40 градусов [Ростислав Астров] (fb2) читать онлайн

Ростислав Астров 40 градусов

…и вино веселит сердце человека…

Псалом 103

Дмитрий Н., прежде всего, являлся просто «Демьяном», так что далее, во избежание каких-либо недоразумений, будем называть его именно так. Так вот, Демьян являлся человеком, которого можно было частенько видеть по улицам села, разъезжающим в повозке, запряженной старой кобылкой чёрно-серой масти. Пьяный вдребезги Демьян пускал кобылу шагом и колесил в таком виде по округе. Задевая прохожих плоскими шуточками, он обильно сдабривал свою речь ненормативными словами и выражениями. Дети гонялись за ним стайками. Прохожие, оглядываясь, непременно вступали с Демьяном в перепалку. Собаки бежали чуть впереди, гулким лаем оглашая всю эту картину.

В это утро Демьян проснулся ближе к полудню. Жестоко страдая от похмелья, он перевернулся на кровати, охнул, попробовал встать. После нескольких неудачных попыток ему удалось-таки сползти на пол и встать на четвереньки. Демьян уже разлепил правый глаз, но тошнотворная мерзкая зелёная пелена позволяла видеть окружающее лишь какими-то мутными пятнами. Он пополз на четвереньках, стукнулся лбом о низенький старинный бабкин сундук, издал хриплый стон. Левый глаз его разлепился, и зелёная пелена отступила немного, хотя её спутница — тошнота — на этот раз почему-то осталась с Демьяном. Ему удалось сфокусировать взор на том, до чего так стремился добраться. У двери на кривоногом табурете помещалось белое эмалированное ведро, задорно подмигивающее Демьяну тёмным пятном облупившейся краски. После этого его было уже не остановить. С глухим рычанием он бросился вперёд, схватил ковшик трясущимися руками и опрокинул внутрь себя не менее литра воды. Будучи в одних трусах в белый горошек, выскочил из летней кухни, успев только подхватить на пальцы тапочки, Демьян тут же оказался на заднем дворе, избавляясь, на этот раз, от лишней жидкости. В этот момент раздался тихий свист и сразу еще один. У свинарника глухо залаял Кабзол и прозвенел металлической цепью, отчего куры брызнули от пса врассыпную, и свиноматка, встревоженная, призывно хрюкала, зазывая к полным розовым соскам выводок свой.

Кабзол — пёс Демьяна, размером был с хорошего петуха, но злобным рычанием и колючим взглядом, как бы компенсируя свои скромные габариты, несомненно, пользовался особым авторитетом у домашней птицы и иной живности, обитающей на хозяйственном дворе. Он гонял гусей и уток, бросался на жирных домашних котов и даже был способен тяпнуть некоторых друзей Демьяна. Лишь несколько «избранных» кур имели привилегию снести яйцо в будке Кабзола. Пёс никогда не препятствовал этому, так как с удовольствием лакомился вышеозначенными куриными «подарочками».

Демьян воровато выглянул из-за сарая и приветливо осклабился:

— Заходи, Вован! Когда прибыл?

— Вчера. — Названный Вованом рывком открыл калитку, пожал руку подбежавшему. — Привет, алкоголик! — Ладонь Вовы была влажной, тёплой и сильной одновременно. — Ну и жарища тут у вас. Какая температура?

Демьян сходил к дому, посмотрел на термометр, уютно примостившийся в тени под навесом:

— Сорок градусов, а на часах — половина двенадцатого. Основное пекло еще впереди. Э-э-э… Выемо есть?

— Чего?!!! Что ты несёшь, Демьян?!

— Ну, деньги… Голову бы поправить…

— Выемо…

Вова закатил глаза, прокручивая что-то в голове, — А денег нет. Кончились.

На этот раз Демьян закатил глаза и грязно выругался.

— Смотри!

Демьян стрельнул воспалёнными глазами в указанном направлении и под скамейкой у калитки обнаружил бутылку водки, запотевшую и, очевидно, холодную. Демьян победно хрюкнул, схватил бутылку, опрометью бросился в кухню. Вова проследовал за ним, пребольно стукнувшись макушкой о низенький косяк входной двери, ругнулся, и тут же из полумрака на него налетела сухонькая старушка в застиранном сером платке и засаленном переднике цвета неопределённого. Ворча только: «Скотина! Ах-х-ххх, ско-ти-на!» — она выскочила из сеней и скрылась из виду где-то на заднем дворе, прогрохотала только пустыми вёдрами и какими-то кастрюлями.

— Мерзкая старуха!.. Выпить ей налей… — Демьян снова грязно выругался, помянув при этом всуе Всевышнего.

— Это твоя бабушка! Дурень ты… — Вова отпустил Демьяну звонкую затрещину, отчего тот ойкнул и примолк. — Бога ты не тронь, и уважай старших.

Демьян насупился, но через мгновение улыбался уже в 32 зуба, наливал в граненый стакан водку, затем выпивал её.

— Наливай! Гость протягивал опустевший уже «граник» (или «малинковский»— это как вам больше нравится), исподлобья поглядывая то на Демьяна, то на початую бутылку.

— Ты в армию не хочешь? Послужил бы немного, глядишь, и ума набрался!!! — Вова, прищурившись правым глазом от сизого дымка, испускаемого сигаретой, смотрел на Демьяна, и, казалось, посмеивался про себя. — Ты совсем загнешься здесь от зубчихиного самогона, «Веркиного» спирта… — Самогон у Свахи беру… Аххх! Что за пойло!.. Демьян вожделенно крякнул, — Даже голова с утра не болит от него. Он поправил свои реденькие светлые волосики, почесал безволосый подбородок. Он представлял собой индивидуума разговорчивого и беспокойного. При массе тела своего около 46 кг и росте 175 см, в летние месяцы он выставлял напоказ свою «мужественную» грудь, кою можно было немедленно использовать студентами медицинских институтов в качестве препарата для изучения скелета человека. Следует отметить, однако, что при всей своей худобе Демьян обладал достаточной физической силой чтобы, скажем, схватить мешок с сахаром и убежать с ним. Естественно, бежал он с мешком единственно с одной целью — сбыть его и опохмелиться немедленно, тут же! Цвет лица — характерный, руки трясутся, глазки бегают, при упоминании об алкоголе оживает, становится весел, сразу рассказывая очередную свеженькую пьяную историю, случившуюся накануне. Из особых примет Демьян обладал розовато-бледным шрамом на левой щеке. Эта травма была причинена ему раскалённой спиралью электрической плитки, на которую тот опрометчиво прилёг отдохнуть. Человеком глупым не был. На всю критику по поводу своего вечно пьяного состояния и поведения он хоть и отшучивался, однако в глубине души своей копил всё это. Подобно скупцу, стерегущему несметные сокровища, Демьян сохранял в тайниках своей памяти, во-первых — каждое осуждение, брошенное в его адрес, упрёк или откровенную брань окружающих, во-вторых — глухую затаённую обиду на некоторых жителей села, и в-третьих — смутные догадки по поводу того, что всё вышеозначенное есть не что иное, как кара небесная за свои же собственные поступки.

Однако следует отметить здесь, что за этой последней мыслью следовала другая: если это заслуженное наказание, так и обиды на некоторых товарищей безосновательны, а этого бурная демьянова натура не могла вынести никак. Иногда наш герой, напиваясь, говорил, что всё понимает, однако выпивать не бросит, никогда не женится и постоянную работу не найдёт. На что же он существовал, спросите вы? Случайная работа, «шабашка». Демьян не боялся никакой работы, в особенности, если по ее окончании его сознание четко улавливало выпивку. Вот так и «боролся» с зеленым змием, опрокидывая стакан за стаканом, и отлично понимал, что тот гораздо сильнее…

Сейчас Демьян казался совсем мальчиком, которого отчитывают строгие родители по поводу двойки по русскому языку. Он пятерней пригладил свои волосы и заговорил:

— Вова, я тебя уважаю… Это не «пьяный базар»! Ты, пожалуй, единственный человек из нашего класса, которого я уважаю. А почему? А происходит это оттого, что ты человек, ЧЕЛОВЕЧИЩЕ!.. — и так далее в том же духе…

— Это потому, что не живу здесь, я просто не успел надоесть тебе, вызвать чувство неприязни.

— Но ты жил здесь. Учился в школе, и мы как-то сидели вместе за одной партой. Вспомни. Физрук — Як — ломился в нашу раздевалку, а мы в это время втроём держали дверь с другой стороны.

Вова закрыл глаза и вспомнил. «Большой светлый спортивный зал школы. Пол, правда, окрашен был прескверно. Краска постоянно отставала пластами даже при влажной уборке, не говоря уж о беспокойных детских ногах, топчущихся здесь ежедневно в первой половине дня, кроме выходных, а ещё в вечерние часы по вторникам и четвергам, когда собирались на секции. Спортзал находился на 2-м этаже 2-этажного здания сельской школы. В раздевалку вела небольшая и всегда темная крутая лестница, начинающаяся у входа в спортзал и приводящая на распутье, где мальчикам было налево, девочкам — направо. Перед началом урока галдящая ватага подростков забегала туда. В раздевалке происходили вещи, обычно случающиеся, когда в одном относительно тесном помещении собирается толпа подростков. Там непременно царила обстановка непринужденного бардака и хаоса, стоял оглушительный гвалт, и школьники умудрялись на бегу натягивать форму.

Все бесились: бегали в тесном помещении, орали, в воздухе летали чьи-то синие кроссовки. Миша аккуратно курил в углу у приоткрытого окна. Женя и Саша направились в раздевалку напротив. Проведать девчонок. Ведь тогда им было по 14–15 лет, и логика в их поведении имела место быть. Сам Вова, Демьян и еще Костик решили не пускать «дамских угодников» обратно и втроем уперлись во входную дверь. С той стороны кто-то подошел и попытался войти. Ребята почувствовали это только по давлению на дверь. Помимо ужасного шума что-либо услышать они никак не могли.

— Ага-а-а! Ломятся, уроды! — Ребята заулыбались, подмигивая друг другу, как вдруг натиск с той стороны резко усилился, так что одноклассникам некогда было уже улыбаться, и они дружно налегли на дверь. Невидимым противникам каким-то невероятным усилием удалось-таки чуточку приоткрыть дверь и просунуть туда что-то. Скорее всего, это был носок ботинка. Затем появилась рука с темно-синим рукавом спортивной куртки и толстыми волосатыми пальцами, никак не принадлежащая подростку. Кисть этой руки, выделав в воздухе какие-то бессмысленные кульбиты, сложилась в устрашающе огромный кулак, и кто-то голосом нашего физрука — Якова Алексеевича — грозно взревел, чтоб дверь разблокировали сию секунду. Вова с Демьяном тут же отпрянули, Костя в одиночку боролся с Яком ещё несколько секунд, но силы оказались неравны.

Никто, казалось, кроме только-что противостоящих учителю школьников не заметил появления педагога. Все продолжали. Костя отступил. Почти уперев палец Яку в лоб, он звонко закричал:

— Як! Пацаны, шубись! ЯК!!! — И уже через минуту из раздевалки для мальчиков с красными лицами выходили сам Вова, Демьян, Сергей, Миша, Витя… Короче говоря — все, кто находился там. Каждый у выхода получал от разозлившегося школьного «мускула» хорошенькую оплеуху. Исключение в этом деле составили трое. Саша и Женя так и не явились к тому времени, а Костя, шедший после всех, успел увернуться от подзатыльника и хотел быстро прошмыгнуть мимо, но тут же получил по седалищному месту». — Да. Хорошие были времена. У нас с тобой есть общие воспоминания, и это дорогого стоит. А по поводу этого твоего чувства могу сказать следующее. Поправь меня, если ошибусь. Подобное чувство возникает у тебя только в нетрезвом состоянии. Далее. Об этом вслух ты высказывался не только в мой адрес. Если на следующий день помнишь о подобном разговоре, то у тебя возникает чувство неловкости, когда повстречаешь этого человека случайно. Таким образом, можно понять, что это не что иное, как упомянутый тобой же «пьяный базар»…

Демьян сидел, насупившись, слушал своего собеседника, понимая, что сам пришел к подобным выводам уже давно. Он пытался бороться с этим своим недугом, даже как-то нашел себе подружку. Целый месяц та «полоскала» ему мозг, не позволяла ему безобразничать, выпивать и материться. Она сломала привычный уклад его жизни. Уговорила даже «закодироваться» от алкогольной зависимости. Суровый доктор ввел какой-то препарат Демьяну в трапецевидную мышцу, затем сделал две инъекции в вену и предупредил: «Выпьешь хоть сто грамм — печень твоя отсохнет и отвалится». Друзья же, не находя в Демьяне привычного собутыльника и компаньона, сетовали на это, перешептывались между собой, крутили пальцем у виска, поглядывая на девушку.

В конечном итоге к Демьяну отправилась внушительная делегация, когда Ирина (демьянова подружка) ушла навестить больную мать. Сафон, Катях, Дзынь, Волоха, Пупок. Этих людей Демьян уважал безоговорочно. Как показывает практика, Демьян мог прожить без выпивки неделю, мог две, но целый месяц — это перебор. Заговорщики так прямо и сказали Демьяну, говорили, что поменял друзей он на … дам с низкой социальной ответственностью. Поинтересовались, не собирается ли тот жениться. Уговаривали подумать.

Демьян не умел более сопротивляться. Силы оказались слишком не равны. Напившись с друзьями, он пошел скандалить с соседкой напротив — бабушкой «Божий одуванчик», назвал ее «старой калошей». Затем, проводив веселую компанию, Демьян отправился вдоль по улице по направлению к пекарне. Там со знакомым кочегаром выпили бутылку самогона. Нагрузившись, наш герой всенепременно захотел выяснить отношения со своей подружкой. Та, едва заметив Демьяна, а в особенности его состояние, естественно, даже слушать его не стала. Она заплакала и убежала в дом.

С тех пор прошло 3 месяца. Демьян словно сорвался с цепи. Казалось бы, что это невозможно, но он стал выпивать более прежнего и «схуднул».

Сейчас он осоловел уже от выпитого, глаза его блестели. Он широко ухмыльнулся и посмотрел на Вову:

— Как-то зимой, кажется, в феврале, приезжали ребята из Кулешовки. Приехали на «Оке» вдвоем. Мы знаем их и в нашей толпе не обидим. На танцах в воскресенье были я, Яха, Дзыня-пита, шика-бела, Силёпа-чжан, Сафон, Редбуловец — возьми быка за рога, Шурочка, Вахтан, Пупок, Грек приехал на 23 февраля — тоже был, а вот Волоха сутки дежурил и пропустил такую пьянку!

Стоит отметить особенность Демьяна давать прозвища всем окружающим. Он являлся уникальным индивидуумом в этом плане, а придуманные им «имена» как по волшебству разлетались по округе, приклеиваясь к своим жертвам так, что ничем потом не возьмёшь. Так, в школе, с лёгкой демьяновой руки, а в особенности его языка, клички были дадены всем одноклассникам без исключения, учителям, преподающим у него уроки, а также некоторым лицам обслуживающего персонала школы. Особое положение здесь занимал директор школы. Моча Ревхатю Константиновичу Демьян не прибавил ничего от себя, ибо тот в этом не нуждался и прозвища никогда не имел. А вот к самому Демьяну прозвища не липли никак. Ну не любили они его! Демьян располагал еще и своим словарем слов на 50, понятных только ему самому и ближайшим друзьям.

— … Так вот, — Демьян выплеснул водку в горло, запил водой, — выпили мы 8 литров сэма, мой глаз оказался соломой заткнут, нос тяпкой подперт… Ничего не помню. Очнулся… Лежу. Сушняк, голова гудит, дикое давление внизу живота и полнейшая амнезия. Вата в голове. Хочу встать, не получается, что-то зажало с боков грудь и спину, руки прижало к туловищу, ноги упирались во что-то твердое. Как мне удалось высвободить руку, не помню. Я оказался в автомобиле и попал в пространство между передними и задним сиденьями. Выполз наружу, нашел дверь гаража, толкнул — заперта. Облегчился рядом с «Окой», затем начал трясти дверь и орать. Минут через 20 Макс выпустил меня. Оказалось, заснул я у него на заднем сидении, ребята меня не заметили и отвезли в Кулешовку…

Друзья мигом расправились с одной-единственной бутылкой, и, так как денег более не было ни у одного, ни у второго, они отправились на «поиски». Что касаемо предмета их поиска, так он был один. Хмельное сознание Демьяна требовало ещё выпивки. Его руки перестали предательски трястись и уже не подводили его, когда требовалось поднести огонь к сигарете. Он чувствовал сейчас неясную благодарность к Вове. Скорее всего, это вызвано самим приходом друга, а в особенности тем спиртным, которое тот с собой притащил.

— Слушай, Вован. Расскажи, стоит Ленинград ещё?

— А куда ему деться. Стоит Град Петров — поистине один из основополагающих столпов, на который в свое время опиралась Российская Империя…

— Чего-о-о..?

— Правда, я пару лет не был там. Сейчас служу на Дальнем Востоке. Посёлок, кстати, называется «Заветы Ильича». Всю жизнь мечтал попасть в Заветы Ильича. Ведь Памяти Ленина мне было явно недостаточно. Попал после окончания училища по распределению в Советскую Гавань. Приехал во Владивосток…

— Погоди. Советская Гавань, по-моему, Хабаровский край. Причем здесь Владивосток?

— Да. Разрешить этот вопрос — непосильная задача для меня.

— ???

— Да не тот вопрос, в каком субъекте федерации находится Советская Гавань. А вопрос следующий. Почему, если мне нужно было ехать в Совгавань, я отправился во Владивосток? А точнее, туда меня отправил бывший мой начальник. Он сказал, что мне нужно ехать туда, где располагается штаб флота. Хотя в предписании указана была часть, находящаяся в Совгавани.

Так вот. Ответ на вышеозначенный вопрос находится, скорее всего, под несколькими миллиметрами костной ткани черепа этого самого товарища, этого моего бывшего начальства.

Приехал я во Владивосток. Пошел в штаб флота, где на меня сурово посмотрели два горящих глаза кадровой системы отечественных вооруженных сил. Здесь она была представлена индивидуумом с характерной для подобного рода занятия внешностью. Невысокого роста такой капитан 1 ранга, лысенький, очки без оправы оседлали тонкий длинный нос с красноватым кончиком. Типичная канцелярская или штабная крыса. Это как тебе будет угодно. Предложил мне служить на эсминце. Здесь. В Приморье. В бухте Абрек стоит бригада надводных кораблей.

И всё же поехал я в Совгавань. Две недели жил в кабинете в штабе дивизиона подводных лодок, потом мне предложили квартиру. Я очень устал уже от кабинета, крысы съели мои вещи. Что не съели, то надкусили, пришлось все выбросить. Уже готов был взять первую же предложенную мне квартиру, но, как оказалось, готов я был не ко всему. Только не к этому.

Помещение походило на пещеру. Если в жилище человека обычно закрывают за собой дверь, то тут так и подмывало крикнуть: «Эй, камень задвинь!» Стены и потолок выглядели так, словно здесь совсем недавно взорвалась небольшая атомная бомба. На балконе пребывал первобытный хаос, состоящий из нескольких сотен пустых пивных бутылок, мешков с дровами, потрепанной обуви различных мастей и размеров и многого другого, не менее занимательного и бесполезного. Я согласился жить здесь.

Перво-наперво следовало избавиться от горы мусора. Начать необходимо было с балкона. Сложив часть бутылок в мешок, я отправился вниз (квартира на 5 этаже). На лестнице я почувствовал, как по спине течет что-то прохладное. Оказалось, что это — остатки давно уже прокисшего пива отправились в путешествие мне за шиворот. Жутко бранясь, я возвратился к себе, взял молоток и разбил все оставшиеся бутылки, совком собрал осколки в мешок и вынес их. Не стоит упоминать, что за жуткий грохот разносился по округе. Что подумали соседи о новом жильце, мне неизвестно, зато я сэкономил время, силы и нервы. На следующее утро, собираясь на службу, я снимал носки, которые сушились на веревке, приспособленной с внешней стороны балкона. Это была единственная пара, находящаяся в моем распоряжении. Один носок выскользнул из пальцев и спланировал вниз, удобно улегшись на цветочной клумбе среди собачьих экскрементов. Делать нечего, я отправился вниз в военной форме, фуражке на голове и ботинке на босу ногу. Подошел и встал рядом с клумбой. Огляделся по сторонам. Несмотря на утреннее время, когда, казалось бы, все должны спешить на работу, вокруг не оказалось ни одной живой души. Я быстренько подскочил к носку, скинул правый ботинок, натянул носок, и тут отовсюду повалил народ, два малыша, мальчик и девочка, показывали на меня пальцем, что-то рассказывая своей молодой маме. Интересную, должно быть, картину наблюдали в то утро прохожие: офицер российского ВМФ находит носок и тут же натягивает его. Что мог поделать я? Не объяснять же было всем этим людям, что на самом деле произошло… Служить на флоте очень весело.

— Так ты у нас теперь… Этот… Как его? Торпедист, вот! Торпедист или не торпедист?

— Скорее не торпедист, чем наоборот…

— Зык! З-З-З-Ы-Ы-Ы-К!!! — Демьян опрометью бросился за фигурой в белой футболке, свернувшей за пекарней направо, бросил только через плечо что-то насчет Зыка, лисы(10 рублей) и самогона и исчез за углом.

Когда Вова подошел к магазину, там стоял только Зык:

— Привет, Валера. Век тебя не видел. Как жизнь молодая?

— Здорово, Вова! Топчется она на месте, жизнь эта.

— Что, все настолько запущено?

— Живем потихоньку, работаем.

— Где работаешь?

— У Казака, — Казак — владелец крупного, по меркам сельской местности, перспективного фермерского хозяйства. — Платит, правда, маловато, но мне купил приличную хату по 40 лет. За нее-то, родимую, я на него и батрачил три года. Сашок Мазаев ездит на новенькой «Калине». Мы вместе на работу устраивались. А ты сейчас где?

— На Дальнем Востоке. Служу. Платит мало, говоришь? Проси больше.

— Просил уже. Все просили. Не дает.

— Он такой скаред!?

— Лично я его понимаю. Крестьянам не дают работать. Не дают заработать. Региональная власть придумала интересный закон. В соответствии с ним производители сельхозпродукции на Кубани не имеют права продавать эту продукцию за пределы края.

— ???

— Вот именно. Кубань — житница России. Жители Краснодарского края физически не смогут сожрать столько хлеба, сахара, кукурузы и семечек.

— Значит, кто-то, все же имеет право торговать за пределами края?

— Конечно. И этот кто-то имеет крестьян за их же собственные средства. Недавно в новостях показывали разные московские конторы. Они устроили конкурс. Выпустили календари с изображениями своих сотрудниц в неглиже, и «сливки» общества оценивали все это безобразие. Журналист спросил одну даму, всю расфуфыренную, чем же занимается их контора, а она ему: «Мы зерном торгуем…» Вот так, Вова. Вырастили мы, продают — они. А фермеры вынуждены обманывать государство, чтоб как-то выжить, платить меньше налогов…

— А что, районная власть гайки не закручивает?

— Нет. Они тоже понимают. Ведь если с крестьянина начнут брать все, как написано, так он разорится, и район совсем ничего не получит.

— Ясно. А где Демьян?

— Криво-криво ручка, степанова сучка, — послышался голос Демьяна. Так он поприветствовал свою одноклассницу — Ленку Степанову. Та лишь покрутила пальцем у виска, не удостоив Демьяна ответом.

— А, вот он, пойло тащит.

— Ты профинансировал этот проект?

Валера, кивнув, нахмурился и уставился на Демьяна. А тот снова повеселел, шел, покачиваясь, и, обнимая 1.5-литровую бутылку от PEPSI, но с прозрачным содержимым, в другой руке нес черный пакет с изображением безумного зайца-несквика.

— Вот, — Демьян продемонстрировал содержимое пакета, где оказались 4 больших огурца, несколько помидоров, головка лука и полбуханки хлеба.

— Демьян, тебя пора наставлять, как батя — Сафона.

— А скажи, Валера, каким же образом наставляет он? — спросил Вова.

— Говорит: держи десятку и принеси 2 буханки хлеба. Ты слышишь?!!! Две, а не полторы!!!

— Я неделю ничего не ел, — Демьян сделал вид, будто обиделся, но это не соответствовало действительности.

С «полторашкой» самогона расправились довольно быстро. При этом компания, в самом начале состоящая из двоих, пополнялась новыми лицами, другие, побежденные алкоголем, выбывали из этого марафона, уходя домой самостоятельно, убывая под конвоем «коварных» жен, оставаясь отдыхать где-нибудь в тени (благо, что лето); наблюдалась текучесть кадров, так сказать. Константой в этом долговременном мероприятии являлся Демьян. Даже если тот и валился, временами, с ног, собутыльники никогда не бросали его, брали с собой спящее туловище или на месте дожидались его пробуждения. Демьян являлся своего рода талисманом, визитной карточкой происходящих вокруг событий.

Так протекали дни, складываясь в недели.

Как-то, месяца через 2 после описываемых выше событий, Демьян был выведен из хмельного забытья довольно неожиданным и крайне неприятным способом. Кто-то опрокинул на него ведро холодной воды. Демьян, отфыркиваясь, вскочил. Изрыгая проклятия и бешено вращая глазами, он хотел уже броситься на обидчика с кулаками. Но, вовремя разглядев нежданного визитера, проговорил:

— Саня..? Я в Сочи..? — Демьян огляделся вокруг, держась за гудящую голову. Находился он в гостях у Кофана, своего друга, где обстановка была таковой, что даже сам царь Авгий ни разу и не помышлял, будто возможно в своем доме развести такую грязь.

Саня — Александр Н. — приходился Демьяну родным братом. Он был старше на 3 года и пользовался у Демьяна непререкаемым авторитетом. Саня жил и работал в Сочи и давно пытался перетащить туда и Демьяна. Но все безуспешно. Сейчас Саня возвышался над Демьяном и всем своим видом походил на праведнейшего судию перед вынесением обвинительного приговора вору и убийце. Саня приблизился вплотную, схватил своего брата за грудки и встряхнул, будто тот был пыльным армейским одеялом, которое необходимо вытрясти.

— Пес ты смердящий! — Саня отпустил Демьяна и уставил на него указательный палец.

— Да что с тобой, когда приехал?

— Урод, убивать тебя сейчас буду!

Демьян пятился от наступающего брата и никак не мог взять в толк, какая муха того укусила.

— Отец умер, бабушка умерла, мать парализовало… — Саня осел на пол и зарыдал.

Демьяна словно током ударило. Он почувствовал, как мурашки забегали по спине, а сердце подскочило и забилось в горле бешеным темпом. В глазах потемнело, и уже оба брата сидели на грязном полу, не произнося ни слова. Демьян в уголках своих глаз уловил новое, доселе не испытываемое им ни разу ощущение, колючий ком подкатил к горлу, и что-то теплое потекло по щекам. Он плакал. Первый раз в своей взрослой жизни.

— Как… Как это случилось? Когда? Я… ничего не знал…

Саня встал:

— Пойдем.

На похоронах Демьян не выпил ни капли спиртного. Он не мог свыкнуться с мыслью, что близких людей теперь нет. И никогда уже не будет. Черная депрессия несколько дней владела им. Но сквозь все эти переживания неожиданная мысль, как луч света, озарила демьяново лицо. Он встал на четвереньки, привычным движением извлек из-под сундука бутылку со спиртом, с ненавистью посмотрел на нее:

— Господи! Прости меня, засранца… Папа, мама, бабушка, простите, если сможете… — Демьян заметался по комнате. С глухим рычанием он выбежал во двор, размахнулся и метнул бутылку куда-то на хозяйственный двор. По звуку разбившегося стекла, он понял, что добился своей цели. Демьяну не хватало воздуха. От жары ли, от потрясших его переживаний или по какой-либо иной причине, но он задыхался, и пот катил с него ручьем. В поисках открытого пространства Демьян выбежал на огород и стал носиться там кругами, выдавливая из себя рычание дикого зверя. Земля изобиловала огромными трещинами — ужасными ранами, нанесенными ей беспощадным солнцем. Никакая жизнь не могла существовать в таких условиях. Когда демьянова нога попала в одну из таких трещин, то провалилась туда по колено, и обладатель ее рухнул. При падении он рассек себе щеку обо что-то, кровь брызнула небольшим фонтанчиком, но Демьян отмахнулся от этого обстоятельства, как от надоедливого насекомого. Однако, встав, он прекратил беготню и опустился на колени. Затем возвел очи горе, возопил:

— Боже! БОЖЕ!!! Молю Тебя, пошли мне раскаяние… Ведь я — не мишень для изобретения уважаемого Дмитрия Ивановича!

Сколько времени провел на огороде, моля Создателя о прощении, Демьян не знал. Самоё понятие Времени перестало для него существовать, а перед глазами пронеслась вся его жизнь. Это было еще не Осмысление. Но уже Понимание. Понимание того, сколь бедна оказалась она — жизнь его — не то чтобы поступками высоконравственными, а даже деяниями, побудительными мотивами которых не являлись корысть, алчность или месть…

Демьяна на огороде обнаружил брат Саня. Он потерял много крови из поврежденной лицевой артерии. Сознание покинуло его. Несколько часов пролежал он без чувств. По словам врачей, еще минут 30, час максимум, и все. В семье появился бы еще один труп. Но обошлось только несколькими днями больничной койки. Демьян не знал, находясь в забытьи, что несколько раз его навещала Ира, что в день его Раскаяния землю оросил обильный дождь. Не знал он и того, что на самом верху, в Святейшем Синоде, принято решение, а Митрополит Екатеринодарский и Кубанский поставил уже свою резолюцию на документах, вызволяющих Храм Покрова Пресвятой Богородицы — один из двух, находящихся в родной станице Демьяна, из более чем семидесятилетнего состояния осквернения, хаоса и руин…

После выписки Демьян долго думал. Почему Господь сохранил жизнь его, никчемную и беспросветную? Быть может, Творец планирует употребить Демьяна не только для дурных дел, и вообще, распорядиться им по своему усмотрению? Демьян этого не знал. Но он не мог далее терпеть. Вымывшись, побрившись, он оделся во все чистое и с аккуратно заклеенной щекой отправился на улицу Мира. Остановился перед знакомым домом за светло-синей оградой и, решительно стукнув калиткой, вошел. На порог выбежала Ирина и устремила на Демьяна свои большие зеленые глаза:

— Дима, я… Ты…

Демьян бросился перед ней на колени и покрыл поцелуями ее руки.

— Люблю тебя, маленькая моя девочка, — он встал и посмотрел ей в глаза, — у тебя остались хоть какие-то чувства ко мне?

Глаза девушки наполнились слезами, и она бросилась Демьяну на шею, рыдая.

— Ну-ну. Все. Прости меня, дурака, — обняв Ирину за талию, Демьян увлек ее к порогу. — Идем. Теперь все у нас будет хорошо…