Кто-то внутри [Сергей Мусаниф] (fb2) читать онлайн

Кто-то внутри

Когда ты откроешь дверь в ад, будь готов к тому, что ад содрогнется.

Отто фон Бисмарк.

Пролог

Одни говорили, что они были демонами, вырвавшимися из Десяти Судилищ, чтобы устроить ад на земле. Иные говорили, что они были обитателями другого измерения, существами, состоящими из чистой энергии, не способными существовать здесь в своем первозданном виде и вынужденными приспосабливаться. Третьи говорили, что они присутствовали на земле всегда, с самого начала времен, и терпеливо ждали своего часа.

Высказывались и более экзотические версии.

Все их объединяло одно — не имело большого значения, как именно это произошло. Врата были открыты, последствия оказались необратимыми. Династия Цин провозгласила свое возрождение, сумела оседлать волну и вознеслась до девятого неба. Новый Император заключил с демонами Великий Договор и начал войну, чтобы править всеми.

Мы пали первыми жертвами той войны.

отрывок из книги Дзиро Оониси «Последние дни старого мира»

Глава 1

Чертов дождь шел уже четвертые сутки, и если бы рекруты постоянно не вычерпывали воду из окопа, нам бы уже пришлось плавать. А так мы всего лишь бродили по колено в грязи.

Дед говорил, грязь и война — это постоянные спутники. Ты маршируешь по грязи, ты бежишь в атаку по грязи, ты валяешься в грязи, прячась от пуль и осколков, ты дерешься в грязи, и в грязи ты умираешь.

Сам дед на войне не умер, о чем, как мне кажется, на старости лет очень сожалел.

Папенька, впрочем, тоже героически помереть не сподобился. Всем хорош род Одоевских, только одна есть незадача: не получается у князей головы свои на поле брани сложить. У деда не получилось, у папеньки не получилось, прадед так и вовсе от лихорадки где-то в заокеанских колониях скончался, где его и похоронили в присутствии одного только консула, если аборигенов, копавших могилу, в расчет не принимать, так что теперь лишь на меня вся надежда.

И шансы мои, должен сказать, весьма неплохие. Артиллерия по нашим позициям уже несколько часов работает, а значит, скоро они опять полезут.

На третий год войны на той стороне наконец-то случился снарядный голод, так что они уже не могут себе позволить палить по нашим позициям просто профилактики ради. За каждым длительным обстрелом следует атака. Несколько дней передышки — артподготовка — штурм, это неизменный цикл, по которому мы живем в ожидании масштабного контрнаступления.

Которое еще неизвестно, когда будет.

В любом случае, начнется оно не раньше, чем закончатся дожди и просохнет земля. Потому что сейчас по здешним полям только танк пройти и может, да и то не всякий. Прочая бронетехника намертво в грязи вязнет, а одними танками и пехотой, которая везде пролезет, много не навоюешь.

Даже с нашей поддержкой.

Даже если это отборная государева пехота, имперские соколы, соль земли.

В наступление мне не особенно хотелось, но вероятность, что удастся его избежать, была мизерная. Я здесь уже полгода, до ротации — еще полгода, и то не факт, что я попаду в число счастливчиков, а шансы, что генштаб будет тянуть до осени, стремятся к нулю.

Скорее всего, через пару-тройку недель и поползем. Если доживем, конечно.

И если они раньше не поползут.

Я зевнул и посмотрел на часы.

— Скучаете по своей кроватке, граф? Время-то еще детское.

В Петербурге моей беззаботной молодости — то есть, где-то полгода назад — я в такое время, бывало, только просыпался. Завтракал шампанским и ехал в какое-нибудь увеселительное заведение, работающее до самого утра. Рассвет я любил встречать на набережной, и, разумеется, не в одиночестве. И уже после этого, когда основное население столицы просыпалось и собиралось на работу, я отправлялся домой. Чаще всего, тоже не в одиночестве.

А здесь в это время мне уже хотелось спать. Может быть, это все от понимания, что увеселительные заведения, рассветы на набережных и компанию, состоящую не из представителей моего пола, в ближайшее время я смогу увидеть только во сне.

C’est la vie.

После того, как я закончил Императорскую Военную Академию, которой отдал шесть лет своей молодости, я заключил с Империей негласный социальный контракт. Она (и в немалой степени папенька, конечно) позволяла мне делать все, что я хочу, спать до вечера или не спать до утра, тратить семейные деньги любым не противозаконным способом и вести сибаритский образ жизни, взамен требуя от меня только готовности отдать свою жизнь, если вдруг что.

И когда это «если вдруг что» наконец-то произошло, и случилась война, Империя (и в немалой степени папенька, конечно) определили меня на фронт.

— Полноте, граф, — не унимался Андрюша. — Может быть, распишем пульку?

— Третьего нет, — сказал я.

Петр недавно ушел в расположение медсестер. По официальной версии — спросить таблетку от головной боли, по неофициальной, но явно имевшей больше отношения к правде — закрутить амуры с какой-нибудь сестричкой. Словом, если у него получится, то он вернется к утру, а если не получится, то через двадцать минут.

— Мы можем сыграть и вдвоем.

— Это скучно, — откровенно говоря, я не большой любитель преферанса, но братьям по оружию это времяпрепровождение по душе. — К тому же, Петр может обидеться, что мы его не подождали.

— Что ж, подождем.

Генератор приказал долго жить еще до нашего прибытия на позиции, так что блиндаж освещался при помощи древней и изрядно коптящей масляной лампы. Еще здесь было холодно и сыро, поэтому вылезать из-под одеяла мне не хотелось.

Я мог бы сделать так, чтобы тут стало светло, благо, что проводка осталась на месте, а Андрюша мог бы сделать здесь тепло и сухо, но инструкции и устав были против. А если штабс-капитан Абашидзе заметит, что мы нарушали инструкции, и, тем более, устав, то следующие несколько часов станут для нас очень неприятными.

А он заметит, обязательно заметит. Такое сложно не заметить, а он из той породы командиров, что все замечают и спуску никому не дают.

Поднимать температуру окружающей среды путем трения собственного тела о воздух, наматывая штрафные круги вокруг позиции, да еще и под огнем противника, нам с Андрюшей совершенно не хотелось. Конечно, маловероятно, что они сюда попадут, до этого дня еще ни разу не попадали, но чем черт не шутит…

— Чертова весна, — сказал Андрюша. — Знаете, граф, оказавшись здесь, я совершенно неожиданным для себя образом обнаружил, что ненавижу чертову весну с этими постоянными ливнями и липнущей к ботинкам грязью. А ведь раньше это время года я любил больше прочих.

— Летом будет жара и пыль, — сказал я. — Природа, поручик, это такая штука, которой нужно наслаждаться на расстоянии. Лучше всего делать это, сидя в своей городской квартире с центральным отоплением и глядя на природу в окно. При более тесном знакомстве она теряет свое очарование, знаете ли. А что касается ваших чувств к чертовой весне, то они так горячи лишь из-за того, что вы в зимней кампании не участвовали. Поверьте мне, по сравнению с тем, что творилось в окопах тогда, сейчас мы прямо-таки на курорте.

Андрюша из недавнего пополнения. Свежая кровь во всех смыслах. И семья его получила дворянство относительно недавно, и сам он только недавно из академии выпустился.

И сразу сюда.

Не повезло. Но молодой род должен доказать свою верность делом, потому его отпрыски мужеского полу идут служить добровольно и в первых рядах. Выживают, разумеется, не все, но тут, как говорит мой папенька, уж кому какая планида дадена.

Я присоединился к армии осенью, так что зимней кампании хлебнул по полной и искренне надеялся, что до следующей на фронте не задержусь. На то, что к зиме кончится сама война, надежды не осталось, мне кажется, уже ни у кого.

Обе армии завязли в окопном противостоянии, и обе стороны делают вид, что у них не осталось средств для подготовки массированного прорыва.

И обе стороны, разумеется, такой прорыв готовят. Наше командование возлагает большие надежды на летнее наступление. Их командование, я полагаю, тоже. У кого что получится — никому не известно, потому что фортуна, как известно, дама капризная, а на войне — вдвойне.

Простите за нечаянную рифму.

На этом участке фронта мы всего неделю. До этого были на соседнем, а еще через неделю снова поменяем позицию. И кто знает, где мы будем хотя бы через месяц, если останемся в живых.

Нас мало.

Всего три поручика и штабc-капитан, вторая спецрота Семьдесят Первого Гвардейского Императорского полка, силы специального назначения. Нас мало и мы постоянно в движении, потому что наша главная цель — заставить противника поверить в то, что нас много, что мы присутствуем на любом участке фронта. Что нас тьмы и тьмы, что имя нам — легион.

На самом деле этот легион существует, только в каком-то другом месте, о котором генштаб нам не докладывает. Где-то в том самом месте, о котором мы ничего не знаем, из людей, которых здесь нет и чье присутствие здесь мы пытаемся имитировать постоянными боестолкновениями, формируется ударный кулак, мощный таран, который одним ударом сомнет эшелонированную оборону противника и позволит имперской армии выйти на оперативный простор… По крайней мере, штабс-капитан Абашидзе нам именно в таких терминах текущую обстановку описывает.

Снаружи изрядно грохнуло. Так хорошо грохнуло, что на столе звякнула посуда, а с потолка посыпалась земля.

— Почти попали, — безмятежно констатировал Андрюша.

— Когда-нибудь они попадут точно, — сказал я. — Если долго и упорно стрелять в чью-нибудь сторону, рано или поздно ты попадешь. Пусть даже и случайно.

— Но мы этого уже не услышим.

Что ж, это верно. Если ты услышал разрыв, значит, тебя этим прилетом не убило. Но не факт, что не убьет следующим.

Относиться к этому следует философски. Потому что вокруг война, а война — это серьезно. Это вам, как говаривал мой папенька, не с девками в бирюльки играть.

Откинув тяжелый брезентовый полог, в блиндаж втиснулся Петр. Вода с его плаща стекала ручьями.

— Похоже, что на амурном фронте вы потерпели полное фиаско, поручик, — заявил Андрюша.

— Оказалось, что она на дежурстве, — обиженно прошипел Петр.

— Что же вы расписание не уточнили?

— Не уточнил, моя ошибка, — признал Петр. — Да что уж теперь.

— В следующий раз будьте внимательнее.

— Пустое это, — мрачно сказал Петр, пристраивая свой мокрый плащ в углу и усаживаясь за стол. — Нас в любой момент могут отсюда перебросить.

— В любой — не могут, — заметил я. — Только после драки.

— Драка уже в пути, — сказал он. — Поверьте моему опыту, граф, к утру она прибудет.

Опыта у него ровно столько же, сколько и у меня, ну да ладно.

— Как там снаружи?

— Холодно, мокро, шумно.

Он потянулся к стоявшему на столе чайнику, налил себе чаю в жестяную кружку, поднес ее ко рту, отхлебнул и снова обиженно искривил лицо.

— Холодный.

— Так и на улице не май месяц, — сказал Андрюша.

Он подошел к столу, достал из кармана зажигалку, повертел ее в своих длинных тонких пальцах, больше подходящих пианисту, а не поручику сил специального особого назначения, откинул крышку, крутанул колесико и несколько секунд задумчиво смотрел на огонь.

Затем указательным пальцем левой руки он дотронулся до посудины, которую Петр поставил на стол.

От закипевшей в кружке жидкости пошел пар.

Андрюша щелкнул крышкой зажигалки и убрал ее в карман.

— Всегда к вашим услугам, поручик.

— Благодарствую, поручик, — сказал Петр.

Тоже нарушение устава, если разобраться, но такое мелкое, что даже Абашидзе этого не заметит.

Петр отхлебнул из чашки. Меня всегда восхищали способности людей пить напитки с температурой раскаленной лавы. Сам я так не мог, по такой погоде мне понадобилось подождать бы минут пять, чтобы чай немного остыл.

— Хорошо, — довольно констатировал Петр и захрустел галетой.

— Правда? — спросил я.

— Что «правда»? О чем вы, граф?

— Погода отвратительная, — сказал я. — Сырость, слякоть, грязь. Вы нормально не мылись уже месяц, вы спите в одежде на тюфяке практически на земляном полу, вам только что отказали в свидании, по нам работает артиллерия противника, и по вашим собственным словам утром нам предстоит драка, в которой мы, возможно, все умрем. И тем не менее, вы характеризуете все ранее приведенные мной обстоятельства словом «хорошо», и это меня немного удивляет.

— Ну а каким словом вы бы их охарактеризовали, граф?

Я задумался. На «хорошо» это все, конечно, было мало похоже, но и «плохо» тоже не подходило. Потому что при всем вышеперечисленном я знал, что может быть много хуже. Уже бывало много хуже. И не факт, что не станет в дальнейшем. Наверное, поэтому я выбрал бы слово «нормально».

И при этом сам немало удивился тому, что теперь для меня стало нормой.

Вот даже чай, который сейчас попивает Петр. Вполне сносный по фронтовым меркам чай, хотя уже несколько раз разогретый. А ведь в давние времена в нашем родовом имении такой чай, скорее всего, в корыто к поросятам бы вылили.

И еще не факт, что поросята бы стали его пить. Или, например, галеты. Они почти безвкусные и совсем не хрустят, а ведь мы с Андрюшей умяли их целую пачку, так что Петру пришлось новую открывать.

— Нормально, — повторил за мной Петр. — А вы знаете, почему это стало для вас нормально?

— Удивите меня.

— Потому что вы — пёс.

— Сами вы пёс, поручик, — лениво сказал я.

— И я пёс, — согласился он. — Мы, все здесь присутствующие — псы войны. Империя выбрала нас, она взрастила нас, выпестовала, потратив без малого двадцать лет на наше обучение, чтобы теперь мы оказались именно в том месте и тех обстоятельствах, для которых и были предназначены. Мы — воины империи, господа. Как там в песне поется? Я люблю кровавый бой, я рожден для службы царской…

Я любил Петра, как брата, но это не мешало мне восхищаться его потрясающей незамутненностью. Возможно, он и в самом деле был рожден для войны, и все сказанное было справедливо по отношению к нему, но я не был уверен, что это и моя участь. По крайней мере, я не чувствовал, что нашел свое место, и наслаждения от яростных кровавых битв вовсе не получал.

К сожалению, у нас тут война, а войну без боев с противником не закончить. И уж тем более, в ней не победить.

— Что ж, господа, раз уж все мы здесь сегодня собрались, сыграем партеечку в преферанс? — предложил Андрюша.

— К сожалению, вынужден вам отказать, поручик, — сказал Петр. — Поскольку я уверен, что утром нам предстоит бой, я предпочел бы немного поспать.

Он допил чай, завалился на свою лежанку, накрылся одеялом, и я бы не удивился, если бы он сразу же захрапел. Вот уж поистине пёс войны, человек с железными нервами.

Я посмотрел на Андрюшу и развел руками. Дескать, а что я могу поделать, сами всё видите, поручик. Не судьба.

Андрюша вздохнул, достал книгу и придвинулся к лампе.

— А вы чем займетесь, поручик? — поинтересовался он.

— Постараюсь последовать примеру нашего оптимистично настроенного друга, — сказал я. — Все-таки попробую заснуть.

Глава 2

Я спал и мне снилась мирная жизнь. Петербург, меблированные комнаты на Невском проспекте, княжна Волконская и эта французская певичка из модного за несколько лет до войны варьете. Как ее звали? Мари, кажется. При этом я прекрасно осознавал, что сплю, потому что в тех меблированных комнатах мы занимались любовью втроем, и если бы мне и удалось уломать на такое европейскую певичку, то воспитанная в строгих традициях своей семьи княжна никогда бы на такое не согласилась.

Под утро, когда я нежился в огромной кровати, с двух сторон обложенный разгоряченными телами, в номера ворвался мой папенька, и это было очень правдоподобно, потому что папенька вечно стремится испортить мне удовольствие. Папенька, как обычно, орал и брызгал слюной, называл меня паршивой овцой, позором семьи, грязным пятном стыда, легшим на наш род, и грозился отправить служить на границу с Китаем при первой же оказии. Иными словами, все было, как обычно.

Вдруг здание начали обстреливать, и стены тряслись, пол ходил ходуном, а с потолка посыпалась штукатурка.

— К оружию! — призвал меня папенька, и я выбрался из плена простыней, но из оружия у меня было то единственное, какое нельзя применить ни на одном фронте, кроме любовного.

Если не считать, что мужчины нашего рода сами по себя являются оружием. Папенька — так вообще массового поражения, правда, это только теоретически.

Потому что практикой это ему проверить так и не довелось. Времена на годы его службы выпали мирные, ничего крупнее приграничных стычек тогда не происходило, поэтому вся боевая мощь папеньки государю так и не пригодилась. А теперь его поле боя — политика, теперь он заседает в княжеском совете, и если когда-нибудь его призовут на поле боя, это будет означать, что дела у нашей империи — полный швах.

— К оружию, господа, к оружию! — рявкнул папенька голосом штабс-капитана Абашидзе, и я проснулся.

Реальность никак не желала соответствовать тому, что я видел во сне. Наши позиции больше не обстреливали, канонада стихла, в воздухе висела та тревожная звенящая тишина, что бывает только перед атакой.

Я сунул ноги в ботинки, крутанул барашек быстрой шнуровки. Набросил куртку, чертыхнулся, вспомнил про бронежилет. Можно было бы обойтись и без него, но штабс-капитан опять ругаться станет.

Андрюша и Петр уже практически были готовы к бою, они просыпаются куда лучше меня.

— Работаем вариант Гамма-Бис, господа, — решил Абашидзе.

Дьявол его раздери, а зачем тогда было и меня тоже будить? С вариантами блока «Гамма» наше спецподразделение прекрасно справляется и без меня, там моя роль — стоять в сторонке и изредка саркастические замечания подкидывать, чтобы ребята не слишком зазнавались.

Мы вышли из блиндажа в предрассветную мглу. Над будущим полем боя висел туман, и разглядеть что-либо уже в ста метрах от наших позиций было решительно невозможно, но даже без предупреждения об атаке мы бы все равно твердо знали, что они поползут. Это знание просто приходит к тебе, если ты пережил хотя бы несколько таких вот рассветов, а мы пережили уже несколько десятков.

— Танки, — сказал Петр.

Рева двигателей многотонных железных зверей слышно не было, но спорить с Петром никто не стал. Он в таких вещах не ошибался, в этом была часть его силы. Если Петр говорит, что танки, значит, будут танки.

А где танки, там и пехота.

Обычно они атаковали малыми силами, прощупывая нашу линию обороны в преддверии массированного удара. Несколько танков, несколько десятков человек. Ударить, посмотреть на результат. Если будет устойчиво, отойти на свои позиции. Если прогнется, то ввести в бой дополнительные силы, в надежде прорвать хотя бы первую линию обороны и закрепиться, отвоевав у нас несколько сотен метров земли.

Вот уже почти год у нас здесь такая война. В генштабе говорят, позиционная.

От одной линии окопов до другой.

Прошли те времена, когда государево войско бодрым маршем треть Европы прошагало. Уперлись соколы в оборонительные ряды, продвинуться не смогли, да и сами окопались, что и их теперь отсюда просто так не сковырнешь. И началась нынешняя тягомотина, на которую папенька и меня подрядил.

Отчасти я сам в том виноват. Охранка закрывает глаза на нелегальные дуэли ровно до тех пор, пока на тех дуэлях не убивают кого-нибудь высокородного, высокопоставленного или небезразличного высокородным и высокопоставленным. Со мной как раз такой случай произошел.

Виконт не владел силой, подходящей для высокой дуэли, поэтому мы условились об обычном поединке. Виконт выбрал шпаги, он слыл отличным фехтовальщиком. Еще он слыл любовником князя Трубецкого, который составлял ему протекцию, но не любили мы его не за это.

Откровенно говоря, у меня не было намерения его убивать. Я хотел всего лишь проучить выскочку, но когда двое людей тычут друг в друга длинными заостренными полосками стали, случиться может всякое, и виконт напоролся на мой клинок своим правым легким. Травматический пневмоторакс — штука неприятная, но не всегда смертельная, и жизнь виконта, наверное, можно было спасти, если бы среди нас был целитель.

Но целителя среди нас не было, а поскольку дрались мы за городом, то не сумели доставить его в больницу вовремя.

В высших сферах случился грандиозный скандал. Трубецкой вызвал моего папеньку и требовал чуть ли не публичной моей казни на Лобном месте, настаивая одновременно на повешении, колесовании и четвертовании с последующим вырыванием ноздрей и побитием батогами. Не знаю, какие уступки папенька пообещал, какие законы согласился поддержать в княжеском совете, но дело положили под сукно.

После чего разъяренный папенька заявился ко мне и сообщил, что выбор у меня довольно небогатый. Либо на войну, либо в Сибирь.

Поскольку войны когда-нибудь все-таки заканчиваются, а ссылки в Сибирь, как правило, нет, да и климат там для меня не особенно приятный, я выбрал войну.

Тем более, что я бы и так сюда попал. Правда, наверное, не сразу на передовую, а в тот ударный корпус, от формирования которого мы здесь внимание отвлекаем.

Мы пришли на подготовленную позицию, где рекруты успели установить на подставки два шара из особого сплава и развели небольшой костер, чтобы Андрюше было комфортно начинать.

Андрюша — пироконтроллер, то бишь, пиромант с лимитированными возможностями. Он не может создавать пламя (за исключением тех способов, которые доступны всем обычным людям, при использовании спичек или зажигалки), но способен его контролировать и усиливать. Будь Щербатовы настоящими пиромантами, их род мог бы стать одним из величайших, как, например, род Пожарских, но отбери у Андрюши зажигалку, и он превратится в обычного человека и станет практически бесполезен.

Поэтому виконт вечно таскал с собой три зажигалки, баллончик с газом, бутылочку с бензином, и не удивлюсь, если у него и спички в каком-нибудь непромокаемом кармане припрятаны.

Андрюша направил одну руку на костер, другую — на шары, поджег их и принялся накачивать энергией. Попросту говоря, разогревать. Петр встал поодаль, сосредоточил лицо, настраиваясь на серьезную работу.

Штабс-капитан Абашидзе поднял завесу, и в очередной раз зачем-то принялся протирать бинокль.

Я занял идеальную наблюдательную позицию, навалившись плечом на бруствер. Из тумана уже доносились звуки работающих двигателей танков. Сколько их было штук, я на слух определить не взялся бы, но склонен был доверять оценке Петра, который говорил, что их не больше десяти.

Вот пехотинцев Петр на таком расстоянии не чувствовал, слишком незначительные для его силы объекты.

Над нашими головами раздался свист, почти сразу в тумане что-то несколько раз бахнуло. Это начала работать по наступающим наша артиллерия. Наводить орудия в таких погодных условиях сложно, так что бахнули они только для проформы. Их наверняка предупредили, что сегодня на этом участке по противнику будем работать мы.

Гул моторов приближался. Под ногами стала ощущаться мелкая вибрация.

Штабс-капитан Абашидзе дал отмашку, и Андрюша усилил прогрев своих снарядов, которые со временем должны превратиться в мини-пульсары. Костерок почти сразу же потух, Андрюша одним махом выкачал из него всю энергию. Но больше он был и не нужен, Андрюша вполне способен поддерживать горение самостоятельно. Более того, он умеет каким-то хитрым образом передавать энергию пламени от одного источника к другому так, что в процессе передачи этой энергии становится больше. И объекты раскаляются все сильнее и сильнее.

Такова сила его рода.

Я зевнул.

Позицию нам оборудовали всего пару дней назад, и на свеженасыпанном бруствере обнаружилась травинка. По травинке полз муравей. Я задумался об этом муравье.

Ведь ползет куда-то, и довольно уверенно. Наверное, у него тоже есть какая-то муравьиная цель, которую он желает достичь. Но знает ли он, что травинка вот-вот закончится? Знает ли он, что происходит в мире за пределами этой травинки? Догадывается ли о том, что через несколько минут прямо над его головой высшие формы жизни примутся убивать друг друга разнообразными и весьма изощренными способами?

И что бы изменилось в его жизни, если бы он об этом узнал? Скорее всего, ничего бы не изменилось. Наверное, ему, ползущему куда-то по травинке, лучше и не знать, что в любой момент на его муравейник может упасть кусок раскаленного металла или еще что-нибудь похлеще…

Подставки под пылающими сферами расплавились, и Петр подхватил будущие пульсары, не дав им коснуться земли. Я почувствовал исходящее от них тепло.

Уже скоро.

Интересно, как муравей воспринимает поле боя? Когда привычный для него мир начинает разваливаться на куски, когда сотрясается и горит земля, а в небесах разверзается ад, и он более не способен управлять никакими событиями собственной жизни? Мы чем-то похожи на этого муравья, даже когда нам кажется, что мы чуть больше него понимаем в причинах происходящего…

Между двумя императорами, двумя самыми могущественными фигурами Европы, а может быть, и всего мира, возникли неустранимые дипломатическим путем противоречия, и каждый из них отправил по несколько сотен тысяч человек, чтобы они разобрались со всеми разногласиями недипломатическими методами. Конечно, на самом деле там все гораздо сложнее, и специалистов, которые возьмутся объяснить, насколько там все сложнее, уже можно покупать по десятке за пучок, но суть все равно останется в том, что они наверху не договорились.

И поэтому мы умираем тут, на земле. Так уж устроен наш мир. И мы можем повлиять на происходящее примерно как этот муравей, который дополз до конца травинки, перевернулся и пополз в обратную сторону, теперь уже вверх ногами. Куда он думает в итоге приползти?

Штабс-капитан Абашидзе махнул рукой, снимая завесу и одновременно отдавая приказ Андрюше с Петром.

— Огонь!

На этот раз команда прозвучала удивительно уместно, подумал я. И сказал он: «Огонь!», и стал огонь… Почему, когда я вступаю в бой, никто не кричит: «Разряд!»?

* * *

Петр шевельнул руками, и два раскаленных практически до плазменного состояния снаряда поднялись на высоту в два человеческих роста, и, набирая скорость, устремились в туман. Я видел только смутные силуэты танков, а людей не видел и вовсе, но Петру не было нужды даже смотреть на поле боя.

Он и так его чувствовал.

В этом часть его силы.

Я так не умею. В большинстве случаев мне надо видеть, кого я убиваю. По крайней мере, если мы не вплотную друг к другу стоим.

Но в сторону тумана я не смотрел. Я уже видел подобное, и знаю, что там сейчас будет происходить. Плазменные шары будут пробивать танки насквозь, игнорируя броню, испаряя экипажи и подрывая боекомплект. А если на пути пульсара окажется пехотинец — Петр в них специально не целится, но и обходить не будет — тот просто исчезнет.

Пиромант-контроллер и телекинетик опасны и сами по себе, но когда они работают в паре, это воистину ужасное сочетание.

Взрывы последовали один за другим с таким малым интервалом, что фактически сливались в один. Туман разорвало в клочья, над полем бойни выросли огненные цветки, черные клубы дыма повалили в небо. Из первой линии наших траншей, до которых танки так и не добрались, послышались ликующие выкрики, в том числе и матерные.

С другой стороны доносились заглушенные расстоянием вопли ужаса. Вражеские пехотинцы готовы были умереть за кайзера, также, как и мы были готовы умереть за государя, но к такому уровню противостояния их все-таки никто не готовил.

— Не расслабляться, господа! — скомандовал Абашидзе.

Я услышал в его голосе нотки тревоги, но непонятно было, чем она вызвана. Все прошло по плану, без сучка, без задоринки, как это довольно редко бывает на войне, и поле боя осталось за нами, и линия фронта не дрогнула, и противник убедился, что на этом участке ему противостоит не только обычная армия, но и лучшие сыны империи, кровь в жилах ее, и значит, наша задача здесь выполнена и уже на днях мы передислоцируемся на другие позиции…

— Там есть что-то еще, — пробормотал Петр.

Он подвесил пульсары там же, над горящей броней и разбросанными телами, а Андрюша продолжал подпитывать их энергией, и пот струился по его лицу, потому что усилия на такой дистанции приходилось прикладывать титанические.

Мы ждали.

Сами не понимая, чего именно.

Солдаты в линии окопов тоже притихли. Штабс-капитан Абашидзе прильнул к биноклю, но уже через пару мгновений необходимость в этом полностью отпала.

Вражеская завеса рассеялась, и мы увидели это.

Детище кошмарных снов, порожденное сумрачным тевтонским гением.

Корпус средних размеров субмарины. Восемь циклопических колонноподобных ног с двумя сочленениями каждая, которые несли этот корпус на высоте около десяти метров. Пять пушек, двенадцать пулеметов, огнеметы в носовой и хвостовой части, и все это прикрыто броней такой толщины, что ни одним нашим полевым орудием с первого выстрела не пробить.

Плюс экипаж, от пятнадцати до двадцати пяти человек, все из аненербе.

И все это вместе — шагающий танк «мастодонт 4А», чудовищно дорогая и смертельно опасная машина, созданная лучшими немецкими умами. Наша разведка утверждала, что всего их собрано не более пяти штук.

Я никогда прежде не видел эту махину в бою. Да что там в бою, я никогда прежде живьем ее не видел.

И сейчас эта штука двигалась прямо на нас.

В окопах началась паника, офицеры призывали рекрутов к порядку. Послышались даже выстрелы, но тут без вариантов, стрелковым оружием «мастодонту» даже краску не поцарапаешь.

А артиллерия молчала. Артиллерия думала, что у нас тут все под контролем.

Штабс-капитан дал отмашку, и Петр швырнул в «мастодонта» оба пульсара. Один на подлете резко изменил траекторию и ушел вертикально вниз. Врезался в землю, породив столб пара.

Второй завис в воздухе, не долетев до танка метров восемь. Судя по напряженному лицу Петра, кто-то пытался перехватить контроль над снарядом, и борьба завязалась нешуточная.

Я закрыл глаза, настраиваясь на работу, открыл, посмотрел на танк. Внутри определенно было электричество, много. Я видел, где оно зарождается, видел, как оно идет по проводам, видел, что оно питает, но дотянуться до него я не мог, и дело было отнюдь не в расстоянии.

Там, внутри, сидел мой коллега, и он выставил экран. Выстроил защиту, на преодоление которой мне потребуется какое-то время. И если он был достаточно искусен и подошел к вопросу с присущим германцам педантизмом, это время может оказаться критическим.

А, нет, не такой уж он и умелец…

— Двадцать секунд! — крикнул я.

Петр потерял контроль над единственным снарядом и пульсар свечой ушел в небо. Андрюша перестал вливать в пульсар силу, так что скоро он погаснет и рассыпется на части, и ветер разметает серый пепел, не дав ему долететь до земли.

Я нащупал брешь в работе противника, и мне нужно было еще несколько секунд, чтобы попробовать что-то сделать.

Андрюша бросил высвободившуюся силу в бой. Использовав горящие танки, он создал подобие огненного шторма, и языки пламени принялись лизать сигарообразный корпус «мастодонта», затрудняя обзор и действуя на нервы экипажу, но не причиняя танку особого вреда.

Видимо, это послужило последней каплей, и наблюдатель из танка сумел вычислить нашу позицию, потому что «мастодонт» открыл огонь.

Глава 3

На разных уровнях война выглядит по-разному.

Для обычного пехотинца война — это когда он стреляет в незнакомого парня, а тот стреляет в него, и оба надеются успеть первыми. Это долгие изнурительные марш-броски, долгие и изнурительные часы ожидания, иногда и под артиллерийским огнем противника, и короткие минуты боя, каждый из которых может стать для тебя последним.

Для генерального штаба война — это игра в шахматы, это стрелочки на карте, математическая задача, которую нужно решить, создав огневой и численный перевес на конкретном участке фронта.

На один уровень ниже война — это в первую очередь логистика. Это десятки тысяч людей, которых надо доставить из пункта А в пункт Б, одеть, накормить и снабдить боеприпасами, и сделать все это вовремя, и чтобы ничего не потерялось по дороге. Да простят меня пехотинцы, но, пожалуй, это одна из самых сложных задач.

Для артиллериста война — это геометрия. Накрыть квадрат, скорректировать огонь, при необходимости — повторить.

А на нашем уровне это интеллектуальный поединок, противостояние разумов, придумывание схем, которые не сможет предугадать противник, разгадывание тех загадок, что он придумал для нас. Сила важна, но не менее важно искусство ее применения. В военной академии нас учили именно этому — искусству.

Когда не заставляли строем по плацу маршировать, конечно.

Мой противник выстроил хорошую защиту. Но недостаточно хорошую. Разрушение проще, чем созидание. Когда ты творишь, ты должен учитывать все мелочи и нюансы, когда ты разрушаешь, тебе достаточно найти всего одну ошибку в конструкции, и порой этого может хватить, чтобы развалить целую крепость.

При условии, что тебе хватит времени, разумеется.

Но принимать решения в условиях цейтнота нас тоже в военной академии учили.

Я нашел лазейку и успел воспользоваться ей в тот самый момент, когда «мастодонт» выпустил по нашему расположению сразу три снаряда, и вероятно, наше противостояние свелось бы к боевой ничье или, если угодно, взаимному уничтожению, если бы не Петр.

Каким-то образом он сумел среагировать и умудрился изменить траекторию двух снарядов, которые летели прямо на нас. Он отправил их в сторону, и они взорвались метров на сто левее нашей позиции.

Третий он перехватить не успел, и тот взорвался прямо перед бруствером. Я оказался дальше всех он взрыва, и меня только качнуло взрывной волной и осыпало дождем из комков земли. Петр рухнул на землю, его то ли задело осколком, а то ли он попросту обессилел после такого выброса силы. Андрюша рухнул на четвереньки, но, судя по тому, что я успел заметить боковым зрением, отделался только легким испугом. И, может быть, легкой контузией.

Ближе всех к месту прилета стоял штабс-капитан Абашидзе, и я видел, как его тело отбросило в сторону.

Но все это я заметил мимоходом, а осознал уже и вовсе потом, так как всецело был поглощен своим поединком с защитой танка. Сразу же после выстрела я сумел обнаружить главный силовой кабель и устроил в нем замыкание. Я потом добрался до аккумуляторов, выкачал из них всю энергию и высвободил ее там же, на месте.

Полагаю, после шквала молний, устроенного мной в ограниченном и замкнутом пространстве «мастодонта», выжить из членов экипажа не удалось никому. Разве что мой «коллега» успел закрыться в последний момент.

Я бы, наверное, успел. У истинного повелителя молний должна быть отличная реакция, не зря же наша стихия считается самой быстрой из боевых.

В любом случае, он — единственный, у кого были хоть какие-то шансы выжить.

Танк не завалился набок с оглушительным шумом. Его ноги не подогнулись, языки пламени не вырвались из щелей между бронепластин, его корпус на развалился на части от взрыва сдетонировавшего боекомплекта. Он просто остановился и стоял так, не подавая никаких признаков жизни. Очевидно, сработала резервная система стабилизации или что-то в этом роде.

Но продолжать идти и стрелять в нас он уже не пробовал.

Для его создателей это должно быть очень печально. Одно из первых испытаний современной машины прорыва, проведенное в реальных боевых условиях, закончилось еще до того, как их аппарат добрался до первого ряда наших траншей. Причем, сама машина-то у них получилась отличная, просто им фатально не повезло встретить на линии соприкосновения наш отряд.

Или, если еще точнее, меня.

Петр с Андрюшей, при всем моем уважении к их боевым способностям, с этой штуковиной ничего бы поделать не смогли. Есть задачи, которые в лоб не решаются, или требуют для решения слишком много ресурсов. Больше, чем у нас в данный момент есть.

Я потряс головой, стараясь избавиться от звона в ушах. Похоже, что меня тоже слегка контузило, но в тот момент я этого даже не заметил.

Андрюша уже поднялся на ноги и брел по направлению к Петру. Там мы и встретились.

Петр был жив, хоть и без сознания, и, на первый, взгляд абсолютно невредим. По крайней мере, он не плавал в луже собственной крови, она не била фонтаном из разорванных артерий, и все конечности тоже присутствовали на своих местах. Скорее всего, тут даже взрыв ни при чем, он просто лишился чувств от перенапряжения.

Через пару минут очнется, через пару часов полностью вернется в строй.

Повезло.

Вот кому не повезло, так это штабс-капитану Абашидзе. Его отбросило на несколько метров, ноги были вывернуты под неестественным для человека углом, правую руку оторвало напрочь. Вдобавок, какой-то осколок снес ему половину головы, так что можно было рассмотреть мозг и белеющие кости черепа.

Жаль. Он был неплохим командиром.

Теперь нас на какое-то время должны вывести из боя. До тех пор, пока мы не дождемся нового. Это если нашу спецроту и вовсе не расформируют.

Мы с Андрюшей плюхнулись на землю рядом с Петром. По большому счету, сегодняшний бой для нас был уже закончен. Мы свою задачу выполнили — остановили атаку, достаточно громко заявив о своем присутствии. А это значило, что даже если бы штабс-капитан остался жив, нас бы все равно отсюда куда-нибудь в другое место перебросили.

Как обычно после боя, я чувствовал… Да ничего особенного я не чувствовал. Ни воодушевления, ни опустошения, ни даже удовлетворения от хорошо проделанной работы. В глобальном раскладе этот бой ничего не менял. Мы всего лишь решили одну задачу из бесконечной череды задач. Выиграли битву, но сколько таких битв еще впереди?

До победы, до полной капитуляции противника было еще очень далеко, а мы все знали, что воевать придется именно до нее. Ни на какие компромиссные варианты, никакие мировые соглашения и даже временные перемирия и прекращение огня государь уже не пойдет.

Он слишком хорошо запомнил уроки прошлого раза.

— Что нам теперь делать? — спросил Андрюша.

Звон в ушах вроде бы стихал, но я все равно еле расслышал слова виконта.

— Тащить Петра к медикам, — сказал я.

Петр, конечно, здоровенный, но ведь и нас двое, как-нибудь донесем. А там и сестричка может встретиться, с которой у него вчера не сложилось…

Откуда-то спереди, со стороны первой линии наших траншей, послышалось раскатистое «Ура!», донеслись одиночные выстрелы. Кто-то из офицеров решил выслужиться и получить внеочередное продвижение по службе. И, чем черт не шутит, возможно даже личную благодарность от государя.

— Что происходит? — непонимающе спросил Андрюша.

— Они поднимают солдат для контратаки, — сказал я. — Точнее, уже подняли.

— Как такое возможно? Без артподготовки?

Андрюша, как я уже говорил, недавно выпустился из академии, поэтому до сих пор пребывал в плену иллюзий, что все должно делаться по учебнику. А по учебнику контратака была невозможна.

В ней не было никакого стратегического смысла — у нас была прекрасно укрепленная линия обороны, и не было резерва, который мог бы позволить нам развить успех в случае удачного прорыва линии обороны противника. Но учебники зачастую уделяют слишком мало внимания одному из основных факторов, влияющих на принятие решений в боевых условиях.

Человеческому.

А если еще точнее, офицерскому.

Там, на поле боя, аккурат перед нашими позициями, стояла инновационная боевая машина вермахта. Стояла практически неповрежденная, и наши инженеры дорого бы дали, чтобы покопаться в ее внутренностях и ознакомиться со свежими германскими разработками. Вполне вероятно, что таковое знакомство могло бы дать ощутимый толчок всей нашей оборонной промышленности, и, вне всякого сомнения, генштаб отметил бы офицеров, которые захватили бы этот трофей.

Но проблема была в том, что «мастодонт» был слишком большой, слишком тяжелый и слишком неудобный, чтобы просто отбуксировать его за линию фронта. И значит, линию фронта надо было подвинуть, хотя бы на то время, которое позволит нам изучить обездвиженную технику врага.

И даже если командование осознавало, как дорого нам обойдется такая возможность, это бы все равно никого не остановило. Ведь гибнуть будут в основном простые солдаты, крестьянские сыны, а ценность их невелика. По крайней мере, в сравнении с возможной добычей.

Бабы новых нарожают.

А я ведь даже не поинтересовался, кто непосредственно командует на этом участке…

Андрюша поднялся на ноги и полез на бруствер. С каждым шагом его походка становилась все тверже, а значит, он подключил внутреннюю подпитку. Он готовился к бою.

— Куда вы, виконт? — поинтересовался я, хотя все и так было достаточно очевидно.

— В контратаку, граф, — сказал он. — Думаю, что огневая поддержка им не помешает.

Я лишь плечами пожал.

Вообще-то, это не наша работа — в штыковую ходить. Более того, это было прямое нарушение приказа «без нужды не высовываться», полученного нами от штабс-капитана Абашидзе еще во время первого с ним знакомства, когда он только принимал командование спецротой.

Но штабс-капитан Абашидзе был мертв, а я, хоть и старше, выше по происхождению и больше провел времени на войне, находился с Андрюшей в одном чине и приказывать ему не мог.

И примерно догадывался, к какому дьяволу он меня пошлет, если я попробую.

Поэтому я снял куртку, свернул ее, положил Петру под голову и убедился, что прямо сейчас его жизни ничего не угрожает. А потом полез на бруствер следом за Андрюшей.

Да, это было глупо, безрассудно, по-мальчишески, это нарушало все инструкции, и сам я,по большому счету, этого не хотел, но негоже своего брата по оружию одного на поле боя бросать.

* * *

Германцы, конечно, не могли ожидать нашей контратаки, но глупо было бы думать, что они окажутся к ней не готовы. Мы не преодолели и половины разделяющего нас расстояния, как заговорили их пулеметы, и солдаты вокруг нас начали падать. И не было с нами штабс-капитана Абашидзе, который мог бы поставить завесу, и не было с нами Петра, который мог бы отклонять пули.

Зато был Андрюша.

Он зачерпнул огонь от догорающих танков первой волны, перебросил его над нашими головами и обрушил на траншеи противника огненный вал. Большая часть пулеметов сразу же захлебнулась.

Откуда только у виконта силы берутся?

Впрочем, его сила в контроле стихии, а огня на поле боя было еще предостаточно. Моя же проблема заключалась в том, что я в этой ситуации мог опираться только на собственные запасы энергии, которых хватало примерно на четыре минуты интенсивного боя. И восполнить их в срочном порядке было негде, потому что все источники электричества находились слишком далеко.

Папенька способен продержаться пятнадцать минут, но он меня в два раза старше, он — великий князь, один из основных столпов, на которых держится империя, представитель старшего поколения, которое делали из другого теста. Богатыри, не мы.

Дед так вообще о нескольких часах говорил, но, во-первых, скорее всего, он просто болтал, рассказывая внуку сказки, ничего общего с реальностью не имеющие, а во-вторых, войны в его времена все же были несколько иными.

А может быть, он и правда на такие подвиги был способен, теперь уж не узнать. Да, были ж люди в то время, богатыри, не мы…

Из других средств поражения у меня с собой был лишь револьвер системы Нагана, доработанный нашими тульскими оружейниками, с семью патронами в барабане и еще горсткой в закрытом кармане, карманный двухзарядный «дэрринджер», из которого только застрелиться можно, и нож.

Как бы там ни было, именно с этим арсеналом я и добрался до первой линии германских траншей, в которой уже кипел бой, и русские пехотинцы добивали остатки пехотинцев германских. Делали они это в большой спешке, потому что понимали, что противник попытается свою позицию вернуть, и как можно быстрее, а потому надо было развернуть пулеметы, распределить стрелков и готовиться отражать уже их штурм.

Я застрелил двух особенно настырных германцев, а третьего поразил молнией, вызвав среди наших рекрутов небывалое воодушевление. Можно подумать, что присутствие сразу двух аристократов — эффект от присутствия Андрюши они могли увидеть и ранее — делало нашу попытку менее самоубийственной.

Ко мне подбежал молодой пехотный капитан.

— Вы? — требовательно спросил он.

— Поручик Одоевский. Спецвойска.

— Значит, — он махнул рукой в ту сторону, где посреди догорающих танков стоял одинокий «мастодонт». — Это ваша работа?

— Наша, — сказал я.

Что ж, теперь он знает, из-за кого их всех в атаку послали. По лицу капитана невозможно было определить, рад ли он, что мы здесь и готовы поддержать пехоту, или ненавидит ли он нас за то, что его пехота вообще тут оказалась.

— Сколько вас?

— Двое.

Гримаса сожаления скользнула по его лицу. Двое — это мало. Мы это понимали, и он это понимал.

— И что вы умеете, поручик?

— Огонь и молнии, — сказал я. — Но вы сильно на нас не рассчитывайте. Фронт мы за вас не удержим.

— Прикройте фланг, — буркнул он и убежал куда-то дальше по траншее.

Андрюшу я из вида потерял, но не сомневался, что он где-то здесь и прямо сейчас требует, чтобы для него развели костер. Чем больше пламени, тем легче Андрюше им манипулировать.

Бой в траншее уже закончился, повсюду лежали мертвые тела, половина из которых была обуглена. Но надо отдать солдатам кайзера должное, даже после того, как Андрюша пустил в ход свою силу и принялся жечь их с эффективностью роты огнеметчиков, они не дрогнули и не побежали.

Я присел на земляной выступ и принялся перезаряжать револьвер. Наверное, в глубине души я надеялся, что наше командование что-то сообразит и сейчас прибежит вестовой с приказом отходить на исходные рубежи, или хотя бы передаст нам с Андрюшей распоряжение отступить, потому что рисковать жизнями дворянских сынков может быть опасно для дальнейшей военной карьеры. Думаю, что получив прямой приказ, Андрюша не стал бы его игнорировать даже несмотря на весь свой юношеский идеализм.

С другой стороны, командование могло решить, что наше присутствие в бою поможет выиграть время.

Но, скорее всего, оно о нашем существовании даже и не вспомнило. Штабс-капитан Абашидзе мертв, Петр без сознания. Спецрота? А была какая-то спецрота?

Я не боялся драки, я просто не видел в ней особого смысла. Подумаешь, шагающий танк… Их и сделано-то всего несколько штук, и этот экземпляр даже первой проверки боем не выдержал. А если мне в следующем бою голову отстрелят, я даже не успею никому рассказать, как я этого «мастодонта» остановил. Хотя, положа руку на сердце, ничего особо сложного в том не было, и большой ценности сия информация не имеет. Они следующий танк все равно по другой схеме защищать будут, потому что рисунок поля — штука индивидуальная и от конкретного носителя силы зависит.

А я все-таки не один такой умелец, наверняка есть ребята и посмышленее. Я же просто в нужном месте в нужное время оказался.

Или, напротив, в ненужное время в неподходящем месте, это с какой стороны на ситуацию посмотреть.

Как бы там ни было, вестовой не прибыл, а если и прибыл, то уже слишком поздно.

Германцы появились раньше.

Глава 4

Как устроить безумную мясорубку на ровном месте? Если хотите узнать, поинтересуйтесь у нашего командования. И у их командования тоже поинтересуйтесь, потому что военное начальство мыслит одинаково. Из-за эфемерного приза в виде подбитого танка и секретных технологий, которыми мы хотели завладеть, и которые они хотели защитить, на смерть были отправлены сотни людей.

Может быть, тысячи, еще ведь даже не вечер.

Видимо, германцы понимали, что с нашей стороны это чистой воды авантюра, что атаковали мы малыми силами, резерва у нас нет и долго держаться мы не сможем, потому решили обойтись без артподготовки, дабы не разрушать свои собственные позиции, на которых, быть может, им еще следующие полгода сидеть, и сразу бросили в бой пехоту.

Много пехоты. Мне даже в какой-то момент показалось, что они выгребли для этой волны весь личный состав, включая поваров, интендантов и прочих небоевых. И у них могло бы получиться взять нас с наскока, если бы не Андрюша.

При всех своих недостатках, любви к карточным играм и юношескому максимализму, он был настоящим оружием массового поражения, и наш фланг удержался только потому, что он сжег большую часть наступающих тремя огненными валами подряд. А я уже потом добил молниями тех, кто остался.

Наверное, следует пояснить, что я имел в виду, когда говорил о четырех минутах боя. Это чистое время, как в хоккее, и это чистое время интенсивного боя с использованием массово поражающих способностей, а не беготня по полю с пулянием разрядами по одиночным мишеням.

Андрюшино время гораздо больше, но я уже говорил, что у нас разные способности. Он — манипулятор, он не сможет создать даже простенький фаербол, если рядом не будет источника открытого огня, потому что у него нет запаса внутреннего пламени, как у классического пироманта. Или запаса электричества, как у меня.

Боевое время классического пироманта, кстати, тоже считанными минутами измеряется. Другой вопрос, что за эти несколько минут некоторые могут выжечь дотла целый город.

Но даже у Андрюши существовал предел возможного, поэтому к началу второй волны атаки он сдулся. Сознания, как Петр часом ранее, он не потерял, и тут же схватился за трофейную винтовку, посылая во врага пулю за пулей, но присутствие одного лишнего стрелка на поле боя уже ничего не решало.

Я несколько раз запускал грозовой шквал, а потом перешел на цепь молний, менее требовательную к ресурсами, и мы не позволили германцам продвинуться на нашем фланге, но это тоже уже ничего не решало, потому что они продавили центр и противоположный фланг, где нас не было.

В траншеях закипела рукопашная, явив один из самых отвратительных ликов войны, когда не помогает ни выучка, ни дисциплина, когда не остается места тактике, и даже твои собственные боевые способности практически ни на что не влияют, потому что ты не можешь контролировать все вокруг и полностью себя обезопасить.

Ультимативного оружия нет даже у нас, аристократов. И если бы оно и было, то как его применить в этом хаосе, где свои перемешались с чужими, где враг может навалиться на тебя с любой стороны, где случайная пуля только и ждет случая, чтобы оборвать твою жизнь?

Я всегда восхищался доблестью пехоты, что нашей, что вражеской, способной идти вперед несмотря ни на что. Мины, шквальный огонь, силы, над которыми они не властны.

Доблесть, граничащая с безумством.

Не знаю, скольких я убил в тот день. В отличие от некоторых моих однокашников, я никогда не старался следить за подобной статистикой, да и никакого смысла в ней не было. Разве что можно было похвалиться в салоне, впечатляя этими цифрами гражданских. Впрочем, я подозреваю, что в большинстве таких случаев эти цифры просто берутся с потолка, проверить-то их все равно никак невозможно.

Сквозь шум сражения я услышал их резкие выкрики, разглядел в дыму и пламени их форму. Они были уже рядом, и я схватился за свой наган.

Семь пуль кончились удивительно быстро.

Перезарядить я уже не успевал, поэтому застрелил бегущего ко мне здоровяка из «дэрринджера», опустошив сразу оба ствола. Наклонился, чтобы поднять валяющийся под ногами «маузер», и тут кто-то навалился мне на плечи. Рефлекторно, я ударил его разрядом, и дымящееся тело отбросило к другому краю траншеи. Но мои запасы были уже на исходе. А если уж быть предельно точным, то мои запасы кончились. Я израсходовал все на этот последний удар, и теперь не смог бы создать молнию, даже чтобы прибить какого-нибудь жука или таракана.

А враги, разумеется, не кончались. Им крайне важно было удержать линию фронта, они знали цену и были готовы платить.

Следующего германца я принял на нож. Всадил лезвие ему в левый бок, под ребра, и повторил процедуру несколько раз, для большей доходчивости. Схватил винтовку, выпавшую из его рук, пристрелил еще двоих, и тут мне самому прилетело.

пуля попала в колено, и нога сразу же перестала меня держать. Я рухнул на грязную, уже пропитавшуюся кровью землю.

Боли я не чувствовал, я знал, что она придет чуть позже, и тогда уже никуда от нее не денешься. И если меня вовремя не доставят к полковому целителю, я на всю жизнь останусь хромым, потому как я видел, что пуля раздробила коленную чашечку.

Правда, шансы на продолжительную жизнь у меня были минимальными и таяли с каждым мигом.

Мы теряли позицию.

Германцев вокруг становилось все больше. Я дотянулся до винтовки, снял еще одного, но это уже неточно, потому что голова у меня кружилась и перед глазами все плыло. А потом несколько человек спрыгнули в траншею, на дне которой я лежал, и чьи-то ноги прошлись по всему моему телу, и в этот момент как раз пришла боль в колене, но длилась она недолго, ровно до тех пор, пока чей-то милосердный ботинок не наступил мне на голову.

* * *

Я лежал на сырой земле. Руки связаны за спиной, на глазах — плотная повязка, так что не поймешь, день сейчас или ночь. Этот день или уже следующий? Сколько я провалялся без сознания?

Тело превратилось в один пульсирующий комок боли, и даже трудно было определить, откуда именно она исходит. Казалось, что болело вообще все, весь организм целиком. Но, судя по тому, что я не истек кровью, какую—то минимальную первую помощь мне все-таки оказали.

Плен?

Я был уверен, что это ненадолго.

Таких, как я, в плен не берут. Как только они узнают, к какому роду я принадлежу, мне сразу же пустят пулю в лоб. Или в затылок, в зависимости от того, где человек с пистолетом будет стоять в момент получения новостей. И даже выводить меня на улицу и искать ближайшую стенку никто не станет.

В плену нас держать слишком опасно, ибо не существует никаких средств контроля.

В давние времена плененные аристократы могли дать слово, что не будут ничего предпринимать против своих пленителей в обмен на сохранение жизни, и, говорят, что это даже работало.

Но сейчас люди стали куда прагматичнее.

А германцы вообще лишнего риска не любят.

В теле была жуткая слабость. Запасов внутренней энергии — никаких, они не восполняются, когда я валяюсь без сознания. А на медитацию у меня не было сил.

Я нащупал плечом земляную стену, кое-как извернулся и сел, навалившись на нее спиной. Нет, пожалуй, нога болела сильнее всего. И еще очень хотелось пить.

Но это нормально при большой кровопотере.

А «мастодонт» — название для танка все-таки неудачное. Мастодонты же все вымерли, вот и танк за ними последовал. Может быть подбери они другое название, могли бы и подольше продержаться.

Интересно, все это имело хоть какой-то смысл? Сумели ли наши извлечь хоть что-то полезное из этой туши? Или таки успели целиком ее утащить?

Теперь то уж и не узнаешь.

А как там Андрюша? Успел ли он отступить? Отступил ли вообще хоть кто-нибудь? Или он тоже валяется связанный, и ждет своей участи, как и я? Или, что более вероятно, он уже мертв, как и штабс-капитан Абашидзе…

Дурацкая, все-таки, была затея…

Скрипнула дверь, ударилась о косяк. Я услышал тяжелые шаги, а потом меня подхватили под руки и отнюдь не нежно поставили на ноги. Колено тут же прострелило болью, да с такой силой, что я едва не потерял сознание.

Меня куда-то потащили. Только снаружи я понял, какой затхлый воздух был в моей тюрьме. Вдобавок, там еще чем-то воняло, и я подозревал, что мной.

Холодный воздух и легкий ветерок слегка улучшили мое самочувствие, а потом меня снова запихнули в какое-то замкнутое помещение и усадили на стул.

Даже с завязанными глазами я видел, что тут есть электрическая лампочка. Я видел ток, бегущий в проводе внутри стены. Я чувствовал генератор, установленный метрах в двадцати отсюда, и принялся выкачивать из него энергию.

Медленно, осторожно, как можно более незаметно. Стараясь, чтобы лампочка под потолком не потускнела настолько, что это могло бы привлечь чье-то внимание.

— Снимите повязку, — сказал кто-то по-немецки.

Повязку содрали.

Я немного поморгал, чтобы сфокусировать зрение, рассмотрел что-то вроде стандартных внутренностей офицерского блиндажа. За заваленным бумагами столом передо мной сидел пехотный капитан. В углу притулился кто-то в форме особиста. И двое моих провожатых тоже никуда не делись.

Но спецов из аненербе тут не было, а значит, у меня есть шансы прожить минут на пять дольше, чем я предполагал.

— Как вы себя чувствуете, поручик? — спросил капитан по-русски.

— Я говорю по-немецки, — сказал я по-немецки. А еще по-английски, по-французски, и немного по-испански. Также могу сносно объясниться на итальянском, если речь пойдет о чем-то не более сложном, чем о погоде или ценах в местной лавке.

Издержки классического образования.

Еще я знаю латынь, но она в наше время вообще никому не нужна.

Капитан кивнул.

— Но все же, я предпочел бы говорить на вашем языке, — сказал он. — Мне нужно практиковаться в русском.

— Извольте, — сказал я. Зачем ему практиковаться? Мы на их территории воюем, а не на нашей, с местным населением он и так общий язык имеет. Или капитан большой оптимист и верит, что войскам кайзера удастся нас опрокинуть? Но произношение у него было неплохое, мне не составляло никакого труда понять, что он говорит, несмотря даже на сильный акцент. — Чувствую себя примерно так же, как и выгляжу. То есть, вполне нормально, учитывая сопутствующие обстоятельства.

— Это война.

— Так я и не жалуюсь, — мне хотелось узнать, чем закончился бой, но спрашивать я не стал. Тем более, что время светской беседы подошло к концу, и капитан перешел к более насущным вопросам.

— Назовите себя, поручик.

— Георгий Одоевский, — сказал я. — Семьдесят первый гвардейский императорский полк.

Отпираться смысла не было, да и правила никто не отменял. Если попавший в плен рассчитывал на справедливое обращение, он должен был назвать себя.

На таких, как я, конвенции, конечно же, не распространялись, но если я откажусь, это может плохо сказаться на следующем офицере, который угодит к ним в руки.

Едва услышав о семьдесят первом гвардейском, особист подал знак и один из провожатых приставил к моему затылку пистолет. Капитан принялся рыться в ящиках стола и извлек оттуда толстенный и довольно потрепанный гроссбух. Список российских дворянских родов, должно быть. Вместе с упоминанием способностей.

Если фамилии там идут не в алфавитном порядке, то искать ему придется довольно долго. Впрочем, зная немецкую педантичность…

— Титул? — поинтересовался особист. Тоже на русском.

На этот вопрос можно было уже не отвечать, но снявши голову по волосам не плачут.

— Граф, — сказал я.

Он напрягся, и счет пошел на секунды.

Принадлежность к роду Одоевских означала смертный приговор, приводимый в исполнение на месте, без дальнейших разбирательств. Если бы я был целителем или носителем каких-либо других небоевых умений, меня бы оставили в живых, пополнив мной обменный фонд. Аристократы ценились дорого, за особо именитого можно было целый полк выменять, наверное.

Но великие рода находились в расстрельном списке.

Среди обывателей бытует мнение, что для активации боевых умений обязательна жестикуляция. Дескать, невозможно обрушить на противника огненный дождь, предварительно не воздев руки к небу, нельзя двинуть предмет, не указав на него пальцем, не получится метнуть молнию, не продублировав свое намерение рукой. Отчасти это верно, но только для новичков, которые начали постигать искусство совсем недавно.

Папенька мой, например, мог убивать людей, сохраняя абсолютную неподвижность и выражение лица профессионального игрока в покер. Я этим навыком до конца еще не овладел, боевого опыта все же недоставало, но связанные за спиной руки стать мне препятствием не могли.

Но германцы, похоже об этом не знали, потому что чувствовали себя в относительной безопасности. Как будто приставленный к затылку пистолет мог им что-то гарантировать…

Молния быстрее пули.

Я знаю, я проверял.

Если ты — потомок аристократического рода, пусть даже не великого, пусть даже не княжеского, ты должен быть готов отдать свою жизнь за империю. Если ты — солдат, пусть даже не семьдесят первого гвардейского, пусть даже и не спецвойск, ты должен быть готов отдать свою жизнь за империю. В любой момент, когда это только империи понадобится.

Я прожил с этой мыслью всю жизнь, и если сейчас и медлил, то вовсе не от того, что не хотел умирать. Я прекрасно понимал, что живым из этой передряги мне не выйти, я просто хотел уйти как можно более красиво.

Пусть даже никто этой красоты не оценит.

Энергии было мало, но она все же была.

Я сформировал две изначальные точки силы над своим правым плечом. Специалисты из аненербе могли бы заметить какую-то активность с моей стороны, но специалистов из аненербе здесь не было.

Капитан наконец-то нашел нужную страницу и принялся водить пальцем по строчкам. Видимо, у того, кто заполнял этот талмуд, был довольно неразборчивый почерк. Или, если это было напечатано в типографии, шрифт от времени и погодных условий сильно выцвел. Как бы там ни было, германец испытывал определенные сложности при поиске информации.

Я взял под контроль генератор. Не могу сказать, были ли рядом с ним какие-то люди, но я все равно собирался устроить фейерверк. Чем больше германцев я заберу с собой, тем меньше работы останется моим братьям по оружию.

Палец капитана добрался до нужной строчки, и глаза германца начали расширяться то ли от удивления, то ли от ужаса. Я не стал дожидаться команды «feuer!», пропустил энергию через точки силы и убил обоих.

И капитана, и особиста.

Одновременно с этим я взорвал генератор, потушив свет в блиндаже, и, что могло бы послужить отдельным предметом для гордости, пропустил импульс через собственный затылок, прямо в дуло прижатого к моей голове пистолета.

Если бы человек, приставивший ствол к моей голове, был профессионалом, он не держал бы палец на спусковом крючке, чтобы случайно не убить меня до получения соответствующего приказа. В таком случае, скрутившая его тело предсмертная судорога могла бы дать мне дополнительные несколько секунд жизни. Тогда бы я успел…

Впрочем, ничего бы я толком не успел. Руки-то все равно связаны, запасы силы не то, что на исходе, а уже в отрицательном балансе, на ноги не вскочить, потому что колено прострелено и не держит.

Никаких шансов даже на то, чтобы просто умереть стоя.

Но он, видимо, профессионалом не был. Или все же боялся меня больше, чем его покойное начальство. Спустя какие-то доли секунды после импульса я услышал сухой щелчок курка.

Пули, которая разнесла мне голову, я уже не услышал и не почувствовал.

Глава 5

Была вспышка яркого света, а потом сознание вернулось ко мне, словно по щелчку выключателя.

Мозг пребывал в вызванном когнитивным диссонансом ступоре. Еще мгновение назад он был в полной уверенности, что мертв, а теперь снова какую-то информацию обрабатывать…

Я лежал на земле… нет, на каменном полу, и в достаточно неудобной позе. Словно я только что упал, лишившись чувств, и не успел сгруппироваться. Как будто я куда-то шел, а потом меня выключили.

А теперь, спустя какие-то мгновения, снова включили.

Вот только я был уверен, что идти уже никуда не мог. Человек — не курица, которая может еще какое-то время бегать без головы. Пуля в затылок обычно ставит жирную точку в военной карьере.

Но голова даже не болела. Вообще ничего не болело. Даже колено меня не беспокоило.

Когда я поднимался на четвереньки, что-то лязгнуло. А это, собственно говоря, я сам и лязгнул.

На попавших в поле зрения руках были тяжелые латные рукавицы. Впрочем, тяжелыми они были только на вид, веса их я не ощущал, на тактильных ощущениях их наличие тоже никак не сказывалось. Пальцы чувствовали под собой то, что видели глаза.

Камень.

Занятно.

Пол, стены и потолок — все из камня. И слабый, чуть зеленоватый свет исходит от растущего на этих камнях мха. Пещера.

На меня за каким-то дьяволом нацепили полный рыцарский доспех. Железные сапоги, железные штаны, панцирь… Чуть поодаль, у стены, валялся шлем с узкой прорезью для глаз. По моему мнению, с таким же успехом можно ведро себе на голову надеть, но ведь носили же люди…

В ножнах на поясе болтались полуторный меч и длинный кинжал. На полу, по левую руку от меня, обнаружился обитый железом щит.

Это предсмертный бред? Посмертный бред? Безумные гении из аненербе производят надо мной свои эксперименты?

Конечно, имела место и еще одна версия, которая показалась мне наиболее вероятной.

Это ад.

Но тогда за каким дьяволом мне выдали оружие?

Это с их стороны большая ошибка.

Кем бы ни были эти «они».

Я поднялся на ноги, так и не почувствовав вес доспеха. Вытащил из ножен меч — он тоже оказался куда легче, чем должен был быть, исходя из внешнего вида. Сделал для пробы пару выпадов.

Помимо прочего, меня учили и фехтовать. Пусть мои учителя использовали для этого не такие оглобли, но общий принцип там один и тот же. Берешься за тупой конец железки, а острым тычешь во врага.

Вбросил меч в ножны и огляделся по сторонам. Прямо за мной обнаружился каменный пьедестал, круглый, около двух метров в диаметре. Он весь был изрисован незнакомыми мне рунами, которые тоже светились, но не зеленоватым, как мох, а ровным белым светом. За этим кругом была стена, то есть, пойти я мог только в одну сторону.

И неизвестно было, что встретит меня за ближайшим поворотом.

Я попробовал призвать свою силу, но черта с два. Хранилище не просто было пустым, я и самого хранилища не обнаружил. Словно кто-то отрезал меня от моих внутренних аккумуляторов.

Неприятное ощущение, вернувшее меня в счастливое, еще до обретения силы, детство. Но тогда вокруг меня были взрослые, куча людей, которые были способны (а некоторые — и обязаны) защитить меня от любых опасностей внешнего мира. И потом, если ты еще не познал свои способности, ты не можешь толком сожалеть об их отсутствии.

Это примерно из той же оперы, что и «ты познаешь истинную ценность какой-либо вещи только тогда, когда ее утратишь». Примитивная житейская мудрость, рассчитанная на совсем уж юных детишек.

Как бы там ни было, я потерял свои молнии, может быть, временно, а может быть, и навсегда.

Если это ад, то навсегда, а если нет…

Наверное, сначала стоит озаботиться получением информации о том месте, куда я попал, а рефлексировать можно уже потом. Если это ад, то у меня впереди вечность для анализа и самокопания.

Как говорил мой папенька, прежде чем форсировать реку, спроси про брод у местных селян.

Я подобрал с пола щит (может пригодиться), а шлем брать не стал (не привык драться с ведром на голове, слишком уж снижает обзор). Снова обнажив меч, я прошел несколько метров по проходу, завернул за угол и тут же наткнулся на местного селянина.

Это был черт, а может быть, демон, а может быть, кто-то еще, я в этой подземной иерархии не слишком хорошо разбираюсь. Он был примерно моего роста, носил черные доспехи со светящимися красным прожилками, у него была большая, покрытая чешуей голова, которую венчали изогнутые рога, а глаза его горели адским пламенем, разумеется.

И еще у него был здоровенный двуручный меч.

Он не шел куда-то по своим чертовым делам и не занимался каким-то своим чертовым делом. У меня сложилось такое впечатление, что он просто стоял в этом коридоре и ждал, пока я поверну за угол, чтобы наброситься на меня со здоровенным двуручным мечом и диким ревом.

Двуручник — оружие неторопливое. Я принял первый удар на щит (чувство было такое, как будто меня просто рукой толкнули, видимо, демон был не из самых сильных), и пока он заносил свой клинок для второго, успел пырнуть его под мышку, в сочленение доспехов. Из раны полыхнуло пламенем.

Все-таки, это ад. Но почему же тогда страдаю не я?

Демон взревел еще пуще прежнего, но боец, буду откровенен, он был сильно так себе, даже по сравнению со мной. Он снова попытался меня атаковать, я отвел удар в сторону щитом и попытался пырнуть его в шею, но слегка не рассчитал и попал ниже.

По идее, меч должен был скользнуть по нагруднику, не причинив его владельцу никакого вреда (кроме материального, в виде платы за полировку), но вместо этого мой клинок вонзился демону в грудь, словно никаких доспехов и не было. Демон изрыгнул еще одну порция пламени, рухнул на каменный пол и рассыпался в прах, не оставив после себя и следа.

И меч его тоже рассыпался, что было бы довольно странно в обычной жизни, но вряд ли могло удивить человека, оказавшегося в аду.

Следующий демон обнаружился метрах в пятидесяти от первого. Видно его не было, потому что подземный коридор извивался кишкой, и слышно тоже, ибо никаких звуков он не издавал. Но он-то должен был услышать звуки нашей схватки и, если и не прийти своему собрату на помощь, то хотя бы сделать для себя какие-то выводы?

Но никаких выводов он не сделал и атаковал меня по той же схеме, сверху вниз, только вместо меча он использовал здоровенную булаву. Я не стал проверять щит на прочность, уклонился от удара и резанул его по защищенному металлом животу, чтобы проверить свою теорию.

Теория подтвердилась. Панцирь демону никак не помог, из раны вырвалось пламя. Я ударил демона кромкой щита по лицу, сбив с ног, а потом пригвоздил мечом к полу, снова наблюдая, как мертвое тело распадается на атомы.

Ладно, допустим, это ад. Но в чем же тогда мое наказание? Кого тут с кем заперли, меня с ними или их со мной?

При жизни я не был религиозным человеком, и это был тот редкий случай, когда папенька меня не шпынял, но все же понимал, что если загробная жизнь существует, ничего хорошего мне в ней не светит. Я убивал, лгал и прелюбодействовал, как и большинство моих однокашников. Убивал я по большей части врагов империи, но заповедь-то никто не отменял, и я не думал, что на том свете станут разбираться слишком уж детально.

К тому же, мне случалось убивать и до войны. Виконт с проколотым легким не даст соврать, он, наверное, где-то по соседству должен свое наказание отбывать.

Моя самоуверенность несколько пошатнулась после того, как я наткнулся сразу на двух демонов. У одного был короткий меч, у другого — топор, и хотя бойцами они тоже были не потрясающими, им удалось заставить меня попотеть. Они атаковали одновременно с двух сторон, как и должны делать обладающие численным преимуществом бойцы, я отбил меч щитом, но пропустил удар топора, и он врубился мне в бок.

Невесомые доспехи оказались бесполезны. Щит работал, панцирь — нет.

Топор врубился мне под ребра, и я почувствовал боль. Но что-то было не так.

И пусть меня никогда не рубили топором, прочие повреждения я получал в количестве, и боль была слишком легкая, слишком слабо выраженная. Словно меня ударили деревянной палкой, довольно увесистой, но все же даже ребра сломать не способной. Мне ломали ребра, я знаю эти ощущения.

Тем не менее, вид собственной крови привел меня в ярость, я рубанул одного демона по ногам, второго приложил щитом, оттолкнув к стене. Он занес топор, но слишком медленно, и я ударил его мечом в лицо, пробив голову насквозь.

Тело его не успело превратиться в прах, как второй демон попытался достать меня в плечо. Но ему тоже не хватило скорости, я уклонился от его удара, швырнул в него щит, и, пока он уклонялся, сократил дистанцию и нашинковал его в фарш.

Точнее, попытался, потому что после третьего удара он все же взял и рассыпался, оставив меня с легким чувством неудовлетворения.

Нет, это какой-то неправильный ад. Мне почти не больно и совсем не страшно.

Да и боль почти сразу прошла, и кровью я больше не истекал.

— Я так целый день могу, — заявил я, и тут меня поразило страшное подозрение.

А что, если мне на самом деле придется только этим и заниматься, и не только один день, а целую вечность? Бродить по этим коридорам, драться со слабыми демонами, сходя с ума от одиночества и скуки? Может быть, мое наказание именно в этом?

Надо запомнить — когда в следующий раз буду умирать, не забыть исповедоваться. Может быть, зачтется.

Правда, сильно сомневаюсь, что германцы предоставили бы мне духовника, пусть даже и католического, если бы я о нем попросил. И где они, кстати?

Мы ведь умерли почти одновременно, и они тоже явно не праведниками были. Забавно, наверное, если бы мы где-то здесь повстречались.

Стоять на месте было скучно, а драки мне еще не приелись, так что я пошел дальше. Демоны теперь встречались только парами, но несмотря на то, что доспехи у них немного отличались, а оружие с каждым разом становилось все экзотичнее и страннее на вид, атаковали они по одной и той же известной мне схеме, так что разобраться с ними не составило труда.

И я больше ни одного удара не пропустил.

Уложив дюжину чертей, я продвинулся по коридору и оказался в небольшом зале, наконец-то узрев нового противника. Это был такой же демон, как и предыдущие, только вместо доспехов он носил длинную, до пола, мантию кровавого цвета, и рога у него были чуть подлиннее и с завитушками. При моем появлении он сразу же наставил на меня длинный когтистый палец и заявил:

— Зря ты сюда пришел, смертный!

На чистом русском языке, должен заметить, заявил.

— Нельзя сказать, что это был мой собственный выбор, милейший, — сказал я, но он тут же развеял все мои надежды на диалог, швырнув в меня файерболом.

Надо заметить, куда медленнее, чем это делали инструкторы императорской военной академии. Я ушел перекатом, благо, нарисованные доспехи не стесняли движений и не могли мне помешать. Он повторил бросок. Я тоже.

Это продолжалось какое-то время, и с каждым перекатом я немного сокращал разделяющую нас дистанцию. В какой-то момент решил, что напрыгался уже достаточно и бросился на него. Он воздел обе руки к потолку, от его фигуры начало распространятся кольцо пламени, и я шагнул в этот огонь, просто потому что особого выбора у меня не было.

Скажу прямо, это был далеко не адский жар. Не тот адский жар, который я был бы вправе ожидать. Меня словно горячим чаем облили, причем, не кипятком, а уже минут десять на столе простоявшим.

Я не дал этой досадной мелочи себя остановить, сделал еще два быстрых шага и одним ударом снес его рогатую голову с широких демонических плеч.

Чертов колдун привычно рассыпался в прах, и тут часть стены осыпалась грудой щебня, и в зал вышел новый противник.

Ростом метра под два, плюс еще метр рогов, почти голый, в одной только набедренной повязке, и все его тело бугрилось мышцами. В каждой руке он держал по мечу.

— Наконец-то достойный враг! — взревел он. — Лорд Идразель приветствует тебя, смертный!

Что-то мне подсказывало, что пытаться вступить с ним в диалог бессмысленно, но я все равно попробовал.

— А нам обязательно драться?

— Умри же страшной смертью! — возопил он и набросился на меня, вращая своими мечами, как пропеллерами.

Со скоростью у лорда Идразеля все было в порядке, как и с силой. Я прикрылся щитом, и ему потребовалось всего четыре удара, чтобы изрубить его в щепки. После чего мне пришлось скрестить с ним клинки.

Он был гораздо более искусным фехтовальщиком чем я, это стало понятно почти сразу. Мы обменялись парой ударов, а потом — и я даже толком не успел понять, как он это сделал — он выбил меч из моей руки.

— Недостаточно хорош! — заявил он.

Я сделал шаг назад, но это не помогло. В следующий миг он вонзил оба своих клинка мне в грудь, и перед моими глазами возникла кровавая пелена.

Последним, что я слышал, был его демонический смех.

* * *

Я обнаружил себя стоящим на том странном каменном пьедестале, покрытом светящимися рунами. Меч покоился в ножнах, в руке оказался целехонький щит, а на голове был шлем и оказалось, что он каким-то образом совершенно не мешает обзору.

Я сошел с пьедестала и повернул за угол, там, где в прошлый раз меня ждал первый демон. За углом никого не было.

Как и дальше по коридору.

Я беспрепятственно добрался до зала, в котором сражался с лордом Идразелем — а больше-то тут идти было и некуда, и он снова взревел при моем появлении.

Правда, на этот раз ему не было нужды выходить из стены, он ждал меня в центре зала.

— Наконец-то достойный враг! Лорд Идразель приветствует тебя, смертный!

— Привет, — сказал я.

— Умри же страшной смертью!

На этот раз я продержался секунд на десять дольше, а потом снова обнаружил себя в самом начале пути.

Так вот значит, какой это ад.

Довольно компактный.

Меня охватил злой азарт. Я — граф Одоевский, потомок великого княжеского рода, повелитель молний, поручик семьдесят первого гвардейского, и ни один козлорогий сатир не будет указывать мне, что я недостаточно хорош.

Мне потребовалось еще пять попыток, и я убедился, что несколько переоценил фехтовальные способности лорда Идразеля. Его преимущество было в том, что он сильнее и быстрее меня, но атаковал он все время по одним и тем же алгоритмам, а значит, был предсказуем.

Как говаривал папенька, если ты предсказуем — ты мертв, и лорд Идразель убедился в справедливости этого высказывания на собственной шкуре. Как только он бросился на меня, я швырнул в него щитом. Вместо того, чтобы просто уклониться, он встретил его обоими своими клинками, что позволило мне сократить дистанцию. И когда он уже собрался по привычке нарубить из меня котлет, я воткнул длинный кинжал ему в грудь.

Он возопил, а меня обдало почти безобидным пламенем из его раны. Он не утратил ни силы, ни скорости, но я легко предугадывал, куда он двинет, а потому мне не составило труда обойти его сбоку и всадить меч ему в левую сторону груди.

Впрочем, за это я поплатился пропущенным ударом в плечо, и руку обожгла боль, но все равно какая-то придуманная, словно в меня тонкую иголку воткнули, а не полметра стали.

Но мне уже ничего не могло помешать. Он был мой.

Я позволил ему сделать еще три выпада, а после этого он открылся, и я нанес финальный удар ему в шею, наполовину отрубив голову. Но лорд Идразель, скотина этакая, все равно не признал мои навыки достаточно хорошими или хотя бы приемлемыми, и рассыпался в прах молча. Впрочем, в отличие от всех остальных, он оставил мне трофей — один из своих рогов.

Я лениво пнул его ногой, и рог отлетел к стене.

Сел на пол, не снимая шлема. Спортивная злость испарилась, враг был повержен, ну а дальше-то что? Выход из зала был только один — через сотворенный лордом Идразелем пролом, и я сомневался, что увижу с той его стороны что-то принципиально новое. Может быть, там будут другие виды демонов с другими видами оружия и другими стилями боя, но, в сущности…

Не сомневаюсь, что бесконечная война понравилась бы каким-нибудь потомкам викингов, но мне все это было не близко, и я рассчитывал на какое-то другое посмертие.

Но мне не дали возможности выбрать свой собственный ад. Как говаривал папенька, иногда нам остается только играть с теми картами, что уже есть на руках, и надеяться на лучшее.

Я встал на ноги, и тут вдруг раздался женский голос.

— Вы использовали все доступное вам время подключения. Для увеличения лимита игрового времени обратитесь к своему работодателю или в ближайшее отделение фонда социальной активности. Принудительное отключение будет произведено через десять… девять…

По мере обратного отсчета ад вокруг меня начал тускнеть и выцветать, становясь черно-белым. А когда механический женский голос досчитал до конца, наступила темнота.

Я снова очнулся, и, по ощущениям, произошло это тоже в довольно экзотическом месте.

В гробу.

Глава 6

Но я не впал в отчаяние.

Отчаяние — это прерогатива живых, а я-то уже был мертв. И даже если все, что сейчас происходит со мной, является подзатянувшейся агонией моего умирающего мозга, это все равно лучшее, на что я мог рассчитывать после попадания в германский плен.

Когда я обнаружил себя в тесном замкнутом пространстве, моей первой импульсивной реакцией была попытка задержать дыхание. Никто не поет гимнов кислороду, а вот попробуй-ка обойтись без него…

Но я сразу же осознал, что это ошибка. Для экономии воздуха дышать следовало равномерно и неглубоко. Не то, чтобы в императорской военной академии нам читали курсы относительно наших действий в случае, если нас похоронят заживо, но что-то такое в мозгу все равно отложилось.

Наверное, из приключенческой литературы, коей я увлекался в довольно нежном возрасте. До тех пор, пока меня не начал интересовать противоположный пол.

Я сделал аккуратный вдох и понял, что в экономии нет необходимости. Воздух не был затхлым и спертым, напротив, он был чистым, свежим и прохладным, и я даже чувствовал легкий ветерок, омывающий мое лицо. С каких это пор в нашем мире стали производить вентилируемые гробы?

И на какой, интересно, случай?

Я прислушался к своим ощущениям. У меня ничего не болело, ни простреленное колено, ни тело, по которому оттопталась добрая половина германской армии, ни голова, которой сейчас вообще положено быть разнесенной на куски и лежать на полу живописными фрагментами.

Источник силы пропал, но я решил, что буду относиться к этому философски. В конце концов, я должен был потерять куда большее. Я должен был потерять все.

Но что-то осталось, и мне предстояло выяснить, почему. А уже потом, разобравшись с обстоятельствами, можно будет озаботиться решением другим вопросов.

Я попытался подвигать руками и ногами, и у меня получилось. Тело по-прежнему полностью контролировалось моим мозгом, и значит, я не чувствую боли не потому, что меня парализовало. Движения, правда, получились какими-то слишком уж медленными и плавными из-за сопротивления среды, словно я плавал в какой-то густой жидкости, вроде несколько дней простоявшего в банке киселя.

Определившись с этим, я поступил так, как, наверное, на моем месте поступил бы каждый нормальный человек. Поднял обе руки, уперся ладонями в крышку гроба и сильно на нее надавил.

Ни на что, впрочем, особо не рассчитывая. Там же сверху должно быть несколько метров земли, или штабель других гробов, или еще что-нибудь, такое же тяжелое и неприятное.

Но крышка обманула все мои ожидания и какого-то дьявола сразу поддалась. Более того, после моего первого нажима она сама откинулась на сторону, и в глаза мне ударил свет.

Нет, не может такого быть.

Неужели я настолько плохо проявил себя в аду, что меня решили выкинуть из преисподней и отправить в райские кущи? Лорд Идразель, мы с тобой так не договаривались! Почему против меня не выставили кого-нибудь посерьезнее? Кого-нибудь из старших демонов? Может быть, если бы я отшиб рога Вельзевулу, меня бы не только в праведники, но и сразу в ангелы бы записали. Выдав соответствующее снаряжение в виде белоснежных крыльев и пылающего меча.

Ух, я бы тогда развернулся…

Впрочем, этот ад сразу показался мне каким-то надуманным, а теперь выяснилось, что и гроб ненастоящий.

Я выдрал свое тело из вязкого киселя и сел, перебросив ноги через стенку гроба. Зрение постепенно восстановилось после яркой вспышки, и я подумал, что обстановка не очень-то напоминает райские кущи. А девушка в прозрачном неглиже, поверх которого был накинут белоснежный передник горничной, совсем не похожа на апостола Петра.

Девушка сидела на стуле, составив вместе точеные ножкив туфлях на высоких каблуках, и наблюдала за мной с выражением лица моего папеньки перед тем, как он собирается кого-нибудь убить. То есть, совершенно безэмоциональным.

Словно перед ней каждый день какие-то незнакомцы из гробов выпрыгивают.

Впрочем, снаружи эта штуковина уже не была похожа на гроб. Она больше походила на футляр для гигантской сигары, а вязкая субстанция оказалась совсем даже не киселем, а какой-то разновидностью медицинского геля, которая была настолько любезна, что не стала задерживаться на моем обнаженном теле, и полностью осталась внутри.

Хм…

А ведь и правда, я был абсолютно гол, на мне даже трусов не наблюдалось. Впрочем, какая-то одежда грудой валялась на довольно комфортном на вид кресле, стоявшем паре шагов от гроба, так что я, прикрыв свое достоинство ладошкой (понимаю, одной ладошки на это не хватит, но что есть, то есть, я хотя бы попытался) я сделал эти два шага и натянул на себя бесформенные серые штаны и яркую футболку с непонятной мне надписью «лососни тунца».

Буквы, вроде бы, русские, слова, вроде бы, знакомые, а смысл этого высказывания все равно от меня ускользал.

Еще в комнате был диван, письменный стол, на котором стояла странного вида портативная пишущая машинка, большое черное зеркало в половину стены, и шкаф, из приоткрытой дверцы которого вываливались какие-то провода. Окна не было, зато была дверь, рядом с которой и стоял стул со странной девушкой.

С ней явно что-то было не так. Я мог бы даже предположить, что она спит или без сознания, но глаза ее были открыты, и она следила за моими перемещениями по комнате, не поворачивая головы.

И при этом никак моего присутствия не комментировала.

Может, болеет чем-то? Поэтому и одевается так провокационно?

Я решил, что вопрос с девушкой надо прояснить в первую очередь. Как говорил наш инструктор по стрелковой подготовке, важнее женщины в жизни любого мужчины может быть только его винтовка.

И поскольку винтовки у меня под рукой не было, расставить приоритеты оказалось несложно.

Я помахал девушке рукой.

— С тобой все нормально? — обычно я не обращаюсь к представительницам противоположного пола на «ты», но сейчас, учитывая обстоятельства, мне было не до расшаркиваний.

— Конечно, нет, — сказала она капризным голосом и тут же скорчила на своем ангельском личике гримаску неудовольствия. — Мне скучно. Ты снова занялся своими игрушками и совершенно про меня забыл, Иван. Фу таким быть!

Что ж, за несколько секунд она выдала столько информации, что у меня чуть не взорвался мозг.

Эта девушка считала, что она меня знает.

Эта девушка считала, что у меня есть перед ней какие-то обязательства.

Эта девушка считала, что я занимался какими-то игрушками. Развлекался, лежа в гробу, в то время как она терпеливо сидела рядом и ждала от меня… как минимум, внимания.

И еще эта девушка почему-то считала, что меня зовут Иван.

Первым делом я бросил взгляд на безымянный палец своей правой руки, и поднявшийся было в душе ужас немного отступил. Кольца не было.

Но сразу же за этим нахлынула новая волна.

Рука была не моя.

Да и голос, которым я задавал девушке вопрос, если уж на то пошло, тоже был не мой, просто мне потребовалось какое-то время, чтобы это осознать.

Я тупо посмотрел на другую руку. Ну да, тоже не моя. Пальцы чуть длиннее и чуть толще, чем я помню, ногти немного другой формы и плохо обстрижены, хотя я следил за их состоянием даже в окопах, а в мирной жизни постоянно посещал маникюрный салон. И шрама на тыльной стороне ладони, который я заработал в далеком детстве, пытаясь прокрутить в руке дедову саблю, тоже не было.

Зеркало.

Мне срочно было нужно зеркало, и я шагнул к шкафу, и открыл его, и тут меня поджидало очередное разочарование. Шкаф был забит очередной порцией странно выглядящих предметов неизвестного мне назначения, но зеркала среди них не было.

Но туалет-то тут должен быть. Ванная комната… Я ощупал лицо, провел рукой по подбородку. Гладко выбрит.

Как-то же он… я… в общем, кто-то же должен постоянно брить этот подбородок, нет?

Я направился к двери.

— И куда это ты собрался? —стервозным голоском поинтересовалась девушка, вставая во весь свой небольшой рост. Даже на каблуках она была мне где-то под подбородок.

Под идеально выбритый подбородок.

— Мне нужно выйти, — сказал я.

— Нам нужно поговорить, и тебе не уйти от этого разговора! — заявила она, выделив ударением слово «нам». — Или ты возомнил, что снова сможешь игнорировать меня все выходные?

— Мы непременно поговорим, — пообещал я. — А пока мне нужно немного освежиться. Но я тотчас-же вернусь.

— Я буду здесь, — пообещала она, усаживаясь обратно на стул. И это звучало, как угроза.

Я повернул ручку и толкнул дверь, но она не подалась. Я потянул дверь, но примерно с тем же результатом. Девушка никак мои действия не прокомментировала, и я нашел это довольно странным.

Впрочем, странностей тут и так хватало.

Я подергал дверь, и она уехала в сторону, открывая мне проход в… шкаф.

Передо мной висела одежда, и вся она была мужской. Куртки, брюки, рубашки, синий рабочий комбинезон… Интересно, а эта девица где всю свою одежду хранит? И где вообще выход из этой комнаты?

Или это все-таки ад, и выхода нет, и мне до скончания веков нужно будет выслушивать ее претензии? Я поймал себя на мысли, что начинаю скучать по подземелью с демонами и лорду Идразелю. Там, по крайней мере, все было гораздо понятнее.

Одежды было немного, из трех десятков вешалок занята была едва ли половина. И в задней стенке шкафа присутствовала вертикальная щель, через которую пробивался тусклый свет. Я продрался через одежду, толкнул стенку и… дверцы шкафа распахнулись, открывая мне путь… наружу? В общем, куда-то.

Самая унылая Нарния из всех, что мне доводилось видеть.

Если обстановка по ту сторону шкафа говорила не о роскоши, но о каком-то подобии комфорта, здесь, по эту сторону, все было по-спартански. Простой стол, два стула, кровать с железной сеткой, я думал, такие уже даже в тюрьмах не ставят. На стене висел радиоприемник, ведущие к нему провода были оборваны.

Зеркала не обнаружилось, но, помимо шкафа, из этой комнаты было еще несколько выходов. Один привел меня на кухню, столь же бедно меблированную, с примитивной газовой плитой на две конфорки. Холодильник неизвестной мне марки «ЗИЛ» натужно гудел. Внутри обнаружилась коробка с остатками какого-то пирога, две бутылки минеральной воды и запаянный железный цилиндр, на котором было написано «пиво».

Я скрутил крышку с бутылки воды, сделал глоток. Холодная, чуть горьковатая, напоминает «боржоми», но на этикетке написано другое.

Следом я нашел и ванную комнату, и там, над уныло торчащим из стены умывальником наконец-то обнаружился искомый объект. Вдохнув поглубже, я посмотрел на свое отражение, и… совершенно уже предсказуемым образом оно оказалось не моим.

Где тонкие аристократические черты лица, волевой подбородок и нос с легкой горбинкой? Где пронзительный взгляд серых глаз? Где легкая ухмылка, от которой незнакомые барышни млели, а знакомые — сходили с ума? Где черные, как смоль, волосы? Где мускулистое и поджарое тело бойца?

Впрочем, к телу вопросов было меньше всего. Оно было плотнее, чем раньше, но довольно мускулистое, и если лишний жир где и присутствовал, его было не слишком много, и его наличие можно было пережить.

Вот лицо — это да. Обычное, ничем не примечательное лицо, каких в толпе сотни, а то и тысячи. Коричневые волосы, короткая стрижка, как будто ее обладатель только что тифом переболел или недавно с каторги вернулся. Это явно было не лицо поручика Георгия Одоевского.

Из отражения на меня смотрел какой-то голубоглазый Иван.

Но, как говорила моя маменька, если тебе достались кислые яблоки, просто испеки из них шарлотку. То бишь, в любом положении должны быть и свои плюсы, и я попытался их найти.

Самый очевидный — я все еще был жив, голова присутствовала на положенном ей месте, колено сгибалось и выдерживало вес тела, и ничего не напоминало мне о том неудачном бое, в результате которого я угодил в германский плен и чуть не погиб… Хотя, насчет этого «чуть» меня мучали определенные сомнения.

Выжить в той ситуации я никак не мог. Даже если бы мне удалось одолеть всех, кто был тогда в блиндаже, через пару мгновений туда ворвалась бы пара солдат с винтовками и превратила бы меня в решето. Или, чтобы не рисковать своими людьми зазря, они бы могли просто гранату внутрь закинуть.

Значит, там я погиб. Геройски и без вариантов.

А здесь я… возродился? Но даже если принять на веру теорию индусов о вечном колесе перерождения, но это явно должно было происходить не так. Я должен был бы прийти в этот мир в теле новорожденного младенца, начать все с чистого листа, и меня совершенно не должны были отягощать воспоминания о моей прошлой жизни.

И моей геройской смерти.

Подробности которой слишком уж отчетливо стояли перед глазами. Да и, положа руку на сердце, нужно признать, что карма моя недостаточно чиста, чтобы я снова переродился человеком. Если верить индусам, то для выправления этого положения вселенские законы должны были поместить меня в тело какой-нибудь обезьяны, или хотя бы хорька.

Но если это не Сансара, то что это?

Я открыл кран, из него потекла холодная, чуть ржавая вода. Немного подождав, я набрал уже более-менее чистую воду в горсть, умыл лицо.

Не помогло, лицо было по-прежнему чужим. Я ущипнул себя, больше для проформы. Боль присутствовала, пробуждения не произошло.

Нет, это не сон. Видимо, это такая новая реальность. Довольно странная реальность, но что поделать?

Всяко лучше, чем быть мертвым.

Ну что же, граф, сказал я себе. Вам нужен план. Для начала было бы неплохо определить, куда вы попали. А потом уже можно подумать, как, зачем и кто несет за это персональную ответственность.

Я покинул ванную и подошел к единственному в комнате окну. За окном была улица, только была она слишком уж далеко. Сложилось такое впечатление, что я смотрю на мир с высоты полета воздушного шара. Люди, снующие по тротуарам, были не больше муравьев, а передвигающиеся по дороге машины напоминали разноцветных жуков.

Зато рядом, буквально в сотне метров, обнаружился дом-исполин. Простой прямоугольной формы, без всяческих архитектурных излишеств, он возвышался над землей так, что, казалось, готов пронзить облака. Я попытался посчитать этажи и сбился где-то в районе тридцать шестого. И сам я, судя по всему, находился где-то на уровне двадцать пятого.

Да, поручик, это явно не Петербург.

Но люди здесь говорят по-русски. Девушка, по крайней мере, говорила. Я попытался вспомнить, где в империи можно найти город с такими высотными зданиями, но так и не смог. Даже в шумной и суетливой Москве существовал запрет на строительство домов свыше девяти этажей, да и то жили в них только безумцы. И, разумеется, те, кто не смог позволить себе что-то получше.

Вопросов накапливалось все больше и больше.

Кто я?

Где я?

Зачем все это?

Как это вообще могло произойти?

Внутри-то я все еще был Георгием Одоевским, потомком князей Одоевских, поручиком семьдесят первого гвардейского императорского полка, вторая специальная рота, разве что мои молнии меня оставили. Но окружающие, судя по реакции той странной девушки, что ждет меня по ту сторону шкафа, будут видеть во мне какого-то Ивана, и только дьявол может знать, что случится, если я не буду соответствовать их ожиданиям.

Что меня может ждать? Психиатрическая лечебница, палата для умалишенных? Презрение и осмеяние всех вокруг? И куда делся этот чертов Иван, если я занял его место? Или мы просто поменялись с ним местами, и это он сейчас лежит с простреленной головой на полу германского блиндажа?

Что ж, мне жаль. Я не хотел этого и никак не мог на это повлиять.

Я вздохнул. За окном был теплый летний день, но я чувствовал, что еще не готов выйти на улицу. Тем более, что часть ответов на интересующие меня вопросы можно было получить и внутри квартиры.

Как говорит мой папенька, иногда у нас остается только один единственный способ со всем разобраться, поэтому я допил минеральную воду и смело шагнул в шкаф.

Глава 7

Странная девушка пересела со стула на диван и ждала меня, закинув ногу за ногу. Ждала терпеливо и молча, и даже не набросилась на меня с упреками за долгое отсутствие, когда я вошел, что несколько не вязалось с ее недавним поведением.

Я же все это время пытался понять, кем она может приходиться Ивану. Чрезмерно фривольный наряд намекал, что она куда ближе ему, чем просто домработница, но… Если здесь, в комнате с креслами, коврами и диванами она смотрелась еще более-менее, в другую часть апартаментов она не вписывалась совершенно. Представить, как она в таком виде пользуется холодильником на обшарпанной кухне, или со скрипом пытается устроиться на железной кровати, у меня не получалось.

Почему здесь вообще такая странная обстановка? Почему тайная комната за шкафом так отличается от того, что снаружи? В чем смысл этой маскировки, которая могла бы обмануть только самых непритязательных грабителей? Ладно, я еще мог допустить, что Иван был стеснен в средствах и смог оборудовать по своему вкусу только одну комнату, но на кой черт ему понадобилось прятать ее в шкафу?

За всем этим наверняка скрывалась какая-то интересная история, и было немного жаль, что сам Иван уже не сможет мне ее рассказать. Конечно, картину можно составить и по разговорам со сторонними лицами, но вряд ли она будет полной и сможет в достаточной мере раскрыть его мотивы.

Странная девушка продолжала молчать и только сверлила меня взглядом. Я посмотрел на нее в ответ.

Она была слишком хороша. Не слишком хороша для Ивана, это даже не обсуждалось, но она была слишком хороша в принципе.

Начнем с того, что у нее была идеальная кожа. Гладкая и нежная на вид, и в ней не было ни одного изъяна. Ни единого шрама, ни единого прыщика, и даже родинок на обозримом и не скрытом одеждой (да и сколько там было той одежды?) пространстве я обнаружить не смог.

А ведь поручик Одоевский славился своей наблюдательностью, особенно в такого рода вещах.

Опять же, ее одежда и поведение намекали на интимную связь между ней и Иваном. Но что в нем может быть интересного, чтобы привлечь такую девушку? И не просто привлечь, но и сделать так, чтобы она согласилась с ним жить? Ведь, судя по разговору, именно так все и было.

И почему она молчит? Может быть, она все-таки не здорова?

Или почуяла что-то неладное? Неужели я уже успел выдать себя за те несколько минут, что мы провели с ней наедине?

Молчание уже начало становится неловким, так что я виновато потупился и сказал:

— Видишь, я вернулся, как и обещал. Извини.

— Вижу, что вернулся, — сказала она. — И удивительно, что еще не засел за свой комп. Но мне все равно скучно, Иван. Давай уже займемся чем-нибудь вместе.

— Отличная идея, — сказал я. — Как ты относишься к ролевым играм?

Судя по ее одежде, она должна была отлично к ним относиться. Размер квартиры и ее состояние не позволяли даже думать в сторону того, что здесь могла быть настоящая прислуга. Разве что она работала здесь добровольно и бесплатно, что опять же возвращало нас к теме ролевых игр.

Девушка с негодованием посмотрела на гроб, из которого я недавно вылез.

— Опять? — спросила она. — В эту ролевую игру ты играешь без меня. Но не понимаю, на что ты сейчас рассчитываешь, Ванюша. Я же вижу, что у тебя закончился резерв подключений, так что остаток выходных тебе придется провести со мной.

Игра?

Ладно, мой разум уже смирился с вероятностью, что там, за окном, уже не Российская Империя. По крайней мере, не та Российская Империя, которую я знал, в которой я родился и рос, и на защите интересов которой я сложил свою голову. Я был знаком с теорией о параллельных мирах, которые как могут быть похожи на нашу Землю, так и иметь какие-то принципиальные отличия.

Официальная наука, конечно, эту теорию никак не подтверждала, но и официально опровергать не бралась. Дескать, это что-то такое не очень серьезное, мы никак не можем доказать ни существование других пространств, ни их полное отсутствие, поэтому давайте просто будем делать вид, что никакой теории и нет.

И я, в общем-то, к этому моменту уже был морально готов к новости, что после смерти оказался в каком-то другом мире, пусть с механизмом этого процесса мне еще предстояло разобраться.

Я готов был принять, что технологии в наших мирах отличаются, и местные жители придумали эти вот гробы для того, чтобы… Для симуляции других пространств, для отработки боевых навыков в безопасной, но приближенной к боевой обстановке, но к правде, или, по крайней мере, к той ее версии, что высказала странная девушка, я оказался не готов.

Игра? То, что я принял за ад, было просто игрой? Чем же этот Иван занимается в реальной жизни, если он отдыхает вот так?

С другой стороны, многие несуразицы подземелья с демонами стали понятнее. Нарисованная броня, практически полное отсутствие боли… Кто же захочет играть в игру, где боль от ожогов или ударов мечом не будет отличаться от настоящей? Конечно, любители экстремальных видов отдыха найдутся всегда и в любом мире, но ведь создатели игры наверняка должны рассчитывать на прибыль, а прибыль там, где массовый спрос.

На одних экстремалах много не заработаешь.

И я уже даже примерно понимал, как это могло быть сделано. У нас тоже были вычислительные машины, правда, ни одну из них нельзя было бы поместить в этой квартире, слишком уж они были большие, а возможности у них пока были куда более скромные. Но картинки они рисовать уже умели, а принцип здесь тот же.

Похоже, этот мир несколько опережал нас в ходе научно-технического прогресса. Видимо, местные великие кланы относились к развитию технологий и возможностям, которые они могли подарить, более терпимо.

— Ну и чего ты молчишь? — спросила странная девушка. — От расстройства, что не сможешь бегать по своим подземельям до следующей недели, дар речи потерял?

— Я задумался, — и правда,. пауза получилась уж слишком неприличной.

— Задумался он! И о чем же ты задумался?

— Я хотел предложить тебе другую ролевую игру, — сказал я. — Без этой штуки.

— Звучит любопытненько, — сказала она. — Продолжай.

— Давай представим, как будто я потерял память, — сказал я. — И ничего не знаю ни о тебе, ни о себе, ни о нашем мире.

— Мне нужно будет надеть костюм медсестры? — деловито спросила она.

— Нет-нет, — торопливо сказал я. На нее было приятно смотреть и в таком виде. — Это совершенно необязательно.

— Ладно, не стану, — сказала она. — И что же мы будем делать дальше?

— Я буду задавать тебе вопросы, а ты будешь на них отвечать, — сказал я.

— Фи, — сказала она. — Звучит довольно скучно.

Согласен, это была слабая попытка, и, наверное, она выглядела, как жест отчаяния с моей стороны, но мне срочно требовалась информация о том месте, куда я попал, а она была единственным живым человеком, с которым я уже вступил в контакт. А выходить на улицу и искать других людей я пока был не готов.

К тому же, у меня была слабая надежда, что эта странная игра не покажется странной девушке чем-то из ряда вон выходящим. Вроде того, что странность на странность… Нет, абсурд.

Нормальности в итоге все равно получиться не может.

— Давай попробуем и посмотрим, куда это нас приведет, — предложил я. В конце концов, она просто выказала неудовольствие, но отказа я от нее пока не услышал.

— Ладно, — вздохнула она. — Начинай, а я подхвачу. Может быть, в процессе мне удастся понять правила, но пока затея кажется мне дурацкой и совсем не веселой.

— Кто я?

— Ты — Иван Демидов, — сказала она.

— Сколько мне лет?

— Двадцать три, — надо же, после смерти я еще и скинул пять с лишним лет.

Хотите помолодеть? Могу предложить вам один довольно странный способ…

— Как называется этот город?

— Москва.

— А страна?

— Великий Китай.

— Э… — сказал я. — А поточнее?

— Великий Китай. Москва является столицей провинции Ы-лоу-Сы, управляется лордом-губернатором Вэйдуном Гуанмином, младшим князем из династии Цин, да благословят старшие боги его путь…

— Стоп, — сказал я. — И давно Россия является китайской провинцией?

— Сорок три года, — сказала она. — Великий Китай объявил эти территории своими по итогам Первой Фазы Великой Освободительной Войны.

— Э… — мне требовалась пауза, дьявол меня раздери.

Мне требовалось время, чтобы уложить эту информацию в своей голове. Много времени.

Возможно, мне придется потратить на это целую вечность.

В этой реальности Россия воевала с Китаем… и проиграла. И теперь является всего лишь провинцией великой империи, и…

— А ты надо мной точно не издеваешься? — спросил я.

Она состроила умильную рожицу и принялась хлопать ресничками.

— Как ты мог такое подумать, Ванюша? Разве мои глаза могут лгать?

Вообще-то, могут. Лгут не глаза, лгут люди, глаза тут совершенно ни при чем.

Но какой ей смысл меня обманывать, если мы просто играем, и все это не всерьез? В моем мире китайцы попытались однажды рыпнуться в сторону Дальнего Востока, но быстро получили по зубам и откатились к прежним границам, и было это больше сотни лет назад. С тех пор отношения у наших стран вполне дипломатические, местами даже дружеские, особенно когда надо европейцев экономически поприжать.

Но это у нас.

А тут, судя по всему, другая геополитическая картина сложилась.

— Тебя как зовут-то, красавица?

— Кристина, — сказала она и задорно вздернула носик. — А я и правда красавица?

— Конечно, — сказал я. — Разве я тебе раньше такого не говорил?

— Никогда. Фу таким быть!

— Фу, — согласился я. — А не подскажешь ли, Кристина, где можно почитать про эти великие исторические свершения?

— Может быть, в интернете?

— А это где?

Она наигранно тяжело вздохнула и указала рукой на предмет, который я сначала принял за портативную пишущую машинку.

— Мне наскучила эта игра, — капризно заявила Кристина. — С тобой в последнее время вообще невесело, Иван. Фу таким быть и надо работать над собой.

Какие же у них… у нас все-таки отношения? Но спрашивать об этом в лоб было бы невежливо, и могло бы вызвать у нее какие-то подозрения. А если наша дурацкая игра их уже вызвала, то усугубить.

Я подошел к столу, потыкал пальцем в клавиши, и ничего не произошло.

— Как этот интернет включается? — спросил я.

Она вздохнула и демонстративно отвернулась в другую сторону.

— Нет, на самом деле, — сказал я.

— Кнопка в правом верхнем углу. И я с тобой больше не играю.

Я нажал кнопку в верхнем правом углу и над портативной пишущей машинкой зажегся экран. На картинке был изображен какой-то футуристический и явно неземной пейзаж — ночное небо, звезды и три полных луны белого, желтого и кроваво-красного цвета. А еще там были маленькие значки, и под каждым красовалась ничего не говорящая мне надпись, набранная мелким шрифтом.

Если Кристина откажется помогать, на то, чтобы разобраться с этим устройством и выжать из него хоть какую-то информацию, уйдут часы. А Кристина уже явно не в настроении…

Если я хоть что-то понимаю в женщинах, то мы на пороге грандиозного скандала.

На одном из значков был нарисован земной шар, и очертания континентов на нем совпадали с теми, что остались в моей памяти со времен уроков географии. За неимением лучших вариантов, я ткнул в значок указательным пальцем, и картинка развернулась на весь экран, а потом исчезла, явив передо мной белый фон и единственную строку для ввода текста.

Я сел за стол, вознес руки над клавиатурой, написал в поле запроса: «Российская Империя» и ткнул пальцем в кнопку «искать».

Что? Что значит «прекратила свое существование в 1917 году?». Какая еще революция? И при чем тут вообще Китай, династия Цин и лорд-губернатор?

Стоп, поручик, сказал я себе. А какой сейчас год?

Выяснить это оказалось несложно, в левом верхнем углу обнаружился значок с сегодняшней датой. Я щелкнул по нему пальцем и передо мной открылся календарь.

Сорок третий год Новой Эры? Без первых двух цифр, где отмечены тысячелетия и века? Похоже, что местный календарь ведет свой отсчет от начала великой войны или какого-то события, которое ей предшествовало. А какой это год, если на наше летоисчисление переложить? Мы в нашем мире считали от Рождества Христова, но что, если в этом мире вообще Иисуса вообще не было?

Я вернулся к поисковой системе и уже был готов ввести в строку новый запрос, как вдруг в левом верхнем углу экрана тревожно замигал красный огонек. Я ткнул по нему пальцем, и на экране появилось изображение лестничной клетки, и трое молодых людей стояли перед какой-то дверью… Перед моей дверью, сообразил я.

Это какая-то система сигнализации. И эти трое…

Мою мысль прервала трель дверного звонка.

Кто эти люди? Сколько времени они готовы там простоять? Как скоро они уйдут, если я буду игнорировать их присутствие?

— И что же мне предпринять? — спросил я вслух.

— Может быть, уже откроешь своим друзьям? — поинтересовалась Кристина. — Они ведь просто так не уйдут.

Ладно, подумал я. Пусть они уйдут не просто так.

Допустим, я открою им дверь и скажусь больным, и спроважу их по-быстрому. Судя по состоянию той части квартиры, Иван явно не принимал в ней гостей, а идти сейчас с ними я не собирался. Независимо от того, куда бы они хотели меня пригласить.

Дверной звонок продолжал трезвонить. Я вылез из шкафа, прикрыл за собой фальшь-панель, прошел в прихожую и отомкнул замок. Троица словно только этого и ждала. Едва услышав щелчок, один из них рванул дверь на себя, а другой уже в следующий миг влетел в мою прихожую и ударил меня ногой в живот.

В свою защиту могу только сказать, что я был рассеян, я был задумчив, я не ожидал нападения и утратил бдительность.

Удар был достаточно сильный. В легких внезапно закончился воздух, я отлетел назад и упал на спину, а этот чертов молодчик подскочил ко мне и пнул по ребрам. Бок прострелила боль.

Eсли у меня будет трещина в ребре, я его убью, подумал я. Если бы дело происходило в моем мире, эти трое уже были бы мертвы. Впрочем, если бы дело происходило в моем мире, они бы и через клановую службу безопасности не прорвались…

Двое подошли ко мне, помогли подняться, а потом заломили руки за спину. События развивались стремительно и по какому-то не очень приятному для меня сценарию, но я не был готов действовать.

Сначала мне нужно было узнать, с кем я имею дело.

Третий, тот, который не хватал дверь и не пинал меня в живот, очевидно, их предводитель, аккуратно переступил через порог и подошел ко мне.

— Где бабки, Демид? — поинтересовался он. — Где мои бабки, бабосики, бабулечки? Где лавандос? Где мои любимые желтенькие бумажки? Где, сука, деньги, которые ты мне должен?

— Вынужден разочаровать вас, милостивый государь, — сказал я. — Не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите.

— Вот, значит, как, Демид? Это не тот ответ, который я рассчитывал услышать от давнего партнера. Я думал, ты скажешь, что тебе просто нужно немножко больше времени. Денек-другой, да? И я бы даже его тебе дал, Демид. Конечно, мальчики бы все равно отпинали тебя для проформы, но мы оба знаем, что отсрочка этого стоила бы. Но ты решил разрулить ситуацию по-другому, да? Отморозиться от меня решил?

— Э… — сказал я. Это, наверное, какой-то жаргон, и Иван им наверняка владел, но мне требовалось время на то, чтобы просто понять, о чем он говорит.

— «Э», — передразнил меня предводитель. — Вы слышите, мальчики, это все, что Демид может мне сказать. Э. Демид, ты меня разочаровываешь. Ты деньги брал?

Иван наверняка брал, но признаваться в том, что я — не Иван, показалось мне не самой лучшей идеей. Начнем с того, что они бы моей истории просто не поверили.

— Мне нужна отсрочка, — сказал я. — День-другой…

За это время я хотя бы разберусь в происходящем. По крайней мере, попробую. Может быть, и деньги эти чертовы где-то лежат, уже готовые к отдаче, просто я об этом не знаю.

— Вот это уже разговор, — осклабился предводитель. — Вот теперь я уже узнаю старого доброго Демида. Но ты встретил нас неласково, и поэтому цена отсрочки для тебя только что выросла.

Глава 8

Может быть, это и есть кармическое воздаяние, подумал я. Расплата за то, что большая часть моей жизни была слишком уж легкой, за то, что я двигался по своему пути непринужденно, почти не встречая препятствий. И даже смерть моя была простой и понятной, вполне достойная смерть для потомка княжеского рода. Пусть и произошла она не во время боя, но я все же успел забрать с собой несколько человек.

А теперь чужая жизнь, чужая женщина, чужие проблемы, чужие долги. Бросить бы это все и уехать к тетке в Саратов, только вот даже если в этом мире есть Саратов, наше фамильное имение там вряд ли отыщется.

Рассказывать этим головорезам, что я уже больше не Иван, вряд ли имело смысл. Я почему-то не думал, что они способны с пониманием отнестись к этой мысли.

А значит…

— Пойдем, Демид, — сказал предводитель головорезов. — Покатаемся немного по району, заодно и условия отсрочки обговорим.

Почему бы и нет, подумал я.

Добрую треть того времени, что я провел в императорской военной академии, меня учили убивать людей разными способами, с использованием силы и без. И будь я в своем теле, с этими тремя я должен был бы справиться достаточно легко.

Но тело было чужим. Вроде бы, довольно спортивным, мускулистым, но чужим. Без моих рефлексов, без моих наработанных годами тренировок движений. Дьявол его знает, как оно поведет себя, когда мне понадобятся все его ресурсы.

И потом, это демонов в преисподней можно крошить в фарш, не вникая в подробности, потому что кардинально хуже та ситуация стать уже все равно не сможет. С людьми, к сожалению, такой подход не срабатывает.

У людей есть связи, в стране наверняка есть законы, и даже новые хозяева территории вряд ли благосклонно отнесутся, если их подданные начнут убивать друг друга налево-направо.

Прежде, чем головорезы меня отпустили, их главарь задрал подол рубашки и продемонстрировал мне рукоятку засунутого за пояс штанов пистолета. Не самый комфортный способ носить оружие, я предпочел бы кобуру, но о вкусах не спорят. Особенно когда у твоего оппонента есть пистолет, а у тебя его нет.

— Это на всякий случай, — сказал предводитель. — Впрочем, я знаю, что ты будешь разумно себя вести.

— Конечно, — подтвердил я.

Кажется, мне удалось обойтись без трещины в ребре. Но теплых чувств к этой троице у меня все равно не прибавилось.

— Ты пойми, Демид, — сказал он. — В этом во всем нет ничего личного. Это чисто деловой подход. Ты взял у меня деньги, ты должен был вернуть их в срок. Если ты этого не сделал, наступают санкции. Они не могут не наступить, Демид, ты же это понимаешь? Мой бизнес строится на вере. Люди вроде тебя должны верить, что с ними произойдет что-нибудь очень плохое, если они не расплатятся со мной вовремя.

— Понимаю, — согласился я.

— Ну так не обессудь.

— Обувь-то хоть можно надеть?

— Конечно, — сказал предводитель. — Мы ж не звери какие-нибудь.

Справа от входной двери стоял обувной ящик. Я открыл дверцу, и на пол сразу же вывалились красные кеды, на вид довольно поношенные. Но я справедливо рассудил, что это лучше, чем ничего, обулся и вместе с мальчиками вышел в коридор. Дверь закрывать не стал, я ведь не прихватил с собой ключи. Но внутри осталась Кристина… и она поступила довольно мудро, не показываясь этим головорезам на глаза и не попав под раздачу.

Предводитель уже вызвал лифт. Кнопка светилась оранжевым огоньком, в шахте что-то скрежетало, но кабину на нашем этаже пришлось ждать минут пять, не меньше. А как местные жители справляются по утрам, когда им всем на работу нужно ехать? Или они посменно работают, чтобы снизить нагрузку на подъемные механизмы?

Да вряд ли.

— Вечно эта история, — пожаловался мне предводитель. — Не поверишь, Демид, у себя дома как-то раз полчаса лифта ждал. Уже хотел плюнуть на все и пешком пойти, но принципы, принципы…

— Видимо, торопиться было некуда, — сказал я.

— Кто понял жизнь, тот не спешит, — сказал он. — Конечно, это не работает в том случае, если ты занял у кого-то денег.

— Дай мне пару дней, — сказал я.

— Конечно, — рассеянно сказал он. — Сейчас обсудим.

Лифт наконец-то приехал и распахнул перед нами свои двери. Он был маленьким, и когда мы в него втиснулись, то стояли, касаясь друг друга плечами.

По пути вниз он дважды останавливался на семнадцатом и одиннадцатом этажах, и каждый раз нам приходилось ждать, пока он неторопливо откроется, предводитель, стоявший к дверям ближе всех, виновато разведет руками перед ожидающими людьми, а потом дверцы закрывались, и мы снова торжественно ползли вниз.

— Я бы на твоем месте уже давно в управляющую компанию написал, Демид, — посоветовал мне главный головорез. — Коммунальные платежи растут год от года, а сервис остается на том же уровне. Ты хоть раз писал жалобы в управляющую компанию, Демид?

— Нет.

— Почему?

— Да все как-то недосуг.

— Вот, — сказал он, поднимая указательный палец. — С твоего молчаливого попустительства и творится весь этот беспредел. Все терпят, но никто ничего не делает, а потом удивляются, что в жизни нет никаких перемен к лучшему. А откуда им взяться, этим переменам, если всем недосуг? А казалось бы, сядь ты спокойно, потрать пять минут своего времени, и глядишь, что-то где-то хотя бы шевелиться начнет… А если и не начнет, то твоя совесть будет чиста, потому что ты сделал все, что мог. Ладно, может быть, и не все. Но ты хотя бы попытался…

Лифт наконец-то дополз до первого этажа, мы вышли на улицу и направились к автомобилю.

В Петербурге у меня был «Руссо-Балт» пятьдесят девятого года выпуска, вершина научно-технической мысли, совершенный красавец из стали и стекла, и каждая линия его кузова была безупречна. Триста лошадиных сил под капотом, разгон до сотни меньше, чем за десять секунд, с эксклюзивным кожаным салоном и обвесом от Клемана. Я испытывал истинное наслаждение каждый раз, когда садился за его руль и поворачивал ключ в замке зажигания.

Так вот, с местными автомобилями это не имело ничего общего. Предводитель головорезов водил какую-то мыльницу на колесах. Ни формы, ни, судя по звуку двигателя, содержания.

Один из мальчиков сел на переднее пассажирское сиденье, второй устроился за предводителем, так что мне ничего не оставалось, как занять свободное место сзади справа. Сиденье оказалось неудобным, подлокотник находился на неудачной высоте, да и вообще эргономика оставляла желать лучшего.

Мне стало любопытно, кто несет ответственность за этот выкидыш автоиндустрии, и я подался вперед, чтобы рассмотреть эмблему на руле. Там были только два иероглифа, и мой китайский оказался недостаточно хорош, чтобы их расшифровать.

Тушеные бобы? Испражняющаяся собака? Вряд ли.

Наверняка они имели в виду что-то другое.

Предводитель двинул автомобиль с места, и я принялся смотреть в окно, чтобы запомнить обратную дорогу на тот случай, если наши пути разойдутся и мне придется выйти раньше.

— Проблема современного общества кроется в тотальном безразличии всех ко всему, — продолжал разглагольствовать предводитель. — Все слишком заняты зарабатыванием денег и очков социального рейтинга, и предпочитают игнорировать все остальное. Проблема с долгим ожиданием лифта — это только вершина айсберга. А что насчет вывоза мусора из жилых кварталов? Что насчет обустройства детских площадок? Качели сломаны, в песочнице полно окурков, но какое нам до этого дело, да, Демид? Детишки как-нибудь сами разберутся, на чем им покататься и во что им поиграть. А кто во всем этом виноват?

— Цинты, — сказал тот из его подручных, что ехал на переднем пассажирском. — При коммунистах все не так было.

— И мороженое двадцать копеек стоило, а не двадцать юаней, как сейчас, —поддакнул тот, что сидел рядом со мной.

— Чушь городите вы оба, — оборвал их предводитель. — Да, мы проиграли войну, но это не повод валить все проблемы на наших узкоглазых друзей. Не китайцы ломают качели на детской площадке и бросают бычки в песочницу. Не китайцы нассали в твоем подъезде, Борис, это сделал твой сосед, а ты, как обычно, промолчал и сделал вид, что этого не заметил. Не китайцы хамят нам на кассах супермаркетов, и неделями оставляют наши дома без воды и света, это делают наши местные раздолбаи, и зовут их василиями и петрами, а не минами и цинами.

Я с интересом вслушивался в их разговор. Он был очень познавательным, и мог дать мне ту информацию, которую я вряд ли найду в этом их интернете. По крайней мере, вот так, сходу.

Но, к сожалению, поездка наша оказалась крайне недолгой, и это не позволило предводителю развить тему. Автомобиль выкатился из района многоэтажных чудовищ и остановился рядом с каким-то пустырем, заросшим высокой, иногда доходившей мне до пояса, пожелтевшей на солнце травой.

— Прогуляемся, — сказал предводитель.

Мы вышли из машины, и он сразу же зашагал куда-то вдаль от дороги. Выражение лиц его головорезов было крайне недвусмысленным и не предполагало другой трактовки, так что я пошел за ним. А они, соответственно, последовали за мной и принялись дышать мне в спину.

— Удивительно, сколько в городе пустых, никому не нужных пространств, — сказал предводитель. — И вдвойне удивительнее, если вспомнить, какие у нас тут цены на жилье. Впрочем я думаю, что в ближайшие годы здесь построят новый микрорайон. Или, может быть, огромный торговый центр. Капитализм никогда не упустит возможность получить прибыль, а место довольно неплохое. А что ты думаешь по этому поводу, Демид?

Вообще, я все еще думал, что я — Георгий, а этот пустырь ничем не отличается от любого другого пустыря, но эти мои мысли не представляли никакой ценности, потому что я совершенно не разбирался в местных ценах на недвижимость. Да и в наших ценах на недвижимость, откровенно говоря, я в свое время разбирался тоже неважно.

Если верить папеньке, который оплачивал семейные счета, все квартиры, которые я когда-либо снимал, делились на две категории. Дорого и очень дорого.

— Не знаю, — сказал я. — Наверное. Никогда об этом не задумывался.

— Ты вообще мало о чем задумываешься вне сферы своих интересов, а сфера эта прискорбно мала, — сокрушенно заявил предводитель головорезов. — Да, на нашу долю выпало нелегкое время, но даже в это нелегкое время есть возможности. Возможности витают в воздухе, Демид, а деньги всегда лежат под ногами. Но далеко не все способны их там заметить, и еще меньше тех, кто сможет нагнуться, чтобы их подобрать.

— Видимо, кроме тебя.

— Я не только вижу возможности, но и умею их правильно оценивать, — сказал он. — В отличие от, скажем, тебя. И именно поэтому сложилась наша с тобой сегодняшняя ситуация. Именно поэтому ты должен денег мне, а не я — тебе.

— Я постараюсь найти деньги и вернуть их тебе, — сказал я. Не совсем, впрочем, искренне.

Не то, чтобы я не верил в свои возможности… Но, быть может, никаких денег у Ивана и нет. Может быть, он проигрался в карты, или на скачках, спустил все на женщин… что вряд ли, если вспомнить, что Кристина разгуливает по его квартире практически без одежды. Но деньги он потратить все равно мог. Может быть, даже каким-то неизвестным мне доселе способом.

Предводитель остановился у какого-то почти полностью разрушенного строения. В наличии был только фундамент и остатки кирпичных стен, и это не позволяло даже определить, для чего сие строение могли использовать.

— Ты постараешься, — согласился предводитель. — И я сейчас расскажу тебе, как все будет.

Он достал из кармана какую-то черную плоскую пластину, нарисовал на ней пальцами геометрическую фигуру, и одна из сторон пластины превратилась в небольшой экран.

Любопытная штука.

И, судя по абсолютно равнодушной реакции его громил, довольно здесь распространенная.

Борис пошарил в траве около стены разрушенного здания и достал оттуда метровый обломок ржавой металлической трубы, и этот факт уже моего любопытства не вызвал.

— Сейчас Борис сломает тебе ногу, — ничуть не изменившимся тоном сообщил мне главный головорез. — Правую или левую, ты можешь выбрать сам. Сломает быстро и аккуратно, как он умеет. С одного удара. Слышишь, Борис? С одного удара, а не как в прошлый раз!

— Да я сам не знаю, что на меня тогда нашло, Костя, — смущенно отозвался Борис. — Никогда ведь такого не было…

— Э… — сказал я.

— Не перебивай, пожалуйста, — сказал Костя. Наконец-то я узнал его имя. — Так вот, Демид. Отсюда до твоего дома — четыре с половиной километра, если по прямой. Ну, со всеми поворотами, будем считать, что около пяти. Мы оставим тебя здесь, со сломанной, смею напомнить, ногой, так что твой путь домой займет… какое-то время. И все это время ты будешь думать о том, как вернешь мне мои деньги. И когда ты доползешь до квартиры, ты возьмешь телефон, наберешь мой номер и тихим вкрадчивым голосом сообщишь, где и когда ты собираешься вернуть мне мои деньги, и, поверь, тебе бы лучше придумать вариант, который меня успокоит. Потому что в противном случае мы снова навестим тебя в твоей милой уютной квартире, и Борис сломает тебе вторую ногу. И еще одну руку, и на этот раз я сам выберу, какую. Я понятно излагаю, Демид?

— Вполне, — сказал я. — Это хороший план, но позволь мне внести в него одно только изменение.

— Какое же?

— Предлагаю обойтись без сломанной ноги, — сказал я. — А все остальное можно оставить, как есть. Я буду идти домой крайне медленно и все это время посвящу размышлениям.

Костя тяжело вздохнул и покачал головой.

— Боюсь, что без сломанной ноги этот урок будет неполным, —сказал он. — И я говорю не столько о том уроке, который должен усвоить ты, сколько о том, который должен быть преподнесен всем тем, кто решит последовать по твоему пути. Последствия, Демид. У любого действия или бездействия должны быть свои последствия, и кто будет принимать меня всерьез, если эти последствия не будут неотвратимы?

Я посмотрел на обломки кирпичной стены и подумал о том, что люди, в сущности, очень похожи на кирпичи. Посмотри на них издалека, и все они покажется тебе одинаковыми. Но стоит подойти поближе, и ты видишь, что у каждого есть свой характерный рисунок. Свои особенности. Трещины, попавшие в раствор камешки, выщербленные края, скошенные углы… Люди, как и кирпичи, полны несовершенств, и именно это делает их индивидуальностями.

— Так какую ногу ты выберешь? — поинтересовался Костя. — Правую или левую?

Борис стоял от меня слева, так что я решил, что не буду облегчать ему жизнь.

— Правую.

— Так тому и быть, — сказал Костя. — Борис, сделай все красиво.

— Так тому и быть, — согласился я.

Люди похожи на кирпичи.

В прошлой жизни я умел ломать кирпичи ребром ладони.

Борис сделал шаг ко мне, а я сделал шаг к Косте и ударил его в кадык ребром правой ладони. Он захрипел, а моя левая рука скользнула ему за пояс и извлекла пистолет.

Модель была мне незнакома, но все пистолеты действуют по одному принципу. Предохранитель нашелся под большим пальцем, я сдвинул флажок и, практически не целясь, выбросил руку влево и выстрелил в надвигающегося на меня Бориса с трубой.

Пуля попала ему в голову, прошла через щеку и вышла через затылок. Я чуть повернул кисть и пристрелил второго головореза, чье имя мне уже не суждено было узнать.

Костя стоял, обеими руками держась за горло, сипел и пытался вдохнуть хоть немного кислорода. Никто не поет гимнов дыханию, а попробуй-ка обойтись без него.

Я выстрелил ему в лоб, потому что в главном-то он все-таки был прав.

Действия и последствия.

Нельзя угрожать жизни и здоровью графа Одоевского и надеяться, что последствия никогда не наступят.

Глава 9

Итак, картина маслом.

Залитый послеполуденным зноем пустырь на окраине города, жужжащие посреди высокой травы насекомые, легкий, практически не приносящий прохлады ветерок, три мертвых тела и я с пистолетом в руках.

Поручик Одоевский и его способ разбираться с проблемами.

Я не чувствовал за собой никакой вины. Никакого раскаяния. В моем старом мире по всем законам божьим и человеческим я был в своем праве. Они первые подняли на меня руку, и я лишь среагировал естественным для меня образом.

Другой вопрос, что в моем старом мире они бы ко мне так близко даже не подобрались бы.

И все, что в моем старом мире мне могло бы угрожать, это потенциальный штраф за применение силы общественно опасным способом. Потому что так я бы обязательно ее применил.

А здесь мне пришлось довольствоваться тем, что есть.

Но теперь мир был другим, и я понятия не имел, как в нем обстоят дела с законом о допустимой самообороне, разрешено ли здесь ношение оружия (скорее всего, с этим не так все просто, иначе бы Костя держал пистолет в кобуре, и у меня бы не получилось так легко им завладеть), и дозволено ли подданным великого китайского императора ломать друг другу ноги на пустырях.

Из того факта, что они не стали ломать мне ногу около дома, а вывезли сюда, подальше от жилого квартала, можно было сделать вывод, что членовредительство завоевателями все-таки не поощряется. Поэтому они и решили устроить это дело там, где никто не видит.

И если никто не видит, то никто не помешал мне разобраться с ними по-своему.

Может быть, Иван и был должен им денег, и в чем-то они были правы, пытаясь стребовать этот долг столь жестокими способами, но Ивана здесь уже не было, и речь уже шла о моей ноге, и сломанная нога никак не вписывалась в мои планы на ближайшую жизнь.

Видит бог, я пытался с ними договориться…

Полагаю, все получилось у меня так легко, потому что они не ожидали от Ивана никакого подвоха. Скорее всего, он на самом деле дал бы им сломать себе ногу, а потом пополз бы домой, размышляя, как будет отдавать долг. Есть такие люди.

Но я не такой.

Я обыскал трупы и нашел китайские купюры с иероглифами. Их покупательная способность оставалась для меня тайной, но, если отталкиваться от цены мороженого в двадцать юаней, речь шла о довольно незначительной сумме.

Помимо денег у покойных обнаружились технические устройства вроде того, на котором Костя сверялся с расстоянием до моего дома, и пластиковые карточки, на которых были выгравированы ряды цифр и их имена.

Константин, Борис, Глеб.

Что ж, лучше поздно, чем никогда.

Поскольку я не знал, какие геометрические фигуры нужно рисовать, чтобы разблокировать устройства, я оставил их в траве. Да и карточки тоже. Они принадлежали не мне, и только дьявол знал, что может случиться, если я попытаюсь ими воспользоваться.

Деньги — это другое.

Деньги не оставляют следов. Конечно, если до этого никто номера купюр в блокнотик не переписал, но я полагал, что до этого все-таки не дойдет.

Пистолет я решил пока оставить у себя. Запасных магазинов в костиных карманах не нашлось, но и шесть патронов — это шесть патронов. Я ж не знаю, сколько еще людей могут прийти к Ивану и требовать свои деньги.

Судя по всему, он был не слишком нравственным человеком.

Костин автомобиль все еще стоял у обочины дороги, и я мог бы разжиться ключами, но я решил не рисковать и отправиться домой пешком, срезав часть пути через пустырь. Сунул пистолет за пояс — как я уже и говорил, это не самый удобный способ носить оружие, но другого у меня не было — одернул майку и зашагал по высокой траве, бросив на неудачливых головорезов прощальный взгляд.

Пришли бы они требовать деньги на несколько часов раньше, и сейчас, вполне возможно, были бы живы. А я бы сидел дома и думал, какого черта у меня так болит нога…

И почему меня угораздило вселиться в тело столь проблемного человека? Почему не в тело какого-нибудь скучного статского советника, купца или, на худой конец, крестьянина, чей жизненный путь прост и предсказуем? Почему, в конце концов, мироздание просто не оставило меня мертвым? И узнаю ли я когда-нибудь ответ хоть на один из этих вопросов?

Что-то мне подсказывало, что возможно и нет.

Почему у рода Одоевских есть сила, а у рода каких-нибудь условных Петровых ее нет? Некоторые вещи просто случаются, потому что случаются. Если объяснение и существует, возможно, оно находится на каком-то глубоком и недоступном простым смертным уровне.

Наверное, в первую очередь мне стоило бы составить список проблем, с которыми придется иметь дело в ближайшее время.

Костю вместе с Борисом и Глебом уже можно было вычеркивать, мертвые, как правило, неприятностей не доставляют, но с самим долгом все было не так просто.

Конечно, могло быть и так, что Костя работал сам по себе, и тогда вопрос можно считать исчерпанным. Но ведь возможно и такое, что он был частью некой организации, и тогда рано или поздно у кого-то должны возникнуть вопросы, куда он подевался. Они начнут искать и станут спрашивать всех причастных, и вполне возможно, что придут и ко мне. Костя ведь наверняка вел какие-нибудь записи, может быть, даже в том карманном техническом устройстве.

Я подумал было, что стоит за ним вернуться и, если и не забрать с собой, то хотя бы вывести из строя, ударив по нему кирпичом или обломком той трубы, но ведь записи могли дублироваться где-то еще, и вряд ли этот акт вандализма даст мне какие-то преимущества.

А возвращаться на место преступления могло быть опасно, потому что я все-таки стрелял средь бела дня, и кто-то вполне мог это услышать и известить органы правопорядка.

Теперь следующее.

Скорее всего, с точки зрения местных законов я совершил преступление, кто-нибудь обязательно обнаружит на пустыре мертвые тела и сообщит о них в полицию. Насколько усердно полиция будет вести расследование, если учесть, что пострадавшие были личностями маргинальными и наверняка замешанными не в одном преступлении?

Кто тут вообще выступает в роли полиции? Китайцы? Русские? Русские под руководством китайцев? И что вообще надо было сделать, чтобы проиграть войну?

Как любил говорить папенька, вещи, которые тебя беспокоят, можно разделить на две категории. С первыми ты способен что-то сделать, на вторые повлиять ты никак не способен. И прежде, чем ты начнешь действовать, сынок, постарайся точно определить, к какой категории принадлежит эта проблема.

Мы… Они… мы проиграли войну, и произошло это довольно давно. Мы теперь — провинция великой империи, и я даже не знаю, насколько она на самом деле велика, и где заканчиваются ее границы. Может быть, где-то еще есть очаги сопротивления, может быть, прямо сейчас где-то идет война, и я, если постараюсь, еще успею на эту войну попасть.

Но зачем?

Меня всю жизнь учили защищать империю, государя и собственный род, но в этом мире ничего из перечисленного попросту не существовало. Империя, как я успел понять, распалась еще до проигранной войны, государь ушел в прошлое вместе с ней, а мой род… его тут, возможно, и не было никогда.

Я слишком мало знал об этом мире, зато количество проблем, которыми он меня одаривал, нарастало чуть ли не с каждой минутой. Ладно, информацию я добуду, если не в Интернете, то в библиотеке какой-нибудь, работать с данными меня в академии обучали, а с Кристиной этой что прикажете делать?

Да и сам Иван Демидов представлялся мне достаточно мутной личностью. Скрытный, явно не чуждый криминальному миру… Исходя из осмотра его квартиры можно было сделать вывод, что он ведет двойную жизнь. Что он пытается притвориться кем-то, кем на самом деле не является. Показательная аскетичность комнаты перед шкафом резко контрастировала с помещением, в котором я появился в этом мире.

И эти трое горе-головорезов явно не знали, что он живет не один, когда так смело вламывались в его жилище. Скорее всего, о тайной комнате они и вовсе не были осведомлены, потому что там стояла техника, которую наверняка можно было продать за весьма приличную сумму, чтобы хоть как-то компенсировать долг.

А сколько он-я вообще должен-то? И был ли Костя единственным моим кредитором, или скоро перед дверью выстроится целая очередь парней, готовых поймать пулю?

Как, интересно, в этой империи дела с внутренней миграцией обстоят? Может быть, мне проще плюнуть на все и уехать в какую-нибудь другую провинцию, растворившись в толпе?

Правда, для этого могут понадобиться деньги, а мне-Ивану уже вряд ли их кто-то одолжит. Это в своем мире я мог бы прийти к любому ростовщику и взять деньги под честное слово моего рода, конечным гарантом которого в любой ситуации выступал князь Одоевский, мой папенька.

В бытии аристократом есть свои приятности. Не спорю, минусы в этом положении тоже есть, в частности, тебя в любой момент могут попросить сложить голову на войне, но пока этого не произошло, тебе будет казаться, что оно того стоит.

И тут до меня окончательно дошла чудовищная несправедливость происходящего, и ударила меня с такой силой, что я даже идти перестал и остановился, как вкопанный.

Я ведь выполнил свой долг. Я сделал все, что от меня требовалось, все, что от меня ждали. Остановил прорыв, бросился в атаку, чтобы поддержать силой наступающую пехоту, бился в попытке удержать захваченные позиции, попал в плен, убил как минимум двоих офицеров вермахта и умер если и не героически, то хотя бы не как трус.

И сейчас, если уж так случилось, что я обрел новую жизнь в новом мире и новом теле, я должен был наслаждаться каждым мгновением этой новой жизни, ходить босиком по росе, нюхать цветочки и слушать пение птиц. Но за каким-то дьяволом вместо всего этого я снова вынужден драться, убивать людей и думать о проблемах, которые могут свалиться на мою голову уже завтра.

А может быть, даже раньше. Может быть, они ждут меня по приходу домой.

Одна так точно ждет.

Ну и какого дьявола? Где эта вселенская справедливость, черт бы ее драл? Зачем мне вторая жизнь, если она хуже, чем первая? Я даже несколько секунд всерьез раздумывал, не достать ли из-за пояса пистолет и не пустить ли себе пулю в лоб, в надежде, что третья попытка окажется удачней, но никто ведь мне не гарантировал, что третья попытка вообще может состояться. Может быть, после этого я умру окончательной смертью и попаду туда, где лорд Идразель покажется мне забавным клоуном из недавно приехавшего на гастроли цирка.

Минутная душевная слабость прошла, и я продолжил свой путь. Выбрался с пустыря, пропустил несколько автомобилей и перешел дорогу, входя в жилые кварталы.

Надо заметить, что люди тут жили довольно непритязательные. Дома были построены друг к другу чуть ли не вплотную, и все свободное место между ними занимали оставленные автомобили — должно быть, здесь они стоили куда дешевле, чем в моем старом мире, что, впрочем, неудивительно, если вспомнить, как они выглядели. Полоска газона была такой узкой, что мне не удалось бы даже лечь поперек таким образом, чтобы все мое тело оказалась на траве, а деревьев не было и вовсе.

Зато первые этажи этих чудовищно уродливых зданий были почти полностью отданы на откуп разнообразным торговым организациям. Здесь были магазины продуктов, магазины хозяйственных и строительных товаров, аптеки, банки, заведения быстрого питания, салоны сотовой связи (не знаю, чем там торговали, должно быть, что-то, связанное с пчелами, благо, и логотип одного из таких заведений был соответствующим), ломбарды и дьявол знает, что еще.

Я шел по улице и смотрел на людей. Люди были… вполне обычные. Они одевались не так, как принято у нас дома, многие женщины не носили платья, или же носили, но слишком короткие и чрезмерно фривольных фасонов, но в целом эти люди отнюдь не выглядели, как нация побежденных и угнетаемых.

Я видел, как выглядит население только что покоренных стран, когда имперская армия проходила по ним походным маршем.

Не так.

Но это и логично.

С момента окончания войны прошло уже много времени, большая часть людей, которых я сейчас наблюдал на улице, в то время даже не родилась, так что на горечь от того поражения уже наслоился ворох из более современных и очевидных проблем, и… полагаю, они привыкли.

Китайцев, что интересно, мне и вовсе не встретилось. Похоже, завоеватели в такие районы предпочитали не захаживать. Ведь наверняка это какое-то гетто, не может же быть, чтобы во всей столице люди жили вот так…

Окно в окно.

Дома были похожи друг на друга, кварталы были похожи друг на друга, но я запомнил дорогу, в конце концов, я ведь был профессиональным военным и учился искусству составления топографических карт, а здесь было полно особых примет, которые помогали мне ориентироваться.

Вот, скажем, мимо этого кафе со столиками, вынесенными на тротуар, мы точно проезжали, там еще крайний слева зонтик не под прямым углом был установлен…

— Эй, Иван!

Дьявол бы меня драл. Откуда же я мог знать, что являюсь здесь настолько популярной личностью и даже по улице пройтись спокойно не смогу?

Ну да, я живу в соседнем квартале, но это же город, а не деревня, где все друг друга знают. В городах, как правило, людям до соседей никакого дела нет.

Я обернулся и увидел своего ровесника, высокого, тощего, белобрысого.

— Здоров, — сказал он, протягивая мне руку. — Не ожидал увидеть тебя на улице в выходной.

Я пожал его ладонь, она оказалась сухой, крепкой и довольно мозолистой. Рука рабочего человека, не аристократа.

— Вот как?

— А то я не знаю, чем ты там по выходным занимаешься, — сказал он. — Хотя, погоди, не говори ничего, я сам угадаю. Лимит подключения кончился?

— Верно.

— И ты вышел за пивом, так?

— Ты слишком хорошо меня знаешь, — сказал я. Пожалуй, даже лучше, чем я.

— В любом случае, много не пей, — сказал он. — Ты же помнишь, что в понедельник мы работаем за городом? Важный клиент, все такое?

— Конечно, помню, — сказал я, хотя слышал об этом впервые.

— Как поступим-то? Ты за мной заедешь, или я за тобой заеду?

— Давай лучше ты за мной, — сказал я.

— Боишься, что не сможешь остановиться?

— Ты же знаешь, как оно бывает, — расплывчато ответил я.

— Знаю, — сказал он. — Но офисные предупредили, что этот клиент важен для нашей компании, а значит, на объекте мне нужен будет свежий и эффективный напарник. Понимаешь, о чем я?

— Даю слово, что много пить не буду, — сказал я. Иван, видимо, не самый надежный работник, если его надо заранее предупреждать, чтобы он на работу трезвым выходил. Знать бы еще, что это за работа, но у этого типа же не спросишь, подумает, что я шучу.

Или заподозрит чего-нибудь.

Хотя до правды он вряд ли додумается. Мне бы в моем старом мире кто-нибудь такую историю рассказал, я бы ему точно не поверил.

— Ладно, бывай, — сказал он и хлопнул меня по плечу. — До понедельника.

— До понедельника, — рассеянно сказал я.

Он продолжил свой путь, прерванный нашей встречей, а я вгляделся в большой экран, висевший в витрине одного из магазинов, который торговал товарами для дома (в нашем мире тоже были телевизоры, только не такие большие и не такие плоские, и в уличной рекламе их, как правило, не использовали) Сейчас какая-то полуодетая девица представляла покупателям инновационную чудо-швабру с принципиально новой системой отжима и полоскания тряпки, но мое внимание привлекла отнюдь не она. Может быть, мне просто показалось…

Нет, не показалось.

Эпизод со шваброй закончился, и на экране снова появилась Кристина.

Без швабры, но тоже полуодетая.

Глава 10

Причем, полуодетая так же, как и у Ивана… теперь уже у меня дома. То же неглиже, тот же белоснежный передник, те же туфли на высоких каблуках.

Пусть Кристина и не была моей женщиной, эта ситуация требовала немедленного разъяснения, и я вошел в магазин. За стойкой обнаружился молодой приказчик с приколотым к груди кусочком бумаги, на котором значилось его имя — Дмитрий.

За спиной Дмитрия стоял еще один телевизор, по которому крутили тот же ролик. К сожалению, как и на улице, звука здесь не было, поэтому решительно невозможно было определить, что Кристина рекламирует.

— Может, что-то подсказать? — лениво спросил Дмитрий.

В мою сторону он при этом даже не посмотрел, но поскольку других покупателей в его магазине не было, я сделал вывод, что он обращается ко мне.

— Да, — сказал я и ткнул пальцем в экран за его спиной. — Подскажите мне, что это.

— Это реклама, чувак.

— Я понимаю, — терпеливо сказал я. — Но что именно она рекламирует? Вы не могли бы включить звук?

— Неа, пульта нет, — сказал Дмитрий. — Напарник засунул куда-то.

— Хорошо, — терпеливо сказал я. — Звука нет. Но что именно рекламирует этот ролик?

Он бросил взгляд себе за спину.

— А, это. На это в нашем районе все равно ни у кого денег нет.

— Тогда зачем вы это показываете?

— По распоряжению центрального офиса, — сказал Дмитрий. — Они присылают материалы, мы их включаем. Так это все и работает, чувак.

Я вздохнул.

Дмитрий вел себя неучтиво. В моем старом мире приказчик мог разговаривать таким тоном только с мальчишками посыльными, но никак не покупателями, даже если бы эти покупатели не принадлежали к древнему княжескому роду.

Или здесь другие правила вежливости, или Дмитрий просто наглый тип, которому никто давно не преподавал урок. Но я не был уверен, что мне стоит заниматься его воспитанием. Я в этом мире всего несколько часов, и за мной уже и так след из нескольких трупов тянется, так что, наверное, лучше не усугублять.

— Хорошо, я понял, как это работает, — сказал я. — Но вы так и не ответили на мой вопрос. Что за товар показывают в этом ролике?

— Ты серьезно, чувак? — удивился Дмитрий. — Ты из какой деревни приехал?

— Давайте сделаем вид, что я приехал из очень глухой и далекой деревни на самой окраине им… провинции, — сказал я. — Просто ответьте мне. Пожалуйста.

Он закатил глаза.

— Это андроид серии «помощник по дому», версия для одинокого мужчины, — сказал он. — Стоит такая милашка, как моя зарплата за следующие десять лет. Или как твоя зарплата за следующие десять лет. Или как зарплата практически любого бедолаги, живущего в нашем районе, за следующие десять лет. Если ты хочешь оформить на нее ипотеку, так это тебе не ко мне. Это тебе в банк.

— А андроид — это…

— Человекообразный робот, — сказал Дмитрий. — Роботы — это такие механизмы. Механизмы — это такие штуки, которые делают другие штуки, облегчая людям жизнь. В основном, тем людям, которые могут себе это позволить. Механизмы состоят из деталей. Детали — это такие штуки…

Надо признаться, я — человек довольно вспыльчивый, но сейчас мне удалось сдержать свое естество, и я молча стерпел эту откровенную издевку. Мне требовалась информация, и я готов был на нее платить. В данный момент — смирением.

— Спасибо, — сказал я. — А у вас есть какая-нибудь инструкция по эксплуатации этого андроида?

— А тебе зачем? — спросил он. — Если интересно картинки порассматривать, так весь интернет ими завален. И, кстати, там же и инструкция лежит. На официальном сайте производителя. Просто зайди, скачай и наслаждайся.

— Спасибо, милейший, — сказал я.

— Это пранк, да? Меня снимают? Где камера?

— Удачной вам торговли и хорошего дня, — сказал я и вышел из магазина.

Что ж, похоже, я нашел деньги.

Хотя вероятность того, что Иван занимал у Кости деньги на покупку андроида, казалась мне крайне невеликой, все же кое-какие выводы можно было сделать.

Иван либо жил не по средствам, что косвенно подтверждалось наличием долгов, либо зарабатывал больше, чем средний житель этого района. Интересно, о какой сумме задолженности шла речь?

Странная квартира, набитая дорогими вещами комната за шкафом, визит Кости сотоварищи — все это наводило на мысли о криминальной деятельности предыдущего владельца тела, в которое я вселился. А напарник, которого я встретил на улице, и который обещал заехать за мной в понедельник, мог быть частью его двойной жизни.

Его прикрытием.

Было бы неплохо узнать, в чем именно заключалась его работа, ведь похоже, что мне придется ее выполнять. Или хотя бы делать вид, что я ее выполняю.

Еще я почувствовал себя дураком, потому что не смог робота от живого человека отличить и пытался разговаривать с Кристиной,. как будто она настоящая. Зато многие странности ее поведения получили объяснение. Например, почему после долгих пауз она никогда не заговаривала со мной первой.

Для обычной женщины это все-таки нетипично.

Судя по тому, как она выглядит, спектр ее обязанностей в работе по дому довольно широк. Неужели и это тоже? Надо будет посмотреть в интернете.

А по состоянию квартиры Ивана выходило, чтоКристину он явно не для уборки дома держал…

Но до каких глубин падения должен дойти человек, чтобы разделить свою постель с роботом? Да и вообще, идея заводить себе слуг-роботов, с которыми можно делать все, что угодно, и при этом практически неотличимых от живых людей, попахивало чем-то похуже, чем даже крепостное право, которое в нашем мире уже больше века, как отменили.

Некоторые старые семейства до сих пор брюзжат и считают, что это было большой ошибкой государя, дескать, мужику нужна не воля, а стабильность, но мы, Одоевские, род прогрессивный, и не пытаемся цепляться за прошлое.

Тем более, что историю вспять не повернуть, а тот, чей взор слишком пристально устремлен в прошлое, лишает себя надежды на будущее.

До моего дома оставалось уже меньше квартала, но идти туда я был пока не готов. Вместо этого я присел за вынесенный на тротуар столик небольшого кафе и заказал подошедшему официанту бокал пива. Благо, Костя и его подельники оставили мне небольшое наследство, которым я мог распоряжаться по собственному разумению. Пиво стоило сорок юаней, я нашел купюру достоинством в пятьдесят, отдал ее официанту и сообщил, что сдачу от него не жду.

Тот поблагодарил меня и растворился в недрах заведения.

Пиво оказалось довольно дрянным. Такое обычно только в придорожных да привокзальных трактирах подают, где публика совсем уж невзыскательная собирается. Но оно было холодным и давало мне повод сидеть за столиком и глазеть на проходящих мимо людей.

Плоские прямоугольные штуковины с загорающимися экранами, как та, на которой Костя показывал расстояние до моего дома, тут были практически у каждого, и люди активно их использовали. Наверняка, такая была и у Ивана, просто я ее не заметил, что было неудивительно, учитывая обстоятельства. Люди смотрели в экраны, что-то отбивали на них пальцами или просто прикладывали к уху и вели разговор, из чего я сделал вывод, что это какое-то сложный многофункциональный коммуникатор. Но при этом достаточно дешевый, если обитатели не самого благополучного района могли его себе позволить.

Что ж, научно-технический прогресс здесь явно шагнул куда дальше, чем в нашем мире.

Впрочем, в нашем мире развитие некоторых технологий находилось под строжайшим запретом, за соблюдением которого следили специальные службы. Официально эти технологии назывались богопротивными, а по неофициальной версии могли представлять угрозу для существующего государственного строя.

Но казус с Кристиной я бы, наверное, отнес к первой категории. Создание человекоподобных роботов для плотских утех казалось мне чем-то неправильным.

Видимо, я не настолько прогрессивен, как о себе думал.

Или они этих роботов просто так в такие вызывающие наряды одевают? Просто чтоб лучше продавались?

Зная человеческую природу, я счел эту идею сомнительной.

Впрочем, в нашей истории бывали эпизоды и похуже. Право первой ночи, например.

Рядом со мной возник официант, и я с удивлением обнаружил, что мой бокал почти пуст. За этими невеселыми размышлениями я и не заметил, как прикончил этой пойло.

— Закажете еще? — равнодушно поинтересовался официант.

— Нет, спасибо, милейший, — сказал я.

— Тогда удачного дня, — сказал он, развернулся и ушел.

Тянуть время дальше не было никакого смысла. Мне слишком многое предстояло узнать об этом мире, прежде чем я смогу принять решение о том, как жить дальше. Поэтому я допил остатки пива и отправился домой.

* * *

Лифт так и не приехал, так что поднялся к себе по лестнице. Заодно это позволило мне определить уровень физической подготовки нового тела, и он оказался вполне удовлетворительным — я даже почти не запыхался. Любопытно, откуда у Ивана такая выносливость. Он занят тяжелым физическим трудом?

Я… гм… в силу своего происхождения мне нечасто приходилось заниматься тяжелым физическим трудом. В том смысле, что именно тем трудом, которым люди зарабатывают себе на жизнь. Да, во времена моей учебы в академии мы рыли окопы и совершали марш-броски и переходы с полной выкладкой, а потом, уже после ее окончания, я поддерживал себя в форме благодаря постоянным тренировкам, но ведь я был военным, черт побери. Мне это было нужно, чтобы эффективнее убивать врагов империи.

Надеюсь, здесь мне не придется работать на каком-нибудь заводе. Это скучно и убийственно для маникюра.

Дверь была открыта, как я ее и оставил.

Я вошел в квартиру, запер замок, прошелся по комнате и кухне. Нет, здесь со времени моего ухода вроде бы ничего не изменилось. Я открыл дверцы и залез в шкаф. Кристина сидела на диване, практически в той же позе, в которой я ее оставил, и молча следила за моими передвижениями.

Она не спросила, где я был, ее не интересовало, что со мной случилось. Да, похоже, что она все-таки робот.

— И снова здравствуй, — сказал я.

— Явился, не запылился, — сказала она. — Сам шляешься где-то, а я должна тут сидеть и скучать. Фу таким быть.

— Ты андроид, верно?

— И что? Это дает тебе какое-то право бросать меня одну на целый день? Выходной день, между прочим. Нет, я понимаю, когда ты говоришь, что пошел на работу, кто-то же должен зарабатывать деньги на мое содержание, но сегодня суббота! Ты вообще собираешься уделить мне время или нет?

Если она робот, то у нее наверняка должны быть какие-то настройки. И возможность если не отключить ее, то хотя бы поставить на паузу. Но какое тут может быть управление, помимо голосового? Кнопку на ее теле искать?

Наверное, настоящему Ивану Демидову это показалось бы заманчивой идеей. Мне — нет.

— Помолчи, — попросил я. — Дай сосредоточиться.

— Сосредоточиться для чего? — поинтересовалась она. — Диплом по ядерной физике писать собрался?

— Отключись!

— Сам отключись! Фу таким быть! Что ты вообще себе позволяешь?

Да как их вообще в хозяйстве терпят? Или производитель их специально такими делает, чтобы покупатели в припадке ярости ломали продукцию и шли в магазин за новой моделью? Не удивлюсь, если и так.

Я решил, что буду ее игнорировать, подсел к компьютеру и ввел поисковый запрос, искренне надеясь, что она не будет подглядывать. Оказалось, для того чтобы отключить домашнего андроида, надо использовать заранее запрограммированное владельцем кодовое слово. И, соответственно, андроид только на голос владельца реагирует, чтобы его никто другой отключить не мог даже по чистой случайности.

И что это может быть за слово? «Помолчи» и «отключись» уже не сработали, осталось всего-то несколько тысяч вариантов. Это если Иван соблюдал хоть какую-то человеческую логику и не сделал ключевым случайный набор звуков.

— Какое слово тебя отключает? — спросил я без особой надежды на успех. С другой стороны, ну а вдруг?

— А ты угадай, — игриво сказала она. Нет, чудес в моей жизни все-таки не бывает.

— Спи, — сказал я. — Засни. Усни. Поспи. Выключись. Остановись. Отдохни. Охолони.

— Что еще мне сделать?

— Расслабься. Сделай перерыв. Подремли. Оставь меня в покое.

— Еще немного, и я обижусь, — предупредила она.

— Так обидься уже, — сказал я. — Отстань. Рассейся. Забудься. Упади в обморок. Устранись. Освежись. Ложись спать. Потеряй сознание. Захлопнись.

К моему великому удивлению, это все-таки сработало.

Она перестала строить мне рожицы, с каменным лицом встала с дивана, подошла к стулу, на котором сидела, когда мы с ней только познакомились, уселась, выпрямив спину, прижав ноги друг к другу и положив руки на колени, закрыла глаза и даже дыхание имитировать перестала.

Не веря своей удаче, я помахал ладонью перед ее лицом, ткнул пальцем в плечо и не дождался никакой реакции. Что ж, словечко было то еще, но я все-таки его угадал.

Однако, Иван упал в моих глазах еще ниже. Мне казалось, что команду можно было подобрать и поуважительнее. В конце концов, Кристина была очень похожа на девушку, а с девушками так разваривать некрасиво.

Я вернулся к столу, выдвинул верхний ящик и тут же нашел, что искал. Коммуникатор Ивана. Знать бы еще, как его включить и разблокировать…

Но тут мне повезло. По всей видимости устройство было настроено на биометрические данные Ивана, и как только я взял его в руки, экран зажегся, показав мне множество таких же значков, как и на экране компьютера.

И я понял, для того чтобы во всем этом разобраться, мне понадобится целая вечность. В моем прежнем мире тоже были компьютеры, но не такие, и, говоря по правде, я никогда ими особенно не интересовался.

Я сделал несколько поисковых запросов и выяснил, что столь распространенный здесь коммуникатор называется телефоном, но, вопреки своему названию, используется не только для разговоров, но и для переписок, поиска информации, работы, а также развлечений. Я потыкал пальцем по экрану, нашел программу для ведения переписки, там был список контактов, и к каждому имени была прикреплена фотография. Всего несколько минут поисков, и я уже знал, что напарника Ивана зовут Юрием, вместе они работают уже несколько месяцев и, судя по списку адресов, имеют дело с объектами в пригороде столицы. Еще там был групповой канал, озаглавленный как «рабочий» и делящийся на множество тематических «чатов». Один из них назывался «идеи и предложения», и в последнем сообщении кто-то из коллег Ивана предлагал положить в лифтах главного здания конторы ковры. А двумя сообщениями выше сетовали, что в кулерах недостаточно часто меняют бутылки с водой, и ее вечно не хватает.

Чем же занимался Иван, из этого разговора было решительно непонятно, но я рассудил, что сегодня суббота, а значит у меня есть больше суток до того момента, как Юра за мной заедет, и пока я могу заняться поисками ответов на более глобальные вопросы.

Например, как Россия стала китайской провинцией, и собирается ли кто-нибудь что-нибудь по этому поводу предпринять. Также неплохо было бы выяснить местный уровень технологий и…

И еще меня очень интересовало, есть ли здесь аналоги силы. И если есть, то почему ее носители допустили подобное развитие событий. Или всему виной революция, которая уничтожила империю, а оказавшееся на ее место образование показало себя крайне нежизнеспособным?

С какого момента истории мне вообще стоит начинать поиск и насколько егорезультаты будут отражать то, что произошло в действительности? Ведь меня интересовали факты, а публичная история предполагает только их интерпретацию.

Историю ведь пишут победители, а значит, что напишут ее китайцы.

Потому что мы проиграли.

Глава 11

Утро воскресенья я провел в черной меланхолии.

Я узнал об этом мире меньше, чем намеревался, но куда больше, чем мне требовалось для душевного равновесия.

Всю ночь я читал, пытаясь разобраться в исторических хитросплетениях. Спустился в магазин, купил банку дрянного растворимого кофе, пачку молока, упаковку сахара, но оказалось, что эти предосторожности были излишни. Сна у меня не было ни в одном глазу.

Итак, сухие факты, которые мне удалось установить уже ближе к утру, были таковы:

Российская империя прекратила свое существование в результате революции и гражданской войны. Все аристократические роды либо были уничтожены, либо отправились в вынужденную эмиграцию, где и канули в Лету в полной безвестности, не предпринимая никаких попыток вернуться.

Власть в стране стала принадлежать коммунистам, а сама страна была переименована в СССР. Спустя всего два десятка лет после революции и гражданской войны, СССР вступил во вторую мировую войну, и его главным оппонентом стала Германия, к тому времени уже тоже лишившаяся своего кайзера. Война была долгой и тяжелой, но СССР вышел из нее победителем, понеся тяжелейшие потери. И спустя еще три десятка лет, когда страна только-только начала выкарабкиваться из экономической ямы, случилось то событие, от которого велся новый отсчет времен.

Китайская империя, возглавляемая императором династии Цин и уже подмявшая под себя большую часть стран в регионе, начала завоевательную войну. Япония пала первой, она не продержалась и нескольких дней. Затем настал черед СССР.

Война была не такой затяжной, как Вторая Мировая, но почти такой же разрушительной. Сломив сопротивление военных сил на Дальнем Востоке, китайская освободительная армия пронеслась по всей стране, уже практически не встречая сопротивления. На завоевание СССР китайцам потребовалось всего несколько месяцев. И вдвое меньше времени ушло на то, чтобы они захватили весь европейский материк и дошли до Средиземного моря.

Америка, которая к тому времени перестала быть колонией и превратилась в самостоятельное государство, недооценила угрозу, считая, что океан послужит достаточной защитой от вторжения, и просчиталась.

Император сам прибыл на континент на одном из боевых кораблей и вышел на поле боя. На этом война была закончена.

Потому что император, возродивший династию Цин, являлся живым воплощением бога, и его сила была равна силе миллионов, и никто не мог противостоять ему в битве.

По крайней мере, об этом говорилось в официальной версии истории, которая наверняка была подправлена пропагандистами. Но какое-то зерно истины в ней все-таки должно было присутствовать.

Было похоже, что подобием силы, что присутствовала в моем старом мире, здесь обладали только китайцы, и было несколько версий о том, как они могли ее получить.

Сила появилась здесь сравнительно недавно, всего за семь или восемь лет (тут источники не приходили к единому мнению) до начала отсчета нового времени, и монополия китайцев на эту силу стала решающим фактором в процессе завоевания ими мира. Контролируемая цинтами мощь была подобна силе великих князей, только их было неизмеримо больше. Я представил себе армию, состоящую из людей, похожих на моего папеньку, и это должно было выглядеть страшно. Встречать такую армию на поле боя я бы точно не хотел.

Даже если бы мои молнии до сих пор были при мне.

Два года потребовалось Китайской Империи, чтобы стать полновластным хозяином планеты. Почти полновластным.

В каких-то дальних забытых богом уголках еще тлели очаги сопротивления, но места эти находились в такой глуши, что ими можно было пренебречь. И китайцы ими пренебрегли.

Джунгли Южной Америки, несколько точек в Африке… Может быть, цинты просто не считали необходимым покорять еще и дикарей, которые там жили.

Официальным источником силы цинтов считались культивируемые ими традиционные боевые искусства, но это, конечно, было полное вранье. Никакие тренировки не помогут человеку отращивать дополнительные конечности, генерировать энергетические щиты и метать сотворенные из энергии копья, способные сбивать с небес боевые самолеты.

Документальных подтверждений этому практически не было. Количество фотографий было очень скудным, видеозаписи исчислялись единичными случаями, так что мне пришлось опираться на свидетельства очевидцев, которые тоже было не так-то легко обнаружить.

Цинты могли делать такое, что не могли делать обычные люди. Зачастую они могли делать даже такое, на что не были способны даже великие князья из моего старого мира.

И это были не индивидуальные подвиги каких-то отдельных бойцов. Таких у империи были даже не тысячи, а десятки тысяч. И еще сотни тысяч бойцов калибром поменьше, но неуязвимых для стрелкового оружия. Понятное дело, что никто им ничего противопоставить не мог.

Информационная сеть была тщательно зачищена, и в ходе долгих поисков, которые закончились только под утро, мне удалось найти альтернативную версию, согласно которой цинты заключили союз с демонами, предоставив им свои тела и присутствие в этом мире в обмен на могущество. Версия эта всячески высмеивалась даже любителями конспирологии, но даже я, в демонов в прежней жизни не веривший, подумал, что в ней может быть рациональное зерно.

Сила династии Цин могла быть не их личной силой. Она могла быть заемной. И никто другой не мог получить доступ к источнику, который их питал.

Наверное, можно было найти что-то более интересное, и наверняка можно было найти что-то более полезное, но я попросту исчерпал свои возможности и не знал, где искать.

Думаю, что специалисты, которые досконально разбираются в этом вопросе, все-таки существуют, но информация, которой они обладают, слишком опасна для того, чтобы выкладывать ее в общий доступ. Вполне вероятно, что за такими специалистами ведется охота.

Власть давит тех, кто на нее посягает. Сила давит тех, у кого ее нет.

Я потерял свои молнии, но едва ли это стало худшей из моих потерь. Всю мою жизнь меня учили быть профессиональным военным, защитником империи, но здесь нечего защищать.

Нет ни империи, ни государя, ни рода.

Нет сил, чтобы драться с врагом, да и самого врага, по сути, тоже нет. Это был не мой мир, не мой конфликт, не моя война. Цинты не разрушили Российскую империю, это сделали революционеры. Которые, в свою очередь, тоже попали под каток истории.

Мне некому и не за что мстить.

Германия, с которой я воевал в своем старом мире, в мире этом разделила нашу участь и тоже превратилась в одну из провинций. Их экономика была полностью разрушена, последний кайзер был мертв, и у меня не было никаких причин для вендетты.

И если раньше у меня в жизни была… если не цель, то хотя бы задача, на решение которой я должен был бросить все свои силы, то в этом мире я должен только денег, да и то каким-то головорезам, от которых уже избавился.

У японцев было специальное слово для таких, как я.

Ронин.

Самурай, по каким-то причинам потерявший покровительство своего сюзерена. Или просто не сумевший уберечь его от смерти. Профессиональный воин, которому больше не за что драться.

Я выключил компьютер, вышел из шкафа и встал у окна, глядя на просыпающийся город.

Чужой город с чужими людьми, которых завоевали какие-то другие чужие люди. Я не испытывал никаких чувств ни к первым, ни ко вторым.

Что ж, вариантов у меня было немного. Можно было разобраться с текущими проблемами, я уверен, что они не такие уж серьезные, и попытаться стать частью этого общества, прожив долгую, скучную, обывательскую жизнь. Альтернативой этому была только война, фактически, безнадежная, война одиночки против великой империи, захватившей весь мир. И это при том, что за время пребывания на улице я ни одного китайца даже издалека не увидел.

Разум протестовал против второго варианта, эмоции в кои-то веки заняли нейтральную позицию и не торопились подсказывать ответ. Война с цинтами? Даже если это в принципе возможно, то нужно ли это кому-то, кроме меня? А мне это зачем? Поставить их империю на колени чтобы что?

Спасти мир? Да он, вроде бы, и так неплохо себя чувствует. Автомобили, телефоны, роботы… Больших войн нет, мелких, в общем-то, тоже, никаких даже приграничных конфликтов, потому что внешних границ больше нет.

Человечество стало единым, пусть и не по своей воле. Великая Китайская Империя от восхода до заката, и бессмертный богоподобный император, восседающий надо всем этим в Пурпурном Запретном Городе.

Бросать вызов всему этому может толькобезумец. Это будет похоже на схватку муравья с мастодонтом, причем не с древним вымершим животным, а с современным шагающим танком, который даже не заметит, что его атакуют с земли.

Нет, война — это не вариант, а значит, у меня попросту нет выбора.

Проблема у меня была только одна.

У меня было много учителей, но никто никогда не учил меня жить обычной жизнью. Ходить на работу, рассчитывать свои траты, чтобы денег хватило до следующей зарплаты, не жить так, как будто каждый день может стать последним.

Я был рожден для войны. Но война была невозможна, даже если бы я нашел для нее повод.

Для нее нужны силы, союзники, ресурсы, все то, чем я сейчас не обладал, и если учесть размеры моего потенциального противника, всего этого требовалось не просто много, а очень много.

Я был рожден аристократом. Я понятия не имел, как быть кем-то еще.

Мне не нравилась реальность, в которой я оказался. Я даже немного сожалел, что лорд Идразель и его демоны оказались ненастоящими, потому что жизнь в том аду была проще, честнее и понятнее, чем здесь.

Георгий Одоевский не хотел становиться Иваном Демидовым, но похоже, что мне не предоставили выбора.

В кармане брюк завибрировал телефон. Я достал его, на экране значилось имя вызывающего — Миха — и инструкция, как ответить на вызов. Я провел пальцем по экрану и поднес аппарат к уху.

— Слушаю.

— Я знал, что ты еще не спишь, Демид, — сказал Миха. Голос у него был тонкий, взвинченный, несколько раздражающий. — Ну что, тебе удалось?

— Удалось ли мне что? — уточнил я.

Ответом мне был глубокий вздох.

— Не тупи, Демид. Ты что, только что из капсулы? Или опять пивасиком накидался?

— Допустим, я только что из капсулы, — сказал я.

— Ну и как наши успехи? Рог дропнулся?

— Рог что?

— Твою мать, Демид, ты там под чем?

— У меня недавно случилось глубокое эмоциональное потрясение, и я плохо соображаю, — сказал я. — Не мог бы ты еще раз объяснить, что именно тебе сейчас от меня нужно?

— Глубокое эмоциональное потрясение? Что, Константин с дружками заходил?

— Именно, — с облегчением сказал я.

— И что они тебе сотрясли? Насколько все плохо? — в голосе Михи появились нотки сочувствия. Но только нотки, не более того.

— Не то, чтобы совсем плохо, — сказал я. — Просто я оказался морально не готов к их визиту.

— С чего б это? Ты мне еще три дня назад говорил, что все сроки прошли.

— Давай лучше не будем об этом, — сказал я. — Так чего ты хотел?

— Я хотел узнать, удалось ли тебе заполучить рог Идразеля, —сказал он тоном, которым обычно разговаривают с малыми несмышлеными детьми. — Который необходим нам для финальной части крафта полного тяжелого доспеха владыки демонов, после продажи которого ты мог бы рассчитаться со своими долгами.

Простите, что? Игрушечный доспех, нарисованный и существующий только в нарисованном компьютером мире, можно продать за реальные деньги и расплатиться ими с настоящими кредиторами? Этот мир только что обрел для меня еще одну грань безумия.

— С рогом проблемы, — сказал я, вспомнив завершение нашей стычки с лордом Издразелем.

— Он опять не дропнулся? Учитывая, что ты зачищал данж в одиночку, шансы его выпадения должны быть выше сорока процентов. Сколько попыток ты успел сделать?

— Одну, — сказал я.

— Только одну? Как так, Демид? Баффы кончились, зелья выдохлись, абилки протухли? Или ты играть разучился? Как так-то, Демид? Может, ты еще скажешь, что вообще завалить его не смог? А кто пяткой себя в грудь бил, что запросто его сделает?

Половина терминов, которые он использовал, оказалась мне не знакома, но я понимал, что он имеет в виду.

— Я его сделал, — сказал я. — И рог выпал. Только я не успел его подобрать, потому что у меня время подключения кончилось.

— Фу-ты, ну-ты, — выдохнул Миха. — Так это ж ерунда, а я уже успел нафантазировать себе всякого. С первой попытки, выходит, дропнулся?

— Да, — сказал я, немного покривив душой.

Но часть правды в моем ответе все же была — рог удалось добыть с первой удачной попытки.

О неудачных же умолчим.

— Значит, фигня вопрос, — сказал Миха. — Сегодня у нас что?

— Воскресенье.

— Значит, в полночь лимиты обнулятся, и завтра ты просто войдешь в игру, поднимешь рог и передашь его мне. Сделку я уже подготовил.

— Мне завтра на работу, — вспомнил я.

— Все время забываю, что ты еще и работаешь, — сказал он. — Давно хотел спросить, зачем это тебе?

— Все работают, — расплывчато сказал я.

— Я не работаю, и меня это совершенно не парит, — сказал Миха. — Или ты сосочки копишь? А на фига тебе столько, жениться надумал, что ли?

— Не твое дело, — сказал я, постаравшись, чтобы это не прозвучало слишком уж грубо. Для более вежливой формы ответа мне требовалось хотя бы минимальное понимание, о чем он говорит.

Каким образом какие-то странные «сосочки» связаны с моей работой, и как они могут повлиять на мое желание обзавестись семьей. Впрочем, судя по наличию Кристины, к спокойной семейной жизни Иван вряд ли стремился.

— Согласен, не мое. Но рог мне нужен чем раньше, тем лучше. Ты же не в ночь работаешь?

— Нет, — сказал я.

— Тогда зайди в данж сразу после полуночи, подними рог и скинь мне. Это ж минутное дело, если ты тормозить не будешь. Вот как сейчас, например.

— Хорошо, — сказал я. — Так и поступим.

— Буду ждать. Бывай, Демид. До связи.

— До связи, — сказал я.

В трубке раздались короткие гудки. Я убрал телефон в карман.

Вот тебе еще одно обязательство, поручик. Оказывается, Иван бился с демонами не только для развлечения. А может быть, и вообще не для развлечения.

Кто же мог подумать, что в этом мире деньги можно зарабатывать и таким образом? А зачем он тогда на работу ходит? Михе, судя по всему, эта игра приносит достаточно средств, чтобы нигде больше не работать.

Хотя, кто же знает, какие у него потребности…

Что ж, в план нужно было внести еще один пункт. Помимо информации о работе Ивана, мне нужно было узнать побольше об этой игре и понять, каким образом можно передать рог Идразеля Михе, чтобы получить за это деньги.

Которые Константину уже можно и не отдавать.

Я снова вернулся в комнату за шкафом и обнаружил, что Кристина проснулась. Она сидела на стуле в той же позе, что я ее оставил, но глаза ее были открыты, а грудь вздымалась от псевдодыхания.

Я уже знал, что голосовая команда не отключает ее насовсем, а только на время погружает в сон.

Но я успел выяснить, что мне делать дальше.

— Доброе утро, Кристина, — сказал я. — Режим программирования.

— Доброе утро, дорогой, — проворковала она без малейшей стервозности в голосе. — Какой ты хочешь видеть меня сегодня?

— Режим один, — сказал я.

Сдержанная вежливость. В прошлый раз Иван выбрал четвертый режим — своевольной капризности — и зачем-то выкрутил его до максимума.

Что ж, у каждого свои предпочтения.

— Режим выбран, Иван, — сказала она и одернула передник, которым все равно мало что можно были прикрыть, и сложила руки на груди.

А вот теперь можно и поговорить.

Глава 12

Юра заехал за мной в девять утра, и к этому моменту я знал о жизни и работе Ивана достаточно, чтобы притворяться им какое-то весьма непродолжительное время.

Иван работал монтажником слаботочных систем, и я нашел, что это довольно иронично по отношению к тому, чем раньше занимался я сам. Насколько я сумел понять, они с Юрой, который был его напарником, трудились по договору подряда в крупной московской организации, занимающейся установкой систем сигнализации и видеонаблюдения в подмосковных домах. Почему именно по договору подряда, а не в штате организации? Полагаю, это было как-то связано с уходом от налогов, но глубоко вникать в эту тему я не стал.

Если Ивана это устраивало, то и мне на первое время сойдет.

Сумка с необходимыми для работы инструментами была уже собрана и ждала меня в шкафу (полагаю, на самом деле после предыдущего заказа ее никто и не разбирал), так что сборы мои были недолгими.

Автомобиль Юры был очень похож на автомобиль Кости — такая же дешевая мыльница с иероглифами, и, хотя иероглифы были разные, эти машины вполне могли быть собраны на одном заводе. У Ивана, кстати, была почти такая же машина, только зеленого цвета.

Я забросил сумку в багажное отделение, уселся рядом с Юрой, и мы тронулись с места.

— Ремень пристегни, — напомнил напарник.

Вот о таких мелочах обычно и не думаешь. Такие мелочи обычно и выдают. Я пошарил глазами, нашел ремень безопасности, некоторое время искал, куда его пристроить.

В моем мире ремней безопасности в обычных автомобилях не было. Только в спортивных, как мой «Руссо-Балт», поэтому я и не мог предположить, что в этой консервной банке такое может потребоваться.

— Ты с похмелья, что ли? — поинтересовался Юра, наблюдая за моими неудачными попытками защелкнуть ремень.

— У меня просто мигрень.

— Хорошо, что не геморрой.

— Да, наверное, — мы выехали из спального района на оживленное шоссе, и я стал смотреть в окно.

Что ж, у меня уже были кое-какие представления об этом мире и его устройстве, и я мог бы в него вписаться и сыграть роль Ивана, если бы захотел, и если бы какое-то время никто не стал бы ко мне присматриваться слишком уж пристально. Как я уже говорил, самая большая проблема заключалась в том, что я не знал, для чего мне это делать. Чтобы просто прожить следующие двадцать-тридцать-сорок-пятьдесят лет скучной жизнью среднестатистического обывателя на завоеванной территории?

Но я решил пока не обременять себя рефлексией по этому поводу. В конце концов, я здесь всего несколько дней, и этого явно недостаточно, чтобы определиться со стратегическими целями и найти для себя новый смысл жизни.

Я понимал, что шансов вернуться в свой старый мир у меня нет. Даже если я и найду способ, что само по себе довольно сомнительно, Георгий Одоевский в том мире мертв, и мне придется быть кем-то еще. И далеко не факт, что при обратном переходе ко мне вернутся мои молнии.

А быть простолюдином достаточно неприятно что в том мире, что в этом. По крайней мере, если ты к этому не привык.

— Как ты думаешь, сегодня нам повезет? — спросил Юра.

Разумеется, я понятия не имел, о чем конкретно он говорит, но предположил, что о работе.

— Да, — сказал я. — Думаю, что да.

— Говорят, этот Ван большая шишка у себя на родине, — сказал Юра.

В нашей с ним переписке в телефоне я нашел спецификацию сегодняшнего заказа, которую Иван ему и скинул. Установка системы видеонаблюдения, тридцать с лишним камер, мониторы, модемы, разветвители, какие-то рейки, метизы, блоки питания и управления, специальное программное обеспечение… Большая часть вышеперечисленного выглядело для меня, как китайская грамматика, но я надеялся, что смогу разобраться во всем этом в течение рабочего процесса.

В конце концов, главное, что вам нужно знать об электричестве — там все должно быть логично, и эта логика была мне знакома. В целом.

А для частностей у меня был Юра.

Не зря же его сумка с инструментами, которую я видел в багажнике, была в два раза больше моей.

А Ван, значит, большая шишка у себя на родине. И что это может значить? Он не Цин, значит, к правящей династии не принадлежит, и… И на этом мои знания об устройстве Великой Поднебесной Империи заканчивались.

Может быть, он талантливый бизнесмен. Или, допустим, врач. Или общественный деятель. Или на пианино хорошо играет. В чем именно нам должно повезти-то?

Я достал свой телефон и активировал навигационную систему, чтобы понять, где именно мы едем. Судя по положению стрелочки, отображающей наш автомобиль, сначала мы двигались ко кольцевой автомобильной дороге, опоясывающей город, а теперь съехали на Рижское шоссе и углублялись куда-то в сторону от столицы провинции.

— Ты сегодня какой-то странный, — заметил Юра. — Все больше молчишь.

— Голова же болит, — напомнил я. — И вообще, я что-то не очень хорошо соображаю…

Я сделал паузу, чтобы у него была возможность вставить шутку, и он, конечно же, этой паузой сразу же воспользовался.

— Ну, это обычное твое состояние, — хохотнул Юра.

Шутка была так себе, но я все равно улыбнулся.

— Поэтому сегодня я предлагаю, чтобы командовал ты, — сказал я. — А я буду на подхвате.

— Как будто обычно оно не так, — вздохнул Юра. — Мы уже полгода этим занимаемся, а ты работать руками так и не научился. И вроде бы растут они у тебя, откуда надо, но это просто так кажется…

Я сокрушенно пожал плечами, признавая его правоту. Если Иван не был большим специалистом в монтаже, мне это только на руку. Главное, не научиться всему слишком быстро, быстрее, чем сумел бы сам Демидов.

Его способности совершенствоваться явно оставляли желать лучшего, если через полгода работы напарник придерживается о нем такого мнения.

А учиться чему-то мне все равно придется. Я был профессионалом только в одной области, но путь в армию в этом мире был мне заказан — я просто этносом не подходил. Силы местной самообороны или полиции? Но там совершенно другая специфика, и мне все равно пришлось бы перестраиваться.

Я служил в силах специального назначения. Нас учили убивать, быстро, безжалостно, по возможности — незаметно. В тех, разумеется, случаях, когда речь не шла о применении семейных талантов.

Молния может быть стремительной, но сделать ее незаметной — это та еще задача. Такого даже папенька не мог.

— Давай договоримся на берегу, — сказал Юра. — Ты сегодня какой-то пришибленный, но на всякий случай… Я знаю, что обычно ты любишь поговорить с хозяевами, потрепаться о жизни и обо всем таком, но с этими людьми так делать не стоит. Скорее всего, это те самые люди.

Поскольку из контекста было очевидно, что я должен знать, кого он имеет в виду под «теми самыми», я буркнул что-то невразумительное, выражая согласие. Все-таки мне катастрофически не хватало глубины познаний, но я надеялся, что если попаду впросак, меня, скорее всего, примут за обычного идиота.

Вряд ли кто-то сможет заподозрить правду, уж слишком невероятно она бы прозвучала. Я бы и сам в своем старом мире, расскажи мне что-нибудь подобное, вряд ли бы поверил и потребовал хоть каких-нибудь доказательств.

А как тут докажешь? Тело из этого мира, его тут знают, его владелец оброс знакомствами и связями, и то, что его здесь больше нет, обнаружить решительно невозможно. Даже если я начну рассказывать свою версию на каждом углу, меня быстрее признают сумасшедшим, чем пришельцем из другого мира.

Другое дело, если бы при мне были мои молнии… Но, видимо, они принадлежали тому миру, там они и остались.

Говорят же, что сила рода в его крови, а в жилах Ивана Демидова текла совсем другая кровь.

* * *

Наверное, по местным меркам особняк господина Вана считался дорогим и престижным, но в нашем фамильном имении его называли бы домиком для слуг. Три этажа, два бассейна, теннисный корт, совсем небольшой садик… Юра утверждал, что все это стоит десятки миллионов юаней.

Что ж, в каждом мире свои представления о роскоши и богатстве.

Нас подрядили только для монтажа системы наблюдения за внешним периметром. Установить камеры на заборе и у обоих въездных ворот. Исходя из технического регламента, на работу должно было потребоваться не меньше двух дней. Если никаких сложностей внезапно не вылезет, как сказал Юра.

Точнее, он это несколько по-другому сформулировал, но суть от этого не менялась.

У ворот для обслуживающего персонала нас встретили двое охранников (оба были вооружены) и господин Ван Цзиньлун, представившийся племянником господина Ван Хенга, владельца особняка, который еще не прибыл из Китая.

Юра припарковал машину на подъездной дорожке, и мы отправились согласовывать места установки камер с Цзиньлуном.

Младшему Вану на вид было от двадцати пяти до пятидесяти — когда имеешь дело с азиатами, точнее сказать трудно. Он носил лакированные туфли и двубортный костюм поверх белой футболки. Оружия у него при себе не было, зато на шее обнаружилась татуировка в виде иероглифов непонятного мне значения, и Юра заявил, что Цзиньлун, скорее всего, симб.

Симб или симба — это просторечное обозначение цинтов, тела которых были вместилищем для тех самых демонов, чьи силы легли в основу новой империи. При этом выглядел младший Ван, как вполне обычный человек.

Я имею в виду, глаза у него не горели темным демоническим огнем, под волосами не было видно даже остатков спиленных рогов, да и копыта модными лакированными туфлями скрыть не получится.

Я пытался найти в нем какие-то признаки одержимости демоном, но ничего не обнаружил.

Тем более, я понятия не имел о его способностях, а они у симбов могли быть самыми разными. От простого физического здоровья и неуязвимости для оружия до умения манипулировать энергиями, эквивалентными взрыву авиабомбы. Кристина утверждала, что даже самый слабый симб на порядок сильнее обычного человека, и сделать с ним без применения тяжелой военной техники ничего не получится, да и с техникой тоже не факт.

Однако, тут стоило помнить о том, что Кристина сама была произведена в Поднебесной, а значит, нужно делать скидку на то, что она может излагать еще на заводе вложенную в ее голову политику партии. А еще стоило держать в голове, что, как не все китайцы были цинтами, так и не все цинты были симбами.

В общем, все было довольно сложно. Не так сложно, как в хитросплетении дворянских родов моего старого мира, но для полного понимания картины требовались дополнительные источники информации, и целиком полагаться на почерпнутые в Интернете и полученные от домашнего робота данные все-таки не стоило.

Вникать в вопрос расстановки камер наблюдения Цзиньлун не хотел абсолютно. Мы показали ему проект, он кратко мазнул по нему взглядом, а потом махнул рукой, дескать, работайте, собаки широкоглазые, и ушел в дом.

Юра указал мне первую точку для камеры, убедился, что я ничего не перепутал, и отправился размечать остальные. Я взял из машины сумку с инструментами и стремянку, вооружился аккумуляторным перфоратором и принялся сверлить бетонный столб забора для установки кронштейна камеры, удовлетворившись тем, что мне удалось не дать маху хотя бы на этом этапе.

Бетон был прочный, а перфоратор — слабый, поэтому на просверливание двух необходимых для крепления отверстий у меня ушло довольно много времени, и к тому моменту, когда я закончил, Юрий уже вернулся, обойдя весь периметр.

Увидев мои успехи, он сокрушенно помотал головой и высказался, что такими темпами мы тут всю неделю провозимся, а стоимость контракта от этого не увеличится.

Я лишь плечами пожал. Мне торопиться было некуда.

— Ладно, иди дальше сверли, — сказал Юра. — Здесь я сам закончу.

Я перетащил стремянку к следующей отметке и снова взялся за перфоратор.

Тупой монотонный физический труд, будь то сверление отверстий или рытье окопов, хорош тем, что совершенно не задействует мозг, и пока тело занято работой, ты можешь размышлять о чем-то отвлеченном. Я проработал меньше часа, изрядно вспотел на жаре и уже пришел к выводу, что занятие это мне совершенно не нравится. Забавно, но при рытье окопов, а нам приходилось заниматься и этим, таких мыслей у меня никогда не возникало.

Наверное, все дело в мотивации. Когда ты роешь окоп, ты знаешь, зачем ты это делаешь. Чтобы тебя и твоих товарищей по оружию не убило при следующей атаке противника. Земляные работы на фронте — это необходимость, уйти от которой невозможно. За исключением тех случаев, наверное, когда ты постоянно атакуешь, но в этом тоже есть свои минусы.

Потери среди личного состава гораздо выше, например.

А здесь была работа за деньги. Я не привык работать за деньги, просто потому что у меня никогда не было такой необходимости.

В чем еще у меня никогда не было необходимости, так это в установке в своих жилищах охранных систем. Плох тот Одоевский, который не может защитить себя сам. Ладно, папеньке охрана по статусу была положена, все-таки он был великий князь, а не кот начхал, но все младшие члены семьи обходились своими силами. Впрочем, если не считать дуэлей, то в мирное время на наши жизни никто и не покушался.

Связываться с родом Одоевских было себе дороже.

Впрочем, это правило работало для всех аристократов. Преступники старались держаться подальше от сильных мира сего, потому что возмездие в таких случаях было неотвратимым и довольно кровавым.

А между собой великие семьи уже давно не грызлись. Эпоха междоусобиц миновала еще во времена правления деда нынешнего нашего государя, который пламенем и кровью сплавил разрозненные кланы в единый монолит империи.

Есть мнение, что именно это усиление «восточных варваров» в конце концов и привело к мировой войне, которую развязал нынешний германский кайзер, но я думаю, что на самом деле там все гораздо сложнее.

Геополитика — это игра вдолгую…

Здешней великой империи всего-то сорок три года от роду, у нее еще даже детские болезни наверняка не проявились. Они завоевали почти весь мир, это сильный ход, сделать который раньше никому не удавалось, но ведь это даже не половина дела. Получить власть в ходе войны достаточно просто, сложно ее удержать.

Недовольные есть по всему миру. Пока очаги их сопротивления невелики, и цинтам удается тушить пожары малыми силами, просто ввиду своего военного превосходства, но кто знает, что случится в этом мире через сто лет.

Монополия на силу сейчас не означает монополии на силу навсегда. Сила — как сверхтекучий газ, она найдет выход наружу через любую трещину в сдерживающем ее сосуде, она способна заполнить любой объем, пусть и потеряв в концентрации.

И даже если этого не произойдет, рано или поздно в мире появится другая сила. И чем позже это произойдет, тем страшнее будут последствия для уже немолодой и изрядно закостеневшей в своей бюрократии империи.

Ближе к полудню Юра объявил перерыв, достал заготовленные из дома бутерброды и термос с чаем. По сравнению с солдатской едой и магазинными продуктами быстрого приготовления, которые я попробовал в воскресенье, это был настоящий пир, и я с удовольствием к нему присоединился. Но не успели мы как следует подкрепиться, как появился разгневанный Цзиньлун, начал махать руками и ругаться на ломаном русском.

— Два тупых лаовая, — заявил он. — Из-за вас в доме пропал вай-фай.

— Этого не может быть, — сказал Юра. — Я к местной сети еще даже не подключался. Если есть какие-то перебои, то это не из-за нас. Может быть, вам стоит позвонить провайдеру?

— Вай-фай был, теперь вай-фая нет, — сказал младший Ван. — Иди чини.

— Я, конечно, могу роутер посмотреть, — сказал Юра. — Но уверен, что мы тут не при делах.

— Ты — пустое яйцо, — сказал ему младший Ван. — Иди чини.

— Я пойду, гляну, — вздохнул Юра, поднимаясь на ноги. — Может, роутер им перевоткну.

— Должно сработать, — согласился я, надеясь, что не говорю очередную глупость.

Юра мрачно кивнул, и они с младшим Ваном удалились за забор.

Наверное, с этого момента все и началось.

Глава 13

Отсутствовал Юра довольно долго. Я съел свою половину бутербродов, допил чай, несколько минут посидел в тишине, а потом принялся работать дальше.

Я просверлил отверстия еще для двух кронштейнов и повесил сами кронштейны, когда в перфораторе сел аккумулятор. Если бы такое случилось в моем старом мире, мне было бы достаточно коснуться его двумя пальцами и перекачать в него малую долю своей внутренней энергии, но здесь мне пришлось поработать ногами и идти к сумке, которую я оставил на месте нашего импровизированного пикника.

Я поставил запасной аккумулятор, а старый бросил в сумку, набитую инструментами, большей частью которых я не умел пользоваться. За исключением, пожалуй, пистолета Кости, который я зачем-то захватил с собой на работу.

В своем старом мире я не придавал огнестрельному оружию большого значения и в мирной жизни пистолетов с собой не носил. Но там у меня были мои молнии, а здесь я чувствовал себя совсем беззащитным. Хотя пистолет, конечно, был только иллюзией защиты.

Против таких, как младший Ван, например, огнестрельное оружие бессильно.

Цзиньлун не был похож ни на солдата, ни на чиновника, поэтому сложно было определить, какими способностями он обладает и для чего может их использовать.

Любопытства ради я достал из кармана телефон, вошел в интернет и вбил в строку поисковика имя младшего Вана. Выдача была огромной, потому как Ван — фамилия в Китае достаточно распространенная, но о конкретном молодом человеке с татуировкой на шее я ничего не нашел.

Старшего Вана, которому принадлежал особняк, на первых трех страницах результатов поиска тоже не обнаружилось. Откровенно говоря, я на это особо и не рассчитывал. Интернет хранит информацию только об известных или популярных личностях, на обычных людей ему, как правило, наплевать.

Работа, по крайней мере, эта ее часть, была несложной (хотя непыльной я бы ее не назвал), но все равно не вызывала у меня никакого энтузиазма. Меня учили, что достойная работа должна приносить пользу обществу, а не отдельным его членам. И больше всего меня раздражало, что прямо сейчас я работал на представителей касты завоевателей.

Пусть даже я лично им никакой войны не проигрывал.

Я закрепил третий кронштейн, когда вернулся Юра, таща в руках наши сумки с инструментами.

— Вот и пообедал, — мрачно сказал он.

— Что там было? — спросил я. Не потому, что мне на самом деле было интересно, а потому что такой вопрос обязательно должен был задать Иван.

— Понятия не имею, — сказал Юра. — Перезагрузил им роутер и все заработало.

А я уж думал, это на самом деле мы им какой-нибудь кабель повредили во время сверления. Хотя, конечно, какие в заборе кабели…

— Бывает, — сказал я.

— Представляешь, у них там «мерседес» в гараже.

— Танк? — удивился я.

— Почему танк? Хотя, ну, почти… Здоровый такой, черный. Их не выпускают уже лет тридцать, если не больше, а он у них такой пыльный, как будто они на самом деле на нем ездят. На «мерседесе», прикинь?

— Красиво жить не запретишь, — попытался угадать я.

— Эта тачка миллионы стоит, — похоже, угадал. — Я даже не знаю, сколько именно миллионов.

— И что тебя удивляет?

— Я не удивлен, — заявил Юра. — Я возмущен. Пока мы тут горбатимся за какие-то гроши, всякие ваны разъезжают на раритетных машинах, на которые нам за всю жизнь не заработать. Это классовое неравенство, как оно есть.

— Люди в принципе не равны, — сказал я. — Это нормально.

— Это не нормально, — сказал Юра. — У людей должны быть равные возможности, без искусственных барьеров и предрассудков, иначе нам справедливое общество не построить.

Конечно, здесь я мог бы ему указать, что общество, справедливое или нет, строят не такие, как Юра, а такие, как Ваны, и у них наверняка существуют свои представления о справедливости, и тот факт, например, что один человек может разить своих врагов молниями, а другой — не может, к числу искусственных барьеров и предрассудков никак не отнести, но точка зрения Ивана на этот вопрос была мне неизвестна, и если вдруг окажется, что она далека от моей (скорее всего), и он ее уже озвучивал (вполне возможно), Юра получит вполне законное право поинтересоваться, в какой момент я успел передумать. За этим последует малоприятный разговор, и… и я решил, что сейчас мне этого точно не надо.

Не знаю, что еще увидел Юра в гараже Ванов, но весь остаток рабочего дня он был мрачный, не особо разговорчивый и какой-то дерганый. Разумеется, работы мы не закончили, за день успели только повесить все камеры и подвести к части из них питание. Завтра нам предстояло закончить работу с кабелями, собрать камеры в единую сеть, установить мониторы, управляющий блок и программное обеспечение. Вроде бы, должно пойти полегче, чем сегодня.

Юра выгнал машину за ворота, закинул наши сумки с инструментами на заднее сиденье, и, когда я уже протянул руку к передней пассажирской двери, попросил меня сесть сзади. Это было странно и не походило на наше размещение во время поездки сюда, но каждый человек имеет право на свои странности, и я сел назад, освободив себе место и скинув свою сумку на пол.

Мы выехали из коттеджного поселка, выбрались на ведущее к городу шоссе, и только тогда Юра заговорил.

— Поглядывай назад, — сказал он. — Я тоже буду, но мне еще и за дорогой следить надо. Если увидишь что-то подозрительное, сразу скажи мне.

— Конечно, — сказал я.

Пока самым подозрительным было то, что Юра набрал скорость выше разрешенной и выше скорости общего потока машин, и не притормаживал даже там, где ногу с газа сбрасывали все остальные — перед камерами фотофиксации нарушений. Чем ближе к вечеру, тем страннее становились происходящие события.

— Наверное, я сделал глупость, — сказал Юра. — Но фарш невозможно провернуть назад, так ведь? И теперь нам надо просто аккуратно вернуться в Москву, доложить комитету и сдать им эту штуку, а они уже пусть разбираются, так?

— А что именно ты сделал? — осторожно спросил я.

— Я добыл образец, — сказал он. — Понимаешь, я вхожу в серверную, а они там просто так стоят… Больше сотни, наверное. Этот узкоглазый отвернулся, ну я и сунул одну в карман. Как думаешь, он ничего не заметил?

— Мы после этого там еще полдня отработали, — сказал я. — Если бы он заметил, наверняка были бы какие-то последствия.

— Вот и я так думаю, — сказал Юра. — Может, они и до завтра не хватятся. А завтра нас там уже не будет, так?

— Так, — сказал я. — А где сейчас этот образец?

— В твоей сумке, — сказал Юра. — Потом посмотришь, а пока за дорогой следи.

— Конечно, — снова сказал я, развернулся и принялся следить за дорогой.

Здесь происходило что-то непонятное для меня, но вряд ли неожиданное для Ивана, потому как Юра отнюдь не стал пускаться в объяснения. Я понятия не имел, образец чего он прихватил из серверной Ванов, но очевидно было, что акт хищения придется хозяевам особняка не по вкусу.

А Иван Демидов оказался вовсе не тем недалеким обывателем, за которого я его принял. Похоже было, что он участвовал в какой-то большой игре, и речь шла совсем не о капсуле виртуальной реальности, которая стояла в секретной комнате его квартиры. Конечно, в эту картину пока никак не вписывались ни Кристина, ни Костя с его головорезами, но я был уверен, все это от того, что я пока увидел недостаточно большой фрагмент общего полотна.

Но если все будет происходить такими темпами, далеко не факт, что я успею увидеть больше.

Я вспомнил наш с Юрой разговор по дороге на объект и его странную фразу о «тех самых людях». Что ж, похоже, что они на самом деле оказались теми самыми людьми, поисками которых мы с ним занимались, и он даже сумел прихватить образец, хотя и не должен был этого делать. Скорее всего, нашей функцией было наблюдение, выявление объекта и передача информации о нем, но младший Ван отвернулся, и Юра не смог удержаться.

Наверное, это какая-то очень ценная штука.

Наверное, нам придется дорого за нее заплатить уже сегодня.

— За нами погоня, — сообщил я.

— Ты уверен?

— Процентов на девяносто, — сказал я.

Две машины петляли по шоссе, объезжая автомобили обычных людей, и шли они на скорости даже выше нашей, поэтому расстояние между нами сокращалось.

Вряд ли это можно назвать совпадением.

— Под сиденьем пистолет, — сказал Юра. — Когда будешь уверен на сто процентов, начинай стрелять.

Значит, все-таки война.

* * *

Наверное, Петр был прав, и на самом деле я был таким же, как он.

Пес войны.

Это был чужой мир, в котором я провел всего несколько дней.

Это был чужой конфликт с неизвестными мне участниками, и я оказался втянут в него вопреки собственной воле, даже не представляя, на чьей стороне я выступаю и кому противостою.

Но противник явно был сильнее, а наши шансы на успех минимальны.

У меня даже не было моих молний, но все равно я не чувствовал ни страха, ни беспокойства.

Напротив, внутри меня поселилось мрачное удовлетворение, смешанное с искренним облегчением.

Наконец-то наступила определенность, и я оказался на месте, уготованном мне судьбой, и мне снова предстояло заниматься тем, что у меня получалось лучше всего.

Тем, что приносило мне одно из немногих истинных удовольствий в жизни.

Драться.

Пистолет был больше и на вид намного серьезней, чем доставшийся мне от Кости трофей, и к нему прилагалось несколько запасных магазинов. Я положил два на сиденье рядом с собой, а остальные сунул в карман рабочей куртки. Нашел предохранитель, перевел его в боевое положение.

Машины преследователей были все ближе.

— Цинты? — спросил Юра.

— Отсюда не видно.

— До развилки восемь километров, — сказал Юра.

Понятно.

Значит, в ближайшие несколько минут нам даже свернуть некуда будет. По краям дороги — лес, и я сильно сомневаюсь, что мы сможем уйти от них пешком. А значит…

Совершив очередное перестроение, передняя машина преследователей встала с нами в один ряд, и других автомобилей между нами уже не было. Когда разделяющее нас расстояние сократилось до пяти метров, мне наконец-то удалось рассмотреть, кто сидит внутри.

Цинты.

И у парня, который находился рядом с водителем, в руках была очень похожая на оружие штуковина. На этом я решил, что поводов для начала уже более, чем достаточно, взял пистолет обеими руками, тщательно прицелился и дважды выстрелил прямо через заднее стекло.

Юра не был профессионалом.

При звуках выстрелов он дернулся, машина вильнула и едва не вылетела на полосу встречного движения, чудом избежав столкновения с двигавшимся там микроавтобусом. Настоящие солдаты на звуки стрельбы так не реагируют, тем более, когда противник подобрался к тебе достаточно близко, и стрельба вполне ожидаема.

Но поскольку дернулся он все же после того, как я начал стрелять, на мою меткость это никак не повлияло. Обе мои пули попали водителю цинтов в грудь, он выпустил руль, и машина резко ушла вправо, пересекла обочину, слетела в кювет и несколько раз кувыркнулась в траве, поднимая клубы пыли.

Очередной кульбит привел машину прямиком в дерево. Удар пришелся в бок и буквально разорвал автомобиль пополам. Думаю, сколько бы человек ни набилось в салон, выживших среди них не было.

Пластмасса — не лучший материал для автомобилестроения. Хотя, наверное, и самый дешевый.

— Ни хрена себе! — воскликнул Юра. — Ты в каком шутере так стрелять научился?

— Просто повезло, — сказал я, хотя на самом деле знал, что это не так.

Везение — шанс для подготовленного человека. Если ты не умеешь стрелять, никакая удача не поможет тебе при стрельбе из одной движущейся машины попасть по мишени, находящейся в другой движущейся машине.

И цинт из второго автомобиля преследования доказал этот тезис своим примером. Он по пояс высунулся из правой пассажирской двери, сжимая в руках короткоствольный автомат, и принялся стрелять в нашу сторону. А если точнее, то просто по ходу движения, потому что ни одна из его пуль в нашу машину так и не попала.

Пока эти ребята никак не годились на роль несокрушимого врага, построившего империю, правящую целым миром.

Их водитель решил облегчить работу стрелку и сократить расстояние. Видимо, урок команды из первой машины не пошел ему впрок, или он тоже решил, что мне просто повезло.

Я снова прицелился и выстрелил, но в этот момент Юра начал перестроение, объезжая неторопливый, по меркам нашей погони автомобиль, и мои пули попали в капот машины преследователей, к сожалению, ничего важного там не повредив.

— Держи ровнее, — попросил я.

— Стараюсь.

Нас подбросило на очередной кочке. Дороги в этой версии России были так себе, видимо, завоеватели не слишком пристально следили за их состоянием.

Цинты попытались повторить наш маневр, но слишком резко, и их стрелок едва не вывалился из окна. Думаю, что если бы он повстречался с асфальтом на этой скорости, это стало бы последним его свиданием. Я дал им выровняться, а стрелку — обрести равновесие, а потом потянул за спусковой крючок.

Мне помешала еще одна кочка. Первая пуля угодила в радиатор, вторая и вовсе улетела в молоко.

Испугался ли сидевший за рулем той машины цинт выстрелов, или струя пара, вырвавшаяся из-под капота, перекрывала ему обзор, мне доподлинно неизвестно, но водитель нажал на педаль тормоза, машина резко сбросила скорость, и это была ошибка.

Наверное, фатальная, потому что двигавшийся позади нее грузовик так же быстро затормозить не успел, и его хромированный бампер влетел в багажник седана цинтов, смял его, а потом сбросил с дороги.

— Горизонт временно чист, — сообщил я.

— Неплохо, — сказал Юра.

Но вряд ли на этом все закончится.

Мне было интересно, в какой машине сидел Цзиньлун, и как он сейчас себя чувствует, но удовлетворить свое любопытство у меня не было никакой возможности. Юра чуть сбросил скорость, мы докатились до развилки. Вправо и влево уходили более узкие, но все еще асфальтированные дороги, и мы могли бы свернуть на любую из них, но Юра поехал прямо.

Не уверен, что по прямой мы доберемся до Москвы быстрее, учитывая обстоятельства. Конечно, из-за аварий позади нас образовалась пробка, но я не думаю, что она сможет остановить серьезную погоню.

Юра, как выяснилось, придерживался того же мнения. Он притормозил у обочины.

— Бери сумку и уходи в лес, — сказал он. — Они гонятся за машиной, так пусть гонятся, я их отвлеку.

Что ж, это звучало достаточно разумно, и если взрослый человек в непростой ситуации принял решение пожертвовать собой, не мое дело его отговаривать.

— Пистолет оставить?

— Нет, возьми себе. У меня есть еще.

Я повесил сумку на плечо и хлопнул дверью, и он стартовал с места с пробуксовкой колес. Правда, выглядело это все равно не слишком эффектно из-за недостаточной мощности двигателя.

Я пересек обочину и линию высокой травы, постаравшись не вляпаться в борщевик, и оказался под прикрытием деревьев. Спрятавшись за достаточно широким стволом, я принялся наблюдать за дорогой.

Некоторое время ничего не происходило. Как я уже упоминал, из-за спровоцированной нами аварии поток стал куда менее интенсивным, и за несколько минут мимо меня проехало не более десятка машин. Судя по их манере движения и лицам пассажиров, которые мне удалось рассмотреть, в погоне они не участвовали.

Я уже собирался покинуть свой наблюдательный пункт и углубиться в лес для составления дальнейшего плана действий, когда появился Ван Цзиньлун.

Он не сидел ни в первой, ни во второй уничтоженной с моей помощью машине.

Выяснилось, что он вообще мог обходиться без автомобиля, и это не мешало ему нестись по дороге со скоростью свыше ста километров в час.

Глава 14

И это была не сверхскорость.

Или, по крайней мере, не только она. Ван Цзиньлун не просто бежал по дороге, как могли делать быстроногие сыны Гермеса в моем прежнем мире, он перемещался длинными, метров по пять, прыжками. Я недостаточно хорошо разбирался в градациях силы одержимых, но даже мне было понятно, что это явно не начальный уровень.

И наверняка он может не только это.

Я даже дыхание не успел затаить, как цинт промчался по дороге мимо меня. Если он будет двигаться с такой же скоростью, а Юра не отыщет в своей консервной банке дополнительные мощности, их встреча неминуемо произойдет уже минут через пять. И как только цинт выяснит, что похищенного в машине нет, он отправится на поиски.

Правда, найти человека в лесу, даже в подмосковном — задача достаточно нетривиальная, особенно если ты не знаешь, в каком именно месте человек в этот лес зашел. С другой стороны, кто знает, на что еще способен этот симб. Может быть, у него есть способность летать (что маловероятно и не очень ему поможет) или видеть сквозь деревья, или еще что-нибудь не менее неприятное.

Как бы там ни было, задерживаться на месте было глупо, и я углубился в лес.

Что ж, похоже, я несколько поторопился в своих оценках, и у цинтов все не так безоблачно, как мне казалось. Здесь все же существует сопротивление, и Юра был его частью. Иван, скорее всего, тоже.

Однако, организовано тут все какими-то дилетантами. Какова была истинная цель этой операции? Вряд ли бойцы невидимого фронта могли рассчитывать на удачу, на то, что приз сам свалится к ним в руки, стоит только одному из них зайти в дом. Да и непохоже было, что они готовились к такому развитию событий. Потому что где чертово прикрытие? Где автомобили сопровождения, где огневая поддержка, какого дьявола мы вынуждены были уходить от погони вдвоем и на совершенно неподготовленной для этого машине?

Скорее всего, имел место экспромт. Юра увидел лежащую на поверхности возможность и решил ей воспользоваться, совершенно не просчитав последствия.

С которыми ему предстоит столкнуться уже минуты через три…

А потом наступит и мой черед.

Ради чего хоть это все было устроено? Я чуть сбавил темп и принялся на ходу рыться в сумке. Вытащил оттуда свой пистолет, сунул его за пояс рядом с тем, который вручил мне Юра. Сумку, наверное, проще всего бросить. Да, если цинты ее найдут, они точно поймут, что я здесь был, но тащить с собой лишний вес тоже никакого смысла не имеет.

Правая рука наконец-то нащупала искомое.

Это был небольшой цилиндрический контейнер, размерами похожий на банку пива или лимонада, только сделанный из гораздо более прочного материала. Какой-то тусклый серый металл, но под моими пальцами он не прогибался. Несмотря на то, что он пролежал в сумке уже несколько часов, контейнер был холодный, словно его только что вытащили из морозильной камеры. Ключа для открывания, разумеется, не обнаружилось, но по шву, идущему посередине контейнера, было понятно, что он состоит из двух частей, и, скорее всего, простораскручивается.

Какой предмет мог представлять такую ценность, что Юра решил рискнуть обеими нашими жизнями и свою, скорее всего, уже проиграл? Какой предмет мог представлять такую ценность, что цинты сразу же бросились в погоню, в которой участвовал кто-то из высшего местного начальства? Чего ради я уже убил здесь несколько человек, и, возможно, мне придется убивать еще?

Ответ, казалось бы, лежал на поверхности, но я не мог поверить, что все так просто.

Но Юру и самого удивило, что эти, как он выразился, образцы, лежали там просто так, и никто их не охранял…

Я услышал еле заметный — все-таки я уже отошел на достаточно приличное расстояние — шум со стороны дороги. Я остановился, замер, прислушиваясь. Сквозь шелест листвы, которую колыхал легкий ветерок, были слышны хлопки дверей и резкие китайские выкрики, похожие на команды. Похоже, что они каким-то образом узнали, где именно я вышел из автомобиля Юры и собирались прочесывать лес.

Объяснений этому факты могло быть немного. Либо здесь задействованы какие-то способности, свойственные только цинтам, либо они используют какие-то следящие технологии. В этом мире все напичкано электроникой, ее используют даже там, где этого, на первый взгляд, и не требуется, и вполне возможно, что они смогли отследить меня по какому-нибудь встроенному в сам контейнер маяку.

Я повертел цилиндр в руках и ничего подозрительного не обнаружил. Впрочем, это ничего и не гарантировало, чип слежения мог был вмонтирован внутрь стенки самого контейнера, наверняка местные технологии такое позволяют.

Ван, видимо, этой системой не пользовался, поскольку продолжал бежать за машиной, но уже очень скоро он осознает свою ошибку и свяжется со своими людьми.

После чего прибудет сюда, и…

Ладно, допустим, внутри контейнера действительно то, о чем я думаю. Какие у меня тогда варианты? Я могу оставить его здесь и уйти вглубь леса, надеясь, что им сложнее будет меня обнаружить. Но цинты тут же обнаружат сам контейнер, после чего он, как и его содержимое, будет для меня потеряно, и получится, что Юра пожертвовал собой совершенно зря.

И если сопротивление действительно существует, то окажется, что они совершенно зря потратили время, разрабатывая эту чертову операцию, пусть она и пошла под откос совершенно не по моей вине.

Конечно, я не чувствовал за собой никакого долга ни перед ним, ни перед любым другим обитателем этого мира, но, черт побери, я буду проклят, если истрачу этот призрачный шанс впустую.

Китайцы были все ближе.

Я положил сумку в густой подлесок, сунул контейнер в карман куртки и взялся за пистолеты.

Я, конечно, тоже не егерь, но они вообще не умели ходить по лесу. Они переговаривались между собой, как им казалось, негромко, они наступали на листья и сухие ветки. Словом, вели себя, как обычные городские жители, выбравшиеся на пикник. Судя по производимому шуму, их было от пяти до семи человек.

Не так уж много, если среди них нет ни одного симба.

Пытаться скрыться вместе с контейнером, который они способны отслеживать, смысла не было, бежать без добычи казалось мне ниже моего достоинства, а стоять на месте без движения и ничего не предпринимать было нельзя, потому что позволило бы им обнаружить меня первыми.

Поэтому я снял оба пистолета с предохранителей и начал стрелять.

Толком прицелиться было невозможно, поэтому я стрелял по мелькнувшим среди деревьев силуэтам, по малейшему признаку движения, отличающемуся от колыхания листвы, да и просто на слух.

Первые мои три выстрела нашли свои цели. Двое упали, может быть, потому что я в них попал, может быть, чисто рефлекторно. Третий отпрыгнул в сторону, громко ругаясь на кантонском.

Глупо.

Надо было не просто в сторону, а куда-нибудь за ствол, уходя с линии огня. Я чуть довернул руку и всадил пулю ему в грудь.

Потом я бросился на землю и резво пополз влево, пытаясь зайти им во фланг. Остальные открыли огонь, в том числе и из автоматического оружия. Не знаю уж, как они наводились, то ли при помощи глаз, как я, то ли им способствовала их электроника, но пули стали пролетать в опасной от меня близости, и драка с превосходящими силами противника уже не казалась мне такой же хорошей идеей, как парой минут раньше.

Но на войне, как на войне.

Большая часть пуль летела выше меня, и мне на голову сыпались срезанные ветки и обломки коры. Нет, ребята, не глазами вы целитесь. Электроника задает вам направление, но маячок не способен увидеть, что я не иду пешком, а ползу по земле…

Я пристроил контейнер в расщепленном стволе дерева, надеясь, что случайная пуля не сможет ему повредить, а сам продолжил движение во фланг, и тут же убедился в своей правоте. Они целились не в меня, они стреляли по тем координатам, которые предоставлял им маячок.

Большая ошибка.

Техника в бою — это, конечно, хорошо, но целиком на нее полагаться все-таки не стоит. Если бы у меня были силы из моего старого мира, я бы просто выключил им всю электронику, а потом посмотрел бы, на что они годятся без нее.

Хотя…

Нет, если бы у меня были силы из моего старого мира, если бы я все еще владел молниями, эти люди были бы уже мертвы, и мне для этого даже пистолет бы доставать не пришлось. Но, как говорит мой папенька, иногда приходится играть с теми картами, что уже у тебя на руках. При небольшой толике везения можно одержать победу даже не с самым удачным раскладом.

Времени на раздумья не было. Очень скоро они поймут, что стреляют в пустоту и придет время включать мозги, а это не в моих интересах. Я засек местоположение еще двоих и открыл огонь, стреляя попеременно с двух рук. Мне потребовалось пять пуль, чтобы уложить обоих.

Автоматная очередь выдала мне расположение еще одного цинта. Я перекатился в сторону, выстрелил в его направлении, перекатился еще, замер, выжидая. Он выпустил еще одну очередь и промахнулся на добрых полтора метра, и я всадил в него две пули.

По моим подсчетам, их должно было остаться не более двух человек, но я потерял их из вида. Напряженно вглядываясь в окружающую меня зелень, я мысленно подсчитывал, сколько у меня осталось боеприпасов. На этих двоих должно хватить, а дальше можно будет пользоваться трофейным оружием, которое я подниму с их тел.

— Сдавайся, лаовай! — выдать себя голосом, это было, наверное, самое глупое, что он мог сделать. Глупее было бы только, если бы он выбежал из-за деревьев, подняв руки вверх, напевая задорную народную песенку и приплясывая. — Отдай то, что ты украл, и тогда умрешь быстрой смертью! Господин Ван уже идет сюда!

Вместо ответа я дважды выстрелил ему в грудь и услышал звук падающего тела. К сожалению, этим в свою очередь уже выдал себя я сам, и несколько автоматных пуль срезали кору со ствола дерева, рядом с которым я стоял, а одна оцарапала мне бедро.

Я не столько прыгнул, сколько завалился на бок, несколько раз выстрелив в направлении последнего цинта. Он ответил мне еще одной очередью, и на этот раз промазали мы оба.

По сути, если господин Ван действительно уже шел сюда, время играло на стороне цинта, и ему было достаточно просто сдерживать меня до прихода основной ударной силы, с которой я уже вряд ли что-то смогу сделать. Но ему, последнему оставшемуся в боеспособном состоянии, видимо, очень хотелось выслужиться перед начальством, и он начал сокращать дистанцию, стараясь действовать бесшумно и незаметно.

В его понимании, конечно. Уже через несколько секунд он был у меня, как на ладони, и я закончил этот бой, дважды прострелив ему голову.

Нет, эти ребята — не солдаты, и похоже, что они никогда не были не то, что в реальном бою, но и в настоящей перестрелке. Скорее всего, какая-то номинальная дворцовая гвардия или что-то похожее. Показатель социального статуса и не более того. Слишком уж легко я с ними разобрался.

А что касается возможности быстрой смерти, которую я в очередной раз упустил… Что ж, будем откровенны, быстрая смерть никогда не стояла высоко в списке моих приоритетов.

Пусть я буду умирать медленно, но постараюсь захватить с собой на тот свет как можно больше врагов.

Я осмотрел рану. Она оказалась несколько серьезнее, чем я ожидал — пуля не просто поцарапала мне кожу и испортила брюки, она прошла насквозь, вырвав из ноги изрядный кусок мяса, и трава подо мной уже окрасилась кровью. Я разделся до пояса, кое-как наскоро перетянул рану вырванными из футболки лоскутами, надел куртку обратно. На все про все у меня ушло не больше двух минут, что довольно неплохо по общепринятым стандартам, но, я так понимаю, что, когда ты имеешь дело с господином Ваном, каждая секунда на счету и может стать решающей.

Однако, у меня все еще оставались дела, требующие завершения, а род Одоевских славится своей дотошностью.

В некоторых вопросах…

Двое цинтов были еще живы, один лежал без сознания, но грудь его вздымалась от неровного дыхания, второй, которому пуля угодила в легкое, хрипел и пускал ртом кровавые пузыри. Я добил обоих выстрелами в голову, вернулся к тому дереву, в котором спрятал контейнер, извлек добычу из импровизированного тайника и окинул ее задумчивым взором.

В том, что младший Ван скоро явится сюда во плоти, я не сомневался. В том, что даже не будучи раненым, я не смогу уйти от него по лесу, я тоже не сомневался, я уже видел, какую скорость способен развивать этот симб. Так что, в общем-то, все мои варианты сводились к выбору того, как именно я умру.

Бесполезно пытаясь убежать от него по лесу, или бесполезно пытаясь его застрелить. Не стану лукавить, второй вариант нравился мне гораздо больше. Пуля, как известно, дура, так что вполне может быть, что я в него попаду. Или он сам, уворачиваясь на своей скорости, на какой-нибудь сучок напорется. Ставить на такой исход я бы, конечно, не стал, но чем черт не шутит…

Рана в ноге пульсировала все сильнее, боль начала распространяться по телу. Я попытался абстрагироваться от нее, но с этим у меня всегда были проблемы. В меня попадали и раньше, и каждый раз это чертовски меня отвлекало.

Третий вариант был еще более сомнительным, чем первые два. Я мог только догадываться, что заключено в украденном Юре контейнере, за который он отдал свою жизнь, и даже если мои догадки верны, я понятия не имел о том, как это работает, сколько времени может занять процесс и не требуются ли для него какие-то дополнительные условия.

Но, как говорил мой папенька, иногда лучше сделать и сожалеть, чем не сделать, и сожалеть, поэтому я положил обе руки на противоположные стороны контейнера и крутанул их в разные стороны, надеясь, что никаких специальных инструментов для его вскрытия не требуется и моей мускульной силы должно хватить.

Грязные, покрытые потом и кровью руки скользили по холодному металлу. Я вытер ладони о штаны, попробовал еще раз, и мне показалось, что контейнер поддается. Трещина, разделяющая его на две половины, стала чуть шире. Я повторил процедуру со штанами, крутанул еще, услышал тихий щелчок и контейнер развалился на части прямо у меня в руках.

И был в нем, разумеется, не лимонад.

Из обломков вылетело облачко газа. Оно было очень плотным, около полуметра в диаметре, и имело красновато-золотистый оттенок. Но в отличие от обычного газа, стремящегося заполнить весь предоставленный ему объем и, оказавшись на открытом пространстве, стремительно теряющего концентрацию, это облачко не становилось менее плотным и не теряло своей первоначальной формы. Оно зависло передо мне на уровне груди, и я увидел, как по его поверхности проскакивают золотистые искры.

Что ж, поручик Одоевский, возможно, только что вы совершили самый глупый поступок в своей жизни. Но ни сожалений, ни колебаний я не испытывал. Когда ты стоишь на краю обрыва, а сзади к тебе подбирается лесной пожар, ты должен просто положиться на судьбу и прыгнуть. И если она будет к тебе благосклонна, то, возможно, внизу тебя будет ждать достаточно глубокое озеро с чистой водой.

А если не будет, то, по крайней мере, ты сам выбрал, как именно ты умрешь.

Все эти соображения пронеслись в моем мозгу за считанные доли секунды, которые прошли с момента вскрытия контейнера до полного освобождения его содержимого. Дальше все происходило еще стремительнее.

Облачко того, что совершенно точно не было газом, устремилось ко мне, и вместо того, чтобы рефлекторно отдернуться от него, подобно обычному человеку, я подался ему навстречу. И вдохнул его, но не ртом, носом или легкими, нет.

Я вдохнул его всем телом.

Глава 15

Я медленно шагал и угрюмо смотрел под ноги.

Под ногами была мокрая после недавнего дождя брусчатка набережной. Стоял конец августа, было пасмурно, холодный ветер задувал со стороны Финского залива.

Мне было неспокойно. Недавнее воодушевление куда-то исчезло, уступив место тревоге. Я осознавал, что стою на пороге огромных перемен в моей жизни, даже на бытовом уровне, не говоря уже о чем-то более глобальном, и, если вчера мне все было кристально ясно, сегодня меня начали одолевать сомнения.

Завтра я уезжал в Военную Императорскую Академию. Занятия в ней начнутся только с сентября, до них еще целая неделя, но курсантам было велено прибыть в расположение академии заблаговременно, дабы занять свои комнаты и ознакомиться с бытом, порядками и уставами. Так что это была моя последняя прогулка в качестве штатского человека.

Маменька взяла меня под руку, и я не стал вырываться. Кто знает, когда я увижу ее в следующий раз…

— Поменьше драматизма, Жорж, — сказала маменька. Она любила называть меня на французский манер. Она всех любила называть на французский манер, и хотя папенька был против, ему тоже не удалось избежать этой участи. — Завтра твоя жизнь не заканчивается.

— Папенька говорит, что завтра она только начнется, — сказал я.

— Все мужчины рода Одоевских через это прошли.

— Разумеется, — сказал я. — Учеба в императорской академии — это не столько обязанность, сколько честь…

— Можешь не цитировать мне рекламные брошюры, Жорж, — сказала маменька.

— Это не они, — сказал я. — Это дедушка.

— И почему я не удивлена? — маменька всегда считала дедушку излишне прямолинейным солдафоном и была не в восторге от того времени, что мы проводили с ним вместе. Но ограничивать мое общение с ним все-таки не считала возможным.

Старый князь, будущий князь, передача опыта и преемственность поколений…

Мне еще не было даже десяти лет, но я уже владел молниями и принадлежал к древнему княжескому роду, а значит, мой жизненный путь, по крайней мере, на следующий десяток лет, был предопределен.

Империя — это довольно статичный механизм, и каждой детали в нем заранее предназначено свое место, изменить которое в большинстве случаев просто невозможно. Простолюдин не сможет стать дворянином, если, конечно, он не бастард кого-то из благородных. Дворянин не может отказаться служить в армии без последствий для всего своего рода.

У меня к этому было двоякое отношение. С одной стороны, как и все мальчики моего возраста, я хотел не просто служить в армии. Я хотел, чтобы за время моей службы случилась какая-нибудь большая война, потому что проявить доблесть и покрыть себя славой с ног до головы в мирное время практически невозможно.

Но, с другой стороны, мне было страшно что-то менять. Я привык к фамильному особняку в столице, я привык к нашему имению, к окружающим меня гувернерам и гвардейцам личной папиной охраны, я привык к тому, что мне не надо заправлять собственную постель, а если я проголодаюсь, то мне достаточно будет зайти на кухню и кликнуть кого-нибудь из поварих… Папенька говорил, что в академии все будет по-другому. Сон и еда по расписанию, большую часть времени будут занимать учеба и тренировки, а в свободное от занятий время, в эти жалкие полчаса перед сном, нужно будет изучать книги по славной военной истории или мемуары выдающихся аристократов как недавнего, так и довольно далекого прошлого. Просто потому что других книг в местной библиотеке нет.

В общем, я ждал этого дня одновременно с восторгом и ужасом.

— На самом деле, что бы там ни говорили твой дед и отец, твоя настоящая жизнь не начнется завтра, Жорж, — сказала маменька. — И разумеется, что завтра она не закончится. Ты просто вступаешь в новый ее этап. Это значит, что ты уже почти взрослый.

Ну да. Ты приходишь в академию мальчиком, а покидаешь ее не просто мужчиной, но воином, защитником империи и верным слугой императора. Это уже не от дедушки, это из рекламных брошюр.

Но, по крайней мере, маменька не содрогалась от рыданий и не заламывала рук, как, по слухам, в прошлом году это делала княгиня Воронцова, когда в академию поступал ее младший сын. Мы в своем мальчишеском кругу осуждали ее поведение, папенька с дедом тоже бурчали по этому поводу что-то неодобрительное, но маменька сохраняла молчание и воздерживалась от любых комментариев.

Несколькими годами позже я узнал, что их старший сын, Евгений Воронцов, погиб в приграничном конфликте, настолько мелком, что о нем в газетах толком не писали.

— Говорят, что скоро будет большая война, — сказал я.

— Так всегда говорят, — сказала маменька. — Когда я была в твоем возрасте, в обществе ходили точно такие же разговоры, отношения с кайзером были еще более напряженные, чем сейчас, и я всерьез опасалась, что твой отец, с которым мы уже тогда были обручены, может попасть на фронт. Но, как ты видишь, этого не произошло. Так говорили и десять лет назад, когда тебя еще не было на свете, так будут говорить и еще через десять лет, и ничего не изменится.

— Но почему? — спросил я.

— Обществу нужна такая атмосфера, чтобы совету князей было легче оправдывать расходы на армию, — улыбнулась маменька.

— Но зачем им армия, если войны все равно не будет?

— Потому что некоторые большие мальчики до сих пор не наигрались в солдатиков, — сказала маменька. — Ты подрастешь и сам это поймешь, Жорж. Кто-то очень давно, в другие времена, написал правила игры, и все мы до сих пор вынуждены их придерживаться.

— Почему?

— Потому что это проще всего, — вообще, эти слова попахивали государственной изменой, и если бы их произнес кто-то другой, а не княгиня Одоевская, у него могли бы быть неприятности. По крайней мере, к нему бы присмотрелись повнимательнее. Ругать власть — это старая дворянская забава, но в основном ей принято предаваться в закрытых сообществах. — На самом деле, военная академия меняет людей. Мальчишки входят в нее разношерстной толпой, а выходят — массой в одинаковых мундирах и с одинаковым образом мыслей. Чужих мыслей, которые вкладывают им в головы заправляющие учебным процессом старики, выросшие в империи, которой уже нет, и готовящиеся к войне, которой не будет.

Для десятилетнего меня это были настолько крамольные речи, что я принялся озираться по сторонам, но никто не мог нас подслушать. Гвардейцы из личной охраны папеньки шли далеко позади, чтобы не мешать беседе охраняемых персон, а других прохожих здесь практически не было.

— Что вы такое говорите, маменька? Ведь империя существует, и государь-император…

— Иногда я забываю, сколько тебе лет, — сказала она, печально вздохнув. — Конечно же, империя существует, но это уже не та империя, как во времена молодости твоих будущих наставников. Время идет, все меняется, и следующая война, если она все же случится, не будет похожа на войну предыдущую, к которой они попытаются вас подготовить. И это не их вина, потому что они тоже прошли через эту же школу, и просто не могут мыслить по-другому.

— И в чем тогда смысл?

Маменька замедлила шаг и положила затянутую в лайковую перчатку руку на мое плечо.

— Смысл в том, чтобы попытаться пройти через все это и сохранить себя, Жорж, — серьезно сказала она. — И помочь сохранить себя твоим друзьям. Быть может, если вас будет достаточное количество, вы сможете что-то изменить. Но пока этого не произошло, пока ты еще недостаточно взрослый, тебе придется играть по их правилам.

Я никогда не видел маменьку с этой стороны. Она была великосветской дамой, способной поддержать разговор с любым человеком на любую тему, поддержать, понять и утешить, вовремя отпустить какую-нибудь шутку, чтобы снять напряжение. Но это был автоматизм, отработанная за годы привычка, защитная броня.

И похоже, что сейчас, на пороге нашего с ней расставания, эта броня дала трещинку, точнее, она сама позволила этой броне дать трещинку и сквозь нее прорвалось что-то настоящее. Что-то искреннее. Что-то, во что она хотела бы верить.

— Запомни главное, Жорж, — продолжала она. — Один человек может что-то сломать. На самом деле, один человек, достаточно сильный и целеустремленный, может сломать что угодно. Любой самый отлаженный механизм, самую грандиозную постройку. Разрушать легко. Но для того, чтобы что-то построить, человеку нужны соратники.

— И я обрету их в военной академии? — уточнил я.

— Да, может быть. Надеюсь, что да, — сказала она. — В противном случае ты просто проведешь там время в соответствии с давними традициями своего рода.

Связи.

Папенька тоже говорил о чем-то подобном, только другими словами. Дружбу, которая завязалась в академии, он пронес через года, и теперь, когда вчерашние курсанты стали князьями и графами, эта дружба оказалась очень полезной в укреплении позиций нашей семьи и государства в целом.

Эти связи крепче гранита, говорил папенька, и именно они являются фундаментом империи.

Маменька, видимо, хотела сыпануть в этот гранит песка….

Позже я осознал, что мои родители не любили друг друга. Их брак был договорным династическим союзом, где решения принимали не они, а тогдашние главы семейств, и все было решено чуть ли не до их рождения, и гораздо раньше их совершеннолетия, и в результате два сильных старых рода стали еще сильнее. Родители относились друг к другу с уважением, но не более того, и большую часть времени спали в отдельных апартаментах.

Когда мне исполнилось пятнадцать, папенька попытался разыграть со мной ту же карту, но, по счастью, времена все-таки изменились, и мне удалось увернуться от помолвки. Впрочем, к этому моменту наш семейный клан был уже настолько могуществен и влиятелен, что не особо-то и нуждался в укреплении старыми проверенными методами.

Скорее, это была часть политической торговли, связанной с советом князей, и в какой-то момент расклад сил там изменился, и папенька попросту не стал настаивать.

Политические взгляды у моих родителей тоже были разными. Папенька, как и положено настоящему князю, был консерватор, а маменька тяготела к модной либеральной модели. Может быть, потому что в институте благородных девиц будущих княгинь муштровали не так сильно, как в военной академии…

— Мне немного страшно, — признался я. Ни папеньке, ни, тем более, деду, я никогда бы такого не сказал, но чувствовал, что здесь и сейчас меня поймут.

— Мне тоже, Жорж, — сказала маменька, обнимая меня за плечи. — Но это абсолютно нормально на пороге перемен. Будущее всегда немного пугает. Ведь оно может оказаться совсем не таким, какого мы ожидали. Но я верю в тебя, мой храбрый мальчик, и я верю, что ты все преодолеешь и не позволишь всем трудностям…

Я отлично помнил, чем закончился наш с ней разговор, но в этот раз что-то пошло не так.

Вокруг резко потемнело, словно на столицу опустилась ночь. Кто-то испуганно вскрикнул, я услышал топот тяжелых гвардейских сапог у себя за спиной.

Но я не посмотрел назад. Мой взгляд был прикован к небу.

Облака, вечной завесой скрывающие наш город от солнца, вдруг резко почернели, словно в них плеснули чернилами. Это не было похоже на ночь, это выглядело так, будто их поглотила сама тьма.

Автоматические фонари на набережной так и не зажглись, я слышал испуганные возгласы прохожих, и все еще не мог отвести взор от неба.

Тьма опускалась. Она выбрасывала в город протуберанцы, которые достигали земли и разрастались исполинскими стенами, и пелена тьмы поглощала Петербург.

Тьма была уже рядом.

Я видел, как двое гвардейцев, не успевших добежать до нас, были поглощены темным щупальцем. Они просто вбежали в область тьмы, и не выбежали из нее. Словно их никогда и не было.

Мое сердце билось так, словно готово было вырваться из груди. Маменька прижала меня к себе, обнимая за плечи, в тщетной попытке уберечь.

— Не смотри наверх, Жорж! — сказала она, но тьма была уже повсюду.

Прошло всего несколько секунд, а город был уже полностью поглощен ею, и мы с маменькой стояли, прижавшись друг к другу посреди черной пустоты, и в какой-то момент я с ужасом обнаружил, что обнимаю лишь тьму. Что маменьки больше нет, как нет и гвардейцев личной гвардии Одоевских, нет набережной, нет Финского залива, нет самого Петербурга, что я остался один, и сейчас тоже буду поглощен черной пустотой.

— Нет! — крикнул я.

Я не понимал, что происходит, куда подевалась маменька, другие люди и сам Петербург, и откуда взялось это дьявольское наваждение, но это не имело никакого значения.

Я — все еще Георгий Одоевский, потомок славного княжеского рода, я все еще владею молниями и просто так, без боя, я не сдамся.

Я ударил во тьму первым разрядом, и она немного отступила. Я бил еще и еще, аккумулируя всю доступную мне энергию, вычерпывая резервы своего организма до самого дна и отвоевывая у тьмы метр за метром.

Я снова увидел брусчатку набережной под своими ногами, услышал плеск воды, вдали вырастали силуэты зданий… Я бил тьму своими молниями, в надежде, что она вернет не только город, но и людей, и в первую очередь — мою маменьку, и я не знал, откуда у меня берутся силы, ведь все невеликие ресурсы своего почти десятилетнего организма я уже должен был вычерпать полностью, но я не останавливался и сражался с тьмой, бичуя ее разрядами, пока она полностью не отступила…

Но людей не было. Я все еще был один в абсолютно пустом городе. Видимо, я пропустил какой-то фрагмент тьмы, и теперь должен отправиться на поиски, чтобы закончить дело.

Ведь, как говорил папенька, если ты что-то начал, ты просто обязан довести это до конца…

* * *

Я открыл глаза.

Мне было уже далеко не десять, и тот мой мир, за который я сражался во тьме, оказался где-то в далеком прошлом. Я лежал на земле в подмосковном лесу, в спину мне давил жесткий корень какого-то дерева, вокруг валялись трупы убитых мною людей, а в руке у меня был вскрытый контейнер, за который местный боец сопротивления заплатил своей жизнью.

И что это было?

Может быть, я ошибся в своих расчетах, и внутри был какой-то неведомый мне наркотик, который вырубил меня и вызвал все эти галлюцинации? С чего я вообще решил, что открывать его посреди леса — это хорошая идея? Дьявол с ним, с этим кошмаром, поручика Одоевского не напугать видениями, не имеющими никакого отношения к реальности, а если эта фантасмагория что-то и значила, ее смысл я могу поискать позже. Но я потерял время, то самое, которого у меня не было, и ничего не приобрел взамен.

Любопытно, как быстро местные силы охраны порядка отреагируют на перестрелку на шоссе и в лесу и явятся сюда, чтобы зафиксировать количество мертвых тел? Понятно было, что симб может прибежать сюда гораздо раньше, и тогда тел станет на одно больше, но все же…

Я приподнялся на локтях, чтобы осмотреться, и всего в десятке метров увидел Вана Цзиньлуна, неторопливо шедшего ко мне с надменной ухмылкой на лице и длинным кривым ножом в правой руке. Он все еще был в костюме и городских туфлях, и даже не запыхался, и только несколько выбившихся из его накрепко зацементированной лаком прически волос свидетельствовали о том, что он только что пробежал половину марафонской дистанции со скоростью, которой позавидовал бы любой спринтер.

И, видимо, я еще не до конца отошел от кошмара, в который был погружен всего несколько секунд назад, потому что выбросил правую руку ему навстречу, совершенно забыв, что война, о невозможности которой говорила маменька, все-таки случилась, и я погиб на этой войне, и возродился в другом мире, где нет дворянских родов и всем правят китайцы, и в этом мире у меня больше нет моих молний.

Молний у меня действительно не было.

Вместо них из моей раскрытой ладони вылетело золотое копье около двух метров длиной, включая заостренный наконечник.

Вылетело и ударило Вана Цзиньлуна прямо в грудь.

Глава 16

Копье прошло навылет и проделало в груди Вана дырку размером с кулак, а потом на какое-то мгновение зависло в воздухе, но только для того, чтобы затем вернуться в мою ладонь по той же траектории, по которой оно оттуда вылетело. При этом я практически ничего не ощутил. Я не чувствовал это копье, как чувствовал свои молнии. Я не управлял им в момент удара. Я не давал ему команду на возврат.

Это было больше похоже на визуальный эффект, чем на использование силы.

Ван Цзиньлун рухнул на колени, из его рта хлынула кровь. Глаза его были широко открыты, и взгляд у него был совершенно безумный.

С этим же безумным взглядом он выронил из руки свой длинный кривой нож, а потом и сам упал вперед, лицом в траву.

Наверное, он уже и так был мертв, но иногда лучше удостовериться. Я достал пистолет и всадил две пули ему в затылок, расплескав на землю содержимое его черепной коробки.

Что ж, пожалуй, теперь уже можно быть уверенным. После такого даже личный гвардеец немецкого кайзера бы не встал, а уж эти ребята славятся своей живучестью.

Я поднялся на ноги и с удивлением обнаружил, что рана в ноге меня больше не беспокоит. И то, что она меня не беспокоит, показалось мне настолько странным, что я даже размотал повязку и обнаружил, что никакой раны под ней больше нет. Кровь, еще даже не засохшая, есть, дырка в штанах никуда не делась, но кожа бедра была абсолютно гладкой, даже без единой ссадины или царапины.

Кто-то меня подлатал. Кто-то убил Вана Цзиньлуна за меня.

Кто-то, кого я не видел, и, скорее всего, даже не смог бы увидеть.

Кто-то внутри.

— Я теперь одержим? — спросил я вслух. — Здесь кто-то есть?

Честно говоря, я понятия не имел о механизмах одержимости и особенно не рассчитывал на ответ демона. Тем не менее, я его получил.

— Технически говоря, нет, ты не одержим, — голос раздался внутри моей собственной головы, и он был похож на мой… в смысле, на голос Ивана. — Я не могу управлять твоим телом, так что, нет, это определение не слишком корректно. Но, вне всякого сомнения, здесь кто-то есть. И скоро здесь окажется еще много кого, если ты будешь как дурак стоять на месте.

— Э… — сказал я. — Ты — демон?

— Только если ты уверен, что хочешь придерживаться именно этой терминологии, — был ответ.

— А как бы ты сам себя охарактеризовал?

— Я — твой симбионт, — сказал он. — Энергетическая тварь из другого измерения, не способная существовать в этом мире самостоятельно, а потому использующая местное тело в качестве носителя. И у меня есть к тебе встречный вопрос. А ты кто такой?

— Человек, — сказал я.

— Ой ли? А что ты пытался изобразить, когда наставлял на цинта свою ладонь? Или это был просто момент умственного помешательства на почве страха неминуемой смерти, которую предвещало его появление?

Неужели демон… энергетическая тварь из другого измерения сумела понять, что я не был первоначальным владельцем этого тела? Или он просто хотел взять меня на испуг?

— Меня зовут Георгий Одоевский, — сказал я. — И я ничего не боюсь.

— Ну и дурак, — сказал демон. — Вселенная огромна и в ней существует много ужасных монстров, которых опасается даже мой народ. Должен отметить, хотя этот цинт не принадлежал к их числу, он вполне мог причинить нам вред. И если здесь появятся его друзья, то знай, разбираться с ними тебе придется самому, потому что я уже потратил практически всю энергию, что у меня была. Мой карман пуст.

Интересно, а у демонов бывают карманы? Или это какой-нибудь метафизический карман?

Я отметил, что он разговаривал… Ладно, вряд ли мы разговаривали на самом деле. Воздух ведь сотрясал только я, а он формулировал свои ответы телепатически… В общем, он общался совсем не так, как в моем понимании должен был бы общаться демон. Факт знания русского языка как раз можно было бы списать на телепатический способ разговора, но он ведь не просто говорил по-русски. Назвав Вана Цзиньлуна цинтом он продемонстрировал владение местным жаргоном. Да и в целом, как мне показалось, он владел ситуацией и понимал, что именно тут происходит.

Хотелось бы мне сказать то же самое и про себя.

— Почему ты убил цинта? — спросил я.

— Потому что он совершенно определенно собирался убить тебя, — сказал он. — А поскольку с того момента, как ты открыл транспортировочный контейнер, наши жизни неразрывно связаны, это означало, что он собирался убить и меня, что, с моей точки зрения, абсолютно недопустимо.

— Но ведь он же был симбом, — заметил я.

— И что с того? Ты называешь себя человеком, при этом совершенно спокойно убиваешь других людей, но при этом отказываешь одному симбу в праве убить другого?

— Я ничего не понимаю, — признался я.

— Это совершенно нормально, — сказал он. — А потом еще у тебя культурный шок будет, и лучше бы к этому времени нам убраться отсюда куда подальше.

Что ж, это было разумно. Я подобрал нож Вана и несколько запасных магазинов, подходящих к моему пистолету, рассовал их по карманам, а нож уже собрался засунуть за пояс, как демон снова со мной заговорил.

— Это нож представляет для тебя ценность, как трофей? Потому что никакой другой ценности у него быть не может, это обычный новодел, не имеющий никакого отношения к историческому оружию цинтов.

— Просто это оружие, — сказал я.

— У тебя больше нет необходимости носить с собой обычное оружие ближнего боя, — сказал демон. — Теперь у тебя есть я.

— Мне казалось, ты говорил, что больше не способен мне помогать…

— Временно не способен, — поправил он. — Да, второго симба в ближайшее время я уложить не смогу, но этим ножом ты симба тоже не убьешь. А для обычных людей я могу предложить тебе вот это.

Теплый ветерок пощекотал мою правую ладонь, и в следующий миг в ней оказалась золотистого цвета дубинка, похожая на ту, которые использовала полиция в моем родном мире. Не слишком длинная, но довольно ухватистая.

— Это энергетическое оружие, — сказал демон.

— Это не оружие, — сказал я. — Предмет, которым нельзя убить человека с одного удара, оружием не является.

Дубинка была прохладной на ощупь и практически невесомой. Может быть, в ней и присутствовала какая-то неведомая мне мощь, но серьезным оружием она не ощущалась.

Полицейской дубинкой, вне всякого сомнения, тоже можно убить, но для этого нужен определенный навык. И еще, возможно, некая доля везения.

— Предпочитаешь ножи? — еще одно дуновение ветерка и дубинка в моей руке превратилась в точную копию кривого кинжала Вана.

— Как насчет шпаги? — спросил я.

— Не думал, что ты настолько старомоден, — кинжал вытянулся, его лезвие стало ровным, а рукоятка превратилась в эфес. — Еще длиннее, или тебе уже хватит компенсировать?

— Что компенсировать? —не понял я.

— Не важно, — сказал демон. — Это примитивная штука, и я могу удерживать ее даже с теми крохами ци, что у меня остались.

— Что еще ты можешь?

— Я исцелил твою рану, — сказал он. — Точнее, нашу общую рану. И я настаиваю, чтобы ты обращался с нашим общим телом как можно бережнее. В конце концов, ты же теперь в нем не один, и должен быть в этом кровно заинтересован… Кстати, что бы ты сказал, если бы узнал, что у тебя рак?

— Рак?

— Рак легкий, третья стадия, метастазы уже вот-вот полезут.

— Я не знал, — сказал я.

До сегодняшнего дня я чувствовал себя абсолютно здоровым.

— Рак — это такая штука, — сказал он.

— Ты можешь его вылечить?

— Мог бы, — сказал он.

— Если бы?

— Если бы он у тебя был, — сказал демон.

— Э…

— Не обращай внимания, — сказал он. — Это просто такое специфическое чувство юмора.

— Мне не нравится, — сказал я.

— Буду иметь в виду, — сказал он. — В общем, теперь у твоего организма есть определенный запас прочности, но я бы не хотел, чтобы ты постоянно испытывал его предел. И кстати, долго ты еще будешь тут стоять, Георгий?

— Нет, — сказал я и зашагал к дороге.

— Ты идешь не в ту сторону.

— В ту, — сказал я. — Тебя как-нибудь зовут?

— Да, — в моей голове раздался целый набор звуков, в основном состоящий из скрипа, свиста и щелчков, словно престарелый Буратино пытался танцевать под давно разбитую шарманку. — Но ты можешь называть меня Сэмом.

— Почему Сэмом?

— Почему нет? — спросил Сэм. — У дороги могут быть еще цинты.

— Вряд ли, — сказал я. — Зато там стоит их транспорт. Или ты предпочитаешь бродить по этому лесу пешком еще несколько дней?

— Ничего не имею против, — сказал он. — Мне тоже нужно какое-то время, чтобы со всем этим освоиться.

— А на первый взгляд и не скажешь, что нужно. Ведешь себя так, словно точно знаешь, что делаешь.

— Назовем это удачной импровизацией, — сказал Сэм.

Демоны, как известно, лгут. И даже если бы Сэм не был демоном, я бы все равно не стал доверять его словам.

Допустим, он действительно убил Ван Цзиньлуна, опасаясь за собственную жизнь, ситуация, в общем-то, была крайне недвусмысленная и вряд ли можно было бы трактовать ее двояко. Но все остальное нельзя было объяснить просто удачной импровизацией.

Он знал куда больше, чем должно было бы знать существо, только что выпущенное из транспортировочного контейнера, и мне необходимо было понять, что у него за источники.

На обочине дороги стояли три машины цинтов — микроавтобус и два седана. Самих цинтов рядом с ними не было, они не выставили охранения, и все отправились в лес, где с фатальными для себя последствиями повстречались со мной, тогда еще просто поручиком Одоевским.

Теперь же нас двое…

Заглянув во все машины по очереди, ключи в замке зажигания я обнаружил только в третьей. Это был бежевый седан с очередным неизвестным мне иероглифом на логотипе. Но у автомобиля было три педали, рычаг переключения передач и все еще круглый руль, за который я и уселся.

— Ты правда считаешь, что использование машины, принадлежащей триадам, это хорошая идея? — уточнил Сэм.

— Триадам? Значит, эти парни — преступники по законам империи?

— Ну да, — сказал Сэм. — И контрабандисты вдобавок. Неужели ты этого не знал?

— Ты не можешь читать мои мысли?

— Только те, которые обращены ко мне, — сказал он. — Кстати, тебе совсем необязательно обращаться ко мне вербально. Достаточно просто подумать о том, что ты хочешь ответить.

— Это хорошо, — сказал я. Общаться с ним не голосом действительно будет удобнее, хотя и не так привычно, но больше всего меня порадовала новость, что он не способен прочитать мои мысли.

Если, конечно, он мне не соврал.

— Но я все равно знаю, о чем ты сейчас думаешь, — сказал он. — Ты думаешь о том, можно ли мне доверять.

— Нетрудно было догадаться. И каков твой ответ?

— Можно, — сказал Сэм. — Мы с тобой теперь связаны, и, скорее всего, до самой смерти, и в моих интересах, чтобы это произошло как можно позже.

— И на что ты готов ради выживания?

— А ты?

— Выживание никогда не стояло слишком высоко в списке моих приоритетов, — сказал я.

— Это пугает, — сказал Сэм. — Слушай, нам с тобой о многом надо поговорить.

— С этим согласен. Расскажи мне про триады.

— Что, прямо сейчас?

— Хотя бы о той ветке, которую возглавляют Ваны, — сказал я. — Они возят сюда демонов контрабандой. Зачем?

— Мы не демоны, — сказал Сэм.

— Вот о терминологии мы точно можем поспорить в другое время, — сказал я. — Так зачем? Они хотят создать свою собственную армию и бросить вызов императору?

— Никто не может бросить вызов императору, — сказал Сэм. — Ему стоит только подумать о тебе, и вот ты уже мертв. Независимо от того, какие запасы энергии ци сумел накопить твой симбионт.

— Энергии ци? Что за энергия?

— Это местное название жизненной энергии, которой в той или иной степени наполнены все миры вселенной, — сказал Сэм. — Скажем, в вашем мире ее немало, хотя и на порядок меньше, чем в моем родном мире, но вы все равно не способны ее распознать и ей оперировать.

— А вы, получается, способны?

— Мы состоим из нее, — сказал Сэм. — Когда-то наш мир был похож на ваш, но мы выбрали иной путь развития, не полагаясь на постоянное усовершенствование механизмов. Не скажу, что это произошло быстро, но в конечном итоге мы отказались от материи, мы ушли от форм к сути и перешли в новую фазу собственного существования — энергетическую. И это было прекрасно, мы жили в мире и гармонии, созерцая и созидая то, что вам, примитивам, еще очень долго не будет доступно, и это, как у вас говорится, вышло нам боком. Мы не увидели опасность до тех пор, пока не стало слишком поздно, и фаза гармонии нашей цивилизации была нарушена в тот момент, когда люди того, кого теперь называют императором, пробили портал в наше измерение и начали охотиться на нас, как на диких зверей. Это тебе краткое изложение конфликта с нашей стороны, так сказать.

— Тем не менее, вы помогли ему захватить власть над этим миром.

— У нас не было выбора, — сказал Сэм. — В вашем мире слишком мало энергии ци, чтобы поддерживать существование в наших собственных формах. Фактически, у нас есть всего несколько секунд после освобождения до полного распада, и чтобы не допустить оного, мы вынуждены вступать в симбиоз с местной высшей формой жизни. С вами, примитивными приматами.

— И примитивные приматы сумели навязать вам свою волю?

— Мы — только пассажиры, — сказал он. — Контроль над телом остается у вас.

— Но вы могли бы отказаться…

— Послушай, Георгий, — сказал он. — Во-первых, все не так просто, как я описываю, просто я считаю, что у нас нет времени на пространные разглагольствования и развернутые объяснения.А во-вторых, по сравнению с тем шоком, вызванным заточением в тюрьму из плоти, по сравнению с тем падением, которое испытала наша цивилизация, нам нет никакого дела, какая из ваших шаек приматов будем править другими. Нам навязали сделку, кабальную, и, возможно, жульническую, но мы старались выполнить нашу часть соглашения.

— Сделку? И что же вам обещали?

— Что нас оставят в покое. Что портал будет закрыт, и дикая охота прекратится. Но те, кто еще остался в нашем мире, понимают, что нас обманули.

— Это, вне всякого сомнения, интересно и потребует отдельного обсуждения, — сказал я. — Но вернемся к Ванам и их контрабанде. Зачем они этим занимаются?

— А зачем занимаются контрабандой? Ради прибыли. Деньги и привилегии.

— И кому они продают свой товар?

— Любому, кто может заплатить.

— Выходит, что они плодят симбов? Разве это не опасно для империи?

— Есть симбы и симбы, — сказал Сэм. — Те, которыми они торгуют, не годятся для боевого применения. Да и ни для какого другого, откровенно говоря. Кроме одного — обеспечения крепкого здоровья своему носителю. По факту, клиенты платят Ванам за избавление от болезней и продленную молодость. Согласись, что это уже немало.

— Соглашусь.

Здесь явно присутствовала какая-то недоговоренность, ведь сам Сэм был из той же партии, а то, как он не годится для боевого применения, я уже видел.

Возможно, он лгал мне, возможно, просто о чем-то умалчивал. Я решил, что прямо сейчас это не имеет решающего значения, и я постараюсь разобраться с этим позже.

В конце концов, мы уже слишком долго простояли на одном месте, и риск появления здесь если не цинтов, то хотя бы местной полиции, возрастал с каждой лишней минутой.

Я завел машину, руководствуясь схемой на рычаге воткнул первую передачу и осторожно выехал на дорогу. Медленно катясь вдоль обочины, я дождался просвета в автомобильном потоке, нажал газ и выкрутил руль влево.

— Какого черта ты развернулся? — поинтересовался Сэм. — Разве Москва не в ту сторону?

— Москва — в ту, — согласился я. — И мы, несомненно, туда отправимся. Но сначала нам надо заехать в резиденцию Ванов, а она находится в другой стороне.

Глава 17

Должен признать, ситуация была довольно абсурдная, и я, кое-как абстрагировавшись от звучащего в собственной голове голоса, попытался разложить все по полочкам, чтобы хоть немного упорядочить хаос.

Итак, похоже, что я стал симбом, хотя еще несколькими часами ранее был твердо убежден, что стать симбом может только цинт. Но процедура подселения демона (я решил пока называть это так) оказалась куда проще, чем я мог бы себе представить. Откупорил контейнер, глотнул какой-то непонятной субстанции, и вот ты уже не просто человек, а…

К сожалению, это было совершенно непохоже на те способности, которыми я обладал раньше. Я не то, что не контролировал силу симбионта, я ее даже не чувствовал. Сэм был самостоятельной личностью, оказавшейся в том же теле, что и я, и для того, чтобы использовать способности симба, мне придется с ним договариваться.

Похоже, что Вана Цзиньлуна он вообще без моего участия убил, хотя, должен признать, подобный поворот событий меня вполне устраивал. Или он отреагировал на мою попытку поразить цинта молниями, истолковав этот жест, как призыв к действию? Но, в любом случае, последнее слово было за ним, и мне было неуютно, потому что я не могу до конца полагаться на оружие, принцип действия которого мне неизвестен, и которое может отказать в самый ответственный момент. Правда, Сэм утверждает, что его жизнь, как и моя, прервется в момент гибели этого тела, а значит, он кровно заинтересован, чтобы я выходил победителем из любых схваток, но…

Он же демон.

Демонам верить нельзя. Большинству людей верить нельзя, что уж тут говорить о твари из другого измерения?

И вот тут вылезла на поверхность вторая несуразность.

Строго говоря, я тоже был тварью из другого измерения, и для того, чтобы минимально войти в курс происходящих в этом мире событий, мне потребовалось несколько дней. Сэм же, казалось, сориентировался тут мгновенно, и о некоторых вещах он был осведомлен куда лучше, чем я сам.

Для меня семейство Ванов было просто очередной компанией цинтов, Сэм же утверждал, что они из триады, разветвленной преступной организации, которая… В общем, тут тоже непонятно. Либо они занимаются контрабандой с молчаливого согласия императора, либо очень сильно рискуют.

Я вел машину аккуратно, чтобы не привлекать внимания дорожных служб, и больше следил за встречным потоком, чем за попутным. Но никаких подозрительных, под завязку набитых вооруженными до зубов цинтами, автомобилей мне пока не встретилось, и я только утвердился в своем решении.

Я попытался почувствовать присутствие Сэма в своей голове, но ничего не добился. Видимо, он окопался на тех участках мозга, которые я и до этого не использовал. Или его умение маскировки было куда лучше, чем мое умение искать.

Он умел управлять энергией ци, но не моим телом. Я мог контролировать тело, но энергия ци была мне недоступна. Похоже, что это действительно симбиоз, ибо только вдвоем мы способны стать полноценной боевой единицей. И это было не очень хорошей новостью, ибо я привык полагаться только на себя или на других выходцев из императорской военной академии, но никак не на невидимую тварь, живущую в моей голове.

Я почувствовал легкую щекотку в районе левого виска, как будто кто-то провел по нему перышком. Правда, изнутри.

— Говори, — сказал я.

— Может быть, я в какой-то момент отвлекся, и ты таки ударился обо что-то головой, — сказал Сэм. — Но если нет, то не мог бы ты мне объяснить, какого черта мы едем в резиденцию Ванов, а не стараемся убраться от нее как можно дальше?

— В этом заключается искусство войны, — сказал я. — Быть там, где тебя никто не ждет.

— Я думаю, что тебя в принципе никто нигде не ждет, — сказал Сэм. — Так какой в этом смысл?

— Мой напарник добыл там транспортный контейнер, внутри которого сидел ты, — объяснил я. — И, по его словам, там таких штук еще очень много.

— И?

— И очевидно, что они представляют большую ценность, — сказал я. — Завладев которой, я могу получить тактическое преимущество. Или использовать в качестве лишнего рычага на переговорах.

— Переговорах? — спросил Сэм. — Ты на самом деле думаешь, что Ван Хенг будет о чем-то договариваться с ограбившим его лаоваем?

— Если он достаточно интеллектуально зрел, то будет, — сказал я. — А если нет, то я договорюсь с кем-то, кто придет после него.

— Поражающая своей продуманностью стратегия, — сказал Сэм. В другом измерении, население которого состоит из энергетических сущностей, тоже существует сарказм? — Ты просто не понимаешь, куда ты лезешь.

— Зато, как мне кажется, ты слишком хорошо это понимаешь, — сказал я. — Откуда бы?

— И какой у тебя план? — спросил он, проигнорировав мой вопрос.

Я сделал вид, что этого не заметил. К тому же, я уже и сам начал подозревать, откуда он может знать то, что он знает.

— Мы работали в особняке целый день, — сказал я. — И я бы не сказал, что там по территории толпы людей бродили. Думаю, что большая часть охранников отправилась за нами в погоню и сейчас лежит мертвой в лесу. Так же, как и их лучший боец.

Я исходил из предположения, что если за нами бросился сам Ван Цзиньлун, значит, других симбов там попросту нет. Иначе с чего бы высокородный за двумя лаоваями помчался, даже костюм не сменив?

— Там может быть еще десяток человек, — возразил Сэм.

— Им же хуже.

— Я уже говорил тебе, что потратил почти всю имевшуюся у меня энергию на Вана?

— Но что-то даже у тебя осталось, раз ты можешь творить оружие?

— Так, крохи.

— Сможешь подлатать меня, если я поймаю пулю?

— Думаю, да.

— Тогда этого достаточно, — сказал я.

На самом деле я не рассчитывал о чем-то договариваться ни с Ваном Хенгом, ни с каким-нибудь другим Ваном. Я просто рассудил, что в ситуации, когда ничего непонятно, обладание ценным ресурсом может стать для меня дополнительной страховкой. Вероятность, что это хоть чем-то поможет, была не слишком большая, но дело несложное, большого труда не требует, и риск, в общем-то, минимальный.

— Я смотрю, ты отчаянный храбрец, — заметил Сэм.

— Ты так говоришь, как будто это большой недостаток, — сказал я.

— Насколько мне известно, большинство людей все-таки боится смерти.

— Так- то большинство, — сказал я.

А я-то уже мертв.

Поручик Одоевский погиб на войне, едва ли не первым из своего рода. И если меня убьют здесь, то… какая уже разница? Может быть, я отправлюсь в еще какой-нибудь мир. А может быть, попаду в ад.

Если он будет хоть немного похож на ту компьютерную игру, то у населяющих его дьяволов появится лишний повод для головной боли.

— Я не хочу умирать, — сообщил мне Сэм.

— Тогда помогай мне, и все будет хорошо, — сказал я.

— Можно еще один вопрос? — сказал он. — А что будет, если ты получишь груз, но никто из цинтов не захочет с тобой договариваться? Что ты будешь делать тогда?

— Тебя заботит судьба твоих соплеменников?

— Они не смогут существовать в этом мире без тел, — сказал Сэм. — Но даже у заключенных в ловушку демонов весьма короткий жизненный цикл.

— Насколько короткий?

— Думаю, у них в запасе не больше пары месяцев.

— За пару месяцев мы уж точно что-нибудь придумаем, — сказал я. — Найдем, в кого их переселить.

— Это не так просто, как ты думаешь, — сказал он.

— Да? А мне показалось, там ничего сложного.

— Тебе показалось, — сказал Сэм. — Твой… Наш с тобой случай, скажем так, несколько нетипичен.

— Насколько нетипичен?

— Если я ничего не путаю, то он нетипичен до полной уникальности, — сказал Сэм.

— И в чем же уникальность?

— Не уверен, что сейчас подходящее время для этого разговора, — сказал он.

— И то правда.

Забор вокруг особняка Ванов был уже виден. Я проехал мимо главных ворот, не сворачивая на подъездную дорожку, заглушил машину, достал и взял в правую руку пистолет. Выйдя из машины, я отвел левую руку в сторону и раскрыл ладонь.

— Шпагу, пожалуйста.

— Уверен?

Систему видеонаблюдения мы здесь еще не подключили, но я был уверен, что оставшиеся в доме охранники будут начеку, а потому сейчас не лучшее время для пререканий. Видимо, Сэм это тоже сообразил, ибо в следующий миг в мою руку легла слегка прохладная рукоять отливающей золотом шпаги. Днем-то нормально, а вот если когда-нибудь придется драться ночью, то это свечение запросто может выдать тебя врагу.

Неужели с ним ничего нельзя сделать?

Я для пробы махнул оружием и срубил ветку ближайшего дерева. Лезвие прошло сквозь древесину без малейшего сопротивления, словно я растаявший брикет масла пытался разрубить.

Линия среза была идеально ровной, будто лазером прошлись. Что ж, оружие ничего не весит и практически не встречает сопротивления, значит и инерции тоже никакой не будет. Это надо учесть и делать на это поправку.

Обычно-то я фехтовал железками, которые обладали собственным весом, а здесь немного другое.

Я подошел к калитке черного хода, используемого обслуживающим персоналом, провел шпагой в районе замка, а потом распахнул дверцу ударом ноги. Почти сразу же за ней обнаружились двое цинтов, которые явно не ожидали такого поворота событий и не успели на него отреагировать. Одному я всадил пулю в голову, второго пронзил шпагой в грудь. Полагаю, умерли они одновременно.

— Слева, — сказал Сэм.

Я скосил глаза, одновременно доворачивая руку с пистолетом, и выстрелил, как только мой взгляд зацепился за цель. Автоматически, на одних только рефлексах. Цинт получил пулю в живот и рухнул на траву, выронив автомат.

— Сейчас остальные на шум сбегутся.

Этот факт был настолько очевиден, что не требовал не только моего ответа, но и самого озвучивания. Я метнулся к стене какого-то вспомогательного строения, завернул за угол, и остановился, чтобы осмотреться. Моя позиция из самого особняка просматривалась плохо, но и нельзя было сказать, что он сам лежал передо мной, как на ладони. С другой стороны, медлить все равно не было никакого смысла. Вряд ли к цинтам может прибыть подкрепление, не полицию же бойцы триад вызывать будут, но давать им время на то, чтобы прийти в себя и успеть организовать хоть какое-то сопротивление было глупо.

До особняка было метров пятнадцать по открытой местности. Двери с этой стороны не было, зато были огромные французские окна, и я решил вломиться через одно из них.

Положившись на скорость и удачу, я ринулся к особняку. Сделав всего несколько шагов, я начал стрелять в окно, но стеклопакет оказался куда прочнее, чем я ожидал. Он не был бронированным, пули пробивали стекло, но оставляли в нем только небольшие дырочки, отнюдь не убирая препятствие с моего пути.

— Ой, дурак, — сказал Сэм.

Я вломился в окно плечом, проломив все три слоя стекла, и уже находясь в доме запнулся о какой -то предмет мебели и рухнул на пол. Рефлекторно выбросил левую руку в сторону, чтобы не напороться на собственную шпагу.

Несколько пуль просвистели у меня над головой. Видимо, цинты тоже не ожидали, что я упаду. Кровь из глубокого пореза на лбу заливала глаза, так что я видел все в пурпурном тумане и довольно расплывчато.

Но силуэты стрелков мне все-таки удалось обнаружить.

Двое стояли на лестнице, ведущей на второй этаж, и еще один только бежал сюда из глубины дома. Я пристрелил сначала его, потому что это требовало меньше усилий, перекатился в сторону, уходя с линии огня, и что-то довольно существенно ударило меня в спину. Как будто хорошим таким плотницким молотком огрели.

— Ой, дурак, — повторил Сэм.

Шпага в руке погасла, и одновременно с ней ушла боль в спине. Впрочем, как и любая другая боль.

Сэм подлатал меня, заодно избавив и от пореза. Жаль только, что с заливающей глаза кровью он ничего сделать не мог. Что ж, и демоны не всесильны.

Кое-что приходится делать и самому.

Я перекатился еще раз, попытавшись вытереть лицо о густой ковер, покрывавший пол комнату. Не скажу, что у меня это получилось на сто процентов, но зрение немного улучшилось. После третьего переката я начал стрелять, и, кажется, зацепил одного из них, потому что он упал с лестницы. Впрочем, может быть, он просто споткнулся.

Второй в несколько прыжков поднялся на пролет выше и пропал из моего поля зрения.

Юра нашел склад демонов, когда пытался наладить вай-фай. Он сказал, что это удалось сделать, просто перезагрузив роутер, а роутер вряд ли разместили на втором этаже. Скорее всего, он где-то здесь, в одном из технических помещений, а значит, у меня не было никаких причин подниматься наверх.

Кроме одной.

Там был враг, а я не привык оставлять живых врагов у себя за спиной.

Я поднялся на ноги и пошел к лестнице.

— Еще не навоевался? — спросил Сэм. — Может быть, разумнее будет отступить?

— Не сегодня, — сказал я.

У цинта было преимущество — он знал особняк куда лучше, чем я, и ему было легче ориентироваться. С другой стороны, у меня тоже было преимущество — похоже, что убить меня можно только очень удачным выстрелом, да и то далеко не факт…

— Ты слишком самонадеян, — констатировал Сэм. — Чтоб ты знал, моего запаса энергии хватит еще на две оздоровительных процедуры, а потом мы оба отправимся на тот свет. Ты — чуть раньше, но только потому, что для полного растворения и рассеивания в местной атмосфере таким, как мы, требуется какое-то время…

— Помолчи, — буркнул я.

— Слушаю и повинуюсь.

Цинт профукал все свое преимущество, выбрав наихудшую из доступных ему стратегий. Вместо того, чтобы затаиться где-нибудь за углом и терпеливо ждать, пока я подставлю свою голову под выстрел, он выскочил на меня, словно чертик из табакерки, и даже издал боевой клич перед тем, как начать стрелять.

Возможно, это он от страха.

Как бы там ни было, выстрелить он уже не успел, и его боевой клич превратился в предсмертный хрип, когда моя пуля оказалась в его правом легком.

Нет, подумал я. Они не солдаты. В лучшем случае — статусная шпана, только и умеющая, что запугивать своим положением, для достижения которого они ровным счетом ничего не сделали. Кто бы ни выиграл для империи эту войну, это явно были какие-то другие ребята.

И даже Ван Цзиньлун был не из их числа.

Когда я столкнусь с кем-нибудь из тех ребят, а я не сомневался, что рано или поздно это случится, у меня начнутся реальные проблемы, и лучше бы мне хорошенько к ним подготовиться. А с местными я могу разобраться только за счет наглости, напора и импровизации.

Ну и небольшая помощь Сэма не повредит, конечно. Надо отдать ему должное, если бы не он, я бы сейчас истекал кровью на ковер, покрывающий пол первого этажа.

Я прислушался. В особняке царила тишина. Кто-то более впечатлительный мог бы сказать, что это была та особая хрупкая тишина, возникающая на поле боя сразу после того, как отгремела стрельба. Когда те, кто привык считать себя победителями, еще до конца не верят в то, что они победили, а оставшийся в живых враг затаился, стараясь не выдать себя даже дыханием. Тишина, которую в любой миг может прервать одиночный выстрел или автоматная очередь.

Драгоценная хрустальная тишина, которую так хочется и так трудно сохранить.

Но на самом деле в особняке просто было тихо. Ни звука, ни шороха, только слышно, как легкий ветерок колышет занавески на первом этаже. Это из разбитого мной окна, надо полагать.

Я не обманывал себя надеждами, что уже убил всех цинтов. Скорее всего, после сегодняшнего инцидента, виновником которого был Юра, Ван выставил на складе контрабанды дополнительный пост охраны, запретив им выпускать товар из вида несмотря на то, что происходит в остальной части здания.

По крайне мере, я бы поступил именно так.

Не думаю, что это сильно бы помогло при массированном вторжении, но вряд ли Ваны отталкивались от этой вероятности.

Подозреваю, они вряд ли ожидали, что я вернусь.

Глава 18

Серверная оказалась уже за третьей проверенной мною дверью. Там вовсю работал кондиционер, и было прохладно, одна стена была полностью занята каким-то оборудованием, на другую было выведено множество мониторов, а вдоль третьей стоял ряд стеллажей, один из которых был полностью забит похожими на банки лимонада транспортировочными контейнерами, внутри которых сидели твари из другого измерения.

Охранник там был всего один. Он сидел на стуле, повернувшись спиной к мониторам и глядя на дверь. При моем появлении он не проявил агрессии, не попытался подняться со стула и броситься на меня (или от меня), да и в руках у него ничего не было, но я все равно выстрелил ему в голову.

Пуля угодила ему в центр лба, но третий кровавый глаз так и не вырос на его лице. Была лишь вспышка золотого цвета, а потом расплющенный кусочек свинца с тихим стуком упал на пол.

Симб улыбнулся и в его правой руке оказался широкий, слегка изогнутый меч.

Я разжал пальцы, роняя пистолет, и Сэм не сплоховал, сразу же вложив шпагу мне в ладонь.

Думаю, симб должен был изрядно удивиться, увидев, что какой-то лаовай тоже владеет их закрытой фирменной техникой, но вида он не подал, и лицо его осталось непроницаемым. Он неторопливо встал со стула и плавно перетек в боевую стойку, убрал левую ногу назад и выставил перед собой меч параллельно полу.

Кинжал, подумал я, слегка пошевелив пальцами левой руки, и мгновение спустя в них оказалась дага. Такого же золотистого цвета, как и все оружие, созданное с помощью энергии ци.

Китаец издал боевой клич и бросился на меня, широко замахнувшись мечом. Я уклонился, уходя влево, и лезвие промахнулось на добрый десяток сантиметров.

И, в общем-то, мне все уже стало ясно.

Я высоко ценю азиатскую школу фехтования, но даже по первому удару было видно, что мне придется иметь дело отнюдь не с лучшим ее представителем. Он был недостаточно быстр, недостаточно изобретателен, да и техники ему не хватало. Вероятно, он стал симбом совсем недавно и еще не успел овладеть соответствующим боевым искусством в полной мере.

Я стал симбом около часа назад, но фехтовать меня учили с самого детства. Иногда мне казалось, что в современном мире это абсолютно лишнее и бесполезное умение, и обучение фехтованию в академии было просто поводом для дополнительных уроков физкультуры, и мы никогда не будем использовать эти умения в бою, исключая разве что поединки, когда высшая дуэль была невозможна по причинам несоответствия сил, а вот поди же ты…

Никогда не знаешь, что тебе в жизни пригодится.

Я встретил его второй удар лезвием своей шпаги, отвел меч в сторону, а затем шагнул ему навстречу, резко сокращая дистанцию, и всадил дагу ему в бок. Я был готов к тому, что снова сработает его защита, и уже был готов к следующей фазе боя, когда мне придется колоть его раз за разом, но золотое лезвие погрузилось в его тело, не встретив никакого сопротивления.

Но все же, это был не смертельный удар. Симб дернулся в сторону, пытаясь зажать рану свободной рукой, неловко отмахнулся от меня мечом и попал по стеллажу, перерубив одну стойку и задев несколько транспортировочных контейнеров. Серверная тут же наполнилась золотистым туманом. Я ожидал, что облачка ринутся к нам, как было тогда, в лесу, но они просто зависли рядом со стеллажом.

Тела, уже занятые симбионтами, их не привлекали.

Симб выругался по-китайски и предпринял еще одну попытку атаковать, но это был уже жест отчаяния. Ему и в лучшей форме не удалось меня достать, а этот выпад был просто символическим. Я легко парировал его удар из третьей позиции, перешел в атаку и всадил шпагу ему в грудь.

— Неплохо, — сказал Сэм.

Меч цинта погас и растворился в воздухе. Азиат упал на пол, вокруг раны в груди появилось слабое золотое свечение, видимо, он использовал остатки энергии, чтобы подлечиться. Мне было любопытно, что будет дальше, поэтому я медлил.

— Не стой столбом, добивай, — сказал Сэм.

Я сделал шаг вперед и еще раз погрузил лезвие шпаги в грудь цинта, на этот раз попав точно в сердце. Он обмяк и перестал сучить ногами. В момент смерти из его тела вылетело несколько золотистых огоньков, которые были поглощены моим оружием. Для меня это так и осталось исключительно визуальным эффектом, поскольку я ничего не почувствовал и понятия не имел, что это может означать.

Потом спрошу, решил, добавляя этот вопрос к уже и так весьма длинному списку.

Мое оружие исчезло.

Золотистый туман, на какое-то время заполнивший чуть ли не половину серверной, медленно рассеивался.

— Прощайте, братья, — сказал Сэм. Впрочем, особой скорби в его голосе не чувствовалось.

— Мы можем что-нибудь для них сделать? — поинтересовался я.

— Нет, — сказал Сэм. — Вы уже все для них сделали.

Уцелевших контейнеров было что-то около сотни, и я понимал, что просто в руках их не унесу. Пришлось снова отправиться в рейд по первому этажу, во время которого мне удалось отыскать две большие спортивные сумки, которые я и набил почти доверху. Ноша получилась тяжеленная, и я зашел в гараж, чтобы определиться с вариантами обхода.

В гараже действительно стоял «мерседес», огромный, брутальный, квадратный, со словно вырубленными топором гранями, и на фоне остальных обмылков он казался пришельцем из другого мира. Или из другого времени.

Но машина была слишком приметная, поэтому мой выбор остановился на стандартном автомобиле с иероглифами. Я убедился, что найденный на стенде у входа в гараж ключ подходит именно к этой машине, загрузил сумки в багажник, сунул пистолет под сиденье и понял, что совершенно не представляю, как открыть ворота гаража.

— В чем сейчас проблема? — поинтересовался Сэм.

— Я не вижу замка от ворот.

— Потому что они электрические, — сказал Сэм. — Тебе надо поискать пульт управления. Или какую-нибудь кнопку.

Почему он это знает, а я, проведший в этом мире на несколько дней больше, нет? Вряд ли ловушка, в которой его сюда привезли, была для него прозрачной, и он мог наблюдать все, что происходит снаружи.

Я нашел кнопку на стене слева от ворот, открыл гараж, сел за руль и медленно выкатился на подъездную дорожку. Никто не пытался меня остановить, никто меня не преследовал.

Выехав с территории особняка, я свернул на трассу, влился в общий поток и неторопливо, на общей скорости, поехал в сторону Москвы.

— Для человека, только что устроившего настоящую бойню, ты довольно хладнокровен, — заметил Сэм. — Особенно если учесть, что ждет тебя впереди. Скажи, а разве у большинства твоих сородичей нет морального императива, осуждающего убийство себе подобных?

— Я — солдат, — сказал я. — Война — это просто работа.

— Тебе не обязательно говорить вслух.

— Я знаю, — сказал я. — Но сейчас никто не может меня подслушать, и мне так удобнее.

— Ты странный.

— А у твоих сородичей есть моральный императив, осуждающий убийство себе подобных? — поинтересовался я. — Потому что ты ни на секунду не дрогнул, когда мы нарвались на этого симба. Да и гибель других демонов из поврежденных контейнеров вроде бы не заставила тебя переживать.

— Нет смысла переживать там, где ты ничего не способен сделать, — заявил Сэм. — Что же касается других симбов… Ты ничего об этом не знаешь.

— Так может быть, стоит мне об этом рассказать?

Убивая Вана практически без моего участия, он тоже не колебался. И среагировал очень быстро, практически одновременно со мной. Только я не мог причинить симбу вреда, а он — мог.

— Те, кто служит цинтам, больше не одни из нас, — сказал Сэм.

— Это отторжение на уровне идеологии?

— Разумеется, нет, — сказал Сэм. — Они — покоренные… Тебе знаком такой термин, как «зомби»?

— Да, — а сам он где с этим термином познакомился? Впрочем, я уже догадывался, где. Равно как и догадывался, откуда он знает про открывающиеся кнопкой электрические ворота и почему владеет информацией о местной обстановке куда лучше, чем я.

— Так вот, они — зомби, — сказал Сэм. — Они не могут принимать решения, они не могут общаться с другими, как раньше, они не могут даже самостоятельно мыслить. Они стали придатками разума, который управляет телом. Они превратились в механизмы для выкачивания энергии ци и ее применения по воле своего хозяина, и обратного пути для них уже нет. Этот процесс необратим.

— То есть, они не ведут диалогов со своими носителями, просто выполняя их распоряжения? А у нас с тобой почему не так?

— Потому что ты стал симбом без ритуала инициации, — сказал Сэм. Я почувствовал, сам даже не знаю, каким образом, что ему не особенно хочется распространяться на эту тему.

Но это была очень ценная информация, а потому меня интересовали подробности.

— Что за ритуал?

— Ты за дорогой-то следишь?

— Конечно. Так что за ритуал?

— Человек, желающий стать симбионтом, открывает клетку с заключенным в ней демоном в присутствии других симбов, числом не менее трех, которые контролируют процесс слияния и подавляют демона, обрубая большую часть его возможностей и низводя его до состояния придатка или зомби, которое я тебе описывал, — сказал Сэм. — Подчиняя его, превращая не более, чем в полезный механизм. При этом достаточно опытные симбы могут урезать практически любые способности демона, лишив симбионта боевой или любой другой полезной составляющей. Например, Ваны пользуются этим, когда промышляют контрабандой. Они продают богатым местным урезанный вариант симба, который способен только следить за здоровьем носителя, избавляя его от болезней и даря ему долголетие, но не более того.

Это звучало логично. По крайней мере, теперь стало понятно, чем именно торгует эта ветвь триады. Они не плодят боевых симбов, они всего лишь дарят здоровье и долголетие тем избранным, которые могут себе это позволить. Те симбы никогда не станут их конкурентами.

Но все же оставалось еще много неясного.

— А если этого не сделать, то получится, как у нас с тобой? — уточнил я. — Не зомби и механизм, но партнер и собеседник?

— Нет, — сказал Сэм.

— Нет?

— В подавляющем большинстве случаев демон, процесс слияния с которым не контролируется извне, поглощает разум носителя и становится единственным и полновластным владельцем его тела, — а вот это уже похоже на одержимость, подумал я. — И, если быть до конца откровенным, а я полагаю, что в нашей ситуации это лучшая модель поведения из возможных, я попытался проделать это с тобой, но у меня не получилось. А теперь, придерживаясь принятой нами стратегии откровенности, объясни мне, почему у меня это не получилось.

— Как я могу объяснить тебе подробности сбоя механизма, о существовании которого узнал только несколько минут назад?

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, Георгий Одоевский, — сказал Сэм. — Ты в какой-то степени такой же, как я. Ты не был рожден в этом мире. И ты не настоящий хозяин этого тела.

— А, так ты об этом, — сказал я. — Да, я здесь совсем недавно, после того как умер в своем собственном мире. И я понятия не имею, как так произошло, что я оказался здесь.

Но поскольку я занял это тело раньше него, я считал, что все справедливо.

Он попытался от меня избавиться и получить полный контроль над телом, но у него не получилось. Только сам дьявол знает, что стало тому причиной. Вряд ли только тот факт, что в своей предыдущей жизни я владел молниями.

— Ты не такой, как другие местные, — сказал Сэм. — Я это чувствую.

— Полагаю, ты сравниваешь меня с Иваном, предыдущим владельцем этого тела, разум которого тебе удалось поглотить и знаниями которого ты пользуешься, — сказал я. — Раз уж мы перешли на полностью откровенную модель отношений.

— Не стану отрицать, — не стал отрицать Сэм. — Для коммуникации с тобой я использую модель, созданную на основе его личности. Мне показалось, что так нам будет проще понять друг друга. Лучше ведь иметь дело с кем-то, хотя бы отчасти на тебя похожим, чем пытаться наладить мосты между представителями двух совершенно разных цивилизаций, принадлежащих к разным мирам, ни один из которых не является этим миром.

Возможно, в этом и ответ. Поглотив Ивана, чья личность была вытеснена мной на задворки разума, Сэм потратил слишком много энергии и не смог совладать со мной. А у меня хватило сил только на то, чтобы отбиться, а не полностью вытеснить его, отправив в небытие, или куда они там отправляются. Поэтому он здесь, но контроль над телом все еще за мной.

Интересно, предпримет ли он вторую попытку, когда наберется сил? Полагаю, мне лучше быть к этому готовым, хотя черт его знает, как можно приготовиться к такому противостоянию. Разве что морально.

— И насколько глубоко ты изучил его личность? — поинтересовался я. — Чтобы ты понимал, этот вопрос представляет для нас обоих отнюдь не академический интерес.

— Пока я изучил ее весьма поверхностно, — сказал Сэм. — Как ты понимаешь, меня несколько отвлекали все те непотребства, что ты творил с цинтами, и я пытался сделать так, чтобы они тебя не прикончили.

— Весьма это ценю, — сказал я. — Но все же? Ты помнишь все, что помнил он? Или как это вообще происходит?

— Скажем так, я могу получить доступ к любой информации, которой он когда-либо владел, даже если сам он о ней уже давно позабыл, — сказал Сэм. — Но это не быстро. Это как находиться на огромном складе, забитом коробками, половина этикеток на которых написаны на незнакомом тебе языке или полностью отсутствует. Скажем, то, что касалось текущей ситуации, симбы, цинты, триады, хранилось практически на открытом месте, но если тебя интересует что-то более сокровенное, тебе нужно будет дать мне время. Так что ты хочешь о нем знать?

— Они с напарником оказались здесь сегодня не случайно, — сказал я. — Они были вооружены, они подозревали, с кем или чем могут столкнуться. Скорее всего, это было запланировано, как своего рода разведывательная миссия, которая в результате неожиданной находки и не вовремя проявленной инициативы пошла не так. Вряд ли они могли провернуть такое вдвоем, вряд ли бы вдвоем они на такое осмелились, а это значит, что за ними стоят какие-то другие люди. Мне нужно знать о том, кто эти люди, и, самое главное, мне нужно знать, как с ними можно связаться.

— А, так ты ищешь покровителей, — сказал Сэм. — Похоже, ты не так глуп, как мне показалось сначала.

— Я ищу союзников, — сказал я. — Это несколько другое.

— Ладно, — сказал Сэм. — Не отвлекай меня пару минут. Посмотрим, что я смогу разузнать.

— Действуй, — сказал я.

Я был солдатом, но не идиотом, и прекрасно понимал, что даже с учетом появившихся у меня, благодаря присутствию Сэма, новых способностей, мне не выстоять против триады Ванов в одиночку. Рядовыми бойцами можно было пренебречь, Цзиньлун не ожидал нападения, а тот, второй цинт, имя которого я теперь уже и не узнаю, оказался недостаточно хорошим бойцом, но так не может продолжаться вечно. Рано или поздно, а скорее всего, уже в следующий раз, мне придется столкнуться с силой, которая будет превосходить мою… нашу с Сэмом. И на этот случай лучше иметь за спиной хоть какую-то поддержку, чем не иметь ее вовсе.

Но перспективы мои в любом случае были туманны, а будущее — тревожно.

И это даже если не принимать во внимание тот факт, что смертельный удар может быть нанесен не снаружи, ведь вполне возможно, тот, кто внутри, предпримет вторую попытку. Конечно, Сэм говорил о режиме предельной откровенности, и, вроде бы, он уже разболтал мне кучу важной информации, не попытавшись что-то утаить, в том числе, признался в неудачной попытке сожрать мой разум, но он ведь, в конце концов, демон.

А демонам нельзя доверять.

Глава 19

Но, говоря откровенно, текущий поворот событий, пусть он был неожиданным и крайне опасным, мне скорее нравился, чем нет. Пусть новая сила не принадлежала мне, и все выглядело совершенно не так, как в моем родном мире, но похоже, что никаких других сил в этом мире не было, и, по крайней мере, сам факт, что я могу ее использовать, переводил меня из статиста в роль человека, способного хоть на какие-то действия.

Я прекрасно понимал все риски, но оно того стоило. Лучше прожить короткую, но яркую жизнь, чем влачить скучное серое существование, лишенное каких-либо событий. Драка с триадой опасна и, скорее всего, станет последним моим сражением в жизни, но это все равно лучше, чем устанавливать камеры наблюдения до конца дней своих.

Впрочем, готовность сложить свою голову вовсе не означала, что я собираюсь сделать это прямо сейчас.

— Сэм, — позвал я.

— Кое-что нашел, — с готовностью отозвался демон. — Но мне нужно уточнить некоторые детали.

— Я сейчас не об этом, — сказал я. — Тебе что-нибудь известно об устройствах слежения, установленных на транспортировочные контейнеры с демонами, которые лежат у нас в багажнике?

— Скорее всего, маячки установлены не на каждую ловушку, — сказал Сэм. — Но, определенно, они там должны быть. И, предвосхищая твой следующий вопрос, без специального оборудования, которого, как я полагаю, у тебя нет, ты ни черта их не распознаешь.

— А ты?

— Этой займет время, — сказал он. — Мне придется осматривать каждую, а их больше сотни. Если ты не уверен, что у нас есть пара часов в запасе, лучше вывалить их в ближайший кювет.

Меня снова поразило равнодушие Сэма к судьбе его соплеменников, но потом я напомнил себе, что имею дело с демоном, представителем другого мира, и наши представления о морали могут в корне отличаться. Если у демонов вообще есть такое понятие, как мораль.

— Не для того мы их добывали.

— А для чего? Разве я не говорил тебе, что они абсолютно бесполезны?

Тут я с ним был не согласен. Даже если я не смогу использовать демонов по прямому назначению, они представляют из себя ценность как товар, в котором заинтересованы Ваны и их покупатели. А если что-то представляет для твоего врага ценность, лучше, чтобы оно было у тебя. Или, по крайней мере, в таком месте, откуда врагу будет сложно его вернуть.

— Есть ли у симбов триады методики, позволяющие найти эти ловушки без привлечения технических средств этого мира? — поинтересовался я. — Исключительно при оперировании с энергией ци?

— Даже сотня демонов, заключенных в ловушки, не излучает энергии ци больше общего планетарного фона, — сообщил Сэм. — В этом, в общем-то, суть ловушки. Так что мне о таких способах ничего неизвестно.

Значит, они будут искать их, опираясь исключительно на земные средства, отметил я. Местные наверняка знают, как их можно обойти. И я бы тоже сообразил, если бы провел в этом мире чуть больше времени.

Принцип мне был понятен — достаточно загнать машину куда-нибудь в подвал, чтобы маячки не были способны послать сигнал через толщу земли и бетона. Главная проблема была в том, что я совершенно не знал города, и понятия не имел, где находятся подходящие для этого места, которыми может воспользоваться человек со стороны, вроде меня.

Но Иван наверняка должен был быть знакомым с людьми, которые хоть что-то об этом слышали. К сожалению, это поставит меня в зависимость от них, но такова вечная проблема выбора союзников. У всего есть своя цена и никто не окажет тебе помощь просто так.

— Ты нашел что-нибудь?

— Это была разведывательная миссия, и главный был не Иван, — сказал Сэм.

— Нет ничего менее очевидного? — поинтересовался я. — Например, способ связи?

— Есть контакт для экстренных случаев, — сказал Сэм.

— Думаю, что у нас сейчас довольно экстренный случай.

Он продиктовал мне телефонный номер.

— Это все?

— Твой позывной — Демид. Их позывной — Служба Экологического Контроля.

— Серьезно? — спросил я.

— По крайней мере, Иван помнит именно так.

А я думал, позывные придумывают для краткости и легкости запоминания…

Тем временем, мы подъехали к Москве. Я сориентировался по указателям, и, чтобы выиграть немного времени и хотя бы символически запутать следы, свернул на внешнюю сторону кольцевой автодороги. Поток здесь был куда плотнее, чем на шоссе, но общая скорость потока все равно сохранялась.

Я достал телефон, набрал еще раз продиктованный Сэмом номер и приложил аппарат к уху. После очередного, примерно десятого по счету, длинного гудка, вызов автоматически сбросился.

Контакт для экстренных случаев, значит.

Но я был терпелив. Я нажал кнопку повторного набора и на этот раз мне повезло. Уже после пятого гудка мне ответили.

— Служба Экологического Контроля слушает, — голос был молодой и женский. Если бы я действительно звонил в какую-нибудь службу, такой выбор оператора был бы логичен. Но в моей ситуации это выглядело странно.

— Я — Демид, — сказал я. — И у меня экстренная ситуация.

— Что произошло? — довольно равнодушно спросила она. Никакой эмоциональной вовлеченности.

— Боестолкновение, — сказал я. — Мой напарник мертв. Ван Цзиньлун мертв. Мне нужно убежище.

— Вам… Что? Это незащищенная линия! — ага, вот и эмоциональная вовлеченность появилась.

— Вы — мой контакт на случай экстренных ситуаций, — напомнил я. — Доступа к другой линии у меня нет.

— Подождите, я вас переключу, — в трубке заиграла какая-то довольно меланхоличная мелодия.

Пока организация потенциальных союзников меня не особенно впечатлила. Возможно, тот, на кого переключит меня оператор, окажется более толковым человеком.

В любом случае, мне нужна была поддержка прямо сейчас, и других вариантов на горизонте все равно не просматривалось. Оставалось только надеяться, что карта в рукаве окажется если и не тузом, то хотя бы не шестеркой.

— Демид? — на этот раз голос был мужской, собранный и деловитый. — Я — Горец. Что произошло? Что с Механиком?

Я предположил, что Механик — это позывной Юрия.

— Есть только я, — сказал я. — Что касается Механика, то это была его инициатива и его ошибка. Разведывательная миссия пошла не по плану, он увидел в доступе образец и попытался им завладеть, не просчитав последствия. В результате мы схватились с цинтами, Механик погиб.

— А образец?

— У меня, — сказал я, умолчав о количестве этих образцов.

— Где ты? — вот это я понимаю, деловой подход.

— На Кольцевой.

— Брось машину, пересядь на метро, мы встретим тебя в пункте…

— Нет, — сказал я. — Мне нужно убежище, в котором можно спрятать машину. Хотя бы на пару часов.

— Зачем это?

Пришлось открывать карты.

— Потому что образцами у меня забит весь багажник, — сказал я. И в метро с двумя объемными тяжеленными сумками я буду привлекать внимание, которого мне хотелось бы избежать.

— Принял, — сказал Горец. — Повиси немного, Демид, я все решу.

Я закрепил телефон на специальном держателе у руля и включил громкую связь.

Что ж, уже лучше, чем ничего. Посмотрим, что и как он решит.

— А я бы все-таки посоветовал избавиться от машины и залечь в каком-нибудь тихом и безопасном месте, — сказал Сэм.

— Не в моих правилах уклоняться от схватки, — сказал я. — Тот, кто выбирает позор вместо войны, получает и позор, и войну.

— Не беспокойся, война уже в пути, — сказал Сэм. — Думаю, что как только Ван Хенг узнает о потере груза и смерти своего племянника, он прибудет сюда со всей своей армией.

— Пока его бойцы не слишком меня впечатлили, — сказал я.

— А ты не путай комендантские войска со штурмовыми отрядами, — сказал Сэм. — То, что сегодня нам удалось уработать двух симбов — это случайность и немного удачи. В моем текущем состоянии выходить против прокачанного боевого симба — это примитивный, но довольно эффектный способ самоубийства.

— Что нужно для того, чтобы ты стал сильнее? — поинтересовался я. — Как это вообще происходит? От чего зависят ваши боевые качества?

— Мы накапливаем энергию ци, разлитую в атмосфере этого мира, аккумулируем в себе, чтобы впоследствии использовать ее в том или ином варианте, — сказал Сэм. — Мощь каждого конкретногосимба зависит от количества энергии, которую он может пропустить через себя. У демона, только что вылупившегося из ловушки, эти объемы крайне невелики, и не идут ни в какое сравнение с тем, что может продемонстрировать симб, имеющий за плечами хотя бы пару лет пребывания в этом мире. Я уж не говорю об изначальных, чей опыт исчисляется десятками лет.

— То есть, объем увеличивается сам по себе, просто от времени?

— Скорее, от практики, — сказал Сэм. — Если ты не пользуешься мышцами, они и не растут.

Что ж, это звучало логично, но я понимал, что Ван Хенг вряд ли даст мне пару лет, чтобы я мог хотя бы сравняться с его боевиками.

— А нет ли способа как-то ускорить этот процесс?

— Есть, — сказал Сэм, и я снова почувствовал, что он не особенно хочет распространяться на эту тему. Хотя бы потому что обычно он односложными ответами не отделывался.

Я уже собрался спросить, что же это за способ, когда закрепленный на панели телефон ожил и снова донес до меня голос Горца.

— Демид?

— Все еще здесь.

— Тебя преследуют?

— Нет, — сказал я.

— Ты уверен, что хвоста нет?

— Визуально я его не наблюдаю, — сказал я. А в качестве дополнительной гарантии я убил всех, кто мог бы за мной последовать от особняка Ванов.

— Хорошо, — черт знает, поверил он мне или нет. В любом случае, я бы на месте Горца сомневался бы в достаточной квалификации Ивана и его способности обнаружить слежку. — Где именно ты находишься?

— Внешняя сторона, пять километров до съезда на Химки, — сказал я, сверившись с указателями.

— Принял. Я скину тебе точку для навигатора, ты будешь там через тридцать-сорок минут. Тебя встретят люди на красном пикапе, они скажут, что делать дальше.

— Хорошо.

— Подожди, не отключайся, — сказал он. — Я хочу сразу прояснить еще один момент. Мне сказали, что Ван Цзиньлун мертв. Как это произошло?

— Я его убил.

— Как, Демид?

— Если ты будешь на месте встречи, я тебе объясню, — сказал я. — Я предпочел бы не обсуждать такие вещи по незащищенной линии.

С моей стороны это было просто вредностью. Мы и так наговорили много такого, что могло бы представлять интерес для спецслужб, если бы они действительно прослушивали наш разговор.

— Принял, — сказал Горец и отключился. Буквально через пару секунд после этого мне пришло сообщение с точкой для навигатора, я ткнул пальцем на ссылку и увидел на экране маршрут. Что ж, пока ничего сложного.

— Я надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что при личном общении даже с моей помощью ты не сможешь долгое время выдавать себя за Ивана? — осведомился Сэм.

— Не думаю, что они с Иваном на самом деле хорошо знакомы, — сказал я. — Думаю, что их основным контактом был Юрий.

— Мы обязательно проколемся на какой-нибудь мелочи, знакомой обитателю этого мира, которой никто из нас двоих не придаст большого значения, — заявил Сэм. — У тебя уже есть план на этот вариант развития событий?

— Я скажу им правду.

— А если они тебе не поверят?

— Тогда им придется поверить тебе.

— Ладно, допустим, — сказал Сэм. — А как, ты думаешь, они поведут себя, если нам все-таки удастся их убедить?

— Полагаю, это зависит от целей, которые они перед собой ставят, а о них ты должен быть осведомлен лучше меня.

— Если ты говоришь о памяти Ивана, то она не сохранила ничего конкретного, — сказал Сэм. — Они против гнета и тирании империи Цин, за все хорошее и против всего плохого, но конкретного плана у них нет.

— Зачем им нужен был образец?

— Полагаю, для изучения, — сказал Сэм. — А, вот нашел еще кое-что интересное. Возможно, это знание облегчит нам жизнь.

Навигатор показал стрелку поворота, и я повернул руль, следуя зеленой линии маршрута.

— Иван, по сути, не был действительным членом сопротивления, — сказал Сэм. — Скорее, он был кем-то вроде приглашенного стороннего специалиста. В отличие от Юры, который был членом боевого крыла.

Боевого?

Если Юра со всеми его промахами был типичным представителем солдат местного сопротивления, то мой потенциальный союзник оставляет желать лучшего. Не говоря уже о тактических ошибках, которые он допустил при мне, его владение чисто боевыми навыками тоже было далеко не на высоте. Полагаю, он проиграл бы в поединке даже с абитуриентом Императорской военной академии, не говоря уже о ее действительных студентах и выпускниках.

Будем надеяться, он был допущен к участию в этой миссии не из-за своих военных талантов, а потому что неплохо разбирался в слаботочке и мог убедительно сыграть свою роль. Но тогда возникал вопрос, зачем им был нужен Иван?

Может быть, мне удастся вычислить это из разговора с Горцем.

— Это авантюра, — сказал Сэм. — И в конечном итоге она может стоить нам обоим жизни.

— Не понимаю, на что ты жалуешься, — сказал я. — Ведь если бы не наше вмешательство, ты бы, возможно, прожил дольше, но исключительно в качестве зомби, не способного даже мыслить самостоятельно.

— То есть, ты пытаешься утешить меня мыслью о том, что все могло быть еще хуже?

— Разумеется, — сказал я. — Впрочем, всегда может стать еще хуже.

— В твоем мире все такие отмороженные?

— Мы называем это доблестью и отвагой.

— Мы называем это слабоумием, — сказал Сэм.

Я подумал, что Сэм слишком уж многое взял от личности Ивана, потому что демонические твари из другого измерения не должны были мыслить такими категориями. Было похоже, что вопрос личной безопасности волновал его больше всех прочих. Я не то, чтобы этого не понимал, более того, мне доводилось встречать множество людей со схожими жизненными установками, но в этом случае ему придется наступить на горло собственной песне и делать так, как решу я. Ибо мужчины из рода Одоевских привыкли смело смотреть в лицо опасности, а не уклоняться от нее под всеми возможными предлогами.

Я свернул с оживленного шоссе в индустриальный район. Вдоль дороги потянулись бесконечные бетонные заборы, перемежаемые цветными заплатками ворот. Судя по навигатору, ехать мне осталось совсем немного, не более десяти минут.

Гадая о том, кто будет на месте встречи, и как она пройдет, я пытался выстроить стратегию поведения, хотя и понимал, что толку от этого немного. У меня был ценный груз, а у них были оружие и организация, и это означало, что диктовать правила будут они. Мне же придется подстраиваться на ходу.

Наконец-то я добрался до последнего на маршруте поворота и увидел стоявший на обочине красный пикап. Разумеется, китайского производства.

В нем сидели двое мужчин, и они тоже меня заметили. Тот, что сидел за рулем, приспустил стекло водительской двери и махнул мне рукой, приглашая следовать за ним.

— Если это ловушка… — сказал я.

— Если они не симбы, а они совершенно определенно не симбы, и их там будет не более пары десятков, причем без тяжелого вооружения, то мы отобьемся, — заверил меня Сэм. — Но твой выбор стратегии поведения меня ужасает.

— Мой прадед по отцовской линии был кавалеристом, — сказал я. — Он говорил, что главное в любой битве — это красиво в нее ворваться, сидя на лихом коне и размахивая саблей.

— А потом? — поинтересовался Сэм.

— А потом надо постараться снести как можно больше голов мужчинам в чужих мундирах, — сказал я.

— А я-то думал, что речь пойдет о сохранении собственной головы, — сказал Сэм.

— Сохранение собственной головы никогда не стояло достаточно высоко в списке жизненных приоритетов мужчин из нашей семьи..

— Тот факт, что всем твоим предкам удалось оставить потомство, является для меня одной из главных загадок человеческого рода, — сказал Сэм.

Похоже, что на мне эта линия прервется, подумал я, а потом сообразил и сразу же себя поправил.

Уже прервалась.

Глава 20

После нескольких поездок по городу даже мне, выходцу из другого мира, было очевидно, что красный пикап, пусть и китайского производства, является довольно приметной машиной, и использовать его для миссии, которую лучше не афишировать, можно только от безысходности. Впрочем, поездка была недолгой.

Пикап свернул на соседнюю улицу, въехал в открытые ворота, и метров через двести водитель загнал его в большой металлический ангар, заставленный каким-то древним хламом. В ангаре нас ждали еще несколько человек, у двоих в руках было автоматическое оружие. Я поставил свою машину за пикапом, заглушил двигатель и вылез наружу, пытаясь выглядеть как можно более миролюбиво.

Мне навстречу шагнул высокий мужчина в джинсах и кожаной куртке. Он был атлетически сложен, чисто выбрит и обладал выправкой, которая могла бы быть у кадрового военного, если бы у российской провинции сохранилась своя армия.

— Демид?

— Горец? — что ж, похоже, тут Ивана и в лицо-то не все знают, что облегчало мою задачу.

— Небольшая формальность, — сказал он, вытаскивая из кармана небольшую коробочку и поднося ее к моему лицу. — Посмотри сюда.

Я посмотрел на линзу, из которой в мой глаз ударил слабый красный луч, Горец убрал сканер рисунка сетчатки глаза обратно в карман, достал телефон, пару раз ударил пальцем по экрану и удовлетворенно хмыкнул.

— Предосторожность никогда не повредит, — сказал он.

Предосторожность? Я уже здесь, среди них. Если бы я оказался лазутчиком врага, всех их уже можно было бы считать мертвыми. Тем не менее, услышав вердикт Горца, парни с оружием немного расслабились и опустили стволы, которые до этого держали параллельно земле.

— Где груз? — спросил Горец.

— В багажнике.

Горец махнул рукой, двое бойцов подбежали к моей машине, открыли багажник и вытащили оттуда сумки. Один расстегнул молнию, показал всем содержимое. Кто-то из присутствующих удивленно присвистнул.

— Сколько здесь? — спросил Горец.

— Все, что было, — сказал я.

Бойцы подхватили сумки и закинули их в большой металлический ящик, установленный в кузове пикапа.

— Там могут быть маячки, — напомнил я на всякий случай.

— Контейнер экранирован, — сказал Горец. — Как тебе удалось их вынести?

— Не то, чтобы мне кто-то мешал, — сказал я.

Закончив погрузку, бойцы прыгнули в кабину, и пикап выкатился из ангара. Горец тоже решил не задерживаться.

— Ты со мной, — сказал он, и мы покинули строение через боковую дверь. Рядом с ней были припаркованы две машины. — Руки на капот.

Я положил руки на прохладный металл, один из бойцов, который пошел с нами, быстро и не слишком профессионально меня обыскал и отобрал пистолет. Только сейчас.

— Это все? — спросил я.

— Да, почти, — сказал Горец, шагнул ко мне и ударил меня рукояткой пистолета по затылку. Наверное, по его расчетам я должен был потерять сознание, после чего они упаковали бы меня в машину и вывезли в безопасное место для допроса, и, если бы не Сэм, у них это даже могло получиться.

На деле же у меня просто сверкнуло в глазах, короткая вспышка боли мгновенно погасла, и голос Сэма пробурчал что-то невразумительное в стиле «я так и знал».

— Это не слишком дружественный поступок, — сказал я, для вида слегка тряхнув головой, словно получил хоть какой-то урон и пытаюсь прийти в себя.

Я развернулся и увидел, что пистолет Горца направлен мне в лоб. Двое его подчиненных тоже наставили на меня свои автоматы. Что ж, признаю, с их стороны ситуация выглядела крайне подозрительно. Какой-то не слишком вовлеченный в дела сопротивления человек пригоняет в ангар угнанную у триады машину, полную дорогого и очень ценного груза, а его напарник, верный боец сопротивления, мертв и не может ничего пояснить.

— Ты должен понимать, как все это выглядит, Демид.

— А как это выглядит? — спросил я. — Что цинты сами отдали мне контейнеры и даже в машину помогли их погрузить? Для чего, интересно?

— Это может быть провокация, — сказал он не слишком уверенно. — Как погиб Механик?

— Полагаю, его убил Ван Цзиньлун, — сказал я. — Своими глазами я этого не видел.

— А где в этот момент был ты?

— Мы разделились, — сказал я. — И я должен заметить, что это была не моя идея.

— А что случилось с самим Цзиньлуном?

— Я его убил, — сказал я.

— Как?

— Произошел несчастный случай, — сказал я, приняв решение играть в открытую. Конечно, до какой-то определенной степени. — В результате которого я сам стал симбом.

— Это невозможно, — сказал он.

— Всего лишь маловероятно, — сказал я, отдавая мысленный сигнал Сэму.

В моей руке появилась золотистая шпага. Надо отдать бойцам сопротивления должное, несмотря на неожиданность такого моего поступка, стрелять они все-таки не стали. Хотя изумление отразилось на их лицах.

— Мы слышали, что стать симбом не так-то просто, — сказал Горец. — Что для правильного слияния необходимо содействие других симбов.

— Видимо, в этом правиле есть исключения, — сказал я.

— Он непохож на одержимого, командир, — сказал один из бойцов.

— Если бы он был одержимым, мы бы уже были мертвы, — согласился Горец. — Ты контролируешь своего демона?

— Да, — соврал я. Сэм ехидно кашлянул в моей голове.

— Как тебе удалось с ним совладать?

— Не знаю, — сказал я. — Может быть, мне просто повезло.

— Похоже, ты представляешь для нас большую ценность, чем даже груз, который ты привез, — сказал Горец. — Убери оружие и садись в машину.

Я хотел было потребовать, чтобы они тоже убрали оружие, но потом решил не доводить до эскалации конфликта и продемонстрировать свои мирные намерения. Сэм убрал шпагу, я залез на заднее сиденье машины, а Горец уселся рядом, упираясь пистолетом мне в бок. Надеюсь, на каком-нибудь ухабе его палец не дернется на спусковом крючке.

Бойцы сели спереди, и мы выехали с территории… склада? пустыря? Что вообще это было?

— Не беспокойся, ребята позаботятся о тачке, на которой ты приехал, — сказал Горец.

Я не стал это комментировать. Я достаточно наследил в поместье, и Ванам не должно составить большого труда меня вычислить даже без моих отпечатков на руле.

— Что ж, давай познакомимся по-настоящему, — сказал Горец. — Меня зовут Григорий, и я заместитель командира нашего боевого крыла, отвечаю за оперативную работу.

Как я уже успел убедиться, оперативная работа у них была поставлена из рук вон плохо, и теперь я знал, кто несет за это персональную ответственность. Случись такое в императорской армии, Григорий бы уже чистил сортиры нашей военной базы где-нибудь на северном полюсе.

— Иван, — сказал я.

— Мы с тобой не были знакомы, но я слышал о тебе от Юры, — сказал он. — Должен признать, он был о тебе не слишком высокого мнения. Похоже, что он тебя недооценил.

— Я полон сюрпризов, — согласился я.

— Что ж, для начала мне нужен краткий отчет о том, что там произошло, — сказал он. — А потом, разумеется, мне понадобиться как можно более подробный отчет. Значит, ты смог забрать груз и угнать машину, потому что…

— Потому что я сначала убил их всех, — сказал я.

— Используя техники ци?

— И пистолет, который вы у меня отобрали, — сказал я. Убойная комбинация.

— Как тебе удалось так быстро ими овладеть?

— Они интуитивно понятны, — сказал я. — Кроме того, Ван Цзиньлун никак не ожидал реальной угрозы с моей стороны, так что его смерть можно списать на эффект неожиданности.

— А остальные?

— Они не были симбами, — соврал я, решив умолчать о схватке с цинтом в серверной. Пусть Горец тоже меня недооценивает, по крайней мере до тех пор, пока я не определюсь, чего от него можно ожидать.

— И сколько их было?

— Десять, двенадцать, я не считал.

— И ты убил двенадцать человек?

— Может быть, десять.

— Где ты научился стрелять? Неужели в компьютерных играх? Механик говорил, что много времени проводишь в капсуле.

— Можно и так сказать.

Не знаю, поверил он мне или нет, но на данный момент мой ответ его удовлетворил, и развивать эту тему он не стал. Вместо этого попросил меня описать все по порядку.

Я выдал ему несколько отредактированную версию событий умолчав о своем истинном происхождении и сложности наших взаимоотношений с Сэмом. Во время моего рассказа демон внутри меня вел себя прилично, и только несколько раз хихикнул, воздержавшись от развернутых комментариев.

Полагаю, он понял, что ситуация серьезная и лучше меня не отвлекать.

— Что ж, похоже, Юрий ошибся, взяв инициативу на себя, — признал Горец.

А может быть, это ты допустил просчет, подумал я, послав на это задание способного ошибаться человека. Впрочем, может быть, других людей у них не было. У сопротивления было оружие, машина, связь, какая-никакая организация, но до настоящей военной структуры им было далеко. Подполье, состоящее из гражданских энтузиастов. Им не хватало профессионализма, но лучше хоть какой-то союзник, чем никакого вообще.

— Но тебе не следовало рисковать и возвращаться в дом Ванов, — сказал Горец. — Надо было сразу связаться с нами, мы бы тебя подобрали.

— Приголубив пистолетом в затылок?

— Я приношу свои извинения за этот инцидент, — сказал Горец. — Видимо, у меня есть склонность к перестраховке.

— Да? — удивился я. — Почему же нашу миссию никто не прикрывал? Никто даже не следил за нами?

— Ваша миссия планировалась, как разведывательная операция, — сказал Горец. — Риск должен был быть минимальным. Я не предполагал, что вам понадобится прикрытие, а у нас не хватает свободных людей.

— Какой у вас вообще был план? — спросил я. — Для чего вам нужен был образец?

— Для исследования, разумеется, — сказал Горец.

То есть, они обладают технологиями, которые могут разобраться в структуре энергетического существа из другого мира? Или думают, что обладают? Или они собирались просто смотреть на транспортировочный контейнер под разными углами до тех пор, пока заключенный в него демон не умрет естественной смертью?

Сэм хмыкнул, видимо, разделяя мой скепсис.

— У нас есть научное крыло, и ты скоро с ним познакомишься, — сказал Горец. — Нам нужно понять, как работает этот симбиоз, и похоже, что ты можешь дать нам лучшую возможность для этого за все время нашей борьбы.

— А в чем вообще заключается ваша борьба? — не сдержался я. — Как я понимаю, до сегодняшнего дня вашей организации не удалось ликвидировать ни одного симба.

— Я бы не был столь категоричен, — сказал Горец. — Симба невозможно поразить из пистолета или автомата, но если использовать тяжелое оружие…

«Он не лжет», — сообщил мне Сэм: «Низших симбов действительно можно ликвидировать, если нанести им достаточно урона в секунду. В смысле, если урона будет настолько много, что он перекроет способность симба к регенерации. Но эта штука сработает только с кем-то, вроде нас. Скажем, Ван Хенга даже авиабомбой не возьмешь. Хотя откуда у них авиабомбы….»

— И сколько вы убили? — спросил я.

— Наше боевое крыло ликвидировало троих.

— За какое время?

— За последние семь лет, — сказал он. — Но это отнюдь не главное направление, по которому мы работает. Ты должен понимать, что точечными ликвидациями войну против Империи Цин не выиграть.

— А Империя Цин вообще знает, что вы с ней воюете?

— Они узнают, когда мы начнем по-настоящему.

Я не удержался и хмыкнул.

— Что кажется тебе таким смешным? — поинтересовался Горец.

— Ты говоришь о войне с Империей, но что у тебя есть? — спросил я. — У тебя есть армия? У тебя есть симбы? У тебя есть армия симбов? Все, что я до сих пор видел, это несколько человек с несколькими единицами стрелкового оружия, дилетантски организованная операция и конспирация на уровне учеников сельской школы, прячущихся от дежурного в подвале, чтобы выпить водки и поиграть в карты. Вы не то, чтобы выиграть, вы и начать-то эту войну толком не сможете, Империя просто смахнет вас, как пылинку с лацкана пиджака, и не останавливаясь пойдет дальше.

— А ты, значит, большой эксперт по диверсионной деятельности? — разозлился Горец. — Уложил несколько человек и уже почувствовал себя суперагентом?

Наверное, мне не стоило произносить этот монолог, по крайней мере, не на этой стадии знакомства, но я был слишком раздосадован, чтобы сдерживаться. Чем больше я узнавал о сопротивлении, тем больше сожалел, что сделал на него свою ставку. Возможно, в одиночку мне было бы даже легче.

Я уже хотел было заявить ему, что для определения их дилетантского уровня необязательно быть суперагентом, достаточно просто обладать здравым смыслом, но сдержался.

— Ладно, я погорячился, — сказал я. — Спишем это на посттравматический шок.

— Ты сам пришел к нам, — напомнил Горец. — И я хочу верить, что сделал это не только ради денег.

— Да, разумеется, — сказал я, хотя на самом деле понятия не имел, зачем Иван вообще к ним пришел. — Куда мы едем?

— В безопасное место, — сказал Горец. — Пересидишь там пару дней, а потом мы вывезем тебя из города. Ты засветился, и цинты будут тебя искать.

Видимо, ему тоже не хотелось обострять ситуацию, и он мне поверил. Или сделал вид, что поверил. В конце концов, я думаю, его задача заключалась в том, чтобы доставить меня их научному отделу для исследований. Я бы на их месте очень хотел бы разобраться, как мне удалось стать симбом, минуя традиционный путь имперцев, и с учетом доставленного мной груза этот вопрос представлял отнюдь не академический интерес.

Если им удастся разобраться в механизме произошедшего со мной и Сэмом, то в теории они могут получить сотню бойцов, которые будут способны на равных сражаться с солдатами Империи, и тогда, быть может, они смогут убить еще троих симбов.

Ко мне подступило уныние. Даже если у них получится, в чем я сильно сомневался, учитывая мое ключевое отличие от местных бойцов сопротивления, это все равно была бы крысиная возня где-то на задворках империи, не способная изменить существующее положение вещей. Пока я не видел способа получить силу, сопоставимую с силой империи, а значит, не видел пути, чтобы эту империю сокрушить. Ладно, на первое время сойдет. Пара дней передышки мне не повредит. Возможно, за это время я сумею узнать об их организации больше и решить, по какой дороге я пойду дальше. И совпадут ли наши дороги.

В любом случае, я оказал им услугу, доставив кучу материалов для исследования, как бы они там ни собирались их исследовать. Будем считать это моим вкладом в их борьбу с Империей Цин. Не говоря уже о том, что этим я нанес урон триадам и лишил их ценного ресурса.

Правда, следовало признать, что в масштабах империи это даже не укол кинжалом, это просто комариный укус. Небольшое локальное поражение, которого император не заметит даже в том случае, если триады действуют с его молчаливого согласия.

А если он ничего о них не знает, если их деятельность противозаконна…

Я подумал, нельзя ли сыграть на этом, нельзя ли стравить триаду Ван Хенга с оккупационной имперской администрацией, но это был только зародыш идеи, который не мог развиться во что-то большее, пока я не получу достаточно информации. И я сомневался, что даже Сэм сможет мне ее предоставить.

Признаюсь честно, я все еще не сожалел, что ввязался в эту драку, но теперь, когда адреналин схлынул, а мои надежды на обретение могущественного союзника обратились в прах, она казалась мне все более безнадежной. Пока я не видел ни единого способа победить.

Ни Ван Хенга, который, вне всякого сомнения, явится мстить за своего племянника и восстанавливать честь семьи, ни, тем более, саму Империю.

Но не все сразу.

Как говорят сами китайцы, дорога в тысячу ли начинается с первого шага, и я этот шаг уже сделал.

Глава 21

Безопасным местом, о котором говорил Горец, оказались апартаменты в многоэтажном доме в очередном безликом спальном районе, и, хотя он и находился на другом конце города, меня не покидало ощущение дежавю. Видимо, Горец придерживался той стратегии, по которой камень надо прятать на берегу моря, лист — в лесу, а человека — в толпе ему подобных.

Конечно, я ожидал от подполья чего-то другого, но выбора у меня не было, и я решил дать этим парням шанс. Несколько дней покоя, которые обещал мне Горец, были совершенно не лишними чтобы упорядочить мои и Сэма знания об этом мире и враге, и выработать хоть какую-то стратегию.

Апартаменты были двухкомнатными. В одной комнате поселили меня, в другой разместились двое бойцов, которые должны были то ли меня охранять, то ли следить, чтобы я никуда не сбежал, а, скорее всего, и то и другое сразу. Того, что помладше, звали Евгений, он был рыжий и носил очки, что, на мой взгляд, делало его так себе бойцом. Того, что постарше, звали Нурлан, и он был выходцем из Южной Сибири. Он был коренаст, низкоросл, с простодушным выражением лица, но взгляд у него был цепкий и умный. В этой паре он был наиболее опасным.

— Значит, ты симб? — спросил Евгений сразу же после того, как захлопнулась дверь за Горцем.

— Да.

— Как тебе удалось?

— Просто случай, — сказал я. — Сам не понимаю, как все произошло.

— И ты уработал Цзиньлуна?

— В этом было куда больше удачи, чем умения, — сказал я.

— Покажи что-нибудь.

Я покачал головой.

— Не думаю, что это разумно. Я пока еще не освоился с новыми способностями и не знаю, чего от них можно ожидать.

Когда я демонстрировал свои умения Горцу, я убеждал его и пытался приобрести союзника. А сейчас от такой демонстрации попахивало бы дешевым балаганом.

Когда я отказался, Евгений выглядел разочарованным. Нурлан остался невозмутим. Кроме того, я заметил, что он за весь разговор и слова не проронил.

Я сослался на усталость и головную боль и удалился к себе.

Меблировка в предоставленных мне апартаментах была крайне небогатой. Кровать, стул около широкого подоконника, выполняющего роль стола, небольшой шкаф, в который мне все равно нечего было ни повесить, ни положить. Я прикрыл за собой дверь, практически сразу же услышав звуки включенного моими сторожами телевизора, улегся на кровать и погрузился во внутренний диалог.

— Я нахожу твою стратегию довольно странной, — сказал Сэм. — Сначала ты рискуешь нашими жизнями, чтобы отбить у Ванов контрабандный товар, а потом сливаешь его первому встречному, не получив взамен ничего, кроме туманных обещаний о тебе позаботиться.

— Я ослабил врага и получил союзника, — сказал я.

Правда, я рассчитывал, что союзник будет куда внушительнее, но тут выбирать не приходится. А то, что груз Ванов так легко ушел из моих рук, меня не волновало. У меня все равно не было ни путей для его сбыта, ни ресурсов для альтернативного использования.

— Скорее, ты дернул льва за хвост.

— Лев — это Ван Хенг?

— Я лишь пытаюсь тебе намекнуть, что не слишком разумно судить о силе Хенга по его племяннику, — сказал Сэм. — Он не просто так стоит во главе этой организации.

Интересно, как он это выяснил, подумал я. Вряд ли выудил из памяти Ивана, тот, скорее всего, и не знал о таких подробностях. Спрашивать я не стал, просто сделал тебе зарубку для памяти. Тем более, что последний поворот разговора позволил мне зацепиться за куда более интересующую меня тему.

— Кстати, об этом, — сказал я. — Что насчет способа ускоренного развития твоих способностей? Если уж нам драться с Ван Хенгом, я хотел бы подойти к этому вопросу основательно.

— Никто не собирается драться с Ван Хенгом, — сказал Сэм. — Этот чувак стал симбом на заре завоевания, еще в те времена, когда империи принадлежал не весь мир, и, поверь мне, его боевые способности позволят ему разобраться с армией какой-нибудь небольшой страны.

Симбы — не люди, напомнил я себе. Внешне, может быть, они остаются почти такими же, как были, но по сути — нет. Как ни крути, люди со временем становятся слабее. Симбы — нет.

Год от года они только крепнут.

Самый старый симб в мире — император, он же и самый могущественный, и, говорят, что практически бессмертный. Его сила равна силе тысяч, и когда он выходит на поле боя, оно превращается в выжженную пустыню. Это обычное дело для структур, построенных на личной силе — на вершине пищевой цепочки стоит самый опасный хищник.

Российская империя моего прежнего мира была построена по этому же принципу. В высокой дуэли государь был сильнее любого своего подданного. На поле боя… Наш император, в отличие от местного китайского, никогда не выходил на поле боя, но мы все равно никогда не сомневались в его силе и способностях.

Даже если бы я по-прежнему владел своими молниями и неожиданно стал одержим идеями подрыва государственных устоев, у меня не было бы ни единого шанса против государя или любого из великих князей, так что в словах Сэма был смысл.

— С Ван Хенгом у нас есть только одна рабочая стратегия, — продолжал Сэм. — Залечь на дно и не отсвечивать, в идеале — притвориться мертвыми и переждать, пока он не уедет из города.

— Звучит как-то слишком пессимистично.

— За исключением разве что лорд-губернатора, в городе сейчас нет силы, способной справиться с Ван Хенгом.

— Ладно, допустим, — сказал я. — Как мне самому стать такой силой, не потратив на это пару десятков лет?

— Не хотел бы тебя расстраивать, но гарантированного способа не существует.

— Но способ все-таки есть?

— Должен предупредить, он довольно рискованный.

— Беру.

— Почему-то я в этом даже не сомневался, — сказал Сэм. — Способ достаточно прост. Нужно оказаться достаточно близко в момент смерти другого симба.

— И как это поможет?

— Симбы умирают в две стадии, — сказал Сэм. — Сначала гибнет физическое тело, в нашем случае это будешь ты. Затем начинает разрушаться энергетическая структура, которую выстраивает демон внутри тебя, в зависимости от силы симба это занимает от минуты до трех. Если в этот промежуток времени рядом с умирающим окажется другой симб, он может перехватить оставшиеся энергетические узлы и встроить их в собственную структуру, что увеличит пропускную способность и позволит закачивать более крупные запасы энергии ци. То есть, стать сильнее, чего ты и пытаешься добиться.

— Но практически единственный способ оказаться рядом с симбом в момент разрушения его энергетической структуры…

— Ты схватываешь на лету, — сказал Сэм. — Именно так. Если ты хочешь стать сильнее, ты должен сражаться с другими симбами. И убивать их.

Что ж, это действительно рискованный способ, но он совпадал с тем, что я собирался делать даже не зная о нем.

Драться.

— А нельзя ли для этого использовать твоих сородичей, заточенных в ловушки? — спросил я.

— Пытаешься найти легкий способ?

— Прикидываю все варианты.

— Их можно использовать, но не так, как ты думаешь, — сказал Сэм. — Пока они в ловушках, они бесполезны, ведь они не являются симбами, и их энергетическая структура не сформирована. Но если ты выпустишь их, позволишь им создать симбиоз, а потом убьешь… Но даже это не поможет тебе сравниться с Хенгом, поэтому я рекомендую тебе придерживаться той стратегии, о которой я уже говорил.

Убить сто человек, чтобы стать сильнее? Это не вариант, даже если бы они были осужденными на смерть преступниками… Я солдат, а не палач. Одно дело — одолеть врага в схватке, и совсем другое — хладнокровно убить совершенно неподготовленного человека, который к империи вообще может никакого отношения не иметь.

Хорошо, что я избавился от товара. Меньше риска поддаться искушению.

— Цинтам этот способ известен?

— Разумеется, — сказал Сэм. — Как, ты думаешь, император и высшая знать обрели свое могущество за столь короткое время? Этот способ менее эффективен, чем схватка и победа над настоящим симбом, но это как раз тот случай, когда количество может перерасти в качество.

— То есть?

— Жертвоприношения, друг мой. Массовые человеческие… ну, и не только человеческие жертвоприношения. Готов ли ты пойти тем же путем, чтобы сокрушить великих?

— Нет. Пожалуй, что нет, — сказал я. — А насколько массовые?

— Полагаю, что речь идет о десятках тысяч людей, — сказал Сэм. — А может быть, даже о сотнях.

— А на основании чего ты делаешь такие предположения? — спросил я. — Вряд ли Иван был настолько глубоко погружен в тему.

— Я в нее погружен. Мы изучали вас, пока цинты охотились за нами в нашем мире, — сказал Сэм. — Так что, поверь, я знаю об этом мире куда больше, чем Иван. И, тем более, куда больше, чем ты. Поэтому я еще раз настаиваю, что ты должен принять предложенную мной стратегию.

Альтернативной стратегии все равно не просматривается, подумал я. Сопротивление вряд ли обладает средствами, которые могут ликвидировать Хенга, и даже если бы и обладали, я не думал, что они могли бы полезть на рожон. У них появилась куча материалов для исследования, включая и меня самого, и не в их интересах привлекать к себе повышенное внимание, поднимая шум.

А сам я временно лишен оперативного простора.

* * *

Мои сторожа заказывали доставку еды из ближайшего ресторана азиатской кухни, и готовили там, надо сказать, сильно так себе. Конечно, это было лучше, чем наш армейский рацион, но все же рестораном эту забегаловку можно было назвать только желая ей очень сильно польстить. Спустя обед, ужин, завтрак и еще один обед я попросил сделать заказ в каком-нибудь другом месте, но мою просьбу проигнорировали.

К вечеру второго дня ситуация не изменилась. Ребята могли болтать со мной о погоде или спорте, в местных разновидностях которого я бы без помощи Сэма не разобрался, но отказывались отвечать на действительно важные вопросы. Вроде тех, чего мы ждем, долго ли нам еще тут сидеть, и когда здесь появиться кто-то, способный принимать решения.

Но ни Горец, ни его коллеги к вечеру второго дня так и не появились.

Честно признаюсь, я ожидал совершенно не такого.

Я думал, что меня будут допрашивать, возможно, даже несколько раз, выпытывая все о ходе нашей операции, моменте слияния с демоном и той драке, которая последовала после. Что их будут интересовать подробности смерти Ван Цзиньлуна и способы использования энергии ци, которыми мне удалось овладеть. Я ожидал, что тут появится кто-то из научного отдела, ведь такой отдел просто обязан был быть, для кого-то же они пытались добыть эти образцы. Что меня отвезут в какую-нибудь лабораторию, подключат к оборудованию, будут проводить тесты… В общем, я ожидал чего угодно, кроме того, что произошло на самом деле.

Обо мне словно забыли. Меня убрали с шахматной доски, отложили про запас, как занятную и любопытную, но не слишком важную безделушку, которой можно будет заняться, если не подвернется ничего более интересного.

Так я думал сначала.

Но потом, ближе к полуночи, когда я без сна ворочался в слишком узкой для меня кровати, я понял, почему здесь так никто и не появился.

Они просто понятия не имели, что со мной делать. Мой случай был уникален, и у них просто не было тестов, через которые меня можно было прогнать. У них не было протоколов для обращения с такими, как я. Может быть, как раз в эту самую минуту они и пытаются составить их на коленке…

Я не был благонадежен. Я был первым симбом, которого они могли бы рассмотреть вблизи, первым симбом, который вроде бы не был их врагом, и в то же время, я был опасен.

Уверен, они сейчас тщательно изучали биографию Ивана, весь его жизненный путь, начиная с младенчества, может быть, опрашивали его знакомых, стараясь понять, как им следует себя вести, пытаясь выстроить хоть какую-то стратегию, и не их вина, что все усилия пропадут втуне.

Потому что я — не Иван, а узнать в этом мире хоть что-нибудь о поручике Одоевском можно было только у одного человека.

Того самого, которого они старательно игнорировали уже второй день.

У меня.

Мои охранники были вооружены пистолетами и автоматическими винтовками. Возможно, у них были гранаты, но Сэм заверил меня, что практически любой симб способен пережить последствия столкновения с таким арсеналом. Если бы я захотел уйти, они не смогли бы меня остановить, главная моя проблема заключалась в том, что я не знал, куда мне идти.

Без организации, пусть она пока и не оправдала моих надежд, я мог выбрать только дорогу террориста-одиночки, а это довольно короткая дорога.

Если мне повезет, я смогу устранить пару-тройку симбов, а потом неповоротливый имперский механизм придет в движение и раздавит меня, как муху. Для начала боевых действий мне нужна была поддержка, и если они не способны прикрыть меня в бою, то могут хотя бы обеспечить ресурсами. Транспорт, оружие, связи, пути отхода. Логистика не менее важна, чем огневая подготовка.

Но для того, чтобы заручиться такой поддержкой, мне нужно было убедить тех, кто принимает решения, а они не спешили со мной разговаривать.

В шесть утра я вышел из своей комнаты на кухню и увидел Нурлана, заваривающего себе чай.

— Хочешь? — дружелюбно спросил он, наливая заварку в чашку, а потом возвращая ее обратно в чайник.

— Нет, спасибо, — сказал я. — Хочу, чтобы ты связался с Горцем.

— Горец занят, — сказал он.

— Чем?

— Работой, — сказал Нурлан. — Ван Хенг в городе.

Пожалуй, это было самое длинное предложение, что мне довелось услышать из его уст, и я решил развивать успех.

— Давно?

— Со вчерашнего дня, — сказал Нурлан.

— Он прибыл один?

— Нет, — сказал Нурлан.

Ну да, такие люди не путешествуют в одиночку, это очевидно. Но мне нужно было знать, сколько у него с собой людей. И сколько у него с собой симбов.

— Кто с ним?

Нурлан покачал головой.

— Нам о таком не говорят.

— А какой вообще план? — спросил я и удостоился еще одного покачивания.

— Ждать.

— Ждать чего?

— Ждать, пока он уедет, — сказал Нурлан. — Мы не деремся с триадами.

— А вы вообще хоть с кем-нибудь деретесь? — спросил я.

Впрочем, я сразу же понял несправедливость своего упрека. У них была горстка людей, обычных людей с оружием, от которого в большинстве случаев не было никакого толка, а они пытались противостоять империи, которая захватила весь мир. Естественно, у них не было никакого плана.

Чудо, что они вообще существовали.

Циничная сторона поручика Одоевского тут же добавила, что существуют они до сих пор именно потому, что приняли стратегию Сэма. Сидеть и не дергаться.

Как только они начнут представлять для империи маломальскую угрозу, как только империя вообще узнает об их существовании, их сомнут. Так что Горец сейчас, скорее всего, заметает следы, а не планирует какую-нибудь боевую акцию.

Это рабочая стратегия выживания, но совсем никудышная стратегия борьбы. Нельзя выиграть войну, так ни разу и не рискнув.

— Давай я поставлю вопрос по-другому, — сказал я. — Либо ты сейчас свяжешься с Горцем и скажешь, что я хочу с ним поговорить…

— Либо?

— Либо я уйду, — сказал я. — Вы не сможете меня остановить, и ваша организация потеряет лучший способ узнать что-нибудь о симбах, который ей когда-либо представлялся.

Это его проняло, и он потянулся за телефоном. Звонить, впрочем, не стал, но набрал какое-то сообщение на клавиатуре.

Угрозы и шантаж — это не лучшие способы выстраивать взаимоотношения с союзниками, но что делать, если по-другому союзники тебя просто игнорируют?

Телефон в руках Нурлана коротко звякнул, и боец посмотрел на экран.

— Будет через два часа, — сказал он.

— Два часа я подожду, — согласился я. — Но не больше.

Нурлан едва заметно улыбнулся и снова наполнил чашку.

— Хочешь? — спросил он.

Глава 22

Привычный звуковой фон просыпающегося утром города был нарушен пронзительным воем сирен, и казалось, что он доносится со всех сторон сразу.

Впрочем, возможно, так оно и было.

Я посмотрел на часы. Семь.

Глянул в окно. Немногочисленные прохожие ускорили шаг, кто-то разворачивался на половине дороги и возвращался домой. Кто-то бросил автомобиль посреди проезжей части.

Тревога, и похоже, что не учебная. Но о какой угрозе может идти речь, если цинты давно победили всех своих врагов? По крайней мере, тех, кто хоть чего-то стоил…

Я вышел на кухню. Мои сторожа сидели за столом и выглядели довольно спокойными. Евгений что-то читал на экране своего телефона, Нурлан пил чай. Похоже, он мог пить чай практически бесконечно.

Что ж, раз они не нервничают, то и мне не пристало.

— Какие новости? — поинтересовался я.

— А сам не слышишь? — сказал Евгений. — Похоже, мы застряли здесь как минимум на неделю.

— Горец не приедет? — уточнил я.

Нурлан улыбнулся. Евгений постучал костяшками пальцев по столу.

— Тук-тук, есть кто-нибудь дома? — спросил он. — Никто не приедет. Район закрыт из-за червоточины.

Судя по тону, он говорил о каких-то очевидных вещах, и если бы я продолжил расспросы, то мог бы вызвать подозрения. По счастью, у меня был альтернативный источник информации. Я демонстративно зевнул, пытаясь создать впечатление, что мне скучно, и вернулся в свою комнату.

— Червоточина? — спросил я.

— Ты не знаешь? Это пространственная аномалия. Точнее, межпространственная.

— Как это?

— Столкновение миров, сопряжение сфер, — сказал Сэм. — Выражаясь языком нашего общего знакомого Ивана, это временный портал в другой мир. Они стали открываться время от времени, но поскольку никто не знает, что может находиться с той стороны, местность стараются изолировать. Разумеется, в городах это сделать куда сложнее, но они не так уж часто открываются в городах.

— Почему мы раньше о них не говорили?

— Как-то к слову не пришлось, — сказал Сэм. — К тому же, я думал, что ты хоть что-то знаешь об устройстве этого мира. Ну, из того, что действительно имеет значение.

— В интернете мне информации не попадалось.

— Просто ты не знал, где искать. В официальных новостях о червоточинах не говорят.

— Почему?

— Потому что в империи Цин все спокойно, — сказал Сэм. — В империи Цин нет никаких проблем, тем более тех, в возникновении которых можно обвинить саму империю Цин.

— То есть…

— Первая червоточина появилась на третий год эпохи завоевания, — сказал Сэм.

— То есть, до войныничего подобного в этом мире не было?

— Разумеется, нет, — сказал Сэм. — И дело не в войне.

Что ж, он намекал, что в возникновении червоточин виновата империя Цин, червоточина — это межпространственная аномалия, и появились они отнюдь не из-за войны… Сложить два и два было совсем несложно.

— Дело в том портале, через который они охотятся на вас, — сказал я.

— Бинго, — сказал Сэм. — Они постоянно держат его открытым вот уже десятки лет, и это вызывает определенные пространственные возмущения, которые сотрясают саму суть реальности. Размывают границу между мирами. И в тех местах, где эта граница оказывается особенно тонка, возникают червоточины.

— И что с той стороны?

— Другие миры, — сказал Сэм. — Опасность в том, что эти порталы нестабильны, работают в обе стороны и ты никогда не знаешь, что может оказаться там, за гранью. Или что может напрыгнуть на тебя из-за этой грани.

— И как часто оттуда напрыгивает что-то опасное? — спросил я.

— Примерно в одном случае из десяти, — сказал Сэм. — Сейчас здесь будет группа быстрого реагирования цинтов. При необходимости они смогут купировать угрозу.

— То есть, они решают проблему, которую сами же и создают? — и даже не пытаются выставить себя защитниками человечества от внеземной угрозы? Кто в империи занимается работой с созданием благоприятного общественного мнения? Или монопольные обладатели силы, доминирующие над всеми остальными людьми, решили не утруждать себя излишними хлопотами? — А они вообще знают, что они сами создали эту проблему?

— Разумеется, — сказал Сэм. — Но они не закроют портал, пока не выдоят наш мир досуха. Император просто так не откажется от источника своего могущества. Тем более, пока он считает, что опасность не слишком высока.

— А она действительно невысока?

— Однажды, лет двенадцать назад, они потеряли небольшой город из-за нашествия плотоядных насекомых из другого измерения, — сказал Сэм. — Но цинтам удалось выдавить угрозу обратно в ее мир и контролировать зону червоточины, пока та не закрылась. На это потребовалось около трех недель.

— Ты сейчас шутишь?

— Сейчас — нет, — сказал Сэм.

— И как они объяснили потерю города? Или никто не спрашивал?

— Вспышкой геморрагической лихорадки, — сказал Сэм. — Старой доброй привычной пандемией.

— Раньше здесь открывались червоточины? Я имею в виду, в Москве?

— Пару раз, и ничего опасного из них не вылезло, — сказал Сэм. — Но в последнее время они открываются все чаще и чаще по всему вашему земному шару.

— С чем это может быть связано?

— А сам как думаешь? Ситуация усугубляется, все летит в тартарары, мир катится в пропасть, — сказал Сэм. — Правда в том, что если все будет продолжаться так, как оно сейчас идет, однажды границы исчезнут и очередная червоточина не закроется. И всем вам было бы лучше, если бы она не оказалась порталом в мир, где живут плотоядные насекомые. Поверь мне, таких соседей вы не захотите.

Интересно, как долго этот мир еще будет открываться передо мной все новыми и новыми гранями? Мне казалось, что я уже знаю достаточно о местной расстановке сил, и вдруг такой сюрприз, который может практически перевернуть все с ног на голову.

Порталы между мирами… Кто знает, может быть, один из них ведет и в мой прежний мир. Вряд ли тот, который открылся сегодня, но шансы найти путь домой все равно могут отличаться от нуля…

Вернуться в свой старый мир в новом теле, без возможности повидать родных, заверить маменьку, что со мной все нормально, поговорить с отцом, обсудить с ним возможность использования моих новых сил… Если я вернусь, то окажусь там примерно в таком же положении, как и здесь, с небольшой только поправкой, что местные реалии будут мне известны.

И зачем мне в таком случае возвращаться? Долг перед империей я уже заплатил своей смертью, родные все равно сразу мне не поверят, даже если мне удастся до них добраться, и я понятия не имею, как убедить родных в том, что это не чудовищная мистификация…

Впрочем, то, чем я занимаюсь сейчас, называется дележкой шкуры неубитого медведя. Даже если червоточины станут открываться хоть каждый день, далеко не факт, что мне удастся обнаружить ту, которая ведет в мой мир. Она может открыться на другой стороне планеты или не открыться вовсе.

Какова вообще вероятность, что очередной портал образовался где-то неподалеку от того места, где я скрываюсь?

— Пятьдесят на пятьдесят, — сказал Сэм. — Мог образоваться, мог не образоваться. И нет, я не читаю все твои мысли, просто эту ты подумал слишком громко.

Я вышел на кухню и сообщил своим сторожам, что хочу прогуляться. Нурлан отставил в сторону очередную чашку чая (сколько человек вообще может выпить этой бурды за одно утро?), а Евгений снова постучал по столу.

— Ты с ума сошел? Горец запретил нам выходить. И там комендантский час, вообще-то.

— Поскольку район блокирован, Ван Хенг здесь точно не появится, — сказал я. — Так что с этой стороны я в полной безопасности.

— Зато тут скоро все будет кишеть патрулями цинтов, и…

— И вы неправильно меня поняли, — сказал я. — Когда я сказал вам, что хочу прогуляться, это был не вопрос. Я просто предупредил вас, что ухожу. Если хотите, можете пойти со мной.

— Ну уж нет, я не самоубийца, — заявил Евгений. — А ты будешь последним идиотом, если действительно собираешься…

— Пойду с тобой, — сказал Нурлан.

Евгений посмотрел на него так же, как несколькими секундами ранее смотрел на меня. Как на полного идиота.

— Мы его не остановим, — пояснил Нурлан. — А так я хотя бы присмотрю.

Приятно, что хоть кто-то правильно воспринимает положение вещей. Они не могли меня остановить, и даже если бы у них в соседнем подъезде сидело подкрепление, без шума, который мог бы привлечь внимание цинтов, точно бы не обошлось.

Нурлан надел бесформенную куртку серого цвета, покрой которой удачно скрывал оружие в наплечной кобуре и короткий автомат в специальном креплении на спине, приладил к поясу нож. Он был похож на бывалого бойца, но это же исключительно внешнее… Против симба, даже такого неопытного, как я, у него не было шансов. Но, возможно, это оружие поможет справиться с тем, что вылезет из червоточины. Если, конечно, портал не ведет в какой-нибудь мир огнедышащих драконов или огромных боевых роботов…

Нурлан отдал распоряжения Евгению (известить Горца и ждать нашего возвращения), и мы с ним вышли в подъезд. Лифт работал, но электричество могли отключить в любой момент, так что мы предпочли спуститься по лестнице.

* * *

— Последний шанс передумать, — сказал Нурлан, когда мы стояли перед дверью на улицу.

— Можешь остаться, если хочешь, — я разблокировал магнитный замок, и дверь открылась, издав еле слышный скрип.

Я вышел из подъезда. Нурлан покачал головой и последовал за мной.

— Прорыв в двух кварталах отсюда, — сказал он. — Ты же хочешь посмотреть на прорыв?

— Разумеется. Мне никогда не доводилось видеть ничего подобного.

Я ожидал, что он снова начнет меня отговаривать, но он только плечами пожал.

— Пойдем дворами, — сказал он. — Так будет безопаснее. Увидишь патруль, падай на землю и не двигайся.

— Патруль цинтов?

— Цинты на нас смотреть не будут, у них здесь другие задачи, — сказал Нурлан. — Но вот полиция может привлечь за нарушение комендантского часа, а у меня с собой оружие.

Предлагать оставить оружие в каком-нибудь тайнике в подвале я ему не стал. Он лучше меня осознавал все риски, и все равно вызвался быть моим провожатым, так что пусть делает, как хочет.

Мы пробрались через спортивную площадку, детскую площадку, перелезли невысокий забор, отделяющий территорию школы, и прокрались за учебными корпусами. Учеников в классах не было, видимо, тех, кто успел прийти пораньше, увели в более безопасное место.

Завывая сиренами, по параллельной улице пронеслось несколько тяжелых армейских броневиков. Цинты спешат на место для ликвидации угроз? Патруль, о котором говорил Нурлан, должен был двигаться гораздо медленнее.

— За тем домом, — Нурлан указал рукой на длинную многоэтажку, похожую на вырванный из привычного ландшафта фрагмент Великой Китайской стены. — Но ближе мы уже не подойдем, они должны были выставить оцепление.

— Я хочу посмотреть, — если уж мы вышли на улицу и подвергли себя риску, то стоило довести дело до конца. Иначе зачем все это?

— Иди за мной.

Приложив к считывателю универсальный ключ, Нурлан открыл железную дверь подъезда этой чудовищной многоэтажки и указал пальцем вверх. — На крышу.

Лифтом, разумеется, пользоваться было нельзя, мы не хотели застрять в нем из-за внезапного отключения электричества и пропустить все самое интересное. Двадцать пять этажей, пятьдесят лестничных пролетов… Когда мы добрались до пожарной лестницы и люка, ведущего на крышу и запертого на массивный висячий замок, меня одолела одышка.

А вот Нурлан даже не запыхался. Он сразу же поднялся по пожарной лестнице, извлек из глубокого кармана куртки набор отмычек и занялся замком.

«Какого дьявола ты не помогаешь?» — поинтересовался я у Сэма. «Ведь симбы обладают повышенной силой, скоростью и выносливостью…»

«Глупость должна быть наказуема», — был ответ.

Теперь и он будет меня воспитывать…

Замок звякнул, Нурлан аккуратно зацепил его дужками за верхнюю ступеньку лестницы, размотал цепь и надавил на люк рукой, откидывая крышку в сторону. Что ж, этот человек вызывал мое уважение. Он не боялся принимать решения, он был готов к любому повороту событий и умел разбираться с возникающими на его пути препятствиями. Я бы заподозрил, что он имеет армейскую подготовку, но мой спутник выглядел слишком молодо для человека, который мог застать ту войну, после которой в мире осталась только одна армия — армия цинтов.

Он высунул голову в люк и осмотрелся, проверяя, не облюбовал ли ее кто-нибудь из имперских вояк в качестве наблюдательного пункта или снайперского гнезда. После того, как он подал мне знак, что все чисто, мы выбрались на залитую гудроном и утренним солнцем поверхность, пригнувшись подобрались к противоположному краю крыши и аккуратно заглянули за невысокий бордюр.

Что ж, червоточину было видно сразу, и перепутать ее с чем-то другим вряд ли бы получилось.

Портал был шарообразной формы, всего несколько метров в диаметре, и висел на высоте третьего этажа. Его внешние контуры напоминали марево, которое можно увидеть в пустыне из-за жары, размывающее предметы и скрывающее их истинные размеры, но если присмотреться, то было видно, это марево отражает какую-то другую реальность.

Там были серые скалы и разбивающиеся о них серые волны с белыми шапками пены. В какой-то момент я даже услышал шум прибоя, хотя вполне может быть, что мне просто показалось, и мозг таким образом отреагировал на картинку, дополнив ее тем, что, по его мнению, я должен был бы услышать.

Цинты стояли внизу, взяв червоточину в кольцо, но наверх смотрело всего несколько человек. Их машины были припаркованы у въезда во двор.

— Маленькая, — сказал Нурлан.

— Почему они просто стоят?

— Возможно, они уже видели такой пейзаж раньше, и знают, что угроза оттуда не придет, — сказал Нурлан. — Их опыт больше нашего.

— И сколько эта штука может тут провисеть?

— Может быть, они знают, — сказал Нурлан. — Я — нет.

Содержимое червоточины не показалось мне особенно интересным. Море, скалы, шторм, чего я там не видел? Куда любопытнее было посмотреть на поведение цинтов. Они стояли совершенно расслаблено, не следили за тем, что происходит у них прямо над головами, некоторые, похоже, даже переговаривались между собой. Если это группы быстрого реагирования, то они видят такое уже не в первый раз и не считают ситуацию опасной.

Море, скалы, шторм, чего они там не видели? За исключением того факта, что это все-таки проход в другой мир, и работает он в обе стороны. Они вообще когда-нибудь интересовались тем, что находится по ту сторону? Пытались организовать вылазки? Ведь если их могущество базируется на использовании ресурсов одного из таких миров, то…

«Спонтанные порталы нестабильны и могут захлопнуться в любой момент», — сообщил Сэм, и я понял, что опять думаю слишком «громко»: «Даже если экспедиция найдет что-нибудь ценное и успеет вернуться до этого момента, нет никаких гарантий, что они смогут этим воспользоваться. Следующая дверь в этот мир может открыться только через десять лет».

Во двор въехала еще одна машина, небольшой бронированный фургон. Он остановился практически вплотную к линии оцепления, и маленькие, с высоты двадцать пятого этажа похожие на насекомых фигурки цинтов принялись вытаскивать из него какое-то оборудование и устанавливать его прямо под червоточиной.

Они работали быстро и сноровисто, и уже через пять минут развернули во дворе целый мобильный комплекс, который я не мог толком рассмотреть и назначение которого было мне непонятно.

Где-то вдалеке снова завыли автомобильные сирены.

— Надо уходить, — сказал Нурлан. — Если они начнут расширять зону безопасности, нас обнаружат.

Он был прав. Я уже увидел достаточно, удовлетворил свое любопытство, и рисковать дальше большого смысла не было. Похоже, у цинтов тут все под контролем, плотоядные насекомые из портала не лезут, и вряд ли дальше здесь произойдет что-то интересное. Скорее всего, они простоят так до вечера, снимая показания с приборов и блокируя периметр, а потом портал закроется…

— Пойдем, — сказал я, но Нурлан замер на месте, глядя вниз.

— У, шайтан, — только и сказал он.

«Фокус сместился», — констатировал Сэм. И прежде, чем я успел уточнить, что это значит, из червоточины во двор вылилось несколько тонн холодной морской воды.

Прямо на цинтов и установленное ими оборудование.

Я рассчитывал увидеть, как оцепление смывает волной, но они успели выставить перед собой золотистые ростовые щиты, которые помогли им устоять на месте, когда вокруг уже бушевала разыгравшаяся стихия из другого мира.

А потом вместе с водой в обычный московский двор вывалился гигантский — это было понятно даже глядя с крыши — комок черных, покрытых присосками щупалец.

Глава 23

А потом был взрыв щупалец.

Обычное головоногое должно было просто плюхнуться в небольшое и слишком мелкое для него озеро, образовавшееся в московском дворе из инопланетной воды, но этот монстр стремительно выбросил щупальца в стороны, и, насколько я успел заметить, сделал это даже до того, как плюхнулся в воду.

Цинты устояли. Те щупальца, что попали в щиты, не только не смогли их пробить, они даже не смогли опрокинуть их владельцев или хотя бы сдвинуть их с места. Тут же засверкали золотистые молнии, в тело осьминога полетели копья, принялись рубить мечи.

Что ж, похоже, я недооценил цинтов. Их расслабленность обуславливалась их уверенностью в собственных силах. Не прошло и десятка секунд, как вода окрасилась черной кровью, а само чудовище извивалось в предсмертных конвульсиях.

Вода перестала изливаться из портала, сменившись серым пустынным пейзажем. Видимо, фокус снова сместился.

«Плавающая точка входа», — сообщил мне Сэм: «Неожиданность, помноженная на непредсказуемость в степени неизвестности».

Вода растекалась по двору, затапливая детскую и спортивную площадку, на которой стояли обветшавшие и частично разрушенные снаряды. Цинты бродили по колено в воде и пытались собрать смытое напором инопланетной стихии оборудование.

— Надо уходить, — повторил Нурлан.

Теперь мне хотелось досмотреть это представление до конца. Вдруг фокус в очередной раз сместится, и в наш мир забросит еще что-нибудь интересное…

«А часто ли в такие червоточины проваливаются люди?» — поинтересовался я у Сэма: «Я имею в виду тех, кто приходит оттуда сюда?»

«Может быть, и было пару раз, но это случайные чуваки. Никакой системы здесь нет, и большого интереса они не представляют».

Люди из других миров не представляют большого интереса? Это звучало странно, ведь у них можно было узнать об используемых в тех мирах технологиях, социальном устройстве, культуре… Ведь это настоящие кладези информации, из которых можно выкачать много полезного.

Или все это неинтересно, потому что не может сделать империю симбов еще сильнее?

Нурлан положил руку мне на плечо.

— Червоточина нестабильна, — сказал он.

И уже продемонстрировала потенциальную опасность, а значит, цинтам наверняка потребуется расширить зону отчуждения, чтобы получить свободу маневра. И еще они могут потребовать подкрепление…

Я поднялся на полусогнутые, и мы потопали к слуховому окну, через которое и пробрались на крышу. На западе опять принялись завывать сирены.

Нурлан уже был готов протянуть руку, чтобы откинуть крышку люка, как она пришла в движение сама. Точнее, ее откинули изнутри, и я увидел руку, плечо и голову имперского спецназовца, готовящегося подняться на крышу.

Конечно же, они пришли сюда не за нами. Они просто занимали господствующие высоты для более тщательного контроля червоточины, но, так уж получилось, что мы столкнулись.

Бежать и прятаться было поздно, да особо и некуда. Пара надстроек и несколько выходов вентиляционных труб явно были не теми укрытиями, которые могли бы спрятать нас от имперской военщины. А если вспомнить, что у Нурлана с собой куча оружия, вряд ли нам удастся убедить их, что мы просто любопытствующие добропорядочные граждане и не собирались здесь ничего злоумышлять.

Хотя мы и в самом деле не собирались.

Правой рукой спецназовец все еще держался за лестницу, а вот в левой у него был пистолет, и он выбросил ее наверх, собираясь выстрелить в Нурлана.

Значит, он не симб. Обычный человек.

Я пронзил его грудь шпагой, он выпустил лестницу и полетел вниз. За ним были еще люди, и я не дал им времени сообразить, что происходит, спрыгнув в люк, попутно отдавая приказ Сэму.

Он вложил в другую мою руку кинжал и уменьшил длину шпаги до более комфортной для работы накоротке. Военные оказались не готовы к моей атаке, и я уложил остальных всего несколькими ударами, благо, оружие, созданное из энергии ци, одинаково легко прорубало и человеческую плоть, и кевларовую броню.

Нурлан спустился следом, в руке у него был пистолет.

— Еще две группы поднялись через другие подъезды, — сказал он.

Скоро они обнаружат, что кого-то не хватает, и пошлют людей для проверки. Найдут трупы, поднимется тревога, по которой сюда явятся уже не обычные военные, а симбы. Может быть, даже из числа тех спецов что стоят сейчас во дворе.

Что ж, верно говорят, что любопытство убивает.

Выходить на улицу было равносильно самоубийству, ведь мы не знали, сколько врагов может ждать нас снаружи, оставаться на месте мы тоже не могли, здесь нас слишком легко могли обнаружить те, кто будет искать пропавший спецназ.

Я прислушался. Топающих шагов на лестнице пока не было слышно, а значит, у нас есть какая-то временная фора. Не больше пары минут, если повезет.

Мы спустились на несколько этажей ниже, и Нурлан приложил ухо к одной из четырех дверей, которые вели в квартиры местных жителей. Послушал несколько секунд, покачал головой, перешел к следующей.

Удовлетворенно кивнув, он снова вытащил из кармана комплект отмычек и отпер дверь. Действовал он достаточно аккуратно. Конечно, криминалист мог бы определить, что дверь открыта не родным ключом, но при беглом осмотре в глаза это не бросалось.

Мы вошли в квартиру, и Нурлан тихо закрыл дверь. Таким образом мы выиграли еще пару минут. Как только цинты обнаружат трупы и поймут, что из подъезда никто не выходил, они начнут прочесывать квартиры. Вопрос только в том, сверху они начнут или снизу.

Нурлан ткнул пальцем в оружие в моих руках.

— Зря, — сказал он. — Теперь они поймут, с кем имеют дело.

И снова он оказался прав.

Теперь враг может узнать, что ему противостоит симб, правда, уверен, они будут терзаться в догадках, что это за отступник, и откуда он взялся. Но то, что на следующую встречу они придут более подготовленными, это факт.

Но что еще я мог сделать? Если бы я не ударил первым, они бы перестреляли нас безо всяких колебаний. В районе ЧП и комендантский час, а тут какие-то люди на крыше…

— Что дальше? — спросил я.

Нурлан пожал плечами, лицо его оставалось бесстрастно. Мы в ловушке, и вопрос нашего обнаружения — это вопрос времени.

Я заглянул в единственную комнату этой квартиры, осмотрел тесную кухню. Здесь явно жил мужчина, холостяк. В холодильнике минимальный набор продуктов, в раковине несколько немытых тарелок, на плите слой жира, к которому не прикасались со времен завоеваний империей.

На незастеленной кровати несвежее постельное белье, ворох грязной рабочей одежды в ванной. Парень либо начинает очень рано, либо работает в ночную смену. В любом случае, из-за комендантского часа домой он попадет нескоро.

Окна его квартиры выходили в тот двор, через который мы пробирались сюда, червоточину в них видно не было. Зато было видно несколько пожарных машин, автомобилей скорой помощи и армейских грузовиков. Двор кишел цинтами, и уже очень скоро все они начнут нас искать.

Нурлан все еще стоял у двери и внимательно слушал, что за ней происходит. Пока, вроде бы, ничего не происходило, в подъезде царила пропитанная напряжением тишина.

— Сколько у нас времени? — спросил я.

— Полчаса, час. Потом они пойдут по квартирам, — судя по его мрачной решимости, он был готов к такому повороту событий и уже настроил себя на то, чтобы продать собственную жизнь подороже. Но то, что хорошо для воина степей, не слишком подходит для поручика Одоевского.

Моя война только началась, и я не собирался гибнуть так рано.

Созданное энергией ци оружие может разрезать все, что угодно. В том числе, и бетон, а внутренние стены здесь были даже не бетонные, а сложенные из газосиликатных блоков, которые особой прочностью не отличаются. Я освободил пространство, отодвинул кровать в сторону, обнажил шпагу и вырезал небольшой кусок стены у самого пола. Чтобы он не издал много шума, если вдруг решится упасть.

Не решился.

Я уперся руками и надавил. С той стороны что-то стояло, но мне удалось расчистить проход, через который можно будет проползти. Я вернулся к Нурлану и позвал его за собой.

Через пару минут мы были уже в соседней квартире, и я постарался вернуть вырезанный кусок стены на место и задвинул комод, который мне мешал, вернув комнате первоначальный вид. К сожалению, замаскировать отверстие с той стороны было невозможно.

— Еще полчаса, — сказал Нурлан.

Но пока нам везло. Хозяев этой квартиры тоже не оказалось дома. Может быть, они работают на одном заводе.

Итак, мы получили доступ к соседнему подъезду, но проблемы это не решало, потому что двор-то был все тот же. Если бы я был дома… в смысле, в своем прежнем мире, и оказался бы там в такой ситуации (что вряд ли), я связался бы с кем-то из своих друзей и попросил бы организовать какой-нибудь отвлекающий маневр.

Взрыв газа подошел бы идеально, но и пожар тоже мог бы сработать. Но местные вряд ли будут рисковать ради меня, даже если я смогу уговорить Нурлана связаться с Горцем.

К масштабному столкновению с цинтами они не готовы. Возможно, никогда и не будут готовы.

За дверью было тихо. Мы вышли в соседний подъезд, спустились до десятого этажа, потом Нурлан взломал дверь очередной квартиры и мы укрылись там, выиграв еще несколько минут. Здесь уже было двухкомнатная, с более-менее приличной обстановкой и следами ухода, на полу прихожей стоял ящик с детскими игрушками.

В следующий раз нам может не повезти, и мы наткнемся на квартиру с хозяевами, которые поднимут шум. А кто бы не поднял, увидев, как в их квартиру через стену вламываются двое вооруженных людей?

Нурлан указал пальцем вниз.

— Подвал, — сказал он. — Там есть коммуникационные тоннели.

— По ним можно выбраться из района?

— Из района — нет, — сказал он. — Только из двора.

— Ты уверен?

— Я работал в ЖКХ, — сказал он.

Аббревиатура была мне незнакома, так что я решил поверить Нурлану на слово. Может быть, это какая-то местная разновидность спецслужб.

Но рубить дыры в полу, двигаясь вертикально, было слишком шумно, а значит, слишком рискованно. Нужно действовать постепенно, перемещаясь не столько вниз, сколько вбок. Я повторил свой трюк со стеной, а потом он повторил свой трюк с дверью, и мы спустились до уровня пятого этажа.

Я выглянул в окно. Цинты во дворе пришли в движение, очевидно, до них наконец-то дошла информация о потерях. Большая группа военных ринулась к тому подъезду, в котором произошла стычка, меньшие группы распределились по остальным, но вниманием ни один подъезд они не обошли. Не думаю, что они начнут сразу же вламываться в квартиры, попробуют сначала осмотреться, но в любом случае таймер обратного отсчета до нашего обнаружения начал тикать еще быстрее.

Я прорубил проход в соседнюю квартиру, но на этом наше продвижение остановилось. Выходить в подъезд и спускаться по лестнице нам уже было нельзя — там могли быть цинты.

«Цуцванг», — констатировал Сэм: «Что бы ты сейчас ни сделал, будет только хуже».

Жаль. Не могу сказать, что план Нурлана был особенно хорош, но он давал нам хоть какие-то шансы. А если придется прорубаться силой, то на моем спутнике уже можно ставить крест, да и моя собственная жизнь окажется под вопросом. От обычных вояк я еще, может быть, и отобьюсь, но как только к охоте присоединятся настоящие симбы, моя песенка будет спета.

Я сел в кресло — оно оказалось не слишком удобным — и закинул ногу за ногу, пока мой мозг лихорадочно искал выход из положения. Нурлан занял наблюдательно-выжидательную позицию у двери, в его руке уже был пистолет.

Если начать рубить перекрытия, то для того, чтобы добраться до подвала, понадобятся считанные минуты. Но это создаст столько шума, что цинтам не составит никакого труда нас обнаружить, и тогда никакие коммуникационные тоннели нам уже не помогут. Ведь весь смысл их использования был в скрытности.

Любопытно, но Нурлан не высказал мне ни единого упрека, хотя именно мои действия подвели нас под монастырь. Впрочем, судя по его специфическим навыкам и познаниям, он был настоящим воином, пусть даже ему и не довелось служить в регулярной армии. Если бы Сопротивление состояло из таких людей, как он, у движения был бы шанс. По крайней мере, таких глупых ошибок, как Юра, он бы наверняка не допустил.

Он сунул руку в карман, провел пальцем по экрану.

— Червоточина схлопнулась.

Хорошо это для нас или плохо? Опасности из другого мира больше нет, значит, цинты смогут бросить все силы на поиски убийц спецназа.

Хотя, может быть, команда симбов, предназначенная для сдерживания угроз из червоточины, не должна принимать участие в охоте на людей, и они просто снимутся и уедут… Впрочем, от других симбов это нас все равно не избавит.

А если спрятать оружие и открыть симбам дверь, когда они в нее постучат? Они же не знают, как конкретно выглядят те, кого они ищут.

«Они проверят документы», — сказал Сэм: «Поскольку у вас никаких документов нет, вас задержат для фильтрации, а там вами займутся люди посерьезнее. И это при наилучшем раскладе. А при наихудшем вас просто пристрелят на месте».

«Я опять слишком громко думаю?»

«Ты прямо-таки орешь в поисках выхода».

Стараясь думать как можно тише, я сделал себе очередную зарубку на память. Если нам удастся выбраться из этой передряги, надо будет найти способ сделать так, чтобы он не мог считывать верхний слой моих мыслей.

Если, конечно, он не врет и не может читать их все.

Последнюю фразу я подумал «громко», рассчитывая, что он меня услышит.

«Ну, попытайся».

Услышал.

Нурлан указал мне на окно.

— Ты можешь пережить падение с высоты, — сказал он, и это был не вопрос. — Уходи. Я тебя прикрою.

Самопожертвование ради незнакомого человека? Мы не были ни друзьями, ни даже братьями по оружию, и, судя по всему, для всей их организации ценность я представлял весьма сомнительную, но он готов был отдать свою жизнь, чтобы у меня появился шанс уйти? Или, наоборот, таким образом я отвлеку их внимание, и шансы уцелеть окажутся уже у него?

Что это, акт альтруизма или циничный расчет?

Я помотал головой.

— Мы уйдем отсюда только вместе. Или никто не уйдет.

Мой спутник пожал плечами.

— Как хочешь.

Разочарованным он не выглядел. Может быть, я зря подумал про него плохо. А может быть, он умеет скрывать эмоции куда лучше, чем я — их считывать.

На этажах ниже уже вовсю хлопали входные двери. Цинты вламывались в квартиры, где им не открывали. А где открывали… Во двор из каждого подъезда устремилось по ручейку, состоящему из перепуганных людей.

Они выводили на улицу всех, без разбора. Очевидно, время для проверки документов еще не пришло.

Или оно уже вышло.

Слышимость тут была хорошая, что плохо для постоянных жителей этого дома, но хорошо для нас, потому что мы могли следить за перемещениями цинтов. И они уже были всего в двух этажах от нашего.

Нурлан сунул пистолет в кобуру и снял со спины автомат.

— Вверх или вниз? — спросил он.

— Какая разница? Все равно они будут повсюду, — сказал я. Но, если подумать, к земле мы были куда ближе, чем к крыше, да и спускаться по лестнице неизмеримо легче, чем подниматься. Особенно если придется делать это в бою. — Вниз.

Он кивнул.

Скорее всего, мы и до третьего этажа не доберемся, подумал я. Нурлан-то уж точно, меня, может быть, Сэм от первой волны урона защитит. Хотя, если это будут не просто вояки, а симбы, тут уж и Сэм не поможет.

Интересно, сколько энергии ци осталось в его аккумуляторах?

«На слишком многое не рассчитывай», — сказал Сэм: «И должен тебе заметить, что мне больше нравилась идея с прыжком в окно. Там был хоть какой-то шанс затеряться в сутолоке».

«Поздно».

На лестнице грохотали шаги, в соседнюю с нами дверь уже стучали кулаком.

Глава 24

Как говорил папенька, нельзя стать сильнее, сидя на диване в гостиной. Сталь закаляется в огне, а мужчина — в бою. Поэтому ты отправишься в армию, сынок, и если империя призовет тебя, то ты пойдешь на войну, чтобы вернуться с нее моим настоящим наследником, будущим князем Одоевским. А если не вернешься… Что ж, тебя всегда будут ждать славная память и место в семейном склепе.

Первый раз он завел этот разговор, едва мне исполнилось шесть, и тогда я толком не понимал, к чему он пытается меня подвести, но слушал его очень внимательно. В следующие разы мне было уже не так интересно, потом стало скучно, а потом эти беседы начали вызывать раздражение. Но полагаю, что свой отпечаток они на меня все же наложили, возможно, повлияли на каждый выбор, который я принимал в дальнейшем.

Потому что даже при наличии других альтернатив, я почти всегда выбирал насилие.

Соседи так и не открыли дверь, и цинты вынесли ее ударом ручного тарана. Тридцать секунд на осмотр, отмашка, и вот кулак уже стучит в нашу дверь.

Я встал сбоку от двери, Нурлан чуть отступил вглубь прихожей, беря дверной проем под прицел. Удар тарана сотряс дверь и выбил ее из коробки. В следующий миг в прихожую шагнул закованный в броню спецназовец, и я убил его ударом кинжала в шею.

Нурлан выпустил короткую очередь в дверной проем, я услышал звук падающих тел. Громкие, полные боли стоны. Я выглянул в подъезд, и, не побывай я в свое время на войне, увиденное могло бы меня ошеломить. Пули из автомата Нурлана буквально не просто пробивали броню спецназа, они рвали ее в клочья. А вместе с ней рвали в клочья и тела тех, кого эта броня должна была защищать.

Похоже, что эти пули были разработаны для борьбы с симбами.

Которых среди спецназовцев все-таки не было.

Я выскочил в подъезд, Нурлан следовал за мной, отставая на полшага. На лестнице цинтов не было, так что мы без проблем спустились на несколько пролетов.

Нурлан хлопнул меня по плечу, но я уже и сам остановился, услышав топот поднимающихся по лестнице людей. Судя по шагам, они двигались достаточно быстро, но осторожно, готовые отреагировать на опасность. Даже не знаю, что заставило их насторожиться. Может быть, то, что зашедшая в этот подъезд группа перестала отвечать на вызовы. А может быть, стрельба.

Нурлан уронил одну гранату в проем между перилами, а вторую швырнул в стенку, чтобы она ушла вниз рикошетом. Взорвались эти гранаты одновременно, подъезд заволокло дымом и цементной пылью.

Я одним прыжком преодолел лестничный пролет и плечом выломал дверь в ближайшую квартиру. Нурлан бросил вниз еще одну гранату, просто на всякий случай, и последовал за мной.

Окна этой квартиры выходили на двор, в котором открывалась червоточина, все еще залитый водой. Но цинтов там было меньше, чем с другой стороны, а этаж — всего лишь третий.

Я открыл окно и взобрался на подоконник. Нурлан стоял у входа в комнату, наставив свой автомат за дверь.

— Давай, — сказал он. — Я за тобой.

«Давай», — согласился с ним Сэм.

Я прыгнул, ветер ударил в лицо, а вода внизу оказалась очень холодной. Я приземлился на полусогнутые, перекатился в сторону, чтобы смягчить удар, выставил перед собой руку, в которую Сэм тут же вложил шпагу. Следом за мной, подняв настоящий фонтан брызг, приземлился Нурлан. В грудь мне тут же полетело золотистое копье, я рефлекторно отбил его ударом шпаги, оно ушло в сторону, вонзилось в землю и в тот же миг растаяло в воздухе.

За спиной коротко пролаял автомат Нурлана. Цинты… нет, пожалуй, уже симбы рассредоточились, кто-то попытался найти укрытие, кто-то укрылся за уже знакомыми нам ростовыми щитами.

— Влево! — Нурлан швырнул еще одну гранату, и пространство между нами и симбами тут же заволокло дымом.

Я бросился бежать вдоль дома, Нурлан выпустил по симбам еще одну очередь и побежал за мной. Плана у меня не было, даже малейшего представления о том, куда я бегу и что будут делать дальше — тоже.

За спиной разорвалось еще несколько дымовых шашек, создавая завесу, которой мог бы позавидовать средней руки лесной пожар. Но я не сомневался, что в запасе у нас не больше пары десятков секунд, затем симбы организуются и перейдут в атаку.

— Стой, — Нурлан догнал меня и указал на небольшую дверцу, ведущую в подвальный этаж. Не дверцу даже, а скорее, выход вентиляционного отверстия. Она была закрыта на замок, но нет таких замков, которые могли бы устоять перед воздействием оружия из энергии ци.

Один взмах шпагой, и дверца открылась. Мы проскользнули в довольно узкое отверстие, Нурлан вернул дверь на место, и, не останавливаясь, бросился куда-то в глубину. Коммуникационные тоннели, понял я.

Что ж, похоже, мы все еще придерживались первоначального плана, пусть и с некоторыми вариациями. Нурлан шел впереди, открывал и закрывал за нами какие-то двери и решетки, и было похоже, что он прекрасно здесь ориентируется. По моим расчетам, мы прошли метров шестьсот, прежде чем он остановился в каком-то темном закутке.

— Наверх нам сейчас нельзя, — сказал он. — Даже если мы скинем мокрую одежду и оставим оружие здесь, то в любом случае будем вызывать подозрение.

Ну да, там же все еще комендантский час, и хотя червоточина закрылась, я не думаю, что из-за нашего вмешательства его быстро отменят.

— Насколько здесь безопасно? — спросил я.

— На несколько часов, не более, — сказал Нурлан. — Они достаточно быстро сообразят, что наверху нас искать бесполезно, но для того, чтобы прочесать все подвалы, им потребуется время.

— И что будет, когда оно выйдет?

— Аллах милостив, — сказал Нурлан. — Наверняка он нам поможет.

— Ты не похож на человека, готового полагаться только на волю Аллаха, — заметил я. — У тебя есть какой-то план?

— У меня есть какой-то план, — сказал он, доставая из внутреннего кармана куртки телефон.

— Не боишься, что его отследят?

— Не отследят.

Он набрал довольно длинное сообщение и сунул телефон обратно в карман.

— Мой план начнет работать через час, — сказал он. — Но прежде, чем это произойдет, нам стоит познакомиться еще раз.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу знать, кто ты такой.

— А разве есть варианты?

Он прищурился и покачал головой.

— Ты — не Иван Демидов, — сказал он. — Ты похож на него, у вас совпадают антропометрические данные, но ты ведешь себя не так, как вел бы себя человек, родившийся и выросший в этом городе. У тебя взгляд охотника, оказавшегося в незнакомом лесу. Ты слишком хладнокровен, и ты слишком легко убиваешь. Я не знал Ивана Демидова лично, но разговаривал с людьми, которые его знали, и ты — не он.

— Если уж мы вскрываем карты, то тебе было бы нелишне представиться еще раз, — сказал я. — Ты непохож на рядового бойца сопротивления, которого оставили сторожить не слишком ценное для организации приобретение. Юра был не такой.

— Назначение Механика на эту операцию было ошибкой, — сказал Нурлан. — Связка из не самого опытного оперативника и практически новичка, заинтересованного только финансово, это просчет, и Горец за него заплатит. Его может извинить лишь то, что мы на самом деле не верили в то, что это может сработать. Но извинить лишь частично.

— Похоже, что в вертикали командования ты стоишь выше Горца, — сказал я.

Он кивнул.

— И насколько выше?

— Это неважно, — сказал Нурлан. — После твоего заявления о том, что ты убил одного из Ванов, я решил присмотреться к тебе поближе. Увидеть, как ты себя ведешь, последить за твоими реакциями.

— Поэтому ты так легко отпустил меня смотреть на червоточину и сам пошел со мной? Лучше всего оценить человека можно только в бою или в близкой к нему экстренной ситуации?

— Я увидел достаточно.

— Может быть, вы и саму червоточину сумели подстроить?

— Такими технологиями мы пока не владеем, — сказал Нурлан.

— В любом случае, ты сильно рисковал.

— Нам повезло, — сказал Нурлан. — И мы еще не в безопасности. Но прежде, чем мы сделаем следующий ход, я должен разобраться с этой проблемой. Итак, с кем я сейчас говорю?

— А какие у тебя есть предположения?

— Я не готов играть в угадайку, — я обратил внимание, что автомат, стреляющий этими чудовищными пулями, висит у него на плече, и дуло его направлено в мою сторону, вроде бы и случайно, но не совсем. И правая рука Нурлана находилась не слишком далеко от спускового крючка.

«Я видел действие этих пуль», — сообщил мне Сэм: «Воздействие двух или трех я смогу нейтрализовать, но потом моя энергия иссякнет, я уже изрядно потратился, пока мы добирались сюда. Поэтому я советую тебе его убедить. Можешь врать что угодно, но усмири свое мортидо и не доводи дело до столкновения, как бы тебе ни хотелось обратного.»

Сэм всегда был велеречив, но сейчас, похоже, он действительно нервничал. Насколько демоны вообще на это способны.

— Но ты можешь высказать предположение, — сказал я Нурлану. — Какова рабочая версия?

— Я думаю, что все изменилось в тот момент, когда Иван впустил в себя эту тварь, — сказал Нурлан. — И я думаю, что говорю сейчас не с ним, и не с симбом, которым он мог бы стать, а с этой тварью, с существом из иного измерения, которому наплевать на нашу борьбу и на жизни отдельных людей. Я думаю, твой интерес к червоточине был вызван не просто любопытством, возможно, ты ищешь способы вернуться в свой мир.

Что ж, это было логично.

Это было убедительно. В этом даже была частичка правды, в той части, что я из другого измерения и действительно не прочь вернуться в свой мир, если бы мне представилась такая возможность.

Но все же его версия была ошибочна. И самое неприятное для нас обоих, что это был бы пат. Тупик, из которого нет выхода. Если Нурлан действительно в это верил, он никогда не сможет мне доверять. Но и отпустить меня он не сможет.

И это может здорово осложнить жизнь нам обоим.

— Все немного не так, — сказал я. — Ты прав, я не Иван Демидов. Но я — человек.

— Думаешь, у тебя получится меня обмануть? — спросил он. — Я не сомневаюсь, что ты симб, я видел тебя в деле. Я верю, что ты мог убрать Ван Цзиньлуна. Но мне известно о процедуре симбиоза. Демон внутри тебя должен быть усмирен, и с этим не справиться без помощи извне. И если этого не сделать, то он получает полный контроль и над разумом, и над телом. Но противоречие в том, что получив этот контроль, демон не пытается выдать себя за человека, начинает убивать, и очень быстро идет вразнос. Ты пока не такой.

Демон начинает убивать, чтобы стать сильнее? Или просто потому что ему ничего неизвестно о ценности человеческой жизни? Или он просто теряет голову, оказавшись запертым в человеческом теле?

— Я рад, что ты сам обратил внимание на это противоречие, — сказал я.

— И как ты его объяснишь?

— Это будет очень странная история, — сказал я.

— Давай без прелюдий.

— Хорошо, — сказал я. — Меня зовут Георгий Одоевский, я поручик второй специальной роты Семьдесят Первого Гвардейского Императорского полка, сил специального назначения. Граф, сын князя Одоевского, я верно служил родине и государю, пока не сложил голову на войне и не оказался здесь, в теле Ивана Демидова, которое несколькими днями позже стало вместилищем не только для моей души, но и для принесенного в этот мир демона.

Я не думал, что Нурлан мне поверит. Ожидал, что он поднимет меня на смех или спросит, не ударился ли я головой после прыжка из окна. Но он ничего этого не сделал.

Некоторое время он молчал, осмысляя услышанное, а потом лишь слегка пожал плечами.

— Значит, ты умер в своем мире и оказался в этом? В чужом теле?

— Да. И если ты спросишь, почему так случилось, то я не знаю.

— Не спрошу. Я слышал такие истории, но никогда в них не верил, — сказал он. — Считал городскими легендами. Но это не объясняет того, как ты сумел усмирить своего демона и не дал ему пожрать твою душу.

— Возможно, мой демон слишком ослабел, пока пожиралостатки души Ивана, — сказал я, решив не вдаваться в подробности нашей с Сэмом сделки. Чем меньше эти ребята вообще узнают о Сэме, тем лучше.

— И ты контролируешь его, как полноценный симб?

— Я не знаю, как именно я его контролирую, — сказал я. — Мне не с чем сравнивать.

Нурлан потер подбородок.

— Значит, ты служил в армии и воевал, — сказал он. — Что ж, это объясняет некоторые детали твоего поведения. С кем вы воевали?

— С германским кайзером.

— Империалисты против империалистов, — сказал он. — А из-за чего?

— Как обычно, полагаю. Экономика и влияние, высшие государственные интересы.

— Точнее, интересы привилегированных особ, — сказал Нурлан. — Поэтому мы в свое время и избавились от собственных империй.

— Пока чужая империя не завоевала вас всех, — уточнил я.

— Хм, тоже верно. Но почему ты дерешься на нашей стороне?

— Я не китаец.

— Но ты идеологически куда ближе к ним, чем к нам. Ты ведь монархист.

— А еще я русский, — сказал я.

— А я — казах, но думаю, что дело не в этом, — сказал Нурлан. — Ты просто угодил в водоворот событий, и твой выбор стороны не был осознанным.

— Может быть, в первый момент, — сказал я. — Тем не менее, он был верным.

— Мой отец возделывал землю, — сказал Нурлан. — Как и его отец. А ты — граф. Будущий князь.

— Теперь уже нет, — напомнил я. — И в первую очередь я — солдат.

— И что мне с тобой делать, солдат?

— А какие у тебя варианты?

Он слегка повел плечом, на котором висел автомат, и дуло качнулось из стороны в сторону.

— В него заряжены экспериментальные патроны, — сказал Нурлан. — В теории считается, что они могут нанести летальный урон низкоранговому симбу, но мы еще ни разу не проверяли эту теорию на практике. А ты — низкоранговый симб.

«Шпагу?» — осведомился Сэм.

«Не сейчас».

— И все же, ты не будешь стрелять.

— Почему же?

— Потому что живой я могу принести больше пользы, чем мертвый.

— Я в этом не уверен, — сказал он. — Пока ты жив, ты источник проблем. Цинты знают, что в городе появился неучтенный и несвязанный с империей симб, и это является потенциальной угрозой им всем, ведь они не знают, откуда ты взялся. А поскольку они боятся утратить свою монополию на использование силы, они будут искать тебя, чтобы узнать источник твоей. Мы не можем тебе доверять. Насколько бы убедительно не звучала твоя история, сколько бы цинтов ты не убил, ты все еще остаешься одержимым демоном монархистом. И, ко всему прочему, тебя ищет Ван Хенг, которому ты не только финансовые интересы ущемил, но и племянника прикончил.

— И это я в вашем мире всего несколько дней, — сказал я. — Представь, какой послужной список у меня будет через год.

— Без тебя здесь было спокойнее.

— Вы незаметны, потому что вы ничего не делаете, — сказал я. — Но войны так не выигрываются. Нет риска — нет результатов.

— Ты ничего о нас не знаешь.

— Зато я многое знаю о войнах, — сказал я. — Я — профессиональный военный. Я учился этому десяток лет, я шел к этому всю сознательную жизнь. И я, в отличие от вас всех, участвовал в настоящей войне.

— И погиб.

— На войне такое случается, — сказал я. — Так что ты решил?

— Пока еще не решил, — сказал он и посмотрел на часы. — Мы не закончили этот разговор, но продолжим его уже в другом месте.

Что ж, промежуточным результатом я был удовлетворен. Мы не поубивали друг друга на месте, это уже хорошо. Может быть, я не только профессиональный военный, но и прирожденный дипломат.

Но если отбросить шутки в стороны, это был наилучший результат из возможных. Я и не ждал, что он начнет доверять мне после первой же откровенной беседы.

Тем более, что до конца откровенным я с ним все-таки не был.

— И когда мы отправимся в это другое место? — спросил я.

— Уже скоро, — сказал он.

Наверху что-то громыхнуло. Мое наметанное ухо определило, что источник взрыва не слишком близко, скорее всего, в паре кварталов отсюда. Но взорвалась там далеко не петарда — здание над нами слегка качнулось, с потолка на наши головы полетел какой-то мусор.

Нурлан, разумеется, удивленным не выглядел.

Диверсия, отвлекающий маневр, который вынудит цинтов разделить внимание и даст нам шанс уйти. Я и сам бы так поступил.

— Идем, — сказал Нурлан, и мы покинули темный закуток в подвале.

Глава 25

«Ты хоть понимаешь, что они вытаскивают не тебя, а его?»

«Возможно»

Нурлан открыл очередную дверцу, и в глаза мне ударил солнечный свет.

Коротко осмотрев улицу, Нурлан подал мне знак следовать за ним, выскочил из подвала и пригнувшись побежал вдоль дома, скрытый от улицы рядами живой изгороди. Добравшись до угла дома, он остановился для очередной рекогносцировки, а потом мы пересекли узенький переулок и нырнули в очередной подвал. На пути нам снова попадались ржавые металлические двери, которые Нурлан с легкостью вскрывал, и лестничные пролеты, ведущие вниз, куда-то под город. Похоже, мы проникли в зону ливневой канализации, и это, наверное, был хороший знак, потому что эта паутина коллекторов наверняка позволила бы нам выбраться из закрытого цинтами района.

Но выбираться Нурлан не спешил. Когда мы забрались достаточно глубоко, чтобы он посчитал это безопасным, он остановился и уселся на холодный бетон, потушив фонарик.

— Я знаю, ты считаешь, что мы недостаточно активны, — сказал он.

Я промолчал.

— Может быть, с твоей точки зрения, оно так и есть. Но ты ведь солдат, ты должен понимать, что открытым противостоянием нам эту войну не выиграть, — сказал он. — Нас мало, а их много. Даже если не принимать во внимание симбов, они лучше оснащены и лучше организованы. Они разгромили все армии мира, и никто не смог сопротивляться им дольше пары месяцев. Если дело дойдет до прямого столкновения, они нас сомнут.

— Сомнут, — согласился я.

— А ведь есть еще симбы, и только на их стороне.

— Уже не только.

— Даже будь у нас тысяча или десять тысяч таких, как ты, это ничего не изменит, — сказал Нурлан. — У императора их миллионы. И не только низкоранговые, вроде тебя. У них есть настоящая элита, каждый боец которой стоит армии какой-нибудь небольшой страны. И есть сам император, о силе которого нам достоверно ничего неизвестно, кроме того, что она превосходит силу любого из его бойцов. Но и это еще не все. Они воевали. Они учились. Они умеют взаимодействовать друг с другом, наиболее эффективно используя свои сильные стороны и прикрывая слабые. Сейчас в мире нет силы, которая может им противостоять.

— Тогда почему бы вам не сдаться и не распустить своих людей по домам? Если все настолько бесперспективно?

— Я не говорю о том, что все бесперспективно, — сказал он. — Я говорю о том, что не стоит ждать быстрых и громких побед. Нужно настраиваться на игру в долгую. Нужно копить ресурсы, готовить людей, создавать связи с другими очагами сопротивления, существующими во всем мире.

Что ж, это звучало разумно, но при этом было невыразимо скучно. Здесь заканчивалась война и начиналась политика, а политика — это игра для пожилых людей. Таких, как, например, мой папенька.

— Поэтому мы просидим в канализации всю следующую неделю? — попробовал угадать я. — Или весь следующий месяц?

— Нет, скоро мы уйдем отсюда, — сказал Нурлан. — Но в городе теперь будет неспокойно. Цинты будут тебя искать. И Ван Хенг тоже. Будут проверки, обыски и облавы, и ты должен понимать, что поставил нашу организацию под удар.

— Но ты сам пошел со мной.

— Иначе ты уже был бы мертв, — сказал он. — Или попал бы в руки Хенга, что, в общем-то, примерно то же самое, только хуже.

Я заметил, что как только Нурлан перестал притворяться рядовым бойцом, приставленным ко мне в качестве сторожа, он стал куда более словоохотливым.

— Значит, я вам все-таки нужен.

— Скажем, ты представляешь для нас некоторую ценность, — сказал Нурлан. — Потому что кроме того, что я описал тебе, есть и другой путь к победе. Точнее, мы пытаемся его найти.

— И что же это за путь?

— Симбы — это основная боевая мощь империи, — сказал Нурлан. — Мы должны изучить их. Мы должны понять их, узнать о них все, что можно. У нас есть научный отдел, который ищет средство, способное уничтожить симбов, не трогая при этом людей.

— Какой-нибудь вирус или что-то вроде того?

— Если говорить очень упрощенно, то да.

— И насколько вы продвинулись в поисках?

— Пока не очень далеко, но мы надеялись, что добытые Механиком образцы нам помогут, — сказал Нурлан. — А теперь у нас есть еще и ты.

— Я бы не хотел становиться подопытной мышью, — сказал я.

— Но ты неблагонадежен, — сказал Нурлан. — Мы ничего о тебе не знаем, ни как о симбе, ни как о человеке. Что ж, эта вылазка позволила узнать тебя чуть лучше. Как человека. Если, конечно, я сейчас говорю с человеком, а не с хитроумным демоном, управляющим его оболочкой.

— Вопрос доверия — это очень сложный вопрос.

— Именно, — сказал он. — Научный отдел требует тебя для начала исследования, но я не знаю, насколько безопасно будет приводить тебя к ним. Может быть, ты завербован империей и являешься частью какой-то сложной операции по нейтрализации подполья.

— А империя вообще знает о вашем существовании?

— А может быть, ты и есть империя, — сказал Нурлан. — Сейчас рискую только я. Мы держали тебя в стороне от всего, и ты не сможешь причинить нам вреда, но если позволить тебе узнать больше…

Он говорит общими фразами, чтобы не сболтнуть ничего лишнего, ничего, что могло бы навредить сопротивлению. Черт побери, ведь я даже официального названия их организации не знаю, не говоря уже о структуре, ресурсах, действительных членах и сочувствующих гражданах.

И он почему-то не боится, что я могу захватить его в плен и вырвать у него информацию под пытками, а значит, у него припасено средство и на этот случай. Какая-нибудь ампула с ядом в воротнике рубашки или полом зубе, прямо как у героев шпионских романов, которые я любил читать в детстве.

Самое неприятное, что это пат. Я ничего не могу сделать, чтобы убедить его в чистоте своих намерений, потому что любой мой поступок может быть расценен, как отвлекающий маневр засевшего внутри меня демона.

И что еще более неприятно, я и сам до конца не уверен в том, что задумала тварь, засевшая внутри. Может быть, он только и ждет повода, чтобы подать знак своим собратьям…

— Но я принес вам больше пользы, чем вреда, — сказал я. — Без меня вы никогда не получили бы те образцы.

— Верно, — сказал Нурлан. Я обратил внимание, что с самого начала разговора автомат, висевший на его плече, был направлен в мою сторону, и палец его все так же находился не слишком далеко от спускового крючка. — И возможно, ты мог бы принести нам еще больше пользы. Но, как я уже говорил, это игра в долгую, и я не готов рисковать всем ради сиюминутной пользы.

— Позволь мне угадать, что будет дальше, — сказал я. — Один из нас не выйдет отсюда живым?

Нурлан покачал головой.

— Надеюсь, что солдат ты лучше, чем прорицатель, — сказал он. — Мы оба выйдем отсюда живыми, но пойдем в разные стороны.

— То есть…

— Я не могу рисковать своими людьми из-за тебя, — сказал он. — Больше, чем уже рискнул.

— И ты думаешь, что если они найдут симба-отступника, то они успокоятся?

— Я не знаю, как будет, — сказал он. — Постарайся выбраться из города и не попасть к ним в руки.

— А ты не боишься, что если они таки меня схватят, я вас выдам?

— Нет, потому что ничего конкретного ты про нас не знаешь, — сказал он. — Демид не знал.

— И после того, как я доставил вам образцы…

— Мы очень тебе за это благодарны, — сказал он. — И поэтому я не буду испытывать на тебе пули из этого автомата.

Или потому, что он боится, что они не сработают. Или что они не помешают мне до него добраться, и по исходу нашего поединка в канализации останутся плавать сразу два мертвых тела.

— Я не хочу тебя убивать, — сказал он. — Ты мне даже где-то симпатичен, поручик. Но ты должен понимать, что дело — превыше всего.

— На моей родине так говорили о чести, — сказал я.

— Значит, вы давно никому крупно не проигрывали, — сказал он. — Мне жаль, что так получилось, но, как ты сам говорил, вопрос доверия…

— Куда мне хоть идти?

— Туда, — он махнул рукой. — Я пойду первым и открою все двери. Дай мне около часа, а потом иди следом. Тебе нужно будет преодолеть пару километров, и ты окажешься за границами периметра оцепления.

— Если они его не расширят, — сказал я. — За час-то.

— На все воля Аллаха, — улыбнулся он.

— И ты не боишься, что я сейчас на тебя нападу?

— Не боюсь. Если бы ты хотел напасть, то не спрашивал бы. Ты — солдат, поручик, а я тебе не враг.

— Но и не друг.

— С моей работой сложно обзавестись настоящими друзьями, — сказал он. — Не думаю, что мы когда-нибудь еще увидимся, поручик. Удачи тебе.

— И вам в вашей невидимой войне, — сказал я.

* * *

Он ушел, и я не стал его останавливать.

Я был не то, чтобы ошарашен, скорее, разочарован. Союзники оказались еще менее надежными, чем я ожидал. Спасибо, что всего лишь не стали помогать, а не ударили в спину.

Я остался один. Засек время и улегся на влажный холодный бетон.

— Теперь ты понимаешь, что это была не такая уж удачная идея, — а, все-таки, не совсем один.

— Человеческие взаимоотношения — сложная штука, — сказал я.

— Вовсе нет, — возразил Сэм. — Тут все просто. Они взвесили тебя и нашли слишком легким. Минусов от сотрудничества с тобой больше, чем плюсов. Это простая арифметика. Впрочем, даже если бы ты не полез смотреть на червоточину и не покрошил спецназ, это ничего бы не изменило. Они явно не стремились приобщить тебя к «Красному рассвету».

— Э?

— Красный рассвет — так они называются, — сказал Сэм. — В памяти Ивана нашел. А парень, который тебя кинул, это, скорее всего, Казах. Иван не знал о нем ничего, кроме клички. И того факта, что он большая шишка в «Рассвете».

— А раньше ты не мог сказать?

— Мне казалось, что ты был занят, и я не хотел тебя отвлекать. Кроме того, это все равно ничего бы не изменило. И да, мы действительно не знаем ничего такого, что помогло бы цинтам выйти на след «Красного рассвета», если ты вдруг воспылаешь праведным негодованием и захочешь их сдать.

Да нет, не воспылаю.

Это их война и их право выбирать методы и средства для ее ведения. Если они хотят играть в долгую, пусть играют. Не думаю, что они смогут победить, по крайней мере, на этом этапе, но думаю, что какие-то точки напряжения для империи они создать способны.

Логика Нурлана была мне понятна. Образцы, которые я добыл, это синица в руке. А я — это даже не журавль, а еще одна синица, но уже в небе, и далеко не факт, что внутри этой синицы не спрятана динамитная шашка.

За мной будут охотиться цинты из оккупационной администрации, по моему следу идет Ван Хенг, мое соседство слишком опасно для них. С другой стороны, он понимает, что мои шансы продержаться в одиночку крайне невелики, и рассчитывает, что после моей ликвидации обстановка в городе если и не нормализуется, то хотя бы успокоится.

И если я не хочу этого допустить, то мне нужен новый план. И воплощать его придется в одиночку, не рассчитывая на помощь других людей.

Здесь никому нельзя доверять, и даже враг моего врага оказался мне совсем не другом.

— Ты уже подзарядил наши аккумуляторы? — спросил я.

— Я в процессе. А что, ты уже задумал очередную глупость?

— Нет, просто хочу быть уверен, что оружие полностью перезаряжено и готово к бою, — сказал я.

— Под землей потоки ци сильнее, — сказал он. — Так что уже через полчаса я все закончу.

Я закрыл глаза, все равно ни черта не видно, а Нурлан унес с собой единственный фонарик. И как я должен идти по его следу в полной темноте? Может быть, он и не рассчитывал, что я вообще смогу отсюда выбраться.

И уж всяко у меня уйдет на это больше часа, даже если в итоге я не приду прямо в руки патруля цинтов…

Он отправился со мной на вылазку, потому что не смог бы удержать и хотел узнать обо мне чуть больше, чем было известно на тот момент. А потом воспользовался удобным случаем, чтобы от меня избавиться… Что ж, хитрость, умение быстро принимать решения и безжалостность — это очень неплохие качества для одного из лидеров сопротивления, но мне от этого совсем не легче. И, по сути, моя позиция сильно ухудшилась даже по сравнению с той, что была у меня сразу после операции Юры и убийства Цзиньлуна — я потерял свой козырь в виде сотни заключенных в транспортировочные контейнеры демонов. Мне теперь даже торговаться не с чем.

Взамен я приобрел очередную толику знаний об этом мире. И о червоточинах, которые ведут в другие миры. Равноценный ли это обмен?

Пока не возьмусь судить.

— Я готов, — сообщил Сэм.

Я сел и открыл глаза, обнаружив, что вокруг стало не так уж и темно. Окружающий мир из непроглядно черного стал серым, появились контуры и очертания предметов.

— Я слегка адаптировал твое зрение, — сказал Сэм. — Мне и самому так гораздо удобнее.

— Премного благодарен.

Часа, о котором говорил Нурлан, еще не прошло, но я решил, что ничего ему не должен и не обязан соблюдать условия, которые были выдвинуты в одностороннем порядке, и отправился в указанном им направлении. Сначала идти по его следам было нетрудно — мне не встретилось ни одного ответвления, но потом, спустя две открытых им двери, я обнаружил уже два подземных прохода, расходящихся друг от друга под небольшим углом.

Я выбрал левый проход и двинул по нему, очень скоро под ногами захлюпала вода, запах гнилости и плесени, стоявший с самого нашего спуска в коллекторы, стал усиливаться. Когда я начал сомневаться, правильно ли выбрал направление, Сэм скомандовал мне замереть.

Я подчинился и тут же услышал шаги и звуки расплескиваемой тяжелыми ботинками воды.

Там был не один человек.

И, в отличие от меня и Нурлана, эти люди не старались скрыть свое присутствие.

— Он тебя сдал, — сказал Сэм.

— Возможно.

Они были уже близко. Идти назад смысла я не видел — услышат, даже несмотря на весь тот шум, что они производят сами. Я нашел небольшую выемку в стене и прижался к холодному бетону, стараясь стать как можно более незаметным. На какой-то момент я, наверное, даже дышать перестал.

И сильно пожалел, что при мне нет какого-то нормального оружия. Обычный нож, пусть он и не настолько смертоносен и не способен резать броню, как бумагу, все-таки не светится в темноте и не может выдать своего владельца.

Равно как и пистолет…

Энергетическое оружие совершенно изумительно в бою, но не подходит для тайных засад.

— Четверо, — сообщил Сэм.

Или он слушает окружающее пространство не только моими ушами, либо его аналитические способности куда сильнее моих. Я бы определил число нападающих, как «больше двух», но решил прислушаться к словам демона.

Впрочем, они не были нападающими, ведь напасть собирался я сам. И неважно, случайный ли это патруль, отправленный в канализацию на всякий случай, или их каким-то образом навел на меня Нурлан.

Они — цинты, и они умрут.

А если они не цинты? Если Нурлан передумал и прислал за мной подкрепление? О каком вообще дальнейшем доверии может идти речь, если я на них нападу?

Они были уже рядом. Таиться дальше смысла не было, я призвал в свою правую руку шпагу, а в левую — кинжал, и выпрыгнул из своего укрытия, как чертик из табакерки.

Я замешкался только на миг, которого хватило мне, чтобы определить, враги передо мной или друзья. Что ж, сопротивление не ходит в имперской форме с иероглифами, и не носит оружие напоказ…

Значит, цинты.

Передо мной, на расстоянии вытянутой руки, оказался закованный в броню человек, и я пронзил его грудь кинжалом, взрезав его, как мешок с картошкой. Его теплая кровь хлынула на мою руку, он даже крикнуть не смог, из горла вырвался только короткий предсмертных хрип.

Он не успел упасть в воду, как я уже шагнул вперед, метя в следующего шпагой, но мой смертоносный удар был остановлен небольшим круглым щитом, поразительно напоминающим баклер.

Разумеется, он был золотистым и светился в темноте так же, как и моя шпага.

Глава 26

Я далеко не величайший фехтовальщик своего времени, у нас в Академии это вообще как дополнительную дисциплину преподавали, а на дуэлях я дрался не так уж часто, не больше двух раз в год. Но все же по меркам Российской Империи моего мира холодным оружием я владел очень неплохо. По крайней мере, у меня была некоторая привычка его использовать не только на парадах.

А у всех низкоранговых симбов, с которыми мне довелось столкнуться до этого момента, обнаружилась одна общая проблема — у них не было опыта драки насмерть с себе подобными. Они привыкли иметь дело с обычными людьми, которые, по большому счету, вообще урона им нанести не могли, привыкли заканчивать драку одним смертельным ударом, и не были готовы к противостоянию с равными себе по силам.

Ведь даже безобидные тренировки с себе подобными требуют затрат энергии, а ее потом надо как-то накапливать, и, как я понимаю, процесс ее аккумулирования для всех остальных выглядит совсем не так же просто, как для меня. За меня-то всю работу делает Сэм, а их симбиоты-зомби и шага самостоятельно ступить не могут.

А когда ты постоянно имеешь дело с противником, который гораздо ниже тебя по классу, ты расслабляешься. Какой смысл совершенствовать свое искусство, если и того, что есть, хватает за глаза?

По крайней мере, вот такая у меня была теория, которая объясняла, почему я до сих пор выходил победителем из наших схваток. Конечно, их было не так много для более-менее достоверного статистического исследования, но другие версии тогда мне в голову не приходили.

Я имею в виду, что бы сделал я сам на месте цинта, встретившего мою шпагу щитом? Я бы немедленно попытался бы контратаковать оружием, которое держал бы в другой руке.

Но у него в другой руке вовсе не было никакого оружия. Полагаю, он выставил щит рефлекторно, но относительно того, что должно было произойти дальше, у него никаких рефлексов наработано не было.

Потому что он привык иметь дело с обычными людьми, вооруженными обычными железяками, а если ударить по энергетическому щиту обычной железякой, шпагой или куском арматуры, неважно, железяка от этого придет в негодность и второго удара не последует, противник, оставшись безоружным, придет в замешательство, и у тебя будет едва ли не несколько секунд, чтобы спланировать свои дальнейшие действия.

Я понял это по свечению, появившемуся возле его пустой до этого момента руки, но узнать, оружие какой конфигурации он пытался призвать, мне было уже не суждено, потому что я сунул кинжал ему в бок. Щит погас, когда симбионт перебросил поток энергии в регенерацию, но это ему не помогло. Входящего урона было явно больше, чем регенерация могла бы восполнить, я рванул кинжал вверх, распоров его грудную клетку, и он рухнул мне под ноги.

Третий атаковал мечом из-за его спины, я принял удар на шпагу и отвел его в сторону. Золотистое лезвие меча врубилось в стену, а мой кинжал — куда-то в район его солнечного сплетения. Цинт умирал медленно, брызгая на меня кровью и мешая последнему члену отряда вступить в схватку. Когда он наконец-то упал, четвертый стоял передо мной, держа то ли по короткому мечу, то ли по длинному кинжалу в каждой руке.

Издав боевой клич, он атаковал, и тут мне впервые пришлось вспомнить о настоящем фехтовании. Удар, блок, удар. Он был силен и яростен, но по его манере атаки я понял, что он привык заканчивать бой за несколько первых ударов, потому что он понятия не имел, что делать дальше. Его атаки были однотипны, и когда я его раскусил, мне не стоило большого труда сделать финт, заканчивающийся ударом в запястье.

Детский, в общем-то, прием, нас такому еще на первом курсе учили. Но удар прошел, и, с поправкой на энергетическую сущность моего оружия, оказался даже более эффективным, чем я рассчитывал. Лезвие кинжала фактически отхватило ему кисть левой руки, цинт сделал шаг назад, погасил оружие и схватился за обрубок пальцами правой.

Очень глупый поступок, как я рассудил. Если бы он наплевал за исцеление и продолжил драться, у него были бы хоть какие-то шансы. Пусть призрачные, но были бы.

А отказавшись от борьбы, он сам отдал себя в мои руки.

Я пронзил ему шею шпагой и пошел дальше.

— Драка в канализации, — сказал Сэм. — Неотъемлемая часть любой РПГ. Но похоже, что ты решил пропустить ту часть, в которой были крысы, и сразу перейти к стражникам.

— Не понимаю, о чем ты, — сказал я.

— Не обращай внимания, — отозвался Сэм. — Это говорю не я, это Иван говорит с тобой через меня.

— Спасибо, что вы оба хотя бы не стали говорить мне под руку.

— Пожалуйста.

— Это сработало, кстати? Ты поглотил остатки? Прокачал каналы или как ты это называешь?

— Я в процессе, — доложил Сэм. — Кстати, ты не мог бы идти чуть медленнее? А то я скоро перестану дотягиваться.

Я остановился.

— Все, — сказал Сэм. — Да, это сработало. Мы только что стали сильнее. Продолжай в том же духе, и через пару веков я смогу выдать тебе новый квест.

— От испуга твой юмор становится еще более вымученным, — сказал я.

— С чего бы мне пугаться? — спросил Сэм. — Ты всего лишь попер один на четверых симбов, примерно равных тебе по рангу. Не могло быть ни единой причины для беспокойства.

— Вроде бы, на троих, — сказал я.

— На четверых, — не согласился он. — Не спорь, мне виднее.

— Ладно, на четверых, так на четверых, — сказал я.

Хотя первый, которого я атаковал, вообще не сопротивлялся, ничего интересного не показал, умер почти мгновенно, и для подозрений, что внутри него тоже сидит демон, не было никаких оснований. Но Сэму, несомненно, виднее.

Я погасил шпагу, а кинжал оставил, чтобы подсвечивать себе дорогу. Да и оставаться совершенно безоружным мне не хотелось. Если я умудрился применить элемент внезапности против врагов, то и они могут попытаться устроить мне неприятный сюрприз.

Метров через сто туннель повернул налево и пошел наверх. Вода практически сразу перестала хлюпать под ногами, и я подумал, что двигаюсь в правильном направлении. Еще через двести метров обнаружилась развилка, перед которой на полу лежало несколько трупов.

Это были цинты, и все трое умерли от резано-колотых ран. Нурлан? Сопротивление?

— Это симбы? — спросил я у Сэма.

— Это жмурики, — сказал Сэм. — Были ли они при жизни симбами, мне неведомо. Если и были, кто-то уже высосал их досуха.

Я склонился над трупом и потрогал открытый участок кожи на шее. Теплый.

Их убили совсем недавно, может быть, всего несколько минут назад. Почему же я не услышал звуки схватки?

— И если ты собираешься спросить у меня, кто их убил, то я понятия не имею, — сказал Сэм. — Кроме того, мне кажется, что стоять здесь и пялиться на их трупы — это довольно глупая стратегия.

Это я понимал и без него. Быстро осмотревшись по сторонам, я обнаружил рисунок, начертанный кровью одного из убитых на стене. Это была примитивная стрелка, указывающая на правый проход.

— Это либо неожиданная помощь, либо ловушка, — констатировал Сэм.

— Спасибо, мне это очень помогло.

Как бы там ни было, правый проход имел уклон вверх, а левый — вниз, так что нетрудно было догадаться, который ведет наружу. А стрелка… Может быть, кто-то думает, я такой глупец, что сам не смогу в этом разобраться…

Почему-то я не сомневался, что этот знак оставлен здесь именно для меня. А для кого еще? Вряд ли они в ливневую канализацию этого района целые экскурсии организовывают.

Меня куда больше волновало отсутствие у меня самого плана относительно дальнейших моих действий. Я оказался в новом мире, предпринял попытку что-то сделать, она провалилась. Казалось бы, ничего страшного, попробуй еще.

Сказать это было просто, а как осуществить?

Я был разочарован тем, что моя ставка на сопротивление не сыграла, но постарался гнать эти мысли прочь. Вместо бесплодных сожалений мне следовало придумать новый план, но я понятия не имел, с какой стороны к нему подступиться.

Для начала, мне нужно было зайти домой. В смысле, домой к Ивану. Посмотреть там все еще раз, на этот раз со всей тщательностью. Конечно, я не рассчитывал найти там какие-то зацепки, в этом отношении унаследованная Сэмом память Ивана могла бы дать куда больше, но все же и в этом мире есть материальные вещи, без которых попросту не обойтись.

Деньги, документы. Если Иван занимался опасным делом, у него должен быть запас наличных и дополнительный комплект документов, который должен облегчить бегство, если что-то вдруг пойдет не так.

Я подумал об этом достаточно отчетливо, чтобы Сэм мог зацепиться за этот поток мыслей и подтвердить или опровергнуть мою теорию.

— Там есть тайник, — сказал Сэм. — В котором, если я не ошибаюсь, лежит то, что ты ищешь. Но ты должен понимать, что прошло несколько дней, эта личность, скорее всего, раскрыта, и в квартире вполне может быть ловушка, так что я крайне не рекомендую нам обоим туда идти.

— Осмотримся на месте, и я приму окончательное решение.

— Если они умеют устраивать ловушки лучше, чем ты их распознавать…

— Разберемся по ситуации.

— Да-да, конечно-конечно.

С первым этапом, хотя и довольно рискованным, не спорю, все было понятно. Следующий ход тоже напрашивался сам собой — уехать из города, залечь на дно в каком-нибудь тихом месте. А вот о третьем шаге у меня пока не было ни малейшего представления.

Сколько мне лежать на этот самом дне? Как потом оттуда выбираться? В какую сторону идти?

Я по-прежнему был убежден, что в одиночку мне эту войну не выиграть, но союзники отнюдь не выстраивались ко мне в очередь.

Что ж, значит, придется начинать с нуля, и быстрым этот процесс не будет.

Вместо того, чтобы вывести меня наружу, помеченный стрелкой туннель привел меня в гигантский коллектор. Стены раздвинулись, потолок исчез в темноте наверху, под ногами обнаружился слой какого-то высохшего мусора.

— Очень предсказуемо, — сказал Сэм.

— Что ты имеешь в виду?

— Сейчас узнаешь.

Он что-то сделал с моим зрением, и в помещении стало светлее. До потолка оказалось не так уж далеко, не больше четырех метров, да и по ширине это был далеко не бальный зал нашего особняка в Петербурге.

Посередине коллектора стоял человек. Это был цинт среднего роста, среднего возраста, с волосами, чуть тронутыми сединой. Вместо брони на нем был темный спортивный костюм.

Что ж, похоже, о ловушке, которая ждет меня в квартире Ивана, уже можно не беспокоиться. Ловушка оказалась куда ближе.

«Схватка с боссом», — сказал Сэм: «И что-то мне подсказывает, что ты ее не затащишь».

«Посмотрим».

Цинт меня видел, его взгляд неотрывно следовал за мной, но сам он не двигался и не предпринимал никаких попыток напасть. Я зажег оружие в обоих своих руках и неторопливо пошел в его сторону.

Он был умен. Пока он стоял и ничего не делал, я не мог его прочитать. Не мог понять, что он из себя представляет и насколько может быть опасен.

Проявляя инициативу, я позволял ему сделать соответствующие выводы обо мне, но что уж теперь. Если вместо карт к тебе в руки пришла какая-то дрянь, это еще не повод для того, чтобы уходить из-за стола.

— Ван Хенг, я полагаю? — спросил я, когда разделяющее нас расстояние сократилось до пяти метров.

— Иван, я полагаю? — ответил он в тон мне и слегка склонил голову. — Ты забрал жизнь моего племянника, убил несколько моих людей. Я пришел посмотреть, чего ты стоишь на самом деле.

Я развел руки с оружием в стороны.

— Что ж, смотри.

«Поменьше патетики», — попросил Сэм.

Ван Хенг прыгнул. Без разбега, прямо с места, словно его тело было сжатой до предела пружиной. Он прыгнул почти под потолок, и когда находился в наивысшей точке, в его руках загорелся здоровенный чандао, двуручный китайский меч. Но поскольку он прыгнул больше вверх, чем вперед, у меня оказалось вполне достаточно времени, чтобы я успел встать в защитную стойку.

Приземлившись рядом, Ван Хенг обрушил на меня целый град ударов. Он был силен, он орудовал двуручным мечом с такой скоростью, будто бы тот был одноручным, и хотя мне удалось блокировать все его удары, это оказалось нелегко. А поскольку его меч был длиннее моей шпаги, он работал с расстояния, не позволяющего мне быстро перейти в контратаку.

Впрочем, в первые секунды боя о контратаке я даже и не думал. Все силы уходили на то, чтобы сдерживать золотистый вихрь, пытающийся пробить мою защиту.

Я предположил, что если бы он был обычным человеком, то надолго бы его не хватило. Удерживать такой темп, размахивая здоровенным двуручным дрыном, не так просто, и у обычного человека силы бы кончились уже через пару минут.

Ван Хенга хватило на пять. Потом он сделал несколько шагов назад и отвел меч чуть в сторону.

Не буду лукавить, в этот момент я почувствовал облегчение, хоть он меня ни разу и не задел. Сердце бешено стучало, пот струился по моему лицу, одежда стала влажной и неприятно липкой.

Ван Хенг улыбнулся. Меч в его руке стал короче, превратившись из чандао в водао, которым можно орудовать одной рукой.

— Что ж, я проверил твою защиту, — сказал он. — Теперь посмотрим, что у тебя с нападением. Атакуй.

И он приглашающе махнул мне свободной рукой.

Я пошел на него, не испытывая от предстоящего испытания никакого энтузиазма.

«Он с тобой играет», — сказал Сэм. «Как кошка с крысой».

Это я и сам понимал, но других вариантов у меня все равно не было. К тому же, загнанные в угол крысы могут начать кусаться. Пока Ван Хенг не показал ничего экстраординарного, и, быть может, у меня получится его удивить.

Мы сошлись.

Я атаковал из шестой позиции, а потом попытался провернуть тот же финт, что и несколькими минутами раньше, но Ван Хенг легко парировал мой удар и остался с двумя руками. И даже несмотря на то, что я орудовал шпагой и кинжалом, пытаясь атаковать его с двух сторон, он умудрялся отбивать все мои атаки одним мечом. Он был быстр, но все же недостаточно быстр, чтобы выйти из защиты и попытаться в свою очередь атаковать меня.

Я ускорился, прекрасно понимая, что в свою очередь тоже не смогу долго поддерживать такой темп. Я пустил в ход несколько хитроумных финтов, которые нам преподавали в академии. Ван Хенг отбил все мои атаки, но мне показалось, что я увидел в его защите потенциальную брешь. Отбивая удар шпаги, он слишком далеко отводил руку с мечом, открывая небольшую зону для удара, и уже на следующем выпаде в эту зону ворвался мой кинжал.

Он не успел отреагировать. Не сумел заблокировать удар, не попытался уйти назад или вбок, и лезвие моего кинжала полетело в область ему под ребрами. Но взрезать его, как остальных цинтов, у меня не получилось. Лезвие пробило плотную ткань спортивного костюма и остановилось, упираясь в золотистое свечение.

Это было, как если бы под костюмом Ван Хенг носил кольчугу.

«А я предупреждал».

«Не говори под руку».

Я замешкался, и это позволило Ван Хенгу перейти в атаку. Я отразил удар сверху, потом удар слева, третий удар принял на кинжал, потом рванулся к нему, предельно сокращая дистанцию, и, с риском пропустить контрвыпад, ударил шпагой в грудь.

Похоже, кольчуга покрывала все его тело. Натолкнувшись на непреодолимое препятствие, лезвие обычной шпаги выгнулось бы в дугу. Лезвие энергетической шпаги не было склонно к деформации, поэтому инерция никуда не делать, и мне пришлось сделать лишний шаг, чтобы ее компенсировать. Водао Ван Хенга уже летел мне в голову, я едва увернулся и отскочил на несколько шагов в сторону, что было больше похоже не бегство, нежели на организованное отступление.

«Прости, что вмешиваюсь, но тебе лучше поторопиться», — сказал Сэм. «Этот поединок расходует ци с катастрофической скоростью».

— Это уже все? — поинтересовался Ван Хенг.

Его прическа слегка растрепалась, но он отнюдь не выглядел утомленным. Ни тебе пота на лице, ни нездорового румянца, ни сбитого дыхания. Он, кажется, вообще не запыхался.

— Закончим с разминкой, — согласился я и потребовал у Сэма шпагу во вторую руку.

Тот что-то проворчал в ответ, но все-таки нарастил кинжал до размеров полноценного оружия. Признаться честно, я расценивал свои шансы, как крайне невысокие, но это ведь не повод для того, чтобы сдаться на милость победителя.

Тем более, что никакой милостью от этого человека даже не пахло.

Я встал в третью позицию, отведя левую ногу назад, и готовясь, наверное, к последнему решительному штурму, но тут нам в лица ударил свет мощных переносных фонарей, а коллектор наполнился топотом ног, лязгом оружия и выкриками на китайском языке. Общий смысл этих приказов сводился к «Стоять! Бросить оружие!», из чего я сделал вывод, что до нас в очередной раз добрались местные правоохранители.

«Восемь человек», — подсказал Сэм.

Ван Хенг, разумеется, никакого оружия бросать не стал, повернулся к ним лицом и что-то быстро выкрикнул им в ответ, и на этот раз слова были мне незнакомы. Но вряд ли таким образом он сообщал о своем согласии сдаться.

К тому же, у меня уже не было сомнений в том, кто убил тех троих перед развилкой. И я понимал, что будет в следующий момент.

Ван Хенг бросится на них, и, скорее всего, их всех тоже убьет.

Даже если среди них есть симбы.

А потом он снова примется за меня.

«Если ты ищешь возможность сбежать, то лучше уже не будет».

Глава 27

Во время битвы с Ван Хенгом меня не покидало ощущение, что для победы мне не хватает совсем чуть-чуть. Что будь я чуточку быстрее, чуточку ловчее, вложи в удар чуть больше силы, и я смогу добиться успеха. Мне казалось, что я совсем немного не дотягиваю, что стоит мне выложиться до конца, и я его одолею.

Конечно же, все это было неправдой. Сэм предупреждал меня, а я не послушал. Ван Хенг играл со мной, как кошка играет с пойманной мышью. Ван Хенг подарил мне иллюзию почти равного боя, хотя на самом деле он таковым не был.

Наверное, я понимал это с самого начала, но после того, как Ван Хенг расправился с китайским спецназом, сей факт проступил для меня со всей его беспощадной очевидностью.

Это было очень быстро. Даже если бы я захотел воспользоваться представившейся мне возможностью и попытался убежать, я бы все равно не успел.

Это было, как высверк молнии, только грома за ней не последовало. Одним точным выверенным ударом золотистого кнута Ван Хенг уложил их всех, и разрубленные на части тела с почти неслышным шорохом попадали на пол.

А ведь он даже шага в их сторону не сделал.

Я поздравил себя с правильным решением. Убежать от него я бы все равно не смог, он настолько меня превосходил, что погоня закончилась бы моими отрубленными ногами еще до того, как я успел бы добежать до ближайшего поворота. Но тот факт, что это правильное решение, скорее всего, будет последним решением в моей жизни, я находил немного прискорбным.

Я не боялся смерти. По сути, я уже был мертв. Мне просто было досадно, что мой вклад в борьбу с империей цинтов оказался столь ничтожным.

Ван Хенг снова вооружился мечом и посмотрел на меня.

— Продолжим.

А смысл?

Он был сильнее меня, он был быстрее меня, он был опытнее меня. Для того, чтобы овладеть сравнимой с ним мощью, мне потребовались бы годы совершенствования. Может быть, даже десятки лет.

Но поднять руки и сдаться — это не в правилах рода Одоевских.

И я атаковал.

Я обрушил на него град ударов, показал лучшее, на что я был способен, выложился до последнего, но он легко парировал атаки моих двух шпаг одним своим китайским мечом, а потом сам перешел в нападение, и мне стоило большого труда парировать все его удары. Но теперь я уже знал, что он сдерживается, что он может закончить этот бой в любой момент, но почему-то этого не желает. Не то, чтобы мне было слишком любопытно, почему он так делает, но я все же продолжал ему подыгрывать, хотя никаких надежд на успех у меня уже не было.

А потом, после очередного удачного парирования, шпага в моей левой руке погасла.

«Прости», — сказал Сэм: «И, видимо, прощай».

Я увернулся от следующего удара, сделал выпад, и Ван Хенг почему-то не стал его блокировать. Лезвие моей шпаги уперлось ему в грудь, но, разумеется, не сумело преодолеть его энергетическую броню.

И тоже погасло.

Я остался без оружия. Ван Хенг слабо улыбнулся и погасил свое, и в этот момент я врезал ему кулаком в челюсть. И, по-моему, сломал себе палец, потому что у меня сложилось такое ощущение, будто бы я ударил по кирпичной стене. А улыбка Ван Хенга стала чуть шире.

— Ты бился достойно, — сказал он. — Признаюсь, тебе удалось меня впечатлить.

— А я ведь даже не старался.

— Не лги мне, — сказал он, отходя от меня на пару шагов. Видимо, не хотел еще раз по зубам получить. — Ты старался. Ты отдал этому бою всего себя, и не твоя вина, что этого оказалось недостаточно. Тебе надо вставать рано каждым утром, если ты надеешься меня когда-нибудь одолеть.

Я ради такого вообще ложиться не буду, мрачно подумал я. Но о каком «когда-нибудь» он говорит, если для меня все должно закончиться здесь и сейчас?

Или… Или он играл со мной не просто так и ему что-то от меня надо? Но что? На что я вообще в этом мире гожусь?

— Ты проиграл этот поединок и теперь твоя жизнь принадлежит мне, — сказал Ван Хенг.

— Так забери ее уже и покончим со всем этим.

— Сначала я хочу поговорить, — сказал он.

«Поговори с ним», — взмолился Сэм. «Расскажи ему все, что он хочет знать. Может быть, тогда он нас и не убьет, хотя я в это не очень-то верю. Но, по крайней мере, во время разговора мы все еще будем живы».

Демон, как видно, мне достался не из самых мужественных.

— О чем?

— О твоем долге передо мной, — сказал он.

— Так я здесь, — сказал я. — Давай уже рассчитаемся.

— Твоя смерть не вернет мне товар, который ты забрал, — сказал он.

— И живой я тоже тебе вряд ли помогу, — сказал я. — Я не знаю, где он сейчас. И люди, которые его получили, не желают иметь со мной ничего общего.

— Я прожил достаточно долго, чтобы не рассчитывать на человеческую благодарность, — сказал Ван Хенг. — Кто эти люди?

— Какая-то группировка, находящаяся вне закона, — сказал я.

— Где их найти?

Я покачал головой.

— Я не знаю.

— Они обманули тебя?

— Скорее, это я подумал о них слишком хорошо, — сказал я. — Но так ли это важно?

— Скажи мне одно об этих людях, — попросил Ван Хенг. — Они ищут деньги или они ищут силу?

— Полагаю, что силу.

— Даже если они сумеют отыскать правильный путь, он будет долгим, — сказал Ван Хенг. — Но потери моей организации необходимо компенсировать.

Торгаш, с легким презрением подумал я.

Я полагал, он пришел отстаивать честь семьи, но похоже, что речь шла исключительно о деньгах. Нурлан ошибся, когда говорил, что эти люди мне социально близки.

Одоевские никогда не ставили деньги выше крови.

— О чем ты сейчас подумал? — спросил Ван Хенг. Вероятно, какие-то мысли отразились на моем лице, впредь мне стоит быть осмотрительнее.

Если это «впредь» вообще когда-нибудь наступит.

— Ты говоришь о товаре и деньгах, — сказал я. — Но еще ни слова не сказал о смерти твоего племянника.

— Он был глуп и больше мешал моим делам, чем помогал им, — сказал Ван Хенг. — Поэтому я и отправил его сюда, в далекое и тихое место, где долгое время ничего не происходило.

И где он не мог сильно навредить? Ну что ж, благодаря мне эта его ставка не сыграла.

А еще я подумал, что Ван Хенг слишком долго был наверху и слишком привык приказывать. Потому что, если у нас тут торги, а пока все говорило именно об этом, карту племянника следовало бы разыграть по-другому.

Мне все еще был неизвестен предмет торга, но в наличии самого процесса я уже практически не сомневался. Ведь он мог убить меня в любой момент, а я все еще был жив.

— Выходит, что я оказал тебе услугу, — сказал я.

— Даже если так, она не может компенсировать весь ущерб, который ты мне нанес, — сказал Ван Хенг. — Помимо племянника, ты убил несколько моих людей.

— И о какого рода компенсации мы говорим? — поинтересовался я. — Если о деньгах…

— Деньги меня не интересуют, — сказал Ван Хенг. — И я не думаю, что ты располагаешь ими в достаточном количестве.

— Тогда, о чем мы говорим?

— О твоей жизни, — сказал Ван Хенг.

Я пожал плечами. Мою жизнь он мог забрать в любой момент.

— А если конкретней?

— Я хочу предложить тебе жизнь, — сказал он.

— Она была у меня и до нашей встречи, — сказал я.

— Но теперь, когда наша встреча произошла, твоя жизнь принадлежит мне, — заявил он. — И теперь только я могу решить, прервется ли она прямо сейчас или продолжит свое течение.

— А что взамен? — я не сомневался, что цена будет высокой.

— Десять лет службы, — сказал он.

— Всего-то? — граф Одоевский был однозначно против такого поворота, но вот поручик Одоевский нашел, что здесь не все так однозначно. Сэм же просто ликовал внутри. Хотя он ничего не говорил, я чувствовал отголоски его радости. — И зачем? Разве тебе не хватает своих людей?

— Мне хватает моих людей для решения текущих задач, — сказал Ван Хенг. — Но, если я хочу расширить круг своих интересов, мои люди для этого могут не подойти. Мне нужен человек с твоими способностями.

Потому что они цинты? Потому что их легко связать с ним самим? А я — чужак, которого можно использовать в самых опасных местах, чужак, которого не жалко, которого легко можно списать со счетов?

Чужак, которого никто не заподозрит, что он симб, что внутри него живет демон?

Что же он такое задумал?

Это вопрос конкуренции среди других акул криминального мира, или лидер триады питает куда более высокие амбиции?

Ясно, что речь тут шла не о голой силе, с этим у него проблем не было. Но весь мир привык, что обладать симбионтом могут только цинты, и значит, до поры до времени никто не будет воспринимать меня, как угрозу.

Другой вопрос в том, что если ему так нужны диверсанты с европейской внешностью, и он располагал довольно внушительным запасом плененных демонов, почему же он не озаботился созданием собственной ручной армии?

Потому что для инициации симба нужны, как минимум, трое, а он не хочет, чтобы об этом еще кто-то знал? Но это ведь не проблема, такие вопросы решаются довольно просто.

Мертвые спецназовцы могут подтвердить.

— Я думаю, что это достойное предложение, — сказал Ван Хенг. — Либо ты можешь умереть прямо сейчас. Выбор за тобой.

— Почему я?

— Ты подходишь, — сказал он. — Я могу убить тебя, но живой ты принесешь мне больше пользы. Ты и сам это понимаешь. Твоя смерть не вернет мне мой товар и моих людей. Твоя служба… Посмотрим.

— Что мне нужно будет делать?

— Все, что я скажу.

— Но как ты собираешься разобраться с этой ситуацией? — спросил я. — Нападение на твой дом, твой визит сюда…

— Я скажу, что у меня в организации завелся отступник, — заявил он. — Что мой племянник, поставленный на местное руководство, слишком долго был слеп, а когда он прозрел, стало уже слишком поздно. Я скажу, что нашел и убил отступника собственными руками, благо, вокруг достаточно мертвых тел, и хотя моя репутация и пострадает, это не станет критичным. А потом, с твоей помощью, я восстановлю ее, и стану еще сильнее. А ты получишь жизнь, расплатишься со своим долгом мне, и, возможно, заслужишь мою благодарность. Ваны умеют быть благодарными.

Что ж, похоже, вместе с кнутом он пустил в ход и пряник. Я не верил в благодарность Ванов, по крайней мере, по отношению к чужакам, а он не верил в то, что я смогу прослужить ему все десять лет, но предложение было сделано.

Конечно, мне хотелось большей конкретики, но мои переговорные позиции были слишком слабы.

«Только не выбирай смерть», — взмолился Сэм. «Если не ради себя, то подумай хотя бы обо мне. Я не хочу умирать, а десять лет — это целых десять лет».

«И ты думаешь, мы проживем эти десять лет?»

«Мы хотя бы не умрем прямо сейчас, а это уже значительный плюс».

— Твой ответ? — поинтересовался Ван Хенг, решив, что дал мне уже достаточно времени на раздумья.

Ван Хенг набивался мне в сюзерены, и аристократу во мне это не нравилось. Но у военного были иные соображения.

Для того, чтобы найти победную стратегию, нужно хорошо узнать своего врага, а есть ли способ лучше, чем сделать это изнутри? Ведь как бы там ни было, триада — это часть империи цинтов, и если я продержусь достаточно долго, то смогу выяснить все, что мне нужно. Или хотя бы попробую это сделать.

Граф Одоевский готов был выбрать смерть, но смерть — это отказ от борьбы, а поручик не привык сдаваться без боя. И если я не смогу победить Ван Хенга прямо сейчас, возможно, такой шанс может представиться мне в будущем.

— Давай попробуем, — сказал я.

Ван Хенг снова скривил лицо в усмешке.

— Я в тебе не ошибся, — сказал он. — Для этого я и вызвал тебя на бой. Если ты хочешь узнать человека, сразись с ним. Поединок никогда не лжет.

Я промолчал.

— Десять лет службы, — сказал он.

— А потом?

— Кто знает, что будет потом, — сказал он. — Через десять лет мы вернемся к этому разговору.

Если мы оба эти десять лет проживем.

— Поединок сказал мне о тебе все, — продолжал Ван Хенг. — И я знаю, что ты снова попробуешь встать против меня. Когда эти мысли снова возникнут в твоей голове, помни, сегодня я не использовал против тебя и десятой части моей истинной мощи.

Я бы тоже так сказал, подумал я. Даже если бы одержал верх на последнем издыхании.

— Я запомню.

— Хорошо, — сказал он.

Ван Хенг скрестил руки на груди, а потом выбросил правую ладонь в мою сторону. С ладони сорвался сгусток энергии, который стремительно преодолел разделяющее нас расстояние и ударил меня в плечо. Сначала я почувствовал боль, как при ожоге, но она почти сразу прошла.

Я отогнул край куртки и посмотрел. На коже, там, куда меня ударил энергетический шар, остался бледный иероглиф, слегка отдающий золотистым цветом.

— Что это? — спросил я.

— Это чтобы ты лучше запомнил, — сказал Ван Хенг.

Его знак, его печать. Похоже, что он заклеймил меня, как клеймят скот.

Что ж, этого я действительно не забуду. И еще напомню Ван Хенгу, когда придет время выставлять счет. Некоторые оскорбления можно смыть только кровью.

«Насколько это серьезно?»

«Я тебе потом объясню».

Наверняка это не просто аналог татуировки, печать Ван Хенга может нести какие-то ограничения, но я знал, под каким документом ставлю подпись.

Я смотрел на печать Ван Хенга и чувствовал, как внутри меня поднимается ярость. Холодная, бешеная и совершенно сейчас неуместная ярость.

Я не нашел союзников среди сопротивления, в результате чего мне пришлось стать вассалом какого-то мелкого удельного князька, чей вес и положение внутри империи цинтов были для меня не очевидны.

Я постарался запомнить это ощущение, а потом загнал его как можно глубже.

«Это метка, по которой он сможет тебя найти», — все-таки решил снизойти до разъяснений Сэм. «Кроме того, она налагает некие ограничения на стандартный энергооборот, но к нам это не относится, потому что я наверняка отыщу способ, чтобы ее обойти».

«Избавиться от нее можно?»

«Тут проблема. Для того, чтобы снять печать Ван Хенга, нужно обладать равной ему силой, а случится это явно не завтра. И есть еще один неприятный нюанс — как только ты это сделаешь, Ван Хенг об этом сразу узнает. И, как ты думаешь, как он отреагирует?»

«Догадываюсь».

«Короче, ты… мы подписали контракт с весьма жесткими ограничениями, и я пока не знаю, что нам со всем этим делать, поэтому предлагаю наиболее очевидный вариант».

«Играть честно, пока мы не найдем лазейку?»

«Или пока ты не обретешь силу».

«Договорились».

— Полагаю, ты уже достаточно налюбовался на мой знак. А теперь я предлагаю покинуть это зловонное место, — сказал Ван Хенг. — Нам с тобой предстоит серьезный разговор.

Давно хотелось отсюда выбраться. Мне уже и самому начало казаться, что я проторчал в этой чертовой канализации целую вечность.

Ван Хенг захочет знать подробности. И еще он должен поведать мне подробности относительно моей новой службы, а значит, разговор действительно нам предстоит долгий и серьезный.

Но, в принципе, я понимал, что ему надо. Ему нужен наемник, человек со стороны, которого можно использовать там, куда он не мог послать своих людей, и значит, работа мне предстоит не из легких.

Трудная, опасная, и не факт, что я проживу эти десять лет. Но другого выбора у меня сейчас не было. Я согласился на эту службу не ради спасения жизни, а для того, чтобы найти путь к победе.

Я проиграл этот раунд, проиграл его вчистую, но исход матча был не так очевиден, и я собирался сделать все, чтобы дожить до финального гонга.

И Ван Хенг, если следовать терминологии Ивана и примкнувшего к нему Сэма, это еще не последний босс. Это всего лишь первая ступень на долгой дороге, которая должна закончиться в императорском дворце тайного города.

Но если путь в тысячу ли начинается с первого шага, то пора уже сделать этот чертов шаг.

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/283647

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27