Витязь в кошачьей шкуре (СИ) [Ника Дмитриевна Ракитина] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Витязь в кошачьей шкуре

Глава 1

Первым несся огромный кот. Глаза панически выпучились, хвост бился туда-сюда, а в груди отчаянно тахкало сердце.

Следом, опередив разбойного вида погоню, бежали двое: похожий на ворона мужик и неопрятная бабка в безрукавке — задирая юбки и высоко вскидывая колени. Наклоняясь на бегу, она швыряла в кота то подобранной шишкой, то камнем и задыхаясь визжала:

— Стой! Тварь! Назад! Убью!

Кот наддавал. Лапы взрывали гравий, когда он перебегал дорогу.

Мелкие камешки шрапнелью угодили мужику прямо в прекрасное лицо. Тот руками в перчатках схватился за глаза. Длинный плащ с кровавым подбоем, путаясь в ногах, мешал бежать. На черном кафтане сохли плюхи грязи.

Пока противники отвлеклись, кот сиганул в кусты.

Бабка тяжело дышала, упираясь в колени ладонями:

— Не догоним! Ох, не догоним! Тварь неблагодарная!

— Бай-юн! — мужчина в черном указал одетым в лохмотья преследователям на колышущиеся папоротники и кусты крушины за дорогой. — Искать! Там. И там!

Погоня рассредоточилась полуподковой, заглядывая под ветки и в ямины.

— Кыс-кыс! Котик, лапочка, выходи!

Бабка свистнула, призывая метлу. Мужчина в черном взлетел просто так.

Кота нигде не было видно.

Забившись объемистой попой под выворотень, кот в который раз переживал свое эпическое падение в овраг.


Был бы он прекрасным образцом мейн-куна — великанские размеры, кисточки на ушах, умный взгляд пронзительных глаз — но экстерьер подкачал. Имелись на черной шерсти коричневые полоски. Или наоборот, черные полосы на коричневом. Чуткие уши с кисточками были испуганно прижаты к голове, а могучие лапы и не менее могучий хвост подобраны под себя. Кот вообще уплощился, и все равно под выворотень целиком не влез, голова торчала наружу. И на нее печально падали комки с потревоженных волосатых корешков.

А в памяти кота опять зловеще пружинила ежевика с колючками, которая так коварно подпрыгнула и сбросила его в овраг. А репьи снова впивались в бока и застревали в шерсти — пока он мысленно бежал сквозь крапиву с чертополохом. И пух вместе с пыльцой лез в ноздри.

Мейн-кун выпростал лапу из-под себя и несколько раз провел вверх-вниз, прочищая нос. Лучше не стало. Снизу, из оврага, резче пахнуло сырой землей и ледяной водой.

Но кот взял себя в лапы и стал спускаться.

Он брел посреди оврага по студеной воде, в которой плавал лесной мусор, нервно дергая лапами. Прядал ушами и вскидывал башку, пытаясь разглядеть сквозь сплетение веток, не видать ли погони. И уже почти успокоился, когда выбирался из оврага там, где овраг закончился.


Враги заметили его у городского указателя.

Это был точеный столб с нахлобученным фонарем и тремя досками, обрезанными в виде стрелок. По серой древесной основе вились витиеватые надписи: «Вычегда», «Язьма», «Яруха». И стояли числа. Может, версты, а может, километры. И на городки названия указывают, хутора или там речки — разбери поди.

Не стоило у столба задерживаться и тем более точить о него когти. Надо было сразу под прикрытие домов бежать. А так погоня буквально села коту на хвост.

Хорошо, что движение здесь было оживленное с самой окраины. Кот метался между обшарпанными авто, отталкиваясь от стен, как Джеки Чан, перепрыгивал велосипедистов, нырял под телеги, пробегал по перилам балкончиков, сбил мужика с приставной лестницы — тот, свалившись вместе с лестницей, здорово задержал погоню.

Но еще оставались те, что наверху. Бабка, пикирующая на метле, и чернавец с подбитой мордой. Эти были особенно упорными.

Кот дернул в узкий переулок. И едва не поплатился за это. Сверху полетела сеть с грузиками по краям.

Он перекатился и наддал еще. В глазах темнело, сердце готово было выскочить из груди, а живот подвело от голода. И лапы заплетались. И хвост, уныло обвиснув, шкрябал по земле.

Мейн-кун почти уже сдался, но смешанный запах свежей рыбы и пряностей ударил по ноздрям, как шипучий энергетический напиток, придавая бодрости. Еще рывок — и котяра выметнулся на торговую площадь, шумный стихийный рынок, торгующий всякой всячиной со старинных прилавков, колес и просто с земли.

Здесь гомонило все. Сталкивалось, бурлило. Дед у желтой бочки громко нахваливал квас и березовые веники.

На небо никто не смотрел. Кроме кота. Да и он лишь краем глаза.

Он бежал меж торговыми рядами отчаянно голодный и бесконечно несчастный, мало что замечая перед собой. Сшиб торговца семечками. Увернулся от котла с кофе, который толкала перед собой на тачке баба в обрезанных варежках, громко выкрикивая:

— Кофе! Какава! Зефирки! А пирожки! Кому пирожки⁈

Хотел бы он пирожков! Да кто ж ему даст?

Убегая от бабы, котяра сбил с прилавка морковь и репу. Стали орать вдогон, показывать пальцем.

— Баюн! Гля, баюн! Совсем сбесился!

В кота прицельно запустили грязной свеколиной.