Михаель Кольгаас [Генрих фон Клейст] (pdf) читать онлайн

•м.

ьс*/т _вйге
ППХАЕ.1 Ь
КОЛЬГААС

I
I
I

ACADEMIA
'

СОБРАНИЕ

Н ОБЕ Л Л

ГЕЙНРИХА КЛЕЙСТА

ВСТУПИТЕЛЬНЫЙ ОЧЕРК
В. М. ЖИРМУНСКОГО

ПЕРЕВОД С НЕМЕЦКОГО

ПОД РЕДАКЦИЕЙ
ГРИГ. ПЕТНИКОВА

«А С А О Е И I А»
ЛЕНИНГРАД

1928

ГЕЙННИХ КЛЕЙСТ
НЕ1КВ1СН ТОМ К1Л18Т

МНХАЕЛЬ КОЛЬГААС
ЖЪСНАЕЬ КОНЪНАА»

перепад

с НЕМЕЦКОГО

ГРИГ. ПЕТНИКОВА


ЛЕНИНГРАД

тз

Обложка и иллюстрации—оригинальные
гравюры на дереве А. И. КРАВЧЕНКО

Гос. типогр. газеты «Лен. Правда**, Ленинград, Социалистам., 14.
Ленинградский Облит № 40304. 10%

л. Заказ 2832.

Тираж 3000.

ПРЕДИСЛОВИЕ

18 октября 1927 года Германия торжественно
справляла 150-летие со дня рождения Гейнриха фон
Клейст (1777—1811), немецкого поэта эпохи роман­
тизма. При жизни, однако, Клейст не пользовался
вниманием и любовью современников. На протяже­
нии всего XIX века он продолжал оставаться поэтом
для немногих (среди которых отметим Э- Т. Гоф­
мана и Геббеля), и лишь эпоха немецкого натура­
лизма, на рубеясе XX века, оценила в нем величай­
шего немецкого драматурга и одного из лучших
рассказчиков нового времени. При жизни Клейст
был литературным одиночкой, оригиналохм с чертами
непризнанного гения и неудачника в практической
жизни. В классическом Веймаре, где царствовал
Гете, он был встречен холодно и несочувственно,
как представитель молодого поколения бунтарей,
тревоживших спокойное величие и гармоническую
ясность Винкельмановского канона нового класси­
цизма. С романтиками, однако, его сближали лишь
темы его искусства: интерес к иррациональным
«ночным» сторонам человеческой души, психологи­
ческая проблематика поколебленного философским
5

идеализмом чувства реальности внешнего мира, ро­
мантическая концепция идеальной «чувственно-сверх­
чувственной» любви и связанные с ней индивидуа­
листические изломы и извращения любовного аф­
фекта (среди драм—«Кэтхен из Гейльброна», «Пептезилея», «Амфитрион», среди рассказов—«Маркиза
О...», «Обручение на острове Сен-Доминго»^ «Найде­
ныш»). Но в своей трактовке этих тем Клейс! резко
выделяется среди молодого поколения романтиков:
он свободен от эмоционального отождествления жи­
вой человеческой личности художника с героями и
событиями произведения искусства, от лирического
субъективизма романтического стиля; он ищет в ис­
кусстве композиционной строгости и законченности,
не музыкальных, а прежде всего—архитектонических
эффектов.
Клейст происходил из старинной прусской воен­
ной и дворянской семьи, по обычаю предков в ран­
ней молодости (в 1792 г.) поступил на военную
службу и участвовал в походе против Франции
(в 1793 г.), но вскоре после заключения мира вышел
в отставку (1799 г.), желая посвятить себя научным
занятиям. Подобно многим другим представителям
идеально-настроенной молодежи эпохи Шиллера и
Канта, он стремился к культуре личности, в изуче­
нии философии искал пути к осмыслению жизни и
в выработке рационального мировоззрения—руково­
дящих моральных норм для собственного жизнен­
ного дела. Знакомство с теорией познания Канта
явилось источником основного разочарования его

жизни: из чтения Канта он вынес глубоко поразив­
шее его убеждение о субъективности наших знаний
о внешнем мире, о призрачности стремлений к аб­
солютной истине и подлинному познанию бытия.
Переживание субъективности внешнего мира и тра­
гические конфликты между истиной вещей и исти­
ной внутреннего чувства являются с той поры
любимой темой поэтических произведений Клейста
(ср. в особенности в драмах—«Амфитрион», «Пентез идея», «Принц Гомбургский», в рассказах—«Мар­
киза О.», «Поединок» и др.).
Дальнейшие годы Клейста посвящены поэтиче­
скому творчеству. И здесь его ожидает ряд разоча­
рований: сначала—крушение грандиозного замысла
возрождения античной трагедии на материале шек­
спировских тем в незаконченном «Роберте Гвискаре»,
сожженным самим автором в 1803 г.; затем—провал
комедии «Разбитая Кружка» на сцене веймаровского
театра (1808) и конфликт с Гете после его отрица­
тельного отзыва о «странной» и «чуждой» ему
«Пентезилее» (1809). Но несмотря на внешний не­
успех Клейст продолжает итти своими путями: ря­
дом с риторически-идеализованной трагедией Шил­
лера, в которой источником трагического конфликта
являются сознательные устремления моральной воли,
он создает в эти годы своеобразную и новую форму
драматического искусства, где трагическое действие,
конфликт и катастрофа, выростают из бессознатель­
ных, инстинктивных тяготений и аффектов челове­
ческой души, погруженной всецело в мир иррацио-

нального («Кэтхен», «Пентезилея», «Принц Гомбургский») Ч
Политические события того времени, пораже­
ние Пруссии в борьбе с Наполеоном (1807—1809),
подготовляют, в последний период жизни Клейста,
глубокий перелом, характерный для всего молодого
поколения: от индивидуалистических и эстетических
стремлений эпохи личной культуры к историческим,
национальным и общественным проблемам. Клейст
сближается в Берлине с представителями националь­
ной реакции против наполеоновского режима, он
издает «Берлинские Вечерние Листки» (1810), близкие
к идеологии этих кругов. Его последние драмы
«Битва в Тевтобургском лесу» и «Принц Гомбургский» возникли из актуальных национально-полити­
ческих переживаний—борьбы против Наполеона;
последняя драма изображает проблематику отрече­
ния от индивидуализма во имя сверхличного мораль­
ного закона, воплощенного в идее государственного
и национального целого. Однако, лично для Клейста
такое отречение от воспитавшей его индивидуалисти­
ческой культуры эпохи Гете и романтизма оказалось,
невидимому, не по силам. В трудную минуту нераз­
решимого жизненного конфликта он находит исход
в самоубийстве вместе с любимой женщиной (1811).
Рассказы Клейста, по своему художественному
замыслу, возвращают нас к старинным, строгим

1 Драмы имеются в русском
«Всемирной Литературы».
8

переводе,

изд.

формам европейской новеллистики (Бокаччьо, Серван­
тес): новелла, как литературный жанр, первона­
чально обозначает рассказ о необыкновенном случае.
Поэтому события, происшествие, «сюжет» в узком
смысле, главенствует в рассказах Клейста над ха­
рактерами: можно сказать, что персонажи, по су­
ществу незначительные и ничем не выделяющиеся
(маркиза, Густав и Тони в «Обручении», Иероним
и Иозефа) становятся героями под тяжестью собы­
тий, случайно возложенных на них судьбой. В раз­
витии сюжета Клейст приближается к авантюрному
жанру; он умело пользуется традиционными прие­
мами возбуждения внимания, сюжетного напряжения:
в начале—тайна, загадка, затем—постепенное ее
разрешение («Маркиза»), иногда даже—в обнаженной
форме судебного разбирательства («Поединок»; ср.
аналогичное построение в комедии «Разбитый Кув­
шин»); или «бегство и преследование», волнующие
перипетии надвигающейся опасности, во время ко­
торых мы до конца находимся в полной неуверен­
ности, какая судьба ожидает героев («Обручение»,
отчасти—«Землетрясение в Чили»). Короткая экспо­
зиция в одной или нескольких фразах сразу вводит
в исходную ситуацию, полную драматического на­
пряжения, иногда даже предвосхищает (как в распро­
страненных заглавиях старинных новелл) в кратком
и сухом итоге последующие происшествия, заинте­
ресовывая читателя необычными и загадочными
симптомами. При этом события рассказа нередко
развиваются на фойе грандиозной и эффектной
9

1

исторической катастрофы: восстание негров на
острове Сен-Доминго, в которое вплетается рассказ
о любви Густава и Тони («Обручение»), землетря­
сение в Чили, играющее решающую роль в судьбе
Иеронима и Иозефы, осада крепости, сближающая
маркизу и графа («Маркиза О.»), чума, которая
вводит приемыша в дом Антонио Пиакки. Однако,
оригинальность Клейста по сравнению с авантюрной
новеллой заключается в том, что на фоне необы­
чайных внешних происшествий развертываются
столь же необычайные события мира морального.
Развитие внешнего действия приводит к парадо­
ксальной душевной ситуации, как случай с маркизой,
не знающей, когда и как она стала матерью, или по­
ложение невинной Гильдегарды, осужденной божьим
судом («Поединок»), или Тони, вынужденной обма­
нуть возлюбленного, чтобы спасти его от смер­
тельной опасности («Обручение»). Морально-психо­
логическая
проблематика
подобных положений
интересует автора не меньше, чем внешние события
рассказа. Они как бы намечают руководящую тему
повествования, основное содержание описываемого
автором «случая», и делают для нас человечески
значительными и занимательными те происшествия,
которые развертываются в новелле. Впрочем, Клейст
нигде не задерживается на так наз. «психологи­
ческом анализе», т. е. на подробном описании
и расчленении переживаний действующих лид—
он показывает их в действии, как элементы разви­
тия сюжета.
10

В выборе тем, в самом пристрастии Клейста
к психологически-необычному и морально-проблема­
тическому, проявляются его романтические вкусы.
Однако, по сравнению с современными ему новел­
листами-романтиками (как молодой Тик, Эйхендорф
и др.), он выделяется отсутствием эмоционально­
лирического отношения к предметам повествования.
Герои Клейста никогда не выступают перед чита­
телем в ореоле романтической идеализации, харак­
терной для той эпохи: к своим героям и их поступ­
кам Клейст подходит с необычайной простотой
и прямотой, с клиническим бесстрашием собирателя
моральных курьезов и холодного сердцеведа. Даже
романтически-чудесное (напр. в «Легенде о св. Це­
цилии» или в «Нищенке из Локарно») не заражает
его, как других современников и превращается
в его руках в рассказ хроникера о поразившем его
внимание необычайном случае. Эта особенность
рассказчика проявляется и в словесном стиле: сухая
и строгая манера Клейста приближается то к стилю
старинной хроники, то к историческому анекдоту,
и в этом смысле напоминает таких мастеров клас­
сической новеллы, как Пушкин, Мериме. В Герма­
нии эту традицию отчасти продолжает Э« Т. А.
Гофман, который многому научился у Клейста.
Из рассказов Клейста выделяется по размерам
историческая повесть «Михаель Кольгаас» (1808—10).
В основе сюжета лежат подлинные историчесг ие про­
исшествия, с которыми Клейст познакомился в ста­
ринной немецкой хронике второй половины XVI века.
11

Тема «Кольгааса»—восстание личности против госу­
дарства в защиту своих попранных «естественных»
прав и связанный с этой темой образ «честного
бунтовщика» хорошо известны немецкой литературе
конца XVIII века, проникнутой в своей обществен­
ной философии либерально-анархическим индиви­
дуализмом. В юношеской драме Гете «Гец фон Бердихинген» (1773—74) образ этот впервые входит
в литературу, притом—в сродной исторической
обстановке эпохи реформации: средневековый анар­
хист, свободный рыцарь Гец выступает против
феодальных князей и представляемой ими государ­
ственной власти в защиту попранной свободы,
опираясь на старинное право «частной войны».
В «Разбойниках» Шиллера (1791) та же тема при­
обретает современный характер и окрашивается
чертами морального обличения и социального бунта:
благородный разбойник Карл Моор берется за ору­
жие, чтобы отмстить сильным мира сего за по­
пранную добродетель и социальную справедли­
вость. Художественному замыслу Клейста одинаково
чужды обличительный пафос политически актуаль­
ной драмы Шиллера и широкая историческая живо­
пись Гете. Как всегда, его интересует прежде всего мо­
ральная проблематика этого необыкновенного случая,
клинический анализ парадоксальной психологической
ситуации: простой, почтенный и скромный человек
становится «разбойником и убийцей» из за попран­
ного чувства справедливости, которое из пассивной
«добродетели» вырастает в чудовищную, всепогло­
12

щающую страсть. Вслед за определением темы,
намеченной в первых словах, следуют необычайные
события рассказа, развивающиеся с драматической
последовательностью от завязки (правонарушения)
через ряд промежуточных ступеней до логически
необходимой развязки (восстановление попранного
права и казнь самого Кольгааса, как правонаруши­
теля). Историческая обстановка, социальные мотивы
и т. д. не имеют самодовлеющего значения и впле­
тены в движение рассказа, как элементы сюжетного
развития. Единство повести нарушается только
чрезвычайно разросшимся эпизодом с цыганкой
и ее предсказанием курфюрсту саксонскому—един­
ственный случай, когда Клейст отходит от своей
сжатой и экономной манеры повествования и позво­
ляет себе обширное отступление в духе романти­
ческих рассказчиков. В настоящее время устано­
влено, что эпизод этот отсутствовал в первоначаль­
ном замысле «Кольгааса».
В, Жирмунский

13

МИХАЕЛЬ

КОЛЬГААС

(Историческая справка)
Время действия новеллы «Михаель Кольгаас» —
первая половина XVI века. О своем герое и собы­
тиях его жизни Клейст узнал из старинной хро­
ники. Иоганнес Кольгаас, торговец лошадьми,—лицо
историческое: хроника знает историю с лошадьми,
неудачную апелляцию к саксонскому курфюрсту,
сожжение предместий города Виттенберга, разговор
с Лютером, попытку примирения, совет, поданный
Нагельшмитом, процесс и казнь Кольгааса. Он был
казнен в Берлине в вербный понедельник 1540 года.
Новелла Клейста разыгрывается на историческом
фоне Германии XVI века. По своему политическому
развитию Германия нового времени сильно отстала
от других европейских стран. В то время, как со­
седние страны, ликвидировав сравнительно рано
остатки средневекового феодализма, шли по пути
политической централизации и создания абсолютной
монархии, Германия сохраняла до французской ре­
волюции средневековую расщепленность на множе­
ство самостоятельных государственных образований,
находившихся лишь в номинальном подчинении
императору Священной Римской Империи. Не только

14

более обширные территории, но и маленькие поме­
стья имперских рыцарей наделены были полнотой
государственной власти; в пределах более крупных
княжеских территорий продолжали оставаться полу­
зависимые вассальные владения земского дворян­
ства, в которых власть помещика сохраняла попрежнему не только частно-правовой, но, в значитель­
ной степени, государственный характер. Такими
вассалами саксонского курфюрста, повидимому,
являлись и рыцари фон Тройка: они имеют право
взимать пошлину с проезжающих, творить суд
и расправу, хотя и подчинены, в порядке апелля­
ции, суду своего сюзерена, саксонского курфюрста.
В интересах имперских князей было усиление
центральной княжеской власти и сокращение воль­
ностей мелких феодалов, в особенности—ограни­
чение тех произвольных вымогательств и утеснений,
которым подвергались купцы на больших дорогах,
проходивших через поместья рыцарей. В начале
XVI века эта политика князей встречает отпор
в восстании имперского рыцарства, под пред­
водительством Франца фон Зиккингена и Ульриха
фон Гуттена (1522). В свою очередь купечество,
более всего нуждавшееся для своей мирной торго­
вой деятельности в установлении правосудия и об­
щих гражданских норм, смотрело на князей, как
на своих естественных защитников. Такова точка
зрения Кольгааса: он не может продолжать вести
свои торговые дела, пока не будет уверен в защите
закона; против произвола рыцаря он апеллирует

15

к суду саксонского курфюрста. Что такая апелляция
маленького человека не всегда встречала необходимое
внимание высшей власти, показывает судьба Кольгааса: мелкий помещик-феодал нередко был связан
с княжеским двором семейными или служебными
узами. Защищая свои права, Кольгаас становится
правонарушителем: он собирает вокруг себя недо­
вольных и обездоленных, которых всегда было не
мало в эти трудные и беспокойные времена, но его
идея—не восстание против существующего полити­
ческого и общественного строя, а восстановление
попранного права, обеспечивающего ему в пределах
существующего строя возможность мирно заниматься
своим делом. Курфюрст Бранденбургский и высту
паетв конце повести, как воплощение той закон­
ности, которой ищет Кольгаас, апеллируя к импер­
ским князьям.
Для Клейста характерно, что правовое чувство
своего героя, обусловленное исторической обстанов­
кой и социальным положением, он возводит в абсо­
лютную моральную категорию, делая Кольгааса за­
щитником «естественных прав» человека (в духе
XVIII века) и носителем своего рода категорического
императива отвлеченной справедливости.

16

На берегах реки Гавела жил в середине
шестнадцатого столетия некий конноторговец
по имени М и х а ел ь К о ль га а с, сын школь­
ного учителя, один из справедливейших и
вместе с тем самых ужасных людей того вре­
мени. Этот необыкновенный человек до сво­
его тридцатилетнего возраста мог бы служить
всякому примером доброго гражданина. В од­
ной деревушке, еще до сих пор носящей его
имя, был у него хутор, где он мирно и
тихо жил, занимаясь своим промыслом; детей,
которых он имел от своей жены, воспитывал
он в страхе божием, приучая их к труду и
честности; не было ни одного человека среди
его соседей, который бы не радовался, глядя
на его добрые дела и справедливость; одним
словом, мир благословлял бы память о нем,
если бы не впал он в крайность в одной из
своих добродетелей. Но вот чувство справедли­
вости сделало из него разбойника и убийцу.
Ехал он однажды за кордон с партией мо­
лодых, резвых, откормленных лошадей и
2

Мих&ель Кольгаао.

17

стал по дороге уже прикидывать в уме, как
лучше употребить барыш, который надеялся
он выручить при продаже их на ярмарках; как
добрый хозяин, часть денег предназначал он
пустить в оборот, а остальную—на текущие
нужды. Вдруг, подъехав к берегу Эльбы, близ
одного богатого рыцарского замка, что в Сак­
сонской области, натолкнулся он на шлагбаум,
которого прежде на этом месте никогда не
видывал. Дождь лил, как из ведра. Кольгаас тот­
час остановил коней и крикнул сборщика шос­
сейных пошлин, который и не замедлил вскоре
высунуть из окошка мрачное свое лицо. Конноторговец попросил его открыть шлагбаум.
— Что у вас тут за новшества?—спросил
он, когда сборщик, спустя некоторое время,
показался на пороге сторожки.
— Привилегия курфюрста, дарованная по­
мещику Венцелю фон-Тронка,—отвечал тот,
медленно отпирая шлагбаум.
— Так вот оно что. Помещика звать, зна­
чит, Венцель? — заметил Кольгаас, оглядывая
замок, смотревший своими блестящими дозор­
ным башнями на окрестные поля.
— А разве старый то владелец помер?
— Да. От удара,—отвечал сборщик, медленно
подымая шлагбаум.
—Хм! жаль!—заметил Кольгаас.—А что и
говорить, достойный был старик—не брезго­
вал общаться с нашим братом. Пособлял по
18

мере сил в нашем житье-бытье, когда то даже
устроил он каменную плотину и только из за
того, что моя кобыла сломала себе ногу —
вон в том месте, где дорога как раз свора­
чивает на деревню. Ну, сколько ж я должен?—
спросил он, с трудом и нехотя вытаскивая
из под развевавшегося от ветра плаща затре­
бованные сборщиком гроши.
— Да, старина,—прибавил он, когда тот,
проклиная непогодь, ворчал ему вслед: «жи­
вей! живей!»—если бы дерево то, срубленное
для шлагбаума, росло себе преспокойно
в лесу, было бы куда лучше как для меня,
так и для вас.
С этими словами он подал ему деньги и
хотел было продолжать путь свой дальше. Но
не успел он и подъехать под шлагбаум, как
сзади него раздался из башни чей то голос:
— Эй, ты, кобылий хвост, постой ка!.—И
вслед за тем Кольгаас увидел, как фогт,
захлопнув окно, опрометью бросился к нему.
«Ну, что тут еще за новости?» — подумал
Кольгаас, придерживая коней. Фогт, засте­
гивая на бегу жилет, плотно облегавший его
толстый живот, подошел к нему и, повер­
нувшись спиною к ветру, потребовал у него
пропуск.
Кольгаас переспросил:
— Пропуск?—и, несколько смутившись, от­
ветил, что, насколько ему ведомо, никакого
2*
19

пропуска у него нет; пусть, впрочем, объяс­
нит, что это за штука такая, а то, может,
чего доброго у него случайно и окажется
таковой. Фогт, оглядев его искоса, заявил,
что без пропуска от курфюрста никто из ко­
неводов за кордон с лошадьми ехать не смеет.
Кольгаас стал уверять, что семнадцать уж
раз в своей жизни проезжал границу без та­
кого удостоверения, и что все правитель­
ственные распоряжения, касающиеся его про­
мысла, ему досконально известны; что это,
должно быть, простое недоразумение, которое
он просит выяснить, а в виду дальнего пути,
предстоящего ему сегодня, не задерживать
его понапрасну. Фогт возразил на это, что
уж в восемнадцатый то раз ему не удастся
так легко проскользнуть, для этого мол,
и сделано новое распоряжение, и он должен
или выправить тотчас себе пропуск или
возвращаться обратно по добру, по здорову.
Конноторговец, раздосадованный таким неза­
конным притеснением, пораздумав, сошел
с коня, передал его своему работнику и объя­
вил, что желает поговорить лично о том с госпо­
дином фон-Тронка. И вот он направился
в замок; фогт последовал за ним, что то ворча
себе под нос о жадных загребалах денег и
необходимости кровопусканья для подобного
рода господ; так, меряя один другого недруже­
любными взглядами, вошли они оба в зал.
20

Случилось так, что помещик на ту пору
сидел пируя за кубком, с веселыми прияте­
лями. По поводу какой то прибаутки раздался
громкий, раскатистый хохот,—как раз в это
время Кольгаас подошел к столу для прине­
сения своей жалобы.
Помещик спросил, что ему надобно. Ры­
цари, увидев незнакомого человека, умолкли;
но не успел Кольгаас и заикнуться насчет
лошадей, как вся компания, с криком: — «ло­
шади? где они?»—поспешила к окну, чтобы
посмотреть на них. Увидев ладный табунок
коней, по предложению Венцеля все кину­
лись вниз, во двор. Дождь утих. Фогт, касте­
лян и слуги столпились вокруг лошадей и стали
их разглядывать со всех сторон.
Один хвалил муругого коня с белою звездоч­
кой на лбу, другому нравилась бурая кобыла,
третий поглаживал пегого жеребца в темно­
желтых подпалинах; но все, как один, сходи­
лись на том, что кони стройностью похожи
скорей на оленей, и что в этих краях луч­
ших не встретишь. Кольгаас шутил, что кони
то ведь не лучше рыцарей, которым подо­
бает на них ездить, и предложил им купить
лошадей. Помещик, которому особенно при­
шелся по вкусу рослый, рыжегривый жере­
бец, спросил Кольгааса насчет цены; касте­
лян предложил рыцарю купить лучше пару
вороных, которых за недостатком рабочих ло21

шадей он мог бы кстати использовать по
хозяйству; но, когда конноторговец объявил
свою цену, рыцари нашли ее слишком высо­
кой, при чем помещик заметил, что коневоду,
видно, придется отправиться к рыцарям Круг­
лого Стола на розыски короля Артура, если
он так дорого запрашивает за своих лошадей.
Кольгаас, заметив перешептыванье фогта
с кастеляном, столь выразительно погляды­
вавших на вороных, из какого то тайного
предчувствия решился на все, лишь бы только
сбыть лошадей. Он обратился к помещику:
— Сударь, этих вороных шесть месяцев
тому назад я купил за двадцать пять гульде­
нов золотом: давайте уж тридцать и забирайте
себе.
Двое рыцарей, стоявших рядом с Венцелем,
ясно давали понять, что кони, конечно, того
стоят, но помещик объявил, что готов уж скорей
затратиться на муругого, но никак не на во­
роных, и стал было собираться уходить.
Тогда Кольгаас выразил надежду, что, может
быть, они сторгуются в следующий раз, когда
он будет опять проезжать мимо со своими
лошадьми. Откланявшись хозяину замка, он
взялся было за поводья, собираясь продолжать
путь. В это время из толпы выступил фогт
и крикнул ему: «слышишь, без пропуска ехать
не смей!» Кольгаас,обернувшись, спросил поме­
щика, действительно ли существует постано22

вление, которое в корне препятствует его
промыслу. Венцель, со смущенным видом, то­
ропясь уйги, ответил:—«Да, Кольгаас, пропуск
надо будет достать. Поговори о том с фогтом
и отправляйся своей дорогой».
Кольгаас заверил его в том, что и в по­
мыслах не имеет обходить постановления, ка­
сающегося торговли лошадьми, и обещал при
проезде через Дрезден выправить себе бумагу
в ратуше, и просил пропустить его на этот раз
в виду полного его неведения насчет новых
требований.
-Ну! — сказал помещик, — в это время
опять поднялся сильный ветер, пронизавший
холодом его зябкое тело,—так уж и быть,—
пропустить эту обжорную команду. Идем!—
обратился он к рыцарям и, повернувшись,
хотел было направиться в замок.
Тут фогт, обратясь к хозяину, заметил, что
Кольгаас должен, по крайней мере, оставить
что нибудь в залог, в обеспеченье доставки
пропуска. Помещик остановился в воротах
замка. Кольгаас спросил, сколько же ему
следует оставить деньгами или вещами за
провод лошадей. Кастелян, ворча себе что то
в бороду, надумал, что можно было б оставить
вот этих самых вороных.
— Конечно,—подтвердил фогт,—это самое
верное: только выправит пропуск, и во вся­
кое время может явиться за ними.
23

Изумленный столь наглым требованием,
Кольгаас напомнил помещику, который, дрожа
от стужи, закутывал плотнее камзолом живот,
что ведь вороных то своих он собирался
продавать. В это время резкий порыв ветра
нагнал в ворота целую гущу дождя и града,
и дабы поскорей покончить с этим делом,
фон-Тронка крикнул:
— Если не желает расставаться с лошадь­
ми,—вышвырнуть его назад за шлагбаум!
Тут конноторговец, прекрасно сознавая, что
ему ничего больше не остается, как уступить
насилию, решил исполнить их требование: он
отвязал вороных и отвел их в конюшню,
указанную ему фогтом. Оставив при них сво­
его работника, он снабдил его деньгами, умо­
ляя его, как можно лучше беречь лошадей
до его возвращения. Затем, раздумывая, не
появилось ли и вправду в Саксонской области
подобного распоряжения в виду разроставшейся теперь повсюду конноторговли, двинулся
с остальной своей партией коней по дороге
на Лейпциг, куда ему непременно хотелось
попасть на предстоящую ярмарку.
По прибытии в Дрезден,—где в одном из
предместий города был у него постоялый двор,
так как ему отсюда было сподручней вести
торговлю на более мелких рынках в соседней
округе, — он немедля отправился в ратушу.
Здесь от знакомых ему служилых людей он
24

узнал, да и раньше ему самому приходило
в голову, что все эти пропуска — сплошная
басня. Кольгаас, раздобыв от ворчливых, угрю­
мых чиновников письменное свидетельство
в неосновательности требования пропуска,
посмеивался уже над выдумкой этого тощего
помещика, хотя и не представлял себе в точ­
ности, какую цель мог иметь тот в данном
случае. Спустя несколько недель, продав удачно
партию приведенных им лошадей, пустился он
в обратный путь на Тронкенбург почти без вся­
кой досады, раздумывая лишь о всеобщей нужде
да несправедливости, царящей на этом свете.
Фогт, которому он без дальнейших разгово­
ров, представил свидетельство, на вопрос
конноторговца, может ли он теперь получить
обратно своих вороных, отвечал: «пусть де
отправится на конюшню и заберет их на­
зад». Но Кольгаас, проходя по двору, успел
уже узнать о неприятности, происшедшей
с его работником, который, спустя несколько
дней после своего пребывания в Тронкенбурге, был избит и выгнан из замка за яко бы
непристойное поведение. Он стал расспраши­
вать у парня, сообщившего ему эту новость,
что же такое натворил его работник, и кто
смотрел за лошадьми это время? Тот отвечал,
что ему об этом ничего не известно, и стал
открывать ворота конюшни. У Кольгааса
сердце защемило от недобрых предчувствий.
25

Как велико, однако, было его изумление, когда
вместо пары своих сытых, холеных вороных
увидел он тощих, заезженных кляч: ребра
торчали у них, точно колья, на которых
хоть сбрую вешай; шерсть и гривы без за­
ботливого ухода закошлатились—подлинная
картина горя-злосчастия в царстве животном!
Увидя хозяина, лошади, чуть вздрогнув, заржали
ему навстречу. Кольгаас при виде их при­
шел в крайнее негодование и спросил, что это
сделали с его конями. Парнишка ответил, что
с лошадьми никакой особенной беды не слу­
чилось: корм свой они получали как следует,
вот разве что, в виду подоспевшей в то время
жатвы, ими маленько пользовались за недо­
хваткой в рабочем скоте на полевых работах.
Кольгаас разразился проклятиями по поводу
столь бесстыдного и обдуманного самоуправ­
ства, но, сознавая полную свою беспомощность
и затаив в душе злобу, стал было уже собирать­
ся,— больше ему ничего не оставалось, как по­
скорей выбраться с лошадьми из этого разбой­
ного гнезда,—вдруг является фогт, привлечен­
ный этой перебранкой, узнать, в чем тут дело.
— В чем дело? — переспросил Кольгаас,—
а кто это дал право господину фон-Тронка
и его людям брать на полевые работы оста­
вленных мной вороных?
Тут он прибавил насчет бесчеловечности
подобного обращения и попробовал было
26

ободрить заморенных лошадей ударом кнута,
но те и не двинулись с места.
Посмотрев на него в упор, фогт зашумел:
— Вишь, какой грубиян! Надо бы тебе, дура­
ку, еще бога молить, что клячи твои не подохли?
Небось, и не спросит, кому было за ними
ходить, когда его работник сбежал? Разве не
справедливо, что кони отрабатывали свой корм
на полевых работах?
В заключение он посоветовал конноторговцу
лучше прекратить пререкания, иначе он, мол,
кликнет собак и сумеет ужо водворить поря­
док во дворе.
Так и ёкнуло сердце у Кольгааса. Так
и забилось желаньем бросить этого толсто­
пузого негодяя в грязь, ударить ногой в мед­
ную его рожу. Однако, присущее ему чувство
справедливости, точно золотые весы, еще коле­
балось: он еще не был точно уверен, тяго­
теет ли вина на его противнике; и, подавив в
себе гнев и готовую вырваться из уст его
брань, он подошел к лошадям и, раздумывая
насчет обстоятельств, стал молча расправлять
им гривы и голосом упавшим спросил, за ка­
кой же такой проступок был удален из замка
его работник.
— Да этот негодяй вздумал ослушаться! —
отвечал фогт;—за то, чго заартачился против
того, чтобы поменяться конюшнями, и требо­
вал, чтобы лошади двух молодых рыцарей,
27

прибывших в Тронкенбург, ночевали бы из за
его кляч под открытым небом.—
Кольгаас готов был пожертвовать лошадь­
ми, лишь бы иметь сейчас под рукой ра­
ботника и сравнить его показания с объяс­
нением этого толстопузого фогта. Он все
продолжал стоять, разглаживая лошадям чолки, и размышляя, как лучше поступить ему
в данном случае, вдруг картина резко из­
менилась: господин Венцель фон-Тронка с тол­
пою рыцарей, слуг и борзых влетает во
двор замка, возвращаясь с травли на зайцев.
На его вопрос что тут случилось, фогт тот­
час стал докладывать. При виде чужого чело­
века, собаки залились диким лаем, рыцари
велели доезжачим унять их, а фогт тем вре­
менем представил дело в нарочито искажен­
ном виде.
— Бунтует, мол, этот коневод, и все из за
того, что его вороные были немного взяты
в работу.
И, язвительно посмеиваясь, прибавил, что
Кольгаас де отказывается признать теперь
Этих лошадей за своих.
— Это не м о и лошади, сударь! Это не т е
лошади, что стоили тридцать гульденов золо­
том! Я желаю получить назад моих сытых
и здоровых лошадей!
Внезапной бледностью покрылось лицо Вен­
целя. Он сошел с коня, и сказал:
28

— Если рта сволочь, кобылья ж... не же­
лает брать назад своих лошадей,—пусть оста­
вляет их здесь.—«Айда, Гюнтер! Ганс! Идем!»—
крикнул он, смахивая рукой пыль со штанов;
затем:
— Подать вина! — прибавил он, проходя
с рыцарями в сенях, и вошел в замок.
Кольгаас объявил, что готов скорее при­
звать живодёра и бросить
лошадей на
свалку, чем вести их в таком виде, как они
есть, в свою конюшню, в Кольгаасенбрюк.
Оставив вороных там, где они стояли, он
поклялся, что сумеет защитить свои права,
вскочил на карого, и ускакал прочь из
замка.
Пришпоривая во всю мочь коня, мчался он
уже по дороге на Дрезден, как вдруг, вспо­
мнив о работнике и принесенной на него
жалобе, осадил коня и поехал шагом. Но не
успел конь пройти и тысячи шагов, как снова
он повернул его по направлению к Кольгаасенбрюку, решив лично произвести допрос
своему работнику, по собственному разумению
и справедливости. Под влиянием этого чув­
ства, всегда откликавшегося на всякую мир­
скую неправду, несмотря на перенесенные
оскорбления, Кольгаас готов был уже прими­
риться с утратой лошадей в том случае, если бы,
как то утверждал фогт, работник действи­
тельно в чем либо провинился. Но против
29

этого обвинения в нем говорило какое то
особое предчувствие, и оно укреплялось в нем
все сильней и сильней по мере того, как
он подъезжал ближе к дому. Всюду на по­
стоялых дворах узнавал он о неправде, что
ни день творимой в Тронкенбурге по отно­
шению к проезжим; и чувство это подсказы­
вало ему, что если дело, как по всему вид­
но, было просто злодеянием, он дает слово,
поклявшись всем святым, всеми силами до­
биться удовлетворения за понесенную им оби­
ду и предотвратить подобного рода издева­
тельства по отношению своих сограждан на
будущее время.
Приехав в Кольгаасенбрюк, едва успев об­
нять верную свою жену Лизбет, расцеловать
детей, радостно прыгавших у его ног, он
немедленно осведомился о старшем работнике
Херзе—не слыхали ли чего о нем.
— Да, милый Михель, уж этот несчастный
Херзе!—отвечала Лизбет.- Представь себе, вер­
нулся он домой две недели тому назад, избитый
до полусмерти; нет—избитый до такой степени,
что не мог даже и вздохнуть. Мы, конечно, уло­
жили его в постель; началось у него сильное
кровохарканье; затем, в ответ на наши много­
кратные расспросы, узнаем какую то непо­
нятную историю. Он рассказал, как ты
оставил его в Тронкенбурге с лошадьми, ко­
торых не пропустили через заставу; как затем,
30

бесчеловечно избив, выгнали из Тронкенбурга,
и как не было у него ни малейшей возмож­
ности забрать с собой лошадей.
— Вот как? — сказал Кольгаас, снимая до­
рожный плащ.—Что же он поправился уже?
— Кровохарканье почти что прошло, —
отвечала Лизбет,—я хотела немедленно послать
конюха в Тронкенбург, чтобы было кому
присмотреть за лошадьми до твоего приезда.
Херзе всегда казался таким правдивым и бес­
примерно преданным нам, что мне и в голо­
ву не приходило усумниться в его словах,
к тому ж так явно подтвержденных, и запо­
дозрить его в том, что лошади пропали как
нибудь иначе. Но он стал умолять меня не по­
сылать никого в это разбойничье гнездо:
лучше уж от лошадей отказаться, чем жер­
твовать ради них человеком.
— Что он еще в постели?—спросил Кольгаас, развязывая шейный платок.
— Он уже несколько дней, как ходит не­
много по двору,—да вот ты уж сам все уви­
дишь. Только это все сущая правда,—продол­
жала она, — это одно из тех насилий, что
с недавнего времени ведутся в Тронкенбурге
по отношению к чужакам.
— Это я разузнаю,—сказал Кольгаас.— Ну,
Лизбет, коли так, позови ка мне его сюда!—
С этими словами он опустился в кресло. Хо31

зяйка, довольная таким спокойствием мужа,
вышла, чтобы позвать работника.
— Что это ты там натворил в Тронкенбурге?—обратился к нему с вопросом Кольгаас, когда Лизбет вошла с ним вместе в ком­
нату,—я что то недоволен тобой.
При Этих словах на бледном лице работника
пятнами проступил румянец. Он помолчал
немного:
— И вы правы, хозяин! — ответил он. Да,
серный шнур, который к счастью был при
мне, чтобы поджечь это разбойное гнездо,
я бросил в воды Эльбы, потому что услыхал
в то время в замке детский плач. И я подумал:
да обратит его в пепел гроза господня; но—не я!
Кольгаас, немало изумившись, продолжал:
— Чем же навлек ты на себя изгнанье из
Тронкенбурга?
— Из за плохой штуки, хозяин, — ответил
Херзе, утирая выступивший на лбу пот.—Но
случившегося теперь не вернешь. Я не хотел им
позволить заморить наших лошадей на поле­
вых работах: я сказал, что они молоды и еще
необъезжены.
Стараясь скрыть волнение, Кольгаас возра­
зил, что в данном случае он сказал не совсем
правду: ведь еще в начале прошлой весны они
ходили в упряжи:
— Тебе бы следовало, будучи в замке про­
явить любезность: ты ведь, все таки был
32

там, как никак гостем,—разок другой можно
было помочь в страдное время, тем более,
раз была такая нужда в лошадях.
— Да я это и сделал, — живо ответил
Херзе.—Заметив их насупленные лица, я по­
думал: и правда, лошадям это будет нипочем.
И вот на третий день, перед полуднем, я за­
пряг их и привез три фуры хлеба.
Кольгаас, сердце которого ширилось, точно
готово было выскочить из груди, опустив
глаза, заметил:
— Мне однако ясе о том ничего не сказали!
Но Херзе заверил, что говорит правду.
— Нелюбезность моя заключалась в том,—
снова начал он,—что я не соглашался дать
лошадей в запряжку еще раз, после полудня,
когда они только что поели; да вот еще:—фогт
и кастелян предложили мне брать корм даром,
а деньги, оставленные вами, класть себе в кар­
ман. Я посоветовал им так делать,—повер­
нулся и ушел.
— Однако, не из за этой же нелюбезности
был выгнан ты из Тронкенбурга?
— Боже упаси! — воскликнул работник,—
куда там,—за ужасное преступленье! Вечером
в тот самый день на конюшню были поста­
влены лошади двух приехавших в Тронкенбург
рыцарей, а мои вороные были привязаны к
дверям конюшни. Я взял тогда коней из рук
фогта, который сам же их там поместил,
3

Михаель Кольгаас.

33

и спросил, где же им теперь прикажете быть.—
В ответ на это он указал мне на свиной хлев,
пристроенный из каких то шелевок к замко­
вой стене.
— Ты стало быть полагаешь,—перебил его
Кольгаас,—что то помещение было скорей
похоже на хлев, чем на конюшню?
— Да это, хозяин, и был то настоящий
хлев, действительно, свинушник, где то и дело
шмыгали свиньи, и где трудно было стать
во весь рост.
— Может быть, негде было пристроить
вороных?—возразил Кольгаас:—что ж, рыцар­
ские кони имели до известной степени пре­
имущество.
— Места то и правда,—упавшим голосом
ответил работник,—было маловато. В то время
в замке гостило семь рыцарей. Ну, если б
вы были там, может, и попросили б немного
потеснить лошадей. Я сказал, что найму себе
конюшню на деревне, но фогт не согласился
выпустить лошадей из под своего надзора
и запретил мне уводить их со двора.
— Хм! что же ты тогда сделал?
— Так как кастелян заверил, что гости
переночуют одну только ночь, а на утро уедут,
я и поставил лошадей в хлев. Но прошел
целый день, а гости все не уезжали. На третий
поутру стало известно, что рыцари пробудут
в замке еще несколько недель.
34*

— Пожалуй, Херзе, в хлеву и не было так
уж плохо, как это тебе показалось с первого
взгляда?—заметил Кольгаас.
— Что и говорить,—я его немного поочи­
стил, и оно вышло не совсем скверно. Я дал
скотнице несколько грошей, чтоб она сунула
своих свиней куда нибудь в другое место.
А на следующий день я устроил так, что
лошади могли стоять во весь рост; чуть свет
я снимал шелевки со стропил, а под вечер
снова пристраивал их на крыше. Лошади, как
гуси, вытягивали шеи, выглядывая из-под
навеса в сторону Кольгаасенбрюка: должно,
куда получше.
— Ну, дальше! А за что же, чорт возьми,
выгнали то тебя?
— Скажу вам, хозяин, по правде,—хотели
от меня отделаться: ведь будь я там, им не уда­
лось бы доканать лошадей. Всюду, на дворе,
в людской смотрели на меня как то косо, испод­
лобья; а я так рассуждал: корчите себе рожи,
чтоб вас совсем перекосило! Вот взяли они,
да ни с того, ни с сего и вышвырнули меня
со двора.
— Ну, а повод то к тому! — крикнул
Кольгаас, — у них уж наверно был повод
к тому?
— О, разумеется,—ответил Херзс,—и самый
что ни на есть справедливейший. На третий ве­
чер, два дня уже пробыв в этом хлеву, лошади
3*

Зо

загрязнились, и я хотел было поехать их выку­
пать. Вот въезжаю я в ворота замка, оглядыва­
юсь;—вдруг слышу: фогт и кастелян с конюхами,
собаками, дрекольями вылетают из людской
и кричат мне вслед, точно зарезанные:—
«Держи этого мошенника! Держите этого
висельника!»—Привратник бежит мне напе­
ререз. Я обращаюсь к нему и разъярен­
ной толпе, обрушившейся на меня со всех
сторон:—«Да в чем дело?»—«В чем дело?»—в
ответ на это фогт, хватая моих вороных за по­
водья:—«куда ты с лошадьми?»—кричит он,
схватив меня за грудь.—«Куда?—говорю я,—
да разрази меня господь бог, купать их хочу
повесть. Что ж, думаете, что я?»..—«Купать?»—
гремит в ответ на это фогт,— «я те—научу,
негодяй, плавать по столбовой дороге в свой
Кольгаасенбрюк!»
С этими словами он заодно с кастеляном,
схватив меня за ногу, сбрасывают, что есть
мочи, с коня, и я грохаюсь во весь рост
прямо в грязь.—«Убийцы! Дьяволы!»—кричу
я им,—«в конюшне то у меня остались под­
пруги и попоны, да и узел с моими пожит­
ками». А тут, пока кастелян уводит лошадей,
фогт и дворня набрасываются на меня с плетьми
и дубинами, топчут ногами, и я почти замертво
сваливаюсь по ту сторону ворот. А за то, что
кричу им:—«грабители! куда ж тащите моих
лошадей?»—и приподымаюсь, фогт орет во всю
36

глотку:—«Вон со двора! Ату его, Кайзер! Егерь,
куси-куси! На-на, шпиц!»—И целая свора собак,
больше десятка, кидается на меня. Тут выхва­
тил я из плетня жердину, что ли, или что
другое, сам не припомню сейчас, только трех
псов уложил на месте; но изувеченный, изра­
ненный должен был я отступить. Вдруг—тарира-ра! — охотничий рожок; собак
сзывают
во двор, ворота запирают назасов, и я падаю
без чувств посреди улицы.
— Ты уж и вправду, Херзе, не задумал ли
дать ходу?—с деланным лукавством молвил
побледневший Кольгаас.
Как зарево вспыхнул Херзе, опустил глаза.
— Ну, признавайся, — продолжал тот, —
не понравилось тебе, небось, в хлеву? Ду­
мал, небось, в кольгаасенбрюкских конюшнях
лучше?
— Да накажи меня господь,—воскликнул
Херзе,—ведь подпруги то и попоны да и узел
с моим бельем оставил ведь я в хлеву. Да
разве б я бросил три гульдена, запрятанные
мною в ясли, в красном шелковом шейном
платке? Чорт возьми! Если и вы уж так
говорите, у меня опять является охота запа­
лить тот серный шнур, который бросил я тогда
в Эльбу!
— Ну-ну!—заметил Кольгаас,—я это сказал
не всерьез. Смотри, всему, что говорил ты,
я верю от слова до слова. Когда будем вече37

рять—пообдумаем; жаль, что тебе так не по­
здоровилось на моей службе. Ну, иди, Херзе,
ложись, да вели подать себе бутылку вина,
успокойся: правда восторжествует!
С этими словами он встал, составил опись
вещам, оставленным работником в хлеву,
назначил им цену. Осведомился, сколько тот
считает на расходы по лечению; затем отпу­
стил его, еще раз крепко пожав ему руку.
Затем он рассказал обо всем случившемся
жене Лизбет, как все это было,—подробно,
объявил ей, что решил добиваться суда, и ра­
достно было ему видеть, что она всей душою
сочувствует его намереньям. Она рассуждала
так: ведь мимо замка могут проезжать и дру­
гие, люди может быть менее терпеливые, чем
ее муж; что искоренить подобного рода безо­
бразия—дело угодное богу; что она уж как
нибудь да покроет расходы, связанные с веде­
нием дела. Кольгаас назвал ее храброй женой,
и весело провел этот и следующий день в кругу
семьи, и справившись с хозяйственными делами,
двинулся в Дрезден для принесения своей
жалобы в суд.
Там с помощью одного знакомого ему уче­
ного правоведа составил он бумагу, в которой,
подробно описав предумышленное злодеяние,
совершенное помещиком Венцелем фон-Тронка,
как по отношению к нему, так и по отно­
шению к его работнику Херзе,—он ходатай38

ствовал о наказании помещика соглаено зако­
нам, о приведении лошадей в прежний вид
и о возмещении убытков, понесенных вслед­
ствие того как им, так и его работником.
Суть дела была вполне ясна. Факт противо­
законного захвата лошадей освещал и другую
сторону дела; даже, если допустить, что лошади
заболели совершенно случайно, то и тогда
требование конноторговца возвратить их здо­
ровыми было все же вполне справедливым.
Оглядевшись в столице, Кольгаас нашел там
не мало друзей, обещавших ему горячую под­
держку в его деле; обширная конноторговля
доставила ему много знакомств, а честность
его в торговых делах—расположение влиятель­
нейших людей в округе. Он не раз запросто
обедал у своего адвоката,—человека весьма
почтенного; и вот, внеся ему известную сумму
денег на ведение процесса, спустя несколько
недель, вполне успокоенный им насчет исхода
его тяжбы, возвратился он к жене своей Лиз­
бет, в Кольгаасенбрюк. Однако, прошли месяца,
скоро и год прошел, а он все еще не имел
из Саксонии никаких известий, не говоря уже
о резолюции на его жалобу, поданную им соб­
ственноручно в трибунал. После новых, неодно­
кратных заявлений в суд, он запросил в част­
ном письме своего адвоката, что причиной
такой чрезмерной задержки, и узнал от него,
что в жалобе, согласно высшему распоряже39

нию дрезденской судебной палаты, ему совер­
шенно отказано.—На изумленное письмо конноторговца, осведомлявшегося, чем объяс­
нить такой исход дела, адвокат сообщил ему,
что помещик Венцель фон-Тронка состоит
в родстве с двумя вельможами—Гинцем и Кун­
цем фон-Тронка, из коих один состоит при
особе курфюрста кравчим, а другой в должно­
сти камерера. — Адвокат советовал ему как
нибудь без дальнейшей судебной волокиты
вернуть своих лошадей из Тронкенбурга;
дал при этом понять, что господин Вен­
цель, проживающий в настоящее время
в столице, отдал повидимому распоряжение,
чтобы его люди выдали лошадей конноторговцу; в заключение он просил Кольгааса,
если тот не намерен на этом примириться,
избавить его от дальнейших поручений
по этому делу.
В это время Кольгаас находился в Бран­
денбурге, где бургомистр Гейнрих фон-Гейзау,
к округу которого принадлежал также и Кольгаасенбрюк, был занят в ту пору устройством
благотворительных учреждений для бедных
и больных, из сумм, доставшихся городу
от случайных доходов. Особенно хлопотал
он над оборудованием для больных минераль­
ного источника, находившегося в одной
из окрестных деревень, от которого ждали
бблыпей целебности, чем это оправдалось
*0

впоследствии. Во время своего пребывания
при дворе по различным делам, ему приходи­
лось встречаться с Кольгаасом, . и вот
по знакомству бургомистр дал возможность
работнику Херзе, страдавшему с того самого
злополучного дня болями в груди, испробо­
вать силу этого целебного источника, кото­
рый к тому времени уже был обнесен срубом
и покрыт крышей. Вышло так, что бурго­
мистр, собираясь сделать кое какие распоря­
жения, находился в то время у самого бассейна,
в который Кольгаас уложил Херзе; в это
время нарочный доставил конноторговцу
письмо от жены с печальными вестями от дре­
зденского адвоката. Беседуя с врачем, бурго­
мистр заметил, что Кольгаас, распечатав
письмо, прослезился, и вот он подошел к нему
и по дружески, сердечно спросил, какое горе
его постигло; на это конноторговец молча
подал ему письмо; тогда почтенный бурго­
мистр, знавший о возмутительной несправед­
ливости, учиненной над ним в Тронкенбурге,
вследствие которой Херзе, может быть, на всю
жизнь останется калекой, потрепав Кольгааса
по плечу, сказал, чтобы тот не отчаивался;
он сам де похлопочет об удовлетворении его
жалобы. И вот, вечером, когда Кольгаас
согласно его предложению явился к нему
в замок, бургомистр велел ему составить про­
шение на имя курфюрста Бранденбургского,
41

с кратким изложением всего происшедшего,
приложив при ртом письмо адвоката и хода­
тайство-о защите против насилия, совершен­
ного над ним в Саксонии. Он обещал передать
это прошение вместе с пакетом, приготовлен­
ным уже к отправке, в собственные руки
курфюрста, который не замедлит ради него
передать прошение это курфюрсту Саксонии;
этого вполне будет достаточно, чтобы, несмотря
на все козни Венцеля и его присных, добиться
правосудия в дрезденском трибунале.
Кольгаас, сильно обрадованный этим, сер­
дечно поблагодарил бургомистра за новое
доказательство его благосклонности к нему,
прибавив, что сожалеет, что вместо всяких
попыток в Дрездене он не начал дела прямо
в Берлине; затем, составив в секретариате
городского суда прошение по надлежащей
форме и вручив его бургомистру, вернулся
он в Кольгаасенбрюк, более, чем когда либо
спокойный за исход своей тяжбы. Однако,
несколько недель спустя ему довелось узнать
от одного судьи, проезжавшего по делам бур­
гомистра в город Потсдам, что курфюрст
передал прошение своему канцлеру графу
Калльхейму, и что тот вместо того, чтобы
обратиться непосредственно к дрезденскому
двору с просьбой о расследовании и наказа­
нии насильника, как это казалось бы вполне
целесообразным, вошел с представлением
42

о предварительном опросе Венцеля фон-Тронка.
Вышеупомянутый судья остановился со своей
кибиткой у ворот Кольгааса, очевидно с
намерением сообщить ему эту новость: на
изумленный вопрос конноторговца, почему
поступлено было так, а не иначе, тот не мог
дать удовлетворительного ответа. Он приба­
вил только, что бургомистр велел передать
ему, чтобы он отнесся к этому возможно
терпеливей: судья видимо торопился и лишь
в конце их краткой беседы из нескольких бро­
шенных вскользь фраз Кольгаас понял, что
граф Калльхейм находится в свойстве с семей­
ством этих самых фон-Тронка.
Не находя более отрады ни в своем коне­
водстве, ни в домашних делах, и охладев даже
почти к жене и детям, Кольгаас весь следую­
щий месяц провел в мрачном раздумьи о бу­
дущем, и, как он и ожидал, по истечении
Этого времени вернулся из Бранденбурга
Херзе, немного оправившись после купаний,
и привез ему от бургомистра письмо с при­
ложенным в нем решением суда; бургомистр
сообщал, что, сожалея о невозможности чем
либо помочь в его деле, он посылает ему
направленную на его имя резолюцию госу­
дарственной канцелярии, а со своей стороны
советует взять назад оставленных в Тронкенбурге лошадей, а на самом деле поставить
вообще крест. Резолюция гласила:
43

«По сведениям, имеющимся в дрезденском
трибунале, Кольгаас—пустой сутяга; помещик,
у которого он оставил лошадей, их у себя
ни в коем случав не задерживает; пусть Коль­
гаас пошлет за ними в замок, или, по край­
ней мере, даст знать помещику, куда тот дол­
жен их доставить; государственная же канце­
лярия, во всяком случае, просит уволить ее
от подобного рода сплетень и дрязг».
Кольгаас, получив это письмо, пришел
в ярость: дело было не столько в лошадях—
он огорчился бы не менее, если бы то каса­
лось даже какой нибудь пары собак. Заслыша
малейший шум во дворе, он оглядывался,
тревожно всматриваясь на заставу с таким
томительным ожиданием, какого раньше ни­
когда не знавала его грудь, все думая, не появят­
ся ли слуги Венцеля и, чего доброго, с извине­
нием возвратят ему голодных и заморенных ло­
шадей: то был единственный случай, когда его
душа, хорошо знавшая этот мир, готова была
ждать от людей чего то доброго. Но вскоре он
узнал от одного проезжего своего знакомого,
что лошади его в Тронкенбурге попрежнему ра­
ботают на поле наравне с лошадьми помещи­
ка; чувствуя всю людскую несправедливость, у
Кольгааса блеснуло внутреннее довольство при
сознании своей собственной порядочности.
Он пригласил к себе старосту, своего соседа,
давно уже помышлявшего о расширении своих
44

владений прикупкой поземельного участка,
прилегавшего к их меже; усадив его в кресло,
Кольгаас спросил, сколько бы он дал за бран­
денбургские и саксонские его хутора, за дом
и двор, за все, как оно есть, гуртом. Поблед­
нела Лизбет, услыша такие речи. Она обер­
нулась, взяла на руки младшего своего сына,
игравшего подле нее на полу, с тревогой
посматривая то на краснощекого мальчугана,
игравшего ее ожерельем, то на мужа, бросив­
шего на пол письмо, которое до этого вре­
мени держал он в руках. Староста, поглядев
на него удивленно, спросил, что привело его
вдруг к такому странному решению; Коль­
гаас с напускной веселостью ответил, что
мысль продать свой хутор на берегу Гавеля
не так уж нова; они ведь и раньше частенько
о том поговаривали; да и дом его в дрезден­
ском предместьи по сравнению с этим, если
пораздумать хорошенько, пожалуй, и лишний;
ну, одним словом, если сосед согласен на пред­
ложение взять оба земельных участка, он готов
тотчас составить купчую. И с натянутой шут­
ливостью заметил, что, ведь, на Кольгаасенбрюке то не весь свет клином сошелся; бывают
задачи, по сравнению с которыми домаш­
нее хозяйство и семейная жизнь могут пока­
заться вещью второстепенной и ничтожной;
одно можно сказать—душа его теперь напра­
влена на высокие дела, о которых, может
45

быть, он и услышит в недалеком будущем.
Успокоенный таким объяснением, староста,
обратившись к жене Кольгааса, которая
не отрываясь целовала ребенка, заметил,
что, пожалуй, от него не потребуют всех
денег тотчас; и положив на стол шапку
и палку, которую держал между колен, взял
бумагу из рук конноторговца с тем, чтобы
прочитать ее. Кольгаас, подвинувшись к нему,
объяснил, что запродажная написана им на­
черно, сроком всего на четыре недели;
указал, что составлена она правильно и что
недостает лишь подписей, да указания суммы,
как по самой запродажной, так и неустойки,
которую он берет на себя, если в течение
четырех недель вздумает, в случае чего, отка­
заться от этой сделки; затем он еще раз торо­
пливо предложил соседу назначить свою цену,
уверяя, что не запрашивает, чтоб не усложнять
дела большими хлопотами. Жена беспокойно
ходила по комнате взад и вперед; грудь ее
от волнения то высоко подымалась, то, каза­
лось, она задерживала дыхание; платок, в ко­
торый вцепился мальчуган, вот-вот готов был
упасть с ее плеч.
Староста заявил, что о стоимости дрезден­
ского хутора ему судить трудновато; в ответ
на это Кольгаас, показывая ему купчую
на хутор, сказал, что отдает его за сто гуль­
денов золотом, хотя ему самому он стоил
46

почти вдвое дороже. Перечтя еще раз запро­
дажную запись, староста нашел, что право
отказа от покупки обусловлено в ней черезчур свободно, и готовый почти уже согла­
ситься, заметил, что ведь таким образом
конноторговец лишает себя возможности поль­
зоваться своими заводскими лошадьми, нахо­
дящимися на хуторских конюшнях; Кольгаас
возразил на это, что продавать лошадей
он отнюдь не намерен, и что, кроме того,
желает сохранить за собой часть оружия,
хранимого в кладовой; и вот, — все как
будто бы раздумывая и медля,—покупщик пред­
ложил наконец ту цену, которую не задолго
перед тем, полушутя, полусерьезно,—сущий
пустяк по сравнению с действительной стои­
мостью хутора, — давал Кольгаасу однажды
во время прогулки. Кольгаас подвинул ему
чернила и перо; не доверяя собственным
своим глазам, сосед еще раз переспросил его,
серьезно ли его намерение, на что конно­
торговец несколько обиженно ответил, чего же,
дескать, он будет шутить в таком деле. Тогда
сосед, призадумавшись, взял перо и подписал
запродажную, вычеркнув в ней, однако, тот
пункт, в котором говорилось о неустойке
в случае, если бы продавец захотел впослед­
ствии расторгнуть договор; затем, обязавшись
внести сто гульденов золотом в счет дрезден­
ского хутора, он предоставил Кольгаасу пол­
47

нейшую возможность отказаться от продажи
его в течение двух месяцев.
Тронутый таким отношением старосты, конноторговец от всей души пожал ему руку
и, договорившись затем насчет главного усло­
вия, а именно, чтобы четвертая часть была
уплачена немедленно наличными, остальные же
деньги в течение трех месяцев внесены в Гам­
бургский банк, потребовал вина, — выпить
маленько по поводу столь удачно совершен­
ной сделки. Через работницу, принесшую
вино, он велел передать конюху Штернбальду,
чтобы тот немедля седлал каурого: объявив,
что ему необходимо отправиться по делам
в столицу, намекнув при этом, что вскоре по
возвращении выскажется откровенней насчет
того, что должен до поры до времени держать
в тайне. Затем, наполняя кружки вином,
стал расспрашивать насчет поляков и турок,
враждовавших в то время между собой, и тем
самым вовлек старосту в политику; затем вы­
пив еще раз за успех их сделки, они попро­
щались.
Только староста вышел из комнаты, как Лиз­
бет упала на колени перед мужем.
— Если ты сколько нибудь любишь меня
и детей, если мы не стали чужими твоему
сердцу,—скажи мне, что значат все эти ужас­
ные распоряжения?
Кольгаас сказал:

— Пока, милая жена, ничего такого, что
могло бы тебя тревожить. Я получил резо­
люцию, в которой жалоба моя на помещика
Венцеля фон-Тронка признана за пустую кля­
узу. Тут, очевидно, какое то недоразумение;
вот я и решил еще раз подать жалобу самому
курфюрсту.
— Зачем же ты хочешь тогда продавать
свой дом? — подымаясь с тревожным лицом,
воскликнула она. Кольгаас нежно прижал ее
к себе.
— Потому, милая Лизбет, что не могу
я оставаться в той стране, где не защищают
мои права. Уж лучше быть последней соба­
кой, чем человеком, которого попирают но­
гами! Я уверен, что жена разделяет мои
мысли.
— Откуда же ты знаешь, что тебя не ста­
нут защищать в твоих правах?—робко заме­
тила она;—если ты, как это тебе и подобает,
явишься со скромной просьбой к курфюрсту:
почему ты думаешь, что на нее не обратят
внимания или откажутся выслушать тебя?
— Ну, ладно,—отвечал Кольгаас,—если опа­
сения мои в данном случае окажутся неосно­
вательны, ведь и дом то мой еще не продан.
Сам курфюрст, как известно, человек спра­
ведливый; если мне только удастся через его
придворных добиться аудиенции, я не сомне­
ваюсь, что найду правду. — Да не пройдет
4

Михаель Кольгаас.

49

и недели, как радостный вернусь я снова
к тебе и прежней своей работе. И тогда уж,—
прибавил он, целуя ее, — всю жизнь не уйду
никуда от тебя!—Во всяком случае,—продол­
жал он, — благоразумней быть готовым ко
всему; вот почему хотелось бы мне, что бы
ты на некоторое время, если возможно,
уехала с детьми к своей тетке в Шверин,—
ты, кстати, ведь давно уж собиралась наве­
стить ее.
— Как? — воскликнула хозяйка, — мне...
ехать... в Шверин? С детьми... через гра­
ницу...—к тетке, в Шверин?—от ужаса у нее
даже дух захватило.
— Во что бы то ни стало, и если можно, то не­
медленно, чтобы ничто не мешало моим делам.
— О, я понимаю тебя! Теперь тебе ничего
не надо, кроме оружия и коней, а остальное
пусть забирает, кому не лень?—С этими сло­
вами она отвернулась, кинулась в кресла и за­
лилась слезами.
— Милая Лизбет, — заговорил смущенный
Кольгаас, — что с тобой? Господь наградил
меня женой и детьми, имуществом, неужто
мне сегодня впервой придется желать, чтобы
то было иначе?..—Он ласково подсел к ней,
и она, услыша его слова, раскрасневшись,
крепко обняла его.
— Ну, скажи мне, — обратился он к ней,
откидывая со лба ее вьющиеся волосы,—
50

что же мне делать? Бросить начатое дело?
Ехать в Тронкенбург, просить помещика вер­
нуть мне лошадей, привести их домой?
Лизбет, не решаясь вымолвить — «да, да,
да!» — только, тихо плача, качала головой,
крепко прижавшись к нему, осыпала грудь
его горячими поцелуями.
-Ну, вот! — воскликнул Кольгаас, — если
ты чувствуешь, что для того, чтобы мне про­
должать коневодство, я должен быть удовле­
творен в своих правах, то не лишай меня
свободы, необходимой для того, чтоб до­
биться этого права! — с этими словами он
встал, приказал конюху, доложившему, что
каурый стоит уже оседлан: на следующий
день заложить гнедых, чтоб отвезти хозяйку
в Шверин.
Лизбет сказала:—«Мне в голову пришла одна
мысль!»—она встала, вытерла слезы и спро­
сила мужа, который в это время принялся
разбирать свои бумаги за конторкой, не согла­
сится ли он вместо себя отпустить ее в Бер­
лин для вручения прошения курфюрсту. Рас­
троганный этим предложением, Кольгаас
усадил ее к себе на колени и сказал: — «Но,
милая моя Лизбет, это вряд ли возможно!
Ведь, курфюрст окружен целою свитой при­
дворных, человек, пытающийся проникнуть
к нему, может подвергнуться многим непри­
ятностям». Лизбет возразила на это, что жен4*
51

щине в тысячу раз легче добиться у него
аудиенции.—«Давай мне прошение,—повторила
она;—если тебе нужно только, чтобы оно
передано было в его руки, я ручаюсь—
он получит его!»—Зная на опыте об ее муже­
стве и уме, Кольгаас спросил, как же она
думает все это выполнить. Она, опустив сму­
щенно глаза, отвечала, что кастелян курфюрстовского замка, в бытность свою на службе
в Шверине, сватался однажды за нее и что,
хотя он в настоящее время и женат, и уже
отец многочисленного семейства, но он всетаки ее еще не совсем забыл;—одним словом
она просила его предоставить ей использо­
вать для дела то или иное обстоятельство,
описывать какое было бы слишком долго.
Колыаас радостно поцеловал ее, сказав, что
принимает ее предложение; объяснил, что
весьма важно было бы остановиться непре­
менно у жены кастеляна — тогда она сможет
повидать курфюрста в самом замке, — отдал
ей прошение, велел запречь гнедых и, снаря­
див ее в путь-дорогу, отпустил вместе со
Штернбальдом, верным своим работником.
Но путешествие это, из всех безуспешных
попыток добиться правды, оказалось самым не­
счастным. И действительно, несколько дней спу­
стя Штернбальд въезжал во двор, ведя лошадей
под уздцы; в кибитке лежала хозяйка, опасно
раненая в грудь. Подойдя к ней, побледнев52

ший Кольгаас ничего не мог добиться толком
насчет причины происшедшего несчастья. По
словам работника, приехавши в город, дома
кастеляна они не застали; пришлось тогда
остановиться в гостинице, неподалеку от замка.
На следующее утро Лизбет вышла из гости­
ницы, приказав работнику оставаться при
лошадях, и вот в каком виде вернулась только
под вечер. Она, видимо, слишком смело доби­
валась встречи с курфюрстом и без ведома
последнего ей был нанесеп удар в грудь древ­
ком копья одним из чересчур усердных стра­
жей. По крайней мере, так говорили люди,
принесшие ее вечером в гостиницу в бессо­
знательном состоянии. Вследствие сильного
кровотечения из горла, сама она мало могла
что объяснить. Прошение
к курфюрсту
было принято потом одним из рыцарей.
Штернбальд рассказал, что он хотел было
тотчас скакать домой, чтобы сообщить
о случившемся несчастьп; но хозяйка, несмо­
тря на все доводы приглашенного к ней
хирурга, настояла на том, чтобы ее без
всяких предварительных извещений отвезли
к мужу в Кольгаасенбрюк.
Кольгаас бережно уложил в постель совер­
шенно изнуренную дорогой жену; дышать ей
было мучительно трудно; в таком тяжелом
состоянии она прожила еще несколько суток.
Тщетно старались привести ее в сознание,
53

чтобы добиться хоть какого нибудь объясне­
ния по поводу всего происшедшего; она ле­
жала с остановившимися, помутневшими уже
глазами и ничего не могла ответить. Лишь
незадолго до смерти к ней снова вернулось
сознание. Когда лютеранский пастор (надо
сказать, что, следуя примеру своего мужа, она
перешла в это новое, возникшее тогда веро­
исповедание), стоя у ее постели, громким
торжественным голосом читал ей главу из
Библии, вдруг она взглянула на него мрач­
ным взором, взяла у него из рук Библию,
точно ей нечего было слушать оттуда, и стала
перелистывать страницы, как бы ища чего то.
Затем пальцем указала стоявшему у ее изголовья
Кольгаасу на стих: «прощайте врагам вашим;
благотворите ненавидящим вас»,— посмотрев
при этом на него проникновенными глазами,
она пожала ему руку, и скончалась. — Кольгаас подумал: «пусть господь бог никогда не
простит мне грехов моих, как я прощаю их
Венцелю!» Он поцеловал ее, по щекам его
потекли обильные слезы, он закрыл ей глаза,
и вышел из горницы. Затем взял он сто гуль­
денов золотом, уже заготовленные для него
старшиной в уплату за дрезденские конюшни,
заказал похороны, которые, казалось, были
устроены скорее для какой нибудь княгини,
чем для жены его, простой крестьянки: дубо­
вая домовина, крепко обшитая металлом, шел54

новая подушка с золотыми и серебряными
кистями и могила в восемь локтей глубины,
выложенная булыжником и известняком. Он
сам стоял у края могилы, держа младшего
сына на руках, и присматривал за работой.
Когда настал день похорон, белая, как снег,
покойница была вынесена в горницу, затяну­
тую по его распоряжению черным сукном.
Не успел пастор закончить надгробного слова,
как Кольгаасу вручили резолюцию курфюрста,
на просьбу, поданную его женой. В резолюции
этой говорилось, чтобы он забрал своих лоша­
дей из Тронкенбурга и, под страхом тюрем­
ного заключения, прекратил бы это дело.
Кольгаас, сунув в карман бумагу, велел ста­
вить домовину на дроги. Как только накидали
могильный холм, поставили крест и отпущены
были похоронные гости, он еще раз покло­
нился ее опустевшему ложу, и немедленно
принялся за дело возмездия. Он сел и соста­
вил приговор, в котором, собственной своей
волей, обязывал помещика Венцеля фонТронка в течение трех дней по получении
сего привести в Кольгаасенбрюк вороных,
которых тот у него отобрал и заморил на
полевых работах, и чтобы откормил он их само­
лично на его конюшнях. Это решение он
послал с верховым, наказав ему немедленно
по передаче письма скакать обратно в Коль­
гаасенбрюк. Прошло три назначенных дня,
55

но лошади не были возвращены. Тогда по­
звал он Херзе; рассказал ему о приговоре, по­
сланном Венцелю, обязывавшем последнего
откормить вороных; затем намеками выспро­
сил Херзе, готов ли он скакать вместе с ним
в Тронкенбург, чтобы притащить сюда Вен­
целя; готов ли он проучить его кнутом на
кольгаасенбрюкских конюшнях, ежели тот
станет медлить в исполнении поставленного
ему требования.
Смекнув, в чем дело, Херзе так и завопил:—
«Да, хоть сегодня же;»—и в знак согласия, под­
бросив вверх шапку, сказал, что уж закажет
сплести себе добрую плеть с десятью узлами,
чтоб выучить помещика работать скребницей!
Тогда Кольгаас продал дом, детей отослал
лошадьми заграницу, с наступлением ночи
призвал он остальных своих семерых работ­
ников, беззаветно преданных ему, вооружил
их, посадил на коней и двинулся с ними на
Тронкенбург.
С этой вот небольшой ватагой и ворвался он
в замок с наступлением третьей ночи, сбив
по пути с ног сборщика пошлин и приврат­
ника, мирно беседовавших у ворот. Среди
громкого треска подожженных бараков, окру­
жавших замок, Херзе бросился по винтовой
лестнице в башню и набросился с кулаками
на фогта и кастеляна, которые в это время
благодушно заседали полураздетые за карточ56

ной игрой; тем временем Кольгаас устремился
в замок к помещику Венцелю. Так спускается
с неба ангел правосудия; как раз на эту пору
помещик под дружный хохот читал вслух
кохмпании собравшихся у него друзей—прия­
телей приговор, присланный Кольгаасом. Не
успев хорошенько разобрать криков фогта на
замковом дворе, как, смертельно побледнев,
поняв, в чем дело, с криком:—«Братцы, спа­
сайся!»—тотчас скрылся из виду. Схватив за
грудь попавшегося ему навстречу дворянина
Ганса фон-Тронка, Кольгаас швырнул его
в угол с такою силой, что размозжил череп
несчастного о каменные плиты пола. Пока
работники справлялись с остальными рыца­
рями, успевшими кое как взяться за оружие,
Кольгаас допытывался, где же сам Венцель
фон-Тронка? Оторопевшая компания ничего
не могла ему толком ответить; он в ярости
вышиб ногою двери в покоях, которые вели
в боковые башни замка. Исколесив все обшир­
ное здание и, не найдя никого, с про­
клятием спустился он во двор, приказав сте­
речь выходы. Меж тем пламя, охватившее
все постройки, перекинулось на самый замок
и боковые флигеля, и они ярко запылали,
вознося к небу огромные, густые клубы дыма.
Штернбальд вместе с тремя другими, не менее
проворными работниками тащили второпях
все, что попадалось под руку, что не было
57

прибито железными заклепками и гвоздями,
и сваливали в кучу около коней, готовя себе
славную добычу; в это время из раскрытых
окон башни при радостных криках Херзе,
вылетели тела фогта и кастеляна заодно
с их женами и детьми. Спускаясь с замковой
лестницы, Кольгаас встретил скрюченную
ломотой старуху-ключницу, которая вела поме­
щичье хозяйство; она бросилась в ноги конноторговцу: приостановившись на ступеньках
лестницы, он спросил у нее, где скрывается
Венцель фон-Тронка? Дрожащим, испуганным
голосом она отвечала: «Должно быть, в ка­
пелле». Кольгаас крикнул двух работников
с факелами и, за неимением ключей, распо­
рядился открыть вход в часовню ломами и то­
порами. Перевернув вверх дном весь алтарь
и скамьи, он, к ярому своему огорчению, не
нашел там никого. Выходя из часовни, он
наткнулся на молодого конюха из числа
тронкенбургской дворни, спешившего вывести
ратных коней своего господина из дальней
каменной конюшни, которой уже угрожало
пламя пожара. Как раз в этот момент Кольгаасу бросились в глаза оба его вороных,
стоявшие в небольшом сарае под соломенной
крышей; он спросил тронкенбургского конюха,
отчего тот не спасает этих коней. Сунув
ключ в ворота конюшни, тот отвечал, что
сарай уже захвачен пламенем; тогда Кольгаас
58

вырвал у него ключ, бросил через забор,
и, подгоняя барского конюха ударами шпаги,
сыпавшимися на него точно град, загнал его
в горевший сарай и средь жестокого хохота
окружавшей дворни заставил его таки спасать
вороных. Слуга обомлел от страха; сарай рух­
нул несколько мгновений спустя после того,
как он выскочил оттуда, ведя под уздцы ло­
шадей Кольгааса. Но того и след простыл;
молодой конюх отправился на замковый двор,
куда сбежалась и остальная дворня; найдя
Кольгааса, он обратился к нему с вопросом,
куда ему теперь девать лошадей.—Тот упорно
не отвечал: наконец, со свирепым видом занес
он ногу в стремя, рискуя, оступившись, по­
платиться жизнью, и вскочил на своего
карего, так и не ответил слуге на его вопрос.
Расположившись под воротами замка, Кольгаас, стал дожидаться рассвета, меж тем как
работники его продолжали начатое им дело.
И вот когда настало утро, весь замок уже
сгорел до-тла, и кроме Кольгааса да его семе­
рых работников там никого не осталось. Он
сошел с коня и при ярком свете утреннего
солнца снова обшарил все закоулки; тяжко
ему было убедиться, что нападение его на
замок оказалось столь неудачным. Удручен­
ный горем, с тяжелым чувством на душе,
решил он отправить Херзе с несколькими
работниками на розыск бежавшего помещика.
59

Особенно ему внушал подозрение богатый
девичий монастырь Эрлабрунн, расположен­
ный на берегу реки Мульды, настоятель­
ницей которого была госпожа Антония фонТронка, слывшая всюду за смиренную, добро­
детельную и святую женщину; несчастному
Кольгаасу казалось вполне естественным, что
помещик, избежав опасности, скрывается
в этом монастыре, настоятельницей которого,
кстати сказать, была родная его тетка и вос­
питательница. Узнав об этом, Кольгаас, по­
селился в башне фогта, в которой случайно уце­
лела от пожара комната, пригодная для жилья;
он составил там, так называемый «Кольгаасовский указ», в котором он предлагал жите­
лям этой области не оказывать помещику
Венцелю фон-Тронка, с которым он находится
в открытой войне, никакой поддержки, даже
больше того, обязывал всякого, хотя бы
и состоящего в дружбе или родстве—выдать
ему помещика, под страхом смерти и неми­
нуемого уничтожения всего, что может быть
названо имуществом. Этот указ он распро­
странил по округе через проезжих людей;
кроме того, он дал работнику своему Вальдманну копию с него, приказав доставить ее
в Эрлабрунн, в собственные руки госпоже
Антонии. Затем, сговорившись с несколькими
тронкенбургскими работниками, недовольными
помещиком, которые пожелали, в расчете на
60

поживу, перейти к нему на службу, он воо­
ружил их на манер пехоты самострелами
и кинжалами, обучил их сидеть на коне по­
зади всадников; затем обратив всю добычу
в деньги и разделив ее поровну между своей
дружиной, он решил отдохнуть несколько
часов от печальных своих трудов под замко­
выми воротами.
К полудню прибыл Херзе и подтвердил то, что
и раньше чуяло сердце Кольгааса, настроен­
ного теперь на все мрачное, а именно что поме­
щик действительно находится в Эрлабруннском
монастыре у своей тетки, старухи Антонии
фон-Тронка. Вероятно, он бежал через потай­
ной ход, устроенный в задней стене замка,
а оттуда пробрался по узкой каменной лестнице,
сбегавшей под навесом к берегу Эльбы, где
стояли на причале челны. По крайней мере
Херзе сообщал, что помещик, как рассказы­
вали ему о том крестьяне, сбежавшиеся по­
глазеть на пожар в Тронкенбурге, прибыл
к немалому их удивлению в полночь, в лодке
без руля и без весел, и тотчас на крестьян­
ской телеге отправился дальше в сторону
Эрлабрунна.
Услышав об этом, Кольгаас глубоко вздох­
нул; он спросил, накормлены ли лошади
и, получив утвердительный ответ, велел своей
ватаге седлать коней и через три часа был
уже у стен Эрлабрунна.
61

Под ворчливый говор отдаленного грома,
с зажженными факелами въехал он со своим
отрядом во двор монастыря; работник Вальдманн выбежал к нему навстречу и доложил, что
указ уже передан им по назначению; в это
самое время он заметил в монастырском
портале настоятельницу, растерянную, веду­
щую какие то переговоры с келарем; и пока
этот маленький седовласый старичок, гневно
метнув глазами на Кольгааса, облачался в латы,
и смелым голосом отдавал слугам приказ
ударить в набат, на паперти появилась игу­
менья монастыря, держа в руках серебряное
распятие, вся бледная, как полотно; она сошла
с паперти и вместе со своими молодыми
монашенками кинулась на колени перед ко­
нем Кольгааса. Пока Херзе и Штернбальд
вязали келаря, еще не успевшего схватить
меч в руки и, в качестве пленника, отвели
и поставили его между коней, Кольгаас обра­
тился к ней с вопросом:—«Где Венцель фонТронка?» —Она, снимая с пояса большую связку
ключей, отвечала:—«В Виттенберге, почтен­
нейший Кольгаас!»—и дрожащим голосом при­
бавила:—«бога побойся, не твори неправды!» —
Кольгаас, сгорая от жажды мести, повер­
нул коня и готов был уже крикнуть: «поджигай!»,
как вдруг молния, сопровождаемая раскатами
грома, ударила в землю прямо около него.
Кольгаас поворотил коня к игуменье, и спро62

сил ее, получила ли она его указ; та слабым,
еле слышным голосом отвечала: — «Только
что!»
— Когда?
— Господи спаси и помилуй, клянусь—
два часа спустя после отъезда моего род­
ственника фон-Тронка,—и Вальдманы, работ­
ник, к которому он обратился с грозным
видом, запинаясь, подтвердил это,—объяснив,
что из за разлившейся вследствие ливня Мульды
он смог только что прибыть сюда. С трудом
овладел собою Кольгаас; вдруг набежавшим
страшным ливнем потушило факелы; и,
зашумев по каменным плитам двора, точно
утишило боль в груди несчастного Кольгааса;
обернувшись к игуменье, он приподнял слегка
шляпу, пришпорил коня, и со словами:—
а Братцы, за мной! Наш мблодец должно
в Виттенберге!»—выехал со двора.
Наступала ночь, и ему пришлось завернуть
в корчму на шляху, чтобы дать день на от­
дых усталым коням, и ясно ему стало, что
с отрядом из десятка людей (таковы были
его теперешние силы) ему не справиться
в Виттенберге; и вот он составил второй
указ, в котором вкратце изложив все, что ему
пришлось испытать, приглашал «каждого доб­
рого христианина», как он выразился, «за не­
большие деньги и иные военные выгоды
отнестись к его делу сочувственно, а к по63

мещику фон-Тронка, как к заклятому врагу
всех христиан».
В следующем указе, появившемся вскоре
после этого, он называл себя уже «независи­
мым от государства и мира человеком, токмо
единому богу подвластным»; вот это болез­
ненное и ошибочное мечтательство за одно
со звоном золота и надеждой на добычу, живо
проникнув в крестьянский люд, оставшийся
в то время без куска хлеба вследствие пере­
мирия с поляками, дало порядочное подкре­
пление его отряду: и в самом деле он уже
насчитывал тридцать с лишним человек, когда
решил переправиться на правый берег Эльбы,
чтобы обратить в прах и пепел город Вит­
тенберг. Он расположился лагерем со своими
лошадьми и людьми под крышей старого
развалившегося кирпичного амбара, в глуши
темного непроходимого леса, который в те
времена тянулся до самого предместья. Не
так уже скоро узнал он от Штернбальда,
которого отправил переодетым с указом в го­
род, что указ этот там давно уже известен;
тогда, это было в святой вечер, он ворвался
со своим отрядом в город, как раз накануне
Троицына дня, когда горожане спали уже
глубоким сном, и велел поджечь его одновре­
менно с нескольких концов. В то время как
люди его грабили предместья, он прибил к цер­
ковным вратам листок следующего содержания:
61

«Это я, Кольгаас, поджег город, и ежели
мне не выдадут помещика, я обращу его
в пепел, и не уцелеет ни единой стены, за
которой пришлось бы мне его отыскивать».
Трудно описать весь ужас жителей по поводу
столь неслыханной дерзости; и когда пламя,
благодаря безветрию летней ночи, уничтожив
лишь девятнадцать строений, в том числе
одну церковь, стало к утру попемногу сти­
хать, ландфогт, старый Отто фон-Горгас
выслал эскадрон в пятьдесят человек, чтобы
захватить этого бешеного человека. Но вой­
сковой старшина, по имени Герстенберг, рас­
порядился столь неумело, что вся экспедиция
вместо того, чтобы разбить на-голову Кольгааса, потерпела пораженье, и это дало Кольгаасу возможность стяжать себе еще большую,
весьма опасную военную славу; дело в том,
что сей воевода, разоив свой эскадрон па
несколько частей, имел в виду окружить
Кольгааса с разных сторон; Кольгаас же, со­
брав весь свой отряд воедино, напал и разбил
противника во всех пунктах, так что к вечеру
следующего дня в поле не осталось ни единого
человека из эскадрона, на который возлага­
лось столько надежд. Кольгаас, потеряв в этом
сраженья несколько человек, на утро следую­
щего дня снова поджег город и его лютые
замыслы опять ему удались; много домов
и все амбары предместий были обращены
5

Михае.ть Кольгаас.

в пепел. Затем он снова расклеил вышеупо­
мянутый указ на стенах ратуши, добавив
к нему сводку о судьбе отряда, посланного
против него ландфогтом, и разбитого им на
голову заодно с казненным им воеводой Герстенбергом. Взбешенный такою жестокостью,
ландфогт, став лично во главе конного отряда
в сто пятьдесят человек, выступил против
него. По письменной просьбе Венцеля фонТронка он дал ему стражу, для охраны его
от народной мести, ибо население решительно
требовало, чтобы он покинул город; затем,
расположив дозоры по всем окрестным дерев­
ням и расставив посты вдоль городского
кремля на случай неожиданного нападения,
он выступил сам в день святого Гервасия 1
в бой против дракона, опустошителя страны.
Кольгаас был достаточно хитер и всячески
избегал открытой встречи с этим отрядом;
ловко лавируя в своем отступлении, он завлек
ландфогта на пять миль от города и, внушив
ему заносчивое мнение, что он, будто испу­
гавшись неравной силы, направляется в Бран­
денбургскую область, на третью ночь внезапно
свернул назад к Виттенбергу и поджег его в тре­
тий раз. Херз©, пробравшись переодетым в го­
род, привел в исполнение этот ужасный
замысел. Пламя пожара, благодаря сильному
1 19 июня,

66

северному ветру, приняло такие размеры, что
менее чем в три часа сгорело сорок два дома,
две церкви, несколько монастырей и школ
и даже здание курфюрстовского областного
управления было превращено в груду развалин
и пепла. Ландфогт полагал, что его против­
ник чуть свет-заря будет уже в Бранденбург­
ской области, но узнав о случившемся, и по­
теряв присутствие духа, повернул поспешно
назад, и застал весь город в полном смятении;
стояли тысячные толпы народа перед по­
мещичьим домом, обнесенным прочным тыном,
и, неистово крича, требовали, чтобы господина
Венцеля фон-Тронка выдворили во что бы то
ни стало из города. Два бургомистра, один
по имени Иенкенс, другой Отто, облачившись
в парадную форму во главе целого маги­
страта, напрасно старались убедить народ, что
необходимо во всяком случае дождаться воз­
вращения гонца с ответом от президента
Государственной канцелярии, можно ли вы­
слать помещика в Дрезден, куда он и сам по
многим причинам желал бы отбыть. Но свое­
вольная толпа, вооруженная пиками и копьями,
не внимая никаким увещаньям, обсуждала
и изобретала способы, подстрекаемая разными
людьми, как бы взять приступом и сравнять
с землей дом, в котором засел помещик,—как
вдруг в город прибыл в это время с отрядом
своих всадников сам ландфогт Отто фон-Гор5*

67

гас. Этому почтенному лицу, привыкшему
одним уже своим видом внушать народу
повиновение и страх, удалось как бы в на­
граду за свой неудачный поход захватить
у городских ворот троих беглецов из шайки
поджигателя; они были на глазах у всего
народа закованы в цепи; после того он
обратился к магистрату с хитрой речью,
высказав надежду привести скоро в оковах
и самого Кольгааса, на след которого он
будто бы уже напал. Таким образом ему
удалось обезоружить опасения собравшейся
толпы и уговорить ее до возвращения гонца
из Дрездена не волноваться по поводу пре­
бывания в городе помещика. Окружепный
рыцарями, он сошел с коня и, когда были
разобраны столбы и колья палисада, он про­
брался в дом, и застал помещика на по­
печении двух врачей, старавшихся разными
настойками и спиртами привести его в чув­
ство из обморока, в который он то и дело
впадал; господин Отто фон-Горгас, прекрасно
понимая, что теперь не время вступать с ним
в разговоры по поводу того, что он тут на­
творил, посмотрев на него с презрением,
велел ему одеться и следовать за ним ради
его же собственной безопасности в помещение
рыцарской тюрьмы. Когда на Венцеля надели
шлем и латы, и с полураскрытой грудью,—
он все еще задыхался,—вывели под руки,

68

с одной стороны—ландфогт, с другой—его
зять, граф Гершау—на улицу, со всех сторон
посыпались на него проклятия и отборней­
шая ругань: народ, с трудом сдерживаемый
ландскнехтами, кричал ему: «пьявка! жалкий
мародёр! истязатель! проклятье города Вит­
тенберга! напасть Саксонии..!))—Наконец, по­
сле плачевного шествия по развалинам го­
рода,—по пути он несколько раз терял шлем,
который рыцари снова насовывали ему на
затылок,—добрались они кое как до тюрьмы,
где он и укрылся в одной из башен под
охраной усиленной стражи. Меж тем ответ
курфюрста, привезенный гонцом, поверг го­
род в новое отчаянье. Правительство, к кото­
рому с настойчивой просьбой обращался дрез­
денский магистрат, ответило, что оно и слы­
шать не хочет о приезде господина Венцеля
фон-Тронка в столицу, прежде чем не будет
разбит поджигатель; больше того,—ландфогту
вменялось в обязанность использовать данную
ему власть на защиту помещика там, где он
ныне находится, ибо ему надо же где нибудь
да находиться; засим славныйгород Вит­
тенберг успокоения ради оповещался, что
на подмогу уже выступил отряд в пятьсот
человек под предводительством принца Фрид­
риха Мейссенского. Ландфогт, прекрасно по­
нимая, что подобная резолюция не может
успокоить народ—поразмыслив, решил не
69

оглашать ее, так как не говоря уже о
весьма неприятных слухах, какие распростра­
нялись среди деревенского люда о силах Кольгааса, стяжавшего себе благодаря мелким
победам в разных частях городских пред­
местий военную славу: да сама война, ве­
домая им под прикрытием ночи с помощью
переодетых крестьян, посредством смолы, со­
ломы и серы, была столь неслыханной и
беспримерной, что даже большая сила, чем
та, с какою должен был прибыть на вы­
ручку принц Мейссенский, показалась бы и
вовсе беспомощной:—итак, обсудив все это,
ландфогт решил положить эту резолюцию
под сукно. Он расклеил в разных частях
города лишь послание принца Мейссенского,
в коем последний оповещал о своем при­
бытии; с наступлением рассвета из тюрем­
ного двора выехал крытый фургон под кон­
воем четырех тяжело вооруженных всадни­
ков, и направился по дороге на Лейпциг;
при этом всадники, как бы невзначай об­
молвились, будто едут в Плейссенбург; а так
как пребывание в городе бесстыдного по­
мещика Венцеля было соединено для на­
селения с огнем и мечом, то отъезд его
явился своего рода успокоеньем; тем вре­
менем сам ландфогт с отрядом в триста че­
ловек выступил на соединение с принцем
Мейссенским.
70

На ту пору Кольгаас, благодаря своему осо­
бому положению и явному расположению к не­
му крестьян, увеличил свои силы до ста девяти
человек; к тому же и в Иессене у него был
заготовлен запас оружия, вследствие чего он
мог достаточно хорошо вооружить им своих
людей; итак, только узнав, чтб за двойная
гроза надвигается на него, он решил мчаться
навстречу врагам с быстротою вихря, пока
что противник сам не напал на него. На вто­
рой день он обрушился уже на принца Мейссенского, ночью, у города Мюльберга; в этой
схватке к великому своему горю он потерял
Херзе, который пал под первыми же выстре­
лами, сражаясь рядом с ним; ожесточенный
этой потерей, он в продолжении трех дней
держал бой с принцем, и разбив его на-голову, лишил возможности собрать остаток
своего войска у пригорода; к утру принц,
тяжело раненый, с частью отряда, приведен­
ного в полнейший беспорядок, отступил по
дороге на Дрезден. Опьяненный таким успе­
хом, Кольгаас двинулся против отряда ландфогта, прежде чем тот успел узнать о пора­
жении принца, и напав на него у деревни
Дамеров среди бела дня, в открытом поле,
сражался с ним при больших потерях, однако
с успехом, до самой поздней ночи. Наверно
он бы разбил окончательно ландфогта, бежав'
шего, с остатком своих людей на кладбище
71

под Дамеров, если бы тот во время не узнал
о поражении принца под Мюльбергом и не
счел более благоразумным вернуться до поры
до времени в Виттенберг. Через пять дней
после уничтожения обоих отрядов, Кольгаас
стоял уже у стен Лейпцига, и поджег его
с трех сторон.
В указе, выпущенном им по этому случаю,
он величает себя «Наместником Михаила Ар­
хангела, пришедшим мечом и огнем покарать
всех сторонников помещика в сей тяжбе,
а вместе с ними—коварство и подлость силь­
ных мира сего». Затем из Люценского замка,
на который он напал врасплох и где прочно
засел, обращается к народу с воззванием,
в котором призывает всех желающих созда­
ния лучшего строя примкнуть к нему. Под
указом стояла дикая подпись:

а Дано сие в резиденции нашего временного
мирового правительства, в великом замке Люценскомъ.
К счастью жителей города Лейпцига, огонь,
благодаря обложному дождю и спешным про­
тивопожарным
мерам, распространился не
так уж быстро,—сгорело всего лишь несколько
мелких лавок в районе Плейссенбурга. Но
весь город, однако, был в несказанном смя­
тении, зная, что неистовый поджигатель на­
ходится ныне у стен Лейпцига, в надежде,
72

что Венцель скрывается в городе; был выслан
навстречу конный отряд в сто восемьдесят
сабель, но он возвратился назад, потерпев
поражение: тогда магистрату, не желавшему
рисковать городскими богатствами, не оста­
валось ничего более, как запереть вовсе го­
родские ворота, и днем и ночью выставлять
дозоры вдоль укрепленных стен. Тщетно вы­
вешивались магистратом по окрестным де­
ревням объявления о том, что помещика нет
в Плейссенбурге: Кольгаас в такого же рода
декларациях
утверждал, что он именно
в Плейссенбурге, и даже, если бы его там и
не было, то он будет действовать все равно
так же, как если бы он там находился, пока
ему точно не укажут, где он сейчас скры­
вается. Курфюрст, осведомленный через гонца,
в каком затруднительном положении Лейпциг,
заявил, что им уже собрано двухтысячное
войско и что он вскоре выступит сам, с тем,
чтобы захватить Кольгааса. Воевода Отто
фон-Горгас получил от него строжайший вы­
говор за свою двусмысленную и необдуман­
ную хитрость, с какою он выпроводил поджи­
гателя из района Виттенберга; трудно опи­
сать ту смуту, которая охватила всю Саксо­
нию, в особенности же столицу, когда стало
известно, что в деревнях под Лейпцигом
неведомо кем вывешено обращение к Кольгаасу, следующего содержания:
73

* Помещик Венцель находится у своих
двоюродных братьев Гинца и Кунца, в юроде
Дрездене*.

Видя, такое положение дел, доктор Мартин
Лютер, опираясь на уважение, какое он имел
в стране, взялся силой успокоительных слов
образумить Кольгааса и вернуть его назад
в русло установленного порядка; рассчиты­
вая на честность в душе разбойника и под­
жигателя, он выпустил к нему воззвание, ко­
торое было развешено по всем городам и се­
лениям курфюршества. Оно гласило:

чКольгаас,
Ты, который выдаешь себя за посланною тво­
рить мечом суд и расправу, за чтб берешься
ты, человек ослепленный страстями, ты,
олицетворенная с ног до головы несправедли­
вость? Оттого только, что владетельный
курфюрст, которому ты подчинен, отказал
тебе в праве твоем на тяжбу по поводу
столь ничтожного имущества, восстаешь ты,
безбожник, и точно волк пустыни, с мечом
и огнем нападаешь на мирную общину, кото­
рую он охраняет.
Ты, который в своих обещаниях соблазнил
и ввел во искушение людей: неужто ты, греш­
ник, думаешь уйти от бога в тот день,
который осветит все помыслы людских сер­
дец? Как смеешь ты говорить, что тебе от74

казано было в твоих правах, когда сердце
твое, исполненное чувства мести, после пер­
вых же неудачных попыток отвернулось от
желанья отстоять их? Разве слуги правосудия
и полицейские, утаившие полученное письмо
или задержавшие какой нибудь приговор, вме­
сто того, чтобы его обЪявить,—твое началь­
ство? И неужто я должен говорить тебе,
человеку забытому богом, что начальство
твое даже не ведает о делах твоих,—скажу
больше того: владетельному курфюрсту, про­
тив коего ты восстаешь, неизвестно даже
имя твое, и когда ты некогда предстанешь
перед престолом божьим, с намерением осу­
дить курфюрста, он с ясным лицом ска­
жет:— а Господи, я не сделал человеку этому
зла, существованье его неведомо душе моей»?
Знай, меч твой — меч грабежа и разбоя,
ты — бунтовгцик, а не воин божий, и пред­
стоят тебе на земле колесо и виселица, а
на том свете проклятье за безбожье твое
и злые дела.
Виттенберг, такою то числа

Мартин Лютеръ.
Как раз в рто время Кольгаас с тревогою
обдумывал в замке Люценском свой новый
план о сожжении Лейпцига — объявлению,
развешенному в деревнях, что помещик Вен75

цель в Дрездене, он не поверил, к тому же
оно было подписано неведомо кем, а не от
имени магистрата, как он того требовал:—как
вдруг Штернбальд и Вальдманн к великому
своему смущению прочли Лютеровское обра­
щение, прибитое этой ночью к воротам замка.
Напрасно в продолжение нескольких дней
надеялись они, что Кольгаас, которому они не
хотели рассказывать о том, сам его заметит;
угрюмый и сосредоточенный появлялся он
по вечерам, лишь для того, чтобы отдать свои
краткие распоряжения, и, казалось, он ничего
не замечал; наконец, однажды утром,—в тот
день он собирался приказать повесить двух
человек из своего отряда, грабивших в окрест­
ных деревнях вопреки его воле,—решили они
обратить его внимание на Лютеровский пла­
кат. Он возвращался с места казни в сопро­
вождении свиты,—со времени последнего сво­
его указа он иначе не появлялся,—народ бо­
язливо расступился перед ним, впереди, несли
на красной кожаной подушке, украшенной
золотыми кистями, его большой херувимский
меч, двенадцать слуг с зажженными факе­
лами следовали за ним: и вот Штернбальд и
Вальдманн, держа почтительно мечи под
мышкой, вдруг показались у столба, где был
прибит плакат,—их неожиданное появленье
должно было его удивить, он не мог их не
заметить.
76

Кольгаас вошел в портал, с заложенными за
спину руками, углубленный в свои мысли.
Вдруг он поднял глаза и застыл от изумле­
ния; слуги, его окружавшие, приняв на себя
вид подобострастия, исчезли; он рассеянно
взглянул на них и быстрыми шагами подо­
шел к столбу. Кто сумеет описать, что прои­
зошло в душе его, когда он прочитал листок,
в котором его упрекали в несправедливости,
подписанный к тому же самым для него до­
рогим и уважаемым именем, какое он только
знал, именем Мартина Лютера!
Темный румянец вспыхнул на лице его; он
дважды перечел листок, сняв шлем,—дважды,
от слова до слова; обернулся, и неуверенным
взглядом посмотрел на своих людей, точно
собираясь что то сказать, но не сказал ни
слова, снял со стены листок, снова прочитал
его и крикнув: — «Вальдманн, вели седлать
моего коня!», затем:—«Штернбальд! В замок,
за мной!»—исчез.
Лютеровского слова было достаточно, чтобы
вдруг обезоружить его при всей его тепе­
решней испорченности. Он переоделся в платье
тюрингепского фермера; сказал Штернбальду,
что по весьма важному делу отправляется
в Виттенберг; передал ему, в присутствии
лучших своих воинов, предводительство остаю­
щегося в Люцене отряда и, пообещав вер­
нуться дня через три, в течение этого вре­
77

мени нечего было опасаться нападения, напра­
вился в Виттенберг.
Он остановился в гостинице под вымышлен­
ным именем. Когда настала ночь, закутавшись
в плащ, с парой пистолетов из числа тронкенбургской добычи, явился он в комнату
Лютера. Лютер сидел в это время у стола,
погруженный в свои рукописи и фолианты;
заметив, что к нему вошел какой то незна­
комый, странного вида человек, который
войдя запер за собой дверь на задвижку, он
спросил его, кто он такой и что ему угодно?
Незнакомец, державший почтительно шляпу
в руках, опасаясь, назвавшись, внушить страх,
не сразу ответил, что он—Михаель Кольгаас,
конноторговец. Услыхав это имя, Лютер за­
кричал: «исчезни отсюда!»—встав из за стола,
и бросившись к звонку, добавил:
—Дыханье твое—чума, и близость твоя—
гибель!
Кольгаас, не двинувшись с места, вынул пи­
столет:
— Достопочтенный доктор, если вы только
притронетесь к звонку — вот этот пистолет
обратит меня в бездыханный труп у ваших
ног! Сядьте и выслушайте меня; среди ангелов,
которым вы слагаете псалмы, вы не в боль­
шей безопасности, чем находясь со мной.
Лютер, опустившись в кресло, спросил;
— Чего же ты хочешь?
78

— Хочу, чтобы вы изменили ваше мнение
обо мне, что я человек несправедливый! В ва­
шем обращении вы говорите, будто началь­
ство не знает о моем деле: ну, что же, в таком
случае дайто мне охранную грамоту, я отправ­
люсь в Дрезден, и сам обо всем ему расскажу.
— Безбожник! Чудовище!—воскликнул Лю­
тер, смущенный, и в то же время успокоен­
ный его словами:—кто дал тебе право напа­
дать на помещика фон-Тронка, основываясь
на самочинном приговоре, и не найдя его
в замке, огнем и мечом всполошить всю об­
щину, оберегавшую его?
Кольгаас возразил:
— Высокочтимый доктор,—вы правы—ни­
кто! Известие, полученное мной из Дрездена,
ввело меня в заблужденье! Война, которую
я веду с обществом, была бы с моей стороны
злодеянием, если бы я, как вы то утверждаете,
не был им отвергнут!
— Отвергнут?—глянувши на него, восклик­
нул Лютер:—как могла притти тебе в голову
такая безумная мысль? Кто мог изгнать тебя
из государства, в котором ты живешь? Назови
мне хотя бы один случай со времени его
существования, когда кто либо был исклю­
чен из него?
— Отвергнутым обществом я называю
того,—сжимая от волнения руки, продолжал
Кольгаас,—кому отказано в законной защите!
79

Я в ней нуждаюсь, чтобы иметь право на
мирный свой труд; да, во имя этого ищу
я поддержки у общества, а тот, кто отказы­
вает мне в этом, гонит меня в дикие леса,
тот дает мне, согласитесь сами, в руки палицу
для самозащиты.
— Кто же это тебе отказал в покровитель­
стве закона? — воскликнул Лютер. — Разве не
писал я тебе, что жалоба твоя, с которою ты
обратился к правителю страны, ему неиз­
вестна? Если чиновники за спиной у него
похищают дела и тайком насмехаются над
священным именем его, кто, кроме бога, мо­
жет призвать его к ответу за такой выбор
чиновников, и разве ты, богоотступник, упол­
номочен казнить его за то?
— Хорошо,—ответил Кольгаас,—ежели пра­
витель страны не отталкивает меня, я вер­
нусь в общество, которым он управляет. Дайте
мне, повторяю, охранную грамоту для поездки
в Дрезден: я распущу тогда свой отряд, ко­
торый оставил в Люценском замке, и снова
подам в трибунал жалобу, в которой мне было
уже однажды отказано.
Лютер с недовольным лицом разбросал руко­
писи, лежавшие у него на столе, и замолчал.
Его злило то упрямство, с которым этот
странный человек вел себя по отношению
к государству, и, обдумывая приговор, послан­
ный им из Кольгаасенбрюка помещику,
80

спросил его, что же намерен он требовать от
дрезденского трибунала?
Кольгаас отвечал:
— Чтобы помещик был наказан согласно
закону; чтобы лошади были приведены в преж­
нее состояние; чтобы убытки, какие потер­
пел я и убитый под Мюльбергом работник
Херзе, были возмещены нам.
— Возмещены убытки?—крикнул Лютер.
— Ты собрал тысячи у евреев и христиан
под векселя и залоги для осуществления твоей
дикой мести! Может быть, поставить и их в счет
тоже?
— Боже сохрани! — ответил Кольгаас.—За
двор, дом и хозяйство, которое у меня было,
я не требую уплаты, так же как и за погре­
бение моей жены! Старуха—мать Херзе под­
считает расходы по леченью и убытки, кото­
рые потерпел ее сын в Тронкенбурге; мои же
убытки из за непродажи вороных пусть опре­
делит какое нибудь сведущее лицо по назна­
чению правительства.
Лютер, вглядываясь в него, сказал:
— Неистовый, непонятный, чудовищный
человек! Если ты мечом и огнем жестоко
отомстил помещику, к чему тебе искать ре­
шения суда, которое сравнительно с этим бу­
дет ничтожно?
На глазах Кольгааса навернулись слезы. Он
отвечал:
б

Ми хаель Кольгаас

81

— Высокочтимый доктор! рто стоило мне
смерти жены; Кольгаас хочет доказать миру,
что она погибла не из за неправого дела.
Вы подчинитесь в этом моей воле, пусть суд
скажет свое слово; во всем остальном, что
будет спорного, я подчиняюсь вам.
Лютер сказал:
— Смотри, то,что требуешь ты, было бы спра­
ведливо, если бы, прежде, чем мстить за все
это самовластно, ты бы представил дело на
решение курфюрста, и я не сомневаюсь, тебя
удовлетворили бы по всем пунктам твоих тре­
бований. Ну, не лучше ли было бы, если бы
ты, взвесив все это, во имя твоего искупи­
теля, попросил помещика вернуть лошадей,
взял бы назад своих заморенных вороных и
привел бы откармливать их на конюшнях
в своем Кольгаасенбрюке?
— Может быть!—подойдя к окну, заметил
он;—а быть может и нет! Если бы я знал,
что мне придется откармливать их кровью
сердца моей любимой жены, я, может быть, и
поступил бы так, как вы говорите, высоко­
чтимый доктор, не пожалел бы какого нибудь
четверика овса! Но если уж мне они обо­
шлись так дорого, пусть, решил я, все идет
своим чередом! Пускай решает дело суд и при­
говорит помещика откормить мне вороных.
Лютер, погрузившись в мысли, принялся
снова за рукописи: он пообещал переговорить
82

с курфюрстом, однако, с уговором, чтобы до
тех пор Кольгаас не цыступал из Люценкого
замка; если же курфюрст согласится дать ему
охранную грамоту, он узнает о том из рас­
клеенных по дорогам объявлений.
— Но не знаю,—продолжал он, в то время,
как Кольгаас нагнулся, чтобы поцеловать ему
руку,—пожелает ли курфюрст сложить гнев
на милость; ибо, насколько мне известно, он
стоит во главе целого войска, чтобы захва­
тить тебя в Люцене; во всяком случае
обещаю тебе употребить все мое старание.
Затем он встал, считая беседу законченной.
Кольгаас сказал, что его заступничество в этом
деле вполне его успокаивает; в ответ на это
Лютер простился с ним движением руки, но
тот, опустившись вдруг перед ним на колени,
сказал, что у него на сердце есть еще одна
просьба:
— В день Троицы я всегда причащаюсь,
а в этом году по случаю военных дел лишен
был возможности быть в церкви; не соблаго­
волите ли исповедывать меня и допустить
к принятию св. таинств?
Лютер, после минутного размышления,при­
стально посмотрел на него:
— Хорошо, Кольгаас, я согласен! Но го­
сподь, тела которого ты просишь, ведь про­
щал врагам своим. — Согласен ли ты, — про­
должал он, заметив, что тот смотрит на него
6*

83

смущенно, — также простить помещика Вен­
целя, оскорбившего тебя, и отправиться в Тронкенбург, взять своих вороных, вернуться с
ними в Кольгаасенбрюк и откармливать их там?
— Высокочтимый
доктор, — проговорил
Кольгаас, весь побледнев и схватив его руку.—
Что ж?—Господь ведь тоже прощал не всем
своим врагам. Я готов простить курфюрсту,
обоим господам фогту и кастеляну, господам
Гинцу и Кунцу и всем прочим, кто обидел
меня в ртом деле, а помещика я все таки
желал бы заставить откормить моих вороных.
Услышав такие слова, Лютер с недовольным
видом повернулся к нему спиной и дернул
звонок. В сенях появился начётчик со свечею
в руках. Кольгаас, смущенный, поднялся и
вытер слезы; так как начётчик напрасно ста­
рался открыть дверь, запертую на задвижку,—
в это время Лютер снова занялся своими
рукописями,—то Кольгаас сам отпер ему дверь.
Лютер, указав взглядом на гостя, сказал во­
шедшему:—«Посвети!»—после чего тот, не без
удивленья оглядев незнакомца, снял со стены
ключи и вернулся в прихожую, ожидая его
ухода. Кольгаас, теребя в волнении шляпу,
спросил:
— Итак, высокочтимый доктор, могу ли
я рассчитывать на то благодетельное примире­
ние, о котором я вас просил?
Лютер коротко ответил:
81

— С господом богом — нет, с курфюрстом,
как я уже сказал тебе—попытаюсь!
Затем он сделал знак начётчику, чтобы тот
немедля проводил гостя. Кольгаас, с грустью
скрестивши руки на груди, последовал за че­
ловеком, освещавшим лестницу, и исчез в тем­
ноте.
На следующее утро Лютер отправил курфюр­
сту Саксонскому послание, в котором с горечью
рассказал ему об окружавших его господах
Гинце и Кунце фон-Тронка и о прискорбном
факте утайке ими, его приближенными, камерером и кравчим, Кольгаасовской жалобы; со
свойственным ему прямодушием он писал кур­
фюрсту, что в настоящее время при столь
досадных обстоятельствах не остается ничего
более, как согласиться на предложение конноторговца и, принимая во внимание все про­
исшедшее, даровать ему амнистию для возоб­
новления процесса. Общественное мнение,
подчеркивал он, весьма опасным образом на
стороне этого человека; даже в троекратно
подожженном им Виттенберге и то раздаются
голоса, оправдывающие его, и, ежели ему бу­
дет отказано в его прошении, он несомненно
станет распространять в народе по этому по­
воду самые злостные слухи и может настолько
повлиять на него, что все правительственные
меры окажутся тогда бессильны. В заключе­
ние он указывал на то, что в этом, совер85

шенно исключительном случае не следует
останавливаться перед тем, чтобы вступать
в переговоры с человеком, поднявшим ору­
жие; что в виду несправедливого с пим обра­
щения, он на самом деле как бы отвергнут
государством, и, в сущности, к нему надо от­
нестись скорее, как к иноземной, вторгшейся
в страну военной силе, за которую, он кстати
сказать, как бранденбуржец, сам себя и
считает, а не просто, как к мятежнику, вос­
ставшему против трона.
Курфюрст получил это послание в присут­
ствии находившихся в это время в замке:
принца и генералиссмуса Кристиерна Мейссенского, дяди принца Фридриха Мейссенского, потерпевшего пораженье под Мюльбергом и до сих пор после полученных им ран
находившегося в постели; гроссканцлера три­
бунала графа Вреде, президента государствен­
ной канцелярии графа Калльхейма и обоих
фон-Тронка, камерера Кунца и кравчего
Гинца, друзей детства и наперсников кур­
фюрста. Камерер Кунц,
состоял тайным
советником, вел секретную переписку с пол­
номочием пользоваться его именем и пе­
чатью, и потому первый взял слово; объяснив
весьма подробно, что он никогда не решился бы
самовольно прекратить дело Кольгааса, пере­
данное в трибунал, если бы не был введен
в заблуждение ложными показаниями; он до86

бавил, что, по его мнению,—все это ничтож­
ная, ни на чем необоснованная кляуза, а затем
перешел к положению дела в настоящее
время. Он указал на то, что конноторговец,
проявив из за какого то недоразумения столь
ужасную месть, не может быть оправдан ни
по божескому, ни по человеческому законам;
он старался представить, каким ореолом
была бы окружена личность Кольгааса, если от­
нестись к нему, как к открытой военной силе;
что весь позор, который пал бы при этом на
священную особу курфюрста, был бы для
него настолько невыносим, что в пылу своего
красноречия он готов был скорее согласиться
на самое ужасное, а именно, на требованье
безумного бунтовщика отправить дворянина
фон-Тронка в Кольгаасенбрюк ухаживать за
вороными, нежели услышать, что предложение
доктора Лютера будет принято.
Гроссканцлер трибунала граф Вреде, повер­
нувшись в сторону Кунца, выразил сожале­
ние, что тот, проявлявший столь нежную за­
ботливость в разъяснении этого во всех смыс­
лах, можно сказать, неблагоприятного для
славы его повелителя дела, не проявил, од­
нако, такого же внимания в самом начале.
Он представил курфюрсту свои опасения
в том, что в случае применения явно неспра­
ведливой меры могут обвинить в этом госу­
дарственную власть; между прочим, оц указал
87

на то сочувствие, какое встречает повсюду
Кольгаас столь продолжительное время, и что
тем самым нить его злодеяний грозит про­
тянуться до бесконечности; и только посту­
пивши с ним по справедливости, то-есть ис­
правив допущенную по отношению к нему
ошибку, правительство сможет избавиться от
нынешних смут. На вопрос курфюрста, обра­
щенный к принцу Мейссенскому, что он имеет
сказать по сему поводу, тот, почтительно об­
ращаясь в сторону гроссканцлера, ответил,
что относится с величайшим решпектом к вы­
сказанному им мнению; но, отстаивая права
Кольгааса, они забывают, однако, о том, что
наносят тем самым ущерб Лейпцигу и Вит­
тенбергу, равно как и округам, потерпевшим
от него и имеющим полное право на возме­
щение понесенных ими убытков, за кои он
должен понести, по меньшей мере, суровое
наказание; что мерами закона не водворить
в стране порядка, столь нарушенного. И по­
тому он присоединяется к мнению камерера
использовать те средства, какие обычно при­
меняются в подобных случаях: а именно,
в срочном порядке собрать достаточно силь­
ное войско и, окружив Кольгааса, засевшего
в Люцене, взять его там измором. Камерер,
придвигая самым любезным образом кресла
для него и курфюрста, почтительнейше мол­
вил, что он счастлив, что такой справедли88

вейший и предусмотрительнейший человек,
как принц, согласен с ним в средствах разре­
шения столь двусмысленного и сложного дела.
Принц, облокотясь рукой на спинку кресла,
но не воспользовавшись любезностью камерера,
посмотревши на него в упор, заметил, что
ему то как будто нечего особенно радоваться;
ведь в таком случае в первую очередь при­
шлось бы арестовать его самого и начать про­
цесс по поводу злоупотребления именем кур­
фюрста. Ибо, если уж необходимость требует
того, чтобы опустить завесу перед троном
справедливости, то дело, подобное этому, из
бесконечного ряда злодеяний, которые неза­
висимо от того, как они произошли, не
могли бы теперь уже обсуждаться перед су­
дом,—оказалось бы далеко не самым блестя­
щим; что же касается требованья истребить
Кольгааса, это могло бы привести к уничто­
жению единства самого государства, так как
дело то Кольгааса—дело, в сущности говоря,
совершенно правое, и это означало бы тем
самым дать ему в руки меч. Смущенный та­
кими словами, камерер посмотрел на курфюрста, который, густо покраснев, отошел
к окну. Граф Калльхейм, как бы желая сгла­
дить неловкое молчанье, заметил, что так
ведь не выйти никогда из этого заколдован­
ного круга. Рассуждая таким образом, можно
привлечь в одинаковой мере и его племянника
89

принца Фридриха, ибо и он ведь тоже в этом
своеобразном походе против Кольгааса нарушил
данные ему инструкции: и если б пришлось
перебирать всех виновных в теперешней сумя­
тице—следовало бы включить в их число и
его самого, как лицо, ответственное перед
курфюрстом за неудачи под Мюльбергом.
Кравчий, господин Гинц фон-Тронка, видя,
что курфюрст, немало озадаченный всем этим,
подошел к его столу, попросил слова.
— Мне решительно непонятно, что столь
умудренные опытом люди, как собравшиеся
здесь, не могут понять, каково должно быть
в данном случае государственное решение.
Кониоторговец, насколько мне известно, обе­
щает распустить свой отряд за одно лишь
обещание пересмотра его дела и охранную
грамоту для поездки в Дрезден. Но из этого,
однако, не следует, чтобы за всю совершенную
им бесстыдную месть надо было бы даровать
ему амнистию:—это два различных понятия,
видимо смешиваемых, как доктором Лютером,
так и государственным советом.
— Ибо—продолжал он, с важностью при­
ложив палец к носу,— если бы даже по по­
воду вороных в дрезденском трибунале и был
вынесен обвинительный приговор, то это
нисколько, однако, не мешает нам заса­
дить Кольгааса за поджоги и грабежи; вот
весьма разумный государственный компро90

мисс, который соединяет в себе мнения обо­
их государственных мужей, и заслуживает
одобрения, как современников, так и по­
томков.
Принц, а равно и гроссканцлер ответили
на речь кравчего безмолвным взглядом,
и совещание на этом окончилось; кур­
фюрст объявил, что все различные мнения,
высказанные здесь сегодня, он лично обсудит
к следующему заседанию государственного
совета. Казалось, те предварительные меры,
кои были предложены принцем, отбили охоту
у курфюрста, столь склонного к старой дружбе,
выступить походом против Кольгааса, к чему
надо сказать все уже было готово. Поэтому
он задержал у себя канцлера Вреде, предло­
жение которого казалось ему наиболее целе­
сообразным; и когда тот показал ему письма,
из коих явствовало, что военная сила Коль­
гааса возросла в настоящее время до четы­
рехсот человек, а при всеобщем недовольстве,
царившем в стране по поводу несправедли­
востей, творимых камерером, можно предпо­
лагать, что силы его возрастут чего доброго
вдвое, а то и втрое, поэтому курфюрст решил,
не откладывая, принять совет доктора Лютера.
Сообразно с этим, он передал ведение всего
кольгаасовского дела графу Вреде; и вот че­
рез несколько дней появился указ, который
мы приводим здесь в главной его части:
91

«Мы, милостью божией, курфюрст Са­
ксонии и проч, и проч., сим объявляем, что,
снисходя к полученному нами от доктора
Мартина Лютера посланию, с ходатайством
за Михаеля Кольгааса, коневода, родом из
курфюршества Бранденбургского, настоящим
даем ему охранную грамоту и право на во­
зобновление его дела в Дрезденском Трибунале,
при условии, ежели он в течение трех дней
с сего числа сложит оружие; однако, ежели,
паче чаяния в Дрезденском Трибунале будет
ему отказано в иске по поводу его вороных,
к нему будет применена вся строгость закона
за его самовольный почин добиваться закон­
ных прав; а в противном случае даем ему и
всей его шайке полное помилование и амнистию
за все учиненные им в Саксонии насилия».

Только успел Кольгаас получить через док­
тора Лютера экземпляр этого указа, расклеен­
ного повсеместно, он немедленно, несмотря
на условность, выраженную в нем, распустил
весь свой отряд, на прощанье щедро ода­
рив его подарками, поблагодарив за службу
и сделав должные наставления. Всю же воен­
ную добычу, состоящую из золота, оружия и
разной утвари, вручил он судьям в Люцене,
как собственность курфюрста; затем он от­
правил Вальдманна к старосте домой в Кольгаасенбрюк с письмом насчет выкупа своего
92

хутора, если тот, конечно, ничего не имеет
против; Штернбальда же послал за детьми
в Шверин, ему хотелось иметь их теперь при
себе; затем, обратив остаток своего неболь­
шого состояния в ценные бумаги, покинул он
Люценский замок, и неузнанный никем, на­
правился в Дрезден.
Еще только светало.
Весь город спал,
когда он постучался в дверь маленького до­
мика на хуторе своем, в окрестностях Парны,
сохранившегося благодаря честности старосты;
ему открыл дверь старик Томас, ведавший
хуторским хозяйством, который, завидев на
пороге Кольгааса, так и застыл от удивления.
Конноторговец попросил его немедленно от­
правиться в город и сообщить принцу Мейссенскому о его прибытии. Принц Мейссенский, получив это известие, и решив, что
целесообразней всего будет доподлинно самому
выяснить взаимоотношения свои с этим чело­
веком, выехал тотчас с целою свитой рыца­
рей и обозной прислуги, и застал всю улицу,
ведущую к дому Кольгааса, уже запруженной
толпами народа. Весть о том, что «Ангел
смерти» в городе, он, который мечем и огнем
казнит угнетателей народа,—всполошила весь
Дрезден, и город и предместье поднялись на
ноги; пришлось запереть ворота дома на за­
сов, чтобы сдержать напор слишком любопыт­
ной толпы; мальчишки влезали на окна, чтоб
93

поглазеть на поджигателя, который в это время
преспокойпо сидел за завтраком. Принц с по­
мощью стражи пробрался в дом; войдя в ком­
нату к Кольгаасу, который в это время стоял
у стола полураздетый, он спросил его, дей­
ствительно ли он есть тот самый конноторговец Кольгаас?
В ответ на это, тот, вынув из за пояса
бумажник с документами касательно его дела,
почтительно подал их ему:
— Да,—сказал он, поясняя:—я распустил
уже свой военный отряд и прибыл в Дрезден
согласно разрешения курфюрста, чтоб подать
в суд жалобу на помещика Венцеля фонТронка по поводу вороных.
Принц, торопливо оглядев его с ног до
головы, прочел поданные ему в бумажнике
документы; спросил, что это за свидетельство
от Люценского суда о внесенном на хранение
в пользу казны имуществе и, расспросив его
еще кое о чем, о детях, об его хозяйстве,
о планах его на будущее, и вполне убедившись
в том, что он не внушает никаких опасений,
возвратил ему документы, сказав при этом,
что для возобновления его процесса препят­
ствий не встречается, и что ему для этого
следует обратиться лично к гроссканцлеру
трибунала, графу Вреде. Затем подойдя к окош­
ку и увидя собравшуюся перед домом толпу,
он, помолчав немного, прибавил:
94

— На первое время придется приставить
к тебе стражу, которая будет охранять тебя,
как дома, так и на улице!—Кольгаас в изу­
млении потупил глаза и не сказал ни слова.
— Что делать! — отойдя от окна, заметил
принц,—во всем случившемся вини самого
себя,—с этими словами он направился к двери,
собираясь уходить. Кольгаас, придя в себя,
промолвил:
— Ваша милость! делайте, как хотите!
Только дайте мне слово, если я пожелаю,
то
смогу снять стражу. Если это будет
так—я не возражаю против этой меры.
Принц ответил, что это само собой разу­
меется, и обратившись к стоявшим здесь трем
ландскнехтам, объяснил им, что человек,
в доме которого они остаются, свободен и,
что они приставлены к нему лишь для охраны,
с тем, что когда он будет выходить в город,
обязаны сопровождать его. Принц движением
руки простился с конноторговцем и вышел.
Около полудня, Кольгаас в сопровождении
своих трех ландскнехтов, окруженный неисчи­
слимой толпою народа, ничем однако его не
беспокоившей, направился к гроссканцлеру
трибунала, графу Вреде. Тот принял его чрез­
вычайно обходительно, можно сказать лю­
безно в своей прихожей; целых два часа он
расспрашивал его о всех подробностях дела,
начиная с самых первых дней и, выслушав
95

все это, направил его для составления жалобы
к состоящему при суде известному городскому
адвокату. Кольгаас, не теряя времени, немед­
ленно направился к нему на дом; жалоба была
составлена совершенно тождественно с преж­
ней: в ней он просил наказать согласно за­
кону помещика, привести лошадей в прежнее
состояние и возместить убытки, как лично
его, так и его работника Херзе, убитого под
Мюльбергом, зачтя их в пользу оставшейся
после его смерти старухи-матери; покончив
с этим делом, окруженный все тою же любо­
пытной толпой, вернулся он к себе домой,
твердо решив не выходить более из дому,
разве что только по особо важным делам.
Тем временем помещик был тоже осво­
божден из заточения своего в Виттенберге
и, поправившись после опасного рожистого
воспаления ноги, был вызван верховным судом
с требованием безотлагательно явиться в Дре­
зден вследствие поданной на него Кольгаасом жалобы по поводу противозаконного за­
хвата лошадей и приведения их в негодность.
Братья камерер и кравчий фон-Тронка, двою­
родные братья Венцеля, в доме которых он
остановился, приняли его с явным недобро­
желательством и презреньем; они назвали его
человеком потерянным и ничтожным, опозо­
рившим всю их семью, при чем объявили ему,
что теперь он несомненно проиграет процесс,
96

и предложили ему тотчас приняться на потеху
всему свету за откармливанье вороных. Услы­
ша это, Венцель слабым, дрожащим голосом
ответствовал, что он самый что ни на есть,
несчастный человек на свете. Он клялся, что
не имел ни малейшего представления о всей
этой проклятой конноторговле, повергшей его
в такую беду; что во всем том виноват фогт
и кастелян, которые без его ведома пользова­
лись лошадьми во время уборки хлеба, ча­
стью даже для своих личных нужд и непо­
сильной работой загнали их в конец. Рас­
сказывая об этом, он сел и стал просить не
усугублять его страданий еще новыми оскор­
блениями и обидами. На следующий день
господа Гинц и Кунц, владевшие поместьями
в окрестностях сожженного Тронкенбурга, по
просьбе Венцеля, их двоюродного брата,—дру­
гого ничего ведь не оставалось,— написали
своему управляющему и арендатору, чтобы
они сообщили, что сталось с злополучными во­
роными, пропавшими без вести после пожара.
Но все, что удалось им узнать из ныне
почти обезлюдившей пустынной округи, это,
что один из конюхов, под угрозой поджига­
теля, спас их из горящего сарая, в котором
они стояли, и на вопрос, обращенный к разъ­
яренному Кольгаасу, куда их девать, вместо
ответа получил доброго пинка. Старуха ж,
горбунья, домоправительница Венцеля, бежав7 Мвхдель Колъг&ао
Й7

шая в Мейссен, на письменный запрос своего
хозяина заверила, что конюх на утро после
той страшной ночи направился с лошадьми
к бранденбургской границе; несмотря на все
расспросы, так толком и не удалось ничего
узнать,—очевидно, сведения эти были оши­
бочны; у помещика не было ни одного ко­
нюха, который бы жил в Бранденбургском
курфюршестве или где либо в той стороне.
Люди из Дрездена, что спустя несколько дней
после тронкенбургского пожара побывали
в Вильсдруффе, рассказывали, что действи­
тельно видели в указанное время конюха,
прибывшего туда с двумя лошадьми, которых
он вел в поводу; но так как лошади были
до того заморены, что не могли итти дальше,
они были оставлены им в коровнике у одного
пастуха, взявшегося привести их в должный
вид. По некоторым приметам это, вероятно,
и были те самые вороные, которых повсюду
искали; но оказалось, что пастух из Вильсдруффа, как уверяли некоторые очевидцы,
перепродал их неизвестно кому. По другим слу­
хам выходило, что вороные давно уже отдали
богу душу, и что кости их зарыты где то на
свалке под Вильсдруффом.
Легко догадаться, что господам Гинцу
и Кунцу подобный оборот дела пришелся
весьма на руку, ибо тем самым они избавля­
лись от траты на корм в своих конюшнях,—
98

ведь им бы пришлось волей неволей предо­
ставить свои за отсутствием собственных
у их двоюродного брата Венцеля; они, ко­
нечно, всячески старались, чтобы слух этот
как нибудь да подтвердился. Тогда Венцель
фон-Тронка отправил судьям в Вильсдруфф
от своего имени, как помещика, наследника
ленного поместья и судьи, письмо, где опи­
сав подробно вороных, которые были будто
оставлены ему в виде залога и пали в силу
несчастного случая, покорнейше просил разы­
скать их и предложить их нынешнему вла­
дельцу, кто бы он ни был, доставить их за
хорошее вознаграждение на конюшни гос­
подина камерера Кунца в Дрезден.
И вот, спустя несколько дней, действительно
объявился какой то человек, которому они
были проданы пастухом из Вильсдруффа и ко­
торый привел их исхудалых, еле живых, при­
вязанных к задку телеги, на городской рынок;
но к несчастью Венцеля, а еще более честного
Кольгааса, оказалось, что это был живодёр из
Дёббельна. Как только до господина Венцеля
и его двоюродного брата камерера дошли слухи,
что в город прибыл человек с двумя ло­
шадьми вороной масти, спасенными при по­
жаре Тронкенбурга, они второпях отправились
в сопровождении нескольких конюхов на зам­
ковую площадь, где тот остановился, с тем,
чтобы забрать их у него, если они действи7*
99

1

тельпо окажутся кольгаасовскими лошадьми,
и, уплатив за прокорм, отправить их домой.
Но каково было смущение рыцарей, когда
они увидели, что толпа, привлеченная любо­
пытным зрелищем, все растет и растет, и окру­
жает со всех сторон двуколку, к которой были
привязаны лошади; слышно было, как пере­
кликались со всех сторон в толпе насмешли­
вые голоса:
— Вот они, те самые лошади, из за ко­
торых всполошилась вся страна! Они ужо
попались живодёру!—Венцель, подойдя к дву­
колке, и осмотрев лошадей, которые, казалось,
вот-вот околеют, заметил смущенно, что это
не те вороные, что отобрал он у Кольгааса.
Но Кунц, бросив на него такой свирепый
взгляд, что будь тот хоть из самого железа,
то и то от подобного взгляда мог бы сгореть
от стыда,—подошел к живодёру и, откинув
мантию и выставляя на показ свои ордена
и судейскую цепь, спросил, не те ли это во­
роные, что принадлежали помещику Венцелю
фон-Тронка и,взятые пастухом изВильсдруффа,
разыскиваемые теперь по приказу судьи; Жи­
водёр, держа в руках ведёрко, собирался поить
свою дородную, сытую кобылу, стоявшую
в упряжи!—«Вороные?»—спросил он ставя ве­
дёрко наземь и поглаживая кобылу, которую
начал было разнуздывать;—«этих вороных
мне продал свинопас из Гайннхена; не знаю
100

откуда он их взял, от пастуха ли в Вильсдруффе, аль от кого другого».—«Мне»,—про­
должал он снова подняв ведёрко и уперев
его между дышлом и коленом,—«мне велено
судебным приставом из Вильсдруффа прпвесть
их в Дрезден в дом какого то фон-Тронка;
а помещика того, куда направили меня, звать
Кунцем».—С этими словами он выплеснул из
ведра воду, не допитую кобылой. Камерер,
окруженный насмешливыми взглядами собрав­
шейся толпы, и видя, что ничем не заставить
парня, занятого так сосредоточенно своим
делом, даже взглянуть на себя, объявил ему,
что он и есть камерер Кунц фон-Тронка,
а лошади, которых велено сюда доставить,
принадлежат должно быть помещику Венцелю,
его двоюродному брату; что во время пожара
они были выведены конюхом, затем попали
к пастуху в Вильсдруфф, а первоначально
принадлежали коневоду Кольгаасу. Он спросил
парня, который, повернувшись к повозке
и раскарячив ноги, подтягивал тем временем
штаны,—не те ли это вороные, которых за­
брал свинопас из Гайнихена от пастуха в Вильсдруффе или от кого другого, купившего их
в свою очередь у него? Живодёр, подойдя
к повозке и укладывая ведро, преспокойно от­
вечал, что ему велено представить вороных
в Дрезден вот этим самым фон-Тронкам и по­
лучить с них деньги. А что там было раньше,
101

он ничего, мол, не знает: принадлежали ли они
до свинопаса из Гайнихена Петру, али Павлу,
али пастуху из Вильсдруффа, ему главное
лишь бы они не были краденые—а до осталь­
ного нет никакого дела. С этими словами, он
преспокойно, заложив кнут за широкую спину,
направился через площадь в трактир поза­
втракать, ибо с дороги порядком проголодался.
Камерер не мог решительно ничего приду­
мать, как быть ему с лошадьми, проданными
живодёру в Деббельне гайнихенским свинопа­
сом; а вдруг это не те, на которых сам чорт
исколесил всю Саксонию?—и он потребовал,
чтобы Венцель что нибудь да сказал; у того
губы побледнели и задрожали; он отвечал,
что благоразумней уж, пожалуй, купить этих
вороных, независимо от того принадлежат ли
они Кольгаасу или нет. Тогда камерер, не
зная, что и придумать, проклиная отца
и мать, народивших его на свет, запахнув­
шись в мантию, выбрался вон из толпы. Он
окликнул барона фон-Венк, своего знакомого,
проезжавшего верхом по улице, и решил
остаться на площади, наперекор насмехав­
шейсянад ним толпе, дожидавшейся только
его ухода, чтобы разгоготаться во всю; он
попросил барона заехать по пути к канцлеру
графу Вреде, с тем, чтобы тот прислал Кольгааса взглянуть на вороных. Конноторговец
находился в это время у канцлера, будучи
102

вызван туда судебным приставом для дачи
более точных показаний касательно Люценского дела; когда барон вошел в комнату,
видно было, что канцлер не очень то дово­
лен его приходом; Кольгаас, которого барон
никогда не видел в лицо, стоял поодаль,
держа в руках бумаги; барон объяснил, в ка­
ком затруднительном положении находятся
господа фон-Тронка вследствие недостаточно
точного заявления Вильсдруффских судей,
ибо в город только что прибыл живодёр из
Дёббельна с лошадьми, настолько заморен­
ными, что помещик Венцель никак не ре­
шается признать их за лошадей Кольгааса,
и, прежде чем принять их от живодёра и от­
править на поправку в рыцарские конюшни,
было бы необходимо, чтобы Кольгаас лично
осмотрел их и тем самым положил бы конец
сомнениям.
— Итак, будьте добры,—заключил он:—
прикажите страже препроводить конноторговца из квартиры его на рынок, где стоят
лошади.
Гроссканцлер, сняв с носа очки, заявил,
что господин камерер ошибается вдвойне: во
первых, полагая, что для выяснения дела до­
статочно, чтобы Кольгаас осмотрел лошадей,
во вторых, воображая, что он, канцлер, упол­
номочен отправлять Кольгааса под стражей;
куда то заблагорассудится господину Венцелю,
103

затем он представил ему стоявшего сзади
него Кольгааса и предложил барону обра­
титься по этому поводу к нему самому;
сам же, надев опять очки, принялся за
бумаги.
Кольгаас, не выдав ни единым движением
лица того, что происходило у него на душе,
объявил, что готов отправиться на рынок
для осмотра лошадей, приведенных туда жи­
водёром. Смущенный барон обратился в сто­
рону Кольгааса в то время, как тот снова
подошел к столу, за которым сидел гроссканцлер, и передав ему еще несколько докумен­
тов, касавшихся Люценского дела, раскланялся
с ним, собираясь уходить. Барон весь крас­
ный, отойдя от окна, тоже подошел проститься
с канцлером. Зятем в сопровождении трех
ландскнехтов, приставленных к Кольгаасу
принцем Мейссенским, отправились они оба,
пробираясь через толпу, на замковую площадь.
Камерер Кунц, по совету друзей, которых
у него здесь оказалось достаточно, дабы под­
держать авторитет свой перед народом и дёббельнским живодёром, тотчас подошел к ним
и, держа с важностью свой меч под мышкой,
обратился к Кольгаасу с вопросом, его ли
это вороные, что стоят привязаны к двуколке?
Конноторговец вежливо приподнял шляпу
перед незнакомцем, обратившимся к нему
с вопросом и, не отвечая ему, подошел в со­
104

провождении всех присутствующих рыцарей
к повозке; еще издали увидя лошадей, ко­
торые, шатаясь от слабости и, понуря го­
ловы, стояли перед торбой с сеном, которого
однако не трогали, он остановился и, обра­
тившись в сторону камерера, сказал:
— Милостивейший государь! Живодёр
прав—это мои лошади!—и, окинув взором ры­
царскую свиту и, еще раз приподняв шляпу,
удалился с площади в сопровождении стражи.
Услыша это, камерер стремительно, так что
султан на шлеме его закачался, подошел
к живодёру и бросил ему кошелек с деньгами;
пока тот, зачесывая на лоб волосы оловян­
ным гребнем, стал подсчитывать деньги, ка­
мерер приказал работнику отвязать лошадей
и отвести их домой. Заслыша приказ своего
барина, работник, бросивши друзей и род­
ственников, с которыми повстречался на
рынке в толпе, и, слегка покраснев, стал
осторожно пробираться через навозную лужу
к лошадям. Но едва взялся он за недоуздок,
чтобы отвязать их, как его схватил за руку
двоюродный брат его, мастер Химбольдт, и со
словами: «А, ну-ка тронь живодёрных кляч»—
оттащил его от двуколки. Затем, осторожно
переступив через навозную лужу, подошел
к камереру, который в недоумении не знал
что и сказать,—и, обратившись к нему, за­
метил, что пусть заведет себе живодёрных
105

дел мастера для исполнения подобного рода
приказаний! Камерер, с пеной у рта, кинул
яростный взгляд на мастера Химбольдта
и, обернувшись, крикнул через головы окру­
жавших его рыцарей, стражу; тотчас, по рас­
поряжению барона фон-Венк из замка при­
скакал офицер с несколькими телохранителями
курфюрста; камерер, рассказав вкратце о под­
лом подстрекательстве местных жителей,
приказал взять зачинщика Химбольдта под
арест. Схвативши мастера
за грудь, он
обвинял его в том, что, когда по его рас­
поряжению один из его конюхов подошел
к повозке, чтоб отвязать вороных, он, обругав,
оттолкнул работника, не дав ему исполнить
приказания. Ловко вывернувшись из рук камерера, мастер заметил на это:—«Барин! ведь
указывать двадцатилетнему парню, что ему
делать, не есть еще подстрекательство! Спро­
сите ка его самого, захочет ли он против
обычая возжаться с такими лошадьми: за­
хочет—его воля—пусть хоть с них кожу
дерет!»
Услыхав это, камерер обратился к работнику,
собирается ли тот отвязать лошадей Кольгааса и отвести их домой. Укрывшись за тол­
пой, работник робко ответил, что раньше
следовало бы привести их в порядок, а затем
уж поручать ему такое дело; тогда камерер,
подкравшись к нему сзади, сорвал с него
106

шляпу, украшенную его фамильным гербом,
и топча ее ногами, выхватил шпагу из но­
жен, начал бить его что есть мочи, прогнал
его тотчас с площади и рассчитал со службы.
Мастер Химбольдт крикнул тогда:
— Валите злодея этого наземь, чего тут
смотреть!
Народ, возбужденный его словами, разогнав
стражу, бросился к камереру, а мастер Хим­
больдт тем временем накинулся на него сзади
и, повалив его, сорвал с него мантию, кру­
жевной воротник, шлем, схватил из рук его
меч и с яростью швырнул его далеко через
площадь.
Напрасно помещик Венцель, вырвавшись
из этой свары, звал рыцарей на помощь
к своему двоюродному брату; при первой же
попытке приблизиться к нему, натиском толпы
они были отброшены назад и камерер, при
падении расшиб себе голову, и был отдан
всецело на волю рассвирепевшей толпы.
Только появление отряда конных ландскнех­
тов, случайно проезжавших мимо, и призван­
ных на помощь курфюрстовским офицером,
спасло камерера от верной гибели. Офицер,
разогнав толпу, схватил разъяренного мастера,
и передал его всадникам, которые и отвели
его в тюрьму; тем временем друзья подобрали
Злополучного камерера, всего окровавлен­
ного, и направились с ним во-свояси.
107

Вот каков был печальный исход доброй по­
пытки дать конноторговцу удовлетворение за
причиненную ему несправедливость.
Дёббельнский живодер, окончив тем самым
возложенную на него обязанность и не же­
лая терять ни минуты времени, только толпа
стала расходиться, привязал лошадей к фо­
нарному столбу, где они и простояли весь день
на потеху уличным мальчишкам и прочим
зевакам; лишь к ночи пришлось полиции
взять их и послать за дрезденским живодером,
чтобы тот впредь до дальнейших распоря­
жений отвел их на загородную живодёрню.
Происшествие это, в коем менее всего, ко­
нечно, был повинен Кольгаас, породило, од­
нако, даже в людях самых благонамеренных
и миролюбивых, настроение, весьма неблаго­
приятное для исхода его тяжбы. Отношение
его к государству находили совершенно не­
терпимым, и в частных домах стали погова­
ривать, да и открыто на улицах шли разго­
воры, что лучше поступить с ним скорей
явно несправедливо, чем подымать все это
дело сызнова и добиваться справедливости
ценою нового ряда насилий, в деле по суще­
ству самом пустяшном, из одного лишь его
непомерного упрямства. К полнейшей неудаче
бедного Кольгааса сам гроссканцлер, из чув­
ства слишком большой законности и выте­
кавшей отсюда ненависти его к дому фон108

Трояка, должен был всячески поддерживать
это настроение. Было весьма сомнительно,
чтобы лошади, отданные на попечение дрез­
денского живодера, когда нибудь да поправи­
лись и стали такими, какими были прежде на
конюшнях в Кольгаасенбрюке; но если даже
и допустить, что при умелом уходе это была бы
вещь возможная, то при настоящих об­
стоятельствах это явилось бы таким позором
для семейства помещика, происходившего из
знатнейшего богатого дворянского рода, что,
казалось, дешевле и проще было уплатить за
вороных деньгами.
Получив письмо президента, графа Калльхейма с такого рода предложением от имени
все еще болевшего камерера, гроссканцлер хотя
и написал Кольгаасу, чтобы тот, в случае,
если к нему обратятся с подобною просьбой,
не отказал в ней, президенту же ответил ко­
ротко и не особенно любезно, что просит
избавить его от частных поручений по этому
делу, и советовал ему адресоваться с этим
лично к Кольгаасу, человеку скромному и
вполне справедливому.
Конноторговец, настойчивость которого,
после всего происшедшего на рынке, действи­
тельно поколебалась, ждал, согласно письма
гроссканцлера, какого нибудь заявления со
стороны помещика или его родственников, и
заранее был уже готов простить все, что
109

было, и принять их условия. Но гордым ры­
царям казалось невместным сделать первый
шаг; глубоко обиженные ответом канцлера,
они показали его на следующий день кур­
фюрсту, пришедшему навестить больного, еще
неоправившегося от ран камерера.
Камерер слабым истошным голосом спросил
курфюрста, неужто после того как он жизнь
свою положил из за этого дела, исполняя
его же волю, он должен и честь свою отдать
на посмеяние свету, обратившись с просьбой
о снисхождении к человеку, покрывшему его
немыслимым позором, а равно и всю семью его.
Курфюрст, прочитавши письмо, спросил то­
ном неуверенным графа Калльхейма, в праве лп
трибунал, не вступая в переговоры с Кольгаасом, заменить приговор денежным взыска­
нием, и счесть вороных околевшими, раз их
невозможно привести в надлежащий вид. Граф
ответил: — «Ваша милость, они мертвы и
в смысле государственного права, так как не
имеют никакой цены, да и на самом деле они
все равно околеют, прежде чем их успеют
доставить из живодёрни в рыцарские ко­
нюшни»;—курфюрст, пряча письмо, ответил,
что лично переговорит о том с гроссканцлером, и стал успокаивать камерера, который,
приподнявшись в постели, с благодарностью
схватил его руку; курфюрст, еще раз успо­
коив его, посоветовал ему беречься, затем под110

нялся и, милостиво простившись с ним, вы*
шел из комнаты.
Таково было положение вещей в Дрездене,
когда над бедным Кольгаасом разразилась
новая, еще более сильная гроза, надвинув­
шаяся из Люцена, удар которой хитрые
злокозненные рыцари сумели направить прямо
на его горемычную голову. Дело было так:
Иоганн Нагелыпмидт, один из работников,
примкнувших к конноторговцу, и отпущен­
ный им после курфюрстовской амнистии, на­
брав, несколько недель спустя, шайку разного
сброда, готового итти на разбой, появился
на границах Богемии с намерением продол­
жать самому по следам Кольгааса прежнее
дело. Этот молодец, отчасти для того, чтобы
внушить страх сыщикам, преследовавшим его
по пятам, отчасти для того, чтобы вовлечь
деревенский люд в свои мошеннические за­
теи,—назвался наместником Кольгааса; на­
бравшись ума у прежнего своего атамана, он
стал распространять повсюду слухи, что многие
из отряда, вернувшись мирно на родину, так
и не получили амнистии, да и сам Кольгаас,
по прибытии в Дрезден, вероломнейшим об­
разом был схвачен и заключен под стражу;
в указах, совершенно схожих с указами Коль­
гааса, эта новая шайка поджигателей имено­
вала себя военной дружиной, собравшейся
во славу божию, дабы отстоять обещанную
111

курфюрстом амнистию. Делалось все это,
в сущности, для того, чтобы под видом пре­
данности Кольгаасу и прославления имени
божьего еще смелее и безнаказанней совер­
шать грабежи и насилия. Когда первые из**
вестия о выступлении Нагелыпмидта дошли
до Дрездена, рыцари весьма обрадовались но­
вому обороту, который приняло все это дело.
Они с недовольством и многозначительно
указывали на промах, сделанный вопреки всем
их предостережениям, а именно—на дарован­
ную Кольгаасу амнистию, которая якобы еще
больше поощряла всевозможных проходимцев
следовать его примеру. Не веря, чтобы Нагелыпмидт с оружием в руках действительно
отстаивал интересы Кольгааса, они, однако ж
утверждали, что все это—новый замысел Коль­
гааса, с целью запугать правительство и за­
ставить его во что бы то ни стало выполнить
в точности все пункты судебного приговора.
А кравчий господин Гинц зашел еще дальше
в своих предположениях; однажды, в обществе
нескольких придворных и егерей, собравшихся
□осле обеда в приемном зале у курфюрста,
он стал уверять их, что Кольгаас и не думал
на самом деле распускать своей разбойничьей
шайки в Люцене, что все это лишь подлая
маскировка; посмеиваясь над любовью канц­
лера к справедливости, он стал ловко доказы­
вать, что шайка попрежнему держится в ле112

сах курфюршества и ждет только приказа
Кольгааса, чтобы снова огнем и мечем на­
чать свои набеги. Принц Кристиерн Мейссенский, весьма недовольный подобным оборо­
том дела, могущим положить тень на славу
его повелителя, тотчас отправился в замок
к курфюрсту; прекрасно понимая намерение
рыцарей на основе этих новых данных об­
винить Кольгааса, если удастся, в еще новых
преступлениях, он просил позволения немед­
ленно учинить допрос конноторговцу.
Кольгаас, немало удивленный, прибыл в рату­
шу, будучи доставлен туда полицейским, держа
на руках сыновей своихГейнрихаи Леопольда;
их привез намедни Штернбальд из Меклен­
бурга, где они оставались все пятеро; по раз­
ным соображениям, которые долго было бы
здесь излагать, он решил взять с собою на
допрос детей, о чем они, как только он со­
брался уходить, упрашивали его, заливаясь
горько
слезами.
Принц
милостиво об­
ратился к детям, которых Кольгаас усадил
подле себя, спросив их, сколько им лет,
как их звать, затем он сообщил Кольгаасу, что Нагелыпмидт, бывший его работ­
ник, занимается открытым разбоем в долинах
Рудных Гор; при этом он показал ему выпу­
щенные Нагелыпмидтом указы и, передавая
их ему, спросил, что может он сказать в свое
оправдание. Конноторговец пришел в ужас,
8

Михаель Кольгаас

113

прочтя
эти
позорные
и
предательские
листки, но ему, однако, не трудно было убе­
дить такого прямодушного и честного чело­
века, как принц, в неосновательности возво­
димых на него обвинений. Не только в силу
его уверений, что в том положении, в каком
находится теперь его дело, он не нуждается
в помощи третьих лиц: бумаги и некоторые
письма, предъявленные им принцу, ясно сви­
детельствовали, что незадолго перед тем, как
распустить в Люцене свой отряд, вот этот
самый Нагелыпмидт был приговорен им к по­
вешению за изнасилование и другие престу­
пления; его спасла лишь курфюрстовская ам­
нистия, вместе с коей распадалось и их по­
встанчество, а разошлись они на другой день са­
мыми заклятыми врагами.
С согласия принца, Кольгаас сел и написал
Нагелыпмидту послание, в котором он назы­
вал предлог — отстоять якобы нарушенную
правительством амнистию «постыдной и бес­
совестной ложью»; кроме того, он сообщал,
что по прибытии в Дрезден он вовсе не был
ни арестован, ни заключен под стражу, и
что дело его идет так, как он того и доби­
вался, а за разбои, совершаемые теперь им
и его шайкой в Рудных Горах уже после
объявления амнистии, да ведает он, грозит
опасность быть отданным под суд по всей
строгости законов. При этом в поучение
111

народу, в послании своем он приводил вы­
держки из обвинительного акта, в силу кото­
рого этот негодяй, еще в бытность свою
в Люценском замке, был приговорен им за
свои злодеяния к виселице, которую, однако,
избежал, как упомянулось выше, лишь благо­
даря курфюрстовской амнистии. Затем принц
успокоил Кольгааса насчет подозрения, не­
вольно падавшего на него, вследствие чего
он и был подвергнут допросу, при чем обе­
щал ему, что пока он, принц, находится
в Дрездене, амнистия, дарованная ему, ни
в коем случае не будет нарушена; затем,
угостив мальчиков плодами, стоявшими на
столе, подал им на прощанье руку и, про­
стившись с Кольгаасом, отпустил его. Узнав
об опасности, грозившей конноторговцу, гроссканцлер употребил все старания, чтобы уско­
рить окончание дела, пока оно не услож­
нилось еще новыми событиями, на которые
сильно рассчитывали хитроумные рыцари;
вместо того, чтобы ограничиться/ как это
было сначала, безмолвным признанием своей
вины,—теперь, они путем различных хитро­
стей и крючкотворства стали вовсе отрицать
какую бы то ни было за собою вину. То они
утверждали, что вороные Кольгааса были за­
держаны в Тронкенбургском замке самочинно
фогтом и кастеляном без ведома самого по­
мещика, то будто бы лошади прибыли туда
8*
115

уже с сильным кашлем, в доказательство чего
предлагали даже вызвать подкупленных ими
для этого свидетелей; но по доскональном
выяснении обстоятельств, потерпев полную
неудачу, они решили откопать курфюрстовский эдикт, двенадцатилетней давности, за­
прещавший в свое время по случаю падежа
скота ввоз лошадей из Бранденбургского кур­
фюршества в Саксонию; им непременно хо­
телось применить его к лошадям Кольгааса,
и они доказывали, что помещик не только
мог, но был обязан задержать их на гра­
нице.
Тем временем Кольгаас выкупил обратно
свой хутор у честного старосты в Кольгаасенбрюке, уплатив ему при этом незначительную
сумму за понесенные им убытки, и собирался
было выехать по этому делу из Дрездена на
несколько дней к себе на родину; предлог
для поездки был весьма уважительный, тем
паче, что надо было позаботиться об озимых
посевах, а главное ему хотелось хорошенько
обдумать свое положение в виду столь слож­
ных и неожиданных обстоятельств, а может
быть тут были еще и какие другие причины,
о которых предоставляем читателю догады­
ваться каждому по своему,
И вот он отправился к канцлеру, один, без
приставленной к нему стражи, и сообщил ему,
показав письма старосты, что желал бы вы116

ехать в Бранденбург, если только не требуется
сейчас присутствия его по делу в суде, обе­
щая при этом вернуться дней через восемьдвенадцать. Канцлер, недовольный просьбой
Кольгааса, избегая взгляда, раздумчиво отве­
тил ему, что именно теперь присутствие его
более всего необходимо, так как вследствие
всевозможных козней и происков его про­
тивников могут не раз потребоваться от
него свидетельские показания и дополни­
тельные разъяснения; но Кольгаас указал на
своего поверенного, которому хорошо были
известны все подробности дела, и настаивал,
правда в самой вежливой форме, на своем
отъезде, обещая сократить свою поездку до
восьмидневного срока; канцлер, подумав, на­
конец согласился, при чем выразил уверен­
ность, что за пропуском он обратится к принцу
Кристиерну Мейссенскому.
Догадавшись по лицу канцлера, в чем тут
дело, Кольгаас еще более утвердился в своем
намерении уехать, и потому тотчас сел и на­
писал принцу Мейссенскому, как наместнику
области, прошение выдать ему пропуск для
поездки в Кольгаасенбрюк сроком на восемь
дней, не указывая при этом причин сво­
его отъезда. На прошение свое он получил
резолюцию за подписью дворцового началь­
ника, барона Зигфрида фон-Венк, в которой
говорилось, что о его просьбе будет доложено
117

его светлости, а ответ будет доставлен ему
немедленно по разрешении. Спросив у своего
поверенного, отчего резолюция подписана не
принцем Мейссенским, а бароном фон-Венк,
Кольгаас узнал, что принц, вот уже три дня,
как выехал в свои поместья, и что всеми де­
лами на время его отсутствия ведает барон
Зигфрид фон-Венк, двоюродный брат выше­
упомянутого барона фон-Венка, приятеля фонТронка.
С тревогою в сердце ждал Кольгаас много
дней под ряд ответа на свое прошение, на­
писанное весьма пространно, и обращенное
лично к курфюрсту. Но прошла неделя, дру­
гая, а ответа все не было и не было; не по­
лучал он и судебного решения, обещанного
ему к этому времени. Тогда на двенадцатый
день, твердо решив выяснить отношение
к себе правительства, все равно, каково бы
оно ни было, он снова обратился к нему
с настойчивой просьбой о выдаче ему про­
пуска.
Каково же было его изумление, когда, про­
ждав весь день, под вечер следующего дня
все еще в ожидании ответа, расхаживая по
комнате, раздумывая о своем положении и
особенно о выхлопотанной ему доктором Лю­
тером амнистии, и подойдя случайно к окну
своей светелки, он вдруг заметил, что во дворе
во флигеле нет уже стражи, приставленной
118

к нему с самого начала принцем Мейссенским. Он крикнул старика Томаса и спро­
сил, где же ландскнехты и что все это зна­
чит?
— Хозяин,—отвечал ему тот со вздохом,—
не все то выходит, как думалось: наряд ландс­
кнехтов сегодня больше, чем обычно. Еще
с наступлением сумерек они окружили весь
дом; двое стоят со щитами и копьями у вы­
хода на улицу, двое — у черных дверей, что
ведут в сад, а двое завалилось в сенях прямо
на вязанку соломы, объяснив, что будут там
и ночевать.
Кольгаас, побледневши, сказал:
- Ну, все равно сколько их там;—когда
будешь выходить, поставь им свет, чтобы
было видно.
И под предлогом выплеснуть воду, он открыл
наружный ставень окна; ему пришлось убе­
диться в истине слов старика (как раз в это
время бесшумно сменялся караул, чего раньше
никогда не бывало), и хотя ему было и не
до сна, он все таки лег в постель, с твердо
принятым намерением, как быть завтра. Ничто
так не возмущало его в распоряжениях пра­
вительства, с которым теперь ему приходи­
лось иметь дело, как эта мнимая законность,—
обещанная ему амнистия на самом деле на­
рушалась; и, если он уже действительно на­
ходится под арестом, что, как видно, не под119

лежит теперь ни малейшему сомнению, то он
будет требовать, чтобы это было ясно и опре­
деленно ему заявлено. И вот, на следующее
утро, лишь только забрезжил рассвет, он
велел работнику Штернбальду заложить
возок, с тем, чтобы отправиться в Локкевиц к старшине, старому своему знакомому,
который, встретившись с ним на этих днях
в Дрездене, звал его с детьми к себе в гости.
Ландскнехты только легли спать и еще шу­
шукались между собой; заметив движение
в доме и приготовления к отъезду, они послали
тайком одного из своих сообщить об этом
в город; вскоре прибыло несколько сыщиков
с полицейским чиновником во главе; они за­
шли в дом напротив, будто по делу. Кольгаас, одевая сыновей в дорогу, это тотчас
заметил, и нарочно дольше, чем то требова­
лось, держал возок у подъезда. И вот, когда
полиция уже расположилась в засаде, он вы­
шел вместе с детьми па улицу, и не обращая
на все это ни малейшего внимания, объявил,
проходя мимо стоящих у дверей ландскнех­
тов, что им нечего следовать за ним. Он под­
нял и усадил мальчиков в возок, успокоил и
поцеловал на прощанье плакавших дочерей,
которые должны были по его распоряжению
остаться на попечении дочки старика Томаса.
Едва он успел сесть в возок, как к нему по­
дошел полицейский чиновник в сопровожде*
120

нии сыщиков и обратился с вопросом, куда
он едет. Кольгаас ответил, что он напра­
вляется в Локкевиц, к старшине, своему
другу, который приглашал его давеча с детьми
к себе в деревню, в гости. Чиновник заме­
тил на то, что в таком случае ему придется
обождать несколько минут, так как по распо­
ряжению принца Мейссенского его должны
сопровождать несколько конных ландскнех­
тов. Кольгаас, сидя уже в повозке, спросил,
улыбнувшись, неужто он думает, что ему мо­
жет грозить какая либо опасность в доме его
друга, пригласившего его к себе погостить на
денёк? Чиновник любезно и шутливо отве­
тил, что опасность то, положим, и не велика,
но и ландскнехты ведь тоже ничуть не поме­
шают. Кольгаас возразил на это уже совершенно
серьезно, что по приезде своем в Дрезден
принцем Мейссенским ему было предоставлено
право пользоваться стражей по собственному
своему усмотрению. Чиновник, будто удивив­
шись этому, начал осторожно ссылаться на то,
что стража приставлена к нему на все время
его пребывания здесь; тогда конноторговец
рассказал, по какой причине она была поста­
влена в его доме. Чиновник заверил его, что
по приказу дворцового коменданта барона
фон-Венк, состоящего ныне шефом полиции,
он обязан непрестанно его охранять, и если
он не желает ехать в сопровождении ландс121

кнехтов, пусть потрудится заявить о том
лично в полицейском управлении, во избежа­
ние могущих произойти недоразумений. Кольгаас, выразительно посмотрев на него
и
твердо решив про себя выяснить все это дело,
ответил, что он намерен немедленно же от­
правиться к барону; с неспокойным сердцем
встал он с повозки, приказав Томасу отвести
детей в сени, а кучеру велел дожидаться у подъ­
езда, сам же направился в сопровождении чи­
новника и стражи в управление. Как раз в это
время дворцовый комендант барон Венк был
занят допросом нескольких человек из банды
Нагелыпмидта, пойманных накануне вечером
в окрестностях Лейпцига; рыцари вели опрос
относительно многих, не безынтересных для
них подробностей. Заметив вошедшего в зал
Кольгааса, рыцари смолкли и приостановили
допрос. Барон, подойдя к нему, спросил, что
ему угодно; Кольгаас самым почтительным
образом сообщил о своем намерении отпра­
виться в гости к старшине в Локкевиц, а так
как охрана ему не нужна, то он просит ее
снять. Барон, меняясь в лице, но стараясь
скрыть свои настоящие мысли, ответил, что
не мешало бы ему остаться дома и пока что
отложить свою пирушку в Локкевице; затем,
обрывая разговор и обратившись к чинов­
нику, объявил, что следует поступить, как
велено, и что человеку этому разрешить вы122

езд из города можно не иначе, как под охра­
ной шести верховых.
Кольгаас спросил, арестован ли он и неужели
амнистия, данная ему торжественно перед ли­
цом всего народа, нарушена? В ответ на это
барон, весь побагровев, подойдя к нему вплот­
ную и глядя на него в упор, крикнул:—«Да!
Да! Да!»—и повернувшись спиной, подошел
к людям из шайки Нагелыпмидта продолжать
допрос.
Кольгаас, уходя из залы, понял,
что единственное остающееся к спасению сред­
ство—это побег; но хотя после сделанных им
шагов устроить его было куда сложнее, все же
он находил поведение свое правильным, и не
считал себя отныне связанным никакими
условиями амнистии. Вернувшись домой, он
велел распречь лошадей и в сопровождении
полицейского чиновника, расстроенный и пе­
чальный, вошел в свою комнату; противно
было слышать ему, когда чиновник самым
наглым образом стал уверять, что это только
недоразумение, которое вскоре выяснится, од­
нако ж сыщики, по данному им знаку, заперли
все выходы во двор, а чиновник тем време­
нем продолжал доказывать, что главный вы­
ход на улицу остается в полном его распо­
ряжении.
А в это время в лесах Рудных Гор поли­
цией и ландскнехтами на Нагелыпмидта была
устроена подлинная облава; теснимый со всех
123

сторон и видя, что, не имея поддержки, ему нет
никакой возможности продолжать взятую на
себя роль, он вспоминает о Кольгаасе; встре­
тившись по дороге с одним проезжим из
Дрездена, он узнает от него довольно подробно
о делах конноторговца и решает, что, не­
смотря на их открытую вражду, ему все же,
может быть, удастся сызнова заключить союз
с Кольгаасом. И вот он отправляет к нему
гонца с письмом, написанным крайне безгра­
мотно, следующего содержания:
а Ежели вы согласны прибыть в Альтенбург
и взять снова под свое начало отряд, со­
ставленный мною из распущенных вами лю­
дей, я обещаюсь содействовать вашему по­
бегу из под дрезденского ареста лошадьми,
людьми и деньгами; а что до меня, то я го­
тов лично вам во всем повиноваться; во­
обще же обещаюсь быть более толковым и
послушным, чем прежде, а в доказательство
моей верности и расположения к вам, обя­
зуюсь лично прибыть в окрестности Дрездена
и помочь освобождению вашему из тюрьмы».

Как на беду, с гонцом, везшим это письмо,
в одной деревушке, уже под самым Дрезде­
ном, возьми да случись припадок падучей,
которою он страдал еще с самого детства;
люди, явившиеся к нему на помощь, нашли
у него за пазухой зашитым это письмо; как
124

только он пришел в себя, его арестовали и
под стражей, в сопровождении целой толпы
народа, препроводили в город.
Прочитавши нагелыпмидтовское письмо,
дворцовый комендант фон-Венк тотчас отпра­
вился в замок к курфюрсту, где застал Гинца и
Кунца, уже поправившегося после своего ра­
нения, а также президента государственной
канцелярии графа Калльхейма. Эти господа
были того мнения, что следует немедленно
арестовать Кольгааса и судить за тайное со­
глашение с Нагелыпмидтом; они доказывали,
что вообще подобное письмо не могло быть
написано без предварительных изменнических
переговоров со стороны конноторговца, и что
все это велось к тому, чтобы сызнова начать
грабежи и разбои.
Курфюрст упорно отказывался на основа­
нии одного этого письма лишить Кольгааса
дарованной ему свободы; он был того мне­
ния, что из письма Нагелыпмидта явствует
скорее, что напротив между ними не было
никакого предварительного сговора; после
долгих колебаний он решил, дабы выяснить
все это, согласиться на предложение прези­
дента вернуть письмо посланцу Нагелыпмидта
с тем, чтобы он передал его по назначению,
не говоря при этом ни слова, что он был
арестован, а затем уж узнать—ответит ли тот
на него. На следующее утро гонец был осво125

божден из тюрьмы и доставлен в управление,
где дворцовый комендант, отдавая ему обратно
письмо Нагельшмидта, заявил, что он будет
освобожден и помилован, если передаст его
конноторговцу, скрыв обо всем случившемся;
на эту подлую хитрость наш молодец тотчас
согласился и, выдав себя за продавца раков,—
которыми его снабдил на рынке полицейский
чиновник,—с мнимо таинственным видом про­
брался в дом к Кольгаасу. В другое время,
прочтя нагелыпмидтовское послание, он,
должно быть, схватил бы подобного мошен­
ника за шиворот и передал бы его в руки ландс­
кнехтов, кстати стоявших тут же у дверей;
но при том настроении умов, какое царило
теперь, он ясно понимал, что ему ничем не
выпутаться из того положения, в котором он
очутился; с грустью глянул он на хорошо
знакомого ему парня, спросил, где он оста­
новился, и назначил ему зайти за ответом
через несколько часов. Штернбальду, случайно
вошедшему в это время в комнату, он велел
купить раков у мнимого продавца, и когда
оба они вышли, будто не узнав друг друга,
он сел и написал Нагелыпмидту следующий
ответ:

«В первых строках моего письма сообщаю
тебе, что предложение твое взять на себя
начальство над отрядом в Альтенбурге—
126

я принимаю; для освобождения из под аре­
ста, в котором нахожусь вместе с моими
пятерыми детьми, — выслать мне парную
подводу в Нейштадт, что под Дрезденом,—
а для скорейшего следования необходимо дать
на подставу еще пару лошадей на Виттенбергский тракт, ибо только этим окольным пу­
тем по причинам, которые теперь слишком
долго излагать, могу я проехать к тебе;
хотя я надеюсь, что можно будет подку­
пить ландскнехтов, которые меня караулят,
однако ж, ежели это не удастся и при­
дется действовать силой, надобно будет для
этого отправить несколько преданных тол­
ковых и хорошо вооруженных людей на под­
могу в Нейштадт, что под Дрезденом; на
все необходимые в связи с этим расходы
пошли мне через кого нибудь из твоих лю­
дей двадцать крон золотом; я сочтуся с то­
бой по успешном окончании дела; что же
касается твоего личного присутствия в Дре­
здене—для моего освобождения это не тре­
буется, я приказываю тебе находиться без­
условно в Альтенбурге, дабы отряд твой ни
в коем случае не оставался без атаманах.

Письмо ЭТО он вручил гонцу, который явился
за ним, как только начало смеркаться; он
щедро наградил посланца, заклиная беречь
письмо, как зеницу ока. Его намерением

127

было отправиться вместе с пятерыми детьми
в Гамбург, а оттуда отплыть на корабле
в Левант, или Ост-Индию, или еще куда
нибудь подальше, под иные небеса, где воз­
дух синее и люди другие. Ему противно было
быть в сообществе с Нагельшмидтом и не
было у него, усталого от неудач и несчастий,
никакой охоты заботиться больше о вороных.
Только наш молодец передал письмо замко­
вому коменданту, как гроссканцлер был сме­
щен, а на его место шефом трибунала был
назначен граф Калльхейм; Кольгаас по при­
казу кабинета был арестован, заключен в тя­
желые оковы и отправлен в городскую тем­
ницу. На основании этого письма, расклеен­
ного по всему городу, он был предан суду; на
вопрос, предложенный судьями трибунала,
признает ли он почерк письма за свой, он
ответил—«да!», на вопрос имеет ли что ска­
зать в свое оправдание, он, опустив глаза,
отвечал—«нет!»
И вот его приговорили
к пытке калеными шипцами и четвертованию,
а затем сожжению между колесом и дыбой.
Таковы то были дела в Дрездене, когда кур­
фюрст Бранденбургский выступил, чтобы
спасти бедного Кольгааса из рук произвола
и насилия. Он отправил через государствен­
ную канцелярию ноту, в которой объявил
Кольгааса бранденбургским подданным. Дело
в том, что доблестный воевода Гейнрих фон128

Гейзау, беседуя однажды во время прогулки
по берегам Шпрее с курфюрстом, рассказал
ему необыкновенную историю этого удиви­
тельного и отнюдь не плохого человека; на
настойчивые расспросы изумленного прави­
теля он не смог скрыть от него, что виной
всему непорядочность его эрцканцлера Зиг­
фрида Калльхейма, который всячески прите­
снял Кольгааса; и что все это тем самым
ложится как будто на самого повелителя;
глубоко возмущенный этим курфюрст при­
звал к себе эрцканцлера и, допросив его,
убедился, что причина всего кроется в том,
что он, эрцканцлер, состоит в родстве с семьею
Этого самого фон-Тронка; тогда он немед­
ленно отставил от должности графа Калль­
хейма, выразив ему свою немилость, а на
его место назначил Гейнриха фон-Гейзау.
Но совпало так, что королевство польское,
враждовавшее в ту пору по поводу чего то
с Саксонией, неоднократно и настойчиво
предлагало курфюрсту бранденбургскому всту­
пить с ним в союз против Саксонии; и вот
эрцканцлер господин Гейзау, как человек
многоопытный в подобного рода вещах, со­
образил, что при таких обстоятельствах его
повелитель будет доволен, если он, как бы
дорого то ни стоило, а станет отстаивать
Кольгааса, конечно, не ставя при этом на
карту общего спокойствия ради одного чело9

Мих&ель Кильгаао

129

века. Поэтому эрцканцлер настаивал на том,
чтобы, вместо произвольного, безбожного и
бесчеловечного
обращения с Кольгаасом,
его бы выдали безусловно и немедленно
Бранденбургу, дабы судить его там согласно
бранденбургским законам, и если признать
виновным, то лишь по обвинительному акту,
составленному прокурором из Берлина, кото­
рого дрезденский двор может вызвать по этому
случаю; он затребовал даже немедленной вы­
дачи паспорта прокурору, которого курфюрсту
желательно прислать в Дрезден по делу об
отнятых у Кольгааса на Саксонской терри­
тории вороных и понесенных им от поме­
щика Венцеля фон-Тронка чудовищных обид
и насилий. Господин камерер Кунц, получив
при смене государственных должностей в Сак­
сонии место президента государственной кан­
целярии, по некоторым, особенно личным
соображениям, а также не желая обидеть
берлинского двора, находившегося в ту пору
в затруднительном положении, ответил от
имени курфюрста, весьма огорченного полу­
ченною нотой, что нельзя не дивиться той
нелюбезности и неправоте, с коей у дрезден­
ского двора отнимают право судить Кольгааса
по законам той страны, где совершено пре­
ступление; а к тому же всем ведомо, что
Кольгаас владеет земельным наделом в районе
столицы и сам отнюдь не отказывается от
130

саксонского подданства. Но тем временем
королевство Польское, добиваясь исполнения
своих притязаний, уже стянуло к саксонской
границе пятитысячное войско; тогда эрцканцлер Гейнрих фон-Гейзау поспешил объ­
явить, что Кольгаасенбрюк, местечко, по
имени которого называется конноторговец,
находится в курфюршестве Бранденбургском,
и приведение в исполнение смертного при­
говора над Кольгаасом будет сочтено за на­
рушение международного права; тогда кур­
фюрст по совету господина камерера, не
желавшего впутываться в это дело, вызывает
к себе принца Кристиерна Мейссенского,
жившего в то время в одной из своих вотчин,
и, посоветовавшись с этим благоразумным
человеком, соглашается выдать Кольгааса
Берлинскому двору.
Принц, хотя и недовольный неловкостью,
возникшей при этом, должен был однакож
согласно воли своего повелителя, попавшего
в затруднительное положение,
взять на
себя ведение
кольгаасовского дела; он
спросил курфюрста, почему он настаивает
на том, чтобы конноторговца судили теперь
непременно в Берлинском верховном суде,
указав при этом, что его ведь нельзя привлечь
за изменническое письмо к Нагельшмидту,
написанное при столь невыясненных еще об­
стоятельствах, равно как и за прежние его
9*
'
131

набеги и поджоги, ибо они были прощены ему
согласно обнародованному указу. Взвесив это,
курфюрст решает отправить донесение его
величеству королю австрийскому о вооружен­
ном нападении Кольгааса на Саксонию, о
нарушении им спокойствия страны, дав тем
самым возможность его величеству, не свя­
занному никакой амнистией, привлечь Кольгаасса к королевскому суду через государ­
ственного прокурора. Неделю спустя курфюрст
Бранденбургский велел рыцарю Фридриху
фон-Мальцан отправиться в Дрезден и доста­
вить оттуда Кольгааса, закованного в цепи,
в сопровождении шести ландскнехтов; его
посадили на подводу и отправили в Берлин,
вместе со всеми пятью детьми, которых по
его просьбе взяли назад из сиротского дома.
Случилось так, что курфюрст Саксонский,
по приглашению своего наместника графа
Алоизиуса Калльхейма, владевшего значи­
тельными поместьями близь саксонской гра­
ницы, выехал, в это время на большую
оленью охоту, устроенную для его раз­
влечения в местечке Дааме; в свите его на­
ходились: камерер Кунц со своею супругой,
придворною дамой Элоизой, дочь наместника
и сестра президента, и много других блиста­
тельных дам и рыцарей, придворных егерей
и доезжачих, их всех не перечесть. И вот,
когда охотники, покрытые еще дорожной
132

пылью, под звуки веселой музыки, доносив­
шейся из за старых дубов, восседали в рас­
цвеченных флагами палатках, пестро раски­
нувшихся на придорожном холме, а вокруг
суетились пажи и слуги—медленно проезжал
под конвоем шести всадников мимо по дре­
зденскому тракту Кольгаас. Один из его ма­
лышей в дороге заболел, и это заставило со­
провождавшего его рыцаря фон - Мальцан
сделать трехдневную стоянку в Герцберге,
о чем он не счел нужным оповещать дре­
зденские власти, так как полагал себя ответ­
ственным единственно перед Бранденбургом,
у которого состоял на службе. Курфюрст
Саксонский в шляпе, украшенной перьями и
по обычаю охотников еловыми ветками,
с распахнутой грудью сидел, отдыхая, рядом
с придворною дамой Элоизой, которая в ран­
ней молодости была его первой любовью;
убаюканный прелестью пира,
он весело
молвил:
— Давайте выйдем на дорогу и поднесем
вот этот кубок вина первому несчастливцу,
кто бы он ни был!—Госпожа Элоиза, с неж­
ностью поглядев на него, тотчас встав, взяла
серебряный поднос, который ей подал паж,
положила туда целую гору плодов, пирож­
ных, сластей и хлеба; остальные, отобедав и
выпив, с шумом покинули уже палатку—вдруг
навстречу к ним вышел наместник, и со сму133

щенным видом стал их просить не выходить
пока на дорогу.
На изумленный вопрос курфюрста, что слу­
чилось и чем он так встревожен, тот запи­
наясь ответил, обратившись в сторону каме-*
рера, что сейчас по дороге проезжает в ки­
битке известный Кольгаас. рто показалось
странным; всем было хорошо известно, что
Кольгаас уже шесть дней тому назад, как
выехал из Дрездена. И вот камерер Кунц под­
нял свой кубок с вином и, повернувшись
спиною к палатке, выплеснул его на землю.
Курфюрст, весь покраснев, поставил свой кубок
на поднос, поданный ему, по приказанию камерера, пажем; в это время рыцарь Фридрих
фон-Мальцан, почтительнейше раскланиваясь
перед незнакомым,
знатным
обществом,
медленно проезжал мимо палаток по дороге
в Дааме; по приглашению наместника все
вернулись обратно в палатку с тем, чтобы
позабыть о случившемся. Только курфюрст
прилег отдохнуть, как наместник отправил
тайком гонца в Дааме с предписанием маги­
страту, чтобы Кольгаас следовал дальше без
остановки; но так как рыцарь фон-Мальцан
объяснил, что в виду позднего часа им всеже придется здесь заночевать, ему было раз­
решено сделать привал на мызе, принадлежа­
щей магистрату, и расположенной в лесу,
вдали от города. Под вечер рыцари, сытно
134

поужинав и насладившись добрым вином,
казалось, позабыли вовсе о существовании
Кольгааса, и снова разбрелись по лесу; хо­
зяин предложил устроить снова облаву на
стадо оленей, показавшихся в лесной гущине.
Это с радостью было принято; накинув ружья,
все тотчас ринулись парами через холмы и
долы в ближайшее лесничество; курфюрст со
своею дамой Элоизой, пожелав поглядеть на
это зрелище, направились тоже в лес; слу­
чилось так, что приставленный к ним ловчий
завел их невзначай во двор той мызы,где
под охраною бранденбургских ландскнехтов
остановился Кольгаас.
Узнав об этом, Элоиза, сказала курфюрсту:
— Пойдем, пойдем, пока нас не нагнали
остальные, проберемся на мызу и посмотрим
на этого удивительного человека, остановив­
шегося там на ночлег!—пряча при этом ша­
ловливо в разрез его шелкового наряда цепь,
которая висела у него на шее. Курфюрст, по­
краснев, схватил ее за руку:—«Элоиза! К чему
Это?» — Но она, робко посматривая на него,
стала уверять, что в охотничьем наряде его
ведь никто не узнает, и увлекала его за собой.
В это время из домика мызы вышло несколь­
ко ловчих, которые уже успели удовлетворить
свое любопытство; они объявили, что все ме­
ры предосторожности наместником приняты,
и что ни рыцарь, ни Кольгаас не подозре135

вают, какое общество находится в окрестно­
стях Дааме; тогда курфюрст, улыбнувшись,
надвинул шляпу на глаза и со словами:—
«Глупость, ты правишь миром и убежище твое
прелестные женские уста!» — последовал за
Элоизой. Когда они вошли во двор, Кольгаас сидел в это время на соломе, присло­
нившись к стене и поил молоком заболевшего
в Герцберге своего ребенка; дама, желая за­
вязать разговор, спросила его, кто он такой,
чем болен его ребенок, какое преступление
совершил он и куда везут его под такой уси­
ленной стражей? Кольгаас, сняв кожаную
шапку, но продолжая кормить ребенка, ответил
коротко и толково на все ее вопросы. Кур­
фюрст, стоявший позади ловчих, заметил на
шее у Кольгааса на шелковом шнурке ма­
ленький оловянный медальон и, не находя
лучшего предмета для беседы, спросил, что
это за медальон и что в нем хранится?
— Да вот, ваша светлость, медальон!—
ответил Кольгаас, снимая его с шеи и до­
ставая спрятанную в нем маленькую запеча­
танную записку:—с ним связан у меня уди­
вительный случай! После похорон моей жены,
тому уже скоро будет семь новолуний, вы­
ступил я, может быть вы слыхали—из Кольгаасенбрюка, чтобы захватить помещика фонТронка, причинившего мне столько несчастий;
путь мой лежал через торговое местечко
136

Ютербог, где в то время курфюрст Саксон­
ский и Бранденбургский повстречались друг
с другом, уж не знаю для какого совещания;
вечером, гуляя по улицам города, и дружески
беседуя меж собой они должно заметили, ве­
село раскинувшуюся на площади, ярмарку и
зашли поглядеть, там встретили они одну
цыганку; присевши на скамейке, она воро­
жила что то по календарю обступившей ее
толпе. Они тоже подошли к ней и спросили,
не погадает ли она и им чего? Я в это время,
только что прибыв с моим отрядом, остано­
вился на постоялом дворе, и находясь слу­
чайно на площади, видел, что происходило,
так как стоял вблизи за толпой у церковной
паперти; мне правда трудно было расслышать,
что говорила им эта ворожея; в народе по­
смеивались, что она, мол со всеми то станет
делиться своею наукой. Все толпились, чтобы
поближе подойти к ней; я, не очень то лю­
бопытствуя, уступил место другим, а сам
встал на каменную приступку у паперти.
Только я там расположился, чтоб хорошенько
разглядеть обоих господ и цыганку, сидевшую
перед ними на скамейке и выводившую какие
то каракули: вдруг она встает и, опираясь
на свой костыль, вглядывается в толпу, точно
ища кого то; взор ее остановился на мне,
хотя я никогда в жизни ее не видывал, и
надо сказать вовсе
не интересовался ее
137

наукой,—пробирается ко мне через толпу и
говорит:—«Вот, ежели господин этот желает
что узнать, пусть спросит о том у тебя!»
И подает она мне костлявыми своими
руками вот эту самую записку. Я изумился,
народ весь смотрит на меня, и спрашиваю
у нее:
— Матушка, что же это ты мне даешь
такое?—В ответ она бормочет что то непо­
нятное, но я слышу к великому моему изу­
млению, она называет мое имя:—
— Это амулет, коневод Кольгаас; крепко
храни его, он когда нибудь да спасет тебе
жизнь!—и с тем исчезает.
— Ну правду сказать,—продолжал добро­
душно Кольгаас,—как туго мне ни пришлось
в Дрездене, все же я остался в живых, а что
ждет меня в Берлине, то уж время само
покажет. —
Услыхав этот рассказ, курфюрст опустился
на скамью; на смущенный вопрос своей дамы
он успел только сказать — «да ничего, ни­
чего!»—и упал на землю без чувств, прежде
чем его спутница успела подбежать к нему
на помощь. Войдя зачем то в комнату, ры­
царь фон-Мальцан в ужасе воскликнул: —
«Боже праведный, что с ним случилось?»—
— Воды, скорее воды!—крикнула дама. Лов­
чие подняли его и перенесли на кровать
в соседнюю комнату; и велико было всеобщее
138

смятение, когда камерер, вызванный одним
из пажей, после неоднократных попыток при­
вести курфюрста в сознание, заявил: — «Все
признаки, что с ним приключился удар!»
Пока кравчий снаряжал верхового в Луккау
за врачем, наместник распорядился, только
курфюрст пришел немного в себя, перенести
его тотчас в кибитку и отвез его осторожно
в находившийся по близости свой охотничий
замок; но по прибытии туда, утомленный до­
рогой, он снова дважды впадал в обморок; и
только поздно утром, когда приехал врач из
Луккау, ему как будто и немного полегчало,
но выяснилось, что у него все признаки
нервной горячки.
Как только вернулось к нему сознание и он
смог приподняться на постели, первым же
его вопросом было: «Где Кольгаас?» Ка­
мерер, не разобрав вопроса, умолял не
волноваться из за этого ужасного человека,
ибо он по его распоряжению после стран­
ного и загадочного происшествия на мызе
в Дааме, все еще находится там под охраной
бранденбургских всадников. Камерер объяс­
нил, что сделал уже жестокий выговор своей
жене за ее непростительное легкомыслие
свести курфюрста с этим человеком, и под
предлогом горячего сочувствия позволил себя
спросить, что же ужасного было в их разго­
воре с Кольгаасом, что могло его так рас139

строить? Курфюрст ответил:—«Должен тебе
признаться, виною всему ничтожная записка,
хранящаяся у этого человека в оловян­
ном медальоне». Он стал рассказывать еще
кое какие подробности, из коих камерер, од­
нако, ничего не понял; затем вдруг, судо­
рожно сжав его руку, проговорил, что для
него чрезвычайно важно обладать этой за­
пиской, и стал просить камерера скакать не­
медленно в Дааме и ценой чего бы ни стало,
но добыть ее у Кольгааса. Камерер, скрывая
с трудом свое смущение, заметил, что, если
записка эта имеет для него такое значение,
необходимо непременно скрыть это от Коль­
гааса, ибо в противном случае всех его со­
кровищ не хватит, чтобы выкупить ее у этого
жестокого и злопамятного человека. Чтобы
успокоить курфюрста, он объявил, что надо
непременно прибегнуть к хитрости и поручить
незаинтересованному в этом деле лицу выр­
вать записку из рук злодея, для которого она
несомненно ничего сама по себе ценного
не представляет.
Курфюрст, утирая выступивший на лице пот,
спросил, нельзя ли послать кого нибудь тот­
час в Дааме, чтоб задержать конноторговца,
и все равно каким способом, но достать
у него эту записку. Камерер, подумав, не рех­
нулся ли его господин, заметил на это, что,
к сожалению, конноторговец, наверно, уже
140

выехал из Дааме и, верно находится теперь
по ту сторону границы, на Бранденбург­
ской земле, где малейшая попытка его за­
держать или стеснить его свободу может
вызвать весьма неприятные и серьезные по­
следствия, из которых потом и не выпутаться;
видя, что курфюрст в полном отчаянии без­
молвно опустился на подушку, он спросил
его, что содержит в себе эта записка, в силу
какой странной и необъяснимой причины ему
известно, что содержание касается лично его.
Глянув недоверчиво на камерера, тот ничего
не ответил; с неподвижным взором, с тре­
вожно бьющимся сердцем лежал он, переби­
рая кружево своего носового платка, который
рассеянно держал в руках; вдруг, он попро­
сил позвать к себе будто по какому то делу
ловчего Штейна, ловкого статного юношу,
которому он не раз давал поручения по своим
тайным делам. Рассказав ему, в чем дело, и
объяснив, какое значение имеет для него эта
записка, находящаяся теперь в руках у Кольгааса, он спросил, хочет ли он в награду,
если добудет ее прежде, чем Кольгаас успеет
прибыть в Берлин, получить навсегда право
на его дружбу. Ловчий, смекнув, как ни за­
гадочно было порученье, ответил, что он
весь к его услугам. Тогда курфюрст велел
ему тотчас скакать в догонку за Кольгаасом,
и так как, вероятно, его нельзя будет под­

купить деньгами, он советовал, заведя хитрый
разговор, посулить ему за нее жизнь и сво­
боду, и если бы он потребовал того немедля,
тайно снабдить его людьми, лошадьми и день­
гами и всем нужным для его побега из рук
Бранденбургской стражи. Ловчий, попросив
письменного подтверждения слов курфюрста,
немедленно выехал с несколькими слугами;
гоня во весь дух коней, им удалось нагнать
Кольгааса в одной пограничной деревне, где
тот вместе с рыцарем фон-Мальцан и своими
детьми остановился на отдых под открытым
небом; как раз в это время Кольгаас соби­
рался обедать; он сидел у дверей избы со
своими детьми. Ловчий выдал себя за путе­
шественника чужестранца, который, встре­
тивши по пути знаменитого Кольгааса, же­
лал бы его повидать. Рыцарь отнесся к нему
чрезвычайно любезно, познакомил его с Кольгаасом, и предложил ему отобедать вместе
с ними. Рыцарь Мальцан то и дело отлучался
для разных дорожных распоряжений, всад­
ники же обедали в противоположной стороне
избы, и таким образом ловчий имел возмож­
ность сообщить Кольгаасу, кто он и с каким
поручением прибыл к нему. Кольгаасу уже
было известно имя того человека, с которым
при виде оловянного медальона сделался об­
морок на мызе в Дааме, и которому, если б
он только узнал тайну записки, пришлось бы
142

окончательно лишиться чувств. Но Кольгаасу
не хотелось из простого любопытства ее рас­
печатывать; он твердо решил в виду неблаго­
родного обращения с ним курфюрста, какой бы
жертвы это ему ни стоило, оставить ее при
себе. Поэтому на вопрос ловчего, что за не­
объяснимая причина столь странного отказа,
когда ему предлагают взамен жизнь и сво­
боду:
— Благороднейший рыцарь—ответил Кольгаас,—если бы ваш владетельный князь явился
ко мне и сказал: «я готов сгинуть со всеми
своими придворными, которые мне помогают
управлять страной»—понимаете?—с гинуть,
чего бы я искренно, между прочим, желал,—
то и тогда я не отдал бы ему записки, кото­
рая ему, видно, дороже жизни! Я сказал бы
ему: «ты властен вести меня на эшафот, но
я могу причинить тебе боль, и я этого хочу!»
И глядя в лицо своей неминуемой смерти, он
крикнул одного из всадников, под предлогом
отдать ему миску с едой, предложив доесть
вкусное кушанье, и уж до самого отъезда не
обращал никакого внимания на ловчего, си­
девшего за столом, будто его там и не было.
Только садясь в повозку, обернулся он к нему
и взглядом простился с ним.
Состояние здоровья курфюрста, по получе­
нии им этого известия, настолько ухудшилось,
что врач в течение нескольких дней почти
143

не ручался за его жизнь. Лишь благодаря
своей крепкой натуре, после нескольких му­
чительных недель, проведенных в постели, он
оправился настолько, что его смогли перевезти
в карете, всего обложенного подушками и
закутанного в одеяла, в Дрезден, куда его к тому
же призывали неотложные правительственные
дела. Тотчас по приезде он послал за принцем
Кристиерном Мейссенским, чтобы узнать,
все ли готово к отъезду судьи 3&бенмайера,
которого предположено было отправить в Вену
с докладом его величеству по обвинению
Кольгааса в нарушении спокойствия страны.
Принц ответил, что судья, согласно приказу,
данному им же самим перед отъездом в Дааме,
выехал в Вену тотчас по прибытии в Дрезден
ученого юриста Цейнера, присланного кур­
фюрстом Бранденбургским в качестве проку­
рора с жалобой в суд на помещика Венцеля
фон-Тронка по делу о вороных. Курфюрст
покраснел и, подойдя к своему рабочему столу,
немало удивился такой поспешности, заметив
при этом, что до окончательного решения
дела не мешало бы сперва переговорить
с доктором Лютером, выхлопотавшим Кольгаасу амнистию, и что следовало вообще по­
дождать более определенного распоряжения.
Сдерживая при этом свое недовольство, он
разбросал лежавшие на столе доклады и
бумаги.
144

Принц, молча посмотрев на него большими
глазами, заметил, что ему весьма досадно,
ежели он чем не угодил ему в этом деле;
однако же, он может показать решение госу­
дарственного совета, где ему вменялось в обя­
занность к назначенному сроку выслать госу­
дарственного прокурора. Он пояснил, что
в государственном совете не было и речи
о каких либо переговорах по сему поводу с док­
тором Лютером; быть может, и было бы целесо­
образно предварительно посоветоваться с этим
духовным лицом, в виду его ходатайства за
Кольгааса, но теперь, когда на глазах всего
света данная амнистия нарушена, когда он
арестован и выдан в Бранденбург для суда и
расправы, это уже поздно.—«Посылка Эйбенмайера—не такая уж значительная ошибка»,—
возразил курфюрст,—«но я хочу, чтобы впредь
до особого распоряжения он не выступал
в Вене в качестве обвинителя»; и он просил
принца известить об этой Эйбенмайера на­
рочным.— «К сожалению, приказ этот опоздал
на целый день»,—ответил принц.—«Получены
сведения, что Эйбенмайер выступал уже
сегодня на суде в качестве прокурора и пред­
ставил обвинительный акт в Венскую госу­
дарственную канцелярию». На вопрос изумлен­
ного курфюрста, как могло все это быть сде­
лано в столь короткое время, принц заметил,
что Эйбенмайер три недели уже как выехал,
10 Мнхаель Кольгаао

115

и что согласно данной ему инструкции, ему
вменялось в обязанность тотчас по прибытии,
исполнить возложенное на него поручение.
— Всякая
медлительность, — закончил
принц,—была бы в этом случае неуместна,
так как бранденбургский прокурор Цейнер
выступил самым резким образом против Вен­
целя фон-Тронка и докладывал суду, что не­
обходимо взять вороных от живодера для при­
ведения их в прежний вид, и, несмотря на
все возражения противной стороны, отстоял
свое мнение перед судом.
Курфюрст, дернув звонок, заметил:—«Что
делать, это не столь важно»,—и переводя равно­
душно разговор на другую тему, стал рас­
спрашивать, что делается вообще в Дрездене,
не случилось ли чего в его отсутствие; Но не
будучи в силах дольше скрывать своего глу­
бокого волнения, он знаком руки отпустил
принца. В этот же день он письменно затребо­
вал все кольгаасовское дело, под предлогом того,
что лично займется им в виду его государ­
ственной важности; мысль погубить един­
ственного человека, от которого он мог узнать
тайну записки, стала для него невыносима;
и вот он решает обратиться с личным письмом
к императору. В письме этом он любезно но,
настоятельно просит взять обратно поданную
Эйбенмайером жалобу на Кольгааса по при­
чинам весьма важным, которые он надеется
146

в скором времени, если то угодно будет его
величеству, изложить самым подробнейшим
образом.
Император ответил нотой через государ­
ственную канцелярию. В ней говорилось, что
«его весьма удивляет происшедшая во взгля­
дах курфюрста перемена; что посланное ему
Саксонией уведомление о деле Кольгааса имеет
значение события для всей священной Рим­
ской империи, и что в виду этого, он, импе­
ратор, ее возглавляющий, считает себя обя­
занным выступить по этому делу, в качестве
обвинителя, перед бранденбургским двором;
что придворный ассесор Франц Мюллер при­
был уже в Берлин в качестве прокурора по
обвинению Кольгааса в нарушении обществен­
ного спокойствия, и что в настоящее время
взять обратно обвинение никоим образом
не представляется возможным; и посему над­
лежит предоставить дело нормальному ходу
судебного процесса».
Сообщение это повергло курфюрста в пол­
нейшее уныние; в довершение всех его огор­
чений вскоре из частных писем, полученных
из Берлина, он узнал, что дело уже слушается
в верховном суде и вероятно, несмотря на
все старания защитника, Кольгаас кончит
жизнь на эшафоте; тогда он решает сделать
еще одну попытку, и пишет собственноручное
письмо курфюрсту Бранденбургскому с прось10*
147

бой о помиловании Кольгааса. В письме он
указывает, что в силу дарованной ему амни­
стии, к нему не может быть применена
смертная казнь, заверяя при этом, что лично
он, несмотря на всю мнимую строгость к нему,
ни в коем случае не имел намерения лишать
его жизни; он указывал, как безутешен он
будет, если защита, которую имели в виду да­
ровать Кольгаасу, передавая его Берлину,
вдруг примет для него такой неожиданно не­
благоприятный оборот, и что в сущности
было бы выгодней для него, если бы он
остался в Дрездене и был судим там по Саксон­
ским законам. Курфюрст Бранденбургский,
которому в письме этом многое показалось
двусмысленным и неясным, ответил, что
твердость, с какою отнесся к этому делу про­
курор его величества, не позволяет ему испол­
нить его желанья и отступить от закона; что
он совершенно напрасно беспокоится по по­
воду нарушения дарованной Кольгаасу амни­
стии, ибо нарушает ее не он, курфюрст
Саксонский, даровавший ее, а глава государ­
ства, который отнюдь не связан решением
Берлинского верховного суда. Он указывал
еще на то, какое влияние может иметь казнь
Кольгааса на Нагелыпмидта, который с не­
слыханной дерзостью продолжает свои набеги
даже в Бранденбургских владениях, и просил
его в случае, если он остается при своем
118

взгляде, и не хочет принять все это во вни­
мание, обратиться непосредственно к импера­
тору, ибо только один он в праве помиловать
Кольгааса.
Курфюрст, опечаленный и раздосадованный,
потерпев неудачу в своих попытках, заболел
снова; однажды утром он показал пришед­
шему его навестить камереру свои письма
к венскому и берлинскому двору, посланные
в надежде отсрочить казнь Кольгааса и по­
лучить от него медальон с запиской. Камерер бросился перед ним на колени, умоляя
его во имя всего святого сказать, что же
такое заключается в этой записке? Курфюрст
попросил его запереть дверь на ключ,
и присесть к нему на кровать; схватив его
руку, он крепко прижал ее со вздохом к своей
груди, и начал такой свой рассказ:
— Твоя жена, я слыхал, говорила тебе уже
о том, что при свидании моем с курфюрстом
в Ютербоге, это было на третий день нашего
приезда туда—встретились мы во время про­
гулки с одною цыганкой; за обедом рассказы­
вали много преувеличенного об изумитель­
ном даре пророчества этой странной жен­
щины. Курфюрст, по своей живости, вздумал
было посмеяться над ее искусством при всем
честном народе и тем самым затмить ее
славу, это было на площади рынка. Он по­
дошел к ее столику, и, заложив руки в кар149

маны, обратился к ней с требованием пред­
сказать ему что нибудь, что исполнилось бы
в тот же день, иначе он не поверит ее сло­
вам, будь она хоть сама Сибилла Римская.
Женщина, окинув нас метким проницатель­
ным взглядом, сказала:—«Вот вам знаменье,
оно исполнится сегодня же: вы встретите, не
успев уйти отсюда, здесь, на рыночной площади
большую серну с ветвистыми рогами, что
выкормлена в парке сыном садовника».
Надо тебе заметить, что серна эта предна­
значалась для дрезденского придворного стола;
она содержалась за высокой изгородью под
сенью столетних дубов, за решетками и зам­
ками, так что туда не проникнуть было ни
зверю, ни птице. И казалось совершенно не­
мыслимым, чтобы она могла вдруг пробрать­
ся оттуда на рыночную площадь, где мы в это
время находились; тогда курфюрст, подозревая,
не кроется ли здесь какая нибудь мошенниче­
ская проделка, решил шутки ради, уговорив­
шись со мною, послать в замок скорохода
с приказаньем немедленно убить серну и при­
готовить ее на следующий день к обеду, и тем
самым помешать исполниться предсказанью
цыганки.
— Ну, ладно,—снова обратился он к воро­
жее,—а предскажи ка мне, что ждет меня
в будущем?.. Женщина, взяв его руку, по­
смотрела и сказала:
150

— Слава курфюрсту, моему повелителю!
Ты будешь долго править своим народом.
Дом, из которого ты родом, будет княжить
многие лета, потомки твои будут славой мо­
гучи, а в великолепии превзойдут всех князей
и правителей мира.
Курфюрст некоторое время молча и задум­
чиво глядел на женщину, потом, подойдя ко
мне поближе, сказал полу-шопотом, что ему,
пожалуй, теперь и досадно, что он отправил
скорохода помешать исполниться предска­
занью; со всех сторон на колени ворожеи
посыпались деньги серебряным дождем, такова
была радость окружавшей его рыцарской
свиты. Курфюрст достал из кармана золотой
и бросил ей с вопросом:
— Неужто предсказанье твое ты сделала
мне под влиянием вот этого серебряного
звона, или оно вырвалось у тебя от души?
Цыганка, открыв стоявший перед ней
ящик, стала неторопливо и обстоятельно под­
считывать деньги, раскладывая их в кучки;
потом она, сложив, заперла их в свой ящик
и заслонив рукою глаза от солнца, точно
оно ей было в тягость, пристально посмо­
трела на меня. Когда я повторил ей вопрос,
она взяла мою руку и стала ее рассматривать,
я в это время заметил шутливо курфюрсту:
— А, мне то, пожалуй, ей и нечего уж
предсказать, чтобы было бы столь же приятно;
151

услыша мои слова, она взяла свои костыли,
медленно встала со скамейки, и придвинув­
шись ко мне вплотную, как то загадочно
подняв руки, отчетливо шепнула мне на ухо:
— Нет!
— Неужто?—проговорил я в смущении,
невольно отодвинувшись от цыганки, которая,
окинув меня холодным, безжизненным взором
точно мраморных своих глаз, снова опусти­
лась на свою скамейку.
— Откуда же грозит моему дому опасность?
Женщина, взяв уголек и бумагу и севши
на корточки, спрашивает меня:
— Хочешь—напишу.
Я, растерявшись,—мне ничего другого не
оставалось,—отвечаю:
— Что ж, напиши!
— Ладно, я напишу тебе три вещи: имя
последнего правителя из твоего рода. Год,
когда он лишится своего царства. И имя того
человека, кто с оружием в руках его отнимет.
Написав что то на глазах у всего народа,
она скрепила листок сургучем и, смочив его
своими увядшими губами, запечатала оловян­
ным перстнем со среднего пальца. Я сгорая,
ты сам понимаешь, от любопытства, протяги­
ваю ей руку за запиской, но она останавли­
вает меня:
— Нет, нет, ваша светлость!—и поднявши
костыль свой в воздухе, указывает им:
152

— Вон человек, в шляпе с пером, что
стоит на ступеньках у церковной паперти:
у него, если угодно, выкупишь ты свою за­
писку!
И не успев еще хорошенько разобрать
всего сказанного ею,—стою я в недоумении,
а она, заперев тем временем торопливо свой
ящик, взвалила его на спину, и быстро, я не
успел и оглянуться, как скрылась в толпе.
В это время, к великому моему утешенью,
вернулся посланный курфюрстом рыцарь,
и улыбаясь сообщил, что серна уже убита
и что он сам видел, как двое егерей отнесли
ее на кухню. Курфюрст, взяв меня весело за
руку и собираясь увести меня с площади,
заметил:
— Ну, вот и прекрасно! Все эти предска­
занья—обычное шарлатанство, не стоило нам
и тратить на это ни времени, ни денег!
Но велико было наше изумленье, когда
не успел еще окончить курфюрст своей
фразы, вдруг на площади раздались крики
и все глаза устремились на огромную овчарку,
которая, вцепившись зубами в спину несчаст­
ной серны, тащила ее, преследуемая вдогонку
дворовыми слугами и служанками. Вдруг, в трех
шагах от нас, она бросает свою добычу—вот
как исполнилось предсказанье цыганки, точно
в доказательство всего, что она мне насказала:
хоть мертвою, но серна явилась перед нами
153

на рыночной площади. Мне кажется, что
еслиб даже молния ударила с неба среди
зимнего дня—меня бы менее поразило это,
чем то, что произошло у нас на глазах.
Как только мпе удалось остаться наедине,
первым моим желанием было разыскать того
человека в шляпе с пером, на которого мне
указала ворожея; но несмотря на все поиски,
они продолжались целых три дня,—никто из
моих людей
не
мог напасть хотя бы
приблизительно на его след; и вот теперь,
милый Кунц, несколько недель тому назад,
собственными глазами вдруг увидел я этого
человека на мызе в Дааме.
Окончив рассказ, он выпустил руку камерера, и вытирая выступивший на лбу пот,
усталый, снова опустился на постель. Находя
бесполезным доказывать курфюрсту свои
взгляды по этому поводу, он все равно бы
с ними не согласился, камерер предложил ис­
пробовать какой нибудь способ, чтобы добыть
желанную записку, а потом уж предоставить
Кольгааса на волю судьбы; курфюрст реши­
тельно ничего не мог придумать, хотя мысль
отказаться от нее, и вместе с тем, значит,
утратить возможность раскрыть ее тайну,
приводила его в совершенное отчаянье. На
вопрос своего друга, не пробовал ли он разы­
скать эту цыганку, курфюрст объяснил, что
он отправил в ратушу приказ, выдумав по155*

вод к тому, во что бы то ни стало, но задер­
жать эту женщину; но по сей день не удалось
напасть на ее след, и он думает, что вследствие
некоторых обстоятельств, каких он не захо­
тел объяснять подробней, он сомневается
вообще, что ее можно разыскать в пределах
Саксонии.
Случилось так, что камерер собирался как
раз в то время в Берлин, по делу о получен­
ных его женою поместиях в Неймарке, в на­
следство от бывшего эрцканцлера Калльхейма,
умершего вскоре после отстранения его от
должности; а так как камерер действительно
любил своего курфюрста, то, пораздумав,
спросил его, согласен ли тот дать ему полную
свободу действий в этом деле, на что кур­
фюрст, прижав руку к сердцу, ответил ему
с жаром: — «Вообрази себя на моем месте и
достань мне записку!»
Тогда камерер ускорил на несколько дней
свой отъезд и, сдав дела и оставив жену свою
дома, отправился в Берлин в сопровождении
всего лишь нескольких слуг.
Тем временем Кольгаас, как было уже ска­
зано выше, прибыв в Берлин, по особому
распоряжению курфюрста был заключен в ры­
царскую темницу вместе со своими пятью
детьми, при чем велено было отвести для
него удобное помещение; по прибытии из
Вены имперского прокурора, он был тотчас
155

вызван в верховный суд по обвинению в на­
рушении спокойствия и порядка страны; и
хотя он и заявил, что в силу состоявшегося
в Люцене соглашения с курфюрстом Саксо­
нии, ему не может быть предъявлено обвине­
ние в вооруженном нападении и совершен­
ных при ртом насилиях в пределах Саксонии,
однако, ему было указано, что согласно воли
его величества, прокурором это не может ин
в коем случае быть принято во внимание.
Вскоре ему объявили, что в Дрездене же по
делу с помещиком фон-Тронка в иске он
удовлетворен по всем статьям. Вышло так,
что как раз в день приезда камерера был вы­
несен приговор над Кольгаасом, по которому
он был присужден к обезглавлению мечем;
никто, однако, не хотел верить в исполнение
этого приговора, несмотря на всю его, каза­
лось, мягкость, в виду полнейшей запутанно­
сти обстоятельств этого дела; весь город,
зная, с каким доброжелательством отно­
сился курфюрст к Кольгаасу, надеялся, что
по его властному слову казнь несомнен­
но будет заменена простым, хотя, может
быть, и
долгосрочным, заключением
в
тюрьме.
Камерер, однако ж, сообразил, что терять
времени даром нельзя, и для того, чтобы
успеть выполнить возложенное на него кур­
фюрстом поручение, начал с того, что в один
156

из ближайших дней направился к зданию
тюрьмы; он нарочито стал медленно прогу­
ливаться мимо тюремных окон в своем обыч­
ном придворном наряде, думая тем самым
обратить на себя внимание Кольгааса, стояв­
шего в это время у окошка и спокойно и
добродушно разглядывавшего прохожих; камереру показалось, что тот вдруг повернул го­
лову в его сторону и, как будто узнав его,
невольно прижал руку к груди, где хранился
медальон; камереру хотелось истолковать это,
как знак того, что пора приступить к делу.
Он велел зазвать к себе торговку ветошью,
какую то старуху, виденную им случайно наднях в одном из переулков Берлина среди по­
добного же сброда старьевщиков; ему показа­
лось, что она как нельзя более подходит и
годами и внешностью к той, о которой рас­
сказывал ему курфюрст; заранее убежденный
в том, что Кольгаас, разумеется, не мог за­
помнить хорошо лица ворожеи, виденной им
мимолетно и которая ему вручила когда то
записку, он решает подослать эту старьев­
щицу к нему, предложив ей выдать себя за
цыганку ворожею. Он подробно рассказал ей
обо всем, что произошло между курфюрстом
и цыганкой тогда в Ютербоге; не зная хо­
рошенько, что она там такое насказала отно­
сительно Кольгааса, он постарался втолковать
ей, главным образом, три таинственных пункта
157

записки; объяснил ей при этом, чтобы она
говорила возможно отрывочней и непонятней;
сказал ей, что благодаря сделанным уже при­
готовлениям должно раздобыть эту записку,
все равно хитростью или насилием, и что сие
весьма важно для Саксонского двора; он по­
ручил ей предложить Кольгаасу отдать записку,
якобы на временное хранение, объяснив, что
в тюрьме в эти тревожные дни ее могут все
равно отнять у него силой. Старьевщица в на­
дежде на хорошее вознаграждение охотно взя­
лась тотчас состряпать все это дело, при
условии, конечно, что часть обещанных денег
за эту услугу ей будет выдана вперед; надо
сказать, что мать Херзе, убитого под Мюльбергом, навещала иногда с разрешения на­
чальства Кольгааса в тюрьме, а так как
старьевщица была уже несколько недель зна­
кома с нею, — то ей и удалось, подкупив за
небольшую сумму тюремного сторожа, в один
из ближайших же дней проникнуть к Коль­
гаасу.
Когда она вошла, Кольгаас, заметив у нее
на руке перстень, а на шее коралловое оже­
релье, подумал, не та ли это самая старухацыганка, что дала ему когда то в Ютербоге
записку; а так как не всегда правдоподобие
бывает на стороне истины, то и здесь, возьми
да случись такое же совпадение; и мы, хотя
и считаем своим долгом рассказать здесь об
158

этом, однако предоставляем читателю полную
свободу, если ему будет угодно, в том усумниться; надо сказать, камерер здорово таки
промахнулся; разыскивая на улицах Берлина
подходящую женщину, которая взялась бы
выдать себя за цыганку, он и наткнулся как
раз на ту самую, из Ютербога.
По крайней мере, старуха, опершись на ко­
стыли и лаская детей, которые, смутясь ее
странным видом, прижались к отцу, начала
свою беседу с того, что рассказала, что она
довольно давно как вернулась из Саксонии
в Бранденбург; и вот, услыхав случайно на
одной из улиц Берлина, как камерер довольно
таки неосторожно наводил справки, разыски­
вая цыганку, бывшую весной прошлого года
в Ютербоге, она поспешила подойти к нему,
и, назвавшись вымышленным именем, взялась
состряпать это дело. Кольгаас был настолько
поражен ее удивительным сходством со своей
покойной женою Лизбет, что ему даже хоте­
лось спросить, не приходится ли она ей ба­
бушкой, ибо не только черты лица напоми­
нали самым живейшим образом покойную,
но всё, — даже руки, хотя и костлявые, но
красивые по форме, в особенности, когда она
ими жестикулировала в разговоре; и даже роди­
мое пятно, на шее у этой старухи, было та­
кое же самое, как и у его жены. Мысли
у него как то странно путались, набегая одна
159

на другую; подвинув скамейку, он предложил ей
сесть и осведомился, по каким же это делам
камерера попала она к нему?
Женщина ответила, гладя любимую собаку
Кольгааса, сначала с недоверием обнюхивав­
шую ее колени, потом успокоенно замахав­
шую хвостом, что поручение, данное ей камерером, сводилось к тому, чтобы разузнать
и сообщить ему тайну трех загадочных пред­
сказаний, заключенных в записке и касаю­
щихся весьма важным образом Саксонского
двора; она хочет предостеречь Кольгааса о том,
что в Берлин прислан человек с целью вы­
манить у него эту записку, под предлогом,
что она якобы может пропасть у него. И вот
она пришла к нему затем, чтобы сообщить,
что угроза отнять ее у него хитростью или
насилием—заведомая ложь: находясь ныне под
защитой курфюрста Бранденбургского, ему ни
в коем случае не следует этого опасаться, и
он не должен ее отдавать никому ни под ка­
ким предлогом.
— Но все же,—заключила она, будет бла­
горазумно ею воспользоваться с тою целью,
с какой она и была мной тебе вручена, тогда,
на ярмарке в Ютербоге; следует со внима­
нием отнестись к предложению, сделанному
тебе на границе рыцарем фон-Штейном, и
выменять ее у курфюрста Саксонского на
жизнь и свободу.
160

Кольгаас ликовал по поводу силы, имею­
щейся теперь у него, чтобы добить смер­
тельно раненого врага:
— Ни за что, матушка, ни за что на
свете!—и пожав руку старухи, он хотел спро­
сить у нее, что же за диковинные ответы
заключены в этой записке.
Женщина, посадив на колени младшего
сына Кольгааса, игравшего у ее ног, сказала:
— Вот ты, коневод Кольгаас, говоришь —
«ни за что на свете»; ну, а вот ради этого
милого белокурого мальчугана?—и улыбаясь
ребенку, ласково прижала его к себе и стала
крепко целовать, а он смотрел на нее своими
большими детскими глазами; затем она до­
стала из кармана яблоко и подала своими
старческими костлявыми руками мальчику.
Кольгаас, немного смутившись, заметил, что
когда дети вырастут, наверное, будут хвалить
его за то, что он поступил именно так, и
ради них и потомства сохранил эту записку
у себя.
Он спросил, кто же теперь после всех его
злоключений предостережет его от нового
обмана, и неужто предстоит ему также бес­
смысленно пожертвовать ею для курфюрста,
как пожертвовал он уже своим военным от­
рядом в Люцене.
— Кто раз не сдержал слова,—добавил
он,—с тем не о чем мне говорить. И только
11

Михаель Кольтаае

161

гы, матушка, можешь заставить меня, ска­
зав о том ясно и прямо, расстаться ли мне
с этим листком, который столь странным
образом вознаградил меня за все, что я
вынес.
Женщина, посадив ребенка на пол, отве­
тила, что Кольгаас в известном смысле прав,
что может действовать по своей собственной
воле. С этими словами она, взяв свои костыли,
направилась было к выходу. Кольгаас повто­
рил вопрос насчет содержания этой загадоч­
ной записки; она ответила, что ведь он мо­
жет ее распечатать и прочесть, но это будет
с его стороны лишь простым любопытством.
Ему хотелось, пока она еще не ушла, расспро­
сить ее о многом другом: кто ж она такая,
откуда у нее такая способность предсказывать
будущее, отчего она не отдала записки кур­
фюрсту, отчего среди всей толпы народа она
избрала именно его, Колыааса, передав ему
этот странный листок, ему, который никогда
не интересовался ее наукой?—В это время
послышался шум шагов—по лестнице подни­
мались полицейские чиновники; старуха, бо­
ясь, как бы ее здесь не застали, торопливо
проговорила: — «Ну, до свиданья, Кольгаас, до
свиданья! В другой раз, если встретимся, всё,
всё узнаешь». — Сказав это, она направилась
к двери и, по пути, поцеловала всех детей:—
(Ну, прощайте, детки, прощайте»!—и ушла.
162

Между тем курфюрст Саксонский, обуре­
ваемый печальными мыслями, решает при­
звать к себе двух знаменитых в то время
в Саксонии астрологов—Ольденхольма и Олеария, дабы узнать от них о содержании та­
инственной и столь важной для него и всего
его рода записки; ученые мужи после продол­
жавшегося несколько дней глубокомысленного
чтения по звездам с башни дрезденского
замка разошлись во мнениях,—относится ли
это пророчество к последующим столетиям
или к настоящему времени; и не подразуме­
вается ли под сим корона Польская, с кото­
рой отношения в то время были все еще
весьма воинственные. И вот под влиянием
этого ученого спора беспокойство, если бы
не сказать просто отчаянье, несчастного вла­
стителя не только не утихло, но обостри­
лось до такой степени, что стало почти не­
выносимым. К тому же, жене камерера, соби­
равшейся уехать к своему мужу в Берлин,
было поручено перед отъездом осторожно на­
мекнуть курфюрсту о неудавшейся попытке
добыть записку через одну женщину, кото­
рая это должна была сделать и которая вместо
того скрылась неизвестно куда; и что в виду
всего этого придется отказаться от надежды
получить когда либо от Кольгааса записку,
тем более, что вынесенный, после всесторон­
него обсуждения дела, приговор уже подпи11*
163

сан курфюрстом Бранденбургским и казнь
назначена на следующий день после Вербной
недели. Известие это повергло курфюрста
в совершеннейшее уныние. От раскаяния и
тоски разрывалось его сердце, он точно по­
терянный заперся в своей комнате, и пресы­
щенный жизнью двое суток не пил и не ел,
и вдруг на третий день сообщил областному
управлению, что он отправляется на охоту
к герцогу Дессаускому, и исчез из Дрездена.
Куда же на самом деле он направился, так и
остается нами невыясненным; по крайней
мере, летописи того времени, касающиеся этих
обстоятельств,из которых мы заимствуем наши
сведения, сообщают об этом факте почему то
весьма разноречиво. Известно лишь одно, что
во всяком случае герцог Дессауский не мог
в это время находиться ни на какой охоте,
ибо лежал больной в Брауншвейге у своего
дядюшки герцога Гейнриха, а госпожа Элоиза
на следующий день вечером в обществе графа
некоего фон-Кенигштейна, которого она вы­
давала за своего двоюродного брата, прибыла
в Берлин к своему мужу, камереру господину Кунцу.
На ту пору Кольгаасу по приказанию кур­
фюрста был уже прочитан смертный приго­
вор; с него были сняты оковы; ему были
возвращены документы, отобранные у него
в Дрездене, касающиеся его имущества; когда
164

советники, посланные к нему судом, спросили
его, как желает он распорядиться своим иму­
ществом после смерти, он составил нота­
риальное завещание в пользу своих детей и
назначил над ними опекуном верного своего
друга, старосту из Кольгаасенбрюка*
И ничто не могло сравниться со спокой­
ствием и ясностью его последних дней; по
особому распоряжению курфюрста, темница
его была открыта и разрешено было всем
его друзьям, а у него их в Берлине было не
мало, посещать его в любой час дня и ночи.
К тому же он имел удовольствие видеть
у себя в тюрьме теолога Якоба Фрейзинга,
посланного к нему доктором Лютером с соб­
ственноручным, должно быть весьма приме­
чательным, письмом от него, которое, к со­
жалению, затерялось. Этот духовник прича­
стил его святых тайн в сослужении двух
бранденбургских монахов. В городе все пришло
в движение; население еще не оставляло на­
дежды на высокое слово, которое может быть
спасет его от смерти; но вот прошло Верб­
ное воскресенье и настал роковой понедель­
ник, который должен был примирить Кольгааса со светом за его слишком рьяную по­
пытку, по собственному почину, добиться
правды. Вот показался он из тюремных ворот
под сильною стражей, держа двух младших сы­
новей на руках (эту милость он настойчиво вы165

просил себе у суда), в сопровождении теолога
Якоба Фрейзинга; вдруг из толпы окружаю­
щих его знакомых, которые с грустью про­
щались с ним и пожимали ему руки, высту­
пил кастелян
курфюрстовского замка и
с растерянным лицом подал ему листок, ко­
торый велела будто бы передать ему в соб­
ственные руки какая то старуха. Кольгаас
с удивлением взглянул на мало знакомого
ему человека, но увидев печать, он тотчас
узнал в ней оттиск перстня той цыганки.
Но кто опишет его изумление, когда он
прочел следующие строки:

« Кольгаас,
курфюрст Саксонский — сейчас в Берлине;
он уже отправился к месту казни, ты мо­
жешь ею узнать по шляпе с белыми и го­
лубыми перьями. Зачем он прибыл — тебе
известно. Он собирается после твоей смер­
ти вырыть тебя из могилы, чтобы достать
записку, хранящуюся у тебя в медальоне.
Твоя Элизабет ль

Крайне взволнованный Кольгаас спросил
кастеляна, знает ли он ту странную женщину,
которая передала ему рту записку. Не успел
кастелян промолвить:—«Кольгаас,— женщина
рта»...—вдруг запнулся и не договорил—толпа
166

в это время, нахлынув, оттеснила его, и Кольгаас не мог разобрать дальше его слов, он
только видел, как человек этот, казалось, весь
дрожал.
Когда привели Кольгааса на лобное место,
среди несметной толпы он увидел на коне
самого курфюрста Браденбургского со свитою,
в которой находился и эрцканцлер Гейнрих
фон-Гейзау; по правую руку от него—импер­
ский прокурор Франц Мюллер со смертным
приговором в руках; слева—прокурор п
ученый курфюрста правовед Антон Цейнер
с заключением Дрезденского верховного суда;
посреди полукруга, замыкавшегося толпой, —
герольд с узлом вещей, держа в поводу двух
откормленных, с лоснящейся шерстью, воро­
ных, которые били копытами землю. Ибо
эрцканцлер Гейнрих, по поручению курфюр­
ста, заставил помещика Венцеля фон-Тронка
в точности, без малейшего послабления, вы­
полнить все пункты судебного постановления.
Когда вороных брали от живодера, их поч­
тили склоненным над их головами знаменем,
затем они были переданы конюхам помещика
фон-Тронка для откорма, а затем в присут­
ствии особой комиссии приняты прокурором
на рыночной плошади в Дрездене. Когда
Кольгаас в сопровождении стражи взошел на
помост, курфюрст обратился к нему с такой
речью:
167

— Итак, Кольгаас, сегодня день, когда свер­
шится суд над тобой! Смотри, вот возвращаю
я тебе все, что было отнято у тебя в Тронкенбурге, и что я, как правитель страны,
был обязан тебе вернуть: вот твои вороные,
твой шейный платок, золотые гульдены,
белье, даже деньги, которые ты истратил на
лечение своего работника Херзе, убитого под
Мюльбергом. Доволен ли ты мной?
Изумленными, горящими глазамипрочитал
Кольгаас постановление суда, врученное ему
по знаку эрцканцлера, затем он опустил
обоих детей на землю, которых держал до
того на руках; дойдя до пункта, в котором
говорилось, что помещик Венцель приговорен
к двухлетнему тюремному заключению, он,
под влиянием волновавших его чувств, встав
и положа руку на колено, радостно сказал
эрцканцлеру, что самое заветное его желание
исполнилось; потом подошел он к лошадям,
внимательно осмотрел их, ласково погладил
их по лоснящимся спинам, и обратясь
к канцлеру, весело молвил, что дарит их
своим сыновьям, — Гейнриху и, Леопольду!
Канцлер господин Гейнрих фон-Гейзау, на­
гнувшись с седла, милостиво ответил, что
именем курфюрста он обещает свято испол­
нить последнюю его волю, и попросил распо­
рядиться также насчет находящихся в узле
вещей. Тогда Кольгаас окликнул старуху-мать
168

Херзе, которую заметил в толпе народа, и,
подозвав ее к себе, сказал, передавая ей узел:
— Возьми вот это себе, матушка, — это
принадлежит тебе! — Деньги, которые были
в узелке с вещами, что получены были в воз­
награждения убытков, он отдал ей в подарок,
прибавив, — что они пригодятся ей на старо­
сти лет.
— Ну, а теперь, коневод Кольгаас,—крик­
нул курфюрст, — ты, который удовлетворен
в своей тяжбе, приготовься держать ответ
императорскому величеству в лице присут­
ствующего здесь его прокурора, за нарушение
тобой спокойствия страны!
Кольгаас, сняв шляпу, бросил ее на земь:
— Я готов! - и, взяв детей, прижал их еще
раз крепко к груди, затем передал их старосте
из Кольгаасенбрюка, который и увел их,
тихо плачущих, с площади, а сам подошел
к плахе.
Вот развязал он слегка шейный платок,
расстегнул ворот рубахи, и, глянув мельком
на круг народа, заметил вдруг в нескольких
шагах от себя хорошо знакомую фигуру че­
ловека в шляпе с белыми и голубыми перьями,
которого заслоняли собой два каких то ры­
царя. Вдруг Кольгаас отстранил от себя окру­
жавшую его стражу, как то странно быстро
подошел к нему вплотную, снял с шеи оловяный медальон; вынул из него записку,
169

распечатал ее, прочитал, глядя в упор на
вельможу в шляпе с белыми и голубыми
перьями, которого вдруг осенила было на­
дежда разгадать ее тайну,—и, не глядючи на
него, сунул записку в рот и проглотил ее.
Увидя это, человек в шляпе с голубыми и
белыми перьями в судорогах упал без чувств
на земь. В то время, как его озабоченные
спутники нагнулись, чтоб поднять его с земли,
Кольгаас взошел на эшафот, и упала с плеч
голова на плаху под ударом палачева топора.
На этом и кончается история о Кольгаасе.
Тело его при общем плаче народа было по­
ложено в гроб; и когда подняли его могиль­
щики и понесли на кладбище предместья,
чтобы предать, как подобает, земле, кур­
фюрст подозвал к себе сыновей казненного,
и ударом меча посвятил их в рыцари, объ­
явив при этом эрцканцлеру, что он опреде­
ляет их в пажескую школу.
Курфюрст Саксонский вскоре после того
вернулся в Дрезден, совершенно расстроен­
ный и печальный, а о том, что случилось
в дальнейшем, отсылаем читателя к истории
самого города.
Потомки Кольгааса, веселые и здоровые
крестьяне, жили еще в прошлом столетии
в герцогстве Мекленбургском.
1808.