Дружок, прости, но я ВСЁ честно рассказал [Александр Путинцев] (fb2) читать онлайн

Александр Путинцев Дружок, прости, но я ВСЁ честно рассказал

БАБНИК

Мне было шестнадцать лет, когда я учился в девятом классе. И во мне явно произошли какие-то существенные перемены. Я стал обращать внимание на девочек, и в первую очередь на своих одноклассниц.

Особенно мне нравилась Оля Музыкина. Она была отличница и уже знала, кем хочет стать. Она готовилась к поступлению в медицинский институт, уже тогда уделяла большое внимание изучению анатомии и биологии. Хотя ради справедливости нужно отметить, что она среди всех нас, разгильдяев, выделялась по всем предметам. Она, проявляя усидчивость и трудолюбие, конспектировала в тетрадь каждый урок. Мы завистливо следили за ней и ехидно посмеивались над любой её оплошностью, но она не обращала на нас никакого внимания.

Да, признаюсь честно, это была первая девочка, в которую я влюбился. Отличница, комсомолка, правда, не спортсменка, но фигурка была аккуратная. Среднего роста, длинный светлый волос, голубые глаза, на фоне широких бедер тонкая талия, ноги прямые и стройные. Особенно мне нравились её умные глаза. Когда она смотрела в мою сторону, я трусливо отводил взгляд и краснел, как спелый помидор. Она мне нравилась. Я тайком рассматривал её и злился, когда над ней кто-нибудь смеялся. Но скоро я понял, что ей безразличен. Эта серьёзная девочка была увлечена учёбой и перед ней стояла высокая цель — стать доктором медицинских наук.

А кто я? Просто оболтус, который не знал, что хочет и кем хочет стать. Правда, можно назвать положительным то, что я был твёрдый хорошист, но не фанател ни одним предметом, хотя все предметы давались легко. Ну, ещё немного болтун, могу бесплатно навешать интересной лапши, без корысти, просто так, если только, вдруг, нападает словесный понос. Меня даже приглашали на телевидение, чтобы я выступил перед камерой с комментариями после просмотренного фильма. Друзья подтвердили, что я смотрелся, даже очень солидно, уверенно держался перед камерой и красиво говорил. Но Олю Музыкину этот факт не впечатлил, я ей был не интересен.

Но я не унывал и не расстраивался. Я перевёл своё внимание на Галю Лапину. Вот это девочка! Правда, взгляд у неё был не такой умный, как у Оли, но далеко не глупый. Зато фигура очень стройная, манящая изгибами и плавностью движений, настоящая природная артистическая пластика. Не зря Галя хотела стать артисткой. У неё здорово и естественно получалось изобразить какую-нибудь вескую причину, когда вызывали к доске, а она была не готова к тому или иному уроку. И учителя верили, давали ей возможность пересдавать в следующий раз и не ставили двойку.

Вот это талант! Я влюбился в Галю по-настоящему. Я сидел на первой парте в крайнем ряду у самого входа в класс, а она с другого края на последней парте, и у нас была такая своеобразная диагональная перестрелка взглядами. Она ловила мой взгляд, вытягивалась и делала губки бантиком. Я замирал, краснел и возбуждался. По моему телу бежали мурашки, кровь бурлила и пульсировала внизу живота, ширинка на моих брюках напрягалась, а пуговицы скрипели и грозились оторваться. Я был в шоке: явно мой дружок был больше трех спичек и места ему там было маловато.

Но скоро моя любовь закончилась так же быстро, как и началась. Ко мне подошли знакомые пацаны с другого класса и по-дружески предупредили, что она встречается с Витькой Гридневым, а тот был известный боксёр и обладал сильным ударом в печень, и он бил быстро и незаметно. И я понял, что Гальку не люблю. В доказательство этого факта у меня, когда встречались наши взгляды, начинала ныть печень. Это была на Гальку самая настоящая аллергия.

Но я всё равно не унывал. Я понял, что лучше Любы Сысоевой никого нет. Она сидела за мной и всегда оказывала мне знаки внимания, а я давал ей списывать по математике. Девочка, просто, супер! Тем более жила в соседнем доме и ни с кем не дружила. Это я точно знал. Как-то мы с ней одновременно вышли из школы и вместе побрели домой. Мы отсидели шесть уроков, и я специально дождался её, чтобы поговорить без лишних свидетелей. Ей даже понравилось, что я напросился понести её тяжелый портфель, набитый книгами.

— Что сейчас будешь делать? — заинтересовано спросила Люба.

— Не знаю, — неопределённо сказал я, — нужно в магазин зайти, что-нибудь купить, а то дома есть нечего, родители на работе.

— Мои тоже на работе, — сказала Люба и внимательно посмотрела на меня, потом, немного помолчав, вдруг добавила. — А пойдём ко мне, мама вчера такие вкусные котлеты приготовила, я тебя угощу.

Я охотно согласился. Правда немного поломался для приличия, но она убедила, что стесняться не стоит, ведь я помогаю ей по математике.

В квартире у Любы было чисто и уютно. Особенно мне понравился запах котлет, гостеприимно встретивший меня у порога. Мой желудок ликовал, я тоже радовался в предвкушении незабываемых наслаждений.

— Давай ещё одну съешь! — сказала Люба, войдя в роль хозяйки.

— Так я уже три котлеты умял! — поглаживая живот, лениво сопротивлялся я.

— Да, ладно, ты же мужчина, ещё растешь, тебе нужно мясо есть, — и она подложила котлету.

Мне понравилась её забота. И я с удовольствием продолжил насыщение. Когда жевал котлету, я с любовью смотрел на Любу и блестел глазками. Люба смотрела на меня и радостно улыбалась.

— Какая ты хорошая будешь жена! — искренне сказал я и поперхнулся.

Люба суетливо похлопала мне по спине и расплылась в улыбке. Мне стало так хорошо, что я с благодарностью посмотрел на Любу, и у меня появилось желание её обнять. Просто, так, по-человечески, от души. Она нравилась мне всё больше и больше, в такой домашней обстановке я увидел её совершенно другой, близкой, родной, желанной.

Что это, подумал я, испугавшись нахлынувшим чувствам. Это, наверное, котлеты виноваты, мелькнула у меня в голове, ведь они такие вкусные и сытные. Но я себя не контролировал. Я взял в ладони Любину ручку и стал осторожно поглаживать. Она смотрела в глаза и покрывалась румянцем. Я тоже горел, по моей спине побежали мурашки, и желание моё стало прогрессировать, трансформируясь в другую форму.

Внезапно хлопнула входная дверь и в квартиру зашла мама Любы. Нина Николаевна знала меня и моих родителей.

— Привет, мама! — сказала Люба и выдернула от меня свою ручку. — Тут Саша помогал мне разбираться с примерами по математике, я его заодно и покормила.

— Умничка, дочка! — поддержала мама и, увидев меня, спросила. — Сашок, а ты наелся?

— О, да, Нина Николаевна! — удовлетворенно пробасил я. — Большое спасибо! Такие вкусные котлеты! Я прямо объелся!

— На здоровье, Сашок, на здоровье!

Я шёл к себе домой несколько напуганный. Неожиданный приход мамы Любы был для меня определённым знаком и заставлял задуматься.

Я понимал, что такая домашняя уютная девочка, как Люба, идеально подходит для семейной жизни, будет верной женой и хорошей матерью для детей. Но я был ещё не готов к таким отношениям, и я посчитал не правильным морочить голову уже созревшей девочке.

И мне вдруг стало стыдно от гадких мыслей и фантазий, которые вызывала наивная доверчивая Люба.

И я отчётливо осознал, что у меня начался спермотоксикоз.

ЗАКОЛКА

Я учился в последнем классе и усиленно готовился к выпускным экзаменам. Кроме этого серьёзно увлёкся волейболом, и у нас практически каждый день проходили тренировки, — мы готовились к городским соревнованиям, посвящённым дню Победы. Вот такое было наложение, но я не мог бросить подготовку к соревнованиям, так как оказался неплохим игроком, и подводить команду и тем более школу никак не мог.

Наш физрук Владимир Васильевич буквально за полгода из меня слепил дерзкого нападающего, который умел бить с обеих рук, высоко выпрыгивая над сеткой. Я оказался способный спортсмен, научился умело использовать свои физические данные: рост, упругие ноги и хлёсткий удар рукой.

Владимир Васильевич гонял меня больше всех и оставался довольным моими результатами. Даже говорил, что могу не готовиться, меня и так возьмут без экзаменов в пединститут, а там столько девчонок, и все красавицы. И он закатывал глаза, облизывался и хитро смотрел на меня, завораживая своей широкой доброй улыбкой. Мне его предложение нравилось, и девчонки — веский аргумент. Но в пединститут я не хотел. Да я вообще не знал, что хотел. Просто жил и радовался жизни, интересовался всем, что видел, слышал и чувствовал. Вот так и жил без цели и без идеи, не зная куда себя направить в предстоящей большой жизни.

И вот, как у меня часто бывало, я опять увлёкся. Да не просто увлёкся, а потерял голову. Вместо Марии Ивановны, нашего классного руководителя, назначили молодую яркую девушку Елену Николаевну, она только что закончила юридический институт и преподавала историю и обществоведение. Мария Ивановна была пенсионерка, здоровье её уже подводило, и она еле носила ноги. Наконец, не выдержав, вынуждена была отказаться от работы, но дотянула, пока не нашли замену.

В Елену Николаевну была влюблена вся школа. Но я особенно. Я даже открыл в себе талант поэта. Я писал на одном дыхании строчку за строчкой, исчеркал все страницы тетрадей, заведённых для каждого предмета, изучаемого в десятом классе.

Но как-то поймал себя на мысли, что содержание этих строчек напоминали или были близки к стихам Есенина и Пушкина. Видно, срабатывала ученическая память. Скоро я разочаровался в своём словоблудии. Потому что понял, мой предел рифмования — «цветик — приветик». Я приуныл. Но мне очень хотелось выделиться, чтобы на меня обратили внимание. И я скоро придумал, как.

У моей сестры была заколка для волос, ей привезли в подарок родственники из Германии. Заколка имела вид хрустального листа с натуральными камнями бирюзового цвета, и предназначалась для женщин с изощрённым вкусом. Но моя сестра всегда носила короткую причёску и заколкой никогда не пользовалась. Однажды произошёл случай, в котором я оказал сестре довольно серьёзную услугу, и она в знак благодарности была готова сделать что-нибудь приятное и мне. Вот тут-то я и вспомнил про заколку, и она без колебаний отдала её мне. Даже не спросила, зачем она мне, а только улыбнулась. Умная, однако, у меня сестра. И не жадная.

Теперь пора вернуться к моей Музе. Елена Николаевна была обладательница длинных красивых густых волос каштаново цвета. А уж, чтобы описать её стройную изящную неповторимую фигуру, у меня просто не хватит правильных слов. Одно скажу — любая модель в сравнении с ней, буквально, отдыхает! И вот, представьте, такая Богиня, и рядом я, сопливый старшеклассник. Смешно. А что делать — Любовь!

Тут я чуть не забыл указать одну важную деталь. Эта деталь, по сути, и натолкнула меня на идею с заколкой.

Елена Николаевна всегда ходила с распущенными волосами, и ей не раз, даже слышал я, по этому поводу делала замечание наша завуч. Она была очень строгая и всех призывала к порядку. Считала, что учителя не должны показывать дурной пример. А нам Елена Николаевна нравилась именно такой: непосредственной, распущенной и какой-то своей, мы даже не чувствовали разницу в возрасте. Но она вынуждена была собирать волосы и скреплять их резинкой, пряча от нас всю красоту.

Вот у меня и возникла идея с заколкой.

Наступил Международный женский день. Появился хороший повод реализовать свою идею. Елене Николаевне надарили много всяких цветов, открыток, сувениров, и я обратил внимание, что ничего того, что реально бы пригодилось в жизни. Я ликовал, что моей идеей никто не воспользовался. Дождавшись, когда никого не было, я подошёл к ней и протянул заколку.

— Это вам, Елена Николаевна! — прохрипел мой голос. И я почувствовал, как у меня усиленно забилось сердце, но я взял себя в руки и продолжил. — Нельзя прятать такую красоту! Эта заколка будет гармонировать с вашими волосами и идеально впишется в ваш образ. Я люблю вас, Елена Николаевна! — неожиданно признался я и посмотрел ей прямо в глаза.

Елена Николаевна растерялась и не знала, что мне сказать и как себя вести. Но это было какое-то мгновение. Она улыбнулась, подошла ко мне, обняла и поцеловала в щёчку. Поцеловала так, как меня целовала, обнимая, моя старшая сестра.

— Сашенька! — ласково сказала она. — Какой ты молодец! Вот это подарок! Какая красивая заколка! Мне именно такая и нужна! Большое спасибо!

Я застыл истуканом и не находил слов для поддержания разговора. Елена Николаевна стояла напротив и мило улыбалась. Я окончательно смутился, что-то нечленораздельно промычал и вышел из класса.

Моя заколка понравилась всем. В адрес Елены Николаевны сыпались комплименты. Но кто подарил эту заколку, никто не знал. По умолчанию существовало негласное соглашение — не афишировать!

После праздника и длинных выходных я спешил в спортзал для индивидуальной тренировки, где вместе с Владимиром Васильевичем должны отрабатывать удар по мячу над сеткой. В волейболе это была важная позиция для нападающих, да и до соревнований оставалось меньше месяца.

Когда я появился в спортзале, физрук копался в раздевалке, перебирая какое-то снаряжение и старые мячи. Я поздоровался. Владимир Васильевич кивнул мне в ответ и сказал:

— Сейчас начнём, я вот закончу с этим барахлом… Да, Саня, а ты пока убери маты на место, там их разбросали, а убрать не убрали…

Я направился в угол с разбросанными матами. Они были навалены друг на друга в несколько рядов. И сразу же что-то знакомое блеснуло в глаза. На одном из матов лежала моя заколка, подаренная Елене Николаевне на женский день. Рядом вызывающе покоилась мужская запонка. Вокруг, покрыв всю поверхность мата, пестрели бледные молочные пятна.

У меня сжалось сердце. Его придавил тяжёлый осадок. Я подобрал заколку и запонку, и положил их в карман. Маты перетащил на отведённое для них место. Потом пошёл к Владимиру Васильевичу.

— Вот, — сказал я и протянул запонку, — кто-тот потерял.

— А, это Виктора Николаевича, он с кем-то тренировался на выходных. Я ему передам.

Виктор Николаевич числился вторым физруком, и занимался с начальными и младшими классами. Это был молодой спортивный парень. Он недавно отслужил. Закончил нашу школу и был хорошим спортсменом. Владимир Васильевич, чтобы себя разгрузить, пристроил его на полставки. Виктор Николаевич учился в пединституте.

Я очень переживал, мою душу терзали чувство ревности и её предательство. Я так полюбил, искренне и нежно, а она меня предала.

На другой день я подошёл к Елене Николаевне, она сидела за столом в пустом классе. Собранные волосы опоясывала резинка. Я молча положил заколку перед ней и осуждающе посмотрел в глаза, потом повернулся и хотел выйти.

— Постой, Саша! Не уходи! Это не то, что ты думаешь, — тихо сказала она. — Виктор Николаевич сделал мне предложение, и мы подали заявление в ЗАГС. Через месяц у нас будет свадьба…

СЛАДКАЯ ПОТЕРЯ НЕВИННОСТИ

Я уже закончил среднюю школу и меня должны были осенью призвать в армию, когда ко мне подошел отец и задумчиво сказал:

— Ну, что, сын, ты уже большой!.. Вырос!.. До армии ещё есть время, поэтому нужно съездить в деревню и помочь по хозяйству дедушке. Нечего шалопайничать!.. А у дедушки, сам понимаешь, здоровье уже не то, и работы там через край. Нужна твоя помощь!

Вот так я и оказался в деревне в самый разгар сельскохозяйственных работ, когда надо было запасаться на зиму сеном: косить, сушить, перевозить, стоговать… В эти дни, если честно, моя юношеская похоть отсутствовала напрочь. Я даже перестал видеть сны. Только засыпал, как дед уже расталкивал, чтобы опять ехать на сочные высокие травы.

Мне показалось, что дед решил запастись сеном на всю деревню, и, когда я захотел высказаться об этом вслух, он, потирая шершавыми ладонями, наконец, обрадовал меня:

— Все, внучек! Это последняя партия! Теперь нам хватит! Славно поработали!.. А ты и взаправду большой стал! И сила у тебя, слава Богу, есть!..

В награду за мое трудолюбие дед разрешил мне отдаться деревенскому безделью. Я охотно рыбачил, ходил в лес за грибами и ягодами, лазил по садам и огородам. И скоро, однако, как бы заскучал, подумывая, не возвратиться ли домой, как появилась она.

Её звали Таня. Она была старше меня на семь лет. Муж ее в это время служил офицером где-то на севере, и Таня, защитив диплом, она училась в институте, по пути к нему заехала на недельку в деревню. Она считалась дедушкиной племянницей, а, значит, мне — тётей.

И тетя Таня, просто Таня была не только молодая, но и довольно интересная женщина. Я, как увидел ее, так сразу перестал скучать. Когда она не смотрела на меня, я буквально пожирал ее стройную фигуру. Но все равно Таня как-то чувствовала мой страстный раздевающий взгляд и, как мне казалось, специально делала небрежные движения, чтобы ослепить меня скрытыми под халатом прелестями. В тот момент, когда выхватывалось красивое бедро или совершенная тяжелая грудь, я испытывал ужасное волнение, и она, поймав мой взгляд, кокетливо улыбалась, чем тревожила меня еще сильнее. Моя взбесившаяся плоть бессовестно рвалась из штанов. О, Боже, я просто не знал, как унять кипящую страсть, достигшую невыносимого предела: я начал уже сам выпариваться, постепенно превращаясь в очумелого страдальца.

Таня видела и понимала это, и ей это, по-видимому, доставляло огромное наслаждение. Она как только не изощрялась, дразня меня красивой наготой молодого соблазнительного тела.

И вот накануне отъезда Таня решила постирать белье, помыться и, вообще, привести себя в порядок. Дед вечерком нарубил дрова и в деревянной баньке затопил печку. Меня же заставил натаскать воды в железную бочку, стоявшую возле чугунного котла, вмонтированного прямо в саму печь. Жаркие потрескивающие языки пламени жадно облизывали закопченную стенку котла, заполненного кипящей водой, и убегали вверх через дымовую трубу. Помещение бани превратилось в настоящую парилку. Я представил себе, как голая распаренная Таня будет одиноко сидеть на лавке, обтираясь полотенцем и возбужденно фыркая, и мне сделалось ужасно тоскливо. Особенно это почувствовалось, когда я вспомнил, что завтра она уедет к своему мужу, и я никогда ее не увижу. Я был влюблен в Таню, и она меня волновала как женщина. Из-за того, что она казалась мне не доступной, я чувствовал себя таким несчастным, что не хотелось жить.

Уже темнело. Я околачивался около бани и тосковал, наблюдая за мелькающим силуэтом моющейся Тани. Тоненькая ветхая шторка, висевшая на маленьком окне, позволяла видеть все ее движения. Вдруг шторка отодвинулась, и в окне появилось улыбающееся лицо. Она поманила меня рукой. У меня сильно забилось сердце, и я, волнуясь, со всех ног заспешил к ней.

— Миленький! — ласково пропела Таня, выглядывая из-за приоткрытой двери. — Принеси, пожалуйста, еще холодненькой водички, а то вся кончилась!

Когда она говорила, расправляя длинные слипшиеся волосы на округлой торчащей груди, на меня нечаянно глянул вытянутый темный сосок. Я вздрогнул, словно пронзенный током, и замер, тараща глаза. Таня же как ни в чем не бывало опять ласково улыбнулась мне и продолжила мягким голосом:

— Ты что, мой мальчик, молчишь? Голой тети никогда не видел?

Я бестолково пялил глаза и молчал, затаив дыхание.

— Ну, иди, иди, неси водички и заодно мне спинку потрешь!.. Дедушка там чем занимается?.. Желательно, чтобы он не видел…

От таких слов у меня помутнело в голове. Я, не соображая, понесся за водой. Но я хорошо помню, как Таня раздевала меня и сладко целовала влажным ртом в глаза, в нос, в губы, и как ласкала мою чувствительную кожу тонкими нежными пальчиками. Хотя в бане было жарко, меня трясло.

— Мой мальчик! — тихо говорила Таня, увлекая к лавочке. — Иди сюда! Садись и не волнуйся! Успокойся! Ну что ты, мой хороший!

Её мягкий нежный голос действовал на меня, и я уже отвечал на поцелуи, жадно ловя ее вкусные персиковые губы. Она кокетливо улыбалась и дразнила, показывая розовый язык. Я поймал язык и засосал в рот, она принялась там хулиганить, щекоча внутри. Мне было очень приятно, и я трепетал.

— Таня, я люблю тебя! — лепетал я, давясь собственными словами. — Я женюсь на тебе! Я очень сильно люблю тебя!..

И я невольно почему-то расплакался, всхлипывая и пуская слюни, и обильные слезы потекли по моим щекам.

— Маленький мой! — прямо как мама говорила Таня и гладила меня по голове. — Я-то думала, что ты уже большой, а ты совсем маленький! Совсем ребеночек! Грудной! Хочешь сисю?.. На, возьми, мой сладенький!..

И она по-настоящему всунула мне в рот твёрдый длинный сосок. Он оказался прохладный и чуть-чуть солоноватый. Я зачмокал, как грудной ребенок, и мне понравилось быть таким маленьким, и я, наслаждаясь, с упоением втягивал сосок в рот. Таня, закрыв глаза, тяжело дышала, и я увидел, как ее изящная белая ручка скользнула по крутому бедру и мягко погрузилась пальчиками в волосяной покров низа живота. И, о чудо, набухший темный бутон раскрылся, словно цветок, обнажив коралловую сердцевину. Я затрепетал, как лист, и дотронулся до ее руки. Таня вздрогнула и взглянула затуманенным взором… Я разволновался так, что почувствовал, как горячая сладкая волна, рожденная где-то внутри живота, подкатила к яичкам, и из меня вдруг выпрыснула прозрачно-белая жидкость. Струя попала ей на грудь, шею, подбородок и закапала мне на живот. Я испугался и тревожно посмотрел на Таню. Таня ласково улыбнулась и, вытянув руку, нежно погладила меня по голове.

— Ах, мой сладкий, какой ты прыткий! Ничего страшного!.. Какая она у тебя приятная!.. Прохладная!..

Таня, улыбаясь, принялась размазывать мою вязкую пахучую жидкость по всему телу, её спокойный взгляд и уверенные действия успокаивали меня.

— Ты что такой испуганный? — ласково спросила она и придвинулась ко мне. — Мальчик мой, сладкий мой! Ты так скрипел зубами! Тебе приятно было?..

— Да-а!.. — стыдливо пробасил я и спрятал лицо на ее красивой груди.

Специфический запах моей чудесной жидкости возбуждал меня, и я вновь почувствовал сладкое томление внизу живота. Мой член опять зашевелился и, увеличиваясь в размере, уперся в Танин плоский живот.

— О-о, мой слааденький! — радостно пропела она и осторожно обхватила член мягкими пальчиками. — Однако какой ты шустрик!..

Я больше не напрягался, и Таня ласкала так, что у меня кружилась голова, и я даже, кажется, несколько раз терял сознание.

— Мальчик мой, сладенький мой! — целуя, страстно шептала она. — Хочешь стать мужчиной?.. Ты ведь больше не боишься?.. Вот и хорошо!.. Ты только не напрягайся и будь спокоен! И не спеши, не кончай быстро!.. Ты сейчас немножко отвлекись, думай о чем-нибудь другом! Хорошо?.. Ну, вот и умничка!..

Я развалился на лавке и закрыл глаза. И, слушаясь Таню, совсем отвлекся. Но я почувствовал, как моя твердая головка медленно погрузилась во что-то мягкое и уютное, и какая-то божественная теплота, вдруг охватившая весь низ, принесла мне необыкновенное ощущение, доставляющее тягуче-сладостное облегчение. Я, раздираемый любопытством, открыл глаза. Таня сидела на мне и, упираясь руками о мою грудь, плавно двигала тазом. Мой возбужденный член, окаймленный темно-розовыми губками, словно поршень, то погружался в Таню, то появлялся. Она, чуть прикрыв глаза и стиснув зубы, тихонько стонала и с каждым толчком все сильнее и сильнее сжимала мою головку. Я почувствовал приближение мощной теплой волны, и меня охватил страх, что я преждевременно кончу, и я напрягся всем телом. Таня, находясь со мной в тесном контакте, уловила колебания и беспокойства, происходящие в моем организме. Она сразу ожила, заработав тазом в убыстренном темпе, и, глядя прямо мне в глаза, прерывистым страстным голосом зашептала:

— Мой сладенький!.. Все… не сдерживай себя!.. Кончай!.. Все, кончай!.. А-а-а-а-а!.. О-о-о-о-о!..

Таня насадила себя до упора, сильно напряглась, задержав дыхание, и закружилась тазом на одном месте, уже что-то бессвязно бормоча про себя. И в этот момент я почувствовал горячий всплеск, как будто внутри меня неожиданно взорвался дремлющий вулкан, эпицентром которого явились мои набухшие яички.

— О-о-о-ой!.. — закричал я не то от страха, не то от удовольствия, судорожно схватив круглые Танины ягодицы.

— О-о-о-о-о!.. — вторила мне Таня, прижимаясь всем телом.

Потом я отключился. Наступило умопомрачение. Очнулся от прохладной струйки воды. Таня, ласково улыбаясь, поливала меня из ковшика и осторожно обмывала мое расслабленное тело. Я с любовью следил за ней и, ничего не соображая, тоже улыбался.

— Мой мужчина! — серьезно сказала Таня и крепко поцеловала в губы. — Какой ты сладкий мальчик!.. Нет-нет! Ты уже мужчина!.. Ты сладкий мужчина!.. Всегда, когда будешь заниматься любовью с женщиной, давай ей возможность кончить, тогда всегда будешь любим ею! Запомни это, мой сладкий мужчина, навсегда!..

Я не помню, как добрался до койки, меня шатало и мутило, но все равно было очень приятно. Лишь только коснулся постели, сразу уснул, обретя блаженный покой.

Проснулся от какого-то беспокойства, проникшая в душу тревога камнем давила на влюбленное сердце.

— Таня, Танечка моя! — мелькнуло в моей голове. — Она же уедет от меня, уедет насовсем!..

Я быстро вскочил и выбежал во двор. Во дворе дед расправлял сети и развешивал на просушку.

— Деда, а где Таня? — тревожно спросил я.

— Таня? — спокойно переспросил дед. — Таня уже уехала!.. Ты что, разве не знал? — и он хитро усмехнулся. — Она с тобой попрощалась, когда ты спал еще как убитый. Она поцеловала тебя сонного в губы и сказала: пускай спит сладкий мужчина!..

И дед отвернулся, кряхтя и расправляя сеть дальше.

ГОРЕМЫКА

В последнее время Сергея преследовали одни неудачи. Даже, казалось, незначительные жизненные мелочи и те, находя Сергея, превращались в достойные неприятности. Всё было на нервах, а нервные клетки, как известно, не восстанавливаются. Его всё тяготило. Особенно раздражало, когда наезжала жена, постоянно плача, что он не бывает дома и не бережет свое драгоценное здоровье. Жена безумно любила его и болезненно ревновала ко всем и ко всему. От этой ненормальной любви Сергей и страдал больше всего, постоянно нервничая и взрываясь по любому поводу. Сказать, что он не любил свою жену, будет не верно так же, как, если сказать, что он любил свою жену, то есть были какие-то странные отношения.

Но он очень тепло относился к своим детям. Когда Сергей появлялся дома, его смышленая пятилетняя дочурка не отходила от него ни на шаг, она была его отдушина в семье, а сын рос как-то сам по себе и ни к кому из родителей не привязывался.

Жена желала только одного, чтобы ее любимый муж сидел около нее и никуда не уходил, кроме работы. Пускай даже ничего не делал, а просто сидел дома, так спокойней и надежней. Временами, когда на этой почве возникали скандалы, он, разозлившись, ненавидел жену, срываясь и ругаясь с ней постыдно-нехорошими словами. А однажды даже подрались.

Как-то Сергей пришел с работы и, помыв руки, сел за стол перекусить, как к нему вдруг подскочила жена и впилась ногтями в лицо. От неожиданности он сильно дернулся и свалился со стула под стол, больно ударившись головой об крышку.

— Ты что, с ума сошла, дура ненормальная?! — в сердцах закричал он. — Что я тебе такого сделал?..

Жена, вся бледная и трясучая, молча схватила его за волосы и стала таскать по кухне. Сергей не выдержал и, изловчившись, со всего размаха врезал ей в левое ухо. Жена вскрикнула и беспомощно плюхнулась задницей на пол, часто заморгав глазами, а потом громко разрыдалась, по-бабьи, навзрыд. Ухо прямо на глазах опухло и посинело, превратившись в настоящий экзотический лопух.

Сергей испугался своей резкости и, ничего не понимая, напряженно смотрел на рыдающую жену. Красные полосы на покарябанном лице делали его похожим на кровожадного индейца, пылающего жаждой мести, только глаза выражали замешательство и легкий испуг.

— Ладно… перестань, — начал он, сдерживая свой гнев. — Ты что, очумела что ли? Набросилась как сумасшедшая! Что я тебе сделал?..

Жена, кряхтя и охая, встала и, ничего не объясняя, бросила ему скомканный конверт. Сергей подобрал его и расправил. Он сразу понял причину внезапной ярости тихой жены. Письмо было адресовано ему от студентки из Беловского техникума, с которой познакомился, когда та проходила практику в химическом цехе по его вахте. Она, высокая и стройная, впечатлила сентиментального Сергея, как только он увидел ее.

Двадцатилетняя девушка, чувствуя на себе мужские любопытные взгляды, превращалась в красавицу, знающую себе цену. Она игриво ходила по блочным щитам котлотурбинного цеха электростанции и всем улыбалась. У Сергея завязался с ней возвышенный роман, обожествляющий все земное. Выходные дни проводили вместе: ходили в кино, а в хорошую погоду прогуливались по улицам города и нежно ворковали, словно голубки, на разные философские темы. Сергей буквально молился на нее, боясь прикоснуться чисто физически. Он наслаждался возвышенными поэтическими чувствами, наполненными не только любовью, но и трогательной сердечной привязанностью. Он даже посвящал ей стихи, и они даже ей нравились, когда он, волнуясь, читал их дрожащим голосом. На протяжении всего романа он так и не прикоснулся к ней, не считая двух робких поцелуев при прощании после окончания практики. Она уехала, пообещав ему, что обязательно напишет. Коллеги по работе, видя, как Сергей затосковал после отъезда студентки, начали посмеиваться над ним, делая ехидные пошлые намеки, а один, отличающийся прямотой и откровенностью, честно сказал:

— Серега, да перестань ты хандрить! Что ты на самом то деле! По какой-то ****и затосковал! Ее, наверное, только я не трахал, а так вся вахта перепробовала.

Сергей побледнел и набросился на коллегу, схватив за грудки цепкими руками.

— Ты что? — искренне удивился тот. — Я же правду сказал! Если не веришь, спроси у Шуры, — он кивнул на машиниста энергоблока. — Шура имел ее прямо в экспресс-лаборатории, разложив на фуфайках, и я не раз его подменял для этой цели… Серега, ты что?.. Что с тобой?..

Сергей выскочил с блочного щита и быстро сбежал по лестнице на нулевую отметку. Он ходил в одиночестве по цеху, вытирая слезы, до тех пор, пока не успокоился.

Потом, полностью перегорев, он написал ей длинное-предлинное письмо. В нем он со всей страстью и разочарованием излил свою тонкую чувствительную душу, беззлобно сожалея о надругательствах с ее стороны над искренней любовью. Он был разочарован ее лицемерием и обманом, когда сам был с ней так откровенен и доверчив, так нежен и предан, как чистый невинный ребенок…

Еще одна неприятность с ним произошла на День Военно-Морского Флота. Сергей надел тельняшку и черный берет морского пехотинца. Рано утром отправился на площадь Ленина, где встречались по традиции все бывшие мореманы.

Молодые здоровые парни, подогретые спиртными напитками, группками расходились по всему городу, ища, а кто самый упорный, и находя забавные приключения.

Сергей оказался на редкость упорным. Сначала он ввязался в драку за какого-то братана, здесь ему порвали тельняшку и разбили до крови губы. Потом, когда ехал в автобусе домой, из благих намерений он сделал справедливые замечания молодым парням, которые громко орали и матерились, не обращая никакого внимания ни на женщин, ни на детей. Хулиганы проигнорировали его замечания и также громко на весь автобус послали его, да так далеко, что затрещали рубахи, заскрипели зубы, и заполнился криками и стонами тесный душный салон.

И оказался Сергей, как самый буйный, в милиции. И отпустили его, разобравшись, лишь только утром на другой день.

Домой пришел, как побитая собака: весь в полосатых лохмотьях, взъерошенный, с подбитым носом и запекшими губами, а под глазом гордо красовался огромный синяк. И берет, гордость любого морского пехотинца, был, к сожалению, утерян в той кровавой битве.

Жена поохала, поохала, да и разрыдалась, ломая в истерике руки.

Сергей молча прошел в ванную комнату и закрылся. Глядя на свое отображение в зеркале, он с тяжелой грустью задумался о своей несчастной жизни. Причитания ненавистной жены отчетливо доносились до его слуха.

Сергей сел на край ванны, обхватил побитую голову руками и беззвучно заплакал. Соленые слезы, как капли морской воды, катились по кровавым израненным щекам и разъедали ссадины…

СЛУЧАЙНЫЙ ПОПУТЧИК

Заканчивалось лето. Я ехал от родителей в купейном вагоне к себе на службу. Мне повезло. Вагон был безлюдный, и я с самого начала в купе ехал один, а путь, надо сказать, не близкий, более двух суток, из уральского городка до центральной части Сибири, где я и нёс государственную службу, будучи чиновником среднего звена. Ко мне долгое время никого не подселяли. Ближе к ночи на одной из маленьких станций проводник привёл неопределённого возраста бородатого мужчину. Он молча зашёл в купе, поприветствовал кивком головы и ловко разместил свой багаж под нижнюю полку. Потом быстро заправил постель, и, не раздеваясь, вытянулся на полке. На удивление он скоро затих. И я даже не заметил, как уснул следом.

Утром, когда я проснулся, он уже сидел за столиком и пил чай с печеньем.

— Доброе утро! — произнёс незнакомец, окидывая меня внимательным взглядом. — Присоединяйтесь! Сейчас проводник принесёт ещё два стакана чая. Меня Сергей Николаевич зовут, — представился он, изобразив подобие улыбки.

— Владимир… можно, просто, Владимир, — неуверенно сказал я, подсаживаясь к столику. — Я сейчас быстренько схожу в туалет, почищу зубы и с удовольствием разделю с вами завтрак, — продолжил я, доставая зубную щетку и полотенце.

Попутчик оказался пенсионером, на редкость молчаливым. Но в целом, как мне показалось, был человеком не плохим. В прошлом работал энергетиком на крупной тепловой электростанции. Возвращался с похорон своей тёщи. Дочь тёщи, то есть его жена не ездила. Меня это удивило. Но я расспрашивать не стал. Подумал, что, наверное, в силу каких-нибудь обстоятельств не смогла.

В течение всего дня мы ехали молча, наблюдая мелькающие картинки за окном. Потом, ближе к вечеру Сергей Николаевич вдруг достал из сумки бутылочку коньяка и предложил выпить за знакомство и заодно помянуть тёщу. Я не отказался. В свою очередь достал палку копчённой колбасы, варёные яйца и что-то из зелени. Стол получился довольно завидный.

Стук колёс, мелькающие за окном картинки, легкий перезвон стаканов, то наполненных, то опустошённых, успокаивали и делали поездку приятным событием. Сергей Николаевич постепенно расслаблялся и входил в доверие. Он рассказывал о своей жизни, о своей работе, о своей семье. Ему очень нравилась трудовая деятельность на объектах большой энергетики, где он всю свою жизнь большую часть времени проводил оперативником по вахтам.

Появилась вторая бутылка. Только водки. Мы вошли в доверие так, что перешли на довольно близкие личные темы, такие, о чём говорить вслух не принято.

— Ты знаешь, Владимир, — вдруг осторожно сказал Сергей Николаевич, — вот похоронил тёщу, а на душе как-то не спокойно… пусто что ли…

— Да, это и понятно, — поддержал я, сочувствуя, — всё-таки близкий человек…

— Да… вот именно… близкий, — задумчиво повторил Сергей Николаевич, — мы же любили друг друга… по-настоящему, — осторожно он продолжил, глядя мне в глаза, — мы же были любовники… страстные, так любили друг друга искренне и нежно… прямо до безумия…

Честно сказать, до меня не сразу дошёл смысл его слов, поэтому он не почувствовал сожаления и подвоха, что проболтался в столь интимном вопросе… Когда я осознал, меня охватило дикое любопытство узнать подробности столь щепетильного обстоятельства. Но я молчал, ожидая добровольного признания от самого автора со всеми подробностями и откровенностями. И я в ожидании продолжал молчать, а он плесканул в стаканы водки, и мы молча выпили. И скоро Сергей Николаевич продолжил:

— Тут всё сложно… Сразу не понять… Я пришёл из армии и устроился на ТЭЦ обходчиком турбины в котлотурбинный цех. Она, моя будущая тёща, работала в топливном цехе… точнее, изначально, жена … Я как увидел её, так сразу влюбился… Мне было тогда 24 года, а ей — 32… Она, красивая разведённая женщина, проживала с 14-летней дочерью в однокомнатной квартире. Мужики смеялись надо мной и прикалывались, а я никого не слушал и сделал ей предложение… Скоро мы поженились. Я полюбил её дочку, как свою. И мы прожили три года душа в душу, а вот совместного ребёнка так и не нажили. А мне так хотелось своего ребёнка… Когда проверились у врачей, оказалось, она не способна больше иметь детей, и отношения на этой почве стали ухудшаться, назревал развод… Тогда она и сказала на семейном совете, мол, раз такое дело, женись на моей дочери, ты мужчина хороший, правильный, да я и вижу, что вы друг другу нравитесь, тем более ей скоро будет 18 лет… Вот так она и стала тёщей, а её дочь мне женой, и скоро она родила от меня девочку… Я стал заниматься грузоперевозками, чтобы заработать побольше денег, как-то увеличить бюджет семьи… Всё вроде ничего, но мне пришлось спать и с женой, и с тёщей, даже был своеобразный график, но не редко бывало, что приходилось спать сразу с двоими… Ты даже не представляешь, как это было тяжело, я бы сказал, сущая каторга… Купил я им четырёхкомнатную квартиру, обставил мебелью, одел всех с иголочки… Словом, выдержал так лет пять и сбежал… Это как в сказке о золотой рыбке… Всё им было мало… Давай им ещё, ещё и ещё… Потом уж я доучился, закончил, наконец, институт, стал энергетиком, всё больше ездил по командировкам, но им всегда помогал, дочь моя уже взрослая, закончила пединститут, но работает не по специальности где-то в торговле, даже успела замуж выйти за какого-то не русского, то ли за азербайджанца, то ли за таджика… Словом, жизнь пошла как-то на перекосяк… Да, было время, когда я был по-настоящему счастлив, живя с женой, то есть с тёщей, пока не связался с её подачи с дочкой… Вот тёщу похоронил, а дочь её так и живёт одна, спивается то с одним собутыльником, то с другим, и я в этом чувствую свою вину, но не любил я её никогда. Вот как сложилось всё, не проявил я настойчивости, уступил сложившимся обстоятельствам. Слаб в то время оказался…

Сергей Николаевич замолчал. Было видно, что, окунувшись в прошлые воспоминания, ему было тяжело, он душевно страдал и мучился, даже алкоголь не помогал, а, наоборот, обострил эти страдания. Я молчал и не знал, как реагировать. Человек высказался о самом сокровенном чужому временному попутчику в моём лице в надежде облегчить свою душу.

За окном наступила глубокая ночь. Колёса неумолимо стучали, ускоряя наше расставание. Я вышел рано утром, не попрощавшись, когда Сергей Николаевич ещё крепко спал.

БЕЗГРЕШНЫЙ ЛЮБОВНИК

Я безвольно лежал в пустой темной квартире. Слезы, заполняя глаза, беззвучно скатывались по моим щекам и падали на подушку. Уже давно было за полночь, а я все лежал и думал. Была ли это любовь? Если да, то настоящая ли? Скажу честно, не знаю. Она у меня была первая женщина, я у нее первый мужчина. Я сладостно потянулся, отгоняя прочь душевные переживания, и меня неожиданно охватили воспоминания…

Я как-то остался ночевать у Лены. Мама, Лена и я в силу некоторых обстоятельств расположились в одной комнате. Мне постелили на полу около кровати Лены. Скоро погасили свет, и я почувствовал, как мое сердце, усиливая ритм, забилось так, что я испугался: не проснется ли мама. Я потихоньку придвинулся к кровати, и моя рука проскользнула под одеяло… Я нежно гладил ее волосы, плечи, обнаженные груди. Ее упругая трепетная кожа волновала меня все сильнее и сильнее, до меня доносилось ее горячее дыхание. Я осторожно потянул ее за руку, и она, словно ожидая этого сигнала, сразу же сползла ко мне.

Наши жаркие ласки и обоюдное желание привели к тому, что у нас Это получилось. Мы лежали друг на друге и некоторое время не осознавали, что с нами произошло. Первой, пожалуй, поняла Лена. Она вдруг начала всхлипывать, сначала тихо, неуверенно, потом с каждым разом все громче и продолжительней. Я лежал истуканом и не знал, что делать. Лена, наконец, разрыдалась.

— Что, что случилось? — проснулась мама.

Мы лежали и молчали.

— Что произошло, я спрашиваю? — не на шутку всполошилась мама.

Лена нетерпеливо затолкала меня в бок. Мама уже встала, накинула халат и включила свет. Мы лежали вместе на полу и, наверное, очень бестолково смотрели на нее.

— Саша, что случилось? — серьезно глядя на меня, спросила она.

Я потупил глаза и ощутил сухость во рту.

— Лена… того… уже не девочка, — вяло выдавил я.

— Уа!.. Как?..

Я заметил, как у мамы встали волосы дыбом, и она повторила меня, став истуканом.

— Вы с ума сошли! — устало выпалила она, опустившись на диван. — Саша, ты хоть, надеюсь, туда, — мама замялась, — не кончил? — и с надеждой посмотрела на нас.

— Туда, — разрушительно сказал я и виновато заморгал невинными глазами.

— Вы с ума сошли! — опять повторила мама, подхватив отвисшую челюсть. — Вам же еще учиться надо…

После этого случая мы заговорили о свадьбе. Думали, как только Лена окончит этот курс, пожениться. Но через некоторое время выяснилось, что папой мне не суждено стать. Это, пожалуй, и изменило ход событий: Лена променяла меня на перспективного подающего надежды молодого ученого. На счастливчика Сереженьку.

Вот так я и остался один.

Погоревал, погоревал я, наверное, с недельку. Потом плюнул и решил уйти в плавание на каком-нибудь гражданском торговом судне. Мне даже открыли визу для загранплавания. Но здесь на ход событий повлияла мама Лены. Она как-то нашла меня, и у нас состоялся серьезный разговор.

— Саша, я вчера звонила в Москву Лене, — сказала мама, пристально глядя на меня.

Я же равнодушно продолжал смотреть в морскую даль, ничем не выказывая никаких эмоций.

— Слушай, любит она тебя, любит! Мое материнское сердце никогда не подводит меня. Этот гад просто задурил ей мозги. Она же у меня еще ребенок, — мама вытерла нахлынувшие слезы.

— А я то здесь причем? — безразлично промямлил я. — Она уже свой выбор сделала. Да и мне через месяц уходить в плавание. Сами понимаете: корабль, море, работа, — некогда сопли распускать.

— Саша, ты что! Какое море, какое плавание? Тебе учиться надо. Что ты как размазня! К черту всех! Завтра же с тобой едем в Москву. Ты там же с Леной будешь учиться в авиационном институте. Заодно и с этим замухрышкой разберемся. Я ему покажу, зять хренов! Сашенька, только ты будешь моим зятем! Я так хочу! Все, собирайся в дорогу и не спорь со мной…

Мы ехали в купейном вагоне поезда «Севастополь — Москва». Я, заряженный какой-то необъяснимой дикой энергией мамы Лены, наперекор себе с легкостью, даже скаким-то трепетным желанием отправился вместе с ней в Москву. Мама была веселая, молодая, кипучая, решительная и быстрая, как горная речка. Мой вид, однако, напоминал спокойного, уравновешенного, уверенного в себе киллера, отправившегося выполнять по спецзаданию важную миссию.

— Сашенька, ну что ты такой угрюмый? — улыбаясь, говорила мама, когда мы расположились в купе. — Смотришь из-под лобья так, что аж мурашки бегают! Я-то тебя знаю, а пассажирам каково? Ведь перепугаются все! Ну, улыбнись, улыбнись!.. Во-от, во-от, какая прелесть! Как ты на моего Родичку похож! У него такая же улыбка, добрая, грустная, какая-то отрешенная, такие же глаза. Он, когда так улыбался, мне почему-то хотелось плакать. Он как будто меня предупреждал, а я, дура, даже ни о чем не догадывалась. Я в то время была такая счастливая…

Мы лежали на верхних полках напротив друг друга, и я с интересом слушал и не перебивал. В купе кроме нас никого не было. И мама, окунувшись в прошлое, рассказывала:

— Сашенька, я же училась в Ленинграде в театральном институте. Была круглая отличница! А как я играла, как я играла! Приходил весь институт, когда была постановка Шекспира. Помню, как я набросилась на своего партнера-Отелло, когда он меня чуть по-настоящему не задушил, — мама кокетливо засмеялась. — Какая я тогда была Дездемона! Толик Козлов, который тогда играл грозного Отелло, сам не мог понять, что это на него нашло. До того все было естественно… А потом появился Родя. Мы с девчонками билеты в кино покупали, и мне как раз один не достался, он его забрал перед нами. Злая я тогда на него была, я его со спины видела. Вот, думаю, верзила: стоит этакий шкаф под два метра, своей широченной спиной загородил все окно, да еще тут мой билет забрал. Я еще со злости не рассмотрела, что он в военной форме был в звании капитана. Он потом повернулся ко мне лицом, такой довольный, радостный, а тут я стою, обиженная девчонка, чуть не плачу. Тут наши глаза встретились… Ой, Сашенька, это надо видеть! Дальше все было как в кино! Я сразу забыла про все. Стою, смотрю на него и не могу оторваться, и он то же самое… Я все бросила: и институт, и карьеру артистки, — и поехала за ним в Симферополь, он был морским летчиком. Там в университете доучилась, потом нам дали квартиру в Севастополе, скоро Леночка появилась. А как он Леночку любил! Вернется с полета домой, сразу же схватит ее и не отпускает. И она от него ни на шаг. А я, дура, ревновала, скандалы закатывала. Родя хотел нас в Москву перевезти, готовился в военную академию. Да, видно, была не судьба: произошла у него на службе при испытаниях новой установки какая-то авария, и Родя получил большую дозу облучения. Долго он лежал и мучился, медленно умирая, — в глазах у мамы блеснули слезы. — Наверное, тогда у меня появились первые седые волосы. Вот так, Сашенька. Я очень желаю, чтобы у вас с Леночкой все было хорошо. Просто она еще глупая, очень хочет жить в Москве. Это к ней от папы передалось. Но она любит тебя. Эх, жалко мне столько лет!..

Мама грустно улыбнулась и посмотрела на меня как-то немного по-другому. Я смутился и покраснел, наверное, как красная девица. Передо мной улыбалась обаятельная южная сорокалетняя женщина, которая своим видом могла затмить любую молодую девушку. Ее высокий упругий бюст возбужденно колыхался, а блестящие глаза, пылающие дикой страстью, смотрели на меня с неким вызовом. Я окончательно растерялся. Мама рассмеялась и ласково погладила меня по голове.

— Ой, Сашенька, глупенький, что ж ты такой?! — сказала полушепотом мама. — Ты же мужчина! Женщины любят уверенных мужчин…

Поезд прибыл на Курский вокзал строго по расписанию. Толпа пассажиров, разделившись на потоки, заполонила всю привокзальную площадь. Мама, словно горная козочка, стремительно проскочила сквозь очередь и первой открыла дверцу подъехавшего такси. Таксист еще не успел открыть рот, а толпа возмутиться, как она уже сидела в салоне и нетерпеливо звала меня. Я, стыдливо опустив голову, с трудом пробрался сквозь толпу и протиснулся следом на заднее сиденье.

— Все, Сашенька, я договорилась, — не обращая ни на кого внимания, радостно сообщала мама, — нас довезут до самого дома на Катукова.

Мама сразу же нашла общий язык с молодым водителем. Он быстро узнал, с какой целью мы приехали в Москву. Ко всему, он и сам оказался флотским парнем.

— Правильно, — согласился он с мамой, — таких мочить надо, чтоб не уводили чужих невест.

— Вот и я говорю Саше, взял бы его за шкирку да прижал как следует, и ее нечего слушать, забирать ее надо.

Я проглотил язык и всю дорогу молчал. Мама, поддерживаемая водителем, проводила мне инструктаж: как и в какой ситуации мне нужно действовать. А я все молчал и чувствовал себя полным идиотом.

Как мне показалось, приехали мы довольно быстро. Водитель, подмигнув, пожелал нам удачи. Со словами «за любовь надо бороться» мама задала темп нашему авантюрному предприятию, и мы решительно ворвались в нужный подъезд двенадцатиэтажного дома.

Вот и нужная квартира, дверь, обитая коричневым дерматином. Звонок не работал, и мама с наслаждением заколошматила, делая отбивную из дерматина. Через минуту дверь дрогнула и разинула щель.

— Открывай, открывай! — радостно воскликнула мама, подхватывая дверь руками. — Что, не ждали? Саша, заходи!

Уа, какое испуганное выражение застыло на лице Сережи! Да, мама права, мне надо чаще улыбаться. И Лена. Какие большие круглые глаза! О-о, бедняжка, и какая же ты бледная! Понимаю, городская столичная жизнь, нехватка кислорода, обмен веществ…

— Вы… приехали… как…, — задыхалась Лена.

Сережа, схватив Лену за руку, застыл рядом. На их пальцах блестели обручальные кольца…

Я и мама молча ехали назад. На Курский вокзал. На автобусе. Почему-то хотелось смеяться. С трудом сдерживая желание, я покосился на маму. Она сосредоточенно о чем-то думала.

— Ну и черт с ней! — наконец, в сердцах воскликнула она. — Больше знать не хочу. Все, Сашенька, сейчас поедем в Электросталь к тете Поле, там отдохнем. Она простая, хорошая тетка. Правда, курит и матерится, но гостеприимная. Мы только ей бутылку купим. Да?

— Угу…

— Да ты не горюй, она еще сто раз пожалеет.

— Угу…

— Что угу?

— Купим… Вина или водки?

— Лучше водки, она вино не очень… Так ты что, Лену не любишь что ли?

— Не знаю… Но если ей с Сережей лучше, так что горевать? За нее наоборот надо порадоваться. Да и в Москве теперь живет, прописана в двухкомнатной квартире. Чего хотела, того и добилась.

— А как же ты?

— А-а, там видно будет. Пока поучусь в институте.

— Вот и правильно. Она сама еще к тебе прибежит. А сейчас мы поедем к тете Поле…

Тетя Поля жила в двухэтажном старом домике, построенном, наверное, еще при Иване Грозном. Она жила когда-то с дочерью, а теперь, когда та вышла замуж и куда-то уехала с мужем, осталась одна.

— А-а, твою мать, Ирка! Это ты, дрянь такая! — открыв дверь, эмоционально встречала нас гостеприимная тетя Поля. — Я уж думала, совсем тетку забыла. Ба-а, а это что за каланча с тобой?

— Да тихо ты, тетка! Что шумишь? Парня напугаешь! — смеялась мама, обнимая тетю Полю.

— Поди, что-нибудь надо, раз приперлась, — изливала нежные родственные чувства тетя. — Что там у тебя стряслось? Как Ленка, стерва твоя, замуж не вышла? А это кто? — она посмотрела в мою сторону, и я захотел исчезнуть. — А он ничего, благородный юноша, — тетя Поля кокетливо поправила прическу. — Кто ж такой?

— Жених Лены, — лаконично сказала мама.

— Он? Жених? Такой благородный скромный мальчик и этой стервы? Ну и дела-а-а…

— Тетка, прекрати! Что ты себе позволяешь? Я сейчас уйду! — обиделась мама.

— Да ладно, Ирка, что ты здесь ломаешься. Сама же знаешь, какая она у тебя эгоистка хренова. Нашлась тут, видишь ли, принцесса на горошине.

— Да перестань ты ругаться. Мы еще даже в квартиру не прошли, а ты строчишь как из пулемета, — парировала мама. — Мы есть хотим, голодные как собаки. Смотри, что мы прихватили.

Мама, улыбаясь, достала из сумки бутылку водки.

— Вот с этого и надо было начинать! — обрадовалась тетя Поля. — А то стоит тут, варежку разинула. Проходите, проходите, гости дорогие! Проходите юноша, проходите, ну что вы топчитесь… Ой, Ирка, смотри, как покраснел! Какой хорошенький! Ирка, ****ь такая, смотри, не соврати! Знаю я тебя: Леенкин, а сама на него глаз положила.

— Тетка, ты совсем рехнулась на старость лет. Я же тебе правду сказала, он жених Лены. Только эта дура за другого вышла.

— О-о, юноша, считайте, что вам повезло. Вам не такую стерву надо.

— Тетка, прекрати наговаривать на мою дочь. Не правда, она у меня умница.

— Конечно, умница. Поди, за москвича вышла?! Прописка?! Ну, о чем я говорила?! Стерва, она и есть стерва! Да, ладно, Ирка, не злись! Иди ко мне, моя засранка. Давай хоть поцелуемся, я уж тебя сто лет не видела…

Уже сильно вечерело. Мама и тетя Поля не спеша уговорили бутылочку водки. Я выпил чисто символически.

— Молодец, Саша, не пьешь, не куришь, — похвалила меня тетя Поля. — Эх, кому-то достанется такой хлопец… Во, Санька, давай-ка я на тебя погадаю по картам.

Тетя встала и начала рыскать по квартире, хлопая шкафчиками и гремя посудой.

— Вот, нашла! — наконец, сказала она. — Идите сюда в зал, здесь разбросим карты.

— Давай сначала на Лену! — подхватила мама. — Что ее ждет впереди?

— Давай, давай, на твою стервозочку, — тетя ловко принялась сортировать карты. — Так, здесь один король, здесь другой… Это все понятно… Нет, а вот какого хрена здесь третий король делает?.. И туз рядом… А-а, все ясно! Короче, Саша, ничего у нее с этим крестовым королем не выйдет, плохо будут жить.

— Тетка, что ты ерунду всякую болтаешь?! — взорвалась вдруг мама.

— О-о, мамашка хренова! Всполошилась! Раньше надо было думать! Надо было дочь как следует воспитывать, а не по мужикам шастать.

— А я что делала?

— Да ладно, Ирка, не шуми, я просто так это сказала. Я вообще в картах ничего не соображаю, в дурака и то забыла, как играть, а ты расшумелась. Иди ко мне, моя дуреха, я же по тебе соскучилась… Эх, ты моя, взбалмошная… Пупсик ты мой…

Родственницы обнялись и затихли. Я сидел и молчал, глядя на них. Трогательная картина.

— Ладно, хватит! — вдруг дернулась тетя Поля, и я заметил, как она украдкой смахнула слезу. — Спать пора, а то Санек вон уже зевает. Я вам здесь постелю, в зале, на диване и на полу, а там, поди, сами разберетесь, кто где ляжет, — тетка хитро блеснула глазами, — а я уж в спальне…

Я лег на полу, мама на диване. Тетя Поля покряхтела, покряхтела, что-то бормоча, и скоро затихла.

— Ну как тебе тетка? — тихо спросила мама.

— Интересная женщина… правда, грубоватая, матерится много, — осторожно сказал я.

— Она добрая, я у нее по молодости часто бывала. Она же в сталинские времена на Колыму была сослана, там лет десять прожила.

— И за что ее?

— А вот за язык, за ее прямоту… Сашенька, ты хочешь спать?.. И мне тоже не хочется. Можно, я лягу с тобой… рядом, чтобы не шуметь, так хочется поговорить.

Мама легла рядом. Я почувствовал запах ее волос, жар ее тела. Мне почему-то стало не спокойно. Я вдруг отчетливо услышал удары собственного сердца. И какая-то тревога охватила мою душу.

— Сашенька, ты сильно переживаешь из-за Лены? — шепотом спросила мама, повернувшись ко мне боком.

— Да нет, — сказал я, с трудом вытолкнув слова.

— И правильно. Тебе обязательно надо переспать с другой женщиной, чтобы легче стало.

— Да мне и так не трудно.

— Нет, Саша, это ты поймешь тогда, когда … с другой женщиной…

— Так у меня кроме Лены и никого нет… не было… пока…

— Саша, а я… я же тебя люблю… ты мне так Родю напоминаешь…

— Так вы… ты… мама Лены…

— Ну и что… я же женщина… а-а, тебя смущает разница в возрасте?.. глупенький!.. А ты знаешь, что у Шекспира в 16 лет была любовница в возрасте 53 года! Да, у самой тети Поли муж был моложе на 14 лет, — говорила возбужденно мама, придвинувшись ко мне, — глупенький мой, глупенький…

Мама прижалась ко мне и начала осторожно гладить мою голову. Ее руки, нежные и ласковые, мягко поползли ладонями по моему телу, а вслед за ними и мои мурашки.

— Ты что, замерз? — удивилась мама. — Подожди, я сейчас.

Она быстро встала и зашлепала на кухню. Я лежал не живой не мертвый. Мой разум боролся с моей плотью, прихоть которой так бурно среагировала на женское тело. Да, мама была женщиной, и этот факт моя необузданная плоть осознала вперед моего разума. Боже мой, что делать? Как это возможно? Я нащупал свои брюки и уже вскочил, чтобы одеть их и постыдно бежать сломя голову, как появилась мама.

— Сашенька, ты куда? — ласково пропела она, неся бокал.

— Я… в туалет…, — растерялся я, — что-то живот… того…

— Болит?

— Да… что-то…

— Тогда это кстати, на, мой сладенький, выпей… Пей-пей, это бальзам, очень вкусный и полезный. Здесь редкие травы и ягоды, настоянные на спирте, тебе поможет.

Я сделал несколько маленьких глотков и мне, правда, понравилось. Я забыл про живот, и меня вдруг обуяла уверенность.

— Ну, как, вкусно?.. Легче стало? — спросила мама, внимательно наблюдая за мной. — Сашенька, а мне дай попробовать!

Мама немного пригубила и опять вернула мне.

— Допивай все остальное, а я пока схожу в ванную.

Она ушла. Скоро зашумела водопроводная вода. Я допил и поставил бокал на столик. Меня охватили смутные сомнения. Я начал терзаться. Тепло, возникшее в моем животе, быстро распространялось по всему телу. До моей головы вместе с теплом доходил легкий приятный дурман, а внизу, словно гриб, вырастал… о, Боже, я нащупал рукой и мне стало неловко. Пока я боролся с самим собой, как опять появилась мама.

— Сашенька, сходи тоже. Там увидишь большое цветастое полотенце, оно свежее. Иди, мой хороший, я жду тебя.

Она дотянулась до моих губ и чмокнула меня, и я, оттопыренный, послушно пошел в ванную.

Я дрожал уже всем телом, когда возвращался обратно запахнутый полотенцем.

— Иди, иди, мой милый! Я жду тебя! — страстно звала она меня, протянув навстречу руки, и я оказался в ее жарких объятиях…

СЕМЕЙНЫЙ ДОГОВОР

Моя жена работает в школе учителем английского языка. У них был вечер, посвящённый дню учителя. Я в это время был занят производственными делами и пришёл домой поздно вечером. Открыв входную дверь, я услышал заунывную трогательную песню неизвестного мне исполнителя, который страдал и давил на психику:

«В шумном зале ресторана,

Средь веселья и обмана,

Пристань загулявшего поэта.

Возле столика напротив

Ты сидишь вполоборота,

Вся в луче ночного света.

Так само случилось вдруг,

Что слова сорвались с губ.

Закружило голову хмельную.

Ах, какая женщина, какая женщина!

Мне б такую!..»

Я прошёл в зал. Спиной ко мне неподвижно сидела задумчивая жена и слушала кассетный магнитофон. Оказавшись рядом, я увидел полные слёз глаза. Они у неё загадочно блестели, а на губах блуждала романтическая счастливая улыбка.

— Привет! — сказал я, не совсем понимая, что с ней. — Тебя кто-то обидел? Или что-то случилось? — спросил я.

Она никак не прореагировала, а продолжала всё также молча сидеть и слушать страдания. Я выключил магнитофон. Она вздрогнула и посмотрела на меня.

— Он для меня исполнял эту песню… понимаешь, для меня… вот так наклонился к самому уху и прошептал: эту песню я посвящаю тебе! — бессвязно и трогательным дрожащим голосом выдавила жена, вытирая рукой слёзы.

— Кто? — не понял я. — Этот певец? Вы что, ансамбль в школу приглашали?

— Нет… Серёжа… наш охранник… он бывший учитель литературы и русского языка… сейчас работает охранником, сам играет на гитаре и сочиняет стихи… Вот он и пел эту песню для меня, и все видели и завидовали мне, что у меня есть муж и любовник…

— А он что, твой любовник? — удивился я.

— Нет… но все так думают, а мне приятно… Ты же знаешь у нас в основном коллектив женский, а он выбрал среди всех именно меня… Мне так приятно! — романтично сказала жена, и у неё ожили, лихорадочно заблестев, глаза.

— Дааа… Вот это новость! — вслух выразил я удивление. — Ну, давай я тебе буду петь эту песню хоть каждый день, для этого даже выучу наизусть слова, — искренне я выразил свою готовность, — как там… ах, какая женщина, какая женщина, мне б такую! А, да, ты же моя жена… Это, наверное, не интересно…

Жена вытаращила на меня глаза и вдруг истерично зарыдала.

— Понимаешь, я люблю его… я не могу без него, и он любит меня, — палила жена как из пулемёта.

— Так, а как же я? — глупо спросил я.

— А ты — прочитанная книга! И у него есть жена, она тоже учитель, и они живут по привычке…

Я видел, что жена была в таком состоянии, что с ней бесполезно выяснять отношения. Я замолчал и вышел на кухню. Мой желудок напомнил, что я не ужинал, и он, желудок, тоже начал напевать мне страдальческую песню: ах, какой я голодный, какой голодный, я давно ничего не ел…

Мы с женой уже практически неделю не разговаривали, старались в квартире не пересекаться. Тем более я работал по вахтам, и это облегчало задачу. Правда, один раз, чувствуя чисто физиологическую мужскую потребность, я пытался приласкать жену. Но она остановила мои ласки и молча вставила мой возбуждённый член в свою киску. Но там было сухо, неуютно и больно. У меня пропало желание, и я ушёл в зал на диван.

Так прошла ещё неделя. У меня был выходной, и я что-то делал по дому. Неожиданно раздался квартирный звонок. Я открыл дверь. На пороге стояла тёща. Нужно сказать, что тёща жила в соседнем доме прямо напротив школы, где работала жена. И надо признаться, тёща была довольно интересная дама, немного за пятьдесят, но тело ещё сравнимо с молодой женщиной.

— Зять, ты куда смотришь? — сразу же с порога она напала на меня. Тут нужно отметить, что она всегда была такая боевая и агрессивная. — Твоя опять пошла провожать этого охранника на электричку. Иди догони их и устрой разгон. Что ты ей позволяешь?

— Да, ладно, успокойся, что дёргаться, — равнодушно заметил я.

Признаюсь, с тёщей я давно на «ты», я даже недавно на её юбилее, когда были все подвыпивши, признался ей в любви, а когда были наедине, приобнял и поцеловал её в губы. Она тогда улыбнулась и ничего не сказала, но после того случая потеплела и стала со мной ласковей.

— Как не дёргаться? — не унималась тёща. — Что ты ей позволяешь?

— Да, любовь у них, пусть побалывается, никуда не денется, — успокоил я тёщу, — проходи лучше в квартиру, что стоять на пороге.

У меня была какая-то злость, сначала на жену, которая клюнула на ухаживания чужого мужика и стала за ним бегать, как собачка. Потом тут пришла тёща и снова меня подогрела. Тут я сорвался, схватил тёщу за руку и потащил в спальню. Она, не ожидая от меня такого напора, не сопротивлялась и послушно шла за мной. Я сходу завалил её на кровать, задрал юбку и стянул колготки.

— Зять, ты что делаешь? — испугалась тёща, осознав мои действия. — Ты с ума сошёл?

— А что я делаю? — заводился я и не отпускал тёщу. — Ты же виновата в первую очередь, что дочь такая, вот и отвечай за неё. Я скоро из-за неё импотентом стану.

Тёще уже было не до шуток, но она почему-то не сопротивлялась и позволяла мне её раздевать. Она оставалась уже в блузке, когда я стянул с неё кружевные светлые трусики. Я быстро снял трико и навалился на неё всем телом, раздвинув её полнеющие ноги.

Она была мокрая, и я легко вошёл в её горячую вульву. В течение минуты я прыгал, как ошпаренный, пока не кончил. Тёща раскраснелась, её лоб покрылся испариной. Я залез под блузку и начал мять её большие груди. Она безвольно лежала подо мной и легонько подмахивала. Я снова почувствовал силу и скачки продолжились, только более продолжительней…

Тёща уходила молча. Только на пороге остановилась и устало сказала:

— Ну ты, зять, даёшь… не ожидала я от тебя такого… С женой сам разбирайся, делай с ней, что хочешь, я тебе больше слова не скажу…

Тёща ушла, хлопнув дверью. Я, опустошённый, стоял около окна и ждал, когда тёща выйдет из подъезда. Было не понятно, почему она ушла раздражённая и недовольная, а ведь не сдерживала себя, подмахивала и даже временами сладко стонала. Словом, тёща — кремень, как только её выносит тесть, хотя он весь больной, любил, грешный, в молодые годы выпить. Да, пожалуй, живя с такой бабой, точно сопьёшься или преждевременно помрёшь. Другого не дано.

Наконец, тёща вышла из подъезда и заспешила уверенной походкой к себе домой. Напоследок резко повернулась и стрельнула взглядом по окнам, попав прямо в яблочко.

Поздно вечером пришла жена. Я встретил её с ехидной улыбкой, а она демонстративно прошла в ванную комнату и скоро зашумела водой.

— Как Серёга? Ничего мужичок? — язвительно спросил я, когда жена вышла из ванной комнаты.

— Дурак! — достойно парировала жена. — У нас родительское собрание только что закончилось, обсуждали серьёзные вопросы.

— Да! А мама сказала, что ты своего любовника провожала… И, вообще, что это тёща лезет в наши отношения?

— Достали вы уже все меня! Что я должна перед вами отчитываться не понятно за что? Я же не спрашиваю, что вы там делаете, когда меня нет! — парировала жена, резко нападая на меня.

— Интересно девки пляшут! Меня ещё и разносят! — разозлился я. — Я же не бегаю за соседкой, хоть она мне и нравится!

— Кто? За кем? Валька что ли? — взорвалась жена. — Так она худая, как вобла, у неё ни попы, ни сиськи!

— Да, ладно, наговаривать! — не сдавался я. — У неё, кстати, сиськи что надо, дынеобразные с крупными сосками.

— А ты откуда знаешь?

— Забыла, что ли, она недавно приходила к нам за солью, и вы сидели на полу, когда ты хвасталась обоями. Вы их так тщательно рассматривали, что ползали на четвереньках. Вот из-под халата у неё и выпрыгивали сиськи, я успел разглядеть. Кстати, у неё и попа довольно круглая…

— Ах ты, гад! — взбесилась жена. — Тихоня! Раз так, я вам сейчас устрою!

Жена взяла телефону и стала набирать чей-то номер.

— Алё, Валька, привет! Ты сильно занята? Собираешься спать ложиться? Ааа… Муж на работе в ночную… Да так, ничего… Можешь зайти на минутку? Давай, я открою дверь!

Я растерялся от такой прыти и с недоумением смотрел на жену, та только усмехалась, явно что-то задумав.

Скоро пришла соседка, она была в том же халате.

— Привет! — сказала соседка, проходя в зал.

— Привет, Валька! — обрадовалась жена. — Присаживайся на диван!

Соседка, ничего не подозревая, важно опустилась на диван и оголила свои коленки. Я бестолково улыбался и молча наблюдал за происходящим.

— Валька, ты знаешь, что нравишься моему мужу, и он хочет тебя? — серьёзно выпалили жена.

Соседка даже думать не могла, и от такого прямого сообщения, просто, вытаращила глаза и впала в кому. Она растерянно смотрела то на меня, то на жену, и не могла понять — шутка это или прикол.

— Нее, Валька, я серьёзно… Ты же сама говорила, что тебя муж не удовлетворяет, а у меня, смотри, какой жеребец! Мне хочется своему мужу сделать приятный сюрприз… Валька, ну, чё ты растерялась, я же серьёзно… а ты, что стоишь, ты же сам говорил, что тебе соседка нравится… Иди к нам! Иди, иди же! — обратилась жена уже ко мне.

Вот это поворот! Я даже в мыслях такое не мог представить. Зачем это делала жена я не понимал. Честно сказать, тогда я и не хотел понимать, но её неожиданные действия меня завели, и я с вожделением смотрел на соседку. Соседка тоже ничего не понимала, а только молча улыбалась. Жена стянула соседку на пол и поставила на четвереньки. Та не сопротивлялась, а, опустившись на пол, почему-то оттопырила свою задницу.

— И, правда, круглая попа! — удивилась жена, задрав ей халат. — Надо же муж рассмотрел… А, ну-ка, Валька, сиськи покажи! — и жена без смущения распахнула ей халат. Соседка была полностью голая — под халатом никакой одежды не было.

Я поплыл. Я такого от жены не ожидал. Как будто они с соседкой сговорились, решив устроить мне стриптиз. Слишком у них всё слажено получалось, да и соседка вела себя странно, как-то безропотно выполняла все действия по указанию жены. Жена тоже рядом опустилась на колени и задрала свой короткий тонкий халат.

— Ну, смотри теперь, как мужчина, у кого задница аппетитней! — приказала мне жена, выровнявшись с попой соседки.

Я, буквально, оторопел. Я такого явно не ожидал. Но неожиданно возбудился и стал проявлять искренний интерес. Я подошёл сзади к жене и стал щупать её задницу, похлопывая по ягодицам, а сам в это время с удовольствием рассматривал соседскую попу.

— Да, что ты меня бьёшь! — не выдержала жена. — Ты замерь сначала мою, потом Валькину.

Я не понимал, как замерить и что им нужно, словом, что они вообще хотят. Но я, глядя на их попы, вдруг так сильно возбудился, что достал свой твёрдый член и стал водить головкой по манящей вульве соседской киски.

— Ой, ты что делаешь? — дёрнулась соседка.

— Как что, мерю! — спокойно сказал я и мягко погрузился в мокрую уютную киску.

Так я мерил несколько раз, боясь ошибиться, пока не возмутилась жена, — ей очень хотелось узнать результат замера в сравнении с её киской. Жена тоже была мокрая. И я поочередно мерил то жену, то соседку, то жену, то соседку. И они помогали мне, облегчая замеры лёгким подмахиванием. Вот так скрупулёзно я и мерил их, пока не известил о результате тщательных замеров своим сладострастным рыком, орошая горячие живые ягодицы плодом своих стараний.

Потом мы все сидели и пили чай с мёдом. А я так проголодался, что достал из холодильника большой кусок сырокопчёной колбасы. Проглотил — не заметил, как. Хорошо, были ещё варёные яйца и сыр. Всё съел. Наверное, на нервной почве. Все были довольны и счастливы. Я, пожалуй, больше всех. Соседка уходила радостная, а жена, провожая, отстранила меня в сторону и даже поцеловала её в губы. Вот так мы с женой помЕрились или помирИлись, не знаю, как точнее и правильней. И она, намекая на соседку, убедила меня больше не говорить с ней об охраннике Сергее. На этом, вроде как, и порешили. Но неожиданно семейные отношения получили дополнительный эмоциональный всплеск, приведший к новому продолжению любовных приключений.

Я заметил, что жена погрузилась в депрессию. Она потеряла интерес к жизни и превратилась в безвольное существо. Такое состояние у неё бывало довольно редко, и я при случае поинтересовался её делами, хотя мы договорились, не лезть в душу друг другу без особой надобности, то есть можно лезть, но только с разрешения другого. Она долго молчала, не отвечая на мои вопросы. Потом не выдержала и призналась, мол, Сергей стал её избегать, вроде как, ему стало стыдно перед женой, что он тайком встречается с чужой женщиной, то есть с моей женой. Вот сволочь! Видишь ли, ему моя жена перестала нравиться! Я ходил целый день в раздумьях. И тут меня вдруг осенила мысль, и я поспешил поделиться с женой. Я предложил ей пригласить к нам на выходные Сергея вместе с женой, заодно познакомимся, а там видно будет. Словом, как бог даст. Жене такая идея понравилась, и она заметно повеселела. Решили пригласить их на эти выходные.

Они приехали с некоторым опозданием. Жена, расфуфыренная как никогда, беспокойно ходила по комнатам и заметно волновалась. Я торчал на кухне и втихаря снимал пробы с приготовленных блюд. Как не странно, но я был спокоен, как мамонт. Мне даже было интересно увидеть жену Сергея.

Наконец, они приехали, извещая о себе звонком. Жена вздрогнула и засуетилась, а я пошёл открывать дверь. На пороге стояли Сергей и его жена Галя. Они поздоровались и прошли в квартиру. Сергей тут же передал пакет с бутылкой шампанского и коробкой шоколадных конфет. Шампанское я сразу поставил в холодильник. Гости тем временем разулись, и жена провела их в зал.

Жена светилась солнышком, одаривая всех счастливой улыбкой. А я тем временем рассматривал жену Сергея. Галя была высокая стройная женщина, длинные светлые волосы были аккуратно собраны на голове и придавали ей строгий недоступный вид, а зелёные большие глаза смотрели прямо и уверенно так, что вызывали страх и уважение у любого собеседника. Я заволновался и почувствовал неуверенность. Жена быстро накрыла в зале стол, а я включил лёгкую музыку Фауста Папетти в исполнении саксофона, звуки которого настраивали на лирический лад и гармонизировали любовные отношения. Жена принесла фужеры, и я, открыв шампанское, осторожно наполнил бокалы. Обстановка была ещё немного напряжённой, хотя всё располагало к расслаблению. Жена подняла свой бокал и, улыбаясь, просто сказала: «За знакомство!» Вроде одно слово, обыденное и простое, но процесс расслабления был запущен.

Жена, счастливая и раскрасневшаяся, переглядывалась с Сергеем, тот смущённо улыбался и косился на свою жену. Галя, напряжённая, сидела рядом и мелками глотками пригубляла шампанское. Чтобы как-то разрядить обстановку, я обратился к Гале, спросив у неё, какой предмет она преподаёт в школе. У нас с ней завязался дружеский разговор. Жена в знак благодарности улыбнулась мне, а Сергей пригласил её на танец. Они встали из-за стола, прошли в тёмный угол зала, прижались друг к другу и начали медленно под музыку переминаться с ноги на ногу или, если присмотреться, обниматься-обжиматься. Но Галя не видела, потому что сидела к ним спиной. Конспирация.

Я осторожно пересел поближе к Гале, она улыбнулась мне, и мы непринуждённо продолжили дружескую беседу. Я подлил шампанского, мы звякнули и выпили ещё раз за знакомство. Постепенно мы расслаблялись. Галя стала чаще улыбаться, а я осмелел, увидев за маской строгости обаятельную умную женщину. Потом мы с Галей выпили на брудершафт. Я осторожно приблизился к её губам и нежно поцеловал. Поцеловал легко и не навязчиво, но продолжительно, искренне передавая вместе с поцелуем всю свою нежность, желание и страсть.

Галя раскраснелась и ей стало жарко. Я помог ей снять кофточку, и она, расстегнув заколки, освободила волосы. Её оголённые плечи были сексуально привлекательны, а небольшие груди, просматриваясь сосками через тонкую ткань, смущали меня и призывали к действиям. Я не заметил, как моя жена и Сергей ушли в спальню. Я пригласил Галю на танец. Она, высокая и горячая, доверчиво прижалась ко мне. Я разволновался. Её светлые длинные распущенные волосы благоухали возбуждающими ароматами. Мои губы находились на уровне её зеленных блестящих глаз. Я осторожно обнял Галю и прижал к себе, пытаясь поцеловать в губы. Она отстранилась и попросила присесть к столу. Было жарко, и мы пригубили бокал шампанского.

— Лёша, ты извини меня, — обратилась она ко мне, — у меня пуританское воспитание, поэтому имею кучу комплексов. Мои строгие родители всё запрещали мне. К сожалению, и Сергею из-за этого досталось, он у меня темпераментный мужчина, и я его понимаю, он же… дружит с твоей женой… от меня то толку мало, я сильно зажата и позволяю себе в сексе только одну миссионерскую позицию, да и то в таком напряжении, — она виновато посмотрела на меня и с трудом выдавила из себя грустную улыбку.

— Галя, не переживай так, ведь я тоже такой же, как и ты, поэтому ничего не имею против, что моя жена дружит с твоим мужем… Моя жена тоже страстная и ей не хватает моей любви, — грустно улыбнулся я и с пониманием посмотрел на Галю. Наши глаза встретились, и я почувствовал, как что-то во мне ёкнуло, и моё тело бросило в жар.

— Честно говоря, меня секс не интересует, я, вообще, не понимаю, зачем он нужен, кроме, как для рождения ребёнка, — продолжала она, — Наверное, я фригидная, ведь я совсем не получаю от этого удовольствия. Мне жаль моего мужа, но я, признаюсь тебе, лишний раз стараюсь избегать половой жизни, она мне стала, просто, в тягость. Я уважаю мужа и понимаю, что должна исполнять супружеские обязанности, но ему слишком много нужно, поэтому я согласна, что он встречается с твоей женой… Вот я и захотела познакомиться лично с вами, взглянуть на её мужа, который тоже спокойно к этому относится, этим мы с тобой точно похожи.

Закончив говорить, она доверительно и с благодарностью посмотрела на меня. Мне всё больше и больше нравилась эта умная женщина. Я уважительно смотрел на неё и улыбался, всем видом показывая понимание и дружеское расположение.

— Галя, какая ты замечательная женщина! — искренне сказал я. — Тебя нужно любить! И ты должна полюбить секс! Ты такая умная и такая женственная, я чувствую в тебе нежность и страсть, просто, в силу своего воспитания, ты боишься себя проявить, как женщина. И я тебе со всей ответственностью говорю, ты очень страстная женщина, ведь я ещё и психолог по образованию, поэтому я это уверенно говорю, потому что я это чувствую. Я, кстати, некоторое время занимался семейными отношениями и касался вот именно сексуальных проблем в семье.

— Да!? Неожиданное признание и новость для меня, — искренне не то удивилась, не то обрадовалась Галя, — ты считаешь, что у меня ещё не всё потеряно? И у меня есть возможность стать страстной женщиной?

— Я в этом уверен! — искренне и решительно выпалил я. — Ты, просто, выкинь страх и все свои мысли о выдуманной фригидности, и доверься мне! Тут частая ошибка мужчин: они так увлечены своими любовными похождениями на стороне, что не пытаются разбудить женщину в своих жёнах. А ты, Галя, очень страстная женщина! Поверь мне и доверься! Иди ко мне, моя хорошая… Не бойся, я такой же, как и ты, — я помог ей встать со стула и посадил к себе на колени. Она не сопротивлялась, но была напряжена, а я между тем продолжал, — признаюсь, у меня, кроме жены, не было женщины… Странно, Галя, но у меня такое впечатление, как будто мы с тобой давно знакомы, я никогда так ни с кем не говорил доверительно, ты мне очень нравишься… Я боюсь и очень волнуюсь…

Я осторожно обнял её и легонько прижал к себе, она не сопротивлялась, но и не проявляла инициативы. А между тем из спальни начали доноситься стоны и звонкие шлепки. Мы переглянулись с Галей и смущённо заулыбались.

— Пойдём посмотрим, что они там делают! — предложил я, и у меня тревожно забилось сердце.

Я помог Гале встать и взял её за руку, и мы пошли к спальне.

Дверь спальни была прикрыта. Я пропустил Галю вперёд, а сам, встав за ней, осторожно надавил на ручку двери. В образовавшуюся маленькую щель мы увидели интересную картину. Моя жена, полностью голая, стояла на четвереньках и охала и ахала, а Сергей, пристроившись сзади, шлёпал её низом живота по пышным широким ягодицам. Жена извивалась и стонала, а Сергей, держась за её пышные дрожащие сиськи, работал, как поршень в двигателе внутреннего сгорания.

Бог ты мой, подумал я, вот это машина, сколько же в ней лошадиных сил. Но моей жене было очень приятно, и я переключил всё своё внимание на Галю.

Она стояла, раскрыв рот. Такой темперамент и такую страсть она увидела впервые. Прямо на моих глазах происходило превращение женщины из одного эмоционально-чувственного состояния в другое: из закомплексованной фригидной женщины она преобразовывалась в горящую желанием и страстью самую настоящую самку. Я чувствовал жар её тела, страсть и желание в ней вспыхнули и запылали с такой силой, с какой трещит и гудит мечущий огонь в раскалённой топке огромной печи. Я почувствовал это и задрожал всем телом, охватываясь той же самой страстью и тем же огромным желанием безумной любви. Я схватил Галю за широкие бёдра и со всей силы прижался к её круглым упругим ягодицам. Она не сопротивлялась, а только прерывисто задышала и закрыла глаза. Она наклонилась, обхватила руками косяк и прижалась к нему лбом. Я решительно и быстро задрал её платье и стянул розовые тонкие трусики. Она глубоко и тревожно вдохнула и, вдруг, прогнувшись в пояснице, замерла.

И я, воспользовавшись моментом и желанием, тут же жадно припал губами к её промежности между ягодицами. Всё произошло так быстро и страстно, и с таким натиском, что мы с Галей потеряли равновесие и завалились в спальню, упав прямо на кровать. Страсть бушевала на полную катушку. Комплексы и подобные им всякие ненужные неудобства улетучились так же быстро и внезапно, как вытягивается и улетучивается при горении через дымовую трубу едкий дым. Я никогда не испытывал такого желания и такую мощную страсть, которые вызывала во мне Галя. Я так разволновался и меня так затрясло, что я застучал зубами. Меня охватил озноб, и я боялся отключиться и потерять сознание. Желание и страсть, которые разбудила во мне Галя, бушевали с такой силой и с таким неудержимым напором, что жена и Сергей, возившиеся в спальне, показались не реальными и отошедшими куда-то на задний план. Бог ты мой, сколько же во мне желания и страсти! Я даже не понял, как вошёл в Галю. Вошёл быстро и неудержимо, легко и мягко. Мне в ней было очень комфортно, тепло и уютно. Она, влажная и сладкая, лежала на спине, а стройные длинные ноги, разведённые в стороны и согнутые в коленях, упирались мне в грудь и покоились на плечах. Я, опираясь на руках, осторожно двигал тазом и медленно входил во всю длину своего возбуждённого члена. О, боже, какое же у неё тесное и упругое влагалище! Я остро чувствовал её всем телом: её жар, её страсть, её желание. Мы были с ней на одной сладкой волне, соединённые в одно целое искренним обоюдным желанием и взаимной страстью. Мы не обращали внимания на присутствующих, их для нас в тот момент не существовало. Мы так искренне и нежно отдавались друг другу, и были в таком тесном контакте, что я почувствовал, как Галя напряглась и активней задвигала тазом. И тут же следом низом живота я почувствовал приближение горячей мощной неудержимой лавины, которая надвигалась стремительно и быстро подобно неожиданному просыпанию и взрыву сладострастного вулкана с извержением всех признаков глубокого безумного оргазма…

«О, боже, как же мне хорошо! Галочка, ты же Богиня! Сколько же в тебе любви и страсти! Ты суперстрастная горячая женщина! Ты лучше всех!» — такие мысли, как в калейдоскопе, пронеслись в моей голове. Мы с Галей кончили одновременно, кончили страстно и сильно. Я от напряжения и такой страсти, просто, отключился, и Галя, впервые испытав такой сильный оргазм, тоже притихла и замерла…

— Эй, что с вами? — услышал я откуда-то издалека чей-то голос, меня трясли за плечи. Я открыл глаза. Надо мной склонились моя жена и Сергей. Я улыбнулся и, счастливый, часто заморгал глазами. Галя тоже улыбалась. И все заулыбались. Все были довольные и счастливые. Сергей был рад, что жена, наконец, испытала настоящий оргазм.

Скоро мы все дружно сидели в зале за столом и пили шампанское, весело и непринуждённо переговаривались между собой и обсуждали со всеми подробностями планы следующих встреч.

ЛЮБОВНЫЙ РАВНОБЕДРЕННЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК

Анна Кирилловна жила в Узбекистане. Когда от инфаркта умер муж, она вынуждена была покинуть насиженное долгими годами родное гнездо и переселиться жить к единственной дочери Марине.

Обменяв в Узбекистане трехкомнатную квартиру на машину, Анна Кирилловна подарила ее любимому зятю, и Александр был очень рад свалившемуся счастью, и он очень тепло принял моложавую тещу в семью.

Жена Марина, двадцатипятилетняя аморфная женщина, располневшая после рождения второго ребенка, превратилась в вечно недовольную зануду, став копией покойного отца. Анна Кирилловна же — полная противоположность: несмотря на свой возраст, она, как молодая девушка, постоянно носилась по квартире, затевая то уборку, то приготовление вкусного блюда, и щедро баловала внуков и любимого зятя. Разделив обязанности хозяйки со своей дочерью, она стала незаменимым полноправным членом семьи.

Марина и Александр работали по разным вахтам. Когда ночь проводили дома вместе, из спальни доносился недовольный голос дочери — она очередной раз отказывала любвеобильному мужу. Утром, когда зять уходил на работу, Анна Кирилловна доброжелательно журила дочь, давая ей поучительные советы:

— Мариночка, разве так можно? Надо всегда ласкать мужа, как только он захочет. Так он и на сторону будет смотреть. А вдруг и приберет еще какая! Нет, так нельзя…

— Мама, что ты несешь? — измученная прошедшей ночью приставаниями мужа, раздраженно говорила Марина. — Да пускай он заимеет любовницу! А семью он никогда не бросит. Он любит детей и очень ответственный. И что с ним будет? Да и не люблю я это… Как животные какие-то… И так уже двое детей есть! Куда еще?

Анна Кирилловна не соглашалась с дочерью. Сорокапятилетняя женщина еще горела неугасимой страстью. Она уже третий год жила без мужа. Иной раз, слыша возню в спальне, ее воспаленное воображение рисовало эротические сцены, а рука непроизвольно проникала под трусики и нащупывала твердеющий бугорок, тонкие пальчики раздвигали зудящую половую щель и мягко проникали вовнутрь. Она даже для этого случая держала под подушкой маленькое вафельное полотенце, чтобы после нахлынувших чувств вытереть влажную промежность.

Страсть с годами не унималась, а, живя с молодыми, усиливалась с новой силой. Природа как будто насмеялась над матерью и дочерью: живые глаза Анны Кирилловны буквально пылали страстью, когда молодое тело Марины дышало старческой медлительностью и равнодушием к жизни.

Александр, оставаясь наедине с тещей, испытывал томительное волнение и всякий раз, наблюдая за этой энергичной снующей по квартире женщиной, ловил себя на гадкой мысли, что она его волнует именно как женщина. И эта бесстыдная мысль мучила его и заставляла страдать от собственной борьбы с самим собой.

Однажды младший сын простыл, и Марина вынуждена была лечь с ним в больницу, где, опасаясь серьезного заболевания легких, собирались малыша тщательно обследовать.

Все произошло неожиданно и самим собой.

Александр сидел в зале и смотрел телевизор, когда неожиданно зашла свежая пылающая страстью теща. Она, облаченная в короткую ночную рубашку и с распущенными волосами, излучала любовь. Теща кокетливо передернула оголенными плечиками и игриво сказала:

— Ну что, зятек, будем ложиться спать, а то тебе завтра рано вставать на работу? Внучка уже уложила, спит без задних ног, умаялся, маленький, за день…

А у него возьми и сорвись с языка:

— А что? Пойдем… Раз жены нет, то, может быть, с тещей…

Сказал так и тут же похолодел от страха.

— Да уж, думаю, сгожусь на что-нибудь!.. — неожиданно поддержала Анна Кирилловна.

То, что вытворяла в постели теща, Александр никак не ожидал. Эта истосковавшаяся по мужской ласке женщина доводила до того, что он, кончая, заводился снова и снова, неистово набрасываясь на её сексуальное тело. Страсть усиливала та же когда-то постыдная мысль: он любит не просто чужую женщину, а мать своей жены, тещу.

Анна Кирилловна, испытывая сильный оргазм, страстно прижималась к зятю и скрипела стиснутыми зубами. Потом, когда впадала уже в безумие, тихо постанывала и, томясь в сладострастии, изгибалась всем телом.

Александркак будто сорвался с цепи: его взбешенный член, изливаясь соком, не спадал, и он, отдышавшись, сразу же набрасывался опять. Анна Кирилловна с радостью уступала, раздвигая дрожащие ноги, и умиленно похлопывала его по жарким подвижным ягодицам.

— Бедненький ты мой!.. Как тебя жена измучила!.. Вот мы ей!.. А-а-а-а-а!.. О-о-о-о-о!.. — сладко стонала она.

Теперь регулярно, когда жена работала в ночную смену, Александр спал с тещей.

Знала жена или нет, или догадывалась, но только в семье установилось полное согласие. Иногда Марина по привычке чувствовала, что ей чего-то не хватает, и Александр залезал на жену, исполняя свой супружеский долг, и Марина успокаивалась на целый месяц, а то и больше.

Зато с тещей была полная гармония. Он за короткий срок полностью определил свои сексуальные возможности и узнал столько сладостных поз, что ночь, проведенная с милой желанной тещей, была похожа на чудесную волшебную сказку, которую Сашенька так сильно любил в далеком счастливом детстве…

НЕОЖИДАННАЯ СТРАСТЬ

Меня впечатлил откровенный рассказ сослуживца, с которым мне пришлось побывать в командировке в далёкой Бурятии. Целыми днями мы проводили обследования на крупном энергетическом предприятии, где произошла крупная серьёзная авария. К счастью, по чистой случайности, в это время были праздничные выходные, всё обошлось без человеческих жертв.

Вечерами после работы, чтобы занять время, мы играли в шахматы или просто разговаривали не о чём, стараясь чем-то заинтересовать друг друга. Как-то заговорили о женщинах и затронули тему о тёще. Мой приятель заметно напрягся, и я почувствовал в нём некую борьбу. Тема о тёще его почему-то взбудоражила, и он, наконец, доверяя мне, раскрыл непростые отношения со своей тёщей. Вот его рассказ. Постараюсь изложить его со всеми подробностями от его имени.

Я только что закончил институт и возвращался домой, и в поезде познакомился с молодой студенткой, которая перешла на второй курс и тоже ехала в моём купе с каникул в мой же родной город, где и жила, и училась. Ну, ехали и ехали, мало кто с кем едет, познакомились, дружески пообщались о том о сём, она рассказала о своей студенческой жизни, о своей учёбе, я немного о себе. Словом, расстались без всяких намёков и предложений, как хорошие попутчики. Я даже помог ей донести вещи до машины, на которой встречала её мама. Тогда на неё, тем более на её маму я даже не обратил внимания. Женщина как женщина, средних лет, приятной внешности.

Приехав домой, я оказался в полной изоляции. Все мои приятели и друзья разъехались кто куда, знакомые девушки вышли замуж и успели родить. Меня обуяла тоска. Я вспомнил о своей новой знакомой. Нашёл её в институте, пару раз встретились, и как-то вечером, провожая её, я, как бы шутя, ляпнул, а не пошла бы ты за меня замуж… Вот так неожиданно я и попался, сам себя и женил, видно, оказался довольно длинный у меня язык, или, может быть, начался «сперма токсикоз».

Она была единственная дочка. Жили в трёхкомнатной квартире. Поэтому после свадьбы поселились у них. Ты даже представить себе не можешь, как мне было сложно начинать семейную жизнь. Признаюсь, честно, у меня никогда не было женщины. Была один раз случайная связь с какой-то старшекурсницей и то, когда мы отмечали удачную сдачу очередной сессии и я немного перебрал. Меня, буквально, затащили на себя, и я кончил без всякого желания и удовольствия, так ничего и не поняв. Зато та девушка-женщина была горда, что из меня сделала мужчину. Вот и весь сексуальный опыт был на то время у меня. Да и, вдобавок ко всему, моя молодая восемнадцатилетняя жена чувствовала себя напряженно и всего боялась. Словом, пара была что надо, достойная друг друга.

У нас в первую брачную ночь вообще ничего не получилось. Я возбужденным членом тыкал ей куда-то в низ живота, пока не кончил, перевозбудившись. И так у нас продолжалось почти неделю. Жена рассказала тёще, что у нас ничего не получается. Тёща стала переживать за нас. Она в беседе с дочерью успокаивала её и учила, что бы та не боялась и расслабилась, а на меня смотрела сочувственно и с пониманием. Я, в свою очередь, чувствовал себя не ловко и несколько виноватым. Потом как-то тесть лёг на обследование в больницу, у него что-то было с сердцем, и мы остались втроём. Вечером тёща на ужин достала бутылочку хорошего вина, и мы её распили. Было легко и приятно. Мы сидели весело и непринуждённо. Потом перешли в зал и сели на диван смотреть телевизор. Там шёл какой-то концерт с участием известных артистов. Я обнял жену, и мы стали целоваться. Сначала робко, потом поувереннее. Тёща смотрела на нас и улыбалась. Я какое-то время стеснялся, а потом осмелел. Уже залез рукой жене под блузку и ласкал ей грудь.

Я тогда не знал, что тёща обещала жене помочь стать женщиной. Правда, я не представлял, как она хотела это сделать. Только получилось так, что диван раздвинули, и мы с женой оказались в одних трусиках. Я, возбуждённый, целовал жене груди и привычно тыкал возбуждённым членом ей в бедро. Тёщу я уже, просто, не замечал, она ушла куда-то на второй план. Я только почувствовал, как кто-то уверенной рукой взял мой член и стал водить по горячему чреву. Я видел возбуждённую жену, её горящие страстью и желанием глаза. И я слышал откуда-то издалека приглушённый голос тёщи: "Доченька, расслабься, это же не больно, тебе будет приятно… расслабься, моя хорошая… вот так… умничка… вот ты и потекла, влажная стала… Давай, зятёк, ложись на жену… вот так, не спеши, зятёк, осторожно…" И я почувствовал, как мой член стал погружаться в тесное горячее нутро, и я чувствовал, как он упёрся во что-то упругое и не податливое… Но я был спокоен и не думал об этом… "Вот так, зятёк, вот так, молодец, — доносилось до меня, — Вот так…", — сказала она ещё раз и надавила на мои ягодицы. Жена ойкнула и дёрнулась, а мой член полностью погрузился во внутрь. Вот таким образом мы вместе с тёщей лишили девственности жену. Я был ей очень благодарен, её такту и выдержке…

Позже ещё раз произошёл один случай. Жена уже была на сносях, и её положили в роддом. В это время тесть опять лежал в больнице с обострением сердца. Я пришёл с ночной смены и лёг спать. И я уже уснул, когда на меня вдруг запрыгнула тёща и стало энергично прыгать.

— Сын у тебя родился, сын! — радостно верещала она, сидя на мне и неистово скача.

Я спросонку ничего не соображал, а, находясь месяц без секса, обхватил тёщу за ягодицы и со всей силы прижал к себе. Халат сбился, и я увидел, что она без трусиков. И я, ничего не понимая, быстро вошёл в неё. Мне было так сладко и уютно, что я кончил, стоная как раненный зверь, буквально, через несколько секунд… И я отпустил тёщу только тогда, когда полностью расслабился, и та в тот же миг умчалась из спальни…

Потом уже, когда я пришёл в себя, я сильно переживал и не знал, как себя вести дальше. Мне повезло с тёщей, она всё поняла, и мы с ней договорились, что это всё останется между нами, и мы будем хорошими друзьями. Мы до сих пор уважаем друг друга и между нами хорошие доверительные отношения, а о произошедшем больше никогда не вспоминали…

ДРАМАТИЧЕСКАЯ ЖЕНЩИНА

Светка, моя институтская подруга, поехала на выходные на дачу. Когда выходила из электрички, неудачно спрыгнула на землю и подвернула левую ногу. Я только что пообедала, как она звонит мне и говорит:

— Анька, выручай, нога так опухла, что спасу нет, а у тебя есть машина, — словом, вези, а то не могу даже шевелить ногой!

Хорошо машина под окном и дача почти в черте города! Я сразу же за руль и через час у Светки. А Светка, задрав левую ногу выше головы, лежит на лавке вся зеленая и жалобно стонет.

— О-о, моя спасительница, — радостно запищала она, — я не могу уже, нога так ноет, так ноет, что внутри все выворачивается.

Дотащила я ее кое-как до машины, стянула опухшую ногу каким-то платком, чтобы как-то снять боль, и лишь потом потихоньку тронулась до больницы.

Молодой хирург принял сразу, только направил сделать рентген левой стопы, а то не понятно: вывих тут или перелом.

— Доктор, как перелом, — испугалась Светка, мне же через месяц в Москву надо уезжать.

— Да ничего страшного, за месяц все заживет, — успокоил хирург, — только вот посмотрим, что рентген покажет.

Рентген показал трещину какой-то косточки. Светка, конечно, расстроилась.

— Да, не переживай, сказала я ей, доктор же заверил, что через месяц все затянется. Ну, а пока на костылях попрыгаешь (мы костыли тут же в больнице на прокат взяли), заодно и похудеешь, я даже тебе завидую, — схитрила я.

— Ну, уж, спасибо, подруга, успокоила, — чуть не плача, сказала Светка.

Я поняла, что переиграла, и, чтобы как-то сменить тему, предлагаю ей:

— Светка, поехали лучше ко мне в гости, у меня такое прекрасное вино есть, немножко расслабимся.

Светка охотно согласилась.

Я живу на восьмом этаже, и лифт как всегда не работает. Постояли мы со Светкой на первом этаже, подавили-подавили кнопку вызова, немного повозмущались, поохали, а делать то нечего, все-таки приехали, подыматься нужно, да и вино прокиснет.

— Ладно, — решилась Светка, — ты меня сзади придерживай, а я на палках поскачу.

Сказала она и прыгнула вперед, а я даже сообразить не успела. Светка спотыкнулась и со всего роста грохнула на ступеньки. Боже мой, я так испугалась и чуть не оглохла от грохота. Светка лежала на ступеньках и молчала. Я тоже окаменела и не знала что делать.

Светка, наконец, зашевелилась и заойкала. Ее левая кисть, неестественно подвернутая под туловище при падении, повисла плетью. Я помогла ей встать.

— Мамочка, что с этим пальцем? — испугалась Светка, глядя на кисть левой руки.

— Наверное, ушибла, — смутно высказала я догадку.

— Вот, как с утра не повезет, так весь день насмарку, — печалилась Светка, — а черт с ним, видно ушибла, — продолжила она, — на, неси палки, а я так, на одной ноге поскачу, буду руками за перила держаться.

Наконец, мы добрались до восьмого этажа. Светка, едва переводя дыхание, устало ввалилась в квартиру.

— Пить хочу, аж в горле все пересохло, где там твое хваленое вино, — сразу выпалила она.

Я засуетилась, достала конфеты, фрукты, разлила по бокалам красное вино.

— Как всё-таки хорошо, — сказала Светка, попробовав охлажденное вино.

— Хорошо, — согласилась я, — вот, если бы только не нога… Слушай, а что у тебя со средним пальцем, — вдруг встревожилась я, — какой он у тебя стал большой и синий, прямо как слива.

— О-о, да-а, — испугалась Светка, — что это с ним?

— Слушай, Светка, тебе, по-моему, опять надо в больницу, — нерешительно сказала я.

— Да… надо, — согласилась Светка, — он у меня так пульсирует, как будто здесь сидит второе сердце.

Спускаться было гораздо легче. Мы со Светкой привычно доехали до больницы, и нас там как родных встретил знакомый хирург.

— Что, плохо наложили гипс? — спросил доктор.

— Да нет, — сказала Светка, — вот, что-то с пальцем…

Светка показала доктору средний палец. Хирург округлил глаза и сразу выписал направление на рентген.

— Да-а, — сокрушенно закачал головой доктор, внимательно рассматривая снимок, — у вас трещина проксимальной фаланги среднего пальца левой руки. Как это вы умудрились.

Светка рассказывала, а доктор смотрел, то на загипсованную левую ногу, то на средний палец левой руки, который напоминал темненький баклажанчик, только что взошедший на грядке Светкиной дачи. Доктор слушал и незаметно хмыкал. — Будем гипсовать левую кисть, — наконец, сказал он.

— Но, доктор, как я буду ходить на костылях? — взмолилась Светка.

— А, да, — задумался хирург, — тогда только палец.

— Вы уж, пожалуйста, больше ничего не ломайте, — говорил он потом, провожая нас до двери, — умейте держать равновесие на костылях.

— Фу, наконец, — сказала Светка, с трудом забираясь в машину.

— Ну, что, опять ко мне, допивать вино, — пошутила я.

— Конечно, — не поняла юмора Светка, — Что я, зря, что ли, палец сломала.

— Слушай, Светка, — вдруг озарила меня идея, — я сейчас соседа Вована попрошу, он страшный качек, у него мышцы, как у Шварценеггера, он тебя за шесть секунд занесет на восьмой этаж.

— Уа, — обрадовалась Светка, — я так люблю, когда меня здоровые мужики на руках носят.

Сказано-сделано. Как только мы приехали к дому, я сразу к соседу. Вована долго уговаривать не пришлось, оказывается он тоже любит носить на руках симпатичных девушек.

Когда Светка его увидела, то радостно затрепетала, забыв о ноге, о пальце и о костылях.

— Вот наш спаситель, — гордо сказала я, познакомив Вована со Светкой.

Вован, живая легенда, легко поднял Светку на руки и понес ее в подъезд. Я немного замешкалась, паркуя машину и неся костыли. А когда вошла в подъезд и поднялась на четвертый этаж, увидела лежащего на спине Вована, а на нем испуганную Светку.

— Что с вами? — вырвалось у меня.

— Я, вроде, ничего, — чуть слышно выдавила Светка, — вот только локоть немножко ушибла при падении, на этот раз точно не сломала, просто немножко ударила…

— Вован, Вован, а ты как? — беспокоилась я.

— О-о! — застонал Вован, — я задницей проехал по ступенькам, черт, поспешил и оступился, о-о-о, моя задница…

Хирург уже открыто смеялся, когда я привезла Вована и Светку в больницу.

— Перелом копчика, — констатировал доктор, рассматривая снимок Вована.

Светке же повезло, она действительно отделалась только ушибом.

— Доктор, почему так? — искренне возмущалась я. — Как кто-то со мной свяжется, так чего-нибудь ломает? Я какая-то травматическая женщина!..

— Пожалуй, драматическая, — добавил доктор.

А вино мы всё-таки попили. Правда, уже на свадьбе у Светки и Вована. Вот такая получилась у нас трагикомедия.

Оглавление

БАБНИК

ЗАКОЛКА

СЛАДКАЯ ПОТЕРЯ НЕВИННОСТИ

ГОРЕМЫКА

СЛУЧАЙНЫЙ ПОПУТЧИК

БЕЗГРЕШНЫЙ ЛЮБОВНИК

СЕМЕЙНЫЙ ДОГОВОР

ЛЮБОВНЫЙ РАВНОБЕДРЕННЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК

НЕОЖИДАННАЯ СТРАСТЬ

ДРАМАТИЧЕСКАЯ ЖЕНЩИНА