Пожиратели мира
Глава 1
В последнее время мне совсем не спалось. Как ни пытался я это побороть, за последние пару месяцев по какой-то странной, непонятной для меня и чрезвычайно загадочной причине я ни разу не заснул раньше полуночи и всегда просыпался не позже шести утра. В связи с этим к данному моменту под глазами у меня легли огромные черные круги, от чего мое лицо стало напоминать черно-белую морду панды, а голова постоянно звенела, иногда вовсе окунаясь в адские приступы мигрени.
Что я только ни пробовал: таблетки, алкоголь, успокоительные. Посещал даже нескольких докторов, но и они в бессилии разводили руками, ссылаясь скорее на психологические проблемы, чем на физические отклонения. Они предлагали мне пройти более углубленное обследование. Тем не менее, я только устроился на новую работу и сразу же уходить на больничный не представлялось для меня возможным, как и то, что меня и вовсе могли уволить, и тогда об оплате лечения можно было только мечтать.
Впрочем, довольно быстро я к этому приспособился. Через четыре-пять недель постоянная головная боль уже стала для меня постоянным спутником, да и к усталости я тоже уже начал привыкать. Честно говоря, я даже не помнил, какого это, спать полноценным сном, а наутро, после пробуждения и зарядки, чувствовать себя полным сил.
Так или иначе, смирившись с моим новым распорядком дня, я нашел себе дополнительное занятие. Я заметил, что вечерние прогулки позволяют мне восстанавливать больше сил за период, в среднем, пятичасового сна, поэтому после работы в мастерской и неплотного ужина одевался потеплее (зимы в моем регионе были довольно непредсказуемы), спускался вниз по лестнице многоквартирного дома, выходил на расположенный прямо через дорогу стадион и несколько часов подряд просто ходил кругами, изредка останавливаясь, чтобы передохнуть или просто понаблюдать за ночным небом.
Кроме того, чтобы проводить обнаружившееся лишнее время с пользой не только для тела, но и ума, я скачивал на телефон аудиокниги и прослушивал их по пути. Таким образом, к настоящему времени на моем счету уже имелись четыре крупных романа и с пять десятков рассказов разных жанров и авторов, чем я мог в какой-то мере гордиться, открыв для себя творчество Лавкрафта, Бирса, Блэквуда и остальных.
Предпочитал я в основном литературу весьма мрачных рассказов, пропитанных загадками, кровью и жестокостью. Эта атмосфера мистификации и напряжения хорошо сочеталась с тихой жизнью отдаленного от центра района ночного города, и в особенности мне нравилось представлять все эти сценарии в своих мыслях, пытаясь понять, как бы я сам поступил на месте героев прослушиваемых историй.
Испугался бы? Сбежал трусливо? Или боролся до конца, хватаясь за любую нить надежды в поисках пути спасения собственной жизни?
Иногда, делая очередной круг, я с сожалением вздыхал, прекрасно осознавая, что реальный мир, в отличие от придуманного, довольно скуден на потусторонние происшествия. Нет, конечно, в нем крылось не меньше жути и жестокости (если и вовсе не намного больше), и все же таинственности, особенно в мой век, когда все, или почти все, загадки неопознанности были раскрыты наукой и исследователями, в мире почти не осталось.
Не встречу я никогда Старших Богов, Древних. Не суждено мне постичь магию, сокрытую в темных заклинаниях и кровавых ритуалах. Ведьмы, призраки, монстры и чудовища разных мастей – об этом можно было лишь мечтать, что только добавляло сердцу разрывающего на части чувства отчаяния и обреченности.
Мой психотерапевт сказал однажды, что я не считаю себя частью этого мира, оттого и сам не могу его принять, все чаще погружаясь в иллюзии. Также он упомянул, что моя бессонница, скорее всего, была вызвана страхом перед будущим, потерянностью. Якобы я настолько не хотел переходить в следующий день, что отчаянно оттягивал этот.
Уж не знаю, прав он был в тот момент или нет. Пожалуй, собственный мозг для человека представлялся еще загадочнее, чем окружающий мир. Тем не менее, я так и не последовал его совету завести себе друзей и попробовать сменить обстановку. Начнем с того, что для путешествий требовались деньги, и я просто не мог заставить себя сорваться с места без средств к существованию, полагаясь лишь на удачу. Что же до друзей…
Я снова взглянул в окно.
Сегодня стояло на редкость меланхоличное настроение. Воздух словно пропитывался тянущей мглой, туманом, что расплывался вокруг и сковывал движения, вместе с тем и приводя в леность мысли.
К своему стыду, я не смог побороть тягу к рефлексии, а за сим открыл бутылку недорогого вина, стоявшую еще с прошлогодних праздников, и налил немного себе в кружку: бокала под рукой не оказалось, так что пришлось довольствоваться имеющим.
Раньше я как-то пытался понять вино, напиток такой же древний, как и человеческая история. Тем не менее, я не смог найти в нем ничего хорошего. Сначала оно кислило на языке (эту кислоту я почему-то чувствовал в любой бутылке), а затем, когда переставало походить по вкусу на гнилые фрукты, от него начинало нещадно мутить, благодаря чему приходилось попутно подавлять рвотные позывы.
В описываемый ныне вечер ничего, кроме вина, у меня не имелось, поэтому в целях хоть немного унять тоску горячительным, я задействовал не самый приятный инструмент. С другой стороны, как я слышал однажды, детские сиропы тоже делали горькими специально, чтобы у ребенка вызывал отторжение сам факт заболевания.
Кривясь, я выпил ровно кружку и остановился. От слабого градуса на груди немного потяжелело, температура кожи слабо возросла. Я чувствовал, как кровь начинает быстрее течь в жилах по расширившимся сосудам, и сердце стучит сильнее, отдаваясь ударами где-то в мозгу.
Я бы мог закурить, однако врачи посоветовали мне избавиться от этой привычки, и я избавился. Не скажу, что стало лучше, скорее наоборот, и все же возвращаться к сигаретам я не стал, из-за чего на несколько дней преисполнился гордостью за самого себя. Поделиться своей маленькой победой мне было не с кем, так что и это довольно быстро забылось.
Заткнув пробку обратно, я убрал последнюю под стол, поднялся с кресла и подошел к окну. На улице уже стемнело, отдельное спасибо времени года, и вдоль дороги зажглись крупными светлячками огни фонарей. Выстроившись в два ровных ряда, они шли дальше, вниз по холму и скрывались где-то за углом такого же дома, переходя в дорогу покрупнее, по которой, изредка повизгивая захлебывающимися моторами, шумно катались автомобили.
Я прошел на кухню, чтобы прополоскать кружку, на дне которой остались темные винные разводы. Повернул кран. Воду отключили.
Не скажу, что меня как-то задел этот факт. Скорее становилось немного обидно. По телевизору не раз показывали, сколько денег выделили на ремонт местного водоснабжения, пытаясь обелиться перед населением, однако на деле ничего не менялось, и в голову мою уже начали закрадываться сомнения, что деньги те пошли совсем на иные нужды.
— Снова авария?
В последнее время те случались регулярно, словно наступление зимы стало для них какой-то неожиданностью. С другой стороны – конечно, после нескольких часов тренировок, – я мог убедить себя в том, что сильные мира сего находились на такой высоте, что банально не знали о проблемах обычного народа, а последний в возмущении своем и невежестве неблагодарно не хотел понимать этой простой истины.
Мухе неведомы чаяния слона.
Да, так и есть.
Не желая все же оставлять кружку грязной, я налил в нее из чайника теплой воды, размешал хорошенько ложкой и залпом выпил, ощущая на языке все тот же неприятный кисловатый привкус.
Тик-так… Тик-так…
Секундная стрелка отсчитывала время.
Иногда я думал, что жизнь чем-то похожа на часы. Мы легко можем слышать секунды, какие-то мгновения, не особо значимые в размахе вселенной, но не слышим минуты и часы, на которых строится наша жизнь. И они проходят так, незаметно, неслышимо, пока не настает момент под названием «слишком поздно».
Я еще посидел на стуле на кухне, наблюдая за сумрачным небом и луной, за тем, как расцветают наверху звезды. Телевизором я давно не пользовался, а телефон мне нужен был только для прослушивания книг, поэтому в квартире почти всегда стояла тишина. И я все чаще погружался в нее, утопал, и она мягкими объятьями принимала мой разум, скрывая его глубоко на дне огромного черного океана…
Наконец, я снова поднялся. Натянул в прихожей куртку, перевязал шею шарфом. Где-то с неделю назад я потерял свою шапку, когда по пути вечером из магазина меня избила куча каких-то подростков, но теплый капюшон на завязках без труда ее заменил, стало даже теплее.
Перчаток я не использовал. Мне не нравилось ощущение, когда что-то снижало чувствительность пальцев, будто вторая кожа, но не твоя собственная, а натянутая поверх. Руки я просто убирал в карманы и не видел в этом ничего проблематичного.
Сунув наушники в уши, я положил телефон во внутренний карман куртки и застегнул ее до подбородка, после чего засунул ноги в обитые изнутри шерстью (натуральной или нет, я не знал, но вряд ли за такую цену можно было найти настоящую) ботинки и быстрыми движениями их зашнуровал, пока не начал потеть.
Возможно, кто-то одевался в обратном порядке, я же просто следовал своей привычке, не собираясь ее менять.
Выключив свет в прихожей, я вышел за порог и закрыл дверь на два поворота ключа. Вообще, он закрывался на три, но однажды я счел, что двух будет достаточно. Кроме того, три поворота казались мне чем-то неправильным, будто после третьего в меня обязательно ударит молния.
Рядом с моей дверью почему-то валялось три мешка с мусором. Не помню, чтобы видел их раньше. Я не страдал провалами в памяти, поэтому и сам их здесь бросить не мог. Тем не менее, почему-то эти три огромных черных мешка, от которых шел весьма и весьма неприятный, если вовсе не тошнотворный, запах, стояли именно у моей двери, а не дальше, у чьей-то другой.
Я оглядел лестничный пролет. Кроме моей, здесь имелось еще три двери, моя же находилась в центре. Я бы мог предположить, что кто-то из моих двух соседей оставил здесь свой мусор, однако… мешки стояли именно возле моей двери, прямо вплотную, хотя расстояние между дверьми было приличным, и не похоже, что они просто упали и перекатились.
Ситуацию осложняло то, что они воняли, смердели так, что становилось не по себе, будто внутрь запихали недельные отбросы вперемешку с использованными памперсами, причем для взрослых.
Я снова огляделся. Хотел постучать к соседям, когда вспомнил наш последний разговор, после которого остался с синяком под глазом, и тут же передумал.
Включив очередную аудиокнигу на телефоне, я молча взял пакеты в обе руки и начал спускаться под звучание тихого монотонного голоса, что зачитывал текст, пока на фоне играла вкрадчивая музыка, изредка переливающаяся тревожными нотками.
Несмотря на наушники, я хорошо слышал окружение. Мои тяжелые шаги в ботинках с толстой резиновой подошвой эхом проносились по лестничным клеткам, затихая поочередно то сверху, то снизу. Лампочки сдавленно гудели, иногда помигивая, от чего весь подъезд на пару мгновений оставался без света, а у меня возникало такое ощущение, будто весь мир мигает, и я пропадаю из него в эти краткие моменты времени, пропадая в забытьи.
Мусорные пакеты оказались сравнительно легкими. Что-то в них позвякивало при каждом шаге, что-то шелестело и похрустывало, и под аккомпанемент этих звуков, сопровождаемых гулким голосом чтеца, я сам не заметил, как вскоре оказался внизу, перед выходом из дома.
Я нажал на горящую красным в полутьме кнопку домофона. Откуда-то сверху донеслась визгливая мелодия, и я налег на толстую металлическую дверь плечом, так как руки мои были заняты.
В лицо сразу же ударила струя холодного свежего воздуха. Мелкие снежинки, промерзшие скорее до состояния льдинок, кинжалами впились в еще не успевшую лишиться своего тепла кожу, и от непривычки в уголках глаз защипали слезы.
Я глубоко вдохнул. Сухой воздух с болью прошелся по носовым проходам, глотке и угнездился в легких, после чего вышел наружу уже в виде струи горячего полупрозрачного пара.
Я посмотрел по сторонам. Какой-то темный автомобиль на низкой скорости проехал мимо, ослепив меня на секунду ярким светом фар, и я, охнув, зажмурился, пытаясь избавиться от пылающих перед глазами ярко-красных кругов.
В остальном стояла удивительная тишина. Видимо, сегодня я вышел позднее, чем обычно, поэтому людей вокруг практически не было. Только вдалеке какая-то группа девушек в цветастых куртках переговаривалась громкими голосами и смеялась, и смех их в этом спокойном умиротворенном воздухе расходился на десятки метров вокруг.
Но вскоре и они ушли, исчезнув за поворотом.
Я постоял еще немного, прислушиваясь к затихающим голосам, а когда те пропали окончательно, спустился по короткой лесенке из бетонных блоков на тропинку и неторопливо повернул направо, к стоящим вереницей у дома напротив мусорным бакам.
Было тихо.
Да, было тихо, однако через несколько шагов мне показалась, что краем уха я услышал какой-то странный шум, похожий на вскрик, от чего я тут же остановился, опустил мусорные пакеты на землю и вынул из ушей наушники.
Несколько секунд я молча стоял, прислушиваясь к холодному зимнему воздуху, наполненному ночным мраком, однако странного звука больше не повторилось. Решив, что это была какая-то вставка в фоновую музыку аудиокниги, я вернул было наушники на место, когда невдалеке залаяла резко собака.
Я невольно вздрогнул и тут же резко выдохнул, взяв себя в руки.
— Да уж… — губы мои расползлись в кривой усмешке.
Собаки испугался? Нет, все же стоит послушать врача и сменить жанр на более спокойный. С другой стороны, это ведь не так интересно…
Но чем дольше лаяла собака, тем сильнее пробуждалось в моем желудке странное чувство тревоги. Сотни раз я слышал, как лают собаки на проезжавшие мимо машины, на людей и друг на друга – тем не менее, эта собака звучала совсем иначе.
Я завертел головой, пытаясь в этом эхе различить истинный источник звука, и спустя пару мгновений понял, что лай этот шел откуда-то со стороны мусорки.
Я нервно сглотнул. Что-то внутри подсказывало мне, что не стоит сейчас туда соваться, и хоть разум говорил, что это лишь домыслы приобретенной тревожности, я склонен был больше доверять инстинктам, и те советовали сейчас же повернуть в другую сторону от греха подальше.
Собака продолжала отчаянно лаять. Она старалась настолько, что голос ее быстро охрип, приобретя необычные свистящие нотки резко вдыхаемого в легкие воздуха. Эмоции, что я улавливал в ее истошном вое, тоже резко отличались от обычных. Я чувствовал в нем ярость, гнев, а также страх… нет, дикий ужас, будто животному угрожала близкая смерть.
Не делая перерывы, зверь буквально выдавливал из себя звук за звуком, то ли пытаясь предупредить кого-то, то ли пытаясь позвать на помощь.
Тревожность в моем желудке раскрылась в полной мере, от чего внутри все резко скрутило, и захотелось в туалет. Кроме того, перед выходом я не опустошил мочевой пузырь, благодаря чем тот сразу же потребовал выхода содержимого в желании избавиться от лишнего веса.
— …ау! …ау! …ау-у!
От нехватки воздуха животина проглатывала часть своих воплей, и ее голос, к моему невероятному удивлению, стал отчасти походить на мучительный крик человека, истязаемого адской болью.
Я покрутил головой, отгоняя от себя глупые мысли. Кажется, излишняя внушаемость и правда действовала мне во вред, приплетая к реальности какие-то жуткие галлюцинации.
Я посмотрел по сторонам. Странно, и все же ни одного человека не было видно, хотя раньше хотя бы парочка всегда проходила мимо. Также меня беспокоило то, что на такой страшный вой никто не реагировал. Люди в любопытстве или в гневе за нарушаемую псиной тишину не выглядывали из окон и дверей, не интересовались, что случилось.
Неужели мне действительно это просто кажется?
В попытке вернуть самообладание вместе с изначальной целью я поднял с земли мусорные пакеты и сделал несколько шагов вперед к мусорным бакам, прикрытым с трех сторон листами профнастила.
Хрясь! Хрясь! Хрясь!
Внезапно собачий лай резко оборвался тремя последовательными хлопками, будто что-то массивное с силой врезалось в металлическую преграду.
На пару секунд снова повисла тишина. Затем, будто доносясь из сломанных динамиков, со скрежещущей, булькающей хрипотцой до меня донесся тихий сдавленный скулеж.
Хрусть!
Но и он мгновенно угас после очередного удара, ознаменовавшегося под конец сухим хрустом и бульканьем чего-то вязкого.
Я вздрогнул. Потом задрожал всем телом, затрясся как лист дерева на осеннем ветру. Мне не было холодно, и в тревоге мое тело никогда не вело себя подобным образом. Необычные ощущения на секунду удивили меня, и я прислушался к своему организму, гадая, что это такое.
Страх? Однако какой силы он должен быть, чтобы довести меня до такого состояния, и почему тогда я сам не чувствую ничего подобного?
— Шок, — пробормотал я немеющими губами. — Это шок.
Перед лицом повисло облачко пара.
Не знаю, сколько я стоял на месте. За это время я так и не заметил ни одного человека. Впрочем, в пространстве этом, будто замороженном в потоке бытия, появилось нечто новое – очередной звук, на этот раз тихий шорох волочащегося по заснеженной промерзшей земле чего-то, а также странное жуткое чавканье, будто кто-то прочищал вантузом забитую канализацию.
Бессмысленно отрицать, мне было страшно. Проанализировав поведение своего организма, я пришел к этому незамысловатому выводу. В то же время что-то удерживало меня на месте, не давая развернуться и сбежать прочь. Я бы не назвал это любопытством, скорее ожиданием чего-то неординарного, способного раскрасить мою серую жизнь.
Я осознавал риски. Но больше пугало меня не скрывающаяся впереди неизвестность, а то, что у меня, возможно, больше никогда не будет шанса столкнуться с такой тайной.
Вооружившись тремя большими черными пакетами, отягощающими руки, я сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее двинулся к мусорным бакам. Чем ближе я подходил, тем отчетливее казался этот хлюпающий звук, выделявшийся на общем фоне благодаря царящей вокруг тишине и безлюдью. Даже грохот автомобильных моторов будто ушел куда-то на второй план, оставив меня наедине с неизвестностью.
Я перешел через дорогу, поднялся чуть выше и оказался аккурат по ту сторону заслона из листов профнастила. От источника звука меня теперь отделяли только три небольших жестяных мусорных бака, доверху заполненных мешками и прочим барахлом на выброс.
Не решаясь сразу же разорвать завесу тайны, я чуть наклонился, выглядывая из-за угла… и шумно сглотнул, увидев торчащие оттуда худощавые ноги в рваных серых штанах, заправленных в высокие армейские ботинки, явно видавшие лучшие времена.
— Это же…
Я тут же осекся, боясь выдать себя, хотя внимательный человек уже заметил бы меня по звуку из мусорных пакетов.
Дело в том, что я уже видел эти ботинки. Сочетание со штанами, словно прошедшими через мясорубку, исключило остальные возможные варианты, и сердце в момент озарения пропустило от испуга пару ударов.
Я ни разу с ним не разговаривал, да и пересекался довольно редко. Тем не менее, сложно было не узнать местного бомжа, что вечно терся у нашей мусорки и ночевал в подъездах, греясь на трубах и оставляя после себя подарочки в виде смердящих луж в углу.
Временами по утрам я слышал, как орет на него уборщица, и тот отвечает ей тем же, кроя престарелую женщину трехэтажным матом из охрипшей от вечных болезней глотки. Пару раз его даже избивали, чтобы он переселился куда-нибудь подальше, но бомж наотрез отказался уступать и продолжал обитать в нашем районе, превратившись затем в кого-то вроде бродячего пса, на которого особо не обращают внимания.
И сейчас этот бездомный лежал на земле, а его ноги торчали из-за мусорки, почему-то изредка вздрагивая в судорогах.
По ту сторону зашуршало, и ноги в потрепанных армейских ботинках вдруг резко скрылись из виду, шмыгнув за угол со скоростью кошки, которой наступили на хвост.
Я не был верующим, и все же сейчас на всякий случай перекрестился, заодно протараторив под нос услышанную некогда буддийскую мантру, после чего принялся обходить по кругу заслон из профнастила, продолжая изо всех сил с любопытством вытягивать шею.
Сначала я ничего не заметил, кроме одной широкой борозды на снегу, оставшейся, видимо, от тела бомжа, но через несколько шагов в поле зрения у меня появилась собачья туша, валявшаяся на земле в луже свежей крови, от которой в воздух поднимались струйки теплого пара.
Собака, как я и думал, судя по ее лаю, оказалась средних размеров. Куцая дворняжка грязно-серой расцветки с длинной шерстью, свалявшейся в слипшиеся друг с другом патлы. Глядя на ее нынешнее состояние, сложно было поверить, что только минуты две назад она громко голосила, поразив меня палитрой заключенных в ее вое эмоций.
Ныне же она представляла из себя… лепешку. Да, верное описание.
Будто кто-то подложил ее под колеса КамАЗа, а затем проехался несколько раз туда и обратно. Конечности, туловище, голова – все было раздавлено настолько, что превратилось в одно неровное пятно, красную кляксу на белом листе бумаги.
Шкура ее растеклась по земле, кости будто раздробились в труху, обратившись в один слой. Лапы торчали в стороны под ужасающими углами, вывернутые наружу, а морда плавно перетекала в грудную клетку, ощетинившись остатками мелких зубов.
Из всех отверстий собаки продолжала вытекать кровь, как и из ран, проделанных вспоровшими плоть ребрами. Колечки кишок и желудок тянулись из трупа подобно веревке, остальные внутренности наверняка были раздавлены и обращены в такие же пятна.
Кстати, поводок тоже имелся. Длинная веревка, повязанная вокруг шеи собаки, тянулась дальше за мусорку – туда, где исчез бездомный. Если он (или кто-то иной) крепко держал псину на поводке, становилось ясно, почему она в страхе не сбежала прочь.
Сердце застучало в такт накрывающему меня волнами хтоническому ужасу. Несмотря на это, я не торопился отступать, привлеченный этой, несомненно, кошмарной картиной.
Мои ноги сами собой совершили еще несколько быстрых шагов вперед.
Я увидел знакомую фигуру. А еще увидел торчащую из земли большую беззубую пасть, которая эту фигуру торопливо заглатывала.
Вслед за рукой потянулась зажатая в посмертной хватке веревка, служившая поводком бедной животины, и раздавленный всмятку трупик той поволочился по холодной земле, оставляя за собой дорожку из густой вязкой крови.
Зрелище, свидетелем которого я стал, нельзя было назвать никак, кроме как до безумия фантасмагоричным.
Отвлекшись на тело собаки, которое, подпрыгивая слегка на каменистых кочках, бежало вслед за хозяином, я снова вернулся взглядом к адской пасти, отметив про себя ее крайнее уродство.
Конечно, то не была одна лишь пасть. Из-под земли выглядывала голова какого-то безглазого чудища. По размерам она не превышала в диаметре канализационный люк, так как форму имела в разрезе примерно такую же, только вверх поднималась полусфера из плоти, покрытая склизкой мелкой чешуей темно-коричневого цвета, поблескивающей в свете луны.
Внешне голова эта напоминала слизь. Поверхность ее колыхалась, будто шарик с набранной в него водой, и бугрилась. На самой верхушке, выходя из небольших рогообразных наростов, вытягивались по сторонам две тонкие антенны, оканчивающиеся растопыренными щеточками, которые без остановки сновали вокруг, будто ощупывая воздух и землю, пробуя их на вкус подобно усикам насекомых. Ниже же, видимо, вместо носа, виднелись три косые черты. Окружавшая их плоть, уплотненная на краях более толстой чешуей, сходилась и расходилась, увеличивая и уменьшая размер отверстий, из которых порывами выходили струйки пара.
Тем не менее, что привлекало все мое внимание – это пасть. Огромный, похожий на жабий, рот, лишенный всяческих зубов. Губы его полностью обхватывали тело жертвы, идеально подстраиваясь по форме изгибам, и с сосущим звуком втягивали его в себя, медленно проталкивая дальше в глотку. Если, конечно, таковая имелась, скрытая где-то под слоем мерзлой почвы.
На мгновение я не поверил собственным глазам. Затем усомнился в здравости своего рассудка. Но, независимо от моих желаний, это происходило прямо передо мной, и я в любом случае не мог этого отрицать.
Внезапно существо остановилось, прекратив поглощать беднягу-бомжа, и собачий трупик застыл на месте. Три провала в круглой башке разошлись, с шумом в них начал втягиваться воздух, а две антенны мелко задрожали, потряхивая щеточками на концах.
Оно принюхивалось – вот что я понял. И был ли поблизости еще повод принюхиваться, кроме меня?
Чешуйчатая голова-чугунок задергалась, еще раз напомнив мне о слизи по характерным движениям, после чего издала какое-то сдавленное хрюканье, резко увеличилось в размерах, раздувшись изнутри, и за один раз мгновенно проглотила тело бездомного, подняв пасть повыше, от чего ноги в армейских ботинках поднялись над землей и уже окончательно исчезли в жабьей пасти.
С чавканьем туда же отправилась и собака.
Я понял, что подошел к самому краю бездны, и дальше меня ждал только смертельный обрыв. Развернувшись, я было побежал обратно, когда левую лодыжку вдруг опутало что-то, крепко стиснув плоть, и с неимоверной силой дернуло назад – туда, в сторону уродливого монстра.
Не удержавшись на ногах, я тут же упал на землю, больно стукнувшись щекой о скрывшийся под снегом лед. На секунду это выбило меня из колеи, но я тут же очнулся и в панике принялся отчаянно перебирать руками и свободной ногой в бессмысленной попытке вырваться на свободу.
Следом я ощутил, как из-под меня уходит куда-то земля. Нечто медленно подняло меня в воздух на несколько метров, и я увидел длинное тонкое щупальце черного цвета, что тянется из пасти чудовища прямо ко мне, к моей захваченной в плен ноге.
То, что должно было быть языком этого мерзкого существа, опутало мою ногу и совершенно без труда подняло меня, взрослого человека, в воздух всего за пару секунд.
Эти мысли пронеслись в моей голове за мгновение, и тогда я понял, что сопротивляться совершенно бесполезно.
На миг я завис в воздухе прямо над разверзнутой пастью подземного чудища, благодаря чему мне удалось хорошо разглядеть слизистые складки его безразмерной глотки. На сгустках полупрозрачной слюны с зеленоватым оттенком играл бледный свет луны, а растягивающиеся подобно резине губы жадно трепыхались в предчувствие питательного перекуса.
Прежде чем щупальце забросило меня внутрь, я с некоей долей иронии отметил, что до сих пор не выпустил из рук мусорные пакеты.
…
Это омерзительное ощущение я, пожалуй, не забуду никогда. В тот миг, когда я целиком погрузился в его глотку, меня окутал прожигающий до самых костей жар. Смрадное дыхание, шедшее откуда-то у него изнутри, обволокло меня с головы до ног, проникло в самые поры, пропитало мою плоть.
Мое лицо мгновенно покрылось тошнотворной слюной, которая забивалась в нос при любой попытке вдохнуть и проскальзывала в рот, терпким привкусом разложения до конца моих дней оставаясь на языке.
Меня сразу же стошнило, и я бессильно забарахтался в этом адском котле без свежего воздуха, не в силах даже пошевелить рукой.
Сквозь одежду я ощущал прикосновение его слизистой к своей коже, и хоть вокруг все заволокло тьмой, словно видел, как сокращается его горло, все глубже и глубже проталкивая мое тело внутрь.
Я лишь надеялся, что умру быстро, и мне не придется мучиться от боли, плескаясь в желчи этого монстра. Тем не менее, не успел я об этом подумать, как пространство вокруг резко изменилось, и я вдруг оказался в состоянии свободного падения.
Вскрикнув, я камнем рухнул вниз. Благо, лететь оказалось совсем недолго, и приземлился я на что-то мягкое, а откуда-то сбоку раздалось знакомое звяканье.
Я взгромоздился на колени и сразу же срыгнул.
Слюна монстра еще покрывала меня целиком, и я, тут же отбросив пакеты, поторопился соскоблить ее с лица руками, отшвыривая прочь вязкие сгустки, походившие скорее на густое желе.
Я закашлялся, снова выталкивая из желудка и легких проглоченную мерзость. Когда паника немного утихла, и сердце перестало колотиться так, будто собирается вырваться наружу, я огляделся и ошарашенно застыл, пораженно уставившись на колоссальные кучи мусора, что окружали меня со всех сторон подобно миниатюрным горным хребтам, уменьшенным в несколько десятков раз.
Посмотрев вниз, я увидел под собой слой мусорных мешков. Некоторые были порваны, вывалив наружу свое содержимое, а другие лежали целые, сдерживая в себе эту смесь из сгнивших объедков, использованной туалетной бумаги и прочей требухи.
Я высморкался и тут же пожалел об этом. Как выяснилось, хуже запаха внутренностей монстра может быть только запах гигантской мусорной свалки.
На пробу я начал рыть вниз, отбрасывая в сторону начавшие разлагаться отходы человеческой жизнедеятельности, и снова поразился, отметив, что тут вместо земли целый слой отбросов.
Я вытянул из-под куртки частично пропитавшийся слизью шарф, перевернул его сухой стороной и повязал на нос, так как понял, что в таких условиях банально не смогу оставаться в сознании больше нескольких минут. Терпкий запах проникал в ноздри, физически слоем оседая в глотке и легких, и мешал дышать.
Подняв взгляд вверх, я посмотрел на таинственный бледно-синий шар, висевший где-то наверху. Его можно было принять за луну другой расцветки, если бы он медленно не покачивался из стороны в сторону, заставляя отбрасываемые горами мусора тени жутко плыть по кругу в каком-то только им понятном бесноватом танце.
Оставаться на месте было бессмысленно.
Я попробовал подняться, тут же расставив руки в стороны, чтобы удержать равновесие на скользящей «земле» этого места, и снова взглянул на возвышавшиеся надо мной небоскребами горы, целиком состоявшие из пакетов, ящиков, коробок и прочего барахла, выбрасываемого людьми на помойку.
В этот момент я почувствовал себя таким же маленьким и ничтожным, каким, наверное, ощущают себя тараканы в сравнении с взрослым человеком.
Бледно-синий шар давал мало света, из-за чего местность дальше нескольких десятков метров была подернута непроглядной мглой. Все вокруг состояло из мусора, и все, что я видел, им же являлось.
Вдруг краем уха я услышал шорох где-то справа. Прозвучал он неподалеку, и сначала я насторожился, приготовившись к нападению, но шорох тут же затих, слившись с общим молчанием и тихим шелестом, шедшем откуда-то из-под земли, будто мусор под моими ногами шевелился, перекатывался там, в глубине этого нового мира.
— В тот раз ты тоже шел на странный звук, — пробормотал я. — Посмотри, к чему это тебя привело.
Голос мой звучал приглушенно, словно здешний воздух пожирал его часть, размазывая по округе. С минуту я провел, стоя на месте и прислушиваясь к незнакомой и, несомненно, пугающей до жути обстановке, после чего молчание начало вызывать тревогу, грозящую перейти в настоящую панику, и я неторопливо сдвинулся с места.
Теперь уже поздно было чего-то бояться. Некуда было отступать. Я понятия не имел, где оказался, поэтому просто стоять на месте в ожидании чего-то показалось мне глупой затеей.
Следовало проверить эту огромную свалку – исследовать ее.
При мысли об этом я возбужденно облизал подсохшие губы и тут же пожалел об этом, вновь ощутив на языке горечь вязкой слизи чудовища.
Я направился в сторону источника шороха. Ходить удавалось с трудом, поверхность под ногами постоянно ездила из стороны в сторону, не предоставляя надежной опоры. Благо, идти далеко не пришлось, потому что у первой же горы, способной размерами превзойти десятиэтажный дом в высоте, я заметил очерченный слабым сиянием бледно-синего шара человеческий силуэт.
Человек этот сидел на земле спиной ко мне. Джинсовая куртка его, очень старая на вид, была измазана каким-то коричневым веществом, а голову наполовину прикрывала дырявая шерстяная шапка, обнажавшая часть лысой макушки.
Я собирался окликнуть его, но тут же остановился, различив торчавшие у него из ушей деревянные палки, сантиметров на десять выглядывавшие из раковины.
Сгорбившись над чем-то, человек двигал руками, после чего, остановившись, наклонился еще ниже и с тихим утробным рыком вгрызся во что-то зубами, принявшись с чавканьем остервенело жевать.
Набравшись смелости, я подошел еще ближе, обойдя его сбоку.
Борода редкими кустами покрывала половину его лица. В тех же местах, где она отсутствовала, кожу заменяла мелкая чешуя с проступавшей сквозь нее блестящей слизью. То же, что я изначально счел за деревянные палки, на самом деле оказалось зачатками знакомых антенн, на кончиках которых проступали мелкие усики.
Я пригляделся, вглядываясь в содержимое его рук. Пальцы его, среди которых не хватало как минимум половины, стискивали кусок почерневшего мяса, и в свете здешней луны я увидел, как белыми вкраплениями копошатся в нем мелкие личинки.
Мутант раскрыл широко пасть – человек просто физически не способен был такое повторить — и снова вгрызся в кусок гнилого мяса, терзая его торчащими наружу неровными зубами. Губ у него не оказалось, и при каждом движении челюсти нос раскачивался из стороны в сторону, повиснув на тонком лоскуте кожи.
В ужасе я отступил, но один из пакетов накренился в сторону, и моя нога утонула мусоре. Я потерял равновесие и грохнулся на спину, ударившись плечом о что-то твердое.
Однако не ушиб стал моей главной проблемой.
Не замечавший меня вплоть до этого момента мутант не мог не почувствовать созданную мной дрожь на поверхности, и голова его рывком повернулась, нацелившись в мою сторону.
Облезшее лицо изуродовала пародия на радостную усмешку (с отсутствующими губами сделать это было затруднительно), и человек, приподнявшись на четыре конечности, принялся с шумом втягивать воздух теми тремя отверстиями, которые образовались у него вместо носа.
Я застыл. Руки и ноги мои сковал страх, и даже кровь, казалось, замерла в жилах, пытаясь не подавать никаких признаков жизни.
Шу-у-ух… Шу-у-ух…
Он продолжал втягивать воздух, а антенны в его ушах медленно зашевелились, анализируя окружающую обстановку.
— Я-а-а-а-а-а… — из его глотки с бульканьем вырвался протяжный звук; между кривыми зубами промелькнул тонкий красный язык, — ви-и-ижу-у-у-у…
Я, с ужасом осознавая, что это существо еще способно произносить слова, и не выдержав давления, попытался вытащить ногу из плена мусорного капкана, однако это движение выдало меня с потрохами.
— Нет!
Я бессмысленно закричал, когда получеловек-полумонстр, заметивший случившиеся изменения, быстрым перебором всех четырех конечностей двинулся вперед, и не успел ничего сделать, когда он вдруг сорвался с места и одним ловким молниеносным движением прыгнул вперед, прямо на меня.
На мгновение меня накрыло тенью. Мысленно я взвыл, проклиная себя за то, что ничему не учусь с первого раза, и свое любопытство.
Мне оставалось лишь готовиться к смерти, во второй раз за такое короткое время, и я снова взмолился, чтобы она была быстрой.
Практически бесшумно мутант приземлился на землю из отбросов, расставив в стороны четыре конечности. Его лицо – и вместе с ним уже знакомое зловонное дыхание, от которого начинала кружиться голова – оказалось прямо передо мной, а полностью серые глазные яблоки в глубоких провалах глазниц, казалось, уставились прямо мне в мозг.
— Я-а-а-а-а… ви-и-иж-жу-у-у… — проклекотало снова существо, обдав меня потоком из зеленой слюны. — И ты-ы-ы… увидь…
Бесцветные глазные яблоки сверкнули бледно-синим светом…
И я действительно узрел.
Воспоминания пронеслись передо мной подобно ускоренной в сотни раз видеозаписи. На такой скорости я бы не понял ничего, однако они будто выжигались прямо у меня в мозгу, и я заорал во всю глотку, ощущая, как мое сознание плавится под потоком такого объема информации, разрывается на части и растворяется в них как в кислоте.
Я дергался, кричал, плакал и продолжал без конца то терять сознание, то заново приходить в себя. Время для меня перестало существовать. Я не ощущал больше собственного тела, только бесконечную агонию, в которой терял собственную сущность.
Эпохи сменялись эпохами. Люди рождались, жили и умирали. Цивилизации погибали, и на смену им приходили новые. От примитивных палок человечество перешло к сложной архитектуре, а затем научный прогресс достиг таких высот, что стали возможны полеты в космос.
Но одно… одно всегда оставалось неизменным.
Это походило на бездонный океан, в котором я тонул. Я барахтался изо всех сил, пытаясь приблизиться к поверхности и глотнуть еще хоть каплю воздуха, но сил с каждым разом оставалось все меньше и меньше. И когда я уже подумал, что окончательно затеряюсь в этом лабиринте тысячелетий, все вокруг вдруг мгновенно очистилось, вернулось к исходной точке, будто и не было ничего вовсе.
Вздрогнув, я медленно приподнялся с холодной земли, ощущая на коже влагу от растаявших снежинок. Тело плохо отзывалось на команды мозга, действовало заторможенно, однако это было объяснимо: сознание после проведенных в забытьи веков пыталось приспособиться обратно к своему телу.
Как ни странно, я не думал больше ни о чем. Словно пережитый ад очистил меня, болью изгнал из моего разума все нечистоты, а память об истине придавала мне четкое знание будущего.
Не осталось больше страхов. Ничего не осталось.
Я с такой же неспешностью поднялся на ноги, огляделся по сторонам. Несколько машин, сверкая фарами, въехали поочередно в поворот между домами. Фонари освещали тропинку, по которой шла группка каких-то школьников, громко переговаривающихся о незнакомой мне игре. Чуть поодаль, шурша об асфальт колесами, толкала коляску женщина в белом пуховике, таращась на ходу в экран телефона.
Поначалу неровными, а затем более уверенными шагами я направился домой, нашарив на ходу ключи в кармане исключительно чистой куртки.
Я бы мог списать случившееся на галлюцинации. Мог подумать о припадке, сне наяву – о чем угодно. Но отрицать истину было бессмысленно. То, что я увидел там, в этом полном мусора мире, было реальностью, хоть и сокрытой от нас, простых смертных.
И раз это было реальностью, значит, однажды Он придет сюда. Он снизойдет на нашу грешную землю с единственной целью – поглотить на этот раз ее целиком, без остатка, чтобы стать королем среди пустоты, правителем великого Ничто. А до тех пор Он будет терпеливо питаться тем, что мы, люди, умеем производить лучше всего, и набираться сил.
Меня отпустили, потому что я, как и большая часть населения планеты, приношу и буду до конца своей жизни приносить Ему пользу. Только это спасло меня от поглощения, обращения в такого же уродливого мутанта.
О да, я увидел все, историю всего мира, того и этого…
Больше я не буду прежним. Это доказывали следы собачьей крови на снегу, борозды на белоснежном покрывале снега и глубокие вмятины на листах металла.
А еще… три мусорных пакета из моих рук… пропали.
Оглавление
Глава 1
Последние комментарии