Тайна черного кинжала. Книга вторая [Валерий Локоть] (fb2) читать онлайн

Тайна чёрного кинжала. Книга вторая

Глава 1 Пролог

Берлин, лето 1987 год

Дневник Г. Харрера.

Генрих Харрер положил раскрытую тяжёлую кожаную тетрадь на стол, задумчиво прошёлся по своему кабинету и остановился возле камина, затем протянул свои озябшие ладони к огню и снова бросил взгляд на слегка пожелтевшие страницы тетради. Сегодня у него был не простой день.

Рано утром Генрих прилетел из Москвы, куда его направила судьба, в поисках утерянного Ключа. Ещё двумя днями раньше он словно выпил эликсир молодости, так на него подействовало известие, что нужная ему вещь обнаружилась у ветерана русской разведки. Об этом сообщил агент Филин, под таким прозвищем фигурировал сотрудник советского КГБ Кириллов, ещё лейтенантом попавшийся на крючок и завербованный английской разведкой МИ-6. Харрер познакомился с ним в один из приездов Кириллова в Германию в начале восьмидесятых годов через их общего куратора. Уже в то время Советский Союз трещал по швам, и его распад был только делом времени. С приходом к власти генерального секретаря КПСС Горбачёва весь мир затаил дыхание, слушая новые слова: «гласность», «перестройка», «новое мЫшление», «прОцесс». Великая страна, словно подтверждая слова Бонапарта Наполеона, сказанные в девятнадцатом веке о России: «Колосс на глиняных ногах», начала захлёбываться в дерьме либеральной демагогии.

Поэтому, подобно гиенам, из всех нор начали выползать твари, готовые продать свою Родину за глоток кока-колы или за жвачку. Генрих свою Германию любил, но не сегодняшнюю, разорванную на части между Америкой и Советами, а Фатерланд Третьего Рейха. С брезгливостью он относился ко всем предателям, считая себя истинным патриотом, но если для дела было необходимо, он отбрасывал в сторону свою щепетильность и готов был общаться хоть с самим дьяволом.

К сожалению, судьба нанесла ему очередной удар, он не успел буквально на несколько часов. Старый осёл, у которого, как выяснилось, Ключ пролежал больше сорока лет, подарил его молодому русскому лейтенанту, выпускнику престижного военного вуза, который улетел на войну в Афганистан!

— Oh mein Gott! — в очередной раз Харрер заскрипел зубами. — Боже, за что ты меня наказываешь???

Капустин не захотел говорить им фамилию лейтенанта, но агенту Филину удалось быстро узнать, расспросив всех соседей полковника, и кто-то из них вспомнил, как видел, когда этот юнец первый раз пришёл к ним в дом и на пороге ветерана советской разведки назвал свою фамилию «Соколов».

Узнав фамилию, Филину хватило двух часов, чтобы получить списки всех выпускников московских военных заведений и найти среди них нужную.

Их цель улетела в Ташкент. В тот же день за ним полетел Кириллов. По телефону он сообщил, что в ближайшие часы решит проблему, но больше на связь не вышел.

По своим каналам Генриху удалось узнать, что младший лейтенант Соколов из военного аэропорта Тузель вылетел в Кабул. Ему предписали служить в элите советских войск, в войсковом спецназе, о подготовке которых Харрер слышал много разных поразительных слухов.

Теперь настало время проверить их достоверность. Он готовился лететь в Пакистан, а оттуда с помощью афганской оппозиции, вождей которой он хорошо знал лично, перебраться в Афганистан и найти Соколова.

Генриху Харреру вдруг захотелось напомнить себе, почему у него появился интерес к загадкам нашего мира в части, касающейся уже исчезнувших цивилизаций, и как он прикоснулся к тайнам эзотерических обществ. Вспомнить свои первые впечатления от тайн, которые открылись ему при вступлении в общество Аненербе и знакомстве с теми, кто уже тогда знал о Шамбале и Великих посвящённых (знающих).

Взяв в руки свой дневник, он сел в кресло и стал читать.

"11 ноября 1952 года. Я пишу эти строки в первую очередь для себя. Конечно, каждому первооткрывателю и учёному хочется, чтобы его открытия, его знания, его усилия не пропали зря. Мне часто говорили о моём большом самолюбии. Только что ещё, как не самолюбие, толкает порой человека на безумные поступки???

Проклятые англичане! Они забрали все мои записи, весь труд моей жизни оказался в их руках. Даже известие о том, что Третий Рейх пал, а Фюрер мёртв, не произвело на меня такого сильного впечатления. Думаю, внутренне я давно был к этому готов. Я всегда знал, что нам нельзя идти на Восток, нельзя будить русского медведя… А, вот конфискация всего моего архива этими английскими мерзавцами вынула из меня душу.

Я пишу эти строки для того, чтобы потом, перечитывая написанное, верить, что всё произошедшее со мной за последние десять лет не является плодом моей фантазии, а все события и встречи были реальными отображениями нашей действительности.

Итак, начнём.

Я был совсем ребёнком, когда мой отец привёл меня в Венский музей истории искусств. Это был 1920 год, стояла весна, по улицам ходили беззаботные, улыбающиеся солнцу и друг другу люди. Уже прошло полтора года, как закончилась Первая мировая война, а в октябре 1919 года была провозглашена Первая Австрийская Республика.

Отец подвёл меня к музейной витрине и сделав жест рукой, обратил моё внимание на экспонат, лежащий под стеклом.

— Смотри, Генрих, внимательно смотри. Перед тобой наконечник копья, которым был пронзён распятый Иисус. Его называют Копьём Судьбы. Все, кто когда-либо владели им, достигли необычайных высот власти.… Может, когда-нибудь и тебе доведётся держать его в руках, — отец с улыбкой посмотрел на меня, а я был не в силах оторвать своего взгляда от артефакта, оборвавшего страдания сына Божьего. Затем мы долго ходили по залам музея, но ни один экспонат больше не произвёл на меня такого впечатления, как Копьё Судьбы.

По дороге домой отец рассказывал мне о жизни и учении Иисуса, о Понтии Пилате, о солдате Римской армии Гай Кассии (Лонгиния), не выдержавшем вида мучений Христа и вонзившем в него своё копьё, которое, обагрившись кровью, впитало в себя необъяснимую энергию, дающую своему владельцу власть над миром.

Именно тогда я понял, что моё призвание — поиск и изучение таких артефактов.

В двадцать лет я закончил Грацский университет. Я изучал теологию, философию, психологию. Мой пытливый ум стремился заполнить вакуум мозга по максимуму, но всегда самой любимой наукой для меня оставалась История. Настоящая, подлинная История нашего мира. По крупицам, по крохам я накапливал свои знания, выискивая правду о прошлом в скопище лживых писаний, извращённых в угоду власть имущих. Я ходил на различные семинары, конференции, где споры и диспуты о истинной Истории перерастали в жестокие баталии. Именно там я и привлёк внимание основателя Аненербе Германа Вирта.

Он подошёл ко мне после бурных дебатов о Чаше Грааля и предложил мне посетить его дом для продолжения разговора. Так мы и познакомились.

Герман был необычный человек, очень харизматичный, член НСДАП (Национал-социалистской немецкой рабочей партии) еще с 1925 года. Как раз в это время на Альбрехтштрассе был подписан протокол о создании Общества изучения древненемецкой истории, идеологии и наследия немецких предков', с 1937 года просто «Наследие предков», Ahnenerbe. Его президентом стал Вирт, главным спонсором — Рихард Дарре, а куратором — Генрих Гиммлер.'

Далее Генрих писал о том, что, изучая древние манускрипты, которые ему предоставили в Ahnenerbe, он пришёл к выводу о необходимости пройти путём ариев. Больше всего его привлекло понятие Арьяварты (Āryāvarta, «страна ариев»), сердце брахманистской цивилизации. Согласно преданиям, Арьяварта простирается от Гималаев до гор Виндхья и охватывает Северную Индию от долины Инда до Бенгалии. Так он открыл для себя Шамбалу…

Шамбала, «место мира» или «место молчания» — страна, где может жить только человек с чистым сердцем, здесь царит любовь и мудрость, а люди не подвержены страданиям, нужде или старости. Шамбала — это земля тысячи имен. Ее называли Запретной Землей, Землей Белых Вод, Землей Лучистых Духов, Землей Живого Огня, Землей Живых Богов и Землей Чудес. Индусы называют это Ариавартхой («Земля достойных»); китайцы знают это как Си Тиен, западный рай Си Ван Му; а русским старообрядцам он известен как Беловодье. Но по всей Азии она наиболее известна под своим санскритским именем Шамбала или Шангри-Ла.

«Гиммлер представил меня фюреру. Наша беседа длилась почти час. Он очаровал меня своей харизмой. А его остроумие, ирония, юмор, сарказм произвели на меня впечатление. Он оказался человеком, переполненным гигантскими идеями. И самое главное, он поддержал меня в моём стремлении познать загадки ушедших цивилизаций и обрести утерянные знания. В конце нашего разговора Гитлер пообещал мне финансовую поддержку и приказал Гиммлеру подготовить соответствующий документ».

'В марте 1938 года произошёл аншлюс, и наша Австрия присоединилась к Третьему Рейху. Жаль, но мне не удалось войти в состав Германской Тибетской экспедиции, которую возглавил Эрнст Шефер. К тому моменту, когда я только начинал свою работу в Анненербе, Шефер уже сформировал состав экспедиции. Его первоначальный план проникнуть в Тибет по реке Янцзы из Китая провалился после известия, что японцы вторглись в Китай. Пришлось договариваться с англичанами о проходе через территорию Индии, и благодаря нашему министру иностранных дел Риббентропу и Гиммлеру Шефер получил разрешение британских колониальных властей на проход экспедиции. Вообще Шеферу необычайно везло в ходе экспедиции, само провидение вело его по этому пути.

Экспедиция стартовала из Италии, Генуи в конце апреля 1938 года. Официальной версией основной цели экспедиции было познакомиться с бытом коренного населения. Но неофициально фюрер поставил задачу провести антропометрические измерения среди тибетцев для доказательства их принадлежности к древним арийцам, найти подтверждение доктрины Ганса Хёрбиргера «Вель» (Welteislehre), учения о «мировом льде». Фюрер и мы все верили, что древние оккультные знания вернутся, обретут свою силу и помогут создать религию, достойную арийской расы, к которой мы себя причисляем. Я всегда подвергал сомнению теорию Хёрбиргера: «В бесконечной пустоте покоилось огромное тело с высокой температурой, в миллионы раз больше нашего теперешнего Солнца. Оно столкнулось с гигантской планетой, состоявшей из скопления космического льда. Массы льда, проникнувшие в внутрь огромного тела, вызвали появление водяных паров, которые взорвали сверхсолнце. Его осколки разлетелись и впоследствии образовали планеты Солнечной системы». Хёрбигер предсказывал апокалипсис, который произойдёт в результате взрыва Луны и обрушит на Землю камни, лёд, воду и газ. Говорил о том, что пережить последний апокалипсис дано только избранным, кем и являются арийцы.

Хёрбигер имел большое влияние на Гитлера. Во время своих многочисленных встреч с фюрером он сумел довести до крайности убеждения фюрера: германский народ в своем мессианстве был отравлен западной наукой — узкой, ослабляющей, лишенной души. Недавно созданные дисциплины — такие как психоанализ и относительность — были орудиями, направленными против нордического духа. И только учение о «мировом льде» даст нужное противоядие от этого тлетворного влияния.

Это учение претендовало на всеохватывающее видение истории и законов эволюции космоса. Хёрбиргер утверждал, что во Вселенной идёт вечная война, противостояние между льдом и огнем, между силами отталкивания и притяжения, и это высший закон, закон планет, который правит также и на Земле над живой материей и определяет историю человечества.

Ещё одна счастливая встреча экспедиции Шефера с руководителем приграничного района помогла получить разрешение пройти в Тибет, где члены экспедиции посетили священные города Лхасу и Шигадзе.

Им разрешили ознакомиться со многими древними писаниями и текстами.

Многое было ими увидено, услышано и задокументировано. А самое главное, они открыли тайну, способную перевернуть весь наш мир…

Я помню, как четвёртого августа 1939 года они вернулись в Германию. Их встречали как национальных героев. Сам фюрер сказал, что они гордость нации, а Гиммлер вручил Шеферу кольцо «Мёртвая голова» и почётный кинжал.

Таких кинжалов было сделано всего 18, в соответствии с порядковыми номерами букв A и H, инициалов Гитлера — Adolf Hitler.

Эти кинжалы напоминают ритуальные тибетские ножи Пхурбу, но только четырёхгранные пирамидальные, гарда в виде пентаграммы, на одной стороне которой выбит год 1939, а на другой стороне немецкий орёл.

Как же я завидовал Шефферу и его соратникам, прошедшим вместе с ним по сказочному и таинственному Тибету! Тогда меня уже включили в состав экспедиции в Британскую Индию, и я надеялся увидеть Тибет.

Перед отъездом я подружился с Шеффером, и мы неоднократно пили с ним пиво в парке Пратер, в пивном саду Sweizerhaus. В один из вечеров Шеффер принёс с собой «зелёную фею», не знаю, где он её взял, но этот напиток развязал ему язык, и он «под большим секретом» поведал мне главную тайну, которую привёз с Тибета. И это была Вода'.

«15 ноября 1952 года. Во многом на мои хорошие отношения с Виртом повлияло то, что в 1938 году я вступил в ряды СС, а затем стал членом НСДАП. Герман ввёл меня в Анненербе, познакомив с Карлом Хаусхофером и доктором Гансом Робертом Сультетусом. Исполнилась моя заветная мечта: меня стали приобщать к тайнам мироздания, я узнал о Шамбале и Агарте, Гиперборее и Вриле. А затем, видимо, с их подачи, меня пригласил к себе Гиммлер и предложил войти в состав готовящейся экспедиции в Британскую Индию для покорения девятой из величайших вершин мира Нанга Парбат. 'Это дело немецкой чести — водрузить флаг Германии на этой вершине!», -сказал мне он. До нас четыре немецких экспедиции тщетно пытались покорить эту вершину. Одиннадцать альпинистов погибло под горными лавинами.

Перед самым отъездом, начальника экспедиции Питера Ауфшнайтера, меня, Луца Хиккена и Ганса Лобенхоффера (ещё двоих членов нашей экспедиции) пригласил к себе адмирал Канарис. Абвер интересовала вся возможная информация о размещении английских войск в Британской Индии. От него мы и узнали, что экспедиция Шеффера установила радиосвязь между столицей Тибета Лхасом и Берлином. Обстановка в мире уже тогда складывалась сложно, и всем было ясно: война Германии и Британии — вопрос ближайшего будущего. После покорения Нанга Парбата мы должны были зафрахтовать судно, которое доставило бы нас обратно в Европу, а в случае обострения обстановки уйти в Лхасу и оттуда передать все собранные сведения в Германию.

Проехав восемь тысяч километров, мы достигли Индии и начали подниматься на Гималаи. Маршрут восхождения проложили по леднику Рейкьяк. Двадцать девятого июля 1939 года мы разбили свой четвёртый лагерь на высоте шесть тысяч восемьсот метров, а четвёртого августа вышли на площадку пятого лагеря. Резкое ухудшение погодных условий и участившиеся лавины не позволили продолжить покорение вершины.

Несмотря на полученную при подъёме травму ноги, я хотел продолжить восхождение, но Ауфшнайтер запретил мне это. Спустившись с ледника, мы отправились в Карачи, где в конце августа нас должно было ждать судно. Корабль опаздывал. Грозовые тучи Второй мировой войны сгущались все сильнее. И тогда было принято общее решение добраться до Персии. Питер не верил в начало Второй мировой войны и решил остаться в Карачи, позволив нам разделиться. Купив автомобиль, мы преодолели несколько сот километров до Лас-Бела, к северо-западу от Карачи, но там нас практически арестовали, приставив к нам восемь британских солдат под предлогом нашей охраны. Через два дня после нашего возвращения в Карачи Англия объявила войну Германии. Нас арестовали и пятнадцатого октября 1939 года отправили в лагерь для военнопленных Дейра Дан.

О том, что происходило в лагере, о своих побегах и о том, как попал в Лхасу к Далай Ламе, я пишу в своей книге, надеюсь, скоро её закончу и опубликую.

Вот только не всё можно представить на суд общественности. Меня сочтут лжецом, фантазёром или сумасшедшим. Но и держать в себе то, что мне удалось увидеть и узнать, я не могу.

В конце апреля 1944 года группа из семи человек собралась вместе и решила совершить побег из лагеря. Петер Ауфшнайтер, Бруно Трайпель, Ганс Копп, Заттлер и я планировали направиться в Тибет, а Рольф Магенер и Хайнс фон Хафе, которые прекрасно знали английский, собирались через Индию добраться до Бирмы. Наш план состоял в том, чтобы переодеться в костюмы рабочих, ремонтирующих ограду лагеря. Мы сами тайно сшили в лагере форму английских офицеров, которую одели Хафе и Магенер. Остальным обрили головы и надели тюрбаны. Измазав сажей, перемешанной с пылью, наши лица и руки, мы играли роли индийцев. Не моргнув глазом, сопровождаемые нашими «офицерами», мы прошли мимо караульных за ворота лагеря. Уйдя из поля зрения охраны, мы шмыгнули в кусты и переоделись в подготовленную для побега форму цвета хаки.Из своих предыдущих неудачных побегов я сделал вывод, что мне комфортней одному, поэтому я попрощался с остальными беглецами и продолжил побег сам. В этот раз я шёл только в ночное время суток, а на рассвете искал укрытие и отдыхал до сумерек. На десятый день побега я встретил четверых своих товарищей по лагерю. И дальше мы пошли вместе. Семнадцатого мая перед нами встал перевал Цанчок-Ла высотой пять тысяч триста метров. Вдоль дороги на перевале была навалена груда камней, украшенная молитвенными флагами благочестивых буддистов. Здесь мы решили сделать привал и обсудить свои дальнейшие планы, которые состояли в том, чтобы дойти сначала до священной горы Кайлас, а оттуда, двигаясь вдоль берегов Брахмапутры, достичь Восточного Тибета. Это была наша последняя ночь на территории Индии. Преодолев перевал, мы шли по священной земле Тибета.

На пути к Лхасе нам повстречалось немало заброшенных пещерных монастырей, а однажды мы обнаружили одну деревянную дверь, которая показалась нам занятной. Огромных размеров, таких, что в неё без проблем могла заехать большая грузовая машина, она была обита полосами железа без единого намёка на ржавчину. С большим трудом открыв её, мы в ужасе отпрянули назад: из темноты на нас смотрели огромные глаза гигантского позолоченного Будды. Пещера была огромная, и мы не решились, не имея необходимого снаряжения, исследовать её всю, но и то, что мы увидели, поразило наше воображение…

Статуя Будды, сделанная, как мы смогли понять, из какого-то сплава, покрытого позолотой, была высотой не менее шести метров. Фигура божества, сидящего в позе лотоса, располагалась недалеко от входа и держала правую руку поднятой пальцами вверх. Раскрытой ладонью, как бы останавливая тех, кто зашёл в монастырь, заставляя спросить себя: «Зачем ты здесь?». Левая рука раскрытой ладонью лежала на стопе правой ноги, а на ней лежал круглый шар, покрытый пылью.

Пока мы, замерев у входа, не решались пойти дальше, Магенер приблизился к статуе и, с трудом дотянувшись до шара, смахнул с него пыль.

Как я уже сказал, статуя была огромная, поэтому и казавшийся небольшим на её фоне шар был не менее метра в диаметре.

Рольф протёр его каким-то куском ткани из своей сумки, на шаре проявились узнаваемые континенты Земли, и мы с изумлением поняли, что это глобус! Материки и острова, горные хребты и возвышающиеся вершины, реки, озёра и океаны, знойные пустыни, обширные низменности и гигантские территории, покрытые лесами, предстали перед нашим взором. Даже своим глазам в первые минуты мы не поверили, когда увидели, что глобус начал медленно вращаться, поворачиваясь к нам другой стороной. А затем нам показалось, что Земля вздохнула, по ней пробежала лёгкая рябь, и все семьдесят процентов её водной глади ожили. Потекли реки, моря и океаны задышали волнами, набегающими на береговые линии, а вода стала настолько прозрачной, что мы увидели глубоководные желоба, подводные котловины, срединно-океанические хребты, океанические плато, расселины и долины.

Самое поразительное заключалось в том, что, вглядываясь в представшую перед нами картину, мы начали замечать, как она становится более объёмной и реальной. Позже, обмениваясь своими впечатлениями, выяснилось, что каждый из нас видел свою картинку, которая разворачивалась перед глазами и увеличивалась в размерах, как только мы сосредотачивались на ней.

Рольф, стоявший непосредственно перед глобусом, почему-то увидел меньше всего. Эффект присутствия проявлялся только на определённом расстоянии от шара.

Ауфшнайтер тоже подошёл к Будде и попробовал оторвать глобус от ладони, но тут же отдёрнул свои руки, которые заискрились ярким светом, а сам он признался, что его ударило разрядом, похожим на ток.

Мы хотели продолжить изучение пещеры, но свет солнца, проникавший через дверь, начал меркнуть, наступал вечер, а факелов у нас не было. Отложив дальнейшие изыскания на следующий день, мы расположились ночевать в полуразрушенном сарае недалеко от входа в монастырь у подножия горы. И хотя Рольф, как самый смелый, предлагал разместиться возле статуи Будды, почему-то никто из нас не поддержал это предложение. Ночь прошла спокойно. Мы даже не оставляли часового, задвинув сохранившуюся дверь куском отвалившейся крыши и устроившись в дальнем углу прямо на полу.

Утро началось с криков Трайпеля, которому приспичило отлить, и не став мочиться в углу, он открыл дверь и вышел во двор. Наслаждаясь видом восходящего солнца, Бруно облегчился и уже повернулся, чтобы вернуться в сарай, когда увидел нечто, поразившее его.

Выскочив из сарая, мы сначала не поняли смысла криков нашего товарища, пока не обратили внимание на его указательный палец, тычущий в сторону горы.

Двери не было. Впрочем, как и сам пещерный монастырь пропал, не оставив на горных складках каких-либо следов своего существования…

И это были только первые проявления непознанного удивительного мира, сосуществующего с миром людей.

Глава 2

По минному полю

Афганские ночи

Закатом солнце обозначит

Ещё один прожитый день,

Но ведь, не может быть иначе,

И на войне есть свет и тень.

Вот, мы прожили день, ребята,

И продержаться бы нам ночь,

А утром новая атака,

И Бог лишь сможет нам помочь.

Палящая жара, как будто, спала,

Туман ложится пеленой,

Но ночь подругой нам не стала,

И на посту уж часовой.

А раньше бы и нас ласкала

Восточной сказкой эта ночь,

Но только острого кинжала

Она не в силах превозмочь.

Так холодны афганские те ночи,

Где каждый шорох, как раската гром,

И нам они беду пророчат,

Вступая в сговор со врагом.

Мы засыпаем, глаз не закрывая,

Обманчива густая темнота,

А ночь, всё песнь свою играя,

Нас усыпляет до утра.

Я на рассвете призываю солнце

Развеять серую, сырую мглу,

А чем нам день грядущий обернётся,

Я предсказать, ребята, не смогу.

Наталия Рыбина

В 1987 году я закончил ускоренные курсы военных переводчиков по языку пушту. Торжественный выпуск и присвоение звания младшего лейтенанта прошли в июне, затем отпуск и штаб 40 — й Армии в Ташкенте, где получил распределение в спецназ.

С военного аэропорта Тузэль (Ташкент-Восточный) военно-транспортный Ил-76 доставил меня на пересылку в Кабул, оттуда через два дня в Кандагар. На Кандагарском аэродроме просидел день и ночью, вертолётом Ми-6 меня доставили служить в 186 Отдельный Отряд Специального Назначения (в спецназе его знают, как Шахджойский, а в Афгане он стоял как 7-й ОМСБ).

Я, Юрий Соколов, возраст пятьдесят семь лет, военный пенсионер, женат, двое взрослых детей…

Я, Юрий Соколов, возраст двадцать два года, младший лейтенант, выпускник Военного Краснознамённого института Министерства обороны, военный переводчик языка пушту…

Один в двух ипостасях.

Моя жизнь разделилась. Не знаю, что случилось со мной там, в далёком 2022 году, но после того, как я страстно захотел вернуться в своё прошлое, кто-то услышал меня и перенёс моё сознание, мою душу, моё Я в тело молодого Юрия Соколова. И этот перенос как-то связан с кинжалом, который принадлежал ветерану НКВД и был захвачен им в бою под Москвой у немецкого диверсанта. Этот кинжал я купил у знакомого, который, как выяснилось позже, украл его у ветерана, когда помогал по хозяйству.

Здесь, в этой новой реальности, а меня посещают мысли, что это не тот мир, из будущего которого я перенёсся, не то прошлое, которое мне однажды посчастливилось прожить, есть место мистике. В прошлом мире у меня не было суперспособностей, не приходилось сталкиваться с монстрами и чудовищами, за мной по подземельям не гонялись сотрудники КГБ.

Та же сущность, что перенесла в прошлое, наделила меня прекрасной памятью, которая позволяет мне помнить всё, что я когда-либо читал, видел или слышал, великолепным слухом, улучшенным зрением и регенерацией.

В минуты опасности время само останавливается вокруг меня, а ещё я получил способность Спурт, позволяющую мне на короткое время резко увеличить темп моего движения.

В какой-то степени я фаталист и верю, что все события в жизни предопределены заранее, но моя психология всегда была против того, чтобы позволить судьбе нести меня по течению без всякого сопротивления, без попыток изменить эту зависимость. Мне ближе философия «На Бога надейся, а сам не плошай!». Да, можно не стремиться поменять что-то в своей жизни, и события развернутся уже заранее определенным образом, но провидение, божественное целеполагание всегда даёт шанс человеку пойти по другому пути. Сколько раз каждый из нас стоял на развилке? Сколько раз нам судьба предоставляла выбор? Сильные духом находят возможность сделать шаг в том направлении, которое считают правильным, слабые не стараются предпринимать какие-либо усилия, чтобы повлиять на происходящее, созерцая за событиями в собственной жизни со стороны.

«Ищите, и обрящете; стучите, и отворится вам» (Евангелие от Матфея. 7:7).

Кто искренне стремится к чему-либо, тот обязательно этого добьётся.

И вот сейчас я снова в Афганистане.

Зачислили меня на должность переводчика отряда, но командир 3-й роты капитан Горошко попросил нашего комбата закрепить меня за третьей ротой, о чём мне в устном порядке и было сказано. Горошко по своему характеру был немного своеобразный, но, по моему мнению, хороший командир и человек. Первое, что он мне сказал в беседе: «В первую очередь ты офицер, а потом переводчик, будешь ходить на войну, как все командиры групп».

Всем, кто только прибывал в отряд, давали время освоиться и вникнуть в окружающую обстановку. Кому-то для этого требовалось много времени, особенно молодым лейтенантам, прибывшим сразу после училища, а кто-то, уже имея опыт боевых действий, сразу уходил на войну.

Вот и меня держали в так называемом карантине почти месяц.

Наш гарнизон дислоцировался в провинции Забуль под горой возле реки Тарнак.

С северо –западной стороны от нас лежала долина, подпираемая крутыми горами, откуда душманы постоянно обстреливали наш отряд из реактивной системы залпового огня Тип 63, представлявшую собой буксируемую 12-трубную 107-мм ракетную установку производства КНР.

Терпение нашего командования закончилось, когда по нам выпустили несколько десятков зажигательных снарядов на основе белого фосфора.

Тогда моджахеды накрыли заставу парашютно-десантного батальона, стоящую на горке, и от попадания реактивного снаряда сгорел бронетранспортёр.

Ожидая прилёта ракет, батальон занял заранее выкопанные щели и траншеи, но в центр нашего пункта постоянной дислокации они не достали.

Для того, чтобы найти обстреливавшее нас бандформирование и уничтожить, были организованы несколько выходов разведывательных групп специального назначения (РГСпН) в засаду. В составе группы в качестве второго офицера мне тоже пришлось походить по горам, перенимая боевой опыт командиров групп.

В октябре 1987-го года меня вызвали к комбату подполковнику Нечитайло вместе с Горошко.

— Товарищ подполковник, младший лейтенант Соколов по Вашему приказанию прибыл!

— Ну что, переводчик, готов пойти командиром группы? — Комбат, которого мы за его спиной называли Космонавтом, поднял от стола свой взгляд.

— Готов, товарищ подполковник!

— Хорошо. Горошко, идёте на ЦБУ (Центр Боевого Управления), майор Кочергин поставит группе боевую задачу.

На ЦБУ нас встретили начальник штаба батальона и начальник разведки. Мне поставили задачу по поиску душманов и проведению засадных мероприятий.

У местной оппозиции были серьёзные различия во взглядах, и к 1987 году более семидесяти оппозиционных партий, организаций и группировок, ориентирующихся на Пакистан, Иран и ряд других стран, выступали против законной власти. Они называли себя моджахедами, борцами за веру, мы их называли душманами (от афганского слова душман — враг), но чаще просто духами, и они оправдывали свое прозвище, внезапно появляясь в самых неожиданных местах, точечно атакуя и скрываясь, уходя в горы и ущелья.

Поскольку я не был командиром группы, то и личного состава в моём подчинении не было. Распоряжением Горошко командиры всех четырёх групп роты выделили мне своих бойцов, а командиры рот связи и минирования дали двух связистов и двух сапёров-минёров.

Два дня ушло на подготовку. Подборка снаряжения, проверка оружия, обеспечение боеприпасами, сухпайками и, конечно, боевое слаживание группы. Разбив солдат на тройки, я старался отточить наши действия в составе группы, чтобы каждый боец четко понимал поставленную перед ним задачу.

Наконец наступил день выхода. Темнеет в Афганистане быстро, и через заставу, которую называли Тропосферой, уходим в ночь. До горных хребтов, к которым идёт группа, километров шестнадцать, но мы уже идём в гору, потому что в нашу сторону идёт небольшой уклон. Вся местность исчерчена оврагами, которые афганцы называют мандехами. Образовались они в результате эррозии почвы под воздействием водных потоков, бегущих с гор во время сезона дождей. В основном мандехи неглубокие, максимум по пояс, и мы переходим через них без труда, но попадаются и такие, которые уже напоминают каньоны, чтобы перейти на другую сторону, приходится искать пологие спуски. Правда, даже эти пологие пути у некоторых бойцов вызывают затруднения, и, падая на пятую точку, они съезжают до самого дна оврага, скрипя зубами. Материться или как-то по- другому выражать свои эмоции нельзя, нарваться на врагов можно где угодно. А самое неприятное, что мандехи сплошь заросли верблюжьей колючкой, и когда ты скатываешься по их краю, то обязательно собираешь своей задницей их острые иглы.

Наши горно-штурмовые костюмы, именуемые «горкой», пошитые из ткани-плащёвки защитного цвета, пропитанной водоотталкивающим составом, были не рассчитаны противостоять таким нагрузкам. Хотя в целом это были неплохие комплекты, включающие в себя куртку, имеющую множество удобных карманов, с капюшоном, стягивающимся в лицевой части на шнур, брюки на подтяжках со вшитой системой стяжек — под коленями и внизу, и тёмно-коричневый свитер. В жару в них было не совсем комфортно, но зато в ночное время в горах, в холод и ветер эти костюмы обеспечивали неплохой комфорт. Ещё к ним полагались армейские горные ботинки и кепка «мабута», но в горах наши бойцы предпочитали надевать спортивные вязанные шапочки, а некоторые, это касалось старослужащих, могли носить пуштунки — традиционный афганский головной убор, называемый паколь. Обычно паколь делали из овечьей шерсти, и его можно было свернуть блином в жаркий период, а при морозе развернуть, закрыв уши.

К рассвету вышли в заданную точку.

В первый же день, когда мы сидели на днёвке в мандехе в пятнадцати километрах от ППД и примерно в двух километров от гор, на мою группу на велосипедах выехали двое бачей (бача переводится как мальчик или парень), одному на вид было лет девять, второму семь-восемь. Оба черноволосые, одетые в традиционные афганские одежды. Заметив одного из моих молодых солдат, который имел неосторожность высунуть свою бестолковую голову из оврага, мальцы начали разворачиваться, чтобы сбежать, но по моей команде из другого русла мандеха выскочила боковая тройка разведчиков и, быстро схватив мальчишек, утащила их с дороги.

Пацанам связали ноги и руки и посадили в мандехе. Было понятно, что мальчишки катались не зря. Моджахеды часто использовали детей и пастухов для того, чтобы искать и обнаруживать вышедшие на тропу войны группы спецназа, особенно перед выходом какого-либо каравана или банды из близлежащего кишлака.

Когда солнце начало заходить, духи смогли вычислить нас. Сначала мне доложил тыловой дозор, что нам перекрыли путь к отряду, а когда боковые дозоры доложили о движении, я и сам, используя свой усиленное бинокулярное зрение, увидел, как не скрываясь, от гор, развернувшись в цепь из девяти бородачей, на нас пошли душманы. Полностью одетые в чёрные одежды они были похожи на чёрных птиц, а может, это и были знаменитые чёрные аисты, элита афганских моджахедов…

Ко мне подполз ефрейтор Чёлушкин, почти дембель, которого ротный назначил в группу вместо второго офицера. Отслужив два года, из них полтора в Афгане, Чёлушкин имел большой опыт войны и засадных действий.

— Товарищ лейтенант, местность ровная, долго не продержимся, особенно если нас реактивными снарядами накроют. Надо выходить на ЦБУ.

Связь через радиостанцию Ангара-1 работала нормально. Вызвал ЦБУ, доложил обстановку. Там долго думали. За это время духи по фронту подошли к нам на двести метров. Местность пересечённая, вся в мелких мандехах, напоминающих окопы. Мы приготовились к бою. И тут с ЦБУ сообщили, что нас поддержат гаубицы Д-30. Начал корректировать огонь по «улитке». Первым залпом батарея чуть не попала в нас, накрыв участок в пятидесяти метрах правее. Мои разведчики упали на дно оврагов, а я в это время отслеживал перемещение противника, и если бы не моё пассивное умение замедлять время, меня бы нашпиговало осколками, а так, когда ударная волна пошла ко мне, время вдруг замедлило свой ход, и я рывком успел упасть вниз.

С такой-то матерью до артиллеристов дошло — надо стрелять дальше, и следующим залпом, на пределе, они накрыли духов перед нами (дальность прицельного выстрела Д-30 осколочно-фугасными 15300 м, но тогда я об этом не вспоминал). Мы до последнего соблюдали режим тишины. В группе в основном были опытные бойцы, уже послужившие и побегавшие по горам, только трое молодых из весеннего призыва. Перед дембелем никто не любил ходить на «крайний» выход, но наш выход считался прогулкой (всего-то пятнадцать километров от отряда), и в группе из пятнадцати человек было четыре дембеля. Вот они-то и сдержали молодёжь от паники и раннего огня. Вторым залпом батарея удачно накрыла цепь врагов, которые в этот момент пытались прыгнуть в мандех перед собой. Минут десять гаубицы утюжили долину со всех сторон рядом с нами. Мы вжались в землю и под свистом осколков молились, чтобы не попали в нас. Было очень страшно. Периодически я высовывался из мандеха и корректировал огонь. Когда гаубицы замолчали, дозоры доложили, что противник не наблюдается.

В горах ночь наступает мгновенно. Пока мы были в мандраже боя, солнце зашло.

До трёх ночи просидели в мандехе, напрягая своё зрение и слух, чтобы не дать врагам вырезать нас под покровом темноты. Когда начало сереть, проверили местность вокруг нас. Нужно отдать должное духам, также как и мы, они своих на поле боя старались не оставлять. Тройка Чёлушкина перебежками подобралась к оврагу, возле которого я в последний раз в момент обстрела нашими артиллеристами местности видел чёрных моджахедов.

Разведчики нашли кусок приклада от автомата и окровавленную чалму, валяющиеся на дне русла мандеха. Доложил на ЦБУ. Там выслушали и приказали действовать по обстановке. Оставаться на том же месте было нельзя. Я не сомневался, что духи не оставят нас в покое и в ближайшие часы, накопив силы, совершат очередную попытку уничтожить мою группу.

Афганские мальчишки с испугом смотрели на сборы шурави, понимая, что сейчас решается их судьба. Посмотрев на них, я приказал развязать одному из бачат руки и оставить пацанов в мандехе. Я знал, что за нами они не пойдут, а пока сумеют полностью развязаться и дойти до своих, мы уже будем далеко.

Перестроившись в походный порядок, РГСпН ушла из этого района на семь километров западнее.

Ещё двое суток мы сидели под горами, откуда духи любили обстреливать наш гарнизон, но никто из них так и не появился. Скорее всего, те душманы, которых накрыла наша артиллерия, и были основой отряда, противостоявшего нам и периодически обстреливавшего наш гарнизон.

Вечером, в конце третьих суток нашего боевого выхода я попросил связистов соединиться с Центром боевого Управления и получил приказ возвращаться в отряд.

По карте и компасу определил направление. Мы пошли, как только на небе загорелись первые звёзды. Луна была в фазе новолуния, у меня и Чёлушкина были бинокли БН-2, с помощью которых мы корректировали наше движение к Тропосфере, хотя моё зрение позволяло мне видеть достаточно неплохо и без ночной оптики.

Часов через пять, по моим расчётам, группа подошла к заставе. Для опознания, чтобы по нам не открыли огонь, я запустил зелёную ракету в небо. В ответ тишина. Прошли триста метров, дал ещё одну ракету. Тишина.

Странно. Все мои расчёты говорили, что застава прямо перед нами и отклонений быть не должно. Только ответных красных ракет, которые в соответствии с договорённостями должны запустить с заставы, мы не дождались.

Ещё триста метров — ракета — тишина. В походном порядке: головной дозор, в десяти метрах ядро, боковые дозоры, в пяти метрах тыловой дозор, мы выскочили прямиком на заставу, где нас, кроме часового и начальника караула, встречал командир заставы. Я просто кипел от праведного гнева и прежде, чем они мне что-то успели сказать, высказался на красивом русском, но матерном языке.

На что получил ответ:

— Товарищ лейтенант, ваша группа по минному полю прошла, вот и побоялись ракету давать…

Глава 3

Декабрь 1987 года, Афганистан, провинция Забуль

Разрывая тишину затаившегося кишлака, по бетонке шли три бронетранспортера. На броне сидели бойцы спецназа, половина из них была перевязана окровавленными бинтами…

Час назад эти же солдаты прошли через кишлак, потом местные дехкане услышали, как в районе моста раздались выстрелы и загрохотали гранатометы, а вскоре к звукам боя добавились разрывы минометных выстрелов.

Местные жители недоуменно переглядывались, неужели шурави* попали в засаду?

Справка: «Шурави» — в переводе с персидского значит советский(-е).

И вот теперь бронегруппа возвращалась.

Шахджой. Местные почему-то называют его городом, хотя это традиционное афганское селение ничем не отличалось от других подобных деревень, разбросанных по всему Афганистану. Может, потому, что он являлся центром одного из девяти районов провинции Забуль? Проживало в нём несколько тысяч афганцев. В основном они все были родственниками и принадлежали к племени пуштунов хотак (хатак).

Удивительно, но родоплеменные отношения в народе пуштунов сохранились до наших времён. Племена делятся на ветви, которые подразделяются на кланы (хели), а кланы — на роды, отношения между которыми часто носят характер отчужденности или даже враждебности, и живут они по основополагающему кодексу чести Пуштунвали (Пуштунвалай), который включает в себя правила поведения и моральный кодекс, основывающийся на древних традициях пуштунов, их понятиям справедливости, гостеприимства, независимости, мести, прощения, терпимости, самоуважения и любви. Каждый пуштун может толковать его по своему разумению, но оценку его действиям дают только спингери (белобородые), т.е. старейшины племени, а если необходимо разрешить конфликт внутри племени или между племенами, то собираются «Джиргамары» («джирга» — собрание, совет племени), особые люди, которые наизусть знают Пуштунвалай. И хотя пуштуны почитают ислам, иногда законы шариата и Пуштунвали серьёзно разнятся, и в этом случае они опираются на свой кодекс. Согласно Пуштунвали, воином является не тот, кто говорит на языке пушту, а тот, кто соблюдает правила кодекса, кто делами и своей жизнью подтверждает принципы Пуштунвали, и только тогда он считается истинным пуштуном.

Селение вытянулось вдоль дороги Кандагар — Кабул, выложенной бетонными плитами, но кое-где укатанной асфальтом. Эта дорога и была его центральной улицей. На ней располагались местные дуканы (магазины), торгующие самыми разными товарами, в основном доставленными из Пакистана, но также в них можно было найти китайские, иранские, индийские и даже американские вещи. Кроме промышленных товаров, прямо на земле стояли ящики с овощами и фруктами. Сейчас похолодало, сезон дождей прошёл и ночью подмораживало, но на прилавках можно было увидеть мандарины, апельсины, лимоны, гранаты, яблоки, груши, виноград, бананы, дыни и даже экзотические ананасы.

Левая сторона кишлака была более обжитой, с неё на главную дорогу выходило пять больших улиц, застроенных вплотную друг к другу глинобитными домами. Именно в середине левой стороны селения располагался настоящий центр города-деревни с мечетью, с которой пять раз в день мулла призывал правоверных на молитву.

По правой стороне тоже тянулись дувалы, заборы, сделанные из глины с соломой или булыжников, которые афганцы возвели вокруг своих домов и дворов, но в ту сторону шли всего две улицы.

Машины проехали весь кишлак и притормозили возле небольшой крепости Царандоя, по-нашему отделения Министерства внутренних дел ДРА, в которой жил местный секретарь партийной организации Хальк (Народ), а по совместительству и глава поселения. С первого БТРа спрыгнул коренастый военный с автоматом в руках:

— Тарджуман, пойдем поговорим с властью!

«Тарджуман»- это я, переводчик с афганского языка пушту.

Спрыгнув с брони, я подошел к капитану Горошко, и мы зашли на территорию крепости. На входе в ворота нас встречал товарищ Хафизулла, секретарь местной партийной ячейки, седой афганец среднего роста с роскошной бородой и тёмно-карими глазами, утопленными в его лице.

- Что случилось, кумандан сайб (господин командир)? — взволнованный услышанной стрельбой, Хафизулла выскочил на встречу с автоматом в руках. Он проучился в Москве три года и не плохо говорил на русском языке.

- Душманы, — Горошко снял спецназовскую кепку и вытер бегущий по лицу пот, — Возле моста засаду устроили. Ты чего же нас, сучара, не предупредил, а⁉

- Я ничего не знаю, кумандан сайб! Это, наверное,чужие пришли, наших сейчас здесь нет!

- Ваших?- оскалился офицер.

— Нет, нет, не наших! Я говорю про местных муджахедов!- испугался афганец.

— Повезло тебе. Ранено у нас пятеро. Были бы убитые, я бы твой сраный кишлак в блин раскатал! Узнаешь, кто нападал — сообщишь, понял?

— Да, кумандан сайб, понял, понял я, — трясся от страха Хафизулла.

А мне было смешно, но я старался этого не показывать, иначе весь наш спектакль мог провалиться.

Жалко, одну из отрядных собак пришлось убить, а что сделаешь? Где взять столько крови, чтобы пропитать ею бинты для «раненных»?..

Весь этот маскарад был придуман нашими офицерами для того, чтобы отвлечь внимание духов и выбросить за кишлаком разведгруппу старшего лейтенанта Болотникова.

Разведгруппа под шум устроенного боя высадилась с бронетранспортеров и ушла мандехами…

Отправив «раненных» в отряд, Горошко отдал приказ расположиться в крепости и, чтобы это не показалось местным подозрительным, объяснил Хафизулле, что нам нужно наладить взаимодействие с «зелёными» военнослужащими афганских правительственных войск.

«Зелёные» недавно пришли в кишлак и расположились в ещё одной крепости, которая находилась с другой стороны поселения и до недавнего времени стоявшей безлюдной, так как её владелец, местный саиб (богач), заподозренный в связях с душманами, сбежал со всем семейством в горы.

Пообщавшись с Хафизуллой, а затем с сотрудниками местной службы безопасности ХАД, мы с Горошко, посадив ещё пять бойцов на броню, поехали налаживать контакты с правительственной армией.

Батальон афганцев, обосновавшийся в крепости, входил в седьмую пехотную дивизию со штабом в кишлаке Мукур, которая, в свою очередь, относилась к второму армейскому корпусу с управлением в Кандагаре.

Командир батальона, улыбчивый джагран (майор) Бехруз Хотак, оказался высоким мужчиной с чёрными будённовскими усами и гладко выбритым подбородком. Он был родом из этих мест и относился к пуштунскому племени Хотак (Хаттак), известному тем, что именно их племя в семнадцатом веке объединило пуштунов для борьбы с империей Великих Моголов.

Своё военное образование Бехруз получил в Москве и неплохо говорил на русском языке, поэтому моя роль как тарджумана сводилась к переводу тостов, провозглашаемых его заместителями в честь советско-афганской дружбы, когда мы сели за стол, накрытый хлебосольными хозяевами. Кроме традиционных афганских блюд: кофта мелу блюдо, состоящее из фрикаделек и белого риса; борани банджан из кусочков жареных баклажанов, тушенных в ароматном томатном соусе и поданных с густым йогуртом, сильно приправленным чесноком и мятой; наан, лепешек, приготовленных в основном из пшеничной муки и воды; чопан кебаб, шашлык из мяса ягненка, обжаренного на традиционной афганской жаровне на углях; болани, обжаренных на сковороде лепешек с начинкой из картофельного пюре и различных ингредиентов, на столе стояла советская водка и даже коньяк.

После нескольких рюмок, когда уже хорошо познакомились и перешли на ты, не сдержавшись, Горошко усмехнулся и спросил:

— Бехруз, а как же аллах и запрет на алкоголь?

— Понимаешь, дорогой Слава, Аллах высоко на небе, а мы под крышей, — рассмеявшись, пошутил Бехруз.

Налаживание боевого взаимодействия прошло в очень дружественной атмосфере, и только глубоко ночью гости поднялись из-за стола.

Командир афганцев предлагал остаться заночевать у них в крепости, но Горошко неожиданно заупрямился, видимо, алкоголь серьёзно ударил ему по мозгам, и не стал вызывать боевую машину, приказав следовать в расположение остальной группы пешком. Для этого нам предстояло пройти ночью через весь Шахджой, который вытянулся вдоль дороги из бетонных плит почти на два километра.

— Юра, — обратился ко мне по имени Горошко, что говорило о его хорошем настроении, — идёшь справа от меня, пасёшь всю правую сторону.

— Витя, — это уже к сержанту Селиванову, крепкому парню среднего роста, родом из Рязани, — Бери Кочергу и Ахметова. Идёшь в голове, дистанция пятнадцать метров, мы с тарджуманом в центре.

— Саидов!

— Я товарищ капитан! — невысокий, но плотный, широкоплечий чернявый солдат с РПК в руках шагнул к Горошко.

— На тебе с Кочетовым тыловой дозор, идёте в десяти метрах сзади нас, если что, падайте на землю и огонь по своему усмотрению.

Сняв оружие с предохранителей, мы не торопясь двинули к нашей крепости.

Ночной кишлак жил своей жизнью. Тёмные стены дувалов лишь в некоторых местах вплотную подступали к дороге, а в основном шли метрах в пяти-семи от неё. И хотя разведчики шли, не издавая каких-либо звуков, собаки во дворах начинали лаять, загодя передавая эстафету друг другу.

По мере удаления от крепости «зелёных» спиртное из моей головы выветривалось, зато адреналин пошёл в кровь, отчего каждый посторонний шорох вызывал естественную реакцию, и моя голова разворачивалась в его сторону. На секунду отрешившись, я снял установленные мною же шоры, приглушающие шумы окружающего меня мира. Сначала обрушившийся шквал всевозможных ночных звуков человеческого жилья оглушил меня. Какие-то хлопки, шуршание, стуки, шипение, отдалённый вой шакалов и даже свист закипающего чайника постепенно упорядочились и отражались в моём сознании как естественные и не несущие угрозы. Может, именно поэтому, когда я услышал щелчок взводимого затвора в тёмном проходе между дувалами, то мгновенно среагировал, нажав на спусковой крючок своего автомата.

— Ту-ду-ду-ду-ду. Ту-ду-ду. — ожил автомат в моих руках, а сам я ушёл в перекат и замер на обочине дороге.

При первых выстрелах все наши бойцы упали и залегли в круговую оборону.

Ответного огня не было, и Горошко, не поворачивая голову в мою сторону, кинул мне:

— Лейтенант, что там?

— Справа на два часа. Слышал звук затвора автомата.

— Понял. Ждём три минуты и проверяешь, что там.

В населённых пунктах душманы обочины не минировали, и поэтому первые три метра я прополз по-пластунски, а потом приподнялся и сделал рывок к стене дома. Прижавшись к ней, я присел, выставил ствол перед собой и осторожными шажками подобрался к проёму.

Аккуратно вытащил из трофейного китайского «лифчика» фальшфейер, про себя пообещав проставиться старшине роты, который перед самым выездом на боевые на мою просьбу дать мне пиротехнические сигнальные средства, кроме наземного патрона, дымов и сигнальных ракет, дал мне этот морской сигнальный факел.

Отвернув крышку, извлёк шнур с кольцом, зажмурил глаза и резким рывком дёрнув шнур от себя, швырнул загоревшуюся свечу в проход. Заглянув туда через пару секунд, я увидел завалившегося на бок бородатого афганца в чалме и чёрной одежде. Его руки сжимали АК-47, а открытые глаза, уже затуманенные смертью, глядели на меня с непередаваемой злобой. Издав звук, похожий на зубной скрежет, душман последний раз дёрнул головой, из открытого рта пошла кровь, и он умер.

Дальнейший осмотр ничего не дал. Моя автоматная очередь перечеркнула его грудную клетку, и когда я бросил фальшфейер, он уже был почти мёртв. Враг был один. И это вызывало недоумение. Оставив его на месте, мы продолжили наш путь.

На следующий день, уже под вечер, сотрудники ХАДа выяснили, что убитый мной оказался местным бандитом, который возвращался домой погостить и случайно нарвался на нас.

Прошло три дня, разведчики ждали караван, который должен был пройти со стороны Пакистана возле кишлака Гилан. Информаторы сообщили, что в идущих машинах находится оружие и медикаменты, предназначенные для крупного укрепрайона душманов, в котором даже был французский госпиталь.

Каждую ночь, ожидая караван, минировалась колея проселочной дороги, частенько используемой оппозицией для доставки боеприпасов, вооружения и снаряжения.

Когда РГСпН (разведывательная группа специального назначения) выходила к дороге крайний раз, было темно, как в заднице у негра, и головной дозор лицом к лицу столкнулся с разведкой духов.

- Мужики, меня не зацепите! — открыл стрельбу из автомата, отпрыгивая в сторону, сержант Серебряков.

Не выдержав шквального огня, духи отошли назад и метров с восьмисот попробовали достать шурави из минометов.

Группа петляла по мандехам, стараясь выйти из сектора обстрела. Наконец между холмами удалось установить связь и вызвать ЦБУ (Центр Боевого Управления).

Доложив обстановку, Болотников в связи с засветкой перед духами запросил эвакуацию группы.

Уже через пять минут три бронетранспортера дежурной бронегруппы вышли из ППД.

Моросил мелкий дождик. Я сидел на крайнем БТРе, свесив ноги в командирский люк, нарушая негласное правило не делать этого. Бывали случаи, при подрыве от удара взрывной волны ломались ноги. Ноги мне жалко, но сидеть на броне боком мне было очень неудобно. Да и шанс нарваться на духов возле расположения отряда был минимальный, а в такую погодку и вовсе невозможный. Какой идиот будет устраивать засаду на шурави в час ночи? Только тот, кто точно знает, что бронегруппа выйдет в ночь, а это вряд ли.

Я пытался убедить себя в безопасности нашей поездки, но холодок страха периодически сбрасывал с меня накатывавший сон, а руки сильнее сжимали холодную оружейную сталь.

В километре от места забора группы Болотникова я все же полностью вылез на броню. Береженного бог бережет! А здесь уже можно было нарваться на врагов…

Забрав разведгруппу, мы в темпе рванули обратно. Была вероятность, что душманы успеют подтянуть свои резервы и попробуют не дать нам спокойно уйти. Повезло. Не успели они.

А нам повезло, не только группу вытащили, но и языка, которого в скоротечном бое захватили бойцы Болотникова. Дух был контужен разрывом гранаты, поэтому и побежал не в ту сторону, не к своим, а прямо на сержанта Свиридова, который и оприходовал его прикладом автомата.

На ПДСП* было тесно от желающих поучаствовать в допросе.

Справка: ПДСП — пункт допроса и содержания пленных. Создавались в отдельных подразделениях специального назначения по приказу с грифом сов. секретно.

Враг оказался не простой, целый заместитель командира бандформирования. И как его угораздило оказаться в головном дозоре духов? Оказалось, домой торопился, в тепло родного очага. А тут русские на встречу. Не ожидал.

В ходе допроса и милой беседы под жужжание полевого телефона наш новый друг Шерали выдал информацию о том, что их банда готовила проход из Пакистана каравана с оружием, боеприпасами и большого количества медицинских препаратов. Пойдёт караван в начале февраля, но это мы уже и так знали от сотрудников ХАДа (служба безопасности Афганистана). А вот самого главного нам информаторы не сказали, зато Шерали выложил: с этим караваном должны идти немецкие военные и медицинские советники. Ничего себе! Советник нынче стоит дорого! Показать всему миру злобный оскал империализма — это на орден Ленина тянет или на Красное Знамя минимум.

Наш комбат или командир отряда (кому как нравится) долго не думал, а приказал провести операцию по захвату каравана силами двух рот. Нашей третьей и выделенной группы из первой роты.

Глава 4

Декабрь 1987 год. Сквозной досмотр на Кандагар.

Утро ещё только окрасилось багрянцем встающего из-за гор солнца, а на взлётной полосе уже прогревались двигатели двух вертолётов Ми-24 и двух Ми-8. Сегодня был запланирован сквозной досмотр на Кандагар.

У каждого отдельного отряда спецназа, а всего их в две Отдельные Бригады специального назначения (ОБрСпН) входило восемь, были свои чётко очерченные границы ведения боевых действий.

С первых дней войны, каждой ОБрСпН были нарезаны зоны ответственности для ведения боевых действий против моджахедов, а уже командиры бригад определяли зону ответственности каждого отдельного отряда исходя из расположения ППД (пункта постоянной дислокации) в провинциях.

Сами же ППД размещали таким образом, чтобы максимально охватывать территории, в укрепрайонах которых сидели душманы, а реальные границы зон ответственности определялись воз­мож­но­стью дос­ти­же­ния край­них то­чек на вер­то­ле­тах и ра­бо­ты в этих мес­тах РГСпН (разведгрупп спецназначения) с учётом поддержки боевых действий с воздуха и воз­мож­ностью их свое­вре­мен­ной эва­куа­ции в случае необходимости.

Главными задачами стояли уничтожение бандформирований и ведение антикараванной борьбы. Для их решения спецназ при­ме­ня­л та­кие так­ти­че­ские прие­мы, как на­блю­де­ние, по­иск, за­са­да, на­лет, за­хват.

И, конечно, одним из таких приёмов считался облёт (досмотр).

Обычно для облета выделялось четыре вертолета: два МИ-8 для размещения досмотровой группы и два МИ-24 для огневой поддержки, которые в спецназе называли «крокодилами».

Именно благодаря проведению досмотровых операций, в дневное время мы вычисляли и контролировали караванные тропы моджахедов, и поэтому почти все караваны с оружием, боеприпасами, снаряжением и медикаментами проводились душманами ночью, когда советские вертолёты летали редко и только на большой высоте.

Как правило, за световой день совершалось три-четыре облёта. Запас хода с основными топливными баками у Ми-8 около шестисот километров, но в условиях гор и влияния таких факторов, как высота взлетно-посадочной площадки над уровнем моря, температура наружного воздуха и его загрузка, полётное время составляло обычно полтора-два часа, а потом возврат на базу для дозаправки.

Во время облетов уничтожались одиночные машины, всадники, мотоциклисты и крупные караваны моджахедов.

Все афганцы знали, что если над караваном или одиночной целью зависал вертолёт шурави, то нужно остановиться и приготовиться к досмотру.

В случае неподчинения с вертолета давали предупредительную очередь из пулемета ПКТ перед движущимся объектом. Обычно на месте борттехника, перед которым был установлен ПКТ, сидел кто-то из спецназовцев. После этой очереди даже самый туго соображающий кочевник понимал, что от него хотят и останавливался.

Однако были случаи, когда в ответ на полученное предупреждение с земли шёл ответный вражеский огонь, и тогда вертолеты открывали огонь на поражение из всего бортового оружия, подавляя любое сопротивление.

После этого ведущий и ведомый борты Ми-8 садились так, чтобы не накрыть друг друга дружеским огнём. Затем высаживались досмотровые группы, чтобы произвести проверку объекта и его зачистку от возможного врага.

На площадке возле вертушек построились две досмотровые группы.

— Бойцы, оружие и снаряжение к осмотру! — капитан Ярослав Павлович Горошко повернул голову в мою сторону, — Товарищ младший лейтенант, проверь своих и доложи!

У ротного, второй день болели зубы, поэтому и настроение у него было, мягко говоря, плохое. Он и на облёт согласился, чтобы попасть к стоматологу в Кандагарский госпиталь. У нас в отряде был один врач и один фельдшер. Оказать первую врачебную помощь они могли, даже какие-то простые операции проводили: осколки и пули поверхностные вытаскивали, могли и раны зашить, только зубопротезного кабинета не было. Предлагали удалить зуб Горошко, но он вдруг заупрямился и, обозвав наших Айболитов коновалами, категорически отказался от их услуг.

— Оружие и снаряжение к осмотру! — продублировал я команду и начал проверять готовность каждого солдата к боевому вылету.

Две группы. Одна на ведущий борт вместе с капитаном. Вторая на ведомый, со мной. Ведущий это тот вертолёт, который летит первым.

Сегодня в каждой группе по десять человек: шесть разведчиков с автоматами, два с пулемётами Калашникова 7,62-мм ПКМ, один снайпер с СВД (7,62-мм снайперская винтовка Драгунова) плюс командир.

У каждого бойца разгрузка или как мы её называли «лифчик». На автомате один рожок и в «лифчике» шесть магазинов по тридцать патронов в каждом, в пришитых карманах дымы и сигнальные ракеты, в боковых карманах четыре гранаты. Гранаты каждый подбирал себе сам. У кого-то это только Ф-1, в простонародье «лимонка», а кто-то выбирал себе РГО (ручная граната оборонительная) и РГН (наступательная), потому что в отличии от Ф-1 эти гранаты взрываются мгновенно после попадания в твёрдую цель. Почти у каждого автоматчика подствольный гранатомёт ГП-25 с десятью ВОГами на поясе. У каждого штык-нож, у старших троек дополнительно пистолеты. У меня кроме АКС-74Н ещё был АПСБ (автоматический пистолет Стечкина бесшумный). На группу три РПГ-18 «Муха». В основном все налегке, но я распорядился, чтобы в каждой тройке один солдат нёс РД (ранец десантника) с дополнительным БК (девять магазинов и 270 патронов калибра 5,45 мм россыпью для АКС-74) и двумя полутора литровыми флягами с водой. Тяжелее всех было пулемётчикам, у них по сто патронов в ленте плюс ещё шестьсот в лентах в РД.

Нелёгкий труд у разведчиков. И это всего лишь облёт. На боевой выход в засаду или налёт брали всего гораздо больше.

Попрыгали на месте. На облёте не особо важно, звенит у тебя что-то или нет, главное, чтобы не мешало, ну и конечно, отдаём дань традициям.

Докладываю капитану Горошко об окончании осмотра и готовности группы.

— Хорошо. А теперь о главном…- Горошко тянет паузу и смотрит на бойцов. — Даю три минуты всем, чтобы поссали. Бегом марш!

Народ быстро облегчается возле взлётки и по команде ротного мы запрыгиваем на борт вертушек.

Вертолёты поднялись метра на три над землёй и, проверив работу двигателей, стартовали в воздух.

Днём мы летали низко над землёй, внезапно выскакивая на ошалевшего от неожиданности противника.

Вот и сейчас вертолёты барражировали в сторону Кандагара.

Не успели покинуть свою зону ответственности, как практически на стыке провинций Кандагар и Забуль сначала услышали звуки ведущегося боя, а затем и увидели вертолёты кандагарского вертолётного полка, пытающиеся замкнуть круг.

Связавшись с ними, узнали, что спецназ 173-го ООСпН схлестнулся с местными дорожными бандитами.

Это были не какие-то оппозиционеры, идейные моджахеды, а самые настоящие бандиты, занимавшиеся грабежом на дорогах, не делая различий между шурави и афганцами.

Кандагарцы тоже вылетели на облёт, и выйдя на бреющем полёте на предельно малой высоте, выскочили из-за холмов прямо на разбойников, грабящих мирный автобус.

Увидев шурави, бандиты кинулись в рассыпную, но не сбежали, а, засев в мандехах и кяризах, открыли кинжальный огонь по русским.

Небольшое отступление

Засушливый климат Афганистана ещё в древности заставил местных жителей искать возможности для развития земледелия. И они нашли решение за счёт возведения мощных ирригационных систем, строительства подземных водоводов для сбора и распределения грунтовых вод, которые располагались на глубине от 5–8 и до 50 метров. Разветвлённая сеть водосборных туннелей служила не только для орошения полей, но и для водоснабжения кишлаков. Сотни километров протянувшихся подземных галерей через каждые 30–50 метров имели специальные очистительные колодцы, называемые кяризами, спустившись в которые можно было спрятаться от врагов или внезапно напасть на них. Именно это подтолкнуло моджахедов к использованию кяризов для ведения своей партизанской войны против советских войск.

Кяризы

— Тарджуман, — вышел со мной на связь капитан Горошко, — Я с «крокодилами» иду к кандагарцам. Ты в бой не лезь. Садись в стороне на бетонку и жди, когда я выйду на связь. Как понял меня?

— Понял командир!

— Давай, аккуратно по сторонам смотри.

Ми-8 с группой Горошко вместе с двумя Ми-24 ушли к нашим соседям, ведущим бой, а я передал распоряжение капитана вертолётчикам и они, немного по возмущавшись, посадили вертушку на дорогу, но не полностью, а слегка зависнув над землёй с работающими двигателями.

Я вполне комфортно устроился в кабине вертолёта на месте борттехника между двумя пилотами, пристроившись за пулемётом ПКТ. Места немного, но и мне с моими шестьюдесятью двумя килограммами много не надо.

— Бл.дь! — услышал я и, взглянув на то, что вызвало непроизвольный вскрик лётчика, на миг опешил от неожиданности. Впереди лежащая дорога хорошо просматривалась, изгибаясь под углом в сорок градусов. Метров в двадцати от места, где сел Ми-8, начинался мост над небольшим руслом высохшей реки, и с правой стороны трубы, проходящей под мостом, на наших глазах вылезли два духа.

Один держал в руках два выстрела (гранаты), а второй наводил на наш вертолёт РПГ-7 (ручной противотанковый гранатомёт многоразового применения).

«Хана!» — мелькнула мысль в голове и тут же пропала, потому что я почувствовал, как вокруг сгустился окружающий воздух. Моя пассивная способность притормаживать время начала отсчёт, а я так до сих пор и не разобрался, сколько секунд форы она мне даёт. Повернув голову к командиру Ми-8, я заорал:

— Влево вертушку уводи!

Выжить на войне помогают инстинкты. Вот и лётчик, услышав меня, мгновенно подал машину вверх и влево, слегка перекосив её и чуть не зацепив лопастью ведущего винта соседнюю сопку. Время опять понеслось вскачь, как и граната из РПГ, разошедшаяся с бортом вертушки считанными сантиметрами. Уже позже до меня дошло, что моя пассивка действовала не только на меня, но и на всех, кто находился в вертолёте. Именно это и спасло нас. Лётчик, в отличии от наших врагов, жил и действовал в тех же временных рамках, что и я…

Наведя пулемёт на застывших в недоумении духов, поражённых своим промахом, я выжал кнопки электроспуска для стрельбы и облегчённо выдохнул, увидев, как они падают, прошитые пулями калибра 7,62 мм.

— Садимся, — скомандовал я лётчикам.

— Ты чего, лейтенант, — попробовал возмутиться второй пилот, — там же духи!

— Здесь везде духи, старлей, — обрубил я его, — или ты забыл, кто старший на борту?

Моя группа оперативно десантировалась из зависшего вертолёта. Первая тройка сразу же залегла возле него, контролируя окружающее пространство. Вторая и третья тройки вместе со мной провела зачистку местности, убедившись, что душманы мертвы и забрав трофеи.

В это время кандагарцы, замкнув вертолётный круг, уничтожили дорожных бандитов НУРСами (неуправляемые снаряды типа С-5) и высадили спецназ, который добил не успевших скрыться в кяризах врагов.

— Тарджуман, ты как там? –вызвал меня по рации ротный.

— Порядок, — не стал я вдаваться в подробности.

— Это хорошо. Давай к нам.

Быстро догнав уходящую в сторону Кандагара связку наших вертушек, мы пристроились за ведущим и уже через полчаса садились на взлётку аэропорта «Ариана». Из Шахджоя вылетали в шесть утра, двести километров пути до Кандагара обычно занимало час двадцать, но случившаяся маленькая война оторвала ещё почти полтора часа, и только в девять утра мы прибыли на место.

Построив своих бойцов возле вертолёта, я доложил Горошко о том, как нас атаковали гранатомётчики.

Увидев трофейный китайский РПГ-7 и выстрелы к нему, капитан повернулся ко мне и, внимательно осмотрев с ног до головы, спросил:

— Слушай, тарджуман, тебе не говорили, что ты родился в рубашке? Ладно, один раз ты проспал свою пулю, выпущенную в блистер вертушки, но как могли душки промахнуться с двадцати метров⁇ Ты знаешь, что прежде чем моджахеду дают в руки РПГ, его обучают так, как нашим бойцам в учебном центре и не снилось! Он же за каждый выстрел свои кровные бабки платит! — И, повернувшись к солдатам, сказал, — Сынки, благодарю за службу!

— Служу Советскому Союзу! — невпопад ответили разведчики.

— Значит, сейчас едем в 173 –й отряд, там малость отдыхаем. У кого есть чеки, могут в магазин заскочить. Вылет назначен на шестнадцать часов. В пятнадцать двадцать собираемся у штаба и едем к вертушкам. Всё ясно?

— Так точно! — дружно ответили мы, рассаживаясь на броню и Урал, присланные за нами из отряда спецназа.

Встретиться с кем-то с моего курса мне не удалось, один, Толик Рулевский, был в отпуске, а второй ушёл с бронёй на выход. Побродив по отряду, я зашёл в местный магазин и встретил там довольного Ярослава Павловича, которому наконец выдрали больной зуб, и от счастья тот даже что-то напевал себе под нос. Увидев меня, он широко улыбнулся, ощерив рот с отсутствующим вверху зубом, и спросил:

— Закупиться решил?

— Пока не знаю, — ответил я, чувствуя, что вопрос задан не зря.

— У них тут крабы в банках вкусные продаются, будешь брать? — и Палыч застыл в ожидании ответа от меня.

Что-то было не так. И проанализировав ситуацию, я сообразил: так как крабы завозились не часто, то их продавали по две банки в руки, и Горошко, судя по всему, свои уже сожрал. А крабов он любил. Вот и хотел поживиться за мой счёт.

— Пока не знаю, — задумчиво проговорил я, в то время как в моей голове созрел план.

— Ну если себе не берёшь — купи мне.

— А деньги? — уточнил я.

— Деньги отдам тебе, когда прилетим в отряд, — заявил капитан, считая, что обожаемые им крабы почти у него в руках.

— Слушай, Ярослав Павлович, давай куплю тебе консервы, а ты отпустишь меня на пару деньков к моим друзьям. Они тут рядом, в советническом городке переводчиками служат.

Желание получить любимый продукт заставил Горошко отнестись к моей просьбе с вниманием. В любое другое время это был бы сто процентный отказ, но сейчас я видел на его лице глубокую работу мысли.

— Ладно. Только смотри, отпускаю на два дня. Как раз будет следующий облёт — с ним и вернёшься. Комбату скажу: у тебя понос, подозрение на дизентерию, в госпитале на пару дней оставил. Давай, покупай моих крабов и денег не проси! — довольно улыбнулся он.

Договорившись с ротным, я не стал задерживаться и выяснив, что в ближайшие полчаса в город Кандагар едут пройтись по дуканам (местным лавочкам) офицеры из первой и второй роты кандагарского отряда, попросил подбросить меня до «ООНовского городка», в котором жили наши советники и переводчики.

Мы ехали по разбитой асфальтовой дороге, вдоль которой через каждые сто метров стояла наша боевая техника: танки, БМП или БТРы. Каждое утро начиналось с того, что с восьми часов начиналось движение нашей военной колонны в сторону города Кандагара. Впереди шли сапёрные машины для разминирования участков дороги, которые моджахеды умудрялись за ночь утыкать минами. Колонна, которую называли «ленточка», шла вперёд, оставляя после себя заставы, контролирующие подходы к дорожному полотну и пресекающие попытки душманов напасть на машины из засады. Такие заслоны стояли от советского военного гарнизона и аэропорта и до Чёрной площади в самом городе.

Вечером, с заходом солнца, «ленточка» начинала сматываться в обратную сторону, собирая за собой заставы и направляясь в сторону ППД.

Так называемый «ООНовский городок» представлял из себя комплекс зданий, построенный американцами когда-то давно, ещё до введения советских войск в Афганистан. В то время на этой базе проживали инженеры, строившие дороги и другие объекты под контролем ООН. С тех пор это название здесь и закрепилось.

Меня высадили у шлагбаума с аккуратными, выложенными большим квадратом камнями, возле которого стояли часовые в бронежилетах и с автоматами. По периметру шла глинобитная стена, усиленная пулемётными точками и несколькими стоящими БТРами. На крыше одного из зданий лежала башня с пушкой от советского среднего танка Т-62.

На другой стороне дороги, напротив городка, начинался заброшенный сад с полуразрушенными дувалами и такими же глинобитными домиками без крыш.

После того, как я представился, меня спокойно пропустили на территорию, не спросив каких-либо документов, и, махнув рукой в сторону зданий, предложили идти туда.

Пройдя в сторону зданий, напоминающих старые виллы, увидел огромный пустой бассейн, по периметру которого были выложены мешки с песком, а в центре городка располагался корт для игры в большой теннис.

Здесь мне показалось достаточно уютно, особенно после нашего казарменного быта. Единственное, что меня смущало, это отсутствие людей на улице, но когда я уже решился зайти в одно из зданий, окно в ближайшей вилле открылось и из него по пояс высунулся мой однокурсник Илья Левин:

— Колёк!!! Привет! Ты здесь откуда?

— От верблюда, — засмеялся я, вспомнив анекдот про корову, которая весело шагала по тропинке и также ответила быку, идущему ей навстречу.

— С облётом сегодня из Шахджоя прилетел. Отпросился у командира на пару дней, чтобы с вами встретиться.

— Класс! Молодчина! Сегодня ещё наши двое переводяг с боевых возвращаются, Юрка Пирогов и Андрюха Чижов. Давай, заходи ко мне, нечего на солнце жариться.

Меня накормили сытным обедом и напоили хорошим чаем. Загорелый, с облезлым носом и улыбкой до ушей, Илья был такой же жизнерадостный, как я его помнил.

Вечером, уставшие, все в пыли и грязной афганской форме, приехали Юра и Андрей. Приняли душ и притащив откуда-то большой кусок барашка, зажарили на открытом огне. Нашлась водка, и скоро мы уже пьяно делились секретами службы переводчиков в разных родах войск.

Ночь прошла спокойно. Кто-то где-то постреливал, но на территорию «ООНовского городка» никто не лез. Вся территория вокруг него была окружена минными полями, причём, как мне рассказали ребята, кроме противопехотных мин устанавливались и сигнальные: как только кто-нибудь задевал «сигналку», так в небо со свистом устремлялись яркие ракеты.

Зато утро началось с оживлённой стрельбы из пулемёта, разбудившего меня. Схватив автомат и «лифчик», я выскочил на улицу. Мне хватило пары минут, чтобы разобраться, как я считал, в ситуации. Солдат, лежавший на крыше здания за мешками с песком, стрелял из ПК по двум моджахедам на другой стороне дороги. Духи не торопясь шли от одного разрушенного дома к другому, неся на плечах безоткатное орудие, а стрелявший боец никак не мог по ним попасть. Быстро сориентировавшись, я дослал патрон в патронник и дал прицельную очередь, которая едва не задела одного из духов. Я уже был уверен, что вторая очередь достигнет цели, когда мой автомат подбили вверх, и Илюха заорал мне прямо в ухо:

— Юра, стой! Не стреляй!

Я от такого напора опешил.

— Юра, мы этот концерт каждое утро наблюдаем. Понимаешь, духам скучно, вот они и таскают по утрам эту безоткатку по саду.

И действительно, дойдя почти до края сада, душманы развернулись и также не спеша пронесли орудие в обратную сторону, скрывшись за развалинами.

— Ты нам чуть харакири не устроил, — выдохнул Илья, и стоящие рядом с ним Брка и Андрей закивали головами, — если бы кого-то ранил или, не дай бог, убил, хана нам была бы. У нас с моджахедами негласная договорённость: мы их здесь не трогаем, они нас здесь не трогают. Так и живём.

Чёрная площадь Кандагара

Советские переводчики с афганцами.

Отдохнув у ребят и проехавшись с ними по одному из древнейших городов востока Кандагару (проводившиеся раскопки рассказали археологам, что его история восходит к 5 тысячелетию до н.э.), мы посетили знаменитую Чёрную площадь, прошлись по дуканам, и на следующий день я уже к обеду сидел в кандагарском аэропорту, ожидая вылета в Шахджой.

Глава 5

Аэропорт «Ариана» был построен в конце пятидесятых годов американцами, и хотя официально он являлся гражданским по сути его построили, как военный аэродром со всей требуемой инфраструктурой, с возможностью размещения крупной американской базы в случае военного конфликта СССР — США.

После ввода советских войск, Генеральный штаб СССР по достоинству оценил важное стратегическое значение Кандагара, который, являясь крупнейшим городом юга Афганистана, располагался недалеко от границы с Пакистаном и позволял тому, кто его занимал, контролировать всю южную часть Афганистана. Именно поэтому аэропорт «Ариана» стал крупной военной базой.

В ожидании прилёта вертолётов из Шахджоя я, вытащив флягу с водой и бросив свой РД в тени аэропорта, присел на землю, спиной прижавшись к его стене.

Перед отъездом из «ООНовского городка» друзья накрыли хороший стол, и теперь после еды меня слегка разморило и потянуло в сон.

Борясь с навалившейся дремотой, я даже дёрнулся от неожиданности, когда практически над моим ухом раздался голос:

— Юрка, братишка, привет! Ты чего здесь развалился? — глядя на меня, счастливо засмеялся мой друг Костя.

— Костя! Привет! — подскочив к нему, я в радостном возбуждении от встречи дружески обнял его. — Ты как здесь оказался?

Прилетев в августе из Кабула в Кандагар, мы с Костей расстались как раз в аэропорту «Ариана». Я улетел в Шахджой, а он сразу полетел в Лашкаргах в штаб нашей бригады. Помня о том, что в прошлой жизни убедил его полететь со мной в отряд, в этот раз, надеясь изменить судьбу, я не стал настаивать служить вместе. Тогда, прежде чем Костю отозвали в бригаду, он прослужил рядом со мной два месяца и успел повоевать в составе первой роты.

— Да вот, прилетели с начальником разведки, у него тут совещание, а я за компанию напросился. Хочу наших парней повидать, а ты что здесь делаешь?

— К себе в Шахджой лечу. Два дня назад сквозным досмотром прилетел, у командира отпросился и в «ООНовский городок» съездил, ребят проведал.

— Здо́рово! Может, ещё задержишься? Сегодня у кандагарцев заночуем, а завтра по отрядам разлетимся? Хоть нормально пообщаемся.

— Извини, Костя, не смогу. У нас сквозные досмотры не каждый день. Да и обещал я ротному вовремя вернуться. Он и так меня на двое суток от комбата отмазал, сказал ему, что у меня проблемы с животом, в госпитале оставил.

— Ладно, я рад нашей встрече. Рассказывай, какие новости у тебя, у парней наших? Как в Шахджое приняли?

— Нормально. Поставили на должность переводчика отряда, но фактически я всё время в третьей роте у капитана Горошко.

— Горошко? Слышал о нём. У нас его многие знают ещё по его первой ходке в Афган. Он же тогда в ДШБ служил, а как в Союз вернулся, его в спецназ перевели в Марьину Горку. В бригаде служит, наверное, одна треть офицеров спецназа оттуда. Он, говорят, с головой не всегда дружит.

— Не верь. У каждого из нас свои заёбы бывают. У него не больше, чем у других. Правда, я с ним пару раз характерами сошёлся, то есть не сошёлся, — поправил я сам себя и вспомнив, как это произошло, заулыбался.

После моего первого самостоятельного боевого выхода, когда моя группа, возвращаясь в ППД, удачно прошла по минному полю, нас с заставы на грузовом Урале привезли в отряд. Построив группу перед командирской землянкой, я доложил Горошко о возвращении, а затем, отпустив своих разведчиков отдыхать, вместе с ротным отправился докладывать комбату о результатах прошедшего выхода.

Уточнив детали, касающиеся боя с моджахедами, и осмотрев принесённый мною кусок приклада от автомата и окровавленную чалму, меня отпустили.

Сбросив с себя грязную мабуту*, я переоделся в спортивный костюм и захватив мыльно-рыльные принадлежности, пошёл в баню. На территории гарнизона было две бани: для офицеров и солдат.

Мабута* — форма спецназа ГРУ ГШ.

Офицерская баня у нас стояла возле речки Тарнак, прямо на обрыве. Сколоченная из подручных материалов, в основном из планок от снарядных ящиков, она являлась настоящим шедевром военного времени. Не знаю, где нашли таких специалистов, но каждая дощечка была отшлифована и тщательно подогнана друг к другу, ровненько и аккуратно. Внутри небольшой предбанник, затем вместительная комната, в которой по центру был выкопан бассейн, а возле стены стоял стол с лавками человек на пятнадцать и, конечно, парная с полками и железной печкой, обложенной жаростойкими камнями, чтобы подливать на них воду.

Блаженно попарившись и помывшись, я в предвкушении положенных мне после боевого выхода двух суток отдыха, закинул полотенце на плечо и неторопливо пошёл в сторону своей землянки. Уже на подходе к расположению третьей роты я услышал громкий командирский рык:

— Обезьяны! Макаки долбаные! Сколько можно вас приучать к порядку! Развели в землянках срач! Старшина, блядь, откуда вши взялись⁉

Дальше шёл сложно переводимый десятиэтажный русский мат, и я даже заслушался, проходя мимо стоящей по стойке смирно роты.

Случайно повернув свою голову в мою сторону, Горошко узрел меня, прогулочным шагом идущего вдоль крайней шеренги солдат.

От вида этой картины его перемкнуло, и вместо понятных слов в мою сторону выплеснулся невнятный и нецензурный поток слов:

— Лейтенант! Сука! Блядь! Не понял! В строй!

На что получил от меня вполне закономерный и спокойный ответ:

— А не пошёл бы ты на х. й.

Пока ротный, хватая, как рыба открытым ртом воздух, пытался найти ответ на мою эскападу, я скрылся в глубине своего временного жилища.

Повесив на вешалку полотенце, набрал в чайник воды и поставил на электроплитку, собираясь попить после бани чаю, когда в двери постучали и в дверном проходе появилась голова дневального солдата.

— Товарищ лейтенант, Вас ротный к себе вызывает.

Покопавшись в памяти, я вспомнил фамилию бойца.

— Ребежа, передай капитану, что у меня законный отдых, и если ему надо, то пусть сам придёт.

Онемев от моей наглости, солдат застыл на месте, но услышав от меня команду «Бегом!» выскочил из землянки, чтобы через две минуты снова появиться в ней.

— Товарищ лейтенант, командир сказал, что требует, чтобы Вы пришли.

— А ты передай: командиру надо, пусть сам и приходит!

Ребежа покраснел и проговорил:

— Товарищ лейтенант, Горошко сказал, если я Вас не приведу, то буду рыть окоп отсюда и до утра.

Пришлось отрываться от чаепития и идти к ротному.

Горошко прямо в ботинках полулежал на своей кушетке, сколоченной из тех же досок от снарядных ящиков, из которых была сделана практически вся наша мебель, за исключением солдатских железных кроватей.

— Товарищ капитан, младший лейтенант Соколов по Вашему приказанию прибыл! — доложил я, спокойно глядя на него.

Тяжело подняв на меня взгляд, Горошко пристально посмотрел и спросил:

— Лейтенант, ты почему меня на х. й перед строем послал?

— Товарищ капитан, а называть меня сукой и блядью перед строем разрешается? Мне завтра с этими бойцами в бой идти. И как думаете, будут они подчиняться тому, кого не уважают?

После минутной паузы командир поднялся с кровати и, помедлив, протянул руку:

— Извини, не сдержался.

— И вы меня извините, товарищ капитан, — ответил я.

С тех пор Горошко стал с бо́льшим уважением относиться ко мне, да и рядовые с сержантами тоже.

В отличии от меня, Костю сразу определили на должность переводчика роты 370 ООСпН. Провинции, в которых мы дислоцировались, по большей части были населены пуштунами, которые и входили в состав многочисленных бандформирований, воевавших с советскими войсками. И если переводчиков языка дари (фарси) было много, в том числе за счёт военнослужащих таджиков, у которых язык идентичен, то переводчиков с пушту не хватало. На весь Афганистан в то время нас было не больше двадцати пяти человек, поэтому и ценили за нашу редкость. Особенно это проявлялось в период проведения крупномасштабных войсковых операций, и, судя по тому, что мне рассказал Костя, в ближайшее время у них намечалась такая операция.

По просьбе афганского правительства были спланированы боевые мероприятия, войсковая операция Юг-88 по уничтожению банды муллы Насима, которая, по оперативным агентурным данным, насчитывала около десяти тысяч человек. Именно та операция, в которой в моей прошлой жизни Колпащиков погиб.

— Костя, — я не знал, какими словами заставить Костю поверить в то, что собирался ему рассказать и, хотя много раз думал о том, как его спасти, сейчас мне приходилось на ходу придумывать убедительную историю, — братишка, послушай меня и отнесись серьёзно к тому, что я скажу.

Но сначала ответь, ты веришь в вещие сны?

Костя задумчиво посмотрел на меня и, улыбнувшись своей мягкой улыбкой, сказал:

— С некоторых пор я во многое верю. Сам знаешь, война нас всех изменила. Говори, что видел.

— Я видел, как ты погиб.

— И как это произошло?

— Кишлак Шабан. У вас там будут проводить войсковую операцию Юг-88, и возле этого кишлака ваша группа попадёт в засаду. Тебе осколком ранит ухо, а когда за раненными придёт вертолёт, то он после взлёта упадёт. Все, кто будут в вертолёте, погибнут, и ты тоже.

— Откуда ты знаешь про операцию ЮГ- 88??? Мне только сегодня утром о ней сказали. Это большая тайна. Откуда?..

— Вещий сон, Костя. Мне приснился вещий сон. Да, в том сне ещё был старший лейтенант Польских. Есть у Вас такой?

— Есть. — Видно было, что несмотря на ранее сказанные им слова о том, что война всех меняет, такая информация не хотела укладываться в его голове.

Я собрался было привести какие-нибудь ещё данные из моего «вещего сна», но Костю окликнули.

— Переводчик, — высокий широкоплечий старший лейтенант призывно махнул рукой, — за нами машина пришла.

— Пока, Юра, — протянул Костя мне руку, — увидимся! Если что, можем по ЗАСу* связаться.

— Береги себя, брат! — пожал я её.

— И ты себя!

ЗАС* — Засекречивающая аппаратура связи — комплекс оборудования, предназначенный для секретного, защищенного от перехвата, обмена информацией.

Вертолёты нашего отряда прилетели с небольшим опозданием, и без дозаправки мы взлетели обратно в четырнадцать часов. Стоянка длилась недолго, к вертолётам подвезли какой-то груз в армейских деревянных ящиках, и пока его грузили, я успел доложить ротному о своём прибытии.

Окинув меня внимательным взглядом, Горошко принюхался и спросил:

— Не пил, что ли?

— Пил, — усмехнулся я, — но хорошо закусывал.

— Ладно. Давай на ведомый борт. Там, пока тебя не было, сержант Семикин рулил, бери командование на себя.

— Есть, — кивнул я и пошёл к Ми-8.

Обширная долина, протянувшаяся между двумя хребтами гор, изобиловала большим количеством сухих русел речек, которые наполнялись водой только в сезон выпадения дождей, наступившем в этом году с опозданием. После жаркого лета земля с радостью впитывала в себя всю падающую с неба влагу. И если в Кандагаре, окружённом высокими горами с одной стороны и пустыней Регистан с другой, дождей шло мало и местность была высохшей, то по мере подлёта к Шахджою количество зелёнок* увеличивалось, и речки неслись в полноводных берегах.

Зелёнка* — местность, покрытая различной растительностью: деревьями, кустарниками и т.д.

Вертолеты летели над холмистыми предгорьями, держась немного в стороне от петляющей между сопок дороги с бетонными плитами. Тени от нихскользили по неровной земной поверхности, то отдаляясь, когда под ними были провалы глубоких мандехов, то приближаясь, если приходилось пролетать над вершинами холмов.

Обратная дорога пролегла по новому маршруту в непосредственной близости от горных хребтов, и нам оставалось километров двадцать пять до ППД, когда мы заметили слева от нас под горами большое кочевье.

Основное население Афганистана представляет из себя оседлые племена, но есть и те, кто из века в век мигрируют с севера-востока на юго-запад, с северо-запада на юго-восток и обратно. Весной, как правило, мигрируют в северные провинции, а осенью в южные.

Летом кочевники живут сравнительно мелкими группами, а зимой собираются в более крупные — от пятидесяти до ста семей.

Вот и замеченное нами кочевье представляло из себя разномастные четырёхугольные юрты в количестве не менее семьдесят-восемьдесят штук, расположенных по кругу, в центре которого был устроен загон для скота.

Кочевое население провинций, непосредственно примыкающих к «линии Дюранда»*, называлось убури (т.е. транспограничные), у них не утвердилось прочного представления об их принадлежности к Афганистану или Пакистану, а их миграции игнорировали какие-либо границы и проходили в зависимости от желания старейшин и их традиций.

Линия Дюранда* — практически неразмеченная 2640 -километровая граница между Афганистаном и Пакистаном. Возникла в результате переговоров в 1893 году между афганским эмиром Абдур Рахманом и секретарём индийской колониальной администрации сэром Мортимером Дюрандом. Афганское правительство не признаёт её, потому что она разделила территорию не покорённых окончательно афганских «независимых» пуштунских племён.

Для наших войск кочевники представляли определённую опасность тем, что, свободно перемещаясь между провинциями, они собирали информацию о месторасположении и дислокации шурави и передавали эти сведения моджахедам.

Дело шло к вечеру, и мы бы пролетели мимо, оставив осмотр кочевья на какой-нибудь другой облёт, но неожиданно с небольшой горки, выдающейся вперёд в долину от общего хребта, раздалась пулемётная очередь, направленная в нашу сторону.

— Всем бортам! — Послышалось с ведущего вертолёта, это подал командный голос Горошко. — Летим в ППД. Огонь не открывать!

По прилёту вертушки встали на дозаправку, а Горошко, взяв меня с собой, побежал на ЦБУ. Кроме комбата там был и начальник штаба майор Кочергин.

— Товарищ подполковник, — доложил капитан, — километрах в двадцати от ППД, северо-западнее кишлака Отукза, досмотровая группа была обстреляна со стороны гор. Под горой видели большое кочевье, шатров восемьдесят. Я дал команду дозаправиться. Разрешите вверенными мне силами провести досмотр кочевья?

Командир батальона подошёл к карте провинции, поискал глазами названный кишлак и не найдя его позвал:

— Ярослав Павлович, покажи, откуда по Вам духи стреляли.

Взяв небольшую указку с командирского стола, Горошко подошёл к карте и безошибочно показал горку с которой стрелял пулемёт.

— Вот отсюда. Кочевье чуть левее и ниже горки. Не думаю, что это они, но проверить надо, мы же знаем, что для провозки военного груза духи иногда используют мирные караваны кочевников

— Согласен. Сергей Иванович, — Нечитайло повернулся к начальнику штаба, — готовь распоряжение. А ты, Ярослав, не теряй время, давай на вылет, сейчас рано темнеет.

Расстояние — чуть больше двадцати километров. Скорость, на которой идём над землёй, сто шестьдесят — сто восемьдесят километров в час, восемь минут, и мы на месте.

Не долетая до кочевья километра полтора, вертушки с десантом зависают над землёй и, мы спрыгнули с полутора метров вниз. Растянувшись в длинную цепь подковой, охватили впереди лежащий лагерь кочевников и побежали к нему. Нам надо было не дать опомниться кочевникам и не позволить мужскому населению уйти из ловушки.

Я бежал по правому флангу, стараясь отслеживать своих бойцов и не упускать из виду кочевье. Никто из нас не сомневался в том, что кочевники уже засекли наши вертолёты и высадку десанта. Вопрос состоял в том, скольких из них мы сможем поймать.

Полтора километра много или мало? Когда ты бежишь это расстояние на идеально ровном покрытии стадиона, то даже для средне подготовленного человека это не так чтобы много, но попробуйте с автоматом в руках, боекомплектом в нагруднике и РД за плечами пробежать это расстояние по пересечённой местности. Вверх — вниз, вверх — вниз, перед глазами мелькают края оврага, в который ты спрыгиваешь и из которого ты выскакиваешь. Уже через две минуты бега ты чувствуешь, как твои лёгкие начинают гореть от недостатка кислорода. Это только кажется, что ты бежишь по долине, на самом деле эта долина является ещё одним склоном хребта и находится на высоте тысяча шестьсот метров над уровнем моря.

Взгляд влево: всё нормально, все парни бегут, прикрывая друг друга и выдерживая установленную дистанцию. Взгляд прямо: в кочевье суета, видно, как забегали его жители в испуге, а чего вы хотели, стреляя по вертолётам или позволяя душманам стрелять в шурави. То, что все кочевники так или иначе связаны с моджахедами в Афганистане, знали все. И если сами кочевники на тропу войны выходили редко, то как информаторов, проводников и шпионов их ловили часто.

Мне оставалось метров сто до ближайшего шатра, когда прямо на меня выскочил огромный пастуший пёс породы алабай. Большая прямоугольная голова с мощными челюстями, широкая грудная клетка, развитая мускулатура и его взгляд не обещали мне ничего хорошего. И тогда я прямо на бегу открыл огонь в приготовившуюся прыгнуть собаку.

Я успел заметить, как мои пули вошли в её тело, а затем, не издав ни звука, она прыгнула вправо от меня прямо в глубокий мандех. Подбежав к нему, я ожидал увидеть лежащее на дне тело, но не нашёл даже следов крови.

Времени задумываться над этой странностью не было, и я побежал дальше к крайнему шатру, стоящему на отшибе, над входом которого лежал полог, откинутый вверх. Остановившись сбоку постарался привести в порядок своё сбитое дыхание, а затем осторожно заглянул внутрь.

В юрте никого не было. Видимо, её хозяева уже успели сбежать. Тем временем мои разведчики, разбившись по тройкам, не спеша проводили осмотр шатров, сгоняя всё население к центру кочевья.

Одежда кочевников ничем не отличалась от обычной одежды афганцев. Длинная, до колен, рубаха и плотно подпоясанные кушаком широкие шаровары (камис). Сверху наброшена куртка или халат. На голове тюбетейка, войлочный колпак (пакул) или чалма, на которую идет пять — семь метров ткани. Ну и конечно, чадар или пату, накидка, представляющая из себя отрез шерстяной или хлопчатобумажной ткани два на один метр.

Применение этой накидки настолько универсально, что афганец почти никогда с ней не расстается. Она согревает его в холод и бережёт тело афганца от перегрева в жару, при совершении намаза заменяет молитвенный коврик, а после омовения — полотенце. Обычно накидку носят переброшенной через плечо, но в холодное время ею обматывают голову и шею, утепляют плечи и грудь, а в жару укрываются от палящего солнца.

Главным отличием кочевников от оседлых пуштунов заключается в отсутствии чадры у женщин. Их лица открыты, однако замужнюю женщину легко отличить, потому что после заключения брака на её лицо и тело наносят традиционные татуировки, это касается большинства кочевых племён, но не всех.

В этом племени были приняты татуировки. Женщин было много, а из мужчин одни старики и дети. Оружия тоже не нашли. Перед нашим приходом афганцы успели спрятать всё, только в одном шатре нашли старую винтовку Lee-Enfield (Ли энфилд), передовую разработку англичан 1895 года, оставшуюся здесь со времён третьей англо-афганской войны 1919 года, и нарисованную от руки схему, на которой мы с удивлением сумели разобрать подробное описание нашего гарнизона.

Я разглядывал эту схему, когда к нам подошёл рядовой Мамедов, невысокий сообразительный азербайджанец из весеннего призыва.

— Товарищ капитан, я тут дверь в горе нашёл.

— Что за хрень ты там нашел? –командир был недоволен результатом чистки кочевья и не особо сдерживал свои эмоции.

— Дверь в горе, товарищ капитан.

— Тарджуман, — слегка повернув голову, проговорил Горошко, — сходи, посмотри, что там Мамед раскопал, только быстро, солнце заходит, вертушки ждать не будут.

Свернув бумагу со схемой, я положил её во внутренний карман и пошёл за Мамедовым.

Сразу за кочевьем начиналась крутая горка с ровной, словно срезанной ножом боковой стороной, а в центре среза были устроены настоящие ворота.

Мой язык не поворачивался назвать это дверью. Створки ворот в высоту превышали пять метров, а в ширину позволяли разъехаться двум грузовым автомобилям. Сделанные из какого-то крепкого дерева и обитые медными полосами, позеленевшими от времени, они поражали своей монументальностью.

Крепкая бронзовая ручка удивительно легко поддалась нажатию, и дверь приоткрылась. Меня как магнитом потянуло зайти внутрь, но Мамедов дёрнул за моё плечо:

— Нет. Товарищ лейтенант, не надо. Давайте я сначала гранату туда кину.

— Подожди.

— Дэльта цок шта? Банди раша! Муж ласи бам лару. (Здесь есть кто-нибудь? Выходи! У нас граната.) — крикнул я вглубь открывшейся пещеры.

Подождав пару минут, я кивнул Мамедову, и тот, вырвав чеку, кинул вглубь РГО.

Открыв до конца створки ворот, сначала я, а затем Мамедов зашли внутрь.

В прямоугольном помещении с куполообразным потолком, представшем нашим глазам, ничего не нашлось. Дым от гранаты ещё не рассеялся, но уже на первый взгляд оно было странно пустым, и за исключением рисунков на стенах и потолке, изображающих какое-то древнее сражение, нам бросилась в глаза необычная арка, стоящая возле задней стены, и небольшой постамент, похожий на древний алтарь, справа от неё.

Посмотрев себе под ноги и не заметив ничего похожего на мины, мы с Мамедовым подошли к арке.

Алтарь был ровным, с небольшим рукотворным каналом для стока крови в сторону арки.

На самой же арке, кроме барельефа ничего удивительного не было, только чуть правее центра было четырёхугольное ромбовидное отверстие, и что-то оно мне напоминало.

Моя рация вдруг выдала непонятный шум и треск, потом ещё раз. Протянув её бойцу, я попросил его:

— Мамедов, здесь рация не берёт, выйди наружу и послушай, что скажут.

Мамедов выскочил из пещеры, а я достал чёрный кинжал, который лежал у меня в ранце десантника в специально сшитом для него кармане, и поднёс к отверстию. Даже не вставляя его внутрь, было видно, насколько точно совпадают размеры отверстия с боковыми размерами ножа.

— Товарищ лейтенант, — заскочил Мамедов, и я был вынужден спрятать кинжал, — командир роты орёт, все уже к вертолётам бегут, нас ищут.

Разочарованно посмотрев на арку, я вышел из помещения и вместе с Мамедовым бросился догонять своих…

Глава 6

«Дела Божьего провидения заключаются в непрерывной заботе о Его творениях и в мудром, святом и полновластном управлении всеми их действиями». Вестминстерский краткий катехизис, Q.11.

Уважаемый читатель! Изложенное в данной главе в большинстве своём не является констатацией фактов, а лишь представляет собой спорные умозаключения автора, изложенные в художественно-фантастической форме.

Международный Комитет Красного Креста, МККК, каждое слово этой аббревиатуры несёт в себе высокий и глубокий смысл, овеянный славой человечности и бескорыстности, «гуманитарная организация, осуществляющая свою деятельность во всём мире на основе принципов нейтральности и беспристрастности.»

Его функции, цели, задачи и принципы работы вызывают почти у каждого человека чувство благодарности за спасение сотен и тысяч жизней и защите достоинства людей во всём мире, пострадавших в результате военных конфликтов или других каких-либо насильственных действий.

8 мая 1828 года в семье коммерсанта Жан Жак Дюнана в Женеве родился сын, которого назвали Анри, будущий первый в истории лауреат Нобелевской премии мира. Родители воспитали его в духе сострадания и благочестия и с детства привлекали к оказанию помощи больным и бедным.

Жан Анри получил хорошее экономическое образование и до тридцати лет занимался коммерцией и благотворительной деятельностью.

Говорят, что цепочка случайных событий привела Анри к главному делу его жизни, но в каждой случайности есть своя закономерность. А каждая закономерность — это проявление божественного провидения.

Вот и наш герой, после того, как не смог решить коммерческую проблему в Париже, закономерно попал на битву при Сольферино, состоявшуюся 24 июня 1859 года между австрийской армией вторжения и союзными войсками французов и итальянцев.

Ища поддержки у Наполеона III, Анри поехал в Италию, в Сольферино, где находился император во главе французской армии.

Страшная картина тысяч убитых и раненных так впечатлила Жана Анри, что он забыл о своей проблеме и бросился оказывать помощь несчастным, которые лежали на поле сражения и умирали в страшных мучениях.

Вернувшись домой в Швейцарию, Дюнан написал книгу, которую так и назвал — «Воспоминания о битве при Сольферино». Эта книга стала первым документом будущей благотворительной организации «Общество помощи раненым», на основе которой и был в 1863 году в Женеве создан Международный комитет Красного Креста.

Первый договор, подписанный делегатами из шестнадцати стран, сегодня известен как Женевская конвенция.

Только представьте, что путь от создания общества из пяти человек до подписания международного соглашения правительствами шестнадцати стран был пройден за два года!

Её фундаментальные принципы привлекают многих неравнодушных людей: гуманность, беспристрастность, нейтральность, независимость, добровольность, единство и универсальность.

Но вот такой интересный момент, искренний и бескорыстный Жан Анри Дюнан, избранный секретарём Международного Комитета, спустя всего четыре года был вынужден подать в отставку с этого поста «из-за разногласий с руководством Красного Креста».

И что же явилось этому причиной? Его подвергли резкому осуждению со стороны женевской общественности за бедность, ведь одним из условий членства в МККК был определенный материальный достаток.

Почти тридцать лет Анри пребывал в безысходной нищете. Голодал, не имея денег на еду, скрывал ветхость сюртука с помощью чернил и отбеливал рубашки мелом.

В конце концов, судьба привела его в Хайденский приют, в котором он и провёл свои последние восемнадцать лет жизни. Его детище, Красный Крест, процветал, расширялся, и газетчики вспомнили Дюнана, а с их подачи о нём узнал и весь мир. Многие государства начали отправлять ему материальную помощь и учреждать пенсии, которые Анри почти полностью отправил в МККК.

Жан Анри Дюнан прожил до 1910 году в своей родной Швейцарии и умер в восемьдесят два года.

Интересная страна Швейцария. Она уже более 200 лет не воевала, не входит в Евросоюз, не является членом НАТО и декларирует свой нейтралитет.

В 1815 году по итогам Венского конгресса Парижского мирного договора, который был подписан уполномоченными восьми государств: России, Австрии, Англии, Испании, Португалии, Пруссии, Франции и Швеции, Швейцарии были гарантированы независимость и «вечный нейтралитет».

В течение последующих пяти лет к Венскому трактату присоединились еще тридцать три государства.

Именно тогда решено было сделать альпийское захолустье финансовым центром Европы, чтобы все страны хранили там свои деньги и ценности и были бы заинтересованы в сохранении нейтрального статуса Швейцарии.

С тех пор там велись различные переговоры, туда свозили и хранили своё и награбленное золото многие страны, в том числе Гитлер со своими приближёнными. И сегодня, как и сотни лет назад, главная функция Швейцарии — хранить мировые финансы, ценности и активы.

Поэтому все знают, что Швейцария — это страна банкиров и штаб-квартир многих международных организаций: ООН, ВТО, КЕРН, ВОИС, Международного Комитета Красного Креста, ВОЗ, ОБСЕ и ещё около трёхсот международных организаций.

Помните Библию? «1:1. В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».

Слово и деньги, вот что всегда имело и имеет влияние на умы человечества.

Как там говорится в образном русском выражении: «В тихом омуте черти водятся»?

Международный Комитет Красного Креста это гигантский айсберг, в котором видимой частью является оказание в мирное время гуманитарной помощи и выполнение других миротворческих задач, открыто афишируемых в заявленных постулатах и принципах, прославляемых в средствах массовой информации. Скрытая часть — создаёт плацдарм для военных и захватнических целей. Впрочем, вся история человечества — это небольшие промежутки мира между чередой бесконечных войн.

И истинная миссия Красного Креста заключается в глобальном прикрытии иностранных спецслужб, что особенно стало ясно после окончания Первой мировой войны и создания 5 мая 1919 года по предложению американского банкира Генри Помероя Дэвисона представителями Антанты и её союзников Англии, Франции, Италии, Японии и Америки Лиги обществ Красного Креста (ЛОКК, League of Red Cross Societies, LORCS). В 1991 году она переименована в Международную федерацию обществ Красного Креста и Красного Полумесяца (МФОККиКП) и сегодня координирует деятельность МККК, национальных обществ и Международной Федерации.

Медицина, гуманитарная помощь — всё это действительно имеется в определённом масштабе, необходимом, чтобы служить прикрытием для других, никогда не афишируемых операций тех, кто финансирует и кто управляет Красным Крестом.

Не ищите в рассказе осуждение Красного Креста, пусть каждый сам для себя решит, что представляет собой МФОККиКП: организация, милосердие и гуманность которой помогают выжить миллионам людей, или же инструмент борьбы за сферы влияния и проведения геополитики ведущих стран мира.

Несмотря ни на что, нельзя забывать о десятках и сотнях тысяч человек, абсолютно бескорыстно участвующих в оказании помощи людям, попавшим в беду. Тех волонтёров, кто, не задумываясь, готовы поделиться со своими ближними всем, что у них есть, а самое главное теплом своей души.

И к слову, о нейтралитете и независимости Красного Креста… Когда в Германии к власти пришли нацисты, организационная структура Красного Креста, как и его униформа, были изменены. На эмблемах организации, а также на знаках различия и знаках о квалификации появилась нацистская символика, которая ясно дала понять, кому в Германии принадлежит Красный Крест.

Генрих Харрер прекрасно об этом знал и пересекался с этой организацией ещё в тридцатые годы. Его контакты с Красным Крестом имели корни длиной в полвека.

Ему нужен был Ключ. Он чувствовал, как уходит время, отпущенное судьбой, и торопился не упустить свой шанс исполнить волю фюрера.

Сегодня у него была назначена встреча с президентом немецкого Красного Креста, его Светлостью принцем Бото из Сайн-Витгенштейн-Хоэнштайна, который стал членом Немецкого Красного Креста (DRK) в далёком 1944 году.

Его Светлость принц Бото из Сайн-Витгенштейн-Хоэнштайна, статный черноволосый мужчина, прекрасно выглядел для своих шестидесяти лет. Их знакомство произошло ещё в 1953 году, когда вышла в свет книга Харрера «Семь лет в Тибете».

Красивые роговые очки придавали ему профессорский вид, который несколько сглаживала обаятельная улыбка на губах.

— Будете чай или кофе? — обратился он к Генриху после стандартных приветствий и предложению разместиться в креслах за журнальным столиком.

— Не откажусь от чашечки кофе.

— Эмма, — позвал своего секретаря принц Бото, — принеси нам две чашки кофе.

И, повернув голову к своему гостю, вежливо спросил:

— Чем обязан Вашему вниманию?

— Не буду тянуть кота за хвост (на немецком это прозвучало auf Zeit spielen — играть во вре́мя). Мне нужно попасть в Афганистан.

— В Афганистан…- повторил задумчиво Его Светлость. — Простите за бестактность, зачем Вам туда?

— У меня есть там одно неотложное дело конфиденциального характера. Простите и вы меня, но я могу сказать только, что это касается одного советского военного, находящегося сейчас на территории этого государства.

— Военнопленного? Хотя, извините, неправильно выразился, — усмехнулся президент немецкого КК. — Русские не признают, что ведут войну в Афганистане. Они утверждают, что это локальный конфликт. Он связан с исполнением «интернационального долга» по просьбе афганского правительства. Все попавшие в плен, по их мнению, удерживаются незаконными бандформированиями. В этой связи Женевская конвенция не распространяется на советских военнослужащих. Наш Красный Крест сталкивается с проблемой вызволения их из тюрем моджахедов.

— Нет-нет, Вы не поняли, этот русский не пленный. Он служит в одном из спецподразделений. У него есть одна вещь, которая ему не принадлежит. Мне нужно забрать её.

— Как интересно. Я знаю о Ваших контактах с МИ-6, — внезапно проговорил принц, пристально глядя на Генриха. — Это их инициатива?

— Нет, — не став отрицать свою связь с английской разведкой, ответил Харрер. — Это моя личная просьба. В случае помощи с Вашей стороны, я всегда буду рад оказать Вам ответную услугу, — пообещал он.

Немного помолчав, Его Светлость нажал на кнопку, вызывая секретаря.

— Эмма, свяжитесь с Андреасом Рихтером, пусть он меня наберёт.

Андреас Рихтер в Немецком Красном Кресте отвечал за Средний Восток.

Приняв поручение от своего президента, он встретился с Генрихом Харрером и дал ему контакты своего человека в Кветте.

На следующий день Харрер вылетел из Берлина в Кветту. Сказывался возраст и перелёт ему дался нелегко, заняв больше восемнадцати часов с двумя пересадками: в Стокгольме и столице Катара Дохе. Ещё и разница во времени плюс четыре часа. В итоге он приземлился в международном аэропорту города Кветты, столице провинции Белуджистан, почти через сутки.

На выходе он увидел невысокого крепкого мужчину с аккуратной бородой в традиционной пуштунской одежде с плакатом в руках с надписью: «Генрих».

Это и был представитель немецкого Красного Креста Усман Хан.

— Добрый день, я Генрих, — представился Харрер и услышал ответ на неплохом немецком языке.

— Добрый день, герр Генрих, меня зовут Усман. Давайте Ваш багаж.

Забрав небольшой кожаный саквояж, Усман ловко лавируя в толпе встречающих, провожающих, улетающих и прилетевших, провёл Харрера на стоянку автомашин. Здесь их ждал белый джип с эмблемами Красного Креста.

— Герр Генрих, меня проинформировали о цели Вашего визита. Ближайший караван пойдёт в Афганистан через день. В Кветте живут белуджи и пуштуны. Нам нужно подобрать Вам пуштунскую одежду и обувь. Мне сказали, что Вы не первый раз в Пакистане?

Увидев утвердительный кивок, Усман продолжил:

— Значит наши обычаи и традиции Вам знакомы. Не буду на них останавливаться. Вам понадобится оружие?

— Да. Лучше, если это будет пистолет.

— Хорошо. Вы получите его, но только после того, как караван пересечёт территорию, контролируемую пограничниками.

Город Кветта.

Усман родился и вырос в Кветте, название которого произошло от слова «куватта», что означает форт и отлично знал свой город.

Вместе они проехались по небольшим местным магазинам и купили Харреру необходимую тёплую одежду. Заканчивался январь, который в этих местах считался одним из самых холодных месяцев года. Температура опустилась ниже — 10 градусов Цельсии и улицы города опустели. Местные жители предпочитали отсиживаться дома в ожидании потепления.

Времени, чтобы посмотреть достопримечательности города, у Генриха не оставалось. И всё же он заметил своеобразную красоту этого места, окружённого со всех сторон холмами и горными вершинами. Неповторимый восточный колорит города, обусловленный разноязыкой шумной речью, разнообразием традиционных одежд белуджей, пуштунов, патанов (гуджаратские пуштуны, говорящие на гуджарати и урду/хинди) и брагуи впечатлил его.

Они проехались по широким тенистым бульварам. Усман показал ему множество образцов колониальной архитектуры, оставшихся от былого владычества Британской империи и прекрасные ландшафты окружающих районов.

На обратном пути он заснул в машине и проснулся только, когда Усман привёз его в небольшой отель. Двухэтажное здание, оставшееся от англичан, чудом уцелело после страшного землетрясения 1935 года, которое унесло почти сто тысяч жизней и практически сравняло город с землей.

Следующий день Харрер посвятил отдыху и подготовке к тяжёлой дороге по диким тропам через горные перевалы в Афганистан.

Слово караван کاروان[кар(э)ван] из персидского языка. Караваны, шедшие из Пакистана в Афганистан, были разные. В основном водили вьючных животных, таких как лошади, мулы, ослы или верблюды. В отдельных караванах количество таких животных могло достигать нескольких десятков, а то и больше.

Тот караван, который увидел Генрих, порадовал его. Три ещё крепких джипа, две грузовые Тойоты и Симург, два небольших колёсных трактора с прицепами и грузовой автомобиль, разукрашенный восточными надписями, старыми коврами и всевозможными безделушками в виде подвесок.

Афганский грузовик. Бурубухайка.

Сопровождение каравана состояло из пятнадцати крепких афганцев с автоматами, к которым присоединились Генрих Харрер, Усман Хан и ещё два молчаливых европейца, хранивших инкогнито.

Прицепы и автомобили были под завязку забиты грузом тщательно укрытым брезентом.

Прошло два дня прежде, чем Харреру удалось выяснить, что они везут оружие, боеприпасы, мины, различное снаряжение и медикаменты для оппозиции, окопавшейся в укреплённых районах как раз той самой провинции, в которой по его информации служил переводчиком младший лейтенант Соколов. Два европейца оказались из французского иностранного легиона. Их миссия заключалась в создании тренировочного лагеря моджахедов в глубине территории Афганистана и подготовке специалистов к минной войне с русскими.

Вышло это случайно, когда они, проходя серпантином горной дороги нарвались на пикет одной из местных банд. Командир этой банды по имени Азмарай наотрез отказался пропускать их без осмотра груза, а увидев, какое богатство везут мимо него, потребовал поделиться. Пришлось отдать ему пять автоматов АК-47, несколько цинков с патронами и ящик гранат. На вопрос дотошного Азмарая и было вскрыто инкогнито французов.

Дорога длинной в пятьсот километров, которая в мирное время была бы ими пройдена за восемь часов, заняла у них пять суток. И только в первых числах февраля они въехали в провинцию Забуль. Продвигаясь от кишлака к кишлаку им приходилось прятаться от назойливых войск шурави, которые держали под плотным контролем долину, протянувшуюся от Кандагара до Газни.

Днём караван прятался во дворах афганских дувалов, под навесами, чтобы не дать себя засечь с барражирующих на небольшой высоте советских вертолётов. Ночью приходили проводники и вели их машины к следующему кишлаку. И весь этот путь настолько утомил Генриха, что он с огромным облегчением воспринял известие о последнем оставшемся тридцати километровом ночном переходе.

В эту ночь пошёл снег, а затем ударил мороз. Погода стояла такая, о которой говорят, что хороший хозяин и собаку не выгонит. Первым пошёл один из джипов, Тойота с французскими советниками. За ними выдвинулся Симург с установленным в кузове на треноге пулемётом ДШК, там же сидело сопровождение из трёх афганцев, которые на особо опасных участках спрыгивали из машины и шли впереди каравана пешком, внимательно осматривая местность. Генрих, оперевшись на свой саквояж, ехал в Симурге, а Усман в следующей за ним Тойоте.

Затем шли два трактора и последней машиной ехал грузовик.

У афганцев были рации, с помощью которых они переговаривались, сообщая о безопасности дороги.

Караван проехал половину пути, когда вдруг выяснилось, что джип с французами свернул куда-то в сторону, и они сообщили по рации, что поедут по другой дороге.

Начинался, как им сообщили проводники, опасный участок: должны были пересечь бетонную дорогу Кандагар — Кабул. Здесь их могли обнаружить русские, про которых разведка моджахедов донесла, что они на шести боевых машинах сначала были в Мукуре, а сейчас встали километрах в пятнадцати от каравана в кишлаке Гилан.

Бетонку пересекли без проблем. Снег постепенно прекратил идти, и настроение у Генриха начало улучшаться в предвкушении окончания его пути и прибытии в место нормально отдыха. У моджахедов с помощью советников в горах был построен крепкий укрепрайон, где размещался французский госпиталь с врачами и медсёстрами. Не зря они везли в грузовом автомобиле кроме мин для миномётов ещё и больше тонны медикаментов.

Дозорная тройка прошла вперёд и передала, что всё спокойно. За ними двинулся Симург, затем Тойота, в которой рядом с водителем афганцем разговаривали Усман и Генрих, два трактора и грузовик.

Перейдя бетонку, они остановились, ожидая сообщения от дозора. Харрер, оставив свои вещи в машине, поддавшись инстинкту, пересел в Тойоту.

Усман рассказывал, что ему уже приходилось бывать в укрепрайоне с названием Аргандаб, когда внезапно ночь возбудилась автоматным огнём.

Яркие пули трассеров полетели в Симург.

Тут же с десяток автоматных стволов заработали, заливая смертельным огнём кабины машин, а в небе вспыхнула яркая звезда осветительной ракеты, медленно спускающейся на парашюте и освещающей всё окружающее пространство.

Генрих увидел, как в кузове переднего джипа упал убитый пулемётчик, а сама машина неуправляемо съехала в кювет. Должно быть, пули достали и её водителя.

На него вдруг выплеснулась кровь и что-то похожее на мозги. Водитель их машины завалился лицом на руль, но машина продолжала движение.

Каким-то чудом Усман извернулся, открывая водительскую дверь и выталкивая с кресла убитого афганца. Прыгнув за руль джипа, он объехал завалившийся Симург, резко выжал газ, а сзади них вдруг всё озарило яркой вспышкой и машину толкнуло ударной волной с такой силой, что она полетела вперёд, оторвавшись от земли…

Часть 2 Я Глава 7

Январь 1988-го, Афганистан, провинция Забуль

На ЦБУ шли жаркие споры.

— На хрена козе баян? — капитан Горошко упорно стоял на своём, не желая брать с собой группу старшего лейтенанта Антонова из первой роты.

— Товарищ командир, разрешите? — обратился он к высокому черноусому подполковнику, внимательно разглядывающему карту зоны ответственности своего отряда, на которой был начерчен замысел боевых действий третьей роты в рамках захвата возможного каравана моджахедов.

— Говори, капитан, — подполковник Нечитайло оторвался от карты зоны ответственности своего отряда и посмотрел на Горошко.

— У меня своих разведчиков хватает, мы этот караван порвём, как тузик грелку!

— У тебя, Горошко, молодых много. Дембеля ушли, старшего призыва с опытом сколько осталось? Человек двадцать?

— Двадцать три, — сбавил тон капитан.

— Вот видишь, и с кем ты на войну идти собрался? Молодых ещё обкатать надо. Так что Антонов с тобой идёт.

— Товарищ подполковник…

— Хорош спорить, — хлопнул по карте Нечитайло, обрывая командира третьей роты. — В целом твой замысел одобряю. Вертушками выбрасываешь группу Болотникова, а через три дня выходишь с бронегруппой до города Мукур, налаживаешь взаимодействие с нашими советниками и «зелёными», затем оттягиваешься назад до кишлака Гилан и там создаёшь базу. Контролируешь проходы на кишлаки Чароли и Урузган. Если караван сразу не пойдёт, снимешь Болотникова и отправишь в поиск группу Антонова. Главная задача не дать духам провести свой грёбанный караван в укрепрайон Аргандаб. Начштаба, готовь боевой приказ и занеси информацию в журнал отданных распоряжений.

— Занесу, товарищ подполковник, — невысокий майор с пробивающейся на висках сединой сделал нужные пометки в записной книжке.

Рано утром следующего дня под видом облёта вертушки проскочили район Шахджоя и, не долетев до Гилана, совершили хитрый манёвр в районе большого мандеха (оврага), который по своим размерам тянул на хороший каньон, и зависнув метрах в полутора над землёй, десантировали бойцов старшего лейтенанта Болотникова.

Все действия разведчиков были отработаны до автоматизма ещё раньше. До вечера, выставив охранение, группа просидела в мандехе, а затем выдвинулась к месту предполагаемой засады. Опытный офицер, Болотников всегда заранее изучал место ведения боевых действий, да и к тому же он уже неплохо знал эту местность по своим предыдущим выходам.

Пока разведчики искали караван, в отряде полным ходом шла подготовка к выходу бронегруппы.

Готовилась техника, вооружение, снаряжение и боеприпасы. Офицеры рассчитывали количество продовольствия и воды, которые надо было брать на весь личный состав. Работы хватало.

Из восьми офицеров роты Горошко решил взять с собой четверых: переводчика, т.е. меня, лейтенанта Шального, командира четвёртой группы, заместителя роты по политической части Гитаулина и капитана Борового, зампотеха роты.

И вот наступил день боевого выхода. Выстроились в колонну. Первыми идут два БТР-80, за ними КШМ, затем БМП, Шилка и снова БТР-80. Прозвучало «К машинам!», «По местам!», «Заводи!» и, наконец, по команде «Марш» мы двинулись на выезд из пункта постоянной дислокации.

Я сидел на крайнем бронетранспортёре, замыкая колонну. На мне был одет шлемофон, и я дублировал команды капитана роты Горошко, который проигнорировал командно-штабную машину и занял место на БТР-80, идущем вторым.

В последний момент ко мне на броню подсадили замполита отряда майора Слобожанова, невысокого лысеющего блондина с розовыми пухлыми щёчками и бегающими от испуга глазами. В батальоне майор служил уже полгода, но это был его первый выход за территорию отряда, и это было заметно потому, как он напряжённо сжимал руками автомат и нервно водил стволом из стороны в сторону.

— Товарищ майор, — не выдержал я, — вы бы не могли не направлять ствол в мою сторону. Не дай Бог, палец на спусковом крючке дрогнет.

— А, да, конечно, — замполит отвернул автомат от меня.

— Здесь километров на пять ещё можно несильно напрягаться, — попробовал успокоить его я, — духи не часто рискуют подходить так близко к отряду.

Слобожанов успокоился, но когда мы выехали на бетонку, главную кольцевую магистраль Герат — Шинданд — Кандагар — Газни — Кабул — Пули-Хумри — Мазари-Шариф, протянувшуюся через большинство провинций Афганистана, и, выдерживая дистанцию, двинули в сторону города Мукур, я бросил взгляд на майора и увидел, как побледнело его лицо при виде сожжённой техники, стоящей вдоль нашего пути.

Двигаясь со скоростью сорок километров в час, мы спокойно проехали через кишлак Шахджой и уже через полтора часа были в Мукуре. Только один раз за всё время пути я напрягся, когда услышал «фьють» просвистевшей возле меня одиночной пули. И поскольку продолжения не последовало, я решил не открывать ответный огонь, да и из-за одиночного выстрела, остановившего колонну, ничего кроме мата мне ждать от Горошко было нельзя.

Мукур по меркам Афганистана был не маленьким городком и являлся центром одноименного района на юго-западе провинции Газни.

Весной он утопал в зелени, но летом она выгорала от палящего солнца, и к осени только отдельные участки, имеющие доступ к воде, оставались такими.

Вездесущую детвору не пугала проезжающая мимо боевая техника, и они стояли вдоль дороги, выпрашивая какое-нибудь угощение и крича в след машинам:

— Шурави, бакшиш!

И наши бойцы бросали им еду из своих сухих пайков.

Афганская детвора у обочины дороги.

На окраине города капитан Горошко остановил колонну и приказал оборудовать временную стоянку. Пока мы оборудовали позиции, к нам из отряда прилетели сквозным досмотром вертолёты и, забрав замполита, улетели обратно. Как я узнал позже, за «подвиг», который замполит совершил, проехавшись в нашей колонне, он был представлен к ордену Красная звезда…

Выставив охранение, ротный захватил меня с Антоновым и направился в штаб 7-я пехотной дивизии афганской армии, который располагался здесь.

При штабе были наши советские советники (мушаверы), и неожиданно для себя я встретил своего однокурсника Сашку Коршунова, того парнишку, которого я опекал в институте от особо надоедливых сокурсников. Саша получил направления в десятое управление и оттуда попал переводчиком к мушаверам.

Не вдаваясь в подробности, Горошко поставил в известность командование афганцев о проводимой нами операции и согласовал наше взаимодействие на случай обострения ситуации, а потом нас пригласили на дружеское застолье, которое закончилось глубокой ночью.

Сашка предложил мне переночевать в его доме, и, спросив разрешение у ротного, я воспользовался гостеприимством своего товарища.

Комнатка была совсем крохотной, метра два шириной и два с половиной длиной. Маленькая форточка заменяла окно и располагалась почти под самым потолком. Из мебели стоял грубо сколоченный из досок стол, разместившийся под форточкой, на котором стоял здоровенный японский двухкассетный магнитофон Sharp, а у противоположной стены был топчан, заправленный верблюжьим одеялом. Вместо табуреток использовались те же артиллерийские ящики из которых был сколочен стол.

— Рассказывай, — Саша, худощавый светловолосый парнишка одного роста со мной, странно смотрелся в афганской форме, которая мешком висела на нём. Зато глаза его неожиданно повзрослели. Из них исчезла вечная Сашкина любознательность и появилась настороженность, напряжённость, свойственная людям на войне. Он налил мне настоящий шотландский виски, и, подняв стаканы, мы с ним чокнулись и выпили за встречу.

— Как видишь, попал в спецназ. Немного перевожу, но в основном хожу по горам и сижу в засадах. Из наших у нас в отряде ещё Костя Стрелов и Серёга Голубицкий. Они, как и я, в отряде находятся редко, постоянно на выходах. Ты как?

— Достало всё. Не знаешь, чего ждать от этих зелёных. Сегодня они тебе улыбаются, а завтра глотку перережут! Сплю одним глазом. Афганцев по кишлакам набрали силком в армию, так каждый день одного-двух недосчитываемся. Дезертируют. Не хотят воевать. Тем более что почти у всех родственники в моджахедах. Я себя спокойно только на боевых чувствую, там хоть меньше шансов, что из-за угла кинжал воткнут. Правда, денег нам побольше платят, чем вам. У тебя сколько зарплата?

— Я, как мамлей, триста семнадцать чеков получаю, ну и в Союзе на книжку каждый месяц двести пятьдесят рублей начисляют.

— О, как! Нет, брат, за такие деньги воевать стрёмно! Мне в десятке (десятое управление Министерства обороны СССР, по которому проходили советники), каждый месяц по тысяче семьсот чеков отгружают, плюс те же двести пятьдесят рэ.

Постепенно наш разговор перешёл на то, как странно чувствовать себя в стране с практически феодальным строем.

— Знаешь, Юр, давно хотел сказать тебе спасибо, что помогал мне, когда разные уроды пытались издеваться надо мной. Не знаю, выдержал ли бы я без твоей поддержки… Ты для меня как старший брат! — проговорив эту фразу, Коршунов порывисто встал и, сделав шаг вперёд, пожал мне руку. Вернувшись на свой табурет, продолжил:

— Я с детства мечтал побывать в Афганистане. О нём, его мифах, легендах и истории рассказывал мне мой дедушка Максимилиан. В нашей семье все называли его Максимом. Ты же знаешь, многие шептались о моём «блате». Так вот, мой дед — немец, он состоял в Интернационале* и начиная с двадцатых годов работал на Советскую разведку, а после войны со своей семьёй, моей бабушкой и моей мамой, переехал в Москву.

(Интернационал* — международная организация рабочего класса, созданная 28 сентября 1864 года в Лондоне. Всего было три интернационала. В данном случае речь идёт о третьем, коммунистическом интернационале (Коминтерне), созданным по инициативе В. И. Ленина и просуществовавшим с марта 1919 года по май 1943 года).

В начале двадцатых годов он по заданию советского правительства вступил в нацистскую партию НСДРП. Был близок ко многим главарям Третьего рейха и имел звание ортсгруппенляйтера. Звание не самое высокое, но дед Максим стоял у истоков создания партии и поэтому пользовался уважением даже рейхсминистра пропаганды Йозефа Геббельса. Правительство СССР и самого Сталина очень интересовали такие германские оккультные общества, как Туле и Анненербе. Мой дед собрал о них всю возможную информацию и передал в наш Центр. Ты когда-нибудь слышал об этих обществах?

Слышал ли я о Туле и Анненербе⁇ Тогда, в прошлой жизни, мы тоже встречались с Коршуновым здесь, в Мукуре, вот только почему-то разговора такого не было…

— Да, Саша, я слышал о них.

— Ого! — воскликнул Сашка, удивлённо глядя на меня, — Не ожидал! О них вообще мало кто слышал и знает.

«Ну, это сейчас, в восьмидесятые, когда вся информация об этом закрыта для общего доступа, о них известно узкому кругу лиц, а вот в девяностые и двухтысячные правда и ложь о Туле и Анненербе рекой польётся», — подумал я, но ничего не стал говорить вслух.

— Мне дедушка об этих организациях много чего рассказывал. Ты знаешь, он был в дружеских отношениях с первым руководителем Анненербе Германом Виртом и хорошо знал одного из его активных членов, австрийского альпиниста Генриха Харрера.

— Кого? — имя Харрера прозвучало настолько неожиданно, что я даже вздрогнул.

— Генриха Харрера. Ты что-то знаешь о нём?

— Да, знаю. — Я немного растянул паузу, чтобы не выдать своего волнения и сообразить, что я могу сказать своему товарищу о своих знаниях, пришедших со мной из будущего, — я читал его книгу.

— Ты читал его книгу? Но ведь её у нас не печатали!

— Она была на английском. Пришлось повозиться со словарём, — усмехнулся я, — неплохая книга о его жизни в плену у англичан, о побеге и приключениях, которые ему пришлось пережить с товарищами по пути в Тибет.

— Нуда. Дедушка тоже читал мне её, только на немецком. И знаешь, он сказал мне, что свою книгу Харрер написал с целью обмануть англичан и весь мир, чтобы никто не узнал настоящую правду о его экспедиции, — он остановился и потянулся к бутылке воды, стоящей на столе.

— И в чём же заключалась эта правда?

— Нацисты хотели найти Шамбалу. И Харрер нашёл её. Только не на Тибете, а здесь, в Афганистане, в самом древнем городе мира, который называют «Матерью городов», и этот город называется Балх. У него есть ещё одно сакральное имя «Поднятая свеча» — «Шамс-и Бала». Не правда ли, созвучно с Шамабалой? Харрер считал, что в Афганистане существует загадочная субстанция, которая проявляется совершенно неожиданно, чтобы оказать свое влияние на мировую историю. И мой дедушка думал, что он нашёл эту субстанцию, только Третий рейх к тому времени рухнул, и Харреру некуда стало возвращаться. Правда, интересная история?

Не знаю, что развязало мне язык, то ли откровенные разговоры Сашки на тему, которая мучила меня уже больше года после моего попадания в прошлое, то ли выпитый виски, но я вдруг начал говорить…

Я рассказал ему всё о себе и о чёрном кинжале, о своём попадании из будущего и о знаках судьбы, которые постоянно подталкивают меня в направлении чего-то неизвестного, но, наверное, очень важного, если уж высшие силы вернули меня назад.

Сашка поверил мне.

Про дверь и пещеру в горе я ему тоже рассказал, и это поразило его не меньше, чем моё попадание в прошлое.

Раскрыв рот, он задавал мне вопросы о ближайшем будущем, о моих планах, собираюсь ли я ещё исследовать загадочную арку, и на какие-то я даже ответил до того, как мы допили бутылку виски и решили выйти отлить перед сном. Поднявшись из-за стола, я по привычке захватил автомат, на что Сашка хохотнул, но тоже вытащил из кобуры пистолет Макарова.

Пока Сашка доставал оружие, я открыл дверь в прихожую и вдруг почувствовал, как мурашки побежали по моему телу, а в лицо дыхнуло смертельным холодом. Резко присев и даже не раздумывая, передёрнул затвор автомата, и в этот момент над моей головой просвистела пуля, пробившая дверь с той стороны и в миллиметрах разминувшись с Сашкиным телом, вошла в дверной откос.

Нажав на спусковой крючок, я в ответ прошил входную дверь очередью, а потом, не давая врагу опомниться, распахнул её наружу.

Убитый моджахед завалился назад прямо на живого врага, не позволив ему выстрелить в ответ, и это спасло меня. Очередной очередью я прострелил ноги второго афганца, и пока он, раскинув руки, падал на землю, я подскочил к нему и ударил прикладом автомата в голову. Затем, оглядевшись по сторонам и не увидев опасности, перевернул застонавшего духа на живот, крикнул Сашке, чтобы он принёс верёвку и связал врагу руки.

Через десять минут, перевязав пленному ноги, мы, с помощью местных сарбозов (солдат правительственной армии) перенесли его в допросную комнату, где, вколов ему обезболивающий Промедол, допросили врага.

По его несвязным словам, мы смогли понять, что с помощью предателей из афганских солдат, два моджахеда проникли на территорию штаба и хотели захватить кого-нибудь из шурави в плен. Они посчитали, что легко смогут справиться с двумя переводчиками, и только случайность помешала осуществлению их плана.

— Тарджуман, ты даёшь! — капитан Горошко уважительно посмотрел на меня и протянул руку, — ловко справился с душками. Я как выстрелы услышал, подумал: всё, хана переводчику, а ты молодцом, не растерялся. Давай пять!

На следующий день, толком не выспавшись, я попрощался с Коршуновым, пообещав в ближайшее время постараться суметь приехать к нему и продолжить наш разговор, а затем наша бронегруппа выдвинулась к селению Гилан, которое в отличии от Мукура, было не большим, но зато находилось на пересечении караванных троп душманов, стремящихся прорваться в глубь страны.

Вся местность к юго-западу от Газни была густо снабжена системой подземного водоснабжения — кяризами, «духи» использовали их для скрытного подхода, устройства засад и обстрелов советских войск. В этой части тянулась долина и местность была равнинной, а «зелёнка» подходила вплотную к дороге, это затрудняло обзор, чем моджахеды и пользовались.

Пройдя через Гилан, колонна остановилась возле расстрелянного здания местного царандоя (милиции), стоящего прямо у обочины бетонки, и загнав боевую технику в вырытые капониры, а точнее большие окопы, мы выставили боевое охранение и стали ждать информацию о караване от Болотникова.

Через двое суток его связист передал, что караван из шести машин они нашли, но тот зашёл в небольшой кишлак и затаился. Шли шестые сутки, как разведгруппа Болотникова ушла в поиск, одни сутки назад у них закончилась провизия и была на исходе вода.

В разрушенном здании царандоя, которое сапёры проверили на предмет мин, неплохо сохранилось пару помещений, и капитан Горошко разместил там штаб бронегруппы.

Вызвав к себе старшего лейтенанта Антонова, он передал приказ комбата готовить его разведгруппу к выходу в ночь, чтобы заменить Болотникова.

Болотникова с его людьми подобрали километрах в шести от Гилана, ранним утром выдвинувшись ему навстречу на двух БТРах.

Измождённые, измотанные бойцы разведгруппы чудом оставались на ногах и, на удивление, сохранили боеспособность, контролируя окружающее пространство, даже когда их уже везли к месту стоянки бронегруппы.

Не успели вернуть разведчиков, как наблюдение доложило о трёх афганцах, которых заметили идущими в сторону бетонки по просёлочной дороге из кишлака, расположенного в двух километрах южнее Гилана. Сомнений в том, что это духи, не было, включив свою дальнозоркость, я чётко разглядел стволы автоматов, выглядывающие из-под длинных тёмных накидок.

Подождав, пока они пересекут магистраль и начнут удаляться в сторону гор, дежурная группа под командованием капитана Борового на двух БТРах поехала в их сторону. Шлейф пыли, потянувшийся за машинами, выдал нас раньше времени, и моджахеды резво развернулись и побежали обратно в кишлак. Им оставалось метров пятьсот до селения, когда они поняли, что не успевают и, повернувшись, открыли огонь из автоматов в нашу сторону, а из самой деревни заработал пулемёт ДШК. Пришлось нам спешиваться и, прячась за броню, открывать ответный огонь. БТРы поддержали нас из КПВТ, залив свинцом ближайшие дувалы. ДШК замолчал, а из троих бегущих афганцев один упал убитым. И всё же двоим удалось уйти, прыгнув в встретившийся им кяриз.

Боровой подозвал к себе сержанта Селиванова и рядового Ахметова.

— Селиванов, берёшь Ахметова и подбираетесь к упавшему духу. Надо убедиться, что он мёртв. И заодно трофеи гляньте, может что-то дельное найдёте.

— Слушаюсь, товарищ капитан.

В сторону кишлака вдоль дорожки тянулся неглубокий мандех, вот по нему, пригнувшись, Селиванов с Ахметовым и пошли. Мы прикрывали их, подавляя редкий вражеский огонь из селения.

Двести метров туда, двести обратно, вроде совсем немного, но попробуйте пройти этот маршрут под аккомпанемент вражеского оружия, и вы поймёте, почему Селиванов с Ахметовым полчаса выполняли поставленную задачу.

— Товарищ капитан, душок мёртвый, — доложил сержант, — вот автомат с лифчиком забрали, а под духа я гранату подсунул.

— Молодец, сержант, бумаг никаких не было?

— Нет, товарищ капитан, не было. Я думаю, это головняк, ну, дозор их был. Дорожку смотрели. Только я не понял, они совсем безбашенные что-ли, мы же рядом стоим, неужто не знали?

— Не думаю. Скорее они специально для отвода глаз от основного маршрута пошли, — сделал вывод Боровой, и я мысленно с ним согласился.

Часа через два моджахеды решили утащить своего убитого. Предварительно подкравшись по мандехам к телу, они привязали к ноге верёвку и сдёрнули труп с гранаты.

— Учёные черти, — сплюнул капитан и прицелился в осла, на которого афганцы уже успели положить мёртвое тело.

Как будто что-то почувствовав, осёл шустро зашагал в сторону кишлака. Сами моджахеды из мандеха не высовывались и передвигались, стараясь прикрываться животным.

И когда уже Боровой нащупал в прицел чуть отставшего афганца, рядом прозвучала очередь, от которой осёл упал убитым, а моджахеды решили не испытывать судьбу и рванули в кишлак.

— Кто стрелял⁇ — капитан Боровой посмотрел на бойцов, прятавшихся за БТРом.

Все молчали, пока не раздался голос сержанта Селиванова:

— Чего молчишь, придурок. Команды стрелять не было. Тебя спрашивают: «Кто стрелял?»

И, дав подзатыльник молодому бойцу Семёнову, вытолкнул его к командиру.

Боровой посмотрел на солдата из последнего осеннего призыва и видя его замешательство, усмехнувшись, констатировал:

— Молодец, боец, метко стреляешь. Мы тебя за то, что ты ослу в задницу попал, к ордену представим.

Оставшийся день и вечер прошли спокойно, а вот ближе к полуночи на связь вышел Антонов и передал, что ведёт бой с караваном.

В этот раз в дежурной группе был БТР, БМП и Шилка, на которых мы и проскочили к горам.

Группе Антонова повезло, когда мы забирали бойцов Болотникова, то провели это демонстративно, и наблюдение моджахедов решило, что шурави ушли, поэтому выждав день, их караван пошёл по единственной дороге, которая втягивалась в ущелье и дальше к укрепрайону душманов.

Караван состоял из двух пикапов-джипов Тойота и Симург (производились в Иране и из-за их грузоподъёмности до полутора тонн часто использовались при ведении боевых действий), двух мини тракторов с прицепами и одной бурубухайки (большегрузного автомобиля, предназначенного для перевозки людей и грузов, обычно афганцы украшали его символическими знаками и цитатами из Корана, надеясь, что это убережёт их от злых сил и недоброго глаза). Прицепы и грузовик были под завязку забиты боеприпасами, минами, стрелковым оружием и медикаментами.

Трофейный джип Symorgh.

Трофейный мини трактор.

Местность была пересечённая, с небольшими оврагами и холмами, и разведчики сумели заранее организовать удобные позиции вдоль дороги таким образом, чтобы их секторы обстрела не пересекались с другими тройками спецназа и исключали взаимное поражение при ведении огня.

Ночью пошёл снег, который скрыл все следы пребывания спецназовцев. Хорошо хоть ждать им пришлось недолго. Ударивший небольшой мороз начал уже промораживать пальцы ног и рук, когда дозорные доложили о приближающемся пешем охранении душманов, прошедшем в двух шагах от засады и не заметившем её.

Пройдя метров тридцать вперёд, один из афганцев остановился и, обернувшись, подал троекратный сигнал узким лучом фонарика.

Духовский дозор, переговариваясь между собой, пошёл дальше, а за ними в пределах видимости кралась тройка разведчиков.

Только через двадцать секунд послышался гул работающих двигателей, а ещё через пару минут первый джип, Симург с установленным в кузове пулемётом ДШК, начал втягиваться в коридор засады.

Из-за продолжавшего идти снега видимость была плохой, машины подтянулись друг к другу и шли с дистанцией в пятнадцать-двадцать метров.

Когда все машины втянулись в секторы обстрела, Антонов дал очередь трассерами по первой машине, обозначая приоритетную цель, и тут же со стороны боевых троек на караван обрушился шквальный огонь, а в небо метров на триста взлетела парашютная ракета, зависшая над боем и ярко осветившая весь караван.

В первую очередь были убиты водители машин и пулемётчик за ДШК в первой машине.

Дозор моджахедов был тоже уничтожен. Из двух мини тракторов целым остался только первый, а вот второй пришлось накрыть выстрелом из РПО-А «Шмель», реактивного пехотного огнемёта одноразового применения. От взрыва термобарической реактивной гранаты на месте трактора осталась только небольшая кучка металлолома, всё остальное мгновенно сгорело или было раскидано взрывной волной на огромной территории.

Бурубухайку удалось захватить без повреждений, а вот со вторым джипом вышла неувязка.

Водителю джипа Тойота каким-то чудом удалось объехать пробитый пулями первый джип и, набрав скорость, вырваться из-под огня разведгруппы. Ударная волна, разошедшаяся от взрыва РПО-А, чуть не перевернула машину, догнав её сзади. Подкинутый в воздух джип едва удержался на колёсах, упав на грунтовую дорогу и, получив ускорение, умчался в сторону гор.

Как выяснилось позже, на этом пикапе удалось уйти двум советникам из Западной Германии…

Подошедшая к месту боя дежурная бронегруппа застала только конец событий, когда разведчики уже добивали последних двух врагов из охраны каравана, сумевших продлить свою агонию, скатившись в небольшой овраг.

Один из спецназовцев подполз поближе и, отпустив скобу гранаты Ф1, отсчитал пару секунд и лишь затем швырнул её в душманов. Из-за этой уловки эфка взорвалась сразу же, как только влетела в яму с врагами, нашпиговав их осколками.

Выйдя на связь с капитаном Горошко, доложили ему о захваченном караване.

— Понял. Молодцы. Занимайте круговую оборону и ждите нас.

Всю оставшуюся ночь моджахеды одновременно стреляли со стороны предгорий и ущелья, но поскольку снег продолжал идти, прицельного огня у них не получалось, а разведчики молчали, не раскрывая своих позиций.

Когда наступил рассвет, мы более детально досмотрели захваченные машины и их груз. Они были битком набиты боеприпасами и оружием, а в грузовике, кроме этого, вместилось больше тонны различных медикаментов и бинтов.

Давно у нашего отряда не было такого хорошего результата, и капитан Горошко поспешил доложить в отряд о захваченном караване.

Оставшийся целым мини трактор и джип Тойота оказались на ходу и за их рули посадили своих водителей, а вот бурубухайку пришлось прицепить к одному из БТРов на трос и тянуть.

Часов в девять прилетели вертушки. Дождавшись остальную часть бронегруппы, оставившую позиции под Гиланом, мы выстроились в колонну и уже собирались начать движение к себе домой, в пункт постоянной дислокации, когда меня окликнули. К моему бронетранспортёру подбежал сержант.

— Товарищ лейтенант, ротный приказал все найденные документы Вам отдавать. Мы тут нашли кое-что, — и протянул мне кожаный саквояж.

Оказалось, что один из бойцов, обыскивая Тойоту, обнаружил его на переднем сидении. Кроме небольшой суммы денег там нашлись дневник и документы на имя Генриха Харрера…

Глава 8

Через три дня после захвата каравана.

Надо же было так оплошать…

Хорошее настроение из-за захваченного каравана было испорчено новостью о сбежавших западных советниках. Как выяснилось, мы упустили не только немецких советников, но и двух французских, о которых нам стало известно из общения с местным ХАДом (правительственной службой государственной безопасности Афганистана).

Трофейные машины с оружием и боеприпасами лишь слегка смягчили гнев нашего командования в Кабуле. Целую неделю мы занимались заполнением объяснительных с описанием проведения засадных мероприятий и пояснениями, в результате чего советникам удалось сбежать. Вышестоящее руководство плевать хотело на наши ночные бдения и гонки по пересечённой местности. По их мнению, мы серьёзно облажались.

Подумав, я не стал отдавать дневник Генриха Харрера комбату, считая, что могу прочитать в нём много для себя интересного. Вот только немецкий язык я не знал. Попытавшись найти знатока среди нашего офицерского состава, я понял, что кто-то на небесах решил надо мной подшутить.

В наших военных вузах преподавали различные языки, и немецкий был не самым редким, но вот именно к нам в отряд пришли служить офицеры из разных училищ, изучавшие китайский, английский и фарси. И ни одного с немецким!

И тут я вспомнил о Коршунове. Воспитанный дедом-немцем, Сашка знал немецкий в совершенстве.

— Товарищ капитан, — обратился я к Горошко, — мне нужно в Мукур.

Капитан сидел за столом в своей землянке. Перед ним лежала карта нашей зоны ответственности, которую он и так знал практически наизусть.

— Зачем? — настроение командира из-за упущенных советников было на нуле, а тут я ещё со своими просьбами.

Положив на стол дневник Харрера, раскрыл первую страницу и обратил его внимание на написанный текст:

— Эту толстую тетрадь наши бойцы нашли в найденном на сиденье Тойоты кожаном саквояже. Там же были документы немца, о котором мы думаем как о советнике. Прочитать дневник не получается, у нас в отряде нет никого, кто бы мог читать на немецком языке. Помните, в Мукуре я ночевал у моего однокурсника, переводчика мушаверов? Он в совершенстве знает немецкий. Думаю, мы узнаем много интересного из этих записей.

Тугодумом командир не был, и уже на следующий день утром с облётом меня высадили в Мукуре.

— Тарджуман, у тебя есть сутки. Перевод должен быть чёткий и ясный. Завтра после обед прилечу за тобой, — дал последнее наставление, улетая и расставаясь со мной, Горошко.

Обрадованный Коршунов встретил меня, когда я, сопровождаемый дежурным офицером афганцев, уже подходил к дому советников.

— Привет, Юра! Не ожидал, что ты так быстро ещё раз заскочишь ко мне!

— В прошлый раз не договорили с тобой, да и новая причина появилась, — улыбнулся я в ответ.

— Что за причина?

— Про захваченный нами караван ты уже слышал?

— Позавчера ещё наш старший полкан на утреннем разборе информацию довёл. Сказал, что караван с оружием взяли, но там какие-то иностранные инструкторы сумели сбежать. И, говорят, их четверо было. Точно?

— Да. Два французских советника и двое из Германии. Французы точно спецы, а вот насчёт немцев я сильно сомневаюсь. Давай к тебе зайдём, покажу кое-что.

В комнате у Саши за эти дни ничего не изменилось, только на столе стояли две банки голландского пива.

Присев за стол, я достал из РД дневник.

— Знаешь поговорку: «Вспомнишь чёрта — он и появится»? Так вот, помнишь, мы говорили о Харрере? Он был в караване. И сумел сбежать. Это его записки.

— Да ладно! Это точно?

— Точнее не бывает. Кроме тетради в саквояже, который нашли в машине, документы на имя Генриха Харрера лежали. Пиво открою?

— Бери, конечно! Нам тут с оказией из Кандагара две коробки привезли. Мне несколько банок мушаверы выделили, две остались. Как раз из холодильника достал, когда мне сказали, что ты прилетел.

Поддев кольцо, я услышал, как вспенилось пиво в открытой банке.

С наслаждением хлебнул напиток, чувствуя его прохладное прикосновение к моему нёбу и лёгкую горчинку на вкусовых сосочках языка.

— Хорошо! Пиво последний раз в Союзе пил, в Ташкенте. У них отличный пивной бар есть, Зарафшан называется. Слышал?

— Нет. Мы же в Афган из Москвы летели. Это Вас в 40-ю Армию через Ташкент пропустили. А нам десятка* сразу паспорта и направление в Кабул дала.

Десятка* — 10-е Главное управление Генерального штаба ВС СССР, отвечавшее за международное военное сотрудничество и военно-техническую помощь странам народной демократии и национально-освободительным движениям.

Сделав ещё глоток, открыл дневник.

— Не поверишь, но у нас в отряде не нашлось ни одного знатока немецкого языка. Переведёшь?

Коршунов, полистав тетрадку и пробежавшись глазами по строчкам, начал читать:

'Меня всегда интересовала вода. Всю свою жизнь я посвятил тому, чтобы познать тайны, скрываемые ею. Часто ли мы задумываемся о ней? Об обычной воде, которая окружает нас повсюду, даже в самой жаркой пустыне.

H2O. С точки зрения химии невероятно простая формула! С точки зрения обывателя просто вода. А ученые придумали много названий этой прозрачной жидкости: оксид или гидроксид водорода, оксидан, монооксид дигидрогена, дигидромонооксид и даже гидроксильная кислота.

Бесцветное вещество без вкуса и запаха в зависимости от условий температуры замерзания, плавления и кипения может быть в жидком, парообразном или твердом состоянии. И это благодаря уникальному типу связей внутри молекулы — ни одна другая известная субстанция не может так видоизменяться.

Попробуйте вспомнить, сколько названий воды мы слышали: пресная, солёная, свежая, минеральная, морская, артезианская, питьевая, дождевая, талая, дистиллированная, деионизированная, структурированная, щелочная, кислотная, мёртвая, живая и др.

Обращая внимание на содержание кальция и магния в ее составе, различают мягкую и жесткую воду, а учитывая характер водородного изотопа, она бывает легкая, тяжелая и сверхтяжелая.

Многие думают, что вода закипает и превращается в пар при 100 °C, а замерзает при 0 °C. Но это действительно так, только при условии определенного атмосферного давления — 760 мм рт. ст. Снижая давление, мы понижаем температуру кипения. А вот с уменьшением давления воздуха температура, необходимая для замерзания воды, увеличивается. В горах воздух разряжённый, а значит, и атмосферное давление меньше. Для примера: средняя высота гор Тибета четыре тысячи метров, а значит, вода закипает там при 85 °C! А вот интересно, что дистиллированная вода на такой высоте замерзает при −42˚С! При этом температура закипания остаётся практически такой же, как и у обычной воды.

Вода это основа жизни на Земле. Сегодня мы многое знаем об этой субстанции, кроме самого главного вопроса: откуда она взялась на планете.

Наша планета содержит около 1500 млн. км3 воды. Больше всего её в морях и океанах — 96,4%. Оставшиеся 3,6 % пресная, да не совсем! В ледниках и постоянных снегах приблизительно 2,6 %, а вот пресная вода, пригодная к употреблению человеком, по разным оценкам колеблется от 0,3 до 1 %!

Человеческий эмбрион на 97% состоит из воды, при рождении ее количество снижается до 92%, организм подростка содержит 80% этого вещества, во взрослом возрасте эти показатели составляют 70%, а в пожилом — всего 60%.

Не в этом ли кроется загадка человеческого бессмертия? Не потому ли с годами человек теряет жизненные силы, болеет и, в конце концов, умирает?

Процент снижения воды в теле человека ведёт к потере памяти, чем меньше воды, тем хуже усваивается информация. При резком снижении объёма воды на 5–8 % у человека наблюдаются слуховые и зрительные галлюцинации, нарушается функция глотания, наступает обморок. При потере 10 % воды от массы тела он умирает. Вода жизненно необходима любому человеку и обладает бесконечным потенциалом, дарит жизнь, проявляет материнскую заботу, лечит и очищает. Значение воды для человека настолько велико, что мы уже не представляем своей жизни без этой субстанции. Важнее воды только воздух, без которого жизнь невозможна в принципе. Без воды человек может жить лишь три-четыре дня, а вот без еды способен протянуть почти три месяца.

Питьевая вода прекрасно проводит электричество, а вот дистиллированная является диэлектриком.

Лёд не тонет в воде, потому что плотность воды в жидком состоянии больше, чем в твердом.

Наполните одинаковые сосуды горячей и холодной водой и охладите. Вы увидите, что горячая станет льдом быстрее. Об этом написано в трактатах Аристотеля, Бэкона и Декарта. Великие ученые писали, что при определенных условиях горячая вода может замерзать быстрее. А в наше время это назвали «Эффект Мпембы».

В разном состоянии она по-разному отражает свет. В жидком отражает 5 %, а в виде снега 90 %.

А ещё у неё есть свои особенности, выходящие за пределы законов физики. Известно, что плотность любого вещества зависит от температуры и объема.

С повышением температуры увеличивается объем и снижается плотность. Однако это правило перестает работать с водой, температура которой от 0 до 4 °C, в этом случае с повышением температуры объем, наоборот, уменьшается.

Человеческий организм снабжен сложнейшим механизмом распределения воды. Вода является главным поставщиком питательных веществ, микроэлементов и витаминов клеткам человеческого организма. Она участвует в процессах дыхания, выводит отходы жизнедеятельности человека, регулирует температуру тела и, являясь универсальным растворителем, играет главную роль во всех процессах, проходящих в нашем организме. Например, она активирует работу мозга, ускоряет обменные процессы, прибавляет силу и энергию, регулирует кроветворение и артериальное давление, играет роль смазки для суставов, способствует сокращению мышц.

Мои собственные исследования показали, что вода также является средством против депрессий. После приема теплого душа в организме активизируется выработка окситоцина — гормона, вызывающего расслабление.

Вода настолько вошла в нашу повседневную жизнь, что мы используем её, даже не задумываясь над тем, что представляет из себя этот целебный и живительный источник.

Для нормальной работы всех органов человеку необходимо не менее полутора литра воды в сутки, а без воды человек может прожить лишь несколько дней.

Вода является одним из источников кислорода. Она содержит его атомы и под воздействием ультрафиолета распадается, выделяя этот газ, который необходим каждой клетке нашего организма, потому что это источник энергии для всех процессов, происходящих в нашем организме — обмена веществ, усвоения питательных элементов, обезвреживания и выведения токсинов, работы клеток мозга, сердца, иммунной системы и т.д. Именно он позволяет нам думать, чувствовать, действовать…

Полезной для человека считается только чистая вода без вредных примесей.

Когда я был на Тибете, монахи рассказали мне о некоторых свойствах воды и особенно выделяли талую воду, которая, как я теперь знаю, после оттаивания меняет размер молекул и становится сходной по структуре с протоплазмой (основное вещество клетки животного и растительного организма) человека, поэтому она легко проникает через клеточные оболочки и ускоряет химические реакции в организме.

Талая вода ускоряет обмен веществ, а также укрепляет иммунитет, улучшает пищеварение, повышается работоспособность, активизирует память, улучшает сон и состав крови. Помогает в терапии кожных заболеваний. Все это при условии регулярного употребления.

А самое главное — талая вода помогает в борьбе со старением. Она способствует выведению из организма старых и больных клеток, на замену которым приходят новые.

В процессе таяния в первые минуты в каркасной решетке кристалла ослабляются водородные связи, но они есть и концентрируют вокруг себя ионы кислорода. Именно вначале таяния вода наиболее активна, структурирована. Диэлектрические свойства жидкости восстанавливаются через пятнадцать-двадцать минут, биологическая активность сохраняется двенадцать-шестнадцать часов.

Я знаю точно, что вода имеет память. В Америке и Японии учёные провели интересные эксперименты, которые показали, как она запечатлевает информацию и приобретает новые свойства, меняя структуру.

В одном из недавних путешествий мой путь пересёкся с молодым японским исследователем М. Эмото. Наш разговор зашёл о воде и её свойствах, и увидев его искренний интерес к этому вопросу, я подсказал ему динамику замерзания и таяния кристаллов льда как информационного поля. Насколько я знаю, сейчас он уже проводит с этим многочисленные опыты.

Об одном из них я слышал, что до замерзания вода была на 60 % деструктурированная, то есть не упорядоченная, а после таяния образовалась 100 % структура из кластеров*. За двенадцать часов вода вернулась к первоначальному состоянию.

*От автора: кластер воды — это комплекс из молекул воды, соединённых между собой при помощи водородных связей. В результате такой кластер воды содержит определенные повторяющиеся структуры из молекул воды.

Мы с ним согласились с тем, что вода способна впитывать, хранить и передавать человеческие мысли, эмоции и любую внешнюю информацию.

В наших беседах я рассказал Масару Эмото о чудесах, которые видел на Тибете, о многих феноменальных свойствах воды, но я никогда не говорил ему о Воде Жизни…'

'Мне кажется, что Вода — это стихия астрального мира. И не случайно древние храмы строили на воде: в месте, где наиболее близки грунтовые воды.

Я изучил много разных манускриптов и документов. Моя близость к руководителям Анненербе и Обществу Туле позволила ознакомиться с информацией, собранной специальными экспедициями и имевшей в Третьем Рейхе гриф «Особо секретно».

В моих путешествиях мне встретились фантастические вещи, и среди них Порталы.

Под порталом подразумевается некий проход. Существуют порталы разного качества и вида. Их относят к древней архитектуре, и неудивительно, что большинство из них не работает.

Порталы храмов всегда ведут к воде. Древние храмы стоят в локациях реальных порталов прошлого, о чем и говорят тексты древних. В локациях бывших порталов стоят курганы, дольмены, пирамиды с останками людей.

Я слышал, что одни из них, находятся в Перу и называются Врата Богов. Согласно древним преданиям, эти врата переносят людей в божественный мир. Не знаю, что имеется в виду под этим понятием «Божественный мир», может, переход в тот мир, где живут Боги?

Древние писали про активные зоны порталов по всей Земле, кои образуются при сильных вспышках Солнца в местах слияния рек. Кроме того, в определённом стечении обстоятельств (время суток, астрономическая картина, погодные условия) многие порталы открываются на непродолжительное время спонтанно.

Я же на своём пути встретил другие порталы, представляющие собой проём, соединяющий различные местоположения, разделённые между собой расстоянием.

Портал не является прямым проходом. Это — лишь место нестабильности, сам же проход открывается определённым Ключом в определённое время.

При его включении на поверхности появляется лёгкая рябь, заметная невооружённым взглядом. Меня всегда поражало то, как ещё секунду назад твёрдая каменная поверхность теряла свои межмолекулярные и межатомные связи и вдруг становилась проходимой.

Тибетские монахи, которые показали нам первый портал, затруднились с ответом на вопрос «Кто же создал порталы?», сказав лишь, что, может, когда-нибудь у нас будет возможность задать этот вопрос Великим посвящённым «тем, кто знает».

И всё же главный вопрос, который я обязательно бы им задал в первую очередь, это вопрос о Воде.

Мне не особо симпатична теория Дарвина тем, что мы произошли от обезьян, однако полностью согласен с мыслью о зарождении жизни в «мелком, прогретом солнцем пруду».

Учёные говорят о возникновении жизни из протоклетки — связующего звена между живой и неживой материей, и утверждают, что таких клеток на Земле уже нет.

А если они ошибаются? И сама Вода является такой протоклеткой? Одной большой мыслящей субстанцией, стоящей у истоков появления жизни на нашей планете…'

Глава 9

Операция «Хронос»

— Ещё несколько дней назад я бы очень скептически отнёсся ко всему, что написано в этом дневнике, — отложив тетрадь в сторону, Саша решил немного передохнуть и поделиться со мной своими впечатлениями от прочитанного, — но после нашего последнего разговора у меня в голове полный раздрай…

— Ничего удивительного. В первое время после моего попадания думал, что схожу с ума. И прошло несколько месяцев, прежде чем я принял окружающую действительность, — мои слова несколько успокоили моего друга.

И, помолчав, он продолжил:

— Честно скажу, я после твоего отъезда на следующий день убедил себя, что все наши разговоры и твои откровения были результатом нашей пьянки. А когда ты сегодня прилетел, и мы встретились, то я снова поверил — всё было правдой. Раньше я и рассказы своего деда всегда воспринимал как сказки. Особенно, когда мне исполнилось лет шестнадцать, и дедушка попробовал убедить меня, что поиски Аненербе основывались на реальных документах.

— Знаешь, иногда мне кажется, будто вся моя будущая и уже прошедшая жизнь была только сном. Тем более, что отдельные события не совпадают. Только как объяснить, почему в моём юном теле такая старая душа… — Я с болью вспомнил свою семью, оставшуюся в том будущем, которого, возможно, у меня уже не будет.

— Всё идёт не так. Меня уже пытались убить. И сейчас за мной охотится человек, которому нужна вот эта вещь.

Наклонившись над ранцем десантника, поставленному мною возле стола, я достал чёрный кинжал и, вытащив его из ножен, рукояткой вперёд протянул Сашке.

— Это про него пишет Харрер в своём дневнике и называет Ключом.

— Вот это Ключ? Так значит, им можно открыть портал? И куда, по-твоему, ведёт он?

— Не знаю, но мне кажется, что мы найдём ответ в этих записках. И знаешь, мне больше хочется узнать ответ на вопрос, почему туда так стремится попасть Генрих Харрер.

— Хорошо. Давай продолжим.

'20 января 1986 года.

Просветление, которое пришло ко мне в ходе долгого общения с Далай Ламой, дало мне возможность предвидеть будущее. Несколько раз эта способность помогла спасти мою жизнь. Безусловно, что это ещё и последствия от воздействия на мой организм воды Жизни. В рукоятках кинжалов с заполненными ампулами были встроены тонкие иглы, через которые при определённом нажатии можно было впрыснуть воду Жизни в свой организм, и я уже делал это. Наши учёные так и не смогли до конца понять принцип работы Воды.

В большинстве случаев эксперименты прошли успешно, и подопытные получили ряд необычных качеств, самым объяснимым из которых была регенерация. В двух случаях испытуемые необъяснимо исчезли. После введения им мельчайшей капли они как будто мгновенно испарились из секретной лаборатории, и их следы так и не были обнаружены. Лишь в конце девяностых годов (да-да, девяностых, а точнее в 1999 году!) монахи пояснили мне, что вода Жизни может влиять на отдельного индивидуума путём перемещения его в прошлое. Многие их объяснения сводились к обожествлению Воды и наделению её разумом. По их словам, кинжал становился Ключом только после того, как в рукоятку запаивали ампулу с Водой, которая одушевляла его и наделяла квазижизнью. Клинок как будто приобретал душу, а если его привязывали кровью владельца, то он помогал своему хозяину.

Передать другому человеку кинжал можно, но для этого необходимо согласие человека, владеющего им, и окропление металла кровью нового хозяина. Также Ключ отвязывается в случае смерти своего владельца, но при этом кинжал может на долгое время замолчать и не идти ни с кем на контакт.

Избавиться от него возможно, только использовав в качестве Ключа для Оси мира.

Когда я впервые вставил Ключ и Ось мира начала проворачиваться, меня скрутила сильнейшая боль. Это была моя плата за разрыв духовной связи с кинжалом…

В ночь на 31 декабря 2005 года ко мне пришло знание о смерти. Моей смерти… И это не испугало, а скорее обрадовало меня. Мой жизненный путь был достаточно долог и насыщен такими событиями, что я был благодарен господу и провидению за него. Мне оставалась неделя. Поэтому, наконец, я снова решился использовать воду Жизни и попробовать переместиться назад, но только самостоятельно, без воздействия на Ось мира.

С помощью воды мне можно было переместиться не более чем на двадцать лет. На большее не способен мой возраст. Об этом сказали мне монахи, объяснив, что перемещение каждого человека кратно пяти, но вот конкретная цифра зависит от самого человека и его биополя. Капля драгоценной Воды чудом сохранилась у меня ещё с первого раза в отдельной маленькой пробирке, в которую я её перелил из колбы незаметно от Шеффера.

Тогда же, в декабре 2005 года, мои долгие поиски второго Ключа увенчались успехом. Информацию о нём я получил из надёжного источника, сообщившего, что Ключ засветился в Москве в 1987 году. Ну что ж, я решил переместиться в 1986 год и найти месторасположение Ключа.

Набрав Воду в цилиндр шприца, 7 января 2006 года я ввёл тонкую иглу себе в плечо и, как учили меня монахи, представил свой любимый кабинет в Мюнхене, тут же нажав на рукоятку поршня шприца. Каким образом произошло перемещение, не знаю. Меня просто распылили в одном месте и собрали в другом. Ощущения были не из приятных, но зато с каким восторгом я почувствовал себя моложе на двадцать лет! Это только молодым кажется, что старость одинакова. Когда же тебе вместо девяноста трёх вдруг становится семьдесят три, то даже в таком возрасте у тебя вырастают крылья…

Теперь моё сознание опять наполнилось уверенностью, что я всё делаю правильно. Как только Ключ будет у меня, я снова попробую дать шанс моему фюреру и Третьему рейху победить!'

Ошеломлённые от прочитанного, мы с Сашкой смотрели друг на друга.

— Юра, его надо остановить! — взгляд моего товарища выражал решимость идти до конца. — Нельзя позволить этому фанатику разрушить наш мир!

Я молчал. Да, этот мир был наш. И не важно, что сам я в нём пришелец. Возможно, где-то есть другие, похожие миры, и даже те, в которых нацисты победили, но свой мир мы не отдадим.

У меня была мысль уничтожить кинжал.

Только после откровений Харрера стало понятно, что сделать это не просто: «Избавиться от него можно только использовав в качестве Ключа для Оси мира…». Значит связь между мной и клинком настолько сильная, что я могу погибнуть вместе с ним.

— Читай дальше, — попросил я Коршунова и помедлив он продолжил.

'Мне вдруг захотелось написать правду о истинной цели нашей экспедиции в Гималаи…

«Глубокоуважаемый господин король Гитлер, правитель Германии. Да прибудет с Вами здоровье, радость Покоя и Добродетели! Сейчас вы трудитесь над созданием обширного государства на расовой основе. Поэтому прибывший ныне руководитель немецкой экспедиции сахиб Шеффер не имел никаких трудностей в пути по Тибету… Примите, Ваша Светлость, король Гитлер, наши заверения в дальнейшей дружбе! Написано 18 числа первого тибетского месяца, года Земляного зайца (1939).»

Текст письма, подписанного регентом Далай Ламы Квотухту, врезался в мою память с первого прочтения ещё в том далёком 1939 году.

Шефферу тогда досталось столько почестей и наград, что я не мог не поддаться чувству зависти. Особенно, когда стало известно, какие знания получил Третий Рейх после изучения древних рукописей, переданных монахами Лхаса.

Сегодня принято говорить, что атомная бомба — это детище разных народов. Её отцами называют Оппенгеймера и Курчатова, предавая забвению тот факт, что искусственное расщепление ядра атома урана первыми в 1938 году осуществили немецкие физики Отто Ган и Фриц Штрассман. В апреле 1938 года профессора Гамбургского университета Пауль Хартек и Вильгельм Грот заявили о возможности создания нового оружия применив ядерную цепную реакцию. Благодаря им в сентябре 1939 года фюрер подписал решение о создании программы «Урановый проект».

Тогда же наши учёные начали работу над аппаратами, способными совершать межзвёздные полёты и использующие в качестве топлива энергию эфира…

Бедный Шеффер, ты погиб под Москвой осенью 1941-го… Или ты закончил свои дни, подрабатывая смотрителем естественно-научной экспозиции в земельном музее Ганновера? И умер в Нижней Саксонии в июле 1992 года?

Мир, из которого я уйду через неделю, это мой не использованный шанс возрождения Третьего Рейха…

Начну с того, что я, Генрих Харрер, не из этого мира.

Моя юность была такой, как её описывают мои биографы. Я был чемпионом Австрии по гольфу, любил горнолыжный спорт, а летом 1938 года вместе с Фрицем Каспареком, Андерлем Хекмайром и Людвигом Вергом поднялся по северной стене Эйгера в Бернских Альпах, «Стене Смерти», забравшей жизни многих альпинистов.

В моём мире Вторая мировая война началась 27 октября 1939 года. Наша экспедиция успешно выполнила задание Абвера по сбору информации о Британских войсках и встретилась с регентом Тибета Квотухту, который передал нам манускрипты древних цивилизаций, содержащие бесценные сведения о утерянных технологиях. В знак наивысшего доверия он рассказал нам о Оси мира и провёл нас к Источнику Жизни.

Только я и Шеффер удостоились чести увидеть их. Да, нашу экспедицию возглавил Шеффер. Он уже пользовался доверием тибетцев, и именно поэтому ему лично фюрером было поручено добыть ключи от Оси мира.

Из своей предыдущей экспедиции Шеффер привёз манускрипт с описанием Оси мира и фотографиями гигантской пещеры, в которой на постаменте из неизвестного металла был виден огромный посох с крыльями, обвитый двумя гигантскими змеями. По рассказам Шеффера, этот посох не стоял на месте, а очень медленно двигался вокруг своей оси. Для человеческого глаза это движение было практически не заметно, ведь полный оборот змеи совершали целый год.

Древние манускрипты, полученные Шеффером от Квотухту, содержали невероятные сведения.

Они сразу же были засекречены, и лишь моё участие в новой экспедиции на Тибет, в которой я стал заместителем Шеффера, открыло мне доступ к этим документам.

От высокоразвитых цивилизаций, живших задолго до того, как человечество стало разумным, на Земле остались некоторые совершенно невероятные и сверхтехнологичные вещи.

Ось мира, с помощью которой можно изменить ход самого времени, была одной из таких вещей и более-менее понятной, но вот что из себя представлял источник Жизни, никто точно не знал. В нём словно ниоткуда появлялась жидкость, которая в манускрипте называлась то водой Жизни, то водой Времени. Эта Вода служила своеобразным катализатором для Оси мира и разворота её вспять.

И, конечно, порталы — возможность мгновенного перемещения сквозь время и пространство. Для такого рода транспортных коммуникаций словно не существовало этих двух понятий, потому что проход через портал происходил мгновенно и на огромные расстояния.

Из манускрипта было известно, что в основании Оси есть четырёхугольное отверстие, в которое вставляется ключ.

Ключом же является ритуальный кинжал пирамидальной формы, в рукоять которого должна быть запаяна ампула с водой Жизни.

Чертёж этого ножа Шеффер также сумел получить. По этому чертежу было сделано восемнадцать кинжалов в соответствии с порядковыми номерами букв A и H, инициалов Гитлера — Adolf Hitler.

Нам нужна была вода Жизни, чтобы по команде фюрера с её помощью осуществить поворот Оси мира, а значит, и поворот времени вспять.

Источник Жизни охранялся ещё строже, чем вход в пещеру с Осью мира. И я понимаю почему. Нам на глаза надели повязки и провели не менее часа по горной тропе от священного храма в Лхасе куда-то в сторону. А когда сняли повязки, то мы увидели, что находимся под землёй в каком-то туннеле.

В самом конце туннель имел расширение, и оно было оформлено в виде арки, в которой не было дальнейшегопрохода, а на скальной породе внутри кто-то вырезал барельеф с ромбовидным отверстием, сделанным почти в центре арки. Справа от арки стоял небольшой жертвенный алтарь. Один из монахов из складок своей одежды достал пирамидальный кинжал и коротким взмахом разрезал себе ладонь, а затем направил стекающую кровь в центр алтаря. В этот момент мне показалось, что арка слегка завибрировала. Монах подошёл вплотную к ней и вставил кинжал в отверстие. Фигуры на барельефе вдруг поплыли, и вместо них мы увидели рябь прозрачного прохода.

— Это портал, — неожиданно пояснил монах на немецком языке, — нам нужно скорее перейти на ту сторону. Время его работы ограничено двумя минутами.

И первым шагнул вперёд, пройдя сквозь арку. Мы поспешили за ним. Подождав, пока арка не закрылась, он вытащил кинжал, который уже был воткнут в барельеф с обратной стороны.

Пещера, представшая перед нами, поразила наше воображение своей восхитительной красотой. Идеально гладкие и ровные стены переходили в куполообразный потолок, на который были нанесены яркие красочные картины зарождения жизни на земле. Набегающая снизу волна выносила на берег различных существ, а земля прямо на наших глазах покрывалась покровом растительности. Это было похоже на ускоренное кино, в котором нам показывали историю Земли.

Короткий возглас нашего сопровождающего оторвал нас от созерцания этих картин, и, переведя свой взор, мы с Шеффером замерли от изумления, когда посреди небольшой комнаты увидели ослепительно белую чашу идеально круглой формы, вырезанную из цельного куска гранитного пласта горы. Яркие шары, работающие на неизвестном нам источнике энергии, хорошо её освещали. Прямо из воздуха, примерно в метре над чашей, появлялись капли жидкости тёмного цвета, которые падая в вниз, удивительным образом вытягивались в длинный винт и, закручиваясь, входили в водную гладь чаши.

Монахи замерли по бокам от нас и не мешали нашему созерцанию. Как завороженные, мы смотрели на непостижимый процесс появления так называемой Воды Жизни. Сегодня я с уверенностью могу сказать, что там зарождается сама жизнь, и мы видели настоящую спираль ДНК!

Не знаю, сколько мы так простояли, но один из монахов положил мне руку на плечо и показал на выход. Поворачиваясь, я неудачно оступился и чуть не упал назад, но развернувшись лицом к чаше, одной рукой схватился за её край, а второй совершил круговое движение, которое вызвало вскрик у монахов, ведь моя рука задела поверхность жидкости, плескавшейся в сосуде.

Монахи сильно разозлились и вытолкали нас из комнаты с источником. Обратную дорогу мы также прошли с завязанными глазами под недовольные высказывания сопровождающих.

— Получилось??? — Шеффер нетерпеливо смотрел на меня в ожидании ответа.

— Да! — Моё лицо озарила счастливая улыбка, и я достал из широкого рукава небольшую коническую колбу с водой из Источника жизни.

Сделав вид, что оступился, я воспользовался моментом, провёл емкостью по поверхности зеркала воды и набрал немного жидкости. Задание фюрера было выполнено!

Воду Жизни мне пришлось отдать Шефферу, как старшему по званию и руководителю экспедиции.

Вернувшись в Германию, мы были удостоены высшей на тот момент награды в вермахте. В торжественной обстановке в Рейхстаге Адольф Гитлер вручил нам с Шеффером Рыцарские кресты с дубовыми листьями.

В Германии вода Жизни изучалась в секретной лаборатории, подчинявшейся лично Гиммлеру.

Тогда же, в 1939 году, и были сделаны четырёхгранные кинжалы Пхурбу.

Первый вручили фюреру, второй Гиммлеру, третий Шефферу, четвёртый мне, пятый Ауфшнайтеру, судьба остальных кинжалов мне не известна.

Изначально в рукоятках кинжалов были заложены пустые ампулы. И я думаю, что только три ножа удостоились чести быть носителями звания Ключа, когда в феврале 1943 года их ампулы заполнили водой Жизни.

События Второй мировой войны в моём мире прошли практически по такому же сценарию, как и в Вашем мире. Даже несмотря на поздний срок её начала, война с Советским Союзом началась в том же июне 1941 года.

К осени 1942 года война приняла затяжной характер, а когда армия фельдмаршала Паулюса попала в окружение по Сталинградом, стало понятно, что нам не победить.

Нас с Шеффером вызвали в ставку к Гитлеру тридцать первого января 1943 года, в день, когда стало известно, что южная группа войск 6-й армии во главе с генерал-фельдмаршалом Паулюсом прекратила сопротивление и сдалась Красной армии. Геринг и Гиммлер стояли на вытяжку, а Гитлер бегал по кабинету и судорожно сжимал кулаки:

— Как??? Я спрашиваю Вас, как такое могло произойти??? Вы все мне говорили, что Паулюс лучший командующий, а взятие Сталинграда — это лишь вопрос времени! Вы убедили меня присвоить этой свинье звание фельдмаршала! А он сдался в плен!

— Мой фюрер, мы пока не знаем всех подробностей, возможно, Паулюс погиб! — решился взять слово Гиммлер.

— Лучше бы он погиб. Военачальник такого ранга не имеет права сдаваться в плен!

Высказавшись, Адольф посмотрел на Геринга:

— Герман, зайдите через час. Нам надо будет обсудить дальнейшие действия на фронте, а пока оставьте нас.

Как только за Герингом закрылась дверь, Гитлер сел в своё кресло и приглашающе махнул рукой остальным:

— Присаживайтесь. Я пригласил Вас, чтобы обсудить начало операции Хронос.

Генрих, — фюрер перевёл взгляд на Гиммлера, — что говорят наши учёные о воде Жизни?

— Мой фюрер, — Гиммлер привстал и тут же сел обратно, когда Гитлер махнул рукой, — субстанция, которую называют водой Жизни, действительно живая. Наши учёные жалуются, что им дали слишком мало материала и времени на исследования для качественного изучения полученных образцов. Тем не менее, они утверждают, что это вещество является прародителем всей жизни на Земле. Оно заживляет любые раны. При воздействии малейшей каплей на любые опухоли они исчезают на глазах. Введение его в организм человека приводит к фантастическим результатам! Человек становится сильнее физически, значительно улучшается реакция и скорость, у него появляется иммунитет от любых болезней и регенерация конечностей, но самое главное, что при ускорении метаболизма обмен веществ остаётся здоровым! И это пока ничем не могут объяснить! Если у нас будет много этой Воды, мы сможем создать суперсолдат.

— Хорошо, — Гитлер перевёл взгляд на Шеффера, а затем на меня.

Его слова навсегда запомнились мне потому, что были наполнены непередаваемой болью переживания за судьбу Германии:

— Мои мужественные друзья! Я вынужден обратиться к Вам в тяжёлый для нашей Родины час. Вода Жизни даёт человеку власть над временем. Ещё в 1938 году, когда мы узнали о Оси мира, нами был разработан план «Хронос» на случай возможных военных неудач. Он заключается в том, что Вам нужно снова попасть на Тибет и повернуть время вспять до 1938 года. Почему в этот год? Потому что из нашего 1943 года Вы сможете вернуться только на пять, десять или кратное этому числу лет назад, но нам не надо так далеко. Мы дадим Вам Ключ. Нет, мы дадим Вам два Ключа, чтобы, если что-то пойдёт не так, хотя бы один из Вас смог осуществить задуманное. Генрих, прикажи залить в капсулы их кинжалов воду Жизни. Мы не знаем точно, как проходит возврат во времени, но в манускрипте сказано, что меняется всё, кроме того, что находится в пещере с Осью мира. Возьмите с собой запечатанные пакеты — это та информация, которую Вам надо будет передать лично мне и Генриху. Из неё мы узнаем о наших ошибках в этом мире и сможем изменить ход событий. Попробуйте привезти из Тибета больше этой воды, и тогда, с Вашей помощью мы завоюем мир, а вы станете героями Рейха!'

'Нам с Шеффером удалось задуманное. Я использовал свой Ключ, и мы повернули Ось…

В Германию смог вернуться один Шеффер, который и передал пакет Гитлеру. Меня же внезапно случившаяся тяжёлая болезнь надолго свалила с ног и задержала на Тибете.

Только и этот мир не захотел победы фюрера. Третий рейх был повержен в мае 1945 года.

Вернувшись домой в Австрию в 1950 году, я узнал, что в этой реальности Шеффер погиб под Москвой осенью 1941 года. И только недавно мне рассказали об этом подробно…'

Глава 10

Генрих Харрер

Усман резко выжал газ, а сзади нас вдруг всё озарило яркой вспышкой, и машину толкнуло ударной волной с такой силой, что она полетела вперёд, оторвавшись от земли…

Оглянувшись назад, я увидел огненный шар на месте одного из тракторов. Я понял, что они применили так называемый реактивный пехотный огнемёт. Страшное оружие! Не зря моджахеды назвали его «Шайтан труба».

Боевая часть боеприпаса при помощи вышибного заряда распыляет облако топливо-воздушной аэрозольной смеси и поджигает его. Сразу же происходит взрыв огненного облака, диаметр которого достигает семи метров. Особенность этого оружия состоит в том, что перед поджигом аэрозоль проникает в амбразуры, щели, окопы, не оставляя шансов выжить тем, кто считает себя защищённым. Объёмный взрыв образует ударную волну, высокую температуру и осколки. Давление в зоне взрыва резко возрастает, и у живых организмов лопаются внутренние органы, а из глаз, носа, ушей и рта течёт кровь. Если в человека не попал осколок, то внешне его тело кажется не повреждённым, зато внутри оно превращается в желе.

Первые эксперименты с такими боеприпасами проводили немецкие инженеры. Они имитировали взрыв угольной пыли в шахтах. Угольная пыль распылялась пороховым зарядом и подрывалась, но на открытом пространстве взрыва не получалось.

Успеха с объёмным взрывом первыми добились американцы.

Во время войны во Вьетнаме они использовали бомбу с оксидом этилена, оксидом пропилена, метаном, нитратом серебра и МАПП (смесь пропина, пропадиена и пропана), чтобы быстро расчистить место посадки вертолета в джунглях. Позднее США отказались от оксидов — они были ядовиты и очень опасны при хранении. А вот в СССР сумели создать термобарические боеприпасы…

Сегодня нам повезло, и даже летящие вслед нашей Тойоте пулемётные и автоматные очереди чудесным образом прошли мимо.

Мы мчались в темноте, боясь зажечь фары, и, видимо, боги благоволили нам, потому что, проехав до гор больше пяти километров, мы всё ещё были живы.

Мы не подорвались на мине, которых здесь везде хватало, и не свалились в местные овраги, пересекавшие местность вдоль и поперёк.

— Усман, куда мы едем? — спросил я, когда адреналин, подскочивший в стрессовой ситуации, отхлынул от моих внутренних органов.

— У нас одна дорога — в укрепрайон, — мельком глянув на меня, ответил он.

— До рассвета нам нужно покинуть долину. Я уже был здесь раньше. Скоро среди горных хребтов мы увидим ущелье. Это узкая долина, уходящая в глубь страны. Слева течёт небольшая речка, а по правой стороне идёт грунтовая дорога. Нам надо туда.

— Ты уверен? С нами сейчас нет проводников, и нас могут принять за лазутчиков.

— Не примут, — усмехнулся Усман, — они хорошо меня знают. Это не первый караван, с которым я к ним прихожу. И хоть нам не повезло доставить нужный груз, вины нашей в этом нет.

Ущелье впечатлило меня. Временами казалось, что неприступные отвесные скалы нависали прямо над нашей машиной, подступая друг к другу на расстояние шестнадцати-восемнадцати метров. Река, пробившая себе дорогу в скальном грунте, была неглубокой, а её русло занимало чуть больше половины ширины ущелья. Сбоку от неё проходила накатанная колея, говорившая, что транспортные средства в виде автомобилей здесь частые гости.

В одном месте мы остановились и вышли из машины, чтобы облегчиться. Подняв голову вверх, я увидел кусочек неба там, где высоко над нашими головами скалы грозили вот-вот сомкнуться.

Проехав ещё немного вперёд, Усман остановил джип и, предупредив, чтобы я оставался в машине, вышел из неё. Подняв руки вверх, он помахал ими в разные стороны и что-то крикнул на пушту. Подождав минуту, он повторил свои движения, и только после этого из-за огромного валуна, сужающего в этом месте ущелье, появился вооружённый автоматом человек.

Неторопливо подойдя к Усману, он перекинулся с ним несколькими фразами и, внимательно его выслушав, осмотрел машину. Убедившись, что кроме меня в ней никого нет, достал из кармашка рацию и, с кем-то переговорив, опять обратился к Усману, после чего тот сел в Тойоту, завёл двигатель и тихо поехал вперёд.

Проезжая мимо валуна, я глянул в его сторону и увидел выложенный из крупного камня блокпост, который мог сдержать любое движение по ущелью. На самом валуне стоял крупнокалиберный пулемёт ДШК, ствол которого смотрел прямо на дорогу.

Теснины скал создавали полумрак, но когда ущелье начало расширяться и неожиданно закончилось, мы поняли, что уже взошло солнце. Перед нами открылся величественный вид, и я испытал трепет, увидев красивейшую долину, раскинувшуюся перед нами. По её краям горные вершины уходили в небо, а в центре лежало прекрасное озеро с бирюзовой водой.

Джип повернул на право и выехал на ровную площадку, на которой стояло несколько десятков глинобитных домов.

Из самого большого нас вышел встречать хозяин этих мест, полевой командир Абдул Латиф из оппозиционной партии Национального исламского фронта Афганистана. Об этом мне успел шепнуть Усман.

После традиционных пуштунских приветствий Латиф пригласил нас за стол и, когда мы уже пили чай, посмотрел на меня:

— Достопочтенный Генрих, Ваша дорога была тяжела, но аллах сберёг Вас от опасностей, встретившихся на пути. Скажите, что заставило Вас покинуть свой дом и посетить наши дикие края?

— Уважаемый Адул, да будут долгими Ваши годы! — цветастость фраз была знакома мне ещё по моим предыдущим поездкам на Восток. — Восторг, испытанный мною от вида первозданной красоты этих мест, невозможно передать словами. Жаль, что я не поэт и не могу говорить стихами!

— Война отучила нас ценить красоту. У нас нет времени любоваться видами живописных гор и долин, пока враги топчут нашу родину. И всё же ответьте, какие причины привели вас к нам?

— Моему отцу принадлежал кинжал, который был очень ему дорог. В конце войны, когда русские пришли на земли Германии, они ворвались к нам в дом и похитили клинок. — Зная традиции пуштунов, я решил рассказать Латифу придуманную легенду. — Умирая, отец завещал найти и вернуть кинжал домой…

— Красивая история. Непонятно только, почему вы ищете нож здесь, а не в России?

— Дело в том, что последний владелец ножа переводчик языка пушту. Недавно его направили из СССР служить в батальон специальных войск, который размещён возле Шахджоя.

— Вы хотите предложить нам атаковать их базу⁇

— Ну что Вы! Думаю, что по роду своей деятельности переводчик часто покидает расположение части, и у нас будет возможность захватить его в плен.

— Вы считаете, что он постоянно носит кинжал с собой?

— Я почти уверен в этом. Будет очень жаль, если я ошибаюсь.

— Ваш интерес понятен, а какая в этом наша выгода? Зачем мне рисковать своими людьми ради какого-то ножа?

— Я выпишу Вам чек на сто тысяч немецких марок.

— Сто тысяч? Да Вы надо мной смеётесь! Думаете, за такую жалкую подачку мы станем работать на Вас?

— Хорошо. Назовите свою цену. — Как только начались торги, я успокоился. Восточные люди имеют специфичный склад ума. Латиф не отказал сразу, а значит, не откажет и в дальнейшем.

— Триста тысяч марок.

— Двести тысяч, и я помогу Вам купить оружие.

Последние слова вызвали смех у Абдул Латифа.

— Триста тысяч — это моё последнее слово. И мне не нужно помогать с оружием. Сегодня нам его продают и поставляют китайцы, арабы, американцы, англичане, французы и Ваши соотечественники. Даже продажные шурави торгуют своим оружием. Так что мне нужны только деньги.

В деньгах я стеснения не испытывал. Последние продажи книги принесли мне более полумиллиона марок, а сейчас ещё и режиссёры стали предлагать снять кино о моих приключениях.

— Договорились. Нам нужно придумать план, как выманить переводчика из расположения его базы.

— Не переживайте. Мы постоянно отслеживаем русских. У них несколько переводчиков языка дари, и только один знает пушту. Обо всех перемещениях шурави мне докладывают мои люди. А они у меня есть даже в ХАДе. Надо подождать, и мы возьмём его.

Шёл четвёртый день нашего вынужденного бездействия. Мы с Усманом уже изучили весь укреплëнный район моджахедов.

Нужно отдать должное — он был очень грамотно выстроен в этой горной долине, с учётом всех складок местности и наличием глубоких пещер, использовавшихся как склады под боеприпасы, оружие и снаряжение.

Долговременные огневые позиции, хорошо оборудованные в инженерном отношении, размещались на гребнях хребтов, по две с каждой стороны ущелья. Эти позиции являлись ключевыми. Всего их было четыре, представлявшие из себя позиции ПВО, имеющие в своем составе по 2–3 крупнокалиберных пулемета ДШК.

Подобраться к укрепрайону по горным хребтам не представлялось возможным из-за сложного рельефа и наличия отвесных скал, поэтому всё внимание наблюдателей моджахедов было сосредоточено на проходе в ущелье.

Вообще, на мой взгляд, укрепрайон представлял из себя неприступную крепость.

В самой большой пещере моджахеды оборудовали полевой госпиталь на двести человек. Главным врачом был местный пуштун Алан Омар, отучившийся на медицинском факультете университета Клода Бернара в Лионе 1.

На учёбу его отправили ещё в 1971 году при последнем короле Афганистана Захир Шахе, который в июле 1973 года был свергнут своим двоюродным братом Мухаммедом Даудом, объявившим Афганистан республикой и ставшим её президентом.

Вернувшись весной 1978 года, Алан попал на вооруженное восстание армии, которое получила название Апрельская (Саурская) революция. В результате погибли сам Дауд и восемнадцать членов его семьи. У власти встали сторонники социализма, и Афганистан был объявлен Демократической Республикой Афганистан (ДРА).

Через некоторое время в стране началась гражданская война, приведшая к вводу советских войск по решению Политбюро ЦК КПСС для поддержки кабульского правительства.

С тех пор, по рассказам самого Омара, у него была богатая практика по лечению раненных моджахедов. Помощником у него выступал его сокурсник, француз, не нашедший себя во Франции и два года назад согласившийся приехать помогать Омару. Видимо, поэтому госпиталь и назвали французским.

Мы с Усманом собирались пообедать, когда за нами прибежал посыльный от Абдул Латифа и передал его просьбу срочно прийти к нему.

Командир моджахедов сидел за столом, разглядывая хорошую тактическую карту, на которой были отмечены расположения всех правительственных и советских войск в провинциях Кандагар, Забуль и Газни.

— Уважаемый Генрих, добрый день, — привстав со своего места, Абдул пожал мне руку и, обняв как родного, пригласил сесть на ковёр.

— Мне сказали, что я оторвал Вас от обеда, давайте сделаем это вместе, — и тут же распорядился принести нам еды.

Сегодня нас угостили хорошим пловом и жаренным мясом молодого барашка, а в конце принесли традиционный чай.

— У меня есть хорошие новости, — отпив чай из пиалы, произнёс Латиф, — наш переводчик сегодня утром прилетел на вертолёте в город Мукур к советникам и остался у них ночевать. Мой человек слышал, что за ним прилетят завтра к обеду. Давайте подумаем, как нам использовать появившуюся возможность.

— Может, выкрасть его сегодня ночью? — предложил я.

— К сожалению, это будет сделать очень сложно.

— Почему?

— Неделю назад, когда шурави на бронетранспортёрах приехали к своим советникам, два сына ослихи из мелкой банды пытались уже это сделать, напав на дом, в котором были переводчики. Мы не знаем подробностей, но одного из нападавших убил, а второго ранил и захватил в плен Ваш переводчик.

«А парень то оказался не простым, если сумел справиться с моджахедами,» — подумал в тот момент я, а вслух произнёс:

— Что вы предлагаете, Абдул?

— Русские не знают, что в одном из дувалов, стоящем возле вертолётной площадки, в подвале есть выход из кяриза. Ночью мы можем скрытно подойти и затаиться на территории тех дувалов, которые находятся там.

— А если их проверят?

— Их никто давно не проверял. Дувалы находятся внутри внешнего периметра охраны афганской пехотной дивизии. Они как воины, ничего из себя не представляют. Никому даже и в голову не придёт, что кто-то проник на охраняемый объект.

В эту ночь я почти не спал. Близость к исполнению моей мечты тревожила меня, и впервые за много лет я задумался о правильности моего пути. Слишком много изменений произошло с тех пор, как Третий Рейх рухнул, и не удивительно, что моя вера стала давать трещину.

«Потом. Всё обдумаю потом, когда кинжал будет у меня,»- решил я и наконец сумел провалиться в сон.

Нас с Усманом разбудили рано утром.

— Усман, зачем тебе идти со мной? Может, ты останешься? — за завтраком я не удержался от вопроса.

— Как Вы можете мне такое предлагать, уважаемый Генрих? — обиделся тот.

— Мои руководители оказали мне честь, поручив быть рядом с Вами. И я не могу не оправдать их доверие.

— Хорошо. Спасибо за Вашу помощь.

Абдул Латиф решил сформировать отряд из семнадцати человек. Нас переодели в тёмные одежды, вернули наше оружие и, сев в четыре джипа, мы выдвинулись из укрепрайона.

До Мукура было около сорока километров, но наш путь лежал немного ближе, и через час мы уже высадились из автомобилей в небольшом кишлаке в пяти километрах от города.

Здесь нас встретил проводник, местный пуштун, который отлично знал подземные туннели, протянувшиеся в этом районе.

Через горловину одного из колодцев мы по вырубленным в стене ступеням спустились вниз.

Я ожидал встретить неухоженный тёмный лаз, но увиденное поразило меня.

Мощный фонарь осветил широкий проход, уходящий под небольшим уклоном в нужном нам направлении. Некоторый дискомфорт был из-за бегущей под ногами воды. Хорошо, что Латиф предусмотрел это и выдал нам резиновые сапоги.

Несколько раз я чуть было не упал, поскользнувшись на влажной глине. Несмотря на всю мою закалку, когда через два часа мы покинули туннель, сил у меня уже почти не оставалось, и я с тоской подумал о том, смогу ли выдержать обратный путь.

В дувале нас ожидали трое наблюдателей, которые сообщили, что вокруг всё спокойно. Разбившись на группы по четыре — пять человек, мы рассредоточились по близстоящим домам,

Теперь оставалось только ждать. Время тянулось медленно. В подземном туннеле было прохладно, но снаружи в это время года было ещё холоднее, и мы начали замерзать.

Афганцы жевали насвай, влажную смесь зеленого или коричневого цвета из измельченных табачных листьев с добавками. Из насвая лепят шарики и кладут их за щеку или под язык. Шарики не разжевывают, а просто держат во рту, чтобы через двадцать — тридцать минут выплюнуть. Насвай вызывает чрезмерное слюноотделение, поэтому люди, его употребляющие, все время сплевывают слюну. Говорят, что кого-то он немного возбуждает, а кто-то использует его, чтобы расслабиться.

Мне тоже его предложили, но я благоразумно отказался, зная, что у меня, как неподготовленного человека, он может вызвать головокружение, тошноту, рвоту, слабость и спазмы в животе.

Но вот, наконец, солдаты правительственных войск забегали вдоль посадочной площадки, а вдали послышался гул двигателей вертолётов.

Схватив меня за плечо, Абдул показал на юношу в советской форме, который шёл к площадке в сопровождении одного молодого европейца, но только в форме афганских военных.

— Это он! Нам нужно брать его, пока не сели вертолёты шурави, — и тут же скомандовал своим моджахедам открыть огонь…

Дорогие друзья! Спасибо Вам что читаете мою книгу, если вам нравится, ставьте пожалуйста лайки. Следующая глава завершит мою вторую книгу. Постараюсь порадовать Вас третьей книгой, в которой будет больше фантастики и интриги. С уважением, автор.

Книга 2 Часть 2 Глава 11

Юрий Соколов.

Мы с Сашкой подошли к вертодрому (так называется взлётно-посадочная площадка). Здесь уже собралось несколько десятков сарбозов, афганских солдат правительственных войск. Для них прилёт советских вертолётов был чем-то вроде развлечения. Хоть какое-то разнообразие в их гарнизонной жизни.

— Братишка, — продолжил я разговор, начатый ещё раньше, — давай подумаем, что мы можем сделать. Всё написанное в этом дневнике настолько странно, что стоит хорошо обдумать. Постараюсь договориться с ротным и через неделю прилететь снова.

— Буду ждать, — Коршунов хотел сказать что-то ещё, но в этот момент вдали послышался аэродинамический шум летящих вертушек. От вертолётчиков я знал, что его сила зависит не от мощности двигателей, а от длины и общей площади лопастей вращающегося винта. И чем он больше, тем сильнее звук.

Этот звук в какой-то мере перекрыл звук автоматных очередей, ударивших из окон и дверей дувалов, стоящих на противоположной стороне площадки.

Моя реакция не подвела меня. Да и время опять замедлилось. Я видел летящие в нас пули. Если быть точнее, то пули летели в солдат и Сашку. В меня никто не стрелял. Мой мозг это зафиксировал и сделал соответствующие выводы.

Кинувшись к другу, я сбил его с ног и отбросил к небольшой сточной канаве, выкопанной для отвода воды в период дождей.

— В канаву! — крикнул я ему, перекатываясь туда же, но немного не успел. Действие замедления закончилось, и я сначала почувствовал удары в ноги входящих пуль, и только через секунду пришла боль.

Как в тумане, я видел падающих вокруг меня сарбозов. Не ожидая нападения, своё оружие они оставили в палатках. Это было нападение волков на беззащитных овец. И волки беспощадно убивали, в упор расстреливая бегущих людей.

Нам с Сашей в какой-то степени повезло. Два афганца, стоявшие рядом с нами, были убиты первыми выстрелами. Упав на краю канавы, они своими мёртвыми телами закрывали нас от плотного огня врагов.

У Коршунова оружия с собой не было, а мой автомат лежал рядом. Я дёрнул его за ремень к себе и, скрипя от боли зубами, передёрнул затвор. Подтянувшись на руках, положил ствол возле ботинок одного из убитых и начал стрелять.

В эйфории боя, когда никто не оказал моджахедам сопротивления, они успели уничтожить почти всех, кто был на площадке. И поэтому ответный огонь моего автомата оказался холодным душем для душманов, успевших выйти из дувалов.

Я попал в двоих или троих, когда услышал крик на пушту:

— Жвандай йе вахла! Брать живым!

И тут же удар по голове отправил меня в темноту…

* * *

В себя я пришёл от боли. Один из моджахедов тащил меня на себе и, спускаясь в кяриз, зацепил моими раненными ногами его край, отчего ко мне вернулось сознание. Мои руки были связаны и перекинуты на шею душману, а тело лежало на его спине. Ему приказали нести меня, и дух выбрал для этого не самый лучший способ. Но сообразил он об этом только тогда, когда ему стало трудно дышать. Мои руки упирались в его подбородок, зажимая гортань.

В этом кяризе не было удобного спуска. Внутрь колодца размотали верёвочную лестницу. Вот по ней сейчас моджахед и спускался. Несмотря на неудобное положение, мне было видно, как побагровели его лицо и шея. А дыхание стало тяжёлым и частым.

Колодец попался глубокий. Мне показалось, не менее восьми — десяти метров. На моё счастье, тащивший меня афганец был здоровый, как бык, и через минуту он встал на дно кяриза.

В голове немного прояснилось, и я осознал очевидное — меня взяли в плен.

Последнее, что я помнил, как кто-то закричал: «Брать живым!». Значит, кому-то я был нужен. А что стало с Сашкой⁇ Он лежал в канаве рядом со мной и когда меня оглушили, ещё был жив.

Душман, взваливший меня на спину, постоянно поддёргивал мои руки вперёд. Они не давали ему хорошо вздохнуть, и это раздражало его. Мои ноги бились о узкие стенки туннеля, и периодически я от боли терял сознание.

Странно то, что приходя в себя, я думал о том, как были выкопаны десятки тысяч тонн земли при строительстве этих подземелий. Впрочем, о чём ещё думать, когда тебя тащат по узкому лазу древней штольни?

Где-то я слышал, что их начали копать ещё во времена Александра Македонского. Кяризы представляют из себя систему колодцев, соединенных подземными галереями. Это сложное гидротехническое сооружение, предназначенное для орошения тысяч гектаров плодородных земель. Удивительно, но при сооружении колодцев и подземной галереи использовались простейшие орудия: небольшая лопата, кирка, специальный головной убор, кожаный мешок, защитная доска, светильник, деревянный ворот, который применялся для спуска и подъема мастеров, мешков с землей и инструментов.

Уникальность кяризных галерей в том, что они самотёком выводят воду на поверхность земли и при этом не используют традиционные источники энергии.

В один из моментов я опять отрубился. В себя пришёл от яркого дневного света на поверхности.

Меня положили прямо на землю, а вокруг сидели и стояли два десятка афганцев.

Мы были в закрытом дувале какого-то кишлака. Под навесом стояли два джипа, и неожиданно в одном из них я разглядел лицо моего друга Сашки Коршунова. Приподнявшись на локтях, я попытался лучше его рассмотреть, но раздавшийся слева голос задал мне вопрос на английском языке:

— Как Вы себя чувствуете?

Повернув голову, я увидел одетого в пуштунскую одежду высокого седовласого европейца.

— Пока Вы были без сознания, я вколол обезболивающее и перевязал Ваши раны. Вы удивительно везучий человек, Юрий. Два сквозных ранения левой ноги и одно в правой. Думаю, кости не задеты, но месяц Вы точно ходить не сможете.

— Кто Вы? — с трудом ворочая языком, поинтересовался я, хотя знал ответ на свой вопрос.

— Меня зовут Генрих. Не сомневаюсь, что вы слышали обо мне. И да, я уже нашёл кинжал в вашем рюкзаке.

— В ранце, — поправил я.

— Простите, в чём?

— В ранце десантника, это та вещь, которую Вы назвали рюкзаком, — не удержался, чтобы не съязвить, я.

— Ха-ха-ха, — рассмеялся Харрер. — Я слышал, что в советской армии есть сложности со снаряжением, но называть этот брезентовый мешок, кустарно обшитый дополнительными карманами, ранцем десантника действительно смешно.

— Зато он функционален, — скривившись от боли, процедил я и попросил:

— Дайте воды.

Подойдя к джипу, Генрих открыл дверцу, достал из кармана боковой двери небольшую флягу и, вернувшись, дал её мне.

Выпив досуха, протянул пустую флягу обратно.

— Спасибо.

— Потерпи́те. Скоро мы приедем в одно место, где Вам окажут медицинскую помощь.

Время тянулось. Где-то вдалеке слышался шум винтов пролетающих вертолётов. Наверняка искали нас. Только определить направление, в котором ушли душманы, было сложно. Рядом с Мукуром несколько кишлаков, и за оставшееся до захода солнца время осмотреть их нереально. К тому же за такой короткий период наши не могли успеть подтянуть нужное количество сил и средств.

Начинало темнеть, и потому как моджахеды оживились, поднимаясь со своих мест, я понял, что скоро поедем.

Прошло ещё полчаса, и из дома вышел среднего роста сухощавый тёмноволосый с проседью афганец, его благообразная борода была аккуратно подстрижена. На нём был нагрудник с дополнительными магазинами, а на ремне за правым плечом стволом вниз висел автомат Калашникова. С одного взгляда было ясно, что это полевой командир.

— Пэ мотаро ки вруно! (По машинам, братья!) — громко скомандовал он, и все дружно забегали по двору. Часть моджахедов вместе с командиром села в джипы, стоявшие во дворе, остальные побежали в соседний дувал, где скорее всего были ещё машины.

Мне комфорта никто не обещал. Подхватив под руки и не особо церемонясь, меня закинули в багажник Тойоты.

Удивительно, но в этот раз я сознание не потерял. И несмотря на сгущающиеся сумерки, разглядел ущелье, когда мы к нему подъехали.

Горный хребет в этом месте имел характерный разрыв. Казалось, какой-то великан разрубил его взмахом гигантского меча. Через долину к ущелью вело много грунтовых дорог, на которых наши разведгруппы не раз забивали караваны с оружием и боеприпасами.

Я неоднократно пролетал над этими местами на вертолёте и поэтому очень хорошо здесь всё знал. У меня всегда была прекрасная топографическая память, а после попадания в прошлое она стала идеальной. Мне хватало лёгкого взгляда, чтобы потом я мог с завязанными глазами нарисовать всё досконально.

Но мы никогда не заходили и не залетали в само ущелье. Для нас это была terra incognita, неизведанная земля…

В самом ущелье моджахеды ничего не боялись, и мы ехали с зажжёнными фарами. Дорога оказалась почти прямой. Только в паре мест она вильнула влево, а затем вправо. Так что запомнить её не составило труда. Приехав в лагерь моджахедов, меня вытащили из машины и сбросили на землю. Из другого джипа вытолкали Сашку и сразу увели. Как я понял из разговора полевого командира, отдававшего команды, Коршунова бросили в зиндан.

Зиндан представлял из себя подземную тюрьму. Часто она просто выкапывалась и была ямой с глубиной восемь — десять метров. В нижней части такая яма имела площадь до двадцати метров. А чтобы лишить узников любой возможности побега, стены иногда специально делали каменными и наклонными по принципу кувшина или пирамиды. Входом и выходом из нее было отверстие в потолке диаметром не более одного метра, прикрытое решёткой.

Со мной явно что-то происходило. Действие обезболивающих, вколотых Харрером, должно было уже закончиться, а острая боль всё не приходила.

Как только я его вспомнил, он подошёл вместе с кем-то ещё. Сделав вид, что потерял сознание, я услышал, как Харрер остановился надо мной и сказал:

— Вот он. У него три сквозных пулевых ранений в ноги. В зиндан нельзя, начнётся гангрена. Алан, давай клади на носилки, отнесём его к тебе в малую палату.

Сквозь слегка приоткрытые веки я разглядел, что меня занесли в небольшую пещеру, примерно пять на четыре метра, и положили на удобный топчан.

Сначала над моими ранами склонился высокий, чисто выбритый афганец средних лет, которого, как я слышал, звали доктор Алан.

Осмотрев и слегка надавив на кожу вокруг ран, он поднял голову и на английском языке позвал помощника:

— Франсуа, скажи, пусть принесут горячую воду, и захвати мой дежурный саквояж.

Франсуа, типичный француз, невысокий, некрупного телосложения, кареглазый, черноволосый, с крупными чертами лица и вытянутым носом, развернулся и быстрым шагом вышел из палаты.

Через пять минут он принёс саквояж доктора, а за ним внесли тазик с водой.

С меня сняли штаны, затем промыли от пыли и обработали лекарствами раны.

— Поразительно! — доктор, который проделал надо мной все эти действия, обратился к Харреру, стоящему рядом, — раны выглядят так, как будто прошло пару суток с момента их нанесения.

— Да? Интересно, — и Генрих склонился над моими ногами. — Алан, надо поставить возле него охранника, чтобы не сбежал.

— Вы шутите? С такими ранами далеко не убежать.

— О-о-о, Вы не знаете русских, — ушёл от прямого ответа немец, который понял, что у меня работает регенерация, — они умудряются сбегать и не с такими ранениями!

Прошло десять минут, и, посадив возле входа в пещеру сторожа, меня оставили в покое.

Аккуратно осмотревшись, я понял, что лежу один. То ли мне выделили отдельную палату, то ли раненных сейчас у моджахедов не было.

Я лежал и размышлял о том, почему не чувствую боль. Бесспорно, это было связано с той водой, которая отправила меня сюда. Как там её называл в своём дневнике Харрер — «Живая»? В голове была какая-то пустота. Наверное, это результат пережитого мной шока.

И вот, когда я совсем расслабился, меня накрыла волна такой боли, что моё тело несколько раз изогнулось, сбрасывая на пол простыню, которой меня укрыли. Мои внутренности горели огнём. Не хватало воздуха, и некоторое время я ничего не видел и не слышал. Показалось, что я умираю. Сколько времени длилась моя агония, сложно сказать, но когда меня отпустило так же внезапно, как и началось, я увидел, что возле меня стоит несколько человек. Врач, чистивший мои раны, держал в руках пустой шприц.

— Слава богу! Мы уже решили, что не вытянем Вас. Я вколол Вам лошадиную дозу адреналина и самое сильное обезболивающее, которое у нас нашлось.

Говорить не хотелось, и я прикрыл глаза. Не знаю, что со мной было, но почему-то я был уверен, что выкарабкался бы и сам.

— Он заснул, — произнёс голос доктора, — пойдёмте, пусть отдыхает.

Через пять минут я приоткрыл глаза и, осмотревшись из-под век, никого кроме сторожа, не увидел.

Не было возможности проверить, чтобы не привлечь внимания, но мои ощущения говорили о полном выздоровлении тела.

Афганцу у входа было скучно смотреть на меня и, решив, что я не представляю опасности, он развернулся и, что-то тихо напевая, сел лицом к выходу, откуда через откинутый полог ярко светила луна.

Осторожно приподнявшись, я ощупал свои ноги и не почувствовал никаких болевых ощущений. Спокойно контролируя охранника, не торопясь размотал бинты, и взглянув туда, где были дырки от пуль, ничего кроме лёгких рубцов не увидел.

Мелькнула мысль о том, что надо бежать сегодня. Завтра, поняв, что я здоров, меня кинут в зиндан. И тогда не будет никаких шансов.

Неслышно подкравшись к моджахеду, резким движением свернул ему шею.

На моё счастье, охранник был примерно одного со мной роста. Раздев его, положил на топчан вместо себя, перевернул на бок спиной ко входу и накрыл простынёй. Надевать чужую одежду было неприятно, но выбирать не приходилось. Снял с афганца и пакуль, головной убор пуштунов. С сандалями повезло, они оказались моего размера.

Надев трофейный «лифчик» и подхватив автомат, я вышел из пещеры. Спокойно и неторопливо, стараясь не делать резких движений, я прогулялся по двору. Судя по часам, снятым с убитого, сейчас было полдвенадцатого ночи.

Лагерь моджахедов был слабо освещён светом из окон глинобитных домиков, приткнувшихся на склоне горы. Его большая часть уже погрузилась в темноту и на улице никого не было.

Мне нужно было выручать Сашку и забрать кинжал у Харрера.

К сожалению, решение о побеги пришло спонтанно, и я ничего не знал об установленном порядке и окружающей местности.

Жаль, что я поторопился убить своего сторожа. Надо было сначала провести экспресс допрос. Хотя, подумав, я решил, что поступил правильно. Первоначальные условия и отсутствие оружия могли сыграть против меня. Стоило ему закричать и весь мой план сразу же бы накрылся «медным тазом».

Подумав, я подошёл к ближнему от моей пещеры домику. Осторожно подкравшись к окошку, я заглянул внутрь и «Бинго!», за столиком у окна сидел и что-то писал помощник доктора Франсуа.

Негромко постучав в дверь и услышав, как Франсуа щёлкнул открываемым замком, даже не спросив «кто», я потянул её на себя, одновременно просовывая ствол автомата и толкая хозяина внутрь дома.

— Молчи и будешь жить! — выдал я подготовленную фразу на английском.

Прикрыв дверь, я склонился над забившемся в угол маленькой прихожей французом.

— Не кричи. Отвечай тихо и спокойно. И тогда я ничего тебе плохого не сделаю. Кивни, если понял.

Франсуа, словно болванчик, закивал головой и заговорил взахлёб:

— Да-да, я понял, понял вас.

— Тихо! Ничего лишнего не говори. Меня интересует, где находится зиндан и дом, в котором живёт Харрер?

Завороженно глядя на автомат, Франсуа рассказал, что зиндан выкопан дальше на окраине лагеря, за крайним домом. Охраны нет, потому что сверху он закрыт толстой решёткой с крупным деревянным засовом. Генрих жил рядом с Франсуа, и это заставило меня внести коррективы в мой первоначальный план.

— Где машины стоят, знаешь?

— Да. За зинданом слева хозяйственный двор. Там фонарь светит. Машины под навесом.

— Охрана есть?

— Наверное, но я туда ночью не ходил, а днём там всегда много людей.

— Поднимайся, — произнёс я. — Пойдёшь со мной и постучишь в двери Харрера. Если спросит «кто?», скажешь, что это ты и беспокоишь, потому что пленный просит Генриха прийти к нему.

В доме у немца также горел свет, и он, услышав, куда его зовут, тут же открыл дверь, чтобы получить удар стволом автомата в солнечное сплетение.

От неожиданности и боли у него перехватило дыхание, и он упал в позе эмбриона.

— Заходи, — кивнул я головой Франсуа и, когда он шагнул вперёд в проём двери, нанёс ему удар прикладом автомата в затылок. В последний момент я не дал телу Франсуа упасть, а придержав его, аккуратно опустил на земляной пол рядом с Генрихом.

У Франсуа в доме нашёлся «скотч». Эта универсальная клейкая лента была создана ещё в 1882 году в Германии и запатентована на имя Пауля Карла Байерсдофа. С 1901 года она называлась лейкопласт, а уже после 1925 года американцы прозвали её «скотчем».

Очень удобная штука, как в качестве временной повязки сверху марли на ране, так и в качестве средства для связывания и заклеивания рта человеку.

Заклеив рты обоим моим пленным и связав руки и ноги, я обыскал комнату Харрера.

Ну как обыскал, то, что я искал — кинжал, лежал на виду на столе. Тут же я нашёл свой любимый РД, мой автомат и кучу разных нужных вещей, таких как полутора литровую флягу для воды (в углу комнаты стоял ящик с литровыми бутылками негазированной воды, которой я её и наполнил), штук десять банок мясных консервов, буханку хлеба, пакетик соли, сахар рафинад в коробке, чай, кружки, ложки, спальник на гагачьем пуху, тёплую куртку, брюки, свитер, носки и ботинки. Дополнительно взял ещё четыре бутыли с водой.

Эту одежду я взял для Сашки. Немного большевата, но сойдёт. А вот размер его ноги всегда меня удивлял, и думаю, сорок третий размер ботинок Харрера будет ему в самый раз. Для себя я подобрал тёплую одежду у Франсуа, который был немного ниже меня.

Для верности оглушив и немца, я бросил вещи в РД и, выключив свет, вышел из домика.

В лагере было всё спокойно. Стараясь держаться тени домов (луна ещё не поднялась сильно высоко, но светила ярко), я пошёл к зиндану.

Не зря нашу провинцию называли «страной не пуганых духов». Наш гарнизон общей численностью порядка девятисот человек не мог полностью перекрыть все караванные тропы. Тем более что на настоящую войну ходили только три роты спецназа плюс рота минирования и взвод радистов.

Парашютно-десантный батальон стоял на заставах вокруг гарнизона и нёс охранные функции.

А в горах везде сидели душманы. Численность отдельных группировок моджахедов в укрепрайонах достигала пяти тысяч человек.

Этот лагерь, в который наспривезли, не был таким крупным, а может, просто в темноте мне не всё было видно.

Пройдя до конца улицы, я постоял на углу, пытаясь увидеть возможного часового.

Франсуа не соврал, и я подошёл к решётке. Рядом лежала крепкая верёвка, на которой через каждые пятьдесят сантиметров были навязаны толстые узлы.

С её помощью, видимо, спускали пленных и передавали им еду.

Наклонившись, я рывком вытащил деревянный брус, лежавший вместо засова решётки.

— Сашка, — тихо позвал я.

Никто не ответил, и я снова повторил имя моего друга, кинув вниз небольшой камешек.

— Юрка, ты? — донёсся до меня снизу его голос.

— Я! Сейчас спущу тебе верёвку. Вылезти сможешь?

— Постараюсь.

Сдвинув решётку в сторону, сбросил верёвку, привязанную к толстому бревну, вбитому с краю зиндана.

Через минуту я услышал хриплое дыхание поднимающегося человека, и над горловиной тюрьмы показалась голова Коршунова.

Схватив за одежду, вытащил его на поверхность. Лицо Саши было бледным, и он тяжело дышал.

— Ты чего такой больной?

— Замёрз. — Сашкины зубы выбивали дробь, и я поскорее достал из ранца свитер.

— Надевай.

Вытащив из ямы верёвку, я надвинул решётку и закрыл её на брус.

Если кто-нибудь придёт, то не сразу поймёт, что в яме никого уже нет.

— Что дальше?

— Берём машину и уезжаем.

— Так просто?

— Так просто, — ухмыльнулся я и, закинув РД за спину, шагнул в сторону хозяйственного двора, где на столбе горел одинокий фонарь.

— Держи автомат, — я отдал ему оружие, захваченное у моего сторожа. — Идёшь за мной тихо и спокойно. Подниму руку — стой. Махну в бок — садись так, чтобы тебя не было видно. Ясно?

— Ясно.

Моё ночное зрение, полученное в подарок от перемещения в прошлое, позволяло видеть очень хорошо. Почти как в БН (бинокль ночной) и даже лучше, без ярко зелёного цвета, а просто в лёгкой серой дымке.

На подходе я тормознул друга. Включив свой слух и внимательно вглядевшись в каждый закуток, я понял, где спрятался часовой. Он залез в кузов одного из джипов, в котором на треноге стоял пулемёт ДШК, и присел на место стрелка.

Показав Саше, чтобы он ждал, я отдал ему свой автомат и, вытащив кинжал, приставным шагом вдоль стенки навеса стал подбираться к врагу.

Мне оставалось метра три, когда душман привстал и, взявшись за борт машины, спрыгнул мне навстречу.

Наша встреча получилась неожиданной не только для меня, но и для него.

Замерев, он начал судорожно сдёргивать автомат с плеча. Счёт шёл на доли секунды, и я включил Спурт. Резко стартанув, я прыгнул вперёд и, за мгновение преодолев разделявшее нас расстояние, ударом снизу вогнал ему клинок под подбородок.

Ещё до конца не понимая, что он убит, моджахед попытался закричать, но из его горла раздалось только странное бульканье.

Придержав его за плечо второй рукой, я позволил ему упасть на колени. Подождав, пока он затих, вытащил кинжал и хотел вытереть от крови, но на моих глазах она впиталась в металл.

Махнув рукой Сашке, замершему на краю хоздвора, я понял, что он не видит меня. Пришлось возвращаться за ним.

Забрав у убитого душмана магазины с патронами и пару гранат из «лифчика», я осмотрел все джипы. Ключи оказались лишь в двух из семи стоявших автомобилей.

Одной из машин оказалась Тойота с установленным в кузове ДШК, та, на которую залазил моджахед. На ней я и решил остановиться.

На сигнализацию здесь никто машины не ставил, да и в самих противоугонных средствах здесь просто никогда и никто не нуждался.

Поэтому, быстро пробежавшись по остающимся авто, я пробил им колёса и забрал найденное снаряжение и боеприпасы.

Среди них было два ящика гранат Ф-1, пять цинков с патронами, гранатомёт РПГ-7 с шестью выстрелами, ещё два хороших спальника, сложенный кусок брезента, неплохой туристический рюкзак, коробка с какими-то консервами, коробка с литровыми бутылками воды и мощный фонарь с запасными батареями. Бак оказался заправленным под горло.

В пуштунской одежде, ночью, я надеялся, что мы сойдём за моджахедов, выполняющих приказ командира.

Двигатель завёлся легко. Сдав назад, я развернулся и не торопясь поехал в сторону въезда в ущелье с этой стороны.

Проехав по центральной улице, мы никого не встретили, и я стал надеяться, что получиться выехать тихо.

Тихо не получилось. Днём, когда нас привезли, я не до конца контролировал своё сознание и упустил из виду, что при въезде в укрепрайон был шлагбаум. Возле него нас и попытались тормознуть два афганца нёсшие службу. Если бы моджахед был один, можно было устранить его. Но их было двое.

И первый шёл к автомобилю, ход которого я сбавил, делая вид, что останавливаюсь, а второй сидел в глубине каменной кладки, выложенной из крупных булыжников справа от дороги.

— Огонь, Сашка! — скомандовал я и выжал газ.

Машина прыгнула вперёд, ломая шлагбаум. Коршунов, которого я оставил в кузове, дал очередь из автомата в не ожидавшего врага, но во второго выстрелить не успел. Машина проломилась сквозь преграду и помчалась по дороге.

Вслед нам понеслись пули из автомата второго душмана.

Я выжимал максимум, понимая, что заслон возле большого валуна нас может остановить.

Выскочившего на дорогу духа я увидел метров за семьдесят. Он, видимо, пока не понял, что происходит. Увидев джип, стал махать мне рукой, и я слегка притормозил, чтобы ввести его в заблуждение.

— Це шви ди? Что случилось? — взбудоражено крикнул душман.

— На пуежем! Не знаю, — ответил я, не останавливая машину.

Когда мы уже почти проехали его, он закричал:

— Вляр! Стоять!

Мне было важно доехать до валуна. Сашка, который успел схватить гранатомёт, направил трубу в сторону валуна и нажал на спусковой крючок.

Граната точно вошла под основание установленного ДШК, сковырнув его с камня и швырнув тело пулемётчика под скалу.

Нажав на газ, я вильнул вправо, а затем влево, пытаясь зигзагом сбить прицел стреляющего в нас афганца. Ширина ущелья не давала достаточно места для хорошего манёвра, и я положился на скорость.

Фары я не включал. Несмотря на ночь, дорога просматривалась хорошо. Луна была за нашей спиной и неплохо освещала ущелье.

Весь путь до выхода в нашу долину занял полчаса. Выскочив из ущелья, повернул направо и помчался по грунтовой дороге, идущей вдоль хребта.

Нам нужно было на бетонку, но ехать в ту сторону, как и в сторону Мукура, было опасно. У моджахедов была налажена хорошая система оповещения и связи.

Не было сомнений в том, что информацию о нас уже передали по рации и бандитские группы выдвигаются из кишлаков на перехват нашей машины.

Оценив обстановку, решил ехать к горе, в которой я видел портальную арку. Оттуда и до отряда было не так чтобы далеко, да и душманы никогда не подумают, что мы сделаем такой крюк.

Оставалось небольшое сомнение по поводу кочевья. Правда, времени прошло уже много, и вряд ли кочевники до сих пор стоят там. Овцы быстро подъедают сухую траву, и им нужны новые выпасы.

На минуту остановившись, мы с Сашкой облегчили мочевые пузыри, и он сел ко мне в кабину.

Осторожно объезжая встречающиеся мандехи и не рискуя разгоняться, мы добрались до дверей в горе за два часа. Хорошо иметь идеальную память. С ней мне было без разницы, сейчас день или ночь. Ориентиров, вроде более низких или высоких гор, мне тоже хватало для определения местоположения.

Кочевье ушло. Осмотрев дверь на предмет установленных мин, я ничего не обнаружил. Бронзовая ручка так же легко провернулась. Луч фонаря показал мне пустую пещеру. Вдвоём мы распахнули широкие двери, и я загнал машину внутрь. Набив патронами, гранатами, водой и едой рюкзаки, мы подошли к арке.

— Думаешь, сработает? — взволнованно спросил Сашка.

— Сейчас увидим, — хмыкнул я, разрезая свою ладонь и глядя, как кровь капает на алтарь, заливая канал и стекая к арке.

Заклеив скотчем рану, подошёл к арке и вставил кинжал в предназначенное для него отверстие…

Дорогой читатель! Спасибо за то, что читаешь мой роман.

Закончился второй том цикла Тайна чёрного кинжала. Если понравился, не забывайте поставить лайк.

В ближайшие дни я начну писать и выкладывать приключения моего героя в третьем томе. Если у кого-то есть оригинальные идеи, готов выслушать. С уважением, автор.

Nota bene

С вами был Цокольный этаж(через VPN), на котором есть книги. Ищущий да обрящет!

Понравилась книга?

Наградите автора лайком и донатом:

Тайна черного кинжала. Книга вторая

Оглавление

Глава 1 Пролог

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Часть 2 Я Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Книга 2 Часть 2 Глава 11

Nota bene