Планемо [Герда Грау] (fb2) читать онлайн

Герда Грау Планемо

1. Имперские амбиции

— Прямо космоопера! — Катлер отвернулся от огромного черного стекла. — Я видел такое по холовидению в космических сагах. Никогда не думал, что в собственный день рождения окажусь на настоящем флагмане имперского флота.

Генерал Шепард, который так и остался для Катлера просто Беном, фыркнул.

— Джон, если бы тебя сейчас услышал какой-нибудь журналист, завтра на бирже началась бы паника, а послезавтра схлопнулись бы пять-шесть банков, — заявил он. — Причем не только наших, но и викторианских.

Катлер напрягся. Чувство юмора Шепардов было и оставалось для него загадкой, даже по прошествии стольких лет.

— Может, мое сравнение не очень удачное, но… какая связь? Ты же знаешь, я полицейский, нам не преподают тайны большой политики. В фильмах такое всегда, наоборот, говорит о расцвете государства: звездный флот идет на покорение новых пространств, сотни планет включаются в государственные границы, богатства с новых территорий текут рекой, ну и так далее.

Генерал покинул рабочее кресло и уселся на диван в углу кабинета, сделал знак своему личному помощнику Брайану — и тот подошел с лопаткой наперевес разрезать праздничный торт, стоявший на низком столике. Торт выглядел скромно, поскольку больше на вечеринку никого не приглашали, за это Катлер был благодарен Бену — при его помпезной свите он чувствовал себя не в своей тарелке.

Лейтенанту Катлеру исполнилось пятьдесят семь. Не юбилей, но возраст, в котором уже можно потихоньку подыскивать себе преемника, не произнося еще слово «пенсия». Он, конечно, подыскал. Лео Губарь опытный офицер полиции, лет пятнадцать работает самостоятельно, кандидатура во всех смыслах прекрасная, но окончательного решения на его счет Катлер не принял. Начальниками не рождаются, а становятся, и он предпочел бы некоторое время контролировать процесс лично, чтобы удостовериться, что без него все пойдет как надо. Слишком много лет отдано участку, чтобы позволить кому-то развалить дело его жизни. Приглашение Бена посетить «Эссен» оказалось как нельзя кстати и убивало сразу двух зайцев: давало Лео возможность проявить себя в отсутствие начальства плюс…

Катлеру было неловко признаваться в этом, но он никогда не был в космосе. Так получилось, на Аяксе все время было полно дел, а родственников на других планетах у него не имелось. На Мумбаи он летал в отпуск как все — сел в джамп, уснул, проснулся, вышел.

Брайан тем временем достал из ведерка со льдом бутылку шампанского, открыл ее, разлил вино по бокалам, вернул бутылку на место и остался стоять за подлокотником дивана. Катлеру пришлось оторваться от созерцания пространства за стеклом и подойти к столу.

Кабинет давил своими размерами, и собственный закуток в полицейском участке, который Джон когда-то с гордостью демонстрировал Бену как статусное достижение, сейчас казался микроскопической щелью с дешевой мебелью и допотопной техникой. Все познается в сравнении.

— Так какая связь? — вернулся он к вопросу о банках.

— Прямая. — Бен легко дотронулся своим бокалом до края его — поздравил. — Урсула, конечно, федерация, но я — военный. На ключевых постах у меня тоже военные, а империя как государственный строй всегда опирается именно на военное сословие и лоббирует его интересы. Так исторически сложилось. Аналогия тоже, как говорится, уместна.

Катлер сделал пару глотков вина и сунул в рот тарталетку с икрой.

— Допустим, — жуя, согласился он. — Только наверняка я не первый, кто приписывает тебе имперские амбиции из-за военного звания, плюс вы с Викторией бесконечно меняетесь нежилыми планетами для выравнивания границ, в этом тоже есть что-то от имперских замашек. Но банки-то тут причем?

Бен взял из вазы несколько мандаринов, выложил их на стол в форме круга, в центр положил апельсин и кивком указал на инсталляцию. Катлер без задней мысли полюбовался отражением оранжевых плодов в полировке стола.

— Экономика империи строится на сильном центре и слабой подчиненной периферии, связанной с метрополией колониальными отношениями, — напомнил Бен. — Если, по твоим словам, я нахожусь на флагмане, значит, за мной следует весь флот. Ставка и Президиум перемещаются за пределы Урсулы со мной, поскольку я Главнокомандующий и глава правительства. Что это означает?

Катлер усиленно подумал, но ничего не придумал.

— Что? — осторожно спросил он.

Бен переложил апельсин за пределы круга из мандариновых шариков.

— Все регионы Урсулы автоматом превращаются в периферию либо превратятся в таковую в обозримом будущем из-за грядущей войны. По другим причинам руководство страны вместе с армией не покидает государственных границ.

Катлер посмотрел на пустующий центр круга и сиротливо брошенные мандарины.

— Черт, — сказал он. — Теперь это выглядит возмутительно.

— Именно, — кивнул Бен. — Такая перспектива моментально вызовет отток частного капитала с рынка. Банки при стабильной экономике вкладывают средства в долгосрочные наукоемкие проекты, государственные долговые бумаги и прочие инвестиционные активы, следовательно, изъять средства быстро и без потерь не смогут. К тому же сейчас действует запрет на вывод капитала за границу, который я ввел перед началом экспансии, поэтому спасать накопления в Новой Виктории или на Мумбаях ни у кого не получится.

До Катлера понемногу начали доходить взаимосвязи того, о чем хотел сказать Бен.

— Вкладчики побегут снимать деньги? — догадался он. — Ну, как бывает в кризисы? Когда не уверен в завтрашнем дне?

— И будут требовать их наличными, — подтвердил его догадку Бен. — Банкам придется реализовать имеющиеся у них активы с дисконтом на бирже, что, само собой, спровоцирует волну отраслевой и финансовой паники. Осторожные приостановят операции до наступления ясности, истерички будут демпинговать в надежде отыграть хоть что-то, пока еще можно, все это будет подогреваться самыми дикими домыслами, и картина получится неприглядной. Вот что может сделать одно твое слово.

— Однако, — пробормотал Катлер. — Но ведь нас никто…

Он осекся и оглянулся на Брайана, который с каменным лицом наклонился подлить им вина. Перехватив взгляд, тот вежливо улыбнулся.

— Генерал шутит, сэр, — понизив голос до шепота, произнес он.

— Слава богу. Хотя я так и подумал…

— На «Эссен» не допускаются журналисты и иные представители прессы, — невозмутимо закончил свою фразу Брайан.

Катлер поспешно набил рот тортовым клином. Глядя на его лицо, Бен засмеялся.

— Наш небольшой заход в открытый космос лучше называть экспансией, — успокоил он старого друга. — Расширением ареала обитания. Хотя, по сути, это просто разведка возможностей.

— Жаль. Экспансия мне нравится больше. Красивое слово. Я читал о таком в фантастических романах.

— С иллюстрациями в виде армады космических кораблей? — съехидничал Бен.

— Само собой. Обычно рисуют штук сто или двести, стройными рядами, широким клином. Или здесь тоже что-то не так?

— Всё. — Бен привычно подтянул колено к себе, напомнив Катлеру те времена, когда он точно так же усаживался на служебном столе в его кабинете. — В первую очередь — количество кораблей. Откуда взяться армаде?

— В каком смысле? — Джон от удивления не донес кусок до рта. — Разве Урсула имеет не самый большой космический флот?

— По сравнению с Новой Викторией?

— Так ведь больше не с кем сравнивать, — резонно напомнил Катлер. — Мумбаи не могут иметь ни флота, ни армии, а других государств здесь нет.

— Флот большой, но отбрасывай малые и легкие корабли на варпе: сторожевики, конвой, десант, разведку — они для дальнего следования не годятся, а таких у нас больше всего. Тяжелых кораблей существенно меньше.

— Тяжелые — это какие? — Катлер, к своему стыду, совсем не помнил классификации, потому что в армии отслужил очень давно, да и с тех пор многое могло поменяться.

— Крейсеры, эсминцы и две ракетонесущие базы с «поллуксами», — подсказал Бен, разделывая «имперскую периферию» на дольки. — Около десятка всего. Снять их с боевого дежурства и оставить Урсулу беззащитной перед викторианцами я не имею права, какими бы полезными для общества ни казались мои инициативы. То же самое касается гражданского флота — я не могу изъять его для нужд экспансии, если не хочу транспортного и экономического коллапса. Поэтому на «Эссене» нет должностного флага, несмотря на мое пребывание здесь, и флагманом он быть никак не может. Весь флот остается на своих местах, правительство продолжает заседать в Президиуме. «Эссен» — гражданский корабль, хотя в прошлом действительно был крейсером, он давно списан и переделан под экспедиционные нужды. Я нахожусь на нем с рабочим визитом и обязан вернуться по истечении срока. Экспансию осуществляет не правительство, а представители добывающих отраслей с моего разрешения и при некотором участии бюджета.

Катлер почему-то подумал, что Бен выбрал себе самую трудную из всех существующих работ, и тут же следом вспомнил, что тот ничего не выбирал. Обязанность перед обществом…

— То есть в экспансии участвуют только частные корабли? — вслух спросил он.

— У которых есть владельцы, — подтвердил Бен. — И которым нужно еще доказать, что отправка к черту на кулички корабля ценой в состояние принесет им барыши в обозримой перспективе. Потому что необозримая перспектива их не устраивает. Судовладельцы народ осторожный, им лучше синица в руках, чем по половине синицы в каждом кулаке.

Катлер фыркнул, анекдот из уст действующего главы государства прозвучал неожиданно.

— Нескольких тебе удалось убедить, как я понял, значит, не все так плохо.

— Нескольких — да. Но это всего восемь кораблей, небольшой экспедиционный корпус, и те застрахованы государством, потому что частные страховщики наотрез отказались рисковать деньгами. Если я не хочу спустить на выплаты компенсаций годовой бюджет, я должен их беречь.

Катлер задумчиво разжевал засахаренный цукат, бывший в девичестве манго.

— Ясно. Ну, экспансия не война, тут разве что случайный метеорит в обшивку попадет, а так риска для кораблей нет. Восемь штук вполне способны прочесать изрядный кусок космоса и найти что-нибудь подходящее для терраформирования.

— Что-нибудь — очень точно сказано.

— Да ладно. Я видел, в одном фильме терраформировали даже астероид, правда, с ним пришлось повозиться. А здесь такой выбор! — он кивком указал на обзорное стекло.

— Астероид не утвердит Президиум, — поморщился Бен. — Одна из официальных целей экспансии, под которую бюджет выделил финансирование, — расселение избыточной массы населения. Сколько человек может принять астероид? Не миллион же. К тому же не выполняется главное условие терраформирования — наличие атмосферы. У астероидов ее нет. Помимо нее желательно еще наличие воды или хотя бы элементов, из которых ее можно сделать на месте, преимущественно твердая поверхность, температурные и световые условия, не требующие искусственного светила, хоть какое-то магнитное поле, терпимая гравитация, нормальный радиационный фон, подходящий наклон оси и отсутствие угроз из космоса.

Катлер посмотрел в обзорный иллюминатор на россыпь сверкающих точек в черноте.

— Хочешь сказать, что богатству неоткуда течь?

— Зато есть куда вытечь, — подтвердил Бен. — В кино об этом не рассказывают, потому что киногероям судьба в лице сценаристов подбрасывает исключительно райские планеты, на которых колонисты максимум теплее одеваются и культивируют местную флору и фауну, — ни инфекций тебе, ни активных тектонических процессов, ни даже проблем с радиацией в фильмах не бывает. Финансирует же геройские изыскания какой-нибудь фанат-меценат с бездонным кошельком, а не госбюджет, у которого пенсионная реформа на носу, потому что люди за последние сто лет стали жить дольше, а рождаться реже.

— А у нас нет таких меценатов? — пошутил Катлер. — Ты искал?

— Наши меценаты предпочитают купить у начинающего скульптора полипластовую кляксу за пару сотен кредитов, чтобы потом оценить ее у экспертов в сорок миллионов и подарить какому-нибудь музею, требуя освобождения от налогов в размере своего вклада в культурное достояние родины.

Катлер про себя крякнул. Он никогда не понимал современное искусство, но думал, что для этого просто плохо образован.

— У нас, конечно, есть технология терраформирования, чтобы довести до ума любую непригодную для проживания планету, — продолжил Бен. — Но хорошо, если можно ограничиться таянием полярных шапок и импортом бактерий, чтобы в ближайшей перспективе заселить туда еще даже не людей, а хотя бы растения. И это при исходном наличии атмосферы и магнитного поля. Буферная газация, отражатели, генераторы, кальцинирование, ускорение вращения и прочие методики — все это работает только на планетах с исходными хорошими данными. И даже такую планету терраформировать все равно дорого, сроки возможной отдачи уезжают в необозримую даль, инвесторов на подобное предприятие не найти, потому что добывать ресурсы с помощью техники можно и на непригодных людям планетах. Так что задача нашей экспансии — разведка планет, на которых вмешательство будет минимальным, а отдача — максимальной. Таких планет в пределах нашей досягаемости — единицы.

— А что ты имеешь в виду под досягаемостью? При наличии варпа любая планета достижима.

— Транспортное плечо. Если мы утверждаем объект для терраформирования, туда требуется постоянно подвозить грузы, а после заселения обеспечивать пассажирское сообщение с остальной населенной частью. А когда в результате прогона на варпе груз по цене сравнивается с золотом, смысла в таком терраформировании нет никакого. Дешевле построить космические станции наподобие Аякса и выселить лишние рты туда. Но тут возникает риск деления общества на планетарную элиту и орбитальных изгоев — классическая завязка для массы триллеров, вроде «Крысы из пластика» Дани Мартина. Так что, если мы не хотим социальных конфликтов, это крайняя мера.

— То есть даже одна условно-пригодная планета в непосредственной близости от границ — уже победа, — подвел итог Катлер. — Ну, ради жизни будущих поколений наше может затянуть пояса.

— Прости, я не возьмусь озвучить твое предложение согражданам, — Бен усмехнулся. — Ни один здравомыслящий человек не подпишется на то, чтобы жить плохо ради какого-то далекого будущего, которого он не увидит. Обычно это дает прирост не ВВП, а алкоголизма и наркомании. И без того самая обиженная категория налогоплательщиков — это как раз трудоспособные люди в расцвете сил: до пенсии им далеко, льготы за их счет получают другие, они всем кругом должны, так еще и пояса затягивать! Будущие поколения — хорошо, но не у всех же есть дети.

Катлер с трудом удержался от вопроса, почему сам Бен до сих пор не женат, вовремя прикусил язык. Это ему под шестьдесят, а Бену нет и сорока, успеет подарить Урсуле маленького Шепарда — Николаса, само собой, по семейной традиции чередования имен. Может, и двух. Интересно, как будет обстоять дело с именами, если родится тройня? Или если это будут девочки? Какие имена предусмотрены в этом случае? Правда, у Шепардов за всю историю семьи ни одной девочки не родилось. Говорят, бывает такая наследственная генетическая поломка, в результате которой потомство может иметь только какой-то один пол. Видимо, в их случае это мужской.

— Получается, хоть строить второй Аякс и рискованно, все же это лучше, чем продолжать дорогостоящую и опасную экспансию? Если с годными планетами в космосе все так плохо? — отгоняя видение трех орущих на руках у Бена младенцев, спросил Катлер. — Или все-таки нашлось что-то подходящее?

Бен нахмурился и рывком выпрямился, оттолкнувшись от спинки дивана.

— Да, — ответил он. — Нашлось. Но история выглядит довольно странной.

— То есть?

Катлер по-настоящему удивился: у Бена он такого тона еще не слышал — точно ему нужен чей-то совет.

— В каталогах по этим координатам изначально ничего не значилось, — сказал Бен. — Кроме пылевого облака. Ни в наших каталогах, ни в викторианских. Самое скоростное образование планеты занимает сотню тысяч лет, так что этот сектор у нас никто не мониторил. А когда стали определять направление экспансии, то обнаружили тут объект планетарной массы. Планемо, если говорить в правильных терминах.

— Объект планетарной массы? — переспросил Катлер, нутром чувствуя какой-то подвох. — Не планету?

— Сейчас она ведет себя как обычная планета, связанная гравитацией со здешней звездой.

— Но ты ее обычной не считаешь?

— Из ничего не берется планета, Джон. Даже если она — призрак, изгой, странник, или как там любят их называть в твоих фантастических фильмах, она должна была откуда-то появиться, пройти путь от точки А до точки Б и попасть на наши радары.

— Может, просто ошибка наблюдения? Бывает так, что планета постоянно скрыта то одним, то другим массивным небесным телом, а потом внезапно обнаруживается там, где не ждали.

— Ее вычислили бы.

— А такое задание кому-нибудь давали? — подключил свой полицейский опыт Катлер. — Раз ты говоришь, что сюда никто не смотрел особенно?

— Не давали, — вынужденно признал Бен. — Можно, конечно, предположить дурацкое стечение обстоятельств. Никто за сектором постоянно не наблюдал, а стоило отвернуться, сюда занесло эту планету-сироту, и два здешних гиганта — Галеон и Геркулес — усыновили ее, посадив на орбиту своей гравитацией. Как тебе версия?

— А есть возможность посмотреть на нее? — Едва сказав, Катлер спохватился, что опять сморозил чушь. — Извини, ты сказал «версия», я по привычке.

Но Бен жестом предложил ему отставить тарелку и подняться. Катлер подчинился, предполагая, что они пойдут смотреть снимки на проекторе генеральского стола, однако тот остановился у обзорного окна и положил ладонь на стекло.

Прошло несколько секунд, и из-под его руки восходящим серпом вывернулась и начала прирастать в масштабе сюрреалистическая беззвучная картина — желтый рельефный шар, висящий в черноте космоса. Скоро он занял весь обзор, поверхность за стеклом была почти осязаема в боковом свете здешней звезды: полярные шапки на полюсах, трещина на огромном плато, цепи горных хребтов, все желто-черное, резко контрастное.

— Это что такое?

— Наша сиротка, — усмехнулся Бен. — Шелезия.

2. Черная метка

С Зефом Ульриком было что-то не то. Брайан понял это, когда передавал ему в мессенджере приказ генерала о подготовке нового транша оборудования для отбора проб с поверхности Шелезии. Раньше они с Зефом довольно дружески общались напрямую и понимали друг друга с полуслова, но сегодня вежливый Ульрик прямо по громкой связи твердо заявил:

— Зондов больше не дам.

— То есть? — обомлел Брайан, поспешно хватая наушники и подключая гарнитуру с подавителем звука, хотя в кабинете никого не было. — Ты что, с ума сошел?

— А хоть бы и так. Не дам. Можешь считать, что я уверовал в то, что у машин есть душа, и не хочу губить их понапрасну. Или сам придумай что хочешь.

— Зеф, ты сейчас шутишь? — взмолился Брайан. — Нашел время!

— Я абсолютно серьезен, — ответил тот и отключился.

Брайан несколько секунд смотрел на погасший контакт в корабельном мессенджере, соображая, как к этому отнестись.

Можно, конечно, пожаловаться на странный разговор непосредственному начальнику Зефа, мистеру Стивенсу, пусть разбирается со своим подчиненным, но что-то в глубине души противилось такому формальному решению — Зеф Брайану всегда нравился. Почти великан ростом, с машинами он разговаривал так ласково, словно они были живыми, а пару раз Брайан видел, как тот перед спуском поглаживает модули по обшивке. Наверное, бедолага с утра просто надышался каким-нибудь растворителем, вот и весь секрет. Через пару часов пройдет. А Стивенс вникать не станет, уволит моментально, лишь бы до Шепарда не дошло, хотя ведь такого технаря, как Зеф, еще поискать.

Время было обеденным, Брайан отметился, как положено, но есть не пошел, а запрыгнул в скоростной лифт и слетел вниз на техническую палубу.

Где находится рабочее место Зефа, он знал, нужно было пройти до конца длинной стены с воротами и повернуть налево. Однако дверь туда была заперта, причем изнутри. Он постучал кулаком в полипластовое окно проходной, потом вызвал Зефа через пад.

Звонок был принят, но Зеф не ответил, правда, через минуту подошел к стеклу и кивнул, больше вопросительно, чем приветственно. Фоном в его динамике орал какой-то джаз, а сам Зеф невозмутимо хлебал суп из стакана, держа пад другой рукой.

— Что происходит? — спросил Брайан, радуясь, что все выглядит вполне благополучно. — Что за ерунду ты несешь, да еще по громкой связи? Хорошо, что никто не слышал.

— А я и сейчас могу повторить все, что сказал.

С этими словами Зеф яростно втянул в себя шмат кудрявой лапши быстрого приготовления, оставшейся на секунду свисать у него с подбородка, как борода библейского пророка на гравюрах Доре. Комбинезон на нем был белый, это добавляло сходства. Брайан усилием воли отогнал глупые аналогии. У технической службы комбинезоны всех расцветок потому, что машины в ангаре тоже самых разных цветов, персонал должен как-то выделяться на их фоне.

— Чем ты так расстроен? — спросил он. — Довел кто-то?

— Кто-то? — Зеф кивком указал себе за спину и развернул пад так, чтобы Брайан увидел в широкий проем второй двери то, что находится внутри ангара. — Склад видишь? То же видишь, что и я?

Брайан не рискнул дальнейшими расспросами провоцировать у Зефа новый нервный срыв. В том, что это именно нервный срыв, он уже не сомневался, понять бы еще причину.

— Пустовато, — подобрал он нейтральное слово. — Но потери оборудования на незнакомой планете — вещь нормальная для полевых условий.

— Нормальная! — Зеф сказал это как-то чересчур язвительно. — Я что, первый год в профессии? Всякое бывает, не спорю — не так стабильность рельефа определили, не туда бур завели, не на той высоте снижение начали. Учитываем опыт, исправляем ошибки, делаем как положено, флаеры забираем, восстанавливаем, ремонтируем. Процентов десять и вправду всегда теряется, куда денешься. А здесь что?

— Что? — Брайан вздохнул — видимо, пока Зеф не выговорится, не успокоится.

— А то! — Зеф уставился на него немигающим взглядом. — Я, грешным делом, много планет повидал и много раз спускал технику, но такого техногеноцида еще не видел. Эта каменюка гробит каждый флаер. Каждый вообще! Как Сатурн своих детей жрал — отрывает головы и в пасть. Что упало, то пропало!

Загадка стала немного проясняться.

— Мы пока не так хорошо знаем планету, — терпеливо напомнил Брайан. — Возможно, не слишком удачно выбираем места для спуска, но мы же не для развлечения их туда посылаем, так положено исследовать по протоколу — параллельно с радиолокацией запускать поверхностное зондирование для отбора проб. Да и стоят флаеры дешево.

Зеф молча взялся за суп и запрокинул голову, чтобы вытрясти остатки лапши в рот. Еда подействовала на него несколько умиротворяюще, взгляд, направленный на Брайана, смягчился.

— Может, я чего не понимаю, — буркнул он. — На кой черт нам сдались эти пробы?

— Да это же основа основ, — Брайан постарался, чтобы слова не прозвучали снисходительно. — По отобранным пробам устанавливается многое из того, что не позволяет установить радиолокация, например возраст планеты.

— Ась? — Зеф демонстративно приложил ладонь к уху, точно не расслышал ответ. — Хочешь сказать, что мы угробили кучу техники для того, чтобы узнать, сколько этой каменюке лет?

— Возраст планеты не главное, — поправился Брайан. — Важнее определить происхождение, элементный состав и пригодность к терраформированию.

— Ну и как?

От глупого разговора начинала болеть голова. Брайан и так целый день общается с людьми, а тут еще приходится усилия прикладывать, чтобы тебя услышали через стекло.

— Зеф, ты сам все знаешь. Кислородная атмосфера — исключительная редкость, здесь она стерильна, а в остальном…

— В остальном эта сволочь к терраформированию не пригодна, — рубанул Зеф. — Лучшее, что с ней следует сделать, — бахнуть из термоядерной пушки, чтобы ее разнесло к чертям в пыль, из которой она вылезла. Вот на это я бы посмотрел, клянусь моими погибшими малышками.

Брайан подумал, что зря пришел сюда. Случаи, когда человек, работающий с техникой в замкнутом пространстве, персонифицирует машины и наделяет их личностными характеристиками, нередки в космосе; видимо, Зефа на этой почве замкнуло так, что аж траур объявил по своим дронам.

Геноцид, надо же слово было выбрать…

— Генерал другого мнения, — вслух произнес он. — У Шелезии есть перспектива, а твои флаеры — сопутствующие потери, к тому же они не твои, часть из них вообще собственность «Плазы Голд», которой владеет сам Шепард, со своим имуществом он может делать все, что захочет.

— Да неужели, кроме меня, никто ничего не видит? — вдруг горько пробормотал Зеф, уткнувшись лбом в дверное стекло. — Расслабились совсем, лезем в космос как в свой огород, ни хрена дальше носа не видим. А ведь раньше любой нормальный человек, если у него три раза лошадь захромала, отменял поездку и даже думать о ней забывал на долгое время. И проживал долгую жизнь.

Брайан чуть не посмеялся над примером, но Зеф продолжил:

— Необучаемые какие-то стали или тупые, про эволюцию талдычим, а сами утратили все инстинкты, кроме полового. Если неграмотному пирату передавали черную метку, он точно знал, что скоро умрет, а нам их, меток этих, кучу насыпали — нет, лезем и лезем. Дождемся, что вместо флаеров она людей начнет жрать.

Брайан тоже недавно читал этот пиратский роман — его тут все друг другу перекидывали из пада в пад, — так что про черную метку знал, но Зеф уже перегибал палку со своими мрачными предсказаниями, это начинало раздражать.

— От кого метка-то? Куда чего насыпали? Послушай, ну вышло из строя несколько автоматических зондов, так они для того и закупаются, как расходный материал, новые поставят на будущей неделе, я сам видел заказ. Ты же образованный человек. У них даже искусственного интеллекта не было, у твоих малышек. Обычные палки-копалки. Чего ты их оплакиваешь, как живых? Переутомился? Проси отпуск.

— Я-то попрошу. Только тут не надо быть семи пядей во лбу, наоборот, чем меньше в голове всякого ученого тумана, тем яснее картина. Вот ты что думаешь, возьмем мы тут пробы, определим, что этой каменюке пять миллиардов лет, и это будет правдой?

— Конечно! Распад изотопов…

— Да распад изотопов ни хрена не показатель, чтоб ты знал! Она могла побывать где угодно и подцепить там любые изотопы, могла потерять их все, могла ускорить чем-нибудь процесс распада, замедлить, проторчать в радиоактивном поясе фиг знает сколько лет, да черта в ступе могла за то время, что ее носило по космосу. И это еще вопрос — носило ли.

— Но откуда-то ее сюда принесло, — не сдержался Брайан. — А до этого она была где?

Зеф ответил нецензурно.

— Эй, это не научно! — поморщился Брайан. — Открой дверь, пожалуйста! Или температуру померяй, мне кажется, ты не в себе.

— Делай что хочешь, дверь не открою, — твердо сказал Зеф. — Может, хоть кто-то прислушается из тех, кому положено.

— Кому ты об этом говорил уже?

— Стивенсу. Он сначала наорал, потом пообещал, что дверь выломает, а меня на принудительную экспертизу отправит. Да и пусть отправляет. Видно, судьба у меня такая, так может, хоть со скандалом до кого-нибудь докричусь.

— Зеф, когда ты с ним говорил? Когда это было?

Брайан лихорадочно соображал, чем бы задержать приход Стивенса, но оглянувшись, понял, что уже поздно — тот подходил к дверям ангара вместе с двумя рослыми сотрудниками в спецовках и с инструментом. Присутствие на палубе генеральского секретаря внутренних линий несколько замедлило их ход, но не остановило.

Поравнявшись с Брайаном, Стивенс вежливо наклонил голову:

— Вы ко мне?

— Нет, сэр. — Брайан уставился на амбалов за его спиной. — Я пришел к мистеру Ульрику. У генерала вопросы по поводу оборудования.

На лице Стивенса отразилась крайняя степень досады.

— Мне жаль, но мистер Ульрик, кажется, нездоров. Вряд ли разговор с ним будет вам чем-то полезен сейчас.

— Если он болен, нужно вызвать врача.

— Обязательно вызову! — клятвенно пообещал Стивенс, и Брайан понял, что тот никого вызывать не собирался. — Но сначала лично взгляну на состояние моего сотрудника, причины нездоровья могут быть несколько прозаичнее, чем нам представляется, афишировать их — бросать тень на весь отдел, который, исключая мистера Ульрика, всегда в полном распоряжении генерала. Так и передайте от меня руководству.

Он демонстративно взглянул на часы, потом на Брайана, и даже приподнял брови.

— Передам, сэр.

Брайан отступил назад, но не ушел — решил посмотреть, как Зефа будут доставать из ангара. При нем Стивенс постесняется применять грубую силу, да и Зефу может понадобиться моральная поддержка. Или физическая.

Двое техников навалились на дверь, взвыл резак — и очень быстро все трое оказались внутри. Брайан ожидал шума, но его не было. Видимо, Зеф удрал на склад, куда за ним и пошли, — на проходной было тихо.

Время стало немного поджимать, обед заканчивался, пора было возвращаться. Если не слышно, как Зеф буянит, значит, все-таки договорились.

Он решил уже вызвать лифт, но тот неожиданно раскрыл двери сам и выпустил корабельного врача и двух дроидов с носилками. Брайан вытянул шею, чтобы посмотреть, куда они направляются, но лифт заверещал, требуя нагрузки или отмены вызова, и узнать, чем кончилось дело, ему не удалось.

В генеральском кабинете он застал непривычную картину — вокруг конференц-стола расселись техники из группы радиолокации. В расписании Шепарда их не значилось, но техников это, кажется, не смущало, поверхность стола была сплошь завалена падами и какими-то проводами, по центру светился холопроектор. Будь там обычный монитор, Брайан ничего не увидел бы, но проекцию можно было наблюдать с любого места в кабинете, изображение висело в воздухе над головами, сопровождаясь окнами комментариев. Окна представляли собой какие-то длинные столбцы знаков и цифр, они постоянно менялись, часть данных с места Брайана не читалась, зато трехмерное изображение планеты было четким и графичным.

Шелезию Брайан узнавал по трещине, рассекавшей ее бок наподобие того, как трескаются арбузы, — при заходе «Эссена» на орбиту он видел ее в иллюминатор. Трещиной, конечно, это можно было назвать весьма условно. Если смотреть с поверхности планеты, то это было длинное ущелье неизмеримой глубины. Или даже не ущелье, а впадина. Наверное, если встать на ее дно, то при такой огромной ширине она и вовсе будет казаться равниной, ограниченной где-то вдалеке запредельно высокими отвесными стенами.

Шепард рассматривал проекцию, то поворачивая шар полюсами к себе, то останавливая его движение, то отпуская снова вращаться. Радиотехники при каждой остановке давали какие-то комментарии.

Брайан тихонько выгнал со своего места сменного секретаря и только оттуда заметил, что гость генерала, лейтенант Катлер, все еще находится в кабинете, в углу дивана. Глобус Шелезии привлек и его внимание, хотя Брайан предполагал, что тот просто впервые видит онлайн-картографирование планеты с помощью радиолокации: данные поступали с высоких орбит напрямую на проектор, и изображение менялось с каждой синхронизацией, становилось четче и детальнее — это завораживало, особенно если раньше ничего подобного не видел.

Брайан переключил пульт на беззвучный прием и прислушался к разговору.

— …Девяносто семь процентов поверхности, сэр, — ответил на какой-то вопрос Шепарда один из техников. — Аппаратура функционирует в трех режимах: радиолокационного синтезирования аппаратуры для картографирования с разрешением вдоль трассы полета до ста двадцати метров и поперек — с разрешением от ста двадцати до трехсот шестидесяти метров на длине волны двенадцать с половиной, второй режим — высотомер с разрешением до тридцати метров и третий — радиометрический для регистрации теплового радиоизлучения поверхности.

Лейтенант Катлер слушал нескончаемый поток терминов с таким лицом, точно ему все было понятно, Брайана это позабавило. Сам он даже не пытался притворяться.

— Когда планируется стопроцентный охват поверхности? — перебил техника Шепард.

— Через восемь-двенадцать часов, сэр, — с готовностью отозвался тот.

— Что под поверхностью?

Говоривший почему-то замялся и метнул быстрый взгляд на самого старшего участника группы, тот смущенно кашлянул.

— Определить состав подповерхностных слоев в ландшафте не удалось, сэр.

— Почему? — Шепард даже оторвался от проекции.

Техники снова переглянулись и задвигались все одновременно.

— Для подповерхностных съемок используется многосенсорная система с дипольной антенной диапазона от девяти до тридцати мегагерц, — отозвался за всех руководитель группы. — Она зондирует на глубину до семисот пятидесяти метров при вертикальном разрешении до двадцати метров, но данные, поступающие в бортовую систему обработки информации, оказались нечитаемы.

— Это не по вине нашей техники или исполнителей, сэр, — поспешно вступил в разговор молчавший до этого сотрудник, молодой парень в тонких очках. — Формирование и сличение высокоточной шкалы времени и опорной частоты возможны при относительной стабильности синхросигнала, а ее здесь нет. Шелезия генерирует помехи в широком диапазоне, но если высотные профили мы можем проверить оптическим и инфракрасным диапазоном, то на высоких орбитах идет полный рассинхрон.

Он развел руками, за что получил толчок в бок от соседа — в кабинете Шепарда нужно вести себя прилично. Но генерал не обратил на это внимания.

— Что препятствует работе техники на низких орбитах?

— Массогабаритные характеристики модулей, требующие постоянной корректировки гравитационных показателей или вообще ручного управления, — ответил тот, кто толкался. — При пробном переводе на низкую орбиту один из двух автоматических модулей потерял скорость и был утрачен, второй возвращен до завершения миссии из-за деградации характеристик.

— Каких именно? — обернулся к нему Шепард.

— Выход из строя управляющей электроники.

— Причина?

— Сбой в физических процессах устройства, сэр, точнее не скажу, не моя компетенция. Опасаясь эффекта Кесслера, рисковать дальше без вашего прямого распоряжения мы не стали.

— Правильно сделали, — поддержал решение генерал. — Исследования на низких орбитах я на время прекращаю, новая задача будет состоять в поиске мест, где помехи, влияющие на работу техники, минимальны или отсутствуют. Через сутки я хочу видеть на глобусе условные «белые» пятна, пригодные для спускаемых модулей. Используйте для этой цели квантовый радар.

— Сэр, гражданская лаборатория им не укомплектована.

— Брайан! Направьте расчету фотонной пушки «Эссена» приказ — с этой минуты они поступают в распоряжение группы радиолокации и ее руководителя мистера Урбонаса вместе с орудийным радаром.

— Хорошо, сэр.

— Простите, а можно уточнить стоимость этого радара? — набрался храбрости тот, кого звали Урбонасом. — Для понимания степени ответственности за оборудование.

— Стоимость радара вас не касается. — Шепард поднялся, следом за ним встали и все участники совещания. — Для поставленной задачи используйте любое оборудование, имеющееся в наличии, как и весь персонал. Отвечать будете только за достоверность информации, остальные риски лежат вне вашей компетенции. Если других вопросов нет, группа может быть свободна.

Вопросов ни у кого не оказалось.

Проектор погас, провода размонтировали, и кабинет Шепарда быстро опустел. Лейтенант Катлер тоже поднялся. Судя по лицу, что-то из услышанного его очень удивило.

— А как же годовой бюджет? — спросил он генерала, когда тот вернулся в свое кресло. — Цена вопроса тебя больше не волнует?

— Помехи такого масштаба говорят о том, что под поверхностью планеты есть залежи руды, — рассеянно отозвался Шепард, думая о чем-то своем. — Не исключено, что не только магнетитовой, но и золотоносной, золото чаще всего встречается в кварцевой породе, а у нас целая планета кварца и кремния. Джон, если золото подтвердится, это будет просто небывалый в истории джекпот.

— Дай-то бог, — улыбнулся Катлер.

3. Взгляд Геркулеса

Катлер заметил, что Бен синхронизировал свой настольный проектор с данными геолокации и теперь тоже постоянно наблюдал желтую планету, которая поворачивалась согласно времени суток то одним боком, то другим.

— Как только фон где-то изменится, это будет означать, что мы нашли точку безопасного спуска, — пояснил Бен в ответ на его взгляд. — Хочу узнать об этом первым.

Было раннее утро, они пили кофе в кабинете, где им на двоих накрыли тот же стол, за которым накануне сидели радиотехники. Чашки стояли на сверкающем подносе, Галеон заливал его желтым светом, так что из-за игры солнечных зайчиков время суток можно было принять за жаркий полдень. Катлер подумал, что нынешние люди не привязаны к одной звезде, как их предки, чувствуют себя комфортно при любом другом свете, лишь бы он был вообще. Хорошо это или плохо, он пока не определился. Одно мог сказать точно — ему нравилось сидеть вдвоем с Беном за чашкой кофе и рассматривать чужие звезды. Он больше не считал, что приехал зря.

Рабочий день на корабле начинался в девять. По словам Бена, это была поблажка, возможная лишь потому, что на «Эссене» не принимали журналистов и прочих медийных личностей. На Аяксе ему приходилось постоянно посещать публичные мероприятия, иногда и всю ночь не ложиться, так что «Эссен» в сравнении мог считаться отпуском. Бен и выглядел здесь более расслабленным, чем по холовидению, где всегда соответствовал образу руководителя государства. Порядки на корабле тоже были менее официальны, чем на Аяксе, личный секретарь Бена не носил ни формы, ни костюмов, и даже галстук к своей идеальной рубашке не надевал: посиди-ка четырнадцать часов при полном параде с удавкой на шее.

— Что за штука квантовый радар? — Катлер усиленно припоминал школьный курс. — Вместо радиоизлучения там используются кванты?

— Поток фотонов, — подтвердил Бен. — Изображение получается лучше и точнее, но главная особенность в том, что исказить ответный поток почти невозможно. Принцип работы основан на свойствах фотонов как квантовых частиц, сигнал такого радара помехоустойчив, единственный вариант воздействия на него — умышленный перехват специальной техникой и изменение его таким образом, чтобы спрятать информацию о цели.

— Здесь этого можно не опасаться?

— Процентов на девяносто.

— А оставшиеся десять?

Бен усмехнулся.

— Оставшиеся десять приходятся на непредвиденные ситуации. Хотя не такие уж они и непредвиденные. Перед началом экспансии я по дипломатическим каналам уведомил Новую Викторию о своих планах, указав направление и область движения. Обычный знак вежливости, чтобы не порождать напряженность, хотя зона разведки лежит в нашем тылу. Юридически она ничья, но, зная викторианцев, готов заложиться — они не упустят шанса сунуть нос в мои дела. Пока сектор не включен в наши границы, Виктория имеет такое же право находиться здесь, как и я. Не хотелось бы натаскать из огня каштанов для других, еще меньше хотелось бы столкнуться внизу с конкурентами.

— Почему ты считаешь, что планета может быть занята?

Бен сделал неопределенный жест чашкой, которую держал в руке.

— Дед, когда учился в викторианской военной академии, получал в качестве приложения к учебнику каталог перспективных звездных систем, Галеон значился одной из таких звезд. Пылевое облако, которое находилось на месте нынешней Шелезии, имело название «Shell», он это хорошо запомнил, потому что сдавал экзамен по космогации и заучивал объекты наизусть. А потом название исчезло из викторианских баз, осталось только номерное регистровое обозначение. Кто принял такое решение и почему — информации не нашли даже наши дрифтеры, возможно, это как-то связано с отделением Урсулы от Виктории, возможно — другое. Но то, что викторианцы какое-то время следили за сектором — однозначный факт. Они все здешнее пространство контролировали.

— Дед не спрашивал у преподавателей, в чем заключалась перспектива?

— Это было опасно: за единственным урсулийцем среди курсантов очень пристально следили. Любой неудачный вопрос мог послужить поводом для отчисления, а он хотел закончить учебу.

Катлер запоздало посочувствовал покойному Шепарду-старшему.

— Хотя бы теперь понятно, почему она Шелезия, — вслух заметил он. — «Shell» — ракушка, внутри вот оказалась даже жемчужина. Хотя, давая такое название планете официально, ты фактически объявил, что в курсе их старых карт. Возможно, кто-то действительно припомнит, почему их изменили, где-нибудь да проболтается.

— Или постарается молча выбить нас отсюда. — Бен прищурился на яркий отсвет на стене. — Не исключено, что пылевое облако служило маскировкой, и планета — какой-то викторианский секретный проект, прикрытый таким нехитрым образом в расчете на пустоту сектора, слово «Shell» обозначает еще и оболочку для чего-либо. Так что не удивляйся, если события вдруг начнут приобретать некоторую динамику, в случае столкновения с конкурентами обещаю эвакуировать тебя отсюда быстро и безопасно.

— А ты сам?

Бен сложил губы трубочкой, как делал, если не хотел врать, но и правду сказать не мог.

Катлер некоторое время переваривал информацию, сразу сделавшую прекрасное утро мрачным и угрожающим. Стал понятен и расчет фотонной пушки, и сама пушка, и даже отчасти загадочное появление планеты там, где ее не было, — маскировка сползла или что-то в этом роде.

Проектор на генеральском столе неожиданно пискнул тонкой переливчатой трелью. Бен отставил чашку и перепрыгнул к нему, Катлер подтянулся следом. На желтом рельефном шаре произошли изменения: точка в районе экватора окрасилась неоновым белым и подсвечивалась концентрическими кругами, как волшебный предмет в виртуальной игре. Шепард увеличил фрагмент поверхности планеты и зафиксировал его координаты в отдельном окне.

Вошел Брайан, немного растерялся от раннего присутствия генерала в кабинете, но тут жесобрался для приветствия. Шепард не дал ему открыть рот, направив в сторону его консоли холопроекцию с цифрами.

— Экипажу — занять низкую опорную орбиту относительно указанных координат, — приказал он. — Урбонасу готовить модули к спуску, но спускать по моей команде. После подъема техники — ко мне с предварительными результатами. Группе радиолокации сосредоточиться на месте посадки, вести съемку во всех режимах в высоком разрешении, акустикам — слушать и записывать эфир.

— Так точно, сэр. — Брайан без лишних вопросов тут же переместился за стол и начал барабанить по консоли, передавая приказы адресатам.

— Мне уйти? — на всякий случай спросил Катлер.

— Оставайся, — предложил Бен. — Будешь потом рассказывать журналистам, что видел начало колонизации Шелезии. Да и вообще на удачу.

— Журналисты интересуются полицией только в случае трупов, так что в талисманы я не гожусь, — поморщился Катлер, имя которого пресса трепала по разным поводам не единожды. — Но раз ты приглашаешь…

Холопроектор начал разворачивать окна, в которых можно было наблюдать за тем, как исполняются приказы. Катлер попробовал следить за всеми сразу, но быстро сдался и сосредоточился на том, которое показалось ему самым интересным, — там отделяемые модули выходили на предстартовое положение относительно шлюзов.

Из оповещателя в углу кабинета раздался звон, загорелась табличка с надписью «маневровое предупреждение». Брайан тут же подскочил и унес поднос с чашками в подсобное помещение.

— Джон, как ты относишься к невесомости? — спросил Бен, что-то рассчитывая на своей рабочей консоли.

— Положительно, — пошутил Катлер, не очень понимая, к чему вопрос. — Избавиться от лишнего веса без диет и упражнений — что может быть лучше для современного человека.

— Иногда мечты сбываются.

Звон продолжал повторяться, а когда затих, Катлер понял, что уже не стоит, а парит над полом. Он схватился за край стола — чувство было непривычным и каким-то шоковым для организма, вынуждавшим мозг на хаотичные движения конечностями в поисках твердой опоры. От этого дергания его развернуло в воздухе горизонтально, и потребовалось усилие, чтобы вернуться в положение прямохождения. Тело было в такой панике, что он даже сделал несколько незаметных глубоких вдохов и выдохов.

— Это ненадолго, — успокоил его Бен, которого в кресле удержали фиксаторы, вышедшие из-за спинки при первом звуке сигнала. — Если хочешь, Брайан тебя пристегнет на диване, там есть крепления.

Брайан, который уже собрался защелкнуть на себе ремни рабочего кресла, поднял голову, но Катлер сделал знак, что беспокоиться не нужно — справится сам. Ему хотелось запомнить каждую секунду такого необычного состояния. Паника улеглась, и в невесомости он нашел даже плюсы, но оповещатель снова запищал, уже в другой тональности, — и волшебство пропало.

Было грустно опять ощутить себя тяжелым и неуклюжим.

— Извини, при смене орбиты тут пользуются импульсными схемами, бывает и несколько включений маршевого двигателя большой тяги подряд. — Бен оттолкнул ненужные фиксаторы за спинку кресла. — «Эссен» древний как мамонт, но мы привыкли, а тебе, наверное, смешно.

Катлеру смешно не было, но он помнил, что у Шепардов свое понимание забавного, непостижимое для простых смертных.

— На какой высоте мы будем от Шелезии на этой низкой орбите?

— Около двухсот километров.

— Так далеко от земли?

— Далеко? Да мы почти носом в нее уткнемся!

Вежливый Брайан тоже не смог сдержать улыбки — видимо, понятия Катлера и обитателей «Эссена» о дистанциях различались как-то очень уж сильно.

— На позиции, сэр, — тем временем громко отчитался голос в селекторе.

— Группа спуска готова, — эхом повторил за ним второй.

— Радиотехники готовы.

— Фотонный расчет готов.

— Акустики готовы.

— Поехали! — скомандовал Бен всем экранам одновременно исторической фразой первого космонавта.

Окно, за которым наблюдал Катлер, опустело — модули ушли в шлюз и больше на экране ничего не происходило. Пока они доберутся до поверхности, пока приземлятся, пока начнут работать и что-то передадут — пройдет не меньше получаса. Когда-то все это занимало несколько часов, если не суток, современным людям не на что жаловаться. От нечего делать он стал рассматривать Брайана, который на такие важные события даже головы не повернул, долбя по клавишам своей консоли.

Проекционный экран перед ним то и дело разворачивал новые вызовы, и пока Брайан отвечал одному, тут же открывалось три следующих диалога, их количество росло в геометрической прогрессии, пространство над столом заполнялось квадратиками, висящими каскадом, иногда они превращались в небоскреб светящихся окон с лицами и текстами, исчезая по мере регистрации ответа, как ряды в игре «тетрис». Как парнишка в них не путался, Катлер перестал понимать уже через минуту. Некоторые сообщения были аудиофайлами, звук от них поступал в наушник-вкладку, отвечал Брайан в микрофон, оборудованный «акустическим колоколом»: было видно, как губы двигаются, но слышимость оставалась нулевой.

Единственный раз, когда Брайан отвлекся, был из-за вспышки входящего сообщения в личном паде, и то он только перевел глаза на экран и тут же снова вернулся к работе. Катлер подивился такой сосредоточенности — девяносто девять человек из ста захотели бы посмотреть, что внутри сообщения. Но, может быть, контакт ему хорошо знаком и ничего интересного заведомо не скажет. Вроде мамы или тети, которым важно только как ты кушаешь и скоро ли дадут отпуск. По крайней мере тетка Катлера всегда интересовалась этими двумя пунктами, может, и у Брайана такая же.

Ни о чем другом он подумать не успел, потому что диалоговые окна проекции подернулись рябью, и тут же вся пирамидальная конструкция рухнула, превратившись в мешанину помех.

Брайан подергал настройки проектора, перезапустил систему, но аппаратура продолжала показывать «снег». Взял в руки пад, лежавший на краю стола, — экран хаотично замигал какими-то цветными переливами. Катлер вытащил свой и обнаружил в нем такую же картину. Вдобавок почему-то начала гудеть система оповещения в кабинете, но не тем мелодичным звуком, который они слышали при невесомости, а низким и угрожающим, как провода под напряжением. Холопроектор Шепарда, еще мгновение назад демонстрировавший Шелезию во всей четкости, сначала стал показывать только одну ее половину, потом только вторую, потом сделал прозрачными фрагменты поверхности в шахматном порядке, растянул шар в эллипс, в линию, свернул в какую-то невообразимую фигуру, а когда она окончательно растаяла, вошел в звуковой резонанс с гудящим динамиком над дверью.

— Что происходит? — спросил Катлер у Бена.

— Понятия не имею, — сквозь зубы отозвался тот.

В ту же секунду стало ясно, что рассчитывать на связь дальше бессмысленно: проекционные поля исчезли все разом и одновременно вся техника на генеральском столе погасла. Точно так же отключилась рабочая консоль Брайана, следом за ней — селектор и внутренние линии, вишенкой на торте погас свет. Темнота была бы полной, если бы лучи Галеона не отражались от полосатого бока Геркулеса, занявшего половину обзора за стеклом, — Катлер узнал его по коричневому пятну-циклону, заглянувшему в кабинет точно глаз гигантского чудища. Откуда он взялся? Ах да, смена орбитальной позиции.

А следом нагрянула невесомость.

На этот раз она не была милой и забавной, Катлер не успел ни за что ухватиться, и все его попытки дотянуться до стола ничем не увенчались, размахивание руками и ногами в воздухе не сдвинуло его ни на миллиметр. Атмосферности добавляло свечение Геркулеса, в его красновато-коричневых тонах кабинет выглядел зловеще.

— Джон, не шевелись! — велел Бен.

Катлер послушно застыл — судя по голосу, Шепард знал, что делать, стало спокойнее.

— Самое опасное при микрогравитации — улететь вверх от нечаянного толчка, — объяснил Бен, поднимая свои фиксаторы. — Когда сила тяжести вернется, ты свалишься оттуда и окажешься в гипсе.

После этих слов он каким-то фантастическим движением скользнул от кресла в сторону Катлера. Поскольку отойти с его пути было невозможно, общим импульсом их снесло к дивану, где Бен быстро пристегнул его к сиденью, перетянув ремнем поперек тела. Себя он удержал в сидячем положении, просто обмотав запястье вторым ремнем безопасности.

Через пару минут Геркулес начал сдавать позиции за обзорным стеклом Галеону, который теперь показался Катлеру милым и дружелюбным, хотя бы потому, что у него не было этого злого круглого ястребиного глаза. Лампы зажглись, сила тяжести восстановилась, но приборы не включились — вся техника молчала абсолютно мертво.

Бен отбросил ремень и поднялся.

— Брайан, узнайте в чем дело!

Секретарь, вместо того чтобы исполнительно отозваться, на этот раз почему-то остался сидеть в своем кресле. Глаза у него были открыты, но лицо казалось странно напряженным и даже отсутствующим. Катлер отстегнул свой замок и встал. Голова кружилась, он списал это на экстремальное знакомство с невесомостью — как-никак, новый опыт.

— Брайан?

Секретарь вздрогнул и очнулся.

— Да, сэр.

— Узнайте, почему у нас нет связи.

Брайан сделал шаг к двери и вдруг ухватился за стену рукой.

— Вам плохо?

— Нет, сэр, — несколько удивленно пробормотал тот. — Я в порядке. Голова немного кружится.

— У меня, кстати, тоже, — поддержал его Катлер. — Но Шепардам это, конечно, незнакомо.

— Почему? — возразил Бен. — Было же после «центрифуги».

— Сравнил варп со скакалкой! — фыркнул Катлер. — Если ты о том случае, который я помню, то мотало тебя там чуть не тридцать кругов, пока удалось остановить эту железяку и снять вас с подозреваемым.

— Вообще-то снимали только его, я спустился сам!

— Ну, это не так называется, но то, что сам, — точно.

Из кабинета Брайан выходил под громкий хохот.

4. Порог смерти

Экипаж корабля представлял в кабинете командир Азиз Аль-Катиб, от радиотехников пришел уже знакомый Катлеру мистер Урбонас, а спешно прибывший расчет фотонной пушки из двух канониров по именам не назвали, одни должности.

Катлеру операторы фотонного радара почему-то представлялись академическими отличниками, какие только и могут управляться с такой сложной техникой. На деле это оказались парни деревенской внешности, первый был белобрыс, второй рыжеват, но оба одинаково струхнули, попав в кабинет высшего начальства. Судя по спецовкам, их вытащили к генералу прямо с рабочего места. Катлер наблюдал за ними с дивана, из-за того что он сидел, когда все стояли, канониры явно решили, будто он какой-то большой начальник, поэтому старались не встречаться с ним взглядами. В качестве безопасного объекта они выбрали генеральского секретаря и беззастенчиво пялились в его консоль.

Связь восстановилась сразу после возвращения Брайана, вся техника тоже ожила и вела себя прекрасно. А вот то, что секретарь принес в качестве объяснения, вызвало у Катлера беспокойство. По его докладу, «Эссен» не удержал позицию на орбите из-за сверхмощной вспышки радиоизлучения со стороны Геркулеса. Предсказать ее было нельзя, она возникла спонтанно из-за каких-то внутриядерных реакций, начало совпало с приземлением отделяемых модулей, и дальше ситуация только ухудшалась, поэтому командиром корабля было принято самостоятельное решение покинуть опорную орбиту и вернуться на стационарную под прикрытие Шелезии.

— Я отвечаю не только за судно, сэр, — сказал в свое оправдание бледный от волнения Аль-Катиб, когда все вызванные Беном специалисты собрались в кабинете, — но также и за вашу безопасность. С главой государства на борту инструкция предписывает…

— Никто вас ни в чем не обвиняет, капитан, — нетерпеливо перебил его Бен. — Меня интересует, сколько прошло времени с момента выхода на позицию до начала вспышки.

— Около тринадцати минут, сэр. Точнее — тринадцать минут шестнадцать секунд. Мы не сразу начали уклонение, подождали немного, но мощность излучения только усиливалась и медлить было нельзя, опасность отказа навигационного оборудования возрастала с каждой секундой.

— Источник именно Геркулес? Ошибки нет?

— Сэр? — Аль-Катиб непонимающе уставился на начальство.

— Хорошо. Что в это время происходило на местности? — Бен обернулся к Урбонасу. — Своими словами, коротко. Отчеты я потом посмотрю.

— Кроме сильного ветра — ничего, сэр. На экваторе для планет такого типа характерен так называемый сезон ветров. Три минуты шестнадцать секунд холозаписи с поверхности мы получили, рельеф все это время был стабилен, сигнал держался хороший. Видимость сначала ухудшилась из-за усиления ветра и поднятого песка, а потом из-за полосы помех, нарушившей связь с кораблем, пропала совсем. Возможно, связь удастся восстановить, когда фронт помех сместится или Шелезия развернется к нам нужным сектором, мы держим процесс на контроле.

— Что было слышно на поверхности?

— Если не считать звука от спущенных модулей и начала бурения — только шум ветра, сэр.

— Фотоники? Давайте так, чтобы всем было понятно. — Шепард обернулся к канонирам, и Катлер мог бы поклясться, что у обоих ладони вспотели, потому что они синхронно потерли их о штаны. Странно, что простой вопрос вызвал у них такую реакцию.

— Отсканировали пятно как положено, сэр, — решился первым белобрысый, при этом слова он подбирал с заметным трудом. — Рельеф был стабилен, это верно, там пустыня или что-то в этом роде, ровная каменистая поверхность, только ветра сначала не было, он поднялся позже.

— После включения модулей в работу, — торопливо подтвердил второй. — Мы их видели, когда они начали бурение и съемку, и тогда уже погода испортилась, песок полетел. Ну и помехи тоже пошли.

Бен развернулся в сторону Урбонаса.

— Кто отвечал за спускаемые модули?

— Мой помощник мистер Стивенс, — он почему-то занервничал. — Я не взял его сюда с собой, потому что ни отчеты, ни снимки с поверхности не готовы, расшифровка аудиозаписи тоже.

— Расшифровка? Где сама запись?

— То, что записалось, — сплошной шум ветра. По цифровой версии работы ведутся, человеческие уши не слышат всего, возможно, мы что-то пропустили, техника отметит.

— Как только закончите, пришлите мне своего помощника вместе с записями. И журнал событий посекундный за все три минуты шестнадцать секунд.

— Хорошо, сэр.

— Все свободны, фотоникам остаться.

Пока капитан и радиотехник выходили, Катлер наблюдал за тем, как Брайан пытается защититься от постороннего внимания. Было видно, что оба канонира со своим интересом к проекционному полю раздражали его безмерно, но в присутствии Шепарда ругаться с ними он не смел, поэтому с каменным лицом подвесил консоль на паузу и просто ждал. Когда Бен наконец подозвал обоих к себе, Катлер тоже поднялся и переместился к столу: сейчас придется клещами вытаскивать из неразговорчивых парней что-нибудь вразумительное для человеческого уха, может, по старой полицейской привычке получится даже помочь. Но стоило двери закрыться, Бен совершенно другим тоном спросил:

— Аккумулированное время фотонных облучений?

— За трехминутный период по главному лучу — сто сорок секунд, сэр! — с заметным облегчением гаркнул рыжеватый канонир, делая четкий шаг вперед и вытягиваясь. — Остальное время — конструктивное молчание. Из ста сорока секунд радар работал в точечном режиме шестьдесят. Ширина главного луча — километр с целевой областью в точке спуска, боковые подзоны — до двухсот километров за вычетом слепых зон. В полосе главного луча отклик радара штатный.

Катлер сдержал улыбку — вот тебе и на, бравые канониры просто не умеют разговаривать с гражданскими. Сам он сказанное фотоником понял смутно, но все-таки до него дошло, что ничего подозрительного в зоне спуска не обнаружилось.

— Боковые подзоны?

Второй канонир тоже шагнул вперед.

— На сороковой секунде сканирования в боковом лепестке на семьдесят восемь зафиксирована акустическая помеха, превышающая динамический диапазон фотонного кристалла. Длительность — тридцать восемь наносекунд, расстояние до эпицентра — сто восемьдесят. Посторонних целей не обнаружено.

Фотоники, не шевелясь, ждали дальнейших указаний, Брайан тоже застыл над своей консолью, но Бен почему-то молчал.

— Свободны, — наконец коротко сказал он.

Оба парня развернулись и дружно протопали к выходу. Катлер видел, что сообщение об акустической помехе Бена не то что расстроило, оно его почти сбило с толку.

— Акустическая — это звуковая? — осторожно спросил он.

— Да.

— Разве не обычное дело на неосвоенных планетах непонятные звуки?

— Динамический диапазон фотонного кристалла — двести децибел. Так, для сравнения, это воздушная ударная волна, выбивающая барабанные перепонки в ухе, как шампанское — пробку. Человек глохнет на ста пятидесяти децибелах, норма шума — шестьдесят-сто. Двести — порог смерти.

Катлер опешил.

— Что могло породить такой звук на Шелезии?

— Черт его знает, — честно признался Бен. — Разве что извержение подземного вулкана, но тогда приборы его зафиксировали бы. Мог и метеорит взорваться, хотя тридцать восемь наносекунд для метеорита маловато и мы его засекли бы. Нужно будет взять пробы воздуха и замерить радиацию. Но сначала дождемся отчета. Брайан, принесите нам с лейтенантом Катлером что-нибудь выпить.

— Тебе все это не нравится? — движимый сочувствием, спросил Катлер. — Это очень плохо?

— Да, — не стал отпираться Бен, на мгновение став похожим на себя восьмилетнего, когда признавался, что в учебнике судмедэкспертизы ничего не понял. — Без защиты туда соваться нельзя, но какого рода должна быть эта защита? Химическая, акустическая, высокогорная? Всего на свете не предусмотришь. Только мы нашли спокойное пятно на Шелезии, как тут же включился Геркулес, который до этого ничем пространство не возмущал. Держу пари, если мы подойдем к планете так, чтобы экранироваться ею от Геркулеса, помехи нам в спину начнет генерировать Галеон. По закону подлости.

— Преступный сговор, — пошутил Катлер.

— Тогда уж организованная преступная группировка, — поддержал шутку Бен. — Впрочем, какой-то процент остается на совпадения. Хуже, если расшифровка покажет, что помеха техногенного происхождения. Тогда придется принимать меры другого характера.

Брайан подошел с подносом, на котором стояла бутылка и пара коньячных рюмок. Катлер порадовался, что хорошо позавтракал, — выпить после всего услышанного действительно хотелось, но пьянеть — нет.

— Если планета занята, что на этот случай предписывают правила дипломатии, или как там называются ваши международные кодексы? — Он дождался, пока Брайан наполнит рюмки, взял одну, понюхал, а потом сделал глоток — стало горячо и приятно. — Тебе придется уйти?

— Официально она свободна, — напомнил Бен, следуя его примеру. — Новая Виктория не заявила ни свои права на нее, ни протест.

— Раньше на свободной земле нужно было только поднять государственный флаг. — Катлер читал об этом где-то, может быть даже в художественной книге. — Сейчас что нужно для того, чтобы объявить планету своей?

— Дать название и предъявить человека, который провел на поверхности не меньше суток по нашему времени. Тогда планета считается колонизированной тем государством, чье гражданство носит колонист. Если, конечно, колонист жив на момент признания и способен свидетельствовать. Флагами и мертвыми телами, как ты понимаешь, можно половину галактики пометить, не сходя с места, и еще чужого прихватить.

— То есть пока идет освоение техническими средствами, все равны?

— Да. Но нам даже зонд как следует не посадить, что уж говорить о людях.

— Слишком зависим от техники. — Катлер вместе с рюмкой вернулся на диван. — Без нее человечество как вид не способно даже ровный кусок пустыни освоить. А ведь раньше те же бедуины как-то выживали в песках, популяцию умудрялись сохранять и скот выращивать. Не говоря уж об оазисах и прочем. Что так радикально изменилось в людях за жалкие несколько сотен лет?

— В людях — ничего, но на Земле была вода, — напомнил Бен. — Здесь есть только водород на полюсах и кислород в воздухе. Чтобы сделать из этого воду, нужно ставить химическое производство, а до того как минимум — высадиться. Но я не могу послать людей на планету, о которой мы знаем только высотные профили и состав атмосферы. К тому же на Шелезии вулканическая деятельность продолжается, поэтому нам и нужны подповерхностные слои.

— Раньше под поверхность не заглядывали, но как-то высаживались.

— Этому предшествовала длительная подготовка. Да и планеты были попроще. По крайней мере ни одна из них не появлялась ниоткуда и не имела в телохранителях газовых гигантов.

Катлер невольно взглянул за стекло — желтый, как начищенный золотой, Галеон светился мирным ровным светом.

— Сэр, акустический отчет из группы радиолокации с приложением холофайла, — доложил со своего места Брайан. — Куда направить?

— На большой проектор. — Бен отставил недопитую рюмку. — И отправляйтесь в кислородную галерею, полежите там, чтобы голова не кружилась. Лучше если потом выпьете кофе и съедите бутерброд. Жду вас через час, сменного секретаря не надо.

— Хорошо, сэр.

Брайан выполнил пересылку файлов и послушно вышел.

— Это такой вид заботы? — улыбнулся Катлер, кивнув ему вслед. — Или ты просто хотел остаться на время без посторонних?

— И то, и другое. — Бен включил главный проектор, которому служило полем все пространство кабинета, он использовался для просмотра масштабных панорам в деталях. — Готов?

Катлер кивнул, хотя к чему готовиться — было неясно.

Звуковая запись шла в сопровождении развернутой холосъемки с места спуска одного из модулей, второй был буровым и видеофиксации не вел из-за вибраций. На три минуты кабинет Бена превратился в огромную равнину, вымощенную черными камнями неправильной формы, общим у которых было только одно — плоская верхняя часть, точно всю пустыню от края до края отшлифовал гигантский каток. Для полного впечатления гиблого пространства, в котором нет ничего живого, не хватало только засохшего дерева на горизонте и обглоданного ветрами лошадиного черепа. Вместо них в поле зрения торчала криволинейная фигура странного вида, похожая на выкрошенный каменный портал. Картина начала дополняться ревом ветра, нараставшим постепенно, чтобы не напугать зрителей, но уже через минуту от него закладывало в ушах.

Катлер был вынужден напомнить себе, что находится внутри проекции, а не на планете, если он захочет — моментально окажется на мягком диване с коньячным стаканом в руках. Только это заставляло его мириться с пребыванием на бескрайней черной плоскости, навевавшей мысли о смерти.

Бен прав — без машин здесь делать нечего. По крайней мере до тех пор, пока дроиды не возведут привычный глазу техногенный пейзаж. Людям не нужны бескрайние просторы, в них слишком остро ощущается собственная ничтожность против бесконечности вселенной. А вот в домах-коробках таких мыслей не приходит, особенно если платишь кредит за свое жилье. Что до человеческого величия, то, как показывает полицейский опыт, умами можно править и из убитой каморки на городских задворках, была бы сеть.

Небо Шелезии выглядело серым, в нем прозрачной кромкой виднелся Геркулес, Катлер узнал его по циклону. Странно, что в обзорном стекле Шелезия выглядела желтой, по факту в пейзаже доминировала черно-белая цветовая гамма.

— Прошли отметку, которую канонир указал как момент акустической помехи, — где-то рядом сказал невидимый Бен. — На холозаписи нет никаких вспышек.

— Я тоже ничего не слышал, — признался Катлер. — Ветер все глушит.

Бен рассмеялся.

— Расстояние до источника помехи — сто восемьдесят километров, — сказал он. — Ты мог бы его услышать только через девять минут, но для этого запись должна быть в три раза длиннее. Если вообще что-то услышал бы за тридцать восемь наносекунд.

Проекция погасла, вернув кабинет с сидящим в кресле Беном на место. Катлер уже самостоятельно налил себе новую порцию коньяка и выпил. Перед глазами продолжала стоять черная каменная пустыня, от которой хотелось спрятаться хоть в буровой модуль, хоть во флаер, лишь бы это было что-то созданное людьми. Кто придумал, что человек — центр вселенной, царь природы и прочая чушь? Человек просто точка на плоскости, считающая себя началом координат. Сколько людей, столько осей, и совпадают они редко. А вот пересекаются часто.

— Как впечатления?

Бен словно прочел его мысли, хотя, скорее всего, просто угадал, о чем может думать человек, никогда не бывавший в космосе на другой планете.

— Неприятные, — честно признался Катлер. — Я бы сказал — отвратительные. Ничего знакомого человеческому глазу, ничего живого, ветер ревет, преисподняя какая-то. Я себе Шелезию иначе представлял — желтенькая, песочная, как пляж, разве что моря нет, небо голубое.

— То есть ты не согласился бы провести там сутки?

— Да боже упаси. Не столько я нагрешил в этой жизни, чтобы вот так… Погоди, а ты что, на меня рассчитывал в плане высадки?

Бен захохотал, откинув голову на спинку кресла, и делал это так заразительно, что Джон тоже невольно засмеялся. Хорошо, что Бен знает его больше тридцати лет, а то можно и в отставку вылететь за раннюю деменцию.

— Извини, я, конечно, ерунду ляпнул, — виновато поправился он. — Подготовки у меня никакой, да и возраст неподходящий, но если это принципиально и нужно родине, уж лучше все-таки я, чем какой-нибудь мальчишка вроде твоего Брайана.

Бен оборвал смех.

— Джон, ты чертовски отличный гражданин, — без улыбки сказал он. — Такие делают честь любой стране. Но я был бы неблагодарной свиньей, если бы разбрасывался своими людьми, поэтому — нет. Ты там ни при каких условиях не окажешься. И я, знаешь ли, тоже планировал еще немного пожить, а не ждать, когда твои полицейские всем участком придут меня линчевать за твое самопожертвование. По крайней мере, на их месте я сделал бы именно это.

— Что в отчете? — Катлер поспешно перевел разговор на другую тему, потому что в горле появился какой-то комок; скажи кому, что ближе и роднее главы государства у тебя нет никого, сочтут верноподданническим подхалимажем. — Есть что-нибудь странное?

— Есть. — Бен развернул в воздухе окно с какими-то графиками, световым карандашом обвел один фрагмент и отправил Катлеру.

Тот с опаской покосился на пики и провалы кривых и сосредоточился на том, что было обведено. На его взгляд кусок этот ничем не отличался от других. Он увеличил его и растянул, и тогда стало понятно, что в звуковой кривой имеется разрыв, причем не один, а два. Кривые были похожими, но утверждать, что они идентичны, Катлер не взялся бы. А вот расстояние между ними было равным. Цифры это подтверждали.

Катлер похолодел.

— Логический ряд?

Бен не ответил, глядя перед собой, но глаза его горели хорошо знакомым Катлеру зеленым огнем.

5. Фотонный расчет

Распоряжение генерала Брайан выполнил в точности, как привык выполнять все приказы, — провел десять минут в галерее, где старательно лежал в массажном кресле, пока морской бриз обдувал его лицо. Прибор имитировал также шум волн и крики чаек, даже корабельный гудок создатели умудрились вставить в общую звуковую картину. Положено было еще усиленно дышать для улучшения мозгового кровообращения, но Брайан просто терпел выставленное на таймере время, изредка поглядывая на цифры.

Помехи от Геркулеса, вызвавшие такой ажиотаж, беспокоили его куда меньше, чем Зеф Ульрик, который числился в сети, но на сообщение не ответил. Брайан решил, что следующий запрос отправит ему с генеральского логина: можно принципиально игнорировать кого угодно, но Шепарду положено отвечать всегда.

Угрызений совести за такую ложь Брайан не испытывал. Многие сотрудники «Эссена» при любом его появлении и так считали, что он представляет Шепарда, и отчитывались, как если бы он действительно был послан с поручением. Брайан сначала пытался объясняться с ними, потом смирился со своей ролью и перестал разуверять людей, а в последнее время стал невольно задумываться, так ли уж трудно быть Шепардом.

Получалось, что не очень, имидж работает на тебя. Но, конечно, провести совещание так, как это сделал сегодня генерал, он не смог бы. У него не хватает главного, что нужно руководителю, — авторитета. Да и собственного имиджа, по большому счету, тоже нет — даже фотоники, сующие нос в рабочую консоль, его недовольства в упор не хотели замечать, а если и замечали, то кто он для них такой? Приложение к технике в кабинете. Шепарда вот если даже первый раз видишь, сразу понимаешь, чего именно в его присутствии делать не стоит, хотя он еще ни слова не сказал. Такое качество нужно получить в дар от судьбы, в крайнем случае — унаследовать от предков.

Кресло просигналило конец процедуры, Брайан вылез из подушек и отправился воплощать вторую часть заданного.

Кофейный бар был придатком «Кристалла» — главного ресторана на административной палубе. Многие обходили его стороной, зная, что там в любой момент может появиться Шепард, но Брайан посещал его совершенно спокойно — с генералом они и так каждый день видятся, рутина. Кроме того, пить кофе сейчас его отправил сам Шепард.

До обычного времени ланча было как минимум два часа, поэтому бармен Марий удивленно вскинул голову.

— С собой или здесь, сэр? — спросил он, когда услышал заказ на кофе и сэндвич.

— Здесь, — вздохнул Брайан, оглядывая пустой зал без единого укромного закутка, где можно было бы спрятаться.

Марий понимающе кивнул, уже орудуя кофемашиной и прессом для горячих бутербродов.

Брайан выбрал место у стеклянной стены, выходившей на палубный променад. Отсюда можно было незаметно понаблюдать, кто в рабочее время шатается по проходу, а если повезет, то и новые лица увидеть, а не только тех, с кем общаешься изо дня в день в корабельном мессенджере.

Он развернул кресло к окну и вздрогнул — прямо напротив его лица рыжий канонир, сделав из рук перископ, всматривался в стекло. В первый момент показалось, будто тот в упор уставился на Брайана, но потом рыжий передвинул ладони и попытался что-то разглядеть уже в другом месте. Брайану стало смешно — окна непрозрачны снаружи, на что он рассчитывает? Что ему вообще тут нужно?

Ответ нашелся быстро — видимо, по пути на свою палубу фотоники решили пройтись по генеральскому этажу. Раньше они здесь не бывали, вот и захотели посмотреть, как живет и обедает начальство в походных условиях. Второй канонир топтался рядом, с опаской поглядывая по сторонам. Любопытство победило, рыжий решительно потянул товарища ко входу в бар. Тот упирался, но после каких-то аргументов, которых Брайан не услышал, согласился.

Они вошли и вытянули шеи, Брайан затаил дыхание. Он тоже в первый раз растерялся и еле справился с желанием удрать в место попроще, сейчас уже привык и даже здешнего метрдотеля понимал — Шепарду ведь полипластовые стулья не поставишь, железные ложки не сунешь.

Канониры же попросту замерли. А в следующий момент рыжий увидел Брайана, которому Марий понес заказ. Он толкнул напарника локтем, глазами показывая, куда смотреть.

— Чем могу помочь? — метрдотель вынырнул у края темной дубовой стойки бара, всем своим видом давая понять, что гостям лучше поискать другое место для отдыха. — Кого-то ищете?

— Его! — нахально заявил белобрысый, тыча в сторону Брайана.

Первым желанием было опровергнуть наглую ложь, но потом Брайан решил, что если уж задаваться вопросом, трудно ли быть Шепардом, то лучше способа проверить не найдешь: генеральские посетители тоже не все приятны. Он тронул Мария за рукав и указал на канониров.

— Это ко мне, — подтвердил он. — Повторите мой заказ еще два раза, пожалуйста.

Марий кивнул и на ходу подал метрдотелю какой-то условный знак.

— Прошу, господа, — сказал тот, отступая в сторону. — Третий стол у окна.

Несколько минут у стеклянной стены царило молчание, пока канониры рассматривали Брайана, как консоль в кабинете, — без тени смущения, останавливаясь взглядом на интересующих их деталях. Брайан все это время сидел с каменным лицом и был вознагражден тем, что белобрысый вдруг протянул ему ладонь поверх столешницы.

— Боб, — коротко сказал он, после чего кивнул на приятеля: — Он — Крис. Тебя как звать?

— Брайан.

— Знакомы будем, — дружелюбнее, чем Боб, произнес Крис. — А ты чего вдруг решил нас позвать? У тебя день рождения, что ли, а никто не пришел?

Брайан поперхнулся от тактичности предположения.

— День рождения у меня зимой, — сказал он, адаптируясь к манерам канониров. — Сюда просто в спецодежде не ходят, но для вас сегодня сделали исключение.

— Ты, выходит, большая шишка? — прищурился Боб.

— Нет.

— Да ладно, сидишь у генерала в кабинете, рубашка вон белая, даже исключение по твоей просьбе сделали, как же не шишка? Правда, мне казалось, ты работяг не жалуешь, по крайней мере, не настолько, чтобы за один стол усесться. Или ты весь из себя демократ?

— Я такой же работяга, — вспыхнул Брайан. — А рубашка белая — форма, как у вас комбинезоны.

— Боб, чего ты пристал к парню? Рубашка как рубашка, кто-то должен и его работу делать, — постарался сгладить ситуацию Крис. — Вот батя мой всегда говорил, что не место красит человека, а человек место.

— Если бы это было так, все места были бы равномерно заняты, — возразил Боб. — Но за лежачими что-то никто ухаживать не хочет, зато в сенаторы конкурс до небес, так, наверное, все-таки место красит.

Брайан подавил рвущийся наружу хохот, поспешно сунув в рот хлебную палочку из стакана. Это послужило командой, канониры тоже потянулись за сухарями, посчитав, похоже, что здесь так положено. Они вообще выглядели довольными и уже вполне освоились с местом и неожиданным соседством, Крис даже немного развалился в кресле.

— Давно вы в фотонном расчете? — спросил Брайан, воспользовавшись тем, что выпала минута тишины и можно начать светскую беседу.

— С самого старта экспансии, — с набитым ртом отозвался Боб. — Корабль же сперва орудийной прислугой укомплектовывают, а потом уже всем остальным.

— Почему сначала орудийной?

Оба канонира прыснули.

— Сам-то как думаешь? Если, например, навстречу «Эссену» выйдет какой-нибудь не опознаваемый катер без позывных, мы ему что, «здрасьте» будем говорить?

— А что мы ему будем говорить? — Брайан до боли сжал себе под столом палец, чтобы не смеяться.

— Да ничего! — Боб принял из рук подошедшего официанта свою часть заказа и тут же на лету откусил половину сэндвича. — Врежем так, что ни рожек, ни ножек не останется. И точка.

Остатком бутерброда он показал, как именно врежут, выглядело внушительно — кулаки у Боба были здоровенными.

— Даже времени не дадим на раздумья?

— А на кой? Если ты нормальный катер, сначала свой голос подай и обозначь себя, а потом лезь на наш траверз. Да и то вопрос, захочет ли с тобой Шепард дело иметь. Может не захотеть.

— И что тогда? — с любопытством спросил Брайан.

— Гуд-бай, май лав, гуд-бай, — пропел Боб довольно фальшиво, не забывая болтать ложкой в стакане с фирменным латте макиато, куда от души сыпанул сахара. — Зона экспансии вообще-то военная территория, и порядки здесь военные.

Канониры синхронно кивнули и синхронно же ополовинили свои «харикейны».

— Вещь! — с удовольствием сказал Крис, протолкнув следом внутрь себя огромный кусок сэндвича. — Кофе тут, пожалуй, лучше, чем у нас делают. Камень не бросишь.

— Где у вас? — не сдержал любопытства Брайан.

— На нашей палубе. У нас тоже есть ресторан, там не только кофейный автомат, еще пиво и все дела. Тут пиво есть?

— Пиво подают в главном ресторане, после шести, — поспешно сказал Брайан, умалчивая, что спиртное в «Кристалле» не всем по карману.

— А у нас круглосуточно. Люди со смен приходят утром, что же им, даже выпить негде будет?

— У генеральских гостей в каютах есть мини-бары, там спиртное тоже имеется.

— В одиночку пьют только алкоголики, — безапелляционно заявил Боб. — Нормальному человеку компания нужна. Ты вот с кем пьешь после работы?

Брайан перестал жевать. За все время службы у Шепарда ему еще ни разу не приходило в голову выпить, и теперь он задумался — а почему, собственно? Генерал не только пил иногда, как вот сегодня с лейтенантом, но даже имел некоторые предпочтения в крепких напитках, его бар был доступен Брайану в любой момент, и отчета никто не потребовал бы.

— Ни с кем.

— Что и требовалось доказать! — поднял палец Боб. — Если выпить негде, да еще и не с кем — дело тухляк. От этого депрессии бывают всякие и самоубийства. В хорошей компании такого не случается.

— Приходи к нам, — великодушно предложил Крис. — Мы тебя тоже угостим, долг платежом красен. Бывал когда-нибудь в фотонной рубке? Знаешь, где находится?

— Нет.

Боб тут же вытащил из кармана спецовки огрызок карандаша, какие выдавали в супермаркетах тем, кто забыл дома пад, и в рабочем блокноте стал рисовать схему. На одной стороне она не уместилась, и Боб выдернул лист, чтобы перевернуть.

Когда готовый рисунок перекочевал к Брайану, тот рассмотрел его и кивнул — понял, что за место.

— Там и ваш фотонный радар находится? Или он отдельно?

Канониры засмеялись.

— Так радар — часть пушки, — снисходительно пояснил Крис. — Его оттуда не выдрать.

— Получается, вы из пушки в Шелезию целились?

— Вроде того. Навелись, но не стреляли. Целей-то нам не дали, только местность прочесать велели.

— А что за помеха была на Шелезии? — вдруг вспомнил Брайан, машинально складывая рисунок вчетверо. — Ну, то есть чем она вообще может быть?

— Да хрен ее знает, — честно отозвался Крис, собирая пальцем крошки от сэндвича с тарелки. — Я тут в сети посмотрел, из зверюг нечто похожее по силе звука издавал только синий кит на Старой Земле. Но на этом булыжнике морей нет, значит, и китов не водится.

— Может, кит здесь в земноводное переделался? — предположил Боб. — Люди ведь тоже так вылезли когда-то, а сейчас под водой и пяти минут не проведут, помрут. Ну и этот переродился в сухопутного, динозавром каким-нибудь стал.

— А жрет чего? — Крис вытряс в себя остатки кофе. — Внизу ничего нет, кроме песка и камней, сам же видел.

— Я читал когда-то рассказ, там людей постепенно приучили глину есть, — припомнил Боб. — ДНК им изменили, и стали они сами глиняными.

— Съесть можно что угодно, — вставил реплику Брайан исключительно для обозначения своего участия в глубокомысленной дискуссии о предполагаемой фауне Шелезии. — Но вот калории извлечь получится далеко не из всего съеденного. Если бы в глине была какая-то органика, чтобы расщепить, — тогда да, она годилась бы в пищу.

— Морей тут только на поверхности нет, а где-нибудь внутри, может, есть, — продолжал отстаивать свою версию Боб. — Я видел в горах на Карассе такие подземные озера, холодные как не знаю что. Человеку там смерть, а зверь, глядишь, выживет, если он ископаемый какой-нибудь и шерстью или чешуей оброс.

— Да не, — мотнул головой Крис. — Фигню не неси. Тридцать восемь наносекунд — это не живой кто-то был. Что-то под землей. Может, тектоника какая, вроде как плиты ломаются. В сети таких записей полно, как все стоят и слушают, а горы ревут что твой медведь, аж земля дрожит. В горах хорошая акустика.

— Да, это точно, — не стал спорить Боб. — Главное, что не бомба. С остальным Шепард разберется.

— Наше дело маленькое, — философски заметил Крис. — Еще бы с помехами что-нибудь сделали.

— От них в космосе никуда не денешься. — Брайан тоже по-быстрому закончил свой ланч, время уже поджимало. — Все объекты генерируют электромагнитные и радиоволны, часть помех вообще реликтовое излучение, еще от Большого Взрыва, который дал начало расширению вселенной. Так, по крайней мере, говорят ученые.

— Да конечно, ученые, — отмахнулся Боб. — Одному депутату, помнится, электронная система подсчета голосов прибавила лишние триста процентов, так когда его за шкирку взяли, он сказал, что это космическое излучение сбой вызвало и он тут ни при чем. Удобная штука этот Большой Взрыв. Но я вот читал, что никакого взрыва не было и вселенная ни хрена не расширяется, а сужается, и скоро совсем схлопнется, правда, умники не сказали, в какой точке это произойдет, так что теоретически может даже тут, где мы сейчас торчим. Поэтому лучше бы мы свалили поскорее из этой задницы, честное слово.

— Ты про Шелезию? Или про Геркулес?

— Про обоих!

— Такие выбросы исключение, до этого все спокойно было. Стабилизируется Геркулес, тогда опять попробуем сесть. А лет через сто ты Шелезию не узнаешь, она будет терраформированная и зеленая.

— Вряд ли, — хмыкнул Боб. — Я, может, и не такой умник, как эти, которые вселенную изучают, но помяни мое слово — толку тут не будет.

Брайан от изумления открыл рот — почти то же самое говорил Зеф, только другими словами. Неужели все техники суеверны?

Канониры, не сговариваясь, поднялись, и на прощанье каждый из них хлопнул его по плечу, вышло чувствительно. Проходя мимо барной стойки, Боб демонстративно подтянул лямки комбинезона и выпятил грудь. Крис треснул его между лопаток, чтобы бросил придуриваться, и они выкатились в коридор, где их шаги пропали на ковровой дорожке.

Марий подошел к столу забрать посуду и заработать чаевые. В ответ на его смеющийся взгляд Брайан тоже улыбнулся и пожал плечами, но чаевых послал бармену от души — кофе действительно был отличным. После этого он хотел смять сложенный листок и понял, что завернул в него карандаш, которым рисовал Боб. Он вскинул голову — но отдавать было уже некому, канониры испарились. Брайан подержал его в пальцах — маленький, как сигарета, пластиковый держатель для грифеля.

Он машинально поправил рисунок, как учили в академии: с указанием масштаба и с положенной стандартами оформления чертежей толщиной линий.

Рисунок представлял собой условную нижнюю палубу «Эссена», с которой был выход на рейд. Рейд был обозначен пунктиром, а стрелка указывала еще ниже, на радиусную полупрозрачную конструкцию. Это была рубка — самая нижняя точка «Эссена». На взгляд Брайана в рисунке чего-то не хватало. Он немного подумал и понял — корабль висит в белой пустоте листа.

Он дорисовал внизу таким же радиусным фрагментом Шелезию с ее трещиной на боку,заштриховал оставшееся пространство черным цветом, обозначающим космос, и увидел, что сделал только хуже. Если до этого рисунок был просто схемой, то попытка внести в него художественность превратила его в карикатуру.

Брайан покраснел и смял лист в кулаке, чтобы на выходе бросить его в утилизатор.

6. «Варан»

— Итого потери составили четырнадцать флаеров с оборудованием, восемь спускаемых зондов, три автоматические станции, семь дроидов высокой функциональности. Дальнейшая разработка планеты с помощью технических средств бесперспективна, в отчете предлагается исключить Шелезию из списка осваиваемых территорий.

Бен задумчиво посмотрел на поданную помощником Урбонаса папку и бросил ее на стол.

— А как именно выходила техника из строя? — спросил он.

Помощник растерянно моргнул, он не был готов к такому вопросу.

— Как? — переспросил он. — Связь с аппаратурой на поверхности планеты была утеряна.

— Отчеты о сбоях, неполадках поступали? — уточнил Шепард.

— Нет, сэр.

— Орбитальные камеры зафиксировали местонахождение неисправных модулей на поверхности после спуска?

Помощник вытер лоб и приподнял плечо, словно желая отгородиться от того, что собирался сказать, так как в глубине души он, похоже, до последнего надеялся, что генерал об этом не спросит.

— Нет, сэр. Мы пользовались расчетными данными.

— Почему?

— Сезон песчаных бурь, нулевая видимость. Дроиды, посланные на расчистку и устранение неисправностей, также вышли из строя. Предположительно, бури сопровождаются возмущением электромагнитных полей, нарушающим работу электроники. Нам удалось вернуть с половины пути только два флаера, и у тех модули памяти не читаемы. Разрешите высказать личное мнение, сэр?

Он посмотрел генералу в лицо, пытаясь угадать его реакцию. Тот кивнул.

— Шелезия — никчемная пустыня, пригодная разве что под полигон для отработки орбитальных фотонных ударов. Не стоит затраченных средств.

— Она вам не нравится? — не то спросил, не то утвердил Шепард. — Почему?

— Не мне одному, сэр. Странное чувство, ведь никто не высаживался. Это ощущается на расстоянии. Мы использовали стандартный набор оборудования для первичной разработки, но если вы считаете, что нужно применить расширенный…

— Нет, не нужно, — неожиданно сказал Шепард. — Никакой техники туда больше не посылать. Единственное исключение — орбитальные камеры.

Помощник с облегчением вздохнул и протянул генералу вторую папку.

— Здесь первая серия снимков согласно протоколу. Двухмерные в высоком разрешении.

— Сами видели уже? — спросил Шепард, открыв вложенные фотографии. — Что скажете?

— В спектре циановодород, изоцианид водорода и формальдегид, продукты распада органики внутри ядра. На поверхности базальты, метаморфические сланцы и гнейсы. Ничего интересного.

Шепард засмеялся.

— Пожалуй. Вы хороший работник, Стивенс. Переведите камеры в режим круглосуточного функционирования в сигма-спектре и все снимки направляйте лично мне. Сегодня вы мне больше не нужны.

Помощник вышел, Шепард еще раз посмотрел снимки, бросил их на стол и нажал кнопку переговорника.

— Сколько нист-датчиков я могу получить прямо сейчас? Меня интересуют датчики высокого разрешения, реагирующие на альфа-волны в момент активности мозга. Нет, много будешь знать, скоро состаришься. И когда сделаешь, закрой шелезийский сектор наглухо. Для меня.

Секретарь во время этой речи продолжал неподвижно смотреть на дверь, в которую вышел Стивенс, хотя его экран сигналил вызовами и неотвеченными диалогами, и очнулся, только когда услышал голос начальства, обращенный к себе.

— Да, сэр? — он поднялся из-за стола.

— Что вас так поразило в докладе Стивенса?

— Ничего, сэр, — Брайан посмотрел на Катлера, но быстро вернулся взглядом к генералу, как к более привычному объекту.

— Уверены?

Катлер нарочно подошел ближе — двоим ожидающим ответа сопротивляться тяжелее, чем одному, особенно если физически сбежать некуда.

— То, что он сказал про Шелезию, сэр, — сдался двойному напору Брайан. — Когда те же самые мысли высказывал Зеф Ульрик, мистер Стивенс рассердился и посчитал его пьяным.

— Кто такой Ульрик? — уточнил Катлер.

— Технический контролер в группе спуска, сэр, — Брайан невольно повернулся к нему. — Позавчера мистер Стивенс приходил к нему в ангар.

— А вы как там оказались? — удивился Бен.

— Был обеденный перерыв, сэр. — Брайан почему-то покраснел. — Мне показалось, что Ульрик нездоров, но когда я пообщался с ним, то убедился, что он не пьян, просто говорит странные вещи.

— Какие именно?

— О том, что вслед за техникой на Шелезии погибнет много людей. Мистер Стивенс выломал дверь в ангар, чтобы заставить его показаться врачу, и с тех пор Ульрик не отвечает на сообщения в мессенджере.

Катлер взглянул на Бена.

— Занятно, — бесцветным голосом сказал тот, поднимаясь из-за стола. — Я всегда считал, что у технических контролеров несколько иные функции, нежели предсказания.

— Думаешь, Ульрик подбил Стивенса нажать на тебя таким образом и прекратить разработку? — тихо спросил Катлер.

— Сомнительно, — отозвался Бен. — Стивенс слишком мелкая сошка, да и в любом случае идея идиотская. Разве что этот Ульрик напугал его чем-то или шантажировал.

— Кому выгодно прекратить разработку Шелезии?

— Если бы я знал, что там внизу, мог бы ответить, но вслепую даже предположить не берусь.

— Тогда хорошо бы потолковать с этим Ульриком поближе, раз он так осведомлен о том, кто и в каком количестве должен погибнуть. Особенно если сам и отвечает за технику.

— Пожалуй. Брайан, узнайте, где сейчас находится Ульрик.

Брайан плюхнулся за секретарский пульт, скрыл все окна из проекции и отбил вызов в мессенджере.

— Мистер Стивенс, — он подключил громкую связь, — генерал Шепард хочет знать, где в настоящую минуту находится Зеф Ульрик.

Пару секунд в проекционном поле было тихо, а потом голос Стивенса неохотно ответил:

— В реанимации. У него развился менингит, он сейчас без сознания, так сказал лечащий врач. Я буду на связи и сообщу, когда разговор с Ульриком станет возможным. Принесите от моего имени генералу Шепарду извинения.

Брайан не успел отключиться, Стивенс сделал это первым, и Катлеру показалось, что тот как-то слишком уж торопился.

***

— Действительно менингит. — Бен сел за стол, который в «Кристалле» предназначался только ему — в центре зала, прямо под большой люстрой, остальные столы были расставлены по периметру на приличном расстоянии. — Чертовски странно.

Ресторан назывался в народе генеральским, насколько Катлер понял по обрывкам разговоров. Полностью он ни одного не услышал, потому что при нем все диалоги затихали, собеседники выражали радость от его присутствия и спрашивали, нравится ли ему «Эссен». Ну что ж, будет любопытно взглянуть, как кормят главных лиц государства. Интересно, знает кто-нибудь из теперешних посетителей ресторана, что Джон никакой не министр, а просто полицейский? Или это стало ясно по выражению его лица, когда подали то, что Бен расшифровал ему как морские гребешки с агретти и пюре из зеленого сельдерея? На вкус генеральское меню оказалось ничего, хотя объем блюда мог бы быть и побольше.

— Инфекционное заболевание? — это все, что Катлер знал про менингит.

— Да, менингит всегда инфекционный. — Бен тоже взялся за своего моллюска под коричневым сыром, название которого Катлер не запомнил. — Непонятно только, кто передал ему возбудитель. Весь персонал обследуется регулярно.

— У тебя на корабле полно народу, кто-нибудь принес на себе. Не было у твоих гостей ничего похожего на симптомы Ульрика?

— Я спрашивал врача — никто с подобным не обращался. Дебют менингита — это жар, озноб, повышение температуры, ускорение сердечного ритма. Остальное проявляется позже.

— Носитель инфекции мог пробыть здесь недолго и покинуть «Эссен» до обнаружения симптомов.

— Тогда это не молниеносная форма. Ульрик контактировал с ограниченным количеством людей, большая часть из них не покидала «Эссен», все здоровы. Если возбудитель принес кто-то из моих визитеров, логичнее было бы обнаружить симптомы у меня или у Брайана, который постоянно находится в моем кабинете.

— Кстати, Брайан…

— Здоров. Я выяснил, что в день госпитализации Ульрик разговаривал с ним через стекло, в помещение его не впустил.

— Думаешь, знал, что болен, и избегал контактов?

— Сомневаюсь. — Бен отставил от себя пустую тарелку, Катлер последовал его примеру, припоминая, что вроде бы так полагается за столом с венценосными особами и главами государства.

Официанты тут же забрали посуду и заменили ее следующими блюдами, в которых Катлер сумел опознать только макароны, причем в довесок ему достался фужер, чье содержимое по цвету напоминало коньяк, но оказалось бульоном.

Бен продолжил свою мысль:

— Отказал он только Брайану, а Стивенсу и еще двоим позволил войти.

— Почему же Брайану не разрешил? Они поссорились?

— Брайан говорит, что нет. Поссорился Ульрик как раз со Стивенсом, так что если знал, чем болен, то позволение войти могло иметь не самые приятные мотивы. Самого Ульрика сейчас не спросишь, разве что дня через три, и то в случае положительного эффекта лечения.

— Человеческий фактор. — Катлер придвинул к себе обеденную карту и машинально поискал глазами названия вновь принесенных блюд: получалось, что у него лингвини с кедровым орехом и тыквой, а у Бена паста с морепродуктами.

Опять морепродукты… Надо же, какая любовь.

— Что мы имеем? Стивенс контактировал с Ульриком, но у него никаких симптомов, — подвел итог Бен. — Двое рабочих, которые вскрывали дверь, тоже здоровы. Если это молниеносная форма, то передалась не от человека к человеку, а как-то иначе. Я дал распоряжение проверить почту Ульрика — посылок сомнительного содержания ему ниоткуда не доставляли. Возбудители не живут на воздухе долго, им нужна питательная среда в виде человеческой крови, они неустойчивы к теплу, холоду и дезинфектантам. Поэтому остается единственный вариант: Ульрик сам был носителем возбудителя, но поскольку обладал хорошим иммунитетом и ранее не подвергался стрессу, тот себя проявлял не больше, чем обычная простуда. Если вообще когда-нибудь проявлял.

— Хочешь сказать, что причина менингита — какой-то стресс? — удивился Катлер.

— А ты никогда не слышал о менингите призывников? — Бен усмехнулся. — Домашних мальчиков забирают в армию, полная смена обстановки при отсутствии свободы вызывает депрессию, та снижает иммунитет и спускает курок заболевания. Организм чертовски изобретателен, когда ему надо настоять на своем, особенно если он похож на сейф для всевозможных инфекций, которым нужна только отмашка. Инкубационный период менингита — от суток до трех.

— Психосоматика, значит. В ней сам черт ногу сломит. Но умышленную попытку заражения со стороны Ульрика я бы тоже не отбрасывал, иначе он вел бы себя одинаково со всеми. Факт, что она не удалась, мог быть просто случайностью.

Официанты снова подошли — паста закончилась под разговор — и принесли новую перемену блюд: одно оказалось ярко-желтым, второе — красно-зеленым.

Катлер решил, что красное должно быть мясом, подвинул к себе тарелку и скосил глаза в меню-подсказку — жареный в травах стейк рибай из телятины натурального кормления, с копченым беконом, вяленым шпинатом и мумбайской кукурузой, подается с беарнским соусом. После такого описания Катлеру захотелось попросить блюдо попроще, и он позавидовал Бену, которому достался лобстер с крабом и какой-то травой.

— Я смотрю, ты морепродуктам не изменяешь, — пошутил он, кивая на чужую тарелку. — В молодости была пицца с лобстерами, сейчас — лобстер с крабами. Как, кстати, поживает твой друг Лаудер?

Бен отложил вилку и как-то странно кашлянул.

— Джон, у меня к тебе большая просьба, — мягко сказал он. — Не стоит упоминать фамилию Лаудера вслух. Не только на «Эссене», но и в других местах. И даже мимолетное знакомство с ним не нужно афишировать.

Катлер на секунду перестал жевать. Внезапно… Что произошло? Но Бен не собирался комментировать свои слова, вернувшись к еде.

— Ясно, — чуть помедлив, сказал Катлер. — Извини. Если ты просишь, я, конечно, не буду.

— Да, — подтвердил Бен. — Очень прошу. На твой вопрос отвечу — Лаудер жив, здоров и свободен.

Мясо, несмотря на пафосное название, показалось Катлеру невкусным, он отодвинул тарелку, Бен следом отставил свою, приборы унесли, взамен подав десерты и кофе.

Словно понимая его трудности, Бен молчал, официанты застыли, редкие посетители за отдаленными столиками вообще походили на призраков. Катлер не придумал ничего лучше, чем вернуться к делу Ульрика. В конце концов, что произошло у Бена с Лаудером — его не касается. Люди меняются, тем более если находятся на орбите высшего должностного лица государства. Лаудер жив и здоров, значит, что бы там ни случилось, Бен поступил с ним гуманно.

— Считаешь, что биологический терроризм со стороны Ульрика у нас отпадает? — спросил он. — По психосоматике дело не возбудишь.

— Отпадает, — кивнул Бен. — А вот что касается психосоматики, то причина стресса Ульрика довольно занятна.

— Ты что, знаешь ее?

— Насколько смог вытрясти подробности из Брайана. Ульрик интроверт, вместо людей предпочитает проводить время с техникой, за которую отвечает. Собственно, это у них с Брайаном общая черта, она позволила им сойтись ближе, чем Ульрик вообще сходится с людьми. Так вот Брайан говорит, что Ульрик в день госпитализации был очень расстроен гибелью техники на Шелезии. Вплоть до того, что видел в этом негативные мистические предзнаменования. Первый неудачный сброс был неделю назад, потом еще целая серия, последний — сегодня. Ну и результаты, озвученные Стивенсом, тоже чистая правда.

Катлер не донес до рта взятый профитроль.

— То есть виновата Шелезия?

— Другого подозреваемого у меня нет.

— Допустим. — Катлер подумал. — А Стивенс? Будем отрабатывать шантаж?

— Формально, шантажировать Стивенса незачем, — задумчиво сказал Бен. — Ты его видел, он ведь не военный, обычный гражданский начальник средней руки, звезд с неба не хватает, исполнителен, надежен и лишен воображения, на том и держится. Влияния он здесь никакого не имеет, на меня — тем более.

— Человек, лишенный воображения, не аргументировал бы свою неприязнь к Шелезии «странным чувством, ощущаемым на расстоянии», — возразил Катлер. — Тут я на стороне Брайана — это подозрительно. Странные чувства у людей частенько имеют материальную причину. Помнишь дело Зборовски? Ты первый тогда сказал про горелые спички.

— Оксид серы? — припомнил Бен. — Там был запах, а у нас ничего. А если бы даже и был, то воздух на корабле фильтруется постоянно, особенно если датчики определяют наличие примесей, так что газ исключается. Ну и объективно, по-человечески, болезнь сотрудника и утрата почти полного парка техники могут вызвать неприятные ощущения у любого начальника. Плюс фоновый дискомфорт от непривычной обстановки и удаленности дома. Так что Стивенс и без Ульрика мог быть абсолютно искренен в своих описаниях.

— А техника действительно вышла в ноль?

— Почти. Мы исчерпали собственный доступный арсенал для предварительной разработки планеты, хотя он здесь был малоэффективен. Я получил кое-что получше.

— Что?

— «Варана».

Название Катлеру ни о чем не говорило, Бен понял и продолжил:

— Спускаемый модуль, оснащенный полноценным искусственным интеллектом. Весь анализ он проводит на месте, передает только результаты. Если не может передать — хранит. У него такое количество защит, что ему можно падать хоть в жерло вулкана, хоть в океан кислоты. Фактически это целая станция, только без людей, заменяет на поверхности планеты научный городок. Кроме автоматического режима передвижения у него есть механический, но главное — варп-двигатель. За ним не нужно будет спускаться, он способен стартовать с поверхности самостоятельно и подпрыгнуть туда, где его подхватят.

— Все предусмотрел? — улыбнулся Катлер. — Еще и варп! Сколько же он стоил бюджету?

— Нисколько, — усмехнулся Бен. — Президиум всем составом упал бы в обморок, вздумай я протащить такой расход под неосвоенную планету. Это частная разработка частной компании.

— Нашел-таки мецената?

— Не совсем. Модуль принадлежит нашему горнодобывающему гиганту «Юнайтед Голд Майнинг», цена в максимальной комплектации с учетом расходов на разработку и обслуживание — полтора миллиарда. Но отказать лично мне, как одному из авторов проекта, они не смогли. Хотя очень старались. Иногда быть Шепардом выгодно.

Катлер уважительно присвистнул.

— Выбил аренду?

— Купил. — Бен захватил напоследок несколько разноцветных печений, любовь к которым сохранил с детства. — Пойдем, посмотришь на него, пока он на рейде.

Идя за Беном по коридору с ворсистым ковром, Катлер думал, что понятия не имеет о том, каким состоянием распоряжается Бен. Несколько поколений семьи Шепардов обладали неплохими мозгами и весьма значительным стартовым капиталом, оставленным первым из них, Николасом. Но ни один не посвящал себя бизнесу полностью, это физически невозможно совмещать с политикой, да и скучновато. Но все-таки бросить полтора миллиарда в дело за один заход — надо быть не просто Шепардом, а… последним.

Модуль был настолько огромным, что его не приняли ни крытые, ни открытые складские площадки, он остался на внешнем рейде, и увидеть его можно было только в иллюминатор. Больше всего «Варан» напоминал корабль, задраенный наглухо. Но если там не планируется людей, некому и смотреть наружу, автоматика использует другие способы коммуникации с внешней средой.

— Солидно выглядит, — одобрил Катлер.

— Надеюсь. Главное, что у него есть полная герметичность, автономность и дублирующие друг друга системы. Если кто-то захочет попасть внутрь и уничтожить модули памяти, ему придется браться за плазморез.

— Кто-то?

— Если мы не первые, кто зарится на честь сиротки, я хочу знать — кто, — усмехнулся Бен.

— Планета не дом. — Катлер вопросительно посмотрел на Бена. — С нарядом полиции не обшаришь, незаконных жильцов на проверку документов не вытащишь.

— Еще как вытащишь. Я заказал нист-датчики — если в их поле попадет кто-то разумный, я об этом узнаю и локализую его местонахождение до метра. Там и потолкуем.

— А если носители мозгов попрячутся под землю за титановые экранирующие пластины и будут сидеть там год? Или шапочки из фольги наденут?

Бен засмеялся.

— Джон, если на планете есть люди, их биологический материал рассеян повсюду: в нашем случае в песке и в воздухе. Это называется экосистемной ДНК. Единственный вариант, при котором мы не найдем здесь человеческой ДНК, — если планета действительно необитаема. Если же она обитаема, сейчас или была когда-то, я установлю даже личность арендатора. Главное — чтобы «Варан» взял образцы. Тогда разговор будет предметным.

Катлер снова посмотрел на «Варана». Уничтожить под корень всю спущенную на планету чужую технику ради сохранения этой или какой-то другой тайны — нужно обладать большими возможностями и сильной мотивацией. Пожалуй, лучше, если туда и вправду поедет модуль за полтора миллиарда, а не сам Шепард.

— Что, не похоже на звездный десант из романа? — поддразнил его Бен. — Гонки на вездеходах отменяются?

— Да, — признался Катлер. — Прозаично как-то. Киношники сняли бы сериал про многодневную поисковую экспедицию с побочной любовной линией, а тут взяли ДНК — и никакой интриги.

— Я не могу ради интриги рисковать людьми, — сказал Бен, жуя красный кругляш печенья. — Собой тоже не получится, моя же охрана посадит меня под замок. Остается бедный «Варан». ДНК не основная его задача, но он справится.

— Не съест же планета его целиком, — пошутил Катлер. — Что-то да останется.

— Это все, что осталось, сэр.

Брайан поставил на стол пластиковый пакет и вопросительно посмотрел на Шепарда. Тот отрицательно мотнул головой, и Брайан с явным облегчением выскользнул за дверь: похоже, боялся, что генерал спросит его о причинах гибели «Варана», и отдавал себе отчет, как неубедительно будет звучать ответ. Но Шепард ничего не спросил, вместо этого он вскрыл пакет и высыпал из него оплавленные части зонда прямо на стол.

На сияющей поверхности столешницы останки «Варана» выглядели жалко. Фрагмент корпуса из ячеистого алюминия напоминал абстрактную фигуру, какие выставляются в залах современного искусства, вместо сверхточного оборудования — оплавленный комок полимеров и стекла. Бен покрутил в руках и бросил назад все, что осталось от десятка приборов стоимостью в миллионы кредитов каждый — они прекратили свое существование через час после спуска модуля на поверхность Шелезии. За этот час «Варан» не отозвался ни на один сигнал.

Глухая зона, глухой сектор.

Катлер тихонько подошел к столу и с интересом уставился на обломки.

— Удалось ему хотя бы что-то сделать? — спросил он.

— Работал в штатном режиме час, — кратко ответил Бен. — Результаты передать не успел: огромный вольтаж, спекание, все приборы приказали долго жить. Полный провал.

— А что планировалось на этот час?

— Запустить щупы в грунт и разложить его состав на атомы. Полтора миллиарда кредитов — и все в проклятый песок.

Катлер тактично вздохнул, он, наверное, единственный из всех был в курсе, что «Варана» Шепард заказывал как частное лицо, по своему проекту и за свой счет, но тому сочувствие явно не требовалось, он над чем-то напряженно раздумывал. Катлер взял пузырчатый конгломерат со стола и стал его рассматривать.

— Странная штука, — заметил он. — Один пластик, никакого металла.

— Корпус сохранился частично, — напомнил Бен, на секунду оторвавшись от своих мыслей. — Он металлический.

— Страшный, наверное, был разряд, не хуже плазмореза. — Катлер бросил обратно спекшийся кусок, и тот упал с острым твердым стуком. — Воронка должна быть метров сто в диаметре. Хорошо, что людей не было, от них остались бы только молекулы в воздухе.

Он не договорил, удивленный выражением лица Шепарда. Генерал быстрыми шагами прошел к пульту связи, нажал нужную комбинацию кнопок. Ответили ему не сразу, и время ожидания Бен заполнял тем, что постукивал носком ботинка в пол — крайняя степень нетерпения. Наконец сигнал вызова сменился сигналом приема, Бен сорвал трубку с гнезда.

— В каких условиях собирался модуль? — спросил он у невидимого собеседника. — Конкретно — начинка?

Что ответил собеседник, Катлер не слышал, но видел, как Бен изменился в лице.

— Я хочу знать, были они стерильными или нет? — рявкнул он в трубку. — Или твои идиоты засеяли своими ДНК весь модуль с анализирующей аппаратурой, который мы спустили на Шелезию?

Ответ опять прошел мимо ушей Катлера, но, судя по всему, он был неутешительным. Бен бросил трубку на панель, постоял и достал сигареты, наплевав на немедленно загоревшийся при дыме запретительный сигнал на панели. Катлер, впервые видящий его курящим, почел за лучшее ничего не спрашивать, взял железный кусок корпуса и поставил его на середину стола, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую.

— Художественно, — сказал он, чтобы не молчать. — Похоже на спираль, если смотреть слева сверху.

— Может быть, молния?

— На Шелезии нет воды. — Бен включил беговую дорожку и установил там подходящую скорость. — С нашего последнего разговора этот факт не поменялся.

Спортивный зал в это время был забронирован для генерала, охрана у двери не допускала посторонних в помещение, и Катлер, размяв больную ногу, рискнул последовать его примеру. Они пошли рядом под тихое жужжание аппаратов. Холопроектор тут же воссоздал вокруг них смешанный лес, просвеченный солнцем.

— При чем тут вода? — уточнил Катлер, рассеянно глядя на зеркальную гладь длинного бассейна у стены, своими проблесками сквозь стволы виртуальных деревьев напоминавшего настоящее озеро.

— Для атмосферного явления, которое мы называем молнией, нужно грозовое облако, — объяснил Бен. — И немалого размера, чтобы составляющие его частицы могли поляризоваться и создать разнозаряженные сегменты, между которыми возникнет напряжение. Тогда разряд был бы объясним. Но на Шелезии нет воды, неоткуда взяться пару и облаку.

— Тогда скажи как военный — это похоже на использование какого-либо оружия? — Катлер прибавил скорость своему тренажеру, при медленной ходьбе раненная когда-то нога начинала ныть, а вот быстрый шаг в какой-то мере помогал разогреть мышцы. — Могло быть выстрелом по цели? Пусть не с Шелезии, но с другой планеты или с платформы из космоса?

— Мы засекли бы чужой объект, входящий в атмосферу.

— А исходящий из-под земли? Подземные шахты?

Бен на секунду задумался.

— Нет, это не дело человеческих рук на том уровне развития, которого мы достигли. Чтобы на таком расстоянии сработать хоть какой-то системе наведения, нужна нормальная геомагнитная обстановка, отсутствие помех в зоне видимости цели, спутниковая связь в конце концов. Все то, чего не было на Шелезии в момент работы «Варана».

— А что было?

— Через четверть часа после его посадки на расстоянии полукилометра сформировалось пыльное облако, через полчаса поднялся ветер температурой под шестьдесят градусов Цельсия и скоростью двадцать пять — двадцать семь метров в секунду, после этого видимость ожидаемо стала нулевой, связь пропала. Однако через час от посадки сработал варп, это означает, что модуль все это время был жив, выполнял свою задачу, анализировал ситуацию и принял самостоятельное решение об эвакуации с поверхности, когда обстановка стала опасной. Что он посчитал опасностью и почему именно в тот момент — неясно.

— То есть какие-то данные он собрать успел до того, как ушел в прыжок?

— Очень похоже. Передать их не смог, сохранить тоже, потому что разряд на него обрушился в фазе перехода в субпространство, как результат — взрывная декомпрессия. Что мы получили на выходе — ты видел, мощность разряда не берусь озвучить даже приблизительно.

— Но это все равно природное явление?

— Что ты подразумеваешь под этим словом? — неожиданно спросил Бен.

— То же, что и все. — Катлер удивился вопросу. — Шелезия не остывшая планета, внутри нее могут быть какие угодно процессы, внешне выражающиеся таким образом. Даже шаровой молнией. Ей-то ведь не нужна вода, правильно?

— Внутриядерные реакции на Шелезии, конечно, идут, как и вулканическая деятельность, но к появлению шаровой молнии у меня есть вопросы.

— Почему?

Бен остановил дорожку.

— Потому что потоки электромагнитных волн большой энергии генерируются только при крупных разломах горных пород. — Он навалился локтями на пульт тренажера, словно тот был лекторской кафедрой. — Активная точка разлома должна в этот момент двигаться по ломаной траектории, чтобы создать в электромагнитном потоке вихревые компоненты, из которых возникнет шаровая молния. Но на Шелезии во время работы модуля не было никакого землетрясения, ни большого, ни малого.

Катлеру пришлось тоже остановиться и посмотреть на него через листву. Это порождало странное ощущение нереальности, точно показывали смонтированную запись с главой государства. К последнему обстоятельству Катлер за все годы так и не привык, каждый раз, как Бен появлялся на холовидении, переживал за него так, точно тот решил пройтись по канату, натянутому между небоскребами.

— Мы ничего не знаем про экосистему планеты, — продолжил Бен, глядя в пространство перед собой. — Любая биологическая система всегда является и своего рода биологическим сигнальным полем, с помощью которого она получает информацию о вторжении чужака и соответственно реагирует. Атакуй «Варана» птицы или животные, это хоть как-то вписывалось бы в теорию, но получить реакцию в виде шаровой молнии с мощностью плазмореза — заметь, единственного инструмента, который я назвал опасным для «Варана», причем назвал здесь, на корабле, даже не на поверхности планеты, чтобы кто-то мог подслушать, — это уже не биология, а что-то другое. Чему у меня лично нет названия.

Катлер не был силен в биологии, так что промолчал, к тому же в этот момент ему показалось, что по краю виртуального леса что-то движется. Он быстро развернулся — если в зале прячется человек, который шпионил за ними, то сейчас попытается выскользнуть из помещения или перепрятаться.

Но никакого движения нигде больше не происходило. Через секунду собственные подозрения показались ему глупыми — будь тут кто-то еще, охрана Шепарда выставила бы его до того, как генерал сюда войдет. В иллюзии, скорее всего, виновата дурацкая проекция, которая своим шевелением воздействует на инстинкты полицейского.

И все равно ощущение опасности не проходило.

Если кому-то не по душе найденная планета, нет ничего логичнее, чем устранить главную причину пребывания корабля в опасной близости от нее. Или хотя бы попытаться. Без Бена экспансия свернется, возникнут более насущные задачи, и о Шелезии забудут. Или же, когда поднимут список здешних потерь, просто откажутся от нее по экономическим причинам.

— Ты слишком много думаешь обо всем этом, — сказал он. — Потому и в случайных совпадениях видишь систему, и задачка не решается.

— Ты о феномене Баадера-Майнхоф?

— Да, — уверенно подтвердил Катлер, как всегда понятия не имевший об упоминаемых Беном феноменах. — Ты зациклился. А на корабле все тебе смотрят в рот, поэтому здесь нужен человек, не знакомый ни с Шелезией, ни с тобой, чтобы сделать объективные выводы. Я, к сожалению, на эту роль не гожусь, слишком много знаю уже. Если там и вправду какое-то сигнальное поле, то мысли как преступник.

— То есть?

— Найди способ его отключить.

Он снова скосил глаза на бассейн — ему показалось, что по поверхности воды расходятся волны. Они там действительно были, но не такие, как если бы туда бросили предмет или нырнул человек. Скорее всего, работает автоматическая система очистки воды, ничего больше. И все-таки Катлер сошел с дорожки и быстрым шагом направился к краю бассейна.

Тот ожидаемо оказался пуст, было глупо рассчитывать, что там притаился террорист или хищник, как бывает в кино, когда в частный водоем запускают акулу или пираний. Но неприятное чувство не проходило.

Надо же, вот и у него «чувство», и уже не первый раз… Прибором не измеришь и на лабораторный стол не положишь, говорить даже глупо, простая игра воображения или нервов.

Бен следил за ним сосредоточенным взглядом, но ни о чем не спрашивал.

— Поговори со Стивенсом. — вместо объяснений попросил его Катлер, возвращаясь на дорожку. — Или я сам поговорю с ним.

7. Декартова пустота

Когда Боб Куинси смеялся, дрожали стены. Брайан незаметно сжал пальцы, ему очень хотелось треснуть кулаком Бобу прямо в нос, но он сдержался. Это простые операторы пушки, напомнил он сам себе, что с них взять.

— Ты же не будешь отрицать, что внутри древних лампочек был вакуум? — вежливо сказал Брайан. — Поэтому они и перегорали с хлопком — пустота заполнялась воздухом. То же самое делает и твоя штука — лампочки с вакуумом. Только в земле. Что, не так?

Боб заколотил от восторга ладонью по столу.

— Откуда ты такой взялся, чистый и незамутненный? — выдавил он. — Твое описание фотонного удара просто шик. Вакуум — в лампочке! Расскажешь Шепарду — он тебя повысит. Нет, про лампочки — это ты серьезно? Ты что заканчивал?

— Академию тыла и транспорта, — огрызнулся Брайан. — Мы больше внимания политике уделяли и связям с общественностью.

— И кофе учились варить генералам, — заржал Крис Хендерсон.

— Кофе тоже, это входило в деловой этикет.

Брайан отвернулся, чтобы не заводиться. Продолжать спор не хотелось, хотелось посмотреть на пушку в действии, а без Боба с Крисом это не удастся. Они и так сделали ему одолжение, пустив в операторскую, и ссориться с ними сейчас было неразумно. Он еще немного поглазел в обзорники, за которыми уходил куда-то вниз Геркулес, и снова повернулся к Бобу.

— Ну, когда уже?

— Чего торопишься? — хладнокровно ответил за Боба Крис. — Команды не было. Сейчас положительного тангажа добьемся, тогда жахнем из всех стволов. Цель как таковая все равно отсутствует, поэтому куда попадем, туда и ладно.

Брайан поежился. Хоть и фотонная, но все-таки пушка, боевое оружие ему видеть еще не доводилось. Вдруг это опасно?

— А зачем? — спросил он, не обращаясь ни к кому конкретному. — Мы планету этим не повредим?

— Таким ее не возьмешь, — лениво подал голос Боб. — Дыр в ней наделаем поглубже — и все.

— А для чего они, эти дырки?

Боб вздохнул.

— Слушай сюда, тыл и транспорт, — сказал он. — «Эти дырки», как ты их называешь, а по-нормальному лакуны, на время нарушат проводимость на участке поверхности планеты. На вот, читай!

Он сунул Брайану в руки замусоленную инструкцию и отбарабанил по памяти:

— «Поражающим фактором фотонной пушки как ускорительного оружия является высокоточный остронаправленный пучок частиц, разогнанных до больших скоростей. Мощный поток энергии создает на объекте механические ударные нагрузки, интенсивное тепловое воздействие, а также инициирует коротковолновое электромагнитное излучение». Излучение создает, понял, нет? Помехи подавляет. Это как наркоз, все шевеления отшибает напрочь. Сразу после нашего удара там будет тишь да гладь да божья благодать, Шепард быстренько метнет туда очередной зонд и трахнет эту малютку так, как ему давно хочется. Все будут довольны, и мы двинем домой. Соскучился по мамке?

Брайан поморщился. Терминология Боба была невыносима, у него даже появилось желание уйти.

— Вряд ли такое слово, как «трахнет», уместно в отношении генерала Шепарда, — сухо сказал он. — Но я понял, это как жир вылить в бушующее море. Я недавно читал в одной книге про пиратов…

Боб не успел дослушать, на пульте мигнула лампочка, они с Крисом подорвались и заняли места в креслах, натянули наушники и опустили к губам микрофоны. Брайан зачем-то отошел подальше от них, прилип лбом к стеклу, выглядывая Шелезию и место, предназначенное для удара. Боб говорил, фотонный удар беззвучен и не имеет визуального выражения, поэтому только по поверхностным следам и можно будет определить, куда он нанесен. Шелезия висела прямо перед ними, желтая, пустая, непонятная.

Операторская залилась зеленым, мигнули предупреждающие табло, и на ровном участке песчаного цвета вдруг выросли грибы. Брайан удивился, а потом понял, откуда они взялись — песок поднялся вверх, фотонный удар выбил его со своего пути, как и все прочие частицы тоже, не зря эти пушки назвали экологически чистым оружием. Грибы осели, оставив под собой идеально круглые воронки более темного цвета, чем остальная поверхность. Их было много, Брайан насчитал пятнадцать штук, и все они располагались рядом, словно соты в улье. Зеленый свет сменился обычным белым, и тут же отделяемый модуль понес вниз очередной зонд.

Брайан скрестил пальцы на удачу — если получится, через месяц они будут на стандартной орбите Аякса, тогда можно рассчитывать на отпуск.

На возвращение зонда собрались все, даже лабораторию переместили прямо в стыковочный зал на тот случай, если модуль поврежден и встанет вопрос о срочном спасении собранной информации. Лабораторная зона была отделена временными перегородками от остального пространства, и пока дроиды обрабатывали в стерильной камере поверхность модуля, Шепард тихонько покачивался на носках, словно был готов в любую минуту лично посодействовать скорейшей переноске добычи на стол. Брайан тоже с любопытством вытянул шею, выглядывая из-за его плеча. Он уже знал, что за время работы зонда приборы ни разу не сообщали о поломках, связь тоже не прерывалась, и даже подъем обошелся без эксцессов.

— Победа, — шепнул сзади кто-то.

Брайан с сомнением посмотрел на дроидов, тащивших обработанный корпус в общий зал. Лаборанты приняли груз бережно, точно младенца, покатили в сторону своего отсека. Кто-то за спиной генерала открыл шампанское и тихонько начал разливать в пластиковые стаканы, передавая по рядам.

Неладное заподозрили тогда, когда в лаборатории задраили все двери и началась стерилизация помещения. В стеклах было видно, что лаборанты спешно натягивают маски. Шепард заложил руки в карманы и нехорошо прищурился, в толпе повисла напряженная тишина, шампанское исчезло. Наконец дверь открылась.

— Что? — ровно спросил Шепард.

— Даже не знаю, как сказать, сэр, — пробормотал старший лаборант, снимая маску. — Деструкция макромолекул всех материалов и носителей до полной утраты физико-механических свойств… Как будто они там несколько сотен лет пролежали. Я сделаю официальный отчет, но вы можете взглянуть сами. Это очень странно.

Шепард скрипнул зубами, прошел в лабораторию и закрылся там вместе с персоналом. Брайан не понял ничего из сказанного, кроме того, что домой в ближайшее время он не попадет. Неизвестно откуда материализовавшийся Боб сунул ему в руку стакан.

— Пей, — усмехнулся он. — Вряд ли скоро представится другой случай. Похоже, мы опять в заднице.

— Слушай, как это может быть? — жалко пробормотал Брайан. — Я заказывал зонд всего неделю назад, мне не могли прислать старье, он был сертифицирован. И перед вводом в эксплуатацию его проверяли.

— Дурак, — кратко ответил Боб. — Не в зонде тут дело, ты что, не понял еще?

Брайан вцепился пальцами ему в рукав, дернул к себе.

— А в чем?

Боб глотнул из своего стакана, задумчиво заглянул внутрь и дунул туда.

— Обычно после фотонного удара лакуны смыкаются, природа не терпит пустоты.

— Аристотель, — зачем-то сказал Брайан.

— Хрен его знает, — мрачно ответил Боб. — Может, и он. Но на Шелезии они не закрылись. Чем-то природа там скомпенсировала эти дыры, раз они остались. Каким-то другим физическим параметром.

— Временем? — предположил Брайан, из всех жанров фантастики любивший только хронопутешествия.

— Вполне возможно. Это в ее сволочном стиле — иметь нас раз за разом всевозможными способами. Ты в преисподнюю веришь?

Боб бросил пустой стаканчик на пол под колеса дроида-уборщика и, не дожидаясь ответа, вразвалочку вышел.

***

Стивенса Катлер выцепил в общей толпе, когда все начали расходиться после неудачи с зондом, бурно обсуждая версии с пришельцами, порталами в иные измерения и сгустками антиматерии. Тот узнал генеральского гостя, но не смог придумать подходящей причины, по которой можно было бы ускользнуть от разговора.

Они отошли к стене.

— Пару вопросов касательно Зефа Ульрика, мистер Стивенс, — профессиональным тоном сказал Катлер.

— Я не был близко знаком с покойным, — поджав губы, ответил Стивенс. — Но, если чем-то смогу помочь, охотно это сделаю.

Большего Катлер от него и не требовал.

— В тот день, когда Ульрика госпитализировали, вы первым вошли в помещение, где ломали дверь? — спросил он. — Или кто-то из рабочих?

— Я вошел первым.

— Вы не почувствовали в комнате какого-нибудь запаха? Необычного для рабочего помещения. Может быть, видели что-то нетипичное? Слышали звук? Ощущали вибрацию?

— Нет, сэр. Все было самым обычным. Аппаратура не подавала сигналов о нарушении условий труда.

Для Катлера было неожиданностью, что здесь есть такие датчики.

— Вы устно убедили Ульрика госпитализироваться или пришлось применять силу?

— Убедил без применения силы, правда, пришлось пойти на хитрость.

— Обманули? — поймал его на слове Катлер.

Стивенс поморщился.

— Можно и так сказать, — неохотно признался он.

— В чем состоял обман?

— Разговаривать с ним было тяжело, Ульрик нес какую-то чепуху, аргументы пропускал мимо ушей, но мне показалось, что главную роль сыграло мое обещание передать его слова генералу Шепарду.

Катлер про себя чертыхнулся. Такая простая разгадка?

— То есть, когда генерал спрашивал ваше мнение о Шелезии, вы передали ему слова Ульрика?

— Мое мнение? — Удивление Стивенса было искренним. — Генерал не спрашивал моего мнения. Я не тот человек, чье мнение ему интересно.

— Подождите, в его кабинете вы сами попросили разрешения высказать свое мнение, генерал согласился…

— Я? — снова повторил Стивенс тем же тоном, только еще более изумленным. — Извините, я не имею обыкновения высказываться по вопросам, в которых не разбираюсь, особенно при руководстве. Мое дело следить за эксплуатацией парка техники и качеством данных, от нее поступающих.

Теперь пришла очередь Катлеру удивиться. Может, ему тогда послышалось? Нет, Брайан тоже слышал, Шепард это с ним обсуждал. У Стивенса провал в памяти? Бывает у людей в возрасте, он и сам как-то раз возвращался к дверям кабинета, чтобы проверить, закрыл замок или нет.

— Тогда последний вопрос. Те два флаера, которые удалось вернуть, — вы говорили о них в докладе генералу, — когда это случилось?

— При первом спуске, сэр. Начались перебои со связью, и мы приняли решение не рисковать, отозвали их из полета, тем более что главной задачей было взять пробы воздуха, и они ее выполнили.

— После возвращения модули находились в том же ангаре, где потом заперся Ульрик?

— Где же им еще быть? Мы потеряли много техники, он попробовал спасти то, что еще можно.

— Он сам осуществлял ремонт?

— С помощью ремдроидов.

— Что еще было испорчено в этих аппаратах, кроме модулей памяти?

— Воздушные фильтры. Были забиты пылью напрочь.

— Это Ульрик вам сказал или вы сами видели? Что забиты?

— Он показал мне один из них в нашу последнюю встречу. Хотел объяснить, почему больше не даст технику. Фильтры действительно были никуда не годны, размолочены в хлам из-за песка в воздухе.

— Во время ремонта Ульрик работал в костюме защиты?

— По технике безопасности был обязан.

— Его кто-нибудь контролировал?

— Нет, сэр, мы имеем обыкновение доверять сотрудникам, особенно с большим стажем и опытом. У вас остались еще какие-то вопросы? Мне нужно идти принимать груз.

Вопросов у Катлера не было.

8. Rex tremendae majestatis

Для разговора с Беном нужно было еще подгадать время — долгое отсутствие главы государства на Аяксе влекло за собой бесконечные сеансы холосвязи с чиновниками всех регионов. Основной поток, конечно, принимал секретариат, изрядно поредевшийостаток — референтура внешних линий, она же распределяла запросы по заместителям, но часть проблем все равно не решалась без личного вмешательства Шепарда, и Брайан с утра до ночи переключался с внешних линий на внутренние и обратно, параллельно успевая вести трансляцию распоряжений и приказов от генеральского логина всем корабельным службам. Катлера поражал этот мальчик, способный работать как автомат.

Сам Катлер выпавшие на его долю часы одиночества проводил в экскурсиях по жилым палубам, оснащенным обзорными иллюминаторами, понимая, что вряд ли когда-то еще сможет полюбоваться космосом вот так, напрямую.

Вся его жизнь прошла среди людей, и жил он для людей, делая мир по-своему чище и безопаснее. Ему всегда казалось, что это хорошее дело, нужное и достойное. Но наедине с космосом почему-то одолевали мысли, что это было слишком мелко, какая-то мышиная возня на крошечном клочке обжитого пространства. Другое дело — экспансия. Принести людям новую планету, пригодную для жизни, — огромный и неоценимый вклад в развитие человеческой цивилизации. Безвозмездный, потому что его плодами сам не воспользуешься. Когда-то у людей была единственная планета, но ее изуродовали убогим хозяйствованием и бесконечными сварами, пришлось убираться и искать новый дом. Нашли, теперь и его не хватает. И вроде бы велик космос — а нигде не ждут.

Он спохватился, что впадает в лирику. Висящая за обзорным стеклом планета их тоже не ждала и уже стоила полтора миллиарда кредитов, а вообще-то больше, если учесть всю загубленную технику. И одну человеческую жизнь. Организм Ульрика не справился с менингитом, который носил в себе как мину замедленного действия. Что спровоцировало детонацию? Стресс, как сказал Бен? Слишком личное отношение к технике у человека, выбравшего для себя социальный аскетизм и вложившего эмоции вместо себе подобных в бездушные машины? Все равно что поставить на красное и проиграть. Почему люди становятся интровертами? Сознательный выбор, чтобы избежать множества разочарований, или же вынужденная необходимость, чтобы сохранить свою личность в огромном агрессивном информационном пространстве?

Катлер снова себя одернул. Какое отношение все это имеет к жизнеспособной версии? Разве об этом должен думать полицейский?

Правда, жизнеспособной версии все еще не было, стресс казался чем-то слишком незначительным для человека, выбравшего работу в космосе. Хорошо легло бы в схему, сними Ульрик маску и вдохни в себя что-то, вызвавшее изменения в организме, тогда Стивенс тоже мог подвергнуться воздействию того же вещества, только в ослабленном виде, поэтому и не помнит, что нес в кабинете Шепарда. Но инопланетных инфекций, как и иных прочих форм жизни, в космосе до сих пор не обнаружено. Все-таки стресс? А у туповатого служаки здоровая нервная система даже при расстройстве памяти не запустила никакого самоубийственного процесса в организме и спасла ему жизнь.

Неужели это и есть эволюция — вот такая нечувствительность и толстокожесть взамен растиражированным в искусстве пониманию и эмпатии? Позволит ли это огрубение человечеству выжить на Шелезии? Или, наоборот, откроет путь к окончательной гибели? Не на Шелезии, а вообще?

— Черт, да что сегодня за ерунда лезет в голову! — сконфуженно пробормотал Джон своему отражению в стекле. — Старость, вот что это такое. Ты стареешь, лейтенант, только и всего. Становишься сентиментальным маразматиком.

— Глупости, — услышал он голос Бена за спиной. — Это давление окружающей нас бесконечности.

Катлер обернулся. Охрана, постоянно сопровождавшая генерала Шепарда, осталась на приличном расстоянии, так что можно было не бояться, что его рассуждения слышал кто-то, кроме друга.

— Хочешь сказать, что тебе приходят такие же мысли при взгляде на космос? — улыбнулся он, чтобы сгладить неловкость.

Бен пожал плечами.

— Почему нет? Мы все пришли оттуда, — сказал он, указывая подбородком на иллюминатор. — Наш дом до сих пор кружит где-то вокруг своей звезды без нас. Но на генетическом уровне мы все его помним, отголоски изгнания в крови ощущают даже те, кто родился уже в Большой Медведице. Я не исключение.

— Почему выбрали именно ее? — спросил Катлер. — Твой предок не оставил об этом информации?

— Он родился на «Арке» и никогда не видел Землю.

— Но он же получил доступ ко всей базе корабельного искина. Так, по крайней мере, написано в учебниках. Неужели такие знания не стоили того, чтобы поделиться с близкими хотя бы через личные записи?

— Доступ получил, да. Но что думал и что чувствовал по поводу найденного — не сообщил. Шепарды, если ты заметил, лишены эмоциональности.

— Неправда, — возразил Катлер. — Я видел, как ты хоронил отца, тебе было девять, и ты плакал. Собственно, из-за этого я и решился тогда наплевать на запреты и навестить тебя в корпусе. Сейчас вот жалею, что не сделал этого раньше. Уж прости дурака.

— Это был единственный раз, — успокоил его Бен. — Журналистам не следовало меня тогда снимать. Через минуту дед сказал мне, что Шепарды не плачут, я усвоил. Если быть честным, жалел я в тот момент не отца, а себя и упущенную возможность сблизиться с ним. Мы плохо знали друг друга, большую часть времени он меня избегал, а потом стало поздно.

Катлер припомнил, что отец Бена погиб в двадцать шесть, значит, наследником обзавелся в семнадцать лет или даже чуть раньше. Точных дат жизни Николаса Шепарда он не помнил, но тот был ему ровесником, этого хватало для подсчетов.

— Почему отец так относился к тебе? — осторожно спросил он.

Бен качнул головой.

— Не был в полном смысле слова моим отцом.

— Его тебе заменил дед? — уточнил Катлер. — Потому что сам он был слишком молод, когда ты появился на свет, и не успел почувствовать радость отцовства? Или ему не дали, как положено у богатых наследников, отобрали в пользу кормилиц и нянек?

— Нет, не поэтому. — Бен бросил взгляд в сторону охраны. — Чтобы ты знал, Шепарды генетически не способны к производству потомства.

Он сказал это как нечто само собой разумеющееся, но, увидев лицо Катлера, пояснил:

— Такова цена, заплаченная в свое время первым Шепардом за возможность управлять «Арком». Хромосомная мутация. Вся наша линия — клоны с унаследованным дефектом. Мой прадед, мой дед, мой отец, я… Техника такое позволяет, степень родства устанавливается как надо, внешнее сходство принято считать семейной чертой. Даже ты, полицейский, ничего не заподозрил, для остальных это всегда было государственной тайной. Хотя врач деда знал, кое-кто из персонала тоже, но они не в счет.

Катлер был вынужден придержаться рукой за край иллюминатора, услышанное на долю секунды его оглушило.

Сходство всех Шепардов действительно поражало, и сам он сколько раз отмечал почти полную идентичность Бена с дедом, но подобная причина никогда не приходила ему в голову. А ведь он задавался вопросом, почему ничего не слышно о женщинах этой семьи! Думал, их скрывают для защиты от террористов. А их, значит, не было вовсе, клоны выращивает специальный репродуктор. Правда, в Урсуле клонирование людей запрещено из-за возможного накопления мутаций, но если используется один и тот же исходник, такого риска нет.

Исходник… Вместо мамы и папы.

— Когда ты об этом узнал? — тупо спросил он.

— Когда закончил училище на Аайе. — Бен коснулся кончиками пальцев стекла со звездами. — Возраст, в котором пополняют линию. От меня требовалось только согласие на нового члена семьи с последующим признанием отцовства. Так вышло, что именно в тот момент у меня были свои планы на личную жизнь. Я отказался, дед настаивал, и мы поссорились. Мне было не к кому пойти, чтобы разобраться со всем этим, поэтому я удрал и пришел к тебе. Ты ведь помнишь пиццу с лобстерами?

— Господи, да мне в голову не могла прийти такая причина твоей размолвки с дедом! — Катлер развернул его за локоть к себе. — Почему ты тогда ничего не сказал?

Бен пожал плечами.

— Мы были заняты делом Янга.

— Зачем вообще понадобилось такое варварство? — с болью в голосе спросил Джон. — Ведь можно было отредактировать геном! Сейчас это делается, ты мог бы иметь нормальную семью.

— Генный код должен передаваться новому носителю без изменений, он является ключом. К чему этот ключ, сообщить не могу, прости, хотя он ни разу не понадобился.

Катлеру против воли представился сейф первого из Шепардов, набитый золотом, как пещера Али-Бабы.

— Я же видел твоего деда, говорил с ним, он не производил впечатление человека, которого волнуют только приземленные вещи вроде власти или денег. Совсем напротив. Мне казалось, тебя он искренне любил. И все равно настаивал… В голове не укладывается.

— Власть тут ни при чем, ты прав. Джон, будь добр…

Бен извиняющимся жестом указал на охрану, Катлер намек понял и убрал руку с его локтя, чтобы те расслабились. Но забыть услышанное никак не удавалось, оно возмущало до глубины души, и чем дальше, тем больше.

Если бы он тогда знал, то не отпустил бы Бена из участка, отвез бы его к себе домой и сам поговорил с его дедом. Если нужно, через суд подал бы на опекунство до его совершеннолетия. Пусть ничего хорошего из этой затеи не вышло бы, но Бен стал бы немного счастливее на этот год, пока идут слушания. Правда, зная его, Катлер сомневался, что он принял бы от него такую жертву, сделав мишенью номер один для всех. Не в характере Бена прятаться за чужую спину. Шепард-старший счел бы это трусостью, и их противостояние имело бы уже совершенно не родственные результаты — слабость генерал даже внуку не простил бы. Да и Бен вряд ли захотел бы показаться слабее деда.

Клубок противоречий.

— По правде сказать, загрузить меня работой — это лучшее, что ты мог сделать для меня в тот момент, — чуть помолчав, признался Бен. — Ты и Лау. Посмотрев на вас и на Янга, я принял свою собственную судьбу. Но еще одному Шепарду я ее не желаю.

Катлер мельком подумал, что его догадка насчет последнего в роду внезапно оказалась пророческой. Неужели у него на старости лет открылся дар предвидения? Хорошо бы, если так…

Вот, значит, что Бен обдумывал тогда, разбирая дело Янга. И ведь не помешало ему все это раскрыть чужое самоубийство. Катлер потом выступил с его версией у прокурора, и она имела эффект разорвавшейся бомбы, газеты на целую неделю сделали его знаменитым, сюжет даже купила какая-то киностудия для экранизации. Когда Бен получал свою первую должность при штабе, Катлер был на банкете звездой и поздравил его сразу после Шепарда-старшего.

Если бы он знал…

— Это все история, — прервал его мысли Бен. — Предлагаю все-таки вернуться к настоящему.

— Да, конечно. — Катлер спохватился, что молчит слишком долго. — Настоящее — Шелезия? Ну и как, удалось в лаборатории выяснить что-нибудь касательно зонда? Что произошло в лакуне?

Призраки прошлого отступили в тень, уступив место звездам за стеклом.

— Точно неизвестно. — Бен повернулся к Катлеру лицом. — Самая близкая к реальности версия — электрокоррозия. Вероятно, на Шелезии в подземных полостях, заполненных газом, генерируются разряды огромной мощности. Почва неоднородна, точный состав ее неизвестен, так что зонд в лакуне мог замкнуть на себе такую вот природную электроцепь. Пропущенный сквозь него ток повлек крах анодной защиты и ускоренную коррозию всех металлических элементов. Разложение пластика вызвали продукты электролиза.

— Ты в это веришь?

Бен ответил не сразу.

— Забавно, что Шелезия толкает людей не к поискам научного подтверждения, а к вопросам веры, — он коротко взглянул на Катлера. — Я в курсе, какие слухи ползут по кораблю, они меня, кстати, совершенно не удивляют. Магия, в отличие от физики, не требует высшего образования и доступна пониманию любого. Правда, на Шелезии они пока что равнозначны.

— Никакие космические колонии не отменят желания человека верить в чудеса, — улыбнулся Катлер. — Если наша цивилизация еще раз соберется сняться с места, то снова потащит с собой в чемоданах рядом с таблицей Менделеева истории о призраках.

— Может быть, в этом и будет ее спасение, — неожиданно отозвался Бен. — Человеческое сознание способно увязать и то, и другое без особого вреда для картины мира, в которой намерено расположиться с удобством. Жесткость в таких вопросах противопоказана. Помнится, дрифт в свое время тоже вызвал ожесточенные споры.

— О чем?

— О том, чем его считать — научной дисциплиной или мистической. До сих пор ведь точно неизвестно, как именно осуществляется дрифт, даже мне не удалось ничего выяснить. Он происходит. Точка. Но дед испытывал неистребимое отвращение ко всяким эзотерическим шарлатанам, так что дело кончилось паллиативом.

От абсурдности услышанного Катлер расхохотался.

— Так вот, значит, чему ты обязан генеральскими погонами, — выдавил он. — Это просто-напросто легче, чем быть магистром всех стихий или верховным приором ордена.

Не успел он договорить, как свет в коридоре неожиданно мигнул, а потом лампы стали последовательно гаснуть, словно тьма с краев вдруг устремилась к центру, где они стояли. Пад Катлера внезапно завибрировал и озарил темноту пламенеющими переливами экрана ровно в тот момент, когда последняя лампа над головой погасла. В напряженной тишине из его динамика грянуло хоровое исполнение моцартовского реквиема в части «Rex tremendae majestatis».

Трека, которого в телефоне Катлера никогда не было.

— Для дрифтера, как ты понимаешь, стать магистром любого ордена не проблема, — равнодушно сказал подсвеченный потусторонним пламенем Бен на фоне черноты вселенной. — Это не на Шелезии пробы взять.

Свет вернулся так же неожиданно, как погас. Пад умолк и перешел к обычному режиму работы со стандартной заставкой. Катлер деревянными пальцами убрал его назад в карман и, чтобы скрыть свою реакцию, улыбнулся:

— Наглядно. Что будет дальше с Шелезией?

— Попытаемся еще раз реализовать jus primae noctis. Кислородная атмосфера слишком большой подарок судьбы, чтобы от него отказываться. Сорок спутников в нескольких плоскостях и орбитальные группировки дистанционного зондирования будут здесь круглосуточно, нист-датчики — тоже. Рано или поздно выделим все места, где имеется хоть какое-то подобие спокойной геомагнитной обстановки, тогда будем определяться с дальнейшим. Плохо, что полосы помех на поверхности планеты перемещаются, о постоянной связи можно только мечтать. Но из хороших новостей — после фотонного удара глухая зона в районе лакун исчезла. Навсегда или на время — пока неизвестно, я не верю Шелезии в этом вопросе, но затишьем мы просто обязаны воспользоваться.

— Для спуска нового зонда?

— Нет, нужен источник информации понадежнее — менее капризный, более независимый, автономный в плане энергоснабжения, способный принимать решения без какой-либо технической связи и команд, самовосстанавливающийся и нечувствительный к радиопомехам.

— Еще более новая и секретная разработка всесильной «Юнайтед Голд Майнинг»? — удивился Катлер.

— Старая как мир, но удовлетворяет всем нашим требованиям, плюс не содержит ни металла, ни пластика, ни электроники. Человек. Если ситуация будет стабильна, попробуем отправить на переговоры с планетой добровольца. Заодно и подтвердим колонизацию.

Катлер снова вспомнил о Стивенсе и Ульрике.

— Тогда у меня к тебе личная просьба. — Он набрался решимости не думать о том, как это будет выглядеть. — Если есть возможность, выбери из всех кандидатов самого толстокожего и, как бы это сейчас ни прозвучало, — экстраверта. Лучше, если и впечатлительным он не будет. И очень образованным тоже.

Бена просьба почему-то не удивила, но почему — Катлер спрашивать не стал. Достаточно, что ему не отказали.

9. Симптом Хорна

— …и защита высшего уровня.

Все эти разговоры велись уже несколько дней, Реджи Хорн устал кивать и повторять, что все понял. Чего тут непонятного — техника не справляется, нужен человек. Органика, так сказать. Экспериментальный образец.

Он прекрасный образец, сроду ничем не болел и даже зубы не лечил, спасибо маме и папе. Отжимался — дай боже каждому, подтягивался — бабы слюной исходили, в последних, кстати, никогда недостатка не наблюдалось, детишки от него получались неплохие, те, про которых он знал, были образцовыми карапузами, хоть сейчас на коробку с кашей. А тут что за дело? Плевое, надо сказать. Высадился и сиди сутки, бамбук кури, впечатления записывай карандашиком на бумажку. Атмосфера годная, активность магнитных полей нулевая, всех проблем только — связь не тащит.

— Вы меня слышите? — инструктор дернул его за рукав. — Вам все понятно?

— Слушайте, док, — снисходительно отозвался Реджи, — я не тупой, чтобы с первого раза не понять. Мне талдычат это с утра до вечера, обезьяна бы уже выучила.

— Обезьяна не сможет ничего рассказать, — ответ прозвучал с сожалением, как будто основным конкурентом и вправду была макака и выиграл Реджи только потому, что умеет говорить.

Хорошенькое дело. Но ругаться сейчас, накануне спуска, было затеей никчемной. Больно уж деньги дают вкусные, такие за год не заколотишь на контракте.

— Мы будем наблюдать со спутников за каждым вашим движением, — снова затянул свою волынку инструктор. — Никуда из капсулы не выходить, никаких действий, кроме оговоренных, не производить. При любых странностях разворачиваете сигнальное полотнище, эвакуируем мгновенно. Другой связи нет и не будет.

— А в туалет как ходить? — насторожился Реджи. — Я думал — в кустики, а получается — вы за мной подсматривать станете?

— На Шелезии нет кустиков. — Генерал Шепард вошел и остановился в дверном проеме. — Зато есть различные аномалии. Если вам дорога жизнь — выполняйте инструкции дословно.

Реджи вытянулся и покраснел. В его планы не входило выглядеть кретином перед генералом, тем более что дублеров в подсобке сидит целых три штуки, и каждый мечтает оказаться на его месте.

— Так точно, сэр, — бойко ответил он.

— Как вы опишете боль?

Реджи недоуменно нахмурился, а потом сообразил.

— Сильная. Слабая. Пульсирующая. Точечная.

— Еще?

— Мигрирующая. Опоясывающая. Тянущая. Мерцающая.

— Признаки повышения давления?

— Аритмия, гиперемия оболочек, слабость, головокружение, тошнота.

— Какие виды галлюцинаций знаете?

— Слуховые, зрительные, обонятельные, тактильные, вкусовые.

— Как отличите галлюцинацию от иллюзии?

Реджи замолчал, лихорадочно вспоминая лекции очкарика, но как-то про иллюзии там не было ничего. Шепард ждал, рассматривая его бицепсы, и Реджи показалось, что в этом взгляде есть нечто вроде одобрения.

— А разве это не одно и то же? — осмелев, спросил он.

— Нет, не одно. У иллюзии есть первичный объект, на который накладывается воображаемый образ, галлюцинации возникают вне объекта на пустом месте.

— О, — тупо сказал Реджи. — Ясно.

— Или высокий интеллект, или здоровая генетика, — непонятно прокомментировал док.

Шепард засмеялся и вышел, ничего не сказав. Реджи велели одеваться и готовиться к спуску.

С высоты сорока километров Шелезия выглядела одноцветной и желтоватой, как ослиная моча, но скучно было только первые десять секунд. Лететь со скоростью шаттла в железной бочке еще куда ни шло, зато крутиться как пропеллер вместе с аппаратом оказалось совсем тошнотно То есть никто его не спрашивал, отсутствие воздушных потоков не позволяло маневрировать достойно. Почувствуй себя носком в стиральной машине, йес! Была бы еще связь, но чертова планета глушила все сигналы с тридцати пяти километров с добросовестностью особиста. Хорошую страховку просто так не заплатят. И тот очкарик говорил что-то про микротрещины в обшивке, мол, даже одна его убьет. Интересно, как? Он-то всяко больше микротрещины. Знал бы, где она будет, заткнул бы ее пальцем, он читал такое про плотину, и там сработало, ну а тут-то…

Купол парашюта рванул вверх и разместил его болид в правильном положении относительно желтой земли. До того, как Реджи вылезет и начнет шевелиться на поверхности, на корабле не будут знать, жив он или нет. Надо будет помахать им рукой. Хотя нет, этого в инструкции не было. Было пятно, определенное как безопасное, следовало там сидеть и не рыпаться, прислушиваться к себе и все такое. Он же не макака, он справится.

Шелезия встретила его приземление песчаным облаком, забившим всю видимость, пришлось вылезти и почистить обзорник руками. Больше пыль, чем песок, конечно, но контракт он не нарушил, в капсуле продолжал оставаться одной ногой. После этого он сделал то, что было велено, — развернул оранжевый сигнальный маяк на крыше. Защитный костюм ему снимать запретили под страхом смерти, но это он и сам не собирался делать, что он, дурак, без трусов сидеть на чужой планете? А про респиратор ничего не говорили, поэтому, наверное, его можно снять. Атмосфера ведь пригодна для дыхания? Ну и все.

Он посмотрел на часы, которые ему приказали сразу достать из специального контейнера и завести — механика. Такой диковинки он сроду в руках не держал, покрутил осторожно колесико на боку корпуса и послушал — тикают. Отсчет премии, ха.

Реджи проверил фильтры в отверстиях капсулы, потрогал упаковки с водой, пакеты с пюре, порошки-таблетки — снабдили будто на год отправили, а не на сутки. Белый лист блокнота глядел на него вызывающе. Позже он там что-нибудь напишет, но пока нечего. Был бы хоть пад с собой, посмотрел бы одно кинцо симпатичное, но пад ему не дали. И вообще никакой электроники не дали, в капсуле все было механическим или на ручном управлении. Оно и правильно, если техника сойдет с ума, как он поймет, что это она спятила, а не он?

И всё-таки, что бы такое записать в блокнот? Голод? Нет, пока есть не хочется. Пить? Не хочется. Поспать? Отлить? Тоже мимо. Хоть бы где кольнуло или зачесалось…

Он пересел поближе к стеклу и уставился на каменистую поверхность, занесенную желтым песком. В поле зрения находились какие-то провалы в земле, но слишком далеко, туда нельзя. Нарушишь условия контракта — не видать оплаты. Чем бы все-таки время убить? Мелькнула одна мыслишка, память даже подкинула подходящую картинку, но Реджи прогнал ее как недостойную высокой миссии, хотя костюм стал немного жать спереди, потом это неудобство прошло.

Он посвистел, как научился в детстве, спел весь репертуар армейских частушек, нарисовал на листе точку, а потом тире. Страницы в блокноте были пронумерованы, и он спохватился — вырвать будет нельзя. Часы подлейшим образом показали, что прошло только двадцать минут, еще десять он потратил на то, чтобы посчитать, сколько ему осталось сидеть в бочке. Получалось, тысяча триста восемьдесят минут абсолютно пустого времени. Музыки нет, кино нет, с друзьями не початишься, за окном тоска, и выйти нельзя.

Он достал из ящика упаковку пюре и надорвал край — все-таки развлечение. Жижа оказалась питательной, но не вкусной, после второй пачки третья пошла уже с трудом. Вода тоже не виски, много не выпьешь. Да и облегчаться он надеялся как можно реже, поэтому сделал глоток и сунул упаковку обратно.

Время тянулось прозрачной гелевой массой. От нечего делать Реджи нашел нехитрое развлечение — раскачиваться и укачивать самого себя. Забавно, что через пять минут такого качания, если не открывать глаза, ощущения продолжались уже без его участия — вестибулярке тоже скучно. В какой-то момент он даже задремал, но подпрыгнул резко, как от удара, и сразу посмотрел на часы — твою мать, всего пятнадцать минут спал? О, а может, сутки прошли и стрелка показывает то же время, но двадцать четыре часа спустя?

— Да хрен там плавал, — ответил он сам себе. — За сутки мне бы мочевой пузырь разорвало уже.

Мочевой пузырь не подавал признаков жизни. В обзорнике ветер лениво шевелил песок на лысом просвете с дырами, выглядело это уныло.

Что они вообще забыли в этой заднице вселенной? Хоть бы что интересное, трава там или птички, да хотя бы ископаемые какие, а то ведь об этой Шелезии никто никогда не слышал, пока его не вызвали к командиру и не предложили этот контракт. Секретный. А что в нем секретного? Аномалии какие-то? И что тут такого, кроме того, что электроника через час дохнет? Таких аномалий и на других планетах по пяток на пучок. Может, тут пришельцы водятся?

Эта мысль заставила его внимательнее посмотреть на дыры в земле, вдруг пришельцы — черви?

— Тоже херня, — сказал он вслух, больше для того, чтобы дать работу ушам, затосковавшим в тишине. — Чего им тут жрать?

Жрать определенно было нечего, если не считать камней. Черви-камнееды? В кино показывали такое, но то кино, а то реальность. Куры вот клюют камни, но мелкие, и только потому, что у них зубов нет, а камни им еду перетирают, то есть жратва нужна все равно. И были бы тут черви, ему бы ствол дали, а не блокнот. Значит, нет тут никого.

Реджи опять поднес часы к глазам — ну что ты будешь делать с проклятыми?

— Дважды два — четыре, — громко сказал он. — Дважды три — шесть. Дважды четыре — восемь. Дважды пять — десять. Одиннадцать на одиннадцать…

Последний пример оказался неудачным, он точно не помнил, сто двадцать один или сто одиннадцать, а проверить подсчетом на листочке было нельзя. Может, уже пора написать на нем что-нибудь, чтобы не сказали, что он не работал? Например, что хочется пить?

Сказано — сделано. Лист уже не выглядел таким пугающе чистым, и дальше Реджи изобретательно продолжил тему отсиженной левой ногой. Нет, он научно написал, как его учили — нарушено кровообращение, но все равно. Когда вторая тоже затечет, можно будет и про нее написать. Затея его увлекла. Ну-ка, ну-ка, что там еще происходит в его организме? Например, повышенное потоотделение в области задней части головы существенно? Или надо писать — зона роста волос?

Он смахнул каплю пота с шеи и продолжил свой научный труд. Усиленная перистальтика кишечника — годится, хотя потребовалось привстать, чтобы эта самая перистальтика пришла к логическому завершению после белкового обеда. Правда, не совсем она пришла, но день еще долгий впереди, писать про что-то надо. Почему бы не про неприятные ощущения в области желудка? Они ведь даже болевые отчасти, так что извините.

После смены позы Реджи торжественно квалифицировал эти ощущения как мигрирующие болевые (пригодилось слово). Он пощупал живот, на всякий случай спустил руку ниже и потрогал мошонку, на это простое действие отозвалась почему-то только правая тестикула, и Реджи тоже это добросовестно записал. Можно еще смерить температуру до кучи, у него тут есть градусник с железкой, пусть поработает.

Стрелка на термометре прыгнула к тридцати семи и остановилась. Это уже повышенная температура или нормальная? Вообще, он, конечно, вспотел, но все-таки нормальная температура у человека тридцать шесть и шесть, поэтому записать надо.

Научная работа порядком его утомила. Реджи похвалил себя за то, что не пошел в колледж, иначе занимался бы такой фигней всю жизнь. Он откинулся назад и попробовал улечься на спине, но боль переползла в низ живота, и пришлось лежать на правом боку, где это не так чувствовалось.

Реджи проснулся от того, что организм срочно требовал посещения уборной. Причем так требовал, что был риск не успеть. До этого дня Реджи и не подозревал, сколько всего может поместиться в его кишках.

Не надо было есть третью упаковку.

И вторую тоже не надо было.

Зеркало на стене отразило его бледный вид, когда он, пошатываясь, слез с толчка. Нужно записать, мелькнула у него мысль, но тут же пропала, когда он понял, что боль усилилась и прочно обосновалась в правой части живота. Термометр показал уже тридцать восемь, а пульс он сам себе насчитал под сотню. Он наскоро впихнул эту информацию в блокнот и посмотрел на часы — три часа прошло.

Реджи свалился на койку и потянул к себе упаковку воды. Надо попить, сухость во рту — первый признак обезвоживания, как раз его симптомы. Должны пройти после пополнения водного баланса. Он выдавил в рот содержимое пакета, и стало немного легче. Если не шевелиться, терпеть можно. Живот, однако, думал иначе, через несколько минут он ожил и начал сотрясаться в каких-то пульсирующих спазмах, боль стала настолько невыносимой, что пришлось выпить сначала одну таблетку, а потом и вторую. Что за хрень с ним творится? Он же вот только что был здоров как бык.

Под одеждой то, что еще утром было нижним прессом, теперь выглядело как раздутое лягушачье брюхо, причем с одной стороны больше, чем с другой. Наплевав на научные термины, Реджи занес это в протокол своими словами и полез за тревожным вымпелом. Это было последним, что он смог сделать, стоя на ногах. Через бесконечно долгое время (или ему так показалось?) в крышу капсулы ударил магнит стыковочного модуля, и железная бочка понеслась вверх с такими перегрузками, что Реджи первый раз в жизни помолился.

***

Боб Куинси поймал Брайана в туалете и припер к стенке локтем.

— Ну? — угрожающе спросил он. — Что за непонятная тишина? Чувак жив, правильно? Значит, нагнули планету? Снимаемся с орбиты?

— Нет. — Брайан выкрутился из его хватки и огрызнулся: — Не снимаемся.

— Почему? — Крис отошел от писсуара, застегивая ширинку. — Чем аппендицит-то вам не угодил? Это же не аномалия.

— Флегмонозный аппендицит, — многозначительно поджав губы, объяснил Брайан. — Вместо двенадцати часов за четыре развился. Хорошо хоть он этапы болезни в блокноте описал, по симптому Хорна и установили, сразу на стол. Прооперировали.

— И что? — возмутился Боб. — Подумаешь, скоротечный аппендицит, с каждым может случиться!

Брайан покрутил головой по сторонам, убедился, что все кабинки пусты.

— Не с каждым, — шепотом сказал он. — Скоротечный — ладно, но этого парня выбрали потому, что у него единственного из всех кандидатов удален аппендикс. В возрасте шести лет.

***

— Ошибка в документах?

— Да черт его знает, без полноценного расследования не скажешь.

Таким сердитым, как сейчас, Катлер видел Бена всего однажды — когда у них перед носом уходили грабители элитного автосалона.

Тогда штатный полицейский кар, принявший вызов, никаким образом не мог соперничать с угнанной ворами скоростной моделью на антигравах с турбостартом, бессмысленно было даже пытаться. Угонщики нарочно сделали круг по стоянке метрах в трех от земли, потом с неприличными жестами и гоготом поднялись выше. Катлер, не желая рисковать сидящим в служебной машине Беном, передавал информацию дорожной полиции, а воришки зависли у них над головой, и издевательские желтые брызги растеклись по лобовому стеклу. Это оказалось последней каплей: злой как черт Бен толкнул дверь и выскочил наружу, содрал с куртки свой маячок и швырнул в брюхо парящей в воздухе машины — жест, который Катлер ошибочно принял за выражение отчаяния. Ошибочно — потому что через семнадцать минут грабителей задержала не дорожная полиция, а войска специального назначения, вышедшие на операцию «Перехват». Бену за эту выходку влетело от Катлера больше, чем от деда, но краденая машина вернулась в салон целой, а преступников через неделю доставили в участок вежливые люди в штатском, после того как убедились, что похищение Шепарда-младшего воришки не планировали и даже не знали, с кем имеют дело.

Бену было одиннадцать.

— Данные этого Хорна были когда-то утеряны в архиве, — объяснял тем временем взрослый Бен, замещая возникший на сетчатке Катлера детский образ. — При копировании случайно стерли файл, потом восстанавливали, так что об аппендиците сведения записаны с его слов, никто не проверял фактическое наличие. Шрамов от операций сейчас не остается, так что в этом смысле подозрений ни у кого не возникло. А детская память избирательна, любит переворачивать события прошлого с ног на голову. Ему могли удалять не аппендикс, а миндалины, аппендикс же удаляли, скажем, соседу по палате, но он запомнил так, и даже на полиграфе прошел бы тест на правдивость. Где это было — не помнит, вроде бы с матерью жил на каком-то курорте, но мать давно умерла, жалоб у Хорна за это время не было, так что тупик.

— Занятно получается, — задумчиво сказал Катлер. — Универсально как-то. Если ты веришь в магию, можешь считать, что у Хорна вырос новый аппендикс взамен потерянного на операционном столе, и потом воспалился вот так некстати. Если ты материалист, спишешь все на игры разума и памяти, а аппендикс останется в твоей картине мира на своем месте. Все так логично и гладко, с какой стороны ни подойди, в точности как с той электроцепью.

— Уникальные комфортные условия для любой картины мира? — Бен сел рядом с ним на угловой диван в зоне ожидания санчасти. — Любой каприз за ваши деньги?

— Я не знаю, как это научно называется, — признался Катлер. — В обоих случаях выглядит как подстройка под любую конфессию, любой статус и любые убеждения. Ну знаешь, как в этих ваших отелях класса супер-люкс? Туда можно припереться с любым животным, хоть с лошадью, они найдут способ разместить ее комфортно, и ты даже не будешь чувствовать себя кретином.

Бен взял из вазы с фруктами яблоко, разделил его ножом на половинки, вырезал середину и одну из полусфер протянул Катлеру.

Яблоко было большим, красно-желтым, с коричневыми семенами в сердцевине и остатком листа на черенке, казалось, только надкусишь — и брызнет сок. Катлер таких давно не видел, в магазинах было больше синтетических: идеально ровных, одинаковых на вкус и не содержащих никаких сюрпризов.

10. Недостающее звено

Зачем ему понадобилось осматривать рабочее место Ульрика, Катлер сам не знал. Наверное, для очистки совести. По-хорошему следовало закрыть это дело за отсутствием состава преступления, но его никто не открывал. А Катлер продолжал относиться к нему как к делу. Бедный Ульрик к этому моменту отправился в свободное плавание капсулой с прахом — так хоронили умерших в космосе со времен колонизации; слова Бена о «менингите призывника» выглядели убедительно, но чутье полицейского говорило о каком-то пропущенном звене, и оно, звено это, заставляло его тратить сейчас драгоценное время отпуска на путешествие в лифте к нижней технической палубе.

Брайан сопровождал его, тактично держась чуть в стороне. Бена с ними в этот раз не было, он, пользуясь затишьем в зоне лакун, присутствовал при спуске буровой на точку, откуда недавно так поспешно эвакуировали Хорна. Поделиться мыслями было не с кем, может, к лучшему.

— Это здесь, сэр, — Брайан остановился и указал на полипластовую вставку в металлической двери, за которой виднелся сотрудник, заменивший Ульрика на этом посту.

Вместо срезанного замка стоял новый, он послушно мигнул в ответ на карту в руке Брайана, и дверь беззвучно съехала в сторону.

— Останьтесь снаружи, — попросил Катлер секретаря, видя, что для троих внутри места маловато. — Я недолго.

Это пожелание Брайан выполнил с заметным облегчением, ему, похоже, были неприятны воспоминания о смерти Ульрика. По крайней мере с того момента, как ему поручили проводить генеральского гостя, выражение лица у него было самое что ни на есть траурное.

Катлеру такие условности не мешали, смерть давно стала для него рабочим понятием, как входящие счета за коммунальные услуги. Всё умирает в этом мире, и нет никакой трагедии в том, что некий процесс кончается во времени. А вот причины, по которым он подходит к концу, относятся уже к совершенно другому кругу вопросов, далеко не философскому.

Техник поднялся с места при его появлении и отошел в сторону: был предупрежден о визите и терпеливо ждал, пока гость удовлетворит свое любопытство.

Как проходное помещение называется правильно, Катлер не знал — здесь переодевались, принимали рабочие заявки и отчитывались в корабельном мессенджере. Комната имела две двери: наружную, за которой он оставил скучать Брайана, и напротив нее вторую, ведущую в ангар с техникой. Туда Катлер не стремился, мельком оценив за стеклом складские масштабы.

Из глухих стен одна была занята столом с селектором и холосвязью, рядом приткнулся рабочий стул на колесах, другая являлась шкафом во всю ширину помещения. За приоткрытой створкой Катлер увидел пустые полки и несколько упаковок быстрорастворимого супа. Потолок светился ровным квадратом, встроенный прямо в него кондиционер горел рабочим диодом в углу. Катлер поискал глазами панель управления и не нашел — вентиляция была частью складской климат-системы.

Все выглядело очень и очень пристойно.

Будь кабинет темным, неудобным, шумным или подверженным вибрации, причины депрессии Ульрика можно было бы списать на внешнее негативное воздействие и накопленную усталость. Но ничего похожего Катлер здесь не увидел, как и книг с мистической тематикой или религиозных символов вроде распятия или полумесяца со звездой, встречающихся иногда на рабочих местах у верующих людей. Одним словом, никаких предпосылок для мрачных предсказаний. Даже пол был в идеальном состоянии. Именно эта идеальность заставила Катлера обратиться к парню в комбинезоне.

— Здесь всегда так чисто? — спросил он. — Я имею в виду, что помещение проходное, они редко выглядят такими стерильными. Как вы этого добиваетесь? Спрашиваю, потому что неплохо было бы опыт перенять.

— У нас это тоже редкость, сэр, — не стал врать парень. — Это ж дело такое, то сам с ремонтной площадки грязный придешь, то дроида вызовешь, а он в смазке по самую крышечку, как наследит… Зашли бы вы сюда день назад, сказали бы другое. Но у нас вчера после смены была генеральная уборка вне графика. Недавно один сотрудник заболел прямо на этом рабочем месте, слышали, наверное?

— Да, конечно.

— Он умер, и мистер Стивенс распорядился тут все хорошенько отмыть, побоялся, что инфекция осталась и кто-нибудь еще заболеет. Начальству виднее, приказали — сделаем.

Парень явно понятия не имел, о какой инфекции идет речь и как она передается. С другой стороны, он не обязан это знать, вымыли — и всем спокойно, даже по-человечески объяснимо. Вот только случилась эта уборка сразу после того разговора со Стивенсом, в котором Катлер проявил интерес к фильтрам и пыли. Причем Стивенс тогда ни словом не обмолвился о планируемой санобработке помещения, сказал, что идет получать груз, хотя одна причина не хуже другой. Решение было принято спонтанно и очень походило на уничтожение улик. Но каких именно?

— Как происходит генеральная уборка в таких местах? — Катлер посмотрел вверх, потом по сторонам. — Дроиды убирают?

— Ровные поверхности моют они, а сложные вроде ножек стола или полок в шкафу я уже сам, им дольше объяснять, чем самому сделать. Они у нас ремонтные, не бытовые, гайки крутят лучше, чем тряпкой машут.

Парень отвечал охотно, точно рад был отвлечься и поболтать с кем-то, кроме роботов, но при этом все время поглядывал на холовизор, оставленный работающим. Проекция была погашена, однако диод аппарата горел активностью, как бывает при незавершенном диалоге.

Интересно, случайно или нарочно оставил?

— Скажите, вы видели где-нибудь здесь испорченный фильтр? Такой, какие снимают с флаеров, только разорванный и забитый песком? На столе, может быть, или в мусорном ведре?

Парень ни секунды не колебался с ответом.

— Нет, сэр. Если он был испорчен, его наверняка утилизировали на складе вместе с остальным мусором. Когда фильтры меняют, с них много грязи летит, обычно с ними в респираторе работают или вообще дроидов вызывают снять, а то наглотаешься.

— То есть если бы Ульрик хотел показать такой фильтр кому-то, например мистеру Стивенсу, то позвал бы его на склад под вытяжку? У вас ведется видеорегистрация входящих на склад людей? Я могу узнать, кто заходил туда в день его госпитализации?

В помещении наступила тишина. Катлер по лицу парня понял, что вопрос вызвал серьезные трудности с ответом, и затаил дыхание.

— Регистрация есть, — выдал тот наконец результат своих мыслительных процессов. — Но Ульрик не любил посторонних на складе. Фильтры небольшие, если вы о флаерах, которые отправляют за пробами, хотел бы показать мистеру Стивенсу — сюда бы принес. Но здесь запись не ведется, сами понимаете, раздевалка.

И он снова взглянул на холопроектор. После этого Катлер уже не сомневался, что их разговор слушает не кто иной, как Стивенс. Была у них с дежурным такая договоренность заранее или тот сам позвонил сейчас и велел не отключаться, спросить было нельзя. Но понять невидимого слушателя легко: хотел быть в курсе того, что его сотрудник наболтает полицейскому, который напрямую вхож к Шепарду.

Катлер вернулся мыслями к делу. Значит, Стивенс фильтр все-таки видел, и показывал его не кто-то, а сам Ульрик, и происходило это здесь. Скорее всего, и уборка имела какую-то связь с этим чертовым фильтром, принесенным сюда. Где можно держать такой специфический предмет, чтобы при надобности быстро показать, но при этом не подавиться пылью?

Он открыл дверцу шкафа и пригляделся к поверхностям — вроде чисто. Парень следил за ним, покручивая в пальцах какой-то кусок провода. Катлер достал из кармана упаковку салфеток, которые по полицейской привычке ничего не брать голыми руками вечно таскал с собой. Получив распоряжение протереть полки в шкафу, девяносто девять человек из ста протрут только верхние стороны и немного стены. Снизу полки моют исключительно параноики, а парень в комбинезоне таковым не выглядел. Катлер прошелся салфеткой по нижним поверхностям и увидел, что ткань покрылась серыми разводами.

В качестве источника информации о составе пыли техник не годился. Ну что же…

— Умерший, как я погляжу, не слишком-то жаловал гигиену? — Катлер постарался задать вопрос шутливым тоном, салфетку же продолжал держать в руке так, чтобы следы оставались на виду. — Раз такой слой пыли в шкафу осел?

— Да не сказал бы. — Парень растерялся, это чувствовалось по его голосу. — После Зефа помещение выглядело довольно чистым. Он вообще был чистюлей, даже комбинезоны носил белые. Не терпел грязи.

В этот момент дверь со стороны коридора распахнулась и в нее поспешно ввалился Стивенс. Лицо его было красным, а взгляд, брошенный на болтливого парня, заставил Катлера замолчать и с любопытством ждать, что будет дальше.

— Хоук, идите на склад, — отрывисто приказал Стивенс. — Я вас позову, когда понадобитесь.

Работник с заметным облегчением подчинился. Стивенс плотно прижал за ним дверь, проверил ту, через которую вошел сам, плюхнулся на стул, наклонился вперед и закрыл лицо руками. Минута прошла в томительном молчании.

— У меня в отделе еще шесть человек, — вдруг сказал Стивенс другим, не похожим насвой предыдущий тон, голосом, поднимая голову. — Я обязан думать о них.

— И о себе, — нейтрально подсказал ему Катлер, мысленно скрестив пальцы. — Ульрик был чистюлей, но вы распорядились тут все вымыть после нашего разговора. Боялись не грязи и не инфекции. Чего?

— Что все это дойдет до самого верха, — почти огрызнулся Стивенс, но тут же взял себя в руки. — Не знаю, где Ульрик достал эту дрянь. Действительно не знаю. Это вещество запрещено в Урсуле, но на Мумбаях его можно купить свободно. Я не слежу за сотрудниками днем и ночью, у меня нет такой задачи. С обязанностями справляются, остальное их личное дело.

Катлер развернул салфетку.

— Когда это стало понятно?

Стивенс сначала скривился, а потом махнул рукой, решив говорить только правду и ничего кроме правды.

— Когда Ульрик отказался выполнять свои прямые обязанности. До этого я списывал его странности на своеобразный юмор и плохое настроение. Но последний раз был уже перебором. Я отругал его, потом пригрозил, результата это не имело, он продолжал нести ахинею, пытался убедить меня в своей правоте, показывал фильтр в шкафу. В тот момент я еще думал, что он пьет по-тихому и это признаки делирия. Вызвал носилки, чтобы отправить его на экспертизу принудительно, после этого обшарил шкаф, предполагая, что найду там запасы виски. А нашел под фильтром это. Песок так не выглядит, пыль тоже.

— Вы что же, на глаз определили, что за вещество рассыпано на полке?

— Не надо быть семи пядей, если человек запирается посреди рабочего дня и ведет себя неадекватно, а на полке у него следы черного порошка. Не знаю, как я не убил его тогда, едва представив, что это мог обнаружить кто-то другой.

— Почему не сделали анализ найденного?

— Боялся огласки. Если мой подчиненный так себя ведет на рабочем месте, стало быть, и моя вина в этом есть.

Утверждение было спорным, но Катлер не стал акцентировать на этом внимание. Возможно, он плохо знаком с порядками на корабле, а Стивенс знает, о чем говорит.

— И что вы сделали потом?

— Сам тут на скорую руку все собрал и утилизировал вместе с фильтром.

— Зря. Следовало сообщить хотя бы врачу.

— Вы вообще представляете, что такое замараться с наркотиками, когда на корабле присутствует глава государства? Никто даже слушать не станет, снимут с должности в одну секунду, лишь бы расследование завершить и отчитаться наверх о результатах. Если срок и не дадут, то о приличной работе точно придется забыть навсегда. Но Ульрик умер. В каком-то смысле это лучшее, что он мог сделать. Менингит — инфекция, смерть наступила в санчасти, вскрытие в таких случаях не делается. Если бы вы не начали интересоваться проклятым фильтром и пылью, никто ничего не узнал бы, а совершенно идеально уничтожить следы, понятное дело, я не смог.

— Подождите, разве в санчасти не определили наличие примесей в его крови? — удивился Катлер. — У него должны были взять пробы.

— Брали, но почему-то не выявили, — в голосе Стивенса была уверенность или ее подобие, насколько это вообще возможно в такой ситуации. — Может, он пытался соскочить в этот промежуток. Не знаю. Своего опыта у меня нет в таких делах, я никогда не употреблял ничего запрещенного.

Стивенс замолчал. Катлер не стал задавать новых вопросов, потому что теперь срыв Ульрика выглядел намного понятнее. Такой побочный эффект есть у всех наркотиков, особенно в период абстиненции, остальную цепочку Бен описал верно. Заодно стало объяснимо и поведение самого Стивенса в кабинете Шепарда: если обо всем этом он думал во время доклада, то понятно, и почему чужое мнение выдал за свое, и почему не вспомнил потом, что говорил, — когда над тобой висит срок, тут уже не до снимков гнейсов и кварцев.

Теперь Катлер действительно чувствовал, что дело можно закрывать, — недостающее звено встало на место. С ним ситуация казалась ясной.

— Есть предположения, у кого Ульрик доставал «блэк» на корабле? Может быть, кто-то недавно к нему приезжал? Знакомый, родственник?

Стивенс покачал головой.

— Пока «Эссен» принимает на борту генерала Шепарда, никто не станет так рисковать. Это могли быть и старые запасы, склад-то огромный, можно спрятать что угодно в каком угодно количестве, если хорошо разбираешься в его закоулках. А Ульрик разбирался. На всякий случай я предупредил остальных сотрудников, если найдут что-то подозрительное — не трогать и дать мне знать. Все, что обнаружил в шкафу, я уничтожил. Там немного было.

Он поднялся, зачем-то отряхнул колени и без того чистых брюк, и остался стоять, опустив руки вдоль тела. Катлер даже его пожалел — хочет спросить о своей дальнейшей судьбе, но не знает как.

С точки зрения следователя, огласка обстоятельств не повредила бы никому, кроме Ульрика, тогда как попыткой скрыть преступление и дать ложные показания Стивенс сделал хуже только себе. Его счастье, что у Катлера отпуск и он не обязан составлять никаких протоколов. Покойнику не поможешь, а вот живым действительно можно навредить.

— Мистер Стивенс, если вы гарантируете, что остальные ваши сотрудники к этому не причастны, я обещаю не доводить обстоятельства дела до генерала Шепарда. Но ведь шкаф общий, не личный…

— Даю слово, это не они, — горячо поклялся Стивенс, для убедительности прижав ладонь к груди. — У меня люди положительные, семейные, старательные. Да и зачем им? Тут работа легкая, деньги платят хорошие, какой смысл?

Катлер мог бы сказать, что денег никогда не бывает много, а у положительных семейных людей иногда обнаруживаются любовницы, игровые зависимости и долги, но разговор становился уже беспредметным, не хватало только прописные истины начать изрекать.

— Тогда последнее и между нами — что вы все-таки думаете о Шелезии?

Стивенс собрал щеки в складки.

— Ничего, сэр. Я сюда из «Плазы Голд» перешел, вы же знаете, чья она?

— В курсе.

— Десять лет там проработал, всякие планеты видел, хотя Шелезию, конечно, обычной не назовешь. Хорошей техники мы потеряли на ней слишком уж много, и при этом — пустая. Одна надежда, что рудные пояса имеются, иначе ее проще выкрасить и выбросить, как говорится.

Все это Стивенс пробормотал, словно школьный доклад читал на оценку.

— Ясно. Спасибо за откровенность. Возможно, Шелезия все-таки чем-нибудь порадует вас, если удастся заглянуть под поверхность.

Катлер отдал ему салфетку, которой протирал шкаф, Стивенс торопливо схватил ее и мгновенно отправил в утилизатор, после этого ему стало заметно спокойнее. Он даже проводил Катлера, придержав ему дверь.

Замок пискнул и закрылся за спиной. Брайан, ожидавший у стены, поспешно спрятал в карман блокнот, в котором что-то чиркал, и сделал шаг навстречу.

— Знаете что, обратно провожать меня не нужно, — сказал ему Катлер. — Хочу здесь немного погулять, посмотреть, как все устроено. Когда еще попаду на настоящий крейсер.

— Мы на технической палубе, сэр, — предупредил секретарь. — Тут только склады. Можно подняться и выйти на рейд, скоро поступят образцы с Шелезии, это будет гораздо интереснее.

— На рейде я уже был. А что, с буровой не случилось никакой катастрофы? — иронично удивился Катлер.

— Нет, сэр. — Брайан улыбнулся уголком рта. — Она успешно села и начала работать, связь стабильная, так сообщают в корабельном мессенджере.

— Даже не верится.

— Генерал Шепард всегда добивается своего. Сэр, вы действительно хотите остаться один?

— Идите, идите. Дорогу я запомнил, не заблужусь.

11. Битый пиксель

Складская палуба казалась бесконечной. Столь вместительное чрево крейсера, ставшего опорным пунктом экспансии, невольно вызывало мысли о временах, когда другой огромный корабль привез земных колонистов в Большую Медведицу. Правда, «Арк» был куда больше «Эссена», потому что нес на себе десятки жилых колец с переселенцами, а также образцы всех передовых достижений науки, всех сокровищ культуры за века существования земной цивилизации.

«Арк» был первым кораблем колонистов, его собирали в путь как настоящий ковчег, вдумчиво и без спешки. Второй транспорт стал вынужденной мерой, он строился на личные средства тех, кто хотел покинуть Землю срочно, и нес ограниченный объем груза — только самого необходимого для выживания. Правда, технологии все это время не стояли на месте, так что вторая волна колонистов на своей шустрой «Виктории» обогнала первую и даже успела захватить все пригодные планеты и обустроиться там, прежде чем на их голову свалился «Арк» под командованием Николаса Шепарда, в тот момент еще просто Ника. Содержимое трюмов вновь прибывшего «ковчега» тут же стало предметом торга: викторианцы жаждали немедленно наложить свою лапу и на бесценный груз, и на прилагающиеся к нему рабочие руки.

Не получилось.

Если Бен — полная копия Николаса Первого, можно понять, почему.

Копия…

Максимальное приближение если не по характеру, то по внешности. Наверное, так и рождаются легенды о бессмертных героях. А теперь эта линия прервется.

Возникшее от такой мысли чувство было неуютным и каким-то беспокоящим, хотя Бен имел полное право распоряжаться своей судьбой, да и вечной жизни наука пока еще не добилась даже для героев. Когда-нибудь гражданам Урсулы все равно придется голосовать и выбрать кого-то взамен. Как это будет выглядеть и кем окажется новый глава государства, у Катлера даже предположений не было. Теплилась надежда, что сам он к этому времени будет настолько стар, что все решится без его участия.

Он посмотрел по сторонам, чтобы отвлечься. Длинный штрек разделял складское пространство на две части, автоматические двери бесконечной оранжевой лентой выпускали и запускали дроидов и погрузчики, а вот люди встречались редко, и чем дальше, тем реже, так что в конце концов перестали попадаться совсем.

Где-то на половине видимого пути среди одинаковых стен Катлер обратил внимание на свисающее с потолка табло с непонятным знаком. Там была изображена спираль, квадратно-концентрическая, если можно так выразиться. Начало ее располагалось в левом нижнем углу, конец — в центре, фигура была вписана в размер баннера по ширине, сверху и снизу оставались пустые поля. Катлер никогда такого знака раньше не видел и решил, что это касается каких-то складских премудростей. Запрещающих табличек или заградительных символов там не было.

Самым большим открытием в этой части склада для Катлера стали мобильные стены. Они состояли из множества сегментов, которые крепились где-то на потолке совершенно непонятным образом, позволяющим им двигаться в нескольких направлениях. Поскольку пол был абсолютно ровным, Катлер предположил, что стены фиксировались в новых положениях с помощью магнитного поля. Увидев подобную перестройку пару раз, он сделал вывод, что контуры складов меняются при необходимости уложить особо габаритные предметы: от пустующих отделений отрезались куски в пользу тех, что нуждались в расширении. Соответственно постоянно менялась и схема проходов. Корабельной логистикой явно управлял искин, потому что дроиды и погрузчики бодро продолжали движение по новой траектории, словно знали ее заранее.

Отсутствие людей сейчас стало особенно заметно — во всем доступном взгляду пространстве он был единственным человеком.

Катлер подумал, что вполне удовлетворил свое любопытство, и повернул назад, но внезапно одна из стен перекрыла дорогу и заставила его сменить направление. Обойти преграду так просто не удалось: еще несколько сегментов выстроились в новый порядок, прирастая друг к другу и отрезая Катлера от знакомого прохода. Пришлось раз за разом искать обходные пути, и в конце концов он вовсе перестал понимать, где в итоге оказался: никаких указателей направления здесь не было. И даже дроидов теперь нигде не было видно.

— Не хватало только заблудиться, — сказал он вслух, чтобы подбодрить себя в гнетущей тишине. — Тоже мне, полицейский! И Брайану за тебя попадет, это будет совсем нечестно. Давай, выруливай.

Сделав еще несколько безрезультатных попыток выбраться из вновь выстроенного вокруг него лабиринта, Катлер заозирался в поисках терминала с корабельным мессенджером — там, насколько он помнил, можно было обратиться к программе, позиционировать себя и запросить короткий путь к нужной цели.

Терминалы встречались в главном коридоре каждую сотню-другую метров и даже при новой схеме склада должны были находиться где-то поблизости. Действительно, узел связи нашелся совсем рядом, панель светилась активностью, а пиктограмму корабельного мессенджера Катлер видел у Брайана на проекторе: квадратик с головой совы, древним символом мудрости. Правда, ему показалось, что тут сова выглядит как-то иначе, но, может быть, он в тот раз ее плохо рассмотрел издалека.

Он вошел в меню, пиктограмма переместилась в левый верхний угол, немного уменьшившись в размерах. Круглые глаза совы были расположены на разном расстоянии от границ иконки, точно птица склонила голову к плечу и вопросительно смотрит на собеседника.

Выбор можно было сделать голосом или ткнуть один из пунктов меню.

— Где я нахожусь? — Катлер решил пока обойтись встроенными подсказками.

Мессенджер продемонстрировал схему склада с горящей синей точкой в одном из закутков, потом — палубу целиком, палуба сменилась кораблем, корабль отобразился в пространстве между планетами, в которых Катлер предположил Галеон, Геркулес и Шелезию. Почему-то мессенджер на этом не остановился: показал местонахождение Катлера в системе Галеона, потом — в Млечном Пути, дальше — в группе галактик, в сверхскоплении галактик, а когда точка оказалась уже за гранью каких-либо знакомых ему понятий, то повисла в черноте вместе с гигантской спиралью, вращающейся как воронка. Катлер осознал, что его позиционируют во вселенной, и поспешно ткнул отмену.

Сова снова уставилась на него своими разными глазами. Теперь стало очевидно, что пиктограмма действительно немного кривая, словно пиксельный рисунок на заре цифровых технологий. К тому же один из пикселей был «битым», из-за чего левый зрачок совы выглядел скошенным к клюву. Видимо, какой-то сбой в отображении после всех этих помех, не зря командир корабля из-за них тревожился.

Катлер немного поколебался, но вариантов не было, сам он отсюда дорогу не найдет. Разве что и вправду звонить Брайану и просить помощи, но выглядеть жалким не хотелось.

— Как мне попасть к генералу Шепарду? — сказал он сове, включив голосовой ввод.

— На транспорте или пешком?

Голос интерфейса был бесполым, но довольно дружелюбным.

— Пешком.

Катлер оглянулся — ему показалось, что за спиной кто-то стоит, но это было ошибочным ощущением.

В ответ на его вопрос по экрану от знакомой уже синей точки куда-то в верхний правый угол зазмеилась голубоватая дорожка, своей длиной и бесконечными поворотами вызвавшая у Катлера уныние — запомнить такое с первого раза нереально. Он достал из кармана пад, чтобы сделать снимок экрана и сверяться с ним как с картой, но тот завис, переливаясь радугой и не реагируя на команды.

Замки работают в магнитном поле, объяснил Катлер сам себе, оно может искажать электронные сигналы. Наверху тонны металла, и внизу под полом они же. Наверное, и двигатели где-то рядом, тоже производят помехи. Сказать, что эта мысль успокоила, — покривить душой, внутри многотонного бутерброда из металла и магнитных полей находиться было неприятно.

Катлер сунул бесполезный пад в карман.

— Отмена задачи, — терпеливо сказал он терминалу. — Покажи путь на транспорте.

К его радости, голубая змейка стала намного короче и обозначила конец пути где-то совсем рядом, буквально в паре десятков метров. Катлер прикинул, что там может находиться лифт, который доставит его куда надо. Потратив несколько секунд, чтобы точно запомнить план, он быстро добрался до нужного поворота и почти бегом пошагал вперед. Вот только никакого лифта в конечной точке маршрута не оказалось в помине, даже секретного и замаскированного под панель. Простукивание стен ничего не дало.

Значит, терминал сломан или что-то производит помехи, влияющие на выданный результат так, что тот не имеет никакого отношения к реальности. Интересно, удастся ли совершить через мессенджер обычный вызов? Такая функция там была, но активна ли эта кнопка, Катлер не помнил.

Он развернулся, но в тот же момент соседние стены пришли в движение и одна перекрыла ему проход. За его спиной открылся другой, Катлер направился туда и еле успел отскочить, когда плоскость стены развернулась и выход оказался еще дальше, чем был первоначально.

Он вытер лицо ладонью — вернуться к терминалу оказалось тем еще квестом.

Подождав и убедившись, что стены стоят на месте, он снова двинулся в направлении островка безопасности, но стоило ему сделать шаг, как последний проблеск свободы отсекла новая перегородка. Теперь вокруг него были стены высотой до потолка, и никакого выхода из этого колодца.

— Ну, лишь бы не маятник, — пробормотал он, ногами ударяя то в один участок стены, то в другой. — Остальное терпимо.

Попытки толкать стены не привели ни к каким результатам. Складской искин явно понятия не имел о том, как распознавать человека, не отмеченного маркерами. Дроиды, наверное, подают какие-то свои сигналы, а Катлера эта система наблюдения или не видит совсем, или он для нее несущественная помеха вроде крысы. А если тоже подать какой-нибудь технический звуковой сигнал?

Он снова извлек пад, выключил его, нажал кнопку включения и подождал, не восстановится ли интерфейс хотя бы на базовом уровне, чтобы проиграть какой-нибудь системный трек. Но пад вообще больше не включился.

— Ладно, как бы здесь ни тасовали перегородки, никакой искин не поставит заглушку там, где расположен терминал связи, — успокоил он себя. — Как только проход появится, нужно пробираться к нему.

Катлер прислонился спиной к ближайшей поверхности, готовый отскочить при первом намеке на новое шевеление стен, но все оставалось неподвижным.

Глупейшее стечение обстоятельств, что он попал на момент перестройки склада, ничего бы этого не случилось, остановись он перед знаком. Конечно, его начнут искать и обязательно найдут. Может быть, уже ищут, но он их не слышит, потому что для звука здесь слишком много преград.

— Эй! — крикнул он во всю мощь легких. — Кто-нибудь! Я тут!

Ответа не было, зато где-то на расстоянии еле слышно раздался звук сдвигающихся стен, но насколько далеко, оставалось неясным.

Катлер снял джемпер, который заменял ему пиджак, расстелил его на полу и уселся сверху, растирая ногу — старое ранение не позволяло опираться на нее долго, колено могло отказать в самый неподходящий момент. Подумав, он лег — решил дать отдых и спине, все равно никто не смотрит, а силы еще понадобятся. Пятьдесят семь — не двадцать.

Точечные светильники на потолке по-прежнему горели, стены стояли твердо, так что паниковать повода не было. Обвинять кого-то в злом умысле тоже не приходилось, сюда он забрел совершенно самостоятельно. Правда, Брайан его не предупредил, что здесь может случиться такое, но будем честны — секретарь ведь понятия не имел, что генеральский гость заберется в опасную зону. Любой нормальный человек на его месте вернулся бы, как только понял, что не видит людей. А он задумался о чем-то, и вот теперь сидит здесь, где помощи можно попросить разве что у привидения, если, конечно, они водятся на космических кораблях.

Словно кто-то подслушал его мысли, на стене мелькнула тень. Катлер подпрыгнул и уставился туда. Тень там определенно была, но рассеивалась, стоило сосредоточить на ней взгляд, а потом краем глаза ее можно было заметить снова. Он быстро понял, что это такое — пар от его дыхания. Склад не отапливается, он вспотел, бегая по здешним закоулкам, вот и весь секрет. Для подтверждения своей теории он интенсивно подышал перед собой и убедился, что прав.

— Смешно, — сказал он сам себе. — Я предпочел бы леденящую кровь историю про замурованного в этих стенах несчастного, чья душа не узнает покоя, пока не встретит такого же бедолагу и тот не выполнит его последнее желание. Например, разыщет невесту и скажет ей, что она свободна.

Эту чушь он нес вслух нарочно, чтобы тишина не давила на уши и не начала порождать слуховые галлюцинации — общеизвестную болезнь сенсорной депривации. Чем больше он говорил, тем более густую и плотную тень давал пар, вырывающийся изо рта с каждым словом.

Катлер снова натянул свитер и даже обхватил себя руками. Пока тут еще плюсовые показатели, нужно сохранять тепло. В крайнем случае можно заняться физкультурой, если совсем уж станет замерзать, но это именно в крайнем случае, постоянно приседать у него сил не хватит.

Кроме того, он помнил известный казус с человеком, который случайно заперся в рефрижераторе и умер от переохлаждения, а когда его нашли, выяснилось, что рефрижератор не был даже включен. Психосоматика, будь она неладна. Правда, Ульрика она убила. Сам он тоже может быть носителем патогенов, которые активируются в стрессе и холоде и вызовут какое-нибудь воспаление чего угодно. Среднего уха там, бронхов или вообще легких. Но двусторонняя пневмония будет черной неблагодарностью по отношению к Бену, так что пусть лучше дело обойдется банальным насморком. Катлер был согласен даже на ангину, но обсудить этот вопрос было не с кем — пад молчал мертво, не реагируя не перезапуск системы кнопкой аварийного старта.

Где-то через полчаса холод стал пробирать до костей, свитер уже не спасал. Катлер ходил, насколько позволяло пространство, потом отжимался, снова ходил, потеряв счет времени. Периодически кричал, но ответа либо не было, либо он его не слышал.

Когда он начал раздумывать над тем, не разбить ли ему лампочку — вдруг искин на это отреагирует? — свет неожиданно погас и наступила тьма, такая, что хоть глаз выколи. Стены к этому времени уже покрылись изморозью, прислоняться к ним было себе дороже, пол тоже казался на ощупь ледяным. Склад или сам был рефрижератором, или находился рядом с чем-то вроде морозильника.

В какой все-таки момент он допустил фатальную ошибку? Когда поверил терминалу, хотя уже подозревал сбой? Или раньше, когда полез в подвижную зону? Когда пошел на склад? Для чего вообще он туда пошел? Надо со всей откровенностью признать, что его поступки сливались в череду странных действий, абсолютно ему несвойственных. Никогда в жизни он не интересовался складской логистикой, он полицейский, его дело преступников ловить. Теперь на корабле будет уже второй пострадавший. Первый — Ульрик. И нет между ними никакой связи… Два несчастных случая, и ни одного виновного, кроме планеты, из-за которой тут происходят бесконечные сбои техники.

Не исключено, что его смерть действительно отвлечет Бена от Шелезии.

Катлер снова снял свитер, положил его под себя и лег на спину. Греть тело ходьбой и дальше не было сил, нога болела, и он на минуту закрыл глаза. В темноте все равно не было разницы, держать их открытыми или закрытыми. Так обычно и замерзают те, кто сдается.

С этими мыслями Катлер принялся за одновременный подъем ног и корпуса. Сдаваться он не собирался.

12. Аттрактор и войд

— Джон, извини. Лучшее, что ты можешь сделать сейчас, — это в точности выполнять предписания корабельного врача. Я сам их никогда не нарушаю, тебе не советую даже пробовать. Твоя главная задача — восстановить силы.

Бен, когда хотел, умел быть непреклонным. Катлер под одеялом подтянул колени к животу и с тоской покосился на горку таблеток, оставленную на тумбочке у кровати. И это не считая тех антибиотиков, которые ему ввели внутривенно! Ну, сам виноват, теперь ничего не поделаешь. Зато пневмонии можно не опасаться.

Кровать была большой, матрас — «умным», так что Бен, сидевший у него в ногах, даже не прогибал эту махину своим весом. Врач разрешил им общение в каюте потому, что все показатели Катлера были в норме, иначе разговаривать пришлось бы через стекло изолятора.

Генеральская охрана маячила в коридоре на почтительном расстоянии от двери, демонстрируя полную незаинтересованность в том, что происходит внутри. А может, им и вправду было неинтересно.

— Как ты догадался, что меня пора спасать? — Катлер перевел взгляд на Бена. — Имею в виду, я ведь мог просто гулять и глазеть в окна.

— С отключенным падом? — в голосе Бена не было сарказма, только удивление таким странным предположением.

— Почему нет? Познакомился с девушкой и пригласил ее к себе, — пошутил Катлер, понимая вдруг, что даже не удосужился узнать, есть ли на «Эссене» девушки, или весь персонал сугубо мужской. — Сам знаешь, пад в такие минуты только помеха.

Бен досадливо поморщился.

— Если я хочу знать, где ты находишься, найти тебя на корабле должно быть делом одной секунды, — безапелляционно заявил он. — Но единственное, что мне смогли сказать, так это то, что последний раз твой пад был активен в районе складской палубы. Не настолько ты влюблен в логистику, чтобы отключать его на время рассматривания ангаров.

— Извини, — покраснел Катлер. — Хотел посмотреть настоящую жизнь корабля и дурака свалял.

Бен остановил поток его покаянных слов жестом, чтобы продолжить самому:

— Потом Брайан сказал, что ты собирался погулять по технической палубе в одиночестве. Меня это все насторожило, я запросил записи со складских регистраторов — на них ты спокойно прошел не куда-нибудь, а в зону трансформируемого хранения. По какой-то причине рядом не оказалось ни дроидов, чтобы тебя остановить, ни сотрудников, и даже предупредительный знак не сработал.

— Змейка — это была опасность? — догадался Катлер.

— Категорическое запрещение людям двигаться дальше без сопровождения сотрудника. Трансформируемые склады только для дроидов и отобранных инопланетных проб — грунта, жидкостей и прочего, там есть специальные экраны от излучений, а условия далеки от бытовых. Стало ясно, почему твой телефон прекратил подавать сигналы. Но меня и другое удивило — помимо змейки на табло должны были также гореть понятные любому новичку символы: череп с костями в желтом круге и восклицательный знак в красном треугольнике, а их не было. Это стало основанием объявить тревогу.

Катлер вспомнил, что табло показалось ему пустоватым, оно было значительно больше квадрата со змейкой. Надо же, ведь и в голову не пришло, что там должны быть еще символы.

— Наверное, какой-то сбой, — предположил он. — Я потом на складе тоже заметил странности, но серьезно над этим не задумался.

— На время поисков мы остановили все текущие операции и отключили энергоснабжение опасной зоны, чтобы никакая стена не размозжила тебе голову при новом перестроении. Откровенно говоря, были мнения, что это уже случилось, но я надеялся на лучшее.

Катлер прикусил язык. Причина исчезновения света стала понятна, а вот про разбитую голову он даже не подумал, хотя действительно, что может быть проще для искина — построить новую стену прямо через него? Бедный Бен, сколько неприятных минут ему пришлось пережить…

— Склады не отапливаются, поэтому мы первым делом сняли термограмму помещений и обнаружили в одной точке небольшое отклонение теплового контура, — продолжал Бен. — Оно говорило о присутствии человека, но вот жив он или излучение остаточное, понять было нельзя. Я приказал разобрать чертов лабиринт вручную, чтобы дать коридор машине, которая поедет следом и окажет тебе первую помощь, если в ней еще будет смысл. Остальное ты знаешь.

— Спасибо. — Катлер невольно потянулся за кружкой с горячим напитком, до того реально встали в памяти холодные стены. — Я верил, что ты меня не бросишь.

Бен как-то задумчиво посмотрел на него.

— Расскажи о сбое, который ты заметил. Запомнил какое-нибудь событие в качестве точки отсчета?

— Испорченный корабельный мессенджер, — без тени сомнения ответил Катлер. — Мне показалось, что пиктограмма совы в терминале выглядит… неправильно.

— Насколько неправильно? Цвет, форма? Если сравнить с оригиналом?

Бен протянул Катлеру свой пад, там сова была другой — более крупной, более объемной и выглядела гораздо художественнее того, что помнил Катлер.

— Совсем иначе, — признал он, возвращая пад назад. — Тот рисунок был грубее и примитивнее.

— Он не пропадал, не менялся на твоих глазах? Не имел цветного ореола по контуру?

— Менялся? — пришла очередь удивиться Катлеру. — Нет, я такого не заметил. Почему он должен был меняться?

— Ты что-нибудь спрашивал у программы?

— Только дорогу. Точнее, свои координаты и путь к цели.

— И она отправила тебя в самые дебри склада, где и заперла?

— Да. Ты ответишь на мой вопрос?

— Только если ты готов услышать ответ, который тебя расстроит.

— И?

— Дело в том, что на складских терминалах не установлено никаких мессенджеров. Там не ходят люди, которые пользуются этим. — Бен постучал по экрану пада. — Роботы там тоже не общаются, у них есть операторы, которые транслируют им задание и следят за его выполнением удаленно. Терминалы на складе считывают невидимые человеку маркеры и налагают свою разметку, это отдельная сеть, и других функций они не имеют.

— Хочешь сказать, кто-то установил там мессенджер нарочно? А потом стер?

— Ну, теоретически в мире нет ничего невозможного, — уклончиво ответил Бен. — Ты говорил кому-нибудь о том, что собираешься пойти на склад?

— Только Брайану.

— Когда ты ему об этом сказал?

— Когда закончил осмотр кабинета Ульрика. Кстати, кабинет оказался ни при чем, и депрессию у него вызвали совершенно другие вещи. Извини, что я опять об этом, просто к слову пришлось.

Бен коротко кивнул.

— Как Брайан отреагировал на твое желание прогуляться по технической палубе?

— Пытался меня отговорить.

— Но об опасности не сообщил? Не предупредил тебя о знаке, дальше которого нельзя заходить?

— Нет, но ведь я в тот момент и сам не знал, что пойду так далеко. Это получилось спонтанно, я задумался…

— Вернись к разговору с Брайаном, — остановил его Бен, и Катлер про себя подивился — как это ему удается одной интонацией отсечь все мысли о постороннем. — Ты сказал, что идешь осматривать палубу. Была с его стороны попытка предложить тебе сопровождение?

— Нет. Но перед этим я сам отказался от его общества, думал, он торопится вернуться к работе, зачем же я буду его задерживать.

— А он действительно торопился? — уточнил Бен.

— Мне так показалось. Но я могу и ошибаться.

— Он торопился уйти с самого начала или только после того, как услышал от тебя пожелание пройти на склад?

— С самого начала. То есть мне казалось, что его вообще нервирует это место, он же дружил с Ульриком, понятно, что ему хреново все это вспоминать. Бен, послушай, если ты веришь мне как полицейскому, Брайан тут ни при чем.

— Еще раз — ты сказал, что идешь на склад, и Брайан поторопился уйти?

Катлер про себя улыбнулся — зато если кто и научил Бена не терять нить допроса, то он сам.

— Ну, если смотреть на вещи так, то пожалуй что. Уходя, он уточнил, действительно ли я справлюсь один, и я сказал — да. Мне показалось, что он удивлен и не слишком доволен моим решением, а возражать не стал из вежливости. Для него твой авторитет очень высок, а я твой гость. К тому же я видел, что ему самому хочется посмотреть буровую, которая доставит образцы с Шелезии. Он и мне предлагал пойти с ним, но я отказался. Тогда только он ушел. Если тебя интересует, мог ли Брайан кому-то сообщить о моем пребывании на складе, то — нет, он этого не видел, я пошел туда не сразу. Вполне мог потоптаться на месте и отправиться совершенно в другую сторону. В конце концов, передумать насчет образцов с Шелезии, они мне тоже интересны.

— Настолько, что даже не захотел взглянуть на них? — хмыкнул Бен.

— Я в этом ничего не понимаю, но надеялся, что ты мне расскажешь о результатах человеческим языком. Все удалось?

— В целом да, — без выражения ответил Бен. — Если тебе хочется знать, что мы нашли под поверхностью планеты, то — ничего.

— В смысле? — изумился Катлер. — Опять помехи? Модули памяти не выжили?

— Нет, не в помехах дело, их в этот раз не было, и память в полном порядке. Для работы вообще были идеальные условия, но результаты не впечатляют. Шелезия — один большой кусок гранита с некоторыми модификациями пород.

— Никаких залежей металлов?

— Ни даже рудных жил. — Катлеру показалось, что Бен почему-то нисколько не расстроен этим фактом. — Правда, мы обследовали всего одно пятно, на новом месте картина может быть абсолютно другой.

— То есть будете еще пробовать?

— Само собой. Но тебя, Джон, здесь уже не будет, извини. Как только врач разрешит, я отправлю тебя домой. Это не обсуждается.

Катлер помолчал.

— Считаешь, кто-то из персонала имеет на меня зуб и приложил руку к этому симулятору?

— Скорее, эмулятору. Если знаешь разницу.

— Не очень.

— Симуляция только имитирует исходную программу, не выполняя ее функций, эмуляция моделирует исходную систему, включая ее назначение. А насчет персонала… Чтобы состыковать столько переменных: погасить знаки, отогнать роботов, отвлечь внимание сотрудников, запустить перестройку стен и загнать тебя в тупик — и заметь, все это в считанные минуты после того, как из Брайана выудят нужную информацию, — тут требуется намного больше, чем просто влезть в командные блоки корабля. Такое мог бы сделать дрифтер моего уровня, но на «Эссене» дрифтеров нет. Обычных людей потребовалась бы целая команда, но такая диверсионная ячейка на корабле невозможна, здесь следят за всеми. Так что приходится признавать наиболее вероятной версией сбой.

— А эмулятор?

— Эмулятор, скорее всего, был какой-то твоей разовой галлюцинацией. — Бен осторожно взглянул на него. — Например, от стресса, холода или иного сочетания факторов. Незнакомое место, пугающе безлюдная среда, и так далее.

Такой вариант не приходил Катлеру в голову, просто потому, что зрительные галлюцинации в его полицейском понимании прочно ассоциировались с воздействием какого-то вещества, но сейчас он осознал, что такое иногда действительно случается и с нормальными людьми. Как первый симптом заболевания, которое еще не развилось до диагностируемой стадии. Возраст у него для таких вещей подходящий.

Бен по его лицу понял, что тема слишком болезненна.

— Я могу быть, конечно, неправ, и скрытая ячейка вовсю работает под самым моим носом, но тогда тебе находиться здесь тем более опасно, — закончил он. — Твоя жизнь мне слишком дорога.

— А своя?

Бен не ответил.

Катлер машинально допил пунш, отставил стакан и подтянул подушку под спину. Отпуск все равно подходит к концу, обижаться нет смысла. Все когда-нибудь кончается.

— Знаешь, в двадцать первом веке на Старой Земле была популярна одна игра, — вдруг совершенно другим тоном сказал Бен, покручивая в пальцах оставленный врачом блистер с таблетками. — Так называемая рандонавтика, от французского слова randonnée, что означает длительный поход или большую прогулку. Она довольно проста: задаешь в километрах радиус от точки отсчета, которой становишься ты сам, формулируешь намерение, концентрируясь на том, что именно хочешь найти, и выбираешь один из типов похода — поиск так называемых аномалий или слепых пятен. Приложение при помощи генератора случайных чисел выдает координаты места, в которое нужно прийти, и там уже должно найтись что-то, связанное с высказанным тобой пожеланием. Как думаешь, что находили люди в указанных точках?

Катлер усмехнулся.

— На взгляд полицейского? Ничего. Разве что хорошее настроение от прогулки. Ну, или адреналин, если пункт назначения выпадал на кладбище или в криминальный район. Как вариант — могли найти неопознанный труп или наркодилерскую закладку.

Бен тоже улыбнулся.

— Не угадал. Они находили именно то, что загадывали. В той или иной форме. Например, если человек хотел найти чайку, то мог наткнуться на скульптуру этой птицы, на ее символическое изображение, иногда и на расклеванный труп. Все зависело от наблюдательности человека и его желания признать результат.

— Неожиданно. Чем это объясняется?

— Считалось, что в основе рандонавтики лежат квантовые процессы, — весело пояснил Бен. — В то время этим словом называли все, для чего у физики не было другого объяснения, глубоко в микромир она тогда еще не проникла. Предполагалось, что наше сознание так влияет на реальность, что меняет ее сообразно нашим же запросам, создает статистические отклонения в распределении квантовых случайных точек — аттракторы и войды, или, по-простому, скопления и пустоты. Истории о поиске были самые разные, от леденящих кровь до смешных и невинных, но они были. И имели удовлетворяющий игрока результат.

Катлер поерзал под своим греющим одеялом, которое стало слишком жарким. Или он просто вспотел от услышанного.

— Да ну, шарлатанство какое-то, — решительно заявил он. — Загадай слово «смерть» и выйди из дома, ты сто пятьдесят раз наткнешься на то, что будет связано со смертью: ритуальное агентство, памятник умершему герою, задавленная собака, да просто своей рукой комара на шее прихлопнешь. Но при чем тут квантовые процессы? Кое-какие вещи, для которых у людей есть хитровыдуманные названия, открыто и постоянно присутствуют в этом мире, это называется — жизнь.

— Да, — Бен усмехнулся. — Это жизнь. Знаешь, почему я об этом заговорил? Твоя история с эмулятором очень похожа на эту игру. Можешь припомнить, как ты сформулировал запрос системе?

— Да тут и вспоминать нечего, — хмыкнул Катлер. — Я спросил, как попасть к генералу Шепарду. Подумал, она меня направит к лифту в приемную или куда-то в этом роде, потому что как еще к тебе попадают? Не через иллюминатор же? Что я получил, ты видел. Если в терминах этой игры — попал в войд, а не в аттрактор. По-простому, пальцем в небо.

Ему казалось, что это звучит смешно, но Бен так не считал.

— Джон, я в тот момент находился палубой выше, там шла приемка бурового модуля. Склад перестраивался именно потому, что в один из его сегментов сверху засыпали добытое. Если проецировать точку моего местонахождения на палубу, где был ты, не исключаю, что они совпадут. Попозже сделаю расчеты на эту тему, пришлю тебе взглянуть, будет забавно, если окажусь прав. И ко мне ты все-таки попал, если быть совсем честным. Просто способ и время решения задачи тебя не удовлетворили. Но отрицать, что она была решена, — неверно.

— В этой задаче было слишком много неизвестных и переменных, чтобы она могла иметь решение в реальности, а не в моем сознании.

— Основа квантовой физики — так называемый двухщелевой эксперимент. — Бен прищурился в пространство перед собой. — Присутствие регистратора превращает волны в частицы, и любой наблюдатель создает свой субъективный мир, тогда как объективного мира попросту не существует. Не пугайся, это пока работает только в микромире, в макромире этот принцип проиллюстрировать нечем.

— Очень даже есть чем, — сварливо отозвался Катлер, с трудом вытянувший проходной школьный балл по физике до приемлемого. — Ты не замечал, что некоторые люди работают, только когда на них смотрит начальство, а стоит ему отвернуться — они тут же погружаются в безделье?

Бен засмеялся.

— Пожалуй. Понятие величины в этом лучшем из миров очень и очень относительно. Мы все можем быть частицами в огромном двухщелевом эксперименте какого-то разума.

— Я еще делал в эмуляторе запрос о своем местонахождении, — вспомнил Катлер. — И он позиционировал меня не просто на корабле, а во вселенной, которую изобразил движущейся воронкой, причем я находился в узком месте этой трубы, а расширялась она в обе стороны. Даже если такая теория существует, то лично я с ней не знаком. Каким боком тут было выражено мое намерение? Если рассуждать в терминах игры и не говорить о галлюцинации — что я нашел?

Бен пожал плечами.

— Возможно, ты не все о себе знаешь или, наоборот, знаешь об этом мире нечто такое, отчего твой разум в обычном состоянии предпочитает игнорировать это знание, чтобы сохранить в целостности картину мира.

— Может, я о себе чего-то и не знаю, — решительно ответил Катлер, — но зато знаю точно, что слишком долго находиться в космосе вредно для мозга. Не хочешь вернуться вместе со мной? Полицейское сопровождение я тебе гарантирую. И охрану.

Бен легко поднялся с кровати и вернул блистер на место.

— Ты настоящий друг, Джон, — сказал он, игнорируя вопрос. — Выздоравливай.

13. Золотой стандарт

Его чемодан, а точнее, сумка с ручкой и колесами стояла готовой к транспортировке, ждали только пилота. На обратную дорогу Бен предоставил ему собственную яхту, и судя по выражению лица Брайана, торчащего на этикетном расстоянии со своим падом, в этом было что-то завидное. Может, там симпатичные стюардессы, а на верхнем уровне бассейн и бар с бесплатной выпивкой. Катлер невольно представлял себе яхту морским судном, понятия не имея, как она выглядит в действительности: гейт был отделен от остального пространства «Эссена» непроницаемым силовым коридором.

— Если скажу, что мне жаль расставаться с Шелезией, то совру. — Он уселся рядом с Беном на диванчик у выхода. — Есть в ней что-то от русской рулетки — тебе там либо везет, либо нет, причем вероятность невезения гораздо выше, пять против одного. Нормальный человек не играет с таким процентом риска.

— Расшифровал «странное чувство»? — улыбнулся Бен.

— Можно сказать и так.

— Ну, в русской рулетке выигрывает не тот, кто лучше знает статистику, а тот, у кого сильнее воля к жизни, — легко отозвался Бен. — Судьба просто не рискует с ним препираться и подгоняет в нужный момент холостой патрон.

— Раз в год и палка стреляет.

— Не замечал в тебе раньше фатализма.

— Черт подери, Бен, я оставляю тебя на корабле, где никто не разделяет твоих взглядов, что я должен думать?

— Джон, если бы я каждый свой шаг делал только с поддержкой и одобрением общественности, то утратил бы навыки прямохождения еще до совершеннолетия.

— Ладно, тебя не переубедить, меня тоже. Вот если лет через десять прилечу сюда как турист, возьму свои слова обратно.

— Для туризма на Шелезии слишком неуютные условия, — засмеялся Бен. — Разве что твоим бедуинам, которых ты мне ставил в пример, понравилось бы, но их этнокультура сейчас почти утрачена. Других инвесторов привлекает только быстрая оборачиваемость капитала.

— Дай угадаю — приказать ты все еще не можешь?

— Не могу. Нет оснований. Президиум ждет доклада о результатах моего отсутствия и потраченныхсредствах, а итоги, как ты понимаешь, неубедительны. Точнее, убедительны в обратную сторону. И доказать перспективность Шелезии мне пока нечем. За свой счет планету не освоишь, это не один-два модуля зашвырнуть безвозвратно, нужна системная работа, специалисты, техника, профессиональный опыт. Все, что я могу, — наблюдать и не пускать сюда посторонних, это мой военный статус позволяет.

— А крупные корпорации тут заинтересовать нечем? Тебя же этой планете удалось как-то подцепить на крючок.

— Я — другое дело, а их интерес нужно чем-то расшевелить.

— Уверен, ты придумаешь. Скажи еще раз — кому я должен передать твою посылку?

— Представителю компании «Плаза Голд», он встретит тебя по прилете. Единственный, кто знает о твоем возвращении, так что не ошибешься. В посылке камень, обычный геологический экспонат — ничего особенного, но если хочешь, можешь и сам на него посмотреть. Плюс сопроводительные документы к нему за моей подписью.

Со стороны служебного входа появился пилот и остановился в паре метров от их диванчика.

— Сэр, все готово к вылету. Борт ожидает пассажира.

Бен поднялся и протянул руку.

— Рад был тебя повидать, Джон. Надеюсь, заместитель не наломал дров в твое отсутствие, иначе я буду чувствовать себя виноватым.

Катлер последовал его примеру, а потом вдобавок обнял Бена за плечи, как делал когда-то при встречах в участке.

— Разберусь я там сам как-нибудь, — ответил он. — Еще не хватало тебе и об этом думать. Вернешься на Аякс — заходи в гости по старой памяти. Участок не изменился, кабинет тоже, там вообще меняюсь только я. Толстею.

— Не наговаривай, ты остался каким был.

— Ну, удачи! И не садись в машину к незнакомым людям.

Бен улыбнулся, ручка сумки легла Катлеру в ладонь, двери на посадку открылись, нужно было уходить, но он все никак не мог вспомнить, что еще хотел сказать. Как назло, эти слова вечно вылетают из головы в тот момент, когда больше всего нужны. Он кивнул и покатил сумку следом за пилотом, который уже вышел.

Из-за того, что память отказывалась возвращать потерянные слова, Катлер расстроился и не рассмотрел яхту снаружи, опомнился, только когда оказался внутри. Против его ожидания, салон не был ни гигантским, ни многоэтажным, ни вызывающе роскошным. Он даже назвал бы его компактным. Стюардесс тоже не было, в кресле ему помог разместиться пилот, который привел сиденье в полулежачее положение, застегнул ремни и показал, как включить подогрев, если станет холодно. Про туалет, еду и время в пути не обронил ни слова. Катлер объяснил это себе тем, что пилот работает на частном судне, а не на рейсовом, может, он и не обязан говорить пассажирам о всяком таком. Проблемы надо решать по мере их поступления. На «Эссен» Катлер добирался коммерческим турбо-джампом трое суток, наверное, и тут придется провести времени не меньше. Зато салон кожаный и кресла мягкие.

Посылка Бена лежала у него в сумке, сумка была размещена в секции рядом с креслом и прижата креплением. Немного подумав, Катлер открыл молнию и рассмотрел коробку. Она была совершенно обычной, без хитрых печатей, пломб и наклеек — всего того, что отличает секретные послания главы государства доверенным лицам. Простая пластиковая коробка цвета фуксии, тридцать на пятьдесят или около того. Судя по весу, в ней был действительно камень.

В салоне резко запахло озоном, корпус вздрогнул, но двигатель так и не зашумел, возможно, стартовая полоса не готова или какой-то форс-мажор. Чтобы чем-то себя занять, Катлер снял крышку и заглянул внутрь.

Дном служила подложка из вспененного пластика, в ней имелось отверстие, куда камень входил нижней частью, удерживали его натянутые нити из полимера. Своей формой геологический экспонат напоминал фасолину, такой же неправильный и ноздреватый, в черно-желтом расплаве блестели розовые кварцевые прожилки, похожие на облизанные леденцы. Наверное, его нашли в вулканической лаве или в чем-то вроде того. Документы он смотреть не стал, все равно не запомнит, как называется.

Тяжелый.

Пока он убирал камень на место, озоновые волны продолжали накатывать из задней части салона в пассажирскую. Катлер вспомнил, что дышать озоном полезно, и пару раз глубоко втянул воздух. Пересчитал на потолке квадраты обивки и лампы. Больше убить время здесь было решительно нечем. Даже журналов не нашлось в сетках на спинках кресел. Видимо, Бену есть чем заняться в полете, поэтому развлекательного чтива здесь не держат, как и фильмов.

Катлер пристроил подушку под шею и едва задремал, как пилот, невесть откуда выросший с ним рядом, тронул его за плечо.

— Аякс, сэр.

Потом пилот расстегнул ремни кресла и отвел назад крепление безопасности у багажа. Катлер посмотрел на него с опаской. Что это, повторение той же болезни, которая была у Ульрика?

— Простите?

— Мы совершили посадку на Аяксе, сэр, — пояснил пилот. — Разрешите помочь вам выйти?

Катлер не стал спорить, встал и потянул сумку за собой, лихорадочно соображая, как правильно вести себя с человеком в таком состоянии. А главное, когда пилот заболел? Как его к полету допустили? Ничего, сейчас они выйдут в зал, он наберет Бена и попросит незаметно привести врача. А до тех пор нужно как-то подыграть.

Дверь поднялась вверх, точно крыло чайки, Катлер сделал шаг вперед и наехал сумкой себе на ногу.

Потому что спутать Аякс с чем-то другим было нельзя.

Таксокар, бросившийся ему в глаза, имел на себе не только символ Урсулы, но и признак столичного транспорта — маленькую корону над рабочим номером. Солары уходили далеко за пределы видимости, воздушные линии несли пассажирские кабины во все стороны, густо зеленела листва и пахло каштанами.

Пилот подхватил его сумку и в несколько шагов отнес к скамье в зоне ожидания такси. Кар тут же подъехал и пригласительно откатил дверь. Судя по всему, это была стоянка на территории Президиума, его огромное здание высилось совсем неподалеку.

— Подождите, — попросил Катлер пилота, догоняя свои вещи. — Это же гражданская яхта, правильно?

— Так точно, сэр, — гаркнул тот, опровергая тоном собственное утверждение и улыбаясь во всю ширину веснушчатого лица.

— Какой двигатель на ней установлен?

— Официально по документам — малый джамповый.

— А неофициально?

Пилот засмеялся, склонил голову в знак прощания и запрыгнул обратно в салон. Через несколько секунд яхта попросту растворилась в воздухе, оставив после себя новую волну озона и туманное размытие контуров окружающих зданий.

Катлер сел на скамью. Ему все равно еще нужно встретиться с курьером и передать посылку, так что такси подождет. Понятно, почему на генеральской яхте нет кино и журналов. Какой мощности варп там стоит? Крейсерский? Или как у той самой ракетонесущей базы? Это, наверное, даже толком и не посчитаешь. Знай он хотя бы расстояние отсюда до Шелезии…

Человек в костюме подошел к скамье быстрым шагом. Если он и был геологом, то очень преуспевающим, больше смахивал на адвоката или агента по коммерческой недвижимости. Кроме них двоих на стоянке никого не было.

Незнакомец поздоровался и произнес название «Плаза Голд», которое Катлер слышал от Шепарда. Коробка перекочевала в его руки, он заглянул под крышку одним глазом, учтиво поблагодарил, распрощался и тут же залез в такси, которое Катлер уже считал своим. Пришлось вызвать следующее, благо они здесь подкатывали без задержек.

Домой Джон вернулся без сожалений: как бы ни был хорош далекий космос, он любил свою работу, а она любила его.

***

Брайан задумчиво грыз кончик стилуса, которым только что написал сообщение Бобу с Крисом: присоединиться к их компании, отмечающей День колониста, не сможет, еще работает. Он бросил взгляд на Шепарда — тот сидел в кресле, покручивая в пальцах точно такой же стилус. Кроме этого нехитрого действия генерал больше ничем не был занят, разве что периодически посматривал на часы.

Референты давно ушли, секретари остались только дежурные, которые относят все звонки на завтра, адъютанты, правда, еще сидели, но тем положено — солдат спит, служба идет.

Брайан переложил блокнот у себя на столе справа налево, потом обратно и чуть не подпрыгнул, когда низкую вибрацию издала личная линия генерала. Вызов шел одновременно на секретарский стол и на генеральский — высший приоритет. Номер был незнакомым, имя не определялось, но раз сигнал поступал напрямую в кабинет, мимо всех референтов, значит, генерал сам внес этого абонента в список личных контактов. Брайан вопросительно взглянул на Шепарда, тот сделал знак не трогать и принял вызов только после девятого или десятого гудка, словно хотел убедиться, что звонивший не собирается сдаваться.

— Слушаю, — сказал он, включив обычную громкую связь без изображения.

— Шепард, скажите честно — откуда самородок? — без какого-либо подобия приветствия громко и требовательно спросил женский голос. — Или сейчас сошлетесь на государственные дела и сбежите вырабатывать подходящую стратегию?

— Выработка стратегии мне требуется только с врагами, с вами мы в партнерских отношениях, разве нет? — в голосе Шепарда прозвучало веселье.

— Рада, что вы смотрите на наши отношения в таком аспекте. И все-таки — что вы расскажете о самородке весом в полтора килограмма, который «Плаза Голд» выставила на аукцион час назад?

— Понятия о нем не имею, я слишком далеко от Аякса и не слежу за новостями, — рассеянно отозвался Шепард. — Скорее всего, что-то из старых запасов. Почему вас это беспокоит?

— Вот только не трудитесь сочинять мне историю о том, как самородок случайно завалялся в пыльном ящике у вас в конторе. Сегодня ваш человек на вашей личной яхте прибыл на Аякс из зоны экспансии, минуя все таможни. Очень удобно быть Шепардом, не так ли?

— Не спорю, — кротко согласился генерал. — Что вы хотите услышать? Просто скажите, желание дамы для меня закон.

— Например, что самородок родом с Шелезии и по этой причине вы закрыли ее сектор от посторонних — собираетесь разрабатывать планету собственными силами и на бюджетные средства.

— Неплохая идея, подумаю о ней на досуге.

— Можете не стараться, «Плазе» силенок не хватит на такой проект, даже если вы ради этого пустите с молотка все свое личное имущество и пообещаете Президиуму доходность в двести процентов. Смотрите на вещи трезво — вы даже не сможете держать сектор закрытым слишком долго. Ваше пребывание там уже вызывает вопросы, дальше их будет больше.

— Сектор я закрыл ввиду его опасности для гражданских судов, но сомневаюсь, что вы мне поверите.

— Правильно сомневаетесь, — в голосе женщины послышался смешок. — Не будем тратить время, давайте начистоту: вы уже обозначили Президиуму планету как пригодную для терраформирования? Ваша цена за доступ на нее? Изменить угол наклона оси? Сделать ее светило поярче? Разогреть полюса? Могу добавить линейку беспроцентного кредитования в наших банках для категории граждан, которую вы сами выберете. На кого там у вас в бюджете вечно не хватает денег? Учителя, планетологи, фармацевтика орфанных заболеваний?

Брайан непроизвольно открыл рот.

— Предложение, подкупающее широтой и бескорыстностью? — засмеялся Шепард. — Кредитовать может и бюджет, от человека, который контролирует наш печатный станок и рынок услуг по управлению активами я ожидал большего.

— Например?

— Допэмиссии для целевого финансирования ряда стратегических отраслей.

— Стратегические отрасли — понятие растяжимое, — жестко отозвалась собеседница. — В отличие от денежной массы. Не я придумала правила, это стараниями вашего предка мы все связаны золотым стандартом. Как он мог подписать такое соглашение, если на «Арке» не было ни грамма золота? До сих пор в голове не укладывается.

— Мой предок не имел экономического образования. — Шепард, пользуясь невидимостью, сделал оборот в кресле вокруг своей оси. — Ему было семнадцать, людей с корабля нужно было где-то размещать, а все жилые планеты принадлежали Виктории. Думаю, суть ловушки до него дошла намного позже, когда для формирования первого бюджета Урсулы, как новой колонии, ему пришлось распилить и продать часть «Арка». Но сделанного не воротишь. В отличие от инвестиций.

— Об этом стоило думать до того, как отделяться от Виктории. Независимость стоит дорого, сейчас приток инвестиций составляет хорошо если сорок процентов от необходимого, плюс ваши игры с мумбайцами в прогрессорство оттянули часть финансов в нейтральную зону. Впрочем, нынешнее положение вы и сами знаете не хуже меня. Будет золото — будет допэмиссия и целевое финансирование. Так что насчет Шелезии?

— Предлагаю встретиться на Аяксе через две недели. Скажем, числа четвертого, когда я вернусь, — он листнул даты на проекционном календаре. — Вы, Эгадзе, Стокманн и Андервуд. Поговорим о перспективах маленькой и никому пока не интересной планеты.

Женщина колебалась какую-то долю секунды.

— Хорошо. Сообщите мне о времени встречи, я организую подходящее место.

— Договорились, мэм.

Связь без общепринятых слов прощания отключилась, Шепард бросил стилус на стол и достал из ящика шоколадную плитку, прошел к секретарскому месту, положил ее перед Брайаном и первым отломил себе приличный кусок, жестом предложив следовать своему примеру. Несмотря на непримиримую позицию телефонной собеседницы, расстроенным он не выглядел, даже наоборот.

— Сэр, прошу прощения. — Брайан послушно сжевал дольку черного и абсолютно несладкого шоколада, который подействовал на него как глоток коньяка и потому придал смелости. — Как обозначить этот контакт в вашей базе?

— Президент финансово-промышленной группы «Юнайтед Голд Майнинг», — помедлив, ответил Шепард. — Доктор Мария Карлайл.

Больше книг на сайте — Knigoed.net

Оглавление

1. Имперские амбиции

2. Черная метка

3. Взгляд Геркулеса

4. Порог смерти

5. Фотонный расчет

6. «Варан»

7. Декартова пустота

8. Rex tremendae majestatis

9. Симптом Хорна

10. Недостающее звено

11. Битый пиксель

12. Аттрактор и войд

13. Золотой стандарт