накатывались на раскалённый песок и, шипя, в бессилии отступали обратно в море, согреваясь горячим дыханием ветра, оставляя на песке и гальке бесконечное множество рачков и мальков, которые тут же проворно старались зарыться в мокрый песок.

______________

*Город на западе Туркменистана, входящий в состав Балканского велаята. Расположен на восточном побережье Каспийского моря в 580 км западнее Ашхабада.

**Курорт на востоке Каспийского моря, национальная туристическая зона Туркмении, расположенная в двенадцати км от центра города Туркменбаши.

Первоклассница

Сколько себя помнит Надя, она усиленно готовилась к поступлению в первый класс школы. Она требовала обнову и обязательно белый фартук и портфель для тетрадок и книг. Вначале Надя собирала «израненные» сказки в тоненьких обложках, лечила их, потом рисунки, карандаши и пластилин, затем добавлялись более серьёзные книжки и любимые куклы, которым она наказывала вести себя хорошо и быть послушными.

Наденька с тайной завистью смотрела на первоклассников, чинно проходящих по двору с ранцами за плечами, на их чистую форму, на гордый вид, и её глаза наполнялись слезами умиления… А сколько было слёз в конце августа, особенно в пять и в шесть лет.

Нашёлся для неё старенький отцовский портфель, тетрадки в клеточку и линеечку, которые были разрисованы печатными буквами разных цветов, мордашками знакомых подружек, мамы с папой и ещё других персонажей — то ли героев сказок, то ли из её младенческих снов. Она учила своих немногочисленных кукол читать, писать, рисовать и чётко отвечать на уроках. А от сентября до сентября она старалась расти, чтобы быть сильной и здоровой. Мама пользовалась этим и могла уговорить девочку съесть всё, что угодно, лишь бы скорее пойти в школу.

И вот, наконец, наступил её семилетний День рождения! Новенькая школьная форма висит в платинном шкафу. Рюшечки и манжеты сверкают своей белизной, и белые банты тоже ждут своей долгожданной участи… Сколько же было восторга в первый учебный день! Всё казалось таким прекрасным: и огромный, светлый класс, и миловидная учительница, и одноклассники были такими милыми и весёлыми девочками и мальчиками. Потом пошли обыкновенные школьные будни. Каждый день Надя что-то узнавала новое, что удивляло её и восхищало. Она добросовестно, прилежно выполняла все домашние задания учительницы, на уроках сидела смирно и не вертелась, как некоторые. И однажды…

Надя с Оксаной сидели в левом ряду у самых окон, всегда открытых, в третьем ряду. Свежий осенний воздух вливался в класс и приятно холодил детские головки. Стоял солнечный день, Надя старательно выводила палочки в тетрадке в косую линию. Вдруг толчок слева, и палочка искривилась, Надя подняла руку:

— Что тебе, Лебедева?

— Ирина Тихоновна, Оксана толкается!

Учительница ничего не сказала, продолжая что-то читать в журнале. Надя начала новую строчку, и только вывела одну ровную палочку, как Оксана опять её толкнула уже сильнее, так, что перо старательной девочки вообще соскочило с линейки.

— Ирина Тихоновна, Оксана опять толкается!

Но и на этот раз учительница не обратила внимания на жалобу девочки, у которой от обиды и беспомощности уже слёзы текли ручьём… Надя вытерла слёзы и продолжила писать, но недолго она наслаждалась чистописанием, потому что вновь непоседливая соседка её толкнула. И тогда в Наде закипела кровь, и она с силой оттолкнула соседку к окну. Тут раздался такой рёв, что мёртвого можно было бы разбудить. Оказывается, ненавистная Оксана ударилась головой о раму открытого окна. Ирина Тихоновна решительно выхватила Надю из-за парты и поставила её лицом к классу у доски. Тут поднялся такой хохот! Одноклассники строили противные рожицы и показывали несчастной языки. Девочка, не выдержав такого циничного глумления и издевательства над собой, выбежала из класса в коридор и спряталась под лестницей. Её всю колотило, и она уже не знала, что с ней происходит, и тут прозвенел звонок с урока. Детвора высыпала в коридор. Надя дождалась Оксану и врезала ей под дых своим маленьким и твёрдым кулачком. И опять раздался крик на всю школу. Надя бросилась вон из школы, но Ирина Тихоновна побежала ей вдогонку. Надя в ужасе бежала куда глаза глядят, но ноги от страха не слушались, и вот она споткнулась, упала на землю, растянувшись во весь свой маленький рост. Учительница подбежала и несколько раз пнула девочку ногой, которая даже кричать не могла от боли.

К счастью, в этот момент вновь зазвенел звонок на урок: то была маленькая перемена. Надя осталась лежать на земле, и неизвестно, сколько она пребывала в таком подавленном состоянии, рыдая…

Больше Надя в том году не появлялась в школе. Приходили из исполкома, уговаривали.

— Я к этой учительнице не пойду! — заявила девочка. Но в маленьком посёлке больше школ не было… Так окончилась счастливая сказка маленькой Нади.

К большому несчастью, родителям девочки тоже было всё равно, будет их дочь учиться или нет, они даже не пытались уговаривать дочь или как-то подключить Ирину Тихоновну, чтобы вернуть пострадавшую ученицу в класс.

Соседи

Человек от рождения не бывает один на один: кто-то всегда есть рядом. И не только родственники. Соседи по дому, соседи по купе вагона, в самолёте, соседи в больничной палате, соседи по даче и т. д. Соседи, с которыми так ли иначе нам приходится общаться.

Есть соседи на час, на день, на месяц, на год, а есть соседи, с которыми мы живём бок о бок десятилетиями; а бывает, соседствуем из поколения в поколение. Мы знаем о них всё или почти всё. Общаемся по праздникам, делимся радостью и поддерживаем в трудную минуту. Соседей мы узнаём, как близких людей, по походке, по шагам на лестнице, и со спины, и по голосу. К соседям мы идём за спичками, когда они неожиданно заканчиваются, за солью, за деньгами, если предстоят непредвиденные расходы; соседям мы оставляем ключи от дома, когда днём должен прийти слесарь, просим присмотреть за детьми, если возникает такая необходимость. В недалеком прошлом к соседям мы могли прийти в любое время, если надо было срочно позвонить. В трудную минуту мы ищем у соседей сочувствие и поддержки. И это становится нашей жизнью, нашим понятием о жизни и отношениях.

И слава Господу, что есть рядом люди, которым можно доверить своё горе, радость, сомнения, и тебя не осудят, посоветуют или просто будут рядом. Когда кто-то переезжает в другие город, страну, мы плачем, и нам больно расставаться. Потом долгие годы переписываемся, как с родными и близкими людьми. Иногда соседи становятся ближе родственников, потому что они понимают вас и любят бескорыстно и искренно. Добрый поступок соседа помнится годами. Время над проявлением доброты и сочувствия не властно! В памяти с годами стираются лица случайных попутчиков, но память об их доброте остаётся навсегда! Вспоминайте чаще о таких моментах в вашей жизни, и вы станете мягче и добрее. Вы почувствуете, как в вашей душе поселяется тепло, необычная радость и благодарность судьбе за то, что она подарила вам тот удивительный мир общения с добрым и заботливым человеком, понимающим вас, который, вроде, ничего особенного и не сделал, просто выслушал вас, предложил помощь, дал искренний и мудрый совет, подал в нужный момент воды, лекарства или просто посочувствовал. Да мало ли бывает жизненных ситуаций, когда мы нуждаемся в душевной поддержке, в соучастии.

Раннее утро. В домах ещё ни огонька. Даже собаки молчат. В это время люблю наблюдать, как просыпается город. Вот напротив, в окне загорелся свет — это Андрей скоро выйдет из подъезда, заведёт автобус, тихо отъедет и помчится по улицам спящего города развозить рабочий люд. Он никогда не хлопает дверцей автобуса, не сигналит, если что-то забыл дома, а терпеливо подымается на четвёртый этаж. Я мысленно желаю ему доброго утра, счастливого пути, удачного дня, спокойных пассажиров.

Вот бабушка Груша ведёт своего добермана на утреннюю прогулку. Она сладко зевает, а потом что-то говорит своему четвероногому другу.

В коридоре слышны быстрые шаги Семёныча. Он спешит на работу в магазин. Надо всё приготовить до прихода ранних покупателей.

В соседней квартире заплакал малыш — Митенька, очень славный полуторагодовалый, кудрявый мальчик. Вскоре его успокоит мама, и он опять уснёт, а Надя, я знаю, примется за домашнюю работу: нужно приготовить завтрак на всю семью, прибраться и привести себя в порядок. Эта красивая молодая женщина — мама четырёх малолетних деток, живёт с родителями мужа, его братьями, сёстрами, которые все работают, а на хозяйстве с детьми остаётся она одна. Я ещё никогда её не видела хмурой и озабоченной. Она всегда приветливая, нарядная. Всё спорится в её руках! Мне очень нравится эта большая и дружная семья. Три поколения живут вместе, дружно, слаженно, и все нужны друг другу. Мальчики воспитанные, приветливые, и с ними нет проблем. В этой семье уважают ближних и соседей.

Уже заря окрасила горизонт, и в окнах один за другим зажигался свет. Слышно, как, стуча каблучками по асфальту, заспешили первые прохожие. По длинному коридору прошмыгнула, словно мышка, Дарья, спеша за молоком к молочнику, который вот-вот просигналит о своём прибытии. А вот по лестнице слышны сонные шаги нашей первоклассницы Насти. Я знаю, что она обязательно остановится напротив родных окон, где взглядом будет провожать её бабушка. Она помашет ей своей маленькой ручонкой. Настенька, проснувшись окончательно, убежит, а бабушка долго будет смотреть ей вслед, и, как все бабушки и мамы, прочтёт ей вслед свою собственную молитву, которая поможет, сохранит и убережёт.

Первые лучи солнце скользнули по сонным крышам, верхушкам деревьев и ворвались в верхние этажи многоэтажного дома напротив. Они, весело сверкнув, отразились и послали свой утренний привет в окна нашего дома. День начался!

Здравствуй, новый день! Мы ждём от тебя добра, радости и удачи!

г. Ашхабад,

2005–2011 гг.

Нашествие… сосен

В народе есть такое выражение: «Заставь дурака Богу молиться, он и лоб разобьёт!»

Вспомним А. П. Чехова, его «Вишнёвый сад». В пьесе вырубался вишнёвый сад, чтобы построить коттеджи, а у нас, чтобы насадить сосен везде и всюду. Уничтожаются палисадники вместе с плодоносящими фруктовыми деревьями, виноградниками.

Известно, что среди высотных домов сосна растёт вверх, тянется за крышами, и от неё совсем нет тени в самое пекло дня, когда асфальт плавится в 60-градусную жару. Конечно, там, где измеряется температура — тень и прохладный ветерок подвала — температура в два раза меньше, а народ живёт городской жизнью на солнцепёке. Но кого это волнует?

Сосна в городе даёт тень только под свой ствол, диаметром не более в полтора метра.

Под неё может спрятаться только бродячая кошка. А рядом не только раскалённые под солнцем улицы, переулки, проспекты, но и сотни пришкольных мини-стадионов, дворовых открытых площадок для детских игр, которые раскаляются за день так, что и ночью голой ступнёй в разгар лета не ступишь.

В летний вечер хорошо было выйти во двор и отдохнуть с пиалой чая под вишней или яблонькой, под инжиром или в виноградной беседке, покопаться зимой и летом на свежем воздухе, обихаживая уголок природы под окном. А теперь этого счастья нас лишили, особенно обижает это стариков. Куда им деться, где проводить летние вечера? Только у телевизора, на экранах которого — преимущественно бандитские разборки, кровь, насилие, грабёж и бесконечные кровавые детективы.

Мы давно уже не видели ни балетов, ни опер, ни танцев на льду и т. д., но зато навязчивая реклама так и сочится через каждый кадр рекой безумной наживы, уже не говоря о том, что нас лишили просмотра Олимпийских Игр.

Смена тюнеров тоже сильно ударила по карманам пенсионеров, по эстетическому наслаждению просмотра любимых фильмов.

12/02 — 2014 г.

Прощание

И опять я обращаюсь к А. П. Чехову, к его «Вишнёвому саду». В финале слышен стук топора…

А сегодня ковш экскаватора выкорчевывает огромные деревья с корнем, и хруст веток и ствола яблони до сих пор стоит у меня в ушах. Ствол её в основании до полуметра долго не сдавался, хотя ветви, словно позвонки, хрустели под напором ковша и кричали на весь двор, а я ничего не могла сделать и помочь дереву, с которым я прожила бок о бок более тридцати лет, ухаживая за ним, подкармливая навозом и компостом, поливала. Бывало, встану утром, а голова, как чугунная, ломит от высокого давления. Выхожу в сад, поздороваюсь с яблонькой, с урюком, инжиром, вишенкой, очищу кору виноградной лозы. Очнусь, а голова уже не болит, и я полна сил и бодрости.

Дольше всего не сдавался молодой, стройный орех, который уже дотягивался высотой до четвёртого этажа. Он гнулся и упирался, словно былинка, под напором урагана. А потом и он рухнул под напором тяжёлой техники.

Когда начиналось это варварство, я выходила к мастеру, и он обещал убрать только восточную часть изгороди, что заметно выделялась на фоне общей картины с дуванами и изгородями соседей. Но меня жестоко обманули: вот уже выдран урюк высотою чуть ниже ореха. Я включила телевизор на всю мощь, чтобы не слышать этот душу раздирающий крик моего гибнущего сада.

Я всё надеялась, что хоть яблоньку оставят, но этого не случилось. Я помню, как поздней осенью я чистила разросшиеся ветви моей любимицы, и однажды, придя утром в сад, увидела, как на самой нижней её веточке распустился целый букет белых весенних цветов, словно она уже знала, что больше ей никогда не цвести…

г. Ашхабад,

12/02 — 2014 г.

Родной язык

Давно хочу задать вопрос: есть ли хоть одна страна, где бы в обязательном порядке, исключая СНГ, изучался бы русский язык, где был бы обязательной дисциплиной русский язык даже в детских садах, в вузах на приёмных экзаменах, как у нас в России — английский, немецкий, французский, испанский, из-за незнания которых многие талантливые люди оставались и остаются за воротами вузов?..

Государство в их лице, вполне возможно, потеряло выдающихся физиков, химиков, астрологов, ботаников, инженеров и классных специалистов других профессий! Ведь отнюдь не каждый человек может быть талантлив сразу в нескольких ипостасях, чаще всего — в одной, но он вынужден изучать то, что, скорей всего, ему никогда не пригодится, затрачивать свои силы и драгоценное время, отпущенное ему Всевышним, на зубрёжку ненужной ему программы, вместо того, чтобы совершенствовать свои знания в любимом деле, в любимой профессии.

Я согласна, что некоторые знания нужно получать для расширения жизненного кругозора в разных науках, но только по желанию школьника, студента, а иностранный язык — обязаловка — это нонсенс! Во всяком случае, неразумно ставить иностранный наравне с родным языком, а в иных случаях и выше родного языка, тем самым уничижая родную культуру, унижая свой народ, свой родной язык, засоряя его иностранщиной, словно нет у нас своих обозначений-названий предметам и явлениям. Раньше ведь мы во всём обходились при помощи родного языка, а что же теперь?..

Сейчас в интернете, на компьютерах есть переводчики с любого языка, и, при необходимости, он всё сделает за вас. А вам только останется снять копию.

Киноиностранщина

Почему бы иностранцам не приняться изучать русский язык в обязательном порядке, как это происходит у нас? Все их фильмы так скверно дублируются, что вместо текста звучит каша и чехарда из двух языков, и даже прекрасные фильмы, к примеру, на тексты Агаты Кристи, смотреть невозможно даже с отличным слухом, а что делать тем, кто слышит плохо?.. Просто не смотреть эти фильмы, а что еще останется делать?!. Но сколько транслируется наших фильмов? Да и то сплошные детективы, где кровь — рекой, насилие, грабёж! Чему подражать молодёжи, да и представителям среднего поколения? Что доброго почерпнёт в современном детективе население нашей страны? — Как украсть, изнасиловать, убить и т. д.?!.

Вот такие мысли рождаются в умах простых и порядочных граждан человечества при просмотрах этой дешевой во всех смыслах киноиностранщины.

Значимость

Не было у меня розовой колыбельки, престижной школы, Гарвардского университета, МГУ! Не было «Чистых прудов», Эрмитажа, Лувра! Не было «Ясной Поляны», Болдино! Не было кандидатских и академических званий! И многого, многого другого, чем могла бы похвастаться!

Но был стог прошлогодней соломы, были землянка в балке в голодные послевоенные годы, детский дом, злобная училка, выжившая меня из школы только потому, что я могла решать задачки в уме, а записать мне их не на чем было; ШРМ (школа рабочей молодежи) и однокомнатная квартира в гадюшнике.

Но итогом моей непутёвой жизни стали около трёх тысяч стихотворений и поэм, неудачная фантастика, десятки рассказов, несколько сказок. И были бы, думается, они более совершенными, если бы моя жизнь сложилась иначе.

Но то, что есть, то есть! Что было, то было — не изменишь, а будущее, хочется надеяться, ещё впереди! Поживём — увидим! Как Бог положит на душу — Ему решать, что делать со мной и моей значимостью.

08/09 — 2013 г.

Чудо-баня

(Сказка, похожая на быль)

Прослышала я, что в городе (уточнять не буду, в каком) в пятом микрорайоне есть чудо-баня со всеми, присущему этому заведению, удобствами: парной, бассейном. И хотя добираться было далековато, но я все-таки решилась испытать удовольствие. Приехала в нужный район, а куда идти — не знаю. У мужчин спросить как-то

неудобно, а женщины, как всегда, всё куда-то спешат со своими авоськами. И стала я охотиться за старушками: им ведь спешить некуда, да и сподручнее. Через некоторое время смотрю — идёт одна с огромной сумкой. На голове белый плотный платочек, это точно — с бани. Лицо морщинистое, но с румянцем, а на лбу лёгкая испаринка. Точно — из бани сердечная:

— С лёгким паром, бабулечка! — С лёгким поклоном ответила она мне:

— Благодарствую, милая!

Дотащила я её сумку до остановки и поставила на скамейку, усадила её рядом, а задать свой нескромный во-прос всё не решаюсь, как никак — баня, обнажённые тела красивые и уродливые, старые и молодые — откровенный интим!..

Но всё же осмелилась и задала свой нескромный вопрос. А старушка в ответ взглянула на меня эдак ехид-ненько, потом задержала взгляд на моём банном мешочке и начала назидательно меня отчитывать да поучать:

— И что же ты будешь делать в этой бане с пустым мешочком? И ничегошеньки-то наша молодёжь не знает, ровно в лесу живёт. Послушай, касатка, ступай домой да возьми сумку поболе. Перво-наперво положи туда спе-циальные туфли, ну вроде тех, в которых на пляже-то ходют: не то баня место, чтобы босиком там разгуливать. Прихвати рассекатель для душа, а то в кабинках-то их нет, а тут свой привинтишь и мойся королевой. Ох, и люблю я эту баню!

— А за что, бабушка?

— А ты послушай, не перебивай старших! Сначала я моюсь на лавочке.

— И тоже со своим тазиком? — догадалась я.

— А вот и нет — с надувной черепахой: места в сумке мало занимает. Вымоюсь, потом принимаю душ: сама себе его оборудую. Не то, что другие, в очереди стоят часами. А после душа наполняю свою черепаху горячей водой и спешу в парную. Там между общим залом и парной протекает ручей с ледяной водой. Я страсть как боюсь ледяной воды! Мечу горячую воду с моей черепахи поперек этого русла и прыгаю через порог. С электрическим фонариком, заметь, в парной такая темень, как в преисподней. Парюсь, веничек-то у меня берёзовый, ароматный, сама ломала в начале лета в соседнем лесу. Из парной возвращаюсь тем же путём и тем же способом. Ты думаешь, откуда у меня такая бодрость в движениях в такие-то годы? От этих самых банно-спортивных упражнений…

Попрощалась я вежливо с собеседницей, посадила в автобус и поехала домой, всю дорогу раздумывая: идти мне в эту чудо-баню или не идти? Посоветуйте!..

Спустя два года

С той самой встречи прошло почти два года, но старушку я постоянно вспоминала, и так мне хотелось её снова встретить, поблагодарить, хотя с того времени подсказанный ею набор вспомогательного банного инвентаря возрос и числом, и весом. Каждый раз, собираясь в эту чудо-баню помыться, вспоминаю добрым словом и бабулечку, и её советы, а вот лично поблагодарить не доводилось: не попадалась она мне больше. И даже грешным делом подумала: жива ли?

Но однажды поздней осенью возвращаюсь из бани, а навстречу мне она плетётся, сердечная. Она ли это?.. Постарела, не та осанка! Да и она узнала меня с трудом, впрочем, это понятно: выгляжу я теперь, после регулярных банных процедур, лет на десять моложе, совсем девчонка, а овчинный тулуп и вовсе придаёт мне молодецкий вид.

— Никак ты, доченька? Из баньки идёшь? А я теперь дома моюсь: целый год в микрорайоне горячую воду подавали, но давеча прекратили. Ну, думаю, надо снова в баньку заглянуть. Да боюсь, не осилю. Правду сказать, хуже стала себя чувствовать, — говорила она, зябко подрагивая на холодном ветру.

А я стою рядом, и никакой холод мне не страшен после банных трудов. Рядом же стоит моя банная корзина, из которой, кроме купальных принадлежностей, торчат валенки, смеситель с рассекателем, разводной ключ, пара увесистых кирпичей да складная табуреточка — всё это мне не в тягость. Стала я бабушку благодарить за науку:

— Спасибо тебе большущее, бабулечка! С твоей лёгкой руки я от всех хворей избавилась. По твоему совету по утрам занимаюсь гимнастикой, гири, штанги поднимаю.

Старушка польщенно заулыбалась, но, взглянув на мой короб, удивилась:

— А на что кирпичи таскаешь?

— А чтобы сквозняками не унесло. Или забыла, какие щели да дыры в нашей чудо-бане? Теперь их ещё больше стало. В «восточной» секции окно разбито, в потолке парилки такая дыра, что мы, между делом, астрономию изучаем. А на прошлой неделе двое дверей ветром сорвало с петель и унесло в неизвестном направлении. Так что привяжешь по кирпичику к каждой ноге и устоишь на ногах.

— А зачем в тулупе ходишь? — не унималась собеседница.

— Как зачем? Я ж, бабулечка, как те моржи, что зимой под лёд ныряют. Из-под ледяного душа да прямёхонько в тулупчик нырк — и ничего!

— А это железяка на кой тебе сдалась? — показала бабушка на разводной ключ.

— Не удивляйся, бабуля! Из двадцати пяти душевых установок десять постоянно не работают: одна без вентиля, другая — без рассекателя, третья — без смесителя, четвёртая только с холодной водой, пятая — только с горячей и т. д. Вот я этим ключиком поколдую и моюсь себе на здоровье. Красота! Вот что, моя милая, давай-ка вновь начни ходить в баню. Здоровья-то и сил поприбавится.

— Где уж мне такую корзинищу тягать: не осилить, не поднять! — Покачала она сокрушенно головой.

— А ты постепенно. Начинай с кирпичей и про гимнастику не забудь. В нашей чудо-бане, как на стадионе, нужна сноровка, закалка, тренировка, — уже в рифму закончила я.

— Нет, погожу, — возразила она, — лучше я в отдельный номер пойду.

— Я тоже, было, пошла, — начала я новый рассказ о банных проблемах. — А чем, в результате, это обернулось? Двухсторонним воспалением лёгких. Было так. Встала я пораньше, вышла из дому затемно, чтобы номерок достать без хлопот. Всё равно постоять пришлось. Вот дошла очередь и до меня. Захожу в номер, а там темным-темно. Закрылась я на ржавый крючок и стала ждать, пока глаза к темноте привыкнут… Не дождалась! Разделась. Потом стала наугад пробираться к ванне. Нащупала её холодный край и сантиметр за сантиметром добралась до крана. Открываю — вода полилась со всех дырок, а в самом кране — ни капли. С горем пополам в этом фейерверке помылась и в кромейшей тьме направилась в обратный путь. Ступила на пол — и… Ступила по щиколотку в воду — пол залило. Вдруг что-то ткнулось мне в голень. Ни жива, ни мертва ещё шаг — у ног ещё что-то болтыхалось. И вдруг меня осенило: да это же мои вещи здесь плавают! Первыми в мои руки попали сапоги — «2500 рэ», разбухшие, купались рядом с деревянной казённой подставкой для ног. Хорошо, что я не разобрала чистое бельё, и оно почти сухое тоже в целлофановом мешочке плавало у моих, уже застывших ног. А остальное: пальто, платье — были мокрёхоньки благодаря водяному фейерверку. Надела всё я это на себя, не идти же мне нагой по улице, и даже не помню, как добежала до дому. В тот же вечер у меня поднялась высокая температура…

Нет, бабуля, что ни говори, а лучше общей бани нет ничего. Захаживай, вернёшь утраченную спортивную

форму…

Терапевтическое отделение

В терапевтическую больницу доставили больную необъятных размеров с высоким кровяным давлением. Тут же в палату нагрянула целая аудитория студентов-прак-тикантов.

— Скажите, больная, с каким весом вы родились?

— Не помню! — потом подумав, добавила, еле шевеля губами — вообще-то я не родилась: меня белый аист принёс.

— А какого роста?

— Не помню, — со стоном проквакала глыба.

— Кто ваши родители?

— Как кто — рабочие. Что вы ко мне пристали? — возмущённо — Делать вам, что ли, нечего?

— Успокойтесь, больная! А кто были ваши дедушка и бабушка?

— Не было у меня ни бабушки, ни дедушки: моих родителей в капусте нашли, — мучаясь головной болью и приставучестью назойливых студентов, ответила несчастная.

— Чем вы, больная, болели в детстве?

— Мы все в детстве болеем голодом, всегда хотим есть.

— А как вы развивались?

— Вы что, ослепли?! Разве не видите, во что я развилась? Вон, ноги на кровати не помещаются, сетка до полу прогнулась, а ещё студенты! Бездельники! Вам бы лопаты в руки да кувалды! И вопросы были бы у вас совсем другие.

Больная на некоторое время прикрыла глаза и продолжала что-то говорить, словно в забытьи.

Но студенты, как назойливые мухи, не унимаются. Как только женщина открыла глаза, продолжился допрос:

— Чем вы страдали, будучи уже взрослой?

— Аппетитом! Как навкалываюсь на стройке, так бегу в столовую и беру на первое что погуще, а второе что побольше, наверну и запью фруктовым компотиком. Вот тебе, голуба и все страдания…

Тут у больной хлынула кровь горлом, носом и из ушей. Но молодые медики продолжали строчить в блокнотах. Только нянечка бросилась на поиски дежурного врача… Я думаю, что это были первокурсники и клятвы Гиппократовой ещё не давали. Вот поклянутся, тогда будет другое дело!

10/04 — 1986 г.

Премия

— Разве это справедливо, возмущался Сергей: план выполнил на 120 %, а получил меньше, чем Фёдор, который весь месяц слонялся по цеху и выполнил план всего на

70 %…

— А ты не догадываешься, почему?

— За экономию электроэнергии! Он ещё и премию получит!

— Какую премию?

— Ту самую!

15/10 — 1986 г.

Эпидемия

— Эпидемия! — закричал с порога главный инженер обувной фабрики, влетая в кабинет директора. — Рабочие друг от друга стали заражаться сознательностью.

— Да? — удивился директор. — Не страшно: любая болезнь в наш век излечима!

Чувство достоинства

Он отличалсяудивительной способностью — чувствовать себя везде в собственной тарелке, выбирая лакомые кусочки и покрупнее.

* * *

Он с удовольствием подложил бы начальнику свинью, но боится, что сослуживцы сочтут это взяткой за повышение по должности.

01/11 — 1986 г.

Предательство

Если в человеке есть божья искра, то разве простой смертный вправе стоять на его творческом пути?.. Как тяжело сознавать, что близкий человек, с которым ты делишь свой кусок хлеба, тайно и явно вредит тебе, предавая на каждом шагу. Как трудно делать вид, что ничего не знаешь об этом, но когда-нибудь я не выдержу и всё скажу ему. И тогда произойдёт полный разрыв!

Как я обманулась! От сознания этого постоянно гложут досада, обида, Нарастает неприязнь и раздражение друг другом. А я не хочу, кого-либо раздражать, особенно его: ведь я люблю его!

Но ничего не получается. Куда девалось былое очарование? Куда девалась та искра, которая пробегала между нами даже за тысячи километров друг от друга при одной мысли о нём? Всё сгинуло под ветром вероломства и предательства. А жизнь такая короткая. Невозможно начать всё заново! Сколько раз уже приходилось это делать!

Теперь же нет никакой надежды на обновление, на чью-то искреннюю взаимность!

09/12 — 1999 г.

Самая лучшая

Ещё в детстве я слышала такую байку: потерялся ребёнок в вокзальной толчее. Мальчик дико вопил: «Где моя мама?» Слёзы текли по его чумазым щекам. «Кто твоя мама? Расскажи нам! Какая она». Но малец вопил всё сильнее и сильнее и потом закричал: «Моя маманя самая лучшая, самая красивая! Мамочка, родненькая, где ты?» И так далее. Диспетчер ж/д вокзала на весь вокзал сообщал о найденыше…

Наконец-то мамаша нашлась. Она схватила сына за ухо: «Ах ты, паршивец, я тебе говорила держаться за сумку…» И прочее в таком же духе. Кстати, женщина была не в лучшем виде: подслеповатая, рябая, и от неё плохо пахло… Но это была его МАМА!

Курьёзная история

Две женщины встретились на лестничной площадке:

— Здравствуй, Клавдия!

— Здравствуй, Симочка! Как дела? — Да ничего, только мой опять дома не ночевал. Опять будет божиться, что у друга день рождения отмечал до зари. Да только что-то мне не верится: откуда у него стало столько друзей, что каждую неделю то рождение, то похороны, то обновка, то новоселье…

— И правильно, не верь, Симочка! А знаешь, я как-то видела, что твой однажды юркнул в подъезд дома № 17, что на углу напротив магазина, и вскоре на третьем этаже зажёгся свет и мелькнул мужской силуэт, потом появился женский силуэт, и они долго стояли рядом в обнимку. Мне показалось, что это был силуэт твоего мужика.

— Да ты что?! Ты не ошиблась?

— Нет! Хочешь, пойдём сейчас и проверим.

— Пошли!

— Женщины тихо прошли на третий этаж.

— Ты звони.

— Нет, ты!

— Ну, ладно, Клавочка, сейчас мы ему устроим день рождения до утра…

Позвонив, подбоченилась. Двери открывает молодая женщина в халатике.

Сима отталкивает её от дверей и вламывается в квартиру.

— Где он?

— Кто там!? Мы вас ждали!

Хозяйка показывает на открытую дверь в другую комнату… Сима врывается в комнату и видит за столом незнакомого мужчину. В это время входит ещё один молодой человек.

— А где мой?

— Гражданочки, вы кого ищете? — спрашивает тот, что сидит за столом.

— Как кого? — Моего муженька Андрея. — Тем временем пытается заглянуть на кухню.

— Не волнуйтесь! Его там нет! Я — хозяин, и поверьте, хорошо это знаю.

— Вот эта женщина сказала, что вы нас ждали. Разве мы знакомы?

— Нет, мы не вас ждали, а супругу вот этого человека.

В это время в квартиру. Вбегает пожилая женщина:

— Что с ним, Анна Прокофьевна? Серёженька, что с тобой?

— Ничего особенного, Артемовна. Ему уже легче. Идите домой, и пусть он полежит. Я ему сделал сердечный укол. Вызовите врача на дом. До свидания!

В это время Симочка потихоньку исчезает. Потом слышится её возмущённый голос:

— Третий этаж… силуэт…

И тут открывается дверь на первом этаже и слышатся прощальные поцелуи. Из дверей выходит Андрей и направляется к выходу, не замечая женщин, спускающихся по лестнице. Женщины остолбенели. Потом с руганью догоняют блудного кота и набрасываются на него с кулаками.

Бедный Андрей: разоблачённый, он закрывал голову руками и молча убегал от разъяренных женщин.

Коммуналка

Скромная комната Марии Спиридоновны. Хозяйка провожает сантехника:

— Спасибо, касатик! Дай, Бог, тебе здоровья!

Это напутствие слышит соседка Людмила.

— Что ему твоё «касатик»? Ему бы на пол-литра, иначе завтра вновь придётся идти в домоуправление.

— Тебе-то какое дело? Ишь, моду взяли: в магазине обсчитают, в ларьке обвешают, электрику дай, сантехнику дай, а я что — дойная корова?.. У меня пенсия всего ничего, а у него приличная зарплата! На себя посмотри! Плохо с мужем живёшь: всё норовишь по-своему сделать. Вон, всю квартиру заставила всякой дрянью.

— Какая ж это дрянь?! — Всё импорт! И за всё переплачивать приходится, — вздыхает, — Вот мой дед боролся против рабства и сложил голову на баррикадах, только, вижу, — зря! Капиталистов сбросили, так спекулянтов посадили на шею. Такие, как ты, ходят в рабстве у тряпок и полированной мебели, а разве без этого прожить нельзя? Раньше мебель из поколения в поколение переходила, а теперь не мебель, а опилки, которая через пару лет разваливается…

— Эх, девонька, плохо, неразумно живёшь. Лучше бы деткам лишний раз сказочку прочитала, чем гоняться за модой! Мужик-то твой весь с лица сошёл в последнее время, а ты не замечаешь… Красивая да глупая ты, Людмила, слепая — потеряешь мужика!

Соседка отмахивается от нудной старушки и уходит, забыв, зачем пришла. Мария Спиридоновна принялась подметать мокрой тряпкой в коридоре после ухода мастера. В дверях нарисовался подросток, весь разодетый, как попугай — в разноцветии костюмов современного покроя с разными причиндалами: клёпочки, верёвочки, замочки и с заграничной наклейкой — всё это звенит и телепается, словно у клоуна на юбилее короля. На лбу — огромные тёмные очки с эмблемой Запада и орущий транзистор через плечо, во рту — сигарета с фильтром. Смотрится с независимым и вызывающим видом.

— Привет, древность!

— Чаво? Я тебе покажу (замахивается тряпкой) древность! Сам ты

доисторическое ископаемое, чучело гороховое. — Обходит парня со всех сторон, дёргая за побрякушки и отмахиваясь от сигаретного дыма. — Ишь, развонялся своим табачищем! — Достаёт из кармана свои ключи и прилаживает их к крючку на грудном кармане стиляги.

— Но! Но-но, бабка, не суетись! Живёшь себе и живи! Раскудахталась… Цып-цып-цып! — Парень ехидно улыбался и сверлил соседку своими наглыми глазищами.

Мария Спиридоновна в обиде выливает на стилягу грязную воду, а он уже с кулаками хочет наброситься на соседку. Но тут, услышав в коридоре перебранку, вышли соседи и разняли скандалистов.

Обиженная Мария Спиридоновна еще долго не мола успокоиться:

— Ах ты, плесень! Я тебе покажу: цып-цып-цып. Ходют тут нехристи всякие и воду мутят. Думаешь, не знаю, к кому пожаловал? К Володьке! Хоть мать у него того, — крутит пальцем у виска, — вроде тебя, но сам он не твоего поля ягодка! И нечего парню биографию портить. Ступай туда, отколь пришёл! Нет его, Володеньки-то: в армию ушёл, тебе не доложился. На той неделе всем двором провожали. Отмаялся бедняга. Теперь хоть отдохнёт от мамочки и её дружков.

Во время этого монолога старушка всё норовила огреть тряпкой обидчика, но соседи старались не допустить мордобития.

Наконец-то появляется мать Володи:

— Чего шумите?.. Кого воспитываете?.. Меня, мои косточки моете?.. Не позволю! — Кидается на Марию Спиридоновну.

— Во, напыжилась, словно жаба, раздулась, мечтающая переплыть море. Помянешь мои слова: придёт время, придёт, придёт возмездие, оставят тебя все твои дружки и оставят пьяную валяться под забором, и каждый прохожий будет плеваться в твою сторону. Плохо кончишь, соседушка, только вот этих молокососов жаль. Попортишь ты им жизнь!

Опять начинается потасовка, но соседи были начеку и тут же развели враждующие стороны по коммуналкам.

Стиляга остаётся на площадке с побитым и огорчённым видом.

12/07 — 2013 г.

Смеходром

Была зима. Стою на остановке, а автобусы битком. Вот, наконец-то, я проталкиваюсь в переднюю дверь. Еле-еле поднялась на верхнюю ступеньку, вернее

протиснулась. Уважая мой возраст, пассажиры, как могли, помогали мне, но все сидения, естественно, были заняты, да ещё и добраться к ним не было никаких сил.

На тумбочке старенького автобуса, которая предназначена для инструмента, что расположена слева, сидели две девчонки-подростки. Одна соскакивает и уступает

мне место. Нужно заметить, что эта тумбочка — мне по грудь. Я посмотрела на эту тумбочку и на девчушку, представила себе, как это будет выглядеть — водружение меня на этот пьедестал, и так расхохоталась, что слёзы брызнули из моих глаз. Рядом стоящие пассажиры всё поняли и тоже стали хохотать, и вскоре весь автобус грохотал от взрыва смеха, по мере узнавания его причины. Вот такие случаи бывают в нашей, хоть и трудной, но весёлой жизни.

08/07 — 2013 г.

Анекдот

Приехали на автобусе в провинцию. На улице ни души.

Стоит прохладное утро. Едет ассенизатор на своей особой машине. Остановили ее и спросили у водителя:

— Скажи, милый, где гостиница?

— Да я не знаю! Я вот вожу и….

— А я вожу то же самое, но другого сорта, — отпарировал водитель автобуса.

Ну и досталось же ему потом от нашей заслуженной сотрудницы: очень уж она обиделась на безответственную реплику нашего водителя-хохмача …

Застава

Как-то приехали с оперой на заставу. Аман пошёл искать туалет. Путь его лежал через стадо баранов. Ходит он между ними, голова его в синей кепке маячит над стадом. На нём ещё был приличный костюм иностранного пошива, симпатичный такой. Вдруг перед ним вырастает патруль:

— Что вы тут делаете?

— Да вот, ищу… — но договорить не успел, его перебили:

— Вы кто?

— Артист!

— Да я вижу, что артист. Пройдёмте с нами.

Тут кто-то увидел нашего Аманчика в сопровождении двух

пограничников и скоренько сообщил об этом руководителю группы.

Пришлось идти на выручку нашего товарища. Амана мы встретили серией коварных

вопросов:

— Отпечатки пальцев взяли?

— Нашёл туалет?

— Эй, перебежчик, давай, занимай своё место: у нас по счёту одного не хватает,

поэтому нас не пропускают…

И, конечно же, все эти реплики и еще похлеще, сопровождались

добродушным смехом.

Гаишник

Однажды останавливает наш автобус гаишник и за несущественное

нарушение пытается проколоть талон. Выходит из машины Мурат и говорит: «Что вы делаете? Мы ведь артисты…». То да сё, а милиционер:

— Вы же людей везёте, надо быть предельно внимательным.

— Так я вам говорю, что мы — артисты, а не люди!

— Ну, тогда ладно! — и уехал.

Мы слышали этот разговор и уже смеялись потихоньку, оценив остроумию находчивость нашего товарища.

Поход в магазин

Вчера зашли в магазин. Нас встретили ребятишки шести, семи

лет, чумазые и сопливые, суют свои чумазые ладошки для приветствия, я с радостью и осторожно пожимаю эти ручонки и смотрю в их хитрющие и чёрные глазёнки. Я замети-ла, что они ухитряются подойти по второму разу: так уж были мы, артисты, им в диковинку. Лица их цвели улыбками и сияли сквозь их смуглость и чумазость.

Бывают моменты в спектакле, когда у нас немые сцены, и я в это время могу спокойно разглядывать эту необыкновенную публику: стариков, детей, старух и кормящих матерей с младенцами на руках, с открытой смуглой грудью. Безвинные детские глаза смотрят на нас в упор, не мигая, чутко и бурно реагируя на действие в спектакле.

С природой

А вчера мы были в ближнем колхозе. Зрителей было очень мало: башлык* колхоза не любит спектакли и постарался куда-то уехать. Спектакль шёл своим чередом. Когда в зале стало очень душно, я вышла на воздух. О, Боже! Что за небо! В ближайших зарослях карагача**, в садах на разные голоса щёлкали соловьи. Я так заслушалась, что чуть не опоздала к выходу.

Как только кончился спектакль, я мигом разгримировалась и помчалась на улицу, на свежий воздух и утонула в соловьиных трелях. На такой природе в компании певцов Господних кому нужны наши сиплые и фальшивые голоса?!. Но вокруг становилось шумно от глупой болтовни моих коллег — они не услышали и не приняли этот дар природы! Кто-то включил магнитолу, и совсем стало невмоготу находиться в этом бездушном балагане. Я, рискуя, ушла подальше от клуба, но отдаленный шум всё же сильно мешал впитывать эти поэтические звуки природы и её певцов. Небо сияло своим разноцветным ковром заманчиво и неуёмно. Я очень страдала от того, что люди искусства так далеки от природы, от её простоты и красоты.

___________

*У тюрских народов старейшина, начальник, в данном случае председатель.

** Вяз, или ильм, — род деревьев семейства Вязовые.

Под небом

Что за удовольствие — ставить спектакль прямо на улице! Зрители проникали всюду, как вода сквозь песок: с машин и под машинами, сквозь декорации. Лёжа по грудь в пыли, подставив под подбородки ладошки, с открытыми ртами от удовольствия и наслаждения этой диковинкой. Зрители просто впитывали в себя всё происходящее перед ними, ловили каждый звук, каждое движение актёров, а в сплетении садов и рощ, за пределами импровизированного зала слышалось пенье соловьёв.

Кумыс

Вчера пели оперу в душном кинозале. Весь аул собрался от мала до велика. Вокруг нас располагались красные стены залы, а под ногами вздымался буграми брезент, укрывающий строительный мусор. Много было разговора о крепких напитках, но пили мало, что и говорить — не стоило!

Второй раз подавали кумыс — это замечательно! Пью столько, сколько войдёт в меня. Хозяин приветливый и приятный. Первый раз помощники были у нас взрослыми Сколько хохоту было в зале, когда продавали рабов, т. е. односельчан. Поясню: в аулах рабов набирали из местного населения, и это сильно забавляло односельчан.

Шурочка

В одном колхозе днём был накрыт приличный стол в саду местного башлыка, правда, не стол, а дастархан*. Принимать пищу, сидя на ковре, было очень неудобно непривычному человеку. То ноги мешают, то руки некуда деть, а спина требует подпорки, и полная лажа для полных женщин, да ещё и в коротком платье.

Так с тайными муками сидели мы и трапезничали вместе с хозяином. Всё чинно и благородно. Подали горячий зелёный чай. Сидим и отхлёбываем с пиал ароматный

напиток, и в тот момент, когда на какое-то мгновение установилась полная тишина, было слышно шуршание влаги, поглощающей нашими гортанями. И вот в этот самый момент запела наша хористка Шурочка — плач Шасенем** на туркменском языке. Все замерли от такой наглости хористки, а третий секретарь райкома, который нас сопровождал

по району, послушал немного и спросил вдруг у Маи Кулиевой: «На каком языке она поёт?»… Но не это главное, а то, что сами солисты-туркмены молчали, а русская хористка запела, да ещё на непонятном для многих языке. В театре не было литературоведа.

Конечно, у Шурочки были неприятности, а кто-то и злорадствовал: все мы — люди грешные! Вообще-то, Шурочка была очень странным человеком, и мы её поступку не удивились.

_________

*В Средней Азии, а также у некоторых других народов Востока скатерть, используемая во время трапез.

**Туркменский народный дастан — эпическое произведение в фольклоре или литературе Ближнего и Среднего Востока.

Замочная скважина

Однажды, прилетев в Ташауз, долго добирались до Куня Ургенча, и в этот же вечер пришлось давать спектакль в дальнем колхозе. И до того за день намаялись, что поздно ночью возвращаясь в гостиницу, зашли совсем в другое помещение, которое в конечном итоге оказалось административным корпусом, которое было расположено напротив гостиницы.

Каждый тыкал ключ в замочную скважину, а двери никак не открывались. Слышалось скромное чертыханье от каждой двери на разных языках, и по зданию разносилось тихое шипение и ворчание. Сколько бы это продолжалось и до чего бы это довело уставших артистов, если бы наше шипение и ворчание не разбудили сторожа, который тут же поднял такой крик, что каждый из нас вздрогнул и тут же проснулся и пришёл в себя. Сколько потом было смеха, и спать совсем расхотелось…

Привидения

Однажды, в конце августа, когда уже созрели фрукты и овощи, небольшая группа солистов так же автобусом направлялась в дальний аул через пески ухабистой и пыльной грунтовой дорогой.

Чтобы выйти из машины по месту прибытия чистыми и непомятыми — мы ведь артисты! Люди брали в гостинице простыни со своих кроватей и всю дорогу сидели укутанные ими с ног до головы, только глаза и нос имели право заниматься своими обязанностями: дышать и смотреть!

И вот однажды мы сбились с дороги: проводника у нас не было, а в песках, хоть и мало дорог, они разбегались в разные стороны, и по которой из них дальше продолжать путь — непонятно, а спросить не у кого: на десятки километров — ни души!

Прошло несколько часов. Вдруг в степи показались всадники. Они с гиком помчались в нашу сторону, но, приблизившись, вдруг с диким криком бросились обратно от нас, потом оказалось, что они нас приняли за привидения, или мираж.

Хоть мы и испугали всадников, они своим побегом нам указали точный путь в аул. Теперь уже наши гастролёры не рисковали показываться укутанными в простыни. Но зато сколько было смеха по этому поводу. Много лет с тех пор прошло, но вспомнив, чувствую улыбку у себя на лице.

Пути-дороги гастрольные

Сколько раз ни выезжай, а сборы каждый раз не похожи на предыдущие. Прошло только три месяца, как я вернулась в Ашхабад и в родной оперный театр, а вот уже на гастролях, и первый спектакль, как первый блин, вышел комом, да ещё и в ауле, где отлично знают предание «Шасенем и Гариб»* и чувствуешь себя, как нашкодивший школьник, который, к тому же, и уроки домашние не приготовил.

Благо, что в сопрановой партии есть, из кого выбирать. Возникла дилемма между мной и Шурочкой, которая перед самыми гастролями вернулась с больничного с радикулитом. Оперу она знает лучше, но её тембр голоса слишком выделяется из ансамбля. В свою очередь, я тоже постаралась восстановить в своей памяти партию сопрано, но ещё не усвоила момент вступления и постоянно опаздывала, боясь выскочить вперёд: ни одной спевки за эти три месяца не было и ни одного спектакля на стационаре… Но решили взять нас обеих, чтобы никого не обижать.

Проводила меня матушка за порог с наставлениями и благословлением. Отправилась я в аэропорт троллейбусом: на такси артистам хора не доплачивали, а зарплата была не более, чем у технички. Сели в самолёт, и вот уже замелькали под крылом последние ашхабадские постройки. Летим на Ташауз. Нина очень плохо переносит самолёт: её мутит. Лариса и Нина — бывшие подруги, между которыми оказалось моё кресло, давно уже не разговаривали, наверное, года два, и мне очень захотелось их помирить, ну хотя бы до простого доброжелательства.

С Ларисой уже была проведена ни одна беседа: она — моя соседка по микрорайону и попутчица на работу. С ней больше успехов, но Нина всё ещё холодна, как мартовский снег… Вообще-то, этих женщин так близко я ещё не знала, хотя с Ниной переписывались более восьми лет, уверенно считала её названной сестрой. Но сестричка довольно строптивая и суеверная до фанатизма, хотя то же самое присуще и Ларисе. От этого сильно страдают сами женщины и окружающие, и я уже не в состоянии им помочь, т. к. убедилась в их непробиваемости. Женщины в ссоре зашли очень далеко из-за пустяка; проклиная друг дружку, не могут уже простить и попросить прощения: как же — нужно выдержать характер, хотя для этого было достаточно времени.

Верующие люди посещают церковь, а не знают, что прощение стоит многих молитв!

Самолёт скоро набрал высоту, и полёт пошёл ровно, с мерным жужжанием моторов. Принесли лимонад. За окном сверкало солнце, а под нами, далеко внизу, застыли редкие кучевые облака, порой они сближались и уже казались огромным стадом тонкорунных баранов, чётко подчёркивая желтеющую под облаками пустыню, которая простиралась от края и до края без единой тропинки. Только видны были тёмные капли небольших саксаульных зарослей, как веснушки, на пергаментном лице пустыни.

Но вот появились первые оконца воды, сверкающие на солнце и слепящие глаза, среди безжизненной пустыни. Самолёт ровно пошёл на посадку. Нине опять стало плохо. За оградой аэропорта ждал автобус. Каждый занял своё постоянное место.

Через несколько минут в автобусе запахло гарью, и появился дым в салоне. Остановились. Водители заняли свои места под машиной.

А мы с Гулей отправились в кусты… и вскоре вернулись с шампиньонами. Сколько было восторга наших коллег. А кто-то усомнился в их съедобности. Но я — заядлый грибник, и меня не испугаешь сомнениями дилетантов. Минут через сорок автобус уже был на ходу, и мы продолжили свой путь в сторону Ташауза. Вдоль дороги мелькали азиатские кибитки и современные дома, загромождённые всяким хламом, кривые улочки.

Мелькнула последняя плоская крыша, и перед нами распахнулась казахская полустепь и полупустыня со сверкающим на солнце солончаком вперемежку с культурной

почвой, сплошь залитой водой. Эти ровные квадратики и прямоугольники сверкали своими зеркалами — это всё рисовые плантации. Ташаузский рис крупен и рассыпчат.

Дорога тянулась скучно и однообразно. Всюду были видны следы больших дождей. Наконец, показались предместья Куня Ургенча. Поднялась пыль…

Добрались благополучно до гостиницы, расселились, как положено, по паспортам и пошли по номерам. Ещё в холле нас встретили сырость и затхлый запах. Постели холодные и сырые. Горло сразу перехватило, и всю ночь невозможно было согреться. Всюду грязь и запустение, как в старой России, не хватало только гоголевских клопов. На следующий день весь гостиничный двор пестрел матрасами, подушками и одеялами: шла интенсивная просушка и проветривание нашего временного жилья. Я тоже вытащила всё, что могла унести, и дважды в день всё переворачивала на другую сторону. Вторую ночь я спала, как младенец на русской печке.

Потянулись бесконечные гастрольные будни со всевозможными приключениями, радостями и огорчениями. На третий день у Розы случился приступ аппендицита, и теперь она лежит в местной больнице, такой же допотопной, как и гостиница, и ждёт в муках операции. По дороге в аулы много услышишь рассказов о гастрольных приключениях. И я попробую их пересказать вам, как только сумею.

________________

*Легенда о любви Гариба и Шасенем восходит к третьему сказанию древнейшего огузского эпоса «Китаби деде Коркуд».

Беглецы

Вчера пионервожатая Настенька была очень довольна четвёртым классом «Б», который так много принёс макулатуры, что, пожалуй, план будет не только выполнен, но и перевыполнен!

Она с весёлым настроением отправилась сегодня в школу: её должны обязательно похвалить за хорошо проведённую работу по сбору макулатуры. И вообще, всегда приятно, когда всё получается!

На пороге школы её встречают несколько первоклассников с тяжёлыми мешками — это то, что вчера не успели положить на весы и сдать. Настенька, ещё больше обрадовавшись, весело встряхнула своими кудряшками и поспешила к заветной кладовке, где лежит гора газет и журналов, прочитанных и непрочитанных, которые ещё пахли типографской краской, это было видно ещё и по чистеньким и глянцевидным страницам периодики. Они ярко выделялись между грязных картонок и потрёпанных газет, пожелтевших от времени, и развалившихся старых книг, и прочее…

Дверь со скрипом отворилась и, впорхнув в кладовку, девушка замерла в ужасе: на полу валялся всякий бумажных хлам, где-то десятая часть всего собранного за вчерашний день. Она рванулась вон, сбивая с ног Зиночку, которая тут же дико разревелась на всю школу, поднялась и стремглав полетела к директору школы. Девочка буквально влетела в кабинет и выпалила: «Таисия Петровна, а куда девалась вчерашняя макулатура? Неужели её уже вывезли? Но мы не заказывали машины!»

Директор задумалась и ответила, что об этом ничего не знает. Тогда они направились в учительскую, но и там никто ничего не знает на этот счёт. Тогда послали за сторожем, но и он никому ворот не открывал и машин не видел. Милиционер тоже, не обнаружив следов взлома, отправил плотников, потому что делать здесь нечего — всё было в порядке.

Створки рамы были растворены настежь — туда вёл бумажный след! Но решётки на окне были довольно частыми, и человеку такую махину бумаги поштучно не перетаскать даже за несколько суток непрерывной работы, не то, что за ночь.

Уже давно прозвучал звонок на урок, но школьники толпой пошли вдоль стены, завернули за угол школы и увидели множество бумажных следов в пришкольном скверике, расходившихся в разные стороны от окна в кладовке. Все замерли от неожиданности: на их глазах следы стали исчезать, как дым, и уже ничего не могли рассказать ни Таисии Петровне, ни Настеньке и тем более — милиционеру.

А в школе был срочно созван педсовет, над котором до седьмого пота бились учителя над разрешением этой бумажной загадки. Но когда учителя совсем выбились из сил, зазвонил телефон. Все бросились снимать трубку, но всех опередила Настенька:

— Алло! Школа слушает!

— Всё в порядке! — загудел в трубке знакомый голос стекольщика.

— Что в порядке? — Неестественно взвизгнула Настенька.

— Макулатура, — гудел далёкий голос.

— Как в порядке?

— Да очень просто! Вчера ребятишки работали по почтовым ящикам, а за ночь газеты и журналы вернулись к своим читателям. Ведь они ещё нечитанные и рядом с макулатурой им делать нечего! Оказывается, в нашей многоэтажке они тоже поработали.

По мере разговора, лицо пионервожатой становилось всё бледнее, а едва дослушав последние слова, опустила голову и пошла вон из учительской. Обернувшись, сказала:

— Всё правильно… Педсовет можно заканчивать…

Тайна прошлой ночи

Едва погасли школьные огни, сторож поудобнее улёгся на стареньком диванчике в дежурной комнатке и, как говорится: дал храпака…

А напротив дежурки в старой кладовке, где хранился всякий хлам, отживший свой век, или же преждевременно туда выброшенные ненужные приборы, столы, парты, стулья, ведра и т. д. — всё равно они там лежали годами, старели, дряхлели, теряли свой первоначальный вид.

Вот старый письменный, дубовый стол с прекрасной старинной резьбой,

но загаженный сквернословием чьей-то неумелой рукой. А на старой парте было нацарапано: Люда + Коля = любовь! Вот единственное пятно на всём этом хламе! Множество чернильных пятен и бессмысленных царапин терзали деревянные тела одряхлевших творений умелых рук.

Вот старый, одноногий глобус с выпученными глазами-океанами и пыльной кисточкой на полюсе, горы старых, пожелтевших газет с потускневшими лицами и именами. Много ещё тут обиженных жизнью предметов, заброшенных временем и людьми. По ночам здесь был слышен тихий шелест невнятного разговора между этими жителями кладовки, с покашливанием и тоской, которые вспоминали свои молодые годы, часы и мгновенья, когда их поглаживали тёплые человеческие руки, читали, удивлялись, возмущались и дарили радость окружающим. При разговорах пыль забивалась в нос, и тогда слышалось за дверью чихание и ропот, но сторож спросонья ничего понять не мог… «Наверное,

померещилось», — и продолжал досматривать свои сны.

Иногда в кладовке становилось шумно и тесно, пахло старой и свежей типографской краской: сюда складывали на время собранную школьниками макулатуру.

Вот и этой ночью в кладовке царило заметное оживление. В тот момент, когда за дверью раздался внушительный храп, древко от знамени тоненько чихнуло и, согнувшись вдвое, поднял с кучи огромную связку макулатуры — газет и журналов.

Из связки просунулась тоненькая рука и указала на узел:

— Ну что ты медлишь? Развязывай скорее, а то я скоро задохнусь от вони своих старых соседей.

Древко задумалось и хотело обидеться за старые газеты и журналы: ведь оно тоже старое, только в печь годится, но потом передумало и развязало узел увесистой пачки макулатуры. На пол в темноту посыпались с шорохом затворники со вздохом облегчения.

Совершенно новенький журнал «Конструктор», некоторые страницы его ещё даже не разрезаны, чуть примятый и припылённый, выгнув спину дугой, как сиамский кот, встряхнулся:

— Уф, ну, чёртова духота! Послушай, милейший Древко, не огорчайся! Это я от тесноты и грязи ворчу, а так… открой, пожалуйста, окно: проветриться нужно.

Благородное Древко с высоко поднятой головой припрыгало к окну и толкнулось в оконную раму, но она была закрыта на шпингалет.

Тогда «Конструктор» присел и прыгнул прямо на подоконник, потом — на голову Древко и повернул шпингалет. Древко тут же распахнуло обе половинки школьной рамы.

В кладовку ворвался свежий весенний воздух, прогретый за день ярким весенним солнышком, первой зелёной травкой и освежающей влагой. Стояла глубокая ночь, полная таинственности и тишины, а в глубине кладовки послышались возня, ворчание, писк, шипение и вздохи.

«Конструктор» спрыгнул на пол и принялся развязывать пакеты с макулатурой. Освобождённые ему помогали. Мешки вертелись и кружились, прыгали и складывались вдвое, из них выпадали, выскакивали десятки, сотни свежих, ещё не читанных газет и журналов, которые спокойно, без давки устремились к распахнутому окну и исчезали в темноте двора…

А дальше вы уже знаете, что обнаружила пионервожатая наутро…

Салтычиха

Вечером мела метель. Уютно было сидеть у телевизора и смотреть бесконечный «Вечный зов». Пока вспомнишь, что было в предыдущей серии, кто есть кто, а кто — никто, кончается и эта серия. Гера Адамовна Горобец сладко зевнула и пошла спать. Остальные уже давно спали, потому что не любили смотреть долгоиграющие сериалы с перерывами в несколько суток.

Упав на скрипучий диван типа «Молодость», она утонула всею тушею рядом с таким же медведем-супругом в пуховых подушках в белых наволочках, разукрашенных клопиными пятнами, свежими и старыми; с наслаждением почесала мягкое место, выключила бра и тут же захрапела. Супруг недовольно повернулся к стенке и прикрыл ухо подушкой-думкой, которая постоянно была у него под рукой.

И вот среди этого мирного храпа и клопиного покусывания да почёсывания вдруг, что вы думаете? — Раздаётся телефонный звонок у самого уха Геры Адамовны.

Почмокав губами, не открывая глаз, она потянулась за телефонной трубкой и поднесла её к уху кверху ногами, но ничего не услышав, положила трубку и вновь провалилась в сладкий сон. Вскоре вновь её разбудил телефонный звонок. Но Герочка продолжала спать, предварительно помахав рукой возле носа, словно отгоняла мух. Но телефон всё звонил и звонил. Хозяйка в этот раз проснулась и, к несчастью, поднесла трубку к уху так, как нужно.

— Что, спишь? — услышала вопрос она.

— Угу! — последовало мычание.

— Спи, спи… А ты знаешь, что сегодня Одинцова Галина обозвала тебя Салтычихой. Горобец недоумённо, помолчав, спросила: «Да? Странно. Мне казалось, что она такой исполнительный работник и любит меня… А кто это говорит?» Но вместо ответа в трубке послышались короткие гудки…

Долго ворочалась в пуховых подушках наша Горобец, вспоминая из истории образ жестокой помещицы Салтыковой. И чем больше подробностей вспоминала, тем отчётливее проступали из небытия лица замученных ею несчастных крепостных.

Но странно было то, что эти лица всё больше становились похожими на лица её подчинённых работников — страховых агентов, которых она выживала с работы, придираясь по пустякам к неугодным и языкастым, ищущим правды и справедливости, не терпящим насилия и ханжества дирекции.

И вот она уже сама в роли жестокой Салтычихи. Видит перед собой распятую на кресте полунагую Сединкину Варвару… Горобец-Салтычиха достаёт из огня раскалённые клещи и, вытянув их перед собой, приближается к несчастной жертве…

И тут происходит чудо: она просыпается в холодном поту. «Фу, какое наваждение, — думает она, — нужно разобраться с этой Сединкиной. Без году неделя работает, а туда же! На кой чёрт ей нужна правда?.. Что, ей мало зарплаты?!.»

Вот так история!

Вот какая история приключилась с одним учителем истории. Не буду называть её настоящего имени, но когда она рассказывала мне своё приключение с вороной по телефону, я не переставала удивляться этой вещунье, а иногда даже смеялась до слёз.

Это случилось совсем недавно. Ранним утром собрав свой учительский портфель, набив его тетрадками с сочинениями по истории учеников-старшеклассников, положив свой завтрак, завёрнутый в полиэтилен, заспешила на работу.

Придя в свой профессиональный класс, который находился на втором этаже школы, она достала свёрток с завтраком, положила его за окном на подоконник, чтобы он оставался свежим. Время зимнее, и школьным холодильником старались не пользоваться. Пришло время большой перемены, а свёртка с завтраком на месте не оказалось.

Анна Петровна стала думать: куда же он мог деваться? Кажется, что только один раз она оставляла класс на несколько минут. Неужели за это время кто-то унёс её еду? Неужели кто-то из её учеников в классе настолько голоден, что может позариться на чужую еду? Дело, конечно, не в завтраке, а в поступке.

При следующей встрече с этим классом, Анна Петровна решила провести воспитательную беседу с ребятами:

— Дети, вчера я свой завтрак положила за окно, чтобы он оставался свежим, но он исчез куда-то. Я не хочу допытываться, кто похитил, мягко говоря, мой завтрак, но тот человек должен знать, что брать чужое и им распоряжаться — это большой грех, и в жизни ему будет очень трудно. Если кто-то был очень голоден и не имел денег на школьную столовую, то можно было бы просто сказать мне об этом, я бы что-нибудь придумала: поделилась бы своим завтраком или дала бы денег. Я даже не знаю, кому такое пришло в голову?.. Поскольку я хорошо знаю возможности ваших семей: что нет среди вас настолько бедных, чтобы воровать, — тут она почувствовала прилив крови к её лицу от этого скверного слова, после чего ей уже не хотелось продолжать беседу, настолько она была обескуражена этим поступком.

Все молчали и смотрели на свою учительницу в недоумении. Анна Петровна медленно обвела класс своим проницательным взглядом и не заметила ни одного опущенного взгляда, только у некоторых мальчишек она заметила сверкающих «чёртиков» в озорных глазах. Девчонки от неожиданности и любопытства краснели и бледнели в ожидании развязки.

Только одна девочка произнесла смущённо:

— Может быть, ваш завтрак унесла ворона? Их здесь много летают.

Все расхохотались и заспорили, что у вороны не хватит мозгов, чтобы в пакете разглядеть еду или почувствовать её по запаху — это же птица, а не собака или кошка.

— Как ворона может унести такой большой пакет?

На этот счёт возникло много предположений, но факт пропажи оставался фактом.

— Так, успокоились! Я ещё раз повторяю свой вопрос: кто это сделал?

Но вопрос повис в воздухе. Слышны были перешептывания и ехидненькое хихиканье.

На другой день после уроков Анна Петровна, встретив в вестибюле уборщицу, как бы случайно рассказала ей о вчерашнем происшествии. Та всплеснула руками: «Батюшки мои святые! Вот дела-то. Потом, помедлив немного, приложив палец к губам, тихо сказала:

— Так я видела вчера какой-то пакет на подоконнике первого этажа, не твой ли это пакетик-то был?

И у Анны Петровны отлегло от сердца: «Слава Богу, ученики тут ни при чём! Придётся извиниться перед ними».

Всё дальнейшее время она не переставала думать об этом происшествии и о том, как ей следует приступить к извинению. Вернувшись домой с работы, она вновь и вновь старалась вспомнить, что и как было в тот день. Почему она не заметила за окном вороны? Потом догадалась, что окно было прикрыто жалюзи, и она не могла видеть то, что происходило за окном, хотя и слышала птичье карканье.

Прошло несколько дней, а Анну Петровну не покидала мысль о коварстве вороны, которая поставила её в такое щекотливое положение. Она решила проверить воронье коварство.

На следующий день учительница принесла свой завтрак в пластмассовой коробочке и поставила его за окном на то же самое место, но оставила открытыми жалюзи и стала, между прочим, наблюдать. Ведя урок, она то и дело поглядывала в сторону окна, где виднелась её коробочка с завтраком. Уже на втором уроке за окном появилась пернатая проказница. Анна Петровна подошла к окну, но ворону это не испугало. Вещунья с брезгливостью и невероятной наглостью смотрела на женщину, склонив голову на бок, словно говорила: «А я тебя не боюсь!» и пару раз клюнула коробочку, пытаясь столкнуть её со второго этажа вниз.

Тут уже учительница испугалась за свой завтрак и поспешила открыть окно. Помахав рукой на птицу, забрала коробочку и перенесла её на подоконник с внутренней стороны, и закрыла плотно створки. Ворона видела коробочку сквозь прозрачное стекло и грозно каркала и даже пыталась клевать в стекло, но попадала в своё отражение, и подскочив пару раз на своих длинных и тонких ногах, улетела. Покружив на уровне окна, она села на фонарный столб и что-то прокричала на своём птичьем языке, то ли, возмущаясь, то ли, призывая на помощь.

Анна Петровна торжествовала победу и полную уверенность в том, что та девочка была права… Учительница уже совершенно спокойно продолжала вести уроки. Только к концу занятий она заметила, что дети часто стали поглядывать в окно. Она не придала этому большого значения, просто после звонка, проводив детей, подошла к окну, чтобы взять свой завтрак и подкрепиться: был пустой час между уроками, а потом ещё последний урок.

Приоткрыв створки, Анна Петровна услышала воронье карканье, а на ветвях деревьев в школьном дворе на уровне второго этажа, напротив, сидели с десятка полтора ворон, которые усердно о чём-то переговаривались на своём гортанном языке.

Время от времени они подымались на крыло, кружили напротив и вновь усаживались на деревьях. Иногда одна или две воро……..ны подлетали к самому окну и даже садились на подоконник, расхаживали по нему, иногда прогоняя друг друга, взмахивая сильными крыльями. «Кто сказал, что у вороны нет мозгов?», — сама себе задала вопрос женщина.

Пришло время того самого школьного урока, когда Анне Петровне предстояло извиниться перед школьниками. Как только прозвенел звонок на урок, Анна Петровна встретила детей, которые, переговариваясь между собой, как это бывало обычно, рассаживались по своим местам, доставая свои учебники и дневники. Когда уселся последний ученик и дежурный доложил, кого нет сегодня в школе, Анна Петровна встала и обратилась спокойно к классу:

— Дети, я должна извиниться перед вами за мою ошибку в прошлую нашу встречу: Соня была права! Мой завтрак был похищен коварной вороной. Посмотрите в окно, сколько их там летает в надежде, что я вновь подарю им свой завтрак. Вот такие дела.

Детям того и надо было! Они дружно загалдели, перебивая друг друга, ринулись к окнам. Толкаясь и перегоняя друг друга, прильнули к окнам своими любопытными носами.

У наших многоэтажных домов, где я живу, на территории детского садика тоже живёт одна ворона, во всяком случае, я видела только одну. А под моим окном на выступе ежегодно высиживала горлинка птенцов. Так вот, только благодаря раскидистому дереву горлинка много лет по три выводка своих деток за лето спокойно выращивала, но как только дерево убрали, тут же ворона разорила гнездо, и теперь по утрам я не слышу тихого «гули-гули» за окном.

Оглавление

Её имя — Любовь!

Однажды утром

Первоклассница

Соседи

Нашествие… сосен

Прощание

Родной язык

Киноиностранщина

Значимость

Чудо-баня

Терапевтическое отделение

Премия

Эпидемия

Чувство достоинства

Предательство

Самая лучшая

Курьёзная история

Коммуналка

Смеходром

Анекдот

Застава

Гаишник

Поход в магазин

С природой

Под небом

Кумыс

Шурочка

Замочная скважина

Привидения

Пути-дороги гастрольные

Беглецы

Салтычиха

Вот так история!