Олигарх 3 (СИ) [Михаил Шерр] (fb2) читать онлайн

Олигарх 3

Глава 1

Матвей встал из-за стола первым и обратился ко мне:

— Алексей, нам нужно срочно продолжить нашу беседу. И давай лучше это сделаем в моем кабинете.

Беспорядка с кабинете Матвея я не увидел, только на столе лежала стопка исписанных бумаг. корзина возле стола стола пустая, а две чернильницы были первозданно чистые.

В кабинете было проветренно и необычайно чисто.

— Я тут в черне набросал кое-сто и еще раз прочитал всё что написал ты, собрал сам и бумаги полученные вчера от Бенкендорфа. Ты думаю тоже мало спал и я знаю, что ты сейчас мне скажешь, — Матвей наклонил голову немного на бок и хитро посмотрел на меня.

Я демонстративно изумленно поднял брови и смеясь спросил:

— И что я тебе сейчас должен сказать?

Доктор Бакатин поднял вверх правую руки и как бы дирижируя, ей медленно продекламировал:

— Матвей Иванович, мне нужен очень хороший химик, желательно гениальный и желательно ни один.

Как говорится не в бровь, а в глаз. Именно это я хотел сказать Матвею, и даже назвать его по имени-отчеству. Я развел руками, десять баллов из пяти.

— И?

— И у меня есть именно двое таких молодых людей.

Матвей торжественно, как огромную ценность протянул мне письмо тетушки, лежащее у него на столе. Я сразу же его приметил, когда зашел.

Письмо было адресовано Матвею, тетушка не знала где я точно нахожусь и обратилась за помощью к нему.

История изложенная в письме на мой взгляд достойна пера какого-нибудь мастера приключенческого жанра.

Её протеже, наш гениальный начинающий химик, на пару со своим английским другом, таким же гениальным как и наш, взорвали какую-то частную лабораторию, в которой они чем-то занимались.

По счастью это было поздно вечером и они были одни, так что никто не пострадал. Но буквально накануне хозяин лаборатории спрашивал, насколько безопасны их опыты и не разнесут ли они в хлам его дом с лабораторией. Два начинающих гения заверили своего шефа, что их занятия совершенно безобидны и ровно через сутки разобрали дом на кирпичи.

Взрыв был не то, что сильный. Но очень точно сработала ударная волна и разрушила опорную стену и дом в итоге подрожал и сложился.

Гениальности молодых людей хватило, чтобы унести оттуда ноги, а затем и убраться по-дальше, чтобы разъяренный хозяин не расправился с ними.

Была небольшая погоня, но наш молодой человек принял единственно верное решение, искать спасение под крылышком своей благодетельницы — нашей тетушки.

Преследователи такого финта от него не ожидали и потеряли их след, они подумали, что подрывники решат спрятаться у родственников английского гения и бросились туда.

Его единственный родственник, брат покойной матушки, кто отец наш юноша не знал, племянника не любил, он был слишком шустрый и скорее всего пристроил его куда-нибудь в работный дом, но была жива еще бабушка гения, мать этого дядюшки и все семейные финансы были у неё.

Бабушка поделила все своё пополам и отправила внука учиться. После её смерти дядя о существовании племянника совершенно забыл и ни чем преследователям помочь не мог.

Вся заковыка ситуации была в том, что надо было просто возместить хозяину дома и лаборатории причиненный ущерб. У химика-англичанина остались какие-то крохи от бабушкиного наследства, на которые еще можно было кое-как прожить с годик. Но здесь речь шла об огромной сумме в пятьдесят тысяч фунтов как минимум, а чтобы гарантировано дело замять требовалось не меньше шестидесяти в течении недели.

Тетушка естественно тут же дала гарантии, что ущерб возместят и в качестве гаранта своих слов привлекла премьер-министра, герцога Веллингтона.

Федора в Лондоне не было, он срочно по делам уехал в Шотландию, адмирал в Италии, особо афишировать эти историю естественно не хотелось и тетушка хотела своими силами решить этот финансовый ребус. Единственно к кому она обратилась была Сонина матушки.

Но необходимую сумму им собрать не удалось и тетушке пришлось воспользоваться моим страховым фондом. С вернувшимся Федор они провели совещание и решили, что если я выражу им свое «фи» за расхлдывание такой крупной суммы, то они со своих доходов втроем это все компенсируют.

Пока ситуация не разрешилась, молодых людей спрятала у себя Сонина матушка. Туда конечно никто не рискнул сунуться. Да и мысли ни у кого не было там их искать.

Но когда казалось все счастливо разрешилось и молодые люди остались даже на свободе, Федору на ушко сообщили что все не так-то просто. У пострадавшего хозяина лаборатории, после получения такой суммы он не имел никаких претензий и собирался продолжить свою научную деятельность, оказались недоброжелатели. Они в рамках «честной» научной конкуренции решили его закопать, каким-то образом использовав этот взрыв.

Выражаясь по-простому, Федора попросили, чтобы молодые люди покинули гостеприимные берега туманного Альбиона. Письмо Федора с вопросом куда и как их отправлять было приколото к тетушкиному.

То, что наш юный гений что-то там разнес, я не удивился. Федору я со смехом сказал, чтобы он смотрел за его опытами, а то глядишь и тетушкин особняк на воздух взлетит. Как в воду глядел.

— Письмо доставили в Питер поздно вечером и его сразу же отправили сюда. Так как ты, Алексей, в наличии, думаю решать тебе, а не мне, — подвел черту под этим делом Матвей.

— Письмо доставлено по каналам Дарьи Христофоровны?

— Естественно, ваша светлость. Ни какие Ротшильды с ней тут не сравняться. Лондон-Петербург самое большое неделя, — у Матвея было отличное настроение, он довольно похлопывал по пачке своей писанины.

— У тебя я вижу отличное настроение, судя по всему ты уже представляешь как действовать?

— Да, завтра вечером все будет готово. С утра пораньше поеду в Питер, а к ночи вернусь и мы с тобой мой план обсудим в деталях. Думается я и затраты сумею прикинуть на первое время. А там как пойдет.

Я взял письма тетушки и Федора и еще раз перечитал.

— А скажи, Матвей, а у нас в России разве нет достойных химиков?

— На мой взгляд нет. Может быть где-нибудь в Москве, Дерпте или Варшаве кто и есть, но я не слышал. Достойной была лаборатория Ломоносова, но она приказала долго жить еще при матушке Екатерине. Все,что сейчас есть, это по частным углам, ни в Академии, ни в Университете лабораторий нет. У нас конечно были Ломоносов, тот же Ловиц, Севергин, Шерер. Есть отличные учебники и руководства, например пятитомное энциклопедическое руководство «Всеобщая химия для учащих и учащихся» Федора Ивановича Гизе, но ученых нет. Хотя Петербургский университет, сам знаешь, должен готовить научные кадры. Если только в Дерпте поискать, там может кто и сыщется.

Не откладывая дело в долгий ящик я тут же написал в Лондон, чтобы начинающих гениев немедля отправили в Россию.

Весь следующий день я занимался химическими проблемами, для этого вместе с Матвеем еще затемно уехали в Петербург.

Мой зять оказался, ни в Академии, ни в Университете никто не смог порекомендовать мне достойного кандидата. Когда мы с Матвеем освободились время было позднее и приезжать среди ночи на мызу было не совсем хорошо, поэтому мы решили с ним остаться в Питере.

План своих исследований Матвей разработал и мы с ним подробно его разобрали. Главная трудность заключалась в том, что почти все оборудование необходимо привезти из-за границы, так же как и почти все кадры. Ни небходимого оборудование, ни кадров в России сейчас нет. Соломинкой для нас оказался молодой лекарь их Дерпта.

Матвей был вольнопрактикующим лекарем, но из альтруистических побуждений подрабатывал в Мариинской больнице. Материально он от своей врачебной деятельности не зависел и был поэтому в своем деле «свободным художником», естественно с милосердием у него в его маленькой лечебнице было все в порядке, также как и с персоналом.

В свою маленькую лечебницу он нанял еще трех докторов, десяток помощников лекарей, десяток «сердобольных вдов» из Вдовьего дома и прочий обслуживающий персонал.

Лечебница была минутах в десяти ходьбы от нашего дома. Все зарабатываемые деньги Матвей тратил на содержание своей лечебницы, да еще каждый месяц вкладывал туда своих средств по несколько тысяч.

Основной профиль был инфекционные болезни, но начало второй четверти 19-ого века это еще совершеннейшая медицинская дикость и универсализм врачей. Поэтому Матвею приходилось заниматься всем.

Плата за лечение у него бралась от фонаря, как говориться кто во что горазд. Матвей сам брал только с состоятельных людей и большинство лечил бесплатно.

А вот аптека рядом с лечебницей была достаточно дорогой, держал её немец Людвиг Бах. Лекарства у него всегда были хорошего качаства, он никого не обманывал и в симбиозе с конторой Матвея процветал.

Лечебнице он отдавал десятую часть своих доходов. Дела у господина Баха резко пошли в гору когда рядом сним открылась лечебница Матвея. Через три месяца он сам пришел и добровольно отдал десятину со своих доходов.

Рядом был небольшой особняк какого-то генерала, вернее генеральским он был лет пять назад, а потом пошел по рукам, сначала его наследники продали за долги, потом еще раз перепродали и раз в год он менял хозяев.

Матвей давно на него засматривался, у него была мечта сделать свою больницу, но он не заикался, считая эту идею слишком дорогой.

Племянник аптекаря Герман Генрих Бах решил попытать счастье в России и приехал к нам из Баварии. Медицине Герман обучался в Сорбонне, потом пять лет практиковал в Мюнхене и Берлине. Осенью он решил попытать счастье в России и несколько месяцев потолокся в Риге и Дерпте. А потом решил приехать к дяде в Петербург.

Людвиг посоветовал начать ему у Матвея, в лечебницу он приходил как раз накануне нашего разговора. Информацию о пруссаке Христиане Готфриде Эренберге Матвей кстати почерпнул из беседы с Германом, который несколько месяцев работал у него.

Вот об этом немце Матвей и подумал сразу же когда начался наш разговор.

Герман Генрих был у своего дяди, когда заехал Матвей и пригласил к нам.

Герману Генриху было тридцать лет, среднего роста, нос картошкой и жгучий брюнет. Он был холост и похоже немного комплексовал из-за этого.

Разрешения на занятие медицинской практикой он еще не получил и предложению Матвея был очень рад. Тем более, что оклад ему был для начала предложен очень неплохой, сто рублей в месяц.

Герман Генрихович быстро просмотрел список составленный Матвеем и внес туда коррективы. Он быстро понял, что вопрос стоимости какого-нибудь оборудования не стоит и тут же набросал где все необходимое можно купить и быстро доставить из Германии и нашей Прибалтики.

Главной проблемой были новейшие французские микроскопы отца и сына Шевалье.

И главной проблемой была не их стоимость, а просто очень маленькие объемы производства.

Для работы мы решили купить пустующий рядом особняк, один из его флигелей был во вполне сносном состоянии и там можно быстро, за пару дней, навести порядок.

Аптекарь сразу же предложил мне свои услуги как химик, выбирать мне пока не из чего и я согласился на его предложение. Работу решили начать на следующий день.

Три недели пролетели как один день, с утра до ночи, я занимался одним оборудованием научного центра для своего зятя.

Он с Германом Генриховичем без раскачки приступили к работе. Первые дни правда Герман занимался обучением своего шефа, но Матвей оказался способным и хорошо обучаемым.

Братья Петровы не остались в стороне и по своим каналам нашли нам еще шесть сотрудников в научную лабораторию Матвея.

Начинающие химические гении, Ефим Федотович Котов и Томас Скотт приехали из Англии через три недели. Они еще не осознали, что их неприятности позади и похоже всерьез опасались наказания с моей стороны, особенно Ефим.

Разводить с ними сюси-пуси мне было некогда. Поэтому я все переложил на Матвея. В Пулково ударными темпами заканчивали строить капитальное кирпичное здание химической лаборатории. Там всем руководил Людвиг Бах. Он конечно не великий химик, а всего лишь хороший провизор, но как и что должно быть в химической лаборатории он знал.

Каждый день я получал длинные простыни чего надо в наши лаборатории и как угорелый летал по Питеру и окрестностям.

На третий день Людвиг сказал, что химики задачу поняли и приступили к работе, сейчас мне от них нужна марганцовка и активированный уголь. Работа в лаборатории шла под неусыпным контролем Людвига, свою аптеку он оставил на зятя.

Двадцать пятого апреля Россию пришел «Геркулес». Переход из Генуи занял всего две недели с заходом в Англию для загрузки углем. Самое позднее на пятнадцатое мая был намечен выход в Трансатлантический переход.

Ни в один из российских портов наш пароход заходить не стал, в Усть-Луге был специально для этих целей был построен причал и «Геркулес» пришвартовался именно там.

Никакой рекламы или известности мне было не надо, поэтому переход в Россию носил чисто практический характер, проведение полноценных ходовых испытаний и подготовка к переходу через Атлантику.

Я не знал как мне правильно поступить, желательно самому участвовать в этом плавании. С другой стороны надо быть дома. В середине лета у Сони роды, а Матвей уверенно заявил, что у нас будет двойня. В августе Оренбург на все сто окажется под первым ударом холеры и Матвей считал что дело там надо брать в свои руки.

За положение дел в имениях и наметившемся российском бизнесе я не сомневался, но оставлять Соню в такой момент мне совершенно не хотелось. И идти в Америку надо самому. То, что там предстоит сделать, нельзя доверять никому, для этого человек должен все понимать и знать. В том числе и мою главную тайну.

Переносить переход тоже нельзя, после окончания войны и прихода холеры мне надо быть в России и затем Европе до окончания бельгийского кризиса. И три месяца с середины мая до середины августа единственное окно в ближайшие полтора два года, когда я могу лично оказаться в Америке.

Мои сомнения разрешила Софья Андреевна.

Накануне прихода «Геркулеса» мы в кои-то веки собрались на семейный ужин. Последние недели были такими напряженными, что я иногда начинал теряться в днях недели.

А тут прямо по мановению волшебной палочки всё начало складываться. Химики уверенно заявили, что марганцовка и активированный уголь у нас будут. Матвей с Германом что-то там разглядели в микроскопах, я в этом деле не силен, но они похоже на верном пути. По крайней мере научились работать со всяким биологическими материалами, готовить среды, что-то там выращивать, красить и видеть в своих стеклах, или на стеклах, не знаю как правильно.

По моему мнению наши исследователи возможно немного опередят всяких пастеров и кохов, хотя на мой взгляд это еще очень трудно, наука во многом стоит на таких позициях, что просто жуть берет.

Но Матвей по-моему сумел понять самую главную мою цель, кому там достанется слава дело десятое, нам нужно остановить приближающуюся холеру.

Мы вместе возвращались из Питера домой в Пулково. Матвей мне рассказал об успехах своей лаборатории и что он предполагает к началу августа подготовить бригаду из пяти докторов и пятнадцати фельдшеров для выезда в Оренбург. Я для простоты своего мироощущения вводил потихоньку в употребление термины врач и фельдшер в привычном для меня понимании.

Знал бы прикуп — жил бы в Сочи, я эту поговорочку тысячу раз уже вспомнил, ведь у нас дома была советская популярная медицинская энциклопедия. Нет бы мне побольше этим интересоваться, Матвей сейчас не бродил бы впотьмах. А так я все знаю очень и очень приблизительно, это еще хорошо у меня была привычка читать, когда я своем дальнобое где-нибудь зависал. Другие, например, больше со змием боролись. Вот сейчас как мне эти чтения помогают.

Так вот, по-моему мнению они, Матвей и Герман, почти готовы ответить на вопрос, как и откуда в организм проникает холера и кто за неё несет персональную ответственность, в смысле готовы обнаружить эту бактерию, я надеялся что не ошибаюсь и возбудитель холеры бактерия, а не вирус. И с разработкой методов лечения по-моему у них тоже все было хорошо. Герман кстати и не помышляет уходить от Матвея, да и дураком надо быть чтобы уйти, жалование повысили, кормят, поят, обувают и одевают и живет вместе с шефом в княжеском дворце.

Матвей видел и понимал мои сомнения и когда мы подъезжали к мызе сказал:

— Алексей, я думаю тебе надо будет идти в Америку. Всех твоих дел я не знаю, но мне кажется для тебя это очень и очень важно. А за Соню не переживай, она большая умница, любит тебя и всё понимает.

Дальше мы ехали молча, языком молотить совершенно не хотелось, Матвей конечно прав, но как оставить Соню?

Соня и матушкой и Анна к столу вышли вместе, когда мы приехали они втроем были в оранжерее и лакей сказал, что они просили их сейчас не беспокоить, а к в ужину они выйдут.

Я сразу обратил внимание, что трое наших взрослых дам вышли с заплаканными глазами. Но решил, что причина этого Николай Андреевич. Он несколько дней назад заявил, что совершенно здоров, в чем я его кстати поддерживал, и собирается идти в Америку на «Геркулесе».

Николая дома не было, я не возражал против его намерения и поручил ему готовить запас провизии для перехода. Последние два дня он был в Кронштадте.

Ужин прошел в какой-то напряженной обстановке и Соня сразу же ушла к себе, сославшись на плохое самочувствие. Я то же не стал задерживаться, Анна сказала, что все хозяйственные дела можно великолепно отложить на завтра.

Но отдыхать моя супруга оказывается еще и не собиралась, а сидела и терпеливо ждала меня.

Когда я пришел, Соня заплакала и сквозь слезы начала говорить прерывистым голосом:

— Алешенька, ты делай так как должно и надо. Я конечно хочу, чтобы ты всегда, каждую минутку был со мной. Но это неправильно, ты мужчина и у тебя есть дело, от которого зависят судьбы и жизни многих людей. Ты же на самом деле свтлейший князь. Если бы послушал меня и осенью не поехал в Геную, Николай бы погиб, — супруга замолчала и стала обнимать и целовать меня.

Сна ночью не было, я лежал и думал о себе, о Соне, о нашем сыне, о всем том, что произошло и еще будет происходить.

Глава 2

Утром Соня рассказала, что причиной совместных слез был не Николай, а я. Они поговорили, вместе поплакали и решили, самое плохое что может произойти, это если я буду сидеть держась, за женскую юбку. Светлейший князь должен им и быть, раз уж планида такая выпала.

И за свои семейные тылы я не должен беспокоиться, они у меня надежные и конкретно она — светлейшая княгиня Софья Андреевна, очень сильная и на неё я могу положиться.

Вот так за меня все и решили, по я честно говоря был им: жене, сестре и теще за это очень благодарен. По крайней мере душа у меня хоть чуть-чуть будет спокойна.

Как только «Геркулес» пришвартовался в Уст-Луге, я сразу же известил об этом генерала Бенкендорфа, он изъявил желание ознакомиться с моим пароходом.

Семьи наших моряков С «Геркулеса» в Усть-Лугу приехали заранее и до отхода в Америку будут со своими мужчинами.

Все, что пароход должен взять на борт в России, было уже готово и много раз проверено. Самым сложным и ответственным было вооружение парохода пушками.

На носу и корме было решено установить по две двенадцати-фунтовых длинноствольных пушки.

Подготовкой всего, что должно быть взято на борт в Усть-Луге, занимался Николай. Он также подобрал и дополнительных членов экипажа, кроме трех судовых врачей и трех фельдшеров.

В первый рейс вообще было намечено взять намного больше экипаж, чем будет в дальнейшем, когда начнутся регулярные рейсы. Я решил сейчас использовать «Геркулес» и в качестве учебного корабля для подготовки экипажей следующих пароходов.

Бенкендорф приехал первого мая. Он тщательно осмотрел наш пароход и уехал ничего мне сказав, да я с его комментариях и оценках особо и не нуждался.

Подготовка к выходу в рейс была закончена второго мая, третьего целый день шла проверка всего и вся, четвертого был день отдыха и пятого мая в девять часов утра по питерскому времени я поднялся на борт «Геркулеса» и мы тут же начали свой поход.

На борту было сто человек. Моё первоначальное предположение об экипаже в сорок-пятьдесят человек оказалось неверным и численность его основного состава будет шестьдесят человек, а когда будут и пассажиры еще дополнительно десять-пятнадцать обслуживающего персонала.

Сейчас на борту сто человек, капитан, пять офицеров, я с четырьмя камердинерами, Иван Васильевич, Анри Ланжерон, Джузеппе, боцман, шесть врачей и фельдшеров и семьдесят пять моряков парохода. Кроме экипажа на борту еще четыре пассажира.

Старший офицер Паскуале, остальные русские, среди них и мой шурин.

У Яна Ружицкого и трех его людей особая миссия, они останутся в Америке.

В Англии у нас запланирована короткая остановка: добираем уголь, берем свежую воду и дополнительно солонину. Там нас должен встретить адмирал с Яном Ружицким, им поручено выполнение важнейшей части моего плана — покупка земли в Новом Свете.

Южнее Кубы в пятидесяти километрах небольшой остров Пинос. На нем я решил создать промежуточную базу для переброски наших людей в Техас. С Европы на фазенду на острове и оттуда уже в Техас. Мало ли как сложатся обстоятельства, да и тыловая база не помещает.

Вот для решения этого вопроса в Мадрид больше месяца назад и поехали адмирал и Ян Ружицкий. После продажи «Сарагосы» благородный идальго сказал обмолвился, что если надо всегда к нему обращайтесь и я решил попробовать. Когда «Геркулес» идя в Россию, заглянул на Альбион, там ждала весточку, что всё нормально, но подробностей я еще не знал.

Четверо пассажиров вместе с Яном останутся на острове. Двое из них староверы.

Отдельных кают четыре: две больших — капитанская и моя, и две маленьких — старшего офицера и боцмана. Пять кают трехместных и остальные четырехместные.

В пассажирских каютах возможно разместить по шесть человек. А всего на борт можно взять от ста двадцати до ста пятидесяти пассажиров взрослых пассажиров.

У экипажа своя кают-компания и кают-компания для пассажиров. Два отдельных камбуза и отдельные санузлы для экипажа и пассажиров.

Есть корабельный лазарет на четыре койки. В регулярных рейсах на борту будет врач и фельдшер. Шлюпок на борту достаточно что бы взять весь экипаж и пассажиров.

Такие условия на флоте для экипажа и пассажиров вещь небывалая, первый раз за всю многовековую историю мореплавания.

Специально для меня на борт взяли большую библиотеку, я наметил во время рейса большую образовательную программу. На самом деле это прикрытие для другого. В тиши и одиночестве своей каюты с постараюсь из своей памяти извлечь максимум знаний о покинутом будущем и записать.

Наш заход в Англию оба раза не афишировался, были выбраны небольшие порты и все делалось быстро. Федор подготовился к нашему заходу, адмирал с Яном тоже ждали нас и через сутки мы покинули Британские острова.

«Геркулес» показывал себя великолепно, на паровом ходу до девяти узлов, а при попутных ветре и океанском течении однажды выдал все пятнадцать. Паруса для постоянного использования не подразумевались, только как вспомогательная тяга и при бурном море для удержания корабля на ровном киле.

Во время перехода в Россию пароход выдержал три шторма, в Средиземном море, Бискайском заливе и в Северном море.

Шторм в Бискайском заливе был не шуточным и как мне рассказал потом Паскуале, у моряков, знакомых с этим беспокойным местом, вызвал большое беспокойство. Но «Геркулес» оправдал своё имя и достойно шел, несмотря на бурю. Скорость конечно упала, но все равно он двигался вперед.

Об острове Пинося знал только что он есть. Джузеппе еще в Генуе по своим каналам собрал информацию о нем и она была очень противоречивая.

Это явно был не райский уголок земли. По моим прикидкам его площадь где-то от полутора до двух тысяч квадратных километров. Остров изрезан небольшими горными цепями, на нем несколько небольших озер и речек. Самая большая течет с середины острова строго на север и впадает в море широким устьем, где-то метров двести. Испанцы зовут её Рио Лас Касос.

Это в принципе единственное удобное место для высадки на остров, во всех остальных местах это довольно затруднительно, а кое-где, например на восточном побережье и фактически невозможно.

Население на острове всего ничего, сотни полторы из которых несколько десятков черных рабов.

Еще лет десять назад у Пиноса была дурная слава, он считался базой карибских пиратов. Но эта эпоха и сама по себе стремительно уходила в прошлое и власти приложили усилия, что бы пресечь это нехорошее дело.

Несколько лет назад ватага разбойников под предводительством атамана по кличке Мальоркиец, он вероятно был с острова Мальорка, разграбила в этих водах английский торговый корабль.

Англичане такое не стерпели и Мадриду пришлось вмешаться. Небольшой отряд солдат быстро навел порядок и испанцы чтобы впредь такое не повторялось, построили в устье этой Лас Касос укрепления.

На острове хозяйничают две или три семьи, которые разводят скот.

Вот этот островок я и решил сделать своей базой.

Адмирал с Ружицким поставленную задачу выполнили. Оказалось что благородный идальго слов на ветер не бросает, а когда сотрудничество с нами еще и существенно пополняет бюджет, то все дела вообще спорятся. Он помог быстро решить вопросы покупки фактически всего острова и написал три рекомендательных письма большим людям на Кубе. По мнению адмирала это откроет нам все двери в испанской Америке просто нараспашку.

Оставалось самая малость, непосредственно на острове передать деньги главам семей. Посовещавшись они решили проявить инициативу и чтобы исключить возможные неприятности организовать еще и переход на Пинос «Сарагосы», которая будет там обеспечивать наше присутствие, пока мы не закрепимся на нем.

Для этого адмирал предложил вооружить бриг, увеличить команду и идти туда следом за «Геркулесом» Всю предварительную работу он выполнил до нашего прихода и за пару дней готов дооснаститься и выйти вслед за нами. Желающих пойти с ним было достаточно и теща кстати тоже готова последовать за ним.

Это предложение меня вполне устроило и адмирал сразу же принялся притворять в жизнь свой план. У него собственно все для этого уже было готово, только оставалось поднять на борт и установить двенадцать пушек, да взять на борт дополнительный экипаж и тещу с чемоданом.

Первого июня мы были в Нью-Йорке, рекорды ставить цели не было, но все равно это получилось само собой. Двадцать семь дней из Усть-Луги до главной гавани США с короткой остановкой в Англии, сейчас это очень круто.

Просторов Атлантики «Геркулес» не испугался и с достоинством выдержал свое первое испытание. А оно было не шуточное.

В середине перехода мы попали в трехдневный страшнейший шторм. Даже наши бывалые моряки не все через такое проходили. Например боцман Порфирий, который в свое время ходил с Лазаревым к Антарктиде, сказал что такого ужаса он не видел даже в тех страшных широтах.

Шторм немного потрепал наш пароход, в трюме даже что-то лопнуло и аварийной команде под руководством старшего офицера и боцмана пришлось проявить героизм, когда образовалась пробоина ниже ватерлинии.

В итоге все обошлось. Устранение аварии заняло почти двенадцать часов, пришлось запускать помпы для откачки попавшей в трюм воды и перенести в другое место почти десять тонн намокшего угля.

Я после этого мероприятия трое суток не мог ничего делать, руки начинали дрожать даже от ложки. Не думал, что так можно устать.

Лазарет после этого был полон до завязку, да еще и десяток лежали по каютам. Погибших, слава Богу, не было только у одного из моряков оказался перелом костей голени.

За время шторма «Геркулес» все равно прошел почти сто пятьдесят миль и не отклонился от своего курса, это по-моему мнению был самый настоящий рекорд.

В Нью-Йорке мы задержались на неполные сутки. Я пообщался с матушкой и Джо, потискал маленького Павлушку, которому это очень понравилось, особенно подбрасывания под потолок.

От русской княгини в матушке действительно почти ничего не осталось, даже в речи появился какой-то акцент. Правда надо отдать ей должное, мальчик знает и понимает несколько русских слов и четко ответил что его имя Павел.

Бабушка получила в подарок специально для неё написанный портрет Сони с мальчиком на фоне Пулковского дворца.

Выглядела она великолепно и похоже была очень счастлива. Мне показалось, что они оба даже помолодели и готовы были вокруг друг друга летать.

Мне матушка сделала комплимент, сказав, что я отлично выгляжу и стал настоящим мужчиной и богатырем. В том, что у меня стали очень неплохие физические кондиции, я убедился и сам. Во время устранения аварии моя светлость была в аварийной команде, а потом таскала мокрый уголь.

В итоге я в трюме был с первой до последней минуты и угля на себе перетаскал больше всех. Конечно после этого пролежал в каюте почти трое суток, но зато какими уважительными стали взгляды наших моряков.

Что-нибудь посмотреть из бизнес программы Джо естественно не удалось, как и познакомиться с его детьми. У них свободного времени нет совершенно, лишь старший сын пронесся как вихрь, я даже не успел его толком разглядеть.

У него какая-то запарка на строительстве железной дороги. Притом это сейчас самое важное дело на Земле, стоимостью неимоверные тысячи долларов.

Просто я лишний раз убедился, что доллар для янки главная ценность в жизни и мерило всего. Хорошо, что хотя бы догадался извиниться.

Матушка неловкость момента поняла и поспешила загладить его.

— Алексей, не обижайся на Джо, — старший сын естественно тоже был Джо. — У них две недели что-то там не ладится и от этого зависят действительно большие деньги, в том числе и твои.

Это я кстати успел посмотреть и понять, несмотря на цейтнот нашего прибывания в Нью-Йорке, Джо старший познакомил меня с двумя своими деловыми партнерами и показал мне наш главный совместный деловой товар — строительство железной дороги. А его партнеры посмотрели мою визитную карточку — наш «Геркулес».

То. что пароход произведет впечатление, я не сомневался. А вот сам, честно говоря, ничего не понял, железные дороги 19-ого века и 21-ого это совершенно разные вещи. Общего у них чуть-чуть — более-менее одинаковые рельсы. Поэтому понять, что передо мною отстой или ого-го мне лично пока трудновато.

А вот британские моряки с нашего парохода были в восторге от американского строительства. Придется им поверить.

В Нью-Йорке нам собственно делать было особо и нечего, кроме пополнения запасов свежей воды у нас ничего не горело. Уголь в трюмах еще был, не на весь конечно обратный переход, но на смешанном ходу мы и с этим до Европы дойдем. Основная загрузка угля запланирована на Кубе. Уголь туда уже доставили с Алабамы, это оказалось самым простым и выгодным. А вот запасов продуктов нам хватит и своих, единственное надо пополнить запасы фруктов и овощей и желательно живых кур. В девятнадцатом веке в море с собой еще берут живность в живом виде, даже коров. У нас правда на борту только курятник.

И конечно матушка пообщалась с крестным, они не виделись много лет и она даже всплакнула, вспомнив свою молодость и то, какими они были.

В полдень второго июня мы вышли из Нью-Йорка и взяли курс на Гавану. Там нас ждала делегация из Техаса во главе со знакомым мне месье Филиппом. И вполне возможно, что удастся встретиться и с самим Стивеном Остином.

Мы стояли с крестным на корме «Геркулеса» и смотрели на уходящий вдаль главный город Америке. Сейчас в нем нет ничего выдающегося, вот даже не на что глаз положить.

По сравнению с Лондоном или Питером дыра. Но жизнь здесь кипит и сразу видно город растет и развивается, а сами американцы на месте не сидят. Самый юный наш матрос шестнадцатилетний Ваня Васильев, стоящий немного сзади с подзорными трубами, глядя на тамошний порт сказал мне:

— Они тут, ваша светлость, все летают как в задницу ужаленные.

Ваню в Усть-Луге приметил крестный, он уже ходил в море с рыбаками и был очень шустрым и любознательным. Набравшись смелости, он попросил у Сергея Федоровича разрешения посмотреть пароход.

«Геркулес» юноше очень понравился, а он сам капитану и боцману и они предложили мне взять его в экипаж.

Услышав про американскую ужаленность, я посмеялся и уже серьёзно спросил:

— А ты, Ваня хотел бы здесь остаться? — мне стало интересно, а понравилось ли ему тут.

— Нет, ваша светлость, суетно здесь очень. Вон наш Питер не чета ему, и побольше будет и красивше, а спокойнее. А эти все куда-то бегут. Да и благолепия нет, вон церквей почти нету. Мне Сергей Федорович сказали, что Москва побольше конечно, но там когда смотришь вверх, глаза от куполов слепит. Я там был в прошлом году — видел.

— Зато у них тут свобода.

— А что это за зверь такой, ваша светлость? Меня вон никто и так не обижает, а ежели подзатыльник получу, так за дело. Я в море хожу с малолетства и мужики меня в деревне уважали, да и тут вон боцман часто хвалит, — молодой морячок шлыгнуд носом и закончил. — И говорят они на тарабарском языке, я хоть уже и понимаю, но англицкий мне не нравится.

На этом наша беседа закончилась, а я решил приглядеться с юноше. Крестный велел Ване оставить нас и посмотрев как он уходит, сказал тихо:

— Юноша, Алексей Андреевич, редкостного ума, боцман говорит когда машины видит глаза сразу загораются и готов в машинном даже спать. Думаю постоянно его туда определить.

— Он грамотный?

— Даже очень, стихи любит, Пушкина наизусть знает и не подумаешь, что из крепостных.

— Тогда распорядитесь, чтобы на пару часов ко мне приходил, я начну с ним заниматься. А там посмотрим.

.

Глава 3

Переход до Кубы был одно удовольствие, океан был тихий и спокойный, погода стояла великолепной. Мы шли не теряя из вида американский берег. Но старались избегать встреч со встречными кораблями. Шли мы исключительно на паровой тяге и некоторые попутные парусники нас обходили. Американские воды, особенно в окрестностях Нью-Йорка очень оживленные и пароход тут не является какой-то редкостью.

До Гаваны идти было больше двух тысяч миль, но океан нам не поднес никаких сюрпризов, «Геркулес» шел вообще замечательно, делая миль по десять в час. Паскуале в этих водах ходил и мы шли, полагаясь на него. Небольшую трудность представлял переход вдоль берегов Флориды, нам пришлось тут немного сбавить обороты, но все равно через неделю мы были на Кубе.

Благородный идальго слов на ветер действительно не бросал и его рекомендации открыли нам все нужные кубинские двери.

За неделю мы решили абсолютно все наши проблемы с оформлением прав на остров Пинос и наладили контакты с местной властью. Наш пароход сразу же стал местной достопримечательностью и с утра до вечера на причале толпились кубинцы, глазеющие на «Геркулеса». А сильные мира сего пожелали и подняться на его борт.

Отказать местной власти и нужным людям я естественно не мог, хорошо хоть хватило ума не снять какой-нибудь дом, а то бы пришлось устраивать прием для местной верхушки. А вот отвертеться от приглашений не удалось и пришлось нанести кучу визитов. Хорошо, что в этом деле мне пришлось отдуваться не в одиночку.

Неожиданно с большим удовольствием этим стал заниматься Николай Андреевич. Он конечно был ослепителен, за время перехода мой шурин окончательно окреп и перенесенное выдавали только легкое прихрамывание, да первая седина на висках.

Но его мужественность, идеально сидящий мундир русского морского офицера, ордена на груди и изящная трость делали его неотразимым.

Первым что-то неладное заподозрил на пятый день крестный. Глядя вслед очередной экскурсии, покидающей наш пароход, он дождался когда три дамы в сопровождении двух идальго разместились в своих колясках и с хитрым видом спросил меня:

— А вы, Алексей Андреевич, заметили что мало похожая на испанку молодая особа, третий день подряд посещает наш пароход и по-моему ваш шурин уже дважды после этого получал приглашения нанести визит? И заметьте, это он делает с большим удовольствием,— я занятый совершенно другим, честно говоря, на это не обратил никакого внимания.

— А кто эта особа, Сергей Федорович?

— Племянница нашего мадридского покровителя, единственная дочь маркиза де Моралес, донна Вероника Мария де ла Консепсьон Элеонора де Моралес. Её отец двоюродный брат нашего маркиза, — крестный похоже уже успел навести справки пока я был занят. — Во время войны в Мексике маркиз был тяжело ранен и два года назад умер здесь в Гаване.

Крестный раскурил свою трубку и сделав пару затяжек, продолжил просвещать меня.

— Во времена Бонапарта маркиз будучи в Англии по любви женился на англичанке. Здесь говорят, что он любил только жену, дочь и Кубу. Поэтому умирать приехал сюда. Жена с дочерью после его смерти остались здесь. Вероника их единственная дочь. Ни внешне, ни характером она не похожа на испанку, хотя её отец чистокровнейший идальго. Но похоже, что его дочь пошла вся в свою матушку. Она часто болеет и после смерти мужа почти не покидает свой дом.

Я усмехнулся, в заботах частые визиты такой заметной красотки прошли мимо меня, а вот другие похоже это явно отметили.

— Ну донна Вероника явно не затворница, — крестный выпустил в небо стайку табачных колец и продолжил.

— Это верное замечание. При всей её красоте и общительности она очень неприступна. Девушке двадцать лет, по местным меркам почти старая дева. Но она еще при жизни отца отшивала всех ухажеров, а сейчас никто даже и не пытается это делать. Всё свое время она проводит или дома с матушкой или в обществе дочери своего крестного. Они ровесники, но эта дама уже замужем и у неё есть уже двое детей. Младшая дочь крестница донны Вероники.

— А вы хотите сказать, что у Николая Андреевича и донны Вероники начинается роман? — эта мысль крестного мне понятна стала сразу же, но я решил подождать чтобы узнать собранную им информацию.

— Именно так, Алексей Андреевич, и я уверен в этом.

Мы замолчали и стали ждать идущего к нам Николая. Когда он подошел крестный извинился и сказав, что у него со старшим офицером намечена инспекция машинного отделения, покинул нас.

Про Николая можно было сказать только одно, цветет и пахнет. Как я мог не замечать, у него же на лбу написано, что он влюблен.

— Николай Андреевич, вы я полагаю сегодня опять собираетесь нанести очередной визит? — на самом деле, мне хотелось спросить у него открытым текстом, а вы, батенька, случайно не влюблены, помятуя его выходку в Лондоне, когда мы познакомились.

Он пронзил меня взглядом и неожиданно грустно сказал:

— А ты знаешь, Алексей, я кажется влюбился и не знаю, что делать, — такого признания я от шурина никак не ожидал, но не растерялся и предложил ему выход из ситуации.

— А ты предложи донне Веронике руку и сердце, ведь ты же в неё влюбился? Или я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаешься, но я боюсь, что она меня отвергнет.

— И с чего ты сделал такое глубокомысленное умозаключение?

— Она уже не один год отшивает абсолютно всех.

Мне захотелось отпустить щелбана Николаю по его бестолковке, прямо руки зачесались, но я сдержплся.

— А скажи-ка, батенька, куда сегодня тебя пригласили?

— Донна Вероника специально приехала, чтобы передать приглашение своей матушки. Ей не здоровиться, но она желает познакомиться со мной.

Я от услышанного почти потерял дар речи, нет правильно говорят, что от любви некоторые мужчины просто тупеют.

— Николай, можно я честно скажу, что сейчас о тебе думаю?

— Алексей, о чем речь?

— И ты не вызовешь меня на дуэль?

— Прекрати говорить глупости.

— Коленька, ты просто баран, который ничего не видит и ничего не слышит. Да она, я думаю, спит и тебя видит. Зачем бы ей передавать приглашение своей матушки, если она не хочет твоего визита?

На этот вопрос наш токующий глухарь ничего мне не ответил, а только ошарашенно уставился на меня.

— Вот как мы поступим, мой дорогой. Мы идем на Пинос и идем туда без те-бя. Ты остаешься здесь и ожидаешь «Сарагосу», на которой в Гавану идут твоя матушка и её муж. Ожидая их, ты берешь приступом эту крепость и потом везешь свою невесту в Россию, где ведешь её под венец.

Николай ничего мне не сказал, покраснел и молча удалился в свою каюту.

Ближе к вечеру он при параде отправился с визитом к маркизе де Моралес, а мой план чуть ли не тут же дал трещину или может быть наоборот, начал претворяться в жизнь: в Гавану пришла «Сарагоса».

Николай вернулся поздно вечером, «Сарагосу» на рейде он не разглядел и смутился, увидев свою матушку и её мужа, но после небольшой заминку все таки обратился ко мне.

— Я сделал предложение донне Веронике в присутствии её матушки, — бравый капитан-лейтенант замолчал, было такое впечатление, что он потерял дар речи.

— И каков был её, вернее их ответ, — молчание начало неприлично затягиваться и я решил немного ускорить события.

— Они согласились.

Надо отдать должное теще, она не растерялась, и тут же благословила своё чадо, правда немного при этом всплакнула, но это уже детали.

Утром чета Джервисов с женихом торжественно отправились с визитом к будущей свахе, а я передавкучу извинений, был вынужден заняться срочнейшим и неотложным делом: в Гавану приехал Стивен Остин.

В Гаване нас ждал месье Филипп. Вернее он лично нас уже не ждал, а ждали сопровождающие его техасцы. Сам Мишель уже успел отбыть в Новый Орлеан, где находился Стивен. О нашем прибытие француз как-то узнал заранее и не мешкая, отправился за шефом.

В Гавану они вернулись буквально на рассвете и сразу же известили меня. Техасцы снимали небольшой дом на окраине недалеко от порта и сразу пригласили меня.

Стивена Остина я узнал сразу же, настолько точно описал его месье Филипп. Высокий лоб, немного вьющиеся волосы без признаков седины, бакенбарды, немного крупноватый нос и умные, но недоверчивые и колючие глаза.

Одеты мистер Остин и месье Филипп как знающие и уважающие себя джентльмены, а вот двое других одеты по-хуже и держаться немного смущенно.

Я естественно то же был не один, на переговоры со мной пришли крестный и Иван Васильевич, а во дворе дома были другие мои почти неизменные спутники.

Месье Филипп представил свою сторону, а Иван Васильевич свою.

Колючий и недоверчивый взгляд Остина был мне понятен как ясный день. Какой-то непонятный почти набоб, обещает тебе помочь и предлагает ни с того ни с чего огромные деньги. И его интерес тебе, привыкшему все измерять в долларах, не понятен, а где его интерес, на чем он хочет заработать много долларов.

И я был уверен, что первым будет в той или иной степени вопрос именно на эту тему, а возможно даже и прямой, в лоб. Это же тебе не рафинированные европейские Миттернихи или Талейраны, а по большому счету простые техасские мужики, которым нет резонов крутить задницами и ходить вокруг, да около.

— Скажите мистер Новосильский, — мою фамилию Остин произнес медленно почти по слогам, но правильно, — скажите, какой ваш интерес помогать нам?

Всё, что я буду говорить не имеет никакого смысла и будет простым сотрясением воздуха, да и вряд ли меня эти люди даже будут слушать, если я сейчас не отвечу на этот единственно важный вопрос. Причем ответить я должен так, что бы глазах Остина появилась доброта и доверие, и чтобы они перестали быть такими колючими.

— Вы знаете, мистер Остин, у меня достаточно много свободных денег и я хочу их хорошо вложить. В Европе и в России, да и в ваших Соединенных Штатах уже слишком тесно. А я люблю просторы. В России они конечно есть, но что это такое вы можете узнать если посетите север Канады, ледяные и пустынные просторы, где полгода зима, снег и холод, при том такой, что птицы замерзают на лету. А Техас это замечательное место, где всегда тепло и почти никого еще нет.

Похоже, что я начал говорить правильно, по крайней мере в глазах Остина появился интерес.

— Вы скажите, что Техас это не рай на Земле, здесь очень жарко, мало воды и много команчей на пару с глупыми, надоедливыми мексиканцами, которые еще глупее испанцев и много аллигаторов. Там вот, джентльмены, что я вам на это скажу, — я обвел взглядом своих собеседников, остановив его на каждом, мне было понятно, что француз сейчас не верит ни одному моему слову про мои побудительные мотивы, но он промолчит, а вот выражение глаз Остина изменилось и в них появился интерес.

— Люди, которые стоят за моей спиной и желают прийти в Техас, договорятся жить с мире с кем угодно, но если кто-то не захочет договариваться, то обломают ему рога. А любую пустыню они превратят в сад. Я лично в вашем понимании всего лишь бизнесмен и хочу хорошо вложить свои деньги, но у меня есть маленькое желание вложить их так, чтобы мне это было интересно и приятно.

Выражение глаз Остина изменилось, они стали заинтересованными, но в них мелькнуло на мгновение такое, что меня просто пронзила мысль, что главным было сказанное о людях стоящих за моей спиной. Что-то типа плетью обуха не перешибешь, и что моей плети Техасу не избежать. Он не только образованный и умный человек, но и мудрый. И знает и понимает древнейший постулат: если не можешь победить — возглавь.

Больше я ничего говорить не хотел, мяч на вашей половине мистер Остин и Компания. Вы же видите, что и кто перед вами: первый в мире пароход, спокойно пересекший Атлантику; спокойные и уверенные в себе люди, кстати вооруженные до зубов первоклассным оружием, притом сделанным в США. Да и вы уже знаете, что красиво и изящно я стал хозяином огромного острова, а это побольше чем например хорошо вам известный залив Галвестон и острова, отделяющие его от Мексиканского залива. Так что ваше слово, мистер!

— Мистер Новосильски, — один из сидящих немного сзади Остина, Патрик Бриас, решился нарушить затянувшееся молчание. Он до этого несколько раз с недоумением посмотрел на Остина и Филиппа, ожидая вероятно инициативы от них.— А как вы собираетесь действовать в Техасе?

Остин неожиданно с некоторым одобрением посмотрел на своего компаньона и перевел вопросительный взгляд на меня.

— С вашей помощью надеюсь удастся быстро создать укрепленный пункт на берегу залива и оттуда постепенно продвигаться вглубь Техаса, — я развернул заранее приготовленную карту Техаса и его окрестностей и стал показывать на ней, — создавая поселения по рекам Сабин на востоке и Рио-Гранде на западе. На севере надо выйти на реку Ред Ривер и дальше насколько возможно вдоль границы США и Мексики.

— Это быстро вызовет недовольство Мехико и они пришлют к нам войска, ведь вы же не собираетесь подчиняться их грабительским законам и обогащать этих лентяев? — быстро спросил Остин.

— Конечно нет. Но сначала им надо будет предложить договориться по-хорошему. У нас быстро появится то, чего у них нет и не скоро будет. И я им предложу просто торговать с выгодой для всех. А просто прийти и сказать, дай мне вот это, только потому что я так хочу, извините, но это так не работает, — мои слова вызвали одобрение у техасских переговорщиков и они довольно заулыбались, даже месье Филипп.

— Они за десятки и даже сотни лет не смогли освоить и малой толики того, что уже освоили вы за неполные десять лет. Я уже не говорю про постоянные набеги команчей, которые доходят иногда до самого Мехико. А если с нами не захотят договариваться, мы их заставим играть по нашим правилам, как и команчей. Прерия большая места хватит всем, — я провел рукой по огромным просторам Дикого Запада, где действительно пока места еще долго будет хватать всем.

— Худой мир всегда лучше доброй войны, это еще говорили древние и наш Господь призывает нас любить друг друга, а не убивать, виноградную лозу заботливо выращивать, а не выкорчевывать её.

Несколько минут длилось молчание, техасцы молча разглядывали мою карту. Похоже такое они еще не видели.

— А где вы предполагаете начать строить свою крепость? — на этот раз молчание нарушил Остин.

— Мы надеемся на ваш добрый совет, — я показал Ивану Васильевичу на карту, предлагая вступить в разговор. Он меня понял, откашлялся в сжатый кулак и показал на карте место, где в двадцатом веке вырос город и порт Техас-сити.

— По нашему с капитаном мнению, — он показал на крестного, который соглашаясь кивнул, — вот это самое удобное место. Конечно заманчиво укрепиться у входа в залив по обеим берегам пролива, но насколько я знаю в заливе бывают шторма и бури, а в глубине залива все-таки спокойнее. Обороняться опять же на берегу сложнее, мы всегда тут под ударом вражеского флота, а рано или поздно это произойдет, — наши собеседники слушали Ивана Васильевича так внимательно, что у меня мелькнула мысль, а неужели эти элементарные соображения им самим не приходили в голову.

Хотя если подумать, а какие военные опасности они видели? Разве так называемые войны с индейцами идут с сравнение с войнами идущими непрерывной чередой в Европе, или, по моему мнению, опереточная война с Англией во времена нашей Отечественной войны? Американская армия в ту война имели армию что-то не больше двадцати тысяч, а в самой кровавой битве потеряли около пятиста человек. Конечно Война за независимость была по серьезней, но например в знаменитой осаде Йорктауна стороны за три недели не потеряли и тысячи человек на двоих. Вот бы России такие войны! Поэтому я был уверен, что, например, несколько тысяч наших казаков ссаными тряпками разгонят и команчей и половину Мексики, да и США огребут по первое число.

Тем временем Иван Васильевич продолжал свою речь:

— А если мы построим свой главный опорный пункт здесь, немного в глубине залива, а на берегах пролива поставим два укрепленных форта, то от этой напасти мы избавимся. Вы согласны?

Вопрос был обращен ко всем, но фактически к Остину, было понятно, что решает он.

— Да, а когда вы собираетесь начать это делать? — этот вопрос он задал уже естественно мне. Я улыбнулся и развел руками.— Мы уже собственно начали, мистер Остин.

Глава 4

— Да, а когда вы собираетесь начать это делать? — задал вопрос Стивен Остин. Я улыбнулся и развел руками.

— Мы уже собственно начали, мистер Остин.

Говоря так я не лукавил и не кривил душой. Наш переход через Атлантику это и есть начало задуманного мною предприятия.

Изначально я предполагал сделать разведывательной бросок в Америку, затем выбрать место для нашей промежуточной базы и следующим рейсом перебросить туда несколько десятков человек, чтобы начать там закрепляться.

Причем было две проблемы, решение которых я представлял очень смутно: место, где это будет и как будет решен вопрос нашей безопасности.

А тут все решилось за один поход. Благородный идальго оказался не только благородным, но еще и благодарным. Да вдобавок с хорошим нюхом на дензнаки и не за бесплатно конечно, он подогнал нам место для базы и как говорится крышу для неё.

Я был уверен, что испанские власти и кубинские в частности, только будут нам помогать. Это банально будет им очень выгодно материально, при том очень даже. Помимо этого хороший пинок заклятым испанским «друзьям» — Мексике и США.

А инициатива адмирала это вообще десять по моей любимой пятибальной шкале.

Мало того, что он привел вооруженный до зубов отличный бриг, который может сам за себя постоять, пара десятков из его команды готовы стать колонистами на Пиносе. Там скорее всего есть черные рабы, которые по условиям договора купли-продажи должны остаться на острове, как и все другое движимое и недвижимое имущество. Я конечно дам им свободу, но афишировать это пока мы не будем, все-таки Куба это махровое рабовладельческое общество, но когда на Пиносе можно будет продемонстрировать преимущество наемного труда свободного человека, я это сделаю. Думаю, что ситуацию на Кубе быстро можно будет переломить и без восстаний и революций.

А вторым рейсом, который будет уже в этом году, на Пинос прибудут уже русские переселенцы. И мы начнем готовиться к броску в Техас.

Наши переговоры практически закончились, Остин хотя и сказал, что ему надо все-таки посоветоваться с другими колонистами Техаса, но было ясно, что дело не в этом. Я отлично понимал, что он хочет со мной поговорить на самую животрепещущую, но очень скользкую тему, тему рабства в Техасе.

Переселенцы из США далеко не все были рабовладельцами, но их доля и влияние были существенными. Остин не был противником рабства и ему надо было понять мою позицию по этому поводу.

Я еще до начала встречи решил действовать в этом вопросе прямолинейно и без всяких сантиментов изложить свою позицию.

Поэтому когда Остин сказал, про посоветоваться я другими, я попросил оставить нас наедине.

— Мистер Остин, я отлично понимаю, что главный вопрос для вас всех это сохранения рабства и вам не понятно, как я владея тысячами крепостных могу быть сторонником его отмены.

Остин не ожидал столь прямого начала нашего разговора и покраснел от ножиданности как рак.

— Я по этому поводу все подробно изложил вашему товарищу мистеру Филиппу и думаю он вам подробно рассказал о нашей беседе, — я вопросительно посмотрел на своего собеседника, ожидая его ответа. Остин помедлил немного и тихо буркнул в ответ:

— Да, Майкл рассказал мне о вашем разговоре.

— Я вам даже скажу более того. В моем завещании есть пункт об освобождении всех крепостных без всяких условий. А сейчас я это не делаю только по одной причине, что это не выгодно ни мне, ни моим крестьянам. Но экономически они у меня свободны уже прямо сейчас, любой из них на меня работает не по принуждению, а целиком и полностью добровольно. Если какой-нибудь мужик или баба не хочет на меня работать, скатертью дорога. Но они все желают работать именно на меня, потому что я им так плачу за труд, что некоторые мои соседи помещики имеют дохода меньше моих мужиков.

Я сам разволновался так, что у меня пересохло в горле. Остин это понял и налил мне какой-то напиток из красивого кувшина, стоящего на подоконнике. Это был какой-то освежающий, несмотря на свою теплоту, лимонный напиток и скорее всего в нем были какие-то градусы.

Утолив жажду, я продолжил.

— Все они могут в любой момент выкупиться и большое количество моих людей уже получили волю. Но самое интересное заключается в том, что мои доходы в результате выросли многократно. Никогда наши имения не приносили столько сколько сейчас. Или еще такая интересная вещь. Многие наши помещики пытаются в своих имениях применять сельскохозяйственные орудия, например английские. Так крепостные часто их просто ломают. А мои берегут их и даже сами придумывают новые. У меня нет никаких надсмотрщиков на полях, никого не порят за нерадивость.

Я допил лимонный напиток и привел свой последний аргумент, но лично для меня очень важный.

— И последнее, мистер Остин, это не по-христиански. Хотя в Писании много раз встречается слово раб и мы в своих молитвах называем себя рабами божьими, слово раб в устах Спасителя и в наших, когда мы говорим о рабстве чернокожих, это разные вещи. Я думаю, вы решение примите быстро и сообщите мне, еще до т ого как мы пойдем на Пинос.

На этом мы расстались с техасской делегацией. Возвращались мы молча, разговор с Остином отнял у меня все силы и мне хотелось только спать.

На пароход мы вернулись естественно раньше четы Джервисов с Николаем. Я приказал выставить усиленные караулы и ушел к себе в каюту. Заснул я так стремительно и глубоко, что утром даже не помнил как лег в постель.

Первое, что я услышал утром было то, что меня уже полчаса в кают-компании ждет месье Филипп. Посмотрев на часы, я был поражен увиденным, проспать двенадцать часов это для меня был нонсенс.

Месье Филипп вел неторопливую беседу с Иваном Васильевичем и адмиралом. Увидев меня француз встал и после приветствия ехидно-удивленно ухмыльнулся.

— Не знаю, что вы сказали Стивену, но таким я его никогда не видел. Он практически с нами не разговаривал, пару раз сквозь зубы только да и нет, а сегодня утром сказал, что с рабством надо кончать и распорядился готовиться к отъезду, — месье Филипп опять ухмыльнулся и почему-то подергал себя за нос.

— Меня он послал сказать вам, что согласен в вами. Через час мы отплываем в Новый Орлеан. Дом, где мы вчера встречались, принадлежит Стивену и там постоянно живет одна испанская семья. Связь давайте держать через них. На этом, ваша светлость, разрешите откланяться, мне надо спешить.

Проводив взглядом француза, Иван Васильевич достал коньяк и тарелочку тонко нарезанных лимонов. Здесь они были потрясающе вкусные, а после коньяка они были вообще необыкновенные.

— Как вы говорите, Алексей Андреевич, давайте по пятьдесят капель за успех нашего предприятия, хотя с утра конечно коньяк, — Иван Васильевич вопросительно посмотрел на нас.

Адмирал взял у него бутылку и налил наверное действительно по пятьдесят капель.

— Иван, — это он сказал столь комично, но мы даже не улыбнулись, — наш успех того стоит.

Это был действительно успех, я распорядился готовиться к отходу на Пинос и вот теперь можно заняться и делами семейными.

Пока я спал, Николай со своими родителями, адмирал действительно может считаться в какой-то степени его родителем, как никак отчим, вернулись от маркизы да Моралес.

Стороны друг другу очень понравились, что было совершенно неудивительно, адмирал как никак англичанин, его жена природная француженка, а маркиза хоть и стала за многие годы почти настоящей испанкой, но британская закваска все равно не исчезла.

Все хорошо понимали, что последнее слово за мною и маркиза предложила такой вариант. Миссис Джевис, матушка Николая, остается у них в гостях, а мы идем на Пинос. Вероника готовится к отъезду, а когда мы возвращаемся с Пиноса, она уходит вместе с нами в Россию и там они как положено венчаются.

Это все мне рассказал адмирал, Николай с матушкой опять были у маркизы, она просила их еще раз приехать утром.

Предложенный вариант меня совершенно устроил, я распорядился готовиться к отходу и поехал к маркизе, надо было срочно познакомиться с будущими родственниками.

Вероника была очень похожа на свою мать, та была в молодости ослепительной красавицей, в гостиной висел портрет счастливых молодоженов и девушка сказала мне, что все говорят о его потрясающем сходстве с оригиналом. Маркизу звали Элеонорой, она была дочерью простого эсквайра и случайно познакомилась с красавцем испанцем в Лондоне, во время своего первого и последнего его посещения.

Испанец оказался настояшим джентльменом и добился её руки после полугода ухаживаний, для этого он даже поехал в северо-английскую глушь. После свадьбы они уехали в Испанию и на родине Элеонора больше ни разу не была. С Кубы она уезжать не желает ни под каким предлогом, но счастью дочери мешать не собирается и благословляет её на брак с русским дворянином, так же как молодую англичанку когда-то благословили её родители.

Меня даже на слезу прошибло после общения с маркизой. Против её плана у меня никаких возражений не было.

Покойный маркиз был плантатором и часть дохода семьи была с плантации сахарного тростника. Маркиза одна из немногих на Кубе, кто видел в черных рабах хоть каких-то людей и её муж постепенно смягчился и стал своеобразной белой вороной среди плантаторов. Он своих рабов не освободил, но относиться стал к ним более менее по-человечески, не изнурял их работой по двадцать часов в сутки во время страды и у него не издевались на невольниками и физически наказывали только за дело.

Маркиза после смерти мужа вообще запретила физические наказания и собиралась всем дать свободу, а плантацию продать. Она была достаточна богата, чтобы прожить и без этой плантации, единственная загвоздка в её планах была дочь.

Большую часть жизни девушка провела в Европе, после окончания войны семья путешествовала по миру. И лишь за год до смерти маркиз решил вернуться на свою малую родину, на Кубу.

Вероника категорически не хотела выходить замуж за отпрыска какого-нибудь плантатора, но после смерти отца боялась уезжать с Кубы. На «Геркулесе» она оказалась случайно, как говориться за компанию, статный русский моряк ей сразу очень приглянулся. А тут она еще узнала, что у него нет крепостных, в её понятиях русских рабов и она тут же влюбилась в Николая.

Услышав этот рассказ, я подумал, недаром говорят, с кем поведешься от того и наберешься. У этой сладкая парочка в отличие от моей светлости хотя бы несколько дней было влюбленности пока они все не порешали.

Да, дела однако. Недаром Николай Андреевич так в этот поход рвался. Видать сон был ему вещий.

Матушка Николая и по совместительству моя теща, осталась в Гаване, а мы двумя бортами пошли на Пинос.

К острову мы шли два дня и подошли к нему ближе к вечеру. Нас встретили сигнальным выстрелом из пушки небольшого, но достаточно крепкого укрепления. Высаживаться ночью мы не стали и стали на якорь.

Во избежания неприятностей я приказал не только усилить вахты, но и патрулировать ночью акваторию вокруг кораблей.

В южных широтах стремительно наступает не только ночь, но и день. Мы решили не спешить с высадкой и сначала хорошо осмотреться, но островитяне решили по другому и сразу же после восхода выслали к нам свою небольшую канонерку.

Сразу же после нашего прибытия в Гавану, на остров послали одного из офицеров порта с известиями о грядущих переменах и на носу канонерки я разглядел именно его.

Поднявшись на борт «Геркулеса» офицер отсалютовал мне своей шпагой и набрав полную грудь воздуха, громко и торжественно продекламировал:

— Ваша светлость, главы трех семей ожидают вашего прибытия.

Пора шла эта церемония, Паскуале по долгу службы расспросил моряков лодки о морских глубинах вокруг острова. Прибывший офицер после рапорта тоже сразу же попал в его цепкие руки и быстро что-то начал отвечать, отчаянно жестикулируя. Паскуале конечно не такой полиглот как Джузеппе, но языки западного Средиземноморья знал и более-менее свободно общался с кубинцами.

Ожидая вердикта старшего офицера, я рассматривал моряков лодки, крестный и Николай в подзорные трубы внимательно изучали подходы к острову, а Джузеппе общался с экипажем лодки.

На носу лодки была небольшая пушка, я в калибрах 19-ого века не сильный спец, но это была скорее даже пушечка. Возле неё стояли два испанских солдата в потрепанной и грязной форме вооруженные какими-то допотопными мушкетами. На фоне наших моряков, одетых с иголочки и вооруженных современными американскими винтовками, они смотрелись жалко и комично.

Моряков на лодке было четверо, они одеты были вообще непонятно как и вели себя привольно, лениво развалившись в лодке и не спешно беседуя с Джузеппе.

Закончив беседу с испанским офицером к нам подошел Паскуале, а увидев это и Джузеппе.

— На острове осталось всего пятнадцать белых людей, это главы трех семей со своими людьми, все остальные уже уехали, в том числе и два десятка американцев, которые жили здесь в небольшом поселении выше по течению реки и рядом они держали небольшое ранчо, — Паскуале начал доклад с положения дел на острове, резонно предположив, что меня в первую очередь интересует это, а не подходы к нему.

— С главами семей два американца, они должны с вами решить имущественные вопросы. Белые все решили покинуть остров, остаются два десятка негров с семьями. Они смотрят за скотиной, здесь сотни две быков, десяток коров и около тридцати взрослых лошадей. Американцы сначала психанули и хотели сжечь свои дома и ранчо. Но главы семей их угомонили. Они быстро собрались и уехали, оставив двух человек для переговоров с вами. Следом уехали и большинство членов семей.

Доклад вполне исчерпывающий, все остальное посмотрим на месте.

— А как с подходами к острову?

— Испанец утверждает, что здесь напротив устья реки глубины больше тридцати футов и на милю выше по реке. Остров, — Паскуале показал на небольшой и узкий островок немного правее устья реки, — остается по правому борту.

Джузеппе подождал конца доклада и показав на лодку, дополнил.

— Это почти весь испанский гарнизон, там, — он показал на небольшое укрепление на левом берегу устья реки, — осталось еще двое таких же бедолаг. Пушек у них больше нет.

Джузеппе показал на оборванных солдат и скривился в ухмылке.

— Вояки, спят и видят как с этого острова ноги унести. Чуть ли не вплавь готовы отсюда плыть.

Я повернулся к крестному, как заходить решать ему. Крестный меня понял и отдал команды.

— Скажите офицеру, что он свободен. Прикажите спустить две шлюпки и начать промеры фарватера. Заходить будем только по результатам своих промеров. Николай Андреевич, этим попрошу заняться вас. А господин Ружицкий со своими людьми пусть занимает форт, его мы усилим десятком наших моряков. Выполняйте, господа.

Засвистела боцманская дудка и по палубе забегали моряки «Геркулеса», сигнальщик начал передавать сообщение на «Сарагосу» и там начали тоже спускать шлюпки. Адмирал решил не рисковать и паруса пока не ставить.

Джузеппе немного дополнил сказанное о положении на острове. Главы трех семей, проживающих на острове, довольны предстоящими радикальными переменами своей жизни и теми материальными плюшками какие они получат с этого и мнение других их не интересовало.

Так же как и американцев, которые здесь были на правах арендаторов. Свои хозяйства они перед передачей разорять не стали и не позволили это сделать американцам, которые сначала психанули и хотели все свое сжечь.

Самым ценным дополнением Джузеппе был рассказ о построенном американцами причале на левом берегу реки, в полукилометре от укрепления в устье реки.

Моряки с испанского катера, утверждали что глубина реки возле причала тридцать пять футов до время отлива. Если это правда, то на этом причале мы можем и пршвартоваться. При полной загрузке осадка нашего парохода составляет девять метров, а тридцать пять футов это десять с половиной. Джузеппе кстати просветил меня, что маленькая пушечка называется фальконетом или просто фальконом.

Неожиданно начавшаяся американская эпопея уже начинала влетать мне в копеечку и если бы не первые поступления с биржи ставок, то пришлось бы отрупоривать кубышку или брать кредиты. В России деньги например уже точно кончились, осталось только на текущие расходы на жизнь и приходилось уже думать об экономии, а готовый причал на самом деле штука весомая.

Я конечно все равно рассчитывал обойтись без кредитов и вскрытия кубышки, но до осени поступления могут быть только с консервного завода, эти крохи которые пойдут на поддержку штанов, и регулярные доходы с клуба.

В полдень мы осторожно вошли в устье реки. Ян Ружицкий без проблем занял испанское укрепление и прежние хозяева тут же погрузились на свою лодку и направились на Кубу.

Главы семей спокойно ждали нас на причале, они рассчитывали сегодня тоже покинуть остров. Их одномачтовый шлюп был готов в любую минуту отдать якорь.

Томить глав семей я дальше не стал и через час они и американцы, довольные результатами сделки не зашли, а забежали на борт шлюпа и отправились на Кубу, а мы спокойно продолжили заходить в реку.

Около трех часов мы наконец-то пришвартовались у речного причала. Молодцы американцы, ничего не скажешь. Причал конечно деревянный, но добротно и крепко сделанный, длиной почти сто метров и шириной метров тридцать до самого берега.

«Сарагоса» бросила якорь в устье реки прямо напротив укрепления. Два десятка кандидатов в колонисты, три четверти из которых были греки, тут же сошли на берег, сменив людей Ружицкого и моряков.

Во время высадки Джузеппе в пространство задал риторический вопрос

— А на каком языке будет общаться вся эта компания на острове, греки, русские, англичане и негры-испанцы?

Почему-то это раньше никому в голову не приходило, а правда на каком?

Глава 5

Перед высадкой Джузеппе о чем-то очень эмоционально беседовали с Ружицким, они за последнее время к моему удивлению очень сдружились и когда шлюпка с Яном отвалили от "Геркулеса', итальянец задал в пространство риторический вопрос.

— А на каком языке будет общаться вся эта компания на острове, греки, русские, англичане и негры-испанцы?

Почему-то это раньше никому в голову не приходило, а правда на каком?

Я повернулся к нему и спросил:

— Похоже, что тут мы дали маху. Но мне что-то кажется, у кого-то есть предложения? — по хитрой ухмылки итальянца было без слов понятно у кого.

— Нет, ваша светлость, — Джузеппе подкрепил свое нет естественно жестом и хитрейшим выражением лица, — это не я, это у господина Ружицкого просьба и предложение.

— Я полагаю, что господину Ружицкому требуется толмач и кандидат у нас единственный — уважаемый синьор Джузеппе, — итальянец развел руками.

Джузеппе успел достаточно прилично освоить русский и других кандидатов у нас реально не было. Еще одна проблема о которой мы почему-то совершенно не задумывались.

А ведь нашим мужикам придется общаться и и англоговорящими и с испанской публикой. Особенно проблема с испанским языком, на английском в России хоть кто-то говорит, а вот испанский я что-то не слышал.

У нас испанским владели отлично Джузеппе и Пакуале, немного адмирал и Николай, с Вероникой он правда общался на английском и французском. Николай еще немного уже говорил на греческом. Я несколько испанских слов уже освоил и мог сказать простейшее: своё имя, что я русский, попросить воды и хлеба, спасибо и пожалуйста. Конечно знание латыни очень помогает, в испанском таких слов немерено, как и в итальянском.

Но вообще-то это проблема, которой надо будет озаботиться заранее.

Но сейчас выход единственный — в помощь Ружицкому оставить Джузеппе. Хорошо, что они хотя бы успели подружиться.

— А греки? Среди них много моряков, неужели никто не знает испанского? — недоверчиво спросил Николай.

— Кое кто немного знает, но почти никто не знает русского, по крайней мене хуже меня, — Джузеппе пока знал русский примерно на уровне, моя твоя не понималь. Он конечно учится быстро и общаясь даже с Ружицким, скоро начнет говорить, так что действительно проблема.

— Не волнуйтесь, Алексей Андреевич. К нашему следующему приходу они быстро создадут свой смешанный тарабарский язык и великолепно начнут понимать друг друга, а через год все здесь будут говорить на четырех языках, — успокоил меня крестный. Четыре языка это значит русский, английский, испанский и греческий. Неплохо будет, неплохо.

Получив добро, Джузеппе сразу же сошел на берег, ему предстояла сложнейшая миссия — установление контактов с черными рабами.

Вечером он собрал всех черных мужчин и женщин около причала.

Тридцать пять мужчин и сорок две женщины старше шестнадцати, все достаточно молодые, нет никого старше тридцати. Вернее есть один мужчина, его зовут Педро, он мулат и умеет читать и писать. Хозяева держали его за главного. Педро знает все о каждом чернокожем жители острова.

Несколько женщин беременные. Детей около полусотни, но они все остались в трех негритянских деревнях, у каждой семьи хозяев острова была своя деревня, а американцы рабов арендовали.

Непосредственно африканских рабов среди них нет. Все были в своё время куплены на Кубе или родились уже здесь. Тридцать пять лет это критический возраст для чернокожих на острове, последние лет пять всех кто старше, раз в год куда-то увозили и никто не знает их судьбу.

У Педро нет двух пальцев на правой руке и старое клеймо на лбу. Он участвовал в восстании на Кубе и сюда его привезли лет пятнадцать назад.

Джузеппе сказал мне, что он уже провел работу среди рабов и они всё понимают, что у них началась новая жизнь, а я просто должен подтвердить, что они все свободные люди и могут сами выбрать: остаться на острове и служить мне как свободные, или уехать. Но нерадивые, ленивые и подлые пусть уезжают сразу, их будут за это безжалостно наказывать.

Те кто останутся, могут в свободное время начать строить себе новую деревню или отдельные хижины.

Все это я сказал собравшимся чернокожим жителям острова и потом выступил их представитель — Педро.

Уехать желают трое: две женщины и мужчина. Остальные остаются на острове. Порядок в своей негритянской общине они будут поддерживать сами. Три самых больших просьбы: не увозить стариков, не наказывать женщин за общение с белыми мужчинами и иногда привозить католического священника. Все чернокожие оказались католиками и страдали без этого.

Да, дела однако. Сутки назад греки осторожненько спросили, а какие шансы обзавестись греческим священником, а тут еще и католического падре просят.

Перед отходом с острова я собрал совет, поговорить, подумать всё ли правильно сделано, «Геркулесу» пора идти в Россию.

За неделю, проведенную на Пиносе, мы вроде сумели наладить контакт с бывшими рабами, Джузеппе у них стал огромным авторитетом и его распоряжения выполнялись мгновенно.

Главным для них оказалась прекращение семейного и сексуального насилия. Чернокожее население острова быстро разобралось со своими семейными предпочтениями и они начали благоустраивать свою деревню. А потом нас ждал сюрприз: из леса вышла пара беглецов с двумя маленькими детьми.

Тридцать греков, пятеро русских, Ружицкий и Джузеппе на первое время поселились в американском поселке около причала и начали расширять и укреплять укрепление в устье реки.

Ружицкий стал называть его Северным фортом, он планировал установить там несколько карронад и длинноствольных пушек. Адмирал обещал с ним на первое время поделиться артиллерией с «Сарагосы».

Наши моряки на шлюпках с двух сторон обшли остров и сказали, что с моря к нему можно подойти безопасно только в одном месте, с севера. С других направлений очень опасно подходить или берег для высадки очень плохой. Это меня конечно очень порадовало.

Англичане в итоге передумали оставаться на острове, а греки остались те, кто лишился семей и считал себя полностью одинокими, все они рассчитывают в Новом Свете Начать новую жизнь. На Пиносе остался один из наших фельдшеров.

«Сарагоса» остается в Новом Свете, пока она будет курсировать между Кубой и Пиносом.

Один из глав семей, занимающийся реализацией мяса с острова на Кубе оставил нам свои контакты и адмирал надеялся начать торговлю. Он естественно остался верховным руководителем нашей колонии.

Перед выходом в Россию на «Геркулес» перешло несколько греческих моряков рассчитывающих найти свои семьи после окончания войны. Образовавшийся дефицит команды адмирал собрался компенсировать в Гаване, где недостатка желающих пойти в море не было.

Пополнив запасы угля, продуктов и воды, наш пароход отправился в обратный переход через Атлантику.

Веронике и её двум сопровождающим женщинам, чернокожей служанке Розе и бывшей няне пятидесятилетней француженке Эжени, была выделена отдельная каюта. Большего комфорта мы предоставить не могли и местом встречи и общения влюбленных чаще всего была кают-компания.

Выйдя из Гаваны мы направились на северо-запад и очень быстро попали в струю попутного Флоридского течения, которое понесло нас на север. Пройдя Багамы оно дает начало Гольфстриму — величайшему течению севера Атлантики.

Благодаря попутным течениям мы почти тысячу миль до мыса Гаттерас на побережье Северной Каролины шли с небывалой скоростью — десять миль в час, пройдя это расстояние за неполные пять суток.

Поймать эти попутные течения, как я понял, большое искусство и не каждый мореход это может. Я так и не понял, кто это сделал крестный или Пакуале. Но это было на самом деле не важно, главное, что у нас это получилось.

Все эти пять суток я провел в основном на капитанском мостике, наблюдая за действиями капитана или старшего офицера и задавая им кучу вопросов. Моя записная книжка не закрывалась, чаще всего я даже не пытался вникать в то, что записываю, уповая на то, что спокойно сделаю это в тиши какого-нибудь из своих кабинетов.

Как по заказу океан был спокойный, только пару раз где-то в стороне что-то пронеслось, погромыхивая.

На траверсе мыса Гаттерас Гольфстрим начинает вести себя непредсказуемо и его можно легко потерять, но наши мореходы оказались не из тех, с кем проходят эти фокусы. Они резко взяли курс в океан и попутное течение понесло нас дальше.

Скорость потихоньку начала падать и через девять суток мы покинули воды попутного течения, которое начало слишком отклоняться на север и пошли почти строго на восток к берегам Альбиона и до Саутенда в устье Темзы мы шли еще восемь суток.

Когда мы вошли в Ла-Манш, многие встречные корабли приветствовали нас, причину этого мы поняли на причале Каролины Браушвейгской, где нас окружили десятки репортеров английских и европейских газет.

Наш «Геркулес» совершил доселе небывалое, на чисто паровой тяге дважды прошел Атлантику, туда и обратно.

Из Гаваны мы безостановочно шли двадцать один день. Тот же Колумб в своё время на возвращение в Европу потратил времени в два раза больше.

Пока «Геркулес» заправлялся, я совершил марш-бросок в Лондон и обратно.

У захода в Англию и «полета» в Лондон был один единственный резон, мои финансы откровенно собирались петь романсы. Корабельная касса была пуста совершенно и в бумажнике то же гулял ветер. До Усть-Луги мы конечно дошли бы, но я не знал каково положение дел в России и вернуться лучше хоть с какой-нибудь копеечкой.

Я рассчитывал естественно на регулярные доходы с клуба, там конечно не все гладко, в первую очередь надо пополнить резервный фонд ополовиненный тетушкой, но минимум на сто тысяч фунтов я рассчитывал.

Но действительность превзошла все мои ожидания, доход клуба после пополнения резервного фонда составил почти миллион!

Я не мог понять на чем сумел сыграть Федор, а он не спешил мне открывать эту тайну. И лишь когда передо мной оказались лондонские газеты, я понял в чем дело.

Мои мудрецы сыграли на переходах «Геркулеса». Ставки были заоблачные, Федор очень рисковал и в случае проигрыша пришлось бы залезать в долги и раскрывать перед кредиторами свою кухню.

Но мы не подвели наших спекулянтов и они сорвали джек-пот. Я получил миллион, все участники с нашей стороны стали по меркам 19-ого века состоятельными людьми, а резервный фонд Федор довел до четверти миллиона.

На «Геркулес» я вернулся в великолепном настроении и мы тут же отошли от причала.

До Усть-Луги мы шли неторопливо и ровно через месяц нашего выхода из Гаваны, пришвартовались в домашней гавани. Как говаривал Государь Петр Алексеевич — небывалое бывает.

Дома меня ждал ожидаемый сюрприз, Соня родила и это действительно было двое малышей: мальчик и девочка. Соня их назвала нашими именами и я естественно спорить не стал.

Все дела обстояли великолепно, даже с финансами было не так плохо как я ожидал. Матвей чего-то там разработал в лечении детских неожиданностей и подготовил бригаду для срочного выезда в любую точку Европейской России.

Была конечно небольшая ложечка дегтя, химические гении и в Пулково устроили канонаду. Взрыв конечно не имел таких последствий как в Англии, но лаборатория пострадала изрядно и сейчас шли восстановительные работы.

Гении химии сидели под замком и в отсутствии лабораторной базы занимались теоретической наукой.

Когда все наши узнали о намечающемся изменении семейного положения Николая, было всеобщее ликование.

Но мне надо было сразу же без раскачки заниматься российскими делами.

В Варшаве прошла коронация Николая Первого и его супруги Александры Фёдоровны. Никаких эксцессов не было, а война с Турцией похоже идет к своему логическому завершению.

Из Бухары и Хивы постоянно приходили донесения, но они были очень противоречивые и непонятные.

Я попросил Бенкендорфа принять меня и вечером пятого августа я оказался в знакомом кабинете.

Генерал был явно не в духе и разговора у нас не получилось. Когда я спросил его об известиях из Средней Азии он потряс стопкой донесений и раздраженно выдавил из себя:

— Куча дураков не может составить ни одного толкового донесения, другая все пытается переложить на чужие плечи. Если у вас, князь, нет конкретных предложений, то лучше уходите и займитесь опять своими путешествиями.

Такого я от Бенкендорфа не ожидал и просто опешил, первой моей реакцией было действительно развернуться и уйти, хлопнув дверью. Но я сдержался и постарался максимально спокойно сказать:

— Нет, господин генерал, я не уйду. У меня как раз конкретное предложение. Я со своими людьми поеду в Оренбург и на месте разберусь.

Генерал подбежал ко мне вплотную и начал дуравить меня своим немигаюшим взглядом.

— За свой счет, князь, пожалуйста, езжайте, — я усмехнулся.

— Разумеется, господин генерал. У меня только к вам одна просьба, желательно иметь бумагу к генералу Эссену, что бы он оказывал мне содействие, например ваше письмо.

— Хорошо. Когда вы собираетесь выехать с Оренбург? — Бенкендорф успокоился и быстро начал говорить по делу.

— Как только у меня будет эта бумага.

— Тогда собирайтесь и езжайте, письмо вам через пару часов доставит мой офицер.

Оставив подробные инструкции о подготовке следующей экспедиции в Америку, я с Матвеем шестого августа выехал в Оренбург.

С нами ехало еще пять врачей со главе с Германом Генриховичем и десять фельдшеров. Я естественно не помнил, а вернее не знал, когда и как холера появится в Оренбурге. Знал только, что это будет вторая половина года.

Как мы не спешили, но в Оренбурге оказались только утром 26-ого августа. Матвей сразу же поехал в Оренбургский госпиталь, а я к оренбургскому военному губернатору генералу Петру Кирилловичу Эссену.

Губерния хоть и называлась Оренбургской, но губернским городом была Уфа. Но Оренбург все равно был ключевым городом на этих рубежах империи. Он был военным центром и через него шли караваны из Средней Азии.

В приемной генерала меня попросили подождать, я подошел к окну и стал смотреть на пыльную улицу.

Вот лениво проехали двое казаков, пробежала стайка мальчишек, что-то громко крича. Голова после длинной муторной дороги была тяжелой и гудела. Думать совершенно не хотелось. А сейчас предстоит разговор с генералом и он будет нелегким.

Где-то в коридоре раздался крик, вроде как меня кто-то ищет. Я повернулся к дверям.

— Ваша светлость, Матвей Иванович послали, холера! — двери приемной распахнулись с неимоверным треском.

В молодом человеке с бешенными глазами влетевшем в приемную, я узнал нашего самого молодого фельдшера.

В этот момент, вероятно услышав шум, в приемную вошел и сам генерал Эссен, оренбургский военный губернатор и управляющийгражданской частью губернии. Ему здесь подчиняются все и вся, он тут и царь и бог, но и спрос с него за абсолютно всё. С генералом мы были знакомы, ему видимо не успели доложить обо мне и он с удивлением посмотрел на меня.

— Что здесь происходит, что ты такое кричишь негодяй? — раздраженно спросил генерал.

Я достал и протянул Эссену письмо Бенкендорфа и спокойно сказал:

— Думаю, что у вас, генерал, в госпитале обнаружен холерный больной. Этот человек прибыл вместе со мной и мои люди сейчас работают в госпитале.

— Ваша самоуверенность, князь, всем известна, не слишком ли вы много на себя берете?

— Нисколечко, господин генерал, мой зять, русский лекарь Матвей Иванович Бакатин, слов на ветер бросать не будет, если он сказал холера, значит там действительно холера. И надо не выяснять отношения, а срочно действовать. Пожалуйста, Петр Кириллович, прочитайте письмо генерала Бенкендорфа.

Глава 6

Неожиданное проявление мною покладистости и просительный тон совершенно обескуражил генерала, он растерянно посмотрел на меня и начал читать письмо Бенкендорфа.

По мере чтения письма выражение его лица менялось, закончив читать, он отбросил послание шефа жандармов, которое на лету подхватил кто-то из адъютантов и тяжело дыша, узрился на меня.

— Князь, вы надеюсь понимаете, что если вы ошибетесь отвечать перед Государем придется мне, а вы всего лишь отъедите в любимый вами Лондон?

— Во-первых, Петр Кириллович, насчет моей любви к Лондону вы заблуждаетесь, дыра еще та, а во-вторых, я, господин генерал, не ошибаюсь. В Россию пришла холера и лучше перебдеть, чем недобдеть. И палку при этом не перегнуть. Тупорыло перекрыть страну кордонами ума большого не надо, да только наш мужик в половине губерний и так по весне через год на второй солому ест с голодухи.

Мои слова еще больше распалили губернатора, он повернулся к своим притихшим адъютантам и набрав воздухом полную грудь, хотел что-то скомандовать, но я опередил и тихо предложил.

— Моя карета, господин генерал, у подъезда.

Матвей попал как говорится с корабля на бал. В тот момент когда он со своей командой приехал в госпиталь, туда поступил рядовой Андрей Иванов с признаками «воспаления кишок».

Состояние его было тяжелейшее, заострившиеся черты лица, глубоко запавшие глаза и сиплый голос, солдат часто и тяжело дышал, стонал и только просил пить. Несколько раз у него была рвота, а простыни под ним моментально промокали.

Когда мы с генералом вошли в палату, перед несчастным рядовым стояли со сжатыми кулаками двое госпитальных лекарей, закрывая собою больного от Матвея и Германа.

У губернатора недаром была репутация боевого генерала, он мгновенно сориентировался в обстановке и прорычал:

— Прочь, болваны! А вы, сударь, — это он уже обращался к Матвею, — если ошибетесь, на каторгу пойдете! — в этот момент я представил себе генерала на поле боя когда он вел в атаку свои батальоны.

Генерал пулей выскочил в госпитальный коридор. Я тут же вышел следом.

— Хорошо, князь. Действуйте. Всё делайте от моего имени, двое адъютантов всегда будут при вашей персоне. Ваш зять пусть руководит госпиталем.

Матвей занялся лечением больного, Герман начал делать какие-то анализы, а я с двумя врачами и двумя фельдшерами начал разбираться откуда и как пришла холера.

Долго искать не пришлось.

Оренбургский губернатор к возможности появления холеры относился серьёзно и опасаясь её появления, приказал караваны из Средней Азии останавливать и досматривать еще в степи, на подходах к Оренбургу.

Несколько дней назад навстречу одному из таких бухарских караванов был направлен чиновник для особых поручений с казаками и солдатами. Купцов остановили и начали проверку. Купцы поклялись на Коране, что среди них нет больных. После этого они распаковали свои тюки и начали бросать друг в друга куски шерсти и хлопка.

Апофеозом проверки было закусывание этого «блюда» сухофруктами и сладостями, которые были в караване.

На этом проверка закончилась и купцов пропустили.

Рядовой Иванов был среди солдат, проверяющих караван и я резонно решил, что именно эти купцы принесли эту заразу.

Сопоставив даты я решил, что бухарцы где-то недалеко, возможно даже еще и не пришли в Оренбург. И действительно караван был еще в степи.

Целые сутки бухарцы переупаковывали распотрошенные тюки. А потом еще сутки собачились и выясняли отношения. Только после этого эти горячие бухарские парни тронулись в дальнейший путь. По моему приказу караван остановили и всех допросили повторно.

Я сразу предположил, что кого-то при первом досмотре пропустили. И виновника торжества нашли очень быстро. Разъяренные казаки не церемонились и всех купцов и караванщиков допросили по несколько раз под бдительным контролем моих сотрудников.

Через пару часов они нашли караванщика, который во время прошлой проверки просто спрятался и его пропустили. Вид наших казачков его впечатлил и он рассказал, что чуть ли не середины пути мучается животом, но сейчас все почти прошло.

Разговаривать с дрожащим от страха забитым и запуганным караванщиком было сложно. Но нам удалось разобраться и понять, что заболел он на пятый день после ухода из бухарских пределов.

Потом я допросил купцов и сказал, что если они сейчас же не ответят честно на мои вопросы, то половина из них пойдет тут же в Сибирь, верблюдов я прикажу забить, товары сжечь, а вторая половина с голым задом пойдет обратно.

Тут они и раскололись. В Бухаре холера народ косит тысячами. Нет ни одного даже маленького кишлака, где бы не болели и не умирали, а в некоторых местах умирает чуть ли не треть заболевших.

Особенно свирепеть холера начала последние недели две перед выходом каравана. Почти все купцы и караванщики уже ей переболели.

Во время моих допросов присутствовали оренбургские офицеры и через несколько минут я прекратил попытки пресечь их комментарии. У меня, честно говоря, от них даже немного уши подзавяли.

К вечеру Оренбург и его окрестности были закрыты санитарными кордонами. Матвей собрал всех причастных к лекарскому делу и прочитал большую лекцию. Авторитет губернатора, а больше разгоны и казачьи плети, которыми он уже начал награждать налево и направо, закрыли рты всем сомневающимся и несогласным.

Особо Матвей напирал на профилактику холеры, контроль и безопасность источников воды и личную гигиену.

В том, что это холера, он и Герман не сомневались. Они уже накопили приличный материал в Петербурге, разглядывая в микроскоп препараты, полученные от разных страдальцев животом и Герман, который у нас постепенно становился главным микробиологом, сразу же заявил, что такого они еще ни разу не видели.

По моей просьбе генерал лично и «душевно» поговорил с местным духовенством и оно сразу же стало помогать нам.

К огромному удивлению местных лекарей «дикие» методы приехавших столичных умников сработали, рядовой Иванов потихоньку перестал умирать, а затем и начал выздоравливать.

К репрессивным методам я прибегал уже как к последнему аргументу и это на фоне большой разъяснительной работы сработало. Правда всех моих сотрудников иногда даже легкий ветерок валил с ног, но они добились главного — доверия оренбуржцев.

Каждый день с утра до вечера Матвей проводил занятия с местными лекарями, их помощниками и добровольцами из мещан, казаков и солдат. Отдельно он прочитал лекцию местным батюшкам.

В начале сентября стали появляться другие случаи холеры. Все больные были из окрестностей Оренбурга, только был один больной из соседнего уезда. Посланная туда бригада быстро нашла нарушителя карантина, сумевшего с проблемами живота улизнуть из Оренбурга.

За пару дней до появления других случаев холеры, оренбургские власти начали выражать недовольство моей деятельностью и начало даже звучать слово самодурство. Но появление других случаев холеры и три смерти в первых числах сентября заставили всех замолчать.

После первых смертей штаб-лекарь госпиталя по приказу губернатора послал рапорт в медицинский совет Петербурга и на следующий день заболел сам, а за ним еще и десяток из окружения самого губернатора.

Но эта публика оказалась очень сознательной и сразу обратилась к специалистам — приезжим докторам. Поэтому у них обошлось без смертей.

К началу октября поток холерных больных иссяк. Всего в двух уездах было почти пять сот случаев болезни и сорок смертей. Среди умерших было двое помощников лекарей.

Губернатор Эссен как мог помогал мне. По его приказу во всех уездах срочно стали организовывать уездные больницы и почти две сотни человек прошли обучение у Матвея.

В середине октября мы покинули Оренбург. Один из наших докторов по просьбе генерала Эссена остался.

Ехали мы медленно, делая короткие остановки во всех городах где было мало мальское количество докторов.

К моему удивлению многие скептически приняли наши успехи и подвергли сомнению эффективность предлагаемых мер. Особенно ожесточенные дебаты возникали вокруг методов лечения идущих в разрез с теорией миазмов. И здесь главным аргументом была фраза, а вот на Западе.

Я был готов лицо быть этим упертым западофилам, которые считали, что все умное идет из Европы, а мы сиволапые должны только слушать их, открыв рот.

В Арзиново я буквально заскочил на денек и отдохнул там душой. Как же там стало хорошо, прямо раи летают. Один из наших фельдшеров за очень не малое жалование согласился переселиться в мое имение.

В Питер мы вернулись пятнадцатого ноября. В наше отсутствие сестра стала мамой, а Николай Андреевич обвенчался с Вероникой. Чему я был очень доволен, в моих планах он должен быть одним из моих капитанов и его скорейшее бракосочетание было крайне желательно.

А Государь Николай Павлович конечно кремень, даже в этой ситуации он не смог переступить через себя и благодарность от него я получил через Бенкендорфа. Также как и предложение о компенсации расходов. От компенсации я отказался, предложив направить эти средства на подготовку кадров для борьбы с холерой.

Политический итог 1829-ого года уже был подведен, всё произошло как я предполагал, все ставки сработали и в Пулково меня ждали сообщения из Лондона. Моя кубышка значительно пополнилась и предложенная царем компенсация была просто смехотворной.

Во многом благодаря авторитету и безоговорочной поддержки шефа жандармов, московские и столичные доктора согласились с Матвеем и его рекомендации начали рассылаться по губерниям. А на Кавказ, в Астрахань и в армию, выходящую с Балкан после победоносно завершенной войны, поехали чрезвычайные комиссары ведомства генерала Бенкендорфа.

С каждым из них был врач и два фельдшера из тех, кто был в Оренбурге. Помимо этого Матвею было предписано к марту месяцу 1830-ого подготовить еще дополнительные кадры борцунов с грядущей эпидемией.

Особенно серьёзная бригада ехала в Астрахань. В моем присутствии Бенкендорф пообещал своему офицеру пожизненную «командировку» в Сибирь за государственный счет если холера окажется в бурлацкой среде и уйдет вверх по Волге.

Армейские и флотские доктора к деятельности Матвея надо сказать, отнеслись очень благожелательно и его рекомендации приняли очень серьезно. Думаю, что главным здесь был его офицерский авторитет, заработанный за годы службы.

Свою миссию борьбы с холерой я на этом посчитал законченной, больше сделанного я лично уже не сделаю. И мне пора заниматься другими делами.

За время моего отсутствия «Геркулес» сходил в Геную, синьор Антонио провел ревизию его состояния, что-то там подшаманил и пароход вернулся в Усть-Лугу.

Сорок молодых семей староверов были готовы идти в Америку, при том это были не кондовые беспоповцы, а вполне вменяемые люди, вполне готовые на компромисс с официальной церковью.

Практически я решил вопрос с возможностью привлечь для своих целей казаков. Среди нескольких сотен тысяч казаков огромной империи было несколько тысяч тех от кого казачьи атаманы хотели бы избавиться. Особенно среди уральских, бывших яицких, и оренбургских.

Память о пугачевском бунте была сильна и многие из них не вызывали доверия у властей и тот же Эссен открытым текстом сказал, что удаление буйной публике с подведомственной ему территории, он только будет приветствовать.

Поэтому следующим рейсом я наметил перебросить на Пинос первую партию казаков.

Сергей Федорович сообщил, что к марту 1830-ого года в Усть-Луге надо готовиться к приходу еще двух пароходов из Генуи, причем один из них в северном исполнении.

Старый синьор Марино умер и полновластным хозяином на верфи стал Антонио. Мои заказы позволили ему выпутаться из финансовой трясины и теперь он строит большие планы, но ему надо посоветоваться со мной, а сейчас он готов выполнить еще два моих заказа.

В моих планах было строительство еще двух деревянных пароходов для рейсов в Америку, один в северном варианте, другой в обычном. Затем я хотел обзавестись двумя парами быстроходных почтовых и начать эпоху винтовых полностью железных кораблей.

Все это я собирался делать с помощью синьора Антонио и постепенно начинать развивать русское судостроение, построив для этого пять заводов: Балтийский, Черноморский, Тихоокеанский, завод на Мурмане и скорее всего в Коломне, речной.

Но все это будет потом, после тех событий которые грянут летом следующего года.

На Балканах наконец-то воцарился мир, закончилась греческая эпопея и открылись для судоходства Черное и восток Средиземного морей.

Продлится это конечно недолго, через двадцать пять лет там начнется новая война, затем через двадцать следующая, потом еще еще и еще. Балканы, батенька. Тут и на Черном море всегда пахнет жареным.

Но сейчас тут мир и державы готовятся вцепиться друг другу в глотки в других местах.

День ото дня крепнет дружба и союз России и Франции. Кароль Карл Десятый поддерживал Россию в её планах расчленить Османскую империю взамен на восстановление позиций Франции в Германии и Фландрии. Хороший кусок должна была получить Пруссия. Франция со дня на день начнет покорение Алжира. Англия занята проблемами колоний, а Австрия бессильно взирает на расшалившихся соседей.

Все ждут грядуших перемен, но только я знаю, что грядут совершенно другие перемены.

Почти мои ставки на завершение балканских событий сыграли, осталась последняя — официальное признание греческой независимости. Но уже и так ясно, что удалось сорвать не один джек — пот, а несколько.

Причем не только на на бирже ставок в нашем клубе. Но и среди достопочтенной публики фондовой биржи. Итоги я не хотел подводить. Что бы не спугнуть удачу, а на самом деле, что бы не поднимать раньше времени волну среди этой достопочтенной публики, которую я собирался хорошо пощипать летом 1830-ого года. В том числе должно достаться и Ротшильдам, не всё коту масленица.

Но до лета мне надо тихо сидеть в России и дышать через раз. Поэтому я до мая 1830-ого года занимался домашними делами, порхал вокруг жены и детей, занимался благоустройством имений, подбирал кадры для своих предприятий, готовил партии пареселенцев, занимался науками, иногда целыми днями пропадал в химической лаборатории, готовя рывок в химических знаний.

Находил среди своих крепостных умненьких мальчиков и девочек и пристраивал их учиться, десятками каждый месяц отправлял на стажировки в Европу инженеров и работяг, пятерых умников отправил к Джо в Нью-Йорк.

Первого декабря в свой второй рейс в Америку ушел «Геркулес». Жена крестного пошла с мужем. Посидев в деревне, она решила, что это вообще-то не для неё и решила опять везде быть рядом с супругом.

Дочь Берсеньевых я определил в Смольный институт, а сына в Морской кадетский корпус.

В начале 1830-ого года в Италию с молодой женой уехал Николай Андреевич. Он окончательно решил уйти со службы, подал прощение об увольнении и в Геную ехал вольной птичкой. Обвенчались они когда мы были в Оренбурге, я сразу им сказал, что на меня ориентироваться не надо, иначе свадьба может вообще не состояться.

Вместе с ним ехал и его флотский товарищ Павел Александрович Леонов, тоже принявший решение расстаться с императорским флотом.

Вместе с ними уехало два десятка балтийских нижних чинов по разным причинам списанных с флота после окончания войны.

Два красавца парохода пришли в Усть-Лугу первого марта, оба уже имели имена, кто их так назвал я выяснять не стал, имена мне просто понравились.

Пароход в северном исполнении назвали «Дежнев». А другой просто «Американец». На следующий день из второго рейса вернулся «Геркулес».

Такое стечение обстоятельств очень упростило решение кадрового вопроса. Крестный естественно принял «Дежнева», Паскуале сменил его на «Геркулесе», Николай стал капитаном «Американца», а его боевой товарищ пока пойдет старшим офицером у Паскуале.

Глава 7

Как крестный и предсказал, за несколько месяцев на Пиносе все подружились и великолепно говорят на четырех языках, даже на английском, хотя там он особо и не звучит. Основную реку острова стали называть просто Рио, а поселок на её левом берегу, основу которого составил бывший поселок американцев, получил гордое название Новые Афины.

Так его стали называть греки, русские и Джузеппе спорить не стали, а чернокожим все равно, лишь бы в печку не ставили.

Северный форт превратился в настоящее укрепление вооруженное четырьмя пушками, двумя длинноствольными и двумя карронадами.

Техасские делегаты уже побывали на Пиносе. Они еще обдумывают мои предложения, но отношения с центральными властями Мексики у них все обостряются и скоро они дозреют.

Только что пришедший к власти президент Мексики Анастасио Бустаманте уже успел многим насолить: он приказал отменить рабство, запретил иммиграцию в Техас и для этого вознамерился ввести таможню и пограничный контроль, построив для этого несколько фортов.

Мне удалось поколебать рабовладельческие настроения среди последователей Остина и многие из них задумались над моими словами. Перед силой их серебряного божества, доллара, им устоять было невозможно, а он был на моей стороне. Притом в таком количестве, что наверняка мало кто из и видел когда либо. Джо по моей просьбе особо не скрывал ни частоту, ни сумму моих субсидий.

Высадку в Техасе я наметил на осень или зиму 1830-ого года. Это время мною было выбрано только по одной причине. Летом во Франции должна быть так называемая июльская революция и я собираюсь на этом крупно сыграть. А чтобы это было правдоподобно для моих товарищей, я сказал, что это мы сделаем когда будем готовы как Остин быстро перебросить в Техас тоже сотни три, но уже наших семей.

Оно и получалось, что только к этому сроку на Пиносе и будут готовы эти три сотни семей.

Зима 1829−1830-ого года была очень суровой, наша Лужская губа замерзла и я очень опасался, что наши пароходы не смогут в неё зайти. Но «Дежнев», который пришел первым, шел очень осторожно и не спеша, своим обшитым металлом корпусом раскалывая лед губы, следом за ним прошли и два других парохода.

Пока пароходы стояли в Усть-Луге «Дежнев» через день выходил в море и не давал вновь замерзнуть пробитому им каналу. Пятнадцатого марта все три парохода взяли курс на Америку. На их борту было сразу сто пятьдесят семей, две трети из них были староверы.

До намеченного мною времени «Ч» пароходы должны сделать по два рейса и перебросить на Пинос не меньше трех сотен русских семей. Летом туда должны приехать первые группы уральских или оренбургских казаков.

Первого июня 1830-ого года мы с Соней поехали в Лондон, до очередной французской революции оставались считанные недели и в финансовой столице нынешнего мира в такой момент надо быть лично.

Накануне поездки я объехал все свои имения, побывал и в Новороссии. Увиденным я остался очень доволен. Сергей Петрович со своим племянником большие молодцы, Сумасшедшая идея с каналом воплощалась в жизнь и дикие степи как по мановению волшебной палочки превращались в цветущий край.

С Сергеем Петровичем у меня помимо всего состоялся секретный разговор, я никогда не забывал о его информаторе в Варшаве и попросил господина Охоткина связаться с ним. Приближалось и другое известное мне судьбоносное событие — Польское восстание.

Сонина матушка на несколько месяцев вернулась в Англию и просила мою супругу погостить у неё. Поэтому мы и решили ехать в Лондон.

То, что эта поездка мне нужна позарез я жене говорить не стал, перед самым отъездом Соня сказала что у нас будет еще один ребенок и лишние волнения ей совсем ни к чему. Хватит переживаний во время первых двух беременностей.

Пусть в свое удовольствие проводит с детьми время в Лондоне и адмиральском имении, общаясь с матушкой и тетушкой, а я тем временем буду заниматься делами.

Фрнцузская революция конечно дело важное и серьёзное, но не меньше меня волновали дела у Матвея. Удастся ли тормознуть холеру на дальних рубежах и обойтись малой кровью или все таки она соберет свою жатву и сотрясет Россию-матушку.

Основная надежда у меня была на амбиции шефа жандармов. Он сделал правильные выводы из оренбургской истории и пока император не задвинул его с позиции главного холерного борцуна. Распоряжения о приравнивании моей корреспонденции к императорской, оставалось в силе и я надеялся и это использовать в своих играх.

В начале лета холера проникла в Европу, сообщения об этом шли сплошным потоком, самодовольное европейское общество этим было шокировано до самых своих глубин.

Основная масса европейцев, не считая Балкан, надутая цивилизационной спесью, на полном серьезе считала, что холера это удел грязного и диких Востока, Балкан, конечно лапотной России и в Европе такая болезнь невозможна.

И в итоге и европейское общество и медицина, оказались не готовы к страшному испытанию, еще большему чем у нас.

В первых числах июля пришли сообщения из России о холере в Астрахани. Светлейший князь Ливен показал мне совершенно секретнейшую депешу из Питера. Как я и предполагал её принесли морем, но принятые там меры были воистину драконовские, но похоже действенные.

Двадцать второго июля из Парижа приходят известия о победе на выборах либеральной оппозиции. На бирже начались легкие волнения, преобладающее мнение было, что французскому королю Карлу Десятому удастся справится с непокорной палатой депутатов.

Утром двадцать шестого приходят известия о подписании королем Карлом ордонансов Полиньяка, четырех правительственных указов о роспуске палаты представителей, сокращении числа депутатов и уменьшения их полномочия, ужесточении избирательного права и и восстановлении цензуры.

Париж взрывается, ночью и утром двадцать восьмого идут уличные бои.

Двадцать девятого июля революция фактически побеждает. В течении дня восставшие захватывают Ратушу, Лувр и Тюильри, начинают грабить королевский дворец и его винные погреба.

30-ого июля над королевским дворцом взвивается французский триколор и Палата Депутатов провозглашает герцога Орлеанского наместником королевства.

2-ого августаКарл Десятый подписывает отречение в пользу своего сына Людовика, затем в пользу своего малолетнего внука Генриха и назначает при нем регентом Луи-Филиппа, герцога Орлеанского.

7-ого августа Палата Депутатов предлагает Луи-Филиппу корону, которую тот принимает 9-ого и в тот же день проходит его коронация.

Во Франции новый король Луи Филипп Первый, король французов. Он тут же получает прозвище «король-гражданин».

Все эти дни на бирже творится что-то невообразимое. Какое-то время царит всеобщий страх перед очередной победой «якобинцев» возглавляющих волнения парижских рабочих. А это падение монархии во Франции, гарантированная интервенция армий Священного Союза и опять общеевропейская война.

Ставки в нашем клубе самые невообразимые, кто-то даже поставил на реставрацию Наполеона Бонапарта и бесполезно было говорить, что великий корсиканец уже сошел в могилу.

Я как самый заядлый картежник играл на фондовой бирже и в клубе на все, что у меня было, хотя поначалу страховой фонд хранящейся у тетушки трогать не хотел.

Европу лихорадит весь август и сентябрь, в последних числах сентября происходит очередное потрясение — бельгийская революция, единое королевство Нидерланды разваливается на два государства.

Приходит время подводить итоги своих спекуляций, мой выигрыш оказывается столь огромным, что я не поверил своим глазам, когда подвел дебит с кредитом.

Сто миллионов фунтов стерлингов это просто нереальная сумма. Таких денег сейчас даже не существует в природе. Но бумаги, разложенные на моем столе в кабинете тетушкиного особняка, подтверждали эту невероятную вещь.

Это конечно были не только живые деньги, монеты, банкноты или купюры. В большей степени это были различные акции, ценные бумаги казначейств, векселя и долговые расписки многих богатеев Европы и России в частности. Наше дворянство, оплот государства, уже погрязло в долгах перед Европой по самые ноздри…

Весь октябрь я тихонько наводил порядок в своей огромной финансовой империи. Действовать надо было предельно осторожно, абсолютно неизвестно как на такого внезапно возникшего монстра отреагируют сильные мира сего, те же Ротшильды, которых я пощипал преизрядно и всякие короли и императоры.

О своем феноменальном успехе я рассказал только Соне, одному мне было банально все это не разобрать. В первых числах ноября все вроде устаканивается и я, оставив в Лондоне жену и детей, чуть ли не теряя тапки, устремляюсь в Россию.

Грядет очередное польское безумие, восстание 1830-ого года.

Информатор Сергея Петровича все таки подогнал ему нужную информацию и когда я четырнадцатого ноября появляюсь в Петербурге он мне все подробно докладывает, называя как говориться адреса, пароли, явки.

Окончательное выступление после многих проволочек назначено на конец ноября, главная проблема польские генералы и старшие офицеры, в своей массе они не желают участвовать в восстании, особенно те, кто был на турецком фронте.

Главное действующее лицо — Петр Высоцкий инструктор школы подхорунжих. Он должен будет со своими сторонниками напасть на Бельведерский дворец и убить наместника. После чего провозгласить свободу Польши и призвать всех к восстанию.

Государя в Питере нет и мой единственный шанс генерал Бенкендорф.

Шеф жандармов принимает меня и как год назад я опять вижу его недовольство и раздражение. Похоже моё понимание о служении Отечеству немного расходится с его пониманием.

Но оказалось, что я ошибаюсь. Действительность оказывается совсем другой.

Александр Христофорович закончил чтение моего меморандума о польских делах и аккуратно сложил всё в красивую папку, которую он достал из тумбы своего огромного рабочего стола.

Я поразился произошедшей в нем перемене. Передо мной сидел безмерно уставший человек от которого просто ураганом летела мысль, как же мне всё это надоело.

— Алексей Андреевич, — по имени — отчеству он ко мне обращался крайне редко, вернее я даже на помню когда это было, — если вы думаете, что мне это неизвестно, то это ваше глубочайшее заблуждение.

Генерал поднял со стола и показал мне толстенную папку с бумагами.

— Да, да, вы совершенно правы в своем предположении, это все донесения с Варшавы. Но я отдаю должное вашей агентуре, точную дату выступления я не знал.

Бенкендорф внезапно резко поднялся из кресла и оперевшись на руки, наклонился ко мне.

— Но скажите мне, ваша светлость, что мне с этим делать?

Он также резко обратно бросился в кресло и закрыл лицо руками.

Через несколько секунд он продолжил бледным и бесцветным голосом.

— Государь знает об этом и не только от меня. Но как и его брат в свое время попустительствовал безумцам в итоге вышедшим на Сенатскую площадь, так и Николай Павлович почему-то закрывает глаза на этот зреющий нарыв.

В кабинете воцарилось тишина, генерал видимо больше не хотел мне ничего говорить. А я тоже не знал, что ему сказать и не понимал что мне надо сейчас сделать.

Генерал взял себя в руки и грустно улыбнулся.

— Вы я думаю поддерживаете отношения со своей матушкой и возможно даже видели её во время вашего американского вояжа. Как она? Я слышал, что у вас за океаном появился маленький брат?

Источник информации генерала был мне известен. Естественно это его сестра светлейшая княгиня Дарья Христофоровна Ливен, тетушка естественно такой семейной новостью с ней поделилась.

— Она чувствует себя великолепно, думаю счастлива и на мой взгляд даже помолодела. А маленький Павлуша очень хороший мальчик. Я очень рад за них.

— Ну слава Богу, за сегодня я хоть что-то услышал приятное. Спасибо, князь,.за ваши труды. Холерная напасть Россию не миновала, но думаю того ужаса, что уже твориться на Востоке и начинается в Европе, нам удалось избежать. Вы были совершенно правы когда писали об опасности бурлацкой вольнице, к сожалению лечить пришлось каленым железом. Вы еще не передумали осваивать наши далекие просторы? — генерал неопределенно махнул рукой.

— Нет и в ближайшее время предполагаю приступить к этому.

— Там я думаю вы столкнетесь с этой публикой, которая сейчас туда направляется. Но согласитесь, они наказаны но заслугам.

Бенкендорф встал из-за стола, демонстрируя, окончание нашей беседы.

— Вас, князь, ждет жена и ваши милые дети, Софья Андреевна насколько я знаю собирается вас осчастливить еще одним ребенком. Езжайте в Лондон и занимайтесь милыми вашему сердцу делами. А здесь будем уповать на Господа, он всё управит.

По дороге домой я успокоился и решил, что генерал Бенкендорф прав. Всё, что можно я сделал, не наводить же порядок в Польше своими руками, будь что будет. А мне пора действительно заниматься своими делами.

В России я решил немного задержаться, надо было обстоятельно побеседовать с Матвеем о холерных делах, пообщаться с сестрами, Анна как никак тоже стала мамой, а две пигалицы уже почти невесты. А в нынешнем девятнадцатом веке в пятнадцать уже и замуж выходят.

Да и ревизию хотя бы здесь в Пулково и Нарве провести, посмотреть на всё своим глазом. а не только читать отчеты.

Отчеты, которые мне регулярно поступают, штука конечно интересная. Как-то незаметно Иван Васильевич создал в моем хозяйстве своеобразную секретную службу и периодически я читал его опусы о состоянии дел. Его интерес был очень специфический: нет ли воровства или предательства и не замышляет ли кто чего худого.

Пару раз с его подачи удалось во-время ударить по рукам и по-хорошему расстаться с людьми, одному прохиндею я просто дал вольную и отправил на все четыре стороны с напутствием не попадаться больше на глаза, а со вторым прекратил всякие отношения.

А вот с одним кандидатом в злодеи пришлось обойтись жестко и он теперь гремит где-то кандалами.

Следующим утром я начал претворение своего плана с чтения отчетов Ивана Васильевича и занимался этим до самого обеда, потом было общение с сестрами, а вечером я ждал Матвея.

Он приехал к самому ужину, вид у него был уставший и очень злой. Чтобы его поняли правильно, Матвей сразу же открыл мне причину своей злости.

Они с Германом решили поделиться своим опытом с европейскими коллегами и даже пригласили кого-то из немцев в Россию.

Неожиданно ответа очень долго не было, а потом пришел консолидированный ответ английских, немецких и французских эскулапов.

Его можно было охарактеризовать одним словом: бред. Именно такую характеристику получили выводы и предложения Матвея и Германа. От предложения посетить Россию иностранцы естественно тоже отказались.

И мало того, там еще были личные характеристики и рекомендации, к частности Герману посоветовали не возвращаться в Германию и забыть о своей принадлежности с сословию европейских докторов.

Читать все это было печально. Матвей наверное первый раз на моей памяти дал комментарий прочитанному на знаменитом русском сленге, а с Германом случилась форменная истерика и он после этого напился в хлам.

Матвей от греха подальше привез его в Пулково и наш немец уже спал под бдительным присмотром кого-то из слуг.

Когда Матвей за столом сказал, что Герман сегодня ночует у нас, княжна Татьяна неожиданно покраснела и даже поперхнулась лимонадом.

Всё сделали вид, что ничего не произошло. Только Анна бросила на меня многозначительный взгляд. Так-так, надо будет не забыть разобраться с этим вопросом.

Когда мы уединились в кабинете, Матвей решил начать именно с этого и торжественно объявил.

— Довожу до сведения, вашей светлости, что княжна Татьяна Андреевна влюблена.

Глава 8

Когда мы уединились в кабинете, Матвей решил начать именно с этого и торжественно объявил.

— Довожу до сведения вашей светлости, что княжна Татьяна Андреевна влюблена, — он подождал когда я изображу удивление.

Светлость все-таки не лох трамвайный и великолепно все поняла еще за столом, но надо же было подыграть Матвею. Поэтому я сделал удивленный вид и постарался максимально задрать брови.

Матвей в ответ довольно просто заржал и продолжил.

— Девицы как-то проявили интерес и заехали к нам полюбопытствовать. Татьяна после этого начала интересоваться биологией и медициной. Потом они еще раз приезжали и причем два раза она была одна.

— Предмет её увлечения надо думать господин Герман?

— Естественно.

— А он как?

— А его появление Татьяны Андреевны просто парализует, а после её отъезда он впадает в какое-то оцепенение и по полчаса совершенно невменяемый. Да и сегодня только из-за этого и напился.

— Не понял? — я подумал, что Герман злоупотребил из-за уничижительного отзыва зарубежных коллег, а тут оказывается дело в любови.

— Он прочитал этот идиотский отзыв, наливает себе полный стакан рома и залпом его выпивает. А после этого вдруг выдает, что жизнь его кончена и она, то бишь Татьяна Андреевна, будет его теперь презирать. И после этого, — Матвей возвысил голос и затряс руками, — он стал пить ром прямо из бутылки.

— И сколько он выпил?

— Бутылка была почти полная, а когда я отнял её, там оставалось в лучшем случае треть.

Это получается Герман залпом выпил грамм триста рома. На смертельно конечно, но ему явно от этого поплохело.

— Я его накормил углем и хорошо что мы буквально только-только плотно отобедали. Всю дорогу он распускал сопли и страдал, что теперь Татьяна даже на него и не посмотрит, а он без неё даже жить не желает. И ты знаешь, Алексей, про злосчастное письмо он ту же забыл страдал уже из-за того, что напился.

— И что ты по этому поводу думаешт?

— Я думаю, что Герман взрослый человек, Татьяне скоро шестнадцать, может быть это всё и серьезно. А то что он, — Матвей вероятно хотел сказать про то, что Герман совершенно из простых немцев, но я его прервал.

— Об этом вообще не надо говорить. Посмотрим. Я в это дело вмешиваться не буду, ты господину немцу за перебор по рогам думаю сам надаешь. Только скажи от меня, что если еще раз такое будет, я ни на что не посмотрю и лично вышибу его и что бы никаких глупостей. Татьяна еще ребенок. А если у них большое и серьезное чувство пусть потерпят, потом слаще будет.

— Согласен, целиком и полностью.

— Всё на этом тему закончили, давай о делах. Как думаешь с холерой мы справились?

— Боюсь даже что либо говорить хорошее. Всего по России умерло тысячи полторы, особенно тяжелое положение в выходящей с Балкан армии, там болезней и так хватает, и в Новороссии и Польше. Эти бараны нас совершенно не слушают и поднимают на смех и даже более того, договорились уже, что это наши власти честных поляков травят.

— Ты знаешь, я уже понял, что ненависть ко всему русскому делает из многих поляков полных идиотов. К счастью среди них есть и разумные люди, инача была бы полная беда. Ладно давай лучше дальше про холеру.

— На носу зима, вспышка пойдет на убыль. Народ пока не бунтует, но как ты и предвидел недовольства много. Хорошо, что верховодят не чиновники господина Закревского, эти бы дров наломали. Кое где они дорвались до власти, так там были карантины ради самих карантинов.

Это я отлично знал и поэтому писал, что эти господа не должны руководить таким сложным и тонким делом, чуть перебор и вся хозяйственная жизнь остановится и народ будет умирать уже от банальной голодухи.

— А перспективы на следующий год?

— Про будущий год и думать не хочется, зараза точно будет в Европе и к нам будет лезть со всех сторон. С кадрами у нас не плохо, если бы не упертые бараны и поклонники Запада, вообще было бы замечательно. Ты не представляешь, но у них чуть ли не падучая начинается когда они видят бутылочки тетки Анфисы.

— А с финансами как?

— Нормально с финансами, платят щедро и ни в чем практически не отказывают. Тут царь батюшка не экономит.

— А я чем нибудь могу помочь?

— Думаю что уже ни чем, все можно ты уже сделал.

На этом мое участие в борьбе с холерой можно считать законченным. В эти европейские дела я встревать не буду. Да и возможности особо для этого не будет, надо начинать освоение просторов Америки и Дальнего Востока.

Оставив подробнейшие инструкции чете Бакатиных и Сергею Петровичу я устремился на Нарвскую мызу.

Увиденное меня очень порадовало. Я решил сделать Усть-Лугу своим главным российским портом и планов моих громадьё начало претворяться в жизнь.

Все, что представляло какой-либо интерес, было скуплено на корню. Все земли на берегах Лужской губы принадлежали теперь мне. Кургальский полуостров и Сойкинский, ограничивающие нашу губу с запада и востока, тоже полностью принадлежали мне. На её оконечностях мысах Колганпя с востока и Кургальском с запада строились мощные маяки. Я знал, что скоро грядет век электричества и все делалось с большим запасом.

Подрядчики стояли в очереди чуть ли не от Нарвы до Питера. Нарва, кстати как и Ямбург, росли как на дрожжах. Кто только не пытался туда влезть и с чем. Но местная власть получила от меня установку, зарубежных капиталистов и купцов пускать только тогда, когда нет альтернативы в России. Каждое иностранное предприятие и вообще, каждый иностранец в этих городах и окрестностях моей мызы, сразу оказывался под колпаком у Ивана Васильевича.

А так как на кону теперь были не просто огромные, а совершенно не реальные деньги, как-то само собой у меня появилась еще одна служба безопасности. Её незаметно и не спеша, создал Степан Дмитриевич Бурков, мой управляющий питерского дома.

После первой моей поездки в Лондон, он и Татьянина мать Анисья, попросили моего дозволения пожениться. Люди они были уже свободные и я прямо об этом сказал. Но в ответ Степан Дмитриевич сказал, что без моего одобрения они это не сделают. Оказалось, что это категорическое условие маленькой Татьяны Андреевны. Свою матушку она признавала и ни перед кем не стеснялась своего происхождения, зная, что я любому за неё порву всё, до чего сумею дотянуться. Но светлейшее согласие на этот брак было её категорическим условием. Почему, я выяснять не стал, зачем её лишний раз травмировать.

Вот после этого бракосочетания, господин Бурков и сделал мне своё деловое предложение, осторожненько, так сказать по-родственному за всем присматривать.

Поразмыслив, я согласился, береженого бог бережет. Ставки в моих играх росли ни по дням, а по часам и лишняя соломка ох как не повредит. Тем более, что полной картины всех моих дел и делишек не знал никто, даже Соня.

Главным моим подрядчиком был господин Кольцов. Кузьма Иванович со своими сыновьями верховодили во всех строительных делах Усть-Луги и богатели и набирали влияние буквально не по дням, а по часам.

Старший сын Иван Кузьмич от дел отошел очень быстро, сразу же как только мы с ним пообщались и стал целиком и полностью заниматься подбором желающих переехать Америку и на Дальний Восток.

Для себя лично он наметил будущее поселение на Охотском море, которое я для себя привычно называл Магаданом. Именно там я собирался сделать узловой и опорный пункт моей будущей восточной империи.

И сейчас в Усть-Луги кипела жизнь. Началось строительство мощных причалов, в моих планов был одновременный прием десятка пароходов типа «Геркулеса», строились гостиницы для моряков, временные лагеря для переселенцев, всякие мастерские, многие из которых имели все шансы стать впоследствии серьёзными заводами.

Одной из проблем было зимнее судоходство по Балтике, но синьор Антонио уже получил соответсвующее техзадание и в ближайшее время первый в мире паровой ледокол появится у причала Усть-Луги.

Он сейчас строится в Генуи, у него усиленный металлический нос и винт, а не колеса. Какой-то изобретатель в Триесте уже построил витовой пароход. Антонио как-то прознал про это и купил у него и идею и её первое воплощение.

Сейчас специально обученные и нанятые Антонио люди, за очень не малые деньги, доводят эту идею до ума. Надо сказать, что это в основном британцы, среди них только один итальянец и двое русских.

На своей верфи в Генуи Антонио должен построить мне еще три парохода для дальних рейсов, один из них в северном исполнении и два небольших почтовых. Пара почтовиков уже готова и пришла в Усть-Лугу.

А потом Антонио начнет строить Балтийский судостроительный завод.

Почтовики были действительно предназначены ходить с почтой и небольшим количеством пассажиров между Лондоном и Усть-Лугой.Конечно предусматривался заход и в другие порты, например Санкт-Петербург. Они показывали прежде небывалую скорость, до десяти миль в час на паровой тяге и я планировал их регулярные еженедельные рейсы.

Практически моя неограниченность в средствах позволяла осуществлять не только мало прибыльные проекты, но и заведомо убыточные, вернее пока убыточные. Я великолепно знал, что у меня в достаточно большом обозримом будущем нет ни одного убыточного предприятия.

Химикам я поручил изобрести резину и придумать периодическую таблицу химических элементов. Моих скудных знаний в этих делах вполне достаточно, чтобы сформулировать идею и поставить задачу.

В моё отсутствие всеми делами в России будет рулить конечно господин Охоткин под бдительным и неустанным контролем Анны Андреевны и аккуратным и незаметным присмотром Степана Дмитриевича.

Со дня на день я ждал прихода пароходов из Америке. Три партии переселенцев уже ожидали их возвращения. На борт пароходов должны подняться пятьдесят семей староверов и по шестьдесят семей уральских казаков и простых крестьян, выкупленных мною из крепостной неволи.

На «Дежневе» в Америку пойду и я. Во время перехода мы с крестным обсудим предполагаемый бросок в Охотское море.

Пароходы пришли двадцать пятого ноября и они сразу стали готовиться в следующему рейсу, надо было спешить, разбивать лед носом «Дежнева» не самая хорошая идея.

Я был в Питере, когда второго декабря пришел почтовик из Кенигсберга. Польское восстание началось.

Вечером 29-ого ноября в Лазенковском лесу под Варшавой стали собираться вооружённые студенты, а в казармах польских полков вооружились группы солдат под руководством соратников Петра Высоцкого, он сам сумел поднять на бунт почти всю Школу подхорунжих.

Во главе ста пятидесяти подхорунжих он напал на казарму гвардейских улан, а группа отборных заговорщиков проникла в Бельведерский дворец, они по-видимому собирались убить Наместника.

Но Константин Павлович был предупрежден о возможном нападении своей женой-полячкой у княгиней Лович, а варшавский обер-полицмейстер Любовицкий сохранил верность присяге и узнав о начинающемся бунте, успел со двумя десятками своих людей прибыть во дворец немного раньше заговорщиков.

Великий князь Константин трусом не был, его военная карьера началась во время Итальянского похода Суворова, который не раз его отмечал и блистательно продолжилась под Аустерлицем и во время Заграничного похода.

Поэтому план заговорщиков сорвался, четырнадцать из них были убиты в жестокой и кровавой схватке, а Наместник сумел благополучно покинуть дворец.

Затея Высоцкого с атакой польских улан провалилась и скорее всего из восстания получился бы пшик, но заговорщиков поддержали тысячи студентов, рабочих и конечно толпы различных маргиналов, которых в Польше было преизрядно.

Никто из польских генералов и старших офицеров, командиров частей, мятежников не поддержали и многие их них были убиты. Большая часть младших офицеров и часть нижних чинов сразу же поддержали восстание, а большинство обер-офицеров и многие нижние чины участвовавшие в прошедшей войне, отказались это делать и польские полки в целом колебались.

Все увеличивающиеся толпы мятежников сумели захватить арсенал и окружить русские полки, расквартированные в Варшаве.

Наместник вызвал к себе все русские полки и призвал сохранить верность присяги польские. В итоге к нему пришли уланы и гвардейские конные егеря со своим командиром генерал-майором Франтишеком Жимирским, которые даже вступили в бой с мятежниками. Остальные полки раскололись, а часть просто разбежались.

На сторону мятежников в итоге все таки перешли два или три генерала, среди них был находящийся в отставке генерал Хлопицкий.

Ночью Наместник с верными войсками покинул Варшаву.

Первым моим побуждением было мчаться в Польшу и лично принять участие в начинающейся войне.

Но неожиданно для меня этому воспротивились Иван Васильевич и Сергей Петрович, он даже упал на колени, умоляя меня не делать этого.

Я опешил от такого поворота событий и уже чуть ли не открыл рот, что бы разнести их, но тут из Пулково приехали Маша и Таня и мне пришлось свой пыл поубавить.

А вскоре пришли и новые известия из Польши, Наместник ранен, его судьба неизвестна. Государь похоже в последний момент решил действовать на упреждение и в Польшу заранее уже направлен генерал-фельдмаршал граф Иван Иванович Дибич-Задунайский, герой последней войны с Турцией и скорее всего он уже во главе 6-ого Литовского корпуса генерала Розена идет на Варшаву из Бреста и Белостока.

По тревоге подняты многие русские полки на западе и в центре страны, к выступлению готовится гвардия и вроде как с Кавказа отзывается другой прославленный русский полководец генерал-фельдмаршал граф Иван Федорович Паскевич-Эреванский.

Это было полной неожиданностью. Все считали, что Дибич в Берлине, где ведет переговоры с пруссаками после просьбы нидерландского короля Виллема Первого о помощи.

После этих известий я решил успокоиться, решив, что в Польше теперь буду только путаться у других под ногами, тем более что один на один Сергей Петрович привел еще один веский аргумент.

— Алексей Андреевич, все ваши трения с поляками похоже в прошлом. Проку от вас там никакого и зачем тогда встревать в эту драку, после которой возникнут новые проблемы? Поляков быстро усмирят, а вам рядом с ними еще жить да жить.

Тут господин Охоткин абсолютно прав и действительно лучше последовать совету генерала Бенкендорфа и заняться своими делами.

Через неделю мы ушли в Америку. Я пошел сначала на борту «Американца». Предусмотрен заход в Англию, где возьмем первоклассный британский уголь и мне нужно еще раз поговорить с Сонею. Мне надо железно убедиться, что она не обижается на меня за мои отлучки из семейного гнездышка.

Вернее даже не так. Обижаться она по-любому обижается, главное чтобы обида была не смертельная и был шанс заработать прощение.

До Лондона мы дошли быстро и я бы сказал весело. Идти караваном на самом деле одно удовольствие, во-первых по любому безопаснее, во-вторых психологически проще, ты не один в этом бескрайнем море и появляется какое-то ощущение надежности.

Восторга супруга от моего желания опять идти в Америку естественно не испытывала, она конечно была рада моему приезду, что я рядом с ней, а например не в Польше.

А ночью, как часто у нас бывает, Соня расставила в нужных местах все точки.

— В марте будущего года, я рожу нашего четвертого ребенка. После этого у нас будет еще один ребенок и после его рождения, вернее когда он подрастет немного, я буду всегда и везде с тобой, куда бы и зачем бы те поехал. Только на таких условиях я тебя прощаю и отпускаю в эту самую Америку.

Возразить мне было совершенно нечего, да моих возражений надо сказать Софья Андреевна и не ждала, поэтому я демонстративно поднял руки и максимально проникновенно сказал:

— Согласен.

Глава 9

В Америку мы наметили отходить шестнадцатого декабря, когда я приехал в Лондон, Федор сказал, что есть один человек с которым мне надо обязательно встретиться.

Долговязого и худого человека, с которым я встретился через два дня, звали Родерик Кэри. Он ирландец и ним Федора свел тетушкин дворецкий, у которого были родственники ирландцы.

В графстве, где жил Родерик последние несколько лет, появилась и стала набирать силу идея переселения куда-нибудь подальше от Британских островов. Возникший когда-то чисто на бытовой почве скандал двух семей протестантской английской и католической ирландской вдруг стал набирать такие обороты, что того и гляди прольется кровь.

В итоге округа раскололась на два лагеря по национальному и религиозному принципу, хотя до этого много лет тут была, в отличии от почти всей Ирландии, в этом отношении полная идиллия и в родных местах Родерика спокойно и безбоязненно селились и те и другие.

А тут еще и несколько неблагоприятных лет, когда собирали очень скудные урожаи, от чего всегда ирландские семьи страдали больше.

И если раньше соседи часто помогали друг другу, то теперь англичане даже и не подумали помочь голодающим соседям-ирландцем.

Вот среди них и появилась идея убежать куда-нибудь. А Родерик оказался одним из самых активных сторонников этой идеи и его послали к своему родственнику узнать как это сделать.

Идея переселять ирландцев в Техас мне с некоторых пор казалось не совсем удачной, я разобрался в их отношениях с англичанами и понял, что с американцами они могут оказаться еще более напряженными.

Но есть еще и Калифорния и я решил встретиться с Родериком.

Встреча получилась очень короткой, ирландцы недаром имеют репутацию неуживчивых людей, с которыми трудно общаться. Он мне чуть ли с порога заявил, что их всего человек пятьсот-шестьсот мужчин, женщин и детей и они куда угодно готовы уехать лишь бы там не было англичан и протестантов.

Такую публику везти в Техас явно не стоит, где как раз выходцы из Англии и протестанты, но есть еще и Калифорния.

Поэтому я обещал ему подумать. А дальше ирландец рассказал совершенно фантастическую историю.

Его младшая сестра Джейн вышла замуж по большой любви за англичанина и теперь их грозятся убить обе стороны. Поэтому он помог сестре с мужем и двумя детьми убежать и просит их спасти, обратиться ко мне ему посоветовал его родственник тетушкин дворецкий.

Тетушкиного дворецкого я всегда считал какой-то аномалией, но не настолько что бы иметь родственников ирландцев, сейчас все таки еще 19-ый век и англичане с ирландцами в своей массе друг друга люто ненавидят.

А тут и семейка где запросто могут породниться с англичанами и целая как минимум деревня, которая оказывается меного много лет жила в мире и дружбе с англичанами. Чудеса, да и только.

Двух маленьких детей очень жалко и я согласился. Вот и пришлось ждать их приезда несколько дней.

Свободнее всего было на «Геркулесе», но ирландскую семью я решил взять к себе. Надо присмотреться к ним и решить стоит ли вообще связываться и этими людьми.

В итоге мы в полдень четырнадцатого отвалили от причала и взяли курс на Америку.

Крестный с Паскуале утверждали, что рейс займет дней двадцать, ну максимум двадцать два.

У нас на борту были казаки и весь рейс я потратил на общение с ними, рассказывал о тех местах куда мы направляемся, знакомился с ними, расспрашивал об их казачкой жизни.

Первое что они сделали оказавшись на пароходе — избрали своего атамана. Им стал тридцатилетний Федот Пермитин. Он год назад женился и детей у него еще не было.

Когда я познакомился с ним поближе, то был удивлен, что именно его выбрали атаманом. Федот был абсолютно нейтральным человеком в вопросах веры и откровенно недоумевал, чего православные не могут поделить и какая разница двумя или тремя перстами креститься и как ходить вокруг храма, по солнцу или против. По его разумению, Бог один и ему нет разницы кто как крестится и как вокруг храма ходит.

Но потом я понял в чем дело, Федот был потрясающим воином, совершенно не знавшим страха, а еще добрейшим и справедливейшим человеком. Жену его звали Ариной, она всегда была рядом с ним и почти всегда молчала. Но похоже среди казаков она пользовалась не меньшим уважением чем муж.

Когда я пытался выяснить почему, все казаки говорили, что сам скоро увижу.

Кроме Федота все остальные казаки были кондовые староверы. Всего их было двести шестьдесят три человека, а мужчин способных носить оружие восемьдесят два.

Я сразу распорядился выдать им винтовки и они целыми днями изучали новое для них оружие и учились стрелять из него. Для этого на корме соорудили что-то типа тира, но максимальная дальность стрельбы была всего тридцать метров.

Больше всего времени я проводил с Федотом и его женой, разбираться в корнях такого уважения к ней я не стал и принял это как должное.

Почти сразу я понял, что Федот свою жену очень уважает и с её мнением очень считается. К концу рейса мне стало понятно, что женщины в среде этих казаков на особом положении, очень отличном от других казачьих сообществ да и целом всей России.

Они были у казаков фундаментом всего их уклада жизни и главными хранительницами в первую очередь казачьего старообрядчества. Почти все они были грамотными и отлично владели церковнославянской грамотой, читали много святоотеческих книг, по ним же учили грамоте и своих детей. Некоторые из них владели и современным русским языком.

Никакого религиозного фанатизма у казаков не было, они не навязывали свою веру, но и сразу же отвергали любое миссионерство в свой адрес.

Больше всего я удивился, что среди них есть священник-старовер, сорокапятилетний Гавриил Калентьев.

Он был вдовец, жена его погибла совсем молодой, не успев даже родить, во время какого-то набега степняков. После смерти жены он ушел в Иргизские монастыри, но постриг не принял и стал простым священником.

Пообщавшись с ним я удивился еще больше, чем после общения с Федотом. Он считал раскол чушью и не делал различий между ветвями русского православия. По этой причине он и решил подастся в дальние края, отношения у него со священниками всех направлений были напряженными.

К моему удивлению к исходу двадцать вторых суток мы действительно достигли Пиноса.

Еще в России было решено, что в случае если нет никаких проблем на острове, сразу же без задержки направляемся в Техас.

Отношения техасцев с мексиканским властями накалялись буквально с каждым часом и нас уже там ждали.

Адмирал к нашему приходу основательно подготовился. Маркиза выступила спонсором и они купили еще один бриг, он конечно не был столь хорош как «Сарагоса», но был еще вполне ничего.

Но самым главным было то, что у него было такое же вооружение как и у «Сарагосы». Бриг назывался «Валенсия», я подумал, что это было основным, почему именно на него упал взгляд нашего адмирала.

«Валенсию» по мысли адмирала не ждала бурная мореходная биография, он считал, что она несколько лет должна послужить нам в качестве плавучего форта. Его мысль всеми была признана очень здравой.

Грек Одиссей не даром просиживал штаны в Генуи и проблемы своих товарищей не забывал и с нами шли шесть семей его товарищей оставшихся в Америке, которые он сумел разыскать.

Они и ирландцы сошли с пароходов на берег, а на борт поднялись несколько семей с Пиноса. Пришлось конечно уплотниться, но в итоге на пяти кораблях к берегам Техаса отправилось триста три русских семьи. Остановка на Пиносе была короткой на несколько часов — выгрузка-погрузка и вперед.

За месяц до нашего появления небольшое поселение на острове Галвестон было уничтожено, внезапно там начался пожар и огонь быстро расправился со всеми деревянными строениями.

Техасцы сказали, что это был просто пожар, но я им не поверил и был уверен, что это они сожгли это полумексиканское поселение в котором вот вот должна была появиться таможня.

Но нам это значительно облегчало задачу.

Еще в России я думал как здесь уживутся все эти люди, оказавшиеся здесь по моей воле: казаки, староверы, выкупленные мною крепостные. Не думаю, что все они с великой радостью поплыли за океан.

В Усть-Луге я постарался чтобы между ними появились нормальные контакты и эта тема была одной из основных в моих беседах с Федотом и отцом Гавриилом. После них у меня появилась почти уверенность, что эта проблема мною высосана из пальца, но червячок сомнения оставался.

Но уже во время перехода в Техас всякие сомнения исчезли и я в который раз позавидовал самому себе, что у меня такой сотрудник как Джузеппе.

Он и Ружицкий пошли на одном пароходе с Федотом. Его атаманство никто не собирался оспаривать, но все знали, что главным будет господин Ружицкий, правой рукой которого будет наш итальянец.

Джузеппе вполне прилично уже говорил на русском и понимал все тонкости и своеобразия вариантов великого и могучего. За время проведенное на Пиносе Джузеппе завоевал авторитет у абсолютно всех и наверное его подвинутость на справедливости сразу вызвали у него и Федота взаимную симпатию и уважение.

Несколько наших чернокожих друзей с Пиноса просились пойти с нами, но пока мы решили не рисковать.

Наш десант на остров Галвестон возглавил Павел Александрович. Утром десятого января он с четырьмя десятками казаков высадился на острове и сразу же начал строить укрепление. Вооружены казаки были естественно винтовками и шашками.

Остров Галвестон достаточно длинный — километров пятьдесят и достаточно узкий, в самой своей широкой части километров в десяти от пролива соединяющего залив Галвестон с открытым морем Мексиканского залива, была небольшая бухточка с внутренней стороны острова.

А в начале залива рядом был еще один небольшой остров неправильной треугольной формы. Техасцы называют его Пеликаном и это сразу понятно почему, на нем много этих птиц и другое название просто не приходит в голову.

А вот за Пеликаном, немного в глубине залива и облюбованное нами место для нашего первого опорного пункта на земле Техаса.

До него километров десять через залив, поближе есть правда три небольших острова, один из них вообще какое-то недоразумение, скорее всего он иногда уходит под воду.

Напротив Галвестона, через пролив шириной километра три-четыре, мыс длинной узкой косы, уходящей на северо-восток. Там тоже сейчас надо будет высадить десант и построить со временем укрепление.

Никакой опасности нет, кругом почему-то ни души, я вообще-то предполагал, что здесь кто-нибудь будет или мексиканцы или техасцы Остина. Кругом очень много птиц и местами непривычные для нас мангровые заросли.

Пока Леонов со своими людьми прочесывал обгоревшие развалины поселка Галвестон, на противоположном мысе высадился атаман Пермитин с тремя десятками казаков и они тоже начали прочесывание полуострова, углубляясь в глубь полуострова.

Ближе к вечеру казаки подали сигналы о выполнении своих задач, они продвинулись на глубину трех верст от пролива и начали там строить укрепления, что бы обезопасить себя от атак с суши, используя для этого мангровые деревья.

Получив сигналы от казаков, мы начали входить в залив и становиться на якорь в начале пролива между островами Галвестон и Пеликан.

Вечером в кают компании «Американца» собрались крестный, Николай, Иван Васильевич, Ружицкий и я.

Когда мы входили в залив, Николай предложил в качестве основной базы выбрать остров Пеликан. Это конечно было очень разумное предложение, но на острове не было источников пресной воды, как и на Галвестоне, если не считать за таковые небольшие водоемы среди мангровых зарослей. Правда из них пьют воду птицы, так что она вполне может быть и пригодной для питья. Тем более, я всем плешь проел, требуя пить только кипяченую воду.

Ближайшие речки, впадающие в залив находятся в нескольких километрах на его западных берегах. Воду оттуда можно доставлять только бочками. Но наши казаки, из тех кто постарше и поопытнее, беды в этом не видят и уверены. что здесь можно вырыть колодцы.

Подискутировав, мы решили, что утро вечера мудренее и завтра сначала надо провести тщательную разведку округи.

Ранним утром меня разбудил крик вахтенного, по тихой глади залива между материком и узкой вытянутой частью острова Галвестон к нам шел с юго-запада шел небольшой шлюп. Поднявшись на мостик, я взял подзорную трубу и сразу же узнал человека стоящего на носу приближающегося шлюпа. Им был наш знакомый Мишель Филипп.

Месье Филипп был очень рад нашему появлению. Ситуация в Техасе накалялась и он лично опасался репрессий со стороны мексиканских властей.

Почти десять лет мексиканские власти привлекали в Техас иммигрантов из США и сквозь пальцы смотрели на то, что часть из них привезли с собой рабов. Но сейчас в ходе гражданской войны, непрерывно идущей в Мексике с момента обретения ею независимости, в Мехико сменились ветра. И центральная власть решила окончательно отменить рабство во всех мексиканских штатах, запретила любую иммиграцию в Техас и решило поставить под свой контроль всю экономики штата, учредив новые пошлины. Мало того были аннулированы все неисполненные разрешения на переселение и власти вспомнили. что по мексиканской конституции 1824-ого года иммигрантам нельзя селиться в прибрежной зоне.

В район залива Галверстон из Мехико в конце октября прибыл мексиканский генерал Хуан Брэдберн, который когда-то был Джоном и хорошо был известен в Техасе, причем не с лучшей стороны. Когда-то он жил в США и сам был работорговцем.

Сейчас он прибыл в Техас с сотней солдат чтобы навести тут порядок.

После беседы со мной делегатов Техаса, известие об отмене рабства во всех штатах Мексике не вызвало ожидаемого взрыва недовольства, мои экономические аргументы оказались очень весомыми.

Но многие иммигранты жили как раз в прибрежной зоне вдоль немногочисленных рек Техаса, берущих свое начало в нескольких сотнях километров от океана, таких как Бразос и Тринити, где как раз и расположены основные поселения пришедших с Остином. А введение новых пошлин они считали просто грабительскими и по их мнению это было наглое изменение игры в ходе уже начатой партии.

Вдобавок ко всему генерал Брэдберн просто занялся еще и полнейшим беззаконием, арестовав прибывшего из Мехико нового земельного комиссара штата Хосе Франсиско Мадеро, который собрался предоставить права собственности на землю людям, которые поселились в этом районе до 1830-ого года.

Брэдберн считал, что только федеральное правительство имеет право выдавать земельные титулы в районе вблизи побережья, и что как представитель федерального правительства он был единственным человеком, который мог это делать.

Кто сжег прибрежный поселок Галвестон Мишель не знал, но предполагал, что это мог сделал Брэдберн.

Он установил пост на вершине 30-футового, это девять с небольшим метров, обрыва у входа в реку Тринити и назвал его Анауак.

Анауак или Анахуак — это название долины Мехико времен ацтеков. Какое отношение Техас имел к ацтекам не понятно, но логика и административная дурь как известно вещи параллельные.

Солдаты соорудили две большие печи для обжига кирпича, чтобы построить более постоянный форт. Однако, когда печи заработали, Брэдберн начал продавать кирпичи всем, кто захотел жить рядом с фортом и там уже почти сотня жителей.

А вот гарнизон начал постепенно рассасываться, солдаты недовольные непосильным трудом и мизерным жалованием начали просто расходиться.

Да, мы похоже попали с корабля на бал, нам надо сразу решать на чьей стороне нам быть.

Всё, что предшествовало нашему появлению, вернее даже история нашего появления, за то, что мы должны поддержать иммигрантов из США в их начинающемся противостоянии с центральными властями Мексики. И это не совсем хорошо.

Правда надо честно смотреть в глаза самому себе, хотя бы когда стоишь перед зеркалом в гордом одиночестве. А когда вы, батенька, свои шашни с Остином начинали, что, разве этого не знали? Или то, что скоро непосредственным поводом к началу так называемой Техасской Революции, послужит именно инцидент с бежавшими в Техас рабами из Луизианы, тоже не знаете?

Хотя теперь возможно искрой от которой возгорится пламя будет что-нибудь другое, а вот встревать в эту историю мы по-любому будем на стороне иммигрантов из США. Есть во всей этой истории правда один пикантный момэнт, мы тут все иммигранты.

Глава 10

Взвесив все за и против мы все-таки начали высадку не на Пеликане, а берегу залива напротив на западном берегу залива, рядом с большим пресным озером, которое через короткую протоку изливалось в залив. Само озеро питалось всего лишь одним большим ручьем.

Южнее и западнее места высадки болотистая равнина, но вполне проходимая. Мишель сказал, что это озеро называется Мозес, а ручей Мозес — Байю.

Название озера нас вполне устроили, а вот ручей мы решили просто называть Мозесом без добавления слова байю.

Наше поселение решили сразу называть городом Техас.

Севернее места высадки были леса, где росли сосны и деревья очень похожие на дубы. Там мы сразу же начали их валить для строительства поселка и порта.

Главную опасность для нас представляли миссисипские аллигаторы, которых здесь было предостаточно. Поэтому ко всем советам относительно безопасности Мишеля относились крайне серьезно.

С собой мы привезли достаточное количество различных орудий труда и два десятка лошадей. «Валенсия» уже вечером ушла на Пинос, она должна привезти нам лошадей, КРС и птиц, кур и индеек.

А еще через день мы решили не задерживаться и отправляться в Россию, триста семей это капля в море, что бы здесь встать твердой ногой, нужны тысячи, вернее даже десятки и сотни тысяч.

Первого февраля я был в Лондоне, а пароходы пошли в Любаву. Идти в Усть — Лугу нет смысла: Финский залив и наша губа покрыты льдом. Пока они будут стоять и готовиться к следующему рейсу, Сергей Петрович должен организовать отправку оттуда еще ста пятидесяти семей староверов.

Известия из Польши радуют, события развивались немного не так как я знал.

Наместник Великий князь Константин был ранен во время нападения на Бельведер и не успел наделать глупостей, умерев на следующий день.

В итоге часть польской армии сохранила верность Государю и отошла в Россию на соединения с полками, выступившими на подавление восстания.

Государь всякие переговоры с мятежниками отверг и двинул на Польшу сразу же большие силы. Польские полки в подавлении восстания не участвуют.

Русскими войсками руководит генерал-фельдмаршал Паскевич, фельдмаршал Дибич внезапно скончался, заболев холерой, в русских полках внезапно произошла вспышка. Польское восстание нарушило антикарантинную систему в армии на Юге России и ког-то из больных офицеров из балканских частей проморгали.

Хорошо, что Иван Федорович сразу же вмешался в это дело. Он не просто потребовал ответа от армейского штаб-лекаря, но и выслушал его доклад, вник в него и своей властью придал всем рекомендациям лекарей силу его собственного приказа.

Вспышку быстро подавили, кроме фельдмаршала Дибича погибло еще полтора десятка солдат и офицеров. Офицеров и генералов, не соблюдающих рекомендации докторов Паскевич пообещал отдавать под суд за государственную измену.

Делать в Европе мне совершенно нечего, клуб молчунов теперь много лет будет приносить свой стабильный регулярный доход, играть на бирже ставок и на фондовой по крупному не на чем, да и не надо. Не буди лихо, пока тихо. Никто ничего в июле 1830-ого не понял и это очень замечательно.

Пришло время спокойно претворять в жизнь свои планы.

Соня категорически не желает оставаться больше в Англии и несмотря на большой срок беременности настроена ехать домой.

Спорить с женой я не стал и мы неторопливо направились в наши пределы, через Голландию, Северную Германию в Берлин, оттуда в Кенигсберг и Любаву.

Когда мы приехали в Любаву наши пароходы были готовы к отходу. Сергей Петрович великолепно справился со своей задачей.

Они не отходили, ожидая меня. Главная причина смена капитана на «Американце», Вероника тоже ждет ребенка, срок небольшой, но сильный токсикоз. Да и Николай очень устал, все-таки ранения и плен даром не прошли, он конечно молчит, но Матвея не проведешь и я не слепой.

Первого марта пароходы пошли в Америку, Николая на капитанском мостике сменил Павел Александрович и в этот вечер пришли новые известия из Польши. Состоялось сражение возле деревни Грохов под Варшавой.

Нехватка командного состава и большое количество слабо обученных добровольцев в польской армии оказалось решающим с этой битве.

Несмотря на упорное сопротивление сражение, длившееся целый день закончилось закономерным поражением поляков. Вечером польские войска, совершенно расстроенные, стали отступать в предмостное укрепление Прагу, а оттуда в полном беспорядке потянулись через мост в Варшаву.

Потери были огромные с обеих сторон, примерно по десять тысяч. Преследуя отступающих поляков, русские полки еще поздно вечером начали переправляться через Вислу и утром поляки капитулировали.

Начатая вечером переправа представляла большой риск, русская армия к длительной компании еще была не готова, была нехватка всего от личного состава до сухарей. Как выкручивались армейские лекари было вообще непонятно. Командующий заявил им, что даже боевая обстановка для них не будет оправданием в случае очередной вспышки.

На мой взгляд решающим в успехе лихого наскока на Варшаву, приведшего к капитуляции противника, было личное поведение Ивана Федоровича.

Он чуть ли не в первых рядах, на боевом коне переправился через Вислу и это сразу же воодушевило русские полки и подняло их боевой дух, существенно пострадавший после тяжелого сражения. А увидевшие это поляки окончательно пали духом, они расценили это как признак того, что русские настолько сильны, что даже командующий не опасается переправляться с передовыми частями.

Хотя в тот момент смелая атака даже тысячи тех же драгун выбила бы наших на левый берег. А польской кавалерии в тот момент было в Варшаве предостаточно. Но кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Паскевич подтвердил свою репутацию одного из лучших полководцев богатой военной России и блестяще закончил премерзопакостнейшую военную коипмнию, как говорится дешево и сердито.

Информатор Сергея Петровича оказался еще и неплохим аналитиком. Самым пикантным было то, что его письмо нам доставил жандармский офицер вместе с последними новостями из Варшавы.

В письме господина информатора были некоторые подробности разгрома поляков, информация о ранении генерала Хлопицкого и его пленении. В плен был взят и капитан Высоцкий, который надо отдать ему должное, сражался до последнего и его пленили только когда он раненый упал, потеряв сознание.

Отдельные польские отряды начали отходить к прусской и австрийской границам. Не знаю как пруссаки, а австрийцы их примут. В этом я не сомневался ни на грамм, имел уже счастье убедиться в их «любви» к нам.

Самым интересным в письме информатора были его размышления о причинах поражения восстания, несмотря на почти единодушную поддержку восставших шляхты, студенчества и широких слоев городских рабочих.

Главным по его мнению было безразличие польской деревни. Простые деревенские поляки не пошли за своими гонористымии панами и речи тех же студенческих агитаторов их не воодушевили, в народе еще была сильна память о временах Речи Посполитой и об огромных потерях в безумных войнах императора французов. Аналитик однако, в корень зрит.

Соня после «расставания» с просвещенной Европой чувствовала себя плохо и как только мы закончили отправку пароходов, попросила скорее ехать домой.

То, что жене нездоровится я видел и сам, поэтому мы не остались даже ночевать в Любаве и тут же отправились в дорогу, Маквею я доверял и лучше будет если супруга будет под его присмотром.

Как только мы приехали, Матвей сразу же сказал, что Соне скоро рожать и послал за нашей семейной акушеркой. Он её очень ценил и говорил, что у неё золотые руки.

И как в воду глядел.

Роды у Сони начались сразу же как приехала Пелагея Никифоровна и как потом сказал Матвей, если бы не её золотые руки остался бы я вдовцом, потеряв и жену и ребенка.

Роды пошли как-то ни так, у ребенка выпала ручка и Соня ни за что не смогла бы родить сама. Наша акушерка с ситуацией справилась, но роды очень затянулись и жена после них долго не могла встать.

С ребенком, а это опять был мальчик, его мы назвали Александром, все было хорошо. И хотя Матвей с Пелагеей Никифоровной в один голос уверяли меня, что три беременности за три года и проблемы в последних родах не взаимосвязанны, я решил, что в ближайшие годы Соня больше рожать не будет. У нас уже четверо детей и вполне можно притормозить или даже и остановиться.

До самой Пасхи, а она в этом, 1831-ом году, была 19-ого апреля, я постоянно был дома с женой и детьми, практически не занимаясь никакими делами.

Соня хотя и не жаловалась, но я видел насколько она плохо себя чувствовала.

Матвей сразу же после родов послал гонца в Арзиново и через полтора месяца после сониных родов оттуда прибыла посылочка с очередным снадобьем тетки Анфисы и подробной инструкцией как его пить.

Одной из главных причин негатива к нашим методам лечения холеры, было то, что Матвей везде говорил о действенности эликсиров наше целительности и это вызвало к многих его коллег совершенно неадекватную реакцию и я поражался как он еще не вызвал на дуэль своих «оппнентов».

Но на третий день применения арзиновских эликсиров Соня стала выздоравливать, процесс выздоровления пошел ни по дням, а по часам и на Пасху она вместе со мной отстояла всю праздничную службу, но на окончательном вердикте Матвея это никак не отразилось, накануне он сказал, что по его мнению моей жене больше рожать нельзя.

Я очень этому удивился и потребовал объяснений. Но доктор Бакатин пристально осмотрел меня с ног до головы и с ледяным спокойствием выдал ответ:

— Вы, Алексей Андреевич, мне иногда говорите такие вещи, что не знаешь, что и думать, не то что говорить. Я не могу вам ответить на ваш вопрос, считайте, что я вам сказал абсолютную истину.

После этого я ничего не говоря Соне решил, что рекомендацию Матвея обязательно выполню.

За время время моего домашнего пребывания окончательно стало понятно, что польские потрясения закончились, последних шустрых угомонили, пруссаки всех перебежчиков выдали, а австрийцы, как я и предполагал нет. Государь уже озвучил что в Царстве Польском грядут большие перемены.

Несмотря на явную лживость рассказов поляков, убежавших за границу о зверствах нашей армии при подавлении восстания, в «просвещенной» Европе начал распускаться ядовитый цветок махровой русофобии.

Летом 1831-года единичные случаи холеры были были повсеместно по всей России до самой первопрестольной, а в западных губерниях России и Прибалтике, там где в той или иной степени было влияние Польского восстания, были небольшие вспышки. Больше всего холеры было в Польше. Холера появилась в западной Европе.

Наши попытки достучаться до их врачей оказались тщетными.

О польских делах я узнал от Бенкендорфа, когда получив приглашение, ожидал аудиенции Государя в Зимнем дворце.

Игнорировать мое влияние на последние российские дела становится неприлично и Николай Павлович решил лично мне выразить свою благодарность.

Аудиенция как всегда длится недолго, царь-батюшка интересуется здоровьем моей супруги, затем говорит какой я молодец, особенно на холерном фронте и говорит, что во многом был прав в своих оценках польских дел.

И вот тут у меня возникает острейшее ощущения, что сейчас он скажет самое главное, зачем я оказался пред его очами.

— Скажите, князь, у вас не пропало желание лично поучаствовать в освоении наших далеких окраин?

В этот момент мне подумалось не о далеких окраинах, а о Техасе, знает ли он что я самым наглейшим образом собираюсь вмешаться в мексиканско-сэшэашные дела? Но сейчас прямой вопрос немного о другом, надо думать, что термин далекие окраины означает Дальний Восток и Аляску.

— Если вы, Государь, под дальними окраинами подразумеваете Дальний Восток и Аляску, то не пропало.

— Мне сообщили, что вы желаете привлечь для своих целей там и в других отдаленных краях какое-то количество казаков и тех, кто стоит в оппозиции нашей вере? — витиевато что-то Государь Император выражается, можно и попроще было бы.

— Да, Государь. Я думаю, что от раскольников России-матушке будет больше проку там, а не здесь.

— Хорошо, князь. Только держите их в крепкой узде. И можете привлекать государственных преступников, если они изъявят желание. Только первый разряд по делу 14-ого декабря привлекать с Нашего Высочайшего Дозволения.

Император прошелся по кабинету, оставался еще один маленький вопросик — мой правовой статус в этих предприятиях.

— Если вы, Алексей Андреевич, пожелаете стать акционером Российско-Американской компании, то возражений не будет. И огромная просьба лично ознакомиться положением дел в компании как можно скорее.

Возвращаясь домой я думал о том, что император сумел поразить меня. Пускать рулить в России он меня явно не желает и поэтому дает карт-бланш на любые дела восточнее Байкала, что надо сказать нашу персону вполне устраивает. Вот только вопрос, долго ли будет длиться эта монаршая благосклонность?

Но сейчас надо на всю катушку использовать разрешение привлекать казаков и быстрее сваливать из Питера в те места, об этом заявлено открытым текстом.

Последние пару недель я думал, а не отложить ли немного осуществление своих планов на Дальнем Востоке, ну хотя бы на годик.

Софья Андреевна окончательно окрепнет. Дети немного подрастут и можно будет их оставлять на теток и нянек, а мы будем как два голубка всегда вместе.

А тут тебе открытым текстом говорят, что вашей светлости надо как можно быстрее убыть на самые далекие российские окраины.

Соня конечно была очень расстроена тем, что ей опять придется сидеть на берегу и ждать моего возвращения, но перечить Государю сейчас явно не следует. И в кои-то веки он еще разрешить привлечь мне казаков для участия в моих предприятиях. Я ведь грешным делом побаивался, что за самовольное по сути привлечение уральских казаков получу по шапке.

В итоге мы с Соней решили, что после следующего лета она всегда будет везде со мной.

Чтобы впредь не зависеть от капризов природы на Балтике, я решил главным портом для организации походов в Америку сделать Любаву.

У меня конечно чесались руки на Одессу, но проливы штука темная и не предсказуемая. Пока войн на Балканах вроде не предвидеться, но история уже чуть-чуть пошла не так, как я её знаю, а там всё не предсказуемо. Да и надо держаться поближе к Усть-Луге, первый свой судостроительный завод я планирую поставить именно здесь.

Двадцать пятого мая начали возвращаться пароходы из Америки. И пришло еще два парохода из Генуи, «Херсонес» и «Ермак», предназначение второго ясно было из названия.

В Генуи должны для меня построить еще два парохода, экспериментальный с винтом и ледокол. Это должен быть винтовой пароход с полуметаллическим корпусом, вся передняя часть должна быть из металла с усиленным ледокольным носом. Идея построить ледокол с винтом забуксовала и он будет колесный.

Форму ледокольного носа для Антонио нарисовал я. Он толще кормы и бортов, тупой и как бы наползает на лед. За счет этого корабль должен как бы ломать лёд.

После этого верфь Марино продолжит строить пароходы, в том что заказы будут никто не сомневается, но синьор Антонио займется другим делом: строительством двух судостроительных заводов: Балтийского в Усть-Луге и Коломенкого для речных пароходов.

Из Любавы мы будем ходить со следующих рейсов, когда капитаны будут видеть что заход в Усть-Лугу невозможен из-за ледовой обстановки. Но сейчас май месяц и Лужская губа приветливо встречает наши пароходы.

После аудиенции у Государя я лихорадочно опять инструкции своим людям, главные химикам и братьям Петровым.

Химики должны заняться созданием резины, я им сказал, чтобы они экспериментировали с реакциями каучука и серы. Их задачи открыть и изучить процесс вулканизации.

Братья наконец-то заканчивают Главное инженерное училище, выпускаются полевыми инженерами-подпоручиками в Петербургскую инженерную команду и к концу года должны подать в отставку и года получить увольнение от военной службы. Я надеялся, что с проблем этим не будет.

Николай конечно хотел бы ходить на «Ермаке», но уходить на полгода, а то и больше от Вероники было через чур. Поэтому он принял «Херсонес» и будет отвечать за рейсы в Техас. У нашей англо-испанки оказался железный характер и мужа похоже без ума любит. Поэтому она мне сама завила, что пусть Николай лучше ходит в море, чем будет на берегу чахнуть. а она не хуже других и подождет его.

В Тихий океан пойдут капитан Берсеньев на «Дежнев» и капитан Артемов на «Ермаке».

Русский капитан 2-ого ранга Дмитрий Антонович Артемов был опытным моряком, ходил однажды в кругосветку и ко мне пришел по рекомендации дяди Матвея.

Главной проблемой рейсов Тихий океан был уголь. Я лично не знал,где мы можем заправится углем. Но капитан Артемов уверенно сказал, что уголь есть в Новом Южном Уэльсе Австралии и в Чили в местности Талькауано недалеко от города Консепсьон в центральном Чили.

Там, с его слов уже много лет добывают дешевый и качественный уголь, пласты которого лежат чуть ли не на поверхности.

В Техасе со слов крестного все идет своим ходом. Город и порт строится. Остин со своими колонистами субсидировали нам сотню лошадями, да и «Сарагоса» уже несколько раз сходила на Кубу и привозит в основном скот.

Казаки уже все естественно сели на лошадей и вполне освоились с местными лошадками.

Удивительное дело, но мексиканцы не проявляют к пришельцам никакого интереса, а мы естественно тоже пока избегаем контактов с ними.

Северо-западнее городка распахали большое поле целины и засеяли пшеницей, рожью, ячменем, овсом и кукурузой.

Что это за зверь нашим мужикам показали колонисты Остина, которые уже дважды наносили к нам визиты.

Среди своих несколько раз возникали небольшие трения на бытовой почве, только один раз возник спорна мировоззренческой почве, но его быстро пресек отец Гавриил.

В нашем городке налажено производство кирпичей и уже в проливе возводятся настоящие кирпичные укрепления.

Первого июня мы вышли в очередной рейс в Америку. На этот раз у нас был настоящий интернационал, кроме наших староверов и еще двух десятков казачких семей, в Америку шло девятнадцать греческих семей и в Англии мы взяли на борт десять ирландских семей.

Вместе мы идем до Гаваны, там тихоокеанский отряд заправляется в первую очередь углем и идет через мыс Горн в Петропавловск. Это программа минимум.

Программа максимум — это заход в Калифорнию, в порт Румянцев, окно в мир нашего поселения крепость или селение Росс.

Это больше сорока тысяч километров, вернее даже не меньше сорока двух, в милях не меньше двадцати тысяч. Если нам удастся идти со средней скоростью восемь миль в час, то чистое время похода составит не меньше четырез с половиной месяцев.

Глава 11

Первого июня мы вышли в очередной рейс в Америку.

Два десятка уральских казаков с семьями это те, которые не успели уехать с первой партией казаков.

Я вообще-то реально на самом деле не представлял что такое русское казачество в 19-ом веке. И многие свои представления 21-ого века перенес на 19-ый. Я частности я думал, я что казаки могут свободно покидать пределы России. Поэтому и так спокойно и уверенно говорил об этом с техасцами.

Но оказалось, что это практически не возможным. И несколько десятков казаков со своими семьями уехавшие в Америку, это чистая случайность.

Они были собственно не уральскими, а илецкими казаками. Было такое не очень многочисленное казачье войско в 18-ом веке. Но несколько лет назад они влились в состав Уральского, в его Первый военный отдел.

Интеграция илецких проходит не просто, во многом уральцы их отвергают. А в одной из станиц вообще дело было жвах. И когда началась холерная эпидемия на Урале, генерал Эссен вдруг сам мне предложил этих казаков куда-нибудь вывести. У них обострились отношения не только с уральцами, но и с властями.

Для меня только осталось загадкой, решение по этой станице Эссен принимал сам или все-таки с санкции Петербурга.

Но сейчас это уже не имело никакого значения, думаю, что несколько тысяч казаков в моем распоряжении будет. Тем более, что не все они поедут Техас. Примерно сопоставимо будет на Аляске и в Калифорнии, а большая часть осядет на нашем Дальнем Востоке.

В Техас я думаю надо направить в основном простых мужиков, выкупленных из крепостной неволи и немного меньше староверов, которые совместно с казачками быстро создадут техасское казачестсво, которое на раз-два подомнет под себя уже начавших появляться техасских рейнджеров. Этой публики в Техасе на самом деле всегда было немного, больше разговоров.

Семьи, которые сейчас идут со мной, жители еще той первой станицы. Они по каким-то причинам не смогли сделать марш-бросок до Усть-Луги со своими стпничниками в 1829-ом году и тоже уйти в Америку. Но всё сложилось и они все идут со мной на «Дежневе».

Сколько казаков пойдет из Гаваны дальше я не знаю, в принципе этих казаков я всех могу оставить в Техасе, а в Петропавловск перебросить позже, уже из тех, кого разрешил привлечь Николай Павлович, но лучше будет если в Питер придет рапорт о моей расторопности и хоть десяток придут с моим первым рейсом.

Забивать себе мозг названиями 19-ого века я не стал и наверное первым назвал центр Камчатки городом Петропавловск- Камчатский или на Камчатке.

Это кстати сразу поддержали другие усчастники нашего похода.

Ирландцы идут с Дмитрием Антоновичем Артемовым. Его ко мне привел естественно Матвей по рекомендации своего дядюшки.

С его слов капитан Артемов ходил во всех морях и чуть ли не на всех флотах мира, дважды ходил вокруг шарика, с русскими и англо-саксами, которых он знает как облупленных, в том числе и ирландцев с шотландцев, неполноценных с точки зрения кондового англичанина.

Капитан вдовец, единственный сын служит на Черном море и собирается выйти в отставку и жить в своем крымском имении, которое купил на приданное жены, купеческой дочери. Море ему надоело и он мечтает по вечерам сидеть на веранде и пить чай, в отличие от своего пятидесятилетнего отца, мечтой которого является смерть в море и желательно на капитанском мостике.

Ирландцев к себе он предложил взять сам, когда узнал об этой публики.

— Ваша светлость, — на имя — отчество мы с ним еще не перешли, — давайте я их к себе на «Ермака» возьми. Я всевозможный народ с Британских островов как себя знаю. Если какая-нибудь гниль откроется, высадим на Кубе или в Штатах, — Артемов наклонился и ткнул в побережье Америке на карте.

Мы втроём, капитаны и я, изучали на картах предстоящий маршрут, когда зашел разговор об ирландцах.

— Да только я, ваша светлость, в ирландскую гниль не верю. Эти все разговоры идут от самих англичан, которые в своей массе несчастных ирландцев за людей не считают. Те им платят тем же. А ведь выжить они могут только когда держатся вместе, а в обществе, — капитан употребил это слово в значении принятом среди русского крестьянства, — ваша светлость, гниль как известно не держится. Все эти люди, как я понял, в одной деревни и живут бок о бок много лет. Так что я думаю, как вы к ним, так и они к вам.

Я согласился с предложением капитана, подумав, что будет очень даже неплохо если он окажется прав.

Тетушка всплакнула когда я уезжал после короткого визита в Лондон, лишний раз на клуб не мешает посмотреть, неизвестно когда опять здесь буду. Каждый раз она при расставании переживала это болезненнее и болезненнее, на старости лет её накрыла ностальгия по России. Она даже подумывала о поездке на Родину, но опасалась за своё здоровье, а больше всего боялась умереть где-нибудь в море.

Сделав в Англии остановку для загрузки угля, мы до Гаваны от родных берегов в итоге шли ровно месяц. Средняя скорость получилась девять миль в час, чистое время в пути почти двадцать девять суток. За счет скорости мы даже идем с небольшим опережением графика восьмимильной скорости, но впереди самое сложное — переход вокруг Южной Америке, а это во все времена подвиг.

Пока мы заправлялись углем, свежей водой, овощами и живностью, на борт мы естественно взяли немного птицы, четыре коровы и пять боровков, адмирал просто «слетал» в Техас и в итоге с нами идут целых двадцать пять казаков со своими семьями и все девять ирландских семей. Семья Родерика решила сначала дождаться его и лишь потом принять решение.

Кроме этого с нами идут и несколько семей староверов и простых крестьян выкупленных мною. Всего пятьдесят семей, а не сто.

Мы решили взять побольше угля и продуктов, неизвестно как там окажется в Чили, а идти тысячи миль под парусом мне лично не камильфо.

На нашем консервном заводе начали выпускать не только шпроты и рыбные консервы, но и мясные, а своему производству я доверял больше чем английскому, где при запайки банок использовали свинец. Его токсичность была еще толком неизвестна, мои гении в числе многих других задач после получения резины должны изучить и этот вопрос.

Поэтому мы по максимуму продуктами загрузились дома, в частности в трюмах были оборудованы морозильники, в которых был запас замороженного мяса, сливочного масла и сыра. Естественно были солонина, копчености, квашенная капуста и картошка. В глубоких холодных погребах и капуста и картошка вылеживали в наших имениях по паре лет, а квашеная и более того.

Эти эксперименты по моему приказу начали еще в первый год моего хозяйствования. И в не очень удачные годы это все уже нас выручало, призрак голода даже близко еще ни разу не приблизился к моим имениям.

Адмирал конечно был главным в американских делах, но верховное руководство было за Николаем. Он должен обеспечить по максимуму переброску переселенцев в Техас. И начать подготовку переселения казаков, хотя я был почти уверен, что до моего возвращения ничего толком с этим не получится.

Новости из Техаса можно сказать были рутинные.

Как я и ожидал начался сплав староверов с казаками и стало появляться можно сказать первое приближение Техасского Казачьего Войска.

Атаманом его естественно стал Федот. У него было уже три полноценных сотни и они по очереди несли караульную службу.

Никаких инцидентов ни с кем пока не было, с колонистами Остина уже установилась дружба. Мексиканские власти наблюдали за нами со стороны, но видно было что они нас побаиваются, как и местные мексиканцы, их зовут теханос и немногочисленные индейцы, проявившие интерес к пришельцам.

Казачки наши все как на подбор были бородатые, многие гвардейских статей, прекрасно вооруженные и владеющие настоящими чудесами верховой езды.

Вдобавок ко всему много веков жизни рядом со степняками выработали у наших казаков не только бдительность, с настороженностью и какое-то чувство врождённой опасности, но и доброжелательность и как модно было говорить в покинутом 21-ом веке, толерантность к другим.

Колонистов Остина казаки больше всего поразили своим отношением к черным и индейцам. А когда они увидели, что и индейцы отвечают тем же, тут они в буквальном смысле слова открыли рты.

Что меня удивило, так это появление среди наших поселенцев в Техасе двух десятков негритянских семей и больше всего греков.

Адмирал выкупил несколько сотен негров на Кубе и среди рабов маркизы оказались желающие уехать с Кубы. Она им не препятствовала и на Пиносе резко увеличилось негритянское население.

После отъезда Ружицкого и Джузеппе в отсутствии адмирала на Пиносе руководит один из греков Леонидас Спанос. Его первым помощником стал Педро. И оказалось, что вдвоем они замечательно справляются с этим.

Все новенькие замечательно влились в жизнь Пиноса, а двадцать одна семья захотели поехать в Техас, где они без проблем нашли общий язык с нашими людьми.

Но самым большим удивлением для меня оказались греки.

Все семьи, которых мы везли в Америку были в той или иной степени связаны с уже живущими на острове. Их разыскал после войны Одиссей. Среди них были и какие-то родственники Андреаса, который ходил на «Геркулесе» старшим офицером.

Так вот греки оказывается разделились почти поровну и часть уехала в Техас и сразу создали «мафию». И на Пиносе и в Техасе греки занимаются только морем, верховодят и работают в наших маленьких портах, занимаются рыбной ловлей в заливе и всеми прочими делами связанными с морем. Наши мужики надо сказать ничего против не имеют и среди греков только двое русских, два брата Игнат и Илья Сидоровы с Нарвской мызы. Они потомственные рыбаки и попросились у меня в Америку.

Вот такие были общественные новости.

Семейные новости то же были ничего. По крайней мере без экстрима.

Теща вернулась на Кубу и у адмиральской четы все было замечательно, он на мой взгляд чуть ли не молодел от того, что опять при деле, руководит и вдобавок на капитанском мостике. Да еще и на старости лет нашел любовь всей своей жизни, причем взаимно.

Если адмирал был старым морским волком, то теща стала молодой старой морской волчицей. Ей доставляло удовольствие ходить в море и она на самом деле на корабле была правой рукой адмирала, с Андреасом они органически дополняли друг друга.

Глядя на Джевисов я часто думал о чете Мюрреев. В своих чувствах они очень одинаковые и дело наверное в том, что абсолютно точно наши матушки, моя и Сонина, не были счастливы в предыдущих браках, мой родитель точно был козел, а Сонин возможно слишком рано умер. Мужики скорее всего особого счастья в семьях тоже не видели, какое счастье на самом деле похоронить жену во цвете лет, как например было у Джо.

К сожалению нанести визит в Нью-Йорк не получилось, но подробные письма ждали меня в Гаване. Я написал, что бы почту посылали по двум адресам, в Питер и на Кубу.

С семейными делами у Мюрреев было все замечательно, ближе к зиме матушка собирается приехать в Россию с Павлушкой, цель приезда мне совершенно не понятна. Но она взрослая состоявшаяся женщина, совершенно от меня не зависимая и вправе такие вопросы сама решать. Какая-либо гадость с её стороны исключена полностью. В этом я был абсолютно уверен.

С бизнесом у Джо, как говорят янки, все было окей. Мои средства, регулярно получаемые им, позволяли обходиться без каких-либо кредитов, тем более, что и свои предприятия начинали приносить немалый доход. Дети тоже его пока не огорчали.

Особо Джо написал о своих отношениях с техасцами. Для меня самыми важными были два его вывода: они почти все настроены на сотрудничество со мной, категорических противников нет ни одного, тут Стивен откровенно сказал, что один из основных моих плюсов родственные отношения с ним, Джо Мюрреем. И второй не менее важный: я заставил многих призадуматься, количество сторонников рабства несколько поубавилось и среди колонистов продолжаются бурные дебаты на эту тему.

А вот с маркизой было все не очень хорошо. После отъезда Вероники она совсем сникла и не проявляет никакого интереса ни к чему. Только регулярно посещает могилу мужа и еще регулярнее католический храм, где отпевали её супруга.

Тут мы все были бессильны что либо сделать, кроме Николая. Он должен быстро решить все дела на Пиносе и в Техасе и провести какое-то время со своей тещей.

Возвращения в Гавану наших пароходов мы не стали дожидаться и как только были готовы к продолжению похода, тут же подняли якоря.

За счет более высокой скорости мы компенсировали свою стоянку в Англии и пришли на Кубу так, как если бы шли из Усть-Луги со скоростью восемь миль в час без захода в Англию.

На Кубе мы провели времени немного больше, не трое с половиной суток, а целую неделю. Раньше мы не могли уйти пока из Техаса не вернулся адмирал.

И чтобы уложиться в наш график перехода со скоростью восемь миль до мыса Горн, нам надо идти со скоростью девять с половиной миль.

Из Гаваны мы вышли 9-ого июля.

Стоя на корме на корме «Дежнева», я долго смотрел не уходящие вдаль берега Кубы, когда мы прошли вдоль её северного побережья и приближались к Гаити. Пока паруса нам не подмога, но когда ветер будет попутный мы будем пробовать поднимать и паруса, все какая-нибудь прибавка скорости. Всё таки даже четыре месяцев в один конец, а наши капитаны не верили, что мы раньше придем в Петропавловск, это очень много.

Но сухопутный путь еще дольше. Фельдегеря конечно могут долететь до Иркутска за месяц, но потом до Охотска можно добираться и месяц и полгода, смотря как повезет. А дальше вообще песня, что по суху, что по морю. Шансы сгинуть по дороге везде не плохие. Но в четыре месяца еще никто не уложился.

Николай Резанов пытался спорить с Сибирью и по зимней дороге проехал за пять месяцев от Охотска до Красноярска, Но его поездка была полнейшим безумием.

Поэтому пока альтернативы у перехода через два океана нет, если только не рассматривать переход в обратном направлении, мимо Африки. Но там пока не ясно, где есть шанс пополнить запасы угля. Капитан Артемов говорит возможны только три точки: Южная Африка, Остров Суматра, но наиболее вероятно Новый Южный Уэльс в Австралии.

Расстояние в итоге возможно окажется даже больше.

Эти мысли занимали все моё время начала нашего перехода вокруг Южной Америки. Получается любой поход на Аляску, в Калифорнию и на Дальний Восток — минимум год.

Может быть это полнейшая глупость мои американские и дальневосточные идеи, самые настоящие прожекты, в смысле несбыточные,фантастические проекты.

Может быть все свои миллионы надо вложить в развитие России, железнодорожное строительство в Штатах и Европе, что бы заработать еще много денег опять их сложить в России.

Да только перед глазами стоит генерал Бенкенндорф со своим советом покинуть Россию и сам Государь Император со своим предложением взять под патронаж Российско-Американскую компанию, особенно его разрешение привлечь государственных преступников, наверное в надежде что вместе где-нибудь голову свернем.

Надо было видеть его губы, когда он это предлагал, говорят глаза зеркало души. Нет, господа, зеркало души — губы. А глаза можно научиться делать честными и пречестными. Я достаточно прочитал книг на эту тему и общался с настоящими спецами, такие бабки за это дело отваливал. Поэтому сейчас и кадровых проколов нет.

А то, что мне удалось внести лепту в борьбу с холерой и в скорейший разгром польского восстания, а тут наверное обосрался наш царь-батюшка от страха, вот и был вынужден мою помощь принять. А как отлегло сразу посоветовал на край света валить.

Не даст мне Государь Николай Павлович ничего радикального в России сделать, оберет как липку и не даст.

И только когда я буду так богат, что смогу всё нужное мне скупить на корню и от этого мои финансы совсем не пострадают, вот только тогда и получится что-то сделать в России.

Так что, Алексей Андреевич, прочь сомнения. Вперед!.

Глава 12

Конечно в своих заумных умозаключениях я кое-где передернул, например я все равно буду что-то делать и тихой сапой грести в России под себя, но главное не это.

Главное, я должен в Америке, в первую очередь в Калифорнии и на Аляске создать экономического монстра 19 века. И финансового и промышленного.

Когда в моих мозгах все таки опять всё устаканилось, прошло несколько суток. Крестный видел мои растрепанные чувства и не беспокоил меня, а уж про моих людей в первую очередь господина Тимофеева и Петра и говорить нечего.

Герасим остался в России, все таки полученная во Франции рана его периодически беспокоила и я решил не подвергать такого верного человека напрасному риску.

Тем более у него и тут обширнейшее поле деятельности: безопасность светлейшей княгине и наших четырех отпрысков.

Вопросами безопасности других членов семьи тоже было кому заниматься, наш господин питерский управляющий и бывший денщик Матвея великолепно с этим справлялись.

Зять был в прошлом настоящим боевым офицером, а затем ни один год лекарил в армии и без слов понял происхождение моих шрамов. Поэтому дурацких вопросов, зачем нужна охрана и почему надо проявлять бдительность, не задавал. А с Анной, думаю, он скорее всего также откровенен, как и я с Соней.

Дополнительно людей я с собой брать не стал, из шедших с нами, у десяти казаков был техасский опыт и на них адмирал привез характеристики Джузеппе. Он их всех отбирал лично и поручился за каждого.

Команда «Дежнева» тщательно подобрана крестным и не было ни одного кто бы ему не внушал доверие, начиная от неизменного личного боцмана Порфирия и кончая последними юнгами и стюардами.

Старшим офицером был Олег Иванович Панин, бывший мичман времен освобождения Николая Андреевича. Произведенный за заслуги в лейтенанты, он тем не менее не пожелал служить дальше и сразу же после окончания войны подал в отставку.

Насчет его юности я немного ошибался, Олегу было полных двадцать лет и с шестнадцати он был в море.

Когда Николай Андреевич порекомендовал его крестному, тот устроил Олегу строгий экзамен и взял его сразу старшим офицером.

Наш атаман Федот Пермитин вообще-то поручился за всех казаков шедших с нами и поэтому я был уверен, что с верными людьми проблем не будет.

На «Ермаке» шли ирландцы и до двадцати пяти семей набрали бывших крепостных и староверов.

Несколько человек капитан Артемов списал еще в Англии, а всего он списал на берег со своей команды целый десяток. Те, кого он списал в Англии по его мнению для флота сейчас не годились, в море только пассажирами, а списанным на Кубе такой дальний и суровый поход не по плечу.

Так как команды у нас все команды были набраны с запасом, он быстро отобрал нужных себе моряков и считал, что его команда более менее. А поход все расставит на свои места.

Старшим офицером и боцманом он пригласил к моему удивлению двух шотландцев: Стивена Огилви и Артура Грегора.

Оба неплохо владели русским и в России были не совсем чужие.

Стивен был родственником русскому роду Огильви и даже немного послужил на русском флоте. А Артур был представителем клана Макгрегоров и когда король Яков в 1603-ем году начал гонения на них, кто-то из предков убрал первые три фамилии буквы и превратился в Грегора.

Когда через сто пятьдесят лет клан возродился, то фамилию Грегоры менять не стали, да и в горы их уже не тянуло. Несколько поколений подряд уже были моряками.

Артур тоже нанимался на русский флот, но подружился с Артемовым позднее, когда вместе служили уже на английском флоте.

Обоим шотладцам капитан Артемов доверял и естественно я с ним согласился.

Первые пять суток мы шли вообще со скоростью более десяти миль в час и прошли больше двух тысяч километров, пройдя Пуэро-Рико и оставив за кормой Виргинские острова.

Я еще и еще много раз все вспоминал и снова анализировал и мой вывод оставался прежним — мои действия правильные. В деталях конечно можно было где-то поступить иначе, но в целом и главном я всё делал и делаю правильно.

После этого я опять занялся изучением всевозможных наук, сравнивая свои знания 21-го века с прочитанным, обучением мореходному делу и общением с экипажем и казаками.

Экипаж у нас целиком был русским и многие моряки прилично знали языки, но я предложил всем начать обучаться трем самым нужным языкам: английскому, испанскому и французскому. Итальянский и португальский, которые в принципе нам нужны, я оставил за скобками, зная испанский, они их быстро освоят при необходимости.

А казакам я предложил всем обучение письму на современном русском языке, включая женщин и детей. Некоторые женщины кстати этим уже владели. И естественно параллельно и чтением.

Никакого отторжения мои предложения не вызвали ни у моряков, ни у казаков. Тем более, что самые грамотные казачки стали обучать и меня церковно-славянской грамоте образца середины 17-ого века, кануна раскола церкви.

За тридцать суток мы дошли до Фолклендских или Мальвинских островов, я каждую минуту был чем-то занят и время можно сказать пролетело незаметно.

Тридцать суток это был замечательный результат, мы шли со средней скоростью больше десяти миль в час и от нашего графика отыграли целых девять суток.

Надо сказать, что погода нам благоволила, ни одного шторма, часто попутный ветер, одним словом почти туристический круиз. Мы все время шли вместе в пределах видимости, периодически обмениваясь сигнальными сообщениями.

Все резко изменилось после прохождения Фолклендов. Мы в Южном полушарии и здесь сейчас зима. Ни о каком использовании парусов не может идти и речи.

Ветер, какого-то непонятного мне направления и постоянный шторм, в моем конечно понимании. Никаких естественно занятий, казаки в основном лежат, многим откровенно нехорошо, особенно женщинам и детям.

Я то же ощушаю себя не в своей тарелки, голова какая-то не моя и часто напоминает о своем наличие в организме желудочно-кишечный тракт. Хорошо что в основном только тошнотой, есть совершенно не хочется как и спать.

Крестный с офицерами и боцманом иногда с улыбкой посматривают на меня, но без иронии, а чаще даже одобряюще.

Они как и вся команда очень собранны и всё делают молча и поразительно тихо и быстро.

Крестный почти ничего мне сейчас не объясняет, хотя он и сказал, что это еще не шторма, но ему явно сейчас не до разговоров со мной.

Самое удивительное, что мы еще не потеряли друг друга и пока все равно идем вместе, периодически теряя друг друга. Но каким-то образом потом опять находим.

На тот случай если мы потеряем друг друга, решено самостоятельно идти в чилийский Талькауано, где рассчитываем пополнить запасы угля.

Что такое настоящий шторм, я понял когда мы проходили проливом Дрейка мимо мыса Горн. «Ермака» мы потеряли давно, примерно суток через двое после прохождения Фолклендов, остается только надеяться, что им удастся успешно пройти эту сложнейшую часть нашего маршрута.

Я знал, что пролив открыл Френсис Дрейк во второй половине 16-ого века, а первым его реально прошел голландец Виллем Схаутен в начале следующего века. Также я знал, что особой популярностью у моряков он не пользуется и на собственной шкуре понял почему.

Пройдя две с половиной тысячи миль или четыре тысячи километров мы вышли в Тихом океане на широту Фолклендов. Конечно есть счастливчики кто видел южную оконечность Южной Америки, проходя мимо неё по спокойному океану. Но мы такими не были и от этой знаменитой географической точки старались держаться подальше, во избежания очень близкого и на все сто трагического знакомства с ней.

Две с половиной тысячи миль мы шли чуть больше семнадцати суток, со средней скоростью около шести миль в час и крестный сказал, что это замечательный результат. «Плановый» показатель у нас тринадцать суток, а сумма всех проигрышей и выигрышей всего минус двое суток от плана перехода от Усть-Луги. Просто фантастический результат.

Мне сложно понять как можно плыть в шторм в кромешной тьме, а как это делают парусные суда вообще не понятно. Тут оказывается от мыса Горн до каких-то островов в океане всего то сто километров. Как тут капитаны ориентируются — загадка.

«Дежнев» и его команда молодцы, пассажиры, как и я, имеют почти все бледный вид, но живы и по большому счеты здоровы. Кое где правда нужна очень хорошая уборка, но это дело поправимое.

Дальше дело пошло веселее и пройдя пятнадцать с половиной тысяч миль от родных берегов, мы бросили якорь в чилийском портуТалькауано.

Это замечательнейшее событие произошло двадцать первого августа, мы в Чили пришли точно по графику, чуть ли не час в час.

Я к своему стыду от перехода через пролив Дрейка только только очухался, можно сказать, уже на подходе к чилийскому берегу. Вернее даже сказать, когда я увидел стоящего на якоре «Ермака».

Наши товарищи опередили нас почти на двенадцать часов. Они тоже удачно прошли пролив Дрейка, но в отличие от нас у них в крови хорошо поиграл адреналин, им довелось увидеть величие мыса Горн во время шторма, они прошли мимо него буквально в паре миль.

Капитан Артемов такого опыта не имел и сказал, что это были не самые приятные минуты его жизни.

Но пока все трудности позади и мало того, здесь есть уголь и «Ермак» уже грузится и мы тоже через пять часов начали погрузку.

Пароходы местным в диковинку, но погрузка угля у них налажена и мы через сутки выходим в море. Куда и кому они отгружают уголь, мы так и не поняли, два парусных углевоза под чилийскими флагами ситуацию не прояснили, а платить лишние деньги за не совсем нужную пока информацию не обязательно. Итак за уголек и скорость погрузки пришлось за платить немало.

Всякие графики и расчеты проводил я и неожиданно к своему стыду во время стоянки в Чили до меня доходит, что мною допушена огромная ошибка.

Я в своих расчетах использовал оказывается не морскую милю, а международную, сухопутную, которая в 21-ом веке применяется в пересчетах скорости автотранспорта.

А у моряков все иначе, морская миля не километр шестьсот метров, а километр восемьсот пятьдесят и скорость они измеряют в узлах, который равен одной миле.

Как это могло пройти мимо меня и почему меня никто не поправил, совершенно не понятно. Ошибка моя конечно не смертельная, но и не очень приятная. Разница получается где-то процентов пятнадцать и наша расчетная скорость чуть меньше семи узлов. А вот мои десять миль в час это восемь целых шестьдесят шесть сотых узла.

Хорошо что я хотя бы не озвучивал свои расчеты.

Поразмыслив, я в своей ошибке нашел и плюсы. По моим ошибочным расчетам получалось наши пароходы ходят примерно также, как будет ходить первое творение Брюнеля. Но оказывается, что мы ходим медленнее и понятно почему наши капитаны недоумевали, когда я говорил, что надо немного ограничивать скорость.

Я исходил из того, что через несколько лет пароходы начнут ходить с максимально оптимальными скоростями и если мы можем быстрее, значит машины будут работать на пределе. А у нас оказывается есть резерв мощности.

Только все как-то немного не сходилось в моих размышлениях с одним фактом, расстояние то везде показаны в морских милях и при пересчете в километры должно получаться больше чем у меня.

А потом я понял в чем дело. Это последствия моего «высшего» образования, я вспомнил как еще до отъезда в Италию однажды в разговоре употребил километры и чтобы выкрутится сочинил, что университете познакомился с метрической системой мер. А крестный еще во время Критского похода стал называть мне расстояния в километрах, а проверять и пересчитывать мои цифры никакой надобности ему не было. А использовал я сухопутную милю по многолетней привычки, мне столько раз в своем дальнобое приходилось делать эти переводы, что эта процедура у меня происходила автоматически. Недаром говорится, привычка вторая натура.

В судовом журнале все было кстати указано правильно, но это как то прошло мимо меня.

На этом мои мозги и совесть успокоились и я в своей ошибки нашел даже положительный момент, временные ориентиры получились очень даже реальными.

Пока я разбирался в своих ошибках мы вышли в океан и легли на нужный курс, в Калифорнию. До неё нам идти по моим расчетам тридцать два дня. Это будет двадцать второе-двадцать третье сентября и мы фактически из весны попадаем в осень. Свои временные ориентиры я менять не стал, но полученный урок наверное запомню надолго.

Когда мы на всех парах устремились вперед ко мне пришел корабельный инженер Григорий Ефимович Зайцев, на «Геркулесе» он был с первого дня и появился вместе с сотрудниками Модсли, устанавливающими паровые машины.

Он когда-то по глупости отстал от эскадры Синявина, а идти в русскую миссию испугался и решил остаться.

После нескольких месяцев мытарств попал работать с мастерскую Модсли, у него оказались незаурядные технические способности и постепенно стал инженером — самоучкой, а из Григория Зайцева превратился в Грегора Харе.

Однажды Грегор решил посетить наш клуб и услышав там русскую речь, затосковал по России. Постоянной спутницей жизни он не обзавелся и поэтому когда пошли разговоры о хорошем заказе для русского вельможи строящего пароход в Генуи, то вызвался туда поехать.

Осмотревшись, Грегор раскрыл свою тайну крестному и попросил взять его на службу. Официально он так и остался Грегором Харе, английским подданным у меня на службе. Но мы быстро стали его называть Григорием Ефимовичем.

С «Геркулеса» он вместе с крестным перешел на «Дежнева» и почти все время проводил со своими машинами, а сейчас пришел ко мне отчитаться о проделанной работе.

Мы с ним быстро поняли, что если сумеем дотянуть на паровом ходу до Петропавловска, то на обратный путь угля не будет. И он пробовал сжигать в паровом котле дрова, древесный уголь и чистую нефть, несколько бочек которой я случайно увидел в гаванском порту.

Дрова и древесный уголь по моему были единственным выходом из ситуации, нефть конечно хорошо, она есть и на Аляске и в Калифорнии, но её еще там не добывают.

Григорий Иванович вот и пришел доложить о своих выводах, есть ли у нас шансы избежать плавания под парусами.

Инженер пришел ко мне с ворохом бумаг, к порученному делу он отнесся очень ответственно и все задокументировал. Его расчеты меня особо не интересовали, только сделанные выводы.

— Получается, Алексей Андреевич, — меня уже даже большая часть команды называет по имени отчеству, а капитаны и офицеры и подавно, — что у нас есть шанс дойти на дровах и точно на древесном угле. Но где мы возьмем такое количества угля. На угле загруженном в Гаване мы прошли больше восемь с половиной тысяч миль.

Григорий Ефимович начал доставать какую-то бумагу со своими расчетами. А я быстро пересчитал мили в километры, но уже без ошибок. Получается больше шестнадцати тысяч.

— Мы в Гаване и сейчас угля взяли намного больше, чуть ли в половину. Он, сами видите у нас везде, где только можно. Но если бы не парусный ход, вряд ли хватило. Что бы гарантировано ходить вокруг Америке нужна промежуточная дозаправка.

— А до Петопавловска дойдем?

— Чисто на угле нет, а вот если дровами подзаправимся, то дойдем, — Григорий Ефимович еще раз посмотрел свои бумаги, — так же как и обратно. На дровах можно будет думаю, ходить из Калифорнии на Камчатку, особенно если будет хотя бы пятая четверть древесного угля. Только если будем идти пустыми и загрузив абсолютно все помещения.

— А нефть?

— Нефть хорошо, да только где её взять. Да и котлам плоховато, быстрее из строя будут выходить.

— Задача однако. Иван Васильев как у вас? — он тоже перешел с крестным на «Дежнева».

— Хорошо, с него толк будет, он уже сейчас в машине хорошо разбирается. Учиться ему надо.

Глава 13

Мощное и холодное Калифорнийское течение осложняющее все морские путешествия из Южной Мексике вдоль Американского континента немного нам подпортило картину, но до Калифорнии мы успешно дошли. И по расчетам нашего корабельного инженера уголька должно хватить до Камчатки.

Ликованию обитателей крепости Росс не было границ, еще бы население колонии вырастет сразу на двадцать пять полноценных семей.

Год назад правителем Русской Америке стал барон Фердинанд Петрович фон Врангель, он в Новоархангельск, главный город Аляски, прибыл год. А здесь в колонии или поселении Росса рулили два человека. В самой крепости и на ранчо на южном берегу реки Славянка заправлял комендант Петр Костромитинов.

Его ранчо или село Костромитиновка, состоит из одного домика и трёх соломенных шалашей, в которых живут несколько русских, пахотных площадей много и главные работники местные индейцы, которых иногда бывает чуть ли не триста человек. Работали они из под палки, платили им скудно и частенько индейцы просто разбегались.

Сама крепость и ранчо под его стенами до недавнего времени представляли единое целое, а теперь Кирилл Тимофеевич Хлебников, правитель конторы компании в Новоархангельске, разделил их. Он собирался возвращаться в Россию и посадил племянника Василия на это неплохое место.

Площадь ранчо под стенами крепости была гектаров тридцать, на нем был пятистенок шесть на шесть, в нем три комнаты, казарма для рабочих, примерно такой же площади двухэтажный склад, достаточно большая баня, мельница с жерновом на конной тяги и кухней с русской печью для выпечки хлебов.

Одна из трех комнат главного здания ранчо предназначалась для гостей.

На ранчо Хлебникова, работали надёжные работники: переселенцы-алеуты и православные индейцы, которым доверяли уход за скотом.

Все население поселения было человек двести человек, человек шестьдесят русских и остальные переселенные алеуты, православные индейцы.

Пятнадцать русских занимались сельским хозяйством. В том числе садом, где были яблони, груши, персики, вишни, айва и виноград.

Русские занимались различными ремеслами: производили мебель, двери, рамы, черепицу из секвойи, телеги, колёса, бочки, двухколесные коляски, выделывали кожи несколько десятков кож, была кузница, где обрабатывали железо и медь. Был даже один стекольщик который наладил производство стеклянных изделий, главным было конечно обычное оконное стекло. Оказалось что именно русские колонисты впервые привезли в Калифорнию такое благо цивилизации. Несколько человек занимались пушным промыслом и числились в поселении символически.

На территории самой крепости были все мастерские, дом управляющего и часовня.

Иван Кусков, основатель и первый комендант крепости изначально высадился в заливе Румянцева и основал там порт, но место оказалось не совсем удачное, вокруг были не очень хорошие земли и плохенькие леса. Вскоре он обратил внимание на плато на берегу океана в тридцати верстах севернее. Оно было отделено от остальной местности глубокими ущельями и окружено строевым лесом и пастбищами. В десяти верстах в сторону залива протекала река, названная им Славянкой.

Порт Румянцев остался, так как к вновь построенной крепости могли подходить только небольшие суда. В порту построили небольшую верфь, на которой даже было построено несколько кораблей водоизмещением тонн двести. Но его основная функция принимать корабли, перегружать грузы и маленькими судами доставлять в крепость.

Русское население поселения состояло из мужчин, подписавших с Российско-Американской компанией семилетний контракт. Русская женщина была одна, жена коменданта и вообще с женским полом здесь была проблема, было только несколько смешанных семей.

Из-за отсутствия русских женщин в колонии были распространены смешанные браки. При императоре Александре был план покупки для Росса 25-ти семей крепостных, которым была бы по прибытии в Америку дана свобода. Но это план отверг министр иностранных дел Карл Нессельроде.

Все это мне рассказал крестный, он здесь бывал много раз и знал многих русских.

Больше всего я опасался недостатка продовольствия в колонии, все таки увеличение населения сразу на двадцать пять семей это очень серьёзно, с детьми это сто тридцать два человека.

Но комендант заверил меня, что с этим проблем не будет, в крайнем случае он купит всё необходимое у мексиканцев в Сан-Франциско.

Якорь мы бросили не в порту Румянцев, в в океане напротив крепости.

Комендант Петр Костромитинов долго и внимательно изучал подпись самого Государя под поданным ему документом. Закончив он, он вернул его мне.

— Государь уполномочивает вас предпринимать любые решения и действия в интересах Российской Империи на Дальнем Востоке, Аляске и в Калифорнии? — комендант был явно озадачен и растерян и это был уточняющий вопрос-утверждение.

— Вы, сударь, немного не точно выразились. Если вы обратили внимание, это не указ и даже не номерной рескрипт. Это частное письмо Государя в котором он высказывает свои пожелания правлению вашей компании и российским властям Иркутской губернии, Якутской области и земель лежащих восточнее, оказывать мне содействие в моих действиях в интересах империи, — конечно указ или номерной рескрипт были бы лучше, но сразу на такое замахиваться я и сам не хотел. Всё таки будет лучше если я сначала попробую.

— Во всем этом есть один очень тонкий момент, все будет делаться исключительно на мои деньги. Эти два красавца парохода, пришедшие сюда из России, принадлежат мне. Всё, что находится на них, тоже принадлежит мне. Я собираюсь вам на развитие колонии дать денег и поэтому рассчитываю на сотрудничество с вами лично и компанией. Как этого кстати желает и Государь.

Комендант наконец-то все понял правильно и встав из-за стола поклонился, но сделал это без суеты и сохраняя достоинство.

— Какие будут распоряжения, ваша светлость?

— Пока никаких, мне нужно сначала ознакомиться в вашим хозяйством. Но первым делом ответьте, сударь, на такой вопрос: если я оставлю здесь для проживания несколько семей, у вас предстоящей зимой не будет голода?

— Не извольте беспокоится, если будет не хватать своего, купим в Сан-Франциско, нам есть что предложить мексиканцем.

— Опасаться голода здесь конечно не стоит, края тут благодатные. Только ленивый тут может с голода умереть.

— Не скажите, ваша светлость, мне тоже так думалось когда тут оказался. А урожаи скудные на ранчо снимаем, — про методы хозяйствования господина коменданта я уже знал, крестный был с ним знаком по своей службе на Аляске.

— Мы с тобой, сударь, на эту тему поговорим отдельно. Но до поры до времени я в ваши дела влазить не буду, пока ограничусь советами, — Костромитинов хотел что-то сказать, но покосился на Ивана Васильевича и Петра, стоящих у дверей с мрачным видом и промолчал. Ну что же, молодец, похоже многое без слов понимает.

— Вы здесь все люди временные, работаете по контрактам, у вас цель заработать хорошие деньги и вернуться в Россию, — позиции сторон надо обозначать сразу же, чтобы в дальнейшем не было недоразумений. — А люди, которые со мной сюда пришли, намереваются здесь остаться жить. А вам, господа, я буду хорошо платить если у нас будет взаимопонимание.

Я вопросительно посмотрел на коменданта.

— Понятно, ваша светлость.

— Вот и ладненько. Давай с тобой присядем да обсудим дела наши грешные.

Иван Васильевич вопросительно кашлянул и я обернувшись, кивнул в знак согласия. Он молча развернулся и вышел. Пока я буду тут общаться с комендантом он с Анри, Архипом и Тимофеем успеют осмотреть всю крепость.

— Я хочу здесь оставить десять семей казаков, девять ирландских и шесть мужицких. Я их для этого выкупил и они здесь станут свободными. Давай с казачков начнем.

Появление казаков здесь, также как и в Техасе, я считал самым главным. Они не только первоклассные воины, но и очень крепкие хозяева. Поэтому в моих планах им было отведено одно из важнейших мест.

— Их задача здесь российские интересы бдить. Они все из илецких, крепкие староверы. Поселятся они компактно своей станицей. Вооружать их не надо, этого у них предостаточно, а вот лошадей и скотины им надо дать столько, сколько пожелают. Нет своих — купить у мексиканцев. Я заплачу. Лошади у них должны самые лучшие в Калифорнии. Земли должно быть сколько пожелают. Они избрали своего атамана. У них он власть, спрашивать с него буду. В жизнь станицы нос не совать. С детьми и бабами казаков ровно семьдесят человек. Взрослых и холостяков двадцать два. Они будут костяком местного казачьего войска. Если кто пожелает в их ряды вступить — пусть сами решают, тебя должны будуто этом известить, а окончательное решения я буду принимать. Всё понятно?

— Один вопрос, ваша светлость. А начальником то кто здесь, я или?

— Начальник здесь ты и весь спрос с тебя и за все, — для придания значимости своих слов я сделал паузу, для усиления эффекта еще и строго посмотрел на коменданта. — Ирландцы, как и наши мужики мужики, не говоря о казаках, люди свободные и я никого ни неволил сюда ехать. Они сюда подались не от хорошей жизни, а от английских притеснений и думаю тоже пожелают жить отдельной деревней. Также как и наши мужики, они все тоже с одной деревни.

— Я всё понял, ваша светлость, не извольте беспокоиться, всё будет в лучшем виде, — я усмехнулся и покачал головой.

— Мы на Камчатку идем. Когда вернемся, посмотрим и если что, с тебя спросим.

Я подошел к окну и посмотрел на двор крепости. Похоже Иван Васильевич со своими помощниками серьёзный шмон навели. Когда мы приехапи, все ходили неторопливо и степенно, а сейчас бегали как ужаленные. Когда я подошел к окну из часовни вышел Тимофей, было видно что он возмущен и в ярости, только дым из ушей не шел.

Я повернулся к коменданту и дал ему еще одно ЦУ:

— Ирландцы католики, казаки староверы. Никакого насилия и притеснения по этому поводу быть не должно. Со временем и храмы для них построю. И еще, комендант. Я длинные языки не люблю и никому не навязываюсь, не желаешь мне служить и не надо. Все пошли хозяйство твоё смотреть.

Хозяйство было очень даже ничего, впечатлили местные мастера, особенно троица корабелов. Такие руки даже золотыми и не назовешь, они намного дороже.

Пока выгружались наши переселенцы, местные корабелы сделали ревизию наших пароходов, а я объехал всё окрестности и побывал на комендантском ранчо и в порту.

Как я предполагал вся причина плохих результатов на ранчо коменданта был подневольный труд индейцев, у Хлебникова результаты были несравненно лучше.

Мне честно хотелось коменданту просто дать в рожу, но я сдержался и прочел ему лекцию как на мой взгляд надо хозяйствовать.

Костромитинов слушал молча, почти не поднимая глаз. Он уже успел пообщаться с моими людьми и они ему немного рассказали о порядках в моих имениях.

В Калифорнии мы провели трое суток. Как я и предполагал всё решили жить своими колхозами, но не далеко от крепости.

Казаки атаманом выбрали самого взрослого, сорокалетнего Филарета Воронина. У него было двое холостых сыновей и трое подростков. Он был самым серьёзным и суровым из наших казаков. Жена была ему под стать.

Из родной станицы он уходил последним, дождавшись когда ушли все желающие.

Казаки быстро определились со всеми вопросами, Костромитинов распорядился предоставить им право выбора и когда я вернулся с комендантского ранчо все уже были на лошадях, как положено экипированные и готовые с несению службы.

Местные, а особенно индейцы на казаков смотрели в буквальном смысле вытаращив глаза. А когда они, показывая своих лошадей, устроили передо мной небольшой строевой смотр с демонстрацией меткости стрельбы и всяких джигитовок, тут всем стало ясно кто теперь в доме хозяин. Из стоящей за моей спиной толпы местных я услышал тихий шепот на ломанном русском:

— Ну тэпер эти мэксикански свиньи узнают кто тут хазяен.

Ирландцы выбрали себе место для деревни верстах в шести-семи юго-восточнее крепости. Чем оно им приглянулось я не понял, среди леса и с водой не очень. Но они сказали, что мелкий ручей протекающий по выбранному месту они запрудят, а к крепости прорубят дорогу. Хозяин как говорится барин.

Своим главой они избрали достаточно молодого Роберта Бирна, двадцатипятилетнего молчуна с голубыми -голубыми глазами.

Казаки мудрить не стали и выбрали место рядом с ранчо Хлебникова, мужики вообще решили избы строить впритык к ранчо, только с другой стороны от казаков.

В нашем маленьком казачьем войске сформировалось два десятка под командой урядников и двое начальников, атаман и его заместитель и помощник — есаул.

Все эти должности были выборные. Я в это дело встревать не стал, видно будет.

Во время высадки все оценили мою мудрость, когда я устроил обучение языкам. Среди обитателей крепости были люди, которые по-испански говорили лучше, чем по-русски. И как тут пригодились мои уроки.

Cреди наших людей во время плавания я нашел достаточное количество настоящих специалистов-углежогов. Естественно с этим делом были знакомы и местные, у кузнецов на взгляд нашего инженера было не меньше трех тонн готового древесного угля очень даже приличного качества, мы его весь загрузили на пароходы и коменданту была поставлена задача номер один: производство древесного угля, чем больше — чем лучше.

Для общения с мексиканцами я коменданту оставил в пересчете на фунты пять тысяч различными золотыми монетами и еще столько же атаману Воронову.

Всё, на этом моя деятельность в Калифорнии закончилась. Нас ждет Камчатка, а затем быстрее в Россию.

Переход до Петропавловска оказался скучным и нудным, через три дня после ухода из Калифорнии мы попали в первый шторм, потоми сразу же во второй и так мы шли до самой Камчатки.

По сравнению со штормом в проливе Дрейка это конечно был детский лепет, но он длился почти весь наш переход и я уже через неделю в лежку лежал в своей каюте. В голове была только одна мысль, моряки это героические личности, особенно те, кто ходит на этих парусных корытах. Разницу я уже успел понять и почувствовать, наши пароходы не были безвольными игрушками водной стихии и все равно в любой шторм упорно шли вперед.

В Петропавловск мы пришли чуть ли не час в час по моему дурацкому графику. То, что он был дурацкий я понял когда загремели якорные цепи. На самом деле это верх глупости и самонадеянности составлять сейчас в первой половине 19-ого века такие графики. Любой корабль в океане подстерегает такое количество опасностей и неприятных сюрпризов, что зачастую непонятно как люди вообще могут плавать или как говорят моряки, ходить по этим просторам.

Заодно я оценил мудрость и тактичность наших капитанов и офицеров, думаю мою ошибку они увидели сразу. Но решили, что будет лучше если я сам сумею в этом разобраться.

В Петропавловске меня ждал большой сюрприз. За два дня до нашего прихода с Аляски по какой-то своей служебной надобности прибыл главный правитель Русской Америки барон Фердинанд Петрович фон Врангель. Некоторые называли его на русский манер Федором.

Барону тридцать четыре, но это уже легендарная личность, он не снискал себе боевой славы, но за свои героические плавания в тридцать два года произведен в капитаны первого ранга, награжден орденами и капитан-лейтенантской пенсией, избран член-корреспондентом Императорской Академии Наук.

За его плечами две кругосветки, одна из них на капитанском мостике.

Год назад Фердинанд Петрович назначен главным правителем Русской Америки. То, что он оказался на Камчатке большая удача, не нужно в этот раз заходить на Аляску.

Глава 14

Фердинанд Петрович конечно пароходы видел, но не такие. А ту целых два, два парохода совершили переход из Финского залива вокруг Южной Америке чисто на паровом ходу.

А многие обитатели Камчатки скорее всего даже и не слышали о таком звере и наше появление вызвало просто дикий энтузиазм, а названия наших пароходов просто поросячий восторг.

Я решил тут же этим воспользоваться и кинул клич, что нам на обратный рейс нужен уголь.

Каменный уголь конечно есть и на Камчатке и тем более на Чукотке, но добыча еще не ведется. А вот с древесным угле здесь хорошо знакомы и великолепно умеют его готовить. Собственно как и везде в России.

А тут я еще сказал, что уголек буду покупать и уже через несколько часов его повезли телегами и понесли мешками. В Петропавловске мы собирались провести несколько дней и у меня появилась уверенность, что проблема с дозаправкой пароходов будет решена.

Наших переселенцев приняли на ура, особенно казаков. Им сразу же предоставили право выбора места жительства и пообещали любовь и внимание.

С бароном Врангелем у нас в первый же вечер состоялся откровенный разговор. Он с большим удовольствием принял моё приглашение посетить и осмотреть наши пароходы.

Визит барон нанес только на «Дежнева», но пароходы были практически близнецы и после осмотра одного увидеть на другом что-нибудь принципиально другое невозможно.

Как только барон ступил на палубу нашего парохода, я сразу же вручил пачку писем, предназначенную ему и другим служащим компании.

ПоэтомуФердинанд Петрович сразу же проследовал в мою каюту и полчаса читал свою корреспонденцию.

Всё это время на палубе не смолкала боцманская дудка и её звуки явно радовали опытного моряка.

Когда главный правитель Русской Америке закончил чтение, я чисто протокольно задал ему вопрос:

— Фердинанд Петрович, что желаете сделать первым: отобедать или осмотреть судно?

Барон понял мою хитрость и довольно улыбнувшись в свои шикарные густые усы, ответил мне таким же тоном:

— Конечно, князь, осмотреть судно, а пообедать я и завтра успею, — и довольно засмеялся, поднимаясь из-за стола.

Вид, открывшийся на палубе, просто поразил его похоже в самое сердце. Я и сам с трудом сдержал изумление. Первый этап уборки палуба был закончен и команда летала как угорелая. Особенно меня поразило веселье наших матросов, было такое впечатление что они получают огромное удовольствие от своего летания по палубе.

«Дежнева» опытный мореплаватель осматривал три часа, он заглянул наверное в каждую щелочку нашего корабля. Несколько раз мы с крестным специально отставали от него, давая ему возможность посмотреть на что-то самому или пообщаться с командой.

Изрядно уставший барон наконец-то пришел в кают-компанию и здесь его ждало следующее потрясение -торжественный обед с большей частью нашей команды, кроме вахтенных разумеется.

Тимофей превзошел наверное самого себя, на наш камбуз и так за весь переход не было ни одного нарекания, но здесь было что-то невероятное, у меня несколько раз захватывало дух от предлагаемых блюд. Барон весь обед или правильнее сказать ужин, расточал любезности жене нашего капитана, которая сегодня выглядела потрясающе эффектной и довольной. Глядя на неё, я лишний раз подумал, что те, кто утверждает, что женщина на корабле к беде, бараны ничего не понимающие в морском деле, да и просто в жизни.

Наши напитки барона привели просто в поросячий восторг, это было почти всё производств наших винокурен и я всегда с гордостью угощал ими своих гостей.

Уже опускалась ночь, когда мы остались втроем, барон, крестный и я.

Барон и крестный достали свои трубки, а я сигару, которыми начал периодически баловаться, особенно когда было хорошее настроение.

Раскурив трубку, Фердинанд Петрович без всяких политесов задал мне прямой вопрос.

— Скажите, князь, зачем вам все это надо? Вы богатый и очень знатный человек. Насколько я знаю, лавры военного или гражданского чиновника вас не прельщают и вы живете занимаясь, тем что вам нравится и интересно.

— Фердинанд Петрович, вы задали вопрос и тут же дали ответ. Наш великий соотечественник Михаил Васильевич Ломоносов сказал, что российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном, а хочу добавить к его словам, а также Дальним Востоком и Русской Америкой.

— Благодарю вас, Алексей Андреевич, за прямой и честный ответ. Я и без письма Государя готов всемерно помогать вам. Скажите с какой целью вы привезли сюда казаков и мужиков?

— Первым делом я хочу сделать две вещи, построить новый порт и город на Охотском море и поднять Петропавловск.

— Интересная идея,— крестный уже расстелил на столе заранее приготовленную карту и барон трубкой ткнул в неё, как бы приглашая показать ему приглянувшееся мне место, — и на какую бухту вы положили глаз?

Я склонился над картой и сразу же нашел бухту Волок, имя адмирала Нагаева она получит значительно позже.

— Меня интересует вот это место, оно предпочтительнее в качестве порта, сюда можно будет проложить приличную дорогу из Якутска, а затем довести её до Камчатки, — про колымское золото я решил раньше времени никому не говорить. То, что начнется «золотая» лихорадка опасений у меня не было. При всем желании пока старателям добраться сюда наверное невозможно, а выжить тем более.

Барон долго рассматривал карту, водил по ней трубкой и качая головой.

— Скорее всего вы правы, Алексей Андреевич. Я лично считаю Охотск гиблым местом, у меня всегда там возникают какие-то неприятные ощущения. Но надеюсь, вы в намеченное место сейчас не собираетесь идти? Пока дойдете там будут уже возможно непроходимые льды.

— Нет конечно, в ближайшие дни мы отравимся в обратный путь. На будущее я думаю у меня будет корабль для плавания во льдах, а сейчас я бы хотел попросить вас подобрать мне здесь охотников и чтобы как только будет возможность, подробно обследовать бухту. Если мое предприятие будет успешным, то бухту я переименую.

— И как же если не секрет?

— Бухта Нагаева.

— А вы знаете мне эта идея очень нравится. Адмирал Алексей Иванович Нагаев был достойнейший человек и заслуживает своего увековечивания на карте морских просторов России. А как вы желаете назвать новый порт и город?

— Магадан. Эвенки называют это место Манго, или Монгодан. Мне это название чем-то нравится, только я его хочу немного изменить.

— Хозяин барин, — Барон улыбнулся и развел руками, — насколько я понимаю деньги на это предприятие целиком будут ваши. Так что имеете право. Надо полагать, казаков и мужиков мы привезли сюда именно для этого?

— Да и Государь разрешил мне привлечь для своего предприятия несколько тысяч казаков и любое количество староверов и крепостных, которых я выкуплю, — я ухмыльнулся, вспомнив наш разговор с императором, — и всех государственных преступников, которые находятся в Иркутской губернии, Якутской области и восточнее. В том числе и так называемых декабристов и польских бунтовщиков. При одном небольшом условии — если они этого пожелают.

— Думаю, что многие пожелают, лучше вам служить, чем гнить в рудниках того же Нерчинска. А скажите, князь, в чем ваш интерес к Калифорнии? — во время нашего чревоугодничества я подробно рассказал барону о своих калифорнийских делах и естественно он хочет до конца прояснить мои планы в своей епархии.

— Я хочу отжать её у Мексике, этому несчастному государству очень сложно состояться. С первого дня независимости они воюют друг с другом, а тут еще у них под боком обосновался настоящий падальщик и вопрос времени когда США захочет прикарманить Калифорнию. Через несколько лет они туда полезут как тараканы.

Барон засмеялся и показал на другую карту, карту мира.

— Как я понимаю, вы хотите отжать, — он сделал ударение на этом слове, — еще и Техас?

— Да, а в идеале все до британских владений, чтобы отрезать янки от Тихого океана, нечего им тут делать.

Главный правитель Русской Америке покачал головой.

— Планы у вас воистину наполеоновские. Повторюсь, мы можете рассчитывать на мою искреннейшую помощь. А скажите, господа, почему вы не желаете совершить кругосветку и вернуться через Индийский океан? Это же будет действительно величайшее и эпохальное плавание. Первыми обойти шарик на паровой тяге, да еще вдвоем?

— Нам нужно еще раз зайти в Калифорнию, а затем в Гавану и мы опасаемся, что нам не хватит угля.

— Не опасайтесь, на древесном угле вы дойдете до Калифорнии, а затем до Чили. В Новом Южном Уэльсе абсолютно точно есть каменный уголь. В крайнем случае вы всегда можете где-нибудь пристать и просто нажечь древесного угля. А из Африки сделать крюк и зайти в Гавану. А с такими командами, а на «Ермаке», я думаю она у вас не хуже, можно и горы свернуть.

Через пять дней мы отправились в обратный путь, древесным углем мы заправились гарантированно до Калифорнии. Целый день мы потратили на частичную замену льда в наших морозильниках, они для нас были очень необходимы.

Пассажирами с нами в Россию шло девять человек и двое до крепости Росса, офицер от главного правителя и русский агроном Егор Черных.

Он был камчадалом и каким-то образом попал в поле зрения властей Камчатки и его послали учиться агрономии в Москву. Через несколько лет он вернулся на родину и просто рвался в Калифорнию. Естественно я ему не отказал. Кроме пассажиров мы везли почту и добытые меха, которые до этого планировалось отправлять посуху в Якутск.

Перед тем как уйти с Камчатки, я провел собрания команд пароходов, сначала «Дежнева», а потом и «Ермака».

Вопрос к командам был один, кто согласен пойти в кругосветку. Мнение команд меня интересовало по одной причине, если будет угроза остаться без угля нам придется где-нибудь приставать и самим себя обеспечивать древесным углем.

Обе команды единогласно согласились и мы вышли в океан.

Предполагаемый маршрут: Калифорния, Чили, Новый Южный Уэльс, Южная Африка, Гавана, Россия.

Плавание до Калифорнии было таким же один в один, как и на Камчатку. Я это испытание перенес уже более менее и даже попросил крестного включить меня в состав вахты.

К концу перехода я уже был дублером вахтенного офицера и ходил на вахты как положено: четыре через восемь. Так что переход от Камчатки до Калифорнии у меня просто пролетел.

В Калифорнии мы задержались на три дня, инспектировать было особо нечего, комендант оказался не дурак, никаких трений с нашими людьми не было, обычные мелкие брызги естественно не в счет.

За золото в Сан-Франциско купили все необходимое и мексиканцы даже бились за право продать нам свой товар.

Одним из вопросов требующий немедленного нашего решения были ирландцы, надо ли с ними связываться или это действительно неуживчивые ленивые люди, как их характеризовали многие англичане.

Комендант и наш атаман дали нашим друзьям с Зеленого острова чуть ли не хвалебные характеристики и сказали, что ждут и других.

Казачье войско выросло, в него вступили три семьи, две крещеных индейцев и одна креольская.

Я почти сутки отсыпался, затем несколько часов общения с комендантом и нашими людьми, загрузка угля и сразу же выход в море.

Угля наготовили можно сказать с избытком. И на Камчатке и здесь было решено всегда иметь запас угля на два парохода на маршруте Камчатка — Калифорния — Чили и соответственно Калифорния — Камчатка.

Егор Черных сразу же нашел общий язык с калифорнийцами и я был очень этому рад.

Переход в Чили был таким же: вахта, каюта, сон — вахта, каюта, сон. Пока грузились я спал.

Переход до Австралии прошел в таком же духе, только мне уже на подходе к Сиднею показалось, что мне как-то легче стали даваться вахты.

Уголь в Австралии действительно был и мы загрузились им под завязку. И в Чили и в Австралии капитан Артемов, а заправкой углем как-то само собой стал заниматься он, завел нужные деловые контакты, которые нам на будущее гарантировали загрузки углем. Конечно главным были хорошие деньги, которыми мы расплатились с нашими продавцами.

И так нам оставалось сделать два последних броска, Сидней — Кейптаун и затем до Гаваны.

До Кейптауна я шел как полноценный вахтенный офицер, наравне со всеми неся морскую службу. Единственной моей привилегией была отдельная каюта. Петр и Архип тянули лямку простых матросов, а Иван Васильевич и Анри потихоньку шли по моим стопам. Ну, а Тимофей заправлял на камбузе.

Уголь в Кейптайне был, но подлецы англичане заломили такую цену, что даже я при всей своей щедрости решил, что это перебор.

Посовещавшись, мы решили уйти из Кейптауна и пристав где-нибудь к берегу, попробовать заготовить древесный уголь. План конечно был фантастический, я уже стал смиряться с мыслью, что придется идти и под парусам, когда до английских жаб вдруг дошло, что они не получат ровным счетом ни-че-го.

В итоге мы простояли в этом драном Кейптауне десять дней и все-таки заправились. Естественно существенно переплатив.

Переход до Гаваны был самым трудным, по крайней мере для меня. Иные дни, когда сильно штормило, мне даже казалось, что океан не добр к нам также как при переходе через пролив Дрейка.

Крестный, видя мое состояние, предложил мне прекратить ходить по вахтам и отдохнуть, но разве светлейший князь может перед своими людьми оказаться слабаком и я скрепя зубами, продолжал стоять свои вахты.

На самом деле никаких мореходных проблем после выхода из Сиднея не было, у нас даже ни разу не было угрозы потерять друг друга.

Не знаю была ли необходимость нам заходить на Святую Елену или крестный это сделал, чтобы я отдохнул, но мы не просто туда зашли, но и простояли там трое суток.

Конечно посмотреть могилу Наполеона стоило и у нас это сделали все желающие.

Живописнейшая долина, где Бонапарт прогуливаться и где начинался родник, из которого ему доставляли воду, стоила того чтобы на неё посмотреть. Скромную могилу постоянно охранял английский караул под командованием офицера, Лондон всерьёз опасался, что останки могут выкрасть.

Он Святой Елены дело прошло веселее, за время стоянки мне неожиданно удалось хорошо выспаться и было ощущение, что чуть ли не заново родился. Вахты стали даваться опять легко и я даже не заметил как мы достигли Карибов.

Но самой трудной выдалась последняя неделя, когда мы шли вдоль берегов Больших Антильских островов.

На траверсе острова Кулебра около восточных берегов Пуэрто-Рико начался шторм, который через несколько часов превратился в ураган.

То, что было при прохождении мимо мыса Горн, оказалось цветочками.

«Ермака» мы потеряли через несколько часов. Счет времени лично я потерял очень быстро и не понимал, что сейчас день или ночь и что происходит вокруг. Корабль дрожал, стонал и казалось что вот-вот начнет плакать и временами казалось, что всё еще мгновение и мы пойдем на дно.

Капитан и старший офицер оказались железными людьми, в любую секунду, стоило только разглядеть мостик, они были на своем месте, своим присутствием и решительным видом внушая уверенность, что мы победим.

Двое суток кругом был кромешный ужас, мы потеряли одну из мачт, но корабль все равно упрямо куда-то шел.

Когда в трюме началась течь, я вместе с аварийной командой спустился в трюм и мы начали откачивать помпами поступающую воду.

В какой-то момент, после очередной смены, у меня появилось ощущение, что время остановилось. Вцепившись мертвой хваткой в ручку помпы я качал, качал и качал.

Откуда-то издалека донесся знакомый голос и несколько раз что-то сказал. Я сумел понять только одно, обращаются ко мне. Потом кто-то взял мои руки и остановил меня.

— Алексей Андреевич, остановитесь, мы откачали воду и шторм заканчивается, — теперь я понял, что и кто говорит. Это был наш боцман Порфирий. Он не без усилия оторвал мои сведенные пальцы от ручки помпы и повторил:

— Всё шторм заканчивается. Пойдемте, вам надо отдохнуть.

Глава 15

Оказалось, что я не могу ни идти, ни самостоятельно стоять. Наши моряки вывели меня на палубу и я без сил опустился на что-то мягкое. В руки мне ткнулась теплая кружка и чей-то голос заботливо предложил:

— Выпейти, ваша светлость, вам сразу легче станет.

Стуча зубами о кружку я сделал несколько глотков теплого напитка. Меня всего сразу же обожгло огнем, но он был какой-то ласковый и успокаивающий, я сделал еще один крупный глоток и заснул.

Разбудил меня солнечный луч, приникший через шторы окна напротив. Я огляделся и понял, что лежу в своей каюте, а напротив не окно, а корабельный иллюминатор.

Закрыв глаза, я попытался вспомнить, что произошло и быстро без труда сделал это.

Рядом со мной сидел Анри и читал какую-то книгу. Увидев, что я проснулся, он отложил её и хотел помочь мне подняться.

— Не надо, месье Анри, я сам.

Все тело еще болело, но в посторонней помощи я не нуждался.

— Сколько я спал?

— Двенадцать часов. Мы заканчиваем ремонт и скоро пойдем дальше.

— «Ермак»?

— Они рядом и думаю тоже скоро смогут идти.

Я потихоньку вышел на палубу и поднялся на мостик. Капитана не было, а старший офицер был на месте.

Оперевшись на фальшборт, я огляделся вокруг.

Нашему кораблю досталось хорошо. Мы потеряли весь такелаж и почти весь рангоут, одной мачты не было, а на второй были сломаны все реи. Но на палубе уже был порядок, все повреждения ограждений и фальшбортов верхней палубы были устранены.

— Капитан в машинном, у нас повреждена одна из машин.

Стоящему от нас в нескольких кабельтовых «Ермак» тоже неплохо досталось. Он потерял абсолютно весь рангоут и такелаж, но на палубе тоже уже был порядок и и плотники заканчивали ремонт фальшбортов.

— У них машины в порядке. Им осталось только откачать воду и они могут идти дальше.

— Мы потеряли кого-нибудь?

— Мы нет. Трое человек в лазарете, пассажиры с синяками по каютам. На «Ермаке» трое пропавших.

— Как у нас в трюме?

— Думаю что всё в порядке, вода больше ни где не поступает, боцман делает контрольную ревизию.

Из машинного поднялся капитан. Несмотря на ситуацию, он был чисто выбрит и одет с иголочки. Только большой свежий синяк во всю левую щеку немного не гармонировал с его внешним видом.

— Мы можем идти на одной машине. Вторую отремонтировали, но лучше не запускать, — крестный взял подзорную трубу и внимательно несколько минут изучал океан вокруг нас и наш второй пароход.

— Сезон тропических ураганов еще впереди, этот был какой-то из ранних и мы попали чуть ли в его эпицентр. Он протащил нас за двое суток от Пуэрто-Рико почти до середины Кубы,— крестный показал на какую-то полоску впереди на горизонте.

— До Гаваны идти двести миль. Но идти нам придется с черепашьей скоростью, сильно повреждены гребные колеса, особенно на «Ермаке». Диву даюсь как они вообще остались на плаву. У нас мачту сломало, а у них грот ураган просто выдернул, повредил верхнюю палубу и пробил правый борт.

Крестный замолчал и в этот момент заработал сигнальщик с «Ермака».

— Они готовы продолжать движение.

Он прислушался к командам отдаваемым старшим офицером.

— Если бы не паровые машины, ураган выбросил бы нас где-нибудь на берег. Команда говорит, что вы, Алексей Андреевич, железный человек, никто так долго не работал за помпой. Пойдемте в кают-компанию, пора обедать.

Я окинул взглядом водную гладь вокруг. Царил почти полный штиль, с трудом верилось, что еще несколько часов назад здесь был кромешный ад.

— Пойдемте, Сергей Федорович, вы не поверите, но я действительно хочу есть.

До Гаваны мы шли почти трое суток. К моему огромному удивлению ураган почти не затронул Кубу. Он просто ювелирно прошел вдоль её северного побережья и не доходя Гаваны, резко ушел на север.

Повреждения пароходов оказались не такими страшными как нам показалось сразу после урагана и через две недели мы оправились домой.

Другие наши пароходы за три дня до нашего прихода ушли в Россию. Я нанял в порту шхуну и отправился на Пинос.

На острове я застал «Сарагосу». Она готовилась идти в Техас и я фактически пересел с одного корабля на другой, успев правда осмотреть наш остров.

Его постоянное население выросло до полутысячи, половину из которых составляли чернокожие. Большая часть из них была из поместья маркизы, но были и выкупленные из рабства.

Новые Афины представляли собой небольшой чистенький городок, c населением триста человек половину которого составляли греки, было два десятка русских и десяток другой сборной солянки: ирландцы, мексиканцы и англичане.

Чернокожие островитяне жили преимущественно в своих деревнях, которые существенно обновились и расширились. К моем большому удивлению самым ходовым языком становился русский. Многие греки уже свободно говорили на великом и могучем, особенно те, кто постоянно контактировал с нашими моряками и переселенцами, которым иногда приходилось како-то время перекантовываться на Пиносе перед окончательным переселением в Техас.

Для переселенцев рядом с городком был построен переселенческий лагерь, в котором в случае необходимости можно было разместить в легких шалашах человек пятьсот.

В Техас за время моего отсутствия переселилась больше тысячи староверов, человек двести греков и почти три сотни бывших чернокожих рабов с Кубы.

«Сарагоса» металась как брысь угорелый между Техасом, Пиносом и Кубой, нигде особо не задерживаясь: погрузка, выгрузка и следующий рейс.

Помимо перевозки переселенцев возили много скота, птицы и различных экзотических животных. Я был поражен когда увидел на Пиносе страусиную ферму.

Два достаточно молодых англичанина со своими еще более юными женами, были немного не от мира сего и почему-то решили, что Австралия это лучшее место на планете, почти рай.

Самый маленький континент их быстро разочаровал и они научились немного ходить по земле. Но домой они возвращаться не захотели, чтобы не послужить посмешищем среди друзей и знакомых. Поэтому решили подастся в Новый Свет.

Но где-то что-то опять не срослось и они оказались на Кубе, где оказались в совершенно бедственном положении и от плохого их буквально спас наш адмирал.

При переселении их главной проблемой оказалась блестящая бизнес-идея: заняться в Новом Свете разведением страусов.

Они обзавелись десятком птиц-подростков и отправились в свое очередное путешествие в другой «рай».

Но если с сохранением и доращиванием молодняка у них оказалось всё отлично и они потеряли всего одну птицу, то вот с бухгалтерией оказалось совсем плохо.

Оказавшись на Кубе, они что-то там посчитали неправильно и внезапно оказались полностью без денег, без еды и корма для девяти уже почти взрослых птиц.

Адмирал вмешался можно сказать в самую последнюю минуту и остановил занесенные над голодными птицами ножи. Счастливым концом этой эпопеи было переселение этих немного чокнутых энтузиастов на Пинос.

Одна парочка решила осесть там, а другая, прихватив трех птиц, отправилась в Техас.

В Техасе я долго задерживаться не стал, осмотр хозяйства и в обратный путь. Но увиденное мне очень понравилось.

Пролив в залив контролировали два самых настоящих форта, на каждом было по четыре карронады и по две длинноствольных пушки. Гарнизоны фортов состояли из греков и негров. Казаки предуматривались только в качестве усиления при угрозе высадки десанта вероятного противника.

В двух небольших портах на Галвестоне и Пеликане в проливе между ними, и в городе Новониколаевске, название Техас не прижилось, всем заправляли греки и чернокожие переселенцы с Кубы.

Несколько их семей жили и работали на ближайших к Новониколаевску ранчо, вместе с казаками и староверами. В Техасе как и в Калифорнии слово ранчо среди русских почему-то сразу же приживалось.

В Техасском казачьем войске было две полноценные хорошо обученные, экипированные сотни. Вооружены они были винтовками Джона Холла. Через Джо Мюррея адмирал сделал заказ на десять тысяч этих винтовок и четыре тысячи уже поступили. Практически все наше взрослое население Техасщины, мужчины поголовно и многие женщины, а казачки почти все, в любой момент могли быть вооружены этими винтовками.

Это мне рассказал наш войсковой атаман Федот Пермитин, который сопровождал меня в экскурсии по нашим границам. Постоянно службу несла полусотня казаков, менялись они они раз в неделю.

Численность казаков так резко увеличилась не за счет прибытия новых из России, этот процесс должен начаться после моего возвращения домой, а за счет местных ресурсов.

Казаки охотно принимали в свои ряды всех желающих, жестких условий было два: казак и его семья должны быть православными, причем не обязательно староверами и сдача экзамена на казачество. После этого кандидат вместе с семьей принимали присягу и становились полноценными казаками.

Большинство новых казаков были естественно русские, но уже было пять чернокожих, два индейца, два мексиканца, четыре испанца, один американец и один англичанин. И были еще такие же экзотические кандидаты, особенно среди чернокожих.

Когда я спросил как обстоят дела в нашей безопасностью, атаман довольно усмехнулся.

— У нас, ваша светлость, постоянно под ружьем триста восемь казаков и два десятка горнизоны фортов, — он как человек служивый субординацию тщательно соблюдал и никаких вольностей не допускал ни сам, ни среди подчиненных. С его легкой руки Ружицкий стал губернатором, адмирал наместником, о Джузеппе господином советником. Ружицкий ко мне тоже обращался всегда светлость, а Джузеппе с адмиралом только в официальной обстановке.

— Всегда готова к бою «Валенсия», там на борту правда постоянно всего двадцать человек, но огнем они поддержат в любой момент. И «Сарагоса» или пароходы могут подойти в любой момент, — атаман остановил лошадь и продолжил моё просвещение, начав загибать пальцы.

— За пару часов мы выставим в два раза больше, все наши казачки, а стреляют они дай бог, это раз, две сотни других мужиков, это два и еще сотня баб. Это три. Почти тысяча стволов и сабель, да еще и артиллерия, по местным меркам это огромная армия.

— Ты хочешь сказать, что мексиканцы здесь слабее нас?

— Конечно, ваша светлость, — в голосе атамана даже появились обиженные нотки. — Ихний генерал чуть ли не каждый день письма шлет, жалуется и помощи просит, а чем ему и кто помочь может? У мексиканцев на весь Техас и полутора тысяч не наберется, ну прислали ему сотню на подмогу и все. На Мехико надежды мало, там больше друг с другом воюют, власть делят. Да и в любом случае, им мы накостыляем.

— Ну, а ребятки Остина? Они как?

— Никак, ваша светлость. Эти ребятки конечно по-серьёзнее будут и могут народа набрать поболее нашего. Да только мы им нравимся и они с нами дружить хотят, а потом среди них дураков нема.

Атаман натянул поводья, успокаивая решившую немного поиграть лошадь.

— Как-то недели две назад они приехали в гости и предложили состязание устроить. Ну веревки кидать и кнутами махать они мастера, мы конечно не хуже. А как дошло до стрельбы и разных скачек, а особенно когда нашу джигитовку увидели, тут они и сникли.

— А индейцы или пираты те же? — наши места еще не давно были логовом пиратства и на Карибах и окрестностях еще не перевелась эта публика.

— Команчи сюда не суются, а местные нас как огня боятся. Пираты думаю тоже не сунуться. Один раз кто-то хотел подойти к проливу, да посмотрели и ушли.

— А откуда знаешь про письма местного генерала и настроения колонистов?

— Так я же человек служивый, а на войне разведка первейшее дело.

Мы стояли на нашей условной границы, просторы вокруг ни чем не отличались от тех, что я когда-то видел в 21-ом веке во время экскурсий по далекой от цивилизации техасской глубинки. Можно сказать один в один.

— Давай господин атаман возвращаться, мне пора в Россию.

Еще во время последнего перехода я понял, что допустил большую ошибку.

Почему-то я, как говорится нутром, чувствовал что некоторым моим людям, моим камердинерам, да и всем моим крепостным, господам Ланжерону, Охоткину, Тимофееву, адмиралу и естественно Матвею не надо объяснять причину и цель каких-либо моих действий. У них по разным причинам была какая-то иррациональная вера в мою непогрешимость и честность.

Я это знал абсолютно точно. Но объяснить источник своего знания не мог, да честно говоря и не хотел.

А вот со своими ближайшими помощниками здесь в Техасе объясниться необходимо и вернувшись с инспекции пограничных территорий я попросил собраться Ружицкого, Джузеппе, Федота Пермитина и отца Гавриила. Естественно были и адмирал с Иваном Васильевичем, хотя их присутствии было совершенно не обязательно.

Как-то само сбой получилось, что адмирал и Иван Васильевич сели особнячком и получилось, что беседу я веду с четверкой господ из Техаса.

— Господа, если кто из вас не знает, то с этой минуты знайте — я безумно богат и с каждым днем становлюсь богаче и богаче. У меня богатейшие имения в России и предприятия приносящие мне каждый день тысячи фунтов дохода. Недавно я понял, что совершил большую ошибку, не поговорив с вами и не объяснив причин и целей моих действий здесь в Америке. Но как говорится лучше поздно, чем никогда, — мы собрались в самом большом доме Новониколаевска.

Он стоял на берегу и из него открывался изумительный вид на залив и я, подняв глаза, невольно залюбовался. Свежепостроенный двухэтажный дом был резиденцией наместника и губернатора, штабом, деловым центром и пока единственным местом где могли под крышей собраться сразу человек двадцать.

— Больше восьми ста лет назад произошло страшное трагическое событие, раскол христианской церкви. Я считаю, что это событие одним из самых трагических в истории. Не буду касаться всех вопросов расхождения двух церквей. Скажу лишь об одном, догмате безошибочности и ограждение римского папы от самой возможности заблуждаться. Скоро католики его окончательно провозгласят решением своего собора, —источник своего знания мне был неведом, что-что а вот этим я никогда не интересовался. Но был уверен в своей правоте.

— Это проявление человеческой гордыни и тщеславия. За этим неизбежно последовала Реформация и появление протестантизма. Русское православие тоже не избежало этой напасти и у нас произошел раскол, что для нас является огромной трагедией и ошибкой. У протестантов постепенно главной ценностью становятся деньги, ради которых они идут на любые преступления. Дальше всех в Европе по этому гибельному пути продвинулись англичане. А потом их успешно обошли американцы. Для них доллар это всё. И США — это монстр который скоро причинит неисчислимые страдания почти всему миру, в том числе и моей Родине. Они собираются скоро отделить Техас с Калифорнией от Мексики и затем проглотить их. Я хочу помещать им это сделать. Если кто не желает в этом участвовать, скажите честно и мы расстанемся.

Я опять залюбовался видом из окна и невольно сделал паузу.

— Есть еще один вопрос, который я считаю нужным обсудить. У нас тут христиане разных конфессий и я призываю всех к настоящей христианской любви и уважению друг к другу. Если тут будет какое-нибудь насилие в этих вопросах, буду выжигать каленым железом. Бог один, а кто как креститься не важно, двумя перстами или тремя, слева направо или наоборот. Храмы построю для всех, и православным, и католикам и даже протестантам. А если появятся безумцы атеисты, то пожалуйста, сходите с ума с гордом одиночестве и не навязывайте своих идей другим.

Я на этом решил закончить, мне просто нечего было больше говорить.

— Только у меня просьба, принять окончательное решение не позже завтрашнего утра.

Глава 16

Перед отъездом я решил все-таки спросить Ружицкого и Джузеппе не устали ли они и может быть желают уехать. Моим принципиальным решением было, что вообще просто служить мне для моих людей дело добровольное, а жизнь на Америке или на Дальнем Востоке тем более.

Ружицкий с Джузеппе переглянулись и поляк ответил за двоих.

— Нам тут, ваша светлость, нравится. Но воля ваша, как прикажите.

— Отлично что у вас, господа, такой настрой. Где на ваш взгляд надо следующие поселения устраивать?

Губернатор со своим советником переглянулись, Ружицкий расстелил на столе карту и жестом предложил подойти.

— Нам надо быстрее продвигаться на север и вдоль берегов залива. У коменданта Анауака генерала Брэдберна начинаются проблемы с американцами из поселения Либерти. Те нас я уверен попросят о помощи, если мексиканцы решат внезапно напасть на них.

— А что там всё так плохо? — удивился я.

— Пока нет, но начинает закипать. А нам по-серьёзному с мексиканцами конфликтовать рановато. А если Брэдберн сам решит, что лучше уйти из крепости от греха подальше, вот это будет дело. Он кстати, ваша светлость, вовсе не генерал, а полковник.

— И вы, господа, думаете, что это возможно? — засомневался я.

— Конечно, — подключился к разговору Джузеппе, — обложим его со всех сторон, что ему тогда остается делать. У них здесь в Мексике порядка нет, в Мехико постоянная чехарда. Как от Испании отпали, меньше года был император, после него за пять лет тоже пять президентов. Так что им пока особо не до нас.

— Согласен, — продолжил Ружицкий, — тем более мы пока особо на конфликт не идем, ко мне тут приезжали предста-вители, — губернатор скептически улыбнулся. — Почву зондировали. Я им сказал, что мы законной власти конечно будем подчиняться. Так что пусть сами решают, это там законная власть, но все равно нарываться раньше времени не стоит, мы еще недостаточно сильны.

Рассуждения Ружицкого мне понравились, не поспоришь. Я наклонился и начал внимательно рассматривать карту, по сравнению с моей первоначальной, она была точнее, подробнее и с превосходной легендой.

— А это как я понимаю ваши планы? — я показал на два пунктирных кружка с устьях рек Рио-Гранде и Сабин.

— Да, нам надо высаживаться и там, и там. С устьем Сабины проще, — у нас все говорили не Сабин, и Сабина. — Американцы хоть и считают своей границей речку Нечес, но сильно не настаивают. Они конечно в это междуречье лезут и мексиканцев уже задавили, их тут раз в десять больше. Но серьезных поселений тут нет, да и американцы здесь нас поддержат.

— Это почему ты так уверенно говоришь? — это утверждение Ружицкого меня даже удивило.

— Так у них же, ваша светлость, кто главный в жизни и кому они готовы на перегонки бежатьслужить? — вопрос конечно интересный, но ответ нам известен и губернатор тут же его дал. — У кого больше долларов, а тут вы, ваша светлость, вне конкуренции.

— Хорошо, а дальше?

— Дальше все достаточно просто. Закрепляемся и быстро продвигаемся выше по реке. Там вдоль Сабины до самого Арканзаса и дальше по Красной реки реально пока нет ни мексиканцев, ни американцев. Здесь все дороги называются королевскими, вот в Техасе она проложена по старым индейским тропам и начинается от городка Натчиточес в Луизиане. Он стоит на Красной реке. На мексиканском берегу Сабины на ней есть есть небольшой поселок Красный Курган. Немного южнее в поселении Джона Бивила Сноу-Ривер около тридцати семей, — Ружицкий уверенно показывает все на карте. сражу же чувствуется военная косточка и умение докладывать.

— Дальше по дороге полуразвалившаяся и заброшенная католическая миссия и крепость Президио Сан-Агустин. Потом есть город Накогдочес. Тут многие города как у нас в Сибири, — Ружицкий это сказал как русский человек и это меня очень порадовало, — народу и сотни нет, а называют городом. Но это действительно город. Это наверное старейшее европейское поселение в этих краях. Он был основан еще испанцами, а индейцы оттуда ушли лет двадцать назад. Пятьдесят лет назад испанец Антонио И’Барбо построил там большой каменный дом и сейчас это здесь главный центр торговли, ворота из Соединенных Штатов на границе Техаса.

Ружицкий обвел указкой большую территорию на карте, где не было ничего обозначено.

— А потом до реки Бразос никого фактически нет. А там уже ранчо американцев Остина. Но уже в колонии Остина на королевской дороге Техаса год назад после инспекции мексиканского генерала Мануэля де Миера-и-Терана появился форт Теноктитлан. Там бывает до сотни солдат и они пытаются сдерживать иммиграцию. Для этого же генерал приказал построить и форт в начале судоходства по правому притоку Сабины реке Нечес, его так и называют форт Теран, — я представил ружицкого где-нибудь в большом штабе во время доклада главнокомандующему план разработанной им операции и на мгновение даже отвлекся. Он этого не заметил и уверенно продолжал.

— Там есть плоская скала вдоль русла реки около которой пересекаются три основным тропам между Техасом и США. и там часто бывают американские иммигранты и контрабандисты. Но солдат там очень мало. На реке Колорадо на этой дороге есть поселок Бастроп. В нем около сто с небольшим американских семей и считай до самого Сан-Антонио и крепости Аламо дальше ничего нет. Западнее реки Колорадо американские переселенцы только в колонии основанной Де Витта в Гонсалесе. Там семей сто пятьдесят смешанного населения.

На этом Ружицкий закончил свой доклад о востоке Техаса и вопросительно посмотрел на меня.

Меня он своим докладом особо не удивил, так сказать по косвенным я предполагал, что он был хорошим офицером и командиром, а без хорошей разведки и хорошего анализа обстановки ты на поле боя обречен на поражение.

— Отлично, господин губернатор, ситуация в Восточном Техасе, вернее даже до Колорадо, теперь как на ладони, — я еще раз внимательно посмотрел на карту. — Да и западнее его вы ключевую фразу сказали, тем почти нет переселенцев из США.

— Да, ваша светлость, только вернее надо сказать по-другому, там нет никаких переселенцев кроме самих мексиканцев. Там пытаются поселиться ирландцы и власти дали им гранты. А затем аннулировали и стали просто мешать, а сделать так как мы у них силенок не хватило.

— Хорошо, расскажи мне о ситуации в прибрежных районах западнее нас и вдоль Рио-Гранде.

— Вдоль Рои-Гранде все достаточно просто. Почти у самого устья на правом берегу город Матаморос. Город несколько лет назад переименован в честь деятеля мексиканской войны за независимость. Там католическая миссия, кругом отличные пастбища и настоящая крепость, — доклад Ружицкий продолжил так уверенно и со знанием дела, что поневоле залюбовался нашим губернатором, человек на своем месте одним словом.

— Это оплот мексиканской власти, там всегда приличный гарнизон и почти нет сепаратистских настроений. Сейчас там резиденция генерала Терана, которого новоявленный президент Бустаманте назначил своим генерал-комендантом северо-восточных провинций, в том числе и в Техасе. Это серьезный противник, он планировал прибыть в наш залив и навести тут порядок, но сейчас очень сомневается в возможности этого. Появление Брэдберна это его рук дело. Теран ему приказал разобраться в частности с Либерти. Но думаю опасаться генерала нам не стоит, — я вопросительно посмотрел на Ружицкого, очень интересный вывод.

— Во-первых, в Мексике зреет очередной переворот, а генерал поддерживает нынешнего президента и слетит вместе с ним, а это произойдет вне всякого сомнения, — Ружицкий за не надобностью отложил указку и развернулся ко мне.

— Ты, так уверенно об этом заявляешь, даже удивительно, — я недоверчиво покачал головой.

— Так я же, ваша светлость, — довольно ухмыльнулся губернатор, — человек военный, а на войне разведка первое дело.

— Тут с тобой не поспоришь, — теперь уже я ухмыльнулся, разведя широко руки. — Давай теперь, что у тебя во-вторых.

— Во-вторых, сильные сепаратистские настроения и среди мексиканцев Техаса, вернее даже везде здесь на северо-востоке, — Ружицкий начал загибать пальцы, перечисляя свои доводы. — Наступая на хвост иммигрантам из США, Бустаманте ущемляет в первую очередь своих. Тут уже многое зависит от торговли с американцами. Нам поэтому, ваша светлость, разведку вести здесь просто, особенно если за это хорошо платить. А деньги у нас на это есть.

— А в-третьих что?

— Наша мощь, — теперь Ружицкий был очень серьезен, улыбка ушла с его лица. — Почти тысяча наших штыков и сабель при хорошей артиллерийской поддержки флота не дают здесь шансов против нас никому.

— А вы уверены, что у нас будет тысяча бойцов, это же вы считаете и наших женщин, — эти мои сомнения на самом деле были уже немного притянуты за уши.

— Я уверен, ваша светлость, — Ружицкий помедлил с ответом и его опередил Джузеппе. — Я не говорю про казачек, они тут в Техасе любого мужика разорвут в клочью. Но и остальные стрелки отменные. Стрелковые тренировки проводим постоянно и это наше превосходство в случае боя решит всё.

Постоянные стрельбы наших женщин были одним из самых больших впечатлений от нынешнего посещения Техаса. Зрелище конечно впечатляющее.

— Давайте-ка мне диспозицию в этих местах доложите, — я подошел ближе к карте, пора переходить к следующему вопросу.

— Тут всё проще. Севернее Сан-Антонио считай нет ничего, это центр мексиканской власти в Техасе. В устье Бразоса до недавнего времени был всего один дом, но сейчас по приказу генерала Терана там строится форт Веласко и это будет заноза и нам и Остину. Именно там десять лет назад он высадился со своими первыми людьми, а сейчас там таможенный пост, — Ружицкий опять взял в руки указку и немного наклонился над картой.

— Немного выше рл течению Бразоса первое поселение Остина — Бразория. На той же реке, что Гонсалес, но ниже по течению, главный мексиканский оплот -городок Виктория, там всем заправляет Мартин Де Леон, он богатый испанский аристократ и наш противник. Но население там не большое, не больше ста семей, — очень знакомое имя, когда-то я наверняка что-то слышал онем когда бывал в Техасе 21-ого века. Ружицкий тем временем продолжал.

— Есть еще на реке Сан-Антонио форт Президио Ла Байя или просто Ла Байя, А если президио, значит там была или есть католическая миссия, вокруг город Голиад и рядом главный мексиканский порт Капано. И в сторону Рио-Гранде разброшенный поселок Сан-Патрисио, там пытались высадиться ирландцы. Теперь о Лоредо, — Ружицкий показал на почему-то неподписанный кружок на самом западе Техаса.

— Это самый большой город на Рио-Гранде. От устья верст четыреста. Там как раз сепаратисты очень сильны. Севернее королевской дороги считай царство индейцев. Заправляют там команчи. Народ очень воинственный. Набеги постоянные на всех соседей. Мы с ними еще не сталкивались. Местные племена угрозы не представляют и постепенно уходят,— я это уже знал и подобное было ожидаемо.

— Ну, надо полагать мы подошли к вашим планам?— Губернатор с Советником хитро переглянулись и в один голос сказали:

— Да.

— Слушаю вас очень внимательно, — я засмеялся.

— Николай Андреевич сказал, что готов еще один пароход. Пароходы могут ходить пять-шесть раз в год. За один рейс они перевозят сейчас в среднем по пятьдесят семей, всего двести. За год получается тысяча семей как минимум. Кризис у товарищей Остина в отношениях с Мексикой может наступит в ближайшие месяцы. Но нам сейчас разрывать отношения с Мексикой совершенно не выгодно, — теперь Ружицкий говорил медленно как бы размышляя вслух. — Мы не готовы к серьёзным решительным действиям. Нас просто мало. Мексиканцев мы с Остином конечно сможем вышвырнуть, но сразу сюда хлынут иммигранты из Штатов и они быстро нас задавят. Поэтому нам надо быстрее наращивать свое присутствие здесь и попытаться пока не конфликтовать с властями. Мы здесь по-любому непрошеные гости, откровенно говоря, просто захватчики. Конечно сюда мы пришли почти на пустое место. Но сути это не меняет.

— Тут с вами не поспоришь, — Ружицкий зрит в корень и говорит совершенно без всяких политесов, как оно есть на самом деле..

Джузеппе покашлял, привлекая внимание к своей персоне. Он до этого сделал небольшой шаг назад и слушал и наблюдал за нами как бы со стороны. Я повернулся к нему и спросил.

— Джузеппе, у вас есть какие-то дополнительные соображения?

— Да, ваша светлость. Нам надо на свою строну привлечь местных индейцев, их конечно немного, но наш атаман с некоторыми установил очень хорошие отношения и они говорят, что чуть ли не сотни две из них готовы влиться в наше казачество. А господин атаман говорит, что из них получатся очень хорошие настоящие казаки. И мне очень заинтересовал рассказ вашей светлости об ирландцах в Калифорнии, думаю здесь будет тоже самое.

В Калифорнии произошла очень интересная вещь. Ирландские семьи через какое-то время попросили наших казаков разрешить им поселиться по сути среди них и стали проявлять неподдельный интерес к казачьему образу жизни и даже зондировать вопрос о возможности их вступления в ряды наших молодцов.

— Ты хочешь сказать, что ирландцы могут начать примыкать к нашим казакам Или даже пополнять их ряды? — я решил немного уточнить позицию Джузепее

— Пополнять слишком смело, ваша светлость. — Ружицкий почему-то заулыбался от моего предположения, — а вот прочный союз с нами вполне. Здесь в Америке их выходцы их Англии гнобят также как и в Европе, только мы в них людей видим. А Ирландия много ближе чем Россия и они итак уже сюда потянулись.

Пора подводить итоги, дискуссию как может быть, можно вести до бесконечности.

— Вот что мы, господа, сделаем. Будем здесь развивать свою колонию. А когда колонисты Остина поднимут бучу, мы к ним присоединимся, но отделения от Мексики требовать не будем, — я внимательно посмотрел на своих соратников, понимают ли они мои мысли.

— События, я думаю, развиваться будут следующим образом. Брэдберн своим рвением спровоцирует колонистов Остина и они скорее всего восстанут. Вот тут мы и вмешаемся. Война с Мексикой не нужна и отделение Техаса сейчас не в наших интересах. Думаю наш идеал сейчас добиться компромисса с властями, легализовать наше присутствие и сделать Техас максимально автономным, — я внимательно окинул взглядом карту и закончил

— А насчет ирландцев мысль конечно интересная.

Перед самым отходом ко мне подошел отец Гавриил.

— Ваша светлость, мне надо с вами поговорить.

Мы отошли на дальний конец причала, я был уверен что разговаривать надо тет-а-тет.

— Ваша светлость, то, что вы хотите построить храмы хорошо, но в них должны служить без священники. Я человек преклонных лет и скоро мой век закончится, — батюшка заволновался и замолчал, но я его понял.

— Не переживайте. Я сделаю все что в моих силах, чтобы в вашем будущем храме было кому служить.

Иван Васильевич хранил невозмутимое молчание после моего программного выступления, а вот адмиралу явно хотелось со мной на эту тему поговорить и вечером нашего отхода из Техаса он, улучив момент, высказался по этому поводу.

— Я очень рад, Алексей, что услышал всё это от вас, — он по-русски уже говорил совершенно свободно и по родственному иногда обращался ко мне по имени. Это было очень редко, но всегда в очень значимые моменты. — И вы не разочаровали меня.

Больше никаких разговоров на эту тему не было и вообще до Кубы я старался быть в одиночестве, накатилась усталость и хотелось просто тупо пассивно отдохнуть, тем более, что внезапно разболелись шрамы на руке.

Маркиза со своей свахой миссис Джервис перед возвращением наших пароходов уплыли во Флориду. Там у покойного маркиза осталась какая-то собственность после присоединения её к Штатам, она решила её продать и попросила Сонину матушку составить ей компанию в этой поездке.

К нашему возвращению из Техаса их еще было, отремонтированные пароходы были готовы отправляться в путь и пришлось обойтись без свидания с родственниками, хотя у нас был небольшой вопрос, который хотелось бы обсудить с маркизой.

Она твердо решила продать свою плантацию и не знала что делать со своими рабами. Их было у неё немало, около сотни семей и она предложила их нам. На Кубе рабство еще процветало и она опасалась, что если просто освободит своих людей, то их могут повторно обратить в рабство. Такие дикие случае еще случались.

Адмирал, который был в этом вопросе на правильной стороне, идею горячо поддерживал, но сомневался, куда эту публику везти: на Пинос или в Техас.

Я, посмотрев на нашу Техасщину, решил предоставить им право выбора колонии.

Ожидать возвращение тещи с маркизой возможности уже не было, пароходы стоят под парами и в Россию надо уже срочнейшим образом.

В гости приехала матушка, Павлушку наконец-то покрестили, а потом подтянулся и Джо. Они ждут моего возвращения и будет отлично если удастся с ним обсудить несколько животрепещущих вопросов. Надо срочно создавать базу для промежуточной заправки пароходов углем где-нибудь в Южной Америке на побережье от Джорджтауна в британской Гвиане до бразильского Ресифи. Планировать переходы на паровой тяге протяженностью больше десяти тысяч километров на самом деле безумие. То, что мы дошли до Чили, просто чудо.

А самое главное, что меня ждет в России, Мария Андреевна вышла замуж.

Глава 17

Перед Рождеством 1831-ого года матушка приехала в Россию и сразу же покрестила Павлушку. Крестным стал Матвей, а крестной одна из внучек графини Комаровой. В начале января 1832-ого года её с Машей нелегкая понесла в Москву, Елизавета Павловна решила продать какие-то свои драгоценности, чтобы вложить их в предприятия мужа. Зачем это было делать в Москве я совершенно не понял.

Пользуясь случаем, сестра решила съездить в Новоселово, а возвращаясь в Москву, она попала в страшный буран. От плохого её спас бравый драгунский офицер, который со своими молодцами вызволил из снежного плена почтовую карету.

В Коломне, они провели два дня, пережидая окончания стихии. Потом поручик Сергей Ильич проводил сестру до Москвы. А через неделю предстал пред матушкиными очами и попросил руки Марии Андреевны.

Матушке бравый поручик понравился и она дала согласия на брак. Мария Андреевна готова была под венец бежать тут же, но ей пришлось терпеть несколько месяцев.

Но потом терпеж у неё закончился и она уломала матушку и сестру Анну согласиться обвенчаться после Великого Поста. Но главным было слово Софьи Андреевны.

Какие там слова Маша нашла я не знаю, но после беседы с младшей сестрицей Соня сказала, что я не обижусь и пусть идет под венец.

Всё это я узнал от адмирала, а он естественно от Николая Андреевича. Как беспоместный и безродный дворянин, да еще и круглый сирота, мог решиться просить руки светлейшей княжны было не понятно. Действительно токующие глухари, то бишь влюбленные человеки, действительно сумасшедшие люди.

После Машиного венчания засвербило у княжны Татьяны, но здесь триумвират, Бакатины и Соня, были непреклонны. Только после восемнадцатилетия и моего возвращения.

Весь переход через Атлантику я тянул лямку корабельного офицера, занимался с крестным и старшим офицером, которые учили меня морскому уму-разуму и писал. Я сразу после попадания решил вести дневники и надо было срочно навести порядок в записях о нашем плавании. Как не крути, это кругосветка и впервые на паровом ходу.

В Англии, куда мы естественно зашли, нас ждали. Куча журналистов, какие-то официальные лица. Но я сразу же увидел среди встречающей толпы Федора с тетушкиным дворецким и по его виду понял, что умерла тетушка.

Оставив на растерзание встречающих своих капитанов, тем более что все полагающиеся нам лавры в первую очередь принадлежали им, я не задерживаясь ни на секунду, помчался в Лондон, почему-то мне показалось, что я могу успеть на что-то очень важное для меня и тетушки.

И я действительно успел. На самое важное, что еще оставалось сделать для тетушке на этой бренной земле, на отпевание. Оно было как она пожелала в посольской церкви и очень скромным: князья Ливен, чета Карпухиных и мы с Иваном Васильевичем и Федором.

По тетушкиному завещанию я стал английским бароном и унаследовал её лондонский дом, всё свои деньги она завещала своим английским слугам, дворецкому и камеристке, и нашему химическому гению.

В доме я решил ничего не менять и оставить всё и всех как было. Быстро закончив все официальные дела, я через три дня опять поднялся на борт «Дежнева» и мы, не мешкая, направились домой, в Россию.

Мне очень хотелось прийти Усть-Лугу до первого июня, так как будет ровно год мы ушли в Америку.

Еще в Англии Федор рассказал мне совершенно поразительную вещь о англо-саксонском менталитете.

После небольшого замешательства, вызванной нашими достижениями в мореходстве, была короткая пауза, а затем в газетах и среди «профессионального» сообщества, наступило спокойствие, а затем появилось мнение, что ничего не произошло.

В наших пароходах нашли кучу всяких недостатков, а самое главное в зачет идут только рейсы между Бристолем с Ливерпулем и Нью-Йорком.

Поэтому пусть сделанные в Италии пароходы с русскими экипажами где-то там плавают, это не мировое достижение, вернее это не совсем правильное достижение.

Я поэтому поводу только посмеялся и подарил нашим капитанам какой-то французский коньяк, которого якобы осталось всего еще две бутылки. Мировая морская история все равно расставит всё на свои места.

Но и на самом деле деле это очень хорошо, мне совершенно не хочется чтобы ускорялись англичане и американцы, разрыв у нас, я имею Россию и эти ведущие мировые промышленные державы, итак слишком велик и мне в одиночку их не догнать.

В полдень первого июня 1832-ого года мы зашли в свою родную гавань. То, что я там увидел у меня даже вызвало слезы умиления: нас ожидал новый арктический пароход с ледокольным носом. Фактически это был первый в мире настоящий ледокол в моем понимании. На его бортах красовалась надпись «Челюскин».

Но главный сюрприз ждал меня на берегу: моя супруга с нашими детьми. Известие о вашем прибытие в Англию пришло два дня назад и Соня поспешила в Усть-Лугу.

Мне хотелось всё бросить и заниматься только женой и детьми. У меня, когда я их увидел, было такое ощущение, что сердце сейчас выскочит из груди.

Но надо достойно завершить своё огромное дело, наш на самом деле исторический переход вокруг света на двух паровых судах.

Под нашим бдительным контролем к вечеру пароходы были разгружены. Кроме Сони в Усть-Луги нас ожидал гвардейский караул, которому было предписано принять у меня всё, что мы привезли от барона Врангеля.

К вечеру пароходы были разгружены, грузы и почта Российско-Американской компании были отправлены в Петербург, пассажиры тоже все отбыли восвояси. За пару дней капитаны проведут послерейсовую инспекцию, а потом экипажи будут отдыхать.

У меня тоже будет небольшой отдых, хотя под парами стоит «Челюскин» и надо проводить его ходовые и ледовые испытания.

Соня попросила меня не задерживаться на Нарвской мызе и сразу ехать в Петербург, где меня с нетерпением ожидало очень много людей.

По дороге Соня начала мне рассказывать наши новости.

Главным был рассказ о Машином замужестве. Сергей ей очень понравился, но она, как и я, очень удивилась, что он решился сделать ей предложение. Как тебе от любви не сорвало крышу, а не увидеть, что девушка тебе не ровня, невозможно. Одна охрана чего стоит, а Соня продолжала опасаться поляков и всех держала в тонусе.

Пока детей они еще не ждут и сейчас уже уехали на Кавказ, куда на днях был переведен полк Сергея. Анна Андреевна готовится снова стать мамой, У Николая и Вероники родилась девочка и она мечтает по примеру некоторых жен капитанов ходить со своим мужем.

А вот с княжной Татьяной у нас проблема, она хочет тоже выйти замуж и только авторитет Матвея у Германа, который категорически запретил ему делать предложение до моего возвращения, сдерживает влюбленных. Ведет он себя идельно, но без подобострастия. Татьяна очень серьёзно занимается биологией и хочет пойти куда-нибудь учиться.

— Ты знаешь, Алексей, она иногда за день успевает прочитать такое количество страниц, что даже оторопь берет. Ты бы видел её счета: книги, журналы, учителя английского, французского, немецкого, итальянского, испанского, шведского, латыни, греческого, даже арабского.

Я недоверчиво покачал головой, вот уж никогда не подумал бы.

— А скрипку свою забыла?

— Да ты что? Каждый день играет. У неё нет ни секунды свободного времени. Ничего светского её не интересуют, хотя уверена она везде бы произвела бы фурор.

— А матушка как?

— Они с Джо тебя ждут. Он приплыл с Николаем и сейчас изучает Россию. Ты не представляешь какой Павлушка хорошенький, по-русски так забавно лопочет.

— Они у нас квартируют?

— Конечно.

— А Бенкендорф приезжал?

— Вчера приезжал, тебя просил сразу же к нему приехать.

Кто бы сомневался, не удивлюсь если дома меня уже будет ждать официальное приглашение и к Государю.

— Сонечка, а скажи как дела у Матвея, как обстоят дела с холерой? — страшная болезнь уже пришла в Европу и начала собирать свою жатву. В Великобритании она унесла несколько тысяч жизней.

Правда есть небольшое отличие от той картинки, что я знал пл своей прошлой жизни. Заноса из России практически нет. А болезнь всё равно есть. На континенте все трагичнее, особенно во Франции. Но подробностей я не знал. Было не до того. Знал только одно, что в Англии пока кипело не очень. Карантины выставляют. Но пока не жесткие, нас свободно в Лондон протпустили, а уж обратно тем более.

— В Польше хуже всего было и оттуда зараза к нам лезла, но быстро границу закрыли и через две недели лучше стало. Но это тебе Матвей расскажет, — Соня особо про эпидемию разговаривать явно не желала и это хорошо, значит всё неплохо.

— А бунты были? — про это я в любом случае должен был спросить, нравится жене или нет.

— Были в Литве и попытки на юге и в Польше. Закревского Государь в отставку отправил, — на этом Соня решительно пресекла все разговоры на не желательные ей темы. Она как тигрица набросилась на меня и мы стали целоваться и ласкаться. Мы ехали в отдельной карете и это было вполне камильфо.

К утру мы были дома, успев с Соней даже и немного отдохнуть в дороге, все наши кареты были комфортабельные, содержались в отличном состоянии и на любой можно было без особой подготовки отравляться в дальние края. Городские варианты были естественно не такие, а намного проще.

К моему удивлению дома никто не спал, даже маленькие дети, абсолютно все ждали моего прибытия. Такого приема я не ожидал, улыбались и радовались все, казалось что, даже стены излучают радость. Жалко только не было Маши, но служба есть служба, тем более что сразу же после венчания новоявленный зять получил повышение и был произведен в следующий чин.

Среди ожидающих меня был и кандидат в следующие зятья, он тоже улыбался, но и некоторой опаской, опасается все таки, а вдруг я ему заявлю, ты что стервец задумал, не по себе сук рубишь.

Я ему улыбнулся, так же как и всем. Герман сразу же заулыбался во весь рот, а Татьяна ободряюще на него посмотрела.

Несмотря на ранний час завтрак был накрыт. Сразу же начался общий разговор обо всем и ни о чем, я был просто на седьмом небе, душа моя ликовала, как же хорошо дома в кругу своей семьи, где тебя все любят и рады видеть.

Но больше всего меня поразило, то как сам рад всех видеть в добром здравии и что оказывается я тоже очень люблю свою семью, особенно сестер и даже матушку.

Пара часов пролетела незаметно, Анна Андреевна посмотрела на часы, встала из-за стола, достала конверт, я сразу же увидел на нем итмператорский вензель и протянула его мне.

— Через два часа Государь ждет тебя в Зимнем дворце.

Как мне не хотелось этого делать, но дело есть дело.

К назначенному часу я был в Зимнем, меня сразу же проводили к Государю.

За прошедший год Николай Павлович сильно изменился, можно даже сказать немного постарел. Растительности у него на голове значительно удавилось и мне даже показалось что усы стали пореже и появилась первая седина. Но выглядел он еще мужественнее и здоровее.

Рассусоливать и разводить политесы он как всегда не стал и после положенных взаимных протокольных приветствий сразу же перешел к делу.

— Благодарю вас, князь, за доставленные грузы и почту, — письмо барона Врангеля я со своим почтовым пароходом отправил в Россию сразу же как ступил на английскую землю.

— Я прочитал письмо барона Врангеля, он очень высоко оценивает сделанное вами и всецело поддерживает ваши планы, — император сделал паузу и пружинистой походкой прошелся по кабинету. Остановившись у окна, он разгладил свои усы вероятно в стекле было его слабое отражение и довольный повернулся ко мне.

— Фердинанд Петрович просит нашего благоволения осуществлению ваших планов. Особенно он просит не препятствовать вам в привлечении казаков и староверов. Объясните, князь, какие цели вы преследуете в своей деятельности в Америке и на нашем Дальнем Востоке.

Похоже вот и пришло время решающего объяснения с российским Самодержцем. Я много об этом думал и готов к этому в любую секунду.

— Могущество России, Государь, может и должно прирасти богатствами Дальнего Востока и Русской Америки. Одно золото в тех недрах чего стоит, — при упоминании тамошнего золота угол императорского рта непроизвольно дернулся, а глаза хищно сузились.

— Отыскать его и добыть в тех ледяных просторах не просто, но оно там есть. У меня есть деньги, я знаю где и как искать. И это, Государь, просто вопрос времени, — разрешение на золотодобычу в интересующих меня районах у меня было, а таже Калифорния была за российскими пределами и там мне никакого разрешения не требовалось.

— Если вы окажитесь правы, то одно это уже нам на пользу. Золото в казне никогда не бывает лишним, — сенатский указ 1812-ого года о разрешении частной золотодобычи быстро привел к взрывному росту добычи золота в России и соответственно и его поступлению в казну, поэтому получить разрешение например дворянину вообще раз плюнуть, а если ты пообещаешь отдавать Государю чуток больше положенного, то чиновники будут бежать к тебе, неся разрешение и теряя на бегу не только тапки.

— У меня, князь, к вам два вопроса, почему вы просите казаков понятно, но объясните ваш интерес именно к староверам, — у меня в душе все сначала затрепетало, а потом запело от радости. Как же хорошо, что царь-батюшка сам заговорил об этом.

— Здесь есть несколько моментов, Государь. Но все они глубоко меркантильные, я их оцениваю только с одной точки зрения. В это дело мною вложены уже большие деньги и мне не хочется чтобы они вылетели в трубу, — на какие-либо мировоззренческие клавиши давить совсем не надо, а вот разговор в стиле акул капитализма в самый раз. Поэтому я и решил всё свести к деньгам.

— Во-первых, Государь, надо признать, что у нас никто не может лучше их превращать пустыню в цветущий сад. А в тех краях она зачастую еще и ледяная, — это отрицать не будет никто, поэтому этот аргумент я смело поставил на первое место. А дальше поход по тонкому льду.

— Во-вторых, золото легко соблазняет людей на очень страшные вещи, а я не хочу допускать дикую старательскую добычу, а староверов в узде держать намного легче, — пассаж про узду императору пришелся явно по душе, его губы скривились в довольной усмешке. — И третье, Государь.

А вот сейчас вы, Николай Павлович, услышите из моих уст совершеннейшую гадость. Причем в вам не скажу, что я думаю на самом деле немного по-другому.

— Они трудности и страдания любят, а там того хватает даже с избытком, — это было попадание в яблочко. Такого аргумента император от меня не ожидал и даже немного ошарашенно посмотрел на меня. Но настоящие государи это люди сделанные из какого-то другого теста, в отличие от простых смертных и Николай Павлович справился с собой мгновенно, одев маску сфинкса.

Он еще раз прошелся по кабинету, но теперь это была походка хищника перед прыжком за добычей.

— Это закономерно вызывает еще несколько вопросов, но сначала скажите зачем вам нужны Калифорния и Техас, — определенно мне сегодня царь-батюшка со своими вопросами мне нравится, он сам, причем первым, начинает говорить на все скользкие вопросы.

— Север Калифорнии, там где наша крепость Росс, на самом деле ничейная территория, там были только залетные испанцы, мексиканцы дальше Сан-Франциско не суются, как и все прочие. Там только мы, — про золото Калифорнии я говорить конечно не буду. Здесь у меня будут другие аргументы.

— Официально Техас и Калифорния это Мексика, но США уже как тараканы лезут в Техас и через несколько лет они его отторгнут от Мексики, и рано или поздно проглотят. А потом придет черед Калифорнии, они выходят широким фронтом к Тихому океану и у нас появляется на наших восточных рубежах новый враг, который сразу же нацелится на Аляску, а затем и на Дальний Восток, — то, что это самые правильные слова, я понял почти сразу же и смело продолжил. — Рано или поздно и США и Англия выступят против нас одним фронтом и не и надо обольщаться, что они далеко за океаном. Американцы шагают семимильными шагами, Государь.

Глава 18

То, что это слова о геополитике самые правильные, я понял почти сразу же и смело продолжал.

— Рано или поздно и США и Англия выступят против нас одним фронтом и не и надо обольщаться, что они далеко за океаном. Американцы шагают семимильными шагами, Государь.

— Это вы, князь, я думаю вы знаете из первых рук. Елизавета Павловна ведь теперь американка?

— Да, Государь, но сейчас матушка в России, она приехала чтобы её сын Павел принял православное крещение, — это я думаю императору естественно доложили, но я все равно сказал.

— Да, нам об этом доложили. Это хорошо, что ваш брат будет православным. Но мне кажется там еще есть и другие спорные территории.

— Да, Государь, там есть еще Орегон и хорошо бы, чтобы и он не достался США. Англо-русская конвенция 1825-ого года ущемила наши интересы в Америке, до этого наше влияние было до Скалистых гор, а теперь мы откатились к океану и надо в дальнейшем ни в чем никому там не уступать.

— И каким на ваш взгляд должно быть будущее тех земель? — Николай Павлович нажал кнопку звонка и тут же в кабинет вскочил адъютант.

Император показал на стол и скомандовал как выстрелил.

— Карту!

На рабочем столе императора появилась карта Америки и он жестом пригласил меня подойти к ней.

— Прошу вас, князь, — я подошел и взял короткую изящную указку.

— В идеале, Государь, эти все земли отходят в итоге под вашу руку. Но думаю, что это совершенно не реально. Но нас устроит и независимость Техаса и Калифорнии и их союз с нами, также как если они остаются с составе Мексике с широчайшей автономией и теснейшими связями с нами. Главное при любом варианте связи с нами на первом месте. Самый плохой вариант вхождение Калифорнии и Техаса в состав США, — император взял зеленый карандаш и жирно обвел Техас с Калифорнией, а затем посмотрел на меня, ожидая продолжения.

— Спорные земли, севернее Калифорнии, могут отойти или к США или окончательно к Англии. Или например будут поделены ими по 49-ой параллели, которая сейчас является границей между Штатами и британскими владениями в Северной Америке восточнее. Это наиболее реальный вариант, но чем позже они договорятся, тем будет лучше для нас. Это к сожалению одно из последних яблок раздора между ними. После этого они начнут сближаться.

Император несколько минут молча смотрел на карту, а затем подвел итог нашей беседе о геополитике.

— Благодарю вас, князь, за такой экскурс в американские дела, к сожалению такого знания предмета мои помощники не демонстрируют, — он опять прошелся по кабинету, я сегодня нутром чувствовал его настроение и был уверен, что сейчас Государь заговорит о самом скользком вопросе.

— Хорошо, князь, берите людей столько сколько вам необходимо, староверов, казаков, выкупайте крепостных, как вам угодно. Только смотрите не обескровьте войско. Но мне бы хотелось, чтобы у вас были и нормальные православные, а не одни эти, — Николай Павлович скривился, как от какой-то жуткой кислятины, было понятно, что он имел в виду староверов.

— Но мне кажется, князь, что у вас очень быстро возникнет вопрос о священниках-староверах, среди казаков уехавших с вами один такой уже есть. Я не ошибаюсь? — да, господин шеф жандармов своё дело знает.

— Да, Государь, отец Гавриил, — подтвердил я.

— Это совершенно неправильно. Православных священников еще нет, а поп-раскольник есть. Поэтому, князь, там должны как можно быстрее появиться православные священники, я имею в виду Техас и Калифорнию. Упорствующих в своих заблуждениях попов — раскольников можете забирать, но на Дальнем Востоке и на Аляске они могут появляться только в ваших новых поселениях и вместе с православными священниками. Ни один, — государь возвысил голос и сжал кулаки так, что они у него побелели, — ни один, князь, ни один православный не должен у вас уйти в раскол. За это в железа и в Нерчинск.

Император успокоился и продолжил.

— Мне докладывают, что раскольники по всему свету ищут себе епископов, чтобы создать свою церковь и наши враги им готовы помочь в этом. Будет неплохо, если вы опередите их и сделаете это например в Техасе, когда сумеете взять его под контроль. В то, что он отойдет к нам верится конечно с трудом, но нас вполне устроит и независимость на ваших условиях. И пусть этот гадюшник будет там, а не где-нибудь в Европе.

Николай Павлович осмотрел меня с ног до головы и поставил точку в этом вопросе.

— С Петром Сергеевичем и первенствующий членом Святейшего Синода митрополитом Серафимом я поговорю в ближайшее время. И знайте, князь, ошибетесь, пощады не будет. С кем из моих сановников вам удобнее всего быть в контакте? Полагаю, что с генералом Бенкендорфом? — вопрос-ответ конечно интересный, естественно, Ваше Выличество.

— Да, Государь, — подтвердил я.

— А вы, сударь, — усмехнулся император и я понял, что главный разговор закончен и сейчас он скажет совсем о другом, — оказались правы в отношении господина Закревского, его подчиненные сумели перегнуть палку и нам пришлось отставить этого господина. Вам ваш зять еще не рассказал про холеру в России?

— Еще не успел.

— Ну тогда не буду лишать его такого первенства, но у нас все обстоит неплохо. И благодарю вас, князь, за участие в польских делах.

Возвращался домой в приподнятом отличном настроении, еще бы такого от императорской аудиенции я даже в самых смелых мечтах не представлял. Да, золотой телец силен, недаром американцы так ему поклоняются, если даже российский Самодержец готов наступить на горло своей песне и разрешить немыслимые поблажки для староверов в моих будущих владениях.

Он думаю отлично понял, что в Калифорнии речь тоже идет о золотишке. А что чем дальше на восток, тем больше прет золота, он уже знал. Новые золотые провинции, открытые за последние годы в Сибири, российскую золотодобычу уже подняли до немыслимых высот. Сергей Петрович составил мне подробнейший опус на эту тему и переслал его в Лондон Федору, резонно рассудив, что я в Лондоне окажусь по-любому раньше чем в Питере, а подобная информация очень горячая.

Да он и Государь с большой буквы не только формально, но и по факту и отлично понял все геополитические плюшки, вырисовывающиеся из моих проектов. А ради них можно и закрыть глаза на деятельность не очень приятных тебе людей.

Тем более, что это может еще оказаться еще и головной болью твоих лучших «заклятых» друзей. Да и количество буйной, неприятной тебе публики, резко уменьшится. А ты с итоге от этого еще получишь и золотой дождь, не прикладывая для этого никаких усилий и не тратя ни рубля. Кроме стоимости бумаги на которой выписаны разрешения и еще некоторые бумаги, например несколько писем.

Первыми дивиденды с моего визита к Государю получили Татьяна и Герман. Они первыми мне попались на глаза и я решил не откладывать разговор с ними.

— Ну, что, мои хорошие, ждете моего слова?

Влюбленные молча кивнули.

— Что же, если вы уверены в своих чувствах, то я конечно согласен, но ты, Герман, наверное знаешь наше непременное условие?

Пруссак тут же кивнул и ответил:

— Знаю, Алексей Андреевич и согласен принять православное крещение.

— Хорошо, вы должны любить, уважать, ценить и беречь друг друга до гробовой доски. И как старший брат и глава нашего рода светлейших князей Новосильских, благославляю княжну Татьяну Андреевну на брак с тобой Герман Генрихович.

Я перекрестил обоих и поцеловал в склоненные головы.

Следующей, кто перехватил меня, была сестра Анна. По её очень серьёзному лицу я понял. что у неё ко мне крайне важный разговор и поэтому безропотно проследовал за ней.

— Алексей, мне не очень приятно заводить разговор на эту тему, но девочки выросли. Маша уже обвенчалась. Как я понимаю, Татьяну ты только что благословил выйти за Германа, — она неожиданно как-то по-детски шмыгнула носом и смешно сморщила его. — Надо решить вопрос с приданным девочкам. Мы без тебя собирались вчетвером, нас трое и матушка и предлагаем тебе такой вариант.

Анины слова меня поразили, матушка действительно счастлива в браке с Джо если может спокойно о чем-то совещаться с дочерью своего первого мужа от подлой девки.

— В государевом указе написано, что ты обязан нам и матушке обязан обеспечить достойное содержание, но не указано как. Матушка предложила такой вариант. Матушка отказывается от каких-либо претензий и требований к тебе. Она заявила, что сейчас счастлива в своем браке и ты итак добровольно очень помогаешь им, — Я развел руками и кивнул, действительно им на меня обижаться явно не на что. Анна довольно улыбнулась, увидев мою реакцию.

— Она предлагает включить в майорат Пулковскую Мызу, и все доходы от неё разделить на пять частей. Одну часть ежегодно тратить на развитие хозяйства майората, а остальные разделить между нами: тобой, нами и девочками, — Анна вопросительно посмотрела на меня, я кивнул, что мне всё понятно.

— Как расходовать свою часть доходов каждая сторона решает сама, если надо дополнительно вложить что-то в развитие хозяйств, то делаем это вместе по согласованию, — закончила Анна и ожидающе посмотрела на меня.

— Предложение отличное и разумное, но у него есть два недостатка, питерский дом и имение в Новороссии. Поэтому я их тоже включу в состав майората, составлю соответствующие бумаги и мы все, матушка, вы и я их подпишем. Я наш договор я еще внесу пункт, что подобное разделение долей незыблемо и наши наследники не имеют право его изменять, а свои доли делят пусть как хотят, но только в рамках семьи.

Анна довольно и с облегчением улыбнулась, видно было что ей этот разговор не очень приятен и она очень довольна его исходом. Но она рано обрадовалась. Напоследок я решил сделать ей не большую гадость, а может и не гадость.

— Но, вы, Анна Андреевна не рассчитывайте, что подобным образом вам удастся избавиться от обязанностей управляющей майоратом и будете делать это по прежнему на общественных началах. И оформи это, пожалуйста, побыстрее.

Сестра засмеялась и легонько щелкнула меня в лоб.

— Дурачок ты, Алеша. Я об этом даже не думала.

Следующим были Матвей и Герман, мне самому не терпелось узнать подробности ох эпидемии холеры, в первую очередь в России.

В течении всего 1831-ого года, как и в преддыдущем по всей стране были случаи холеры. То, что было на Волге, включая Нижний, на территориях Новороссии, Малороссии, южных губерний и Кавказа еще можно было назвать очагами. А вот севернее и восточнее это были отдельные вспышки по десятку случаев, причем севернее Твери ни одного достоверного случая.

Самая тяжелая обстановка была в Виленском крае и особенно в Царстве Польском, где пришлось применять силу, вводить драконовские карантины и даже применять оружие. Настоящий холерный бунт был только в Виленском крае.

Там несмотря на протесты врачей, мотивируя свои действия обстановкой, сложившейся послеподавления польского восстания, а в крае тоже бурлило, начали верховодить чиновники господина Закревского, руководствуясь его директивами.

Как я и предполагал, палку они перегнули очень быстро, поэтому рвануло почти сразу же. Но новый Наместник Царства Польского Светлейший князь Варшавский, граф Иван Федорович Паскевич-Эриванский, Светлейшим князем он стал за заслуги в подавлении Польского восстания, быстро и решительно вмешался в ситуацию.

Он ввел подчиненные ему войска в край, именем Государя подчинил себе военные и гражданские власти и жестко и безжалостно подавил бунт.

К сожалению пролилась кровь, зачинщики пошли на каторгу, думаю если бы не недавнее восстание, такая жесткость не потребовалась бы. Наказаны были и те, кто спровоцировал бунт, один из чрезмерно усердствующих чиновников тоже пошел на каторгу и жестко по шапкам своим надавал шеф жандармов.

Сейчас в Виленском крае все спокойно, но он остается под управлением Наместника.

Немного бурлило в Тамбове, но там отличились господа жандармы и местные врачи, быстро подняв тревогу. Чрезмерно усердствующих чиновников своей властью усмирил тамошний губернатор и все обошлось. В моем родном и дорогом Севастополе никаких восстаний не было, тем более в столице. За Волгой никаких вспышек не было, а южные границы были на настоящем замке.

Первого нашего больного в Оренбурге, рядового Иванова, губернатор Эссен своей властью уволил со службы и он приехал к Матвею и попросился на службу.

С наступлением холодов к середине декабря 1831-ого года холера в России закончилась.

Новый министр внутренних дел Дмитрий Николаевич Блудов в борьбу с холерой подключился с огоньком, но никаких инициатив не проявлял, а только неукоснительно выполнял предписания Бенкендорфа, который оставался главным борцуном с холерой.

Тот в свою очередь прислушивался в первую очередь к мнению докторов, одним из самых весомым было мнение доктора Бакатина.

Первое за что взялся новый министр, был контроль за источниками холеры в понимании Матвея. Быстро повсеместно стали обрабатывать всякие выгребные ямы и места, куда все это свозилось. По все стране запретили сливать это в реки и озера, откуда эта гадость могла попасть в водозаборы. В больших городах уже отвели специальные места где сваливания и сливания этого «добра», которое щедро обрабатывалось хлоркой. Её производство в России резко выросло и она была везде.

Наши умные люди начали вести разговоры о создании канализации в таких городах как Петербург и Москва. На Пулковской мызе уже побывало почти два десятка этих башковитых людей. У них даже появилась еще сырая, но поистине революционная идея, создания очистных сооружений.

Конечно до создания лекарств для лечения холеры было очень далеко и никакого прогресса тут похоже и не предвидеться, но активированный уголь, марганцовка, эликсиры тетки Анфисы и обильное питье солевых растворов с сочетании с внедрением мер настоящей санитарии работали неплохо. Грязные, не мытые руки стали совершеннейшим камильфо, Государь первым подавал в этом пример, он везде демонстративно и тщательно мыл руки с мылом и пользовался для питья исключительно кипяченной водой.

В армии и на флоте за не соблюдение этих требований легко можно было пойти под суд. Русские промышленники получили беспрецедентные кредиты и льготы для развертывания производства моющих средств, в первую очередь всяких сортов мыла.

Сергей Петрович здесь хорошо подсуетился и в Херсоне быстро забабахал завод, там он наладил производство трех видов мыла: туалетного, хозяйственного и совершеннейшей новинки — дегтярного. Как в его головушку пришла эта идея совершенно не знаю, но она была блестящей.

И при отсутствии каких-либо финансовых проблем, да еще со своими оргспособностями, он развернулся очень быстро. Завод работал на полную катушку и уже начал расширяться, деньги плыли рекой, в Нижнем, Коломне, Новгороде и Питере он начал строить другие заводы и к лету эта мыльная империя должна заработать.

По его прикидкам речь может идти о захвате не меньше трети российского рынка, а возможно, что даже и половины.

Всего по империи с начала эпидемии было около пяти тысяч смертей от холеры и две трети из них в Польше. Только прошлой осенью настроение поляков удалось наконец-то переломить, по крайней мере они перестали кричать в лицо русским врачам и чиновникам, что они специально травят народ в наказание за восстание. Особенно эти настроения поутихли после подавления Виленского бунта и прокатившейся по царству волне смертей среди русских докторов, когда за десять дней погибло пятнадцать врачей. Все они были русскими, проведенное следствие причину этой трагедии не выявило. Так и осталось непонятно, что же произошло.

Начавшийся 1832-ой год в России пока спокойный, приходят только сообщения об отдельных случаях на Юге России и наконец-то стало спокойно в Польше.

А вот с микробиологией особого прогресса не было. Герман со своими сотрудниками, а у него в лаборатории работало уже десять докторов, конечно на все сто выявили, что способ передачи фекально-оральный и показывали всем сомневающимся сотни стекол с характерной картинкой. Они доказали, что зараза живет в кишечнике и успешно размножается в необработанном человеческом дерьме и что хлорка надежно убивает её, но поймать с поличным возбудитель пока не получается.

Глава 19

Всего по России с начала эпидемии было около пяти тысяч смертей от холеры. По сравнению с тем, что я знал о холере в своей первой жизни, это был совершенно потрясающий результат. Так выпрыгнуть из штанов, мне даже не верилось, что во главе России царь-батюшка Николай Павлович и что он способен на такое. Но факты упрямая вещь и моей новой действительности случилось невероятное, неповоротливая и косная государственная государственная машина Российской Империи великолепно справилась с первым ударом холерной эпидемии.

В вот в Европе была печалька, особенно в Австрийской империи, где скорее всего погибших больше ста тысяч, а в Словакии и Закарпатье дело дошло до восстаний. Польские безумцы принесли её в Пруссию, пока пруссаки не додумались закрыть границу и много холеры было во Франции, где счет смертям шел на тысячи и возможно даже на десятки тысяч.

В Англии было не так страшно, но погибших было тоже несколько тысяч и были какие-то беспорядки в нескольких городах.

И на этом фоне реакция европейской медицины и науки на всё. Что говорили русские врачи и ученые, в это был теперь не один доктор Бакатин, была прежней — бред.

Они признали значение наших карантинных мероприятий, тем более что у самих все было почти один в один, только у нас уже не шизовали и по две недели народ не мариновали, Матвей однозначно сказал, что инкубационный период холеры пять дней и в России карантин был всего семь дней.

Конечно они соглашались, что возбудитель холеры попадает с организм через рот и чаще через зараженную воду и никакие миазмы тут ни при чем и тоже обратывали хлоркой, но в первую очередь не отхожих мест как у нас, а сплошняком источники воды. Именно эта глупость, каким-то образом проникшая в Россию и послужила причиной слухов об отравлении народа в Польше и запустила холерный бинт в Виленском крае.

Все остальное с невероятной спесью было отвергнуто. А когда их попытались ткнуть мордой в нашу статистику, было заявлено в знакомом мне по 21-ому веку стиле, вы все вгете, ваши цифгы подделка, ваш импегатог-сатгап пгиказал вам вгать и вы вообще не умеете считать.

Материться Матвей по этому поводу уже не стал, а Герман естественно больше не пил стаканами ром, а вот Государь, была такая утечка информации из Зимнего, высказывался после доклада Бенкендорфа на эту тему очень сильно и громко, особенно его естественно взбесили личные характеристики его Императорского Величества, допущенные европейцами.

Маленькое заведение Максима превратилось в большую больницу с исследовательским институтом, выражаясь знакомыми мне терминами. К приобретенному нами особняку, он прикупил еще пару соседних зданий и разворачивался по настоящему. Дополнительных средств из нашего бюджета ему совершенно не требовалось, пожертвования просто лились широким потоком. Герман ни о каком смене места работы и не думал, у него например, по сравнению с другими иностранными докторами денег было куры не клюют. А и тут еще шанс породниться со мной. Я ведь теперь еще и английский барон.

Еще из Зимнего была утечка, что Николай Павлович думает не наградить ли ему русских врачей. Особенно после полученного ответа из Европы нашим врачами и учеными. И по-моему мнению он это сделает, хотя бы в пику европейцам.

Отчитавшись о борьбе с холерой Матвей с Германом умчались по своим научно-лечебным делам, ближе к вечеру мы все едем в Пулково, наши женщины уже все в пути, только Анисья по просьбе Анны осталась, она должна на всякий случай присмотреть за нами и все проконтролировать. Тем более, что её муж при мне, Иван Васильевич и месье Анри убыли к своим семьям.

На сегодня у меня осталось два важных дела: отчет Сергея Петровича и разговор с Джо, а потом можно будет поднять высоко-высоко правую руку, затем резко опустить её вниз и забить на все хотя бы на несколько часов и посвятить их жене и детям. Соню заласкать так, чтобы она не могла даже словечка произнести, до одурения смотреть на детей и играть с ними, чувствовать себя обычным мужиком, мужем и отцом.

В наших имениях все было великолепно, все развивалось и расширялось, в прошлом году в хранилищах уже были почти трехлетние запасы. Сеялки, веялки и прочая техника на наших полях работала исправно и эффективно. То, что я называл зерноуборочным комбайном успешно создавалось и в начавшемся году в Новоселово Ян планировал больше половины урожая зерновых убрать этими машинами.

Мастерские, особенно в Новоселово, уже язык не поворачивался так называть, то был уже по сути небольшой завод и главной проблемой было отсутствие больших заказов на нашу технику. Как я и предполагал, крепостной из под палки на ней работать не будет, техника слишком для этого сложная. А мои работали только по одной причине, выкупаться смысла не было, все знали, что в моем завещание есть пункт об их личной свободе и поэтому чего суетиться лишние деньги платить.

Конечно процесс все равно потихоньку шел, особенно в тех семьях где кто-то начинал уходить из имений.

Даже наши соседи-помещики особо не шевелились, хотя разница была видна невооруженным глазом. Наши поля не брали ни морозы, ни град, ни засуха, ни проливные дожди, даже саранча обошла их стороной, когда в Новороссии летом было ей небольшое нашествие. Даже вырытый Сашей Охоткиным в рекордные сроки как по мановению волшебной палочки канал, уже подавший воду на наши поля, не убеждал русских крепостников в моей правоте о преимуществе свободного труда. Скорее всего право пороть и издеваться, насильничать над бабами и содержать крепостные гаремы для них важнее всего на свете.

Хотя за время моего отсутствия почти все соседи залезли к нам в долги и с радостью были готовы расстаться со своими имениями. И в Новоселово мы уже прилично округлились.

Сидор Пантелеевич, завершив коммунальную революцию в Пулково, сосредоточился на своей снегоуборочной технике и мечтает начать её производство, но нет предела совершенства, он никак не может остановиться в своих усовершенствованиях, тем более наши химические гении подложили ему большую свинью.

Наши химики наконец-то добились первых успехов в создании резины и Сидор теперь ждет от них хороших образцов, он уже придумал как её ему применить.

К сожалению все свои химические знания я уже выложил и ничего путнего нашим химикам подсказать не могу. Даже подтолкнуть их по пути создания периодической системы элементов особо не получается. Мои знания здесь более чем скромные.

Я знаю что есть какие-то группы и периоды. Первая группа это щелочные металлы, предпоследняя это галогены, а последняя благородные или инертные газы. Элементы в группах чем-то похожи друг на друга. Всё, на этом мои знания заканчивались.

Но это уже известно и без меня, кроме инертных газов, я правда не могу объяснить что это такое и поэтому молчу. Хорошо хоть я знаю, что такое резина и мальчики похоже добились успехов хоть в этом деле.

Хотя на самом деле я не прав и они, используя практически неограниченный финансовый ресурс, предоставленный им мной, успешно семимильными шагами догоняют европейскую науку. Работают они уже кстати уже не вдвоем, а привлекли еще пятерых молодых русских химиков, одного немца из Дерпта и одного француза. А у Германа работает француз Пастер, правда звать его Франсуа, но работает он похоже как раз над тем, что мне известно под этим термином.

Эх, какой же я болван, надо было хотя бы в школе хорошо учиться!

Создание коммунальной системы с Пулково было завершено и мужики теперь по-потихоньку сами подключались к ней, уже по достоинству оценив её блага. В других имениях эти работы то же шли, где быстрее, где медленнее, но через пару лет закончат везде.

Быстрее всего дела шли в Нарве, но там все стимулировалось бурно развивающимся консервным заводом и строящимся портом.

От завода похоже прибыль будет еще не скоро, там шло непрерывное расширение производства, уже выпускались мясные консервы и овощные. Они искали кстати безопасную технологию производства металлических банок, использовать свинец для запаивания я категорически запретил. И химики молодцы сумели подтвердить мою правоту, однозначно сделав вывод о его токсичности.

Какие-то успехи были и у Прохора, по крайней мере удои на его экспериментальной ферме росли и у него вроде получились какие-то более крупные куры.

Предприятие Кузьмы Ивановича тоже процветает, батареи разлетаются как горячие пирожки, но у него печаль, завод в Сестрорецке расширять уже не куда, а без меня вопрос строительства в другом месте не решить. Вопрос в стоимости этого дела, кредиты он брать не хочет, а деньги могу дать только я.

У него начинали появляться конкуренты и хотя он ничего ни от кого не скрывал и охотно делится своим опытом, пока все терпят фиаско. Вероятно надо еще и секретное слово знать.

Обед был легеньким и коротким и Сергей Петрович тут же подошел к самому главному вопросу: организация переселения в Америку.

Последний караван ушел четыре дня назад, мы с ним разминулись где-то в Балтийском море, скорее всего ночью, и повел Николай целых восемь пароходов. Антонио привлек другие верфи и построил дополнительные пароходы. Сергей Петрович решил рискнуть и санкционировал это. И мало того, Антонио решил построить еще два парохода для переходов на Северах и еще один ледокол.

Но это все требовало огромных финансовых и надо было корректировать мои планы строительства Балтийского завода. Поэтому это решение Сергей Петрович отложил до моего приезда.

В Америку Николай повез шестьсот семей, мало того что пошло восемь пароходов, он еще решил и уплотниться и на каждом пароходе было по семьдесят пять семей.

Казаков среди них не было, только староверы и выкупленные крепостные. И те и те были готовы ехать хоть на край света, одни от начавшихся гонений, а другие от радости, что крепостной ужас закончился, Сергей Петрович по распоряжению Софьи Андреевны выкупал преимущественно самых обездоленных крестьян, хлебнувших у своих господ всего «хорошего» полной чашей.

Соня отдала это распоряжение после общения с Вероникой.

Казачья иммиграция была отложена до моего возвращения, но Сергей Петрович сказал, что несколько тысяч казаков готовы ехать в Америку и не только среди уральских и оренбургских, есть желающие на Дону и Кубани. Преобладают казаки староверы, даже на Дону. На верхнем Дону таких семей сто и они могут быть в Усть-Луге через месяц. Это одна из групп донских староверов Верхнего Дона и малоземельные с других станиц.

На этом мы нашу беседу закончили, надо собираться самим ехать в Пулково, в честь моего прибытия Матвей решил организовать хорошую русскую баню с небольшим безобразием в виде русской пьянки.

В беседе с Матвеем я как-то сказал, что безопасная доза алкоголя где-то грамм пятьдесят напитков типа коньяка. Всё что больше это уже пьянка. Для неё я тоже назвал свои критерии, до двухсот грамм пьянка с безобразиями, а более того пьянка в хлам, а когда до чертиков этому просто нет слов.

Я против такого предложения не возражал, крепкий алкоголь в походе приходилось употреблять не один раз, иначе можно было скопытиться, также как и курение табака в море это не дурь, а иногда спасение. Правда я предпочитал курить сигары, а не трубку. Ну это как говориться хозяин барин и стать алкашом или курить начать курить напропалую я совершенно не боялся.

После нашего похода у меня появилась уверенность в себе, я понял, что являюсь железным человеком, которому по плечу такое, что большинству людей не под силу. И не только физически, но и морально и нравственно и как бы это сказать, ментально что ли.

Вскорости приехали Матвей с Германом и я уже собрался скомандовать вперед, как вдруг как ветер на меня налетели два прапорщика-инженера.

Ванька с Васькой выпустились прапорщиками и начали служить в гвардии и уже подали прощения об отставке. И вот Государь решил мне сделать еще и подарок и подписал им прощения и мало того сначала приказал перевести их в армию, что сразу же сделало их поручиками, а затем уволить. Все это было закончено пару часов назад, так что передо мной были не отставные гвардейские прапорщики, а армейские поручики. Менять мундиры они естественно не собирались.

Взаимной радости не было границ, я хоть и попаданец, но оставшаяся во мне часть того Алексея по своим друзьям детства очень тосковала.

Братья налетели на меня и без всякого почтения давай плясать вокруг и тиская меня как куклу, крича при этом на весь дом:

— Лешка, друг, наконец-то ты вернулся. Без нас теперь никуда.

Они за год очень сильно изменились, раздались в плечах, как бы заматерели, на щеках не юношеский пушок, а настоящая мужицкая щетина, ростом они были не меньше меня и явно не слабее. Я почему-то думал, что они еще юноши.

— Всё балбесы хватит, я все таки светлейший князь, а вы меня без всякого почтения тут тискаете, вас наверное надо в Питере оставить.

— Размечтался наивный, мы и сами сами с усами. Впереди тебя еще помчимся.

— Ладно хватит дурачиться. Садитесь ко мне в карету, по дороги поговорим.

Упрашивать никого было не надо и мы тут же отправились в путь. Джо ждал меня в Пулково и я с удовольствием решил совместить приятное с полезным, пообщаться с милыми сердцу друзьями детства и обсудить планы на будущее.

— При всем желании постоянно быть вместе у нас не получится, — братья были конечно людьми не глупыми и понимали эти сами, но услышав мои слова, они тут же изобразили детскую обиду, скорчив рожицы и выпятив губищи. Так они всегда делали в детстве. Мы сразу же дружно рассмеялись.

— Все ваши аттестации отличные, я очень этому рад. Чем бы вы хотели заняться?

— Нам, Алеша, все равно, чем скажешь тем и займемся, — за двоих ответил Иван.

— Вы знаете, что такое винт Архимеда?

— Да, — братья ответили дружно, в один голос.

— Так вот, надо используя его свойства разработать гребной винт для пароходов, он будет иметь преимущества перед колесным приводом. В Англии уже разрабатывают такую штуку и их надо опередить или хотя бы не отстать. Знаете они сразу же на все получают патенты и скоро ими начнут этим мозг всем выносить. Поэтому желательно иметь на это дело свою привилегию.

— Понятно.

Первый пароход с гребным винтом уже был, это австрийская «Чиветта». Это небольшой пароход, скорее даже лодка в Триесте. Она показала шесть узлов, потом произошел взрыв и полиция запретила ей плавать. Изобретателя звать Йосеф Рассель. Антонио Марино купил всё что можно у него, сам он работать на нас отказался. Но пока в Генуи ничего не получается, вернее не получается получить нужную скорость, всё те же шесть узлов.

Задача казалась простой, тем более что была же «Чиветта», которая еще в 1829-ом году совершила первый рейс. Но что-то не ладилось и инженеры у Антонио никак не могли выйти из этих шести узлов.

Рассказав все это, я подвел итого и переключился на другое.

— Но это не все. Гребной винт понятное дело надо поставить на пароходы, но надо еще и научиться делать их из железа, — братья моим словам не удивились. Всё таки недаром все аттестации были не просто отличными, а хвалебными, а Брюнель тот вообще написал используя только превосходные степени. — Как вам в Англии, понравилось?

Братья пожали плечам, но ответил Василий.

— Не знаем, мы её толком и не видели, мы все больше на заводах, да на стройках были.

— Кроме туннеля ничего толком и не разглядели, — добавил Иван.

— Это от вас не уйдет, когда поедите туда обязательно вам культурную программу организую, посмотрите Британию со всех сторон, — улыбнулся я.

— Брюнель показал нам свою железную дорогу, у нас в России ничего такого и близко нет, — Иван сказал с такой грустью, что у меня даже защемило сердце.

— А вы на что, деньги у меня есть, дай срок настроим дорог, никакая Англия в нами не сравнится. Представьте себе дорога до Иркутска, а потом до Тихого океана. А строить её придется вам. Ну может быть не сразу обоим, других дел еще хватает, — братья дружно переглянулись, но мои слова их не удивили.

— А пока вам еще долго придется учиться, разработка гребного винта это одно дело. Другое дело будите ездить по всему свету, в Англию, в Европу, обязательно в США, на нашей верфи в Генуи побываете. Со мной везде побываете, там вам тоже многое придется делать. Сразу же себе помощников подбирайте. Сотрудников у вас должно быть много, чтобы со всеми делами справиться. Я вас так работой завалю, только визжать будите.

Братья засмеялись и опять дружно в один голос.

— Не дождешься. Что что, в визжать не будем. Нас такое устроит, мы согласны.

Глава 20

Русская баня летом и зимой это разные вещи, конечно есть ледяная вода из глубоких колодцев, которая в любую жару может быть около пяти-шести цельсиев и бассейны, но зимой снег и мороз на улице, которые летом их ничем не заменить.

Германа уже русской баней было не удивить, а вот Джо таким мероприятием был потрясен.

Он с самым настоящим ужасом смотрел на все приготовления. А когда я его пригласил в парную, мне показалось, что он сейчас упадет в обморок.

Но Джо оказался настоящим мужчиной и в парную все таки пошел, но у меня появилось предположение, что если бы мы были втроем: он, Матвей и я, то никакая парилка его бы не увидела.

А здесь был более молодой немец и двое русских молодцов, явно годящихся ему в сыновья. Такого удара по самолюбию американец не стерпел и пошел в парилку.

Батюшка был большой любитель русской бани и в наших имениях было много виртуозов этого дела. Поэтому Джо быстро оценил достоинства нашей бани и поле третьего захода у же ничем не выделялся из нас.

Я конечно за время нашего похода баньку посещал и в Калифорнии и на Камчатке, но это было несколько месяцев назад и соскучился я по этому делу жуть как.

Когда мы парились, естественно ни о какой «пьянке» речи не было, только чай с травами, а вот когда мы закончили и уже остыли, то Матвей позвал нас к столу специально накрытому по этому поводу.

Из крепкого были наши бренди: малиновые, яблочные и вишневые. Я конечно знаю что «правильно» говорить не яблочный бренди, а кальвадос, но всегда говорю не правильно, мне просто нравится говорить именно так.

Кроме крепкого было наше домашнее пиво, которое было изумительного вкуса и качества.

Кто бы что не говорил, но у меня после года проведенного среди океанов душа просто требовала после бани употребить и посидеть поговорить в приятной компании о чем-нибудь.

Три часа за столом пролетели незаметно, сначала мы с братьями наперегонки вспоминали детство, затем дружно свои первые впечатления от бани, а затем зашел разговор о нашем плавании и тут мне пришлось говорить больше всех, все остальные на самом деле только задавали вопросы.

Через три часа я почувствовал, что созрел для разговора с Джо. Матвей понял это и подал команду Герману и братьям на выход.

Мы с Джо остались одни. Я понимал, что он хочет от меня получить личный ответ на вопрос, как я вижу будущее Техаса.

Ходить вокруг да около не хотелось, надо этот вопрос обсудить честно. Поэтому я решил взять инициативу на себя.

— Джо, давай говорить честно, ничего не скрывая. Каких-либо проблем в бизнесе, требующих нашего серьёзного разговора нет. Ты просто хочешь от меня услышать мои планы в отношении Техаса, вернее его будущего, — Джо был абсолютно трезв. Он употребил немного, намного меньше всех, бренди чисто символически и пива нессколько глотков.

— Да, Алексей, ты прав и я согласен с твоим предложением. Поэтому говорю тебе честно, это надо знать только мне, а не Стивену с его компанией.

Я достал бутылку французского коньяка и налил по пятьдесят капель. Наше бренди это чудесно, но коньяк есть коньяк.

После коньяка я насладился лимоном из нашей оранжереи, это конечно не кубинский фрукт, но он тоже чудесен.

Вот теперь я готов начать отвечать.

Джо коньяк закусил сигарой. Я тоже возьму сигару, но немного попозже.

— Джо, я не хочу чтобы иммигранты из США отторгли Техас от Мексики и присоединили его к Штатам, — мои слова Джо не удивили, он даже неожиданно довольно улыбнулся.

— Я настоящий американец. Мой род появился там больше ста лет назад и мне надо знать почему. Ты наверное не любишь США?

— Я считаю, что слово любовь здесь не подходит. США в моем понимании плохое государство, у вас есть много хорошего, но плохое затмевает всё. К сожалению нынешнюю Америку создали белые протестанты самых ужасных изводов, англо-саксонских, — я посмотрел на своего собеседника, согласен ли он со мной.

Джо кивнул соглашаясь, но уточнил:

— Я лично католик.

Его уточнение я пропустил и продолжил.

— Главное мерило ценностей у этих людей деньги. Эти люди не соблюдают никакие договора и считают другие народы ниже себя. Когда была ваша война за независимость, вам помогали французы, а потом США отказались вернуть взятые взаймы деньги. Ваше правительство постоянно обманывает индейцев, отнимает у них землю и уничтожает их. Большинство американцев вообще не считает их за людей. У вас люди второго сорта иммигранты ирландцы и итальянцы. Про черных даже говорить не хочется. На севере, где ты живешь, много свободных негров, но разве они могут свободно зайти например в бар, где сидят белые? Нет. У нас в стране крепостное право, но убийство крепостного все равно преступление и дворянин за это может оказаться на каторге. А с вашим рабством я даже не знаю что можно сравнить.

Я взял сигару, обрезал её и насладился своеё любимой первой затяжкой. В голове приятно зашумело. Всё куда-то поплыло, в курении я любил только этот момент и часто после этого даже откладывал сигару. Вот и сейчас я её отложил.

— Если США не остановить, то они принесут неисчислимые беды и страдания всему миру и себе тоже. Скоро, лет через двадцать-тридцать, вы сойдетесь в страшной гражданской войне, север страны будет воевать с югом, — Джо слушал меня очень внимательно, но без каких-либо эмоций, только зрачки то расширялись, то сужались.

— Ты, Джо, другой, у тебя первая жена была итальянка, вторая русская. Твоего младшего сына покрестили по православному обряду, — на этом я говорить закончил и посмотрел на Джо, ожидая ответа.

— Я хотел уехать в Европу, но сначала остался из-за родителей, затем после смерти жены из-за детей. В Техас я хотел уехать, рассчитывая, что там что-то будет по-другому, но ошибся. Только не надо это говорить Стивену и его людям. Мои взгляды там разделяет только Майкл Филипп, ты его зовешь Мишелем и ему это очень нравится. Он не поверил но одному твоему слову, — Джо ухмыльнулся, — из тех, что ты сказал Стивену. Но Остин тебе поверил.

— Я знаю, спасибо тебе за откровенность.

— Тебе тоже. Пошли спать, я думаю ты сегодня очень устал.

Джо был прав, от серьёзных разговоров я устал. Как от хорошей вахты и уже очень хотел спать, но как сказать об этом жене, которая наверняка уже ждет меня.

Но стоило мне увидеть Соню, ожидающую меня в постели, как у меня пропала всякая усталость и желание спать. Всё таки я молодой сильный мужчина, причем настоящий во всех смыслах этого слова.

Вставать утром совершенно не хотелось, да и зачем. Дел неотложных никаких нет, жена рядом еще спит, счастливо улыбаясь во сне. Дети тоже спят. В доме тишина, даже слуг не слышно, как будто все вымерли. Наверняка Анна провела разъяснительную работу чтобы меня ничего не беспокоило. Благодать!

Три дня я спал, ел, любил жену и занимался с детьми. Абсолютно все отложили абсолютно все свои дела и меня никто и ни чем не тревожил.

Хотя Мюрреям надо уже срочно уезжать и нам надо обсудить еще кой-какие детали американского бизнеса и я собираюсь попросить Джо организовать нашу базу в Латинской Америке для дозапрвки углем.

Но Джо терпеливо ждет и не только меня, но и Берсеньевых. Матушка не хочет уезжать не повидавшись с ними, особенно с Еленой Ивановной. Коеда-то они дружили и наверное матушке хотелось что-то с ней и повспоминать.

Берсеньевы приехали седьмого ближе к полудню. Они конечно сначала побывали в Питере и пообщались со своими детьми и лишь затем поехали в Пулково.

Сергей Федорович с собой привез настоящего русского богатыря Флегонта Мокиевича Лукьянова. Он был поморских кровей, с Петровских времен его предки начали служить в различных исследовательских экспедициях русского Севера.

За заслуги отца и деда юный Флегонт получил возможность за государственный счет получить военно-морское образование в России, а затем походить на английском флоте.

По возвращению в Россию, он был произведен в капитан-лейтенанты и получил право выбора места службы. Выбрал он историческую родину своих предков — город Архангельск и тридцать лет прослужил в тех краях. Выйдя в отставку он приехал в Питер он приехал навестить своего сына — морского кадета и встретился там с крестным.

Сергей Федорович спросил у него о жизненных планах и предложил еще походить по морям, капитаном нашего ледокола. Флегонт Мокиевич конечно согласился и крестный тут же повез его ко мне.

Совершенно седой двухметровый гигант и в свои пятьдесят пять производил впечатление глыбы. Он оказался очень коммуникабельным человеком и быстро со всеми познакомился и уже во время обеда казалось, что был с нами всегда.

Появление нового человека, да еще такого, это знак — пора заниматься делом.

Анна увлекла дам всех возрастов в гостиную, а я пригласил капитанов, братьев Петровых, Джо и Сергея Петровича в свой кабинет. Матвей с Германом третий день безвылазно занимались своими лекарским делами и были в Петербурге.

Все принципиальные вопросы службы нового капитана мы уже обговорили за обедом и теперь пришло время поговорить о предстоящих великих делах.

От братьев пока проку конечно никакого, но я решил пусть начинают вникать, они естественно будут моими самыми ближайшими помощниками, я к ним относился как родным.

— Господа капитаны, какие предложения по испытанию нашего ледокола?— ледоколы я предполагал использовать в будущем Магадане и на Балтике, что бы продливать навигацию в Усть-Луге, то что нам фантастически повезло один раз ничего не значит.

— Алексей Андреевич, а где вы собираетесь на нем ходить? — с капитаном Лукьяновым мы с ним сразу же перешли на имя-отчество.

— У нас на Балтике, чтобы судоходство продлить в Усть-Луге хоть на несколько недель и на Дальнем Востоке. Прошу, господа, к карте, — у меня в кабинете было много карт. Они были разложены на столах и развешены на специально изготовленных досках.

— Смотрите, господа, что мы имеем на Дальнем Востоке и в Америке. На огромной территории, которая считается русскими владениями у нас всего три города, — я решил провести сначала небольшой ликбез. Все видели, что я за последние года четыре перелопатил горы книг, журналов на всех европейских и восточных языках. При любой возможности разговаривал с людьми бывавшими с дальних краях и уже не удивлялись, когда я выдавал какое-нибудь суперзнание, мне например частенько удавалось ссылаться на арабских авторов, я даже приобрел много литературы на арабском, хотя на самом деле язык знал на минус пять баллов.

Я внимательно посмотрел на нарисованную мною карту северной части Тихого океана с прилегающими районами.

— Итак, господа, что мы имеем. На огромной территории у России фактически всего два городка: Петропавловск на Камчатке и Охотск на восточном побережье Охотского моря. В нашем Новоселово людей живет наверное больше чем в них обоих. А всего на российском Дальнем Востоке проживает русского и обрусевшего населения населения не больше десяти тысяч, — ничего невероятного я пока не говорил. Крестный все это великолепно знает и без меня.

— В Америке у нас фактически тоже всего один город и населения там тоже наверное не больше тысячи, но про те края пока говорить не будем, — насколько мои собеседники, кроме крестного представляют ситуацию я не знал, поэтому и начал можно сказать с азов.

— Ситуацию на Чукотке тоже пока разбирать не будем, там просто время еще терпит. А вот на юге у нас уже почти подгорает. Россия вышла к истокам Амура, к тому месту где сливается Аргунь и Шилка. Какое-то призрачное русское население там есть, но реально ближайшее место где есть русский дух это Сретенск и деревни на Аргуни. Ну и естественно Нерчинск с Нерчинским заводом и конечно Кяхта, — про Нерчинский завод в России знают все. Это место самой страшной российской каторги, там сейчас гремят кандалами господа декабристы стали появляться поляки «герои» 1830-ого года. А Кяхта сейчас это главные торговые ворота в Китай.

— Еще экспедиции казаков Хабарова и Пояркова почти двести лет назад прошли по Амуру и вышли в Охотское море и доказали что Сахалин остров, но воз и ныне там, просвещенной Европе какие-то казаки не авторитет. Попытки русских закрепиться на Амуре потерпели фиаско, маньчжуры выгнали нас и граница между Россией и Цинской империей проходит по Аргуни, Становому хребту и южнее реки Тугур выходит к Охотскому морю. Шантарские острова сейчас считаются сейчас нашими, но достоверно там никто еще бывал, — в достоверности своей информации я не сомневался и уверенно всё это показывал на карте.

— Всё, что южнее Станового, считается владениями маньчжурской Цинской империи, но реально земли восточнее Уссури и севернее Амура маньчжуры принадлежат чисто номинально. Там нет городов, да и самих маньчжуров с китайцами тоже практически нет, прежней силы и мощи у них давно нет, одни сплошные нестроения. Думаю в ближайшие годы у Китая начнутся большие проблемы с европейскими державами и эти землю станут совершенно бесхозными, — я наверняка знал, что назревает первая англо-китайская опиумная война и поэтому уверенно говорил о ситуации на Дальнем Востоке.

— А вот дальше, господа, начинается самое интересное. Острова Сахалин, Курильские и большой остров Эдзо, — Хоккайдо он станет позже, а сейчас это Эдзо. — Сахалин действительно ничей, там пытались высаживаться наши казаки и японцы, но закрепиться не смогли. Живут там гиляки на северо-западе напротив Амура и айны. Айны живут также на Курилах и Эдзо. Их достаточно много — не меньше пятидесяти тысяч, — крестный внимательно посмотрел на меня и я подумал, что он наверняка сейчас проводит аналогию с Техасом и Калифорнией и не удивиться моим экспансионистским планам на Дальнем Востоке.

Вообще рассказывая все это, я поймал себя на интересном чувстве, что уже не понимаю иногда источник своего знания. Некоторые вещи мне никак не могли быть известны в моей жизни в 21-ом веке.

И в тоже время этого знания ну ни как еще не может быть сейчас, в моей новой жизни в 1832-ом году.

Сразу же после своего попадания, когда я аккуратно вживался в нового себя, мне пришлось немного поинтересоваться тонкостями своего происхождения. И в одном из присутственных мест мне на глаза попался страннейший мелкий чиновник — Михаил Дмитриевич Бальзаминов.

Он меня потряс своим сходством с героем любимого советского фильма не только своими паспортными данными, но и внешними. Я с ним заговорил и он оказался просто находкой для меня.

Этого сорокалетнего чиновника совершенно не ценило его начальство и за нищенское жалование он выполнял немыслимый объем работы. Наверное он был в курсе деятельности всего бюрократического аппарата государства с момента избрания Романовых на царство.

Естественно он не мог сходу ответить например на вопрос, сколько писем и кому написала царевна Софья за три последних месяца своего правления, но он знал где искать ответ на этот вопрос и кто его найдет.

И вот такого ценного кадра начальство его канцелярии не то, что не ценило, а готово было со света извести, хотя он был и знатного, но совершенно обедневшего рода.

Михаил Дмитриевич был вдовцом и один воспитывал малолетнего сына, десятилетнего Диму, тихого мальчика, бывшего точной копией своего отца практически во всем. Правда у него был еще один талант, он в свои двенадцать мастерски снимал копии с различных документов, а нарисованные им карты были выше всех похвал.

Такого ценнейшего человека я упустить не мог и через несколько дней он перешел ко мне на службу. Я отвалил десять тысяч отступных начальнику его канцелярии.

Отца и сына я поселил в нашем питерском доме и с тех пор горя не знал с поиском какой-либо информации. Обходилось мне это в достаточно небольшую сумму, их потребности были достаточно скромными, а отдача просто фантастическая.

Иногда в моем распоряжении оказывались такие источники информации, что я отказывался верить в наличие этой знания сейчас в первой трети 19-ого века.

.

Глава 21

Вот сейчас и был такой момент, когда я знал о вопросе почти всё.

— Оказывается Иоганн Фридрих Гакман, немецкий историк и географ из Ганновера, почётный член Петербургской академии наук, в 1787 году составил «Краткое землеописание Российского Государства, изданное для Народных Училищ Российской Империи», которое стали использоваться в качестве пособия по географии России для народных училищ. Через год он расширил этот труд и издал его под названием «Пространственное землеописание Российского государства». Издания были осуществлены в Петербурге, — естественно оба этих издания у меня были и я их хорошо проштудировал.

Я окинул взглядом своих слушателей и не без удовольствия заметил, что они явно заинтригованы.

— Так вот, господа, по результатам экспедиций Ивана Антипина и Дмитрия Шабалина в конце семидесятых годов восемнадцатого века, жители всех Курильских островов и северо-восточного побережья острова Эдзо были обращены в российское подданство, что и было зафиксировано господином Гакманом, — я сделал многозначительную паузу, чтобы мои слушатели оценили значимость моей информации и после этого продолжил.

— Японцы достаточно давно появились на Эдзо, но только на небольшом полуострове на его крайнем юге. В 1604-ом году японская община на острове стала княжеством Мацумаэ, в России его называют Матмай. К концу прошлого века японцев на юге Эдзо было не больше тридцати тысяч и только последние лет тридцать они начали продвигаться в другие районы острова. Когда японцы оказались на северо-востоке острова, то были удивлены, встретив там православных айнов. Так что наши претензии на северо-восток Эдзо не так уж и беспочвенны. Хотя нам и не удалось там закрепиться.

Вообще-то классно, когда ты более-менее глубоко владеешь каким-нибудь предметом и говоришь о нем со знанием дела. Но будем продолжать.

— Теперь то, что касается Курил. Острова были разведаны казаками и обложены ясаком еще в середине 17-ого века. В 1803-ем году император Александр Павлович в переписке с императором Японии, назвал жителей Курил своими подданными, и японец ему не возразил. Интересный момент, айны охотно шли под наше крыло, а с японцами воевали и воюют.

Но с Курилами все оказалось не так гладко. В Указе императрицы от 22-ого декабря 1786-ого года Коллегии иностранных дел Российской Империи, которым официально объявлялось о принадлежности открытых на Тихом океане земель российской короне значилась и гряда Курильских островов и потом это было зафиксировано в наших атласах и на картах. Последний раз относительно недавно в 1812-ом году.

Но японцы оказались шустрее нас и фактически закрепились на двух южных островах Курильской гряды. Немало этому способствовали и неудачные, глупые действия таких господ как Хвостов и Давыдов, что привело к захвату на Кунашире экспедиции Василия Головнина и почти двухлетнему её плену. Сейчас фактическая граница России и Японии — пролив Фриза между островами Уруп и Итуруп. В 1828-ом году наконец-то на Урупе появилось русское поселение под эгидой Российско-американской компании и это очень важно. Пролив Фриза незамерзающий в отличии от всех других, которые мы контролируем на Курилах. Сейчас на Эдзо и Южных Курилах японцев тысяч пятьдесят, так что, господа, ситуация для нас не очень хорошая.

На этом мой ликбез по ситуации на российском Дальнем Востоке можно было считать законченным и пора переходить к следующей части, а что мы будем делать?

Я нажал кнопку звонка и лакей принес коньяк, шокалад, тонко нарезанные сырс лимонами, кубинские сигары и табак для трубок Он налил по пятьдесят капель и удалился.

— Кто желает, господа, прошу, — я показал на бокалы с коньяком.

Кто бы что не говорил, но любой коньяк, вернее даже виноградное бренди, лично для меня напиток номер один. Только малиновые бренди и вино нашего производства могут конкурировать с ним за пальму первенства.

А вот курить мне совершенно не захотелось. Лимон после коньяка тут оказался вне конкуренции.

Сергей Федорович неторопливо расскурил трубку и выпустив три ароматнейших табачных кольца, спросил:

— Я полагаю, Алексей Андреевич, нашей задачей на ближайшие годы будет изменение ситуации в нашу пользу?

— Совершенно верно, в деятельность каторг я амешиваться не в праве, но восточнее Иркутска Государь предоставил мне свободу действий. Я имею право привлекать к работе на себя любого осужденного преступника, даже по делу 14-ого декабря и польских мятежников. Правда для этого требуется Высочайшее Дозволение.

— Полагаю, что ледокол должен внести в это свою весомую лепту? — вступил в разговор Флегонт Мокиевич.

— Да, господин капитан, вы правы. И очень рассчитываю на ледокол и вас лично, — подтвердил я предположение капитана «Челюскина».

— Сергей Петрович будет обеспечивать нашу деятельность здесь в России. И не только организацией морских караванов на Дальний Восток, но и нашего продвижения по суше. Мой план таков, господа, — я достал и расстелил на столе новую карту.

— Государь разрешил мне привлечь несколько тысяч казаков, реально я думаю можно будет привлечь тысяч пятьдесят с семьями. Каждое казачье войско получит от меня компенсацию за каждую семью. Уральцы уже получили по три тысячи рублей за каждого казака ушедшего со мной. Староверов можно привлекать любое количество, также как и выкупать крестьян. Все, кого я буду выкупать, будут получать в тех краях вольную. А если будут бегать, то опять в крепостные. И конечно охотники из всех сословий. Так что я думаю людей у нас быстро станет более чем достаточно, — я посмотрел на каждого своего собеседника, согласен ли он со мною. На мистере Мюррее мой взгляд задержался. Его знание русского уже позволяло ему понимать все что говорится и он с большим интересом слушал нас, явно ожидая когда дойдет дело до его участия. В том, что ему тоже придется участвовать в моих проектах он конечно не сомневался.

— Первоначально начнутся развиваться три пункта, уже существующие Петропавловск и поселение на Урупе, ему надо будет дать имя. А на Охотском море я предполагаю основать новый город Магадан, — крестный этот мой план знал, но надо в него посвятить и других.

Я показал на карте место будущего нового города, которому предстоит великое будущее — стать столицей золотой Колымы и взяв карандаш нарисовал там большой кружок, надписав его Магадан. Затем я нарисовал такой же кружок в Петропавловске и на Урупе.

— Курильск, — неожиданно предложил Иван Петров, а его брат показал на острова Кунашир и Парамушир.

— А здесь со временем основать Северо-Курильск и Южно-Курильск.

— Отличное название и идея замечательная, — поддержал крестный. Я молча написал Курильск и продолжил.

— Через океаны мы организуем постоянную переброску переселенцев, оружия, продовольствия и всего необходимого. Но вы понимаете, что необходимых объёмов достичь будет очень сложно и долго. Поэтому от Иркутска надо начать строить хорошую дорогу до Аргуни через Нерчинский завод и затем по Аргуни и Амуру идти в морю. В устье Амура заложить еще один город, его назвать Николаев на Амуре и там начать строить верфь. Когда до этого дойдет дело, Китай я думаю будет в таком состоянии, что их номинальное присутствие можно будет просто проигнорировать.

Этот мой план вызвал оживленную реакцию моих собеседников. Особенно Флегонта Мокиевича, он удивленно помотал головой и даже прикрякнул.

— Но это не все, господа. От Нерчинска или даже скорее от Читы надо начать строить дорогу на Якутск, а затем на Магадан. Обеспечивать все это будет Сергей Петрович, а главными строителями будете вы, мои дорогие друзья детства, — последнее предназначалось братьям Петровым. Они похоже уже смекнули к чему идет дело и мои слова их не удивили.

— Но когда смотришь на карту сразу же возникает резонный вопрос, а почему не организовать более простой и безопасный маршрут: Гавана — Калифорния через Панамский перешеек. Конечно это заманчивый маршрут, но там нет никаких дорог, фактически трудно проходимые, особенно в сезон дождей, тропы. А он длится почти полгода. Доставка наших грузов там будет сопряжена с колоссальными проблемами. Вдобавок в тех краях свирепствует желтая лихорадка, и это еще мы не говорим о о других колоссальных рисках. Дикие животные, бандиты и прочее, да и политические риски со стороны властей. Но это очень интересный вариант и надо подумать над ним.

Я еще раз посмотрел на карту, конечно заманчиво, но однозначно это можно будет делать только когда появится хорошая дорога между двумя побережьями перешейка, а передвигаться по трудно проходимыми тропами пешком или в лучшем случае на мулах через тропические джунгли кишащие комарами, передающими страшные болезни явно не вариант.

— Теперь мой дорогой Джо, тебе я тоже хочу предложить поучаствовать в моих проектах, но не здесь, а немного в других местах. Нам как воздух нужны пункты дозаправки наших пароходов углем. Их должно быть несколько. Сейчас одна Гавана, куда уголь доставляется из Алабамы. Я вам рассказывал как нам попили крови в Кейптауне. Поэтому нужны два новых пункта: Ресифи в Бразилии, — я решил остановить свой выбор на этом городе, а не на Джорджтауне, — и на голландской Суматре. И конечно встать твердой ногой в Кейптауне, Австралии и Чили. Вот то именно то, чем я хочу попросить заняться тебя мой дорогой Джо, — я сделал легкий поклон в его сторону и улыбнулся.

Джо довольно заулыбался, он сразу сообразил какие огромные барыши сулит ему такое дело.

— Не скрою, господа, наш дорогой американский друг получает такое предложение только по одной причине, это наши родственные отношения. Так же как и участие в моих проектах других господ. Я конечно богат, но затраты на всё это столь велики, что надо считать каждую копеечку и мне не хотелось бы чтобы огромные деньги уходили на сторону. Поэтому максимально в семью и свой близкий круг.

Я налил всем еще по пятьдесят капель и поднял бокал.

— Планов господа громадьё и на десятки лет вперед. Но я уверен, что мы их воплотим и это послужит процветанию и величию нашей матушки России и всем кто захочет жить с нами в мире и дружбе.

На следующий день вместе с капитанами уехали Мюрреи, перед отъездом мы с ним еще раз поговорили на все темы нашего совместного бизнеса и я попросил заняться его еще одним делом — организацией иммиграции с Зеленого острова и переброской ирландцев в Техас по суши.

У меня возникла сумасшедшая идея сыграть на антипатии англичан и американцев к ирландцам, возможно увидев масштабы их переселения в Техас, кондовая англо-американская публика и подостынет к этой идеи.

А Остину с компанией скоро станет уже не до таких тонкостей, когда дело пахнет жареным, а то, что хоть маленькая войнушка в Техасе приключится, я не сомневался. Ну никак публика типа генералов Санта-Анн не могут заниматься спокойно делом и мирным созидательным трудом. Да и мои деньги свою роль сыграют.

Затраты на мои планы огромнейшие. Но я рассчитывал, что во-первых, на постоянные поступления и не маленькие со всех своих предприятий и во-вторых, это же все таки будет не одномоментно. Но все равно копеечку надо считать.

Когда уехали Мюрреи я даже неожиданно для себя загрустил по Павлушке и по матушке, у меня к ней за эти дни появилось какое-то очень теплое чувство.

Но в тот же день как снежный ком начали накатывать различные дела и заботы и грустить стало некогда.

На следующий день братья отправились в Геную, а я полдня посвятил своим химикам.

Мою программу минимум они почти выполнили и можно смело говорить что мы открыли секрет превращения каучука в резину. Теперь надо доводить это дело до ума, получать российскую привилегию, оформлять это дело в Европе и Америке и создавать резиновую промышленность.

Неплохо идут дела с исследование свинца, ребятки считай доказали его токсичность и только упертый баран может подвергать сомнению полученный ими результат. Правда, то что эти бараны найдутся, я отлично знал и даже знал где. Но да бог с ними.

А вот с созданием периодической системы на самом деле глухо и думаю, что скорее лавры её создания достанутся все таки Менделееву. Он или уже родился или вот-вот. Причина была в маленькой детальке, количество известных химических элементов еще недостаточно чтобы делать такие выводы. А я просто её не знал, чтобы безошибочно нарисовать что-то похожее.

Ну да ладно итак у ребят дел выше крыши. К появлению Менделеева надо создать серьёзную химическую школу в России-матушке.

Поразмыслив и совершив настоящий мозговой штурм, я перед сном после общения с химиками набросал все, что я знаю о будущем гении русской химии.

Менделеев умер в конце Первой Русской революции и было ему немного меньше семидесяти пяти. Значит родился он где-то в районе 1832–1833 года.

Место рождения Томск или Тобольск. Детей было в семье много, больше десяти и он был младшеньким. После окончания Московского университета Менделеев был учителем, а начало его научной карьеры совпало с окончанием Крымской войны. А дата открытия периодического закона у меня в школе была связана с какой-то датой нашей истории.

Промучившись половину ночи, я все таки вспомнил с какой. Мне почему-то в детстве не понравилась идея юбилейной медали к столетию вождя мирового пролетариата и я вспомнил как меня наказали родители когда я сказал, что лучше бы медаль выпустили посвященную столетию открытия закона Менделеева. Я тогда уже интересовался историей Севастополя и Крыма и мне очень запомнилась какая-то мемориальная доска в Симферополе, посвященная Дмитрию Ивановичу. Вот я и поинтересовался кто это такой, поплатившись за это неприятностями своего мягкого места.

Получается это был году эдак в 1869-ом. Ильич родился 22-ого апреля 1870-ого. Она появилась за несколько месяцев до юбилея.

Таким вот образом я вычислил всю нужную мне информацию о Менделееве и решил, что надо его семью разыскать, да аккуратненько присматривать и помочь юному гению в его развитии.

Выполнив такую титаническую умственную работу, я заснул сном младенца и утром проснулся удивительно добрым. Когда я закончив завтрак, собрался встать из-за стола, доложили, что ко мне от генерала Бенкендорфа прибыли два офицера, жандармский поручик, казачий полковник и иеромонах Александро-Невской Лавры.

В приемной, где меня ожидала троица от генерала Бенкендорфа, я увидел стоящего на вытяжку жандармского офицера и мирно беседующих казачьего офицера и монаха.

От шефа жандармов было два письма, одно официальное служебное и другое сугубо личное. Личное я сразу же убрал и распечатал официальное.

Меня уведомляли что к моей персоне на постоянной основе до особого распоряжения прикомандировывают полковника Донского казачьего войска Арсений Никонович Ерофеев и иеромонах Александро-Невской Лавры отец Анатолий. Казачий полковник уполномочен решать все вопросы с набором казаков на службу по мне, а отец Анатолий Указом Святейшего правительствующего синода подписанного обер-прокурором Петром Сергеевичем Мещерским приставлялся к моей персоне для решения всех вопросов обсужденных с Государем. И на это он получил благословение первенствующегочленам Святейшего синода митрополита Серафима.

Приятный сюрприз, ничего не скажешь и как оперативно всё решено. Непонятно правда почему так официально, можно было и лично это сделать.

Вероятно жандармский офицер прочитал на моем лице эту мысль, потому что коротко кашлянув, он разъяснил мне этот нюанс.

— Александру Христофоровичу не здоровится.

Отпустив жандармского офицера, я после короткого раздумья решил начать с казачьего офицера и пригласил своих новых помощников в свой кабинет.

Полковнику было тридцать лет, полковничий чин он получил вчера и новенькие погоны с двумя просветами без звездочек подтверждали это.

Он подтвердил сказанное мне Сергеем Петровичем, что первая сотня семей донских казаков сидит что говорится на чемоданах и от готов отдать распоряжение им направляться в Усть-Лугу прямо сейчас. Это меня очень устраивало и я тут же сказал.

— Тогда, половник, будьте любезны распорядитесь сделать это немедленно, а потом прибыть ко мне и мы с вами решим что делать дальше.

Казачий офицер тут же покинул кабинет, а я начал беседу с монахом.

— Ваше Преподобие, в каком режиме вы предполагаете со мной работать?

Монах очень открыто и по-доброму улыбнулся и ответил.

— Как вам угодно, ваша светлость.

— Тогда давайте право выбора будет за вами.

Монах еще раз улыбнулся и предложил свой вариант.

— Если возможно, я бы предпочел постоянно находится при вашей персоне, в одном и вами поместье или постоянно сопровождать вас в поездах.

— Хорошо, меня это устраивает, я сейчас же распоряжусь выделить вам соответствующие покои, — мысль о том, что ко мне приставили соглядатая и шпиона, я отверг сразу.

Монах опять улыбнулся и продолжил.

— Если у вас возникнет предположение что я приставлен к вам в качестве соглядатая или шпиона, то скажите об этом прямо и я тогда буду приезжать к вам только по вашему вызову, — я подумал, что монах прозорливый и и молча кивнул. — И давайте обращаться без официоза, вы ко мне батюшка или отец Анатолий. А я к вам по имени-отчеству.

— Хорошо, я согласен, — с таким предложением трудно не согласиться.

.

Глава 22

Отец Анатолий откровенно рассказал мне о порученной ему миссии. C ним вместе и по врозь беседовали и обер- прокурор Синода и первенствующий член митрополит Серафим. Я был немного удивлен, что они уклонились от встречи со мной предпочли щекотливые вопросы решать опосредованно. Но в этих вопросах этим людям мало кто указ.

Как и я, отец Анатолий считал произошедший почти двести лет назад раскол русской церкви трагедией нашего народа, но сам лично стоял твердо на позициях нынешней официальной церкви, а то, в чем он пред Господом кается и за что молится, это его личное дело.

В своей практической деятельности отец Анатолий исходит из железнейшего принципа, знакомого мне по Вооруженным Силам: приказ начальника закон для подчиненного, сначала выполни, а при несогласии имеешь право после выполнения обжаловать по команде.

Когда отцы командиры советской сержантской учебки втолковывали это мне, то я, зеленый безусый салобон, поначалу считал их гадами и подлецами и только неутомимые железные кулаки нашего замкомвзвода и часы, проведенные не в постели, а в ротном сортире, который мне пришлось регулярно драить по ночам за свою строптивость, заставляли меня молчать и подчиняться.

А потом я, кое как закончив учебку, стал командиром отделения и быстро понял правоту и справедливость этого армейского постулата и уходя на дембиль, послал с учебку письмо с одним словом: спасибо.

В ближайшие дни отца Анатолия нарекут в епископы, а затем в Лавре пройдет его хиротония — рукоположение в епископы.

Священноначалие уполномочило отца Анатолия на контакты со староверами в моих будущих предприятиях за пределами России и на Дальнем Востоке. Ему дано право способствовать отъезду священства старообрядцев в мои владения, если они обязуются никогда не склонять к расколу православных.

Такого подарка от Государя Императора я конечно не ожидал. Кузьма Иванович рассказывал мне, что некоторые его собратья по вере ищут выход из более чем столетнего тупика раскольников — отсутствие своего епископата. И я когда-то смотрел историческую передачу о староверах России, где рассказывалось, что у них каким-то образом накануне Крымской войны где-то в Европе вне российских пределов восстановился старообрядческий епископат.

Я в этом отношении старался быть ниже травы, тише воды и ни с кем из значимых старообрядцев не контактировал, ограничиваясь только Кузьмой Ивановичем, при чем всячески выпячивая наши деловые контакты. Он, большая умница, вел себя крайне мудро и ни где в вопросах веры не нарывался. А его старший сын, Иван Кузьмич, вообще был самым настоящим подпольщиком и свои раскольничьи дела вел очень скрытно.

Поэтому особой информации о поисках раскольников своего епископа у меня не было.

И вот сейчас мне открытым текстом иеромонахах Александро-Невской Лавры рассказывает, что поисками епископа для старообрядцев занялись богатые питерские купцы братья Громовы Сергей и Федул Григорьевичи.

Они обратились за советом к шефу жандармов генералу графу Бнекендорфу и тот объявил Сергею Григорьевичу, что Государь не согласится на то, чтобы раскольники-поповцы явно могли принимать к себе беглых православных священников. Иное дело, если бы они завели свою самостоятельную иерархию: тогда, может быть, власть снисходительнее отнесется к их священникам.

Идеальным вариантом было бы, если это произошло где-нибудь далеко-далеко и обязательно под присмотром Святейшего правительствующего синода.

Тут я почти в буквальном смысле выпадаю в осадок. Это надо же, начать такие гонения на старообрядцев и особенно на беглых священников, и в тоже время для отдельных личностей можно делать такие послабления, что даже допустить создание самостоятельной иерархии.

Похоже я тут со своими инициативами идеально в это дело вписываюсь. Силен царь-батюшка, такую геополитическую загогулину замыслить, самостоятельная старообрядческая иерархия это троянский конь, а вот в чьих интересах — вопрос очень тонкий. Интересно сам он это придумал или с помощью извращенного ума моего «благодетеля»?

Ну а когда отец Анатолий сказал, что было бы не желательно появление в моих владениях греческих священников, мои последние сомнения исчезли. И надо сказать в этом он совершенно прав, турецкие соглядатаи и шпионы под маркой константинопольских священников мне явно не нужны.

Заканчивая беседу, отец Анатолий спросил предполагаю ли я отправить следующим караван в Америку священников и когда. Он в течении месяца готов подобрать трех нужных мне священников: двух православных и одного старобрядца.

На такой многообещающей ноте мы расстались, да дела однако.

Полковник Ерофеев вернулся через три часа, уже после отъезда отца Анатолия.

Он распорядился отправить посыльных на Дон и готов сегодня же обсудить со мной все вопросы нашего сотрудничества. При всей своей внешней расположенности я почти сразу же понял, что казачий офицер в общении со мной пока не собирается расстёгивать пуговицы своего мундира и предпочитает строго официальное общение. Ну что же настаивать не буду, всему своё время. Мы с ним условились, что его временной штаб-квартирой будет Усть-Луга и что он завтра же убудет в Оренбург.

Во время нашей беседы неожиданно из отпуска вернулся Иван Васильевич, радостный и довольный в отличном расположении духа. У его дочерей все было замечательно, благодаря постоянной помощи отца они неплохо жили материально. А история с моей дуэлью оказывается имела большой резонанс и даже поспособствовала карьерному росту его зятьев офицеров.

Старший зять правда в разговоре закинул удочку про отставку и поинтересовался, а не удастся ли ему где-нибудь пристроиться под крылышком тестя.

Но этот разговор мы решили отложить, мне пришла идея послать в Оренбург полковника вместе и Иваном Васильевичем, у отставного капитана там остались замечательные контакты после нашей поездки в те края.

На этом варианте мы решили остановиться и Иван Васильевич с полковником сразу же уехали.

Вечером ко мне в кабинет пришел Сергей Петрович, он весь день был чем-то занят с бурмистром Кондратом и только-только освободился.

— Сергей Петрович, у меня не идет из головы наш разговор, так ли я прав, отвергая панамский вариант? — я достал испанскую карту перешейка и расстелил на столе. — По прямой верст пятьдесят, разными тропами около восьмидесяти. В день можно пройти не больше десяти верст. Но всё равно экономия времени огромная.

— Матвей Иванович рассказывал, что смертность там составляет до двадцати процентов от заболевших только желтой лихорадкой, а для наших людей просто нахождение в том климате уже опасность, — Сергей Петрович с ходу привел главный аргумент против этого варианта. — Тем более будет много женщин и детей. У нас будут страшные потери, это не стоит того.

— Несколько месяцев в море тоже не сладко, скажу я вам, — мы оба отлично понимаем, что решение проблемы строительство железной дороги или канала, но это только в будущем. — Если бы не Техас, можно было бы через Мексику.

— А Мексика совершенно не реально? — неуверенно спросил Сергей Петрович.

— Считаю что совершенно, там идет непрерывная гражданская война. Также как собственно и во всей Центральной Америке и пока этот котел не перекипит, туда лучше не соваться, — в этот момент мне подумалось, что даже в знакомом мне 21-ом веке, еще не перекипел, но озвучил я немного другое.

— Но вот над освоением залива Лимон надо подумать. Для создания хорошего маршрута через перешеек там надо построить хороший порт и надежно его контролировать, а там глядишь и дорога поспеет. Так что это не такое уж и близкое будущее.

Ночью мне совершенно не спалось. Я вспоминал свои поездки по Сибири, взвешивал и анализировал то, что знаю сейчас только я один.

Итогом моих размышлений было решения о смене намеченных приоритетов.

Все, что намечено, безусловно надо выполнять. Но направление главного удара, говоря военным языком, перенести и идти на Дальний Восток всё таки из России. А начать движение естественно надо с дорог.

После завтрака я пригласил к себе Сергея Петровича и братьев Петровых, у них после нашего разговора был своеобразный мозговой штурм: разработка своего плана развития России.

Наше совещание я решил начать со своих товарищей детства.

— Господа инженеры, прошу, — усевшись поудобнее, мы с Сергеем Петровиче приготовились слушать доклад. — Доклад будет общим или у каждого свой?

Вид у братьев был немного растерянный и это меня несколько озадачило. Братья переглянулись и слово взял Василий.

— Поле для деятельности огромное, Алексей Андреевич, но есть одна, на наш взгляд, первоочередная задача.

Когда братья отправлялись на кратковременную стажировку в Англию, мы договорились в рабочей или официальной обстановке обращаться по имен-отчеству или даже официально, к ним — господин, ко мне — светлость или как сейчас по имени-отчеству, а вот во всех остальных случаях как привыкли раньше — по именам.

Когда требовалось говорить что-то общее, то почти всегда начинал Василий.

— Без сомнений надо продолжать всё начатое, срочно необходимо строить новый литейный завод и готовиться к производству резины. В Англии и США аналогичные исследования ведутся и кто-нибудь тоже получит такой же результат, — в этом я не сомневался, так как наверняка знал даже имя человека разрабатывавшего в США процесс вулканизации резины. И как хорошо, что они начали именно с этого вопроса.

— Но мы пришли к выводу, что начать нужно с самого необходимого — строительства хороших дорог, шоссейных и железных. А если увязывать это с тем о чем говорилось недавно, то в первую очередь надо строить хорошую дорогу в Сибирь, до Иркутска, параллельно дорогу вокруг Байкала и в Забайкалье до места слияния Аргуни и Шилки. А сразу на Амуре найти удобное место и заложить поселение-порт на левом берегу или на стрелке Аргуни и Шилки, — Василий все показывал на карте, а его брат молча внимательно следил за его указкой.

— А не проще использовать уже существующие городки и поселения, тот же Сретенск к примеру, насколько я знаю Шилка там уже судоходна. Да и то, что кяхтинские купцы там понастроили — спросил Сергей Петрович.

Василий посмотрел на брата, наверное у них каким-то образом были распределены роли и отвечать на вопрос ему.

— Проще, не лучше. Что там купцы понастроили еще надо посмотреть, а судоходство там самое большое с мая по ноябрь. А Шилка извилистая, по ней пока до Амура дойдешь, не один день пройдет. Вдобавок бывают годы, когда она мелеет. На Аргуни еще хуже, — посмотрев на меня, Иван дал небольшое пояснение источникам своей информации.

— Господин Бальзаминов приготовил заранее много интересного про те края и мы естественно этим всем воспользовались, — рвению господина архивариуса я не удивился, он, как говорится, на ходу подметки рвет. Ты только заикнешься про букву А, а тебе уже про Я всё выкладывают. Не устаю удивляться когда они все это успевают делать.

— Тогда лучше на стрелке или немного выше по Шилке. Нечего китайцев раньше времени дергать, — согласился Сергей Петрович. — Да и тогда лучше тдти по дороге, насколько это возможно, чем по по реке с неустойчивым судоходством.

— Не поспоришь, — согласился я. — А дальше, что предлагаете?

— А дальше очень интересная штука получается. Мы внимательно изучили Нерчинский договор, господину Бальзаминову удалось снять с него копию. Этот договор не определял точных границ ни на картах, которых тогда еще не было, ни на местности,— Василий показал на карте эту границу.

— Территория Приамурья, согласно договору, осталась китайской и соблюдая его, русские не плавают по Амуру уже более ста пятидесяти лет и единственным из россиян, кто прошел Амур от истоков до устья, был Василий Поярков в 1642-ом году, но его отряд двигался на небольших лодках. Поэтому даже есть сомнения в его судоходности.

— А твоё мнение? — я повернулся к Ивану.

— Конечно судоходен, Шилка судоходна почти от Читинской. А Амур не в пример шире и полноводнее.

— Скорее всего ты прав, — согласился я с доводом друга детства, тем более что знал это наверняка.

— Так вот, — продолжил Василий, — о нижнем течении Амура и тем более о его устье, в договоре нет ни слова. Этот вопрос был тогда не решен и остается в таком состоянии и по сей день. Поэтому мы с чистой совестью начинаем осваиваться в устье Амура. Места южнее являются заповедными — фамильной вотчиной императора и китайцам там даже селиться нельзя, — Иван кивнул, как бы подтверждая слова брата, а тот посмотрел на меня, знаю ли я это.

— Господин инженер, не тяни, давай говори, что вы там придумали? — мне не терпелось узнать, что такое хитрое они задумали.

— У англичан большие проблемы в торговле с Китаем, постоянно большой дефицит, а они это не любят, — Василий ухмыльнулся и покрутил головой, похоже насчет английской любви у него есть особые впечатления. — Единственный товар, который эти господа по сути могут предложить китайцам, это опиум. Но те не дураки и пускать такую гадость к себе не желают.

Сейчас на дворе век девятнадцатый и категорического неприятия наркотиков, в частности опиума, еще нет. Даже достаточно много людей относящимся к нему положительно. Но Матвей был одним из немногих докторов. Кто категорически был против и у нас все знали его точку зрения, поэтому Василий назвал это гадостью.

— Я думаю, что в ближайшие годы англичане эту проблему попробуют решить силой, — продолжал Василий тем временем. — Поэтому мы цинским чиновникам скажем, что наше поселение будет гарантом того,что англичане не полезут на Амур и не потревожат вотчину императора. А там глядишь и договоримся о чем нибудь с ними, золото они тоже любят.

Хитер бобер, ничего не скажешь. А ведь может и прокатить, прикольно будет купить у маньчжуров все Приамурье и Приморье.

— Интересно вы, господа, мыслите, интересно. Мне такое и в голову не приходило, — я повернулся к Сергею Петровичу. Он на братьев посмотрел с очень большим удивлением, эта мысль похоже поразила его еще больше чем меня. — С этим вопросом я целиком и полностью с вами согласен. Сергей Петрович, вы согласны?

Господин Охоткин кивнул и ответил:

— Да, согласен. А какие еще дороги надо на ваш взгляд строить в России?

— Москва — Оренбург, Оренбург — Уфа, Москва — Крым, Москва — Ростов — Кавказ, — начал перечислять Иван, а Василий сопровождать это показом на карте. — Москва — Киев — Одесса, Москва — Смоленск — Брест — Варшава, Москва — Великие Луки — Рига, Новгород — Псков — Рига, Москва — Архангельск, Москва — Царицын, Петербург или Усть-Луга — Псков — Витебск — Гомель — Киев. Пожалуй для начала всё.

— Для начала,— усмехнулся Сергей Петрович. — Хорошее начало.

— Да неплохое, а потом еще и железные дороги построить по этим направлениям, — согласился я. — А на восток как дорогу вести?

— По двум маршрутам, Москва — Владимир — Нижний — Казань — Уфа и Москва — Рязань — Пенза — Самара — Уфа. От Уфы на Челябинск. Можно конечно и по Сибирскому тракту вести, но лучше как мы предлагаем, Москва… — Василий хотел начать обосновывать свое предложение, но я его прервал.

— Тут я вами полностью согласен.

Иван протянул мне нарисованную им схему предлагаемых дорог. Я посмотрел на неё и положил на стол.

— План действий таков. Восточнее Иркутска можно начинать работать в любую минуту, даже можно и от Енисея. А вот со всем остальным надо к Государю. Думаю новую дорогу на Урал и в Сибирь он сразу одобрит, а потом как эта пойдет. Поэтому я к Государю. Сергей Петрович у нас будет естественно главным организатором работ, — он молча кивнул головой, соглашаясь.

— Вы, братцы, — я пальцем показал на друзей детства, — отправляетесь в Италию, а затем в Англию. Мне нужен гребной винт, это раз, а два, проекты двух судостроительных заводов, морского и речного. Надо начинать их строить, один в Усть-Луге. Это будет Балтийский морской завод, другой, речной, в Коломне. В перспективе — заводы на Черном море и на Дальнем Востоке. Вопросы?

Глава 23

В полдень тринадцатого июня я подъезжал к Усть-Луге. Со мной был отец Анатолий. Накануне была воскресная служба в нашей домовом храме в питерском доме. Я делал это перед всеми своими путешествиями и поездками, но в это раз служил еще и отец Анатолий, поэтому служба и молебен получились какими-то особенно торжественными.

И не мудрено. Я задумал новый большой поход в Калифорнию, на Аляску и на Дальний Восток. Мы пойдем мы туда большим караваном. Накануне в Усть-Лугу пришло два новых парохода синьора Марино с его большим письмом и братья Петровы успели получить мои уточненные инструкции перед отъездом в Италию.

Антонио сообщал, что почти все проблемы с гребным винтом решены и к середине августа в Усть-Лугу придет еще четыре новых парохода, один из них ледокол. У пришедших пароходов и достраиваемых, корпуса ниже ватерлинии обшиты металлическими листами.

Такое количество кораблей синьор Антонио строил и строит не только на своей верфи. Он привлек к работе еще две верфи и спрашивал моего совета о перспективах дальнейшего сотрудничества.

Получалось, что к осени у меня будет десять пароходов и два ледокола. «Челюскин» останется на Балтике, а второй ледокол пойдет на Камчатку.

«Геркулес» и «Американец» останутся в Атлантике и продолжат ходить в Техас. А остальные пойдут опять вокруг Южной Америки, но на этот раз мы не будем так безумно рисковать и пойдем через Магелланов пролив.

Синьор Марино спрашивал как ему действовать дальше: продолжать строить для меня пароходы, начать модернизацию своей верфи или готовиться к переезду в Россию.

Строить в России свои судостроительные заводы я решил с обязательным использованием опыта моих итальянских друзей. Задача была не просто построить новые заводы в России. Но и шагнуть вперед так, чтобы лет через двадцать оказаться впереди планеты всей, а это не просто. Догнать и перегнать англосаксов задача колоссальная и не факт, что это получится за двадцать лет.

Полностью металлические пароходы уже появились десять лет назад и потихоньку эта идея пробивает себе себе дорогу. И я хотел опередить здесь англичан и построить первый цельнометаллический пароход, который первым пересечет Атлантику на паровом ходу. Но неожиданно у Антонио начались проблемы.

Сначала с проектированием судна. Задача была по своим характеристикам построить корабль не уступающей деревянным серии «Геркулеса». Но здесь оказалось много подводных камней и если с созданием проекта Антонио справился пусть не так быстро как хотелось, то технологическая отсталость от англичан оказалась еще той проблемой.

С деревом его корабелы работали так, что учиться надо приезжать у них, а вот с металлом все оказалось не просто. И если бы не консерватизм английского Адмиралтейства, которое продолжало с недоверием относиться к железным кораблям и не позаботилось о сохранении секретов островных корабелов, мы бы набили такое количество шишек, что даже страшно становилось.

Антонио купил два уже построенных металлических корабля, изучил их и как следует поэксплуатировал. Один даже специально плавал в поисках хороших штормов. Параллельно он готовил кадры для своей верфи. Всё это стоило немалых денег в том числе и мне. И вот теперь встал вопрос, что делать дальше, строить новый завод в России или реконструировать верфь Антонио.

В итоге я решил совместить приятное с полезным. Антонио расширился в Генуи и на своей верфи будет продолжать строить по два деревянных парохода в год. А рядом будет построена по сути новая верфь, где тоже будут строить по два парохода в год, но полностью металлических. Конечно со временем мощности надо будет нарастить.

Строительство каждого парохода и тем более эксплуатация, обходились мне в копеечку, по этой причине я и решил продолжить серию деревянных пароходов. Антонио довел их конструкцию почти до совершенства, технология производства тоже почти высший пилотаж и вполне можно подумать о создании комерческого пароходства.

И параллельно начать строить заводы в России, Балтийский сразу же должен ориентироваться на цельнометаллическое производство, а в Коломне как получится. Там задача немного другая — надо как можно быстрее запустить речные пароходы на российских реках.

Новгородское имение Николая Сергей Петрович перекроил по нашему подобию и оно начало давать ему очень даже неплохой доход. Рядом были скуплены несколько имений и там мы, Кузьма Иванович, Николай и я, решили на троих построить новый металлургический завод.

Сначала он будет заниматься различным чугунным литьем, а затем обеспечивать металлом наши будущие строительство железных дорог и кораблей.

Братья Петровы уехали в Италию с немного изменившимися задачами, получается с гребным винтом проблемы вроде решены и едут они туда фактически с инспекцией, а потом сразу же в Англию.

Там они должны организовать на постоянной основе стажировки наших инженерных и рабочих кадров и по возможности ознакомиться еще раз с английским железнодорожным строительством. А если получится, то и с судостроением.

Вернуться они должны к двадцать пятому августа. Первого сентября мы должны будем уйти в новый поход, а они займутся подготовкой своей экспедиции в Сибирь.

Братья должны будут провести всю подготовку к строительству новой дороги от Иркутска до Амура и до Красноярска, а непосредственно заниматься строительством будет Ян. Это предложение Сергея Петровича.

Ян был немного в курсе моих планов и попросил своего бывшего патрона походатайствовать за него, ему загорелось заняться сибирскими делами. Я подумал и решил, а почему бы и нет. Братья не дураки и быстро разберутся потянет он это дело и нет.

А вот в будущем Магадане скорее всего заправлять всем будет Иван Кузьмич Кольцов. Он подобрал себе команду и предложил этих людей мне. Возглавлять их будет мой тезка Алексей Андреевич Соловьев, тридцатилетний бывший военный инженер. Его усердно рекомендовали братья Петровы.

У инженера Соловьева была большая семья, где он был единственным мужчиной. На его иждивение была больная матушка, две младших сестры, тринадцати и пятнадцати лет, пятеро своих дочерей, старшей из которых было десять лет и жена.

За последний год у него была просто полоса жизненных проблем, умер отец и заболели матушка и жена. Небольшое имение, приносящее хоть какое-то доход пришлось продать и срочно стал вопрос как жить дальше. На вырученные от продажи имения деньги можно будет кое как протянуть год, а потом перспектива нищенского существования.

Поэтому военный инженер решил уйти в отставку и попытаться решить эту проблему на гражданке.

Тут братья и подсуетились, предложив ему пойти работать у меня. В моё отсутствие этот вопрос решал Матвей и когда он сказал господину инженеру, что тонкий материальный вопрос можно решить не заемом денег в долг, а получением например аванса в счет части будущего жалования, то Алексей Андреевич сразу же принял такое приглашение.

К моему приезду он уже вышел в отставку и уехал в Москву, решать проблему с лечением матушки. По возвращению я с ним познакомлюсь.

В Усть-Лугу со мной едут Сергей Петрович, месье Анри и трое мох камердинеров, Петр, Архип и Тимофей. Герасим в сожалению похоже не оправится после ранения, поэтому мы с Соней решили его поберечь и предложить ему выбрать место постоянного жительства.

Герасим выбрал для жизни Пулково. Ему там приглянулась какая-то девица и он попросил разрешения жениться. Естественно разрешение мы дали, а заниматься он будет исключительно нашим дворцом. А всем остальным хозяйством имения по прежнему наш бурмистр.

Перед отъездом я почти целый день потратил на общение с нашими химиками, Сидором Пантелеевичем и кузнецами. То, как обстоит дело у этой публике мне очень понравилось. Я конечно не специалист, но на мой взгляд у нас успешно идет создание научно-исследовательского химического института с опытной производственной базой. А Сидор Пантелеевич практически наладил мелкосерийное производство снегоуборочной технике на конной тяге.

Здесь конечно пятьдесят процентов успеха заслуга четы Бакатиных, они изумительные организаторы и контролеры. У меня просто не оказалось ни одного самого маленького замечания.

Я по этому поводу раздумался так, что полночи не спал. Ну как говорится одни кадровые рояли в кустах. Все, кто меня окружают сплошные умницы, гении своего дела, все как на подбор честные и преданные. Хотя если подумать, то ничего удивительного в этом нет.

Наша светлость ведь не простой человек, а по-па-да-нец. И это произошло не просто так, поэтому удивляться тут не чему.

Вечером мы вчетвером, сестрица Анна, супруга, Сергей Петрович и я, подвели финансовые итоги нашей деятельности после моего феерического разбогатения.

Чистые убытки составили почти полмиллиона фунтов. В будущем году они должны быть меньше, но в ближайшей перспективе общего плюса пока не видно.

Но этот результат меня откровенно порадовал, я то был настроен на миллион убытков. Соня даже испугалась этому. Она думала что ей супруг будет этим очень расстроен, а он бравурные марши начал распевать.

Поэтому в Усть-Лугу я ехал в великолепном настроении, да полного дорожного счастья не хватало только Ивана Васильевича, без него мне было даже как-то странновато.

Жизнь в Усть-Луге кипела и не просто кипела, а били ключем.

Первым моим вниманием завладел Прохор. Пароходы были в море и вернуться к своим причалам должны только к вечеру, поэтому я с удовольствием познакомился с хозяйством нашего гения животноводства.

Прохор от радости сиял так, что наверное и ночью будет светло вокруг него. Еще бы не сиять, ему своему князю было что показать.

Я все, что знал о достижениях сельского хозяйства в 21-ом веке постарался ему рассказать еще в Англии и во время нашего путешествия туда и обратно. Конечно всё это я рассказывал в адаптированной для нынешнего века форме. Но Прохор сумел прыгнуть выше головы.

Чистота и порядок в его хозяйстве меня потрясли. При мне скотницы мыли какую-то корову рекордистку, которая регулярно ложилась в свой навоз и поэтому эту процедуру повторяли через день. Скотницы делали это к моему удивлению весело и с огоньком. Заметив моё удивление, одна из них сказала, что корова настоящая змея, ей очень нравится когда её моют и она специально ищет момент, чтобы улечься в свежий навоз.

Опытное стадо у Прохора составляло почти пятьдесят голов и еще столько же было кандидатов на зачисление в его элиту.

Он с гордостью продемонстрировал свои записи. А гордится ему явно было чем. Удои его коров были чуть не в половину выше обычного стада и никто уже не подвергал сомнению его успехи. Прохор утверждал, что ему удалось добиться уже и первых результатов в выведении чисто мясной породы, но тут на мой взгляд до очевидного успеха еще далеко.

А вот в свинстве успех был на лицо. Разница опытного поголовья и контрольного была видна невооруженным глазом, как и с птицей. В немаленьком курином и индюшином стадах кандидаты на звание бройлеров уже были заметны.

Экскурсия по владениям Прохора доставила мне огромное удовольствие. Тем более что и Сергей Петрович еще вчера внес в это свою лепту, у Прохора дебит с кредитом сходился с очень большим плюсом и если все наши имения будут также работать как его фермы, то доходы отних прилично увеличатся.

Анна Андреевна и тут проявила своё административное рвение. У Прохора половина его персонала были стажеры с других имений и из имения Николая. Особенно много было из Новоселово и с юга. Во все другие имения уже былиотправлены специально отобранные быки производители.

Ужин был поздним, я не садился за стол пока не вернулись с моря капитаны. Вновь пришедшие пароходы приняли наши старшие офицеры. Всеми кадровыми вопросами занимался крестный и я совершенно в это не вмешивался.

За столом царило радостное оживление. Особенно были довольны новоиспеченные капитаны. А вот Флегонт Мокиевич был похоже немного в печали. Я сначала не понял в чем дело, но когда зашел разговор об океанских просторах меня осенило, да он просто тоже хочет пойти в океан, а ему похоже судьба елозить на Балтике.

— Флегонт Мокиевич, — я решил схитрить и подойти к делу немного со стороны, — ваш старший офицер готов будет сменить вас на мостике «Челюскина»? Я считаю что на Восток должен будет пойти наш новый ледокол. Господин Марино написал, что он должен будет прийти к нам в августе и по своим ходовым качествам не будет сильно уступать простым пароходам.

Крестный мою хитрость понял и улыбнулся, а Флегонт Мокиевич от удивления даже дар речи потерял. Он судорожно сглотнул и ответил неожиданно хриплым голосом:

— Вне всякого сомнения, Алексей Андреевич.

Капитан Артемов засмеялся и внес свою лепту в слова Флегонта Мокиевича.

— Он, Алексей Андреевич, будет безумно счастлив. Есть моряки не созданные ходить в океан, но на морях или озерах им цены нет. А вот океан им не по зубам. Старший офицер у Флегонта Мокиевича как раз из таких, но для работы на Балтике он подходит идеально.

В том, что капитан Артемов разбирается в профпригодности плавсостава я убедился во время нашей кругосветки и его дополнение меня откровенно порадовало.

— Господа капитаны, я решил сегодня вам рассказать о предстоящих походах. Синьор Марино написал мне, что к середине августа наш флот пополнится еще четырьмя пароходами и одним ледоколом. Он будет винтовым, как и один из пароходов. Капитанами винтовых кораблей будут господа Берсеньев и Лукьянов, — сказать что, Флегонт Мокиевич засиял, значит ничего не сказать. Происшедшее было для него похоже столь неожиданным, что он не смог сдержать свои эмоции.

— Если я вас правильно понял, господа капитаны, техническое состояние всех пароходов и старых и вновь прибывших тревог не вызывает, — я по очереди посмотрел на капитанов, согласны ли они с моим утверждением. Все утвердительно кивнули и я продолжил.

— Наш уважаемый Григорий Ефимович, написал мне, что его мнению машины новых пароходов технически более совершенны и расход топлива у них будет меньше. Поэтому я прошу вас провести ходовые испытания и четко определиться на сколько меньше нам можно будет взять на борт угля на этих пароходах. Надеюсь за счет этого удастся увеличить полезную нагрузку пароходов, — сказал как-то коряво, но надеюсь капитаны поняли.

— Также прошу вас решить насколько реально будет взять на борт большее количество пассажиров. Все вы знаете, что Николай Андреевич уплотнился и существенно увеличил количество пассажиров. Но одно дело идти в Техас, другое дело в Калифорнию или на Камчатку. Я предлагаю идти через Магелланов пролив. Ваше мнение?

В таком вопросе у меня решающего голоса нет, решать будут капитаны.

— Мы этот вопрос, Алексей Андреевич, уже обсуждали, — первым естественно начал говорить крестный, — и наше мнение такое же. У нас будут два судна с гребными винтами, неизвестно как они себе покажут и дополнительные риски надо исключать.

— Замечательно, господа, приятно что наши точки зрения совпали. Во время ходовых испытаний нам необходимо подготовить и костяк команд следующих пароходов, — задача конечно архитрудная, возможно что из-за этого придется перенести дату начала похода.

Осталось обсудить последний намеченный мною вопрос.

— Теперь, господа, меня интересует следующее. Как мы назовем наши новые пароходы:? Мне почему-то кажется, что этот вопрос вы уже тоже обсудили.

Капитаны дружно засмеялись и ответил за всех Артемов.

— «Орел» и «Ласточка», маленькой изящной, но быстрой птичкой хочет быть капитан Панин, — боевой товарищ моего шурина сделал короткий поклон головой и почему-то рассмеялся. Я развел руками.

— Как скажите, господа. Подчиняюсь вашему решению.

Глава 24

Следующие два дня я осматривал имение.

Нарвский бурмистр при первом знакомстве произвел на меня впечатление хитрого и угодливого человека, но я сразу же разглядел и его ум. И только это удержало меня от смены бурмистра в имении.

За эти годы Василий сильно изменился. Исчезла его не очень приятная мне угодливость, а иногда и глуповатая хитрость и передо мной был умный и умелый управленец и организатор.

Первым делом я осмотрел конечно строющийся порт и саму Усть-Лугу. Здесь всем заправлял бывший кракольский староста Емельян Иванович. После первой поездки в Америку я дал ему и его семье вольную и сейчас он работал у меня по найму за хорошее жалование.

Глядя на него и бурмистра Василия я всегда думал, что именно вот из таких мужиков и формируется сейчас российская буржуазия в хорошем смысле этого слова.

Отсутствие образования, вернее его недостаток, они компенсировали своим умом и крепкой хозяйской хваткой. Оказалось что они не чураются подержать с руках книжки и не стесняются своего недостатка каких-либо знаний.

Со времен моей первой лондонской поездки на Нарвской мызе стали появляться в достаточно большом количестве грамотные образованные специалисты.

Анна Андреевна на мызу приезжала регулярно и когда однажды бурмистр озадачил её какой-то технической проблемой, она не мудрствуя лукаво, предложила ему самому съездить в Нарву и найти там нужного грамотного и рукастого человека, а денег заплатить ему она даст.

Больше к ней с подобными вопросами не обращались. Она правда четко контролировала кого и для каких целей нанимают, но ошибок было очень мало и они исправлялись без её вмешательства.

От деревень Краколье и Острова не осталось и следа. В устье Луги рос не только порт, но и консервный завод и мастерские название которым я еще придумать не мог, там строили и ремонтировали рыбацкие лодки, была достаточно большая кузница, столярка, слесарная и токарная мастерские. Четыре паровых машины без устали работали во всем этом хозяйстве.

Завод наконец-то прекратил быть черной дырой поглощающей мои тысячи рублей и начал приносить прибыль. Помимо шпрот на нем производили рыбные консервы в масле и в собственном соку из всех видов балтийских рыб, рыбные паштеты и мясные консервы.

Все это разнообразие фасовалось в стеклянные банки, которые производились тут же. Реализацией консервов занимался бурмистр. Для этого в Нарве, Ямбурге и Питере держали магазины, где шла бойкая розничная и оптовая торговля.

Совершенно отдельное место занимали регулярные поставки в Кронштадт, куда десять тысяч банок отгружали каждую неделю. Вот уж совсем мне не думалось, что из затеи моих мужиков получится такая махина, консервный завод выпускающий сто тысяч банок консервов в месяц.

Больше всего меня поразил налаженный прием использованных банок. Часть банок вероятно покупатели использовали для хранения чего-либо, но больше половины возвращалось нам в магазины, естественно не за бесплатно.

Матвей как-то со смехом сказал, что в Питере уже легко можно встретить наши баночки в которой хранится много всякой всячины.

Собственно порт, завод и все прочее были на правом берегу Луги и тянулись от устья реки вдоль губы по побережью Кургальского полуострова в сторону мыса, на котором соорудили мощный маяк.

На правом берегу Луги сразу же в её устье были построены рыболовецкие причалы, за которыми был построен консервный завод, а дальше вдоль губы по побережью Кургальского полуострова в сторону мыса, на котором соорудили мощный маяк, были мастерские и причалы для пароходов.

На левом берегу немного выше по течению Луги была построена набережная. На неё открывалась замощенная камнем площадь на которой стояли большой княжеский дом, справа от него храм Николая Чудотворца и большой учебный корпус, где были размещены приходская школа, уездное училище и гимназия с большим помещением пока еще полупустой библиотеки, а слева большой дом старосты, который почему-то называли ратушей.

Сзади всех этих зданий был разбиты большой сад и парк. За парком была больница. По обеим берегам реки слева от дома старосты, а справа сразу же от причалов вдоль Луги тянулись улицы застроенные домами улицы.

Еще одна небольшая улица была сзади парка. Там преимущественно жили учителя и медицинский персонал.

Собственно княжескими в большом доме были только апартаменты в один из двух боковых флигелей, в другом были адмиральские апартаменты.

Негласно у нас адмиралами считались крестный и Николай Андреевич. Естественно они могли к себе пригласить любого человека. А уж своих братьев моряков тем более.

В основной двухэтажной центральной части дома была гостиница с большой обеденной залой внизу и тремя десятками номеров.

Николай Павлович уже провел реформу народного образования и поэтому в любом случае здесь приходилось плясать под эту дудку. Поэтому у нас гимназия, уездное или народное училище и приходские школы для крестьянских детей при каждом храме.

Так как все это хозяйство существовало исключительно на мои деньги, то мне по максимуму удалось впихнуть в программы естественные, точные и прикладные науки. Они конечно были дополнительно к основной программе Министерства народного просвещения составленной исходя из инструкций Государя.

От времен императора Александра Павловича сейчас откровенный откат в народном образовании. Школьный устав 1828-ого года для крестьянских детей предписал иметь только одноклассные приходские школы или училища. Там дети учат только четыре предмета: Закон Божий, четыре правила арифметики, чистописание и чтение. В приходских школах могут учится всё дети, и мальчики и девочки.

В уездном училище учатся три года. Это заведение для детей купцов, ремесленников и других городских обывателей, то есть всех тех, кто на социальной лестнице выше крепостных, но ниже дворян. Здесь уже семь предметов: Закон Божий; русский язык; арифметика; геометрия; география; история государства Российского и всеобщая; чистописание, черчение и рисование.

Гимназии для дворянских детей. Там учат семь лет и после окончания гимназии можно поступать в университеты. Предметов в гимназии восемь: Закон Божий; русская грамматика; математика; языки — латынь, немецкий, французский; география и статистика; история; физика; чистописание и черчение.

В приходских школах преподают приходские священники или кто-нибудь из церковного клира. Все образование под жестким и строгим контролем чиновников Министерства народного просвещения.

Но я нашел две лазейки в новом школьном Уставе что бы учить детей немного иначе. В приходских школах был один класс, но продолжительность обучения была не установлена и учеников, желающим повторить учебный курс, разрешалось принимать снова.

Также с разрешения министра народного просвещения в школах и училищах можно было открывать дополнительные курсы «для обучения тем искусствам и наукам, коих знание наиболее способствует успехам в оборотах торговли и в трудах промышленности».

Этим я и воспользовался. Все дети моих крепостных желали повторить учебный курс по два раза и я открыл дополнительные курсы и при приходских школах и при уездном училище. Мне же необходимы успехи в моей торговле, промышленности и сельском хозяйстве.

А так как за все это плачу я, то министр естественно разрешил.

В результате у меня дети будут учиться в школах и училище пять и семь лет. Пять все, а семь способные и одаренные. Программа в итоге даже лучше чем в гимназии, я добавил химию и астрономию.

Когда ретивый уездный смотритель увидел первый раз мои программы, он обалдел и накатал гневный рапорт начальству. Но в итоге получили по шапке и уездный смотритель и его начальник — попечитель учебного округа.

Мне даже не пришлось самому вмешиваться. Сергей Петрович задал вопрос в министерстве, а интересно кто обеспечит его светлости набор специалистов на пароходы, в котельные, на заводы и в мастерские, кто будет например работать на насосных станциях в имении в Новороссии?

Подключился и придворный банкир барон фон Штиглиц, который задал ретивым чиновникам ехиднейший вопрос: а знают ли они например, стоимость строительства только одного парохода и кто будет платить за аварии, которые могут случиться из-за нехватки или безграмотности кадров?

Тут я думаю даже и Государь Император включил бы заднюю, если бы дело дошло до его рассмотрения.

В Московской, Нижегородской и Таврической губерниях или начальство поумнее или все таки земля слухами полнится. Но там никаких проблем с моим народным просвещением не возникало.

На правом берегу Луги был и большой временный лагерь для переселенцев за океан.

В Усть-Луге везде были блага цивилизации: центральные водоснабжение, канализация и отопление, любой дом легко можно было подключить в этим системам и почти все это сделали.

Были сделаны и большие пруды для сточных вод, которая затем сбрасывалась непосредственно в воды Лужской губы.

В Усть-Луге проживало около двух тысяч, а кругом были поля, фермы и леса. Мужики на мызе не чураются нашего научно-технического прогресса и уже готовятся попробовать убирать хлеба в этом году прототипами наших комбайнов.

Я специально съездил в мастерскую, где несколько умельцев разбирались с этим зверем и готовили его к работе.

Крестьяне Нарвской мызы первыми в наших имениях распробовали картофель и уже через год вырастили первый урожай, достаточный для самообеспечения. У них картошка очень вкусная, особенно в виде пюре, которое я обожал.

В Усть-луге была паромная и лодочная переправа, а выше по течению был построен мост.

Нарвская мыза становится почти образцовой, она приносила как и все имения достаточно существенный доход и для её развитие уже не требовалось залазить в кубышку.

На мызе работали не только местный народ, было уже достаточно много наемных работников с соседних имений и даже из окрестных городов.

Публика поблагороднее проживала в номерах княжеского дома, для прочих рядом с переселенческим лагерем были построены общежития барачного типа. Кому позволдял доход потихоньку перебирались у Усть-Лугу, снимая часть, а то и весь дом.

Были уже и такие, кто похоже решал осесть в Усть-Луге и просили разрешения построить свой дом. Бурмистр был уполномочен сам решать эти вопросы и оперативно это делал, еще и помогая со строительством.

Короче лепота, а не имение.

Через три дня приехала Соня и до конца недели мы с ней провели в море. Супруга собирается идти со мной и хочет испытать себя.

Отец Анатолий пообщавшись с нашими приходскими священниками и уездным священноначалием, убыл в Лавру. Вернется он ко мне уже православным епископом и будет готовиться идти с мной в дальний поход.

20-ого июня из Питера приехал Сергей Петрович. Как я и предполагал проблем с получением одобрения на строительство новых дорого на восток не оказалось, если светлейший князь желает, то дороги пусть строит любые. А железных дорогах пока речь не идет.

Сергей Петрович склоняется к варианту начать строить от Нижнего на Казань и Владимир и от Челябинска на Уфу и Курган, а затем на новый сибирский город Петропавловск, который еще недавно был пограничной крепостью Святого Петра. Затем на Омск и Красноярск минуя губернский центр город Томск.

Я, откровенно говоря, от удивления чуть рот не открыл. Как же так и в моей новой жизни Томск пролетает с новыми дорогами, Сергей Петрович планировал железку потом вести рядом с шоссе.

Причина его выбора, а это он сделал после консультаций со знающими людьми, травиальная — удобство прокладывания нового маршрута. Дорога через Томск длиннее, намного сложнее, больше разных переправ и болот и естественно дороже. Как бы я не был богат, но строить на свои дорогу на Дальний Восток это очень круто и безумно дорого.

— Отлично, Сергей Петрович, отлично. Тогда начинайте работать, — время на самом деле не идет и даже не бежит, а летит. Уже прошло шесть лет с моего попадания, а реально ничего путнего еще не сделано, так одна мышиная возня.

Даже толком не удается внедрить картофель в России. Всем нравятся предлагаемые блюда, но выхлоп пшик. Хотя чего проще, взял пять клубней, посадил обработал правильно и осенью можешь получить чуть ли не ведро.

Через год почти мешок, а на третий год уже почти товарное производство. По крайней мере семья из трех-четырех человек практически обеспечена первоклассным продуктом до следующего урожая.

А тут даже мои крестьяне со скрипом приняли картошку, если бы не мой нажим и личный пример, ничего не получилось бы. Хотя уже во многих российских губерниях были посадки картофеля на личных подворьях.

И кубышка моя только кажется бездонной, а начнется то же дорожное строительство, раз-два и денег нет.

— Сергей Петрович, а какие шансы привлечь купечество, наших русских промышленников? — к такому делу по-любому надо привлекать как можно больше людей и не только из финансовых соображений.

— Думаю большие, дороги нужны всем. Днями мы с господином Кольцовым окончательно решим вопрос строительства нового завода под Новгородом и я сразу же займусь дорогами.

— Договорились.

С Яном надо окончательно решать самому, а не через посредников, даже таких как Сергей Петрович. Поэтому мы с Соней поехали в Новоселово, а потом надо посетить Арзиново. Неизвестно как все сложится в Америке и на Дальнем Востоке. Никак не получается съездить в Новороссию, приходится целиком полагаться на Сергея Петровича и на доклады Ивана Васильевича.

Правда там побывали Маша со своим мужем когда ехали на Кавказ и они сразу же прислали Анне отчет о своей поездке.

Через неделю мы были в Новоселово. Даже беглого взгляда было достаточно, что бы понять как прекрасно здесь обстоят дела.

Жесточайшая засуха поразившая всю Россию от Белого моря до Черного уже повсеместно нанесла огромный ущерб, а тут еще и отовсюду начали приходить известия о другом бедствии — градобитие.

Но даже на этом фоне наши поля были в неплохом состоянии и по прогнозам моих специалистов урожай будет приличным, конечно намного хуже чем например прошлогодний и вряд ли удастся что-либо заложить в хранилища.

Благоустройство имения было закончено. Везде были коммунальные блага цивилизации и как и было задумано, работали приходские школы и уездное училище. Гимназии в имении не было, просто из-за отсутствия гимназистов.

На Оке была закончена большая шикарная пристань, где в день нашего приезда грузилась зерном большая баржа, которая пойдет в Нижний.

Второй год работал сахарный завод. Сейчас он на профилактике. Вовсю идет строительство консервного завода, Ян планирует массовое производство мясных консервов и попробовать рыбные из местных ресурсов и овощные. Начать он хочет с огурцов.

Я как-то взял и сам законсервировал несколько литровых банок маринованных огурцов и помидоров в масле и собственном соку. Это произвело настоящий фурор и у некоторых похоже произошел полный разрыв шаблонов.

Но самым главным был щенячий восторг во время дегустации и тут же пришло письмо от Яна с просьбой поделиться рецептом. Ему я лично на пробу отправил баночку.

У него построена хорошая зимняя теплица и весь год были свежие огурцы с помидорами. И он попробовал приготовить огурцы и помидоры по моим рецептам.

С огурцами всё получилось отлично и в прошлом году в Новоселово изготовили первую опытную партию маринованных огурцов.

В Коломне у нас была лавка, где продавались плоды урожая нашего имения и когда там выставили на продажу консервированные огурчики, то они быстро разошлись и в Новосёлово рассчитывали, что это дело пойдет.

Больше всего Ян гордился своим производством сельхозорудий, даже то, что это было не очень востребовано, не портило ему настроение. Он резонно считал, что всему свое время и постепенно русские крестьяне откажутся от ручного труда.

Когда мы вернулись с инспекции я пригласил нашего управляющего в свой кабинет и поднес ему своего любимого коньяка.

— Благодарю вас, Ян Карлович, отчетная поездка удалась на славу.

Глава 25

Я пригласил нашего управляющего в свой кабинет и поднес ему своего любимого коньяка.

— Благодарю вас, Ян Карлович, отчетная поездка удалась на славу, — Ян довольно улыбнулся, а я продолжил. — Если вам будет предложено другое место, у вас есть кандидат на замену?

Ян скорее всего понял к чему идет дело и ответил без задержки.

— Да, Алексей Андреевич. Кандидат на замену Серафим Тихонович Зимин, брат вашей нянюшки, — в том, что он назовет Серафима я не сомневался.

Последние года три он был правой рукой нашего управляющего и Анна Андреевна считала, что с имением Серафим будет справляться не хуже. Он был грамотным и любил читать, а после появления Яна увлекся чтением сельскохозяйственной литературы и даже научился читать по-немецки и на французском.

В этом была большая заслуга его сестры, моей любимой нянюшки. Она была намного старше и сделала все от неё зависящее, что бы брат получил какое-то образование. А в мельники Серафим пошел по доброй воле, после смерти нашего мельника, своего любимого деда.

Серафим был старше меня на десять лет. В отличии от Яна Карловича был женат и у него уже было пятеро детей. Двое старших сыновей — погодков учились в нашем уездном училище.

Услышав ответ Яна, Соня заулыбалась, я понял причину и спросил:

— Ян Карлович, а почему ты не спрашиваешь чем тебя предложат заниматься?

— Я, Алексей Андреевич, знаю чем последнее время интересуется Сергей Петрович и предполагаю, что вы мне предложите перейти под его руки и заняться строительством дорог, — Сергей Петрович и правда последний год много занимался подготовкой к строительству дорог. Этим я просил его по возможности заниматься когда отправился на Камчатку.

— Дороги тоже строить придется, но не только. Я хочу тебя послать в Иркутск. Оттуда надо будет тянуть дорогу на Красноярск, но самое главное это Забайкалье. Надо проложить дорогу вокруг Байкала и дойти до начала Амура, — я показал на карту, которую Соня расстелила на столе. — Подходи смотри.

— Это больше тысячи верст? — высказал предположение Ян.

— Намного больше, думаю не меньше полутора, — уточнил я. — там невозможно вести дороги напрямую, горы, реки, болота. Очень тяжелая территория. И дороги это не все. Надо строить поселения, заводы, разрабатывать землю. Осваивать одним словом те края.

Ян провел рукой по карте, как бы оценивая поле своей деятельности.

— Там еще и маньчжуры под боком, — неожиданно дополнил он.

— Да и с ними придется столкнуться когда мы дойдем до Амура. Собственно все это и нужно для того, чтобы твердой ногой встать на Амуре и начать продвигаться по нему к Охотскому морю.

Я показал на нприсованный кружок в предполагаемом устье Амура.

— Надо пройти по Амуру, составить достоверную карту, особенно его нижнего течения и пролива между между континентом и Сахалином. В устье Амура надо основать сначала пост, а потом город Николаевск на Амуре. Сам понимаешь это план деятельности не на один год.

Ян покачал головой и озадаченно хмыкнул. Похоже такого масштаба предстоящей деятельности он не ожидал.

— Государь разрешил привлекать казаков, староверов, крестьян и всех желающих, даже сосланных государственных преступников. Ты там будешь царь и бог. Только я буду с тебя спрашивать.

Теперь уже я провел ладонью по карте, оценивая огромность тех территорий.

— Вот такое у меня к тебе предложение. Сколько будешь думать? Могу дать время до моего возвращения из Арзинова.

— Нисколько, ваша светлость, я согласен.

— Ну что же тогда зови Серафима и сразу же начинай передавать дела. А мы завтра едем в Арзиново.

Что-то мне подсказывало, что в Арзиново уже окажется возвращающийся из Оренбурга Иван Васильевич. И действительно так и оказалось.

Приехав в имение, мы немедля поехали к тетке Анфисе. Мне сразу же сказали, что она с конца зимы болеет и очень ждет меня.

Тетка Анфиса действительно очень болела, от её прежней остались только глаза. Она очень обрадовалась, увидев нас и сразу же попросила:

— Князюшка, оставь меня со своей женой на пару слов. Я ей хочу по секрету несколько слов сказать.

Несколько слов оказалось полчаса. Соня вышла от тетки очень грустная и видно было что она плакала.

— Заходи, Алешенька, она тебя зовет.

Тетка Анфиса на разговор с Соней потратила похоже свои последние силы. Говорить она уже не могла, только тихо шептала.

— Теперь я, Алексей Андреевич, могу спокойно умереть. Всё что могла своим ребяткам передала. Тебя с твоей голубкой увидела. Словечко ей молвила своё заветное, я его много лет берегла. Ты распорядись меня в Арзиново перевезти. Мне осталось только в храме побывать и можно умирать спокойно. А ты, князюшка, езжай по своим делам, — она с трудом подняла руку и показала на большой шкаф в углу.

— Там я для Матвея Ивановича приготовила своих лекарств и ребятки мои записали кое что для него. Я их послала тут в одно место трав набрать, через неделю вернутся. Ты им, князюшка, разреши по осени жениться да замуж выйти.

Я распорядился осторожно аккуратно на руках перенести тетку Анфису в Арзиново, где её уже ждал наш приходской священник. До возвращения внуков тетки Анфисы в её доме остались сторожа.

В Арзиново мы пробыли неделю. Здесь конечно еще нет лоска других имений, но тоже порядок, все развивается и имение приносит стабильный доход.

Как и Новоселово, оно каждый год прирастало новыми землями и крестьянами. Процесс разорения и залезания в долги помещиков шел по всей России, а наши соседи это делали еще и с большим удовольствием. Мои условия займов были очень щадящие, а уловия покупки крестьян и имений достаточно выгодными.

Поэтому каждый год кто-нибудь обязательно предлагал купить или крестьян или имение целиком. Внутренним условием всех этих сделок было одно, не залазить в кубышку.

Последним мероприятием в Арзиново было посещение нашего трактира, где нас уже ждал Савелий со своей супругой.

По дороге в Арзиново мы в трактире останавливаться не стали, Савелий по своим делам был в отъезде и я велел передать, что на обратной дороге мы его навестим.

Трактир естественно процветал. Лукоянов конечно стоял не на самой оживленной российской дороге, но никогда не пустовал и постоянно в нем были и посетители и постояльцы. Савелий построил еще одно двухэтажное здание чисто под гостиницу и хотя в нем у него всегда были свободные номера, оно приносило стабильный хороший доход.

Соня от увиденного была в совершеннейшем восторге, хотя она уже в Питере слышали хвалебные отзыве о провинциальном трактире, но увиденное превзошло её ожидания. Особенно естественно кухня.

Когда мы собирались сесть за стол, раздался знакомый голос и пред нами предстал Иван Васильевич, усталый, запыленный, но очень довольный что застал нас еще у Савелия.

Вместе с казачьим полковником ко мне ехал есаул Уральского казачьего войска Семен Емельянович Перфилов. Его служба Государю Императору заканчивалась и он принял предложение полковник заниматься поиском желающих поехать в дальние края и организацией их отправки.

С полковником они были знакомы по последней войне с Персией и неожиданно встретились в Оренбурге в губернаторской резиденции.

В итоге после обеда до самой поздней ночи я общался с есаулом. Мы с ним быстро нашли общий язык и подробно и обстоятельно обо всем побеседовали.

Со слов есаула желающих уехать из России будет несколько тысяч, это преимущественно староверы. Казачество за «неправильную» веру конечно власти так не прижимали как другие сословия, но все равно они видели, что происходит вокруг и многие были недовольны. Конечно казаки молчали — времена казачьих восстаний канули в лету, но скрытого недовольства хватало.

К середине августа в Усть-Лугу походным порядком должны прийти две сборные сотни уральских и оренбургских казаков. Идут они почти все без семей, как обычно ходят в военные походы. Только десятка полтора — два из молодых и еще бездетных, возможно будут со своими женами.

Семьи остальных казаков подтянутся потихоньку в течении года. Такого расклада я конечно не ожидал, мне такой вариант почему-то даже в голову не пришел.

По моим различным прикидкам скорее всего большая часть уральских и оренбургских пойдет в Забайкалье и оттуда уже по Амуру на Дальний Восток.

Рано утром есаул отправился домой очень довольный что ему не пришлось ехать в Петербург. Он в жизни по военной надобности побывал и в Европе и в Азии, поэтому путешествовать особо желанием не горел.

А, мы позавтракав, не торопливо отправились дальше.

Настроение казачьего полковника изменилось, они нашли общий язык с Иваном Васильевичем и он похоже разглядел в своей командировке ко мне какие-то плюсы.

Тем более, что возвращался он по-княжески. В дороге я особо не экономил, мне очень хотелось, что бы Соня получила удовольствие от такой поездке по России. Когда еще представится возможность так неторопливо съездить в свои имения.

Настроение конечно сильно портила картина повсеместной засухи и увиденный однажды результат сильного градобития.

Огромное поле было градом просто перепахано, на нем не осталось ничего живого, жутко стало от такой картины. Град я естественно видел много раз и приходилось наблюдать как эти небесные ледяные глыбки хорошо рихтуют автомобили, но чтобы как плугом перепахать поле…

Такого я не видел ни разу и надеюсь больше не увижу.

Похоже что Россию ждет тяжелый год, любой неурожай всегда вызывает голод и бедствия. Мало этого, по дороге до нас дошли слухи об ужасном пожаре в Туле, где сгорел чуть ли не весь деревянный город.

В Новоселово нас уже ждал готовый к великим свершениям Ян Карлович, он успешно передал дела Серафиму и мы, не задерживаясь, отправились дальше. Уже надо спешить, на носу август и и надо начинать конкретную подготовку к походу.

Мои помощники конечно молодцы, еще ни разу не было проколов и ляпов, так мелкие незначительные недочеты.

Но предстоящее дело слишком грандиозное и надо самому держать руку на пульсе. Тем более уже существенное изменение ситуации, идет две сотни казаков налегке без семей.

Не задерживаясь в Пулково, мы втроем поехали в Усть-Лугу. И приехали туда во-время, начали подходить три сотни донских казаков и они все были с семьями.

Со дня на день должны начать приезжать семьи староверов. На этот раз с нами на Камчатку идет Иван Кузьмич Кольцов. Он знает, что будущий Магадан будет очередным русским Эльдорадо и компаньонов отбирает очень тщательно. Надо быть уверенным, что люди, которые пойдут с ним, устоят от соблазнов золотого тельца.

Еще более сложная задача предстоит в Калифорнии. Оттуда пока еще выбраться не так-то просто, но условия с Колымой не сравнишь.

В Усть-Луге мы были третьего августа, а на следующий день пришли пароходы из Италии и их было не четыре, а целых пять. И еще и ледокол. Как Антонио набрал экипажи чтобы прийти в Россию, для меня осталось загадкой.

Княжеские апартаменты оказались занятыми, внизу расположилась Вероника со своим мальчиком. Я естественно не возражал, понятно что она не хочет терять ни минуты общения с мужем. То, что Николай тут же пойдет обратно было понятно всем.

Николай со своими пароходами вернулся пятого августа.

К сожалению с гребным винтом не все так просто. Больше восьми узлов пароход не выдает и то это при благоприятном стечении обстоятельств. Решить проблему простым увеличить мощность силовой установки не удалось, зубчатая передача, применяемая в паровых машинах создавала, сильный шум, а тут он сразу резко усиливался.

Также непонятно еще какая конструкция винта оптимальная, поэтому мы с крестным сразу же решили, что винтовой пароход останется в Атлантике. А вот ледокол с гребным винтом показал себя неплохо. Он стабильно выдавал семь узлов и мог поднапрячься и выдать чуть не девять, но шум паровой машины был ужасный.

Итого у нас получалось двенадцать пароходов и два ледокола.

Ледокол «Челюскин’останется на Балтике, все таки попробуем организовать продление навигации. 'Геркулес», «Американец», «Херсонес» и винтовой «Витус Беринг» останутся на атлантических рейсах, они будут ходить на Пинос и в Техас.

В Тихий океан пойдут «Дежнев», «Ермак» и новые пароходы «Орел», «Ласточка», «Хабаров», «Харитон Лаптев», «Дмитрий Лаптев», и винтовой ледокол «Алексей Чириков».

Кругосветку очень хочет совершить Николай, но мы с ним реально смотрим на вещи и понимаем, что это делать не надо.

Во-первых, категорически против Вероника. А во-вторых, это ему просто пока не по силам. Одно дело переход через Атлантику, пусть даже месяц, но более менее комфортные природные условия и можно проскочить мимо штормов.

А там в любом случае кошмарные шторма, зимний океан, да и переходы далеко не месяц. Никакой сильный дух не поможет если нет банально физического здоровья.

Вон крестный с Артемовым ходят чернее тучи. Никак не получится набрать надежные с их точки зрения экипажи. Гарантированно окажутся слабые звенья.

Наш самый главный корабельный инженер вообще стал как щепка, у него с кадрами вообще труба. Такого количества механиков и мотористов, необходимого нам, просто еще нет в природе.

Капитан Леонов перейдет на пароход «Хабаров». На капитанском мостике «Херсонеса» на ступень выше поднимется старший офицер Олег Иванович Митин. Он тоже из бывших военных балтийских моряков, сослуживец Николая Андреевича и Павла Александровича.

Из этой же когорты и капитан «Дмитрия Лаптева», Михаил Андреевич Лопухин. Он из балтийцев самый опытный и самый старший. В отставку вышел выслужив двадцать лет в чине капитана второго ранга.

А вот на «Харитоне Лаптеве» пойдет его двоюродный брат Петр Николаевич Лопухин. Они почти ровесники, только второй Лопухин служил на Черном море, но тоже капитан второго ранга.

Братья Лопухины уже сходили в Техас старшими офицерами у Паскуале и Николая Андреевича.

На винтовом «Витусе Беринге» идет тоже иностранец, протеже синьора Марино, тоже Антонио с поразившей меня фамилией Челентано. Они какие-то родственники и пообщавшись, капитан Артемов дал ему отличную аттестацию. Капитан Челентано готовился к походу и неплохо уже владел русским, его старший офицер и боцман тоже были итальянцами и по-русски болтали свободно, особенно боцман.

На винтовом ледоколе «Алексей Чириков» пойдет Флегонт Мокиевич. Так что с капитанами у нас все неплохо, как и со старшими офицерами и боцманами. А вот потом все намного хуже.

Последнее слово в кадровом вопросе за капитаном Артемовым. В итоге ни один кандидат в третьи помощники капитана не получил у него хорошей аттестации, к каждому были претензии большие или маленькие. Но окончательный вердикт вынесет океан. Такая же ситуация была чуть ли не с четвертью команд идущих на Камчатку.

Я уже начал подумывать о переносе даты выхода в поход, но Николай Андреевич меня немного успокоил.

Он внимательно прочитал все аттестации капитана Артемова, особенно внимательно моряков, которые должны прийти к нему. Со всеми кандидатами Николай уже познакомился и даже успел с ними выйти в море.

Мы были одни и мой зять разговаривал со мной совершенно откровенно.

— Алексей, не переживай так. Я разговаривал с Павлом и Олегом, они тоже вполне довольны отобранными кандидатами в команды. Я думаю, что Дмитрий Антонович излишне строг и требователен. Выбирать есть из кого, так что экипажи будут надежные.

Новые пароходы почти непрерывно в море, помимо слаживания экипажей еще не помешает лишний раз провести и ходовые испытания.

Пришедшие с Америке пароходы помимо всего прошли еще и техосмотр. Не знаю как это правильно называть на флоте, но я употребил привычный мне термин, тем более что он отражает суть — проверка технического состояния корабля.

Сухого дока у нас пока еще нет, он только в проекте и скоро начнется его строительство. Поэтому пока все делаем по старинке.

Двадцать второго августа из Лондона вернулись братья Петровы. Их командировка в Европу и Англию оказалась очень плодотворной и они привезли много интересных и полезных новостей.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25