Лиловый рассвет (СИ) [Александр Сергеевич Быкадоров] (fb2) читать онлайн

Лиловый рассвет

Пролог

2485 год. Один земной год до восстания Лиловых. Планета Земля.

– Ну что, ребят, попьём кровушки? – Ян Погорельский оглядел боевых товарищей, зловеще улыбнулся.

Те лишь с недоумением посмотрели на него сквозь тактические очки. Ян любил такие внезапные вопросы: спрашиваешь – и словно выбиваешь человека из привычного хода мыслей. Но в это раз удивился и он: перед ним опытные бойцы, лучшие из лучших среди Лиловых – некоторые и сами были командирами на прочих заданиях, некоторые ходили на дело вместе с ним – а привыкнуть к его внезапным вопросам так и не смогли. Лишь командир не повернулся, так и сидел рядом с водителем, смотрел через лобовое стекло. Выдержав паузу, он обернулся и произнёс:

– Это ты так своё адреналиновое волнение показываешь? – и сам улыбнулся, хитро́, больше глазами, чем ртом.

Ян даже почувствовал, как улыбка сходит с его лица. Всё-таки жизненный опыт – штука, которая не приобретается с каждой выпущенной пулей. Наверное, не зря в этом деле командиром был назначен не он…

Белый микроавтобус с эмблемой СБА – Службы Безопасности Азура – двигался по оживлённой трассе в направлении грузового космопорта «Ида́льгер». «Идальгер» не был гражданским портом и предназначался исключительно для снабжения «эсбэ» – так земляне называли самую ненавистную службу Азура. И здесь, в пятой земной провинции, чьи границы были нанесены на карту по логике, известной только самим азурцам, «Идальгер» был не единственной, но самой лакомой целью для Лиловых.

И белый микроавтобус продолжал своё движение, свернув с трассы на узкую дорогу, с неширокой обочиной – на дорогу, где у самого начала висел знак «Только для транспорта СБА». Лишь посвящённые знали, что этот микроавтобус на самом деле не принадлежал «эсбэ», а был лишь замаскированным троянским конём Лиловых.

В этот раз диверсия, была непростой – по данным разведки, СБА начинал полномасштабный ввоз летального оружия на Землю, разрешив патрулям носить и использовать огнестрельное оружие на улицах города. И вроде бы всё было логично: Лиловые – повстанцы, их нужно усмирить, и «эсбэ» вроде бы отвечало симметрично на постоянную угрозу терактов. Но теперь директор СБА выпустил распоряжение, санкционировавшее не только открытое ношение оружия, но и его применение без предупреждения. И ни азурский Совет, формально бывший высшим органом власти, ни какая-либо другая азурская организация не выпустила распоряжения, хоть как-то ограничивающее данную санкцию.

О важности задания говорило и то, что сам руководитель Лиловых держал на контроле подготовку к операции и её проведение. Не случайно для выполнения отобрали лучших из лучших. Ян взглянул перед собой – напротив сидел его давний друг, Мишель Россини́. Единственный на этой планете, с кем он был по-настоящему близок.

Или не единственный?.. Он закрыл глаза – на какую-то долю секунды и перед ним вновь предстал образ, который он пытался безуспешно забыть… Пшеничные густые волосы, нежная улыбка… Нет, нет… никто не должен узнать об этом, никто… Нужно прекращать поддаваться соблазнам. Ему так не немного лет, и всю сознательную жизнь он уже отдал долгу сопротивления. А всё, что связывало Яна с обладательницей этих волос и улыбки – должно остаться лишь мимолётным наваждением. Запоздалый бунт гормонов и ничего более… В схватке тела и разума должен победить разум, а тело лишь заведёт на скользкую тропу предательства… Что скажет он, когда его – Яна Погорельского – представят перед каким-нибудь высшим судом? Разве он оправдает себя эфемерными чувствами?

Ян открыл глаза. Он посмотрел на Мишеля, хотел поймать его взгляд, но тот смотрел куда-то вдаль, его взор был отрешён. Мишель думал о чём-то своём. За спиной Мишеля, в окне микроавтобуса мелькали ели, растущие на кромке леса. Там, в глубине ельника, была неподдельная чернота – несмотря на солнечный день.

– Итак, главную задачу все помнят? – командир группы, обратился к бойцам.

– Так точно… – ответил нестройный хор из нескольких голосов.

Командир продолжил:

– Итак, я повторю ещё раз, наша задача: саботировать поставки оружия в пятой провинции. В любом случае, если они не производятся, склад, топливные цистерны и готовящиеся к вылету челноки в ангарах должны быть уничтожены. Свои цели все помнят? Повторить… – и ладонью указал на Яна.

Ян отчитался:

– Первое: с помощью телепатии отвлечь «эсбэ» и обслуживающий персонал, тем самым дать остальным простор для манёвра и скрытность. Второе: проникнуть в электрощитовую, отключить питание сигнализации и питание противопожарной системы топливных цистерн. Вернуться в ангар, проследовать к топливным складам, установить бомбу. Обойтись без прямых жертв.

Телепатия…

Те способности, что привели Яна в сопротивление: телепатия и телекинез. Первой он владел не в совершенстве, он не мог читать чужие мысли, но сделать человека рассеянным, заставить не обращать внимания на что-то – он мог. Зато второй своей способностью он владел идеально: переместить вещи, сломать что-то, отбросить человека на расстояние, используя лишь силу мысли… Ян прибегал к ней не столь часто – применение особых способностей отнимало не мало сил, Ян уставал физически. Но человек, увидевший хоть раз, как Ян управляется с окружающими предметами, не стал бы упрекать его в слишком редком применении – настолько это выглядело устрашающим…

Озвучив цель, он перевёл взгляд на Мишеля. Тот без колебаний вторил коллеге:

– Цель: проникнуть на дальний склад. Вскрыть, обнаружить и зафиксировать содержимое. Заложить взрывчатку. Обойтись без прямых жертв.

Потом свои цели озвучил третий боец группы и заместитель командира отряда:

– Цель: вместе с Яном проникаю в ангар. Устанавливаю взрывчатку на всех челноках…

И так повторил каждый. Самое главное, на чём настаивало руководство, «обойтись без прямых жертв», и было одним из решающих обстоятельств в пользу Яна Погорельского как одного из членов отряда. Обстановка на планете накалялась – земляне уже неоднократно проводили акции устрашения, завершавшиеся гибелью азурских «эсбэшников». В этот раз необходимо было лишь совершить технический саботаж, избежав каких бы то ни было смертей.

Тем временем автомобиль въехал на территорию «Идальгера» и задним ходом подкатил к самому входу в ангар. К тому моменту Ян уже «работал». Внешне это никак не проявлялось, но, когда отряд подошёл к входу, часовой даже не взглянул на них, а продолжал стоять так, как если бы вместо них просто подул ветер. В руках у него был автомат – земляне разглядели это уже издалека, и тут уж не надо было быть специалистом, чтоб заметить это – и он держал не просто в руках, как попало, а что называется наготове, имея возможность в любой момент открыть стрельбу. Впрочем, это не было прямым следствием приказа о летальном оружии. Свои объекты на планете Земля «эсбэ» всегда охраняла как следует, и при необходимости открывала огонь на поражение.

Если бы у землян было время, то они могли бы поподробнее рассмотреть азурского солдата. На ногах – обычные берцы с регулируемым термомеханизмом, дающим прохладу в жару и тепло при лёгком морозце. Тёмно-серый, маскировочный в условиях города, костюм: термоштаны и термокуртка с высоким воротом. Костюм помимо термоизоляции, несмотря на свою лёгкость, так же играл роль лёгкой брони от пуль и осколков. Пожалуй, в перестрелке лишь взрыв гранаты в районе туловища мог нанести урон солдату. Лицо и голову солдата защищал сферический шлем со светозащитным стеклом, Тактический компьютер шлема мог показывать количество врагов, состояние здоровья и нахождение союзных бойцов. Этот же костюм мог передавать данные биометрии при наличии в установленном радиусе хотя бы одного солдата в таком же шлеме и костюме, данные о радиационной, газовой и пылевой загрязнённости. Шлем так же защищал от перегрева и переохлаждения, а тонировка делала любого бойца обезличенным, что придавало устрашения. Азурцам уже доводилось проверить его на практике – солдаты сопротивления не раз вступали в открытое столкновение с «эсбэшниками».

Против них земляне, конечно, имели не очень мощное обмундирование. Никакой термобронированной ткани и тактических шлемов. Обычные синтетические куртки, устойчивые к истиранию и такие же штаны. На голове защиты не было, только гарнитура переговорной рации, балаклава, да тактические очки. Оружие, хотя и называлось «фабричным», но было не очень высокого качества – ведь всё земное оружие было уничтожено Азуром. На самом деле не всё, но азурской «эсбэ» не следовало знать об этом – и на основе старых образцов производилось новое. Конечно, оно не было идеальным, но для диверсионной работы годилось.

Земляне самостоятельно открыли дверь и вошли внутрь. Осмотрелись. Костюм азурского солдата, тем временем, хоть и должен был обнаружить неопознанных граждан с оружием в руках и передать сигнал в систему оповещения, но та не сработала – операцию надёжно прикрывали со стороны «цифрового крыла» сопротивления.

Расположение соответствовало плану, добытому разведкой. Яну предстояло тут же, поднявшись по лестнице под самый потолок, проникнуть в большой решётчатый короб, который, собственно, и был электрощитовой. Сразу, слева от входа, находилась металлическая лестница, по которой он тут же вспорхнул. Мишель с другим бойцом проследовали дальше, юркнув под два огромных, похожих на самолёты, челнока. Остальные трое рассредоточились по периметру, с целью «минирования любых подходящих объектов в радиусе двадцати пяти метров от входа в первый ангар».

– Машина, приём, пятый вызывает, – Ян услышал в гарнитуре голос Мишеля.

– Машина на связи, – командир отряда, остался в микроавтобусе, готовый открыть огонь при внезапной угрозе.

– Я на складе… Вижу стрелковое вооружение: автоматы и пистолеты азурских систем. И… – пауза – Сабли?

– Пятый, повторить.

– Вижу холодное оружие. Недлинный тонкий меч с двуручной рукояткой, на рукояти кнопка для большого пальца. Работаю по плану.

«Они что, там с ума выжили? – решил Ян, – Странные люди, зачем им мечи?» Чертыхнувшись про себя, он не стал засорять эфир, но поскольку был уже в электрощитовой, то отчитался:

– Машина, приём, четвёртый вызывает.

– Машина на связи.

– В электрощитовой, работаю по плану.

– Я машина, вас понял.

Оставалось сделать лишь немного – отключить провода, выйти из короба, спуститься и работать над топливным складом. Но лишь взявшись за первый штепсель, Ян почувствовал, как кто-то незримый будто ударил его в корпус. Ян погрузился в черноту, и для него окружающий мир на какое-то время перестал существовать.

Прошло некоторое время, прежде чем Ян пришёл в себя. Глаза постепенно начали открываться, он услышал звуки стрельбы и чертыхания в гарнитуре:

– Пятый, приём! Четвёртый, приём!

– Машина, командуй отход, держаться не можем бесконечно!

– Пятый, ответь! Четвёртый, ответь!

– Четвёртый на связи, – простонал в микрофон Ян.

Он не сразу понял, что произошло. Первая мысль была: «Где я?». Ответ пришёл тут же и вслед за ним возник второй вопрос: «Почему я здесь?». А когда и это он вспомнил, то понял и почему отключился – электричество. Удар током всегда вырубал его возможности на пять-шесть часов…

Потеряв сознание, он потерял и контроль над ситуацией – телепатия отключилась, диверсанты были замечены, и завязалась перестрелка.

Едва Ян поднялся во весь рост, автоматная очередь полоснула по коробу, пули высекли искры, металл зазвенел. Пришлось снова присесть.

– Четвёртый, соединиться с общей группой! Три минуты на исполнение. Всем отход с четвёртым!

Ян встал на четвереньки. Резкий подъём не прошёл бесследно: голова болела и всё тело ныло. Нужно было пересиливать себя, иначе – провал.

Ян поднялся на одно колено, стянул автомат из-за спины, переключил предохранитель в режим очереди.

Стреляли с мостового крана: один «эсбэшник» в подвесной кабине, двое – в зарешёченном проходе перекладины крана. Земляне прятались внизу за огромными катушками топливных шлангов у самого входа. Ян просунул подствольник в ячейку решётки и выстрелил в кабину. С громким «вууух» огонь разорвал кабину и на челноки посыпались куски металла и человеческого тела. «Эсбэшники» были оглушены взрывом, но уже пытались подняться. Пока он возились, Ян успел достать вторую гранату из подсумка. Он отправил её в проход мостового крана. Взрыв разметал решётку как гнилую тряпочку и не оставил даже надежды на спасение.

Ян попытался восстановить телепатию, но не удалось. Придётся выбираться с боем, решил он.

Он прикладом выбил штепселя из розеток – работа есть работа, её необходимо выполнять, и отправился вниз.

– Бегом, бегом! – подгонял его замкомандира, взяв на мушку пространство ангара. Подкрепление азурцам ещё не прибыло, но могло появиться в любой момент.

– Что с пятым? – спросил Ян.

– Связь потеряна! Некогда! В машину!

– Стой! – Ян вспомнил, что топливное хранилище осталось нетронутым. Раз выбираться пришлось без товарища, то следовало нанести максимальный урон. Раз уж склад – тоже цель.

Он бросил взгляд в сторону прохода к топливному складу – и на удивление дверь была распахнута настежь – значит, не придётся тратить лишнее время на её открытие.

Ян зарядил последнюю гранату в подствольник, и, почти не целясь, от бедра, послал гранату в открытую дверь. Сразу у двери стояли бочки с отработанным маслом – они начали рваться одна за другой по направлению от двери к топливным цистернам. С каждым взрывом пламя всё ближе придвигалось к емкостями со смертоносной жидкостью. Бомбу же, приготовленную для топливного склада, он активировал и бросил просто так, на полу, прямо у входа. Теперь уже действительно стоило выбираться.

– Теперь уходим, – бросил Ян.

У самой машины он увидел, что охранник, теперь, лежал в луже крови лицом вниз, и конвульсивно дёргался. Лишь сейчас Ян заметил, что замкомандира испачкан кровью, и понял, что это была не его кровь. На спине азурца, в специальных ножнах он заметил именно то, что так смутило Пятого на складе – короткий неширокий двуручный меч. Недолго думая, он наклонился к ещё тёплому «эсбэшнику», ножом срезал лямки, и взял его с собой в надежде сохранить его как образец.

Земляне бросились в машину и, не закрыв двери, приготовились отстреливаться. Машина тронулась с пробуксовкой, и они тут же услышали взрывы – бомбы у челноков, на складе и по всему периметру получили сигнал к подрыву, завершая операцию.

– Склад? А Пятый? – Ян повернулся к командиру. В его голосе звучала и тревога, и мольба…

– Приказ… – тихо ответил тот, покачав головой, – Мы и так ждали…

Ян отвернулся. Его друг детства, Мишель, погиб… Для Лиловых погибнуть – словно кануть в безвестие. Никому не приносут извещение о смерти, ни в каком зале славы не высекут имя. Только чиновник от СБА заполнить пару строк в базе данных. И – всё…

Откуда-то справа внезапно вырулила машина – такой же белый фургон, на каком приехали земляне – и на всех парах помчалась догонять диверсантов.

– Не стрелять! – рявкнул замком.

Азурцы тоже не стреляли – просто пытались на всей скорости догнать фургон, так же на всех парах удирающий в сторону ворот. Возможно, у них и не было оружия, но скорее, они надеялись взять землян живыми. Замком выжидал, хотя и зарядил подствольник гранатой. Лишь когда машина с диверсантами пересекла ворота, он произвёл выстрел.

Ян готов был поклясться, что всё происходило, как в замедленном фильме.

Граната и азурский микроавтобус встретились именно в воротах. Яну казалось, что он видел, и как летела граната, и как она разорвала стекло кабины, и как перекашивало лицо азурского водителя в истошном крике отчаяния.

А потом был взрыв, наполнивший огнём микроавтобус. Он лопнул во все стороны сразу, словно надутый шарик, перегородив выезд из ворот.

Свой микроавтобус землянам пришлось бросить в ближайшем овраге и поджечь.

Командир распорядился переодеться в гражданские вещи, разойтись в разные стороны и возвращаться в город поодиночке. При встрече – между собой не разговаривать. При необходимости в группе – центр должен был сообщить отдельно.

Так и сделали.

2463 год. Двадцать три земных года до восстания Лиловых. Где-то в космосе

Боевая рубка крейсера «Заря» была забита до отказа хотя на боевом совещании присутствовало всего девятнадцать человек – военные экономили место так же, как и везде, это было всегда, это было традицией. Вдоль всего периметра – небольшая консоль, на ней клавиатуры, на стенах и рядом с клавиатурами – отдельные кнопки, переключатели, индикаторы. Над консолью – черные квадраты экранов. Чуть выше, ближе к потолку – такие квадраты экранов, только уже наклонённые к рабочим местам операторов. Только операторов сейчас не было – пока идёт совещание им пришлось ждать. По центру комнаты располагался стол, а из-за нехватки места развернуть стул можно было только в какую-то одну сторону.

В центре, из отверстия в полимерном столе, голографический проектор транслировал сектор космоса, в котором прогнозировались боевые столкновения. Красным цветом светились точки в разных местах проецируемой трёхмерной картинки – вражеские планетарные системы.

Возглавлял совещание адмирал Макма́унтен – крепкий, высокий и мускулистый, чернокожий мужчина

– До истечения срока ультиматума осталось пять часов. Земля условия не принимает. Наша «бэ-гэ-ка»[1] выходит к системе через три часа. Столкновения возможны уже в этот момент. Командирам боевых постов обеспечить полную готовность к сражению. «Гонец», «Доблесть», «Честолюбец» – закроете верхнюю полусферу при построении в боевой порядок. «Добряк», «Вольный», «Горец» – нижняя полусфера. Центр сферы – «Заря», «Даль», «Дорожный воин». Вопросы есть?

Макма́унтен расставил корабли по классической схеме при вооружённом столкновении. По периметру – корабли с наибольшим вооружением и меньшим численным составом – в данной группе насчитывалось для данных целей шесть крейсеров, в центре – два истребителеносца, и один крейсер со штабом группы. Трудно сказать, насколько грамотной была такая схема – пока все её преимущества рассматривались только теоретически, ведь Земля ещё не вела межпланетных войн. В сущности, существующая расстановка уже повторяла боевую – оставалось лишь войти в нуль-пространство в таком же построении. Но в обязанность адмирала входило озвучивать построение каждый раз перед оглашением боевой задачи.

Макмаунтен продолжил:

– Наша задача: обеспечить безопасность орбиты Фильо-де-Деус[2] для размещения транспортов на стартовых позициях входа в нуль-пространство. В случае столкновения сразу после выхода из «нуля» необходимо продержаться три часа до подхода кораблей тридцать шестой и тридцать седьмой группы. Вопросы?

Никто не задавал вопросов. Очевидно – принудительного разоружения Земля не потерпит. Поэтому сражений было не избежать. Война настигала землян опять и была неизбежной.

– Ну, а если вопросов нет, то я могу совещание считать оконченным. Всем на посты.

Адмирал вытер со лба крупные капли пота, смахнул их толстыми, как сардельки, пальцами. Он не стал произносить бравурных речей. Сам он больше склонялся к мирному разоружению и вступлению в Азу́р. Но приказ – есть приказ. И совершенно не важно, что думаешь ты, если у тебя есть долг перед Родиной, перед планетой.

В Совете Азура – высшем органе власти мощнейшего межпланетного объединения, общим голосованием было решено принять Землю в Азур при условии перехода к такой же форме правления как в Азуре и полном уничтожении оружия. Однако Земное правительство отказалось – и в ультимативной форме землянам было предложено сдать оружие. Сама формулировка «принять» звучала так, будто сами земляне желали этого – хотя переговоры начались уже после вынесения Советом этого решения. Земное правительство расценило переговоры как предложение сдаться и попытку невоеного захвата.

Никто не мог предположить, что вполне мирный Азур выставит боевой флот. Его боевая техника оказалась на порядок мощнее земной, и это грозило землянам поражением. Макмаунтен вёл свою БГК на смерть и понимал это.

Но более удивительным оказалось, что всё население, на сто процентов, составляли особи, похожие на землян. Они могли быть «обычными» – как земляне, или серокожие с серебряным блеском, сиреневые, отдающие рыжиной в лучах солнца, высокие, низкие, но в сущности – с обычным человеческим обликом: две руки с ладонями, две ноги со ступнями, голова со ртом и глазами. Были так же и те, кто не отличался вовсе. Средний рост их колебался в пределах среднего роста Землян. Хотя азурцы и не являлись людьми в полном биологическим понимании, земляне называли их так же, как и себя: людьми. Поистине, Азур смог осуществить невыполнимую задачу, некогда поставленную футуристами: общество дружбы народов, без единого признака ксенофобии.

И всё было разрушено в какой-то миг.

2463 год. Двадцать три земных года до восстания Лиловых. Крейсер Гонец

Максим Погорельский, командир-наводчик второй орудийной башни, как и Макмаунтен, принадлежал к тем людям, что считал войну гибельной – не в её метафорическом значении, не в локальном масштабе, для какой-то части суши, а настолько, что угроза жизни, угроза самого существования стояла перед всей планетой Земля. Это следовало непосредственно из ультиматума, выставленного Азуром:

«При продолжительном сопротивлении мы берём на себя право уничтожить планету как рассадник неизлечимой агрессии – угрозы выживаемости всех разумных рас».

Конечно, войны не хотелось – кто же её хочет! – но раз долг зовёт, и зовёт неистово, то сражаться придётся. После получения инструкции от командира крейсера, он вернулся на свой боевой пост и дал короткое указание:

– Всем спать два часа. Через два с половиной часа выходим на боевой рейд, поэтому пока приказываю отдохнуть.

Погорельский откинул спинку боевого кресла и закрыл глаза. В голове всплыли сцены из мирной земной жизни. На Земле, в северном полушарии, где он жил до войны, сейчас была осень – перед глазами встали картины осеннего парка, он вспомнил запах преющих листьев.

– Мы будем драться, командир? – обратился к нему стрелок второго башенного орудия.

Голос рядового выдернул Погорельского из сладостных воспоминаний о былой жизни. Он уже почти засыпал, а неугомонный голос солдата продолжал выдергивать его из грёз:

– Неужели всё так серьёзно? Я думал, в Азуре не решат с нами воевать.

«В Азуре…», «не решат…» – Погорельский подумал, что рядовой, наверное, оговорился. Но нет, у солдата он уловил выражение лица, говорившее о прочной вере в земное оружие.

В голосе бойца прослеживалась какая-то напускная смелость, дескать «Пусть только попробуют тронуть нас – мы им покажем!» Однако на самом деле всё было гораздо серьёзнее, чем локальное выяснение отношений. Офицерам, в том числе и Погорельскому, показывали фильмы, присланные Азуром вместе с ультиматумом. Казалось, что противнику хватит всего нескольких десятков кораблей, чтобы победить весь земной флот. Но пропаганда делала своё дело – и вот уже стрелок, являвшийся лишь кусочком шашлыка на мангале смертной войны, свято верил в то, что сможет повернуть шампур против шашлычника.

А может, фразой «не решат» он лишь ссылался на безмерный гуманизм Азура?

– Спи, Джо́нах, или подремли хотя бы чуток. Я не знаю, будет дело, или нет, но два часа на сон у нас точно есть. Вон – бери пример с Жана, он уже спит.

Первый стрелок, откинув спинку кресла, закрыл глаза и, не обращая внимания ни на командира, ни на второго стрелка, сладко дремал – добросовестно выполнял приказ.

– И мне не мешай, пожалуйста. Знаешь такую поговорку: солдат спит, служба идёт, – сказав это, он бухнулся в кресло и погрузился в мир иллюзий.

Ему снился сон, который он видел каждую ночь, и видел наяву, когда оставался один. Он сидел с женой на скамейке в осеннем парке, а деревья, тихо обнажаясь, бросали листву на землю. Закатное солнце, уже скрылось за домами, но продолжало высвечивать лёгкий и розоватый осенний муар быстронаступающего вечера. А завтра, с утра начиналась его очередная командировка. Он отчетливо помнил рыжину её волос, её лицо, её фигуру, но из фраз, сказанных в тот день, он помнил лишь две:

– Если у меня будет сын, назови его Ян.

– Господи, Макс, ты говоришь так, как будто улетаешь навсегда!

Этот сон не давал ему покоя. Неделя боевых рейдов, и всю неделю ему снился сон, и он не хотел от него избавляться. Ему почему-то именно теперь, в этот рейд, хотелось видеть лицо жены, помнить запах её волос, ощущать прикосновение её рук, пусть даже и во сне. Он помнил ещё, что ему нисколько не хотелось улетать. Ему хотелось остаться ещё немного на Земле, побыть с любимым человеком…

– Командир, подъём! Боевая тревога! – Джонах вырвал Погорельского из иллюзорного мира сновидений.

Погорельский открыл глаза. За прозрачными стенками боевой башни виднелись звёзды – значит «Гонец» вышел из нуль-пространства. Чёрт, почему он не услышал тревожной сирены?

Словно отвечая на немой вопрос, Жан сказал:

– Почему-то тревожная сирена не сработала. По внутреннему радио оповестили. Хорошо, что мы услышали…

Женский голос боевой автоматики сообщил:

– Боевые системы проверены. Неполадок нет.

Боже, кто записывал этот голос? Словно не бою находишься, а в отеле, на курорте…

Погорельский скомандовал:

– Занять посты.

Впрочем, это был, скорее, приказ самому себе. Оба стрелка уже сидели в креслах.

Погорельский натянул прицельный шлем.

– Мы уже у системы? – спросил он.

– Нет, – ответил Жан.

– А почему вышли из «нуля»?

– Нас выхватили…

Погорельский переспросил:

– Что сделали?

– Выхватили… По общей связи объявили: «Мы выхвачены из нуль-пространства» …

Он переключился на связь с капитаном. Было занято. Видимо кто-то ещё интересовался неожиданным выходом из нуль-пространства, или принимал от того личные указания. Тем временем крейсер совершал манёвр. В наушниках зашуршало – капитан переключился на общую волну:

– Внимание всем боевым постам. Крейсер выхвачен гиперперехватчиком. Совершаем боевой разворот. Полная боевая готовность.

– Гиперперехватчик? Что за?.. Как такое возможно вообще? – удивился второй стрелок. Для землян это было за гранью восприятия, – Что происходит?

В прицел Погорельский увидел боевой корабль Азура. Он тоже совершал манёвр, разворачиваясь к «Гонцу» своим орудиями. Ожидалась дуэль.

– Враг в ультимативной форме требует сдачи нашего корабля с угрозой расстрела, – капитан вновь переключился на общую связь, – Данное требование не соответствует никаким инструкциям. Мы выхвачены отдельно от остальной группы кораблей. Взять цели согласно боевому расписанию… – Капитан выдержал паузу, – Огонь!

Первый выстрел совершил стрелок «Гонца». Игла лазерного луча воткнулась в топливный бак вражеского судна, из которого под давлением стала вырываться жидкость. Корабль стал разворачиваться к «Гонцу» своей самой незащищенной частью – соплами маршевых двигателей – и тогда водородная торпеда поразила недруга насмерть.

– Вида́ли, как мы его, а, командир!!! – солдат кричал так, будто сам был автором этого прекрасного двойного удара, – Умы… – радиопомехи заглушили радостные возгласы солдата, и Погорельский понял, что из нуль-пространства выходит что-то крупнее маленького рейдового корабля. Крейсер вновь разворачивался. Через прицел командир второй орудийной башни Максим Погорельский увидел огромный корабль, и в его голове сразу нашлось название этому доселе невиданному классу: «дредноут». В принципе, вражеский корабль как нельзя лучше подходил под это название: огромный, ощетинившийся по принципу «только большие пушки»

Изображение в прицеле померкло, и он сбросил шлем. Света в башне не было – это означало, что капитан крейсера использует все мощности электростанции «Гонца» для вызова помощи по всем радиочастотам гиперсвязи.

Трудно сказать, насколько это было эффективно… «Гонец» был выхвачен отдельно от остального конвоя, и скорее всего, эта же участь постигла каждый корабль: одиночное выхватывание из нуль-пространства и неравный бой… А то вражеское судно, который был уничтожен «Гонцом», наверняка было лишь приманкой, болванкой, состоящей из корпуса и топливных баков. Введь в ином случае, его орудия сделали хотя бы один выстрел…

Это был самый уязвимый момент для корабля – он в этот момент демаскировал себя как нельзя удачно для врага, вмиг потушив все огни в боевых башнях и иллюминаторах, но, в тоже время став оазисом радиочастот. И вражеский корабль воспользовался этим. Он нанёс точно такой же, по сути, подлый удар – выстрелил по топливным бакам. «Гонец», под действием законов физики, стал вращаться. Когда появился свет, вражеское судно уплыло из прицелов Погорельского, а вместо этого появились с десятка два маленьких кораблей, похожих на тот, что только что был уничтожен «Гонцом», но теперь уже настоящих, а не приманок для расстрела боезапасов. Радиочастоты прослушивались, это, несомненно, а значит, эти корабли вышли из нуль-пространства на подмогу «дредноуту». Недолго думая, Погорельский открыл по ним огонь.

Крейсер содрогнулся. В тот же момент он услышал истошный вопль капитана: «Попадание в оружейный отсек!!!» Через мгновение взрывная волна ворвалась в башенный отсек, и пламя поглотило всех…

[1] «Бэ-гэ-ка» – БГК, боевая группа кораблей.

[2]Фильо-де-Деус (фант.) – планета, являющаяся дальней колонией Земли. «Filho de Deus» (порт.) – «Сын Бога»

Глава 1

2486 год. Планета Земля.

Мир жесток. И от того ли, что не раз уже приходилось испытывать жестокость на себе – за двадцать два года он испытал многое – Ян Погорельский сидел в подавленном настроении. Жизнь казалась бессмысленной штукой, и от этого само её существование тяготило настолько, что Ян сам себе казался куском вакуума, выдернутого из космоса. В причудливых формах переплетались неурядицы его жизни, да так, что вспоминать их казалось пыткой. Но воспоминания, как назло, лезли в голову, постоянно всплывая комками мутной грязи.

Всё чужое… Воздух, вода, почва. Чужое всё – без прикрас. Только планета родная. Планета родная, а всё на ней – чужое. Земля изменилась неузнаваемо за какие-то двадцать три года. Хотя Ян был почти ровесником этого срока, он знал, он чувствовал это. Он знал, каким должен быть воздух, как должна сверкать на солнце вода, как должна плодоносить почва. Он мог без труда мог отличить пришельцев от землян, даже если внешне они были ничем не различимы. Он чувствовал их. Он ненавидел их.

Ян не знал своего отца. Он умер ещё до рождения. Мать говорила – погиб. Она и сама редко видела сына. По законам Азура родители отдавали своих детей в интернаты и там они воспитывались в соответствии с моральными принципами и законами. Но то, что Азур – враг, чуждая земной жизни система, Ян знал не только от неё. Старшие – без пяти минут выпускники интернатов – рассказывали младшим, чего на самом деле стоит Азур, раскрывали истинную цену азурской любви, свободы и межпланетной демократии. Когда Яну исполнилось двенадцать лет, он престал видеть маму вообще. На околоземной орбите потерпел крушение корабль с переселенцами из Азура. Мать каким-то образом была причастна к этой катастрофе, и она была выслана на одну из производственных планет – тюрем в земном варианте не существовало, вместо них использовались закрытые планеты-колонии, используемые как сырьевые придатки обширной коммунистической империи под названием «Азур».

И Ян отчаянно не понимал, почему, при всей похожести одних людей на других, одни могут считать себя более развитыми нравственно, политически и духовно, чем другие, и относиться к землянам снисходительно, так, словно их стоит учить. Многие азурцы называли себя «прогрессорами» – людьми, чьё призвание сводилось к переезду на Землю и «продвижению социального прогресса».

Они устанавливали свои порядки. Уничтожали культуру землян и навязывали свою. Увозили людей на закрытые планеты, и привозили своих. Чем больше Ян жил на этом свете, тем больше он пропитывался ненавистью к ним, как губка – водой.

Само слово «Азур», похожее на земное название геральдического синего цвета, пришло из общего языка головной азурской планеты. Оно не означало ничего конкретного, и было разработано искусственно. По мнению азурских лингвистов, людей, разговаривающих, а главное – думающих, на головном азурском языке, именно это слово, на подсознательном уровне должно было внушать каждому из собеседников некое чувство патетики и симпатии к произносимому. Но земляне между собой не разговаривали на стандарте Азура – в их памяти жили их коренные языки.

Несмотря на то, что Ян воспитывался в соответствии новыми моральными установками, он не впитал ни один из них. Они казались ему бредовыми и настолько противными, что их стоило выжигать каленым железом. Ни одно из зёрен коммунистических идей не смогло найти себе почву для роста. Однако Ян считался одним из самых лучших воспитанников. По сути, он вёл двойную игру. В каждом интернате существовали ячейки секретной организации, которая боролась против ига непрошеных гостей. И Ян был членом одной из таких ячеек.

С шестнадцати лет он принимал участие в различных акциях и диверсиях. Но благодаря своему уму, изворотливости, авторитету одного из самых лучших воспитанников, а главное – телепатическим возможностям – он не был даже заподозрен. Он довольно быстро пробился «наверх» и сблизился с руководителем подполья Джоном Га́рвичем, прозванного серди своих Карельски. К своим двадцати двум годам Ян, несмотря на возраст, имел кре-какой авторитет в организации и состоял в боевой группе организации сопротивления землян.

По началу у организации не было названия. Земляне называли его просто и бесхитростно – «сопротивление», но никогда не писали это слово с большой буквы. Главной целью организации было выживание азурцев с планеты при помощи страха и террора, и обретение для землян свободы от «прогрессоров», от руководства со стороны пришельцев, от уничтожения культурного наследия. И последнее было немаловажно, ведь одним из пунктов «прогрессорства» в «Кодексе развития новых территорий» значилось «уничтожение и разрушение объектов псевдокультуры, направленной своим воздействием на сознание путём гибельной агрессивности». Правда, что такое «гибельная агрессивность» каждый прибывший на Землю азурец мог понимать по-своему. И, что самое обидное для землян, – объекты культуры Земли должны были быть заменены на азурские: азурские книги, фильмы, картины, компьютерные игры… Члены сопротивления желали для Земли своей собственной судьбы, возможности для землян самим вершить свою историю. До определённого времени «страх и террор» не были тотальными – сопротивление занималось лишь разрушением азурской инфраструктуры, саботажем технических объектов, «сопутствующие жертвы» сопротивление позволяло лишь в отношении СБА. Но лишь до того момента, пока на одной из закрытых планет, куда вывозили землян, не произошла техногенная катастрофа, и тысяча землян погибла на захолустной планете Ксе́нто. Тот день для землян стал днём траура, и с тех пор он стал называться «Лиловым Днём» – словно обозначая цвета выработанной породы на Ксенто. В годовщину трагедии каждый землянин носил лиловый цвет.

И это не добавило взаимопонимания с Азуром. Ответной мерой СБА стало запрещение лилового цвета одежды в любой день, кроме Лилового Дня, ставшем некоей азурской поблажкой. Лиловый стал выражением ненависти к оккупантам и симпатии к сопротивлению. Недолго думая, сопротивление подхватило его в качестве знамени. И теперь везде, где это было возможным: после акции устрашения, террористического акта или на месте преступления оставлялся маленький лиловый флажок или кусочек лиловой ткани. И тогда сопротивление получило собственное имя: они стали Лиловыми.

В ответ на борьбу Азур усилил контингент СБА на планете, присвоил ей статус закрытой, и тем самым вовсе запретил землянам вылет с планеты без получения специального разрешения – но получали его единицы.

И всё это происходило у Яна на глазах: борьба, взрывы, теракты… Неудачная пропаганда СБА, высылки, аресты, патрули, казавшиеся страшными в своих тактических шлемах. В шестнадцать лет он вступил в ряды Лиловых.

В интернате Ян подружился с Мишелем Россини. Мишель был моложе Яна на два года, но полностью разделял его идеи и действовал точно так же, как Ян. Ян помог Мишелю попасть в подполье и протащил его «наверх» за собой. Их объединяло одно – ненависть к врагам, а в остальном это были настолько разные люди, что окружающие удивлялись – как они сошлись. Мишель был импульсивен и горяч, Ян – спокоен и рассудителен.

После интерната Ян получил специальность и по разнарядке устроился на работу – соблюдая видимость примерного гражданина и образцового воспитанника. И в тоже время Ян сполна погрузился в дела Лиловых: саботаж, террористические акты, диверсии и погромы были его прямой задачей. Диверсия на космодроме «Идальгер» стала его последней задачей – но фактически была провалена с треском. Цель хоть и была достигнута, но на половину: группу обнаружили, с задания вернулись не все, хорошо ещё, что их так и не вычислили. Всем участникам той операции пришлось «залечь на дно». Прошёл почти год, прежде чем центр сопротивления с помощью шифрованной записки, вызвал Яна на явку в пассажирский космопорт «Нотре́к».

Шифровальный блокнот менялся каждые два месяца, и до сих пор единственные шифровки, которые получал Ян – это сообщение о том, в каком потайном месте лежит новый блокнот. Вызов на явку был для него неожиданностью – он рассчитывал, что центр вскоре откажется от его услуг и перестанет выходить на связь. Но разве бывают бывшие партизаны? И вот сейчас он стоял у входа в космопорт, ожидая явки.

Живая зелень вокруг космопорта – разве такое может быть? Совершенно не смотрится она на фоне космических кораблей, здания гостиницы и ресторана. Ян стоял на самом краю бетонной тропинки и смотрел на снующих в траве букашек. Ему вдруг показалось это милым и трогательным. В какой-то момент ему захотелось забыть всё и стоять вот вечность – и лишь смотреть на траву, насекомых, на природу… А что, если бросить всё – всю эту борьбу, Лиловых, СБА, всё забыть и отрешиться от всего? Может быть – вот сейчас, прислушавшись ко внутреннему порыву, он кардинально изменит судьбу и обретёт счастье? Которое, как кажется, вовсе не в борьбе?

Он сам не мог понять, откуда в нём вдруг взялась эта душевность? Почему он вдруг стал таким? Где его былая холодность, где расчетливый ум?

Идиллию нарушил диктор космопорта:

– Пассажирский рейс ноль-ноль-четыре «Планета Тахи́к – планета Земля» прибывает через четыре минуты.

Сентиментальность как рукой сняло. Он развернулся и пошёл к зданию ресторана. Сверху безжалостно палило Солнце, жарило загривок и шею. «Быстрее внутрь, к кондиционеру!» – думал он. Внутри было прохладно. Ян с удовольствием расстегнул ворот рубашки и подставился под струю живительной прохлады. Воздух задувало под одежду, стало намного лучше, чем на бетонной жаре. «Простужусь – и пусть! – подумал Ян, – Так даже лучше. Что-то мне не хочется чем-нибудь заниматься. К дьяволу все обязанности, всех врагов! Надоело всё!»

Есть не хотелось – от жары томила жажда, Ян заказал себе сок. Хотя заказал – это не совсем точно сказано. Вдоль стены стояли терминалы, сильно похожие на железные шкафы – через них принимались заказы. Он подошёл к терминалу, вслух заказал себе сок и возвратился к своему столу. Через некоторое время робот-официант должен был привезти ему заказанный напиток.

Ожидая своего заказа, он осмотрелся. В ресторане был только один землянин – он сам. Сзади перекусывали какие-то пилоты, невдалеке от щебетала стайка неземной молодежи, похожей на землян: светловолосая девушка и два высоких парня.

Ян обратил на них внимание и подумал: «И всегда-то им весело, сволочам! Почему они так счастливы: все и всегда? У них вообще бывают какие-нибудь несчастья? Может они находят счастье в своей работе? Вот эти, например, зачем сюда прилетели? Чтоб нашу агрессивность разбавлять? Не выйдет!». Ян пристально посмотрел на девушку. Она была красива: короткие пшеничные волосы, стройная фигурка. Он рефлекторно закрыл глаза и голове опять возник образ: пшеничные волосы, только не эти, другие, бездонные и такие красивые глаза… Никак, никак не избавиться от этого наваждения. Как бы он не хотел вытравить из головы этит воспоминания – ничего не выходило. Даже ненависть не могла заглушить это чувство – чувство, которое он боялся называть даже мысленно.

– Я запомню тебя такой на всю жизнь! – долетел до него восторженный голос от их стола.

Он открыл глаза.

«Неужели у них тоже есть это чувство? Наверное, они счастливы потому, что среди них больше его, чем среди нас… Среди нас – ненависть. Ну, так они и посеяли её… Ничего, мы ещё попьём вашей кровушки!»

– Прощай, красавица! – донеслось до него.

Девушка с пшеничными волосами встала и с лёгкостью бабочки, вышла, словно вылетела, из ресторана. Она помахала рукой своим спутникам, смотревшим на неё через прозрачную стену, и отправилась по своим делам.

«Жалко, что у них не бывает семей. Нет, девушка, Земля не место для тебя! Земля слишком жестокая планета!» – Ян поймал себя на том, что ему впервые стало жалко азурца, и мысленно усмехнулся: ему стало жалко кровного врага. В какой-то момент ему вдруг отчаянно захотелось, чтоб эта девушка никогда не попала в мясорубку Лиловых – и уж тем более, если ему самому придётся её крутить. Он погнал от себя эти мысли – это всего лишь триггеры, психологические крючки… Впрочем, прямо сейчас можно встать и уйти – у него ещё есть такая возможность. Никто даже не узнает, что он приходил на явку. Но впервые за всю жизнь ему не захотелось губить жизнь пришельцев. А как он радовался, когда умер его воспитатель, отравленный им собственноручно – никто даже не заподозрил в этом происшествии деятельность сопротивления! Для него это был праздник.

Воспоминания неприятной волной вновь прокатились в голове, когда у двери ресторана он увидел Сюзанну Гвидиче, штатного связного центра. По установленному порядку, связной устно, в зашифрованной форме, передавал некое задание бойцу боевой группы или место тайного брифинга. Бывало и такое, что связные могли использовать различные элементы одежды, или даже прийти с заранее обговоренным ароматом духов, причём каждый из таких элементов тоже мог нести в себе зашифрованное послание. Со стороны казалось, что двое обычных людей ведут обычную беседу.

– Янчик! – она весело помахала рукой. В этот же момент к столику подкатил робот-официант, привёз заказанный Яном стакан сока, – Привет, Солнце, как дела?

Казалось, она никогда не могла вызвать подозрений ни у кого вокруг. Все её приветствия и слова всегда были искренни. Как можно было заподозрить в ней связного? Есть люди, от которых всегда веет душевным теплом. Сюзанна была такой. С ней рядом всегда можно было излить душу, высказать всё наболевшее – она была из тех людей, которые выслушают и поймут. Ян часто испытывал желание откровенничать с ней, но ни разу не сделал этого. Даже с Мишелем он порой не мог так поговорить по душам, как хотелось это делать с ней. И теперь, после его гибели, он горько сожалел об этом.

Ян всегда удивлялся, почему Сюзанна звала его Солнцем. Скорее всего, из-за его светлых волос. Ян стригся коротко, чуть длиннее «ёжика». В сочетании со средним ростом и хорошо развитой мускулатурой эта внешность делала его брутальным до невероятности. Пожалуй, для завершения образа, ему не хватало только солнцезащитных очков. Мужественный образ дополнялся джинсовой рубашкой, сидевшей строго по фигуре, длинные рукава которой Ян подвернул дважды, узкими джинсами, и лёгкими брогами[1]. По инструкции Ян применял такой образ для сигнала «Готов к выполнению задания». Прямо сейчас – и в бой. Он готов, он ждёт уже год…

– Лучше всех! – он улыбнулся ей в ответ, продолжая соблюдать конспирацию. Да и потом: как он мог не улыбаться такому позитивному человеку? Зачем строить кислую мину и потом объяснять, что происходит у него на душе – ей не зачем об этом знать, это не её проблемы.

Сюзанна откинула свои роскошные чёрные волосы, и только сейчас Ян увидел бирюзовые серьги – сигнал о том, что центр передаёт данные прямым текстом, без шифра. У Яна в груди возникла пустота, сердце забилось учащённо.

– Прямой текст?! – воскликнул он. Для него это было впервые.

Сидящие рядом оглянулись.

Сюзанне пришлось перейти на шёпот:

– Да.

Ян тяжко вздохнул. Видимо, дела совсем плохи, раз центр не успел выработать условных знаков и зашифрованных фраз. В своей практике Ян не встречался с таким ни разу, и никогда не слышал, чтобы кто-то работал в таких условиях.

Он посмотрел по сторонам. Ян решил проверить свои первые впечатления, и убедился в этом ещё раз: кроме них в зале не было не единого землянина.

– Карельски готовит отлёт.

Ян изобразил гримасу недоумения: поднял одну бровь, скривил губы. Если это был незашифрованный текст, он всё равно ничего не понимал.

– Какой такой отлёт? – спросил он.

– Цели и задачи поставит Карельски при непосредственной встрече. Главное условие: ты отправляешься прямо сейчас.

Глаза Яна округлились.

«Час от часу не легче» – подумал он.

– Но вещи, документы, легенда… И подожди, он имеет ввиду вылет за пределы стратосферы? Полёт на другую планету? А разрешение, а пилоты? Я никогда не…

– Он сказал, что это – не проблемы. И у него всё улажено. И ему нужен ты, если согласишься.

Похоже, время удивляться должно было кончиться ещё не скоро.

– Что значит «если согласишься»? Разве центр хоть раз спрашивал согласия?

– Я тоже удивилась этой фразе. Он ответил, дословно: «У каждого из нас всегда была возможность отказаться…»

Ян вспомнил своё последнее дело, «Идальгер»… Отказаться? Интересно, а у Мишеля была возможность отказаться? Мишель хоть что-нибудь, подсознательно, чувствовал перед бойней в ангаре? Знал, что не вернётся? А он сам? Ведь его тоже чуть не «забыли» в том решётчатом коробе, у злосчастных вилок и розеток. Какого дьявола он тогда не надел перчатки? В той группе все были в тактических перчатках, кроме него. И эти штепселя, почему «корпусили»?.. Будто кто-то внушил ему, кто-то телепатически заставил забыть перчатки дома. Ян мысленно усмехнулся: кто ему мог такое внушить? Он и сам мог внушить кому угодно и что угодно. Какая-то нелепая череда случайностей, едва не подставившая всех…

Отказаться? Вряд ли, будучи подпольщиком, можно отказаться без всяческих последствий для себя.

Сюзанна выдержала паузу:

– Карельски сказал, что если память Мишеля тебе дорога…

– Что?!

Ян почувствовал, как горят глаза и будто сами пытаются вырваться из орбит. Сдерживаясь, он сказал:

– Он, вообще, что знает о Мишеле? Он не терял друга согласно инструкции. Он, знаешь ли, эту инструкцию издавал. Если не может мотивировать к работе своих подчинённых по-другому, то пусть… – и осёкся. Он понял, что нарушил субординацию колоссально, да ещё с такой крамолой.

– Он терял в этой жизни столько, сколько я терял? – спросил Ян тихо.

Сюзанна не отвечала. Ей тоже трудно давался этот разговор: Ян понял это по её потупленному взгляду, по тому, как она теребила бумажную салфетку.

– Сюзи, всю свою сознательную жизнь я убивал людей, и вот теперь расплачиваюсь за это. И, как мне кажется, не сполна. А он взывает ко мне памятью близких. Ему самому-то не смешно?

– Не печалься, Солнце, всё будет нормально.

– Нормально?! Жить и ощущать, что твоя жизнь нужна лишь потому, что умеет творить смерть среди других людей, пусть не землян, но тоже любящих жить – это, по-твоему, нормально? – он покрутил соломинку, выдернул её и залпом осушил стакан, – Не обращай внимания, это всё бредни глупого эгоиста.

Они помолчали немного, обдумывая сказанное. Чёрт его дёрнул за язык, не сам он решился на такие резкие откровения. Потом он изрёк ещё одну фразу:

– Всё это, – он обвёл пальцем вокруг своей головы, – перестаёт быть нужным человечеству.

– Ян, не говори такого никогда! Ты мн… – она запнулась, – нам нужен, поверь мне.

– Тебе я верю.

– Солнце, что с тобой происходит?

Да чёрт возьми, это шпионская явка или дружеская беседа?

«Солнце»… Да, на первый взгляд Ян просто светился. Но стоило кому-то познакомиться с ним поближе, человеку становилось не по себе: Ян непринуждённо отторгал всех от себя своей ненавистью, порою он отпугивал даже землян. Ян и сам чувствовал этот страх, исходящий от людей.

– Случилось то, что мне надоела такая жизнь.

– Ян, когда ты говоришь такие вещи, мне становится страшно…

– Я вот тут недавно понял, что во мне слишком много ненависти. И мне стало душевно плохо. Она… убивает меня.

– Ян, я думаю, тебе стоит влюбиться… – сказала Сюзанна и осеклась.

«Хорошая мысль, – подумал Ян, – Самое главное: вовремя».

– Бесполезно. Я не смогу любить должным образом. Я просто не умею этого делать…

Он замолчал. Что-то опять триггернуло внутри, в груди снова почувствовалась пустота… В голове который раз пронёсся этот образ с пшеничными волосами – тот, идущий из глубин сознания, из давних лет…

Ян наконец-то сообразил: Сюзанне даны были инструкции подействовать на него психологически, и похоже, ей это удавалось – хоть и приходилось крайне трудно. Но пшеничные волосы… В центре не могли знать, не могли…

Он помолчал немного и ответил, чеканя слова:

– Все чувства, которые когда-либо у меня были, лишь укрепили мою ненависть.

Ян произнёс эти слова вытянувшись, глядя Сюзанне прямо в глаза. Его подбородок был напряжён, губы поджаты – словно ненависть изливалась через его лицо.

А потом, ещё раз посмотрев по сторонам, и сделав более мягкое выражение лица, добавил:

– Я смотрю на девушек просто как на людей. Нет, я понимаю, что они другого пола, но у меня к ним не возникает интереса.

– Так, наверное, сложно жить.

– Так можно жить. Я же живу… Весь вопрос в том, как я живу. Влюбиться!.. Было бы слишком просто влюбиться. Я смогу полюбить лишь ту, которая беззаветно полюбит меня. В этом вся загвоздка – вот такой я эгоист. А!.. – Ян махнул рукой, – Всё это я передумал тысячи и тысячи раз. Я прихожу к выводу, что жить мне теперь совсем не интересно. Я несу лишь смерть, сею ненависть, и выясняется, опять же, что всё это ни к чему…

Рука Сюзанны лежала на столе. Ян случайно положил на её руку свою. Сюзанна в ответ резко выдернула ладонь. Она посмотрела ему в глаза, прищурилась

– О чём ты думаешь? – Спросила Сюзанна, отклоняясь от темы разговора.

Ян промолчал.

«Да когда же закончится это полоскание души…» – подумал он.

Он не ответил, отвернулся, посмотрел в окно, что раскинулось во всю стену.

– Ян, с тобой всё в порядке? – забывшись, она положила свою ладонь на его руку и снова отдернула.

Он повернулся, снова поймал её взгляд и спросил:

– Что там Карельски задумал? Попьём кровушки?

Сюзанна ничего не ответила. Похоже, она исчерпала все возможные вариации развития разговора, которые могли быть предусмотрены инструкциями.

– Я сейчас, – Ян встал из-за стола и отправился в туалет. Обдав голову холодной водой из-под крана и напившись оттуда же, он посмотрел в зеркало. Ему показалось, что на него смотрит не Ян Погорельский, не он сам, а кто-то другой, очень похожий на него.

«Спокойно, спокойно, – успокаивал Ян мысленно самого себя, – Всё отлично. Только не нервничать, не нервничать. Надо лететь».

Последняя фраза всплыла сама собой. Он вышел из туалета, подошёл к Сюзанне. Она было открыла рот, хотела что-то сказать, но Ян опередил:

– Где Каре́льски сейчас?

– Он в отеле и ждёт тебя.

Ян повторил предыдущий вопрос:

– Что он задумал?

– Я не знаю, – Сюзанна пожала плечами и округлила глаза.

Ян решил, что она и вправду могла не знать. С Гарвича станется снабдить её только одной фразой «Карельски готовит отлёт» – которая ещё и могла оказаться неправдой.

Ну что ж… Если у каждого из Лиловых в любой момент была возможность отказаться…

– Ладно, что бы там ни было, запомни: это последнее дело, на которое я иду. Если то, что задумал Джон – действительно стоящее действо, тогда я согласен. Но это, я подчеркиваю, это дело – последнее. Может быть. А там посмотрим… Пошли, Сюзи, – он редко называл её «Сюзи», почти всегда Сюзанной.

Его звало дело, которое он выбрал шесть лет назад. Дело, которому он отдал лучшие, как он считал, годы. И вот сейчас, он чувствовал это, шли последние минуты его свободной жизни.

Он смотрел на Сюзанну, такую красивую в летних лучах предзакатного Солнца. Она шла по бетонной тропинке впереди него. На ней был полупрозрачный вязаный свитер с широкими рукавами – в нём она напоминала птицу с красивыми крыльями. Птицу… Чайку? Пускай будет чайка. Зато так лучше…

2486 год. Планета Земля. Отель при космопорте «Нотрек»

…Камин потрескивал дровами. Хотя, камином это можно было назвать с большой натяжкой. От самого камина остались лишь кирпичи. Остальное – иллюзорный треск несуществующих дров. Конечно, технологии «каминозаменителей» существовали на Земле уже давно. Но азурцы подошли к этому вопросу с мастерством, достойным лучшего применения. Внешне это устройство было сложно отличить от настоящего камина: дрова и огонь выглядели настолько настоящими, что, казалось, приложи руку – и сгоришь, таким натуральным было изображение. Звук поленьев, лопающихся в костре, тоже был настоящим, и не повторялся от раза к разу. Иногда, когда в «камине» появлялось новое полено, от «камина» даже пахло дымом.

Антураж комнаты был под стать камину: интерьер был выдержан в стиле модерн: ажурная люстра, резной деревянный стол, кресла причудливой формы, кремовые шторы. Всё это больше напоминало злую иронию пришельцев, раз они, таким образом, постарались напомнить о счастливом времени, когда про них и думать не могли.

Ян сидел в кресле рядом с камином. Удовольствия это не принесло. Скорее наоборот: пришлось убавить звук, чтобы он раздражал, кресла переставлять не хотелось. Ян сидел строго, в отличие от Сюзанны: та, сидя на диване, подложила ноги под себя. Если бы Яну позволяла субординация, он бы тоже сел как-то поудобнее. Наверное, женщинам Гарвич позволял больше, чем мужчинам. Или за год Гарвич с Сюзанной сблизились несколько больше, чем связной и руководитель сопротивления? До Яна ещё перед «Идальгером» донходили слухи, что Гарвич не равнодушен к этой женщине. Но он на сто процентов знал, что Сюзанна не хотела мешать работу у Лиловых и личную жизнь. Хотя… Он и к Яну относился не совсем как к подчинённому: Яну это больше напоминало отношение к сыну, которого любят, но с которым не могут быть вместе. Да и по возрасту они друг другу не подходили: Гарвич был почти на тридцать лет её старше. Возможно раньше – год назад или полтора, он бы и развалился в кресле. А теперь… Они не виделись уже год – год, подумать только! Но Гарвич не был приветлив с теплотой, как раньше. Он всего лишь пожал руку и попросил Яна выбрать кресло. Ранее они бы обнялись, похлопали друг друга по плечу, обменялись бы парой шуток – может, даже скабрезных… А теперь… Гарвчи стал каким-то чужим. Может что-то испытывал, какие-то противоречивые чувства? Винил Яна за гибель Мишеля?.. Впрочем, Ян и сам винил себя за это… Подумать только – уже год как нет Мишеля, уже год, как Ян не убивал никого из СБА, уже год как… В памяти снова всплыли пшеничные волосы – и Ян усилием воли прогнал их из головы…

Может, он просто чувствовал, как изменилось к нему отношение Яна за последний час?

Гарвич стоял посередине комнаты, опершись задом на стол, с хрустом ел яблоко. Это был высокий белый мужчина с короткими и жёстким волосами черного цвета. Его причёска лоснилась под светом ламп. Его кожа была немного смугла. Образ дополнял вертикальный шрам правой стороне лбу, и имевший продолжение на щеке – след от ранения и отметины от швов, которыми стягивали кожу. Как ему удалось, получив эту рану, не остаться без глаза – оставалось загадкой для всех. Но никто и никогда не рисковал спрашивать, откуда у него оказались такие убедительные доказательства мужественности. Ян, глядя на Гарвича, понимал: он ведёт себя, как всегда, обладая тем редким обаянием, которому женщины не могли противостоять, однозначно признавая за ним главенство. Ему стоило лишь появиться где-то – и все женщины, вне зависимости от статуса, были его, пусть даже он занимал всего лишь их мысли, а не тела. Окружающие мужчины, при этом испытывали какую-то бессильную злобу, никто не мог противостоять этому фонтану сексуальной энергии, который он источал. Ни одна женщина не могла ему отказать, просил ли он её о близости, либо это была просьба иного характера. Гарвич внешне походил на высокомерного мачо, буквально преисполненного чувства собственного превосходства, но в тоже время – с удивительной простой в общении и нежностью во взгляде.

Наконец, прожевав кусок, Гарвич сказал:

– Итак, друзья, я затеял одну грандиозную кампанию…

Он замолк, осмотрелся вокруг себя: посмотрел, назад, на стены, вперёд себя, на потолок. Искал явные признаки шпионской аппаратуры. Да разве их отыщешь простым взглядом. Гарвич скорее успокаивал себя этим ритуалом.

– Может, по яблочку? – он показал на пакет с яблоками, стоявший сзади него на столе.

– Не, кушай один, – Ян отмахнулся.

– Ты? – Гарвич обратился к Сюзанне.

Она закачала головой.

– К сожалению, я ничего не могу сказать здесь и сейчас, – он показал на свои уши и провёл пальцами вокруг себя, намекая, что, у стен могут быть уши. – Единственное, что я могу сказать: вы понадобитесь мне оба.

Гарвич вынул из кармана ключ с брелоком и протянул его Яну:

– Это ключ от твоей комнаты.

На белом пластмассовом брелоке, выполненным в виде овала, была единственная надпись: «2-17».

Ян поднял бровь:

– Комнаты?

– Да, здесь в гостинице. Номер на этом этаже. Домой тебе не стоит возвращаться, я боюсь за твою сохранность.

Ян помолчал немного. Потом сказал:

– Ты зовёшь меня на дело, Джон, но даже не говоришь, что нужно делать. Из твоих слов я понимаю, что это нечто грандиозное, но, в тоже время, столь… – он замолчал, подыскивая слова, такие, чтоб его поняли люди, но вражеская техника не приняла за условную фразу, – …столь загадочное, – он сделал пальцами жест, символизирующий кавычки, – что согласиться очень трудно. Практически невозможно.

Ян взглянул на Сюзанну, спросил:

– Сюзанна, ты в курсе происходящего?

Она лишь покачала головой в ответ. Ян развёл руками, делая молчаливый жест для Гарвича: «Вот видишь!»

– И ты согласна? – настаивал Ян.

Сюзанна была в замешательстве – Ян это чувствовал. Шестое чувство, данное ему от рождения, никогда не подводило. Возможно, ей казалось, что заговори она сейчас – и Ян откажется, а Гарвич воспримет его отказ как предательство. Да Ян и сам боялся, что его вопрос к Сюзанне будет расценен Гарвичем как попытка нарушения их отношений, если они есть, конечно. Пытаясь как-то снять напряжение, Ян сказал:

– Ну, Сюзанна… Это не повлияет на моё решение…

– Да, Ян, я согласилась.

Желая внести ясности, она добавила:

– Но ты должен понимать, что все мы, когда пришли… – она сделала паузу, – в организацию, не руководствовались личными мотивами… Точнее даже не так: личный мотив был один – один на всех. Одинаковый у всех. Разве я могла отказаться сейчас?

Сюзанна высказалась на одном дыхании, без всякой опаски – даже не вспомнила про потенциальных «жучков».

Тогда Ян вновь обратился к Гарвичу:

– Понимаешь… Я никогда не слышал, что можно отказаться, Джон. Все послания, которые передавались… – опять пауза, – я всегда расценивал как приказ. И тут, мне заявляют, что я могу согласиться, могу отказаться. И ты при этом мотивируешь меня слишком лично для того, чтобы я расценивал это как работу, необходимую всем, а не лично тебе.

Ян встал, походил по комнате, заложив руки за спину. Потом встал у кресла, положив локоть на подголовник, уперевшись подбородком в кулак. Взгляд упал на ножки дивана. Гарвич всё это время молчал. Через некоторое время он всё же сказал Яну:

– Возможности отказаться, находясь в отлёте, не будет, потому что не будет возможности вернуться. Я гарантирую тебе, что задание направленно на общие цели и моих личных мотивов тут нет. Можешь расценивать это как приказ.

Они помолчали. Ян задумался над фразой «не будет возможности вернуться…» Она вообще могла любого испугать. Наверняка, возможность была, но уже после окончания дела.

Потом Гарвчи продолжил:

– Я собираюсь сделать то, что напрямую будет влиять на нашу независимость. До этого не было ни таких целей, ни задуманных мною масштабов. Возможно, на кон сейчас поставлено существование землян как таковых.

Ян взглянул на Гарвича. Последняя фраза звучала крайне тревожно.

Он решил, что стоит принять авантюрное предложение – и отправиться вместе с ним в неизведанное. В принципе, ему ничего не стоило переночевать здесь: его никто не будет искать: кроме Мишеля у него и друзей-то не было, домашних животных он тоже не держал – при его образе жизни и работе было бы большой безответственностью заводить питомцев. Женщины у него тоже не было – впрочем последнее было очень больным вопросом…

Ян прислушался к себе: он почувствовал, что здесь Гарвич не врёт и не блефует. Ему можно доверять. Он действительно затевал что-то грандиозное ради общего блага. В голове словно тумблер переключился в положение «да».

– Хорошо, я согласен. – Ответил Ян.

– Тогда утром я жду тебя.

– А как же легальная работа? Надо легенду, все дела…

Гарвич молча задумался, взглянув в потолок, потом спросил:

– Ну, насколько я знаю, на работу тебе через два дня, так?

Ян кивнул.

– Что могу сказать… Тебя хватятся… Но вряд ли к тому моменту тебе захочется вернуться. Да и вернуться ты не сможешь. Вылет завтра. Заходи ко мне утром – и мы сразу в бой.

Ян помолчал ещё немного, и сказал:

– Думаю, нам предстоит ещё много потрудиться…

Он подошёл к нему вплотную, буквально встав лицом к лицу, улыбнулся, глядя в глаза, наощупь запустил руку в пакет с яблоками, достал одно и, отодвинувшись на какую-то треть шага, с громким хрустом откусил чуть меньше половины. Он чувствовал горячее дыхание Гарвича, ощутил его волнение будто вибрацию воздуха. Он смотрел Гарвичу в глаза и смеялся взглядом. А тот недоумевал, для чего весь этот цирк? Да не для чего, Ян просто резвился – ему даже нравилось, что застал такого альфа-самца врасплох.

Они так и стояли молча, пока Ян яблоко. А доев, он развернулся, и не дёрнувшись с места, запустил огрызок в урну – и попал.

Ян подошёл к двери, открыл её и уже собирался уходить, но замер на пороге. Он повернулся к Гарвичу и спросил:

– Что, Джон, попьём кровушки?

Гарвич лишь неторопливо моргнул, кивок если и был, то едва заметный.

Ян усмехнулся и закрыл за собой дверь.

[1]Броги – вид мужских туфлей с W-образным мыском и перфорацией.

Глава 2

2486 год. Планета Земля, космопорт «Нотрек».

Номер Яна Погорельского полностью копировал номер Гарвича. Тут и догадываться не нужно: все номера одинаковы как близнецы, распределения на «стандарты», «люксы» и прочей градации не было. Да и зачем, когда в Азуре все равны? Равенство во всём – от номеров гостиниц, до места секретаря Совета. Идеальный коммунизм.

Утром, по своему обыкновению, Ян поднялся рано. Солнце только-только поднималось, поливая космопорт кроваво-красным светом. Из окон гостиницы было видно, как на металлических тушах кораблей красные блики отражались, будто сгустки крови.

На часах было шесть. Время встречи оговорено не было, Гарвич ограничился своим обычным «с утра». Насколько помнил Ян, обычно это означало «сразу после завтрака», и, если завтрак начинался в семь, значит, в семь пятнадцать нужно было быть у Гарвича как штык. В общей столовой гостиницы накрывался так называемый «общий стол» – по сути, тот же шведский, но азурцы намеренно изменили название: ни одно слово не должно было напоминать о прежнем распределении людей по нациям, ни единого напоминания о былом неравенстве, даже географическом.

За завтраком Ян надеялся встретить кого-то из коллег по сопротивлению – не втроём же они улетают с планеты – но ни одного знакомого лица он так и не нашёл. Он предполагал, что наверняка, из боевого крыла кто-то должен полететь с ними, ну и пара человек из разведки, хотя последних он никогда не видел в лицо. Конечно, Ян желал не просто приятельских объятий – хотя от них он не отказался бы – а вот расспросить коллег про готовящееся дело ему было и вправду интересно. На крайний случай можно было встретить хотя бы Гарвича и Сюзанну, но и тех он в столовой не застал.

Гарвич уже ждал Яна, когда он позвонил в дверь. Гарвич открыл, и сел за стол, как и сидел до этого, запустив руки в волосы.

Кроме них в комнате оказалось ещё двое мужчин, уже одетых в лётные комбинезоны, одного из них Ян знал по боевой работе, это был Эндрю Кла́йфтон, такой же боевик, как и Ян. Они не раз участвовали в одних и тех же диверсиях, второго он видел впервые.

Выбор Клайфтона был не случаен – один из лучших бойцов, молодой лет на шесть старше Яна. Да и собственные счёты с азурцами имелись: его родители были вывезены с земли, да так и сгинули на какой-то производственной планете: ещё за три года до «Идальгера» от них перестали поступать хоть какие-то весточки. Живы ли, мертвы ли – никто не знал, в СБА не допросишься. Брат погиб в одной из стычек с «эсбэшниками». Клайфтону было за что мстить.

Незнакомец назвался как Ху́го Ба́ргас. Ян много слышал про него, он был начальником разведки сопротивления, но никогда не видел его ни вживую, ни на фотографиях. Баргасу было уже много лет – чуть меньше шестидесяти. Несмотря на солидный возраст Баргас держался, что называется, как огурец – он был всегда спортивен и моложав, строен и молод лицом. Казалось, начнись заваруха – и он побежит на боевое задание быстрее всех, да не просто быстро, а со скоростью мотоцикла. Ян искренне позавидовал ему – ещё неизвестно, сможет ли он быть таким же в этом возрасте. «Доживу ли…» – пронеслось в голове, но испугавшись, он прогнал этим мысли прочь.

Ян воспринял их присутствие спокойно, а вот у мужчин его появление вызвало волнение – он почувствовал лёгкое колебание воздуха в момент своего появления, в котором чувствовалось и сбивчивое дыхание, и учащённый пульс. Лиловые фамилию «Погорельский» произносили обычно с придыханием – он был живой легендой для всего сопротивления. А сейчас, когда в течение года после трагического успеха на «Идальгере» о Яне практически не было слышно, все решили, что «тот самый Погорельский» уже и умер. «Я уже думал, что ты погиб…» – Клайфтон так и сказал, когда пожимал руку. Ян лишь горько усмехнулся в ответ. Лишь связные знали, что он жив, раз регулярно забирал шифровки.

«Куда я денусь с подводной лодки…» – ответил Ян многозначительно.

Когда Ян и Гарвич встретились – Яну тогда было всего шестнадцать лет – Гарвич понял, что нашёл его. Того, кого он искал всё это время. И никогда не отпускал его далеко. Гарвичу был нужен именно такой человек, приближенный к центру: с альтернативным взглядом на вещи, имеющий свою твёрдую убеждённость и смелость в её проявлении, чёткую позицию, грамотность в решении поставленных задач, уверенность в бою и принятии решений. И при этом Ян никогда не претендовал на место Гарвича – и для того это был подарок судьбы: соратник, обладавший таким же талантом руководителя никогда и ни при каких условиях не требовавший для себя привилегий, каких-то мест или должностей. Всё, что нужно было Яну Погорельскому – свобода землян. И сегодня, в час, когда от людей, руководителей центра и приближённых, требовалось принять решение – остаться в деле или отказаться от своей работы – Ян выбрал первое. И Гарвич никогда бы не позвал Яна, если б не был на сто процентов уверен в том, что он согласится. Его твёрдая интуитивная уверенность в Яне Погорельском не подвела его и на этот раз. И Ян был с ним.

Разработать боевую операцию так, чтоб она была идеальной – пожалуйста. Выжить там, где практически это невозможно, и спасти партнёров – пожалуйста. Высказать своё неодобрение на решение Гарвича – на это Ян тоже был горазд. Он был единственный, чьё внутренне хладнокровие позволяло напрямую указывать лидеру, что тот неправ, причём Ян делал это таким образом, что Гарвич ни разу не усомнился ни в своём лидерстве, ни в верности Яна. Кроме того, способности к телепатии и мастерское владение телекинезом в сочетании с каким-то потусторонним спокойствием, граничившим с цинизмом, заставляли Лиловых относить Яна к области неизведанного. За свои способности он получил позывной «Шаман».

И теперь Шаман был снова в деле.

Гарвич поднял голову, указал пальцем на сумку:

– Ян, вот твои вещи. Барахло в большом отделении, документы – в боковом кармане. Переодевайся, потом сразу пойдём на контроль, у нас вылет в половину десятого. Сюзанна нас ждёт в холле. Челнок уже готов к старту, называется «Спектр». Я проверил номер – «жучков» нет, можем разговаривать свободно, – и он опять опустил голову на руки.

В имени Сюзанны Ян уловил какую-то тревогу, волнение, обиду… Что это? Он вспомнил свои вчерашние домыслы и удивился, что чувства Гарвича с ними совпали. Впрочем, это и вправду могло быть лишь совпадением.

Ян обратился коллегам:

– Что с ним? – вопрос был таким, будто Гарвич не слышал этого вопроса.

– Мигрень… –сообщил Баргас и пожал плечами.

Ян стал собираться. Открыл сумку – ничего не обычного: предметы мужской гигиены, такой же полётный комбинезон, пилотные ботинки. Он переоделся, ботинки зашнуровались сами, комбинезон сам подогнался по фигуре. Он сложил гражданское в сумку, повеисл её на плечо и спросил:

– Ну что, вперёд? Попьём кровушки?

А в голове, словно непрошенные, возникли мысли: «Прощай, Земля! Не знаю, увижу ли я тебя вновь!»

Перед выходом из номера Гарвич огласил легенду: «груз – продовольственный, летим на планету Тац». Потом «раздал» всем профессии, которые в точности совпали с их мирными специализациями: Гарвич – первый пилот и командир борта, Ян – радист гиперпространственной и планетарной связи, Баргас – сопровождающий груза, Клайфтон – бортинженер и запасной пилот, Сюзанна – второй радист. Теперь-то Ян понял на чём основывался подбор исполнителей – нужно было не только принести пользу операции, но «попасть» в специальность членов экипажа.

– В свободной зоне не смейте лу́пать глазами как котята, – выдал своё последнее напутствие Гарвич, – Запомните: всё для вас там обычное, если вы были там хотя бы раз. Это всем понятно?

Все дружно закивали головами.

От гостиницы, где Ян согласился на таинственную операцию, к порту «Нотрек» вела тропинка через парк. «Нотрек» – порт, построенный азурцами, цивилизацией, с маниакальной навязчивостью тяготеющей к природному естеству окружающего мира. На каждой открытой планете, где это только позволяла местность, города, поселения, городские пустыри они превращали в парки – экология городов была для них одной из главных задач прогрессорства. Но парк не примыкал к космопорту вплотную. Он заканчивался огромной бетонной площадью, служившей буфером на случай аварий и разлива топлива. Между самим парком и бетонной площадкой азурцы возвели бетонную стену высотой в один корпс[1], оснастив каждую тропинку раздвижными силикоборовыми[2] дверями.

И по этой тропинке сейчас шли четверо мужчин, одетые в чёрные комбинезоны пилотов. В отличие от вчерашнего дня, сегодня Ян шёл уверенно, с расправленными плечами, твёрдо осознав свою внезапную миссию.

Земляне пересекли буферную площадку, и подошли к зданию терминала. Конечно, и здесь не обходилось без ограничений, наложенных азурским порядком. Взлётное поле любого космического порта на Земле объявлялось «свободной зоной», в отличие от всей остальной территории Земли, и было огорожено забором из сетки Рабица[3]. Несанкционированное попадание на территорию взлётного поля каралось для землянина высылкой на закрытую планету. Да и санкционированный вылет для землянина оставался под запретом. Лишь во время депортации групп провинившихся, в порту можно было увидеть землян.

Терминал представлял огромное здание с прозрачными силикоборовыми стенами, внутри которого пространство делилось пополам громадной, во всю ширину здания, стеной из силикоборовых панелей. Со стороны входа – обычная земная зона, здесь ещё могли находиться земляне, а вот во второй половине, выход из которой направлял на лётные поля, землянам было находиться запрещено. В нижней части стены, ровно по центру зала располагался пункт пропуска, охраняемый СБА. Каждый проходящий через пункт должен был приложить руку к специальному сканеру, а терминал считывал его данные и сравнивал с базой данных. Лишь после этого, если человек являлся коренным азурцем, либо землянином, которому разрешили вылет, он допускался в свободную зону.

По легенде лишь Хуго Баргас оставался землянином с разрешённым вылетом. Если бы Гарвич оставил землянами всех – это вызвало подозрения. Как и кому удалось внести изменения в базу биометрических данных – вопросов не вызывало. Цифровой шпионаж у Лиловых был поставлен на должном уровне, но многое другое действительно было очень странным. Откуда взялся челнок, готовый их перевезти? Кто его предоставил, ведь каждый космический летательный аппарат, имевшийся на Земле, сразу после начала оккупации был учтён, а находившиеся в частных руках – изъяты? Откуда взялось топливо для заправки? Чем дальше Ян погружался в игру, затеянную Гарвичем, тем больше становилось вопросов и ещё меньше ответов и, судя по всему, никто, кроме самого Гарвича, ничего не знал в полной мере. Ян привык действовать по-другому: получать задание на разработку операции, составлять план – или приглашаться сразу под готовую миссию, цели, задачи и хотя бы примерный план которой заранее известны. А сейчас он чувствовал себя будто в мутной воде: что делать – непонятно, куда двигаться – неизвестно.

Пункт пропуска надлежало проходить по одному. Экипаж землян встал в очередь – к вылету готовилось ещё порядка десяти челноков. Ян немного нервничал, хотя внешне это не проявлялось: лишь сердце билось часто. Главное сейчас – быть спокойным на пропуске, не дать виду. Он же азурский радист, он проходил этот КПП не один раз… От осознания одного только факта, что он – землянин – пусть и тайно, но наконец, увидит другие планеты, увидит звёзды из иллюминатора, исполнив мечту миллионов людей, голова шла кругом – и это была не фигура речи. Ян не мог прекратить думать об этом, он даже забыл, что может применить телепатию и отвлекать оператора от своего состояния. Когда подошла его очередь, он даже не сразу услышал, что молодая женщина-оператор просит его приложить ладонь к сканеру.

– Вы меня слышите? – она обратилась к Яну повторно, и тот опомнился.

– Простите, я задумался…

– Пожалуйста, приложите ладонь к сканеру…

Ян выполнил требование. Девушка приветливо улыбалась – она вовсе не чувствовала никакого подвоха

Ян выполнил требование и посмотрел в свободную зону. Там его ждали уже прошедшие контроль Гарвич, Баргас, и Сюзанна – они, не моргая смотрели на него. Ян чувствовал лёгкую вибрацию воздуха, когда встречал их взгляды.

Вдоль прозрачной стены прогуливались «эсбэшники». В обезличенных шлемах, с автоматами в руках, в серой термоброне они выглядели устрашающе. Ян обратил внимание, что автоматы всё также открыто носятся в людных местах – солдаты держали их так, что в любой момент могли вскинуть их к плечу и вести прицельный огонь. Любая осечка сейчас – и они окажутся уязвимы: у них нет ни оружия, ни брони… Ян понимал, что вся безопасность момента – на нём, на его способностях, которые не имели материального воплощения: лишь ощущения, чувства, мыслеобразы…

Ян мельком взглянул в монитор пропускного пункта. На экране он увидел своё лицо и вымышленное имя: Рео́н Га́рнер.

Он поздно понял, что ему повезло – после того как Гарвич выдал ему сумку с вещами и документами, он даже не удосужился посмотреть на них. И сейчас его вымышленное имя для него стало открытием. Ян лишь чудом не провалился.

– Вы прохо́дите, – оператор улыбнулась Яну, и он сделал то же самое в ответ.

Ну что ж… Теперь никто не посмеет ему запретить передвигаться по изведанной части галактики. Он, здесь, в «свободной зоне», он готов к неизвестности.

Челнок уже ждал их на лётном поле. Внутри их встретил какой-то азурец. Собственно, определить это мог любой землянин: он обладал серой, с серебристой отливом, кожей. Он открыл входной бортовой люк, и, не выходя наружу, пригласил их занимать свои места. Ян замешкался, а потом схватил Гарвича за рукав и незаметно для остальных оттащил его в сторону, под трап.

– Джон, что происходит?

– В смысле?

– Почему у нас в экипаже азурец?

– Это свои.

Ян всматривался в глаза Гарвича, надеясь как-то выпытать из него нечто тайное.

– Ян, мы должны доверять ему.

– Джон, если начнётся какая-либо заваруха, я лично убью его.

Со стороны трапа послышался шум – подъехал робот убирать лестницу. Время взлёта неумолимо приближалось.

– Нам ещё с лихвой предстоит испытать этого, – ответил Гарвича и вбежал по трапу вверх.

Ян вошёл вслед за ним.

– Коллеги, я бы советовал занять места согласно штатному расписанию! – огласил кабину азурец. Взлетаем на автопилоте, но расслабляться не стоит.

Ян скосил взгляд в его сторону. Кажется – а ведь Ян умел определять это наверняка – ничто в нём не говорило о враждебности, тайной, либо скрытной. Это был мужчина среднего роста, с обычным, непримечательным лицом, если, конечно, не считать странным цвет его кожи.

Ян занял место за радиопультом, проверил системы, доложил о готовности. Затем доложили и остальные, и Гарвич дал добро на взлёт. Диспетчерская система космопорта, приняв готовность челнока, дала команду «старт» и грузовой корабль «Спектр» начал медленный разгон.

Корабль взлетал в штатном режиме, начался отрыв. Справа, вдали поднимался ввысь, так же медленно набирая высоту, второй челнок – «Нотрек» позволял стартовать двум кораблям одновременно. Ян наблюдал за ним, он почему-то неожиданно привлёк его внимание. Внезапно два огненных свища пронзили корпус соседнего корабля – один ударил в небо, второй в сторону «Спектра», а затем огненный шар разломил челнок пополам, и обломки устремились на землю. Грохот взрыва, несмотря на звукоизоляцию, докатился и до кабины землян.

– Что происходит? – Тихо спросил Клайфтон, сняв гарнитуру. – Так должно быть?

Гарвич не успел ответить. На радиопульте замигала лампочка экстренного вызова. Дежурный диспетчер вызывал «Спектр»:

– Это диспетчер «Нотрек». «Спектр», ответьте!

– Радист «Спектра» на связи, – Ян принял сигнал.

– Доложите обстановку! – мужской голос дежурного диспетчера требовал ответа и явно нервничал.

Гарвич по праву командира экипажа вклинился в разговор:

– Командир «Спектра» на связи. Взлетаем в штатном режиме.

Диспетчер замолк. Наверняка он не знал, что делать в подобных ситуациях. Взлёт продолжался.

Раскат грохота вновь докатился до кабины. Сначала один раз, а потом, уже стихая, резко перерос во второй.

– У нас взрывы на лётном поле! – диспетчер явно паниковал. Ян и Гарвич уже слышали грохот в наушниках. Похоже, в «Нотреке» творился ад.

– Наши действия? – спросил в рацию Гарвич.

Диспетчер взял паузу. Через некоторое время он ответил:

– Пока продолж…

Диспетчер замолк. Вместо него в наушниках возник белый шум, а сразу вслед за этим финальный раскат грохота суровым басом докатился до челнока. Было очевидно, что последний взрыв уничтожил терминал. Они не могли это видеть, но поняли это совершенно точно.

Ян посмотрел на Гарвича, тот был невозмутим. Ему показалось, что у него дёргаются уголки губ – будто он пытается сдержать улыбку. Невозмутимость лишь подчёркивала: теракт в «Нотреке» – дело рук Лиловых.

Гарвич произнёс:

– Выходим на орбиту. Где-то на восьмидесяти километрах высоты наш полёт примет орбитальный диспетчерский пункт. Далее – по заданию.

Они приближались к озвученной высоте. Челнок стремил свой полёт в полном радиомолчании. Небо постепенно темнело, медленно и неизбежно приближался космос.

Гарвич снял гарнитуру, обратился к экипажу:

– Всем быть начеку. Наверняка будет стыковка и проверка личностей. Но всё должно пройти тихо. Всем изображать беспокойство. Если хотите – можете изобразить панику. Ян, прикроешь ментально?

Ян кивнул.

Но как прикрыть? Если б знать, от кого… Он слышал только голос диспетчера, не видел его лица, не мог даже предположить в каком интерьере он находится. Но согласился. Может, если заставит необходимость, ему это удастся…

Через некоторое время он сообщил Гарвичу, что орбитальный диспетчерский пункт вышел с ними на связь и попросил переговоров с командиром. Тот надел рацию, ответил. По праву радиста Ян слышал их разговор.

– «Спектр», у вас всё в порядке? Есть ли у вас повреждения? – вопрошал диспетчер.

– Да, диспетчер, у нас всё в порядке, – ответил Гарвич.

Возникла пауза. Ян знал, что на орбитальном диспетчерском пункте дежурят «эсбэшники» с установкой протонных торпед. Случись чего – от них даже пыль не соберут. Нужно было разрешение на выход на орбиту, иначе – торпедная атака и провал. Гарвич покраснел так же, как горела красная лампочка на приборной панели. Она говорила о том, что проход закрыт.

– Отлично, «Спектр»… Проходите систему… Доброго пути.

И – зелёный свет на индикаторе…

Ян посмотрел по сторонам: орбитальный диспетчерский пункт остался по правому борту. Потом снял с себя гарнитуру, и тихо, но так, чтобы все слышали, произнёс:

– Что ж, Джон, ради этого и стоить воевать…

Ян улыбался. Впереди была свобода, за которую ещё стоило побороться.

2486 год. Открытый космос, грузовой челнок «Спектр».

Если бы Ян хотел прожечь её взглядом, то в алюминиевой банке с водой давно бы образовалась дыра. Но ему было нужно совсем не это. Банка бесшумно оторвалась от стола и повисла в воздухе.

Каюта Яна Погорельского больше напоминала карцер: узкий проход, в торце прохода откидной столик. Слева от входа – две спальных полки. И всё. Иллюминатора нет, даже из силикобора. Всё путешествие в космосе заключалось в созерцании металлических переборок или пластмассовых панелей. Тишина – хуже, чем гробовая. Лишь гудят пропеллеры вентиляционных шахт, да еле слышно стрекочут вентиляторы бактерицидных рециркуляторов. И это действительно то, о чём мечтает каждый землянин? Даже лобовое силикоборовое панно закрыли плотной тканью перед входом в «нуль» – говорят, что от его созерцания разумные сходят с ума. Не путешествие, а нудятина.

Одно успокаивало: ему досталась каюта без соседей, и никто не будет донимать лишними разговорами. Можно так и лежать, закинув одну руку за голову, думать о том, о сём. Кроме Мишеля, он и говорить-то ни с кем не любил – и теперь, наверное, и не полюбит. Кроме… Перед глазами мелькнули воспоминания, приятный женский образ с пшеничными волосами… Сколь приятен он ему был, столь и болезнен…

А ещё Яна удивило, как «Спектр» удивительно легко прошёл орбитальный диспетчерский пункт. Там, конечно же, уже знали про террористический акт, устроенный после взлёта челнока, но никто не заподозрил членов экипажа «Спектра». Орбиту и вход в нуль-пространство они прошли на удивление без труда, можно сказать, в рабочем режиме. Ян даже не сомневался кто стоит за этим: Лиловые. Возможно, кто-то из его знакомых готовил эту операцию. А сделано всё было – комар носа не подточил. Ян пытался припомнить, видел ли кого из землян в «свободной» части зала, но так никого и не вспомнил. Удивительно, как ювелирно точно всё было провёрнуто, в момент взрыва он сам испугался.

Продолжая удерживать банку на весу, Ян почувствовал, что к его двери кто-то приближается. Над дверью ещё не успел загореться индикатор, сигнализирующий, что за ней стоит человек, а Ян уже позвал:

– Джон, входи!

И с неохотой сел за столик, сложив руки в замок.

Гарвич нисколько не удивился,увидев парящую в воздухе банку – лишь хитро улыбнулся. Ему доводилось видеть и не такие проделки Яна. Он называл Ян «экстрасенс», хотя сам Ян не любил этого слова и вслух его почти не произносил. Сам Ян предпочитал слово «телепат».

Ян сумел открыть в себе этот талант за то недолгое время, что бывал с матерью.

Он замечал, что мама иногда не контролирует себя. Она могла подолгу сидеть без движения, смотреть в одну какую-то точку. Маленькому мальчику становилось страшно в такие моменты: начинали парить в воздухе вещи, ломались предметы домашнего обихода. И в один прекрасный момент Ян сильно захотел, чтобы все предметы встали на своё место. И они встали!

Он понял, что, в отличие от матери, полностью может контролировать необъяснимый взлёт на воздух различного добра. Он подолгу баловался, а по сути, это было тренировкой, когда под потолком парил будильник на пару с расчёской, когда карандаш выписывал в воздухе неописуемые кульбиты и сам вырисовывал на бумаге картины из снов Яна. А в добавок он приобрел быстрейшую реакцию и мощную интуицию, не раз выручавшие его в трудных ситуациях.

– Ты каждый день упражняешься? – спросил Гарвич.

Он положил на столик планшет, сел рядом с Яном. Ян повернул голову в сторону Гарвича:

– Да. Если хочешь, то я и тебя в воздух приподниму.

– Нет, уж спасибо, – Гарвич замахал ладонями, широко улыбнулся, – Ян, ты же в курсе, что мы летим на Тац?

– Ну, так и легенда гласит, что на Тац. Подожди, стой… на Тац?

Ян прислушался к ощущениям. Ему показалось, что Гарвич смеётся где-то внутри себя, это даже походило на сдержанное ликование – будто ему удалось обхитрить самого хитрого хитреца. Внешне он никак не проявлял эту эмоцию – лишь весело улыбался, глядя на Яна.

Гудение и стрёкот вентиляторов заполняли неловкую паузу. Банка всё ещё висела в воздухе.

Не прекращая улыбаться, Гарвич ответил:

– Но ведь мы действительно туда летим…

– Куда?! – Ян не столько удивился, сколько испугался. Тац – головная планета Азура. Ян решил: либо Джон Гарвич, известный как Карельски, выжил из ума, либо… Либо он и вправду выжил из ума. Других вариантов как-то не приходило на ум.

– Джон, что за игру ты затеял? Она вообще поддаётся человеческому пониманию?

– Да, Ян, именно. Всё поддаётся. Наше действо будет грандиозно: я намереваюсь собрать все наши группировки и ударить сразу по всем больным местам Азура. Будем поднимать восстание… Пришло время действовать по-серьёзному. Ну, придёт момент, я думаю, тогда и расскажу поподробнее.

– Ты рехнулся? – Ян почувствовал, что может спросить прямо так, в лоб, не соблюдая субординацию. – Если мы прибудем на любой космодром, туда сбежится весь Тац… Вся планетарная группировка «эсбэ» наверняка уже точит зубы! Я сомневаюсь, что на Тац нет ни одного подразделения без оружия, что бы они там не говорили по своим новостям!

Они опять замолчали под размеренный гул. Банка продолжала висеть в воздухе. Потом Ян продолжил:

– Джон, я знал, конечно, что ты рисковый парень, но, чтобы на столько… Как ты вообще собираешься что-то сделать? Тем более, после той резни, что ты устроил на Земле. Восстание…

Ян попытался собрать мысли в одну кучку, но это как-то не выходило. Он чувствовал, как внутри Гарвича всё так же ликует маленький хитрец.

Да, шоу, которое устроил Гарвич при взлёте, было грандиозно – его уже транслировали по всем телеканалам гиперсвязи Азура. Пострадал не только «Нотрек». Из имеющихся на Земле двухсот космодромов межсистемного класса были уничтожены пятьдесят, и почти в каждом из них были уничтожен как минимум один челнок, уже находившийся в воздухе. Служба безопасности Азура, конечно, не привыкла к таким масштабам, но работа есть работа, и рано или поздно виновники будут найдены. Особенно опасным это представлялось в тех условиях, когда сотрудники «эсбэ» стали получать приказ об использовании летального оружия.

Гарвич поступил хитро: он устроил доселе невиданный теракт, и при этом предотвратил ранее запланированное уничтожение Земли, которым нет-нет, да и пугало «эсбэ». Восстание – чем не повод претворить в жизнь угрозы. Но теракты надолго остановили эвакуацию мирных азурских жителей с планеты – а значит, и уничтожение Земли. А сам Гарвич – смылся, прихватив с собой самых близких соратников. Похоже, он затевал самую серьёзную схватку.

Когда мысли сложились в одну логическую цепочку, Ян отвернулся, уставившись куда-то в воображаемую даль, пальцы, сложенные в замок, приложил к губам. Карем глаза он заметил: Гарвич перестал улыбаться. Но это всего лишь от усталости, с непривычки. Ликование он спрятать от Яна не мог.

В каюте опять воцарилось молчание.

Ян продолжил:

– Мы не готовились к восстанию… - он замотал головой, убрал ладони ото рта. – Хватит ли сил? Нужна поддержка других закрытых планет, нужны аэрокосмические силы…

Гарвич опять хитро улыбнулся:

– Мы не виделись целый год, Ян. Акций практически не было… Думаешь, я сидел сложа руки?

Ян замолчал и с удивлением посмотрел на Гарвичв. Он понемногу стал понимать суть происходящего. Информационная пустота за год отсутствия Яна у Лиловых не была направлена против него специально. Диверсий и терактов, на самом деле, не проводилось в прежнем объёме. А сам Гарвич, видимо, готовил восстание: налаживал инфраструктуру, увеличивал агентурную сеть, укреплял контакты… И самое главное: соблюдал негласный закон террористической войны: каждая следующая акция должна быть устроена только тогда, когда предыдущая акция будет забыта, когда люди поверят в своё спокойствие и безопасность – тогда можно снова бить в самое больное место.

Улыбка сошла с лица Гарвича. Ян почувствовал, как внутри его командира ликующий хитрец уступил место серьёзному прагматику.

– Всё в порядке, Ян. Комар носа не подточит. У меня для тебя есть задание, – Гарвич легонько постучал пальцем по планшету, – Пока мы в полёте и у нас есть немного свободного времени. Там есть файл, голографическая модель одного сооружения. Описание сооружения, защитного гарнизона и его вооружения есть в приложенном текстовом файле. Нужно составить план десантной операции. В распоряжении условно атакующих будут пять тысяч человек и около двадцати челноков класса «Циклоп».

– Это на Тац? – спросил Ян.

– Нет, это не на Тац, – Гарвич поднялся и вышел из каюты.

Ян встал и легонько коснулся пальцем банки. Она отлетела к стене и разлетелась на несколько частей так, словно это была не банка, а бумажный пакет. Вода неровной лужицей разлилась по металлическому полу.

– Вот это зада-а-ачка… – размышлял он вслух, – Дожить до такого самоубийства…

Ян посмотрел на лужицу воды и поманил её пальцем. Вода тонкой струйкой оторвалась от пола и направилась по воздуху прямо ему в рот.

Какое-то непонятное, из ниоткуда взявшееся опьянение подкатило к голове Яна. Заволокло голову белой пеленой, и он почувствовал себя словно выдернутым из сна, и то, что произошло каких-то три секунды назад, казалось свершившимся вчера. Что-то вдохнуло в него грусть. Ян вспомнил мечту, которая стала мечтой всего его детства, да что там детства!.. Жизни!

Свободная планета Земля. Независимая от любых решений Совета Азура. Суверенная планета! Мечта почти погасла, она дотлевала как сырые дрова… А теперь мечта возродилась…

Он встал. Почувствовал головокружение, но всё же сделал неуверенный шаг, пнул лежавшие на полу остатки банки. По пути в воздух они рассыпались в мелкую пыль.

Такой же мелкой пылью сонливость, невесть откуда взявшаяся, упала на глаза. Ян плюхнулся на диван и тотчас же заснул мертвецким сном.

Шифрованное сообщение. Агент «Скрытый» – Рого́ну Дабро́нду

«Объекты ЯП, ДГ, СГ, ХБ и ЭК движутся на грузовом челноке «Спектр» в сторону Тац. Иных действий с их стороны не предпринимается. Объект ДГ действует по заранее установленному им плану.»

Шифрованное сообщение. Рогон Дабронд – Агенту «Скрытому»

«Продолжайте вести наблюдение. Докладывайте о перемещении и намерениях объекта ДГ. Объект ЯП пока представляет опосредованный интерес.»

[1]Корпс(фант.) – азурская мера длины, равняется 1,432 метра.

[2]Силикобо́р(фант.) – сплав карбидов бора и кремния, очень твёрдый и очень прозрачный материал.

[3]Карл Рабиц – изобретатель станка для плетения сетки с ромбическими ячейками.

Глава 3

2486 год. Открытый космос, грузовой челнок «Спектр».

Грузовой корабль «Спектр» держал курс на планету Тац. Он двигался почти сутки, и ещё примерно столько же ему оставалось до конца пути уже после выхода из «нуля». Редко, когда экипажу, состоящему из одних землян, удавалось добиться разрешения для вылета. Гарвич вышел из ситуации, подделав документы. Даже выдавая разрешающую отметку о вылете с планеты, СБА не допускала нахождения в одном пассажирском салоне более половины землян, а в каждом экипаже вылетающего корабля – более одного землянина в группе из семи человек.

Гарвич вошёл в каюту Яна Погорельского. Тот лежал на диване и смотрел в потолок. Затем он поднялся и сел по-турецки, глубоко и громко дыша. Его взгляд был тяжелым, и даже каким-то глуповатым, что было ему не свойственно. Он протянул руку, и из кармана Гарвича выскочила полулитровая бутылка с водой, ловко прыгнув в руку Яна.

– У тебя, что, похмелье? – не без доли ехидства спросил Гарвич. Он знал, что Ян не употреблял. Употребления алкоголя или табака, вызывало у СБА приступ яростного гнева и последующую высылку на производственную планету. Впрочем, Яну было ни к чему баловаться. Сопротивление – его наркотик…

– Как видишь… – так же саркастически ответил Ян, открутил пробку и тут же влил в себя половину. Причиной его состояния был лишь тяжёлый полуденный сон.

– Ты составил план?

– Нет… Не до конца… – Ян осушил вторую половину бутылки. Как удачно Гарвич захватил с собой воды.

– Сможешь показать, что уже придумал?

Ян сел за стол и включил на планшете голографическую проекцию. Объект атаки представлял собой нечто похожее на военный космодром: длинная взлётная полоса, скорее всего – несколько взлётных полос, четыре или пять, расположенных рядом друг с другом. По одному из торцов стояло здание в двадцать шесть этажей, скорее всего казармы и технические помещения. Ближе к противоположному концу взлётных полос над всем сооружением высилась башня в виде тонкого острого шпиля, чуть-чуть ниже острия которого был «надет» силикоборовый диск – судя по внешнему виду, башня выполняла роль некоего передатчика. Может быть – диспетчерский пункт. С противоположной стороны от шпиля, так же у кромки взлётных полос, располагалось маленькое здание, которое Ян распознал как склад боеприпасов, и ракетная установка воздушно-орбитальной обороны.

– Данных мало, – начал Ян, – Во-первых, не ясна орбитальная обстановка. Как я понял из описания, данная… конструкция – единственное жилое место на этой планете. Однако я склонен предполагать, что постройка сия будет охраняться с орбиты. И, как минимум, иметь средства слежения за обстановкой по пространству всей планетарной системы. А, может быть даже, и иметь двунаправленность, одновременно наблюдая вглубь атмосферы. Во-вторых, если мы и имеем целью захват сооружения, то следует учитывать базирующиеся там истребители, а судя по описанию, их не меньше десятка. Как там написано? «Минимум десять истребителей класса «твердь-орбита»? А если их больше?.. Если мои предположения об орбитальной группировке верны, то даже если мы вклинимся на «Циклопах» в стратосферу, то ближе, чем на пятьдесят километров высоты мы не приблизимся, ни сверху, ни со стороны. И будем сбиты. А судя по тому, что данная конструкция имеет также системы «пэ-вэ-о»[1] в арсенале, то поднимать истребители им не понадобится. «Циклопы» будут сбиты ракетами зенитных батарей…

Ян замолчал, переводя дух. Посмотрел на Гарвича. Тот внимательно вглядывался в голографическую проекцию атакуемого сооружения, названия которого Ян не знал.

– Джон, то есть ты понимаешь, что прежде, чем штурмовать этот объект мы должны вывести из строя орбитальную группировку спутников и систему воздушной обороны?

– Да… – задумчиво ответил Гарвич.

Ян продолжил:

– Дальше… Допустим, мы имеем пять тысяч человек… Если мы обойдём имеющиеся системы защиты и вступим в прямой контакт с гарнизоном… будет крайне сложно. При имеющемся раскладе, если двадцать «Циклопов» и пять тысяч человек – это всё, что у нас есть, смысл атаки на эту базу будет ничтожным… Как я понял из описания, гарнизон этой базы составляет десять тысяч человек. Это тоже фактор не в нашу пользу – атаковать силами двое меньшими. Закон ты войны знаешь: атакующие всегда несут бо́льшие потери…

Вместо ответа на последний вопрос Гарвич сказал:

– Ну, хорошо, представь, что основные системы защиты пройдены, а истребители нейтрализованы…

– Тогда я думаю так… Я определил три основных места посадки «Циклопов»: у казармы, у башни-передатчика и у склада боеприпасов. Это же склад? – Ян указал на меленькое здание рядом с ракетной установкой.

Гарвич лишь молча пожал плечами.

Ян продолжил:

– Хотелось бы знать такие вещи… Разделим все челноки на четыре группы по пять челноков, и по очереди начнём осуществлять посадку у ключевых мест атаки. Группа высадила бойцов – группа улетела, прилетела следующая. В каждой группе челнок должен будет садиться на свои точки высадки – чтоб сразу охватить весь фронт атаки, не будем концентрировать каждую группу челноков около каждого сектора, нужно рассредоточение. И начнём зачистку всех секторов от вражеской силы. Самое главное, что мы должны сделать: атаковать с челноков базу раньше, чем они начнут высадку десанта. Насколько я помню, «Циклопы» могут нести ракетное вооружение, в дополнение к транспортной нагрузке?

Гарвич кивнул:

– Да, могут…

– Это хорошо. Нужны ракеты со шрапнельными зарядами. С расстояния пяти километров нанесём ракетные удары по казармам и в башню-передатчик. Это немного сократит численность их живой силы. А сюда, – он опять указал на условный склад боеприпасов, – если он не нужен нам самим, можно долбануть обычным фугасом, тонны две хватит. Но, Джон, без данных об орбитальной группировке, я сомневаюсь, что наш план будет иметь успех.

– Предположим, что её нет…

– Хм… «Пэ-вэ-о»… Даже если у нас будут истребители, они не дадут успеха без нейтрализации ракет. Если бы мы могли незаметно для «эр-эл-эс»[2] десантировать несколько мобильных диверсионных групп…

Они оба замолчали. Гарвич откинулся на стенку, стал пальцем поглаживать подбородок. Ян просто продолжал смотреть на трёхмерную модель…

– Джон, как часто метеориты падают на эту планету?

– Что?

– Что, если замаскировать посадочный диверсионный модуль под астероид небольших размеров, и пока он будет в верхних слоях усыпить бдительность гарнизона. В нижних слоях опустим его на парашютах. А потом, перед самым началом штурма пусть нейтрализуют истребители и «пэ-вэ-о».

– Думаю, что так можно сделать…

– Но, Джон, истребители нужны. Или любые челноки, способные нести бомбы или ракеты. Иначе перевес в численности сыграет свою роль. Азур долго не воевал, поэтому численность может стать решающим фактором. Может, использовать грузовые модули «Циклопов», как транспорты для вертолётов, а вертолёты использовать на протяжении всего штурма в качестве прикрытия?

– Нам нужно прибыть на Тац, и тогда я всё придумаю. Не сомневайся.

– Не будет ли поздно? После прибытия сколько у нас будет времени?

– Поздно не будет. Думаю, успеем всё выяснить и придумать…

– У тебя есть надежный человек на планете?

Гарвич не ожидал такого вопроса. Вообще говоря, у него был такой человек. Но вряд ли кто-то на Земле мог это предполагать. Ян знал это почти наверняка – иначе смысла их появления на Тац не существовало. В другом случае он бы и не спросил.

– Есть, – немного помолчав, ответил Гарвич.

– Тогда всё успеем, – Ян покрутил в руках бутылку, уже ненужную вещь, и зашвырнул её в угол. Так же, как и банка несколькими часами ранее, бутылка рассыпалась в мелкую пыль.

Гарвич внимательно посмотрел за ним и затем изрёк:

– С твоими способностями к телекинезу надо другими вещами заниматься.

– Какими?

– Ну… К примеру, проникнуть на эту пресловутую базу, выполнить все задания…

– Десять тысяч солдат, Джон… С сотней-другой я бы справился. Но десять тысяч – это выше моих сил. Нужна полноценная войсковая операция. Меня просто какие-нибудь скрытые сенсоры засекут раньше, чем я успею всю эту ораву отвлечь. Элементарно, я могу не знать, о камерах наружного наблюдения.

Они немного помолчали. Ян почувствовал, как волнуется Гарвич: что внутри самого главного Лилового было не на месте. Ещё несколько часов назад он был бодр и весел, а теперь – задумчив и угрюм. Он пристально смотрел на голограмму, широко раскрыв глаза.

– Мы на карту ставим… всё? – тихо спросил Ян.

Гарвич, лишь едва повернул голову, и искоса посмотрел на Яна:

– Да…

Ян чувствовал, как в голове Гарвича крутится множество мыслей: вопросы, требующие ответов, проблемы, требующие решения.

– У тебя уже есть название для этой операции? – спросил Гарвич.

Тот лишь едва покачал головой.

– Давай назовём её «Лиловый рассвет».

– Да, хорошее название, пусть так и будет, – взгляд Гарвича так и не поменялся.

Они опять помолчали, а потом он до конца повернулся к Яну и сказал:

– Знаешь, в такие моменты обычно говорят: «О, я знал твоего отца, он был настоящим мужчиной» и всё такое… А я… не знал твоего отца. Он погиб до того, как мы должны были встретиться. Он должен был перевесить на должность в том же округе, где я командовал до капитуляции. Но битва при Фильо-де-Деус… Я там не был… А он был… Никто не знает, что там произошло… Я видел лишь остовы кораблей, выгоревшие изнутри… Но я рад, что я знаю тебя. Ты… Просто, хорошо, что мы работаем вместе.

Он улыбнулся – будто бы виновато, смотрел на Яна извиняющимся взглядом. А Ян чувствовал, как по ногам, рукам и туловищу бегут ледяные мурашки – крупные, каждая словно размером с мышь. Ян боялся пошевелиться – он никогда не видел Гарвича таким. Таким уязвимым.

– Попьём кровушкки… – только и смог сказать Ян.

– Да… Да… – Гарвич опять еле заметно кивнул.

А потом встал, и не оборачиваясь вышел из каюты.

Ян снова плюхнулся на полку и через минуту снова уснул.

2486 земной год. Планета Галерон

У́лек Ма́рак проснулся от того, что пирпи́т – суровый галеронский грызун – готовился откусить от его ноги приличный кусок. Он уже примеривался – прикладывал зубы то так, то сяк, но ещё только собирался откусить. Марак чувствовал пальцами острые зубы и влажную пасть зверька. Он резко одёрнул ногу и двинул пирпита ступнёй – тот улетел в стену, от чего в блиндаже раздался громкий шлепок, потом зверёк хрипло взвизгнул и убежал. Убегая по дощатому настилу, цокал когтями – так громко, что, казалось, разбудит остальных.

Марак тихо выругался:

– Вот сучий потрох!

Он перевернулся на живот, примял подушку, посмотрел в сторону выхода. Утро медленно подкрадывалось, подсвечивая свинцовое галеронское небо – небольшой кусочек которого был виден через спуск в блиндаж. Караульный сидел внутри, залипнув в гаджет. Пирпит процокал мимо него, а тот даже не дёрнулся. Улек медленно вытащил подушку из-под себя, прицелился и метнул в караульного. Гаджет вылетел из рук, тот, испугавшись, сел на задницу, прижал подушку к себе, начал ошарашенно озираться.

– Слышь, чё не следишь? – тон Марак был властным, с претензией.

– А… чё? – караульный повернулся на голос, увидел Марака, замер.

– Пирпит.

– А? Я не видел…

Марак показал ему кулак:

– Я те жопу отгрызу! Не видел он…

И повернулся обратно. Лёг уже без подушки, как есть, сложил руки в замок на груди. Сон медленно начал прокрадываться в голову. На верхнем ярусе нар внезапно захрапел сосед и под этот разменный гортанный звук было приятно засыпать.

Пирпит – зверюга хоть и маленькая, но опасная. Кусает сразу до кости, и с силой вырывает откушенное практически мгновенно. Мало того, что адски больно, так ещё и каратская инфекция садиться на открытую рану в момент – и её ничем не вытравишь. Как ни мойся – каратский грибок смывается с кожи за неделю, не меньше, а попав в открытую рану пускает грибницу в тело, и практически за день разрастается до такой степени, что от смерти спасала лишь ампутация.

Конечно, можно было спать в носках – через них пирпит не кусал, но на потных ногах развивался вирус шлеман, поражающий ногти, волосы и кости.

И не смотря на все опасности полевой жизни – за последние три дня какое-то громадное количество новичков прибыло в тренировочный лагерь сопротивления. Рекрутёры вроде бы и не сильно усилили работу, а новички прибывали, будто лавиной в море вынесенные. Слухи что ли какие по Галерону пошли…

Сам Марак пребывал в лагере уже дней тридцать. В конце первой недели его назначили командиром десятка, ну и в сотне он неплохо показал себя – за что среди курсантов имел кое-какой авторитет. Он понимал, что не зря пришёл в галеронское сопротивление. У него были свои счёт с Азуром – отца со всей семьёй выслали с Земли ещё в самом начале азурской экспансии. А он родился уже здесь. И всё, о чём он мечтал – убивать «эсбэшников» каждый день.

И он знал, какие слухи ходят: будто Лиловые и галеронское сопротивление теперь в союзе и сообща готовят какую-то акцию… Походило на сказку – как могут две закрытые планеты договориться об общих действиях? Но надежда в его сердце умирала последней.

Сирена резкими звуками разбудила весь блиндаж. Красная лампа включилась, сообщая о тревоге. Марак вскочил, резкими и отточенными движениями натянул носки, сапоги были следующими. Сверху ухнул сосед, задержавшись с обувью на какую-то долю секунды.

Из-под потолка раздался металлический голос:

– Код «шестьдесят пять». Повторяю: код «шестьдесят пять».

Это значило, что нужно разобраться по десяткам и в беговом порядке добраться до склада с оружием. На это отводилось около восьми трис[3].

Марак вывел свою десятку перед блиндажом. Рядом хлопнул взрывпакет, комья земли разлетелись в стороны. Один пролетел рядом с Мараком, задел волосы. Десятка залегла.

Он повернулся в сторону склада, который стоял вдалеке. Там их уже ждали две другие десятки. Вот тебе и учение, вот и тренировки: походило на незапланированный экзамен. Сейчас каждый покажет, чего стоит – хорошо хоть в его десятке откровенных новичков нет. Мордобой будет знатный…

Хотя… Марак подполз к командиру соседней десятки и предложил:

– Давай по методичке Погорельского. Пункт шестой. Помнишь?

Тот кивнул, не отводя взгляда от складов.

Марак перевернулся на спину, приподнялся на локте и крикнул:

– Внимание! Третья десятка! Слушаю мою команду!..

2486 год. Планета Тац , космопорт имени Всеобщего Равноправия.

Планета Тац! Не меньше десяти миллиардов пар глаз смотрели на эту планету с ненавистью. Не меньше десяти миллиардов человек готовы были в едином порыве уничтожить вместе с населением головную планету утопического общества всеобщего равноправия, общества без элит и равного уважения. Во всём Азуре вряд ли можно было найти планету, более подходящую быть столицей такого общества. На планете, благодаря равноудалённой от своей звезды планетарной орбите, царило круглогодичное лето, и лишь к полюсам немного снижалась температура. Но и это не представляло для жителей планеты особой трудности, так как полярные области были заняты океанами. В период начала космической экспансии, когда будущий Азур ещё не получил своего имени, планета, до этого на местных языках носившая имя «Добрая», была переименована в квазилингвистическое «Тац», что должно было вызывать в жителях нового межпланетного общества уважение к миру, подарившему изведанной области галактики мудрость, мир уважения и всеобщего равноправия. Иногда в разговорах, в просторечии, Тац так и называли: «Планета Мудрецов».

Но в остальном планета не была чем-либо примечательна. Ещё на глиссаде, Ян Погорельский понял: обывательская жизнь обитателей Тац, если не брать в расчёт закрытость Земли, ничем не отличается от обывательской жизни на его родной планете. Тонкие флюиды, почувствованные Яном при подлёте к центральному городу планеты, говорили ему, что, в сущности, люди, живущие на двух разных планетах, ничем не отличаются друг друга. Кроме единственной, малозаметной детали: истинного убеждения тацских жителей в отсталости землян в социальном развитии. Эта была та единственная вещь, позволявшая считать жителей планеты Земля людьми второго сорта. Людьми второго сорта в обществе без элит, обществе равных прав и возможностей.

В космопорту челнок проверила Служба Безопасности – лишь после этого экипажу было разрешено выйти, а погрузчику приступить к работе.

Отметка «Вылет разрешен» – как индульгенция. Как избавление от всех земных грехов – теперь слово «земных» звучало совсем по-иному. И это всё более и более не нравилось Яну – он вспомнил об этом, когда в очередной раз Хуго Баргас прошёл биометрический контроль. Земляне стали грешны при рождении. Грешны не перед Богом, или каким-то иным высшим разумом, который по праву, будь он действительно высшим, мог владеть абсолютным знанием, а перед кучкой каких-то узурпаторов, называвших себя Советом. Кто они и кем выбраны, такие же люди, как и всё остальное население? И почему за Землю несёт ответственность тот, кто на Земле-то, возможно, ни разу и не был. «Скорее, – думал Ян, – перерубить хребет мерзкой стоглавой гадине!». Недавний разговор с Гарвичем прибавил ему сил.

Если не брать за истину эмоциональные суждения Яна, то при внимательном рассмотрении Совет был самым, что ни на есть, правительством Азура – своеобразный парламент и кабинет министров в одном «лице». От каждой планеты предполагался представитель, а то и два-три, в зависимости от населения планеты. При Совете работали профильные комитеты, аналоги министерств: Комитет лёгкой промышленности, Комитет космического транспорта, Комитет коммуникаций и так далее. Существовала также специальная комиссия – «по прогрессу Земли». Именно в её отделениях и ставили злосчастную отметку. Она была создана ещё при первом контакте с землянами – предполагалось, что именно здесь и будут решаться вопросы, связанные с агрессивностью землян и её устранением. По приглашениям этой комиссии самых лучших работников Азура, «строителей лучшего общества», приглашали жить и работать на Земле. Именно из членов этой комиссии и был выбран первый представитель Земли в Азуре.

Около двух земных лет назад он трагически погиб, и в этом, на удивление, не было заслуги Лиловых. Корабль следовал привычным курсом: Земля – Тац. Но при выходе из нуль-пространства загорелся главный генератор, и система пожаротушения не смогла справиться с задачей. Его место занял другой. Он был «родом» оттуда же, из той же комиссии. Человек он был не особо публичный, интервью не давал, лицо его мелькало только в официальных заявлениях Совета – а для землян он был и вовсе не интересен: так, Азурская марионетка, не более. Но встречать челнок должен был он.

Гарвич сообщил об этом перед выходом из-нуль пространства, предварительно собрав экипаж в своей каюте. Сказать, что земляне были удивлены – это ничего не сказать. Однако же он попросил не акцентировать внимание на данном вопросе и не задавать ненужных вопросов о Совете – представитель Земли всё равно будет уклоняться от ответов. Любая информация, хранимая в голове данного человека, по словам Гарвича, является совершенно секретной, и выдаваться каждому будет только в необходимом для работы объёме.

Это была какая-то самоубийственная игра в открытую. Ян не до конца понимал, чего здесь больше: самонадеянности, разгильдяйства или просто невозможности построить нормальную агентурную сеть на Тац. Гарвич не сказал это прямым текстом, но Ян понял: представитель Земли в Совете – человек Лиловых. Как это получилось, как это допустила СБА – понять сложно. Впрочем, Яну и не полагалось это знать. У него другая работа: а его руки уже чесались пострелять.

Представитель Земли встретил их в космопорту, прямо у трапа. Это был высокий мужчина средних лет с пепельным волосами, симпатичным лицом и спортивной фигурой, более напоминая собой героя любовного романа, нежели члена Совета. Одет он был, на удивление, по-земному: чёрный, с серым отливом, френч, застёгнутый на все пуговицы, тёмные брюки и чёрные туфли на шнуровке. Он поздоровался с Гарвичем и азурцем из экипажа так, словно они давно знали друг друга, а вот с остальными землянами ему пришлось знакомиться. Когда дошла очередь до Яна, он спросил:

– А вы, наверное, Ян Погорельский? – и улыбнулся очень странной улыбкой, вытянув губы только на правую сторону, будто усмехался. Гримаса эта была чем-то средним между улыбкой и ухмылкой.

Если бы очередь знакомиться была предоставлена ему последней, Ян бы предположил, что этот человек просто догадался о его фамилии методом исключения. Но земному представителю ещё предстояло «поручкаться» с Клайфтоном.

– Да… – Ян немного смутился. Неужели он был так… известен? Хотя, на самом деле, каждый раз, когда кто-то из сопротивления знакомился с ним, реакция этих людей была одинаковой: «Погорельский, тот самый Ян Погорельский!». И Ян удивлялся каждый раз, он не мог к этому привыкнуть.

– А я Го́рман Дорб. Но для землян я Иван Вуревич. Я землянин, хотя об этом вам, наверняка, сообщил Джон.

Гарвич несколько раз обернулся, поводя головой в разные стороны, потом спросил:

– Может быть, не сто́ит?

Вуревич прервал его:

– Тут нет «ушей», Джон… Все «уши» вы оставили на самой агрессивной планете Азура.

Гарвич поднял бровь, выпятил губы – явно не доверяя последней фразе.

– Давайте лучше отправимся ко мне домой. Думаю, там нам будет удобнее всё обговорить. Вон моя машина, – он махнул рукой в сторону чёрного минивэна с «дутым» кузовом.

Пока они шли к автомобилю, Вуревич исхитрился отстать от общей группы и завести беседу с Яном:

– Перейдём на «ты»? Я был наслышан о тебе.

Ян мельком посмотрел на Гарвича. Ну кто, как не он, мог рассказать Вуревичу о Яне Погорельском. Вообще-то должность Яна не была секретной, но сами телепатические способности не афишировались для тех, кто не работал с Яном в паре. Наверное, Вуревичу тоже полагалось знать. Как ни крути, о Яне так или иначе знало всё сопротивление – такая личность не могла остаться незамеченной.

– Ну… Я – не такая уж большая личность… – Ян заскромничал.

– У тебя выдающиеся способности. Я не буду просить их демонстрировать, но я думаю, что такой человек в сопротивлении, как ты – просто чудо.

– Любой бы на моём месте пошёл бы в сопротивление, если бы имел способности к телепатии. Сам бы нашёл туда путь, либо его привели, как меня. Всё закономерно.

– И никогда не было желания совершить нечто больше, чем просто акции сопротивления?

Вопрос показался Яну странным, впрочем, как и всё, что происходило последние два дня. Нечто больше – это что? Он так и спросил.

– Вылететь с планеты, тайно проникнуть в Совет, переубивать там всех?

– Ох, нет уж… Очень сложно технически, да и я пока ещё дружу с головой, – Ян постучал себя пальцем чуть выше виска, – Нет ничего хуже несогласованных с центром акций.

– Наверное, ты прав, – произнёс Вуревич и усадил их в свой автомобиль

Гарвич расположился спереди, с Вуревичем, Баргас, Клайфтон и азурец сели на три центральных места, а Ян остался на заднем сидении с Сюзанной и, внезапно для себя он остановился свой взгляд на ней.

Обычно Ян не пялился на женщин. Но, Ян не просто рассматривал Сюзанну, он оценивал её, и даже любовался ею. Что-то такое «щёлкнуло» в его голове… То ли её запах её духов, то ли какие-то психологические якоря в окружающей обстановке заставили его обратить внимание… Он закрыл глаза – и снова пшеничные волосы возникли перед ним. Лицо обладательницы мелькнуло и исчезло… Так явственно, будто это были не грёзы, будто они наяву мелькнули перед ним. И… Ян почувствовал вину… Ему стало так стыдно, будто он предавал кого-то… Возможно, ту, что носила эти волосы. Он открыл глаза – а перед ним была Сюзанна, будто противоположность видений: чёрные, как уголь, волосы, слегка вздёрнутый нос… И на неё было так приятно смотреть… Приятно и почему-то стыдно…

Он не отрывал от неё взгляда. Не то, чтобы у Сюзанны Гви́диче была какая-то выдающаяся фигура, но мужчин она никогда не оставляла равнодушными. Как и все женщины, она носила одежду, весьма прилегавшую к телу, и больше напоминавшую вторую кожу, тем самым подчеркивая линии тела. У Сюзанны была белая нежная кожа, никогда не испытывавшая загара, от чего её волосы выделялись ещё ярче. Она никогда не собирала их в хвост. Из украшений она предпочитала золото, и чаще всего носила большие кольцеобразные серьги. Казалось, что она всегда улыбается большими карими глазами – также, как улыбается длинными тонкими губами.

Сюзанна была на четыре года старше Яна, и пришла в сопротивление на три года раньше него. Он немного знал её историю. Когда Сюзанна ещё жила в интернате, одна из подруг попросила её передать какой-то пакет одному их общему знакомому. А когда в интернате произошёл теракт и погибли преподаватели – её вызвали на допрос в СБА и заявили, что она в числе подозреваемых. Ей показали фрагменты того пакета и сказали, что на нём – её следы. Допрашивали её жутко: в течение двенадцати часов в душной и жаркой комнате без вентилятора и кондиционера, четыре «эсбэшных» следователя, сменяя другу друга, по кругу задавали одни и те же вопросы. После допроса её отпустили, а вербовщики Лиловых не нашли ничего лучше, выдвинуть ей встречный ультиматум: они добиваются того, что Сюзанну убирают из дела, в ответ она соглашается работать на Лиловых. Выбор, который сделала Сюзанна, привёл её сюда, на Тац. Ещё Ян слышал, что её мама умерла ещё до встречи с Азуром в далёких и холодных просторах космоса, когда маленькой Сюзи было всего два годика, а отца она не знала вовсе.

– Ян, что ты на меня так смотришь?

Её голос прозвучал внезапно – он даже не заметил, как она повернулась. Ян ушёл в воспоминания, а теперь обнаружил себя смотрящим прямо ей в глаза. Он повёл взгляд в сторону, на её волосы, потом в дальнее от себя окно…

– А?.. Да так, задумался…

Чувство неловкости поразило его – он показался себе угловатым и неуклюжим, хотя сидел в комфортном кресле автомобиля как влитой.

– У тебя всё хорошо? – опять спросила Сюзанна.

– Да, всё нормально…

2486 год. Планета Тац, квартира Вуревича.

Город Кана́рц – административный центр планеты Тац – был воплощением мечты земных писателей о городе-саде. Здесь каждый свободный участок земли засаживался кустарником, цветами и деревьями. Для земного глаза он выглядел ещё более футуристично благодаря огромному количеству деревьев с лиловым хлорофиллом. Привычный зелёный, конечно, попадался, но то ли специально, то ли так получилось, но Вуревич вёл машину, через самые яркие места. Будто хотел подчеркнуть разницу между Землей и Тац. Да, Тац сильно выиграл в этом отношении. Только ступив на твердь, Ян уже почувствовал различие: воздух здесь был чище и даже как-то прозрачнее.

Да и архитектура города была здесь более умиротворенной, нежели на Родине. Накануне первой битвы с флотом Азура городские архитекторы Земли словно сошли с ума, воплощая в жизнь мечту маниакальных футуристов. Города превратились в скопища металла и стекла, нагромождение гигантских циклопических строений. Небоскрёбы стремились ввысь, отражая друг друга и небо, верхушки зданий целовались с облаками.

Но здесь всё было по-другому. Высота домов колебалась в пределах пяти-девяти этажей и, если здесь и было типовое строительство, оно было настолько красиво, что действительно стоило повторения. Дома строились из блоков местного белого камня, который искусно заменял местным кирпич.

Петляя по улицам, Вуревич сказал:

– Все же хотят увидеть змеиное гнездо? Здание Совета?

Он обернулся – лишь на мгновение, и Ян успел опять заметить его странное выражение лица, напоминавшее и улыбку, и ухмылку одновременно.

– Время есть, давай взглянем, – ответил Гарвич.

– Но только не очень долго, я просто проеду мимо, а вы смотри́те в окно.

Чем ближе они приближались к зданию Совета, тем плотнее становилась застройка, а улицы – уже. Ян отметил про себя, что таким способом архитекторы могли пытаться замедлить продвижение войск потенциального противника. Он мысленно усмехнулся: он солдат, разве он мог думать о чём-то другом?

Хотя, разве могут быть враги у такого прекрасного и замечательного государства, как Азур? Да ну нет, бред какой-то…

Здание был видно уже за несколько кварталов, а после того, как автомобиль вывернул на площадь, земляне оценили всё величие постройки: на площади не менее полутора километров радиусом, имевшей название «Площадь Мудрости», стояло огромное белое здание. Возведённое из белого камня, огромная цилиндрическая постройка радиусом в сто метров, не меньше, в высоту имела метров пятьдесят. Вместо крыши здесь был прозрачный силикоборовый купол, возведённый, казалось, без всякого каркаса. Он добавлял к высоте строения ещё не менее двадцати пяти метров. Совет окружали ровные цилиндрические колоннами по всему периметру. Около купола кружили спидеры малых классов – двух и трёх и местные, то и дело снующие туда-сюда через люки в прозрачной крыше. Кольцо площади, было разделено на две зоны деревьями с сиреневой листвой. Деревья отстояли друг от друга на расстоянии пяти метров, что позволяло их кронам перекрывать друг друга. Внешняя зона предназначалась для проезда автомобилей и общественного транспорта, внутренняя зона была пешеходной: там повсюду стояли скамейки, а также россыпи питьевых фонтанчиков были везде. Центральная линия пешеходной зоны была украшена фонтанами, в центре каждого из них была находилась скульптура. Про себя Ян отметил, что в фонтанах нет ни одной скульптуры человека: художники рьяно соблюдали прямой запрет Совета на изображения мужчин или женщин в скульптурах и картинах – якобы это заставляло организм тратить энергию через сексуальное русло, что отвлекало народ от позитивной и созидательной работы. Скамейки, фонтанчики и фонтаны тоже были сделаны из белого камня, а ещё Ян обратил внимание, что и сама площадь, покрытие, по которому они ехали, тоже было белое. Вуревич, управляя автомобилем, сделал круг по площади и вернулся в тот же поворот, из которого выезжал. Мимо землян вновь побежали белые дома азурцев.

Около такого дома он и остановил машину.

– Заходим, – сухо скомандовал он.

Азурца из экипажа к тому времени отпустили домой – он оказался местным. Видимо, свою миссию он выполнил, и сейчас он мог услышать и увидеть, чего ему не следовало видеть и слышать. Сюзанну тоже отправили в заранее приготовленное жильё, ей тоже не следовало знать об обсуждаемом.

Квартира Вуревича была обставлена просто до аскетичности, можно было сказать, что даже скудно. Будто он не жил здесь, а заехал переночевать на две-три ночи. Здесь не было никаких лишних вещей, стоявших, как сказал бы Ян, «для сбора пыли».

Ян прошёлся вдоль огромной, ничем не обставленной стены, подошёл к окну во всю стену и посмотрел вниз. Движение было средним, в меру оживлённым, чуть выше дороги проходила монорельсовая эстакада. Прямо напротив стояло жилое здание.

– Вас Тац не раздражает? Никого? – неожиданно спросил Вуревич с ноткой омерзения в голосе, – Я живу здесь всего ничего, но, поверьте, нет ничего более противного.

Ян почувствовал фальшь словах. Не в интонации. Интонация была идеальна, он и правду говорил то, что думал. Но Яну показалось, будто эти слова были сказаны специально – в тот самый момент, когда это требовалось. Будто по расписанию.

«Игра? Только зачем? – подумал Ян, – Ну что же…Ладно, подыграем…»

– Я его просто ненавижу… – сухо ответил Ян, – Хотя я здесь от силы несколько часов.

Он обернулся и посмотрел на Вуревича: тот снова несимметрично улыбался и смотрел Яну в глаза: будто знал что-то, что знает и Ян, но об этом они не могут говорить вслух. Так обычно переглядываются хитрецы или заговорщики, без слов понимающие друг друга. Только Ян не знал к чему эта игра в гляделки.

Вуревич добавил:

– И правильно делаешь. Нет ничего противнее, чем логово врага.

Клайфтон усмехнулся: Вуревич казался слишком патетичным.

– Ближе к делу, – сухо произнёс Гарвич, и все замолчали.

– Ну, тогда рассаживайтесь, – Вуревич указал на диван и выкатил небольшой журнальный столик в центр. Сам взял стул и уселся на нём верхом.

Гарвич выложил уже знакомый Яну планшет на стол, но пока не стал включать.

– Итак, коллеги… Я думаю, что наконец-то настал час нашего возмездия. Каждый из вас вкладывал свою лепту в общее дело, но я никому не раскрывал всех карт. Что ж, под самым носом у кошки – мышки могут быть в безопасности, и теперь я покажу вам картину полностью. Сегодня у нас есть отличная возможность поднять восстание на Земле и на её бывших колониях и сбросить с себя ярмо изгоев. Нам удалось создать агентурную сеть практически на всех закрытых планетах Азура, и мы можем рассчитывать на поддержку восстания от всех этих миров.

Ян присвистнул:

– Вот это да…

Словно молния пронзила Яна Погорельского. Он почувствовал, как нечто, похожее на электрический разряд пронзило его грудь. Пожалуй, это то, о чём он мечтал всю жизнь – восстание! Сердце забилось часто, соображать стало трудно, на пояснице выступила влага. Трудно сравнить это чувство с чем-либо. То же самое, пожалуй, мог испытать фанат певицы, который с десяток лет грезил лишь пять минут постоять рядом со звездой, но вдруг по чистой случайности она внезапно согласилась стать его женой. Волна светлой радости прокатилась в душе. Ну что же, если долг зовёт исполнить мечту всей жизни, он с радостью примет любую судьбу. Он готов работать – телом и умом – и отдать всё на благо общей победы. От всего имущества до собственного тела.

– Что ж, неплохо. Когда выступаем? – Спросил Клайфтон.

– Не всё просто, – продолжал Гарвич, – Попервоначальному замыслу, мы планировали поднять восстание в том числе и на Тац, и атаковать непосредственно Совет. Нам и здесь удалось развернуть агентурную сеть, но процент недовольных здесь не столь велик. Всё, что удалось нам сделать на этой планете – организовать сбор разведданных. Итак, замысел таков… Существует некая планета, Элекон-восемьдесят-пять. Практически эта планета малоизвестна и людьми не заселена, кроме одной базы «эсбэ», – Гарвич потянулся к планшету и включил уже известную Яну трёхмерную модель, – Это основной гиперпространственный передатчик Службы Безопасности Азура, – Гарвич тыкнул пальцем в шпиль с насаженным прозрачным диском, – Вообще говоря, он используется и для гражданских частот, но в основном выступает как военный. Первое, и основное, что мы должны сделать – атаковать именно эту базу, вывести из строя передатчики, тем самым парализовав на некоторое время связь всей «эсбэ». Это даст нам временную фору, может двое-трое тацских суток, или около того. Для того, чтобы «эсбэшники» не могли координировать свои действия до ввода в строй резервного передатчика. При этом база не должна быть уничтожена, она должна быть именно захвачена, а передатчики настроены на наши частоты. Но мы должны понимать, что именно от успеха этой операции зависит успешность восстания на всех планетах. Начинать восстание нельзя до тех пор, пока база передачи не будет наша. Провалим её – восстание не начнётся. Будем успешны – подарим свободу планетам.

– Я смею заметить, – вклинился Вуревич, – что на данном объекте присутствуют истребители и ракеты «пэ-вэ-о». Это к вопросу о сложности задачи.

Гарвич кивнул и продолжил:

– К сожалению, у нас нет полных данных об орбитальной группировке спутников охраны или спутников слежения. Нам нужно больше сведений. Первоначально планировалось десантироваться пятью тысячами с целью захвата базы. Но, видимо, этого будет недостаточно. Нам нужно несколько транспортов, способных нести челноки класса «Циклоп» и, кроме этого, иметь возможность атаковать спутники нейтронными торпедами, в случае их наличия. Скорее всего, для успешной атаки нам нужна будет поддержка авиации класса «орбита-твердь», причём, нам нужны будут как штурмовики для единовременного бомбового удара, так и истребители – для поддержки штурмовиков. Кроме этого, наверняка понадобится перманентная поддержка вертолётами. В этой связи особую опасность представляет группировка «пэ-вэ-о» и пока единственное, что мы смогли придумать – это доставить одну или несколько диверсионных групп на Элекон под видом астероида, дабы вывести из строя ракетные установки и истребители. Однако у меня есть сомнения, что они сумеют взорвать все истребители и пусковые установки к нашему десанту. Вопросы, предложения…

Все молчали. Первым тишину нарушил Вуревич:

– Насколько я помню, у Элекона лишь один искусственный спутник – спутник связи. И находится он на геостационарной орбите прямо над базой.

Ян возразил:

– Слабая охрана для такого объекта. Иначе всё было бы просто: вход на челноке в атмосферу с противоположной стороны планеты, с дистанции до тысячи километров пуск ракеты с ядерным зарядом, и уход обратно на орбиту по той же траектории. Даже если и собьют этот пуск – при взрыве накроет ядерным облаком. Электронике в любом случае каюк. Просто не успеют сбить далеко.

– Что ж, – произнёс Вуревич, – Узнать об этой планете чуточку больше – можно. Но для того, чтобы попасть туда, нам нужно сначала слетать на Галерон.

Яна передернуло. От сложившейся ситуации можно было ожидать чего угодно. Галерон – промышленная планета. Либо Вуревич уже предал Землю и собирается оставить там навсегда всю верхушку сопротивления, и это – уже решённый вопрос, либо это действительно необходимо для восстания – лететь на Галерон. Про эту планету Ян мало что слышал. Ему известно было, правда, что основной отраслью Галерона является, кроме добычи полезных ископаемых, точное машиностроение. Землян там работало мало – около десяти или пятнадцати процентов. Почему Вуревичу понадобился именно Галерон – непонятно. Но Ян не спросил об этом. Вместо этого он посмотрел на Гарвича. Тот, поджав губы, уверенно закивал головой. Видимо, Галерон всё-таки входил в его планы. Гарвич словно прочёл мысли Яна:

– Так или иначе, Галерон должен был стать нашим плацдармом для атаки на Элекон, так что можно считать, что действуем по плану.

– Мне нужно будет несколько дней, чтоб подготовить вылет без последствий, – сказал Вуревич, – Наша легенда будет таковой: летим на Галерон за какими-нибудь роторно-конвейерными автоматами, или что-нибудь в этом роде. Я надеюсь, на ваших обязательных работах вам дали достаточно большое временное окно, если штурм Элекона так и не начнётся.

– Да нас уже хватились, – ответил Гарвич, – Мы все по факту – сбежали. В качестве землянина здесь только Хуго.

– Ну, тогда у нас нет шансов проиграть… – тихо сказал Вуревич.

– А почему член Совета летает туда-сюда? – спросил Ян, – Разве не возникнет подобных вопросов?

Казалось, этот вопрос мог застать Вуревича врасплох, он даже подумал немного, но нашёл, что ответить:

– Может, и возникнет. Придумаем что-нибудь…

«Странный тип…» – подумал Ян. Вслух он, правда, ничего не сказал.

На следующий день Вуревич ушёл из дома пока все спали, а вернулся уже после завтрака, когда земляне, желая разогнать скуку, смотрели азурские телеканалы. Новостной поток муссировал тему массового теракта в космопортах на планете Земля. Каждый новый новостной выпуск начинался с вести о том, что СБА вводит некие «беспрецедентные меры безопасности». Конкретики не было, но Яну чувствовалось, что начались какие-то непредвиденные трудности, которые Джон Гарвич не мог предположить. Ян ощущал, будто какие-то тонкие флюиды растерянности и зачатков ярости исходили от него. Конечно, внешне Гарвич не мог позволить себе проявлять такие чувства, но Ян понимал, что, как любой человек, он не может не испытывать эмоций.

А ещё каждый раз, когда демонстрировались портреты погибших членов экипажа, Яну становилось не по себе. Среди них была та блондинка, чьё лицо он так детально запомнил перед вылетом с Земли – она была в том челноке, что разорвало огнём на клочки. И её пшеничные волосы, отзывались в нём болью, нестерпимой болью – потому что каждый раз, когда он закрывал глаза пшеничные волосы снова представали перед ним, только теперь уже той, другой… Какое-то странное чувство томило его, будто некая тяжесть в груди давила и тянула вниз – может быть, так и чувствуется камень на душе…

Вошедший в квартиру Вуревич шумом закрывающейся двери вырвал его из душевных страданий и произнёс:

– Плохие новости для нашей компании…

Ян решил, что плохие новости всё лучше личных терзаний – так хотя бы интереснее работать.

Земляне оглянулись на голос и медленно проводили взглядом Вуревича, неспешно входящего в комнату с телевизором. Тот медленно проследовал к самому телевизору, опёрся на него рукой и сказал:

– С сегодняшнего дня «эсбэ» на всех планетах запретило вылет экипажам в тех же составах, что прилетели. Все экипажи должны быть переформированы.

– Вот дьявол… – бросил Клайфтон.

Воцарилось молчание. Через несколько минут Ян спросил:

– Как они будут сравнивать? По имени, или сравнивать биометрию?

Вуревич пожал плечами и тихо ответил:

– Я не знаю…

– Скорее всего, будут сравнивать просто имена. Биометрию – при каких-либо подозрениях, – предположил Гарвич.

– Что будем делать, Джон? – спросил Хуго.

Тот кивнул в сторону Вуревича и спросил:

– Ты готовил для нас вылет на завтра? – он сделал акцент на последнем слове.

Тот кивнул.

– И естественно полётная карта уже находится в диспетчерском пункте косморопорта?

Вуревич опять кивнул, потом изрёк:

– Я уже связывался с диспетчерским, сказали, что карту можно изменить непосредственно перед вылетом. Обстоятельства, поэтому разрешается…

– Ну что ж… Тогда поступим следующим образом. Иван, познакомь Хуго и Эндрю со своей агентурой. Они останутся на Тац, нужно чтоб они вылетели за нами на Галерон при ближайшей возможности. За сутки успеешь, это возможно?

Вуревич снова кивнул.

– Ян, Сюзанна, Иван и я – вылетаем завтра по изменённой полётной карте. Задача ясна?

Все промолчали. Ян резюмировал общее молчаливое согласие:

– Ясна.

[1] «ПВО» - противовоздушная оборона

[2] Аббревиатура «РЛС» – радиолокационная система.

[3]Трис (фант.) – единица времени, раваная 1,02 минуты

Глава 4

Шифрованное сообщение. Агент «Скрытый» – Рогону Дабронду

«Объекты ЯП, ДГ, СГ движутся на грузовом челноке «Спектр» в сторону планеты Галерон для установления личных контактов с местным сопротивлением. Объект ДГ действует по заранее установленному им плану».

Шифрованное сообщение. Рогон Дабронд – Агенту «Скрытому»

«Продолжайте вести наблюдение. Докладывайте о перемещении и намерениях объекта ДГ. Объект ЯП пока представляет опосредованный интерес».

2486 год. Планета Галерон.

«Спектр» опустился на Галерон перед самым закатом.

Ян Погорельский отметил небывалую пустынность здешних мест. Если Тац и была схожей с Землей по количеству жизни, то по одному взгляду на пустынную местность Галерона, он мог предполагать, что здесь её совсем не было. Сойдя с трапа, он даже не знал, куда ему идти. На Тац это было понятно: паспортный контроль для землян и медицинский для остальных азурцев. Если бы к кораблю не двигался тягач, для буксировки того в ангар, и не водитель в кабине – причём Ян отметил особенность: отсутствие автоматической техники в порту – он бы решил, что на планете все только что умерли.

Дышать здесь было даже тяжелее, чем на Земле, воздух был сух и пах отвратно. Лёгкий ветер то и дело вздымал пыль, а небо давило свинцовым куполом тяжёлых облаков. Лишь там, где садилось местное светило, Ян смог различить их рельеф, увидеть краешек неба.

Ян бросил взгляд на Сюзанну. Здесь, в закатной серости неизвестной для него планеты, она казалась ему ещё прекраснее, чем на Земле, когда он впервые начал относиться к ней как-то иначе… Иначе, чем к коллеге, иначе чем к боевому товарищу… Тогда он почувствовал участие в её словах – участие, которого, пожалуй, ему недоставало всю жизнь. Она казалась ему ещё красивее, чем на Тац, в машине Вуревича. Но он не мог сказать самому себе точно, что… Нет, он не будет произносить это слова даже мысленно. Оно слишком громко, чтоб бросаться им почём зря. А возможно, в нём говорила ответственность, которую он не мог нести, работая в сопротивлении. Может быть, в нём говорил прошлый опыт. А может быть – и всё вместе.

– Куда теперь? – спросил Ян подошедшего Вуревича.

– На трамвай… – сухо бросил тот и пошёл вперёд.

Ян удивился, услышав слово «трамвай». Всю жизнь в черте города он ездил на монорельсовом поезде, или как он просто его называл, «монорельс». Но это был действительно трамвай, настоящий, двухрельсовый, трёхвагонный трамвай, грохочущий стальными колесами на стыках. Станция была совсем недалеко от порта, и она выглядела так же уныло и безжизненно, как и всё остальное – металлический каркас рядом с трамвайными путями, от которого ветер наполовину оторвал все железные листы. Станция находилась на пустыре, и пустырь, поросший травой в человеческий рост, продолжался столько, на сколько глаз мог охватить местность, вплоть до горизонта – создавалось впечатление, будто космопорт был единственным строением на планете. Художник-футурист нашёл бы себе здесь идеальную местность для пейзажа: рельсы и космический порт посреди голой планеты.

Ян отметил, что трамвай тоже управляется не автоматикой, а человеком. За пультом трамвая сидел молодой мужчина в чёрном свитере из синтетической ткани, что поблёскивала под светом неоновой лампы, и узор ткани отблескивал муаром, от чего болели глаза.

Вагон не отличался эстетичностью. Похоже, что конструкторы серьёзно сэкономили на дизайне и просто вставили движитель и электрический привод в коробку из металла, предварительно прорезав в ней окна. Земляне вошли внутрь, и трамвай двинулся сквозь пустынную даль в сторону еле видневшегося на горизонте посёлка.

У них было достаточно времени, чтоб разглядеть красоты местной природы, если их конечно можно было назвать красотами. Почва здесь была кроваво-медного оттенка, не было деревьев, лишь на небольших возвышениях, высотой не более пяти сантиметров, росли невысокие узкие кусты, отдалённо напоминавшие тую, но цветом близкие не к зелёному, а к болотно-жёлтому. Каждый кустарник отстоял от другого на расстоянии около пятидесяти метров. Сквозь окна доносился зычный вой какого-то местного животного, а над трамваем пронеслась огромная, не меньше, чем сам вагон, тень – представитель местной воздушной фауны пролетел над путями.

– Это воет ксаликбахин, – ответил Вуревич на немой вопрос всех, опять странно улыбнувшись, – Местный чешуйчатый хищник. Нечто такое… – он покрутил ладонью в воздухе – среднее между волком и вараном по внешнему виду. Призывает сородичей к массовой охоте. Похожи они, если честно, на демонов. Я, когда их первый раз увидел, стало жутко.

– Ты бывал на Галероне? – удивлённо спросил Ян.

– Да, довелось однажды. Я видел, как происходит их массовая охота. Ну, точнее возвращение с неё. Они же совершенно бесстрашные, их не пугает ни человек, ни техника, ни какие звуки. Даже огонь. Они шли прямо через лётное поле, – Он выпрямил руку и выставил её вперёд, будто указывая направление – каждый с добычей во рту. Их было около трёх сотен, не меньше. Каждый из них размером с небольшой внедорожник, и каждый, ты представляешь, каждый, нёс в пасти мёртвую добычу. Кровь залила весь космодром. – Вуревич двинул ладонью наотмашь, символично показывая, как всё было залито кровью. – Чёрная кровь местных зверей. А они ведь неистовые, я видел, как многие из них были ранены, хромали, видны были их чёрные кости, но они всё ещё шли. Они – черти, честное слово.

Ян вдруг явственно представил себе эту картину – как полчище местного дьявольского отродья пересекает космодром. Казалось, что он увидел это глазами Вуревича. Может быть, так оно и было, ведь он не раз замечал, что объяснённое однажды не раз полностью совпадало с тем, что он себе представлял.

– «Там звуки шли как, как из могилы, и дьявола ложилась тень…» – Ян прошептал тихо себе под нос.

– Что? – Сюзанна услышала его бормотание.

– Да так… Вспомнил стихи одни…

Он перевёл взгляд вверх, вспоминая стихотворение, прочитанное когда-то давно, и произнёс:

–Там звуки шли, как из могилы,

И дьявола ложилась тень…

И рушился привычный день,

Преисподняя отнимала силы.

Он замолчал.

– А дальше?

– Дальше не помню…

Трамвай выехал за холм, где на огромном пространстве, вплоть до самого посёлка, видневшегося где-то вдали, раскинулось кладбище – тысячи, а может, десятки тысяч красных могильных холмиков. В этой зловещей картине сгущали краски полное отсутствие растительности и гуляющий ветер, носивший с могилы на могилу кроваво-медный песок. Словно прощальным аккордом, перед самым въездом в рабочий посёлок, обнесённый каменной стеной, галеронская пустыня бросила в трамвайное стекло горсть песка, словно не хотела отпускать, словно звала к себе…

Ян подумал, что ад, наверное, может выглядеть вот так. Галеронская пустошь тянула к себе, она манила каким-то зловещим любопытством, и стоило больших усилий чтоб не уйти в неё, будучи увлечённым её зловещей привлекательностью.

– Иван, на Галероне были случаи ухода в пустыню? Гипнотического транса людей, убежавших из посёлка? – спросил Ян.

– Что-то такое слышал краем уха, но не в подробностях. А что?

– Да так… Любопытство.

Трамвай высадил их на площади перед каким-то заводом. Тот являл собой зловещее, и одновременно – притягательное зрелище. Забор начинался от административного здания и уходил вглубь городской черты километров на пять, не меньше. За ним виднелись громадные здания с выбитыми стеклами и стенами металлическо-ржавого цвета, трубы, извергавшие клубы дыма, и сам дым, где-то в вышине сливавшийся со свинцом небес, а через решетчатые ворота виднелись снующие туда-сюда люди. Последнее добавляло заводу вид гудящего людского муравейника.

Ян никогда бы не увидел этого на изнеженной Азуром Земле. Но почему-то он догадывался, что они пойдут на завод. Так и было. Вуревич, сойдя с трамвая, сказал, что именно туда им и нужно.

Он подошёл к посту охраны, что-то коротко бросил охраннику и указал на своих товарищей. Тот согласно кивнул головой, открыл турникет и жестом показал, что можно проходить.

Здесь кипела жизнь, в отличие от бездыханной пустыни за стенами посёлка. Несмотря на столь поздний час, работа не прекращалась. Ян понимал, что она здесь всегда в полном разгаре. Люди ходили, казалось, в хаотичном порядке, но на самом деле это было не так. В этом, бессмысленном на первый взгляд, потоке каждый из идущих имел определенную цель. В этом и состояла обычная жизнь обычного промышленного гиганта. Только прибывшие земляне отличались от всех рабочих по совсем нерабочему виду.

– У тебя и здесь есть люди? – спросил Ян Гарвича.

– Люди здесь есть у меня, – вместо него ответил Вуревич, несимметрично улыбаясь, – И самое подходящее время и место поговорить с ними – здесь и сейчас.

Сюзанна оглянулась, затем сказала:

– Вы не слишком громко разговариваете? Я думаю, что в Азуре «эсбэшные» уши есть везде, в отличие от ваших людей.

– Здесь нет никаких ушей, – возразил Вуревич, – здесь, на этой планете, все как один, ненавидят Азур.

– Поэтому они здесь, – добавил Ян.

Они помолчали немного, и он спросил:

– А что это за люди?

– Один из них землянин, был выслан со своей планеты год назад… Другой – бывший азурец, но ненавидит Азур не меньше, чем любой другой землянин. Он здесь, – он показал пальцем вниз, имея ввиду завод, – ведает какой-то частью производства, по-моему, даже делают под его руководством что-то для службы безопасности, в общем, очень важный человек. Его зовут Ква́рел, он и является руководителем сопротивления на этой планете.

– Здесь сопротивление тоже окрашено в лиловый цвет? – спросила Сюзанна.

– Нет… Когда говорят: «Лиловые», имеют ввиду землян. Но, если поднимется восстание, Лиловыми станут все. Во главе-то будет землянин… – Вуревич кивнул на Гарвича.

– А здешний землянин, он кто? – спросил Ян.

– Он тут не очень большой пост занимает. Бригадир, не больше. По сути, всего лишь старший рабочий. Он больше по организаторской части, очень хороший человек, я его нашёл как раз через Кварела. Если б не он, здесь была бы не очень большая ячейка. В сопротивлении, правда, он имеет куда больший вес, чем на производстве. Можно сказать, он является одним из заместителей Кварела.

Ян хотел уже спросить, как зовут землянина, но его перебили:

– Сколько людей на этой планете сможет выступить в момент восстания? – спросил Гарвич.

– Я пока не знаю, за этим мы сюда и прилетели.

– Сколько производственных планет поддерживают сопротивление в ближайшем пространственном секторе?

– Галерон, Апро-семьдесят-шесть, Кива, Ксенто… какие-то ещё были. Да легче сказать, кто не поддерживает. Поддерживающих большинство. Конкретика чуть позже. Нам сюда.

Они свернули в какой-то тёмный и грязный тупик. В конце тупика была массивная железная дверь. Вуревич открыл её, и пропуская всех, скомандовал:

– Заходите.

За дверью открылось нечто, напоминающее ремонтную мастерскую. На массивных подъёмниках, распростерших свои длинные лапищи, были подвешены кары и спидеры – а те были полуразобраны, и смахивали на механических зверей, раненных, вываливших органы, мучающихся в предсмертной агонии. В помещении резко пахло какими-то необычными запахами, будто в химической лаборатории, кое-где стояли почерневшие от времени пластмассовые канистры с отрезанным верхом – в них была налита какая-то чёрная жидкость, наверное, она и источала запах. Вдоль стен стояли верстаки, на них были разбросаны детали, болты, гайки…

В дальнем конце огромного зала был отгорожен небольшой закуток, где под тусклым светом неоновых ламп спиной к вошедшим трудился над каким-то агрегатом человек. Кроме него никого не было в мастерской.

Ян без труда узнал знакомую фигуру. Но поверить в это было трудно. Практически невозможно. Наверное, вот так случаются чудеса в этой вселенной: ты веришь в смерть людей, а они появляются на других планетах, трудятся там на заводах и даже не подозревают, что подобные встречи возможны.

Ян шёл ко входу в закуток, взялся за металлическую стену. Ладонью почувствовал холод металла тонкую жирную плёнку, которая, похоже, покрывала здесь вообще всё. Он хотел что-то сказать, но боялся даже открыть рот – этот человек, стоявший к нему спиной и усердно крутящий болты был настолько похож на человека, которого он уже столько времени считал мёртвым, что, если он обернётся и у него окажется другое лицо – Яна хватит удар.

Он всё-таки решился и произнёс:

– Ми… – рот не слушался его, язык был словно ватный, – …шель?

– Какого дья… - человек был явно раздражён. Но голос… Голос был тот же, старый знакомый голос…

Человек бросил инструмент на верстак, так, что тот загромыхал на всю мастерскую, и повернулся.

Так вот, что имел ввиду Гарвич, когда говорил: «Если память Мишеля тебе дорога…» Это невероятно… Ведь он сам видел, как взрывался склад боеприпасов… Яну казалось, что он должен был заплакать, но слёзы так и не выкатились из глаз.

Мишель Россини хотел что-то произнести, но оставил рот полуоткрытым. Трудно было сказать, какое чувство было написано на его лице. Это было похоже на смесь радости и удивления.

– Ян! – он схватил ветошь с верстака, спешно вытирая руки, пошёл к Яну навстречу, – Ха-ха! Дай я тебя обниму, парниша!!! – Мишель обнял его, несмотря на свою грязную робу, – Ты-то как здесь?

Ян почувствовал крепость стальных объятий старого друга – да, впрочем, он обнимал и сжимал его ничуть не слабее. Роба Мишеля пахла концентрированной химозой, той самой, аромат которой витал повсюду. Подбородком и ладонями Ян чувствовал, насколько промаслена ткань.

– К тебе в гости приехал! – полушутя ответил Ян, – А ты меня на работе принимаешь. Нехорошо…

А потом уже тихо добавил:

– Я уже не надеялся встретить тебя живым… Прости, мы оставили тебя там, на складе… Мне стыдно до сих пор, честно… Прости, я как друг должен был настоять…

Он отстранился от Мишеля, посмотрел на него с расстояния вытянутых рук и произнёс:

– Да-а-а… Попили же они с тебя кровушки…

Небритый, грязный, какой-то почерневший, со впалыми небритыми щеками, Мишель будто был не собой, а демоверсией себя, только появившейся не до релиза, а после…

Он в ответ лишь молча усмехнулся и ответил:

– Да ладно тебе, «не надеялся», знали же, что попал в плен…

Ян лишь отрицательно помотал головой, уже понимая, что в их головах живёт разное представление об одном и том же. В ответ Мишель сделал недоумённое лицо. Ян продолжил:

– Мишель, у нас не было никакой информации совсем. Мы даже в списках на вывоз, которые обычно публикуют, тебя не нашли. Официально ты числился погибшим.

Мишель махнул рукой:

– Ну и ладно! Эх ты, «на работе», теперь, я чувствую, сам за работу примешься! – Мишель явно намекал, что Ян теперь сам попался в лапы «эсбэшников», но увидел Гарвича, – Джон, Сюзи и вы здесь? Вы что все разом… – он хотел засмеяться, но едва открыв рот – замолчал. Похоже, он понял, что к чему. Нет, не провал сопротивления был виной внезапному появлению главы сопротивления и его ближайших соратников на Галероне, – Ладно, я так понимаю, вы здесь не случайно…

– Совершенно точно, – ответил Гарвич, – Иван, проводи нас к Кварелу, а вы с Яном лучше прогуляйтесь до склада вооружения, покажи ему разработки, а потом отправляйтесь спать. Ведь у тебя найдётся койка для давнего друга?

Мишель бросил взгляд в сторону Гарвича, и молча кивнул, соглашаясь с его решением. Потом он направился к боковой двери, которую Ян не сразу заметил, и вышел. Ян проследовал за ним.

Глава 5

2485 год. Один земной год до начала событий. Планета Земля. Космопорт «Идальгер»

Оставив основную группу диверсантов, Мишель Россини юркнул из ангара в длинный коридор, который в должен был привести его в склад оружия. Пройдя по длинной кишке коридора со множеством выходов, он оказался перед торцевой дверью, которую и открыл.

За ней располагался небольшой зал, уставленный небольшими стеллажами с автоматами. По левую руку от Мишеля недвижим, как на почётном карауле, стоял азурец, облачённый в термобронированный костюм. Россини подошёл к нему вплотную и помахал рукой вокруг у его шлема. Тот не реагировал. Значит, Погорельский делает своё дело.

– Машина, приём, пятый вызывает, – Мишель вызвал командира по рации.

– Машина на связи, – ответил тот.

– Я на складе… Вижу стрелковое вооружение: автоматы и пистолеты азурских систем. И… – Мишель «завис». Неожиданно его взору открылся стеллаж с оружием напоминающем не то сабли, не то мечи… – Сабли?

– Пятый, повторить.

– Вижу холодное оружие. Недлинный тонкий меч с двуручной рукояткой, на рукояти кнопка для большого пальца. Работаю по плану.

Он стал неспешно прохаживаться по комнате и, используя обыкновенный пластилин, прикреплял радиоуправляемые бомбы к стеллажам. Это было настолько легко, что он совершенно потерял бдительность: кто бы ещё смог так ловко прикрыть их телепатически, как не его лучший друг Ян Погорельский?

Но беспечность подвела его. Он вдруг почувствовал, как кто-то снимает с него гарнитуру. На спину Мишеля выбежали мурашки – каждая размером с котёнка, а ноги в одно мгновенье стали ватными. Он не смог даже пошевелиться – Мишель впервые почувствовал, что такое страх. Неизвестный полностью снял с него рацию и отбросил в угол.

– А теперь обернись, – потребовал некто.

Мишель в растерянности повернулся и ужас снова объял его: тот азурский солдат, перед лицом которого он пять минут назад так беспечно махал ладонью, теперь стоял перед ним направлял автомат ему в лоб. Мишель тоже держал автомат в руках, но стрелять было бесполезно – даже выстрелив из подствольника, можно было убить не только врага, но и себя – дистанция между ними была не больше вытянутой руки. А обычные пули не пробьют термоброню.

– Автомат… – потребовал азурец.

Мишель остался недвижим, стараясь всмотреться в стекло защитного шлема и попытаться понять – как его снять. Голова – это единственное место, которое можно было освободить довольно быстро и попытаться убить азурца.

– На! – Мишель подкинул автомат вверх.

«Эсбэшник» отвлёкся и попытался поймать автомат, а Мишель просто схватился за голову врага и попытался сдёрнуть шлем. Но азурец успел оттолкнуть Мишеля, а когда автомат приземлился рядом, азурец пнул автомат ногой и тот уехал куда-то за дальний стеллаж. Мишель остался безоружен и в западне. Солдат по-прежнему направлял оружие на него: Россини понимал, что схватить лежавший здесь пистолет не имеет смысла: он может быть не заряжен, а любая попытка дёрнуться может привести к очереди.

Мишель без всякой надежды дёрнулся влево, пытаясь спрятаться за стеллажами от очереди, но её не последовало. Найдя свой автомат между соседними стеллажами, он решил навесом выстрелить из подствольного гранатомёта туда, где только что стоял азурский солдат. Но автомат почему-то выдал осечку.

Россини услышал взрывы и автоматные очереди из ангара. Видимо, остальная группа тоже вела бой.

Немой вопрос «Что происходит?» мелькнул в голове. Почему-то Ян перестал применять телепатию, и азурцы их засекли. Самая чёрная мысль посетила голову Мишеля… Но была так коротка, что он не успел осознать её как положено.

Тем временем азурец неспешно подходил к Россини. Мишель попытался выстрелить ещё раз – но автомат снова выдал осечку. Потом снова, и снова – пока расстояние между ними не сократилось до критично опасного. Это напоминало ему фильм ужасов – словно неведомый зловещий монстр надвигался на Мишеля, и он, будто следуя законам жанра, ничего не мог сделать. Он продолжал нажимать на курок, пока дуло автомата не упёрлось азурцу в туловище. Мишель взглянул ему в глаза – точнее туда, где под непроницаемым стеклом у солдата должны быть глаза, и на мгновение ему показалось, что под шлемом тот зловеще улыбался.

А потом для Мишеля наступила темнота. Он очнулся связанным в сером фургоне СБ, стоящем на одном из запасных лётных полей – когда весь космопорт полыхал как деревянный сарай.

Мишель мысленно попрощался с Землёй и Яном. Что ж, теперь они никогда не увидятся вновь…

Шифрованное сообщение. Агент «Скрытый» – Рогону Дабронду

«Объект ЯП в составе ранее упомянутой группы установил контакт с объектом МР. Возможна скорая встреча с объектом РК. Объект ЯП эмоционально нестабилен, произвожу внушение упомянутыми ранее методами».

Шифрованное сообщение. Рогон Дабронд – Агенту «Скрытому»

«Продолжайте вести наблюдение. Докладывайте о перемещении и намерениях объекта ДГ. Объект ЯП пока представляет опосредованный интерес».

2486 год. Планета Галерон.

Победа коммунизма неизбежна.

В. И. Ленин

Они шли по заводу вдвоём. Ян Погорельский молча выслушал немногословный рассказ Мишеля о его жизни на Галероне. Местное солнце уже село, путь им освещали фонари.

После депортации Мишель стал работать на этом самом заводе в транспортном цехе, и проработал там полгода, пока не познакомился с Кварелом. Как тот нашёл его, Мишель не знал, но догадался, что Кварел руководит местным сопротивлением. Ещё Кварелу было известно, что Мишель обладал отличными организаторскими способностями, и Мишелю было поручено организовать на заводе ячейку. Вскоре ячейка увеличилась до таких размеров, что её членами были почти все рабочие завода.

Мишель предполагал, что Кварелу стало известно о Мишеле через Вуревича. А тому – от Гарвича.

– Скажи мне, Ян, что затевает Карельски, если все мы здесь? Ведь ещё месяц назад что Вуревич – это «свой» никто не знал, настолько он был засекречен. Я его увидел вот как раз с месяц назад, и даже не знал, что он землянин, а сегодня сам Джон прилетает на Галерон. Как вы вообще улетели с Земли?

– Джон сделал нам до́ки и достал челнок. Он собирается поднимать восстание, в котором планирует задействовать все силы. Все – это значит и силы Лиловых, и силы сопротивления всех остальных производственных планет, – здесь Ян сделал паузу, надеясь, что Мишель отреагирует должным образом. В голове его мелькнула мысль: «Ну же, скажи что-нибудь!.. Ты же так мечтал о свободе…» Но Мишель промолчал, похоже, он пропустил эту фразу мимо ушей… – Он уже интересовался количеством планет, поддерживающих сопротивление, количеством его членов на Галероне. Вуревич сам пока ничего не знает, поэтому, как он говорит, и прилетел сюда. Так что теперь попьём кровушки…

– Сомневаюсь я, что Вуревич ничего не знает. Я видел его здесь уже раза четыре. А когда все-таки смог разговорить Кварела, и узнать, что это за тип, мне всё стало ясно. Скорее всего, они не договаривают нам, чтоб мы не знали лишних деталей. А может быть, они подозревают в ком-то из нас «крота». «Кроту» наверняка станет интересно, и количество планет, и количество людей, и имена руководителей на каждой планете. «Крот» вытянет кого-нибудь на откровенный разговор, непременно, а в момент передачи информации в Азур его схватят.

– С чего ты решил, что в сопротивлении есть «крот»?

– А как же, по-твоему, я потерпел неудачу в «Идальгере»? Мне подсунули неисправный автомат, я даже выстрела не сумел произвести…

– Подожди, я ничего не понимаю… Ты можешь объяснить, что произошло там, на складе?

Мишель остановился. Ему тяжело дался рассказ, но он в подробностях пересказал, как пришлось потерпеть неудачу в последней, почти провалившейся диверсии.

– И ты думаешь, что Вуревич виновен в этом?

– Ян… Вуревич – член Совета. Карельски – глава Лиловых. Кварел – глаза и уши Вуревича на Галероне. И при этом, они наперебой повторяют эту фразу: «не знаю»… Всё они знают.

– Ну, ты и сам подумай, при нас они ничего не могут говорить в открытую.

Мишель помолчал немного, потом сказал:

– И всё равно, мне кажется, они будут искать резидента «эсбэ». Может, никакого восстания и вовсе не будет. Найдут предателя и успокоятся.

Ян внимательно посмотрел на Мишеля. Ему показалось, что этот человек передумал многое за тот год, что ему пришлось остаться вдали от Родины и друзей. Видно было, что Мишель, не владея информацией, сам выстроил логику происходящего и твёрдо уверился в своей правоте.

Ян вспомнил, каким был этот человек, Мишель Россини, до плена, и сравнил его с тем Мишелем, который сейчас явился перед ним. Он изменился внешне – осунулся, выглядел старше, серьёзнее стал взгляд. И Ян ощутил всю гамму внутренних изменений этого человека. Всегда импульсивный, но одновременно имевший горячего нрава, он теперь стал холоден, и даже, как показалось Яну, циничен на грани безжалостности.

В возрасте тринадцати лет Мишель был переведён в интернат, где воспитывался Ян. С своём интернате Мишель затеял драку, ответив, по земной традиции горячих парней, кулаками на небрежно брошенное слово. Повсеместной практики вывозить детей на другие планеты в качестве наказания в Азуре не существовало, поэтому ограничились десятидневным заключением в одиночной комнате, сопровождавшейся зубрёжкой истории политической мысли Азура – предмета, преследующего детей на всём протяжении воспитания. Когда Мишель был освобождён из заточения, то первое, что он сказал воспитателям: «Ваша история – вы и учите». Вместо того, чтобы читать и запоминать, он потратил отведённое время на физические упражнения. Мишель отжимался, качал пресс и подтягивался карнизе для штор. И без того будучи акселератом, он, выглядевший на все шестнадцать лет, темноволосый и высокий, кареглазый и с приятными чертами лица, набирал мышечную массу как на дрожжах. Страницы же учебника были им демонстративно использованы по санитарно-гигиеническому назначению.

Мишеля поселили на том же этаже, где жил Ян. Яну тогда оставался всего один год до вступления под знамёна Лиловых, но уже тогда он был полон убеждений Лиловых и всячески искал способа с ними сблизиться. Он сразу же, в день заселения заприметил нового постояльца интерната и решил с ним познакомиться. Чем его обаял Мишель – он до сих пор не мог понять, но ни до, ни после, он не смог познакомиться с более приятным и близким в общении человеком. И самым приятным для Яна оказалась та самая тяга к свободе, о которой мечтал Ян.

Он понял, что сейчас переубедить Мишеля не получиться и решил с ним согласиться:

– Значит, я чувствую, мы задержимся здесь надолго, прежде чем вылетим на Элекон-восемьдесят-пять.

– Элекон? Зачем нам лететь на Элекон-восемьдесят-пять?

– Разве этот ваш… Кварел… не говорил тебе, что готовиться восстание против Совета?

– Что?

Мишель застыл как вкопанный, и с раскрытым ртом уставился на Яна. Тот в ответ лишь улыбался и озорно смотрел прямо в глаза давнему другу, словно стараясь передать ему мысль: «Ну же, я не буду повторять, догадайся сам, что я сказал!»

– Ян, что ты сказал? Повтори…

Ян в ответ лишь положил руки на плечи Мишелю и, глядя ему в глаза, отчётливо и медленно произнёс:

– Джон готовит восстание против Совета. Галерон используется им как база подготовки.

Глаза Мишеля раскрылись в восторге и удивлении, а потом Ян, убрав руки, добавил:

– Я уже второй раз тебе об этом говорю. А ты вроде бы и отвечаешь, но как будто о чём-то обыденном разговор ведёшь.

Мишель покачал головой, и они продолжили путь.

– Кварел мне ничего не говорил на этот счёт, – сказал он.

– Может быть, он тоже знает не всё?

– Я не совершенно не представляю, как можно разговаривать с Вуревичем раз в неделю, и не знать всего!

– Значит, так было нужно. Я сам узнал об этом три дня назад.

– Ты знаешь, Ян, может быть, ты и прав. Но всё-таки Вуревич мне не нравится.

Ян поймал себя на мысли, что полностью разделяет чувства Мишеля:

– Мне он тоже не понравился.

– Может быть, Вуревич и есть предатель? Он ближе всех к правительству Азура, на него из Азура выйти было легче всего.

– У меня эта мысль появилась сразу после первого с ним разговора, но я не знаю, чем его можно раскусить.

– Если он «крот», то в скором времени мы это узнаем! – подытожил Мишель.

Они продолжили идти молча. Тем временем на город накатывалась непогода, и стемнело практически моментально. Сверкнула молния, и тут же, где-то очень низко, как будто над головами, небо с грохотом раскололось. А потом хлынул ливень.

Дождь лил, хлестал по щекам. Ветер бил в спину, стараясь свалить с ног.

Это был самый дальний уголок завода, расположившийся на возвышении по сравнению с остальными цехами. Отсюда завод был виден весь, напоминающий огромное механизированное чудовище, по­жравшее людские души, чувства и желания. Им стоило два часа, чтоб добраться сюда.

– Мы уже дошли? – стараясь перекричать дождь, произнёс Ян.

– Пошли за мной, сейчас сам увидишь.

Мишель юркнул между двух зданий и показал рукой, чтобы Ян следовал за ним. Они плутали долго меж зданий, пока, наконец, Мишель не нашёл нужную дверь.

Это была даже не дверь, а ворота – большие металлические плиты, которые с помощью колёс должны были выдвигаться по направляющим. Мишель подошёл к ним, набрал какой-то шифр на кодо­вом замке, и крикнул Яну:

– Ян, помоги!

Вместе, поднатужившись, они немного оттянули одну створку и вошли внутрь. Мишель исчез куда-то в темноту, через минуту во всём помещении загорелся свет. Это было большое складское помещение, размером, примерно сто на шестьдесят метров и около пяти метров высоту, полностью заставленное стеллажами.

Мишель прошёл между стеллажей и развёл руками:

– Это склад экспериментальных образцов с вооружением. На Галерон не глупых людей высылали, скажу я тебе. Конечно, они работали втайне от официальной администрации планеты, на пользу сопро­тивления. То, что мы видим – результат их работы. Это будет немного получше, чем у службы безопасности, жаль, что этого так мало, сразу не хватит на всех. Но мы работаем в этом направлении. Переоборудовав пять-шесть поточных линий, завод сможет выпускать до двух миллионов об­разцов в год.

– Мало.

– Да, Ян, мало. Но наш завод не один. На каждой закрытой планете их десятки, а значит, за каких-нибудь полгода можно вооружить всё сопротивление. Во всяком случае, мы успеем вооружить те подразделения, которые начнут восстание.

Он взял один автомат с полки, покрутил его в руках, держа за рукоять – словно любовался. Потом добавил:

– Когда эти образцы пошли в производство, я думал: «Эх, жаль, нашим на Земле не достанется…» А теперь, видишь оно как… Сами доберёмся до всего, и возьмём всё, что нужно.

– Успеем?

– Ты сомневаешься? На тебя это не похоже. Лучше топай за мной.

И Мишель вновь нырнул меж стеллажей.

В самой глубине склада, на небольшом стеллаже высотой всего полтора метра лежали приборы, похожи на мечи. Рукоятка в виде цилиндра помещались в ладонь. То, что могло быть клинком, было прозрачным и имело длину не менее метра. Острие меча было несимметрично закруглено по параболе, будто у сабли. Мишель взял один из них. Прямо под его большим пальцем находилась маленькая красная кнопка.

– Знаешь, что это? – спросил он.

– Нет.

Мишель медлил и не пытался запустить этот таинственный механизм.

– Помнишь, когда нас послали на ту диверсию в «Идальгере», на спинах охранников были мечи? Тогда ещё никто не придал этому значения, а я заметил…

– Я тоже заметил.

Мишель с удивлением посмотрел на Яна. Но что удивляться, ведь оба они были «на одной волне».

– Это были экспериментальные образцы термомечей, – пояснил Мишель.

– Термомечей? Что это?

– Ну, смотри…

Россини положил прозрачный меч на место, и опять исчез за стеллажами. Вернувшись, он держал в руках тот самый меч, образец которого так запомнился Яну при атаке на «Идальгер». Он был вложен в ножны, а к ножнам прилагалась специальная портупея для помещения меча за спину – она больше походила подвеску парашюта или туристического рюкзака с распределённой нагрузкой, где вместо самого груза наискосок висел меч. Мишель протянул меч Яну.

Ян вынул меч из ножен, посмотрел на него. Обычный меч, но только тупой – он убедился в этом, потрогав кромку меча. Даже проведя пальцем по лезвию, он не поранился. Он отметил про себя интересную конструкцию: клинок, как у одноручного меча – может быть, даже короче, но длинная рукоятка, как у двуручного. У рукояти бала длинная гарда, от чего меч напоминал крест.

– А ты и не порежешься, – Мишель увидел попытки Яна пустить себе кровь, – Это оружие предназначено для нанесения повреждения только в терморежиме, в основном против живой силы, использующей термоброню.

– Что за терморежим?

– Ну, нажми на кнопку.

Ян нажал. Меньше секунды понадобилось мечу, чтоб изменить свой цвет и температуру – она раскалился и стал красным. От меча веяло теплом.

– А вот теперь, – сказал Мишель отходя к стене, – иди сюда. Меч не выключай.

У стены оказался манекен, весь облачённый в термоброню, полностью повторяя экипировку азурского «эсбэшника» – усиленный костюм, вероятно боевой, закрывавший не только тело и конечности, но и шею, а также кисти рук специальными перчатками.

– Руби! – Россини кивнул головой и Ян с плеча, через всё туловище манекена, ударил наотмашь. Манекен был рассечен на две части.

– Что за дьявольская хреновина? – Ян посмотрел на меч подозрительным взглядом.

Он опять нажал на кнопку. Меч тут же восстановил черный матовый цвет – словно он был простой чугунной отливкой. Ян снова попробовал ударить манекен по защищённой части, но меч отскочил от него как от металлической стены.

– Специальный сплав и закон Джоуля-Ленца, – констатировал Мишель, – В рукоятке спрятан источник питания ипреобразователь частоты, а внутри полотна меча – два электрода, которые раскаляют лезвие. Сплав при нагревании самозатачивается, а высокая температура позволяет разрубить даже термоброню. Хорошая штука, один недостаток – слишком увесистая. Данный сплав приобретает свои характеристики только при определённом количестве металла, поэтому и оружие возможно только в виде меча.

– Хорошая вещь, но зачем она Азуру?

– Наверняка они знали, что рано или поздно секрет термоброни будет раскрыт Лиловыми, и мы произведём и себе немного такой ткани. А раз так, то и «эсбэ» понадобится чем-то поражать её. Оружие для рукопашной, одним словом.

– Да-а-а-а… – задумчиво протянул Ян, – Век межзвёздного плавания, а битвы рискуют превратиться в средневековые рубища…

Но Мишель проигнорировал его слова. Он вернулся к маленькому стеллажу с прозрачными мечами и снова взял один из в руки. Мишель нажал на кнопку. Прозрачный клинок засветился голубым, будто стекло подсветили светодиодами. Ян невольно отшатнулся. Чувствовалось, что данная вещь источает тепло и светится.

– Термический меч два ноль. Великолепная штука, – Россини поводил им в воздухе. Чувствовалось, что след от меча остаётся раскалён, – Ну, как?

– Не знаю, я о таком никогда не слышал. Даже в запрещённом кино не видел. Выглядит впечатляюще…

– Эта штука покомпактнее, чем термомеч. И поудобнее. Вот чё есть…

Мишель снова нажал на кнопку, уже не такую заметную, вероятно скрытую под внешней оболочкой рукоятки – клинок сложился как подзорная труба и убрался в рукоятку. Взгляд Мишеля преобразился. Он как будто восхищался и одновременно с этим был возбуждён – его глаза раскрылись, готовы были выпрыгнуть из орбит. Мишель нажал другу кнопку, тоже скрытую под внешней оболочкой – клинок снова выдвинулся из рукояти и снова раскалился до синего свечения.

– А, каково́! – воскликнул он. – И у Азура нет такого. Единственный минус: батарею жрёт и производство дорогое. Если обычными термомечами мы сможем снабдить всех восставших, то такими – только командиров подразделений. И то не всех. Диверсантов, наверное… Но ты возьми себе один, пусть будет запасной, – Мишель выключил меч и кинул Яну цилиндрик рукояти, – Спрячь куда-нибудь в сапог. Придёт время – пускай он невзначай окажется у тебя в ладони.

Ян понял намёк Мишеля на свои экстрасенсорные способности, но ничего не сказал.

– Так что же, – спросил он, – вот эти два громоздких новшества – это всё, чем мы можем снабдить восставших? Нам нужно нечто, что смогло бы в массовом порядке пробивать термоброню. Какие-нибудь особые пули, специальный сплав…

Мишель усмехнулся:

– Что ж, у нас и такое имеется. Иди сюда…

Им пришлось выйти из здания и войти в соседнее. Там был такой же просторный зал. Всё помещение было заставлено контейнерами размером в один кубический метр. Они были поставлены в столбик по три контейнера один на другой.

Мишель взял приставленную ко стене стремянку и поставил её рядом с одной из групп контейнеров. Потом скомандовал:

– Залезь и открой!

Ян взгромоздился на лестницу, приоткрыл крышку.

– Что видишь? – Спросил Мишель.

– Ну, патроны… – Ян зацепил рукой горсть патронов, потом высыпал их обратно в ящик.

– Слазь…

Он спустился вниз, Мишель продолжил:

– Патроны, да не просто патроны. Внутри каждой пули сердечник из третилия[1] – кинетическая энергия побольше, чем у стали, плюс небольшое пирофорное действие при столкновении. Ну, самовозгораются при вылете из оболочки… При попадании в термоброню оболочка сжимается, а сердечник внутри летит вперёд. Адская штучка. Мы их так и называем: третилиевые пули…

– Да… – поразился Ян, – Это стоящая вещь…

Мишель улыбнулся:

– Да, пускай азурцы знают, что мы можем!

Ян вдруг вспомнил, что эта фраза, «Знайте, что мы можем!», принадлежала ему и, небрежно брошенная им в день своей первой диверсии стала неофициальным девизом сопротивления. Ян не слышал её, наверное, год: с тех пор, как залёг на дно после «Идальгера». Сейчас, без всякой задней мысли сказанная Мишелем, она пробудила в нём радость и ностальгию.

А потом Мишель добавил:

– Ладно, пошли спать, дружище, утро вечера мудренее.

Покинув завод, путь до дома Мишеля они держали на трамвае – всё том же маршруте, что доставил их из космопорта. Они оказались в небольшом коттеджном посёлке. Дом Мишеля казался небольшим. Россини стал открывать дверь:

– Заходи! Вот здесь я живу.

Дом и правда был небольшим, в три утлых комнаты.

Они вошли и оба плюхнулись на диван.

– Ты спрашивал, почему я вкалываю? – спросил Мишель, – Я не хочу сюда возвращаться каждый день. Я думал сдохнуть на этом чёртовом Галероне, даже подпольная работа вне Земли меня угнетала, вот и трудился, что есть мочи, – он хлопнул Яна по плечу, – Но жизнь налаживается! Теперь я верю, что всё будет отлично.

Они разделись, легли спать каждый на своё место. Но сон не шёл. Ян перебирал разные мысли. Вспоминал былое, диверсии, задания, детство… Пшеничные волосы эти, будь они не ладны, лезли в голову, как только он закрывал глаза. А открывал – и ничего не видел, кроме черноты галеронской ночи. Мишель сопел рядом и ворочался. Наверное, тоже не спал.

– Мишель, а как ты думаешь, что будет после того, как мы победим? – Ян задал вопрос тихо, думая, что друг уже спит.

Но сопение прекратилось, возня затихла и Мишель ответил:

– Ну, что… Земля станет свободной… Производственные планеты станут свободными… Наступит настоящее равноправие в изведанной области галактики… За что боремся – то и наступит. Коммунизм будет для всех, вот что будет.

– Коммунизм? – Яну показалось, что, либо он ослышался, либо Мишель оговорился.

– Ну да, коммунизм.

– Не, подожди, разве не против коммунизма мы тут всё боремся?

– Ну, а что же ты думаешь, разве у нас и у производственных планет есть альтернатива? Отказ от коммунизма – это регресс.

– Но вот сейчас мы же и живём при этом… – Ян захотел вставить ругательно слово, но почему-то передумал, – …коммунизме. А если мы победим, то как? Что-то я не понимаю… Угнетатели и угнетённые поменяются местами, мы вышлем на закрытые планеты бывший совет и всех «эсбэшников»?

– Да не-е-ет. Всё будет не так. Вот смотри, что такое коммунизм? Это, фактически, сочетание двух взаимодействующих социальных составляющих: использование результатов труда теми, кто трудиться, и отсутствие угнетения одних людей, наделённых какими-то признаками, другими людьми, наделёнными иными признаками.

– Подожди, ты хочешь сказать, что… – Ян замолчал, а потом продолжил, – что в Азуре нет коммунизма?

– Конечно! – Мишель в восторге развёл руками. Ян видел это, потому что глаза уже привыкли к темноте и он мог различать силуэты – Ну, сам посуди, о каком коммунизме может идти речь, если они эксплуатируют производственные планеты? Одни производят – а другие пользуются. Ну ты вспомни эти трамваи, всё что ты видел здесь, всех рабочих… Это чистейшее проявление эксплуатации людей людьми. Здесь нет новейшей техники и передовых технологий: всё, что мы производим – отправляется в Азур. Нет, производственные планеты хотят встать на один уровень с открытыми! Тут же есть ещё один очень интересный момент… Вот на Земле как раньше было: ты рождался в определённой среде, и уже от рождения мог иметь или не иметь какие-то права. Тут же не так как-то всё, рождаешься – и обладаешь всеми правами, – Мишель провёл ладонью вокруг себя, – а потом того и гляди, жди, пока лишат прав. Нужно сильно постараться, чтоб не накосячить в этом Азуре.

– И ты думаешь, Карельски придерживается этой концепции?

– Я не знаю, я не видел его год. Ну, сам посуди, разве Джон вернётся к тому экономическому строю, который был у нас на Земле в доазурские времена? Вернётся к деньгам? Деньги – это путь к преступности, всегда кто-то захочет иметь больше, чем у других. Когда последний раз ты слышал что-то об ограблениях, незаконной торговле, проституции, рабовладении? Олигархия, концентрация капитала в руках меньшинства? – Мишель помотал головой, – Нет, я думаю, так не будет.

Они оба замолчали.

– Я не знаю, как земляне, – продолжил Мишель, – но галеронцы хотят коммунизма для себя. Они, конечно, уже не знают, что такое капитализм, но ты им предложи его и расскажи каков он – и они к нему не вернутся. Он был на каждой планете, конечно, как исторический период развития, но… Они так же далеко от него, как мы от первобытно-общинного строя. Сам подумай: все эти люди, оказавшиеся в один непрекрасный момент жизни на закрытой производственной планете, жили при коммунизме. Просто, оказавшись тут, они познали изнанку азурской реальности. Я вот что думаю… Мне кажется, что у Джона есть видение общего будущего после победы. Не будет же он начинать восстание, не проработав план жизненного устройства после победы. Во всяком случае, если земляне захотят вернуть себе капитализм, то они останутся в меньшинстве. Что ж, останемся свободными и независимыми, не будем входить в Азур.

Ян молчал. Он неожиданно понял, что никогда не представлял, как будет выглядеть мир после победы сопротивления. Будет ли это коммунистический строй, олигархический, а быть может, и вовсе феодальный – для него это были совершенно пустые слова. Но теперь он понимал, что никаких кардинальный изменений в общественном строе не произойдёт – восстание и его победа лишь даст свободу производственным планетам и Земле. Утопические мечты древних фантастов в один момент стали для него неизбежной грядущей реальностью.

– Понимаешь, – продолжал Мишель, – земляне категорически заблуждались со своей общественной установкой, что капитализм – это единственно верное положение вещей и единственно верное экономическое учение. Большая проблема землян в том, что им не хватало массового исторического опыта других планет и цивилизаций. Мы смотрели на себя – и думали, что наше историческое развитие – истинно-правильное, что так и должны развиваться все исторические цивилизации. Но вот возьмём хотя бы пару десятков азурских планет – и увидим, что там не было средневековья в нашем понимании. Ну вот ты представь: совершенно не было всех этих атрибутов: феодального строя и монотеизма… Чтоб заставлять одних верить в непоколебимость своего униженного положения, а других – эксплуатировать без зазрения совести. Некоторые планеты никогда не знали религии как таковой! Если уж так посмотреть, то наша Земля пошла по… скажем так… неверному историческому пути, по забракованному, если уж так можно сказать…

– Ну подожди, почему бы тогда просто не взять нас под своё крыло, устроить нам коммунизм. Почему мы стали воевать с ними? Я сейчас ни капли не понимаю…

По движению силуэта головы, Ян понял, что Мишель усмехнулся. Отвечал он весьма серьёзно:

– Может быть, всё дело в нашей «гибельной агрессивности»? Ты посмотри всю нашу культуру: она вся построена на агрессии. Даже в нашей литературе для завязки сюжета должен быть конфликт. Ян, ты посмотри все наши земные произведения в жанре этой… фантастики… Нет ни единого сюжета, где встреча землян и какой-той новой цивилизации происходила без конфликта. Все мысли наших предков об инопланетянах занимала мысль о том, что любые их цели – захватнические. И что, по-твоему, Азур должен был ждать, когда на их предложение дружбы мы бы ответили выстрелами из пушек? Они же наверняка исследовали нас до встречи с нами, знали, что мы из себя представляем.

– То есть, ты думаешь, что мы сами накликали на себя беду? Послали в космос материальную мысль?

– Я не верю в такие россказни… Материальные мысли всякие… Я думаю, что всё проще. Везде же есть гнилые личности… Вот, например, глава «эсбэ» – из таких. Земля – это его путь к личной власти. Тебе Джон не рассказывал откуда у него взялся шрам, о своей первой встрече с Азуром?

– Его шрам как-то связан с Азуром?

– Ну, пусть он тебе сам расскажет. А я тебе так скажу: есть особый… закон… который позволяет давать главе «эсбэ» особые полномочия управления всем Азуром на время глобальной войны. Если помнишь, хотя, может ты и не помнишь, такой вопрос выносился на ассамблею Совета двадцать лет назад. Но тогда конфликт Земли и Азура был признан локальным, и Ва́рез Ти́льмос, – Мишель назвал имя руководителя «эсбэ», – остался без власти. Ведь вся череда конфликтов и столкновений тогда шла через «эсбэшные» провокации. Ты поспрашивай Джона, пускай он расскажет тебе подробнее. Что ж, возможно, эта новая война будет Тильмосу на руку. И этот человек вреден как нам, так и Азуру – он уводит нас от коммунизма.

Мишель встал с дивана, было видно, что этот процесс всё ещё даётся ему с трудом, может быть, Ян действительно разбудил его. Он взял бутылку с водой, сел обратно, немного отпил. Потом продолжил:

– И ты, знаешь Ян, мне кажется, что теперь я тоже могу назвать себя коммунистом…

Ян Погорельский посмотрел на Мишеля и удивился: как же этот человек, доселе ни разу ни уличённый в симпатии врагам, более того, яростный участник сопротивления, теперь вдруг становится если не на их сторону, то значительно меняет свои взгляды в сторону симпатии к противнику.

– Да, – продолжил Мишель, – многие на Галероне называют себя коммунистами, и идут в сопротивление именно с этими убеждениями.

– Так что же это получается? – спросил Ян, – Это будет война коммунистов с… коммунистами?

– Да… – ответил Мишель.

И продолжил, интонацией отделяя каждое слово:

– Это будет война коммунистов с коммунистами за коммунизм, – он помолчал немного, – Ладно, давай спать.

Они оба снова улеглись. В голове Яна снова закружили мысли, сонный морок приятно накатывал тяжестью на глаза…

Но уснуть им не дали. Тишину и дурман сна нарушил телефонный звонок – кто-то звонил Мишелю. Он вскочил с дивана, зажёг свет, от которого резануло глаза, схватил телефон и ответил. Ян мог слышать только Мишеля, но по тревожному взгляду и обрывкам фраз понял, что происходит нечто ужасное:

– Да… Где?.. И дальше?.. И в итоге?.. – Потом следовали матерные идиомы и, наконец, он бросил трубку.

А потом Мишель бросился к своей одежде и велел уже разбуженному Яну:

– Так, одевайся, друг!

– Что происходит?

Мишель оставил его вопрос без ответа, потом выглянул в окно, и словно вспомнив что-то, выбежал из комнаты.

Через некоторое время он вернулся:

– Ян, ты же ещё помнишь Ранда́лл?

[1]Третилий (фант.) – сплав тяжёлых металлов.

Глава 6

2485 год. Чуть меньше года до восстония Лиловых. Планета Земля.

Рандалл…

Девушка, так похожая на землянку… Девушка, чьи пшеничные волосы не выходили у него из головы всё это время…

Яну было двадцать лет, когда он влюбился в неё – практически за год до операции на «Идальгере» – операции, которая должна была стать идеальной, но почти провалилась. Пожалуй, нет ничего светлее первой любви, наверное, только мысли о свободной Земле могли с нею сравниться.

Рандалл была коренная азурка…

Свято храня идеалы сопротивления, он верил, что убережет Рандалл от мести своих товарищей, что сможет ей внушить хотя бы часть идей, и они останутся вместе.

Они повстречались случайно – на летних спортивных соревнованиях. Спорт в Азуре существовал явно не в том виде, в котором он был известен на Земле раньше. Все командные виды спорта, имеющие прямой контакт игроков, были запрещены, как чрезмерно агрессивные. Любые единоборства так же подлежали преданию анафеме: ничего не должно было напоминать людям об их агрессивном прошлом. Из лёгкой атлетики ушли метание копья и диска, толкание ядра. Ушла в небытие так же и денежно-развлекательная составляющая – вслед за уходом в небытие капитализма она исчерпала себя. От былого остались лишь зрители, которым, как и прежде, созерцание спортсменов доставляло удовольствие.

Ян соревновался в беге на пятьсот метров, но показать результат, достойный хотя бы десятки лучших бегунов, он так и не смог. Делал он это скорее для отведения глаз и плохой результат показал намеренно.

Он сразу выделил её из толпы зрителей. Она была похожа на яркую звезду со своими светлыми волосами, забранными в две косы. Она улыбалась всем, и словно источала любовь в самом лучшем, чистом, божественном её проявлении. Ян долго смотрел на неё, пока Рандалл не почувствовала на себе его взгляд и не обернулась. Она улыбнулась и ему. Он приблизился и заговорил с ней.

– Вы знаете… – начал он, пытаясь не показать смущения – Я никогда не видел богиню… но я надеюсь, что от неё самой могу узнать, как её зовут.

Не искушенная таким изысканными словами, она нашлась, что ответить:

– Богини редко спускаются с небес, но своё имя я вам скажу: Рандалл.

Этой фразой она его и покорила.

Они встречались год, может чуть больше, к тому моменту, когда Ян принял участие в операции на «Идальгере». Он ухитрялся встречаться с нею и работать на подполье одновременно, Рандалл даже не знала об этом. Он не хотел её пугать и расстраивать. Он не рассказывал ей о своей работе, руководству сопротивления – о своих отношениях с азуркой.

Не было, пожалуй, во всём окружении Яна, более крепкой пары, чем Ян и Рандалл. Она даже не подозревала, что Ян может работать в сопротивлении – разрабатывать кровавые планы, рушить и убивать. Но он действительно мог это делать.

Он любил её, хотя ненавидел весь остальной Азур. Он сам не мог понять, как в нём уживаются эти два чувства. Ян знал почти наверняка, что Рандалл, было бы это в её силах, вряд ли бы отдала свой голос за экспансию. Ей бы это даже в голову не пришло.

Но она попала на Землю именно из-за экспансии. По одному из решений Совета, пятнадцать процентов выпускников земных интернатов выселялись в Азур, на закрытые планеты – без права дальнейшего переселения на любую из открытых планет, а их места занимали выпускники-добровольцы азурских интернатов с открытых планет. Среди таких азурцев оказалась и Рандалл.

Яну было сложно относится к этому решению азурских властей сугубо отрицательно – ведь только из-за него он повстречал свою любовь. С другой стороны – он мог навсегда оказаться в числе тех пятнадцати процентов, кто навсегда покинул бы свою Родину и никогда не увидел бы её вновь.

В один непрекрасный день сопротивление прогорело на очередном деле в космпорте «Идальгер». Через день СБА официально сообщило о гибели Мишеля Россини – в СМИ сообщалось, что его тело было опознано по фрагменту ДНК. Узнав о гибели Мишеля теперь уже точно – Ян отрешился от всех. Он заперся в своей комнате и не выходил из неё несколько дней. В ожидании вызова на явку или сообщения о тайнике с новым шифровальным блокнотом Ян провёл безвылазно многие сутки, но сообщений так и не поступало. В итоге он совершенно перестал проверять сообщения и впал в забытьё.

Эти дни казались долгими, он думал, что уже глубокий старик, что прошла целая вечность, но он провёл в добровольном заточении всего несколько дней.

Он не отвечал на телефонные звонки Рандалл, не просматривал электронную почту, пришедшую от неё, – её накопилось около полутора десятка писем, она не знала, что с ним происходит.

Под закат последнего дня она приехала к нему домой и постучала в дверь.

За дверью никто не отвечал.

– Ян, открой!..

Тишина отвечала ей вместо Яна. Она постучала еще:

– Ян! Открой! Это я, Рандалл!..

Дверь открылась сама. Ян применил для этого телекинез, но Рандалл, не знавшую о способностях Яна, это нисколько не смутило – сейчас её волновали совершенно другие вопросы. Может быть, она решила, что сработала какая-то автоматика… Ян сидел прямо напротив двери и смотрел не на неё, а сквозь неё, куда-то вдаль, наклонив голову набок. Рандалл зашла в комнату.

Дверь захлопнулась сама вслед за ней. Девушка обернулась, желая узнать, кто стоит за дверью, но там никого не было. Она в ужасе посмотрела на Яна, который был похож на труп, а не на человека. Небритый, помятый, с кругами под глазами, со слипшимися грязными волосами он являл собой ужасное зрелище.

Это была уже знакомая ей квартира-студия, в которой жил Ян. Справа – кухня, которую он отделал в сиреневых тонах и обставил сиреневой мебелью. Тут же, где был зал, всё было довольно просто и по-холостяцки: небольшой диван, жёсткий, из-за чего не очень жалуем Рандалл, небольшой чёрный стол с отделкой под дерево, который Ян использовал как журнальный, как письменный, и как обеденный. А рядом со входом – один единственный шкаф, в котором он хранил все свои нехитрые пожитки. Казалось бы – всё на своих местах, но что-то настораживало. Чудилось, что всё внутренне пространство квартиры вобрало в себя грусть и печаль, тоску и безнадёжность. Рандалл показалось, что она физически, не душой, а телом, ощущала эти эмоции, которые буквально охватили её, как вторая кожа.

В комнате Яна был порядок, но всё было покрыто пылью. Где-то в углах комнаты это была уже не пыль, а серый мох, растущий пропорционально тем дням, когда Ян ничего не делал. Стоял жуткий запах – форточка была закрыта ещё в первый день и с тех пор не открывалась. То ли плесень, то ли пот, то ли влажная пыль, а может быть – и всё вместе. Воздух ощущался густым как кисель, и ей казалось, что он сопротивлялся движениям.

– Что случилось Ян? – следовал вопрос. Она подошла к окну и открыла его полностью. Уличный воздух ворвался прохладной свежестью в затхлость квартиры.

Он не отвечал ей.

– С тобой всё в порядке? – Рандалл положила руки ему на плечи.

Ян взял её за руку. Его рука обожгла руку Рандалл непривычным, колким холодом, она тут же выдернула её.

Ян обернулся.

– Я знал, что ты придёшь… – наконец вымолвил он.

– Я пришла, да…

Он встал со стула, плюхнулся на диван прямо в обуви и мёртвым взглядом уставился в потолок.

Рандалл еле сдержалась, чтоб не закричать:

– Да ты скажешь, наконец, или нет, что случилось?!

Вместо ответа Яна на столе включился планшет – и сама собой открыл нужную страницу интернета.

– Читай, Ранди…

Она испытала страх: мало того, что двери открываются и закрываются сами – теперь уже она осознала произошедшее – но ещё и браузеры сами загружают нужные сайты. И всё это на фоне странного поведения Яна, которого она раньше не замечала…

– Читай вслух…

Это был не Ян Погорельский. Это был какой-то робот, разговаривающий его голосом.

– «Ещё одна диверсия земного сопротивления подтверждает регрессивные настроения в среде большинства. Вчера, после попытки устроить диверсию в космопорте Службы Безопасности, среди погибших был найден землянин Мишель Россини. К сожалению, ни одного из выживших нападавших арестовать не удалось. Вероятно…»

– Достаточно, – оборвал Ян.

– Ян, ты расстроился из-за этого?

– Мишель был мой друг…

– Не расстраивайся, Янчик… – Рандалл присела к нему на диван и положила руку ему на колено, – Кто мог предположить, что он такой… – последнее слово она выделила интонацией, подразумевая под словом «такой» Лилового, – Как только ты получишь разрешение на вылет с Земли, ты обязательно покинешь эту планету, я думаю будет не сложно это сделать… Ты ведь не останешься на этой отсталой планете? Я бы очень хотела улететь с тобой куда-нибудь на Гро́ндос… – она положила свою голову ему на грудь.

Рандалл произнесла это как само собой разумеющееся: и то, что он должен был получить разрешение на вылет, хотя с такой семейной историей это было невероятно сложно, и то, что он хочет улететь. А Грондос… Да почему вообще куда-то нужно улетать? Он хочет жить здесь, на Земле. Эта планета – его Родина.

Ян Погорельский словно не слушал её. Или не хотел слушать…

– Ведь я уговаривал его, понимаешь. Я говорил ему: «Не стоит». Ему не надо было идти туда. Это моя вина – я не справился со своей задачей, подставил друга!

Ян ударил со всей силы в стену. Казалось, что весь дом задрожал.

– Ты уговаривал его?.. Ян, ты был в курсе его деяний?

– Я с ним работал…

– Что?!

Рандалл вскочила. Где-то в самых потаённых уголках её сознания затеплились огоньки подозрений.

– Ян, я не понимаю тебя…

– Я в сопротивлении, Ранди. Я – Лиловый! И эта диверсия на «Идальегере» – это и моих рук дело. Я был там, я стрелял в азурцев, я закладывал взрывчатку, я убивал людей. Прости, что скрывал…

Она села на стул. Точнее, даже не села. Её не держали ноги, и она, безвольно согнув их, опустилась на стул. Ей повезло, что этот стул был рядом – иначе она бы просто упала. Она не могла поверить в происходящее. Ян – Лиловый? Нет, нет… Такого просто не могло быть. Это было похоже на какой-то фарс или дешёвый розыгрыш, которые так любили земляне. Этот милый, добрый, нежный, ласковый и весёлый человечек, которого она так любила – мерзкий Лиловый? Нет, такого просто не может быть!

– Ян, скажи, что ты шутишь.

Ян поднялся с дивана, подошёл к ней. Он опустился на колени около её ног и, взяв её руки в свои, взглянул ей прямо в глаза.

Было больно смотреть на этого человека…

Ян, который никогда не мог позволить себе даже толику неопрятности был похож на запойного алкоголика. Его волосы были всколочены и лежали как попало. Глаза впали, вокруг них образовались синюшные пятна. Лицо было покрыто седоватой длинной щетиной, от чего Ян больше напоминал дровосека. Рубашка, выпростанная из джинс, была застёгнута наискосок, а на воротнике виднелся слой грязи, один рукав был закатан по локоть, другой – просто расстёгнут и мотался на предплечье.

– К сожалению, это правда… Ранди, прости пожалуйста…

Он увидел, как две крупных слезы скатились по её щекам. Рандалл молчала и для Яна это было самой тяжёлой мукой на свете. Что было в её голове в тот момент? Он не знал. Наконец она ответила:

– Ян, я никогда не могла подумать… Что же ты делаешь, Ян?.. Ян, я ведь люблю тебя…

– Я тебя тоже люблю, Ранди.

– Так почему же ты не сказал раньше?

– Я думал, что пойдешь в Службу Безопасности, – честно признался Ян.

– Как же так, Ян, как же так… – она всё так же плакала. В голове рушились все иллюзорные идеалистические представления об окружающем мире. Она встала со стула, смахнула капли, – Если хочешь просить прощения, приходи через день ко мне.

– Я приду, Ранди, – промолвил он, но она его уже не слышала. Она выбежала из его квартиры и унеслась домой – туда, где ей будут недоступны злость и предательство одного из самых ничтожных миров во вселенной, этой гнилой планеты под названием Земля.

Через день, когда над городом вставало утро, он поднялся на пятый этаж дома, где жила Рандалл. Он звонил в дверь, но никто не открывал, он стучал, но ему отвечала гробовая тишина.

Ян толкнул дверь и прошёл в зал. Ему не пришлось даже применять телекинез – дверь не была заперта. На журнальном столике, на листке со следами сгибов, вырванном из блокнота, лежала записка:

«Ян!

Я знаю, что ты, возможно, будешь сердиться. Я действительно могла пойти в Службу Безопасности, но я не сделала этого. Потому что я люблю тебя. Но я не могу разрываться, так, как ты. Я знаю, что мы из вражеских станов, и поэтому нам лучше любить друг друга на расстоянии. Наверное, так будет лучше. Я улетаю с Земли. Не знаю ещё, навсегда, или нет. Я не говорю, прощ… Как это банально!!!

Твоя Рандалл.»

Он перечитывал записку десять раз, двадцать, тридцать… Он потерял счёт этим разам, а времени – тем более. Он вышел из квартиры, когда уже было темно. Он не знал, было ли это уже поздней ночью, или ранним утром…

Он дошёл до своей комнаты с трудом. Открыл дверь силой мысли, плюхнулся на диван и впал в забытье ещё на две недели.

В пять дней он потерял и друга, и любимую…

2486 год. Планета Галерон.

…Ты умерла в дождливый день,

И тени плыли по воде.

Я смерть увидел в первый раз,

Её величие и грязь.

В твоих глазах застыла боль,

Я разделю её с тобой.

А в зеркалах качнётся призрак,

Призрак любви…

Группа «Ария», песня «Возьми моё сердце».

…Я убивал, но смерти я не видел.

Колоть колол, но разве ненавидел?..[…]

…И вот среди друзей я как в пустыне,

И что мне от любви осталось ныне?

Только имя…

Песня «Констанция», х\ф «Д’Артаньян и три мушкетёра».

– Что происходит? – спросил Ян Погорельский, когда они вышли из дома.

– Ян… Давай доберёмся до места… И там всё расскажу…

– Не-не-не, друг… Так не пойдёт… Ну… ведь что-то же случилось, иначе ты бы не напомнил мне про Рандалл. Куда мы бежим, что случилось, и причём здесь Ранди?

– Случилось…

– Говори, не тяни, – Ян остановился, – Ну!

– Вон скамейка, давай сядем.

Действительно, рядом оказалось небольшая беседка под навесом. Спрятавшись от дождя, они сели. Мишель помолчал немного, потом стал рассказывать:

– Я увидел её месяца два назад. Здесь, на заводе. Я узнал её сразу, ведь ты показывал на Земле её фотографию, такую красавицу трудно не запомнить. Мы познакомились, разговорились. Знаешь, у неё была такая непонятная реакция на моё имя. Странно, она по началу была такая улыбчивая, приветливая, но, когда услышала, что я – Мишель Россини, почему-то переменилась в лице. Ну, знаешь, будто она знает про меня что-то… Что такое, чего я сам про себя не знаю…

– Знает… – тихо повторил Ян.

– Что?..

– Ничего, продолжай.

– В этот день мы разговаривали долго, в основном вспоминали тебя. Хм… Я никогда бы не подумал, что ты такой романтик. Но это так, отступление от темы. Она сказала, что вы расстались, сразу после того, как я попался, но она говорила, что ещё любит тебя. Мы виделись довольно часто в другие дни, она прилетела с какой-то исторической экспедицией на Галерон. Наш завод делал какое-то специальное оборудование для раскопок, я не вдавался в подробности.

Мишель немного помолчал.

– Ты видел могильник при въезде в посёлок? – спросил он.

– Да…

– Это не наш могильник. В смысле не человеческий. На Галероне была какая-то погибшая цивилизация, это их… Именно его Рандалл должна была откапывать. В этот день я не работал, и она пригласила меня посмотреть. Если, конечно, мне не страшны будут останки, как она сказала. Я согласился.

Он опять помолчал.

– Одну могилу вскрыли. Обычные кости, правда, какой-то странной формы, но видно, что гуманоиды. Рандалл спрыгнула внутрь. Когда она прыгнула, то поранилась, но не обратила на порез внимания: так, обычная царапина. Через десять минут, после того как она вылезла, ей стало плохо. Ломота в теле, жар… Это оказался местный галеронский вирус, против него нет в Азуре препарата. И что самое интересное, он передается только через кровь, никаким другим способом…

– Где она сейчас?! – тревожным голосом спросил Ян.

– У себя, там, куда мы идем. Она умирает, Ян… Она два дня держалась, но сейчас, ты должен это понимать, её организм уже не справляется. Человеческий иммунитет не в силах справится с этой заразой…

Ян, словно молния, сорвался с места и выбежал из-под навеса:

– Пошли, я хочу застать её ещё живую. Быстрей, веди меня.

Ян и Мишель шли быстро, почти бежали. Двигались молча, Ян вспоминал былое, Мишель, наверное – тоже.

Дождь тем временем усилился и хлестал с неимоверной силой. Идти было трудно, говорить – ещё сложнее.

Они дошли до её дома за пять минут. Мишель зашёл первый, и вывел оттуда всех, кто там находился – их было человек десять. Вероятно, они уже прощались с нею. Россини увёл их куда-то в темноту. Ян уже не увидел этого, он зашел внутрь.

Рандалл лежала на диване в нежно-жёлтой кофточке, прикрытая одеялом. Ян опустился перед диваном на колени, положил на неё руки. Произнес:

– Вот мы и встретились. Рандалл… Я люблю тебя.

Вместо ответа Рандалл положила руку на его голову. Она смотрела на него, не отводя глаз, так вероятно могут смотреть только умирающие влюблённые.

– Знаешь, Ян, – Рандалл произносила слова с трудом, ей было трудно говорить, – всё, о чём я мечтала перед смертью – это увидеть тебя. Спасибо, что пришёл… Прощай…

Её взгляд опустел и устремился в пустоту. Ян понял, что Рандалл скончалась. По лицу текли слёзы. Это был единственный раз в жизни, когда он плакал.

Что ж, теперь можно было сказать: Ян впервые понял, что такое смерть. Это не просто выстрелить в человека или взорвать его. Там, на Земле, он убивал рядами, и не замечал смерть, а здесь, на захолустной планете, она предстала перед ним во всём своём ужасе и великолепии. Для Яна наконец стало понятно, кто такая дама-смерть: это грязная, чёрная, гнилая женщина, от которой тошнит. Вместе с Рандалл, как показалось Яну, умерла и часть его самого.

И словно подтверждая его мысли, над городом поднял оглушающий вой сброд ксаликбахинов, возвращающихся с охоты. Не желая обходить городскую стену, многие из них начали драть её, и теперь от неё шёл оглушающий треск. От этого ситуация становилась ещё более зловещей и вой как нельзя прибавлял этому городу дух смерти.

Ян вышел из её дома и, не замечая никого, побрел в сторону дома Мишеля. Ян нашел его без труда – словно порывом души.

Он зашёл в комнату, заперся, упал на диван, и точно так же, как и год назад, впал в забытьё…

Глава 7

2486 год. Планета Галерон.

– Ян, ты уже три часа не открываешь! С тобой всё в порядке? – Мишель настойчиво стучал в дверь своей комнаты, где заперся Ян Погорельский.

Ян слышал его, но не отвечал. Ему казалось, что не сутки были проведены в заточении, а больше – недели две, наверное, по крайней мере, полторы. Ему просто не хотелось открывать. Точнее это ему было не нужно.

– Ян, сейчас я начну ломать дверь! Ты этого хочешь?

Ему было всё равно – дверь-то была не его. Да и потом – Галерон не такая уж маленькая планета, если к нему ворвутся, он найдёт себе место для того, чтобы остаться одному.

– Открывай, я прошу по-хорошему.

Мишель опустился на пол около двери – Ян не видел этого, но почувствовал каким-то нутряным чутьём. Может быть тем, за которое окружающие звали его телепатом. Вот уже три часа Мишель пытался до него достучаться – и всё впустую. Были и уговоры, и угрозы, и мольбы. Казалось, что Ян просто умер. Хотя, конечно, это было не так.

– Ян, ты хотя бы понимаешь, что подводишь всё сопротивление? Чем дольше ты упиваешься своим горем, тем больше шансов, что восстание будет неудачным. Ты мечтал, кажется, о свободной Земле. Так что же ты делаешь Ян? Ты как нельзя лучше сейчас ставишь его под удар. Не тяни время. Хуже ничего нет, это я тебе говорю. Хотя бы я для тебя ещё что-то значу?

Ян молчал. Он лежал на диване и рассматривал ровный белый потолок в комнате. Шов наволочки впивался в затылок – но за это время он так привык к нему, что казался частью него самого. Мишель, судя по всему, исчерпал все доводы.

– Ян! Рандалл умерла. Не вини себя. Разве твоя вина в том, что ты – землянин, а она – из Азура? Вам не суждено было быть вместе, поверь мне. Вы из враждующих сторон, да и после её смерти ты ещё продолжаешь ненавидеть Азур. Война продолжается, ты же всегда мечтал довести её до победного конца!

Ян продолжал молчать. Всё это знал он и без подсказки.

За сутки он передумал многое. Каким роковым стечением обстоятельств Ян оказался именно на той планете, где оказалась Рандалл? Точнее даже не так: почему Рандалл оказалась именно там, откуда Лиловые должны были взять старт для военного похода на Совет? И почему именно сюда был выслан Мишель? Почему Мишель числился мёртвым, хотя на деле находился среди живых и преспокойно продолжал дела Лиловых? Все эти вопросы оставались без ответов.

Ян думал: ну, а если бы Рандалл не пострадала на этих раскопках, это что-то поменяло бы в их отношениях? Разве Ранди, будучи азуркой, переметнулась бы на сторону своего жениха, который грезил убить всех азурцев? Нет, она осталась бы при своих… Ян вспомнил: она сделала свой выбор, когда он открылся ей и признался во всём. Да, она не стала предавать его, помня об их нежных чувствах, но её записка на столе, там на Земле, которую он нашёл после расставания, говорила только об одном: её выбор – Азур. Она не станет предавать своих. Любовь – слишком эфемерное чувство, и азурские менторы всегда учили этому.

Они не виделись год. За этот год Ян успел почти забыть её и вообще отрешился от этих чувств. Он запретил их для себя – однажды ошибившись при выборе женщины, он решил, что теперь совсем небезопасно иметь отношения с ними.

Ну что ж, решил он: так тому и быть. Раз уж судьба опять свела их вместе лишь для того, чтоб поставить точку в их отношениях и подвести черту под всеми нежными чувствами, которые он когда-либо мог испытать, то не нужно противиться. Нет, конечно, Ян не был фаталистом, но иногда, считал он, следует просто принимать ситуацию такой, какая она есть. Пускай же память об их отношениях живёт в нём. Впереди – столько битв и свершений…

И в тоже время он решил, что смерть Рандалл – прямое следствие Азурской политики в отношении Земли. Если бы не оккупация – он бы не пошёл в сопротивление, не потащил бы Мишеля за собой, не было бы его ненастоящей гибели, и Ян никогда бы не расстраивался так сильно, а если бы не расстроился – не признался бы Ранди о своей тайной жизни, и тогда бы она не улетела с Земли, не оказалась бы на Галероне, не отправилась бы раскапывать эти могильники, не поранилась бы… Но, с другой стороны: не будь оккупации – они бы не познакомились никогда. Что это? Рок, фатум, судьба? Как удобно всё-таки прикрыться провидением или чем-то подобным, когда ничего не в силах изменить.

Ян вдруг вспомнил, как он выходил из своего добровольного заточения год назад. Он каким-то непредвиденным образом вдруг осознал, что ничего не делает. Просто – ничего. Лежит на своём диване в той рубашке и тех же штанах, в которых он пришёл от Рандалл. Осмотрелся по сторонам – вокруг были пыль, грязь, какое-то месиво вещей, все гаджеты разрядились. По комнате витала пыль, а свет пробивался сквозь неё через окна и освещал себе пыльную дорожку. А вслед за осознанием пришло и понимание того, что он не был на работе – станции гиперлокационной связи – несколько дней, и теперь ему грозит высылка на производственную планету за тунеядство. Он ринулся к планшету, включил его. На него высыпался ворох новостей за те дни, что он отсутствовал, но главной новостью было то, что станция была взорвана ровно в тот день, когда Рандалл пришла к нему домой. Лиловые устроили теракт на станции в одну из ночей, когда она обслуживалась роботами, и это на немного облегчало задачу. Вызов на новое место работы он не получал. Оставалось дело за малым – придумать себе отмазку на то время, пока станция не была взорвана. Ян не стал долго придумывать – и просто телепатически заставил поверить азурское руководство в то, что он болел и у него есть соответствующие документы. Единственное, что Ян не мог себе простить, это то, что он так подставился и так подставил своих соратников. Пришлось спешно приводить себя в порядок – и ждать. Ждать, когда ты снова понадобишься сопротивлению. Ждать, как оказалось, так долго…

И словно в подтверждение его мыслей окружающая реальность начала приобретать материальные очертания, и сквозь мглу забытья он услышал слова Мишеля:

– Слушай, ну ты же сам читал какие-то стихи часов пять назад. Как это… «Ты просто завещала жить…» Разве не так? Жить, Ян. Понимаешь? Рандалл завещала жить. Даже если она не успела сказать этого вслух, она хотела это сказать. А ты распускаешь нюни…

Ян встал с дивана. Тяжело выдохнул, подошёл к двери, легонько толкнул её. Что-то помешало ему, что-то большое и мягкое, податливое. Но преграда тут же исчезла. Из-за двери вышел Мишель, он и правда сидел под откинувшись на неё, словно на спинку стула.

– Ты прав, Мишель, – тихо сказал Ян, немного кивая, – Она завещала жить.

Ян почувствовал некое согласие во взгляде и движениях Мишеля – будто тот и не верил уже, что уговоры могут подействовать.

– Знаешь, это было бы глупо: умирать в тот момент, когда завещают жить. Ты прав, ты трижды прав.

Ян улыбнулся и хлопнул своего друга по плечу:

– Всё в порядке. Я снова в строю.

А потом добавил:

– Скажи мне, что с телом Ранди? Её похоронят? Или как тут вообще обходятся с телами?

– Её кремировали и прах развеяли. По тацскому обычаю – в течении часа после смерти.

– По тацскому? – переспросил Ян.

– Ну да, она же с Тац… Ты не знал?

Ян неожиданно осознал, что за целый год отношений так и не выяснил, с какой она планеты. Для себя он посчитал это непростительной ошибкой. Пожалуй, это было символично – теперь Тац для него была не только планетой, несущей смерть, но и планетой, несущей любовь. Он помотал головой, немного выпятив нижнюю губу.

– Ну, в общем, кремировали… – подытожил Мишель, – Сестра занималась.

– Какая сестра? – Ян уже догадывался, что наверняка речь идёт о сестре Рандалл, которую он никогда не видел. Да, азурцы не имели обычая, изымая детей из семьи, разделять братьев и сестёр. Но почему он никогда не видел её? Или видел… Нет, не видел, слышал один раз от Рандалл, про неё и вроде бы один раз при нём они разговаривали по телефону. Похоже, мозг начинал помалу стирать ненужное…

– Её сестра… – тихо произнёс Мишель, – О ней ты тоже не знал?

Ян понял, что не знал слишком многого о жизни своей второй половины.

– Нет… – Так же тихо ответил он.

– Ну, не придётся уже познакомиться. Она улетела к себе домой.

Яну стало не по себе. Что мешало ему узнать подробности жизни своей пассии? Или Рандалл специально отводила все их разговоры к другим темам, чтоб он никогда не узнал слишком многого? Новая догадка совершенно повергла его в шок: а что если Ранди – шпион «эсбэ»?.. Но нет, такого не могло быть, ведь её поведение после того рокового признания говорило об обратном. Хотя…

– Ты есть хочешь? – немного помолчав, спросил Мишель, – Сколько мы уже без еды… Часов шесть точно… А ты так вообще… Пузо урчит.

Ян погладил живот:

– Если честно, то да.

Местная столовая находилась в стеклянном здании в пяти минутах ходьбы от жилища Мишеля. По сравнению с Землей, еда здесь была хуже, но в меру сносная, вероятно, сказывалась экология планеты.

– Здесь всегда так плохо кормят? – поинтересовался Ян.

– Да-а-а… – протянул Мишель, – Хорошая еда только за хорошие деньги.

– Не понял, – эта фразапоказалась странной, – Какие деньги?

Мишель усмехнулся:

– Вот оно, азурское воспитание. А у нас как: лучшие продукты, лучшие повара, лучший сервис – тем, кто может больше заплатить.

– В Азуре же нет денег… – робко отметил Ян, уже сомневаясь в своей фразе.

– В Азуре – нет, здесь – есть, – Мишель улыбнулся, – Деньги есть, и в огромных количест­вах.

– Для чего?

– Хм… Для чего?.. Ну вот, например, на Земле ты поработал, пришёл домой, отдохнул и пошёл в театр. Ну… или на концерт…

– Или азурцев взрывать… – перебил Ян.

Они оба рассмеялись над удачной шуткой.

– Ну да… – продолжил Россини, – Еда – пожалуйста, вещи – пожалуйста, чем больше работаешь – тем больше получаешь благ, но никогда не можешь получить больше определённого количества. И всё бесплатно, понимаешь? То, что и называется коммунизмом… На Земле полностью повторен экономический уклад азурцев. А здесь ничего такого нет. Блага создавались уже после освоения планеты, самими выселенцами. Всё добывалось с трудом. Нужен был эквивалент, мерило с абсолютной ликвидностью. Но систему распределения благ Азур сюда не завёз. Сами, мол, барахтайтесь: нарушили общественный порядок, сами и разгребайте. Эквивалент переселенцы создали сами – это и есть деньги. Но! Никто и никогда здесь не ограничивает человека в законных методах получения денег, а значит и благ, и в их количестве – и в этом отличие от азурской системы. Хочешь – две пары штанов, а хочешь, – он развёл руками и откинулся на спинку, – миллион! Но здесь народ, сам понимаешь, корыстный, про­сто так никто ничего делать не будет. Деньги всегда порождают преступления – ведь каждому хочется иметь больше, и чем у соседа. Вот в Азуре как: работаешь – жильё есть, еда есть. Чуть больше работаешь – чуть больше есть. Но выше головы не прыгнешь, а значит и корысти нет. Здесь, казалось так же. Но нет. Работаешь – всё есть. А сколько работаешь? Ведь почти всё время уходит на рабский труд. А механизация труда? А здесь строго: поди, не выполни норму для «эсбэ». Сразу на ноль помножат…

– Что?..

– Ну что «что»? Гражданские живут там, на своих открытых планетах, и не знают ничего. Для каждого завода есть норма выпускаемой продукции. Выполнил – молодец. А если не выполнил – то смерть. Здесь, около сорока местных лет назад один завод, не наш, не смог сдать определённое количество продукции. И тогда «эсбэ» пригнал военных кораблей. Орбитальная бомбардировка – и всё. Информация же не поступает во внешний мир. Никто в Азуре так до сих пор и не узнал, что на самом деле произошло. А чё с нами цацкаться – нарушители и есть нарушители. Коммунизм… Не коммунизм это, Ян. Выхолощенное стадо ментальных рабов… Настоящий коммунизм – это то общество, которое построим мы… У меня до сих пор есть сомнение, что на Ксенто не порода взорвалась…

– Подожди… Ты ведь только что сказал, что информация не распространяется за пределы производственных планет…

– А… Вот то-то и оно… Ведь я же говорил тебе, что Тильмос ищет путь к абсолютной власти… Ведь с чего настоящее движение Лиловых началось, именно с катастрофы на Ксенто. Тут логическая цепочка очень простая: авария на Ксенто, немного слива информации, потом атаки Лиловых, чрезвычайное положение, чрезвычайные полномочия, и – вуаля! – прощай демократия, здравствуй диктатура!

– Джон знает о твоих догадках насчёт Ксенто?

– Да, я сегодня уже высказался ему на этот счёт. Думаю, что ответ мы узнаем, только оказавшись на Ксенто, либо вскрыв архивы «эсбэ».

– Как-то это всё не укладывается в голове… – с досадой произнёс Ян.

– Да нет, очевидно же…

– Я не об этом. Получается, что все наши действия заранее предугаданы? И мы – всего лишь инструмент в руках в руках главы «эсбэ»? Что же получается тогда, и Джон, и Вуревич, они – работают на Тильмоса? – Ян произнёс эти слова и сам ужаснулся от произнесённого.

– Я не думаю, что Тильмос просчитал всё настолько. Вспомни сам, ведь многие наши акции были для них внезапными. Ну, хотя бы твоё первое дело…

Ян отвлёкся от еды и вспомнил. Да, это было перед самым его семнадцатилетием – когда он в группе молодых диверсантов пробрался на засекреченную резиденцию руководителя земного департамента СБА – его звали А́тсон Тро́нок. Они поймали его, оглушили в собственной спальне, и в огромном зале растянули его за руки и за ноги верёвками. А потом Яну доверили самое главное – проткнуть жертву металлическим древком лилового флага…

2486 год. Планета Галерон.

Яну огорельскому казалось, что шесть лет, пошедшие с момента его первого задания и первого убитого азурца шли быстрее, чем тот год, что длился от атаки на «Идальгер» до его прилёта на Галерон.

Да, уничтожение Тронока было внезапно для «эсбэ» – ведь Тильмос не раз заявлял, что новая резиденция главы земного департамента его службы никогда не отыщется простым землянином. Но, тем не менее, земляне нашли и уничтожили того, кто должен был уничтожать и вывозить землян. Ян вспомнил, как им восхищался потом командир той диверсионной группы, как хвалил его хладнокровие, с которым Ян, недолго думая, вонзил металлическое древко с заострённым концом в пузо Троноку, и как пел дифирамбы той фразе, которую Ян с таким наслаждением произнёс, глядя прямо в умирающие глаза несчастного Тронока: «Теперь ты знаешь, что мы можем…»

Мишель, тем временем продолжал:

– Ты не переживай, Ян… Если наше дело не выгорит, и Карельски… Ну, может Вуревич, работает на «эсбэ», то мы найдём себе развлечение и на Галероне.

Ян вспомнил пронзительный и истошный вой ксаликбахинов, который, как казалось, шёл из самой преисподней, и сказал:

– Что-то мне не хочется жить на этой планете.

– Зря. Именно таким было наше земное общество до прихода Азура. И его нечего бояться. Ты не переживай. Если средств не хватит, найдём какой-нибудь дополнительный заработок. Да здесь все как-нибудь зарабатывают.

– И что же, все деньги пускаешь на развлечения?

– Сопротивление – вот мое развлечение.

– Ну и как, удачно? – спросил Ян, повертев кусок на тарелке.

– Хуже, чем хотелось бы, – ответил Мишель, – Ты доел, или нет? Пойдём, нас ждёт наше «развлечение». Джон собирает собрание сегодня. И ждёт нас.

Ян отправил последний кусочек еды себе в рот и встал из-за стола.

– Веди! – скомандовал он.

Мишель вёл Яна по самым тёмным уголкам города к месту заседания быст­ро организованного штаба восстания. По словам Мишеля, Ян ещё ничего важного не пропустил, но всё же Ян боялся, что это не так. Это Мишель знал, что прошли только сутки от смерти Рандалл, но Яну казалось, что прошла неделя, не меньше – в тот момент он потерял счёт времени. Над городом сгущались тучи, снова начинал накрапывать дождь.

Наконец, по словам Мишеля, они уже приблизились к штабу. Около дверей Ян увидел не­знакомую фигуру человека. Фигура по-земному затягивалась сигаретой, выпуская изо рта густой дым. Ветер относил его в сторону Яна. Дым был до отвращения неприятен. Докурив, мужской силуэт скрылся в двери, куда через несколько секунд вошли Ян и Мишель.

За дверью была лестница, которая вела куда-то наверх, на высоту примерно третьего эта­жа. Под ногами шуршала крупная пыль, погромыхивали какие-то железяки, по дороге Мишель умудрился вляпаться в какую-то полузасохшую грязь и смачно выругался. Нужная дверь открывалась в просторный зал, скорее всего, это была раздевалка – вдоль стен размещались пластиковые шкафчики. В середине зала стоял импровизированный стол: на обломках тепловентилятора и толстой радиаторной сетке лежала металлическая плита, накрытая ка­ким-то тряпьем. Освещение было тусклым: всего одна неоновая лампа, которая еле-еле держалась на своём проводе, одним концом свесившись с потолка. Лампа то и дело мигала, и действо­вала на нервы своим беспрестанным гудением. На подоконнике си­дел Джон.

– Ну, наконец-то все в сборе! – он кивнул в сторону. На стуле около стены сидел незнакомый Яну мужчина, – Это Кварел, знакомься, Ян.

Ян подошёл и пожал ему руку.

На вид Кварелу было лет пятьдесят, пятьдесят пять. Это был немного пузатый мужчина с большой лысиной посередине головы. У него были большие, сильные руки. Чувствовалось, что это руки рабочего человека – при рукопожатии Ян ощутил мозоли. Это был тот самый мужчина, который курил, когда Ян и Мишель приближались к зданию – от него пахло табаком. Интересно, откуда у него была эта земная привычка убивать себя никотином? Ян вспомнил, что многие в сопротивлении, да и простые земляне увлекались дымопусканием из завёрнутых в бумажную трубочку тлеющих сушёных листьев – это увлечение находило отклик среди людей, поскольку было запрещено. Ян всегда задавал себе вопрос: а если бы Совет запретил резать себе вены, люди убивали бы себя в знак протеста?

Он так же отметил, что у этого человека немного отличалась анатомия лица. На лбу, над глазами у Кварела выступали два продолговатых, похожих на валики, костяных нароста, так же скрытые под кожу, как и всё остальное лицо. На подбородке у него тоже имелись выступы, похожие на столбики, обтянутые кожей. «Интересно, с какой он планеты?» – подумал Ян.

– Если все в сборе, то, может быть, мы начнем? – отозвался откуда-то сзади Вуревич. Ян обернулся. На соседнем стуле сидел Вуревич. Там же рядом, на двух стульях сидели Баргас и Клайфтон.

Гарвич попросил:

– Мишель, закрой дверь, пожалуйста.

Мишель закрыл дверь, подпёр её каким-то обрезком трубы и опёрся спиной на один из шкафчиков.

– Мне нужно знать, сколько ты можешь выставить людей? – начал Гарвич, обратившись к Кварелу.

– Единовременно, то есть за одни галеронские сутки, я могу поднять два миллиона людей, – ответил Кварел, – Это почти всё мужское боеспособное население Галерона. Все – переселенцы или их дети. Ещё за двенадцать часов они смогут прихлопнуть все «эсбэшные» средства связи и администрацию. То есть через тридцать шесть часов вы можете вылетать отсюда беспрепятственно.

– Надо же, я думал, всё будет дольше, – сказал Мишель.

Кварел продолжил:

– Остаётся вопрос с орбитальной охраной. Есть идеи?

Все замолчали. Это был один из самых главных камней преткновения. С закрытых планет разрешался взлёт одного челнока в пять тацских часов, при этом все взлёты осуществлялись по расписанию – таким образом, чтобы каждая планетарная провинция производила запуск челнока в строгом соответствии со своей очередью. Пропускать свою очередь и не осуществлять взлёты провинциям разрешалось, а вот нарушать её и взлетать без очереди – ни в коем случае. На орбите Галерона, как на орбите любой производственной планеты, располагалась орбитальная станция СБА, контролировавшая орбиту и стратосферу. Любой несанкционированный запуск челнока с тверди карался нейтронной торпедой. Кроме того, в руках «эсбэ» оставались орбитальные верфи, являющиеся частью станции, необходимые восставшим для постройки и ремонта кораблей, и около пяти пристыкованных к станции транспортных кораблей, готовых доставить восставших к пункту назначения – планете Элекон-85.

Молчание нарушил Ян Погорельский:

– Ну, я думаю, что я бы мог заняться этим вопросом.

Все повернулись в его сторону, бросив на Яна вопросительные взгляды.

«Ну что, Ян Погорельский, готов почувствовать себя на коне?» – спросил он мысленно себя. И сам себе ответил: «Готов».

– Ну… – с нетерпением спросил Вуревич.

– А что «ну»… Каков гарнизон орбитальной охраны?

– Около пятидесяти человек, – ответил Кварел.

– Тогда всё проще простого. В назначенное время с поверхности должен взлететь челнок. В челноке будет боевая группа со мной во главе. Мне нужно человек… двадцать пять и один помощник, – он повернулся к Мишелю, – Будешь им?

– Ещё бы! – отозвался тот.

– Ну так вот… В назначенное время вы взлетим с планеты, пристыкуемся к станции. Я, используя телепатию и телекинез, убью весь гарнизон станции. Помощник и отряд мне нужен лишь для того, чтобы они завершили моё дело, если что-то пойдёт не так. Вот и всё…

– На каком основании они разрешат вам стыковку? – поинтересовался Вуревич, – Он возможна лишь по запросу «эсбэ».

– Скажем, что у нас несанкционированный пассажир в отсеке топливных баков, заперся и не отвечает на вопросы. Нам не откажут.

– Вполне правдоподобно, – согласился Кварел.

Ян продолжил:

– Единственное, что вы должны будете сделать, оставшись на тверди – уничтожить планетарную администрацию Галерона. Она не должна нам мешать начинить челнок солдатами. Кроме прочего вы должны вооружить нас третилиевыми патронами и термомечами. Хотя бы один дайте мне. Ну и обмундировать в термокостюмы.

– Это проще простого, – махнул рукой Кварел, – Я могу хоть сейчас этим заняться: через три часа они уже будут связаны. Тац узнает о захвате власти не раньше, чем через десять своих суток. Так что тут можно не переживать. Амуницию предоставим, солдат дадим.

– Хорошо, – изрёк Гарвич, – Если верфи и планета будут в наших в руках, то уже на следующие тацские сутки мы должны будем двинуться к Элекону на штурм. Итак, – он подошёл к столу, достал из кармана планшет, выложил его на стол, снова включил трёхмерную модель пресловутой базы СБА, – вот наша цель.

Это была уже знакомая Яну модель, но видоизменённая. Вместо квадратного здания без окон, которое теперь отсутствовало, там была помещена ещё одна башня – точно такая же, как первая. Кроме того, модель была дополнена истребителями под бетонными навесами и ракетой установкой, совмещённой с огромной «тарелкой» радиолокатора. Помимо прочего где-то под потолком Ян заметил продолжение данной модели – изображение спутника, обычного металлического шарика с шестью соплами по всей своей поверхности.

– Все знают, что это?

Все дружно закивали головами – объяснять повторно никому не пришлось.

– Наша задача по штурму усложнилась, – продолжал Гарвич, – Выяснились новые подробности. Итак, как и предполагалось, база дополнена истребителями и зенитной артиллерией. Кроме того, спутник постоянно отслеживает телеметрию всех объектов. Если станция гиперсвязи будет нами захвачена – он тут же передаст сигнал по гиперсвязи в штаб «эсбэ». Если же сам спутник будет уничтожен, то прежде, чем мы начнём штурм – соответствующий сигнал так же будет передан по гиперсвязи в штаб «эсбэ». Помимо прочего, спутник может отслеживать вход в атмосферу в любой точке планеты, даже с оборотной для него стороны, поэтому войти в атмосферу и остаться незамеченными у наших челноков не удастся.

Гарвич выдержал паузу и продолжил:

– Считаю, что поступить нужно так. Как и предлагал Ян, прежде всего забросим на планету диверсантов. Десантный модуль замаскируем под астероид. В верхних слоях атмосферы пусть летит свободно – потом опустим на парашюте. Отвлечём тем самым внимание от отряда. Они саботируют истребители, «пэ-вэ-о», а также лини связи с главной ретранслирующей башней, – Гарвич указал пальцем в одну из башен, ту, которая был знакома Яну ранее, – Всё это согласуем по времени с уничтожением спутника – его просто шарахнем протонной или ядерной торпедой одновременно с саботажем. Элементы, саботируемые диверсантами, должны быть уничтожены одновременно со спутником слежения. Это даст нам небольшой временной коридор, около трёх земных часов: для ввода штурмующего контингента на Элекон. По этой части возражения есть?

Все промолчали. Гарвич заключил, что возражений нет.

– Значит, если возражений нет, идём дальше. Кварел, сколько мы можем перевести людей до Элекона на имеющихся на орбите транспортах?

– Как я и говорил: пять тысяч. Помимо солдат ещё есть место для одного вертолёта на каждом транспорте.

– Хм, как я и предполагал. Гарнизон станции гиперсвязи – десять тысяч. Что ж, если диверсионная атака удастся, и мы сможем вооружить десантные челноки ракетами средней дальности, захватить станцию не составит особого труда. Но меня интересуют вертолёты: каждый нужно доставить до тверди и при этом посадочное место челнока должно иметь достаточно большую площадь, чтоб мы смогли выгрузить вертолёт. К тому же на выгрузку каждого вертолёта нужно затратить время…

– Я думаю, что мы можем в начале штурма обойтись без вертолётов, – заключил Ян, – Когда выгрузим всех бойцов – будем думать о вертолётах.

– Согласен, – изрёк Гарвич, – На этой планете в качестве командиров мне понадобятся: Погорельский, Россини, Баргас и Клайфтон. Операцию будут координировать лично я с орбиты Элекона.

Он наклонился к планшету и выключил модель. Потом продолжил:

– Иван, что с другими планетами?

– Кива, Ксенто, Апро-семьдесят-шесть ждут нашего сигнала.

– Остальные? В этом пространственном секторе ещё пятнадцать планет имеют сопротивление.

– Эти три планеты готовы выступить вместе с нами уже сейчас, – ответил Вуревич, – Остальные ждут успеха первой операции. Если мы выиграем – они примкнут.

– Тогда думаю поступить так: после успеха на Элеконе у нас будет около трёх тацских суток, пока Совет хватится своих потерь и начнёт использовать гражданские частоты. По времени – это достаточно много. За это время силами сопротивления Кивы должны быть захвачены военные верфи «эсбэ». Как только они будут захвачены – они должны быть отправлены к Тац и произвести бомбардировку Канарца. Если их не атакуют – пускай остаются там же. Тоже самое пускай проделают и сопротивления Ксенто и Апро. С остальными планетами нужно держать связь. Как много боевых кораблей может быть на верфях этих планет?

– В общей сумме около пятисот, – ответил Вуревич.

– Хорошо. Иван, как только мы закончим совещание, передай наш план союзным планетам.

Вуревич кивнул.

Гарвич прошёлся по комнате и вновь сел на подоконник.

– А как быть с оружием? – Спросил Ян.

– Оружие производится здесь, ещё на трёх заводах Галерона. Плюс на каждой союзной планете есть по заводу. Его хватит с лихвой, – ответил Кварел.

– Сколько планет сможет присоединиться к нам если всё пойдёт хорошо? – Опять спросил Ян.

– Примерно тридцать пять производственных планет из имеющихся сорока. Может больше, – ответил Вуревич, – Примерно сто миллионов человек.

– Мало для трёхсотмиллиардного Азура, – заметил Баргас.

– Не забывай: ещё Земля, – возразил Гарвич, – Это десять миллиардов человек.

– Из них необходимо исключить небоеспособное население. И все равно мало. Хотя бы миллиардов пятьдесят…

Наступило молчание. У Азура Армии не было, воевать бы пришлось со Службой Безопас­ности Азура, но теперь, когда производственные планеты, снабжавшие и кормившие «эсбэ», переходили под лиловое знамя, или готовы были это сделать, её техническое превосходство не казалось неоспоримым.

Ян опять задал вопрос:

– Что по поводу Земли, Джон?

Для него это был самый главный вопрос. Остальные планеты его мало интересовали.

– Если операция на Элеконе будет успешна, то на Земле начнётся восстание: массовый саботаж объектов «эсбэ». Основной целью восстания на Земле в первую фазу будет захват «эсбэшных» складов вооружения и пунктов азурской администрации и «эсбэ». Там операция разработана уже месяц назад и там есть кому руководить. За численность личного состава я тоже не переживаю. Так что тут нам особо опасаться нечего. Кроме собственного провала на Элеконе. Вся координация операции на Земле будет вестись через Гвидиче.

Ян вдруг отметил про себя, что операция на Элеконе ему не так уж и интересна. Уничтожение орбитальной группировки, боевые действия на планете Земля – вот то, чего он действительно хотел. Но работа есть работа, и придётся её выполнять там, где нужен и необходим.

– Кварел, сколько времени тебе нужно, чтоб подготовить пять тысяч бойцов? – спросил Гарвич.

– Двое тацских суток.

– Отлично. Значит план таков: Кварел, завтра вы «скидываете» администрацию. На следующие сутки мы отправляем Яна и Мишеля на орбиту, они обезвреживают станцию «эсбэ». Потом загружаем транспорт и летим на Элекон. За это время Кива, Ксенто и Апро должны подготовить свои силы и в случае успеха атаковать свои цели. План всем ясен?

Все в ответ лишь молча закивали головами.

Гарвич слез с окна, прошёлся взад-вперед. Изрёк:

– Отменять восстание нет смысла. На Землю нас уже не пустят. Долго оставаться на Галероне тоже нет возможности. По курсу назначения наш корабль с поддельными документами не доле­тит. Да и нет сил больше ждать. Сейчас, когда сопротивление представляет собой монолит, нужно начинать восстание. Все согласны с планом?

– Я «за», – Ян поднял вверх руку.

– Я тоже, – это была Сюзанна.

– И я, – отозвался Мишель.

Баргас и Клайфтон подняли руки молча.

– Всегда готов начать восстание, по первому зову, – подтвердил Кварел.

Вуревич, казалось, колебался. Ян чувствовал тонкие нотки сомнения и уныния, которые роились в его голове. Он молчал долго, выжидающе, кажется, он думал о чём-то, пока к нему не обратился Гарвич:

– Ну, что же ты, Иван, молчишь?

– Я «за»…

Глава 8

Шифрованное сообщение. Агент «Скрытый» – Рогону Дабронду

«Объект ЯП вышел в необходимое эмоциональное состояние. В ближайшее время на орбите Галерона ожидается диверсия в рамках подготовки к восстанию. Атака на Элекон-85 ожидается в ранее спрогнозированные сроки.»

Шифрованное сообщение. Рогон Дабронд – Агенту «Скрытому»

«Продолжайте вести наблюдение. Докладывайте о перемещении и намерениях объекта ДГ и ходе подготовки к атаке на Элекон-85. Объект ЯП пока представляет опосредованный интерес.»

2486 земной год. Планета Галерон

Улек Марак стоял перед начальником тренировочного лагеря. В кабинете последнего было как-то прохладно и от этого было неприятно. Да, впереди война, и похоже, придётся на собственной шкуре испытать холода и серьёзнее этого. Но тех – ожидаешь. А тут, стоя в одном полевом костюме без нательного белья, было откровенно зябко. Начальник просматривал какие-то документы на планшете, медленно свайпая вверх, сгорбившись над столом. Внимательно, молча, вглядывался, вчитывался, а на самого Марака не смотрел. Будто бы и не было его тут – хотя прибыл по его приказу.

– Вы вызвались добровольцем, Марак… - произнёс начальник, не поднимая взгляда.

И лишь после этих слов он оторвался от планшета, выпрямился и посмотрел на Марака. Казалось – вопросительно.

– Так точно, – отчеканил Марак, совершено не зная, что отвечать.

– Отлично. С этих пор, как выйдете, за дверь покидать расположение лагеря вам запрещено. Вы будут так же готовиться, как и раньше, но с этих пор, в течение двух дней, в отдельном отряде таких же как вы добровольцев. Ваша задача: сопровождать Яна Погорельского. Вы отправитесь на челноке на орбиту Галерона для зачистки орбитальной станции СБА от живой силы противника. Командовать отрядом будет Погорельский. Задача ясна?

Погорельский? Где-то внутри стало пусто – будто смерч пронёсся в животе и груди. Отказаться он не мог – не только потому, что вызвался добровольцем и по уставу не имел права на шаг назад, он просто должен был хоть раз побывать в бою с тем, по чьей методике он обучался. С тем, кто был для него примером – не только как боец, но по моральным качествам.

– Так точно, – ответил Марак.

Начальник лагеря улыбнулся. Похоже, на лице Марака отобразились сразу все эмоции, которые он испытал мгновение назад: удивление, радость, беспокойство. Все в лагере знали, что Марак – буквально фанат. Методические руководства Погорельского он зачитывал до дыр и буквально знал наизусть. Да не просто знал – методику он умел и применить. Ещё бы он не вызвался добровольцем в такое задание.

– О сборе на задание будет оповещено дополнительно. Свободны.

– Есть!

Марак развернулся на месте и вышел из кабинета. «Что же, повоюем…» – решил он.

2486 год. Окологалеронская орбита.

Челнок «Спектр», тот, на котором Ян Погорельский с коллегами прилетел на Галерон, теперь взлетел с тверди в строгом соответствии с расписанием, установленным много лет назад. Пассажирами теперь, кроме самого Яна, были двадцать пять отборных бойцов, выделенных Кварелом, а также Мишель. К удивлению Яна, Кварел имел на Галероне тридцать пять тренировочных баз. Почти в открытую, никого не стесняясь, сменяя друг друга один раз за сорок пять галеронских суток, на протяжении двух галеронских лет, что составляло почти один земной год, в этих лагерях готовились солдат для восстания. Размаху подготовки Ян завидовал.

Местная азурская администрация была схвачена уже через четыре часа после совещания в заброшенной раздевалке. Убивать их не стали – Гарвич опасался, что в них могли быть вживлены датчики биометрии. В остальном же захват власти прошёл незамеченным – единственное, за что отвечала здесь азурская власть, это своевременная отправка нужного количества произведённых ресурсов в Азур. Во всём же остальном, жители производственных планет управлялись сами. Это и позволило произвести захват в тишине, практически без единого выстрела, а затем помогло выслать челнок-наживку на орбиту Галерона.

Вёл челнок галеронский пилот Ксела́хм Бохо́нсх, выселенец. Ян даже спрашивать не стал, на какой планете дают такие сложные имена, а просто попросил разрешения называть его Хел. Тот в ответ искренне рассмеялся и разрешил.

Теперь они втроём, вместе с Мишелем, находились в кабине пилота. Челнок уже покинул стратосферу и вышел на орбиту. Ян понял, что они получили специальный кодированный сигнал от орбитальной станции СБА, когда на специальном экране появился его текст. Хел должен был выслать кодированный ответ, и он сделал это, добавив в сообщение просьбу о голосовой связи.

«Эсбэшная» станция приняла ответ и вызвала «Спектр».

– «Спектр», это станция тридцать четыре сорок восемь, – «эсбэшник» по ту сторону связи назвал номер станции в реестре СБА, – Цель голосового вызова?

– У нас на борту несанкционированный пассажир. Некий человек заперся в топливном отсеке и угрожает взорвать нас вместе с кораблём, если мы не выполним его условия.

– Что он требует?

– Стыковки с вашей станцией.

– Это противоречит инструкциям безопасности. Мы не имеем права стыковки с гражданскими кораблями, взлетающими с тверди без полученного разрешения от…

Но Хел не дал ему договорить:

– В противном случае он грозится захватить управление и двигаться курсом на Тац.

Ян догадывался, что скорее всего станция попробует избежать контакта с потенциально опасным челноком.

На том конце связи возникла пауза, потом «эсбэшник» ответил:

– Подождите, мы просканируем ваш челнок.

Ян отметил мысленно, что не зря предварительно послал одного из солдат в топливный отсек.

Через некоторое время станция подтвердила:

– Да, мы видим человека у вас в топливном отсеке.

Но дальше было молчание. Хел тем временем вёл челнок по назначенному легендой курсу. А чем дольше молчала станция, тем больше было шансов, что им придётся входить в нуль-пространство, так и не выполнив миссии.

Ян вдруг понял, от каких маленьких, незначительных, порой совершенно незаметных, деталей зависит успех целой войны.

– Тридцать четыре сорок восемь, – обратился Хел, – что делать?

– Мы вынуждены были сделать запрос на Тац о наших действиях, – был ответ, – Стыковку разрешаем.

И как только микрофоны были отключены, Ян выругался вслух. Этого ещё не хватало – чтоб на Тац узнали об их операции.

– Что делать будем? – спросил Мишель, – Наверняка доложат…

«Час от часу не легче» – подумал Ян. Но необходимо было действовать, у них не было выбора.

– Действуем по старой схеме, – ответил он, – Положитесь на меня.

Ян переглянулся с Хелом и коротко кивнул. Тот понял Яна без слов и изменил курс, начав приближать челнок к станции.

Из пилотных иллюминаторов «Спектра» они увидели, как стыковочный модуль станции плавно выдвигал кишку соединяющей «присоски».

– Ну что ж, я готов, – сказал Ян, и двинулся к посадочному люку.

– Ни пуха тебе, старик! – бросил вдогонку Мишель.

Ян не ответил. Он лишь поджал губы и ещё раз поразился: как можно быть таким суеверным?

Что ж, теперь у него не было ни капли волнения. Он бы уверен, как никогда, ведь сейчас к его способностям присоединились последние технические возможности: тело облачено в термобронированный костюм, на голове – тактический шлем с тонированным стеклом, перепрограммированный под Лиловых, за спиной – термомеч, а на каждом бедре по пистолету с третилиевыми патронами и два запасных магазинами к каждому. Тактильные ощущения, которые давал бронированный костюм, ему нравились: куртка была по ощущениям похожа на джинсу и внешне выглядела примерно также – такого же покроя, но с глухим воротником-стоечкой, штаны-карго и бронированные берцы. Весь костюм при этом был лёгок и весил крайне мало, что давало дополнительную свободу движений. В дополнение к этому Ян взял себе в помощь тонкий маленький стилет – обычный, без всяких технических «наворотов», который сейчас держал в руках, стоя перед люком челнока в ожидании стыковки. Так же, как и рекомендовал Мишель, в кармане куртки он спрятал меленький цилиндрик термомеча «два ноль», надеясь, что он ему не пригодится.

После завершения стыковки, когда механический голос сообщил о возможности перехода в другой корабль, Ян открыл запор и шагнул в кишку стыковочного модуля.

Он был полон решимости безжалостно и холоднокровно убивать. Пускай же, решил он, начинающаяся война будет его личной местью – он наконец сам себе сказал слово «месть». Оно достаточно долго вертелось у него на языке, но теперь, когда он точно решил, с какой моральной самоподдержкой он идёт в бой, для него наступило некое облегчение. Он считал, что ему можно мстить практически за всё, что произошло в его жизни, и не только в его: за смерть землян на Ксенто, за трагедию его отца, которого он так и не узнал, за мать, которую он потерял ещё в нежном возрасте и с тех пор утратил с ней всякую связь, за трагедию Рандалл…

Когда Ян миновал стыковочный «шланг», двери станции открылись сами. За дверью стояли два азурца – в таком же одеянии, как и он, только, в отличие от них, цвет термокостюма Яна был тёмно-лиловый. Ян дал им немного времени, чтобы «эсбэшники» обратили на это внимание, а потом применив телепатию, ввёл их в ступор.

Сквозь тактическое стекло он видел, как шлем подсветил силуэты противников красной жирной чертой. Около головы каждого из них он вывел расстояние до цели. Ян отметил про себя достоинства это гаджета. Вот бы вооружить каждого бойца сопротивления таким!

Он подошёл к одному из них, и без промедления вонзил свой стилет под шлем – в голову – одному из несчастных. Затем свободной рукой снял с него шлем. Он ввёл своё смертоносное орудие мягко и не до конца, а потом сняв ступор, решил насладиться его смертью. Когда человек выходил из ступора, первое, что он делал, это обмякал, и сейчас бедный солдат СБА сделал тоже самое. Но перед этим он успел почувствовать, как острое полотно холодного клинка прошло сквозь низ его головы у самой шеи, пригвоздило язык к низу рта и коснулось нёба. А потом, обмякая, он сам подался на стилет, и смертоносное оружие вонзилось в мозг. Солдат лишь успел ещё больше открыть свои глаза от ужаса и боли, но это был его последний взгляд. Кровь бедняги залила Яну рукава и ботинки, и он вытащил оружие. Этой смертью он насладился сполна.

Тут же он услышал взволнованный голос Хела по рации:

– Ян, что делать? Диспетчер станции заявляет, что он потерял биометрию одного из бойцов! Ты что, уже убил кого-то?

– Да, – коротко бросил Ян, – Передай ему что нарушитель вырвался на свободу. Пускай пошлют мне навстречу бойцов.

Ответа не последовало, но Ян был уверен, что Хел выполнил его инструкции. После чего он повернулся ко второму бойцу и, без всяких спектаклей, просто снял с него шлем и одним движением перерезал ему горло.

Ян двинулся по длинному узкому коридору, который открывался из стыковочного шлюза станции, мысленно прикидывая, как вести бой.

Если гарнизон станции – пятьдесят человек, то на станции должны располагаться не меньше одной столовой, хотя бы одна кают-компания и каюты казарменного типа. Кроме прочего должен быть диспетчерский пункт и два шлюза для спуска челноков. Что первым попадётся ему навстречу?

Первой попалась группа бойцов, посланная на ликвидацию Яна. Он встретил их в этом же коридоре – они вышли ему навстречу откуда-то слева, раскрыв боковую дверь. Они все были в полной экипировке – в термокостюмах, шлемах, с мечами за спиной. Ян не стал применять телепатию. Пускай они сразятся на равных!

Ян выхватил пистолет и выстрелил первым. Он видел, как пуля, попав в грудь, взорвалась с мягкой вспышкой, похожей на маленький фейерверк. Всё это произошло почти молниеносно, и Ян успел убить ещё троих, пока остальные скрылись за дверью.

Вероятно, солдаты находились в лёгком шоке: они всяко не предполагали, что обычное стрелковое оружие может поразить их костюмы.

Он в два прыжка настиг дверь, и с силой рванул её в сторону. Навстречу ему летел раскалённый термомеч, пущенный как копьё. Ян лишь успел отпрянуть в сторону, и тот вонзился в стену как нож в тёплое масло.

«Хорошо, – подумал Ян, – дополнительный трофей». Он прикрепил пистолет на место, демонстративно повернулся спиной к азурцам и вынул меч из стены. Ну, кто первый?

Один солдат ринулся на него со своим раскалённым клинком, но Ян без труда отпарировал, и ударил в живот. Бедняга упал, а Ян, наступил на его руку, державшую меч, и со всего маха вонзил в тело трофейное оружие, и после выключил его, намертво присоединил страдальца к полу. Ян поразился – как неумело этот человек владел техникой, неужели их не научили обходиться с этим оружием? Ведь у «эсбэ» было не меньше одного земного года, чтоб научить своих бойцов. Для экспресс-курсов, в конце концов, существовали шлемы-гипнотрансляторы…

Теперь у него было немного времени, чтоб рассмотреть пространство за дверью. За ней открывалась небольшая площадка, из которой в разные комнаты вели такие же автоматические створки. Внутри, стояли азурцы, несколько бойцов, оставшиеся от группы солдат, посланных на ликвидацию Яна. Их было шесть, один без меча, наверняка боец, решивший использовать меч как копьё. Остальные уже приготовили свои клинки для схватки. Один против шестерых – неплохо, решил Ян, тем более на мечах он ещё никогда не побеждал. Он вытащил из-за спины своё раскалённое оружие и, крепко сжав его, приготовился атаковать.

Внезапно станцию огласил вой сирены и под потолком замигали сигнальные лампы, через каждую секунду меняя свой цвет: то синий, то красный. Система автоматического оповещения, потеряв биометрию шестерых человек, сработала как от неё и требовалось. Для Яна это означало только одно: сейчас на эту площадку сбежится весь гарнизон и ему придётся рубиться сразу с сорока людьми, не меньше, а если ещё прибегут повара, пилоты челноков и диспетчер, то и со всеми пятьюдесятью.

Медлить было некогда. Вручную, не применяя своих способностей Ян бы не справился. Не получилось честно – хотя, применимо ли это слово к войне? – тогда будет по-плохому, решил он. Силой мысли он заставил дверь закрыться, а потом, вскинув перед собой ладонь, вырвал её из запорного механизма, и толкнул в отсек. Дверь придавила бойцов к противоположной стене. Ян зашёл на площадку и приготовился встречать азурцев.

В потаённых запасах памяти он нашёл-таки опыт управления собственным телом и приказал себе выработать избыток адреналина. «Если вас будет много, – подумал Ян, – то попробуйте поймать, если сможете!» Он ощутил внутренний толчок, почувствовал, как учащённо бьётся его сердце…

Они выскочили сразу все. Их было слишком много, и они мешали друг другу. А Ян превратил это сборище в карусель смерти: он двигался так быстро, как только мог, и едва ли можно было успеть за ним. Он прыгал одного солдата к другому, мечом поражая каждого ровно в сердце. Ногой отталкивался от стен, и сносил им головы, он сталкивал их между собой, и телепатически, вводя в ступор и выводя из ступора, заставлял убивать друг друга.

А потом, когда он убил всех, силы покинули его. Он выронил меч и рухнул на четвереньки – в кашу из крови и отрезанных частей тел. К горлу подкатывалась тошнота, он еле успел снять шлем, прежде чем рвотные массы вырвались наружу. Единственное, о чём он жалел, что до сих пор не научился контролировать количество адреналина без последствий для организма.

Ян поднялся на колени, дотянулся до меча – тот уже начал подогревать пол – и выключил его, затем водрузил на спину. Он дотянулся до шлема, и, ещё не надев его, услышал, что кто-то орёт в рацию, и, судя по всему, паникует. Сирена всё так же ревела, действуя на нервы.

– Ян, Ян… Ты где? – услышал Ян голос Мишеля, натянув шлем.

– Я… тут… – с трудом вымолвил Ян, – Захожу в диспетчерский пункт.

– Что там у тебя?.. Ты молчишь уже семь минут…

– Я… – Ян замолчал, рот слипался, язык высох, хотелось пить, шлем, не справляясь с задачей вентиляции, не мог справиться и с потом, и тот заливал глаза, – Я всех убил…

– Всех?! Уже?!

Мишель замолчал, а потом вымолвил:

– Стой там, мы сейчас придём…

Ян подошёл к диспетчерскому пульту, выключил сирену, дошёл до модуля экстренных сообщений и ужаснулся: на Тац было отправлено не только сообщение о непрошенном госте на челноке, но и целый голографический ролик, показывающий как он, Ян Погорельский, переколошматил весь гарнизон станции. Ролик всё ещё записывался и в потоковом режиме отправлялся на Тац. Недолго думая, Ян выхватил меч, включил его и в один мах перерубил системный блок.

Потом он обернулся. Перед самой площадкой, не желая наступать в кровавое месиво, стояли Хел и Мишель. Хел, впервые в жизни увидев столько крови, согнулся пополам, и его тоже стошнило.

Ян снял свой шлем, и с понурым видом произнёс:

– Это крах, друзья…

Глава 9

2486 год. Планета Галерон

…Гарвич молча ходил взад-вперёд по той самой комнате, где недавно состоялось их совещание. Перед ним плечом к плечу стояли трое Лиловых, только что спустившихся с орбиты: Хел, Ян, уже смывший азурскую кровь, но так и не успевший переодеться в гражданское, и Мишель.

Гарвич ходил молча около минуты, потом по своему обыкновению уселся на подоконник и, глядя на троицу, произнёс:

– Ну что… Как мы могли не просчитать экстренную отправку сообщений?

– Джон, откуда мы могли знать, что каждый свой чих они согласовывают с Тац? – возразил Ян, – Я был твёрдо уверен, что полномочия гарнизона подразумевают такие случаи.

– Да, но когда какой-то супермен крошит сорок восемь человек в кровавое месиво, двигаясь так, что становится еле заметным, рано или поздно станция запросит помощи.

– Джон, они бы стри́мили[1] на Тац в независимости от того, кто и как напал бы на них, – возразил Мишель, – Ситуация была неординарна…

Гарвич посмотрел на улицу. Потом уставился куда-то в потолок. В комнате опять повисло молчание.

Мишель тем временем посмотрел на Хела, словно пытаясь найти в нём поддержку, но тот всего лишь понуро уставился себе под ноги. Хел, рождённый на Галероне и, как дитя переселенцев, не имевший права вылета с закрытой планеты, бы новичком в сопротивлении, всего один земной месяц, или около того. Кроме того, он был молод, и не имя большого жизненного опыта, просто не знал, что говорить. Даже Ян чувствовал в нём флюиды смятения, да и сам он желал скорейшего завершения этой словесной экзекуции.

– Ладно… – наконец изрёк Гарвич, – Смысла что-то отменять мы всё равно не имеем. Иначе загубим всё дело к чёртовой бабушке. Так что можете быть свободны, ребята. Завтра утром вы должны быть уже на той станции, – он указал пальцем вверх, имея в виду захваченную станцию, – Отправляемся на Элекон. Медлить нельзя.

Мишель и Хел вздохнули с облегчением и оба вышли из комнаты. Остался только Ян.

– Джон, у меня есть один вопрос к тебе.

– Да, задавай…

– У нас есть крот?

– Крот?

Гарвич прищурился. Ян почувствовал, что тот волнуется, словно хочет что-то скрыть от него, но в тоже время что-то такое, что не принесёт ему вреда. Как родитель, скрывающий от ребёнка, что на курорт они едут не ради отдыха, а ради лечения. Яну вдруг показалось, что он нарушает доверие. Впрочем, какое может быть доверие в таких вещах? Можно только знать о делах, да и совершившие их, могут резко поменяться.

Гарвич ответил:

– Да если и есть крот, как мы узнаем?

– Извини, Джон, я… Немного не в себе.

С этими словами Ян вышел из комнаты.

Шифрованное сообщение. Агент «Скрытый» – Рогону Дабронду

«Объект ЯП, как ранее сообщалось, совершил диверсию на орбитальной станции планеты Галерон. Транспорты Лиловых начали движение к планете Элекон-85. Начались множественные контакты Лиловых с сопротивлением на иных планетах».

Шифрованное сообщение. Рогон Дабронд – Агенту «Скрытому»

«Продолжайте вести наблюдение. Докладывайте о перемещении и намерениях объекта ДГ и ходе подготовки к атаке на Элекон-85. Выйдите с объектом ЯП на прямой контакт, установите доверительные отношения. Постарайтесь угнать челнок или истребитель и держите курс на Тац».

2486 год. Транспортный корабль «Лоддо»

Те мысли, что посетили Яна Погорельского там, в космопорте «Нотрек», когда, прожив год мирной жизни, он снова был вызван на явку, теперь он считал глупыми и депрессивными. А депрессия, как известно, растёт во многом от безделья. Ну, теперь-то с его душевным самочувствием всё было хорошо! Его подкрепляла победа на орбитальной станции, и несмотря на то, что данные об этом были отправлены на Тац, Яну почему-то это не доставляло особых переживаний.

Переживал за ситуацию Гарвич, который несколько раз выходил на связь с Кварелом, но тот повторял, что до сих пор СБА никаким образом не отреагировала на случившийся инцидент. От этого он ходил хмурый и какой-то сам не свой, считая, что если их выпустили с Галерона, то ужа на Элеконе их точно будет ждать сюрприз.

Утро ещё одного дня Ян встретил в своей каюте, но это был уже не «Спектр». «Лоддо» – так назывался этот корабль. Он держал курс от верфей Галерона к Элекону-85.

Если бы операция по захвату ретрансляционной базы «эсбэ» удалась, то восстание пошло бы полнымходом. На зов Гарвича, не только в ближайшем пространственном секторе, а по всему Азуру, должно было подняться тридцать пять планет – там на­селение полностью поддерживало сопротивление. Ещё две планеты, возможно, должны были оказаться в огне: доля вос­ставших там была невелика, пришлось бы сражаться. По распоряжению Гарвича на верфях Галерона усилилась постройка транспортных кораблей для отправки помощи этим планетам.

Но самым главным для Яна были дела на Земле: она уже была охвачена пламенем. Слиш­ком много азурцев переселилось на планету за последние двадцать лет, а после того, как «Нотрек» был уничтожен грандиозным террористическим актом, террористические атаки участились, и за то время, что Ян отсутствовал на планете, бомбы рвались каждый день. В ответ на это Тильмос распорядился усилить контингент СБА на планете. Однако командующий земными силами Лиловых обещал Гарвичу расправиться с последним азурцем в течение месяца после сигнала о начале полномасштабной кампании. Конечно, такие заверения обнадеживали, тем боле, что об успехах, то есть о разорённых и взорванных гнёздах «эсбэ», рапортова­ли часто, но как только на орбите Галерона Ян одномоментно уложил сорок восемь человек, Совет распорядился выслать к Земле два десятка десантных кораблей и три крейсе­ра. Этим сообщением были напуганы все несмотря на то, что и со стороны Лиловых к Земле была направлена под­мога – два десятка таких же транспортных кораблей, как и «Лоддо».

Но подкрепление вряд ли могло обнадеживать. Грузовые корабли, даже переоборудованные, не могли в полной мере сравниться ни с десантным кораблем, ни с крейсером. Боевые орудия не были достаточно мощны, да и полноценной стартово-посадочной площадки на кораб­лях такого класса не было. Приходилось надеяться на мужество восставших и крепкую веру в победу.

После завтрака Ян отправился в тренировочную комнату, где обучался подготовке на термомечах. Там он застал Мишеля и Вуревича, которые, уже успели начать тренировку и, надев гипнотрансляционные шлемы, имитирующие боевую обстановку, старались побольнее поразить друг друга виртуальными мечами. Судя по позам тренирующихся, Вуревич отступал под напором Мишеля. На его нижней части лица, выступавшей из-под шлема, вон заметил усердие, на лице Мишеля – наоборот, можно было разглядеть улыбку лёг­кости и непринужденности, с которой он двигал своего противника к стенке.

Они сражались так десять минут или около того, когда Ян вошёл, и тут же Вуревич в бешенстве сорвал с себя шлем.

– Нет, я так не могу! Ты пять или шесть раз мог убить меня и оставлял в живых!

Мишель, сняв шлем, только хохотал в ответ.

– Ян, посмотри на него: он издевается надо мной, как кошка над мышкой.

Мишель рассмеялся вновь, вслед за ним улыбнулся и Ян.

– Мишель, иди к чёрту! – выругался Вуревич.

– Что ж, сразишься со мной? – предложил Ян в ответ на обиженный тон Вуревича.

Тот немного поколебался.

– Да, наверное. Выбирай обстановку, – согласился он.

Мишель протянул шлем Яну. Тот натянул его на себя и стал выбирать виртуаль­ный интерьер.

– Здесь есть обстановка здания Совета? – спросил он.

– Нет, Ян, да и откуда ему там взяться? – ответил Мишель, – Это ж экспроприированные у «эсбэ» шлемы. Разве ж они могут хоть в мыслях допустить, что придётся сражаться в самом сердце своего государства?

– Придётся, никуда они не денутся, – сказал Ян.

«Да… – подумал он, – Не скоро, наверное, придётся оказаться в этом здании».

– Там есть другие помещения, – подсказал Вуревич.

Через некоторое время Ян, найдя подходящую обстановку для учебного боя, сказал:

– Нашёл! Иван, входи!

Вуревич накинул на себя шлем.

–Ну, как? Сойдёт? – спросил Ян.

Шлем имитировал пространство одного из боевых кораблей СБА, а точнее его пилотный отсек. Ян стоял у двери, недвижим, так же, как и Вуревич, ещё не полностью слившийся с виртуально­стью.

– Сойдёт? – переспросил Ян, полностью входя в иллюзорный мир. Его тело обрело живность, в руке появился меч, он помахал им немного. В реальности это выглядело простыми взмахами рук. Ян отметил про себя, что изображение не только имитирует визуальную составляющую, но и физически заставляет себя почувствовать внутри новой обстановки. Рядом находилось пилотское кресло, он протянул руку к его спинке и тактильно почувствовал объём кресла и текстуру ткани.

– Маловато пространство, – Вуревич тоже вживался в игру, – Но довольно реали­стично.

Ян повернул голову на звук и увидел Вуревича – тот стоял у самого входа в пилотный отсек. Ян же находился рядом с пультом управления. Для дуэли им оставалось пространство размером пять на семь корпс. Про себя он отметил, что этого вполне хватит. Потом он обернулся. В окнах-иллюминаторах не было ничего кроме звёзд и черноты космоса.

Вуревич тем временем решил начать. Он потихоньку стал приближаться к Яну, держа меч наготове. Тот, повернувшись от окон к своему визави, стоял в боевой позиции: ноги на ширине плеч, меч чуть в сторону.

Первым нанёс удар Ян, Вуревич отпарировал его. Затем они обменялись серией ударов, вполне обычных, не блещущих признаками мастерства: мечи скрещивались то над их головами, то на уровне их ног. В очередной раз, когда мечи соединились внизу, Ян надавил на оружие Вуревича, перевёл его вверх и резко ушёл в сторону. Повинуясь лишь мысленному желанию Яна, Вуревич упал на живот. Он поднялся, и снова сделал колющий выпад в сторону Яна. Тот в ответ режуще махнул свободной рукой, и Вуре­вич, как будто скованный незримыми цепями, упал наземь.

Вуревич от злости швырнул шлем в дальний угол тренировочной комнаты и в бешенстве ударил кулаком в обитую мягким стену. В виртуальном пространстве гипношлема это выглядело так, словно Вуревич сначала застыл в том положении, в котором снял с себя шлем, а потом исчез.

– Это свинство! – закричал он, вставая с пола, – Мы сражаемся в виртуальной реальности, а ты швыряешь меня в жизни!

Ян лишь немного усмехнулся:

– В бою меня не спросят, что я умею делать.

Вуревич кинул свой шлем Мишелю, наблюдавшему всё происходящее со стороны, и вышел из комнаты.

– Ну что, – предложил Мишель, – Может, потренируемся?

Ян кивнул. Они тренировались вдвоём до обеда, а после обеда к ним примкнул весь офицерский состав, готовящийся к штурму Элекона. Их было около двадцати человек. Пришли, в том числе и пилоты десантных челноков, был здесь, в том числе и Гарвич, который не собирался спускаться на твердь. Единственный человек, который оставил для себя затею постичь науку фехтования на термомечах, был Вуревич. Ян, почему-то отметил для себя этот факт, хотя и посчитал его малозначительным.

А после тренировки, перед ужином, все тренировавшиеся отправились смотреть запрещённые фильмы землян, которые Гарвич бережно припас для лучших времён, и которые, как он считал, уже наступили.

Но Ян устал, и в тот день уже ему ничем не хотелось заниматься. В голову лезли не насущные мысли, не проблемы восстания, нет… Совсем другое.

В голове ещё не остыл пожар, связанный с уходом Рандалл. Вероятно, он про­должал любить её, он думал о ней, как о живой. Желая развеяться, он отправился не смотреть фильм вместе со всеми, а в прогулку по звездолёту. Но мысли, рано или поздно возвращали его к ней, к азурке, ставшей для него любимой, к её пшеничным волосам. С её смертью не пришло облегчение, и дилемма морального выбора никуда не ушла. Казалось, что становилось только хуже.

Ян чертовски не хотелось спать. Он бродил во чреве «Лоддо» один, не находя себе места, и не зная, куда ему притулиться. Он был даже в топливном отсеке, открывал иллюминатор и пытался созерцать чёрно-коричневое ничто нуль-пространства. Но нигде он не мог найти себе покоя и понять, что же с ним творится: ведь только утром он был так замечательно весел и бодр, а сегодня вечером уже ходил и пугал всех кислой миной. Наконец он остался один в ангарном отсеке. Он смотрел вниз, полусогнувшись над перилами верхней балконной палубы отсека. Пожалуй, даже этот отсек, такой огромный… а что там отсек – корабль! – не мог вместить всей грусти, невесть откуда свалившей­ся на плечи Яна. Внизу стояли десантные челноки, своими надутыми фюзеляжами выражавшие всю спесь и презрение своих бывших хозяев – солдат Службы Безопасности Азура. А рядовые солдаты восстания, тем временем, вооружившись бумажными трафаретами и краской наносили свои знаки отличия: рисовали лиловые звёзды на бортах и малых крыльях-ракетницах, выводили лиловые полосы на днищах челноков.

«Если бы не смерть Рандалл! – продолжал думать Ян, – Как было бы всё замечательно!» Но ход жизни нельзя изменить, и прошлого не вернёшь, и он продолжал упиваться собственным горем, не зная, куда приложить себя и свои силы в эту, как казалось, длинную ночь.

Он уже засыпал вот так, согнувшись пополам у перил, когда позади него открылась дверь, и в ангарный отсек и вошла Сюзанна.

– Не спишь ещё? – спросила она, – Солнце, что с тобой? Ты ходишь по кораблю, как при­ведение.

Выдернутый из сладких оков сна, Ян отметил мысленно, что следить за людьми не хорошо, но вслух ничего не сказал.

– Да, у меня эта грусть ещё на Земле началась.

– Что с тобой?

Что ей ответить? Что он целый год провёл в депрессии, словно проваливаясь в яму, из которой не хотелось выбираться? Что порой просто лежал, свернувшись калачиком, на своём диване, не желая знать ни сна, ни бодрствования, ни смерти, ни жизни, просто не хотелось быть вообще чем-либо сущным в этом мире, насквозь прожжённым агонией цивилизаций? Как бы ни ругал Азур Землю, он сам был не менее агрессивным, и лишь прикрывался заботой о людях, высылая их на безжизненные планеты.

– Сюзи, я не знаю…

Она положила свою ладонь на его руку.

Он посмотрел ей в глаза – и в этот момент словно замкнулась электрическая цепь, начинающаяся от её карих глаз, и заканчивающаяся её рукой, и Сюзанна была здесь источником электродвижущей силы. Яна как будто током пронзило в этот момент, и он стоял молча, и не мог вымолвить ни слова. Ян смотрел на неё – и не мог оторвать взгляда от её овального лица и едва вздёрнутого носа, от её чёрных волос и контрастирующей белой кожи, от линии её тонких губ и худенького тела, затянутого в белую облегающую водолазку. Все мысли, которые он думал когда-то о ней, все эти клочки дум, обрывки фраз и частички эмоций – теперь собрались воедино, и он готов был признаться, что…

Нет, он не мог этого сказать, ни вслух, ни даже произнести мысленно, самому себе – он так и стоял, глядя ей в глаза и не найдя как продолжить свою фразу.

– Не грусти, Ян. Всё будет хорошо. Своею грустью ты сводишь с ума не только себя, но и остальных. Поверь есть люди, которым приятно видеть тебя радостным, а ты печалишься, – сказала Сюзанна и ушла.

Двери, ведущие в жилую части звездолёта, открылись и коридор проглотил её.

Ян постоял ещё немного один и решил, что пора бы уже двинуться спать, что и сделал. Придя в свою каюту, он не раздеваясь лёг на диван, но сон в очередной раз покинул его – он был очень возбуждён, эмоционально и физически. Теперь он думал лишь об одном человеке – о Сюзанне.

И он не понимал, почему вот так, только-только простившись со старой любовью, он так быстро и внезапно влюбляется вновь. Но Ян ничего не мог с собой поделать – он ощущал этот процесс почти на физическом уровне, и не силах был, как тогда – на орбитальной станции, и раньше – на земной базе «эсбэ», в данный момент приказать что-что своему телу и своему разуму, тем более не любить. Ему, с одной стороны, конечно, было немного стыдно перед собой, ведь он, по земной традиции, до конца не выполнил траурных обязательств. Но, с другой стороны, они с Ранди расстались ещё год назад, и даже до этого они всего лишь просто были влюблённой парой, а не мужем и женой. Всё это каким-то образом постоянно крутилось в его голове, но он постоянно мысленно возвращался к Сюзанне.

«Почему Сюзи всегда говорит такими многосложными загадками?» – думал Ян, лёжа на диване в своей каюте. «Почему она не могла просто сказать, что влюблена в меня?» Он был твёрдо уверен в том, что его чувства взаимны.

И как он удивлялся, что его мысли вот так, будто по щелчку выключателя, обрели новый объект – он переметнулся от Рандалл и так внезапно начал «страдать» о Сюзанне…

Вдруг его мысль прервалась. Ян почувствовал, что перед его дверью кто-то стоит и желает войти.

– Иван, входи! – крикнул он.

Ян почувствовал, что это Вуревич, когда тот ещё не успел постучаться. Войдя, тот отметил:

– Да, мне рассказывали, что ты можешь узнать, кто стоит у тебя под дверью. Странно, но я почему-то сомневался в этом.

– Какие слухи обо мне ходят ещё?

Ян заметил, что Вуревич что-то держит в руке, но Вуревич тут же отвлёк его ответом:

– Ну… там… что ты можешь заставить детонировать взрывчатку без детонатора, на рас­стоянии при помощи силы мысли.

– Было такое дело. Только тебе приврали немного. Детонатор там всё-таки был. Я его лич­но устанавливал. В тот раз я просто не успе…

– Да я не за этим пришёл, Ян.

– Выкладывай.

Вуревич осмотрел комнату Яна. Всё было здесь обставлено с той лёгкой простотой, что присуща всем офицерским каютам: диван, на ночь превращавшийся в кровать, стол и два стула, на одном из которых сидел Вуревич. В углу была брошена сумка – все нехитрые по­житки Яна, которые были собраны им сразу после вступления в сопротивление – Гарвич всегда настаивал на том, чтоб каждый Лиловый всегда был готов к депортации или к отлёту. Сумка была не очень толстой – Яну практически ничего не нужно было забирать с Земли, разве что свою совесть.

Вуревич начал откуда-то издалека и крайне деликатно:

– Ты хороший человек, Ян. Таких на Земле мало, не то, что в Азуре. Тем более с такими способностями, как у тебя. Похоже, таких совсем нет, – он немного помолчал, – Началось вос­стание, ты можешь погибнуть. Не самая удачная для тебя участь, правда?

Лежавший до этого, Ян медленно сел, словно недоумевал не только головой, но и всем телом. Он совсем не понимал, куда клонит Вуревич.

– Ты всегда мечтал о свободной Земле, но ты никогда не думал, что может случиться с ней, если она станет свободной. Она останется одна. Одна, как и была раньше. Я всегда думал, какова вероятность того, что Земля, освободившись от ига, найдёт себе в космосе друзей, а не врагов, более мощных, чем Азур. Врагов, могущих разнести в пыль галактику, например. На нашей Родине сейчас льётся кровь. Люди, совсем неотличимые друг от друга, убивают друг друга. Я не вижу большой разницы между азурцем и землянином. Я подумал немного и решил, что эта бойня бессмысленна. Можем ли мы говорить, что мы правы, а не кто-то другой? И где гарантия, что мы победим?

– С нами правда – вот наша гарантия! – ответил Ян, и тут же заметил какая пафосная фраза у него получилась.

– Я боюсь, – продолжал Вуревич, – что Азур просто уничтожит нашу планету. И ты в силах спасти её.

– Что ты имеешь в виду?

– Ян, ты думаешь, что единственный, кто может, выбивать стулья из-под людей и гнуть ложки? Это всё чушь. Ты с рождения умеешь пользоваться энергией ци, так называли эту энергию древние. Ци, система бесконтактного боя – всё это было известно спецслужбам до появления Азура, не удивляйся. Мне пришлось этому обучиться. Что-нибудь слышал про такое?

Ян покачал головой:

– Нет. Что ещё за энергия такая?

Вуревич призадумался. Потом ответил:

– Ну… Сложно объяснить это вкратце. Это энергия, пронизывающая всё сущее. Не просто всё живое, а именно сущее.

Он помолчал две секунды, а потом продолжил:

– Это то, из чего состоят электроны.

Ян поморщился, выражая всем видом единственную мысль: «Что ещё за глупости!»

– Не морщись, Ян! – отозвался на его мимику Вуревич, – Я понимаю, что это звучит как бред. Поначалу, когда я постигал данную науку, мне тоже показалось ненаучным. Но… В итоге, я научился чувствовать её. И ею даже можно управлять, в некоторых пределах. Ты и так умеешь это делать, хотя и не осознаёшь. В тебе скрыт огромнейший потенциал.

– Ты хочешь сказать, что тоже владеешь телекинезом?

– И телекинезом, и телепатией! Ты не заметил своего изменившегося состояния сегодня? В каком настроении ты пребывал с утра, и в каком ты пребываешь сейчас? С того момента, как мы расстались в тренировочном зале, я решил весь день контролировать твои эмоции. Думаю, ты уже заметил результат.

Ян ужаснулся: так что же, это душевное томление, которое не покидало его весь день и наступившая, как результат, влюблённость в Сюзанну – результат тренировок Вуревича? Первая мысль, которая возникла в его голове: кинуться в драку и отметелить несчастного, но Ян вовремя осёкся. Нет всё же, он решил, что нужно извлечь максимум пользы из этого разговора: так пускай же он научит приёмам владения этой ци в совершенстве.

– Я чувствую все твои негативные эмоции, Ян, – неожиданно произнёс Вуревич, – Ты зря злишься на меня.

– Если ты говоришь, что изучал всё это, – Ян сделал жест ладонями, пытаясь сформировать ими шар, будто показывая, что не может понять нечто необъяснимое, – то, может быть, научишь меня владеть этой энергией?

Вуревич довольно ухмыльнулся:

– Конечно! Сядь ровно, вон, на стул, посмотри на меня и попытайся уловить мои эмоции.

Ян уселся напротив своего собеседника, их разделял стол. Уловить эмоции – проще простого. Это он и так умеет. Он посмотрел на Вуревича и сразу почувствовал весь спектр его ощущений: он был доволен, словно что-то шло по плану, какое-то намеченное дело… И Ян решил, что Вуревич подразумевает ход начавшегося восстания… Восторг от победы, неизвестность грядущего и предвкушение удачи. Хорошие эмоции, решил Ян, одно удовольствие впитывать в себя такие флюиды.

– Прочёл? – немного помолчав, спросил Вуревич.

Ян кивнул.

– Ну что ж… А теперь – попробуй через них телепатически войти в мой организм. Почувствуй каждую клеточку, почувствуй, как дышит жизнью каждый участок моего тела, и почувствуй энергию, которая пронизывает её.

Ян напрягся, но, сконцентрировавшись, всё-таки сделал это. Нет, он не вошёл в транс, а продолжал так же осознавать всё происходящее и глазами смотрел на Вуревича, а ушами – слушал его. Но в его голове сейчас происходили два параллельных процесса – одним он был здесь, а другой словно отвечал за ту самую энергию ци, которую он внезапно ощутил повсюду. И эта параллельность процессов доставляла ему немало удовольствия. Но ещё больше удовольствия ему доставило то, что через ци он смог ощутить всех, кто был на корабле, не увидеть, а именно прочувствовать, узнать их эмоции, мимолётные желания, мечты и осколки фантазий: вот Сюзанна, лёжа на своём диване и изогнувшись в сладкой истоме, вспоминает кого-то – и Яну хотелось бы, чтоб это был он, вот Гарвич, не смыкая глаз в своей каюте корпит над планшетом, вот Баргас спит без задних ног, а вот Мишель, налаживая контакт с будущими подчинёнными, вместе с солдатами ходит у челноков и, помогая им снаряжать корабли к битве, травит земные байки, анекдоты и истории из жизни сопротивления.

– Нравится? – спросил Вуревич, – Я смотрю, ты способный ученик!..

– Да, замечательно!

– Но, Ян, я в общем-то не только за этим сюда пришёл.

Ян почувствовал, как все эмоции Вуревича сразу же сменились на одну-единственную: осторожность. Ян бросил контролировать ци и сам насторожился. Вуревич улыбнулся своей странной несимметричной улыбкой.

И продолжил:

– У меня для тебя другой разговор есть. Я ещё на Галероне пытался с тобой поговорить на эту тему, но ты болел, и я не смог. Как я уже сказал, ты очень нужен Земле, а там, на Элеконе ты можешь погибнуть.

– Ну и?

– Послушай, Ян. Теперь нас двое, телепатов, и я предлагаю тебе вот что… Давай вместе сбежим с корабля: ты и я. Не будем участвовать в предстоящей атаке.

Ян посмотрел на Вуревича и с удивлением, не скрывая своих эмоций, переспросил:

– Что? Не будем участвовать? Как это?

– Если именно сейчас ты скажешь, что не в деле, то я пойму, что ты – настоящий чело­век. Откажись от предстоящей битвы, Ян, поверь так лучше. Сейчас на корабле как минимум приготовлен один челнок, – Вуревич махнул головой в сторону ангара, – Если именно сейчас ты согласишься на мое предложение, то мы успеем вывести корабль из нуль-пространства, и скрыться на нём в направлении Тац. Элекон мы не сможем одолеть имеющимися силами, поверь мне, Ян, я там бывал. Проберёмся на Тац, у меня же есть липовые документы члена Совета. Убьём Тильмоса. Нам же это ничего не стоит… Ну, рассуди сам: а если Азур уничтожит нашу планету? Им же это раз плюнуть. Сверхмощные атомные удары, или резонансные сейсмические установки – и всё…

Ян отметил, что план не плох, совсем не плох. Убить Тильмоса, но… На его место придёт кто-то другой. Нужно будет покрошить и весь Совет. Сложная задача, но выполнимая. Пожалуй, можно и согласится, и Ян никак не мог понять, почему эта идея не пришла в голову ни Гарвичу, ни Вуревичу, ни ему самому раньше. Только вот одно «но»: «эсбэшники»… Сколько их там? Ими кишит планета! Если уж их не убьют в стрелковом бою, не убьют врукопашную – тактической ракеты хватит за глаза! Но потом Вуревич продолжил, и от его слов Ян просто опешил:

– А потом мы вернёмся на Землю, или на Элекон, где будет в этот момент находиться Джон – неважно. Убьём Карельски, объявим его предателем сопротивления… Ты подумай – не будет ни войны, ни разрушений, ни крови, ни убийств. Будем вместе править Азуром…

– Что… ты… несёшь? – отделяя каждое слово паузами, сказал Ян, – Ты вообще в своём уме?

Он снова попытался прочесть эмоции Вуревича, но ему это не удалось – возникло ощущение, что Вуревич выстроил некую защиту. Единственно, что смог уловить Ян – это искренность. Да, всё произнесённое Вуревичем, было правдой. И в ту же секунду он почувствовал, что кто-то настойчиво пытается пролезть ему в голову – не в буквальном смысле, а словно пытается подключиться к его компьютеру в голове и скачивать данные. Ян замотал головой и ощущение прошло.

– Что, не нравится? – спросил Вуревич, – А мне, по-твоему, хорошо сейчас было?

Ян прищурился:

– А ты опасный человек.

Между ними словно натянулась струна. Яну совсем не нравилось происходящее.

Тем не менее Вуревич продолжал:

– Ну, сам подумай, Ян… Разве нужна война? Достаточно уже пролили крови…

Ян вдруг понял, что искренность, которую он почувствовал от Вуревича, могла быть всего лишь маской. А вдруг его цель – всего лишь выманить Яна на безопасный участок, любую планету, не обязательно Тац, и там, вызвав подкрепление из таких же телепатов, убить его. Ну или, хотя бы, просто взять в плен. И тем самым обезвредить самого опасного бойца и диверсанта Лиловых.

Надо действовать, и действовать быстро.

Ян захотел мыслью выбить стул из-под Вуревича, но не смог. Вуревич сопротивлялся. Ян неспеша оценил обстановку: огнестрельного оружия в комнате нет, в случае драки придётся сражаться на кулаках. Или на мечах.

– Ты полагаешь, что если стал подобием киногероев, то сможешь победить меня? – Вуревич встал, стул сам отъехал назад, ударившись о стену, рассыпался в прах и оставил на полу небольшой бугорок металлической пыли, – Ну, что ж, по­пробуй.

Вуревич коснулся стола мизинцем и тот тоже рассыпался в мелкую пыль. Между ними теперь не было ничего – лишь свободное пространство для схватки. Он снова улыбался своей странной улыбкой: губы вытянуты в правую сторону, но в остальном лицо не поменялось совсем. Это выглядело зловеще.

– Ах ты, ублюдок! – выругался Ян и стал искать глазами меч. Тот, как и положено, находился в спинных ножнах портупеи, но лежал в дальнем от Яна углу, за спиной у Вуревича, – Ты так ис­кусно врал всё это время, что даже Джон тебе поверил.

Он вскинул руку и с помощью телекинеза притянул меч к себе – Вуревич даже не помешал. Ян нажал кнопку разогрева, взмахнул клинком, попытался опустить лезвие ему на голову.

И их мечи скрестились у Вуревича над головой.

Чёрт бы его побрал!

Ян с самого начала разговора так и не обратил внимание на то, что держал в руках Вуревич. Он-таки смог отвлечь его разговорами, телепатией, упражнениями с ци, да ещё и сел так, чтоб меньше было видно, что у него в руках оружие. Похоже, что Вуревич, всё-таки готовился к такому исходу и считал его более вероятным, раз пришёл поговорить к Яну с мечом в руках.

«Ну, что же, – решил Ян, – раз ты сам научил меня упражняться с этой твоей энергией всего сущего, то и пожинай плоды!» И, опять запустив в голове процесс управления ци, сконцентрировался для боя.

Но он не успел высвободить меч из клинча и нанести удар. Вуревич, применив телекинез, отбросил Яна, и тот, задев ногами стул, улетел к стене. Ударившись спиной, он притянул его и, вскинув руку, отправил в Вуревича. Тот по-бейсбольному обезвредил бросок, перерезав стул пополам раскалённым мечом. Две половинки сиденья облетели его с двух сторон.

Прямо из положения лёжа Ян подлетел к Вуревичу и снова нанёс удар, тот отпарировал его, заставив Яна вонзить меч в диван. Ян вынул меч, снова попытался ударить, но Вуревич отразил удар, и меч вошёл в стену. Вуревич воспользовался паузой, решил нанести секущий удар справа. Ян, вытащив меч, успел отразить атаку, отбросил клинок Вуревича в сторону, и тот раскрошил медиасистему.

Две схватки – небо и земля: та, что была в тренировочном зале, и эта – в комнате Яна. Они кидали друг друга из стороны в сторону, швыряли, продолжали бесполезно скрещивать мечи. Это могло продолжаться до бесконечности, пока, наконец, Ян, брошенный толчком Вуревича, не отлетел к двери. Те открылись, и он выкатился наружу, в коридор.

Мгновенно встав, он заблокировал рубящий удар, ушёл в сторону, высвобождая клинок и, применяя телекинез, заста­вил Вуревича рухнуть навзничь.

Коридор тут же залил пульсирующий красный свет и взвыла сирена.

Вуревич упал, ударившись о массивные двери одной из соседних кают, и встал, придерживая ру­кой голову. Похоже, что рана там всё-таки была, на пепельных волосах виднелось тёмное мокрое пятно. Он пятился назад, парируя выпады Яна одной рукой. Это, впрочем, не мешало ему обороняться также искусно, как и Яну – нападать. Да, Вуревич всё ещё мог вести бой, но нападать он всё-таки не мог – ему не хватало силы одной руки. Второй рукой он зажимал рану на голове. Кровь вот-вот грозила затечь ему в глаз. В глазах Вуревича горела ярость и желание убивать. Видимо сама цель схватки была забыта и на кону для него была только смерть.

В конце концов, приблизившись к ангарному отсеку, они попали на его верхнюю палубу. Вуревич перехватил рукоять двумя руками, забыв про разбитую голову, и, нажав клинком на меч Яна, отодвинул его в сторону.

Вместо секущего удара справа Вуревич решил нанести ру­бящий удар сверху, чем и воспользовался Ян. Он отскочил в сторону и удар, предназначавший­ся Яну, пришёлся на сенсорную панель пожарной установки. Ян ударил Вуревича кулаком в челюсть и тот полетел с палубы вниз. Следом прыгнул и Ян, желая не оставлять незаконченное дело.

Вуревич, упав плашмя, не успел даже подняться, как в спину, в самое сердце, Ян вонзил меч. Раздвигая и обжигая ткани, проходя через тело с лёгким дымком выгорающих клеток, клинок входил в Вуревича, и дальше, в металлический пол ангара, так, словно это было не человеческое тело и твёрдый пол, а кусочек масла или мягкого сыра.

– Мёртв, – сухо констатировал Ян.

[1]Стри́мить – отправлять потоковое видео.

Глава 10

Шифрованное сообщение. Рогон Дабронд – Агенту «Скрытому»

«Скрытый, доложите обстановку!»

Шифрованное сообщение. Рогон Дабронд – Агенту «Скрытому»

«Скрытый, почему не выходите на связь?»

Шифрованное сообщение. Рогон Дабронд – Агенту «Скрытому»

«Скрытый, с вами всё нормально?»

2486 год. Транспортный корабль «Лоддо»

Ян Погорельский повертел в руках небольшую коробочку – одночастотный гиперпередатчик, и поставил обратно, на прикроватную тумбочку. Здесь, в каюте Вуревича, можно было найти много интересных и редких вещей, но интересовала, прежде всего, какая-нибудь информация, связанная с СБА.

Как только Вуревич был убит, Ян тут же отправился к Гарвичу – доложить о произошедшем, хотя тот и так уже был оповещён взвывшей сигнализацией. И когда Ян поднимался на верхнюю палубу ангарного отсека, тот уже мчался по коридору ему навстречу, желая разобраться в произошедшем.

Но разобраться не пришлось: когда Гарвич увидел запыхавшегося и вспотевшего Яна, дело было сделано – предатель был убит. Тело Вуревича было запаяно в фольгированный пластиковый мешок и преданно космосу – для этого даже пришлось выйти из нуль-пространства.

И теперь, оказавшись в его каюте, трое солдат по приказу Гарвича досконально просматривали его вещи: вспарывали даже подкладки одежды, дабы найти что-то ценное.

Ян Погорельский, Мишель Россини, Хуго Баргас, Эндрю Клайфтон, Джон Гарвич и Сюзанна Гвидиче сидели, понуро глядя в пол, и думали каждый о своём.

– Кто бы мог подумать, что Вуревич… – начала, было, Сюзанна, но запнулась.

– Мне кажется, что он вёл нас в западню, – сказал Ян, – Если сначала он сказал, что нужно непременно штурмом брать Элекон, а сегодня он мне сказал, что силами пяти тысяч человек мы не сможем этого сделать. А ещё он сказал, что Азур может запросто уничтожить Землю.

Гарвич покачал головой:

– Вряд ли. Азур не решиться на это. Если бы там не было ни одного азурца – то это было бы ещё возможно. Но теперь Совет вряд ли пойдёт на это. К тому же решение о штурме Элекона принимал я, он лишь раздобыл для нас модели станции.

– Я тоже думаю, что он блефовал, – согласился Мишель.

– А как же это?.. – возразил Ян и указал на гиперпередатчик, – Для чего он был ему нужен?

Мишель задумался. Потом ответил:

– Наверное, принимать указания и передавать отчёты в «эсбэ» …

– Я не думаю, что он просто струсил, – продолжил Ян, – Скорее всего, он вёл двойную игру.

– Считал себя самым умным? – спросил Гарвич.

– Возможно. Какую-то информацию преподносил нам, какую-то – Совету. В конце концов, его взяли, как говориться, за жабры и он стал полностью работать на Азур. Возможно, хотел и Землю спасти и сам живым остаться.

– Мне кажется, что он с самого начала был с ними, – немного помолчав, сказал Гарвич.

Ян почувствовал, как от Гарвича идут тонкие флюиды лжи и, в тоже время, настороженности. «Только этого не хватало, – подумал он, – Если уж и этот предатель, то где вообще честность в этом прогнившем насквозь мире?..» Но Ян тут же выбросил из головы эти мысли, решив, что это, наверняка, побочные эффекты работы с ци, и он ошибается.

Тем временем солдат взял сумку Вуревича и высыпал на пол его арсенал: около семи гранат разной мощности, пистолет и три складных термомеча, заряженные под завязку. Увидев мечи, Гарвич оторопел: экспериментальное и секретное оружие Лиловых находилось в руках предателя, его даже не то, что офицерам, идущим на штурм Элекона не раздали, его необходимо было ещё испытывать, а попав в руки к предателю Вуревичу – они могли теперь оказаться и у СБА в руках. Ничего хорошего это не сулило. Оставалось лишь надеяться, что Вуревич не успел передать образцы «эсбэшникам».

– Он что, собирался в одиночку воевать со всем сопротивлением? – поразился Мишель

Он подобрал цилиндр термомеча, внимательно осмотрел, сказал:

– Это из экспериментальных образцов. На нашем корабле нет таких.

Ян невольно покрылся мурашками: Мишель-то знал, что как минимум один из образцов – у Яна, ведь Мишель сам передал ему один. Но Мишель не повёл и глазом. Может, забыл?

– Возможно, что он передавал образцы вооружения в Азур? – спросил Гарвич.

– Да, скорее всего, он часто прилетал на Галерон, инспектировал тут всякое. Заглядывал в каждый уголок завода.

– Без моего ведома, – отрезал Гарвич.

И Яну вновь, после этой фразы, показалось, что Гарвич врёт. Он хотелось избавиться от этого ощущения, но не получалось. Ян попытался внимательныо прочесть его эмоции и уловил, что кроме эмоций скрываемой лжи, тот источал эмоции опасения и надежды на сокрытие тайны. «Неужели он тоже…» – подумал было Ян, но осёкся. Похоже, дело здесь обстояло сложнее, чем ему могло показаться.

Из-под очередной подкладки высыпались на пол электронные паспортные карточки.

– Подложные документы… – констатировал солдат.

– Дай-ка… – Гарвич наклонился, сгрёб их ладонью, выпрямился и стал поочерёдно рассматривать, перекладывая верхние карточки вниз стопки. Он поднял одну бровь, и Ян отметил, что его удивление было искренним.

Я шагнул к Гарвичу и тоже стал рассматривать карточки. Чего там только не было! Вуревич готовил себе спокойную жизнь: были там и Азурские паспорта, и земные, и выселенческие: галеронские, ксентовские, грокские – всего их было около пятнадцати штук, и все на разные имена.

– Может он и не землянин вовсе? – предположил Баргас.

– Землянин, – возразил Ян, – Это я тебе точно могу сказать. Я всегда могу их отличить. Азурцы смотрят по-другому. Иван смотрел, как землянин.

– Что же они ему посулили? – спросил Баргас опять, – Тебе он ничего не обещал?

– Материального – ничего. Меня теперь нельзя завлечь материальным, да и моральным-то не очень. Он обещал свободную Землю, хотя как она может быть свободной в Азуре?

На пол высыпались пару планшетов и два твердотельных накопителя, судя по надписям по пятьсот эксабайт каждый. Туда, без всяких проблем мог влезть весь архив сопротивления.

– Не человек, а разведка ходячая, – усмехнулся Клайфтон, – Лучше бы, с таким успехом, на Землю работал, чем на этот поганый «эсбэ». Не представляю, правда, чем его можно было уговорить.

– Не уговорить, – изрёк Ян, – а запугать. Вероятно, его запугали смертью. Либо его, либо кого-то из близких… Либо планеты…

– Да ну… Планеты – никогда не поверю, – сказал Гарвич, – Да и потом, почему он не сообщил нам об этом, я изменил бы план восстания сразу!

На пол упал ещё один пистолет.

– Больше ничего, командир.

– Проверьте гаджеты, – приказал Гарвич, – Там наверняка что-то должно быть.

Солдат присоединил оба накопителя к одному из планшетов и включил его.

– Здесь чисто, командир, только системные файлы.

– Чушь какая-то… – удивился Гарвич, – Выходит, он просто трус? Хотел смыться, а потом решил прихватить ещё кого-нибудь, чтоб поделить угрызения совести на двоих?

– Посмотрите передатчик, – посоветовал Ян, – Может, там что-то есть?

Солдат включил гиперпередатчик в руки, экран засветился белым.

– Ох ёп… – выругался солдат.

И тут же добавил:

– Какая странная прошивка. Автоматическое отправление сообщения при включении. Координаты зашифрованы.

– Прочесть можно? – Гарвич оживился. Ян почувствовал от него флюиды удивления и тревоги, будто что-то пошло не по плану. Яну показалось, будто Гарвич что-то не договаривает.

– Можно, – ответил солдат.

– Дай-ка сюда! – Гарвич взял из рук солдата передатчик, открыл один из файлов и побледнел.

– Что там, Джон? Читай, – Сюзанна торопила его так, будто ждала продолжения захватывающего чтива.

– Это предписание к действию. Адресовано Вуревичу… Знаешь, Ян, он не блефовал…

Гарвич два раза тапнул в экран и прочёл:

– «Рогон Дабронд – агенту «Скрытому». Продолжайте вести наблюдение. Докладывайте о перемещении и намерениях объекта ДГ и ходе подготовки к атаке на Элекон-85. Выйдите с объектом ЯП на прямой контакт, установите доверительные отношения. Постарайтесь угнать челнок или истребитель и держите курс на Тац».

Гарвич оторвал глаза от экрана и посмотрел на остальных. Тревога в нём усилилась, Ян ощущал это.

– Читай второй, – попросил Ян.

Гарвич вновь посмотрел в экран, сделал пару свайпов и продолжил:

– «Самопередающийся файл. Интервал отправления – каждые сорок минут. Агент «Скрытый» – Рогону Дабронду. Я мёртв. Операция провалилась. Предписание не выполнено. Рекомендую переходить к следующим действиям: уничтожение планеты Земля, усиление гарнизона и защитных систем на планете Элекон-85»

Сюзанна заплакала с воем. Так, как плачут, когда теряют близких, родных, как плачут дочери, когда теряют мать, как плачут, когда теряют Родину.

– Чем можно уничтожить планету? – Спросил Гарвич, оторвавшись от экрана. Ян почувствовал, как Гарвич источает тревогу, медленно переходящую в страх. Что-то действительно шло не так, возможно всё висело на волоске.

Вопрос был адресован в пустоту. Кто мог это знать? Вся подобная информация, могла поступать лишь к Вуревичу, а он был мёртв. Но, ни раньше, ни сейчас, перед своей смертью он не сообщил сопротивлению о таком оружии Азура. До сих пор ни одна проверка не дала информации о наличии такой адской машины. Поэтому слухи и считались слухами.

– Он говорил что-то о многотонных атомных зарядах или резонансных сейсмических установках, – ответил Ян.

– Кварковой[1] бомбой, – ответил Мишель, – И ничем больше.

Слова Мишеля показались резкими, что все, кто был в каюте оглянулись на него.

– Можно ли излучение бомбы засечь с помощью гиперперехватчика?

– Можно, – сказал Мишель – Но уничтожить бомбу нельзя. Придётся переправить её на планету, где нет жизни. Или отправить в бесконечное путешествие с помощью серии нуль-переходов. Повезет, если распад бомбы завершиться в нуль-пространстве. Ну, в крайнем случае, не заденет основных планет.

– Где в Азуре может быть такая база с бомбой?

Все переглянулись. Это мог знать только Вуревич.

Ян почувствовал тонкие нотки подозрения, идущие от Гарвич в сторону Мишеля. А ведь действительно, откуда Мишель мог знать о кварковой бомбе, и так деловито рассуждать про неё? Но от Мишеля Ян не чувствовал никаких эмоций скрытого страха, обмана или чего-то такого, что могло быть косвенным доказательством его работы на Азур. Хотя в сложившейся ситуации можно было подозревать кого угодно.

Гарвич встал, переполняемый гневом, и ударил в стену. Затем обратился к солдатам:

– Приказ. Всем свободным кораблям. Выйти на дальнюю околоземную орбиту, занять оборону. Всем гиперперехватчикам выйти на дальние подступы к Солнечной системе, при обнаружении в спектре излучения след кварковой бомбы – выхватывать немедленно, навязывать бой и запрашивать помощь по всем частотам. В случае захвата корабля, несущего кварковую бомбу, отправить в серию нуль-пространственных прыжков. Текст приказа шифровать, отправлять по всем частотам гиперсвязи. «Лоддо» и «Барготу» – продолжать движение к Элекон-восемьдесят-пять. Пусть в «эсбэ» думают, что мы не смогли раскусить Вуревича.

Ян слабо верил в возможность того, что сопротивлению удаться захватить бомбу, да и потом, почему Мишель думает, что планету можно уничтожить лишь кварковой бомбой. Можно уничтожить всех землян, например. Доставить сверхтяжелый атомный заряд – след его излучения точно затеряется в остальном излучении корабля, и он пройдёт незамеченным. К тому же он намного дешевле, да и планету разрушать не придётся. А если увеличить его, то можно и разрушить планету. Или, можно, например, просто сбросить его в до сих пор дремлющий вулкан Йеллоустона – и устроить землянам настоящий вулканический ад, а перед этим можно разбомбить все системы коммуникаций начисто – и ввергнуть несчастных в пучину постапокалиптического мира, о котором они так мечтали в своих книгах, играх и фильмах.

Неизвестно, как далеко от Земли база Азура, где хранится эта злосчастная бомба. Корабли могут не успеть – да, скорее всего, так и будет. Даже если крейсеры сопротивления успеют достичь околоземной орбиты, азурские силы найдут способ их уничтожить и смертельный груз будет доставлен на твердь.

Ян с ужасом осознавал, что может никогда не увидеть родной планеты. Но долг перед Родиной заставил его прервать свои мысли. Нельзя поддаваться эмоциям в столь важном деле.

Гарвич велел Сюзанне покинуть помещение, чтобы она не услышала неположенного. Следом каюту покинули все солдаты, производившие обыск.

Он достал из внутреннего кармана планшет, положил на стол.

Ян посмотрел на стол. Там, в который уже раз, Ян вновь увидел голографическую модель станции, которую им надлежало штурмовать, а рядом – продублированное изображение этого же сооружения.

– Что это? – спросил Ян.

– Это, – Гарвич указал пальцем на одну из моделей, – та самая станция на Элеконе. А это, – он тыкнул во вторую, – точно такая же, но на планете Га́лиос. С самого начала Иван уверял меня, что именно на Элеконе расположена рабочая, эксплуатируемая станция, а на Галиосе – запасная, которая не эксплуатируется. И что штурмом нужно брать Элекон, а Галиос оставить на потом. И теперь у меня есть сомнения, в том, что Вуревич был искренен с нами. Нужно ли теперь нам лететь на Элекон, не идём ли мы в западню?

И Ян вновь почувствовал нотки лжи в эмоциях Гарвича. «Да что же это такое! – думал он, – Какую игру он затевает? Чего хочет добиться? Нет, дружище, если ты и тут врёшь, и хочешь, чтобы мы под твоим напором изменили курс, то это не прокатит!» Ян применил телепатию и заставил Мишеля, Баргаса и Клайфтона сделать выбор в пользу Элекона. Ян и сам выразил мнение, что тут Вуревич не врал и действовать нужно по первоначальному плану.

– Хорошо, – подытожил Гарвич, – Так и поступим.

Ян почувствовал в Гарвчие некое облегчение и спокойную радость о чём-то, что могло раскрыться, но должно было остаться тайным. Ему было всё сложнее и сложнее догадываться, чего он хочет.

Напоследок, перед тем как всем выйти из комнаты, он отметил:

– Что-то много в последние время стало телепатов на единицу площади…

И вновь, как и все остальные разы, Ян опять уловил ложь в его эмоциях. И Ян мысленно пришёл в бешенство: сколько же можно кидаться фразами, из которых так и разит затхлостью?!

Он вышел из каюты Вуревича вне себя. Ян злился на земных политиков двадцатилетней давности, не сумевших остановить первую войну с Азуром. Он злился на Мишеля – тот был косвенно виноват в разрыве с Рандалл. Он злился на Гарвчиа, что подверг Землю такой опасности и врал каждую минуту и не был уличён. Он злился на Вуревича, что предал Землю. Он злился на самого себя, что в самый нужный момент не смог сохранить жизнь Вуревичу и выпытать из него все тайны. В этот момент он не был похож на самого себя. Он без цели бродил по длинному коридору жилого офицерского отсека, желая уже заставить себяхотеть спать, но сон не шёл ему в голову никаким образом. Хотя, в конце концов, этот вечер всё-таки должен был когда-нибудь закончиться – нужно спать, иначе не будет никаких сил.

Сзади послышался шум приближающихся шагов. Ян обернулся.

Продолжая плакать, Сюзанна упала лицом на его грудь. Он обнял её.

– Ян, я боюсь… – только и смогла вымолвить она.

Что ему было говорить? Он боялся не меньше, чем она. Только не рыдал.

– Земля выживет, не бойся Сюзи, мы сможем её защитить.

– А если нет? Нас останется только шестеро, землян.

– Нет. Ещё выселенцы.

Она замолчала. Ян говорил спокойным, тихим, успокаивающим тоном.

Ян видел, как капают на пол её последние слёзы, и удивлялся, как в этом нежном и стройном теле может быть столько горьких капель.

– Если она не выживет, – сказал Ян, – ты можешь смело обвинять меня в смерти Земли.

Она посмотрела ему в глаза, желая увидеть там хоть нотку шутки, но не смогла. Там была только грусть.

– Не смей так говорить! – возразила Сюзанна, – Это лишние слова. Ты ни в чём не виноват.

Он хотел ей сказать ещё что-то, но не смог. Поцелуй помешал ему сделать это.

Ян почувствовал губами – мягкость её губ, бархатных, нежных, покорно отклдикающихся на каждое движение его головы. Её дыхание отдавало каким-то медными привкусом, но не привкусом крови – будто слаще, приятнее, мягче. Он ловил губами её губы, целовал каждую в отдельности и все сразу, раскрывая и закрывая рот… И Ян понимал, что одним поцелуем они точно не ограничатся.

Они передвинулись к стене, нащупали вход в каюту Сюзанны и скрылись в открывшихся дверях…

[1]Кварк (науч.) — фундаментальная частица в Стандартной модели, обладающая электрическим зарядом, кратным e/3, и не наблюдающаяся в свободном состоянии, но входящая в состав адронов (сильно взаимодействующих частиц, таких как протоны и нейтроны). Кварки являются бесструктурными, точечными частицами; это проверено вплоть до масштаба примерно 10−16 см, что примерно в 20 тысяч раз меньше размера протона.

Глава 11

2486 год. Транспортный корабль «Барго́т»

Улек Марак запомнит это задание надолго – так ему казалось. Этот кровавый вихрь, это безумство силы и сумасшествие смерти. Он видел своего кумира – Яна Погорельского – таким каким и мечтал увидеть. Таким, каким он знал его по его методичкам и таким, какие слухи о нём ходили. Он представлял его именно таким – но не представлял его таким. Да, именно так он и думал: что реальность превзойдёт все ожидания. И будет явственнее, страшнее и зловещее, чем любое представление. В том бою Погорельский сделал всё в одиночку: убил сорок восемь «эсбэшников», и практически всех – врукопашную. Марак не мог в это поверить – это не укладывалось в голове. Он видел это воочию, но это сложно было уместить в разуме. И чем дальше он был от того дня, тем больше ему казалось, что это сон.

Но это был не сон. Потому что все, с кем он пошёл на то задание, видели это.

А сейчас корабль, на котором он находился держал курс на Элекон-85. Марак знал только название планеты – и больше ничего. Его назначили командиром отряда из девяти человек: он и ещё восемь солдат. Теперь уже не было никаких добровольцев. Их просто назначили в отряд и сказали: командир – Улек Марак. Погрузили на корабль и отправили к неизвестной ему планете. Всё что он знал – что восстание Лиловых начнётся с атаки на эту планету, но прежде, чем начнётся бой, у них будет задача, от которой будет зависеть успех этого боя. А от успеха этого боя будет зависеть успех всего восстания.

Выходило так, что от них – от Марака и его восьмерых подчинённых – зависел успех всего восстания. От этого знания у него потели ладони и ступни. Ответственность тяжким грузом давила ему на плечи – он буквально ходил так, будто тяжёлый мешок на себе таскает. Но что было делать?

Когда он мечтал о свободе, он всё представлял не так. Ему казалось, что он будет куда-то врываться с автоматом, метать гранаты в какие-то проёмы, косить врагов очередями – и всё это на планетной тверди, на залитой солнцем поверхности, под звуки разрывов бомб и снарядов. Но реальность была таковой, что сейчас он находился в казарменно помещении огромного корабля, где выключен свет – и лишь по углам большого зала горели четыре тусклых лампы. И звуки здесь были совершенно другие: на двухярусных кроватях, поставленных в четыре ряда, спали солдаты. Кто-то храпел, кто-то сопел, да мирно шелестела вентиляция.

А он не спал. Он не спал, потому что не мог уснуть, зная: от него зависит всё…

2486 год. Транспортный корабль «Лоддо»

Коммунизм по своей идее хотел бы осуществить не только справедливость, но и братство в человеческих отношениях… Но наивно и смешно думать, что братство между людьми может быть осуществлено путем внешней принудительной социальной муштровки, путем привычки… Для этого нужно действие глубинных духовных сил.

Николай Бердяев

Чем сложнее общество, тем большая в нём должна быть дисциплина, но дисциплина сознательная…

Роман «Час Быка», Иван Ефремов

Надев полётный офицерский комбинезон, который был переделан из «эсбэшного» всего лишь нанесением лиловых пятиконечных звёзд на плечи, Ян Погорельский присел на край разложенного дивана. Он был рад, что наконец выспался. Да уж, прошедшая ночь была полна приключений и судьбоносных решений. Как бы это не звучало пафосно, но он и его боевые товарищи вчера творили историю своей планеты. Внутри проснулись те же самые ощущения, что и вчера: эмоциональное возбуждение, волнение от эпичности всего происходящего и досада на обидные просчёты руководства.

Ян прошёл к санитарному блоку каюты, умылся, вернулся к разложенному дивану.

Сюзанна спала. Он провёл ладонью по её щеке, затем руке. Её кожа… Она была нежна, нежнее бархата, нежнее шёлка. Казалось только прикоснись – и поранишь её. Ян боялся её трогать, но не мог отказать себе в соблазне провести рукой по её лицу, по руке, по телу – ему хотелось снова почувствовать эту нежность. Будто вся она была соткана из чистейшей нежности…

Похоже, он всё-таки любил её.

Ян про себя отметил, что лучше всего любить ту женщину, которая разделяет твои политические взгляды. Она всегда последует за тобой, поддержит выбор, даже если это будет жертва ради идеи. Да и с практической точки зрения это хорошо: мужчина и женщина найдут немало бытовых причин для ссоры, зачем же добавлять туда ещё и политику?

Необычайная нежность просыпалась в нём, когда он смотрел на неё. Ян наклонился и тихо прошептал:

– Я люблю тебя…

Она перевернулась на бок, обняла его, открыла глаза и легонько поцеловала в щёку.

– Я тоже… Ты знаешь, ты мне понравился сразу, как только я тебя первый раз увидела там, на совещании у Карельски, в этом мрачном подвале. Ты всегда был такой загадочный и… недоступный…

Ян, улыбнулся и беззвучно рассмеялся. Это было четыре года назад. Надо же… А ведь это он всегда считал Сюзанну холодной и недоступной. Какое немыслимое совпадение – общее горе толкнуло их в объятия друг друга.

Ян практически считывал её мысли. Никогда до этого не испытывал такого: ему казалось, что может прочесть всё, что у Сюзанны в голове. Почему он может это? Близость сказалась – искренняя, страстная, долгая? Или чувства. А может – упражнения с ци? Трудно сказать. С Рандалл такого не было…

А чувствовала Сюзанна много и разное… Она вспомнила вчерашний вечер – и даже не могла понять, что заставило её с такой жадностью впиться в губы Яна. Словно что-то, а не она сама, было инициатором этого. Может, это был Ян? Может, это он телепатически заставил её поцеловать себя? Ведь он рассказывал, что часто практикует подобное с врагами, заставляя их делать нужное ему. Хотя, какая теперь разница? Они вдвоём – это самое главное.

Ян мысленно усмехался, но не подавал вида. Он и сам не понимал, как это получилось. Они поцеловались прежде, чем он успел что-то понять. Даром, что телепат.

Она помолчала немного, внимательно рассматривая его. Спросила:

– Оделся. Уже уходишь?

– Я быстро. Заберу свою сумку из каюты. А то у меня разгром.

Он наклонился, поцеловал её в щеку и сказал:

– Я сейчас.

И вышел в коридор.

Пожалуй, это была лучшая ночь в его жизни. Во всяком случае, ему самому так казалось. Он хотел побыстрее забрать свою сумку и вернуться к Сюзанне, туда, где ему было так хорошо.

Ему помешал Мишель. Он появился в коридоре и тут же окликнул Яна:

– Ян, я тебя везде ищу…

Ян застыл около входа в свою каюту. Двери остановились, оставшись полуоткрытыми.

– Что случилось?

– Давай, заходи. Мне нужно с тобой поговорить.

Ян зашёл, плюхнулся на остатки дивана. Посмотрел на Мишеля, тот явно не знал, с чего начать. Он кружился, не зная куда бы примоститься. Потом нашёл обломок тумбочки, сел на него.

– Знаешь, стоит начать с того, что я тоже любил Рандалл…

Ян поднял бровь. Нельзя сказать, что он был сильно разгневан эти сообщением, скорее удивлён. Пожалуй, слово «Рандалл» больше не вызывало в нём волнения. Теперь этот звукобуквенный набор не нёс ничего, кроме сухой информации.

– Ты горюешь по ней? – Ян посмотрел на Мишеля.

– Да…

– Не расстраивайся сильно. Всё пройдёт. Ты забудешь её, поверь мне, Мишель.

– Может быть…

– Вы были с ней близки?

Ян считал эмоции друга безошибочно: Мишель ожидал этого вопроса. Точнее, он собирался об этом поведать Яну, но тот внезапно перехватил инициативу. Что ж, Мишелю не осталось ничего другого, как признаться:

– Да…

Наступило неловкое молчание. В голове Яна сразу же возник рой мыслей. Он никак не мог выцарапать оттуда хотя бы одну, чтобы озвучить. Наконец это ему удалось:

– Интересный, всё-таки этот народ, женщины… Любят одних, спят с другими…

– Ян, я больше не мог держать это в себе … Я должен был признаться, иначе я бы себе этого никогда не простил…

– А теперь прощаешь? – Ян опять поднял бровь и улыбнулся, скривив рот на один бок – будто впитав в себя часть убитого Вуревича.

Мишель не нашёлся что ответить:

– Ну… Э…

Ян негромко рассмеялся. «Люди – странные существа, – подумал он, – Сами себя в чём-то обвиняют, сами прощают…»

Мишель всё же собрался с мыслями и сказал:

– Меня просто мучили угрызения совести с тех пор, как я увидел тебя. Я никогда не думал, что встречу тебя вновь. А любви – ей ведь не прикажешь…

– Забей… – Ян махнул рукой.

Потом он добавил:

– И она знала, что ты – Лиловый?

– Да.

И вновь Ян удивился.

– Она знала? И при этом продолжала отношения с тобой?

– Да, – так же коротко ответил Мишель.

– Ну и ну… – протянул Ян, – Значит, узнав, что я – Лиловый, она бросает и меня и уезжает. А узнав, что ты – Лиловый, остаётся?

– Её держала на Галероне её работа, историческая экспедиция…

Ян отметил про себя, что, вполне возможно, она в тот момент и правда не могла улететь с Галерона. Вслух же он сказал, словно догадываясь, какой будет ответ:

– И что же она знала ещё?

– Да она знала практически всё… Что на Галероне активно действует сопротивление, что им руководит Кварел…

– Мишель, ты что, дурак? – Ян решил не стесняться в выражениях, – Нельзя даже под предлогом смерти выдавать никому тайны. А ты что сделал, выложил ей всё как на духу? Хорошо, ещё ты о восстании услышал в момент её смерти…

Ян встал, и начал прохаживаться по комнате. В себе он чувствовал ярость, в душе у него клокотал Везувий.

Каждый новый день приносил ему новое удивление и новое событие. Он вновь обратился к Мишелю:

– Ты хоть понимаешь, что она могла передавать информацию в «эсбэ»? Чёрт возьми, у неё ведь сестра была, а мы ничего о ней не знаем. Может, Ранди делилась с нею, а та была стукачом.

– Ян, я уверен, что нет!

– Уверен? Послушай, кто из нас телепат, я или ты?

Ян выпалил последнюю фразу и тут же засомневался в сказанном. В конце концов, Вуревич тоже до последнего скрывал свои ментальные способности, а они, как оказалось, были немаленькие.

Мишель ответил:

– Слушай, на твоём месте я бы не стал бы ругаться на мой длинный язык. Кое-кто ей сам ляпнул, что он Лиловый…

Ян посмотрел на Мишеля. Да, это был камень в его огород, и он ничего не мог сказать в пику. А тот продолжил:

– Когда мы познакомились, она первым делом спросила, Лиловый я или нет. А когда ответил, что да, Лиловый, она сказала, что и так знала ответ. Она мне рассказала, что ты признался ей. Тем более тут скрывать было нечего, с какой бы радости, по-твоему, землянин бы вдруг оказался на закрытой планете…

– О, разве «эсбэ» нужны поводы… И о чём вы с ней разговаривали?

– О многом. Но, в основном, о коммунизме…

И опять настала пора Яна удивляться. Хорошее же дело для двух влюблённых: разговоры о коммунизме. Высокие отношения, ничего не скажешь.

Но, с другой стороны, это было интересно – может быть, через эти разговоры можно было узнать, каковы настроения среди прочих азурцев. Может быть, они сочувствуют Лиловым?

– Ну и как она в этом деле?

– Ты знаешь, мы с ней разошлись во мнениях. Она считала, что Азур построил истинный коммунизм, что система исключения жителей из распределения благ и высылка на производственные планеты является истинно верным решением для поддержания общества в нужном состоянии. А когда я задал ей вопрос: «Что такое «нужное состояние?», она не нашлась что ответить. Складывалось ощущение, что она просто говорит заученными фразами. Ты, понимаешь, я никак не мог объяснить ей, что в итоге это заканчивается эксплуатацией одних людей другими, что прямо вступает в конфронтацию с теорией коммунизма. И ни в какую…

– Да-а-а уж-ж-ж… – протянул Ян, – Кто бы мог подумать, что несколько сотен лет спустя от появления теории мы опять вернёмся к красным полотнищам…

– Ох, Ян, я тебя умоляю! Какие красные полотнища… Ты понимаешь… То, как воспринимаем мы, земляне, коммунизм – является карго-культом и лишь элементами воспроизводства теории в практику в единственном эксперименте. И я опять тебе скажу, что землянам здесь не хватает исторического опыта других цивилизаций. Любой общественный строй всегда охватывает массы, а когда дело доходит до масс, нужно заниматься статистическим анализом. Это вам не просто формула, эмпирический опыт должен рождаться на основе результатов множества экспериментов. А где же его взять, если коммунизм на Земле был задушен до того, как был рождён…

Ян удивился, как затронул Мишеля за живое – и как он сразу же перешёл от бытового разговора о любовной измене к чтению лекции. Он сказал:

– Мишель, если в течении сотен лет людям вдалбливать что-то с помощью пропаганды и исподволь… Там… Через культурное влияние, то это «что-то» переходит в ноосферу. Или прописывается в генетическом коде… В общем, переубедить кого-то сложно если он, как и многие поколения предков были воспитаны в подобном ключе.

Но Мишель воспринял это как продолжение дискуссии:

– Да, Ян! Именно «вдалбливать» ничего нельзя. Понимаешь, Азур сейчас повторяет ту ошибку, которую раз за разом повторяли наши протокоммунистические государства. Информационная изоляция, пропаганда, социальна муштра… Я даже больше тебе скажу – укрепление и централизация власти идёт всегда в ногу с борьбой с каким-либо внешним врагом, и особенно удачно, когда этот внешний враг так идеологически неверен. Кто же это сказал, я не помню: лучший способ укрепить власть – это маленькая победоносная война.

– Сомневаюсь, что война будет маленькой. Обычно такие войны становились трагедиями для их начинателей.

– Вот именно! Но нам придётся пережить эту войну и победить в ней. Ты ведь должен понять: коммунизм – это путь прогресса. При капитализме высвобожденный труд не используется, так как нет цели прогрессировать научно и технически. Только коммунизм, при сильном надобщественном или, пускай так уж, «государственном», руководстве, использует его для своей цели – стремлении к будущему. А при капитализме всё просто: я получил прибыль, удовлетворил текущие потребности, а ты – вали, гуляй и будь здоров! А что там будет дальше – не важно, хоть шаром покати, главное на мой век хватит. Но мы должны помнить о потомках – им не должно быть стыдно за нас. Тут – главное не ошибиться, не создавать давление на личность, дать ей столько свободы, сколько потребуется. Но в то же время, показать ей главное направление, иначе мы пойдём по деструктивному пути разрушения и агресси… каким бы правильным не считали свой социально-экономический уклад. Всё должно идти из головы каждого, люди в массе должны захотеть братства и общности, а до тех пор, пока они не будут этого хотеть, мы так и будем враждовать.

Они оба помолчали. Ян был вынужден отметить, что по большей части, его друг был прав. Он прошёл к санитарному блоку, открыл краник, попил воды, сел на прежнее место. Потом Ян продолжил:

– Но это всё не объяснить за пять минут. Так что ты зря надеялся на понимание со стороны рядовой азурки.

– Но ты знаешь, если бы мне пришлось выбирать между капитализмом, который может быть установлен после победы Лиловых, и псевдокоммунизмом Азура, то я за Азур.

Ян округлил глаза от удивления и внимательно посмотрел на Мишеля. В эмоциях тот источал абсолютную искренность.

– Вот это поворот… И ты даже согласен с практикой высылки на другие планеты? – спросил Ян.

– Во всяком случае, это несёт больше пользы значительной части общества.

Ян задумался. А что, если Рандалл – тонкий психолог и вербовщица? Что, если она не смогла завербовать его и переключилась на Мишеля, и только смерть помешала ей завершить начатое? Похоже, если это действительно было так, то она здорово его обработала. Вслух он сказал:

– Мне кажется, тебе надо было меньше слушать эту сисястую сучку Рандалл.

И сам ошалел от сказанного.

Мишель с недоумением посмотрел на Яна: как он может так говорить о ней? Ещё два дня назад он горевал, впав в забытьё, а сейчас вот так просто оскорбляет её память? Но Яну было уже не до сантиментов: Рандалл осталась в прошлом, а если рассудить трезво – то она была враг. Хоть и милый, привлекательный, красивый, обаятельный, но враг, если к врагу вообще применимы такие эпитеты. И, как показала жизнь, она бы ни на шаг не отступилась от своих идеалов. И кто знает, если бы ей пришлось в силу обстоятельств или по прямому приказу, косвенно или прямыми действиями причинить вред Мишелю или Яну из-за их деятельности или по их убеждениям, то, Ян был уверен, она бы нисколько не колебалась.

– Ты слишком груб в отношении её памяти, – речь Мишеля была твёрдой. Ему чрезмерно не нравилась риторика Яна.

– А что? – спросил тот, – Приказали бы ей стрелять в нас, то стреляла бы. Клялась в любви и стреляла бы. Никогда не верь азурцам. Азурец – это враг, даже если ты влюблён в него. Так что выкини эту кобылу из головы.

Но эти слова переполнили чашу терпения Мишеля.

– Не смей так говорить, слышишь!!! – Мишель вскочил и схватил Яна за грудки, – Не смей. Или… Ну ты меня знаешь.

– Отпусти, – Ян отвёл от себя руки, – Она променяла меня на свой проклятый режим! Если бы она любила хоть кого-то из нас, то она никогда бы так не сделала, не улетела с Земли. Она не любила ни тебя, ни меня, и никогда не смогла бы полюбить!

Ему казалось это прозрением. Возможно, он и был прав – но теперь этого никто не мог узнать наверняка.

– Молчи, молчи! Лучше молчи!

– Плевать она хотела на наши чувства. И ты должен плюнуть на неё и забыть.

– Нет! Она поступила правильно! Так, как мы живем, как мы жили, какую хотим создать жизнь – это всё чушь собачья! Так жить нельзя. Мы не правы! А она права! И я уже не хочу жить в таком мире. То, что она покинула меня – это порождение нашего мира, но не их. Я уже не хочу ни в чем участвовать.

– Ты хочешь сказать, что больше не участвуешь в кампании?

– Не знаю… Я ещё не решил толком. Но то, что в мыслях всё больше склоняюсь на их сторону – это факт.

– Предатель! – Ян в бешенстве вскочил, откинул сумку одним движением ноги, и с помощью телекинеза привлёк термомеч в свою руку – Тогда ты должен точно знать, что ты предаёшь не только дело, которому многие на этом корабле посвятили свою жизнь от начала и до конца, но и меня лично. Надеюсь, у тебя есть собой оружие? Дерёмся, прямо сейчас!

Ян нажал кнопку и клинок термомеча раскалился – горячий воздух с характерным запахом нагретого металла дошёл до лица.

Неожиданно, но Мишель расстегнул нагрудный карман полётного комбинезона, и достал оттуда блестящий цилиндрик складного термомеча. Он включил его – клинок выехал из рукоятки. Похоже, Мишель готовился к такому исходу – и Ян никак не мог этого предугадать.

Ярость пылала в его глазах. Теперь он ненавидел своего бывшего друга – Яна Погорельского, и тот считывал его эмоции на раз-два. Мишель готов был его убить, покрошить в винегрет, испепелить. И всё ради любви, которая выжигала его душу.

– Обещаю, что сражаться буду честно, – заверил Ян, – Как человек с человеком, а не как телепат.

– Молись, чтобы умереть без мучений, – процедил Мишель.

Их мечи соединились…

Но им не дали сражаться. Двери в каюту распахнулись, на пороге стояла Сюзанна.

– Ян, ты почему так долго? О, Господи!.. – она в ужасе отпрянула назад. Тем временем Ян успел сделать несколько острых выпадов в сторону Мишеля. Тот сумел их мастерски отпарировать, сделал контрвыпад. Мечи глухо стукали друг о друга, словно это были деревянные палки.

Сюзанна выбежала из каюты, и прежде, чем она смогла шагнуть или сказать, опять взвыла сирена.

Сюзанна в ужасе звала на помощь:

– На помощь! Сюда!

Он сражались минуту, или чуть больше, когда с пистолетом вбежал Гарвич, за ним – пять или шесть солдат. Они накинулись на сражавшихся, с трудом обезвредили их оружие, скрутили на полу и придавили собственным весом. Но они ещё продолжали дёргаться под массой налегающих солдат. Ян, конечно, мог раскидать их силой мысли, но не стал. Он знал, что в предстоящем бою у Гарвича не будет других командиров.

– Ну что, я не пойму, решили в рыцарей поиграть?! – наклонившись над ними, громко спросил Гарвич, – Мечи мне, обоих в карцер до вечера. Разбираться будем потом.

Когда их разводили по разным углам, Ян бросил Мишелю:

– Если я останусь в живых после штурма, а это я тебе обещаю, ты – труп!..

…Ян никогда не знал, что карцер может находиться в таком интересном месте: между баков в топливном отсеке размещались клетки, в одной из которых и сидел Ян. Где-то в дальнем уголке, в такой же клетке обитал Мишель.

Ян, хотя и мог сбежать отсюда – но не стал этого делать. Он телепатически играл замком на двери: то открывал, то закрывал его. Бежать ему не хотелось. Если он сбежит – его ждёт смерть от лазерной пушки корабля, а ночью он пойдёт на смерть, штурмуя главное главную передающую станцию СБА. Лучше, решил он, с малой долей вероятности остаться в живых, чем умереть наверняка. В конце концов это лучше, чем вот так, на полдороги сворачивать с намеченного пути и предавать дело, которому ты служил всю свою сознательную жизнь.

Единственное, что он не мог понять – неужели так плох тот общественный строй, о котором мечтает каждый землянин? Или любовь имеет настолько сокрушительную силу, что можно предать друга, предать дело, которому он служил всю жизнь, даже если твоя любовь – в стане врага. Хотя, враг ли она теперь? Совершенно неожиданно, но для Яна всё теперь рухнуло в один момент. Ведь Ян её тоже любил. Любовь прошла. Единственное, к чему стремился Ян теперь – спасти друга от заблуждений, наставить его на верный путь, но теперь он потерял друга, и смысл жизни стал постепенно исчезать, таять как утренний туман. Оставался только долг, моральный и физический долг, долг всему человечеству.

Неужели за год разлуки Мишель мог переосмыслить свои отношения, свои взгляды и убеждения? Конечно, можно сейчас сломать дверь в камере, силой одной только мысли разнести всех на корабле в клочья, а потом кинуться к Мишелю в ноги: «Прости меня, Мишель, я был не прав!» Затем развернуть корабль к Земле и сдаться властям.

Нет! Нельзя усомниться в правильности выбранного пути! Не зря же сотни людей выбрали тот же жизненный путь, что и он сам. Да, людям свойственно ошибаться. Но ведь не просто так общество Землян просуществовало тысячи лет. Пусть были войны, пусть были разрушительные катастрофы, но Земля стояла, и будет стоять!

А у Мишеля теперь другая правда жизни. Он считал, что все войны, все катаклизмы не должны омрачать жизни людей. Что не должно нарушать мирное существование.

У каждого своя правда. Но общество складывается из различных правд каждого человека. Возможно, и Мишель попадет в обновлённое общество со своей правдой. А если нет – тогда, пожалуйста, вот: пистолет, граната, меч, иди и реформируй общество огнём и раскалённым железом. Выживешь ли ты при этом – это вопрос. А если не выживешь, тогда понятно, кто ты: общество само высеивает ненужные ему элементы. Значит, выбранный путь верен! Значит, Мишель – предатель!

Наконец сон, невесть откуда взявшийся, сморил его…

2486 год. Транспортный корабль «Лоддо»

Эхо гулких шагов разбудило Яна Погорельского. Гремя ключами, человек приближался к его камере, точнее – клетке.

Ян без труда узнал его.

– Здоро́во, Погорельский!

Это был давний соратник и боевой товарищ Яна, известный ещё с Земли.

– Здорово. Меня выпускают?

– Да, Мишеля уже выпустили. Все на боевом собрании. Сегодня же штурм…

– Где собрание?

Соратник хотел, было, вставить ключ в замок, но запорная планка щелкнула, и дверь открылась сама. Он нисколько не удивился – такие шутки он не раз замечал за Яном. Что ж, если ему действительно некуда было бежать, то он не сбежал бы и из незапертой обычной каюты.

– В большом зале информатория, – ответил он.

– Мишель уже там?

– Там. Из-за чего вы поссорились?

Ян задумался: «Сказать или нет?» Вместо ответа он задал встречный вопрос:

– Какие у него настроения?

– В каком смысле «настроения»? Сейчас у всех одно настроение – воевать.

Ян призадумался. «Если он ничего не предпринял, значит, что переметнётся на их сторону в бою. Ну, там у него нет шансов выжить».

– Ты лучше расскажи, как ты сюда попал, – попытался разговорить его Ян.

– О, эта история достойна тысячи и одной ночи…

Ян тихо рассмеялся. Он уже знал, кто заразил соратника этой фразой – Гарвич произносил её очень часто, и она уже успела набить всем оскомину. Но он наделся, что Ганс-таки поведает ему о своих приключениях:

– И всё же…

Они с Яном добрели до информатория пока соратник рассказывал о своих злоключениях выселенца.

Зал информатория являл собой круглое помещение, в котором без труда смог бы поместится небольшой спутник. Зал был заполнен народом. В основном это были командиры отрядов и подразделений, атакующих Элекон-85. В центре зала стоял небольшой стереопроектор, проецирующий на воздух модель станции, которая уже успела порядком надоесть. Рядом стоял Гарвич с указкой, готовясь изложить план атаки планеты. Ян нашёл взглядом Сюзанну и потихоньку приблизился к ней.

– Ян, очень хорошо, что ты пришёл, – Гарвич обратил на него своё внимание, – Мы ещё не начали.

И уже обращаясь ко всем, начал инструктаж:

– Наш «Лоддо» выходит к системе через четыре земных часа. На планете, в секторе станции в это время ночь, ближе к рассвету. Возможны осадки, дождь, по данным разведки даже гроза. Точнее неизвестно. Но я думаю, что он нам не очень помешает. О силах на планете мы знаем следующее: с момента последней атаки на «эсбэ» на орбите Галерона гарнизон станции был усилен, и теперь он составляет пятнадцать тысяч человек, вместо десяти. По данным агентуры личный состав представляет собой подразделения легковооруженных солдат, однако есть и зенитная артиллерия. По всей видимости, она должна вызвать затруднение для десантирования. Мы попытались справиться с ней и в данный момент высадили разведывательно-диверсионный отряд для проведения артподготовки перед нашим десантированием. Так же в их задачу входит вывод из строя всех зенитно-ракетных установки и истребителей. Правда, – Гарвич взял небольшую паузу, – в случае провала операции, они так и не смогут вернуться. Единственное, что может спасти их от обнаружения – глухие леса Элекона, – словно повинуясь его словам, проектор переменил картинку и вместо здания стал транслировать какие-то деревья, – Смесь широколиственной и хвойной растительности, – он опять взял паузу, переводя дух. Проектор вновь переключился на макет здания, – Строение поделено на четыре зоны атаки. Первая зона: левая диспетчерская башня, – проектор высветил её красным, – её атакует отряд под командованием Хуго Баргаса, десантные челноки с первого по пятый. Вторая зона: правая диспетчерская башня, здесь солдатами будет командовать Россини, десантные челноки с шестого по десятый. Третья зона: левый корпус административно-казарменного здания, Ян Погорельский, эта твоя задача, десантные челноки с одиннадцатого по пятнадцатый. И, наконец, правое крыло, это зона Клайфтона, десантные челноки с шестнадцатого по двадцатый. Что касается конкретных заданий: атакуя каждую из башен, старайтесь по максимуму сохранить все её внутренности и электронику, помните, что нам важно взять её под свой контроль и в процессе восстания использовать станцию в своих целях. Данная станция – это ключ к победе. Единственное, что мы должны сделать – это отключить провода, идущие от административных задний к каждой из башен, – проектор вновь высветил нужные элементы красным цветом, – В каждую из башен входит по одному жгуту проводов.

С этими словами Ян мысленно отметил, что «жгуты» – весьма условное название. Провода были толщиной около полуметра. Гарвич продолжил:

– Обезвреживанием жгутов должны так же заняться диверсанты. На тот случай, если они всё-таки не смогут это сделать, то этим займётесь вы. Там, где они крепятся к ретрансляторам, находится специальное техническое помещение, но данные комнаты забронированы. Поэтому, в случае невозможности проникновения внутрь – провода могут быть перебиты взрывом в любом месте. Тут задача тоже непроста: провода проходят в каменном тоннельчике, который находится под поверхностью. Проникнуть в тоннель можно лишь из зданий, либо из бронированных комнат внутри башен. Поэтому, в случае невозможности проникновения в бронированную комнату – сообщайте об этом отрядам в казармах, там нет бронированных комнат, так как провода идут в тоннель со всех этажей и сходятся в подвале в один толстый пучок и уходят к башне. Отрядам в зданиях задача проста: истребление живой силы.

– Пленение возможно? – задал вопрос Ян.

– Если будут сдаваться – берите в плен, – ответил Гарвич, – Хотя я сомневаюсь, что они будут сдаваться.

– О-о-о, попьё-о-ом кровушки… – улыбнулся Ян.

– Сколько диверсантов высаживается на планету? – спросил Баргас.

– Девять.

По залу пробежался лёгкий ропот: девять человек против пятнадцати тысяч – самоубийство чистой воды. Но, видимо, другого выхода не было.

Потом Гарвич продолжил:

– Так же помните, что здания, по возможности, тоже должны уцелеть. Постарайтесь так же по максимуму сохранить электронику, – повторился он, – Хотя, в порыве боя это вряд ли будет возможно. И последнее: перед высадкой десанта, мы должны ударить по базе ракетными зарядами, которые челноки понесут на себе – это должно сократить живую силу противника. Общее командование и координирование операцией беру на себя я. Я буду находиться на «Лоддо». Со мной останутся Цубельмаркер и Гвидиче. И вот ещё: единовременно мы сможем десантировать лишь тысячу человек, остальные четыре будут доставляться челноками в процессе боя. С этим, пожалуй, всё. Боевой сбор в ангарном отсеке, через четыре часа. У нас будет около двадцати минут на боевое напутствие для солдат от моего имени. Потом дам команду на старт. Вопросы есть?

Вопросов не было. Все молчали.

– Тогда совещание считаю оконченным. Можете расходиться. Ян, ты останься, пожалуйста…

С этими словами Гарвич выключил проектор.

Из комнаты вышли все, остались только Гарвич и Ян.

– Ян, ты должен мне помочь. Мне нужны твои способности телепата.

Тот удивился. Гарвич никогда не просил об его способностях так прямо.

– Я готов.

– Ян, мы расшифровали координаты конечной точки посланий Вуревича. Сигнал должен был выйти из нуль-пространства где-то в районе Юпитера. Похоже, он водил за нос не только нас. «Эсбэ» так и не знает ничего… Я должен быть уверен, что мы движемся не в западню.

Ян не знал, что говорить. Разве Гарвич мог полагаться на интуицию какого-то боевика в таких вещах? Он чувствовал ложь в его словах. Точнее не в словах – в эмоциях, которые он мог считать. Но как её интерпретировать? Как реагировать на неё? Что скрывает Джон Гарвич, известный как Карельски? Он просто не говорит ему всей правды или сигналы и правда шли на Юпитер? Почему он вообще советуется с ним?..

Ладно, пришлось отвечать так, как есть:

– Я думаю, мы движемся в правильном направлении.

Ян действительно думал так.

– Спасибо…

Гарвич хлопнул его по плечу и улыбнулся. На этот раз эмоции были искренними.

Ян вышел из зала. У дверей, повернувшись спиной, стояла Сюзанна – ждала его. Она услышала, что он выходит, и обернулась. В её глазах читался страх, неподдельный и большой. И тут даже никакой телепатии не нужно было, что понять это. Всё читалось на лице.

– Это же явная смерть, – сказала она, – Идти пятью тысячами против пятнадцати. Отдавать вражеским войскам на съедение порциями по тысяче человек. Ян, я боюсь за тебя.

– Не бойся, – ответил он, – Всё будет хорошо. Давай лучше поспим. У нас есть два часа на сон.

– Давай… – Согласилась Сюзанна.

Глава 12

2486 год. Планета Тац. Планета Элекон-85.

Всегда найдётся рыба покрупнее.

Куай-Гон Джинн, фильм «Звёздные войны. Эпизод первый: Скрытая угроза»

Рого́н Дабро́нд, командир одного из полевых корпусов СБА, пребывал в своём кабинете, который располагался в административном здании Службы Безопасности на планете Тац. Это был высокий и худой, спортивный мужчина с симпатичным мужественным лицом со строгими прямыми чертами. Скорее его можно было даже назвать не худым, а сухопарым – в наследство от отца ему досталась хорошая спортивная фигура, а свой вес Дабронд всегда, как истинный «эсбэшник», контролировал физическими упражнениями. Несмотря на его достаточно молодой возраст – на земной лад ему можно было дать немногим более тридцати пяти, или даже меньше – его волосы уже тронуло серебро.

Он в очередной раз просматривал трёхмерный голографический ролик, присланный по экстренной связи с орбиты Галерона. Ролик демонстрировал некоего диверсанта, которому обманом удалось проникнуть на защитную орбитальную станцию у Галерона и уничтожить весь её личный состав. Да, вне сомнения, это был именно Ян Погорельский – тот, о ком говорил Вуревич. И этот землянин, Погорельский, был явно опасен, может быть, даже опаснее, чем предполагал Вуревич. Он устроил какой-то вихрь смерти на орбитальной станции, он был похож на демона в том бронированном комбинезоне СБА, полностью выкрашенном в лиловый цвет. И, даже несмотря на то, что лицо человека, устроившего резню, почти до самого конца было скрыто тонированным стеклом тактического шлема, Дабронд был уверен с самого начала, как говорили земляне, на «все сто»: этот субъект – Погорельский.

Да, при своей убеждённости в правильном пути Лиловых, при верности Джону Гарвичу, вкупе со своими возможностями телепата, Погорельский представлял собой наибольшую угрозу Азуру. Дабронд еле отговорил Тильмоса от того, чтоб послать карательный корпус на Галерон – нельзя было спугнуть такую жирную птицу. Карательная экспедиция, как говорил сам Тильмос, «бьёт по площадям», а там, глядишь, и будет лазейка, чтоб улизнуть с планеты. Поэтому Дабронд рекомендовал Тильмосу усилить контингент на Земле, тем более что сейчас она напоминала пороховую бочку: каждый день, с того момента, как Гарвич и его бандитская шайка покинула её, происходил новый теракт.

Единственный вопрос, который оставался не решёным: куда же двинулись Лиловые от Галерона? После получения видео, Вуревич один раз вышел на связь, но… Сообщил лишь, что Лиловые движутся к планете Элекон-85, но ведь он обещал увести атакующих к планете Галиос – и сообщить Дабронду об этом. Но сведений так и не было.

Возможно, он уже находился под колпаком. А может, и вовсе был мёртв, а ошибаться было нельзя. С равной вероятностью они могли оказаться и на Элеконе, и на Галиосе. Землянин Вуревич обещал всячески преподносить Гарвичу дезинформацию о том, что рабочая станция находится на Галиосе, и атаковать нужно именно её, в то время как настоящей рабочей станцией была станция на Элеконе. СБА готовило восставшим настоящую ловушку на Галиосе: гарнизон данной планеты состоял всего лишь из двухсот инженеров да взвода бойцов. Оказавшись там, и захватив её, Лиловые просчитались бы, и восстание заглохло.

Кроме того, Вуревич сам выдвинул идею дерзкого плана: он лично обещал силой телепатии убедить Яна Погорельского перейти на сторону «эсбэ», и сбежать с ним на Тац, что дало бы Тильмосу ценные сведения о восстании. Но для какой-то цели Вуревич запросил письменный приказ. Тильмос отказывался, аргументируя это тем, что любые инициативы агентов должны быть разрешены негласно, и, раз уж сам вызвался, то пусть и делает то, что обещал. Тильмос даже вспомнил земную побасенку о мыши, которая высказала идею повесить коту колокольчик на шею. Дабронд же в тайне от главы СБА всё-таки исполнил просьбу Вуревича и приказ выслал. Но ни его, ни ответа на приказ, ни второго перебежчика до сих пор не было, и Дабронд теперь подозревал худшее.

В то же время, по заверениям Вуревича, Лиловые могли обладать и иной агентурой, кроме него самого. Поэтому, доверять только одним его словам не стоило. Во всяком случае усилить гарнизон можно было на обоих планетах, но Дабронд обещал лично доставить труп Погорельского в кабинет Тильмоса. Как угадать направление Лиловых?

Тильмос не раз высказывался о том, что «следует оставить эту затею с землянином» и найти первый же удачный способ избавиться от него. Либо как-то сдать Лиловым, либо просто убить. То ли предчувствуя это, то ли каким-то образом узнав о намерениях главы СБ, Вуревич несколько месяцев назад на блюдечке преподнёс «эсбэшникам» новые галеронские разработки: это были складной термомеч и патроны с третилиевыми сердечниками. Тильмос, сколь и был приятно удивлён отличнейшей работой землянина-агента, столь и был раздосадован тем, что Лиловые всё-таки нашли способ в чём-то превосходить СБА, а ведь это преимущество могло сыграть решающую роль в бою. Тильмос немедля отдал приказ о производстве подобных патронов для СБА – эту технологию освоили быстро и уже снабдили таковыми гарнизоны Галиоса и Элекона. А вот со складным мечом пришлось повозиться, и одним из немногих работающих экземпляров был тот, что сейчас держал в руке сам Дабронд. Да и тот был всё же привезён с Галерона и втайне от Тильмоса был подарен ему. И сейчас, просмотрев трёхмерный ролик, он держал в руках эту маленькую невесомую вещицу: металлический цилиндрик с кнопкой, удобной для нажатия большим пальцем. Единственное, что он никак не мог взять в толк: почему, когда Вуревич вручал его, он сказал: «Возможно, этот подарок станет судьбоносным для тебя…» Земляне, по мнению Дабронда, вообще были странные существа: живя полностью в материальном мире, достигнув достаточно высокого технического уровня, они продолжали верить в судьбу, богов, приметы и подобную чушь. Особенно этот, Вуревич. Он-то вообще был телепат, а у них были особые отношения с тонкими материями.

Но теперь, когда Вуревич привёз руководству «эсбэ» «гостинцы», у Тильмоса росло недовольство нахождением «этого человека» среди агентов, и очередное отсутствие от него разведданных только усиливало раздражение.

Дабронд несмотря на отсутствие данных от Вуревича, предчувствовал, что ожидать Погорельского стоит на Элеконе – он тоже был, некоторым образом, телепат. Унаследовав эту способность от отца. Как и кривую улыбку, что больше походила на ухмылку.

Конечно же, он не мог просто так взять и отправиться на Элекон, без приказа, его держали служебные обязанности. Но связаться с Тильмосом по видео или голосовой связи он почему-то не мог: тот не отвечал на звонки. В итоге Дабронд был вынужден отправить тому личное письмо, в котором, точно так же, как и Вуревич ранее, просил отдать соответствующий приказ.

И тот, на удивление, не заставил себя ждать, причём глава СБА не ограничился сухим приказом, а в добавок к нему прислал ещё и письмо на личную почту Дабронда. Приказ гласил:

«В течение четырёх часов с момента получения приказа вылететь на планету Элекон-85 и усилить гарнизон на данной планете ограниченным контингентом в пять тысяч человек. Для данной цели использовать вверенные вам подразделения. Принять на себя командование станционным гарнизоном защиты и обслуживания. В случае атаки планеты силами Лиловых запросить подкрепление и держать оборону»

Личное же письмо содержало следующий текст:

«Здравствуйте, Рогон!

Несмотря на то, что я склонен и по должностному положению, и по личным убеждениям, больше доверять разведданным, чем интуиции отдельных лиц, в том числе и Вашей, тем не менее, в отсутствии оных, нам больше не на что положиться. Я помню, что Вуревич неоднократно высказывался положительно о вашей способности предчувствия, а также обладал знатными способностями в области телепатии. Поэтому в данный момент я доверяю вашим ощущениям и отдаю соответствующий приказ о командировке на Элекон-85. Так же, на тот случай, если атака Лиловых всё-таки будет происходить на Галиосе, туда тоже будет командирован контингент в размере пятнадцати тысяч солдат. Но я надеюсь, что ваше обещание о теле Погорельского в моём кабинете всё-таки сбудется.

Удачи!»

Дабронд, получив приказ от Тильмоса, не стал медлить. Он знал, что приказ будет именно таким – и уже подготовил транспортный корабль и солдат к вылету. И меньше, чем через сутки, благо, что расстояние от Тац до Элекона позволяло добраться за это время, он был там. Он прибыл, когда на Элеконе уже царствовала ночь, двадцать челноков,опустились на лётное поле станции гиперпространственной связи на планете Элекон-85.

Усиление встречал временно отстранённый командир гарнизона. Это был немолодой мужчина среднего роста с испещрённым морщинами лицом. Дабронд, похожий на демоническую фигуру в длинном чёрном плаще с капюшоном, сошёл с трапа. Они поздоровались, и Дабронд спросил:

– Вы получили приказ о моём назначении?

Он тут же отметил, необычный запах местного воздуха. Это была смесь каких-то местных цветов, чей аромат усиливался особенностями состава атмосферы. Такого не было на Тац, где облака-фильтры беспрестанно очищали воздух до состояния стерильности. Да, по истине, Элекон – девственное место. Но бывший командир вернул его мысли в деловое русло:

– Да, получил. Что происходит? Есть какая-то опасность от землян? Мне было приказано передать вам командование без всяких пояснений.

Он, хоть и был одет в такой же плащ-накидку, вовсе не смотрелся величественно. Он казался каким-то маленьким и в тоже время немного злым старичком-лесником. Его недоумевающее лицо лишь дополняло образ.

Дабронд понял, что бывший командир не в курсе происходящего. Он спросил:

– Каков был текст приказа?

– Давайте пройдём в диспетчерскую. Я не распечатывал приказ.

Дабронд согласился. Командир кинул кому-то в темноту: «Займись расквартированием», и они вместе отправились в левый административно-казарменный корпус.

Прибыв на место, Дабронд отметил, что диспетчерская комната была расположена как нельзя лучше – из огромных, во всю стену, окон полностью просматривалась территория станции, она была как на ладони. Тринас провёл его к одному из компьютеров и показал приказ:

«По прибытии контингента усиления под командованием Дабронда передать ему командование станцией и расквартировать контингент».

– Так куда мне теперь? – спросил командир.

– Останетесь моим заместителем на время моего командования, – ответил Дабронд.

Внезапно что-то мелькнуло на одном из соседних экранов, и он, заметив это боковым зрением, обратил на монитор внимание. Там, в поле радара присутствовал некий неопознанный объект.

– Что это? – спросил Дабронд.

– Астероид, – ответил один из солдат-диспетчеров и указал пальцем в окно.

Действительно, вдалеке, за пределами станции, виднелся светящийся хвост метеорита. Дабронд, никогда доселе не видевший метеоритов, отметил, что это довольно-таки красиво.

– Сбиваете? – спросил он сразу всех, надеясь, что кто-то ответит.

– Нет, он сам сейчас лопнет. Не выдержит трения об атмосферу и взорвётся, – ответил солдат.

Они прождали не менее десяти минут, прежде чем метеорит озарил горизонт красным заревом и исчез из поля зрения – и с экрана радара.

Неожиданная тревога поразила разум Дабронда. Он не мог понять откуда он взялась, но ему каким-то образом показалось, что она связана метеоритом. Но выразить её словами он не мог. В конце концов, телепатия – такое эфемерное понятие…

Первым же приказом Дабронда был приказ о приведении станции в боевую готовность. Бывший командир отметил, что на это нужно не менее пяти часов. «Так пусть начинают уже сейчас» – со зловещей кривой улыбкой ответил Дабронд.

После отдачи приказа Дабронд отправился в свою комнату и, сказав, что ознакомится с делами утром, лёг спать. Но сон не шёл, и он ворочался ещё часа три. В голову лезли какие-то удручающие мысли: что он расстался со своей женщиной, которой даже не сказал, что командирован на Тац, что Вуревич их предал точно так же, как в своё время – землян, что Элекон – красивое место для смерти, и, если он вдруг погибнет тут…

Ворох предсонных мыслей нарушил какой-то гул. Точнее, это был даже не гул, а отдельные всполохи шума, напоминавшие грохот взрывов. Он вскочил, и окончательно сбросив с себя пелену сна, прислушался ещё раз. Да, грохотали взрывы. Прошла секунда, а может и меньше, и помещение окрасилось красным цветом от сигнальной лампы тревоги. Потом пронзительно взвыла сирена. Моментально выскочив из комнаты, он в мгновение ока преодолел пять этажей, разделяющие его жильё и диспетчерскую.

То, что он увидел из окон – ужаснуло. Все двадцать челноков, на которых он и его солдаты прилетели на Элекон, были взорваны и объяты пламенем, так же находясь на лётном поле, как и прежде. Истребительные ангары полыхали – судя по всему ни одного целого истребителя тоже не осталось. Радарные установки тоже были раскурочены, как раскурочены были и ракетные установки зенитной артиллерии – а рядом с ними, по краям станции зияли чёрные ужасающие воронки, уходившие куда-то вглубь земли.

Дабронд понял, что Лиловые каким-то образом перехитрили всех, и незамеченными проникли на Элекон. Но где десантники? Кто будет захватывать станцию? Почему с небес не идут десантные челноки под командованием землян?

– Где Три́нас? – спросил Дабронд, назвав имя бывшего командира.

– Его биометрия потеряна. Мы имеем повреждения в этом здании, скорее всего его комната была уничтожена выстрелом ракетницы. У нас так же потери в живой силе, порядка трёхсот биометрий потеряно.

Дабронд в злобе сжал кулаки. Похоже, что десантную операцию восставших предваряла высадка диверсионного отряда. Как он мог совершенно не подумать об этом? И почему Вуревич не предупредил их о подобных действиях землян? «Сукин сын, он всегда был на стороне Лиловых!» – решил Дабронд.

– Передавайте вызов в ставку на подкрепление, – велел он.

– Мы не можем, – ответил один из солдат, – Коммуникации с башнями нарушены.

– Так вызывайте через спутник!

– Спутник не отвечает, командир. Скорее всего, он уничтожен.

Да, он просчитался. Лиловые оказались не столь глупы, как он считал…

И, словно в подтверждение его мыслей, из-за пределов станции, из-за бетонного забора, окружавшего периметр, вверх взмыли шесть дымных столбиков – по три с каждой стороны. Это была миномётная атака, и именно мины оставили за собой эти дымные следы. А потом, поднявшись до самой высокой точки траектории, они стали стремительно падать, и упав, превратили лётное поле азурской базы в кашу из бетона и металла, предварительно устроив на нём огненный ад спаренными жидкостными зарядами.

2486 год. Планета Элекон-85.

Десантный модуль Лиловых, отправленный на Элекон с транспортного корабля «Барго́т», медленно опускался на планету. Он уже прошёл верхние слои атмосферы и, сымитировав взрыв астероида, под который и был замаскирован, отстрелил верхнюю текстурную оболочку. Теперь, обнажив противолокационный корпус, он медленно опускался на поверхность на таком же противолокационном парашюте.

Их было девять человек – девять диверсантов сопротивления, отправленных для подготовки базы к атаке основных сил. Они сидели внутри по периметру шарообразного модуля, а в центре модуля находился их смертоносный груз: девять миномётов – на каждого по одному, ящики с минами – боезапас, автоматы, шесть запасных магазинов к каждому автомату, три ракетницы, и девять автоматических турелей, настроенных на поражение солдат с вражеской биометрией. Но самый главный груз, который они должны были доставить на Элекон – это взрывные устройства для уничтожения проводов коммуникаций административных зданий с башнями гиперпередачи, а также истребителей и радарных установок.

Командовал отрядом У́лек Ма́рак – коренной галеронец ярко выраженной азиатской внешности, высокого роста, черноволосый и статный. Он являл собой уже третье поколение потомков высланных когда-то людей. Из поколения в поколение передавалось жажда мести за нечестную высылку на закрытую планету, и как только Кварел начал собирать воедино разрозненные сопротивленческие кружки, он сразу же вступил к нему в движение и тут же записался в диверсионный отряд. В течение долгого времени он тренировался на одной баз подготовки, которые почти в открытую существовали на этой планете, и как только время пришло – он стал одним из многих добровольцев согласившихся совершить дерзкий акт саботажа на планете Галерон. Их было около сотни, тех, кто вызвался идти на верную гибель – видимо жажда справедливости и мести была сильнее страха смерти – но только двадцать лучших были выбраны для данной миссии. А потом он стал командиром отряда смерти – он сам его так называл.

До самого старта с корабля «Баргот» им не сообщалось для какой операции они были выбраны. Но когда карты были раскрыты – никто из них не дрогнул. Да, девять человек против пятнадцати тысяч, не смогут выйти победителями в открытом бою, но на их стороне были скрытность и внезапность.

И теперь, когда оставалось совсем немного до начала операции, парашют отстегнулся и десантный модуль с высоты около метра шарахнулся о твердь, а полотно парашюта ветер понёс куда-то вглубь леса. Диверсантам повезло: модуль приземлился на довольно ровной местности, где деревья стояли на значительном расстоянии друг от друга, и он не повис на ветвях.

Марак открыл люк, и внутрь модуля тут же ворвались все запахи Элекона. Он вылез наружу и быстро сориентировался на местности: заметить «эсбэшную» станцию было легко: невдалеке возвышались циклопические башни, а слева от них – прочие здания: радары, ангары истребителей и казарменно-административный корпус.

Он наклонился обратно в люк и своим глубоким и басовитым голосом произнёс:

– За работу, коллеги.

Марак посмотрел на часы: через три тацских часа протонная торпеда поразит геостационарный спутник гиперсвязи, а на планете должен начаться хаос, поэтому он тут же добавил:

– У нас три часа на подготовку.

Бойцы разгрузили модуль, и теперь должны были отправиться на установку зарядов. Каждый взял свой смертоносный груз, и все разошлись по девяти точкам, заранее определённым в плане операции: по три миномётных позиции с каждой стороны базы, и ещё три – с тыльной части административного здания. Там надлежало не только производить миномётный обстрел, но и с самого начала уничтожить точечными ракетными ударами несколько помещений в здании: комнаты офицерского состава, и самое главное – начальника базы. Кроме прочего, после установки миномётов каждый из них должен был проникнуть внутрь периметра и, оставаясь незамеченным, установить взрывные устройства и турели.

Марак тоже взвалил на себя ношу: на спину, к уже притороченному термомечу – миномёт. Он, хотя и был из полимерных композитов, но весил неплохо. На шею – автомат, пусть болтается «в свободном полёте», в руки – ящик с бомбами и зарядами для миномёта, сюда же – раскладную турель.

Дойдя до указанной точки, он сбросил миномёт, выставил его на позицию, ящик с зарядами оставил тут же. Тактический шлем он тоже оставил у миномёта – всё равно не пригодится пока он ставит взрывчатку, а сейчас – лишний груз. Теперь нужно добраться до базы и начать устанавливать заряды. Он проследовал к бетонной стене, окружавшей «эсбэшный» объект, и с помощью автоматической кошки спокойно взобрался на крышу радарной установки, которая прилегала стеной к границе станции. Одну из бомб он оставил здесь – на оси крутящейся «тарелки».

Далее следовало бы установить бомбу так, чтоб саботировать коммуникации с башнями. Идеальным способом здесь было бы проникнуть внутрь самой установки и заложить бомбу там. Но в этом случае пришлось бы вступить в непосредственный контакт с бойцами «эсбэ», а это означало выдать себя раньше времени. Оставаясь в тени тарелки, он осмотрелся: за неимением лучшего, он спрыгнул с крыши, и оставаясь в тени, оставил бомбу тут же, под стенами.

Следующей его целью были истребители, стоявшие под навесом между лётным полем и административным зданием. Он выглянул из-за угла, дабы оценить расстояние и возможность пробраться к навесу и, обнаружил, что всё лётное поле заставлено «эсбэшными» челноками. Они отбрасывали тени, а это давало возможность пробраться незамеченным. Он мельком заметил, как между челноков снует один из его бойцов, уже расставляя бомбы под топливные баки. Они встретились взглядами, и Марак показал ему жестами, что отправляется к истребителям. Тот кивнул.

Добравшись до истребителей, коих было ровно десять, он без всякого препятствия установил бомбы на каждый истребитель. Осталось только установить турель, и двигаться восвояси – к миномёту.

Теперь только ждать. В момент, когда торпеда Лиловых достигнет своей цели – бомбы сработают сами. Диверсанты даже не устанавливали таймеры на бомбах – за них это сделали ещё на «Барготе». Им лишь нужно было успеть убраться от бомб подальше, пока те не взорвались. И сейчас, когда первая часть задания была выполнена, оставалось набраться терпения – и держаться до подхода основных сил.

Атака началась в положенное время. В небе взрыв спутника не был виден – лишь на мгновение одна их звёздочек на небе зажглась очень ярко и тут же погасла. Бомбы рванули все одновременно, и взрывная волна, пройдя по почве, сбила Марака с ног. Вокруг стало светло как днём, и через секунду тут же всё погасло. Вместе со взрывом он увидел, как вверх взмыла «тарелка» заминированного им радара, а рядом с ним подлетела в воздух бетонная плита забора.

А потом, когда свет погас, он увидел дым, поднимавшийся из центра станции – полыхали челноки и взорванные истребители. Взрывы продолжали сотрясать землю – видимо, детонировали боезапасы в летающих машинах.

Марак натянул на себя шлем, включил его. Тот сразу же показал, что биометрии всех его подчинённых были на месте – значит никого ещё не засекли.

Ну что ж, пора приниматься за вторую часть работы. Он вскрыл ящик, достал мину и отправил её в ствол. Он подождал. Миномёт щёлкнул, но Марак не стал кидать вторую сразу. Он решил подождать пока все шесть мин, выпущенных первым залпом, опустятся на лётное поле. Спаренные вакуумно-жидкостные заряды, хоть и были не велики, но должны были превратить лётное поле в клочки вывороченных железобетонных плит и залить его горящей жидкостью. Точно такие же заряды были выпущены и ракетчиками по комнатам администрации базы – если уже человека не расплющило от вакуумного заряда, и он не превратился в кровавое месиво, то ему предстояло гореть заживо.

Оставшиеся заряды были шрапнельными – для ликвидации живой силы. Необходимо было немного выждать: пока не прогорит вся жидкость, разлитая из уже пущенных зарядов, солдаты не выбегут из помещений наружу. Прошло около двадцати минут, прежде чем на экран шлема вывелось сообщение от турелей: солдаты появились на лётном поле, и турели автоматически вели счёт убитым. Тогда Марак снова повёл огонь из миномёта, но вслепую – пока бетонный забор скрывал расположение групп противника. Он просто после каждого выстрела менял направление ствола, стараясь покрыть как можно большую площадь. В итоге у него кончились мины, и он приготовился к худшему.

Турели убили немного – по их автоматическим подсчётам всего около трёхсот человек на все девять турелей. От станции послышали взрывы, и связь с ними прервалась – видимо, их уничтожили. Марак занял лежачую позицию для стрельбы и приготовился вести огонь, взяв на мушку дыру в заборе.

«Эсбэшники» попёрли на него толпой как раз через эту самую дыру, разбегаясь в длинную цепь по всему периметру. Марак прицелился в крайнего слева и был готов стрелять.

Откуда-то справа послышался шипящий гул, а потом прямо над живой цепью, в воздухе, на высоте около десяти корпс, раздался взрыв. Он раскидал солдат – они упали замертво. Затем следовал второй взрыв – уже непосредственно над станцией. Марак понял, что происходит: десантные челноки основной группы уже двигались над твердью, и со средней дистанции, как и предполагал план, били ракетами. Они взрывались в башнях, вонзались, как иглы, в здание, грохотали и вызвали дрожь почвы. Марак лёг лицом вниз и, повинуясь инстинктам, несмотря на шлем на голове, накрыл её руками. Ему стало страшно – и он не мог понять откуда в нём взялся этот животный страх, какой-то глубокий ужас, смешанный с физиологическим отвращением. Всего было восемьдесят взрывов, но он не считал их, а ждал, когда же они наконец закончатся.

А когда огненный хаос завершился, он поднял голову и увидел, что двадцать десантных машин Лиловых, продолжая отстреливать ложные инфракрасные цели, двигались над станцией. Башенки прикрытия челноков, палили из пулемёта куда-то вниз, видимо, продолжая уничтожать солдат СБА.

А потом они опустились и начали высаживали солдат на территорию базы. Шлем возвестил мараку о том, что в зоне боя появилось сразу тысяча новых биометрий. Повинуясь инструкциям, он вновь ринулся на базу – присоединиться к отряду Яна Погорельского, который сейчас уже вёл бой в административном здании.

Глава 13

2463 год. Двадцать три земных года до восстания Лиловых. Планета Земля.

Корабль генерала Максима Погорельского опустился на Землю ближе к вечеру, когда в этой части планеты уже темнело. И только успел опуститься трап – даже двигатели ещё не заглушили, как тут же из корабля выпрыгнули два человека – сам генерал и его водитель. Генерал бросился к спидерам[1], и уже оседлал одного из них, как услышал крик водителя, едва перекрывающий ветер и ветер шум двигателей:

– Командир, может все-таки автомобиль?!

– Нет, только спидер! Хозяин не ждёт!

Хозяином за глаза называли главу Объединённых Наций Земли и её колоний Верманда Хансена, за своенравный характер, но обстоятельный и продуманный стиль правления.

Погорельский считал, что ему повезло: на его век не выпало никаких войн и локальных конфликтов. Несмотря на свой генеральский чин, он считал, что самой главной победой можно считать именно мир, именно компромисс и ничто другое.

И вот сейчас, когда Азур представил Земле ультиматум сроком в неделю, Погорельский опасался лишь одного: Хозяин не станет его слушать, и выведет войска на боевые рубежи.

Ему так и не довелось повстречаться с Гарвичем – тем самым Гарвичем, который испытал на своей шкуре одну из азурских провокаций, и побывавшему на переговорах вместе с Хансеном. Хотя они оба хотели этой встречи. И Гарвич, точно так же, как и он, высказывался за недопущение открытого конфликта. Единственное, к чему он был склонен – к партизанщине, и Погорельский был с ним согласен. Но Гарвич переживал за то, что не может открыто говорить об этом Хозяину, как не мог это сделать никто из армии – кроме Погорельского. И он намеревался убедить Хансена не начинать войны. Да, Азур провоцировал Землю на войну, но поддаваться не стоило, какими бы явными не были намерения новой цивилизации. Если уж они «начнут первыми» – тогда это был бы совершенно другой разговор. Но из уст Хансена всё чаще и чаще звучала милитаристская риторика. А ещё Максим Погорельский опасался того факта, что никто из высшего генералитета не мог сказать земному главе хоть что-то в пику. И его, с самого вызова на заседание Совета Обороны, волновало чувство назревающей катастрофы, которой мог обернуться доселе неизвестный космический конфликт.

Что ждать от Азура? Довольствуются они лишь уничтожением флота землян, или им и полного истребления всех землян и колонистов будет мало?

Погорельский поднял спидер в воздух и, отвернувшись от привычного курса, вылетел самым кратчайшим путем, через ущелье, к новой резиденции главы Объединённых Наций.

Эта резиденция была выстроена в горах пять лет назад, на плоской вершине одной из алтайских гор, близ хребта Восточный Саян, около восточной окраины заповедника «Азас». Резиденцию строили в виде средневекового готического замка. Специально для этой резиденции, неподалёку был выстроен новый военный космодром.

Хозяин выбрал это место из-за красот окрестных мест, даже с высоты не самой высокой площадки замка можно было наблюдать великолепный горный пейзаж. Вот и сейчас, опустив спидер на посадочную площадку, выступавшую из ворот замка, и от этого похожую на длинный язык, водитель генерала Погорельского любовался видом. Сейчас он был похож на ребенка, которому родители на новый год подарили игрушку, о которой он мечтал всю свою сознательную жизнь. Его глаза светились счастьем. Но его можно было понять: он был отдан в кадетский корпус и с семи лет он всю жизнь мотался по городам и космическим станция. Деревья он видел, пожалуй, лишь в городских парках, на картинках и в оранжереях.

Генерал Погорельский, в отличие от своего подчиненного, видывал разные ландшафты, на каких только планетах-полигонах он не побывал! Но пейзаж родной планеты его завораживал как никакой другой. Он любил эти горы, уходящие вершинами в облака и леса у их подножия с вековыми деревьями-гигантами, и звонкий купол небес.

Погорельский не стал долго любоваться пейзажем. Оставив водителя одного, он проследовал внутрь замка, где весь генералитет ждал его одного, опаздывающего, чтобы начать секретное совещание, посвященное ультиматуму Азура.

Он был здесь впервые. Он попросил одного из охранников провести его – и тот повёл его по светлым анфиладам, которые постоянно вели их куда-то наверх, увешанным оружием, портретами разных генералов и маршалов, прославившихся ранее, ещё в те периоды, когда Земляне были разобщены и делились на более, чем двести государств. Возможно, какие-то из этих людей воевали друг против друга, но теперь их портреты висели бок о бок. Хансен, оказывается, бредил армией, но почему-то Погорельский узнал об этом только сейчас. Нет, скорее не бредил – она была смыслом его жизни. Конечно, его президентство было оправдано временем, но лишь тем временем, когда он вступил в должность. Землю и колонии раздирал хаос, каждый старался оттяпать кусок побольше от пирога власти. И новый руководитель, вышедший почти из самых низов Межнациональной Гвардии, взял на себя чрезвычайные полномочия.

Он поменял почти весь генералитет: нашёл талантливых и нестарых людей, укрепил, перевооружил войска и жёстко расправился с противниками его воли. Поднимать разрушенную междоусобицами экономику Земли и её колоний он призвал экономистов со всех уголков Земных Владений. Его правительство смогло в короткие сроки вывести Землю из кризиса, ускорить научно-технический прогресс. Но постепенно он превращался в диктатора. Малейшая провинность – и человек мог кануть в Лету навечно.

Возможно, именно его правление и подхлестнуло разговоры о войне с Азуром. Всего месяц назад научно-исследовательские корабли вышли из нуль-пространства в неисследованном уголке космоса и столкнулись с грузовыми кораблями Азура, а сегодня, в ответ на провокацию на XC90-1, этот район бороздили крейсеры землян.

Скорее всего, решил Погорельский, Хансена беспокоил общественно-политический строй Азура. Глава просто не хотел терять власть.

В ответ на такие действия Азур, выставил боевой флот. Не имея, правда, армии, в Азуре смогли в кратчайшие сроки мобилизовать все резервы СБА. Началось небоевое противостояние.

А всего несколько часов назад парламентёр с планеты Тац привез на корабль, дежуривший на границе владений Земли и Азура, текст ультиматума, отклонив который, похоже, Земля вновь ввергала себя в пучину хаоса. Назревала война.

Текст ультиматума гласил:

«Многоуважаемый Глава Объединённых Наций и её Колоний!

Мы с удивлением обнаружили, что в районе контактов земных кораблей и кораблей Азура курсируют ваши боевые корабли. Нам печально осознавать, что миссия дружбы, которую хотел выполнить Азур, провалилась, ещё не начавшись. Поэтому мы требуем от ваших вооружённых сил сложить оружие, а от Вас – снять с себя правительственные полномочия и вступить в Азур со всеми вытекающими отсюда последствиями: всеобщим равенством и братством. В противном случае мы будем вынуждены применить собственное оружие или, в крайнем случае, действовать превентивно для собственной безопасности. Мы даем вам семь земных суток для раздумья. При продолжительном сопротивлении мы берем на себя право уничтожить планету как рассадник неизлечимой агрессии – угрозы выживаемости всех разумных рас».

Азурский Совет»

Он решил предложить президенту согласиться…

Посольские миссии, которые были отправлены на головную планету Азура – Тац, докладывали, что народ не чувствует себя угнетенным ни на одной из планет Азура, хотя их насчитывалось не меньше двух сотен. Вероятнее всего, воевать пришлось бы с противником, твёрдо верующим в светлое будущие коммунизма, которое у них уже наступило, а у землян – будет, стоит им только сбросить себя ярмо капиталистических владык.

В отличие от Азура, дела с настроениями в Земных владениях обстояли не очень хорошо. Ещё недавно, около полумесяца назад, уже после первого азурского контакта, на планете U-12 вспыхнули рабочие волнения, которые пришлось разгонять силой. Обошлось без человеческих жертв, но Хозяин получал официальную ноту протеста от Азурских властей по этому поводу, хотя никак не отреагировал. В ответ на молчание земных властей Азур вывел несколько боевых кораблей в окрестности данной системы, однако боевых столкновений не последовало.

Ситуацию накаляло воззвание к землянам, которое распространил по всем частотам гиперпередачи азурский спутник, вклинившийся новостные каналы связи, каналы военных сил, и даже каналы гражданских звездолётов.

Его текст поверг Президента в шок:

«Земляне!!!

Колонисты!!!

Жажда власти затмила разум вашего властителя. Не желая расставаться с насиженным тёплым креслом, он призывает вас идти на войну, которая вам не нужна.

Мы призываем вас сопротивляться!

Откажитесь вступать в вооруженные силы Земных Владений, обретите братство с мирным народом Азура, который тоже не желает войны.

Любая война противоречит природе человека, а назревающая подготовит вечную конфронтацию двух планетарных цивилизаций.

МИР В КОСМОСЕ НУЖЕН КАК ВАМ, ТАК И НАМ!!!

Азурский Совет»

Погорельский был согласен с этими двумя посланиями, как никто другой. Конечно, он был обязан Хозяину своим генеральским чином, завидным положением, но никак не мог понять, для чего нужна эта бессмысленная бойня.

Больше всего его удивляла мысль о том, что если встреча с внеземным разумом всё же произойдёт, то она должна непременно закончиться войной цивилизаций. Эта мысль веками вдалбливалась в сознание человечества. А сейчас, подкрепленная пропагандой войны, она усилилась в десятки раз.

И хотя народ ждал войны – кто-то не просто ждал, жаждал – её можно было предотвратить всего лишь одним решением сверху, приняв условия ультиматума.

Именно с этой мыслью он вошёл в зал совещаний.

– О, Погорельский! – воскликнул Хансен, – Мы вас ждали.

Погорельский занял единственное место за длинным прямоугольным столом – прямо напротив Хозяина. Осмотрел собравшихся. Здесь были командующие всеми родами войск, командующие войсковыми космическими и планетарными районами, министр обороны, начальник верховного штаба.

Владыка, еле-еле сдерживая слащавую улыбку на лице, произнёс:

– Генерал, пока вы опаздывали, мы единогласно приняли решение о начале войны, – и уже совсем предвкушая согласие со стороны Погорельского, добавил:

– Вы как?

– Я «против».

Хансен немного побледнел, поднял одну бровь и спокойно переспросил:

– Что-то?

– Я против войны. Она нам не нужна.

Он твёрдо решил стоять на своём. Чего бы ему это не стоило.

– Вы уверены?

– Я всегда уверен в своих словах. Я уже высылал вам доклад по этому поводу: там приведена чёткая аргументация неизбежности мирного исхода.

По залу пробежал лёгкий гомон.

Хансен вопросительно посмотрел на министра обороны. Тот, наклонившись к главе, что-то шепнул на ухо. Видимо, доклад, который по собственной инициативе Погорельский отправил главе, не прошёл цензуру министра.

Но Хансен не мог поверить своим ушам. Человек, обязанный ему всем: положением в обществе, должностью и судьбой, теперь восстал против него. Какой там доклад! Он должен был согласен без всяких аргументов.

– Вы отдаёте себе отчёт, что идёте против воли народа и общегосударственного решения? – спросил Хозяин.

«Ну и риторика! – подумал Погорельский, – Ишь, как загнул. Воля народа… Массовая смерть – это, что ли, воля народа?»

Вслух же он сказал:

– Я отдаю себе отчёт, что иду вместе… с волей народа и против вашего личного решения… – он интонацией выделил слово «вместе», давая понять Хансену, что тот заблуждается.

Хансен ответил:

– Погорельский, одумайтесь, я даю вам последний шанс. Иначе, – он немного помолчал, – вы будете разжалованы.

«Разжалован – так разжалован! – решил Погорельский, – Лучше пусть моя смерть будет на вашей совести, чем смерть солдат – на моей»

– Я против войны. Она не нужна никому.

– Погорельский!!! – взревел Хозяин. Он покраснел и просто источал злость на десятки километров вокруг, – В таком случае ваша следующая командировка произойдёт в качестве рядового. И будьте уверены, я постараюсь, что бы вас убили в первом же бою. Погоны – на стол!

Погорельский взялся правой рукой левое плечо. Дернул первый раз – погон не поддавался, второй – и вырвал его «с мясом», метнул на стол прямо перед Хозяином. Он проехал по гладкой полированной поверхности столешницы и упёрся в ладони Хансена. Потом левой рукой сорвал правый погон – у него это получилось сразу, он бросил его наотмашь, и тот едва долетел до середины стола.

Бывший генерал встал из-за стола, небрежно откинув стул, и вышел из комнаты, так хлопнув дверью, что её едва не сорвало с петель. Затем он направился к выходу из замка.

Внизу, у спидера, его ждал водитель.

– Что с вами, командир, на вас лица нет! – забеспокоился он.

Заметив оборванные плечи своего теперь уже бывшего начальника, он воскликнул:

– Что такое? Где погоны? Что случилось?

– Всё в порядке, Симон. Я теперь такой же рядовой, как и ты. Я просто разжалован.

– И что теперь с вами будет?

– Да ничего не будет. Летим по домам. До начала командировки…

– Генерал, это – война?

– Война…

Погорельский хотел сесть на спидер, но прежде, чем сесть, но со злости пнул его ногой.

Это был самый короткий в его жизни военный совет…

2486 год. Транспортный корабль «Лоддо». Несколько часов до начала десантной операции.

Вперёд, к победе коммунизма!

Художник Л. Голованов, советский плакат, 1950 г.

Этот день решает всё.

Гай Юлий Цезарь, напутственная речь перед командирами в битве при Фарсале.

Ян Погорельский проснулся в холодном поту. Это казалось невероятным, но во сне он видел отца. Совсем отчетливо, как наяву. Словно незримый наблюдатель, он видел военный совет – последний в жизни отца, видел, как он срывал с себя погоны, видел прощальную сцену с матерью в осеннем парке. Наконец он вспомнил и её, а ведь она почти стёрлась из его памяти. Он видел даже момент смерти – взрыв «Гонца». В это мгновение он и проснулся.

Что ж, если то, что он видел во сне, было на самом деле, значит произошло то, чего боялись в Азуре, чего боялся и Максим Погорельский – вечной конфронтации двух цивилизаций. И пересматривать итоги прошлого Ян был уже не в силах.

Рядом с Яном лежала Сюзанна. Видимо, когда Ян уснул, уснула и она. Хотя он решил «покемарить» всего лишь полчаса, он заснул на большее время. Ян посмотрел на часы. Через семь минут должен прозвенеть будильник и начаться боевой сбор, и осторожно, чтобы не разбудить свою новую любовь, он встал с дивана.

Уже взяв разгрузку с кобурой и спинными ножнами для меча, Ян вспомнил про складной меч, который был вручен ему бывшим другом. Ян достал мечь сумки, аккуратно положил его в карман разгрузки – вместо одного из магазинов для автомата. Но и обычный термомеч лежал рядом с сумкой. Гарвич забрал у него меч после драки с Мишелем. Так откуда он здесь? Видимо, Гарвич отдал его Сюзанне, пока Ян не видел. Так может, складной меч – не нужен? Лучше там будет «рожок» с патронами? Но интуиция подсказывала взять – и Ян послушал её.

Был ли он теперь бывшим, его друг Мишель Россини? Он никак не мог поверить в то, что Мишель, потратив всю свою сознательную жизнь на борьбу, теперь вот так, поддавшись любовным чарам, отклонится от выбранного им курса и предаст всех.

Ян уже собрался выходить. Но проснувшаяся Сюзанна, быстро встала и догнала его у самых дверей. Она нежно развернула к себе и обняла, положив голову ему на плечо.

– Скажи мне, что вернёшься, – прошептала она, – Я хочу увидеть тебя снова, после боя. Не могу верить, что потеряю тебя сразу, как найду.

– Я вернусь, – ответил Ян и поцеловал её в губы, словно отвечая: «Я вернусь. Всё будет в порядке…»

Подбадривая Сюзанну, он сам не верил своим словам.

Он отправился на склад вооружения, получил обмундирование: бронированный костюм, настроенный тактический шлем, личный пистолет, а остальное оружие уже ждало его в десантном челноке. Здесь было около двадцати офицеров, среди прочих он заметил и Мишеля, но тот сделал вид, что не знает Ян. Ну и чёрт с ним, подумал Ян.

Переодевшись, он отправился на нижнюю палубу ангарного отсека. Та уже была забита народом. Люди суетились, готовясь к боевому вылету. Возможно, к тому вылету, который мог стать последним и в их жизни. Ян и сам не верил в благополучный исход сражения и мысленно готовился к смерти.

А на верхней палубе стоял Джон Гарвич, готовый произнести свою напутственную речь перед бойцами. Он поднял руку, и, используя микрофон, попросил внимания. И пять тысяч человек, не считая командиров и пилотов челноков, как один устремили своё внимание на этого человека, вершившего историю в данный момент.

Гарвич начал:

– Друзья! Наконец-то настал тот день и час, когда мы можем говорить о начавшейся расплате за все наши страдания. Мы были рабами, но теперь пришло время сбросить с себя ярмо изгоев и ярлыки социально опасных элементов!

Гарвич сделал паузу, стараясь получить эмоциональный ответ от толпы, и та, вроде бы, ответила ему положительно, хоть и молча – эмоции людей всегда чувствуются подспудно, для этого не нужно быть телепатом.

Потом он продолжил:

– Мы были рабами всё это время. Азурская Служба Безопасности, поправ все коммунистические идеалы, провозглашённые Советом, фактически создала класс униженных и лишённых всех гражданских прав людей. Служба, в действительности ставшая во главу власти, узурпировав народовластие, подмяла под себя сферы жизни человечества, скрытно милитаризовав общество. Но даже этого ей было мало. Ей потребовалось поработить целую планету, десять миллиардов людей, десять миллиардов людей навсегда приковать к собственной тверди и накрыть их планету ракетным саркофагом, обвинив их в излишней тяге к агрессии. Я говорю о планете Земля – о планете, познавшей на себе всю ложь и лицемерие самой гнилой и самой опасной службы во всей системе Азурской власти. Мы должны положить конец этому. Мы должны положить конец бесправным репрессиям и унижению населения. Мы должны отрубить голову чудовищу, заполонившему своими щупальцами все сферы нашей жизни. И сегодня мы, земляне, ведём вас в бой. В бой за светлые идеалы, которые были бесчестно попраны серыми ботинками «эсбэшников».

Он опять сделал паузу и продолжил свою речь:

– Но я не говорю вам об «эсбэ» как о чём-то безликом. Мы все знаем, кто правит этой фактической армией. Я говорю о Варезе Тильмосе! Именно он, а не Совет, фактически управляет Азуром. Именно его происками мы стали теми, кем являемся. Именно его происками одних людей теперь превозносят до небес, а других, настоящих трудяг и простых граждан, теперь не считают даже за насекомое, недостойное лучшей жизни наравне со своими бывшими товарищами. Именно его происками вы были вычеркнуты из жизни, вас предали ваши друзья, отвернувшись от вас, как от мерзких тварей. Ваши женщины теперь вкушают плоды любви не с вами, а люди, всегда восхищающиеся вами, в одночасье стали ненавидеть и презирать вас.

В этот момент справа от Гарвича включился заранее приготовленный проектор, который изобразил портрет Тильмоса под самым потолком ангарного отсека. И как только это произошло, зал наполнился возгласами гнева и ненависти. Ян посмотрел по сторонам: практически все изрыгали громогласные проклятия в сторону главы СБА. Лишь справа от него один солдат остался безучастным, и всё так же спокойно стоял, сложив руки на груди. Ян немного наклонился в его строну и спокойно сказал:

– Ну всё, теперь у нас есть главгад.

Тот лишь немного рассмеялся и подметил:

– Это точно.

Возможно, решил Ян, это было и правильно, что Гарвич решил персонифицировать врага. Может быть, это придаст восстанию некую осознанную цель. Но Гарвич, прервал его мысли, продолжая свою речь:

– Я назвал вас друзьями, но мне кажется, что я ошибся! Мы – больше, чем друзья, мы – братья! – при этом он вскинул в руки в жесте, словно желая обнять сразу всех.

И зал снова взревел, но теперь уже одобрительными возгласами. И теперь Гарвичу требовалось говорить громче, даже используя микрофон:

– И теперь я говорю вам, как братьям: этот день решает всё! Давайте же сейчас, глядя друг другу в глаза, поклянёмся не возвращаться без победы. Помните: наша победа – это победа тех людей, которые до сего момента продолжают томиться в рабстве на Галероне и Земле, на Посквете и Перикогне. Да мало ли таких планет! Мы должны победить и остаться в живых, иначе в нашей победе будет мало смысла. Так давайте же сделаем это сейчас.

Гарвич сжал кулак на правой руке и начал скандировать в микрофон:

– Клянёмся! Клянёмся! Клянёмся!.. – при каждом повторении он вскидывал кулак.

И все пять тысяч, как один, стали вторить ему:

– Клянёмся! Клянёмся! Клянёмся!.. – также вскидывая кулаки.

Общее скандирование пробрало Яна до мурашек – такой живой эпичности он не мог ожидать от простых людей. Это было что-то невероятное.

Они скандировали недолго, секунд двадцать, а может быть, двадцать пять, но этого вполне хватило, чтоб зажечь огонь праведного гнева в сердцах людей и поселить в их душах святую веру в правое дело.

А когда скандирование кончилось, Гарвич сказал:

– Ну что ж, братья… Теперь, когда мы поклялись, у нас не осталось выбора. И мы вернёмся домой со щитом! Так пусть же эти «эсбэшные» серые псы Тильмоса знают, что мы можем! По машинам!

У Яна пробежали мурашки по спине, холодом пронзило спину и от этого передёрнуло – он азнал свою фразу, сказанную на первой же диверсии. Теперь она расходится не просто по всей Земле, а за пределы планеты…

Он прошёл в свой челнок, разместился рядом с пилотом. Тот приводил в порядок боевые системы, проверял настройки.

– Ну, как, Хел? – спросил он пилота.

– Всё в полном порядке, – ответил тот, – К старту готов.

«Хорошо, что мой челнок ведёт Хел» – решил Ян. Почему-то это доставляло ему спокойствие и умиротворённость, от этого переставали шалить нервы перед грядущей бурей. Он прямо выпросил у Гарвчиа, чтоб его челнок вёл Хел, ну а тому ничего не стоило согласиться.

Ян обернулся. Солдаты уже расселись, готовые к боевому заданию. Он надел на себя тактический шлем.

– Доложить готовность, – динамики шлема передали голос связного.

– Готовность полная, все в сборе, – ответил Ян.

– Все в сборе, – как эхо повторила рация голоса командиров из других челноков, – К старту готовы.

– Джон, войска готовы к старту, – передал связной Гарвичу.

– Отлично, – рация немного пошипела, видимо, Гарвич принимал готовность от соседнего транспорта, тот должен был в случае любой нештатной ситуации принять на себя челноки или спасать людей с «Лоддо», – Тогда я командую старт.

В ангаре загорелся жёлтый свет – это означало, что заработала система шлюзования. Воздух потихоньку откачивался в кислородный отсек, и как только вакуум заполнил ангар, открылись «ворота» отсека, если так можно было назвать широченный двустворчатый люк во всю стену. Он явил взгляду чёрную прорву космоса, холодной бездной встречающий новых гостей.

Челноки легко оторвались от пола, и осторожно, чтоб не задеть соседние, стали давать задний ход.

Через силикобор кабины можно было наблюдать планету – пока ещё маленькую точку с еле различимыми материками на голубом фоне океанов.

– Ну, что, зададим жару азурским подонкам?!!! – услышал Ян в рации. Это был Мишель.

Следом по рации можно было услышать одобрительные возгласы его солдат.

Ян отметил, что так до конца и не понял этого человека, несмотря на многолетнюю дружбу. Ещё вчера он собирался метнуться на их сторону, а сейчас он уже называет азурцев подонками. В голове мелькнула фраза: «Что твориться у него в голове?»

– Полностью поддерживаю! Попьём сегодня кровушки! –Ян решил свою любимую фразу, но спохватился, когда уже произнёс: кто знает, как на неё отреагирует Мишель, ведь они так и не нашли времени помириться. Да, и возможно ли это было теперь, ведь каждый из них угрожал смертью другому.

Мишель промолчал.

А впереди их ждала планета Элекон-85.

Планета, которую многие могли бы посчитать мечтой. Красивая планета, с чудной растительностью и интересным животным миром.

Планета, где их уже ждала смерть, распростерши свои объятия…

[1]Спидер (фант.) – от английского speed (скорость). Средство передвижения тяжелее воздуха, предназначающееся для скоростного перемещения на поверхности планеты с отрывом от земли в пределах от 1 до 25 метров.

Глава 14

2486 год. Планета Элекон-85. Начало восстания Лиловых.

Есть чем платить,

Но я не хочу победы любой ценой.

Я никому не хочу ставить ногу на грудь.

Виктор Цой, песня «Группа крови».

Восстание планировалось масштабным. Но его исход зависел от самой первой битвы. Причём не только в тактическом или стратегическом плане. Это должен был быть посыл всем планетам, который сейчас находились в цепкой азурской хватке, в ежовых рукавицах СБА: бороться можно. И при этом бороться не просто так, отвечая терактами, словно исподтишка, а бить первыми, открыто, и глядя в глаза противнику, заявлять о своих намерениях. В идеале, к восстанию должны были подключиться бывшие земные колонии, хотя первоначального населения там осталось в меньшинстве – засилье азурцами было и в колониях – но всё же оставалась надежда на ихпомощь и введение в боевые действия их войск, а также на вступление в боевые действия других производственных планет, на стадии подготовки к восстанию обещавших свою поддержку.

Все двадцать десантных челноков были введены в атмосферу в полутора сотне километров от станции гиперсвязи, чтобы сразу достичь двух целей: обойти грозовой фронт, и выдержать дистанцию для точного и безопасного для самих челноков удара шрапнельными зарядами. Ян смотрел в лобовое стекло кабины пилота, которое заливало дождём и в этот момент он почему-то заметил, что каждая новая планета, кроме Тац, встречает его дождём. Может, подумал он, это символично, и вселенная подсказывает, что на самом деле не стоит воевать, даря солнечный свет на головной планете врагов, и проливая слёзы на планетах союзников. Но Ян Погорельский, встряхнув головой, сбросил с себя муар сантиментов, и в очередной раз поругал себя за излишнюю романтичность.

Челноки продолжали двигаться над тайгой Элекона-85, идя на верную смерть, но с твёрдой уверенностью в победе.

Главную победу нужно было одержать не здесь, на Элеконе, даже не в окрестностях Солнечной Системы или на орбите Земли, а в умах солдат.

Битва выигрывалась одним настроением. Во всяком случае, эта битва.

И, как посчитал Ян, Джон Гарвич сделал это мастерски. Он своей речью внушил солдатам твёрдую уверенность в победе и правоте своих действий. Ну и диверсионная прелюдия, которая разыгрывалась сейчас на «эсбэшной» базе, должна была помочь. Ян, правда, даже не представлял, как могут девять человек нанести урон столь большому числу живой силы, но надеялся, что к их прилёту диверсанты всё же смогут сделать хоть что-то.

Он решил узнать, верны ли его догадки, и не покинуло ли солдат чувство уверенности в собственной победе.

– Как настроение, бойцы? – обратился он к солдатам.

– Отлично! – ответил один из сидящих в челноке, – Зададим по самое «не балуйся!» Нам бы только долететь!..

Сидевший рядом солдат с револьверным гранатомётом, крутанул барабан своего орудия, и, несмотря на его тяжесть, поднял над головой и воскликнул:

– Всё, что от них останется – в консервной банке поместится! Пусть знают, что мы можем!

В ответ на это остальные солдаты огласили челнок радостными возгласами.

Ян посмотрел на этого солдата: это был чернокожий молодой мужчина, с контрастирующий яркой улыбкой. Он был пока ещё без шлема, а под шлем он зачем-то нацепил чёрную бандану, которую в скудном освещении челнока и на чёрной коже солдата было трудно заметить. Кроме прочего, на нём крест-накрест были закреплены два гранатных патронташа, что придавало этому бойцу грозный, но в тоже время какой-то гротескный вид.

Да и сам Ян, как и любой солдат, выглядел не менее грозно: автомат с подствольным гранатомётом, на правом бедре – кобура для пистолета, на тот случай, если автомат буден выведен из строя, за спиной – термомеч для рукопашной схватки, на левом бедре – три ручных гранаты, в карманах на животе – пара выстрелов для подствольника.

От созерцания солдата его отвлёк его собственный шлем, который лёгким вибрированием и тихим звоном возвещал о вызове. Ян надел шлем и принял сигнал, шедший по волне командиров атакующих подразделений.

– На связи Карельски, – донеслось из наушников, – Доложить обстановку.

– Всё в норме, – ответил Ян. Ему вторили остальные.

– Внимание всем. Обстановка на объекте следующая: диверсионная фаза операции завершилась. Среди Лиловых потерь нет. Пока мы имеем данные о ликвидации около полутора тысячи единиц живой силы. Магистральные коммуникации с башнями нарушены, сами башни и здания пока целы. Действуем по плану.

Последняя фраза означала: всем десантным челнокам перестроиться в линию, с дистанции четырёх километров произвести залп ракетами, с дистанции километра – начать отстрел ложных инфракрасных целей, а далее – произвести высадку десанта и зачистить территорию.

На горизонте, среди леса стала проглядываться огромная прогалина. В лунном свете можно было различить некоторые строения, две башни, посадочную площадку, и большое двадцатиэтажное строение.

– Смотри, Хел, – обратился Ян к пилоту, когда перестроение было выполнено, – сейчас будет дана команда на ракетную атаку. Атакуй левое крыло административного здания.

Тот кивнул:

– Есть.

Ян коснулся сенсора на панели управления шлемом, которая фактически представляла из себя короткий – в половину локтя – пластмассовый наруч на левой руке, вывел рацию на общую волну, затем скомандовал:

– Отряд Погорельского! Слушай мою команду! Задачу вы знаете, но повторяю ещё раз. По команде атакуем ракетами левое крыло здания. Далее одиннадцатый и двенадцатый челнок – высаживаемся на площадке перед домом, тринадцатый – вплотную подходит к фасаду, высаживает людей через окна, четырнадцатый и пятнадцатый высадит людей на крыше. Сразу после высадки челноки уходит на «Лоддо» за подкреплением. Задача ясна?

– Так точно! – почти хором ответили три голоса командиров подчинённых отрядов.

– Отлично! Тогда огонь по готовности!

Дистанция была достигнута и восемьдесят ракет, одновременно отделившись от челноков, вонзились в цель. Восемьдесят взрывов в одно мгновение озарили небеса и, щедро посыпая шрапнелью всё лежащее у их подножия, буквально на три секунды осветили всё вокруг до такой степени, что светло стало, как днем.

– Вот это да, командир! – воскликнул один из солдат, – Я такого ещё никогда не видел!

Ян поразился, как можно восхищаться тем, что несёт смерть, пусть даже это было бы трижды красиво. Но вслух он ничего не сказал – не время для сантиментов.

Затем, как и положено, десантные челноки, разделившись на группы и отбрасывая в стороны белые дымящиеся шарики ложных инфракрасных целей, стали входить в воздушное пространство станции. Сотни трассирующих нитей автоматных очередей вонзились в обшивку челноков. Это азурские силы, лишившись зенитной артиллерии пытались нанести им хоть какой-то урон. Но на радость восставшим, азурцам это так и не удалось.

Пролетая мимо одной из башен, солдаты, находящиеся в челноке, могли почти детально разглядеть лица азурских солдат, которые смогли выжить в огненном хаосе артподготовки и ракетной бомбардировки, но забывших надеть свои тактические шлемы. Где-то рядом в воздухе, попавшись на ложное тепловыделение, взорвалась ракета, пущенная с тверди одним из солдат «эсбэ». Челнок, задетый взрывной волной, качнулся в воздухе, сделав движение в сторону башни, и вражеские солдаты, в ужасе отпрянули. Похоже, их сейчас могло напугать что угодно – даже впрыгнувшая из-за угла мышь.

Но всё же, челноки достигли своей цели, и сейчас снижались над строениями, где только что бушевало пламя.

– Раздвинуть двери, открыть огонь! – скомандовал Ян.

Команды была выполнена. Открыв раздвижную дверь, и метнув две гранаты, пять или шесть солдат, высунувшись проём, принялись поливать посадочную площадку перед домом огнём из автоматов, пытаясь выкурить с площадки азурских солдат. Ещё один солдат с ракетницей, примостившись у противоположного борта челнока, пальнул через открытые двери, превратив и без того взлохмаченную поверхность перед строением в бетонную кашицу.

Открытый люк явил Лиловым последствия диверсионной фазы: на развороченном лётном поле станции стояли двадцать азурских челноков большего класса. Они, горящие и покорёженные взрывами, лежали на лётном поле станции как мёртвые туши исполинских зверей. А сама стартово-посадочная площадка была превращена диверсантами в нагромождение железобетонных глыб.

Ян тоже приложил свою руку к уничтожению азурцев. После выстрела ракетчика, он встал в полный рост в проёме, и принялся прицельно уничтожать «эсбэшников» одиночными выстрелами. Он лично убил тридцать пять – ровно столько, сколько было у него патронов в «рожке» автомата.

А затем челнок, ощетинившийся пулемётным огнём и летящими ложными целями, опустился на твердь.

– Все вон, принять бой, дистанция от челнока тридцать пять корпс! – скомандовал Ян и сам выпрыгнул первым. Сзади него одна за другой вонзились в бетон пули автоматной очереди, выпущенной по нему из здания.

Добежав до ближайшей вывороченной плиты, Ян скрылся за ней. Он обернулся на челноки, и увидел, как остальные двести пятьдесят человек в спешке покидали их, используя развалины космодрома в качестве укрытия. Челноки были похожи на разворошённые муравейники, жители которых в спешке ринулись защищать своё жилище. Около десяти солдат оказались рядом с ним.

Челноки, огромные, в полтора этажа высотой, один – на крыше, два – у подножия здания, и один – зависшый у фасада, стали отличными мишенями. Они, начав выгрузку десанта, тут же приняли на себя удар автоматов и гранат, пулемётов и ракетниц.

– Хел, в чём причина, почему не взлетаете? – крикнул Ян в рацию, перекрикивая грохот взрывов и выстрелов, – Нельзя стоять, иначе вы – мишень!

– Так точно! – сухо ответил тот, и челноки оторвались от тверди.

Однако новая беда стала неожиданностью для Яна. Шлем стал выдавать ему информацию о потерях! Он никак не мог предположить в чём причина. По замыслу, азурцы не должны были иметь оружие, сумевшее поразить бронированный костюм. Кроме, разве что, термомечей, но имея преимущество в огне, Лиловые не должны были допустить рукопашной схватки.

– Погорельский, Погорельский! – его кто-то вызывал по рации.

– Шаман на связи! – ответил Ян, используя свой давний позывной.

– На связи Бомбист! – это был командир отряда, высаживающегося через фасад, – У нас потери в живой силе, имеется три раненых и десять убитых. Похоже, азурцы используют такие же патроны, как и мы!

В ответ на это Ян отдал приказ:

– Забаррикадируйтесь, ведите оборонительный бой, стягивайте на себя силы. До особых указаний.

Ситуация вышла из-под контроля. Огневого преимущества у Лиловых не было. Кто мог передать «эсбэшникам» образцы и техническую документацию? Конечно же, Вуревич! Но размышлять на тему предательства сейчас было некогда. Он переключил связь на личный канал с Гарвичем и вызвал его.

– Карельски на связи!

– Джон, у нас проблемы. «Эсбэшники» вооружены патронами с третилием! Что делать?

Тот замешкался:

– Что? Как?..

– Джон, у нас потери в личном составе.

Гарвич молчал. Используя маленькую передышку, Ян осмотрел поле боя: он увидел трупы Лиловых, их было немного, но они всё же были. Из башен вели огонь пулемётчики и автоматчики, не давая восставшим хотя бы немножко высунуться из-за угла. Похоже, они всё-таки потеряли эффект внезапности – азурцы сообразили, что нужно делать, и всерьёз взялись за оборону. Им и самим необходимо было войти в здание. Как раз немного левее той плиты, за которой спрятался Ян и его подчинённые, был вход в казармы. Дверь сорвало с петель, что несколько облегчало попадание внутрь, но не дай бог высунуться из-за укрытия: сразу сразит прицельная пуля снайпера или смертельная очередь из автомата.

– Джон, не молчи!

– Ян, нам нет смысла останавливать операцию. На своём участке используй свои способности, ты же телепат. Я пока свяжусь с остальными командирами.

– Принял.

Ян ещё раз оценил обстановку рядом со зданием. Действительно, почему он до сих пор не применил свои умения? Он попытался настроиться на нужный лад, почувствовать ци, но не смог. Он попробовал второй раз, третий. Словно какая-то непреодолимая сила мешала ему затуманить разум бойцов «эсбэ» и помочь своим. Но почему? Он попытался силой мысли поднять обломок бетона, и это ему удалось. Тогда он решил метнуть его в задние, ради проверки себя, но тот упал наземь. Это было какое-то наваждение, и он не мог с ним справиться.

Но медлить и пробовать играть с камушками не было времени. Тогда он вызвал по рации гранатомётчиков. Таковых оказалось четверо. Они перебежками добрались до закутка, в котором укрывался Ян, и он выдал им следующий приказ:

– Попробуйте сейчас гранатами устроить огневой заслон на фасаде. Используйте гранаты с жидкостными зарядами. Пока гранаты будут рваться, мы попробуем прорваться вон в тот вход. Как только мы все войдём в задние – двигайтесь за нами. Задача ясна?

Те ответили, что ясна. Ян переключился на волну отряда и объявил:

– Внимание! Во время гранатной атаки прорываемся ко входу в здание. Вход на десять часов! Двигаемся за мной. Приготовились! Огонь!

Четверо гранатомётчиков как один высунулись из-за укрытия и устроили огненную феерию на фасаде. Испытывая на себе эффект внезапности и дерзости, азурцы отпрянули от окон и не смогли ответить на это. А Ян, метнув две гранаты в дверной проём, дождался их взрыва и первым ворвался в казармы, добивая раненых азурцев.

Процесс пошёл…

2486 год. Планета Элекон-85. Станция гиперсвязи СБА, казарменно-административное здание.

Бой длился уже четыре часа и вёлся на верхних этажах здания. Азурцы, заняв оборону в комнатах и залах, обрекли себя на поражение. Ещё на первых минутах боя, когда ракеты ударили по объекту, погибла большая их часть. А затем восставшие, выкуривая их из помещений нанесли немалый урон «эсбэшникам».

Хел, улетевший за подкреплением на «Лоддо», на обратном пути к Элекону, презрев опасность и нарушив приказ Гарвича, вёл свой челнок от орбиты до станции напрямую, сквозь грозу – это значительно сократило время на доставку подкрепления. Кроме того, ни одна доставка солдат не обходилась без огневой поддержки. Хел, фактически взяв на себя командование эскадрильей челноков, распорядился перед стартом на орбиту наносить точечные ракетные удары по живой силе противника, что способствовало успешному продвижению восставших к своей победной цели.

Однако и сопротивление понесло немалые потери. Отряд, высаженный по распоряжению Яна на крышу, был потерян полностью, после чего было принято решение через крышу не атаковать. Также ряды Лиловых пыли прорежены и на остальных секторах атаки. За исключением крыши, атака левого корпуса казарменного здания так и продолжалась с двух направлений: бойцы высаживались через фасад, и давили с нижних этажей, успешно уничтожая солдат «эсбэ» одного за одним. О пленении речи не шло, никто из азурцев не желал сдаваться. Так же первоначальная установка Гарвича на сохранение электроники была подвергнута забвению – в горячке боя было не до неё. В целом же, общая динамика боя склоняла чашу весов на сторону восставших.

Но, не имея ни малейшего опыта ведения открытого боя, Лиловые тоже теряли силы. И допусти они хоть единую ошибку, битва готова было захлебнуться, так и оставшись не выигранной, ни проигранной…

Ян Погорельский в горячке боя сильно оторвался от своего отряда. Потратив все патроны, он ворвался на один из последних этажей, и в одиночку и стремительно, без колебаний, мечом уложил на пол небольшую горстку азурцев.

Здесь было очень тихо. Какой-то странный звукоизоляционный материал гасил каждый шорох, Ян даже не слышал собственных шагов. Лишь на лестничной площадке можно было услышать отголоски битвы, а здесь, в глубине коридора, стояла звенящая тишина. Он снял шлем, поместил меч за спину и пошёл вперёд. Он чувствовал себя как-то странно. Словно не он хотел идти вперёд и спрятать меч. Будто это инстинктивные движения. Он сначала сделал это, а лишь потом осознал, что произвёл какие-то действия.

Здесь, на этом этаже, был всего один дверной проём. Дверь, лежала у другой стороны стены, вырванная с мясом дверной коробки. Ян почувствовал себя нехорошо. Пожалуй, он мог дать единственное объяснение этому чувству – он испытал похожее, когда он впервые испытал свои способности к телепатии и телекинезу.

Когда энергия ци впервые вошла в него.

Здесь её было столько, что хватил бы на десяток Янов Погорельских. Да нет, пожалуй, на сотни три-четыре таких, как он.

Она стекалась сюда отовсюду, и местом её скопления и была та комната без двери. И он шёл туда же, к этой комнате, влекомый этой энергией.

Яну было страшно. Чьё-то желание заставило его спрятать свой меч и двигаться к этой комнате. Его кто-то там ждал. Он не мог понять, кто это, но чувствовал на себе прошибающий сквозь стены взгляд.

Когда он вошёл в комнату, то увидел, что её почти не тронуло пламя. Лишь там, где было окно, огонь немного лизнул стены. На подоконнике, свесив ноги наружу, лежал труп солдата сопротивления. Рукой он зажимал сквозную рану на груди. Справа от двери лежал другой мертвец, у которого отсутствовало полголовы. Раны были обожжены, а значит, обоих убили мечом.

И сделал это тот, кто по центру комнаты сидел на мягком коричневом кресле, закинув ногу на ногу. На вид он был старше Яна, на первый взгляд ему было примерно тридцать пять лет. У него были тёмные волосы, с большим количеством нехарактерной для этого возраста седины. Он был высок и статен – этого не мог скрыть довольной свободный бронированный костюм СБА.

И лицо… До боли знакомое Яну лицо… Но он никак не мог вспомнить, на чьё лицо так смахивал этот незнакомец с кривой улыбкой, больше похожей на ухмылку.

– Удивлен, Ян?

2486 год. Планета Элекон-85. Рогон Дабронд.

Рогон Дабронд ждал Яна Погорельского и знал, что он придёт. Это было неизбежно. Папаша Дабронда – Иван Вуревич – сделал всё, чтоб самый опасный человек на Земле оказался перед ним. Перед Даброндом.

Вуревич был одним из основателей сопротивления, вместе с Джоном Гарвичем и Хуго Баргасом. В то время он был молод, красив и обаятелен. Если бы не война с Азуром, в три дня разрушившая былой жизненный уклад, то его бы ждала политическая карьера, и наверняка без интриг там бы не обошлось.

Он умел их плести так, словно от природы у него был дар, и без мужского обаяния тут не обходилось. Если ему требовалась соблазнить женщину, то он мог это делать без особого труда, и он часто использовал свои знакомства для продвижения по карьерной лестнице.

Но и в новом обществе он не растерялся. Он рискнул применить своё обаяние для свободы Земли и не прогадал.

А за двенадцать лет до прихода Азура, Вуревич пытался связать жизнь с женщиной, у них даже был сын, но… Его любвеобильность заставила женщину уйти. Она ушла от него тайно, ночью, забрав сына и велела, написав ему прощальную записку, не искать её. Она скрылась от него, и сделала это так искусно, что любой контрразведчик мог бы позавидовать ей. Это было, когда их сыну было всего шесть лет. Вуревич пытался её найти, но всё было тщетно.

Шло время, Земля встретилась с Азуром, Вуревич попал в сопротивление, работал в разведывательном отделении, выполнял задания, и всё, казалось бы, было без потрясений. До тех пор, пока он не встретил одного их общего знакомого, его и бывшей жены. От него он узнал, что она вместе с сыном попала в автокатастрофу за год до начала оккупации, и погибла, а сын потерял память и почти год потратил на лечение, а после – попал в азурский интернат. Более того, для него стало шоком, что его сын, не имея возможности вспомнить свою прошлую жизнь, взял себе азурское имя и отправился работать в СБА. Жажда встречи с родственником пересилила здравый смысл, и Вуревич нашёл его.

Весть о сыне обрадовала его, пожалуй, больше, чем возможная весть об освобождённой Земле.

Но сын встретил его довольно холодно. Правда, согласился ехать с ним в одно из мест силы, туда, где молодой Вуревич сам когда-то постигал азы управления ци. Вот там Вуревич и допустил смертельную ошибку. Рассказав сыну об участии в сопротивлении, он просчитался ещё раз.

Дабронд, узнав об удобном положении своего отца в сопротивлении, не выжидал долго, а всего лишь заявил, что всё сопротивление рухнет, если Вуревич не станет работать на Азур. Вуревичу от сына было предложено работать на «эсбэ», оставаясь под личиной Лилового. Тот взял паузу на раздумья, надеясь, что сможет выжить между Сциллой и Харибдой в лице СБА и сопротивления, и в итоге согласился. Выбора, как считал сам Вуревич, у него не было.

Иван Вуревич не стал сопротивляться. Именно сын был для него теперь самым важным, но не Земля.

А Дабронд был очень рад, тому, что Азур будет спасен. Он просто потирал руки, а, придумав ловушку со станцией гиперсвязи, испытал неописуемый восторг.

К тому времени Лиловыми уже была проведена операция «Владыка», благодаря которой Вуревич был внедрён в одну из азурских структур. Уже затем, используя двойную игру на СБА, Вуревич был внедрён в Совет, и, как настоящий азурец, имел там право голоса. Именно Рогон Дабронд всё это время вёл и контролировал своего отца. Именно ему принадлежала идея восстания, которую Вуревич в итоге преподнёс Гарвичу. И именно поэтому до сих пор вся подготовка к восстанию проводилась как нельзя гладко.

Но отца Дабронд он не любил, скорее даже ненавидел и презирал. Да и как он мог любить человека, который желал Азуру несчастья?

Именно Азур был для Дабронда главным жизни, и ничто другое.

Но Дабронд просчитался. Потому что Лиловые прилетели не на Галиос, а на Элекон-85.

2486 год. Планета Элекон-85. Ян Погорельский

Услышав собственное имя, Ян Погорельский вздрогнул так, словно из-за угла на него выскочил огромный бульдог. Откуда этот тип знает его имя?..

– Ты кто?.. – Ян с трудом выдавил эти слова, его тошнило. Голову заполнял туман, её кружило, вот-вот его могло вырвать по-настоящему.

«Да что же это такое! – возмутился сам себе Ян, – Куда уходят силы? Назад!!!»

Ци немного качнулась в сторону Яна. Он преодолел себя, и с трудом впитал её в свой организм. Головокружение прошло, ему стало лучше. Но больше он сделать не успел – незнакомец почувствовал, что ци уходит в другого, и её приток остановился.

– То, что я тебе сейчас скажу, похоже на бред, – ответил незнакомец, – Но это только так кажется. Я сын Вуревича…

Так вот почему этот тип так мастерски владеет энергией, и вот почему он был так знаком… Только зачем ему это знание? Хочет раскачать его эмоционально – Яну-то, в сущности, всё равно: враг есть враг…

И сейчас он сидел перед Яном в коричневом кресле, и немного улыбался кривой улыбкой, наверняка думая, что предугадал дальнейшее.

– Ты будешь за него мстить? – Ян снова попытался вобрать в себя силу, и это получилось.

– Мстить? А что с ним не так?

Ян вспомнил, что заранее заготовленное послание Вуревича о собственной смерти было отправлено в никуда, и ответил:

– Он умер.

Рогон запрокинул голову:

– А-а-а… Так вот почему он молчал…

– Да, – ответил Ян, – Я лично уконтропопил твоего папашку. Так что, если собрался за что-то мстить, то есть за что.

– Мстить? За этого подонка? – незнакомец попытался воспрепятствовать потокам энергии. Ци качнулась в его сторону, но снова переключилась на Яна.

Это было преддверие поединка. И в нём должен был победить тот, кто перетянет больше энергии. Правда, Ян до сих пор не мог понять, откуда её столько, и каким образом этому типа удалось притянуть её. Незнакомец притягивал её, а Ян направлял на себя.

Выждав секунду, неизвестный ответил:

– Очень хорошо, что он умер. Мне всего лишь жаль, что ты убил его, а не я.

Ян понял, что поединка не избежать. Вероятно, незнакомец хотел взять его живым, или просто убить красиво – потому что Ян не увидел в его руках огнестрельного оружия. Но ему было чем ответить. Он попробовал потянуться к термомечу, но не смог даже поднять руки. Он понял, что Дабронд с помощью ци контролирует его движения.

Словно подтверждая его мысль, незнакомец произнёс:

– Даже не пытайся, Ян. Бесполезно. Меня зовут Рогон Дабронд, если вдруг интересно…

«Ага… Очень ценная информация…» – подумал Ян.

Дабронд встал с кресла. В руках он держал рукоять складного термомеча. Ян про себя отметил, что и эту разработку Вуревич передал «эсбэшникам». Возникало чувство, будто его тень так и ходит за Яном по пятам.

В глазах Дабронда плясала ненависть. Жёсткая, выжигающая и всеобъемлющая ненависть к Земле. И этими глазами он смотрел в глаза Яна, где точно так же плясала другая ненависть – ненависть к Азуру.

Встреча двух антиподов состоялась.

Оставалось дождаться схватки.

Ян применил силу мысли – и складной термомеч легко прыгнул из кармана ему в ладонь. Дабронд, совершенно не предполагавший такого исхода, даже не препятствовал этому с помощью ци. Он удивился, но совершенно не испугался. Что ж, если этот землянин хочет сражаться, то пусть сражается, решил он – и эту мысль практически дословно Ян прочитал, только глядя ему в глаза.

Они оба включили мечи. Прозрачные голубые клинки выскочили из рукоятей.

И они скрестили оружие. Совсем чуть-чуть. Они соединили лишь концы клинков, возвестив тем самым о начале поединка…

Схватка обещала быть красивой…

2486 год. Элекон-85.

…Ян отступал под напором Дабронда. Их сражение переместилось в коридор, оттуда – на лестницу, ведущую на крышу.

Дабронд накопил в себе столько сил, что в несколько раз превосходил Яна. Конечно, и тот смог аккумулировать ци, но ему не хватило времени, чтоб запасти её в должном размере: Ян вёл бой, а Дабронд спокойно ждал его в одной из комнат, пока его солдаты умирали, защищая станцию.

Ян держался за каждую ступеньку. За каждый прутик лестничных перил. Но неумолимо отступал под напором грубой силы.

Ещё выпад… ещё ступенька… ещё удар…

Дабронд атаковал снизу, но ему не было трудно. Ему было сложнее сдерживать свою мощь, которая продолжала вливаться в него, чем наносить удары.

В этом плане Яну приходилось труднее. Ему трудно было сконцентрироваться. Удары следовали быстро, один за другим. К тому же, раз за разом Дабронд использовал обманные манёвры, выкидывая руку вперёд и выстреливая в Яна фонтанчиками штукатурки и каменной крошки из стен, надеясь остановить или отвлечь, но это ему не удавалось. Накопленной силы у Яна было много, но и она таяла. По капле, но таяла.

Дверь на крышу была открыта, и, продолжая отражать удары, Ян вышел наружу.

Здесь вперемешку лежали трупы солдат сопротивления и азурцев. Поверхность была испещрена маленькими воронками от взрывов и попаданий пуль. Обломки камней валялись повсюду. Отовсюду доносились звуки взрывов и выстрелов. К тому же усиливалась гроза. Картину дополнял десантный челнок, паривший в воздухе и прицельным огнём пулемётных башен паливший куда-то вниз.

Ян отступал, пытаясь найти хотя бы небольшое место, свободное от тел. Ему пришлось недолго блуждать по крыше спиной вперёд, дабы не пропустить удар Вуревича-младшего, но он нашёл его.

Стоя на свободной от трупов «полянке», он видел, как Дабронд спокойно приближается к нему, держа меч опущенным к земле. Такой спокойной, самодовольной уверенности Ян ещё не встречал. Дабронд держал меч внизу, и, наверное, он только один знал, как нанесет он удар – сверху, снизу, или сбоку. На его лице не было улыбки, только холодный расчёт. Даже былой танцующей ненависти не осталось в глазах – только комок сухой злости, не пламя, а тихий огонёк.

Огонёк, который вот-вот должен был вспыхнуть с новой силой и превратиться в бушующее пламя радости от победы над Погорельским.

Дабронд двигался вперёд, не спеша, он смотрел себе под ноги, выбирая наиболее оптимальный путь. Он перешагивал мёртвые тела с грациозностью тигра, который загнал свою добычу в угол. Под его ботинками шуршала каменная крошка, казалось, что даже и этот момент он просчитал, чтоб психологически подействовать на Яна.

И когда он приблизился, то нанёс удар.

Он поднял меч и ударил наискосок, сверху вниз. Он держал меч одной рукой, но это не давало Яну преимущества. Похоже, он упивался собственной мощью и позволял себе играть с Яном, так, как позволят себе поиграть кошка с мышкой перед тем, как съесть.

Ян отразил удар, и следом последовал другой. Дабронд бил неточно, но изматывал, не давал остановиться, колол, разил наотмашь, и всё время мимо, мимо, мимо…

Ян двигался к краю расчищенной площадки. Ещё шаг…

Ещё…

Ещё…

«Неужели не будет конца? – отчаивался Ян, – Неужели мне до скончания дней отражать эти удары? Сколько их будет ещё? Неужели я не сплю и мне не сниться кошмар? Неужели этот сумасшедший, назвавшийся сыном Вуревича хочет меня истязать, прежде чем убить? Нет. Такого не должно быть. Я должен собраться с силами, я должен выстоять».

«Я должен победить!»

Он пяткой коснулся мёртвого тела и упал на спину.

Дабронд остановился. Его мысли считывались Яном почти дословно. Ещё мгновение Дабронд размышлял, над тем, как лучше нанести последний удар, который Ян не сможет отпарировать. И выбрал самый простой – заколоть, вонзить меч сверху, но выбрать такую точку на теле, чтобы ещё какое-то время его противник был жив и умер от собственных мучений.

Рогон Дабронд заносил меч. Капли дождя падали на клинок и тут же испарялись с лёгким шипением.

И в этот момент окружающая действительность словно застыла для Яна. Капли дождя зависли в воздухе, замер Дабронд, наносящий удар, стихли звуки битвы, пулемётная очередь горящей струёй застыла как нить ледяного водопада. А позади своего врага Ян увидел полупрозрачную фигуру мужчины в сером комбинезоне. Это был тот же самый мужчина, которого он видел во сне – это был его отец. Но это был не живой человек, а… призрак? Каким невероятным образом он оказался здесь, и не видится ли ему бред? Может, Ян уже получил травму головы, сам не заметил этого, а теперь его мозг из-за этого рождает каике-то иллюзии?

Но мужчина стоял у самой двери маленькой будочки, через которую Ян и Дабронд вышли на крышу. Он просто сложил руки в замок внизу живота и, немного улыбаясь, смотрел на Яна. Ян никогда бы не подумал, что он вот так увидит своего отца – вживую, уже после его смерти. Он хотел что-то сказать, но не мог – его губы и весь рот словно смазали клеем, и он не смог произнести даже малейшего звука. Он почувствовал, что нужно вбирать в себя ци, иначе время уйдёт для него бессмысленно, и сделал это. И как только он сделал это, призрак отца исчез так же внезапно, как и появился, а всё вокруг начало приходить в движение по заданному пути. И тогда Ян, перекатившись через правый бок, вывернулся из-под заносимого меча, и встал в позицию, ожидая удара и продолжая собирать энергию в себе. И пока он перекатывался, Дабронд вонзал меч – но уже не в Яна.

Мёртвое тело азурца приняло удар. Клинок шёл легко, словно раскаленный нож в масло, но точно так же, как нож, раскалялся от ненависти и злости Дабронд.

Дабронд рассвирепел! Он молча восклицал у себя в голове – и Ян слышал это как связную речь, но не ушами, а мозгом. Дабронд сокрушался: как он мог упустить этот момент! Непостижимо!

Ян успел увернуться. Эти секунды показались ему вечностью, и в это время он успел встать, и мало того – успел вобрать себя много энергии, достаточной, чтобы вести на равных бой с Даброндом. Тот повернулся – и Ян увидел ярость в его глазах.

И тогда они вновь скрестили мечи. Дабронду пришлось теперь взять рукоять меча в обе руки, чтобы их силы были равны. Ян провёл сложный комплекс выпадов, контрвыпадов и блокировок и нанёс-таки урон. Тот взвыл от боли.

На его плече, под распоротым боевым комбинезоном, зияла обожженная рана. Он немного пошатнулся, отступил назад, но не упал.

Ян двигался вперед. Он держал меч в позиции, готовясь нанести удар. В то же время эта позиция меча давала возможность отразить удар и перейти в контратаку. Он выбрал безошибочно самый сложный приём – против него не было контрвыпада. Он с трудом его выучил и теперь надеялся, что Дабронд не сможет его отразить, и был прав. Ян должен был убить своего противника и победить.

Вскинув руку, Дабронд метнул своего противника на дальний конец крыши.

Телекинез! Чёрт возьми, почему Ян забыл об этих возможностях? Он сам не использовал их, и дал возможность своему противнику применить эту силу. Как глупо! Ему дали возможность просчитать исход всей дуэли, а он так бездарно разбазарил эту возможность.

Ян упал, ударившись головой – в глазах сначала потемнело, в этой темноте закружились «звёздочки». Его меч пролетел ещё несколько метров и, вырезав сложный узор прозрачным клинком, ударился о пол кнопкой включения. Лезвие погасло. Смерть подкрадывалась самым подлым образом.

Ян потерял сознание всего на секунду.

Он лежал на крыше, а Дабронд опять приближался к нему. Ян чувствовал каждое его движение, вновь услышал шуршание камней под ботинками. Он чувствовал их – каждый шаг словно вибрацией отдавался по крыше, и он не мог понять, он чувствует их через ци, или его ощущения усилились от удара головой…

Он внимал ци, её движению, он знал пути её прибывания. Она текла отовсюду – от сражающихся солдат, от деревьев, от воздуха, от камней и облаков, и даже от животных, убежавших от места боя на десятки километров. Лишь движением пальца он мог изменить её направление.

И тогда он вобрал её в себя. Он открылся, он стал жадно поглощать энергию, силу, ци, её можно было называть как угодно. Он сам себе казался великаном…

Он встал, движением руки притянул к себе меч. Тот послушно влетел в его руку. Ян нажал кнопку и меч, натужно загудев, подобострастно выдавил из себя клинок. Он снова был готов к схватке.

Но Дабронд не желал полноконтактного поединка – он понял, что так Яна не победить. Он собрал всю мощь, всю ци, и с силой выдавив её из себя, ударил в Яна. Пространство отдало колебаниями, а на него накатывала стена из чистой силы, похожая на стену из горячего воздуха, готовая расплющить его до состояния мокрой лужи.

Ян возобладал нечеловеческой реакцией. Он в мгновение ока, всего лишь вытянув руку, напротив себя выстроил такую же стену из энергии.

Там, где столкнулись стены, произошёл плоскостной взрыв. Стены из энергии волнообразно качнулись, словно листы громадного стекла или плёнки – кристально чистой, как хрусталь.

Лишь такое объяснение можно подобрать явлению, произошедшему на крыше левого крыла здания, штурмуемого восставшими. Плоскость взрыва оставила глубокую борозду под собой, выбивая из-под себя камни и трупы солдат. Она устремилась на сотню километров вверх, раздвигая облака, расчищая себе дорогу в стратосферу, в космос, где она и погасла.

Вуревич-младший не ожидал такого. Он сам создал противника себе под стать, а может быть даже и сильнее, и теперь им предстояла битва на равных.

Они сошлись уже в третий раз. Теперь их сражение напоминало странный, захватывающий дух парный танец. Только движения рук, только испепеляющие взгляды, готовые прожечь друга насквозь.

Только ненависть, лихо придумавшая новые выкрутасы смертельного бала.

Ян осторожно, потихоньку, медленно, но верно, двигал Дабронда к обрыву крыши. Ян побеждал его. Теперь Он выкачивал из Дабронда силы. И он всё-таки добился своего.

Дабронд неверно парировал удар, и меч рассек воздух. Ян отрубил ему предплечье и ударом в челюсть, точно так же как днём ранее он подловил на ошибке его отца, скинул кричащего от боли противника вниз. Тот с воплями полетел на широкий бетонный козырёк, выступавший из-под крыши.

Ян прыгнул следом. Мягко опустившись, он крикнул Дабронду:

– Я – твоя смерть!!!

Тот поднялся на колени, ему трудно было это сделать, используя полторы руки. Его меч улетел куда-то вниз, к подножию здания – и он теперь был безоружен. Он пробовал ещё раз применить телекинез – но не смог, Ян блокировал любые попытки сделать это. Дабронд издал вопль отчаяния и страха перед смертью. По лицу, обезображенному от удара, катились слёзы, слёзы, просившие о пощаде, лившиеся вперемешку с кровью с разбитого лица.

«Пощади!» – просили плачущие глаза.

«Умри!» – и безжалостный Ян вонзил меч в грудь, в самое сердце. Тело Дабронда дёрнулось и замерло, лицо застыло в гримасе с открытым ртом – на вдохе. Глаза смотрели куда-то вдаль, а когда Ян вынул меч, тело дёрнулось и подалось назад под собственной тяжестью – настолько, насколько хватило гибкости колен.

Ян посмотрел на станцию. Похоже, битва подходила к концу. Бой в башнях вёлся уже на верхних этажах – прозрачные стены дисков башен ничего не скрывали. В правом крыле здания, бой, по-видимому, уже закончился: Ян увидел, как Лиловые выбегали из входов в корпус и направлялись ко входам в левое здание.

Дождь лил не переставая. Капли падали на раскалённый клинок и исчезали с шипением. Только теперь он почувствовал, что волосы намокли. Надо бы вернуться в тот коридор, где он оставил шлем и автомат и продолжить бой.

Ян выключил меч и, применив телекинез, запрыгнул на крышу. Нужно зачистить здание от оставшихся «эсбэшников». Где-то вдалеке сверкнула молния и раскаты грома прокатились по округе. Он подходил ко входу на лестницу, намереваясь спуститься и продолжить бой. К тому входу, откуда вышли они с Даброндом и откуда вышел призрак отца.

Словно в довершение схватки, буря, разыгравшаяся к тому моменту не на шутку, вонзила в него. Таких ощущений Ян никогда не испытывал. В глазах потемнело, а спиной он почувствовал, как тысячетонный молот ударил в спину, но не смог сдвинуть с места. Звуки продолжали врываться в уши, а туловище как будто стало пустым от страха.

Когда он смог открыть глаза, Ян почувствовал, что здание начинает рушиться. Здание со страшным грохотом стало медленно оседать вниз. Вибрация сотрясала крышу. Почему и кто взорвал здание – он не знал. Но идти не было сил. От поражения молнией он упал, и всё что он мог – это ползти. Ян дополз до входа и сел еле хватило, чтобы встать. Повинуясь интуиции, он остался в проёме.

Спустя две секунда крыша полетела вниз.

Летя вниз, Ян знал, что не погибнет. Что ци не даст ему погибнуть.

Летя вниз, он раздавал её избыток, накопленный во время схватки, восставшим. Тем, кто должен был сегодня победить…

Тем, на чьей стороне сегодня должна была оказаться фортуна.

2486 год. Планета Элекон-85. Станция гиперсвязи СБА. Конец битвы за Элекон-85.

Ян Погорельский очнулся в полной темноте. Он попытался повернуться, но плита, упавшая сверху, не давала не единой надежды на движение. Тем более что левая нога не хотела шевелиться. Он попытался правой ногой дотронуться до неё, а также прощупать её рукой. Вроде бы он чувствовал прикосновения, а вот двигать ею он не мог.

Ян ощупал руками подвластное ему пространство. Он лежал на спине, а плита, покоившаяся как крышка, чуть не придавила его насмерть. Её нижняя плоскость начиналась всего в трёх сантиметрах о его головы. Справа пространство тоже было невелико – Ян лишь немного мог согнуть руки в локтях.

«Узко, как в гробу» – решил он, но тут же стал гнать эти мысли прочь от себя. Снаружи не доносилось звуков боя. Он не знал, выиграли они бой, или проиграли, и сколько людей осталось. Логично было бы предположить, что всё-таки выиграли, если вспоминать то, что он видел перед обрушением.

Ян немного поднапрягся и с помощью телекинеза решил сдвинуть плиту. Напрасно. Сверхъестественных сил не осталось вообще. Даже, меч, который он нащупал правой ногой, не хотел прилетать в его руку. Похоже, падение было не из лёгких, если Ян так плохо себя чувствовал. От былой мощи не осталось и следа. Ци, которую он мог совсем недавно чувствовать и даже наблюдать, исчезла, словно утренний туман.

Тогда он решил позвать на помощь.

– Спасите, кто-нибудь!!! Я застрял!!!

Напрасно. Слова погасли в толще бетонной плиты. Пыль, которую он поднял, шевеля руками и ногами, вошла в горло, и он закашлялся.

Тогда ему стало по-настоящему страшно. Умирать не хотелось. Но развалины здания, казалось, могли дать ему лишь одну надежду – на смерть.

Правой рукой Ян нащупал шатающийся кирпич в стенке своего импровизированного, но от этого не менее надежного, саркофага, и стал расшатывать его рукой. Если ему повезёт, и он находится не под толщей развалин, то через дырку сможет проникнуть немножечко воздуха и смерть от удушья ему не грозит. Если только от голода…

Сверху послышалось небольшое шуршание и два голоса:

– Ты слышал?

– Да, да! По-моему, откуда-то отсюда…

Люди зашуршали ногами прямо над головой Яна.

Голоса показались ему знакомыми. Если память не отшибло напрочь, значит это голоса Баргаса и Мишеля.

Если это – не галлюцинации. Прецедент уже есть: он вспомнил призрак отца на крыше, и решил, что если мозг может рождать в период стресса зрительные галлюцинации, то почему не может рождать и слуховые, особенно после двух ударов головой и падения с высоты двадцати шести этажей?

От этой мысли ему стало совсем не по себе. И он с небывалым усердием продолжил расшатывать кирпич.

Наконец тот поддался. Через дыру проник свет и тепло, значит снаружи уже рассвело. Теперь Ян смог рассмотреть свой «гроб». Ничего особенного. Он лежал спиной на обломках бетонной плиты, сверху его прихлопнуло другим обломком. Стены саркофага состояли из камней и каменной крошки. Меч, которым хотел Ян воспользоваться, чтоб освободиться, теперь не существовал. Из рукояти вылетели все внутренности. Когда его выбило из рук, он не помнил. Видно, что удар был приличный, он даже удивился, как ему самому в этот момент не пришли «кранты».

Ян протянул руку и немного просунул её в дыру. Может, его кто-то заметит?..

– Смотри, рука! Здесь кто-то есть!

Если смогут поднять плиту – значит выживет.

Ян для достоверности пошевелил ею.

– Там кто-то живой! Быстрее!!! Вот так хватай и аккуратно поднимай её! – Это был Мишель, – Раз-два!.. Вот чёрт!

– Слушай, у меня одна рука здоровая, а не две, – это был какой-то незнакомый голос, – Давай ещё раз! А ну! Не, давай ломик…

Шуршание над головой стихло, и Ян услышал удаляющиеся шаги. Затем шаги приблизились, он услышал стук металла о бетон. Верхняя плита немного поехала с характерным звуком трения плиты о плиту, и сверху на него посыпалась пыль. Ян сморщился и отвернулся в сторону.

Плита ещё немного сдвинулась в сторону, впустив ещё немного света, и, наконец, продвинулась настолько, чтоб можно было вылезти из получившейся полости. Да, действительно, его спасителями были Мишель и какой-то человек, лицо которого показалось Яну знакомым.

– Ян, ты живой? – неуверенно спросил Мишель, – А?..

– Живой…

Ян внимательно осмотрел товарищей. У Мишеля была замотана голова, в руках он держал толстый металлический прут, человек со знакомым лицом держал левую руку наперевес, она была в гипсе. На нём был чёрный боевой комбинезон. Ян вспомнил, что в таких отправились на планету диверсанты в замаскированном модуле.

Он, используя только три конечности, наполовину выбрался из своейловушки и сел на её край.

– Только я идти не могу, – сказал он, – у меня нога не двигается.

– Мы вас вытащим, я только за носилками сгоняю, – ответил незнакомец. Его голос был густой и басовитый, – Меня Улек Марак зовут, – и ушёл

Ян приподнялся и сел поудобней.

Их окружала картина, достойная пера художника-баталиста. Отовсюду шёл дым. Рядом с обломками разрушенного здания лежал подбитый десантный челнок. Всё пространство, которое только мог охватить Ян своим взглядом, было заполнено трупами: как азурским, так и трупами Лиловых. Диспетчерская башня тоже была разрушена: основание не пострадало, а вот диск, был расколот горизонтально и остальная, верхняя её часть отсутствовала. Оттуда тоже шёл дым, временами огонь разгорался вновь.

А над лесом вставало солнце. Оранжевый диск медленно плыл по небу, разливая свой свет, и добавляя в краски зловещего утра весёлого апельсинового оттенка. Лес, который только-только стал отходить от грохота людской схватки, пробудился и стал петь дифирамбы элеконскому светилу. Каждый житель планеты благодарил светило, за то, что даровало жизнь. А оно самодовольно продолжало выбираться из-за высоких деревьев, раздвигая облака, и двигалось вверх, туда, где должен был находиться его трон.

– Ян, извини меня, я погорячился вчера немного, – сказал Мишель, – Знаешь, я был не прав.

Ян хлопнул Мишеля по коленке:

– Забудь, дружище. Я уже простил тебя. Ты уже искупил свою вину, – с последними словами Ян кивнул в сторону дымящегося поля боя, – Хорошо попил кровушки.

Они посмотрели друг другу в глаза – два друга, даже смерть, казалось, не могла их разлучить.

– Ян! – послышался сзади женский голос.

Они оба обернулись. Это была Сюзанна. Она обогнала Гарвича, который тоже шёл к ним, упала ему на грудь и зарыдала. Ян ничего не сказал. Он не умел останавливать женских истерик, да это и не нужно было сейчас. Каждый человек должен выпускать из себя накопившиеся эмоции.

«Пусть плачет» – думал Ян. Он лишь нежно гладил её по волосам.

– Ну, что… – сказал подошедший Гарвич, – Смотрите, это наша гвардия! Мы с достоинством одержали эту победу! И это мы, сыны Земли, вели их в бой! Мы достойные дети своей планеты.

– А в каком направлении находиться Земля сейчас? – спросил Мишель.

– Вон в том, – Ян махнул себе за правое плечо.

Мишель встал, повернулся в том направлении куда указал Ян и закрыл лицо руками. Ян услышал всхлипы и увидел, как дёргается его спина. Мишель плакал – это было понятно без всякой телепатии.

Эпилог

2486 год. Орбита планеты Земля.

Зубы дракона упали на плодородную почву.

Ветер был посеян. Оставалось дождаться бури.

И буря пришла.

И гроздья гнева созрели и налились. Приближалась пора собирать урожай .

Дмитрий Ронин, роман «Огонь и лёд», Интернет-издат

Десантно-диверсионный челнок «Манука́» возвращался с поверхности планеты Земля. Там, на этой планете, в глухих джунглях Амазонии, посреди выжженной поляны, оставшейся от посадки на планету, его пилот выгрузил кварковую бомбу.

Решением Совета, с подачи Вареза Тильмоса, слишком агрессивную планету решено было уничтожить. Рассадник злости и ненависти, как считал Совет, необходимо было уничтожать вместе с населением. Совет не смутило даже то обстоятельство, что на Земле оставалось ещё два миллиарда азурцев. Но времени их эвакуировать категорически не хватало. Решено было пожертвовать этими людьми, но спасти остальных. Ещё триста двенадцать миллиардов азурцев останутся живыми и невредимыми.

День уничтожения планеты в Азуре решили сделать днем памяти и скорби. Вряд ли во всей восьмисотлетней истории этого планетарного объединения найдётся хотя бы один день, когда анафеме было необходимо предать столько народа.

И вот теперь, пилот А́крис Домольга́р, оставив на планете контейнер с бомбой, улетал прочь от своего смертоносного груза.

Бомбе требовалось от восьми до десяти часов, чтобы уничтожить Землю. Серый вал кварковой пыли должен был накатываться на дома, машины и людей, и все, что попадётся на его пути, провалится в огромную яму, поглощающую земной шарик. Ну, а когда серые волны доберутся до волн океана, то в короткой схватке они, конечно же, победят. Пройдёт совсем немного времени – и в серое ничто превратятся птицы, насекомые и самолеты, летающие над поверхностью. И потом, когда на месте планеты Земля, свободолюбивой и гордой, появиться зияющая чернота космического пространства, Азур может смело заявить, что война окончена.

По приказу Джона Гарвича сюда было направлено около десяти гиперперехватчиков и около сотни боевых кораблей сопротивления – переоборудованных транспортников. Но прежде, чем сам крейсер вышел из нуль-пространства, он выкинул в обычный космос около тысячи электромагнитных бомб. Распуская огромные электрические колебания во все стороны от себя, бомбы выводили из строя электронику противника.

Вряд ли это оружие можно назвать гуманным. Оно не было в лучших традициях Азура. Солдаты и пилоты, оказавшиеся на кораблях, где не работает ничего, подвергнутые такой атаке должны были в мучениях погибать от удушья и холода. Многие из кораблей были расположены на таких близких орбитах, что кварковый распад мог задеть и их.

Крейсер прошёл мимо них, когда бомбы выработали свой ресурс, а вражеские корабли, превратившись в безумные летающие саркофаги, не представляли никакой опасности.

Домольгар, вернувшись, сразу же отправился к командиру крейсера доложить о проведённой операции. Он нашёл его в обзорном зале, смотрящем вниз, туда, где должна была разрастаться зияющая рана на поверхности планеты.

– Коман…

– Не надо, Акрис. Я и так уже знаю, что задание было выполнено. Пожалуй, этот день надолго запомниться нашим потомкам, как самый ужасный день в истории всей изведанной области галактики. В том, что произошло, виноваты все. И азурцы и земляне – все абсолютно. Сегодня вселенная почувствует смерть, и вряд ли это скажется на ней хорошо. Ещё никогда не гибло столько людей сразу. Мы ведь пока не можем ни изменить прошлое, ни построить себе новую вселенную.

– Знаете, командир, когда я улетал оттуда, я поставил челнок на автопилот и молился Антранаку о прощении. Мне горестно думать, что именно я исполнил этот ужасный приговор в исполнение. Справедливо ли это, что бы обычный человек исполнял обязанности Самуэ́рта[1]?

– Вы верующий, Акрис? С какой вы планеты? Впервые слышу о таких богах.

– Я родом с Кама́ниса. Это очень древнее верование. Но я стал верующим только сейчас. Я собираюсь прилететь на родину и пройти обряд посвящения в веру, если ещё остались живы её адепты. Прошло много времени с тех пор, как последний из моих родственников, из тех, о ком я знаю, конечно, верил в Антра́нака.

Дверь в обзорный зал неожиданно открылась. Это был радист, который вошёл, чтобы сообщить, по-видимому, что-то неожиданное.

– Командир, – начал он, – срочное сообщение с гарнизона Тац.

Тот вошёл в радиорубку. Стереопроектор работал, проецируя на воздух изображения командующего войсковой группировкой Тац.

– Сегодня кучка восставших атаковала Элекон восемьдесят пять. Это было успешно для них, они уничтожили станцию и весь гарнизон. Я использую гражданские частоты. Кроме того, поднялись бывшие земные колонии: Селестиа́ль[2], Ардие́нтэ[3], Комба́тэ[4]. Восставшие захватили боевые корабли и атаковали Тац. Срочно необходима ваша помощь. Передайте это сообщение по всем частотам гиперсвязи, если, конечно, её не будут глушить – вы пока единственный, с кем я смог связаться. Станцию на Галиосе пока не впустили в строй. Жду вас срочно. До связи.

Командир крейсера вернулся и издал короткий приказ:

– Боевой распорядок. Срочно движемся к Тац и принимаем бой.

– Так, что же, война? – спросил обезумевший Акрис.

– Похоже на то…

2005-2023.

[1]Антранак, Самуэрт – аналоги земных бога и дьявола соответственно.

[2]Селестиаль – от исп. «Celestial», небесный.

[3]Ардиентэ – от исп. «ardiente», огненный.

[4]Комбатэ – от. исп. «combate», боевой.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Эпилог