И опять — разве скажешь лучше Хлебникова: «У меня нет ногочелюстей, головогруди, усиков. Мой рост: я больше муравья, меньше слона. У меня два глаза».

Вот и всё.

Да ещё, как сказал один древний египтянин, беседовавший со своим Ка: «О, до чего ненавистно мне моё имя!»

Хотя я по возрасту старик, на мне расцветают подростковые прыщики.

Я мог бы сказать, что у меня птичий, беззаботный нрав, если бы ночами меня не охватывали припадки ужаса.

У меня нет дома, денег, имущества, нет страны, но есть американская одежда и паспорт азиатского государства, которое мне отвратительно.

Я хожу по городу Цюриху, где покорённые дикари время от времени спрашивают осторожными, хитрыми глазами: «Кто ты?»

Мне нечего им сказать, да я и не знаю их языка.

Я чужой — и буду таким до конца.

Вокруг пасутся стада сытых, ухоженных людей, ведь это лучший в Европе Хреновский завод парнокопытного человеководства.

Но ради людской сытости надо убить в себе ежа или жаворонка — и изжарить их на газе.

Я этого не желаю, да и готовить не умею ничего, кроме бутербродов с сыром.

Зато у меня есть самая красивая на свете подруга с варварским именем и изощрённейшими кулинарными талантами.

И любовь — кольчуга против мира сего, в ней быстро идёшь ко дну в море морей.

И Ка — покровитель воров и художников.

Раньше он ходил с Велимиром, с коим я делю буквы.

Но не довольно ли обо мне?

Посмею ли я признаться, что во всём циклопическом корпусе мировой культуры только пещерные рисунки и палеолитические фигурки говорят на языке, который я понимаю?

Аш.

Ах.

Ка.

Ба.

Ра.

Бех.

Кук.

Ихи.

Неужто я такой троглодит?

К искусству вообще можно относиться как к разным освещениям одного и того же образа — чудесной безголовой фигурки Швабской Венеры из пещеры Холе-Фельс в Германии, возраст которой 35 тысяч лет.

Тогда бесконечное разнообразие истории искусства окажется созерцанием борьбы тени и света на всё том же вспухшем, складчатом торсе с шарообразными грудями и висячей вульвой, повторённом бесконечное число раз куртизанками и царицами, старцами и младенцами, воинами и нищими на миллионах картин и в тысячах статуй.

Венера из Холе-Фельс — идеальный образ для игры воображения.

Пещерная Афродита, вырезанная из бивня мамонта, — прообраз венер Боттичелли, Джорджоне, Кранаха, Веласкеса, Рембрандта, Тициана, Курбе, Ларионова.

Сочиняя эту книжку, я коротал дни в цюрихской библиотеке Кунстхауза, где листал альбомы Тьеполо, Моранди, Чимабуэ, Энгра, Гончаровой, Дега, Бальтюса, Фра Анжелико, Коро, Альтдорфера, Энсора — и много, много кого ещё.

Там, среди архангелов, закованных в латы, и пожилых ведьм с костлявыми чреслами, крючконосых герцогов в алых лентах и тонкогубых менял за конторкой, исступлённых монахинь и расслабленных куртизанок, я неизменно наталкивался на безголовую пещерную Венеру с отсутствующими ступнями, с перископическими формами, из которой вышли и в которую вернутся все-все-все.

Да и может ли кто-то не быть ею?

Троица Рублёва?

Да, она — Джомолунгма.

Все большие и малые солнца пылают в ней.

Рублёвская Троица способна снять жирную копоть со всех остальных картин мира, омрачёных кадением лживых лампад.

Она дала возможность быть Хлебникову: «Вчера я молвил: гуля, гуля! И войны прилетели и клевали из рук моих зерно».

Когда же эти немые начертанные знаки утихомирят враждующую брехню языков?

Надев щит Троицы на руку, спасёшься от всех ударов.

Но, глядя на фигурку Венеры из Холе-Фельс, я вижу самое первое открытие.

Там — зрение и ощупывание.

Пещерные люди ведь всё узрели и ощупали впервой.

Огнь.

Мех.

Глаз.

Твердь.

Пуп.

Слизь.

Нос.

Высь.

Они и слово держали во рту, как кость.

Есть, например, слово «на» — лучшее в русском языке.

— На, — сказал он, протянув ей вырезанный из бивня её образ.

И они смотрели и щупали.

— Будь мёд, — сказала она. — Слижу тебя.

Божественность Венеры из Холе-Фельс, как и Виллендорфской Венеры, как и всех палеолитических венер, заключается в деформированности её форм.

Деформация — основа выразительности в искусстве и жизни.

Чем интенсивней чувство, тем сильнее деформация.

Это знал Аби Варбург, увидевший сущность образа в жестуальной экспрессии, в