Война в Ветёлках [Николай Константинович Шумкин] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Война в Ветелках

I

Эту ночь Пелагея почти не спала. Рано утром, когда еще не всходило солнце, она разбудила свою дочку, девятилетнюю Настю, приказала смотреть за коровой, которая должна была вот-вот отелиться, подхватила собранный с вечера узел с харчами и побежала на другой конец хутора, где жил колхозный чабан Бактыгул, и с ним выехала в город.

Поезд, с которым проезжал на фронт ее Егор, должен был проходить через Уральск только на другой день, и Пелагея надеялась попасть в город вовремя.

Уже стемнело, когда казах третий раз за этот день решил покормить в лощине, где рос по пояс пырей, начавшую приставать лошадь.

— Полежим мал-мал, Пелагея… Потом скоро доедем… Лошадь хорошо отдохнет. — Бактыгул стащил с телеги кошму и бросил ее на траву. — Отдыхай, Пелагея, красивая баба… Все мужики завидуют… Завтра Егор обнимать будет.

— Ладно болтать, Бактыгулка, — перебила его Пелагея. Она развязала косынку, поправила тяжелую белую косу.

— Может, со мной спать будешь, — сел рядом с женщиной Бактыгул. — Приедем, барана отдам. Мало один — два дам. Обмана не будет. А тебе убыток какой?

Сухие, обветренные губы Пелагеи скривились в горькой безжизненной улыбке.

— Старый ты, Бактыгулка. Борода уже перестала у тебя расти. Одни волосинки торчат… Иди уж, где лошадь-то? Луна взошла.

Бактыгул покряхтел, тяжело встал, огляделся. Потом, еле волоча ноги, пошел по лощине и скоро вернулся.

— Ушел лошадь. Вот тренога. Сейчас не найдешь. Утром поймаем… А теперь спать будем.

Пелагея молча встала, подошла к телеге, вскинула узелок на плечи и пошла.

— Постой, дурной баба!.. Двадцать верст до города… Устанешь.

Но Пелагея не оглянулась.

В город пришла на рассвете, пропыленная. Узнала, что поезд придет часа через четыре. Пошла в садик, забитый до отказа, с трудом нашла свободное местечко под серым от пыли кленом, села, привалилась к жиденькому стволу и уснула. Проснулась от шума, от палящего солнца. Все сновали, куда-то торопились. Вскочила — и, наталкиваясь на людей, спотыкаясь об узлы, чемоданы, наступая на чьи-то жесткие, как камни, ноги, побежала.

— Егорушка, Егорушка, — шептала на ходу.

А вагоны уже двигались, скрежетало железо, кто-то плакал, надрывалась гармонь.

Увидела через головы бурлящей толпы Егора. Она не помнила, как оказалась рядом. Муж прыгнул навстречу, обнял… Она сунула ему узел с харчами. И все… Вагоны, вагоны, вагоны, толпа, крики, мокрые от слез лица, причитания.

— Детишек целуй, — успел крикнуть Егор.

Потом перрон опустел, а Пелагея все стояла и смотрела туда, где скрылся хвост поезда. И вдруг, словно в испуге, открыв широко глаза, она напрягла память, чтобы представить себе мужа. Какой он?.. Какой же он, ее Егор? Худой, лицо заросло черной колючей щетиной, волосы острижены, без пилотки. А глаза… Их она запомнила хорошо.

В полдень Пелагея выбралась за город, дошла до развилки дорог и только было присела отдохнуть на уцелевший среди сухой каменной степи кусочек зеленого подорожника, как подошла машина, что в ту пору было редкостью. Машина шла в Январцевскую МТС, а оттуда рукой до дома подать — тридцать верст. «Авось, — подумала Пелагея, — застану своего почтальона и вечером буду дома».

Но к вечеру еле-еле добрались только до Январцево, где и пришлось заночевать у незнакомой женщины.

После ужина легла на топчан. Спала беспокойно… Вскакивала. Перед глазами — то перрон, муж худой, обросший, то дети, то казах Бактыгул. Проснулась от крика. Открыла глаза. Чуть серело.

— Потоп! Потоп!

Пелагея выбежала на улицу и в страхе остановилась, прижав к груди руки. Поселок, лежавший в низине, ближе к Уралу, был уже весь затоплен. По воде плыли скарб, скотина, птица. Вода валом наступала на дом, где ночевала Пелагея. Хозяева кричали, выбрасывали из избы немудрящие пожитки, выгоняли со двора скотину.

— Пусть топит, — кричала рядом, надрываясь, какая-то женщина. — Мужа убили, корову унесло водой. Куда теперь с кучей? Пусть — всех заодно!

Пелагея помогла ей вытащить одежду, кое-что из утвари, детишек перенесла на крышу и самую отчаявшуюся вдовицу успокоила, уговорила, к детям привела.

А вода все наступала. Пелагея замешкалась, и огромная волна сбила ее с лестницы, она, захлебываясь, поплыла.

— Деточки мои, Настенька, Андрюша, — громко закричала Пелагея, вставая на что-то твердое, но новая волна подхватила ее и понесла.

II

В Ветелки вода пришла через день, тихим солнечным утром. По мелководной, тощей степной речушке Ембулатовке она докатилась до немудрящей плотники, что насыпали перед самой войной километрах в двух от хутора, остановилась было, как войско перед крепостью, а затем стала обходить насыпь.

Первой наступление воды увидела