Во имя славы. Книга первая [Илья Игоревич Савич] (fb2) читать онлайн

Савич Илья Игоревич Во имя славы. Книга первая

Небольшое предисловие

Действия данной истории разворачиваются во второй половине девятого века, на южном берегу Балтийского моря, где многочисленные западнославянские княжества боролись за своё существование с грозными соседями — империей франков и подвластными им саксами, с данами и… со своими соседями-славянами.

Последнее, собственно, и предрешило исход борьбы. В тринадцатом веке германское королевство Священной Римской империи захватило и ассимилировало остатки славянских народов до границ Польши и Чехии.

Но вернёмся к девятому веку. Если быть точнее, около 860 года. Во Франкии тянулась борьба между потомками Карла Великого, и до славян дела было мало, кроме периодических походов с переменным успехом и ответных набегов с таким же непостоянством. Даны же осваивали земли Британских островов, зарабатывали современную популярность для своих потомков.

А вот точных данных о том, что происходило внутри славянских княжеств я не нашёл. Все письменные источники сообщают о них только со стороны их врагов — саксов, данов, немцев, но кое-какую картину удалось собрать, разбавив кучей художественных домыслов (всё-таки я писатель, а не учёный).

С материальной культурой и археологией ситуация немного лучше, но почти все исследования проводят в Германии и на русский язык мало что переведено. Спасибо Йоахиму Херрману и Йенсу Шнеевайсу — у них я многое почерпнул.

В общем, к чему я… Моя история — не научный доклад. Я постараюсь как можно сильнее придерживаться правдоподобности, имеющимся данным, но не всегда это получится. Вполне возможно, что книгу прочтёт более разбирающийся в вопросе человек и найдёт кучу огрехов (интересующимся варяжским вопросом — отдельный привет). Тогда прошу добавить в голове жанр альтернативной истории (и обязательно черкануть мне в личку источники — учиться никогда не поздно) и дальше наслаждаться сюжетом.

Приятного чтения!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПУТЬ ДОМОЙ

«Среди всех северных народов одни лишь славяне были упорнее других и позже других обратились к вере. А как выше сказано, славянских народов много, и те из них, которые называются винулами, или винитами, в большей [своей] части относятся к Гамбургской епархии. Ибо Гамбургская церковь, помимо того что она, будучи столицей митрополита, охватывает все народы или государства севера, имеет также определенные границы своей епархии. В нее входит самая отдаленная часть Саксонии, которая расположена по ту сторону Альбии, называется Нордальбингией и населена тремя народами — дитмаршами, гользатами, штурмарами. Оттуда граница тянется до земли винитов, тех именно, которые называются ваграми, бодричами, хижанами, черезпенянами, и [дальше] до самой реки Пены и города Димина. «Здесь лежит граница Гамбургской епархии». Поэтому не следует удивляться, что достойнейшие пастыри и проповедники евангелия, Анскарий, Реймберт и, шестой по порядку, Унни, усердие которых в обращении народов стяжало им такую великую славу, столько труда вложили в попечение об обращении славян, но ни они сами, ни их помощники никаких плодов, как мы читаем, у них не достигли. Причиной этого было, как я считаю, непреодолимое упорство этого народа, а не равнодушие проповедников, которые до такой степени были преданы делу обращения народов, что не жалели ни сил, ни жизни»

Гельмольд. Славянская хроника. М. АН СССР. 1963 (перевод — Разумовская Л. В.)

Пролог. Византиец

Весенний день радовал легким ветерком, сдувающим жар яркого солнца, и клубами пышных облаков на ясном синем небе. Трава на побережье расходилась волнами, словно прибой продолжался в них, поднимался по склонам, трогал листву деревьев и растворялся в бескрайних просторах за маленькой саксонской деревушкой рыбаков.

Сегодня она наполнилась людьми с окрестных селений. По истоптанным улочкам непрерывно ходили, гомон голосов оглушал непривычных к этому жителей, а на площади, где обычно собирались для обсуждения общих дел, теперь раскинули палатки ушлые торговцы, устроившие настоящую ярмарку.

Но среди всего веселья серым пятном служила толпа возле небольшой хижины, откуда периодически доносились крики боли, плачь и ругательства.

Вот раздалась очередная порция воплей, после чего наступило молчание, через несколько минут отворилась дверь, и наружу поковылял, опираясь на кривую палку и молодого парня, побледневший от боли крестьянин. Одна его нога была зафиксирована несколькими досками и перевязана свежими тканями.

— Дьявольское отродье! Даже когда я сломал эту чёртову кость было легче!

— Не ворчи, отец. Это чудо, что он появился в наших краях. Твоя нога выглядела ужасно, её хотели отрезать!

Парень улыбался, не скрывал радость, вопреки болезненному и хмурому лицу мужчины. От повозки, стоявшей неподалёку, к ним ринулась орава из детей разных возрастов во главе с взволнованной женщиной.

— Получилось?! — она чуть было не сшибла мужа, но вовремя опомнилась.

Ответ на вопрос не требовался, так что крестьянин лишь проворчал нечто невнятное и продолжил ковылять к повозке.

А в хижину тем временем зашёл следующий человек — сутулый крестьянин в испачканной землёю одежде.

Внутри всё пропахло кровью, гноем, рвотой и духом лечебных трав, через окна обдувал сквозняк. А в центре комнаты сидел усталый человек с чёрной бородой, в странных одеждах, покрытых багряными пятнами. На столе были разложены инструменты, скорее подходящие палачу, нежели лекарю.

Крестьянин неуверенно остановился, не зная что сказать. В нос ударила смесь запахов, он слегка поморщился.

— Что болит? — лекарь заговорил первым.

Из-за усталости и акцента разобрать слова было сложно, поэтому крестьянин ответил не сразу.

— Жуб!

Он поднабрался храбрости, подошёл ближе и широко раскрыл рот, откуда показались два полупустых ряда коричневых кривых зубов, явно чудом переживших своих собратьев. Но один из них выглядел особенно плохо.

Лекарь вздохнул, повернул голову пациента к свету, чтобы получше рассмотреть проблему, а затем пробурчал что-то на непонятном языке.

— Ну, ничего. Сейчас…

Вдруг он резко, схватил клещи, и, не успел крестьянин осознать произошедшее, как зуб очутился напротив его лица.

— Что… Э… Это как?!..

— Вот так! — лекарь выхватил из мозолистых рук монету, заменив её на зуб. — Иди, не задерживай очередь. И не забывай чистить зубы, а тот и остальные повылезают.

— Чистить? — крестьянин, подгоняемый лекарем, до сих пор не мог поверить, что муки закончились.

— Заверни битый известняк в чистую ткань и разжёвывай. Хотя бы раз в пару дней!

Вытолкнув мужика на улицу, лекарь крикнул:

— Перерыв!

И под недовольный гул захлопнул дверь.

День выдался тяжёлым. Ясон, византийский ученый, отправился на землю франков — зарабатывать мастерством медицины. Даже получил рекомендательное письмо от учителя, чтобы явиться ко двору герцога Васконского. Хорошее, богатое место!

Но всё пошло прахом как только корабль вышел на побережье Балтийского моря.

Сначала их преследовали пираты, которыми полны здешние воды. Спасением оказался ужасный шторм, едва не потопивший корабль. Выжили точно чудом — мачта не выдержала, сломалась и улетела в бушующее море, прихватив с собой нескольких человек. Когда ураган стих, пришлось грести до портового городка с причудливым названием Гробин, принадлежащем народу с не менее причудливым именем Курши.

Однако эта причудливость оказалась обманчивой. Курши сначала хотели закончить то, что намеревались сделать пираты, но, верно благодаря указанию самого Бога, решили ограбить несчастных путешественников по-другому — заломить такую цену, что кентарх* корабля взвыл от злости и безнадёги и чуть было не прыгнул за борт с увесистым мешком монет, которые пришлось отдать местному властителю в обмен на безопасность.

(*Кентарх — аналог капитана судна)

Тем не менее удалось выжить. Ясон даже вздохнул с облегчением, расслабился. Погрузился в омут доступных развлечений и сумел подзаработать, вылечив одного богатого купца от лихорадки, но на следующий же день проиграл всё в кости.

Дальнейший путь до Волина, города славян, называвшихся поморянами, прошёл относительно легко. На горизонте то и дело маячили грозные чёрные тучи, но шторм не подходил слишком близко, а пираты не появлялись вовсе. Ясон решил было, что ненастья закончились, но дёрнул его чёрт снова испытать удачу за игрой в кости!

Саксонский торговец Идвирд, гостивший в той же корчме, разве что не раздел Аэция догола, а взамен предложил оплатить долг ремеслом. Что ж, думал тогда наивный византиец, торговец — не герцог, но тоже неплохо. Почему бы нет?

Но долг был немаленьким. Простым услужением откупаться пришлось бы годы, поэтому Ясон хватался за любую возможность заработать хоть сколько-нибудь монет. И вот удача! Саксонский динат*, в чьих землях жил Идвирд, устроил ярмарку в честь рождения сына, уже пятого по счёту. Счастье привалило в ближайшую рыбацкую деревушку, куда стянулись жители со всей округи. А у такого количества людей, обделённых санитарией и элементарной медициной, всегда найдётся что подлечить.

(*Динат — землевладелец в Византии)

Но кто ж знал, как сильна была нужда в подобной услуге… Весть о лекаре едва ли не превзошла интерес к самой ярмарке, и к хлипкой хижине, чей владелец уже напился до беспамятства за полученные медяки, выстроилась огромная очередь страдающих язвами, ушибами, переломами и прочими прелестями человеческой жизни. Правда, крестьяне оказались довольно терпеливы к боли, поэтому мешочек с маковым порошком остался почти нетронутым. Это несомненно радовало — восполнить запасы было бы непросто.

И вот, пока Остальные веселились или грелись на солнце в ожидании своей очереди, изнеможённый Ясон давился вязким тошнотворным воздухом, пытаясь остановить дрожь в окровавленных руках. Только увесистый кошель поддерживал более-менее сносное настроение.

За окном доносились голоса прохожих, зазывания лавочников, смех детей, ругань стражников, явно успевших отведать пива. Разобрать льющиеся отовсюду слова не получалось, хоть Ясон и знал язык саксов. Он даже болтал с некоторыми из них у себя на родине, но сейчас несуразные потоки не отличались от любых других варварских, поэтому единственной отдушиной остались звонкие девичьи голоса, чей хохот словно песня расходилась по округе. Даже стало немного легче…

Вдруг в гомоне добавились какие-то непонятные помехи. Задумавшись, Ясон не сразу это заметил, но постепенно до разума доходило, что смех, разговоры и ругань переросли в крики ужаса, разбавились гулкими возгласами, в которых узнавался другой язык, тоже знакомый византийцу.

Он вскочил, проводил взглядом проносящиеся мимо окна фигуры, а затем выбежал на улицу, где уже вовсю развернулась резня.

Вооружённые головорезы топорами рубили пьяных стражников, копьями кололи попадавших под руку несчастных жертв. Свистели стрелы, ржали боевые кони, носившиеся по улицам между крестьян, пока те в панике пытались бежать куда глаза глядят.

И Ясон понял, что Господь отвернулся от своего недостойного раба. А в следующий момент пробегающий мимо головорез огрел его обухом щита.

Глава 1. Последняя ночь

Море в этот день будто беспокоилось о чём-то. Холодный ветер нагонял быстрые низкие волны, бьющиеся о борт, терзал парус небольшой лодки, которой управляли двое молодых парней.

Ингвар вглядывался в горизонт, ожидая увидеть признаки приближающегося шторма, но серое небо оставалось неизменным. Ветер настырно дул в лицо, будто прогонял к берегу, отчего становилось не по себе.

— Ингвар, не спи!

Сёльви оросил его водой, заставив отвлечься.

— Не сплю я!

Лодку качнуло. Волны били всё агрессивнее, так что стоило вернуться. Сёльви будто прочитал мысли друга — затянул сеть с единственной трепыхающейся рыбёшкой на борт, направился к корме и взялся за рулевое весло. Парус затрепетал от резких порывов, что ещё больше убедило Ингвара вернуться домой, хоть и без особой добычи.

— Энгуль нас прибьёт, — вздохнул Сёльви.

Энгуль — главный рыбак в поселении. Это он учил мальчишек закидывать сети, управляться с веслом и парусом, уверенно стоять во время качки на скользком борту. Да и саму лодку именно он одолжил двум своим лучшим ученикам.

— Если повредим хоть единую доску, будет ещё хуже.

— Это точно! Давай поспешим!

Мысль о наказании, даже шуточная, придала сил. Ингвар схватился за канат, подставляя парус под ветер. Верёвки натянулись, дерево застонало на повороте, и скоро нос вспенил воду, то поднимаясь, то опускаясь, словно по холмам.

В деревне жизнь кипела несмотря на непогоду. Туда-сюда сновали женщины; лесорубы везли свежие брёвна, оставляя на разъеденной грязью дороге глубокую колею; из кузницы доносились мерные звоны ударов молота; дети бегали, догоняя друг друга, попадаясь под ноги взрослым и убегая от них с хохотом и криками. Но на причале, у самого края, стоял Энгуль.

Когда-то старик был сильным, свирепым мужем. Под парусом ярла* Ларса, отца нынешнего ярла — Стига Ларссона, он грабил берега Франкии, бился с королевствами саксов на островах Британии, ступал на земли вендов, даже хотел отправиться в Миклагард! Но в последней битве лишился и ноги, и руки, что сделало его бесполезным в строю или на скамье драккара. Но заработанное уважение осталось при нём! Сам ярл отметил Энгуля, особенно когда тот выжил после таких жестоких ран.

(*Ярл — скандинавский вождь)

Старик глядел грозно. Седая борода развевалась, словно полчище хищных змей, длинные брови свисали над глубокими тёмными глазами. Деревянный наконечник на увечной ноге не уступал стойкостью здоровой стопе, а обрубок левого запястья спрятался за скрещенной рукой.

— Шевелитесь, бездельники! — крикнул Энгуль, разрезая воздух.

И лодка ускорилась, точно убоявшись своего хозяина.

Сёльви оказался прав. За скудный улов парни получили по увесистой затрещине, отчего ещё какое-то время звенело в ушах. Но старик между делом довольно отметил, как ловко они управились, когда резкая волна чуть не занесла лодку на опоры причала, так что на боль парни даже не обратили внимание.

Энгуль наказал вытащить лодку на берег, чтобы очистить и законопатить. Было непросто — пришлось звать подмогу. Мальчишки крутились рядом, желая помочь, хотя только мешались. Они убежали от Льёта Беззубого, ворчливого охотника, живущего на отшибе в пропахшей кровью и помётом хижине.

К тому моменту, когда закончили чистку, непогода сменилась на удивление ясным солнцем и приятным освежающим ветерком. Ингвар и Сёльви направились за просмоленной шерстью — её заготавливала Ингигерд, сестра Ингвара.

Сёльви явно торопился поскорее добраться до места, что не прошло мимо Ингвара. Сестра была невероятно красивой — голубые, словно само небо, большие глаза украшали точёное лицо с высокими скулами, как бриллиант украшает золото; тёмные крепкие волосы опускались до поясницы, развевались, подобно морю. А голос!.. Когда Ингигерд напевала, сидя за пряжей, проходящие мимо забывали, куда шли, останавливались, чтобы насладиться чудесными мелодиями.

Поэтому Сёльви едва ли не бежал навстречу вёдрам с просмоленной шерстью. Он далеко не единственный, кто всем сердцем желал Ингигерд, но только своего лучшему другу Ингвар мог позволить это. Правда, для такой красавицы должно быть подобающее приданое, но откуда его взять двум сиротам? Их отец погиб в стычке с ярлом соседних земель, а мать ещё несколько зим назад забрала лихорадка. С малых лет на Ингвара свалилась ответственность не только за самого себя, но и за сестру.

Энгуль заботился о них, хоть и делал это как бы невзначай — начал обучать Ингвара рыболовному ремеслу, подкармливать, даже показал, как держать оружие в руках. А когда напивался с горя, ночами напролёт рассказывал о своих былых подвигах, мешая спать. Но Ингвар ни разу не пожалел об этом. Он мечтал отправиться в далёкий вик, сразиться с неведомыми врагами и завладеть богатой добычей. Представлял себя на месте сильного, грозного Энгуля, разрубающего своих противников двуручной секирой. Никто не сможет устоять перед ним, когда придёт время!

Сёльви уже на десяток шагов обогнал его. Слишком уж спешил. Однако прежде чем увидеть девушку, юноши услышали её голос. Нежный, сладкий, словно мёд, растекающийся в груди теплом. Сёльви даже замедлился, но скоро оправился и устремился во всю пору. Ингвару пришлось последовать за ним.

Ингигерд только закончила смолить последнее ведро шерсти, и теперь с трудом оттирала с рук липкую субстанцию. Ей помогал раб, привезённый несколько лун назад — смуглый, с большим носом, он смешно коверкал слова, но неплохо разговаривал на их языке. Говорил, что прибыл из далёкой страны, настолько великой, богатой и могучей, что прочие меркли перед ней. Себя называл ромеем, целителем, предлагал доказать мастерство, но жрец строго запретил ему касаться больных.

— Если доверимся чужаку, его христианский бог наведёт на нас беду! — слишком уж рьяно возражал старый Болд.

Но Ингигерд убедилась в словах ромея, когда сильно захворала и три дня не вставала с постели. Тогда, отчаявшись, брат позволил ему заняться лечением.

Девушка вскочила, когда Сёльви выпрыгнул из-за угла, затем мимолётный испуг сменился краткосрочным гневом, и в незадачливого паренька полетели брызги холодной воды. Ингвар увидел забавную картину и захохотал, за что тут же получил свою порцию ледяных капель.

— Зачем так пугать?! — Ингигерд насупилась, ноздри раздулись, губки сжались. Но она казалась только прекраснее.

— Ого, ты уже всё сделала! Молодец, сестра! — Ингвар пропустил возмущения мимо ушей. — Понесли! До темна надо управиться. И ты, раб, помогай! Нечего прохлаждаться!

Ингвар с ромеем потащили увесистую ношу обратно к берегу, пока Сёльви всеми силами пытался задержаться: то вздохнёт многозначительно, то разомнётся, мол, мышцы затекли… Пока со стороны холма, над которым уже виднелась лишь голова Ингвара, не донёсся раздражённый зов.

Теперь им предстояла долгая, нудная работа. Пальцы покрывались смолой, липли друг к другу, нос резало такой же липкой вонью, одежда вся испачкалась. Энгуль, к тому же, постоянно бродил неподалёку, то и дело прикладываясь деревянной ногой по чьей-либо заднице, когда один из них что-то делал неправильно. Да так ловко выходило! Увернуться не получилось ни разу.

— Осторожно, не спеши! — ворчал старик. — Не забивай паклю, а толкай, чтобы дерево не испортить! Не суй слишком много, а не то трещина пойдёт!

Когда лодка была готова, Ингвар не мог сказать точно, от чего больше устал — от работы или от вечно причитающего наставника. Солнце уже клонилось к закату, небо окрасилось красными оттенками. После тяжёлого дня наконец удалось уединиться на вершине лесистой возвышенности, у подножия которой и раскинулось поселение. Ингвар любил сидеть здесь, на большом валуне, и наблюдать. Наблюдать, как внизу снуют его соседи и знакомые, как дети нехотя разбредаются по домам под клич матерей, как загораются очаги, пускают в небо клубы дыма. Как жизнь замирает, готовясь ко сну.

Обычно это место расслабляло, выветривало из головы все мысли. Но только не сегодня. Почему-то Ингвар не мог унять тревогу.

— Знала, что ты здесь.

— Инги!

Сестра вырвала его из раздумий. Однако лишь она могла не вызвать при этом ни капли раздражения.

Ингигерд села рядом, развернула свёрток, достала кусок пышного хлеба. Даже остывший, он ударил таким аппетитным ароматом, что живот заурчал от внезапного голода.

— Ты сегодня сам не свой.

Ингигерд с улыбкой наблюдала, как брат вгрызается в хрустящую корочку.

— Ага… сам не знаю почему.

Ингвар опять задумался, даже прекратил есть. Но сестра снова оборвала его, взъерошив волосы.

— Эй, ты чего?! — парень вскочил, чуть не выронив хлеб. Но в ответ лишь полился задорный девичий смех.

— Ты такой серьёзный, братишка! Не смогла удержаться, прости.

Широкая грудь юноши расширялась и сжималась, сдерживая вспыхнувшее возмущение. Пару мгновений. Потому что потом небесная синева её взгляда растворила мимолётное недовольство. Игнвар лишь обиженно хмыкнул и уселся обратно.

— Не сердись, братишка, — нежные пальцы сжали грубую мускулистую руку, от которой до сих пор разило смолой. — Всё будет хорошо.

Ингвар обнял сестру покрепче, ощутил тепло родного человека. Душа начала успокаиваться.

— Да, Инги. Всё будет хорошо.

━─━────༺༻────━─━

Крик вырвал из сна. Ингвар не сразу понял, что произошло, а когда дошло — не мог поверить. Но удар о входную дверь, за которым последовал предсмертный хрип, развеял все сомнения.

Он вскочил с постели, отыскал в темноте топор.

— Что случилось?! — Ингигерд смотрела на него испуганными глазами, взъерошенные волосы спадали на ночную рубаху.

— Спрячься!

Он прижался к балке, готовый накормить железом первого, кто ворвётся внутрь.

— На нас напали?!

— Прячься!

Мимо пронеслась лошадь, стрела воткнулась в стену, кто-то с диким криком промчался вниз к причалу, а затем раздался гулкий голос Энгуля:

— В строй! В строй, пока нас всех не перерезали!

Ингигерд тоже услышала команды, тут же дёрнулась в сторону брата, надеясь отговорить его, но…

— Я сказал «прячься», Инги! — рыкнул брат, прервав попытку на корню. — Прячься, ради всех богов, и не вылезай ни в коем случае! Слышишь?! Не вылезай!

Ингвар выбежал наружу, чуть не попав под просвистевший рядом дротик. Но он даже не притормозил — страх, смешанный с жаждой испытать себя, гнал вперёд.

Крик застрял в горле, пальцы сжимали рукоять топора. Неподалёку, в стене щитов двигались наскоро вооружённые воины под предводительством Энгуля. Старик в здоровой руке держал меч.

— Покажем этим отродьям свою сталь! Держать строй!

Ночную тьму освещало пламя горящих крыш. Лязг металла, свист стрел, крики, топот десятков ног и ржание лошадей слились в единую мешанину.

Из темноты между домами вырвались несколько воинов. Они угодили в клещи стены щитов, однако не спешили бросаться на верную смерть, пятились, ступая вниз по скользкому склону, пока строй не рванул вперёд, вынуждая принять бой.

Шансов у них не было. Двух закололи с наскока, третий ещё какое-то время отбивался, даже смог нанести рану, но скоро погиб от топора, в шее.

Но последний изловчился. Подсёк Сторри, который вот-вот собирался рубануть сверху, вырвался из клещей и рванул прямо навстречу Ингвару.

И парня охватил страх. Вдруг топор в руке показался игрушкой по сравнению, тяжёлым копьём, а рубаха — не лучше голой беззащитной кожи.

Пара секунд — и они столкнутся. Жизнь могла прерваться совсем скоро, и это заставило оцепенеть. Враг занёс копьё, готовый вонзить его в несчастного мальчишку, шаг, ещё шаг…

Вдруг из груди ублюдка вылез наконечник дротика, и он рухнул на истоптанную землю. Древко торчало из спины, покачивалось, а глухой предсмертный стон вырвался из пасти.

— Сюда, Ингвар! — крикнул Энгуль. — Живее!

Парень очнулся, стряхнул оцепенение, прогнал страх, а затем выдернул окровавленное копьё и побежал. Стена щитов расступилась, принимая пополнение.

— Зря ты вылез, — Энгуль смотрел на приближающихся врагов, а не на Ингвара. — Мы все здесь отправимся в Чертог Одина… Где твоя сестра? — добавил он, когда малочисленный строй миновал их дом.

— Спряталась.

Ингвар хотел оглянуться. Убедиться, что Инги не ослушалась его. Но душу снова чуть не сковал страх.

Потому что показался враг.

Не мельтешащие словно тени убийцы, а несколько десятков вооружённых до зубов головорезов.

Впереди был их предводитель. Крупный, облачённый в металл с головы до ног, он грозно шагал навстречу отчаянным, обречённым храбрецам. И тогда Ингвар понял, что старик оказался прав. Им не выжить в этой битве. Врагов больше, они вооружены до зубов, их костяк составляли вояки не хуже самого Энгуля в былые времена.

Пламя золотом танцевало на кольчугах, на клинках франкских мечей и шлемах, скрывающих глазницы.

Энгуль схватил мальчишку за плечо, выдернул из строя.

— Эй, что ты!..

— Бери сестру и бегите из деревни! — рыкнул старик.

— Я буду сражаться!

— Ты будешь делать, как я велю! — Энгуль с размаху вдарил по лицу обрубком руки, от чего потемнело в глазах. — Ты хочешь, чтобы она развлекала этих ублюдков, пока ты будешь гнить в кандалах?! Не спорь, щенок! Хватай Ингигерд и беги!

Старик с недюжинной силой отшвырнул Ингвара назад, и тот наблюдал, как хирд* шёл навстречу своей смерти, чтобы жители деревни могли спастись.

(*Хирд — боевая дружина в Скандинавии эпохи викингов)

Ингвар побежал. За спиной схлестнулись щиты, слышались ругательства, удары, вздохи и крики. Энгуль занял позицию выше по склону, земля была рыхлая и скользкая, так что ублюдкам приходилось несладко.

Ингвар достиг дома, отворил дверь.

— Инг!..

Кто-то тараном сбил его на землю. Оказавшись внизу, Ингвар успел увидеть десятки ног, промчавшихся мимо, перед тем как одна из них впечатала голову бедняги в месиво истерзанной земли.

━─━────༺༻────━─━

Когда он начал приходить в себя, первая мысль была о завтраке. Разум пожалел своего хозяина, дал время очнуться, прежде чем воспоминания прояснились в голове. А хлынули они, когда слух разобрал ругательства Энгуля.

Ингвар вскочил!..

И тут же рухнул вниз, будто молнией, расколовшей череп до самого основания.

Утреннее зарево резало глаза, слёзы застилали взор, но он снова поднялся, на этот раз через силу сдерживая крик.

Двое налётчиков терзали искалеченного старика, обессиленного, но не желавшего сдаваться. Впиваясь пальцами в грязь, он бросался от одного мучителя к другому, чем лишь сильнее веселил их.

Ниже по склону лежали трупы крохотного хирда, не сумевшего сдержать напасть. Не успевших сбежать жителей деревни гнали в сторону причала, где их ждал десяток кораблей. Отовсюду доносились ругань разбойников, крики женщин, плачь детей, визги животных на забое.

Смерть. Кровь. Копоть сгоревших хижин.

Ингвар окончательно пришёл в себя. Во рту всё ещё стоял металлический привкус, а виски отдавали резкой болью, но теперь он мог контролировать собственное тело.

— Трусы! Отродье Хеля! Собачье дерьмо! — Энгуль заплетающимся языком продолжал извергать оскорбления, но в ответ получал лишь тычки древком копья, пинки или неглубокие уколы, медленно высасывающие жизнь из тела.

Ублюдки смеялись, переговаривались между собой на непонятном языке, пока им не надоело. Один из них махнул рукой на изнеможённого старика и занёс топор.

— Нет! — Ингвар вскочил на ноги, ринулся без раздумья.

Викинг с топором над головой удивился ожившему трупу, замешкался, за что сразу же поплатился — Энгуль сбил его с ног, рыча словно дикий зверь, единственная здоровая рука вцепилась в шею, но сил вырвать гортань не хватало.

Ингвар не добежал. Его ударом остановил ещё налётчик, проходивший мимо потасовки. Он в один прыжок преодолел айнов* пять, отбросил мальчишку в стену ближайшего дома, а затем вырвал из рук Энгуля несостоявшуюся жертву.

(*Айн — мера длины, равная 59,38 см)

— Засранец! — успел выплюнуть старик прежде, чем получить ногой по лицу.

Когда первая волна боли утихла, Ингвар смог рассмотреть обидчика. Это был молодой викинг, совсем юноша лишь на три-четыре года старше самого Ингвара, но уже облачённый в добротную бронь, с топором и саксом на поясе и дерзким взглядом, кричащем о врождённой самоуверенности. Он не смотрел на Ингвара, но сомневаться не приходилось — попробуй тот хоть дёрнуться, это не пройдёт незамеченным.

Вдруг юноша заговорил на их языке, обращаясь к Энгулю:

— Неужели правда ты? Энгуль Краснобородый! — лицо засияло улыбкой, руки вздёрнулись к небу, словно викинг увидел давнего друга. — Отец рассказывал мне о бесстрашном дане, сеющем ужас повсюду, где ступала его нога.

Энгуль затих, не зная, чего ожидать от этих слов. Притаился.

— Не лгут, что Краснобородым тебя прозвали за кровь убитых врагов, заливающую твою бороду? Боги, я знаю — это правда!

Юноша внезапно изменился в лице. Радость почти детская улыбка расплылись в ядовитой ухмылке.

— А ты знаешь, кто мой отец? Кто привёл наши ладьи к твоим берегам?

Вокруг них столпились остальные викинги. Кто-то отвлёкся от грабежа, а один даже отшвырнул Виви, соседскую девчонку, не успев стянуть с неё платье. Бедняжка попыталась забиться в угол хижины, получив бесполезную надежду на спасение.

Ненадолго повисло молчание. Все внимательно наблюдали за происходящим, а юноша не спускал глаз с Энгуля, ожидая ответа.

Но получил густой окровавленный плевок на сапоги.

— Нет! — он остановил громадного воина, стоявшего рядом. Тот уже дёрнулся, чтобы наказать наглеца, но мгновенно успокоился.

Викинг снова изменился в лице. Ухмылка пропала, губы поджались, то ли в злобе, то ли в обиде.

— Да, Краснобородый. Нас ведёт Буревой. Тот, кто лишил тебя твоих членов.

Энгуль прорычал, словно загнанный волк. Но силы исчерпались, теперь он и шевелился-то еле-еле. Только ярость поддерживала израненное тело.

Юноша вытащил топор, висевший по правую руку. Ингвар попытался встать, но громила прижал тяжёлым сапогом обратно в грязь. Рёбра затрещали, стало трудно дышать, но громила не обращал внимание на хрипы.

Топор упал рядом с Энгулем.

— Возьми. Слышал, даны должны погибать с оружием в руках, чтобы вознестись к своим богам.

Пока викинг взял у стоящего рядом воина секиру на длинном древке, старик сжал рукоять.

Его взгляд стал немного спокойнее, умиротворённее… А затем секира рассекла шею. Кровь потоком хлынула из шеи, брызги оросили лицо Ингвара, попали в раскрытый рот.

Время замерло. Шум, вопли, треск догорающих брёвен, плач — всё затихло. Голова Энгуля Краснобородого прокатилась вниз, остановилась и мёртвые глаза уставилась прямо на него.

Ингвар закричал. Гнев, ярость, жажда мести вспыхнули с новой силой. Он вырвался из-под сапога и бросился на убийцу.

— Дражко! — предупредил громила, удивлённый прыткостью мальчишки.

Ингвар врезался в ублюдка, но ни топора, ни копья, ни даже самого малого ножа в руках не было, поэтому он заколотил по кольчуге голыми кулаками, выкрикивая оскорбления. Веки самовольно зажмурились, с трудом он заставил себя взглянуть на врага… И увидел лишь улыбку. Насмехающуюся, слегка удивлённую, улыбку. Ингвар будто колотил глыбу, а та даже не думала сопротивляться. Зачем?

Но представление прервал громила. Он поднял мальчишку словно невесомого, схватил голову и уже приготовился свернуть шею, когда улицу разразил новый вопль.

— Ингвар! Не-е-е-ет!

Ингигерд выбежала из укрытия, заставив налётчиков замереть на несколько секунд. Внезапным появлением или своей красотой, которую не сумели скрыть ни копоть, ни грязь — не важно. Сестра успела добраться до них, пока изумлённые разбойники пришли в себя.

Громила что-то проворчал, хотел было закончить дело несмотря на мольбы, но Дражко остановил его:

— Удо! Обожди…

Громила послушался, но хватку не ослабил. Мальчишка болтал ногами, словно пойманная рыба — хвостом. И так же, как она, шевелил челюстью, глотая воздух.

Дражко вернул секиру, притянул к себе девчонку, осмотрел её… Заплаканное лицо немыслимым образом заставило сердце защемиться. Грудь сдавило, как бывало в объятьях Удо, когда тот в порыве чувств забывал о своей непомерной силе.

— Кто ты? — кое-как смог выдавить из себя Дражко. Но затем понял, что говорит по-словенски, и повторил на датском.

— Прошу, не убивайте его! Прошу! — завопила прекрасная данка.

Девушка боялась, очень боялась. Она могла отсидеться в укрытии, и вряд ли бы её нашли — уже подходило время отчаливать. Но она обрекла себя ради этого мальчишки.

— Это твой брат? — догадался Дражко.

Схожие черты лица наталкивали на эту мысль, но почему-то хотелось убедиться.

— Да, мой брат! Господин, прошу, не убивайте его!

Девушка рухнула на колени, припала к ногам, продолжая молить. Мальчишка, глядя на сестру красными от напряжения глазами, прошипел что-то невнятное. Было видно — беспокоился он не за себя.

— Как твоё имя?

— Ингигерд, господин! Отпустите его! От него не будет проблем, я обещаю!

— Будет! — возразил на словенском Удо. — Глянь на него! Как есть дикий зверь!

Дражко не ответил. Вместо этого он жестом указал Ингигерд подняться, что та безропотно исполнила.

— Ин… ги… — прохрипел Ингвар, не прекращая попыток вырваться.

Чем вызвал у Дражко лишь новую ухмылку.

— Зачем мне оставлять в живых твоего братца, Ингигерд? Посмотри на него… — Дражко шагнул к мальчишке, обхватил пальцами челюсть. — Он вгрызётся в меня, как только выпадет возможность. Из таких волчат получаются плохие рабы.

— Нет! Я обещаю, он не будет…

— Что ты можешь мне предложить? — прервал ей Дражко. — Ведь в твоих глазах такое же пламя. Из тебя не получится годной рабыни.

Ингигерд опустила голову.

— Я… я…

— Что же? — Дражко ухмыльнулся, лицо блеснуло любопытством.

— Свою жизнь, господин.

Девушка вновь взглянула на него, но на этот раз по-иному. Дерзко, с вызовом! Будто не пленница стояла перед воином, разграбившим её дом, а княжна — перед своим подданным. Дражко затаил дыхание, сам того не замечая. Мысли смешались, разум будто отказывался работать, а в груди заполыхало жаром.

— Что с тобой, Дражко? Хватай эту девку и пошли к ладье!

Удо был лучшим другом. Побратимом. Огромный, сильный как медведь, но простой и душой, и лицом. Не найдётся во всём свете соратника вернее и надёжнее. Однако сейчас Дражко не слушал его.

— Отпусти мальчишку.

— Чего?!

— Отпусти мальчишку, Удо. Я дарую ему жизнь.

Ингигерд не понимала слов, но догадалась об их значении. На её лице засияла надежда.

— Ты ополоумел! — возразил Удо.

Ингвар к тому времени уже потерял сознание, тряпичной куклой висел в лапах громилы.

— Отпусти.

Дражко не отрывал взгляда от чёртовой данки, будто та его заворожила.

Удо бросил безвольное тело мальчишки и двинулся к другу.

— Дражко! Что с тобой происходит?!

В ответ он увидел всё ту же самодовольную морду и немного успокоился.

— Не волнуйся, Удо. Со мной всё хорошо, — Дражко похлопал по плечу, что было ему выше головы, а затем снова обратился к девушке: — Я исполнил твою просьбу, Ингигерд. Ты довольна?

— Д-да, господин…

Она с волнением смотрела на валяющегося в грязи Ингвара, но не решалась броситься к нему. Не из страха перед врагами. Нет… Она боялась обнаружить, что брат уже мёртв, и всё было напрасно.

Но грудь Ингвара шевельнулась в слабом вздохе.

— Попрощайся с ним и ступай к причалу. Удо проводит тебя.

Дражко кивнул другу и уже собрался уходить, но тот окликнул его:

— Убей мальчишку! Она — холопка! Её жизнь твоя безо всяких глупых сделок.

— Из неё получилась бы скверная холопка, друг мой. А мальчишка… его смерть ничего не стоит. Но вот жизнь…

С берега раздался звук рога, созывающий воинов на корабли. Дражко обернулся, прищурился, оглядывая разрушенную деревню.

— Проводи её. Мне нужно поговорить с отцом.

Он скрылся за хижиной, оставив Ингигерд наедине с Удо. Громила навис над девушкой, словно гора, накрыл собственной тенью.

— Шевелись! — рыкнул он злобно, отчего всё тело пробило дрожью.

Ингигерд в последний раз поцеловала своего брата. Печаль терзала сердце при виде на измученное даже лицо, но то было живое лицо.

Ингвар оправится. И он будет свободен. Это всё, что она могла для него сделать.

— Быстрее, девка!

Удо пинком заставил её встать, сплюнул под ноги, попав на мальчишку, и повёл пленницу вниз.

Ингигерд шагала вдоль родной улицы, залитой кровью, испражнениями, покрытую пеплом сгоревших домов. Повсюду лежали тела её соседей, друзей и близких.

А впереди ждал корабль. И дальний долгий путь.

Глава 2. Шторм

Воздух пропах дымом и жженым мясом. Сапоги утопали в мешанине грязи, земли, крови и пепла, чавкали с каждым шагом.

Дражко с удовольствием сделал глубокий вздох.

— Брат! — прогремел знакомый голос.

Иные разбежались бы в страхе, только услышав его, а те кто храбрее — увидев того, кому он принадлежал. Но для Дражко грозный воин, высокий и статный, с густыми светлыми усами, свисающим к подбородку, был самым близким человеком во всём мире.

— Ратмир! — лицо отрока снова осенила неподдельная улыбка.

Старший брат, гремя кольчугой, подошёл вплотную и закинул руку на плечо младшего.

— Где ты пропадал? Отец жаждет тебя увидеть!

— Неужели? Надеюсь, у него для меня особенная награда!

— Награда? — Ратмир издал хрипловатый заливной хохот. — Нет, брат. Награды не жди.

Дражко отпрянул. Улыбка слетела с губ и сменилась возмущением.

— Почему?! Не ударь я с тыла, мы бы многих потеряли! Ты сам видел, эти засранцы были в отчаянии! И сражались они тоже отчаянно.

— Ты ослушался приказа, — Ратмир пожал плечами. — Княжич мог погибнуть.

Дражко недовольно фыркнул, сжал обух топора. Он вёл небольшой отряд, в основном состоящий из отроков, для которых этот поход был первым. Среди них был сын руянского князя Вислава — Яромир. Совсем юнец, даже по сравнению с Дражко, но с пламенем в глазах. Он так и рвался в бой!

Этим рвением княжич очень походил на Дражко. Отданный приказ ждать позади дружины тяготил его, словно ошейник, а жажда битвы окутывала разум, так что он решился присоединиться к рубке. Но дружина уже подходила к маленькой стене щитов, защищённой узкой улицей. Стало понятно, что в лоб одолеть их быстро не получится, поэтому Дражко повёл отроков в обход.

Это было опасно. Скользкий склон, скрытый в темноте, который нужно преодолеть быстро — кто мог быть уверен, что там не поджидает засада? Но Дражко рискнул. И не прогадал. Данов удалось застать врасплох, даже расправиться со всеми без потерь. Кое-кто получил не самые приятные раны и, возможно, не доживёт до дома, но худшего дружина избежала.

— Княжич отведал вкуса крови, Вислав будет благодарен за своего сына.

Дражко готовился к встрече с отцом.

— Ты сам сказал — они сражались отчаянно. А Яромир слишком безрассуден, чтобы не лезть на рожон… Как и ты, впрочем.

— Но всё обошлось.

— Слава богам — да.

Братья замолчали. За поворотом, на просторном лугу возле деревни, собрались воеводы корабельных дружин во главе Буревоя — их отца.

Буревой был плечистым, коренастым, темноволосым, с глубокими серыми глазами, широким носом-картошкой, выглядывающим над жёсткими усами, и коротко стриженной бородой.

Высокие, русые, светлоглазые Дражко и Ратмир внешностью пошли в мать.

Воеводы прервали разговор, когда они приблизились. Буревой хмуро взглянул на сыновей, недовольно пошевелил усами.

— Мы… будем ждать вас на берегу, — Висмар, воевода двух ладей и ближайший друг Буревоя, похлопал его по плечу и увёл остальных. Проходя мимо братьев, он подмигнул им то ли в похвале, то ли в сочувствии. А может и в том, и в том одновременно.

Дражко нервничал. Странным образом отец внушал страха больше, чем враги на поле боя, хотя он-то уж явно не собирался его убивать.

— Отец…

— Ты меня ослушался, — прервал Буревой. — Я сказал тебе оставаться позади, но ты ринулся в бой.

Дражко поначалу опустил взгляд. Он был на полголовы выше отца, но всё же казалось, что тот возвышался над ним, словно гора. Однако гордыня взыграла и придала смелости к противостоянию:

— Я сохранил жизни твоих воинов! Мы разбили строй данов и закончили схватку до того, как она началась! — Дражко сделал шаг вперёд, оскалился, глядя глаза в глаза и пытаясь скрыть страх.

Повисло молчание. Ветер свистел над головами, прогоняя вонь прошедшей бойни, а Буревой, прищурившись, сверлил сына взглядом.

Ратмир затаил дыхание.

— Ты нарушил приказ. Повёл неопытных мальцов сквозь темноту, чтобы кинуть их на загнанных в угол врагов.

— И мы справились!

— Как справился бы и Висмар, которого я послал в обход.

Гордыня сменилась смятением, надменность — виной. Наконец-то Дражко не нашёл слов для ответа. А Буревой продолжил:

— Но самое главное — ты поставил наш тыл под удар!

Отец был спокойным человеком. Мало что могло вывести его из себя, но сейчас он едва сдерживал гнев. Даже у Ратмира мурашки пробежали по спине.

— Нам повезло, что у данов не нашлось засады! Повезло, что застали их врасплох! Повезло!..

Буревой сделал паузу, глубоко вздохнул.

— Но не пришлось бы полагаться на удачу, подчинись ты приказу.

Ратмир с волнением озирался в сторону берега, где корабли уже почти приготовились к отплытию.

— Скоро отлив. Нам нужно поспешить.

— Это всего лишь жалкая деревушка с кучкой напуганных крестьян! — взорвался Дражко, не заметив слов брата. — Или ты боялся тени, отец?! Я — нет!

В ответ по лицу прилетел хлёсткий удар. Губа лопнула, горячая кровь обожгла обветренную кожу, а в голова ненадолго закружилась.

— Никогда нельзя недооценивать врага! Будь это целое войско или чёртова деревушка!

Рог снова известил о скором отбытии, и Ратмир решил закончить перебранку;:

— Давайте уже сядем в ладьи и отправимся домой делить добычу. Поход удался на славу!

━─━────༺༻────━─━

Ладья поднималась и опускалась по волнам. Парус с медвежьим оскалом распух от попутного ветра, гнавшего его от берега. Позади в небо уходило чёрное облако.

Ингигерд смотрела, как догорает дом. Слёзы уже не застилали глаза — она всё выплакала ещё до того, как корабли отчалили.

Только сейчас Ингигерд узнала, кто разрушил её жизнь.

Венды.

Берега Восточного моря* населяло множество народов, то враждующих между собой, то заключающих союзы. Чаще — враждующих, ведь даже среди одного народа редко царило единство. Всё это мало интересовало молодую девушку из фьорда. Она никогда не думала о том, что происходит далеко за горизонтом, какие ужасные вещи там творятся. Пока горе само не пришло к ней.

(*Восточное море — Балтийское море. Скандинавы его Аустмарр)

Ингигерд не знала о вендах. Впервые она услышала о них на корабле, увозившем её в неизвестность. Эти венды звали себя ругами — так сказал ромей, знавший, казалось, всё на свете. Он даже мог говорить на их языке, но пока скрывал это.

Корма была забита бочками, сундуками, тюками, мешками. И рабами. Десяток рабов только на этом корабле, а сколько томилось на остальных?..

Руги смеялись, осматривали добычу, тянули тяжёлые вёсла и пелипесни. Они были так похожи на тех мужчин из её деревни, что возвращались из вика… Но тогда она испытывала совсем иные чувства.

Ладья поднималась и опускалась по волнам. Медвежий оскал на парусе волновался от рваного ветра, а берег скрылся за горизонтом. Там, откуда тянулся дымный хвост чёрного облака, раньше был её дом.

━─━────༺༻────━─━

— Отец будет доволен! Жаль только не довелось сражаться в настоящей битве. Щитом к щиту, в открытом поле!..

— Погоди, не лезь вперёд батьки в пекло. Ещё навоюешься.

Яромир, молодой княжич, всё вспоминал первую в своей жизни рубку. Он стоял на корме «Лебедя», возле рулевого весла. Кормчий Веремуд наставлял его в управлении ладьёй, пока не разыгрался ураган. Волны становились всё выше, небо посерело, сверху сыпал дождь, но время ещё оставалось.

— А вот мой отец рассерчал…

Дражко стоял рядом. Говорил он с княжичем, но взгляд устремил на Ингигерд. Девушка странным образом приковывала к себе внимание, но почему-то не хотелось обходиться с ней, как с прочими девками. Эта данка таила в себе нечто, что заставляло до дрожи волноваться.

— Не зря! — воскликнул Яромир. — Боги ведают — не зря! Мне уже надоело выжидать в тылу, пока остальные сделают всё дело. Князь должен вести свою дружину, быть первым среди них. Так говорит мой отец.

— И он прав, княжич. Люди идут за сильными. За смелыми. За теми, кто не боится ночной тьмы…

Последнее Дражко выдавил с обидой в горле, что не прошло мимо Веремуда. Тот сощурился, вытер рукавом влажный от брызг нос.

— Вы оба ещё слишком молоды. Путаете храбрость с глупостью.

— Ты со мной не согласен? — Дражко даже отвлёкся от Ингигерд, приготовившись отстаивать свои слова.

— Отчасти.

Веремуд лишь добродушно улыбнулся, не желая испытывать ярость юноши, чем заметно смутил его.

Ладью резко качнуло. Яромир едва не выпустил из рук весло, но кормчий вовремя подстраховал, а затем жестом указал отойти в сторону. Море уже достаточно разбуянилось.

— Хороший князь не только ведёт дружину в бой. Он также возвращает воинов домой.

Отроки промолчали. Задумались. Но долго размышлять над словами Веремуда не пришлось.

— Спускайте парус. И приготовьтесь — придётся нелегко.

━─━────༺༻────━─━

Шторм накрыл корабли. Маленькую флотилию бросало из стороны в сторону, волны вырастали, словно горы, и толщи воды обрушивались на борт, гнули доски до жалобного скрипа, слышного даже через рёв стихии.

Дражко держался за канаты изо всех сил. Скользкая палуба не давала устоять на ногах, вода застилала лицо. Он пытался высматривать другие ладьи. Те скрывались между волнами, выглядывали, а затем снова ныряли в бездну.

— Верёвки не выдержат! — кричал Удо.

Его мускулы вздулись от напряжения, волосы налипли на лоб, но рот скалился в весёлой улыбке. Казалось, дикие тряски, подъёмы, повороты, да и само море не более детской забавы для такого здоровяка. И привяжись ты не к скамье, а к нему — будешь в большей безопасности.

Но даже Удо не мог передвигаться по ладье, как это делал Веремуд. Привязавшись длинной верёвкой для подстраховки, он ловко оказывался там, где требовалось проверить узел, придержать ящик, или спасти кого-нибудь от участи отправиться за борт. Хотя последнее удавалось не всегда.

Дражко чуть не утянул за собой сидевший по соседству Верик — он сорвался, вылетел со своего места, а затем верёвка лопнула, словно перетруженная тетива, и бедняга скрылся в подступающей толще воды.

Волна, поглотившая Верика, накрыла ладью, та накренилась — вот-вот, казалось, перевернётся. Дражко держался изо всех сил, но ноги соскальзывали, а руки уже побледнели. Он был на грани, но одна мысль никак не давала сосредоточиться на самом себе…

Ингигерд прижалась к подножию мачты, как и остальные рабы, которых спасали лишь кандалы, прибитые к палубе. «Лебедь» завис на вершине волны, а затем рухнул вниз.

Ладью сотрясло с небывалой силой. Верно благодаря лишь чуду она не разлетелась на части и продолжила взбираться на очередную волну.

Но не все оказались такими крепкими — море поглотило ещё двух руян, кто-то переломал кости и, не имея возможности держаться, болтался на верёвке в ожидании скорого конца. Кандалы нескольких рабов вырвало с гвоздями, и те получили нежданную свободу.

Дражко принялся высматривать Ингигерд, не успев оправиться от удара. Верёвки, удерживающие добычу, местами оборвались, запутались, и теперь тяжёлые сундуки ходили по доскам.

Нос ладьи начал подниматься. Связка бочек сдвинулась, проехала мимо сжавшихся у балки рабов, пока верёвки не натянулись до предела… А затем волна начала клонить корабль в бок.

Канаты под тяжестью груза врезались в нещастных, до хруста сдавливали кости. Принявшие беду на себя рабы напирали на остальных, лишая возможности вздохнуть.

Ингигерд была там. Её окружили, прижали к балке, не давая пошевелиться. На устах застыл немой крик, а во взгляде поселился ужас.

Дражко вытащил нож, обрезал страховочную верёвку и прыгнул на глазах ошарашенного Удо.

— Какого лешего ты творишь?! — крикнул он вслед, но Дражко уже приземлился на балку, едва не размозжив голову раба со смуглой кожей.

В этот момент судно снова качнуло, Дражко поскользнулся и полетел дальше, но успел зацепиться за рукав чьей-то рубахи. Не надолго — ткань быстро разошлась, так что Дражко воткнул нож между рёбер раба, зацепился за рукоять и потянулся вверх.

Ладью кренило всё сильнее. Нескольких человек уже безвольно повисли с переломленной грудью. Кому повезло больше либо потеряли сознание, либо были на грани, но Ингигерд ещё держалась. Она урывками глотала солёный воздух. Вода плотным потоком падала на лицо, застревая в горле.

Но вдруг стало легче дышать.

Дражко разрезал канаты. Добыча, лишившись последнего крепежа, полетела за борт, прихватив с собой ещё двух рабов, уже мёртвых. Сундуки чуть не сбили оказавшихся на пути гридей, но им посчастливилось увернуться.

«Лебедь» достиг гребня волны и плавно, со скрипом, устремился вниз.

Дражко успел убедиться, что Ингигерд цела, прежде чем хвост канатной связки зацепил ноги и понёс его в пасть бушующего моря.

Перед глазами мелькнуло удаляющееся лицо Ингигерд. Почему-то не было тревоги, страха или паники… Дражко осознал, что произошло только когда невероятная сила потянула его назад. Он рухнул на борт вместе с ударом ладьи о толщу воды, скорчился от боли и увидел перед собой разозлённую морду Удо.

— Остолбень ты безмозглый!..

Ругань прервали брызги, попавшие в лицо, но даже они не остудили пыл друга:

— Да я сам тебя прибью, полоумный!

Дражко бросило в пот при мысли о едва разминувшейся смерти. Даже промокший в ледяной воде, обдуваемый диким ветром, он только сейчас застучал зубами, — отнюдь не от холода, — спешно обвязал себя верёвкой и крепко ухватился за скамью.

Ладья продолжала седлать волны. Шторм уже слабел, скоро всем стало понятно — они доживут до утра, поэтому настрой дружины заметно возрос. Даже закатили песню, чтобы ждать, пока море успокоиться, было веселее. Громче всех загорланил Удо. Нескладно, коряво — но с душой.

Не пели рабы — для них теперь жизнь не стоила ничего. Не пел и Дражко. Он пытливо осматривался в поисках других кораблей, но их ладья осталась в одиночестве среди утихающего урагана.

━─━────༺༻────━─━

«Лебедя» знатно потрепало. В обшивке образовались бреши, поэтому постоянно приходилось вычерпывать воду, на что подрядили выживших рабов, пока сами руяне гребли к далёкой полосе суши. После шторма ветер утих, и парус убрали, а почти все припасы сгинули в море.

Дражко освободил скамью сменщику, а сам направился к корме. Жутко хотелось пить. Он поднёс бурдюк к губам, запрокинул, но на язык плеснуло совсем немного воды, что только раззадорило жажду.

— Ты выкинул всю добычу… — Веремуд смотрел не на него, а вдаль, пытаясь найти что-нибудь знакомое в неизвестных берегах.

Шторм не должен был отбросить их слишком далеко, поэтому примерное расположение кормчий знал. Но где именно оказался корабль, ещё предстояло выяснить.

— Не всю. — Дражко кивнул в сторону рабов.

Они стоили довольно много, однако двое — больше, чем все остальные вместе.

Такая красавица как Ингигерд принесла бы много серебра, но её продавать Дражко даже не думал. А вот второй находкой оказался смуглый иноземец. Когда раненых рабов хотели выбросить за борт, он вызвался их вылечить. Так руяне узнали, что заполучили настоящего греческого лекаря из самого Царьграда.

Дражко слышал про этот город раньше, от отца и Висмара. Однажды они повели туда торговый караван. Поход оказался намного дольше прочих и куда опаснее. Пришлось спускаться по рекам, преодолевать пороги, отбиваться от кочевников, поджидающих удачного момента забрать всё добро.

Но оно того стоило.

Вернулись Буревой и Висмар настоящими богачами, а их приключения обрастали всё более невероятными подробностями с каждым новым пиром. В детстве Дражко верил всему, но, повзрослев, понял — вряд ли даже такие бравые воины могли обратить в бегство тысячную орду печенегов с полусотней гриди…

Грека Дражко тоже не собирался продавать. Лекарь стоил намного больше золота, которое за него способны предложить.

— Нужно поскорее возвращаться домой, — вздохнул Веремуд — Что случилось с остальными? Надеюсь, они…

— С ними всё в порядке, я уверен, — Дражко похлопал его по плечу. — Но домой плыть ещё рано.

— Что ты задумал? — кормчий недобро нахмурился, чуя неладное.

— Мы не можем вернуться с пустыми руками. Нужно восполнить потерянное.

— Ты собрался устроить набег?!

— Да.

Удо услышал затею, ухмыльнулся и теперь иначе смотрел в сторону берега. Хищно. А Веремуд даже преисполненный возмущением крепко держал руль, не позволив ладье дрогнуть. Дражко не унимался:

— Неужто ты хочешь ступить в Ральсвик побитым псом?

— Я хочу ступить в Ральсвик живым, Дражко. Нас мало, мы устали, а ладью нужно поправить. Сейчас не время для набегов.

— Успокойся, Веремуд. Я не собираюсь бросаться в бой как только достигнем берега. Но наш поход незакончен, мы вернём потерянное!

Слова звучали из уст не отрока — вождя.

Внешностью Дражко пошёл в свою мать — белокурую, синеглазую, высокую. А вот норов — отцовский. Кто ещё мог приказывать Веремуду с такой уверенностью?

— Добро, — вздохнул кормчий. — Веди нас.

Глава 3. Первые успехи

Укрылись в глубоком заливе. Ладью вытащили на берег, вокруг поставили палатки и отправили нескольких людей на охоту, сопряжённую с разведкой. Побережье окаймлял лес, но за ним могли находиться местные поселения, водоёмы для пополнения пресной воды или ещё что-нибудь интересное.

Дражко сам вёл разведчиков. Вернулись уже к закату, да не с пустыми руками. Во-первых, удалось заколоть здоровенного вепря. Это чудовище выскочило внезапно, тут же нацелилось на незваных гостей, навострив острые клыки. Хотел бы Дражко сам встретить его на копьё, но Удо оказался шустрее.

Вепрь попался живучий, изворотливый — удрал. Охотники погнались следом, и он вывел их через лес к небольшому озеру, где пара рыбаков только-только вытащили на сушу свою лодку.

Рыбаки, — как оказалось, отец с сыном, — были тут же пойманы и связаны, а улов пополнил запасы добычи в виде туши кабана и четырёх куропаток, подстреленных по пути.

Допрос выявил, что в нескольких верстах южнее стоял небольшой торговый городишко с небольшим же гарнизоном. Но пару дней назад на ярмарку заявились богатые купцы с серьёзной охраной. Насколько серьёзной — выведать удалось лишь примерно. Россказни смерда о вооружённых войнах принимать за правду нельзя. В его глазах даже десяток гриди выглядит как великое воинство.

Однако богатые купцы сулили подобающую добычу, а уж с охраной руяне как-нибудь разберутся, поэтому, воодушевлённые новостями, они отправились обратно в лагерь.

Рыбакам перерезали глотки — тащить их через весь лес было слишком несподручно.

━─━────༺༻────━─━

Запах из котлов, от доходившего на вертеле кабана, дразнили аппетит, пока Дражко, Удо, Веремуд и Яромир держали совет. Почти вся дружина состояла из молодых воинов, так что они были самыми высокопоставленными.

Начал Дражко:

— Городок в тридцати вёрстах по реке. Не слишком богат, но и стражи там немного. Мы же место выбрали хорошее: до леса аршин двести, не меньше — всё просматривается. Рыбы, воды вдоволь, кабаном подкрепимся знатно. Гриди быстро наберутся сил, и тогда можно…

— Отроки, — прервал его Веремуд. — У нас четыре десятка юнцов с пушком над губой. Ты с ними собрался штурмовать город?

— Этого достаточно, — ухмыльнулся Дражко. — Если умеючи их вести.

— Верно! — Яромир пылал огнём в глазах. Он уже предвкушал, как будет хвастаться подвигами перед своим отцом.

— Вы сами ещё мальчишки! — проворчал в ответ Веремуд.

— Зато ты — нет. Поэтому без тебя не справимся, — Дражко опустил руку на плечо кормчего, как бы прося о помощи. Тот приосанился, пошевелил усами, важно нахмурил брови. Наконец перестал ворчать. А затем спросил, выдержав небольшую паузу:

— Так что ты задумал?

— Нас мало. Это правда. И большинство из нас неопытны. Но они же об этом не знают. К тому же… Мы заприметили одно укромное местечко…

━─━────༺༻────━─━

Задумка Дражко была рискованной и дерзкой. К тому же, для её успеха приходилось действовать быстро. Вряд ли бухту надолго оставляли без дозорных разъездов, а если один такой обнаружит боевую ладью с полусотней вооружённых людей, добычей уже могут стать сами руяне.

Отправились на заре. Десять человек пришлось оставить, чтобы закончить ремонт ладьи и посмотреть за рабами. Главой Дражко назначил Яромира, хотя сделать это оказалось непросто. Княжича смог убедить только Веремуд, пригрозив, что за ладью тот ответит головой, и никакой князь-отец этому не помешает.

После того как Веремуд принял предложение Дражко, старый вояка показал весь свой норов. На марше он нисколько не уступал молодым, даже многих подгонял, а теперь, когда добрались др места, первым примечал проходящие мимо разъезды, повозки или крестьян на дороге. Так и хотелось выскочить из-за деревьев, да пощипать их, но пришлось утихомирить порывы — до нападения на город никто не должен узнать о гостях.

Через несколько часов до конюшни с просторным стойбищем, где паслось целое стадо лошадей.

— Об этом ты говорил?

Веремуд внимательно изучал богатое хозяйство, оценивал возможности.

— Да, — Дражко заполз чуть выше по оврагу, чтобы получше разглядеть лошадей. — Оседлаем этих красавцев, и на них промчимся сквозь город, словно буря!

Дражко любил лошадей. Просто обожал. Сравниться с этой страстью могла лишь любовь к морю и сражениям, поэтому он заворожённо наблюдал, как прекрасные животные играются друг с другом, лёгкой рысью огибают границы стойбища, мерно пощипывают траву или лениво греются на солнышке.

— Удачливый ты муж, Дражко, — хмыкнул Веремуд, хитро прищурившись. — Боги явно за тобой приглядывают.

— Если оплошаем, даже они не помогут, — к ним присоединился Удо. Здоровяк полз удивительно тихо для своих размеров. — Хозяин конюшни явно умеет быстро скакать. Да и те два увальня поднимут шуму.

Он имел в виду дремавших у ворот стражников с копьями. Особой опасности они не представляли, но могли проснуться в самый неподходящий момент.

— Придётся заткнуть их раньше, — прошептал Дражко, после чего повернулся и жестом позвал гридня, притаившегося в зарослях позади.

Деян — невысокий жилистый парень с длинными русыми волосами, убранными под шлем. Деян лучше остальных стрелял из лука — мог прицельно бить на расстоянии в двадцать аршин, а на десяти не промахивался даже во время буйной качки. Если он подберётся достаточно близко, ни один конь не спасёт седока.

Дражко объяснил Деяну, что от него требуется.

— Справишься?

Отрок уверенно кивнул в ответ, машинально нащупал хвостовик стрелы. Он нервничал, но это нормально. Дражко тоже нервничал, хотя его научили не подавать вида. Вождь должен быть уверенным в своём замысле.

Двинулись втроём, с подветренной стороны — так лошади не учуют чужаков. Дражко и Веремуд сняли кольчуги, чтобы блеск не выдал их среди зарослей травы.

Ползли долго, осторожно. Солнце пекло спину, мошкара облепила лицо, вспотевшая кожа скоро начала чесаться, а по ноге, похоже, погуляли муравьи. Но уже полпути троица преодолела незамеченными, когда вдруг послышался собачий лай.

Из дома, растворив скрипучую дверь, вышел хозяин конюшни. Невысокий, худощавый, кривоногий от постоянного сидения на лошади, он тут же разбудил стражников отборной бранью. Три пса тявкали в поддержку, бегая вокруг него.

— Срань Перунья… — прошипел Веремуд. — Эти шавки нас точно учуют!

Будто услышав, в их сторону повернулась одна морда. Затем последовали две другие, и тогда стало ясно, что ждать смысла нет.

— Деян, бей по конюху! — воскликнул Дражко, вскакивая на ноги.

Стрела полетела, едва он успел закончить приказ, и через пару секунд проморгавший свою смерть конюх лежал на земле с древком в груди.

Лай перешёл в злостное рычание, стражники навострились, приготовились встречать нападающих, но вторая стрела заставила укрыться за воротами.

Псы бросились на чужаков. Дражко полоснул первого, второй едва не вцепился в руку, однако подоспел Веремуд. Третий, испугавшись, поджал хвост и дал дёру, но не успел пробежать и аршина, как новая стрела угодила прямо в шею.

Двор конюшни окружал невысокий частокол — его Дражко перепрыгнул, оттолкнувшись от подставленных рук Веремуда. Только приземлившись, сразу рванул в атаку, увернулся от копья и вогнал топорище в череп ближайшего стражника.

Второй стражник успел оценить тщетность попыток и побежал со всех ног, но его остановило копьё мёртвого напарника, которое Дражко метнул вслед.

Веремуд отворил ворота, свистнул в сторону леса. Скоро из-за деревьев показалась дружина.

— Вышло неплохо, — ухмыльнулся Дражко, вытирая травой топор.

— Надеюсь, никто…

Не успел кормчий договорить, как со стороны стойбища раздалось ржание и топот копыт. Всадник мелькнул со стороны загонов, скрывшись за изгибом дороги.

— Я за ним! — Дражко перемахнул через ограду стойбища, вскочил на первого попавшегося коня и пустился в погоню.

Конь был не оседлан. Приходилось с силой сжимать бока ногами, держаться за гриву, что явно не нравилось животному.

Беглец удирал в сторону города. Если успеет добраться… Не, то что добычи не видать — как бы самих не порубили! Ладья будет готова только к утру.

Дражко умело вёл скакуна — подмечал, где можно срезать, а где следует обогнуть скрытое препятствие, крепко держался даже без узды и стремян. А вот беглец заметно уступал. Сам боялся, и коня заставлял нервничать, отчего тот сбивался, ржал от слишком сильных, неряшливых ударов, приходящих из-за суеты не только по крупу, но и по спине.

Но когда Дражко приблизился достаточно, чтобы рассмотреть свою цель, то понял, в чём дело. Беглецом оказался мальчишка, даже не достающий до стремян. Видно, вскочил на хозяйскую лошадь, готовую к езде, да пустился куда глаза глядят.

Расстояние между ними сокращалось. Мальчишка прижался к шее коня, будто укрываясь от опасности, но когда преследующий топот копыт стал слишком громким, не выдержал, обернулся, а затем закричал от страха. Конь под ним забрыкался, заржал, замотал головой, и наконец Дражко настиг его.

Вопль прервался ударом обуха топора. Мальчишка слетел с седла, Дражко перехватил поводья, принялся успокаивать испуганного скакуна:

— Тише, тише… Я не обижу.

Пришлось прыгнуть в освободившееся седло. Поначалу коню это не понравилось, но Дражко сразу дал понять, что он не испуганный ребёнок, а опытный наездник — плавно сжал бока, удержался во время первых брыканий, уверенно тянул и ослаблял поводья, не давая распоясаться, но не причиняя лишней боли.

Конь постепенно успокоился. Напоследок строптиво фыркнул, но поддался.

— Вот так, вот так… Молодец! Уже всё закончилось.

Дражко нежно погладил жеребца. Жаль, при себе не оказалось морковки или яблока.

Качка под ногами, когда могучий зверь двигался, чем-то это напоминала морскую. Это сходство с ладьёй всегда нравилось Дражко, поэтому он давно решил назвать свой корабль, которым когда-нибудь точно обзаведётся, «Конём».

Вторая лошадь, молодая гнедая кобылка, неподалёку пощипывала траву, но послушно отозвалась на голос. На удивление многим Дражко невероятно быстро приручал лошадей, и эти двое не стали исключением.

Оглушённый мальчишка лежал на обочине. Дражко подвёл жеребца поближе, спрыгнул на землю. Уже перехватил топорище поудобнее, чтобы завершить дело, но тут жеребец потянулся мордой к обречённому пастушонку, а затем ласково лизнул лицо.

Дражко остановился. Он не убил мальчишку сразу, чтобы запах крови не испугал скакунов ещё сильнее, а теперь…

Любовь к лошадям была слишком велика.

— Если где-то есть конский бог, ты должен почитать его пуще других, парень.

Топор вернулся за пояс, а мальчишка — обратно на жеребца, но теперь перекинутый поперёк. Дражко вскочил следом, поманил кобылицу и направился к конюшне.

━─━────༺༻────━─━

Когда Дражко вернулся, следы расправы уже исчезли. Кровавые лужи закидали землёй, трупы кинули в пустое стойло. Табун без особых изменений продолжало нежиться на солнышке, убедившись, что пришельцы их не трогают.

Но двор слишком опустел. У местных могут возникнуть вопросы, куда делись два увальня у ворот, почему не видно ни пастушонка, ни конюха, а псы не выбегают к частоколу, чтобы облаять прохожих.

Удо встретил Дражко у входа в дом.

— Зачем ты притащил эту дрянь сюда? Кинь его в стойло к остальным.

— Эта дрянь жива.

Дражко положил мальчишку на скамью. Кажется, он начал приходить в себя.

Удо ответ возмутил ещё больше.

— Что с тобой происходит?! — воскликнул здоровяк в пылу эмоций, но затем схватил друга за плечо, вывел наружу.

— Это всего лишь ребёнок, Удо. Щенок.

— Уже второй щенок, которого ты пощадил! Зачем?

— Милосердие? — пожал плечами Дражко.

— В пекло милосердие! — рыкнул Удо, наседая. — Это — слабость! Ты!..

Вдруг Дражко стрельнул грозным взглядом, заставив друга замолчать.

Удо был на голову выше, в полтора раза шире, но он всё равно будто нависал над ним, как это не единожды делал Буревой, стоя напротив мужей куда крупнее его самого.

— Я отнимаю жизнь, когда считаю нужным, — отчеканил Дражко. — И щажу, когда сам того желаю. Ты мне не доверяешь, Удо?

Тот не спешил отвечать. Мерил взглядом, раздумывал… Сын Буревоя вёл себя соответствующе — важно, дерзко. Но неужели и впрямь заботу принял за недоверие? Ведь не в глазах лучшего друга рискует пасть молодой воевода, а перед дружиной вытворяет чёрт-те что.

Будто прочитав мысли, Дражко продолжил:

— Знаю, ты хочешь помочь. Волнуешься. Но, дружище… — грозный взгляд переменился, губы тронула тёплая улыбка. Рука легла на плечо побратима. — Ты лучше поддержи — не упрекай. Если ты за меня вступишься, никто из дружины слова худого не скажет.

Удо кивнул, от неловкости шмыгнул носом. В груди проснулось чувство вины — может, правда зря беспокоился?

Они вернулись в дом. Конюх явно был не из бедных — здесь уместились все тридцать человек. Да и нашлось немного добра — так что грабёж начался раньше задуманного. Прихватив дорогую сбрую, железные котелки, посуду, кое-какие украшения, которые хранились на виду, руяне начали переворачивать всё вверх дном, вскрывать половые доски, опорожнять кувшины и мешки с овсом — глядишь, конюх чего запрятал.

Пленник очнулся. На него мало кто обращал внимания, гриди проходили мимо, гремели посудой, переговаривались, складировали всё хоть немного ценное в одну кучу. К сожалению, от потерянного в шторме тут не набралось бы и сотой части.

Мальчишке тем временем понемногу возвращалась память. А когда всплыло воспоминание о нападении, он с диким криком вскочил, тут же схватился за голову, зазвеневшую резью в черепушке, кое-как понял, что находится в окружении убийц и закричал вновь, ещё громче.

— Тихо, дурень! — гаркнул сидевший неподалёку Дражко.

Он ни на миг не оставлял пастушонка без присмотра.

— Это… Это же ты убил Эрика и Сельвина!

Дражко аж поднял бровь от удивления, услышав знакомую речь. Пастушонок говорил по-словенски, хоть говором и отличался от привычного.

— Ты говоришь по-нашему! Из чьих будешь?

Мальчишка не сразу решился назвать свой народ. Княжества постоянно грызлись друг с другом, в иной раз от саксов, франков или данов ждать милосердия было проще. И всё же выбора не было. Собравшись с духом, он осторожно выдал:

— Из сорбов.

Дражко хмыкнул, прикидывая расстояние до здешних берегов. Пастушонок добела сжал кулаки в ожидании приговора — оставят ли ему жизнь или прирежут. Попытки придумать, как сбежать, не увенчались успехом, но так просто сдаваться он не собирался.

— Далеко же тебя занесло, парень… — наконец кивнул Дражко. — Как ты попал сюда?

Вопрос заставил пленника поникнуть.

— На мою деревню напали. Саксонский граф… — он прервался, рвано вздохнул, переполненный злобой, а потом выдавил, словно плюнул: — Людольф.

Мальчишка снова замолчал. Видно, всплыли ужасные воспоминания. Дражко не торопил.

— Саксы зарубили отца. Мать… — слёзы уже текли по щекам, а в горле застрял ком. — Их тела остались в горящей хате, я видел, когда нас уводили в полон.

— Как тебя зовут? — раздался голос позади.

Мальчишка дёрнулся от неожиданности, обернулся. Удо возвышался над ним, словно гора.

— Живко.

— Хорошее имя, — улыбнулся здоровяк.

Дражко переглянулся с другом. Удо пытался скрыть это, но он чувствовал себя виноватым. Перед Живко, конечно.

— Попей, — Дражко протянул бурдюк, и Живко с жадностью принялся глотать воду, прерываясь на кашель.

— Не спеши, а то ещё захлебнёшься! — Удо постучал по хилой спине, помогая прийти в себя.

Кажется его всё-таки не убьют.

━─━────༺༻────━─━

Здешние земли принадлежали франкскому графу. Саксу по имени Людольф, разграбившему деревню Живко во время очередной войны. Обращённых в рабство селян продали в Вердене, где мальчишку выкупил конюший Эйкин, чей труп сейчас лежал в стойле, под кучей лошадиного навоза.

Конюшня принадлежала виконту торгового городка, что раскинулся неподалёку, у небольшого озера. Весёлое безмятежное поселение, откуда доносились зазывания торговцев, ругань, смех, звуки драки в корчме у причала. Дражко внимательно осматривал каждый дом, улицы, заполненную людьми, палатками и скоморохами площадь. И высчитывал вооружённых стражников.

— Три десятка… Остальные — смерды с копьями. Но гриди должно быть больше — в дозоре не больше половины.

— И наёмники, — кивнул Удо, глядя на вывалившуюся из корчмы толпу.

Эти точно не были смердами. На поясах мечи, хорошая бронь закрывала тело, шлемы блестели на солнце. Вот где могут возникнуть проблемы…

— Больше дюжины, — вздохнул Дражко. — Нелегко придётся.

— Это вам не деревню с бабами жечь!

Веремуд нахмурил брови, поджал губы. Ему явно не по душе пришлись новые сведения.

— Они много пьют!

Все обернулись на голос Живко. Мальчишку взяли с собой, чтобы тот провёл разведчиков по знакомым тропам, да подсказал чего, если возникнет надобность. И не прогадали.

— Милдрит, дочка тавернщика, жаловалась на них.

Живко, набравшись смелости, подполз поближе к выступу, вровень с Дражко, чтобы оттуда указать на троицу наёмников, стоящих у телеги с товаром. Хозяин телеги, толстяк в дорогом плаще, за что-то отчитывал их, истерично махая руками.

— Тот, что с огромным брюхом — Балд. Торговец. Тот, на кого он кричит — Сина. С рисунком меча на щите. Это главарь наёмников. Его люди часто хаживают в таверну и каждый раз напиваются вдрызг, буянят, девок лапают.

— Понятно, чего он кричит, — ухмыльнулся Удо, явно представляя себя на месте этого Сины.

Главарь наёмников выглядел опаснее всех. Издалека можно было ошибаться, но он, кажется, не выпил ни капли хмеля, ходил облачённый в кольчугу. На боку висел меч, с другой стороны — ножны с саксом. Подмышкой Сина держал отполированный шлем. Даже недолгого наблюдения за его движениями хватило, чтобы понять — воин он опытный, опасный.

Но опасность Сины вызвала у Дражко лишь желание скрестить с ним мечи. Один на один.

Предвкушающая улыбка, тронувшая лицо, не осталась незамеченной. Удо толкнул друга в плечо:

— Не забывай, зачем мы лезем на рожон! Грянем, заберём добычу — и прочь! Сам так задумал.

— Да, да… — нехотя согласился Дражко, отползая назад. Всё, что хотел, он уже увидел.

Разведчики собрались в овраге, подальше от опушки. Веремуд задумчиво поглаживал бороду, но молчал. Явно взвешивал, стоит ли вообще рисковать. Дражко решил не давать ему времени:

— Раз так повернулось, поступим иначе.

— Ты уже придумал что-то? — с удивлением оторвался от бороды кормчий.

Дражко кивнул своей лисьей мордой, одновременно обнадёжив и заставив напрячься.

— Конными нападём не сразу — затаимся в лесу. Но пятеро пойдут вперёд, к ночи прокрадутся в город…

— Их там больше полусотни оружных! — воскликнул Удо. — А красться придётся в рубахах на голое тело, чтоб не шуметь! Сдурел ты, Дражко!

— Верь мне, друг! — ухмыльнулся тот в ответ. — Тем более… От полусотни мы кусок откусим ещё до ночи.

— Как? — спросил Веремуд.

Если кормчий посчитает задумку негодной, вылазка тут же закончится. Но Дражко и бровью не повёл, Лишь кивнул в сторону Живко, ждущего неподалёку.

И ещё шире улыбнулся.

Глава 4. Лазутчики

Приторный запах мёда, хмеля и вина смешался со смрадом рвоты дерьма, лошадиного пота и крови пущенного на убой скота, чьи обглоданные кости лениво грызли объевшиеся собаки.

Площадь к вечеру уже начинала пустеть, жители разбредаться по домам, а гости — перебираться в таверну. Но это на время — скоро виконт созовёт народ на пир, и начнётся праздник.

Живко бежал мимо лавок, огибая прохожих. В руках он сжимал небольшой свёрток, переданный Веремудом, и, казалось, все вокруг знают, что именно находится в куске льняной ткани. Поэтому Живко чувствовал, будто каждый оборачивался в его сторону, следил за ним, злорадно хихикая про себя над глупым пастушонком. Сердце бешено колотилось, зубы постукивали друг об друга, а ноги тряслись от страха.

Несмотря на скорый праздник, кое-кто не стал дожидаться ночи. У входа в таверну его чуть не сбил пьяный кожевник Эбба, с ноги распахнувший дверь, чтобы вся улица могла слышать как он заплетающимся языком горланит песню:

— Воссла-а-а-авим Хран-ИК-теля! Небес! Могу-у-ущ-ИК-во Творца!..

За Эббой наружу вывалился брат его жены Осферт — такой же пьяный, если не больше. Он пытался подпевать, но выходило лишь невнятное блеяние.

Живко не рискнул проскочить между ними, поэтому ждал, пока освободят проход.

— Заткните его, ради всех святых! — крикнул кто-то из толпы. — Уши вянут!

Собаки, встревоженные нарушением спокойствия, поддержали ленивым скулежом.

— Что-о-о?! — возмутился Эбба, только услышав призыв. Покрасневшее от эля лицо исказилось в гневе. — А ну, иди сюда, бог-ИК… Богохульник!

— И что же ты сделаешь? — захохотала тучная тётка у лавки с рыбой. — Уморишь до смерти?!

Её поддержали дружным смехом, отчего кожевник совсем рассвирепел. Брызгая слюной, размахивая руками, качаясь на непослушных ногах, он принялся поносить недовольных:

— Треклятые ублюдки! Смеете насмехаться?!

Как вдруг:

— П-шел с дороги!

Эббу вместе с Осфертом одним мощным пинком в зад сбили с ног. Багровая морда рухнула прямо в мутную вонючую лужу.

— А-а-р-р-а-а-а! — зарычал Эбба, плюясь жижей.

Он пытался встать, но мешал Осферт, приземлившийся на спину. Жонкин брат совсем потерял связь с внешним миром — бормотал что-то про маму и пытался обнять толстую шею свояка.

С трудом избавившись от помехи, Эбба повернулся на спину, попутно кидая необдуманную угрозу:

— Собачий сын, да я тебя!..

И тут же замолк, увидев перед собой вооружённого до зубов Сину, за спиной которого на него любопытно выглядывали обезображенные шрамами лица наёмников.

От тёмных глубоко посаженных глаз, глядящих на него с презренной злобой, Эбба тут же протрезвел. А когда пальцы наёмника легли на рукоять ножа, он принялся истерично перебирать ногами, пытаясь отползти назад.

— Как ты меня назвал? — процедил сквозь зубы Сина.

Клинок глухо шикнул по ножнам, показывая заточенную кромку.

— П-п-простите, господин! — завыл Эбба. — Ради Христа простите! Не знал! Я бы ни за что! Я…

— Сгинь! — рявкнул Сина.

Клинок нырнул обратно в ножны, а испуганный кожевник с проворством какого-нибудь артиста вскочил на ноги и удрал с площади.

Сина окинул грозным взглядом замеревшую толпу. Повисла напряжённая пауза, во время которой даже собаки перестали грызть кости.

А затем предводитель наёмников взорвался оглушительным хохотом. За ним последовали подчинённые, сменившие хмурые рожи на весёлые пьяные морды. Они, спотыкаясь о собственные ноги, чуть не упали на землю, но успели опереться кто на стоявшую у входа телегу, кто на бочку с водой.

Чуть погодя, смехом залилась вся площадь — толпа поняла, что Сина решил пошутить. А кто не понял или не оценил шутку, смеялся вместе с остальными от греха подальше.

— Пошли, парни. А то Олдвин будет опять сношать мне мозги.

Наёмники двинулись в сторону бурга*, где разместились самые богатые гости ярмарки, освободив наконец проход. Живко тут же нырнул внутрь.

(*Бург — укрепленный пункт, замок)

Толпа вернулась к своим делам, а позабытый Осферт поджал к груди колени, похрапывая в лужу. Судя по блаженной улыбке, ему снилось что-то приятное.

━─━────༺༻────━─━

Пухленькая белокурая девушка металась по тесной жаркой кухне, где всё кипело, бурлило, шкварчало. Свежий воздух, попадавший в помещение только через небольшое окно, мигом растворялся в духоте, отчего со лба постоянно текли капли пота.

— Милдрит!

В дверях показался Живко. Девушка не повернула головы, занятая большим котлом, в котором из булькающего бульона всплывали куски лука и моркови.

— Подай-ка гуся! Вон там, на столе в углу, — последовало в ответ вместо приветствия.

Живко передал общипанную тушку, утёр мигом появившийся пот. Он сжимал свёрток, тот будто обжигал пальцы. Вдруг жутко захотелось выбросить его в огонь, побежать в крепость, к виконту, рассказать, что в лесу выжидает отряд разбойников. Он же всего лишь обычный слабый мальчишка! Разве он может ставить под удар целый город?

Но затем вспомнилась родная деревня. Матушка, которая часто ерошила его волосы, такие же русые, как у неё самой. Отец… Сильный, молчаливый, с постоянно хмурыми бровями. И его голубые глаза, которые мёртвым взглядом смотрели, как рыдающего сына силком уводят враги.

— Готовишься к пиру? — спросил Живко.

— Ага! — вздохнула Милдрит. — Виконт кучу всего приказал наготовить, так ещё этот Сина, будь он не ладен, захотел своих головорезов накормить. А отец возьми да согласись! Заплатил, понимаете ли, серебром да наперёд! А мне тут… Так, ты болтать пришёл или по делу? Не видишь — занята по самое…

— Милдрит! — прервал их хриплый крик тавернщика. — Дочка, ты где?! Иди сюда!

— Да что б вас всех!

Милдрит с досады швырнула ковшом о стену, скривила личико в гневе, но быстро остыла.

— Живко, присмотри за похлёбкой! — она подтянула мальчишку к котлу, сунув в руку большую деревянную ложку, и скрылась за дверью.

Вот же! Сами боги устроили так, чтобы Живко исполнил свою роль. Он торопливо развязал свёрток, зачерпнул хорошую горсть порошка, отдающего странным запахом… Но куда именно её кидать? Что подадут виконту, торговцам, а что достанется страже и наёмникам? Всё так и манило ароматами, голодный живот жалобно урчал, отдавал болью.

Живко замер. Паника карабкалась от пяток к горлу, заставляя сердце биться чаще. В соседней комнате уже слышались чьи-то шаги, отчего становилось ещё хуже.

Но вдруг его осенило!

— Так, так, осторожнее, дочка! Та-а-а-щи-и-и…

Натужный голос хозяина таверны уже доносился из-за угла. Живко высыпал порошок в бочки с пивом. Он знал — как только заморские вина и первосортный мёд притупят вкус и затуманят разум благородных господ с их воинами, тавернщик выкатит бочку самого простого пойла, которое мигом разойдётся по всему столу пуще любого изысканного напитка.

Живко успел высыпать порошок, — тот быстро смешался с мутной жижей, которую взрослые почему-то обожали до одурения, — а затем метнулся к плюющемуся котлу, как раз когда в помещение ввалился тавернщик.

— Что ты тут делаешь, паскудник?! — мешок с зерном упал с плеч коренастого, лысого мужика, чтобы освободить пудовые кулаки. — А ну, я тебя!..

— Нет, папенька! Стой! — Милдрит вскочила перед отцом, загораживая путь. — Он помогал мне! Я сама попросила!

— Убирайся, раб! Убирайся! Завтра же скажу Эйкину, чтобы держал свою погань подальше от честных людей!

Когда сыпались последние угрозы, Живко уже выбежал наружу. Резко стало холодно, влажная от пота кожа покрылась мурашками, но в душе горело ликование.

«Не скажешь, гад! — думал про себя мальчишка. — Не скажешь… Смотри, как бы к утру в живых остаться!»

Он побежал к воротам, ведущим в сторону конюшен. Как только маленький силуэт показался на дороге и нарочито споткнулся, кувырнувшись два раза, Дражко понял, что засланный пастушонок сделал своё дело.

— Скоро выдвигаемся. Солнце уже садится.

━─━────༺༻────━─━

Из города доносились звуки разыгравшегося пира: смех, песни, музыка, пьяные завывания, грохот посуды. Главное веселье приходилось на двор острога, где здешний князёк собрал самых досточтимых гостей. Там же хранились их особо ценные товары, запасы монет, дорогие шкуры и прочее, что немыслимо привлекало голодных до чужого добра руян.

Дражко взял с собой четверых самых быстрых, ловких и бесшумных гридей: Витцан и Цедраг — два брата, слишком непохожих друг на друга, чтобы посторонний человек об это догадался; Круто — в стрельбе из лука уступающий только Деяну; и сам Деян.

Удо порывался идти с ними, но могучий витязь не слишком подходил для такого дела. Напротив, он поведёт ударный конный отряд, когда лазутчики выполнят свою работу.

Подобраться к внешнему частоколу было довольно просто. Ночь выдалась подходящая — безлунная, тёмная, что хоть глаз выкати. Костры с фонарями освещали немалую часть города и служили отличным указателям, в какую сторону нужно ползти, а шум пирующих заглушал слух стражников, нетерпеливо дожидавшихся смены, чтобы наконец присоединиться к празднику.

— Деян, — шёпотом подозвал Дражко, остановившись.

Гридь подполз поближе.

— Вон того — на сторожке, — видишь?

— Угу.

— Сможешь убрать? Только так, чтоб тихо.

Вопрос заставил Деяна задуматься ненадолго. Он облизал палец, выставил его, чтобы прикинуть ветер, огляделся, понаблюдал за дозорным. Тот лениво опёрся о бревно, поддерживающее крышу сторожки, зевнул…

— Шагах в сорока. Но лучше — тридцать. Так надёжнее.

Дражко кивнул.

Им предстояло перебраться за частокол и затаиться в городе, пока порошок, найденный в суме лекаря, не сработает. Боги точно следили за ними. После шторма почти вся добыча утонула в море, но сума сохранилась, потому что Веремуд припрятал её отдельно.

«Целебные травы, да порошки — ценнее золота, если знать, как их применять», — объяснил он тогда свой поступок.

И не прогадал ведь! Порошок, который использовали для дурмана особо тяжёлых раненых, способен подорвать силы целого гарнизона. Конечно, они не рухнут в сон прямо на месте, но с набитым желудком, к тому же сдобренные элем, мёдом и вином…

Вряд ли руяне встретят подобающее сопротивление.

Но чтобы всё сработало именно так, как замышлялось, придётся постараться. Атака должна быть внезапной, сокрушительной, быстрой. Даже пьяный воин с оружием в руке представляет опасность. Поэтому дружина отроков должна успеть ворваться за стены, опустошить сундуки и скрыться в лесу.

Дражко проворачивал битву в голове от начала до конца, раз за разом. Рядом не было Ратмира или отца, чтобы те подстраховали его. Придётся полагаться только на себя.

Веремуд был опытным воином, смышлёным, мудрым человеком. Но не предводитель. Он управлял ладьёй лучше любого, однако вести людей в бой — совсем иное дело.

Руяне припали к земле, когда в полусотне шагов от них патруль обходил стену. Замерев, будто даже прекратив дышать, Дражко мог слышать их разговоры, хотя чужой язык не позволял уловить весь смысл, главное он сумел разобрать:

— Золотая Элла скоро и правда золотом обрастёт! — смеялся один из силуэтов. Тот, что повыше.

— Наёмники к ней в очереди стоят, — отозвался силуэт пониже. По голосу — совсем молодой. — Словно пчёлы на мёд…

— Погоди, парень! Подрастёшь немного, и сам поймёшь. Она мастерски…

Дальше Дражко не разобрал — силуэты завернули за изгиб стены, да и слова пошли незнакомые. Но в какую сторону додумывать было ясно вполне.

— Дальше.

Дражко продолжил ползти. Впереди должен быть небольшой овраг, в котором получится безопасно укрыться. Порошок подействует нескоро, поэтому придётся подождать.

Соваться в логово врага без брони… Когда Дражко задумывался об этом, на миг в душе вспыхивали искры страха. Но вождь должен быть уверенным в себе и в своих людях, поэтому от страха придётся отказаться.

Плавно наступало затишье. Уже не так бодро звенела музыка, не так часто доносились радостные кличи и здравницы, но город ещё не погрузился в тишину, которая могла бы обнаружить лазутчиков.

Следуя короткому жесту, Деян пустил стрелу в стражника на высотке, и тот глухо повис на перегородке. Патрульные оглянулись — свист стрелы заставил их насторожиться, но, не заметив ничего подозрительного, они пошагали дальше… Недалеко, потому что из темноты накинулись Витцан и Цедраг.

Падающий фонарь подхватил Дражко, пока два брата оттаскивали трупы с переломанными шеями в ближайшие кусты.

Рядом оказался Круто. Он промелькнул мимо, перемахнул небольшой ров, поросший травой, и упёрся к стене, подставляя руки.

Дражко передал фонарь вернувшимся братьям, а затем с разбегу сиганул через частокол.

Место выбрали неспроста. Именно здесь частокол с внутренней стороны закрывали дома, так что лазутчики один за другим нырнули за укрытие, не попав на глаза случайным прохожим.Снаружи остался только Деян. Ему отводилась роль прикрывающего — вдруг придётся поспешно бежать? Меткий стрелок поубавит пыл преследователей.

Дальше пришлось испытывать удачу, попутно проверяя собственные умения и стойкость духа. Задачей лазутчиков была очистка дороги конному отряду. Для этого нужно убрать стражей у внешних ворот, подобраться к острогу, подать сигнал и удержать внутренние ворота до прибытия подкрепления.

И придётся успеть всё провернуть, пока кто-нибудь не заметил вторжения.

Первым делом решили избавиться от стражей на вышках. Одну из них займёт Круто, чтобы прикрывать остальных с удобной позиции. Правда, до вышки ещё нужно добраться…

Крадущиеся между домами люди в случае обнаружения вызвали бы намного больше вопросов, чем незнакомые, но пьяные смерды, горланящее песни и шатающейся походкой пересекающие улицу от обочины до обочины.

Именно так руяне и предстали перед горожанами.

Славянский говор удалось скрыть невнятным бормотанием, а одежда, взятая из закромов конюха, не должна вызвать лишних подозрений. И всё же Дражко было не по себе вот так открыто разгуливать по городу.

— Эй, пьянь! Убирайтесь с дороги, пока пинками не погнал!

Когда до вышки было рукой подать, на пути оказались стражники. Несмотря на обвинение, эти двое тоже покачивались, и совсем не притворно.

— Э-э-эй… ИК! — Дражко выдвинулся вперёд, дружелюбно расставив руки, будто хотел обнять новых знакомых.

— Ты меня не понял, чернь поганая?! — один из стражников с блеснувшей на роже радостью схватился за рукоять ножа. Он явно только и ждал, как бы поиздеваться над кем-нибудь безобидным.

Дражко одной рукой обхватил его за шею и повис, не дав обнажить клинок.

— Ах ты, грязный!…

Возмущение резко прервалось. Стражник замер, раскрыв рот, словно попавшая на сушу рыба.

— Ситрик? — забеспокоился напарник.

Острие ножа вошло в горло, почти без препятствий разорвало хрящи, скользнуло в носоглотку, царапнуло кость черепа и пронзило мозг.

Стражник упал, утягивая Дражко за собой. Тот потянулся следом, но затем кувыркнулся, а через пару мгновений оказался у ног второго противника.

Заторможенный хмелем разум заставил этого тощего, поросшего небрежными кустиками бороды человека тупо наблюдать, как окровавленное лезвие заканчивает его тусклую недолгую жизнь.

Тела быстро убрали с дороги. Дражко и Витцан надели бронь и одежду мертвецов, пока Круто с Цедрагом направились к вышке.

Сонное пиво уже начало действовать. Дозорный дремал, когда Круто перерезал ему горло, а затем скинул вниз, чтобы Цедраг тоже облачился в стражника.

Всё шло как нельзя лучше… Недолго.

Ситуацию изменила парочка, решившая предаться утехам в сеновале, неподалёку от того места, где Цедраг натягивал тесноватую для его груди грубую шерстяную рубаху, просаленную, с нашитыми железными бляшками.

Девка завизжала, только увидев мертвеца, чем подгадила всем — и Цедрагу, вынужденному схватиться за оружие с голой грудью, и своему ухажёру, который хотел по-тихому удрать куда подальше.

В итоге визг прервала стрела, вошедшая в ключицу. Вторая остановила неуклюжего беглеца со спадающими развязанными портками.

Стража вскопошилась. Меж домами по улицам забегали лучи фонарей, а значит времени больше не осталось.

Дражко махнул в сторону вышки, подавая сигнал. Круто достал из колчана стрелу с пропитанной углём, маслом и серой паклей на конце. Он нервничал, выбивая искру — пакля никак не загоралась, а голоса и шаги становились всё ближе.

Наконец показались слабые — будто вот-вот потухнут, — языки пламени, а затем огонь жадно поглотило горючую смесь. От яркого света резануло глаза.

━─━────༺༻────━─━

Лошади нервничали из-за незнакомых седоков, пытались заигрывать друг с другом, фыркали. Ночной холод пробирался под кольчугу. Ожидание тянулось, мучило. Казалось, они стоят здесь слишком долго.

Вдруг маленький огонёк появился над стеной города, устремился ввысь, описал дугу и упал, скрывшись в траве.

— Наконец-то!

Удо взбодрился, почувствовал прилив сил от предвкушения хорошей рубки. Не медля взмахнул копьём и пустил коня вскачь:

— Айда!

Дружина понеслась вперёд.

Глава 5. Ложка дёгтя

Две стрелы, пущенные одна за другой, воткнулись в тела стражников, стоящих у ворот. Через несколько секунд рядом показались Дражко и Витцан, чтобы снять засов и раскрыть створки. К ним уже мчался вражеский отряд.

— Круто! — Дражко указал на четверых саксов в пятидесяти шагах перед собой.

Но тот был занят — с другой стороны к вышке приближались ещё несколько человек. Круто отвлёкся, успел выпустить одну стрелу, попавшую в щит. За что чуть поплатился — вражеский снаряд воткнулся в опору рядом с головой.

Медлить нельзя. Пока в городе царила неразбериха, жители ещё не понимали происходящего, а гарнизон, ослабленный сонным порошком, не успел собраться в единый кулак, нужно было занять ворота острога.

Дражко и Витцан тараном понеслись навстречу четверым саксам. Первого зарубили сходу — копьё вонзилось сверху, скользнув по ободу щита, но застряло в теле. Острие вошло слишком глубоко, показавшись с обратной стороны, а рядом уже замахнулся другой сакс, поэтому пришлось отбросить древко. Дражко прикрылся щитом, вытаскивая нож. Удар топора оказался увесистым — щепы полетели в стороны. Но сакс действовал медленно и неуклюже, за что получил клинок в брюхо.

Над ухом прозвенел металл — Витцан закрыл щитом нацеленный на Дражко удар копья.

— Ах ты, погань! — зарычал тот, кидаясь на едва не убившего его стражника.

Внезапная ярость заставила не просто прикончить обидчика — но с особой жестокостью. Дражко откинул древко, ударом ноги опрокинул сакса и размозжил голову ободом щита.

Витцан расправился с последним противником и воскликнул:

— Дражко! Острог!

Там уже началась суета. Испуганные горожане толпой валили под защиту стен, но вооружённые люди готовились закрывать створки. Разъярённый воевода стряхнул с щита кровавые ошмётки и продолжил двигаться к воротам.

Стрелы пролетали над головой — то Круто расчищал путь, пока хватало прицельного расстояния. Возле его вышки лежали три трупа, а теперь он принялся сеять смерть по остальному городу. Стрелы, казалось, летели из ниоткуда, в ночи саксы даже не понимали, от чьей руки гибли — лишь успевали заметить устрашающий свист.

Но скоро Дражко и Витцан убежали слишком далеко, чтобы Круто мог их прикрывать. Он позаботится о тыле, однако расчищать дальнейший путь придётся самим.

У острога повсюду маячили горожане, жадные торговцы чуть ли не на собственном горбу тащили телеги с добром, верно, думая, что враг ещё лишь подбирается к стенам. Стражники пробегали мимо, не распознав в руянах чужаков.

Послышался скрип тяжёлых петель.

— Проклятье!

Дражко схватился за топор, сбил с ног вклинившегося перед ним толстого купца, срубил подвернувшегося стражника, проскользнул через толпу смердов и наконец оказался у ворот.

— Не стой, помог-Кгха! — сакс, решивший, что перед ним свой, поплатился за ошибку собственной жизнью.

— Что за!.. — второй тоже не успел договорить — его прикончил Витцан.

Увидев расправу, горожане запаниковали пуще прежнего. Раздались женские визги, плачь, толпа разбежалась, словно муравьи под сапогом.

Налетевший сакс открылся снизу, и Дражко разрубил ему пах. Жуткая смерть… и долгая. Добивать несчастного времени не было — на них нёсся десяток бойцов.

— Где Цедраг, что б его?!

Восклик прервал пущенный одним из саксов дротик. Всё-таки сонный порошок сильно сказался на гарнизоне — снаряд пролетел на расстоянии вытянутой руки.

И воткнулся во что-то деревянное за спиной.

— Собачье отродье! — раздался голос Цедрага.

Будто услышав слова Дражко, он откликнулся на зов и присоединился к соратникам, всё ещё сверкая голой грудью, покрытой пятнами крови. Не своей крови.

Витцан ухмыльнулся брату, и втроём они встали плечом к плечу. Вдалеке слышался топот копыт, воинственные крики дружины. Нужно было лишь продержаться совсем немного…

Саксов вёл воин, снаряжённый лучше остальных: добротный шлем с широким наносником и кольчужной бармицей, которая опускалась к кольчужной же брони; крепкий щит, обтянутый кожей, с железными заклёпками.

И меч.

Даже издалека он захватывал дух. Крестовина и навершие не отличались дороговизной, но сам клинок благородно изливался светом костров и фонарей вокруг.

Дражко загорелся энтузиазмом.

Мечи стоили чрезвычайно дорого. Достать их было сложно — продавать оружие славянам и прочим народам, тревожащим границы франков, запретил ещё дед нынешнего короля Людовика — Карл. Но от этого лишь выросла стоимость клинков и жадность перекупщиков.

А Буревой наотрез отказался делать сыновьям такие дорогие подарки, хотя вполне мог себе это позволить.

«Хотите получить меч? — спрашивал он, вытаскивая собственный из ножен. — Тогда возьмите его в бою, как сделал я когда-то!»

Детьми Ратмир и Дражко заворожённо смотрели на отцовский клинок, мечтая обзавестись своими. И вот наконец появился шанс исполнить давнюю мечту.

Дражко оскалился. Теперь не страшна и сотня ублюдков — все они лишь помеха перед ним. Предводитель саксов сам бежал навстречу своей смерти.

— Этого оставьте мн…

Не дав закончить фразу, над ухом просвистела стрела. Дражко беспомощно наблюдал, как наконечник вонзается в глаз, древко на четверть входит в череп, а затем грозный воин шлёпается на землю, словно тряпичная кукла, лишняя возможности сойтись с ним бою.

Так мог стрелять только один человек…

— Деян! Ты!.. — наружу чуть не вырвалась ругань, но негодование скрыло столкновение с саксами.

Троицу чуть не отбросило назад, но кое-как удалось удержать позицию под аркой ворот — только здесь их не могли окружить сходу. Деян отстреливал пытающихся обойти их сбоку, но напор всё равно был слишком сильным.

Дражко рывком приподнял щит, чтобы блокировать копьё, затем махнул топором, но лезвие скользнуло по шлему. Сакс с обезображенным оспой лицом и без того смотрел стеклянными глазами, но теперь и вовсе потерялся. Цедраг тут же воспользовался этим, вогнав клинок прямо в открытый рот. Кровь хлынула наружу, закрывая обзор. Толкучка, крики, ругательства, доносящиеся отовсюду, превратили схватку в хаос рубки.

Тело покрылось порезами, чужая кровь смешалась собственной, рука рубила, раз за разом обрушивала на врагов сталь топора.

Витцана ранили. Он пытался держаться, но саксы навалились сильнее, почувствовав слабину. Один из них, вооружённый тяжёлым топором лесоруба, пробил брешь, вклинился между Дражко и Витцаном, бешено зарычал, замахиваясь для нового удара…

И вдруг скрутился, выронив грозное орудие. Изо рта с брызгами полилась рвота, ублюдок рухнул на колени, не в силах устоять на ногах. Витцан тут же закрыл брешь, которую засыпали стрелами Деян и подоспевший Круто, но саксов становилось всё больше, а силы руян уже кончались.

А затем земля задрожала.

Дражко не заметил этого, пока с удивлением не почувствовал, как вражеский напор слабеет, и щит понемногу уходит вперёд. Саксы увидели несущийся на них во всю опору конный отряд.

— С дороги! Прочь! — кричал Удо, сумевший рассмотреть соратников.

На душе у здоровяка полегчало. Сердце до сих пор щемило от переживаний за друга, однако теперь беспокоиться не о чем.

Саксы бежали под волчий вой трёх десятков глоток. Деян с Круто оттащили Дражко и братьев в стороны, а через несколько секунд в острог ворвалась дружина.

Началась бойня.

Всадники опрокинули саксов, ударили по разрозненным остаткам гарнизона, попутно вырезая горожан, укрывшихся за стенами, но теперь оказавшимися в ловушке.

Кони носились, растаптывали всех на своём пути. Ржание перекликалось с криками, хрипами, хрустом сломленных костей. Мечи рубили плоть, топоры крошили черепа, копья пронзали тела.

Однако не все саксы растерялись.

Небольшой отряд наёмников Сины держал оборону между двух хижин у частокола. Судя по всему, они не притронулись к отравленному пиву, либо не показывали слабость. Столы, расставленные для пира, перевернули, чтобы использовать в качестве хлипкой защиты, и все яства валялись в грязи и крови. Купец Балд, которого они охраняли, трусливо зажался позади, непрестанно бормотал молитвы, выпрашивая спасение своей жалкой шкуры.

Число наёмников не превышало дюжины, но все — опытные воины. Сина выделялся отполированным до блеска шлемом с серебренным обручем, множеством браслетов на предплечьях и отменного качества кольчугой. Половина его воинов тоже носила кольчуги, но те заметно уступали брони предводителя.

А ещё Сина держал искусно украшенный меч.

Дражко оскалился и двинулся к нему.

Нужно было спешить. И без того малочисленная дружина снова разделилась — часть опустошала сундуки купцов, телеги с товаром, другие направились опустошать закрома горожан. Когда саксы поймут, что до сих пор превосходят налётчиков числом, их боевой дух воспрянет, а к тому моменту лучше оказаться подальше от поселения.

Но кровь кипела в жилах, ярость битвы уже затуманила разум, а способность противостоять толпе врагов придала самоуверенности.

— Сина!

Зов утопал среди прочего шума, но предводитель наёмников оглянулся.

— Сина! — Дражко крикнул снова, подбирая меч убитого Деяном сакса. — Сразись со мной!

Он жаждал славы. Золото, серебро, меха — добыча не значила ничего. Только враг, которого нужно убить.

Сина увидел, как к нему приближается оборванец. Малец, чьи раны, видимо, помутили голову. Он даже не поверил сначала, что вызов бросил именно этот безумец.

— Хватит прятаться, как загнанная крыса!

Удо слишком поздно заметил друга. Дружина всеми силами поддерживала хаос, чтобы прикрыть грабёж, сумы на сёдлах уже набились до отказа заморскими диковинами, отнятыми у одного из купцов. Всё складывалось замечательно, но…

— Куда тебя несёт, глупец?! — прорычал он сквозь зубы, но тут же отвлёкся, отбивая копьё, нацеленное в голову.

Дражко встал в нескольких шагах от строя наёмников. Те и не думали помогать гарнизону — их наниматель со своим добром был под защитой, а это главное.

— Я хочу с тобой сразиться! — заявил Дражко, указывая острием меча. — Не страшись, твоих людей не тронут, пока мы бьёмся.

Сина ухмыльнулся.

— Мальчишка, неужели ты ищешь смерти?

— Я и есть смерть!

Безумец вёл себя слишком самонадеянно, чтобы быть простым разбойником. Но даже на ум не могло прийти, что именно он возглавляет налётчиков.

Однако Сина любил своё ремесло. И необходимость стоять в стороне, пока вокруг льётся кровь, вызывала досаду. Поэтому он решил позабавиться, раз уж дурень сам захотел покончить с жизнью.

— Моё имя ты знаешь, как видно. Так назовись и ты! — воскликнул Сина, перемахнув через стол.

— Ты что делаешь, идиот?! — вдруг завопил Балд. — Ты должен защищать меня! Вернись! Я прика…

Вопль прервал кулак одного из наёмников. Купец рухнул обратно в свой угол, где и остался, не мешая воинам наблюдать за представлением.

— Ну? — Сина вернулся к юнцу. — Как твоё имя?

— Дражко, сын Буревоя. Хватит уже болтать!

Меч блеснул во взмахе и обрушился на врага. Сина закрылся щитом, сразу ударил в ответ. Дражко уклонился в сторону, отпружинил ногой, набросился снова.

Они схлестнулись в яростном поединке. Клинки звенели, выбивали искры, попадая по умбону, или глухо били по полотну щита. Сина, несмотря на тяжёлую бронь, оказался прытким, ловким и быстрым, хоть в последнем и уступал Дражко.

Буревоич пытался подсечь открытые части тела, обманом скрывать настоящие удары, но каждый натыкался на защиту или был вынужден сам защищаться от встречной атаки сакса. Даже сквозь боевое опьянение начало доходить — Сина слишком силён.

Очередной выпад пришёлся по воздуху, а затем перед глазами возник помятый шар умбона.

Удар задел край шлема, но потряс так, будто Дражко принял его по голой макушке. Он рухнул на спину, перед глазами замелькали вспышки, после которых резко потемнело. Секунды помутнения хватило, чтобы сапог Сины прижал его к земле, а острие клинка угрожающе зависло над горлом.

— Дражко, сын Буревоя, — Сина заговорил по-славянски. — Ты меня повеселил, и потому я дарую тебе быструю…

Налетевший всадник с копьём наперевес заставил его прерваться, отпрянуть назад, больно оттолкнувшись от груди поверженного противника.

— Прыгай! — прогремел разъярённый голос Удо.

Дражко увидел перед собой протянутую руку и ухватился за неё.

Удо с рыком закинул его на коня, бросил гневный взгляд на ухмыляющегося Сину и поскакал прочь, уводя за собой дружину.

Над городом раздался гул рога, знаменующий отход.

━─━────༺༻────━─━

С улиц доносились звуки разрушений, смерти и страха. Боевые кличи переливались предсмертными хрипами, истошными визгами, мольбами. Но Живко всё равно бежал туда со всех ног, придерживая подарок Дражко — нож, который непривычно болтался на поясе.

Ещё недавно он был рабом, презираемым всеми пустым местом. Но теперь стал свободным человеком.

А его обидчиков настигла жестокая кара.

Но среди всех этих ублюдков была одна девушка, которая относилась к нему хорошо. Милдрит.

Живко бежал в таверну, моля богов, чтобы они сохранили ей жизнь.

«Только бы успеть!»

По улицам разбегались горожане, носились всадники. Живко двигался перебежками от укрытия к укрытию, чтобы не попасть под копыта лошадей или не быть растоптанным толпой. И всё же чуть не лишился головы, когда попытался прошмыгнуть мимо завязавшейся схватки.

Отброшенный крупом лошади стражник упал прямо на Живко, заставив ввалиться в хижину позади. И только сакс попытался встать, как прилетевший следом дротик снова отбросил его назад. Острие пронзило живот, вылезло из спины и остановилось прямо перед носом Живко, по счастливому случаю закатившемуся под стол.

Всадники уже ускакали, когда он пришёл в себя, с трудом оторвал взгляд от наконечника и перешагнул через стонущего стражника. Неподалёку валялись ещё двое, но эти уже точно сдохли. Сложно жить с раскроенной черепушкой или перерезанной глоткой.

Живко побежал дальше. До таверны оставалось совсем немного, улицы выглядела опустелой, но руяне наверняка заглянут туда перед тем, как скрыться в лесу.

Внутри прятались испуганные горожане, решившие, что в церкви их точно ждёт расправа. Не обращая на них внимания, Живко ворвался на кухню.

— Милдрит!

— Живко!

— Слава бо…

— Ах, ты поганый засранец! — отец девушки набросился на мальчишку, схватил за горло и поднял вверх. — Это твои дьявольские сородичи явились! Ты их привёл, а?! Говори, сучий потрох!

— Папа, нет! Прошу, не надо! — Милдрит кинулась на помощь, попыталась оттащить отца, но куда ей тягаться со здоровым боровом?

Живко до крови царапал руки тавернщика, хрипел, пытался сделать вздох, глядя в налитые кровью, полные ненависти глаза старой обрюзгшей сволочи.

Вдруг стены содрогнулись от криков, когда ворвались руяне.

— Поганые!.. Кхграх!

Тавернщик удивлённо посмотрел на Живко, затем опустил взгляд на торчащий под рёбрами нож и снова на Живко. Тот, опухший, со вздутыми венами, скалился, словно сам чёрт.

— А-а-г-хр-г! — боров взвизгнул, когда Живко повернул рукоять. Хватка ослабла, и мальчишка упал.

— Нет! — завопила Милдрит. — Папа, Нет!

Девушка рыдала над умирающим отцом, пока Живко громко откашливался, приходя в себя на четвереньках.

Руяне жестоко расправлялись с прятавшимися людьми, опрокидывали столы, крушили всё вокруг в поисках добычи. И наконец добрались до кухни.

— Смотри! Девка! Красивая! — воскликнул Круто.

Он уже направился к ней, но тут что-то помешало — мальчишка, скорчившийся у прохода, уцепился за ногу.

— Не трхро… гай… её! — он выхрипывал слова сквозь боль, чтобы остановить его.

— С дороги, ще… Эй, погоди! Живко? Что ты тут делаешь?

— Ос… Оставьте её! Прошу!

Живко с трудом поднимался на ноги, руки до сих пор тряслись. Круто с интересом наблюдал за ним.

— Милдрит!

Девушка рыдала в пропахшую дымом грудь.

— Милдрит!

Живко хотел подойти, но она выхватила нож и кинулась на него с диким криком.

— Бешеная сука! — Круто схватил запястье, перевернул на ходу, и девушка сама напоролась на клинок.

— Милдрит! — завопил Живко.

Он подхватил падающую бедняжку и рухнул вместе с ней на колени.

— Нет, нет, нет, нет! Я не хотел!

Милдрит уставилась на него со смесью удивления и ненависти на лице. Что-то попыталась сказать, но изо рта брызнула кровь, окропившая губы Живко.

— Милдрит…

На улице прозвенел рог.

— Ну, полно тебе! — Круто схватил мальчишку за шиворот, закинул на плечо и вытащил нож из тела девушки. — Не хнычь, парень! Нам пора убираться отсюда.

Живко наблюдал, как скрывается за порогом единственный человек в этом городе, кому он не желал смерти. Таверна была завалена трупами, из-под которых стекались багровые лужи, знакомые лица с застывшим ужасом в мёртвых глазах провожали в новую жизнь вчерашнего раба.

Круто закинул его на лошадь, сам прыгнул следом. Подождал, пока Деян вытрясет в седельные сумы сундук с монетами, найденный под кроватью хозяйской комнаты.

Они о чем-то разговаривали, шутили, смеялись, но Живко не слышал их. Он до сих пор видел последний взгляд Милдрит.

— Но! — Круто погнал коня к воротам.

Гремя добычей, дружина вышла из города и направилась к берегу.

Глава 6. Погоня

Над горизонтом выглянула алая полоса рассветного зарева. Ладья уже была готова к отправке. Утомлённые ночной работой люди с надеждой вглядывались в темноту леса, гадая, кто именно покажется из рощи.

Сначала послышался гомон голосов и лошадиный топот. Яромир поднял десяток встречать гостей — готовиться нужно к худшему.

Но затем с опушки показались первые всадники, и гриди опустили оружие. Яромир широко улыбнулся, разглядев громадный силуэт Удо, рядом с которым наверняка скакал Дражко.

Скоро дружина таскала сумы с добычей, громко обсуждая минувшую ночь. Десяток, оставшийся на берегу, с завистью слушал везунчиков, пока ладья опускалась всё ниже под тяжестью груза.

Только Цедраг угрюмо наблюдал, как грек занимается раненым Витцаном. Брат был совсем плох, еле выдержал конную скачку по витиеватым лесным тропам, а добравшись до берега, едва не рухнул из седла. Помнится, пошутил ещё, мол, голышом бился Цедраг, а под удар попал он.

Раны выглядели скверно. Грек что-то причитал на своём языке, окровавленными руками накладывал на глубокие порезы вонючую смесь. Витцан стонал от каждого нажима. В бреду сложно не выказывать боль.

— Дай ему что-нибудь! — Цедраг не выдержал. — Пусть уснёт!

— Вы забрали весь порошок! — укорил в ответ грек.

Голос лекаря звучал слишком дерзко для раба, но Цедраг не стал возмущаться.

— Хотя… — грек прервался, ненадолго задумался. — Среди вашего, как же это… добыча! Вы добыть вино? Крепкое вино?

Цедраг кинулся к центру ладьи, где складировали награбленное. По пути чуть не споткнулся о раба, отдавив ему руку, но тот оказался счастливчиком — в другой раз отведал бы сапога собственными зубами. Однако сейчас Цедраг принялся раскидывать сумы, тюки, мешки в поисках толстого бурдюка. Тот принадлежал излишне весёлому саксу, который махал дубиной с железными шипами, присосавшись к горлышку, словно младенец к соску. Кажется, до самой смерти он думал, что вокруг лишь часть вышедшей из-под контроля забавы.

К счастью, внутри глухо булькало минимум на половину бурдюка, так что Цедраг спешно помчался обратно. На этот раз раб успел убраться с дороги.

— Вот! Ядрёная, зараза! Горло жжёт!

Грек выхватил бурдюк, поболтал, поднёс к носу, сморщился, немного отхлебнул… А затем с отвращением выплюнул за борт и выругался по-ромейски:

— Конская моча, а не вино! — после чего добавил уже по-славянски: — Пойдёт. Это немного поможет.

Дражко расседлал коня на берегу. Хороший жеребец — ладный, дерзкий. Он мог бы украсить конюшню дома, но сейчас места для него не осталось.

Руяне строили разные корабли. Боевые, на каком ходил Буревой, были узкими и длинными. Они вмещали с полсотни воинов, но иногда в самом широком месте оставляли пространство для стойла на двух лошадей. Не каждый конь добровольно ступит на борт ладьи, ещё меньше выдержит долгое путешествие по морю, поэтому приходилось сызмальства приучать жеребят к качке и тесноте.

Торговые корабли — с глубокой посадкой, широкие, с несколькими рядами вёсел и большой площадью для перевозки товаров. На таких устраивать набеги было неудобно из-за медленной скорости и неповоротливости, но пара-тройка всё же следовали за флотом, чтобы принимать на себя основной груз.

Ладья Веремуда была шире обычных боевых, что позволяло перевозить довольно много добычи, но достаточно узкая, чтобы набирать хорошую скорость, почти не уступающую кораблю Буревоя.

И сейчас вздутый попутным ветром парус уносил ладью от берега. Нос, украшенный головой лебедя, разрезал волны, вздымаясь над белоснежной пеной. Дражко стоял впереди, вглядывался в открытое море за берегами залива.

Он должен бы радоваться, гордиться своей удалью. Грек сказал, что Витцан выживет, а это значит, что дружина не потеряла ни одного человека. Конечно, были раненые, кто-то лишь немного уступал Витцану по тяжести, но все остались живы. Сколько найдётся воевод, способных похвастаться подобным?

Однако в груди свербело от обиды. Тот сакс, Сина, расправился с ним играючи. Не подоспей Удо, Дражко бы лишился жизни.

Молодой воевода с силой сжал оголовье меча. Даже поверженный, он не выпустил его из рук, да так и ускакал с ним из города. Только не ему принадлежал этот меч.

Дражко направился к корме. Прошёл мимо Инги, но почему-то не смог посмотреть ей в глаза, будто знала прекрасная данка, какой позор он испытал.

У рулевого весла, рядом с Яромиром и спящим Витцаном, Деян заботливо осматривал свой лук. Сейчас тетива была снята, и концы лука изогнулись в обратную сторону. Грозное оружие, сложное в обращении. Меч или топор всегда казались Дражко более подходящим, достойными настоящего воина, но, глядя на мастерство Деяна, он чувствовал толику зависти — хоть и умел сносно стрелять, сравниться с таким мастером уже вряд ли получится.

— Деян, — Дражко встал рядом.

— Да? — гридь слегка нахмурился, заметив мрачное настроение воеводы, но затем увидел, как тот протягивает меч.

— Возьми, он твой.

— Дражко, ты… — Деян смутился, не сразу взялся за рукоять. — Спасибо!

— Не за что… Я лишь подобрал его, но это твоя стрела убила прежнего владельца.

Деян слегка поклонился, пытаясь лыбиться не слишком широко. Он представлял, каково было отказываться от такой ценности, но дал себе волю, когда Дражко повернулся и пошагал прочь.

Вдруг неподалёку что-то булькнуло.

— Глядите!

Яромир указывал в сторону берега, где показались саксы.

Следом за утонувшей стрелой полетели новые, но ни одна не достигла ладьи. Руяне сопроводили попытки смехом.

— Ишь, осмелели! — воскликнул Круто.

— Поняли, что нас второе меньше, — ухмыльнулся Удо.

Действительно, из-за деревьев продолжали выходить люди. Большинство было лишь вооружёнными смердами, но успей они нагнать руян на суше, вряд ли удалось бы одержать верх.

Дражко смеялся вместе со всеми. Саксы кричали оскорбления, но слова уносил ветер, а лучший их стрелок едва достал до борта. Беспомощность врага приподняла мрачное настроение.

А затем ухмылка снова слетела с лица.

Верхом на лошади, в блестящем на солнце шлеме показался Сина. В отличие от остальных саксов, он спокойно вывел свой отряд на берег, не выказав и толики досады. Наоборот, ублюдок будто насмехался над Дражко.

Оценив ситуацию, наёмники развернулись и скрылись в лесу. Дражко оставалось лишь хмуро разглядывать горизонт.

━─━────༺༻────━─━

Путь до Руяна был долог, а дружина нуждалась в отдыхе. Грек истратил все запасы из своей сумы, а Витцану нужно будет регулярно обновлять лечебные смеси, чтобы раны не загноились. Поэтому решили сначала отправиться в Стариград, к ваграм. Сейчас между ними и Руяном не было вражды, более того, две ладьи под началом Буревоя вели жупаны вагров Теслав и Збигнев. Правда, под стягами Буревоя — ободритский великий князь Табемысл, под чьей рукой были и вагры, пытался сохранить хрупкий мир как с саксами, так и с данами.

К полудню ветер утих, поэтому пришлось сесть за вёсла. Дражко должен подавать пример остальным, поэтому работал, не отставая даже от Удо, что было очень непросто.

Лопасти опускались под ритмичные вздохи, выныривали и погружались обратно. Барабан Веремуда сопровождал скрип деревянных стержней, шум бьющихся о борт волн.

Дражко чувствовал дрожь под ногами. Корабль будто жаждал вырваться на свободу, промчаться по морской глади с невиданной скоростью, да только гребцы сдерживали таящуюся в нём силу. Быстрее, быстрее! Рой пучину! Режь волны! Обгони ветер!

Весло над водой — вдох. Потянул на себя — выдох. И ещё раз, и снова, и снова…

Веремуд продолжал бить в барабан, когда вдруг запел. Сначала тихо — как для себя, но затем всё громче и громче, подстраиваясь под бой. Песню подхватили остальные, и скоро вся дружина запела. Слова были простые, повторяющиеся. Но они коротали время и прибавляли сил.

Дражко тоже пел, если эти вопли можно было так назвать. Уж чем его боги не наградили, так это даром слагать песни. Команды он приучился горланить ещё с детства, подражая отцу, а вот за матерью, её чудесным голоском, сколько не пытался, повторить не мог. Иногда казалось, что от неё Дражко досталась только внешность.

Монотонная тяжёлая работа, шум моря, песня — всё это унесло сознание куда-то в облака. В голове проносились мысли, думы, переживания и мечты…

— Парус! — крик вернул разум в реальный мир.

Дражко передал весло, переместился на корму, вгляделся.

Вдалеке за изгибом берега показался корабль. С такого расстояния сложно разобрать детали — что за судно, чьи цвета на парусе, сколько людей на борту? От ответов на эти вопросы зависело многое.

Но задавать их не пришлось. Следом появилось ещё два корабля, а Веремуд уже успел определить их скорость.

— Боевые…

— Драккары? — догадался Дражко.

— Думаю, да.

Чуть позже удалось рассмотреть и цвет парусов. Они принадлежали Стигу Ларссону. Ярлу, чью деревню недавно разграбили.

— Морена! Их слишком много…

Дражко развернулся, обвёл взглядом обеспокоенную дружину, набрал в лёгкие побольше воздуха, чтобы все услышали:

— Поднатужимся! До Стариграда рукой подать! Греби!

— Греби! — подхватила дружина, и вёсла с новой силой взборонили море.

— Греби!

— Греби!

— Греби!

Встречный ветер задул сильнее, ладья старательно рассекала волны, но, всё равно шла плохо, будто птица, что наелась до отвала и не могла оторваться от земли.

Гребли все, кроме раненых, Живко и Яромира. Княжич был самым юным из дружины, но хорошо навострился стоять у руля. Веремуд же сидел по правую руку от Удо, и вдвоём они задавали темп остальным.

Но паруса данов становились всё ближе.

— Нагонят! — выдохнул Деян, обращаясь к Дражко. — Зуб даю — нагонят!

Дружина устала — сказалась бессонная ночь. Полученные раны начинали кровоточить, даже царапины давали о себе знать в такой ситуации.

Дражко чувствовал это не меньше других — удержать ворота далось немалой ценой. Но он не имел права бросить весло.

Цедраг был того же мнения, но ему досталось ещё больше. Рубаха уже покрылась тёмными багровыми пятнами открывшихся ран. Слишком обеспокоенный за брата, он старался не обращать внимания на собственное состояние.

Дражко сидел рядом, и потому видел, как тот сбавляет темп. Хотя Цедраг и сам наверняка не замечал — его веки едва не слиплись от истощения.

А паруса приближались.

— Грек! — с выдохом крикнул Дражко, но порыв ветра унёс звук, а потому пришлось позвать снова: — Грек!

На этот раз смуглый раб с волнением поднял голову и неуклюже направился к нему. Грек был единственным, кому позволили остаться без оков.

— Да, господин?

Борт внезапно тряхнуло, и он чуть не упал, но вовремя ухватился за плечо юного воеводы, после чего испуганно отпрянул, ожидая нагоняя, но вместо этого Дражко спросил:

— Как тебя зовут, грек?

Вопрос заставил растеряться, но ответ последовал скоро:

— Ясон, господин.

— Умеешь грести?

— А?.. Д-да, господин.

— Цедраг!

Цедраг встрепенулся, услышав собственное имя, будто пробудился ото сна.

— Да?

— Уступи скамью!

Теперь опешили двое.

— Дражко?..

Подобное легко можно было принять за оскорбление или немилость воеводы, поэтому Цедраг попытался возразить:

— Я ещё могу!..

— Выполняй! — скрепя зубами прорычал Дражко.

Выбора не оставалось — Цедраг передал весло. И как только руки освободились от ноши, тяжесть ран обрушилась на тело. Голова закружилась, тошнота подкралась к горлу, забил озноб.

Ясон быстро вошёл в ритм, но плечи тут же загорелись с непривычки.

Так раб стал свободным. Только свободный муж мог сидеть за веслом рядом с дружиной. Тем более — по левую руку самого воеводы. Так было заведено на кораблях Буревоя.

Цедраг пошатнулся — то ли от качки, то ли от слабости. Живко, изнывающий от бессилья, подскочил, чтобы помочь и усадил рядом с Витцаном.

Из-за количества тяжело раненых, ещё две скамьи пустовали, а это могло сыграть решающую роль.

На парусах преследователей уже различался узор.

Поэтому Дражко освободил от оков и посадил на места других рабов. Из тех, кто мог грести и желал помочь.

Отозвались двое:

Иво — рослый, худощавый, но жилистый муж, который как раз сидел на вёслах торгового корабля, когда руяне появились в опасной близости. Корабль принадлежал фризскому купцу, и тот оказался настырным, опытным мореходом — чуть не удрал прямо из-под носа.

Вторым был Векша. С виду он вряд ли годился для тяжёлой работы. Цедраг даже подумывал отказать ему, но тот оказался настырным. Невысокого роста, лёгкий, с обветренным на море лицом, да такой худой, что рёбра торчали под кожей.

Векша попался совершенно нелепым образом. Руяне оставили грузовые ладьи подальше от берега, под присмотром нескольких человек, пока основные силы высадились за поживой в портовый городок. В это время появилась ладья на десять вёсел — маленькая и шустрая, как сам Векша. То были находники из лютичей, решивших пограбить награбленное.

И затея почти удалась! Наглецов пришлось ловить полдня — Дражко не участвовал в погоне, но слышал от других, что лютичи едва не оторвались. Озлобленные вагры, люди Теслава, перерезали почти всю команду, но Векше повезло. Его оглушили посреди бойни, а когда он очнулся, пыл мстителей поутих. Они решили заковать лютича вместо того, чтобы перерезать глотку или выкинуть в море.

Живко снял оковы, и получившие свободу мужи принялись за дело. Иво принялся за хорошо знакомое дело. Истосковавшиеся по работе мышцы с благодарностью отзывались на каждый взмах. Векша, на удивление многим, не отставал — грёб наравне, хотя, казалось, весло вот-вот его сломит.

Остальных рабов выкинули за борт, чтобы облегчить судно. С перевязанными руками вряд ли кто из них сможет долго держаться на плаву, но если получится — даны наверняка не оставят добычу и задержатся на какое-то время.

Лишь Ингигерд Дражко запретил трогать. Девушка с трепетом наблюдала, как одного за другим людей бросают в пучину и сама ожидала подобной участи. Но потом поняла, что ей не суждено получить свободу. Как и надежду, — хоть даже самую малую, — после этого выжить.

— Греби!

— Греби!

— Греби!

Живко ловко петлял по палубе, подносил воду, помогал перетянуть раны. Сердце трепетало от волнения — даны наверняка снова сделают его рабом, если не убьют прежде. Про себя он молил ладью плыть быстрее, призывал ветер наполнить парус, а морского бога — забрать проклятых преследователей в морскую пучину.

Но драккары приближались.

Руяне неустанно вращали вёсла под жарким солнцем, заливаясь солёным потом, отчего раны свербили сильнее. Все силы, все мысли были направлены на одно:

— Греби!

— Греби!

Раз за разом, раз за разом. Греби.

Пока наконец не прозвенел взволнованный голос Живко:

— Земля!

Показался берег и устье реки, ведущей к Стариграду. Спасение было близко, но даны уже до того нагнали руян, что Яромир смог посчитать, сколько копий будет обращено против них.

Дражко тоже видел. Сталь наконечников, макушки шлемов отражали блики солнца. Ублюдки уже готовились к сближению, облачались в бронь и доставали оружие.

Нужно выиграть ещё немного времени…

— Яромир, замени меня!

Княжич закрепил руль канатами и сел на скамью. Он ожидал, что Дражко встанет у кормы, но воевода вместо этого направился к центру, где лежала добыча.

— Цедраг, подсоби!

Гридь немного отдохнул, поэтому с радостью отозвался. Сажать его за весло ещё нельзя, но исполнить затею он поможет.

Дражко ухватился за края бочки с элем, кивком указал Витцану взяться с другой стороны, и бочка полетела за борт.

Нужно было избавиться от лишнего груза.

Дружина наблюдала, а кто не мог обернуться — слышал, как добыча снова исчезает в море.

— Греби!

— Греби!

Ладья приподнялась, пошла легче, когда избавились от самого громоздкого, оставив лишь наиболее ценное. Отрыв стал сокращаться медленнее, но Веремуд понял — с нынешней скоростью не успеют уйти. Устье уже дразнило надежду, но придётся сбросить больше груза.

Пришлось снова оценить оставшееся добро…

— Дражко! — окликнул Удо.

Здоровяк весь раскраснелся, мышцы вздулись, на висках пульсировали вены, а от звериного оскала становилось не по себе даже ближним.

— Выкидывай девку! На свою долю ты сотню таких купишь!

Дражко испепелил друга взглядом, повернулся к Ингигерд — девушка не понимала слов, но этого и не требовалось. Смысл до неё дошёл. И ещё недавно желанная надежда на свободу, хоть и сопряженную с риском, обернулась страхом. Тонкие пальчики сжали мачту.

Дружина слышала Удо. Гриди ждали, что же сделает их воевода, напряжение нависло над ними.

Тогда Дражко схватил сундук — тяжёлый, пуда три. Весом с Ингигерд. И воскликнул:

— Вот моя доля!

И вышвырнул в море.

Монеты, которые среди прочего хранились внутри, сверкнули в воздухе, прежде чем плюхнуться в воду.

— Всё, что останется, — ваше!

Пришлось выкинуть ещё несколько тюков, пока Веремуд не кивнул, мол, скорость набрали хорошую. Добра осталось много, хватит всем, но обида за потерянное терзала души. К тому же, Буревой наверняка потребует поделиться, ведь «Лебедь» был набит добычей до того, как шторм отделил его от флота. Так что Дражко выкинул за борт долю не только за этот набег, но за весь поход.

Теперь лишь Ингрид теперь принадлежала ему.

— Греби!

— Греби!

Расслабляться не следовало. Даны всё ещё нагоняли ладью, а устье реки приближалось так медленно… Дружина устала. Яромир продолжал кричать охрипшим голосом, но вёсла понемногу сбавляли темп. Дражко увидел ярла Стига — тот стоял на носу драккара, под разинутой пастью рогатого чудища.

Вынужденное бегство тяготило, злило, но злость придавала сил, которые Дражко пускал в греблю.

«Когда-нибудь… — обещал он себе, — когда-нибудь я буду гнаться за тобой, Стиг Ларссон! И я уж не позволю тебе уйти».

Даны выпустили стрелу. Конечно, она не долетела до «Лебедя», но то был сигнал. Угроза. До того места, где она вошла в воду, было не больше пятидесяти шагов.

— Греби!

— Греби!

Оставался последний рывок. Руяне работали с криками, рычанием, не обращая внимания на кровавые мозоли. Кряжистые голоса данов уже догнали их, ряды вёсел драккаров словно крылья гнали ублюдков вперёд. Дражко подумывал, что стоит бросить попытки убежать — принять бой, погибнуть с оружием в руках.

Но всё же они продолжали грести.

Вторая стрела плюхнулась совсем рядом. Вдогонку прилетел хищный смех викингов, предвкушающих возмездие, жаждущих крови.

— Ещё немного! Успеем! Сможем! — подбадривал Яромир. — Греби!

И они гребли. Не остановились даже когда третья стрела воткнулась в корму, рядом с рулевым веслом. Казалось, окажись даны борт о борт, руяне продолжат грести, потому как больше уже ничего не могли делать. Стоит остановиться, и силы в раз уйдут. Никакого сражения ждать не придётся.

— Греби!

— Греби!

Четвёртая стрела упала между Дражко и Аэцием. Порыв ветра спас воеводу от преждевременной смерти, но он об этом думать уже не был способен. Только одна мысль пришла в голову при виде на оперённое древко у ноги: «Неужто не успели?»

Вдруг гогот данов затих. Что-то изменилось, даже ярл Стиг, всё это время неподвижно стоящий у головы чудища, засуетился. Крылья драккаров сбавили темп, отрыв стал увеличиваться.

— Ладьи! — воскликнул Яромир. — Из Стариграда! Мы спасены!

Дражко повернул одеревенелую шею. Устье было совсем близко — вот-вот они войдут в реку. Но главное — навстречу плыла знакомая ладья с жёлто-чёрными парусами, за которой тянулись ещё несколько кораблей.

Теслав, воевода вагров, спешил на помощь.

Глава 7. Стариград

От устья по реке ладьи шли мерно, спокойно. Веремуд скомандовал сушить вёсла, позволив ветру потихоньку нести их к граду.

Позади, в море, корабли Теслава гнали данов обратно. Те решили не связываться со свежими силами вагров, не утомлённых погоней. Однако Теслав вряд ли будет преследовать слишком долго. Данов сотни полторы, а значит потерь не избежать, если начнётся битва.

И Дражко не хотел, чтобы он забрал себе всю славу, убив Стига Ларссона. Жизнь ублюдка должна оборваться только его рукой.

Устав думать о мести, Буревоич улёгся между скамей. По синему небу плыли пушистые стада облаков, солнце подогревало, мягкая речная качка убаюкивала.

Веки закрылись сами собой, и скоро он провалился в сон.

━─━────༺༻────━─━

От устья река вела к озеру, на берегу которого стояли причалы, верфи, а рядом — небольшой рынок. Поодаль, словно грибы, торчали рыбацкие хижины.

«Лебедь» встал у главной пристани. Дражко к тому времени уже нехотя проснулся, проследил, чтобы узлы закрепили надёжно. Веремуд вряд ли допустил бы оплошности, но воевода не должен всегда полагаться на других.

Добычу заранее накрыли навесом. Стариград был крупным торговым городом, вокруг стояли сотни кораблей; больших, с широкой кармой для товаров; малых, вёсел на десять; и — боевых. Здесь сходилисьпути не только славянских, данских, свейских, саксонских, франкских купцов, но и далёких восточных и южных путешественников. Уже ступив на берег можно было окунуться в гомон десятков языков и наречий.

Ясон воодушевился, оказавшись на суше. Перекрестился, воскликнул благодарности Богу со слезами на глазах и чуть было не припал к земле.

Мытарь не заставил себя ждать. Только руяне успели расположиться, по пристани разнеслись шаги. Низкого мужа с круглым лицом и широким приплюснутым носом сопровождали двое дружинников на голову выше. Дражко перепрыгнул через борт, чтобы встретить нежеланного гостя.

— Здрав буде, Дражко, сын Буревоя! — голос мытаря показался таким же противным, как и его морда, но это, возможно, было лишь игрой слуха.

Никто не любит сборщиков пошлин.

— И ты здрав будь… Извини, не знаю твоего имени. Мы раньше встречались?

— Меня зовут Кормила. И нет, мы не встречались. Просто знать людей — часть моего ремесла.

Дражко остановился напротив мытаря. Удо и Деян держались рядом. При виде на громилу с хмурым лицом, охранники Кормилы покрепче сжали свои копья.

— Я думал твоё ремесло — считать золото и серебро.

— Это так! Но золото и серебро приносят люди. Позволишь взглянуть на твой товар?

Мытарь пытался вести себя дружелюбно. Слишком дружелюбно, чем сразу же заставлял ждать подвоха. Однако сейчас он был в своём праве, поэтому Дражко пропустил его на борт, где…

— Веремуд! Друг мой дорогой! Рад тебя видеть!

— Кормила…

Кормчий явно не обрадовался встрече.

— Как всегда — хмурый старый морской волк, а? — усмехнулся Кормила. — Или ты такой только рядом со мной?

— Считай пошлину, да побыстрее. И смотри — ничего лишнего! Мы не торговать приехали.

Веремуд хотел бы вышвырнуть их с ладьи, рука так и порывалась схватить мытаря за шиворот, хорошенько приложиться кулаком и!..

— Не торговать? Жаль, жаль… Та-а-к, что тут у нас?

Стражники сняли с груза навес.

— Ого, да вы знатно постарались! Могли бы выгодно продать…

— Считай! Не испытывай моё терпение! — прорычал Веремуд.

Кормила замолчал, скривив ядовитую улыбку, достал пергамент и перо.

— Так, начнём. Паволока, специи… кажется, это перец? Хгм… получается…

Мытарь записал товар, подлежащий учёту за провоз, а в конце его взгляд упал на Ингигерд.

— За неё тебе бы заплатили хорошую цену, Дражко. Больше, чем в Ральсвике или Арконе. Даже в Ладоге не дадут больше.

— Считай. Это — твоё ремесло. Советы мне не нужны.

Теперь мытарь начал раздражать Дражко.

Сделав запись, Кормила оглядел дружину.

— Один, два, три… — когда он добрался до Иво и Векши, то спросил: — Эти тоже твои люди? Выглядят, как…

— Они свободные мужи, — Веремуд не дал договорить, чтобы неосторожное слово не вырвалось наружу.

— Хорошо. Тридцать пять, тридцать шесть…

Кормила вернулся на пристань, когда наконец закончил записи. К радости Веремуда.

— Итак, посаженное, побережное, головщина… — мытарь бормотал список пошлин. — А как у вас с ночлегом? Есть где разместиться? Могу предложить…

— Кормила! Не задерживай моих гостей! Иди обдирай других!

Дражко обернулся на знакомый голос. Лицо само по себе засияло радостью.

— Ариберт!

— Дражко!

Буревоич сорвался с места, чтобы заключить в крепкие объятия доброго друга.

— Ариберт! — это уже воскликнул Яромир. Княжич выскочил из ладьи и, позабыв про усталость, ринулся к ним.

Ариберт, племянник князя Вислава, провёл детство на Руяне под присмотром своего дяди. Яромир считал его за старшего брата, а Дражко, часто гостивший у них, — близким другом, наставником. Любовь к лошадям привил именно Ариберт.

— Наконец-то свиделись! Правда, вид у вас, что у монахов в пост…

— Проклятые даны! — прорычал Удо.

На лице здоровяка сияла доброжелательная улыбка.

— Надеюсь, Теслав преподаст им урок, — Деян старался держаться прямо, но изнеможенные плечи тянули вниз.

Дражко промолчал.

— Кормила, распорядись, чтобы моих гостей разместили в лучших палатах! И накорми всех.

— Да, господин. Непременно, непременно! — мытарь залебезил перед княжичем, скользко заулыбался.

— И хорошо накорми! — выступил Ариберт, явно припоминая Кормиле былой проступок.

— Конечно, конечно! — разрывая пергамент с записями, пообещал тот.

— Нам нужны лекари, — встрял Дражко. — Много раненых.

— Не волнуйся, всё будет в лучшем виде, — заверил Ариберт. — Да ты и сам, погляжу…

Доски причала задрожали, когда Веремуд перепрыгнул через борт. Благодаря густой бороде усталость кормчего не выделялась так сильно, как у остальных, а взгляд даже выказывал бодрость.

— Кого я вижу! Ариберт, маленький негодник!

— Веремуд!

— Вымахал как, а!

Веремуд потрепал макушку княжича, словно тот всё ещё был ребёнком.

— Смотрю, «Лебедь» так же хорош, а? Славный корабль…

Ариберт ласково провёл рукой по обшивке. Веремуд и его учил морскому делу.

— Точно — славный! — раздался хрипловатый голос Векши.

Ещё недавно бывший рабом, он выглядел соответствующе: грязный, обросший, в лохмотьях. Такому обращаться к княжичу не подобает, но никаких стеснений на довольной морде замечено не было.

Ариберт прищурился, доброжелательность мигом улетучилась.

— Знакомый говор… Дражко, в твоей дружине теперь лютичи водятся?

Векша промолчал, лишь ухмыльнулся сильнее.

Вагры постоянно воевали с лютичами. Это тянулось веками. Даже заручившись поддержкой прежнего союзника, империей франков, или вечных врагов — саксов, — оба хаживали на земли друг друга, чтобы грабить и убивать.

— Он помог нам оторваться от данов, за что получил свободу, — пожал плечами Дражко. — Но в дружину я его не принимал.

Ариберт фыркнул, отвернулся, тут же переменившись в лице, и обхватил Дражко и Яромира.

— Айда в корчму! Вам наверняка есть что рассказать!

Дражко обернулся, встретился взглядом с Удо. Тот кивнул, мол, не волнуйся, за всем прослежу. Оставлять дружину не хотелось, но пренебречь гостеприимством никак нельзя.

━─━────༺༻────━─━

Живко, казалось, не останавливался ни на секунду. Добычу нужно было разместить на гостином дворе, под охрану. От пошлины «Лебедя» освободили, но трудиться пришлось самим. Живко не мог поднять слишком много, но ловко таскал всякую мелочь, успевая сделать два, а то и три захода вперёд остальных.

— Ишь, разошёлся! — кинул вслед Деян, который вместе с Круто волок бочки с пряностями.

Управились быстро. Живко уже сновал по ладье, подбирая завалявшиеся вещи, прибираясь или проверяя узлы, будто сам лично отвечал за состояние корабля. Время от времени он хватался за рукоять ножа. Только свободный человек мог носить оружие, поэтому неудобный, непривычный клинок, болтающийся на боку, являлся главным свидетельством нового положения. Это походило на сон, Живко боялся проснуться и снова оказаться в конюшне.

Ингигерд сжалась возле мачты. Когда Дражко ушёл, на неё никто не обращал внимание, будто позабыли совсем. Бедняжка дрожала то ли от страха, то ли от холодного ветра, взволнованно, вздрагивала каждый раз, когда мимо проходил кто-то из гриди.

Почему-то вспомнилась Милдрит.

— Вот, поешь, — Живко протянул девушке кусок лепёшки.

Может, еда немного успокоит бедняжку…

Но Ингигерд лишь сжалась сильнее и с опаской смотрела на него, будто загнанная в угол лисица.

— Я плохого не сделаю, обещаю! Поешь, полегчает!

Он снова протянул лепёшку, и на этот раз Ингигерд осторожно приняла её.

— С-спасибо, — пробормотала девушка в ответ.

— Чего? Я по-вашински не понимаю. О! — он заговорил на языке саксов: — Меня зовут Живко. Понимаешь?

Ингигерд уже не с опаской, а с интересом наблюдала за ним. Кажется, саксонский ей больше пришёлся по душе, но всё равно жесты в данном случае играли бо́льшую роль.

— Ты Ингигерд?

Она кивнула, прожёвывая кусок. Горло пересохло, но голод так разыгрался, что хотелось глотать пищу, не тратя времени на пережёвывание.

— Во дурень! — воскликнул Живко по-славянски, затем метнулся за бурдюком с водой, который Ингигерд с благодарностью приняла и высушила почти наполовину. Казалось, влага мигом впитывается в язык.

Живко подождал, пока девушка доест. Голод часто навещал его, поэтому свободный мальчишка отлично понимал, что не стоит мешать наслаждаться трапезой, хоть и довольно скудной.

Конюх не единожды голодом в наказание за провинности. Особенно в первое время, когда укрощал упрямый норов, словно объезжал жеребёнка. В один из таких дней Милдрит заметила Живко на рынке — Эйкин заставлял его таскать за собой покупки. По голодным глазам она поняла состояние бедняги и тайком сунула пирожок прямо в рот, проходя мимо.

Конюх ничего не заметил, а от запаха пирожков с капустой едва не наворачивались слёзы ещё долгое время. Хотя теперь Живко вряд ли сможет проглотить даже небольшой кусок.

Их накрыла тень. А затем раздался голос Удо:

— Живко, отведи девку в палаты Дражко. Он будет ночевать в княжеском тереме. Найдёшь?

Мальчишка кивнул.

— Вот и хорошо… — здоровяк сделал паузу, задумчиво оглядел их. — Ещё попроси отмыть её. И сам отмойся, да принарядись. А то на холопа похож.

В воздухе сверкнули медяки, которые Живко ловко поймал.

Удо ушёл, оставив присматривать за ладьёй двух человек. А Живко пришлось постараться, объясняя Ингигерд, что от неё требуется. Но в конце концов они направились в город.

Уже издалека Стариград поражал воображение. Живко видел другие города, но этот был намного больше. Над раскинувшимися улицами, площадями, огороженными извилистыми стенами, возвышался крутой вал с мощными укреплениями. Его окружал ров, наполненный водой из реки, с одной стороны омывающий крепость, а к воротам вёл длинный деревянный мост.

Городок, оставшийся в прошлой жизни, теперь казался лишь деревушкой.

Улицы наводнили толпы прохожих. На торговых площадях стоял громкий шум зазывал, от ремесленного конца доносились удары кузнечного молота, скрежет, хлопки и прочие звуки работы. Самыми спокойными были жилые концы, но и там повсюду сновали местные. Особенно между домов, что стояли ближе к крепости — там жили более состоятельные горожане.

Но самое главное отличие от саксонских городов, известных Живко, — это отсутствие какой-либо упорядоченности в постройке. Да, были разные концы, и крепость служила ориентиром, но дворы стояли неровно, размашисто, отчего улицы постоянно искривлялись, то сужаясь, то расширяясь, а пройти ровно от одного места до другого оказалось не такой простой задачей.

Поначалу Живко боялся заблудиться, но довольно скоро привык к суете. Казавшийся прежде беспорядок теперь выстраивался в нечто понятное и даже приятное, торопливость окружения заставляла самому соображать быстрее.

Это место точно оказалось по нраву мальчишке.

По наказу Удо Живко сменил нищенские тряпки на новенькие штаны, длинную рубаху с поясом и простенькие башмаки. Ингигерд тоже нарядил — в платье на местный манер.

Хотя сначала их чуть не погнали прочь. Торговец принял двух оборванцев за попрошаек, уже схватился за метлу, но блеск монет быстро остудил пыл.

— Настоящие? — прищурился торговец, осматривая медяк. — Украл небось?

Живко нахмурился так грозно, как только мог, сжал рукоять ножа.

— Я из дружины воеводы Дражко с острова Руян! Оскорблять вздумал?!

Хотелось выказать возмущение жёстко, твёрдо, но детский голосок и писк, самовольно вырвавшийся в самом начале, всё испортил. Однако Живко решил сделать вид, что ничего не было.

— Ладно, ладно, — усмехнулся торговец. — Монета настоящая, так что мне плевать, где ты её достал. Хотя если одолжишь эту девку ненадолго, мы можем…

— Она принадлежит Дражко! — категорично пресёк его Живко.

— Как хошь, — торговец пожал плечами.

В новых нарядах добираться до крепости было проще — меньше оглядывались на подозрительную пару, слишком схожую на холопов. Но у крепости их всё равно остановили.

— Кто такие? Чего надобно? — лениво буркнул привратник.

Он напоминал стражников из городка саксов. Такие обычно бежали в таверну, как только сдавали пост сменщику, напивались до беспамятства, отсыпались и снова заступали в дозор. Настоящие воины, как дружина руян или отряд наёмников Сины, такого себе не позволяли, но их ремесло было и веселее, и опаснее.

Живко непременно хотел стать настоящим воином.

— Я из дружины воеводы Дражко из Руяна! Веду девку в его покои, — Он кивком указал на Ингигерд.

На этот раз серьёзный вид получился лучше, даже голос не сорвался. Но стражник всё так же лениво повёл бровью.

— Не слышал про такого воеводу. Идите отседова.

Ответ заставил немного опешить.

— Да как ты смеешь! — Живко издал возмущённый визг, снова испортивший всё впечатление. Он жутко боялся, оттого и оплошал, но подводить Удо не мог никак. — Моего воеводу сам княжич пригласил!

— Брысь, щенок! — на этот раз стражник немного взбодрился, но лишь от злости.

— Щенок?!

Холопом Живко мог стерпеть такое оскорбление, но не теперь. Рука сама схватилась за нож, уже потянула вверх, но тут:

— Эй, Худота! Что за шум?

Из-за спины стражника показался муж довольно внушительного вида. Крепкий, телом похожий на бочку со здоровенными ручищами; длинные усы свисали ниже подбородка; широкое лицо, будто высеченное из камня. Образ дополняла кольчуга, богатые высокие сапоги и пояс с золотыми вставками, на котором висел меч с искусно украшенной рукояткой.

— Господарь Збигнев! Да вот, пристали, как пиявки к заду. Требуют прохода.

Жупан окинул Живко взглядом. Рука как сама схватилась за нож, так же сама и убралась за спину.

— Ну? — пробасил муж.

— М-мы люди Дражко… из Руяна. Я… я веду её в палату воеводы.

Живко думал, что его снова прогонят или чего хуже — схватят, как какого-нибудь преступника. Перед стражником смелости ещё кое-как набралось, но жупан, казалось, одним лишь пальцем одолеет его прежде, чем нож успеет полностью показаться из ножен.

Но вместо этого:

— А, так это вы? Кормила уже давно посыльного отправил, чтоб ждали двух холопов…

— Я не холоп! — тут Живко не смолчал даже под страхом.

Но Збигнев лишь ухмыльнулся в ответ.

— Вижу, вижу, малец. Не держи обиды. Пойдём лучше, накормим вас, отмоем!

Живко с важным видом прошагал мимо стражника. Прежде он высунул бы язык, но теперь не подобает.

В крепости гостей сначала кинули в бани, отмыли, хорошенько отпарили, а потом повели на кухню, где добродушная тётушка накормила их, словно княжеских особ на пиру. По крайней мере, именно так Живко казалось в тот момент. Даже Ингигерд, румяная после бани, немного успокоилась и оживилась.

Как только трапеза закончилась, Ингигерд отвели в выделенные для Дражко покои, а Живко остался наедине со Збигневом. Тот раздобрел после баньки, осушил два кувшина мёда, и теперь, довольный, нежился на солнышке, шлёпая снующих мимо холопок по бёдрам.

— Говоришь, Дражко освободил тебя из рабства?

— Да! А я помог взять город! — гордо заявил Живко.

— Хорошая цена, ничего не скажешь… Эко он, конечно, погулял славно. Буревой будет гордиться.

Вдруг умиротворение сотряс громкий резкий голос:

— Збигнев!

Тот подскочил, будто вырванный из дремоты.

— Теслав! Уже вернулся? Догнал треклятых ублюдков? — а затем, уже тише, под нос, пробормотал: — Хм… Думается, нет….

К ним с явным недовольством приближался воин не менее грозный, чем Збигнев в своём полном облачении. И не только. Если Збигнев источал спокойствие, некую необъяснимую мудрость, подкреплённую силой, то Теслав пылал яростью. Острые черты вытянутого лица, горбатый клюв-нос, шипастая борода. Казалось, стоит до него дотронуться — порежешься.

— Я, понимаешь, за викингами гоняюсь, а он разлёгся, да отдыхает!

— Да, — с издевательски довольным лицом подтвердил обвинения в свой адрес Збигнев.

Теслав схватился за кружку, как только дошёл до стола, в несколько глотков осушил её и с грохотом поставил обратно.

— Удрали?

— Удрали, — кивнул он.

— Ну, глядишь, и к лучшему. В такой погожий денёк жить надо, а не погибать!

— Повезло собакам! — не унимался Теслав. — Если б знал, что объявятся, снарядил бы ладьи побыстрее. А кто этот малявка?

Живко, которого наконец заметили, только открыл рот, как понял, что ни звука вымолвить не в состоянии. Но на подмогу подоспел Збигнев:

— Найдёныш Дражкин.

— Ха! Этот сопляк приволок три драккара к нашим берегам! Выпорол бы!

— Ну, уж он теперь не позволит — воеводой стал!

— Кто? Дражко?! — от удивления, кажется, даже борода зашевелилась.

— Его, его… Этот, как ты сказал «сопляк» ночью разграбил саксонский городок с тремя десятками отроков.

— Ишь, даёт!.. — задумался Теслав, поглаживая усы. — А сам он где?

— Его княжич за собой утащил. В корчме, ведомо…

Только Живко немного расслабился, даже сунул в рот бублик, как в крепость ворвался всадник.

Жупаны тут же отвлеклись от разговора, вскочили. По лицам видно — предвещали недобрые вести. И были правы.

— Господари! — запыхавшись, воскликнул гонец. — Там Громыха рвёт и мечет! Прибить грозится!

— Кого?! — хором громыхнули оба мужа.

— Лютича какого-то! Говорит, он его брата зарубил!

Глава 8. Клятва

В корчме было шумно, душно и весело. Пьяный скоморох нескладно горланил песни и прибаутки под барабаны круглого, со смешным лицом, мужичка и цевницу* поджарой бабы с длинными соломенными волосами. Раздавались здравницы, крики, смех и гневные восклики, когда кто-то проигрывал в кости.

(*Цевница — пастушеский многоствольный духовой музыкальный инструмент)

— Прямо так, — в рубахе да портках, — да на воев?! — не верил своим ушам Ариберт. — Врёшь поди!

— Не вру! — Дражко хлопнул кулаком по столу.

— Это правда! — поддержал Яромир. — Круто и Цедраг подтвердили!

— Ладно, ладно. Верю, — Ариберт примирительно поднял руки.

— То-то же, — нарочито серьёзно гаркнул Дражко, после чего разразился смехом.

Рядом встала холопка с кувшинами. Довольно притягательная, разгоряченная, так и захотелось…

— Дражко!

Срамные мысли прервал встревоженный зов. Деян промчался через всю корчму, кажется тряхнув стол игроков, из-за чего кости перевернулись, превратив восторженный вой победителя в гневный скулёж проигравшего.

— Дражко, беда!

Остановившись у стола, Деян выхватил из рук холопки кувшин и прямо так вылил в рот несколько больших глотков мёда.

— Говори, — поторопил Дражко.

— Лютич этот — Векша! Убивать его хотят!

━─━────༺༻────━─━

На торговой площади собралась шумная толпа. Возмущённый галдёж, призывы разлетались по округе, а над головами то и дело мелькали кинутые кем-то гнилые овощи.

Пришлось грубо растолкать людей, чтобы пробраться в первые ряды, откуда, наконец стало видно двух мужей, стоявших друг против друга: неказистого оборванца Векшу, более похожего на случайного бродягу, и крепкий, только сошедший с ладьи и разогретый погоней, воин. При виде такого, обычные смерды старались вести себя тише воды, но Векша с вызовом выпятил грудь и смотрел прямо в глаза.

Иво держался рядом, но не так уверенно. С опаской озирался на взволнованную толпу.

— А вот и мой воевода! — воскликнул Векша.

Дражко выскочил к центру круга, огороженного зеваками. Жадный до зрелища народ уже приготовился лицезреть драку и заранее освободил место.

— Что ты учудил?! — рявкнул Дражко, только потом осознав, что лютич назвал его своим воеводой.

— Он убил моего брата! — вместо Векши раздался ответ разъярённого воина.

Дражко с немым вопросом повернулся к Векше, но тот лишь пожал плечами, мол, ничего не знает.

— Это Громыха, гридь Теслава, — подсказал подоспевший Деян. — Его младший брат был среди дозорных, убитых находниками.

Дражко кивнул. Лицо воина как раз показалось знакомым.

— Воевода! — Векша схватил его за плечо. — Прими мою клятву. Поверь, ты не пожалеешь! Прими сейчас, иначе мне не протянуть и дня.

Лютич был прав. У него в здешних краях нет защиты рода, да к тому же он гол как сокол. Даже если случится чудо, и переживёт встречу с Громыхой, то ночью его лишат жизни или схватят, чтобы продать в рабство в другом городе.

Но стоит ли вставать на защиту? Если принять клятву, то придётся принимать и последствия.

Дражко привык доверять своему чутью, поэтому:

— Почему ты уверен, что это был Векша?

Он обратился к Громыхе, но говорил громко, чтобы слышали все. Краем глаза подметил, как приближаются всадники — это наверняка Теслав спешил унять беспорядки.

— Я помню тот день. Гибель наших соратников мы видели издалека, с берега. И в отместку их перерезали.

— Всех, кроме него! Почему он свободно ходит по улицам, Дражко?! Этот кусок дерьма должен гнить в колодках!

Толпа согласно загомонила, не забывая осыпать Векшу оскорблениями, но шум прервал звук рога.

Когда наступила тишина, слово взял подошедший Теслав. Громыха служил ему, поэтому Збигнев, подмигнув Дражко, остался позади.

— Чинить беспорядки — уже преступление. И вам придётся за это ответить.

— Приму любую цену, господарь! Но позволь отомстить за брата!

Теслав явно был не в лучшем настроении. Дражко думал, что тот хотел лишь отогнать данов подальше, но стариградский сотник, видимо, всерьёз намеревался устроить сечу. Но ему это не удалось.

— Дражко, он правда служит тебе?

— Да.

Векша вздохнул с облегчением.

— Позволь спросить, как это получилось? Он должен быть челядином, а не воином.

— Я посадил его на скамью и дал весло. А сам знаешь, на ладье Веремуда холоп не сядет рядом с мужами.

Теслав ненадолго перевёл взгляд на кормчего, который тоже стоял неподалёку. Тот молча кивнул, и жупан снова посмотрел на Векшу. На страшном лице читалось явное недовольство, а злоба до сих пор не остыла.

— Что ж. Тогда…

— Друг, позволь сказать! — выступил Збигнев. — Громыха — твой человек. Люд может посчитать предвзятым даже самое разумное решение. Уверен, ты иного и не предложил бы, но дай мне судить этот спор.

Зеваки закивали, из толпы доносились нерешительные восклики поддержки. Понемногу, вроде бы незаметно, но на площади собрались и дружинники. С одной стороны стояли воины Теслава, а с другой — руяне. За лютича ссоры ждать не придётся, но за Дражко они выступить не побоятся.

— Хорошо, — кивнул Теслав.

Громыха занервничал. Дражко пытался оценить обстановку, переглянулся с Арибертом, но тот не мог помочь. В Стариграде правил его отец Мстивой, но в его отсутствие всем верховодил Теслав, как более опытный и уважаемый жупан, а Ариберт должен был во всём помогать и мотать на ус. Княжич противился такому решению — из отроков он уже вырос, но Мстивой отклонил все возражения.

Кроме одного. Изначально замещать князя должен был Збигнев, но тот каким-то образом выкрутился от нежелательных обязанностей.

— Я помню тот день, — начал Збигнев. — Кто убил беднягу Мала — неизвестно. Но тогда погиб не только он. Векша, тебе даровали свободу, но вину за прежние деяния нужно искупить. Только боги могут решить, дозволено ли тебе жить. Вы будете биться.

Толпа, услышав наконец то, чего хотела с самого начала, заликовала, заставив Збигнева сделать паузу, прежде чем обратиться ко всем:

— Есть ли возражения?.. Как я и думал. Дайте лютичу щит и топор!

Снова раздались ликования. Особенно обрадовался Громыха — он с остервенелым оскалом взялся за оружие и снял со спины щит. Словно взбудораженный бык, увидевший цель, он едва не рыл землю пятками в ожидании схватки.

Векша принял топор, выглядящий слишком тяжёлым для него, неловко размялся, будто специально показывая слабость.

— Не волнуйся, воевода, — подмигнул он, заметив беспокойство нового господина. — Ты не пожалеешь, я же обещал.

Дражко сомневался, но чутьё до сих пор говорило ему, что он поступил правильно.

В кругу остались только поединщики. Они примерялись друг к другу, кружились. Не спешили сразу кидаться в бой, даже Громыха.

Он не был ближником Теслава, но всё же слыл отважным и умелым воином. Дражко видел его в сражении, и знал, насколько он опасен. А вот Векша… верить в него заставляло лишь чутьё.

Добротная кожаная бронь Громыхи делала его ещё крупнее, богатые шаровары свисали над сапогами заморских мастеров, голову защищал шлем с кольчужной бармицей. Векша же остался в потрёпанной рубахе с изодранными штанами, а ростом и телом казался никчёмным на фоне противника. Однако с лица до сих пор не сходила лисья улыбка, а глаза горели азартом.

— Теперь всё в руках богов, — подошедший Удо похлопал Дражко по плечу.

— Теперь всё в руках Векши.

Первым не выдержал Громыха — рванул в атаку, взмахнув топором, и по площади раздался удар металла о щит.

Векша отлетел, словно от тарана, едва не потерял равновесие, и как только оправился, снова принял на себя град ударов, вынужденный отступать и отступать. Толпа радостно голосила, освистывала его, кричала оскорбления, но… топор Громыхи продолжал рассекать воздух.

Со стороны это выглядело неравной схваткой, издевательством, однако Громыха был серьёзен, но никак не мог достать верткого, ловкого Векшу.

А затем произошло то, что заставило всех умолкнуть. Первая кровь.

Извернувшись, нырнув под руку, Векша полоснул по бедру и тут же отпрыгнул, уходя от лезвия.

Громыха, казалось, не заметил раны, продолжил наносить удары, выбивая щепки из щита или рассекая воздух. Кровь пятнала следы, смешивалась с землёй.

Движения Векши смотрелись неуклюже. Каждое — на грани смерти. Будто лишь случай спасал от провала.

Дражко ухмыльнулся.

Воины продолжали битву. Толпа начала скучать от односторонних действий, требовала больше крови, риска, погоняла лютича бранью, чтобы сражался храбрее, а не бегал от противника. Да только Векша не обращал на них внимания. Скоро он резко сменил направление, сбил атаку Громыхи щитом, шагнул в сторону, оказавшись сбоку, и нанёс новый удар, накормив топор кровью.

На этот раз Громыха остановился — на предплечье кровоточила глубокая рана, отчего рука повисла, а щит пришлось выбросить, перекинув оружие в левую руку.

Противник показал слабость, и Векша не стал упускать момент. Только коснувшись земли, он накинулся снова, обманчиво замахнулся топором, а затем заехал обухом щита по шлему, что сопроводилось огорчёнными охами зрителей.

Громыха не сдавался. Теперь лютич обрушивал смертельный ураган — рубил, бил, подсекал, обманывал, с каждым шагом нанося повреждения, но вагр огрызался, истекая кровью. Даже в таком состоянии он мог закончить всё одним удачным движением.

Но не получилось.

Когда Громыха в очередной раз попытался сделать выпад, Векша не стал уворачиваться, а наоборот прыгнул навстречу, выкинул вперёд щит, оборвав атаку ещё в зародыше, коленом приложился в пах, с подсечкой опрокинул вагра на спину, замахнулся топором и…

— Векша, стой!

Полотно топора резко остановилось напротив лица Громыхи, оросив его собственной кровью.

Лютич прыгнул в сторону, подальше от замеревшего противника, пока тот не осознал произошедшее. И обратил взгляд на своего воеводу.

Самодовольная морда гридня вызвала у Дражко непроизвольную ухмылку.

Громыха, шатаясь, вскочил на ноги, завопил:

— Я ещё не!..

— Хватит! — оборвал его возглас Збигнева. — Боги своё решение нам поведали, и свидетелей достаточно. Правда на столе Векши.

Никто не мог возразить. Как и поверить, что победа неказистого лютича — это не случайность, дарованная богами.

— Но за беспорядок придётся ответить! — продолжил Теслав. — Вам обоим надлежит заплатить штраф. А если кто не сможет, волен записаться в долговые холопы до уплаты.

Последнее жупан объявил всем, но явно имел в виду Векшу, у которого уже отняли щит с топором, оставив ни с чем. Новый гридь снова повернулся к Дражко, мол, выручай, воевода, а тот — к Ариберту.

Княжич ответил укоризненным взглядом.

— Сам знаешь, долю свою в море выкинул. Подсоби.

Пришлось облегчить кошель.

Когда народ начал расходиться, Дражко удалось поговорить со Збигневом. Теслав уже ушёл дальше, да и не стоило сейчас его тревожить.

— Отец уцелел?

— Этого засранца сам Перун оберегает, не волнуйся!

— Не уходи от ответа.

Збигнев вздохнул, нахмурил брови, отчего сердце сжалось.

— Не знаю, Дражко. Ураган раскидал корабли, нас вынесло близ Стариграда. Скоро и Теслав показался, но что с остальными ни я, ни он не знаем. А для вестей ещё слишком рано.

— Понятно…

Дражко опустил голову. До сих пор он старался не думать о том, что случилось с родными. Разве может грозный Буревой, всю жизнь плавающий по морю, сгинуть в пучине? А Ратмир… брат был опытнее Дражко и вёл боевую ладью с матёрыми вояками. Уж если «Лебедь» уцелела, да к тому же успела снова набрать добычи, то старший Буревоич точно добрался до дома в целости.

Но всё это лишь догадки. Стихия не знает жалости.

— Не стоит горевать, Дражко! — подбадривал Збигнев. — Поверь, Буревой и Ратмир переживали и худшее. Лучше отдохни несколько дней, поправь здоровье и возвращайся на Руян. Они наверняка будут там.

— Да уж точно — здоровья стоит набраться, — смеясь, вставил Удо. — Получишь ещё по шее за то, что оторвался.

— Да Буревой его розгами оприходует, если Мила прознает, что он младшенького потерял!

— Эй, хватит глумиться! — возмутился Дражко при упоминании матери. — Я вам не малец какой!

— Конечно не малец — воевода уж! — наигранно воскликнул Збигнев. — Даже клятвенника заимел.

— Лютича, — хрюкнул Ариберт.

— Да ну вас! — Дражко пустил коня вперёд под смех за спиной.

На душе немного полегчало.

━─━────༺༻────━─━

Праздновали до ночи. День выдался насыщенный: пили за пережитый шторм, за взятие богатой добычи, за то, чтобы данов прибрало себе море. Выпили и за Аэция. Тот присоединился к пирушке вымотанный до предела — грек заботился о раненых, пополнив запасы своей сумы на выделенное из добычи серебро. Конечно, не забыли и про Векшу. Лютича теперь зауважали за храбрость и воинские умения.

Дражко отдельно, сам с собой, поднял чару за собственное чутьё. И кинул жирный кусок мяса в очаг в благодарность богам.

— Я же говорил! — Векша рухнул рядом, обнял за шею. Дыхание отдавало сильным хлебным запахом. — Говорил тебе, воевода! Я не подведу!

Новому соратнику нашли приличную одежду, отмыли, постригли, побрили, оставив лишь густые усы, и вдруг оказалось, что Векша довольно молод!

Обросший, он выглядел лет на сорок, но теперь по корчме щеголял муж в самом рассвете сил на третьем десятке, от улыбки которого краснели девицы, даже несмотря на малый рост.

— Да, да… — буркнул Дражко. — Не зазнавайся, тебе ещё долг отрабатывать.

— Это я обязательно!

— Уж надеюсь! — встрял Ариберт, затем перевёл разговор. — Теслав недоволен.

— Знамо дело, — кивнул Дражко. — Данов не догнал, гридь его проиграл… Денёк выдался отвратный.

— Хорошо, что ты не дал убить Громыху. У него сильный род, влиятельный в ремесленном конце. Лютича бы живым не оставили.

Векша уже зажимал девку в углу. Та наигранно противилась, но сама хихикала, да прижималась в ответ, вроде как нечаянно. А если уж и в правду передумает, то сбросить с себя ухажёра не составит труда — тот раза в полтора был её легче.

— Чую, натерпимся мы с ним ещё… — поделился Удо.

Дражко лишь устало вздохнул, допил квас, — он сегодня не проглотил ни капли хмельного, — и поднялся из-за стола.

— Устал. Отправлюсь спать.

Раны разболелись. К вечеру недуги всегда начинают беспокоить сильнее, вот и теперь так случилось.

Двое гридей сопроводили его до крепости. Не всем дозволялось сегодня пить — треть боеспособной дружины сохраняло бдительность даже в здесь, в Стариграде. Буревой всегда учил готовиться к худшему, и Дражко помнил наставления отца.

Сегодня, кажется, предосторожности излишни.

━─━────༺༻────━─━

Комнату освещала лучина. Нос уловил запах дыма, которым пропахли стены, домашний уют окутал Дражко. Он же принёс и усталость.

Раны заныли, голова закружилась, пришлось сесть на кровать. Он не сразу заметил Ингигерд, которая сжалась у стены.

— Не бойся меня.

Дражко вспомнил, что она не говорит на славянском, поэтому пришлось повторить на её языке. Но и это не успокоило бедняжку.

Сняв с себя одежду, он лёг, сразу закрыл глаза, но долго не мог уснуть. В голове проносились мысли, думы, волнения. Прошло какое-то время, прежде чем Ингигерд немного успокоилась и легла у самого края, поджав колени к груди.

— Я не причиню вреда, — сказал Дражко, отчего девушка вздрогнула. Видно, думала, что он заснул. — И никто другой. Обещаю.

Снова повисло молчание. Снаружи ветер трепал траву, заржал конь из конюшни, мимо прошагали стражники, но потом Ингигерд ответила:

— Ты уже это сделал. Ты разрушил мой дом, убил моих друзей и соседей, а кого не убил — сделал рабами.

Девушка наверняка хотела укорить Дражко, заставить стыдиться, но тот вдруг засмеялся.

— Так устроен мир, дурочка! — он прервался, чтобы откашляться, а затем продолжил: — Слабых убивают и угоняют в рабство сильные. Мы сожгли вашу деревню, а твои родичи до этого сожгли десятки других. Или Ясон попал к вам добровольно, а?

Ингигерд не ответила.

— То-то и оно… Я не убил твоего братца, а тебя не выкинул в море, хотя на тот сундук мог бы купить десяток холопок. Ты должна быть благодарна мне. Или не стоило высовываться из укрытия.

На этом разговор был окончен. Дражко не стал продолжать, услышав сдавленные всхлипы. Почему-то от них на душе помрачнело. Поэтому он постарался заснуть. Надо поскорее набраться сил, чтобы повести «Лебедь» на Руян.

В Стариграде больше делать нечего, думал юный воевода. На добычу у отца имелись свои планы, да и вагры с опаской глядели на руян, памятуя о былых стычках, так что пройдёт несколько дней, и на горизонте покажутся родные берега…

Но Дражко сильно ошибался.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОСЛЕДСТВИЯ

«С другой стороны, беспрестанно сталкивались славяне в Нордалбингии с датчанами. Не только соприкасались они непосредственно жилищами, но непрерывно встречались на море в бесчисленных заливах, проливах и гаванях Балтийского моря. Владея огромным протяжением берега и разными островами, большими и малыми, те и другие самим положением своим были предназначены к мореходству. Свыкшись по необходимости с волнами и бурями, они получили к морю и отважному плаванию какую-то особенную охоту. Уже с древнейшего времени Датский материк и острова беспрерывно высылали на море удальцов-викингов (морских витязей, т. е. пиратов) или королей морских. То были дружины, составлявшиеся, как и сухопутные дружины древней Германии, из буйной молодежи, которой не сиделось дома и которая собиралась около витязя познатнее и побогаче, способного снарядить корабль, и шла за ним всюду на бой и добычу. Эти морские разбойники (понятие разбойника в те века не имело в себе ничего позорного), ходили по всему Балтийскому морю, приставали врасплох к прибрежным жилищам и грабили, что попадалось им под руку, в случае нужды храбро защищая оружием захваченное добро. Мало значения имела у датчан торговля, как вообще в древнее время у всех германских народов. Славяне же балтийские ходили по морю и торговцами, и разбойниками. Их морская торговля славилась повсюду и достигла огромного развития. Но и они не отставали от датчан подвигами морского удальства, и только не доставало их витязям сказаний, подобных скандинавским, чтобы стать знаменитыми в потомстве. Главными убежищами этих славянских витязей были два острова, — Фембра, принадлежавшая ваграм, и Рана; но, кроме того, они гнездились и по всему юго-западному берегу Балтийского моря, датскому и славянскому. В Х в. у них были убежища даже на берегу Скании (южной оконечности Швеции); в XII в. они имели приют у вагров, в стране Сусельской; "послали туда священника, говорит Гельмольд, и он пришел в вертеп разбойничий, к Славянам, которые обитают у реки Кремпины; тут был привычный притон морских разбойников", — но не известно, с какого времени»

История балтийских славян. Гильфердинг А.В.

Глава 9. Во мраке

Небо разделилось надвое: одна половина была ясной, тёплой, а другую закрыли тучи. Чёрной лапой непогода охватывала всё вокруг, готовая вот-вот поглотить солнце.

Но в крепости Стариграда не обращали внимания на борьбу стихий. За высоким валом, обрамлённым толстыми стенами, доносились крики, смех и эхо ударов. Окружённые рядами зрителей, бились двое: Круто из дружины Дражко и Сбыслав — клятвенник Ариберта.

Круто славился умением лучника, но и в ближнем бою не отставал. Его щит взметнулся, отбил выпад, треснув досками, а меч уже вынырнул снизу в опасной близости от живота.

— Шельма!

Сбыслав отскочил в последний момент, но не стал задерживаться — сразу кинулся в новую атаку. До этого момента он позволял отроку показать себя, игрался, давая ложную надежду, но теперь Круто отступал под постоянным натиском. Доски щита жалобно трещали, щепки начали разлетаться в стороны. Дружина Дражко с удвоенной силой принялась кричать в поддержку, а люди Ариберта радовались успехам соратника.

— А-ай, зараза! — горячо воскликнул Удо, когда Круто держал в руке уже не более чем связку порубленных досок.

— Щит! — скомандовал Сбигнев, судивший поединок, и помощники спешно принесли замену.

Сбыслав торжествующе ухмылялся, кружился. И, как только Круто схватился за новый щит, тут же сделал выпад.

— Не стой на месте! Да не в зад — а закручивай, закручивай! — не унимался Удо.

Но сказать — одно, а вот сделать…

Сбыслав перестал таить настоящую силу. Любой обман, любую хитрость он знал наперёд и пресекал на корню. Круто бился отчаянно, смело, однако переменить ситуацию был не в состоянии. Ему осталось лишь пойти на риск.

— О-о-о!.. — хором раздалось изумление, когда он швырнул щит в лицо соперника.

Совсем ненадолго, на пару секунд Сбыслав открылся, уворачиваясь, и Круто нырнул под руку, нацелил клинок…

И рухнул лицом в землю, пригвожденный сапогом.

— Ловкий, Шельма! — услышав вердикт о победе, Сбыслав помог сопернику встать.

— Недостаточно… — буркнул Круто, выплёвывая грязь.

Несмотря на поражение, Круто поддержали ликованием. Сбыслав не зря был клятвенником княжича — его ратному умению мало кто мог противостоять.

Дружина Дражко серьёзно отставала. И не мудрено — вчерашние отроки сражались с бывалыми воинами.

Однако нашлись и такие, кто мог задать трёпку зазнавшимся стариградцам. Например, Удо.

Здоровяк вышел в круг с ухмылкой на лице. Это уже третий его бой, и предыдущие закончились довольно быстро. Первую победу пытались списать на удачу, вторую — на размеры. И вот теперь поединок должен расставить всё на свои места, потому что соперником выступил такой же гигант.

Горыня — сурового вида муж, ростом не уступающий Удо. Тяжёлая кольчуга с толстыми сдвоенными кольцами туго обтягивала его могучие плечи, остроконечный шлем накрывал глубокие глаза, ремешок охватывал густую бороду, отросшую до груди.

Дражко напрягся.

А вот Удо — нисколько.

Наоборот, он задвигался, как кот — ловко, быстро, плавно. Горыня ждал столкновения лоб в лоб, зрители — жестокую битву. Но Удо решил по-своему.

Горыня бесполезно махал мечом по воздуху, с каждым разом злясь всё сильнее. Даже начал стыдить:

— А ну, иди сюда! Бейся, трус! Хватит скакать, как танцовщица на ярмарке!

Но Удо не обращал внимания. Соперник был слишком сильным, его щит — тяжелее и прочнее других, меч больше, а опыт не позволял уступить в прямой схватке. Поэтому приходилось делать то, что Удо так не любил — хитрить.

Рассвирепевший Горыня вкладывался в каждый удар, а с его силой даже затупленный клинок мог выбить душу из тела.

Взмах пронёсся в опасной близости, когда Удо шагнул навстречу, чуть в сторону, и оказался сбоку, у незащищённого щитом плеча.

— Ах ты!..

Ответ последовал тут же, но всё равно было поздно. Удо увернулся, нырнул под удар щитом, попутно воткнув собственный щит в подколенную ямку, и выпрямился, уперев острие меча в шею. Схватка закончилась.

Сбигнев воскликнул:

— Победил Удо!

Воины Дражко радостно закричали, заглушив недовольное бормотание проигравшего.

— Твои люди хороши… — протянул Ариберт. — Думаю, пора и нам показать пример.

Княжич нетерпеливо выскочил в центр круга, требуя меч и щит.

— Давай, Дражко! Наша очередь!

Буревоич усмехнулся и принял вызов. Он встал напротив, покрутил в руке меч. Раны уже зажили, но свежие рубцы тянули кожу. Позади рядов дружины, толпы горожан и взобравшихся на крыши изб детей, на лестнице княжеского терема одиноко стояла Ингигерд.

В груди заскрежетало волнение.

Ариберт ударил оголовьем по щиту и принял боевую стойку, хищно выглядывая из-под шлема.

— Поглядим, научился ли ты чему, пока меня не было!

На Руяне они постоянно устраивали потешные схватки. Дражко ни разу не выходил из них победителем.

— Нач!…

Сбигнев почти объявил поединок, как из города раздался гул рога. Все замолчали, повернулись в сторону стен. Сигнал донёсся снова.

Придётся помериться силой как-нибудь потом.

━─━────༺༻────━─━

Во внешние ворота тянулись смерды с окрестных деревень. Кто пешком, кто вёл покосившиеся повозки, заполненные небогатыми пожитками. Стада коров и овец гнали вдоль дороги, отчего зной усиливался запахом скота. Ребятишки задорно бегали друг за другом вокруг — их не заботили страхи взрослых, оставивших дома и посевы.

Хотя о домах мало кто сожалел. Привыкшие к постоянной опасности, селяне не строили на века, ведь не в этот год, так в следующий придётся прятаться в лесу или в ближайшей крепости от очередного налёта. Поэтому саксов встретят лишь опустевшие жалкие хижины, которые они сожгут с досады.

Граф Людольф Нордальбингский* вёл многочисленное войско — так сообщили гонцы, примчавшиеся с пограничных погостов. В доказательство, вдали скоро поднялись серые облака пожаров, а к ночи небо освещало зарево пожаров. Улицы Стариграда заполнились беженцами, повсюду стоял гомон, шум, расходилась вонь нечистот. Иногда вспыхивали драки — некоторым местным не нравилось делиться кровом. Но таких быстро угомонили, и обстановка держалась спокойной.

(*Нордальбингия — один из административных регионов средневековой Саксонии)

Но не в княжеском тереме, где собрались жупаны:

— Людольф — подлая собака! У нас мир с королём Людовиком!

— Пусть приходят! Стены крепки — саксы лишь обломаютсвои гнилые зубы!

— А деревни? А посевы?! Пожгут же!

— Верно говорит Божен! Нельзя подпускать их к нашим землям!

— И что же ты предлагаешь?! Может в поле биться?!

— И в поле сгодится! Иль ты саксов боишься, Наслав?

— Следи за языком, Пяст! А не то я…

Збигнев не дал угрозе вырваться из уст, громогласно обрушив:

— Тихо!

Сцепившиеся жупаны нехотя остановились, обратили взгляды на сотника.

— Хватит трындеть, аки бабы торговые. Людольф скоро будет у стен. С ним надобно биться, а не друг с другом.

Теслав присоединился:

— Саксов пятнадцать сотен. Большинство — ополчение, но костяком стоит дружина графа и две сотни наёмников. Мы же способны выставить три с небольшим сотни воинов, да вооружить пару сотен смердов. Больше не успеем — к следующему рассвету Людольф уже будет стоять у ворот, если ничего не предпримем.

Воцарилась тишина. Жупаны задумались. Через какое-то время один из них, Пяст, хмуро предложил:

— Укроемся в детинце… — он мельком глянул на Наслава, которого недавно корил. — Зерна хватит, стены добротные. Выстоим.

— А горожане? — Збигнев с прищуром наблюдал за жупаном.

— Отправим в леса. И гонцов к Мстивою — пущай возвращается. А мы задержим гадов.

Табемысл, великий князь ободритов, сейчас усмирял лютичей, и Мстивой присоединился к нему. Пройдёт несколько дней, прежде чем он сможет привести дружину обратно.

— Людольф не будет ждать, — выступил Ариберт. — Он выжжет земли на многие версты вокруг, угонит скот, вытопчет посевы… Мы останемся без еды, а купцы ещё долго не явятся к нам.

— И ты предлагаешь выступить в поле, чтобы лечь там костьми? — брызнул Наслав. На жухлой морде читалось явное пренебрежение, а взгляд скользнул по кресту на шее Ариберта. — Неужто думаешь, твой бог примет нашу сторону?

Ариберт исказился в мимолётном гневе, уж хотел было ответить на колкость, но Дражко вступился за него:

— Если будем слепо уповать на богов, они нас оставят. Забыл, Наслав, что наши боги благоволят за дело, а не за трусость?

Пока Дражко молча стоял поодаль, остальные старались не обращать на него внимания, но теперь все будто вспомнили, кто привёл саксов. Соглядатаи сообщили, что поводом к походу послужило его нападение на город.

— Ты, руянский мальчишка, смеешь ещё что-то вякать?! Это по твою душу ублюдки явились к нам!

В поддержку поднялся гул. Дражко лишь с презрением хмыкнул в сторону жупанов, скрестил руки на груди.

— Я напал на них с тремя десятками и взял богатую добычу. А вы с сотнями воинов собираетесь забиться в угол, как побитые собаки.

— Щенок! — взорвался Пяст. — Может, стоит выдать тебя Людольфу? Глядишь, этого ему хватит!

Он порывался взять Дражко за грудки, но его остановили.

Снова разразились крики, ругань, едва не пошли в ход кулаки. Мужи разделились: одни хотели сражаться, другие боялись. Снова пришлось вмешаться Збигневу:

— Саксам нужен лишь повод. Не будь этого, так нашёлся бы другой — Людольф наверняка задумал нападение, как только узнал про поход на лютичей.

Дражко, несмотря на гордость, чувствовал вину. Не перед жупанами — перед Арибертом, дорогим другом, который приютил его. А ещё проскочила мысль, что среди прочих наёмников под рукой графа наверняка был и отряд Сины.

В голове принялись кипятиться идеи, как исправить ситуацию.

— Но Людольф — не единственная проблема, — продолжил Теслав. — Стиг Ларссон караулит ближайшие берега. Стоит дружине покинуть город, драккары войдут в устье.

Сотник цедил сквозь зубы — он гонялся за данами, но никак не мог нагнать их.

— Двинемся малым числом! — воскликнул Дражко с горящими глазами. — Нам нужно лишь задержать саксов до прихода князя, а для этого войско не требуется.

Он засиял улыбкой, от которой одним становилось легко и весело, а другим — страшно. И Ариберт ещё не решил, к кому стоит себя отнести.

— Говори, — кивнул княжич.

И Дражко изложил замысел.

━─━────༺༻────━─━

Лагерь саксов расположился у широкого озера. Берег огибал участок небольшой глубины, формируя что-то вроде бухты, вокруг которой раскинулась поляна, обрамлённая рощами — вырубка окрестных жителей для подхода к воде.

Некоторые из них, видимо, не успели убежать от вторжения. Между навесов и палаток сгрудилась кучка пленных смердов под присмотром дозорных. Девок покрасивее пользовали для утех или прислуги, а неподалёку крупного, плечистого мужика травили, словно медведя: охаживали палками, кололи — неглубоко, но до крови; юнцы пытались бороться и отлетали под гогот старших. Мужик и впрямь походил на медведя: косматый, большой, под густой бородой выглядывал звериный оскал, вместо слов — вой, рык от злобы и отчаяния.

— Силён… — прошептал Удо.

— Будем надеяться, ему хватит сил отвлечь выродков ещё немного.

Вечерело. Солнце нависало над горизонтом со стороны озера, гладкая поверхность слепила алым отблеском. Мошкара тучами кружилась повсюду, испытывая терпение затаившихся руян.

Дражко снова вёл дружину в самое пекло. Не все успели оправиться от ран, но оставшихся было достаточно, чтобы исполнить задумку.

По короткому жесту гриди начали ползти. Во мраке еловых зарослей их тёмные накидки скрывали кольчугу и шлемы, лица были измазаны углём, а наконечники копий и топоров обёрнуты в тряпки. Чтобы спрятать запах, — в лагере держали собак, — с ног до головы натёрлись вываркой трав, коры, жиром. В сумерках они будут выглядеть бесами из преисподней, которыми так пугают саксонские жрецы своих прихожан.

Солнце почти скрылось за верхушками леса на дальнем берегу. Поверхность озера отражала последние лучи, слепила находящихся в лагере, оставляя южную опушку в тени.

Чёрные, едва различимые силуэты раздвинули эту тень и скрылись в траве. Ветер трогал колосья, маскируя руян, и им удалось добраться почти до края лагеря, огороженного обозами. Травля мужика подходила к концу, всё чаще его бороли, что вызывало растущие ликования.

К этому моменту солнце уже скрылось, округу освещали лишь костры и факелы у дозорных постов, один из которых заподозрил неладное. Это был муж в годах, от пламени на лице плясали морщины, узкие губы недовольно поджимались, а из груди то и дело проскакивал кашель.

Дозорный навострился, направил копьё вперёд, сделал пару шагов…

И замер с древком стрелы, торчащим из глаза.

Второй дозорный услышал свист и короткое кряхтение, едва не успел крикнуть тревогу, но выросшая из земли тень метнула в него сулицу*, заставив замолчать навечно.

(* Сулица — метательное копьё)

Руяне поднялись и чёрными пятнами проникли в лагерь. Их скоро обнаружат, поэтому действовать приходилось быстро. Деян, Круто и ещё пятеро лучников заняли удобные позиции для прикрытия и уже начали отстреливать саксов, оказавшихся на пути.

Первым делом прорвались к загону с пленными. Дражко сходу проткнул горло одному из охранников, увернулся от удара следующего противника, щитом отшвырнул его в сторону Удо, чтобы тот прикончил сакса одним взмахом топора.

Начал расходиться огонь — то горели палатки, из которых теперь выбегали испуганные люди. И обозы — Цедраг первым делом сжёг припасы.

Воздух сотрясли сигналы тревоги. Освободив пленных, Дражко собрал десяток в небольшой строй, чтобы отбросить отряд саксов, решивших напасть на поджигателей.

Щиты схлестнулись, металл сверкнул в свете пламени, лицо оросила горячая кровь врага. Сопротивление ослабло, Дражко рванул вперёд, разрывая строй саксов, а за ним Удо раскидал двух ближайших человек, и схватка превратилась в одностороннюю резню. Нескольким счастливчикам удалось убежать, но преследовать их не стали — впереди показались собранные отряды, готовые наказать налётчиков.

Дражко дал протяжный сигнал рога — приказ к отступлению. Руяне такими же тёмными пятнами потянулись обратно, но взамен полетели стрелы. Деян выпускал одну за другой, но целиться даже с его намётанным глазом оказалось непросто из-за слепящего огня и порывистого ветра.

Наконец все нырнули в лес. Дражко огляделся — убедиться, что погоня за ними продолжается. Так оно и было — саксонские командиры зло кричали приказы, вели отряды в рощу. Всё, как он замышлял.

Теперь вражьи стрелы пронзали воздух, свистели по сторонам в опасной близости. Большинство втыкалось в стволы деревьев, но несколько скользнули по брони руян, и одна застряла в щите за спиной.

Их преследовали крики, ругань, лай собак и ржание лошадей. Озлобленные дерзким нападением саксы двинулись за ними что есть мочи и быстро нагоняли. Слишком быстро. Трое всадников вырвались вперёд, пронеслись меж деревьев, рассекая извилистые лесные тропы, ударили в тыл, но тут же завязли. Первого стащили с коня, сунув под бороду нож, второй едва не снёс голову Цедрагу, но промахнулся и напоролся на копьё Удо. А третий и вовсе не углядел, направил лошадь прямо в сосну и вылетел из седла, когда та резко затормозила.

— Они уже рядом! — предупредил Деян.

Его стрелы снова полетели в преследователей. Кажется, кто-то завыл от боли, когда одна из них скрылась в темноте.

До условленного места осталось совсем немного, но за тремя погибшими всадниками появлялись новые, завязывались стычки, и отрыв сокращался. Дражко решился:

— В строй! Щит к щиту!

Один за другим присоединялись, формируя ощетинившуюся стену. Яромир хотел встать рядом, но Дражко преградил путь.

— Предупреди Ариберта!

— Но…

— Живо!

Раздосадованный княжич не стал перечить.

— Надеюсь, мы продержимся, — Удо сплюнул кровавым сгустком — последствие стычки с одним из саксонских коней.

Первую волну встретили на краю небольшого оврага. Фланги защищали густые кустарники, валежники и узкий ручей. Саксы набросились рьяно, но вынужденно — слишком поздно заметили преграду. Это стоило жизни десятку человек, но остальные напирали, ступая по рыхлой земле, падая и вставая обратно.

Напор возрастал. Всё больше людей собиралось в овраге. Новоприбывшие карабкались по телам павших, началась рубка. Ноги скользили по влажной траве, щит в руке тяжелел. Дражко увернулся от копья, рубанул в ответ, зацепил чей-то щит и отвёл в сторону, чтобы Векша, стоящий позади, сунул копьё в образовавшуюся брешь. Раздался сдавленный крик, напор ненадолго ослаб, и Дражко смог увидеть, что их обходят.

— В круг! — скомандовал он, и крылья строя осторожно принялись отступать.

Оставляя тела убитых за собой.

Дражко почувствовал, как в груди разгорается злоба. Топор с новой силой обрушился на врага и прорубил плечо, вызвав ещё один вопль.

Круг сомкнулся. Саксы напирали. По ноге прошёлся клинок, но железные пластины в сапогах уберегли от раны.

— Засранец! — Деян заметил это и полоснул мечом по хребтине ещё не успевшего подняться сакса.

Удо рубанул с такой силой, что топор вошёл в щит по самый обух и застрял. Пришлось бросать его, доставать нож.

Строй снова сузился.

— Бей падлу! — в сердцах крикнул Дражко, и на это раз топор попал по шлему, но скользнул вниз, уводя за собой.

Перед глазами мелькнул вражеский клинок. Он попытался уклониться, понимал, что не успеет… Но над головой опустился щит Векши, и клинок ушёл вверх по плоскости, оставляя на медвежьем оскале длинную царапину.

А затем раздался оглушительный сигнал рога. Засвистели стрелы, послышался знакомый боевой клич. В рубку ворвались вагры под началом Ариберта.

Смертельный свист рассекал воздух, десятки лучников, укрывшиеся в удобных местах, отстреливали беглецов, кулаки пеших строев сминали всех на своём пути. Саксы ослабили напор. Они гибли от стрел, мечей, топоров и копий. Верно думали, что всё войско Стариграда явилось по их душу, а потому дрогнули. Наконец Людольф дал сигнал к отступлению.

Первая победа была одержана.

Глава 10. Дубовая роща

Стариградцы разместились на поляне посреди дубовой рощи, в глухом труднодоступном месте, куда не пройдёт походным маршем ни одно войско.

На удержание Людольфа отправилось двести человек из дружины и сотня ополченцев. Воины радовались победе, особенно смерды. Многие из них вызвались, чтобы отплатить саксам за порушенные дома, и теперь гордились, примеряя добычу — бронь и оружие, которые им позволили разобрать. Дружина делила трофеи побогаче.

Однако Дражко был в мрачном настроении. Он сидел напротив семи мёртвых руян, молодых воинов, переживших поход, шторм, безумное нападение на город и долгую неустанную погоню. Но не минувшую ночь.

Тяжёлая ладонь опустилась на плечо.

— Они приняли славную смерть.

Удо понимал, что не сможет утешить друга, но всё же попытался:

— Мы отправили к предкам по десятку ублюдков за каждого из наших. Их отцы будут гордиться, Дражко.

— Я отомщу.

Удо хотел ответить, но понял, что слова были обращены не ему.

Дражко не моргал, ноздри широко раздулись, кулаки сжимались добела.

Возле погибших положили их оружие. Мечи, топоры, копья… и лук. Круто обнимал свой любимый лук. Его бледное лицо озаряла лёгкая улыбка, будто он просто спал и видел счастливый сон.

— Я вырежу их всех. До самого последнего выродка.

━─━────༺༻────━─━

Под навесом из тёмных еловых ветвей собрались Збигнев, Ариберт, Дражко и Пяст. На удивление, Пяст сам вызвался присоединиться к войску со своей дружиной в полсотни гридней. Несмотря на толстый слой жира, обвисшие щёки и поросячьи глазки, жупан оказался справным воякой, и в боевом облачении даже смотрелся вполне прилично.

— Разведчики вернулись, — начал совет Збигнев. — Людольф не стал отходить к Свентане*, вместо этого он двинулся на восток и остановился в опустевшем селении. Часть его воинов разбежалась, наши патрули вылавливают их по всему лесу.

(*Свентана — совр. Швентин, река, по которой проходила примерная граница между саксами и славянами в средневековье)

— В моём селении! — Пяст раздражённо сплюнул. — Сколько у него осталось людей?

На земле была нарисована грубая карта окрестных территорий с отметками о расположении вагров, саксов и Стариграда. Вагры после бойни отошли к югу, в глухую дубовую рощу, в надежде подловить врагов на пути, но граф нарушил планы.

— Меньше тысячи, — ответил Збигнев.

— Всё ещё слишком много, — вздохнул Ариберт. — Провернуть ту же уловку второй раз не получится — ублюдок будет настороже.

— Хм… — Пяст высморкнулся, вытер широкий нос рукавом и смачно плюнул. — Мы славно погуляли ночью… Но перебили явно меньше выродков. Странно это.

— Сведения с пылу с жару, — пожал плечами Збигнев. — Многие укрылись в домах — их не сосчитать.

Дражко молчал. Он вглядывался в карту, представляя всё наяву. Пытался в деталях вспомнить селение, которое они проходили по пути к озеру, и кое-что получилось.

— Не нужно их выманивать, — почувствовав на себе взгляды, Дражко не двинулся, будто боясь потерять образы в голове.

— Есть предложения? — Збигнев нахмурился, скрестил руки. Ждал, что ещё придумал новоиспечённый воевода.

— У Людольфа нет припасов. Мы сожгли обозы. А жители оставили дома без единого зерна в закромах. Прежде чем идти на Стариград, саксам придётся пополнить запасы.

— Он отправит людей за поиски еды! — догадался Ариберт.

— Да, — кивнул Дражко. — Подойдём ближе, начнём вылавливать их отряды. Без еды, ослабшими, нападать на город не станут.

Збигнев довольно кивнул, будто именно этих слов и ожидал.

— Я не дам засранцу спокойно отсиживаться в моей деревне! — выступил Пяст. — Грядущей ночью проберёмся, устроим резню. И на следующую тоже пустим красного петуха. Саксы не смогут спать от ужаса!

— Они не будут сидеть на месте, — Збигнев нахмурился, погладил бороду, размышляя. — Мы уже ошиблись насчет Людольфа, и сейчас не можем снова его недооценивать. Думаю, как только он поймёт, что оказался в ловушке, двинется либо дальше на восток — там ещё одна деревушка. Поменьше, но для обороны удобнее. Или на север — по Косой-реке, к морю.

— Думаешь, он захочет соединиться со Стигом? — Дражко не знал, стоит ли он мешать этому. Возможность столкнуться с данами манила… Но здравый смысл всё же взял верх: — Если так, мы должны отрезать путь к морю.

— Легко сказать… — протянул Ариберт.

На некоторое время они замолчали. Мимо проходили воины, бурлили котелки с варевом, разнося аппетитные ароматы, изредка раздавались стоны раненых. Из леса доносилось пение птиц, шелест листвы, хруст упавшей ветки под лапами мелькнувшего зайца. Заголосил соловей.

Збигнев напрягся, резко затаил дыхание, а затем прошептал:

— Собачье отродье.

— А? — Пяст пробудился от раздумий.

— Соловей поёт куда лучше… — вздохнул Збигнев. — В строй! Все в строй! Щит к щиту!

Вслед за этим из леса раздался рокот рога, воинственные крики, свист выпущенных стрел. Но стариградцы среагировали быстро: не успели показаться первые враги, как их уже встречали ощетинившиеся группы.

Дражко рванул к руянам — те находились почти на противоположной стороне. Саксы вывалились из-за деревьев разношёрстной толпой, обрушились на стариградцев, словно волны на скалы. Один за другим преграждали путь, но топор быстро расправлялся с землепашцами, возомнившими себя воинами.

Дражко выхватил у одного из них щит, и вовремя — стрела воткнулась в потёртую доску, едва не пробив её насквозь.

Уже добравшись до своей дружины, он прикрылся, схватил копьё и присоединился к строю.

— Как они нас нашли?! — прорычал Удо, дырявя голову одного из безумцев, решивших взять руян нахрапом.

Удо стоял в третьем ряду. Будучи выше остальных, он издалека орудовал рогатиной*, коля и рубя врагов.

(*Рогатина — славянское тяжелое копье с широким наконечником, которым можно наносить колющие и рубящие удары)

— Хотел бы я… Сукин сын!

Дражко увидел, как из леса появляется отряд воинов. Настоящих воинов — эти шли спокойно, единым кулаком, пока смерды мешали ряды стариградцев. И вёл их Сина.

— Забери их Марена… — вздохнул Удо. — Дражко, не смей! Сейчас не время!..

Договорить не дали — саксы снова навалились. Один попытался прыгнуть на щит, но Удо пронзил ему брюхо, выпотрошив кишки. В нос ударила резкая вонь, но отвлекаться было некогда. Дражко пригнулся, перехватил топор большим пальцем левой руки, а правой достал нож и вонзил в пах человека, напирающего с такой силой, будто его всю жизнь запрягали вместо лошади боронить землю.

Сакс взвыл, открылся, за что тут же получил копьём Векши в раскрытую пасть. Лютич не отличался ростом, весом уступал остальным, а потому не стоял в первом ряду, но зато ловко бил со всех углов, как не мог никто другой. Вот и сейчас: на место погибшего пришёл новый смертник, однако Векша не позволил ему ничего сделать — сунул копьё под ногами передних рядов и распорол бедро.

Перед руянами выросла стена мёртвых тел. К строю присоединились и другие воины, находившиеся неподалёку. Вдалеке собралось ещё два крупных строя: Ариберт и Збигнев с большей частью стариградцев и Пяст со своими людьми, которые всё время держались особняком от остальных.

Сина ударил по отряду Пяста.

— Нужно помочь им.

Дражко встретился взглядами с Арибертом. Княжич думал о том же, кивнул в сторону развернувшейся схватки.

— За мной! Разом! Шаг! — строй двинулся единой линией. — Шаг! — копья выросли над стеной из убитых саксов, словно бойницы. — Шаг!

— Шаг!

— Шаг!

Враг ослабил напор, но всё ещё атаковал, мешая продвижению, а из леса продолжали вылетать стрелы.

— Руби! Перережьте ублюдков!

Пяст бился яростно, палицей гнул шлемы, кромсал кости. Его дружина не отставала, но Сина всё равно теснил их. Ариберт и Збигнев завязли в схватке с толпой смердов под прицелом множества лучников. Дражко увидел в этом шанс совершить рывок, пока стариградцы отвлекают на себя стрелы, но вдруг в затылке засвербело. Он обернулся.

С обратной стороны леса показался ещё один отряд саксов.

— Четвёртый ряд! Развернуться!

Удо подхватил команду — тоже увидел новую угрозу, воины закрылись щитами, строй ощетинился копьями с двух сторон.

В них полетели сулицы, превращая щиты в бесполезные куски досок, а следом двинулся ровный строй саксонских воинов — не смердов, а хорошо вооружённых, выученных бойцов. Запасной отряд вступил в бой со свежими силами.

— Держаться!

Дражко уже встал впереди. Следил, как вражеский строй приближается, сулицы застревают в досках, заставляя гридей меняться местами, а Деян с несколькими лучниками пытается облегчить предстоящую битву. Лица саксов были скрыты за щитами, из-под шлемов выглядывали злые глаза. Хотелось рвануть навстречу, пробить брешь, устроить кровавую бойню… Но вместо этого он скомандовал, чтобы задний ряд приготовился толкать передние, прикрывая спины от стрел, всё ещё прилетающих с обратной стороны.

Между ними оставалось около десяти шагов. Саксы почти перешагнули тела убитых. Летели последние оскорбления. К Дражко приближался воин старше его раза в два, с закрытым шрамом левым глазом.

Копья уже касались наконечниками, вот-вот доберутся до щитов, и тогда начнётся…

Воин напротив ступил на потроха убитого Удо смерда, и Дражко вдруг скомандовал:

— Вдарим!

Он вдруг рванул вперёд, набрав скорость протаранил одноглазого со всей силы, что только нашлась в ногах, и тот, не способный удержаться на склизкой жиже, потерял равновесие.

Руяне клином вонзились во врага, ожидавшего долгой возни на расстоянии копья, смяли центр, прорубились насквозь и заставили пятиться под яростным напором.

Одноглазый погиб не сразу — его прикончил Векша. Удо раскидал ближайших противников, окончательно разделив их, Деян воспользовался случаем и с остальными лучниками отправил на тот свет почти два десятка человек, развернувшихся в сторону прорыва. Яромир разошёлся — то ли от страха с остервенением бросался в бой, то ли почувствовал себя богом войны. Сказалась первая настоящая рубка. Но Цедраг прикрывал княжича, так что тому ничего не угрожало.

А вот Дражко поддался ярости. Топор покрылся багряной, рукоять пропиталась горячей кровью, что стекала на пальцы. Глаза едва не закрыли брызги. Он рубил и рубил, рыча зверем. Перед глазами стоял образ ухмыляющегося Сины, лица убитых собратьев… Только когда последний враг бросился прочь, разум прояснился.

В считанные секунды саксы оказались разбиты.

— Стоять! Не преследовать! — опомнился Дражко. — В строй! Снова в строй!

Он хотел добраться до Сины, но тот вовремя отступил, заметив поражение засадного отряда. Лучники саксов тратили последние стрелы, прикрывая отход, а толпа, пытавшаяся остановить воинов Ариберта и Збигнева, рассыпалась из-за понесённых потерь.

Когда Дражко привёл строй, саксы уже скрылись в чаще. Ариберт порывался нагнать врага, покончить с ними раз и навсегда, но Збигнев не позволил. Покрытый кровью Пяст показал чудеса выдержки — тоже не пустился в преследование, хотя по искажённому злобой лицу явно читалось огромное желание это сделать.

— Остуди пыл, княжич, — прорычал жупан, — В лесу может скрываться засада.

— И что теперь? Будем ждать, пока вернутся?!

— Нет, — отрезал Збигнев. — Но мы не станем бездумно нестись прямо в лапы смерти. Не забывай, нас всё ещё меньше.

Дражко огляделся. Лагерь окутала непривычная тишина, повсюду валялись тела убитых. Он осмотрел свою дружину, надеясь, что все остались целы.

— Только раненые, — успокоил Удо. — Благодаря тебе.

Неужели удача снова повернулась к нему лицом?

— Хорошо. Очень хорошо.

Дражко уставился во мрак леса.

━─━────༺༻────━─━

«Лебедь» плавно покачивался на волнах неподалёку от берега. Веремуд стоял у рулевого весла, прикрывая глаза ладонью. Он пытался разглядеть приближающиеся драккары. На это раз их было больше — шесть боевых кораблей, больше трёх сотен викингов, жаждущих крови.

— Проклятье…

Живко сидел наверху мачты, ловко зацепившись ногами. Он первым заметил данов, чем непременно гордился, но вскоре почувствовал страх, потому что понял — встретить их сможет лишь сотня Теслава, да вооружённое ополчение, привыкшее к мотыге или, в лучшем случае, — к тяжёлому рабочему топору. Хотя ещё удалось собрать несколько десятков охотников, так что со стен детинца врагов можно осыпать стрелами. Но Теслав не желал подпускать их к городу.

— Слезай, малец! Ставь парус! Отходим. Надеюсь, Теслав знает, что делать…

На этот раз Стиг Ларссон не собирался лишь угрожать, дразня стариградского жупана у берегов устья. Он вёл вдвое больше кораблей, знал — почти вся дружина отправилась навстречу саксам, чтобы не допустить осаду.

Ладья развернулась, ветер наполнил парус и понёс их к устью.

Живко учился управляться с узлами, канатами, определять расстояние и читать небо, чтобы не заблудиться даже посреди моря, когда берега скрыты за горизонтом. И всё схватывал на лету. Только ещё не в силах был удержать рулевое весло — Веремуд однажды разрешил встать на корме, но первая же серьёзная волна отшвырнула мальчишку, словно тряпичную куклу.

— Не кручинься, — похлопал по плечу Веремуд. — Подрастёшь, окрепнешь, вот тогда…

Вместо того чтобы договорить, он протянул кусок ржаного хлеба и чуть не силком засунул в зубы. Живко всегда чувствовал голод, даже наедаясь от пуза.

Увидев «Лебедь» с семью поднятыми вверх вёслами, ожидающая поодаль лодка устремилась вниз по течению, где её подхватят другие. Так что скоро Теслав узнает про приближение данов.

Добравшись до устья, Веремуд скомандовал бросать якорь. У самого моря берега были узкие, крутые. Стигу придётся вести драккары один за другим не меньше двух вёрст, укрываясь от стрел, пока река не выведет к длинному озеру, либо обходить водный путь по суше, пробираясь сквозь холмы, лес и поля.

Вряд ли викинг бросит свои корабли, но убедиться всё же стоило, поэтому «Лебедь» остался наблюдать. Живко снова забрался наверх, приучая глаза видеть далеко, не обращая внимания на блики. Так он провёл некоторое время, пока не заметил, как за шестью драккарами следуют ещё три точки.

— Поднимайте девять вёсел, — угрюмо скомандовал Веремуд.

Живко почувствовал, как еда просится наружу. И впервые позабыл про голод.

Смогут ли они удержать пять сотен данов таким малым числом?

━─━────༺༻────━─━

Ярл Стиг разделил войско. Веремуд выругался, увидев, как три драккара сворачивают на восток. К западу от устья дорога вела сквозь густые леса от самого берега почти до внешних стен, а к востоку тянулись пашни, открытые луга для выпаса скота и дворы земледельцев.

С «Лебедя» раздались три протяжных сигнала рога.

— К берегу, — Веремуд указал на небольшой остров, разделявший реку.

Это означало, что придётся действовать по самому опасному плану. Теслав предусмотрел несколько вариантов, как даны решат напасть, но этот требовал разделения и без того малочисленных сил.

Ладью затащили в рощу, закрывавшую остров, прикрыли заранее подготовленными ветвями. Притаились.

— Как начнётся, ныряйте в яму и прячьтесь, — сказал Веремуд.

— Начнётся? — Живко только сейчас понял, что его не собираются брать в бой. — Но я же…

— И что б даже носу не показали! Если нас перебьют, сидите тихо хоть до скончания времён!

Помимо него на «Лебедь» взяли ещё троих мальчишек, чтобы те выполняли мелкую работу, позволяя старшим не отвлекаться и не тратить лишние силы, которые скоро ой как пригодятся. И, в случае чего, они окажутся вдалеке от резни, если даны прорвутся-таки через все подготовленные засады. Мальчишки как на подбор — смышлёные, ловкие. Не пропадут.

За полосой суши, над холмом, показались верхушки парусов. Скоро донеслись крики, похожие на звериное рычание, — то охотники, расставленные по обоим берегам узкого пролива, осыпали гостей россыпью стрел.

Битва началась.

Глава 11. Лютичи

Драккары один за другим проплывали мимо. Команды кормчих разлетались по округе, вёсла вспенивали водную гладь, сталь отражала солнце.

Борты были усыпаны стрелами, Живко заметил трупы, лежащие между скамей, но живых всё равно оставалось много.

— Давай!

Веремуд махнул рукой, когда последний драккар проплывал остров, и лучники снова заставили данов закрываться щитами. Несколько гребцов получили свою порцию железа, вёсла безвольно плюхнулись в реку, пока их не подхватила замена.

Главарь, жуткий дан с заплетённой в косы бородой, направил тяжёлую двуручную секиру в сторону острова, и драккар подался назад.

— Хах! Заглотили наживку! — радостно воскликнул Завид, один из стариградцев, вошедших в команду «Лебедя» — уже в годах, с длинными усами, щедро сдобренными сединой, и большим крючковатым носом. — Ну, парни, айда за мной!

Пятеро воинов последовали за ним в укрытие со стороны приближающегося драккара.

— Живко, ты тоже ступай, — Веремуд потрепал его по макушке, ласково улыбнулся, а затем надел шлем.

Мальчишки прыгнули в яму. Их закидали ветками, листвой и кустами, так что они могли только слушать и гадать, что происходит наверху.

Драккар врезался в берег, даны прыгнули через борт и кинулись в атаку под звоны спущенной тетивы, но быстро завязли, угодив в волчьи ямы.

Ловушки отрезвили викингов. Главарь созвал стену щитов — Живко понял слова, похожие на язык саксов. Веремуд приказал приготовиться к столкновению.

Запели клинки. Копья забарабанили по дереву, вонзались в плоть; топоры вгрызались в доски, мечи рассекали воздух. Звуки битвы будто проникали в разум. Живко отчётливо представлял, как сталь разрубает мясо, дробит кость. Затем — истошный крик. Обрывистый, прерванный наконечником копья, вошедшим прямо в горло.

Он видел подобное, наблюдал, как погибали его близкие, друзья, родные… Кулаки сжимались от горя, от бессильной злобы. Был бы он в тот миг сильным и смелым, как Дражко! Тогда не они — а саксы захлебнулись бы кровью.

Схватка затянулась. Даны теснили, пядь за пядью. Немногие носили кольчугу, но всё же доносились бряцанья клинков о переплетённые кольца, и вдруг за одним из таких послышалась ругань Веремуда. Душа забилась в беспокойстве, захотелось выпрыгнуть из укрытия, ринуться на выручку.

Но вдруг раздался приказ:

— Завид, давай! Давай!

Спустя секунду, разом, в спины данов полетели сулицы — то пятеро засадных воинов показались наружу.

Узкие наконечники с лёгкостью пронзали своих жертв, не останавливаясь, утыкались во вторые ряды. За короткое время Завид с отрядом выпустили по три сулицы, схватились за топоры и мечи и кинулись в ближний бой — стариградцы уже рубили потерявшихся данов.

Живко не стерпел — сиганул из укрытия под испуганные возгласы мальчишек, отмахнулся, едва не упал, зацепившись за корешок, поднялся и… замер.

Рощу застилали тела убитых и раненых. Дан с раскроенной ключицей пытался ползти, но вместо этого рыл землю, бормоча что-то в бреду. Влажный душный воздух отдавал металлом, тяжестью, в нос ударило зловоние, от которого закружилась голова.

Даны не сдавались. Их осталось немного, чуть больше десятка, но почти все — из ближней дружины. На щитах пестрили красно-зелёные цвета, кольчуга придавала веса и без того крупным телам, на запястьях красовались богатые браслеты, а из-под шлемов на стариградцев смотрели отчаянные, а потому бесстрашные глаза.

Но самый грозный из них стоял впереди. Главарь — викинг с рыжей бородой, заплетённой в косички, крепко держал окровавленный двуручный топор. Он призывно размахивал им, требовал боя, словно безумец, жаждущий смерти.

Стариградцы обступили данов, прижав к обрывистому берегу. Теперь их было больше, но без потерь обойдётся вряд ли…

Веремуд вышел вперёд с копьём в руке.

Живко увидел лишь его макушку, бросился к строю, не зная зачем — какая польза от слабого мальчишки? Но страх за доброго кормчего затмил здравый смысл.

— Наконец-то! — воскликнул рыжебородый. — Проклятый венд, я выпущу тебе кишки и запихну их в твою пасть! Иди! Иди ко… Кхмпф!

Тяжёлое копьё пронзило шею. Дан пошатнулся, сделал шаг вперёд, буравя взглядом своего убийцу и рухнул, уперевшись в древко. Наконечник зацепился за бармицу, поэтому он замер почти стоя, пока не упал на бок.

— Стрелы! — скомандовал Веремуд, и первые ряды строя раздвинули щиты, открывая обзор лучникам.

Викинги поняли, что честной битвы у них не получится, выждали под пристальным взглядом врага.

— Бросайте оружие! — крикнул он на данском языке. — Бросайте, и я вас убивать не стану. Если обещаете сесть на своё корыто и убраться отсюда — останетесь живы!

Решились не сразу. Их мёртвый ярл до сих пор дёргал ногой, плевался тёмными сгустками, и не видно было валькирий, забирающих его в чертог богов. Глупая, бесславная смерть…

Даны бросили оружие. Лучше выжить сейчас, улизнуть, а затем уж вернуться с силой. Ведь мёртвый не отомстит.

Что ж, в этом они были правы.

Стрелы вылетели одним махом, за ними последовали ещё залпы. Сулицы закончили дело, пробив даже кольчугу, и рядом с рыжебородым ярлом легла его дружина.

— Драккар на воду, братцы, — Веремуд вытащил своё копьё из горла мертвеца, вытер подолом рубахи. — Пожитки потом соберём, сейчас нужно ещё немного поработать. Удивим наших дорогих гостей.

━─━────༺༻────━─━

Когда драккар спустили на воду, Живко, молчавший всё это время, спросил:

— Почему ты убил их так?

— Как?

Веремуд не спускал глаз с реки — там, за изгибом, слышались звуки битвы.

Подходящее — что б не обидеть, — слово никак не появлялось в голове. Но оно и не потребовалось.

— Мне жизнь моих людей дороже, Живко. Война — бесчестное ремесло.

Живко сжал рукоять своего ножа. Он пообещал себе, что запомнит эти слова.

Дружина погрузилась на корабль. Последние из них притащили сулицы, стрелы, вытащенные из тел убитых. Живко, кинув окровавленную кипу, уже хотел перелезть через борт, но Веремуд выставил руку.

— Ты с мальчишками останешься на острове.

— Что? Как?! Я ж!…

— Ты будешь меня слушать! — оборвал возражения кормчий.

Мальчишки насупились от обиды, но воспротивиться не получилось. Им пришлось наблюдать, как воины единовременно взмахивают вёслами, устремляясь навстречу смертельной опасности.

━─━────༺༻────━─━

Нападение Сины отрезвило вагров. Они думали, что лес — убежище, крепость. Но саксы едва не застали их врасплох.

Дражко укорил Ариберта. Он-то не являлся местным, не знал каждый куст, каждый камешек, не ходил с детства по здешним тропам. Руяне не стояли на страже в тот момент, когда враг подошёл чересчур близко, их спасло лишь то, что все они находились рядом друг с другом, постоянно наготове — чужая дубрава не дала расслабиться.

Теперь всё войско навострило уши. Двигались осторожно, выискивая признаки врага среди мельтешащих теней, завываний ветра, шороха и пения птиц.

Рядом с Удо похрамывал смерд, которого истязали саксы. Большак — так он назвался, когда вылез из чащи в лагерь стариградцев, весь покрытый порезами, грязью, но всё ещё на ногах.

На первый взгляд их можно было принять за братьев, но при внимательном осмотре разница становилась яснее: лёгкий шаг урождённого воина никак не соответствовал косматому медвежьему шагу мужика с тяжёлым топором лесоруба. Однако ни это, ни другие различия, не стали преградой для скорой дружбы. Дражко даже почувствовал некую зависть — два великана понимали друг друга с полуслова, будто на их, великанском, использовали особый язык.

— Думаешь, сдюжим?

Ариберт спросил тихо, почти шёпотом. Чтобы дружина не услышала. Только с побратимом он мог поделиться переживаниями.

Дражко ответил не сразу. Огляделся, будто в поисках подсказки, но ни ели вокруг, ни мошкара, прилипающая к лицу, не могли ничего посоветовать.

— Думаю — да.

— Нас мало. Слишком.

— Это твоя земля, Ариберт. Она поможет. У христианского бога здесь силы нет, а наши любят храбрецов.

Только сказав это, Дражко осёкся — на шее Ариберта покачивался крест. Его матерью была дочь франкского жупана Тахульфа — маркграфа Тюрингии*.

(*Тюрингия — марка (административная территория) в Восточно-Франкском королевстве, которая граничила со славянскими княжествами. К югу от происходящих в книге событий)

Мстивой однажды помогал сорбам в их восстании против маркграфа Тахульфа. В одном из городов он пленил неписанную красавицу, сделал её своей наложницей, а когда война дошла до переговоров, и маркграф явился, чтобы просить мира, то узнал свою дочь. Одним из условий договора Мстивой затребовал женитьбу, не оставив новоиспечённому тестю шанса на отказ.

Мстивой был так очарован, что позволил крестить сына и дал ему христианское имя. Правда, подобрал его в честь славного предка, поэтому Ариберт вместе с оберегами отцовских богов носил символ веры матери.

Княжич не обиделся — лишь усмехнулся.

— Всякий бог любит храбрецов. А вот глупцов — сомневаюсь…

Вдруг все остановились. Збигнев что-то заметил, безмолвным жестом подозвал воевод, и вместе они взобрались на гряду, усыпанную колючками и валежником. Увидели, как дюжина саксов расположилась возле кабаньего гнезда. Рядом с норой были раскиданы ветки, недавно служившие прикрытием, а земля пропитана кровью увесистого вепря, которого эти самые саксы разделывали.

Трое из них перевязывали раны, а один и вовсе лежал с распоротым бедром без сознания — видно, вепрь не задаром отдал свою шкуру.

— Чёртова скотина! — причитал тот, что ножом вычищал внутренности. — Энгель не жилец…

— Сам виноват, — махнул второй. — Мы на охоте, а он пересмешника, понимаешь, увидел!

— Ну, увидел… Пялиться-то зачем?! Под ноги хоть смотрел бы — прямо возле гнезда встал!

— Жаль, самку упустили. Там целый выводок был — мягкое мясо, сочное…

— Дурень! Скажи спасибо, что она дёру дала! Две бешеные твари — вдвое больше проблем.

Будто в подтверждение сакс неподалёку простонал от боли — слишком сильно затянул рану.

— Давайте быстрее, — спутанным языком поторопил он. — Этой тряпки надолго не хватит.

— Терпи! — огрызнулся тот, что с ножом. — Не тебе тащить эту тушу на своём…

Сулица вонзилась в грудь, не дав договорить. Ещё несколько сбили с ног наиболее подготовленных к внезапной битве, а другие столкнулись с гурьбой вагров и руян, сходу порубивших незадачливый отряд снабжения.

Ариберт вытащил сулицу из груди мертвеца, когда всё закончилось.

— Надо было подождать, — покачал головой Пяст, а затем, в ответ на немой вопрос, воскликнул: — Теперь самим свежевать вепря!

━─━────༺༻────━─━

Войско затаилось поодаль селения. Воеводы с малой дружиной пробрались дальше, к опушке, чтобы осмотреться.

— Меньше тысячи… — протянул Збигнев. — Сина ещё не вернулся к своему хозяину. Чтоб ему пусто было… Придётся усилить дозор — нельзя, чтобы он нас заметил.

— Пущай замечает, — проворчал Пяст. — Вырежу всю падаль собственными руками!

— Лучше подумаем, как прокрасться внутрь.

Саксы вытоптали все посевы, выпотрошили ещё несозревшую репу, окружив себя пустыми полями для хорошего обзора.

Дражко пытался придумать, как выкрутиться из ситуации. Прятаться в лесу и вылавливать группы охотников не особо хотелось. Нужно трепать врага, не давать ему расслабляться ни на миг. Но на этот раз осенило Ариберта:

— Их там около тысячи, так?

Воеводы с интересом обернулись в его сторону. Удо сразу насторожился — княжич сейчас слишком уж напоминал Дражко, когда тому на ум приходила какая-нибудь шальная мысль.

— Вряд ли они помнят друг друга в лицо.

Удо оказался прав.

━─━────༺༻────━─━

Освежёванный кабан служил отличным отвлечением, когда они прошли через ворота частокола. Дражко вёл десять руян из тех, кто сносно говорил на языке саксов или данов. Удо и в этот раз пришлось остаться с войском — слишком уж он выделялся, а привлекать ненужное внимание не стоило.

Векша был среди лазутчиков. Мало-мальски он изъяснялся с данами, чем поначалу насторожил в своём желании присоединиться к заварушке, но Дражко снова послушал чутьё, которое, казалось, сговорилось с ушлым лютичем.

Ариберт вёл пятерых, среди которых был Сбыслав, заслуживший уважение руян.

Улицы были утоптаны грязью сотнен воинов. Наиболее удачливые разместились в хижинах, остальные на улице под навесами. Места оказалось слишком мало, повсюду валялся мусор, для костров ломали сараи и ограды. Кабана провожали голодными глазами, но пока ещё рано, чтобы привыкшие к лишениям люди набросились на добытчиков.

— Наконец-то! — раздался хриплый голос обросшего неряшливой щетиной повара с тесаком в руке. — Тащите его скорее! Граф с меня шкуру спустит, если я не подам ему ужин.

Он воткнул тесак в изрубленный пень, вытер руки о грязный передник, выбежал из крытой кухни с небольшой лепной печкой, из которой сквозь щели поднимался дым, но запах варева внутри не придавал аппетита.

— Сюда! — он указал на грубо сколоченный, но крепкий стол для разделки. — Здоровый! Молодцы, молодцы. Шкура сегодня останется при мне, хе-хе.

— Смотри, чтобы в нашей похлёбке не одни корешки плавали, — без запинки предупредил Ариберт. — Иначе шкуру с тебя спустим мы!

— Конечно, конечно!

Векша напоследок хищно зыркнул на кухарку, перебирающую скудные запасы репы в углу, шмыгнул переломанным носом, и они удалились.

Теперь никто не обращал на них внимания, зато подучилось рассмотреть обстановку поближе. И верно боги действительно разозлились на чужаков, потому что множество людей мучилось от болезней. Тут и там, скорчившись, валялись ослабшие страдальцы. Их била лихорадка, кожа побледнела, а зловоние, которое сначала списали на нечистоты, оказалось следствием кровавого поноса. Раненые после ночной битвы только разбавляли мрачную картину страданий.

«Войско губит не только железо, — вспомнил Дражко наставления отца. — Болезни — вот чего надо опасаться прежде всего!»

Но не стоило надеяться, что все враги сгинут от недуга. Даже сейчас способных взяться оружие было намного больше дружины Стариграда.

— Их бы подержать ещё тут несколько дней… — мечтательно произнёс Деян. — До города добралось бы три калеки.

Двери самого большого дома, где разместился Людольф, отворились. Наружу почти что выбежал человек. Судя по длинной гриве и бороде — дан. Он вскочил на лошадь и вместе с тремя саксонскими всадниками понёсся прочь из деревни.

— Гонец, — догадался Ариберт. — Глядите!

Следом за гонцом показался статный старик с въедливыми глазами, тронутой лысиной макушкой и широким прямым носом, под которым белели жидкие усы и бородка. Рядом встал высокий муж, настолько похожий на старика, что родство угадывалось с первоговзгляда. Не в пример остальным, он носил длинные волосы, собранные в хвост, и такую же жидкую бородку, как у отца.

— Людольф. И его сын, виконт Бруно. Слышал, славный воин.

— Этого добра и у нас хватает, — хмыкнул Цедраг, после чего предложил: — Может, их — того? И, глядишь, остальные разбегутся…

Однако окружавшая графа дружина намекала, что это плохая идея. Воины стоялы снаружи, у входа, ещё несколько десятков показались внутри дома. Все — знатные воины в богатой броне, с мечами на поясе. Таких простой уловкой не возьмёшь…

— Делаем то, зачем пришли, — отрезал Дражко. — Тот гонец явно отправился к Стигу. Нам нужно поспешить.

Всадники поскакали на север, где Збигнев вряд ли успел поставить людей, так что ярл получит сообщение.

Людольф что-то сказал сыну. Тот кивнул, и оба снова скрылись за створками, будто дразня лазутчиков.

— Надо бы хоть послушать, что замыш…

Цедрагу не дал договорить грохот распахнувшейся двери. Из хлева неподалёку чуть ли не вывалилась толпа кричащих ругательства людей, явно затевающих драку. И среди прочей брани выскакивали вполне знакомые и понятные.

— Лютичи… — процедил Ариберт.

Ободриты и лютичи питали друг к другу ненависть больше, чем к саксам или данам, с которыми постоянно случались то войны, то союзы у обоих княжеств. А вот между собой они лишь сражались или заключали шаткий мир, достаточный, чтобы набраться сил для последующих убийств.

Когда-то, когда между франками под предводительством Карла Великого и князьями ободритов держался прочный мир, они вместе ходили против саксов, данов, лютичей, лужичан и прочих народов, деля добычу и славу. Однако благосклонность Карла закончилась, как только границы союзников встретились. Саксы превратились в его подданных, а ободриты — в соперников. И с тех пор лютичи получили поддержку для войны с ненавистным соседом.

Векша ринулся на подмогу, когда в дело пошли кулаки. Выругавшись, Дражко последовал за ним, а там уж подключились остальные.

Драку никто и не думал прерывать. Зачем лишать людей развлечений?

Желающие присоединились. Причём, многие не разбирали участников на своих и чужих, колотя всех попавшихся под руку. Остальные с интересом наблюдали, кричали советы, оскорбления, хохотали, если кто падал в грязь от очередного удара.

Дражко подумал, что Удо сейчас пригодился бы как никогда.

Победа не заставила себя ждать, хоть и далась не без потерь. Деян обзавёлся фингалом, у Ариберта лопнула губа, Цедрагу подбили ухо, Сбыслав получил по носу, а Дражко рассекли бровь. Один лишь Векша остался нетронутым, чем разжигал желание восстановить справедливость.

Побитые саксы разбрелись залечивать раны, а лютичи отправились праздновать в хлев, оборудованный в подобие корчмы. Векша шмыгнул с ними, решив не дразнить соратников своей чистой рожей. Дражко хотел выхватить наглеца за шиворот, но успел заметить, как через ворота входит вооружённый отряд во главе с Синой.

— Живо внутрь! — рыкнул он дружине, и все скрылись за покосившимися дверьми.

Сина наверняка помнил Дражко в лицо, поэтому до темна лучше на улице не появляться.

Глава 12. Новая угроза

Хлев хоть и вычистили перед тем, как разместить наскоро сколоченные столы, всё же запах сена, навоза и животины въелся прочно. Само помещение использовали для скудных обедов, но ушлые вояки даже несмотря на сгоревшие обозы припрятали хмельное, так что столовая быстро превратилась в корчму.

Как поведал один из лютичей, Черень, — человек с квадратной челюстью, частыми прорехами в зубных рядах и чёрными, подстать имени, кучерявыми волосами, — драка случилась из-за саксов. Те упрекнули обычай делиться с богами едой, даже самой скудной. А когда увидели, как драгоценный мёд с шипением исчезает в пламени костра, потеряли всякий рассудок.

— Энти саксы, — прошепелявил лютич, — присасываются к кружке, аки младенец к сиське!

Он покосил взгляд на Ариберта, но, не получив возражений, продолжил:

— А ведь когда-то сами боролись с франками. За землю, за богов своих… Ты слыхал, что им вино дают в этих их кирхенах*? Знамо дело, почему крестились!

(*Kirchen — церковь по-немецки)

Дражко тоже глянул на Ариберта. Тот совершенно спокойно выдержал невежество лютича, хотя ни лютичей, ни невежества на дух не переносил.

Саксы привели с собой целую ораву жрецов. Те прибили к наиболее добротной хижине крест и проводили там свои обряды, орошая воинов водой, распевая на непонятном языке странные песни и рассказывая разные истории про мёртвых святых. По торговым делам Дражко бывал во франкских городах и видел, как это происходит в настоящих церквях. Однако даже в такой ситуации христиане тратили время на подобные вещи.

Их обряды казались скучными, долгими. Боги славян представлялись далёкими предками, не лишёнными человеческих пороков, и оттого понятными. Христианский же Бог был строгим, требовательным… Многие считали его слабым, но Дражко не разделял это мнение. По жестокости Бог не уступал даже Световиту*, а ревностное отношение к нему христиан поражало воображение. Даны, норвеги, свеи, фризы могли обманывать, ложно креститься по нескольку раз, даже отрекаться от своих богов ради выгоды или принимать его, как ещё одного покровителя, но христиане не уступали славянам в твёрдости своей веры. Даже слабые телом жрецы или простые смерды под страхом смерти продолжали взывать к Нему. А значит гнева Бога боялись больше, чем стали под рёбрами.

(*Световит — главный бог руян. Возможно, аналог или одно из имён Перуна. Имел несколько функций, одной из которых была война)

Из всей засланной братии говорил, в основном, Векша. Он быстро нашёл общий язык с соплеменниками, поднял несколько здравниц за лютичского князя Мелигасата, за присутствующих храбрых мужей, даже за проклятых саксов — чтоб им силёнок хватило потрепать вагров. Все знали про поход Табемысла, надеялись помочь своим родным краям, славно погуляв по стариградским округам.

Дружина хмуро слушала здравницы заклятых врагов. Перешёптывались, поджимали губы, не давая крепкому словцу вырваться наружу.

— А вы откель-ИК!.. Откель будете-то? — наконец спросил Черень, прибавив к шепелявости икоту от выпитого пива. — Вроде не помню ваши рож-ИК!

Кто-то из лютичей навострил уши, осознав то же самое.

— Да отовсюду, — ухмыльнулся Дражко. — Я, вон, с Руяна, — он решил, что приправить ложь правдой не помешает. — Деян из Волина, Векша, как ты понял — ваш брат.

— Но, но! — возразил Векша. — Я из ротарей*, а Чернь — из брежан*!

(*Ротари, брежане — одни из племён, составляющих племенной союз лютичей)

— Вот-вот, — кивнул тот.

— В общем, находники мы. Отовсюду собрались, — заключил Дражко, отхлебнув небольшой глоток из кружки.

— Понятно, понятно… Ну, за удачу на нашем нелёгком пути!

Новая здравница отвлекла лютичей, и празднование маленькой победы над наглыми саксами продолжилось. Недолго, правда — в помещение со злобным рыком влетел сотник, от вида которого все присутствующие едва не протрезвели. Дражко притворился, что тоже взволнован явлением грозного командира, а его примеру последовали и остальные.

Сотник тоже был из лютичей.

— Всеслав, — подсказал Чернь. — Батька наш. С ним шутки плохи…

И правда. Мёд, эль и прочее было безжалостно изъято, а вся братия согнана в обход вокруг деревни.

— Вы чьих будете? — спросил Всеслав, приметив незнакомцев.

— Сина — наш воевода, — почти не задумываясь, ответил Дражко.

Хотя такая ложь отозвалась першением в горле, будто глотнул перебродившего пива.

— Ха, знатно вас потрепали, да? — ухмыльнулся сотник. — Слышал, граф так кричал на вашего саксонского выродка, что эта развалюха, которую бодричи* называют домом, чуть не рухнула.

(*Бодричи — одно из названий ободритов)

Ариберт наконец позволил себе вспылить:

— Следи за словами, собака!

Он наверняка обозлился за пренебрежительное отношение к своему народу, но Всеслав принял это за защиту Сины.

— А если не захочу? А?

Хитрая выжидающая рожа не обещала ничего хорошего. Дражко пришлось вмешаться:

— Тогда язык отсохнет. Или что похуже, — взгляд на миг устремился вниз. — У меня ведун есть знакомый. Как раз хотел навестить — давно не видался.

— Ах, ты… — насупился Всеслав. — Прочь с глаз моих! Идите к своим саксам, неча тут якшаться!

И снова даже не пришлось лгать. У Дражко действительно был знакомый ведун. Вряд ли он стал бы тратить время на чей-то уд, но это не беда. Дражко собирался прикончить лютича ещё до того, как попадёт на Руян.

Первым наружу вышел Ариберт с дружиной — их люди Сины не узнают. Дражко, Деян и Цедраг последовали, лишь убедившись в безопасности.

— Значит, не успели-таки… — вздохнул Деян. — Я надеялся, что выродков прирежут на подходе к деревне.

— А если наших побили? — выразил опасение Цедраг.

Надо сказать, подобные мысли посещали всех.

— Вряд ли. Если бы случилась стычка, саксы уже вовсю ликовали от радости.

Дражко утешал не только дружину, но и самого себя. Всегда стоит готовиться к худшему, однако сейчас нужно сосредоточиться.

Лазутчики разбрелись по деревне мелкими группами, чтобы смешаться с саксами. Кого-то даже заставили работать. Хотели и Дражко, но тот одним лишь взглядом дал понять, что не простой воин — сам может раздавать команды.

Отбившись от, судя по всему, десятника, он направился к убежищу графа. Люди Ариберта лучше остальных определят, что следует придать огню, где разгуляться с клинком наперевес и как после всего скрыться, чтобы саксы гонялись за воздухом.

Проскочила даже мысль оставить нескольких людей в деревне, но то было бы слишком опасно.

А вот узнать новости — дело хорошее.

Дражко подошёл к стражнику у ворот дома. По голодному виду стало понятно, что даже личная охрана графа недоедает, пока сам он ждёт запечённого кабана на ужин.

— Добрый день.

— Чего тебе? — проворчал в ответ стражник. Славянский говор заставил его скривить губы.

— Будешь?

На протянутый лоскут вяленого мяса стражник отреагировал, будто ему предложили кусок сочной говядины — выхватил, жадно сунул в рот, и лишь потом поинтересовался, с чего привалила такая щедрость.

— Да поспорил… Знаешь Черня?

По дёрнувшемуся глазу понял — знает.

— Так вот слушай. Поставил я десятую часть своей доли на то, что граф этот ваш обратно повернёт. У нас тут холера, жратвы нет, пёс его знает, что эти бодричи дальше по пути к городу придумают… В общем, не будет битвы — по домам разойдёмся. Ты рядом стоишь — может, чего слышал?

Стражник выпятил грудь, оживился в гневе:

— Ты что, сомневаешься в лорде Людольфе?! Невежественный варвар, сейчас Ольденбург* атакуют даны! Наш славный граф всё продумал, так что можешь распрощаться со своей долей!

(*Ольденбург — Стариград по-немецки. Сейчас — Ольденбург на Гольштейне)

Заметив, как сменилось выражение лица Дражко, он ухмыльнулся, радуясь маленькой победе.

— Значит, скоро выступаем…

— Вот именно!.. Чего поник? Неужто струсил?

— За языком следи! — огрызнулся Дражко.

Хоть выглядел он не лучше прочих наёмников, которыми Людольф пополнил ряды войска, отчего-то захотелось засунуть язык подальше. Однако не желая пасть в грязь лицом он решился прогнать странного венеда:

— Иди отсюда! Ишь! Варвар…

Только Дражко отошёл на несколько спешных шагов, распахнулись створки. Первым выскочил Бруно — в полной броне, оружный, со шлемом подмышкой. Он стремительно месил грязь высокими сапогами по направлению к стойлу. За ним показался Людольф. Граф явно не собирался в поход, лишь провожал сына. Третьим был Сина.

Дражко отвернулся, надеясь, что ублюдок не заметил его, шмыгнул в сторону.

Предводитель наёмников выглядел потрёпано после ночного налёта, но отдохнуть ему, видимо, не дали — он тоже прыгнул на лошадь, послал сопровождавшего воина собрать людей и поскакал за Бруно.

Десятники и сотники поднимали отряды. Удивлённые воины бросали рутинную работу, снаряжались, приободрились. Но не все — только треть войска отправилась за виконтом, наёмники же не обрадовались новому походу, но их мнения никто не спрашивал.

Ариберт нашёл Дражко возле склада.

— Надо бы нашим весточку послать.

— Узнал, куда они отправились?

— Да. Стиг привёл больше драккаров. Сейчас, наверное, пытается прорваться к причалам. Бруно собирается отвлечь гарнизон на восток, а Людольф покажется с запада.

— Бруно придётся сделать крюк…

— Всеслав проведёт его.

Дражко задумался. Саксы разделились, но были уверены в себе, зная, что неподалёку за ними следят враги.

Бруно придётся обходить город с юга, где преградами служит отсутствие дорог, леса, болота и незнакомая местность. Для последнего с ним отправилась сотня лютичей, но с остальным даже они не помогут.

— В лучшем случае, он доберётся туда к следующему утру.

— Думаю, он сильно удивится, когда отец не явится с другой стороны.

Ариберт и Дражко переглянулись. Ухмыльнулись хищно, как получалось только у них двоих.

Если бы нашёлся человек, случайно наблюдавший эту картину, он наверняка решил бы убраться куда подальше — так подсказывал внутренний, необъяснимый инстинкт.

━─━────༺༻────━─━

Даны встряли. Заградительные камни, которыми был усыпан узкий путь от острова до места, где река впадала в озеро, остановили два драккара. Один — прямо посреди реки, так что второму пришлось под обстрелом перекидывать канат и буксировать неудачливых соратников. К тому же, камень пробил дыру в обшивке, и дно корабля начало заливать водой.

Третий драккар остановился, ожидая остальных, а в это время несколько небольших долблёнок* показались из-за прибрежных кустов и хищной стаей набросились на них.

(*Долблёнка — также однодеревка, чёлн. Лодка, выдолбленная из единого ствола дерева)

Лёгкие лодки легко проходили даже над заградительными камнями, но борта их были низкими, пришлось бы карабкаться на корабли данов, словно на стены, поэтому никто даже не пытался завязать ближний бой. Вместо этого стариградцы кололи длинными копьями, метали сулицы, камни.

Началась долгая вязкая схватка. Долблёнки быстро примыкали к вражеским суднам, наводили беспорядок, ломали вёсла, пронзали защитников или утаскивали их в воду, отходили к другому судну, но скоро возвращались и начинали по новой.

Однако за изгибом реки драккар со змеем на носу. Стариградцы насторожились, викинги уже предвкушали скорую месть… Но быстро забыли о ней, когда пущенная стрела угодила в гребца застрявшего корабля. Веремуд издал протяжный сигнал рога, предупреждая своих.

Стиг Ларсон рассвирепел. Назойливые вендские лодки не позволяли выйти в широкие воды, где драккары смогут показать всю свою мощь. Викинги получали раны, погибали. Захваченный драккар вот-вот начнёт пожирать их один за другим. Всё шло к тому, что налёт закончится здесь.

Вдруг подул сильный попутный ветер.

— Паруса! — смекнул ярл. — Всем поднять паруса! Живо!

━─━────༺༻────━─━

Живко не смог сдержаться. Сердце бешено колотилось в груди от криков, что доносились по воде, звона стали, скрипа досок на обшивке кораблей.

Кто кричит — враг или друг? Чьи корабли стонут от боли?

Нет, он не может просто сидеть и ждать.

— Вы как хотите, братцы, а я пошёл!

Живко скинул рубаху, проверил, крепко ли сидит пояс, не выскочит ли нож из ножен.

— Да ты ума лишился! — воскликнул один из мальчишек, Пятка.

Пухловатый, трудолюбивый, но слишком уж послушный — внимал каждому слову взрослых, даже если, по мнению Живко, какой-нибудь конкретный взрослый не отличался умом.

— Да прав он! — выступил Стойко.

Этот отличался силой, не присущей возрасту, и недюжинной волей. Как-то они своей компашкой провинились, разбили лавку торговца овощами, слишком увлёкшись игрой в догонялки. За что получили заслуженные розги. Даже Живко, хотя его не собирались наказывать, не смог оставить подельников. Так вот Стойко и не пискнул! Десять размашистых ударов — и только пот проступил на покрасневшем от натуги лице.

— Чем вы там собрались помогать? — не унимался Пятка. — Только мешаться будете под ногами!

— Вот-вот! — поддакивал Заяц.

Самый младший из них, лопоухий, усыпанный веснушками, Заяц обещал вырасти ловким и быстрым, потому как даже сейчас не отставал от старших.

— Ну, и сидите тут! — фыркнул Стойко, подбирая длинный нож из рук убитого дана. — Пошли, Живко! Глядишь, прикончим ещё кого из них.

Так, вдвоём, мальчишки прыгнули в воду, изо всех сил погребли на другой берег. Стойко зажал рукоять в зубах, плевался водой, постоянно попадавшей в рот, а Живко чувствовал, как пояс тянет его вниз. На мгновение вспыхнул страх, что ноша окажется не по силам, но всё же оба добрались до земли, тут же распластались с отдышкой. Скоро встали, чтобы босыми пробираться через кусты и высокую колючую траву.

Двигались на слух. Битва становилась всё ближе, даже различались голоса — свои и данов. Наконец вышли к воде неподалёку.

— Гляди, гляди! — радостно воскликнул Стойко. — Бьют гадов! Любо бьют!

И правда. Драккары беспомощно качались посреди реки, пока шустрые челны трепали их по бокам, а лучники обстреливали с берега. Веремуд подбирался к застрявшему кораблю, разгорячённая недавней победой дружина готовилась снова пустить кровь… Когда вдруг с моря подул сильный ветер.

Даны поспешили поднять паруса. Гребцы ещё усерднее замахали вёслами, и драккар всё-таки проскочил дальше. Лучники рьяно отстреливали викингов, челны пришлось отвести к берегам, потому что тяжёлая корма драккаров могла переломать их на ходу. Но не беда — впереди ждали другие заградительные камни, а до выхода к озеру оставалось ещё полверсты.

Мальчишки бежали вдоль берега, преследуя корабли. Живко обнажил клинок — так было спокойнее. Наблюдал, как стариградцы всеми силами пытаются задержать викингов и чуть ли не выл от того, что не может присоединиться.

Тут что-то засветило глаза. Живко зажмурился, вытер веки, присмотрелся.

— Ты чего? — заметил Стойко. — Чего встал?!

Живко молчал, вглядывался, но ничего не мог найти. Тогда он взобрался выше, полез на дерево, чтобы увеличить обзор, и наконец заметил пробирающийся сквозь заросли вражеский отряд.

— Как же так… они ж с другой стороны… — опомнился, завопил, надрывая горло: — Даны! Даны позади! Обернитесь же!

Десятки… Нет — сотни людей приближались к лучникам, не замечающим ничего, кроме своих целей. Несколько челнов высадились на сушу, но тоже не видели врага.

Стойко понял, в чём дело, и закричал:

— Даны! Веремуд! Даны идут! За спиной! Вере!..

Стрела оборвала крик мальчишки, пронзив в грудь почти по оперение. Стойко удивлённо посмотрел вниз, качнулся и рухнул, расплескав воду.

— Нет!

Живко спрыгнул с дерева, едва не подвернув ногу, бросился к другу, лелея бесполезную надежду чем-то помочь.

Викинг, выпустивший стрелу, снова натянул тетиву, прицелился, однако Веремуд услышал мальчишек, видел, как один из них погибает, и с яростью метнул сулицу, угодившую в бок проклятого убийцы.

Стрела ушла вверх, викинг кувырнулся через борт и сгинул в реке, а захваченный стариградцами драккар повернул к берегу под тревожный сигнал рога.

Наконец лучники отвлеклись, узнали про опасность и прыгнули в долблёнки.

Стиг Ларссон увёл корабли дальше. Оставшись без присмотра, он смог острожно, не спеша, обойти заградительные камни и вырваться к озеру, пока Веремуд собирал на борту бежавших воинов.

Даны подошли к реке и теперь кричали оскорбления зажатым в угол стариградцам, обстреливали, как недавно делали это они.

— Живко, плыви сюда!

Мёртвый друг смотрел стеклянными глазами, чувство вины сковывало дыхание. Живко вытер проступившие со слезами сопли, бормоча извинения.

— Быстрее, быстрее!

Он услышал зов, потерянно оглянулся. И вдруг будто окатило ледяной водой — нужно отомстить за Стойко, а не ныть над его трупом!

Поднявшись на борт, Живко тут же ринулся к носу, не слыша никого, даже Веремуда, что-то говорящего ему строгим голосом.

Рука добела сжимала рукоять ножа, желваки волновались под кожей. А глупый мальчишка твёрдо решил воздать по заслугам целому миру.

Глава 13. Высокая цена

Лагерь вовсю готовился к отходу. Скудные пожитки складывали в наскоро сколоченные телеги, воины точили клинки, латали одежду, полировали бронь.

Сбыслав нашёл Дражко у конюшни, неподалёку от главного дома. Пегий жеребец, лет трёх от роду, жевал с его рук огрызки яблок.

— Всё готово.

Дражко кивнул, нежно похлопал коня и взглянул на небо.

— Не раздумал? Может, дождёмся ночи, а?

— Нельзя. Нужно успеть добраться до города, пока Стиг не добрался раньше нас.

— Солнце ещё не зашло! — не унимался Сбыслав.

— Саксы не ждут нападения. Их разведчики уже донесли Людольфу, что Збигнев увёл людей от лагеря.

Слова не могли унять сомнения. Врагов было слишком много, времени на побег мало. Это казалось самоубийством.

— Надеюсь, боги питают к вам самые нежные чувства. Иначе всех нас убьют.

Показался конюх, шустрой походкой выскочивший со стороны выгребной ямы.

— Спасибо, друг! Я уж думал, прямо здесь… кхм. Фух, еле успел!

— Не стоит. Я обожаю лошадей, — улыбнулся Дражко, будто и не желал прирезать сакса.

— Хороши, да? — конюх принял поводья, потрепал жеребца. — Этого я с самого рождения ращу. Отличный, сам граф седлает. Понесёт господина на проклятых вендов.

Улыбка едва дрогнула на лице Буревоича, но конюх этого не заметил.

— Скоро покажем этим язычникам, верно говорю, а?

— Верно. Покажем.

Суета вокруг скрывала замысел лазутчиков. Связки стрел были пропитаны маслом и жиром, возле палаток с больными маячили люди Ариберта, руяне выжидали неподалёку от своего воеводы, чтобы быстро собраться в единый кулак. А лошади дружелюбно фыркали новому знакомцу.

Дражко и Сбыслав отошли поближе к дому графа.

— Тебе пора возвращаться к Ариберту.

— Нет. Он сказал быть рядом с тобой.

Новость резанула слух. Неужто друг не верит в него?

— Рядом со мной будет моя дружина.

— Десять юнцов? Ха! — восклик показался слишком громким. Сбыслав осторожно огляделся. — Вы, руяне, самые свирепые ублюдки, каких я знаю. Но твои люди едва от сиськи мамкиной отвыкли.

Бывалый вояка говорил обидную правду, но и на неё нашлось чем ответить:

— Мы уже сотрясали саксов меньшим числом. Сделаем это снова.

— Вот об этом я и говорю, — огрызнулся Сбыслав. — Ты и сам юнец, Дражко! Боги пару раз поцеловали твой зад, а ты возомнил себя бессмертным. Поумерь пыл.

Поблизости маячила личная дружина Людольфа, приходилось быть осторожным. Потихоньку, незаметно, они подбирались к месту, где должна начаться резня.

— Нам нужно действовать решительно. Времени на раздумья нет.

Вспыхнула телега со стрелами.

— Началось, — процедил сквозь зубы Сбыслав, надевая шлем. — Ну, воевода, надеюсь, богам не надоел вкус твоей задницы.

— А я надеюсь, их не разозлит твоя хула.

Саксы закопошились, крики разлетались по селению. Словно свечки, заполыхали палатки, и к шуму присоединился вопль горящих заживо. Те из больных, кто мог двигаться, выскочили наружу, чтобы рухнуть под ноги бегущих. Десятники собирали подчинённых, высматривали врагов, которые проносились мимо, словно тени среди листвы.

Руяне вырезали воинов графа, не поспевших к своему господину, и встали вокруг Дражко, готовые ворваться в дом.

Двери отворились, в проёме показался раздражённый Людольф.

— Что за бардак тут происх!.. Щиты!

Сулицы пронзили троих, пока строй сомкнулся, а следом хлынули руяне.

— Грязные язычники! Отправляйтесь в Ад!

Людольф быстро понял, что происходит, мигом настроился на схватку, и разбить его воинов нахрапом не удалось. Клинки запели в ударах, рычание сражающихся, хрипы, сталь, пронзающая плоть. Кровь полилась под ногами.

— Убейте графа! — кричал Дражко, взмахивая топором.

Времени на долгий обмен копейными ударами не оставалось, поэтому пришлось схлестнуться с саксами в тесной рубке щитом к щиту. Людольф стоял во втором ряду, гневно требуя вырезать всех наглецов, посмевших заявиться прямо на порог:

— Жми язычников! Выпотрошите их кишки!

Векша орудовал копьём снизу, Деян отстреливался из-за спин. Саксы превосходили числом, но ширины дверного проёма хватало лишь на четырёх человек.

Люди Ариберта продолжали сеять хаос в лагере, отвлекать войско, но и у них уже завязывались стычки.

— Нужно уходить, Дражко! — прорычал Сбыслав, сунув нож в брешь между щитами и вернув уже окровавленный клинок. — Скоро нас прижмут сзади!

— Нет! Мы должны убить Людольфа!

Он пытался достать графа, но того защищали со всех сторон. Даже Векша не мог добраться до ублюдка рогатиной.

Вдруг напор саксов немного ослаб. Стало легче удерживать позицию, даже раздались торжествующие восклики, пока чутьё не подсказало насторожиться. И правда — часть графских воинов сначала попытались разобрать противоположный угол дома, но сруб оказался не по зубам. Тогда они повыбивали узкие окна и полезли наружу, надеясь ударить с двух сторон.

— Хватит, Дражко! Уходим!

От бессильной злобы Дражко зарычал зверем, навалился взрывной силой, освободив немного места, и метнул топор в Людольфа. Лопасть звонко лязгнула по шлему, отлетела в сторону и застряла в лице стоявшего рядом сакса, пока граф шатался от удара.

— Назад! В ногу! Р-раз! Р-раз!

Пользуясь замешательством врага, руяне организованно отступили, а затем кинулись к лошадям. Подвернувшегося конюха Дражко с удовольствием зарубил подобранным топором.

К тому времени Ариберт уже прикрывал отход, удерживая отряд Людольфа залпами, пока не удалось присоединиться к руянам.

— Троих потеряли. Сволочи! — прорычал княжич, поравнявшись с Дражко.

Тот молча оглянулся на погибших собратьев, тела которых теперь топтали проклятые саксы. И скрепя сердцем повёл коня прочь:

— Айда!

Всадники подняли пыль и грязь под нос опоздавших врагов. Людольф, пришедший в себя после потрясения, истошно требовал не упустить наглых вендов:

— Ворота! Закрывайте ворота, проклятые недоумки!

От спасения беглецов отделяло не меньше двухсот шагов под летящими сулицами, стрелами и камнями, сквозь дым пожарищ и решившихся остановить их смельчаков.

Но ворота уже захлопывались, а тяжёлый засов вот-вот опустится, лишив возможности прорваться наружу.

— Давай! Быстрее, быстрее!

Дражко погонял лошадь, но понимал — не успеет. Уже начал соображать, как выкрутиться из этой ситуации, как вдруг створки распахнулись, а хлынувшие из проёма люди перерезали ближайших саксов.

Их вёл огромный воин, ужасающий своей силой и свирепостью, в котором без труда узнавался Удо.

— Да! — воскликнул воевода. — Ай молодцы!

Рядом с Удо тяжёлым крестьянским топором орудовал не уступающий ему Большак. Он крошил глупцов, пытавшихся остановить внезапную атаку, словно рубил стволы деревьев одним махом.

Руяне промчались сквозь лагерь. Подоспевшие на подмогу бойцы вскочили на ждущих за частоколом лошадей, и скоро они исчезли в лесу под раздосадованную ругань нордальбингского графа.

Людольф с красным от злобы лицом наблюдал, как полыхает лагерь, подданные мечутся среди пожаров в попытках затушить их. И как ускользает из рук ненавистный враг.

Голову пронзила острая боль, ноги едва не подкосились. Стоявший неподалёку воин кинулся помогать, но был грубо отброшен.

— Чего стоишь, дурень?! Седлайте коней и в погоню!

Воины поспешили выполнять приказ. Возбуждённые запахом крови и жаром пламени лошади задержали выезд, но скоро за руянами отправился втрое превосходящий по численности отряд.

━─━────༺༻────━─━

Лошади фыркали, иногда брыкались, но неслись так быстро, как только могли. Лес не позволял разогнаться, приходилось постоянно направлять поводья, выглядывать ямы, камни и прочие преграды, способные поломать скакунам ноги.

— Всё-таки боги тебя обожают! Прове*, порази меня громом, если я не прав! — Сбыслав замолчал ненадолго, рассматривая небо, но ничего не случилось. — Надеюсь, это и был ответ.

(*Прове — главное божество Стариграда. Скорее всего, то же, что и Перун)

— Погоди ещё, — отмахнулся Дражко, хотя мысль о подобном льстила. — Нам бы до Стариграда добраться. Уж там будет видно, кого боги любят сильнее.

— Доберёмся! — воскликнул Яромир.

Княжич вместе с Удо и остальными руянами сторожил лагерь саксов, пока Збигнев поспешил к городу.

— Доберёмся! И отправим данов в их Чертог — подхватил Удо.

— Пущай проводят день за днём, проклиная тот миг, когда решили ступить на наши земли!

Однако думать о грядущих победах было рано. Донеслись звуки погони.

Ариберт оскалился:

— Дети потаскух! Они не желают отпускать нас!

Дело плохо. Если саксы всем числом настигнут их, даже боги ничего не смогут исправить. Вдруг заговорил Большак:

— Оставьте мне коней, а сами скройтесь в чаще — там верхом не пройти. А я уведу следы и догоню после.

— Уверен?

Сомневаться в намерениях здоровяка не приходилось, но доверять важное поручение смерду…

— Я пойду с ним, — Удо сходу понял друга. — Я и пара человек — достаточно, чтобы увести табун. А затем он проведёт нас тропами.

— Я в этих лесах каждый камешек знаю, воевода, — твёрдо заявил Большак. — Позволь! Скоро придётся свернуть к городу, если не успеем — гнаться будут до самых стен.

Иного выхода не было. Ничего более путного на ум не пришло, поэтому Дражко решил:

— Хорошо. Но не вздумайте лезть на рожон! Увели — и в чащу!

Удо улыбнулся в ответ на беспокойства, жестом предупредил двух бойцов по правую руку.

— Уж не тебе, друг, в безрассудстве упрекать!

— Только попробуй сдохнуть — я тебя из Ирия* обратно вытащу, да таких тумаков надаю!

(Ирий — загробный мир в поверьях древних славян. Судя по всему, у них не было разделения на условные «Ад» и «Рай»)

— Полно тебе, — Удо обхватил плечо друга. — Уж не лыком шит.

Спешились быстро. Дражко даже не успел попрощаться с пегим жеребцом — снова пришлось оставить славного скакуна, отчего сердце залилось бы кровью, но сейчас его занимали беспокойства о друге.

Чутьё почему-то било тревогу, но иного замысла до сих пор не нашлось.

— Сбыслав, иди с ними, — Ариберт тоже беспокоился об Удо, а Сбыслав хорошо ориентировался в здешних лесах и служил надёжной опорой в бою.

Дражко благодарно кивнул.

— Оставь, брат, — поддержал княжич. — Ничего с этими засранцами не случится. Следуй за мной, отсюда я вас поведу.

Оглянувшись в сторону удаляющихся соратников, Дражко покрепче сжал рукоять топора и поспешил за Арибертом.

━─━────༺༻────━─━

Ладья одиноко покачивалась у выхода в море, куда пришлось отплыть, чтобы не могли достать даны.

Захваченный драккар держался рядом. Веремуд отдал его стариградцам, а сам перебрался на «Лебедь».

Неподалёку, вместе с Пяткой и Зайцем, разместился Живко. Мальчишки с укоризной просматривали на него и на кровавое пятно на его рубахе.

Не нашлось слов объясниться. Чувство вины и злобы гложило изнутри, и пытаясь отвлечься, он подслушивал разговор старших. Завид, излагал положение вещей:

— По воде до причалов не добраться. Заграды не дадут Стигу быстро миновать устье, на причале его тоже подержат, сколько смогут. Но нам нужно скорее добраться до крепости.

— Даны не пойдут на город, пока не соединятся силами, — добавил Веремуд. — Двух кораблей мы их лишили — это тоже усложнит путь.

Он замолчал, хмуро обдумывая сказанное. И наконец решил:

— Высадимся на восточном берегу. Нагоним дружину Теслава, если они ещё не вернулись.

— Или не полегли, — не побоялся сглазить Завид.

Кормчий стрельнул резким взглядом, но промолчал — нечего лишний раз обращать внимание богов на неосторожные слова. Вместо этого подал сигнал людям на драккаре:

— Следуйте за нами!

━─━────༺༻────━─━

Корабли викингов оставались на берегу под присмотром нескольких человек, убежавших как только издали показался парус «Лебедя».

Видимо, гады не ждали гостей — даже не попытались увести свои корабли. Немалых усилий стоило сдержать мимолётный порыв и не сжечь драгоценных «драконов»* ярла Стига. Но благоразумная жадность повелела оставить их в целости. Чтобы после победы забрать себе.

(*Слово «драккар» происходит от древнескандинавского «Dreki» — «дракон»)

На землю ступила неполная сотня воинов. Многие уже устали, получили раны, но все были жаждали наказать вторгшегося врага.

— Успеем вперёд данов? — Веремуд прислонил ладонь ко лбу, чтобы получше рассмотреть горизонт, но никого не увидел.

— А чего бы нет? — пожал плечами Завид. — Они окрестностей не знают, как мы. Пройдём удобной дорогой.

— Коней бы…

— Вот это уж вряд ли. Всю живность согнали в леса или за стены. Даже тощей курицы не сыщешь.

— И хорошо. Пущай выродки голодают — легче рубить будет.

Двигались шустро. Завид не соврал — провёл там, где нога не утопала в рыхлой земле, не таила коварных нор. Казалось сначала, что десятник закладывает крюк, но все сомнения отпали, когда впереди послышалась битва.

— Теслав! — воскликнул Веремуд, не то в волнении, не то в радости. — Поднажмём, братцы!

Чем ближе они подступали, тем яснее различались звуки жестокой схватки. И тем сильнее разгоралось беспокойство за своих соратников.

— Что-то не так, — догадался Завид, когда осталось преодолеть последний холм.

— Живко! — Веремуд, вспомнив про настырного мальчишку, указал на узкую полосу деревьев к югу. — Уведи ребят в рощу, обойдите битву и бегите в крепость.

— Но!

— Не перечь мне тут! — прервал он всякие возражения. — Мигом!

Пришлось подчиниться. Пятка и Заяц не слишком хорошо встретили новость, что над ними поставили Живко, но противиться наказу кормчего не посмели.

Убегая под укрытие крон, они часто оглядывались, пытаясь рассмотреть происходящее. И хотя мало что смыслили в воинском ремесле, всё же поняли — враг давал крепкий отпор.

И неспроста. Стиг Ларссон предполагал, что спокойно пройти по полям восточного берега им не позволят, а потому снарядил три драккара отборным хирдом*, костяк которых составляли берсерки*.

(*Хирд — боевая дружина в Скандинавии эпохи викингов)

(*Берсерк — отдельная, во многом мифическая каста скандинавских воинов, о которых много говорится, но известно довольно мало. Чаще их представляют, как неуязвимых бойцов Одина, не носящих брони, опасных в своём неистовстве и для чужих, и для своих. Более правдоподобная версия, мне кажется, что они были удалыми воинами, вызывавшими на бой противников перед сражением. Здесь же я постараюсь представить берсерков по-своему)

Эти воины, наводящие ужас на всех, кому приходилось с ними столкнуться в бою, посвящали свою жизнь Одину и в его славу сражались с великой храбростью. Каждый выделялся ростом и силой, а покрывающая броню медвежья шкура с клыкастой головой на шлеме делали их ещё страшнее и неуязвимей для оружия. Многие предпочитали тяжёлые двуручные топоры, но чаще они составляли первые ряды стены щитов, чтобы вперёд других встретиться с врагом.

Теслав заранее подготовил ловушки, подобрал место для битвы, но даны остервенело прорубали свой путь.

Сотня опытных викингов яростно сопротивлялась, однако удар подоспевшей подмоги заставил развернуть задние ряды.

Стариградцы воспряли духом. Как и Живко, уверенный в скорой победе, а потому что спокойной душой наконец посмотрел вперёд.

Где увидел скрывающихся в зарослях данов.

— Стойте! Назад!

Он пытался предупредить Пятку и Зайца, но те заметили опасность, когда та уже стала неминуемой.

Мальчишки со всех ног побежали обратно. Раскрытые даны хлынули на опушку, а стариградцы так увлеклись битвой, что не замечали их.

Живко задыхался, спотыкался, но надрывно кричал Вермеуду, чтобы он обернулся. За спиной прыснули хрипы настигнутых Пятки и Зайца.

Даны приближались. Казалось, они уже дышат в затылок. Время будто замедлилось, клич отчаянно прорывался сквозь ветер, но никак не мог достигнуть цели.

Всё вокруг казалось кошмарным сном, хотелось проснуться в холодном поту, чтобы рядом мирно сопели и Стйоко, и Пятка, и Заяц… Обернуться не давал страх, он же гнал вперёд, несмотря на боль в груди от недостатка воздуха.

— Веремуд! Веремуд, услышь меня!

Голос охрип. Отчаяние охватило Живко, слёзы навернулись от безысходности. Но вдруг до стариградцев дошло предупреждение. Один за другим они отвлекались от рубки, спешно формировали встречный строй.

За спиной слышалась ругань, так похожая на саксонскую, но злее и страшнее.

А затем кто-то сшиб мальчишку, и тот потерял сознание под шум зазвеневшей битвы.

━─━────༺༻────━─━

Викинги усилили напор, пытаясь переломить ход сражения. Теслав подгонял дружину, чтобы этого не позволить, а Веремуд отдал тыл под командование Завид. Все видели, как ублюдки хладнокровно затоптали бедных мальчишек, и вновь всполохнувшаяся ненависть придала сил.

— Руби выродков! Руби!

Веремуд разил врагов, словно в него вселился сам Перун. Если бы не берсерки, стена щитов была бы прорвана в тот же миг, но воины Одина приняли на себя ярость кормчего.

Началась бойня. В порыве сломить строй противника, и стариградцы, и викинги смешались, превратив сражение в хаос.

Прорубив путь сквозь разрозненных данов, Веремуд наткнулся на берсерка, только что разрубившего шею одному из стариградцев, и обратил свой меч против него.

Берсерк с радостным оскалом принял бой. Клинки засвистели по воздуху, щиты с треском бились друг о друга. Казалось, сама земля дрожала с каждым шагом этих грозных воинов, а остальные старались не очутиться на их пути.

Любой взмах мог стать последним. Ни один из них не позволял другому расслабиться даже на миг, схватка походила на безумный смертельный танец.

Силы были равны. Могучий викинг, облачённый в толстую кольчугу, тёмно-бурую шкуру, которые не смог бы прорубить обычный человек. И Веремуд, способный удержать ладью в самый буйный шторм, — за его плечами были сотни битв, опыт, достигнуть которого мало кому удаётся, потому что мало кому удаётся пережить столько испытаний.

Щиты уже превратились в огрызки. Медвежий оскал, нарисованный на полотне Веремуда, теперь невозможно было различить. Одна из досок удачно сломалась, оставив острый обрубок длиной в локоть. Это и решило исход.

Получилось почти случайно. Викинг обрушил удар сверху, а Веремуд не успевал прикрыться как следует, выставил щит наискось. Меч скользнул по доскам, ударился в умбон и отпрыгнул в сторону, а щит, прямо острым обрубком, продолжил движение вперёд, пока не достиг глазной прорези на шлеме берсерка.

Веремуд не успел удивиться, как кровь хлынула в лицо. Враг пронзительно заорал, но был всё ещё жив, а значит опасен, поэтому клинок завершил дело, войдя в раскрытую пасть.

Сын Одина единственным глазом взглянул на своего убийцу, замер на пару секунд, а потом рухнул на землю.

Только теперь Веремуд смог осознать, как близко крутилась Марена.

Битва к тому времени подходила к концу. Смерть лучшего воина подкосила уверенность данов. Только те из берсерков, кто остался жив, не обратили внимания на потерю вожака и с тем же остервенением продолжали сопротивляться, пока все легли на влажную от крови, истоптанную землю. Остальные пытались бежать, однако никому не позволили этого сделать.

Когда последний враг был убит, Веремуд огляделся. Поле усеяли десятки тел, некоторые из них ещё стонали от боли и, быть может, смогут увидеть рассвет, но уцелевших осталось слишком мало.

С моря пришло три полных драккара викингов*, Теслав вёл сотню, Веремуд — чуть меньше. Более трёхсот человек сошлись в битве, но выжило лишь…

(*Размеры кораблей отличались, но чаще всего они вмещали 50–70 человек)

— Пятьдесят шесть, — сосчитал Веремуд.

Победой это язык не поворачивался назвать. Даны за каждую смерть ответили смертью. Даже если не все стариградцы входили в дружину, а были лишь ополчением — цена слишком высока.

— Боги, как же мы отстоим крепость?

Вдруг он вспомнил про мальчишек, ринулся в сторону опушки. Маленькие, хрупкие тельца замерли в траве, отчего наворачивались слёзы. Живко лежал ближе всех. На рубахе виднелись следы ног, волосы на затылке слиплись от проступившей крови. Лицо спокойное, будто во сне… И еле подымающаяся грудь.

— Жив! Жив, чертёнок! Жив!

Глава 14. Затишье

С бойницы открывался вид на город, который скоро будет заполнен вражескими войсками. Не удалось остановить саксов, не удалось перерезать данов, и теперь все они спешили к крепости.

Збигнев стоял неподалёку. Жупан хмурился, наверняка проворачивая в голове возможные варианты грядущего сражения и, похоже, ни одно из них не сулило ничего хорошего.

Три сотни — столько защищало обречённые стены. Лишь половина дружины уцелела, остальные были горожанами и жителями окрестных селений, ополченцами. У руян осталось тридцать человек из сорока, прибывших в Стариград. Сражаться могли пятнадцать. Витцан и ещё несколько раненых пытались примкнуть к ним, но получили жёсткий отказ.

— Если не сдюжим, убейте женщин и детей. Людольф и Стиг найдут здесь только пустоту и смерть, но ни один из нас не станет рабом этих ублюдков.

Большинство горожан успело скрыться в лесах. Те, кто не поторопился, оказались заперты в крепости, потому что враг окружал город со всех сторон. Их отправили в терем — последний оплот для защиты. Хотя не все согласились отсиживаться — некоторые наравне с мужами готовы были взять в руки оружие.

— Надо было баб силком отправить, — вдруг поделился мыслями Цедраг.

— С этими спорить страшнее, чем биться с полчищами данов, — ухмыльнулся Дражко. — Пяст пытался, так его чуть самого не огрели, не смотри, что жупан.

Ингигерд тоже осталась в крепости. Вряд ли она разделяла взгляды здешних женщин, скорее про неё просто забыли. Но это не давало мыслить безрассудно — нельзя отдаться празднеству битвы в поисках смерти, когда позади находится тот, кого нужно защитить.

Нет. Дражко должен придумать, как спасти девушку и дружину. Чутьё не верило в скорую смерть, будто что-то знало, отказывалось раскрыть тайну.

— Как думаешь, он выжил? — после долгого молчания спросил Деян.

Удо с остальными до сих пор не показались. Дражко отказывался признать их мёртвыми, пока не увидит тела собственными глазами.

— Он жив.

Деян без сомнений кивнул, будто воевода точно знал это.

И вдруг словаподтвердились доказательствами. Из-за деревьев показались саксы.

Войско Людольфа быстро заполнило пространство до внешних стен, но всадников явно не хватало, а значит отряд погони до сих пор не вернулся к графу.

С восточной стороны уже наверняка приближался Бруно, а с севера скоро хлынут даны.

— Мы порубили много ублюдков, — Цедраг обречённо улыбнулся, готовый принять последний бой. — А уж напоследок…

— А ну! Цыц! — рявкнул Дражко. — Напоследок!..

Он обвёл взглядом гридней. Их окружили, превосходили числом, жаждали убить всех до единого, но поверить в скорую смерть было невозможно.

— Мы выживем. Опрокинем и саксов, и данов, будь их хоть в сотню раз больше! Чтобы я больше не слышал подобных речей, всем ясно?!

Гридни кивнули, в глазах появилась надежда. Это хорошо — сражаться за жизнь лучше, чем сражаться за смерть. Дражко держался уверенно, чтобы поднять боевой дух, но расклад получался неутешительный.

Изначально соотношение сторон было один к трём. Войска Людольфа проредили ночное нападение, болезнь и вылазка в лагерь. К стенам сейчас двигалось едва больше пяти сотен, Бруно вёл ещё три сотни. Но потери саксов восполнили даны. Чёртов Стиг Ларссон обвёл их вокруг пальца и подтянул целое войско викингов, пока вагры пытались задержать врага на подходах к городу.

И всё же дела не так плохи. Людольф хотел использовать данов, диктовать свои условия, но теперь их число сравнялось с войсками графа. Ярл Стиг, — Хотя, его, наверное, можно теперь называть конунгом, — уже не станет идти на уступки ради мести. И делиться добычей лишний раз тоже не пожелает.

Как бы между недолгими союзниками не разразилась бойня!

Но пока надеяться на такой исход рановато. Люди готовились к тяжёлой осаде: точили клинки, собирали стрелы, сулицы и камни, кипятили смолу, запасали воду в больших бочках.

Сбыслав наскоро обучал ополчение премудростям защиты стен. Пяст со знанием дела подсчитывал запасы. Веремуд ставил посты и высматривал данов, которые вот-вот должны показаться.

Ариберт после осмотра своей дружины присоединился к Збигневу. Вместе они пытались найти возможности для манёвров, но, видимо, получалось не слишком удачно.

Теслав оправлялся от ран. Весть о страшной рубке разлетелась по крепости, хотя выжившие предпочитали угрюмое молчание. Всех убитых с поля боя не потащили, но двух мальчишек, от нехватки людей взятых для сподручной помощи, принесли на руках. Третий, как говорят, лежал на берегу недалеко от острова — его забрать возможности не было. А вот четвёртому повезло.

Живко в очередной раз доказал, что мать неспроста нарекла его таким именем. Чертёнок отделался ушибами — даже ни одной косточки не поломано! Вот уж кого боги действительно берегут.

Несмотря на уверенность, что смерть нагрянет ещё не скоро, беспокойство внутри не давало покоя. Дражко направился к терему. Каждый шаг почему-то давался с трудом, руки задрожали, по спине пробежали мурашки, будто там его ждал страшный непобедимый противник.

Ступени дались тяжело. Казалось, ноги одеревенели. Пот прошиб поясницу.

— Что за…

Дверь распахнулась, выскочившая сенная девка чуть не врезалась в него, ойкнула и, разминувшись, понеслась дальше.

Волнение немного спало — видимо, от неожиданности. Дражко бодро нырнул внутрь, шустро поднялся по лестнице и вошёл в комнату, где одиноко сидела Ингигерд.

Девушка всколыхнулась от испуга, но, увидев, кто пришёл, тут же успокоилась. Чужие места, люди, говорящие на незнакомых языках пугали уже не так сильно, а её пленитель с каждым днём казался всё менее страшным. Чем-то он даже напоминал Ингвара — тот наверняка вырастет с похожим норовом. Если вырастет…

Мысль о потерянном брате снова окунула её в печаль.

— Меня ждёт тяжёлая битва, — Дражко сел напротив.

Хотелось коснуться Ингигерд, взять за руку, прижать к себе. Такого он раньше почему-то не испытывал и не знал, как реагировать. Проще и понятнее было выйти в чисто поле, порубить полчища врагов, да забрать богатую добычу.

Но тут юноша стушевался, не знал куда себя деть. Истуканом стоял перед ней, не способный вымолвить ни слова.

Вдруг Ингигерд хихикнула. Грозный воин в одночасье превратился в нерешительного мальчишку!

Смех отрезвил Дражко. Он насупился, принял серьёзный вид, нахмурился.

— Я пришёл тебя навестить. Я выжил в неравных битвах, осталась последняя. Скоро отвезу тебя домой, на Руян.

Дражко хвалился, пытался выглядеть гордо, но вызвал лишь новый смешок, из-за чего совсем сбился с толку.

— Почему ты смеёшься?!

Возмущение не сопровождалось угрозой — лишь искренним непониманием. И это вызвало ещё больше хохота, который в конец смутил бравого воина.

— Ну тебя!

Он махнул рукой, с красным лицом выскочил из комнаты, белкой шмыгнул наружу, едва не сбив вернувшуюся сенную девку.

С севера приближались даны.

━─━────༺༻────━─━

Дозоры усилили, подняли всех до единого. Последние приготовления подходили к концу под раскаты шагов надвигающегося врага.

Небо затмевали громадные серые облака. Дражко наблюдал, как могучая небесная пена накрывает тенью крепость.

— Боги следят за нами.

Ариберт положил руку в кольчужной рукавице на плечо.

— Твой бог тоже?

Княжич прищурился, рассматривая облако.

— Да. Он точно наблюдает.

— Это самый надоедливый бог из всех, что я знаю, — хмыкнул Дражко, на что получил в ответ короткий смех.

— Да, ты прав. Он самый надоедливый бог.

— И самый ревнивый.

— Тоже верно.

— Надеюсь, сегодня он за тебя.

Враг подходил ко внешним стенам.

— Долго будем отстраиваться, — вздохнул Ариберт.

— Ничего. Отстроитесь. А поля удобрим телами ублюдков.

Прозвучал рог Збигнева. Жупан созывал совет.

— Пошли. Будем думать, как гадов бить.

Собрались в гриднице, за длинным дубовым столом. Збигнев сидел во главе, Ариберт по правую руку, по левую — Пяст. Остальные жупаны расположились по старшинству, и в самом дальнем конце определили место Дражко.

— Теслав выкарабкается?

Наслав недобро оглядывал побитых воевод. Явно хотел съязвить, мол, он же говорил — сидеть за стенами надо! А теперь и цели не достигли, и сами поредели.

— Ещё нас переживёт, — кивнул Збигнев.

Настрой в воздухе витал не лучший. Страх чувствовался ото всех, и Дражко надеялся, что сам не даёт повода причислять себя к стариградским старшинам.

К тому же, по его мнению уже ничего выдумывать не надо. Если прикинуть итоги вылазок, то окажется, что они были не зря. Отсиживайся они в крепости, на каждого пришлось бы по пять вражеских воинов, да к тому же запасы закончились бы куда быстрее. А теперь числом стариградцы уступают втрое, но саксы, изнеможённые, голодные, уже не представляют такой угрозы. Даны лишились ударного отряда берсерков, хоть и немалой ценой.

Сражаться можно. Даже одолеть — сложно, но вполне осуществимо.

Но, судя по всему, не все разделяли его взгляды.

— Откупаться надо, — заявил седой, иссохший годами жупан. — Если всех перебьют, золото никому из нас не достанется.

— Ну уж нет! — возразил Пяст. — Не дождутся! Я за своё им всем глотки повыгрызаю!

— Да угомонись ты! — поддержал старика тучный жупан с проплешинами в бороде. — Выжить надо! Выжить!

Дальше пришлось выслушивать препирательства разделившихся сторон. Летели упрёки, обвинения, оскорбления. Едва не началась драка, но Збигнев вовремя остановил потасовку и взял слово:

— Торопиться не будем. Мстивой наверняка уже спешит на выручку, мы должны продержаться как можно дольше. Но поговорить с ними надо — вдруг чего путного предложат. Да и время потянем.

На том и порешили. За ворота отправились Збигнев, Ариберт, Пяст, Наслав и Дражко с двадцатью конными дружинниками. Дражко взял с собой Цедрага и Деяна. Сбыслав, конечно же, сопровождал княжича.

Увидев выдвинувшихся послов, со стороны внешних вражеских войск отделились всадники. Издалека узнавался обрамлённый серебром шлем Сины. Кулаки сами по себе сжались, конь под седлом дёрнулся — пришлось успокаивать.

— Тихо, батька, — Деян почувствовал опасное настроение Дражко.

Встретились на площади, где не так давно Векша одержал победу над Громыхой. Збигнев и Ариберт выдвинулись вперёд, к центру. С другой стороны вышли Людольф и Стиг.

Ярл впервые оказался так близко, чтобы удалось рассмотреть его детально: заплетённые длинные волосы, суровое лицо с отметинами минувших битв, кривой нос с широкими ноздрями и светлые глаза будто сияющие из тени забрала. Настоящий вождь, и нарядом, и взглядом. Дражко про себя отметил, что он даже напоминает Буревоя, но отец не любил навешивать слишком много драгоценностей, предпочитая сталь золоту.

Сина заметил Дражко, кинул надменный взгляд, отчего в груди закипело злостью.

Людольф тоже узнал его, но лишь одарил мимолётным оскалом. Выглядел граф не очень хорошо — бледноватое лицо с серым оттенком намекало, что топор не был потерян зря.

Враги обменялись мерящими взглядами, выдержали необходимую паузу. Первым заговорил Збигнев:

— Убирайтесь с нашей земли, если не хотите лечь здесь в общей могиле.

Стиг тут же раздался громовым хохотом. Людольф дёрнул глазом от стрельнувшей мигрени. И снова перекосился, когда ярл разразился ответом:

— Нас больше, венд! А у вас половина раненых и бонды с копьями — не тебе ставить условия!

— У вас тоже много раненых. Ещё больше убитых. Ты, граф, половину в лесу нашем оставил, деревьица удобрять. А твоих, ярл, четыре драккара перерезали, — жупан прислонил ладонь ко лбу, посмотрел за горизонт в сторону моря. — Вон, дымок только-только закончил. Знатно полыхали!

Стиг исказился от злобы.

— Тебе этот дымок ещё глотку перекроет, венд. Я конунг отныне — запомни!

Стариградская дружина зашевелилась, готовая броситься на помощь при первом же сигнале.

— Тихо, братцы, — остановил Сбыслав. — Не горячитесь.

Наконец слово взял Людольф:

— Вы храбро сражаетесь. Я это уважаю и признаю, что крепость взять будет непросто.

Внезапный порыв ветра заставил сделать паузу, принеся за собой гнилой запах.

— Но мы возьмём её. Вырежем всех до единого, сожжём город дотла, и он сгинет в веках вместе с вашими именами. Я превращу вас в скудную строку нашей летописи.

— Если Бог пожелает нашей смерти, твои люди заплатят за это сотнями жизней, — на груди Ариберта сверкнул крест.

Людольф улыбнулся, глядя на него.

— Брат во Христе! Да, я слышал, что стариградский княжич принял истинную веру своей матери.

— Как и истинных богов моего отца.

Збигнев озарился довольной улыбкой и перешёл к делу:

— Чего вы хотите? Мы можем сохранить множество ваших жизней.

Стиг хмыкнул в ответ, оставив Людольфу переговоры.

— Наши условия справедливы: возврат награбленного, контрибуция. И выдача нарушителя.

— Нарушителя? — Ариберт еле сдержался, чтобы не выругаться.

— Руянского наглеца. Он должен быть наказан.

— Об этом даже не!…

— Ариберт! — оборвал Збигнев.

Княжич удивлённо уставился на сотника, едва не высказал возмущения, но твёрдый взгляд осадил порыв.

— Каков размер дани?

━─━────༺༻────━─━

Дражко нетерпеливо наблюдал со стороны, пытался услышать разговор, но ничего не выходило. Руки чесались вклиниться в эти бесполезные перебранки, да устроить добрую рубку.

— Вот они все — и граф, и ярл. Убить их сейчас, и враг останется без головы.

Цедраг согласно хмыкнул несбыточному желанию.

— Да, неплохо бы… Деян, смог бы отсюда пристрелить ублюдков?

Тот прищурился, примерился, машинально погладил оперения в колчане.

— Вот если бы княжич чуть влево отошёл — думаю, да. А так…

— Эх, жаль. Могли бы закончить прямо здесь.

— Бруно ещё останется, — напомнил Дражко.

— Кстати, видно его?

— Нет. Прячется. И мне это очень не нравится.

— Согласен… О, гляди! Возвращаются.

Переговоры закончились. По лицу Ариберта угадывалось, что не слишком хорошо, а вот Збигнев выглядел довольным.

— Как прошло? — Дражко направил коня рядом с княжичем, но тот не желал говорить:

— Чтоб их Мара прибрала!

━─━────༺༻────━─━

Время тянули хорошо, но на обсуждение условий Дражко почему-то не позвали. Мол, присмотреть, чтобы никто на стены не полез раньше времени. Да Бруно, глядишь, объявится.

Но пока никаких движений в стане врага не наблюдалось. Обустраивались, валили частокол, рушили ближайшие дома. Войска не стали объединяться и образовали два лагеря: даны неподалёку от берега, саксы на холме перед воротами. Дражко ухмыльнулся.

— Они будут наступать друг другу на пятки и мешаться.

— Или Людольф пустит данов вперёд, а сам подтянется к делёжке.

— Ничего. Стали не жалко — всем хватит! — сверкнул зубами Деян.

Из терема вышел Пяст. Несколько человек по его приказу отправились в город, на площадь.

— Готовят столы для торгов, — догадался Дражко. — Будут о дани спорить.

И правда. Скоро начали сколачивать столы и навесы.

— Я вот только одного не пойму, — поделился Цедраг. — Нам нужно время выиграть, чтобы Мстивой подошёл. А они-то чего ждут? Я бы на их месте сходу, да в бой, пока запал не остыл.

— Может, боятся? — Деян всем видом показывал, как жаждет битвы.

Руяне с нетерпением ждали, когда время разговоров наконец закончится, и мечи, топоры и копья запоют вновь.

— Или Бруно не просто так скрывается.

Чутьё подсказывало Дражко опасность. Что-то во всей этой ситуации было неладно.

━─━────༺༻────━─━

Споры шли громко, бодро. У довольно долго — Стиг выпил бочку пива и съел десять перепёлок, близился закат, а соглашения так и не достигли. Дражко наблюдал за ними со стен, выискивая признаки подлога. Но с востока до сих пор никто не явился.

Из терема выбежала лекарка и направилась прямиком к нему с сияющим лицом.

— Очнулся мальчишка! Вас зовёт, воевода!

— Живко! — воскликнул Цедраг. — Ай, да малец!

— Как он? — спросил Дражко на ходу.

— Ничего, ничего. Полежит пару седмиц, а потом скакать будет пуще прежнего.

— Ха-ха, это уж точно! Ещё придётся силком в постель загонять! — Деян вырвался вперёд, опустив всякий порядок старшинства.

В помещении, отведённым для раненых, пахло кровью, травами, смрадом. Было душно, несмотря на открытые окна, то и дело слышались стоны или лихорадочный бред.

Живко попытался привстать, завидев посетителей, но рухнул обратно от боли.

— Лежи спокойно, боец! — нарочито строго приказал Дражко. — Скоро на Руян отправимся, ты мне в море здоровый нужен.

Слова заставили мордашку залиться радостью.

— Мы победили?

Наивный детский вопрос кольнул в сердце. Не надо ему знать, чего стоила победа в той рубке.

— Конечно. Збигнев про тебя рассказал — если бы не ты, то… В общем, долю получишь, как полноценный гридень, Живко. Заслужил.

— Правда?! Спасибо, воевода! — казалось, мордашка вот-вот разорвётся от широкой лыбы.

— Тебе спасибо. Такого кормчего нам сохранил… Что-то не так?

Живко принялся хлопать по бокам, радость мигом исказилась в испуге.

— Нож! Где мой нож? Был же на поясе!

— Успокойся, тише, — засмеялся Цедраг. — Всё с твоим ножом в порядке. На ноги встанешь — вернём.

Мальчишка выдохнул, снова заулыбался. Глаза бегали от одного к другому, будто не веря, что за него тревожится столько людей.

— Глаз у тебя зоркий, Живко. Не хотел бы стрельбе обучиться? — Деян похлопал по колчану.

— Хочу! Очень хочу! — без тени сомнений заявил тот.

— Эй, пусть сначала меч и щит держать научится! — возразил Цедраг.

Завязалась перепалка, от которой хотелось только смеяться, но лекарка быстро прервала её, пригрозив выгнать всю братию взашей. Однако это не пришлось делать — в дверях показался Сбыслав.

— Господарь! Вас Княжич зовёт!

Глава 15. Конец переговоров

Переговоры громыхали смехом, руганью, спорами, пахли хмелем и весельем, будто не враги встретились, а старые друзья.

Что, отчасти, было правдой. Збигнев однажды ходил вместе с данскими викингами грабить селения Британии, огромного острова на западе. Стиг тогда был среди прочих находников с единственным драккаром, и бравые предводители даже стояли в одном строю, о чём, прежде всего, и вспомнили.

Людольф в такие моменты старался помалкивать, тем более что безбожники ничуть не стеснялись хвалиться бесчинствами в монастырях. К тому же, всплывали некоторые подробности обратного пути, на котором пострадали и подданные Франкии.

Но когда дело наконец дошло до событий недавних…

— Ваш этот Дражко — смелый муж! — без всякого лукавства заявил Стиг Ларссон. — Жаль, не догнал я его в тот день. Глядишь, сгинул бы смертью воина, в объятиях Ньёрда.

— Теслав был не прочь оказать тебе подобную честь. Но ты и сам быстро улепётывал, — Збигнев ухмыльнулся, вытирая влажные от мёда усы.

Колкость не пришлась по душе конунгу, но мимолётный порыв завязать перебранку заглушил граф:

— Раз уж вы закончили вспоминать подвиги минувших лет и добрались до дел насущных, предлагаю перейти к обсуждению контрибуции.

Праздность улетучилась. Збигнев и Ариберт принялись нещадно сбивать цену откупа, Людольф и Стиг — столь же нещадно задирать стоимость отхода. Граф настаивал на крещении и заложниках, конунг требовал компенсировать потерянные корабли и послабления для своих торговцев.

С каждого сошло по десять потов, пока достигли единого мнения по денежным вопросам. Стиг даже успел протрезветь и напиться снова, Ариберт уже не чувствовал собственный зад несмотря на богатый опыт конных путешествий, Людольф раз пятнадцать отлучался по нужде, а Збигнев в азарте едва не вырвал клок из слипшихся усов.

— Остался последний вопрос, — с некоторым торжеством объявил Людольф.

Ариберт мигом помрачнел. Признаться, он и позабыл о самом важном условии.

— Так уж и быть, мы не станем требовать всей шайки разбойников. Только их предводителя — Траско*, сына Буревоя Рюгенского.

(*Траско — одна из форм имени Дражко, которая встречается в документах. Полагаю, эта форма ближе к саксонскому языку)

— Думаете, его дружина будет молча смотреть, как уводят их воеводу?

— Уж надеюсь, не будет! — кровожадно оскалился Стиг.

Даже мысль о предательстве отвращала. Ариберт выпятил грудь, зыркнул грозно, заявил:

— Дражко — мой названый брат!

— Из-за которого погибло множество твоих людей, — парировал Людольф, после чего выдержал небольшую паузу, меря княжича взглядом. — Но есть и другой путь.

— Другой путь? — Збигнев с прищуром следил за графом.

Речи умудрённого годами мужа напоминали яд, но выдержки ему было не занимать. Людольф улыбнулся по-лисьи, сверкнул коварным взглядом и продолжил:

— Наш Господь милостивый. Если Дражко со своими рюгинами покаются и примут крещение…

— Скорее море разверзнется! — не выдержал Ариберт.

— Для Господа нет ничего невозможного, — пожал плечами граф.

— Ну? Каков ваш ответ?! — Стигу явно уже надоело болтать.

Ариберт, стиснув зубы, процедил:

— Збигнев…

— Княжич, — примирительным тоном молвил жупан. — Надо.

Ариберт тяжело вздохнул, сжал кулаки, зло взглянув на ублюдков. И решил:

— Пусть он сам выберет. Захочет креститься — будет так. Ежели нет…

Княжич не договорил. Махнул Сбыславу, чтобы тот позвал Дражко.

━─━────༺༻────━─━

Вечерняя прохлада приятно ласкала лицо. Жеребец ладно вёл по неровной тропе извилистой улицы, а солнце заставляло щуриться. Предчувствие не покидало нутро.

У площади стариградская малая дружина расступилась перед ним, пропуская к навесам, где сидели предводители. Почему-то это польстило Дражко.

— Только ты, — предупредил Сбыслав.

Дражко кивнул Цедрагу, чтобы тот остался рядом со стариградцами. Нехотя пришлось подчиниться.

— Будь осторожен, — кинул он напоследок.

Стиг Ларссон с интересом рассматривал молодого воина, с дерзким видом приближающегося к навесу. Людольф хмуро поджал губы.

Спрыгнув с седла, Дражко пустил брызги грязи, ухмыльнулся, твёрдой походкой, какой отец шагал навстречу врагу, подошёл к столу и, не дождавшись приглашения, сел рядом с Арибертом.

— Звал, брат?

Стиг обнажил зубы и сказал вместо княжича:

— Наконец я тебя догнал, мальчишка!

Дражко ответил оскалом не хуже:

— Неужто набрался смелости для равной встречи?

Конунг разразился хохотом, схватил кувшин с пивом наполнил две кружки, пролив мимо целую лужу.

— Выпьем, сын Буревоя! Вижу, ты много набрался у своего отца.

Отказываться не было причин, и скоро пиво полилось из кувшина вновь.

— Я его превзойду! — без тени сомнения заявил Дражко.

— Это будет непросто, — Стиг погладил бороду, погрузившись в воспоминания. Кажется, вновь проснулся интерес к разговорам. — Он тебе рассказывал, что мы с ним сражались друг против друга?

Дражко кивнул.

━─━────༺༻────━─━

То была великая битва. Вислав, руянский князь, вёл десятки кораблей на данов в очередной войне, кои постоянно вспыхивали год от года. Под началом Буревоя числилось две ладьи, крепкая сотня дружинников с окрестностей Ругарда*.

(*Ругард — поселение в центре острова Рюген. Возможно, исполняющее роль столицы)

Завязалась морская битва. Стрелы и сулицы затмевали небо, отважные мужи гибли от ран и тонули под тяжестью кольчуги, корабли в какой-то момент так тесно прижались друг к другу, что напоминали деревянный остров и лесом из мачт.

Вдруг море забурлило, поднялись волны, и остров, на котором уже текли реки крови, разбило на части. Буревой с дружиной остался один на один с хирдом ярла Ларса Трюггвасона, отца Стига. Стиг тоже был там. Стоял в стене щитов на борту пляшущего от качки драккара.

Схватка выдалась жестокой и кровавой. Многие воины погибли, но большинство — даны. Энгуль Краснобородый именно в тот день потерял конечности.

Руяне почти загнали врага в угол, но боги вмешались, и море унесло драккар Ларса прочь.

━─━────༺༻────━─━

Подвиги отца Дражко знал наизусть. Подвиги брата — тоже. Вот настало время и самому дать повод сказителям составлять новые песни.

— Ньёрд в тот день спас наши шкуры, врать не буду. — Стиг сбросил задорную мину, дружелюбность, если оная и была на его лице, исчезла без следа.

Хмель — тоже.

— Да. В тот день ваши жизни спасли лишь боги, — с удовольствием подтвердил Дражко. — А Краснобородый прожил достаточно долго, чтобы принять смерть от моей руки.

Упоминание старого вояки заставило Стига исказиться в ярости.

— Я мечтаю отплатить Буревою, малец! — конунг вскочил, опрокинув кувшин. — Но могу начать и с его недоросля, раз уж норны сплели наши судьбы.

— Успокойся, Стиг! — поспешил Людольф. — Мы условились — он должен сам решить!

— Что решить? — Дражко спросил не графа — Ариберта.

Княжич держал руку на изголовье меча, ожидая только единственного движения со стороны конунга, чтобы обнажить клинок. Но тот не дал повода.

— Они хотят крестить тебя и твою дружину… — На такое даже не нашлось ответа. Дражко с непритворным удивлением раскрыл глаза, уставившись на побратима. — Либо требуют твою голову.

Стиг хлопнул по столу, с вызовом глядя на Дражко.

— Ну, сын Буревоя, решай! И прошу — выбери смерть! Я прослежу, чтобы клинок пронзил твою глотку!

Ариберт с волнением ждал реакции друга и, честно говоря, сам не знал, чего опасался больше. Прими Дражко предложение креститься — ложно, чтобы потянуть ещё больше времени и подыграть Людольфу, битву можно было бы отложить ещё на сутки, но разве откажется он от шанса сразиться с конунгом Стигом?

Сам Дражко испепелял наглецов взглядом. Креститься! Да как они только посмели предложить подобное!

Воевода вскочил, склонился к щербатому лицу дана.

— Я с радостью закончу то, что отец не успел. И на сей раз Нрёрд тебя не спасёт.

— Дражко, — княжич хотел было его успокоить, но Збигнев остановил.

— Ха-ха, вот и славно! Не будем ждать — начнём сейчас же! Уберите эту чёртову рухлядь!

Под недовольную мину Людольфа площадь принялись расчищать для поединка. Граф не собирался устраивать представление, хотел спровоцировать стариградцев, но конунг, проклятый язычник, порушил все планы.

Что ж, может оно и к лучшему — пусть выиграет ещё немного времени, пока развлекается с дерзким мальчишкой.

Однако со стороны данов вышел не сам Стиг, а крепкий рыжебородый воин, чьё лицо показалось знакомым.

— Ты боишься сражаться собственными руками?! — с досады выпалил Дражко.

Надежда одолеть целого конунга угасла, оставив после себя обиду.

В ответ полетели смешки. Предводитель сотен викингов не станет биться со вчерашним отроком, даже из прославленного рода. Как бы этого не хотелось.

Рыжий викинг с горящими глазами подошёл ближе, и теперь стало понятно, почему лицо показалось знакомым.

— Так это ты убил моего дядю, венд? — слова изверглись из пасти раскалённой сталью, меч сверкнул, выскользая из ножен.

— Я.

Топор прильнул к ладони, словно продолжение руки. Будь на месте Рыжего конунг Стиг, Дражко попросил бы у Ариберта меч, но теперь должен управиться и так.

Глазами он искал Сину — вот с кем бы сразился с великим удовольствием! Этот противник, наверное, был желаннее любого конунга. Но наёмник сейчас прятался где-то вместе с Бруно.

Воины били оголовьями клинков по щитам в поддержку своего бойца, кричали, поносили вражеского поединщика. Из бойниц с интересом выглядывали стражники на стенах.

«Нехорошо», — отметил про себя Цедраг. Но за воеводу он сейчас беспокоился больше.

В груди Дражко пылало предвкушение. Это не битва строй на строй, где каждый в ответе за соседа, а победа и поражение делятся на всех.

Но сейчас, в схватке один на один, никто не украдёт его славу.

Горечь после поединка с Синой погнала Дражко вперёд. Племянник Энгуля, имени которого даже спрашивать не хотелось, сначала опешил, но затем с радостью ворвался в обмен ударами.

Меч бился по щиту, топор вгрызался в доски, вырывая щепы, земля клочьями летела из-под ног.

Рыжий был крупнее, тяжелее и скоро начал теснить жёстким клином.

Дражко сделал выпад, ещё один — оба были отбиты встречными рывками. И вот на третий Дражко нырнул в сторону, развернулся, оказался сбоку и замахнулся в голову.

Противник успел среагировать, убрал лицо с линии, но лезвие звонко скользнуло по шлему.

Рыжий пошатнулся, ноги спутались, подсечка сбила его на землю под торжествующие восклики стариградцев и доносящиеся из крепости крики руян.

Меч викинга выглядел просто, но добротно. Вряд ли выкован франкскими мастерами — скорее данскими подражателями, но руку приложил хороший кузнец.

Последний удар отделял Дражко от владения этим замечательным оружием, но упоение близкой победой разрезал свист стрел.

Восклики обрывались удивлёнными хрипами, а крики, как оказалось, пытались предупредить об опасности — Бруно стремительным налётом всадников начал битву, которую все так ждали.

Стариградская дружина понесла Збигнева и Ариберта в крепость, прорываясь к мосту, пока отряд во главе Сины не успел перерезать путь.

Цедраг же бросился на помощь. Саксы и даны ринулись в атаку, вот-вот настигнут Дражко. Он завернул коня, закрывая воеводу от летевший сулицы. Та угодила в круп, едва не пронзив ногу, так что пришлось прыгать с седла.

— Зачем?.. — попытался укорить его Дражко, но вторая сулица заставила прерваться.

— Живее! Бегом! — Цедраг срубил древко, застрявшее в щите.

Но было уже поздно. Всадники добрались до площади, преградив отход, с другой стороны в нескольких шагах топтали грязь даны и саксы.

— Кого я вижу! — раздался знакомый до скрежета в висках голос.

— Сина, — процедил Дражко.

— Он самый.

Проклятый сакс явно наслаждался ситуацией, глядя как загнанные в ловушку противники тщетно отбиваются от нападок, хватаются за копья и пытаются вытащить обидчиков из строя.

— Хватит. Надоело, — вскоре заявил он и вдарил по бокам лошади.

Тяжёлая грудь боевого скакуна тараном сбила обоих руян, отдав их в руки взбудораженным воинам.

— Взять их живыми! — вмешался Людольф.

— Ты же хотел убить мальчишку, — удивился Стиг.

Рыжебородый племянник Энгуля не сразу понял, что произошло и кому он обязан собственной жизнью. А когда понял, со стыда начал требовать ещё одной схватки, но был осажен хольдами* конунга.

(*Хольд — воин высокого ранга, один из ближайшей дружины вождя)

Дражко и Цедрага, не оклемашихся после столкновения со всадниками, повязали и потащили в лагерь.

Со стороны крепости донёсся грохот закрывающихся ворот, крики и ржание лошадей.

— Не успели, — цокнул Сина, оглянувшись.

Бруно отвёл войско от стен. На дороге лежали тела убитых стариградцев и саксов. Несколько лошадей валялись рядом со своими ездоками, одна ещё шевелилась, но шальная стрела угодила в ухо, закончив страдания бедного животного.

Граф раздражённо смотрел на ощетинившиеся бойницы крепости — вся дружина готовилась встретить врага.

План не удался. Бруно должен был прорваться через ворота, чтобы остальное войско хлынуло внутрь, или перехватить Збигнева или Ариберта, но вместо них к столбам волокли чёртового рюгенца.

Стиг Ларссон поравнялся с Людольфом.

— Не ты ли настаивал, чтобы выродка прирезали?

— А теперь настаиваю, чтобы он жил. — Граф развернулся и направился в лагерь, бросив напоследок: — В следующий раз выбирай бойца надёжнее!

Стиг проводил его взглядом, с презрением посмотрел на Рыдего и повернулся в сторону крепости, где обозлённые стариградцы звали их в гости, суля самый тёплый приём.

Битва обещала быть тяжёлой.

━─━────༺༻────━─━

Сквозь помутнённый рассудок пробивались раздражающие голоса саксов. Руки и ноги были связаны, голова трещала, на лопнувшей губе засохла кровь. Но перед тем как потерять сознание, Дражко думал, что смерть неминуема, поэтому всё не так плохо.

— Батька… — болезненный хрип Цедрага за спиной заставил забеспокоиться.

— Ты как?

Ответом сначала послужил стон. Слова явно выходили через боль.

— Знатно меня приложили… Кгха! — скрипучий кашель заставил прерваться. — Но ничего. Сдюжил.

Уже была ночь. Вокруг горели костры, расползался неразборчивый гомон разговоров, во всю шла подготовка к нападению: собирали пучки стрел, из поваленного дерева строгали таран, колотили тяжёлые осадные щиты, а воины наполняли животы как в последний раз.

Один из стражников, увидев, что пленные очнулись, побежал к главному шатру, а другой подошёл ближе и опустился рядом. Разглядеть лицо в темноте непросто, но Дражко догадался, кто это был.

— Меня зовут Оли. Оли Торвисон.

— Разве я спрашивал? — Дражко ответил на славянском, не заботясь о том, поняли его или нет.

Похоже, Оли понял. Лохматая рыжая борода зашевелилась, будто полчище мелких змей, вырвалось неразборчивое, вряд ли доброе слово.

— Расскажи, как умер Энгуль. Мальчишка был так напуган, что ничего вразумительного сказать не смог.

«Значит, брат Инги выжил», — пронеслось в голове.

— С чего ты решил, что я расскажу? Или не совру?

Снова с губ сорвалось длинное беззвучное ругательство, но Оли изо всех сил сдерживался.

— Я здесь от конунга Стига. Лишать тебя жизни он поручил мне. А я могу это сделать быстро, без боли, или доставить страшные долгие мучения.

Захотелось рассмеяться в лицо, но голова до сих пор отзывалась резью на каждое движение.

— Хочешь меня купить смертью? Тогда ты ещё глупее, чем я думал.

Оли будто желал услышать такой ответ. Он поднялся, обошёл столб, перехватил копьё и ткнул тупым концом в грудь Цедрага, что тот еле сдержался от крика.

— Тебя приказано не трогать. Но этот кусок дерьма никому не нужен.

Новый тычок заставил взвыть сквозь зубы. Дражко попытался вырваться, но тщетно — связали хорошо.

— Ну?

— Он сражался, как настоящий воин даже без руки и ноги и остался непобеждённым, окружённый врагами! Я дал ему топор и отправил к праотцам, но ты, отродье, не встретишься с ним в Чертоге! Нет, я убью тебя не как воина, а как жалкую крысу! Ты уже мёртв, Оли, сын Торви. Запомни это! Твоя жизнь принадлежит мне!

Дражко с яростью выпалил проклятия, не заметив, как к ним подошли люди.

— Что здесь творится? — Бруно не дал древку в третий раз потревожить Цедрага.

— Ничего, — без всякого почтения выплюнул Оли. — Просто болтали.

Он нарочито пренебрежительно отошёл в сторону, пропуская виконта, но встал неподалёку, рядом с другими данами, посланными Стигом для охраны.

— Поднимите его. И развяжите.

Двое саксов поспешили исполнить указ.

Дражко выпятил грудь, стараясь смотреть свысока, несмотря на немалую разницу в росте.

— Итак, Траско из Рюгена, — Бруно заговорил по-славянски. — Выродок, едва не убивший моего отца.

— Извини. В прошлый раз не завершил дело до конца.

Ухмылку удержать не удалось — перед глазами всплыло потрясённое лицо Людольфа.

По короткому кивку виконта два сакса размашистыми ударами заставили Дражко скрючиться, позабыв о головной боли.

Даны попытались было возразить, — Стиг наверняка не желал, чтобы с пленником разобрались саксы, — но путь им преградили наёмники Сины, который держался неподалёку.

— Что ж, — Бруно подождал, пока Дражко переводил дыхание. — Варвары всегда говорят быстрее, чем думают. А на твоём месте я бы выслушал. Или не желаешь сохранить собственную жизнь?

Глава 16. Битва началась

Оли отправил одного из людей за Стигом, пока Бруно «знакомился» с Дражко. Вместе с виконтом пришла личная дружина — вооружённые до зубов родовые воины, оттеснившие данов в сторону.

Было забавно наблюдать, как враги еле держатся, чтобы не накинуться друг на друга. Даже прельщало, что отчасти их объединил именно он — Дражко.

В ночи, освещённые кострами за спиной, напротив него стояли те, кто с радостью вгонит ему клинок под ребро. Но никакого страха не было. Гордость — или скорее гордыня, — держала подбородок высоко, а взгляд — дерзко, даже надменно. Несмотря на грязную рубаху и порты на босу ногу, он вёл себя не хуже князя, чем явно злил окружающих. Кроме Сины — этот лишь скалился.

— Торговаться не будем, — твёрдо заявил Бруно. — Либо ты убеждаешь своих людей открыть ворота крепости, либо я сам заставлю их выйти.

— И как же? — с вызовом воскликнул Дражко. Хотя ответ он уже предлагал.

— Думаю, они не смогут прятаться за стенами, когда с тебя и с твоего прихвостня лоскутами сдерут кожу прямо на их глазах. Или начнут отрубать палец за пальцем, косточку за косточкой, пока от целого человека останется лишь огрызок… И проверь, Вельф — настоящий мастер. Он сделает так, чтобы вы были в сознании каждый чёртов миг этих чудовищных страданий.

Упомянутый Вельф хищно оглядывал будущих жертв, всем своим видом моля, чтобы они отказались сотрудничать. Однако Оли утверждал, что убийство поручили ему. Неужели враги не могли договориться даже об этом?

Дражко же задумался. Серьёзно задумался, ведь от его решения зависела жизнь Цедрага. Да и уверенности, что дружина не рванёт в отчаянную вылазку, совершенно не было.

Но вместо него высказался Цедраг:

— Скорее в Ирий начнут пускать такое отродье, как вы, чем батька предаст свою дружину!

За что поплатился размашистым ударом грязного ботинка по лицу.

Дражко бросился на обидчика, дородного копейщика с торчащим из-под рассечённой губы зубом, даже успел сунуть кулак в бороду, но наёмники быстро скрутили его и с заметным рвением принялись избивать, пока их не остановило громогласное:

— Брысь от него, собачье отродье!

Хирд данов со Стигом во главе вынырнул из темноты, заставив саксов насторожиться. Сина схватился за меч, но с невозмутимым видом Бруно поднял руку, приказывая остановиться.

— Хватит, парни, — кивнул Сина. — Не будем усложнять Вельфу работу.

Стиг подошёл к Бруно и вёл себя, как Дражко минутами ранее: на голову ниже, но раза в два шире, — особенно в кольчуге и лисьих шкурах, — он грозно уставился на виконта, сводя на нет разницу в росте.

— Этого сраного венда убьёт мой человек!

— У отца на него другие планы, — издевательски спокойно ответил Бруно.

— Плевать мне, какие у него планы!

— Вам уже позволили лишить гадёныша жизни. Напомнить, чем закончилось?

Стиг оглянулся на сгорбившегося Оли.

— Катись в Хель, мальчишка! Я буду говорить только с Людольфом!

Сина снова навострился, ожидая услышать отказ и готовясь защитить слово господина, но Бруно, неожиданно даже для данов, только и желающих начать драку, согласился:

— В таком случае, не будем стоять в грязи, конунг. Отец как раз хотел с вами обсудить важные вопросы.

Обескураженный Стиг мотнул головой и направился к шатру, прежде рявкнув, чтобы Оли никого более не подпускал к пленным.

Сина тоже не стал задерживаться:

— Пошли отсюда, парни. Жаркое стынет.

— Это хрючево я бы так не называл. — Дородный копейщик сплюнул кровавый сгусток рядом с Дражко и переступил через него.

— Лучше, чем ничего. Я сейчас готов что угодно сожрать.

Наёмники Сины ушли, оставив пленников в тишине. Оли опустился на колено, чтобы завязать узлы.

Закапал дождь, вода приятно охлаждала ссадины, а стражники с недовольным бормотанием спрятались под навесами, подальше от столба. Оли успел связать только ноги, торопливо потянулся за запястьем…

И вдруг кряхнул, замерев как был.

— Эй, ты там скоро?! — позвал один из данов.

Саксы пустили между собой шутку, которую не удалось различить из-за шума.

— Эй, чего молчишь? — уже с некоторым беспокойством повторил другой дан.

Но Оли не мог ответить. Сложно говорить с клинком в кадыке.

— Я же сказал: твоя жизнь принадлежит мне, — прошипел Дражко, проворачивая нож и не позволяя схватиться за оружие. — Отправляйся в Хель!

Когда он разрезал верёвки на лодыжках, Оли рухнул, а стражники вскочили, осознав, что произошло.

— Держи гада!

Дражко перехватил копьё, метнул в ближайший силуэт, вытащил меч из ножен Оли и освободил руки Цедрага. Ноги не успел — пришлось отбиваться от дана с топором.

Меч оказался несбалансированным, клинок перевешивал рукоять, но это позволило разрубить ключицу даже через толстую дубленую куртку.

Дан взвыл, в лагере началась суета. Из шатров и палаток повыскакивали люди, Стиг с оружием наголо распахнул полог.

Дражко тем временем расправлялся со следующим противником, скорее всего саксом. Но не успел — сбоку навалились другие, поэтому пришлось отступить.

Цедраг развязался, поднял топор и встал рядом, почти случайно отвёл копьё, замахнулся, а затем мимо что-то просвистело, бряцнуло по шлему копейщика, и тот пошатнулся, подставив шею под удар.

Следующих двоих снесло сулицами. Дражко расправился с последним стражником и наконец увидел спасителей.

— Удо! — Даже в скудном свете узнать его не составило труда.

— Целы?! — Здоровяк вытащил сулицу, оглянулся.

С разных сторон подтягивались враги. Нужно было спешить, о чём напомнили из темноты:

— Быстрее, уходим!

Значит, Сбыслав тоже здесь. И остальные, посланные отвлечь всадников Людольфа. Несмотря на опасное положение, в груди полегчало.

Когда стало ясно, что все стражники перебиты, полетели стрелы. Дражко и Цедраг, прикрываясь щитами, рванули прочь. Удо снова метнул сулицу и последовал за ними.

Сквозь лагерь пробирались не таясь, петляя по узким проходам, рубя попавшихся саксов и отстреливаясь от людей Сины, которые первее всех пустился в погоню.

— К опушке! — Сбыслав указал в сторону леса, откуда донеслось ржание и топот копыт. — Они уже идут.

— Кто — они? — удивился Дражко.

Все посланные с Большаком, сейчас находились неподалёку. Сам землепашец с большим рвением орудовал тяжёлым лесничим топором, наводя ужас на всех, кто оказывался рядом. Даже на своих.

У границы лагеря показались всадники. Сначала Дражко насторожился, но затем понял, что это их спасители примчались на выручку.

— Прыгай! — крикнул один из них, ведущий за поводья вторую лошадь.

Дражко закинул за спину щит, почувствовал, как в него втыкается стрела, и, оказавшись в седле, вдарил по бокам.

Сперва хотели направиться в крепость, но наперерез выскочил отряд Сины.

— Прове, порази их молнией! — воскликнул Сбыслав, но бог грозы не ответил на просьбу.

— Значит, понадеемся на Лешего? — Большак не решился указывать, но говорил верно.

— В лес! — скомандовал Дражко.

Деревья снова укрыли их от опасности.

━─━────༺༻────━─━

Свежий ночной воздух царапал горло из-за частого тяжёлого дыхания. Лошади нервничали, били копытами землю. Из-за туч показалась Луна, наконец удалось рассмотреть лица незнакомцев: бородатые, грубые, чем-то похожие на Большака, только меньше размером.

— Кажется, оторвались.

Удо прислушался. Признаков преследования не было.

— Живы! — Дражко дал волю чувствам, крепко обнял друга, свесившись с седла.

— Живы, живы. А вот вы с Цедрагом едва не отправились в Ирий.

Незнакомцы спешились, собрались вокруг Большака, будто сторонясь руян.

— Кто такие? — Дражко кивнул на них.

— Смерды с окрестных сёл, — пояснил Сбыслав.

— Нас поджали, — продолжил Удо. — Мы саксов увели, но те оказались шустрее, чем думали. Нагнали, пришлось с тропы сойти, а там уж завязались… Думал — всё. Тут и полягу.

— И вдруг — стрелы! Праща! Свист! — подхватил Сбыслав. — Девятко, вон, чуть не попал под копьё, но сакса повело от камня по башке.

Вместе с Удо отправились Девятко и Молчан, его дальние родственники. Хотя внешне между ними не было ничего схожего.

Селяне, живущие близ границы, хорошо управлялись с оружием, умели устраивать засады и ловушки, многие метко стреляли из лука и пращи. Когда нагрянули саксы, люди попрятались в знакомых рощах, иногда совершали вылазки, чтобы проверить, не ушла ли беда. Ну, и старались расправиться с чужаками, если они встречались.

Руян, кстати, тоже едва не порешили. Спасло то, что один из них и вправду приходился Большаку братом по двоюродной тётке, а потому узнал родственника по голосу и громадному силуэту. Других опознали по говору. Повезло, ведь под началом Людольфа были не только саксы.

— Господарь! — Большак подбежал с запыхавшимся довольным лицом.

— Я обязан тебе жизнью. Мы обязаны. Такой долг будет непросто отплатить.

Здоровяк залился румянцем, засмущался, словно захваленный ребёнок.

— Полно тебе, жупан. Ежели б не вы, я б так и сгинул за привязи.

Это было неважным. Спасение воеводы стоило намного больше жизни смерда. Жаль, одарить пока нечем, но,когда доберутся до крепости и прогонят врага, награда не заставит себя ждать. Однако до этого придётся хорошенько потрудиться.

— Зови своих молодцев, — он похлопал Большака по плечу, скосив взгляд на окровавленное топорище. — Будем думать, как дальше бить гадов.

Теперь в распоряжении Дражко находилось восемнадцать человек, шесть из которых, не считая самого воеводы, могли потягаться с лучшими воинами и данов, и саксов, а двенадцать могли сделать так, чтобы ублюдки сгинули в лесу бесследно.

К тому же, доспехи и оружие саксонских всадников неплохо смотрелись на землепашцах вагров.

Большака, впрочем, можно было отнести и к тем, и к тем. Мысль позвать его в дружину крепко засела в голове. Глядишь, Удо не придётся сдерживаться на скамье, чтобы ладью не повело в бок.

Обсуждение выдалось недолгим, но бурным. Сбыслав ожидаемо предложил двигаться в крепость, ведь там скоро потребуется каждое копьё; Удо предлагал остаться в лесу и ударить в тыла, когда начнётся штурм — даже небольшой отряд способен навести шороха; Большак эту идею поддержал — за стенами он убивал хуже, чем среди зарослей и оврагов; Девятко порывался прямо сейчас вернуться и погулять по лагерю данов — мол, вряд ли кто ожидает подобной наглости. Молчан за всё время не проронил ни слова.

Цедраг положился на решение Дражко. Он иногда морщился от боли, поэтому стоит ему держать подальше от гущи сражения. Может, пусть командует селянами?

— Ты что скажешь, Дражко? — спросил Удо, когда все изложили свои мысли, и осталось выслушать воеводу.

Собственно, решение было принято давно:

— Сейчас ложимся спать. Всем нужно отдохнуть. Большак, твои молодцы настороже по двое. Кто — сам выбирай. Сбыслав, ты за старшего первую смену. Ещё бы поесть чего…

— За это не боись, жупан! — воскликнул Большак. — Природа-матушка с пустыми животами не оставит. Пирушку ждать не стоит, но голод не страшен.

— А потом? — Девятко не терпелось снова встретиться с врагом.

— Удо прав. Нагрянем с тыла. Но нас будут ждать, поэтому придётся нелегко.

На том и порешили.

Селяне разделили съестное на всех. Костёр не разжигали, но перетерпеть ночь не составит труда, а Цедрага растёрли смесью жира и толчёных целебных трав, так что скоро ему полегчало.

Дражко внимательно осматривал меч, вытирал промасленной тканью и любовался, как волнистый рисунок стали играет на лунном свете. Балансировку скосило к острию, но это напоминало привычный руке топор. К тому же, на Руяне знакомый кузнец наверняка сможет исправить проблему.

Несмотря на тяжёлую ситуацию и ноющие рёбра, настроение поднялось. Чутьё показывало, что завтра клинок искупается во вражеской крови.

━─━────༺༻────━─━

Сина не стал преследовать их в лесу, чтобы самому не оказаться жертвой. Стиг приказал усилить дозоры, Людольф поднял резервы на патруль, а Бруно снарядил лютичей прочёсывать ближайшие рощи.

— Удрал-таки! — радостно воскликнул Ариберт, глядя на суету во вражеских лагерях.

— И шороху нагнал. Узнаю чертёнка! — Збигнев довольно покручивал усы.

Дружина во всю готовилась к защите стен. Предстояла нелёгкая работёнка. Никому отдыхать не придётся, а от волнения уже сейчас не сиделось на месте, особенно ополчению.

Из терема, шатаясь, вышел Ясон. Бедный лекарь почти не отходил от коек с ранеными с самого прибытия в Стариград, и с того дня нагрузка только росла. А когда с поля боя вернулся еле живой Теслав, бедняга вовсе истощал.

Ясон с диким наслаждением подставил измученное лицо под лучи солнца, будто впервые за долгие годы его увидел, и, обессиленный, опустился на скамью.

— Ты бы себя поберёг.

Рядом присел Деян. Сам он тоже выглядел изнурённо, но взбудоражено. За отсутствием Дражко и Удо, начальствовать руянской дружиной выбрали его. Хотя от дружины сейчас мало осталось — чуть больше десятка человек, способных сражаться.

— Скоро все отдохнём, — прохрипел Ясон. — Есть вода?

Деян протянул бурдюк.

— Пойди поспи. Поешь. Когда прогоним вражину, снова придётся поработать.

— Думаешь, прогоним?

— Разве может быть иначе?

Ясон улыбнулся, вздохнул, а затем изрёк:

— О́,ты ɣра́фи и ми́ра, ðэн гзэɣра́фи и хи́ра*.

— Чего?

— Предначертанного не изменить.

(*Что пишет судьба, не пишет рука — греч.)

Деян хмыкнул, принимая бурдюк обратно и вешая на пояс.

— Дражко говорит, боги слишком заняты, чтобы думать о нас наперёд. Поэтому всё в наших руках.

Даже сквозь усталость Ясон не сдержал хриплый глухой смех.

— Дражко, любимчик Фортуны, не верит в её благосклонность?

От этой мысли полегчало. Ясон посветлел, засиял; Деян сидел зависшей лыбой, отчего-то уверенный, что воевода принесёт победу даже в самом тяжёлом положении.

Будто в подтверждение благосклонности Фортуны, мимо ковылял излишне бойкий мальчишка.

— Живко! — окликнул его Деян. — Ты чего, дурень, с постели вскочил?!

— Я помогать буду! — не терпящим возражений тоном заявил тот.

— Тебе самому помощь надобна! Лечись — сказано же!

— Зачем лечиться, если враг за стены прорвётся?! — Живко не унимался даже когда его насильно тянули обратно. Отбивался, вырывался, будто нет никаких ушибов, а сам он пылал здоровьем.

— Ага, вот только увидят тебя, Живко Грозного, так сразу все обделаются от страха! Саксы удерут, сверкая пятками, а даны попрыгают на свои корыта и скроются за горизонтом!

Пока Деян тащил мальчишку, проходящие мимо люди оглядывались, посмеивались, отвлекались от мрачных мыслей. Солнышко светило, лёгкий ветер обдувал утруженные лица. Если не смотреть за стены, где копошились Людольфовы и Стиговы приспешники, можно было забыть, что скоро грянет битва.

Но ничего не длится вечно.

— Идут! Идут! Все по местам!

Збигнев задул в рог, созывая к бойницам.

━─━────༺༻────━─━

— Началось.

От предвкушения кровь закипала. Меч приятно тянул пояс, кольчуга саксонского всадника с дырой в боку сидела не так удобно, как утерянная, но это лучше, чем кидаться в бой в одной рубахе.

Дражко погладил пятнистую кобылу, выбранную за крутой норов, как он и любил. И как всегда, дикий недружелюбный зверь под ним становился мирным и ласковым.

— Выдвигаемся? — Удо всем своим видом выказывал спокойствие, уверенность. Чем подбадривал остальных.

Но за спокойствием скрывалось нетерпеливость.

— Рано.

Полезли с двух сторон. Даны держались ближе к реке, саксы ринулись к воротам. Через ров под градом стрел перекидывали помосты; оставляя за собой трупы, несли лестницы; тяжёлые осадные щиты шаг за шагом подбирались к стенам, а укрытые за ними лучники всё точнее били в ответ.

Хотелось кинуться на врага прямо сейчас. Руяне едва сдерживались, казалось, даже лошади только и ждали, чтобы пуститься в галоп.

Лестницы ударились о стены, таранное бревно врезалось в ворота. Стариградцы отчаянно сражались, метали копья, стрелы, камни, лили кипяток на головы лезущих наверх.

Ров залило кровью.

— Глянь! — воскликнул Сбыслав.

Даны спустили на воду два драккара и погребли в обход, чтобы отвлечь защитников.

Крики раненых, предсмертные вопли, лязг металла перемешались в хаосе человеческой жестокости, ненависти. Каждая секунда сейчас могла стать решающим, любое действие — сломить ход бит

вы.

И наконец Дражко поднял меч над головой.

— За мной!

Кобыла сорвалась с места, едва пятки коснулись боков. Настало время наказать неприятеля.

Глава 17. Медвежий оскал

Воздух наполнили смрад крови, крики, стоны раненых. Повсюду свистели стрелы, ворота дребезжали под отмеренный ритм голосов.

Створки подпирали брёвнами, толкали в обратную сторону, пока у бойниц без устали сражались с лезущими на стены смельчаками.

Мечи, топоры, копья, булавы, мотыги рубили, кололи, вспарывали животы, добавляя к смраду вонь испражнений.

На земле лежали убитые. Среди них — женщина, нёсшая лучникам связку стрел, который подхватил сбежавший из лекарской хижины Живко.

Смерть преследовала его по пятам, но каждый раз промахивались, втыкая оперенные древки во влажную землю на пару мгновений позже.

Так, и не заметив, как близка была опасность, он добрался до руян, которые отстреливали саксов с тараном.

— Живко! — с удивлённым возмущением воскликнул Деян.

Но разбираться было некогда, поэтому он выхватил связку и тут же выбил с моста двух человек, открыв брешь в щитах. Другие стрелки уловили момент и расстреляли ещё нескольких саксов, сорвав таранный удар.

— Вот так, паскуды! — воскликнул Векша, метнув сулицу в командира саксов, чем окончательно отвёл опасность от ворот на ближайшее время.

Ответ не заставил себя ждать — снизу полетело всё: стрелы, дротики, камни, проклятия. Руянам пришлось укрыться, но другие защитники смогли вздохнуть полегче.

— Беги в терем, дурак! — Деян накрывал мальчишку, пока напор саксов не утих.

— Наших теснят! — не обращая внимания на его слова, Живко указал на участок стены, где бились с данами гридни Збигнева.

И рванул вдоль частокола под ругань, прерванную новым налётом.

Смерть снова гналась за ним клинками лезущих в бойницы врагов, стрелами, пролетающими на расстоянии в пару вершков, срезая одинокие волоски с затылка. Но Марена вновь не получила мальчишку в свои холодные объятия.

Збигнев с полусотней удерживал широкий участок стены от настырных данов, которые лезли и лезли, несмотря на окровавленные брёвна, ошмётки мозгов и растущую гору трупов под стенами.

Однако защитники несли потери. Стрелы поразили воина у бойницы, и два викинга пролезли внутрь, наводя хаос среди подоспевших ополченцев. Живко нёсся со всех ног, когда викинг с двуручной секирой проломил голову первому попавшемуся человеку. Наказать его ринулись сразу трое, но грозное оружие снова нацелилось на очередную жертву. Живко хотел остановиться, но поскользнулся на сжиженной грязи, кувыркнулся и упал прямо под ноги дана. Секиру повело вверх, и копейщик, готовый уже распрощаться с жизнью, вогнал острие под лохматую бороду. Второй дан кинулся на выручку слишком поздно — подоспевшие гридни отправили его обратно за стену, сбив ползущих по лестнице.

— Живко! — Збигнев неверующими глазами уставился на него. — Ты что здесь?!…

Вопрос прервал ещё один пролезший через стену викинг.

— Ты что здесь делаешь?! — продолжил Збигнев, рубанув того по плечу.

— Я… это… — мальчишка ещё не отошёл от испуга.

Ему помогли вылезти из-под тяжёлой туши и оттащили подальше от гущи событий.

— Уберите его отсюда! — крикнул Збигнев двум ополченцам.

Один из них был как раз тем копейщиком, избежавшим гибели, так что он с благодарным рвением исполнил приказ, отнёс спасителя к сторожке, куда не доберётся враг и не долетят стрелы.

— Благодарю, малёк! Если ли б не ты, плакать моей жинке. Едва за Кромку не отправился.

На Живко смотрело щербатое морщинистое лицо с проредью жёлтых кривых зубов. Изо рта пахло немногим лучше, чем из выгребной ямы — это отчасти и привело в чувства.

— Я помо… Агркх! — Живко попытался встать, но рёбра резануло острой болью.

— Тихо, тихо, малёк. Не ерепенься. Лежи тут, отдыхай. А мы уж как-нибудь… Это что за?!.. — лицо копейщика резко изменилось, но смотрел он не на Живко. В затем и вовсе закричал: — Господарь! Господарь! Они с реки прут!

━─━────༺༻────━─━

Дражко первым ворвался в лагерь, сходу зарубил двух саксов, бежавших прочь.

Всадники обрушились неровной линией. Руяне держали строй, селян быстро разбросало кого куда, но враг захлебнулся кровью.

Селяне не умели сражаться верхом, поэтому они спешились и под присмотром Цедрага устроили бойню. Гридни же направились дальше, к шатру Людольфа.

По дороге попался столб, к которому их привязывали. Дражко еле сдержался, чтобы не спрыгнуть с седла и не вырвать проклятое бревно с корнем.

Мысль прервала тревога — чутьё снова предрекало неприятность.

— Стой! — воскликнул он почти достигнув шатра.

— Что такое, Дражко? — Заведённый битвой, с ним поравнялся Удо.

— Убежит граф! — торопил Сбыслав.

Ткань шатра волновалась под порывистым ветром, вокруг творился хаос. Оставшиеся в лагере саксы отступали со слишком большим рвением.

— Ну же! — Девятко горящими глазами наслаждался страхом, охватившем врага.

Но Дражко развернул кобылу.

— Отходим.

— Что?! — Сбыслав не хотел соглашаться с решением, но потянул поводья.

Вдруг полотна шатра раскрылись, и наружу хлынули лютичи. В тот же миг остальные саксы, недавно бежавшие со всех ног, ринулись в атаку.

— Живее! — Дражко пустился в галоп. — Удо, труби в рог!

Услышав сигнал, Цедраг повёл пеших селян прочь. Руяне прикрывали отход, прорубая собственный путь к опушке. В спины полетели редкие стрелы, но все — мимо.

Выскочили несколько копейщиков, шустро построились для встречи всадников — пришлось сворачивать, чтобы не завязнуть в схватке. Всеслав, воевода лютичей, отправил часть людей наперерез. Дражко быстро огляделся, убедился, что от селян отстали, повернул кобылу в узкий коридор, ещё не заполненный врагами и снова пустился в галоп.

Удо, Сбыслав, Девятко и Молчан тут же последовали за ним. Сейчас всё зависело от скорости и удачи — саксы уже ринулись в их сторону, лютичи уже слишком близко. Исход решат считанные секунды.

Прижавшись к лошади, Дражко оценивал ситуацию. Кажется, всё получится — собравшиеся саксы не успевали перехватить их, лютичи отставали — видимо, тоже прикинули шансы и решили не тратить лишние силы.

Как вдруг:

— А, зараза! — Восклик Молчана сопроводился ржанием упавшей лошади и грохотом.

Тяжёлый зверь подвернул ногу, кувыркнулся, придавил седока всем своим весом, оставив на растерзание врагу.

Дражко потянул поводья, готовый уже плюнуть на всё, но Удо вовремя образумил его:

— Не поможем! Бежать надо! Бежать — и тогда отомстим выродкам!

— Р-р-ра-а! — взвыл Дражко.

Но послушал совета и снова ринулся прочь.

Когда пересекли границы лагеря, саксы наконец отстали. Однако лютичи продолжили преследование, теперь нацелившись на селян, которые ещё не достигли опушки.

Дражко остановил всадников рядом с Цедрагом, оглянулся.

— Прут, — кивнул в сторону лютичей.

— Прут, гады! — зло воскликнул Девятко.

Издали было видно, как добивают Молчана. Кровь закипала от жажды отомстить.

Селяне наконец добрались до леса. Вернулись не все, но Большак выжил и, судя по окровавленному топору, хорошо погулял среди ненавистных саксов.

— Тогда в лес. Цедраг, проследи, чтобы ничего не сорвалось.

— Конечно, батька. Н-но! — Цедраг отправился за селянами, уже скрывшимися в роще.

— Нам тоже пора, — напомнил Сбыслав.

Лютичи приблизились на расстояние броска сулицы.

И скоро они пожалеют, что решили присоединиться к людольфовым ублюдкам.

━─━────༺༻────━─━

Стену у реки без присмотра не оставляли, но основные силы были брошены на противоположную сторону. Ариберт возглавил сборный отряд поддержки, куда вызвался и Векша, чему многие удивились. Два драккара под обстрелом примкнули к узкой полосе крутого берега, подняли лестницы, закинули крюки и полезли наверх.

Многие падали, разбивались о камни у подножия крепости, о борты кораблей или с брызгами ныряли в воду.

— Хорошо летят! — радовался Векша, бросая булыжник через бойницу.

Внизу справ снова раздался вопль грохот и ругань. Лютич повернулся достать новый камень, но на прежнем месте оказалось пусто.

— Княжич! — воскликнул он. — Беда — нечем супостатов закидывать!

Не только камни — стрелы и сулицы подходили к концу. А вот даны продолжали карабкаться по валу.

— Рубите крюки! — Ариберт выхватил топор и сам принялся показывать пример. — Рубите и отводите лестницы. Громыха, возьмись!

Громадный гридень Теслава промчался мимо с бревном в руках, поддел верхние ступени, потянул… Тут над частоколом вырос дан с мечом наготове.

Громыха понимал — не успеет закрыться. Вражеский клинок уже начал опускаться, грозя скорой гибелью, оставалось лишь сильнее толкать лестницу. Опрокинуть её прежде, чем сталь вонзится в плоть.

Вдруг между ними выскочил Векша, подставил под удар щит, а затем полоснул топором в ответ. Когда дан рухнул на борт драккара, прибив собой ещё одного викинга, лестница наконец поддалась и с треском повалилась в реку.

— Я уже дважды спас твою жизнь, великан, — осклабился Векша. — Боги меня покарают за такую доброту к чёртовым ваграм, так что за тобой должок.

Громыха хотел возразить, только слов не нашлось. К тому же враг добрался до частокола, и времени на споры не осталось. Он ринулся в новую схватку, где можно выплеснуть негодование.

Настало время вплотную заняться рубкой. Викинги делали последний рывок, с отчаянной яростью бросались на копья, топоры и мечи, окропляя собственной кровью брёвна частокола и крутой склон крепостного вала. Ариберт в первых рядах встречал гостей. Глаза заливали пот и багряные горячие брызги, рука раз разом поднималась, чтобы обрушиться на новую цель, не обращая внимания на усталость.

Это продолжалось недолго, но казалось вечностью. Поэтому, когда даны осознали никчёмность попыток и начали возвращаться на драккары, княжич радовался, будто выиграл всю битву.

Изнеможённые, покрытые кровью, вражеской и своей собственной, гридни с ликованием провожали бежавших викингов, кричали оскорбления, смеялись, плевали вслед.

— Трусливые бабы! — завёлся Векша. — Гребите, гребите отсюдова! — и добавил, грубо коверкая язык данов: — Франкские шлюхи!

С единственного отчалившего драккара тоже летели ответы, но разобрать их было трудно. Ариберт взглянул на оставленный у подножия корабль, усмехнулся.

— Хорошее судно, — со знанием дела подметил Векша. — Быстрое и крепкое.

Вспомнив, что лютич — природный враг, Ариберт скривил лицо. Но тот сражался хорошо, даже очень хорошо, поэтому повода прогонять его не было.

— Да, — сухо ответил княжич.

Здесь отбились, но со стороны города битва в самом разгаре. Надо поспешить.

Несколько человек остались следить за стеной, другие направились к воротам. Створки снова трещали под ударами тарана, Деян изо всех сил сдерживал саксов, но те, похоже, никак не желали сдаваться.

— Векша! — окликнул по пути Громыха.

— Мой вагрский дружок! — наигранно оскалился тот. — Чего надобно, дважды удачливый засранец?

С трудом, но гридень проглотил колкость, а вместо ответной усмешки пообещал:

— Я верну долг!

И умчался.

Векша с ухмылкой побежал следом. Работы ещё невпроворот.

━─━────༺༻────━─━

Почти все славянские народы хорошо воевали в труднодоступных лесах и умело устраивали засады. В том числе по этой причине франкские герцоги, сколько не пытались, так и не смогли закрепиться на этих землях силой. Саксы, даже после того, как их покорил Карл Великий, с поддержкой королевского золота и войск, не продвинулись дальше левого берега Лабы*. А викинги — даны, фризы, курши и прочие приморские лихачи, — старались не заходить слишком далеко на материк.

(*Лаба — совр. Эльба, река в Германии, служившая границей со славянскими княжествами. Термин «Полабские славяне» идёт именно отсюда)

К тому же сами славяне любили разгуляться по соседским городам, портам, селениям. Находники чужого добра из Стариграда, Волина, Щецина, Руяна и прочих мест собирались в ватаги и на ладьях разбойничали не хуже остальных.

Лютичи были известны своей жестокостью, в лесах воевали лучше иных славян. Но здесь росли чужие рощи, и духи в них потворствовали другим людям.

Здесь, в землях вагров, надеяться можно только на себя.

— Идут, выродки, — процедил Сбыслав. — Прямо в наши руки.

Всеслав вёл дружину осторожно, со знанием дела. Каждый отлично понимал, насколько коварны незнакомые леса, в которых поджидает неприятель, поэтому внимательно следил за окружением. Однако вагры, веками выученные привечать незваных гостей, знали, что делать.

Место встречи выбрали заранее, подготовили всё тщательно. Перед лютичами возвышался изогнутый холм, похожий на заросший бурьяном и соснами крепостной вал, где засели вагры.

Первыми начали охотники. Меткие выстрелы скосили нескольких человек, всполошив лютичей.

— Щиты! — воскликнул Всеслав.

— Щиты! — подхватил Чернь. — Выше, бестолочи! Выше!

Лучники прятались с разных сторон — в кустах, на деревьях, в оврагах. Места были выбраны и подготовлены заранее, грубые укрытия из валежников и булыжников служили защитой от стрелков Всеслава.

Один за другим лютичи падали, строй редел и продвигался слишком медленно.

— Паскуды! — огрызнулся Всеслав, осознав, что попался в ловушку.

— Отступать надо, воевода. — Чернь принял на щит очередную стрелу, высматривая, откуда полетит следующая.

Лютичей взяли в клещи, но сзади никто не угрожал. Самым разумным было бы отойти, перевести дух, обдумать план.

Однако позволять им это не собирались. Дражко снова повёл всадников в бой, чтобы ударить сбоку и проскочить дальше, за спину строя. В лесу сманеврировать должным образом, не попасться под удар, довольно непросто, поэтому участок для атаки выбирали заранее, и лютичи не смогли остановить напор, за что поплатились новыми жизнями. А Дражко с Удо, Цедрагом, Сбыславом и Девятко скрылись за ивовой рощей. Отвлёкшихся метнуть им вслед сулицу быстро утихомирили охотники.

Теперь отступать нельзя. Единственный путь — завладеть высотой. Лютичей кратно больше, стоит выбить охотников из убежищ, и даже сам Леший их не спасёт.

Дружина Всеслава ринулась в атаку, стараясь взобраться на холм как можно быстрее, чтобы меньше стрел достигло цели, а всадники не успели настигнуть их у подножия.

Лютичи быстро настигали ненавистных вагров. Охотники, видя, как они приближаются, начинали беспокоиться, пока один из них не попятился, завлекая собой остальных.

— Вперёд, вперёд, братцы!

Стрелы летели всё реже, воины ликовали в предвкушении скорой расправы. Вот уже видны измазанные глиной испуганные лица…

Истошный вопль заставил птиц вдалеке взметнуться вверх.

Затем ещё один. И ещё, и ещё. Усыпанный волчьими ямами склон сломал ряды и открыл бреши, куда сразу нацелились вернувшиеся охотники. Раненые кричали, выли от боли, а уцелевшие пытались сообразить, что происходит.

Чернь рычал от ярости, но ничего не мог поделать. Позади снова раздался топот копыт и ржание лошадей, затем — свист сулиц и новые вопли. Всеслав с неверием наблюдал за смертью своих людей. Стрелы, сулицы, праща — казалось, сами деревья метают острые колья, а бурьян пожирает чужеземцев.

— Ко мне! Все ко мне! — Всеслав решил схлестнуть оставшиеся щиты — пусть обломают зубы!

Но Дражко действовал наперёд. Всадники накидывались на отбившихся группы, избавляясь от лютичей кусок за куском.

Ветер весело засвистел, радуясь бойне, листва зашелестела, словно ликуя. Вороны усаживались на ветви неподалёку, смакуя скорый пир нетерпеливым карканьем.

Дражко с упоением рубил, колол. Меч славно делал своё дело, кромсая врагов. Исход столкновения уже предрешён, теперь можно не думать о приказах, не следить за строем, но поддаться радости битвы.

Он спрыгнул с седла, чтобы лицом к лицу сходиться с теми, кого убивает. Удо приземлился рядом, не желая отпускать воеводу далеко, а за ним потянулись и другие. Сражаться на своих двоих было привычнее.

Охотники продолжали осыпать стрелами, но вниз по холму устремился Большак, без труда отличавший ловушки от твёрдой земли.

Осколки лютичей собрались в крохотный тающий строй вокруг Всеслава.

— Руянский ублюдок! — закричал Чернь, заметив Дражко. — Сразись, как подобает м!..

Он упал с древком в глазу, так и не успев бросить вызов.

— Трус! — подхватил Всеслав, отчаявшись. — Сын собаки, иди сюда и бейся, как подобает мужу!

— Дражко… — Удо заранее хотел остановить его, но не понадобилось:

— Плечом к плечу, — махнул воевода. — Нападаем вместе.

Здоровяк с облегчением выдохнул, довольно ухмыльнулся и поставил щит внахлёст.

— Только… — прошептал Дражко, — оставьте этого выродка мне.

Честной схватки не было. Лютичей расстреливали с тыла, рубили, кололи. Большак и вовсе разошёлся, будто сам Велес вселился в него и направлял топор, сокрушая черепа. Дражко сошёлся-таки с Всеславом. Тесная, яростная схватка не могла продлиться долго, воевода лютичей держался стойко, но неизбежно уступал. Дражко толкнул щитом, замахнулся в открытое плечо.

И клинок сломался о подставленный меч. Осколки лопнувшего лезвия разлетелись в стороны, часть угодила в стоящего рядом лютича, ещё одна полоснула Дражко по брови и резанула щёку. Кровь хлынула в глаза, за пеленой послышался рёв Всеслава, за ним — звон стали о сталь. Это Удо перехватил удар. Сбыслав завершил дело, вонзив острие в пах ублюдку. Разобраться с остальными не составило труда.

Всё закончилось. Склон холма усеяли трупы лютичей, древки стрел торчали оперёнными колосьями. Раненых добивали селяне — дружина могла угодить в оставшиеся волчьи ямы.

Дражко наскоро перевязали.

— Надобно Ясону показаться, — беспокоился Удо.

— Полно тебе, друг. — Дражко хотел улыбнуться, но шикнул от боли в щеке. — И спасибо.

Здоровяк лишь похлопал по плечу.

— Пора возвращаться к крепости.

━─━────༺༻────━─━

Створки жалобно стонали от ударов тарана. Задвижная балка изошлась трещинами, подпорки обещали вот-вот лопнуть. Збигнев собрал дружину у входа, оставив на стенах меньше людей, потому как Людольф и Стиг бросили лестницы, решив прорываться через ворота.

Воины устали, истекали кровью. Саксы и даны сменяли друг друга, но стариградцам приходилось сражаться от начала до конца.

— Где отец… — сквозь зубы прошипел Ариберт.

Не верилось, что их действительно ждёт смерть. Мстивой должен был успеть. Должен был бросить всё и ринуться на помощь.

Но ворота вот-вот не выдержат, враг хлынет внутрь, а княжеского войска до сих пор нет.

Живко наблюдал за ними у сторожки. Видел, как на мосту десятники подгоняют отряд, чтобы тяжёлое бревно с железной оковкой на конце несли слаженно, чтобы щиты держали выше, не давая редким лучникам, пращникам сбивать их в ров.

Сам не зная почему, мальчишка вспомнил погибших друзей. Стойко, Пятка, Заяц… Они будто взывали к нему, просили оглянуться. И он оглянулся.

И замер.

А затем с трудом встал. Рёбра ныли, отдавали резью, мешая дышать, однако молчать он не мог и закричал:

— Паруса! Кхрг!… — грудь свело, и Живко скрючился, едва не потеряв сознание, но стариградцы услышали его, а затем обратили внимание на озеро.

Стражники с волнением вглядывались в полоску дальнего берега, пытаясь рассмотреть происходящее. После недолгого затишья, во время которого даже таран перестал бить по воротам, один из них воскликнул:

— Корабли! Много кораблей!

━─━────༺༻────━─━

Дражко выскочил из леса, направил кобылу в галоп между опустевших лагерей. Враг столпился у ворот, грохот разлетался по округе тяжёлым эхом.

Быстрее, быстрее! Он должен успеть! Дражко и сам не понимал, чем может помочь теперь, но подгонял лошадь всё сильнее. Левый глаз закрывала повязка, правый дёргался от боли. Уши застилал ветер, но сквозь свист донёсся оклик Удо:

— Дражко, стой! Стой, говорю! Смотри, за причалами!

Поднимая крылья вёсельных рядов, вспенивая речные волны, спешили десятки боевых ладей.

На парусах колыхался медвежий оскал.

________________________________

Дорогие читатели! Вторая часть книги завершена. Третья, скорее всего, стартует в понедельник (06.11.2023).

Буду благодарен за отзывы и комментарии.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. РАСПЛАТА

«Около тысячи лет тому назад, в эпоху раннего средневековья (VII–XIII вв.), закладывались основы истории народов и стран Балтики. Из множества малых и больших племён, племенных союзов формировались раннефеодальные государства, а в их границах складывались раннесредневековые народности, прямые предки современных русских и финнов, эстонцев и латышей, литовцев и поляков, немцев, датчан и шведов.

Эта эпоха насыщена сложными противоречиями. Грозные набеги скандинавских викингов (варягов русских летописей) несли опустошение и гибель обитателям балтийских побережий, а морские дружины рюгенских славян или пешие рати ободритов наводили ужас па жителей Ютландии, датских и шведских островов. Но в эти же жестокие столетия первые торговые корабли обеспечили регулярное движение потока товаров в первые портовые города, гавани и рынки, возникавшие на Балтике в землях разных племен: они несли роскошную утварь, одежду и оружие для зарождающегося господствующего класса, обиходные вещи, сырье и орудия труда для торгово-ремесленного населения раннегородских центров, изделия ремесленников для крестьян городской округи или сельской глубинки. Любая новинка, появившаяся в одном из центров Балтики, быстро становилась известной повсеместно. Все более устойчивые экономические и культурные связи на заре раннего средневековья впервые превратили Балтийское море из моря, разделяющего страны, во «внутреннее море» с культурно-исторической точки зрения. В истории Европы это было не первое «внутреннее море», тесными экономическими и культурными узами связавшее города разных стран и народов: двумя тысячелетиями раньше, в пору становления европейской цивилизации, тот же путь развития прошли земли вокруг Средиземного моря, древнейшего культурно-исторического «внутреннего моря» в истории человечества. И так же как на Балтике, то была сложная и драматичная эпоха, заполненная пиратскими набегами и торговыми экспедициями, колонизаторскими устремлениями финикийцев и греков, завоевательными походами римлян. Гомеровский эпос, запечатлевший события Троянской войны и странствования Одиссея, сохранил для нас первоначальный облик этой эпохи»

Йоахим Херрман. Племена и народы Балтики на рубеже античности и средневековья

Глава 18. Воссоединение

Крепость окружали сотни воинов. Но теперь по разрушенному городу, ставшему временным лагерем, ходил гул славянских голосов. Прибывшие на выручку руяне не застали врага — когда они высадились, те уже скрылись из виду, бросив таран у выстоявших ворот, а драккары — у причалов.

Последнее особенно радовало. Буревой и Ратмир уже присматривали подходящий корабль. Лучший придётся отдать князю Виславу — в знак благодарности за помощь.

Стариград праздновал. Усталые защитники, кто меньше других получил ран, набрались сил, приветствовали спасителей. Збигнев лично встретил старых друзей, не успев даже сменить покрытые кровью одежды.

— Слава богам, Буревой! — Он вскинул руки ещё на подходе. — Так рад, так рад! Уж думал, поляжем здесь.

Буревой крепко обнял его, затем сразу спросил:

— Как мой сын? — В твёрдом голосе скрывалась тревога.

В ответ Збигнев улыбнулся:

— Жив твой Дражко, жив. Покоцали немного, но ничего — заживёт. — Вдруг улыбка погасла. — А этот что здесь делает?

С подошедших только что ладей, на щитах которых пестрели двузубцы, ступил статный муж с длинными усами, стриженной бородой и короткими русыми волосами. Лет не более тридцати. Зелёными глазами он цепко огляделся и уверенно пошагал прямо к ним.

Одежды его отличались богатством, отполированная до блеска кольчуга бряцала при ходьбе, на украшенном золотом и самоцветами поясе висели ножны с дорогим узором, красный плащ свисал с плеча, на шее пестрела искусно сделанная гривна, какую подобает носить разве что князю.

— Неужто зря примчались? — звонким, разрезающим прочий шум, голосом воскликнул он.

— Рорик… — не слишком пытаясь скрыть неприязнь, процедил Збигнев.

Рорик, сын Рорика, принадлежал к печально известному княжескому роду. Его дед Годолюб погиб от рук конунга данов Гутфреда, когда тот разграбил и сжёг некогда славный город Рерик. Отцу, тогда ещё ребёнку, удалось сбежать вместе с двумя братьями и матерью на Готланд*, к её родне.

(*Готланд — остров в Балтийском море. Сейчас принадлежит Швеции. В описываемую эпоху, судя по всему, это место было сосредоточением полиэтничных обществ (в том числе восточноевропейских) которые активно занимались торговлей и идущими с ней рука об руку грабежами. По одной из версий русы из Повести Временных Лет прибыли именно отсюда)

Возмужав, Рорик-отец вознамерился вернуть утраченное положение и провёл всю жизнь в битвах. Однако большого успеха не достиг.

На Готланде он обзавёлся крепкими связями с тамошними жителями. С ними же сколотил свою первую ватагу и на единственном корабле отправился завоёвывать богатства и славу. Тяжёлый путь, казалось бы, дал свои плоды. Род Годолюба вновь стал узнаваем, за Рориком потянулись люди. Отовсюду — не только со славянского побережья. И пятнадцать лет назад он повёл их на земли франков.

Поначалу удача сопутствовала находникам. Горели деревни, города, монастыри. Множество несчастных увели в полон. Враги терпели поражение за поражением. В тот год не только Рорик, но и прочие морские разбойники хлынули на земли франков, и, казалось бы, боги благоволили им.

Но вдруг войско скосила болезнь.

Под угрозой гибели, пришлось отпустить пленных и оставить большую часть добычи, чтобы уйти из-под удара.

Рорик-сын тогда был немногим старше Дражко и тоже участвовал в походе. По возвращении домой, к врождённой неприязни к данам, добавилась ненависть к франкам, которую он несёт с собой до сих пор.

Многие стариградцы погибли в тот год. Те, кто сохранил жизнь, вернулись с позором, без добычи и почёта. Збигнев был среди последних. А его брат умер от болезни и больше не увидел родных краёв.

Похоже, боги прокляли неудачливого князя, потому как тот скоро и сам отправился в Ирий, то ли от лихорадки, то ли от убийц, посланных данским ярлом, имевшим зуб на него. О том можно лишь гадать, слухи ходили разные.

Молодой Рорик шёл по стопам отца, слыл храбрым мореходом и отчаянным рубакой. На его ладьях раздавался гомон множества языков и наречий. К тому же он частенько навещал Руян, где нравы были близкими по духу, и многому научился у самых жестоких славянских разбойников.

И вот теперь, по счастливой случайности находясь в гостях у князя Вислава, дальнего родственника, Рорик услышал, что оба ненавистных ему племени объединились! И хотя саксы — не франки, а их данники, даже это заставило поднять паруса и вместе с руянами отправиться в Стариград.

Где его не слишком-то желали видеть.

— Полно тебе. — Буревой похлопал Збигнева по плечу, заметив помрачневший взгляд.

— Где чёртовы даны?! — Сияя задорной улыбкой, Рорик подошёл к ним с распростёртыми объятиями, будто встретил старых друзей. — Я надеялся на славную заварушку!

— Бегут от нас, сверкая пятками! — Ратмир решил перетянуть внимание на себя, за что Збигнев бывал ему очень благодарен.

— Ничего, нагоним, — уверенно заявил Рорик. — Ну, где мёд и мясо для спасителей?! Раз уж крови не ответили, так хоть животы набьём!

━─━────༺༻────━─━

Привечать гостей, — на этот раз очень желанных, — могло не так много людей. Раненые, уставшие стариградцы валились с ног; Ясон вновь трудился в поте лица, привлекал всех более или менее мыслящих в лекарском ремесле; только переждавшие битву в тереме женщины и дети и возвращавшиеся понемногу жители могли работать полноценно, что и делали с нескрываемой радостью от минувшей беды.

Дражко лежал в отведённой ему комнате. От раны лихорадило, но Ясон обещал, что недуг скоро пройдёт. Из окна доносилась суета голосов, в помещение пробирался свежий ветер. На краю кровати тихо сидела Ингигерд.

Девушка перебирала в руках камешки со свежевыцарапанными рунами и не заметила, как Дражко проснулся после короткого беспокойного сна. Она сложила ладони вместе, прошептала в них какие-то тайные слова и бросила на колени. А затем долго разгадывала, что же значит ответ богов.

Не хотелось мешать. В тишине царило умиротворение, на душе полегчало. Если бы не рана, он бы улыбнулся.

Здесь и сейчас не было ни саксов, ни данов; за спиной не стоит дружина, не тянет груз ответственности. Нет жажды славы, гонящей его в неизведанные дали, прочь из родного дома. Мгновение безмятежного уюта едва не погрузило в сон вновь, но дверь вдруг распахнулась, Ингигерд вскочила, раскидав по полу руны, вскрикнула.

— Дражко!

Голос отца громом разогнал дремоту, Дражко подскочил на локти, не желая предстать перед ним болезным и слабым. В ногах запуталась Инги, ещё сильнее прижавшись к нему, когда над головой Буревоя показалось лицо Ратмира.

Говорить было больно, так что Дражко молчал. Молчал, когда отец крепко обнял дорогого сына; молчал, когда старший брат съязвил по-доброму и когда отметил смелость и смекалку.

Молчал, когда от приветствий и похвалы перешли к упрёкам.

Припомнили всё. И самовольный грабёж, из-за которого саксы явились к Стариграду, и безрассудные решения, лишь чудом не приведшие к смерти. Буревой красочно, не стесняясь в выражениях, описывал, как именно и чем именно отхлестал бы его, будь он поблизости. Досталось и Веремуду: «Уж на кого я надеялся! Этот ведь — не безусый мальчишка! Сединой оброс, я думал и умом тоже! Ан нет! Болван!

Половые доски скрипели от беспокойных шагов туда-сюда, воздух сотрясался от гулкого ворчания, с каждым слогом заставляя бедняжку Инги содрогаться — а вдруг о ней говорят?

Должно быть, весь терем, да ближайшая округа слышала, как отчитывают воеводу, словно малолетнего шкодника.

О чём, наконец, догадался сам Дражко.

Он вскочил, возмущённо уставился на отца, отчего тот прервался. Видно, тоже осознал ошибку, но затем просто махнул и развернулся к выходу.

В дверях остановился на пару секунд, чтобы сказать:

— На заре отправишься домой. — Дражко уж хотел было возразить, но после следующих слов не решился: — Погибших, кого получится, заберёте с собой.

Ратмир, не рискнувший прерывать отца, теперь попытался смягчить ситуацию.

— Ты на него не серчай, братишка. Видел бы, с каким лицом отец в Ральсвик ступил… Я уж думал, сляжет от горя. А матушка… — Он поморщился от воспоминаний. — Мы отправились к Трувору. Тот заверил — ты цел, вернёшься домой. А потом уж весточка пришла о твоих подвигах.

Трувором звали волхва, живущего неподалёку от Ругарда, в древней священной роще. Когда он там появился, кто таков — никто почему-то не помнил. Но все знали, что нет человека, более близкого к богам, чем Трувор. Даже главный жрец Святовита* Годолюб ревностно следил за этим странным чужаком. Но пока тот не проявлял желания занять место в храме Арконы*, он делал вид, что того не существует.

(*Святовит — главное божество руян и, возможно, остальных балтийских славян. Бог войны и победы. Саксон Грамматик писал, что на *Аркону (торговый и религиозный центр руян), где находился храм этого бога, все славяне ежегодно прислали дары)

Ходила молва, что Трувор держит связь с богами более древними, чем Святовит или Перун, если то и вовсе были боги, а не кто-то или что-то свыше.

Упоминание волхва заставило еле заметно содрогнуться. Перед походом Дражко навещал священную рощу, и там состоялся долгий, странный разговор, не то напугавший, не то обнадёживший юного воина.

— Смотрю, девка тебе не наскучила? — Ратмир кивнул на Ингигерд. — И каково пахать данское поле, а?

Девушка, теперь уж точно поняв, что разговор идёт о ней, навострила уши. Славянская речь начинала принимать более-менее осмысленную форму, но всё ещё представлялась ей то сумбурной, шипящей, как ядовитая змея, которая не прячется в траве, а открыто бросается на добычу. То плавной, нежной, словно тёплая речная вода.

Не раз Ингигерд слушала, как поют женщины за работой. Смысла песен она не понимала, но хор голосов заменял собой музыку, перетекая от слов к извилистому потоку звуков спокойных и размещенных, буйных и задорных, печальных, вызывающих непомерную тоску.

Дражко не знал, что ответить на шутку, но это и не понадобилось. Ратмир быстро перешёл от обсуждения любовных похождений к рассказу о том, как корабли Буревоя добрались до Руяна.

— Когда море утихло, до самого горизонта никого не было. Гадал уж, сгинули или просто отбросило далеко. Но к вечеру показались паруса. — Ратмир встал у окна, вдыхая свежий воздух. Запах целебных трав и крови приелся Дракжо, и тот его не чувствовал, однако брат сразу ощутил буйство ароматов. — Готовились к битве — так, на всякий случай. Но затем разглядели медведя.

Соткать парус стоило немало труда и серебра. Выкрасить его мог себе позволить далеко не каждый даже из тех немногочисленных людей, кто вовсе был способен добыть ладью. А уж украсить его символом своего рода… Впрочем, далеко не у одного Буревоя хватало серебра для подобной прихоти, но предупреждать врага о собственном прибытии таким очевидным способом мало кто из них решался, предпочитая скрывать намерения до самого конца.

— Отец обрадовался, — продолжал Ратмир. — Поначалу. За тебя беспокоился, хотел искать дальше, но я предложил идти на Руян. Думал, наши все туда сами направятся.

Брат виновато потупил взгляд, погладил усы, поджав губы. Видно, до сих пор корил себя за это, что, по мнению Дражко, делал совершенно зря.

— А Висмар? — вспомнил он про воеводу двух ладей и лучшего отцовского друга. — Цел?

Вопрос прозвучал тихо, хрипло. Только сейчас обнаружилось, что горло сухое и требует влаги. Проснулась дикая жажда.

— Цел, цел, — усмехнулся Ратмир. — Прибыл в Ральсвик на следующий день после нас.

«Хорошо», — молча кивнул Дражко, осторожно глотая воду из кувшина.

— Матушка так отца обругала… — на лице брата сверкнула злорадная ухмылка, говорил он тише, будто кто услышит. — Думал, сама на борт прыгнет и отправиться тебя искать.

«Она могла», — кивнул Дражко.

Ингигерд немного расслабилась. Этот венд, похожий на Дражко, на первый взгляд показался страшным, от него веяло добротой и теплом. Хотя будто и не замечал её.

Они ещё немного поболтали. Ратмир с интересом выслушал подробности приключений из первых уст, поделился слухами, которые дошли до Руяна в несколько ином виде, причём каждый рассказывал версию, отличающуюся от предыдущей едва ли не в обратную сторону.

Так, велиградский купец Солмир, возвращавшийся из Хедебю, поведал о десятках кораблей, полных кровожадных разбойников, которые опустошили несчастный городишко. Жители Хедебю чуть не подняли тревогу, потому как до этого самого городишки было не более пары дней по суше пути. А иные, кто, видимо, задержался в тех землях подольше и успел застать весть о «Лебеде», сбежавшей в Стариград,сообщал, что разбойников-таки дали отпор. Причём из всего их воинства остался лишь один корабль, да и тот, чтобы удрать, выбросил всё награбленное в морскую пучину. Другие уповали на Бога, ниспославшего шторм, разметавший язычников.

— Ишь, балаболы! — воскликнул Дражко, тут же зажмурившись.

— Да знаю, братишка. Не серчай. Что с этих торгашей взять?

Ратмир приобнял его и наконец обратил внимание на Ингигерд. Подмигнул, ухмыльнулся, шевельнув усами, чём вогнал девушку в краску.

— Скажи отцу, — прошипел Дражко, сжав рукав брата, — Я иду с вами.

— Послушай, я…

— Ратмир! — Взгляд Дражко подсказывал, что спорить бессмысленно. — Я должен.

Ратмир обречённо вздохнул, опустив голову, но вслух ничего не обещал. Отец не уступал упрямостью, а оказаться между молотом и наковальней не хотелось.

Вдруг он нахмурился, присмотрелся.

— Это что ещё такое? — Он поднял с пола камешек, повертел его и перевёл взгляд на Ингигерд.

По спине пробежали мурашки.

— Ведьма…

— Стой! — Дражко схватил его за рукав, не позволив вытащить нож.

— Одумайся, брат! Ладно простая девка — но ведьма может наслать проклятие! Если не сделала это прежде…

Отказаться от своей доли ради рабыни — поступок не слишком благорассудный, если только она не стоит больше выброшенного золота. Но даже если и так, Дражко явно не собирался продавать её.

— Она — моя, — отрезал он.

— Болван! — Ратмир со злостью выбросил руну в окно и пошагал прочь, кинув напоследок: — Ну ничего, матушка скоро тебе мозги вправит. На Руяне!

Дражко поднял другой камень, повертел в руках, рассмотрел неловко нацарапанный знак. Если Инги и ведьма, то явно не особо умелая.

— О чём просила богов? — Он кинул руну рядом с ней.

Девушка спешно подхватила камешек, сжала в кулачке.

— Я обратилась к Фрейе*. Хотела узнать, долго ли мне жить жизнью рабыни.

(*Фрейя — скандинавская богиня красоты, любви и плодородия. Также она связана с магией видения будущего и влияния на него)

— И каков же ответ?

Дражко неразборчиво, с трудом выплюнул чужие слова, но Инги поняла их.

— Я… я не смогла разобрать. Он какой-то… — Она нахмурила нос, подбирая, что сказать. — Неопределённый. Будто Фрейя и сама не знает, что меня ждёт.

— Ясное дело — не знает. Никто не знает.

Дражко хотел бы остаться здесь, с Инги. Девушка привыкала к нему, страха уже не было. Когда она забывала ненадолго о своей участи, удавалось увидеть её настоящую — спокойную, смешливую, бойкую. И безрассудно храбрую. Кстати…

— Твой брат жив. Дан, которого я убил, говорил о нём.

— Ингвар… — Новость заставила выступить слёзы. Одновременно полегчало и одолела тоска. Всё было не зря.

Она вытерла глаза, шмыгнула, огляделась и поняла, что осталась в комнате одна.

В руке лежала руна, означающая надежду.

– Ингвар, не ищи меня. Прошу, живи. Если богам будет угодно, я сама тебя найду. Только дождись.

━─━────༺༻────━─━

На улице закипала жизнь. Из леса возвращались горожане, выжившие и способные праздновать ополченцы глотали мёд, пели, танцевали. Дружина вела себя сдержаннее, но нет-нет, да поглядывала на счастливчиков.

«Лебедь» осторожно лавировал между ладей, чтобы подобраться к причалам. Веремуд ловко рулил на корме, решив, что Яромиру пока рановато доверять такой сложный путь.

Княжич сидел неподалёку, насупившись. На время осады скрепя сердце пришлось признать старшинство Деяна. Показать свою удаль опять не получилось, даже шрама не заработал, чтобы красоваться им перед девами.

А теперь ещё отец прибыл…

Нет, Яромир, конечно, рад. Но скоро его ждёт тяжёлый разговор один на один. И чем он может похвастаться? Командовал десятком, ремонтируя ладью? Оставил дружину, чтобы предупредить засадные отряды? Торчал в крепости, скидывая врагов со стены, пока Дражко наводил беспорядки прямо в лагере саксов?

— Не кручинься, княжич, — угадал Веремуд. — Молод ты ещё. Не время подвиги совершать.

— Дражко тоже молод.

— Дражко безрассуден, — с некоторым раздражением ответил кормчий. — А тебе суждено стать князем. Для князя безрассудство непозволительно.

Отец всегда вёл себя сдержанно, холодно. Каждое слово было обдуманно и взвешенно. А в движении читались власть и уверенность. Даже Буревой, которого Яромир безмерно уважал, рядом с Виславом меркнул.

«Лебедь» дрогнула, соприкоснувшись с пристанью. Деян затянул узел на крепёжном столбе, а Веремуд уже перепрыгнул через борт.

— Что там такое?

Суета возле крепости как-то изменилась, будто людей всколыхнула какая-то сила.

Руяне на всякий случай похватали щиты, оружие и отправились в гущу событий.

Уже в городе, пробегая взволнованные толпы жителей, они наткнулись на Сбыслава.

— Что происходит?! — спросил Ратмир не то с тревогой, не то с надеждой.

Если нагрянул враг, выдастся ещё одна возможность показать себя.

— Мстивой привёл дружину!

Князь Стариграда наконец прибыл.

Глава 19. Послы

Город теперь напоминал ставку войска, находящегося в походе. На месте разрушенных хижин и сожжённых дворов стояли палатки и шатры, между которыми патрулировали вооружённые отряды. Мстивой не питал ложных надежд и готовился на случай, если враг вернётся.

Жители тем временем уже принялись восстанавливать утраченное. С опушки неподалёку раскатывались удары лесорубов, по улицам разносился запах свежего дерева и голоса старших мастеров.

— Куда ло́жишь, увалень?! Глазеньки свои раззявь! Энто бревно наверх надобно, а не в сам низ. Вон то тащи, толстое! Давай, давай!

Работа спорилась, люди бодро, с шутками-прибаутками, да песнями восстанавливали надлежащий облик города. Збигнев уже примерялся, как бы сделать понадёжнее, крепче прежнего. Дражко нашёл его в сторожке, откуда открывался обзор на вёрсты вокруг.

— Оправился? — Жупан повернулся, как только он взобрался по лестнице.

— Почти, — коротко ответил Дражко, стараясь не тревожить рану.

— Буревой отправляет домой?

По угрюмому молчанию он понял, что угадал.

— Не хочешь, значит, в родные края… Ну, и дурак.

На вспыхнувшее негодование он лишь хихикнул, примирительно похлопал по плечу.

— Ты вперёд батьки в пекло лезешь, Дражко. Шибко храбрый, бойкий. Боги таких любят, да так, что к себе зовут раньше времени.

Юный воевода насупился, махнул рукой, всем видом давая понять, как ему надоели подобные уговоры.

Збигнев вздохнул.

— Вот доживёшь до седин и поймёшь. Нет земли краше той, на которой уродился. И нет богатства больше, чем собственный род. Злато и серебро приходит и уходит, неча за ним гоняться очертя голову.

Дражко лишь хмыкнул: «Сам-то с нами по данским селениям огнём и мечом прошёлся! Не до мудрых речей было, пока добычей ладью грузил».

— Да, спору нет. Сам не без дури… — вдруг он прищурился, чтобы разглядеть полосу поднимающейся пыли, которая двигалась в сторону крепости. — Это ещё что за лихо принесло?

━─━────༺༻────━─━

Лихом оказались франкские посланники. Именно франкские — саксонец среди них был только один, да и тот потрёпанный по сравнению с двумя другими всадниками, которые пренебрежительно задвигали его назад. Один из них, длинноносый морщинистый муж, явно высокого положения, судя по манере держаться в седле. Не утруждаясь переходить на язык противника, он требовательно заявил:

— Мы прибыли, чтобы говорить с вашим герцогом!

«Герцог».

Франки далеко не всегда признавали чужих правителей ровней королевскому титулу. А сейчас специально принизили Мстивоя, желая спровоцировать на неосторожный ответ.

— Это не люди Людольфа. — Ариберт с волнением смотрел на посланников со стены, стоя рядом с Дражко.

— Плевать, кто они, — прорычал Збигнев. — Укоротить бы их на головушку…

Надо отдать должное франкским смельчакам. Их окружали жадные до крови отряды вагров и руян — безбожных язычников-вендов, яростных поборников ложных богов и любителей приносить в жертву праведных христиан, — но всадник продолжал вести себя так, словно все они — пыль под копытами мерина.

— Кто такие?! — не скрывая неприязни, крикнул Ариберт. Так же не снизойдя до языка врагов.

— Мы послы Его величества короля Людовика*!

(*Людовик Немецкий — правитель Фосточно-Франкского королевства в описываемый период)

— Забери их Марена, — прорычал Збигнев. — Он ведь должен воевать своего брата в Галии*!

(*Здесь Галия — территория одного из франкских королевств)

Внуки Карла Великого разделили государство и постоянно воевали между собой, в перерывах отвлекаясь на окружавших некогда единые земли соседей.

— Боги меня услышали! — прогремел радостный Рорик, только что выскочивший из княжеского терема. Он чуть ли не бегом промчался до ворот, едва не перепрыгнув через бойницу. — Всё проклятое племя собралось у наших стен! О, Харибод, и ты здесь! Я уж думал, ты кормишь червей, ан и нет, глядите — жив-здоров! Как дочурка? Вспоминает меня ночами?

— Рорик… — прошипел посланник.

Слышно его не было, но по губам удалось разобрать даже на расстоянии. А по лицу, в миг ставшему из надменного в ненавистное, выходило, что эти двое хорошо знакомы.

Дражко с интересом ждал, чем закончится их встреча, но объявившийся Мстивой не позволил это сделать.

— Открыть ворота! — приказал он, раздражённо взглянув на Рорика.

Тот понял — заигрывать с гостями не стоит. Однако, прежде чем уйти от бойниц, с такой же издевательской повадкой кинул:

— Заходи, не бойся! Угостим пивом, как ты любишь!

Харибод несколько секунд размышлял, стоит ли входить через открытые ворота, но долг всё же превысил нежелание встречаться с проклятым вендом.

Князь вагров, правитель Стариграда Мстивой отличался таким же хладнокровием, как и его родной брат Вислав, но, к тому же, слыл человеком чрезвычайно осторожным. Даже слишком осторожным.

И не мудрено. Земли Вислава со всех сторон защищало море, распоясавшихся викингов встречали не менее лихие ватаги, а вот Мстивою приходилось отбиваться от лютичей с юга и востока, саксов и франков с запада и данов, которые могли нагрянуть с моря или по земле, через Нордальбингию. Да и Руян мог быть угрозой — сейчас дружба держалась лишь на кровных узах верховных князей, да их братских отношениях.

Поэтому Мстивою приходилось чаще прибегать к разговорам, уступкам, платить дань, чего Вислав никогда не делал. И считаться с мнением жупанов, способных заменить неугодного князя на более податливого, чтоб не мешал вести торговлю и не лез в чужой кошель лишний раз.

Вот и сейчас посланник Людовика горделиво въехал в крепость, нарочито не обращая внимания на ухмыляющегося Рорика, и проследовал за Мстивоем в терем.

Ариберт не вытерпел, спросил безземельного князя:

— Ты знал его дочь?

— Ха-ха, ещё бы! — сверкая зубами, бахвалился тот. — Очаровательная Алеена. До сих пор вспоминаю, как она согревала меня ночами, пока Харибод собирал выкуп. Дурень — послал родную дочь морем, прямо в наши руки! Хотел выдать за какого-то виконта из Фландрии, вроде как зело богатого.

— И что, женишок принял невесту после твоего ложе? — усомнился Наслав, которого не позвали

— Конечно! — уверенно заявил Рорик, а затем, уже потише, будто раскрывая секрет, добавил: — Причём ты угадал — прямо с ложе. Алеена навестила меня в ночь перед тем, как я передал её отцу.

Харибод уловил имя дочери, подозрительно обернулся, наткнувшись на издевательский взгляд Рорика, и резко отвернулся, скоро и вовсе скрывшись за дверью.

Как только створка захлопнулась, ухмылка слетела с лица князя. Он подозвал молодого — чуть старше Дражко, — воина. Черноволосый, высокий юноша с ястребиным носом и проницательными глазами, с заплетёнными в косы костяными фигурами, на которых были вырезаны странные чéрты. Его лицо и руки покрывали знаки, схожие с теми, что Дражко видел у Трувора.

— Ясон просил ещё пару бочек с водой раздобыть. — Удо быстро переключился к делам насущным, чем слегка сбил с толку.

— Чего?

— Бочек! Путь, конечно не шибко длинный, но раненых много — придётся промывать часто. И, говорит, обильное питие помогает сил набирать… Дружище, ты меня слышишь?

— Ага, — кивнул тот. — Займись.

И направился к Рорику под растерянный возглас Удо:

— Ты куда?!

Гридни безземельного князя тем не менее выделялись пёстрыми цветами одежд, отполированными кольчугами и богато украшенным оружием. Из тех, кто сопровождал своего предводителя в крепости, по виду были свеями, что доказывала рокочущая речь. В других угадывались вагры или поморы — из-за характерного говора. Имелись и прочие, скорее всего из куршей, ливов. Ещё несколько явно из более далёких мест, хотя тоже славянского языка. Но все как один преградили путь, заметив чужака.

— Кто таков? — прищурившись, спросил воин лет тридцати, со впалыми щеками и морщинистым лицом.

Он был из тех нескольких человек, которых сходу угадать не получилось. Говор казался непривычным, но будто бы знакомым, одеждой также не сильно отличался, но всё же…

— Пусти его, Сечень! — воскликнул Рорик.

И гридни расступились, снова вернувшись к своим делам.

— Дражко! Рад тебя видеть!

Князь тепло поприветствовал его, приобнял, а после обратился к юноше с ястребиным носом:

— Хелгу*, иди. И смотри, на рожон не лезь.

(*Вероятно, имя Олег произошло из скандинавского "Хелгу", "Хельги". Есть также версии, сопоставляющие "Олега" с "Вольгой". Но, на мой взгляд, это применимо только к женской форме "Ольга", т. к. она не единожды записана в Лаврентьевской летописи, как "Вольга". В то время как "Олега" с приставкой "В-" я (как, вроде бы, и другие люди) не нашёл. Может, такая форма женского имени более поздняя, но мне нравится такая версия, а подробных комментариев более весомых знатоков отыскать не удалось)

Юноша кивнул и удалился в сторону города.

Дражко вопросительно посмотрел на Рорика. Мол, куда это ты его?

— Не обращай внимания, ничего особенного.

«Вряд ли», — хмыкнул Дражко, но решил, что приказы чужих князей — заботы этих самых князей.

— Что сделает Мстивой? — хрипловато, затянуто, но почти не тревожа рану проговорил он.

Рорик подумал, погладил свисающие усы, словно в них и хранился ответ. Почему-то промелькнула мысль, будет ли он, Дражко, так же гладить или крутить усы, когда отрастут? Многие так делали…

— Давай не буду гадать, ладно? Не хочу сглазить.

«Значит, ничего хорошего», — понял Буревоич.

— У Трувора такие же отметины на коже, — он решил вернуться к Хелгу.

— Да. Трувор собственной рукой нанёс на него обереги.

А вот это удивительно. К таинственному волхву иногда напрашивались в ученики, даже некоторые младшие жрецы Святовита рискнули наведаться к нему. До Ругарда доходили слухи о гневе Годолюба, когда он узнал об этом.

— Он особенный, — угадал Рорик. — Похож на Трувора. Быть может, его связь с богами даже сильнее.

— Вряд ли, — усомнился Дражко.

Хотя секундой позже чутьё подсказало, что он ошибается.

━─━────༺༻────━─━

Говорили долго. А ожидание, казалось, тянулось ещё дольше. Удо вовсю готовил дружину к отплыву, Веремуд снаряжал «Лебедь», Ясон наконец-то смог отдохнуть — с Мстивоем прибыли княжеские лекари, так что о раненых нашлось кому позаботиться.

Несчастный ромей крепко заснул и вполне мог проснуться уже на Руяне, если не будить его нарочно.

Отец сопровождал Вислава на время переговоров, что только на руку — встречаться с ним сейчас не хотелось. А Ратмир следил за войском, поэтому Дражко снова был представлен сам себе.

Он навестил раненых. Большинство отправятся в скором времени. Даже Витцан уже самостоятельно ковылял, хоть и приходилось постоянно бороться со слабостью.

Погибших готовили к последнему плаванию. Обычно мертвецов хранили на месте гибели, но в этот раз речь шла о воинах, впервые отправившихся в поход. Погибших по его, Дражко, вине. Вряд ли матерей утешит захваченная добыча и достойная песен смерть их чад.

«Путь к славе пролегает по рекам крови, — сказал как-то Буревой. — Не только вражеской, но своей собственной».

Теперь Дражко понял эти слова. До того война казалась чем-то былинным, завораживающим. Как вести ладью в бурных холодных водах, когда ледяные брызги обжигают лицо, будоражат мысли. Она и сейчас не потеряла своей остроты, но тела павших соратников якорем утягивали на дно — мрачное и беспросветное.

Да, отец прав. Путь к славе пролегает по рекам крови. По шипящим злым потокам, поглощающим смельчаков, что решились бросить им вызов. Поэтому у рулевого весла должен стоять крепкий кормчий, способный вывести ладью в бескрайнее, бесконечное море.

«Я буду таким кормчим, — обещал себе Дражко. — Вот увидишь, отец. Увидишь, брат. Я вас превзойду!»

Скрип дверных петель княжеского терема прервал ожидание собравшихся в крепости. Люди повскакивали с мест, замолкали оживлённые разговоры, обрубались недосказанные шутки. Внимание сосредоточилось на франкских послах.

Те быстрым шагом направились к лошадям, вскочили в сёдла, сверкая довольными рожами. Мстивой не спеша следовал неподалёку, хмуро провожая их взглядом.

— Ты очень мудрый правитель, — без тени лукавства сказал Харибод, поворачивая мерина. — На закате ждём вас в условленном месте.

Князь кивнул. Молча. За спиной пронёсся Вислав со своей свитой — явно недовольный и раздражённый.

Послы отправились прочь, поднимая пыль. Дражко и сам догадывался о результатах переговоров, но по лицу Рорика ещё удостоверился в собственных домыслах.

— Ну, всё. По домам, — вдруг сказал Векша.

Он не выглядел огорчённым. Скорее насмехался нал Мстивоем и над всеми остальными вокруг.

— С чего ты взял? — встрепенулся Деян.

— Что я, вашего брата не знаю? — хмыкнул лютич. — Откупился князь. Побоялся супротив Людовика ентого выступать.

— Ты говори, да не заговаривайся! — возмутился Сбыслав, готовый доказать правоту кулаками.

— Тихо! — оборвал их Дражко.

К ним приближался Буревой.

— Отец? — Ратмир встал рядом.

— С зарёй отплываем, — с силой выдавил из себя Буревой. — На Руян.

━─━────༺༻────━─━

Под молчаливые взгляды повозки с данью тянулись по ухабистой дороге прочь из города. Дружина Мстивоя, во главе с хмурым Збигневом сопровождали их, не смея оглянуться.

Слухи уже разошлись по войску — Людовик вёл не меньше двух тысяч человек, половина из которых — всадники. То были не наскоро созванные эделинги*, усиленные наёмниками и ополчением, а опытная армия, слаженная во многих сражениях. Даже с помощью руянского войска одолеть их будет непросто.

(*Эделинги — родовая знать у саксов)

Но это понимал князь Мстивой. Он знал, что за двумя тысячами может нагрянуть вдвое больше. Что по морю быстро разнесутся вести об ослабленном Стариграде, и полчища викингов коршунами накинуться на земли вагров. А лютичи захотят отомстить за недавний поход под стягом Табемысла.

Даже если удастся разбить франков, беды не избежать, поэтому князь принял решение заплатить золотом, серебром и мехами.

Однако Дражко не заглядывал так далеко. Проклятый Сина, которого он поклялся убить, снова ускользал из рук, и это занимало все мысли. Судьба вагров не волновала его. Даже не так — он и не задумывался о ней, потому как звон стали заглушал шелест на пшеничных полях, которые будут сожжены, вытоптаны копытами франкских лошадей. Воинственный клич скрывал голоса купцов и ремесленников, чьи дома подвергнутся разрушению, а добро сгинет в делёжке награбленного.

Он наблюдал спокойное, умиротворённое лицо Круто и жаждал отплатить врагам за то, что этот храбрый умелый воин уже никогда не раскроет веки. Но завтра придётся возвращаться домой, ещё дальше от желанной мести.

Закатное солнце отражалось рябью озера, слепило глаза. Пожалуй, стоит отправиться спать. Худые вести отнимали сил больше, чем тяжёлая битва.

━─━────༺༻────━─━

Вода в чаше окрасилась алым от вечерней зари. Горло Ингигерд пересохло, но даже капля в рот не лезла — страх окутал её разум.

Тот грозный венд, Ратмир, так злобно глядел на неё, когда она решила прогуляться на свежем воздухе, что дрожь пробежала по телу. Руны, помимо прочего, говорили об опасности. Ингигерд не единожды взывала к ним, как учила бабушка. Каждый раз ответ был запутанным, но угрозу обещали всегда.

Так не об этом ли предупреждали боги? Вдруг Ратмир решит защитить брата от возможного проклятия и убьёт ее?

Участь пленницы не прельщала, но смерть пугала ещё больше. Чтобы вернуться домой, снова увидеть Ингвара, нужно сохранить жизнь любой ценой.

Вода в чаше задрожала. За дверью послышался скрип досок, заставивший затаить дыхание.

Шаги приближались. Медленно, размеренно, будто охотник выслеживал добычу.

Тихо шепча, растёкся по коридору шорох стали, вынимаемой из ножен. Ингигерд сжала кулаки и стиснула зубы.

Дверь отворилась, и в комнату вошёл Дражко. Он отрезал кусок яблока и потянул ей:

— Возьми. Медовое.

На несколько мгновений оба замерли. Ингигерд постепенно осознавала, что смерть миновала её, но в следующий раз за стеной может оказаться убийца.

Она приняла угощение и, глядя прямо в глаза, осторожно положила его в рот. Сладость растеклась по языку, от неожиданности едва не свело скулы. Дражко робко улыбнулся — понял, что понравилось, — сел рядом, устало вздохнув.

Лицо саднило. Сквозь открытое окно пробирался бойкий холодный ветер, отчего Ингигерд потирала плечи. Дражко задвинул ставни и зажёг лучину — всё равно хотелось спать.

Девушка молча наблюдала за ним, поймав себя на мысли, что этот человек всё больше становится понятным и даже… милым? С оружием в руках — смелый воин, разящий врагов, а перед ней — неловкий и нежный, насколько позволяет природная грубость.

И её единственный защитник в этом чужом мире.

— Завтра отправимся домой, — Дражко, позабыв, говорил на родном языке. — Отдохни. Ты не привыкла…

Тёплая рука коснулась его щеки, не скрытой за повязкой. Он замер, слабо веря в происходящее. Удивлённо взглянул в голубые, будто сияющие в полумраке глаза. Затаил дыхание, когда мягкие девичьи губы медленно приблизились к его губам…

— Инги, — прошептал Дражко, чувствуя, как бешено забилось сердце.

Ответом стал осторожный неумелый поцелуй, тем не менее доставивший невероятное блаженство.

Снаружи завывал ветер, доносился лай собак и гул голосов.

Ингигерд обещала себе, что вернётся к брату. Для этого ей нужно выжить.

Глава 20. Руян

«Лебедь» вздымался под полным парусом, разрезая, вспенивая волны. Снова море, качка, бодрый скрип обшивки и бескрайний горизонт под ясным небом.

Словно наперегонки с облаками, ладьи спешили вернуться домой.

С востока Руян походил на природную крепость — на берегах взгромоздились высокие валы, мешающие высадке. А с запада его защищали длинные острова, которые приходилось огибать, чтобы водным путём, преодолевая узкие проливы, добраться до бухты, где находился Ральсвик.

Хотя даже такие препятствия не всегда спасали от напасти. Когда Дражко был ещё ребёнком, город сожгли викинги. Однако негодяев перебили, а уцелевшие сбежали, оставив драккары погибших, а Ральсвик быстро отстроили, и жизнь скоро снова забурлила как прежде.

То был шумный порт, куда особенно стекались люди по пути в Аркону. А потому в Ральсвике встречалось множество торговцев, всегда объявлявшихся там, где можно было подешевле купить и подороже продать.

Почти всё награбленное рано или поздно появлялось здесь. Те из находников, кто не желал отправляться в Волин, Ладогу или в ещё более далёкое путешествие, к Царьграду, с удовольствием продавали добычу тем, кто как раз под описанному маршруту и собирался идти.

Некоторые чужестранцы даже оседали, приноровившись ухватывать товары по низкой стоимости и тут же всучивать их другим купцам с наценкой.

Но всё же Дражко любил Ральсвик не за гул зазываний, споры с торгашами и диковинные вещицы, которые попадали сюда аж Востока, с земель, пролегавших дальше самого дальше Царьграда. Нет, сердце молодого воина пленила свобода, гуляния лихачей, умеющих не только проливать кровь, но и мёд по усам. Потасовки, перерастающие в драки и чуть ли не настоящие сражения стенка на стенку, но с голыми кулаками. Любил морской ветер у побережья. В Ругарде он терял свежесть и солёный запах, но на причалах смешивался с ароматами, идущими вместе с многочисленными ладьями: деревом, паклей, парусиной и различными пряностями на борту.

Однако сейчас радости от возвращения не было. Позади Дражко оставлял врага, а значит — месть и славу. В груди кипело от возмущения, посрамлённой гордости. Гнаться за Синой, этим проклятым саксом, — вот что нужно делать. И ведь было с кем…

Рорик повёл свои ладьи на запад. Хелгу, тот странный юноша, появился незадолго до отправления, что-то сказал ему, и безземельный, но богатый князь, покинул Вислава.

Так хотелось последовать за ним! Самому взяться за рулевое весло, повернуть…

Но нельзя. Сражаться могло чуть больше дюжины человек, да и мог ли Дражко снова вести их к битвам и смерти? Тела погибших напоминали об ошибках, ответственности. К тому же Инги нельзя возить с собой по всему побережью, а оставлять девушку на попечение отца и брата… Ратмир, казалось, вот-вот вгонит ей клинок под рёбра. Буревой ещё не знал, но, без сомнений, скоро узнает о её пристрастиях к ведовству. Нужно быть рядом, когда это произойдёт.

«Ингигерд… Инги…»

Одна мысль о ней прогоняла тоску. На утро после той ночи Дражко не мог сбросить с себя счастливую мину, что не осталось незамеченным Удо.

— Ты чего сегодня лыбишься как убогий? — удивился он. — Вчера ж ещё мрачный ходил — не притронешься!

Вот и сейчас, вспомнив нежные прикосновения, сладость губ, мягкие бёдра… Дражко обернулся, нашёл взглядом Инги. А в ответ — румянец и смущённая улыбка, от которой внутри разлилось приятное тепло. Единственное, что стоило больше славы, мести и гордости — её улыбка. Ради этого можно было отложить встречу с Синой на потом.

━─━────༺༻────━─━

Плыли вдоль материка, пока не показалась полоса первого острова, за которым виднелся второй, а между ними — широкий пролив. Ингигерд с волнением наблюдала, как ладьи заходят прямо в пасть Руяна.

Плоские берега, пушистые от лиственниц, захватывали её в ловушку, из которой выбраться будет ой как непросто.

А Дражко вдыхал полной грудью. Воздух казался слаще, знакомые виды радовали глаз. Ничего нет краше родных земель.

Он проводил Инги к носу ладьи и, приобняв, вдохновенно начал рассказывать о её новом доме.

— Когда ветер дул сильнее, мальцами мы прыгали в лёгкие лодки и наперегонки плыли вдоль пролива. А затем собирались во-о-он там, — рука указала кусок земли, торчавших над поверхностью воды отдельно от одного из клыков, — разжигали костры и гуляли всю ночь.

— Ты бы рассказал, что победитель встречал ждущих на суше девок и мог первым выбрать самую красивую из них, — встрял, ухмыльнувшись, Удо. Хорошо хоть на славянском.

Надо сказать, от того, каким придёшь на берег, мало что зависело. Каждого ожидала своя суженая, но случались истории и повеселее:

— Правда, помнится, Вацлав как-то позарился на Боянку, дочь кузнеца, — припомнил Деян. — Так она ему чуть уд не снесла!

По ладье раскатился смех.

«Отчего?» — Инги удивлённо посмотрела на Дражко, но тот не нашёл, что ответить, кроме как махнуть, мол, дурачатся.

Однако, верно назло, речь пошла о нём самом:

— Помнится, Дражко как-то выиграл, — продолжил Удо, не обращая внимания на укоризну в глазах друга. — Я тогда вторым был, но видел, как шибко он помчался прямиком к Нежанке.

— Удо! — попытался пресечь безобразие Буревоич.

Но побратим предательски не затыкался:

— Та сама очумела от прыти, даже пискнуть не успела, как в рощице оказалась!

— Помню, помню! — воскликнул Девятко. — Тощая девка! И что он в ней нашёл?

— Во-во! — подхватил Витцан. Разговор, кажется, отвлёк его от ран. — Зато Малуша…

— К ней-то я в тот раз и причалил, — мечтательно хмыкнул Удо.

— А вот там, — Дражко, делая вид, что его не волнует смех за спиной, указал на место, где первый «клык» расширялся до того, что почти сходился с Руяном, образуя узкий пролив, — мы на спор плавали от берега к берегу.

━─━────༺༻────━─━

Их уже встречали. Толпа собралась у причалов, как только показались паруса. Многие не поверили в столь скорое возвращение снов и мужей, но вести с окраин настойчиво твердили, что всё именно так.

Сначала, правда, испугались — может, недруги нагрянули? Но паруса с медвежьим оскалом издали показали, что ничего бояться не стоит.

С особенным волнением ждали матери отроков, не вернулись из первого похода. Пытались разглядеть «Лебедя» и с наконец увидели его рядом с ладьёй Буревоя, узким и быстрым «Копьём». Облегчение скоро отступило — теперь высматривали родные лица.

Дражко помрачнел. И чем ближе была пристань, тем сильнее ком застревал в горле. Он различал матерей и отцов погибших, видел в них несбыточную надежду и представлял, как будет рушить её. Глаза сами, по привычке, выискивали отца. Но вместо поддержки тот ответил хмурым вздохом и отвернулся.

— Их погребут дома. Этот дар достаётся не каждому… — Удо попытался немного утешить друга. — И мы справим по ним такую тризну, что до самого Ирия дойдёт шум!

Не помогло.

Когда борт ударился причала, затянули крепёжный канат, и Дражко первым сошёл с ладьи. Родственники гридней уже ломанулись навстречу, выкрикивая имена.

— Витцан! Цедраг! — матушка братьев со слезами на глазах кинулась к ним и едва не сбила с ног, слишком поздно заметив раны. — Что же вы… Как же вы так!

— Всё хорошо, мам, — ласково успокаивал её Цедраг, хотя от боли сковало грудь.

Отец их прибыл раньше, с Буревоем. Но только теперь добрался до жены, воссоединив счастливую семью.

И тут, разрезая душу, донеслось:

— Круто! Где же ты? Отзовись, прошу!

— Молчан!

Смех и радость от воссоединения разбавила печаль. Дражко видел свою мать, смиренно ожидавшую позади остальных. К ней он подойдёт позже. Сначала — обязанность воеводы.

Он к бедной женщине, всё ещё ждущей, что сын спрыгнет за борт и кинется в её объятья.

— Круто сражался подобно богу, вы можете гордиться им…

━─━────༺༻────━─━

Суета немного улеглась. Проследив, чтобы погибших забрали родственники, а добычу переносили на склад, Дражко подошёл к матери.

— Иди ко мне, — чувствуя печаль сына, она обняла его и какое-то время просто молча прижимала к себе.

Подошёл Буревой.

— Здравствуй, Мила. Я же говорил — всё с ним хорошо.

— Хорошо?! А это ты видел?! — резко воскликнула матушка, наконец обратив внимание на израненное лицо. — Да это же!..

— Хватит!

Мила замерла, потому что гаркнул на неё не Буревой, привыкший командовать, а сам Дражко. И так гулко, твёрдо!

— Не велика беда, переживу. Лучше вот, познакомься. — Он позвал ждущую неподалёку Ингигерд.

Девушка робко подошла к ним, чувствуя на себе тяжесть взгляда статной, будто высеченной из камня женщины. Её широкие скулы придавали льда в выражении лица; светлые волосы под расшитым узорами платком были собраны в длинную тяжёлую косу, а с очелья свисали серебряные кольца*, украшенные резьбой.

(*Височные кольца — один из главных маркеров, указывающих на славянское происхождение находок. Кольца различной формы вешались на *очелье (ободок, повязка вокруг головы) или вплетались в волосы. Такие украшения были типичны для славянских женщин, хотя и имели свои региональные особенности)

Рядом с ней, казалось, даже воздух становился вязким, и стоит ей взмахнуть рукой, как сами боги ниспошлют на неугодного великую кару.

— Кто это? — со сталью в голосе спросила Мила.

— Ингигерд. — Дражко чуть не дрогнул, тоже почувствовав настроение матери, но всё же продолжил: — Я нашёл её в селении данов. Она моя женщина.

— Холопка, — уточнила Мила.

— Нет.

— Дражко… — теперь и Буревой напрягся. Брат наверняка рассказал ему о своих опасениях.

— Ратмир! — вдруг прервал их звонкий клич.

— Радислава!

Невероятной красоты девушка с чёрными как смоль волосами неслась к Ратмиру со всех ног, прыгнула на шею, грозя опрокинуть на землю, и принялась осыпать лицо поцелуями, приговаривая между делом:

— Прости… Сын —… Только уложила…

— Хулиганил, да? — улыбаясь, спросил Ратмир.

— Ещё как! Будто знал, что прибудешь.

Ратмир и Радислава поженились прошлой весной и уже растили годовалого сынишку, отстроили отдельный двор, завели хозяйство.

Родители грозились до зимы женить и Дражко.

— Матушка, — приветствовал брат, с трудом отлипнув от возлюбленной.

Тут же лицо Милы смягчилось, уголки губ поднялись, а голос потерял сталь:

— Здравствуй, мой дорогой.

Уличив момент, Дражко решил уйти подальше. Ввязываться в разборки с матерью сейчас не хотелось, поэтому он прижал Инги поближе и направился к торгу, где потихоньку собирались все прибывшие. Однако незаметно улизнуть не получилось — Буревой напомнил, что обязанности воеводы ещё не закончились:

— Перед тризной нужно разделить добычу. Не забудь созвать дружину до вечера.

━─━────༺༻────━─━

Ральсвик шумел, пел, всюду суетились люди. Купцы работали в поте лица, корчмарь только и успевал разливать по чашам напитки, а скоморохи, объявившиеся, казалось, из ниоткуда, наполняли округу песнями да музыкой.

Воины гуляли на полученные доли. Удо осушал уже третий кувшин, пытаясь перепить Большака, но до сих пор настаивал, что трезв как стёклышко, в доказательство метнул нож в столб, у которого сидел Девятко — клинок воткнулся в вершке от уха.

— Свиная ты морда! — вскочил он парой мгновений позже, когда хмель вышел с хлынувшим потом. — А если б в башку попал?!

— Ну, не попал же! — искренне не видя причин для беспокойства заметил Удо.

Затем случилась драка. Причём не по этому поводу, хотя и вытекала из него. Девятко, протрезвевший, но не до конца, пожелал наказать обидчика и вскочил с места. Однако по пути наткнулся на фризского купца, нёсшего аж целую бочку мёда к своим дружкам на другом конце длинного стола. Причём он так спешил, что на ходу ковырял крышку. Поэтому, когда бочка упала, содержимое расплескалось по земле.

— Э… это ж… — купец какое-то время не двигался с места, не веря собственным глазам, но затем воспылал яростью, принялся осыпать проклятиями, которые мало кто понял, кроме его же дружков, а потом накинулся на Деяна, потому что тот стоял на месте Девятко.

Сам Девятко, казалось, не заметил столкновения и продолжил двигаться в сторону ничего не подозревающего Удо. Но не успел — сцепившиеся фриз с Деяном сбили его с ног.

Потом, конечно, присоединились дружки купца, гридни, прочие посетители — эти уже за компанию метелили всех без разбору.

Так оно бы и продолжалось, не отвлекись Удо от их с Большаком спора.

— О, мордобой! — радостно воскликнул он и вскочил со скамьи.

Большак вслед за ним тоже возжелал присоединиться. И только дерущиеся заметили двух великанов, тут же ломанулись кто куда, позабыв о вражде.

Деян как раз выскочил наружу, сверкая фингалом, когда Дражко вместе с Ингигерд проходили мимо.

— Воевода!

— Воевода? — следующим вывалился Девятко.

— С дороги! — Фризский купец растолкал обоих, вылетев из корчмы.

И, наконец, в проёме показался Удо:

— О, Дражко! — Под мышкой здоровяк держал одного из фризов, не успевших удрать. — Гляжу, одел свою красавицу!

Пока дружина веселилась, Дражко приводил в порядок внешний вид Ингигерд. Подбирать подобающие одежды помогала Радислава — наверное, единственная из семьи, кто обрадовалась новой подружке. В Стариграде заняться этим было некогда, но теперь девушка облачилась в длинную, до пола, рубаху с вышитыми на вороте и рукавах рисунками, с красной узорчатой плахтой*. Плечи покрывал шерстяной платок, а в собранные в косы волосы Радислава вплела по три серебряных кольца, свисающих от висков до ушей. Шею украшало ожерелье их разноцветных стеклянных бус.

(*Плахта — поясная часть женского костюма, отдельная от рубахи. Похожа на длинную юбку)

Сама Ингигерд хотя и чувствовала чуждость наряда, всё же не могла не наслаждаться, когда мужи поворачивали головы, проходя мимо, а женщины бросали завистливые взгляды.

— Заканчивайте. — Дражко осмотрел устроенный его гриднями беспорядок, тяжело вздохнул. — Говорят, Трувор уже прибыл. Скоро начнётся тризна.

━─━────༺༻────━─━

Жизнь сменялась смертью, как день — ночью. Солнце в очередной раз клонилось к горизонту, уступая мир живых миру мёртвых, открывая дорогу Ирий, и потому сейчас подходящее время, чтобы проводить их.

Толпы стекались к полю, усыпанному курганами, многие из которых поросли деревцами и кустами, другие едва покрылись травой, а кое-где ещё темнела свежая земля. Костры уже были сложены в вырытых ямах, тела на них ждали огня, чтобы освободить душу. Три костра стояли без тел, лишь с вещами — утонувших во время шторма провожали вместе с остальными.

Живых встречал высокий сутулый человек, обвешанный шкурами зверей, убитых собственной рукой. Из длинных седых волос торчали иссечённые знаками косточки и ленты, вышитые оберегами; борода, заплетённая в косы, прятала широкую грудь, густые усы под горбатым носом закрывали уста. А из-под бровей, будто сверкая, выглядывали глубокие глаза, заставляющие дрожать даже самых смелых мужей.

То был Трувор — таинственный волхв, чья связь с богами соперничала с главным жрецом Святовита.

Молчание царило в округе, даже все заняли свои места. Родственники стояли впереди, рядом — Буревой, Висмар и Яромир — вместо отца, которому пришлось уйти ещё днём. А за ними остановился Дражко со своей дружиной. Ингигерд осталась позади, с Радиславой и Милой.

Никто не издал ни звука, пока не заговорил Трувор:

— Сегодня мы прощаемся с храбрыми потомками славных предков. Столь благородными, что боги решили позвать их к себе раньше прочих.

Только теперь раздался плач. Женщины рыдали, а мужчины пускали скупую слезу, разрываясь от гордости и печали.

— Уверяю вас, они отомщены. Того, от чьей руки погиб Мышь, поразило копьё, и подыхал он долгой мучительной смертью.

За спиной Дражко послышался шёпот.

— Полчак, — продолжал волхв, — сам успел всадить клинок в горло своему убийце.

Шёпот стал громче, заставив Дражко обернуться. Он хотел рявкнуть на гридней, но те с волнением принялись объясняться:

— Откуда он знает? — вопрошал один из них. — Сам видел, как подыхал сакс с ножом в бороде! Полчак стоял от меня по правую руку, воевода! Я и забыл, пока не услышал сейчас от Трувора.

Дражко переглянулся с Удо, но тот лишь задумчиво хмурился.

— Это моё копьё поразило убийцу Мыша, — вдруг сказал Векша, впервые скинувший с лица беззаботную ухмылку.

Удо кивнул:

— Верно. Не врёт.

Внутри затрепетало. Никто не говорил о том, как именно погибли соратники, но волхв продолжал рассказывать, будто сам находился при их смерти.

— Лишь морю отомстить нельзя, — завершал Трувор. — Но не стоит печалиться — то Святовит пожелал забрать их под свою руку. В Ирии им сулит почтение, не уступающее павшим в битве.

Он замолчал ненадолго, позволив людям прийти в себя, затем объявил:

— Несите пламя!

Родные и близкие двинулись вперёд, держа зажжённые факелы.

Огонь медленно растекался по подножиям, набитым сеном, а затем резко поглотил костры. Собравшиеся наблюдали, как души покидают этот мир, провожая их тягучей хоровой песней. Задул порывистый ветер, огромные языки затрепетались, выплёвывая искры.

Боги приветствовали своих сынов.

Глава 21. Спасённый богами

Тризну гуляли всю ночь. Грусть и печаль прогнали прочь, и над свежими курганами разносились задорные песни, мёд лился рекой, под жар огня устроили дикие пляски, полные радости, злобы и ярости.

Вислав извинился за отсутствие двумя пленниками-данами. Оба — сурового вида, со множеством шрамов, в том числе свежих, полученных в схватке с руянами.

— Бились крепко, — вспомнил Висмар. — Князь взял их в часть своей доли за наш поход.

Вислав сам не пошёл в набег, но вложился снаряжением, провизией и людьми, за что ему причиталось.

Трувор уже готовил заговорённый нож, чтобы принести данов в жертву, но у Буревоя появилась другая идея:

— Дайте им по щиту и мечу. Кто победит, будет жить и получит свободу.

Волхв согласился. Кровь, пролитая в сражении, богам куда угоднее.

Дражко почувствовал желание самому взяться за оружие — наверняка такой подарок понравился бы им ещё больше. Но перечить отцу не стоило. К тому же, тепло объятий Инги прельщало сильнее холодной стали.

Даны приняли предложение. И принялись рубиться, словно между ними была родовая вражда! Руяне приветствовали их не хуже, чем своих бойцов, а когда победитель перерезал глотку побеждённому, принялись хвалить его, тут же налили полный рог пива и едва не утянули в общий хоровод, но Трувор заставил повременить:

— Как тебя зовут? — В отличие от остальных, волхв сохранял хладнокровие и не притронулся к хмельному. Он склонился над убитым, окунул пальцы в кровоточащую рану.

— Олаф, — ответил дан, осушив рог.

Волхв кивнул, подошёл ближе, начертил на лбу знак, смысл которого понимал только он.

— Как было сказано, ты свободен.

Подхваченный толпой, Олаф мигом окунулся в безумие тризны. Воины вспоминали битву, в которой его взяли в плен, отмечая храбрость и стойкость. А тот, кто непосредственно оглушил дана, даже поднял за бывшего врага здравницу.

Завтра, быть может, Олаф отправится обратно в родные земли, чтобы на следующий год снова сойтись с руянами в сече, но эту ночь они проведут вместе как старые друзья.

Однако не один Трувор сохранял трезвый рассудок. Буревой, Висмар, Ратмир — воеводы с малой дружиной не предавались обжорству и пьянству. Дражко брал с них пример, поэтому даже не пытался соревноваться с Удо в том, кто быстрее осушит чашу, а затем попадёт булыжником в сложенный из камней круг.

Прочие воины могли вдоволь крушить селения в поисках добычи, осушать целые бочки хмельного и забавиться с захваченными рабынями, когда уже некого было убивать. Но Буревой требовал от сыновей сдержанности во всём. Мем иногда напоминал христианских жрецов, как-то прибывших на Руян проповедовать. Правда, они объясняли это грехами, пугали воздаянием Господнем, а отец говорил, что в войске, даже вдали от врага, кто-то должен следить за порядком и безопасностью, иначе можетслучиться беда. Так, бывало, дружина после славной победы и начнёт праздновать, позабыв об опасности, а к утру их всех перережут, спящих, пьяных, не способных даже меч удержать в руках.

Поэтому Дражко не предавался веселью с остальными. Нет, сейчас он наслаждался обществом Ингигерд. Внутри горело желание, особенно от ответных чувств, проснувшихся у прекрасной данки.

Поэтому Дражко приглядывал на Олафом. Который, казалось, и позабыл о недавней неволе и о том, кто заковал его в кандалы. Даже пытался соревноваться с Большаком в борьбе, да тот едва не снёс голову пудовым кулаком.

— У нас в селе с тумаками забавятся, — виновато объяснился он.

— Да это ж само то! — воскликнул Удо с таким лицом, будто ему раскрыли тайну вселенского счастья.

— Э, не! — Деян благоразумно отошёл подальше.

Как и Олаф, решивший не рисковать только обретённой жизнью.

Чутьё подсказывало, глаз с него спускать не стоит. Что-то в нём категорически не нравилось, настораживало, хотя дан совершенно не обращал внимания на Дражко. Будто бы специально не замечал.

Может, это и вызывало подозрения?

Дражко посильнее прижался к Инги. Та уже засыпала, положив голову ему на плечо и умиротворённо посапывая. Но идиллию нарушил развесёлый крик Удо:

— А ну, воевода, айда к нам! Нечего отсиживаться, пока дружина радеет!

Над раскалёнными углями от погасшего костра готовились перетягивать канат. За один конец взялись мужи Ратмира, а с второй — молодцы Дражко. Многие из соперников приходились друг другу родственниками.

Тут уж выбора не оставалось, потому что и Ратмир встал у самых углей, зазывая младшего брата шутливыми колкостями.

Под шум зрителей они начали игру. Жар кусал пальцы на ногах, мозолистые руки крепко держали канат, но преимущества долго не было ни у одной из сторон, даже несмотря на наличие Удо и Большака в стане Дражко. У Ратмира имелись свои великаны — собственно, брат Удо, верно в шутку именуемый Малом. Матери у них были разные, но оба пошли в отца, который, скалясь, наблюдал за действом неподалёку.

Всё решил случай. Угли, красные от накала, снова разжёг порыв ветра, отчего прямо под канатом вспыхнуло пламя. И скора обе дружины падали на спины, не выпуская разорванные концы под всеобщий смех.

— Эх, братишка, тебе снова улыбнулась удача! — стряхивая со штанов грязь, воскликнул Ратмир.

— Разве ж это удача — подарить ничью?! — парировал Дражко.

А затем повернулся, выискивая глазами Ингигерд и увидел…

Как Олаф спешно отходит от неё, словно вор, напакостив, убегает прочь.

Ладно бы просто пробегал мимо — и пёс с ним. Но на прекрасном личике блеснули слёзы, и это мгновенно разожгло пламя гнева.

Дражко выскочил наперерез. В суматохе никто не обратил внимания, пока он не сбил Олафа с ног и приставил к горлу клинок.

— Спятил, Дражко?! — Деян подоспел первым, ухватился за руку, держащую нож.

Векша секундой позже оттащил дана, пока Удо тянул воеводу назад.

— Не подходи к ней, выродок! — Дражко скалился по-звериному, словно обезумевший, вырывался. Даже Удо пришлось напрячь все свои силы, чтобы не выпустить его.

— Я просто хотел поговорить, ничего срамного! — растерянно оправдывался Олаф

Но ложь кралась в каждом слове, будто змеиный яд — никаких сомнений! И потому Дражко рыл пятками землю в попытках достать дана.

Вокруг собрались люди. Некоторые, слишком пьяные для разбирательств, приняли всё за начало драки, с воодушевлением кинулись в толпу, но быстро были осажены гриднями Буревоя, который и сам уже оказался рядом:

— Оставь его! — прогремел он. — Хватит на сегодня крови.

Немного остыв, Дражко рыкнул на Удо, чтобы тот отпустил. С опаской, но здоровяк послушался.

— Увижу рядом с ней — убью! — пообещал Дражко.

Затем оглянулся — десятки глаз с укоризной смотрели на него. Заслужив свободу, Олаф стал гостем, разделившим хлеб и мёд с руянами. Убивать гостя, к тому же спасённого богами, — не лучший поступок.

Взяв за руку Ингигерд, Дражко ушёл. Удо, Деян, Векша и другие, немного подумав, отправились за ним.

Олаф стряхнул с себя волнение и продолжил веселиться, будто ничего не произошло. Остальные последовали примеру. Снова запели песни, осушались чарки, добрым словом поминали мёртвых.

Буревой тяжёлым взглядом провожал младшего сына.

— Эта девка сводит его с ума. — Рядом встал Ратмир. — Я видел, как она бросает ведьмовские знаки, отец. Как бы не заворожила…

— Знаки, говоришь? — нахмурился Буревой. — Одних знаком маловато, чтобы быть ведьмой. Но ты за ней пригляди.

Радислава с тревогой слушала их разговор, но встрять не посмела. Лучше потом — наедине с мужем.

«Какая ведьма? — пронеслось в голове. — Всего лишь испуганная бедняжка…»

А вот Мила думала иначе. Не мог её сын позариться на безродную рабыню! Но если уж втемяшил себе в голову, то бодаться бесполезно, пока сам не споткнётся.

Она обернулась на шум — то хохотал Олаф. Для него эта ночь была не тризной, но праздником жизни, поэтому дан полностью отдался веселью.

И тут её осенила мысль…

━─━────༺༻────━─━

На следующий день готовились к отбытию в Ругард, располагавшийся немного южнее. Даже несмотря на поздний подъём, должны добраться к полудню.

Дражко в последний раз проверял телеги, сбрую, пока Удо, Деян и Девятко валялись с распухшими лицами в тени под кроной дуба. Векша, бодрый в отличие от них, вместе с хмурым, но вполне вменяемым Большаком грузили добро, задавая тон остальным. Свежее их был только Ясон. Как и ожидалось, ромей проспал всю дорогу до Руяна, но и там его никто не тревожил. Лишь перевязав нескольких раненых, он снова отправился спать, а на предложение прийти на тризну пробормотал что-то на невнятное на своём языке и перевернулся на другой бок. Сейчас же Ясон заботливо укладывал шкатулки и мешочки с травами и порошками, инструментами и прочими лекарскими приспособами.

Ингигерд гуляла с Радиславой неподалёку от повозок, среди цветущей поляны.

Девушка так и не призналась, что именно вызвало её ночью. Пыталась обвинить дым от костров, мол, попал в глаза, но лгать ей удавалось не слишком хорошо.

Однако теперь она снова улыбалась, смеялась, хитро поглядывая на Дражко. Верно, Радислава рассказала о нём нечто постыдное, ещё с детских лет. Но ей можно — рано или поздно все секреты неизбежно будут раскрыты.

— У женщин слишком длинный язык, — пробурчал он себе под нос.

Цедраг, на правах раненого освобождённый от тяжёлой ноши, заметил:

— Прямо как пьяный Удо.

— Это точно! — поддержал Витцан. Он уже выглядел почти здоровым. Пара седмиц — и вовсе поправится.

— Вы о чём? — не понял услышавший разговор Живко. Но в ответ ничего путного не услышал.

Мальчишка всё порывался помочь, но Ясон строго наказал отдыхать.

Сбруя была в порядке. Дражко сунул коню морковку, похлопал по гриве, прогнал надоедливого комара.

— Эй, кто-нибудь, подсобите! — Векша тащил сундук, весивший, наверное, тяжелее него самого, пока Большак нёс на плече ещё больший по размеру.

Дражко только хотел подскочить на выручку, как рядом с лютичем показался человек.

Один его вид заставил зубы заскрипеть от злости.

— Давай, давай, — коверкая слова, Олаф ухватился за ручку с другой стороны.

Вдвоём они с Векшей быстро приволокли сундук к телеге, где Большак помог поднять его на настил.

— Ты… — прошипел Дражко, положив ладонь на обух топора.

Удо, Деян и Девятко вскочили, позабыв о головной боли.

Эй, я лишь помог! — Олаф примирительно выставил руки. — Клянусь перед взором Одина, к твоей женщине без дозволения подходить не буду. — Затем он перешёл на язык данов, видимо исчерпав запас славянских слов. — Ночью просто хотелось услышать родную речь из уст прекрасной девы. Проклятый Хумбли лил в мои уши одно дерьмо! Может, поэтому убивать его было так просто?

— Ты — свободный человек, — не слушая, процедил Дражко. — Но это не значит, что я не перережу тебе глотку.

В ответ Олаф промолчал, уставился, не моргая. Наверняка уговаривал сам себя не поддаваться мимолётному порыву. В серых глазах мелькали искры ярости, но благоразумие взяло верх:

— Что ж, тогда буду держаться подальше от твоего клинка.

Только когда он ушёл, Дражко убрал руку с оружия. По глазам, по повадкам, по еле заметной ухмылке под лохматыми усами чувствовалась ложь, притворство и опасность. Не стоит полагаться на клятву викинга, особенно если тот клянётся Одином — любителя лжи.

Олаф удалился, по пути встретив Буревоя и Ратмира с малой дружиной. Брат, взглянув на поляну, тут же крикнул:

— Радислава, подойди ко мне! — Ратмир пытался скрыть раздражение, но все уловили неприязнь. Жену он любил больше жизни… Значит, дело в Ингигерд?

Радислава, напоследок хихикнув ещё про какой-то секрет, пляшущей походкой направилась к мужу. Скоро к ним подошла Мила. Передала спящего внука, убедилась, что все вокруг занимаются своим делом (Удо, Деян и Девятко, только завидев её, принялись изображать бурную деятельность) и прильнула к Буревою.

Скоро всё было готово к отправлению. Дражко аккуратно подсадил Инги на повозку, вздохнул цветочный аромат волос и, когда девушка улыбнулась в ответ, сам расплылся в улыбке.

Когда она рядом, прочие беды казались пустяком. Может, и вправду ведьма?

━─━────༺༻────━─━

Ругард издали возвышался над холмами, кронами елей, берёз и осин. Ощетинившийся частоколом вал, будто великан, наблюдал за каждым прохожим на многие вёрсты вокруг. Одновременно служил ориентиром — не потеряешься, — и предупреждением для врагов.

Крепость была двухступенчатой. Верхнюю, самую защищённую часть, занял княжий терем, гридница, оружейная и вместительный амбар для припасов на случай осады. Пониже, выступая первой линией обороны, — широкий кряж, огороженный толстой стеной с двумя воротами. Здесь стояли конюшни, торг и места для дружины, где обучали молодняк, устраивали соревнования и пиры. Вокруг вала беспорядочно раскинулись хутора. В отличие от пограничных селений вагров, не тронутые частыми пожарами и довольно богатые.

Гридни один за другим покидали караван, сворачивая на кривые улицы. К тому моменту, когда повозка Буревоя достигла двора на берегу реки, остальные уже разбрелись по домам.

Только успели миновать ворота, дверь усадьбы распахнулась, и на всю округу раздалось звонкое, радостное:

— Папенька-а-а!

Маленькая девчушка с россыпью веснушек на круглой мордашке, едва не путаясь в длинной рубахе, понеслась навстречу.

— Смеянка! — Буревой, как только увидел её, сразу засиял, спрыгнул с коня и подхватил на руки.

— Смеяна! — на крыльцо избы выскочила старуха. — Вот паскудница! Хоть бы оделась для приличия!

Мила, слезая с повозки, запричитала:

— Вот негодница, а? Мам! — она обратилась к старухе. — Ну, ты куда смотрела?

— Да я только отвернулась, а эта чертовка!..

— Полно вам, — непривычно мягко, нежно сказал буревой. — Пошли, Смеянка, гостинцы смотреть.

— Гостинцы-ы-ы! — заверещала девчушка.

Ингигерд с удивлением наблюдала на Буревоя, который из грозного воина превратился в милого доброго мишку. Дражко хмыкнул:

— Сестрёнка — единственная, кого в нашем роду принято баловать. Когда она появилась на свет, отец единственный раз на моей памяти не ворчал полных три дня.

━─━────༺༻────━─━

Первым делом растопили баню. Долго парились, мылись, лупили друг друга берёзовыми веника от души, затем прыгали в реку, остывшую к вечеру. А затем — чарка холодного кваса.

— Эх-х-х-х… — протянул довольный Ратмир. — После долгого похода — самое то. Что ещё для счастья надобно?

Дражко ничего не говорил. Молча раскинулся на скамье, вдыхая поглубже прохладный воздух. Кое-что для полного удовлетворения было бы неплохо сделать. Но это позже — времени теперь вполне достаточно.

— Брат. — Судя по тону, Ратмир явно настроился на серьёзную беседу.

Жаль. А ведь так всё хорошо шло…

Говорить было лень, поэтому Дражко вопросительно хмыкнул.

— Оставь ведьму. Матушка со свету её сживёт — сам же видел, как зыркает в её сторону.

— Она не ведьма, — вздохнул Дражко.

— Поверь, я знаю о чём…

— Брат! — Дражко поднялся, хотя очень не желал этого делать. — Уж не мальчишка, разберусь.

Ратмир отлично понимал, что словами дело не решить. Сам такой же был. Поэтому махнул, и вместо нравоучений сказал:

— Пошли-ка, ещё разок отхлещу. А то ишь, взрослый стал!

— Вот это можно, — кивнул Дражко, вставая со скамьи.

И братья снова скрылись в тесной жаркой бане, пропахшей дымом и берёзой.

━─━────༺༻────━─━

На хуторе Буревоя никому не приходилось скучать. Все были заняты работой, трудились с самого раннего утра до позднего вечера. По двору бегали челядины, исполняя поручения, животина паслась на лугу возле берега. Мужчины разбирали привезённое добро, затем смазывали оружие, бронь, конопатили лодку у причала.

Дражко выгнал конюшего и сам принялся ухаживать за лошадьми, по которым успел здорово соскучиться. Живко, успев устать от взбалмошной Смеяны, напросился помочь. Он отлично ладил с животиной. Даже строптивый Гром, молодой жеребец, признававший только Дражко, не слишком противился, когда Живко расчёсывал гриву.

Ратмир держал собственное хозяйство, но двор стоял рядом с родительским, так что между ними даже ограды не было, а челядины сновали туда-сюда. А сам он частенько попадал под руку матери или отца.

Ясон, приглашённый на побывку, пока из Ральсвика кто-нибудь не соберётся плыть до Ладоги, также не прохлаждался. Как только слух о царьградском лекаре достиг ушей первого прохожего человека, весь Ругард выстроился в очередь к нему на приём. Так что кошель Ясона полнился день ото дня. А если кто звал его греком, а не ромеем, — даже после настойчивой просьбы, — вместо одной монеты в прибыток шло две. Правда, недолго. До людей быстро дошла разница в стоимости услуг, которая зависела от вежливости просящего.

Пока Буревой занимался мужскими делами, Мила зорко следила, чтобы в хуторе всё шло как надо. Особенно бдительно наблюдала за Ингигерд, которая хорошо управлялась со скотиной и неплохо пряла, да и прочих занятий не чуралась. Несмотря на нежную кожу рук, вроде и не тронутую каждодневной работой, умениями она оказалась не обделена. Конечно, Милу это нисколько не успокоило, но вместе с Буревоем приняли решение пока ничего не предпринимать — мол, наиграется и остынет. А к зиме, когда забот поменьше, отправят сватов к дочке Висмара. Та как раз в этом году вошла в возраст.

Время пролетало быстро. Занятая трудами, Ингигерд и не заметила, как миновала седмица, а за ней ещё одна… Новый быт даже начинал нравиться, а весёлый, бойкий Дражко всё чаще заставлял смеяться до упаду или смущённо краснеть. Будто и не было никогда прошлой жизни, где Энгуль гонял сыновей окрестных бондов, по улицам разносился запах рыбы и соли, а Сёльви, друг Ингвара, при любой удобной возможности крутился неподалёку, старательно изображая, что делает это совершенно случайно.

На пятнадцатый день Дражко с отцом и братом, прихватив товарищей из дружины, отправились на охоту. Вернуться они должны были только через пару ночей.

Ингигерд до заката ходила сама не своя, руки будто не слушались, а на зов она откликалась через раз. Радислава, заметив это, решила подбодрить:

— Не волнуйся! Ничего с твоим суженым не станется. Зато отдохнёшь немного от молодецкой прыти, — хихикнула она, после чего испугано оглянулась — не услышала ли грозная свекровушка.

Девушка лишь кивнула в ответ. Беспокойство действительно охватило думы, но не по этому поводу.

Олаф обещал найти её, как только представится случай. И что-то подсказывало — он наступил.

Глава 22. Свобода?

К полуночи похолодало. Живко неудачно повернулся во сне и проснулся от боли в ребре. Боль прошла, а вот заснуть обратно не получалось. Громогласный храп Буревоя уже настолько приелся, что без него сон шёл неохотно. Да ещё эта мягкая постель… Он привык к жёсткой подкладке, в лучшем случае — к грубым шкурам. А то и на голой скамье лежать приходилось.

Но удобства — лишь небольшая досада. Всё остальное здесь казалось таким своим, милым сердцу, будто он родился и вырос на этой земле, под сенью грозной крепости, в окружении бравых мужей.

Как только кости восстановятся, Буревой обещал определить его в гридницу — постигать воинское ремесло. Поэтому каждый раз боль вызывала обиду, ведь она отдаляла от столь желанной ратной жизни.

В голове мальчишки постоянно крутились мечты о великих подвигах, поверженных противниках. О дальних походах. Он хотел равняться на Дражко, сражаться с ним плечом к плечу. Вот и сейчас представлял себя на борту «Лебедя» в ожидании скорой битвы. Чувствовал брызги волн, слышал голоса врагов, тоже жаждущих пустить кровь…

Захотелось справить нужду.

«Теперь точно не засну, — вздохнул Живко. — Придётся сбегать…»

Удалось тихо, никого не разбудив, шмыгнуть на наружу. Сразу в лицо ударила прохладная свежесть, отчего сон и вовсе пропал. Кузнечики завели нескончаемую какофонию, где-то вдалеке ухнула сова. Небо хоть и было усыпано огоньками, но месяц едва позволял видеть чуть дальше вытянутой руки.

Но всё же добраться до отхожего места удалось быстро. И бесшумно — но это скорее по привычке. Живко частенько прокрадывался мимо Эйкина, бывшего хозяина. Сбегал незамеченным собаками и охранниками, а потом ещё и возвращался тем же путём. Поначалу, конечно, ловили. Пороли в наказание. Но спустя несколько попыток никто не мог его застукать. Даже лошади, не подозревая, что кто-то рыскал рядом, бывало находили на спине непрошенного ездока. Если бы он хотя бы примерно представлял, как выжить в одиночку, давно бы сбежал с проклятой конюшни.

Нежданно-негаданно, но повадка пригодилась именно в эту ночь.

Привыкшие к темноте глаза заметили что-то подозрительное на другом конце двора. Сперва мальчишка не придал этому значения. Затем слух уловил шум… Который разогнало фырканье Грома. Видимо, жеребцу тоже не спалось.

Но на третий раз, когда сова как-то странно, по-иному, ухнула, оставить всё без внимания Живко не смог. Он натянул штаны, подкрался к усадьбе, уже вполне осознанно не издавая ни звука. С подветренной стороны, чтобы чужак не учуял запаха.

Опасения оправдались. Кто-то проник во двор, причём умело — псы и ухом не повели.

Что же делать? Закричать? Да, точно — надо всех предупредить. Живко набрал воздуха, собираясь крикнуть погромче…

И замер, не проронив ни звука. Из окна усадьбы, с той стороны, где располагалась спальня Дражко и Инги, вылез человек. Кто это был, гадать не пришлось.

Живко боролся сам с собой, медленно выдыхая. Предупредить надо, но если застанут? Несдобровать ей тогда, даже разбираться не будут. Сначала следует самому понять, что происходит.

Мальчишка двинулся дальше. Медленно, сам себя не слыша, добрался до сарая, откуда удалось разобрать шёпот чужака.

━─━────༺༻────━─━

Ингигерд нервничала, чуть ли не тряслась от страха. Каждый шорох за окном казался ожидаемым сигналом, но Олаф обещал издать клич филина, когда придёт за ней. Поэтому сова где-то вдалеке заставила содрогнуться.

Тягуче, мучительно долго ползло время. И когда уханье раздалось снова, но на этот раз более низким голосом, по телу снова пробежали мурашки. Теперь сомнений не было — это он.

Убедившись, что никто не видит, девушка сползла с постели, на цыпочках подошла к окну. Внизу еле разглядывались очертания человека. Сначала даже показалось, что это лишь игра воображения, но силуэт протянул руки и прошептал:

— Прыгай.

Сердце бешено забилось, душа вот-вот грозила выскочить из груди, а короткий полёт с подоконника походил на падение с пропасти.

Олаф подхватил её, отнёс подальше от усадьбы, где разговори никто не услышит, и только там мягко поставил на ноги.

— Ну, здравствуй, Инги.

Девушка слишком напугалась, чтобы ответить. Всё произошло внезапно, хотя и ждала она столько дней. Неужели свобода действительно близка?

В ночь тризны Инги не могла поверить своим глазам, увидев человека из её родного селения. Убедилась, только когда Олаф сам подошёл к ней, пообещал освободить и тут же умчался.

Надежда вызвала слёзы, а Дражко, заметивший это, — страх, что он клинком оборвёт возможность вернуться домой.

Но всё обошлось.

Олаф был одним из воспитанников старика Энгуля. Часто хвалился удалью и каждое лето отправлялся в набеги. Однако в ту страшную ночь не смог ничем помочь.

— Мы уже плыли домой, — поведал он. Родного языка так не хватало, что Инги наслаждалась каждым звуком, даже если приходилось вылавливать их из шёпота. — Удачно прошлись по нескольким портам эстов, взяли хорошую добычу и возвращались. Оставалось не больше суток… — от обиды шёпот чуть не перешёл в вой. — Руги застали нас на ночёвке. Явились из ниоткуда, со всех сторон! Мы едва успели принять бой…

Олаф сражался достойно — то подтвердили сами руяне. Но не помогло. Спустя сутки ему пришлось наблюдать, как горят знакомые крыши, будучи прикованным к бортовым стойкам собственного драккара.

— Но я снова свободен. И хотя бы тебя вытащу из лап чёртовых вендов.

Инги вздрогнула от этих слов. Она жаждала этого всем сердцем, и боялась до тряски, и… хотела остаться.

Бойкий, скорый на расправу Дражко наедине становился нежным, заботливым, любящим до беспамятства. Даже той ночью, едва заметив слёзы, он ринулся карать виновника именно ради неё.

— Как мы сможем выбраться? Дражко не позволит выкупить меня.

— Это и не потребуется. Я найду корабль, договорюсь с его хозяином и заберу тебя. Спрашивать никого не стану.

— Он погонится следом.

— Пускай! — фыркнул Олаф. Слишком громко, из-за чего пришлось прерваться, убедиться, что никто не услышал. — Как только корабль отчалит, ты будешь в безопасности. Обещаю.

В счастливое будущее теперь верилось с трудом. Отец обещал, что вернётся, но погиб в очередной приграничной стычке. Мать обещала сберечь их с братом, но её забрала лихорадка. Они с Ингваром обещали друг другу, что всё будет хорошо…

Но ещё меньше верилось в бескорыстность спасителя.

— Что потребуешь взамен? — спросила она напрямую.

Олаф недолго думал над ответом:

— Тебя, Инги. От моего дома остался лишь пепел. И ты. Я хочу, чтобы ты была моей.

━─━────༺༻────━─━

За всё приходится платить. Даже за то, что отняли насильно. Олаф обещал освободить её, но сам менял вендскую клетку на данскую.

Хотелось рыдать от бессилья.

Инги сидела на полу возле постели, под которой прятала мешочек с рунами. Лучина давала тусклый жёлтый цвет, достаточный, чтобы разглядеть знаки.

Её бабушка была вельвой*. Как поговаривали, лучшей из всех. Она не успела в полной мере обучить внучку, но кое-какие знания передала.

(*Вельва — провидица, ведьма)

И сейчас Инги повторила слова из детства. Шёпотом, чтобы никто, кроме богов не услышал. Сжала кисти до боли в ладонях, а затем бросила руны на подстеленную перину.

«Что мне делать? — спрашивала бедняжка. — Бежать или остаться? Стоит ли рисковать жизнью, чтобы попасть в новую ловушку?»

Покидать ли Дражко?

Камни легли в путаную картину, предрекая счастье, идущее под руку с печалью. Боги всегда любили загадки, отказывались отвечать прямо. Как и предупреждала бабушка. Она, может, и смогла бы разглядеть истину, но Инги…

К горлу подобралась тошнота. Запах дыма ударил в нос, вызывая отвращение, пришлось погасить огонь и убрать лучину подальше. Надо постараться уснуть.

«Нет, всё и так ясно! — вдруг решила девушка, уже в темноте вспомнив одну неприметную руну. — Ингвар жив, но будет рисковать собой, чтобы отыскать меня. Нет времени. Нужно найти его раньше!»

━─━────༺༻────━─━

Живко крался за чужаком до последнего хутора. Дальше не решился. Он так и не смог разглядеть, кто именно наведался к Ингигерд, но догадывался — видимо, тот паршивый дан, которого должны были принести в жертву.

Нужно предупредить Дражко. А там уж пускай сам решает, как с ней поступить.

«Да, именно так и сделаю!» — решил он, шагая по холодной траве.

А затем остановился: «Вдруг бедняжку убьют?»

Дражко гневается быстро. И подумать не успеет, как рука сделает то, о чём душа будет плакать. Может, поговорить с ней? Пусть объяснится, уверит — никакого побега она не задумала. Это всё чужак-дан, будь он не ладен, взбаламутил голову.

Их разговор разобрать было непросто, но одно Живко точно знал — Инги ничего не обещала!

«Нет, всё же поговорю!»

Кивнул и продолжил путь, по привычке бесшумно. Даже дворовые псы ухом не повели, хотя любили поднять вой по любому поводу.

Скоро вернётся Дражко, и все невзгоды отпадут. Инги успокоится, рёбра заживут, Живко отправят в детские*, и всё наладится.

(*Имеется в виду часть дружины — «детские». Наряду с отроками, гридями и пр. Здесь это сыновья дружинников на обучении)

К сожалению, Живко не был потомком ведьмы, не обладал даром волхва, а чутьё ещё не могло, как у Дражко, «видеть» далеко наперёд. Поэтому будущее казалось мальчишке светлым, полным радости и приключений.

Хотя его самого действительно ждали приятные подарки судьбы.

━─━────༺༻────━─━

Охотники вернулись шумно, весело. Гружёные немалой добычей.

Деян настрелял рябчиков, глухарей, да зайцев — но это так, забавы ради. Рука тянулась к тетиве. Главное, загнали здоровенного лося. Особенно отличился Векша, первым заметивший бурую морду вдалеке, за потемневшим валежником. Удо, как самый крепкий, взял животину на рогатину, но не слишком удачно — лось дико забрыкался. Тут подоспели Дражко с Ратмиром и завершили дело.

Буревой с Веремудом поначалу кручинились, что не довелось обагрить клинки, но на их долю явились волки. Бывалые вояки с удовольствием порубили двух самцов, слишком близко подобравшихся к ночлегу, чем распугали остальных хищников. Когда другие охотники повскакивали с лежанок, стая уже скрылась в темноте за рощей.

Хотели бы взять тура, но один-единственный попался только на обратном пути, когда наохотились вдоволь. А попусту губить славного зверя нехорошо.

Въехали, конечно, шумно, но Мила быстро их урезонила, потому как сынишка Ратмира только-только заснул.

— Тайное имя дали? — спросил Дражко, снимая сбрую со своего коня.

— Дали. Трувор лично приходил. — Ратмир вдруг хмыкнул: — А на людях долго думали, как назвать. Пока матушка не посетовала, мол, шумный он. Мы с тобой таким не были. Вот Шумилой и нарекли.

Тайное имя — для богов и самых близких. Его пока знали родители и волхв.

— Что-то Живко не видно, — заметил Дражко. — Обычно всё где-то рядом крутится.

— Наверняка по поручениям бегает, — пожал плечами Ратмир. — Пошли, нам тоже есть чем заняться.

━─━────༺༻────━─━

Вечером отметили удачную охоту плотным ужином. Особенно рады были собаки, весь день пускающие слюни на запах мяса.

Дражко веселился. Ел, пил, прижимал поближе Ингигерд, не обращая внимания на косые взгляды. Живко всё ещё не показывался. Будто мальчишка его избегал…

— …и, знач-ца, плывём мы вдоль берега, к бухте энтой, — Векша перебрал с пивом и принялся травить байки и былых похождениях. Дражко опасался, что он ляпнет чего лишнего, но вроде обошлось. Сейчас, например, он рассказывал о давнем походе в земли на востоке. — А там — разлеглись! Хляжу — не. Не — не карелы. Шибко сурьёзные на вид, но с добычей.

— Свеи! — догадался Ратмир.

— Именно! — лютич махнул рукой в его сторону, расплескав из кружки. — Увидели нас — и повскакивали, хи-хи…

— И что вы, свеев зарубили? Хорошо они бились?! — загорелся Дражко.

Он давно хотел отправиться с Веремудом в Ладогу, где можно обменять добро на пушнину. А по пути как раз обитали свеи.

— Н-не. — Векша, нахмурился, осушил остатки пива. — Нас три ладьи было, а их — пять. Пришлось удрать.

Наступило недолгое молчание…

Которое прервал хохот Буревоя.

— Тогда к зачем ты это рассказал?!

— Только сейчас вспомнил, чем закончилось, — грустно произнёс Векша, закусывая печаль куропаткой под новый хохот слушателей. А затем резко повеселел: — О! Так мы ж их тремя днями после снова встретили!

— Ну? — встрепенулся Дражко — Не томи!

— А нас уже семь ладей было. — Векша осклабился. — Знакомцев позвали — из куршей. Заманили гадов на реку, а там ударили с двух сторон.

Теперь смех над лютичем превратился в хвалебные восклики. Буревой и сам принялся вспоминать былое, особенно гордясь подвигами, совершёнными вместе с Ратмиром. Дражко уколола зависть — ему ещё не довелось биться плечом к плечу с отцом.

Вдруг мимо промчался Живко.

— Эй, ты куда, сорванец! — Дражко остановил его, подвинулся на скамье, похлопал на место рядом. — Садись, поешь.

— Верно, — кивнула Радислава. — Совсем замаялся, бедный. Матушка, чего ж вы его так?

— Я?! — возмутилась Мила. — Да он сам бегает сегодня как ужаленный! Который раз утихомирить не могла.

— Ничего, утихомирим. — С этими словами Дражко сунул в зубы мальчишке кусок зайчатины, в руку положил ломоть ржаного хлеба, а рядом поставил кружку с квасом. — Ешь.

Живко подчинился. Но до сих пор прятал взгляд…

— Что с тобой такое? — немного понаблюдав, спросил Дражко. Тайн и недомолвок он не любил. — Как вернулись с охоты, ты…

— Я тоже хотел на охоту! — намекая на обиду, выкинул Живко.

Сердце забилось чаще. От волнения, от стыда, что врёт. Нет, на охоту он хотел, однако избегал встречи, потому что не успел переговорить с Ингигерд. А смотреть в глаза Дражко, зная такое….

— Ну, ну, полно тебе…

— Нельзя на охоту. — Ясон оторвался от рёбрышек. — Ещё неделю никаких тяжестей и скачек.

— Ти есчо ус-пе-ешь, Жьивко. Виздорови сначала, — с трудом вычленила Ингигерд, чем вызвала молчание и обратила на себя взгляды.

— По-нашему заговорила! — после небольшой паузы воскликнула Радислава. — А ещё чего можешь сказать?

Но Инги не могла. В смысле — вообще говорить. Дражко в сердцах накрыл губы поцелуем.

— Ну, воевода, ты ж её слопаешь, — хихикнул Векша.

Даже Ратмир немного позабыл о своих опасениях, порадовался за брата. Буревой так и вовсе поднял чару. А вот Мила пронзила парочку холодным взглядом.

Живко продолжил поедать мясо. Голод проснулся по ходу дела, особенно от волнений — миновало лишнее внимание.

А вот с Инги надо поговорить. Собирается сбежать, но учит здешний язык? Странно всё это…

Вдруг над всеми обрушился стальной голос:

— Жениться тебе надобно, сынок. Завтра сватов пошлём к Висмару.

Снова повисло молчание. Но теперь — мрачное.

Буревой нарушил его, откашлявшись. Затем вышел из-за стола.

— Солнце моё, давай-ка отойдём.

— Я уже всё ска!.. — Мила хотела возразить, но Буревой отрезал:

— Пошли!

Отец редко перечил матери. Очень уж любил и потакал прихотям. Хозяйничает на хуторе, даже когда он дома? Пожалуйста — всё одно ему легче. Хочет жемчугов, шубы или ещё какой безделушки? Будут. И упрёки ее выслушивал, ежели те были по делу — это она умела, чай не глупая.

Но за главные решения в роду отвечал Буревой. За ним последнее слово. Женитьба сына — одно из таких. И её отложили до зимы.

Родители ушли. Мила с гордо поднятой головой, будто не её, а она вызвала на разговор, встала со скамьи и последовала за мужем.

Поникший Дражко ждал их возвращения, не желал ни с кем и ловом обмолвиться. Ратмир встал рядом, начал утешать, но без толку. Младший брат лишь сильнее прижал Инги.

— Наложницей возьмёшь, — махнул Векша, разглядывая пустое дно чарки. — Не велика беда.

— Вон… — прошипел Дражко.

— Чего? — не расслышал лютич.

— Вон! — Кулак с грохотом хрястнул по столу, лицо Дражко перекосил гнев. — Вон отседова!

— Брат…

— Я сказал: вон!

Векша протрезвел. Понял — ляпнул лишнего. И шустро убрался с глаз долой.

— Зря ты так. — Ратмир сел на своё место. — Он-то всё верно сказал… Не позволят родители на безродной челядинке жениться.

Ингигерд молча наблюдала за ними, не особо понимая, что происходит. Но чувствовала — по её душу спорят.

А затем увидела полный злобы взгляд Живко.

— Дражко, — процедил он, не спуская глаз с девушки. — Мне нужно кое-что сказать…

Глава 23. О чём говорят боги

— Мне нужно кое-что сказать…

Живко вёл себя странно. Чутьё било тревогу, но гнев её заглушал, поэтому Дражко не обратил внимания, на изменившееся лицо Ингигерд.

Она всё поняла.

Что делать? Бежать или попытаться обвинить мальчишку во лжи? Давить на жалость, вымаливать прощение?

В горле застрял крик: «Не верь ему! Он врёт!»

Инги положила руку на нож, которым отрезали куски мяса.

— Ну, говори. — Дражко был явно не в настроении ждать.

— В ночь, после того, как вы ушли на охоту…

Инги сжала рукоять.

— Я проснулся, вышел на улицу, чтобы…

Дрожащая рука девушки медленно прижималась к груди. Радислава оглянулась на подружку.

Вдруг в дом ворвался Буревой.

— Отец? — повернулся Ратмир.

Мила обеспокоенно семенила рядом.

— Заканчиваем пировать, ребяты. К Виславу прибыл гонец из Стариграда. Франки вернулись.

━─━────༺༻────━─━

Уже на следующий день ладьи плыли в сторону Арконы*. «Лебедь» шёл чуть позади «Копья» Веремуда и «Рарога» князя Вислава.

(*Аркона располагалась на северной части полуострова Виттов. Но во время описываемых событий, судя по всему, это был отдельный остров. Сейчас он соединён узкой полосой суши с другим полуостровом Ясмундом, который располагается на северо-восточной части Рюгена)

Мрачный вечер озарился грядущими битвами. Дражко, только услышав новость, повеселел, загорелся снова отправиться в поход. Из-за суеты чуть не забыли про Живко, а когда вспомнили, тот пробормотал что-то о злых духов, которых увидел, сидя в отхожем месте. Дражко посоветовал ему носить оберег на такой случай и не бояться нечисти.

Однако сразу отправиться в Стариград не могли. Даже князь не имел власти перед столь важным событием. Тем более, что многие жупаны выказывали недовольство недавним бесполезным плаванием — отправились на помощь ваграм, а те откупились от франков, оставив руян без добычи и вражеской крови.

Быть ли войне, должен указать Святовит.

Аркона встретила их хаосом, разношёрстными толпами и кричащими во всё горло купцами у лавок. Город располагался на холме. С запада его защищал крепостной вал высотой в пятьдесят локтей, обрамлённый деревянными стенами. А с трёх других сторон — обрывистым берегом, куда ни один корабль не сможет причалить. Главный храм четырёхликого бога* стоял в центре, на широкой площади, откуда пестрил пурпурной кровлей на весь город и служил ориентиром для всех.

(* Саксон Грамматик в «Деяниях Данов» описывает идол Святовита с четырьмя головами)

Вести, что принёс гонец, заставили не то злорадствовать, не то сопереживать Мстивою.

Во-первых, поддержать саксонских вассалов отправился не сам Людовик, правитель Восточного королевства франков, а его сын, Людовик Младший. Король же был занят подавлением мятежа на юге страны.

Мстивой уже заплатил зарвавшемуся юнцу, надеясь выиграть время для передышки. Но чего он тогда ещё не знал, так это что трое сыновей короля были отправлены усмирить пограничных соседей. И Людовик Младший, чувствуя пошатнувшееся положение старшего брата Карломана*, который уже почти в открытую требовал отдать ему в полное подчинение Баварию, порывался доказать свою удаль на поле брани. А для этого нужна решительная победа оружием, а не словом.

К тому же, выкуп пришлось разделить с саксами и данами. Оставшаяся часть, хоть и самая большая, наверняка не смогла удовлетворить непомерные аппетиты принца.

(*У Людовика II Немецкого было три сына. Старший, Карломан, немногим позднее поднимет восстание против своего отца, желая заполучить Баварию. Людовик III Младший, о котором идёт речь в книге, присоединится к нему спустя пару лет, позарившись на Саксонию. Но пока сыновья выполняют поручение короля)

Постояв немного на кормлении Людольфа, он снова повёл войско на вагров. Послы, отправленные князем, домой вернулись с отрубленными головами.

Мстивой понял, что кровопролития не избежать. Вагры не успели восстановить силы. Война с лютичами, пожжённые селения и разрушенный город не располагали к новым столкновениям, а в пустую уплаченная дань значительно подорвала настроения жупанов. Поэтому пришлось просить помощи у брата.

Дражко с нетерпением ждал, когда ладьи руян отправятся на выручку. И между делом вспомнил о Рорике, о котором до сих пор ничего не было слышно. Хелгу наверняка узнал нечто, побудившее безземельного князя отправиться на запад. Все думали, что он повёл корабли в новый набег, раз уж не довелось сражаться за Стариград. Но, возможно, всё было куда интереснее.

С причалов сразу отправились к храму. Гостей уже ждали, и за открытыми воротами крепости их встретил седой длиннобородый старец в окружении нескольких человек помоложе, явно ему подчиняющихся.

— Годолюб, — почтительно кивнул Вислав.

— Князь, — жрец ответил тем же.

— Мы прибыли за советом. Святовит должен подсказать, начинать ли войну.

Он махнул рукой стоящим позади гридням, и те поставили у ног Годолюба сундук с дарами. Младшие жрецы шустро подхватили его и унесли прочь.

— Хорошо. — Годолюб погладил бороду, будто не обратив внимания на полученные богатства. — Идите за… Это что ещё такое?!

Спокойное, даже величественное лицо вмиг сморщилась, под усами мелькнули зубы. Костлявые пальцы добела сжали посох.

— Трувор? — удивился Дражко.

Собирая на себе взгляды, гремя оберегами на каждом шагу, к ним приближался волхв.

— Что ты здесь делаешь?! — Годолюб сбросил оцепенение и взорвался от возмущения. — Как посмел явиться во владения Святовита?!

— По-твоему, он не вылезает с этого клочка земли? — без тени волнения изрёк Трувор. — Его владения намного больше, чем ты думаешь.

— Ах ты!..

— Давайте оставим споры о богах на потом, — Буревой не стал ждать, пока они совсем разойдутся. — Нам нужен ответ. Проводи обряд.

━─━────༺༻────━─━

Храм покрывали узоры. Разнообразные изображения на высоких деревянных стенах, окрашенные дорогими красками с позолотой рассказывали истории предков далёких настолько, что никто не помнил их имён, и недавних, чьи подвиги передавались из уст в уста.

Пурпурная крыша выделялась над остальными постройками. Если кто вдруг заблудился или назначил встречу, то непременно шёл в центр, где вокруг храма кипела жизнь мирская: торговцы, скоморохи, зазывалы, корчма — весь люд собирался здесь, особенно во время ярмарок и праздников, когда Аркона гудела до поздней ночи.

Внутри храма, по центру, стояли четыре столба, соединённые перегородками из шёлковой ткани, откуда выглядывал огромный идол с четырьмя головами, каждая из которых смотрела в одну из сторон света.

То был Святовит. Грозный бог войны и победы, земли и урожая. Приближаться к нему, заходить за столбы, мог лишь главный жрец — Годолюб.

Нарочито показывая свою важность, он гордо взошёл по ступеням, отодвинул шелка и скрылся у подножия идола.

Некоторое время он что-то делал внутри. Гадать можно было лишь по тени на перегородках.

Изваяние четырьмя жутким парами глаз взирало в куда-то

Дражко оглянулся на Трувора в поисках ответа, но тот, кажется, проводил собственный обряд. Молча, не дрогнув ни одним мускулом — будто сам превратился в камень.

Через мгновение после того, как он раскрыл веки и снова обрёл человеческий вид. И нахмурился — кажется, его разговор с богами прошёл не очень хорошо.

Однако Годолюб ещё не дал ответ.

— Идём. Осталась последняя часть обряда.

Снаружи собралась дружина и толпа прохожих, узнавших свежие новости. Даже иностранцы желали посмотреть на диковинный ритуал. Один монах и вовсе приготовился записывать, развернув пергамент на спине одного слуги, в то время как второй держал чернильницу с пером.

Перед входом в храм стояли три связки копий. В каждой по два копья воткнули в землю, а поперёк, на высоте в пол-локтя, привязали третьи. Через эти препятствия пустят священного коня, который должен будет перешагнуть каждое сначала правой ногой. Если хотя бы раз ступит левой — войне не бывать.

Годолюб вывел из прихрамовых конюшен, — по виду лучше иного дома, — белого стройного жеребца. От чистоты, пышной гривы, выученной грации казалось, что он сияет и вот-вот ускачет ввысь. А богатство сбруи, украшенной серебром и золотом, заставляло

Собравшиеся жупаны перешёптывались. Воля богов не всегда совпадала с их желаниями, поэтому многие пытались повлиять на их решения собственными дарами, в обход княжеского.

Руяне были воинственным народом. Возможно одним из самых жестоких. Но среди них многие находили выгоду не столько в набегах и грабежах, сколько в торговых путях, налаживании связей. И ежегодным походам предпочитали долгие, опасные путешествия караванов, где от количества друзей и полученных сведений зависел успех.

Конечно, принимал такие подарки Годолюб. Кто как не главный жрец может донести до Святовита нужные просьбы. Тем более, что священный конь, посредством которого бог указывал волю, находился на полном попечении главного жреца.

Все затаили дыхание, когда жеребец остановился у копья, фыркнул, недовольно повертел головой. А затем всё-таки шагнул через правую ногу под взволнованные вздохи дружины.

Дражко наблюдал, стиснув зубы. Жеребец остановился, снова фыркнул, чуть не повёл в сторону кобылицы возле гончарной лавки, но Годолюб направил его дальше.

Левое копыто уже оторвалось от земли, заставив гридней содрогнуться, но вдруг шлёпнулось обратно, и конь снова перешагнул древко правой ногой.

— Давай, давай… — Кажется, Дражко не моргал. Боги издевались, оттягивали ответ. Сами или волей жреца — неважно.

Все затаили дыхание. Только Трувор спокойно стоял, оперевшись о столб, будто уже знал исход обряда. Даже Буревой нервно постукивал пальцами по плечу, а Ратмир массировал подбородок.

Наконец последнее препятствие. Годолюб осторожно потянул поводья, жеребец нехотя, всё ещё поглядывая на кобылицу, приблизился к древку…

Левое копыто переступило через копьё.

━─━────༺༻────━─━

Над Ругардом опустился полумрак. Тучи закрыли солнце, дождь заливал улицы, превращая их в труднопроходимые ручьи. По такому случаю даже строгая Мила позволила всем отдохнуть, да сама отправилась спать — в пасмурную погоду у неё, бывало, тяжелела голова.

Живко сидел на крыльце, наблюдал за потоком воды, бегущим по извилистым впадинам к берегу, гдерастворялся в дрожащей поверхности реки.

Пахло травой, навозом и сырым деревом. Шум немного заглушал собственные мысли, однако не мог сбросить тяжесть в груди.

Он поговорил с Инги с глазу на глаз. Удалось выцепить её, пока девушка стирала одежду на причале.

— Да, это был Олаф, — призналась она. — Он обещал забрать меня отсюда.

— Зачем тебе это?! — искренне не понимал Живко. — Дражко тебя защитит от любых бед!

— Не от любых. От своей матери он меня не спасёт.

Инги была будто сама не своя. Робкая, скромная данка, с щенячьими глазами наблюдавшая за всеми вокруг, теперь говорила уверенно, холодно. Неужели раньше это скрывалось за маской напуганной бедняжки? На людях она оставалась всё такой же тихой и неприметной, но наедине вдруг сама начала пугать. И чем-то походила на Милу.

— Да он за тебя!.. — не сдавался мальчишка, но Инги резко прервала его:

— Нет!

Затем, остыв, смягчилась и уже с теплотой, с мольбой в голосе сказала:

— Живко, я не могу остаться. Дражко наиграется. Его женят на дочери местного ярла, я стану наложницей. А затем он забудет про меня вовсе. Если только Мила не решит закончить всё раньше. И что тогда?

— Я тоже не дам тебя в обиду! — насупился Живко.

Инги улыбнулась, протянула мокрую руку и ласково потрепала лохматые волосы.

— Я должна сбежать. Так будет лучше для Дражко. Что случится, если он пойдёт против рода? Если ослушается волю отца… Помоги мне избавить его от ноши. Прошу тебя.

Инги не стала объяснять мальчишке про брата, про ненависть к убийцам близких и друзей, которая терзала душу, словно кровоточащая рана. Знала — не поймёт. Даже если сам лишь недавно выбрался из клетки.

Но Живко боготворил Дражко и был готов ради него на всё. Стоит убедить, что побег ему лишь на пользу, и мальчишка поможет осуществить задуманное.

Поэтому Инги решила обратить главную опасность себе в помощники.

— Дай мне покинуть Руян. Освободи Дражко. Он может совершить ошибку, о которой будет жалеть всю оставшуюся жизнь. Ты же не хочешь этого, Живко?

Прогремела гроза. Лошади в конюшне заволновались, но один жеребец заржал, будто взывая к небу. Гром — любимец Дражко, — не боялся суровой погоды. Скорее находил в ней себя.

Инги не доверяли. Мила не спускала с неё глаз, Радислава постоянно вертелась неподалёку, желая защитить, хотя сейчас лишь мешала приготовиться к побегу. А вот за Живко никто особо не следил. Скорее наоборот. Своим рвением он заставлял бурчать даже молчаливого Арна, самого старшего челядина Буревоя.

Поэтому грядущей ночью Живко примет на себя груз вины. Он уже всё подготовил: собрал вещи в тайнике у амбара, разведал дорогу и проверил лодку, на которой Инги отправится прочь.

Хотелось выть, рыдать, кричать от злобы. Но мальчишка неподвижно сидел на ступени и наблюдал, как стекает поток воды.

— Застудишься! — В дверях показалась Радислава.

— А? — переспросил Живко, хотя мгновением позже до него дошло.

— Застудишься, говорю! Вот, хоть подстели, — она протянула свёрток шерстяной ткани.

От Радиславы веяло теплотой, уютом. Рядом с ней становилось легче на душе, а губы сами по себе поднимались в улыбке.

— Благодарю.

Живко уселся на мягкую подкладку, а девушка встала рядом, оперевшись на перегородку. С наслаждением вздохнула.

— Люблю такой дождь. И грозу.

— Почему?

— После него непременно выглядывает солнце. И начинаешь ценить его больше прежнего.

— А если тучи пройдут, а небо останется серым?

Живко взглянул наверх, на чёрные контуры воздушных кочевников. Мелькнула молния, а за ней — раскат грома, взбодривший жеребца в конюшне.

— И это пройдёт, — мечтательно произнесла Радислава. — Солнышко всегда побеждает непогоду.

— Надеюсь, прошептал мальчишка уже сам себе.

Темнело. Вечерний сумрак накрывал даже серые тучи, прохлада понемногу пробиралась в лёгкие.

Скоро всё начнётся. Олаф наверняка уже где-то рядом, ждёт подходящего случая.

«Прости, Дражко… Я должен это сделать! Так будет лучше… Всем»

━─━────༺༻────━─━

Гроза загнала всех по домам и постоялым дворам. Только те, кому выпал жребий дозора, хмуро дежурили в караулах или патрулировали опустевшие улицы Арконы.

Поэтому двое стражников удивились и даже приободрились, когда им навстречу показался прохожий. Вряд ли честный человек будет шляться в такое время по улице.

— Эй, а ну стой! — Один из них, шепелявый из-за отсутствия большинства зубов, махнул в сторону незнакомца копьём.

Тот не послушался, продолжил идти. То ли не расслышал из-за ливня, то ли не желал исполнять приказ.

— Стой, кому говорят! — пробасил второй, покрепче.

На этот раз незнакомец остановился. Но как-то не слишком покорно… И вдруг:

— Расступись!

Голос принадлежал молодому, но явно знатному человеку. Стражники замешкались. Он продолжил путь, на это раз остановившись напротив. Только теперь удалось разглядеть острые черты лица и дерзкое высокомерное лицо.

— Да как ты!.. — хотел уж огрызнуться тот, что покрепче, но его остановил товарищ:

— Неждан, тихо! Это жупан из Ругарда. Я узнал его. Он с князем Виславом прибыл.

— Кыш, — рявкнул юный жупан, чем заставил их расступиться.

Только потом, побродив по городу, шепелявый посетовал:

— А могли и не расступаться ведь… Ну, жупан и жупан… А?

— Молчи уж, — буркнул второй.

━─━────༺༻────━─━

Дражко вошёл в корчму при постоялом дворе. Кинул подбежавшему мальчугану франкский медяк, что бы тот обсушил и согрел плащ. А сам направился в сторону комнат, где останавливались приезжие. Буревой с сыновьями разместились в гриднице, но здесь он хотел наведаться в гости.

Нужная дверь оказалась не запертой. Приоткрывая створку, Дражко прищурился от дыма душистых трав и тусклого света лучины.

— Пришёл наконец-то…

— Ты ждал меня, Трувор? — В вопросе не было ни капли удивления.

— Проходи, — кивнул волхв. — Хочешь разрешения отправиться на войну?

— Ты общался с богами. Я видел. — Дражко сел напротив. — Что они сказали?

— Они многое мне поведали, — тихо, будто боясь нарушить равновесие всего мира, произнёс Трувор. — Особенно о тебе, медвежонок.

Глава 24. Развилка

Следующее утро было хмурым и зябким. Даже через плотную одежду пробирался холод морского ветра.

Дражко стоял на корме «Лебедя», у рулевого весла. Почти живой отклик на каждое движение захватывал, растворял в ладье и уносил мысли далеко-далеко.

А подумать было над чем…

━─━────༺༻────━─━

От запаха трав кружилась голова. Трувор говорил тихо, но едва не оглушал. А глаза будто светились в полумраке, но это наверняка было отражением горящих лучин.

— Они поведали о тебе, медвежонок. Но вряд ли тебе это понравится.

Мало на свете людей, которым Дражко простил бы такое обращение. Однако Волхв был из их числа.

— Что они сказали?

Трувор глубоко вздохнул, прикрыл отяжелевшие веки. Из-за дождя и дурмана хотелось спать.

— Жди скорую развилку из двух дорог. Первая сулит то, что ты так жаждешь сейчас, но отнимет истинное счастье. Вторая же ведёт напрямую к этому счастью, но осознаешь ты его не сразу.

Дражко хмыкнул. И уверенно заявил:

— Я возьму и то, и другое!

Трувор рассмеялся бы, да только очень уж клонило в сон.

Дражко продолжил:

— Отец чтит волю Святовита и не отправится на франков. А я хочу собрать дружину и отплыть в Стариград… Ты ведаешь лучше Годолюба, Трувор. Я знаю. Скажи, боги и правда воспротивились войне?

— Ты сам видел. Первое копьё конь прошёл уверенно. На втором замешкался. А третье, не задумываясь, перешагнул левой. Мне кажется, всё ясно.

«Значит, они сами не уверены в исходе…» — по-своему понял Дражко.

— Как ты поступил бы сам?

Трувор улыбнулся. Что делал редко, из-за чего выражение лица стало непривычным.

— Боишься? — вместо ответа спросил он.

— Нет! — вспыхнул Дражко.

— Именно поэтому пришёл спросить совета? — усмехнулся волхв. — Помнится, ты утверждал, что судьба не властна над тобой. Ты бросаешь вызов богам, грозишь обрушить их планы, но просишь их совета.

— Я прошу тебя, не богов. — Дражко понимал: всё сказанное — правда. Однако отступать от своих слов не собирался.

— Не обманывайся. — Волхв вновь стал серьёзным. — Я не изменю решения, которое уже принято.

На этот раз он ошибался. Удивительно, ведь Дражко от войны удерживала тёплая постель, согретая Инги. Единственная мысль расстаться с девушкой ставило под сомнение всё.

Он не знал, что решение уже принято. Только не им.

— Скажу так, — продолжал Трувор. — От тебя не зависит победа или поражение. Да и война эта не важна ни для вагров, ни для франков. Пара строчек на жёлтом пергаменте — вот что останется для потомков. Но отголоски этой войны создадут нечто великое. Как маленький камешек, брошенный в воду, пускает волны далеко вокруг, так она положит начало… — Трувор прервался. Решил умолчать, что поведали ему боги. А затем как очнулся: — Ты, Дражко, сможешь только быть унесённым такой волной. Оседлать её — удел других.

Как и подобает, волхв видел всех насквозь. Дражко был тщеславным, гордым, жаждущим славы. Наличие более достойных он не принимал, поэтому ответ не вызвал удивления:

— Мне бы попасть под волну, — усмехнулся Буревоич. — А уж там разберусь, кого с седла сбить.

Трувор ухмыльнулся.

━─━────༺༻────━─━

— Ладью соберём. — Удо вытянул Дражко из собственных мыслей.

Они уже почти достигли Ругарда, но путь будто проходил в полудрёме. Запомнились только фрагменты, вроде внезапной тряски от порыва ветра, непристойная шутка от Большака, да торговый кнорр*, покидавший порт Ральсвика. Кажется, Веремуд знал владельца. Даже пришлось ненадолго задержаться — он выменивал безделушки, купленные в Арконе, на пару мешков воска. И пока ждали, Дражко заметил на борту кнорра знакомое до скрежета в зубах лицо. Олаф покидал Руян. И слава богам.

(*Кнорр — торговый корабль, широкий и вместительный, но медленнее боевых драккаров)

— Чего?

— Дружину. Людей хватит, чтобы наполнить корабль. Ты же об этом задумался? Многие недовольны, хотят вернуться в Стариград. И не только молодняк — опытные гридни желают присоединиться.

— Да, сам слыхал! — к ним подъехал Векша. — Многие наслышаны о наших подвигах и твоей удаче.

Лютич славно погулял в Арконе, но на утро был свеж и весел, чем раздражал Большака и Деяна. Их мучила тошнота.

— А Веремуд?

Вряд ли найдётся другой кормчий, готовый отправиться с ним.

— Для него Ариберт как сын, — без сомнений заявил Удо. — Я вообще удивлён, что «Лебедь» до сих пор стоит в Ральсвике.

Наконец-то всё складывалось именно так, как хотел Дражко. Дружина готова пойти за ним на войну. Ладья только и ждёт, чтобы наполнить ветром парус, а там, за морем, — враг, которого нужно сразить.

«Ингигерд»

Кипучее желание битвы успокоило мимолётное воспоминание о сладких поцелуях.

— Созвать люд? — спросил Удо.

— Погоди. Сначала надо покумекать обо всём.

— Чего кумекать-то?! — удивился Витцан.

Вот уж кто порывался в бой! Витцан пропустил все сражения и хотел наверстать упущенное.

— Надо выдвигаться поскорее! — поддержал Цедраг.

— Позже. — отмахнулся Дражко.

За холмом показались дворы в окрестностях Ругарда. У реки поднимался дым из печи, послышался лай собак. Душа потребовала тут же очутиться дома, и Дражко пустил коня в галоп.

— Я скажу, когда придёт время! — крикнул он, удаляясь от дружины.

— Странный он. — цокнул Деян.

— Да, — кивнул Удо. — Странный…

━─━────༺༻────━─━

Лицо обдувал влажный ветер, с крон над головой падали дождевые капли. Но мрачное серое небо светлело, тучи уходили прочь, открывая солнце.

«Ещё ничего не решено, Трувор! — весело думал Дражко. — Может, есть третья дорога. Вот — счастье! Здесь и сейчас, и я знаю — оно мне и нужно!»

Война подождёт. Скоро наступит осень, так что Людовик недолго сможет ходить по землям Мстивоя. Покусается франкский пёс, да вернётся в конуру. А уж весной, когда дома всё устаканится, — в ладью, и на выручку. Глядишь, Святовит к тому времени сам укажет руянам воевать ублюдков.

Копыта били по влажной земле, пуская брызги. Прохожий показался внезапно, еле успел отпрянуть, но наглотался грязи и кричал что-то вслед.

Неважно — скорее бы увидеться с ней!

— Ингигерд! — воскликнул Дражко, ворвавшись через ворота. — Инги!

Уезжал он всего лишь на сутки, но вёл себя, будто отсутствовал не один месяц. Смешно. Но к чёрту всё! Пущай хохочут, ведь душа кричит от радости.

— Я вернулся! — Дражко спрыгнул с седла, когда навстречу вышла матушка.

От её вида почему-то сразу утих пыл. Оглядевшись, он заметил странные потупленные взгляды челяди и встревоженную Радиславу на крыльце.

— Что-то случилось? Где Ингигерд?!

— Сбегла твоя ненаглядная. — Мила не собиралась проявлять жалость. Материнское сердце сжималось, но так будет лучше, уверяла она себя. — Ночью. Ещё и лодку украла, паскуда.

Мир остановился. Звенящая радость сменилась опустошением. Ноги подкосило. Дражко пошатнулся, прислонился к столбу, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу.

— Она не могла… Не верю!

— Уж не сомневайся, — обрубила матушка.

Вдруг тоска сменилась гневом. Тело вновь окрепло, а бледное лицо налилось кровью. И всё потому, что он вспомнил Олафа на корабле, уходящем из Ральсвика.

— Это он!

— Ты о чём? — удивилась Мила. — Эй, куда?!

Вместо ответа Дражко вскочил на коня и погнал прочь.

Живко прижался к стене сарая, боясь высунуться. Казалось, стоит только показаться, все сразу поймут, кто виноват.

— Вот проказник! — выпалила Мила.

Она не выглядела разочарованной. Скорее наоборот. Однако от этого легче не стало.

Позже Буревой с Ратмиром пустились вдогонку, узнав что случилось. Вряд ли это могло чем-то помочь.

━─━────༺༻────━─━

Дражко гнал лошадь через весь остров, пока бедное животное едва не свалилось с ног. У берега пришлось спешиться, бежать до песочной отмели, с которой ещё виден был парус удаляющегося кнорра.

«Решение уже принято», — проскочило в голове.

— Да, — процедил он сквозь зубы. — Так оно и есть, Трувор. Только не мной!

Олаф не упустит возможности поживиться на грядущей войне. Рано или поздно он появится там, тогда и настанет час расплаты.

━─━────༺༻────━─━

Ругард кипел этим вечером. Новость о Дражко, который вопреки Святовиту решил собрать дружину в поход, разлетелась по хуторам и разнеслась по всему Руяну. Многие возмутились наглости юного воеводы, другие же собирали вещи. Разгневанный Вислав собрал вече на главной площади. Пришли главы всех родов, в том числе и Буревой. Он был особенно хмур, ловя на себе косые взгляды соседей.

Княжеской немилости Дражко не боялся. Больше волновал отец, но теперь пути назад нет. Развилка уже пройдена.

Старшины расселись в ожидании Вислава. Переговаривались, перешёптывались. Все, кроме Буревоя. Висмар сел возле друга, но тоже решил не болтать попусту.

Князь присоединился в сопровождении всей ближней дружины, чем вызвал взволнованный гул. Даже Буревой забеспокоился. Однако наступила тишина, когда Вислав поднял руку в жесте:

— Вчера Святовит сказал своё слово. — Он обвёл взглядом присутствующих, прищурившись из-за отсутствия виновника. — Справедливое слово. Мстивой — мой брат, но он предпочёл откупиться, а не сражаться со мной плечом к плечу против христианских овц. И потому должен принять последствия. Руяне не придут на помощь. Наши ладьи останутся на острове до весны.

Жупаны согласно закивали, бормоча себе под нос. Вислав выждал паузу и продолжил:

— До меня дошли слухи, что Дражко из рода Медведя, вопреки воле Святовита и вопреки моей воле, собирает дружину в поход. Где он? Почему не явился на вече?!

Буревой только хотел встать, всё ещё не сумев подобрать нужных слов, как позади раздался гулкий восклик:

— Я здесь, князь!

Старшины обернулись. Висмар аж поперхнулся — показалось, это молодой Буревой только что проголосил на всю округу. И, видно, не одному ему, потому как другие тоже замешкались. А когда обернулись, чуть не повскакивали с мест.

Дражко вёл за собой не меньше тридцати человек.

— Как это понимать? — прорычал Висмар.

В первых рядах шли ближники: Удо, Деян, Векша, Цедраг и Витцан, Большак. За ними шагали сыновья прочих старшин — ещё отроки или взрослые мужи. Их отцы рассерженно наблюдали за происходящим, не зная, что предпринять.

А рядом с самим Дражко держался Веремуд.

— Я иду сражаться не за Мстивоя, — заявил молодой воевода. — Но в Стариграде, за который я пролил немало крови, сейчас находится мой побратим. Я не брошу его в беде, пусть боги трижды против!

В поддержку раздались выкрики. Большинство решивших присоединиться к походу сделали это из-за родственников и друзей, живущих на землях вагров. У одного из воинов отец и старший брат несколько дней назад отправились в те края с торговыми целями. Стариград, даже наполовину разрушенный, быстро восстанавливался, а для этого требовались материалы, деньги и рабы. К тому же, ушлые купцы смекнули, какие товары сейчас будут в цене, и завели там бурную деятельность.

Вислав смог бросить своего брата в беде, но другие поступать так же не хотели. К тому же, об удаче Дражко ходили слухи.

— Веремуд, да как ты!.. — Буревой не ожидал подобного от своего лучшего кормчего.

— Прости, батько.

Дружина князя навострила уши. Достаточно одного жеста, и бунтовщиков уведут за белы рученьки — поразмыслить над жизнью в темнице.

Вислав такого указа не дал. Он поступил хуже:

— Те из вас, кто отправится в поход, будут изгнаны.

Несмотря на, казалось, бо́льшую свободу по сравнению с соседями, у руян крепче других славянских народов стояло слово князя и воля богов. Особенно если их поддерживало вече.

Буревой вскочил, но осёкся — слов не нашлось из-за сумасбродных чувств. Только что он был рассержен, представлял, как накажет нерадивого сына, но теперь… Дражко примет это за вызов. Не откажется от похода.

— Князь, не слишком ли сурово?! — воскликнул Висмар.

— Ослушание богов может навести на нас беду. — На возражение Вислав отвечал сразу всем старшинам: — Когда придут болезни или голод, виновных жалеть не станет никто.

Жупаны переговаривались, перешёптывались. Большинство соглашалось с князем, оставшиеся едва сдерживались, чтобы не оттягать за ухо бедокуров из своего рода.

Дражко почувствовал, как пошатнулась уверенность последователей. Даже ближники не скрывали волнение. Что уж говорить, он сам не ожидал такого поворота!

Но отступать уже некуда. Хотел ли Вислав это или нет, он собственными руками отрезал путь к применению.

— Дражко… — Веремуд был из тех, кто с готовностью принял последствия. Однако за юнца, которого сам обучал ставить парус, беспокоился не на шутку.

Но тот выступил вперёд.

— Что ж… Твоя воля, князь.

А затем развернулся и пошагал прочь.

Первым за ним пустился Векша. Ему такой расклад пришёлся по душе, потому как безоглядная увлечённость воеводы пленницей вызывала серьёзные вопросы.

Удо спохватился чуть позже, за ним Деян, Цедраг и Витцан. Большак замыкал их, но только по природной нерасторопности и любопытству — на совет знатных людей он попал впервые. И сделал вывод, что это мало чем отличалось от собраний деревенских старшин.

«Только рожи пошире», — с некоторым разочарованием пронеслось в голове.

За ними последовали не все. Кое-кого чуть не за шиворот уволокли отцы или дядьки, кто-то остался сам. Но почти двадцать человек всё же не отказались от задуманного.

Буревой бессильно наблюдал, как удаляется сын. Впервые в жизни он чувствовал себя беспомощным, не мог собраться с мыслями. Лишь одна из них была ясна: Дражко не остановить.

Он мог бы кричать, ругаться отходить розгами, но отчётливо понимал — бесполезно.

Мила тоже увидит это. Сначала рассвирепеет, будет рвать и метать. Затем начнёт рыдать. После — седмицу горевать так, что от своенравной, острой на язык женщины останется лишь молчаливая тень. Но затем придёт в себя, взбодрится и продолжит наводить порядки на ближайшие вёрсты. Такова её бабья доля.

— Ты как? — Висмар положил руку на плечо. Он больше удивился состоянию друга, чем жестокому указу Вислава.

— Ничего, ничего… — вздохнул Буревой. — Пойдём.

Его бремя — отцовское. Ему не положено горячиться и плакаться, как бы не хотелось. Придётся стойко встречать превратности судьбы, держа звенящую печаль при себе.

━─━────༺༻────━─━

Прощались спешно. Сердце щемило от слёз матушки, поэтому Дражко старался поскорее отплыть. Сначала пожурив, она, поджав губы, собрала всё самое лучшее и снарядила сына не хуже настоящего князя.

Ратмир ходил хмурый. Он бы и сам хотел отправиться в Стариград, но старшему брату не позволена та беспечность, что прощается младшему. Да и бросить жену с малолетним сыном никак нельзя. Радислава всё пыталась успокоить Шумилу — племянник чувствовал общее настроение и ревел за всех, кто не мог себе этого позволить на людях.

Буревой вышел провожать уже когда телеги были готовы к отправке. Немалых усилий стоило ему держаться как подобает благородному жупану. Для себя он решил: только сойдёт снег, и «Копьё» отправится на помощь сыну. А там уж ни Вислав, ни сам Святовит не заставит его пренебречь отцовским долгом.

До порта он молчал.

В Ральсвике к гридням из Ругарда присоединились воины со всего Руяна, даже с Арконы, поэтому они заняли все скамьи, несмотря на указ князя, объявленный по каждому селению острова. Правда, не все ругардцы в итоге явились к отправке. Цедраг и Витцан остались дома — не смогли оставить род, где доживал последние годы старик-отец, а мать, многочисленные сёстры и невесты пропали бы без защитников.

Когда ладья была готова к отплытию, и настало время прощаться, Мила, Ратмир и Радислава принялись обниматься, говорить напутствия, шутить, пытаясь развеять грусть. Ясон вручил Миле суму с целебными травами — он отправлялся с Дражко. Где ещё медику оттачивать ремесло, как не на войне? А Живко так и не показался. Дражко искал, звал, но мальчишки не было. Может, обиделся, что его бросают?…

Подошёл Буревой.

Отец встал напротив, отмерил пристальным взглядом. Дражко видел, как увлажнились его глаза, но не сказал ни слова — сам стонал в глубине души.

Затем они крепко обнялись. Крепко и долго, чего не делали слишком давно. Будто пытались наверстать упущенное за оставшиеся крохи времени.

— Сражайся, сынок, — прохрипел Буревой, сжимая плечи. — Я знаю, ты не посрамишь честь рода. Но прошу, будь осторожен…

— Да, пап. — Дражко шмыгнул носом. — Не волнуйся, не пропаду. Ты меня хорошо обучил.

Откашлявшись, чтобы прочистить горло, Буревой отпрянул.

— Давай. Иди, твоя дружина ждёт. — И взглянул на Веремуда, стоящего на корме. — Побереги его.

— Обязательно, батько, — кивнул тот.

Дражко прыгнул на борт, выхватил топор, обрубил концы и скомандовал:

— Отходим!

«Лебедь» отправился на войну.

Глава 25. Враг близко

Руян остался позади. С кормы виднелась только тонкая полоса земли на горизонте. Тоску понемногу выдувал ветер, гнавший ладью прочь.

Дражко шагал по борту, перепроверял узлы, замки на сундуках, просаленные тюки, которыми укрывались в случае дождя. Всё, чтобы отвлечься от печальных мыслей.

Дружина коротало время. Кто травил байки, кто улёгся спать, прочие уже присматривались к съестным запасам. Другие ухаживали за оружием: точили, чистили, смазывали жиром. Деян пересчитывал стрелы, поправлял оперения, натирал воском выгнутые в обратную сторону рога лука. Тетиву он убрал в кожаный мешочек, где хранил ещё две такие же на замену.

А вот Удо и Большак принялись спорить, кто из них сильнее.

— Я одержал больше побед! — кричал Удо.

— Нет! Я! — возразил Большак.

— Ты и считать-то не умеешь!… Так. Всё. Решим здесь и сейчас! До двух побед!

— Давай!

Оба великана, сотрясая «Лебедь», ринулись к мачте, схватили первую попавшуюся бочку и с грохотом поставили её между скамьями, готовые бороться на руках.

Вдруг бочка ойкнула, приковав к себе внимание остальных:

— Ты слышал?

— Что это было?

— Померещилось?

— Не одному тебе…

Взволнованная и заинтересованная дружина загомонила, пытаясь рассмотреть бочку из-за широких спин здоровяков.

Удо и Большак откупорили крышку, замерли на пару мгновений, а затем загоготали во всё горло. Дражко, не вытерпев, растолкал столпившихся и уставился на замаранную рыбьей чешуёй морду.

— Живко! Да как ты?!…

— А что тебе не понятно, воевода? — Веремуд подхватил общий смех. — Мальчишка нас облапошил!

Живко вылез из бочки, виновато шмыгнул носом и посмотрел щенячьими глазами.

— Да что ты будешь делать… — вздохнул Дражко, а затем хищно ухмыльнулся. — Выпороть бы тебя. Но есть идея получше.

Живко попятился, чуя неладное, но наткнулся на оскалившегося Удо. Здоровенные лапы водрузились на плечи, отчего ноги подкосились. Но упасть ему не дали. Вместо этого…

— П-прости, Дражко… Я-я же… А-а-а-а-а!

Визжащего, кричащего нарушителя перекинули за борт и, держа за руку, заставили бороться с волнами.

— Ты провонял рыбой! Помойся хорошенько, прежде чем лезть обратно! — Дражко надрывал горло, но вряд ли он слышал.

Мучили недолго. Напугаться проказник, конечно, успел знатно, но, оказавшись на скамье, отплевался, отдышался и понял — своего он добился.

— Вытрись, — Деян накрыл Живко тёплым шерстяным плащом, принюхался… — Хм-м-м…

Продрогший бедняга затаил дыхание, ожидая вердикта.

— Ты всё ещё воняешь. — Зубы затряслись, но не от холода. Живко посильнее закутался в плащ в отчаянных поисках спасения. На что Деян потрепал его по голове. — Да не боись — не обидим. Шуткую я.

Дражко встал у кормы, рядом с Веремудом, с улыбкой наблюдал, как обвыкается мальчишка, как Ясон, ворча на гридней, осматривал его, лил в рот какие-то целебные и, судя по всему, отвратительные на вкус настои.

— Проказник, а! — воскликнул кормчий.

С этим трудно не согласиться.

— Но настроение поднял. И ты, вон, наконец-то оклемался.

— А? — не сразу понял Дражко.

И правда — печаль ушла. Живко для всех стал чем-то вроде лекарства, которым сейчас давился сам.

Море радовало глаз. Лёгкие шустрые полны под ясным небом шли наперегонки уносимой свежим ветром ладьи. Медведь на парусе будто рычал, шерсть дрожала — вот-вот рванёт с места! С Руяна Вислав прогнал их, но Буревой никогда не откажется от сына, поэтому Дражко всё ещё был из грозного воинского рода.

Свежий ветер бил в спину, погода — лучше некуда. Чего ещё желать, отправляясь в поход?

— Да, — протянул Дражко. — Ты прав, Веремуд. Я пришёл в себя.

━─━────༺༻────━─━

Прежде, чем показалось устье, ведущее в Стариград, горизонт почернел от дыма пожаров. Издали они сливались в единую тучу, но было понятно — горят десятки селений.

Большак молча наблюдал за этим с носа ладьи, изнывая от ожидания. Гадал, нет ли среди них его родной деревни.

— Разошёлся, сучий сын. — Дражко от злости сжал натянутый канат.

Саксонский граф Людольф нанёс немало вреда, но не успел разгуляться по-настоящему, желая поскорее взять крепость. Но теперь враг воевал основательно. Франки же пришли большим числом, жгли дома, вытаптывали поля. Людовик не спешил, готовился. Выманивал вагров на открытую битву, где имел преимущество.

Однако Дражко интересовало, на какой стороне в это раз выступят даны. Что они воспользуются ситуацией, никаких сомнений не возникало. Либо присоединятся к франкам — за золото и добычу. Или же пройдутся по королевству Людовика, пока войска заняты на границах.

«Где ты, Олаф? — рычал про себя Дражко. — Попадись мне, и кишки выпотрошу, гадёныш! Только узнаю, куда спрятал Инги».

Он был уверен, что девушка сбежала не по своей воле. Не могли те взгляды, вздохи, поцелуи быть ложью! Нет, в это невозможно поверить. Проклятый ублюдок похитил её!

Искать беглеца в мирное время было бы нелёгкой задачей. Но война упрощала дело. Олаф остался без крова, золота и даже собственного оружия, хотя последнее наверняка постарался исправить в первую очередь. Единственный способ вернуть былое положение — войти в дружину какого-нибудь ярла и заработать утерянное железом.

Ладья осторожно, на вёслах, миновала устье, обогнул остров и направился по узкому проливу к озеру. Живко не сводил глаза с берега, где погиб Стойко.

Между деревьев мелькали соглядатаи. То разведчики, посланные Мстивоем, присматривались, кто явился к ним в город — друг или враг? Видимо, некоторые из них пережили схватки под верховодством Веремуда, и запомнили «Лебедя» даже со спущенным парусом, так что к воде вышел человек и с приветствием помахал рукой. Затем показал: «Держись левее».

— Видимо, заградительные камни перетащили, — догадался Веремуд.

К озеру вышли без проблем. А там уже подняли парус, заранее сообщая, кто прибывает.

━─━────༺༻────━─━

На причалах кораблей стояло меньше обычного, но все шли на ратные нужны. Большинство были боевыми. И не все стяги удавалось различить и опознать.

— Похоже, мы не первые пришли на помощь ваграм, — догадался Дражко.

— Видимо, так, — Веремуд позволил Деяну вести судно, пока сам осматривался. Он встречал больше стягов и цветов, которыми знать выделяла себя среди прочих. — Велиградцы тоже здесь.

— Табемысл?

— Не сам. Видимо, послал… Это же!.. — Веремуд не то испугался, не то обрадовался.

— Что?!

— Синеусовы ладьи, Дражко! Ха-ха, теперь-то уж повоюем!

Сивар, прозываемый Синеусом за то, красил усы басмой*, славился удалью и жестокостью к врагам. Это был умудрённый годами воевода, не первый десяток лет бороздящий моря, разивший противников без страха и устали. А ещё он приходился дядей Рорику, чьих стягов высмотреть не удалось.

(*Басма — тёмная растительная краска из листьев индиго. Даёт синий оттенок)

Весть о наличии грозного Синеуса приободрила дружину. Только Векша повёл себя сдержанно.

Их встречали. Уже знакомая ряха Кормилы в сопровождении нескольких гридней заставила Веремуда сплюнуть через борт. Мытарь терпеливо ждал, пока «Лебедь» закрепится на пристани, и только потом приблизился.

— Мы не торговать прибыли! — сходу перебил Дражко, прыгая на причал.

— Я знаю, — кивнул Кормила.

Уже стоя напротив, Дражко заметил, что на роже мытаря не было привычной скользкой ухмылки.

— Княжич послал меня за вами. Просит сей же час явиться в крепость.

Дражко оглянулся. Веремуд жестом дал понять, что беспокоиться не стоит — и без воеводы управятся.

— Хорошо. Веди.

Он проследовал за Кормилой к подготовленным лошадям и поскакал в город. По пути из пела сгоревших хижин вырастали новые. Запах свежих срубов до сих пор витал в воздухе. Скоро от минувших разрушений не останется и следа.

Если новая беда не доберётся до сюда.

— Как обстановка? — спросил Дражко.

— Держимся, — кинул в ответ мытарь.

Кажется, он успел похудеть. Но щёки всё ещё тряслись в такт галопу, а коня под его седлом невольно хотелось пожалеть.

Ближе к внешним стенам, становилось люднее. Возле дорог чаще встречались воины и стражники, занятые рутинной службой, горожане, беженцы.

Последние сидели возле покошенных телег или волокли пожитки в узелках. Дети, не осознавшие положения, игрались друг с другом вокруг хмурых взрослых. То и дело разносился женский плачь.

Возле крепости всё чаще встречались воины. Отряды ходили в полном вооружении, десятники и сотники раздавали команды, кузнецы без устали били молотом, лошадей подковывали и остригали, в обозы складывали связки только что изготовленных стрел. Полным ходом продвигалась подготовка к битве.

Ариберт ждал у ворот, рядом с взнузданным конём. Кольчугу и ножны покрывал дорожный плащ, шлем висел на седле. Возле княжича стояло не меньше полусотни гридней.

— Здравствуй! — Ариберт отвлёкся, увидев его.

Дражко соскочил на землю, обнялся, окинул взглядом гридней.

— Выступаете?

— Да. Людовик позарился на крепостицу Утин*, что на юге. Отец решил дать ему бой там. Говорит, можно выгодно использовать местность. Лучше скажи, когда прибудет Вислав?

(*Утин — славянское название поселения, которое сегодня называется Ойтин. В девятом веке была основана крепость на Фазаньем острове, предположительно — неким князем Уто. Окрестности изобилуют озёрами, и даже сейчас в этой области сохранились небольшие леса)

«Значит, слухи ещё не дошли»

Дражко не сразу смог ответить. Но, собравшись, произнёс:

— Они не придут. С Руяна отправился только «Лебедь».

Ариберт отпрянул, поражённый услышанным.

— Дядя… Он не мог!

— Но сделал это. Святовит указал оставаться на острове.

— А ты?

Дражко грустно улыбнулся:

— Мне теперь на Руян дороги нет.

Княжич понимающе похлопал его по плечу.

Прозвучал рог. Дребезжа по брёвнам, из крепости начало выходить войско во главе с Мстивоем. Ариберт в последний раз проверил ремни, закрепляющие седло, и вскочил на лошадь.

— Мы должны идти. Поспеши, брат, а не то придётся рубить франков без тебя! — Княжич повёл своих всадников к отцовской малой дружине.

Войско вагров выдвигалось из Стариграда длинной колонной. Десятки обрастали в сотни, затем в тысячи. Между рядами конных и пеших воинов тащились телеги, мужей, братьев и сыновей ещё долго провожали женщины.

Дружина «Лебедя», едва сойдя на берег, отправилась сражаться. Никто не возражал — каждому требовалось доказать, что изгнание не было напрасным.

Уже в дороге удалось выяснить текущую обстановку. Численность франков превышала войско вагров, но преимущество не было решающим. Мелкие ватажки покусывали врагов, обескровливали, обрубали линии снабжения. Но этого оказалось недостаточно. Людовик разрушал всё на своём пути, выжившие стекались в Стариград, роптали из-за бездействия князя. Больше ждать было нельзя.

Среди прочих, одна весть особенно обрадовала Дражко: конунг Стиг Ларссон захотел отплатить за поражение. Даны присоединились к франкам.

Но сражаться с ними придётся без Табемысла. Великий князь сдерживал лютичей, жаждущих мести, полян*, которые могли позариться на незащищённые земли. И морских разбойников, наверняка прознавших о трудностях ободритов.

(*Здесь имеются в виду западнославянские поляне. Одни из предков нынешних поляков)

— Что ж, — пожал плечами Веремуд, когда услышал это. — Бывало и хуже.

━─━────༺༻────━─━

Большое войско продвигается медленно. Напрямик от Стариграда до Утина было вёрст двадцать, но приходилось огибать глухие рощи, болота и прочие препятствия, что прибавляло ещё не меньше пяти вёрст.

Телеги постоянно застревали, собранное ополчение то и дело отставало от дружины, из-за чего приходилось тормозить. Тяжёлая дорога выматывала, а уставший ратник в бою много пользы не принесёт, поэтому на полпути сделали привал — вдруг сражение начнётся сразу по прибытии?

В итоге до окрестностей острова, на котором стоял крепостной вал, добрались лишь к позднему вечеру.

Остров вмещал только саму крепость с причалом для лодок. За стенами могли укрыться человек пятьдесят, но даже большим числом их одолеть было непросто.

Утин лет двадцать построил князь Уто. Здешние жители промышляли рыбной ловлей в озёрах, которыми изобиловали ближайшие леса, и охотой, особенно на пернатую дичь.

Труднодоступная местность отпугивала врагов. Но, если те всё-таки позарились на лакомый кусок земли, через который проходили торговые пути, — она же позволяла спрятаться. Желающие время от времени появлялись, потому как пошлины приносили немалый доход нынешнему хозяину крепости князю Войцеху — сыну Уто.

Разведчики, посланные вперёд, сообщили, что Людовик остановился неподалёку, за узкой рекой, соединяющей два озера. Войцех собрал малую дружину в крепости и, судя по всему, не думал оттуда уходить. Если Людовик надеялся обойтись без боя, то он сильно просчитался.

— Полсотни Войцеха заберут с собой по три, а то и четыре ублюдка на каждого, — усмехнулся Сбыслав. — А ежели мы подоспели, то засранец не рискнёт идти на штурм.

Клятвенник Ариберта присоединился к костру Дражко. Поболтать, преломить хлеб. Сам княжич не отходил от отца и до сих пор толком не смог пообщаться с побратимом.

— Стиг Ларссон там? — Дражко беспокоился, что Олаф сейчас удаляется от него.

Судя по рассказам рыбаков в Стариграде, кнорр ушёл дальше на запад. Скорее всего, в Хедебю. Вряд ли гадёныш успел присоединиться к викингам Стига.

А если так, то грядущая битва теряла для Дражко в цене. Но другого выхода не оставалось.

— Нет, даны собираются ближе к морю. Не хотят бросать свои корыта без присмотра — учёные уже.

Сбыслав ухмыльнулся, вспоминая горящие драккары. Здесь Дражко согласиться не мог — сжечь хороший корабль у него рука бы не поднялась.

— Не грянут, пока мы тут с франками возимся? — спросил Удо.

— Не должны. Рорик их сторожит.

«Так вот куда он делся!»

Сбыслав поведал, что Рорик активно действует на море, благодаря чему тот же «Лебедь» смог спокойно добраться до причала. Ладьи безземельного князя встречали каждый драккар, поживиться в прибрежных селениях. Периодически и сами наведывались в Ютландию, откуда доставляли зерно и прочую провизию в Стариград. Голод был уже близок, поэтому Вислав жёстко контролировал потребление запасов, а беженцы всё прибывали и прибывали.

— Поэтому, когда Людовик появился в этих местах, Мстивой тут же решил действовать, — заключил Сбыслав.

И правда. Прямого столкновения с армией франков лучше избегать, потому как у Людовика имелась грозная сила всадников, способных обрушиться на противника несколькими волнами и пробить брешь в пешем строю. Вагры, как и прочие славяне, предпочитали стену щитов, и стояли крепко. Но в открытом поле уступали мощи конных ударов франков.

Однако лесистые, полные чащоб, оврагов и болот земли позволяли сопротивляться королевским войскам. К тому же, стрелки вагров превосходили франкских и могли навести ужас даже на самых грозных врагов.

Мстивой выбрал хорошее место. Вагры пойдут в атаку не плотным фронтом, а частями, заманят Людовика в ловушку, после чего по кускам перережут ублюдков, осыпая стрелами и пращой.

Всё же битва будет тяжёлой.

— Рановато мы явились, — сказал Дражко.

— Чего это? — удивился Деян.

— А пущай бы сукин сын пообломал зубы о крепость. А тут — мы! Представьте, как обгадился бы принц, заметив нас!

Никто не видел Людовика вживую, но каждый вообразил жалкое, уродливое создание, перекошенное от страха. Во все стороны разлетелся смех.

Но тут их прервал голос Ариберта:

— Дражко!

Тот вскочил, обрадованный появлением друга, хотел пригласить его к костру, но княжич, как оказалось, пришёл не с праздной целью. А с поручением.

— Отец опасается, что франки ночью полезут в Утин. Разведчики доложили, в крепости всего человек двадцать — не удержат. Даже особо не покромсают паскуд. А крепость нам нужна. Если там засядут франки, только голодом можно будет вымаривать.

— Значит, я должен пробраться к Войцеху и защищать стены? А битва?

— С острова удобно бить в тыл. И франкам, и нам, если её потеряем. Дружище, в поле воевать у нас есть кому. А на это дело лучше вас никто на ум не приходит. Отправляйся сейчас же. Ждать нельзя.

Дражко молча кивнул. Ариберт благодарно похлопал по плечу и сразу удалился — думать, как разбивать врага.

Сидящие у ближайших костров слышали княжича, а теперь выжидающе смотрели на воеводу.

— Закончился наш отдых, братцы, — воскликнул Дражко. — Собирайтесь, мы выдвигаемся первыми.

Глава 26. Битва

Наскоро связанные плоты и худые лодчонки, брошенные местными смердами, плыли медленно. Холодная вода пробиралась через щели, приходилось постоянно её вычерпывать. Сквозь ночную тьму доносился шум волн, плеск рыб.

Крепость Утин показалась внезапно — прямо по курсу выросла тёмная громада. А вот их заметили раньше, чему подтверждением стала стрела, вошедшая в доску рядом с Большаком. Здоровяк пошатнулся и чуть не упал, когда сверху донеслось:

— Кто такие? Чьих будете?

Дражко встал, балансируя на качающейся долблёнке, приложил руки ко рту и ответил:

— Меня зовут Дражко, сын Буревоя Медведя из Руяна. Мы прибыли по указу Мстивоя. Для помощи!

Несколько вздохов тянулась тишина. По затылку пробежали мурашки. Почудилось, вот-вот стрелы полетят снова, на этот раз — в цель. Опасность точно витала в воздухе, заставив его напрячься. Но затем:

— Гребите ближе! Но по одному, чтобы мы видели!

Преодолев накал ожиданий, гридни зашевелились.

Со стены спустили лестницы. Первым полез Дражко, готовый в любой момент взяться за оружие. Чутьё до сих пор предупреждало об опасности. Наверху его подхватили, почти перекинули через частокол. Пришлось постараться, чтобы не упасть.

Бряцая кольчугой, навстречу вышел крепкий муж с короткими волосами, со шлемом подмышкой.

— Доброй ночи, Дражко из рода Медведя! — задорно приветствовал он.

Беглый осмотр показал, что все воины облачены в бронь. Видимо, на случай, если нагрянут франки.

— Князь Войцех, полагаю? — Дражко протянул руку в приветствии, на что получил крепкую хватку на предплечье.

— Верно. Вас много?

Оказавшись ближе, удалось рассмотреть некоторые черты лица: вздёрнутый нос, широкую челюсть, стриженную бороду, покрывающую впалые щёки, и глубоко посаженные глаза.

— Полсотни.

— В самый раз!

— Ни одного огонька… Было непросто найти крепость.

— Свет слепит взор, — хрипловатым голосом пояснил Войцех. — Если ублюдки осмелятся на штурм, я хочу увидеть их как можно раньше. К тому же, ты сам заметил — довольно сложно нащупать в эту проклятую ночь наш остров.

Руяне высадились на узком берегу и понемногу забирались на вал через ворота — Войцех убедился, что гости желанные и распорядился открыть створки.

А затем произошло то, о чём предупреждало чутьё.

— Идут! — воскликнул дозорный на другой стороне вала.

— Ну, наконец-то! — обрадовался Войцех, перехватывая копьё. — А то я уж засыпать начал!

Дражко предупредил не успевших забраться на вал гридней, а сам повёл остальных к частоколу.

Франки прибывали на лодках, плотах и даже небольших ладьях, наверное перехваченных у проезжающих купцов или приведённых из саксонского городка на западе.

С крепости полетели стрелы. Послышались первые вскрики, всплески воды.Заверещали вражеские десятники, требуя поднять щиты.

К лучникам присоединился Деян. Привыкший к темноте, он бил без промаха, умудряясь попадать в открытые голени, в прорехи из-за покачнувшейся долблёнки. Наблюдая за ним, Дражко в который раз подумал, что не хотел бы оказаться с этим человеком по разные стороны. Может, в ближнем бою Дражко почти наверняка одолел бы Деяна, но до расстояния копья ещё нужно дойти…

Но таких самородков никогда не бывает много. А вот врагов — не счесть. Поэтому мелкие отряды потихоньку приближались к крутым скользким обрывам.

— Обходят! — предупредил Векша, прыгнув через бойницу. — Скоро со всех сторон попрут!

Поток франков разделился, крепость охватывали клещами. Защитникам пришлось занять круговую оборону, но с руянами каждую бойницу закрывал один или два человека.

Обратно тоже летели стрелы, но редко и как будто пугливо. Привыкшие к твёрдой почве под ногами франки неуверенно стояли на борту, да и с крепости смельчаков, решивших испытать свою ловкость, быстро шпиговали в назидание другим.

Однако скоро полчища оказались слишком близко. Плотность обстрела возросла, следом летели дротики. Защитники понесли первые потери.

Дражко успел метнуть несколько сулиц, прежде чем взялся за топор, когда ублюдки полезли на стены.

Удо стоял рядом. Он выталкивал лестницы, сшибал первых храбрецов тяжёлой рогатиной, а Дражко перерубал крепкие переплетённые верёвки крюков и проламывал черепа удальцов, сумевших добраться до бойниц.

Началась рутинная работа. Железо, пот, кровь. Смрад смерти. Это нисколько не походило на чарующий танец поединщиков, их выверенные уколы, взмахи, яростные атаки, хитрые финты. Бой равных, честная схватка.

Нет.

Измазанные грязью франки, рыча, лезли по скользкому обрыву, карабкались по частоколу, а затем с воплями падали назад, сбивая товарищей. Стрелы свистели над головами, дротики застревали в брёвнах. Неподалёку кого-то сшибло очередным снарядом, но место тут же занял напарник.

Чувство времени потерялось. Мускулы онемели, но уже не выказывали усталости, не ныли, и потому топор, напившийся крови, с ошмётками мозгов на рукояти, продолжал крушить врагов.

А затем, по всей видимости, боги решили отблагодарить своих внуков за зрелище.

Пошёл дождь.

Сначала это были незаметные капли, резко громыхнуло, молния на мгновение осветила округу, открыв взгляду кишащее лодчонками озеро, за которыми приближался тяжёлый корабль с бронной дружиной — Людовик отправил настоящих воинов переломить ход битвы. Но сверкающие острие с треском вонзилось в мачту. В следующее мгновение тьма снова опустилась над ними, но потом корабль заняло огнём.

Недолгую тишину заполнил шум ливня. А затем:

— Перу-у-у-ун!

— Пе-е-еру-у-у-ун!

Защитники крепости разразились воинственными кличами и принялись убивать с новой силой.

Лестницы смывало, люди соскальзывали. Те, кто пытался ухватиться за выступы, падали.

Стрелы заканчивались. Деян выпустил последнюю из тех, что удалось раздобыть в запасах, быстро снял тетиву и укрыл драгоценное оружие в кожаный чехол.

Под смех и оскорбления защитников крепости франкская дружина прыгала за борт, пытаясь ухватиться за проплывающие рядом лодки и плоты. Кому это не удавалось, уходили под воду — бронь утягивала вниз. Корабль горел слишком быстро, особенно учитывая ливень. Видимо, ваграм готовили огненный подарок, но сам стали жертвами своей хитрости.

Крики доносились отовсюду. Перунов гнев окончательно обрушил дух нападавших, и те погребли прочь.

— Жаль нечем закидать! — тяжело дыша, сокрушался Векша.

В свете огня на его шлеме поблёскивали багровые пятна, которые даже утихший дождь не мог смыть сразу.

— Так им, брыдлым пасюкам*! — кинул вслед Большак.

(*Брыдлый — гадкий, вонючий; пасюк — трусливый и подлый человек)

Его ужасающий топор лесоруба, который он наотрез отказывался менять на достойное дружинника оружие, вдоволь напился крови. А с кольчуги сползала чья-то требуха.

Пока франки бежали на берег, незаметно посветлело небо. Солнце, ещё скрытое уходящими тучами, позволило видеть как в сторону лагеря вагров маршируют сотни всадников, а за ними плетутся тысячи пеших воинов.

— Уже заря… — устало заметил Дражко, проверяя пальцем затупившееся лезвие.

Спасших их дождь теперь надоедливо бил по шлему и пробирался за шиворот.

— Идут… Идут! — воскликнул Войцех.

Все подскочили, чтобы убедиться. Справа, навстречу Людовику, двигались дружины Мстивоя.

— Наконец-то, — ухмыльнулся Деян.

«Надо бы отдохнуть сначала, — подумал Дражко, от усталости даже позабыв о желании участвовать в битве там, на ратном поле. — А затем ударим по ублюдкам сзади».

Эмоции отошли на второй план. Не было ни зависти, ни обиды — только цель, которую надо достигнуть.

— Ай, зараза! — воскликнул Войцех.

Дражко обернулся и наконец увидел, что князь был ранен.

— Задел один… — как бы оправдываясь, пояснил тот, поймав на себе взгляд. — Но ничего, взамен я отсёк ему руку!

Войцех попытался издать подобие смеха, но вместо этого лишь сильнее сморщился.

— Ясон о нём позаботится, — пробормотал Удо.

Грек наотрез отказался оставаться в лагере. Дражко хотел было настоять в приказном тоне, но, поразмыслив, решил взять его с собой. И, видимо, не прогадал.

Князя уложили в дом, стоявший по центру вала. То был просторный крепкий сруб из дубовых брёвен, где обычно ночевала вся дружина.

Только теперь удалось рассмотреть то, что с таким трудом защищали. Вокруг располагались склад, оружейная, открытая кухня и даже небольшая кузница с точильным кругом. За валом стоял причал, но сейчас он был пуст, а на берегу лежала ладья на двадцать вёсел.

— Слава богам, уцелела! — обрадовался один из людей Войцеха, спеша за стены, чтобы осмотреть корабль.

— Кормчий, — догадался Веремуд.

Внутри валялись трупы, борта утыкали стрелами, но судно было в порядке. По короткой борозде можно стало понятно, что франки пытались спустить его на воду. А по телам вокруг — даже увидеть, кто именно занимался этим опасным делом.

— Мачта и вёсла где? — спросил Дражко проходящего мимо человека с густыми чёрными бровями, выглядывающими из-под забрала.

— Э-э… — тот почесал затылок, соображая вопрос. — А! В гриднице. А чего надобно?

Дражко снова повернулся к Веремуду.

— Возьми тех, кто посвежее, и приготовьте ладью к отходу.

— Что?! — опешил чернобровый. — Дак она ж!.. Князь ведь!..

Пока он пытался сформулировать возражения, Дражко начал осмотр дружины. Многие получили раны и сейчас перевязывали их хлопковыми тряпками; тех, кто похуже, отнесли в гридницу или в другие крытые постройки. Ясон, подрядив нескольких ребят посообразительнее, вовсю работал. Теперь, после битвы, наступило время его кровавого ремесла.

Хотя не всех он мог спасти. Убитых сложили отдельно. Уважительно, с оружием в руках — их похоронят позже.

Мимо, каркнув, пролетел ворон.

— Накройте их, — Дражко указал на ряды павших. — Пусть падальщики жрут ублюдков за стенами.

Деян, Удо и Большак с десятком помощников вытащили ладью, принесли вёсла. Установили мачту — ветер дул в нужном направлении и мог облегчить путь до берега.

Дражко в это время осматривал начавшиеся стычки. Оба войска действовали осторожно, сперва поработали лучники. Вагры били метко, но франки брали числом, осыпая щиты дождём стрел. Затем полетели сулицы и дротики.

По водной глади доносились оскорбления, призывы к нападению. Противники заняли лучшие позиции, которые смогли, и не хотели их покидать.

Мстивой разделил войско на три части. Левое крыло на холме, откуда лучники разили врагов до того, как их стрелы смогут достать в ответ. Центр стоял в низине. Это могло показаться самым невыгодным местом, но его защищало разжиженное дождём и стекающей с холма водой поле. Правое крыло выходило из леса, покрывая опушку тёмными пятнами с проблесками копий.

Первым терпение лопнуло у Людовика.

Завораживающе стройные, выученные ряды всадников не спеша направились в атаку, заставляя пехоту пропустить их вперёд. Сначала спокойно, словно на прогулке. Затем первые эшелоны плавно перешли в рысь, а потом ринулись в галоп.

Ваграм предстояло встретить страшный удар. Многие погибнут, пронзённые длинными копьями или сбитые лошадьми, растоптанные копытами… Но Дражко всё равно находил это зрелище прекрасным.

Слаженные действия потомственных воинов, способных держать расстояния между собой достаточные, чтобы не упереться в затылок товарищу, но плотные, чтобы не оставить врагу шанса. Красавцы скакуны, столь же дисциплинированные, как и их седоки.

Первые ряды центра смело в одно мгновение.

Ржание лошадей перемешалось с треском копий, воплями, хрустом костей. И криками:

— Держать строй!

И это удалось — франки увязли. Их кололи по двое, по трое, стаскивали с седла, рубили лошадей под колено и с жестокостью расправлялись со всадниками. Те повернули обратно, но истоптанная копытами почва поймала их в ловушку.

Другие эшелоны пытались сокрушить фланги, но попытки не увенчались успехом. Разъярённый Людовик послал в атаку пехоту.

А сам остался позади, в окружении одних только телохранителей…

— В ладью! — воскликнул Дражко.

Скоро армия Людовика окажется слишком далеко от своего принца, увязнет в яростной схватке.

Нужно успеть!

— Вы! — Дражко указал на десяток из дружины Войцеха. — Вы пойдёте с нами!

Те сначала попытались возмутиться подобной наглости, но, услышав про возможность убить самого принца, с энтузиазмом ринулись к пристани.

Переполненная ладья шла низко. Можно было, не утруждаясь, зачерпнуть воды из озера. Но ветер подул яростнее, подгоняемый самими богами, которые желали им победы, а вёсла шустро вздымались под ритмичные вздохи гребцов.

━─━────༺༻────━─━

Телохранители обратили внимание, на ладью, когда та взрыла землю и остановилась. Полсотни разгорячённых, позабывших усталость воинов направилось к ставке вражеского вождя.

Людовик встревожился, занервничал. Ему нужна победа! Блистательный триумф над грязными варварами, существующими не иначе, благодаря попущению Божьему. Но эти выродки отказывались погибать, как им подобает!

Хотя нет, погодите…

— Они бегут! — восторженно воскликнул он. — Бегут, сраные язычники!

Центр войска вагров начал пятиться. Основной удар франков пришёлся по ним, а поддержанные пехотой всадники воспряли духом. От полного разгрома спасала лишь стена трупов людей и лошадей. Правое крыло держалось, но вот-вот дрогнет. Крепче остальных стояло левое крыло. Необходимость забираться на возвышенность очень затрудняла штурм, однако отступающий центр открывал клещи, которые грозили холм в окружение.

— Вперёд! Все в атаку! — возбуждённо командовал Людовик, чуя триумф и добычу.

— Господин, я бы не стал… — попытался вмешаться Бруно.

— Молчать! Я позволил тебе охранять меня только из уважения к твоему отцу. — Людовик обернулся в сторону приближающегося отряда Дражко. — Лучше избавь меня от этих наглецов, сделай что-нибудь полезное.

Бруно тяжело вздохнул, сжал челюсть, сдерживая ругань. И надел шлем.

Отец до сих под не оправился от удара, мучался от головной боли и рвоты. Слава Богу, холера миновала его, хотя были все шансы заразиться, и тогда смерть стала бы неминуемой. Но теперь Бруно приходилось нести груз власти. Не сказать, что это особо тяготило, но Людовик серьёзно подпортил впечатления.

— За мной! — виконт саксонии взмахнул копьём и повёл своих людей разобраться с кучкой возомнивших о себе вендов.

━─━────༺༻────━─━

Сама задумка казалась чересчур дерзкой и опасной, но чутьё подсказывало, что именно так и нужно поступить. Дражко старался не терять голову, не поддаваться порывам, памятуя о плачущих матерях на пристани Ральсвика… Но сейчас он был уверен — необходимо действовать.

И уверенность возросла, когда всадники приблизились достаточно близко, чтобы он разглядел знакомый шлем на одном из них.

— Сина! Сучий потрох! — воскликнул Дражко. — Боги и вправду благоволят мне! Вперёд!

— Не поддавайся ярости, — предупредил Удо. — Ещё поглядеть надо, кому они сделали подарок.

Всадников было чуть меньше. Но они были всадниками. Бруно, которого Дражко тоже узнал издали, нёсся на них вниз по склону, набирая скорость загодя. Будет непросто выдержать подобный натиск.

— Щит к щиту! — Дражко остановил людей, и те построились плотно, спинами упираясь в товарищей позади.

Сам воевода встал в первом ряду, хотя его пытались отодвинуть.

Это он повёл дружину в рискованный бой, поэтому прятаться за спинами не мог себе позволить.

Конечно, не одним чутьём руководствовался Дражко, когда отдавал приказы. Только придумав, как можно расправиться с преградой, он отчалил от крепости. Но эта задумка зависела от него лично, и от каждого из гридней в отдельности. Доверятся ли, исполнят то, что обговорено без огреха?

Враг приближался. Топот копыт, сопровождаемый звуками битвы вдали, походил на затянувшийся раскат грома… Что ж, это можно принять за хороший знак.

Близко. Очень близко — мускулы пришлось насильно сдерживать, чтобы не подать команду раньше или не дёрнуться самому. Но ещё рано.

Вдох.

Выдох.

Вдох…

— Давай!

Когда можно было различить лица под забралами, дружина с дикими криками, выплёвывая накопившийся страх, разом метнула десятки сулиц во врага.

Плотный, внезапный град смерти сбил первых всадников, лошади кувыркнулись, следовавшие за ними натыкались и с грохотом падали, а тех, кто успел среагировать накрыла вторая волна сулиц.

— Убейте их! — воскликнул Дражко, бросаясь в атаку.

Страх не прошёл, но храбрость, взбираясь по нему выше, толкал в бой. Пронёсшиеся лошади врезались в копья, протаранили строй, но конный натиск захлебнулся. И дружина, всё ещё вопя боевые кличи, вклинилась между смешавшихся саксов, принялась рубить их с дикой яростью.

Дражко прорубил шею едва поднявшемуся воину, кинулся на следующего, сперва сбив его с ног ударом щита, а затем обрушив топор по лицу. Сбоку на него нёсся третий, но Удо вспорол ему брюхо, проткнув кольчугу излюбленной рогатиной.

Кони приходили в себя, пытались встать. Те из всадников, что удержались в седле, проносились мимо. Схватка превратилась в бешеную беспорядочную бойню.

Дражко нацелился на ещё одного сакса, но прямо перед носом промелькнул бок лошади, а когда взор снова открылся, сакс уже лежал мёртвый. Неподалёку Деяна теснил всадник — Дражко кинулся на выручку. Топор ударился в испачканную грязью спину, но не пробил бронь, однако всадник взвыл. Дражко потянул его вниз, повалил на землю и перерубил горло. И только после этого он заметил, что на убитом был знакомый шлем, слишком измазанный, чтобы углядеть его издали.

Сина мёртв.

— Воевода! — послышался зов Векши.

Юркий лютич расправился с одним саксом, но двое других уже обхватывали его с двух сторон.

— Очнись! — воскликнул Удо.

Здоровяк поддел всадника снизу, пропорол пах, кое-как успел увернуться от копья сбоку. Большак подскочил вовремя и топором навстречу сбил с седла хозяина этого копья.

Дражко опомнился. Он выхватил из безвольных рук Сины долгожданный меч и отправился выручать клятвенника.

━─━────༺༻────━─━

— Н-нет… Нет, нет, нет! Чёртовы грязные язычники!

Всё обернулось крахом. Людовик чувствовал, как по груди поднимается скрежет ужаса, в горле застряла тошнота.

Мстивой обдурил его. Центр войска вагров внезапно встал намертво, не уступая ни пяди земли. Левое крыло вместо бегства с ещё большим рвением грызлось за высоту. А затем из леса хлынула засада.

Правое крыло прикрыло внезапную атаку. Воины под стягами Мстивоя, Теслава, Збигнева, под двузубцем Синеуса и прочих жупанов тараном ударили сбоку, смяли длинный фронт будто в одночасье. С другой стороны без остановки разили лучники, пока их защищал отчаянный строй копейщиков.

А затем Людовик увидел, как отряд Бруно исчез в кровавой мясорубке.

— Бесполезные засранцы! — едва не плача от обиды процедил он. — Отходим! Труби отступление!

━─━────༺༻────━─━

Над полем боя раздался гул.

Дражко тяжело дышал, чуть не задыхался. Рука, казалось, вот-вот отвалится. Но бегство принца он заметил.

— Удирает, ублюдок! — с горечью плюнул он, поскользнувшись на чьих-то кишках.

Удо не дал ему упасть.

— Эти… тоже… — сквозь хрипы, сказал здоровяк.

Уцелевшие всадники показали спины. Дражко видел яростный оскал Бруно, собирающего своих людей, и не мог не ухмыльнуться. А когда остатки саксов удалились на сотню шагов, позволил себе опереться о тушу убитого коня.

Подошёл Деян.

— Надо убираться отсюда, батько. Иначе сметут. — Он указал в сторону отступающих франков.

Только теперь пришло осознание, что гул предрекал победу.

Дражко кивнул.

— Уходим.

Уставшие до боли пальцы цепко держали меча. Прекрасное оружие, достойное князя, наконец попало к нему. И сейчас уже не было сил думать о том, как оно досталось. Сина мёртв, так или иначе.

Осталось добраться до Олафа.

Глава 27. Выбор

В Стариграде их встречали с ликованием. Весть о победе разлетелась быстрее, чем продвигались сами победители.

Скоморохи шли впереди войска, играя на инструментах, напевая свежесочинённые частушки, бранящие Людовика и хвалящие Мстивоя. Корчмарь на радостях выкатил бочки с пивом и задаром разливал всем желающим.

— Они думают, война закончилась! — Дражко осознал это как-то внезапно.

— Кто знает? Может и так, — пожал плечами Удо.

Девушка с толстой русой косой побежала к нему, протянула сплетённый из цветов венок. Здоровяк аж покрылся румянцем, принимая дар, пока его друг и воевода хмуро поглядывал в сторону причалов.

«Нет, — думал про себя Дражко, — Людовик потерял много людей, но войско сохранил. Он вернётся, и совсем скоро. Рано вы радуетесь…»

— Эй, воевода! — Векша задорно ткнул по плечу. — Хватит горевать, славно ведь погуляли. И с прибытком!

Лютич похлопал по бряцающей сумке, привязанной к седлу.

— Ушлый засранец! — смеясь, воскликнул Деян. — Успел с франков всё добро снять.

Дражко невольно ухмыльнулся и погладил оголовье меча. Подходящие ножны ещё предстоит раздобыть, а пока он обернул драгоценный клинок в промасленное плотно.

«Надо бы новую рукоятку заказать. Может, украсить медвежьей головой? Эта покроет большую часть стоимости…»

Сина не скупился на собственное оружие. Сам по себе великолепный клинок был дорого и умело украшен вставками золотых и серебряных узоров. Но Дражко хотелось придать мечу новый вид, подстать выбранному имени: «Медвежий клык».

Сбоку поравнялся Веремуд.

— Что теперь будем делать, воевода?

— О чём ты?

— Людовик вернётся, но не скоро. А Мстивой вряд ли решится отвоевать земли севернее Лабы.

— Думаешь, князь будет сидеть в Стариграде?

— Не совсем… франки наверняка пошлют мелкие отряды безобразничать возле границы. Вагры поступят так же.

— Звучит заманчиво. — Дражко потянулся, поморщился от запаха нечистот — город вонял из-за слишком большого количества людей. — Возьмём у Ариберта коней и погуляем по саксонским деревням. Как тебе?

— Думаю… — хотел было ответить Веремуд, но его прервал Векша:

— Эй, давайте-ка думать, как будем тратить плоды войны, а не пожинать новые!

— Ты не хочешь забрать ещё больше добычи? — удивился кормчий.

— Хочу, — по-лисьи ухмыльнулся лютич. — Очень хочу. Но на кой мне богатства, если не пускать их в дело?

Многие дружинники согласились с доводами Векши. Некоторые предлагали свои варианты, куда стоит тратить честно отнятое железом. Разразились споры. Большинством голосов, конечно, победили женщины, затем — оружие и ладная бронь. Напоследок оставили еду и мёд, но стоит заметить, что отрыв от второго места оказался ничтожным.

— Батько, а ты за кого будешь? — воскликнул Деян, но в ответ получил молчание, из-за чего пришлось повторить: — Батько?

— Да? — глядя куда-то вдаль, переспросил Дражко.

— На что золото любишь тратить, воевода? — включился Векша.

— Не знаю. Никогда об этом не думал.

— Куда глядишь? — не выдержал Удо.

— Смотри. — Дражко указал в сторону реки, обымающей крепость.

По ней плыли ладьи Рорика.

━─━────༺༻────━─━

Жупаны, только остывшие после битвы, слушали безземельного князя холодно. Им явно не нравилась его речь.

— Стиг собирает ярлов под свою руку. Драккары всё прибывают.

— Тебя, Рорик, и послали этого не допустить! — вдруг разразился Наслав.

У него было плохое настроение. Несмотря на победу, его люди сильно пострадали во время натиска франкской конницы, а сам он морщился от полученной раны на бедре.

— И ты не справился! — поддержал Пяст.

Рорик сверкнул искрами гнева, уже вдохнул, чтобы ответить словцом покрепче, но тут выступил Синеус:

— Что предлагаешь делать?

Рорик сдержался. Дядя явно действовал на него с лучшей стороны, подумал Дражко.

— Он пока не набрал силу. Если убьём конунга, данам некуда будет собираться.

— И сколько нужно ладей? — наконец подал голос Мстивой.

— Все, что есть.

Услышав это, жупаны загомонили, но князь из осадил. Дождался, когда наступит тишина, и продолжил:

— Я не могу отдать столько людей. Мы понесли немалые потери, многие ранены. А Людовик до сих пор трётся у границ.

— К тому же, Стиг способен предать франков и направить викингов на их земли, — присоединился Збигнев.

— А если он двинется к нам? — Теслав встал, пытаясь скрыть хромоту.

Недавние раны ещё терзал и его, но жупан наперекор всем советам лекарей отправился в бой при первой же возможности. Рорик зацепился за него взглядом.

— Людовик вернётся — без сомнений. Но сейчас нам повезло, потому что даны не успели оправиться от поражения и не присоединились к нему.

— Благодаря Рорику, — вставил Ариберт, за что жупаны наградили его недобрыми взглядами.

— Это правда, — подтвердил Теслав явно без какого-либо наслаждения. — Если викингам не подрезать крылышки, они доставляют слишком много проблем.

— Но теперь моих сил недостаточно, — Рорик снова взял слово. — Даны стали осторожны. Стиг Ларссон долго терпел и жаждет пролить кровь. К нему через скоро присоединится брат — Ульф Стигсон. Когда они объединятся, могут и отправиться грабить саксов. Продвинутся вглубь страны, если дело пойдёт хорошо. Но вы уверены, что не заглянут в Стариград по доброй памяти?

— Пущай приходят! — зло рыкнул Пяст. — Встретим как подобает!

Снова разгорелись споры. Мстивой выдержал паузу, дав остальным высказаться, но затем:

— Как бы то ни было, уводить войска нельзя. Поправим силы, а после будем думать. Если даны начнут разбойничать у франков, появится больше времени для восстановления. А если к нам… Что ж, дома и стены помогают.

Он встал, выпрямился грудью вперёд, ещё раз обвёл жупанов взглядом и заключил:

— На этом всё.

━─━────༺༻────━─━

Веремуд ждал у выхода. Дружина отправилась развлекаться в установленном порядке важности, а кормчий всегда отличался сдержанностью. К тому же, хотелось поскорее узнать, как поступит Мстивой. С какой вестью Рорик прибыл в город, верещали уже повсюду.

Дражко выскочил из терема одним из первых.

— Ты был прав, — сходу воскликнул он, но затем опомнился, и чуть тише: — Мстивой струсил, как ты и говорил. Он будет отсиживаться в Стариграде, пока даны готовятся напасть.

— Стиг точно явится, — нахмурился кормчий.

— Я не желаю сидеть сложа руки.

— Что ты имеешь в виду? — Веремуд поймал себя на мысли, что побаивается ответа.

Из терема вышли Рорик и Синеус.

— Сначала попробую. Потом расскажу. — Дражко направился к ним.

Перед столь прославленным воином как Сивар Синеус, даже сын Буревоя чувствовал волнение. Отцу довелось сражаться с ним бок о бок, так что его храбрость и отвагу подтверждал самый надёжный источник. А Рорик, будучи в полном расцвете сил, всё больше становился лучшей версией дяди.

— Дражко! Рад тебя видеть. — Рорик дружелюбно улыбнулся.

— Так ты сын Буревоя? — хмыкнул Синеус. — Своенравный медвежонок, чьё имя на слуху.

Дражко нахмурился.

— Не прими за оскорбление! Но по я помню твоего отца. Тебе ещё нужно заслужить право зваться Медведем, как он.

То, что могло быть принято за оскорбление, обернулось похвалой. Синеус явно не только мечом махать умел.

— Я хотел поговорить о Стиге.

— Мстивой уже всё сказал, — мрачно буркнул Рорик.

— Но вы-то не собирались его слушаться?

Дражко уловил ехидные ухмылки.

— О чём ты? — слишком наигранно, чтобы быть правдой, развёл руки Рорик. — Совершенно не понимаю. Дядя?

— Нет, — гладя тёмные, с синевой, усы, подыграл тот.

И Дражко всё понял окончательно. Он тоже решил пошутковать:

— Знаете… Я видел, сколько заплатил Мстивой, чтобы франки убрались подальше. Очень много! Он, конечно, думал, что на Стариград движется войско самого короля, но всё же…

— К чему это ты? — Рорик сузил веки.

— К тому, — пожал плечами Дражко, — Что если бы кто-то прознал, что вместо короля идёт его сын, да к тому же идёт медленно, и всё добро на сутки останется, по сути, без защиты… — он специально тянул намёками, пытаясь прочитать по выражению лиц доказательство давней догадки. И нашёл, что искал.

— Тише, дружище! — Рорик приобнял его, заставив замолчать. — Тише. Не стоит обсуждать такие вещи в подобном месте.

Дражко ликовал про себя. Он много раз думал, что за вести принёс Хелгу, и почему Рорик отправился на запад, как только услышал их. Теперь всё сходилось.

— Давайте обсудим это по пути к Стигу.

Наконец все трое сбросили лукавые мины.

— Уверен? — спросил Синеус. — Данов много. Всё может закончиться кровавой бойней.

— Тогда я вам нужен. Ходит молва, боги так полюбили целовать мой зад, что наделили его невероятной удачей.

Синеус с сомнением переглянулся с племянником.

— Да, я слышал, — подтвердил тот. — Сбыслав упоминал. Все уши прожужжал в корчме.

— Хмм… Если подумать, ты едва не прикончил самого Людовика…

Рорик хлопнул Дражко по плечу.

— Мы передохнём сегодня. А утром двинемся в путь. Ждать нет времени.

Дражко кивнул и, распрощавшись, вернулся к Веремуду.

— Ну, о чём говорили? — спросил кормчий.

Уловив кровожадную ухмылку, он как-то понял всё без слов. Ответ лишь подтвердил опасения:

— Я знаю, чем мы займёмся, Веремуд. Прикончим одного нахального конунга.

«И найдём проклятого Олафа», — добавил про себя Дражко.

━─━────༺༻────━─━

Что именно произошло несколько седмиц назад, Рорик поведал уже на пристани, незадолго до отхода.

Людовик тогда отправил послов вперёд. Наверняка с приказом разозлить вагров до такой степени, чтобы те сами двинулись навстречу и устроили открытое сражение. Принц же находился в двух днях пути. Однако князь оказался чрезвычайно терпелив, и вместо войны отдарился. Даже завышенная цена не заставила его взяться за оружие.

Хелгу каким-то образом выведал обо всём. Он указал точное место встречи, хотя изначально оно было другим — Харибод перестраховался. Хитрый посол не доверял ни саксам, ни, тем более, данам. А при себе имел только небольшой отряд охраны, слишком маленький для защиты несметных богатств, вдруг упавших в руки. Наверняка пожалел, что решил обмануть князя, назвав Людовика Младшего королём. Или же спятил от невероятной удачи — может, господин и простил бы его, увидев дары.

Однако Рорик повёл дружину наперехват. Выждал, когда франки примут дань, а вагры уберутся подальше. И напал.

— Поначалу всё шло хорошо, — поделился князь. — Этот ублюдок Харибод, кажется, обгадился. Удрал, зараза… Мы успели забрать часть дани, а потом явились Бруно и Стиг. Увидев золото, они сплотились как никогда, и удирать пришлось уже нам.

— Стиг наверняка обиделся, что посол попытался скрыть богатства. И потребовал большую долю, — озвучил мысли Дражко. — На которую сейчас собирает войско.

— Именно. — Синеус сплюнул в воду. — Мы не стали говорить на совете, но Мстивой сам оплатил эту угрозу.

— А золото до сих пор у Стига? — догадался Дражко.

Рорик и Синеус заговорщически переглянулись.

— Да, — ухмыльнулся Рорик. — Наверняка светит богатством, завлекая викингов.

— И обещает ещё больше, — кивнул Синеус.

— Поэтому стоит разбить его сейчас. Пока это по силам.

«Теперь понятно, почему они так вцепились в Стига», — подумал Дражко.

А ещё он снова услышал про Хелгу, которого обучал сам Трувор. Хотелось познакомиться с таинственным юношей поближе, но тот не показывался.

Помимо «Лебедя», к походу присоединилось ещё несколько кораблей. В том числе «Ящер» Теслава — узкая верткая ладья, способная петлять между выступами, скалами. Скамей умещалось не очень много, но в гуще морского сражения, когда обшивки трещат от ударов друг о друга, Теслав мог пробраться дальше остальных невредимым.

Ариберт захотел попрощаться. Княжичу не пристало действовать поперёк отцовским указам, поэтому присоединиться к походу он не мог при всём желании.

— Будь осторожен, брат, — он крепко обнял Дражко. — И вот, возьми.

В протянутом свёртке лежали искусно украшенные ножны. У Дражко перехватило дыхание.

— Это же… Я… — Меч вошёл без единого упрёка и также легко вышел. — Но как? Я его из рук не выпускал!

— Есть у нас умелец, — улыбнулся княжич. — На глаз определил. Всю ночь мастерил, вот только-только доделал.

— Спасибо! — Дражко ещё раз обнял друга.

— Тебе спасибо. Не бросил в тяжёлый час… — Ариберт вздохнул. — Убей там парочку ублюдков и за меня тоже.

— Парочку будет маловато!

━─━────༺༻────━─━

Ветер бил сбоку. Дражко вдыхал солёный воздух, чувствуя, как закипает кровь. Впереди ждали драккары конунга Стига.

Даны укрывались в обширном заливе, глубиной вёрст десть. Неподалёку от того места, куда после шторма вынесло «Лебедя». Лагерь даже днём сверкал пламенем многочисленных костров, а ночью несомненно походил на густо населённый город.

Первые одинокие паруса показались на горизонте ещё к полудню. То наверняка были разведчики или викинги, отправившиеся в набег. Но теперь все они собрались на узком участке залива, прикрываясь берегами с обеих сторон.

— Придётся бить в лоб, — не то обрадовался, не то обеспокоился Удо.

Он уже облачился в тяжёлую кольчугу двойного плетения, шлем с длинным наносником и держал любимую рогатину.

Деян обслюнявил палец, чтобы прикинуть силу ветра. Немного подумав, он шмыгнул носом, направил лук вверх и выстрелил.

Одинокая стрела едва не затерялась в небе. Но через несколько секунд попала в борт одного из драккаров, откуда послышался короткий вопль.

Со стороны ладей раздались восторженные крики. А затем — смех, когда стрелы данов плюхались в воду, не долетев до целей.

Скоро послышались призывные раскаты рога. Воины скалились, кричали оскорбления, которые уносил ветер, взывали к богам. Даже бывалые гридни чувствовали дрожь, граничащую между страхом и предвкушением.

Морская битва ужасна. Не выйдет встать твёрдой стеной щитов и копий, не получится маневрировать, пятиться, хитрить. А те, кто облачился в железо, будет обречён, если упадёт за борт.

Всё решат ярость, решимость и сила.

Скоро посыпались стрелы. Славяне слыли умелыми лучниками. Несмотря на то, что Рорик вёл немало свеев, куршей фризов, их было больше остальных. Поэтому перевес держался на их стороне. Однако чем ближе сходились корабли, тем скорее наступит время дротиков и сулиц, в которых даны не знали равных.

— Приготовьтесь! — предупредил Дражко.

Он стоял впереди, закрыв лицо ниже глаз щитом. И видел, как в ладьи устремляются метательные копья, страшные в своей разрушительной силе.

Когда обрушилась первая волна, раздались крики, вопли, плеск воды. Но вместе с ними — команды:

— Давай! — воскликнул Дражко одновременно с десятками воевод.

Сулицы разили людей, втыкались в обшивку драккаров, в скамьи, пронзали щиты.

За первыми залпами следовали другие, но Рорик всех предупредил — последний придержать.

А когда даны взялись за вёсла, а между носами кораблей оставалось вершков сорок…

— Вперёд!

Сулицы накинулись на своих жертв, посеяв хаос. А гребцы, набрав скорость, бросили вёсла и приготовились к столкновению.

«Лебедь» вклинился в ряд драккаров. От потрясения Дражко подпрыгнул, едва не упал, но удержался и направил силу толчка в копьё. Острие царапнуло край щита, вонзилось в плечо, разорвав кольца кольчуги, и под обратной тягой вынырнуло обратно. Кровь брызнула из раны, викинг пошатнулся, а в открывшуюся брешь Удо воткнул рогатину. По шлему скользнула стрела, Дражко выставил щит, встретил удар наискось и снова сделал выпад, но «Лебедь» накренился, уводя древко вверх.

Ладья врезалась в драккар с другой стороны. Несколько человек перелетело через борта и оказалось в окружении врагов.

— Крепи! — пронзил шум гулкий голос Веремуда.

Даны тоже не захотели отпускать их, и с обоих кораблей выбросили крюки.

— Щит к щиту! Плечом к плечу! — повторял Дражко, отбиваясь от настырных клинков. Его голос ещё не набрал мощь отца или брата, но все услышали приказ.

Завязался жестокий обмен ударами. Как и в пешем бою, сначала сражались на расстоянии копья. Большак стоял во втором ряду, умело рубил древки тяжёлым топором; Векша, словно и не было никакой качки, тряски, вытворял невероятные трюки, коля викингов под всевозможными углами; Деян, использовав поднявшуюся на волне корму, застрелил троих копейщиков, пока ладья не наклонилась назад.

Дражко колол. Снова, как прежде, раз за разом повторял выученные движения. Чувствовал, как острие натыкается на железо, бряцает по кольчуге, скользит по шлему или бьёт в щит. И как оно разрывает плоть, ломая кости по пути.

Но он был воеводой, а не просто гриднем. Помимо упоения битвой, ему следовало держать ситуацию под контролем. И потому, когда враг дрогнул, а их ярл плевался алой пеной от злости, Дражко повёл дружину в атаку.

Руяне бросились на борт драккара, прорвали шаткий строй возле мачты и принялись орошать кровью скамьи гребцов. Завязалась рубка, в которой наконец можно ненадолго насладиться схваткой в полной мере.

Дражко орудовал мечом, будто тот стал продолжением руки. Острый клинок вскрывал грудь, пронзал горла, отрубал запястья. Рассекал мясо, проходя словно сквозь масло.

Викинги столпились в две кучи: у кормы и на носу, где борта сужались. А потому против трёх щитов выступали четыре. Некоторые, — без кольчуги, — прыгали в море, надеясь на спасение. Один такой попал под столкновение кораблей и с переломанным хребтом ушёл ко дну.

Вожак драккара с яростным отчаянием попытался разорвать строй руян. Дражко стоял позади, рыча от невозможности достать ублюдка, но тут ещё одна волна заставила всех повалиться к корме. Вожак, только что оттолкнувшийся для очередного броска, вдруг тараном пробил щиты собственным телом и летел прямо на Дражко. Тот выставил меч, острие вошло в раскрытую пасть и пронзило глотку.

Добить оставшихся было лишь делом времени. А Дражко вновь вернулся к роли воеводы.

Битва шла в самом разгаре. Корабли стояли так плотно, что образовали деревянный остров, а люди смешались в кровавой возне. Дражко остудил пыл гридней, заставил вновь собраться и единым кулаком ударить в спину данов, неподалёку теснивших людей Рорика.

Издали Дражко узнал среди них Хелгу. Парень держался спокойно, что совершенно не похоже на почуявших силу отроков. Он бил холодно, расчётливо. А уклонялся, будто…

Будто заранее знал, куда нацелится противник.

Руяне обрушились внезапно, не оставив ни шанса на спасение. За что едва не расплатились — в открывшееся пространство между кораблями вклинился драккар, из которого ринулись викинги. Дражко вовремя заметил их и повернул задние ряды навстречу.

Толкотня, мешанина, вонь дерьма, рвоты и потрохов, перемешавшаяся с морской водой… Мир закружился, превратился в хаос, который мог прорубить только меч.

Руки будто действовали сами. Клинок забирал жизни одну за другой, упиваясь кровью, пока поблизости не осталось врагов.

Дражко очнулся, тяжело дыша. Скрип обшивок, свист ветра, звон железа и крики заглушали слух. Виски пульсировали, донося биение собственного сердца.

Рядом встал Хелгу.

— Нужно идти туда! — Он указал на россыпь мачт, ничем не отличающихся от прочих. Там сражались несколько корабельных команд, но победитель пока не определился.

Дражко кивнул и окликнул дружину. Ученик Трувора наверняка что-то знал, а на расспросы времени не было.

По пути встречались небольшие группы данов, с которыми расправлялись быстро. Затем перед ними, разрезая остров, расступились корабли. Дражко чуть не рухнул в воду, но Удо вовремя подхватил его.

В брешь попал драккар с тридцатью викингами на борту. Пришлось атаковать. К счастью, это оказались голодранцы, верно чудом получившие корабль — только на одном из них нашлась потрёпанная кольчуга.

Но пока расчищали дорогу, остров снова перетасовал корабли. Справа от руян малая дружина Рорика наткнулась на превосходящие числом отряды, которые вёл сам Стиг Ларссон.

Но затем произошло то, что выбило Дражко из колеи.

Слева образовалась небольшая стычка. Теслав прорывался к драккару у самого края острова. Даны хватались за вёсла, явно собираясь уплыть подальше. В стене щитов, которая с яростью загнанного животного прикрывала отход, был Олаф.

Это казалось невероятным. Найти его в гуще битвы помогло бы лишь чудо. К тому же, ублюдок почему-то сражался без шлема. Как бы Дражко не уповал, что сам вершит свою судьбу, только боги могли сделать такой подарок.

— Теслав не успеет… — пробормотал он.

Драккар уже отчаливал. Защитники пятились — вот-вот прыгнут на борт.

— Дражко, скорее! Мы должны успеть! — Хелгу заставил обернуться в другую сторону.

Стиг нещадно переминал людей Рорика. Те сражались отчаянно, но их было слишком мало, а к конунгу присоединялись новые воины. Синеус увяз в собственной схватке, другие воеводы тоже не могли прийти на помощь.

— Скорее! — торопил Удо. — Чего мы ждём?!

Шум вокруг утих. Время будто замедлилось. Дражко слушал собственное дыхание Для других прошла пара секунд, но в его голове успели пронестись десятки мыслей.

— Идём. — Он наконец очнулся.

Приказ прозвучал холодной сталью. Даже Удо почувствовал мурашки.

Дражко повёл их в страшную бойню.

Когда Стиг Ларссон уверился в победе, взяв в клещи редеющий строй ненавистного врага, правый фланг викингов подвергся сокрушительному удару.

Многие так увлеклись целью поразить самого Рорика, что и не заметили, как за спиной не осталось ни одного товарища. А когда почуяли неладное, было уже поздно.

Надо отдать должное — Стиг быстро выправил стену щитов, и теперь они столкнулись лицом к лицу. Снова началась жестокая рутинная работа, которой мешала постоянная качка и неровность корабельных палуб.

Слишком долго это не продлилось. Рорик и Стиг сражались в первых рядах и скоро сошлись друг против друга.

Никто не остановил битву, все продолжали убивать, калечить и погибать, но конунг и князь сцепились, будто никого вокруг не было.

В тесноте, в постоянном движении кораблей надеяться на обычный поединок не стоило. Оба рубились, грызлись, били всем, чем только можно. О красоте тут не шло ни речи — лишь дикая животная возня, в которой ничего разобрать не могли даже сами участники.

Победителем вышел Рорик. Весь в крови, хлыщущей из разорванной глотки Стига, рычащий волком, он набросился на следующего противника, даже не думая останавливаться на достигнутом. В образовавшуюся брешь хлынули другие, и скоро даны дрогнули.

Убив последнего ублюдка из тех, кого мог достать, Дражко позволил себе отдохнуть и осмотреться.

Враг бежал. Кто посмышлённее, успели занять корабли ещё до того, как конунг погиб, и теперь отчаливали от деревянного острова, гребя изо всех сил. Другие, кому не мешала кольчуга, прыгали в море, надеясь доплыть до берега. Некоторые сдавались, уповая на милость. Даже ветер успокоился, волны утихли.

Дражко повернулся в сторону, где Теслав гнал удирающих данов, но увидел только парус драккара, на котором удалялся Олаф.

— Инги… — с тоской прохрипел он.

Теперь надежды найти её не осталось.

Эпилог

Лагерь данов был пуст. О том, что здесь ещё недавно жило множество людей, говорили тлеющие угли костров и остатки еды, брошенные второпях.

Часть ладей отправилось в погоню за теми, кто не успел удалиться слишком близко, но сам Рорик с малой дружиной высадился на берег, чтобы перевернуть его вверх дном. Они заглядывали в каждый уголок, крушили всё на своём пути в поисках золота и серебра.

Дражко присоединился чуть позже. Многие из команды «Лебедя» пострадали. Дюжина отправилась в Ирий, ещё несколько последуют за ними в ближайшие дни. Ясон скоро прибудет, позаботится о раненых. Он остался на грузовых кораблях, чтобы не сгинуть в мясорубке сражения.

Вместе с Дражко приплыл Хелгу. Юноша всё больше напоминал Трувора — тот тоже был не слишком разговорчив, часто изрекался загадками, постоянно закрывался в себе. И от обоих исходила странная аура, пугающая где-то глубоко внутри.

Руяне присоединились к поискам. Дражко вместе с Удо и Хелгу направились в самый большой шатёр, принадлежавший, скорее всего, конунгу. У самого входа они наткнулись на Рорика с двумя гриднями.

— Там ничего нет! — брызнул помрачневший князь. — Треклятый ублюдок, куда он всё запрятал?

— Князь! Может, зарыли в навозе? — предположил гридень с перекошенным носом. — Слыхал, как один саксонский виконт спрятал добро от находников, а сам удрал подальше. Когда вернулся, всё было на месте.

Рорик поморщился, но согласно кивнул:

— Давайте глянем. Чем чёрт не шутит…

Они ушли. Дражко недолго поразмышлял, но всё-таки решил заглянуть в шатёр.

— Там ведь уже смотрели, — не понял Удо, но последовал за ним.

Хелгу зашёл третьим.

Дражко прошагал между развороченных шкур, разбитых кувшинов, сломанных стульев и прочих осколков, когда-то принадлежавших погибшему конунгу. Затем вздохнул, уже собираясь уходить, сделал шаг… И остановился.

— Что-то случилось? — обернулся Удо.

Хелгу поднялся с корточек, пряча в мешочек на поясе найденные руны.

— Кажется… — Дражко потоптался на месте, поначалу не понимая, что же не так. Но в конце концов его осенило. — Да!

Он вытащил топор, с размахавонзил в землю, провернул и выдернул кусок дёрна. Следующий без проблем выдрался руками. Удо и Хелгу поняли, кинулись помогать. Скоро трое рыли яму всем, что попалось под руку, пока на глубине в пару локтей топор не наткнулся на что-то твёрдое.

— Нашли! — воскликнул Дражко.

— Нашли! — рыча от восторга, повторил Удо.

— Надо предупредить Рорика, — равнодушно напомнил Хелгу. — Сейчас кто-то зря копается в навозе…

━─━────༺༻────━─━

К вечеру пылали погребальные костры. Слишком часто их стали зажигать, подумал Дражко, но затем понял, что просто очутился далеко от безопасных берегов родного дома. Здесь смерть является неизменной спутницей жизни. И он сам пожинает эти жизни, заставляя ледяные губы Марены изгибаться в улыбке. Когда-нибудь и его отправят за Кромку.

Но до этого дня ещё далеко.

— Присоединяйся ко мне.

Рорик стоял рядом. Пламя бросало пляшущие тени на его лицо, отражалось в спрятанных под острыми бровями глазах. Усы трепетал ветер, а на широкой челюсти ходили желваки. Князь получил золото, которым так жаждал завладеть, но потерял много людей.

— Знаю, ты тщеславен, горд. И слишком самоуверен. Но из тебя выйдет великий воин. Мне такие скоро понадобятся.

— Для чего?

Рорик помял подбородок, будто раздумывая: раскрывать тайну или нет?

— Меня прозывают безземельным князем. Ты наверняка слышал. Но скоро это изменится. Я отправлюсь на восток. Там сейчас набирает силу торговый путь, соединяющий наше море с хазарами, греками, сарацинами… Ключ ко всему — Ладога. Оттуда караваны идут в Царьград и наоборот — в Волин, Велиград, Ральсвик, Стариград, Хедебю, Бирку и дальше. Тот, кто овладеет мостом между Западом и Востоком, останется в веках. Ты ведь этого хочешь? Прославиться!

Дражко молчал. Слова Рорика были сладкими как мёд, но явно отдавали чем-то похуже.

— Хелгу говорит, ты обладаешь даром, — продолжал князь. — Не таким, как он или Трувор, но тоже сильным. Я верю ему.

«В этом есть смысл…» — прикинул Дражко. Все отмечали его невероятную удачу. Сам он отрицал, не желал быть обязанным только удаче и воле богов. Но вдруг?

— Я отказался от Руяна, чтобы сражаться с франками.

Рорик усмехнулся в ответ.

— Мы уже сделали, что могли. Оба. Если Мстивой хочет ждать, пока Людовик соберёт войско больше прежнего, ему ничем не поможешь. Ты принёс великую жертву, Дражко. Так не дай ей сгинуть попусту!

Костры пылали жаром, отчего вечерняя прохлада, леденящая спину, казалась ещё сильнее.

— Подумай над моими словами, Медведь. Утром жду ответ. Теперь у меня достаточно золота, и откладывать замысел я не собираюсь.

Рорик оставил его наедине с мыслями.

Внутри разразилась буря эмоций. Долг, привязанность боролись с жаждой отправиться в далёкое путешествие, открыть весь мир, заявить о себе! И всё это под ударами печали утраты…

Родной дом стал для чужим, любимая женщина покинула его. Да, он обманывал себя, уверял, что это не так, но в глубине души всегда знал — Инги сбежала по собственной воле. А Олаф… Если их дороги когда-нибудь пересекутся, ублюдок примет смертью. Но её уже не вернуть. Не так, как хотелось бы это сделать.

На плечо опустилась тяжёлая рука.

— О чём задумался?

Сразу полегчало. Когда Удо был рядом, любые трудности казались пустяковыми, вот и теперь решение пришло само собой. Дражко с лёгкостью вздохнул.

— На что я готов во имя славы, друг мой. Вот о чём… — Он сжал рукоять меча. — И я уже знаю ответ.

Оглавление

Небольшое предисловие

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПУТЬ ДОМОЙ

Пролог. Византиец

Глава 1. Последняя ночь

Глава 2. Шторм

Глава 3. Первые успехи

Глава 4. Лазутчики

Глава 5. Ложка дёгтя

Глава 6. Погоня

Глава 7. Стариград

Глава 8. Клятва

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОСЛЕДСТВИЯ

Глава 9. Во мраке

Глава 10. Дубовая роща

Глава 11. Лютичи

Глава 12. Новая угроза

Глава 13. Высокая цена

Глава 14. Затишье

Глава 15. Конец переговоров

Глава 16. Битва началась

Глава 17. Медвежий оскал

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. РАСПЛАТА

Глава 18. Воссоединение

Глава 19. Послы

Глава 20. Руян

Глава 21. Спасённый богами

Глава 22. Свобода?

Глава 23. О чём говорят боги

Глава 24. Развилка

Глава 25. Враг близко

Глава 26. Битва

Глава 27. Выбор

Эпилог