Траурницы [Екатерина Мортус] (fb2) читать онлайн

Екатерина Мортус Траурницы

Мотылек, сложив крылья, сел на потолок, как раз по центру нарисованной желтой звездочки. Потирая лапки, он черными глазками-бусинками смотрел на комок из одеяла, под которым прятался тринадцатилетний Леня. Импровизированное укрытие зашевелилось, и показалась голова с взлохмаченными светлыми волосами. Потирая сонные глаза, мальчик уставился на стену, на которой его младшая сестренка нарисовала фломастером автопортрет.

Дверь скрипнула, заставляя вздрогнуть. Руки натянули одеяло до подбородка, а тело перестало дышать. Мотылек — белый, как невеста в свадебном платье — зашевелился. Дергаясь, словно секундная стрелка, он не покидал насиженного места.

Из приоткрытой щели клубилась тьма, делая коридор узким и уходя в бесконечность. Краски смылись, оставляя монотонное полотно и порождая гортанный звук. Сердце в какой-то момент пропустило удар, и Леня, приподнявшись, заглянул в черную растекшуюся кляксу, которая заползала в комнату, пожирая своими щупальцами то, что было забыто рядом с порогом: рюкзак, одинокий носок и мячик Полины.

— Мама? — осторожно позвал он.

Незваный гость прочистил горло. Костлявая рука выглянула из коридора и, словно паук, в слепую принялась блуждать по стене. Леня ахнул и накрыл голову одеялом. Сжавшись в комок, он обхватил себя руками и задрожал. Кожа покрылась мурашками, а простыня стала скользкой. Волосы прилипли к влажному лбу. Бусинки горькой жидкости скатились по щекам и осели на губах.

Влажный звук, будто кто-то босыми ногами шлепает по лужам, и тяжелое дыхание, выдававшее незваного гостя. Морозный холод забрался под пижаму, заставляя из приоткрытого рта вырываться маленькому облачку. Пальцы окоченели, но Лёня боялся шевелить ими, чтобы не выдать свое присутствие. Понимая, что любой монстр при желании с легкостью унесет его, мальчик грел в душе надежду, что сможет победить все страхи. Гость затрещал, как сломанные ветки. Странные звуки сопровождались шипением и невнятным бормотанием, а потом лязгом, похожим на звук скрещенных мечей из мультиков, которые часто смотрит Полина.

«Уходи, уходи, уходи. Ты — ночной кошмар».

Но злое сновидение не хотело растворяться, а наоборот — протянуло руку и вцепилось в одеяло. Собираясь складками в костлявых пальцах, оно спровоцировало детский крик.

— Тише, тише.

Леня рывком сел на кровать, бешено уставившись на маму.

— Снова плохие сны?

Мальчик закивал, сглатывая подступающие слезы. Женщина, баюкая сына, прижала его к себе. Нежные руки касались волос, а тихий голос напевал давно забытую детскую песню. Это подействовало, как магия: бешеный ритм сердца успокоился, а веки стали свинцовыми.

— Все, теперь спи.

Поцеловав сына в лоб, женщина вышла, прикрыв за собой дверь. В образовавшуюся щель пробивался свет из коридора, пока его не заслонила тень. Переступая с ноги на ногу, маленькая девочка заглядывала в комнату, ожидая, когда ее пригласят.

— Входи. — Леня похлопал по кровати.

Худая рука включила свет, и босые ноги затопали по полу, путаясь в длинном платье.

— Ты почему не спишь?

Полина запрыгнула на кровать и обхватила руками стопу.

— У тебя пол мокрый.

Мальчик сглотнул и посмотрел на потолок — мотылька не было. Только несколько царапин, рассекающих желтую звездочку.

Отец хмурился, наблюдая, как Поля пересчитывала хлебные крошки. Кудрявые светлые волосы падали на лоб. Руки, изрисованные красками, смахивали непослушные пряди. Мама два раза пыталась закрепить волосы на затылке, но девочка трясла головой, и заколка не выдерживала таких испытаний.

— Царапины говоришь, да? — Мужчина что-то изучал в телефоне, попутно ругая качество связи. — Быть может, они были тут изначально.

— А следы на полу? — Полина оживилась. — Мокрые — мокрые, как лужа. Или пятачок собаки. — Девочка дотронулась до своего носа. — Честно — честно. У даже меня ноги промокли.

— Пятачок бывает у поросенка, а у собак — нос. — Мама убрала тарелку с недоеденным завтраком. — Наелась?

Поля активно закивала головой.

— Тогда иди в свою комнату. Я к тебе поднимусь, проверим твое домашнее задание.

Лёня ковырял остатки трапезы — несоленая яичница, пара кусков бекона и позавчерашний ломтик хлеба, который уже стал черствым.

— А я? — осторожно спросил мальчик.

— Тебе придется пойти.

— Да чтоб все волки сдохли. — Отец швырнул телефон и схватил чашку с остывшим кофе. — Охотников целая деревня, а толку нет. — Бросив злой взгляд на сына, мужчина добавил: — Все, собирайся, а то опоздаешь.

Лёня знал, что папа хочет обсудить важные вопросы, которые не должны касаться детских ушей. Времени у него было достаточно, потому он остановился на лестнице, где его уже ждала Поля. Замерев, они стали прислушиваться к разговору родителей. Как бы мама не старалась перевести все на шепот, отец повышал голос. Его можно было понять — спасательная операция длилась третий день, а они так ничего и не нашли.

Осенняя листва шуршала под ногами, погружая старые ботинки в свое желто-оранжевое «море». Хруст напоминал тот кошмар, демонстрируя в памяти то, что Леня когда-то видел — безобразная старуха, похожая на поделку из старой коряги, обвешанная гирляндой грибов, шишек и травы. Серая кожа, покрытая мхом, лопалась и демонстрировала гнойники и черную кровь. В волосах, больше похожих на вьющиеся стебли, вплетены косточки грызунов и потерявшихся кошек. Лёня был уверен, что там покоился скелет — или то, что от него осталась — его кота, который исчез, как только они сюда переехали. В ту ночь мальчик и увидел эту странную старуху, а она видела его.

Старенький стул заскрипел, испуская слабый стон. Парта, расцарапанная неизвестным школьником, поприветствовала смятой тетрадью, а в ней — сложенной запиской.

«Встретимся после уроков в нашем месте».

Лёня смял бумажку и спрятал в рюкзак. Только один человек мог оставить такое послание.

На детской площадке раскачивались качели, досаждая своим звуком. Прохожие кутались в шарфы, поднимали воротники пальто, пытаясь скрыться от осеннего ветра. Лёня бежал так, что запыхался. Распахнутая куртка, раскрасневшееся лицо и мокрая рубашка под жилеткой — мальчик был уверен, что к вечеру у него поднимется температура, но это было неважно.

Долговязый Вадим, отталкиваясь одной ногой от земли, раскачивался на качелях. Синяк на скуле начинал сходить, оставляя зеленоватый след, а рассеченная губа зажила. Еще немного и та драка останется в воспоминаниях, как утренняя роса. Только исчезнувший блеск в глазах говорил о том, что в его душе что-то надломилось.

— Привет. — Губы исказились в кривой улыбке. — Отец конфисковал телефон. Еще неделя и снова буду на связи.

— Ты пришел в школу, чтобы оставить мне записку и ушел? — Лёня скинул рюкзак на скамейку. — Мы могли и там поговорить.

— Не могли. — Вадим оттолкнулся от земли и начал раскачиваться. — Меня достали осуждающие взгляды. Вообще брошу школу и уйду…

Одноклассник замолчал. Раньше он свою фразу дополнял «в лес», но теперь, столкнувшись с тем, что там обитает, он не знал, куда хотел бы уйти.

— Они нашли. — Качели остановились так же резко, как и была произнесена эта фраза. — Одежду, сумку и обувь. Все, что было на ней в тот день, когда Маша исчезла.

— Отец говорит, что это волки.

— Какие волки? — Вадим резко встал и махнул рукой. — Они бы оставили кости, кровь или кишки. — Одноклассник схватил Лёню за воротник куртки. — Ее платье было чистым, а ребенок уже давно бы там замерз. — Палец указал в сторону леса. — Даже в шубе ночью там не выжить. Я знаю, я там был. Там так холодно, что у тебя ресницы покрываются инеем, а кожа начинает синеть, но, если это вытерпеть, то становится тепло. — Вадим коснулся брови, которую надвое рассекал шрам. — И это малое, чем я отделался. Но, вернув время назад, поступил бы так же: пошел бы за своим младшим братом и вернул бы его.

Одноклассник разжал руки и оттолкнул Лёню.

— Они не найдут Машу, слишком поздно. — И, перед тем, как уйти, он добавил: — Вы живете ближе всех к проклятому лесу. Не выходите на улицу, как стемнеет. Взрослых это не касается, а вот детей они любят.

Под звук борьбы и возгласа, когда праведные герои одерживают победу над шаблонным злом, Поля радостно вскидывала руки и оборачивалась, чтобы посмотреть на реакцию брата. Лёня дремал, свернувшись на полу. Стараясь досмотреть последнюю серию любимого мультика сестры, он приоткрыл один глаз и бессмысленно уставился в экран монитора. В голове иногда блуждали мысли о Маше — девочке, что исчезла и поиски которой не увенчались успехом.

Мальчик вздрогнул, когда в коридоре послышались шаги. Папа был без настроения. Снова. Лёня не понимал всей ситуации, но знал, что им всем пришлось переехать в дом дедушки, который достался его отцу по наследству. Старую, но уютную квартиру, родители продали, а деньги ушли на погашение долгов и небольшой ремонт в новом жилище.

Полине здесь нравилось. Общительная и шустрая девочка быстро нашла себе друзей. Лёня от сестры не отставал: подружился с Вадимом и другими ребятами. Все было хорошо, пока Никита — младший брат Вадима — не исчез. Поисковый отряд прочесал лес, реку и даже дошел до соседней деревни — ребенка никто не нашел. Чуть позже, когда летнее солнце беспощадно обжигало кожу, Вадим привел домой брата. У ребенка не было ступни, а на месте раны красовалась корка, похожая на хитин. С тех пор прошло три месяца, а Никита так и не заговорил. Его горло воспроизводило звуки, похожие на стрекот сверчков, а глаза цвета жухлой травы, не мигая, смотрели на искусственный свет. Иногда Никита подпрыгивал на месте и руками бил себя по бокам, будто хотел взлететь. Родители заперли младшего сына дома и выходили с ним на прогулку только тогда, когда его активность снижается до состояния спячки. Тогда он позволяет усадить себя в коляску и катать по пыльным улицам деревни.

Лёня видел его буйство собственными глазами. И иногда ему снятся кошмары, как Никита, вывернув ноги в обратную сторону, словно кузнечик, сидит у него на стене и рывками наклоняет голову в разные стороны.

— Спать не пора? — Уставший отец заглянул в комнату. — Завтра в школу.

— Угу, — буркнула Поля, выключая компьютер. Постояв на месте, она смотрела в черный экран монитора, пытаясь разглядеть собственное отражение. — Маша умерла, да?

Такой прямой вопрос смахнул остатки сна. Лёня рывком сел и тут же сильно натянул одеяло, будто оно могло спасти его от гнева отца. Вместо предполагаемой реакции, папа тихо вздохнул.

— Мы не знаем, — солгал он. — Ее никто не нашел. Но мы продолжаем поиски. Завтра последний день.

— А потом что? — Поля повернулась к нему лицом.

— Ничего. — Сухая ладонь взлохматила детские волосы, еще больше запутав мелкие кудряшки.

Лёня знал, что взрослым придется признать Машу мертвой.

В этот день занятия в школе отменили. День на то, чтобы распустить добровольцев, участвующих в поисках, неделя на принятие того, что пора прощаться и вся жизнь на осознание самого страшного события в жизни.

Крохотное платье, тщательно выстиранное, впитало в себя материнские слезы, пока женщина, превратившуюся в тень былой себя, разглаживала бантики и рюшечки, не давая и шанса даже мизерной складке. Кожаные ботиночки, такие маленькие, словно кукольные, тщательно отполированные, стояли в деревянном ящике, сколоченном умелыми руками. Тяжелый гроб, аляповатый, как и большинство, что предлагало похоронное бюро, стоял на краю ямы, которая должна была стать местом упокоения Маши.

«Не должны родители хоронить своих детей». — Кто-то в толпе произнес эту фразу, теперь она острым жалом впилась в мозг, вырезая кровавые буквы в памяти. Наверное, убитая горем мать, тоже видела эти слова, поэтому она всхлипывала, затихала и снова заливалась слезами, протягивая дрожащие руки к платью и ботинкам — бездушным вещам, которые остались от ребенка.

Весь класс, посчитав взрослыми, отправили на кладбище — место, заросшее высокой травой, в которой прятались забытые надгробия и памятники. На облысевших деревьях собирались вороны, кося черными глазами в сторону толпы людей. Перепрыгивая с ветки на ветку, птицы чего-то ждали.

Лёня не мог смотреть на яму и сырую землю, но Вадим не сводил взгляда с безутешных родителей Маши. Держась стороной, друг натянул капюшон до бровей и поднял воротник куртки, что была ему велика. Взрослые перешептывались, разнося слова соболезнования, как трубку мира, пока они не сделают круг и не начнут свой путь снова, подпитанные новыми фразами о жестокости мира.

Лёня оторвался от общей массы и, наступая на хрупкие листья, подошел к однокласснику. Молчание получилось хуже нависшего над шеей топора.

— Я им сказал, как ее найти, — прошипел Вадим. — Они сказали, что сами разберутся. Конечно, они ничего не нашли и ругались, что я только отнял их время. Тогда я пошел сам. — Друг поднял голову. Его лицо, воскового цвета, отражало замешательство. — Я не смог войти. — Пальцы вцепились в плечи Лёни, а в нос ударило несвежее дыхание. — Мне четырнадцать, а, значит, я им неинтересен. Береги сестру. Потом ты не сможешь ее вытащить.

Поля сидела на втором этаже и смотрела в окно. Кукла с разным цветом глаз — один достался пластиковой «подруге» от предшественницы, когда родной глаз был утерян — уютно сидела на подоконнике, иногда наклоняясь на бок. Ажурная юбка, покрытая пятнами от завтраков и обедов, утратила приятный мятный цвет, превратившись в «палитру» из повседневных приключений Полины.

Лёня, вяло перебирая ногами, шёл, уставившись в землю. Осознав, что на него кто-то смотрит, мальчик поднял голову. Сестра приветливо помахала рукой, и кукла, воспользовавшись моментом, наклонилась и камнем полетела вниз. Поля прижала ладошки ко рту. На ее лице отразилось разочарование, которое тут же сменило удивление, а после прозвучал звонкий смех.

Лёня поднял куклу, бережно отряхнул от налипших листьев и снова поднял голову — Полины не было, но чувство, что кто-то на тебя смотрит, не ушло.

Яблоко с земляным привкусом, небрежно очищенное от кожуры и разрезанное на несколько частей, лежало на тарелке. Оно окислилось и в таком виде Поле нравилось гораздо больше. Девочка потеряла интерес к кукле, уставившись в телевизор. Леня был рад, что сестра моментально нашла новое занятие, отвечать на вопросы, касающиеся Маши, мальчик не хотел. Ведь он сам ничего не знал.

Сон пришел резко, как только голова коснулась подушки, и так же резко отступил. Кошмары продолжали тревожить разум, только в этот раз они растворились под взмахом ресниц. В памяти остались очертания глаз, и Никита, который спрятался под кроватью и дрожал. В этот раз он что-то говорил — четко, не заикаясь, как было до несчастного случая, только Леня больше не мог вспомнить те слова.

Жажда заставила мальчика встать с кровати и, растирая докрасна веки, медленно побрести на кухню. Тарелка с яблоками так и осталась стоять, а забытая кукла валялась на полу. По ногам прошелся сквозняк, пытаясь взбодрить сонное тело. Мурашки пробежали по спине, словно Леня резко вспомнил о чем-то важном.

— Поле снова было жарко. — Заботливый брат поднял куклу и усадил ее на подоконник. Пальцы потянулись к ручке и тут же замерли. За окном плотная ночь поглотила день. — Как же долго я спал.

Соседский пес истошно выл. Мальчик прижался лбом к стеклу, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть. Отец рассказывал, что собаки воют, когда видят волков. Сглотнув, Леня одновременно боялся и в то же время хотел увидеть хищников вне клетки в зоопарке. Встреча с ними пугала, но сейчас мальчик под защитой собственного дома. Сквозняк продолжал щекотать босые ступни, а жажда продолжала о себе напоминать. Все это показалось пустым и чем-то отдаленным, когда уличный фонарь, работающий от движения, резко включился. Хрупкая Полина, казавшаяся на фоне уродливой старухи еще меньше, стояла спиной к окну и руками цеплялась за платье ночной гостьи, у которой, как бусы, висела гирлянда из грибов и костей, а в грязных волосах покачивались ленты и черепа грызунов и кошек. Из горбатой спины торчала золотая клетка, с копошащимися внутри мотыльками разных цветов. Их было мало, но в этой тюрьме им было тесно. Из берда торчала клетка поменьше, в которой было множество других насекомых. Они толкались, кусали и с жадностью поглощали друг друга, оставляя лапки и головы. Части тел, хитина и усиков усыпали золотое дно, будто ковер.

Забор, покосившись от времени, торчал из земли, как гнилые зубы — местами доски почернели и рассыпались, оставляя огромные дыры. Из этих отверстий уставились глаза, которые светились, как маленькие фонари. Цепкие лапы существ хватали мотыльков, которые умудрялись протиснуться сквозь прутья клетки. Крючковатые пальцы отправляли добычу в рот, а зубы, похожие на пеньки, с жадностью перемалывали насекомых. Старуха не обращала внимания на то, что творилось вокруг. Она взяла Полю за руку и потянула за собой. Девочка послушно шла следом. Пушистые домашние тапочки, увязнув в луже, слетели один за другим. Ступни в тонких носках должны были замерзнуть, как и тело, которое едва согревала застиранная пижама.

От этой картины к горлу подкралась тошнота. Леня скинул с себя оцепенение и бросился на улицу. Ноги отказывались слушаться, будто угодили в желе. Переборов себя, мальчик выскочил на улицу, не обратив внимания, что дверь уже была открыта. Рот раскрылся в беззвучном крике. Царапая горло ногтями, Леня пытался позвать сестру. Поля не обращала внимания. Только старуха заинтересовалась посторонним человеком. Зашипев, как кошка, она оскалилась, обнажив кривые зубы. Словно по щелчку те, кто прятался за забором, стал перелазить, перепрыгивать и просачиваться сквозь дыры в досках. Существа, отдаленно напоминающие людей, скалились, кривили морды и открывали пасти, из которых капала густая жидкость, похожая своей вязкостью на мед. Крылья, сложенные за спинами, расправились. Прозрачные, расчерченные золотистыми жилами, они поднимали тела в воздух. Усики на гладких черепах, шевелились. Тонкие лапы, заканчивающиеся острыми крюками, тянулись к Лёне. Монстр, размером с кошку, приземлился на руку. Мальчик прыгал на месте, пытаясь скинуть его. Существо вцепилось в рукав и повисло. Леня бил его об землю, пока он не ослабил хватку. Вращая близко посаженными глазами, монстр встал на четвереньки и попятился. На хитиновом панцире образовалась вмятина. Стрекочущий звук, вперемешку с четкими гласными, какофонией заполонил ночной воздух. Мальчик, спотыкаясь, ворвался в дом и захлопнул дверь. В спину что-то ударилось. Глаза сами собой закрылись, а губы беззвучно шевелились, пока монстры царапали стены и стекло. Мерзкий звук заставил закрыть уши и сжаться в комок.

Когда Лёня открыл глаза, то обнаружил, что находится у себя в кровати. Скомканное одеяло валялось на полу вместе с подушкой. Жадно вдохнув воздух, мальчик побежал к Полине. Сестры не было. Словно продолжение плохого сна, затяжной кошмар решил, что родители тоже исчезли.

— Мама! Папа!

Никто не отозвался.

— Поля!

Сестра молчала.

Он остался один. И это был не кошмар и даже не сон. Все происходило на самом деле. Леня почесал руку и обнаружил, что рукав рубашки разорван, а на поверхности образовалась запекшаяся красная корка. Кожу покалывало, как на морозе, а царапина невыносимо чесалась.

Детский мозг быстро понял, что все, что произошло во дворе, оказалось правдой. Поля исчезла. Ее увела уродливая старуха. Туда, в лес, куда до этого ушли Маша и Никита. В тоненькой пижаме и в носочках, на которых изображены желтые утята, сестра замерзнет. Окоченелое тело будет лежать где-нибудь под деревом, пока ее не обнаружат хищники или взрослые.

Мотнув головой, Леня схватил с вешалки куртку, запрыгнул в ботинки и схватил фонарик. Батарейки сели на половине пути, оставшуюся дорогу пришлось подсвечивать телефоном. Детские кулачки отчаянно били в дверь. Каждая минута на счету, неизвестно, сколько прошло времени с того момента, как Полина пропала.

— Откройте! Вадим! Ты меня слышишь?

Никто не отвечал. Леня видел, как зашевелилась жалюзи. Кто-то наблюдал за ним. Мальчик стал напротив окна.

— Поля пропала! Вадим может мне помочь! Пожалуйста!

Дверь резко открылась. Разгневанный отец Вадима уставился на непрошенного гостя. Его ноздри раздувались, как у быка, готового к атаке. Руки, расцарапанные до крови, сжались в кулаки.

— Ты…

Хозяин дома не успел договорить, как раздался стрекот.

Леня, пригнувшись, проскользнул под широко расставленными ногами, и больно ударился об порог.

— Ах ты!

Грубые руки схватили за капюшон и подняли мальчика над полом.

— Что ты себе позволяешь?

Мужчина встряхнул гостя, но Лёня успел увидеть то, что заставило на мгновение забыть о сестре. Голый Никита лежал на полу, выкрутив ноги под неестественным углом. Руки, раскинутые в сторону, как крылья раненой птицы, не шевелились. Тело ребенка покрылось желто-зеленой кожей, по своей структуре похожей на листья кукурузы. На спине, чуть ниже лопаток, красовалась вмятина, как на машине. Рот Никиты замер в одном положении, а из горла вырывался стрекот вперемешку с тихими монотонными гласными, по звучанию похожими, будто их пытается произнести человек. Ребенок, увидев Лёню, резко перевернулся на спину и забился в конвульсиях, а изо рта выступила густая пена.

Мужчина отпустил ночного гостя и бросился к сыну.

— Вызывай скорую! — крикнул он жене, которая все это время придерживала сына.

— Но…

— Живо!

Женщина потянулась к телефону. Ее движения были ленивые, она не хотела подчиняться приказу. Ведь тогда вся деревня узнает, что сейчас происходит с ее сыном. Они будут сплетничать, осуждать и придумывать каждый раз новые небылицы, а подруги перестанут звать в гости. Сжав телефон, она закрыла глаза. В этот момент ее муж, потерявший последние капли терпения, ударил женщину и с силой толкнул.

Откуда-то взявшийся Вадим схватил Леню за руку и потянул.

— Быстро, уходим, пока Полину не поглотил лес.

Мужчина не обратил внимания на побег старшего сына. Дрожащие пальцы искали в списке контактов нужный номер. В этот момент он, знавший заветный номер наизусть, забыл даже как считать. В чувства привела жена. Тело, попятившееся на четвереньках назад, дрожало. Мужчина хотел накричать на нее, но не смог. Никита резко встал на ноги и, прыгнув в бок, прилип в стене. Его голова крутилась, издавая щелчки, а колени выгнулись в обратную сторону. Ребенок согнулся, как пружина и, оттолкнувшись, приземлился на пол, а со следующим прыжком выскочил на улицу. Там, продолжая скакать, как кузнечик, он поднимался на такую высоту, что в темноте, освещаемой фонарем, можно было различить лишь силуэт.

Лёня бежал. Воздух наполнился разными звуками: отдаленный стрекот Никиты, хриплое дыхание Вадима, ботинки, крошащие под собой мусор, и собственное сердцебиение, которое пульсировало в ушах.

Лес показался плотной стеной, на фоне которой прыгали лучи света. Взрослые прочесывали окрестность, слегка заступая за деревья, будто боялись войти на чужую территорию.

Беглецы остановились. Леня среди толпы взрослых смог рассмотреть родителей.

— Мама! — крикнул мальчик.

Женщина убрала от лица бумажную салфетку.

— Что ты тут делаешь? — раздался за спиной голос отца.

— Полина пропала!

— Знаю, уже два часа ее ищем.

Леня оглянулся, уставился на друга, и увидел, как тот покачал головой.

— Опоздали. — Вадим не произнес это вслух, только беззвучно шевелил губами.

— Домой. Живо. Повторять не буду, — потребовал отец.

— Полю нужно искать в лесу! Ее туда увела старуха.

Отец сжал фонарь в руке.

— И ты туда же? — со злостью спросил мужчина и кивнул в сторону Вадима. — У этого наслушался?

— Я нашел Никиту, — возразил Вадим. — Позвольте нам поискать Полину.

Тяжкий вздох.

— Домой, живой. Оба. Не хватало, чтобы еще вы пропали. Мы и так собирались обыскать лес.

— Но взрослые не могут найти… А дети могут…

— Что могут?

Рука Вадима сжала плечо друга.

— Идем, слишком поздно.

— Вот именно. На улице темно, днем будете помогать.

Леня понимал, что его друг говорил совершенно о другом.

— Ну не могут взрослые быть такими глупыми. Потому я думаю, что старухи их зачаровывают, чтобы они не верили детям.

— Мы сможем спасти Полю?

Вадим шуршал фантиком от конфеты. Молчание неприлично затянулось, но он все же ответил:

— Да, попробуем. Утром. Я покажу, куда надо идти, но дальше ты сам. Меня лес не пропустит. Сейчас я тебе расскажу, как ты должен действовать. Самое главное: не попадись. Делай что хочешь, но не дай себя поймать. У них цепкая хватка, как у обезьян.

— Она может меня загипнотизировать? Как тех, кого забирает.

— Не знаю. Думаю, что может.

Лёне было страшно. Он понимал, что малейшее замешательство приведет к плачевному исходу.

— Сейчас надо поспать. День будет трудным.

Леонид выключил настольную лампу. Вадим, устроившись на полу на затхлом одеяле, которое хранилось в кладовке и не стиралось пару лет, быстро погрузился в сон. Закутавшись, как гусеница в кокон, он с головой спрятался под тонкой простыней.

Леня долго не мог заснуть. Он смотрел на потолок — туда, где безобразная старуха оставила следы от когтей. В темноте было не разобрать метки существа, но мальчик и так их хорошо помнил.

Разгневанный голос отца вырвал из сна. Мужчина грубо растолкал незваного гостя и толчками выпроваживал из комнаты сына.

— Я ведь сказал тебе идти домой, — шипел он. — Что ты тут забыл?

Вадим со злостью дернул рукой.

— Я тоже пытаюсь помочь!

— Чем? Тем, что сидишь тут и ешь конфеты?

— Пап. — Лёня окончательно проснулся. — Это мой друг. И он действительно хочет помочь найти Полину.

Мама, которая стояла в коридоре, всхлипнула и заголосила. Женщина упала на пол и закрыла лицо руками.

Мужчина толкнул Вадима в спину. Мальчик зацепился ногой за порог и чуть не упал.

— Убирайся, я не хочу ничего иметь общего с твоим отцом.

— То, что он отказался помогать, не означает, что я такой же.

— Ты ничем мне не поможешь, а он мог, но отказался.

— Не мог! — Вадим уставился на хозяина дома. — Не мог, — чуть тише повторил мальчик. — Это я вернул Никиту.

— Эти два события никак не связаны! Твой полоумный брат потерялся и окончательно спятил, а Поля… Она просто заблудилась. Она обязательно вернется. Просто нам нужны люди, много людей. Каждый человек на счету. — В голосе мужчины слышалась легкая растерянность, будто с предрассветной минутой он потерял веру. — Взрослые, конечно, лучше справятся с поисками. И можно привлечь подростков. — В слова вернулась былая сталь. — Но не ты. Твой отец отказался помогать и запретил тебе. Разбираться с ним я не хочу.

— Вы сами сказали, что каждый человек на счету.

— Но не ты, — повторил мужчина. — Уходи. Мы сами найдем Полю.

— Мой отец просто не вынесет, если Полина вернется домой целой и невредимой. Ведь никто из детей не возвращался, кроме Никиты. Да и вы сами прекрасно знаете, что он… стал другим.

Вадим ждал, когда ему позволят остаться. Надеялся, что эти слова смогут переубедить взрослого, но упрямство оказалось сильнее здравого смысла — Вадиму пришлось уйти.

Лёня спрятался под одеялом, надеясь, что гнев отца его не коснется. Мальчик хотел тихо уйти на поиски, пока родители будут заняты, но уставшая мама предпочла лечь спать в гостиной, спрятав под подушкой ключи, а отец запер дверь.

Леонид сидел на кухне и смотрел, как холодный ветер играет с опавшими листьями, как с игрушками. Бесполезная попытка разбудить маму и уговорить отпустить на поиски Поли, закончилась истерикой. Женщина, еще вчера выглядевшая ухоженной и отдохнувшей, сегодня будто постарела на пять лет. Свисающие сосульками грязные волосы, в которых запутались ветки и какой-то мусор, синяки под глазами, искусанные губы и сломанные ногти. Как так получилось, что она всего за одну ночь растеряла привлекательность и превратилась в тень? Потерянная вера приводит к такому исходу? Если да, то Лёня отказывается даже думать о том, что Полю он больше никогда не увидит. Нельзя, чтобы родители потеряли сразу двух детей.

Ближе к вечеру вернулся отец.

— Нашли, нашли, — повторял он, — нашли окоченевшее тело.

Сердце замерло, когда Леонид услышал эти слова, и учащенно забилось, когда выяснилось, что речь шла о Вадиме. Мальчика, ресницы которого покрылись инеем, а тело посинело и покрылось прочной коркой льда, нашли в заброшенной сторожке лесника. Прогнивший пол, куда провалился Вадим, стал для него ловушкой: мальчик сломал обе ноги и не смог выбраться. Там, в считаные минуты, он замерз. В широко раскрытые глаза впилась хвоя, а из приоткрытого рта торчали высушенные насекомые.

— Я не знаю, как так получилось.

На кухне сидели взрослые, включая родителей Лёни. Они обсуждали увиденное, пересказывая все тем, кто в тот ужасный момент не присутствовал.

— Его тело уже начали есть всякие жучки, а потом они все покрылись льдом, как глазурью. Я никогда не видел такого. Будто Вадим провел там несколько недель, прежде чем мы его нашли, — рассказывал отец, пока Леонид прятался на лестнице.

— А его родители?

— Говорят, что сын домой так и не вернулся. Но я сказал ему…А теперь они меня обвиняют.

— Да лгут они! Выгнали сына, вот он и пытался найти убежище тут.

— Если бы я знал, что все так, то, конечно, позволил бы ему остаться. Но он ничего не сказал.

— Дети глупые. Сам себя вспомни в их возрасте.

— Да, ты прав. Это поколение еще глупее.

Лёне стало неуютно от этих слов. Словно кто-то опрокинул на него ведро с мусором, от которого воняло сгнившими фруктами и прокисшим молоком. Этот запах впивался в кожу, поглощался каждой клеточкой и оставался там навсегда. Его нельзя было смыть и очень сложно игнорировать. Ложь родителей оставляла в памяти грубые складки, которые не разгладятся даже за множество лет. И Леонид в тот момент понял — отец, даже если бы Вадим действительно остался бездомным, не позволил бы ему остаться. Родителей волновало только благополучие собственной семьи.

Прошел очередной бесполезный день. На кухне пахло корицей. Мама, монотонно помешивая воду, помутневшую из-за молотых специй, мурлыкала себе под нос колыбельную. Отец ушел спать. Ему нужны были силы, чтобы сменить очередную группу, которая безрезультатно разыскивала пропавшего ребенка.

Лёня поморщился, когда нос защекотал неприятный запах.

— Почему хмуришься? — улыбаясь, спросила мама. — Сейчас сварю тебе согревающий напиток. На улице холодно, очень холодно. Вадим замерз, пока играл с братом. Теперь сидит дома. Ты ведь не хочешь замерзнуть? — Женщина не стала дожидаться ответа. — Сейчас добавим вишневый сок и апельсин. Может, даже яблоко. Полина любит яблоки.

Леониду было больно смотреть, как мама сходит с ума. Словно незаметно пролетело полгода. То, что она пыталась в очередной раз сварить странное варево из всего, что находила дома, не шло в сравнение с тем, дома появился запрет — нельзя выходить на улицу. Не сказать, что Лёня пытался сбежать и попытаться найти сестру. Без Вадима было страшно. В теории он знал, что надо делать. Друг подробно рассказал куда идти, что делать и как себя вести, если встретишь старуху. Этого оказалось мало, чтобы побороть страх. И достаточно для того, чтобы неокрепший детский мозг понимал то, что не могли принять родители — Поли больше нет. Ее можно вернуть, но только в каком виде? Вадиму понадобилось пять дней, и Никита вернулся странно оболочкой, в которой словно поселился безумный дух.

Мальчик встрепенулся.

— Может быть их души заперты там, в лесу? — прошептал он.

— Что ты сказал? — Мама склонила голову на бок. — Какие души?

Лёня попятился в сторону лестницы.

— Быть может, груши? Да? — Мама задумалась. — Нет, никаких груш. А вот лимон можно. И мёд. — Женщина с шумом выдохнула. — Но у нас ничего такого нет. Сахар. Белый. — Сухие пальцы открывали шкафчики, выдвигали ящики в поисках недостающих ингредиентов. — Есть тростниковый сахар. А мёда нет. Придется за ним идти.

Леонид знал, что мед есть. Заляпанная банка спрятана в холодильнике, только родители про нее всегда забывали.

— А ты пока помешивай, хорошо? Как только начнет закипать — выключи. Понял?

Мальчик послушно кивнул.

— Замечательно. — Мама поцеловала сына в лоб, накинула на плечи плащ и выскочила на улицу в ботинках мужа.

Взрослые претворяются, что они не дети. Возможно, взрослых на самом деле не существуют. Просто кто-то должен взять на себя эту роль, чтобы человечество не сошло с ума и знало, за кем им следовать. Каждый выбирает своего взрослого и чему-то у него учится. В то же время дети не осознают, что с ними может произойти все, что угодно. Нет такого, что все неприятности коснутся кого-то иного: друга, соседа, одноклассника. Нет, беда не выбирает любимчиков. А, если они у нее есть, то она вдвойне жестока.

Лёня дождался, когда мама скроется за поворотом, для надежности подождал еще пару минут и бесшумным шагом дошел до комнаты. Там его ждал заранее подготовленный рюкзак, зимняя куртка, шапка и перчатки. Сейчас или никогда. Леонид решил, что другого шанса не будет.

Мальчик выключил плиту, на которой варилось мамино непонятно что, и выскочил из дома. Было утро. Холодное утро, которое уже предвещало зимние холода и длинные ночи. В запасе достаточно времени. Все надо решить одним днем. Только он благосклонно относится к незваным гостям. Вечер скалит зубы, а ночь запечатывает в своих объятьях. Если доживешь до утра, то она отпустит, только шансов было мало.

Вадим пытался вернуться в лес, пройти через незримый барьер и оказаться в логове… старух? Ведьм? Монстров? Лёня не знал, что за существа живут по соседству с ними и сколько их. Но Вадим не вернулся. Он говорил, что взрослые не могут увидеть то, что скрыто. Наверное, все дело в вере.

Даже десятки пледов не могли согреть детское тело. Казалось, что его скорее раздавит вес искусственного материала, прежде чем оно успеет согреться. Лёня продолжал верить Вадиму: немного подождать и станет так жарко, что захочется снять куртку и даже свитер, который беспощадно колол горло. Дрожащие руки приподняли шарф, нос уткнулся в ткань, а рот выпуска облачко, которое каплями оседало на разноцветном узоре. Леонид верил, что у него все получится, верил, что Поля ждет его — запертая с другими детьми в заржавевшей клетке, пока бурлит котел с пюреобразным месивом. Старуха подкидывает туда корешки бордового цвета, квадратные овощи и ароматные специи. Полина не станет их ужином. Никогда.

Кожа стала покрываться тонким слоем льда. Чувствовалось только покалывание. Со стороны казалось, что невидимая рука валиком закрашивает тело для какого-то карнавала. Лёня надел перчатку и потер ладони — это не помогло. Червячок сомнения нашептывал разные небылицы, которые заставляли ненадолго поверить, что Никита — ребенок, родившийся с отклонениями, а Вадим — подросток, запутавшийся в собственных словах. Но эта мысль ускользнула, как рыбка, сверкнув на прощание чешуйчатой спинкой. Лёня сам видел старуху. Даже двух. И полчища существ, которые прятались за забором и ждали приказа, чтобы атаковать.

Временное тепло согрело тело, когда в мозг хлынули приятные воспоминания: старые друзья, новый год, когда находишь под елкой подарки и, обмотанный гирляндой, сидишь и светишься во всех смыслах, поедая вкусные конфеты. То ли сон, то ли реальность, она едва не поглотила решающий момент: окружение обросло пленкой. Плотный на ощупь, как плавательный пузырь. Вадим говорил, что взрослые не могут проделать в нем брешь, видимо, друг тоже не смог или у него получилось, только появление постороннего быстро раскрыли старухи. Найденное тело оказалось подвержено разложению и черви успели насытиться пиршеством. Друг говорил, что, по ту сторону плотной пленки, время течет иначе. Опередить как, он так и не смог. Даже если пройдет десятки лет и родители состарятся, Лёне было все равно. Пусть это и означало, что от прежнего разума матери останутся крохи, которые поддерживают жизнь в обмякшем теле. Любые риски оправданы, если получится вернуть Полину.

Пузырь лопнул, осев на руки липкой пленкой. Должно быть, это неприятные ощущения, но дутая куртка приняла на себя весь удар. Лёня сжался. Ему впервые стало жалко себя: маленького мальчика, который опьянен собственной верой в неуязвимость, и переполненный желанием поговорить, прокричать все, что скопилось на душе, и выплюнуть, как сгусток мокроты. Пьянящее чувство вскружило голову, сделало невесомым и отрешенным от событий реального мира, и только после этого пузырь снова дал трещину. Неожиданно вспомнился родной дед, который потерпел крах в карьере и заглушал ее тем, что попадалось под руку: бессмысленные фильмы, упреки в сторону внуков и потеря себя в Интернете. Дед не пил алкоголь, считал, что тот способен плести ложную и сладкую мечту. Ошибка заключалась в одном: потерять себя можно в элементарных вещах, достаточно опустить руки и пальцами вцепиться в то, что приносит забвение.

Страшные мысли протачивали ходы в детский мозг. Они быстро рассеялись, как только тело оказалось на опушке среди цветов. Вадим был прав: стоило пережить холод, как тут же стало жарко. Но нельзя снимать куртку: вдруг Поле холодно, а любой кусок ткани пригодится, чтобы ее согреть. В этом мире Вадим провел пять дней. Или шесть? Лёня не мог вспомнить. Он всегда с жадность слушал друга, пытаясь запомнить каждое слово, но сейчас все уплывало, как проточная вода.

Ботинки мяли под собой траву. Зеленую, как на детских рисунках, яркую, словно стены детской площадки, и такую же не естественную и опасную, как спинки ядовитых насекомых. Лёня ожидал, что услышит жуткие песнопения, когда безобразные сестрицы начнут плясать на опушке, среди испуганных белочек, как в мультфильмах, что любила смотреть Полина. Ничего подобного не было. Зеленая трава, казавшаяся в тот момент инородной, теперь была мила, как солнце: дальше дорога пролегала над пропастью, дно которой застелил туман, плотностью похожей на вату. Мостик состоял из костей, перевязанный бечевкой. От каждого шага надежная, на первый взгляд дорожка, начинала раскачиваться и осыпаться, образуя дыры.

Лёня, не веря, что удача может улыбнуться при первых трудностях, задыхаясь, перебрался на другой край берега. Под мостом, затачивая выступающие камни, бушевал речной поток. Если присмотреться, то можно увидеть чешуйчатые спинки существ, похожих на змей, которых показывают в фильмах ужасов.

Детские ноги брели дальше. Маленькие шаги формируют целые приключения. Слой за слоем они создают плотный панцирь, который защищает от финальных трудностей. Наполненные событиями, опытом, мелкими царапинами и глубокими шрамами, они должны ослабить противника, как в тех сказках, что родители читают на ночь.

Замерзшие пальцы сжались в кулак. Солнышко постепенно отогревало их, и разноцветные нити, заботливо связанные мамой в перчатки, спрятались в карманах куртки. Молния слабо поддалась, и на свет вылез колючий свитер. Шапка была безвозвратно потеряна, а следом за ней шарф. Пот бусинками собирался на лбу, склеивая челку в уродливые зигзаги.

Лёня нахмурился. Где-то вдалеке напевал сладкий голос. Мальчик еще из сказок помнил, что на такой зов вестись нельзя — кровожадные сирены и хитрые русалки таким способом приманивают потерявшихся путников. Это знание помогло избежать встречи с хищниками, и нелегкий путь пролегал дальше, сквозь заросли леса.

День, два, неделя, месяц… Он стал взрослым, потом стариком, мертвецом и прахом, а потом новорождённым, ребенком и подростком. С каждым шагом круг обновлялся, завершался, начинал новый цикл. Все слилось, смешались краски, перед глазами было сплошное пятно, которое размывали слезы. На языке играл привкус от первого поцелуя, влюбленности, разочарования, рождения первенца, потери близкого человека, предательства и счастья. Все одновременно давило и разрывало на части. Вот он офисный работник, который, зажав в зубах трубочку от коктейля, лежит на коленях красивой незнакомки, вот кто-то страстно целует его, а потом голова разрывается от боли, наступает утро, рутина и днем за днем, пока кризис не начнет нашептывать злые слова. Поддержка, желание свернуться в позу эмбриона, мысли о том, что нет смысла доживать до утра и радость из-за того, что близкие живы и здоровы.

Леня вышел в деревню, скрытую среди уродливых деревьев. Десяток старух суетились, вяло переступая с места на место. Они общались на неведомом языке, улыбаясь и смеясь. Леонид притаился в зарослях диких ягод, наблюдая за жителями. Черепа животных, мутные бусины, стекляшки и листья переплетались в грязных волосах старух, образуя значимый для них узор.

Мальчик ощущал, как путается его тело, будто он пытается напечатать сообщение, но пальцы попадают не на те клавиши и воспроизводят мешанину из знаков и букв. Смахнув с себя наваждение, он стал всматриваться в клетки. Детей там не было, даже легкого намека на человеческое существо. Монстры давили друг друга, пожирали и шипели, протягивая сквозь прутья клешни, щупальца и лапы. Старухи их игнорировали, бережно накрывая тканью клетки, в которых копошились мотыльки.

Леня нашел старуху, которая увела Полину. Леонид прикусил губу. Слезы подкатывали к глазам, грозясь вырваться сплошным потоком соленой жидкости. Он обязательно добьется того, зачем сюда пришел. Затуманенный мозг поможет принять верное решение, в кипе мыслей, которые были и вовсе не его, он ухватился за нужную и держал, даже не смотря на то, что она разрезала ладони до крови.

Стоило сделать шаг, как ветка хрустнула под ногами. Старухи тут же бросили свои дела и повернули головы в сторону звука. Сердце замерло в груди. Леонид скукожился и представил, как одеяло накрыло его с головой. Закрыв глаз, он представил, как все кошмары тянут к нему руки, но невидимое защитное поле бьет их, не позволяя коснуться добычи.

Теплые мысли разливались по телу, как ароматный чай. Легкая улыбка появилась на лице, и стоило открыть глаза, как тут же возникло лицо старухи. Морщинистое, болотного оттенка, оно застыло с вечной улыбкой и выпирающим передним зубом. В грязных волосах покачивались кости, а когтистая лапа с обрубленным мизинцев, потянулась к мальчику.

Леонид закричал. Его крик на мгновение притормозил старуху, что сыграло мальчику на руку. Ноги несли прочь от этого места, душа снова попала в петлю перемен: прах, старик, взрослый, подросток, новорождённый. Пока холод не коснулся спины, затем затылка, рук и ног. Тело замерло в позе беглеца, покрытоеблестящей коркой. Глаза видели перед собой мутные линзы, а потом наступила темнота.

Когда свинцовые веки пришли в движение, наступила боль. Фантомная боль в левой руке и в двух пальцах на правой. Леонид пытался ими пошевелить, чтобы унять неприятные ощущения, но это было бесполезно: нельзя заставить двигать то, чего нет.

Мама плакала, уткнувшись лицом в больничную простыню. Отец стоял на улице и курил сигарету за сигаретой. Бросив вредную привычку еще до рождения Полины, он вернулся к ней тогда, когда обнаружил в лесу замерзшего сына.

В тот вечер, когда Леонид понял, что находится в больнице, он слышал, как за окном раздавились выстрелы. Волки выли, разнося предсмертное послание по округе, чтобы предупредить своих сородичей о надвигающейся гибели. Выстрелы, запах пороха, скулеж хищников, которые истекали кровью. Леня накрыл голову подушкой, но слышал, как животные, начиная от взрослой особи и заканчивая маленьким волчонком, умирали.

Поли не было. Ее не нашли, как и остальных детей. Пустая могила, в которой покоилась кукла и пижама, обросла травой. У Леонида не было сил, чтобы прополоть от сорняков кладбище. Какие-то вандалы раскололи надгробие Никиты, а к Вадиму давно никто не приходил. Может потому, что его родители умерли, а другим родственникам было все равно? Отец Лени уехал спустя пару месяцев после того, как Полину официально признали погибшей. Никто не знал, как он прожил свой век, но спустя множество лет, он, скорее всего, был уже мертв. Мама дожила до пятидесяти, и, пораженная инсультом, протянула еще семь лет. Она не вышла повторно замуж и со своим мужем так и не развелась. После бессвязного рассказа Лени о том, что в лесу живут странные старухи, отец исчез. Леонид надеялся, что отец ему поверил, и начал собственное расследование.

Вспышка камеры ослепила. Мужчина повернулся в сторону туристического автобуса.

— А тут, если верить слухам, позабытое божество силами своих прислужников, собирало дань, которую ему задолжали смертные. — Голос гида звонко разносился по округе. — Сейчас вы можете наблюдать, как этот мужчина, что стоит рядом с могилой сестры…

— Мужчина? Он ведь старик! — возразил кто-то из туристов.

— Он единственный из ныне живущих, кто смог посетить обитель забытого божества и вернуться живым. Говорят, что там, в царстве льда, он в битве с монстрами потерял руку и пальцы. Другие уверяют, что он просто замерз в сугробе и конечности пришлось ампутировать.

По автобусу пробежался смешок.

— Право каждого, верить в забытых богов или нет, но в этой деревне когда-то приносили детей в жертву, а потом жители возвели в идолы новых богов. Новые были лояльны, не требовали жертв, но старые обозлились.

Леонид знал эту историю наизусть. Каким-то образом родная деревня стала туристическим объектом, который раз в неделю посещали туристы, готовые заплатить деньги за искаженную правду. А потом они вернутся домой, поцелуют своих дочерей и сыновей и забудут о том, что гнев богов с каждым годом разрастается все больше, требуя то, что принадлежало им с основания мира.

Леня привык не обращать внимания на людей. Заковыляв в сторону покоившегося дома, она закрыл дверь изнутри и выдохнул. Он не был стариком. Всего лишь покалеченный мужчина, который не выглядел на свой возраст. Казалось, что путешествие туда, куда путь запрещен, брало плату. Это того стоило.

В клетке, похожей на кошачью переноску, билось существо. Маленькие пальчики цеплялись за решетку. Шипение, что раздавалось в комнате, нельзя было сравнить с человеческим. Но это была она. Девочка, платье которой сгнило в гробу.

— Тише, тише, тебе тут лучше, чем там.

Переносная «тюрьма» затряслась. Усики вытянулись, будто пытались попробовать окружение на вкус, а потом спрятались.

— Ты ведь можешь принять облик человека. Я видел Никиту, меня ты не обманешь. — Леня множество лет повторял эту фразу, надеясь, что она послужит толчком в его исследованиях. Цена этой надежды — мясо. Неважно чье. Когда было возможно, он приносил птицу, иногда приходилось заманивать собак. Новые жильцы, новые соседи и все, кто населял эту деревню, считали, что Леня ест собачье мясо, и обходили сумасшедшего стороной. Никто их них не пытался спасти своего питомца или бродячего пса, считая, что собственные нервы дороже жизни животного.

Леня ударил кулаком по столу.

— Я не хочу, чтобы так все закончилось. — Мужчина вцепился тремя оставшимися пальцами в лицо. — Будто все замерло на несколько лет, а потом резко сделало скачок, приближаясь к финалу. — Леонид уставился на усик монстра. — Открой дверь, я хочу вернуться.

— Не… пропустят… ты был так… два раза…. Похитил меня… Потом стал взрослым….

Существо замолчало. Оно и раньше пыталось говорить, но давно забытая человеческая речь давалась ему с трудом.

— Я отпущу тебя. — Леня решился на последний шаг, который обдумывал последние несколько недель. — Тебе решать, как распорядиться своей свободой.

— Хорошо… — Существо прошептало это слово, будто обрело оазис, к которому стремилось всю свою жизнь. — Завершу свое превращение и…

Замок скрипнул и дверь отошла в сторону. Смесь мускусного запаха, человеческого пота и испражнений ударили в нос. Существо выпрыгнуло из «тюрьмы» и приземлилось на гнилой пол. Хитиновое тельце зашевелилось, задние лапки почесали бронзовое пузо, а девчачья голова с огромными черными глазами повернулась на сто восемьдесят градусов.

— Свобода. — Существо выпрыгнуло в открытое окно и ускакало в сторону леса.

Леня ждал. Час, два…. Он привык ждать. Во дворе раздался стрекот — тихий, будто ребенок пытается развернуть конфету втайне от родителей. Нарастающий шум резко смолк, и Леонид понял, что пора выходить. Во дворе стояла старуха. Носки, те носки, что были на ногах Полины, красовались на уродливых ступнях. В грязных волосах покачивались головы фарфоровых кукол, разноцветные бусины и засохшее яблоко.

— Вернись домой, — грозным голосом приказал Леня.

Старуха в ответ зашипела и спрятала под платком клетку. Новые мотыльки копошились, пытаясь вырваться на волю, но стоило им оказаться на ложной свободе, просочиться сквозь прутья, которые они считали своей тюрьмой, как набегали существа и поглощали их, не давая и шанса на побег.

Мотыльки… Они не были мотыльками. Темно-коричневая окраска крыльев со светло-желтой каймой. Они оправдывали свой псевдоним — слетаясь, как насекомые на свет, многие погибали, а редкие везунчики обретали новую и ужасную форму.

— Вернись домой! — прокричал Леня. — Сейчас же.

Старуха застрекотала и повернулась, уставившись в сторону там, среди других монстров, пряталось существо, что было множество лет в плену у Леонида.

— Да, это я приказал ей привести тебя. И снова найду способ в очередной раз тебя заманить. И буду это делать, пока ты не вернешься домой!

Старуха недовольно заворчала и обвязала платком клетку. Мотыльки затихли, ожидая беды. Когтистые пальцы вцепились в шею Лени. Тело упало на землю, больно ударившись об выступающий камень. Снова. Эта возня продолжалась множество лет. Старуха всегда оставляла на теле новые царапины и уходила, дожидаясь, пока Леня не найдет новый способ призвать ее обратно. Снова, снова, снова… Пока жизнь не оборвется, пока он не докричится. Она там, зарытая глубоко под телом божественной прислуги. Если бы ее там не было, она бы давно его убила, она бы не приходила и игнорировала его зов. Кроме нее у него никого не осталось. И так будет продолжаться, пока не оборвется его жизнь. Не ее. Она этого не заслужила. С рассветом, когда первые лучи коснутся сухой кожи, Леня откроет в очередной раз глаза и начнет свою борьбу против трусливого божества, которое все забыли, которое прячется за спинами своих слуг. Пусь ему не победить забытого бога, но он вернет ту, которую у него забрали. Пусть не сегодня, но у него еще есть время. Пока дышит и бьется сердце, пока есть те, кто бросает вызов забытому богу, есть шансы на победу, но сейчас он ослаб. Можно снова уступить и отдохнуть. Немного, а утром начать новую битву, пока победный возглас не сорвется с его губ.