Болезнь Богов [Александр Сергеевич Сорокин] (fb2) читать онлайн

                                  БОЛЕЗНЬ   БОГОВ: ИГРА НА ПОВЫШЕНИЕ

                                                                             1

                   Мать приехала договориться о свадьбе. Они уселись с тещей в зале, обсуждая, кто, сколько вложит на готовящуюся процедуру.  Мы тем временем дурачились в спальне. Оксана раскинула ноги. Ее дрожащий носок задевал люстру, трясшуюся с резким позвякиванием. Мне на лицо сыпалась пыль с цоколя, тершего штукатурку. Отвернувшись, через стекло двери я видел сухой острый профиль матери и оплывшее круглое лицо продувной тещи. Каждый старался сэкономить на свадебных расходах, и не уступал. Я учился на третьем курсе мединститута. Оксана - в финансово – экономическом. Нам обоим по двадцать. Оксана от меня беременна. Она уверена, что беременна именно от меня, а не от возрастного любовника. Ее любовник – прибалт, на много лет ее старше, женат, обременен тремя детьми - подростками. Появляется в Волгограде  наездами. Любовника Оксана бросать не собирается. Для нее предстоящий наш брак – формальное прикрытие старых похождений и месть Кестасу, не сдержавшему обещание, продолжающему жить семьей. Теперь они уравняются. Она будет замужем. Он женат.

                     Последние месяцы я подсел на разнообразные ПАВ. Ночные клубы, бары, рестораны, и девушки изрядно подтачивали мой бюджет. Для знакомств с девушками приходилось таскать с собой Юрку Гатальского, оплачивая его паразитическую дружбу. Брак с Оксаной  насыщал  мои чресла и ее лоно. Я, как планировалось, переходил жить к Оксане. Мать переставала платить за снимаемое для меня жилье. Упорядочивал нашу жизнь. Преимущества казались выдуманными. Оксана могла сделать аборт, а я, зависнув с кем-то еще, загасить обильным сексом бушующие эндорфины, и слезть с иглы.

                    Торг матери с тещей завершался, а мы с Оксаной в соседней комнате никак не могли кончить. Лобок бился о лобок. Я готов разразиться воплем от бессилия, предвещавшего мозоль. Мать закричала из зала, приглашая присоединиться к беседе. Мы торопливо оделись. Вошли в зал взъерошенные, растрепанные, пропитанные запахом смазки и спермы. Нам объявили день свадьбы. Свадебное застолье произойдет в этом – же зале. Предлагали обсудить, кого мы хотим пригласить, мать и теща кандидатуры своих сторон уже провозгласили. Далее перешли к костюмам и платью новобрачной. Если я обходился выходной тройкой, то Оксане решили шить, а не покупать готовое или использованное свадебное платье. Последнее считалось дурным примером.

      Мы облазили соседний рынок, перебираясь по доскам на камнях меж весенней воды. Торговались до посинения с неуступчивыми чурками и славянами. Выбирали в салонах и самом большом свадебном магазине. Наконец, нашли устраивающее розовое платье, что означало и ожидание честности, и отсутствие невинности новобрачной.

       День назначен. Родственники и друзья в нетерпении. Мальчишник заканчивается пьяным разрушением печки в сарае, где обретался однокашник, предоставивший территорию для студенческой оргии. Просыпаюсь в реанимации между кроватей умирающих с толстенной медсестрой в позе всадницы. Распухшая голова, трепещущие нервы и жадные клятвы в совместной жизни до физического конца с расчетливой предательницей Оксаной.

                                                         2

             Оксана – родная сестра Пантелея Звира. Когда день свадьбы уже назначили, мы шли с Оксаной к остановке от дома тестя. Нас  остановили хулиганы, три пьяных   брата и свояченица, одного из них. Попросили закурить. Я протянул пачку. Хулиганы  хотели драться. Потребовали денег. Я дал, но они хотели всех. Свояченица, сестра жены старшего из них, не примиряла буянов, а  моя Оксана пыталась. Меня ударили. Я упал. Трое Смирновых били меня ногами. Забили ногами до смерти. На труп бросили опустошенный бумажник. Хватавшей убийц за руки, пытавшейся их остановить,  Оксане тоже досталось.                1

            Состоялся суд. Старший Смирнов получил 10 лет. Остальные  братья - меньше. Пантелей Звир, вместе с сестрой Оксаной, сидевшие в зале суда, заявили, что “убийцам все равно не жить”.  Родители - Звиры, их старший сын Глеб промолчали.

            Вышедший старший Смирнов праздновал свое освобождение в летнем кафе. Присутствовали ранее освободившиеся родные братья и местный криминал. Подъехал мотоциклист, его лицо скрывал опущенный шлем. Неизвестный расстрелял старшего  Смирнова в упор   из автомата “Калашников“.   Средний и младший Смирновы погнались за стрелявшим   на своих мотоциклах. Преследователи замешкались. Мотоцикл среднего Смирнова завелся не сразу, а младшему Смирнову пришлось ехать на чужом мотоцикле. Братья отстали. На повороте стрелок издалека погрозил стволом автомата. Снял шлем, и открыл лицо.  Будто бы то был Пантелей Звир. Мотоцикла у него своего не было, но, возможно, он одолжил у  брата Глеба.

          Расстояние не позволяло уверенному опознанию Пантелея Звира, а видеокамеры на том перекрестке не было. Средний Смирнов решил с пистолетом против автомата не лезть, пару раз все же выстрелив в сторону уезжавшего мстителя в спину.  На счет показавшегося лица средний Смирнов в полицию не донес, не болтнул и пацанам, положив держать язык за зубами, уж больно в силу на районе входил Звир, что удивительно, если расправился сам, не поручил другому.  Кроме того, Смирновы позиционировали, что живут по понятиям, и разберутся сами.

              Тяжело раненый в грудь и голову старший Смирнов скончался в больнице. Следствие не нашло  ни его убийцу, ни мотоцикла стрелявшего, бывшего без номеров, ни оружия. Подозрительно, что мотоцикл Глеба Звира числился в угоне. Свидетели убийства от четких показаний отреклись. Преступление, совершенное на глазах множества людей, рано, около шести часов вечера, осталось нераскрытым.

              Оксана Звир, десять лет по смерти жениха, не могла выйти замуж, не брали. Была она брошена и возрастным любовником.     Прошло еще  два года, и Смирновы уехали из города.

                                                                 3

             Поскольку родители – провинциалы не знали столицы, Пантелей Звир назначил им встречу на МФЦ, рядом с метро. Из-за ежегодного отчетного собрания перед акционерами забрать на вокзале не получилось. Ехать с “незнакомыми людьми” (водителем)   родители не захотели.

              Пантелей стоял перед экраном. За его спиной вычерчивались кривые “Сургутнефтегаза”, “Газпрома“, “Сбера“, “Полюсзолота“ и его “Кредитного”. Завсегдатаи МФЦ, простые игроки, часто небогатые, плохо одетые люди, расспрашивали его о перспективах.   Бывший в курсе его поездок Добружев спросил через микрофон:

- Так значит, Пантелей Евстахиевич, акции не продавать?

- Конечно, держите, - спокойно отвечал Звир, глядя на своего охранника Олега рядом с автоматом по продаже   напитков. -  Вам что, жмет?

              В зале засмеялись.

 - Продавать? С какой стати? Вот нелепость! Завтра  “кредитные” будут по 3300.

              В дверях Звир увидел старичков – родителей, когда Добружев успел ему шепнуть:

- Завтра Гундерман сыграет на понижение.

- Мы все – то “быки”, то “медведи”… Не говори глупостей, Добружев. Сразу после акционерного собрания и объявлении о выплате высоких дивидендов Гундерман нас не сдаст. И ты что, Добружев, одним днем живешь? Бумаги как упадут, так и поднимутся.

               Он уже наклонился целовать родителей, дежурно интересуясь, как добрались. Теплые чувства были искренними до ребячества. Недолго позволили ему оставаться искренним. Подбежала Анна Саакова:

- Пантелей, акции продать после получения дивидендов?                                                2

- Тебе все мало, Аня? Хочешь совета? Не играй на бирже, не играй! Не женское это дело!

                За спиной Ани Сааковой стояла толпа плохо одетых мелких биржевых спекулянтов. Аня убрала микрофон, повернувшись к видеооператору.  Передала ему микрофон, поянулась к уху Пантелея. Но Звир отвечал так, что его советы можно было понимать и в прямом, и в шутливом смысле.

                 Мать онемела, глядя на Саакову:

- Жена, что ли это твоя Пантелеюшка? Уж больно губастая!

- Хуже, чем жена эта губастая. Журналистка с канала.

              Охранники услужливо открыли двери. Поехали. Мать тараторила, что отцу в поезде стало плохо с сердцем.

- Самолет за вами в следующий раз пришлю.

- Аэропорт у нас на ремонт закрыли.

- Для меня откроют.

- Боимся мы летать самолетом.

- Я, мать, не боюсь! – бодрился совсем поседевший исхудавший отец.   -  Соскучился я, Пантелей. Приедем к тебе, махнем по маленькой, -     положил сыну руку на плечо. – Сам автомобиль уже не возишь?

- Не вожу, отец.

- А что это за машина за нами едет и едет? -  забеспокоилась мать, подсовывая сыну завернутый в промасленную бумажку пирожок.

- Джип охраны, - Звир отвел руку матери с пирожком. – Мам, ты бы мне еще пятихатку в карман сунула! Себе с отцом оставляйте! Я вас люблю!!

          Мать прищурилась:

- Джип охраны, сынок? Тебе угрожают? Следят? Ты в опасности?

          Охранник на переднем сиденье, это был Олег, усмехнулся, а Пантелей, зажатый на заднем сиденье между отцом и матерью, промолчал.

- Конечно, оно – охрана нужна. Такие деньги! Кредитный банк. По телевизору рекламу видали. Большие проценты. Актер известный к тебе тоже в банк деньги положил. Доверяют! Охрана – шесть человек. Я насчитал. Только один - маленький.

- По инструкции, отец, - вставил Олег, - один охранник, а это наш начальник – Сеиеныч, должен быть похож на охраняемое лицо.

- Зачем?

- Чтобы снайпер спутал.

- Олег, не пугай! – вмешался Звир.

             Мать сжалась, а отец принялся интересоваться, сколько стоит машина, на которой они ехали, сколько в ее моторе лошадей, бронированная ли, и не на такой ли ездит Президент?

            Подъехали к дому – крепости. Высотное здание окружено высоким забором.    Звир сказал родителям, что здесь у него   “городская квартира “. “А где же не городская квартира? Не на Николиной горе?”- “На правильной дороге. Где – “все”, - отвечал сын. Во время поездки, разговаривая по телефону, он не уставал давать распоряжения по мобильному телефоны о необходимости какого – то “слияния без поглощения “ в Восточной Сибири.

          У шлагбаума въездных ворот остановились. Из будки вышел охранник. Стекло опустили. Звир протянул паспорта родителей для ксерокопирования. В подъезде за стеклом сидел другой  охранник. Ему позвонили из будки у шлагбаума, поэтому, не требуя паспортов, он только записал входивших в журнал. Звир шутил с консьержем о снежной погоде, пока Олег, поднявшись на лифте первым, проверял этаж. Другой охранник взбежал по пожарной лестнице, а охранник, похожий на него – Семёныч,  вертелся около Пантелея.

           Провинциальных родителей подобные предосторожности поражали. Мать спросила про брата:

- Ты с братом общаешься?

- С Глебом?

- Есть еще какой?                                                                                                      3

- Как мне с братом не общаться, если он депутат? Брат – человек нужный.

              Отец покачал головой:

- Прошлый раз он твоей тетке в Урюпинске не понравился, когда деньги с подножки поезда в народ бросал. Приезжал, уговаривал народ, чтобы за него голосовали.

- Папа, брат теперь в другой, “приличной “ партии.

- Значит, не за народ?

- Папа, не надо путать популизм с ответственностью.

- Ответственность, это когда шесть охранником?

- Хотя бы и так.

- Чисто, - доложил вернувшийся Олег.

- И ты, и брат не женаты. Нехорошо. Что ж ты не женишься, сынок? – беспокоилась мать.

- Скоро женюсь.

- А сестра, Оксана, за кого замуж вышла? А то вы таитесь, нас с отцом на свадьбу не пригласили.

- Мы сыграли по-тихому. Знакомьтесь, это Олег – муж Оксаны.

- Твой телохранитель?

- Почему – нет? А что охранник – не человек? – уже поднимались в лифте. Стояли тесно: Звир, его родители и трое охранников.

           Когда вышли, Олег поджидал на этаже, опередив на параллельном лифте. Другой охранник с рацией в руках ждал у входа в блок. У мусоропровода курили мужчина и женщина. Охранник Олег, на голову выше ростом,  весело переговаривался с ними с незначительной надменностью в голосе и манере. Чем - то они были похожи. Пантелей поздоровался с соседями. Мать подозрительно покосилась. Во взгляде сорокалетней женщины - соседки, обращенной на сына, мать прочитала  вожделение. Зайдя в квартиру, сын шепнул родителям, что  соседи по кондоминиуму – брат и сестра, живущие вместе. Матери подобная информация совсем не понравилась. Мать  решила, что сын живет в пороке. Не знала мать неприятной семейной тайны, Оксана, преждевременно овдовевшая по убийству жениха, просидевшая во вдовах двенадцать лет,  когда переехала в Москву, была выдана братом за охранника Олега, которому было наказано избавить ее от алкогольной зависимости. Пантелей надеялся, что сексуально удовлетворенная, родившая, Оксана пить бросит, остепенится. И Звир за  брак сестры с Олегом платил ему помесячно, в виде зарплаты за охранную деятельность.

           Родителям с дороги очень хотелось в туалет, но легко было разойтись. В большой квартире имелось два санузла.

                                                                 4

          Пантелей зашел к соседям. Сели пить чай, который Серафима мастерски заваривала.

- Где ваши родители? Это родители приехали, верно?

- Осваивают “Ketlerы “. Мать – на беговой дорожке. Отец крутит велосипед.

            Серафима недоумевала, как Звир ухитрялся то ходить с охранниками, то – без. Или он соседям доверял? Спросить казалось ей неприличным. Брат, Антон, оторвался от компьютера, где он рисовал мост.

- Где это?

- Восточная Сибирь.

- Вот куда деньги вашего банка вложить!.. Такие возможности! Нефть! Газ! Электроэнергия! Сила ветра!.. Можно развить бы эту землю. Тысячи людей из миллионников европейской части переехали бы в экологическую чистоту “сибирского гектара “.

- Антон, если в Сибирь хлынет народ, чистоты не станет. Ее давно нет ни в Кемерово, ни в Барнауле. Вам, архитекторам, планирующим виллы для российского генералитета под Лондоном, легко фантазировать!.. Люди портят природу. Сибирь вне больших городов хороша, потому что там мало людей. Закидай Сибирь, Арктику, Дальний Восток деньгами, и люди, как мухи на сахар, залепят ее мусором, испражнениями.

- А мой брат с оппозицией связался, - вставила Серафима.

- Иноагент?.. Много за предательство родины иностранные спецслужбы платят? А, Антон? Серафима?

- Хорошо, не Сибирь… Что ваш банк финансирует?

- Ждем госсредств на Роскосмос.

- Наваритесь?

               Звир вздохнул на невежливость:

- Средства в наши дни перечисляются электронно, поэтому Роскосмос получит все необходимое и в утвержденные сроки, но я не гарантирую, что совпадут номера перечисленных государством купюр с теми, что, в результате, получит Роскосмос.

- Задержка на счетах? Нечестно!

- Это банковское дело, в котором вы с сестрой, при всем моем уважении к вам, ни черта не понимаете! Так называемая “задержка “, технического характера, даст возможность простым людям получать в нашем банке ипотеку. Покупать квартиры, машины, жениться, жить, родить.

- За ипотеку банк получит проценты.

- Очень незначительные в наше прогрессивное время. Банковские проценты, рост его котировок позволяет банку расширяться, давать больше ссуд на промышленность, сельское хозяйство, отдельным людям. Деньги – фермент. Деньги – жизнь. Если что, обращайтесь! – закончил Звир шуткой.

                  Брат и сестра переглянулись: “Много же прилипает к лапкам этого разумного “зверя “! Этот себя не забудет! Кто делит, тот себя не обделит!”

- Скоро назад в Сибирь?

- Закончу проект и поеду. Серафима останется в Москве.

- А мне нравится работать “на удаленке “.  Черти архитектурные проекты, по электронке отсылай. Зарплату на карточку переводят.

- Не засидитесь! Приходите пользоваться моими “Ketlerами “.

                Когда – то отслуживший в армии Звир, уходя, дела жест, чем-то напоминавший незавершенное воинское приветствие.

                                                                5

                   Брат и сестра остались одни. Работа не шла. Продолжали пить чай. Антон достал и папки фотографию:

- Узнаешь?

- Пантелей Звир в детстве?

- Похож, но не он. Сын его от Светланы, свояченицы убитого им Смирнова. Смирнова он убил, а свояченицу его, Светлану, изнасиловал.

- За что?

- Смирновы убили жениха его родной сестры Оксаны накануне свадьбы.

- Звериная жестокость! – Серафима вглядывалась в привлекательные мальчишеские скулы, узкие насмешливые глаза, волевой заостренный подбородок на вид весьма шустрого подростка. – Кто тебе дал фотографию?

- Олег – охранник Звира.

                  В дверь вкрадчиво постучали. Антон открыл. В дверях стоял высокий охранник – Олег.

- Изучаете?

                   Сестра и брат не ответили. Серафима погрузилась в какие-то свои мысли, не в силах откинуть фотографию, словно прилипшую к длинным худым пальцам ее рук.

- Где Звир?

- Уехал. Или уезжает. Я с его родителями оставлен.                                                        5

                     Серафима быстро встала и выбежала за дверь. Она нагнала Звира у лифта. Успела шепнуть в ухо:

- И все-таки, Пантелей  Евстахиевич, вы кажетесь мне глубоко порядочным человеком. И я…  хотела бы от вас ребенка.

                      Звир промолчал, начав насвистывать известную мелодию. Поехал на лифте с охраной вниз.

                    Мурлыкая ту же мелодию, Серафима вернулась в свою квартиру. Олег насмешливо придержал дверь ногой:

- Не знаю, кто вы есть или собираетесь стать этому человеку, но я могу доставить вам удовольствие посмотреть его выверты в постели с журналисткой федерального канала Анной Сааковой.  У них симбиоз: она приглашает его на ток-шоу, он подсказывает, какие акции покупать.

- Чтобы вы не говорили, вы не можете испортить моего хорошего настроения! – отрешенная Серафима напевала мелодию, с которой уехал Звир.

 - Квартира для Пантелея Евстахиевича на мое имя снята. Так что, в известном смысле, я тоже, или прежде – ваш сосед…. Журналистка Саакова, дама замужняя,   любовница Пантелея Евстахиевича Звира. Интересно” Продолжать?

- Нахальству есть предел! – с достоинством, глубоким бархатным голосом проговорил Антон, подходя изнутри квартиры, открывая входную дверь шире, и ожидая, пока Олег не уйдет. – Идите, охраняйте вверенные вам лица!

- На фик они кому нужны вместе с Пантелеем Евстахиевичем!  Было бы предложено!..

Архитекторы хреновы! Нет денег и не будет.

               Сами Антон и Серафима думали, что зарабатывают много. Самомнение поддерживалось дипломами о высшем образовании.  Антон, помимо архитектурного института, закончил еще и юридический. Вот с личной жизнью у брата и сестры не ладилось. Оба – без детей, и в разводе.

                А еще у Серафимы не выходили из головы слова Пантелея о том, что     ему не жалко плохо одетых людей на МФЦ. Какой бы крах не потрепал биржу, у них всегда останется минимум, на что кушать. Игра -   это экстра.    Но улыбалась она другим мыслям и чувствам. В повороте головы Пантелея у лифта, в том, как он слушал вырвавшиеся у нее слова, она читала положительный ответ.

                                                                   6

               Олег повез родителей Звира к другому сыну - Глебу, депутату. Родители спорили, сколько квадратных метров в квартире младшего сына: двести или сто двадцать. Олег, сидевший на переднем сиденье, рядом с водителем, не выдержал. Повернул голову:

- Извините, уважаемые, но это не единственная квартира вашего младшего сына!

               Мать согласно закачала головой:

- Мы знаем: не единственная! Наш сын состоятельный человек.

- И умный! – добавил отец, подразумевая, в кого мог пойти сын.

               Олег давно сообразил, кто в семье главный:

- Элла Леонидовна, вы некорректно меня поняли. Ваш сын привез вас не на основную квартиру.

- На какую привез, на ту и привез! И такой у людей нет!

- Пантелей Евстахиевич привез вас на специальную квартиру.

- Что значит, специальную?

- Мне с кой-каких пор немного трудно выражаться культурно. Вы были на блат-хате что ли. Квартире для встреч.

- Мать, сын не повез нас на свою основную квартиру, - понял отец.

                     Помолчали. Элла Леонидовна кусала губы:

- За что он нас так обидел?                                                                                         6

- Не доверяет! – резюмировал отец.

                     Элла Леонидовна накинулась на охранника:

- А тебе какое дело?! Больше всех надо! Сын тебе платит, чтобы ты охранял его, а не языком болтал. Тайны тут нам сыновьи раскрывает!

- Во - во, - подтвердил отец. – Сын из скромности показал нам маленькую квартиру, большую завтра покажет.

- Деньги за охрану мне не ваш сын платит, а агентство.

- Вот я и скажу твоему агентству!

- Как фамилия твоя, смельчак?

- Давай фамилию!

- Олег… Смирнов – моя фамилия. Доносите!..  Я, между прочим, муж вашей дочери – Оксаны! Уже из головы вылетело? Пантелей Евстахиевич не говорил? Я - ваш зять!

- …Вот и познакомились!!

- Хорош бы зять, да негде взять! – не унимался отец: - Трещалка!

                Проехали по Новому Арбату. Олег показал центральный офис банка Звира – с глобусом на козырьке.

- Зачем Пантелею глобус? Он что, о мировом господстве мечтает? – спросила Элла Леонидовна.

- Глобус здесь и раньше стоял, - снисходительно пояснил Олег.

                  Поговорили об Оксане, Глебе.

                  Вечером на кухне Олег подливал вина жене. Обсуждали, сколько у Пантелея и Глеба денег, и как застукать Пантелея на съемной квартире с замужней любовницей. Злорадничали, как выставить на замешательство, позор. Саакова, не знавшая Ольги, недавно взяла ее туда вместо проворовавшейся помощницы. Это была часть задуманного плана.

                  Цедя вино, Олег улыбался в усы: он еще не сказал родителям Звира, как сказал Серафиме и ее брату Антону, что квартира, на которую Пантелей их привез, тоже – съемная. И снята на его, Олега, имя. За бешенные деньги. Если бы родители знали, за какие, обоих хватил инфаркт. Ну, надо же было сыну родителей куда-то привезти! Не в чистое же поле! Показать, как реально живет? И без того одолели, чтобы помогал. И помогает! Больше – в квартиру к ним в провинции полезут. В Москву взять – мозг советами да нотациями вынесут. Почему ты не женишься?! Не нашел подходящей! Почему у тебя нет детей?.. Не знали родители новых реалий.

                                                               7

            Серафима села в машину, чтобы забрать Константина из интерната для трудных подростков. Ехала за город, довольно долго. Чтобы добраться до интерната, предстояло пересечь железнодорожный переезд. Шлагбаум опустился. Серафима в нетерпении ударила по рулю. Почти одновременно в боковое стекло постучали. Внутрь салона заглядывали подростки. Один брызнул водою на   лобовое стекло, и тряпкой размазывал грязь. Серафима брызнула стеклоомывателем, и в отрицании крест – на - крест сложила руки. Мальчишки ее не слушали и упорно продолжали “мыть “ машину, если так можно назвать развозимую грязь.

             Поезд не показывался, а машину  “помыли”. Старший, тринадцатилетний, мальчик вновь постучал. Серафима опустила стекло.

- Шестьсот рублей.

- Какие шестьсот?.. Вот двести на всех и проваливайте! И двести много.

- Сказал шестьсот! Это тариф.

- Сначала надо договариваться о тарифе! – возмутилась Серафима.

               На нее смотрели злые глаза на опитом лице.

- Шестьсот долларов!

                Серафима поняла, что ее грабят и отчаянно засигналила.                               7

                Машина Серафимы на переезде оставалась единственной. Поезд не показывался. Серафима выгребла из бумажника всю наличность и бросила мальчишке в лицо. Он ухватил пятерней, что успел поймать. Толпа детей немедленно накинулась на машину, пиная ее ногами и руками по корпусу, колесам, стеклам. Автоматический шлагбаум, наконец, поднялся. Серафима надавила до упора на газ. Двигатель захлебнулся бензином. Машина тронулась не так скоро, как хотелось бы.

                По крыше и багажнику автомобиля стучали бросаемые детьми камни.

                Серафима утопила педаль газа до пола. Поршни двигателя застучали, как сердце.

                                                            8

          Охранник вызвонил заведующую. Та проводила Серафиму в классную комнату. Посмотрела и отсканировала ее паспорт. Серафима изложила цель посещения. Заведующая через очки буравила Серафиму колючим взглядом недоверия.

- Кто отец мальчика, мы не знаем. Мать приезжала пять лет назад. Константин не из лучших по поведению. Терпим, потому что деньги за него на расчетный счет интерната поступают регулярно. Вроде как бы есть телефон биологической матери, но беседовать с ней он не хочет. Нам она звонит, чтобы формально узнать о его здоровье, благополучии, да получить подтверждение о получении содержания, которое, как я понимаю, перечисляет кто – то другой. Возможно – отец. Скорее – отец. Повторяю, в глаза его не видели.

       Классная комната, совмещенная с библиотекой, располагалась на первом этаже. В раскрытые двери заглянули слонявшиеся по коридору умственно отсталые дети.

       Заведующая закрыла двери.

- Отец – значительный человек? Или вы – бездетная?

        Серафима смутилась, пока заведующая изучала ее не к месту модную одежду.

- Я – бездетная… А отца мы найдем.     То есть, он  заявит о себе.

- Справка от психиатра об отсутствии психиатрических противопоказаний для установлении опеки у вас есть?

           Серафима предусмотрительно запаслась необходимыми бумагами. Заведующая предоставленные бумаги тоже отсканировала. Пакет документов был подготовлен юристом полностью, что вселило в заведующую еще большее недоверие.

- Вы… профессионалка?

- Нет. Я профессионально не усыновляю детей.

- Подумаешь. У нас по шесть человек берут. Если бы вы захотели, - добавила заведующая со значением, - мы могли бы вам предоставить на выбор других детей, более управляемых, послушных, что ли…

           В классную комнату вошел Константин. Друзья его улизнули. Заведующая порывисто бросилась к нему:

- Вот и наш малыш. Костя, чего ты такой неласковый! Мог бы держаться и полюбезнее, когда твое будущее устраивают!

            Константин вывернулся из объятий. Заведующая ушла. Подросток ощупал крупные игрушки, привезенные Серафимой. Восторга они не вызывали. Подросток щупал игрушки, словно пытался разыскать спрятанное внутри. Он предложил Серафиме пройти в оранжерею, потому что “в классной комнате на видео снимают “.

- Мой отец богатый? – поинтересовался он.

- Достаточно богатый.

- Это хорошо. На деньги можно купить все, - Константин лениво обрывал цветы. По проходу оставались голые стебли.

- Чтобы ты хотел купить?

- Прежде всего – хорошую тачку.                                                                                       8

                    Серафима пыталась достучаться до Константина, но в ответ встречала те же злые жадные глаза, что и на железнодорожном переезде.

- А кто будет моей матерью?..

- Может быть я, если ты захочешь.

- Валяйте, коли щедрая… А братья и сестры у меня есть

- Надеюсь, что будут. Отец увидит, как мы дружны с тобой, и подарит тебе братика или сестренку.

- Только не писклявых. Не люблю маленьких детей.

                        Серафима сжала сверху его грубую, словно в коросте, ладонь. Константин не отдернул руку. В оранжерею заглянула заведующая:

- Вижу, вы уже столковались… Я принесла свидетельство о рождении.

                         Серафима взяла документ и не поверила глазам. Там значилось, что мать ребенка – Оксана Евстахиевна Звир. В графе отец – прочерк. Имя ребенка Константин с жирной точкой вместо отчества. Серафима сразу подумала, что запись сделана для “маскировки”. Но заведующая уже протягивала мобильный телефон, чтобы она переговорила с “матерью “.

- Оксана?

- Да.

- Я – Серафима… Вы не возражаете, если я заберу Константина?

- Олег сказал, что вы за ним поехали, - через паузу сказал Пантелей Звир, которому Оксана передала телефон. - Конечно, заберите. Как я понимаю, на побывку? – Пантелей и Оксана сидели с родителями.

                            Серафима протянула мобильный телефон заведующей:

- Вам подтвердят, что я могу забрать мальчика… Константина.

- Кто это? – спросил Константин.

- Твоя биологическая мать, - прикрыв трубку, доверительно шепнула заведующая. Поглядев на Серафиму, она добавила: - Люби обеих! – имела ввиду уже Серафиму.

                           Везя Константина, Серафима испытывающе поглядывала на него в зеркало заднего вида, испытывая искушение развернуть машину и отвезти его назад в интернат.

                           Константин глядел в окно. Железнодорожный переезд был пуст и открыт. Серафима и Константин пересекли его  безболезненно.

                                                             9

                   Оксана Звир была директором большого хозяйственного магазина. Константин остался у входа в магазин покурить, а Серафима прошла внутрь. Увидев незнакомку, Оксана быстро поняла, кто она, и отпустила заведующих отделов, которым давала распоряжения.

- Я все – таки хотела бы узнать, кто родители ребенка, которого я забрала в интернате?

- Где он?

- Курит.

- Кто ему дал сигареты?

- Я дала. Какая разница, раз он все равно курит!

- Кто родители Константина скажет вам мой брат Пантелей Звир.

- А вы не можете?

- Нет.

- Не знаете?

- Что значит, знаю или не знаю? Вы видели его свидетельство о рождении.

- То есть, вы – мать?

- По документам – да.

- Я думала, его мать – родственница трагически погибшего молодого человека периода молодости Пантелея?

- Спросите Пантелея. Он решает.                                                                                   9

- А не вы, мать?.. Вы его что, боитесь?

- Пантелей – глава нашей семьи.

- Вашего “клана”. Где он?.. Я ему звонила, трубки берет другой человек. Просит изложить суть дела.

- Это охранник. Вероятно, Пантелей на встрече… Если есть время, поедемте к нему. Кажется, я знаю, где он. Опять же, надо определиться с мальчиком.

- Вы его не берете?

- По – моему, его собирались взять вы… Или передумали?

             Когда выходили из магазина, Оксана пояснила, что она – директор, а магазин принадлежит брату. Оксана обняла Константина за плечи и угостила “чупа - чупсом”.

                                                               10

                 Уходя, Олег не закрыл дверь. Пантелей проверил. Заметил, что дверь не закрыта, и запер ее изнутри. Олег вернулся и тихонько копией ключа открыл дверь снова.

              Следователь толкнул дверь и сразу оказался в зале. Прихожая не предполагалась планировкой. Зал завершался невысокой, как барная стойка, стеной, за которой виднелась кухня. В кухню можно было пройти и слева, вдоль окон, и справа, где коридор вел в другие комнаты.

               Пантелей Звир и Анна Саакова кувыркались на ковре перед большим телевизором, “домашним кинотеатром “. На креслах и журнальном столике лежали разбросанные вещи. Следователь застал парочку врасплох. Звир с достоинством поднялся. Делая вид, что не торопится, накинул банный халат. Анна халат повесила на крючок у двери. Чтобы до него добраться, надо было голой пройти мимо следователя. Анна натянула блузку и впрыгнула в кресло, поджав ноги.

               Практически сразу за следователем вошли Олег, Оксана и Серафима с Константином. Серафима, увидев сцену, вытолкнула за дверь Константина, сунув тому пачку сигарет.

- Олег, ты, что ли устроил? – первое, что спросил Звир. – Так я тебя уволю!

- Со всех постов? – усмехнулся Олег. Оксана разыгрывала удивление.

- Цель визита? – спросил Звир следователя.

                  Следователь протянул удостоверение.

- Следователь по особо важным делам экономического отдела.

- Вас же расформировывали!!

- Переподчинили, - следователь и Анна Саакова прилипли друг к другу взглядами.

- Почему ко мне домой?

- Пантелей Евстахиевич, куда мне еще следовало приехать для беседы, когда вы всячески уклоняетесь от наших встреч. Вас то нет, то вы на встречах, то на совещании.

- Последний раз мы с вами, по-моему, договорились определенно встретиться в кафе Зимнего сада “Националя”.

- У обвинения в хищении в особо крупных размерах, мошеннических схемах есть свои сроки.

- Что же вы так меня перед людьми! -  Звир прошел на кухню. Положил вещи на  “барную стойку “ и достаточно неторопливо надел трусы, брюки, майку, сорочку, пиджак. Начал натягивать галстук. Олег положил на “барную стойку “  мобильный телефон Пантелея., На экране телефона заглавными буквами было написано: “Зять Гундермана “.

- Я знаю! – Звир стукнул телефоном о столешницу. – Олег, ты меня просто бесишь!

                     Анна, долгое время смотревшая на следователя, будто загипнотизированная, опомнилась и рванула мимо окон на кухню. Следователь остановил Анну, поймав за руку.

- Но до начала беседы я хотел бы узнать, что у вас делает моя жена.

- Берет интервью, естественно. Она же журналистка, ваша жена!

                      Звир вышел в зал уже полностью одетый, лишь без ботинок:             10

- Вот я сейчас открою окно и закричу:  На арендованной мной квартире следователь

Митрохин и его жена госпожа Саакова, наконец, встретились!

- Не паясничайте, вы не на первом этаже! А будь мы на первом, вашим единственным зрителем стала бы пустая заснеженная детская площадка! – следователь отпустил Анну, и она бегала по залу, подбирая вещи, чтобы скрыться на кухне. В отличие от Звира, она не забыла про туфли.

- Вы меня, конечно, извините, что вмешиваюсь, - ядовито сказала обиженная Серафима, - но я привезла мальчика. По документам, он сын вашей сестры. И я оказалась в безумно дурацком положении. Мне не стоило лезть… Мальчик за дверью. Фамилия егопо свидетельству о рождении -  Звир.

- Послушайте, кому какое дело у кого какая фамилия! – взбесился Пантелей Звир. – У журналистки Сааковой девичья фамилия - фамилия отца, кстати, моего экономического оппонента, Гундерман, а мужа – Митрохин. Если у людей такие фамилии, значит, так надо, так удобно! У журналистки Сааковой первый муж, фамилию которого она носит,  оппозиционный политик, а второй – пес власти. Поверьте, разные  бывают метаморфозы!

                                                                11

                   Сидели в “Метрополе “. Константин грыз скорлупу омаров хищными зубами.

- Чего ты хочешь, Костя? – ласково спросил Звир.

- Учиться я хочу!

- Куда тебе учиться! Ты ЕГ не сдашь!.. Я вот для чего собрал семью… В силу сложившихся обстоятельств я планирую создать благотворительный фонд. И председателем станет, - Звир глазами щупал собравшихся, словно монетку бросал, - моя мама – Элла Леонидовна.

                 Элла Леонидовна оторвалась от знака с перечеркнутым мобильным телефоном на стене. Она никак не могла понять, почему по телефону запрещено говорить. “Рядом Правительство “, -  догадалась она. Звиры переглянулись. Они хотели и боялись переезжать в Москву, поскольку это меняло привычный образ жизни.

- Почему не я? – спросил отец.

- Папа, мы тебя и так уважаем!

- А маму не уважаешь?! Она – мать!.. Подставить мать хочешь?

- Папа, что за вздор!.. Никто никого не подставляет.

- У вас тут в Москве все друг друга подставляют!

- Сынок, и что я буду делать? – осторожно спросила мать. – Я не справлюсь.

- Справишься, мама! Учительница со всем справится. Завуч! А что тебе делать, я тебе говорить стану. Ничего сложного, уверяю тебя. Будешь выполнять представительские функции. Вид у тебя почтенный… На пару месяцев педагога по технике речи тебе найму, чтобы провинциальный акцент убрать.

- Я без матери в Волгоград не вернусь! – отрезал отец.

                         Звир его не слышал:

- Благородным делом, мама, будем заниматься. Будем собирать деньги на лечение орфанных заболеваний, помощь сиротам, многодетным матерям, детям из неблагополучных семей, - Звир перевел взгляд с Константина на Оксану с Олегом, делая глазами знак последнему, чтобы то следил, не позволяя напиваться жене. – Первое перечисление в благотворительный фонд, назовем его, скажем, “Детское сердце “, сделает мой банк. Ему не помешает еще один счет. Если детям захотят помочь сердобольные бабушки и дедушки из деревень, у которых нет кредитных карт, которым недоступны электронные платежи, мы возьмем у них наличными.

- Откуда у бабушек и дедушек деньги на детей? – засомневалась Элла Эдуардовна. – Бабушки и дедушки сами ждут помощи от детей.

- И им мы поможем!.. Уникальность нашего фонда будет в том, что мы, в отличие от других подобных благотворительных организаций, попросим перечислять даже рубль, а не сто рублей, как предлагают конкуренты. “Рубль – детям! “ – представляю слоган в СМИ.  Реклама будет тотальной. Я приглашу известнейших артистов, уважаемых людей, космонавтов! Рубль по умолчанию станут включать в чеки больших магазинов, фаст – фудов. “Рубль – детям! “ Каково?

- Мне надо подумать, сынок, - колебалась мама.- Ты чего с братом в мире не живешь? – попыталась она перевести тему разговора. – Вот бы вы друг другу помогали! Ты – банкир, он – депутат.

- Погоди, мать, - остановил подвыпивший отец, Евстахий Николаевич. – Ты мне ответь, Пантелей… От темы не отходи. Какой оклад за это свой фонд матери положишь?.. Ей и одеться надо, и выглядеть…

- Папа, тебя и маму мы не обидим. Я давно вас приглашаю в Москву… Только жить мы будем раздельно.

- Отчего же раздельно?

- Оттого что мы – взрослые люди. Мама и папа, давайте выпьем за вас.

 Как же я вас люблю!

                Звир наклонился к Серафиме, сидевшей по правую руку:

- Сегодня переночует у меня, а завтра отвези Константина назад в интернат.

- Он туда не поедет.

- Он так тебе сказал?.. Костя, ты бы… с тетей Оксаной так на вино не налегал!

- Мы по чуть – чуть…

- В Москве он не выживет. Учиться ему поздно. Я поступаю для его блага.

- Так он тебе племянник или жертва… сын врага.

- Пусть это останется моей тайной. Видишь, я отношусь к нему по-отечески. Когда-то нужно подводить итоги. Нужен наследник. Не волкам же нажитое отдавать!

                                                             12

                 Пантелей Звир и Серафима лежали в постели.

- Мне так хорошо с тобой, Пантелей! Кажется, всю жизнь тебя знала!.. Почему ты предохраняешься? Или тысчитаешь, что я в мои годы еще смогу стать матерью?

- На комплимент напрашиваешься? Ты – молода и красива. Тебе же не сорок пять?

- Дурак! Дурак! Надавать тебе по губам!.. Я ревную. Чего ты нашел в этой Сааковой?

- Нужна мне эта анорексичка! Костями гремела! Ни рожи, ни кожи!

- А мы вас застукали! Да, застукали!

- Саакова воспользовалась моей опрометчивостью!

- Твоей всеядностью! От сладкого вы, мужики, не откажитесь!..

                Серафима задумалась:

- А ведь ты, Пантелей,  подстроил все это!

- Что именно?

- C Сааковой.

- Зачем?.. Меня сдал охранник – Олег. Он за это уже получил. Не терплю двойных агентов! Не знаю, кому они с Ольгой сцены устраивали.

- Так это была многоходовка, многоперсоналка, рассчитанная и на меня.

- Что может изменить замена следователя?

- Ты хотел, чтобы заменили именно этого конкретного следователя. Его заменили?

- Ты ожидаешь, чтобы я сказал, что дело закрыли?

- Ты такой большой человек, Пантелей! Умный! Энергичный! Красивый!

- Я такой. Мой банк входит в 350 самых надежных банков России.

- А я, Пантелей, мечтала бы лежать с тобой не в президентском сьюте семизвездочного “Паруса” ОАЭ с плавающими за окном рыбами, а на крыше какой-нибудь общаги со звездным небом над головой!

- Вспомнил… Ты Костю в интернат отвезла?                                                                              12

- Нет. Он еще из ресторана сбежал.

- Значит, кто – то ему проболтался. Нехорошо вышло. Пропадет парень!

- Пантелей, ты любишь меня?.. По – честному! Не ври мне.

- Люблю.

- Врешь! Врешь! Ты только себя любишь.

- Себя я не люблю.

- Скажи, банковское дело любишь!

- Ненавижу!

- Для чего же ты живешь.

- Я живу, как все. Все так живут, или жили бы, оказавшись в моих обстоятельствах… Ты для чего живешь?

- Я тебя искала. Вся моя жизнь до тебя была дорогой к тебе… А ты – сухарь неласковый! – Серафима заколотила кулачками по волосатой груди Звира.

                                                                        13

           Гробы опустили в суглинистую яму.  Глеб бросил первый ком земли. Пантелей – второй. Братья скрывали слезы. Оксана рыдала навзрыд. Олег обнял жену.

            Пантелей рассказывал:- Олег повез родителей в мой загородный дом. Они так хотели посмотреть! Квартира на Вересаева их смущала… Олег, урод, торопился куда – не знаю. Пролетел перед закрывающимся шлагбаумом и заглох на переезде. Олег успел выскочить, а они старые, медлительные, и еще пристегнутые на заднем сиденье – нет. Обоих всмятку. Кости, мясо перемешались. Теперь не понять, в каком гробу отец, в каком – мать.

- Не кори себя,  Пантелей, - отозвался Глеб. – На все воля божья. Они пожили. Вдвоем прожили пятьдесят лет, не расставаясь.

- В наше время это невозможно… Я это место на Ваганьковском  “уголке поэтов “ для себя держал или для тебя. Кто раньше. А видишь, как вышло! Теперь мы не защищены.

              Оксана опасно бросилась к краю засыпаемой ямы:

- Мама! Папа!

              Братья оттащили сестру.  Пантелей показал глазами Олегу, чтобы держал жену крепко.       Олег со значением  потер большой палец о мизинец.  Пантелей сунул ему в карман пакет с наличкой.

- Расплатись за похороны. Отдай, кому мы еще должны, - Пантелей предпочитал говорить “мы”, а не  “я”.

- Только на похоронах и встречаемся, брательник! – Пантелей обнял старшего брата. – Помог бы младшенькому, депутат. Ты еще в простых ходишь?

- Уже не в простых. Назначен председателем комитета.

- Эх – ма! Поздравляю! Тихий океан – какой простор!.. Я – то ваши думские порядки знаю. Простой депутат берет в помощники жену, тещу и детей, а не простой, у кого зарплата депутата - не основной заработок, за зарплатой помощника в кассу посылает. Помощники и проекты законов ему пишут, с которыми депутат на заседании выступает.

- Всех помощников лидер фракции приказал в регионы отдать. Там тоже кушать хочется. На одном энтузиазме в наше время никто работать не станет… Оксана и Олег просили помощниками депутата, меня, устроить.  Отстранили.  Олег и Оксана недовольны.

- Они всегда недовольны.

                   Шли к выходу из кладбища.

- На тебя снова наехали?

- Гундерман мутит, что я у него госзаказ для Роскосмоса перехватил. Прокуратура грозит отслеживать нецелевое использование. Путь отслеживают. У меня с главой Роскосмоса ровно… Мне жаль, что тебя, Глеб, не председателем комитета по культуре назначили!

- Что так?

- Тебе же, что в культуре, что в рыболовстве – все одно, где работать. Человек ты  образованный. Спасибо родителям. Какое образование при своих хилых возможностях дали. Только Оксана – дура. Даже финансово – экономический не закончила. Бросила. Путалась с женатиком. Я, когда в Москву ее вытащил, она помощником воспитателя в детсаду работала. Ребенка бросила, бухала. Спасибо Олегу. Спас… А на счет рыболовства я подумаю, - Пантелей  подмигнул. – По культуре, если выходы есть, хорошо бы протащить закон об освобождении отечественного кино от налогов, а то американцы больно экраны захватили. От людей есть интересные предложения. Пакет из шестидесяти фильмов о войне… - Пантелей сжал руку Глеба выше локтя: между кладбищенских крестов мелькали трое полицейских с ведомыми подростками, близким по возрасту.

- Знакомые все лица!.. Костя, ты с сопровождающими лицами на похороны бабушки с дедушкой приехал? Или сразу на поминки? Рис с изюмом кушать?

               Оксана подбежала к полицейским:

- Что случилось?!

- Нас с Денисом вчера на “поплавке” сняли. Денис, кстати, тоже из Волгограда и вас, дядя Пантелей, знает. Мы ночь в обезьяннике провели!

                 Звир его не слушал. Он издевался:

- Какая терминология! На поплавке! Сняли, да не те! – Пантелей отпустил Константину хлесткую затрещину. – Ты что, негодяй, приютившую тебя семью позоришь! Я, может быть, тебя в МГИМО собирался поместить! С солдатами на дороге на поплавке стоял?! Вот в армию вместо МГИМО и загремишь!

                Оксана упала на грудь Константину и разрыдалась:

- Прости, сынок, прости!!

- Копакабана! Эпонема!

                Пантелей увел племянника в машину, пока Олег расплачивался с полицейскими.

- Пошел вон! – выгнал Пантелей Константина из машины, увидев, что Оксана намерена сесть рядом с Константином.

 - Ладно мы, мужики! Хоть бы вы, бабы, не умирали. Богини! – прокричал Пантелей  Оксане, усаживающейся в машину к Глебу, окидывая прощальным взглядом кладбище, где оставил родителей.

             Рядом с водителем в лимузине Пантелея сел другой охранник. Олег, о чем- то пошептавшись с крикливо одетым Денисом, повел его в джип охраны. Олег и сам намеревался сесть туда рядом с Денисом, когда выскочивший из лимузина Пантелей Звир буквально выволок Олега из машины:

- Я тебе деньги за что плачу, сволота?! Ты с моей сестрой без презерватива спишь или как? О чем договаривались?! Или на нары хочешь вернуться, где за убийство ее жениха перед свадьбой отбывал? Не видишь, жена от бездетья в отчаянии? Проститутов из интерната усыновляет!

- Погоди, Пантелей, ты не прав!.. Это же сын ее! Оксаны!

- Ты уверен?

- А кто в этом не уверен?.. Не ты ли в интернат его и помещал?

- Не помню… Но если я кого и помещал в интернат, то в интересах сестры, потому что семья для меня – святое. Чтобы ребенок не от трупа был! Чтобы сестра не была вдовой с гирей на ноге в виде ребенка!! Чтобы простор для выбора у Оксаны был!.. Не знал я, что ее выбор ограничится тобой, подлое ничтожество!

- Пантелей, тебя несет. Так нельзя. Это кривая логика. Ольга и с ребенком могла замуж выйти. Если Константин кому и мешал, то тебе. Я не знаю, почему! Сколько женщин с детьми замуж выходят. И ты путаешься с разведенной. И брат твой Глеб женат на женщине с ребенком от первого брака… Не мне тебе советовать, но я бы, на твоем месте, ситуацию бы, по возможности, исправил.

- Никогда тебе не оказаться на моем месте!.. Не можете по - нормальному, так чтобы завтра, оба с женой, Оксаной, на ЭКО обследование начали. И не бухать! А то я лимит срежу!

- Денис – сын сестры вдовы моего брата, которого, говорят, ты убил. Сын свояченицы.

- Что?!!

                                                                  14

                    Серафима показывала Пантелею визжащего раскрасневшегося новорожденного, уверяя, что тот – копия Звира. Пантелей благодушествовал:

- Слишком много детей похожи на меня. Чем богаче становлюсь, тем больше детей. Прямо, силлогизм какой то!

- Пантелей, - счастливо улыбалась Серафима, - уверяю тебя, что ты исполнил смысл моей жизни!

- Немногого же тебе нужно для счастья!

- Пантелей, ну ты же не плохой человек! У тебя дурацкая манера казаться хуже, чем есть… Саша похож на Пантелея. Вылитый! Александр Пантелеевич!

- Где брат твой? Куда сгинул Антон?

- В Сибирь уехал работать. Строит мост.

- Позвони ему. Скажи, что нужен.

- Зачем? Он на месте.

- На месте он будет на Тихом океане. Мне там свой человек нужен.

- А если он откажется?

- Я сделаю ему предложение, от которого нельзя отказаться. Построит мост с Сахалина на материк. Шутка.

- Пантелей, у меня денежные затруднения.

- Этого я ожидал. Александру дать на зубок?

- Я дом строю. И сейчас нечем заплатить.

- Эх вы, архитекторы своего счастья!

- Пантелей, я в жены тебе не навязываюсь. Спасибо за генофонд. Извини, присмотрелась: в семье у тебя все физически здоровые. И долгожители.

                                                           15

           Через час Пантелей сидел в магазине у Оксаны:

- Это ты, сучка, Серафиму деньгами ссужала? И под какие проценты?!. Я же тебе деньги на строительство твоего дома с Олегом давал! Ты перессуживала?! За проценты?.. Что с твоим домом? Да, с твоим.

- Ты видел, заложен фундамент.

- А у Серафимы уже стены стоят!

- Хватит на меня орать! Все зависит от Серафимы. Она мой дом проектировала. Она работает с подрядчиками… Пантелей, все мы признаем тебя главой семьи, но ни мне, ни Олегу, ни Глебу с его семьей не нравится то влияние, которое приобретает над тобой Серафима. Ты ей безоговорочно веришь. Нам предвзято – нет… Скажи честно, ты на Серафиме собираешься жениться? У нее ребенок от тебя. Она через экспертизу может доказать. Всю семью интересует, женишься ты на Серафиме или нет.

- Нет. Не женюсь. И она за меня замуж не собирается. Мы с ней разговаривали. Ребенок останется под ее фамилией с моим отчеством, но в графе отец будет стоять прочерк.

Так можно?

- Можно!! И не надо с Глебом за моей спиной созваниваться. Переключать семью на себя.

- Глеб и мой брат тоже. Не эксклюзив же ты на общение с ним хочешь оформить?.. Ты – глава нашего клана, семьи, но до допускаемых нами, семьей, пределов…

- Тогда, Оксаночка, раз Глеб тебе так хорош, вспомни, как во время предвыборной кампании, когда он баллотировался в депутаты, он передал тебе триста тысяч, чтобы ты заплатила каналу за показ его часового интервью в два часа ночи накануне выборов. Потом оказалось, что канал с тебя реально взял тридцать тысяч. Ты умножила на десять! У родного брата за нужную ему вещь, важную для всего него и его семьи, важную для меня, а следовательно – и тебя с Олегом, ты стырила 270 тысяч зеленью! А сколько реально стоили тройки лошадей, на которых его со второй женой вели венчаться в церковь?! А сколько реально стоила церковь и поп со службой, где до этого венчался Боборыкин?! Сколько стоил стол?! Певцы под фонограмму? ! Тамада из КВН с клоунами?!

                       Оксана кусала губы. Хотелось выпить. В отсутствии вина, она выпила воды:

- Пантелей, это дела давно минувших лет. Имей совесть, займись своим племянником, моим сыном, Константином и его другом – племянником Олега – Денисом. Не серьезно же ты хочешь, чтобы их в армию забрали?

- Там из них мужчин сделают. Денис в этом особенно нуждается.

- В армии их еще больше опустят.

- Ну, уж как себя поставит! Твоего мужа Олега на зоне не опустили!

- Ты его на зону поместил.

- На зону его поместил закон за участие в убийстве твоего жениха накануне свадьбы… Старшему же его брательнику воздалось от Бога!

- А толку?

- Пустой разговор… чтоб другим не повадно было!

- Константин и Денис! – закричала Оксана.  – Подойдите к дяде!

                         Оба робко появились из соседней комнаты.

- В ноги!!!

                          Денис и Константин переглянулись и упали “в ноги “ Алексею Звиру, отпихивавшему их и руками, и ногами.

                                                              16

              Оксана собрала семейный совет. На нем присутствовали, помимо нее, муж – Олег, Константин и Денис со своими новыми девушками. Серафима кормила из бутылочки младенца, а Оксана после вступительного слова, где  заявила, что Серафима “к семье прибилась“,  допытывала:

- Вы меня, конечно, извините, но сколько вы, к примеру, получаете?

              Серафима терпеливо отвечала, что работает в военном ведомстве. Назвала среднюю заработную плату. В настоящее время в декретном отпуске.

- Сколько платят в декрете?

               Серафима отвечала. Оксана укоризненно покачала головой.

               Олег отхлебнул крепкого чаю:

- Сколько вы получаете, Серафима Ангелантьевна, мы слышали, а вот, сколько у вас в месяц, к примеру, выходит?

- Что значит, выходит? – начинала злиться Серафима. – Сколько я зарабатываю, столько и выходит!

- А ребенок ваш от моего брата Пантелея?    Это точно?

- Ребенок рожден по договоренности, - неопределенно ответила Серафима. - Никаких претензий к вашему брату, Оксана Евстахиевна, я не имею.

- Нам известно, что отчество, которого вы добиваетесь, для вашего ребенка – Пантелеевич, но в графе отец свидетельства о рождении  в настоящее время– прочерк.

- Так оно и есть… Может быть я пойду? Малыш засыпает.

- Сидите! Мы сами рожали! Александр Пантелеевич на руках поспит.  Что нежнее рук матери?..  Так мой брат может усыновить вашего ребенка?

- Может, если захочет. Я возражать не буду. Впрочем, ваш брат может усыновить любого другого ребенка. Согласие матери требуется, если она жива.

- Мам, мы пойдем? – повысил голос Константин, пересмеивавшийся с Денисом и девушками.

- Сидеть!                                                                                                                  16

- Мы курить хотим! – пропищала одна из девушек. Ее поддержала другая девушка, более осиплым голосом, указав на бесчеловечность продолжительных семейных заседаний.

- О смерти мы и говорим! – отрезала Оксана, пропустив замечания молодежи. – Кому всё достанется, если Алексей умрет?

- У Глеба Евстахиевича претензий не будет. Он и так депутат! Я его охранников знаю. Они раньше патриарха охраняли!

- Поэтому мы Глеба на семейный совет не пригласили, - продолжала Оксана. – Самое страшное, это мезальянс: когда у жены и мужа колоссальное различие в доходах и деньгах!

- Мы могли бы с Пантелеем  Евстахиевичем заключить брачный договор, - предположила Серафима.

                 Олег присвистнул.

- Не свисти – денег не будет, - остановила его Оксана. – В нашей стране брачный договор мало что значит. Пойди докажи! Переоформит Пантелей в браке бородатый вклад, а по закону выйдет, что он его во время семейной жизни открыл. Купит и продаст акции, которые до брака имел, и, вроде как, в браке их купил. Разведенная жена способна и в ОФЗ залезть.

- Законодательство несовершенно! – подчеркнул Олег.

- Братовы договора по инвестиционному страхованию жизни тоже скоро закончатся. Я отслеживаю! Средства придется перекладывать. Но наибольшее – банк!

- Ма, ну, мы все же пойдем… - молящим голосом повторил насильно доживавший жаркое Константин.

- Наелся впрок… Я вам пойду!! – накинулась на него Оксана. – У твоих с другом прошмандо… что есть? Где вы их подобрали? Там же, где сами стояли?

- Мы в ночном клубе познакомились, - пояснил Денис. Ночной клуб был дорогой. Для Дениса – дворец.

- И что у них есть? – не унималась Оксана.

- “Черные дыры “, - сострил Олег, нарвавшись на оплеуху.

- Идите – проводите! – смилостивилась Оксана, наливая из графина вишневки. – Возвращайтесь без них. Оба!

- “Здравствуй племя младое, незнакомое! “

- Мало получил? Наливай!

- Оксана Евстахиевна, я тоже, пожалуй, пойду… Саша обкакался.

- Переодень его в ванной и возвращайся. Памперс в унитаз не бросай.

- Куда можно?

- В раковину под ванну.

                         Когда Серафима вышла, Олег спросил жену:

- Зачем она к тебе на разбор полетов, вообще, согласилась приехать?

- В семью хочет влиться… Ишь оживилась, когда о брачном договоре я удочку закинула!

                         Вернувшейся Серафиме Оксана предложила выпить с ней и Олегом, “поскольку грудью она все равно не кормит, и удивительно, что еще родила в таком возраст .Серафима пить отказалась.

                                                                17

- Что меня добило,  - рассказывала Серафима Пантелею, - в завершение твоя сестра указала на Сашу, которому от роду нет и месяца, и сказала, что будет наиужаснейшим, если все твое богатство достанется ему.     “И семья перед младенцем склонится! “

- Не обращай внимания, - успокаивал ее Звир. – Оксана с Олегом всегда такими были. С ними просто надо научиться ладить. Я же лажу.

- Я не привыкла к серпентарию. Они же твоей смерти хотят. Они ее жаждут.    Они, наверное, и к астрологу уже ходили.

- Не удивлюсь, Оксана суеверна. А что смерти они моей жаждут, так не они одни. На то у меня шесть человек охраны.  За джипом еще  “Волга “ неприметная едет, чтобы в случае обстрела пересесть.

- Надеешься на охрану? А среди охранников -  Олег!

- Другие охранники на счет него предупреждены.

- Как ты живешь!.. Ты не можешь… удалить его и … Оксану?    Пока были живы родители, нет. Да и сейчас, вряд ли. Оксану жалко. Мы с ней выросли. В принципе, она хорошая. Жизнь ее исковеркала. Семья надеялась на ее исправление. Отец, мать ее больше любили. Особенно отец в ней души не чаял. Но Оксана была, так сказать, слаба на передок. Ее жениха убили прямо перед свадьбой. Жених – тоже был фрукт. Но клин клином вышибают.

- Они тебя отравят!

- Ничего. Ты еду будешь пробовать.

                     Пантелей попытался обнять Серафиму. Она вывернулась:

- Сына раздавишь!

- Я тебя хочу!.. Положи его.

- При нем?

- Он еще ничего не понимает.

- Пантелей, обещай оградить меня от бестактности твоих родственников. Я к тебе в жены не напрашивалась. Я просила о ребенке.

- И теперь, когда он есть, ты ко мне охладела.

- Не совсем так. Но если мои чувства принять за 100 %, они разделились. И я хочу, чтобы ты любил Сашу. Прислушайся, в тебе должен быть голос крови.

- Не слышу.

- Запах от коронавируса потерял.

- Я не хочу ссориться. Отдайся! Ты меня волнуешь!

- Любишь молодых матерей?

- Они горячие?

                                                                  18

                 Как не берегла Серафима, ее младенец схватил пневмонию. Серафима легла с Сашей в детскую больницу. Однажды Серафима вышла в туалет, оставив младенца одного. Других мамаш в палате не было. Все вышли после завтрака погулять по коридору.

                 Когда Серафима вернулась, Саши в кровати не оказалась. Серафима обыскала палату. Заглянула под все кровати, решив, что Саша упал и уполз.    Но если он упал, то закричал бы. Стояла зловещая тишина. Серафима  выскочила за дверь. Подбежала на сестринский пост.

                  Начались безрезультатные поиски. Ребенок, как испарился.

                  Вызвали полицию, дознавателя. Приехал Пантелей. По его предложению просмотрели записи камер видеонаблюдения. В указанное время произошли два сбоя. На сохранившихся видеозаписях криминального не нашли. Дети лежали одни, с мамашами. Мамаши гуляли по коридору. Ходил медперсонал.

                  Пантелей потребовал пересчитать младенцев, включая тех, кто находился в реанимации, недоношенных на докармливании, в кувезах. Счет остался прежним. Выходит, младенец по-прежнему находился в больнице. Просто его переложили в другое место.

- Сколько у вас персонала? – спрашивал Пантелей главврача.

- Около пятидесяти.

- Медсестры?

- Палатные и постовые работают сутки через трое, процедурные – в смену.

- Все надежные?

- В каком смысле? Раньше младенцы не пропадали.

- Сделайте хоть что – то!! – накинулась Серафима на главврача.

- Успокойтесь, мадам! – схватил ее за предплечья главврач. – Вся больница ищет вашего сына.

                         Главврач укоризненно посмотрел на Пантелея, будто бы его вина была в произошедшем. Серафима перехватила взгляд и тоже подумала, что  виноват Пантелей.

                         Главврач предложил Серафиме надеть стерильный халат, бахилы, маску и пройтись по палатам в поисках ребенка. Серафима пошла по палатам. Но она находилась в таком возбужденном состоянии, что лица младенцев скакали перед глазами. Она путала мальчиков, девочек. Иногда ей казалось, что все дети на одно лицо. Иногда она “узнавала” Сашу в чужом ребенке, и перепуганная мать отодвигала ее, уже хватавшие воздух,  руки. В голове перевернулось. Серафиме почудилось, что она не помнит, как выглядел Саша. Она будто бы забыла его облик.

- Хватит! Саши здесь нет… Где Саша?! – накинулась она на ходившего за Пантелеем по пятам Олега.

                          Лицо Олега ничего не выражало, но Серафима читала на нем злой умысел.

                        Серафима накинулась уже на Пантелея:

- Где ты, там зло!!. Ребенок исчез, потому что я с тобой связалась!

- Не я был инициатором наших встреч.

- Подонок!

- В наше время инициатором быть опасно – обвинят в харазменте. Лучше быть женщиной, причем – черной. Инициатива от вас… Прости, что глумлюсь. Ты права, я плохой человек. Но ты и мой ребенок мне дороги. Это не просто младенец пропал. Пропал мой наследник. Александр Пантелеевич!.. Сначала нужно разобраться, кому выгодно исчезновение ребенка.

- Я знаю, кому выгодно! – сверкнула глазами Серафима. На ходу она сняла маску, отшвырнула халат.

                             После отъезда Серафимы в отделении вновь пересчитали младенцев. Теперь одного не хватало. Стали считать снова.

                                                                 19

                               Серафима влетела в директорскую хозяйственного магазина.

- Где мой ребенок?! – кричала она на Оксану.

- Подождите, милейшая… Что за гнусные подозрения?  Я вам повода не давала. Ничем вам не обязана. За знакомство с моим братом вы не проставлялись…

                                Серафима задыхалась от гнева и отчаяния:

- Что… что я должна была сделать?!

- Не знаю, подарок что ли какой – ни будь мне сделать. Или вы полагаете, встречаться с моим братом, спать, беременеть от него можно просто так? На дурачка?

                                Серафима онемела. Лицо ее перекосилось.

- Найдется мальчик.

- Вы, вы его забрали! Вам это выгодно! Вы боитесь, что мой сын станет наследником Пантелея, а вам ничего не достанется.

- Мне уже досталось, и еще достанется, если на то пошло. В любом случае. Вы, Серафимушка, в сердцах. Такое горе!.. Кто забрал вашего ребенка, установит следствие. Ребенка обязательно найдут и вам вернут. Кому он, кроме вас, нужен?

                                 В кабинет вбежал Пантелей:

- Фима, тебе нужно в больницу. Ты не в себе!

           Серафиму  привезли в психиатрическую больницу имени Н.А. Алексеева, в отделение к рекомендованному Пантелею Звиру врачу, заведующему того же отделения.  Арнольд Оскарович считался опытным психиатром. Серафиме назначили лечение, от которого она не просто успокоилась, из сосков ее, несмотря на возраст, потекло молозиво. Анализ показал высокий пролактин. И кормить грудью было некого. Серафима ждала результатов другого “анализа”: кто совершил преступление, жив ли, и где ее ребенок.

             Измученная неизвестностью, оглушенная успокаивающими препаратами, Серафима пришла к Арнольду Оскаровичу проситься на выписку. Разговор происходил в просторном кабинете с письменным столом и огромным аквариумом со стайками  тропических рыбок. Серафиму удивило, что в лечебном учреждении можно держать аквариумы, но еще большим ее удивлением было то, что у Арнольда Оскаровича Серафима встретила Дениса, который общался с доктором совсем по-домашнему. Денис дружески улыбнулся Серафиме.

              Арнольд Оскарович выговаривал Денису:

-  Денис, сынок, достоишься ты на дороге, что, как – ни будь,  декан подъедет. Ой, не испытывай терпения! Отправлю в армию!

                Заметив заглянувшую в ординаторскую Серафиму, врач кивком указал Денису выйти. Серафима спросила о выписке. Арнольд Оскарович любезно и почти игривоотвечал, что лечение сугубо добровольное. Он как специалист рекомендовал бы продолжить лечение в стационаре, а перед выпиской сделать пролонгированный укол, который следует повторять сначала раз в две недели, потом – раз в месяц, потом сменить пролонг на тот, который делается один раз в три месяца. Как поняла Серафима, можно было и настаивать, но лучше поговорить о выписке со Звиром. Ее поразило внешне какое – то несерьезное отношение Арнольда Оскаровича к ее госпитализации и лечению. Серафима решила, что долго работая в психиатрии, Арнольд Оскарович эмоционально выгорел.

                  Вечером Серафима попросила мобильный телефон, хранившийся, вместе с телефонами других пациентов, в сейфе старшей сестры. Разрешали звонить один раз в день.

- Ребеночка нашего нашли?

- Нет, - отвечал Пантелей.

- Есть надежда?

- Всегда.

- Надо запросить  интернаты, не сдали ли ребенка до года.

- Ты не можешь говорить?

- На встрече.

- Я тут с мальчиком познакомилась. Хороший мальчик из мужского отделения. Счастлив, живя на Вторую группу инвалидности.

- Здоров?

- Как и все здесь… Параноидная шизофрения… Пантелей, я соскучилась.

                      Серафима не лгала. Ее влекло к Пантелею. А он, разговаривая с Серафимой, лежал на Анне Сааковой.

- Узнай у отца, кому он паи “Восточно - европейской “ предлагает?

- Как?

- Скажи, что сама купить хочешь. Ты Гундерману дочь или кто? Он тебя в три месяца бросил. Пусть откупается.

- Мне оптимально, чтобы папка с мамкой сошелся, а он не хочет, - задумчиво сказала Анна .-Папкина новая мне в младшие сестры годится.    Папка – хороший. Он меня в детстве каждое воскресенье брал. Покупал, что хочу. Я и на фигурное катание ходила и в драмкружок, в языковую школу. Журфак папа тоже оплатил.

- Ну - ну! – поморщился Пантелей.

- Покупай ”Восточно - европейские “! Что отец сократится в “Восточно - европейской “ до 31 %, биржевые новости сообщат лишь завтра. Бумаги на торгах стопудово вверх пойдут.

- Денег свободных нет. Возьму с  “плечами “. Но мне интересно, кто, кроме государства войдет в “ Восточно - европейскую“? Не Мороз ли?

- По – любому, завтра бешеный рост.

- Ежу понятно… Благоверный пусть тоже купит. Сама купи.

- Благоверный для меня  уже купил.

- Ревную. Ты мужу про рост раньше, чем мне сказала?

                        Звир поехал в управляющую компанию при своем банке.

                        Саакова звонила отцу:

- Звир купился!

                                                                                                                             20

                                                              20

                     Забирать Серафиму из психбольницы приехала Анна Саакова.

- Пантелей попросил, - пояснила она. – Ты же, Фима, - безлошадная. В метро тебе ездить не по рангу, коли ты нынче с Пантелеем… По пропавшему ребенку – прими соболезнования, - добавила она между прочим. – Найдется, никуда не денется. Кому он нужен? Алексей никакие письма с указанием выкупных сумм не получал. Да он шантажу и не поддастся… Не возражаешь? В IKEA заскочим. Мне надо плитку для ванной купить. Меняю. Подскажешь как архитектор.

                     Серафима тяготилась обществом Анны Сааковой, которая, наоборот, держалась вызывающе непринужденно.

- Пантелея я тебе, Фима, не отдам. С чего я должна тебе его отдавать? Потому что ты одинока, а я замужем? Вот еще! Я тебя моложе, и значительно. Не с мудростью  же ему спать?.  Пантелей на двоих умен и удачлив. Вообще, Пантелей  Звир -  мужчина – достойный уважения. С независимой точкой зрения. И похороны какие своим родителям закатил! Я своим, прежде всего – отцу, такие хотела бы! За что родители легли рядом с Высоцким? За то, что мать его отбросами со школьной кухни кормила? За то, что за школу всего один раз в детском лагере был? Что за школьные годы его один раз на лето к тетке в Урюпинск отвезли! Он до сих пор сносно английского не знает! На сборе и сдаче цветного металла поднялся! А потом пошли невозвраты кредитов. Всю жизнь то за судом, то около! А старший брат, Глеб, ему помог?! У того своя история! Депутат – одно название!

                          Серафима схватилась за голову:

- Вы можете помолчать?! Просто – помолчать?!

                           Анна окинула Серафиму презрительным взглядом. Пошли по строительному развалу. Взгляды Анны на фактуру и цвет плитки был самый вульгарный. Она не учитывала другие цвета обстановки ванной, цвета обоев и мебели в комнатах квартиры. Ничего не понимала в общем фоне объекта. В результате, ответив на вопросы Серафимы относительно других цветов в ванне т квартире, Анна согласилась с ее выбором. Далее начался ожесточенный торг по цене плитки. Т.к. находились в магазине, а не на рынке, пришлось приглашать старшего продавца. Анна сказала, что она с телевидения, обещала “бесплатную“, или со значительной скидкой, рекламу. Анне подарили накопительную карту скидок. Анна расплатилась картой, чтобы получить cash back. Договорились о доставке плитки.

                       Снова сели в машину.

- Фима, я на ТВ передачу “К барьеру” возрождаю. Я – ведущая. Тебя секундантом Пантелея Евстахиевича  на передачу приглашаю. Вопрос, который задашь, тебе на почту пришлю, - Анна говорила со значением, гордясь работой, которую любила: - У меня много проектов!

                     Серафима молчала, оглушенная потерей ребенка, не оправившаяся.

- Тебя, Фима, здорово подставили с психушкой… Больница скинет, что ты там была, в ПНД по месту регистрации. Будут проблемы со справками на работу, вождение, сделки с недвижимостью, усыновлением, опять же… Тебе надо было посоветоваться с подругой. Что ты в психушке делала? С параноиками знакомилась? Они – эмоционально холодные. Вылечили тебя там?

- Мой дом. Не надо заезжать за шлагбаум. Я пройдусь.

- Как знаешь!... Догадалась, подруга, что плитку я для ванной в квартире твоего дома подбирала. В квартире Пантелея, где ты была!

- Еще бы! Я же – архитектор.

- Вот именно, ты – простой архитектор. А я ведущая из телевизора. Я Пантелею нужна, чтобы его по ящику показывали. Это поднимает рейтинги, доверие к его банку, что способствует доверию значимых людей государства, когда идет финансирование проектов, доверию вкладчиков. Курсы на бирже растут.

- А я Пантелея люблю просто так! И он меня любит просто так. Это и есть любовь.        21

- Как мы старомодны! Любовь, дорогуша, имеет свою структуру, как купорос… Ладно, не дуйся. Я к тебе в подружки навязываюсь.

- Не нужна мне такая подруга!

- Есть и похлеще!.. Хочешь быть с Пантелеем, держи конкуренцию!

                                                                         21

               Пантелей Звир внушал “детям”:

- Константин, если ты за пример берешь Дениса, то он на подготовительные курсы мединститута ходит. А ты что? Не поместил ли я тебя в элитную частную школу, а толк. Звонила классная: ты пропускаешь занятия. Что ты о своем будущем думаешь?

- Что мне думать, когда ты у меня, папа, есть.

- Ну, а институт? Ты хочешь  с аттестатом средней школы остаться? И за аттестат мне придется заплатить. Почему ты СМСки мне не присылаешь, а только наговариваешь. Боишься, что орфографические ошибки увижу? Так у тебя в телефоне есть автокорректор.

- Наговаривать мне проще… О будущем я думаю. Денис, кончно, в мединститут поступит. У него отец в приемной комиссии. А я огляжусь и бизнесом займусь.

- Каким бизнесом?

- Еще не знаю. Огляжусь, сказал!

- Вот и оглядись… Кто тебе денег на бизнес даст? Стартовый капитал?

- Ты.

                Пантелей Звир вздохнул.

- А ты, что молчишь?! – набросился он на Дениса. – Говори! Ты же для него авторитет.

- Что я?.. Не доставайте Константина!

               У Звира запотели очки. Снял, протер фланелькой из футляра. Чистота стекол не удовлетворяла. Звир отбросил фланельку. Повернулся к детям спиной. Пошел в ванную, на ходу глотнув таблетку из коробки.

- Давление поднялось. Пойду – умоюсь.

                Звир вышел. Дети переглянулись. Денис со значением поглядел на пиджак Звира, висевший на спинке стула. Константин подскочил к костюму, быстро обшарил.

- Yes! – Константин победно показал бумажник. Заглянул внутрь. Содержимое наполнило его еще пущей радостью.

               Подростки бегом, через две ступеньки, спускались по лестнице. Радостное возбуждение переполняло обоих.

- Почему ты отцом его называешь? Он же тебе – дядя?

- Я думал, ему это льстит.

- По- моему, его это бесит.

- Как я мечтаю отделать его. Так бы и врезал по башке. Когда мы у него, меня подмывает, зайти сзади и врезать ему сифоном по голове!

- Дойных коров не убивают!

- Ненавижу! Ненавижу его!

- Почему?

- Потому что притворяться надо. Льстить, угождать ему за бабло.

- Твое дело – угождать дяде или нет.

- Ему все угождают! Все его боятся, и ему угождают. Не только в семье… Я его убить готов!

- Сядешь!

- Надо, чтобы на меня не подумали, а бабло забрать! Красиво жить станем! Нюхать и курить траву станем каждый день. Заграницу поедем! На Сардинию, где там круто?!

- Она тебе минет уже делала?

- Ты же девушками не интересуешься?

- Я – всеядный!

                    Мальчишки задорно рассмеялись.                                                          22

                    Пантелей Звир смотрел на опустошенный, брошенный на середину стола бумажник:

- Вот дурачье! Потратят деньги, опустошат карточки, а дальше что?!  Новые деньги не заработают. На животе приползут новые деньги просить. Уметь зарабатывать деньги – это в крови. Либо это есть, либо – нет.

                     Пантелей Звир проверил карманы:

- И телефон свистнули!  Бандиты!

                                                                     22

                   Анна привела в квартиру Серафимы молодого шизофреника, с которым та общалась в психбольнице. Милый, робкий двадцатилетний мальчик.

- А это – Гена. Он хотел увидеть тебя. Я и привезла. Гена еще лечится. Его отпустили в пробный отпуск.

                   Серафима в больнице болтала с Геной во время прогулок в зимнем саду, но она недоумевала, зачем Анна приволокла душевно больного из психбольницы.

- Я заезжала узнать, не удастся не информировать ПНД, что ты в психбольнице лежала. Но Арнольд Оскарович сказал, что выписка уже пришла. Диагноз тебе поставили тяжелый -

F 20. Возможно приглашение из ПНД.

                Гена застенчиво улыбался. Он взял из вазы мандарин. Очистил, съел. Потом задумчиво стал пожирать корки.

                В открытую дверь вошел заранее предупрежденный и приглашенный Анной Пантелей Звир.

- А это Гена – друг Фимы по психбольнице. Счастливо живет на пособие по инвалидности в триста долларов.

- Я – богатый, - подтвердил равнодушно Гена, тянясь за следующим мандарином.

- В Камбодже он мог бы быть принцем, - Пантелей  переглядывался с Серафимой и Анной, негодуя на тупую ревность последней.

                 Вошел Глеб. Из-за его спины выглядывал его, Глеба, охранник и Митрохин, следователь, второй муж Анны Сааковой..

- Господин депутат, - насмешливо протянул Алексей при виде брата. – Какими судьбами? Вы зал заседаний перепутали?

- Нашли твоего сына. Он мертв. Вам с Серафимой надо поехать на опознание.

                  Серафима упала в обморок.

                                                                 23

                  Когда Глеб с Пантелеем, будучи подростками, воровали в бане, Глеб стоял на стреме, а  Пантелей вскрывал шкафчики и шарил по вещам. Если заходил посетитель, оба изображали, что они не при чем, торопясь уйти. Один раз вышел помывшийся мужик, принявшийся одеваться из недавно обчищенного шкафчика. Подростки онемели, но мужик оделся, не заметив, что из карманов исчезла мелочь.

                Еще они любили играть в ца-ца. Это когда проводилась черта. На кон ставились монеты. От другой черты, в десяти шагах, бросали подшипник. Первым разбивал стопку монет бросивший подшипник ближе к черте,  на которой стояли деньги. Те монеты, что от удара перевернулись решкой, он забирал. Бил по краешку других монет, норовя перевернуть. Как только монета не переворачивалась, ход переходил к тому, кто по точности броска был на втором месте. И так далее. Выигрывалось тем больше денег, чем больше переворачивалось монет. Для игры, преимущественно, использовались деньги, украденные в бане, куда ходили раз в неделю. Часть денег экономили на школьных обедах. Отец, врач, принес домой аптекарские весы с гирьками. Ольга, сестра, не игравшая в ца-ца, предпочитала что-нибудь взвешивать на аптекарских весах. Иногда она использовала мелкие монеты, подаренные братьями. Оксана любила играть в продавца в гипермаркете.

                     Глеб поступил в университет, и уехал в Москву. Как-то на каникулы он приехал к родителям посоветоваться, стоит ли ему жениться на известной женщине – экстрасенсе, ранее передававшей психическую энергию, лежа в постели с известным политиком, или на телеведущей, подруге  Сааковой. Родители были ошеломлены. Всех этих людей они лишь по телевизору видели. Как сын их сыскал? Отец с матерью предложили Глебу выбрать самому. Глеб женился на телеведущей, “чтобы чаще по телевизору показывали “ (он уже тогда собирался заняться политикой). Но жена скоро умерла от “передоза “. Совместных детей, как ни старались, у них не было.

                     Братья встречались редко, но когда собирались, шутливо обсуждали необходимость последующих женитьб. Обоим было за пятьдесят, и пора пришла, если не прошла. Хотелось жены богатой, молодой, к которой и сердце бы лежало, и помочь мужьям могла бы в бизнесе, банковском деле и депутатской деятельности. Красота не стояла на первом месте. Оба сменили столько женщин, что научились включать воображение. Перебирали возможных невест. Замужество женщины не останавливало.Предстоящую невесту можно было рискнуть развести. Встречались, конечно, упертые – возрастные, замужем за состоятельным, обремененные детьми.

- Я бы женился на Сааковой, - рассуждал Глеб. – Барышня, бесспорно, избалованная.  Вышла за следователя Митрохина из-за его внешней привлекательности. Познакомилась, когда по заказу конкурентов, он бизнес ее отца – Гундермана – чистил.

 прокуратуре?

- Какая разница?! Митрохин Анне надоел. Совместных детей у них нет. Девочка у нее от Саакова.  К девочке она, как королева: “приведите, уведите”. Нянька с ней сидит. Я как-то к дому на Николиной горе подъезжал, мы с Сааковой соседи, видел, как ее нянька в приоткрытое окошко курит.

- Где Саааков?

- В Германии от “новичка” лечится.

- Хорошо, что Аня от политики отошла.

- Папа мог вставил… К Гудерману хорошо бы через дочку подобраться. Банк его куда моего круче!

- Ты с Анкой спал?

- Кто с ней не спал? Ленивый?

- Как она в постели?

- Как резиновая, гуттаперчевая, что ли. Ей все равно с кем. Она в постели сосредоточена на своих ощущениях. Кончить любым путем. Но, когда Анна трезвеет от секса, то есть, удовлетворяется, немедленно включается ее тщеславие – желание делать карьеру, стремиться все выше, оставаясь в центре максимального внимания.  Опять же – мужчин. Она страшно жадна до мужчин. Станет дочь постарше, она и ее к своим мужикам приревнует.

- И все – таки, Анна – опасный и одновременно - лакомый кусочек.

- Отец ей не очень доверяет.

- В этом и интрига.

- С ней спать, как с черной вдовой тарантула. С Анной не расслабишься. Жениться на ней, жить с ней – это работа и работа тяжелая. Позволь третье сравнение: с ней в постели, как со шпионкой или серийной себялюбивой убийцей, готовой на все ради эгоизма и удовольствия убийства.

- Страшный человек! Убийственная женщина! Она гордится, когда мужиков, как мертвых бабочек, в альбом собирает.!

                                                             24

        Мертвого младенца Серафимы заподозрили среди детей, лежавших в морге больницы. Но она отказалась его признать. С ее слов, “не хватало любимых родинок “.                  24

        Глеб с сочувственным лицом повернулся к Константину:

- А эта операционистка, Станислава Ходченко, у тебя в банке еще работает?

- Твой персональный менеджер? Конечно, работает. Ты предпочитаешь по финансовым вопросам ко мне на прямую обращаться, а так, конечно, можешь и через нее бизнес – вопросы решать. Твое право.

- Она смешно репрезентуется в соцсетях. Все фрифольнее и фривольнее позы принимает. Сфоткалась в три четверти, будто по мобильному телефону говорит, а попку в брюках игриво оттопырила.

- Каждый презентуется на Whats Upе, как хочет.

- Я ее в купальнике видел. У нее на крестце над трусиками какой-то слоган на санскрите. Надо бы перевести, для интереса.

- Глеб, тебе персонального менеджера не заменить?

- Оставь. Она все равно ничего не делает. Как – нибудь приеду к тебе в банк, приглашу Станиславу на чай.

- Приезжай. Наши операционистки и менаджеры любят за состоятельных клиентов замуж выходить. Решишь матримониальный вопрос. Перед выборами политическую партию не меняешь?

- Шутишь? На переправе коней не меняют. Я – в партии власти. Глядишь, с твоими кредитами в двенадцать “бессмертных “ войду. В благодарность за три – четыре сессии деньги твои отобью. Пролоббирую.

         Вышли из морга. Серафима отстранялась от Пантелея.

         Через некоторое время, гуляя в одиночестве по парку около  дома, Серафима столкнулась с мужчиной, гулявшим с собакой и ребенком в коляске. Ребенка звали Яночка. Собаку звали  Джек, а мужчину – Арнольд… Оскарович.                                                    24

         Арнольд Оскарович жил с семьей неподалеку. Арнольд Оскарович  пригласил бывшую пациентку к себе, когда жена была на работе. Младенец спал в соседней комнате, пес – на коврике у двери.  Серафима отдалась Арнольду Оскаровичу, испытывая болезненное удовольствие воскресшей памяти. Серафима пыталась забыться несчастий.   Как женщина она готова была по сто раз входить в одну воду.

                                                                  25

         Глеб и Пантелей приехали на заснеженное кладбище проконтролировать установку надгробного памятника родителям – двух скорбящих ангелов. Целый год их вытачивал модный скульптор. По периметру стояли охранники. Малый кран поднимал памятник. Около надгробного памятника суетились рабочие.

- Неправильно, Пантелей, мы живем! – сказал Глеб.

- Почему неправильно? Воруем? – усмехнулся Пантелей.

- Дело не в том, что воруем, а вообще – неправильно. Это глубже и проникновеннее. Вот мы стоим на кладбище, а мне кажется, что сама земля источает неправильность.

- Становишься сентиментальным, Глеб… Как твоя предвыборная кампания?

- Выходит, нельзя ее вести по-другому, чес ведется. Помнишь, мы как – то с тобой вздумали ради моих выборов  в Гольяново по квартирам ходить. Так это невозможно: зазывают в квартиры, усаживают за столы, угощают, наливают. Задают сотни вопросов. А ты, как уж на сковородке.. Обещаешь, обещаешь, зная, что не выполнишь, а если выполнишь, убыток случится в другом месте. Они слепые, не понимают. Им крикни: воруют! И они поверят. А громче кричит обманщик и вор. За два часа один подъезд обошли. Ходить по квартирам избирателей – абсолютно не эффективно. Нужны телевизор, реклама и обязательно – скандал.

        Пантелей поморщился, показав рукой, как развернуть скорбящих ангелов над могилой.

- Все плохо тебе. Везде грязь. Но для цветов нужен навоз. Когда было, по – твоему, хорошо?

В детской скудости? Когда куртка была велика и подпоясывали?  Когда бегали на лыжах с мягким креплением? Играли в снежки?

- Хотя бы и так. Но точно не сейчас. В прошлом или будущем.

- Или когда яблоки мы с тобой воровали, а сестра, Оксана, за соседским забором на тасе стояла? – продолжал ёрничать Пантелей.

         По заснеженной дорожке бежала припоздавшая Оксана с мужем Олегом и “детьми “ – Константином и Денисом.

         Глеб жестом указал оператору “заснять “  торопящуюся родню. Глеб с детства увлекался видеосъемкой. Когда-то мечтал стать режиссером. В детстве он снимал на подаренную дядькой крошечную видеокамеру, напоминавшую авторегистратор. Потом перешел на телефон. Теперь за ним ходил оператор. Если к депутату подходил гражданин с вопросом или за автографом, оператор снимал. Кадры, при необходимости, можно было передать на телевидение или использовать в рекламных роликах при переизбрании. Особенно оператору следовало стараться, если депутат делал что – нибудь “полезное “ для народа, решал вопрос.

Пантелей Звир считал съемкой целесообразной. При покушении на жизнь или здоровье в кадр могли попасть нападавшие.

                Позже сидели в загородном доме Глеба. Поминали родителей. На большом экране смотрели видеокадры детских шалостей, домашней работы родителей, семейный досуг. Собравшиеся умилялись. Ольга плакала, вспоминая детство.

- Если ты так сниматься любишь, чего во ВГИК не пошел? – подкалывал Пантелей.

- В кино просто так не пробьешься. Нужны связи, деньги?

- А у нас денег нет?!. Ты – Глеб, человек талантливый, пробивной. Стал бы режиссером, руководителем кинообъединения. Меня бы продвинул возглавить Госкино, ФК. Я бы тебе призы за фильмы давал, финансировал. Как у нас и принято, брат брату.

- Тебе в Госкино нельзя. Не только непотизм, коррупцию разведешь.

- А в Роскосмос мне можно… Нет, я хочу, чтобы за роли мне артистки отдавались…

- Пантелей! – остановила брата Оксана. Она подняла полную рюмку: - Давайте родителей помянем.

              Выпили. Пантелей посмотрел на пылавший камин:

- Меня соседка беспокоит. Совсем с панталыку сбилась.

- Серафима Ангелантьевна?

- Она.

- Малолеток к себе водит. От вкусов Анны Сааковой не отличишь.

- Все они одинаковые!

- А вы, кобели?! – вступилась Ольга. – Серафима забеременеть хочет.

- Похоже, ей уже все равно от кого. Крышу, вообще, сорвало. И Константин к ней ходит.

- Где он?

              Глеб прислушался:

- В бильярд с Денисом играет.

- Олег, позови!

             Явился Константин.

- Костя, ты к Серафиме Ангелантьевне ходишь?

- Кто это?

- А ты не знаешь? Соседка моя.

- Фима, что ли?

- Фима!.. Что ты у нее делаешь?

- Чай пьем!.. Мы с Фимой сдружились, когда она меня из интерната забирала. Школьные контрольные мои Фима проверяет.

- А мать не может?! – возмутилась Оксана.

- Мать не предлагала!

            Зашел Денис. Услышал разговор:

- Вы Константина хуже кормите, чтобы он к тете Фиме в гости не ходил. Чтобы сил у него не было.                                                                                                                       26

               Оксана хлопнула ладонью по столу.

               Глеб отвел Пантелея в сторону:

- Тебя старые – то не беспокоят?

- Какие старые?

- Смотрящий  - Птусьи иже с ним.

- Тише, тише.

- А кто не знает?

- Дети.

- Мне тут фээсбешники по депутатскому запросу интересную инфо подкинули. Вон тот пидор, - Глеб указал глазами на Дениса, евшего ложкой черную икру из розетки, - вроде как, сын смотрящего, пившего тебе кровь на зоне, откуда мы тебя еле вытащили, а потом для светской жизни отмыли.

- Так его отец – Арнольд Оскарович?

- За кого и как при нашей жизни можно порeчиться? Денис живет у Арнольда Оскаровича с малолетства. Денис Арнольда Оскаровича папой называет. Тот его сыном.

- Константин тоже меня папой называет!

- Арнольд Оскарович – муж свояченицы, сестры жены, старшего Смирнова, которого ты укокошил…

- Я никого не убивал!

- Да ладно! Мы тут свои. В то, что ты не убивал старшего Смирнова, никто не верит. Ни родные, ни чужие. Ты сам не веришь. Вернее, ты знаешь, как было на самом деле. Ну, не за некорректное ведение банковской документации ты сидел? Не за нецелевое же использование? Потом – твой дурацкий побег. Дружки – мелкие бандиты, с которыми ты инкассаторскую машину под Магаданом, или в Якутии, все путаю, ты брал. “Черные “ золотоискатели под Читой. Замарал ты себе биографию. Если б не либеральное время, не быть бы мне депутатом.

                 Пантелей отдувался, как рыба, выброшенная на берег. Глаза его бегали:

- Продолжай!

- Не факт, что Арнольд Оскарович – отец Дениса. Он с супругой – бездетен. Они усыновили Дениса – сына Смирновской свояченицы и среднего Смирнова. Есть информация, и с достаточной уверенностью, могу это предполагать. Средний Смирнов. Петр или Птусь, и есть смотрящий, который унижал тебя на зоне, где ты отбывал. Что говорить, ты все прекрасно знаешь!  Не знаю, как Птусь не заказал тебя…

- Был случай в ПКТ, потом – массовая межнациональная драка на общем режиме.. И что?

- Что средний Смирнов, смотрящий, возможно,повторяю, и есть биологический отец Дениса.

- Можно генетические пробы сделать.

- Это дело добровольное. Согласится ли на это средний Смирнов?

- Птусь еще сидит?

- Птусь по моей инфо  еще сидит. Ему не плохо в одноместной камере с телевизором. Если наскучит, по его выбору сокамерника подселяют. Он – человек властный, неуступчивый. Сокамерники у него типа денщиков…

- Откуда у тебя все это?

- Я тебе сказал, от фээсбешников. Большая часть, чего донес, мне было сказано устно с изъятым на входе мобильным телефоном.

- Петр Смирнов – “апельсин “.

- Ну, это ты так говоришь. Он утверждает, что звание вора в законе не покупал. Признавался на сходке.

- “Апельсины“  тоже на сходках признаются.

- Я этих, ваших, тонкостей не знаю. Не сидел. Ты бы поосторожнее с Олегом. Он – младший Смирнов, а у тебя – в охране.

- Америки не открывай! С Олегом у меня отдельные договоренности.

- А с Петром Смирновым нет у тебя договоренностей?                                                27

- Ты что?!

- А что ты Дениса привечаешь? Ты, Пантелей, двойную игру с братом не веди!

- Я с тобой честен. Вот думаю, как против Петра  Смирнова использовать, что предполагаемый его сын – нетрадиционал. Для вора в законе – это позор, западло.

- Ну – ну…  Сына он сам убьет…Заканчивай вечеринку!

              Олег с Оксаной задержались внутри дома. Воспользовавшись этим, когда вышли во двор, Пантелей подозвал к себе начальника охраны. Это был плотный, коренастый человек, чем – то напоминавший ростом и осанкойПантелеяя. Семеныч ранее он служил в ФСБ. Охранял Президентский отель. Вышел на пенсию. Перешел в охрану патриарха. Потом, как и большинство охранников Пантелея, к нему. Пантелей знал Семёныча и его семью достаточно хорошо. Бывал у него в гостях в трехкомнатной квартире в сталинском доме на Кутузовском проспекте. Семёнычевой дочери, которая училась на экономическом факультете ВГИКа, Пантелей одалживал золотые часы для съемок персонажа, изображавшего богатого человека  в учебном фильме.

- Семёныч, ты больше мне Олега Смирнова в смену не ставь.

- Хорошо, Пантелей Евстахиевич… А что так? В охранном агентстве, что Олега в  не ставят,  спросят.

- Просто не ставь в смену, и все. Я так хочу.

             Семёныч прекрасно знал, что Олег – зять Звира.

- А с зарплатой его как?

- Контракт с ним не разрывайте. Зарплату пусть получает по-прежнему.

- Олегу что сказать?

- Придумай! Скажи: пусть отдохнет… Не говори, что я приказал.

- Понял, - Семёныч задумчиво поглядел на Пантелея.

             Ни Семёныч, ни Пантелей Олегу ничего не сказали.

             Глеб и Пантелей сели вдвоем в одну машину, на заднее сиденье. За их лимузином потянулся кортеж. Выехали на Рублево – Успенское шоссе и почти сразу же попали под обстрел. По кортежу стреляли из трех припаркованных джипов. По капоту лимузина чиркнула неразорвавшаяся граната. Сработал второй гранатомет. Граната ударилась в надкрылок переднего колеса. Лимузин подбросило и перевернуло. Шоссе заволокло черным дымом. Из припаркованных джипов выскочили какие-то люди.

         Отстреливавшийся Олег выволок Пантелея из лимузина. Ведя к другой машине, закрыл телом. Олег вздрогнул. Пуля попала ему в плечо, слева от бронежилета.

                                                                26

         В целях безопасности Глеб предложил, до выяснения ситуации, “отсидеться “ в Государственной Думе. Глеб вошел в Госдуму вместе с охраной первым. Скоро остальным оформили пропуска. Оружие оставили в сейфах ФСО.

         Журналисты уже знали о покушении. С видеокамерами и микрофонами они толпились от лестницы, по коридору между новым и старым зданием. Подозревали, что покушение связано с политической деятельностью Глеба, организовано “несистемными маргиналами”. Отнекавшийся журналистам Глеб на ходу заметил группу азиатов, прижавшихся к стене у входа в столовую, поскольку коридор заняли журналисты.

- Не хочешь этого курда у себя на даче спрятать? – тихим голосом, смеясь, предложил он Пантелею. – Его Интерпол ищет. Предложи Анатолийскому ТВ, от меня, его интервью за миллион долларов.

           Пантелей, отследивший взгляд брата, покривился.

           На лифте поднялись к кабинету Глеба. По дороге оба брата успели поздороваться с выходившим из туалета главой Роскосмоса. Тот с удивлением смотрел на братьев, облепленных роем журналистов.

              В приемной стояла Анна Саакова. Рядом – муж, следователь. Анна держала в руках сценарий пилотной программы ток-шоу “Школа мам “, где она предполагала стать ведущей.

Анна обрадовалась, увидев обоих братьев. Удачно можно было поговорить и о продвижении, и о финансировании пилота. Услышав о покушении, Анна первой проскользнула в кабинет Глеба.

       Глеб плюхнулся в кресло под трехцветный флаг. Анна уселась напротив, положив ноги на депутатский стол. По мобильнику она вызванивала оператора, выставлявшемуся для ее стендапа под гербом на площадке наверху парадной лестницы. Анна называла своего телеоператора “идиотом “.

       Пока Анна звонила, секретарша Глеба телом закрывала от журналистов вход в его кабинет. Раздвинув журналистов, в кабинет протиснулись два депутата. Оба просили у Глеба денег. Одному Глеб ничего не дал, второму дал 500 долларов. Алексея, мало знакомого с думской жизнью, удивило, что Глеб дал денег депутату другой политической партии, чем та, к которой принадлежал он сам. Об этом он догадался по тому, что на лацкане пиджака Глеба был значок с триколором, а значок просителя отливал кумачом.

        Депутат, не получивший денег, сел в кресло у окна и принялся по – дружески болтать с Глебом. Вошел еще какой-то подозрительный человек кавказской наружности, отрекомендавшийся как  кандидат в Президенты России. Пантелею показалось, что этот человек находится в состоянии наркотического опьянения. Пантелей вежливо выпроводил кандидата из кабинета.

        Журналисты за дверью жужжали, как пчелы под электротоком. В щель, через которую вышел кандидат в Президенты, в кабинет протиснулся оператор Анны и ее муж, Митрохин,которого Глеб велел позвать. Тут же вошла и секретарша с пакетом в руках. В дверь застучали журналисты, не довольные, что пропустили оператора Анны. В кабинет заглянули просящие женские и мужские головы.

     Глеб показал Пантелею пакет, доставленный фельдъегерской связью.

- А вот и требования нападавших.

     Оператор поставил камеру на треногу, но Глеб запретил ему снимать. Глеб разорвал пакет. Там были фотографии сына Серафимы, приложившегося к чужой груди, и требование одного миллиона долларов.

- Сумма знакомая! – усмехнулся Глеб. – Надо отдать.

- Ты думаешь? – спросил Пантелей, неуверенный, говорит брат серьезно или шутит.

- Твой смотрящий человек серьезный. Видишь, даже гранатометы из какой-то воинской части спер.

       Анна Саакова остановила Глеба. Ее, как журналистку, не удовлетворяло, в каком направлении идет ход мыслей Глеба. Анна кивнула оператору:

- Глеб Евстахиевич, как говорили древние, кому выгодно политическое покушение на вас?

       Анна засунула назад в пакет фотографии сына Пантелея и требование выкупа:

- Мы не будем пока знакомить наших зрителей и слушателей с политическими требованиями, выдвинутыми нападавшими. Это дело следствия, - Анна постаралась восстановить целостность пакета и внесла его в кадр.

      Глеб  сориентировался и сделал крайне серьезное, озабоченное лицо:

- Безусловно, мое убийство готовили деструктивные силы.

        Далее Глеб говорил пространно, забыв о существовании брата. Анна из вежливости спросила    Пантелея, нечего ли ему добавить. Пантелей только махнул рукой:

- Брат все сказал.

        Анна велела оператору снять своего мужа – следователя, удачно оказавшегося в приемной Глеба по вопросам досудебной проверки деятельности банка Пантелея.

        Позвали остальных журналистов. И понеслось! Пантелей, посчитав себя лишним, пошел искать Оксану. Попив с сестрой кофе, он вернулся в кабинет Глеба, когда журналисты ушли. В кабинете было очень надышано.

- И так ты думаешь, надо отдать выкуп?

- Отдай. Он хочет, чтобы деньги в кейсе передали  человеку в фойе гостиницы “Ренессанс “.

- Самому идти? – прощупывал позицию Глеба Пантелей.

- Человека послать… Да вот, Александра Николаевича Митрохина можно, мужа Анны. Он как следователь грамотный захват организует.

        Пантелей вздохнул с облегчением:

- То есть, деньги можно положить не настоящие? Куклу?

- Твое дело.

- А тебя не касается? Стреляли и в тебя.

- Выходит, что только и тебя.

- Деньги передаст мой муж – Олег, - предложила Ольга.

        Братья неуверенно   переглянулись.

                                                                               27

       Пантелей и Глеб, сидя на заднем сиденье автомобиля, еще раз пересчитали деньги в кейсе. Они побоялись заполнить чемодан фальшивыми купюрами полностью. Сверху лежали настоящие двести тысяч. Пантелей передал кейс Олегу, сидевшему на первом сиденье:

- Иди!

        Олег взял чемодан и пошел ко входу в гостиницу.

        К машине тут же подбежал Митрохин:

- Началось!

        Пантелей  недовольно кивнул ему поверх опущенного стекла:

- Перекройте все входы и выходы, чтобы этот бездельник не ушел.

- Какой бездельник? – насмешливо спросил Глеб.

        Пантелей осуждающе посмотрел на брата: “Дело серьезное! “

- Уже сделано, - сказал Митрохин, покосившись на агентов в штатском, окруживших гостиницу. – Мышь не прошмыгнет.

        Олег вошел в гостиницу и сел в фойе.

        Он, Митрохин, братья Звиры, оперативники ждали два часа. За выкупом никто не пришел. “ Для приманки“ Олег поставил кейс с деньгами на журнальный столик посреди фойе. Никакого результата. К ресепшену подходили и уходили люди. Какая – то пара села рядом с Олегом. Кто-то, проходя мимо, о чем – то его спросил. Олег га всех смотрел крайне подозрительно.

- Надо сворачиваться! – через плечо брата сказал Глеб Митрохину. – У меня встреча.

       Митрохин по рации приказал сворачиваться.

       Олег взял чемодан и пошел к выходу. Уже за дверью его толкнули. Неизвестный схватил чемодан и убежал. Раздосованные оперативники обыскали гостиницу. В бельевой нашли плачущего младенца Серафимы..

                                                                             28

                      Глеб снова пригласил родственников в загородный дом. Расположились в зале. У  проекторов суетились два инженера. Включили проекторы и в пятнах света появились голограммы умерших родителей. Они улыбались, двигались  и даже разговаривали. Глеб использовал видеокадры детства и зрелых лет.

                       Оксана прикрыла рот рукой, чтобы не закричать:

- Папа и мама, Ксюша!

- Но зачем это? Они же умерли!

- Они умерли, но я их “воскресил “ в голограмме. Хотите поговорить с ними? – оглядывал собравшихся довольный Глеб. Он вложил в “воскрешение “ большие деньги.

- Глеб, никто не хочет поговорить с ними, - твердо сказала Оксана. Ее блуждающий взволнованный взгляд остановился на Анне Сааковой, подпиливающей ногти. Сидевшая рядом с ней Серафима качала ребенка. Денис и Константин скучали. Пантелей  просто ждал, когда брату надоест. Он знал его “кинематографические  “ причуды.                                       30

- Я еще и движущиеся куклы родителей намерен создать, - чувствуя неприятие собравшихся, упрямо продолжал Глеб. – Вы что, не понимаете, что смерть – это отстой. Смерть преодолима технологией. Плати деньги и – аннулируешь смерть, перешагнешь через нее. В будущем умирать будут только те, кто не сможет оплатить переход в физическую вечность. Сначала мы станем киборгами, у которых будет заменена половина или более того              изношенных органов, потом – роботами. Любой сможет описать свою биологическую  смерть, потому что перейдет не в духовную вечную жизнь, но – в синтетическую.

- Глеб Евстахиевич, вы просто – инженер Гарин, - усмехнулась Серафима. – Кто же будет обслуживать ваших богатых в чудном новом мире? Менее богатые?.. А как насчет счастья?  Отдельно покупается? Или идет в одном пакете с вечностью? Служба доставки?

           Оксана встала:

- Выключите! – прикрикнула она на инженеров или операторов, айтишников. Она не знала, как назвать их правильно: - Немедленно остановите!

           “Инженеры “ вопросительно посмотрели на Глеба. Они не собирались выполнять приказ Ольги, поскольку она не платила.

- Мои воспоминания о детстве, - продолжала  Оксана, - это когда я сижу в ванной. Мама подливает горячую воду.  Спрашивает, как мне. Трет спину губкой.

- Вот они тебе и потрут! -  кивнул разозленный Глеб на голограммы. Ему не понравилось, что семья, в лучшем случае, холодно восприняла его находку.

             Оксана вырвала шнур из проектора. Изображение матери погасло. Глеб отключил изображение отца:

- И так к свадьбе.

- Глеб, ты в курсе, что твои дети наполовину будут евреями? – спросила Анна Саакова.

- А еще на четверть они будут хохлами, и еще на четверть – казахами, - парировал Глеб.

            Он снова женился на телеведущей. Подвыпивши, Глеб так и сказал.

             Распределили обязанности по организации свадьбы. На Оксану привычно возложили тройки лошадей, долженствовавших подвезти к престижной православной церкви. В тайне от остальных, Глеб, наученный горьким опытом предыдущего брака, “ зарядил“  актрису, внешне похожую на Саакову. В случае ссоры во время брачной процедуры, актриса заменит Анну в лимузине, и через тонированное окно будет махать почтительно собравшимся, чтобы не допустить скандала перед светской прессой и публикой. Олегу предстояло провести кастинг в агентстве эскорт – услуг.

                                                                                 29

               Денис и Константин сидели в кафе.

- Так кто твои родители? – спрашивал Денис.

- Мать – вроде как, Оксана – сестра Глеба и Пантелея Евстахиевичей. А отца, будто бы, убили, когда она еще в животе носила. Накануне их свадьбы.

- А чего она тебя не воспитывала?

- Она тогда с прибалтом каким -то женатым трахалась. Он ей лет десять мозг компостировал, пока Пантелей Евстахиевич с  ним серьезно не поговорил.

- И чего она тебя из детдома не забрала?

-  Мать потом за Олега вышла. Они надеялись своего ребенка заиметь. Я был не нужен. Только мать забеременеть от Олега Давыдовича все не может.  В ЭКО ходят, а – бесполезняк.

- А меня суррогатная мать родила, - сказал Денис.

- Так Арнольд Оскарович и Елена Владимировна – не твои родители?

- Мать, она мне биологическая мать. Она для других оплодотворенное яйцо вынашивала.  Заказчики просто меня не выкупили.

- Почему?

- Исчезли куда – то. В общем, передумали. Обломались.

- Зачем Елена Владимировна живот в прокат отдавала, если Арнольд Оскарович богатый?

- Чудак – человек! Она же не сразу с ним познакомилась. Сначала бедная была. Живот в прокат отдавала. Я не знаю, может, она не одного меня для бездетных заказчиков родила, для китайцев каких – нибудь. Это же бизнес!

- Но я у Арнольда Оскаровича с шести месяцев живу. Он и Елена Владимировна  мной не особо занимались. Я с бабушкой сидел, матерью Арнольда Оскаровича. Она невестку, Елену Владимировну ненавидела. Считала, что Арнольд Оскарович лучшего достоин. Она мне все и рассказала.

- Бабка жива?

- Не, умерла. Прикольно, я в языковом лагере был. Приехал, а ее уже месяц как схоронили. Арнольд Оскарович и мать сказали, что они мне не сказали, что бабушка умерла, чтобы не тревожить, а я почти каждый день из лагеря им звонил. Так велели… А я только бабушку и любил. Родители они как будто без сердца были. Снежная королева им в сердце пукнула…А бабушка была живая!.. Арнольд Оскарович сейчас с Серафимой Ангелантьевной спутался. Та шифруется. Консьержу  в подъезде отца, по приколу, как патологоанатома представляет. Отец таскается к Серафиме Ангелантьевне с собакой и сводной сестрой моей. Мамаша моя снова родила. Наконец, вроде как, от мужа.

- У тебя большая разница с сестрой?

- Почти восемнадцать лет! У меня сперма тоже есть. Я ей, теоретически, отцом тоже мог бы быть, или смогу стать мужем - Денис говорил о сестре с ревнивым отвращением.

- Я тебя к Серафиме Ангелантьевне как – нибудь позову. Скажу: танцуешь хорошо. Изобразишь?

- В легкую. Я учился… Чего вы,  с Серафимой Ангелантьевной делаете?

- Кальян курим. У нас с первой  встречи – симпатия.

              Подростки рассмеялись.

- Жалко, что мы тех отцов и матерей, которые “за кадром “ остались , не сыщем, а то бы ласковые телята двух маток сосали бы! – сказал Денис.

              Ребята снова рассмеялись.

- Смотри, что у меня есть, - Денис поставил на колени тяжелую барсетку.  Расстегнул  молнию барсетки.

- “ Макаров“? – задохнулся Константин.

- Обижаешь. “ТТ “.

- Где взял?

- Места надо знать… Две обоймы… Я свою половину денег, что  стырили у твоего дяди Леши, я использовал с пользой.

- С какой пользой?

- Банки будем брать, - мрачно пошутил Денис. - Ты фильм  “Враг государства“  видел?

- Что за фильм?

- Французский. Там один француз маленькие банки грабил, поэтому его не могли поймать. В маленьких отделениях банков часто ни охраны нет, иногда нет даже камер. Если пойдем по его пути, 200 – 300 тысяч в день нам обеспечено. Маску на глаза, очки. Глазок камеры залепим жвачкой.

- А машина? – начинал проникаться Константин. Недоверие сохранилось.

- Ну, машину можно купить. Для маскировки можно и на общественном транспорте уезжать.

- Ты дурак?!

- Сам – дурак! Давай на спор силенки проверим.

- Это как?

                  Денис метнул по залу кафе глазами:

- Парня с девушкой видишь.

-  Ну.

- Баранки гну.. Бросаю монету. Орел или решка. У меня орел. Кому выпадет, тот их обчистит.

- Что?!

            Денис бросил монету. Выпал орел.                                                                                     32

           Посмотрев со значением на Константина, Денис пошел в туалет. Возвращаясь, он задел стул, на  котором сидел выбранный парень. Денис извинился и разговорился. Говоря, он некоторое время стоял около парня. Махнул Константину. Тот послушно, вместе с барсеткой, где лежал пистолет, пересел к парочке. Выпили за знакомство. Через пару часов доверчивые парень с девушкой ушли в туалет. Воспользовавшись их отсутствием, Денис обчистил карманы их одежды, висевшей на спинках стульев, и забрал телефоны со стола. Денис потянул Константина к выходу:

- Теперь быстро уходим.

           “Новичкам “ повезло. Их не преследовали. Но кражу и ее участников зафиксировала видеокамера.

             Когда бежали по улице, Константин со знанием дела сказал:

- В следующий раз на такое дело надо девушку взять. Девушки по обману беззащитные. Им легче доверятся… Много бабла взяли?

- Погоди! – Денис указал на отделение банка, откуда инкассатор выносил сумку с деньгами.

- Деньги мне! Быстро! – Денис направил на инкассатора пистолет. – Забери сумку! – приказал он Константину.

                Константин потянул сумку на себя. Инкассатор в ответ крепко схватил его руку.

- У меня ствол! Я буду стрелять! – орал Денис.

                 Второй инкассатор расстегнул кобуру.

                 Константину удалось вырваться. Сумка с деньгами осталась у инкассатора. Денис с близкого расстояния выстрелил в инкассатора, который достал из кобуры пистолет. Денис промахнулся. По крайней мере, инкассатор не покачнулся.

- Ноги! – Денис и Константин побежали.

                 Вслед им прозвучали выстрелы.

- Не ссы! В другой раз получится, - успокоил Денис, когда свернули в темную арку.

                Что их не опознают, надеялись на темноту. Пока происходила заваруха, никто из многочисленных прохожих не вмешивался. Большинство торопилось пройти мимо, делая вид, что ничего не видят. Когда раздались выстрелы, толпа расступилась. Многие не поняли, что происходит.

- Что значит, в другой раз? – допытывался перепуганный Константин. У него поджилки тряслись. – Ты еще грабить хочешь?

- Конечно!!. Ты думаешь, кто у Олега у “Ренессанса “ выкуп за Серафиминого пискуна выхватил?

- Так это ты кейс с деньгами у Олега вырвал?!

- Я!! – гордо отвечал Денис. – Ну, не без помощи Олега. Союзников всегда надо уметь находить. И с ними делиться! А то второй раз не дадут заработать.

- А ребенка из детдома тоже ты украл?

- Не без моего участия… Смотри, никому! Пасть порву!

- То есть смотрящего не было?

                     Денис пожал плечами:

- Я тебе сказал, никому!

- Как другу, жрать землю клянусь!

- Не другу, а союзнику… Друзей по нашей жизни – нет. Вместе, пока выгодно!

- День, мы банк моего названного отца чуть не ограбили…

- Что за банк был, внимания не обратил… К черту, сопляк! Плачешь, что ли?

                                                                          30

                      Пантелей  заехал к Оксане. Хотел повидать сестру и узнать результаты ЭКО. Пантелей застал Оксану, выпивающую вместе с мужем Олегом. Пили вино.

- Какой повод? – насмешливо спросил Пантелей. – День шахтера?

- Просто, - отвечала смущенная Оксана. Она поставила пустую бутылку под стол. -   Ужинаем.

- Борща налей!

                      Оксана встала. Олег попытался неуклюже защитить жену:

- Мы, как французы…

- Ты не какай! – оборвал Пантелей. – Мы – не французы. Мы или пьем или не пьем.  Середины не знаем. От пива спиться можно, а вы ежедневно вино глушите!.. Что с дитем?

- Пока не получается… - виновато сказал Олег.

- Еще попробуйте! – хлебал щи Пантелей.

                      Ольга подперла подбородок рукой.

- Если с ребеночком не получается, может Константином тебе заняться? А то растет идиот идиотом.

- С Костей поезд ушел. Его не переделаешь. Не надо было его из интерната забирать. Не знал он матери, вот и не знал бы! – забросила Оксана камень против Серафимы.

- Надо поправить Костю! Не хочет Олег им заниматься, я им займусь. Он меня отцом называет, вот и исполню отцовские функции. Кто мать Константину  будет?

                     Глаза Оксаны увлажнились:

- Биологически я ему мать. Я его родила. Но сердце не лежит к нему. Не люблю я Константина!

- Люблю – не люблю! Есть долг. Ты – мать, Ксюша!

- Я не отрекаюсь. Сердце не принимает его. Он чувствует… Ты знаешь, сразу после родов я отдала его в детдом. Ты тогда был не против. У всех были другие планы. Мы были слишком молоды для детей.  Жизнь, казалось, открывала необъятные возможности. В том числе, в личной жизни.

- Я тебя, как не вижу, все плачешь!.. А дальше что? Я умру. Глебу деньги не нужны. Деньги отойдут тебе с твоим мужем – бездельником, - Пантелей метнул грозный взгляд на ухмылявшегося Олега. – А вы кому мою “империю” передадите? Некому. Нет наследников. Ни у меня, ни у вас. Пропьете? Государству отдадите?

- Пантелей  Евстахиевич, Оксана Евстахиевна так далеко не заглядывает, - сказал Олег.

- А надо!

- Пантелей, если тебе нужен наследник, ты и роди! Чего ты ко мне пристал?

- Не получается у меня. Бездетный я. Или стал таким…

- Ни у меня, ни у Глеба, ни у тебя нет законных детей… Мы – старые. Вряд ли, что уже получится.

- Должно получиться. Как молодые были, так получилась!

- К сожалению, дети не всегда появляются по заказу. До тридцати лет они не нужны, а в пятьдесят лет – раз и осечка! Обидно, что деньги забеременеть не помогают.

- А напарник Константина, чуть не сказал: подельник – Денис. Елена Владимировна не скрывает, что она его мать.

- И я уже не скрываю. Константин верит, что я его мать, а Денис не верит.

- Елене Владимировне не следовало живот в прокат отдавать.

- Все ты знаешь, как надо! А если знаешь, а не получается? Нищета и не до проката живота доведет! Прокат живота – невинно.

- Вот что, сестра, подгони ко мне этих двух юных “из ларца “ подгони. Я с ними разъяснительную беседу проведу. А то, когда я уши драл за то, что бумажник у меня украли, не все они поняли!

- Не исправишь ты их, Пантелей!

- Я -  исправлю!!

                                                                                   31

             Константин привел Дениса к Серафиме. Та попросила посидеть с младенцем Оксану, которая переехала с Олегом в пустовавшую квартиру Пантелея. Он жил в загородном доме. Глеб жил с ним по - соседству, наслаждаясь свежей близостью с новой женой – Анной Сааковой. Оксане ближе было добираться на работу с Вересаева.

             Серафима пила кофе, поглядывая в окно на кусок весеннего двора, когда загудел звонок входной двери. Серафима подставила щеку Константину. Он, по – взрослому, чмокнул воздух за ее шеей. Денису пожала руку.

- Я тебе говорил, что Денис хорошо танцует. Сейчас он изобразит.                                        .

              Серафима с Константином прошла в зал, а Денис – на кухню, приготовиться.

              Константин развалился на софе.

- Какую Денису музыку включить.

- Ему без разницы под какую музыку танцевать. Включи MTV.

               Денис на кухне отодвинул чашку кофе. Поставил чистую тарелку, проверив ее предварительно на сухость. Насыпал две дорожки кокаина. Свернул стодолларовую купюру. Втянул одну дорожку белого порошка в одну ноздрю, другую – во второю. Кокаин еще оставался. Денис попытался втянуть его сначала в одну ноздрю, потом – в другую. Но ноздри онемели и не слушались волевого приказа Дениса втягивать. Денис смочил слюной указательный палец, провел по остаткам порошка и натер десны. Все равно, следы порошка оставались на тарелке. То ли от жадности, то ли от хозяйственности, Денис вылизал тарелку. Только потом помыл.

                От кокаина Денис почувствовал себя пободрее. Он даже стал что – то напевать. Пританцовывая, разделся до нижнего белья.

- Денис, ты готов? – прокричал Константин из зала.

                Пока Денис готовился, Константин попытался привлечь к себе Серафиму, но та высвободилась:

- Не сейчас.

                  Денис вышел в трусах и принялся танцевать, стараясь попасть в такт звучащей из телевизора музыки. Серафима некоторое время смотрела на него молча. Потом сказала:

- Но это ужасно! Просто ужасно… Где ты учился?

- На курсах, - Денис пытался приблизиться к Серафиме. Танцевал напротив нее, сидевшей в кресле. – Я и танго умею. Меня на танго учиться Арнольд Оскарович специально в Аргентину отправлял. Танцуешь? На гитаре играешь?

                   Серафима промолчала.

- А я на гитаре играю!.. Не ломайся!.. Давай танго танцевать! – Денис схватил Серафиму за руку, потянул к себе, подмаргивая Константину, показывая ему два пальца.

                    В дверь позвонили.

- Быстро оденься! – прошипел Серафима на Дениса.

- Сейчас! Сейчас! – Серафима не торопилась открывать.

                     Денис побежал одеваться на кухню. Константин с софы пересел на кресло.

                     Денис одевался, посмеиваясь. Ему казалось забавным, предстать перед любым, кто за дверью, в трусах, а то и нагом виде. Серафима тревожно заглянула на кухню.

- Одеваюсь уже!

                     Серафима открыла дверь. На пороге с  ручками чемоданов в руках стоял вернувшийся из Сибири  Антон. Соскучившийся брат улыбался сестре, не понимая причины тревоги в ее глазах.

                                                                               32

- Ну как, построил мост?  - растерянно спрашивала брата Серафима. – Обустроили Сибирь?

- Конечно же! Все в порядке, дорогая сестренка, - говорил Антон, обнимая сестру. – Как же я по тебе соскучился?! Больше года…Куда! Почти два года не виделись. Как у тебя дела? По – прежнему проектируешь дачигенералам? Где твой малыш?

                  Проходя, Антон оглядывал зал.

- Малыш… Саша… у соседей.

                  Антон указал глазами на кухню:                                                                                35

- У нас гости?

- Соседские мальчишки. Одному скоро семнадцать, другому, первокурснику, скоро девятнадцать… Отпетые дети…

- Фима, ты прямо загадками говоришь.

- Дети, надеюсь, не твои?.. Без имен.

- По губам! По губам!

                Антон поймал руку Серафимы.

- Я дверь не закрыла. Дети сами уйдут.

                Антон недоумевающе смотрел на сестру.

- Антон, - попыталась перевести на другую тему Серафима. – Тут с тобой Пантелей Евстахиевич хотел поговорить.

- Так спешно!

- Он ждал твоего возвращения… Просил, чтобы я тебе позвонил. Он то ли фонд какой-то организует, то ли акционерное общество. Ему нужен председатель.

- Так неожиданно! Я ничего в финансах не понимаю.

- Пантелей Евстахиевич говорит, что там понимать ничего не нужно. Одни представительские функции. Ему просто нужен верный человек. Он сначала покойную мать хотел сделать председателем, но ее скоропостижная кончина…

- А мосты?

- Что мосты?

- Я же хочу строить мосты! Я мечтал строить мосты. Я учился строить мосты. Я люблю строить мосты. Я должен отказаться от призвания, влечений сердца, потому что Пантелей Евстахиевич решил сделать меня председателем то ли фонда, то ли акционерного общества, то ли еще черт знает чего! Пантелей Евстахиевич! Конечно же! С порога я услышал о нем. И без Пантелея Евстахиевича я достаточно получаю денег, занимаясь любимым делом.

- Антоша, не кипятись! Спроектировав двадцать мостов, ты не получишь столько денег, сколько Пантелей Евстахиевич заплатит тебе за год. Будешь строить свои мосты! Не отмахивайся с ходу. Изучи предложение. Пантелей Евстахиевич, насколько я знаю, предлагает тебе заниматься рыбой.

- Рыбой? – задохнулся Антон.

- Через тебя будут проходить разрешения на вылов рыбы на Тихом океане. Одним компаниям ты будешь выдавать разрешения на лов, другим – нет.

- Лов?!

            Антон не успел ответить, как в незакрытую дверь вошли братья Звиры. Из-за их спины выглядывали Олег, Анна, Оксана.

- А мы с шампанским! Отмечаем полгода свадьбы!

          Серафима поглядела на обнимавшихся Глеба и Анну:

- Стоит отметить! В наше время полгода брака – век.

- Хорошо, что не сорок дней! – буркнул Антон.

- Где фужеры? -  спрашивал Пантелей.

            Пантелей пошел на кухню, по дороге хлопнув Антона по спине:

- С приездом шурин!

             Серафима бросилась к Оксане:

- А ребенок мой где?! Вы его что, в своей квартире одного оставили?

-Не будет ничего с твоим ребенком! – весело отвечала Оксана, радовавшаяся, что пьяна по поводу. – На диване лежит.

              Серафима кинулась в соседнюю квартиру.

                                                                              33

            Денис и Константин на Серафимовой кухне мешали найденное вино с кокаином. С интересом изучали пистолет. Денис теперь без него не ходил.                                                36

              Когда в поисках фужеров, Пантелей открыл дверь кухни, Константин направил ему в грудь пистолет:

- С матерью я уже переспал, а отца убью сейчас. И мне ничего не будет!

             Пытаясь остановить глупую шутку, Денис навалился на приятеля сзади. Пантелей пытался вывернуть кисть. Прогремел выстрел. Пантелей  упал.

              Глеб посмотрел на собравшихся, потом – на свой депутатский значок на лацкане пиджака:

- Меня  здесь не было. Надеюсь, все поняли?!

            Стараясь не шуметь, он с Анной Сааковой вышел. Пустые фужеры для шампанского они забрали с собой. По – видимому, чтобы не оставлять отпечатков пальцев.

- Дядя Глеб в царство мертвых пошел, - мрачно пошутил Денис. – Маму и папу воскресит и спросит, как поступать.

               Константин, стоявший с опущенным пистолетом, сжал приятелю плечо до боли, чтобы тот не скабрезничал.  Пантелей лежал на ковре посреди комнаты, хрипел, истекал кровью. Все стояли молча вокруг. Повернули головы на стук двери.. Вернулась Серафима с ребенком . Увидев затихающего Пантелея, она окаменела. Отвернула ребенку голову, чтобы он не видел. Потом выбежала из квартиры.

                К Пантелею  никто не подходил.  Оксана и Олег попятились. Над Пантелеем склонился Антон. Попробовал пульс:

- По – моему, Пантелей Евстахиевич мертв.

- Надо завернуть его в ковер и отвезти на Николину гору, - деловито предложил Константин.

- И похоронить на вершине, - добавил Денис.

             Олег стянул со стола скатерть. Через скатерть, чтобы не оставить отпечатков, забрал у Константина пистолет:

- Натворил дел, сынок! – удовлетворенно сказал он.

             Оксана прижалась к мужу.

             Прибежала, без ребенка Серафима. Заскочила на кухню. Вернулась с аптечкой. Серафима наклонилась на Пантелеем. Попыталась перевернуть с живота на спину. оценить состояние, оказать помощь.

- Не трогайте! – сердито сказал Олег. Среди женщин и детей он стал старшим. – Надо сесть и подумать, что говорить будем.

- Скажем, как есть! – сказала Серафима. Она готова была растерзать Константина.

- Как на самом деле было, говорить нельзя, - сказал Олег.

- Надо скорую помощь вызвать!

- Нет!

- Что делать?

- Думать! Не суетиться. Не торопиться.

                                                                                  34

                       Елена Владимировна, старшая сестра психиатрического отделения, зашла в кабинет к своему мужу, заведующему отделением, Арнольду Оскаровичу.

- Лена, - укоризненно сказал муж, - ты бы в декрете с младенцем сидела. Зачем на работу ходишь?

- Лёлик, у нас зыбкое болото под ногами. Не будешь ходить на работу, выйдешь – а вместо тебя другой человек работает. Сам – заведующий отделением на “птичьих правах”!

- Куда там глупости, когда главный врач сменился. Сейчас притащит свою армянскую команду! Евреям станет делать нечего… Не беспокойся, с ребеночком нянька сидит.

- Подойди ко мне. Я тебе халат поправлю, - Арнольд Оскарович попытался привлечь жену к себе.

- График я пришла подписать…

            Арнольд Оскарович взял листы.                                                                                         37

- Я про детей хотела поговорить.

- На работе – самое время. Солдат спит, служба идет. Про детей все ясно: ”патологическая разица в возрасте “, сиблинговое соперничество.  Плохо, что Денис много старше Яночки, и ревнует к ней. Но так Бог дал.

- Может сказать ему, кто настоящие его мать и отец?

- Ты с ума сошла!

- Я же Козыреву узнала!

- … Серафиму Ангелантьевну?

- Она мне ребеночка двадцать лет назад заказала. От нее оплодотворенный эмбрион мне в матку вставили.

- А отец? Кто отец?

- Этого я не знаю. Она от ребенка отказалась. Снпчала я отдала его в дом ребенка. Потом совесть меня замучила. Грудь болела. Кормить хотела. Я Дениса забрала. Ты меня, надеюсь, полюбил.

- Я тебя и сейчас люблю, - ошарашенно  пробормотал Арнольд Оскарович.

- Когда Козырева от ребенка отказалась, а она хотела ребенка, и очень хотела, я спросила в ЭКО, какова причина…

- И какая? Она без ЭКО забеременела?

- Без ЭКО забеременела. Случился выкидыш. А от ребенка, которого я для нее вынашивала, она отказалась, потому что генетический анализ эмбриона выявил инцест.

-… Нечто подобного я и ожидал… Надо молчать. В интересах Дениса молчать. Ты знаешь, у него неоперированный порок. Неоперабельный порок сердца. Денис доживет до двадцати шести – двадцати восьми. Я пытался укрепить его, когда танцами заставлял заниматься. В Аргентину посылал.

- И языкам его учили. И в институт поместили…  Зачем?  Закончит мединститут и умрет.

- Не сразу. Еще поработает. Жениться и заводить детей ему точно не стоит. Жена после его смерти уйдет, а внук или внуки на нас упадут.

- Внуки – это ладно.

- Вся надежда на Яночку. Сиди с ней. Не проморгай. В сорок два родить – чудо. В Бога начинаешь верить. А что Денис умрет, все умрем. Если он от порока сердца в двадцать шесть умрет, что же ему не жить? В голову не бери. Ничего ему не говори. Пусть учится, получает специальность, как если бы ему до пенсии работать.

- Денис еще пытается верховодить сынком этого банкира, с которой Козырева спит. Денис и Константин, как щелочь и кислота, им нельзя вместе. Дружба тюрьмой закончится.

- А вот, Константин – это, я подозреваю, еще один инцест. Иначе Ольга Евстахиевна его в интернат не запихивала бы. Она до сих пор недовольна, что Константин в ее жизни нарисовался. И всегда значительно переглядывается с Алексеем Евстахиевичем. Я  это как психиатр заметил. Инженер человеческих душ.

                                                                             35

          Как не вертись, пришлось вызывать “скорую” и полицию. Константина арестовали. Дениса забрали для следственных действий. Олег отдал пистолет.  Пантелея увезли. В реанимацию. Он оказался жив, поскольку с утра до ночи носил тонкую кольчугу. Проснувшись, одевал бронежилет, снимал, когда ложился спать. Подловить его можно было, когда он лежал с женщиной. Но не в тот раз. Видимо, бронежилет особенно нужен был Пантелею, когда он общался с родственниками.

         В квартире Серафимы и Антона остались Олег с Оксаной. Говорили о недостроенных загородных домах. Молча соглашались, что правильно, не сказали ни слова о присутствии Глеба с Анной во время нападения Константина.

        В квартиру вошел Митрохин.

- Где Пантелей Евстахиевич? – зло спросил он.                                                                        38

- Пантелей Евстахиевич убежал от вас, Сергей Александр Николаевич, - ядовито сказала Оксана. – Боюсь, не догоните.

- Спустился в “царство мертвых”, - процитировал Дениса Олег.

- Чтоб вас! – Митрохин убежал.

- Побежал за нитью Ариадны, - сказал ему вслед Антон.

- Может быть, помолчим, - предложила Серафима.

- Брат – не мертв! – отрезала Оксана.

                                                                              36

                 Поправившийся Пантелей шел по коридору Госдумы с похудевшим  братом.

                 Глеб шутил:

- Так куда, ты говоришь, родителей запрятал?

- В надежное место.

- В Хозляндию, что ли?

- Только не к родственникам. Следаки всегда у родственников ищут.

- То есть, ты повесил на мать 450 томов своего уголовного дела?

- Ну, перед отъездом она кое-что подписала, - скромно ответил Пантелей. – Не второй раз мне сидеть!

- Ловкач! Отца сделал директором, а мать  – главным бухгалтером прогоревшего проекта. Дело закрыто в связи со смертью подозреваемых!.. Как они согласились?

- Мать сказала, что ей не долго остались.

- Да, они с отцом серьезно больны… В “ссылке “ полечатся. Ты фамилии им сменил?

                Пантелей промолчал.

- Митрохин мне за жену мстит. Просто так не отстанет.

                Глеб не унимался:

- Пустые гробы на Ваганьковском кладбище! Какая инсценировка!.. И мне, брату, ни слова. С шурином Олегом такую операцию обделали!

- Представляешь, я с Антоном, братом Серафимы, на рыбалку на платный пруд поехал, так он удочку сломал!

                 Денис сидел со смотрящим, рассуждая, как ограбить Пантелея Евстахиевича.  Смотрящий был не один. Дениса поражало: у него и сопровождавших его уголовников были лица совершенно порядочных людей.

- Звиру не жить! – сказал средний Смирнов.

                                                                                    39

                   Наступили выборы в Государственную Думу. Глеб не смог внести установленную лидером фракции сумму для предвыборной компании.  Глеб ушел из правящей партии в близкую ей – сателлита. Там пришлось платить меньше, но в “двенадцать бессмертных” его не включили.  Тем не менее, он прошел в депутаты по северному региону.

                    Началось депутатство. Глеб ухитрился поссориться с лидером фракции. Глеб создал депутатскую группу из четырех человек, включая себя самого. Всем трем членам депутатской группы Глеб “помогал “, попросту, давал деньги. На сессиях Глеб выступал с позицией, отличавшейся от позиции партии, и неприемлемой для правящей партии, откуда ушел.  Дни его в Думе были сочтены.

                     Многие из влиятельных лиц хотели избавиться от Глеба. И его подставили. Какой – то “пенсионер “ обещал передать ему двести тысяч долларов за содействие в успехе некоего дела. Глеб искусился. Он попросил брата дать Олега для получения Олега в гостинице “Ренессанс”.

                      Олег получил взятку, но был задержан. Во время следственных действий он признал, что получил деньги от “пенсионера” для передачи Глебу Звиру. Это же  он повторил на суде. За содействие Олегу дали короткий срок. Глеб бежал. В догонку,  некая вдова обвинила его в финансировании заказного убийства ее мужа, которому будто бы Глеб не хотел возвращать взятый взаймы миллион долларов.

                      У Глеба конфисковали шесть машин и квартиру на Петровке. Дом на Николиной горе не забрали, потому что Глеб успел его продать своей жене, журналистке Анне Сааковой за  “один рубль”. К ее сыну от предыдущего брака он относился терпимо. Тот называл Глеба “папой”, как в свое время, Константин называл Пантелея.

                      Спасаясь от судебного преследования, Глеб уехал в Северную Македонию, не желая смешиваться с лондонским “отрепьем “. Не прельщала его Америка, ОАЭ или Израиль.

                      К всеобщему изумлению, предвыборные плакаты с бородатым Глебом сменились безусым лицом его брата Пантелея.  Вскоре Пантелей проскочил в Думу. Ему удалось пройти как “независимому” депутату. После того, как Пантелей получил депутатский мандат, его и Глеба стали называть новыми братьями Гракхами. Оставалось стараться за народ.

                       В эмиграцию к Глебу Анна Саакова не поехала. Она жила одна, с сыном от первого брака, и девочкой от Глеба. Когда девочка подросла, Анна отдала ее в танцевальную группу “Непоседы”. Там собирались “золотые” дети. Ходила она и на фигурное катание, занимаясь с известным тренером. В школу Маша пошла с преподаванием части предметов на английском языке

                        Глеб не хотел оставаться не удел. В столице Северной Македонии  он жил с домработницей, но сердце его оставалось в России. Он вздумал через брата финансировать восходящую звезду из “Дома - 2”, отличавшуюся тем, что давала всем, начиная с осветителей.

                        Люба Любавина претендовала петь. Глеб попросил брата помочь. Тот назначил ответственным отсидевшего шурина.

                        Для знакомства Олег привез Любу в Думу.

                                                                             40

                          Люба приехала со своей младшей сестрой Лизой и компаньонкой - казашкой Кларой. Олег заказал им пропуска. Провел через ФСО. Сразу за входом девушки попросились в туалет. Олегу пришлось ждать. Когда девушки вышли, от них попахивало алкоголем. Зашли в лифт нового здания. В лифт набилось людей, как сельдей в банке. Кроме Любы и ее подруг, остальные были противоположного пола. Оглядев собравшихся, через плечи прижавшихся к ней, Люба, протиснув руки по животам и спинам, поправила грудь и с деланным восхищением воскликнула:

- Сколько мужчин!

                          Никто не ответил. Олегу сделалось стыдно, потому что многих сотрудников Госдумы он знал в лицо, сталкиваясь с ними в коридорах.

                          Около кабинета Звира толпились люди. Секретарша ревниво осмотрела приведенных Олегом девушек и сказала:

- Депутат занят.

                           Девушки попросили Олега отвести в место, где можно курить. Курить в Думе было запрещено. Но Олег вывел девушек на пожарную лестницу. Закурили все трое. Не успели затянуться, как на лестницу вышли секретарша Звира и еще какая – то девица, возможно, тоже секретарша. Секретарши, наверное, не подозревали, что посетительницы на лестнице, потому что, когда открылась дверь, гости Звира услышали:

- Ему дашь один раз, как отметишься. И потом уже спокойно работаешь. Он меня даже в Саудовскую Аравию брал!

                          Увидев Любу с подругами, секретарши замолчали. Пять девушек курили молча. Секретарши потушили окурки о дно бонбоньерки и унесли с собой. Люба, Лиза и Клара потушили окурки о низ подоконника и бросили вниз, в пролет лестницы.                  40

                            Люба заговорщицки подмигнула Олегу. Указала глазами на казашку Клару:

- Если ему не подойдёт Европа, пусть возьмет Азию.

                             Клара ухмыльнулась. Когда возвращались к кабинету, Люба шепнула Олегу:

- Клара и тебе даст, но ей нужно двести баксов на наркоту.

                            Сели ждать. От нечего делать Олег рассматривал девушек. Люба была самая высокая из них. Маленькая голова, короткая стрижка. Худая, бедристая, с развитой грудью.  Олег подумал, не рожала ли она. По возрасту – под тридцать. Сестра – меньше ростом. Невзрачная. Грудь маленькая. Разница между сестрами лет в десять. Оригинальность двадцатипятилетней казашки формировала национальность. Глаза ее бегали, будто что – то искали. Ростом она поместилась между Любой и Лизой.

                             Ждали долго. Люди входили и выходили в кабинет. Пантелей не показывался. Наконец, он вышел в туалет. Люба бросилась к нему.  Пантелей чмокнул ее в щечку и скрылся в туалете. Когда он возвращался, он взял Любу подмышку и указал на какую – то отгоревшую звезду в углу приемной:

- Не узнаешь?

                               Фамилия “звезды “ вертелась в голове, но Люба не вспомнила. Звезда с откинутыми назад редкими серыми волосами, гордо стоял с таким видом, будто ожидал просьб об автографов. Но автографы у него никто не брал. Пантелей  скрылся в кабинете. Олег повел девушек пить кофе.

                             В буфете казашка неожиданно сказала:

- Я бы ему прямо в кабинете, на столе дала.

                               Люба задохнулась от смеха.

                               Опять курили. Ждали. Ели.

                               Пантелей вышел из кабинета с кейсом в руках около 10 вечера. Он протянул кейс Олегу. Девушкам Пантелей подмигнул. Он ластился к ним, как виноватый котенок:

- Слушайте, ну, видите недосуг. Вторник. Придите завтра. В четверг заседание. Я выступаю с проектом закона. Лучше в пятницу.

                               В лифте Пантелей стоял плотно к девушкам. Никого, кроме Звира, Олега и девушек в лифте не было. Внутри, у выхода, Пантелей ждал второй охранник. Пантелей расцеловал девушек и вышел через служебный выход. Выйти там девушек не позволили.

                              Они вернулись на главный вход. Оказалось что – то неладное с пропусками. Пришлось ждать, пока уточняли личности девушек.

                              Люба воскликнула:

- Как я его ненавижу!.. Он  думает один меня раскрутить может. Я и без него пою. У меня двенадцать песен. Полный диск. Осталось – выпустить, и снять пару клипов.

                               Лиза обняла сестру:

- Сестренка, ты у меня талантливая!.. Весь Борисоглебск тебя знал.

- В “ Дом - 2“ просто так не пригласили бы! – подтвердила Клара.

                                Курили на остановке, пока ждали такси.   Клара прикурила вторую сигарету от первой.   Люба погрозила кулаком Думе.    Лиза выплюнула жвачку. Она любила жевать жвачку, когда курила.

                                                                                 41

            Оксана  и Серафима приехали навестить Константина. Серафима была с ребенком, школьником. Это был очень энергичный, вертлявый мальчик, лицом и манерой надуваться от важности на ровном месте,  похожий на Пантелея..

             Константин пришел в помещение для встреч похудевший, истощенный. Он еще больше вытянулся. Ему, как Денису, в пору было бы, заняться баскетболом. Оксана со скрытым ужасом глядела на его “тюремную “ робу. Отвращение вызывал непередаваемый спертый запах – смесь табака, мочи и мужского пота.                                                                 41

- Мам, забери меня отсюда! – сходу начал Константин. – Я уже шесть лет здесь.

- Все делаем, сынок. Все возможное делаем, - со слезами на глазах сказала Ольга. У нее так и не получилось родить. Ребенка с Олегом она не усыновила. Константин оставался единственным ее плодом. Нужно было, либо строить с непутевым отношения, либо отказаться от идеи иметь детей вовсе.

- Если бы я хотя бы в ПКТ сидел, а то – в психушке!

- На зоне ты бы дольше сидел! Все для тебя сделано!

- Для меня сделано, чтобы мне уколы делали от шизофрении? Здесь год за два идет. И срок не определен. Когда меня выпишут? Когда овощные корни пущу? Я шесть лет уже в психушке. Чего они добиваются? Чтобы я раскаялся? Так я, как выстрелил, так сразу и раскаялся. Я не хотел. Это пистолет Дениса был. Он купил его на те деньги, которые у папы с дядей Олегом украл.

- Что ты говоришь! Как тебе не стыдно?! Дядя Пантелей тебя простил..

- Папа  не сердится?

- Не сердится, хотя ты его серьезно ранил. Он в больнице долго лежал.

- Пусть вытащит меня отсюда! Я ему досаждать не стану.

- Дядя Пантелей с Арнольдом Оскаровичем над твоим освобождением работают. Тебя уже перевели со специнтенсива на общий режим. Цени.

- Ценю. Специнтенсив – вообще, чума! Автоматчики на вышках, колючая проволока, собаки.

- Главное, что ты был умницей. Терпел. Не пытался убежать.

- Один у нас убежал!.. Толпа деревенских у магазина стояла. Увидели, как он перелез. Ногами забили до смерти. Там вся деревня на зоне работа, - Константин не признался, что пытался бежать среди бела дня он сам, и, конечно же, ему досталось, но до смерти его ногами деревенские мужики не забили, иначе он с Ольгой и Серафимой не разговаривал бы. -Вертухаи – зверье. Убьют, а врачи потом напишут: умер от инфаркта миокарда. “Врачей на ножи! “  - повторил Константин больничную кричалку. - А здесь, в Чехове,  хорошо. “Старшие “ нам чай в носках проносят.  Конечно, за деньги. Авторитетам , вообще, водку в грелках носят. Шерстяные “Мальборо “ курят.

- Здесь зоновские порядки? – спросила, успокоив вертевшегося, требовавшего уйти, Сашу.

- Как везде.

                 Саша вырвался от матери, побежал к инспекторам, вскрывавшим посылки, досматривавшим их на наличие запрещенных предметов. Вскрывали банки с закруткой, резали пополам сигареты. Саша заметил, как один инспектор засунул пару пачек сигарет в карман.

- А чё вы в платочке?

- В церковь хожу, - отвечала Серафима. – Рядом с больницей тоже церковь есть. Я за тебя молилась… Ты, кто такой Иисус Христос знаешь?

- А как же! Его за политику повесили.

- Не совсем так.

- Какая разница! Чего цепляетесь?  Мокруху пустили или нет? Пошили дело, приговорили и убили без вины.

              Серафима вздохнула.

- Батюшка, в прошлом – ваш доктор, приходит в больницу по выходным. Ему комнату выделили. Ты туда ходи, молись.

- Я хожу. Прогулка получается. Чего в камере сидеть?.. По дороге в церковь курить можно.

- Тебя здесь не оскорбили? – тревожно спросила Оксана.

- Меня оскорбишь!..  Как Денис?

- Закончил институт. Работает у отца.

- Падла! Выйду – рассчитаемся!

- Нельзя так говорить! Людей надо прощать, - сказала Серафима. – Пантелей Евстахиевич тебя же простил.

- Денис – другое. Я его за друга считал. А Пантелей Евстахиевич, если такой добрый, пусть законным наследником меня признает и вытащит отсюда!

- Костя, - вмешалась Оксана. – Пантелей Евстахиевич тебе не отец. Какой он тебе отец, если я твоя мать? Брат с сестрой не могут быть родителями.

- Про это я в интернете смотрел. Уроды не всегда рождаются.

- Твоим отцом был другой мужчина. Он трагически погиб, когда я тобой была беременна.

- Мама, у нас тут тоже не дураки сидят. Меня научили. Если Пантелей Евстахиевич, не хочет при жизни генетический тест сделать, родной он мне отец или нет, я после его смерти на этом тесте настою, чтобы деньги не достались ублюдку…

                       Серафима вздрогнула. Она как раз хотела познакомить Сашу с Константином. Оба не проявляли интереса к друг другу, скорее – инстинктивную враждебность. Обоих заставили приложить ладонь к ладони через стекло.

                       Когда вышли на свежий воздух, Оксана сказала:

- Потерянный! Что с ним делать в двадцать один год? Пятнадцать лет в интернате, шесть лет в психушке.

- Константину надо инвалидность оформлять, - сказала Серафима. – Вторую группу дадут, квартиру за счет государства.

- По какому диагнозу?

- Шизофрения.

                       Через ворота для въезда транспорта Оксана и Серафима увидели уводимого санитаром в отделение Константину. Он обернулся, тоже их увидел. Крикнул:

- Папе  Лёше привет от Птуся передавайте!

- Кто такой, Птусь?

- Он знает!

                                                                                 42

                        Глеб попал под амнистию и вернулся в Россию. Его вину в заказном убийстве не доказали, а по экономическому преступлению амнистировали. Повидавшись с Пантелеем, он поехал навестить Анну Саакову и дочь. С Анной официально он продолжал находиться в браке.

                           Анна дверь открыла, но встретила  Глеба утрированно насмешливо. В глубине комнаты Глеб увидел сугубо мирную картину. Отец Анны, банкир Гундерман, играл в шахматы с ее вторым мужем, следователем  Митрохиным, видимо, снова ставшего вхожим в семью. Сын от первого брака , двадцатилетний Яков, погрузился в ноутбук Маша склонилась над спицами. Мама обучала ее вязать. Маша коротко взглянула на отца. Не поздоровалась. Не поднялась. Опустила глаза на спицы.

- А кто это пришел? Что это за дядя? – смеялась Анна.

- Аня, не язви! Я пришел тебя и дочь повидать!

- Но мы не знаем вас, мужчина!

- Я так изменился? – пытался отшучиваться Глеб.

- Бородатый какой  – то дядя, с усами!   Это не мой муж. Мой гладенький был.

                  Анна разговаривала с Глебом. Больше никто из присутствующих на него не реагировал.

- Мой пропавший без вести муж депутатом был. Деньги у него были. А что у вас есть, дядя?!

                   Позже пили кофе на кухне вдвоем. Через раскрытую дверь Глеб видел орлиный профиль тестя – тщедушного седенького старичка, контролировавшего влиятельнейший банк, сопутствующий бизнес, кучу “ дочек“, а за ним – склонившуюся над пяльцами Машу, холодную, безразличную к отцу, которого не видела лет десять.

- Я – твой третий муж, Митрохин – второй, первый – Сааков…

                   Анна рассмеялась, закурила:

- Задай мне еще чисто женский вопрос: кого я больше любила… До Саакова еще был нулевой. Нулевой муж – Птусь.                                                                                                     43

- …Смешное имя.

- Тебе неизвестное?

                                                                              43

                Пантелей  в своем кабинете в присутствии Любы, ее сестры и подруги напутствовал Дениса снимать музыкальный клип:

- Не Бондарчука же мне нанимать?!. Люба – девушка талантливая. Сама сочиняет тексты и поет под гитару. Даже не композитор, а музоформитель переложит гитару на оркестр. Запишите фоно. Под фоно снимете синхроны. Проходы, перебивочки. Смонтируй те, и клип готов.

                Люба согласно кивала головой. Сестра и подруга подтверждающе молчали.

- Ты чего комплексуешь? – спрашивал Пантелей  Звир Дениса. – Что ты врач? Не учился? Сейчас режиссеры – у кого деньги, а не кто учился. Новое время, Денис. Новое время.

- А оплата?

- Оплата будет, когда я клип  у тебя приму. У меня еще с отцом твоим, Арнольдом Оскаровичем, взаиморасчеты... И девчонок обязательно сними! Вон какие красавицы! Я на съемки к вам, как – нибудь, приеду. У меня сейчас переговоры с Джоном Дейли. Знаете такого? Продюсер “Терминатора”. Мне не до вас. Люба, ты с какой песни запись планируешь?

- С “Сашки “.

- Хорошая, жалостливая песня. Пацана там убили.

- Про девушек тоже нужно, - сказала Лиза.

- Про девушек следующую песню сделаем. У нас миллион самозанятых… Люб, вы тогда идите. А мы с Денисом сейчас решим.

          Девушки подошли к Алексею, подставляя щечки. Денис остался наедине с Алексеем.

           Пантелей  достал из кейса пачку долларов:

- Здесь десять тысяч долларов.

           Денис хотел взять, не считая.

- Считай!

            Денис пересчитал. Не хватало одной сотенной купюры:

- Девять тысяч девятьсот.

- Считай еще! – сказал Звир, погруженный в правку какой – то распечатки.

              Денис снова пересчитал:

- Девять тысяч девятьсот.

- Денис, как ты считаешь?! – взбесился Пантелей. – Дай, я  пересчитаю. Ничего не умеешь!

              Пантелей взял пачку. Пересчитал, слюнявя пальцы.

- Да. Одной бумажки не хватает.

               Пантелей привстал. Вытащил стодолларовую купюру из-под задницы.  Пантелей  на банкноте сидел.

- Тебя не обманешь! Мог бы одну бумажку старику на девушек оставить, - с шутливой ворчливостью сказал он.

                Денис хотел идти, когда почувствовал, что две купюры толще остальных.

- Вот эти две фальшивые.

                 Звир чуть не подскочил на стуле:

- Что значит, фальшивые?! Ты меня, что ли, подозреваешь?.. Я деньги, между прочим, в банке получил. Я их не печатаю. Если доллары иранские, не моя в том вина. Не смеши меня. Девчонкам эти две сотки отдашь. Или можешь считать, что это cash back с тех денег, что вы с Костей у меня по малолетству свистнули. Надеюсь, ты все понял, а Костя еще поймет!

                 Денис вышел из кабинета Пантелея  побитой собакой. Увидев Любу и ее товарок, он приободрился.

- Много денег дал? -  спросила Люба.

                   Денис не ответил.                                                                                                          44

                                                                                     44

               Поехали на студию. За рулем сидел Денис. Справа – Люба. Сзади – ее сестра и подруга. Стояли морозы. Люба, одетая в короткую куртку и джинсы, сводила ноги и разводила.

- Как мужика хочется! – сказала она.

- Какого мужика? – напряженно смеясь, спросил Денис.

- Все равно какого. Просто хочется.

               На обочине недалеко от стадиона “ Динамо“ Люба увидела мерзнувшую проститутку:

- Стоишь, морковка?! Ну, стой. Может, кто подберет. Накормит.

               Люба вспомнила про еду:

- Заедь в “Деликатесы “. Что с пустыми руками ехать?

               В “Деликатесах “ Люба накупила колбасных и сырных нарезок, дорогого алкоголя.

               В студии за столом знакомились со звукорежиссером, звукооператором и аранжировщиком. Последний с гордостью продемонстрировал свою фамилию в справочнике Союза композиторов. Он работал продавцом в музыкальном магазине на Кутузовском.

               Когда алкоголь закончился, звукорежиссер, он же – владелец студии, дернул веревку, выходившую в окно. Студия помещалась на втором этаже подсобного помещении, типа дворницкой, теплового узла или подстанции. В дом напротив, на шестом этаже жил звукорежиссер. По его сигналу, по веревке с балкона в корзинке жена спустила бутылку вина с запиской: “Больше не пей! “

               Пока угощались, в студии продолжалась запись. Звукорежиссер периодически бегал пульта. У звукорежиссера, видимо, была вторая стадия алкоголизма, плато толерантности, как определил Денис. Звукорежиссер не пьянел. Лишь глаза все более блестели.

               Записывавшаяся певица не уходила.

- Похвали ее, - подмигнул звукорежиссер Денису.

               Когда певица вышла передохнуть, Денис, узнав знакомое лицо, но не вспомнив имени и фамилии, как постоянно случалось в думских приемных, сказал:

- Просто восхищен!

               Певица небрежно протянула руку для поцелуя. Она решила отложить запись.

               Когда певица уехала, звукорежиссер сказал про нее:

- Всю ночь пела!

- Сколько же вы здесь? - спросил Денис.

- Третьи сутки.

- Как же вы еще работаете?

- Нормально. Нам не привыкать.

- На качестве не скажется?

- Мастерство не пропьешь!

                    Люба зашла в тонзал и стала распеваться. Нетрезвый режиссер, бывший с остальными за стеклом, спросил:

- Люба.. Люба?.. Она каждый раз столы перед записью будет нарывать?

- А что? – спросила обиженная Лиза. – Стол не понравился?

- Да, нет. На концерте всех слушателей и зрителей не напоишь.

                  Возвратилась Клара, выходившая курить со звукорежиссером. Она уже узнала подноготную звукооператора.

- Вы на концертах работаете манекеном, вот и работайте!

                    Звукооператор перестал умничать. Аранжировщик восхищался, что Люба придумала песню сама. Сравнивал ее с Пугачевой. Сказал, что гитарная тема напоминает Крутого. Аранжировщик тоже захмелел:

- Крутой – это отдельная тема. В принципе, куда ни кинь, везде – Моцарт.                            45

                  Аранжировщик обработал мелодию Любы на компьютере. Получилось трогательно, зажигательно и удивительно на что – то до боли знакомое.

                 Клара внимательно смотрела и слушала, периодически выходя курить.

                 Лиза с кем – то выясняла отношения по мобильному телефону. В финале разговора она назвала собеседника “ козлом“ и в гневе разбила сапогом стеклянную дверь студии.

                                                                           45

                    Глеб сидел у брата. Выпивали.

- Не представляю, чем заниматься. Не представляю, - говорил Глеб. – Испачкали, оболгали от хвоста до морды. Ребенок бросил, жена бросила…

- Хватит ныть! – прервал Пантелей. – Меня не оболгали?  Меня не запачкали?.. Повесили, что я и крал, и взятки давал, и брал, и кредиты нецелево использовал. Ростовщическая деятельность, картели …  Но это перед депутатством. А на заре, в эпоху, так называемого, накопления капитала:  и руку я угрожал человеку отрубить за невозврат долга, и нанесение особо тяжких… И за всем я слышал: это ты застрелил старшего Смирнова. Это ты! Отец Смирновых – начальник ОВД. И сидел я. И бежал, потому что смотрящий, Птусь, средний брат Смирнова, мне мозг на зоне. Меня чуть не опустили, не убили в межнациональной драке. До сих пор перед глазами: бегу по снежной пустыне. Спустили собак. Я залез в какую – то ледяную дыру меж камней. Собаки прут. Я долблю их ногами. А они кусают, рвут поверх ботинок. Эвенки, или кто там они, отбили. Лежал в чуме у них с пневмонией. Жиром оленьим натирали. Влюбилась эвенка. В город отвезли. Братва. Гоп – стоп инкассаторов. Опознали. Погоня в поезде. По крышам. Вернулся в родные пенаты. Там любимая была. Вдова, но до этого не вдова, того самого старшего Смирнова. Я ему рога наставлял еще до того, как он жениха Ольги убил. Она ждала. Может, кто и был у нее. Но ждала. Уже в Москве. Туда переехала. Мы поговорили с ней. Ничего не было. Во мне все остыло. Другим я стал. Она того, прежнего меня любила  В глубине я  и был тот. Только озлобился на человеческую несправедливость. Я вышел с ее квартиры. Долго не уезжал. Сидел в машине, будто ждал. Или хотел вернуться, потому что чувство ее ко мне неподдельное было, настоящее. Как из сказки. Такого ни до, ни после ни у одной женщины ко мне не было.. А мы с тобой, брат, Каи. Осколки льда у нас вместо сердец. Поцелуи Снежной королевы – на щеках... Бах! Поворачиваюсь. Любимая за то время, что я в машине  сидел, газ в закрытой кухне пустила. Сидела там до одурения. Да и взорвала!.. И опять я отмазался. Деньги в заначке были. Оформили, что другой с хоны бежал. Труп напарника, кто с зоны со мной бежал, удвоили. В могиле один под номерком у зоны лежит, а по бумагам, и я там. Но и меня провели в могиле, как другого. Вроде, трое бежали. Третий был тот, которого инспектора еще на зоне за неповиновение  завалили. Пруд они в якутское или чукотское озеро под лед вершами скинули. Живут там в вперемешку. Дикие. Женами гостей угощают.

- Но теперь у тебя все ровно, - остановил Глеб. – И фамилию вернул. Не под чужой живешь.

- Как бы я был без другой фамилии. Тут бы так копнули. У меня банк на свету. Ты не представляешь, сколько я начальникам зон отвалил, чтобы фиктивно из одной зоны в другую будто бы перевели. Подали в суд на условно досрочное за примерное поведение.

- Брат, говоришь ты, а за всеми твоими словами жалобу я чувствую. Одинок ты.

- Одинок, это верно. А ты не одинок? Вот говоришь, жена и дочка отвернулись. А как ты ожидал? Они тебя десять лет должны были ждать? Это срок. Вот моя любимая, которая себя газом взорвала, та ждала… Но о таких декабристках песни поют…Умрем, кому все достанется? Другу передадим. А дальше? Аня Саакова с дочкой твои деньги проест, - засмеялся: папа Гундерман подскажет, куда деньги вложить. А я кому отпишу? Константину, когда он из психушки выйдет. Он стрелял в меня, отца…

- Самое страшное, - сказал Глеб, в тайне завидовавший, что брат стал депутатом, в то время, как он сам, не депутат. Хотя отчаянная  надежда теплилась. Брат, вот, чёрен, как уголь, а депутат! – Самое спечальное, - продолжал Глеб, - что я, бывший член Государственной Думы, полностью разочаровался в избирательной системе. Даже будь она честная. Без подтасовок. Вот какой Денис Смирнов избиратель? Моя жена? Дочь в нее растет… Или сын твой – Константин, избиратель? Сестра Ольга? Оплачиваемый тобой муж ее, охранник, Олег? Ни черта они не избиратели. Подонки. Каждый о себе думает.

             Пантелей схватил за облитый водкой рукав брата:

- Подонки? А кто сливки? Мы с тобой? Мы не о себе думаем? Каждый сам за себя, один Бог за всех. Одни в этот мир пришли, одни и уйдем. Они – люди! Люди – эти хреновые избиратели. Со своим достоинствами и охренительными недостатками, себялюбием, эгоцентризмом. У всех есть узколобое видение мира. Мне ближе солипсизм Фихте: я и мир.

- Злой мир…  Луч света в темном царстве -  Серафима Ангелантьевна.

- Женщина  она хорошая, но не часто мы с ней в последнее время встречаемся.

- На твое наследство вместе с подрастающим сыном не глядит? Альтернатива Константину.

               Пантелей поморщился с тайной надеждой и любовью:

- Пока, вроде, на наследство Серафима не целит. Но я уже никому не верю… Серафиму я с тобой не разделю. Не отдам.

              Глеб неловко пошутил:

- Серафима Ангелантьевна не в венецианской комедии. Она нас с тобой, брат,только в глубокой отключке может перепутать.

- Ну! Ну!..

- Что делать мне, брат?

- Я тебя не брошу. Будешь вести мой бизнес вместо меня. Депутату не положено. Поменяемся, как Инь и Янь, двуликий Янус! На Серафиму Ангелантьевну глаз не класть!

              Глеб с притворным примирением открепил от груди депутатский значок, который давно уже не имел права носить, прикрепил на свитер Пантелея.

- У меня такой же на лацкане пиджака в шкафу.

- Будет запасной, - ухмыльнулся Глеб. Он продолжил: - Куда уж мне на Серафиму Ангелантьевну  глаз класть, когда на нее Арнольд Оскарович глаз положил. И еще как

положил!.  Серафима Ангелантьевна сына в школу отправит, Арнольд Оскарович тут же шасть к ней. Что – то ни Елена Владимировна, ни ребеночек от нее его не греют. К Денису даже помягче. Денис при нем, в аспирантуре. Брат  Серафимы Ангелантьевны  - Антон снова в Сибирь уехал. Я вижу. Я же на твоей блат хате живу.

            Пантелей  будто бы не заметил подкола, занятый своим мыслями:

- Мы в кругу Смирновых. Оттуда не вырваться. Старший Смирнов убил жениха Ольги. Я обвинялся в убийстве старшего Смирнова и жил с его женой, которая от любви ко мне, или от одиночества, огорчения жизнью, покончила с собой.  Кузен, двоюродный брат Смирновых – Арнольд     Оскарович. Он женат на свояченице своего старшего брата, родной сестре моей  . Младший Смирнов – Олег, мой охранник, муж сестры Ольги.

- Скажу больше, - сказал Глеб. -  Петр, или Птусь,  – первый муж матери твоего ребенка Серафимы Ангелантьевны, так и не забеременевшей от него, взявшей в прокат живот Елены Владимировны, свояченицы покойного Смирнова.  Как Оксана, отказавшейся от сына, а потом его приютившей. Правду Арнольд Оскарович и Елена Владимировна  Денису не сказали. Но он – не идиот. Догадывается.

- Откуда ты взял?

- Она мне сама призналась, когда фотоальбом показывала. У нее и свадебные фотографии с Арнольдом Оскаровичем сохранились. В юности Серафима – страшна, как смерть!

- ..Ты время на Вересаева, брат, не теряешь. Надо тебя оттуда отселить. Или Серафиму перевезти в ее же загородный дом, который она сдает.

- Брат, к черту Смирновых. Давай выпьем за Звиров.

                    Пантелей  молча, сухо чокнулся.                                                                               47

                                                                       46

                     Пантелей  встретил Константина на вокзале. Тот очень сильно похудел, вытянулся. На губах его играла насмешливая улыбка. Константин сказал, что перед  выпиской ему сделали длинный укол, а корректора, циклодола, дали только на три

 дня. Надо отметиться в ОВД и ПНД, где дадут корректор, без которого “сводит”. Забрав Константина, Пантелей  поехал вместе с ним принимать Любин клип.

       Денис опередил Звира. Он подъехал к сауне прежде. На ресепшене не знали, кто такая Люба. Потом вторая регистраторша вспомнила:

- Люба?.. Это которая у нас на консумации.

        Регистраторша показала, куда пройти.

        Денис повернул за угол. Дверь парилки открылась и оттуда в клубах пара вышли Люба, Лиза и Клара. Все трое были в трусах, лифчиках, чулках на подтяжках и сапогах с голенищами. За девушками вышли клиенты – стареющие мужчины, завернутые в простыни, с шапками для парилки на головах, одинаковых шлепках на ногах. Люба размахивала париком:

- Представляешь, - без приветствия обратилась она к Денису, - повесила парик на трубу около парилки сушиться, а он от тепла  скукожился.  Люба показала вылезший парик Денису: - Новый парик что ли покупать?

- Я клип привез.

- Отлично!.. Это режиссер, - представила Люба Дениса клиентам. – Он меня в клипе с артистом Щербаковым снял.

- Ты еще и снимаешься? – спросил лысоватый клиент, вытирая потное лицо банной шляпой и обнимая Любу за талию.

- Я еще и пою… Идите в комнату отдыха! – сказала Люба. Клиенты направились туда.

         Когда они вышли, Люба подмигнула Денису, скосив глаза в сторону ушедших:

- Прокурорские… Они сейчас твой клип оценят.

         Растерявшие в парилке макияж девушки красились перед зеркалом, за обод которого Люба заткнула испорченный парик. Не стесняясь Дениса, поправляли лифчики, залезшие меж ягодиц трусы. Подтянув сапоги, вошли в комнату отдыха.

- Вставляй!

        Денис воткнул носитель в проигрыватель. Загорелся экран.

        Клиенты сидели на диване, к спинке которого Люба прислонила свою гитару.

        Люба для сохранения голоса не курила. Сестра и казашка Клара закурили.

- Пантелей сейчас подъедет, -  шепнул Любе Денис.

- Превосходно! – сказала она.

        Денису показалось, что он услышал шум подъезжающих машин. На самом деле, вряд ли он мог их услышать. Денис ценил клип. Он стыдился, что первыми зрителями, после           создателей,  стали клиенты проституток.

                                                                               47

     Подъехал Пантелей. Вперед он выслал телохранителей. Охранники вернулись со словами:

- В бане чисто.

    Пантелей,  с деланным интересом  слушая излияния Константина, перечислявшего неудобства принудлечения в психбольнице, прошел к регистратуре.

- Где девушки? – весело спросил он.

     Регистраторша указала направление.

     В это время из комнаты отдыха послышались выстрелы. Оттуда к ресепшену выбежали трое мужчин в штатском с дымящимися стволами. Семёныч  повалил Алексея на пол. Один из выбежавших  нападавших склонился над Пантелеем:

- А это ты? Вот и встретились, Пантелей!                                                                                     48

     Пантелей узнал Птуся, криминального авторитета, с которым некогда “отбывал”. Но перед глазами промелькнула не зона, не побег, и даже – не жизнь. Ярко вспомнилось, как его арестовывали. Он тогда был председателем яхт-клуба.  Спасаясь ОМОНа, прыгнул спиной через поручни причала. Забежал в подсобное помещение, схватил висевшие там коньки, чтобы отбиваться лезвиями. Залез на крышу подстанции, откуда его и сняли. Какой же он был дурак! Надо было положить время и деньги на поиск Птуся, его убийство. Чтобы ни одного Смирнова не осталось!

- Ты мне родня, Пантелей!.. У матери своей спроси! – крикнул Птусь.

       Охранник ударил Птуся в живот. Тот отлетел к стене. Напарник Птуся ударил охранника локтем, вывернул кисть. Охранник согнулся и упал, оглушенный ударом ботинка в лицо. Второй напарник подхватил подмышку Птуся и выволок на улицу. Охранники Звира бросились за ними. Зазвучали выстрелы, визг тормозов.

        В регистратуре женщины визжали. Схватившись за головы, они шмыгнули в соседнее помещение. На полу остались оглушенный, ничего не видящий, не слышащий охранник, Пантелей  и Олег.

       Олег снял пистолет с предохранителя, приставил к виску Звира:

- Ну, что, Пантелей  Евстахиевич, Богу станете молиться?

       Пантелей  посмотрел на шурина:

- Тебе все мало Олег? Сколько ни дай, все мало?.. Плохо живешь?.. Надеюсь, ты шутишь?

       Олег поставил пистолет на предохранитель.

       Войдя в комнату отдыха Пантелей велел мертвых прокурорских завернуть в подстилки.

       Охранник Пантелея свинчивал или срывал видеокамеры, разбил и забрал пульт. Инфо из бани в отдел охраны не поступало. Оставалось в сауне.

        С экрана телевизора пела Люба.

        В машине Пантеоей усадил рядом с собой Дениса, заставив Константина перейти в джип охраны.

- Запись Любы на “Русское радио”  отвези.

- Я к ним уже ездил.

- И чего? Ее же вокал в ноты на студии подтянули.

- На “Русском радио” Любу не берут. Говорят, не формат.

- Дай денег. Скажи, чтобы по заявкам радиослушателей поставили. В “ Рабочий полдень“, или, как там, у них называется. Потом позвонишь, скажешь, что просишь поставить на день рождения маме.

- Хорошо.

- Не хорошо, а сделай. Я буду слушать, когда выйдет.

         К машине подбежала Люба. Пантелей опустил окно. За спиной Любы он видел, как трупы прокурорских грузили в фургон.

- Пантелей Евстахиевич, я петь не буду.

- Почему, Люба? Испугалась? Ерунда какая – то.

- Я любимого нашла. Замуж буду выходить.

- Кто он? Я его знаю?

- Вы его не знаете. Он – коммерсант. Водочный король из Чечни. Он мне петь запрещает… Точнее, я буду петь, но только для него. Дома.

- Глупо как-то. Может, в машину сядешь? Холодно на улице. И ты не одета.

- Нет. Не сяду в машину.

- Смотри… Я тебе другого мужа найду. Мужей много.

- Я уже с этим решила. Мне тридцатник.

- Резко ты за чечена решила выскочить! – ревниво сказал Пантелей.

- Он давно у меня был. Постоянно заказывал. Он меня выкупит. Я думала, а теперь решила, - Люба оглянулась на фургон, к4оторый увозил завернутые в банные половики трупы прокурорских.

- В хиджабе дома будешь сидеть? – не унимался Пантелей . – Детей рожать.                         49

- И детей рожать. По любви я готова и религию мужа принять.

- Смотри, чтобы еще троих жен твой будущий муж не привел. Оденет вас одинаково. Ты за старшую сойдешь… Вижу, ты в аффекте. Позвони, если, что… Поехали!

          Машины тронулись.

- Там сын прокурора города был! – крикнула вслед уезжавшему кортежу подбежавшая Лиза.

- Ничего не отменяется, - сказал Пантелей Денису. – Завтра тащи запись на “Русское радио“. Отдай тому, с кем говорил. А я сам по телефону переговорю. Или встречусь. Продавим!

           Cемёныч сидел за рулем лимузина, поскольку в перестрелке водитель был ранен, и его перевели в другую машину. На переднем сиденье, рядом с Семенычем, сидел Олег. Он повернул голову:

- Пантелей  Евстахиевич, чего вам эта Люба далась? У вас же ничего с ней даже не было.

- Откуда ты знаешь, что у меня ничего с Любой не было? – Пантелей  не показывал вида, но его задело.

- Потому что, я ближе других к вашему телу, - пошутил Олег.

- Олег, не умничай. Дистанцию держи. Может у меня с Любой, что и было… по – стариковски, чего ты,  все же не заметил. Или будет. Ты же не знаешь.

         Олег опустил окно и сплюнул.

                                                                                48

       Братья приехали к родителям в Жмеринку. Отец и мать, ставшие совсем сухонькими, умиленно ощупывали детей, восхищаясь круглотой и пышностью  Пантелея, величавостью Глеба. Мать не унималась, трогала мягкую бороду Глеба:

- Борода и усы! Подумать только. Такие густые! В кого бы это? В твоих что ли, Евстахий? В моих? В моего деда!.. Он такой же красивый был!

- А у меня порядок такой, - сказал отец, указывая на напольные сельскохозяйственные весы, - приехал – на весы. Уехал – на весы. Посмотрим, сколько веса набрал!

- Отец еще крепкий, - говорила мать, показывая сельский дом и огород, купленные на средства Пантелея. – Вчера колесо велосипеда качал, шина лопнула.

- Он еще ездит?

- Ездит на пасеку. Улей сзади ухитряется прикручивать.

- Пасека далеко?

- Далеко.

- Мать, ты бы сказала, чтобы отец на велосипеде ухе не ездил. Навернется.

- Я ему говорила. Не слушает.

      Вишни и яблони уже отцвели. Зрели мелкие плоды. Сирень цвела, кружа голову терпким запахом. Сели в саду.

- Я здесь подружку твою встретила, Леша.

- Миру Утешину, с  которой ты в школе учился. Я еще женить тебя на  Мире мечтала. За ней квартиру трехкомнатную давали в центре города.

- Мама!.. Как она здесь оказалась?

- Мир короток, - заинтересованно сплетничала мать. – У Миры совершенно несчастная судьба. Она закончила мединститут. Выскочила замуж за негра. Лучшего не нашла! Он тоже врач. Вместе учились, потом работали. Он в России остался, а сам вроде как мусульманин, и запретил ей аборты делать. Трое были нормальные, а у четвертого ребенка – рак крови, или анемия какая – то.  Они измучились его лишить. Денег мало. Негр такой высокий, худой, но ни как Олег. Что ж ты Ольгу с Олегом к нам не привез? Вся семья была бы в сборе… В общем, этот негр не выдержал трудностей и смотался от нее в Мадагаскар. Она, потерянная, работу терапевта как – то потеряет и гардеробе нашего ночного клуба работает?

- Здесь и ночной клуб есть? – спросил Глеб.

- А как же! У нас все, как у людей. Я вам в проводники Валерку дам. Он вам город покажет.

- Кто такой Валерка?                                                                                                                      50

- Сосед наш. Он малый хороший. Только вы ему не наливайте, а то его не остановишь, когда в раж войдет.

- Ребенок Миры выжил?

- Ребенок выжил. Мира  с четырьмя детьми измучилась.

            Валера, представленный Эллой Леонидовной, оказался пятидесятилетним щуплым неказистым мужчиной с испитым лицом и подвижной неустойчивой пластикой тела.

            Валера повел братьев в ночной клуб. На клубе была огромная надпись “Звiр”.  Глеб толкнул брата в бок:

- Знакомое название… В нашу честь.

            Днем ночной клуб работал как кафе. В полумраке зала стояли шесть бильярдных столов с зеленым сукном. На балконе , напротив стойки бара, сидели две – три местные девушки, пившие “живое” пиво в кегах. Глеб, пребывавший в игривом настроении, махнул им. Летом гардероб не работал. Пантелей спросил Валеру про Миру.

          Отошли недалеко. Во дворе пятиэтажного дома со старушками у подъезда Валера задрал голову кверху и, игнорируя старух, покричал мужчине, курившему на балконе:

- Сазон, где живет телка, ну, та, что с негром?

- На третьем этаже, - отвечал Сазон, подтянув спортивные штаны с обвислыми коленками.

        На третьем этаже дрогнула занавеска. Оттуда наблюдали.

       Троица позвонила в указанную квартиру, но им не открыли.

       Уже на улице Мира догнала братьев. Она постарела, поседела. Была в тапочках и халатике. Около домов многие так ходили.

- Я тебя узнала! – Мира  ищуще сверлила глазами Алексея. Возможно, она его не только помнила, но и любила. Он взвешивал в голове, не упустил ли он жизненный шанс, некогда не связав судьбу с Мирой.

        Сделав жест остальным, Пантелей отвел Миру  в сторону:

- Как ты здесь оказалась, Мира? В Жмеринке? На Украине.

- У меня тут родня… И тут говорят по – русски. Проблем нет. Я и по-украински говорю. А уехала я от позора.

- От какого позора ты уехала, Мира?

- Элла Леонидовна, наверняка, рассказала тебе мою судьбу. Шесть лет я поступала в медицинский. Наконец, поступила. Вышла за Муслима. Родила четверых. Муслим – тоже врач. Тебе сказали? Зарплата крошечная. У последнего – рак крови. Муслим не выдержал трудностей жизни и сбежал на Мадагаскар. Работу врача я потеряла…

- Как так?

- Так вышло.

- Работаю в гардеробе в ночном клубе.

- Единственном в городе… Но от какого позора ты бежала, Мира?

- Весь свой позор я тебе рассказала. Я потеряла мужа и любимую профессию.

- Это ли позор, Мира?.. Если бы мы с братом от своего позора бежали, нам впору уехать на Самоа или на этот самый Мадагаскар и зарыть на пляже голову в песок. Мы – то живем!

- А я людям в глаза не могу смотреть!

- Но и здесь все всё знают… Мира, ты напоминаешь мне фермера, застрелившегося, что не смог отдать банку ссуду в двадцать пять тысяч долларов.

- …Здесь другие люди. Здешние не знают меня с детства… Не знают, как я росла, что любила, к чему стремилась. Мои родители были брат с сестрой. Я тебе говорила, когда мы говорили о нашей свадьбе. Я с тобой была честна. Открыла семейную тайну. Они никому не говорили. Мать говорила, что отец ушел. А дядю – отца я называла отцом..

           Пантелей вздохнул.

- Пантелей, ты не можешь мне помочь? Дай пять тысяч.

          Крайне удрученный Пантелей вернулся к Глебу и Валере. Пошли смотреть местный рынок. Тут продавалось много речной рыбы. Купили семечек. Лузгали. Валеру угостили пивом. Он повеселел и на берегу речки разговорился с каким – то “бродягой”, собиравшим, сминавшим и прятавшим в кошелку брошенные банки. Все равно было весело. Чувство свободы, богатства в отношении других, безнаказанности. Как в детстве, когда родители жили за тебя. Дышалось глубже без охраны, которую не взяли в поездку.

      Вечером Пантелей показал родителям новые паспорта, предлагая вернуться в Москву.

- Но нас же там ищут? – беспокоилась мать. Она хотела жить ближе к детям. Силы стали не те. Для ухода приходилось нанимать соседей.

- Мама, уже никого не ищут. Все стихло.

- А почему в паспортах не наши фамилии и имена? – насторожился отец. – Я Петр Петрович какой – то , а мать Мария Ивановна?

- Так надо… Поселим вас в хорошем месте. На Садовом кольце, на площади Маяковского. Это центр. Напротив дома два театра. В театр будете ходить. Мама, ты же любишь театр. Когда вы в последний раз приезжали, помните, как я в Большой театр вас на “Пиковую даму ” водил.

- Нам уже восемьдесят шесть лет.

       Родители привычно отказались лететь на самолете. В поезде Пантелей спросил мать:

- Мама, ты никогда не говорила. Кем ты приходишься Смирновым.

- Я не говорила, потому что не считала важным! – отрезала мать. – Я им вроде кузины что – ли. По девичеству, - оправдалась она, будто могла перерасти свое родство.

- Мадам, - галантно остановил отец сотрудницу вагона – ресторана, развозившую судки с супом и вторым.

       Взяли и напитки. За окном бежали поля с наливавшейся зерном пшеницей.

                                                                                49

        Птусь пришел к Серафиме. Она торопливо отправила сына в другую комнату.

- От него? – спросил Птусь.

- От него.

- А от меня не рожала! – сказал Птусь. – Принимай гостей.

       На кухне он ей, до смерти перепуганной, сказал:

- Ты чего людям лепишь, что замужем только за Арнольдом Оскаровичем была? Ну, и словосочетание! Язык сломишь. Фотки свадебные с ним показывала. А наши свадебные фотки выбросила?

- Слухом земля полнится!.. Ты мне чай из заварочного чайника наливай. У тебя с банкиром третья ходка? Я, Арнольд и он. Подкидыша он твоего оформил?

- Чего тебе от меня нужно, … Птусь?

- От тебя мне уже ничего не нужно, хоть и похорошела ты, расцвела. Как  кочерга была, когда по – юности и глупости мы поженились. Но я тебе целку ломал!.. Мне деньги твоего хомячка нужны. Откинулся я. Надо бы подустроиться. А жениться я теперь не могу, по понятиям.  Вольный человек!

            Серафима гремела чашками. Птусь пил заварку, разогретую в кофейнике.

- Кое – что для начала… Передумал! И от тебя возьму. Загородный дом на меня перепишешь. Спиногрыза своего зови. Будем знакомиться.

              Птусь играл столовым ножом. Когда зашел Саша, он обратился к нему с притворной нежностью:

- Знакомимся, Александр. Я – дядя Петя… Медведей я не ел.

             Мальчик улыбнулся. Птусь посмотрел поверх его чубатой головы на Серафиму:

- Со второй женой, Анькой Гундерман, или как там ее, Сааковой, тоже мне надо будет встретиться.

- Моя мама - твоя жена, дядя Петя? – спросил Саша.

- Нет, - потрепал его по голове Птусь. – Свобода – моя жена. А сваты – мозги. Лучше в школе учись!.. Что это у мамы за иконостас? – спросил Птусь про иконы на стене кухни.

                Саша пожал плечами.                                                                                                       52

- Дядя Петя, а где ты живешь?

- Где живу, меня уже нет. Пока буду жить у вас. Потом – рядом.

                Серафима выронила чашку. “Полиция “, - незаметно для сына написала она на запотевшем стекле. Птусь оттолкнул мальчика, быстро встал и вытер написанное. Саша потер ушибленное место.

                                                                              50

             Глеб в Оксанином загородном доме демонстрировал родителям их голографические копии. Родители восхищались и побаивались самих себя, ходивших в снопах света прожекторов, как живые. Что они  формально похоронены на Ваганьковском кладбище, Глеб и Пантелей им не сказали. Рассчитывали, что Оксана, Олег и молодежь, присутствовавшие на похоронах пустых гробов, ничего не скажут.

- Надо взять слово с Дениса и Костьки, - шепнул Пантелей Глебу.

              Тут “дети “и вошли. Облобызались с бабушкой и дедушкой.

- Какую тебе шизофрению поставили? – спрашивал Глеб Константина. – Параноидную?

- Психопатоподобную. Сейчас по американской классификации ставят: шизофрения и точка. Без базара.

- Как врачи к тебе в больнице относились? Не обижали?

- Врачам  не до меня было. Они госзадание выполняли. Это типа плана.Медсестры шпателем проверяли, чтобы мы колеса пили, на кадык не ставили. Мы натренировались не только таблетки, но и часы на кадык ставить. Потом отхаркиваешь, и норма. Можно нормальные таблетки пить: азалептин или феназепам, лирику. Остальные – говно.

- Спец!  Вы как в психушке без женщин обходились? В ручную переписывали?

- Глеб! – остановила мать.

               Глеб погрозил Константину пальцем:

- У них там было женское отделение!

                Вошел Арнольд Оскарович с Еленой Владимировной, державшей Яночку на руках.

- Где пациент?- весело спросил психиатр.

                 Глеб, Пантелей и Олег пожали ему руки. Пантелей указал на Константина, который смотрел настороженно.

- Костя, Арнольд Оскарович посмотрит тебя частным образом.

- Мало меня психиатры смотрели! Не хочу!

- Надо.

- Как он меня посмотрит?

- Дружок, я тебя на кушетке. Или на диване. Вот под язык пнксиолитик  положи.

                 Константин рассмотрел таблетку:

- Феназепам я люблю.

- Бери больше таблеток, не стесняйся.

                 Арнольд Оскарович подмигнул Звирам:

- От анксиолитика Костя расслабится. Психанализ и психотерапия легче пойдет.

- Разговоры я люблю, - сказал Константин. – Главное, без уколов.

- Без уколов, мальчик. Пойдем вместе со мной. Тетю Оксану  возьмем с собой. Она мне будет помогать. Тетю Лену можем с собой тоже взять, чтобы ты чувствовал себя увереннее. Дочушка плакать не станет? – спросил он жену. Та передала спящую Яночку Серафиме, к которой жался Саша.

               Константина отвели в спальню. Приглушили свет. Сначала Константин сидел, и Арнольд Оскарович раскачивал перед его лицом блестящий шарик. Глаза утомились. Подействовал транквилизатор. Константин прилег. Когда мягкий голос Арнольда Оскаровича овладел им, Оксана стала тихо ходить по комнате, поливая цветы. Оксанаследила за домом, переданным ей под временной жилье брату – холостяку. Раздражала “аппаратура” для фантомом, которую брат перетащил в ее дом, забрав у Анны Сааковой, отдавшей без спора. В осуждении “дьяволщины” Оксана сходилась с Серафимой.

            Поливая цветы, Оксана тихо плакала.

            Старшие Звиры радовались своим фантомам. Они пришли в совершенный восторг, когда Глеб “подпустил “ свое изображение, брата, сестры. Родители прошли к фантомам. Трогали их. Руки хватали воздух. К фантомам подошли братья Звиры. По знаку Олег переключил проекторы, и уже было двое отцов, двое матерей, и по - трое братьев и сестер. Живые люди путались с изображениями зрелых и детей. Пантелей – живой, он же – чуть моложе, и он же – подростком катается на велосипеде, купается, играет в волейбол и выбитного. Оксана что – то взвешивает на игрушечных весах. Глеб, всегда увлеченный техникой, мастерил планер. Появились изображения его одноклассников, Миры, Сергея Макарычева, Володьки Гончарова. У Эллы Леонидовны закружилась голова от  волнующих воспоминаний, она присела. Евстахий Николаевич обмахивал ее платком. Элла Николаевна задыхалась. Она спрашивала, “не сделали ли ее родителей “.

             Константин, лежавший на кровати, заторможено говорил:

- Когда я жил в детдоме, потом – интернате, я вспоминал мать. Мне говорили, что отца убили, а мать – жива. Но мать не приезжала. Я пытался кого – то из воспитателей и учителей “взять” себе в родители. Придумать, что это они. Потому что к другим детям родители иногда приезжали, забирали на каникулы. Кого – то усыновляли. Я влюбился в первую учительницу, Надежду Константиновну. Воображал, что было бы здорово, если б она была моей матерью. Надежда Константиновна была старой и потом умерла. Я спутался с дурной компанией. Тетя Фима забрала меня, и я увидел мать. Я сразу понял, что она мать, потому что мне казалось, что я помнил ее грудь, ее – в мои шесть месяцев.

              Оксана сдерживалась, чтобы не разрыдаться в голос.. Арнольд Оскарович и Елена Владимировна сжимали ей до боли руки, чтобы она не разрыдалась в голос, и Константин не проснулся. В результате, Арнольд Оскарович жестом выставил их вон, оставшись с Константином наедине, который продолжал:

- Я уже стал мужчиной. Хотел женщину. Подружился с пидором Денисом, и он путал меня. Я хотел спать с матерью, Ольгой. Она была замужем за дядей Олегом. Он был чужой. Мать спала с дядей Олегом. И я хотел спать с ним, вместо нее… Я любил дядю Лешу. Он был брат матери, как дядя Глеб, но нравился мне только дядя Леша. Он – добрый, щедрый. Совсем не злой. Не могу сказать почему, меня тянет к нему. Я упиваюсь им. Я стал называть его папой, ин, может, от вежливости, я не знаю, отзывался…

- А теперь послушай меня, - сказал Арнольд Оскарович.

                 Пантелей Звир подсел к Серафиме. Привлек сына Сашу к себе:

- Фима, где Птусь сейчас живет?

- У меня на даче?

- Чего ты сразу не сказала? Боялась?

- Не то, чтобы боялась… Он давит, подавляет меня. Берет, как за стержень, за самую суть души. С сыном, Сашей, пытается дружить.

                   Пантелей  крякнул:

- Власть над тобой Птусь взял?   Это они умеют!

- Денег я ему не давала.

- Воровские сходки он на твоей даче, Фима, устраивает. Я Птуся  выгоню, какая бы бойня не была. Охранников с оружием на твою дачу пошлю.

- Леша, тебе не стоит с Птусем связываться.

- Ты их не бойся. Я с ними сидел. Они такие же, как мы.

- Что ты говоришь!

                                                                              51

        Константин пришел в себя на вязках. Он осматривал палату на 14 человек. В обеденный час многих не было. Константин дергал привязанными руками и ногами. Над Константином склонился Арнольд Оскарович:

- Проснулся?

- Я их не убивал.

- Никто и не говорит, что ты их убивал. Их убила твоя болезнь. Если интересно, я тебе расскажу, что произошло…

          Ответа не последовало. Арнольд Оскарович продолжал:

- Ты сорвался. Засиделся в прошлой психбольнице. Назначенные уколы тебя не брали. Ты поехал поразвеяться, вместе с Денисом, по столичным клубам. Танцевали, пили, флиртовали. Употребляли наркотики. Ты сел играть в баккара в каком – то подпольном клубе. Проигрался вдрызг. Играл в долг. Сопровождающий из клуба поехал вместе с тобой за обещанными деньгами. Дениса ты уже где – то бросил. Приехал на съемную квартиру к бабушке и дедушке на Садовое кольцо. Требовал денег. Сопровождающий из клуба остался на лестничной клетке, а привезенная тобой девица, не смущаясь твоих бабушки и девушки, прошла, не разуваясь и не раздеваясь, на балкон курить. Дед молчал, а бабушка тебе выговаривала, не давая денег. Слово за слово, и ты убил почти девяностолетних стариков молотком для мяса… Потом включил газ на кухне. Устроил взрыв. Сжег квартиру. Причинил ущерб и другим квартирам. Сопровождающий из клуба бежал, вызвав полицию. А девушка, такая же сумасшедшая, как ты, впала в кататонию на балконе. Спасатели вынесли ее на руках. Из ожогового отделения ее к нам в больницу по улучшению соматического состояния переведут.

    Константин, обезволенный нейролептиками, не возражал:

- Что со мной дальше будет?

- Полечишься. Будет суд. Тебя на спец вернут.

     Константин дернулся. Арнольд Оскарович оглянулся, чтобы то, что он говорил, никто, кроме Константина, не слушал. Вдалеке он увидел приближающуюся медсестру с лотком, на котором лежал шприц.

- Уколы отмените.

- Попозже отменю.

- А вязки? Я тихий буду.

                                                                             52

        Пантелей и Серафима с сыном вышли из староверческой церкви. У Пантелея зазвонил телефон:

- Да, Арнольд Оскарович.

- Ложные воспоминания я ему внушил.

- Сколько держать его сможешь?

- Месяца четыре.

- Держи…Потом решим. С родней моей, особенно – с Оксанкой,  не общайся. Они слабонервные.

- Окей.

        Зазвонил Глеб:

- Брат, слышал? Константин убил и сжег родителей!

- На Ваганьково их не положишь. Даже ночью работы по наполнению гробов заметят… Извини, не могу говорить, - Пантелей повернулся к Серафиме.

- Что там? – спросила она.

- Да – так. Потом расскажу… Я попом совершенно не доволен. Почему он отказался нас венчать? Я бы заплатил ему. И хорошо заплатил.

- Говорит церковь не та. Мы – православные, а это староверы.

- Послушай, Фима, ты ходила в эту церковь. Тебе здесь нравилось?

- Нравилось. Церковь старая, намоленная.

- И чего попу надо! Еще сказал, что если я хочу исповедаться, мне надо книжку в лавке купить, как исповедоваться и изложить грехи письменно в тетрадке! Неправильная церковь! Я хожу: углы в изразцах. Попы и дьячки вроде по – русски поют, а ничего не понять.

- Они – на древнецерковном. Церковнославянском.

- Я понимаю. Но почему не ближе к народу? Во время службы я чувствовал себя внутри сложного непонятного и враждебного спектакля. Чужого! Ходят, кадят, бормочут. Я понимаю, что тебе здесь нравится, Фима, но, может, выберем другую церковь?

         На глазах Серафимы стояли слезы.

- Папа, а почему ты с мамой не распишешься? – спросил Саша.

- Сначала узнаем, можно ли венчаться без росписи. Брачный договор надо составлять из – за денег.

- Зачем? – спросил Саша.

- Брачный договор, сынок, составляется, когда люди женятся, а денег у них по – разному. У одного деньги есть, а у другого – тоже есть, но поменьше.

          Пантелей  дернул Сашу за ухо:

- Запомни: ты единственный сын. Наследник! Мне больше никто не нужен. Без самозванцев обойдемся.

                                                                                 53

            Пантелей с Серафимой и Сашей вошли в дом Оксаны. Стояла подозрительная тишина. В зале беззвучно двигались фантомы Звиров. На столе стояли недопитые бутылки с вином. На диванах лежали опоенные Оксана, Олег, Глеб. Из примыкавшей комнаты вышел Птусь.

            Заметив Птуся, Серафима вытолкнула Саша на веранду. Птусь направил пистолет на Пантелей:

- Ну, вот и снова встретились! Мы прямо нераздучники!

- Позволь Серафиме уйти? – спокойно сказал Пантелей.

           Серафима вышла к сыну на веранду. После короткого разговора  Пантелея с  Птусем, проморгавшие его охранники, позволили Птусю уйти. Так хотел Пантелей . Уехал и Птусь и сопровождавшие его лица.

           Проснувшийся Глеб беседовал с братом:

- Как – то мирно уехал этот уголовник?

- Я ему сделал предложение, от которого он не смог отказаться.

- А не наоборот? Мяч был на его стороне.

-Птусь упрекал меня в депутатстве, а я предложил самому ему стать депутатом где – нибудь в регионе.

- Где он хочет?

- В Чите. Там золото.

- Не только золото… С возможностью продвижения … до губернаторского кресла?

- Мечтать не вредно… А Фима?

- Фиму и сына они оставят в покое. Из дома Фимы Птусь съедет.

- Платить не заставил?

- Нет.

- Пока – нет.

                                                                                54

         Пантелей с Серафимой лежали на пляже. Грело солнце. Кричали чайки. Саша строил замок из песка.

- Отвергаю любые гадости, исходящие от Птуся… Про инцест. Про то, что, будто бы, в старшем классе Птусю  удалось совратить мою мать, Эллу Леонидовну, тогдашнюю его учительницу.                                                                                                                                     56

- Ему следовало бы сказать, что твой отец, Евстахий Николаевич, кастрировал его, поэтому у нас не было детей. Мы обратились к Елене Владимировне, теперешней жене Арнольда Оскаровича… Но твоя мать Элла Леонидовна ненавидит меня…

- Элла Леонидовна ревнует как мать. Ее властности любая невестка не угодит.

      Пошли купаться. Мягкая теплая вода обволакивала и, одновременно, освежала. Пантелей плавал хорошо.

- А я, вот, в день десятилетия нашего сына, - сказал Пантелей, хочу признаться в любви к тебе, Фима. Не устаю повторять: z  люблю тебя. И так никакую женщину никогда я не любил. Никого, кроме тебя, не хочу любить и дальше.

- Сердцу не прикажешь, Пантелеюшка. Я люблю тебя с тех пор, как ты снял квартиру в нашем доме на Вересаева.

- Я тебя тоже люблю. Не обижайся, но секс – это точно не то, что венчает наши отношения.

- Мы – взрослые люди, - отвечала Серафима, прижимаясь к Пантелею. – А сына нашего ты любишь?

      Пантелей посмотрел на берег. За копавшемся в песке сыном он видел напряженную спину Олега Смирнова, охранника, оберегавшего их покой. Подъехала машина с надписью “Следственный комитет”. Оттуда вышел Митрохин. Пантелей сделал знак Олегу не останавливать следователя.

       Звир  вышел из воды, схватил полотенце, принялся вытираться:

- Что случилось, Александр Николаевич?

- Неприятности. Ежедневные неприятности. На этот раз снова зацепило вас, Пантелей Евстахиевич.  Но не тема денег.

        Прошлись по пляжу, где люди жарили шашлыки, играли в волейбол, бадминтон, просто грелись на солнышке, мазались защитными или способствующими загару мазями. Некоторые узнавали Звира, поворачивали в его сторону головы. Какой – то мужчина встал, не решаясь подойти, спросить, как жить.

- Мать Смирновых убита.

- Где она была?

         Митрохин оглянулся на Олега.

- Смирновы, я имею в виду освободившегося уголовного авторитета – Птуся и вашего охранника, одновременно , мужа сестры,  Олега, поместили дементную мать в ПНИ.

- Так была плоха?

- Сыновей не узнавала. Нуждалась в уходе. Бывала агрессивна. Сиделки не выдерживали, сбегали. Юлия Викторовна била сиделок, царапала. Отказывалась от еды. С балкона записочки прохожим бросала, чтобы ее “освободили”. Смирновых понять можно.

- А муж ее?

- Вы имеете в виду бывшего мужа – Гундермана? Моего тестя?

- Почему Гунлерман сменил фамилию? Гундермаг со Смирнова”  Его прежняя фамилия – Смирнов.

- Ну, одно время все были Петровыми и Сидоровыми… Гундерман не возражал против помещения жены в ПНИ. Интернат хороший. Мать Смирновых находилась в хорошей двухместной палате. Другая, хорошая, спокойная старая женщина, присматривала в палате за пациенткой, когда медсестра отсутствовала. Могла помощь позвать. Так вот, Юлия Викторовна простыла. Ей назначили капельницы. Ну, не знаю. Это врачи. Кто – то в капельницу добавил что – то типа снотворного. Или съела она что – то не то. В общем, нарушилось сознание, еще больше стала дезориентированной. Как я понимаю, она была как в тумане. Возможно, ее хотели убить транквилизатором. Не получилось. Тогда она упала, я предполагали, что ее столкнули в пролет лестницы. Юлия Викторовна – мертва.

- Примите мои соболезнования как зять Гундермана.

- Следствие ведет мой товарищ – следователь Степанов. Я ему помогаю.

- От меня – то, что требуется?

- Убивают Смирновых.                                                                                                                     57

          Пантелей рассмеялся:

- Вот оно что! Воскрешаете старую легенду, будто по молодости я застрелил старшего Смирнова. Сидел я за другое. Правда, тоже угрозы, шантаж должникам вешали. Угрозы здоровью некоторым непорядочным людям, никак не угрозы убийством.

- Кстати, некоторые люди, Пантелей  Евстахиевич, здоровью которых вы, как подозревают, угрожали, за невозврат долгов или оскорбление личности, в период вашего становления, юности, так сказать, что, впрочем, не доказано, и извините, если чем – то задеваю вас,  позже умерли.

         Звир выразительно посмотрел на Митрохина. Тот не решился продолжать.

- Следствие опасается за жизнь людей, так или иначе связанных со Смирновыми. Я имею в виду, помимо Смирновых, их жен и детей. Ваша сестра – жена младшего Смирнова.

      Звир фыркнул:

- Скажите честно, Александр Николаевич, Олег доносит на меня папе? Гундерман выдернул бы, как – нибудь, сына из охранного бизнеса. Не солидно как –то! Я один Олегу помогаю.

- Как вы Олегу помогаете, Пантелей  Евстахиевич?

- Работает вот он у меня.

- Пантелей Евстахиевич, у вас всегда есть возможность избавиться от Олега. Если вы позволяете ходить ему за вами по пятам, значит, это вам зачем – то нужно… Следствие опасается за жизнь и вдовы старшего Смирнова. У нас есть информация, что вы с ней встречались?

- С Мирой Утешиной? Мира живет в Жмеринке, в Украине. Прячется  “позора“, как она выражается, повторного замужества. На мой взгляд, ничего необычного с Мирой  не произошло. Могла бы оставаться и в Волгограде, где, приезжая к родственникам отдыхать на лето, Гундерман ее соблазнил и бросил. А потом цинично выдал замуж за сына – старшего Смирнова.  Давыд Семенович всеядный. Не исключаю, что свекор со снохой поступил и в другой последовательности. Об этом лучше расспросить свояченицу Смирновых – родную сестру Миры Утешиной – Елену Владимировну, жену психиатра Арнольда Оскаровича… Мира мне близка. Я ее по – детству любил. Мать хотела выдать ее за меня замуж. Сговор с Мириными  “родителяит “ тоже был. Там отдельная история… Хотят убить Смирновых? Бред какой – то! На пляже, вдоль которого идем, половина Смирновых. Попробуйте вычислите!

- В системе ЕМИАС максимум запросов, к какому специалисту Смирновы обращались за медицинской помощью.

- Ищите тогда медика!.. Если я помог вам, Александр Николаевич, информацией о Мире Утешиной, ее нахождении в Жмеринке, я рад. Я прямо воображаю, как неизвестный серийный убийца пробирается в интернат, чтобы  убить мать Смирновых. Он, наверное, в маске. Пробирается ночью. Тряпкой с хлороформом усыпляет охранника. С предосторожностями входит в палату. Товарка Смирновой спит. Из лотка на сестринском посту убийца украл шприц. Он вводит содержимое в трубку капельницы. Бабка просыпается. Ничего не понимает. Вне себя. Начинает вопить нечто неопределенное. Убийца выволакивает ее в коридор и выбрасывает в пролет лестницы. Я прямо вижу здесь замаскированного клинического ординатора или аспиранта Дениса Арнольдовича, решившего уничтожить Смирновых, чтобы отмыться их крови, генов. Идите… к Арнольду Оскаровичу.

- Мы знаем, куда нам идти, Пантелей  Евстахиевич. Спасибо за информацию об Утешиной. Откуда вы знаете, что Арнольд Оскарович тоже сын Гундермана?

- Отчество – Оскарович – в заблуждение меня не ввело. Разведка и у меня есть.

- Испытываете вы меня что ли, Пантелей Евстахиевич? Арнольд Оскарович – племянник Гундермана, не сын. Вам это должно быть известно… Хорошо, я тоже вам скажу. На камерахвидеонаблюдения фигура убийцы матери Смирновых была женской. Женщина в халате медицинской сестры.

        К Пантелею  Звиру подбежал отдыхающий с вопросом о росте цен.

-  Денис – не Арнольдович, а Антонович! – от машины следственного комитета крикнул Звиру Митрохин.

                                                                                  55

         Родственники к дому Оксаны.  Хозяйка показывала на занавешенные окна:

- Там Глеб Евстахиевич со своей кралей и прячется.

- Долго они не выходят? – спросил Пантелей.

- Почти три месяца.

- Кто продукты доставляет?

- Доставка.

- И вы с Олегом не можете в собственный дом зайти?

- Выходит, что так… Глеб – брат. Родного брата не выгонишь.

- А меня, другого родного брата, ты отважилась попросить помочь через квартал. Я тут, как дурак,  регионы объезжаю, рейтинг поддерживаю, а мне нож в спину родня воткнула! – Пантелей  звонил, потом стучал в дверь особняка. Родственники и охранники стояли двумя группами. Олег “мигрировал от одной группы к другой.”. Он поглядывал на Пантелея с Серафимой и Оксаной, желая подойти, но  его не звали.

- Брат, открывай! – крикнул Пантелей.

            Дверь открыл поправивший, с отекшим лицом Глеб. Он был в домашнем пестром халате и тапочках на босу ногу.  Почти оттолкнув брата, Пантелей  вошел в дом. В зале стояла с округлившейся талией Станислава Ходченко.

- Работу в Кредитном банке завалили. Уединились: персональный менеджер и банковский VIP – клиент. Пьешь?!. Забыл, что я тебя, вместо себя, Глебушка, продавил в председатели правления?

- Это мой выбор, Пантелей.  Если мы закрылись от мира, значит, нам так лучше!

- Пантелей Евстахьевич, Гаятама Сакъямуни… - начала Станислава.

- Пошла вон! – отрезал Пантелей.

- Я вижу, брат, у тебя одна библиотека: читать санскрит на заднице своей пассии. Она перевела тебе, что у нее на пояснице выколото?

- Пантелей, позволь переговорить с сестрой. Надеюсь, Оксана нас из своего дома не выгонит. А, сестра?

            Оксана задохнулась от гнева:

- Я не на всю жизнь пускала тебя сюда, Глеб. Ты не в критической ситуации, чтобы здесь безобразничать, пить мое вино…

- Я тебе заплачу.

- Мне платить не надо, Глеб. Просто уйди.

         Глеб огляделся:

- Хорошо. Мы со Стасиком уйдем, если вы так настаиваете. Но учтите, ваше поведение, Пантелей и Оксана, поведение… не по родственному!

- Мозг включи, Глеб! - сказал Пантелей. – Приведи себя в порядок. Поезжай в банк. У нас новые неприятности. Насел Митрохин. Следствие роет предполагаемое убийство Юлии Викторовны -  матери Смирновых.

- Про эту байку я по телеку слышал. Мой бывший тесть – Гундерман охвачен сенильным бредом преследования. Проецирует на себя чужие опасности. Гундерман  заказал неоправданное  следствие по ожидаемой смерти его бывшей жены. Сколько ей жить? Уже неприлично жить в том возрасте, что он и его бывшая.

- Юлия Викторовна – чересчур въедливая персона. Она и сама в вечном стрессе жила, и других накачивала. Поссорилась с кем – то в интернате, вот ей аппарат жизнеобеспечения и отключили. Я сама бы ей отключила, будь по – прежнему ее невесткой, - сказала Серафима.

- Страшные слова! – усмехнулся Пантелей. – Интересно, какую смерть ты Гундерману желаешь в ответ на его известное снохачество? Как бы ни было, Гундерман – влиятельный человек. И, если он бредит, другим выгодно делать вид, что он логичен, и в вправе заинтересовывать следствие выяснить обстоятельства смерти матери его детей, сыновей и дочери.

       Пантелей повернулся к Оксане:

- Сестра вызови уборку. Клиниг в студию! Я коммуну бездельников на твоей жилплощади прикрываю. Не будем дожидаться, когда деньги у них на кредитных картах закончатся.

      Глеб пошел за Станиславой. Бросил негодующий взгляд на Серафиму и ее сына Сашу:

- Беременеть и рожать в нашем анклаве дозволено лишь избранницам альфа – самца.

      Станислава Ходченко отстранила Глеба, вышла к остальным:

- Ваше дело подозревать меня в меркантильности, когда на свет смотрите через призму банковских билетов. Но то, что в вашей семье происходит, перешло в паранойю, фарс. Моя девичья фамилия – тоже Смирнова. Для вас это имеет сакральное значение. Вы, Звиры, сошлись со Смирновыми в смертельной, взаимно спровоцированной склоке, где любые средства хороши. Прямо тотальная война Монтеки и Капулети. Звиры, вы проигрываете. Ваша фамилия редкая, а Смирновыми разве что собак не называют.

- Станислава Давыдовна, не надо так горячиться, - язвительно сказала Оксана. – Вы – беременны.

- Беременна, и горжусь перед чужим бесплодием! На моем заду под трусами на санскрите написано, эта надпись интригует вас: “Только любимому”.

- Не спускай трусы низко, чтобы зазывалки пляжу не бросать! – продолжала Оксана.

- Хотите вы того или нет, я люблю Глеба. Я – Смирнова в девичестве. Зовут меня Станислава, но отчество – не Давыдовна.Вячеславна.

- Мы давно поняли, что ты без отчества, а в банк пошла работать и просочилась в VIP отдел по зову сердца. Призвание и случай тебя вели.

- Какие вы злые! Купаетесь в злости и ненависти. Боитесь и ненавидите Гундермана, потому что он умнее и удачливее. Не погряз в криминале, как вы!

- Повторяю: иди отсюда! Забудь дорогу в дом, куда тебя не звали, куда ты бессовестно проникла. Или я обращусь в полицию на незаконное проникновение. Видит Бог, как я долго терпела твое присутствие в моем доме ради брата!

- Вызывайте полицию. Чего же вы? По приглашению вашего брата в ваш дом я пришла. Как гражданская жена его, беременаая его ребенком.

-  И я скажу…  - задыхалась от неголования Оксана - ..что ты убила жену Гундермана!

- Обратитесь к Арнольду Оскаровичу. Серафима Ангелантьевна покажет вам дорогу в Алексеева или Ганнушкина.

        У ворот особняка Пантелей развернул таджика в униформе с коробом доставки. Сунул курьеру в нагрудный карман денег, оглядел велосипед, похлопал по плечу:

- Здесь пиццу больше не едят.

         Поехали в машине.

- Зря вы придираетесь к Станиславе Вячеславовне. Она действительно пришла со мной. Ко мне, - сказал Глеб. – Станислава живет с родителями.

- Станислава Вячеславовна следовало быть более щепетильной. Онане могла не знать, что находится не в принадлежащем не тебе доме, а в доме нашей сестры, - посмотрел Пантелей на Станиславу, угрюмо сидевшую рядом с водителем.

- Бывшая моя жена, Анна Саакова ,забрала мой дом по суду.

- Лапшу не вешай!  Дом бывшей жене ты по дарственной сам отдал накануне ареста…Сечас твой дом переоформлен на твою растущую дочь от Сааковой – Машу… Чего ты ко мне не попросился жить, если у тебя, брат, любовь?

- Ты был в отъезде.

- Не в пустыне живем. По телефону мог изложить, а не сестру напрягать. В молчанку все играете. Спросить, что ли, стесняетесь? Меня боитесь? Не съем!.. Сняли бы квартиру. Какие – то пьяные решения! – Пантелею не нравилось выражение лица Станиславы. Она порывалась что – то сказать. – Пусть Станислава Вячеславовна пересядет в другую машину.

- Я и сама хотела выйти!

        Машина остановилась. Пантелей вышел и открыл Станиславе дверь. Та выскочила. Хлопнула дверь. Глеб нагнал Станиславу у джипа охраны:

- Они все придурки! Я позвоню тебе.

         Станислава вывернулась от Глеба. Подняв руку, выбежала на обочину, чтобы ехать на такси или автостопом. Глеб печально пожал плечами. Виновато пошел к лимузину.

                                                                                 56

       Пантелей и Глеб сидели у Гундерманов. Маша с Сашей играли в “Монополию”. Саша проигрывал. Он еще “покупал дома”, а Маша уже “строила отели”.

- Мы будем рекомендовать нашим менеджерам ваши компании, - обещал Пантелей .

- У меня паи в компаниях, не нуждающихся в рекомендациях. Они на слуху, - вяло, почти безразлично отвечал Гундерман, отхлебывая зеленый чай без сахара.

- Инвестиционное страхование жизни?

- У меня 20% рынка.

- Что вас интересует, Давыд Семенович?

- Братья Евстахиевичи, - насмешливо сказал Гундерман, - невозможно убить всех людей, которые нам мешают. Тем более, сделать это незаметно. Я прошу вас остановиться.

- Но чтобы остановиться, мы должны быть виновны.

- Не знаю… Вы могли бы дать джентльменское обещание, что с головы моих родственников более не упадет волоса.

- Если за вашими родственниками охотятся, это не мы.

- Вы меня не любите, этого достаточно. Остановите тех, кто идет за мной.

- Я не понимаю, - вспыхнул Глеб, заметивший, как Анна Саакова прошла к детям с тарелкой пирожных, - как можно трактовать смерть вашей бывшей супруги, чему мы весьма соболезнуем, как начало серии по устранению вас и ваших родственников… Вас не шантажировали?

- Нет. Убийство должно быть внешне немотивированным, чтобы его труднее или невозможно было раскрыть.

           Анна поманила отца. Гундерман вышел в соседнюю комнату. О чем – то зашептался с дочерью.

- Гундерман хочет нас сделать виновными. Держать в подвешенном состоянии. Жить и бояться, чтобы со здоровьем и жизнью его самого и родственников ничего не случилось. Виноват будет кто – то другой, стрелки переведут на нас, - сказал Пантелей.

- Тише, - приложил палец к губам Глеб. – Здесь, скорей всего, видеокамера.

- Прикрой пот рукой, чтобы артикуляция не читалась…  А вообще, ну, его к черту! Пусть видео пишет.

- Гнусно, что он нас, уважаемых, состоятельных, влиятельных людей, опускает до какого – то криминального базиса.

- Да, он просто смеется над нами! Чего мы к нему пришли?!

           Вернулся Гундерман.

- Давид Семенович, вы вернулись с таким таинственным видом вернулись, будто династический брат для примирения наших семейств предлагаете, - Пантелей  насмешливо поглядел на Машу и Сашу, игравших в “Монополию “.

- Мы живем в таком зыбком мире, - сказал Гундерман, - что можно отказаться от договора дарения, пересмотреть завещание… Надо создать общее гарантированное хранилище относительно долговечных вещей.

- Долговечных вещей? Совести что ли? Истины? – глаза Пантелея смеялись.

- Выиграла! Выиграла! – закричала Маша.

            В зал вошли Анна, Маша, Саша, Митрохин.

- Нашей совместной собственностью станут произведения искусства. Выкупленные из-за рубежа шедевры.

            Анна, знавшая твердое слово Звиров, захлопала в ладоши:                                            61

- Отдельный зал в Третьяковке или (и) в Эрмитаже.

- Библейские сюжеты.

- Старо!.. Современные цифровые мастера. Если на “Кристис “ заплатить биткоинами, осветят мировые СМИ.

- Одна из картин упадет тебе на голову! – погрозил Анне пальцем Гундерман.

- Чего вы так обрадовались? – спросила Маша. Дети заразились непонятным восторгом взрослых.

- Наконец подписан акт Молотова – Риббентропа, - подытожила Анна Саакова.

            Маша уступила. Глеб под взглядом Митрохина посадил дочь на колено.

- На выставку возвращенных шедевров придет народ, -  сказал Митрохин.

            Анна смотрела на детей:

- Дети, любите друг друга.

                                                                               57

       В филиале Третьяковки на Крымском валу открывалась выставка возвращенных шедевров прошлого века. Почти пятьдесят картин выкупили холдинг Гундермана и Кредитный банк. Перед бомондом и съемочными группами телеканалов  порывался выступить Глеб Звир, но его стащила с помоста Анна Саакова, не успел он обратиться к собравшимся: “Дорогие коллеги! Разрешите представить выкупленные деловым миром утраченные ценности нашей страны…”

- Ты что?! Тебе нельзя! Ты же сидел! – Анна мило улыбалась журналистам.

        На место Глеба вышел Пантелей, встреченный аплодисментами. Анна искала глазами скромно стоящего седенького худенького старичка – своего отца.

- А брату можно?.. Ну и гадость я устроил твоему отцу – Давыду Абрамовичу.

- Семеновичу.

- И мужу твоему – Митрохину.

- Что ты натворил?!

- Митрохин попался, когда кейсы с деньгами по думовским кабинетам разносил за лоббирование интересов твоего папы  холдинга. Жди отстранения и посадки мужа. При обыске у тебя на квартире еще и воровской общак найдут.

- Ты с братом отца сдал?! Это же был общий проект: слияние и поглощение производства сельскохозяйственных удобрений…

- У нас Фемида без повязки. На самом верху, - Глеб указал пальцем вверх, - твоего отца хотят свалить. Конец империи, включая твой телеканал. Присматривай новую работу.

- Не полагаешь ли ты, Глеб, что посадка Митрохина вернет тебя на мое ложе? – насмешливо спросила Анна, краем глаза следя за съемкой.- Ты со своей операционисткой живи! Станиславой! Ты мальчика или девочку ей рожать заказал.

- Мальчик скоро будет.

- Красивый, как ты, и умный, как финансовый колледж – образование твоей жены. У нее высшее образование хотя бы есть?

- Я проситься к тебе назад, Аня, не собираюсь. Ты через меня к брату хотела подобраться. Чего он вам всем, бабам, дался? Мы с Пантелеем, как близнецы, из итальянской комедии.

- Дамы чувствуют нюансы, - Анна похлопала по наросшему за период самоизоляции животику Глеба. Анна отодвинула Глеба, потому что на помост вышел ее отец. Он скромно раскланивался. Анна, видимо, верила в его “непотопляемость”. За спиной Гундермана на стенде виднелись логотипы известных рекламодателей, включая Кредитный банк и его холдинг “S” – “Система”. При съемке в профиль открывался ряд полотен. Первая, довольно известная – “Девочка на трубе у танка”. Анна интенсивно захлопала.

          Глеб заметил, что одну из видеокамер телеканала Сааковой оператор поставил на подзарядку. Подошел и незаметно выдернул шнур.

                                                                                                                                                         6 2

                                                                              58

                    Оксана и Олег приехали к Константину в психбольницу.

- Не убивал я бабушку и дедушку, - клялся Константин. – Мама, забери меня из психбольницы. Я все осознал. Больше не буду!

- Еще побудешь в больнице, сынок! – сказал Олег. – Для твоего здоровья. стараемся

         Константин удивленно посмотрел на Олега, впервые назвавшего отцом. Константин не знал о свежей договоренности Пантелея Звира и Олега Смирнова.. Главное, что беспокоило, его, Константина, в психбольнице “ держат“, где он “только спит”, где “плохо”, “по ночам кричат”.

           Оксана увидела идущего по телефону в белом врачебном халате Дениса и махнула ему. Денис нехотя подошел.

- Что здесь делает пациент? – с нарочитой строгостью спросил он про Дениса в больничных полосатых штанах и сорочке.

- Ты не знаешь! – с обидой отвечал Константин бывшему другу.

- Денис…

- Арнольдович.

- Паспорта я твоего не видел, - сказал Олег. – Ничего, что на “ты”?

         Денис промолчал. Он держался “доктором“.

- Наше посещение и по вашу душу. Что случилось с моей мамой в ПНИ?

- Со Смирновой?... В Паллиативном центре? Мы Паллиативный центр при больнице “ПНИ” называем. Центр по уходу… Я в тот день там не дежурил.

- Какие соображения, кто ее убил? – с подозрением спрашивал Олег.

- Кому выгодно, то и убил, - мрачно пошутил Денис. – Откуда я знаю, кто убил Смирнову. И убил ли ее кто – то вообще. Человек на восьмидесятом году жизни.

- Давыд Семенович бодрячком.

- Он ее моложе. И у каждого свой биологический возраст. Давыда Семеновича молодит цель, а бывшая супруга его сдалась. Она у нас оказалась не из-за соматической ослабленности, а в связи с деменцией, слабоумием.

- Так кто же мог убить ее в вашем отделении?

- Олег Давыдович, и я, и мой отец, Арнольд Оскарович, присутствовали на вскрытии. Заключение: смерть наступила от сердечно – сосудистой недостаточности. Я вам ничего не говорил, поскольку это врачебная тайна. Ни отравления, ни передозировки назначенных препаратов, ни падения с высоты, о чем судачили… Что же касается убийства, Олег Давыдович, то в наше время убивают не люди, а деньги. Если Юлию Викторовну заказали, то исполнитель не столь важен. Интересен, кто платил.

        Денис с деланной эффектностью повернулся и ушел. Его модный белый халат скрылся за пластиковой дверью.

- Денис – псих, - сказал про доктора его бывший друг, глядя в глаза Олегу. – Не удивлюсь, если убийца вашей матери он.

      Константин ушел, унося принесенные ему продукты.. Олег и Ольга еще некоторое время сидели в комнате для свиданий.

- Глеб нам не конкурент, - сказал Олег. – Я чуть от смеха не лопнул, когда его из нашего дома выковыривали. Зависал со своим банковским менеджером и “тенями предков”. Я уверен, что проектор с изо родителей он не раз запускал. Своей показывал.

- В случае смерти Пантелея, нам бы не промахнуться.

- Поэтому я у него и работаю. Унижался бы я без надежды.

- Гундерман тебя сыном признает? – спросила Оксана.

      Олег покривился. Не ответил.

- С Фимой Пантелей не расписался. Так что права ее и их сына на имущество Пантелея  вилами на воде писаны.    На генетической экспертизе Фиме настаивать гордость не позволит.

- Это нельзя исключать, - сказал Олег.

- Поехали у юриста проконсультируемся. В общем спросим, не называя имен, без конкретики.

- Уже не рез спрашивали.

- Поехали. Я хорошего юриста нашел. Рекомендовали!

                                                                                 59

       Глеб и Пантелей лежали рядом на высоких топчанах. Им делали массаж “до полного удовлетворения”. Глеб рассуждал:

- Тебе надо жениться, брат, или тебя убьют.

- А тебя операционистка не съест?.. Бежать надо брат. Отмыться от этой жизни. Порвать все связи и уйти, спрятаться.

- Я прятался. Вы, родня, меня из скорлупы вытащили.

- Не в Москве надо остров искать.

- Заграницей?

- В Украине, Белоруссии, в России. У своих, но не родных. И вне зоны действия сети. Чтобы не нашли. Я все больше склоняюсь бежать. Заколебала рутина. Каждый день одно и то же, и противно сердцу. Надоело приспосабливаться. Учитывать людей. К черту! Жить одному трудно – случись что. Жить с тобой, братом.

- А родители?

- За ними сиделка ухаживает. Мы – то что? Приехать – поулыбаться. Пообниматься. Надо сиделке вперед на полгода заплатить, чтобы родители не расстраивались.

- А любимые?

- Ты уверен в наших бабах? Будь мы в них уверены, женились бы.

- А дети?

- Детей, как и родителей жалко. Жалко и богатства, удобств. Надо осмелиться резать по – живому...Ты на Оксанкиной даче пробовал.

- И я про то.

- Я же тебя искал, а теперь мы вместе. Ты – уже тренированный. Я – нет.

- Не знал, Пантелей, что ты на эскапизм способен.

- На эскапизм всякий способен, не всех есть средства для осуществления побега. И я, и ты в другом тренированные. Оба убедились, что и в тюрьме есть жизнь. И там, заметь, мы жили с обрезанными привязанностями.

         Через четыре дня поезд нес братьев Звир в сторону Владивостока.

- Бросил? – спросил Пантелей.

- Бросил, - отвечал Глеб.

          Речь шла о мобильных телефонах, брошенных в туалет поезда с отсоединенными батареями и симками. Братья радовались, как дети, кушая курицу в купе СВ. В окне проносилась Россия. Сначала хотели выйти сразу за Уралом, в Шадринске. Но и это показалось близко от обеих столиц.

                                                                            60

     Отъезд братьев Звиров подвиг расширенный семейный совет.

- По кино заказов нет. Я переключился на литературу, - говорил Денис своему названному отцу Арнольду Оскаровичу. – Пишу историческое эссе о сотрудничестве Александра Невского с Золотой Ордой.

- Ново!.. Такое обязательно напечатают.

- Это я Смирновых пригласила, - объяснила Оксана.

       За столом, кроме Оксаны, сидел ее  муж Олег, выпущенный из психбольницы Константин, Серафима Ангелантьевна с сыном Александром, Святослава Вячеславовна Ходченко, беременная на девятом месяце, Давыд Семенович Гунлерман, Анна Давыдовна Саакова с дочерью Машенькой и третьим\пятым мужем Александром Николаевичем Митрохиным, Элла Леонидовна Звир, Евстахий Николаевич Звир. Кроме Дениса, Арнольда Оскаровича сопровождала его жена Елена Владимировна с совсем маленькой Яночкой.

      Оксана оглядела собравшихся:

- Ждем шесть месяцев. Если Пантелей и Глеб не сыщутся, будем решать вопросы собственности.

      В незакрытую дверь вошел Птусь.

                                                                                 61

      Глеб и Пантелей поднялись по заснеженным порожкам Читинского областного строительного управления    Антон очень обрадовался пришедшим, предположив, что братья приехали с проверкой. Пантелей , никогда не пивший вовсе, остановил руку Антона, наливавшую алкоголь. Братья переглянулись, и Пантелей сказал, чтобы Антону было понятно:

- Спрятаться нам надо.

        По дороге Антон показал мост, который строил. Антону помогал молодой человек. Женщин вокруг них видно не было.

       Антон отвез братьев на далекую заимку, используемую туристами в переходах. Там хранились запасы крупы, консервов, чая, сахара, соли, дров и воды.  Мыши почти ничего не тронули. А вот вода замерзла. Антон пояснил, что подобные избушки стоят по всему туристическому маршруту. В летнее время не используются. Поскольку братья хотели забраться совсем в таежные дебри, Антон свел братьев  с жителями соседней деревни, беззубым сухоньким старичком и его внуком, мальчишкой восьми лет.

      Огибая лес, ехали по снежной пустыне. Собаки с лаем, визгом, возней тащили сани. Глеб завернулся в доху, заснул на соломе. Пантелей  приглядывался к деду, передавшему вожжи и стрекало внуку.

- Дедушка, а ты меня не знаешь? – спросил Пантелей.

- Никогда не видел, отвечал дед, пытаясь курить на сильном ветру.

- Да не Косой ли ты, или Кривой, с которым мы лет двадцать здесь, в Читинской области, ПАЗик с зарплатой золотодобытчикам грабили.

- Ты чего путаешь, молодой человек! Никогда подобным не занимался. Всю жизнь живу честно. Столярничаю.

- Столярничаешь? Это хорошо… Насчет честности, так все мы относительно честные. А вот глаз у тебя один!

      Дед отвернулся.

- Как тебя  зовут тебя, дед?

- Это тоже не твое дело. Везу и ладно.

- Хорошо. Экий ты недружелюбный! А как малого твоего зовут?

- Вовка.

         Справа по лесу Пантелей увидел блуждающие огоньки.

- Что такое, дед?

- Верховой огонь идет. Пожар.

- У вас и зимой лес горит.

- Как придется.

- Огонь нас – то не сожжет.

- Верхами пройдет. Внизу – снег.

        Подъехали к заимке, располагавшейся у подножья утеса над обледеневшей речкой. Стали выгружать закупленные припасы. Пантелей наказывал деду никому не говорить, куда и кого отвез, два раза в неделю привозить из деревни продукты.

- Кого и где вы, не скажу, - ворчал дед. – Деревенские одно прознают. Особливо – летом. И сейчас пушное дело идет. За норками и соболями народ ходит. Когда волки воют, из избы не выходите.

- Дед, продай ружье.

- Ружье хорошее… Сколько дашь?

          Глеб дал пацану шоколадку:

- Вовка, помни, приезжай во вторник и пятницу.

- Запомнил уже, - Вовка развернул шоколадку и тут же начал есть.

        Когда дед с внуком уехали, братья оглядели заимку. Глеб растопил печку. Пантелей принес две кирколопаты и ломы.

- Пойдем. Схорон будем копать.

- Что за схорон? От кого?

- От друзей и врагов… Сдается мне, что дед – Косой\Кривой из моей ходки. С ним ПАЗик грабили.

         Отойдя от изб, били промерзшую землю.

- Чем они тут промышляют?

- Дед же тебе сказал: охотники. А еще они “черные”, то есть – не зарегистрированные старатели. Золото моют. Опасные и ненадежные люди.

        Яму долбили несколько дней. Проверили, чтобы поместились двое. Сверху накрыли сколоченной крышкой. Присыпали соломой из летней пустовавшей конюшни. Туристы летом и конные переходы делали.

         Братья не заметили, что когда рыли схорон, их труды заметил приехавший с продуктами в неурочный день Вовка.

                                                                              62

         Олег и Птусь ехали в поезде.

- Почему мне всего 10 % дали? – возмущенно спрашивал Птусь.

- Ольга делила. Она теперь за главного.

- А ты ей не голова?.. Ничего, дай только Звиров сыскать. Я им счетчик поставлю. Всю отдадут.

- Всё не надо. Стричь их нужно.

- И то верно.

         Птусь пошел в туалет. Напротив туалета на крышке мусорки сидела облезлая проститутка.

- Работаешь?

          Птусь привел проститутку в купе.

- Вот, девушка есть хочет.

         Угощали проститутку. Та жадно ела и пила.

          Птусь увел проститутку в туалет. В купе были еще двое пассажиров, подавленных присутствием Птуся и Олега.

          Не успел Птусь уйти, в купе заглянули два уголовного вида молодых человека.

- Вы нашу девушку не видели?

         Олег недоумевающе пожал плечами. Чета пассажиров – сибиряков молчала.

         Уголовники стучали в туалет. Птусь не открывал. Уголовники позвали проводника.

          Птусь открыл дверь.

- Что вы там делали? – спросил проводник.

- Нам вдвоем в туалете удобнее, - напряженно рассмеялся Птусь.

- Это наша сука! – сказал уголовник, грубо хватая проститутку за запястье.

          Птусь выразительно посмотрел на проводника. Схватил уголовников за шеи и со всей силы ударил лоб об лоб. Уголовники осели на пол.

- Что смотришь?! – Птусь вытолкнул проводника в коридор вагона, где стояли вышедшие размять ноги пассажиры.                                                                                                                66

           Уголовникам Птусь показал кастет с шипами.

            Проснувшись следующим утром, Птусь увидел, что ночью у него украли ботинки.

                                                                                 63

          Денис сослался на занятость. Сказал Константину, что может поговорить исключительно на ходу. Кинул тому белый халат. И взял с собой на вскрытие. Каждого умершего пациента в течение трех дней вскрывали в морге при психбольнице.  Держался раскованно, поскольку больной умер у его отца. Денис, оставляя Константина, стоявшего в белом халате в стороне, периодически подходил к столу, у которого, рядом с патологоанатомом, стоял отец. Беды Арнольду Оскаровичу не грозило. Он проставил патологоанатому две бутылки конька, поэтому клинический и патологоанатомический диагнозы должны были неминуемо совпасть.

        Патологоанатом доставал мозг, сердце, печень, почки, кишечник. Показывал Арнольду Оскаровичу, что – то тихо говоря, и бросал в таз. Когда отец подозвал, чтобы что – то показать Денису, патологоанатом швырнул в таз разрезанные легкие, едва не забрызгав халат Дениса.

- Злится, что лишний человек на вскрытии, - пояснил Денис Константину.

- Патологоанатом кишки на место вставит?

- Откуда я знаю? Может вставит, а может нет. Может вставит, да не на то место. Я первый раз на вскрытии. Не люблю.

- А кто любит?

- Может, патологоанатом любит.  Патологоанатомы все горькую пьют… Чего тебе надо?

- Чего меня в психушку второй раз зафурычили?

- Первый раз ты вроде как откашивал. А теперь – для уверенности. Тебе типа осинового кола в грудь воткнули. Больной, ты и есть больной.

- Шизофреник на всю жизнь?

- А тебя жмет? Группа инвалидности есть, образования нет. Иди билет в кинотеатр надрывать.

- А ты, Денис, не можешь помочь диагноз снять?

- Диагноз ВК с профессором может снять. В платной клинике. Я – не профессор. Хотя сейчас одному кандидату на докторскую материал собираю. Он – доктором, я, в благодарность, кандидатом наук.

       Константин думал:

- В частной клинике диагноз снять?

- Можно и в частной. Что толку? В частной снимут, а в Серпах останешься с Sch. За покушение на жизнь Пантелея Евстахиевича с тебя же уголовную ответственность сняли. Как больного отправили на больничку.

- Там еще хуже было!

- Извини.

- Чего извини?! Ты ствол притащил.

- Когда это было? Что было, то травой поросло. Я образумился. Студенческое озорное прошлое лишь куражу в научной работе придает.

- Конечно, с таким отцом!

- Твой еще круче! И мать, болтают, родная сестра его. Ты, вроде как из семьи фараонов, а наследство профукал. Сумасшедшему ничего не дадут. А если с родичами будешь жить, станут в больницу засовывать на Новый год, день рождения, в отпуска, чтобы от твоего общества избавить. Прятать будут.

- Мое общество ненавязчиво.

- Это ты так считаешь. Оговорят. Скажут, “голоса” у тебя. Угрожал. И в больницу. Не докажешь. “Голоса” у тебя есть?                                                                                             67

- Нет. Только озвученные мысли. Что думаю, в голове проговариваю.

- Мысли приказные? Убить? Суициднуть?

- Нет.

- Твои мысли за идеаторные автоматизмы сойдут.

- Что это?

- Долго объяснять. Если по – проще тебе сказать, практически – “голоса”.

- Денис! – позвал отец к столу.

- Извини, - Денис пошел к столу. Константин невольно потянулся к столу. Он увидел, как патологоанатом вытащил из груди трупа пулю. Выброшенная пуля звякнула в почечнообразном лотке.

           Денис оттащил Константина от стола.

- Это чего? Огнестрел?

- Ничего ты не видел. Не ожидал я, что на такого кадавера нарвусь. Уходи! Отец с патом недовольны, что я тебя на вскрытие притащил.

- Что это за человек?

- Человек родственника твоего – Птуся. Кто такой, у  матери спроси.

- Вы людей с огнестрелом в психбольнице прячете? И они у вас еще здесь умирают! Это преступление!

-  “Преступление”! – передразнил Денис. – Жить – преступление.

- Скажи своему папаше: : ь мне на глаза не попадается. Встречу – убью! Он меня еще загипнотизирует! Внушит, что я дедушку с бабушкой убил. Я дедушку и бабушку люблю! И ты на глаза мне не попадайся. Бывший друг. Предатель! Тебя тоже убью!

       Денис вытолкнул разъярившегося Константина за дверь. Вернулся к столу.

- Что там?

- Константин в психозе. Надо госпитализировать.

- Сынок, ты его специально на вскрытие притащил?

- Нужен пациент, чтобы новый препарат попробовать.

         За моргом слышались крики. Санитары “вязали” Константина.

         В приемном отделении ему оформили третью, недобровольную, госпитализацию в психиатрический стационар.

                                                                               64

         Дед с внуком привезли из деревни уголь и еду. Дед внес в избу мешок. Вовка – сумки с продуктами.

- Чего же у вас так холодно, дедушка? – жаловался Глеб. – Думали полгода в тайге пожить, а тут – и трех месяцев не выдержишь. Зима, бесконечная зима. Зуб на зуб не попадает.

- А вы ближе к печке садитесь.

- Так мы лишь у печки и сидим. Отойти невозможно – леденеешь. И днем и ночью думаешь только, что холодно. В идиота в избе превратишься.

- Так вы, молодые люди, так и отдыхаете! Иные мысли уходят. Мы, в сибирских деревнях, думаем лишь о насущном. Излишние мысли к нам в головы не едут.

- Вовка, как дела? – подхватил мальчонку Пантелей. – Бери шоколад. У меня еще остался… Айда в ца-ца играть! Деньги есть?.. Нет?.. Я тебе займу.

           Пошли в пустую по зиме конюшню. На пол меж стойл поставили кон по рублю.  Стали от черты бросать подшипник. Чей подшипник ближе ложился к кону, тот разбивал. Били по краю рассыпавшихся монет, стремясь перевернуть. Тот, кто переворачивал монету, ее забирал. Братья Звиры чувствовали себя детьми с мальчишкой. Впадали в детство. Резвились, забыв обо всем. Отличие от детства: не нужно было прятаться, закрывать ногами кон, когда проходили взрослые, косясь на запрещенную детям игру на деньги. Впрочем, взрослые вца-ца играли только в Сибири. Они – Глеб и Пантелей.

            Во дворе послышался шум. Выскочили из конюшни. Косой\Кривой накинул на плечи мясом наружу шкуру застреленного и неумело освежёванного братьями оленя. В руки дед  взял голову оленя. Бросился по двору. Ездовые собаки, жравшие в углу внутренности оленя, подняли голову. Большинство собак осталось у кишок, остальные бросились за дедом. Дед увертывался, хохотал. Забава зашла далеко. Деда пришлось отбивать от собак жердями.

            Пришло время уезжать. Дед и внучок сели в сани. Поехали по речке, где не надо было бороться с сугробами. Накаленный весенний солнцем лед сверкал, слепил. У поворота реки трещавший лед раздался, и сани соскользнули в воду. Дед соскочил, а мальчишку намотанные на руку вожжи потянули в воду. Дед стоял и смотрел, как течение утащило Вовку под лед.

              Подбежали Глеб и Пантелей.

- Окончательно ослеп, Кривой?! – закричал Пантелей . – Мне твой внук по х.. Он твой внук, не мой! Мне больше, как игрушка. Не больше. Но стоять и смотреть, как тонет мальчишка, которого можно спасти, это за гранью…

               Пантелей сбросил с себя зимнюю одежду, разделся.  Откинул очки.

- Вовку не спасешь, - сказал дед. Губы его дрожали.

- Ты бы мозг включил, Кривой. Прокрутил варианты. Парня можно спасти. Раньше, когда золотодобытчиков грабили, ты был храбрее!

               Пантелей соскользнул в промину. Глеб через прозрачный лед отслеживал  движение брата.  Пантелей  плыл с раскрытыми глазами. Видно было плохо из за мутной воды и близорукости . Глаза щипало от холода. Метнулся в одну сторону, повернулся в другую. Подхватил захлебнувшегося Вовку за пояс. Увидел тонкий столб света сверху, разрезавший воду. Пробил тонкий, расплавившийся под солнцем снег головой, и вынырнул в другом месте, игнорируя стук верши Глеба, направлявшего его к той промоине, где он нырнул, и где свалился Вовка.

             Глеб выволок бесчувственного Вовку на лед, потом подал руку Пантелею. Глеб осуждающе посмотрел на деда. Замерзший Алексей на него не смотрел.

                                                                         65

           Оксана писала ответы в Госдуму и Кредитный банк. Отвечала на запросы, куда делись Пантелей  и Глеб. Приехала Елена Владимировна, свояченица Смирновых. Елена Владимировна предлагала бездетной Ольге родить для нее ребенка. Матка Елены Владимировны была проверена. Она шесть раз рожала на заказ.

          На запросы об исчезновении ее братьев Оксана Евстахиевна отвечала одинаково: “Пропали без вести”. А Елене Владимировне она сказала:

- Лена, спасибо за предложение родить нам мальчика. Мы с Олегом обсудим. Возьми на комоде сладости для своей девочки, Яночки.

          Анна Саакова с мужем и дочерью везли подарок Станиславе Ходченко, родившей дочку.

                                                                           66

         Олег с Птусем на лыжах отобранных у охотников, добрались до заимки.  Птусь стволом ружья постучал в окно. Олег указал на раскрытую дверь конюшни, где мелькнула чья – то тень.

         Посередине конюшни подвешенные за нижние лапы висели туши крупных медведя и медведицы Братья резали им животы, вынимая внутренности. Кровь стекала в ведра.

        Заметив Птуся и Олега, братья вышли во двор.

- Здравствуй, свояк! – сказал Птусь, приближаясь. Он протянул бумаги: Тут кое – что надо подписать: доверенности на перевод средств, дарственные.

         Из избы вышла женщина с тазом, наполненным мыльной водой. За ней – восьми – десятилетний мальчишка.                                                                                                                69

- Это кто? – насмешливо спросил Олег.

- Это моя мама – Наиля. Я – ее сын, Вовка.

- Наиля, значит, - сказал Олег. – Идите в дом!

- Оксанка послала?

- Все  послали.

         Олег протянул авторучку:

- На чурбане распишитесь.

         Пантелей  ударил Олега по лицу. На близком расстоянии Олег и Птусь не могли воспользоваться ружьями. Дрались на ножах и топорах. Встав на четвереньки, Вовка подставил Птусю спину. Птусь споткнулся и упал.  Пантелей  ударил Птуся  прикладом вырванного ружья.

      Олег сдался. Глеб склонился над Птусем:

- Кажется, Птусь мертв.

     Тело  Птуся сбросили в выкопанный ранее схорон. Закрыли крышку.

- Документы из карманов брата вытащил? – спросил  Пантелей  Олега.

     Олег кивнул.

                                                                              67

             Возвращались поездом.

- Или в этом омуте надо жить, я имею в виду Москву, или убьют, - сказал Пантелей.

- Неужели Серафиму не хочется увидеть? Сына Александра? – спросил Глеб.

- Нет. Не хочу видеть не Серафиму, не сына. Никого.

- А я вот скучаю по Станиславе. Она родила? – спросил Глеб Олега.

- Родила.

- Кто?

- Девочка.

- Как назвала?

- Без вас не называла.

     За перроном показалась большая надпись с названием города.

      Первой Пантелея обняла Серафима, потом – Оксана, оторвавшаяся от Олега.  Настала очередь Александра и Константина. Пожали руки Денис и Арнольд Оскарович, Елена Владимировна. Глеба обнимали и целовали Святослава и другие родственники. Пантелей и Глеб обнимали и целовали своих, но по – разному. От Пантелея допытывались, чем он расстроен. Он не отвечал.

                                                                               68

     Глеб и Пантелей  приехали к родителям, по возрастной слабости не присутствовавших на вокзале. После поцелуев, обниманий Глеб протянул родителям бумаги.

- Что это? – спросила Элла Леонидовна.  – Уж больно напоминают бумаги, которые Олег к вам в Сибирь повез.

- Он и вам те бумаги показывал?

- А как же! У всей семьи согласие брал, кому и сколько после вашей смерти останется, если вас не спасет.

- Олег нас спасать в Сибирь ездил?

- Еще бы! Он сказал: вам грозит смертельная опасность… Не один поехал. С братом. Они с вами вернулись?

- Олег вернулся. Насчет его брата, ничего не знаю. Пантелей, ты знаешь про Олегова брата?

- Первый раз слышу. У Олега был брат?

- Ты дурачка из себя не строй! – мать выразительно посмотрела на Пантелея. – Что за бумаги?

- Мама, ты знаешь, я наукой увлекаюсь, - говорил Глеб. – Конечно, дилетант, любитель. Сейчас… Пап, ты тоже извини. Может, глупость скажу. Сейчас появилась возможность не умирать.

- Это как? – спросил Евстахий Николаевич.

- После физической смерти в течение пяти часов труп перевозится в специальную лабораторию. Там кровь заменяют “антифризом”.Замораживают до 200 градусов ниже нуля, и хранят тело до тех пор, пока наука не научится людей воскрешать. Раньше такие фирмы были только заграницей, а теперь появились и у нас в России.

- Внутренние органы они должны вынимать, - сказал Пантелей.

- Не вынимают. Не мумии! – отрезал Глеб.

        Старшие Звиры испуганно переглянулись.

- Глеб, ты нам предлагаешь воскреснуть? – спросила мать.

- Такими же старыми и больными, как сейчас? – спросил отец.

- Я бы воскресла, - сказала мать, - но хотя бы пятидесятилетней.

- А по – человечески нас нельзя похоронить? – болезненно сжавшись, интересовался отец. – В гробах, а не в целлофане и голыми, как при коронавирусе.

- Можно. Но я думал, вам интересна будущая жизнь.

- Больших денег стоит, - поддержал брата, правда, неуверенно, Пантелей.

- На кладбище в землю ляжем, - сказал отец.

- В землю вы, папа, можете лечь лишь под теми фамилиями, которые у вас сейчас в паспортах. А заморозить на частной фирме вас можно было бы под вашими настоящими, прежними фамилиями.

- Мы, сынок, не махинировали. Мы честно жили! Врач и учительница!

- Извини, отец. На наши, как ты называешь, махинации вы с матерью в Москве живете.

- А что вы видим в твоей Москве. Из окна – спину памятника Маяковскому. Мы же никуда не ходим.

- Ходите!.. Папа, ты меня бесишь. Вас хотели обрадовать, а у вас с матерью всегда все наоборот.

- Отвезите нас назад.

- Куда? В Жмеринку? В Волгоград?

- В Волгоград вам нельзя. Там вас знают. Нельзя с новыми паспортами, с измененными фамилиями и именами жить по старым адреса.

- Верни нам старые паспорта!

- Я – не паспортный стол.

- Мы сами заявим, вернем.

- Куда вы заявите?

- Ты знаешь, куда!

- Погубить хотите?

- Глеб, они нас не погубят, но кровь попортят… Я Олегу скажу, чтобы отвез, куда хотите. Но лучше вам, мои родные, жить при нас, детях. Возраст у вас не тот.

- А часто вы приезжаете?

- Зульфия же за вами смотрит.

- Ну, Зульфия!

- Папа, мама, мы побежали!

- Плохие вы, дети! Плохие!

         Элла Леонидовна вытирала слезы.

         Когда спустились из квартиры к машинам с охраной, Глеб обиженно сказал:

- Действительно: им хорошее предлагаешь, а они не понимают. Я же не плохое предлагал?!

От всего сердца. Не смерти же мы родителям желаем!

- Дорогую операцию ты родителям, Глеб, предлагал. Считай, что сэкономил, - мрачно пошутил Пантелей.

        Глеб дал Пантелею подзатыльник.                                                                                      71

                                                                             69

                  Пантелей  с Серафимой выясняли отношения.

- Я  с тобой больше, Пантелей, спать не буду.

- Что так?

- А ты ко мне лишь спать и приезжаешь. Хочешь секса, женись! Я не требую венчания. Аня с Глебом, твоим братом, повенчались и развелись. Я хочу просто официально расписаться.

- Что это тебе даст?

- Нам даст. Ты будешь приезжать домой и спать со мной, а не только спать. Я хочу быть твоей женой, а не любовницей. Мы уже десять лет встречаемся.

- Ты прямо, как трудовой стаж, считаешь.

- Пантелей, я была замужем. Потом долго жила одна. Детей до тебя у меня не было. Но, поверь, я так долго жила одна, что привыкла жить одна. Я обойдусь без тебя. Тем более, что у меня есть сын.

- Это наш сын. Я оформил его усыновление. Признал.

- Вот и женись. Не нужны мне твои миллионы.

- Многие так говорили.

- Я – не многие. Женись, или уходи. Забудь дорогу к моему дому. Не звони. Не звони.

- Но я имею право с сыном встречаться.

- У Саши есть телефон. Сам с ним договаривайся и встречайся. Мне ты, не женатый на мне, не нужен. Хватит!

- Не любишь меня совсем?

- Люблю! Не в этом дело, - Серафима заплакала.

                                                                         70

            Анна Саакова разговаривала с  Пантелеем:

- Пантелей, если тебе и стоит на ком жениться, то – на мне. Я тебе оптимально подхожу по характеру, возрасту и имущественному статусу. Ты – Дума, я – СМИ. Депутат и журналистка – симбиотическая пара. Иногда я думаю, что ты – это я в юбке. Ты практически всегда поступаешь, как в предлагаемой жизнью ситуации, поступила бы я сама. Чувствую, и наоборот. Что это у тебя за пластырь на лбу?

- Серафима в гневе сигарету мне об лоб потушила.

- Психичка! Зачем ты с ней вообще встречаешься?! Встречи с ней опасны для здоровья и жизни. А эти ее заходы, когда она малолеток, Дениса и Константина, привечала. Неизвестно, что она с ними делала! Константин в тебя стрелял! Чудом не убил. Бросай ее! Завязывай!  И ребенок, что будто бы от тебя, не факт. Результаты генетической экспертизы она могла подделать. Ты знаешь, что в нашей стране. Заплати врачам, или кому, как тебе надо, так и будет, - Анна задумалась: - Единственное: мне нельзя так часто выходить замуж. Неприлично! Это меня и останавливает. Митрохин – не то. Сааков – сидит. Когда я была замужем за твоим братом, я тебя, вместо него, представляла. Бросай Серафиму. Бросай!

- Загалдила: бросай! Надо разобраться. Ты, Аня, смешиваешь одно с другим. Психологию с моралью, дело с досугом. Я – человек дела, и я – неважный любовник…

- Нормальный ты любовник. Для брака не так важно, кто какой любовник. Это тебе Серафима должна была объяснить.

- Я уезжаю в Читу.

- Бред! Чего тебе там делать? Не насмотрелся на кривые улицы? Не натрясся без ночного света по мостовым?

- Я хочу идти от Читы. Скоро выборы.

- В Чите достаточно своих кандидатов. Людей, которых местные знают. Ты рискуешь провалиться. Договорись с лидером фракции идти по федеральному партийному списку.

- У меня не хватает денег.

- У богатых их никогда нет. Пусть Глеб выведет из оборота Кредитного банка. Займи у моего отца. Уверена, речь идет о чем – нибудь смешном.

- Куда – смешном!

- Я не знаю, что ты за депутат, если за пять лет не можешь отбить затраченные деньги.

- К северу от Читы такая природа! Поля грибов. Свежий ветер. Озера прозрачные, как стекло. Летом по ним бродят, сняв туфли. По щиколотку в пощипывающей прохладой воде…

- …Не знаю, что там к северу от Читы. Сама Чита – помойка. Не была, но представляю. Азиаты, китайцы, полукровки.

- Китайцев там много…Читинская область - хороший избирательный округ.

- Чукотка еще лучше. Несколько десятков тысяч избирателей. Дашь всем избирателям по сто долларов, и они твои.

- Сверху отмашка должна быть.

- А по Чите тебе дадут?

        Вошла Маша, дочь Анны от Глеба, удивительно похожая на отца. Печать Звиров ложилась на их детей намертво. В руках  Маша держала портреты деда, Гундермана, и Глеба.

- Тебе чего?

- Мама, можно я портреты дедушки и папы перевешаю?

- Перевесь, куда хочешь.

         Маша замешкалась.

- Еще что – нибудь?

- Можно попить?

- Возьми – попей… Пей у себя… И никогда не вламывайся, когда взрослые разговаривают.

- Маша, ты на золотодобывающей фабрике когда – нибудь была?  В шахтах? – спросил Пантелей.

- Нет.

- А мама?

- Смеешься? Что мне там делать? А, если репортаж редакция пошлет снимать про олигарха.  Владельца  “Полюс – золота “. Мол, снять в реалиях.

        Маша вышла из кухни.

- Во дворе фабрики – золотой песок, - продолжал Пантелей. -  Горы песка.  Сероватый такой песок. Цедишь его меж пальцев, а там крупицы золота на солнце блестят

- Сентиментальщина, Пантелеюшка!  Родился и вырос ты в Волгограде, жил у тетки в Урюпинске, покорил Москву, а теперь собрался ехать умирать на север Читинской области. Какая блажь! Все вы, богатеи, чудаки, сумасшедшие.

- Что делать, если тянет?

- Был ты там что ли?

- Была.

- Представляю, какие там клуши. Все, наверное, в Москву просятся или во Владик?

        Пантелей мечтательно улыбался.

                                                                           71

         В аэропорту Пантелей  с ревнивой завистью приглядывался к обнимавшимися Станиславой и Глебом. Станислава говорила, что готова назвать новорожденную дочь по выбору Глеба, только – не Анной.  Глеб шутил, что здорово жить с персональным менеджером, которая по любви всегда подсунет по дешевке  чей – то заложенный в банк ОФЗ. Оксана провожала Олега.

         Оксана  обняла Пантелея. Станислава пожала ему руку.

         Братья прилетели в Читу. Посетили администрацию края, где встретились с губернатором и представителем Президента по Дальневосточному округу. Сели в машины. Поехали на золотодобывающее предприятие. Директор пригласил в кабинет.  На здании, в коридорах и даже в кабинете директора висели свежие предвыборные портреты Пантелея, а рядом старые содранные плакаты Птуся – Петра Смирнова..

- Бастуют мои рабочие, - сказал директор Звирам.

- Как долго бастуют?

- Торпидно – три года. Цены на золото колеблются. Добыча часто нерентабельна. Они не понимают. Полагают, раз золото добывают, зарплата должна быть высокой. Зарплата достойная, им мало… Пойдемте, добычу покажу, пока народ собирается.

        Директор вывел во двор. Лежали кучи золотосодержащего песка. Это были отвалы с низкой концентрацией металла. Директор пошутил:

- Насыпайте песок в карманы. В гостинице золото вымоете.

         Олег, смеха ради, насыпал в карман рядом идущему Семёеычу целую горсть.

         Пантелею, Глебу, охране выдали каски с фонариками. Сели в клети. Поехали под землю. Мелькали лампочки. Под землей было тесно, душно, пугающе.

          Вернулись к собравшемуся народу. Братья выступили перед рабочими. Обещали повышение зарплаты, расширенный социальный пакет. Глеб записывал в блокнот пожелания.

          Когда поехали назад, из леса раздались выстрелы. Кортеж понесся на максимально возможной скорости по бетонке. Шуршали шины, стучали бетонные плиты. За поворотом дорогу перекрыл грузовик со щебнем. Выскочили из машин. Семёныч велел рассредоточиться. Звучали выстрелы. Свистели, ударялись о камни пули.

          Пантелей  лежал с братом в пыли у дороги.

- Представляешь, - говорил Пантелей  брату, - почти в этом же самом месте я попал под обстрел двадцать лет назад.

- Кто на тебя напал?

- На нас напали. Конкурирующая организация.                                                                            

- Всегда удивляюсь, как тебе судимость удалось снять? Мне бы так.

- Олег, дай пистолет! – прокричал Пантелей  отстреливающемуся Олегу.

- Куда вам, Пантелей Евстахиевич! Ваш толстый палец между скобой и курком не пролезет.

- Уволю!!

 - Мне кажется, или так оно и сеть, - сказал Глеб,  - среди нападающих – Птусь.

- Воскрес, тварь! И дед – Кривой\Косой. Они нас на золотодобывающем предприятии пасли.

         Братья бежали по лесу.. В листве негромко зашумел осенний дождик.

          Совпадения имен и жизненных ситуаций в  настоящем произведении случайны.

Sorokinas2013@ gmail.com, Whats up + 7 (903) 728 -67 – 47. Убедительная просьба, при заинтересованности, прежде звонка напеисать.

Сорокин Александр Сергеевич

                                                                                                                                                       74