Последний пенсионер [Петр Левин] (fb2) читать онлайн

Пётр Левин Последний пенсионер

Сегодня искал скобы для степлера и в одной их коробок увидел конверт, а в нем — фотография отца. На черно-белом снимке стоит молодой человек в кожаной куртке на фоне сруба с железной крышей, улыбается. Фото мне передал троюродный брат папы, получается, и мой родственник, Юрий Васильевич Конеев. Да вы, наверно, слышали о нем. Его история прогремела на всю страну четыре года назад. С легкой руки журналистов его прозвали «Последний пенсионер». Живет он в деревне Захаровка Самарской области. Той деревни давно нет на карте — сгинула с тысячами других. Жители разъехались, другие спились и умерли, и остался только Юрий Васильевич. Вот о нем я и хочу вам рассказать.

Четыре года назад, это был вечер после работы, в телефоне прочел заметку. Глаз зацепился за громкий заголовок «В Самарской области последний пенсионер Захаровки остался без света». На подъезде к заброшенной деревне упала старая береза и перерубила линию электропередачи. В итоге пенсионер восьмидесяти семи лет Юрий Конеев, который там живет один, лишился электричества.

«Странно — подумал я, — однофамилец. А еще из той же области, в которой родился мой отец. Да и название деревни вроде знакомое». Папа умер за два года до этих событий. Я позвонил его брату, который жил во Владивостоке. От него узнал, что Юрий Конеев наш родственник.

Сам по себе я человек тяжелый на подъем, но тут решил: надо ехать. Что-то кольнуло внутри, подцепило крючком за краешек души, и я не мог поступить иначе. Поговорил с женой, показал ей заметку. Позвонил начальнику и договорился на двухдневную отлучку — форс-мажор как-никак. А дела обещал доделать удаленно на выходных — работа позволяет. Сходил в магазин, купил нехитрых гостинцев. И на следующий день утром выехал из Москвы в сторону Самары.

Дело было в конце октября. Снег еще не выпал, но погода стояла холодная, неприветливая. Сначала из Москвы тянулась двухполосная дорога. Но вскоре она перешла в однополоску. Пейзажи были чудесные: представьте себе серое небо, трасса огибает леса и поля. Когда проезжаешь сквозь полосы деревьев по краям дороги, то желтые и оранжевые листья набегают на машину, и кажется, что попал в сказку. Я думал о бренности бытия, об умершем отце, и сердце щемило от боли и тревоги, но при этом я радовался, что все еще могу что-то чувствовать, как в юности, когда моим планам и мечтам ничто и никто не мешал, и казалось, что впереди прекрасная и долгая, как бесконечность, жизнь.

Деревни Захаровка не было на карте в навигаторе, но родственник из Владивостока посоветовал держать курс на село Алешкино, а там местные подскажут. Так я и поступил. Быстро доехать не получилось. На полпути попал в неприятную историю — на трассу выбежало стадо коров, и мне пришлось съехать в кювет, чтобы не врезаться. Подъем оказался крутым. И я сначала ловил грузовик, чтобы он меня вытащил. А потом долго возился с передним бампером, который от удара повис на соплях. Благо, я всегда вожу с собой стяжки и скотч. От работы на холоде руки закоченели, я продрог и проголодался. Доехал до заправки. Посидел, выпил кофе с пирожками и немного согрелся. Вышел — а уже вечер. К тому времени я проехал только шестьсот километров из почти тысячи. В общем, решил заночевать прямо в машине рядом с заправкой, а рано утром ехать дальше.

Бортовой компьютер показывал плюс три градуса. Спал плохо. То и дело просыпался, чтобы включить мотор и согреться. Как только забрезжил рассвет, вышел из машины, сделал легкую зарядку, затем сходил на заправку, попросил полусонную девушку-продавца налить большой стакан кофе с молоком, взял в дорогу десяток пирожков с капустой, с мясом, с повидлом, — и поехал. Остальные четыреста километров проехал довольно бойко и в первом часу дня добрался до Алешкино. Село небольшое — две улицы на семьдесят домов каждая. При въезде стоит обитая бежевым пластиковым сайдингом церковка. Я въехал в деревню и остановился возле одного из домов. В «Жигули» складывал сумки мужчина лет пятидесяти. Я вышел из машины и поприветствовал.

— Здравствуйте! А как мне добраться до Захаровки? У меня там родственник живет. Конеев Юрий, может знаете такого? Отец тут родился и рос. А Юрий его брат троюродный.

— Как не знать! Знаю! Юрий Васильевич, он с моей мамой на элеваторе работал. А сейчас в Захаровке один живет, сердце его там осталось. Бывает в наш магазин приходит за продуктами. Я минут через десять в Сосновку поеду к матери, могу вас проводить. Подождете? Может молока? У меня корова своя, могу угостить.

Я вежливо отказался. От деревенского молока у меня нехорошие позывы в животе. Моя жена любительница, часто покупает у соседей, когда мы едем к ее маме — а я не переношу.

Сел в машину и начал ждать. На кроссовке увидел большого красного клеща. Этого еще хватало! Открыл дверь, вышел, смахнул насекомое, осмотрел ноги. Из пассажирской двери достал пшикалку «Защита от клещей и комаров для детей». Потряс — полная. Спасибо жене! Всегда, когда едем на дачу или к ее маме, берем пару флаконов. Облил себя вонючей жидкостью с головы до ног. Прокашлялся.

— А клещи у нас повсеместно. Но уже сходят. Вы к нам летом приезжайте — покормите их, — сказал сосед и улыбнулся, — ну я готов ехать! За мной езжайте, а на перекрестке я остановлюсь и покажу, куда свернуть. Меня, кстати, Иван зовут.

— Костя, — представился я, — в интернете пишут, что в Захаровке света нет, провод оборвался.

— Да. Там авария серьезная. Власти сначала не хотели вопрос решать — деревня заброшенная по документам. А после того, как в нашей местной газете написали и потом новость перепечатали в Москве, сам губернатор распорядился подключить свет. Провода вчера починили. И должны вскоре работники приехать деревья спилить, чтобы нового обрыва не было. Деревьями там все заросло, они гниют и падают.

— А я как раз приехал, думал родственнику помочь. А получается, зря приехал.

— Ну как зря! Вас же отец здесь родился. Вот и увидите откуда истоки! Юрий Васильевич, может, что любопытное расскажет.

«Жигуль» со свистом завелся, из трубы повалил белый дым. Я отъехал немного назад, чтобы дать место для выезда. Иван лихо вырулил задом и ударил по газам. Я — за ним. Дорога в селе была не асфальтирована. И я переключил печку в режим «Обдув воздуха из салона». Деревенский воздух это, конечно хорошо, но вот глотать деревенскую пыль я был не настроен.

Выехали на проселочную дорогу. Слева — поля с посажеными деревьями в два-три ряда, справа — сплошная стена лиственного леса и по обочине — деревянные старые столбы с проводами.

«Жигуль» прибавил хода. Дорога была накатанная, ровная. Стрелка спидометра подходила к «80». Я специально подотстал от Ивана: пыль стояла страшная.

Через пару километров «Жигуль» остановился у развилки. Дорога шла по посадкам дальше, а вправо прямиком в лес вела заросшая травой кишка. Туда же уходили провода — видимо про их обрыв писали в интернете.

— Ну вот и все! Я дальше прямо поеду. А вам направо. Я ездил к Юре пару месяцев назад. Потихоньку и вы проедите на вашей пузотерке. Ну, до встречи! Передавайте от меня привет! Прокофьев моя фамилия. Иван Прокофьев!

Дверь «Жигуленка» с шумом захлопнулась, мотор взревел, задние колеса прокрутились, из-под них взметнулся песок — и машина полетела вперед, оставляя столб серой пыли. Я смотрел, как она медленно оседает, отчего воздух становится прозрачным, чистым.

Сел в машину и повернул. Дорога была сносная — Иван не обманул. Только кусты и высокая трава слишком близко росли по краям да деревья недружелюбно свесили лапы, пытаясь достать до крыши. Я ехал как можно медленней, чтобы не поцарапать бока и не словить днищем кочку. Минут через десять дорога начала расширяться. Показался первый дом, согбенный, с покосившимся крыльцом и сгнившим порогом. Маленькие окна были целы, остеклены.

Поехал дальше. По левую и правую руку стояли деревянные дома, преимущественно срубы, но были и из досок, краска отцвела, железные крыши покрылись ржавчиной. Улица шла метров на триста вглубь. В конце нее был тупик и лес.

Меня встретили жирные гуси и большой откормленный рыжий кот. Он выпрямил хвост и что-то орал на своем кошачьем. Заглушил мотор и посигналил. Вышел из машины. Воздух был влажным, свежим, не таким, как в Алешкино. Отчетливо пахло деревней: перегноем, навозом, сеном, травой, деревьями. Запах был сильный, настойчивый.

Последний дом был добротным, видно было, что за ним ухаживали — железная крыша была недавно выкрашена в зеленую краску, порог обновлен, а забор — свежий. Из-за дома вышел хозяин. Похоже, с огорода. Это был невысокий худой старик в шапке-ушанке, сером тулупе, синих штанах на ватине, резиновых до колен сапогах.

— Здравствуйте, чем могу помочь? — спросил он. Старик снял с забора тряпку и вытер руки.

— Юрий Васильевич? — спросил я, и после того, как собеседник кивнул, протянул руку, — меня зовут Константин. Я ваш родственник. Мой отец Александр Конеев ваш троюродный брат. Я прочитал, что у вас свет отключился, и приехал, чтобы помочь. Но вот выяснилось, что уже свет дали… Мне Иван Прокофьев из Алешкино все рассказал, он вам привет передает… Да я заехал просто по пути. Я из Самары в Москву еду, в командировке был.

Я соврал, потому что не хотел стеснять хозяина.

— Ну проходи в дом, родственник! Как отец поживает? Он же младше меня на двенадцать лет. Я его нянчил.

— Похоронили два года назад. Сердце.

— Ай-ай-ай, — покачал головой хозяин, — давно я его не видел. Лет двадцать он сюда не приезжал. Все хотел родительский дом восстановить. А к дому твоего отца мы сходим. От него только фундамент остался. Его наш родственничек Сергей с женушкой-грымзой продали за копейки… Сруб хороший был… А я не смог им помешать.

Я вытащил из багажника сумку с гостинцами, которые купил вечером до отъезда. За обитой войлоком дверью располагалась небольшая кухонка. Низкие потолки заставили пригнуться. Мебель была неприхотливая — старый шкаф с микроволновкой и электрочайником, ручной умывальник, советский холодильник, стол с клеенкой и два деревянных крашеных стула, которым было на вид лет пятьдесят.

— Я здесь родился, я здесь умру. А проблему газетчики раздули. Без света я могу спокойно жить. Радио есть на батарейках. Пенсия у меня хорошая по местным меркам, на все хватает. Да и не нужно мне ничего, огород свой, яйца и мясо свои. Хлеб пеку в русской печке. Договорился с хозяином магазина в Алешкино, раз в месяц мне завозят крупы и муку. А по мелочи я сам хожу — мне в радость прогуляться до магазина да и для здоровья полезно.

Сели за стол. Я достал из сумки рыбные консервы, фрукты, орехи, сок, котелку копченой колбасы, сыр, печенье. Поставил водку и вино.

— А я не пью, — сказал Юрий Васильевич и улыбнулся, — в свое время отпился. Могу пригубить за компанию. Раньше страшно пил. Знаешь что такое корытный самогон? Вот нагнали его. Я беру трехлитровую банку и еду на тракторе поле пахать. Выпью прямо из банки грамм триста и пашу час-другой, потом повторяю. И так до вечера. А к вечеру и банка пустая уже. Вот так и пропивал здоровье. Глупый был — все пьют, а я что же?

— Да и я пить не могу, за рулем. Ненадолго заехал. Пару часиков погощу — и в путь.

— Тогда оставь. Раз подарок. Водка она и на растирку пригодится. А вино я с водой как сок потягивать буду. Все развлечение старику!

— Ой, у меня же еще целый пакет пирожков с заправки. Сейчас принесу, а то пропадут! — спохватился я.

— Да зачем нам пирожки покупные! У меня пирог с капустой и яйцами, с утра приготовил. Теплый в печке стоит.

Юрий Васильевич помыл руку в умывальнике, обтер вафельным белым полотенцем и ушел в соседнюю комнату. Я последовал его примеру и тоже вымыл руки.

Родственник вернулся счастливый — в руках держал чугунную сковороду с румяным пирогом.

— С утра я уже его начал, так что, дорогой гость, не обессудь!

Поставил сковороду на деревянную подставку, достал из ящика шкафа нож и отрезал два больших куска. Аромат был чудесный. Рот наполнился слюной.

— Бери, ешь! — сказал Юрий Васильевич.

Я взял кусок теплого пирога, поднес угол ко рту и смачно откусил.

— Такого вкусного пирога ты, наверно не ел! — озвучил мои мысли старик. Он включил электрический чайник. И достал две нарядные красивые чашки их шкафа.

Я буквально проглотил пирог. Аппетит только начинал разыгрываться. И видя мою прыть Юрий Васильевич отрезал еще.

— Я тебе с собой дам продуктов деревенских. Яйца, патиссоны, тыкву. Такой тыквы ты в своей Москве не купишь! Сладкая, как мед. И еще гусь в морозилке лежит. Довезешь? В войлок заверну, не растает!

Я покачал головой.

— Да не надо ничего. Зачем? Вам нужней!

— Да что же я, родственникам гостинца собрать не могу?! Я пенсионер, а не нищий! Не возражай!

Юрий Васильевич посмотрел в мое лицо. Он был явно оскорблен моим отказом брать продукты. Я поспешил взять свои слова назад.

— Конечно, конечно! Я возьму! И яйца, и гуся! А тыкву жена любит, она из нее суп-пюре со сливками и сельдереем варит… Такой вкусный.

— Ладно, ешь и пойдем на улицу, я тебе покажу деревню. Пруд засохший, который мечтаю восстановить. Ну и посмотришь на то место, где родился и вырос твой отец. А ты знаешь, что в том доме и ты младенцем гостил? Твоя мать не рассказывала эту историю? Сейчас, погоди. За альбомом схожу. Ты ешь, ешь! Подкрепись!

Старик ушел и вскоре вернулся с большим старинным альбомом. В нем были приклеены желтыми уголками, которые нужно было облизать, фотографии, преимущественно черно-белые. Но были и цветные.

— Вот смотри. Это я. Это прадед твой, Сергей. Это твой отец с машинкой… — перечислял Юрий Васильевич. А вот смотри, это фото твоего отца уже после техникума. Он как раз на фоне отчего дома стоит.

Старик осторожно вытащил фото из уголков и передал мне.

— Возьми на память. Где-то у меня конверты с почты были. Поищу в серванте.

Я кивнул, взял фото, сдвинул крошки от пирога в сторону и положил фотографию на уголок стола.

Вышли на улицу, и Юрий Васильевич повел меня показывать свои владения.

— Вот это дом Пантелейши. Дети уехали, а сама она умерла от водянки. А здесь моя первая любовь жила, Маша Петляева, она сама предложила лишить ее девственности в лесу, позвала гулять, легла в траву, ноги раздвинула. А я не знал, что делать, и хочется, и колется… В общем, помню, все в крови было.

— А как же разговоры, что раньше до брака ни-ни? — удивился я.

— Да ерунда это все, — махнул рукой старик.

Мы подходили к каждому дому, я заглядывал внутрь, а пенсионер комментировал. Почти везде полы были сняты. В некоторых окнах лежала новогодняя вата с игрушками между рамами — примета советского времени. Старик где-то откопал старую деревянную лопату и показал мне. Потом у крыльца у одного из домов нашел искусно вырезанную из дерева звездочку. Красная краска почти вся слезла, остатки выцвели, но звездочка была еще красивой — ее только обновить.

— Вот такие фигурки мы сами, дети, делали, — сказал родственник, — гляжу на нее и почему-то вспоминаю, как мы в детстве решили пир устроить с ребятами. Поймали у Пантелейши курицу, голову ей открутили и жарили в посадках. Потом нас пороли…

Пошли дальше. Под ногами хрустели сучья, которые нападали со старых деревьев.

— Захаровка началась с двух домов братьев Матвеевых. После того, как крестьянам дали вольную в 1861 году, два брата Степан да Дмитрий образовали здесь поселение. Постепенно деревня разрослась до сорока домов. Раньше здесь были две параллельные улицы. А между ними — пруд. А вот и он. Мы здесь купались и рыбу ловили.

Пенсионер показал на низину, в которой были насыпаны листья, трава, росли деревня. Если не знать, что здесь раньше был большой пруд, то и не догадаешься.

Старик свернул с дороги и пошел прямиком в чащу. Я — за ним, опасаясь клещей. Вскоре вышли на руины домов. Сквозь деревья виднелись остовы разрушенных печей, тут и там под ногами валялись кирпичи и камни с ошметками раствора.

— А вот и дом твоего отца. Отчий дом, от которого мало что осталось, — Юрий Васильевич показал на коробку фундамента из красного кирпича, — а вот тут росла красная смородина, вкусная, тут был колодец с журавлем, трубу выкопали, а яму засыпали.

Было волнительно стоять здесь, на том же месте, где было сделано то фото. Да, время не щадит никого. Вчера ты был, а сегодня тебя нет.

— Так, я говорю, ты здесь уже побывал однажды! Мама твоего отца рано умерла. И папа женился второй раз. Новая жена оказалась ведьмой. Первым делом выпотрошила сундуки прежней хозяйки, продала тряпки и утварь. А мужа спаивала, он вскоре стал совсем плох. Вот тогда твой папа и твоя мама приехали сюда, в этот самый дом. Ты еще в пеленках был, кричал страшно. Переночевали ночь, все поняли, и твоя мама так за тебя испугалась, что потребовала уезжать, боялась, что ведьма погубит. Твой отец решил забрать своего папу с собой. Старик был плох, умирал. И вот папка твой нанял машину, «Газончик», и в одеяле повез отца до Сызрани, где вы тогда жили… Мамка твоя и ты ехали в кабине, а он с отцом — в кузове. А ведьма та осталась и жила еще несколько лет. Потом куда-то пропала.

Так мы ходили по руинам. Здесь жили, любили, растили детей наши предки. Многих уже нет на свете. Умерли. Тяжелое чувство не покидало меня, я хоть и радовался сердцем, что приоткрыл завесу и заглянул в прошлое, ушедшее, родное, но одновременно и печалился. Прошлое связано с настоящим незримой нитью, которая, если приложить усилия, отзывается в твоей душе. И вот сейчас я держу в руках черно-белое фото отца на фоне отчего дома. И чувствую, что я живой. Просто хотел поделиться с вами сокровенным, дорогим сердцу.