Ублюдки и стрелочники (ЛП) [Корали Джун] (fb2) читать онлайн

Серия: «Дуэт дурного наследия» #1

(одни герои)

Переводчик: (Пролог-18-ая глава) Sasha Loyuk, (с 19-ой главы) Дмитрий С.

Редактор: (Пролог-18-ая глава) Виктория К., (с 19-ой главы) Екатерина Л.

Вычитка: Екатерина Л.

Обложка: Татьяна С.

Пролог

Хамильтон

Моя мама говорила, что смерть ― это всего лишь один из монстров, которого нельзя побороть. В восемь лет я не понимал, что она имела в виду, и думал, что монстры ― это существа, которые прячутся под моей кроватью или находятся в руках моего старшего брата. В день ее смерти, мама нашла способ справиться с этим странным существом. Я нашел ее извивающейся на полу. И вместо доспехов у нее был фентанил, а вместо меча ― шприц.

Я помню, как умолял:

― Ты не можешь умереть. ― Слезы текли по моим щекам, пока я сжимал ее руку, ее волосы, влажные от пота, прилипли ко лбу. ― Ты не можешь.

Я не верил, что она сделала это в месте, в котором ни один монстр не мог бы достать ее. В месте, в котором она клеила пластыри на мои поцарапанные колени и пекла мой любимый пирог. Мама не могла сделать это в гостиной, в которой мы строили замки из подушек и ели шоколад, когда она плакала. Моменты, когда та проявляла свою заботу ко мне, были редкостью, но они являлись особенными для меня, как и этот дом.

Иногда я видел, как она сползала вниз по стене, кусая свои губы. Мама находила самый темный угол дома и оставалась там на неделю или месяц, на протяжении всего моего детства. Папа говорил, что она любит играть в прятки, тем самым он превращал ее депрессию в игру.

― Мам!

Она не ответила, так как была под кайфом, слишком далеко от меня для того, чтобы сказать хоть что-то. Когда я нашел ее на полу с пеной, выходящей изо рта, быстро позвонил в скорую, так как делал это не один раз. Маленькие мальчики не должны знать, что сказать оператору девять-один-один, они так же не должны знать такое слово, как «передоз». Мама любила вещи, которые уничтожали ее. Она любила балансировать на грани жизни и смерти.

Ей нравилось заставлять меня чувствовать себя ужасно, просто потому, что я существую.

Она любила меня. По-своему, конечно. Я был той самой привычкой, которую та была обязана любить, и это самый худший тип любви. Ты не должен заставлять кого-то испытывать к тебе чувства.

― Мам? ― У нее начался припадок. ― Нет!

Я был слишком напуган, так напуган мыслью, что потеряю ее, что мой рот скривился в безумную, ужасную, нервную улыбку. Если бы не эта ситуация, я, наверное, узнал бы гораздо позже, что моя слабость решит мою судьбу.

Я прижал маму к груди.

― Не делай этого. ― Я трясу ее хрупкое тело.

Она умерла в руках внебрачного сына, который был абсолютно лишним.

Глава 1

Вера

― Я люблю тебя, ― прошептала моя мама с некой неуверенностью в голосе, хотя ее новый муж, видимо, не услышал этой тональности. Я не была уверена, что именно вызвало улыбку на его лице ― мамина любовь или то, что он сможет полностью наслаждаться ей.

― Я тоже тебя люблю, ― прошептал он с той же неуверенностью. Потом наклонился и поцеловал ее. Это какая-то приятная грусть наблюдать, как моя мама целует любовь всей ее жизни на своей же свадьбе. Щемящее чувство возникло во мне, когда я увидела ее ответную улыбку. Мне пришлось сглотнуть, чтобы убрать горький привкус во рту. Все будет хорошо. Я всегда поступала правильно, поэтому все будет хорошо.

Лайла Гарнер, ой, Борегар, выглядела отлично, и она прекрасно знала это. Сегодня мама чувствовала себя богиней, на которую все должны смотреть. Ее макияж яркий, а платье несколько откровенное. Эта свадьба была ее самым лучшим шоу, а любовь ― игрой. Я была уверена, что ей не безразличен Джозеф, но это не та любовь, о которой пишут, а просто выгодный брак, и все это знали.

― Хочу представить миссис и мистера Борегар, ― произнес ведущий, пока счастливая пара шла на танцпол. Я вежливо хлопала, как и все гости.

Мы с мамой были близки, всего пятнадцать лет разделяло нас. Были одни против всего мира. Она всегда хотела комфортной жизни. Когда ты на протяжении всего своего существования пытаешься выбраться из всякого дерьма, то определенно захочешь лучшей жизни, и ее муж дал нам этот шанс, но все имело свою цену.

Я натянула улыбку, эта маска счастья была со мной целый день, как и дорогое дизайнерское платье, обхватывающее мое худое тело, а туфли на высоченных каблуках ― мои пульсирующие ступни. Мои светло-каштановые волосы были аккуратно собраны на макушке, а пухлые губы подведены лиловым карандашом и накрашены матовой помадой, ногти покрыты розовым лаком. Моя загорелая кожа блестела и выглядела чертовски идеально, а карие глаза были подчеркнуты серыми тенями.

Один из лучших визажистов сделал мне макияж и намертво приклеил накладные ресницы к моим векам, наверное поэтому мой макияж все еще держался, хоть и расплывался от этой сентябрьской жары.

Я не желала присутствовать на этом мероприятии.

Но моя мама хотела пышную свадьбу.

Она хотела чувствовать себя, как в сказке.

Хотела того, что забрала у нее незапланированная беременность.

Но было кое-что, что могло бы сделать этот день еще лучше, ― мое отсутствие.

Нет. Это просто глупая мысль, которая почему-то закралась в мою голову. Моя мама любит меня, она бы не работала так усердно, если бы не любила меня.

Счастливая пара ходила по залу и пожимала руки гостям, принимая поздравления с широкими улыбками на лицах. Когда они подошли ко мне, Джозеф посмотрел на меня, его губы были вытянуты в тонкую линию, и он неуклюже похлопал меня по плечу.

― Я люблю тебя, ― прошептала мама перед тем, как поцеловать меня в щеку накрашенными блеском губами, оставив след на щеке.

― Я тоже тебя люблю. Поздравляю, Джозеф.

Мой новоиспеченный отчим проигнорировал меня и положил руку на поясницу моей мамы.

― Тут еще много гостей, пойдем. Вице-президент тоже здесь.

Мама грациозно кивнула мне и улыбнулась, затем сжала мою руку и пошла за своим мужем к гостям справа от меня.

Она выглядела счастливой в этом винтажном платье, и словно парила, а не шла. Она действительно смотрелась как героиня, сбежавшая из какой-то сказки. Софиты освещали ее лицо, тем самым показывая ее улыбку каждому человеку, находящемуся здесь. Ее грудь немного выпирала из лифа, немного приоткрывая то, что было спрятано под этим дорогущим платьем.

Она хотела чувствовать себя принцессой.

Не поймите меня неправильно. Лайла Борегар заслуживала побыть принцессой, ведь наша жизнь никогда не была легкой. День, когда мама узнала, что беременна мной, стал началом ее страданий, именно поэтому она заслуживала счастья. Эта упрямая женщина работала на трех работах, одновременно оканчивая школу, и все это ей удавалось через кровь, пот и слезы. Она всегда беспокоилась о том, чтобы я была счастлива и чувствовала себя в безопасности. Были времена, когда нам еле-еле хватало на то, чтобы оплатить аренду квартиры, но мы никогда не жили с ее странными парнями. Моя мама любила меня и никогда не была жестокой или грубой, она была простым человеком.

Расти с родителями означает принимать все их странности. И я привыкла к ее недостаткам, потому что ожидание лучшего могло привести меня к разочарованию. Я не могла бы сказать точно, когда поняла, что иногда мама все же разочаровывала меня. Наверное это случилось два года назад, на мое шестнадцатилетние, когда та подарила мне сумочку, которую я давно хотела, а в ней лежал рецепт на противозачаточные. Мама заставила меня поклясться, что я не разрушу свою жизнь, как она.

Или это было на мой выпускной, когда она плакала, увидев меня в платье, ведь до того момента мне никогда не приходила в голову мысль, что мама пропустила свой выпускной из-за меня.

Или может это произошло сегодня ночью, когда она сказала тост со словами:

― Пора начать все заново.

Мама любила меня, черт, она бы никогда не променяла свою юность на меня, если бы не любила. До свадьбы наша жизнь была похожа на медленный танец, но скоро все изменится, я чувствовала это.

― Вера, тебе не нужно улыбаться весь день. ― Мой новый дедушка сел рядом. Я не ожидала, что он заговорит со мной, здесь для этого были более важные люди. Как он не понимал? Мне нужно была было улыбаться, иначе плакала бы. Я наблюдала за мамой, она улыбалась тому, что Джозеф шептал ей на ухо.

― Я боюсь, что, если не буду улыбаться, завтра все заголовки будут кричать о моей недовольной физиономии, ― пробормотала я, слегка вздохнув. Мне приходилось привыкать к излишнему вниманию к моей персоне. Мой новый дедушка, губернатор Джек Борегар, осмотрел комнату, ― все камеры были направлены на влюбленную пару, ― но остановил свой взгляд, когда увидел несколько камер, направленных на нас. Как опытный политик он быстро обнял меня за плечи.

― Я знаю, что это сложно, мы довольно известная семья, ты скоро привыкнешь. ― Я сопротивлялась желанию громко вздохнуть, для меня адаптироваться, значит плакать в подушку каждую ночь, и тогда да, однозначно привыкну к этому.

Борегары были не просто политиками, их фамилия присутствовала во всех отраслях бизнеса, которые приносят деньги. Мама смогла найти иголку в стоге сена.

― Твоя поддержка и любовь очень помогают твоей маме. Ты переехала в другой штат, помогла спланировать эту свадьбу и надела платье, которое выглядит крайне неудобно. Ты была бы хорошим политиком, потому что тебя не так легко сломать.

― Во всяком случае, не на людях. ― Мои слова вызвали у Джека смешок, он любил отмечать, что я довольно зрелая для своего возраста. У меня не хватило духу сказать ему, что мне пришлось вырасти сразу же в свой день рождения. Мне восемнадцать, но чувствовала себя на все семьдесят. Улыбаясь, я повернулась, чтобы посмотреть на дедушку. Его волосы уже были слегка седыми, а глубокие морщины успели врезаться в бледную кожу. По большей части они располагались возле его рта, отчего создавалось впечатление, будто он провел всю свою жизнь с улыбкой на губах. Его смокинг был идеально выглажен и подходил ему по всем параметрам. Я заметила порез на его подбородке, скорее всего от бритья.

Я еще не встречала никого, кому бы не понравился мой новый дедушка. Хотя мне казалось, что он вел себя так только на публике.

Джек пытался подружиться со мной, даже устроил барбекю, на котором мы обсуждали книги. Он также помог мне попасть в один из лучших здешних университетов.

― Все будет хорошо. Вот бы моя жена прожила дольше и побывала на свадьбе Джозефа, ты бы понравилась ей.

Я медленно выдохнула, думая, что ему ответить. Что сказать при упоминании его жены.

― Я уверена, что она была хорошим человеком и с вами в сердце навсегда, ― произнесла я, нежно сжимая его руку.

Джек погладил меня по плечу перед тем, как снова посмотреть на мою маму и моего нового отчима.

― Ты очень хорошо выглядишь сегодня. ― Мое сердце ушло в пятки, я никогда не умела правильно принимать комплименты. ― Ты всегда умеешь поддержать, и я рад, что ты стала частью моей семьи.

― Я просто хочу, чтобы она была счастлива. ― Эта фраза была заучена в качестве ответа для репортеров о том, что я думала о неожиданной свадьбе и беременности моей мамы. Четыре месяца назад они просто встречались, два месяца назад они уже были помолвлены, а сейчас моя мама вышла замуж за одного из самых известных мужчин всей Калифорнии. Насчет беременности… я нашла тест в мусорном ведре, но мама ничего мне так и не сказала.

― Ты тоже должна быть счастливой. ― Он щелкнул меня по носу. ― Я пойду, мне нужно поговорить с моим другом. Увидимся, Вера. ― Я вдохнула запах его виски и кивнула, будто это была единственная правильная вещь, которую я могла сделать. Потом перевела свой взгляд обратно на маму.

Согласно расписанию, первый танец жениха и невесты состоится только через час, поэтому я могла спрятаться от журналистов в доме, а еще мне нужно было найти какую-нибудь помаду.

Я улыбалась, пока шла мимо сенаторов, дипломатов, генеральных директоров и других важных незнакомых мне людей. Я не росла в этой среде и не знала, с чем мне предстояло столкнуться после маминой свадьбы, но быстро училась.

Вся жизнь политиков проходит на сцене, они не могут даже спокойно сходить в туалет. Джозеф пошел по пятам своего отца, а мама ждала возможности позировать перед камерами. Ее история похожа на историю современной Золушки, которая все же нашла своего принца.

Я схватила стакан воды и пошла через толпу, параллельно делая глотки. Поместье, в котором мама и Джозеф отмечают свадьбу, принадлежала Джеку. Оно было окружено красивыми лужайками и садами. Сам дом был на удивление современным и казался лишним среди виноградных лоз и традиционных ландшафтов. Этот особняк был построен как подарок его второй жене, и они иногда проводили лето здесь. А вообще сам Джек называл это место его «домом престарелых».

Я прошла мимо охраны, они кивнули мне в знак приветствия. Потом зашла в дом и поднялась в спальню, в которой мне предстояло жить, пока мама и Джозеф будут наслаждаться их медовым месяцем в Париже. Чертов Париж. Очевидно, что у Борегаров имелась там квартира с потрясающим видом на город. Единственный раз, когда я была где-то в отпуске, прошел в местном парке, где мы с мамой провели пару дней, ночуя в палатке.

Мои пульсирующие лодыжки ныли, пока я поднималась по ступенькам. По пути потянулась к застежке своего платья и выдохнула с облегчением, когда сняла эту маску счастья с лица.

― Наконец-то, ― выдохнула я до того, как услышала странные звуки, заставившие меня остановиться на последней ступеньке. ― Здесь кто-то есть? ― Это место было только для членов моей семьи ― а таких у нас с мамой не было.

― О, господи, сильнее, ― требовал высокий женский голос. ― Трахни эту киску.

Звук шлепков заполнил весь коридор. Дерьмо, по-моему, источник этого звука находился прямо в моей комнате. Если кто-то занимается сексом на моей кровати, я не буду на ней спать.

Я знала, что мне лучше уйти, любая бы на моем месте ушла бы, но не я. Поэтому положила руку на ручку двери и аккуратно нажала на нее, дверь тихо приоткрылась.

Я ожидала увидеть темную комнату. Мои неудачные попытки заняться сексом с бывшим парнем всегда были в темноте, когда мама работала, и с подушкой, зажатой в зубах, чтобы наши соседи не слышали мои стоны.

Но тут все было по-другому: вся комната была ярко освещена. Казалось, что им абсолютно все равно, что их могут увидеть или услышать, эти двое были потеряны в своих ощущениях.

Напротив того места, где я стояла, висело большое зеркало. В нем можно было увидеть каждое движение двух тел. Я сразу же узнала девушку по отражению ее острых черт лица. Она работала вместе с мамой официанткой. Они были просто знакомыми, иногда делились какими-то сплетнями во время перерыва, но маме нужна была подружка невесты, а Коллин вроде бы была нормальной.

Ее партнер впечатал ее щеку в столешницу, и ее задница была выпячена перед ним. Стоны Коллин были громкими и резкими, что мне казалось, если бы я постояла здесь еще несколько минут, мои барабанные перепонки просто лопнули бы.

Но мой взгляд был прикован к красивой заднице мужчины. Высокий, загорелый, накаченный, с темными волосами и татуировкой в форме черепа, темные глаза которого будто заглядывали мне в самую душу. С каждым новым толчком его задница сжималась.

― Да, дорогая, продолжай, ― простонал мужчина, прежде чем снова врезаться в нее.

― Сильнее, ― требовала она, но если он будет делать это сильнее, то они сломают этот стол. В комнате пахло сексом и страстью, а их одежка была разбросана по всему полу. Я выдохнула, когда увидела, что из зеркала на меня смотрела пара насыщенно глубоких серых глаз. На его лице была легкая щетина. Черты его лица были острыми, а волосы беспорядочно торчали. Казалось, что кто-то уже успел поиграть с ними, и я даже знаю, кто ― Коллин.

Наши взгляды встретились.

― Тебе нравится? ― Я не знала, к кому он обращается: ко мне или к Коллин

― Да, ― простонала она.

Мужчина ухмыльнулся, когда в блаженстве откинул назад свою голову. С его губ сорвался вздох, который я никогда не забуду. Его рот открылся, глаза плотно сжались, каждый мускул в его теле был напряжен. Я чувствовала, как мое сердце выпрыгивает из груди, а колени трясутся.

― Уйди, ― скомандовал мужчина перед тем, как посмотреть на меня. Та игривость, которая была в его голосе, испарилась. Сейчас он изучал меня своим пристальным взглядом. Мои щеки горели. Что я только что сделала?

Я должна была сказать, что это моя комната. Должна была позвать охрану. Должна была сделать хоть что-то, но вместо этого вылетела, как пуля, из той комнаты. И слышала, как громко они вдвоем кончили. Я вышла на улицу, но все еще слышала их стоны удовольствия.

Глава 2

Доски скрипели под моими ногами, пока я шла по крыльцу к задней части дома Борегаров. Некоторые свадебные украшения все еще находились во дворе. Бригада уборщиков должна была прибыть в течение часа, поэтому я расположилась в шелковой пижаме на шезлонге.

Во дворе пахло цветами и средствами от насекомых. Я сжала ладонями чашку с кофе, смотря на сад и желая, чтобы мое тело побыстрее проснулось. Мои глаза чесались от усталости и аллергии. Я не спала прошлой ночью. Мне хотелось бы насладиться комфортом своей кровати, но также хотелось увидеть маму перед отлетом. Мы договорились попить кофе до того, как она уедет. И я ждала с нетерпением возможности провести с ней время наедине. Последние пару месяцев были вечной спешкой. Я уже и не помнила, когда мы просто проводили время вместе.

Задняя дверь открылась, и я повернулась, чтобы поприветствовать маму. Но осеклась, когда поняла, что это не она, а тот самый мужчина. После того, как свадьба закончилась, я вернулась в свою комнату с ощущением тревоги. К счастью, пара освободила мою комнату. Но я все же попросила домработницу о свежем постельном белье, на случай, если они переместились с моего туалетного столика на двуспальную кровать. Большую часть прошлой ночи я провела в раздумьях о той странной встрече с этим мужчиной и о том, как он входил и выходил из той женщины.

Я быстро поправила свою розовую шелковую пижаму и села ровнее, понимая, что мои соски, вероятно, виднелись сквозь тонкую ткань рубашки. Черт.

Этот мужчина выглядел потрясающе, правда немного с похмелья. Вероятно, он так же хорош во владении своим изворотливым языком с женщинами, как те парни, что с легкостью могли завязать с помощью него плодоножку от вишни в узелок. Его оливковая кожа блестела от пота. Он осмотрел веранду, прежде чем остановил свой взгляд на мне.

― Это случайно не мой маленький вуайерист? ― спросил он с ухмылкой перед тем, как разгладить рубашку и облизать губы. ― Тебе понравилось шоу прошлой ночью? Решила вернуться и повторить?

Мужчина закусил губу, глядя на меня своими угольными глазами. Я покраснела от его слов.

― Я не хотела подсматривать, ― пробормотала, а потом вспомнила, что я не тот тип женщин, которые краснели при виде привлекательных мужчин. ― Ты, как бы, был в моей спальне.

Он подошел ко мне.

― В твоей спальне? ― спросил мужчина и почесал затылок. Это движение продемонстрировало мне каждый его мускул. Я выдохнула. ― В последний раз, когда я проверял, это была моя спальня. ― Другой рукой он держал свои туфли, глядя на пустой шезлонг рядом со мной. ― Можно?

Я заерзала на месте, новое и странное чувство поселилось во мне. Он не дождался моего ответа. Этот странный мужчина опустился на шезлонг рядом со мной и начал обуваться. Что тот имел в виду под «его спальней»? Тоже тут живет? Я наблюдала, как легко он двигался, будто его ничего не смущало. Поразительно, но мужчина не был впечатлен тем, что случилось прошлой ночью. Не чувствовал себя неловко. Хотя, казалось, что неловкость ― это часть его жизни. В то время, как я покраснела от пальцев ног до кончиков ушей, мужчина не обращал на меня внимания, будто секс для галочки ― это то, что с ним происходило регулярно, что, вероятно, так оно и было.

Я поднесла кружку к губам и сделала глоток, больше потому, что мне нужно было чем-то занять руки. Он улыбнулся.

― Теперь между нами будет неловкость? Технически, я твой дядя, но…

От шока я округлила глаза и подавилась кофе. Только спустя несколько мгновений я смогла прохрипеть:

― Дядя?

Он усмехнулся и забрал чашку из моих рук, чтобы я не пролила ее содержимое на себя. Наши пальцы соприкоснулись, и по моей руке пробежали мурашки.

― Я младший брат Джозефа. Уверен, он рассказывал тебе обо мне, так ведь? ― Сразу поняла, что его голос полностью пропитан сарказмом. Я не знала, что у Джозефа есть младший брат. Единственный его родственник, которого я встречала, был Джек, но никого больше они и не упоминали. Должно быть, он увидел расстроенное выражение моего лица, потому на его лице появилась улыбка. ― Я Хамильтон.

― Как игра? ― спросила я, поднимая брови.

― Мои родители любили пафосные имена. Они считали, что по имени можно определить статус человека.

Хамильтон Борегар ― в имени такого человека, как он, слишком много букв.

― Я Вера, очень приятно с тобой познакомиться, ― сказала я.

У меня было слишком много вопросов. Почему я не знала о нем? Свадьба прошла в спешке, но не в такой, чтобы у Джозефа не было времени рассказать мне о младшем брате.

― Я здесь немного изгой. Тебе не нужно беспокоиться, если ты увидишь меня на неловких обедах в честь Дня благодарения или застанешь меня с какой-нибудь девушкой рождественским утром. Большую часть времени я работаю на буровой на шельфе (прим. ред.: Морское бурение ― это механический процесс, при котором скважина бурится под морским дном). Ты знаешь, в политике нет денег. Папе приходится прятать свое состояние и младшего ребенка там. ― Он посмеялся со своей же шутки, но это не казалось чем-то веселым. ― У меня отпуск двадцать один день, вот и решил, что приеду и посмотрю, как мой старший брат женится, хотя неудивительно, что мое приглашение потерялось где-то в пути.

Он поднял чашку с кофе к губам и сделал глоток, пока осматривал двор. Я никак не прокомментировала тот факт, что тот пил из моей чашки.

― Офшор? ― спросила я

― Я контролирую бурение скважин на нефтяной вышке, ― ответил он.

Это объясняло, почему я раньше его никогда не встречала.

― Классно, ― ответила я, не зная, что еще сказать.

Я знала о его работе ровно столько, сколько и о нем, ― ничего.

― Там хорошо платят, ― сказал он с ухмылкой, затем вручил мне обратно мою чашку с кофе. ― Также это делает меня незаметным для публики. ― Хамильтон подмигнул, будто я была частью какого-то секрета, о котором на самом деле нечего не знала.

― Это хорошо? ― спросила я.

Хамильтон наклонился ближе. В утреннем свете казалось, что в его темных глазах были золотистые вкрапления.

― У меня есть привычка лажать.

― И как же, например?

― Прошлой ночью я занимался сексом с женщиной, чье имя не могу вспомнить, пока на это все смотрела моя племянница, ― прошептал он с улыбкой, которая отозвалась в моем животе. Ага, мужчина действительно облажался.

Я прочистила горло.

― Давай договоримся больше это не вспоминать.

― Достаточно справедливо, ― ответил он и облизал свои губы. Несмотря на то, что едва ли его знала, я могла сказать, что Хамильтон довольно сексуальный.

Прошло еще пара минут, и между нами возникла некая напряженность. Моя кожа покрывалась мурашками, пока мы смотрели друг на друга.

― Я должен идти, ― наконец, сказал он. ― Обычно дела идут плохо, когда мы с братом проводим слишком много времени вместе.

― И чья это вина? ― спросила я, мой вопрос был на удивление смелым. Я не знала, почему спросила. Может, искала подтверждение того, что новый жених моей матери был плохим человеком.

― Обычно моя, ― ответил Хамильтон, прежде чем встать и поправить рубашку. ― Увидимся, Вера.

Он подмигнул мне, затем спустился с террасы и направился к припаркованному вдалеке мотоциклу.

Звук открывающейся задней двери отвлек мое внимание от Хамильтона, и я повернулась, чтобы поприветствовать маму, довольная тем, что мне больше не придется вести этот неловкий разговор с моим дядей и что она вспомнила о нашем утреннем завтраке. Спасибо, что этот чертов Хамильтон ушел до того, как та пришла. Я не хотела объяснять, как мы с ним вчера встретились.

― Привет, детка, ― поприветствовала меня мама, поправляя свой бледно-лиловый халат и усаживаясь в мягкое кресло рядом со мной. Она выглядела уставшей. Ее каштановые волосы все еще были завиты, как и прошлой ночью, а помада все еще оставалась в уголках ее губ. Мама медленно отпила свой напиток, и мой взгляд остановился на мерцающем камне на ее левой руке.

― Я боялась, что ты забудешь, ― призналась я.

― Я никогда не смогу про тебя забыть, ― ответила она со вздохом. ― Хотя сегодня утром было тяжело встать. Может быть, открытый бар было плохой идеей, а? ― поддразнила мама, ее голос походил на прокуренный сигаретами звон церковных колоколов. Я засмеялась. Давно не видела, чтобы мама выпивала хоть каплю алкоголя. Потом посмотрела на ее живот, пытаясь увидеть доказательства беременности, но ничего не увидела.

Сколько я себя помню, каждое воскресенье мы с мамой делали это ― сидели в патио и пили кофе. Иногда болтали о жизни. Иногда сидели молча.

― Я видела тест на беременность, мама, ― призналась я. ― Я рада за тебя. Тебе не нужно скрывать это от меня.

― Ты знаешь? ― спросила она, явно шокированная. Мама с ухмылкой повернулась ко мне лицом. ― Мне жаль, что я еще не успела сказать тебе. Для тебя это многое бы изменило, детка. Это убивало меня, что я тебе не говорила.

Я поставила чашку и взяла ее за руку.

― Я рада за тебя. Но у нас никогда не бывает секретов.

Мама вздохнула.

― Ты всегда была больше подругой, чем дочерью. Черт, у меня даже подруг нет. Мне пришлось попросить Коллин стать подружкой невесты, а эта сучка мне даже не нравится. Она слишком любопытна. ― Я прочистила горло. Коллин определенно не возражала против того, чтобы стать подружкой невесты, когда Хамильтон был глубоко внутри нее. ― Мы с тобой всегда были против всего мира, детка. Я просто чувствую себя виноватой… У этого ребенка будет все то, что я не могла тебе дать. Отец. Нормальный дом. Ему не понадобятся игрушки с барахолки или одежда из секонд-хенда. Мне не придется работать на трех работах или беспокоиться о том, откуда возьмется арендная плата. Я не могу не грустить из-за того, что этот ребенок получит совершенно другую версию меня. ― Она положила руку на живот и на мгновение посмотрела на деревья вдалеке. ― Черт возьми, я собираюсь провести медовый месяц в Париже. А ты никогда даже не была в самолете.

Мое сердце колотилось. Я понимала, что этот ребенок будет воспитан по-другому с тех пор, как увидела тест.

― Мне нравится моя версия тебя, ― солгала я. ― И я хочу, чтобы вы были счастливы. Ты это заслужила, мама. ― У этого ребенка могло не быть такого же воспитания, как у меня, но мама заслужила право иметь счастливую маленькую семью. Это был еще один пит-стоп на пути к принятию нашей новой нормы.

― Ты слишком хорошо ко мне относишься, ― прошептала она, ее зеленые глаза искрились эмоциями. ― Это все еще мы. Ты и я. У нас просто еще немного помощи. Я люблю Джозефа. Очень люблю, правда. Верь мне. Он хороший человек. Я обожаю его. Он заплатит за твой колледж. Джозеф хочет, чтобы я увидела мир. Он покупает мне все, что я хочу. Знаю, что у вас двоих действительно не было возможности узнать друг друга, но Джозеф заботится о тебе. И очень рад, что ты будешь посещать тот же институт, что и он когда-то. Знаешь, Джек там тоже учился. Это в некотором роде семейная традиция.

Учился ли там Хамильтон?

Я заставила себя улыбнуться. Мне не хотелось поступать в претенциозный Гринвичский университет. Пока мама и Джозеф не начали встречаться, я мечтала поступить в Бруклинский колледж по специальности социальная работа. Весь мой личный дневник в старшей школе был исписан надеждами, что я получу стипендию и смогу там учиться. Знала, что Гринвичский университет ― это большие возможности, которые не открылись бы для меня при других обстоятельствах. Стоимость обучения здесь стоила дороже, чем дома у большей части людей, и его посещали только самые элитные студенты. Было страшно думать об этом, но как только было объявлено о помолвке, Джозеф сообщил моей маме и мне, что для всех будет лучше, если я поступлю в Гринвич, так как он находился недалеко от дома и был более респектабелен для наследия нашей семьи. Я даже не знала, что это значило, учитывая, что не чувствовала себя частью семьи.

Я не знала Джозефа. Не совсем. Он тоже не беспокоился о том, чтобы познакомиться со мной. По крайней мере, не больше того, что от него вежливо требовалось. Я просто надеялась, что терпимость друг к другу со временем, по крайней мере, укрепится.

Я была полна решимости принять все изменения, произошедшие со мной. И поняла, что способность приспосабливаться не является даром большинства людей ― черт возьми, некоторым людям даже не дали такой возможности.

Были целые народы, которые жили, дышали и умирали в соответствии с распорядком, данным им обществом. Джозеф мог быть неожиданной переменой, но он был похож на все проблемы, с которыми я сталкивалась.

Блин.

Словно вызванный моими тревожными мыслями, Джозеф с хмурым лицом вышел из дома через раздвижную заднюю дверь. Он выглядел так, будто хотел кого-то ударить.

― Мой брат такой засранец. Хамильтон не может появиться на церемонии просто так, но прийти ради бесплатной выпивки? Придурок. Серьезно, заниматься сексом втроем в столовой просто смешно. Я только что нашел его шлюх, закутанных в одеяла на полу и пахнущих выпивкой. Мне хотелось, чтобы пресс-релиз нашей свадьбы прошел безупречно, но теперь должен убедиться, что ни одна из этих женщин не продаст его разврат таблоидам и не затмит нас.

У меня вертелось на кончике языка предупреждение о нем и Коллин, но я промолчала. Втроем? Блядь.

Я видела только то, что происходило в моей комнате для гостей. Думаю, он хорошо провел ночь.

Джозеф перестал кричать, когда заметил меня.

― Ой, мне очень жаль, Вера. Я не знал, что ты здесь. ― Я прикусила язык и заставила себя не напоминать Джозефу, что мы с матерью пили утренний кофе каждое воскресенье в течение последних восемнадцати лет моей жизни, прежде чем тот появился. Он знал это. Должен был знать. Джозеф вошел в нашу жизнь и должен был быть осведомлен.

― Я не знала, что у тебя есть брат, ― сказала я, пытаясь не обращать внимания на раздражение, которое почувствовала в животе при виде моего нового отчима.

Успокойся, Вера. Ты сможешь привыкнуть.

Было в нем что-то не так. Джозеф никогда не был со мной откровенно груб и не давал мне повода не доверять ему, за исключением нескольких неловких моментов, когда он забывал о моем существовании. Я просто инстинктивно переживала за него. И хотела бы понять, почему.

Это заставило меня почувствовать себя капризным ребенком, который боится поделиться своей мамой. Ради бога, я не была маленькой.

― Так задумано, дорогая. Хамильтон обычно не ходит на семейные мероприятия, а мой отец работает сверхурочно, чтобы о его разврате не упоминалось в газетах.

Некоторое время я смотрела на отчима. Не так ли он поступит со мной, если я поставлю под угрозу репутацию Борегаров? Перестанут ли меня приглашать на семейные мероприятия? Смогу ли я узнать своего брата или сестру? Сомнения было трудно переварить. Я всегда была тихой и правильной. Не была из тех, кто устраивал вечеринки или заставлял волноваться. С юных лет меня приучили внимательно относиться к своему поведению. Я была прямым отражением воспитания моей матери. И критика была по отношению ко мне резче, когда она была моложе. Иначе нельзя было, но я задавалась вопросом, когда мне не придется беспокоиться о том, что мои действия напрямую повлияют на кого-то другого.

Мой отчим был идеален на фотографиях. На его лице всегда была улыбка. Джозеф был красивым мужчиной. У него были светлые волосы, зачесанные назад в элегантном стиле, и ярко-зеленые глаза. Модный и строгий. У него был облик влиятельного человека. Он был высоким и проводил большую часть своего свободного времени, глядя на меня свысока.

― Дорогая, тебе действительно не следует пить кофе в твоем положении, ― сказал он моей матери, прежде чем медленно перевел взгляд на меня умеренно расчетливым движением. Затем остановился и застенчиво ухмыльнулся: ― Ох. Я просто имел в виду, что она, вероятно, и так чрезмерно обезвожена, ― быстро добавил он.

― Я уже знаю о ребенке. Поздравляю, Джозеф. ― Я улыбнулась ему, хотя совершено не была счастлива. Хотя должна была радоваться рождению ребенка, верно?

Джозеф улыбнулся, как будто был полностью доволен собой.

― Тебе нужно будет приехать в наш новый дом и посмотреть детскую, когда мы вернемся из Парижа.

Моя мама начала размахивать руками, как будто он не должен был что-то говорить. Я нервно засмеялась.

― Ну, конечно, я приеду в гости. Я же буду жить с вами, ― заметила я. ― Думала, что это был план, поскольку ваш новый дом находится так близко к университетскому городку. ― Где, черт возьми, я еще останусь?

Джозеф склонил голову набок и сочувственно посмотрел на меня. О нет. Что это значило?

― Я думал, твоя мать тебе сказала?

― Что она должна была мне сказать? ― спросила я, поворачиваясь к маме. Она выглядела так, будто в ее кофейной кружке были сверчки. Я смотрела, как та раздраженно морщилась. Еще секреты. Было ли это новой нормой?

― Джек и Джозеф нашли тебе квартиру. Мы подумали, что тебе нужно собственное пространство. Она находится всего в получасе от нашего нового дома, прямо на территории кампуса. Ты все еще можешь приходить на ужин и навещать нас. Джек собирался тебя этим удивить. Твой новый дедушка думал, что квартира станет забавным подарком на выпускной. Он так взволнован, что ты будешь учиться в Гринвиче.

Я обратилась к отчиму:

― Вот это да. Он действительно не должен был этого делать.

Джозеф подошел к моей матери и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.

― Мы просто предположили, что ты не захочешь жить с парочкой молодоженов. Тебе уже восемнадцать. Ты можешь получить фору при поступлении в колледж. Мой отец даже упомянул стажировку в своем офисе, если тебе интересно.

Я не ходила в политическую школу, но когда Джозеф предложил эту новую возможность, у меня возникло ощущение, что она не является обязательной. Думаю, в некотором смысле политика и социальная работа шли рука об руку. Борегары были полностью уверены в своем имидже.

― Я подумаю поговорить с ним об этом, ― уклончиво ответила я. ― Спасибо, Джозеф. Я очень ценю это. Но ты уверена, что не хочешь, чтобы я осталась дома, мама? Я действительно не против помочь тебе с ребенком и все остальным. ― Мне хотелось сказать, что не хотела пропустить рождение и дальнейшее развитие, но слова не складывались. Возможно, большинство людей были бы счастливы бросить своих родителей и начать жить независимо, но она была всем, что я когда-либо знала. Я не была готова.

― У нее будет более чем достаточно помощи со мной и нянями, ― ответил Джозеф, заканчивая разговор.

― Я потерял девственность из-за нашей няни, ― произнес ровный голос. Даже не заметила, как Хамильтон начал подниматься к нам по ступенькам. Я выпрямила спину, когда взглянула в его сторону. Хамильтон с гримасой поднялся по ступенькам. Дерьмо. Изменилось все в его поведение. Он был спокоен со мной, но теперь я почувствовала резкую остроту его присутствия, которая проявилась на его лице.

― Хамильтон, ― произнес Джозеф. ― Ты такой грубый ублюдок. Будь вежливым при знакомстве с моей новой семьей.

Хамильтон приподнял бровь и подошел к брату, чтобы пожать ему руку.

― Поздравляю со свадьбой, ― сказал он, хотя это прозвучало совсем не искренне. Мужчина казался милым, когда мы были одни. Что-то изменилось, и я хотела знать, что.

Я посмотрела на обоих братьев Борегар, пытаясь найти в них хоть какие-то сходства. Хамильтон был сплошной тенью и загадкой. Дерзкое озорство, завернутое в греховно сексуальный пакет. Джозеф был подобен полированному фарфору или золотым слиткам.

Хамильтон медленно подошел к нам, и я скрестила руки на груди.

― Это моя падчерица, Вера, ― представил Джозеф, кивая в мою сторону. Хамильтон ухмыльнулся, как Чеширский кот. Я собиралась признать, что мы уже встречались, но он перебил меня:

― Ты выглядишь так знакомо. Мы раньше не встречались? ― спросил он, протягивая руку, чтобы пожать мою, как будто мы только что не разговаривали на этом самом крыльце.

Как будто не я застала его прошлой ночью. Будто не знала, как сильно он любит трахать незнакомок.

Так вот как он хотел это разыграть? Отлично.

― Я так не думаю. Если бы это было так, я бы запомнила, ― ответила я. Я не злилась из-за нашего маленького секрета, меня это наоборот забавляло.

― А это моя жена Лайла, ― представил Джозеф с теплотой и положил руку на плечо моей матери. Обожая внимание, мама встала и погладила его по волосам, прежде чем протянуть руку и пожать протянутую ладонь Хамильтона.

― Приятно наконец познакомиться, ― поприветствовала мама.

― Мне тоже, ― игриво промурлыкал Хамильтон, прежде чем поднести ее руку к своим губам для поцелуя. ― Ты намного красивее моего брата. Чем же он тебя зацепил.

Она покраснела.

― Я понятия не имела, что твой брат такой очаровательный, Джозеф, ― сказала мама своему мужу. Я боролась с желанием закатить глаза при ее комментарии. У меня было ощущение, что Хамильтон был из тех мужчин, которые заставляют женщин падать перед ним на колени.

― Я собирался вернуться в свой дом, но забыл свой кошелек. Раз уж все встали, мне пойти купить шампанского для мимозы? ― Затем он щелкнул пальцами. ― Ах. Я забыл. Вы ожидаете, да?

Все знали, кроме меня? Или Хамильтон делал обоснованное предположение?

― Да. Уже двенадцать недель, ― гордо сказала мама.

Двенадцать недель? Двенадцать гребаных недель? Как мама так долго скрывала это от меня? Я еще раз оглядела ее тело. Она была такой худой.

― Поздравляю, ― сказал Хамильтон с улыбкой, прежде чем снова обратить внимание на меня. ― Ты останешься здесь, пока счастливая пара будет проводить медовый месяц в Париже? ― спросил он меня, проводя рукой по своей тонкой белой майке Hanes. Его темные волосы были в беспорядке на макушке, блестящие пряди закручивались волнами. Думаю, именно это и происходит, когда ты всю ночь трахаешь все, что движется.

― Вера здесь на неделю, потом переезжает в новую квартиру. Она полностью обставлена. Тебе просто понадобятся твои личные вещи. Мне очень жаль, что нас не будет рядом, чтобы помочь тебя, дорогая, ― ответил Джозеф.

Сильное чувство в моем животе снова дало о себе знать. Я много работала, чтобы поступить в институт. Чтобы получить высшее образование, записалась на все бесплатные внеклассные мероприятия, которые могли бы предложить мне стипендию. Черт, я была президентом шахматного клуба. Все это испытание было обесценено властным влиянием Джозефа на мою учебу в колледже.

Сейчас все это было разрушено. Как неважное. То, что я совершенно не планировала.

― Я не против помочь, ― предложил Хамильтон.

― Разве ты не должен быть на нефтяной вышке? ― спросил Джозеф.

― У меня отпуск в двадцать один день, ― ответил Хамильтон. ― Я могу помочь и перевезти ее вещи в целости и сохранности.

― Я лучше найму транспортную компанию, ― нахмурившись, ответил Джозеф.

― Ты бы предпочел отправить свою падчерицу в ее первую квартиру в одиночестве, пока вы будете в Париже? Прям как Джек Борегар, ― с ухмылкой сказал Хамильтон.

Мама выглядела совершенно удрученной, как будто ей только что пришло в голову, что я отправлюсь в это новое приключение в одиночку.

― Может, стоит подождать, пока мы вернемся? Или перенести нашу поездку. Мне не нравится мысль о том, что она переезжает в одиночку. Это кажется немного неожиданным, да? ― сказала мама, повернув голову в сторону Джозефа и засунув указательный палец в рот. Это был признак того, что она переживает.

― Я уверен, что с Верой все будет в порядке, ― ответил Джозеф. ― Не так ли, дорогая?

Я не хотела, чтобы они раньше закончили поездку, и уж точно не хотела, чтобы маме стало плохо.

― Ябуду в порядке, ― ответила я с натянутой улыбкой. ― Я рада за тебя. ― Отработанные слова, которые использовала в отношении журналистов и всех, кто спрашивал, как я отношусь к этому странному новому браку, просто сорвались с моих уст. И даже не поняла, что говорю их.

― Ты уверена?

― Ага. Я хочу, чтобы ты повеселилась. Не волнуйся. Мы можем встретиться, когда ты вернешься.

Преодолеть. Привыкнуть.

Хамильтон запрокинул голову и засмеялся, прежде чем обнять меня за плечи. От него пахло виски и сексом.

― Посмотри на нее! Уже знает, как поступать.

Хамильтон неловко обнял меня. Джозеф выглядел так, будто хотел задушить своего младшего брата.

― Я бы сказал, что был рад тебя видеть, но это было бы ложью, ― отрезал отчим. Я впервые слышал, как он проявляет такую внешнюю враждебность. И не поняла этого.

― Конечно, братец. ― Хамильтон отпустил меня и направился к задней двери. Только когда он исчез внутри, я выдохнула, не понимая, что задерживала дыхание.

Что он имел в виду? И почему у меня возникло ощущение, что Джозеф хотел, чтобы я исчезла из поля зрения?

Глава 3

Мама и Джозеф были в Париже уже на протяжении недели. Иногда я ездила в книжный магазин, но все же большую часть своего времени проводила в доме Борегаров, в котором мама и Джозеф отмечали свадьбу. Это был мой маленький отдых от свадебной суматохи. Поначалу я чувствовала себя здесь одиноко, потому что Джек пропадал в Вашингтоне уже шесть дней, занимался какими-то законопроектами, которые делают богатых мужчин еще богаче. И хотя его не было рядом, он все равно интересовался, хватало ли мне еды, и знала ли я, где лежат ключи от его Астон Мартина, которым я так и не воспользовалась.

Джек возвращается завтра, и он согласился помочь мне переехать в мое новое жилье, потому что мама и Джозеф решили не прерывать медовый месяц. Маме нравился ее роскошный тур в Париж, и я не могла ее в этом винить.

― Детка, ― кричала она через FaceTime с широкой улыбкой. Ее звонки напоминали кисло-сладкие конфеты и помогали осознать то, что все изменилось. Я сидела на веранде, одетая в черное бикини, загорала и пила холодный лимонад. ― Смотри! Это Эйфелева башня!

Она повернула камеру, чтобы я могла ее увидеть. Башня сияла, выделяясь на фоне темного неба. Мама сидела на балконе в красном платье, ожидая Джозефа для похода на ужин. Она выглядела элегантно, как фарфоровая кукла.

Мы всегда мечтали о том, как поедем путешествовать и вместе увидим мир. Я была счастлива, что мама смогла разделить эти мечты с Джозефом, но все равно эгоистично завидовала ему, что он там с ней, а не я.

― Она прекрасна. Я рада, что ты хорошо проводишь время.

― У тебя все хорошо? Как там вообще дела? Тебе что-то нужно? ― спросила мама ровно в тот момент, когда ее позвал Джозеф. Она повернула голову и подняла палец, давая понять, что ему нужно подождать. Но я не возражала закончить это разговор раньше.

Победить. Адаптироваться.

― Со мной все хорошо. Иди насладись ужином. Я собираюсь провести день, читая пошлые романы. Все отлично, серьезно. Я будто в отпуске. Ведь, когда начнется универ, у меня совсем не будет времени на чтение.

― Хорошо, детка, я скучаю.

― Я тоже скучаю. ― И я действительно скучала по ней. Между нами было так много не высказанного. Я не была уверена, что мне нужно переехать в квартиру, которую еще никогда не видела, и хотела бы знать больше о ребенке. Знала ли мама уже пол? Когда ей рожать? Должна ли я была устроить вечеринку в честь ее беременности? Вопросов накапливалось все больше, словно хлам на чердаке.

Мы попрощались, и она положила трубку. Я откинулась назад на шезлонге и впитывала в себя лучи полуденного солнца, пока пыталась собрать все мысли воедино. Последние несколько недель были полнейшим хаосом, поэтому мне просто нужна была минутка спокойствия. Так приятно просто сидеть в тишине. Легкий ветерок ласкал мои щеки, пока солнечные лучи танцевали на покрасневшей коже. Я просто позволила себе расслабиться и привести мысли в порядок.

― Развлекаешься? ― спросил меня гнусавый голос. Я подскочила на шезлонге, открыла глаза и повернулась, чтобы увидеть того, кто тут находился. ― Прости, я не хотел тебя напугать.

Передо мной стоял высокий мужчина со светлыми волосами. На нем были штаны с подтяжками и кожаная сумка через плечо.

― Ты Вера Гарнер? ― спросил он, подходя ближе. Его худощавое телосложение пугало меня. ― Ну конечно, ты Вера Гарнер, ты выглядишь, как твоя мама, такая же утонченная и красивая.

― К-кто ты? И что ты делаешь на приватной территории? ― спросила я, заикаясь.

― У меня есть парочка вопросов, ничего серьезного, ― сказал он, прежде чем залезть в карман. Я встала. Что за хрень творил этот мужчина? Потом сделала шаг назад. ― Эй, все нормально, я не хотел тебя напугать. ― Я увидела его светло-желтые зубы, когда он улыбнулся. ― Я абсолютно безобидный, просто хочу задать пару вопросов и узнать тебя получше для моей статьи.

Я посмотрела на дверь, но он встал впереди нее, закрывая мне обзор.

― Ты папарацци? Как ты прошел через охрану на входе?

Он сморщил свой покрытый веснушками нос.

― Ненавижу термин «папарацци», предпочитаю ― журналист-сыщик. ― Он достал телефон и сфотографировал меня. Что за хрень? Я обняла себя, чтобы закрыть то, что ему не нужно было видеть. Чувствовала себя уязвимой и незащищенной под его жестким взглядом, это так чертовски некомфортно. Боясь пройти мимо него к спасительной двери, я схватила телефон.

― Я звоню копам, ― закричала я.

Он махнул рукой.

― Я уйду еще до того момента, как они приедут. Кстати, я Сеинт, моя мама была полна надежд, когда называла меня этим именем, в общем-то, ее идея была хорошей, но что-то пошло не так, ― пошутил парень. Я набрала номер девять-один-один, пока он с любопытством осматривал меня, и, конечно же, продолжил говорить: ― Ты знаешь, что жена Джека умерла в этом доме? Они сказали, что она ушла безболезненно, во сне, от какой-то генетической сердечной болезни, про которую никто не знал. Но я не верю в это, эта женщина чертовски страдала депрессией, у меня есть источник, который говорит, что большую часть своего времени она проводила в изоляции, в местной психологической больнице.

Я сглотнула и поднесла телефон к уху.

― Девять-один-один, что случилось?

― Мужчина пробрался во владения Джека Борегара, ― произнесла я, а Сеинт поправил свой пиджак, показав пушку, прикрепленную к его бедру. Я забыла все слова, которые знала, и выронила телефон из рук. Он упал на веранду, а звук при его ударе о пол заставил меня поморщиться.

Он посмотрел на свой пистолет и ухмыльнулся.

― Оу, эта старая вещичка. Дорогая, не нужно беспокоиться, я не буду стрелять в тебя, это скорее для самообороны. Люди не любят хороших журналистов в наши дни. ― Мужчина сделал шаг ко мне. ― Сезон выборов начнется скоро, и Джек Борегар заплатит много, чтобы выглядеть хорошо в газетах. Черт, без обид, но поспешная свадьба твоей мамы достойна огласки. Красивая женщина заполучила богатого мужчину ― эта история стара, как мир. Все знают, что она всегда старалась найти богатого мужчину, но ни одна газета не написала ни единой плохой статьи. Тебя это не удивляет?

Я сглотнула.

― Ты не имеешь права говорить о маме в таком ключе, ― еле выдавила я из себя.

― Эй, ― сказал Сеинт и поднял руки в знак примирения, ― я уважаю ее поспешность, она вышла замуж за одного из самых богатых мужчин в мире, я, честно, рад за нее. ― Сеинт похлопал себя по груди. ― Но я здесь не из-за нее, ну, точнее, Лайла не совсем то, что меня интересует. Мне интересен Джозеф. Понимаешь, некоторые детали не сходятся с ним, у меня плохие предчувствия, связанные с ним. Когда его собственная мать умерла, он не плакал на похоронах, а просто стоял и смотрел на гроб. Отчеты о смерти его матери подделка, думаю, что Джозеф имеет к этому отношение, и к тому же, каждый знает, что у Джека достаточно денег, чтобы заставить людей замолчать. ― Сеинт почесал нос, а потом осмотрел особняк и ухоженные лужайки, которые окружали его.

― Я не знаю, про что ты говоришь, ― проблеяла я, молясь о том, чтобы копы появились как можно скорее.

― Ну конечно, ты не знаешь. Послушай, я более чем уверен, что все тайны спрятаны здесь, и могу с уверенностью сказать, что ты бы не хотела, чтобы твоя мама оказалась втянута во что-то ужасное, верно? У нее сейчас есть другие причины для волнения ― ребенок. ― Он пристально посмотрел на меня, пытаясь уловить хоть какие-то изменения в выражении моего лица, которые откроют правду про беременность моей матери. Они еще не огласили эту новость публично, но что-то мне подсказывало, что Сеинт сделает это завтра. Когда я не ответила, он продолжил: ― У Джозефа всегда были проблемы с контролем гнева, а Хамильтон ― загадочный ловелас, мы не знаем о нем ничего, кроме нескольких случаев, когда тот устраивал оргии, а также случая с биологической матерью, но и там собственно ничего интересного нет.

Сеинт еще раз сфотографировал дом до того, как убрал телефон в карман, а потом протянул мне визитку, и, о боги, я наконец-то услышала вой сирен.

― Тут есть мой е-мейл. Если что-то узнаешь ― дай мне знать. Я действую в твоих интересах. ― Он постучал по груди. ― И я заплачу, хорошо заплачу за любую информацию, которую ты дашь мне. ― Я уставилась на него, как рыбка, выброшенная на берег, слишком окоченевшая от страха, чтобы двигаться.

― Ты сумасшедший, ― наконец-то сказала я.

― Нет, просто хочу новых сенсаций. Пока. ― И с этими словами Сеинт спрыгнул с веранды, затем пошел по тропинке и исчез в лесу, который окружал поместье Борегаров. Я рухнула на шезлонг в тот момент, когда появилась полиция с оружием наготове.

― Туда, ― сказала я, указывая дрожащими руками на лес, ― он пошел туда. ― Мой голос был слабым.

Что, черт возьми, только что произошло?

― Я уверен, что ты потрясена, но нам не впервые приходится приезжать сюда из-за папарацци, ― сказал офицер Андерс. Я сидела на диване, обнимая свои колени, и грызла ногти. Наспех нашла какое-то летнее платье и накинула его поверх купальника, хотя лучше бы надела уютную пижаму и пошла плакать. ― Когда миссис Борегар умерла, они были безжалостными, помнишь это, Джози?

Офицер Андерс посмотрел на свою напарницу.

― Это было сумасшествие, ― согласилась она, пока осматривала вазу на каминной полке. ― Тогда я еще не была детективом, но помню, как смотрела все происходящее по новостям.

Офицер Андерс и детектив Джози оставались еще на пару часов, снимая мои показания, пока не убедились, что со мной все в порядке. Андерс был взрослым мужчиной с жидкими седыми волосами, он выглядел так, будто ему скоро на пенсию. Джози была миниатюрной женщиной с кривоватой улыбкой и сливовой помадой на губах.

― Он сумасшедший, у него был пистолет, ― объясняла я, все еще встревоженная случившимся. Попыталась позвонить маме или Джозефу, но в том месте, где они находились, была ночь, и ни один из них не взял трубку, а ассистент Джека уверил меня, что мой занятой дедушка наберет меня, как только освободится.

Я чувствовала себя забытой и одинокой.

― Сеинт терроризирует Борегаров уже на протяжении многих лет, у Джека даже есть судебный запрет на него. Мы найдем его и арестуем за вторжение на частную территорию.

Я кивнула.

― Вы оставите здесь кого-то на случай, если он вернется? ― спросила я, пока растирала руки друг о друга.

― В этом районе есть круглосуточная охрана, мы предупредим их, и они припаркуются возле дома для слежки. Он не вернется. Ну, а если все же вернется, звони нам, у тебя есть номер, ― сказала мне детектив Джози, вручая свою визитку.

Да, но это не вселяло в меня и крупицы уверенности.

― Может мне стоит переночевать сегодня в отеле? ― спросила я. Мама и Джозеф оставили мне денег на всякий случай, но я к ним так и не притронулась. Может, мне стоило…

Мои мысли прервал звук открывающейся входной двери.

― Ты ждешь кого-то? ― шепотом спросил офицер Андерс, закрывая меня своим телом, тем временем детектив Джози достала оружие. Кого, черт возьми, принесло сюда?

― Нет! ― лихорадочно прошептала я. Кровь стыла в жилах. Еще чуть-чуть, и я упаду в обморок. Сеинт вернулся? Я не привыкла быть окруженной всеобщим вниманием или опасностями, которые это сопровождали.

― Эй? ― позвал знакомый голос. ― Есть кто? Почему машина копов на улице?

― Блядь, ― выдохнула я с облегчением. ― Это младший сын Джека, ― объяснила я офицеру Андерсу и детективу Джози. Не знаю, почему я просто не назвала Хамильтона своим дядей. Это название казалось мне странным, определенно потому, что я не могла выкинуть из головы картинку того, как он трахал Коллин.

Джози убрала в кобуру пистолет в тот момент, когда Хамильтон появился на веранде. Он выглядел хорошо с зачесанными назад волосами и в темно-синей рубашке, которая обтягивала его массивную грудь. Капля пота катилась с его виска к щеке.

― Что здесь происходит? ― Он посмотрел на меня, его жесткое выражения лица немного смягчилось. ― Вера? С тобой все в порядке?

Я будто проглотила язык, офицер Андерс ответил за меня, приняв мое молчание за шок от сегодняшнего дня:

― Мистер Борегар, я офицер Андерс. Этим утром мы получили тревожный звонок от Веры Гарнер. Я уверен, вы помните Сеинта.

Хамильтон вздохнул.

― Да, я его знаю. ― Потом он обернулся и посмотрел на меня. ― Вера, он обидел тебя?

Я кивнула, кусая губы.

― Ага, ― наконец-то, вымолвила я.

― Черт. ― Хамильтон повернулся к офицеру. ― Спасибо, что приехали к ней. Мой отец уехал на неделю, правильно я понимаю? Он знает, что Сеинт опять нарушил предписание суда?

― Он в Вашингтоне, уехал на неделю, ― объявляет детектив Джози. ― Его ассистент сказал, что Джек позвонит нам, как только сможет. Мы уже убедили мисс Гарнер, что все хорошо.

― Я останусь тут, чтобы убедиться, что Вера в безопасности. Я уже говорил с Сеинтом по этому поводу раньше, ― ответил Хамильтон.

Они обменивались любезностями, пока я сидела на краю кресла, онемевшая от всего происходящего. Только когда офицер Андерс пожелал мне всего хорошего, поняла, что остаюсь наедине с Хамильтоном.

― Что ты тут делаешь? ― спросила я, когда Хамильтон закрыл входную дверь. Он застыл на месте, будто мой вопрос удивил его.

― Иногда мне нравится сюда приезжать, когда отца нет в городе. Маме нравилось это место, и, к тому же, его запасы виски очень хороши.

Вполне правдоподобно. Думаю, если бы у меня был такой же дом в распоряжении, я бы тоже заходила, когда могла. Но зачем ждать, пока его отец уедет?

― Хорошо, наслаждайся домом. Я собираюсь переночевать в отеле, ― сказала я перед тем, как встать. Меня все еще трясло, и мне не хотелось здесь оставаться.

Хамильтон подошел ближе ко мне.

― Могу остаться на ночь с тобой. Я знаю, что это может показаться странным в первый раз.

Я покачала головой в замешательстве, смотря ему прямо в глаза.

― В первый раз?

Хамильтон закусил губу и кивнул в сторону отцовского бара.

― Хочешь что-нибудь?

― Не-а, со мной все в порядке.

Я скрестила руки на груди, наблюдая за ним, и ждала объяснений. Что он имел в виду под первым разом? Хамильтон достал бутылку Бакарди и прежде чем налить в стакан, сделал глоток из горлышка.

― Первый раз, когда я понял, что моя жизнь мне не принадлежит, было во втором классе, ― объяснил он, нашел второй бокал и налил в него алкоголь. Хамильтон подошел ко мне, протянул стакан и продолжил свой рассказ. ― Тебе это понадобится, каждый Борегар знает, что неприятности лучше всего сочетаются с алкоголем.

Я забрала предложенный мне напиток.

― На чем я остановился?

Он поднял стакан и посмотрел на меня, затем сделал глоток. Мой взгляд остановился на его кадыке. Хамильтон облизал губы и продолжил:

― Отца выбрали… эм, думаю, его выбрали окружным представителем? Не могу вспомнить, у него было очень много разных званий и ролей на протяжении этих лет. Знаешь, благодаря его идеальным законопроектам, отец нажил много врагов. Люди любят искать нестыковки в словах политиков, это просто человеческая натура.

Я сделала глоток из своего стакана и позволила жидкости обжечь мое горло, согревая грудь.

― Всем нравится Джек, ― промямлила я.

― Все думают, что им нравится Джек, ― поправил меня Хамильтон. ― Первый скандал в нашей семье произошел тогда, когда молодая девушка заявила, что является моей биологической матерью. Мы были похожи, чертовски похожи. Я был в шоке от этой новости и от папарацци, гуляющими на лужайке перед нашим домом. Они вытащили меня из класса, чтобы задать пару вопросов. Мне годами приходилось уклоняться от них. Странно, конечно, но я не возненавидел их, ― рассказал он и, повернувшись ко мне спиной, подошел к окнам, которые выходили во двор. ― Полагаю, сложно ненавидеть кого-то, кто осмелился задать вопросы, которые я никогда не решался задать сам. И я до сих пор не знаю, правду ли говорила та женщина.

Блядь. Я даже не могла представить этого.

― Ты никогда не хотел узнать правду? ― спросила я.

Хамильтон повернулся ко мне лицом, с улыбкой, которая выглядела чересчур наигранной, слишком «политической». Интересно, образ убеждения он унаследовал от своего отца или путем многолетних попыток стать тем, кем он не являлся?

― Это ничего не поменяет. У меня есть… была мама. ― Эту фразу он произнес довольно страстно и быстро. Я сделала еще один глоток. ― Все, что я пытаюсь тебе сказать… ты привыкнешь. В момент, когда Джозеф женился на твоей матери, твоя жизнь изменилась навсегда. Постепенно Джек будет интересоваться тобой. Постепенно они хорошенько промоют тебе мозги и будут использовать, как реквизит. Люди любопытны и любят интриги, они найдут все твои грязные секреты.

― У меня нет никаких грязных секретов. ― И это было ложью, вся моя жизнь была одной большой мерзкой тайной.

Хамильтон улыбнулся и шагнул ближе ко мне.

― Это пока, ― прошептал он.

― И их никогда не будет, ― уверила я, стискивая зубы.

Хамильтон прищурил глаза и сделал шаг ко мне, а я от него, затем еще один и еще. Он продолжал надвигаться на меня, пока моя спина не оказалась вжата в стену, а рамка, висевшая на ней, не начала покачиваться.

― Все, что я хочу тебе сказать, ― тебе пора начинать привыкать. ― Я оказалась в ловушке его рук, которыми он уперся в стену по обе стороны от моей головы. Была окружена его ароматом и сильным телом, это чувствовалось так по-животному и так… свободно.

Как он смел?!

― Именно поэтому ты работаешь на нефтяной вышке и появляешься под конец свадьбы единственного брата? ― спросила с сарказмом я и посмотрела налево, обнаружив портрет Джозефа и Джека, который опасно накренился. ― Тебя даже нет на семейной фотографии, ― цокнула я и положила ладони на его грудь, чтобы оттолкнуть.

― Я предпочитаю быть либо всем, либо никем, ― прошептал Хамильтон и приблизился ко мне еще ближе, несмотря на то, что я вовсю пыталась его оттолкнуть.

― Я собираюсь переночевать в отеле, ― предупредила я.

Хамильтон улыбнулся, будто мои слова были правильным ответом на его фразу.

― Тогда давай уже поедем в твой чертов отель, ммм?

Глава 4

К родительскому дому Хамильтон приехал на мотоцикле. А так как у него не оказалось второго шлема, я предложила вызвать себе такси до отеля. Но он настоял поехать со мной и убедиться, что со мной все будет в порядке. И поэтому взял Астон Мартин Джека. Хотя что-то мне подсказывало, что тому просто хотелось прокатится на автомобиле стоимостью триста тысяч баксов.

Хамильтон продолжал поглядывать на меня своими темными глазами, пока мы ехали по извилистым дорогам. Дом Джека находился в закрытом, роскошном районе примерно в тридцати минутах езды от города. Казалось, что пока ты ехал по этой дороге, то сатывался по социальной лестнице вниз. Дорогие машины и лимузины сменялись среднестатистическими, и чем ближе приближался к городу, тем сильнее это ощущалось.

До того, как мы выехали, Хамильтон поделился, что знает хорошее место, где я буду чувствовать себя в безопасности. Мне было все равно куда ехать, просто хотелось убежать из дома Борегаров и от того, что устроил там Сеинт. Было время, когда мы с мамой жили в ужасных местах, но я никогда не чувствовала такого страха, как сегодня.

― Сеинт что-то говорил тебе? ― спросил Хамильтон, когда мы остановились на светофоре.

На языке вертелись слова Сеинта про замужество моей мамы, но я решила промолчать об этом.

― Он спрашивал меня, что я знаю о твоей маме, ― призналась я. ― Кажется, тот думает, что существует какая-то тайна, связанная с ее смертью.

Хамильтон сжал руль и скривил губы.

― Все любили мою маму. ― Его слова были осторожными и немного расчетливыми. ― Я слышал сотни теорий о ее смерти за эти годы. Не удивлен, что он все еще зациклен на этом. Людям нравится цепляться за теории заговора и сплетни, когда кто-то из богатых умирает молодым.

Я прислонилась к окну и посмотрела на него.

― Джек никогда не рассказывал мне, как она умерла, ― ответила я. ― Сеинт упоминал что-то связанное с сердцем, сердечный приступ, по-моему, но он не был уверен. Я просто думаю, что это неуважительно ― копаться в прошлом. Джек всегда с такой грустью говорит о ней, он любил ее. Я не представляю, что ты чувствовал, когда потерял маму.

Хамильтон провел языком по зубам и перевел взгляд на дорогу.

― Не совсем так, он не любил ее. Тебе и не нужно представлять, ― ответил он. ― Ты тоже скоро потеряешь свою. ― Мои слова определенно выбесили его, потому что Хамильтон нажал выжал педаль газа, как только загорелся зеленый. ― Чертов сердечный приступ. ― Его голос был ледяным, пока он лавировал между машинами.

― Что это значит? ― спросила я. ― Что ты имел в виду, говоря, что я тоже потеряю свою? ― Мое сердце бешено колотилось. Я схватилась за ручку дверцы и сжала ноги, когда Хамильтон прибавил еще скорости.

Желтые линии, разделяющие улицу, стали размытыми, когда мы проезжали мимо зданий, деревьев и других автомобилей.

― Черт, ― выругалась я, когда Хамильтон едва ли не сбил пешехода, но, казалось, его это не волновало.

― Я имел в виду именно то, что сказал. Ты тоже потеряешь свою маму, но не так, как я. Джозеф властный дебил. Если человек не полностью предан ему, он вычеркивает его из своей жизни, а если кто-то встает на его пути ― избавляется от него. Ты ― яркое напоминание о несовершенстве, а Борегары не терпят их, ― зловеще заявил он.

Избавляется от них? Что это должно значить?

Все, что сказал Хамильтон, было сказано со злости, но было правдой. Я нутром чуяла, что Джозеф всеми способами попытается избавиться от меня.

― Моя мама не оттолкнет меня… ― начала я, а Хамильтон обогнал школьный автобус.

― Джозеф сделает так, что будет невозможно сказать «нет». Он покупает людей и использует все свои возможности, чтобы добиться своих целей.

Когда Хамильтон в очередной раз подрезал Теслу, я не выдержала:

― Ты можешь перестать вести машину, как придурок? ― спросила я, судорожно вдохнув воздух.

Мужчина вздрогнул, но все же снизил скорость.

― Да, извини, ― пробормотал он.

На долю секунды я посмотрела на спидометр и только потом начала говорить:

― Ты действительно ненавидишь Джозефа, ммм? ― спросила я, пытаясь узнать больше.

― Это сложно ― ненавидеть кого-то, кого ты, вроде как, должен любить, но да, я действительно его ненавижу. Семья может быть проклятьем, если ты не будешь осторожным.

Я сглотнула. Все, что сказал Хамильтон, ― было отражением моих страхов. Я не была выбором своей мамы, но Джозеф и этот ребенок ― были. В моей голове встал вопрос, в конце концов, будет ли у мамы в доме хотя бы комната для меня?

Горячие слезы заполнили мои глаза, но я быстро смахнула их. Не хотелось, чтобы Хамильтон подумал, что я сумасшедшая, потому что плачу на переднем сидении. Мы ведь едва ли знакомы.

― Когда тебя любят просто потому, что обязаны ― это ужасно, ― прошептала я.

Хамильтон повернулся ко мне, тревога читалась на его лице. Я еще раз смахнула слезы, пока он оглядывал меня.

― Вера, ― сказал он и свернул на парковку, ― не плачь.

― Все хорошо, ― ответила я, он тронул мою ногу, это было быстрое, но нежное касание, и у меня появилось внезапное желание попросить его оставить руку.

Хамильтон убрал руку и припарковался. Я огляделась, неуверенная в том, где мы находились.

― Ты обещал отвезти меня в отель, а это явно не отель. Где мы? ― спросила я, мой голос был сиплый от эмоций. Не ожидала, что так растрогаюсь от его слов. Сегодня был сложный день. Поэтому единственное, чего я хотела, это устроиться поудобней и заснуть.

― Это мой дом, ― ответил Хамильтон с вежливой улыбкой перед тем, как вылез из машины и пошел по дороже к двери, выкрашенной в темно-синий цвет. Я осмотрела белый деревянный таунхаус. Не этого я ожидала от Хамильтона, скорее какую-то холостяцкую берлогу, а не дом в тихом районе, где маленькие дети играли на улице, лаяли собаки, а деревья качались на ветру.

Я открыла дверь и схватила свой рюкзак.

― Хамильтон, это не отель, ― заметила очевидное я, пока он возился с ключами, чтобы открыть дверь.

― Здесь безопасней, и к тому же у меня есть все ингредиенты для убийственно вкусных тако, ― ответил он, не поворачиваясь ко мне, и вошел внутрь. На мгновение я уставилась на него, прежде чем вздохнула и последовала за ним.

Как только я вошла, на меня налетел большой серый пушистый шар. Я захихикала, когда услышала глубокий взволнованный лай, и опустилась на колени, чтобы погладить нового друга. Все мысли о Сеинте и о том, что вместо отеля Хамильтон привез меня к себе домой, тут же улетучились. Я любила собак, но мама никогда не разрешала завести мне хоть какое-то животное. Она говорила, что это ― ненужные затраты. Но я пообещала себе, что когда окончу школу, найду для себя маленькое спасение.

― О мой бог, привет, малышка. ― Я почесала ее за ушком. Я не знала, какой она породы. У нее была темно-серая короткая шерсть, широкая морда и глаза темно-шоколадного цвета. Ее хвост ходил туда-сюда от удовольствия, пока я ее гладила.

― Как тебя зовут? ― спросила я. ― Уверена, что у тебя прекрасное имя, потому что ты самая лучшая собака, которую я только встречала. ― Хамильтон прочистил горло, и я повернулась к нему. Он стоял, прислонившись к стене, со сложенными на груди руками и веселым выражением лица.

― Ее зовут Маленькая Мама. Я нашел ее на улице с четырьмя щенками и просто не смог пройти мимо. После того, как малыши нашли дом, я решил оставить ее себе. Моя соседка присматривает за ней, когда меня нет в городе.

― Маленькая Мама, ― повторила я. Хорошо, ее имя было самым милым из тех, которые слышала. ― Если тебе понадобится, чтобы кто-то присмотрел за ней, дай мне знать. Мама никогда не разрешала мне завести собаку, ― сказала я, надув губы.

Хамильтон схватил поводок, который весел на стене, и Маленькая Мама тут же забыла про меня. Пока я вставала с колен, он прицепил поводок к ее ошейнику. И не стала ждать приглашения пойти с ними на улицу, а просто присоединилась к ним. И втроем мы пошли исследовать тротуар.

― Знаешь, мне придется воспользоваться твоим предложением. Соседка нашла себе девушку, которая якобы является любовью всей ее жизни, и хочет переехать к ней. А у этой новой девушки аллергия на собак. Поэтому я пытаюсь найти человека, которому мог бы отдавать Маленькую Маму, пока меня нет. ― Хамильтон остановился, чтобы Маленькая Мама могла понюхать куст.

― Не знаю, какие будут правила моей новой квартиры насчет животных. Если честно, я даже никогда и не видела место, где буду жить, как и колледж, ― нахмурилась я, пока Маленькая Мама дела свои дела.

― Ты пойдешь в Гринвич? ― спросил Хамильтон. Я кивнула, и мы продолжили идти. ― Я живу в пятнадцати минутах от кампуса. Отец… Джек хотел, чтобы я тоже туда пошел, но это немного не мое, ― поделился Хамильтон. Мне хотелось спросить его, почему он называет своего отца по имени, но решила промолчать. Я тоже иногда называла маму Лайлой.

― Как давно ты работаешь на вышке? ― спросила я.

― Джек дал мне эту работу, когда мне было восемнадцать, ― ответил Хамильтон, пока какой-то мужчина пробегал мимо нас. В его голосе было что-то странное, то, что я не могла понять. ― Я не собирался ничего делать в этой жизни, так что, полагаю, это было предложение, от которого я не мог отказаться.

Маленькая Мама тянула нас за собой, зарывшись носом в асфальт.

― Это должно быть сложно, ― промямлила я

― Что?

― Уезжать на недели, вся твоя рутина сбивается, и ты разрываешься между двумя домами.

Хамильтон замедлил свои шаги, а Маленькая Мама заскулила. Он оглядел меня сверху вниз, как будто хотел, что-то сказать.

― Я думаю…

Мой телефон зазвонил, не дав ему продолжить.

― Извини, ― начала я. ― Я должна ответить. ― Достала телефон из сумочки и одарила его извиняющейся улыбкой, перед тем как взять трубку.

― Вера? Все хорошо? ― голос Джека звучал встревожено. ― Я уволил своего ассистента. Не могу поверить, что он сказал тебе, что я перезвоню позже. Где ты? Ты в безопасности? Я прилечу домой следующим же рейсом.

― Джек, со мной все в порядке, ― ответила я, прервав его болтовню. Хамильтон кивнул в сторону лужайки и удалился туда с собакой. Я наблюдала за его красивой спиной, пока разговаривала с Джеком. ― Приезжала полиция и сняла мои показания. Как оказалось, это уже не в первый раз?

Джек выругался.

― Вера, мне жаль. Я прямо сейчас поеду домой. Уверен, тебе не по себе, ты не должна оставаться одна…

― Я не одна, ― прошептала я. Хамильтон наклонился, чтобы погладить Маленькую Маму за ухом. Он улыбался ей, его обычно суровое выражение лица сменилось на игривое.

― Да? Лайла и Джозеф вернулись раньше?

― Со мной Хамильтон, ― ответила я. ― Так случилось, что он оказался рядом, в вашем районе, увидел копов возле дома и решил зайти. Потом предложил остаться у него на ночь. ― На другой стороне воцарилось молчание, после нескольких неловких минут я не выдержала: ― Джек?

― Да, извини, я тут. Хамильтон был возле дома? ― голос Джека звучал непривычно эмоционально. ― Он приехал, чтобы увидеть меня? Ему нужно что-то?

― Он, ммм, ничего не сказал.

― Ну конечно.

Джек опять замолк, а Хамильтон повернулся ко мне. Одними губами он спросил:

― Все хорошо? ― Потом наблюдал, как я прижимала телефон к уху.

― Я собираюсь вернуться домой раньше. Ты остаешься с Хамильтоном?

― Ага, мы у него дома.

― Хорошо, хорошо, оставайся там. Я буду утром, чтобы помочь тебе переехать в твою квартиру. Можешь кое-что сделать для меня?

― Да, конечно, ― ответила я.

― Передай Хамильтону «спасибо» и скажи, что я рад, что он оказался в нужном месте в нужное время. И еще, передай, что ему всегда рады дома и то, что я скучаю по нему. Хотя нет, не надо, я напишу ему. С ним все хорошо? ― спросил Джек, его голос был тихим. ― Он кажется счастливым?

Я посмотрела Хамильтону в глаза, в глубине его угольно-черного взгляда пряталось что-то темное. Не могла сказать точно, что, но это не было моим предположением или выдумкой.

― Да, Джек, ― прошептала я.

― Увидимся утром, ― грубо произнес Джек перед тем, как положить трубку.

Таунхаус Хамильтона был хорошим, но довольно безликим. Несмотря на высококлассную мебель и просторную кухню, в этом месте не было ничего личного. На стенах не было никаких картин или фотографий, так же, как и не было никакого декора, который мог бы занять открытую планировку.

Все же были вещи, которые говорили о том, что Хамильтон здесь живет. На столешнице стояла керамическая миска, полная сезонных фруктов и овощей, подставка для ножей и ножниц выглядела изрядно использованной, кладовка была заполнена, а на холодильнике из нержавеющей стали висел список блюд на каждый день. По всей видимости, Хамильтон любил готовить. Он напевал что-то себе под нос, пока готовил какое-то простое блюдо.

― Так где же твоя соседка? ― поинтересовалась я, когда мы сели за кухонный стол для того, чтобы поесть приготовленные им тако.

― Она будет позже, ― сказал Хамильтон и запихнул еду себе в рот. ― Она работает барменом в местном баре и обычно задерживается допоздна по выходным. Иногда я навещаю ее, когда нахожусь дома.

Я взяла ложку, зачерпнула немного сметаны и положила себе на тарелку.

― Как вы познакомились? ― спросила я, мне было интересно узнать как можно больше о Хамильтоне.

― Мы ходили в одну школу. Я знаю ее с восьмого класса. Мы оба изгои в наших семьях. Ее папа был богатым священником, который руководил местной церковью. Когда всплыла правда, случился большой скандал.

― Оу, ― сказала я перед тем, как откусить большой кусок от своего тако. На вкус он был великолепен, я чуть не умерла от блаженства прямо здесь и сейчас. ― Черт, так вкусно, ― простонала я.

Хамильтон улыбнулся.

― Спасибо.

Я продолжила жевать. Маленькая Мама лежала в моих ногах. Хамильтон налил мне бокал красного вина, но я так и не сделала ни одного глотка.

― И сколько лет вы уже дружите? ― спросила я, надеясь, что мой голос прозвучал как обычно. Мне было интересно, сколько же ему лет. Хамильтон был определенно младше Джозефа, но он вел себя довольно зрело. Однажды я читала книгу, в которой рассказывалось, что от травм люди взрослеют раньше, а плохой опыт делает тебя более зрелым.

― Таким образом ты пытаешься узнать, сколько мне лет, ммм? ― поддразнил он.

― Просто интересно. Мне будет девятнадцать, когда появится мой младший брат или сестра, а у вас с Джозефом где-то такая же разница…

― Мне двадцать восемь, ― ответил Хамильтон до того, как сделать еще один укус.

― Не такой уж и старый, ― ответила я и потянулась к бокалу. Он цокнул и схватил мой бокал, на мгновение наши пальцы соприкоснулись.

― Я не знал, что ты несовершеннолетняя. Хочешь соку? Блядь, я мог попасть в тюрьму из-за сцены, которую устроил на свадьбе. Слава богу, что ты хотя бы не старшеклассница.

― Мне не нужен сок, ― ответила ему я.

― Тогда может молока? ― поддел он.

― Смешно, ― сухо ответила я, а Хамильтон лишь посмеялся. Конечно же, он встал, вылил содержимое моего бокала и достал из холодильника клюквенный сок. Я наблюдала, как тот налил немного, и весело покачала головой, когда Хамильтон сел напротив меня.

― Держи, теперь можешь прикинуться, что ты взрослая.

― Ты же помнишь, как наливал мне виски?

― Да, но это было до того, как я понял, что ты несовершеннолетняя, ― ответил он

― Возрастные ограничения для покупки алкоголя ― это смешно, то есть, я могу пойти на войну, но не могу купить себе пива?

― Ты слишком красивая, чтобы воевать, ― прошептал Хамильтон и вернулся на свое место. Потом медленно растянул губы в улыбку. Я поймала его взгляд, когда он облизал свои губы, мое сердце бешено колотилось, а Хамильтон, как ни в чем не бывало, сделал глоток.

― К тому же, я не могу воспринимать тебя, как алкоголика.

Я перенесла весь свой вес на кухонный стул.

― Я и не такая, у меня никогда не было времени на дикие подростковые бунты, ― призналась я и провела вилкой по тарелке.

― Вся моя жизнь ― один сплошной бунт, ― признался Хамильтон и откинулся со смехом на спинку стула. ― Давай, расскажи мне о своем самом сумасшедшем поступке. ― Я покраснела от его слов. Потому что знала ответ на его просьбу. Воспоминания, которые наполнили меня, были одновременно манящими и грязными. Мне пришлось бороться с улыбкой, которая так и хотела появиться у меня на лице. Хамильтон поднял одну бровь. ― Это будет интересно.

Я облизала губы и отвела взгляд.

― Ничего интересного, серьезно, особенно если сравнить с тем, что делал ты.

Хамильтон поддался вперед.

― Это все относительно. Не нужно сравнивать себя с другими.

― Сравнивать себя с другими неправильно, ― согласилась я

Он закусил губу и подпер подбородок руками, тем самым показав, что тот весь во внимании.

― А теперь расскажи мне, почему твои прекрасные щеки покраснели, выложи мне свои самые грязные секреты. ― Я выдохнула и заправила выбившуюся прядь за ухо, рассматривая кухню. Вдыхала запах нашего обеда, продлевая неизбежное. ― Я жду.

― Ладно, ― сдалась я перед тем, как посмотреть ему в глаза, интерес, который я увидела в них, заставил меня вздохнуть. ― У меня был секс с защитником футбольной команды в школьной лаборатории. Это был мой первый раз, он был нежным со мной. До этого мы много флиртовали, ― призналась я и посмотрела на свои ногти. Я не получила тогда оргазм, но в тот момент это было неважно. Это было грубо, страстно… И быстро.

― Ага, ― ответил Хамильтон, ― вы встречались?

― Не совсем, я просто помогала ему подготовиться к экзамену по химии.

― Мне кажется, я видел похожее порно, ― ответил он дерзко и положил руки себе на колени.

Я проигнорировала его комментарий.

― Это было весело, я чувствовала себя дико и легко. Но потом он написал мне об этом, и мама увидела его сообщение, ― призналась я. ― Она была в бешенстве, заставила пить противозачаточные и потом еще наказала. Сказала, что не хочет, чтобы я разрушила свою жизнь, как она. ― Я никогда не говорила ей, что ненавижу чувствовать себя, будто я ― ошибка. Мама узнала о моем первом разе и превратила это во что-то ужасное, заставила почувствовать себя неправильной. ― Мама также заставила меня прочитать про все ЗППП и угрожала различными наказаниями. Она сказала мне, что мое тело ― это цветок, а каждый раз, когда я сплю с кем-то, я отрываю лепесток.

Хамильтон сжал губы.

― Тебе не кажется, что это токсично? ― спросил он, его лицо было серьезным, а глаза расширились в неверии.

― Но я знаю, почему она так говорила. Мама хотела, чтобы у меня было то, чего у нее не было. Думаю, что когда всю жизнь ты живешь в обидах и страхе, трудно говорить или делать правильные вещи. Я просто чувствовала, что должна делать все, что она не смогла, понимаешь? Во всяком случае, я встречалась с тем парнем еще пару раз, когда мама работала допоздна, но чувство вины давило на меня, и я быстро прекратила это.

Лицо Хамильтона излучало злость, он встал, схватил тарелку и кинул ее в раковину.

― Я думаю, он просто не был достаточно хорош для того, чтобы заставить тебя остаться, ммм? ― спросил Хамильтон, он стоял ко мне спиной. ― Думаю, в этом есть какой-то смысл, мы все пытаемся быть тем, кем нашим родителям не получилось стать. Это и есть причина, по которой я решил быть счастливым.

― Счастливым? ― спросила я, пока он ополаскивал свою тарелку.

― Это единственное, чего у Джека Борегара нет, ― сказал Хамильтон и повернулся ко мне.

― Джозеф кажется очень счастливым, ― возразила я.

― Ключевое слово здесь ― кажется, Лепесток. Легко казаться одним, а быть совершено другим. ― Я просто кивнула. Хотя понимала Хамильтона, но отказывалась верить его словам.

― Это был долгий день, давай разложим тебе диван.

Я кивнула.

― Хорошо, спасибо. ― Наш разговор становился все тяжелее.

Мы пошли в гостиную, Хамильтон нашел запасную простынь и пуховое одеяло для меня.

Я готовилась ко сну в ванной и думала о нашем с Хамильтоном разговоре. Отчаянно пыталась понять их странные семейные отношения. Что-то подсказывало мне, что это началось после того, как его мама умерла. Но почему?

Хамильтон поставил стакан с водой на кофейный столик возле дивана, пока меня не было.

― Я уйду до того, как ты проснешься.

Он встал и ушел, тем самым не дав мне шанса ответить.

― Спасибо, что позволил мне остаться! ― крикнула я, но единственным ответом мне был звук закрывающейся двери его спальни.

Глава 5

Я проснулась от того, что Маленькая Мама скулила, а незнакомый голос разговаривал с ней.

― Успокойся, маленькая соплячка. Ты и так съела уже три вкусняшки, а если съешьбольше, то все отложится на твоих бедрах, твой метаболизм уже не тот. ― Я села, футболка, в которой я обычно спала, сползла с одного плеча. Зевнула и осмотрела темную комнату, пытаясь понять, где нахожусь.

Хамильтон.

― Отлично, ты проснулась, ― сказал хриплый голос. Я посмотрела на край дивана, возле него стояла красивая девушка. Она была одета в серый топ и свободные джинсы. В ее пухлой губе красовался пирсинг, а темная кожа казалась гладкой. Девушка была высокой и подтянутой. ― Хамильтон уже ушел, но объяснил всю ситуацию. Я Джесс.

Хамильтон ушел? Я встала и нервно подошла к ней.

― Привет, я Вера, очень приятно с тобой познакомиться. ― Протянула руку для рукопожатия, а Джесс просто подняла бровь с пирсингом.

Я стояла достаточно близко для того, чтобы увидеть вкрапления золотого в ее карих глазах и почувствовать запах сигарет. Между ее передними зубами была узкая щель, а на брови выбрита тонкая полосочка.

― Извини, дорогая, все члены семьи Хамильтона ― мои враги. Освежись и проваливай, ах, и еще — иди на хуй.

Я подняла обе брови, потому что не была готова к такому утром от совершенно незнакомого мне человека. Но, с другой стороны, это показывало, насколько она была предана и любила Хамильтона. Я пожала плечами. Потому что не была человеком, который обижался, если вдруг кому-то не нравилась.

― Без проблем, ― сказала я и подняла руки. ― Пойду одеваться.

Джесс наблюдала за мной, пока я разворачивалась и шла в ванну. Там приняла быстрый горячий душ, стараясь не намочить свои длинные волосы, после этого почистила зубы и воспользовалась дезодорантом. Уже одетая, вернулась в гостиную. Джесс сидела в кресле с чашкой кофе и внимательно рассматривала меня.

― Напомни мне, кем вы с Хамильтоном приходитесь друг другу? ― спросила она. Хм, а теперь та пыталась что-то узнать обо мне?

Я начала складывать одеяло.

― Моя мама вышла замуж за его старшего брата, ― призналась я. Правда, слетевшая информация с моего языка была приятной. ― Я познакомилась с Хамильтоном на свадьбе. Ладно, познакомились ― не самое подходящее слово для описания нашей первой встречи. Я вошла в комнату, когда он занимался сексом с подружкой невесты.

Джесс расплылась в улыбке, обнажив свои белые зубы.

― Типичный Хамильтон.

Я тоже усмехнулась. И подумала о том дне, когда увидела Хамильтона, который трахал подружку невесты, и это соответствовало странной динамике, сопровождающей наши встречи.

― Это было довольно запоминающимся.

Я закусила губу, пока убирала пижаму в свою сумку, в моей голове проигрывалась наша первая встреча. В телефоне было сообщение от Джека, в котором он говорил, что скоро уже будет.

― Мне жаль твою маму. Джозеф ― настоящий дурак, ― сказала Джесс и отпила кофе. Она пыталась понять, что я скажу по этому поводу. Я знала ее только тридцать минут, но могла сказать, что она не любила осторожничать или как-то скрывать свое презрение. Джесс имела свое мнение, и это хорошо. Мне кажется, если бы она не презирала меня, мы бы могли стать подругами.

― Я недостаточно хорошо знаю его, и у меня нет привычки судить людей, которых толком не знаю. ― Пристально посмотрела на Джесс, показывая ей одним взглядом то, что я думала о ее поспешном выводе обо мне.

― Справедливо. ― Джесс казалась унылой, но все еще решительной. Она поставила чашку на кофейный столик и скрестила руки на груди. ― Знаешь, я пытаюсь понять почему Хамильтон притащил тебя сюда: из-за чувства вины, которое руководит всеми его действиями, или потому, что в тебе есть что-то особенное…

Чувство вины? Мне было интересно, что это значит, но я оставила все вопросы при себе.

― Наверное, ни то, ни другое, ― ответила я. ― Может, он просто пытается быть милым.

Джесс кашлянула, ее хриплый голос окутал меня, как дым.

― Хамильтон не милый.

― Но он был милым со мной, ― призналась я.

― Отлично, давай посмотрим, чего ты стоишь, ― предложила девушка, пока оглядывала меня сверху вниз.

― Быстрые вопросы, которые помогут мне узнать тебя получше, всего один раунд. Не думай, просто отвечай. Мне нравится переходить сразу к делу. Любимый алкогольный напиток?

Как это связано с Хамильтоном?

― Я не любитель выпить, а еще не курю травку.

― Отлично, Хамильтон склонен к зависимостям, поэтому нужно быть осторожной. Как насчет прав женщин?

― Хмм, я женщина, понятное дело, я хочу больше прав для женщин.

― Я люблю сильных женщин. Хамильтону нужен кто-то, кто не принимает меньше того, что заслуживает. ― Джесс потерла руки, прежде чем продолжить: ― Если бы у тебя встал выбор между хорошим сексом с плохим партнером и плохим сексом с хорошим партнером, что бы ты выбрала?

Я сглотнула. Моим первым побуждением было сказать «хороший секс», но потом я подумала о розах с сорванными лепестками и ответила по-другому:

― Ни то, ни другое.

― Что ты думаешь насчет абортов? Я работаю волонтером в женском центре, поэтому мне нравится быть уверенной, что люди, которые окружают меня, не будут меня за это недолюбливать.

Я ответила прежде, чем успела подумать, никто раньше не спрашивал меня про такое:

― Это сложно. Мама родила меня, когда ей было пятнадцать. Я рада, что она оставила меня, потому что мне, как бы, нравится быть живой, но ей не нужно было этого делать. Не знаю, почему мама оставила меня… потому что чувствовала вину или у нее просто не было возможности прервать беременность? Я знаю, что ей не хотелось быть матерью, но она также не хотела отдавать меня в приют. Мама была слишком юна для этого решения, и у нее не было рядом кого-то, кто мог бы помочь ей пройти через это. Она просто сделала то, что, думала, должна была сделать, и мы обе напрасно страдали. ― Я поджала губы. Никогда об этом не говорила раньше. Мне казалось, что время остановилось. Я прижала ладонь к губам. Действительно ли я так думала? Лучше было бы, если бы мама сделала аборт? Она была такой молодой, такой уязвимой. ― Почему ты задаешь мне эти вопросы?

― Потому что это весело. ― Джесс пожала плечами и продолжила: ― Кого ты любишь больше всего в мире?

― Маму.

― Почему?

Я открыла рот, пытаясь составить список причин, которые считала подходящими. Потому что она моя семья, всегда заботится обо мне, потому что любить ее ― это инстинкт, все дети любят своих родителей, они так запрограммированы.

― Я просто люблю ее и не должна объяснять тебе, почему люблю кого-то.

― Бог с ним. Пытаться объяснить моим консервативным родителям, почему я люблю женщин, было противно. К черту их, ― выкрикнула Джесс, прежде чем взмахнуть кулаком. Я заметила татуировку Рут Бейдер Гинзбург на ее руке. ― Если бы ты могла есть что-нибудь до конца своей жизни, что бы это было?

― Большую часть своего детства я ела дешевые макароны с сыром, поэтому я бы выбрала их.

― Когда были твои последние месячные?

― Прости, что?

― Я бы хотела знать, синхронно были они у нас или нет.

― Я не буду на это отвечать, ― отрезала я.

― Хорошо, лучше быть хорошим человеком или нравится всем?

Я нахмурилась.

― Если ты хороший человек, ты всем нравишься, ― ответила я.

― Ты такая наивная, это мило, ― сказала Джесс и склонила голову набок. ― Ты религиозная?

― Я считаю, что Бог есть, но не хожу в церковь.

― Мой отец пастырь и полный дебил, ― объяснила она. ― Тебя влечет к Хамильтону?

― Он мой дядя… ― Я запнулась.

Я выпрямилась, сейчас моя очередь задавать вопросы, поэтому проигнорировала ее вопрос.

― Если ты найдешь кошелек, ты вернешь его владельцу?

Джесс вздернула подбородок.

― Конечно.

― Если бы тебе пришлось отдать почку одному человеку на земле, кто бы это был?

― Хамильтон, ― ответила она, корчась. ― Определенно Хамильтон, он бы протупил и не принял бы ее, и мне бы пришлось планировать его похороны.

― Лучше быть богатым и несчастным или бедным, но счастливым?

― Я была и той, и той, но мне определенно больше нравится быть бедной, ― призналась она. ― Наверное, ты не такая уж и плохая, во всяком случае, кажешься человеком, которого я не могу ненавидеть, приземленная и не такая пафосная, как все семейство Борегаров. Я работаю волонтером в нескольких некоммерческих организациях, загляни в мой блог «Сука активистка».

Я посмотрела на Джесс.

― Звучит неплохо. ― А потом начала говорить: ― За эти годы я встречалась со многими волонтерами и их некоммерческими организациями. Большинство волонтеров любили фотографироваться со мной и мамой, когда нам было плохо, а затем они выкладывали эти фотки по всему Facebook, чтобы похвастаться своим друзьям, насколько они щедры. ― Джесс смотрела на меня, изогнув бровь.

― Для протокола, я предпочитаю знакомиться с людьми нормально, а не с помощью агрессивных скоростных допросов, но я рада, что мы смогли уйти от основных тем. Так как ты хочешь знать обо мне все, я расскажу тебе еще кое-что.

Джесс посмеялась, но я не пыталась быть смешной. Девочек-подростков, которые родили рано, постоянно проверяют, но больше всего людям нравится жалеть их детей и судить об их успехах и неудачах, основываясь на недостатках их родителей. Я провела всю свою жизнь, пытаясь доказать, что моя мама чего-то стоит и вообще, что она самая лучшая. Поэтому не могла облажаться даже один раз, потому что была ее прямым представителем. Людям и так есть, что сказать о пятнадцатилетней девочке, которая растит ребенка. Поэтому я никогда не хотела доставлять ей больше проблем.

Я продолжила:

― Я родилась в Атланте, жила на продовольственные талоны и не в самых хороших районах города. Но все изменилось, когда мы переехали сюда пять лет назад. Я была лучшая в классе, потому что единственной моей надеждой было получить полную стипендию от колледжа. У меня была мама-подросток, которая любила меня и в то же время презирала. ― Улыбка Джесс немного потускнела, и я продолжила говорить дальше: ― Несмотря на это, у меня была действительно классная жизнь. Сейчас же я чувствую себя сбитой с пути. Мне кажется, что все осуждают меня и маму, хотя мы уже привыкли к этому. Но я не ищу чьего-либо одобрения. И уж тем более от какой-то сучки, с которой только что познакомилась.

― Я повела себя немного по-дурному, не так ли? ― спросила Джесс

― Немного? Но это неважно. Джек скоро приедет, чтобы помочь мне с переездом в квартиру, которую я никогда и не видела. А потом пойду в университет, в который не хочу ходить. И еще мне нужно как-то разобраться с травмой, которую получила после вчерашнего вторжения в дом. Но спасибо, что дала мне одобрение, о котором я, кстати, не просила.

Джесс закатила глаза, будто моя речь поставила ее в неловкое положение.

― Ты закончила? Дай мне свой телефон, ― сказала она и протянула мне ладонь.

― Зачем?

― Потому что хочу внести свой номер в твои контакты, и мы будем друзьями. Я могу быть немного эксцентричной и чертовски чрезмерно опекать Хамильтона, но на это есть веские причины. Он никогда никого не приводит в дом. Если он трахается, то делает это в отеле. Чего уж там, он даже никогда не приводил сюда просто каких-то друзей.

Святые тапочки!

Я достала телефон из кармана и протянула ей, мне было все равно, если Джесс увидит сообщение от Джека. Она быстренько вбила свой номер и позвонила себе, тем самым у нее тоже появился мой номер.

― Джек уже здесь, ― сказала она и вручила мне мой телефон обратно. ― Сделай мне одолжение и скажи ему, чтобы он трахнулся за меня. ― Джесс облизала средний палец и игриво усмехнулась.

― Мне нравится Джек, ― ответила я.

― Он всем нравится, но, в конце концов, все его ненавидят, ― зловеще ответила Джесс. ― Позвоню тебе позже, чтобы потусить. Теперь я поняла, чем ты понравилась Хамильтону.

― Может, тебе не нужно мне звонить? Ммм? ― спросила я, пока надевала рюкзак на плечи.

― Слишком поздно, ты мне уже нравишься, я собираюсь затусить с тобой до потери пульса, ― сказала Джесс, прежде чем взять пульт и включить новости. Я пошла к двери, Маленькая Мама лежала на моей обуви.

Я остановилась и почесала ее за ушком.

― Увидимся, ― пообещала я самой лучшей собаке, и она радостно завиляла хвостом.

― Доброе утро! Хочешь экскурсию по кампусу? ― Это была первая вещь, которую сказал Джек, когда я села на кожаное сидения его Астон Мартина. Когда Хамильтон успел вернуть эту машину? По голосу Джека было понятно, что тот взволнован. Он нервно схватился за руль и завел машину. Что-то в его поведении заставило меня думать, что Джек избегал разговаривать о том, что произошло вчера с Сеинтом и нашем телефонном разговоре о Хамильтоне.

― Было бы хорошо, Джек, ― ответила я.

― Отлично!

Меня все еще трясло от вчерашних и сегодняшних событий: внезапное появление Сеинта, Хамильтон, который пришел на помощь, и Джесс, устроившая мне допрос. Все это было похоже на землетрясение, разрывающее на части мою жизнь. Мне было не за что держаться. Мягкий грунт не был хорошей основой. И мне казалось, что весь мой мир был разделен на до и после.

Четыре коробки. Четыре жалкие коробки стояли в багажнике Джека. Вся моя прежняя жизнь с памятными воспоминаниями разместилась в хрупком картоне. Спасибо, что Джек успел забрать мои личные вещи из дома. И была рада, что мне не пришлось возвращаться в дом Джека так быстро. Несмотря на то, что я беспокоилась об этом новом этапе моей жизни, была рада, что мне больше не нужно там оставаться. Сеинт действительно напугал меня. И чем дольше я смогу оградить себя от этого всего, тем лучше, потому хоть на чуть-чуть хочу почувствовать себя нормальной.

По словам Джека, дизайнеры интерьера уже все сделали, и я перееду в квартиру с потрясающим дизайном и высококлассной мебелью. Наряды на все случаи жизни тоже привезли два дня назад. Мне казалось, что все это слишком, но он заверил меня, что ему нравится делать мне приятно.

― Впереди много разных встреч, связанных с моим переизбранием. Я просто хочу, чтобы ты чувствовала себя комфортно и выглядела красиво.

А то, что у меня сейчас было, недостаточно?

Я вежливо улыбнулась ему, пока регулировала положение вентиляционных отверстий, чтобы не замерзнуть из-за холодного воздуха, который дул из них. Мы находились всего в пятнадцати минутах от дома Хамильтона, а Джек был весь такой счастливый и увлеченный рассказами про каждую деталь, которую он мог вспомнить о Гринвичском университете.

Роскошный кампус был неподвластен времени. Хотя занятия начинались только через две недели, просторные ухоженные лужайки уже были заполнены студентами. Я сразу почувствовала себя неуместной в этом частном университете, но Джек с гордостью хвастался тем, что всегда чувствовал себя тут, как дома, когда учился здесь.

― А вот тут новое здание «Beauregard Business Building», ― сказал он и указал на статую… Черт возьми, самого себя. Бронзовая статуя была высокой и внушительной.

― Вау, ― только и вымолвила я.

― Тебе нравится? Я попросил их убрать немного живот. Знаешь, не хочется быть вечно толстым. ― Он посмеялся над своей шуткой. Потом мы свернули на другую улицу. Мне даже не хотелось думать, сколько денег нужно пожертвовать, чтобы в честь тебя поставили памятник и назвали новое учебное здание.

― Мы с женой впервые встретились возле химического корпуса. Она была в бледной юбке и прижимала к груди стопку тетрадок. Она уронила их, а я помог ей собрать тетради и отнести в ее комнату, ― вспоминал Джек с легкой улыбкой. ― На первом свидании она заставила меня поработать, ох, но это стоило того. Когда она умерла, я перевез ее любимую скамейку в сад нашего летнего домика.

― Держу пари, что вы скучаете по ней.

― Каждый день, ― ответил Джек

Я закусила нижнюю губу просто потому, что не знала, что сказать. Джек продолжил свой тур, указывая на сентиментальные места, пока рассказывал об изменениях в кампусе. Он был консерватором и показал, как сильно ненавидит новые здания, которые строятся, но, конечно же, кроме здания, которое построили в его честь.

― Ты хочешь высшее образование по социальной роботе, да? Кем именно ты хочешь стать? ― спросил Джек.

― Я хочу работать детским социальным работником, ― ответила я, пока смотрела на окна зданий.

― Что заставило тебя выбрать эту профессию? ― полюбопытствовал Джек, свернув в сторону нескольких жилых домов.

Я ударилась коленом об машину, а мои пальцы покалывало, пока я пыталась придумать ответ.

― Думаю, я родилась с миссией защищать детей, ― прошептала я.

Джек кивнул и продолжил:

― Оу, твоя мама…

Я повернула голову налево, чтобы посмотреть на него, а он заехал на незнакомую для меня парковку.

― Что вы имеете в виду?

― Я, эм, просто хочу сказать, что знаю историю твоей мамы. Она была в сложной ситуации, да?

Пальцами я сжала подол своей футболки, мне захотелось выйти из этой машины прямо сейчас. Джек наверно увидел мое выражение лица, потому что его глаза расширились.

― Ох, дорогая, извини. Это совершенно не мое дело. ― Я всегда отчаянно защищала свою маму, а тут Джек Борегар скинул мне такую бомбу на голову и говорил об этом так просто, словно о погоде.

― Как вы узнали об этом? ― спросила я.

Джек вздохнул.

― Моя команда проверила все прошлое твоей семьи, когда Джозеф и твоя мама начали встречаться. Я не хочу показаться навязчивым, но это было довольно интересно. И был шокирован, когда узнал, сколько всего она пережила в столь юном возрасте.

Я скривилась. Не хотел показаться навязчивым? Что за херня?

― И что именно вы узнали? Знаете ли вы, что мой биологический отец один из ухажеров моей бабушки?

Джек остановился и посмотрел на свои колени. Во мне бурлила злость.

― Вы обе очень сильные, вы так много преодолели. Честно говоря, я впечатлен, как далеко вы продвинулись. Мне не хотелось переходить границы дозволенного, я просто защищаю своего сына. Он хочет заняться политикой и унаследует много денег. Я не хотел скандалов. Боже, Джозеф по ошибке обрюхатил ее и хотел поступить правильно ― жениться на ней, но мы должны были быть умнее.

Я таращилась на Джека.

― И что вы хотели сделать с этой информацией? Напечатать в газетах и рассказать, сколько благотворительности вы делаете, или это должна быть история об искуплении?

― Я ничего не собирался с этим делать. Я позаботился, чтобы все это запечатали в протоколах суда.

― Такой себе постыдный секрет, ― нервно сказала я, не веря ни одному сказанному им слову.

Возможно, на меня просто слишком много навалилось за последние дни, но я не хотела сдерживаться.

― Спасибо за экскурсию, Джек, дальше я справлюсь сама. ― Я отстегнула ремень безопасности в полном разочаровании.

― Вера, когда ты так долго находишься под прицелом общественности, как я, ты понимаешь, что тебе нужно быть осторожным. Я просто пытаюсь защитить свою семью, Джозеф очень быстро женился на твоей маме, и мне просто хотелось знать, с чем мне придется столкнуться. Я никогда не пытался специально обидеть тебя или твою маму, но ты не росла в этой среде.

Я понимала, к чему он клонит, но это все равно расстроило меня. И не могла понять, что обижало меня сильнее: то, что Джек знал наш грязный секрет, или то, что мне больно думать о нем.

― Вы застали меня врасплох. Вы защищаете вашего сына, правильно? Хорошо, а я защищаю свою маму. Она не хотела бы, чтобы ее свекр так просто говорил о ее травме. Да, она попала в ужасную ситуацию, но преодолела все трудности. Мама тяжело работала и всегда защищала меня. Когда я родилась, она сбежала из трейлера, в котором жила, бросила школу, но все равно получила аттестат. Мама лезла из кожи вон, чтобы позаботиться обо мне. Не оставляла меня, заботилась обо мне. Пожалуйста, не дайте ей узнать, что вы знаете. Она и так каждый день смотрит на меня и видит его, но ей не нужна ваша жалость.

Джек громко выдохнул.

― Многие мужчины, находящиеся в моем положении, не позволяют их детям жениться по любви. Мы строим планы, как свести наших детей и увеличить свое состояние. Будь рада тому, что я хотя бы позволил это…

― Позволил?! ― Я покачала головой в отвращении. ― Вы думаете, что вы намного лучше, чем мы, а я думала, вы добрый и гостеприимный. Но оказалось, что все это время вы смотрели на нас с высока.

Джек остался непоколебим и, как настоящий политик, продолжал настаивать на своем:

― Я владелец самых больших корпораций в мире. Сенатор самого богатого штата в стране. Я живу под прицелом журналистов. Да, я знаю, что неправильно ожидать от тебя быстрой адаптации в мир, в котором даже младенец превращается в безжалостного миллиардера, но чем быстрее ты привыкнешь, тем лучше.

― Привыкну к чему?

― Теперь твоя жизнь будет разделена на части, твоя мама вышла замуж за наследника одной из самых известных семей мира. Видишь черную машину, которая едет за нами? Так вот это охрана. Про меня каждый день пишут в газетах. Теперь ты будешь под микроскопом. Я могу контролировать то, что знают СМИ, но это не сказка, Вера. Теперь это твоя жизнь. И не буду извиняться за то, что просто хотел убедиться, что твоя мама не разрушит то, что я так упорно строил. Не люблю неконтролируемые перемены. Все, что я сделал, ― это посмотрел ее прошлое, чтобы убедиться, что оно не застанет нас врасплох в самый неподходящий момент. Ты должна быть благодарна, что мне удалось замять такой большой скандал. Трудно скрыть что-то, когда есть живое, дышащее доказательство. Если люди узнают то, как ты родилась…

Мое сердце сжалось, в груди стало тесно, и я положила руку на грудь.

― Как вы посмели! ― Джек только что озвучил то, что мучило меня годами.

― Ты ведешь себя так, будто это плохо. ― Голос Джека звучал раздраженно. ― Сейчас весь мир у тебя перед ногами, твоя мать никогда не смогла бы предоставить тебе возможностей, к которым у меня есть доступ. Ей не придется работать на трех работах, а тебе не придется усердно работать, чтобы поступить в какой-то университет. В чем проблема, я не понимаю?! Ты прямо как Хам…

Джек закусил внутреннюю сторону щеки.

― Прямо как Хамильтон? ― спросила я, закончив его предложение за него. ― Как сын, которого вы отослали подальше?

― Он хотел уехать, и я дал ему такую возможность. Ему хотелось нормальной жизни вдали от меня, и тот получил ее. Я тоже могу тебе это предложить, если хочешь. Университет в Европе, работа в одной из моих фирм. Это выбор, который сделала твоя мама, когда залетела и потащила Джозефа замуж. Если бы я не работал в партии, в которой ставят семейные ценности превыше всего, я бы даже не подумал о замужестве. У меня слишком много корпораций, напрямую связанные с законами, которые принимаю, и я не позволю никому это разрушить. Ты можешь подумать, что я жестокий, но это просто бизнес. Я просто даю тебе возможность стать частью семьи, Вера.

Но я не была уверена, что это и есть та семья, частью которой мне хочется быть. Я положила руку на дверную ручку, отчаянно нуждаясь в пространстве от Джека.

― Вера, ― позвал он меня после того, как я вышла из его машины. Но я продолжала идти. ― Вера! ― Я пыталась как можно дальше уйти от Джека, а в голове вертелись слова Джесс:

«Все ненавидят его, в конце концов…»

Глава 6

За последние два дня мама успела позвонить мне шесть раз. Я написала ей и сказала, что у меня ужасная сотовая связь в квартире. И поэтому не могу поговорить с ней. Она переживала за меня. Новость о том, что Сеинт ворвался в дом Борегаров и приставал ко мне с расспросами, облетела весь интернет, и многие уже успели мне посочувствовать.

Прошлой ночью, я вышла в магазин за колой и мороженым — и какой-то человек сфотографировал меня и выложил это фото в сеть. Интернет сразу же начал гудеть от разных комментариев, и большая их часть касалась моего веса и внешности. Некоторые писали, что я заедаю стресс, другие говорили, что я слишком худая, но был еще третий тип комментаторов. И они писали, что я наоборот поправилась. Также появились сплетни, что причина моего позднего похода в магазин за едой — беременность. Теперь, когда мама и Джозеф объявили о ее беременности, всем было интересно узнать побольше о нашей семье. Многие пользователи сети, решили, что мы с мамой забеременели в одно времени, они даже дали этому название — «беременный сет мама+доча».

Раньше я особо не обращала внимания на сплетни, но после моего разговора с Джеком, вселенная продолжала бросать их мне в лицо. Люди называли нас белым мусором. Каждая газета изображала мою мать как охотницу за деньгами, наживающуюся на удобном случае.

К счастью, Гринвичский университет привык обслуживать элиту, поэтому в кампусе у них была отличная охрана. Возле моей квартиры круглосуточно дежурила охрана, поэтому я чувствовала себя в безопасности.

Но иногда мне также казалось, что я нахожусь в ловушке.

Мама волновалась и хотела услышать мой голос, но я была слишком зла и напряжена. Если она услышит или увидит меня, то сразу все поймет. Я все еще была в ярости из-за слов Джека, но с другой стороны, я не могла его винить. Мое короткое знакомство с этим Сеинтом дало мне возможность заглянуть в их мир. Джек просто пытался защитить свое наследие, а я справлялась с травмой, того места откуда была родом. Но не могла понять, он специально вел себя так бессердечно и смотрел на мир, как на бизнес, или же тот просто слишком много болтал о том, как он вел свой бизнес. В любом случае, это оставило очень неприятный привкус во рту. В моем представлении Джек был моим милым, заслуживающим доверия дедушкой. Он мне очень нравился. Было ли это все игрой? И если это так, как ему так хорошо удалось отыграть заботу?

Джек защищал свое богатство и репутацию. Я знала, что эта быстрая свадьба и все эти слухи были правдой. Мне просто было противно, что мама начала свою новую жизнь неправильно. Она достойна лучшего. И не виновата, что ее единственная дочь родилась от насильника. Ей не нужно скрывать того, что с ней случилось, или подвергаться травле из-за того, как она воспитана. Каждый человек в кругу Борегаров и так смотрел на нас с высока, но, если бы они узнали эту информацию — они б смотрели на нас еще более презрительно. Поэтому, в какой-то степени я была благодарна Джеку за то, что он смог замять эту историй и в какой-то мере защитить маму. Я просто ненавидела тот факт, что ему вообще пришлось узнать об этом. Но еще больше меня поражало, то с каким безразличием он к этому относится.

Я сидела на мягком диване и листала объявления с просьбами о помощи, когда мой телефон начал звонить. На этот раз на экране телефона, было имя не моей мамы. Я ответила на видеозвонок, и лицо Джесс появилось на экране.

— Привет, незнакомка, — сказала она с ухмылкой. — Мы с Хамильтоном едем оторваться сегодня ночью, хочешь с нами?

Позади нее, стоял Хамильтон и снимал рубашку. Я ничего не могла с собой поделать и просто смотрела на его мощное тело с загорелой кожей и мышцами. Черт. Он выглядел прекрасно.

— Я буду воспринимать твое пускание слюней, как «да», — поддела меня Джесс, тем самым переводя мое внимание с Хамильтона на себя.

Хамильтон повернул голову к нам и посмотрел на свой пресс, потом игриво провел пальцами по нему. Я прекрасно знала, что он делает — и мне это нравилось.

Постойте, нет. Мне это не нравится. Плохая, плохая, очень плохая Вера.

— Я не пускаю слюни, — быстро возразила я. — И куда мы пойдем? Я даже не уверена, что ты мне нравишься, ты помнишь это?

Хамильтон усмехнулся и взял черную футболку, прежде чем надеть ее.

— Джесс, ты обидела мой маленький лепесток розы? — спросил он.

Лепесток розы? Почему эти его слова вгоняют меня в краску?

Глаза Джесс расширились.

— Ммм, твой? — спросила она, а потом продолжила: — Ииии, вооозмоожжноо.

— Давай, Лепесток. Пойдем с нами. Разве ты не хочешь познакомиться с новыми людьми? Ты же хочешь найти друзей, верно?

— Куда мы пойдем? — спросила я.

Мои мысли все еще возвращались к тому папарацци, который сфотографировал меня возле магазина. Что, если они увидят меня и Хамильтона вместе? Но это же нормально, да? Проводить время с… дядей?!

— Группа моей девушки играет в местном заведении. У нее реально хорошо получается, в прошлый раз пришло аж десять человек. Надеемся, что сегодня будет пятнадцать. Ну пойдем, нам нужны все силы, которые мы только можем собрать.

— В какой группе она играет? — спросила я.

— Это что-то среднее между полькой и альтернативным скримо.

— Звучит ужасно. — Я скривила лицо в отвращении.

Хамильтон откинул голову назад и засмеялся.

— Это то, что я и сказал! — ответил он.

Джесс взяла что-то в руки и прицелилась этим в его голову.

— Ребят, ну пожалуйста! Я просто пытаюсь поддержать свою девушку.

Я закусила губу прежде, чем ответить:

— Я не уверена, что мне стоит идти. За мной проследили папарацци до магазина, и я думаю, что мне не нужно давать им повод, для новых заголовков.

— Я много лет избегал журналистов. Лепесток, ты уже вчерашняя новость, — лениво растягивая слова, ответил Хамильтон. — Они не найдут тебя там, а если найдут, я сделаю что-нибудь очень скандальное, и их внимание будет полностью сосредоточено на мне.

— Ты уверен? Это все в новинку для меня, и я просто не хочу…

— Все будет хорошо! Обещаю, — заверил меня Хамильтон.

— Ты будешь меня еще допрашивать? — спросила я Джесс, изогнув брови.

— Я клянусь, больше не буду задавать тебе миллион разных вопросов, — пообещала она, показав мне свой мизинец.

— Хорошо, — согласилась я. — Напиши мне адрес и во сколько начало.

— Я знала, что ты мне нравишься, — ответила эта врушка. — Начало в десять.

— Отлично, увидимся там. Если что, могу опоздать. Я все еще пытаюсь разобраться с общественным транспортом.

— Я заеду за тобой, — крикнул Хамильтон через плечо.

— Все нормально…

Он подошел и выхватил телефон у Джесс. Когда тот полностью оказался в кадре, я сглотнула. Боже, почему Хамильтон такой горячий? Он был настолько близко, что я могла увидеть каждую черту его идеального лица.

— Я заберу тебя через тридцать минут. Напиши Джесс свой адрес.

Я просто кивнула, потому что не могла сказать ни одного чертового слова.

— Лепесток, я заставляю тебя нервничать? — спросил он, уловив мое настроение.

— Нет, — ответила я, выпрямив спину.

Я не знала, что ему ответить. Разговор с Джеком засел глубоко в моей голове. Он был слишком сосредоточен на своем имидже, и по каким-то неведомым пока мне причинам — Хамильтон был изгоем. Как это будет выглядеть, если я влюблюсь в своего… дядю? С такой новостью Сеинт мог бы заработать миллионы. Я даже засмеялась, это же просто глупо и абсолютно не имело никакого значения. Я ведь даже не интересна Хамильтону. Все это больше напоминало игру, в которую я играю, но при этом не знаю правил.

— Ты чувствуешь это, не так ли? — облизал губы Хамильтон, а его глаза потемнели, и он склонил голову на бок. — Между нами химия.

Я сглотнула, мои глаза расширились в шоке, от его утверждения.

— Хамильтон, ты действительно думаешь, что между нами есть химия? — спросила я, не понимая, почему цепляюсь за его слова, как за воздух

— Я задыхаюсь от этого напряжения между нами, Лепесток. Мой член становился чертовски твердым, стоило мне только подумать о тебе. — Хамильтон усмехнулся и отстранился. — Надень что-нибудь развратное.

Я покачала головой, не понимая почему у Хамильтона такие резкие перепады настроения.

— Мой дядя извращенец?!

Он откинул голову назад и засмеялся.

— Я дядя, который собирается помочь тебе заняться сексом и немного расслабиться. Тебе просто нужно, чтобы твою киску хорошенько вылизали. К черту аналогию с розой. Лепестки нужно собрать, Наблюдательница.

В горле пересохло. Что-то изменилось в Хамильтоне сегодня, он более наглый.

— Я надену то, что захочу.

— Правильно, девочка, — отозвалась Джесс.

И в этот момент Хамильтон просто повесил трубку.

Я разглаживала ткань своей любимой футболки, когда в мою дверь постучали. Я решила надеть черную джинсовую мини-юбку, с массивными ботинки и завязала футболку на талии, оставив полоску загорелой, подтянутой кожи между юбкой и футболкой, а мои волосы спадали на плечи. Каждая деталь моего образа была выбрана с учетом пожеланий Хамильтона.

Я не могла не думать о его словах…

Лепестки нужно собрать.

Я прижала указательный палец к нижней губе, представляя его полные губы на моих. Влечение такая переменчивая штука. Как что-то настолько недосягаемое, запретное, могло быть таким желанным? С тех пор, как наши с Хамильтоном глаза встретились, я чувствовала эту грязную потребность в нем. Все это неправильно. Но прекрасно понимаю, насколько рискованно мне проводить с ним время. Мечтать о Хамильтоне Борегаре, то же самое, что во время грозы стоять с металлическим стержнем в руках. Риск получить удар молнии будоражил. Из соображений о самосохранении ты носишь резиновые сапоги и идешь дальше танцевать в сильную бурю.

Мама разочаруется во мне. Что-то подсказывало мне, что ей не понравится, что она не хотела бы, чтобы я фантазировала о младшем брате ее мужа. Это слишком скандально, слишком запретно. И конечно же, был еще вопрос взаимности моих чувств: Хамильтон то слишком холодный ко мне, или же наоборот, уделяет мне слишком много внимания. Все, что могло быть между нами, будет: грубым, страстным и, что самое ужасное, временным. Я не была уверена, что риск того стоил.

Я могла бы просто переспать с ним, но что-то подсказывало мне, что Хамильтон будет другой. У меня был секс раньше, но слова мамы все еще глубоко сидели в моей голове и диктовали то, как я себя чувствовала. Каждый раз, когда трахалась, была настолько в своих мыслях, что редко кончала. Я нуждалась в физической близости, может пришло время перестать маминым заскокам и травмам диктовать мою сексуальную жизнь?

Но как молния, Хамильтон погубит меня.

Он снова постучал, я откашлялась, прежде чем ответить.

Легкий шлейф его одеколона ударил мне в нос в момент, когда я его увидела. Хамильтон выглядел чертовски сексуально в черных джинсах и в подходящей темной футболке. Его темные волосы, слегка волнистые, все еще были влажные, будто сразу после душа он поспешил ко мне. В переднем кармане его джинсов увидела четкие очертания пачки сигарет, но я еще не видела, чтобы он курил. Хамильтон пах мятой и табаком.

— Ты приняла мои слова слишком буквально, — сказал Хамильтон, оглядев меня с головы до ног.

Я слегка смутилась под его взглядом. Вздохнув, схватила сумочку и положила в нее телефон.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — шутливо ответила я.

Я уже хотела закрыть дверь, но Хамильтон протянул руки и обхватил мои бедра, потом заволок меня обратно в квартиру и закрыл дверь.

— Ч-ч-то ты делаешь? — прошептала я.

Хамильтон коснулся теплыми руками моей голой кожи над поясом юбки, дразня меня. Я боролась из-за всех сил, чтобы мои глаза оставались открытыми.

— Нам стоит поговорить о паре вещей, — прошептал он с гордой и соблазнительной ухмылкой.

— Оу, — вздрогнула я. — О чем именно?

— Сегодня у нас свидание, — ответил он. — Я просто хочу, чтобы ты точно знала, что между нами.

— Хамильтон, мы не можем просто взять и пойти на свидание. Как это вообще может получиться? — Он не проявлял ко мне интереса до этого момента.

— Я не могу перестать думать о том, как ты смотришь на меня этими большими, карими глазами. У меня есть теория.

— Теория?! — Я сглотнула.

— Наполовину гипотеза, наполовину теория. Мне интересно, если я проскользну в тебя, твои губы раскроются с выдохом? У меня нет привычки отказывать себе в удовольствиях, но я думаю, что ты это уже заметила. Поэтому считаю, мы можем провести прекрасное время вместе, Вера.

— Я не думаю, что это хорошая идея, — опешила я. — Все это очень неожиданно.

— Разве это так? — спросил Хамильтон. — Потому что мне вот кажется, что влечение между нами возникло, когда мы впервые встретились. Я знаю, что ты это тоже чувствуешь.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Он проигнорировал и продолжил:

— Ты не можешь поехать в этом, — прошептал он мне на ухо.

Я закусила нижнюю губу, чувствуя, что возбуждение пробирает меня:

— Ну почему?

Он просунул палец в петлю ремня и потянул на себя. Я положила ладони на его грудь:

— Для начала, ты не имеешь никакого права выглядеть так чертовски аппетитно.

— Ты считаешь, что я выгляжу аппетитно? — спросила я. Если честно, то не была готова к тому, что он сделает мне комплимент. Мне хотелось ударить себя за то, как я размякла от его слов.

Он ухмыльнулся и наклонился ближе к моему уху. Я почувствовала, как тот скользил теплым языком вниз по моей шее. Мне было так хорошо, так приятно, и Хамильтон снова прошептал:

— Да, еще как.

— Мне кажется, тебе не нужно этого делать.

— Делать что, Лепесток? — спросил Хамильтон, обхватив руками мою шею.

— Этого всего, это ненормально. Не вздумай целовать меня, — умоляла я, когда его губы оказались в миллиметре от меня.

Он был всегда в одном шагу от того, чтобы накинуться на меня и полностью поглотить. Хамильтон слегка пошатнулся от моих слов, а мои губы приоткрылись во вздохе. Я хотела его в этот момент. Было легко просто раздеться и трахаться с ним в каждом углу квартиры, за которую платит его брат.

Но сдержалась.

— Как пожелаешь, — неохотно ответил он, прежде чем отстраниться. — Никаких поцелуев. Но тебе правда стоит переодеться. Я приехал на мотоцикле и не уверен, что ты захочешь показать всему миру свои трусики.

Я отстранилась и посмотрела на свою юбку, громкий вздох покинул мои губы. Блядь. Я сейчас задохнусь от этого влечения между нами. Стоп, он на мотоцикле?

— Кто сказал, что я надела трусики? — ответила я, прежде чем успела подумать.

Что насчет признаков, по которым мы определяем нравимся ли мы человеку? Что в Хамильтоне было такого, что заставляло меня нервничать? Может мне просто нужно было с кем-то переспать? Бля.

Хамильтон облизал губы:

— А я вижу ты любительница подразнить, — прошептал он, проводя кончиками пальцев по моему бедру. — Я не могу тебя поцеловать, верно? Что насчет прикосновений, они тоже вне закона?

Я сжала трясущиеся ноги вместе и прислонила лоб к его груди.

— Перестань так делать, — прошептала я.

— Перестать делать что? — спросил Хамильтон, поднимаясь все выше по внутренней части моего бедра, все выше и выше.

— Хватит меня трогать, — сказала я.

Хамильтон обернул руку вокруг моей талии и ухмыльнулся.

— Я просто хочу проверить еще одну вещь, — прошептал он.

Его рука находилась в самом верху внутренней части ноги. Хамильтон прошелся пальцами вдоль темной ткани, которая скрывала мое чувствительное место. Моя юбка была полностью задрана, слава богу, что мы находились в моей квартире, а не в месте, где нас могли увидеть.

— Я хочу, чтобы ты остановился прямо сейчас, — хрипло попросила я.

— Твои мысли чертовски громкие, Лепесток, — произнес он и еще раз провел рукой вдоль ткани назад и вперед. Я сжала пальцами его футболку от этих приятных ощущений. — А еще, ты красивая маленькая врушка.

Он убрал руку, и безумие, которое поглощало меня всякий раз, когда Хамильтон прикасался ко мне, тут же исчезло. Мой телефон начал громко звонить, и я тоже отошла от него:

— Ты чертов извращенец, — выругалась я, достав из сумочки мобильник.

Черт, снова мама звонила.

— Ты собираешься ответить на звонок? — дразняще спросил он.

— Нет, идем.

У меня не было ни малейшего желания общаться с матерью, когда Хамильтон находился со мной в одной комнате, ну и к тому же, я все еще избегала ее. Он поднял обе брови.

— Ты не будешь переодеваться?

Наверно, мне стоило бы это сделать, но я чувствовала себя как-то странно, поэтому просто покачала головой.

— Что ж, тогдапоехали, — ответил он, прежде чем схватил меня за руку и вытащил из квартиры.

Я заперла дверь, и мы спустились на парковку. Молча, он отпустил мою руку и уже самостоятельно продолжил идти к своему мотоциклу.

Одним ударом ноги, двигатель сразу же завелся.

Я серьезно задумалась над тем, чтобы остаться. Ночной воздух все еще был теплым, но по моей коже пробежал холодок.

Что же я творила?

Я одернула юбку и залезла на заднюю часть сидения его мотоцикла. Потом придвинулась к нему, чтобы весь мир не увидел мои черные, кружевные трусики. Черные, кружевные, промокшие трусики. Я обняла его за талию и прижалась щекой к его мускулистой спине, параллельно вдыхая его запах, пока у меня была на это возможность.

Когда он выехал с парковки, я уже практически забыла, что это неправильно, хотеть Хамильтона Борегара.

Глава 7

Местом проведения концерта была маленькая кафешка, расположенная недалеко от кампуса. Когда я вошла сюда, мне в нос сразу ударил запах травки и пота. Здесь было немноголюдно, но небольшая сцена в передней части была заставлена инструментами и различными проводами. Все это выглядело так, будто сейчас загорится. Хамильтон переплел наши пальцы.

— Давай выпьем чего-нибудь, — предложил он и потащил меня по паркету к бару, за которым стоял парень в топе.

— Бутылочку Пепси и скотч со льдом, пожалуйста, — заказал он.

Я подняла брови, мне абсолютно не нравилось то, что Хамильтон заказал для меня. И сразу же вспомнила о нашем разговоре на кухне. Но с другой стороны, мне не хотелось напиваться сегодня, я и так еле-еле могла контролировать себя трезвой, не говоря уже о том, что могло произойти, когда алкоголь будет в моей крови.

— Я слишком маленькая для тебя, — сказала я себе под нос, когда бармен поставил передо мной винтажную бутылку Пепси. Взяв бутылку в руки, я сделала долгий, медленный глоток, пузырьки приятно щекотали мое горло.

— Ага, — согласился Хамильтон и взял свой стакан в руки. — Слишком маленькая, слишком невинная, слишком запретная. Я думаю, это то, что меня в тебе и привлекает, — наконец, признался он.

— Ах, а я думала, что тебя привлекает мой внутренний мир, — ответила я и скрестила руки на груди, при этом все еще держала бутылку с Пепси сжатой в руке.

Хамильтон кинул пару купюр бармену и повел меня к дальней стене с десятками разных картин. Здешняя атмосфера была теплой, манящей и чувственной. Через динамики лилась джазовая музыка, Джесс удалось собрать не более пятнадцати человек в этом маленьком пространстве, а я все еще думала о словах Хамильтона.

Это то, что меня в тебе и привлекает…

Все это было больше похоже на фетишизм, чем на свидание.

Не то чтобы я хотела, чтобы это было свидание, но Хамильтон меня даже и не спрашивал — просто поставил меня перед фактом.

— О чем ты думаешь? — Хамильтон навис надо мной, его дыхание щекотало мне шею, пока он вдыхал мой аромат.

— Да так, ты не стыдишься того, что хочешь трахнуть свою племянницу. Но есть одна проблема — я этого не хочу, — слова покинули мой рот еще до того, как я смогла их обдумать.

— Хм, — ответил он, неистовая улыбка тронула его губы. — Итак, мы перешли к траху. Давай вернемся в твою квартиру, ты была даже против обычного поцелуя. И я уверен, тебе не нравится, что мы с тобой на свидании. — Я открыла рот, чтобы возразить, но Хамильтон приложил указательный палец к моим губам, тем самым давая мне понять, что мне нужно заткнуться. — А теперь ты обвиняешь меня в том, что я делаю что-то плохое. Интересно.

Я глубоко выдохнула, желая, чтобы меня убили прямо здесь и сейчас, и мне не пришлось бы видеть самодовольную мину на его идеальном лице.

— Я не хотела…

— Конечно, ты хотела этого. Ты не говоришь ничего из того, что не имеешь в виду, не так ли, Вера? Ты предельно уверена в тех вещах, которые говоришь, делаешь и хочешь. — Он облизал губы и сделал глоток своего напитка. — Скажи мне, Вера, ты развила чувство самосохранения со временем или это передалось тебе от матери?

— Не нужно сюда приплетать мою мать, — быстро ответила я.

Хамильтон улыбнулся, будто точно знал, за какие веревочки нужно тянуть, чтобы спровоцировать меня.

— Не-а, — уже мягче продолжил он. — Я не какой-то извращенец и не дрочил на видео с инцестом на Порнохабе, думая о тебе. На самом деле, я даже не считаю нас семьей. Твоя мать просто вышла замуж за моего засранца-брата, но мы не росли вместе. Ты просто красивая девушка, которая видела, как я жестко трахал какую-то женщину на свадьбе моего брата.

Я сглотнула от его слов. Мое сердце бешено колотилось от похоти и потребности в этом мужчине.

— Я прекрасно знаю, что ты на десять чертовых лет младше меня. Ты горячая, Вера. Мне не нужно больше причин, чтобы хотеть тебя. Я понимаю, что это влечение погубит нас обоих. Так что заткнись и наслаждайся вечером, пока я не вспомнил, что не должен делать ничего, что может испортить драгоценную репутацию нашей семьи.

Я должна была сказать хоть что-то, но просто смолчала. Мне хотелось встать на цыпочки и прижаться к его идеальным губам.

Хамильтон был прав, это только вопрос времени, когда какое-то дерьмо выплывет наружу. В конце дня я пообещала сама себе, что не сделаю ничего, что бы могло навредить маме.

Одно прикосновение могло погубить нас. Один поцелуй мог положить конец нашей маленькой семье.

Лайла Борегар достойна лучшего, а я слишком много перенесла, чтобы все испортить из-за одного симпатичного парня.

Одного симпатичного, опасного парня.

Одного симпатичного, опасного, извращенного, соблазнительного парня.

— Хамильтон, — позвал тихий голос позади нас, — ты не видел Джесс?

Я повернулась и увидела, что к нам идет девушка с длинными зелеными волосами. К ее векам были приклеены накладные ресницы, напоминающие паучьи лапки, а прямо над верхней губой у нее красовалось родимое пятно. Она была одета в настолько короткое платье, что, если сделает хотя бы одно неверное движение, — все увидят ее трусики. А ее маленький носик был настолько милым, что мне хотелось дотронуться до него.

— Ага, она пошла собирать еще людей для вашего шоу и будет здесь с минуты на минуту, — ответил он ей.

Должно быть, это девушка Джесс. Она выдохнула с облегчением и перевела взгляд на меня:

— Привет, — поздоровалась она хриплым голосом. — Я Инфинити, девушка Джесс.

— Приятно познакомиться, — ответила я с улыбкой. — Я Вера, ммм… подруга Хамильтона.

Я ж его подруга? Во всяком случае, «подруга» звучит лучше, чем племянница, а уж тем более лучше, чем если бы я назвалась его девушкой. К тому же, пятнадцать секунд назад я решила, что это не может быть свиданием, несмотря на то, что этот парень был чертовски горяч.

— Я так много слышала о тебе. Прости, Джесс иногда может быть такой сукой. Я не думаю, что она действительно хотела накинуться на тебя, — начала Инфинити. — Черт, моя группа — отстой. Эта дамочка уговорила хозяина этого заведения позволить нам играть здесь раз в месяц. Она тащит любого, кого встретит, к нам на шоу.

— Нет, это неправда. Мы все здесь по своему желанию. Ты будешь звездой, — пробормотал Хамильтон.

— Хорошо, продолжай врать, и я заставлю тебя выйти на сцену в качестве подтанцовки. Ты же знаешь, если я захочу, Джесс заставит тебя.

Глаза Хамильтона расширились:

— Что ж, я не знаю, как правильно на это ответить, поэтому просто возьму свою племянницу, которая по совместительству моя подруга и девушка, с которой у меня сегодня свидание, и мы пойдем займем место за столиком.

Инфинити изогнула брови и слегка улыбнулась. В этот момент мне хотелось ударить Хамильтона.

— Он просто шутит, — пробормотала я, его рука легла мне на поясницу, и он повел меня к столику с двумя стульями.

Как только мы сели за столик, я сердито посмотрела на парня:

— И зачем ты это сказал? — прошипела я. — Вот так и появляются слухи.

— Инфинити ничего не скажет, а еще мне нравится смотреть, как ты смущаешься. Когда ты назвалась моей подругой, я понял, что обязательно должен подразнить тебя по этому поводу. — Хамильтон положил руку мне на бедро и усмехнулся.

Тепло его руки отзывалось покалыванием в месте прикосновения. Он издевался надо мной, а моему либидо, видимо, это очень даже нравилось.

— Эм. — Я убрала его руку. — Когда начнется шоу?

— Через тридцать минут. Как твоя мама и Джозеф познакомились? Ты же не всегда жила здесь, верно?

Я не ожидала, что Хамильтон спросит меня об этом, но его вопросы казались вполне нормальными, он просто хочет узнать меня поближе.

— Когда была в восьмом классе, мы переехали в город в трех часах езды от Атланты. Мама хотела, чтобы я училась в лучшей государственной школе и получила полную стипендию в университете. Она нашла работу гувернанткой, и домовладелец позволял нам жить в их переоборудованном гараже. Он был похож на маленькую квартиру, но я ходила в действительно хорошую школу. Так как мама работала не целый день, ночью она работала в каком-то ресторане и получала хорошие чаевые.

Все время, пока я говорила, Хамильтон смотрел на меня. Это была достаточно обычная история, но я пропустила те части, где чувствовала себя изгоем в той школе. Когда люди узнавали, что моя мама работала у одной из самых богатых семей города, они вели себя так, будто я недостойна дышать тем же воздухом, что и они. Мне приходилось работать в три раза упорней, чтобы доказать, что чего-то стою. Я полностью фокусировалась на учебе и общалась только с несколькими людьми. Когда закончила школу, выдохнула с облегчением, но никогда не забуду, как мама плакала, когда я говорила прощальную речь.

— Думаю, Джозеф пошел поесть в ресторан, где работала мама, когда был в городе. Они нашли общий язык, сходили на пару свиданий и, бам, они вместе.

Я пожала плечами, не зная больше никаких деталей. Мама никогда не делилась подробностями своей личной жизни со мной. Сначала она была одинокая и много работала, а потом мы переехали сюда, чтобы та могла быть вместе с Джозефом. Слава богу, я успела закончить школу до того, как мы переехали. Я бы расстроилась, если бы мои одноклассники не услышали мои прощальные слова.

— Это не похоже на моего брата, — признался Хамильтон. — Твоя мама красивая женщина и определенно не из круга Джозефа, а он самый расчетливый человек, которого я только знаю. Жениться на ком-то, с кем он встречался всего несколько месяцев, совершенно не в его стиле. Я думаю, что он скорее бы женился на ком-то, с кем его свел Джек. Не то чтобы я злился на то, что он пошел против этого. Просто… любопытно.

Я выдохнула:

— Я просто хочу, чтобы она была счастлива. — И снова эта проклятая фраза. Чем больше я говорила ее, тем больше переставала верить своим же словам.

— А что насчет тебя? — спросил Хамильтон.

— А что я?

— Знаешь, ты тоже можешь быть счастлива, — прошептал Хамильтон, прежде чем снова положить руку мне на бедро. На этот раз я не стала ее отталкивать.

Я слегка усмехнулась. Я счастлива. Очень счастлива. Скоро пойду в универ, и мне было, где жить. Что еще мне могло понадобиться?

— Ты думаешь о том, насколько счастлива прямо сейчас? — спросил Хамильтон.

Он что, умел читать мысли?

— Я абсолютно счастлива, — ответила я, хотя мой голос казался натянутым, а зубы были стиснуты так сильно, что я думала, еще чуть-чуть, и они треснут.

Какое, черт возьми, это имело значение? Обо мне позаботились. Я добилась успеха, верно?

— Ты могла бы быть психологом. — Я снова перевела все свое внимание на Хамильтона. Так безопаснее. — За эти годы я повидал достаточно, чтобы мог назвать тебя экспертом. — Он потер мое бедро большим пальцем, прижимая подушечку к моей обнаженной коже. Я сглотнула. — Я нашел свою мать, когда она… умерла.

Мои плечи опустились, и я почувствовала, что смягчаюсь от жалости к нему.

— Мне так жаль…

— Я сказал тебе это не потому, что нуждаюсь в жалости, Лепесток. Мой первый психолог уволился после восьмого сеанса. Она сказала, что мне тоже позволено быть счастливым и не нужно оплакивать свою умершую мать до конца жизни. Я ответил ей, чтобы она валила к черту и спрыгнула с моста.

Мои глаза расширились. Святое дерьмо.

— Думаю, она была ужасным психологом. — Хамильтон кивнул.

— Я просто пытаюсь сказать тебе, что ты можешь не быть счастливой, и это нормально. Счастливой быть легче, но если ты хочешь узнать себя по-настоящему — позволь себе быть той, кем действительно хочешь. Ты будешь горячей, даже если будешь злюкой.

Хамильтон наклонился и поцеловал мою шею. Его губы коснулись мочки моего уха. Я ерзала на своем месте, пока тот поднимал руку все выше и выше, и осматривала комнату. Кто-нибудь смотрел на нас?

— Расслабься. Сейчас есть только ты и я, Лепесток. Давай немного понюхаем розы? — спросил он, прежде чем прикоснуться кончиком среднего пальца к месту, которое так отчаянно нуждалось в нем.

— Пожалуйста, остановись, — захныкала я, совершенно не имея это в виду.

— Поцелуй меня, и я отстану от тебя. — Хамильтон коснулся моих губ своими. Это было мягкое требование. Я быстро прикоснулась к его нижней губе, жаждая продлить горячее прикосновение.

— Дразнишь меня, — отчитал он меня хриплым шепотом.

— Я не собираюсь тебя целовать, Хамильтон, — пообещала я. — Ты и я? Мы будем катастрофой, — пробормотала эти слова болезненно близко к его идеальным губам, прежде чем отстраниться и выпрямить спину.

— Не могу дождаться, когда сломаю тебя, Лепесток.

Я взяла свою Пепси и сделала глоток, прежде чем откашляться.

— Если честно, я хочу тебя, Хамильтон, — призналась я. — Ты привлекательный и опытный.

Он ухмыльнулся.

— Ну, что тогда тебя останавливает?

— Ты когда-нибудь ломал чью-то жизнь? Я имею в виду, действительно портил ее — намеренно или нет? — Выражение его лица стало серьезным. Я ждала, что он ответит мне, но он продолжал молчать, поэтому продолжила: — Не хочу привлекать к себе внимания, потому что я продукт самой болезненной вещи, которая когда-либо случилась с моей матерью. Я живое, дышащее представление ужасных вещей. Я перфекционистка и мученица, которая действует спонтанно — а это и было спонтанное действие — поцеловать тебя было бы слишком безрассудно и рискованно. Нравится тебе это или нет, но ты брат Джозефа. Мне не нужны ни твои оргазмы, ни твои жаркие слова, ни твое искушение, Хамильтон. Я не настолько глупа, чтобы думать, что я для тебя нечто большее, чем игра, доставляющая удовольствие, и не хочу рисковать материнским шансом на счастье.

Мы еще раз обменялись горячими взглядами. Что-то промелькнуло в его выражении, решительная перемена в его поведении застала меня врасплох. Сначала я прервала наш зрительный контакт, чтобы осмотреться. Этот разговор выбил меня из колеи, и я совершено забыла, что мы находились в комнате, полной людей.

Только когда мой взгляд остановился на знакомом лице, моя кровь похолодела.

— Сеинт, — прошептала я, прежде чем отстранилась от Хамильтона.

— Что? — спросил он.

— Сеинт. Он здесь, — выдавила я, мое сердце бешено колотилось. Хамильтон развернулся на своем месте и выругался. Сеинт был одет в джинсы и обтягивающую рубашку. Он поднял стакан в руке с довольной ухмылкой на лице. Он сделал снимок? Вот дерьмо. Хамильтон и я сидели ужасно близко.

Хамильтон встал как раз в тот момент, когда группа вышла на сцену. Джесс перехватила его, а я начала задыхаться. Сеинт собирался преследовать меня повсюду? Мы с Хамильтоном завтра попадем на все обложки страны? В глазах слегка потемнело.

— Мы — Дает Фан, — мягко сказала Инфинити в микрофон. — И сегодня мы сорвем вам крышу.

Заиграли барабаны, и Инфинити тут же закричала в микрофон. Я попыталась найти Сеинта глазами, но он исчез в коридоре. Джесс все еще болтала с рассерженным Хамильтоном. В груди было так чертовски тесно.

Почему он был здесь?

Я встала и направилась к двери. Никаких скандалов. Я не могла ничего испортить. Мои глаза горели от слез. Прийти сюда было такой ошибкой.

— Вера! — позвал Хамильтон меня, его низкий голос перекрывал музыку.

Я проигнорировала его и вышла из кафе, теплый воздух ударил мне в лицо, как только выбралась наружу.

Стоя на тротуаре, я позвонила единственному человеку, которому могла доверять в этом мире.

— Мама?

— Наконец-то ты позвонила мне! Детка, уже поздно. Как дела?

— Ты дома?

— Ага. Наш рейс прибыл несколько часов назад. Что-то случилось?

— Ты можешь приехать ко мне?

Глава 8

Я сидела в Макдональдсе, который находился ниже по улице, когда мама выскочила из новенького Эскалада. Она была в пижаме, а волосы были накручены на бигуди. Я улыбнулась, увидев решительный взгляд на ее лице:

— Где он? — Ее голос сорвался, когда я встала со своего места и обняла ее.

— Не знаю, он исчез, когда группа начала играть. Я ушла оттуда и позвонила тебе, пока шла сюда.

Но не упомянула, что была с Хамильтоном, но знала, что это всего лишь вопрос времени, в конечном итоге, мама все равно узнает, что я была с ним.

— Джозеф уехал в офис, чтобы поработать над чем-то для Джека. Но он заверил меня, что Сеинта задержали. Я не могу поверить, что он преследует тебя. — Мама громко выдохнула, а я улыбнулась тому, насколько она переживала.

— Можешь просто отвести меня домой? — спросила я.

Это была длинная ночь, и единственное, чего мне хотелось, это закрыть двери своей квартиры на все замки и свернуться калачиком на своей кровати. Наверное, мне нужна была собака. У квартиры была охранная система, но я посмотрела достаточно программ про преступления, чтобы понимать, ничто не остановит поехавшего человека.

— Может, стоит пойти в полицию? Я не уверена, что у тебя безопасно. Хочешь, чтобы я осталась с тобой?

Я вздохнула и обняла ее, она пахла кофе и кремом с корицей.

— Ага, это поможет мне почувствовать себя намного лучше.

Мы сели в ее машину, и мама следовала моим указаниям, как добраться до квартиры. Телефон в моей сумочке продолжал звонить. И Джесс, и Хамильтон звонили мне уже миллион раз, но я не хотела говорить с ними двумя. Мне просто нечего было им сказать. Я отправила им двоим сообщение о том, что со мной все хорошо, и я еду домой, но эти сообщения были без особой страсти.

— Не могу понять, что не так с этим парнем. Он же репортер? — бормотала мама, сворачивая на парковку. — Почему он думает, что тебе есть, что рассказать, а?

Она покосилась на меня.

— Детка, с кем ты была в этом кафе? — Я сглотнула.

— Соседка Хамильтона пригласила меня. Ее девушка играет в группе, которая как раз таки выступала там, — объяснила я, надеясь, что дальше не последует никаких вопросов.

— Хамильтон? Тот, который брат Джозефа? — спросила она с удивлением на лице.

— Ага, ты же знаешь, он помог мне, когда впервые появился Сеинт. Я познакомилась с его соседкой, и она оказалась очень милой. Думаю, что им просто стало жаль меня из-за того, что я никого здесь не знаю, и поэтому решили меня пригласить, — пыталась объяснить, но на самом деле, это вовсе не было похоже на приглашение из жалости. Это скорее было свидание. Свидание, которое превратилось в ад в тот момент, когда я увидела Сеинта. Хотя знала, что маме лучше знать правду, особенно если Сеинт успел сделать нашу с Хамильтоном общую фотографию. Как для членов семьи, которые вместе наслаждаются концертом, это выглядит слишком многообещающе. И если все же фотография была, к завтрашнему дню она будет во всех газетах.

Но пока я не хотела говорить ей об этом. Не могу поверить, что я все испортила.

Мы вышли из машины и направились к дому:

— Джозеф много рассказывал мне о своем брате, — ответила мама, потягивая пижаму. — Детка, я не уверена, что тебе стоит проводить с ним время.

Я знала, что она права. Хамильтон — одна сплошная проблема. Но что-то у меня внутри сломалось от ее слов. Мне не хотелось оставаться в стороне. Неужели я настолько одинокая, что рискнула бы всем ради интрижки на одну ночь? Потому что это все, что он готов мне дать. Одну. Ночь.

— Что Джозеф говорил о нем? — пробормотала я.

— Только то, что он всегда был диким ребенком. Несколько лет назад серьезно сидел на наркотиках. Джозеф не уверен, что он излечился. Но тогда он был очень зависим, врал все время — и, видимо, у него хорошо это получалось. Он мог убедить любого в чем угодно.

Я сглотнула, пока мы шли к моей квартире. После того, как повернули в коридор, где находилась моя дверь, и резко остановилась, увидев, что кто-то стоит, прислонившись к моей двери.

— Черт, — выругалась я.

На потолке была лишь одна тусклая лампочка, которая отбрасывала немного света. Неужели Сеинт здесь?

— Кто это? — прошипела мама, хватая меня за руку.

Тем временем этот человек повернулся к нам лицом, и мы обе выдохнули с облегчением.

Хамильтон.

Он побежал ко мне по длинному коридору. В момент, когда подошел достаточно близко, Хамильтон крепко обнял меня:

— Ты напугала меня до чертиков, — сказал он с проклятием.

Я чувствовала себя неловко и странно в его объятиях, моя мама цокнула языком рядом с нами.

— С тобой все хорошо? Сеинт ушел быстрее, чем я смог с ним поговорить. Уверен, ты очень напугана.

Потом обхватил мое лицо своими руками и посмотрел в глаза, отчего бабочки запорхали в моем животе.

Мама прочистила горло.

— Хамильтон.

Он не отпустил меня и даже не взглянул на нее. Наши глаза находились в плену друг друга. Казалось, что Сеинт не появлялся, а моя мама не стояла здесь, рядом со мной.

— Хамильтон? — обратилась я. Он отошел от меня и поправил футболку.

— Привет, Лайла, рад снова с тобой встретиться, — сказал он моей маме, заключая ее в объятия.

Она похлопала его по спине, и они отстранились друг от друга.

— Хотела бы я, чтобы это было при других обстоятельствах, — ответила мама, оглядывая его сверху вниз. — Я не знала, что ты и моя дочь настолько близки.

Хамильтон вежливо ей улыбнулся.

— Семья очень важна для меня, Лайла.

Мой живот скрутило от его слов. Пока я стояла, лишенная дара речи, мама ответила ему:

— Ага, поняла. С нами все хорошо. Спасибо, что проведал, дальше я справлюсь сама. Джозеф пообещал мне, что позвонит в полицию.

— Ты, наверное, захочешь рассказать им и об этом тоже, — сказал Хамильтон, указывая на мою входную дверь.

Рассказать им про что? Нахмурив брови, я посмотрела в сторону своей квартиры. Увидев что-то белое, мои ноги сами по себе понесли меня к разорванному листку бумаги, приклеенному скотчем к двери. Мое сердце бешено колотилось. Мама позвала меня по имени, но это не остановило меня. Когда я увидела грязно написанную записку, кровь застыла в моих жилах.

Вера,

На данный момент,

Я сохраню твой секрет.

— С.

— Он был здесь, — провизжала мама. — Я звоню в полицию.

Она достала телефон и набрала девять-один-один, а я повернулась и посмотрела на Хамильтона.

Он выглядел пугающе спокойным, но в его взгляде была огненная решимость. Его темные пустые глаза смотрели со зловещей угрозой. Черт. Это было слишком.

Хамильтон и полиция уже давно уехали. К тому времени, как мы дали показания, и у меня провели обыск квартиры, было три часа ночи. Мама мирно дремала на матрасе рядом, одна ее рука лежала на животе, а другая за головой. Я чувствовала себя в большей безопасности, зная, что она со мной, но все еще не могла заснуть.

Хамильтон исчез в тот момент, когда мы позвонили Джеку и рассказали, что случилось. Часть меня почувствовала облегчение, но другая часть чувствовала себя в большей безопасности рядом с ним. Я не мыслила здраво, когда убегала из того кафе, мне просто нужно было уйти от этого мужчины, который преследовал меня. Я боялась, что мое влечение к Хамильтону может разрушить новый брак мамы. Не говоря уже о том, что это вызовет новые слухи.

Несмотря на то, что охрана была припаркована на стоянке возле дома, а рядом спала мама — мне все равно было страшно.

Сеинт не выглядел угрожающе, скорее жутко, странно и агрессивно. Меня больше пугало его вторжение в мою личную жизнь, чем его постоянно присутствие.

Если бы у него не было пушки, я бы смогла хорошенько надрать его тощую задницу. Именно его непредсказуемость и власть, которую он имел надо мной, делали его более угрожающим.

Мой телефон, лежащий на тумбочке, завибрировал. На экране высветилось сообщение.

Хамильтон: С тобой все хорошо?

Я: Не могу уснуть.

На экране то появлялись, то пропадали точки, которые означали, что он набирает текст. Когда от него наконец-то пришло сообщение, я крайне удивилась вопросу.

Хамильтон: Почему ты убежала из кафе?

Я закусила губу, пытаясь понять, как ответить таким образом, чтобы это звучало разумно.

Я: Думаю, я была в состоянии «бей или беги», поэтому ушла оттуда так быстро, как только могла.

Хамильтон: Это было так странно, я чертовски волновался за тебя. Если бы ты была рядом со мной, я бы перегнул тебя через свое колено и отшлепал твою шикарную задницу до красноты.

Я сглотнула и, не моргая, смотрела на его сообщение, перечитывая еще раз, и еще раз, и еще раз.

Встав с кровати, пошла в гостиную, оставив маму спать одну. К тому времени, как я умостилась на кожаном диване, Хамильтон успел прислать мне два сообщения.

Хамильтон: Ты где?

Хамильтон: Лепесток, вернись. Не нужно бояться.

Я: Я и не боюсь.

Хамильтон: Нет, боишься. Так чего же?

Проведя языком по нижней губе, схватила одеяло и набросила на голые ноги.

Я: Сеинта. Разрушить новый брак мамы. Не быть достаточно хорошей.

На самом деле два последних пункта я не отправила. Это как-то слишком лично, и я не уверена, что Хамильтон успел заслужить мое доверие. Мы едва ли знали друг друга. Влечение однозначно было, но что-то большее? Не думаю.

Хамильтон: Хочешь, чтобы я помог тебе подумать, о чем-то другом?

Я: Что ты задумал?

Эти дразнящие точки несколько раз моргнули в чате, а я, затаив дыхание, ждала от него сообщения. Прошли минуты, и я уже практически полностью была уверена, что не получу ответа, но мой телефон зазвонил:

— Алло, — ответила я уставшим голосом.

— Во что ты одета? — спросил Хамильтон глубоким голосом. Эта клишированная фраза прозвучала бы скучно в устах любого, но только не в его.

— В удобную футболку, — призналась я, а Хамильтон усмехнулся.

— Это сексуальная удобная футболка?

— Это обычная белая широкая футболка, которую я ношу с тринадцати лет. Раньше она была мамина.

— Я уже представил тебя в ней. Футболка доходит до середины бедра, а твои соски просвечиваются сквозь тонкую ткань. — Мое дыхание сбилось от его хриплых слов. — Ты одна?

Я судорожно вздохнула и осмотрела гостиную:

— Не совсем, мама спит в комнате.

Хамильтон застыл на секунду, а потом продолжил говорить:

— Тебе не нужно ничего говорить или делать, просто слушай меня, хорошо?

— Хорошо, — промямлила я.

— Вера, я чертовски взбешен, что наша ночь пошла не по сценарию, потому что хотел привезти тебя домой и попробовать на вкус. — Его слова выбили меня из колеи.

— Мы не можем…

— Прямо сейчас мы можем делать все, что только захотим, мы просто разговариваем. — Я услышала, как он втянул воздух. — Я представляю, как уложил бы тебя на свою кровать и снял бы ту твою сексуальную юбочку. Твои чертовски красивые бедра дрожат, а твоя киска очень скользкая.

Мое дыхание участилось, и я тронула свою промежность свободной рукой.

— Ты, однозначно, сказала бы, что это ужасная идея, потому что ты хороший человек и не хочешь принести неприятности людям, которых ты любишь, и потому что тебя учили, что твое тело — маленькая розочка, подходящая для вазы на праздники. Но…

Мою грудь сжало.

— Но? — спросила я, а Хамильтон засмеялся.

— Но я слишком эгоистичный и не позволил бы тебе отговорить меня от самого лучшего пира в моей жизни. Ах, Вера, ты бы извивалась на моих простынях. Я бы попробовал каждую часть тебя. Сосал бы твой нуждающийся клитор, пока ты не стала бы тереться об мое лицо, дергать меня за волосы и трястись всем телом.

— Черт, — выругалась я.

— Я разорву тебя на куски, буду жевать твои шипы и вдыхать твой сладкий аромат. Сожму тебя в своих руках и погублю, Лепесток.

Почему мне казалось, что это самая горячая вещь, которую мне кто-либо когда-то говорил?

— Лепесток, мм? Мне кажется, тебе очень нравится это прозвище, — ответила я.

— Мне больше нравится мысль о том, чтобы трахнуть тебя.

Я представила Хамильтона, лежащим на кровати, его мускулистая рука закинута за голову, а обнаженная грудь, поднимается и опускается с каждым вздохом. Вероятно, он ухмылялся, поднося телефон к уху и ожидая мой стон от его горячих слов.

Я оглянулась на дверь своей спальни, думая о маме и обо всем, чем она пожертвовала, чтобы дать мне хорошую жизнь. Мне нужно сделать все одну вещь: перестать наслаждаться ухаживаниями Хамильтона.

— Знаешь, это же ничего не значит, — продолжил Хамильтон. — Мы просто два человека с безумной химией, наслаждающиеся обществом друг друга. Ты спрашивала меня ранее, разрушал ли я чью-то жизнь? — сказал Хамильтон мягким голосом.

— И?

— И, оказывается, у нас намного больше общего, чем я думал, — признался он.

Что это значило?

Я вздохнула. Как бы весело это не звучало, Хамильтон не стоил такого риска.

— Спокойной ночи, Хамильтон, — прошептала я.

Хотела бы я видеть его лицо. Представляю, как он торжествующе улыбался, как будто слышит нерешительность в моем голосе. Если бы я была другой девушкой, наверное, приехала к нему на такси и позволила ему делать все восхитительно грязные вещи, которые он обещал.

Но я не была никем другим как Верой Гарнер, ненужной дочерью жертвы.

Глава 9

— Детка, все хорошо? — спросила мама, смотря на меня поверх своей чашки.

Она пила латте без кофеина, в котором было больше молока и сахара, чем самого кофе.

Даже с грязными волосами и в той же пижаме, что и прошлой ночью, она выглядела прекрасно. Она, вероятно, могла бы стать моделью, если бы не родила меня.

Мы сидели на моей огромной кухне и разговаривали.

Мама спала практически до обеда, точнее до того момента, пока Джозеф не позвонил.

Мы ели хлопья, сидя за кухонным островком, и пытались осмыслить то, что произошло вчера.

— Ты выглядишь уставшей, — сказала она, скользя взглядом по моему лицу.

На самом деле, она выглядела намного более уставшей, чем я. У нее был джетлаг из-за поездки в Париж, да и плюс ей пришлось заботиться обо мне всю ночь. Чувство вины пронзило меня насквозь.

— Я не особо много поспала этой ночью, — ответила я, и мои щеки покраснели от мысли о том, что не давало мне заснуть.

Это не Сеинт занимал все мои мысли, хотя именно о нем мне и стоило думать. Нет. Большую часть вечера я думала о Хамильтоне. Именно он помог мне не думать о жутком и навязчивом журналисте, который преследовал меня. Вместо этого я представляла все грязные вещи, о которых он говорил.

Его голова между моих бедер.

Щетина трется о нежную кожу.

Мои стоны заполняют комнату.

И его похотливый рот, который заставляет меня кончать снова и снова…

Я сглотнула. Мама начала говорить, вырвав меня из мыслей о Хамильтоне:

— Я могу только представить, насколько этот Сеинт неуравновешенный. Что за люди преследуют эту семью? — Она покачала головой и продолжила говорить: — Мне очень жаль, что тебе пришлось столкнуться с этим. Я понимала, что все изменится после свадьбы, но не представляла, что папарацци настолько безбашенные. Борегары очень известны в нашем обществе, но Джек не какая-то там Ким Кардашьян.

Я прикусила язык. Все становилось только хуже, намного хуже. Джозеф хотел стать политиком. Он поступил в Гринвичский университет на двойную специализацию в области политологии и бизнеса, и, как по мне, был чересчур патриотичным. Его консервативные взгляды, опыт в ведении семейного бизнеса и наследие его отца создавали прекрасный фундамент для его успеха. Мама отрицала это, но то, что происходило со мной сейчас, — лишь верхушка айсберга. Мы должны быть готовыми к тому, что нас будут преследовать всю оставшуюся жизнь. Готова ли к этому мама? Готова ли она к тому, что правда может всплыть? Да, Джек замял это, сделал так, чтобы это дело было недоступным для других. Но в Атланте найдется много желающих продать эту душераздирающую историю тому, кто больше заплатит. И я не уверена, что деньги Борегаров помогут выбраться из этой ситуации. По правде говоря, я удивлена, что это до сих пор не всплыло.

От воспоминания о моем конфликте с Джеком мой желудок скрутило. Каждый в его кругу уже успел осудить мою маму, а когда Джозеф поднимется выше по карьерной лестнице, все станет только хуже.

— Честно говоря, я не удивлена. Так устроен человек, ему интересно, как живут публичные личности. Джек нравится людям, и Джозеф хочет, чтобы его имя было в бюллетенях. Поэтому мы должны привыкнуть к этому, — ответила я.

Политика похожа на жизнь в горящем доме. Вопрос не в том, сожжет ли вас пламя, а когда оно это сделает. Борегары сидят на кухне, пока их гостиная во всю пылает. Интересно, Хамильтон поэтому сбежал на такую работу?

Мама поставила чашку на стол и глубоко вздохнула. Охх. Я знала этот взгляд: губы сжаты в тонкую линию, и в ее глазах явно читалась жалось.

— Давай, выкладывай. Ты выглядишь так, будто тебе есть, что сказать.

Мама закатила глаза, притворяясь игривой, несмотря на сильное напряжение, которое чувствовалось в воздухе.

Что-то было не так.

— Есть пара вещей, которые нам стоит обсудить. Во-первых, Джозеф и Джек хотели бы приставить к тебе телохранителя, прошлая ночь только доказала, что это хорошая затея. Во-вторых, Джозефу предложили работу.

Я нахмурилась:

— Какую работу? Я думала, он хочет заведовать Конгрессом.

— Это был его изначальный план, но сейчас президент — да, сам чертов президент — хочет назначить его министром торговли. Об этом еще не объявляли, но это чертовски хорошая возможность. Он будет самым молодым…

Черт побери. Я не была готова к тому, что она это скажет.

— Тебе придется переехать в Вашингтон? — опешила я.

Мама пыталась сохранять спокойствие, но отсутствие энтузиазма с моей стороны явно ее беспокоило. Она наверное думала, что я обрадуюсь, но я была в ужасе.

— Когда Джозеф займет эту должность, да мне придется переехать. Нам позвонили, когда мы были в Париже. По этой причине Джозефа и не было вчера, он летал в Вашингтон, чтобы посмотреть недвижимость.

То есть он был не в офисе, а в Вашингтоне? Еще одна чертова ложь.

— И Джозеф собирается принять предложение?

Мама поджала губы и поправила пижаму.

— Да.

— Я думала, что вы переедете в дом в тридцати минутах от меня. А теперь оказывается, что ты уезжаешь в другой город. Что мне делать, когда ты уедешь?

— Мы переезжаем на следующей неделе, — сказала мама со вздохом. — Формально он принял эту должность сегодня. Я хотела сказать об этом до того, как это сделает кто-то другой.

— Как ты сказала мне про ребенка? — ехидно спросила я. — Или как я узнала о том, что переезжаю в новую квартиру сама, хотя мы вместе планировали, как я пойду в колледж, еще с трех лет.

— Я думала, тебе понравится квартира! Это лучше, чем то дешевое общежитие, в котором ты была бы без щедрости Джека.

— Так дело не в квартире, а в том, что много чего свалилось на нашу голову, — настаивала я. — Я думала, что моя дальнейшая жизнь распланирована нами, а теперь мне приходится прятаться от агрессивного журналиста, и я хожу в универ, которого даже не было в моем списке, пока ты не вышла замуж за Джозефа. — Я встала со своего места за кухонным островком и подошла к ней. — Мам, ты уверена, что это то, чего ты хочешь? Все детали нашей жизни буду везде. Жизнь Джозефа будет чересчур публичной. Джек был губернатором, и все это случилось, но…

— Никаких но. Моему мужу подвернулась удивительная возможность, и я хочу его в этом поддержать. Мы будем растить нашего ребенка там, в Вашингтоне, и ты можешь приезжать к нам, когда захочешь. Ты уже взрослый человек и не можешь продолжать цепляться за меня. Пришло время тебе жить самостоятельно.

Мои глаза расширились, я знала, что она права. Многие подростки в моем возрасте уезжали в колледж даже без задней мысли. Но в моем случае дело немного в другом: как я смогу убедиться, что с ней все хорошо, когда она в Вашингтоне?

— Много чего свалилось за последнее время, — произнесла я с гневом. — Я не хочу быть навязчивой, но ты мой лучший друг…

— Я твоя мать, Вера, и всегда ей буду для тебя. Детка, пора взрослеть.

— Я не могу поверить, что ты сбросила эту бомбу сразу после того, что случилось со мной прошлой ночью. — Я задрожала, меня переполняли эмоции до такой степени, что я не могла нормально говорить.

— Именно поэтому я и хотела поговорить о персональной охране. Джек и Джозеф думают, что это хорошая идея, пока есть такая проблема в виде журналиста. Я хочу, чтобы ты была в безопасности. Видишь? Я не бросаю тебя.

А мне, блядь, казалось, что она меня ббросала.

— Ага, конечно, — язвительно ответила я. — Мам, мне не нужен телохранитель. Все хорошо.

— Нет, все не хорошо, — возразила мама. — Вера, ты проводишь время с Хамильтоном. Мне не по себе от этой мысли. Он смотрит на тебя так… будто хочет тебя съесть. Не думай, что я не заметила, как он себя вел прошлой ночью. Между вами что-то есть? Ты собираешься учиться в колледже, тебе не нужно отвлекаться. И, Вера, я не думаю, что должна говорить тебе о том, как это безответственно. Технически, он твой дядя.

Мое сердце бешено колотилось, а голова трещала от потока мыслей, и на мгновение, единственное, что я могла слышать, был свист крови в моих ушах. Она хотела, чтобы кто-то защищал меня, или хотела, чтобы кто-то докладывал им о том, где я и с кем?

— Хамильтон — мой единственный друг. Я бы никогда не поступила так с тобой, не могу поверить, что ты вообще спрашиваешь меня об этом. Он просто был добр ко мне. Ты не была рядом в тот момент, когда появился Сеинт, он действительно напугал меня.

— Я была на медовом месяце, Вера! Ты не имеешь права меня обвинять в том, что я счастлива, люблю мужчину и смотрю мир. Мне жаль, что какой-то психопат напугал тебя, но что я могла сделать. Я была в Париже. И не могу проводить каждый день, заботясь о тебе.

Ее слова были похожи на удар под дых.

— Мне не нужно, чтобы ты заботилась обо мне, — прошептала я, чувствуя себя маленьким ребенком. — Это не то, что мне нужно. Я просто не понимаю, почему я не могу общаться с Хамильтоном?

— Потому что Джозеф не доверяет ему. Сейчас я должна во всем поддерживать своего мужа, Вера.

— Как насчет поддержки для меня? Или ты забыла?

— Как я могу забыть?! — воскликнула мама. — Как ты не понимаешь?! Я провела всю свою жизнь, поддерживая тебя. Сейчас моя очередь. Моя очередь получить все, что ты украла у меня.

Глаза мамы распахнулись в удивлении, она прижала пальцы к губам, когда по ее лицу покатились слезы. Такое ощущение, что на меня вылили ведро холодной воды, очень ледяной. Мои эмоции переполняли меня, я не хотела, чтобы она видела, как я ломаюсь.

— Детка, прости, я не хотела.

— Все нормально, —спокойно ответила я, останавливая ее, прежде чем она скажет что-то еще. — Я рада за тебя и Джозефа. Ты права, это эгоистично — вставать на твоем пути. Я хочу, чтобы ты ушла.

— Вера, — плакала мама. Слезы текли по ее щекам. — Вера, мне так жаль. Я не это имела в виду.

— Да, конечно. Пожалуйста, скажи Джеку и Джозефу, что мне не нужен телохранитель. Это будет странно, что за мной ходит кто-то, особенно в новом коллективе, мне не нужно, чтобы за мной следили. Полиция уже делает свою работу. Здесь установили новую систему безопасности. Я не буду больше говорить с Хамильтоном. Не хочу, чтобы ты злила своего мужа. Уверена, что смогу завести много друзей в колледже.

Мама поставила чашку с кофе и вздохнула.

— Я пойду, — прошептала она. — Джек устраивает Джозефу вечеринку в эти выходные, чтобы отпраздновать новую должность. Ты будешь? Я хочу увидеться с тобой перед отъездом. — Ее голос был полон надежды.

— Ага, — ответила я с натянутой улыбкой. — Я буду.

Я всегда буду там, где мама, чтобы поддержать ее.

Мама собрала сумочку и направилась к входной двери. Держась за ручку, она обернулась, чтобы посмотреть на меня через плечо.

— Просто сейчас моя очередь, — прошептала она. — Надеюсь, ты сможешь это понять.

Я отвела свои глаза.

Да. Я уже поняла это.

В тот момент, когда она исчезла, мой телефон запищал, оповещая меня о новом сообщении.

Хамильтон: Как ты себя чувствуешь?

Я сердито напечатала ответ, перед тем как заблокировать его.

Я: Не пиши мне больше. Все кончено.

Глава 10

В роскошном зале, который Джек снял для празднования повышения Джозефа, витала властная и влиятельная атмосфера. Некоторых людей, находящихся здесь, я уже видела на свадьбе. Но здесь было намного больше влиятельных политиков, которые боролись за внимание Джозефа. Так же находились несколько журналистов, но благо, что Сеинта здесь не было.

Прошла неделя с тех пор, как мама сказала мне те страшные слова. Большую часть этого времени я провела дома, хандрила и готовилась к учебе, которая начнется на следующей неделе. Я не знала, почему не хотела выходить из дома: потому что была в депрессии или потому что боялась встретить Сеинта.

Именно в квартире я чувствовала себя безопасней всего. Будто бы, если буду проводить все время в пижаме и под одеялом, мои проблемы не найдут меня.

Но я знаю, что не смогу прятаться вечно.

— Вера, ты выглядишь потрясающе, — сказал Джек, подходя ко мне.

Я посмотрела на свое черное шелковое платье. Мне не хотелось надевать эту дорогую вещь от Веры Вонг, но мама отправила мне единственное сообщение, напоминая, что я должна выглядеть хорошо этим вечером.

— Спасибо, Джек, — ответила я со скромной улыбкой.

Мы не разговаривали с ним с момента нашей последней ссоры. Я не хотела с ним говорить и сейчас, но знала, что даже неправильный взгляд в сторону кого-то напрямую отразится на репутации мамы. И не хотела создавать еще больше проблем, у нас и так их достаточно.

— И спасибо за то, что ваш личный стилист прислал это, — добавила я, глядя на платье.

В зале, на столах, застеленные хрустящими белыми скатертями, стояли фарфоровые вазы, а в них большие цветочные композиции.

Струнный квартет играл классическую музыку в углу помещения, которая заставляла чувствовать себя еще более элегантно. Атмосфера была богата роскошью, которую можно было купить только за деньги. Это было такое неподдельное богатство. Дорогие бриллианты висели на шеях женщин, облаченных в вечерние платья, которые цеплялись за руки стариков в идеально сшитых костюмах. Они вальяжно ходили по комнате. Смотрели. Заводили полезные знакомства. Сравнивали. Сплетничали. Это было слишком, и именно к этому я не хотела иметь никакого отношения.

— Я не говорил с тобой с момента того случая. Мне хотелось набрать тебя на этой неделе, но не был уверен, что ты возьмешь трубку. Мои слова были слишком резкими, но надеюсь, что мы сможем оставить это в прошлом. Сейчас важно проявлять солидарность. Это прекрасное время для Борегаров.

Я прекрасно понимала, что он имел в виду.

Просто улыбнись и смирись с этим.

Выгляди красиво для картинки.

— Я очень благодарен, что ты пришла, и рад, что пойдешь в колледж уже на следующей неделе. — Я хотела быть равнодушной с Джеком, но вместо этого медленно выдохнула и сказала именно то, что он хотел услышать:

— Я понимаю, почему вы сказали то, что сказали. И знаю, что вы не пытались быть злым. Вы просто защищаете свою семью. Я не знаю, как у вас здесь все устроено, и не знаю, что вам пришлось сделать, чтобы сохранить свой статус. Но понимаю, что мы застряли друг с другом. После переезда мамы и Джозефа в Вашингтон вы будете единственным, к кому я смогу обратиться.

— Не совсем так, — сказал знакомый голос сзади. Глаза Джека расширились, и он открыл рот. — Я на вышке всего пару недель в месяц, но потом всегда возвращаюсь обратно. Как надоедливый комар, которого нельзя прихлопнуть. Ведь так, Джек?

— Хамильтон? — начал заикаться Джек.

Я развернулась и чуть не упала при виде Хамильтона в костюме. Его волосы были зачесаны назад, а широкие плечи выглядели впечатляюще в черном пиджаке. Светло-пурпурный галстук отлично сочетался с загорелой кожей, а темные глаза лукаво блестели.

— Вера, привет. Выглядишь сногсшибательно. — Его взгляд скользнул вверх и вниз по моему телу. Хамильтона абсолютно не смущало, что его чертов отец стоит рядом.

Его взгляд был горячим, нуждающимся, ужасно мучительным и неправильным. От одного взгляда он разжег пожар во мне. Желание переполняло меня до краев.

— Хамильтон, ты здесь. Не думал, что ты придешь, — сказал Джек, делая шаг навстречу к сыну.

Казалось, его даже не волновало, что этот сын смотрел на меня так, будто мы одни. Горящим взглядом, который заставил меня дрожать от возбуждения.

— Привет, Джек, — ответил Хамильтон, не сводя с меня глаз. — Я предполагаю, что мое приглашение опять затерялось на почте. Сначала свадьба, теперь это?

— Я сказал Джозефу…

— Не начинай, мы оба знаем, что мне здесь не рады, но ты не сможешь выгнать меня, конечно, ты можешь попробовать, но тогда придется устроить скандал, — сказал Хамильтон мрачным голосом. — Ты легко читаешься, Джек.

— Не глупи, Хамильтон. Я счастлив, что ты здесь. Черт, я приглашаю тебя на ужин каждый раз, когда ты дома. Я скучал по тебе. Если бы твоя мать была здесь…

— Не говори о моей матери, — рявкнул Хамильтон, сжав руку в кулаке. — Ты не можешь говорить о ней. Я здесь из-за бесплатного алкоголя, ужина и… — Хамильтон сделал паузу, чтобы посмотреть на меня, — компании. Было приятно поговорить с тобой, Джек. Теперь беги обратно к Джозефу и сосредоточься на нем. Как всегда ты всегда и делаешь. Как предпочитаешь делать.

Плечи Джека опустились, и на мгновение мне стало его почти жаль. Джек уставился на сына, его лицо исказилось гримасой боли.

Он казался искренне расстроенным тому, что Хамильтон оттолкнул его. Джек, может, и чрезмерно опекает своих сыновей, но я чувствовала, что в нем что-то меняется, когда дело касалось Хамильтона. Я не могла сказать, хотел ли он нормальных отношений со своим сыном или хотел, чтобы тот стоял по стройке смирно и соблюдал все правила, связанные с фамилией Борегар. Хамильтон был бунтарем и изгоем. Он не скрывал, что не хочет иметь ничего общего со своей семьей. Я просто не могу понять, чего хочет от него Джек. Мой новый дедушка обычно был гордым человеком, но его спина казалась согнутой, как будто он испытал физическую боль от слов Хамильтона.

— Я люблю тебя, сынок, — прошептал Джек, прежде чем бросить на меня долгий взгляд, его рот скривился, как будто он не знал, что еще сказать. — Поговорим позже, Вера.

Хамильтон фыркнул и аккуратно обнял меня за плечи. Джек следил за этим собственническим движением, склонивши голову набок со странным взглядом.

— Пока, — прохрипел Хамильтон.

Я смотрела на спину Джека, пока он отдалялся от нас, отмечая, что его осанка потерпела поражение. Затем медленно высвободилась из хватки Хамильтона или, по крайней мере, попыталась. Он крепко прижал меня к своему твердому телу, его губы нависли над моим ухом.

— Ты заблокировала меня, Лепесток, — прошептал он. — А я пытался писать тебе всякие гадости.

— Я же пробросила тебя оставить меня в покое, — прошипела я, наступив ему на ногу.

Хамильтон издал гортанный стон в тот момент, когда моя шпилька встретилась с его туфлей. Он опустил меня и скривился от боли, а я пошла прочь, захватив с собой бокал с шампанским. Вскоре Хамильтон догнал меня, я почувствовала его голодный взгляд на мне. Он, как волк, преследовал свою добычу.

Я не поворачивалась к нему, вместо этого мой взгляд был прикован к другому концу комнаты, где мама и Джозеф приветствовали гостей. Ранее она вежливо поздоровалась со мной, но сейчас была слишком поглощена болтовней с влиятельными людьми. Я сделала глоток и продолжила наблюдать за ними. Джозеф ярко улыбался. Его спина гордо выправлялась, когда он пожимал руку очередному дипломату. Мама покорно стояла рядом с ним, ее волосы были собраны в элегантную прическу, а золотое вечернее платье спадало до пола. Я смотрела на ее живот, думая о ребенке. Буду ли я общаться со своим младшим братом или сестрой?

— Ты поэтому меня заблокировала? — спросил Хамильтон, его голос послал волну мурашек вдоль моего позвоночника. — Ты пытаешься угодить своей мамочке? Думаю, я понимаю тебя. Если бы Джозеф мог, он отправил бы меня в ад, если бы ему дали хотя бы пятьдесят процентов вероятности, что он меня больше никогда не увидит. Мне кажется, для него приготовлено отдельное место в аду еще с тех пор, как он был ребенком.

— Разве это имеет хоть какое-то значение? — спросила я низким голосом, поворачиваясь к нему. — Я же сказала — все кончено. Почему ты до сих пор здесь?

Хамильтон усмехнулся и схватил бокал с шампанским. Глядя на меня своими темными глазами, он выпил алкоголь за один раз. Как только бокал опустел, поставил его на ближайший столик и вытер свои мягкие губы тыльной стороной ладони.

— Здесь бесплатная выпивка и одна очень красивая девушка.

Мои брови поднялись.

— Так вот почему ты проводишь время со своей семьей, которую явно ненавидишь? — недоверчиво спросила я.

— Разве нужны еще какие-то причины? — спросил он, прежде чем подойти ко мне еще ближе.

Хамильтон постоянно вторгался в мое личное пространство.

Я бросила взгляд через плечо на маму. Ожидала, что она будет хихикать над чем-то, что сказал Джозеф, но нет, она смотрела на меня. Она стояла, натянутая, как струна, а ее грудь гневно поднималась и опускалась, что заставило меня покраснеть от стыда. Сидевший рядом с ней Джозеф сохранял бесстрастное выражение лица, но агрессивно поправлял запонки.

— Пожалуйста, оставь меня в покое, — прошептала я.

Я не хотела неприятностей.

Не хотела усложнять вещи, особенно ради мамы.

— Теперь я даже не могу поговорить с тобой? Это нечестно. У меня есть для тебя работа, и именно об этом я хотел поговорить, — надулся Хамильтон.

— Что? — Работа?

— Завтра я уезжаю на вышку. Они позвонили и попросили меня приехать раньше. Джесс официально съехалась с Инфинити, и мне нужен кто-то, кто присмотрит за Маленькой Мамой, пока меня не будет. И я вот думаю…

Точно! Мы же говорили с ним об этом.

— Да. Конечно да. Могу я забрать ее сегодня вечером? Что вообще ей нужно? Я должна купить лежанку для нее себе в квартиру? А может лучше будку? А еще угощения, игрушки и поводок.

Хамильтон ухмыльнулся.

— Вау. Остановись. У нее все это есть. Я могу привести все завтра, но тебе придется разблокировать меня. Мне нужно иметь возможность общаться с Маленькой Мамой по FaceTime хотя бы раз в день.

Я прищурила глаза.

— Ты хочешь с помощью собаки общаться со мной?

— Я просто использую все преимущества, которые у меня есть. Во всем виновата моя кровь Борегаров, — ответил Хамильтон, прежде чем протянуть руку и провести указательным пальцем по моей руке. Я вздрогнула от его прикосновения.

Бля, сейчас не то время и не то место.

— Отлично. Я присмотрю за ней. Но этого, — я указала рукой между нами, чтобы подчеркнуть свою точку зрения, — между нами быть не может.

— Конечно, может, — прошептал Хамильтон. — Чего же ты боишься? — Я оглянулась на свою маму. Она что-то шептала Джозефу, но ее глаза были прикованы ко мне.

— Почему Джозеф так ненавидит тебя? — спросила я.

Былая игривость в выражении лица Хамильтона тут же исчезло.

— За эти годы я дал Джозефу множество поводов для ненависти. Ненависть к кому-то не делает тебя правильным, а других неправильными, это просто выход для обиды. А в нашей семье много обид, Вера. Я уверен, что ты скоро узнаешь все об этом. Это тебя пугает?

— Немного, — признала я.

Хамильтон обхватил меня за запястье своими длинными пальцами.

Напряжение и притяжение между нами чертовски утомляло.

— Пойдем со мной, — прошептал он, прежде чем потащить меня сквозь толпу подальше от вопросительных взглядов моей мамы, но я все еще чувствовала ее жесткий взгляд на моей спине.

Мы вышли из бального зала через боковую дверь, затем пошли по длинному темному коридору в другую часть здания. Высокие стеклянные окна тянулись вдоль стен, мимо которых мы проходили, и я видела пышный сад за ними.

Это действительно красивое место. Если бы Джозеф не захотел проводить свадьбу в родительском доме, чтобы чувствовать себя ближе к своей матери, мама с большим удовольствием закатила бы праздник здесь.

— Пойдем, — прошептал Хамильтон, прежде чем затащить меня в маленькую кладовку.

— Что ты делаешь? — спросила я, когда он захлопнул дверь.

— Это, — простонал Хамильтон, прежде чем обхватить меня за щеки и прижаться губами к моим.

Мы слились в жарком поцелуе. Сильное желание потрескивало между нами. Его язык полностью овладел моим ртом. Я застонала ему в губы, царапая его спину, как будто в этом не было ничего плохого.

Будто это естественно.

Будто это не сможет стать для нас разрушением.

Жар пробежал по моему позвоночнику, и мои соски затвердели, напряглись и терлись об тонкую ткань моего платья. Мое тело — это канистра с бензином, а его пальцы — зажигалка. Он легко мог спалить меня.

Хамильтон нашел подол моего платья и провел руками по внутренней стороне моих бедер, дразня меня, доставляя мне удовольствие, заставляя меня задыхаться от желания.

— Ты разрешишь мне попробовать тебя на вкус, Лепесток? — спросил он.

Его большой палец скользил по моим трусикам, и я застонала, прежде чем впилась зубами в его нижнюю губу. Я чувствовала себя такой дикой и такой жаждущей его прикосновений.

Я потянулась к молнии на платье, и Хамильтон стянул его с моего тела и швырнул дорогую ткань на пол. Моя голая грудь прижалась к его груди, и он погладил мои соски своей теплой ладонью. Я выгнула спину навстречу к нему.

— Если бы я так чертовски не хотел, чтобы ты оседлала мое лицо, я бы заставил тебя опуститься на колени и засунул бы свой член между твоих идеальных пухлых губ, красотка. — Его голос сорвался, когда он отстранился.

Хамильтон провел большим пальцем по моей нижней губе, его полуприкрытые глаза были полны возбуждения. Затем он лизнул мою шею. Мою грудь. Мом соски. Мой живот.

Выпрямившись, он прижал меня к стене. Громкий стук наполнил комнату от удара моего тела о твердую поверхность, за которым последовало тяжелое дыхание.

Выглядя, как бог, в этом идеальном костюме, Хамильтон опустился на колени и осторожно поднял мою ногу, на которой все еще были обуты дорогие туфли на шпильке. Он закинул мое бедро себе на плечо, затем уставился на тонкие черные трусики, которые были на мне.

— У меня есть пристрастие к трусикам, — сказал Хамильтон со злой ухмылкой. — Хочу, чтобы ты кончила в них, чтобы я мог забрать домой маленький сувенир, который пахнет твоим желанием.

Я была ошеломлена. Слишком ошеломлена похотью, но должна что-то сказать.

— Извращенец, — наконец, простонала я.

— И тебе это нравится, — сказал Хамильтон, прежде чем наклониться вперед и вдохнуть мой запах. Глубоко вдохнуть. — Скажи мне, что я могу взять твои трусики, когда мы закончим, Лепесток, — прошептал он.

— Ты можешь взять все, что только захочешь. Просто прикоснись ко мне, Хамильтон, — умоляла я. Но вместо того, чтобы дразнить мой комок нервов, он просто снова вдохнул мой запах. Хамильтон словно хотел наполнить свои легкие моим возбуждением. Затем, без предупреждения, его язык оказался на влажной ткани, и он начал пробовать меня на вкус. Удовольствие расцвело в моей груди. Это была грубая, жесткая и такая неправильная страсть.

— Так чертовски восхитительна. Как я и предполагал, — пробормотал Хамильтон, прежде чем сжать тонкую ткань, прикрывающую меня, и отодвинуть ее в сторону. — Посмотрите на эти блестящие половые губы. Такие горячие. Такие розовые и так нуждаются в моем языке.

— П-пожалуйста, — выдавила я.

— Ты хочешь, чтобы я сделал так, чтобы ты почувствовала себя хорошо, Лепесток? — спросил он. — Скажи мне, что хочешь, чтобы я тебя уничтожил, и я позволю тебе покрыть мое лицо своими соками.

Он слишком много говорил. В этом вся проблема, не так ли?

— Хамильтон, уничтожь меня.

И с мрачным смешком он ринулся к моему клитору, обхватил его губами и начал сосать. Мои ноги дрожали, я не могла удержать себя, и Хамильтону пришлось протянуть свободную руку и прижать меня к стене. Я запустила свои пальцы в его темные густые волосы и откинула голову назад, когда Хамильтон поочередно посасывал мой нуждающийся комочек и кружил вокруг него своим языком.

Я взобралась на самую вершину удовольствия. Он поедал меня, как голодный. Это было все, о чем я когда-либо мечтала, и даже больше.

— Черт, Хамильтон, — закричала я, когда мое тело напряглось от надвигающегося оргазма.

Он еще раз провел своим теплым языком по моему клитору, и все мое тело содрогнулось от силы, которое принесло мне удовольствие. Хамильтон поглощал каждую волну моего блаженства своим ртом, торжествующе улыбаясь, когда я терлась о его лицо.

Это был один из тех бесконечных оргазмов, которые, казалось, никогда не закончатся. Снова и снова. Казалось, что время остановилось. И маленькие толчки сотрясали меня. Я бы, наверное, рухнула на пол, если бы он не удержал меня.

— Ты чертовски хороша, Лепесток. Такая, какую я тебя и представлял, — пробормотал Хамильтон.

Я пыталась успокоить свое дыхание.

— Думаю, что ты единственный парень, который может меня разозлить и возбудить одновременно. Кажется, я говорила тебе, что этого не может случиться, а? Хамильтон опустил мою ногу, его рот блестел от моего удовольствия.

— Ты же говорила, что хочешь, чтобы я тебя уничтожил, Лепесток, — прошептал он.

— Перестань называть меня так.

На меня нахлынула новая волна стыда. Что, черт возьми, я только что сделала? Неужели я так серьезно изголодалась по сексу, что позволила ему…

О, черт. Это было плохо. Это было очень плохо. Мы не должны быть здесь. Что, если кто-нибудь увидел нас, как мы идем вместе? Я сто процентов выгляжу так, будто у меня только что был секс, и это просто вопрос времени, когда кто-нибудь заметит, что мы с Хамильтоном улизнули вместе.

— Я так облажалась. Это была плохая идея.

Я отодвинула его в сторону и пошла за платьем, которое лежало на полу, стараясь не смотреть на внушительный стояк, торчащий спереди его классических брюк.

Я ему ничего не должна.

Это была ошибка.

— Вера? — позвал меня Хамильтон тогда, когда я подняла мятый шелк с пола.

— Что? — рявкнула я, внезапно почувствовав себя подавленной, перевозбужденной и просто ужасно из-за всего этого.

— Ты кое-что забыла.

Я натянула платье и посмотрела на него сверху вниз.

— Я обязана вставать перед тобой на колени.

— Не обязана, — начал Хамильтон, подходя ближе ко мне. Его руки потянулись, чтобы помочь мне поправить бретельки платья. — Я говорю о твоих трусиках. Сделка есть сделка.

Я фыркнула.

— Не припоминаю, чтобы я на что-то соглашалась.

— Я считаю, что это справедливая награда за хорошо выполненную работу. Я проведу следующие две недели на буровой вышке с четырнадцатью другими мужчинами. Это меньшее, что ты можешь сделать для меня.

Я закатила глаза, а Хамильтон ухмыльнулся. В комнате было темно, но маленький лучик света освещал его голодное выражение лица. Одного его взгляда было достаточно, чтобы я смело полезла под юбку и стянула промокшие трусики по своим все еще дрожащим ногам.

— Такая послушная, — поддразнил он, когда я отдала ему их. — Вера, с тобой приятно иметь дело.

Он доставил удовольствие только мне.

Глава 11

Пока я шла обратно через зал с раскрасневшимся лицом и растрепанными волосами, я понимала, что кто-то точно догадается, чем мы с Хамильтоном только что занимались. Я все еще отходила от принесенного мне удовольствия. Каждый шаг дразнил меня. Каждое сжатие ног вместе посылало волну желания по всему моему телу.

— Перестань ерзать, ты выглядишь виноватой, — прошептал Хамильтон с довольной улыбкой. Он выглядел гордым собой, облизывая губы и следуя за мной.

Многие люди уже сидели за столиками, готовые насладиться различными деликатесами, и параллельно сплетничали. А вот у меня совсем пропал аппетит.

— Я и так виновата, — прошипела я. — Предстань ходить за мной по пятам.

На самом деле я не хотела, чтобы Хамильтон перестал ходить за мной. Кроме моей мамы, он был единственным для меня знакомым человеком здесь. Но это было к лучшему, что я отталкивала его.

Мы и так зашли слишком далеко. Это было именно то, чего я пыталась избежать с самого начала. Если бы всем стало известно, что я очень хочу младшего брата Джозефа, это вызвало бы шквал дерьма в СМИ.

Это табу и крайне неправильно.

— С кем мне еще поговорить? На этой вечеринке душно. Хочешь уйти? У меня дома маринуется пара стейков. Я даже нарушу правила и дам тебе бокал вина. Тебе срочно нужен поддельный паспорт.

Я потерла переносицу и продолжала идти к буфету. Мне просто нужно выпить, вернуться домой и смыть Хамильтона с кожи.

— Ты так горячо выглядишь, вся такая взволнованная, — прошептал Хамильтон. — Так забавно наблюдать, как твои щеки краснеют. Ты думаешь об этом, Вера? О том, что у меня все еще остался твой вкус на языке?

— Перестань такое говорить, — умоляла я. — Такое ощущение, что ты хочешь, чтобы каждый человек в этой комнате узнал об этом.

— Что, по-твоему, самое худшее, что может случиться? Я имею в виду прям самое-самое.

— Люди могут разгруститься слухи, — призналась я. — Это может принести дискомфорт маме.

— Я не думал, что ты волнуешься о том, что люди скажут про тебя. Так не интересно. Жизнь гораздо веселее, когда ты не пытаешься оправдать чужие ожидания.

Я уставилась на Хамильтона, на его блестящие губы, дикие глаза и растрепанные волосы.

— Тебе все равно, что другие думают о тебе?

— Да, мне все равно. Я забочусь только о том, чтобы хорошо повеселиться, чувствовать себя хорошо и делать все, что я только захочу. Жизнь слишком короткая, чтобы жить по чужим правилам, Вера.

— Мне кажется, что у меня на лбу написано, что мы только что сделали, — нахмурилась я, пока поправляла ремешок на платье.

— Ты знаешь, что очень интересно? Ты бы хотела, чтобы мы занялись сексом на людях? — Я покраснела и отвернулась от него.

— То, что было между нами, было просто ужасно. Очень ужасно.

— Думаю, то, как ты кричала мое имя, должно означать, что тебе очень понравилось, — ответил Хамильтон низким голосом. — Было так чертовски хорошо, что я собираюсь дрочить с мыслями о тебе, о том, как ты кончила на мой рот. Ты такая сладкая.

Я медленно выдохнула.

— Почему именно я? Уверена, что ты можешь заполучить любую.

— Почему ты сомневаешься в том, что кто-то хочет, ммм?

На мгновение я задумалась над его вопросом. Почему мне было так сложно поверить в то, что кто-то хочет меня? В момент, когда хотела ответить на этот вопрос, я услышала голос мамы:

— Вера, детка, где ты была? Ты пропустила тосты. — Я перевела свое внимание на маму и легко выдохнула.

— Я просто выходила на улицу. Мне нужен был свежий воздух. Ты же знаешь, как толпа действует на меня, — ответила я.

Она взглянула на меня, и Хамильтон — этот мудак — положил руки мне на плечи.

— Привет снова, Лайла. Как ты? Поздравляем с переездом. Ты полюбишь Вашингтон. Это отличное место для детей.

Мама посмотрела на Хамильтона. Открытая враждебность читалась на ее лице.

Что Джозеф уже сказал ей?

— Я очень горжусь своим мужем, — сказала она приятным, но в тоже время раздраженным голосом. — Он очень много работал, чтобы следовать по стопам Джека. У него есть те амбиции Борегаров, о которых все говорят.

— Это такой странный ген. Я слышал, он пропускает младшие братья и сестры, — ответил Хамильтон с нечестивой ухмылкой.

— Какое совпадение. Я слышала то же самое. На самом деле, я недавно узнала много интересного, — огласила мама.

— Уверен, что только девяносто девять процентов из них правда. Мой брат рассказал тебе о том, как я подарил стриптизерш ему на тридцатилетие? Какое же хорошее время было, — ответил Хамильтон, повернув голову так, чтобы смотреть на маму сверху вниз.

Мама нахмурилась и закатила глаза.

— Вера, давай, пойдем к Джозефу. Это вечеринка в честь его достижений, а ты даже не говорила с ним. Это очень не красиво.

Я сжала зубы вместе. Если она беспокоилась о внешности, то она разозлится, когда узнает, что я позволила Хамильтону сделать со мной в кладовке.

— Конечно, идем.

Я не хотела идти к Джозефу. Даже элементарно не хотела быть на этой глупой вечеринке, и впервые в моей жизни хотела сбежать от мамы как можно дальше. Сейчас она была как совершенно не знакомый мне человек.

Хамильтон прочистил горло, прежде чем начать говорить:

— Я заеду завтра.

Брови мамы поднялись.

— Завтра? Что такого у вас завтра?

— Я уезжаю на нефтяную вышку. Меня попросили приехать раньше, и у меня есть собака. И Вера согласилась с ней посидеть

Хамильтон сжал мои плечи крепче. Я и забыла, что его руки лежат у меня на плечах. Поэтому пожала плечами, пытаясь откинуть его руки.

— Поняла, — ответила она, наклоняясь ближе. — И как надолго ты уезжаешь?

— На две недели. Но я вернусь. Я всегда возвращаюсь, — пообещал Хамильтон.

Было что-то зловещее в том, как он подчеркнул слово «всегда». Я посмотрела на них и решила, что это слишком драматично для меня.

— Давай. Пойдем к Джозефу, — сказала я маме, прежде чем схватить ее тонкую руку и потянуть к главному столу в передней части комнаты.

— Увидимся завтра, Вера, — Хамильтон проговорил это достаточно громко, уверена, что люди за соседним столом услышали.

Он говорил так, будто хотел, чтобы люди узнали. Я вежливо кивнула, мои губы зафиксировались в натянутой улыбке. До того момента, как мы добрались до стола, где Джозеф вежливо улыбался, мама потянула меня в сторону.

— Вы пытаетесь отомстить мне? Это так, Вера? — спросила мама истерическим шепотом, в то время как осматривала комнату. — Я знаю, что обидела тебя в прошлые выходные, но думала, что ты будешь держаться подальше от Хамильтона, а не исчезать с ним на сорок пять минут, делая бог знает что. Я растила тебя нормальным человеком, а то, как ты проступаешь… На следующей неделе начинается колледж. И сейчас не время начинать сходить с ума и спать с кем попало. Ты не можешь быть такой эгоисткой.

Она не смотрела на меня, пока говорила, ее взгляд слишком занят, наблюдая за комнатой, чтобы убедиться, что никто не подслушивал на нас.

— Между нами нечего не было. Я серьезно не понимаю, почему ты расстроена, — солгала я.

Мама выдохнула и открыла рот, чтобы что-то сказать. Затем потянулась и закрутила одну из выпавших из прически прядей, ее выражение лица стало пугающе спокойным.

— Я не собиралась тебе этого говорить, но все же ты должна знать. Хамильтон пытается разрушить репутацию своей семьи с тех пор, как умерла его мать. — Ее голос был совершенный тихий.

— Что? — спросила я.

— Ты и так все слышала. Он подсыпал наркотики в шкафчик Джозефа в средней школе, и Джозефа отстранили. Он также пытается сорвать каждое публичное событие. Например, у него была оргия на нашей свадьбе, Вера. — Она огляделась вокруг. — Мне кажется, что он хочет отомстить, но Джозеф думает, что он просто ревнует. Джек всегда был рядом с Джозефом. У них больше общего, а Хамильтон — эгоистичный мудак. Ты должна быть осторожной.

— Почему он пытается разрушить свою семью? Что ему сделали Джозеф и Джек? — я спросила. Мама наклонила подбородок и вдохнула.

— Мой муж и Джек ничего не сделали, чтобы заслужить такого поведения. — Ее надменный голос заставил меня остановиться. — Видимо, бедняжка Джек всю свою жизнь расхлебывал проблемы Хамильтона.

Я выслушала ее и рассеянно потрясла головой.

— Я не знаю. Он не кажется…

— Ты такая наивная, Вера! — Мама закатала глаза, заставив меня съежиться. — Может быть, я неправильно делала, что ограждала тебя от всего плохого все эти годы. Я не хотела, чтобы ты росла слишком быстро. Просто желала, чтобы ты наслаждалась тем, чтобы быть ребенком, тем, чего у меня не было. Но ты больше не можешь жить в вымышленном мире, детка. Хамильтон — плохой человек. Он хочет разрушить нашу семью, и ты для него — просто слабое звено. Ты же не подумала, что он влюбился в тебя? Он на десять лет старше тебя, и, судя по рассказам Джозефа, может получить любую женщину, которую только захочет. Ты всего лишь очередная игрушка.

Ее слова были крайне жестокие. Может, у меня и не было трудного детства, но это не значит, что я не сталкивалась с ужасами мира. А как насчет тех случаев, когда нам приходилось разделять обеды из долларового меню, потому что мы боялись, что не сможем оплатить арендную плату? Как насчет того, чтобы Служба по делам детей постоянно неожиданно заглядывала к нам, чтобы проверить, как мы живем?

А что касалось того, что Хамильтон хотел меня, то это уже было только моей проблемой. Я чувствовала, что кто-то вроде него не может меня хотеть. И услышав это от мамы, мне стало еще больнее.

— Не разговаривай с ним больше, Вера. Я тебя вежливо просила, но теперь тебе приказываю. Я все еще твоя мать, и мой муж платит за твой колледж. Джозефу не нравится, когда ты общаешься с его братом. Я имею в виду, черт возьми, Хамильтон работает на нефтяной вышке. Он никуда не двинется в этой жизни. Джек обижается на него. Зачем тебе проводить время с таким неудачником?

— Джек приглашает Хамильтона на ужин каждую неделю, — ответила я слишком громко. — Не думаю, что так преступают люди, обиженные на своих детей.

— Джек слишком мягкий, — ответила мама.

Однако это не было похоже на нее. Это было похоже на слова человека, которому хорошенько промыли мозги.

— Какие-то проблемы? — спросил Джозеф.

Я даже не заметила, как он подошел. Мама расправила плечи и взялась за живот рукой, ослепительно улыбаясь ему.

— Вовсе нет, дорогой. Мы с Верой только что говорили о твоем брате. Я просто думаю, что с ее стороны было бы мудро держаться от него подальше, правильно?

Джозеф кивнул, потянув за лацканы пиджака. Он выглядел ярким и красивым, его зеленые глаза мерцали в свете люстры. Мой отчим был собран, его костюм, сшитый на заказ, идеально на нем сидел. Но все это совершенство скорее было маской, чем реальностью.

— Ах да. Хамильтон — своего рода проблема в нашей семье. Это грустно, правда. Но сейчас это не тема для разговора. — Джозеф посмотрел на меня, и от его холодного взгляда по мне пробежали мурашками. — Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности. Я рад, что твоя мама сказала тебе. Проблемы преследуют Хамильтона всю его жизнь.

Я чувствовала нутром, что это было неправдой. Это было похоже на ложь политика, инструмент, используемый для того, чтобы выставить его оппонента в дурном свете. Но какова была цель Джозефа? За что он борется?

Джозеф судорожно выдохнул, а затем натянул улыбку.

— Я так и не поздравила тебя, Джозеф, — сказала я, меняя тему. Мама сияла от счастья, радуясь тому, какой же чертовски замечательный у нее муж. От нее веяло вайбом идеальной жены — и мне это совершенно не нравится.

— Что ж, спасибо тебе. Это была очень хорошая возможность, и я просто не мог упустить ее. Я очень волнуюсь, насчет новой должности. Надеюсь, что смогу сделать все правильно. Кроме того, удачи в колледже на следующей неделе. Я посмотрел твое расписание. У меня были те же преподаватели, что будут у тебя. Обязательно сядь в первом ряду в классе доктора Бхавсар, и она будет любить тебя в вечно.

— Спасибо. Я буду иметь это в виду.

Какого хрена он смотрел мое расписание? Это как бы совершенно не его дело, разве я не права?

— Еще я работал в библиотеке. Могу замолвить за тебя пару словечек. Папа упомянул, что тебе не понравилась возможность стажировки, — продолжил он.

Я сжала губы, радуясь, что Джек не рассказал Джозефу о нашей ссоре.

— Это была отличная работа. Ты не представляешь, чего я насмотрелся, особенно в ночную смену.

Я кивнула и сглотнула.

— Это действительно хорошая идея. Я хотела бы работать, хоть и не за небольшие деньги. Я благодарна, что вы для меня делаете, но все еще хочу работать.

— Я знал, что ты мне понравишься, — сказал Джозеф с ухмылкой. — Ты определенно Борегар. Ты бы могла просто лечь и ничего не делать, но все же желаешь работать. Это замечательно. Эта страна была построена такими же мужчинами и женщинами, как мы.

Его слова заставили меня почувствовать себя противно. И самое интересное, я не могла понять почему. Может быть, я просто не люблю политиков?

Я знала, что мне нужно приложить больше усилий в общение с Джозефом. У меня все еще было много вопросов и опасений, но было важно, что я хотя бы пыталась. Сделавши шаг вперед, раскинула руки для поздравительных объятий, но Джозеф поднял руку.

— Подожди. Ты сможешь обнять меня перед флагом, чтобы мы могли сфотографироваться? Это будет отлично смотреться для пресс-релиза.

— Ой. Эм. Конечно, — прошептала я, прежде чем с тревогой сглотнуть.

В этом-то и заключалась главная проблема с Джозефом: вся его жизнь была игрой, и у каждого была своя роль. Что-то подсказывало мне, что Хамильтона выбрали на роль злодея, чтобы Джозеф по сравнению с ним выглядел героем.

Просто пока я не могла этого доказать, но это пока.

Глава 12

Стоя у зеркала, я пригладила волосы. Маленькая Мама храпела и дремала в своей новой плюшевой лежанке в углу моей спальни. Если бы она так мило не спала, я бы заставила ее пойти со мной на пробежку, чтобы развеять тревожность. Мне даже не нравилось бегать, но внутри было так беспокойно, что мне необходимо было как-то избавиться от этого чувства.

Сегодня был первый день в колледже. Маленькая Мама очень помогала мне справляться со стрессом.

В итоге Хамильтону пришлось улететь на работу более ранним рейсом, так что Джесс привела ее и рассказала мне обо всех причудах и потребностях собаки. Вчера я вывела бедную собаку аж пять раз на улицу, просто чтобы избавиться от волнения.

Я так и не поняла, из-за чего у меня такое беспокойство. Из-за того, что мы сделали с Хамильтоном в подсобке или из-за страха не вписаться в новый коллектив?

Что-то мне подсказывало, что это из-за двух этих причин.

Все в Гринвичском университете противоречило моему видению колледжа. Это было похоже на причудливую школу для элиты.

Моим первым уроком была философия, и я с тревогой проверяла сумку, чтобы убедиться, что у меня есть все нужные учебники. Мне нравилось ощущение нового начала, нравилась идея заняться чем-то новым и захватывающим, но Борегары все испортили. Джозеф в шутку напомнил мне, что все, кого стоит знать, хорошо осведомлены о том, что один из Борегаров теперь посещает Гринвич. Он сделал это так, будто ожидал, что я буду носить эту фамилию как привилегию. Я хотела смешаться с толпой, а не придерживаться стандартов, которых еще до конца не понимала. Я все еще была Верой Гарнер, а не Верой Борегар. И я не была уверена, что когда-либо хотела нести бремя этой фамилии.

Я зашнуровала массивные ботинки и натянула черные узкие джинсы. Моя белая рубашка была простой и чистой. Я заправила ее в джинсы и дополнила наряд ремнем от Гуччи, собрала волосы в пучок и нанесла немного туши и румян, прежде чем решила, что абсолютно не важно, как я буду сегодня выглядеть.

Мой телефон издал оповещение.

Хамильтон: Проверка. Я все еще заблокирован?

Я: Нет. Я разблокировала тебя сегодня утром.

Хамильтон: Как дела у моей любимой девочки?

Я покраснела и провела пальцами по клавишам.

Я: Все нормально. Нервничаю из-за первого дня в колледже.

Хамильтон ответил мгновенно.

Хамильтон: Я спрашивал о Маленькой Маме…

Я хихикнула про себя и закатила глаза, когда пришло еще одно сообщение.

Хамильтон: Все будет хорошо.

Хамильтон: Что на тебе надето?

Я закусила внутреннюю сторону щеки, глядя на его сообщение. Прекрасно зная, что он просто насмехался надо мной, отвлекая меня, потому что ему самому скучно. Я включила камеру, сделала быстрое селфи в зеркале и отправила ему.

Мой телефон тут же начал звонить, как только он просмотрел сообщение.

— Ты слишком красивая, ты знаешь это? — сказал он, как только я взяла трубку.

— Ты слишком неприятный, ты знаешь это? — ответила я. Мне было трудно не улыбнуться.

— Вера, ты когда-нибудь научишься принимать комплименты? — прошептал Хамильтон. — Я имею в виду, действительно кайфовать от того, что кто-то считает тебя мучительно красивой, прекрасной и чертовски идеальной?

Я подумала над его вопросом.

— Не-а, — призналась я. — Я не умею принимать комплименты.

— Тогда давай потренируемся, а? Вера Гарнер, ты самая потрясающая женщина, которую я когда-либо встречал. У тебя самые приятные для поцелуев губы, и я могу целовать их весь день напролет. Ты только что прислала мне свою фотографию в одежде, а я уже тверд, как камень. Ты заставила меня удовлетворять себя в восемь утра в понедельник, Лепесток.

Я выдохнула, слишком ошеломленная, чтобы говорить.

— Теперь я хочу, чтобы ты меня поблагодарила. А потом иди и сделай их всех.

— Спасибо, — прошептал я.

— Пока, Лепесток.

— Пока, Хамильтон.

Я повесила трубку, но еще какое-то время смотрела на телефон, прежде чем одуматься. Что такого есть в Хамильтоне, что помогло мне справиться с переживаниями, но в то же время и вызвало их?

Лекционный зал был большим и пугающим. В тот момент, когда я прошла через большие двойные двери, мое сердце бешено заколотилось.

Гринвичский университет был очень интересным. Каждый человек в кампусе был во всем дизайнерском. Дизайнерская сумка, дизайнерская одежда, обувь. Все было идеально, без единого недостатка. Как будто бы эти люди только сошли из подиума и решили побродить по территории, сжимая свои дорогие мобильные телефоны и болтая о том, чтобы сесть на частный самолет и улететь на частный остров своего папы. Идеально семеричные лица. Красивые фигуры. Гладкая кожа. Многие из них выглядели так, будто сделали тысячи пластических операций по окончанию школы.

Я чувствовала себя настолько не в своей тарелке, что меня тошнило. Несмотря на то, что командаличных стилистов Джека позаботилась о том, чтобы я выглядела как первокурсница Гринвичского университета, у которой денег больше, чем у самого Бога, я все равно чувствовала себя изгоем. Это была не я.

Я посмотрела на свободное место в передней части комнаты и направилась к нему. Это был урок, о котором меня предупреждал Джозеф. Очевидно, я была не единственной, кто был проинформирован о том, что доктор Бхавсар предпочитает студентов, сидящих впереди, потому что последние ряды в аудитории были совершенно пусты, а в первых двух почти не было места. Было похоже, что несколько студентов обсуждали, не сесть ли на полу у ее подиума. Я была удивлена, что мне вообще удалось найти место.

Я села, вытащила блокнот и ручку, прежде чем швырнуть свою новую дизайнерскую сумку на пол у своих ног. До начала урока оставалось еще десять минут, так что я решила осмотреться. Некоторые студенты сплетничали. Большинство играли на своих телефонах или ноутбуках. Я поняла, что была единственным человеком в комнате, у которого на столе не стоял Макбук. Это какое-то требование у них здесь, чтобы у каждого был Макбук? У меня даже его нет.

— Ты как по старинке, да? — спросил ровный мужской голос рядом со мной. Я повернулась, чтобы посмотреть на него, и облизала губы. Он был красив. Одет с иголочки. Высокий. И едва помещался в этом месте, раскладной стол упирался прямо в его мускулистые бедра. Он должен был быть выше метра восьмидесяти ростом, хотя я не могу точно сказать, так как он сидит. На его торсе однозначно есть шесть кубиков. Его глаза были глубокого синего цвета, а чисто выбритое лицо было красивым и изысканным.

— Хм? — спросила я, чувствуя себя какой-то калекой.

— Ты пишешь свои заметки от руки. Слишком крутая для современных технологий? — спросил он.

Я усмехнулась:

— Нет. Просто не подготовилась. У меня в квартире есть рабочий стол, но я не догадалась принести на занятия ноутбук. Меня очень легко отвлечь. Наверное, если бы я его принесла, то целый день бы залипала в нем, и мне бы дела не было до лекций.

Парень огляделся.

— Как ты думаешь, чем занимаются все эти люди? — спросил он, прежде чем указать на парня сзади. — Наверное, он смотрит порно. — Затем уставился на девушку, грызущую кончик карандаша и просматривающую разные сайты. — Она покупает новую обувь с помощью кредитной карты своего папочки, и я имею в виду не ее отца. А парня, с которым она трахается.

— Странные, — ответила я со смехом. — А что ж насчет тебя?

Он вытащил свой Макбук и открыл его, и я обнаружила открытый документ Word.

— Я записываю лекцию с помощью специального приложения. Программа записывает голос профессора и пишет заметки за меня. Я состою в братстве, и многие мои братья любят прогуливать уроки. Иногда мы записываем по очереди, чтобы у всех были материалы с разных лекций. Иногда эта программа плохо работает, потому что она улавливает все, что сказано. Поэтому приходится отсеивать бесполезную чушь, но а так очень даже хорошая штука.

— Ты продаешь заметки своим друзьям по братству? — спросила я с ухмылкой.

— Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, что беру деньги за свои услуги. Мне особо не нужны деньги, но мне нравится смотреть, как другие мучаются. Особенно перед экзаменами. Я никогда не пойму, почему они думают, что зубрежка перед тестом сработает.

Я ухмыльнулась, прежде чем протянуть руку.

— Я Вера, — сказала я с улыбкой.

Он взял меня за руку, и я почувствовала себя маленькой.

— Джаред, — ответил он. — Ты первокурсница?

— Ага. Первый день в колледже. Мне даже немного страшно. Я даже не знаю, где мой следующий урок.

— Ну, к счастью для тебя, у меня слабость к хорошеньким девушкам, которые любят писать свои заметки от руки. Какой у тебя следующий урок?

Я покраснела и заправила волосы за ухо. Он флиртует со мной или просто ведет себя мило?

— Феминизм и социальная справедливость с доктором Евой Янукович.

Я вытащила свой ежедневник, чтобы перепроверить, где у меня следующая пара.

— Я учусь по направлению социальная работа, — быстро объяснила я.

В моем расписании было полно уникальных занятий, которые я с нетерпением ждала. В колледже мне больше всего нравилось узнавать о предметах, которые меня действительно интересовали, и мне нравилось знакомиться с людьми и вообще быть в обществе кого-то.

— Янукович еще ведет мой курс «Парадоксы войны», — взволнованно ответил Джаред. — Она действительно умная.

Мой рот открылся.

— Повезло! Я так ждала этот курс! Клянусь, ее диссертация по классической социологической теории изменила мою жизнь.

Джаред ухмыльнулся.

— Ты обожаешь социологию? — он спросил.

Я покачала головой.

— Не-а, но она очень мне нравится. Я практически заполнила все свои факультативы лекциями Янукович.

Джаред кивнул и облизал губы.

— Я думаю, мы очень хорошо поладим, Вера.

Я пожевала внутреннюю сторону щеки и поерзала на стуле. Джаред был красивым и умным. Я редко встречала кого-то, кто был так увлечен уроками, как я. Он бросил в мою сторону испепеляющий взгляд, почти лишив дара речи.

Но он не Хамильтон. Даже близко не он.

Входная дверь открылась, и вошла женщина на каблуках, в юбке с принтом под леопарда и в черной блузке на пуговицах. У нее были черные волосы, собранные в пучок, и круглые очки.

— Хорошо, ребята. Давайте начнем. — Она опустила экран проектора и выключила свет. Джаред поерзал на стуле, коснувшись моей руки своей.

— Я не собираюсь оскорблять ваш интеллект, повторяя программу. Вы более чем способны прочитать подробное описание моих требований, который я отправила по электронной почте на прошлой неделе. Мы с вами погрузимся прямо в одну из моих любимых философских тем.

Экран замерцал, и появилась первая цитата.

— Ты, — сказала доктор Бхавсар стройной брюнетке, сидевшей в четырех стульях от меня, — прочитай это.

Девушка откашлялась, прежде чем заговорить:

— Те, кто рассказывает истории, правят обществом.

— Ты, — сказала доктор Бхавсар, кивнув на другого студента, — скажи мне, что означает эта цитата.

Прежде чем ответить ей, он нервно оглядел комнату.

— Истории, которые мы рассказываем, способны управлять нашей реальностью, — ответил он.

— Какой красивый ответ из учебника. Я полагаю, ты читал это на четырнадцатой странице, не так ли? — Он нервно кивнул. — Истории необходимы для построения восприятия, дамы и господа. Без них мы не можем функционировать как общество. А тот, кто рассказывает историю, контролирует все.

Она облизнула губы и щелкнула следующий слайд.

— Истории помогают нам понять мир вокруг нас, но они также могут быть опасными. Во многом стереотипы были созданы безответственными рассказами историй. Расскажите мне о себе какое-нибудь качество, и я смогу рассказать вам историю, которую вам приписал мир. В большинстве случаев они даже не соответствуют действительности. Но опять же, те, кто рассказывает истории, правят обществом. И есть много людей, находящихся у власти, которые наживаются на безответственных рассказах. Что есть такого в рассказчике, что вызывает доверие? Почему вы доверяете мне стоять на этой трибуне и говорить с вами о давно умерших людях? Потому что несколько дипломов висит в моем кабинете? Потому что у меня есть диссертация, которую я писала четыре года? Ты, — она кивнула на сидевшего рядом со мной Джареда, — скажи мне, почему ты доверяешь мне стоять здесь и учить тебя.

Глаза Джареда расширились, и он поерзал на стуле, прежде чем ответить:

— Вы образованная женщина, посвятившая всю свою жизнь изучению философии.

— Однако ты меня не знаешь. Как ты можешь быть уверен, что я не вписываю в лекцию свои предубеждения? Я формирую умы будущих лидеров. Следующее поколение находится под моим контролем, и если бы я была достаточно убедительна, я могла бы уверить тебя, что моя версия событий верна, не так ли?

— Мы не знаем, — ответила я, чувствуя себя неловко за то, что сказала, встряв в разговор, в тот момент, когда эти слова сорвались с моих губ.

— Ой? — спросила доктор Бхавсар. — Ну, так что делать? Как нам ориентироваться в мире с кучей лживых рассказчиков?

— Мы рассказываем свои собственные истории, — пробормотала я. — Мы исследуем. Подвергаем сомнению все, даже людей во власти — особенно людей во власти. Доверие устанавливается с течением времени путем проверки фактов. Мы не позволяем предвзятости или мнениям влиять на нашу действительность. Мы создаем свое собственное, вкладываясь в работу. Те, кто рассказывает истории, управляют обществом только в том случае, если общество это позволяет.

Доктор Бхавсар улыбнулась.

— Точно.

— Я не могу поверить, что мы живем в одном доме. Я буду ходить к тебе каждый божий день, — сказал Джаред с усмешкой.

Джаред проводил меня к кабинетам где у меня должны были быть уроки и даже пообедал со мной в столовой. Я не ожидала, что он захочет провести весь день со мной.

— А разве ты не живешь в общаге? Кстати, я все еще удивлена, что ты в братстве. Разве ты не должен быть бушующим алкоголиком, проводящим все свое время на вечеринках? Получается, все фильмы из девяностых, которые я посмотрела, чтобы подготовиться к колледжу, были зря.

Джаред коснулся груди.

— Мне действительно больно от того, что ты веришь в стереотипы, Вера, — ответил он. — Не все парни из братства тусуются и имеют проблемы с отцами.

Я хихикнула, мы уже практически подошли к зданию нашего дома.

— Но, наверное, некоторые твои предположения все же правдивы. Одна из причин, почему я выехал из дома братства, была потому, что они немного отвратительны, и я никогда не мог нормально спать из-за очень громких вечеринок. А общий душ, клянусь богом, всегда были покрыты толстым слоем спермы.

— Отвратительно.

— Я оставался ради милых парней и одобрения родителей, но и ушел я по этой же причине. Это трагедия.

Милых парней? Я думала, что Джаред флиртовал со мной. Я предполагала…

— Я вижу, как милые шестеренки в твоем голове крутятся. Не переживай, я все объясню. Я пансексуал, — объяснил он. — Я потерял девственность с женщиной вдвое старше меня в Лондоне. В прошлом году встречался с футболистом. Прошлый месяц, в Нью-Йорке, я провел с красивой транс-женщиной. Прошлой ночью, в здании Психологического университета, я сосал член, принадлежащий очень смущенному президенту братства. А сейчас я очень надеюсь, что ты разрешишь мне позвать тебя на свидание.

— Ох. Я…

Я не ожидала, что он спросит меня об этом. Не то чтобы меня смущал его сексуальный опыт, скорее, все мои мысли были о Хамильтоне. Я хотела объяснить, что не ищу себе парня, когда мой телефон начал звонить. Это был вызов по Фейс Тайму от Хамильтона.

— Извини, я должна ответить, — прошептала я.

Одним из условий присмотра за Маленькой Мамой было то, что я отвечаю, когда он звонит, ну, конечно же, если я не на уроке. Хамильтон властный дурак. Я достала телефон и улыбнулась, прежде чем нажать на кнопку «принять вызов». Хамильтон лежал на кровати, как мне показалось, в маленькой темной комнате. Его волосы были взъерошены, а на щеке красовалось пятнышко.

— Блядь, спасибо, что ответила. Я клянусь, мой член твердел все время, когда я думал о тебе.

Я откашлялась, и Джаред, стоя рядом со мной, улыбнулся, затем посмотрел через свое плечо и снова перевел взгляд на мой экран. Я попыталась убрать телефон. Несмотря на то, что Джаред не в курсе, что Хамильтон мой дядя, это был всего лишь вопрос времени, прежде чем он узнает.

— Я полагаю, что это именно то, почему ты не хочешь пойти со мной на свидание, хм? — спросил Джаред спокойно.

— Кто, блядь, это такой? — задал вопрос Хамильтон, сидя на матрасе и наклонившись к экрану, чтобы лучше разглядеть Джареда.

— Это не важно. Если ты звонишь, чтобы проверить свою собаку, я буду дома всего через несколько минут, и ты сможешь ее увидеть, — сказала я.

— Ты ведешь этого парня к себе домой? — спросил Хамильтон.

— Нет. Он живет в том же доме, что и я. Ты ревнуешь?

— Может быть, я просто не хочу делиться. — Джаред шел рядом со мной, бесстыдно слушая мой разговор с Хамильтоном и ухмыляясь в камеру.

— Ты кажешься знакомым, — сказал Хамильтон Джареду. — Мы встречались раньше?

— Не знаю. Думаю, если бы мы встречались раньше, я бы вспомнил тебя, — ответил Джаред с ухмылкой.

Хамильтон сузил глаза.

— Ты мне не нравишься.

— Но ты же даже не знаешь меня, — отреагировал Джаред.

— Я довольно хорошо разбираюсь в людях. Не придумывай себе ничего лишнего и держись подальше от Веры.

Я тоже решила вставить свои пять копеек:

— Я уже говорила тебе. Этого не случится. И давай не будем говорить об этом перед моим новым другом. Тебе еще что-то надо, Хамильтон? — спросила я.

— Только ты. Ты мне нужна прямо сейчас, Лепесток.

— Лепесток? — спросил Джаред.

Мое сердце забилось быстрее.

— Я позвоню тебе позже, Хамильтон, — выдохнула я, прежде чем повесить трубку.

Джаред начал истерически смеяться.

— Теперь ты должна пойти на свидание со мной, просто чтобы позлить его.

Я нахмурилась.

— Я собиралась сказать тебе, прежде чем меня так грубо прервали, что я не хочу ни с кем сейчас встречаться. Я просто хочу спокойно жить и заводить новых друзей.

— Понял. Кто ж захочет встречаться с тобой, когда у тебя есть кто-то вроде этого, готовый съесть тебя?

Я шумно выдохнула и продолжила идти. Мы шли по тротуару, и мимо нас проезжали дорогущие машины.

— Все сложно, — призналась я.

— Насколько сложно?

Я думала над тем, чтобы рассказать Джареду, что происходит. У меня не было никого, с кем бы я могла поговорить об этом. В момент, когда Хамильтон появился в моей жизни, я боролась со странным влечением — притяжением к нему. Думаю, можно спокойно поделиться мыслями с тем, кто не моя мама и не часть семьи Борегаров.

— Он технически мой дядя? — выпалила я.

Джаред перестал идти, дважды моргнув.

— Еще раз.

— Моя мама вышла замуж за его старшего брата месяц назад, — начала я объяснять.

— А я-то думал, что ты вся такая правильная, не кинешь на меня бомбу из табу, — Джаред проговорил восхитительно. — Я так впечатлен. И немного заведен.

— Это не странно вообще…

— Давай, — перебил меня Джаред, — мы идем к тебе, и ты мне все расскажешь. Со всеми подробностями.

Глава 13

— Господи, ты такая милая. Будь я дома, я бы обнял тебя, — сказал Хамильтон, разговаривая со мной по FaceTime. Я закатила глаза, а мои щеки стали розовыми. Маленькая Мама виляла хвостиком, пока Хамильтон говорил с ней.

— Вера дает тебе много вкусняшек? Она чешет тебя за ушком? Ты только скажи слово, и я отшлепаю Веру за плохое обращение с тобой. Я очень быстро сделаю ее задницу красной.

Я подняла телефон с пола и выгнула бровь, глядя на Хамильтона.

— Ты сейчас серьезно? — спросила я.

— Я следую твоим правилам! — игриво воскликнул он. — Никаких кокетливых, грязных, озорных или собственнических разговоров. Мне нельзя говорить о том, как сильно я хочу, чтобы ты оседлала мое лицо прямо сейчас, или спрашивать, промокла ли твоя киска от мыслей обо мне. Мне абсолютно не разрешено спрашивать, куда ты собираешься сегодня вечером в такой сексуальной юбке. Твои сиськи вот-вот вывалятся из этого топа, а я хочу поймать их своим ртом, красавица.

У меня перехватило дыхание, и Хамильтон злобно ухмыльнулся, слегка наклонив телефон так, чтобы я могла видеть его голый твердый торс.

Блядь.

— Но если бы все же мне разрешили спросить об этом, я бы сказал этому ублюдку Джареду, чтобы он держался подальше от тебя.

Я подавила ухмылку. Хамильтон заставлял меня чувствовать себя сексуальной.

Желанной.

Одна из причин, по которой он мне так нравился, заключалась в том, что он заставлял меня чувствовать себя самой особенной в этом мире, а это было не то, к чему я привыкла.

— Это все, что я для тебя? Красивое тело? — смело спросила я. Мы не были связаны на эмоциональном уровне, но вот физически — однозначно.

— Уверен, если мы познакомимся поближе, мы понравимся друг другу. Но, опять же, я соблюдаю правила. Между нами есть химия, Лепесток. Я не боюсь этого. И знаешь, что я думаю? — спросил он.

— Что?

— Я думаю, тебе нравится, когда тебя преследуют. Думаю, это заставляет тебя чувствовать себя сильной. И мне нравится видеть твою уверенную улыбку. Только не позволяй Джареду пожинать плоды моего тяжелого труда, Лепесток.

Я положила телефон на туалетный столик и продолжила собираться. Я не была готова закончить телефонный разговор, но Маленькая Мама уже дремала на моей кровати. Я взяла немного красной помады и начала наносить ее.

— Черт, — прошептал Хамильтон. Я взглянула на его прикрытые глаза и приоткрытые губы, прежде чем вернуться к своему отражению.

— Если бы мы знакомились друг с другом, что бы ты мне рассказал? Какова твоя история, Хамильтон?

— У меня нет никакой истории, — ответил он тихим голосом.

— У каждого есть история, — возразила я, положив помаду и взяв пудру.

Хамильтон протяжно вздохнул, прежде чем снова начал говорить:

— Мама и Джек уже были довольно взрослыми, когда я родился. До этого момента они были счастливой семьей из трех человек. Джек был на верхушке карьерной лестницы, а мама в разгаре депрессии. Так продолжалось до тех пор, пока не появились новости о том, что Джек обрюхатил какую-то студентку, и так появился я. Думаю, мама спокойно воспитывала меня до тех пор, пока мир не узнал, что ее муж обманщик. Я родился и стал ошибкой. Наверное, ей я и умру, — сказал он ровным голосом, несмотря на болезненные слова.

— Это… ужасно.

— Джозеф любил каждый божий день напоминать мне о моей чертовой жизни, что это я все разрушил. Раньше я думал, что это просто какие-то детские шалости, но теперь понимаю, что это что-то большее. Когда мама умерла… все стало еще хуже. Джек разрешил Джозефу издеваться надо мной, потому что хотел, чтобы я страдал за то, что вообще родился, но был слишком труслив, чтобы делать это самому.

Джек меня смущал. Он был бессердечным и претенциозным, но мне казалось, что он искренне заботится о Хамильтоне. Я не знаю всех нюансов, поэтому, думаю, что не имею право судить. Они воспитали Хамильтона, и его чувства к ним были крайне понятны. Тем не менее, я хотела понять, как к этому относится Джек, поскольку он, казалось, искренне хотел хороших отношений со своим сыном, несмотря на то, что Джозеф ненавидел Хамильтона.

— Ты когда-нибудь хотел встретить свою настоящую маму? — аккуратно спросила я.

— У меня и была настоящая мама. Ее звали Никки Борегар. Она была умной, сильной, ей пришлось бороться с психологическими заболеваниями. Она любила меня, даже когда не должна была этого делать. Ты когда-нибудь задумывались, не обижается ли на тебя твоя мама?

Я нахмурилась.

— Почему ты спрашиваешь такое?

— Мы делимся вещами о нашей жизни, не так ли? Вот почему ты такая послушная, ты думаешь, что должна быть идеальной, чтобы оправдать тот факт, что ты вообще родилась.

Мои глаза горели от эмоций.

— Это неправда, — выдавила я.

— Разве это действительно неправда? Я понимаю тебя, я жил так, пока не умерла мама. Почему ты живешь для нее, а не для себя?

— Я живу для себя.

— Ты такая милая, когда лжешь.

Я покачала головой и проглотила густой комок эмоций, который образовался у меня в горле.

— Хорошенько повеселись ночью. Если Джаред прикоснется к тебе, я сломаю ему руки, а ты будешь на это смотреть. Я знаю, что тебе нравятся собственнические ублюдки. Я не из тех, кто обычно придумывает что-то необычное, но я бы сделал это.

— Ты даже не приглашал меня на нормальное свидание! — воскликнула я.

— Продолжай сопротивляться, детка. Я становлюсь все тверже.

Я закатила глаза и закончила разговор. Чертов Хамильтон.

Джаред вел Теслу. Мы ехали с ним по городу, и он рассказывал о предстоящей серии лекций, на которые он хотел, чтобы мы пошли вместе. Я слушала и вставляла свои пять копеек в нужное время, но все мои мысли были о разговоре с Хамильтоном.

— Тебе понравится этот бар. Это самое секретное место в Гринвиче. Крафтовые напитки крепкие, и атмосфера такая настоящая, хотя место вроде и обычное, там дешевые напитки и пропитанные пивом полы. Не нужно быть ребенком богатого папочки, чтобы попасть туда. Это полностью подойдет тебе.

Я не знала, что такое настоящая атмосфера, но энтузиазм Джареда меня забавлял. Мы ходили в колледж уже неделю, и он почти каждый день проводил со мной. Мне нравилось проводить с ним время. Он умный, сострадательный, забавный и вообще хороший партнер по учебе. Сначала я пыталась бороться с его постоянным флиртом, но в конце концов просто поняла, что это у него такая манера общения. Он больше не звал меня на свидание, но иногда я замечала, как он смотрит на меня своим тяжелым, горячим взглядом.

— Ты потанцуешь со мной?

— Я не очень хорошо танцую, — призналась я с ухмылкой, когда он въехал на старую парковку, где вместо нормальной дороги была одна сплошная выбоина, и она полностью была заполнена машинами. Джаред припарковал свою Теслу на обочине. Он сказал, что это самый сокровенный секрет в Гринвиче, но это место вовсе не было секретом. Весь город знал о его существовании. Может быть, жителям Гринвича нравилось обычные заведения больше, чем они это показывают?

— Не может такого быть! Все люди хорошо танцуют, — настаивал Джаред.

Мы вышли из машины и прошли через дверь. Я ступила на исцарапанный пол и чуть не врезалась в пьяную девушку, танцующую в одиночестве. Джаред рассмеялся и схватил меня за талию, легко уводя меня с дороги.

— Пойдем к бару, красотка, — прошептал он мне на ухо, прежде чем подтолкнул меня к барному стулу.

Этот бар был очень уютным местом. Официанты, разносившие напитки, ходили по залу с подносами в руках. Парочка в угловой кабинке целовалась, две женщины просто пожирали друг друга целиком, сжимая друг друга дрожащими руками. Мужчина, сидящий в одиночестве, пил одну стопку за другой, а парни из братства за соседним столом махали Джареду, как только мы заняли место.

— Ты сможешь побыть одна? Я хочу пойти поздороваться с парнями, но одна моя нога здесь и вторая тоже здесь. Заказывай все, что только захочешь.

Я кивнула ему, и он ушел. Было довольно любопытно, он не хотел меня представлять друзьям, но, с другой стороны, может он не хотел, чтобы мы потеряли свои места? Я положила свою сумочку на его стул и посмотрела на него, точнее на его спину, пока он здоровался с ребятами. После нескольких братских объятий некоторые из них повернулись ко мне лицом, что-то шепча Джареду.

— Вот почему я не встречаюсь с мужчинами. Какой же мудак, — сказала Джесс.

Подождите.

Джесс?

Она стояла по другую сторону барной стойки, вытирала ее тряпкой и смотрела на Джареда.

— Он просто оставил тебя сидеть одну, чтобы пойти поздороваться со своими засранцами из братства. Почему он не познакомил тебя с ними?

Тот факт, что она высказывала мои мысли вслух, подтверждал, что я все же мыслила в нужном направлении.

— Ты здесь работаешь? — спросила я.

— Ага, на удивление дети богатых родителей оставляют хорошие чаевые, особенно, когда пьяны. Им нравится чувствовать себя выше всех, так они чувствуют свое превосходство.

Я подняла брови.

— Как Инфинити и новая квартира? — спросила я.

— Все отлично. Хотя нам бы не помещало место, где был бы гараж. Ее группа репетирует в гостиной, и я люблю ее, но эта музыка со временем так надоедает.

Я улыбнулась.

— Извини, что ушла с концерта.

Джесс вытащила стакан со льдом и налила в него немного Спрайта и передала его мне.

— Не волнуйся, Хамильтон объяснил, в чем дело. Чертовы папарацци. Они преследовали его с подросткового возраста.

Я кивнула.

— Из-за его биологической мамы, верно? — спросила я

Джесс изогнула бровь.

— Ты пытаешься выведать у меня информацию?

— А если бы это было действительно так, ты бы мне что-нибудь сказала? — спросила я.

Джесс склонилась над потертой барной стойкой. Ее черная тонкая майка была натянута на грудь, а на виске выступила капля пота.

— Хамильтон — хороший человек. Иногда он бывает немного шлюхой. Я не думаю, что этот мужчина может прожить неделю, не засовывая во что-нибудь свой член, поэтому, думаю, если он тебе действительно нравится, ты должна знать об этом.

Я сглотнула. Я знала это. Конечно, я знала это. Но услышать это от его лучшей подруги все меняло, я не была готова к такому. Впрочем, это не имеет никакого значения. Я не собираюсь идти на поводу своих чувств, ведь так?

— Я никогда не говорила, что он мне нравится, — возразила я.

— Тебе не нужно было этого говорить, Лепесток.

Фу.

Когда я перестану врать сама себе? Я хочу Хамильтона, а тем временем Джесс продолжила:

— Возможно, он единственный порядочный человек в этой семье, если не считать его покойной матери. Он немного замучен, но я думаю, что все симпатичные мужчины такие. У него есть это странное желание разозлить свою семью и одновременно порадовать их. Это странно, даже трагично. Я не врач, но он становится ебнутым, когда речь заходит о семье. И, да, не спрашивай меня о Джозефе. Он больной ублюдок. Из тех, кто пинает щенков ради удовольствия, ты это поняла?

— Мне стоит беспокоиться о своей маме? — спросила я робким голосом.

Джесс закусила нижнюю губу.

— Джозеф заботится о своих игрушках. Тебе больше нужно беспокоиться о людях, которые пытаются отобрать их у него.

Я хотела спросить ее, что это значит, но Джаред сел на стул рядом со мной.

— Что я пропустил? — спросил он, прежде чем посмотреть на Джесс. — Мне виски с колой, пожалуйста.

Джесс кивнула и молча налила ему то, что он просил.

— Джаред, это моя подруга Джесс. Я и не знала, что она здесь работает.

— Ой! Извини, — Джаред вытер руку о штаны, прежде чем протянуть ее Джесс. — Меня зовут Джаред, приятно познакомиться.

Джесс посмотрела на его протянутую руку и передала ему напиток.

— Я буду рядом, если тебе что-нибудь понадобится, Вера, — сказала она. — Следи за своим напитком рядом с этим. Если что, у меня есть глок под стойкой, красавчик.

Она покосилась на него, прежде чем перейти к следующему гостю.

— Я сказал что-то не так? — спросил Джаред, широко распахнув глаза.

Я не могла понять, то ли это было от шока или от веселья.

— Нет. Она просто вообще не любит людей, — ответила я с истерическим смешком. — Тебе повезло, что она не начала тебя допрашивать.

— Она точно мой типаж.

Я сделала глоток своего напитка, счастливо наслаждаясь чем-то безалкогольным. Я еще ни разу не ходила куда-то с Джаредом, поэтому не знала, чего от него ожидать. Он тусовщик или все же нет?

Он целеустремленный и умный, но я все равно хотела быть в безопасности.

— Мы можем пойти посидеть с твоими друзьями, если хочешь, — предложила я, оглядываясь через плечо. Мальчики из братства за столиком теперь стреляли глазами в нашу сторону и громко разговаривали. У меня не было никакого желания сидеть с ними, но я не хотела показаться грубой или не дружелюбной.

— И посмотреть, как один из них попытается пригласить тебя на свидание? Абсолютно нет, — поддразнил Джаред, хотя его беззаботный тон казался наигранным. — Я привел тебя сегодня вечером сюда, потому что хотел провести с тобой время.

Я запрокинула голову и рассмеялась.

— Ты провел со мной всю неделю! Ты практически живешь у меня. Я заставлю тебя платить за продукты, если ты будешь есть у меня каждый вечер.

— Я с радостью заплачу за продукты, если мы будем вместе ужинать и смотреть Netflix каждый вечер.

Я закатила глаза.

— Видишь, мы и так провели всю неделю вместе.

— Да, но не на свидании.

— О, так это свидание? — спросила я, подняв брови и глядя на Джареда. Он был красив, как классический соседский мальчик. Наверное, он мог бы заполучить кого угодно. Он происходил из хорошей семьи. Его отец был бизнесменом и занимался политикой. А мать руководила одной из крупнейших некоммерческих организаций в мире.

Джаред протянул руку и положил ее мне на бедро. Дрожь пробежала по моему позвоночнику. Может быть…

— Я бы отвел тебя куда-нибудь получше, но у меня было чувство, что ты взбесишься и бросишь меня. Я знаю, что у тебя есть проблемы со своим… — Он наклонился вперед и понизил голос: — чертовым дядей. Но я думаю, нам было бы хорошо вместе. Думаю, я могу тебе понравиться. И если ты захочешь называть меня папочкой в постели, чтобы удовлетворить свое желание, я позволю тебе. Клички типа этих обычно не для меня, но я всегда готов попробовать что-то новое хотя бы один раз. Есть очень много порно роликов по типу «Со сводными братьями».

Я хихикнула от его слов, когда он провел губами по моей шее.

Я повернулась лицом к нему, мои губы находились очень близко от его. Я чувствовала его горячее дыхание, которое пахло виски.

— Я не ищу серьезных отношений, — сказала я низким голосом.

— А я не серьезный парень, — пробормотал Джаред.

Его голубые глаза жадно смотрели на мои губы, у меня внезапно пересохло в горле, а дыхание более участилось. Джаред наклонился ближе, его решимость возбуждала меня. Это было похоже на решение, после которого я уже не смогу забрать свои слова обратно. Как только я поцелую Джареда, все станет еще сложнее. Я наклонилась к нему все ближе и ближе…

— Вера, — голос Джесс был сосредоточен. Я отодвинулась назад, качая головой в растерянности, а Джаред выругался. — Там кое-кто на телефоне, и он ждет тебя, — сказала она, а мой взгляд направлен на нее. Она озорно улыбнулась, ее голова наклонена в сторону. Я взяла телефон с ее протянутой ладони и увидела, как она буквально прорычала, обнажив зубы, в сторону Джареда, как дикий волк. Я быстро посмотрела на Джареда, прежде чем приложить телефон к уху.

— Алло?

— Лепесток, — ответил Хамильтон, его тон был полностью пропитан гневом. Мое сердце начало бешено колотиться. — Ты разрешила ему поцеловать тебя? — Я взглянула на Джесс, которая сейчас смеялась.

— Кто звонит? — спросил Джаред.

Я проигнорировала его.

— Нет, — ответила я тихим голосом. — Но собиралась это сделать.

Эта правда была больше похожа на ложь. Я говорила это Хамильтону не потому, что хотела выйти сухой из воды, а потому, что хотела позлить его. Хамильтон громко выдохнул, мне было его плохо слышно сквозь шум бара. — Сейчас же иди в ванну и позвони мне, Лепесток. — Хамильтон повесил трубку, а я скорчилась от резкого конца нашего разговора. Я передала телефон обратно Джесс. Я могла бы проигнорировать его требования. Хамильтон был в тысячи километрах от меня, а вот Джаред был здесь. Но…

— Кто это был? — спросил Джаред.

— Общий друг, — выдохнула я. — Извините, мне надо в туалет. Скоро вернусь.

Я спрыгнула с барного стула и прошла через толпу к туалету, моя сумочка была плотно прижата ко мне.

Что, черт возьми, я вообще делаю? И почему буквально каждая часть моего тела кричала о желании?

Я вошла в кабинку и захлопнула дверь, закрыв ее на замок. Затем прислонилась к деревянной двери и достала телефон, чтобы позвонить Хамильтону. Он немедленно ответил.

— Прикоснись к себе, — потребовал он в тот момент, когда я услышала его.

— Что? — прошептала я, румянец залил мои щеки.

Я оглядела кабинку.

— Ты разрешила ему прикоснуться к тому, что принадлежит мне, — прорычал. Хамильтон, он был без футболки. — А сейчас ты прикоснешься к своему нуждающемуся маленькому клитору в общественном туалете, пока я буду смотреть. Если тебе повезет, я покажу тебе, как сильно ты заставляешь мой член твердеть.

— Черт, — выругалась я. — Я не могу.

— О нет, ты можешь. Ты хочешь поцелуев, Лепесток? Хочешь, чтобы тебе сделали приятно? Ты звонишь мне, независимо, чем я занят и где нахожусь, я всегда позабочусь о своей девочке. Тебе не нужно искать кого-то на стороне.

— Я не твоя девочка, Хамильтон. Когда ты прикатишь все это?

Он тяжело вздохнул.

— Ты все еще не понимаешь. Хватит говорить мне, что ты не моя, потому что я могу прилететь и показать, насколько ты принадлежишь мне. Положи палец в рот. Пососи его хорошенько для меня, Лепесток.

Я не видела, что он делал, потому что камера обрезала картинку, но я заметила качающееся движение его руки, как будто он поглаживал себя. *бать.

Что я делаю? Здесь никого нет. Это не причинит вреда, ведь так? Я снова оглянулась, прежде чем неохотно подчинилась ему. Мои губы, обернутые вокруг пальца, и он улыбнулся. Я посмотрела на него голодными глазами, прежде чем вытащить палец изо рта.

— Когда я вернусь домой, ты этими прекрасными губами обхватишь мой член, Вера, — сказал он с ворчанием. — А теперь прикоснись к себе. Позволь мне увидеть, как ты кончишь. Позвольте мне увидеть, насколько ты моя. Может твой мозг еще не понимает этого, но твоя киска отчаянно жаждет меня внутрь.

Я глубоко вздохнула и проскользнула рукой за пояс юбки. Мои трусики стали влажными от слов Хамильтона. И я плавно погрузила руку в свою жару и подушечкой пальцев кружила вокруг своего чувствительного местечка. Я дернулась вперед. Мои губы открылись со вздохом, когда я посмотрел на Хамильтона.

— Ты такая чертовски великолепная, Вера. Посмотри, каким твердым ты меня делаешь. Он опустил камеру пониже, и я ахнула при виде его толстого, длинного члена. Его ладонь едва ли могла обернуться вокруг него. Он делал это медленно, и я облизывала свои губы, воображая то, что это его вкус у меня на губах, ущипнула клитор и простонала.

— Вот так, детка. Я тот, кто может помочь тебе расслабиться с другой стороны страны. Я тот, о котором ты не можешь перестать думать. Я тот, кто заставил чувствовать себя эгоистично впервые в твоей жизни. Никого здесь нет, детка. Сейчас есть только ты и я. Твоя красивая киска и мои слова. Твои маленькие пальцы работают, потому что я приказываю им, и это не делает какой-то там мальчик, с которым, ты думаешь, тебе нужно быть. Это все я. Только я. И всегда буду я. *бать.

Я выдохнула, и оргазм полностью настиг меня, пока кто-то громко постучал в дверь.

— Вера? Ты тут?

Голос Джареда был низким. Хамильтон злобно улыбнулся, все сильнее двигая своей ладонью. Я с интересом наблюдала за ним, кусая губы, все еще ощущая оргазм. Его сперма разлилась на его ладонь, покрывая ее. Он откинул голову назад, простонав мое имя. Имя, которое он дал мне. Лепесток. Лепесток. Лепесток.

Меня не волновало, что за дверью был Джаред и что он со всей силы бил по двери. Мои щеки были залиты румянцем. Я очень хотела Хамильтона, и с этого момента больше не буду отрицать этого.

Глава 14

— На следующей неделе у нас первый тест. Вы уже должны были прочитать четыре главы учебника, — сказала доктор Бхавсар, опуская экран проектора. Сегодня ее волосы были собраны в тугой пучок, а туфли на шпильках были ярко-красного цвета, в цвет пожарной машины. Ее уроки быстро стали моим любимым. Мне нравилось, как она смотрела на мир.

Я заправила свои гладкие волосы за ухо и поправила свитер. В аудиториях уже стало холодно. Скоро осень в Коннектикуте будет в самом разгаре, и я не могу дождаться более прохладной погоды.

— Хочешь поучиться вместе в эти выходные? Я закажу еды, — предложил Джаред.

У нас были неловкие двадцать четыре часа после инцидента в туалете, но он появился на следующее утро с коробкой пончиков. Он должен был знать, что я там делала. Когда мы с Хамильтоном закончили, я открыла дверь, мои ноги тряслись, лицо было полностью красным и сердце бешено колотилось. Джаред стоял возле раковины, скрестив руки на груди. Он не заставил меня объяснить, что произошло, но мне и не нужно было этого делать. По крайней мере, он не настаивал на втором свидании. Я с полной уверенностью знала, что мы с Джаредом можем быть только друзьями. Меня не соблазняла его вежливость или игривое прижатие его ноги к моей, пока мы смотрели Netflix на полу в моей гостиной. Ни комплименты, ни подарки, ни заботливость, ни его непоколебимая любезность — ничего их этого не вызывало у меня тех чувств, которые вызывал у меня Хамильтон. Джаред был как Тайленол, притуплял легкую боль, Хамильтон же был опиумом — вредным для меня и вызывающим привыкание.

Джаред все равно флиртовал со мной, это было его манерой общения. Но он полностью переосмыслил все это с тех пор, как мы чуть не поцеловались в баре. Я была благодарна, что он отступил, потому что, пока он восстанавливал свою позицию друга, Хамильтон восстанавливал себя как… ну, я не совсем уверена, как кто.

Мы с Хамильтоном разговаривали каждый день. Ни о чем, да обо всем. Он рассказывал о своей работе на буровой, а я рассказывала ему о своих занятиях. Мне было чертовски комфортно с ним, но я чувствовала, что вот-вот случится что-то плохое. Каждый раз, когда я видела, как его имя всплывает на моем телефоне, в моем животе летали бабочки, и я даже не пыталась это скрыть. Каждый раз я отвечала, подавляя чувство вины настолько, насколько это было возможно, при этом говоря себе, что это будет в последний раз.

Я лежала на спине, было три часа утра, а он говорил со мной своим фирменным низким голосом.

С тайной улыбкой на губах, когда он говорил мне всякие грязные обещания. Каждую ночь я засыпала с потребностью, спрятанной глубоко внутри себя. Я чувствовала себя красивой вещью на полке Хамильтона. Он ждал, чтобы разбить меня и вышвырнуть нахер.

Однажды мама позвонила мне, чтобы проверить, как идут занятия, но это был разговор ни о чем. Хамильтон постепенно становился все более важной частью моей жизни, и трудно было говорить с кем-то, кто не одобрял этого. Я знала, что это неправильно. Знала, что многие люди не поймут наших отношений. Это должно было расстроить нового мужа мамы, но мне уже было все равно.

— Мисс Гарнер, я бы хотела, чтобы вы дали свой ответ на письменное упражнение, которое я попросила каждого из вас выполнить. — Я замечталась и сначала даже не поняла, что доктор Бхавсара обращается ко мне, отчего я вздрогнула.

Я прочистила горло.

— Хорошо, — протрещала я писклявым голосом, когда вытащила распечатанную бумагу. Доктор Бхавсар взяла за привычку подходить ко мне во время урока. Несмотря на полный зал во время лекции, ее внимание заставляло меня чувствовать себя единственным человеком в этой аудитории. Несмотря на то, что она была строга со мной, я чувствовала, что она делала это только с теми учениками, которые ей нравились, и это заставляло меня все лучше готовиться к ее занятиям каждый день.

— Я решила сосредоточиться на учении Лао-Цзы, в частности, на его цитате, в которой сказано следующее: «Полезность горшка исходит из его пустоты».

— Интересно, — сказала доктор Бхавсар с ухмылкой. — У меня было предчувствие, что большая часть класса выберет цитату какого-то популярного философа, типа «Да, ладно и так сойдет». Я очень рада, что вы выбрали что-то оригинальное, мисс Гарнер.

Я старалась внешне не подавать виду, что мне приятно, что она меня хвалит. Мне не хотелось этого признавать, но мама всегда просто ждала от меня хороших оценок. Конечно, она была горда моей успеваемостью, но никогда не хвалила меня за усердную работу и отказ от подросткового возраста в обмен на хорошие оценки и поведение. Было приятно, что эта женщина заметила меня.

Я прочистила горло, прежде чем продолжить:

— Вы должны очистить свой разум, прежде чем сможете впустить что-либо еще. Лао-Цзы говорит о предвзятых представлениях или мнениях. Как мы можем слушать точку зрения другого человека, если наша голова уже полна других предубеждений? Полезность может быть другим словом для роста и способности человекаэффективно адаптироваться и учиться.

— И вы согласны с этим утверждением? — спросила доктор Бхавсар.

— Да, — просто ответила я.

— И я думаю, что вы абсолютно правы. Но мы могли бы пойти дальше. Иногда полный горшок может помешать нам получить то, что мы действительно хотим. Это почти как клише о переносе багажа старых отношений в новые отношения. Вы знакомы с такой ситуацией?

— Да, мы приносим опыт и мировоззрение в каждые новые отношения, которые мы начинаем, — ответила я, когда Джаред поерзал на своем месте.

Доктор Бхавсар продолжила.

— Я думаю, что есть разница между тем, чтобы нести с собой наш опыт, куда бы мы ни пошли, и обременением себя полным чемоданом — или, как любит говорить Лао-Цзы, полной кастрюлей. Нет места ни для чего другого. Вы можете упустить новый опыт, потому что слишком заняты старым.

Кто-то позади меня решил вмешаться.

— Итак, мы должны просто постоянно относиться к каждому дню как к чистому листу? Многие философы призывают нас наоборот использовать ранний опыт и держать его в нашем арсенале, чтобы осмысливать мир и учиться. Какой смысл, так сказать, каждый раз наполнять горшок, если все надо жить каждый день как новый?

Доктор Бхавсар улыбнулась.

— Очень хорошее замечание, мистер Шайн. Что вы думаете, мисс Гарнер?

Я сглотнула, думая, как ответить.

— Горшок — это не метафора нашего полного человеческого опыта. Я думаю, что это несложно. Считаю, что способность горшка освобождаться от бремени, которое больше не является полезным или выгодным. Готовность излить старое имеет решающее значение. Возможно, лучшей метафорой был бы фонтан или река? Всегда меняющаяся, но все еще течет из одного источника.

— Я хотел бы наполнить тебя, — пробормотал себе под нос тупица в заднем ряду. Я закатила глаза. Доктор Бхавсар продолжила:

— Молодец, Вера. Я лично думаю, что вы могли бы многому научиться на этом уроке. Вы немного сдержались. Я хочу, чтобы вы действительно углубились в мельчайшие детали этих заданий.

Доктор Бхавсар повернулась лицом к аудитории, теперь обращаясь ко всем:

— Большинство из вас просто обсуждают эту концепцию, не применяя ее к собственному опыту. Ваше следующее задание: я бы хотела, чтобы вы ссылались на себя при изучении этих концепций. Философия имеет смысл только тогда, когда мы ее применяем.

Урок продолжался, и я делала заметки. Джаред дразнил меня за то, что у меня нет ноутбука, но мне нравилось писать от руки. Информация закреплялась лучше. Девяностоминутный урок пролетел незаметно, и к его концу у меня свело пальцы от перегрузки информацией.

— Хочешь пообедать? — спросил Джаред, когда мы собирались.

— Ага. Я не позавтракала этим утром, потому что проспала, — простонала я.

— Ты снова поздно легла из-за грязных разговоров с дядей? — дразняще спросил он, хотя его тон был жестким.

Я закатила глаза и сунула блокнот в сумку.

— Эй! — воскликнул он. — Мы друзья. Мы можем это обсуждать. Нечего стыдиться. За исключением того факта, что технически он твой дядя. И вроде на десять лет старше. И его нет уже полгода.

Я прикусила губу.

— С твоих уст это звучит гадко.

— Разве я в этом виноват? Мне просто интересно, что у него есть такого, чего нет у меня.

Я хотела сказать, что он полностью завладел мной, но все же решила промолчать.

— Я не знаю. Я думала, мы перестали говорить об этом, Джаред. Если ты собираешься продолжать давить на меня, то я…

— Прости, — прервал он. — Пошли обедать, ладно? Я не буду поднимать эту тему снова. Но могу поспорить на свою задницу, как только он напортачит, я вмешаюсь.

Я медленно выдохнула, вспоминая слова Джесс.

Он своего рода шлюха.

Сколько времени пройдет, прежде чем он потеряет интерес? Я знала, что только вопрос времени, когда он найдет кого-то еще, кем будет одержим. Хамильтон не был похож на человека, который останется надолго.

— Я хочу сегодня пиццу, — сказала я, меняя тему.

— Отличный выбор, пойдем.

Мы вышли из здания и пошли по двору. Казалось, куда бы мы ни пошли, все знают Джареда. Люди постоянно машут ему, приглашают на вечеринки и предлагают «братанские» объятия. Это было странно, потому что он не был похож на светского человека. Последние две недели он проводил со мной все свое свободное время. Во всяком случае, я хотела, чтобы он дал мне передышку, но я не хотела расстроить единственного друга, который у меня был в этом месте.

— Джаред, мой друг! Ты придешь на вечеринку сегодня вечером? — спросил кто-то.

— У меня сегодня свидание, извини, — дразняще ответил он, прежде чем обнять меня за плечи и повести в сторону обеденного зала.

— Ты же знаешь, что можешь пойти? — сказала я мягким голосом. — Тебе не обязательно проводить со мной каждую ночь. Вечеринки — это не мое, но ты можешь пойти, Джаред.

— И пропустить ужин с тобой и марафон Netflix? Спасибо, не надо. Может быть, вечеринки тоже не для меня, а? Ты когда-нибудь думала об этом?

— Я просто имею в виду…

— Хочешь, я пойду на вечеринку, Вера? — спросил Джаред.

Я остановилась, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.

— Я просто говорю, что тебе не обязательно проводить со мной каждую ночь. Можешь пойти повидаться с друзьями.

— Ты тоже мой друг, — возразил он.

— Мы все еще можем быть друзьями и жить вне друг друга. Мне нравится проводить с тобой время, но…

— Но что? Разве ты не хочешь, чтобы я был рядом? Я не понимаю.

— Конечно, мне нравится проводить с тобой время. Я просто говорю, что это нормально, если ты будешь встречаться с кем-то другим и делать что-то еще. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным…

— Кто тебя обидел? Кто заставил тебя чувствовать себя обязанной? Каждые пять секунд ты отталкиваешь меня. Это он? Это твой дядя?

— Н-нет. Ты меня неправильно понял…

— Ты хочешь, чтобы я поехал к ним, — сказал он, стиснув зубы в гневе. — Знаешь что? Я пообедаю с другим моим другом. Дам тебе немного пространства. Но я все равно не понимаю…

Он провел рукой по волосам и уставился на меня, его глаза задержались на моих губах на одно медленное, неудобное мгновение.

— Джаред? Прости, ладно. Я просто…

— Поговорим позже, Вера, — рявкнул он, прежде чем развернуться на каблуках и уйти. Блядь.

Я должна была чувствовать себя виноватой. Мне должно было быть грустно из-за того, что я причинила ему боль, но все, что могла сделать, это вздохнуть с облегчением. На самом деле, я с нетерпением ждала дня, проведенного в одиночестве, и это многое говорило о моих чувствах к Джареду. Мне нужно было быть тверже в установлении границ.

Я продолжила свой путь в столовую, улыбаясь про себя.

— Я все думал, когда же ты бросишь его. Он прилипчивый ублюдок, да?

Моя кровь стыла в жилах.

Этот голос.

Я знала этот голос.

Сеинт.

— Что ты здесь делаешь?

Я задыхалась, делая шаг назад. Сеинт не беспокоил меня последние пару недель, и мне стало чертовски комфортно. Он стоял у двери обеденного зала, его волосы были зачесаны назад, а глаза скользили вверх и вниз по моему телу. На нем были черные узкие джинсы и свободная гавайская рубашка на пуговицах.

— Я надеялся получить комментарий по поводу последних заголовков, касающихся твоего отчима и матери, — начал Сеинт, доставая свой телефон.

Я увидела, как он включил камеру и начал записывать меня на видео, он сделал еще один шаг назад. Студенты проходили мимо меня, казалось, не замечая и не заботясь о том, что Сеинт подкрадывался все ближе и ближе.

— Что за новости? Я не понимаю тебя, — пробормотала я, потянувшись за телефоном.

— Ой! Ты еще не слышала. Твоя мать солгала о своей беременности. Я продал эту историю прошлой ночью. Кажется, она сфальсифицировала визиты к врачу, УЗИ и все остальное.

Нет.

Конечно нет, он ошибается. Мама бы так не поступила.

— Ты лжешь, — прошептала я.

— Не-а. Да она это сделала. У меня надежный источник. У ее врача отозвали лицензию много лет назад. Она мошенница. Это настоящий скандал. Я думаю, что Джозеф кинет ее. Как ты думаешь, твой дедушка все еще будет платить за твой колледж? Извини, что набрасываюсь на тебя, но мне просто интересно твое мнение.

Я начала тяжело дышать. Сеинт подошел ближе. Пульс стучал у меня в ушах, когда мой телефон начал звонить.

— Тебе нужно уйти. У меня есть ордер, который запрещает тебе приближаться ко мне.

Сеинт запрокинул голову и рассмеялся.

— Я думаю, вам следует получить такой ордер против Джозефа и Джека. Они так разозлятся, ты так не думаешь? Я имею в виду, это своего рода клише. Бедная официантка соблазняет политика. Делает вид, что залетает. История практически пишет сама себя. Я имею в виду, серьезно, но ладно, признаю вышло красиво.

Мой телефон перестал звонить. Мое горло сжалось. Почему он так хочет разрушить мою семью?

— Ты плохо выглядишь, Вера. Тебе нужно присесть? Я могу и подождать твой комментарий по поводу этой ситуации.

Я огляделась. Некоторые студенты начали пялиться. Я потянулась к телефону. Два пропущенных звонка от мамы. И один от Хамильтона.

— Пожалуйста, уходи, — умоляла я.

— Пожалуйста, не звони в полицию. Это так утомительно. Тебе не кажется, что у тебя есть более важные дела, о которых нужно побеспокоиться, Вера?

То, как Сеинт произносил мое имя, заставило меня почувствовать, будто по моей коже ползут змеи. Я чувствовала, что меня сейчас стошнит.

— Помогите, — выдавила я. Паника, которую я чувствовала, была ошеломительной. Мое горло сдавило, и я не могла даже дышать.

— Ты знала, что она лжет? Не секрет, что ты бы не смогла поступить в этот университет без помощи Борегаров. Вы с мамой близки, верно? Я имею в виду, ты должна была знать.

— Я не знала об этом. Я никогда…

— Отвали, — завопил Джаред, прежде чем рвануться вперед. Он положил обе руки на грудь Сеинта и толкнул его назад, швырнув мужчину на землю, он упал с глухим стуком.

— Это нападение, приятель, — прорычал Сеинт, поднимаясь.

— Ты наезжаешь на мою девушку, придурок. Убирайся отсюда. Сейчас же.

Сеинт улыбнулся и отряхнул руки, прежде чем склонить голову набок.

— Я и не знал, что у тебя есть телохранитель. — Он оглядел Джареда с ног до головы, его тонкие губы сжались в тонкую линию. — Я оставлю тебя в покое. Думаю, что у меня достаточно информации для моего последующего интервью. Надеюсь, тебе здесь не слишком удобно, Вера.

Я продолжала тяжело дышать, пока Джаред обнимал меня. Что, черт возьми, только что произошло?

— Ну, давай же. Давай отвезем тебя домой.

— Мне нужно позвонить маме, — пробормотала я.

Мое беспокойство было настолько сильным, что я чувствовала, что вот-вот потеряю сознание.

— Ты ничего не сможешь сделать, пока не сядешь и не успокоишь свое дыхание. Я закажу тебе Uber. Не хочу, чтобы ты шла пешком.

Джаред подвел меня к ближайшей скамейке, но я была в полной готовности, опасаясь, что Сеинт снова появится из ниоткуда и вызовет у меня раздражение. Джаред потер мне спину.

— Все хорошо, я здесь. Он не навредит тебе.

— Почему ты решил опять подойти ко мне? — спросила я дрожащим голосом.

— Мне стало неловко, что я убежал. Я увидел, что этот парень беспокоит тебя, и подбежал. Мне очень жаль, Вера. Я никуда не должен был уходить.

— Мне очень нужно позвонить маме, — снова прошептала я.

Она подделала беременность? Как? Тьма сгустилась в моих глазах. Я чувствовала, что не могу вдохнуть полной грудью. Вдыхая и выдыхая, я смотрела, как Джаред смотрит на меня с беспокойством в глазах.

— Могу ли я позвонить ей? Мне очень нужно позвонить…

Глава 15

Дрожащими руками я схватила чашку чая, стоящую на столе передо мной. Мне нужно понять, почему Сеинт так одержим моей семьей. Сегодня он явно перегнул палку. Это уже было не просто журналистское расследование, как он красноречиво выразился. Сделав медленный глоток успокаивающего ромашкового чая, я в очередной раз набрала номер мамы. Я ожидала, что и на этот раз звонок пойдет прямо к ней на голосовую почту. Прочитав статью о ее фальшивой беременности, я даже не могла обвинить ее в том, что она не хотела ни с кем говорить. Сеинт специально это сделал, ему нравилось копаться в наших секретах, чтобы мы выглядели, как дуэт золотоискательниц. По его мнению, я была мозгом нашего дуэта, а мама, как шлюха, выполняла мои указания.

— Алло, — ответил усталый голос мамы.

— Мама, — воскликнула я. — Что случилось? Почему о тебе пишут ложь в газетах?

Она выдохнула, растягивая этот момент. Моя грудь сжалась, пока она молчала.

— Они же врут, да? — нервно спросила я.

— Детка, они говорят правду. Я не беременна.

Я чуть не выронила телефон из рук от шока.

— Что?! — переспросила я, не уверенная, что правила ее расслышала.

— У меня была задержка месяц, и я сказала об этом Джозефу. Он сделал мне предложение на следующий же день, а я не смогла отказать. Это был наш шанс, детка. Наш шанс, наконец, когда о нас позаботятся. А через неделю начались чертовы месячные. Конечно же, когда я действительно хотела забеременеть, миру насрать на мои делания.

Я проигнорировала ее заявление, хотя мне казалось, что она ударила меня ножом в грудь.

— Значит, ты все это время лгала? — недоверчиво спросила я. — Мам, но я же видела тест в ванной.

— Я купила его на eBay. Я регулярно покупала их, чтобы сбить Джозефа с толку. И говорила ему, что мне просто нравится проверять, потому что боюсь потерять ребенка. Затем я оставила тех в местах, в которых он обязательно их увидит.

У меня не было слов.

— А как насчет походов к врачу? — спросила я неуверенно.

— Я нашла парня, который все еще принимал пациентов, хотя у него отозвали лицензию. Я пригрозила, что скажу об этом совету директоров, если он мне не поможет. Это было легко.

— Блядь, мама. Ты сделала все это… Только вот зачем?

Мама фыркнула.

— Ты действительно думаешь, что такой мужчина, как Джозеф, женится на такой женщине, как я, просто так? Я женщина, которую такие трахают ради удовольствия, а не на которой женятся. Я едва закончила среднюю школу. Я увидела возможность и решила ею воспользоваться. Я люблю его, детка, действительно люблю. Но ему нужен был толчок, чтобы быть со мной. Когда мы начали встречаться, наша химия была такой сильной. Было не сложно помочь ему забыть о презервативах.

— Что сказала Джозефу?

Мама подавила приглушенный всхлип, и мое сердце сжалось. Это была безумно глупая идея, но мне все равно было жаль ее. Зачем она вообще провернула такой трюк? Действительно ли она любит Джозефа так сильно, что боится его потерять, или дело в чем-то другом?

— Джозеф злится, но считает, что мы должны сделать пресс-релиз, в котором скажем, что у меня был выкидыш. И хочет обвинить газету в бестактности. Он только заступил на новую работу, понимаешь? Сейчас вообще не лучшее время для того, чтобы это всплыло.

Я скривилась в гримасе. Она серьезно собиралась лгать всем? Думаю, у них нет выбора, если они оба хотят сохранить лицо, но что это значило для их брака?

— Мама. У тебя все нормально?

— Джозеф злится, но он это переживет. Мы женаты, он не может развестись со мной сейчас, — тихо сказала она, ее голос был отстраненным. — Будет плохо, если он уйдет от меня. Вера, мы должны вести себя хорошо. Мы не можем больше давать ему повода не доверять нам, поняла? Я серьезно. Ты все еще разговариваешь с Хамильтоном?

Я дважды моргнула.

— Ты сейчас серьезно? Ты солгала о ребенке, а теперь хочешь поговорить о моем поведении?

— Я сделала это для тебя, Вера! Как еще мы бы платили за твое обучение, а?

Я не могла поверить в то, что она только что сказала. С ее слов получается, что я во всем виновата? Я рвала жопу в школе ради хороших оценок, чтобы получить стипендию, меня бы приняли в любой государственный колледж, если бы Джек не настоял, чтобы я посещала колледж, в котором он сам учился.

— Я могла бы получить стипендию, — возразила я.

— Но ты этого не сделала. Ты поступила в лучшую школу Лиги Плюща в стране. Ты живешь в хорошей квартире — в лучшей, чем мы когда-либо жили. Ты так же глубоко в этом погрязла, как и я.

— Но я хотя бы не врала! — крикнула я.

— Но ты существуешь, Вера! Ты, блядь, существуешь, и я не позволю тебе разрушить то, что сейчас есть у меня. Беременность может быть притворством, но я буду бороться изо всех сил, чтобы спасти этот брак. Прямо сейчас Джозеф в каком-то стриптиз-клубе трахает каждую горячую попку, которую только может найти. И я буду держать рот на замке, как хорошая жена, а ты будешь хорошо учиться и не попадать в неприятности. И мы обе это исправим.

Горячие слезы потекли по моим щекам.

— Я не просила об этом. Не просила о том, чтобы ты меня рожала. Не просила тебя лгать Джозефу. Я собиралась сделать это, мама. Я подавала заявку на стипендию и не хотела поступать в Гринвичский университет. Мне не нужна была эта чертова квартира. И я, черт возьми, не просила быть постоянным напоминанием о травме, которую ты пережила. Я люблю тебя, мама, но не могу чувствовать себя виноватой до конца своей жизни, потому что ты чувствуешь, что я — причина, по которой у тебя не может быть долгой и счастливой жизни. Это ты испортила отношения с Джозефом, солгав, а не я.

— Клянусь богом, Вера, не испортишь этого. Ты вообще читала статью? Люди уже думают, что мы спланировали это вместе. Они называют тебя техмозгом этой операции. Если я узнаю, что ты снова разговариваешь Хамильтоном…

— То что? Что ты будешь делать?

— Если я паду, я потащу тебя за собой. Ты можешь забыть про колледж. И удачи в поисках стипендии после того, как тебя выгонят из Гринвича.

Я сглотнула и вздернула подбородок, уставившись на пустую стену перед собой.

— Ну, тогда я думаю, что мы будем квиты. Я разрушила твое будущее, ты разрушишь мое.

Мама сделала успокаивающий вдох.

— Вера. Я знаю, ты расстроена, как и я. Давай просто успокоимся. Подумай об этом рационально. Ты же любишь свой колледж, не так ли? Гринвич — удивительный университет. Я сделала это для нас, детка. Я сделала это потому, что фамилия Борегар дает много преимуществ. Подумай о том, насколько хорошей может быть наша жизнь, если мы просто исправим это. Впервые за восемнадцать лет мне не нужно работать на трех работах. Джозеф говорит о том, что я буду заниматься онлайн и получу диплом. Наконец-то я могу делать все то, о чем мы говорили, Вера. Прости, что выместила на тебе злость, но я просто очень хочу, чтобы все сложилось лучшим образом.

— Даже если ты его не любишь? — переспросила я. — Даже если он тебе изменяет?

Мне нужно это знать.

— Ему сейчас больно, но, детка, я так его люблю. Я знаю, что он тоже любит меня. Его просто нужно было немного подтолкнуть в правильном направлении. Я не хочу тебя расстраивать. Ты всегда была моей хорошей девочкой. Всегда поступала правильно. Мне просто нужно, чтобы ты снова сделала это для меня, детка. Для нас. Я не думаю, что смогу справиться с потерей любви всей моей жизни. Я все испортила, да, я это сделала. Но знаю, что мы сможем это исправить.

Я вздохнула.

— Отлично. Я сделаю все, что смогу, — выдавила я, хотя ее слова причинили мне боль. Это не соответствовало моим истинным потребностям. Я верила, что моя мама будет честна в своих чувствах к Джозефу. Я хотела, чтобы их брак удался, потому что мне казалось, что он искренне делает ее счастливой. Она ошиблась, но…

— О, спасибо, детка. Может быть, я скоро приеду в гости, а?

— Хорошо, — ответила я. — Это было бы прекрасно.

Мама поболтала еще немного, рассказывая о своем новом доме, как будто мы только что вовсе и не ругались. Как будто она только что не просила меня поступиться своей моралью и счастьем ради нее. Как будто она только что не разбила мне сердце — снова.

— Я люблю тебя, детка, — проворковала она.

— И я тебя люблю.

Я повесила трубку и бросила телефон на диванную подушку рядом с собой, прежде чем обхватить голову руками.

Как вообще она могла это сделать? Зачем? Может, мне нужно бросить учебу сейчас и найти новое место для жизни. Я все еще могла подать заявку на стипендию. Возможно, было слишком поздно бросать все это сейчас, но если я подам заявление, то, возможно, в следующем семестре смогу пойти куда-нибудь еще. Мне нужно подготовиться к худшему. Я не могла полагаться на щедрость Борегаров. Тем более, из-за лжи мамы.

Мой телефон снова начал звонить, и я ожидала снова увидеть имя моей мамы на экране, но вместо нее был Хамильтон.

— Алло, — прохрипела я.

— У тебя все нормально? Я слышал об этой статье, и мой телефон безостановочно звонил, журналисты ожидают моих комментариев.

Я пыталась быть сильной, действительно пыталась.

— Хамильтон?

— Да, красавица. Поговори со мной.

— Ты же не думаешь, что я солгала? Ты же не думаешь, что я спланировала это с мамой… — Мой голос оборвался, меня переполняли эмоции. Мне вдруг пришло в голову, что Джек все это время был прав. Он был прав, заглянув в прошлое моей матери и поинтересовавшись ее мотивами. Мне становилось так больно, когда я думала об этом.

Конечно, я не думал так, не думаю, что ты способна на это. Не плачь. Я плохо справляюсь с эмоциональным дерьмом.

Я начала плакать сильнее. Бля, что со мной не так? И почему я так цепляюсь за Хамильтона?

— Когда ты приедешь домой? — спросила я и быстро добавила: — Хм. Маленькая Мама скучает по тебе.

Сквозь его голос я услышала его улыбку.

— О, конечно она скучает.

— Ага. Думаю, я тоже была бы не против тебя увидеть.

— Еще два дня. Думаешь, Маленькая Мама выдержит?

Я всхлипнула.

— Да, думаю, да. Не могу поверить, что Сеинт пришел в кампус и преследовал меня. Я действительно испугалась.

— Подожди, — прорычал Хамильтон. — Что? Он пришел к тебе в колледж?

Я сильнее схватилась за телефон.

— Ага. Он просто появился и начал задавать мне вопросы. Он такой грубый. Джаред напугал его, но…

— Что он спрашивал у тебя?

Резкий вопрос Хамильтона застал меня врасплох.

— Он спросил, знаю ли я об этом, — ответила я со вздохом. — Он сказал много дерьма.

— Ты можешь вспомнить что-нибудь конкретное? — спросил Хамильтон.

— Нет. Мне казалось, будто он просто хотел поиздеваться надо мной.

Я прислушалась к звуку шороха на другом конце телефона.

— Хамильтон? — начала я.

— Я еду домой. Не покидай свою квартиру, если с тобой не будет Маленькой Мамы, Джесс или, черт возьми, этого придурка Джареда. Хорошо? Мне не нравится, что этот ублюдок преследует тебя. Как насчет Джозефа или Джека? Звонили? Что они делают с Сеинтом?

— Я думаю, что они слишком заняты фиктивной беременностью моей мамы. Черт, я уверена, Джек позвонит в любую минуту и выгонит меня из квартиры.

Мой желудок скрутило. Я знала, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Дерьмо. Где мне теперь жить? — Еще больше слез потекло по моей щеке.

— Джек не выгонит тебя. Я думаю, что он на самом деле любит тебя своим странным эгоистичным образом. Ты умная и амбициозная. Он живет с этим дерьмом. А если он все же выгонит, у нас с Джесс есть отличный диван, на котором ты можешь спать, если, конечно, ты не захочешь спать в моей постели. На самом деле, это звучит крайне хорошо. — Я начала смеяться, хотя мне было не до смеха.

— Твоя дверь заперта, верно? Джаред с тобой?

— Я отправила его домой, — ответила я, вставая, чтобы снова проверить свою дверь. Я уже трижды убедилась, что она заперта с тех пор, как вернулась домой. Я была благодарна, что со мной была Маленькая Мама.

— Мы как бы поссорились еще до всего этого, и мне просто нужно было немного пространства.

— Черт, Лепесток. У тебя был ужасный день.

— Ага. В сочетании с тем, что моя мать угрожала мне платой за обучение, если я все испорчу для нее, проведя время с тобой, день был просто офигенным.

— Она сказала что? — спросил Хамильтон низким и сердитым голосом.

— Ее брак висит на волоске.

— Я звоню своему начальнику. Запри дверь. Никуда не ходи, если с тобой никого нет, хорошо? Скоро увидимся.

— Хамильтон, — выдохнула я, прежде чем открыть и снова запереть дверь. — Честно говоря, тебе не нужно…

— Заткнись, или я перегну тебя через колено и отшлепаю по заднице, когда вернусь домой. Ты одна, а твоя мама — полная сволочь. У тебя был дерьмовый день, и я не думаю, что кто-то искренне заботился о тебе за всю твою чертову жизнь, Вера. И, если быть честным, я никогда не был тем человеком, которому кто-то звонит. Позволь мне сделать это, хорошо? Я схожу с ума прямо сейчас. Мне не нравится, что тебе страшно. Мне не нравится, что сегодня Джаред спас положение. Я не люблю чувствовать себя беспомощным. Я забочусь о тебе, хорошо? Я забочусь о тебе, и это скручивает меня изнутри, так что не спорь. Просто открой дверь, когда я появлюсь, и позволь мне обнять тебя.

Мой рот раскрылся от шока.

— Хорошо, — прошептала я. — Скоро увидимся.

— До скорой встречи, Лепесток.

Глава 16

Хамильтон выглядел очень уставшим, его волосы блестели после целого дня путешествий, а тень щетины покрывала его челюсть. Он прислонился к дверному косяку, когда я заглянула в глазок, чтобы убедиться, что это он.

— Открой, Лепесток. Это я.

Маленькая Мама виляла хвостом рядом со мной и скулила, чтобы увидеть Хамильтона. Успокоив дыхание, я открыла дверь и повернула ручку.

— Черт, — прохрипел он, увидев меня.

На мне были рваные леггинсы и укороченная толстовка, обнажавшая кусочек моего живота. Мои волосы были спутаны и все еще влажные после долгого душа, который я приняла ранее.

— Я просто в пижаме, прекрати вести себя так, словно я открыла дверь в нижнем белье, — сказала я, медленно закатив глаза, прежде чем снова оглядеть его с ног до головы. Его рубашка была мятой, а джинсы узкими. Потертые ботинки на его ногах предавали ему мужества.

— Я перестану раздевать тебя своими глазами, когда ты перестанешь раздевать меня своими, — поддразнил он, прежде чем бросил свою спортивную сумку на пол и заключил меня в сокрушительные объятия.

До этого момента я не понимала, насколько мне это было нужно. В тот момент, когда его руки обвились вокруг меня, я почувствовала, как лед в моих венах растаял от накопившихся эмоций. Мои глаза горели от непролитых слез. Радом с ним я чувствовала себя в полной безопасности. Я уткнулась носом в его грудь, держась за него изо всех сил. Мое тело дрожало от исходящего от него тепла. Меня еще никогда так не обнимали.

— Мне очень жаль, Вера. Я не хотел этого для тебя.

Я покачала головой и неохотно отстранилась.

— Почему ты извиняешься? — спросила я. — Ты не виноват в этом.

Хамильтон сглотнул и поднял свою спортивную сумку, прежде чем войти внутрь. Маленькая Мама ковыляла за ним с милейшей ухмылкой. Она скулила и извивалась, когда он присел, чтобы погладить и обнять ее. Когда я смотрела на них, мое сердце согревалось.

— Тебя кто-нибудь беспокоил? — спросил меня Хамильтон, прежде чем встать.

— Если не считать десяти звонков от мамы и постоянного стука Джареда в мою дверь, то нет.

Я вздохнула и подошла к Хамильтону. Быть рядом с ним было все равно, что получить прямую дозу серотонина и адреналина.

Я пыталась.

Я действительно пыталась ненавидеть его.

Мне должно быть неловко рядом с ним. Я не ожидала, что он придет мне на помощь — сияющий рыцарь с красными от недосыпа глазами, с ароматом виски в дыхании. В Хамильтоне было что-то, что заставляло меня чувствовать себя комфортно. Когда он не возбуждал меня до смешного, я наслаждалась легкостью, которую мы испытывали друг с другом. Как будто он просто понимал меня. Это было чувство, которое я никогда не испытывала ни с кем.

Но эти моменты подлинной связи казались хрупкими — как будто они были написаны на тонкой бумаге, которую легко можно вырвать из дневника.

Разорвать в клочья.

Сжечь дотла.

— Что мы будем делать, Хамильтон? — спросила я, скрестив руки на груди и прислонившись к кухонному островку. Он улыбнулся мне, словно ожидая моего вопроса.

— Что ж. Для начала я хочу сделать себе чашку кофе, потому что я поспал около трех часов в дерьмовом переполненном самолете.

Я кивнула. Не совсем то, что я ожидала услышать, но Хамильтону нравилось ходить вокруг до около. Его игривый и беззаботный вид поглощал весь воздух в комнате. Я чувствовала себя взвинченной, ожидая крушения.

— А что потом?

— Потом я еще раз проверю замки и позвоню в полицию, чтобы узнать, есть ли у них какие-нибудь зацепки на Сеинта, а после этого возьму свою собаку на прогулку и распакую вещи.

— Распакуешь?

Впервые с момента прибытия он выглядел неуверенным. Я заметила один нюанс, когда он неуверенный — Хамильтон небрежно отводил взгляд, не зная, что сказать.

— Ага. Судя по всему, ты заставила мою собаку полюбить тебя больше, чем меня. Я думаю, что единственный способ, которым мы можем разделить ее любовь — это если я останусь здесь ненадолго.

Я улыбнулась, когда он неторопливо подошел ко мне, его рот игриво изогнулся в ухмылке.

— Понятно, — прошептала я.

— И я хочу, чтобы ты чувствовала себя в безопасности, Вера, — прошептал он. — И хочу провести с тобой время. Я не переезжаю, так что не пиши мое имя рядом со своим в личном дневнике, ладно?

Я игриво покачала головой.

— Хамильтон Борегар не заводит отношения, а?

Он обхватил мой подбородок, усталость стала моей второй кожей. Однако темные круги под моими глазами его не остановили. Затем он заговорил: — Хамильтон Борегар заботится только о себе примерно девяносто девять процентов своего времени. Он эгоистичен. Жесток. Статический. Без эмоционален. Он разбивает сердца без единого взгляда и берет то, что хочет.

Я уставилась на него, пока он так говорил о себе. Подумала о его лучшей подруге Джесс. Подумала о собаке, которую он спас. Подумала о Джеке, который хотел нормальных отношений со своим сыном. Я подумала о его долгой поездке сюда, чтобы утешить девушку, с которой он только недавно познакомился.

— Как скажешь, — ответила я, покачав головой. Я слишком устала, чтобы спорить с ним, а его представления о себе слишком глубоко укоренились в нем. Я не знала, пытался ли он убедить себя в том, что он плохой, или же меня, но в любом случае мне было все равно.

— Я серьезно, Вера.

— Я тоже, Хамильтон, — ответила я, прежде чем небрежно обнять его за шею и приподняться на цыпочках, чтобы поцеловать его в челюсть. Нежное и легкое прикосновение моих губ к его грубой коже вызвало мурашки. Он был здесь, и это помогло мне почти забыть о маминой лжи и тяготах жизни Борегаров. Мы были совсем одни. Никого не было здесь, чтобы сказать мне, что это неправильно. Сеинт не прятался по углам моей квартиры в поисках истории.

Хамильтон откашлялся и облизнул губы, при этом его язык коснулся моей щеки. Еще одна дрожь прошла по мне, когда я прижалась к нему всем телом, стремясь быть ближе.

— Я же могу сделать себе кофе, а? — спросил он.

— Да, бери все, что тебе понадобится, — прошептала я в ответ, прежде чем провести рукой по его волосам и вдохнуть его запах.

Он схватил меня за задницу и притянул ближе, его движения были медленными и неуверенными. Я никогда не сталкивалась с этой стороной Хамильтона. Как будто что-то сдерживало его. Я не понимала этого. Я не интересна ему сейчас, потому что нет погони? Ему нравились только те вещи, за которыми нужно бегать?

— Я хочу выпить кофе и принять душ. Я хочу тебя, Вера, но не тогда, когда мой член пахнет аэропортом. И тебе нужно отдохнуть. Я пришел сюда, чтобы позаботиться о тебе.

Я отстранилась, мои глаза потемнели, когда я облизнула губы.

— И как это так? Если ты такой эгоистичный, как утверждаешь, почему ты здесь? — смело спросила я его.

Он вздохнул и отвел свой темный взгляд от моего.

— Я не знаю.

Наконец он отстранился от меня и пошел варить себе кофе. Я смотрела ему в спину, а Маленькая Мама стояла у моих ног, пока он рылся в моих шкафах в поисках кофейных фильтров.

— Я попытаюсь уснуть, — прошептала я.

Мы не собирались никуда идти. Однако он был здесь. Он действительно был здесь. Это должно было что-то означать. Все это должно было что-то означать, черт возьми.

— Отлично. Ты выглядишь дерьмово, Вера. Серьезно. Тебе нужен отдых.

Я закатила глаза.

— Ключи висят у двери, если ты уйдешь. Диван раскладывается.

Я пошла к двери своей комнаты, но остановилась, когда услышала, как он тихо выругался.

Я повернулась, чтобы посмотреть, что его взбесило, и нахмурилась, когда он вытащил свой мобильный телефон и сердито ответил.

— Перестань мне звонить. Я задолбался.

Он закончил разговор и ударил ладонью по стойке.

Что, черт возьми, это было?

Я не могла уснуть. Мой телефон продолжал разрываться от сообщений от моей мамы. Знание о том, что Хамильтон был в моей квартире, но то, что он был таким эмоционально отстраненным, вызвало диссонанс в моей голове. Столько всего было против нас. Наши семьи. Общественное мнение. Мое желание поступать правильно с моей мамой. Его собственные проблемы с отношениями. Поначалу наши отношения можно было легко отнести к разряду химии и физических потребностей. Легко что-то оправдать, если это просто сексуальная потребность.

Но он появился сегодня. И продолжал появляться.

Я услышала, как открылась дверь моей спальни. Мое сердце бешено заколотилось. Матрас рядом со мной прогнулся. Тепло скользнуло под одеяло, и сильные руки обняли меня.

— Ты закончила притворяться, что спишь? — спросил Хамильтон. Он пах моим цитрусовым гелем для душа. Это было так странно, что его сильное мужественное тело пахло женским гелем.

— Ты закончил притворяться, что ты эгоист и что это всего лишь трах? — спросила я.

— О, так мы теперь трахаемся? — шепотом спросил Хамильтон, его губы нависли над моим ухом, когда он переместил руку и обхватил мою грудь. Я ахнула, когда он ущипнул меня за сосок и слегка скрутил его. Выгнув спину, я прижалась попой к его паху.

— Ты знаешь, о чем я, — выдавила я.

— Не думаю, что знаю, Лепесток. А ну-ка скажи мне.

Я потянулась назад и схватила его твердый член сквозь его штаны. Его обнаженная грудь сильнее прижалась к моей спине, когда он испуганно зашипел, когда мои длинные пальцы сомкнулись вокруг его талии. В тот момент я почувствовал себя сильной. Я держала его за член.

— У нас химия, — сказала я, прежде чем погладить его. Он продолжал мять мою грудь, целуя шею. — Я хочу тебя, Хамильтон. Мы могли бы заняться сексом прямо сейчас. Сбросить напряжение, которое витает в воздухе, а потом каждый вернется к своей обычной жизни.

Он перестал целовать меня и схватил за запястье, оттягивая от своего твердого члена. Я ждала, что он что-нибудь скажет, но вместо этого он перевернул меня на спину и оседлал. Я посмотрела на его резкое выражение лица. Он схватил меня за запястья и прижал над моей головой.

— Ты думаешь, мы можем просто потрахаться и потом жить обычной жизнью, Лепесток? — спросил он опасным низким голосом.

— Разве ты не этого хочешь?

Он наклонился и провел зубами по моей ключице.

— Почему мы должны быть кем-то, а?

— Потому что я вполне могу потерять свою единственную семью, если мы перейдем эту черту.

— И что? Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя и ушел?

— Я хочу, чтобы ты стоил этого риска, Хамильтон, — прошептала я. Он остановился и вскочил, чтобы посмотреть на меня.

— Думаешь, я того не стою?

Вот оно. Трещина. Прорыв. То, что заставит Хамильтона стараться. Эта трагическая потребность в одобрении от людей, о которых мы заботились, похоронена глубоко в наших душах.

— Я знаю, что у тебя есть потенциал, чтобы быть более чем достойным, Хамильтон. Если мы делаем это, не делай этого наполовину. Не делай из этого какую-то ерунду на одну ночь, где мы оба веселимся, но на этом все закончится. Я хочу чего-то настоящего. Не просто «я сел на самолет в последнюю минуту, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке», а потом оттолкнешь меня. Не делай мне больно, Хамильтон.

Он приподнял край моей рубашки и стянул ее через голову. Я впилась зубами в нижнюю губу, наблюдая, как он смотрит на меня. Блядь.

— Я не буду этого делать, — прошептал он, прежде чем взять мою тяжелую грудь в рот и провести языком вокруг моего соска. Я практически поднялась с кровати. Мое тело было полностью разрушено. Тепло разлилось по моим конечностям. Липкая влажная потребность покрыла мои бедра. Хамильтон отстранился и схватился за резинку моих леггинсов.

— Это не будет секс на одну ночь.

Он сдернул мои штаны, забрав с собой мои розовые стринги. Порыв холодного воздуха омыл мою открытую кожу прежде, чем он оказался там.

Он лизал. Сосал. Дегустировал. Я стонала и извивалась на кровати. Выкрикивала его имя.

И кончила.

Хамильтон вытер губы внутренней стороной моего бедра, когда меня сотрясали легкие толчки. Он сел.

— Это правда, Лепесток. Я не буду отталкивать тебя.

Он медленно раздевался. Я наблюдала за его движениями. Смотрел, как он роется в карманах своих серых спортивных штанов и вытаскивает презерватив. Он знал, что все приведет к этому? Знал, что я нуждаюсь в нем?

Он надел презерватив. Затем залез на меня, раздвинул мои ноги. Я чувствовала себя более, чем обнаженной, когда он оказался у моего входа и потянул за выбившиеся пряди моих волос. Рукой он сжал мою шею, затем он рванулся вперед и пронзил меня своим членом. Я потянулась. Закричала. Я чувствовала полноту, которая была Хамильтоном, чертовым Борегаром.

— Ты такая чертовски узкая. Ты в порядке, Лепесток?

Одной рукой я схватила его за предплечье, а другой за бедро, побуждая двигаться. Я не могла сказать ему, что со мной все в порядке. Я не была точно в этом уверена. Хамильтон заставил меня чувствовать себя чертовски грязной.

И я дорожила этим.

Он врезался в меня. Я извивалась от нужды.

Крушилось. Падало.

Ломалось. Я ломалась.

Пот выступил на его лбу. Мой ночник, призванный освещать мои страхи, отбрасывал тени на его блестящую кожу.

Мы не приближались к завершению. Нет.

Мы мчались к финишу с истощенными мышцами, наши тела взрывались от напряжения. Я кончила жестко и сильно, всем, что у меня было.

Хамильтон уставился на меня, его глаза расширились от удивления, когда я разваливалась на части. Тяга. Жажда. Властность. Страсть. Что-то близкое к любви, но не совсем.

Он рухнул на меня сверху. Оргазмы обладали способностью очищать разум человека. Я не думала о том, что случится потом. Не беспокоилась о том, что скажут люди. Я просто чувствовала, как он становится мягким внутри меня. Дыша над моим ухом, целуя мою кожу с бессловесной благодарностью.

Но мое подсознание что-то нашептывало. Что-то, что я хотела бы проигнорировать.

Он никогда не говорил, что не причинит мне вреда.

Глава 17

Горячее дыхание обдало мою шею. Пот стекал по моим волосам. Тела прижались друг к другу. Соленая мягкая кожа. Легкий храп. Блаженство.

Сильный стук в дверь заставил меня открыть глаза.

— Кто это, черт возьми? — застонал Хамильтон. Я была слишком истощена. Мы провели всю ночь, прижавшись друг к другу, прорабатывая это роковое влечение, которое разделяло нас. Даже сейчас, когда я лежала обнаженной в своей постели, с его засохшей спермой между моих бедер и засосом на шее, я снова хотела его.

— Не обращайна них внимания, — пробормотала я.

Рукой он обхватил мой живот, скользнув кончиками пальцев к моей киске. Он провел ими ниже — медленнее. Прикосновение было слегка дразнящим, но в то же время расчетливым и многообещающим.

Даже в сонном состоянии Хамильтон знал, чего он хочет.

Стук продолжался.

— Черт возьми, — прорычал Хамильтон, прежде чем отдернуть руку. Нет!

Одним движением он скинул теплое одеяло со своей стороны кровати, и поток воздуха пронесся по моей коже. Он встал с кровати и вышел из моей комнаты. Мне потребовалось еще мгновение, чтобы сообразить, что он совершенно голый и идет прямиком к моей входной двери. Я выскочила из постели и схватила одежду как раз в тот момент, когда раздался голос Джареда.

— Какого хрена ты здесь делаешь?

Дерьмо. Я не в настроении для конфликтов с самого утра, особенно когда была так близка к еще одному оргазму. Хамильтону нравилось смаковать удовольствие, как конфетки на Хэллоуин.

Я споткнулась, надевая спортивные штаны, и побежала к входной двери, моя тонкая зеленая рубашка большого размера соскользнула с плеча, а мои растрепанные каштановые волосы подпрыгивали при каждом шаге.

— Ты можешь уже просто убраться отсюда? Мы спали, чувак. Кто приходит в девять утра в субботу?

— Ага. Я, черт возьми, вижу, что вы оба спали, — прорычал Джаред. — Сколько тебе вообще лет, братан? Тридцать? Не молода ли Вера для тебя? Или это часть всего этого извращения?

Я нахмурилась, когда увидела их обоих в прихожей. Хамильтон был полностью голым, он даже не удосужился хоть как-то прикрыть свое богатство. Синяки в форме моих губ покрывали его тело. А его спину покрывали царапины. Его блестящая кожа выглядела раздраженной и красной.

И его кулаки были сжаты.

Джаред был полной противоположностью, его только что вымытые волосы были зачесаны назад. Его поло было заправлено в штаны цвета хаки. Он выглядел свежим и чистым.

— Вера, — выдохнул он.

Его тон был полон разочарования. Я заставила себя улыбнуться.

— Хамильтон, почему бы тебе не одеться? — предложила я.

— Нет, я в порядке, — отрезал он. — Джаред только что спрашивал меня об извращениях. Рассказать ему, как ты умоляла меня наклонить тебя через край матраса? Я долбил твою киску, пока ты почти не потеряла сознание от своего десятого оргазма, не так ли, Лепесток?

Он снова повернулся к Джареду и саркастически пожал плечами, прежде чем приложить указательный палец к пухлой губе.

— Поскольку ты хочешь поговорить о моих извращениях, мне нравится душить ее, Джаред. Ты знаешь, как заставить женщину кончить, когда она на грани обморока? Знаешь ли ты как подобрать правильное давление? Ты знаешь, как выглядит ее прекрасная задница, когда на ней есть отпечаток моей руки?

Сегодня Хамильтон был на высоте. Думаю, он хотел устроить соревнование по измерению члена. Чертов ад.

— Не относись к ней так неуважительно! — закричал Джаред.

— Джаред, все в порядке, — мягко сказала я.

— Нет не в порядке, Вера. Я просто хотел убедиться, что с тобой все хорошо. Не знал, что он приедет. Или останется на ночь.

Джаред переминался с ноги на ногу. Я только что поняла, что он что-то держит.

— Я приготовил нам рогалики. Думал, мы могли бы пойти в парк и расслабиться? Статью удалили.

— Что? — спросил Хамильтон.

Джаред проигнорировал его и продолжил говорить прямо со мной:

— Думаю, твой дед это сделал. Люди об этом особо не говорят. Как будто всем сказали этого не делать.

Хамильтон провел рукой по волосам и фыркнул.

— Ага. Я пойду переоденусь, — пробормотал он, прежде чем повысить голос. — Держи свои изящные ручки при себе, любовничек.

Хамильтон зашагал прочь, его внезапный уход заставил меня вздрогнуть. Почему он расстроился? Я не просила Джареда приходить, и это не было похоже на то, что мы встречались или что-то в этом роде. Я ясно дала понять, что Джаред был просто другом. Раздражающим другом, с которым мне серьезно нужно было установить более точные границы.

— Значит, статьи больше нет?

— Да. Я попросил управляющего зданием и службу безопасности кампуса присматривать за Сеинтом. Если они увидят его в кампусе, они арестуют его на месте.

— Вау, Джаред. Спасибо, что сделал все это для меня, — прошептала я, прежде чем посмотреть на свои пальцы ног. Это было неловко. Очень неловко. — Я позвоню тебе позже…

— Ты действительно трахалась с ним? — спросил Джаред. — Или он сказал это только для того, чтобы позлить меня?

Вопрос застал меня врасплох.

— Что? Ты хочешь, чтобы я сказала это громче?

Разве Джаред не видел? Я имею в виду, Хамильтон открыл дверь совершенно голым.

— Ты трахалась со своим дядей, Вера?

Я уставилась на него.

— Ага, — ответил за меня Хамильтон, возвращаясь в комнату. Он был без рубашки, в спортивных штанах, которые низко сидели на его бедрах. Рядом с ним была Маленькая Мама, она извивалась и скулила, чтобы выйти на улицу.

— Хочешь грязных подробностей, извращенный ублюдок?

— Нет, я просто хочу знать, понимает ли она, как плохо это будет выглядеть для ее семьи, — ответил Джаред. — Я вырос в этом мире. Знаю, что такое СМИ. И был жертвой их предубеждений больше раз, чем мне хочется сосчитать.

— И ты думаешь, я не знаю? — лениво ответил Хамильтон, хватая поводок Маленькой Мамы. Бедненькая, выглядела так, будто собиралась помочиться на мою плитку.

— Думаю, тебе все равно, — усмехнулся Джаред.

— Скорее всего, ты прав, — ответил Хамильтон. Мое сердце замерло. Мир раскололся и поглотил меня. Ему все равно? Все равно на что? На меня? — Меня не волнует, что думают СМИ. Мне нужно выгулять собаку. Я бы хотел, чтобы ты ушел к тому времени, когда я вернусь.

Хамильтон схватил толстовку и надел ее, прежде чем обуть туфли и подойти ко мне. Держа одной рукой на поводке Маленькой Мамы, другой он схватил меня за затылок и впился своими губами в мои в собственническом проявлении силы и жара. Его язык прошел мимо моего приоткрытого рта. Его стоны заполнили кухню, и так же быстро, как начался наш поцелуй, он и закончился.

— Это такой пиздец, — выругался Джаред.

— Сейчас вернемся, Лепесток, — прошептал он перед тем, как взять Маленькую Маму на ее утреннюю прогулку.

Только когда входная дверь закрылась, Джаред снова заговорил:

— Ты же знаешь, что это ненадолго, да?

Его вопрос прозвучал правдоподобно в моем сердце.

— Да, — честно ответила я. Это не могло продолжаться долго. Никогда не было никакой гарантии, что что-то будет долго длиться, не так ли? — Давай не будем об этом, ладно? Дай мне рогалик, я проголодалась.

Джаред фыркнул.

— О да, я знаю, что ты проголодалась. Я видел следы укусов и царапины на нем, дикая кошка. Иисус. Это плохо. Для протокола, я не поддерживаю это.

Я выхватила сумку из его рук и направилась к кухонному островку, где вытащила табуретку и сел.

— Почему тебя это так волнует? На тебя это никак не влияет, — сказала я, прежде чем вытащить рогалик и укусить. Это было похоже на рай для моих вкусовых рецепторов, а углеводы были нирваной.

— На самом деле, мы до сих пор толком то и не знаем друг друга, Джаред. То, кого я трахаю, не имеет отношения к нашей дружбе. Если ты боишься, что тебя увидят со мной, тогда…

— Нет, я забочусь о тебе, Вера. Сколько раз мне еще это повторять? — спросил он, прежде чем сесть рядом со мной и достать свой завтрак. — Думаешь, твой отчим разозлится? А как насчет твоей мамы? Джек, кажется, из тех парней, которые тоже хотят сохранить свой имидж в чистоте.

— Они ничего не сделают, потому что никогда не узнают, — ответила я. — Опять же, почему тебя это волнует?

— Ты трахнула своего дядю, Вера. Похоже на какой-то фанфик на Ватпаде. Ты дядетрахалищица!

— По факту, он мне не дядя! — воскликнула я с полным ртом. — А ты читаешь фанфики на Ватпаде?

Джаред откусил свою еду. Я до сих пор не понимала, почему это так его волновало. Я была той, кто должен был справиться с последствиями. Я была той, кто рисковал своими отношениями с матерью. Я была той, кто разбил ей сердце, когда волнение спало, и Хамильтон ушел.

— Это ненадолго, — прошептала я.

— Да, — согласился Джаред. — Так зачем это делать? Зачем рисковать?

Я повернулась на стуле лицом к Джареду. Он протянул руку и провел большим пальцем по моей нижней губе, заставив меня покраснеть.

— Извиняюсь. Крошка.

— Ты когда-нибудь чувствовал необъяснимую связь с кем-то? Химию, которую невозможно избежать.

Джаред сглотнул.

— Да, чувствовал. — Многозначительное выражение его глаз было до краев наполнено обещанием, и я не хотела иметь с этим ничего общего.

Откашлявшись, я продолжила, прежде чем он снова смог признаться в своих чувствах ко мне:

— Я прожила свою жизнь в соответствии с правилами и мнениями моей матери. Я хочу только его.

Джаред откашлялся и сосредоточил свое внимание вперед.

— Верно. Ну, я лучше пойду. Наслаждайся остатком рогалика. Если твой засранец-дядюшка не уйдет сегодня вечером, пригласи его в бар Throwback, ладно? Мы все можем выпить и попытаться вести себя вежливо.

Я подняла бровь.

— Ты хочешь тусоваться с Хамильтоном? — спросила я.

— Только если он пообещает не быть полным придурком. По крайней мере, так я смогу убедиться, что он правильно с тобой обращается. — Джаред встал со стула и на мгновение замер. — Ты заслуживаешь большего, чем каприз, Вера. Лучше, чем секретные отношения.

Я прикусила губу, когда он вышел. Хотела бы я, чтобы мне нравился Джаред, правда. Но я была трагическим романтиком. Я жаждала того, кто погубит меня.

Хамильтон вошел через парадную дверь как раз в тот момент, когда я прикончила свой рогалик.

— Малышке нравится парк для собак в твоем комплексе, — сказал он со смешком, прежде чем посмотреть на меня. Должно быть, я плохо скрывала свои чувства, потому что его игривое выражение лица исчезло. — Что случилось?

Я не хотела быть той самой девушкой, которая требовала ярлыков и выяснения отношений после единственной ночи. Я знала, что это такое. Я и так знала, что мы не должны торопиться. Однако неприятное чувство беспокойства, бурлившее в моем животе, требовало дать о себе знать.

— Джаред только что испортил мне хорошее настроение, — ответила я, пожав плечами, и ухмыльнулась. — Он назвал меня дядетрахальщицей.

— Мы просто обязаны купить тебе футболку с такой надписью, — ответил Хамильтон, пытаясь поднять настроение. — У тебя есть планы на сегодня?

— Не-а. Но сегодня вечером Джаред пригласил нас в бар Throwback. Но я не думаю, что это то место, в которое нам стоит идти, — быстро ответила я.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, например, ходить куда-то как пара. А разве мы пара, Хамильтон? — пробормотала я.

Хамильтон ухмыльнулся мне, как будто мое неудобство позабавило его.

— Сейчас мне нужно уехать навестить друга, но после этого я действительно хочу заняться с тобой разными вещами, как пара, Лепесток.

Волосы на моем затылке стали дыбом.

— Правда? — спросила я скрипучим голосом.

Он схватил меня за бедра и притянул ближе к себе.

— Я хочу проявлять свое внимание к тебе как лично, так и публично. Хочу поцеловать тебя на глазах у Джареда и видеть его ярость. Хочу положить тебя на эту стойку, раздвинуть ноги и вылизывать твою киску, пока все твое тело не затрясется. Я за то, чтобы вести себя, как пара.

Его губы нашли мой висок, и он оставил там дорожку из горячих поцелуев, идущих вниз к моей челюсти.

— Тогда давай будем, как пара, Хамильтон, — ответила я, прежде чем потянуть за пояс его штанов и позволить ему сделать то, что он так красочно описал.

Глава 18

У меня не было времени нормально подготовиться к походу в бар, в основном потому, что мы с Хамильтоном были ненасытны. Мы едва успели выйти за дверь, мои растрепанные волосы были собраны в небрежный пучок на макушке, а наша одежда помялась от того, что лежала кучей на полу у моей кровати. Хамильтон пригласил Джесс и Инфинити пойти с нами на свидание, и я с нетерпением ждала встречи с ними снова.

— Значит, Джаред пригласил нас на законных основаниях, хм? — спросил Хамильтон, сворачивая на стоянку бара. Он держал одну руку на руле, а другую на моем бедре, большим пальцем слегка массировал мою кожу, пока вел машину. С тех пор, как он вернулся, он все время прикасался ко мне.

— Должно быть, он что-то замышляет.

— Почему твоя ревность кажется мне такой сексуальной? — пробормотала я в основном про себя.

Хамильтон затормозил и заглушил машину.

— Потому что за тебя никогда раньше никто не дрался, Лепесток, — прошептал он, наклоняясь над центральной консолью и целуя меня в губы.

Удар ладони о капот его машины заставил меня подпрыгнуть. Джесс и Инфинити стояли снаружи с одинаковыми ухмылками. Я покраснела. Джесс уже знала, что между мной и Хамильтоном что-то не так, но я все еще чувствовала инстинктивную потребность держать это в секрете.

Мы вышли из машины, и Джесс тут же обняла Хамильтона. Она была в черных обтягивающих джинсах с дырками на коленях и ярко-красной фланелевой рубашке. Он искренне улыбался, когда она крепко обняла его, а затем ударила кулаком по руке.

— Теперь я знаю, почему ты не отвечаешь ни на одно из моих сообщений. Я приглашаю тебя позавтракать в нашем заведении и не получаю от тебя ответа. — Джесс ухмыльнулась мне, прежде чем снова посмотреть на своего лучшего друга.

— А потом ты говоришь мне, что мы идем в этот чертов претенциозный бар. Я видела, как мужчина в костюме вошел внутрь, Хамильтон. В костюме! — Джесс нахмурилась для еще большего эффекта.

Хамильтон усмехнулся.

— Не вини меня! Парень Веры пригласил всех нас на свидание. Ты же знаешь, я больше люблю тусоваться дома, чем пить дорогое пиво в переоцененном месте.

Мне не нравится, что Хамильтон назвал Джареда моим парнем. Может моя дружба с ним беспокоила Хамильтона больше, чем он показывал? Его собственничество и ревность были горячи, но, казалось, уходили глубже.

— Я думала, ты бросила этого чувака, когда вы с Хамильтоном кончили в туалете? — спросила Джесс.

После этого вопроса Инфинити с раздражением ткнула девушку локтем в ребра. На ней были джинсы и прозрачная блузка. К счастью, Инфинити умело сменила тему своим красивым голосом и мягкой улыбкой.

— Ну как дела, Вера? Так приятно снова тебя увидеть!

Я сглотнула и покраснела, все еще сбитая с толку вопросом Джесс. Хамильтон обнял меня и поцеловал в висок, пока я пыталась придумать ответ. Джесс и Инфинити уставились на такое проявление привязанности, их рты приоткрылись от шока, пока они смотрели на меня.

— У меня все действительно великолепно, — ответила я, прежде чем посмотреть на Хамильтона. Он встретил мой взгляд с таким горящим взглядом, что я перевела взгляд.

Это продлилось всего одного недолгое мгновение.

— О, девочка, мы обсудим это позже, — визгом прервала Джесс, прежде чем схватить меня за запястье и обхватить мою руку своей. Инфинити схватила меня за другую руку, и мы втроем пошли внутрь, Хамильтон, посмеиваясь, пошел за нами. При входе в бар уже стояла очередь.

— Ты это видела? — шепотом спросила Инфинити у Джесс.

— Это искренняя забота.

— Абсолютно искренняя забота, — эхом повторила Джесс.

— Я вас слышу. И я умею искренне заботиться о людях, знаете ли, — крикнул Хамильтон мне в спину. — Кроме того, не хотите мне вернуть мою девушку? Это хуже, чем когда я рассказал тебе, что переспал с нашей учительницей по истории в выпускном классе. Сплетница.

Джесс остановилась, подавившись.

— Я до сих пор не могу поверить, что ты спал с мисс Глэдд. Она была помолвлена с футбольным тренером! А ты взял ее прям за трибунами во время игры.

Я оглянулась через плечо, чувствуя себя немного не в своей тарелке, когда мы встали в очередь, чтобы войти в бар. На лице Хамильтона появилась застенчивая ухмылка.

— Я бы сделал это снова. Она была горячей.

Порыв ветра растрепал мои волосы.

— Но это было не так плохо, как в тот раз, когда ты трахнул свою няню, — добавила Джесс, косясь на меня, словно пытаясь оценить, как я отреагирую на их поддразнивание.

— Это было просто неловко. Я кончил только после третьего отсоса.

Хамильтон поморщился при воспоминании, а я вздрогнула, но совсем по другой причине.

Инфинити хихикнула, прежде чем вмешаться.

— Не забывайте, что у вас двоих был настоящий роман, — сказала Инфинити тихим голосом, указывая между Джесс и Хамильтоном.

Мои брови взлетели вверх. Джесс закатила глаза, прежде чем заговорить.

— Всего один раз. Один раз! Мы были пьяны, и мне было любопытно, из-за чего весь этот шум. Во всем было виновато виски, и я даже не кончила, и не потому, что не пыталась. В этом есть смысл, только если ты достигаешь кульминации.

— Ты и Хамильтон? — недоверчиво спросила я.

— Было много алкоголя, — проворчала она. — Никогда больше такого не сделаю.

— О, да ладно. Нам было здорово вместе, детка, — игриво промурлыкал Хамильтон.

— Меня стошнило на тебя! — воскликнула Джесс, заставив человека перед нами в очереди обернуться и посмотреть через плечо.

— Ты единственная лесбиянка, с которой я когда-либо спал, и которую стошнило на мой член. Это было хорошо для моего эго, — сухо ответил Хамильтон. — Я имею в виду, что это был не самый худший опыт, который у меня когда-либо был. Это было лучше, чем те близнецы, которых я когда-то трахал в саду моей матери.

Я отстранилась от Джесс и Инфинити, чтобы потереть затылок и оглядеться. Где Джаред? У Хамильтона определенно был богатый сексуальный опыт. Хотя весь этот разговор вызывал у меня дискомфорт, я знала, что мне нужно услышать нефильтрованный отчет о распутстве Хамильтона, он напомнил мне, что Хамильтон не из тех, кто задержится надолго. Он был хорош в постели, но не для моего сердца.

— О, я и забыла о них, — ответила Джесс. — Разве одна из них не проткнула презерватив?

— Мне пришлось заплатить ей, чтобы она приняла таблетку, — с дрожью ответил Хамильтон.

Я пожевала внутренней стороной щеки. Это было прекрасно. Я знала, что Хамильтон был помешан на сексе. И почему-то мне кажется, это похоже на какое-то испытание. Он надевал презерватив каждый раз, когда мы трахались, а я принимала противозачаточные таблетки последние два года, но нам нужно было быть осторожными.

— Вера, все хорошо? — спросила Инфинити, пристально глядя на девушку и Хамильтона.

— Да, — ответила я с фальшивой улыбкой, прежде чем подойти к вышибале. Хамильтон тихо выругался, но я проигнорировала его.

— Меня зовут Вера, — сказала я вышибале, когда он спросил имя. Слава богу, мы здесь, и перестали говорить о сексуальной жизни Хамильтона.

— Ах, с Джаредом? — спросил он, набрав что-то на своем iPad.

— Да.

— Добро пожаловать в «Возвращение».

Он убрал бархатную веревку, и мы вошли внутрь. Я действительно хотела покончить с сегодняшним вечером. Все было проще, когда мы просто трахались. По крайней мере, я могла притвориться, что это что-то значит, когда Хамильтон поклонялся мне своим ртом.

Джесс и Инфинити встали перед нами, а затем двинулись сквозь толпу к пустому столику. Этот бар был определенно шикарнее, чем я ожидала. Джесс была права. Парни в костюмах выстроились вдоль табуреток, а студенты, которых я узнала, потягивали мартини и тихо сплетничали. Мы выделялись, как белые вороны.

Я осмотрела комнату в поисках Джареда, но его еще не было. Хамильтон схватил меня за локоть, не давая последовать за Джесс и Инфинити.

— Ты расстроена, — прошептал он, обнимая меня. — Скажи мне, что случилось, Лепесток.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — ответила я, прежде чем отстраниться. — Ты можешь говорить обо всех женщинах, которых ты трахал. Ты даже можешь уйти сегодня вечером с кем-нибудь, если хочешь. Я ничем не отличаюсь от них.

Я зашла слишком далеко, но мне нужно было верить в то, что я говорю, если собиралась избежать разбитого сердца. Многие люди устраивали случайные шумные игры, но я не была уверена, что смогу сделать так с Хамильтоном.

Хамильтон ухмыльнулся.

— Итак, если я уйду с… — Он оглядел комнату и остановился, когда его взгляд наткнулся на красивой блондинке, сидящей на баре. На ней была короткая юбка и завитые волосы до середины спины. Ее губы были неестественно пухлыми, гармонируя с ее большой грудью. — Ней, — закончил Хамильтон. — Ты не против?

— Не-а, — ответила я резким голосом.

— А что, если бы я захотел ее трахнуть, а потом пришел бы к тебе домой? Ты позволила бы мне израсходовать тебя, пока моя кожа все еще пахнет ее Шанель № 5?

Я разозлилась. Жестокие слова вылетали из моего рта без моего согласия:

— Возможно, сначала мне бы пришлось вышвырнуть Джареда из своей постели, но я бы обязательно тебе позволила.

Хамильтон нахмурился.

— Приятно знать, что мы оба на одной волне.

— Верно? Джесс рассказала мне, чего стоит ожидать от этого.

— Серьезно? — спросил Хамильтон. — Что именно она тебе сказала?

Я посмотрела на стол, за которым сидели Джесс и Инфинити, и они наблюдали за нами.

— Она сказала только то, что ты шлюха, и мне не следует питать никаких надежд.

Моя неуверенность глубоко поселилась в моем сердце.

— О, я шлюха, милая, — прошептал Хамильтон, прежде чем схватить меня за бедра и дернуть вперед. — Мне нравится трахаться. Жестко. Долго. Я бы нагнул тебя над одним из этих столиков на глазах у всех и не раздумывал бы об этом. — У меня перехватило дыхание от его слов. Я чувствовала, как его твердая длина давит на меня. — Но сейчас я для тебя всего лишь шлюха, ясно?

Хамильтон закусил губу, словно размышляя, что еще сказать.

— Ты нравишься Джесс. Но она самый самоуверенный человек, которого я только знаю. Джесс высказывает свое мнение, и она не знает, как это правильно делать, потому никогда не видела меня таким. Ты беспокоишься о том, что я трахаю других девушек, но при этом мы с тобой вроде как пара, поговори со мной об этом, хорошо? Не ставь на нас точку, пока мы не насытимся друг другом. Джесс любит меня дразнить, но она многое недоговаривает. Мисс Гладд? Она была в абьюзивных отношениях. Я помог ей сбежать. Я увидел синяки и наткнулся на тренера, который ударил ее по лицу. Я убедил ее уехать и уговорил отца найти ей работу в школе-интернате за границей. — Ух ты. Такого от Хамильтона я точно не ожидала. — И да, чтобы прояснить, я был влюблен в Джесс, когда мы были подростками. Это был пьяный трах из жалости, потому что она знала, что никогда не полюбит меня так же, как я ее.

Мои брови взлетели вверх, миллион вопросов сразу же заполнил мой разум.

— Я ее больше не люблю, по крайней мере, таким образом, — добавил Хамильтон. — Насчет близнецов, это было просто весело. Моя няня была педофилом. Мы смеемся над этим, потому что правда далеко не так забавна. Думаю, я использую юмор, чтобы справиться с ситуацией.

— О, — ответила я, потому что не знала, что еще сказать.

— Если ты хочешь, чтобы я составил список всех людей, которых трахал, то хорошо, я сделаю это. Но ты должна знать, что ни одна из них не сравнится с тобой, это не лесть, а правда. И это страшно, Лепесток. Я хочу тебя. Только тебя. Просто верь в это, хорошо? Я не пойду трахать какую-нибудь дешевую блондинку, если ты пообещаешь никогда больше не шутить о том, что Джаред окажется в твоей постели. Я ему не доверяю. Что-то не так с этим парнем. Я терплю это, потому что мне нравится, что ты счастлива рядом с ним.

Я посмотрела на Джесс и Инфинити. Они бросали в нас вопросительные взгляды.

— Хорошо, — ответила я. Хамильтон улыбнулся и поцеловал меня в губы, прежде чем схватить меня за запястье и потащить к столу.

Когда мы сели, Хамильтон придвинул мой табурет как можно ближе к своему и обхватил рукой спинку моего стула. Я чувствовала себя сбитой с толку. Я все еще была поглощена мыслями о Джесс и Хамильтоне.

Хамильтон откашлялся, затем схватил меня за руку, чтобы поцеловать, а Джесс смотрела на это движение.

Она и Инфинити уже заказали напитки и потягивали их, глядя на нас.

— Так это серьезно? — спросила Джесс, кивая на нас двоих. Ее глаза сверкали озорством.

— Очень, — легко ответил Хамильтон.

— Насколько серьезно? — спросила Джесс. — Я думала, что это…

— Платан, Джесс, — хрипло ответил Хамильтон. Ему стыдно? Что это вообще значило?

— Явор? — Джесс издала долгий низкий свист. — Вау, Хамильтон.

— Что это значит? — спросила я, глядя на них.

Было странно, что обо мне так открыто говорили.

Инфинити махнула рукой.

— Это какое-то кодовое слово, которое у них еще с подросткового возраста. Что-то связное с деревом в парке между их домами, у которого они встречались.

— Наше убежище, — ответила Джесс. — Мои родители были чудаками. Они думали, что смогут выбить из меня непослушание.

Она откашлялась, прежде чем продолжить. Мое сердце разрывалось.

— Хамильтон был моим единственным другом. Он всегда защищал меня. Мне просто нужно было написать ему «Явор», и он бросил бы все, чтобы быть рядом. Это стало своего рода кодексом, но это трудно объяснить. Думаю, вам придется это испытать. Помнишь, ты угрожал моему отцу?

Джесс сделала глоток своего напитка, а Инфинити обняла ее.

— Твой папа — мудак.

Хамильтон не стал вдаваться в подробности их прошлого, он просто посмотрел на меня и снова схватил меня за руку.

— Однозначно, — ответила Джесс.

Я отбросила эту информацию. В Хамильтоне было так много такого, что не соответствовало моим первоначальным представлениям о нем. Он был из тех людей, которые помогали своему учителю истории. Он бросил все ради своих друзей. Он серьезный. Справедливый. Преданный. И сильный как физически, так и морально. У него было тяжелое детство. С каждым его секретом, он все больше меня интересовал.

К счастью, мы перевели тему. Мне нравилось легкое отношение Джесс ко всему. Она не боялась тыкать и подталкивать ответы, а мне нужно было отдохнуть от серьезности. Они с Инфинити расслабились и начали целоваться, а Хамильтон повернулся ко мне.

— Я ненавижу этого чувака, но Джаред умен, — тихо сказал Хамильтон. — Он выбрал место, известное всем своей осторожностью.

Я наморщила лоб.

— Что ты имеешь в виду?

Хамильтон кивнул на соседний столик.

— Вон там наследник одной из крупнейших корпораций во всей стране, — сказал он. Я проследила за его взглядом и уставилась на худощавого мужчину, стреляющего глазами на нас в ответ. Он выглядел примерно моего возраста. Я уже собиралась спросить, в чем смысл всего этого, когда рядом с ним сел пожилой мужчина с глубокими морщинами и зубными протезами и начал целовать шею молодого человека.

— Это своего рода заведение, которое не допускает камеры и не задает вопросов.

— А, — ответила я, прежде чем поерзать на своем месте. Откуда Джаред знал об этом месте? Было ли это просто одной из общеизвестных вещей, или ему нужно было тайное место, чтобы тусоваться с друзьями?

— Ты нервничаешь, — заявил Хамильтон. Это был не вопрос. Он просто знал это.

— Все было проще, когда мы просто трахались в моей квартире, — ответила я. Джесс фыркнула.

Хамильтон схватил меня за бедро и снова поцеловал в висок. В последнее время он стал часто это делать. Это был такой нежный и искренний жест.

— Привет! — прогремел голос Джареда. Я встала со стула, чтобы обнять его. В типичной манере Джареда он был одет в слаксы, рубашку на пуговицах и пиджак, который стоил больше, чем моя квартплата. Его светлые волосы были зализаны набок, а гигиеническая помада заставляла его губы сиять. Он крепко обнял меня, немного приподняв с пола. Я чувствовала, как Хамильтон сурово смотрел на нас.

— Я рад, что ты смогла прийти.

— Ага. Спасибо за приглашение. Это место…

— Слишком крутое, черт возьми? — Джаред закончил за меня.

— Точно, — ответила Джесс.

— Обычно я сюда не хожу, но я подумал, что тебе нужно немного уединения, ну, знаешь, раз уж ты сейчас трахаешься со своим дядей.

Инфинити подавилась напитком, а Хамильтон сжал кулак. Мы с Джаредом сели, и моя кожа внезапно вспыхнула. С сердитым Хамильтоном с одной стороны от меня и чрезмерно ласковым Джаредом с другой, я чувствовала себя зажатой между двух огней.

— Если я пересплю с кем-то, кто не готов выйти из туалета, я приведу его сюда, — Джаред посмотрел на пустой стол передо мной. — Хочешь, я принесу тебе выпить? Я знаю, как ты любишь джин с тоником.

— Я была бы тебе оч…

— Я понял, — ответил Хамильтон, прежде чем помахать рукой одной из официанток. Через несколько минут мы все выпили и погрузились в неловкое молчание. Я надеялась, что, возможно, это сблизит нас, но это только усугубило ситуацию. Ошалевшие Джесс и Инфинити скрылись в ванной десять минут назад и до сих пор не вернулись. Я отчаянно нуждалась в передыхе, но что-то подсказывало мне, что это будет ненадолго.

— Так по какой ты там программе учишься в колледже? — спросил Хамильтон, положив руку на мою ногу, его рука была в опасной близости к вершине моего бедра.

— Этика и политика, — ответил Джаред. — Ты учился в Колледже?

— Не-а. Я начал работать, как только закончил школу. Почему политика?

Джаред поерзал на стуле.

— Мне просто всегда это было интересно. Я вырос в политике.

Казалось, что все в Гринвиче имели политическое прошлое. Я попыталась вспомнить, что Джаред рассказывал мне о своей семье. Я знала, что его мать владела некоммерческой организацией.

— Семейный бизнес? — спросил Хамильтон. — Я просто не могу избавиться от чувства, что я тебя откуда-то знаю.

Джаред откашлялся и вежливо улыбнулся, но я почувствовала в нем беспокойство.

— Не уверен, что я тебя когда-либо встречал.

Хамильтон опрокинул свой напиток и усмехнулся.

— Ты уверен? Я просто чувствую, что ты мне знаком.

Джаред снова откашлялся и потер затылок.

— Не-а. Я тебя не знаю, ну, если не считать того, что мне сказала Вера.

— Держу пари, она рассказала тебе обо мне все, а? — сказал Хамильтон, прежде чем схватить мою руку с моего колена и поцеловать внутреннюю сторону запястья. Мое дыхание сбилось. — Повтори, какая у тебя фамилия?

Я смотрела, как они разговаривали друг с другом, это напоминало теннисный матч.

— Андерс.

Хамильтон ухмыльнулся, прежде чем хлопнуть в ладоши.

— Вот откуда я тебя знаю. Ты стажировался у Джозефа в прошлом году, не так ли? Обычно я не так вовлечен в семейный бизнес. Но ты из тех, которых нельзя просто так забыть. Ты был на праздничной вечеринке. Я помню, потому что видел тебя, когда уходил с одной из официанток.

Я повернула голову к Джареду.

— Ты работал на Джозефа? — выпалила я.

Джаред облизал губы.

— Я собирался сказать тебе…

— Стой. Стой. — Я оттолкнула руку Хамильтона, прежде чем встать. — Ты работал на Джозефа. Ты все еще работаешь на него?

— Твои родители просто хотели убедиться, что ты в безопасности. Джозеф пообещал мне работу после выпуска, если я…

Я покачала головой.

— Ты мудак! Я думала, ты прилипчивый, но на самом деле ты был моим телохранителем. Это тоже было частью этого соглашения?

Я сказала это слишком громко, но мне было все равно, кто меня услышит.

— Твоя мама надеялась, что, если мы сойдемся, ты прекратишь эту нелепую интрижку с Хамильтоном, — объяснил Джаред. — Но ты и в правду мне нравишься, Вера. Все началось как работа, но…

— Остановись. Просто перестань. — Я помассировала виски. — Что ты докладывал моей матери? Ты рассказал ей о нас с Хамильтоном?

Джаред отвел глаза и посмотрел в пол.

Ублюдок.

Я отпрянула назад и ударила его как раз в тот момент, когда взъерошенные Джесс и Инфинити вышли из туалета.

— Ты дебил! Не разговаривай со мной. И, блядь, даже не смотри на меня.

Я повернулась и посмотрела на Хамильтона, который выглядел раздражающе довольным собой.

— Пойдем.

— С радостью, солнце, — сказал он, прежде чем ухмыльнуться покрасневшему Джареду. Я выбежала из бара и направилась к машине, а Хамильтон следовал за мной.

— Блин, хотел бы я заснять это на камеру, — прохрипел он.

— Это не шутка, Хамильтон. Моя мама знает о нас!

Он толкнул меня к машине и взял меня за щеки.

— И что? — спросил он.

— Значит, она будет вне себя от ярости.

— И что? — повторил Хамильтон.

— Джаред скармливал им всю информацию, — захныкала я.

— Блядь, и что?

Хамильтон крепко и грубо поцеловал меня. Джесс и Инфинити засмеялись, направляясь к тому месту, где они припарковались. Кажется, они сказали нам, что позвонят позже, но я была слишком поглощена поцелуем с Хамильтоном, чтобы уловить смысл их слов. Это продолжалось и продолжалось. Его язык прошел мимо моих губ и лизнул их. Я выгнула спину и схватила его за рубашку. Я дрожала при каждом прикосновении его талантливого рта к моему. Он оторвался от меня с улыбкой.

— Ну, и что?

Я судорожно выдохнула.

— Ну и ничего, — повторила я, прежде чем прижаться лбом к его груди. — Пойдем домой, — прошептала я, а потом на мгновение задумалась. — Боже мой. Он же мой сосед. Как ты думаешь, это Джозеф тоже специально продумал?

— Хочешь, поедем ко мне? — спросил Хамильтон.

Я потянулась, чтобы поцеловать его в челюсть.

— Ага. Поехали.

Глава 19

Я проснулась от того, что мой телефон снова зазвонил. Пронзительный звук отразился от моего черепа и был высокочастотным раздражителем, который заставил мое тело напрячься. Ее звонки были постоянными. Джаред и моя мама отчаянно пытались дозвониться до меня. Мне не нужно было смотреть на определитель номера, чтобы понять, что это снова моя мама, пытающаяся разыскать меня и помешать мне разрушить ее маленькую счастливую семью. Часть меня хотела, чтобы она села на самолет и поговорила со мной лично. Я хотела, чтобы она посмотрела мне в глаза и сказала, что ее фиктивный брак с Джозефом был важнее моего счастья.

Я ненавидела эту неопределенность. Я разрывалась между тем, чтобы избегать ее, и желанием встретиться с ней лицом к лицу, и чем дольше я игнорировала мамины сообщения, тем грубее и бесцеремоннее они становились. Это была та сторона ее личности, которую я хорошо знала, но смотрела на нее свежим взглядом. Я всегда считала, что ее амбиции и эгоизм были результатом постоянной борьбы за выживание. Теперь это казалось… другим. Темнее. Я любила свою мать. Я знала, что она любила меня. Но я также не думала, что она понимает, на что похожа здоровая любовь.

Мама: Что ты делаешь?

Мама: Где ты?

Мам: Джаред позвонил мне. Ты же не можешь всерьез злиться на нас за то, что мы хотели убедиться, что ты в безопасности. У тебя был преследователь, Вера.

Мама: Джаред — хороший парень! Тебе бы не помешало встречаться с таким мужчиной, как он. Он из хорошей семьи. Я познакомилась с его матерью на банкете.

Мама: Почему ты злишься на меня за это?

Мама: Джаред сказал, что тебя нет дома. Где ты остановилась, Вера? Джозеф хочет поговорить с тобой.

Мама: Вера. Сейчас звонит Джек. Нам серьезно нужно поговорить об этом. Ты не можешь встречаться с Хамильтоном. Я знаю, что ты с ним.

Мама: Это становится смешным.

Мама: Позвони мне сейчас же!

Мама: Ты так чертовски эгоистична, Вера. Я не могу поверить, что ты готова бросить нашу семью только для того, чтобы потрахаться. Я всегда знала, что ты маленькая шлюшка.

Я прокручивала сообщения, когда Хамильтон с остервенением вырвал у меня из рук мобильник.

— Никаких больше чтений сообщений на сегодня. Твоя мать серьезно выводит меня из себя. Я начинаю думать, что они с Джозефом идеально подходят друг другу. Токсичные ублюдки.

Хамильтон застонал, бросая мой телефон на тумбочку, и притянул меня ближе к себе. Он прижимался ко мне в постели, обнимая за талию и вдыхая мой запах, уткнувшись в мою шею. Это было уютно. Комфортно. Интенсивно.

Мы провели все воскресенье у него дома, трахались, разговаривали и ели его вкусную стряпню. Хамильтон позволил мне выговориться и провел большую часть времени, напоминая мне, что не имеет значения, что кто-то думает. Мы никому не причиняли боль, на самом деле. Мы просто пробовали бурные воды. Я не упоминала о своих проблемах с обучением в колледже. Было уже слишком поздно. У меня было чувство, что очень скоро моя мать сообщит мне через текстовое сообщение, что Борегар больше не собираются оплачивать мое обучение. Она уже пригрозила мне этим. Мама ясно дала понять, что если она пойдет ко дну, то потащит меня за собой. Это была не вина Хамильтона и не его ответственность. Это я сама ввязалась в эту историю. Я знала о риске, но все равно с головой окунулась в эти запутанные отношения с Хамильтоном.

— У тебя ведь сегодня занятия?

— Да.

С таким же успехом я могла посещать все, что могла. Неизвестно, когда они прекратят оплачивать мое обучение и квартиру, в которой я жила. Мне нужно было найти работу. Мне нужно было найти жилье.

— О чем ты думаешь?

Я сглотнула.

— Ни о чем, — быстро ответила я. — Просто думаю о домашней работе, которую я избегаю.

Я не хотела, чтобы Хамильтон чувствовал себя ответственным за поганый ультиматум моей матери, и еще больше я не хотела, чтобы он чувствовал себя обязанным помогать мне.

— Собирайся, — прошептал он, прежде чем поцеловать меня. — Я приготовлю тебе завтрак и отвезу тебя на занятия. Ты выходишь в три, верно? Тогда я смогу тебя забрать.

— Ты знаешь мое расписание? — спросила я, приподняв бровь.

Именно такие маленькие моменты напоминали мне, насколько Хамильтон действительно заботится обо мне. Вчера вечером он приготовил мне на десерт клубничное печенье, потому что я вскользь упомянула, что каждый год ела его на свой день рождения. Когда я одолжила рубашку, чтобы поспать в ней, он также дал мне пару носков, потому что знал, как я ненавижу, когда у меня ночью мерзнут пальцы ног. Не великие жесты помогали мне чувствовать себя в безопасности с Хамильтоном, а все те мелочи, которыми он давал мне почувствовать, что меня слышат.

— Да. И я подумал, что ты захочешь еще один день притворяться, что дерьмо не попало в вентилятор. Твоя мама снова звонит, — пробормотал Хамильтон, прежде чем взять мой мобильный и проигнорировать звонок.

Я перевернулась и положила голову ему на грудь, проводя подушечкой указательного пальца по его прессу.

— Мне нужно больше, чем один день, чтобы притвориться. Можно мне год или два? Кстати, когда ты должен вернуться на буровую?

Хамильтон нежно провел ладонью по моей руке, прежде чем ответить.

— Через две недели. У нас достаточно времени, — прошептал он. — И мне нравится твоя тактика избегания. Секс в душе прошлой ночью был… — Хамильтон остановился, чтобы поцеловать пальцы, как шеф-повар¹.

— Неважно, — ответила я, прежде чем сесть и вылезти из его кровати.

Прохладный воздух омывал мою кожу, пока я шла в его ванную, чтобы принять душ и подготовиться к занятиям. Секс в душе на самом деле звучал довольно приятно, но у меня впереди был важный день. Я должна была увидеть Джареда в классе доктора Бхавсара, и я не была готова к этой конфронтации. Ни капельки. Скорее всего, я ударила бы его под дых, особенно после сообщений от мамы сегодня утром. Я даже не потрудилась открыть сообщения от него. Я не видела в этом смысла. Все, что он говорил, было ложью, ложью, ложью. Несмотря на то, что мы были знакомы совсем немного, я все равно была ошеломлена его предательством.Я считала Джареда другом, но на самом деле его просто подкупили, чтобы он появился в моей жизни.

Решив хорошо выглядеть для занятий, я приняла душ и высушила волосы феном. Я надела клетчатую юбку, черные колготки, свои любимые ботинки и черный укороченный топ. Когда я пришла на кухню, Хамильтон переворачивал омлет и напевал себе под нос, все еще одетый только в боксеры, пока готовил завтрак. Увидев меня, он облизнул губы.

— Черт, ты хорошо выглядишь.

— Спасибо, — ответила я, покраснев.

Мой телефон, лежавший на столе, снова зазвонил. Я настороженно посмотрела на него.

— Как ты думаешь, они подадут заявление о пропаже человека, если я не отвечу в ближайшее время?

Хамильтон посмотрел на мой телефон, потом снова на меня.

— Это возможно. Но ты уже взрослая, и они все знают, где ты. Джек звонил мне вчера вечером.

Джек звонил? Черт. Джек честно рассказал о том, на что он готов пойти, когда речь идет о защите имиджа его семьи. Он изучил биографию моей матери и, скорее всего, теперь жалеет, что принял ее в семью.

— Что он сказал?

— Я не знаю. Я никогда не отвечаю на его звонки.

Хамильтон выключил плиту, положил мой омлет на бумажную тарелку и принес ее мне вместе с чашкой кофе.

— И почему это, собственно?

— Иногда люди не заслуживают прощения, Вера, — ответил Хамильтон, прежде чем сменить тему. — Что ты собираешься сказать, когда наконец поговоришь со своей матерью? — спросил Хамильтон, протягивая мне вилку и садясь рядом со мной. — Мы можем потренироваться. Хочешь, я назову тебя сумасшедшим дядей, чтобы создать реальную сцену?

Закатив глаза, я отрывисто ответила:

— Нет.

В каком-то смысле я была рада, что Хамильтон немного пошутил. Смеяться над всей этой ситуацией было лучше, чем зацикливаться на ней.

— Я не знаю, что я ей скажу. Наверное, спрошу, почему она наняла Джареда и сколько в его дружбе и внимании было ее указанием, а сколько — его. Я никогда не хотела встречаться с Джаредом, но это заставляет меня чувствовать себя дешевкой. На самом деле я ему не нравилась. Я была лишь средством достижения цели. Вся наша дружба была фальшивой. Джаред был навязчивым и раздражающим, но он был моим первым другом здесь. Мне просто не нравится чувствовать себя использованной.

Хамильтон посмотрел на мою тарелку и кивнул.

— В этом есть смысл. Я не защищаю его, но что, если у него действительно возникли чувства к тебе? Это что-то изменило бы?

— Нет. Вся наша дружба была ложью, — тут же ответила я, проткнув вилкой свой омлет. — Я просто рада, что мы ничего не делали. Я не думаю, что смогла бы пережить, если бы трахнулась с ним. Ему, наверное, было наплевать на меня. Он просто хотел получить работу. Я такая тупая.

— Ты не тупая, Вера. Я думаю, что он большой засранец, и я бы хотел сбросить его с края обрыва, но я могу распознать, когда мужчина кого-то хочет. Джаред смотрел на тебя, как на закуску. Вкусную, аппетитную закуску. Бьюсь об заклад, он согласился на эту работу, думая, что это будет легкий путь к работе его мечты. Он, вероятно, не планировал хотеть тебя — не говоря уже о том, чтобы заботиться о тебе. И для протокола, это действительно чертовски раздражает меня, потому что мысль о том, что кто-то хочет получить то, что принадлежит мне, выводит меня из себя, черт возьми.

Я улыбнулась про себя, затем покачала головой.

— Это не первый раз, когда моя мать вмешивается подобным образом, знаешь ли…

Я зажмурила глаза, пытаясь заглушить воспоминания.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Хамильтон, в его голосе звучали опасные нотки.

— Семья, в которой она работала домработницей? Отец заставлял меня чувствовать себя неловко. Он смотрел на меня…

Хамильтон протянул руку и схватил меня за ногу.

— Что случилось?

— Она поощряла это. Мама посылала меня за вещами или просила передать ему сообщения, когда он был один в своем кабинете. Однажды я сказала ей, что он пялился на мою задницу, но она пожала плечами. Мне потребовалось время, чтобы понять, что она делает. Он был женат и более чем в два раза старше меня. Моя мать хотела, чтобы он флиртовал со мной, чтобы он давил на меня. Она сказала мне позволить этому случиться. Я думаю, она видела в этом возможность. Мне было семнадцать…

— Это действительно пиздец, Вера.

— Но он так ничего и не сделал, — быстро добавила я. — Я знаю, что Джаред не такой, но это кажется оппортунизмом². Он из хорошей семьи. Я уверена, что она была слишком счастлива заставить нас проводить время вместе.

Хамильтон надолго замолчал, а я спокойно ела свою еду, обдумывая произошедшее.

— Ты знаешь, она всегда этого хотела. Джозеф — идеальный мужчина для моей матери. Я просто не знаю, позволит ли она мне когда-нибудь жить своей собственной жизнью. Она чувствует, что я ей обязана, как будто мое существование — это долг, который я никогда не смогу вернуть.

— Ты ни черта ей не должна, Лепесток, — прорычал Хамильтон. — Ты ни хрена ей не должна. Ясно? Блядь. Не могу поверить, что она так с тобой поступила.

— На самом деле она ничего не сделала; она просто поощряла его внимание. Он был безобидным.

Пока он не перестал им быть. Была одна ночь, когда он схватил меня за задницу и шептал грязные слова мне на ухо, называя меня дразнилкой. Если бы его жена не появилась и не постучала в дверь, я не хочу знать, что бы произошло. Называть весь этот опыт безобидным было, вероятно, не совсем здоровым способом взглянуть на него, но я всегда боролась с тем, чтобы увидеть более зловещие части мотивов моей матери.

— Она пыталась развести свою гребаную дочь. Разве ты не видишь, что в этом плохого? Он тебя трогал? Как его звали?

Я проглотила свой кусок, прежде чем наклониться над столом, чтобы поцеловать его в щеку.

— Он никогда не трогал меня, — солгала я. — Он просто смотрел. Он просто… медлил.

Косился. Облизывал губы. Ронял вещи на пол и просил меня поднять их.

— И твоя мать имеет гребаную наглость злиться на меня? — фыркнул Хамильтон. — Ее не волнует твое благополучие, ее волнуют деньги и ее имидж. Она мерзкая оппортунистка, Вера. Разве ты этого не видишь?

Мне всегда казалось странным, что мама готова принести меня в жертву, когда она сама была жертвой. Я часто задавалась вопросом, делала ли она это потому, что не знала ничего лучше, или потому, что ее мораль и жесткие взгляды на секс, девственность и ошибки имели серую зону, когда это было ей выгодно.

— Я не хочу об этом говорить, — отрезала я, вставая и кладя вилку в раковину.

Мои дрожащие пальцы едва могли удержать столовое серебро. В глубине души я знала, что Хамильтон был прав. Моя мать была настроена решительно. Тот факт, что она солгала о беременности и приложила столько усилий, чтобы скрыть это, был достаточным тому доказательством.

— Прости, если я тебя расстроил, просто я не понимаю твоей преданности ей.

Я повернулась и прислонилась к стойке. Скрестив руки на груди, я произнесла:

— Ты когда-нибудь любил кого-то разрушительного? Кого-то, с кем случилось что-то действительно дерьмовое. Кого-то, у кого была веская причина быть таким, каким он был. Тебя убивает наблюдать за тем, как они разрушают свою жизнь, но ты понимаешь это. Ты видел их травмы воочию. Ты обнимал их в самые уязвимые моменты. Ты страдал, потому что страдали они.

Хамильтон уставился на меня, его глаза были полны эмоций, но выражение лица оставалось отсутствующим.

— Да. Страдал.

Я хотела узнать о человеке, которого Хамильтон любил и который был деструктивным, но не спросила. Вздохнув, я провела руками по юбке, прежде чем ответить. Как я могла объяснить Хамильтону свою мать? Для постороннего человека ее поведение не имело смысла.

Я была готова любить человека за то, на что он способен. То, что моя мать была разрушена жестоким обращением и несла ответственность за воспитание ребенка, будучи сама едва подростком, не означало, что она не была способна любить. Она просто не знала, как делать все правильно. Нельзя винить кого-то за его невежество.

— Она просто поврежденная женщина. Мама боролась со своим психическим здоровьем всю мою жизнь. Хотя она не позволяла мне видеть многое из этого, я знала, что это есть. Я знаю, что в какой-то момент мы все несем ответственность за свои поступки. Мы не всегда можем винить нашу травму в плохих поступках, которые мы совершаем. Но что, если человек просто не знает ничего лучшего? Что, если ее единственное представление о любви было получено от ребенка, которого она не хотела, и матери, которая жестоко обращалась с ней? Может показаться, что я должна призывать свою мать к лучшему, но это не так просто. Она — продукт своего воспитания. Ею движет желание чувствовать себя в безопасности. Это не преступление — хотеть лучшей жизни. Я просто хочу, чтобы она была счастлива.

Хамильтон провел руками по волосам и уставился в пол.

— Я понимаю, — прошептал он. — Я действительно понимаю. Моя мать была наркоманкой, Вера. Начала принимать таблетки после моего рождения.

Я не ожидала, что Хамильтон признается в этом, и терпеливо ждала, пока он продолжит, хотя внутри я была благодарна, что он открылся мне, — по-настоящему открылся. Это сделало наши отношения более реальными. Он хрустнул костяшками пальцев. Я нутром понимала, что Хамильтон должен примириться со своей историей на своих условиях. Он поделится только тем, что ему удобно, и, если он захочет рассказать мне больше, он расскажет.

— Когда я был маленьким, я не понимал этого, но, когда я стал старше и появились новости о моей биологической матери, все вдруг приобрело смысл, — Хамильтон встал и начал убирать на кухне. — Я был просто ребенком. Я просто хотел, чтобы она любила меня, как любила Джозефа. Но она была сломлена предательством Джека. Наркотики становились все жестче. Ненависть становилась все тяжелее. Бремя ее депрессии стало слишком тяжелым, но я хотел нести все это. Понимаешь, я чувствовал себя ответственным за ее печаль.

Мне хотелось обнять Хамильтона. У меня разрывалось сердце, когда он говорил о своей матери.

— У меня никогда не было нормальных отношений. Я просто хотел, чтобы меня приняли. Но я понимал ее боль. Я хотел забрать у нее все это. А потом она покончила с жизнью.

Я ахнула.

— О, Хамильтон, это ужасно, — прошептала я, эмоции забивали мое горло.

Я оттолкнулась от стойки и подошла к нему, обхватив его за талию и прижавшись щекой к его спине. Он неловко похлопал меня по руке и остался напряженным, но через несколько минут он медленно расслабился в моих объятиях, расправив плечи и издав негромкий звук признательности.

Хамильтон отстранился, повернулся и поцеловал меня в лоб, прежде чем заговорить.

— Мы приучены думать, что наши родители — непобедимые герои. Мы хотим для них самого лучшего. И постепенно их человечность просачивается сквозь трещины, понимаешь? Иногда они просто не способны стать лучше, измениться. Но в какой момент мы перестаем позволять их проблемам разрушать нашу жизнь?

У меня не было ответа на вопрос Хамильтона. Я все еще позволяла своей матери принимать все решения в моей жизни. Даже сейчас, когда я была с Хамильтоном, мне требовалась каждая унция самообладания, чтобы не побежать к ней и не попросить разрешения и прощения. Я хотела все исправить. Я ненавидела разочаровывать ее. Этот импульс — наклониться назад и все исправить — укоренился в моей душе.

— Пойдем. Не хочу, чтобы ты опоздала, — сказал Хамильтон, меняя тему разговора.

— Хорошо, — ответила я.

Я начинала понимать сигналы Хамильтона. Когда он хотел закончить разговор, когда он становился слишком закрытый для комфорта, он просто заканчивал его.

Заканчивал. Это.

Глава 20

Джаред прохаживался по коридору перед аудиторией, когда я подошла. Я прижала учебник к груди, рассматривая его как броню, когда подошла к нему. Хамильтон предложил пойти со мной, но я должна была сделать это сама. Джаред причинил мне боль. Если бы не Хамильтон, назвавший его, я бы, наверное, и не узнала, что он работает на моего отчима. Я должна была начать встречать свои проблемы лицом к лицу. Больше не нужно прятаться от них.

Как только лазурные глаза Джареда остановились на мне, он практически бегом бросился в мою сторону, на его фарфоровом лице отразилась смесь облегчения и предвкушения.

— Вера! Слава Богу, ты здесь. Джозеф звонил мне без остановки…

Конечно, Джозеф звонил ему. Мой отчим был таким мудаком. Я продолжала идти, избегая взгляда Джареда и направляясь к двери, несмотря на то, что его громоздкое тело преграждало мне путь.

— Я не хочу говорить с тобой о моей семье и о том, как они наняли тебя, чтобы ты был моим другом, — огрызнулась я.

Джаред схватил меня за плечи, заставляя остановиться.

— Вера, перестань драматизировать. Хорошо, что я был здесь. Ради всего святого, Сеинт появился в кампусе на прошлой неделе и угрожал тебе. Я просто следил за тем, чтобы ты была в безопасности. Я не понимаю, почему это так важно.

Я посмотрела на вверх и на мгновение стиснула зубы, прежде чем ответить. Джареду, по крайней мере, хватило приличия выглядеть совершенно обманутым. Его волосы были всклокочены, а обычно хорошо сшитый костюм помят.

— Точно. Это было в тот же день, когда ты ушел, потому что я не хотела с тобой встречаться. Я тебе вообще нравилась? Ты просто пытался надавить на меня, чтобы сделать мою мать счастливой. И, между прочим, это очень важно, потому что все, что я тебе говорила — конфиденциально — ты докладывал моей матери! Я доверяла тебе, Джаред.

Несколько студентов прошли мимо, с любопытством разглядывая нас. Я знала, что мы устроили большую сцену, но мне было все равно.

— Слушай, честно говоря, я не большой поклонник твоей матери. Она большая дрянь, и эта история со свиданиями была ее идеей. Я понимаю, почему она хотела избежать скандала со всей этой историей с дядей, но она очень сильно настаивала на отношениях между нами. Не то чтобы это было трудно. Ты горячая штучка, Вера.

По крайней мере, теперь Джаред был честен со мной. Хотя это и задевало мою гордость.

— Я тебе вообще нравилась? Не только в романтическом плане, но и как друг?

Джаред раздраженно фыркнул.

— Ты классная цыпочка, Вера. Ты немного скучная, и я хотел бы, чтобы ты больше гуляла, но мне понравилось наше время вместе. И ты вполне сексуальная. Но разве это важно, что я думаю? С Хамильтоном ты просто нырнула в глубину. Твоя мать хотела, чтобы я вытащил тебя из его дома, но я не пытаюсь поймать тебя за руку.

Моя бровь опустилась в замешательстве. Теперь, когда вся ложь Джареда была открыта, я словно разговаривала с совершенно другим человеком. Он оказался таким же придурком из студенческого братства, каким я его считала вначале.

— Мне очень жаль, что моя сексуальная жизнь разрушает твои будущие карьерные устремления.

Джаред закатил глаза.

— Чувиха. На меня никто не давит. Но тебе серьезно нужно собраться с мыслями. Я не знаю, что именно в Хамильтоне приводит Джозефа в ярость, но с тех пор, как я рассказал им о вас двоих, он срет кирпичами. Ты знаешь, почему они ненавидят друг друга? Черт, Джозеф действительно ненавидит своего младшего брата. Должна же быть причина, верно? Я не думаю, что Хамильтон был с тобой до конца честен.

— Как щедро с твоей стороны. Боже, как я тебя ненавижу, — прорычала я. — Хамильтон был честен со мной с первого дня. Если ты хочешь знать, почему Джозеф ненавидит Хамильтона, то спроси его сам, раз уж вы так чертовски близки. Зачем Джаред? Не то чтобы ты страдал из-за денег или работы. Зачем?

— Видишь ли, в чем дело, — сказал Джаред, понизив голос и сделав шаг ближе. — Мне не хватает денег. Отец близок к тому, чтобы подать заявление о банкротстве. У меня есть стипендия на занятия, но Джозеф заплатил за мою квартиру. Мне действительно нужна эта работа. Ты, как никто другой, должна это понимать.

— Что это значит? — спросила я пронзительным голосом.

— Я просто хочу сказать, что ты и твоя мама знаете, каково это — быть готовым на все, чтобы пробиться вперед. Я больше не могу полагаться на свой трастовый фонд или связи отца. Эта работа с Джозефом была просто находкой, и я не собираюсь извиняться за то, что ухватился за эту возможность, тем более что тусоваться с тобой было не так уж сложно.

Я была ошеломлена.

— Я собираюсь проигнорировать твое заявление со словами «пробиться вперед». Моя мать вышла замуж за Джозефа под ложным предлогом, а не я. Я не просила об этом. Я не просила ни о чем таком. Ирония в том, что у моей матери сложилось впечатление, что ты богат. Она все время подталкивает меня к тому, чтобы я встречалась с тобой, потому что ей кажется, что это будет хорошо для меня. Гребаная шутка.

— Да, у нее правильная идея, но я не тот чувак. Я разорен как черт. Именно поэтому я собираюсь вежливо попросить тебя перестать трахать своего дядю и позволить мне вернуться к работе с тобой. Мне это очень нужно, чувиха.

Я вытаращилась на него.

— Ты издеваешься надо мной.

— Вовсе нет. Это мой выпускной год, Вера. Мне просто нужно получить чертову бумажку и свалить отсюда. Пожалуйста, подумай об этом. Я просто не думаю, что Хамильтон того стоит. У меня такое впечатление, что он не преследует твоих интересов.

— А ты? — недоверчиво спросила я, скрещивая руки на груди. — Ты такой мудак.

Джаред вскинул руки в знак капитуляции.

— Эй. Я просто подумал, что должен тебе. Я действительно думаю, что Хамильтон на каком-то новом уровне дерьма. Что-то в нем не так. А еще ты очень сексуальна, когда злишься. Ну же, милая, нам может быть очень хорошо вместе. Не обязательно все сводить к работе, знаешь ли, — он подмигнул мне.

Джаред, блядь, подмигнул.

— Ты лживый, беспринципный ублюдок! — заорала я, не заботясь о том, кто меня слышит. — Слава Богу, черт возьми, я вовремя узнала, кто ты на самом деле.

Я ткнула Джареда в грудь и сжала губы в тонкую линию, прежде чем снова заговорить.

— Не смотри на меня. Не разговаривай со мной. Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Черт, я даже не знаю тебя. Оставь меня в покое. Твои денежные проблемы — не моя проблема.

— И что я должен сказать Джозефу? — прорычал Джаред, вскидывая руки вверх.

— Скажи ему, что у тебя не получилось. Скажи ему, чтобы позвонил мне. Пусть идет на хер, мне все равно. Пока.

Я оставила Джареда стоять с поникшими плечами, а сама направилась в класс. Решив избежать Джареда, я заняла место в четвертом ряду и сердито достала свой блокнот.

Джаред занял свое место как раз перед появлением доктора Бхавсар. Ее глаза просканировали комнату и остановились на мне, сидящей на новом месте.

— Доброе утро, класс. В вашем учебном плане написано, что мы будем говорить о Ральфе Уолдо Эмерсоне, отце трансценденталистского движения. Кто-нибудь может мне объяснить, что такое трансценденталистское движение?

Кто-то через несколько сидений от меня заговорил.

— Это идеалистическая система мышления. В ней говорится, что человечество изначально доброе. Она также подчеркивает превосходство интуиции над логикой и предполагает, что опыт ведет к раскрытию глубочайших истин.

— Поздравляю, ты умеешь читать учебники, — сухо сказала доктор Бхавсар, после чего достала powerpoint и продолжила. — Ральф Уолдо Эмерсон был сторонником индивидуализма. Он отвергал давление общества и делился своими взглядами через эссе, поэзию и лекции. Он верил в интуицию и воображение. Он считал, что люди могут быть сами себе авторитетом, когда решают, что правильно.

Доктор Бхавсар щелкнула кнопкой powerpoint и улыбнулась мне.

— Ты когда-нибудь доверяла своей интуиции больше, чем логике, Вера?

Я сглотнула. Да. Да, это так. Логика подсказывала мне, что Хамильтон — это крушение поезда, которое вот-вот уничтожит меня.

— Да, — признала я.

В первом ряду Джаред фыркнул.

— Я бы не назвал возбуждение интуицией, — сказал он под нос, но достаточно громко, чтобы я услышала.

Чертов ублюдок. Доктор Бхавсар прочистила горло, хмуро глядя на Джареда.

— Эмерсон считал, что наш потенциал безграничен. Думаете ли вы, что люди способны определить, что правильно, без влияния авторитетов, организованной религии, правительства, социальных институтов и индустриализации? Разве человек, живущий один в лесу, знает, что нельзя убивать, если его никогда не учили, что это неправильно? — спросила она. — Эмерсон считал, что мы должны радикально искать ответы на вопросы через свой собственный опыт. Мы не даем себе найти свою высшую сущность, если позволяем внешним влияниям принимать за нас решения.

— Мы не можем просто отбросить логику ради чувств, — усмехается Джаред. — Что, если наши мысли искажены? Что, если мы совершаем ошибку? Если что-то кажется правильным, это еще не значит, что оно правильное.

Доктор Бхавсар выглядела так, словно пыталась сохранить спокойствие.

— Я здесь не для того, чтобы говорить вам, какой школе мысли следовать. Я просто хочу научить вас различным философиям и тому, как они формируют мир, в котором мы живем. Эмерсон бросил вызов многим устаревшим взглядам. Он был сторонником прав женщин и аболиционистом. Иногда приходится бросать вызов правилам и следовать собственной интуиции в отношении добра и зла. Именно это приводит к переменам. Если бы мы все позволили сильным мира сего диктовать нам добро, мы могли бы оказаться в застое в морально несостоятельном обществе. Отдельного человека не так легко развратить, как группу. Вся платформа Эмерсона заключалась в том, чтобы искать ответ внутри себя.

— Похоже на дерьмо хиппи, — сказал какой-то придурок рядом со мной.

Остальная часть лекции продолжалась, в классе было меньше общения, но я продолжала думать о том, что сказала доктор Бхавсар. Мне нужно было перестать думать о том, как отношения с Хамильтоном повлияют на мою мать или как это будет выглядеть для остального мира. Я знала, что то, что мы разделяем, имеет потенциал быть великим. Я чувствовала, что это правильно. Он чувствовал себя правильно.

Когда занятия закончились, я практически бегом бросилась к парковке, где припарковался Хамильтон. Я обогнула его машину и распахнула дверь со стороны водителя, приветствуя его удивленное лицо, прежде чем жестом предложить ему выйти.

Вокруг меня начали опадать листья. Машины, проносящиеся по парковке, сигналили нам. Легкий холодок пробежал по моему позвоночнику. Я никогда в жизни не чувствовала себя такой настоящей.

— Ты в порядке? — спросил Хамильтон, отстегиваясь и вылезая.

Я обвила руками его шею, и его брови взлетели вверх. Я дерзко прижалась губами к его губам. Он обхватил мое дрожащее тело и углубил поцелуй. Языки пробовали на вкус. Руки блуждали. Стоны. Ветер трепал мои волосы, когда я приподнималась на носочки и выгибала спину, чтобы быть ближе к нему. Так продолжалось до тех пор, пока, наконец, Хамильтон не отстранился и не погладил меня по щекам.

— Что это было?

Я облизала губы, ощутив следы мяты.

— Просто следую своей интуиции, — ответила я с улыбкой, прежде чем обнять его и прижаться щекой к его груди.

— О? И что говорит твоя интуиция?

Отстранившись, я посмотрела на Хамильтона. Моя интуиция говорила мне, что между нами все будет замечательно. Она говорила мне, что он того стоит. Что он не причинит мне боли. Что если я позволю себе, то смогу влюбиться в него.

Но я еще не была готова рассказать ему обо всем этом.

— О, ничего, — ответила я, приподнявшись на носочки и поцеловав его в челюсть еще раз. — Давай вернемся к тебе домой, хорошо?

Хамильтон кивнул.

— Хорошо, Лепесток.

Глава 21

Было страшно, как легко мы вошли в рутину. Мы не говорили о том факте, что я хранила одежду у него дома, а зубную щетку — в его ванной. Это не было похоже на домашнее блаженство — интимный шаг вперед в наших отношениях, где наши пространства сливались в гармонии с нашими душами. Это было похоже на отпуск. Блаженное избавление от маминых сообщений, которые становились все более и более редкими. Это была передышка от осуждающих взглядов Джареда и моей собственной неуверенности. Я следовала своей интуиции, и моя интуиция провела нас через пять дней мира.

Но прошлой ночью Хамильтон казался не таким, как обычно. Мы по-прежнему трахались так, будто от этого зависела наша жизнь, и большую часть вечера он провел, прижимая меня к себе. Но что-то было не так. Это было похоже на сдвиг в энергии — изменение в динамике, которую я не могла определить. Что-то было не так, но я не знала что.

— Сегодня вечером я приглашаю тебя на свидание, — сказал Хамильтон, как только я села в его машину.

У него вошло в привычку ежедневно подвозить и забирать меня с занятий. По пятницам у меня был только часовой семинар в восемь утра, поэтому я с нетерпением ждала возможности вернуться к нему домой и вздремнуть.

— Куда? — спросила я с ухмылкой.

— Один из моих любимых ресторанов в этом районе, — туманно ответил Хамильтон. — Я подумал, что раз уж ты практически живешь со мной и трахаешь мои мозги каждую ночь, то вежливо было бы пригласить тебя на настоящее свидание.

Я сглотнула.

— Я не буду жить с тобой, — нервно поддразнила я.

— Это звучит так, будто я жалуюсь? — возразил Хамильтон. — Между твоей матерью, моей семьей и желанием Сеинта, желающим досадить тебе, я более чем счастлив, что ты под моей крышей… и в моей постели… и подо мной.

Хамильтона замолчал, когда наклонился над центральной консолью, чтобы глубоко поцеловать меня. Я улыбнулась ему в ответ. Машина посигналила. Он схватил мою грудь и помял ее поверх моего вязаного свитера.

— Черт, ты вызываешь привыкание, — прохрипел он, отстраняясь, его губы блестели от блеска на моих губах.

Я была в оцепенении, мои глаза были прикрыты от вожделения, когда я откинулась на спинку стула и сжала бедра вместе.

— Что можно надеть в твой любимый ресторан в этом районе?

— Что-нибудь короткое и сексуальное. Также не допускаются трусики. Я хочу иметь возможность залезть тебе под юбку и постоянно чувствовать твою нуждающуюся пизду.

Блядь. Хамильтон был так хорош в грязных разговорах. Это было смешно, как легко его слова заставили мою киску рыдать по нему. Я поерзала на своем сиденье, отчего на его лице появилась удовлетворенная улыбка.

— Без трусиков, хмм? — спросила я, когда мы ехали по дороге к его дому. Листья на деревьях, растущих вдоль улицы, приобретали золотистый оттенок.

— Нет. Я даже надену костюм, если хочешь. Может, после мы пойдем в этот бар, который мне нравится? Не спать всю ночь и смотреть на восход солнца.

Я вскинула бровь.

— Вообще-то, у нас весь день впереди. Мы должны позвонить Джесс. Сделать что-нибудь безумное. Что если мы поедем в Калифорнию? Да. Мы могли бы это сделать.

— Ого. Ты много планируешь. Мы не можем просто отправиться в случайную поездку, — сказала я с хихиканьем, переместившись на своем сиденье, чтобы получше рассмотреть Хамильтона.

Теперь, когда я не была охвачена похотью, я заметила, что у него слегка дрогнула челюсть. Его сильные руки сжимали руль, а позвоночник был настолько жестким, что это выглядело неудобно.

— Ты в порядке?

— Конечно, я в порядке. Я даже лучше, чем в порядке. Хочешь пойти за мороженым? Я очень хочу мороженого. И, может быть, немного секса. Можно я съем тебя, когда мы придем домой?

Хамильтон казался маниакальным и как будто чего-то избегал.

— Что-то случилось сегодня утром, Хамильтон? — спросила я. Меня не было всего час, но он был очень нервным.

Он повернул на свою улицу и вздохнул.

— Нет. Ничего не случилось.

— Тогда почему ты ведешь себя так…

— Я не хочу сегодня сидеть на месте, — тихо пробормотал Хамильтон, паркуя машину. Как только машина остановилась, он прижался лбом к рулю и глубоко вдохнул.

— Почему бы и нет? — спросила я, потянувшись, чтобы помассировать его шею.

— Потому что, когда я сижу спокойно, я думаю. А когда я думаю, я вижу ее лицо.

— Чье?

Хамильтон сел и долго смотрел на свои руки.

— Сегодня годовщина смерти моей матери. Мне просто нужно что-то сделать или…

Я быстро отстегнулась и протянула руку, чтобы обнять его. Хамильтон слегка вздрогнул, и я почувствовала его боль, как свою собственную. Обычно Хамильтон был таким дерзким, озорным и игривым. Он ходил так, словно ему принадлежал весь мир. Ничто не могло сломить его.

Но не сейчас. Сейчас он был похож на разбитый кусок стекла, осколки которого с болезненной четкостью резали мою кожу. Я ненавидела это за него.

— Я видел ее в тот день. Это я нашел ее, ты знаешь, — прошептал он. — Я просто не хочу ее видеть, Вера.

— Я знаю, — ответила я, поглаживая его по спине.

Но, честно говоря, я не знала. Я не знала, что правильно сказать в этот момент. Я была в растерянности. Хамильтону сейчас нужна была помощь, но я не знала, как ее ему оказать.

Стук в окно заставил меня отпрянуть, и Джесс стояла там с ухмылкой. Она была одета в черную броню, с очками, сдвинутыми на макушку. К ее бедру был пристегнут пейнтбольный пистолет. Хамильтон протер глаза и опустил стекло.

— Привет, придурок. Мы едем на пейнтбол. А еще я нашла чудовищный поход. Потом скалолазание. Ракетбол в спортзале. У меня расписана каждая минута на следующие двадцать четыре часа, так что тебе лучше одеться, чтобы я могла надрать тебе задницу, — Джесс повернулась, чтобы посмотреть на меня, и подмигнула. — Я знаю, что мы обычно ходим в стриптиз-клуб и нажираемся в день, который мы не будем называть, но я думаю, что Вера этого не выдержит. Инфинити проткнет мне клитор, если я пойду.

Хамильтон выдохнул, и напряжение, казалось, покинуло его плечи.

— Да, черт возьми, — воскликнул Хамильтон. — Звучит как эпический день. Хотя я обещал Вере, что приглашу ее на ужин.

Джесс изогнула бровь.

— О? Куда?

Хамильтон сглотнул и посмотрел в лобовое стекло, избегая наших взглядов.

— Итальянский ресторан «Ромеро».

Джесс замолчала.

— Любимое место твоей мамы, — пробормотала она. — Ты уверен? Ты хочешь, чтобы я тоже пошла?

Хамильтон потянулся, чтобы взять меня за руку.

— Не-а. Я думаю, это будет очень хорошо.

На несколько секунд над нами воцарилось неловкое молчание, но Хамильтон закончил его, хлопнув в ладоши.

— Тогда я лучше пойду за своим снаряжением, а? Победителю потом придется покупать выпивку.

Джесс вскрикнула. Я чувствовала себя так, будто меня ударили хлыстом. Как Хамильтон мог так быстро перейти от краха к разговору о пейнтболе? Мы вышли из машины, и Хамильтон подбежал к входной двери.

— Сейчас вернусь.

Я стояла на тротуаре рядом с Джесс, и в голове у меня крутился миллион вопросов.

— Каждый год в годовщину ее смерти Хамильтон становится беспокойным. Иногда это может быть немного разрушительным, но чаще всего приходится планировать с ним весь день. Он как маленький ребенок. Приходится изматывать его, чтобы он не думал ни о чем, — непринужденно объяснила Джесс, хотя ее позиция была совсем иной.

Я кивнула. Джесс делала это для него каждый год?

— То, что он хочет сводить тебя в «Ромеро», это очень важно, Вера. Он не ел там с тех пор, как…

Я повернулась лицом к Джесс.

— Как ты думаешь, держать его занятым до потери сознания каждый год — это полезно? Он выглядел почти маниакальным…

Джесс нахмурилась.

— Я думаю, что ты не имеешь права указывать людям, как им справляться с их травмой. Если мой лучший друг хочет целый день заниматься сумасшедшим дерьмом, чтобы почувствовать себя лучше, то я собираюсь это сделать.

Я кивнула. Не мне указывать им, как с этим справляться. Они делали это годами. Джесс заботилась о Хамильтоне, и я знала, что она не сделает ничего, что могло бы ему навредить. Джесс была прямолинейна до боли. Убегать от разговора или проблемы было не в ее характере, так что, если она готова пойти на такие меры, чтобы помочь ему избежать дерьма, значит, все серьезно.

— Ты права. Так чем я могу помочь?

Ее брови взлетели вверх.

— Без обид, но ты не похожа на человека, который занимается экстремальными видами спорта. Ты слышала, что я сказала? Скалолазание. Пеший туризм. Пейнтбол. И это только половина. Обычно мне нужна неделя после, чтобы восстановиться. Он делает одно, потом бежит за другим. Это изматывает.

— Ты не хочешь, чтобы я шла? — спросила я.

Джесс сделала паузу.

— Что? Нет. Я просто говорю, что тебе это, скорее всего, не понравится. Я делаю это для него каждый год с тех пор, как узнала. Хамильтон вредит себе, если я этого не делаю. Однажды я была занята работой, а он напился до одури — чуть не разбил свою машину. Я всегда рядом с ним, когда он в таком состоянии. Его семье плевать. Им никогда не было до этого дела. Иногда он просыпался с криком от кошмара… И да, возможно, избегать всего — не самый здоровый способ справиться с этим, но я забочусь о нем и…

Я крепко обняла Джесс. Думаю, она даже не осознавала, как дрожал ее голос.

— Ты хороший друг, Джесс, — прошептала я ей. Она растаяла в моих объятиях, и часть той суровой решимости, которую она носила в себе, казалось, исчезла. — Ему повезло, что у него есть ты.

Она фыркнула и отстранилась.

— Он просто всегда был рядом со мной. Когда родители выгнали меня из дома, Хамильтон был единственным, кто помог мне. У меня есть один день в году, когда он позволяет мне оказать ему ответную услугу. И я чертовски хорошо справляюсь со своим единственным днем. Он никогда не позволяет мне делать для него ничего. Хамильтон не говорит о своих чувствах. Он не открывается. Но это то, что я могу сделать.

— Это слишком большое давление на себя, Джесс. Ты когда-нибудь думала о том, что просто быть собой помогает ему? Вы лучшие друзья. Он любит тебя, Джесс.

— Хамильтон — мой брат, понимаешь? Это моя фишка. Наше дело…

— Слушай, если ты хочешь, чтобы я осталась дома, я останусь. Но ты не должна делать это одна. Ты не должна чувствовать, что вся ваша дружба зависит от одного дня.

— Бывает ли у тебя такое чувство, что ты кому-то обязана жизнью? — тихо спросила Джесс. Она обхватила себя руками и уставилась на бетон.

Я точно знала, что она имела в виду. Каждый день, просыпаясь, я чувствовала, что обязана своей матери.

— Я не всегда была уверенной в себе, великолепной стервой, у которой все было в порядке. Когда-то я боролась. Очень сильно. Хамильтон остановил меня от… — Джесс схватилась за грудь и потерла ее, как будто боль в ее словах тушилась там. — Хамильтон — хороший человек. Измученный человек, но все равно хороший. Это единственный день в году, когда он показывает свою уязвимость, и это также единственный день в году, когда я могу отплатить ему за то, что он спас мне жизнь.

Ее слова были мощными, как удар прямо в грудь.

Я хотела обнять ее. Успокоить ее. Взять на себя часть бремени, которое она несла, но прежде чем я успела это сделать, входная дверь открылась, и оттуда трусцой выбежал Хамильтон. Джесс вытерла слезу и улыбнулась.

— Ты готов к тому, что тебе надерут задницу? — спросила она, ее наглый фасад заливал ее тон.

— Кажется, я припоминаю, что в прошлом году я побил твою задницу? — ответил Хамильтон, а Джесс покачала головой.

Они оба посмотрели на меня, и я неловко переступила с ноги на ногу. Я не думала, что это то, на что они хотели меня пригласить.

— Ну, веселитесь, ребята. Увидимся позже, — сказала я, прежде чем шагнуть вперед, чтобы обнять Хамильтона и поцеловать в щеку. Я все еще нервничала за него, но я знала, что он в хороших руках.

— Я так не думаю, принцесса. Тебе лучше надеть удобную одежду, потому что в пейнтболе девочки против мальчиков, и ты не сможешь бегать в тех ботинках, которые на тебе, — поддразнила Джесс, кивая на мои ноги.

— Правда? — спросила я. Признаться, у меня не было никакого желания стрелять в людей краской, но если это было то, что им нужно, тогда ладно.

Джесс наклонилась и игриво толкнула меня в плечо.

— Одевайся. Мы уезжаем в пять.

Глава 22

Ресторан выглядел уютно и романтично. Внутри было темно, мерцание свечей было единственным, что освещало каждый столик. Стены были выложены из кирпича теплого красного цвета. Арочные окна тянулись вдоль стены, выходящей на запад, отражая последние лучи заката. Здесь вкусно пахло, крепкие итальянские специи проникали в мои рецепторы, пока официанты, одетые во все черное, несли тарелки с настоящими блюдами от столика к столику.

— Это прекрасное место, — прошептала я в благоговении.

— Все так же, как я помнил, — тихо ответил Хамильтон, пока мы ждали столик.

Я протянула руку и схватила его за руку, слегка сжимая. Сегодняшний день был утомительным. Джесс не шутила, когда сказала, что мы должны были заполнить каждую секунду делами, чтобы отвлечь Хамильтона. Пейнтбол был забавным, хотя у меня уже образовались синяки на спине от того места, где в меня стреляли. Я отказалась от скалолазания, и поход не был неспешной прогулкой. Это было пять миль по сильному склону, причем Хамильтон практически бежал трусцой всю дорогу. Каждая мышца в моем теле болела, и я знала, что буду расплачиваться за наше приключение по крайней мере в течение следующей недели.

Я была удивлена, что Хамильтон захотел прийти сюда. Это был любимый ресторан его матери, и я чувствовала противоречие в его мотивах. Насколько я поняла, Хамильтон не хотел думать о ней сегодня. Именно поэтому у Джесс был распланирован чертовски насыщенный маршрут.

— Твоя мама приводила тебя сюда? — мягко спросила я.

Общаться с Хамильтоном сегодня было все равно что ходить по минным полям. Я не была уверена, что будет правильно спросить, а что выведет его из себя. Я старалась следить за его реакцией, но его поведение мешало мне.

— Я знаю, что ты беспокоишься обо мне, — сказал Хамильтон. — И я знаю, что это сбивает с толку, и мне, наверное, следовало предупредить тебя о сегодняшнем дне.

Я прикусила язык, заставляя себя не задавать ему еще одну порцию вопросов.

— Я не хотел напрягать тебя больше, чем ты уже напряглась. Я думал, что справлюсь с этим.

— Меня это не напрягает, — возразила я. — Меня напрягает то, что я не знаю, чего ожидать от тебя. Я не хочу сказать что-то, что расстроит тебя. Ты провел целый день, избегая этого вопроса, а потом привел меня в место, которое напоминает тебе о ней…

Хостес назвала чье-то имя, и сидевшая рядом компания из четырех человек встала, чтобы сесть.

— Это место принадлежит лучшему маминому другу, — объяснил Хамильтон. — Они с мужем давно переехали, но мы приходили сюда по любому поводу. Дни рождения. День благодарения. Рождество. Юбилеи. В редких случаях, когда я видел ее счастливой, она сидела в этих кабинках. В ночь ее смерти мы должны были пойти сюда, чтобы отпраздновать мой гол в футболе.

— Но ты так и не пришел сюда той ночью, потому что она… — прошептала я.

— Нет. И с тех пор я тоже не был здесь. У меня никогда не было человека, который заставил бы меня снова захотеть быть счастливым. Джесс пыталась. Она думала, что я мог бы успокоиться, если бы наконец пошел на ужин, понимаешь? И я не дурак. Я понимаю, что мои механизмы преодоления нездоровые. Я просто хотел сделать это с тобой. Нам не нужно говорить о ней. Мы не должны вспоминать ее прямо сейчас. Мы просто должны быть счастливы одну ночь. Я думаю, ей бы это понравилось — ты бы ей понравилась.

— Борегар, столик на двоих? — сказала хостес, привлекая наше внимание.

Я встала, хотя казалось, что мне еще многое нужно сказать. Хамильтон обнял меня за плечи и прошептал на ухо:

— Я просто хочу быть счастливым сегодня вечером, хорошо? Для нее.

— Хорошо, — прошептала я в ответ, прежде чем он повел меня через ресторан к нашему столику.

Как только мы сели, официантка приняла у нас заказ на напитки. Ему принесли бокал вина, о котором я никогда раньше не слышала. Я взяла воду.

— Ты хорошо поработала в пейнтболе. Хотя ты вроде как жульничала, прячась большую часть игры.

— Ты просто завидуешь, что ядостаточно мала, чтобы поместиться между этими двумя валунами, — ответила я с усмешкой. Я приветствовал изменение темпа нашего разговора. — Я устала, однако. Не мог бы ты сегодня помассировать мне плечи?

— Я сделаю тебе полный массаж, Лепесток, — ответил Хамильтон, подняв бокал с вином и сделав глоток. Его глаза были устремлены на меня, пока он пил.

— Хорошо. Потому что у меня все болит. Джесс как сержант.

Хамильтон откинул голову назад и рассмеялся, звук был мелодичным и соблазнительным.

— Она очень серьезно относится к сегодняшнему дню. Я не знаю, что бы я без нее делал, честно говоря. И я потрясен, что она включила тебя в это. Она как бы… защищает эту роль. У меня были девушки в прошлом, но она никогда их не приглашала.

Девушка? В этом заявлении было много чего интересного. Мои глаза расширились, но я постаралась притвориться спокойной.

— Мне нравится Джесс, — ответила я, мой голос был всего лишь писком.

— Тебя пугает ярлык «девушки»? — спросил Хамильтон с ухмылкой.

Черт бы его побрал за то, что он знает, о чем я думаю.

— Насколько я знаю, ты не любишь ярлыки, — возразила я. Было ощущение, что мы играем в шахматы, и тот, кто первым признает свои чувства, проигрывает.

— Мне нравится, что мы делаем вещи во множественном числе, — ответил Хамильтон. — Я бы хотел больше заниматься парными вещами.

Я схватилась за грудь и уставилась на него. Хамильтон был потрясающе сексуален. Он был одет в соответствующий случаю костюм, его черные волосы были зачесаны набок, а щетина на челюсти придавала ему опасный вид. Я могла бы проползти по столешнице и поцеловать его.

— Ты не против того, чтобы наклеить ярлык? Готова ли ты пойти против своей матери?

Я опустила взгляд на стол и сделала глубокий вдох.

— Да, — нервно ответила я. — Думаю, да.

— Посмотри на меня, Вера, — ответил Хамильтон.

Я, нахмурившись, последовала его указаниям.

— Тут не о чем думать. Ты либо есть, либо нет. Теперь ты знаешь мои намерения. Ты знаешь меня. Ты знаешь мою боль. Я дам тебе время, чтобы принять решение, но я предлагаю нечто реальное. Что-то, что пугает меня, потому что у меня есть привычка разрушать все хорошее в моей жизни, но я хочу тебя, понимаешь? Я чертовски хочу тебя. Я просто хочу знать, что ты будешь моей, несмотря ни на что. И я не думаю, что ты будешь моей, пока не возьмешь трубку и не позвонишь своей матери.

Я не знала, что сказать. Я ненавидела, что меня все еще контролирует женщина, которая причинила мне столько боли. Я знала, что это забвение, в котором мы находимся, должно скоро закончиться, но я еще не была готова встретиться со всем этим лицом к лицу.

— Блядь, — выругался Хамильтон. Он выглядел рассерженным, глядя через мое плечо в другой конец комнаты.

— Что? — спросила я, проследив за его взглядом. Там, у входной двери, стоял… — Джек?

— Какого хера он здесь делает? — прорычал Хамильтон.

Джек стоял один у входной двери, одетый в костюм. Руки он держал в карманах, а на лице его было ностальгическое, но страдальческое выражение. Хостес тепло улыбнулась ему и сразу же усадила его за угловую кабинку у окна. Хамильтон наблюдал, как он сел за столик напротив нас. Официант убрал другую посуду, указывая на то, что Джек ел в одиночестве.

Волна грусти накрыла меня. Джек был человеком, привязанным к своим обязанностям и статусу. Я все еще не была в восторге от того, что он так тщательно исследовал мою семью, хотя сейчас я понимала, что это было необходимо. Моя мать солгала Борегарам. Возможно, Джек не был назойливым, просто его приучили всегда быть начеку в отношениях с семьей, потому что постоянно находились люди, стремившиеся использовать их в своих интересах. Я была в семье совсем недавно, а меня уже преследовали и использовали.

Но в конце дня я ощутила чувство преданности Хамильтону, которое простиралось дальше, чем просто наши отношения. Он был глубоко ранен. Потеря матери повлияла на него так, что я до сих пор не могу понять, как это пережить. Была причина, по которой он так сильно обижался на Джека. Я собирала все воедино и изучала дорожную карту, которая привела его к горечи по отношению к своей семье. Я просто хотела знать, что это было. Мне казалось, что понимание динамики отношений с Джеком поможет мне понять Хамильтона.

— Он не имеет права находиться здесь, — прорычал Хамильтон. Он сжимал свой бокал с вином в смертельной хватке, костяшки пальцев побелели, когда он уставился на ресторан. — Это было мамино место. Это было единственное место, где она была чертовски счастлива. Он не заслужил этого. Он не имеет права, блядь, разрушать это и для меня.

Хамильтон встал, и я быстро последовала за ним. Пронесшись через весь ресторан, Гамильтон подошел прямо к Джеку и стукнул кулаком по столешнице. Несколько человек ахнули. Я подскочила и стала быстро думать, как разрядить обстановку. Хамильтон весь день был на взводе, и это было похоже на то, что он достиг точки кипения.

— Хамильтон! — сказал Джек, сжимая кулак. — Ты получил мое приглашение? Я не ожидал, что ты придешь.

Джек пригласил Хамильтона?

Джек нервно оглядел комнату, как будто ожидая сцены.

— Я могу попросить официанта принести для вас стул? Вера, я так рад видеть тебя здесь. Твоя мама звонила мне по поводу вас двоих.

— Я не хочу с тобой сидеть, — прошипел Хамильтон. — Я давно заблокировал твой номер, чтобы не иметь дела с твоим дерьмом.

Я тронула Хамильтона за плечо, но он отмахнулся.

— Давай не будем делать это здесь, хорошо? — сказал Джек, его щеки покраснели от смущения.

— Что? Ты не хочешь, чтобы я устроил сцену, Джек? Ты не хочешь, чтобы все узнали, каким дерьмовым мужем ты был, каким дерьмовым отцом?

Джек прочистил горло и встал.

— У тебя есть полное право чувствовать себя так, как ты чувствуешь сейчас. Но это место священно. Давай не будем портить…

— Все уже испорчено! — закричал Хамильтон. — Все было разрушено, когда ты изменил маме и заставил ее воспитывать меня. Все было разрушено, когда она тайком убегала в ванную перед десертом, чтобы выпить таблетки. Все было разрушено, когда она умерла, Джек.

— Извините, сэр. Я вынуждена попросить вас уйти, — сказала хостес, подходя к нам. Весь ресторан наблюдал за этим обменом. Боль, пульсирующая в напряженных мышцах Хамильтона, ощущалась во всем зале.

— Хамильтон. Пойдем. Давай поговорим об этом, пожалуйста, — умолял Джек, протягивая руку к сыну.

— Нет. Пошел ты. Нахуй это место. Нахуй все. Надеюсь, ты проведешь остаток своей жалкой жизни со своим жалким сыном. Надеюсь, ты будешь приходить сюда каждый год и думать о женщине, которую ты погубил. Надеюсь, ты будешь думать и обо мне. Как ты обвинил меня… Как ты убил ее!

«Подождите… что? Джек убил свою жену?»

Я схватила Хамильтона, на этот раз моя хватка была непреклонной. Красивый, сильный мужчина, в которого я влюбилась, сломался от моего прикосновения. Я притянула его к себе и обняла. Это было похоже на то, как тают льдины. Он медленно смягчался. Его рука погладила меня по спине. Я приподнялась на носочки и поцеловала его в челюсть.

— Пойдем домой, Хамильтон, — прошептала я. — Пожалуйста.

Когда я вырвалась из объятий, Джек плакал. Он прижимал к лицу платок и смотрел на землю, словно она могла его поглотить.

— Пойдем, — прошептал Хамильтон, прежде чем переплести свои пальцы с моими и потащить меня через ресторан.

Я оглянулась через плечо на Джека, прежде чем исчезнуть через входную дверь, и, к моему удивлению, его глаза были устремлены на меня. Я не могла понять, что за эмоции сквозили в его взгляде. Любопытство? Боль? Решимость?

Что-то подсказывало мне, что я скоро докумекаю.

Глава 23

Поездка на машине домой была напряженной и молчаливой. Я смотрела в окно, наблюдая за проезжающими машинами и освещенными зданиями, не зная, как помочь Хамильтону. Он был на грани срыва. Как мог человек, который казался таким сильным, таким уверенным в себе, так легко сломаться? Все изменилось так быстро. Смерть матери наложила на него свой отпечаток. Наследие его семьи разрушило его. У меня было так много вопросов по поводу отношений с его отцом и обвинений, которые он выкрикивал в переполненном ресторане.

Ты убил ее!

Я знала, что мать Хамильтона была в депрессии из-за мужа-изменника. Я не была уверена, была ли передозировка случайностью или нет, но я знала, что иногда, когда людям больно, они любят убегать от тяжести своих мыслей. Я понимала, почему в охваченном горем сознании Хамильтона он винил своего отца, — и он винил себя. Видя, насколько это токсично, я с болью осознала, как испортились мои отношения с матерью. Я не хотела дойти до такого уровня, когда каждое взаимодействие было вынужденным и полным ненависти. Мы должны были стать более здоровыми.

Мы подъехали к дому Хамильтона, но никто из нас не вышел из машины.

— Итак, это было…

— Интенсивно? — предложил Хамильтон. — Весь день был очень напряженным. — Он ущипнул себя за переносицу и что-то пробормотал себе под нос. — Мне жаль, что наша ночь была испорчена.

— Она не была испорчена. Когда-нибудь я хотела бы там поесть. Может быть, мы сможем пойти в более спокойный день? — предложила я. — Мы можем пойти в обычный вторник днем. Исцеление не обязательно должно происходить в знаменательные моменты, годовщины и решения. Это маленькие шаги, понимаешь?

— Я никогда туда не вернусь. Джек разрушил его для меня, — прошептал Хамильтон.

Я раздумывала, как ответить, и решила рискнуть.

— Может быть, вам с Джеком стоит…

— Не смей говорить мне, что я должен лобызаться и мириться с Джеком, — перебил Хамильтон. — Ты ничего не знаешь о наших отношениях. Он не заслуживает моего прощения. Он ничего не заслуживает. Ты не знаешь всего, что он сделал.

— Потому что ты не хочешь мне сказать! — мой тон был возмущенным. — Я не давлю на тебя, но, может быть, все будет проще, если ты просто поговоришь с ним? Получишь какое-то завершение? Это нездорово — жить такой жизнью, Хамильтон. Я глубоко переживаю за тебя. Я ненавижу, что ты проходишь через это каждый год. Я просто думаю, что если ты поговоришь с ним, это может помочь.

Я не могла поверить, что почти призналась, что люблю его. Не слишком ли рано для этого? Не слишком ли много нам еще предстоит узнать друг о друге?

— О, как ты разговариваешь со своей мамой? — ответил Хамильтон. — Ты игнорируешь ее звонки всю неделю. Ты не рассказываешь ей о нас. Ты не называешь ее дерьмом за то, что она лгала о беременности и шантажировала тебя сотрудничеством. Ты слишком боишься разозлить ее. Чего ты так боишься, Вера?

У меня заслезились глаза.

— Слушай, у тебя был тяжелый день. Я понимаю…

— Не надо меня опекать.

— Мои отношения с матерью — это мое дело. Даже если я еще не говорила об этом с ней, я все еще здесь. Я все еще с тобой. Я все еще выбираю тебя.

— Ты выбрала грязную, тайную интрижку, которую ты бросишь, как только твоя мать придет к тебе в слезах. Я понимаю. Я понимаю это, наверное, больше, чем кто-либо другой. Ты чувствуешь, что должна быть лучшей из всех, кем ты можешь быть. Ты бесстыдно ломаешь спину ради нее, потому что чувствуешь себя обязанной компенсировать тот факт, что ты существуешь. Мы уже обсуждали это раньше. Я знаю, где я нахожусь, и я не могу сравниться с твоей собственной неуверенностью и чувством вины. Я даже не знаю, зачем я пытаюсь. Это такая ерунда.

Мое горло перехватило от эмоций. Казалось, что я не могу дышать.

— Это нечестно.

— Что нечестно, так это то, что ты говоришь мне, чтобы я исправил свои отношения с отцом, когда у тебя есть свои собственные проблемы. Я серьезно. Это полный пиздец, Вера. Когда ты поймешь, насколько это токсично? Ты больше не можешь жить в отрицании. Это жалко. Ты жалкая.

— Я прекращаю этот разговор, прежде чем кто-то из нас скажет что-то, что мы не сможем забрать назад.

Я открыла дверь и вышла из машины. Возможно, мне нужно было вернуться в свою квартиру на ночь и дать ему немного пространства. Может быть, встречаться с Хамильтоном было плохой идеей. Я знала, что эта его сторона скрывалась в тени его души, но теперь, когда я видела, как его демоны расцветают, это пугало меня.

— Вера? — мягкий, хныкающий голос позвал. — Вера, это ты?

Я прерывисто вздохнула и посмотрела в сторону входной двери Хамильтона, где стояла сгорбленная женщина, держась за живот. Мама. Под светом крыльца я увидела, что ее косметика потекла по лицу от слез, а блестящие волосы были собраны в беспорядочный пучок. Она сжимала огромную дизайнерскую сумку, наполненную одеждой, которая практически вываливалась из открытой сумки.

Я подошла ближе к ней, нервы заставили меня вздрогнуть.

— Мама? Что ты здесь делаешь?

Она выпрямила спину и смахнула слезы, текущие по лицу.

— Эй, детка, — хныкала она.

Чем ближе я подходила, тем больше ее вид шокировал меня. На ее челюсти образовался сине-черный синяк. На губе был порез, похожий на след от укуса. У нее был вырван клочок волос, и она крепко держалась за живот, как будто там тоже был синяк.

— Что с тобой случилось? — я дернулась, прежде чем сократить оставшееся расстояние между нами. Ей нужна была больница.

— Я немного оступилась, детка. Не о чем беспокоиться, — ее голос был хриплым.

Она выглядела слишком худой. Слишком сломленной. Я знала, что мама лжет. Я слышала это в ее тоне и видела, как она избегала моего взгляда.

Внезапно все стало предельно ясно.

— Это сделал Джозеф? — спросила я.

— Он просто немного зол на меня… Я надеялась, что смогу пожить у тебя пару дней, пока он успокоится. Я приехала на машине.

Мои глаза наполнились слезами.

— Мама, — прохрипела я. — Он избил тебя.

Я обняла ее, и она поморщилась Печальный тихий звук, сорвавшийся с ее губ, разорвал мое сердце на куски.

— Почему он так поступил? Я не понимаю.

— В последнее время Джозеф очень зол, детка. Моя фальшивая беременность сильно по нему ударила. У него стресс на работе, и он как будто только что проснулся, злой на весь мир. И еще… — мама выпрямила позвоночник от возмущения. — Он очень расстроен из-за тебя и Хамильтона. Ты не отвечала на мои звонки. Ты оставалась здесь? О чем ты думаешь? Это была твоя вина, Вера.

Я отстранилась от объятий и уставилась на нее.

— Что?

Она облизнула губы, отчего порез на них покраснел и пролилось несколько капель крови.

— Знаешь что. Я говорила тебе, что мы должны держаться вместе, Вера. Мы должны были быть осторожны. Твое маленькое рандеву с Хамильтоном было очень напряженным для Джозефа. Я просто знала, что это взорвется у меня перед носом. А теперь посмотри на меня, — она подняла руки вверх и со стоном беспомощно уронила их. — Это твоих рук дело.

— Я этого не делала, — прошептала я. — Это сделал Джозеф.

Мама плохо соображала. Она была сильно обижена и перекладывала вину на меня. Может, я и сыграла небольшую роль в разрушении ее «долго и счастливо», но главная роль была у нее. Человек имеет право на свой гнев, но он не имеет права заставлять других страдать из-за него. Это было похоже на некий прорыв. Впервые в жизни я не взяла на себя ответственность за несчастье и боль моей матери.

— Это сделала ты. Это сделал Хамильтон, — отрезала мама слабым тоном.

Я не очень много знала о жертвах насилия, но я знала, что она плохо соображает. Я не могла требовать от нее здравомыслия, когда она была так уязвима.

Я уже собиралась потребовать, чтобы мы вызвали полицию, когда Хамильтон начал подниматься по подъездной дорожке.

— О, смотрите, воссоединение семьи, — он смотрел на меня, не обращая внимания на хрупкое тело моей матери рядом со мной.

— Хамильтон…, — начала объяснять я, но он прервал меня.

— Она или я, Вера? — спросил он.

Вопрос застал меня врасплох. Серьезно? Он хотел, чтобы я выбрала? Сейчас?

— Я не выбираю, — огрызнулась я. — Это невероятно эгоистично с твоей стороны спрашивать.

Хамильтон усмехнулся и покачал головой, сердито бормоча что-то себе под нос.

— Ты такая же, как и все они. Зачем оттягивать неизбежное? Тебе нравится ходить в дорогую школу и жить в дорогой квартире. Я думал, что ты другая. Я думал, у нас могло бы что-то быть, но как только она появляется, ты забываешь обо мне. Как и Джек. Как и все остальные. Закрываешь глаза.

С меня было достаточно. От всех.

— Джозеф избил мою мать, Хамильтон, — мое резкое заявление заставило новую волну рыданий сорваться с губ моей матери. — Я не выбираю никого и ничего. Я забочусь о единственной семье, которая у меня сейчас есть. Перестань проецировать свои проблемы с Джеком на меня. Я не собираюсь стоять здесь и позволять тебе издеваться надо мной. Я отвезу ее в больницу и вернусь в свою квартиру, потому что я ей сейчас нужна.

Мама издала сдавленный всхлип. Плечи Хамильтона опустились.

— Что? — спросил он, туман от гнева рассеялся, когда он сделал шаг ближе.

— Иди спать, Хамильтон. Разберись со своим дерьмом. Мне нужно позаботиться о ней, ясно?

Я осторожно взяла маму за руку и стала вести ее к «Эскалейду».

— Черт, Вера. Мне так жаль. Я не видел. Это сделал Джозеф?

— Это ты виноват, — закричала мама, ее дрожащие ноги почти подогнулись под ней. — Это все твоя вина.

Сквозь яркий свет луны и уличных фонарей я видела, как Хамильтон стиснул зубы.

— Позволь мне пойти с тобой, Вера. Ты не должна делать это одна.

Я прерывисто вздохнула. Я знала, что моя мама не хочет, чтобы зрители присутствовали при и без того травмирующем опыте. А Хамильтон был не в том состоянии, чтобы быть тем, кем я хотела его видеть.

— Просто останься здесь, пожалуйста, и отдохни немного? Я не думаю, что ты способен помочь мне сейчас. Я просто хочу отвезти ее в больницу.

— Вера. Пожалуйста, позволь мне…

— Нет, — огрызнулась я.

Хамильтон помог мне усадить маму на пассажирское сиденье. Она плакала про себя, повторяя одно и то же снова и снова.

— Я ненавижу вас. Я ненавижу вас обоих, — всхлипывала она, положив голову на руки.

Я проглотила эту ненависть и похоронила ее в своей груди, решительно подавляя эту мысль. Захлопнув пассажирскую дверь, я на мгновение осталась стоять снаружи с Хамильтоном, неловко обхватив себя руками и подыскивая слова.

— Ты уверена, что я не могу пойти с тобой?

— Несомненно, — прошептала я.

Хамильтон выглядел так, будто хотел протянуть руку и коснуться меня, но вместо этого сжал руки в кулаки.

— Пожалуйста, позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится. Я все исправлю, хорошо? — сказал Хамильтон.

— Я не собираюсь звонить, — призналась я.

— Что? Нет. Это просто неудача, Лепесток. Я — задница. Бесчувственный мудак. Я облажался. Я могу все исправить, Лепесток. Я могу позаботиться о Джозефе раз и навсегда. Я могу заставить их всех заплатить и защитить тебя — даже защитить твою мать.

Мне не нужна была его защита.

Он потянулся, чтобы схватить меня за плечо, но я отстранилась от него.

— У меня все под контролем, Хамильтон. Мне не нужно, чтобы ты это исправил. Мне нужно, чтобы ты исправил себя, — я вздохнула, слезы наполнили мои глаза.

Хамильтон посмотрел вниз на свои ноги, когда я протиснулся мимо него, чтобы сесть на водительское место. Как только я завела машину, мое сердце упало. Почему-то мне казалось, что всему этому пришел конец. И я не была готова сказать «прощай».

Глава 24

Я и раньше видела свою мать в синяках и побоях. Однажды она встречалась с женатым мужчиной и пришла домой с фингалом на лице. Жена была не слишком довольна, когда обнаружила их вдвоем в своей постели. Она также ездила на работу на велосипеде, когда не могла позволить себе машину, а потом разбила его в канаве. Гордая и решительная, она вернулась домой хромая, со сломанной ногой и погнутой рамой велосипеда. Она так и не смогла зажить правильно.

Она справлялась с болью. Она родила меня без эпидуральной анестезии, потому что не хотела тратить деньги. Она переносила суровые зимы без пальто, чтобы сэкономить деньги. У нее были ожоги от сигаретных окурков на животе. Оторванная мочка уха, когда ей выдернули шпильку.

Но я никогда не видел ее такой. Открытой. Раненой. Окровавленной. Я не была уверена, что именно физические травмы заставляли ее дрожать и кричать. Нет, это были душевные страдания, от которых ее скручивало в узлы.

Мама отказалась ехать в больницу, поэтому вместо этого я отвезла ее в квартиру, которая больше не казалась моей. Я помогла ей забраться в ванну и задохнулась от количества синяков, покрывавших ее грудь и торс. Большинство из них было легко скрыть. Джозеф точно знал, что делал. У него был опыт сокрытия своей жестокости. Я различила отпечатки пальцев на ее бедрах. Глубокие царапины вдоль ее боков. Засохшая кровь между ее бедер.

— Мама, ты должна пойти к врачу. Тебе нужна помощь, — прошептала я, как мне показалось, в миллионный раз.

Мое сердце разрывалось от боли за нее. Все это время я не замечала признаков. Ее отчаянное стремление убедиться, что мы делаем Джозефа счастливым, проистекало из ее чувства самосохранения.

— Я не хочу, — огрызнулась она, прежде чем опуститься в теплую воду, смешанную с солями Эпсома³.

Чувствуя себя беспомощной, я взяла мочалку и начала осторожно проводить ею по ее коже. Без одежды мама выглядела слишком худой. Я могла сосчитать кости в ее позвоночнике, каждый диск выступал на фоне тонкой черно-синей кожи. Она согнула колени и уперлась в них подбородком, кости врезались в ее лицо, когда мама вздохнула.

— Я просто должна остаться здесь на пару дней, пока он успокоится. Все наладится, ты знаешь. Мне просто нужно дать ему расслабиться. Джозеф не хочет видеть меня такой. Ему больно видеть меня такой. Я знаю, он чувствует себя виноватым. Он так сильно меня любит. Я разозлила его. Это была моя вина…

— Мама, — ответила я мягко, как будто боялась, что напугаю ее. — Это была не твоя вина. Ты не можешь вернуться к Джозефу в таком виде.

— Не смей указывать мне, что делать, Вера, — проворчала мама, пока я проводила мочалкой по особенно неприятному порезу на ее спине. Некоторые из ее ран выглядели более старыми, как будто это происходило уже давно.

— Это случалось раньше?

— Джозеф — страстный человек, — пробормотала мама. — Он чувствует вещи сильнее, чем все остальные. Это то, что привлекло меня в нем. Я люблю грубость.

Я поперхнулась.

— Это не грубость, мама. Это жестокость.

По ее щеке скатилась одна слеза, и я вытерла ее.

— Ты не можешь туда вернуться.

— А куда мне идти, Вера? У меня ничего нет. У нас ничего нет, — всхлипывала она. — Я справлюсь с этим, хорошо?

Я выдохнула, прежде чем нанести шампунь на ладонь и помыть ей голову. Она подпрыгнула, когда мои ногти провели по чувствительной лысине. Он вырвал ее гребаные волосы.

— Почему я всегда так заканчиваю? — спросила мама.

— Как?

— Беспомощная, позволяющая дочери убирать за мной.

Я усмехнулась.

— Ты родила меня, когда тебе было пятнадцать. Ты работала на трех работах, чтобы вырастить меня. Ты всегда заботилась обо мне.

— Мы обе знаем, что это ложь, Вера. Ты научилась готовить обед, когда тебе было восемь лет, — ответила мама. — Ты складывала белье в шесть. Следила за собой, готовилась к школе, когда тебе едва исполнилось пять. — Тихие слезы катились по ее побежденному выражению лица, но в этот момент она выглядела гордой за меня. — Ты быстро выросла. Быстрее, чем следовало бы.

— Как и ты, — тепло ответила я. — Ты заботилась о ребенке, которого не хотела, когда сама была еще ребенком.

— Ты думаешь, я не хотела тебя? — сказала мама, плача теперь сильнее. — Ты действительно так думаешь?

— Я знаю, кто мой отец. Я знаю, что ты не…

— Я хотела тебя, Вера. В тот момент, когда я увидела эти две маленькие линии на дешевом тесте на беременность в долларовом магазине, я поняла, что моя жизнь изменится. Все хорошее в моей жизни начинается и заканчивается тобой. Ты помогла мне найти в себе силы, о существовании которых я даже не подозревала. Все, что я делаю, я делаю потому, что хочу, чтобы у тебя была лучшая жизнь, чем у меня. Потому что я очень сильно люблю тебя, детка. Я могу быть беспорядочной. Я могу поступать не так, как надо. Я могу сказать что-то не то. Я позволяю своим амбициям мешать мне. И да, я обижаюсь, что у меня украли жизнь, но я не обижаюсь на тебя. Я провалилась как мать, если ты хоть на секунду подумала, что я тебя не люблю.

Я перестала мыть ее волосы и откинулась назад, мои собственные слезы теперь текли свободно.

— Я чувствовала, что это обязательство. Что-то, что удерживает тебя.

Мама протянула руку и погладила меня по щеке.

— Ты подталкиваешь меня вперед. Я просыпаюсь каждый день, зная, что ты есть в моей жизни.

Я обняла ее мокрое тело, не заботясь о том, что она промочила мою пижаму.

— Тебе не обязательно оставаться с Джозефом, мама, — прошептала я. — Раньше мы были очень счастливы. Мы можем быть счастливы снова.

— Все не так просто, детка. Он мой муж.

— Он твой агрессор, — ответила я.

От этого слова по ее худому телу пробежала дрожь.

— Я не хочу говорить об этом. Он не рассердится, если ты прекратишь эти глупости с Хамильтоном.

Она словно поставила стену между нами, разрушив сентиментальный момент. Схватив стоящую рядом чашку, она ополоснула волосы от шампуня, выплеснув воду на голову, как при крещении. Я наблюдала за ней какое-то время, прежде чем заговорить.

— Я не знаю, что мне делать с Хамильтоном, — призналась я. Мне было приятно наконец-то поговорить о нем с мамой. Даже если она не одобрит, мне нужно было выговориться. — Иногда мне кажется, что он может быть тем самым, мама.

У мамы отвисла челюсть, но она быстро взяла себя в руки.

— Ты слишком молода, чтобы иметь единственного.

— У нас есть связь, которую я не могу объяснить. Я старалась держаться подальше. Это не только физическая связь. Но иногда мне кажется, что я его не знаю. У Борегаров много секретов…

— Ты и половины не знаешь, — пробормотала мама.

— Что ты имеешь в виду?

Мама взяла кондиционер и начала наносить его на кончики волос, медленными, методичными движениями прорабатывая кожу головы.

— Лучше тебе не знать. Я даже не представляла, насколько далеко простирается их…

— Еще одна причина убраться отсюда, пока есть возможность, мама.

— Для меня уже слишком поздно, Вера, — пролепетала она.

— Никогда не поздно, мама.

Остаток ночи мы с мамой провели в молчании. Каждый раз, когда я спрашивала ее, что происходит с Джозефом и Борегарами, она замыкалась, закрывала рот на замок и отказывалась говорить со мной обо всем этом. Я хотела вырвать информацию из ее уст, но я также не хотела давить на нее, заставляя рассказать мне то, чем она еще не готова была поделиться. Ей было больно, она была жертвой. Я хотела отвезти ее в полицейский участок и посадить Джозефа за решетку, но я должна была действовать на ее условиях. В то время, когда ее жизнь выходила из-под контроля, было важно убедиться, что решение о помощи находится в ее руках.

Когда я проснулась на следующее утро, перевернулась в постели, ожидая увидеть там свою избитую мать, которая наконец-то спокойно выспалась. Но вместо ее дремлющего тела ее сторона матраса была пуста. Я вскочила с кровати и начала бродить по квартире, шаркая ногами по деревянным полам.

— Мама? — позвала я.

Ничего.

На кухне ее не было видно. Только когда я увидела нацарапанную записку на обратной стороне чека, я поняла, что она сделала.

Детка,

Звонил Джозеф. Я встала рано и поехала домой. Мне понравился девичник. До скорой встречи.

Xoxo⁴,

Мама

Я быстро схватила свой телефон и набрала ее номер, но звонок сразу попал на голосовую почту. Отсюда до Вашингтона было около пяти часов езды. В котором часу она выехала? Определенно, ее там еще не было.

У меня не было машины, иначе я бы выехала на дорогу прямо сейчас и погналась за ней. Мне нужно было больше времени, чтобы убедить ее, что она заслуживает лучшего, чем Джозеф. Это было небезопасно. Что, если Джозеф убьет ее? Блядь! Я знала, как все это будет происходить. Мама нуждалась в моей поддержке больше, чем когда-либо. Я не хотела позволить Джозефу сломать ее.

Я не хотела звонить Хамильтону так скоро, но мне действительно была нужна его помощь. Я не могла постучать в дверь Джареда, и я не знала Джесс достаточно хорошо, чтобы попросить ее отвезти меня в Вашингтон. Я позвонила ему и попала прямо на голосовую почту.

— Где ты, Хамильтон?

Вот тебе и «позвони мне, если что-нибудь понадобится».

Решив, что не могу просто сидеть и ждать, я переоделась в темные джинсы и серый вязаный свитер, обула ботинки и заказала Uber до дома Хамильтона. К моей досаде, водитель отнесся к поездке как к неспешной прогулке. Моя нога подпрыгивала, когда я ехала. Я сжимала в кулаке мобильный телефон и смотрела в окно на проплывающие мимо здания. Как только я подъехала к его району, я отстегнулась и выскочила из машины, как только мы припарковались. Мотоцикла Хамильтона у дома не было, но был его «Рэндж Ровер». Я постучала в дверь, и единственное, что встретило меня с другой стороны, был лай Маленькой Мамы. Я слышала, как она колотила лапами по двери и скулила, чтобы попасть ко мне. У меня не было ключа, иначе я бы открыла ее, чтобы проверить, что внутри.

— Где ты, Хамильтон? — сказала я с проклятием, прежде чем позвонить ему еще раз.

Может быть, это была плохая идея — приехать сюда. Может, мне просто нужно было сесть на первый поезд до Вашингтона и позвонить в полицию. Черт. Я должна была просто отвезти маму в больницу вчера вечером. Я так боялась, что оттолкну ее, если буду форсировать события, но в итоге она все равно ушла.

Но что мне делать, когда я туда попаду? Смогу ли я в одиночку противостоять Джозефу? Если дела Борегара обстоят так плохо, как все утверждают, могу ли я вообще обратиться в полицию? Где был Хамильтон? Вчера вечером я оставила его в тяжелом состоянии. Он и так тяжело переживал годовщину смерти матери и встречу с Джеком. А потом я оставила его одного. Что, если он сделал что-то безрассудное?

Я снова набрал его номер, и звонок перешел на голосовую почту.

— Хамильтон. Пожалуйста, перезвони мне. Пожалуйста. Прости меня за вчерашний вечер, хорошо?

Я еще немного побродила перед его домом и, убедившись, что его нет дома, позвонила Джесс, которая ответила на четвертом звонке.

— Алло? Сейчас самый рассвет, а я сегодня работаю. Лучше бы это было важно, — голос у нее был сонный.

— Ты знаешь, где Хамильтон? — спросила я, мой голос был торопливым и отчаянным. Джесс, должно быть, уловила беспокойство в моем тоне, потому что, когда она заговорила снова, ее голос звучал более настороженно.

— Я думала, он был с тобой?

— Мы поссорились прошлой ночью, — призналась я. — Появилась моя мама. Ей нужна была медицинская помощь и…

— Подожди. Притормози. Что?

Горячие слезы катились по моему лицу, и я прикусила губу.

— Мне нужно найти Хамильтона. Я думаю, он единственный человек, который может мне помочь. Джозеф причинил ей боль, и мама вернулась к нему. Почему она вернулась, Джесс? Я могла бы помочь ей. Мы могли бы пройти через это. Я не знаю, что делать.

— Где ты? — спросила Джесс.

— У него дома. Его здесь нет. Куда он мог пойти?

Джесс надолго замолчала.

— Я приеду за тобой. Кажется, я знаю, где он.

Вздохнув с облегчением, я ответила:

— Спасибо, Джесс. Большое спасибо.

— Не благодари меня пока, — отрезала она, прежде чем повесить трубку.

У меня был план. Мне нужно было куда-то идти. У меня была помощь.

Мне просто нужен был Хамильтон.

Глава 25

Джесс подъехала на своей «Хонда Аккорд» к воротам перед домом Джека, где стояли два охранника, хмуро глядя на ее обшарпанную и помятую машину. От матерчатых сидений пахло сигаретным дымом, а сама она была одета в треники, как будто только что встала с постели. Я ждала, что она остановится у дороги, но она не остановилась.

— Я не могу ехать дальше. Мне вроде как запретили появляться в доме Джека три Рождества назад, когда я поставила Джозефу фингал под глазом, — пояснила она с трудом. — Но я готова поспорить, что Хамильтон здесь.

— Зачем ему приходить сюда? Джек дома, и он его ненавидит. Если уж на то пошло, Хамильтон должен избегать этого места.

Джесс вздохнула.

— Странно, что места, которые приносят нам больше всего боли, могут также дать нам утешение, когда мы больше всего в нем нуждаемся, да? Ты звонила маме, когда Сеинт выслеживал тебя. Хамильтон приходит сюда, когда его мир рушится вокруг него. Иди на задний двор. Иди по тропинке в лес, которая ведет к общественному парку. Ты найдешь его у основания платана между участком Джека и соседним домом.

— Разве это не твое место? — спросила я.

— Да. Но я не думаю, что сейчас я ему нужна. Я никогда не видела, чтобы Хамильтону было дело до кого-то еще, кроме меня. Он всегда был слишком напуган. Тебе стоит пойти. Я думаю, это поможет ему.

Я кивнула. Хотя меня тянуло в разные стороны, я все равно хотела убедиться, что с Хамильтоном все в порядке. Мне до боли хотелось сесть на поезд и остановить маму, чтобы она не сбежала обратно к Джозефу. Часть меня также жаждала заползти в нору и переварить все, что произошло за последние два дня. Это было очень много. Я ненавидела это.

Я толкнула дверь ее машины, и от этого движения ржавый металл громко застонал.

— О, и, Вера? — позвала Джесс, как раз когда я вышла из машины.

Я поправила рубашку и посмотрела на нее.

Она мягко улыбнулась.

— Если Хамильтон засунул свою голову слишком далеко в задницу, чтобы помочь тебе, я отвезу тебя туда, где твоя мать, хорошо? Я припаркуюсь прямо здесь и буду ждать тебя. Я уже отпросилась с работы.

Я потеряла дар речи.

— Правда? — спросила я.

Джесс махнула рукой.

— Не надо эмоций. Ты мне нравишься. Ты нравишься Инфинити. Иногда я задаюсь вопросом, есть ли у тебя кто-нибудь, кто присматривает за тобой. Думаю, я просто пытаюсь сказать, что ты не одинока.

— Спасибо, — ответила я, проглотив эмоции, подкатившие к горлу, и закрыла дверь.

Как и было обещано, Джесс припарковалась на улице, и я наблюдала, как она достала свой мобильный и начала бездумно листать страницы, ожидая меня.

Охранники пропустили меня внутрь после того, как я показала им свое удостоверение личности. Я была благодарна Джеку за то, что я все еще была в списке одобренных гостей. Я не была уверена, как долго еще он будет это позволять. Особенно после прошлой ночи. Между инсценированной беременностью, моей связью с Хамильтоном и жестоким поведением Джозефа, это был лишь вопрос времени, когда дерьмо попадет в вентилятор.

Следуя указаниям Джесс, я обошла дом сзади и нашла тропу, о которой она говорила. Деревья выстроились по обе стороны от меня, и жуткая тишина леса делала мои шаги осторожными, а сердце — колотящимся, непокорным монстром в груди. Каждая тень, нависшая надо мной, словно хранила тайну. От каждого шага по коже пробегал холодок. Каждый мускул, кость и сухожилие в моем теле были неподвижны и находились в полной боевой готовности. Что-то было не так. Я чувствовала, что нахожусь на грани чего-то серьезного, но не знала чего.

— Ты просто посмешище. Я готов заплатить прем… — голос Хамильтона разносился по воздуху, хотя звучал далеко и был приглушен ветром и окружающими деревьями.

— Ты отказался от нашей последней сделки. Все должно было быть просто. Одна фотография с тобой и Верой. Теперь ты просишь больше, хотя не заплатил.

Кровь в моих венах превратилась в лед. «Что? С кем он говорил?»

Листья хрустели под моими сапогами, когда я подходила ближе.

— Сеинт, я же сказал тебе. Я хочу, чтобы Вера не вмешивалась в это. У меня есть хорошая история, которая погубит моего брата.

«Сеинт? Нет. Нет».

— Ничто не погубит твоего брата! Ты устроил мне скандал с фальшивой беременностью, и Джек замял его в считанные минуты. Я в черном списке большинства изданий, а те, с которыми мне разрешено работать, не являются надежными, заслуживающими доверия или достаточно значимыми, чтобы что-то изменить. В мусоре нет никакой пользы.

— Он бьет свою жену, — прорычал Хамильтон.

— Не хочу показаться бессердечным, но люди не придадут этому значения, если у тебя нет доказательств. Видео. Фотографии происходящего. Никто никогда не верит жертве, когда монстр — человек, занимающий властное положение. Нужны конкретные доказательства, и даже тогда тебе все равно придется бить ими людей по голове. Это ничего не даст. Я сейчас, блядь, скрываюсь, потому что приближение к Вере толкнуло меня на радар.

— Да, в этом виноваты твои театральные представления, — ответил Хамильтон, его тон был саркастическим.

Я пошла дальше, спрятавшись за стволом большого дерева и наблюдая за ними. Хамильтон был в том же наряде, что и прошлой ночью, а Сеинт сидел у основания большого дерева и ковырялся в ногтях.

— Слушай. Я рад, что ты узнал историю о поддельной беременности. Только ты мог выудить информацию из подружки невесты, пока трахал ее. У тебя, должно быть, волшебный член, потому что она все рассказала. Честно говоря, эта история, возможно, спасла то немногое, что у меня осталось от карьеры. Не могу поверить, что Лайла Борегар пошла на такие меры, чтобы симулировать беременность. Может быть, она заслужила дерьмового мужа. Я твердо верю в карму.

Хамильтон пнул Сеинта в голень и зарычал.

— Никто не заслуживает жестокости Джозефа. Даже дерьмовая мать Веры.

Сеинт застонал и потер место на ноге, куда его пнул Хамильтон, при этом глядя на Хамильтона с хмурым выражением на худом лице.

— Я просто говорю. Ты хотел скандала. Ты трахал свою племянницу — множество раз — ради этого. Я мог бы поместить это запретное лакомство на обложку по крайней мере нескольких изданий, но ты наложил вето. Это не уничтожило бы имя Борегара полностью, но, по крайней мере, выставило бы твою семью в дурном свете. Мы пытались. Если ты не хочешь достать большие пушки или убрать Джозефа самостоятельно незаконными методами — что все еще возможно — я уже мало что могу сделать. Моя репутация журналиста в унитазе. Я не виню тебя, Хамильтон. Ты мой брат, чувак. Я здесь ради тебя. Джек запятнал нашу маму. Я все еще думаю, что ты мог бы устроить скандал с Верой. Ведь мать родила ее, когда ей было пятнадцать. Если бы судебные записи не были опечатаны, я бы поспорил, что это было бы что-то стоящее. Джек не сделал бы этого без причины, понимаешь?

Хамильтон нахмурился. Я видела, как его красивый рот скривился.

— Вера под запретом.

Сеинт закатил глаза.

— Почувствовав вкус киски, ты становишься слабым. Я думал, мы собирались завалить Джека ради нашей матери?

— Твоей мамы. Моя мама умерла. Я делаю это не ради женщины, которая от меня отказалась. Я делаю это для…

— Никки. Да. Я знаю. Мы все знаем. Я пытался, хорошо?

Тишина встретила меня, пока я все это переваривала. Сеинт был сводным братом Хамильтона? Все это было ложью.

Это все была гребаная ложь.

Я вышла из тени и в недоумении направилась к ним двоим.

— Неужели я была для тебя просто шуткой? — спросила я, мой голос дрожал от гнева и отвращения. На мои слова Хамильтон перевел взгляд на меня, его решительное лицо вытянулось при виде моих залитых слезами щек.

— Лепесток.

Мое прозвище звучало как мольба. Мольба. Мольба о помощи.

— Не называй меня так, — огрызнулась я. — Не смей.

Сеинт вздохнул.

— Привет, Вера. Я очень сожалею о своей роли в этом.Ничего личного, ты же видишь. Просто пытаюсь поступить правильно по отношению к своей матери.

— Вы братья, — прокомментировала я.

— Только по крови, — пояснил Хамильтон.

— Только тем способом, который действительно имеет значение, — ответил Сеинт. — Я позволю Хамильтону все объяснить. Я не могу долго оставаться на одном месте. После разоблачения фальшивой беременности Джек надавил на полицию, чтобы получить мою голову. Я еще не уверен, что имею в виду это в переносном смысле.

Сеинт встал, вытер руки о джинсы и, насвистывая, пошел прочь.

— Ты послал его? — спросила я. — Человек, который преследовал меня — изводил меня — человек, который написал статью, в которой выставил меня и мою мать золотоискателями, — твой брат. Тот, кого ты нанял.

Я была в шоке. Я схватилась за грудь, глядя на встревоженного Хамильтона. Я не могла понять, хочет ли он обнять меня или убежать от меня.

— Ночь в клубе. С Джесс и Инфинити. Ты все подстроил, не так ли? — хотя мой тон звучал как вопрос, он был риторическим. Я уже знала ответ.

— Вера. Мне так жаль…

— Ты собирался просто поцеловать меня? Использовать наш скандал и позволить всему миру сплетничать о нас?

— В ту ночь я решил не доводить дело до конца. Клянусь, я не хотел причинить тебе боль, — поспешно сказал Хамильтон.

— Точно. Как я могу тебе верить, Хамильтон? И это ты тот человек, который слил информацию о ложной беременности моей матери? Ты знал? Все это время ты, блядь, был в курсе.

— Коллин рассказала мне об этом в ночь свадьбы, — объяснил он. — Она была пьяна и болтлива после того, как мы занимались сексом. Я не ожидал ничего узнать. Я пришел туда, чтобы разжечь драму, напиться и напомнить Джозефу, что я знаю правду. Я не планировал узнать, чем занималась твоя мать. Все покатилось как снежный ком. Я начал говорить с тобой, потому что подумал, что у тебя есть какая-то инсайдерская информация, которую я мог бы использовать. Я увидел возможность.

Я кивнула и обхватила себя руками.

— Значит, я была возможностью? Даже лучше. Ты думал о мести, когда мы трахались, Хамильтон? Ты думал об уничтожении имени Борегара, когда я елозила по твоему лицу? Я была легкой мишенью?

— Нет. Нет. Может быть, сначала, но…

— Пошел ты. Скажи мне, почему. Скажи мне, что было настолько важным, что ты взял мое сердце и растоптал его.

— Джозеф принимал наркотики, — крикнул Хамильтон. — Возможно, и сейчас. Сейчас он стал лучше это скрывать. Ты можешь поместить зависимость в дизайнерский костюм, но это все равно зависимость. Я его ненавижу. Он выбивал из меня дерьмо. Каждый гребаный день. Джек жонглировал двумя монстрами. Мамина депрессия и демоны Джозефа. Я попал под перекрестный огонь его образа, и я ненавидел это.

Я отказалась смягчить свое сердце от его рассказа. Я отказалась сочувствовать человеку, который использовал меня.

— Мне жаль, что он избил тебя, но какое это имеет отношение к моей матери и ко мне?

— Я видел его на свадьбе. Я видел самодовольное выражение его лица. Я видел, как он держал ее рядом. Джек выглядел таким чертовски гордым. Он выглядел как настоящий семьянин. Я знал правду. Он не заслуживает счастливой жизни. Он не заслуживает работы своей мечты. Он не заслуживает ничего из этого.

— Так ты хочешь, чтобы он был несчастным? — спросила я. — Ты промахнулся, Хамильтон. Единственные, кто страдает, это моя мать и я.

— Джек начал уделять больше внимания Джозефу. Его гнев вызывает проблемы. Его социопатические наклонности. Он считал маму безнадежным делом, — Хамильтон выглядел так, словно был на грани слез. Его руки были сжаты в кулаки по бокам. — Наркотики, от которых у мамы была передозировка? Она получила их от Джозефа. Она украла их из-под его матраса. Джеку пришлось все скрыть, чтобы спасти своего драгоценного сына от того, чтобы он оказался в центре всего этого. Она даже оставила гребаную записку. Она сказала, что не может смотреть на психопата, которого родила, на ублюдка, которого растит, и на мужа-изменника, который на нее обижен.

Я знала, что с Джозефом что-то не так, но услышать, что в последних словах миссис Борегар назвала его психопатом, только усилило мое беспокойство за мать. Я старалась сохранять спокойствие.

— У тебя есть полное право чувствовать себя так, как ты чувствуешь, Хамильтон. Я очень сочувствую тебе, понятно? Но это не искупает того факта, что ты использовал меня. И для чего? Чего ты здесь добивался, Хамильтон? Ты хотел выставить их в плохом свете? Единственные, кого ты обидел, это моя мать и я.

— Мы все еще можем что-то сделать. Твоя мать может рассказать о насилии. Я могу…

— Моя мать сейчас едет обратно в Вашингтон. Она не в том положении, чтобы идти против Борегаров. Она все еще думает, что любит этого засранца. Ты хочешь что-то изменить, Хамильтон? Поговори со своим отцом. Разберись со своим дерьмом. Слишком поздно. Твоя мать умерла от передозировки. Ты ничего не мог сделать по-другому.

Хамильтон подошел ко мне и взял меня за руку, но я сделала шаг назад.

— Я не должна была доверять тебе. Ты не просто причинил мне боль. Джозеф избил мою мать. У нее были порезы и синяки по всему телу, Хамильтон. Из-за нас. Из-за твоей поганой семьи. Ты знал, на что способен твой брат, и все равно позволил мне продолжить это. Ты подверг нас риску. Ты использовал нас для какой-то нелепой вендетты.

— Я просто устал от того, что все думают, что моя семья идеальна! — взревел Хамильтон. — Он не может просто жить своей жизнью. Однажды Джозеф сломал мне руку в дверях. Он сбивал меня с ног, а потом бил ногой в живот. А Джек засунул голову так глубоко в задницу, что ни разу не встал на мою сторону. А потом умерла мама. И стало еще хуже.

Я проглотила свои эмоции.

— Мне жаль, Хамильтон. Мне очень жаль. Но это просто слишком.

Выпрямив спину, я окинула его холодным взглядом, прежде чем попрощаться. Безвозвратно. Навсегда.

— Не говори со мной больше. Я собираюсь вытащить свою мать из этой передряги и забыть о твоем существовании. Надеюсь, Хамильтон, ты получишь все, что ищешь. Но я не позволю тебе погубить меня, чтобы добиться этого.

— Лепесток, нет. Пожалуйста! Я люблю тебя.

Его заявление ничего не дало. У меня не было сентиментальной реакции на его ласки, только ярость.

— Ты не способен любить. Ты не узнаешь, что это такое, если она ударит тебя по лицу. Лепестки не предназначены для того, чтобы их срывать, Хамильтон. Когда ты что-то любишь, ты позволяешь этому расцвести.

Глава 26

Я не могла вернуться в машину Джесс. Я не только была опустошена открытием о Хамильтоне, но и быстро поняла, что Джесс, вероятно, тоже в этом замешана. Не может быть, чтобы она не знала о плане Хамильтона. Они были лучшими друзьями, и она, вероятно, была в курсе с самого начала. Я чувствовала себя такой дурой. Я не могла вернуться в Гринвич. Я не могла вернуться в свою квартиру. Я хотела выбраться из этой семейной неразберихи.

Я пошла через лес, оставив Хамильтона стоять там одного, его руки были протянуты к моим, но сжимали только воздух. Но он не погнался за мной. Как я могла быть такой глупой? Как я могла проигнорировать все знаки? Мама предупреждала меня. Даже если Джозеф был чудовищем, он тоже предупреждал меня. Я начинала понимать, что все были злодеями. У всех были скрытые мотивы. Не было невинных. Я должна была увидеть Хамильтона таким, какой он есть.

И хотя я была зла, мое сердце все еще болело за мальчика, который пережил травму от жестокого обращения Джозефа.

Когда я увидела дом Борегаров, я достала свой мобильный, полностью готовая вызвать Uber в свою квартиру, чтобы собрать сумку и сесть на поезд до Вашингтона. Я точно не знала, что буду делать, когда приеду туда, но я должна была убедить маму оставить Джозефа. Никакая финансовая безопасность не стоила того, чтобы быть с чудовищем.

— Охранники сказали мне, что ты здесь, — сказал Джек.

Я даже не заметила, что он сидел на заднем крыльце. Он сжимал в ладони стакан, наполненный янтарной жидкостью, и смотрел через свой участок на линию деревьев. Я никогда не видела его одетым так небрежно, в черной майке и трениках; он выглядел почти нормальным.

— Хамильтон у платана? Ему всегда там нравилось.

Я размышляла о том, чтобы проигнорировать его. Джек сыграл свою роль во всем этом. Он поддерживал монстра. Но моя потребность в ответах пересилила чувство самосохранения.

— Ты знал? — спросила я, поднимаясь по ступенькам. — Ты знал, что Джозеф — психопат? Ты знал, что моя мать появилась вчера на пороге Хамильтона в синяках и крови? Ты лицемер, Джек, — добавила я, садясь на стул рядом с ним.

Я не хотела смотреть на него — не могла. Поэтому вместо этого я смотрела на колышущиеся травинки, пытаясь сориентироваться. Еще десять минут не повредят. Десять минут в поисках ответов, прежде чем я пойму, какого черта мы с матерью собираемся делать.

— Я самый худший вид лицемера, — признался он.

Мне не пришлось вытягивать из него это признание. Джек с готовностью согласился, словно это была чума на его душе, которую нужно было вытереть с жаром.

— Я оказал тебе и твоей матери плохую услугу. Я сидел там, притворяясь, что это мой сын нуждается в защите от твоей матери, тогда как на самом деле все было наоборот.

— Он выбил из нее все дерьмо, Джек. Как ты можешь просто сидеть здесь, зная, на что он способен, и все еще поддерживать его?

— Полагаю, по той же причине, по которой ты все еще любишь женщину, которая солгала о своей беременности, чтобы она могла выйти замуж за члена моей семьи из-за денег.

Я прыснула.

— Это не то же самое.

— Нет. Полагаю, что нет. И все же мы здесь. Застряли, — Джек поднял свой бокал и сделал глоток. — Я научился расставлять приоритеты у своего отца. В тот день, когда я начал работать на него, он сказал мне, что у каждого процветающего бизнеса есть миллион проблем. Ключ к успеху — найти самую большую из них и сосредоточиться на ней. И если она не поддается исправлению, переходить к следующей.

— Так вот как ты относишься к своей семье, Джек? Ты относишься к своим детям как к проблемам, которые ты не можешь решить?

Джек улыбнулся.

— Ты умная женщина, Вера. Я понимаю, почему Хамильтон так зациклен на тебе.

Я прикусила язык.

— Теперь я немного мудрее. Мы с Никки поняли, что с Джозефом что-то не так, когда ему было три года. Он ломал все игрушки, которые мы ему давали. Его привлекали опасные вещи. Огонь. Иголки. Электрические розетки. Никки винила себя. Наверное, проблемы Джозефа запустили ее спираль. Мы ходили к психотерапевтам, но он перехитрил их. Джозеф научился казаться нормальным. Он имитировал сочувствие, носил доброту как маску. Я игнорировал более глубокую проблему, потому что так было проще.

— Никки тогда стала моей большой проблемой. Я ловил ее на том, что она смотрит на Джозефа, сжав кулаки. Она боялась его. Я не мог понять, почему она просто не отпустит его. Мы с женой отдалились друг от друга. И к тому времени, когда я рассказал Никки о своей интрижке и Хамильтоне, я полностью потерял ее. Ни терапия, ни антидепрессанты, ни помощь не могли ее спасти. Поэтому я относился к ней так же, как к своему бизнесу. Я сосредоточился на другой проблеме.

Я сглотнула и повернулась, чтобы посмотреть на Джека. Услышав его версию событий, я почувствовала ясность в рассказе, которой так жаждала.

— Если не можешь исправить ситуацию, живи дальше, — повторила я его слова.

— Хамильтон был как пластырь. Он мне не поверит, но Никки любила его. На самом деле, она, наверное, любила его больше, чем Джозефа. Никки злилась на меня, но она любила Хамильтона. Он был вторым шансом. Он вдохнул в нее новую жизнь. Она приняла его как родного. Единственным нашим правилом было то, что он никогда не должен знать о своей биологической матери. Это было достаточно простое соглашение. Я был счастлив забыть об интрижке на одну ночь. Мы договорились. Закрытое дело. Соглашение о неразглашении. Я заплатил много денег, чтобы Никки имела полные родительские права. У нее все еще были моменты слабости, но я верил, что мы снова станем семьей. Хамильтон пребывает в нелепом убеждении, что между нами троими все было идеально до его появления. Он не понимает, что спас нашу семью.

— Джозеф, наверное, ревновал, — прошептала я.

— Невероятно. В Джозефе столько злости. Это он слил в прессу правду о биологической матери Хамильтона, — ответил Джек. — После этого Никки уже никогда не была прежней. Она психанула. Иногда…

Джек остановился, чтобы поправить воротник.

— Иногда я думаю, не положил ли он наркотики куда-нибудь, где Никки могла бы их найти. Я знал, что они принадлежали ему. Она и раньше баловалась временным облегчением, но препараты в ее организме были любимым средством Джозефа.

Меня пугала мысль, что моя мать была замужем за человеком, способным на такое зло.

— Почему Хамильтон винит тебя?

— Потому что я убираю за Джозефом. Каждый. Раз. Сначала я делал это ради своего наследия. Как я могу построить империю, если я даже не могу управлять своей собственной семьей? Потом это стало просто привычкой. Второй натурой. Инстинктом. Я бы рассказал тебе обо всем, что скрывал, но боюсь, ты возненавидишь меня еще больше, чем уже ненавидишь. Я не знаю, как быть отцом. Я знаю, как решать проблемы. Я знаю, как подкупать, лгать и красть. Я отослал Хамильтона прочь, и теперь я старик, у которого вошло в привычку спасать сына, который не заслуживает спасения, и причинять боль сыну, которого я должен был защитить. Все это время я балансирую между состоянием и наследием, что только делает Джозефа более могущественным. Я отчасти подумываю о том, чтобы отрезать его, просто чтобы спасти от него остальной мир.

— Почему ты мне это рассказываешь? — спросила я.

Джек сделал еще глоток, а затем швырнул стакан во двор. Он разлетелся вдребезги при ударе, но звук удара был поглощен грязью и травой.

— Я хочу наладить отношения с сыном, Вера. Ты достучалась до Хамильтона так, как я никогда не мог. Я видел, как он успокоился, когда ты разговаривала с ним вчера вечером в ресторане. Мне плевать на газеты. Меня не волнуют переизбрание. Я выхожу из гонки. Я хочу исправить свою семью, пока не стало слишком поздно. Прошлая ночь была тревожным звонком. Я не могу продолжать замалчивать ошибки Джозефа.

Джек сделал паузу, чтобы прочистить горло.

— Хамильтон винит меня в смерти Никки. Он считает, что я должен был сделать больше. Я должен был лучше вести себя с Джозефом. Я не должен был изменять. Я любил свою жену, Вера. И если бы Никки видела, какой бардак я устроил в этой семье, ей было бы стыдно.

— Я предполагаю, что есть причина, по которой ты мне все это рассказываешь.

— Я могу привезти твою мать сюда. Я могу дать твоей маме пространство и время вдали от Джозефа и держать ее в безопасности. Он не причинит ей вреда, если она будет здесь. У Джозефа нет настоящих чувств. Он действует по шаблону. Джозеф думал, что она беременна, и думал, что должен быть семейным человеком. Но он не может долго поддерживать эту шараду. Если она здесь, он волен делать все, что захочет. Джозеф согласится, особенно если я предложу. Я дам ей здесь работу. Такую, где она сможет честно зарабатывать деньги. Дам ей возможность обрести ясную голову.

— Ты делаешь это для нее или для Джозефа? — спросила я.

— Для обоих. Как только у него кто-то появляется, он ковыряется в нем, как в струпьях. Хамильтон, вероятно, знает эту печальную истину лучше, чем кто-либо другой. Это всегда самые близкие ему люди.

И снова мое сердце обливается кровью при мысли о том, что Джозеф издевается над Хамильтоном.

— Я полагаю, ты хочешь что-то взамен? — спросила я. Джек был политиком насквозь.

Мой дедушка вздохнул.

— Я хочу, чтобы ты помогла мне наладить отношения с Хамильтоном. Я дам тебе все, что ты только пожелаешь. Колледж. Безопасность твоей матери. Твоя квартира будет оплачена. Когда ты окончишь колледж, я позабочусь о том, чтобы у тебя была любая работа, какую ты захочешь. Я буду держать Джозефа подальше. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы обеспечить тебе хорошую жизнь. Все, о чем я прошу, это чтобы ты помогла мне наладить отношения с моим сыном, Вера. Я знаю, что ты на это способна.

— Я не могу, Джек, — выдавила я. Я даже не осознавала, что слезы текут по моему лицу. — Он предал меня. Хамильтон использовал меня, чтобы причинить тебе боль.

— Он должен заботиться о тебе, Вера.

— Он не хочет, — всхлипнула я.

— Как только Джозеф сказал мне, что Хамильтон положил на тебя глаз, я понял, что это все уловка. Это не первый раз, когда мой сын набрасывается на меня. Но вчера вечером я заметил изменения. Я знаю своего сына. Хамильтон любит отчаянно, и Вера, он любит тебя. Я вижу это ясно, как божий день.

Я скрестила руки на груди, позволяя прохладе воздуха омыть меня.

— Я не люблю его.

— Ты не можешь обманывать обманщика, Вера. Ты тоже его любишь.

— Это не имеет значения! — крикнула я. — Я не могу быть с тем, кто причинил мне такую боль.

Джек сжал губы в тонкую линию. Затаив дыхание, я ждала, когда он заговорит.

— Тебе придется смириться с этим. Если ты хочешь защитить свою мать и закончить учебу, ты поможешь мне. Может, я и изменился, но я все равно сделаю все возможное, чтобы исправить свою семью. Мне все равно, как изменились твои чувства. Ты хочешь, чтобы твоя мать уехала из этого дома с Джозефом? Ты останешься. Ты наладишь отношения с Хамильтоном.

Я встала и прошлась по крыльцу. Как Джек мог просить меня об этом? О чем он думал?

Обдумывая варианты, я поняла, что у меня не было выбора. Мне нужно было вытащить маму из этой ситуации. Мне нужно было закончить колледж, чтобы стать самостоятельной. Могу ли я помочь Джеку и при этом защитить свое сердце? Могу ли я честно попытаться исправить многолетнюю боль?

— Я даже не уверена, что способна исправить твои отношения с Хамильтоном, Джек.

— Все, о чем я прошу, это чтобы ты попробовала. Все, о чем я прошу, это чтобы ты осталась.

— Ты не можешь заставить меня любить его, Джек.

— Я не прошу тебя об этом. Я просто прошу тебя дать нашей семье второй шанс.

Я посмотрела на Джека, увидев его свежим взглядом и ожесточенным сердцем. Я знала, что мой ответ изменит траекторию моей жизни. Мне снова предстояло принять решение. Безопасность и счастье моей матери или мое. Это была трагическая жертва. Последствия. Я так долго бежала от своих чувств к Хамильтону, а теперь его семья хотела, чтобы я снова бросилась в его гостеприимные объятия.

Шорох вдалеке привлек мое внимание к линии деревьев. Вышел Хамильтон с поникшими плечами. Я чувствовала его боль даже отсюда. Сломленный. Ожесточенный. Побежденный. Даже сейчас я хотела только одного — бежать к нему. Хотела снова стать лучше. Хотела найти утешение в его объятиях и погрузиться в нашу общую совместимость.

Но если я собиралась сделать это — если я собиралась помочь Джеку и спасти свою мать, — я должна была сделать это с ясной головой. Я отказывалась снова отдать Хамильтону свое сердце.

— И что? — спросил Джек. — Что это будет?

Я выдохнула.

— Я хочу, чтобы мама была здесь к завтрашнему дню, — ответила я. — И я не хочу, чтобы ты наказывал кого-то из нас, если я потерплю неудачу.

— Договорились.

Я снова уставилась на Хамильтона. Его голодные глаза были прикованы ко мне. Боль ощущалась между нами как осязаемая сущность.

— Я постараюсь.

Продолжение следует…

Notes

[

←1

]

Поцелуй шеф-повара — это жест и выражение лица, предназначенные для того, чтобы показать, что что-то идеально или превосходно. Этот жест делается путем сцепления большого и указательного пальцев одной руки вместе, поцелуя их, а затем резкого отбрасывания от губ.

[

←2

]

Оппортунизм — это практика использования обстоятельств в своих интересах, не обращая особого внимания на принципы или на последствия для других.

[

←3

]

Солью Эпсома называют смесь минералов естественного происхождения, по составу это сульфат магния в кристаллической форме. Многие знаменитости рекомендуют соль Эпсома, как естественный способ улучшения красоты и поддержания молодости.

[

←4

]

Целую и обнимаю.