Кто в доме хозяин? [Макс Бутт] (fb2) читать онлайн

Макс Бутт Кто в доме хозяин?

За всю жизнь каждый из нас слышит немало самых разных историй. Грустных и веселых, реальных и фантастических, длинных и коротких. Из отдельных историй состоит вся наша жизнь. Какие-то записываются на бумаге, какие-то в нашей памяти, передаваясь из поколения в поколение, из уст в уста. Какие-то истории мы помним, будто нам их рассказали только что, какие-то навсегда уходят в забвение. Но временами, случается так, что услышав рассказ другого человека, мы не запоминаем его. Точнее нам так кажется. И вот, в определенный момент, в определенных условиях эта история выходит на белый свет, выбирается из самых темных закоулков нашей памяти, куда мы так часто отправляем что-то, что считаем ненужным, слишком страшным, или бессмысленным.

Так однажды случилось и со мной.

Началось все с трагического момента. После долгой болезни у моей жены скончалась мать. Не буду вдаваться в подробности наших семейных взаимоотношений, но скажу одно, со своей тещей я жил в мире, даже можно сказать любил ее. Естественно такое грустное событие окончилось похоронами.

Стоял жаркий погожий летний день. Было практически безветренно. Ритуал погребения был окончен, и траурная процессия направилась к выходу, дабы далее отправиться на поминки. Я вел под руку свою жену. Потеряв свою мать, она была сильно подавлена и практически не разговаривала. Я шел рядом с ней, такой же безмолвный и замкнутый в своих мыслях. Невольно глядя по сторонам, я натыкался взглядом на чужие надгробия, невольно читая имена, фамилии, даты рождения и смерти, невольно смотрел на лица людей, изображенных на мрачных каменных плитах.

И в какой-то момент я заметил скромное захоронение. Белов Евгений Павлович. Я бегло прочитал, как звали человека, лежавшего здесь и далее, посмотрев на снимок внезапно приостановился. Лицо этого мужчины показалось мне очень знакомым. Где-то раньше я его уже видел. И тут, звено за звеном, узелок за узелком, моя память начала доставать со дна давно забытый день и все то, что тогда было. А была тогда история.

Десять лет тому назад, получив новое рабочее место я, моя жена и наш двухлетний сын были вынуждены переехать из родного Северска в более крупный густонаселенный город. Естественно встал вопрос о покупке жилья. О приобретении новой квартиры не было и речи. Такой суммы в нашем распоряжении не было. Поэтому мне пришлось сконцентрировать свои поиски на рынке вторичного жилья. Найдя несколько наиболее подходящих вариантов, я начал обходить одну квартиру за другой. Начал я с самого соблазнительного варианта: трехкомнатная квартира на окраине, в спальном районе. Цена была невысокой, несмотря на большой метраж. И это конечно вызывало подозрения, но учитывая мои финансовые возможности, я все-таки решил дать шанс этому варианту. Владельцы квартиры сами в ней не жили. У них был свой дом в пригороде. Оттого жилплощадь находилась в запустении. Без мебели и ремонта. Но все-таки это были стены, пол и потолок. Уже хорошо. А ремонт можно было сделать постепенно и самому. С мебелью тоже не было бы проблем. Перевезли бы ту, что была в нашей старой квартире.

Закончив осмотр, я распрощался с хозяевами, пообещав дать ответ в течение двух дней. Выйдя на площадку, я собирался вызвать лифт, но тут меня окликнули. Я оглянулся по сторонам и заметил старика, лет семидесяти-восьмидесяти, выглядывавшего из-за дверей. Он деловито побегал глазами вправо и влево и снова уставился на меня.

— Пc-с! Мужик, — прошептал старик, — ты чего решил 145-ую покупать что ли?

— Я еще думаю. — отмахнулся я и снова собрался нажать на кнопку вызова. Но старик не унимался.

— Слышишь, я тебе кое-что скажу, Не бери 145-ую. Только ты не подумай чего-нибудь дурного. Поверь, я тебе добра желаю. У тебя семья есть?

— Ну, есть. А тебе какая разница?

— Ну, раз есть, так тем более не бери. — от всего старика из-за двери по-прежнему выглядывала только одна голова.

— Знаете, я не люблю грубить старшим. — я решил сменить тон и закончить этот нелепый разговор. — Но знаете, я уже достаточно взрослый, чтобы самому принимать решение. Доброго дня.

Я отвернулся и нажал на кнопку вызова лифта. Где-то внизу заскрежетали механизмы. Я стоял глядя на створки шахты и ждал, когда они распахнуться. Старик все это время не закрывал дверей и продолжал выглядывать из-за нее. В конце концов, он снова заговорил.

— Извини, мужик. Я не хотел ничего такого сказать. Ты не подумай. Я просто тебе добра желаю. Поверь. Пусть это и звучит слишком странно. Но 145-ая квартира нехорошая.

— Смысле нехорошая? — переспросил я, не глядя на пожилого мужчину. — Потолки протекают? В окна дует? Акустика плохая?

— Жильцы нехорошие.

— Какие жильцы? Квартира ведь продается? — я посмотрел на старика и увидел, что тот заметно оживился. Мне было удивительно слышать подобные слова и, отвлекшись, я совсем не заметил, что лифт уже прибыл.

— Продается. Ты прав. — закивал хозяин 144-ой. — Но это не значит, что там никого не остается.

— Вы про тараканов что ли? — меня внезапно осенило. — Или про кого похуже.

— Похуже. — многозначительно качнул головой старик.

Тем временем лифт закрыл створки и поехал дальше, вызванный кем-то еще.

— Может, зайдешь ко мне. Я расскажу тебе побольше о 145-ой? — внезапно предложил старик, приоткрыв по шире дверь и высунувшись наполовину.

— Нет. Спасибо. Я лучше пойду. — я покачал головой и сделал пару шагов к лестнице. Упустив лифт, я собирался идти пешком, а заходить в гости к незнакомым людям, в мои планы явно не входило.

— И тебе даже неинтересно, почему они до сих пор не могут продать квартиру? Неинтересно, почему дают такую низкую цену за трешку? — я услышал за спиной голос хозяина 144-ой. И в этом голосе звучало какой-то вызов. Провокация. Будто я струсил, и собирался убегать от чего-то, с чем должен был встретиться лицом к лицу.

— Знаешь, сколько они не могут продать эту квартиру? — громко произнес старик, будто я уже был на первом этаже. — Пятнадцать лет! Веришь? Это правда. Пятнадцать чертовых лет они не могут сбагрить эту проклятую квартиру.

Я остановился и обернулся. Старик уже полностью вышел на площадку широко. Говорил он правду, или лгал, мне было неизвестно. Но я неожиданно решил, что, может быть, и вправду будет нелишним разузнать о прошлом той жилплощади, которую я собираюсь приобрести.

— Значит, вы здесь старожил? — я сделал несколько шагов по направлению к 144-ой.

— Единственный из всех, кто остался. Остальные либо умерли, либо съехали в другое место. А я живу здесь с того момента, как был построен этот дом, и жизнь здесь, скорее всего, окончу.

— Ясно. Так значит, вы кое-какие тайны поведать мне можете? — я подошел вплотную к входным дверям и старик, невысокий и худощавый проворно юркнул обратно в свою квартиру.

— Да какие там тайны, мужик? Таин тут никаких нет. Есть лишь пожилой человек, которого все вокруг считают ненормальным и не хотят слушать. Так вот, я подумал, может, ты послушаешь. Заходи.

Старик поманил меня рукой и отошел вглубь коридора. Я стал опасливо вглядываться, стараясь понять, один ли этот старик в своей квартире. Вдруг он лишь заманивает меня, а там его сообщники. Подумали, что я уже покупать жилье пришел и что у меня с собой может быть большая сумма денег.

Видимо то же понял и хозяин 144-ой.

— Ты думаешь, я тебя обчистить хочу?

— Именно так. — кивнул я. — Потому говорю открыто: денег у меня с собой нет. Я только посмотреть квартиру пришел. Не более того.

— Ох, ну ты даешь. — засмеялся старик, покачав головой. — И кого ты испугался? Меня? Мне же семьдесят шесть. Да и вон ты, какой амбал. А я того и гляди рассыплюсь от малейшего тычка. — он заметил что я подозрительно осматриваюсь по сторонам. — Да не бойся! Один я. Один.

С большим сомнением, но я все-таки переступил порог чужой квартиры, и оказался в темном плохо освещенном коридоре.

— Дверь прикрой. На щеколду. — сказал старик, который к тому времени уже ушел в большую комнату. — Я один живу. Жена умерла семнадцать лет назад. Есть двое детей. Но они уже взрослые. Разъехались кто куда. Свои семьи, дети, работа. Об отце они вспоминают только по праздникам. И то не всем… Разувайся и проходи.

Я снял свои ботинки и медленно двинулся по коридору, стараясь ступать тихо, осматривая все закоулки. Мне по-прежнему казалось, что на меня могут напасть.

144-ая была угловой однокомнатной квартирой и соседствовала только со 145-ой. Ее планировка заметно отличалась от того, что я видел некоторое время назад. Всюду лежали старые запыленные вещи, тускло светили старые лампочки накаливания, в воздухе стоял тяжелый запах старости, какой бывает в домах, где живут одинокие пожилые люди. Я зашел в большую комнату. Здесь оказалось наоборот светло и чисто. Царил абсолютный порядок. Книги на полках, посуда в шкафу, скатерть на столе, в горшках на окне находились зеленые ухоженные растения. Хозяин явно следил за этой комнатой. Возможно, у него просто не хватало сил на всю квартиру, поэтому он как мог, сохранял порядок здесь.

Старик сидел за столом и ждал меня.

Я еще раз осмотрелся и с трудом, но все-таки смог убедить самого себя, что в этом доме мне ничего не угрожает.

— Присаживайся. — хозяин 144-ой показал на пустой стул возле обеденного стола. Я послушно занял его.

— Так что вы хотели мне рассказать про соседей? Говорите, они свое жилье пятнадцать лет продать не могут.

— Оно не совсем их. Досталось по наследству. Нынешние хозяева всегда жили в другом месте.

— Это я знаю, они мне рассказали.

— А кто раньше владел, не рассказали? — старик ехидно прищурился.

— Я не спрашивал. Это мне важным не показалось. Я вообще подумал, что они в свой дом переехали с этой квартиры, а ее решили продать за ненадобностью. Откуда я знал, что они не могут сбыть ее так долго?

— Да. Такого они точно говорить не стали бы. Ты ведь не дурак. Сразу задумался, стоило мне сказать тебе об этом. Вот и они не хотели, чтобы кто-нибудь задумался.

Старик был прав. Вместе с невысокой ценой, тот факт, что квартира уже пятнадцать лет не может найти своего владельца, наводило на кое-какие размышления.

— Раньше в 145-ой жила семья. — старик продолжал пристально смотреть на меня. — Глава семейства Олег Романенко, жена его Анна и двое сыновей, старший Алешка и младший Мишка. После того как они… скажем так… освободили жилплощадь, квартира лет семь стояла пустой. А потом объявилась родня. Сначала они пытались сдавать квартиру внаем, но никто из постояльцев и на пару месяцев не задерживался. Лица менялись постоянно. А позже новые хозяева выставили 145-ую на продажу. До тебя было человек десять, но никто так эту проклятую квартиру и не взял.

— Наверно, это вы постарались? — теперь я ехидно прищурился.

— Конечно, я. Ты далеко не первый с кем я вот так разговариваю.

— Так что же вы можете рассказать мне про эту квартиру?

Старик не ответил. Он помолчал немного, словно собираясь с мыслями, а потом, вздохнув, откинулся на спинку стула и начал свою историю.

Семья Романенко жила в 145-ой давно. Олегу эта квартира досталась от его родителей. Сам Олег был неплохим мужиком. Невредным, работящим, непьющим и некурящим. Жену свою он очень любил и, насколько я знаю, никогда ей не изменял. Детишек своих он любил тоже. Всегда пытался достать им хорошую одежку и обувь, помогал с уроками старшему, возился с младшим в свободное от работы время. Регулярно ходил по выходным с сыновьями на рыбалку, по грибы, по ягоды. Мне помогал по хозяйству, если что ломалось. У меня у самого-то руки не из того места растут. Хороший мужик был, Олег Романенко.

С его женой я был знаком куда меньше. Но женщина она была красивая. Видно было, что следит за собой, за детьми, за мужем. С тех пор, как у них появился второй ребенок, она не работала, все хозяйничала по дому. Деньги зарабатывал Олег.

Сыновья, старший Алексей и младший Мишка, были, как и все дети. Шумными, озорными, любознательными. Нередко, когда на улице была плохая погода, они гостили у меня. Дело в том, что после смерти мой супруги, у меня появилось масса свободного времени и чтобы не свихнуться от тоски и грусти, я стал искать себе увлечение и взялся за модели. Танки, самолеты, корабли. Я клеил все подряд. Грунтовал, раскрашивал, лакировал. А вместе с этим начал много читать о технике, об истории. Мишка и Лешка приходили ко мне словно в музей. Они рассматривали мои "экспонаты", наблюдали за тем, как я кудесничаю с очередной моделькой, а я в это время рассказывал им всякие интересные истории, вычитанные мною из книг.

Хорошая была семья.

— Вы не раз сказали слово "был", "была"? — прервал я повествование. — А что случилось с семьей Романенко?

— Ты ведь не из этого города? Так ведь? — неожиданно с грустью сказал старик.

Я кивнул.

— Ну, тогда ты точно не слышал о том событии. Даже случайно. — хозяин 144-ой тяжело вздохнул и посмотрел на меня своими выцветшими голубыми глазами. — Пятнадцать лет назад случилась страшная штука. Семью Романенко нашли мертвыми в их квартире. Перед этим я сам лично слышал крики, грохот и возню за стеной. Я вызвал милицию, пытался пробиться в квартиру, но не смог. Когда милиция приехала все уже затихло. А когда дверь вскрыли то, увиденное повергло всех в шок. На теле Олега и Анны были многочисленные ножевые ранения, ушибы, ссадины. Многие кости у них были переломаны. А их старший сын Алешка был найден с перерезанным горлом.

— А Мишка?

Старик снова замолчал, угрюмо уставившись в пол, а потом произнес медленно и монотонно:

— А Мишки в квартире не было.

— И кто же это сделал? Бандиты? Наркоманы? К ним что, кто-то ворвался в квартиру?

— Следов взлома не было. Замок был цел. — все так же монотонно говорил хозяин 144-ой.

— Тогда они сами открыли.

— Ничьих следов, кроме следов самих Романенко обнаружено не было. Милиция закрыла дело, посчитав, что всех убил свихнувшийся отец семейства.

— И сам нанес себе такие травмы?

— То-то и оно, что нет. Я-то знаю, как было на самом деле. Знаю, кто убил их. И мне не нужно было видеть это своими глазами. А теперь слушай дальше.

Собственно сама история начинается со сноса дома. Стояли у нас во дворе клопятники двухэтажные. Остались чуть ли не с довоенных времен. Последние годы в них уже никого не жило, кроме бомжей. Не было в них ни отопления, ни воды, ни света. Последними квартирантами еще лет за пять до этого были двое: древние старик и старушка, муж с женой. Потом они умерли. Говорили, что их убили. Вроде как бандиты. Или кто еще. Тут уж, извини, я точно не помню. Короче, снесли эти домишки.

И вот тут-то и началось неладное.

Первым заговорил Мишка. Как-то раз, будучи с братом у меня в гостях, он пожаловался, что не может заснуть в темноте. Вроде как кажутся ему какие-то тени, слышаться шорохи и постукивания. Алексей ничего подобного сказать не мог и считал, что его младший братик попросту трусит и от того выдумывает всякие сказки и небылицы. Но день за днем, Мишка все больше рассказывал о непонятных звуках, и все заметнее становились на его лице следы от недосыпания. Мне стало тревожно за паренька, и я стал по ночам прислушиваться. Вдруг что-нибудь услышу через стену. Но ничего. Никаких подозрительных звуков. А Мишка, явно докучал родителей своими невероятными рассказами. Потому что, как-то раз, я пересекся с мальчишками и их отцом на лестничной площадке. Всего разговора я не застал. Но Олег явно был недоволен своим младшим. Он укорял его за трусость и всячески воспрещал любым его попыткам спать с включенным светом. И Мишка стал понемногу меняться. Он стал менее разговорчивым. Замкнутым стал. Он приходил ко мне и чаще всего ничего не говорил, даже если я задавал ему какие-нибудь вопросы. Алексей объяснял это обидой на всех вокруг за то, что ему, Мишке не верят.

Но неладное я заприметил и с Алексеем. Обычно спокойный и рассудительный, он стал вспыльчивым и каким-то обозленным. Если раньше, уходя от меня к себе, он брал младшего брата за руку и говорил "пойдем домой", то теперь он подталкивал его, едва ли ни пинками, при этом всячески прикрикивая. К тому же Алексей стал реже приходить ко мне. На мои вопросы, почему так происходит, Мишка лишь отвечал односложно, мол, у его брата более важные дела. Что это были за дела, я узнал гораздо позже. И об этом я расскажу потом.

Но заканчивая рассказ о детях Романенко, я расскажу еще кое-что. Однажды, Мишка в очередной раз пришел ко мне без своего брата. Как и всегда было в последнее время, он лишь молчал, смотрел за тем, как я собираю модель, слушал мои рассказы, но никак на них при этом не реагировал. И вот, в какой-то момент, он оторвал взгляд от моих рук и пристально посмотрел мне в глаза. Он сказал, что из всех людей только я не смеялся над его рассказами о странных звуках, не ругал, не обвинял в притворной трусости. Мишка поведал мне то, что по его словам он не рассказывал никому. Ни Лешке, ни маме, ни папе.

В одну из ночей, младший Романенко снова услышал звуки. Но теперь это были не только шорохи. Были еще и голоса. Какой-то шепот. Слов Мишка понять не мог. Да и не хотел. Он очень испугался, но продолжал лежать в своей кровати, что есть силы, зажмурившись, ибо также боялся, что его накажут, что будут называть вруном. Лежал Мишка и не в силах больше слушать эти шепоты, заткнул уши. Да только голоса не пропали. Он все равно их слышал, будто они звучали в голове мальчика. А потом он почувствовал дыхание. Словно кто-то нагнулся над ним и смотрел в упор, лицом к лицу. И тогда Мишка не вытерпел и открыл глаза. По его словам он увидел перед собой тень, высоченную и худую, словно перед кроватью ребенка стоял очень тощий человек. Но это была тень. Ни лица, ни глаз, носа. Один силуэт. Мальчишка естественно завопил среди ночи. Клянусь, я сам слышал этот крик, но тогда не придал ему значения. Сбежались все, папа, мама, Алексей поднялся и стал ругать Мишку. А Мишка никому не рассказал о том, что увидел, только мне. Родителям он объяснил, что видел страшный сон. Но Мишка, клялся мне, что не спал тогда. И знаешь, я ему верил. Я видел слезы в глазах этого ребенка. Он не врал.

Естественно вечером я постучался в 145-ую и поговорил с Олегом. Я не стал расписывать ему все в подробностях. Просто сказал, что дети его ведут себя странно. Мишка запуган чем-то до смерти, а Алексей стал плохо себя вести, стал часто пропадать на улице в одиночку. Олег выслушал меня, сказал, что в курсе всего этого и что он обязательно во всем разберется. Как именно он это хотел сделать, я естественно не знал, но тогда я считал, что сделал все возможное.

А потом во всей этой истории настал поворот. Трагический поворот.

Старик прервал свой рассказ и посмотрел куда-то в сторону. Потом он встал из-за стола и стал с взволнованным видом расхаживать по комнате из стороны в сторону.

— Помнишь, я говорил, что когда квартиру Романенко вскрыли, то Мишки там в тот момент не было?

— Ну, да. А где он был? У родственников?

— Мишки и не могло быть в квартире в тот момент. Ни при каких условиях. — старик снова уселся на стул и посмотрел на меня. Тут я с удивлением заметил слезы в глазах хозяина 144-ой. Он плакал, но по-мужски сдержано, даже правильнее сказать скупо.

— Знаешь, мужик, — начал говорить он подрагивающим голосом, — у каждого в жизни есть моменты, о которых он сожалеет до самой смерти. И у меня это видимо тот самый момент. Никогда себе не прощу того, что не сделал тогда.

Я увидел насколько разволновался старик, и мне стало страшно за его самочувствие.

— Прошу вас, успокойтесь. — я взял старика за руку и крепко сжал ее. Рассказывайте дальше, что случилось. Не держите в себе. Вдруг вам станет легче.

— Да я не первый раз рассказываю об этом. — сказал хозяин квартиры, тяжко вздыхая. — Вот только легче не становится… Ну, хорошо. Слушай.

Случилось это чуть позже. Месяца через два, уже летом. Я вышел подышать свежим воздухом и уселся на лавочке во дворе, слушая кудахтанье местных старух и наблюдая за играющей детворой. Был среди них и Мишка. Он был один. Алексея рядом не было. Видимо, у него снова были какие-то важные дела. И знай, что тогда случится, поверь, я бы глаз с детей не спустил бы. Пусть это не мои дети. Но это дети. И такого с ними случаться не должно.

Мишка гонял мяч со своими сверстниками на огороженной спортивной площадке. Казалось бы, что могло случиться?! Я отвлекся всего на несколько секунд, как мне показалось. А когда повернулся, то увидел Мишку уже в стороне. Он бежал за мячом, который, скорее всего, укатился от него после очередного сильного удара. И с ужасом я вдруг понял, что мяч катится к проезжей части. А там, на обочине какой-то умник еще в советские времена придумал посадить кусты. Мол, так красивее. Да только кусты те вымахали ростом с ребенка и теперь любой, кто выскочил бы на дорогу из этих кустов, стал бы полной неожиданностью для водителей.

Так случилось и с Мишкой. Мяч скакал от него как заколдованный. Будто его подталкивал кто-то. А мальчишка, кажется, совсем не обращал внимания на то, куда он бежит. Что еще чуть-чуть, и он выскочит из кустов прямо на дорогу.

Но ведь он ребенок. А дети не всегда осознают ту опасность, которая им грозит.

А я был всего в какой-то сотне метров. Да, пусть я был уже не молод. Но это был ребенок. Ради него мне положено было рвать жилы. Но я не сдвинулся с места, будто меня к нему приклеили. А Мишка выскочил на дорогу вслед за мячом.

Если бы не кусты, то возможно его еще смогли бы вовремя заметить. Но водитель не успел затормозить. Мишка погиб под колесами автомобиля.

Я c грустью и состраданием смотрел на плачущего старика. Слезы катились по его морщинистому лицу и, повиснув на подбородке, с едва уловимым стуком разбивались о полированную поверхность стола.

— Никогда себе этого не прощу. — сказал, наконец, старик, вытирая кулаком глаза. — Я мог спасти его.

— Успокойтесь. Этого уже не исправить. Что случилось, то случилось.

— Я понимаю. Достаточно пожил уже на белом свете. Но в то, что это нельзя было исправить, и было самое страшное, мужик. После этого всего поменялось.

Смерть младшего сына очень больно ударила по семье Романенко. Особенно по Анне. Я был на похоронах и видел ее состояние. Бедная женщина. Матери всегда больнее всего переносят потерю своих детей. У нее подкашивались ноги, мужу приходилось постоянно быть рядом. Олег разве что на руках ее не нес. Так плохо было этой безутешной бедняжке. Нелегко было и Олегу. А вот с Лешкой продолжали твориться непонятные вещи. Я еще на похоронах заметил, как он неадекватно реагирует на происходящее. Мальчишка не раз злорадно ухмылялся глядя на то, как рыдает его безутешная мать, как плачут пришедшие проститься с Мишкой родственники и друзья семьи Романенко. И я бы счел это помутнением рассудка, вызванным горем и потерей брата, но Алексей меняться еще до этого. Я уже говорил об этом ранее.

Но как-то раз произошла одна вещь, после которой я понял, что мальчишкой точно не все в порядке.

Однажды вечером, а это случилось, наверно через пару недель после похорон, я пошел выносить мусор и уже на мусорке заприметил чей-то невысокий силуэт за контейнерами. Это был Алексей. Он сидел на корточках, спиной ко мне и что-то делал. Я окликнул его, но он даже не обернулся. Я подошел поближе, чтобы поговорить с ним. Ведь детям не следовало играть на мусорке в одиночку в такое время.

Зачем я это сделал?!

Приблизившись вплотную, я смог разглядеть, с чем так увлеченно возился мальчишка. В руках у него был складной нож. Даже в сумерках я смог разглядеть кровь на лезвии. Эта была нечеловеческая кровь. Ибо рядом с Алексеем, у его ног лежали несколько обезглавленных голубей. От увиденного я впал в ступор, и некоторое время не мог сказать не слова. За это время Алексей успел вскочить и пуститься наутек, оставив в полном одиночестве.

Да, семья Романенко стала меняться на глазах. Про Алексея я уже рассказал. Отец семейства, Олег, стал замкнутым, неразговорчивым. Порой он даже не здоровался. Просто смотрел на тебя отсутствующим взглядом и шел дальше по своим делам. Кстати, вскоре я узнал, что Олег потерял работу. И мне было понятно почему. Не каждый мужчина способен такое выдержать: потерю сына.

Анна, в свою очередь, редко выходила из дома. Я ее почти не видел. Мне лишь рассказывали старухи, что едва не круглые сутки сидели на скамейке во дворе. Они говорили, что Анна иногда показывалась на улице. Но тогда она, скорее, напоминала собственную тень. Молчаливая, бледная лицом, с взглядом, смотрящим в никуда. Она просто ходила по двору, наблюдала за играющими на площадке детьми. Должно быть, она невыносимо тосковала.

Но, черт возьми, у них же еще оставался Алексей. И с ним явно было что-то не так. Нельзя же поступать подобным образом со своим, живым, ребенком.

Вскоре я стал замечать еще кое-что. То, что меня не на шутку встревожило. Вечерами я слышал через стенку стоны и крики Анны. Это были не мольбы и не ругань. Это были именно звериные, нечеловеческие стоны. А по ночам я стал слышать нечто пострашнее. И от этого у меня временами начинала стынуть кровь в жилах. Я слышал, будто кто-то царапал стену с той стороны, постукивал по ней, слышал какое-то урчание, будто за стеной, у Романенко поселился лев, или какой другой крупный хищник. Временами, едва мне удавалось уснуть, раздавался грохот, словно нечто тяжелой бросили в стену. Первое, что я тогда подумал, что мои соседи совсем того, умом тронулись. Естественно я ходил и стучался в двери. Хотел разобраться с этим. Однако каждый раз мне открывал дверь Олег, и лицо у него было явно заспанным. На мои вопросы, что за звуки я слышу из их квартиры через стенку, Романенко-старший лишь пожимал плечами и говорил, что ничего подобного не слышал. Хотя мои попытки зайти в 145-ую он всякий раз пресекал. Отчасти именно из-за этого я решил сделать именно то, что считал нужным. Я позвонил в скорую и пожаловался на неадекватное поведение соседей.

Приехала скорая, приехала милиция. Семью Романенко осмотрели, поговорили с ними. Олега и Алексея оставили, а вот Анну забрали в клинику с нервным припадком. Какая же это была жуткая картина! Это видеть надо было, ибо словами такое описать сложно. Молодая женщина, изможденная, растрепанная, неистово металась, привязанная к носилкам и громко кричала. Хотя скорее ревела подобно раненому зверю. Она проклинала врачей, умоляла оставить ее в квартире, говорила, что умрет, если ее заберут. Весь подъезд и окрестности сбежались, чтобы посмотреть на это.

Я лично сопроводил врачей до их машины, но возвращаясь обратно заметил, что Олега среди провожавших не было. Он попросту вернулся в квартиру. Вообще, пока Анну пеленали и уносили вниз, он вел себя необычно спокойно. Его лицо было таким непроницаемым, лишенным каких-либо эмоций. Но еще больший "сюрприз" ждал меня на лестничной площадке. Там стоял Алексей. И выражения лица у него было не по-детски злым. Взгляд был таким тяжелым и ненавидящим. Ребенок вряд ли способен смотреть подобным образом. У меня тогда сложилось ощущение, словно в теле Алексея был вовсе не Алексей, а кто-то другой. Не человек, иное существо.

Но тогда мне показалось это лишь мимолетным помыслом. Нелепостью, возникшей сиюминутно в моей голове. Я просто прошел мимо мальчика и зашел к себе в квартиру. Но закрывая дверь, я почему-то решил обернуться. Алексей все еще смотрел на меня тем же взглядом, только теперь в его руке появился тот самый нож. Оскалившись, ребенок провел тупым краем лезвия себе по шее и побежал прочь, вниз по лестнице, оставив меня оторопевшим, прямо на пороге своего дома.

Что это могло значить? Тогда я подумал, что это просто жест чрезмерно распустившегося ребенка. Хотя даже тогда у меня не укладывалось в голове, как из нормального воспитанного ребенка, Алексей мог превратиться в такое обозленное существо, тем более за столь короткое время. Тогда я по-прежнему считал, что все это вызвано внутренними проблемами в семье Романенко и гибелью Мишки.

Ночью меня вновь разбудили странные звуки, доносившиеся из-за стены. Стук, скрежет, вой и стоны. Я слышал это уже не в первый раз. Но все равно, это наводило ужас и вселяло в сердце тревогу. Ибо теперь кое-что было по-другому. Анна была в больнице. А дома оставались только Олег и Алексей. Выходило, что все эти жуткие звуки издавала не жена Романенко, а он сам и его сын? В это верилось с трудом. Слишком уж нечеловеческими были все эти стоны и завывания. Однако я не мог так все оставить. Я вновь встал и постучался в 145-ую. Но на этот раз мне никто не открывал. Я вызвал милицию и пожаловался на беспокойных соседей. Но и приехавшему посреди ночи участковому, никто не открывал. А когда они решил зайти ко мне и послушать те самые звуки, то, как назло, все прекратилось. Бьюсь об заклад, милиционер считал в тот момент, что я сам начал сходить с ума на старости лет. Но я-то знаю, что и тогда, как и сейчас, мой рассудок был в полном порядке.

Наутро я решил снова постучаться к Романенко и поговорить. Просто так, по-соседски, по-человечески. И в этот раз мне открыл Олег. Вид у него был такой, словно он уже неделю пил не просыхая. Однако запаха алкоголя не было. А я бы почувствовал, если кто-нибудь выпил даже половину рюмки, так как сам бросил пить после смерти жены. Но тут причина была явно в другом.

Увидев соседа в подобном состоянии, я взволновался не на шутку и посоветовал Олегу обратиться в больницу самому. Но тот лишь вяло отмахнулся, сказав, что за последнее время почти не спал из-за болезни Анны. Тогда я рассказ Олегу про Алексея, про его поведение, про обезглавленных на мусорке голубей. Но и здесь Романенко просто выслушал меня и не сказал ни слова, просто опустив глаза. Мне стало понятно, что от этого разговора ничего не добиться, но решил все-таки сказать все до конца, раз уже начал. Я пожаловался на звуки, раздающиеся по ночам, рассказал, что вызывал милицию. Сказал, что доводить ситуацию до подобного нельзя. Нужно брать себя в руки, не смотря на потери. Мне ведь было понятно, что означало потерять любимого человека. Я сказал Олегу, что он хозяин в доме, и что с этим надо решать что-то, пока все не обрушилось в тартарары. И тут внезапно Романенко старший посмотрел на меня. И я увидел в его глазах то же выражение, что видел до этого во взгляде Алексея. Мне стало не по себе, и я у меня едва ноги не подкосились. Едва удалось удержать равновесие. Так сильно повлиял на меня этот взгляд в этот раз. Олег смотрел на меня так секунд десять-двадцать, а потом закрыл дверь. Но перед тем как захлопнуть ее, отворачиваясь, бросил через плечо одну фразу. И эта фраза до сих пор не дает мне покоя, как вспомню этот момент. Олег сказал: теперь не я дома хозяин. И в тот момент я не понял смысла этих слов. Посчитал отговоркой. И лишь спустя годы я мне пришло озарение.

Но сейчас не об этом.

Следующим вечером эта история достигла своей трагической развязки.

Как сейчас помню, я сидел дома и клеил модели. А потом услышал какие-то стоны, раздающиеся на лестничной площадке. Я посмотрел в дверной глазок и увидел женщину, скребущуюся в дверь 145-ой. И, как наверно уже стало понятно, этой женщиной была Анна. Откуда она вдруг взялась на лестничной площадке, я не знаю. Поговаривали, что она сбежала из клиники и пересекла полгорода в октябре, в одном больничном халате. Но теперь я видел ее в дверной глазок и, естественно, решил поговорить с ней. Почему-то мне показалось, что так поступить будет правильно. И я открыл дверь.

Анна выглядело скверно. Изможденная, перепачканная в грязи. Ее пальцы были изодраны в кровь, ногти сломаны. Складывалось такое ощущение, что эта женщина позабыла человеческий язык, ибо ни одного членораздельного звука я так от нее так и не услышал. И только тогда мне стало казаться, что открыв свою дверь, я поступил опрометчиво. И кто ж знал, что это окажется правдой? Увидев меня, Анна взбесилась. Она взвыла подобно волчице и кинулась на меня. Своими грязными окровавленными пальцами она пыталась задушить меня, пыталась выковырять мне глаза. Я собрал все остатки силы и оттолкнул Анну. Но в нее будто бес вселился и подпитывал своей бесовской энергией. Я едва справился с этой обезумевшей женщиной. Она продолжала кидаться на меня, а я как мог, отталкивал ее, отступая обратно в свою квартиру. Пару раз эта сумасшедшая едва не укусила меня. Мне с трудом удалось увернуться. Но даже когда я закрыл дверь, Анна продолжала биться в нее и реветь. Именно реветь. Как оголодавший хищник.

Я пытался перевести дух и понять, что мне делать дальше. Я поглядывал в дверной глазок за тем, что делает Анна. И тут внезапно дверь в 145-ую открылась. На площадку вышел Олег. Он просто сгреб свою жену в охапку и увел ее обратно в квартиру. И она даже не сопротивлялась. Эта женщина, которая за минуту до этого едва не поборола меня, пусть в возрасте, но все-таки мужчину.

Я попытался взять себя в руки и позвонить в милицию, заявить о нападении. А пока они ехали по адресу, произошло то, о чем я уже говорил.

Шум, крики, стоны.

Приехавшая милиция обнаружила уже три трупа.

И я думаю, теперь после всей этой истории нет сомнений, что ни Олег, ни Анна не могли совершить то зверство. Убил всех Алексей. А потом сам себе перерезал горло.

— Чтобы маленький мальчик совершил такое? это невозможно. — я сидел глядя на своего собеседника, не желая верить в рассказанное.

— Почему же. — возразил старик. — Потому что он ребенок? Потому что он маленький? Или потому, что он не мог взять нож и нанести кучу ранений своим родителям?

— Я думаю, тут уместны все три варианта.

— А как же история с обезглавленными голубями? Как быть с тем случаем, когда он провел лезвием по горлу? Как быть с тем нечеловечески злобным взглядом? Алексей мог сделать это. Ибо родители позволили ему сделать это.

Я замолк, пытаясь придумать, что сказать в ответ. Логика в том, что я услышал, была. Но это была чудовищная, абсолютно безумная логика. Как можно позволить своему же ребенку убить себя? Это надо быть окончательно свихнувшимся. Либо надо быть фанатиком какого-то неведомого культа. При желании можно было придумать кучу вариантов, но не один из них я так и не озвучил вслух.

— Что ж, это была прекрасная история. — проговорил я, наконец, после долгого молчания. — Она идеально подойдет для подростковых посиделок возле костра.

— Не веришь? — старик разочарованно покачал головой.

Мне было неудобно видеть его реакцию. Но мне казалось глупым доверять всяким нелепым россказням. Ведь у всего случившегося всегда есть простое и логичное объяснение.

— Почему же, верю. — я поспешил успокоить своего собеседника. — Наверняка если покопаться, то можно найти материалы об этом происшествии. Оно ведь действительно было, если верить вам. Просто, если бы вы сказали, что всех убил сошедший с ума отец, то я бы вел себя иначе. А так, все это выглядит слишком нереалистично. Будто вы и действительно, просто ищете повод, чтобы отговорить меня от этой покупки.

— В том то все и дело, что хочу! — воскликнул старик. — И не из шкурных интересов. Не из вредности. Из добрых побуждений. Не бери, эту квартиру, мужик, потому что все рассказанное мною, правда. Все так и было. Того, чего я не знаю, я тебе рассказывать не стал. Только то, что слышал сам. Только то, что видел сам. Только то, до чего дошел своим умом.

Я снова ничего не стал говорить. Здесь можно было спорить бесконечно. Я посмотрел на часы на стене. Было уже семь часов вечера. За окном почти стемнело.

Как же незаметно пролетело время.

Мне надо было ехать домой, и поспешил встать из-за стола.

— Постой еще немного. — крикнул мне вдогонку старик. — Прислушайся.

Повинуясь чисто машинально, я прислушался. В тишине, царившей вокруг, я внезапно уловил какие-то слабые шорохи, постукивания и возню. И еще больше я удивился, когда понял, что они доносятся из-за стены, со стороны 145-ой квартиры.

— Хозяева ушли уже давно. — произнес старик, заметив мою реакцию на звуки. — Я слышал, как стукнула железная дверь, пока мы с тобой говорили. Живя в одиночестве столько лет, я стал очень внимателен к происходящему вокруг. Романенко умерли. И с тех пор постоянно в их квартире никто не живет. А вот звуки, о которых я тебе рассказывал, никуда не делись. Стали тише, незаметнее. Но они есть. Первое время это пугало меня, но постепенно ко всему привыкаешь.

Я приблизил ухо к стене, чтобы удостовериться в том, что мне все не послышалось. И я готов поклясться, что шорохи и постукивания стали слышаться мне отчетливее. И, кроме того, стали различимы какие-то невнятные нашептывания, завывания и даже слабое рычание. Далекие звуки, будто доносившиеся не из-за стены, а откуда-то издалека, из бездны.

Сбитый с толку этим я побрел в коридор, чтобы одеться. Старик следовал за мной.

— Так что же это все по-вашему было? — спросил я обуваясь.

— Помнишь, я говорил про снесенные клопятники у нас тут рядом? — старик присел со мной рядом, пока я зашнуровывал ботинки. — Так вот еще когда я молод был, как ты, бабки местные шушукались, мол, дома эти нехорошие. Вроде как нечистая сила в них обитает. Вот я и подумал, с Романенко все началось после того, как дома снесли. А что если оттуда, что-то переселилось в их квартиру. Свело с ума жильцов, заставило их себя убить, и теперь ждет, когда к ним новенькие подселятся. Новое мясцо, так сказать.

— А почему именно к Романенко?

— А почему нет? Какая разница к кому? Могли подселиться ко мне, и достался бы им тогда одинокий старик, никому ненужный. Кто знает, как это нечто выбирало себе жертву. Самое главное, что это нечто теперь плотно закрепилось в 145-ой и покинет ее только тогда, когда снесут этот дом. А это будет, думается мне, совсем нескоро.

— Потому вы и говорите с такими, как я. — я встал и стал надевать куртку. — Вроде как предупреждаете. Но от кого? Что это такое? Что там поселилось?

— А я знаю что? — развел руками хозяин 144-ой. — Нечистая сила, демоны, призраки. Неважно. Главное, ЭТО питается нашими страхами, горем, злостью. В общем, всем нехорошим. Я вот думаю, гибель Мишки была неслучайна. Я думаю, ее ЭТО подстроило. Сделало так, чтобы с остальной семейкой проще справиться было. И Анна, когда ее в больницу увозили не просто так с ума сходила. Это не она с ума сходила, это то самое нечто бесновалось. Как бездомный пес, у которого последнюю кость отнять хотят. Так вот.

— Понятно. Спасибо за информацию. — кивнул я и, попрощавшись, вышел из квартиры. Старик тоже сказал мне пару напутственных слов и захлопнул дверь. В смешанных чувствах я стал спускаться по лестницы, но вдруг решил вернуться. Но не к 144-ой, к 145ой квартире. Мне не давали покоя те звуки, что я слышал за стеной. Моя рациональная часть кричала, что это все мне кажется. Что шуметь могли мыши, завывать ветер, либо вообще все звуки шли с улицы, а это все лишь иллюзия. Я должен был удостовериться.

Я подошел к двери с номером "145" и прислонился ухом к холодной металлической поверхности. Ответом мне была абсолютная тишина, свидетельствовавшая, что внутри нет ни одной живой души. Моя рациональная часть торжествовала.

Но что-то подсознательное не давало мне уйти и выбросить все, что я сегодня услышал из головы. Что-то заставляло меня оставаться возле этой проклятой квартиры. Наверно, это была интуиция или какое-нибудь другое чутье. Руководствуясь им, я приблизился к дверному глазку. Я знал, что снаружи через него ничего не увижу, но мне хотелось посмотреть, хотелось успокоить свою растревоженную душу.

Но успокоить не получилось. Ибо в следующий момент нечто ударило по двери изнутри квартиры. Причем так сильно, что массивную металлическую дверь едва не сорвало с петель. Испуганный до глубины души я пустился наутек. Спотыкаясь и едва не падая, я сбежал по лестнице вниз. Сбежал, чтобы больше никогда не вернуться в этот дом.

Теперь же спустя много лет я смотрел на надгробие. А с него на меня смотрел старик, тот самый, что жил в том доме, в 144-ой квартире. И тогда я подумал, а что же сейчас происходит в 145-ой квартире? Поселился ли кто-нибудь там? Ведь теперь после смерти Белова Евгения Павловича там некому рассказать жуткую историю семьи Романенко.