Изыди, Гоголь! [Nemo Inc.] (fb2) читать постранично, страница - 3

варежки, дуры! Не забывайте, за что он был запечатан!

Ведьмы вмиг смурнеют, в их руки из ниоткуда ложатся книги заклинаний -- гримуары. Значит, они все чернокнижницы.

Моими надзирателями определили сильнейших из колдунов. Впрочем, по-другому и быть не могло.

Над страницами книг и вокруг стражниц вспыхивают магические печати. Становится светло, как днем. Воздух гудит от магического напряжения, дышать становится тяжелее.

Беру свои слова назад. Чтобы с гримуарами на руках еще и печати клепать, надо быть редкими дилетантами.

Слегка разочарованный, я бездействую, и это, похоже, воодушевляет старшую стражницу. Она указывает на меня пальцем и говорит:

-- Именем Ковена ты был приговорен к вечному заключению! Твоими надзирателями были назначены мы, Мастера Семи Школ! И чтобы исполнить долг, мы готовы даже пожертвовавать своими...

Встретившись со мной взглядом, старуха сглатывает ком в горле. Она продолжает:

-- …Своими жизнями! Посему, Аластор Кроули, именем Ковена я приказываю тебе и твоему сообщнику...

Внезапно ее прерывают недоумевающие ведьмочки:

-- Подождите, Старшая! Разве обязательно прямо жертвовать жизнями?

-- Да, он же бессмертный! Немного нечестно получается...

-- Может, мы просто сообщим Совету, что он выбрался из тюрьмы?

Погорячился я все-таки, когда назвал этих девиц лучшими. Да, они чернокнижницы, то есть урожденные заведомо сильнейшими из всех ведьм. К тому же эта семерка еще и Мастера каждая своей Школы.

Но на деле для колдовства моим стражницам приходится призывать гримуары в эту реальность да еще и рисовать печати.

Это говорит о малых знаниях и опыте. К примеру, моему гримуару для чаротворства совсем не обязательно все время быть у меня под рукой.

Я поднимаю ладонь. Пальцы для точности складываются в ручную печать, и вместе с этим небо над головами спорящих ведьм затягивают тучи. В них едва ли можно разглядеть фигуру ворона.

Я поджимаю губы. Похоже, еще не до конца оправился после заточения в Древе Смерти.

-- …Кроули? Ты меня вообще слышишь?

Я скашиваю глаза на Мару. Кажется, Бледная Богиня только сейчас замечает, что мы не одни.

Мара задирает голову и при виде стайки летучих ведьм хмурится.

Одно движение бровей Богини Смерти и Тьмы вызывает магическое давление такой силы, что спорящие колдуньи просто цепенеют. Их глаза расширяются от ужаса, лица бледнеют, магические печати одна за другой рассыпаются и гаснут.

Старшая стражница через силу что-то бормочет. Кажется, она додумалась спросить у Мары, кто она такая.

Холодный тон Мары вызывает мурашки даже у меня:

-- Твоя богиня.

Потеряв к ведьмам всякий интерес, Мара поворачивается ко мне и взмахивает рукой.

Ей, как и мне, нет нужды призывать гримуар.

Семь стражниц, которых, по идее Ковена, должно было хватить, чтобы задержать меня и дать Совету время умыть руки, одна за другой обращаются в прах.

Рассыпаются их гримуары, следом тела. Ветер подхватывает прах и развеивает останки по ночному небу. Потеряв магическую поддержку, метлы дождем осыпаются на пещеру.

Богиня Смерти, будто нас и не прерывали, спрашивает:

-- Что значат твои слова?

Мне приходится постараться, чтобы вспомнить, о чем это она.

Я делаю неопределенный жест рукой и говорю:

-- Моя дорогая, если девять веков жизни чему меня и научили, так это тому, что за все приходится платить.

Бездонные глаза Мары недобро сощуриваются.

-- Жаль, что девять веков жизни не научили тебя не фамильярничать, -- говорит богиня.

Мой нос вдруг улавливает аромат гнили. Принюхиваюсь и понимаю: это моя тушка разлагается под хмурым взглядом Богини Смерти.

Я развожу руками и нагло улыбаюсь:

-- Ох, прошу прощения! Я бы поклонился, если бы не хребет и яйца...

Ожившие тени взрываются чернильными всплесками, хватают меня за руки, шею и силой ставят на колени перед своей госпожой.

Точеный подбородок Мары взлетает вверх, темные губы растягиваются в ухмылке.

-- Что же ты сразу не сказал? -- говорит она. -- Я без труда могу избавить тебя от этих проблем.

Холодные руки теней ложатся на мою спину и мошонку. Я невинно улыбаюсь:

-- Мы уже перешли к ласкам? Пожалуйста, будь понеж...

Слова тонут в моей глотке, когда из нее вырывается болезненный хрип. Он длится недолго, потому что из-за выкрученных яиц дыхание кончается моментально.

Для бессмертного, вроде меня, пытки не так уж и опасны. Вырванный хребет или тестикулы вырастут заново. Но боль... ее видов столько, что и за девять веков не привыкнешь.

В какой-то момент мне даже хочется плюнуть на все, призвать гримуар и раскрыть домен, чтобы поставить стерву на место. Но здравый смысл берет верх: пока Мара не призовет свой гримуар, все мои потуги будут тщетны.

Прикусив язык до крови, я верчу головой:

-- Ладно-ладно, уела! Чего ты хочешь?

Она может хотеть только одного. И я знаю что, ведь это