Седьмой прыжок с кульбитом (СИ) [Сербский] (fb2) читать онлайн

Седьмой прыжок с кульбитом

Предисловие

Уважаемые читатели! Возможно, в этом месте появится краткое содержание предыдущих книг. Как покадровое кино — в виде дефинитива из картинок. Первый прыжок, двойной прыжок, тройной прыжок… И так далее. Собственно, а почему нет? На западе комиксы рулят, значит и у нас всегда найдутся любители. В смысле желающие не читать, а ограничиться кратким диафильмом длинной истории. Сюда же можно включить мангу седьмой книги, чтоб наверняка. Но когда это произойдет, не знаю. Видимо, позже.

И если шестую книгу вы дочитали до конца, то там был анонс главы пятьдесят третьей — как начало седьмой книги. Вынужден повиниться: вкралась опечатка. Не может новая книга открываться с пятьдесят третьей главы. Это продолжение шестой книги. Прямо здесь.

Глава пятьдесят третья шестой книги, в которой пятьдесят три грамма виски не только полезно, но и мало

Жизнь бурлит, не дает скучать. Она полна сюрпризов и нежданчиков, что редко проходит бесследно. Вопрос «когда же это кончится?» считается настолько риторическим, что вызывает лишь смех окружающих. Правда, ровно до тех пор, пока самих весельчаков не коснется подножка фортуны.

К любым вывертам судьбы следует относиться с опаской, для меня это давно не откровение. И если бы валькирия не попала под автомобиль, вряд ли мы встретились с ней снова. Ну а раз такое случилось, то лечение продолжилось со всем тщанием. Ничего не поделаешь, лиха беда начало. А каково начало, таков и конец.

— Нет худы без добры, — припомнила дева тогда, блеснув знанием народных мудростей.

А кто спорит? Добра у меня полно, зато зла вечно не хватает. И если мыслить более широко, то у всего есть конец, только у сосиски их два. Жизнь состоит из нюансов, и знающие люди уверяют, будто северные женщины умерены в сексе. Якобы северянки белы, дебелы, скромны и спокойны. Начитавшись Альфреда Адлера, эти эксперты избегают бытового термина «равнодушное бревно», а выражаются более мудрено: «она невнимательна к мужчине через себя». Может быть.

Не буду возражать мудрецам, изрекающим свои личные представления о женском темпераменте и сексуальном поведении. Не настолько я силен в риторике на эту тему, чтобы навязывать свое мнение. Жизнь короткая штука, маловато личного опыта. Только если кто скажет, будто скандинавки холодны как лед, не верьте. И даже если кто-то не говорит, а только думает, пусть плюнет себе в лицо. В результате наблюдений у меня появился собственный опыт, то есть сложилось иное мнение о северных женщинах, их жизни и моем конце.

Смерть в бою — вещь почетная, викингам за храбрость респект и уважуха. Но разве я воин? Не мне о дерзости судить, невелика птица. Боевым прошлым похвастаться не могу, автомат видел на службе нечасто. Армейская военно-учетная специальность досталась мне чисто техническая — механик по электрооборудованию тяжелых транспортных самолетов. Службу закончил специалистом первого класса, только вряд ли это поставит меня в один ряд с викингами. Или таки да?

Что касается боевых действий валькирий с карликами, то известная формула британских ученых «стерпится — слюбится» показалась мне жестковатой. В бою еще удавалось держать себя в руках, терпел изо всех сил, но потом наступил упадок. Если бы во времена викингов существовала реанимация, то после сегодняшнего сеанса именно туда меня следовало отнести.

Уж я-то знаю, как это бывает: сначала энергичное дыхание с целью насытить мышцы кислородом, учащенное сердцебиение, порывистые движения… Затем тахикардия, эйфория, переоценка своих сил. А в конце битвы частота ударов сердца резко снижается. Недаром сказано, кто в начале прытко берет, тот к концу язык высунет.

Да, любви все возрасты покорны, и посторонним людям мог бы ответить уклончиво — конечно, покорны, но с трудом. В моем возрасте подобные экзерсисы мало желательны, поэтому проснулся с ощущением определенной усталости. Но если признать честно, то в результате прошедшей битвы с валькирией руки-ноги ломило, а брюшной пресс просто отваливался.

У спортсменов такое состояние наблюдается после напряженной тренировки, когда адепт нелегкой атлетики сильно перестарался. А я еще и полный вагон разгрузил, если судить по ощущениям. Спортивная медицина синдром отсроченной мышечной боли называет крепатурой, и рекомендует лечить правильным питанием. Впрочем, если натруженные мышцы ноют — это не смертельная боль. Мы, последователи викингов, иногда впадаем в боевое безумие берсерка. А так мы люди терпеливые и старательные, нам суждено нести свой крест до победы.

Спальное ложе пребывало в печальном состоянии, напоминая сексуальный ринг, весь измятый и скомканный. Простыня съехала, подушки разбросаны, а одеяло вообще валяется на полу. Сила, которая снова выжала меня досуха, напевала чего-то на кухне. И еще оттуда неслись ароматы выпечки, яичницы и жареной ветчины.

Что на Западе считается классикой? В Англии это овсянка, в Америке — яичница. Овсянка в Швеции, видимо, не прижилась, а вот глазунья, с ломтиками бекона и прожаренными сосисками, оказалась в самый раз. А если готовить с помидорами и луком, то получится вообще сказочное блюдо. Хочешь не хочешь, а захочешь.

Я собрался, взял себя в руки, и пополз на запах. Однако в гостиной натолкнулся на пристальный взгляд с прищуром — Дик косился в мою сторону, скаля зубы. Явно недружественный жест, произведенный хоть и с опаской, но имеющий под собой некоторые основания. Вышло так, что совсем недавно хозяйка собачки стонала и вскрикивала за этой дверью, куда входить ему строго-настрого запретили.

Вильнув ответным взглядом, я просочился мимо. Овчарку понять можно, все участники романа еще не успели привыкнуть друг к другу. Ни цветочно-карамельного периода не было, ни походов в кино. Даже вздохов под луной не случилось! Как-то сумбурно все вышло. Переглянулись, улыбнулись, и без раскачки приступили к интенсивной терапии.

Теплый душ придал мне сил. С независимым видом я двинулся на кухню, полностью игнорируя собачью враждебность.

— О, привет! А я собиралась тебя будить. Будешь кушать? — радостно воскликнула валькирия, мимоходом целуя в щеку. — Яичница немножко готова.

Летая по кухне, Хильда цвела и пахла, глаз не оторвать. От такой красоты оживают сухие цветы! Есть еще женщины в шведских селениях… Порох в пороховницах тоже оказался. А более удивительной выглядела аура девы — и без того цельная, казалось бы дальше некуда, сейчас она налилась густым алым цветом. Это цвет активной жизни, войны и сексуальности. Таким людям угрозы не страшны, они готовы к вызовам. Если бы требовались доноры здоровья, эта дева могла стать первой.

Наблюдая за тем, как я сметаю угощенье, Хильда смущенно улыбнулась:

— Погуляешь с Диком немножко? А я тем временем пай допеку.

— Что есть пай? — прошамкал я.

— Это такой большой пирожок с лососем, луком и яйцом, — охотно пояснила она, с рыбацким размахом показывая размер пирожка. — Тесто здесь хитрое, на кефире. В Новгороде это зовется кулебякой, а в Гетеборге рыбный пирог величают «пай».

— То есть шведы заворачивают лосося целиком?

— Нет, — улыбнулась она. — Рыбу разделывают и кости удаляют. Это же пирожок, а не походная запеканка! Так что, погуляешь с собачкой?

— А почему нет, — прожевал я последний кусочек ветчины. — И рыбник уважаю, и Дика выгуляю. Только собачке объясни, что я не агрессор.

— А кто?

— Друг, товарищ и брат. И пусть не смотрит на меня волком!

Объяснение на немецко-шведском диалекте последовало незамедлительно. При этом пес жал уши и недоверчиво поглядывал в мою сторону. В завершение инструктажа мне вручили пристегнутый поводок.

У елочно-тополиной рощицы, куда целенаправленно тянул Дик, наблюдалось странное оживление в виде людей и машин. Уже известный «мерс» оказался не одинок на обочине жизни. Позади него пристроилась целая автоколонна: мрачно тонированный «ренджровер», белый микроавтобус с надписью «лаборатория» и полицейский бобик.

А под тополем копалась группа космонавтов в прозрачно-белых костюмах биологической защиты. Похоже, что работают не военные химики, а обычные медики из СЭС. У военных насчет порядка не забалуешь, в оцеплении стояли бы солдатики. Скорее всего, мирные врачи предположили какую-то кишечную инфекцию вместо химической атаки, вот и берут образцы. В голову пришли весенние стихи:

А Ленин всех послал на Первомай.

А ну-ка все на Первомай!

И сам Ленин пошел на Первомай.

И сам пошел на Первомай.

В подтверждение моей гипотезы, основанной на догадках, место происшествия не блистало пестрыми лентами ограждения и знаками радиационной опасности. Видимо, эту опасность еще не обнаружили. Впрочем, какая-нибудь дизентерия — тоже сомнительное удовольствие. А ведь через дорогу, именуемую «улица Янтарная», расположился одноименный поселок Янтарный.

Местечко известное, даже знаменитое. Тут проживает наш губернатор, и не только он. В смысле, не только нынешние, но и бывшие властелины региона, окруженные приближенными рыцарями. Неплохую хатенку построила министр здравоохранения области, а также множество других крупных людей. Пикантно выйдет, если добытчики проб найдут какую-нибудь инфекцию в грунте, и жителей хутора решат эвакуировать в безопасное место.

Впрочем, зря сгущаю тучи. Все, кто решает подобные вопросы, сами здесь живут. Рядом с винным погребом у них наверняка вырыт бункер, в котором можно пересидеть грозу. В этой связи возникает вопрос: если должность губернатора существует черти сколько лет, тогда почему область до сих пор не именуется губернией? Ладно, это лирика.

У «ведровера» галдели земляки потерпевшего юриста, такие же небритые гасконцы. А трое полицейских изображали жидкое оцепление. Один из них махнул мне рукой, издали посылая взад. Если выражаться культурным немецким языком, сей условный знак означает «нах цурюк». Когда-то Валерий Шаповалов выразил подобный жест словами. В смысле, стихами песенки «Туда низзя, сюда низзя, никуда низзя»:

Стой, кто идёт? Предъявите паспорт.

Остановись, живое существо.

Ответным приветственным знаком я изобразил, что намек понял. Именно так делал товарищ Брежнев, благословляя граждан с трибуны Мавзолея. Сюда нельзя? Ну и ладно. Подумаешь, не очень-то и хотелось! А собачка со своими делами может прямо здесь управиться. Что мы забыли в той роще золотой? Глупые привычки. Даже журавли, печально пролетая, уж не жалеют больше ни о ком.

— Дик, цурюк, — сказал я культурно, но твердо. — Хенде хох!

А затем задрал ногу, поясняя команду.

— Ситцен и кахен а-а!

Пес перестал рваться вперед, недоуменно уставившись на меня. Он даже нижнюю челюсть уронил, вывалив язык.

— Чего не понял, собакен? — вздохнул я и, усиливая эффект, даже покряхтел немного: — Давай-давай, дружище, а-а. И пи-пи заодно.

Собачка прониклась, отнеслась к команде добросовестно и крайне серьезно. А после гигиенических процедур я отступил от зараженной рощи еще дальше, чтобы взяться за налаживание отношений с овчаркой. Совместная прогулка хороша тем, что брошенная палка сближает. Несколько кусочков сыра, припасенных заранее, этому делу тоже способствуют. Приманывать чужую собачку, конечно же, грех. Но что поделаешь, враг возле Хильды мне не нужен.

И только дружба начала зарождаться, как из телефона постучался старый приятель. Пришлось в темпе сворачиваться и двигать «нах хаус».

Глава пятьдесят четвертая, в которой одна голова хорошо, а две головы — сиамские близнецы

Людям свойственно меняться со временем, но Григорий Балала был из редкой породы живчиков и неунывающих оптимистов. Приятель смотрел на мир с хитрой иронией, что добавляло очков в моих глазах. Его узкие глазки при желании можно было назвать прекрасными, только не каждому удавалось разглядеть их сквозь щелочки. Кстати, подобные шуточки Балала принимал без обид, поскольку сам считался мастером подначек.

В прошлом году Гриша как-то ночевал у меня дома, припозднившись после очередного банкета. И я втихаря прокатил его на черном одеяле. Это прошло незаметно для него, но сильно отразилось на лице — товарищ посвежел, зарумянился и прекратил лысеть. А жизнерадостность его только увеличилась.

— Неукоснительный привет! — сообщил Балала, с интересом оглядываясь.

На тайную встречу он явился в цивильном костюме и с коньячным выхлопом. Ну а что: пост сдал, пост принял, немножко и на грудь принять можно. Именно этому учили Штирлица в разведшколе — соблюдать железные правила аперитива. А правила требуют за час до мероприятия хлопнуть стопарик коньяка, чтобы не окосеть на дружеской вечеринке.

Ресторанный столик оказался оформлен красиво и в соответствии с заказом, на две персоны. Белоснежная скатерть позволяла себя разглядеть — пока что здесь красовались лишь прохладительные напитки да холодные закуски, как и положено в приличном заведении. И правильно, ресторану надо работать в ритме. Остальное подадут в указанное время, «пока недремлющий брегет не прозвонит ему обед». Заказ сделан по интернету, время обозначено, аванс с телефона списан. Современные технологии рулят, осталось проверить качество меню.

Следуя новомодным обычаям фэншуя, местные дизайнеры придвинули к столу округлый пухлый диван, украшенный подушками. С другой стороны приставили привычные стулья, на них мы и уселись. Без лишних слов я разгрузил пластиковый пакет, в котором таилась передача для товарища — кусок рыбного пая и пара пузырей вискаря. Это не взятка от Хильды, а так, знак доброго расположения. Широким жестом валькирия выражала надежду, что добрый союзник в этом деле нам не повредит.

— Ну ни фига себе пирожок, — выказал восхищение Гриша, безжалостно отгрызая край. — С утра маковой росинки во рту не было, а здесь такое! Уважаю баню, водку, гармонь и пирог с лососем.

— А виски? — не удержался я от ехидного вопроса.

Нежным жестом Балала прикоснулся к подарочным бутылкам.

— Односолодовый напиток «Лафройг» — это легенда, Михалыч. Песня шотландских холмов. Заранее скажу тебе: мне понравится. А ирландский нектар «Бушмилс», который с черной этикеткой как этот, так ваще крутизна!

— Ну, если напиток годный, тогда рассказывай, — повелел я, скручивая голову «Лафройгу».

— Погоди, — отмахнулся Гриша, сморщив нос. — Дай насладиться густым ароматом торфа! Это тебе не фенольный запах шпал, и не жуткая вонь бинтов с мазью Вишневского. Это классика жанра, что в переводе с шотландского означает «живописная долина на берегу широкой бухты». Понял?

По очереди изобразив горниста в пионерском лагере, мы немедленно продегустировали импортный напиток. Так, всего лишь губы смочили, чтобы оценить вкус. И только затем, почмокав, разлили легенду болот по низким стаканам с тяжелым дном. Эти роксы понятливый официант нашел мигом. Вместе с посудой он изыскал нарезку слабосоленой семги — данный продукт Гриша потребовал для аутентичности. Так и пояснил: шотландцы, мол, всегда загрызают «Лафройг» морепродуктами, сидя на берегу широкой бухты.

— Может, селедочки заказать? — осторожно поинтересовался я.

— Не путай шотландцев со шведами, — ухмыльнулся Гриша. — Селедку уважают в Стокгольме, кушают это каждый день. Я там бывал, знаю. В шведском ресторане главное блюдо подают вместе с прищепкой.

— С прищепкой? — не понял я. — Зачем?

Балала заржал:

— Нос закрывать!

Официант, хлопотавший у своего буфета неподалеку, улыбнулся вслед за мной. Типаж этого человека, косящего под итальянца, заставлял задуматься. И поверить, будто какое-то грузинское племя заблудилось на Апеннинском полуострове, в районе Сицилии. Впрочем, почти так же выглядят и баски, и гасконцы, и арабы. И внутри себя они так же клокочут необузданным темпераментом.

Чернявый горбоносый парень с тонкими усиками, украшенный длиннющим передником-юбкой, не стал возражать постороннему алкоголю. Более того, выставил на стол специальную теплую минералку, понимающе подняв бровь. Настоящий «Эвиан» без газа, не какой-нибудь поддельный «Боржоми». Хотя и то и другое прекрасно умеют делать в поселке Чалтырь, расположенном под Ростовом.

Что касается культуры пития виски, то на островах имеются четкие правила шотландского этикета, неведомые многим. Тут всё просто: добавки исключены, поскольку портят сложный аромат напитка. И если кто-то скажет вслед за Юлей Зиверт: «анестезия, в ней кубики льда», то нет, понимающие люди пьют напиток чистым. Безо льда, и лимонад льют только в рядовой бурбон.

А вот покупая виски «Белая лошадь» или «Черный Бархат» в магазинчике у дома, следует обязательно прихватить бутыль кока-колы, чтобы забить запах гаража и деревенской сивухи. Ну и лед из морозилки в этом случае непременно пригодится.

Шотландцы употребляют «Лафройг» сам по себе, вот и все правила. Единственно, что в виски можно добавить другой виски — это именуется «купаж». Иногда в крепкие сорта «живой воды» подливают обычную воду, для усиления дымного вкуса напитка. И всё. Шорох льда и чернота кока-колы — чисто американский прикол, широко растиражированный по всему миру.

— Нормально, Григорий? — на всякий случай поинтересовался я мнением товарища.

— Отлично, Константин, — снова принюхался Гриша. И неожиданно процитировал Юлю Зиверт, хотя вслух я ее не упоминал: — Твоя эйфория наполняет меня.

— Да?

— Короче, класс, — кивнул он.

— При открывании бутылки используется четырнадцать мышц, — кивнул я в ответ. — Это большой спорт.

— Класс — сказано не о тебе, — обломал он меня. — Речь за виски.

Товарищ глотнул и шумно выдохнул богатые ароматы шотландского перегноя. На реплику гурмана мне оставалось лишь пожать плечами:

— Не знаю. С чего ты взял, что запах торфяного болота может быть благородным?

— Ты не понимаешь, — покачал головой Балала, закатывая глаза. — Нет у некоторых людей чувства прекрасного. У тебя, видимо, тоже. Это же Лафройг, двадцать пять лет выдержки!

— И что?

— Со слепым и глухим бесполезно спорить, — горько резюмировал приятель. — Глядя на тебя, ясно видишь наивную жертву советского воспитания и кремлевской пропаганды.

— Может быть, — не стал возражать я. — Если в анкете мне попадается вопрос насчет отношения к алкоголю, всегда пишу правду: «Пью. С огромным отвращением».

Посмеявшись вместе с приятелем, я тут же нанес ответный удар ниже пояса:

— Тогда в следующий раз, когда в гости заглянешь, гранатовую настойку предлагать не буду. И заодно мандариновую.

Гриша заткнулся, переменившись в лице. А я добавил:

— Еще глоток Лафройга, и ты на волынке заиграешь! Сдается мне, что от этих болотных благовоний кое-кто впал в религиозный экстаз. Медицина такой закидон называет аффективным сужением сознания.

— Об чём парле медицина? — не понял Балала.

— Не рубишь, и не надо, — ушел от вопроса я, чтобы задать свой: — А чем классный виски отличается от доброго самогона, знаешь?

— Чем? — буркнул он, разливая по новой.

— Ничем, — резюмировал я, выдыхая носом. — Только понтами.

Основания так считать у меня были, хотя именно в этом напитке понты оказались весьма достойными. Да, вкус неплохой. Но в глубине своей души любой вискарик всё равно самогон. Обычный самодур, настоявшийся в дубовой бочке. И если так, то зачем платить больше? Всякие травки у меня есть, дубовый бочонок найдем. Годик-другой настойка постоит, потом Гришу за уши не оттянешь!

В углу возвышалась небольшая эстрада, и сейчас на нее ловко запрыгнули две певички в узких платьях. Блондинка в черном, брюнетка в светлом. Эффектные девушки… Музыкальных инструментов не заметил, их заменял ноутбук. Живая ресторанная музыка нынче выглядит именно так — натуральным является только вокал. Впрочем, голос тоже пропускается через компьютер, где корректируется и модулируется вплоть до изменения тональности. Ничего не поделаешь, современное искусство до краев наполнено психоакустическими искажениями и звуковыми эффектами.

Ранний вечер в ресторане означает исключительно прием пищи, и немногочисленные едоки занимались именно этим. Пик активности здесь мало связан с ужином, движняк наступает несколько позже. Но работа есть работа, и солистки принялись ее исполнять — без проволочки затянули грустную песню, очень близко копируя тембр Юли Зиверт в треке «С неба лей, не болей».

Приятная стильная вещь. Правда, с нарочито невнятной дикцией проблемы — и язык вроде бы русский, только половину слов ни черта не поймешь. Что делать, сейчас модно вот так петь загадочно, кидая рифмы на панчи. И если кому-то очень хочется вникнуть в смысл текста, это надо делать в интернете.

Зиверт в последнее время на слуху, во всех хит-парадах звучит на завтрак, обед и ужин. В своих видеоклипах выступает одетой, и одетой прилично. Такой подход резко выделяет девушку из толп звездной попсы, предпочитающей надевать на тело одни лишь сапоги и стразы. Кстати говоря, «Зиверт» — это не про радиацию. Это настоящая фамилия, в отличие от кликух системы «Моргенштерн».

Юля мало похожа на человека из богемы, она не пьет и не курит. Не замечена в скандалах, что вообще нонсенс. В то же время певица Зиверт приметная артистка, икона стиля и вкуса. Любительница винтажа в одежде и музыке, скромная девушка без закидонов — такой показалась мне картинка из телевизора, которую наблюдал недавно. Мощная энергетика и обаяние певицы несомненно. А что, у молодежи вся эта лайф в кайф, а флэт полон флэка.

И тексты у нее осмысленные, так что певица приятная со всех сторон. В композиции «Лайф» она применила микс английского языка с нижегородским диалектом, что могло показаться забавным. Однако такое исполнение пришлось публике по душе. «Эври тайм ю хир ай кэн лав, донт ю ноу ай бин вэйтинг со лонг». Впрочем, это надо перевести:

Каждый раз, когда ты рядом, я могу любить.

Разве ты не знаешь? Я так долго ждала…

Подари мне это безумие, будто в первый раз,

Просто останься и взгляни мне в глаза.

Несложные стихи, но звучат, потому что песня исполняется от души. И сегодня ресторанные певицы тоже старались. По своему опыту скажу: редко кому удается перепеть оригинал. А уж сотворить достойный кавер в своей интерпретации — совсем трудная задача. Хотя, на первый взгляд, подражать проще, чем создавать самому. Ненуачо? В смысле, что такого на первый взгляд? Бери и делай.

Но если ты взялся за готовую композицию, следует работать со всем сердцем, выворачивая душу. Именно так поступили ребята из группы «Иглз», когда создавали свой хит «Отель Калифорния». Никого не волнует, что вечно молодой «Отель», любимец народа и призер Гремми, полностью слизан с композиции «Мы знали» английской группы «Джетро Талл».

Кстати говоря, у оригинала и стихи более разумные. Речь там идет о жизни и смерти, когда медленный бег наверх заканчивается быстрым падением вниз, на каменистую землю. «Как бы ты ни старался, а зимняя ночь придет к каждому, а вместе с ней придет холод смерти. Все это знают. Только очень страшно, когда пульса нет, и сердца звук стихает».

Так поется в оригинале, у «Орлов» текст совершенно иной. Желающий может погуглить, но речь не об этом. Группе «Иглз» удалось вдохнуть жизнь в непопулярную старую вещь, добавив собственной энергии и несколько изюминок. А гитарные импровизации — это вообще нечто запредельное. Рафинированные англичане из культовой группы «Джетро Талл» не стали подавать в суд на американскую деревенщину «Иглз», однако шуток на эту тему отпустили немало.

Самое смешное, что на композицию «Отель Калифорния», по сути кавер, позже было сделано множество кавер-версий. Кто только не пробовал исполнять! И ни одна из перепевок не оставила следа в памяти людской. Гармоническое сходство есть, слова те же, а кайфа никакого. Видимо, внутри «Отеля» скрыта некая загадка, какая-то искра. Так что любой кавер надо делать от души, как сейчас и поступают девушки на сцене ресторана. Исполнитель должен наслаждаться процессом, иначе нельзя. Лучшей оценкой здесь будет реакция слушателей, и она оказалась восторженной — немногочисленная публика в моем лице, оторвавшись от закусок, захлопала.

Музыкальные размышления прервал официант, неслышно возникший возле стола.

— Камберлендские сосиски прожарились в меру, — сообщил он с итальянским шармом. — Подавать?

— Спасибо большое, — кивнул я. И добавил в голос немного интонаций министра Лаврова: — Пожалуй, мы начнем обедать. Да, Григорий?

Вежливость, но без снобизма — наша семейная черта.

Официант обернулся мигом. Уже через минуту на столе скворчала кельтская рубленая колбаса, сочная и румяная. Скрученная в спираль, она заполняла всю сковороду. Гриша вдохнул одуряюще пряный аромат и немедленно отхватил себе приличный, брызгающий жиром кусок.

— Интересно, а разве кельты закусывают виски вот так, жареными колбасками? — прошамкал он, заливая пожар по рту глотком живой огненной воды.

— А почему нет? Шотландцы хоть и в юбках, но не дурнее других, — хмыкнул я, присоединяясь к пиршеству. — Еще этих горцев, вооруженных заунывными дудками, обзывают скупердяями. Мол, чтоб штаны не шить, женские юбки себе захапали. А дело не в юбке, а в яйцах.

— Правда? — поразился Гриша. — Почему в яйцах?

Пришлось раскрыть и этот секрет:

— Это у русских сила в правде. А у шотландцев сила в яйцах.

— Хм… — начал догадываться Гриша.

И я не разочаровал:

— Они у них стальные. Настолько мощные, что в штаны не умещаются. Поэтому шотландцы ходят в юбках.

Балала заржал, а я закончил начатую мысль:

— Крепкий алкоголь надо именно закусывать, а не запивать какой-нибудь колой.

— Запивать виски — не айс, — согласился товарищ. — Утром можешь пожалеть. Но загрызать колбасой… Не знаю. Это же не водка!

— Да, это не водка, — согласился я. — Это самогон. И что? Когда Хильда жила в японском городе Тоёта, она питалась в европейском зале ресторана. И к шотландскому виски там обязательно предлагали камберлендские сосиски. Потому что это гармоничное сочетание, оно даже звучит в рифму! В свои колбаски кельты умело добавляют перец трех видов, тимьян, шалфей, имбирь и мускатный орех. С таким подходом получается годная закуска.

— Хм, — горячо подтвердил Гриша.

Говорить было трудно, он активно закусывал. В разговор вдруг вклинился официант, подкравшийся сбоку:

— Наш шеф-повар — мастер, — с придыханием сообщил он, выставляя на стол хлебную корзинку.

— Хм, — снова согласился Гриша.

Поправив бабочку на белейшей рубашке, официант закончил мысль:

— Наш шеф-повар перешел сюда из ресторана «Охотник». Этот мастер способен приготовить и оленину, и медвежатину, и зайчатину из обычного куска мяса. Хоть жаркое, хоть бигос. А уж за купаты и говорить смешно — домашняя колбаса, она и в Африке колбаса!

— Хм, — теперь уже хмыкнул я.

Возникла пауза. И это не означало согласие с оппонентом, просто я задумался. Тем временем официант смешался. Сообразив, что сболтнул лишнего, он замолк на полуслове, будто язык проглотил. А затем и вовсе свинтил, шельмец. То его палкой не отгонишь, а тут вдруг с глаз пропал.

Буквально пару дней назад я выгуливал сюда Алену. За мной должок, и желаниям этой девушки трудно возражать. Явилась она на пару с Анютой, и обе они очень нахваливали печеную оленину, фаршированную лесными грибами. Не «три звезды Мишлен», конечно, но достойно. Алена смеялась, что раскрутила папика на дорогущее блюдо и французское вино. А такую ослепительную блондинку в вечернем платье парень не мог не запомнить. Анюта, в юбке до пола и выше тополей на Плющихе, тоже не рядовая девушка… Точно запомнил, гад такой! Весь вечер этот псевдоитальянец возле стола увивался, по поводу и без.

Тогда в глубине моей души зародилось некрасивое желание сломать ему что-нибудь, например, ногу. Или сделать так, чтоб у него в глазах повылазило — из-за опасения, что этот хмырь девчонок танцевать потащит. А что, вполне мог сдать смену, переодеться и пригласить. Дурное дело не хитрое, много ли ума надо?

Ну да ладно, не будем сгущать духоту. Не потащил же, а не пойман — не вор. И насчет оленины тоже проехали, всё равно было вкусно.

Глава пятьдесят пятая, в которой нечего сгущать облака

Округлые крохотные булочки, черные и белые, источали чудный парной аромат. И Гриша тут же схватил верхнюю:

— О, прямо из печки. Шарман!

Аппетит у товарища явно разгулялся. Опасаясь, что мне не хватит, я переложил парочку пампушек себе. А Грише предложил:

— Погодь накидываться. Позже люля-кебаб принесут, сравнишь ощущения. Молекулы виски прекрасно совмещаются с молекулами кавказских сосисок. Обещаю, тебе снова понравится.

— Люля под виски? Хм. Умеешь ты иногда удивлять, Михалыч, — крякнул Балала, отрезая еще один солидный кусман колбасятины. — Чудесная поляна.

Пришлось признаваться:

— Чего ни сделаешь ради женщины.

— Да уж! Женщины, божественные, загадочные и безжалостные… Они тебя любят. И животные тебя любят.

Спорить в этом месте было бессмысленно. Правду в глаза надо выслушивать стойко, какой бы неожиданной она ни была.

— … Знаешь, Михалыч, кошка у тебя живет прикольная, даром что недотрога: брошенный мячик умеет приносить. И овчарка толковая, хотя мячик не носит. Только зыркает, будто я спереть чего-нибудь хочу.

— А ты хочешь?

Балала резюмировал неожиданно:

— Все собачники в глубине души бабники!

— Хм, — кашлянул я от неожиданности. — Глубоко копаешь. Пытаешься понять истину?

— Истину познать невозможно, хотя многие пытались, — отрезал Гриша. — Истина напоминает мне обольстительную женщину — сама высока, красива, сиськи классные. А минет сделать некому. Потому что истину вроде бы видишь, но она недоступна.

— Да ты философ, брат, — прищурил глаза я. — А что ты там говорил про любовь?

— Любовь зла. Она делает мужчин идиотами, — продолжил откровения Гриша. — Но твои женщины как на подбор. Особенно та, что голубоглазая блондинка.

Мне оставалось лишь плечами пожать, разливая напиток. Мысли он читает, что ли? Насчет Алены спору нет, хоть она не моя. Она вообще ничья… «Моей» являлась одна лишь валькирия, и вот она была точно «как на подбор». Другую такую сыскать трудно.

— Почему «как»? — усмехнулся я и, не дожидаясь ответа, перевел разговор в другую плоскость: — Недавно в Соединенных Штатах придумали новый сорт виски, с ароматом бобровой струи. Не пробовал?

Настала очередь прокашляться Грише, демонстрируя этим ответ. А я продолжил:

— Новинку назвали «Оу Де Маск», что в переводе означает «Мускусная вода». Изобретатели утверждают, будто бобровая струя с давних времен используется в качестве ароматизатора, который придает напитку яркий цвет и фруктовый вкус.

— Хр-хр, — снова заперхал Гриша. — А там имеется еще и вкус?

— Да, с оттенком свежевыделанной кожи и легким ароматом ванили.

— Обалдеть, — прошептал Балала потрясенно. — И где они берут эту струю?

— В лесу. Главный компонент доставляют местные бобровые охотники. А потом в «Оу Де Маск» мастера добавляют еще и еловые иглы, имбирь, березовую кору и кленовый сироп.

— Ни фига себе, дикий коктейль… Сам-то пробовал?

Я развел руками:

— Напиток мне не по карману — двухсотграммовая бутылочка весит шестьдесят пять долларов. Но если хочешь, можешь в инете заказать.

— Это же почем выйдет литр? — защелкал Балала головным калькулятором.

От валютных расчетов я отмахнулся.

— Много, моей пенсии не хватит.

— Пожалуй, я тоже обойдусь, — добавив живой и обычной воды, приятель припал к стакану. — Зачем нам эти буржуйские причуды?

Тогда я выложил еще один секрет:

— При мужских проблемах бобровая струя получше Виагры будет. И вреда меньше, поскольку натуральный продукт.

Под таким углом цена в шестьдесят пять долларов уже не казалась чрезмерной. Балала задумался:

— Да, Михалыч, опять удивил.

На этой минорной ноте я посчитал требования этикета исполненными. Ну а что, о жизни поговорили, можно и к делу. В конце концов, истина лежит не на устах говорящего, а в ушах слушающего. Поэтому, повторив привычные движения со стаканом, перешел к предмету встречи:

— А теперь, дружище, удиви меня ты.

Гриша взял паузу на пережевывание, но раздумывал недолго:

— Да запросто. Считай, что твоя потерпевшая купила меня с потрохами. За такую взятку я выдам все гаишные секреты. Грех небольшой, поскольку это не есть тайна великая. Только скажи мне, откуда знаешь шведку?

— Случайно познакомились, — честно признался я. — И между нами пробежала яркая электрическая искра. Потом Хильда призналась, что стрела амура поразила ее прямо в спинной мозг и еще в коленную чашечку. Ходить без меня не может и всё такое. Так прямо и сказала: «Ты застрял у меня в голове и не идешь оттуда».

— Везет некоторым, — завистливо пробормотал Балала. — Парни говорят, что девка — огонь. Румяная, пригожая, прямо кровь с молоком. И по-русски шпарит бодрячком.

Я неопределенно пожал плечами:

— Бывает.

— В этой жизни чего только не бывает, — согласился Гриша. — А про любовь я теперь только в книжках читаю.

— А как же жена?

— Была, да вся вышла, — вздохнул он. — Разошлись, как в море корабли. У нас было много общего: вайфай, кошка, теща, дача… Но не сложилось. Мы давно не в ладах, а последний месяц живем членораздельно. Любовь без радости была, разлука стала без печали.

— Не знал, — искренне посочувствовал я. — Наверно, в чем-то ты был не прав.

— Наверно, — согласился Балала. — Только она тоже достала, пила электрическая. И знаешь, что на прощанье сообщила?

— Что?

— «Арбуз растет, а кончик сохнет».

— Да нет у тебя никакого арбуза! — возмутился я. — Животик только слегка обозначился, но это лечится физзарядкой.

Безнадежно махнув рукой, Гриша вздохнул:

— Ладно. Живот я подтяну, а вот жену видеть не хочется. Так, вспоминаю иногда. Иссяк запал.

— Чего запало? — припомнил я старый анекдот.

— Иссяк, — в тон мне ответил Гриша, а затем неожиданно спросил: — Знаешь, какая самая скучная поза в сексе?

— Нет, просвети неуча.

— Это когда ты сверху, а снизу никого нет.

— Смешно, — признал я сей грустный факт. — «Атас, сюда бежит матрас». Уж не Шендерович ли автор афоризма?

— Иди в баню, — спокойно отбил подачу Гриша. — Шендерович мне не друг, это моё личное наблюдение.

— Да бог с ней, с этой женой, — хмыкнул я. — Найдешь другие варианты.

— Эх, кому я нужен… — снова загрустил он.

— А какие твои годы? — неподдельно удивился я. — Наверстаешь. После пятидесяти жизнь только начинается.

— Думаешь? — засомневался Балала.

— Уверен, — сказал я, наливая еще по пятьдесят. — Предназначение жены — трепать нервы. А любимая женщина нужна, чтобы ты не расслаблялся и не закисал.

— Хм…

Гриша принялся жевать губы, явно готовя возражения. А я взглянул на часы — беседа упорно не желала перетекать в деловое русло. Пришлось добавить в голос немного стали.

— Это всё лирика. Давай ближе к существу.

Гриша тянуть не стал:

— Факты, интриги, расследования? Сейчас даду. Итак, турецкий гражданин, управляя автомобилем «Инфинити» с азербайджанскими номерами, пребывал в состоянии алкогольного опьянения. И в этом состоянии сбил подданную шведской короны Хильду фон Вагнер.

— Погоди, у любого крутого перца должен быть шофер, — заметил я очевидную нелогичность, которая терзала меня с самого начала.

— Был шофер.

— И?

— Так у турецкого миллионщика кровь горячая, адреналин играет, — развел руками Балала. — Водилу пересадил на заднее сиденье, гонщик хренов! Камеры в районе таможни это четко зафиксировали, отмазаться не выйдет. Вот скажи, чего этих пьяных так тянет за руль?

Вопрос был риторический, поэтому я задал встречный:

— А что он там делал, в этом забытом богом месте?

— Проблемы бизнеса на таможне решал. Южное таможенное управление сразу за автосалоном «Тойота» расположено. Кстати, таможенники первыми прибежали просить за партнера. На следующий день азербайджанцы с оптового рынка резко возбудились, принялись раздавать взятки налево и направо. А потом началось страшное.

— Да?

— Кто только нашему начальству ни звонил! Ходоков тоже хватало. Понимаешь, вроде бы обычное дело: легкие травмы. Машины бьются каждый день пачками. Да что тебе объяснять, ты же сам за рулем.

Я кивнул, Гриша глотнул. Потом взмахнул вилкой:

— А тут такое впечатление, будто турецкий султан переехал королеву Швеции. Вообще, ситуация очень напоминает пожар в борделе во время наводнения. Один знакомый чекист мне по-братски шепнул, будто боссы ФСБ тоже выходили на наше руководство. Требовали решить вопрос мирно, то есть спустить на тормозах. Если учесть, что этого же желает следственный комитет и полиция, становится ясно: никто не хочет международного скандала. Зачем раздувать огонь, если все согласны тушить? А твоя дамочка уперлась! Даже шведский адвокат готов договариваться, только она стоит скалой. Еще скандалом в шведской прессе грозит.

— А наша пресса чего молчит?

— Не интересно. Акулам пера важно, чтобы кровь лилась рекой. А здесь обычное ДТП, хайпануть не на чем. Водитель оказался выпивши? Ну и что, с кем не бывает, об этом писать не принято. Кто не выпил, тот покурил, каждый час такое происходит. А кого интересует шведка? Сама вполне живая, шевелится, личико целое. Собачка захромала? Фигня вопрос, хромых собак на улице полно, — Гриша поднял стакан, приглашая чокнуться. — Ну, за здоровье отсутствующей здесь дамы.

Роксы звякнули, мы дружно выдохнули, и он закончил мысль:

— Так что тема дохлая, просмотры и лайки на этом не поднимешь.

Самое смешное, что я тоже так считал. Подумаешь, у кого-то пригорело. Но никто не умер, и в тюрьму нарушитель не пойдет. Ну, лишат прав, большое дело. Наймет водителя. Или вертолет. А так глядишь, хоть денег заплатит. В любом деле следует поступать разумно. А если появилась возможность слупить с паршивой овцы шерсти клок — надо стричь. Чай, не обедняет. И вообще, зачем судиться, гонорары на адвоката палить? Лучше купить себе красной рыбы, и испечь пай. И кулебяку заодно.

Далее пошли второстепенные детали, которые я тоже намотал на ус. Информация никогда не бывает лишней, проверено не раз. Мелочи не обязательно жевать, достаточно проглотить на всякий случай. Жизнь штука такая — слагается из мелочей, где незначительные нюансы завтра могут оказаться важнее всего. Дополняя картину мира новыми красками, мелкие детали позволяют увидеть опасность там, откуда ее не ждешь.

Глава пятьдесят шестая, в которой нам лижут пятки языки костра

По торговой поляне автосалона бродили задумчивые покупатели. С добрым прищуром они кивали головой менеджерам, благосклонно позволяя подстрекать себя к выгодной покупке. И только один я был избавлен от навязчивого внимания пастырей стада. Хильда, стоящая рядом, командирским взмахом отогнала конкурентов, и сама вела рассказ о белом коне «Лэнд Крузер Прадо».

Только что его выкатили со склада, и дева разъясняла мне, какой это замечательный экземпляр. Норовистого жеребца следовало непременно взнуздать и обуздать — убеждала она, размахивая рукой. Чисто Ленин у Финляндского вокзала, нахваливающий матросам броневик «Остин».

Оратор мне попался отличный. Но я не Скрудж Макдак, в золоте не купаюсь. Впрочем, джип могу себе позволить, и получше этого. Оставалось только понять, зачем оно мне надо. Поэтому никак не мог решиться, и от высокой поэзии Хильда перешла к меркантильным аргументам:

— Смотри, Энтони. С директором я поговорила, скидка тебе будет как мне.

— А это сколько?

— Тебе понравится, — отмахнулась она. — Потом мы применим «выгода в цене». Оформим особо льготный кредит. Поставим навороченную сигнализацию в подарок. Дадим комплект зимней резины за полцены. И фирменные эксклюзивные коврики! О техническом обслуживании я даже не говорю, сам понимаешь. Лично сделаю в лучшем виде.

Я начал было склоняться, но тут из-за спины дохнуло холодом. Чуйка явно намекала на мелкие неприятности, и я оглянулся. Двое усатых коротышек, что неслышно подошли сзади, бесстыдно пялились на мою спутницу. Прямо-таки алчно глазели. Через распахнутые кашемировые пальто наблюдались костюмированные животики и ниже них — лаковые штиблеты.

Натуральные персидские гости, блин! На Руси иноземных купцов издавна звали «гостями», но эти пузаны выглядели круче — не гостями, а хозяевами жизни. Однако первое впечатление бывает обманчивым, богатые одежды способны скрывать образ. Если гостей лишить цивильных нарядов, они могут показаться разбойниками. А если нарядить в овечьи шкуры, они станут пастухами. И только в офигительных кашемировых пальто важные гости выглядели хозяевами пастухов.

Прически толстяков отличались разительно. Один был по-ленински щедро лысоват, спереди и сзади. А второй, наоборот, обладал густой шевелюрой, мохнатой до кучерявости. А вот отчаянные усы под солидными носами делали их похожими на братьев. Не Ульяновых, слава богу, а братьев Алиевых из фильма «ДМБ». Поблескивая масляными глазами, оба брата-ихтиандра похабно улыбались. Явно чего-то веселящего покурили…

Тюркскую речь я понимаю плохо, однако матерщинным разговорным языком владею уверенно. И смысл пошлых сальностей уловил: лысоватый кривоногий джигит толковал товарищу о сказочной гурии. В смысле, о цыпочке, которая ути какая лапочка. И с такой сладенькой попочкой, что он готов немедленно скушать эту сахарную сладость. А кучерявый соглашался: мол, если ему доведется умереть на ней, то так и не жалко.

Тысяча чертей! Это они мою женщину обсуждают, что ли? Тоже мне, нашлись любители прекрасного. Козлы с немытыми взглядами!

Почуяв чужие взгляды, девушка следом за мной оглянулась. Вряд ли она поняла заморские речи, но иногда глаза людей говорят лучше слов. На щеках ее проступили красные пятна, а грудь заходила ходуном. В классической литературе начертались бы возвышенные строки: «перси начали взволнованно вздыматься высоко и часто».

Вот только я опередил ее с выступлением:

— Эй, гайван, ты не в своем ауле.

Мягко напоминая гостю правила хорошего тона, я собиралсяпродолжить более резко. Но Хильда, наконец, собралась с мыслями и вставила своё веское слово:

— Видали мы карликов и покрупней!

Эту присказку частенько употребляет Анюта. Видимо, высокие девушки мыслят похожими категориями.

— Что сказала? — возмутился лысый.

А его кучерявый брат высказался более определенно:

— Нет, кушать эту цыпочку не буду. Надо делать секир башка.

Хильда вряд ли поняла, но угрожающий тон уловила.

— Дро эт хельвете, — бросила она по-шведски, а затем добавили немецкое слово: — Лек михь ам арш!

В переводе на культурный русский язык это означает «катись к чертям». Гости и заморскую речь поняли.

— Э, на куски порежу, — грозно пообещал вальяжный джигит.

Смущаться он и не подумал, только глаза засверкали. Поведение человека, выраженное в жестах и мимике, являет стороннему наблюдателю маркеры, которые характеризуют личность. При этом аффектация и открытое проявление враждебности говорит о низком культурном уровне.

Ненависть часто путают с праведным гневом, только откуда у гнева возьмется праведность? С изяществом, свойственным дипломатам, министр иностранных дел Лавров таких типов характеризовал кратко: «дбл, блд».

Но я не Лавров, и бесцеремонное хамство выбесило мгновенно, до белого каления. Без ропота и сожаления меня накрыла черная злоба, а в ушах полковым барабаном заб у хала ярость. Злость вытесняет слабость и прогоняет страх. Как и любовь, ненависть имеет свою особенную сладость, а следом за решительностью идет жесткость.

Выказывать раздражение считается недостойным, по китайским правилам этикета это потеря лица. Ну черт с ним, пусть меня не назовут возвышенным человеком. Вот не получается желать добра всему миру, как это делал Ленин с броневика. Не получается и не надо, хотя библейские догмы рекомендуют возлюбить ближнего своего. А раз это не мой конек, скажем иначе: с волками жить, по-волчьи выть.

Вернее, я так только подумал, а вслух сказал иначе. Ответил резко, не выбирая особенных выражений. В том духе, что вы, толстопузики — кони в кашемировом пальто. И даже не кони, а ишаки убогие. Вы, будучи пленниками необузданной страсти, достойны только овец трахать. И то не здесь, а там, в родных горах. Что касается цыпочки, то эта сладость уже моя. Своё заявление я подтвердил тем, что обнял девушку за плечи.

Финалом спича стала демонстрация среднего пальца. Этот знак, старый как мир, популярен в мире не менее китайского кукиша. Одинокий перст, обозначающий «бесстыдный палец», был известен еще древним грекам. А от них оскорбительный жест стал известен древним османам.

Реакция не заставила себя долго ждать. Левый пузан покраснел пятнами, а правый побагровел целиком. Натуральные вожди краснорожих, блин! Для пламенной речи я выбрал армянский язык, но меня поняли. Грубо поступил, конечно, зато этой аудитории доступно. Красноречивая, а точнее краснокожая реакция сладостратцев означала, что жестикуляция и незамысловатый армянский юмор до них дошел.

В завершения выступления я слегка «надавил» жаждой крови так, что гости отшатнулись. При этом они порывисто полезли за пазуху. Ничего удивительного, горячие парни, и именно так делает крыса. Загнанная в угол, она показывает зубы. Оскалу гостей последовал автоматический ответ — верная «Оса» немедленно прыгнула в правую руку. Бронежилет лег на плечи привычной тяжестью, а рукоять пистолета приятно захолодила ладонь, призывая к действию. Это был логичный позыв. Горцы сунулись к сердцу не для того, чтобы наградить меня ценным подарком.

Основное правило вооруженного конфликта гласит: незачем размахивать оружием в споре. Излишне это, достал — применяй. Короче говоря, бей первым, Фредди. Что я и сделал четыре раза. По два выстрела на тело — один в пузо, другой в лоб. Эффект не заставил себя ждать, сладострастцы кулями повалились на кафельный пол салона. Что характерно, с пистолетами в руках.

А с потолка раздался звон. Не колокольный, а обычный стеклянный звон, сопроводившийся глухим хлопком, будто шампанское открыли. Свет моргнул, и сверху посыпались мелкие осколки светодиодной лампы. Следом за осадками закружился пенопластовый снег, в который обратилась плитка подвесного потолка. Нехорошо вышло, видимо, срикошетила пуля в хрупкое осветительное имущество от какого-то крепкого лба.

Глава пятьдесят седьмая, в которой моей звезды на небе нет, моя звезда давно погибла

Праздно гуляющая по салону публика дружно прыснула в разные стороны, а побледневшая Хильда застыла статуей. Возле меня мигом образовалась личная охрана с обнаженными стволами.

— О, шит, — тихо воскликнула Хильда без особой печали. В ее голосе скорее звучала досада. — Только этого мне не хватало! Энтони, зачем ты их немножко убил? Горцы с некрасиво простреленной головой — плохо. Это крупные неопрятности. Можно же было негромко по башке постучать?

В подобной ситуации один известный киногерой изрек крылатую фразу: «Я Лёва Задов, со мной шутить не надо». А идальго Мигель де Сервантес не замедлил бы высказаться более высокопарно: «Неприемлемое поведение! Это отвратительно, и их намёки оскорбительны». Я же поступил проще, ответил, как оно есть:

— Не убил, а скорее проучил. Таких баранов резиной не завалишь.

Высказанное мной мнение личным не являлось. Бывалые люди, обогащенные практикой, уверяли: травматом убить сложно. Это примерно, как белке в глаз попасть. А резиновая пуля со стальным сердечником, выпущенная с расстояния в пять метров, оказывает лишь нокаутирующее воздействие. Равноценный по силе удар наносит боксер-тяжеловес, и башка не трещит. Дело тут в том, что лобная кость самая крепкая, тверже только бетон класса В40.

Жаль, конечно, ведь интуристы в темных костюмах моменту соответствовали. А черные пальто, как и черные шелковые шарфы, прекрасно момент дополняли. Почтенные путники, спешащие ко всем чертям, вырядились в самый подходящий для похорон цвет. Ладно, бог с ними, добивать не буду.

— Слава господу и небесной царице, — прошептала Хильда, оглядывая двух толстяков нехорошим взглядом. — Очень хорошо, что так просто они не отделались.

— Хочешь добавить?

— На сейчас. Пусть сначала очухаются.

— Ты их знаешь?

— Да, они уже приходили, пару дней назад. Просили заявление забрать, деньги взять.

Тела лежали неподвижно, однако особым зрением я наблюдал движение крови и ауру гостей. Сама по себе аура подтверждала придушенную живость козликов. А положил я их неплохо, мамой святого Патрика клянусь! Стрельба навскидку сродни искусству — пистолет, рука и пуля становятся единым комплексом. Это как укол шпагой в указанное место, достаточно представить точку поражения.

Вот чего не хватало Пушкину в жизни: постоянной тренировки. Историей своего творческого пути поэт нам доказал, что талантливый человек обязан многое уметь, в частности хорошо стрелять. А наука эта нехитрая, если патронов на стрельбище не жалеть.

— Ты, Хильда, находишься под моим покровительством, — сообщил я голосом Терминатора из одноименного фильма. А затем предложил ей довериться: — Trust me.

— Позовешь меня замуж? — предположила она.

— Не сегодня, — покачал я головой. После чего несколько выспренно привел стандартную формулировку московских царей: — Но я буду защищать тебя от всех и всяческих недругов, прибегая в крайней нужде к силе моего оружия. Я их кепка знаешь где вертел?

— Михалыч, ну их нафиг, — спокойно, даже почтительно предложил Седьмой Шрам. — Уходим. Тревожную кнопку я нажал, но пока группа доедет? Этот магазин черти где, а пробки у нас обычное дело, даже за городом.

— Господа, у меня здесь трехкомнатный номер, — напомнила Хильда. — Пошли наверх, поместимся все.

Опускаясь на колени, Четвертая Борода отрицательно покачал головой.

— Нет-нет, из здания надо линять, нечего нам здесь делать. Эти кавказские деятели шастают толпами, потом обложат.

— К главному входу тоже нельзя, — Седьмой Шрам кивнул в сторону стеклянных дверей, — там могут перекуривать водители этих козликов.

Тем временем Четвертая Борода закончил быстрый обыск тел. Взял самое необходимое для дальнейшей идентификации противника: бумажники и телефоны. Пару пистолетов системы «Зиг Зауэр» тоже прибрал, таким шустрым гостям оставлять оружие было бы глупо.

Теперь он обшаривал взглядом свою зону ответственности:

— Хозяйка, из здания другие двери есть?

— Конечно, — кивнула она. — И двери есть, и ворота.

— Ворота нам без надобности. Чай не баре, — заканчивая перезарядку «Осы», я завертел головой вслед за Бородой. — В лаунж-зоне есть аварийный выход, в торговом зале тоже должен быть.

Со стороны служебных помещений салона гулко топала тройка охранников. Девушка за стойкой рецепшена что-то кричала в телефонную трубку. Курильщики, что немалой толпой кучковались возле урны, отвернулись от своего жертвенного алтаря. Выстрелы «Осы» способны мертвого разбудить, и теперь из-за стеклянных стен салона зрители ошалело таращились на два трупа и нашу живописную группу возле них. Именно так шокировались фанаты Лионеля Месси, когда его удалили с поля за грубость.

А вот двое чернявых парней уже не глазели, они деловито спешили к дверям.

— В аварийный выход идти не надо, — сообщила Хильда, поглядывая куда-то в сторону. — Сирена будет громко гудеть. Начальство всполошится, и пожарников разбудим зря. Выведу через сервис.

В нашем тандеме валькирия сумела быть ведущей не только в сексе. Жестом генералиссимуса, что изображен на картине «Переход Суворова через Альпы», она вытянула руку:

— Валим!

— Форватс, — перевел я для непонятливых.

И мы энергично двинули в указанном направлении. Хильда уже открывала дверь с синей надписью «служебный вход», когда из плеча ее плеснул кровавый фонтанчик. Оседая, девушка закричала. Сзади охнул Седьмой Шрам, а меня ударило в спину. Стеклянная дверь осыпалась мелкой крошкой, вместе с этим гулко загрохотала автоматная очередь. Казалось, что звук идет со всех сторон, высокие своды автосалона создавали объемную акустику вокзала.

Череда событий уплотнилась — они валились непрерывно, внезапно и одновременно. И в дополнение ко всему в спину ударило еще раз так, что половая плитка полетела навстречу. Вздрогнув, щека заныла от такого нерадостного знакомства. Встречным порывом зацепило и нос, где что-то хрястнуло. Размывая изображение, из глаз брызнули слезы. В ноздрях хлюпало, позвоночник жгло огнем, а камень пола, наоборот, наполнял щеку холодом.

Никогда такого не было, и вот опять! Дубиной по спине меня били, ножиком резали, из огнестрела гасили, но никогда еще не протыкали копьем. Причем очень тяжелым копьем и насквозь, ощущение было именно таким. Сильно напрягало, что хваленое предчувствие сегодня почему-то вякнуло очень вяло, и то в начале. Обычно волосы на спине дыбарем встают хотя бы за пару минут до серьезных неприятностей, а тут полная тишина. Или моя интуиция считает такие события рядовым пустячком? Или перенесла меня в разряд крутых боевиков класса «рембо»?

Именно в этот момент чуйка заверещала, будто ужаленная: опасность! Ага, спасибо. Конечно, лучше поздно, чем не туда, однако совести у нее нет. Я имею в виду интуицию. Это не ошибка, это хуже, нечто похожее на саботаж. И умирать мне нельзя, и жить теперь бессмысленно — все равно Вера завтра придушит, как обещала. И будет права.

Где-то позади бранился Четвертая Борода, вдохновлено и виртуозно. Он матерился и стрелял. Из своей «Гюрзы» Борода высадил немало, счет шел как бы ни на вторую обойму. И каждый выстрел отдавался пульсирующей болью в позвоночнике, от головы до пяток. Седьмого Шрама я не слышал, а вот Хильда уже не кричала, она страшно хрипела совсем рядом.

Кто-то невидимый ворочал в ране копьем, наматывая кишки на ребра. Дикая боль, смешавшись со злостью, требовала рвать и метаться. И я был бы рад, вот только никак не выходило подняться — руки потяжелели неимоверно. Ватными стали не только руки, но и мысли в голове. Даже вздохнуть не получалось, лишь искры блестели перед глазами.

— Надо было вызвать пулемет, — вяло заворочалась в голове запоздалая мысль.

Хорошая идея, где ж ты раньше была? Красоту берегла…

Красавец РПК-16 пустынной расцветки, снабженный глушителем и солидной банкой на 96 патронов, хранился дома, в оружейном сейфе. Из всех подарков полковника Трубилина, коих уже накопилось немало, ручной пулемет показался мне наиболее соответствующим моменту. И мысленно я потянулся к нему. Однако тягучее и затухающее устремление завязло в пространстве, как муха в меду.

Полуживая лампа дневного света бесила неимоверно, она щелкала и блымала над головой. Это мерцание заставляло осколки стекла, усыпавшие пол, сверкать ярче неба в алмазах. Воздух обратился в вязкое тесто, его приходилось буквально заглатывать. Трепетные блики звездочек выдавливали новые слезы, поверх рези навалилась усталость. Перемежаясь полосами черноты, волна немочи притупила чувства. Невидимая сила повела реостат яркости на убыль, мир медленно потускнел. А потом свет погас.

Седьмой прыжок с кульбитом

©Автор Владимир Сербский

Седьмая книга цикла «Прыжки с кульбитом». Более подробно об этой истории на страничке автора:

https://author.today/work/11844«Прыжок с кульбитом и валидолом».

Все события, описанные в тексте, являются вымыслом, совпадения следует понимать как случайность. Времена года, названия банков, новости из телевизора, размеры обуви и фамилии действующих лиц выдуманы, и не имеют ничего общего с реальной действительностью.

В книге присутствовала нецензурная лексика, но ее вырезала цензура, а цензурную брань заменила эвфемизмами. Полная версия за отдельную плату не поставляется. Тем не менее, невзирая на перлюстрацию, назначены ограничения, поскольку текст содержит информацию, запрещенную лицам моложе 16 лет. Дело в том, что имеются сцены курения табака и пития вина. Напомним, минздрав предупреждает!

Повествование ведется от первого лица. У отдельных читателей может сложиться впечатление, будто мнения автора и главного героя переплетаются с позицией редакции. Это не так — правда одна и у каждого она своя.

Пишите ваши комменты в личку http://author.today/u/vn3738

или на почту vn3738@yandex.ru

Вместо предисловия

Мир сошел с ума. Эту краткую мысль высказывают эксперты, однако внятного объяснения не дают. Специалистам вторят блогеры и прочие говорящие головы, которые не умеют отмалчиваться. Имитируя апломб, они с умным видом чего-то толкуют нам отовсюду. Только вот комментарии их вздорны, а события, неразумные и нерациональные, продолжают свой бег.

Бесспорного понимания нет ни у кого. Хотя эксперты, несущие пургу, выглядывают из телевизора пачками. Четкости нет оттого, наверное, что слишком много всего навалилось. Как сказал поэт, «все вокруг с ума свихнулись — даже кто безумен был. Но примчались санитары, зафиксировали нас». Крепко так зафиксировали, в позе «самоизоляция». Совсем сбило с толку заявление отдельных санитаров, будто пандемия, о которой так много говорили в телевизоре, таковой не является. И маски на прогулке вас не спасут, как бы хуже не наделали.

Помешательство на волне коронавируса обнажило несовершенство этого мира, до самого дна глобального коллапса. Поднятая прессой шумиха очертила контуры воронки с пузырями, и основная проблема теперь не в уровне опасности вируса. В том смысле, что проблема не в пандемии, хотя болезнь, безусловно, имеется. Как имеется среди людей ветрянка, скарлатина и много еще чего заразного. Различные виды гриппа тоже никуда не делись: свиной, птичий и даже верблюжий, который мерс…

Туберкулез пока не побежден. Только больных чахоткой почему-то не мониторят по телефону, к самоизоляции не принуждают, и не штрафуют за отсутствие маски в публичном месте. Да, ковид — болезнь тяжелая, последствия плохие, но бейте меня семеро, не пандемия. Что это за карантин, когда мусор выносить можно, а посидушки на лавочке караются штрафом? Для чего запрет на лечение плановых больных? И почему по магазину все шастают как хотят, но у кассы обязательно соблюдать дистанцию? И глупый вопрос, зачем при этом закрывать лицо маской, остается открытым. Ведь допускается любая тряпка на носу, даже самая замызганная. Полная фигня, больше похожая на истерику.

Заразные хвори приходят и уходят, только вот в человеческом море бывали волны и пострашнее. Совсем недавно, в святые девяностые, народу померло больше, чем в любую эпидемию. По сути, причина там была тоже экономическая — они не вписались в рынок. (Не думайте об этом, новые вырастут. Так сказал фараон, он был очень умен).

А вирус сарс? В начале 21 века данная атипичная пневмония, имеющая все признаки ковида с его обязательным воспалением легких, прошла по России обычным информационным фоном. В Юго-Восточной Азии люди болели тяжело, однако санитары панику не поднимали и психических атак не устраивали.

И даже если сделать допущение, что ковид-19 — не вспышка очередной заразы, а серьезная эпидемия… То все равно непонятно, почему на шумиху бросили все силы. Население принялись спасать так агрессивно, что оторопь берет. Границы перекрыли, работу остановили, гулять запретили. «Эй, моряк, ты слишком долго плавал»: туда не ходи, этого не делай, остановись, живое существо. Сиди дома, это полезно. И окончательно спасти тебя может только повальная прививка…

Ой ли? А вы, голубчики, не брешете? Я не так хорошо разбираюсь в проблеме, как блогеры из интернета, но понимаю четко: танцуют все. Без отдыха кружатся в смертельных объятьях и ваксеры, и ковид-скептики. Причем мутные противники прививок врут так же нагло, как и ясноликие поборники вакцинации. Вот уж где горе от ума, чума на оба эти дома… В борьбе за наше здоровье сквозит нечто нездоровое и пугающее — видимо, расчет на то, что оттопыренные маской уши способны принять больше лапши.

Центральным событием в мире стал коронавирус, всё закрутилось вокруг главного персонажа. Об этом, видимо, писал поэт Светлов. Правда, сто лет назад, но очень точно:

Он давно в дорогу вышел,

И звучит, как торжество,

И звучит, как разум высший,

Сумасшествие его.

А пока санитары устраивали жесткач, волна пошла по всему миру. После чего из-за дымовой завесы панического страха вылез кризис. Теперешняя беда выглядит так: эксперты не предлагают образа будущего. Либеральная модель закончилась, а что дальше, никто не знает. Странный, пугающий парадокс заметила даже Светлана Лобода. «Мы взлетали над этим миром, заходили в крутой вираж. Мы сумасшедшие пассажиры, обезумевший экипаж». И весьма точно подмечено, что этот полет — под лёд.

Пробив дно, мир ощутил под ногами опору. Временно, конечно — платформа скользкая и наклонная. Соединенные Штаты, подсвечивая себе синяком под глазом, продолжают катиться в тартарары демократии. Имидж «Топ дога» шатается, собственная страна горит в прямом и переносном смысле. Дело пахнет упадком и распадом, а в штате Техас независимость бьет в нос очень остро. В воздухе так и носится: «Долой оккупацию Вашингтона»!

Что касается Штатов в целом, то там додумались до превентивного демократического переворота. Президента Трампа собрались убрать с политической сцены, поскольку он щенок Путина. Смелое заявление. Иначе говоря, «этот президент сломался, несите другого». А что, очень может быть. Когда жизнь превращается в регби, победу обеспечивает сильнейший игрок нападения, то есть мастер продавливать оппонента. Конечно, игра не окончена, любой упавший боец может подняться. А для начала Трампа начали потихоньку банить в мире кривых зеркал, где не всё так однозначно. Да уж, заблокировать аккаунт президента в Твиттере — сильный ход в стране самой передовой демократии. Даже Светлана Лобода не догадывалась, что так можно оборвать любой полет.

С деньгами тоже непонятка. США, вожак свободного мира и агитпункт либерализма, накопил безумный государственный долг. Такой пассив, что цифр на калькуляторе не хватает — отметка в тридцать триллионов долларов не кажется фантастикой. Собственно, эта цифра и пределом уже не выглядит. Счетчик моргает со страшной силой, триллионы летят со свистом у виска. Не отстают от лидера и партнеры, там тоже бешеная машинка щелкает.

Германия напрягает все жилы, но уже не в силах содержать Прибалтику с Польшей. И еще одного лимитрофа в лице Белоруссии им точно не потянуть, хотя тяпнуть хочется из принципа. По крайней мере, либеральная демократия уже признала Светлану Тихановскую своим гуайдо. В желтой майке лидера оппозиционная домохозяйка финишировала в Литве, откуда сделала предложение батьке. Мол, ' сдавайся, будешь белый булка кушать'. Но она там, а Лукашенко здесь. И радость победы омрачает лишь одно: сорок тонн белорусского золота арестовать не выйдет. В отличие от Венесуэлы, оно хранится дома, в Национальном банке страны.

Деньги важны, они решают многое, только проблема лежит глубже. Экономика нас учит, что мало быть хозяином денег, надо еще их освоить. Дабы получить блага, необходимо иметь ресурсы, чтобы потом произвести товары. Есть и иной путь, если просто отнять то и другое. «Чтобы выжить, надо грабить». Поэтому у Венесуэлы отжали золотой запас страны, хранящийся в Лондоне. А президент Соединенных Штатов, отбросив всякие приличия, объявил сирийскую нефть своим национальным достоянием. «Это наша нефть, мы ее защищаем» — честно сообщил Дональд Трамп. Какая, нафиг, борьба с терроризмом? Вы чего? Трясти надо, в смысле качать, пока не вскипело. А горячим здесь пахнет давно — нефтяные поля Сирии плотно контролируют американцы.

Однако грабить слабые страны всё труднее, именно поэтому возвращать долги никто не собирается. А зачем? Глупо отдавать деньги взад, когда можно напечатать себе еще. Эмиссия доллара зашкаливает, однако других вариантов у хозяев денег нет. Старый проверенный инструмент — мировую войну — применять сейчас боязно. Санитарам и их боссам со светлыми лицами громко обещано, что ответка прилетит непременно: нам не нужен мир, в котором не будет России.

Понимания такая позиция не нашла. «Вот на хрена русским гиперзвук? И на кой черт им сдалась крылатая ракета с ядерной силовой установкой?» — вскрикивает маршал Биллингсли. Не по нраву ему «Буревестник», черной молнии подобный. Неизвестное пугает, ведь у русских еще есть «Посейдон» с ядерным двигателем. Карамба! Американская программа первого удара стала выглядеть обесцененной, а мотив для первого удара сильно ослабел.

И это логично, иначе с джентльменами нельзя. И что теперь делать, сэрам непонятно: операция по демонтажу России силами самой России сильно забуксовала. Русских с русскими возле Донецка они стравили, только как-то вяло вышло. Люди гибнут каждый день, однако до настоящей войны дело еще не дошло. Теперь стравливают русских с русскими в Белоруссии — вдруг здесь рванет? А гуманный Запад сразу на помощь придет, введет миротворческие силы.

Управляемый хаос еще не перешел в идеальный шторм. Кризис только углубляется и, отвергая капитализм с цифровым концлагерем и правами половых меньшинств, мировая экономика оставляет себе всего три варианта развития. Модели хорошо знакомы и опробованы: это национализм, религиозный фундаментализм и социализм.

Национализм с его нациками и фашистами характерен для цивилизованного Запада, религиозный фундаментализм с его отказом от демократии присущ древнему Востоку, а Россия хорошо знакома с социализмом. Не вдаваясь в подробности, отметим, что возможность резкого экономического роста доказана только социализмом. Это не единственный образ возможного будущего, но других пока особенно не видно.

Надо понять, что Россия уже наигралась в капитализм. Мы живем в реальности, где левый поворот неизбежен, как и воссоздание старой империи на новых экономических принципах. А в той, другой реальности, важным станет не допустить правого поворота. Так считают наши герои. А что думают их противники, большой тайной не является — они действуют по плану.

Наиболее наглядно это проявляется в Донецке, где подписанные соглашения не соблюдаются с особым цинизмом. Союзное с Белоруссией государство им тоже не по нраву, а тесные экономические связи с Казахстаном ранят, как острый нож в сердце. На Кавказе крупнейшее американское посольство поет сладкие песни, Армения стонет и трепещет, но еще не рухнула под барабанную дробь искусителя. Верно сказано: куда ни глянь, везде море…

Так что будут гадить, они это умеют.

Второе предисловие

Ведущий аналитический институт RAND Corporation, работающий в интересах правительства США, опубликовал откровенный доклад «Как перенапрячь Россию: конкуренция с выгодных позиций». В докладе отмечается, что Россия обеспокоена инициативой Запада по поводу смены своего режима, вероятной потерей статуса великой державы, и даже готовится к военному нападению.

В докладе признается уровень и роль России в мире — это уже не бензоколонка, притворившаяся страной. «Российская Федерация является чрезвычайно могущественной державой, которая, несмотря на свои системные недостатки, может быть равным конкурентом США в некоторых ключевых областях. При Путине страна приобрела экономическую мощь и международный вес, и теперь может похвастаться гораздо большими военными возможностями, чем любая другая страна с аналогичными расходами на оборону. Россия приобрела вес до такой степени, что может оказывать влияние на ближайших соседей».

Что же, в этом есть определенный резон. Индекс огневой мощи (без ядерного оружия), рассчитанный по пятидесяти критериям, вывел Россию на первое место в Европе и второе место в мире. Расчет рейтинга, проведенный авторитетными экспертами GFP, учитывает не только количество военной техники, но и её боеспособность, а также показатели обеспечения ресурсами, людскими и материальными. Не менее важным считается стратегическое положение страны.

Какой же вывод делают аналитики RAND? Оказывается, Российская Федерация не только может угрожать, но и угрожает Соединенным Штатам иными способами, нежели обычный военный конфликт. Куба расширяет связи с Москвой, оборот растет. Китай, Иран и Индия в этом же тренде. Поссорить Россию с Турцией не удалось. А Венесуэла держится на плаву исключительно по вине Кремля, и это будут исправлять. Для противодействия России необходимы ненасильственные шаги, которые задуманы, чтобы вывести противника из равновесия. Россию следует принудить к конкуренции в областях или регионах, где у Соединенных Штатов есть конкурентное преимущество.

В экономической области предлагается проводить политику, которая расширяет мировые поставки нефти, и тем самым снижает мировые цены, ограничивая доходы России. Введение более жестких санкций приведет к ухудшению состояния российской экономики. Если санкции будут всеобъемлющими и многосторонними, это выйдет эффективнее, чем поддержание низких цен на нефть. Так считают аналитики, и не желают зла Алексею Навальному. Ничего личного, только слишком уж выгодным выглядит его троекратное отравление. Похоже, что фигура глобального мыслителя современности пошла в обмен на санкции.

Аналитики из-за океана беспокоятся о Европе — предлагают повысить ее способности импортировать газ. Ресурсы надо брать от других поставщиков, помимо России, а лучше — вместо России. Это представляет собой третье, более долгосрочное и более дорогостоящее усилие, которое могло бы экономически ограничить Россию и защитить Европу от российского энергетического принуждения.

Следующий шаг тоже не нов: поощрение эмиграции из России хорошо образованной молодежи, и в первую очередь айтишников. Это может помочь Соединенным Штатам и навредить России. Однако последствия, как положительные для Соединенных Штатов, так и отрицательные для России, будет трудно заметить сразу, кроме очень долгого периода.

Этот доклад «фабрики свежих мыслей» опубликован год назад, в 2019 году, и все написанное успешно воплощается. Что касается идеологической сферы, то влияние России в мире заметно, и противодействие обходится слишком дорого для США. В Сирии, на Украине и в зоне Кавказа работать стало трудно из-за активизации действий Российской Федерации. Рефрен «русские плохие, и в России всё плохо» начал давать сбои.

Относительно Белоруссии (еще год назад!) аналитики отмечали слабые перспективы цветной революции в Минске. По их мнению, Россия может вмешаться военным путем, чтобы предотвратить революцию. Этот законный ход расширит возможности Кремля, и в целом будет рассматриваться как неудача для США.

При этом аналитики настаивают: необходимо продолжать давление на союзников по НАТО с целью повышения возможностей их собственных сил, что может привести к более продуктивному использованию ресурсов Запада. «Чем ближе к российской границе расположены эти силы, тем больше вероятность того, что они вызовут напряженность. Более масштабные, более частые и непродолжительные учения НАТО могут усилить сдерживание, продемонстрировав решимость Североатлантического союза и возможности подкрепления, и могут вызвать сдвиги в сторону роста в российских затратах на оборону». Всё это на английском языке звучит просто: «надо нагреть ситуацию у границ», чтобы «свести Россию с ума».

Рассматривая Россию в качестве реалистичного условного противника, Пентагон намерен приобрести боевые вертолеты Ми-24 или Ми-17, а также легкие самолеты типа Ан-2. Авиационная техника необходима для ознакомления и обучения летчиков морской пехоты США в учебных центрах, известных как «зверинцы для молодняка». Кроме того, министерство обороны США интересует различное оружие советского производства.

Американские военные собираются приобрести образцы или полноразмерные макеты гранатомётов РПГ-7, зенитно-ракетных комплексов «Стрела», автоматов и пулемётов Калашникова, винтовки Драгунова СВД, различные гранаты. Всё это необходимо американским военнослужащим для развития навыков обращения с оружием противника. Как и у всякой правды, у этой есть своя изнанка, ведь обученные американские военнослужащие едут на Украину, где передают оружие и свои знания украинским военным, на случай партизанской войны с Россией.

Подготовка ведется открыто, но к серьезным боевым действиям армия Соединенных Штатов пока не готова. Концепция Multi-Domain Operations (MDO) предполагает существенную модернизацию вооруженных сил в течение десяти лет. Европейское поле боя, проходящее по территории Украины, Прибалтики и Белоруссии, считается приоритетным. Гибридная война в этой «серой зоне» уже идет вовсю. Она охватывает все пространство конкуренции и включает в себя подрывные, экономические, информационные и дипломатические средства. Следующим этапом станет полноценное использование вооруженных сил.

Успех в борьбе должен обеспечить небольшой, но мощный кулак из ста сорока тысяч штыков джи-ай. Вооруженный гиперзвуковым оружием, бронетехникой, ударными беспилотниками, средствами РЭБ и ПВО, дальнобойной артиллерией и ракетными системами залпового огня, этот кулак в новейшей экипировке и под руководством искусственного интеллекта достигнет победы.

Калининград, самая уязвимая точка России, подлежит первому удару. Этот в буквальном смысле остров и так в осаде. Его несложно блокировать — по суше грозными балтийскими тиграми и польскими танковыми жолнерами, с моря германскими бундесмарине. Заблокировать и поразить. А затем освободить, то есть деоккупировать.

Штурмовать Москву никто не собирается, поскольку Россия к тому времени погрузится в пучину гражданских беспорядков. Для подавления народных протестов Кремль будет вынужден применять армейские части, тем самым лишаясь возможности продолжать организованное военное сопротивление. А цивилизованный мир (ЕС, ООН, МОК, ОЗХО), действуя согласованно, добьется от России новых и полностью демократических выборов.

Для помощи иностранным послам в Москву прибудут многочисленные наблюдатели, что станет удобным прикрытием мирной гуманитарной оккупации государства. В результате к власти должен прийти некий условный Навальный, что и является стратегической целью глобальной войны в целом.

Ядерное оружие в боевых действиях применяться не будет, поскольку вашингтонские стратеги удержат российское руководство от подобного шага всеми доступными средствами — дипломатическими, политическими и медийными. И после дестабилизации плавно произойдет деколонизация России — как это случилось с СССР. Инструменты известны: народное недовольство, терроризм, цветные революции. Интернет и прочие средства массовой коммуникации давно взяты под тотальный контроль, колчан полон стрел. И они всегда попадают в цель, опыт имеется.

По такой же схеме Соединенные Штаты намерены победить Китай. Цветная революция в Поднебесной невозможна, это проверено не раз. Остается война. Сначала экономическая, потом настоящая. Один из вариантов — это повоевать с Китаем руками японцев. Идея отличная, ведь Япония и Китай — это старые проверенные враги. Боевые действия начнутся на Тайване, куда вторгнется китайская экспедиционная группировка. Это острая болевая точка, и спровоцированный извне Китай столкнется с союзниками Тайваня.

Вариант реальный, сам начальник штаба ВВС США Чарльз Браун считает эту войну неизбежной. Подготовку к военным действиям, по его официальному мнению, следует начинать немедленно, иначе можно не успеть. Советники Пентагона поддакивают четырехзвездному генералу: «Дверь в мирный вариант развития событий окончательно захлопнулась».

Аналитики RAND предлагают действовать быстро — динамика роста военной мощи Китая такова, что после 2028 года китайцы войдут в высшую лигу. И тогда американские вооруженные силы потеряют возможность разбить китайскую армию, даже на локальном театре военных действий Тайваня. И ничего тут не поделаешь, придется переобуваться и поспешать. Ведь Америка всегда спасает мир, рядовой Райан не даст соврать. Глобальные средства пропаганды вторят аналитикам, мол, мы будем вынуждены так поступать, ради торжества идеалов демократии и принципов свободы.

В своем докладе эксперты обратили внимание на Приднестровье, давно готовое к взрыву. И без тонких намеков ясно, что здесь готовится провокация на военных складах боеприпасов, что остались после вывода Советской армии из стран Варшавского договора. Горы боеприпасов можно вывезти, но транзит не разрешает Украина. Российская армия готова начать утилизацию на месте, но здесь возражает Молдавия — ей жалко разрушать природу.

Склады охраняются Оперативной группой российских войск, но караульных солдат там не так уж и много, менее тысячи. Учитывая круглосуточный порядок охраны и прочие наряды, реально на постах стоит человек сто. То есть обойти можно. А это, между прочим, самые большие военные склады в Европе.

Провокация против российских войск, находящихся в Приднестровье официально, может стать поводом для защиты Россией своих военных. А там и до локальной войны недалеко. Не менее важна ситуация в Средней Азии, которую вслед за Афганистаном следует взбаламутить — в пику русским. Этот задний двор Путина, и без того беспокойный, нельзя оставлять без внимания.

Эксперты практически не упомянули Закавказье, что выглядит достаточно странным. Ведь Россию, по их мнению, надо беспокоить и расшатывать повсеместно, а горячие точки здесь тлеют давно. Еще сто лет назад, выступая в Баку, товарищ Киров заметил: «Тому, что делается в Карабахе и в других местах Азербайджана, тому, что называется племенной враждой, должен быть положен конец окончательно раз и навсегда, под знаменем Советов». Однако Советов не стало, и аулы снова запылали. Чьи уши здесь торчат сегодня, понять несложно: англосаксы неизменно подряжают османов на грязные делишки. Сеять хаос и поджигать седые вершины гор те умеют.

Хозяева денег вроде бы ни при чем, пока что они тренируются в/на Украине. Эта независимая страна проводит военные учения «Крепкое членство» со своим символическим участием в виде «чего изволите». Британский спецназ отрабатывает высадку в Николаеве, американские стратегические бомбардировщики B-52 с разворота выцеливают Севастополь, в Одессе идут морские учения НАТО «Нерушимый стояк», а конвертопланы V-22 Osprey барражируют в небе над Киевом.

Местная пресса не упоминает элиту спецназа, морских котиков. Впрочем, ничего удивительного, эти ребята умеют действовать тайно и так же незаметно тренироваться — то ли в Очакове, то ли в Бердянске. О котиках известно только в узких кругах и только одно: их члены реально несгибаемы.

Незалежная живет по схеме «чей хлеб ешь, того и песенку поёшь». Дружба со старшими парнями приобрела здесь явную коленно-локтевую позу. Другого ожидать было бы странно, ведь кто девушку ужинает, тот ее и танцует. От восхищенной дивчины уже поступило предложение: поднять украинские флаги на натовских кораблях, что частенько курсируют в Черном море. Мол, тогда им не потребуется соблюдать конвенцию Монтрё о статусе проливов, трехнедельном сроке пребывания и прочие видимые приличия.

Где логика, Зин? Хорошо быть девушкой в розовом пальто… Но она не понимает, что с таким несолидным поведением ее всерьез уже никто не воспринимает. И денег за услуги давать считают излишним. Из Брюсселя даже резолюцию озвучили: «Европейский Союз не благотворительная организация, и не банкомат». В этом месте брюссельские господа лукавят — банкомат есть, только очень маленький. Так что денег трохи дадут, но позже.

И хотя в военной доктрине Украины первым врагом остается Россия, пока некого принимать в Евросоюз и НАТО. Некого и незачем. «Германия настаивает на полном членстве Украины в европейском Союзе, но короткого пути к членству в ЕС быть не может» — таково официальное мнение властей Евросоюза. И стоящего за ним Вашингтона, ясен перец.

Поставив Украине кучу условий, этим членом союзники размахивают перед носом незалежной, как морковкой перед осликом, а ВОЗ и ныне там. Впрочем, пообещать в пику России можно всё. Можно дать оружие, инструкторов, пипифакс и обещания. Но обещать — не значит жениться. Отто Бисмарк на эту тему сказал предельно ясно: большие страны ведут себя как бандиты, малые страны — как проститутки.

Это логично, ведь адепты демократии живут в своем узком мире, и прочим пассажирам там место не заказано. Вместо того чтобы влиться в Европу, этот списанный плацдарм должен сгореть в войне на Донецком фронте, за которым стоит Москва. И не важно, что победить Украина не сможет. Цель не в этом, тут важен процесс. И что станет с Украиной, когда она выполнит роль слабительного для России, никого не волнует.

Задача конфликта не столько военная, сколько экономическая — когда следует ослабить Россию материально. Рефреном звучит простая мысль: «Если мы собираемся измотать Путина, надо это делать так, чтобы он боролся с внутренними разногласиями. Мы многое поставили на карту, у нас есть потрясающие возможности. И власть Путина следует подрывать, насколько это возможно. Ни одна страна в мире не находится в лучшем положении, чем США. Нам следует идти по этому пути».

Гибридная война требует информационной поддержки. При этом на Россию следует спустить всех собак, включая Гринпис с Гретой Тунберг. Все средстве хороши — и это ни черта не метафора, а суровая реальность. Так видят эту проблему стратеги из-за океана, и если в результате борьбы Украина убьется об стену и ее не станет, так це фигня с той точки зрения. Да, брандер покрасили в желто-синий цвет и загрузили деньгами. Но это одноразовое изделие.

Настоящие герои всегда идут в обход, и у них всегда есть запасной план. Помимо гибридной войны, крайний сценарий никто не исключает. Стратегическое командование Соединенных Штатов постоянно мониторит ситуацию, оценивая вероятность применения ядерного оружия. Пока она весьма низкая. Низкая, но не невозможная — так считает начальник этого командования адмирал Чарльз Ричард.

Обычно люди в погонах избегают высказываний на ядерную тему, поскольку опасаются такого развития событий. Между тем высокий адмирал пренебрег предрассудками. Он заявил, что существует реальная вероятность регионального конфликта, как с Россией, так и с Китаем. Кризис может быстро перерасти в обмен ядерными ударами — если поражение в войне с применением обычных вооружений станет угрожать неудачливому государству.

В этом месте адмирал слегка лукавит, не упоминая гиперзвуковые крылатые ракеты «Циркон» морского базирования. Говорить ему нечего, поскольку у Соединенных Штатов нет даже теоретической концепции, как бороться с такой головной болью. Нет у них и противоракетной обороны от крылатой ракеты воздушного базирования X-102. Поэтому сценарий боевых действий на территории Соединенных Штатов адмирал не рассматривает, для этого есть Европа.

Вооруженные силы НАТО, обладающие ядерным оружием на специальных хранилищах в Германии, Бельгии, Италии, Турции и Голландии, постоянно готовятся защищать свои территории этим оружием. На учениях «Стойкий член стража» отрабатываются действия ракетчиков по обороне авиабаз и других военных объектов. В частности, личный состав тренируется в безопасной доставке американских ядерных боеприпасов от подземных складов до самолетов. Параллельно проходят учения под названием «Стойкий полдень». Они призваны натаскать боевую авиацию альянса действовать совместно, чтобы нанести слаженный ракетно-ядерный удар по противнику. И этот противник — не Албания. Это Россия.

Правительство Великобритании опубликовало очередной «Комплексный обзор безопасности». Там указано, что расходы на оборону будут увеличены на небывалые 16,5 миллиардов фунтов. Оказывается, на островах Туманного Альбиона маловато ядерных боезарядов и ракет. Реденько стоят. И всё это устарело и требует модернизации. При этом самым важным партнером называются США, а самой опасной угрозой провозглашена Россия.

Военный бюджет Германии достиг рекордной величины, таковы требования времени. Численность польской армии растет, а программы вооружений намечено доработать в сторону усиления. Литва тянется за взрослыми дядьками, так как надо «укреплять сдерживание». Речь идет о русской угрозе, когда оккупацияЛитвы выглядит страшнее эпидемии коронавируса. Поэтому никто не сможет помешать миролюбивым планам мирных европейцев.

На весну 2021 года запланированы очередные учения «Защитник Европы», самые масштабные в истории НАТО. Союзники отработают наступление от Черного моря до Балтики, с блокированием Калининградской области. Сюда подтянут кавалерийские, авиационные и инженерные дивизии США при поддержке итальянской пехотной бригады. Заокеанских стратегов очень интересует оценка европейской военной мобильности, это важно. А анализ общей картины «в сфере безопасности Европы» позволит прикинуть сроки вторжения.

И никого не смущает, что защитники Европы отрабатывают наступательные операции вполне открыто… Тем временем в России раскачивают лодку, подняв всех маргиналов. ЧВК Вагнера подставили, Хабаровск вздыбили, Юру Дудя изнасиловали, Ксению Собчак возбудили. Алексея Навального списали, потом оживили, чтобы снова списать в трусах Маши Певчих. Подконтрольные социальные сети бурлят. Они даже рулят, но не выходит каменный цветок.

Так что не важно, кто встанет во главе неодемократии, Трамп или Байден. Там никогда не было пророссийского правительства, и не очень интересно, чем «партнеры» угрожают. Важно, что они делают. Конечно, нам хочется жить спокойно и дружить со всеми. Но какой бы сладкой ни была любовь, компота из нее не сваришь.

Еще одно предисловие после предисловий. Прости, читатель, за тавтологию

Мировая экономика падает с таким грохотом, что рвутся связки на ногах, а договора нарушаются вплоть до войны. Чередой покатились события, выглядящие глупыми, случайными и нелепыми. «То ли весь мир сошёл с ума, то ли я того»… Однако нам только кажется, что мир свихнулся — в его безумии есть своя система. На самом деле мир меняется, причем необратимо. Фаза либерального капитализма себя исчерпала окончательно, а что будет дальше, совсем непонятно.

Говорящие головы гонят откровенную пургу, как это умеет делать Песков, и порят всякую чушь, не особенно скрывая это. Чешут беззастенчиво, как сивые мерины, и наперегонки озвучивают бредовые фантазии. Логики нет, а обман перемешался с фальшью всюду. Такое впечатление что, будучи не от мира сего, не желают релевантно отвечать реальности. У них никто не виноват, всё случилось само — и эпидемия, и экономический кризис.

Эти головы живут за экраном телевизора собственной жизнью, и продолжают качественно освещать откровенную муть. Молекулы демократии они растворяют в свободе слова, а двойные стандарты выдают за правила. И это не безумие и не маразм, это расчет. Реальность замещается клиповым восприятием, а социальная инженерия вместе с теорией игр и маркетингом пришли на смену здравому смыслу. Слаженность информационной кампании говорит только одно: отличное финансирование проекта.

Речь не только о политике, ведь русофобия, ковид-19 и большой спорт — это тоже политика. И все чаще в рассуждениях ответственных лиц причинно-следственные связи заменяются вероятностными, что получило научное именование «хайли-лайкли». Это не сюрреализм, это страшнее. Нет сомнений в том, что люди, отвечающие на Западе за внешние отношения, совсем потеряли берега. Какие права могут быть у «умеренных» бандитов в Сирии? Их руки менее кровавы? И почему своих демонстрантов американские демократы обзывают «внутренними террористами», а чужих борцунов, включая хулиганов, зовут «онижедети» и «мирные протестующие»?

И только небо в кривых зеркалах, ни Будда, ни Иисус, ни Джа, ни Аллах…

Мир раскололся, причем не только по государственным образованиям, а глубже — трещины пошли по каждому человеку. Дом уже не крепость, а традиционная семья, облитая помоями, отправлена на гей-парад. Когда сам папа римский одобряет однополые браки, до отрицания религии остался один шаг.

Истерия вокруг «BLM» — это не только «ДБЛ, БЛД», это хуже. Под прикрытием «народных» протестов и «беспощадной борьбы» с эпидемией рушатся структуры управления обществом, хаос растет, экономика падает. Даже такая важная вещь, как продажа презервативов, и та сократилась во всем мире.

Под влиянием мрачных тенденций туристический бизнес сполз под плинтус, авиаперевозки валяются вместе со сбитыми летчиками, индустрия развлечений в коме. Если в этот список включить театры, музеи и концертные площадки, то кризис не просто налицо, тут камни вопиют. И в то же время выросло поголовье миллиардеров. Состояние богачей в сфере здравоохранения и цифровых технологий увеличилось скачком. Странно и нелогично? Ой ли…

И если все события не случайны то, к сожалению, верно и другое утверждение: идеальных планов не бывает. А «партнеры» хотят максимально напрячь Россию, сдержать развитие Китая, и не допустить их сближения. Широко шагать хотят… Штаны не треснут? В поворотных зигзагах истории не обходится без форс-мажора и нежданчика. Когда в заднице у гегемона торчит несколько острых заноз, о чем-то приятном речь не идет. Новые демократы толкуют нам о «Great Reset», что означает «великая перезагрузка». Однако «great reset» можно истолковать и как «обнуление всех», то есть «большой трындец».

В этой парадигме описание вероятности события не есть предсказание, однако всё будет плохо или очень плохо. Зима придет обязательно, она наступит, но не закончится. В экономическом смысле этого слова мы вступили в ледниковый период. Cui bono? Cui prodest? Кому это выгодно, решайте сами.

Недавно государственный деятель Джон Хантсман интеллигентно поведал сокровенное: «Каждый авианосец Соединенных Штатов представляет собой сто тысяч тонн международной дипломатии». Коротко и ясно. Учите арифметику, граждане и автохтоны — таких корабликов у светоча свободы и демократии одиннадцать штук. А если вспомнить про 22 крейсера, 66 эсминцев и 68 подлодок, то ничего неожиданного в лаконичном заявлении не будет. Потому что у США только два союзника, армия и Голливуд.

Главный командир объединённых сил НАТО генерал Тод Уолтерс выражается более длинно, но так же понятно: «Россия совершает злонамеренные действия, направленные на дестабилизацию во всём мире, и многие эти действия совершаются в Европе. Россия дестабилизирует ситуацию во всём мире и представляет угрозу для США и их союзников в Европе».

И треснул мир напополам, дымит разлом…

Вооруженные силы НАТО постоянно щупают на зуб системы обороны России, и не только в Крыму. Вражеские самолеты, корабли и подлодки кружат по всему периметру. Ничего нового не происходит — так называемое «containment», что в переводе означает «сдерживание», в отношении России применялось еще до времен Советского Союза. А с начала холодной войны это слово обозначает целый комплекс враждебных мер.

Недавно эскадренный миноносец «Джон Маккейн» совершил провокационный заплыв в районе Владивостока. Знаменитый, даже печально известный «Джон» покинул территориальные воды лишь после угрозы тарана. Еще один любитель чёса, эсминец «Росс», нарушил границу в Балтийском море, у берегов Калининграда. Ошибся, с кем не бывает. Как и польский пассажирский самолет, который заблудился в небе над Москвой, причем в запрещенной для полетов зоне. Случайность? Может быть, хотя давно известно, что спички детям не игрушка…

И, наконец, оцените две старые цитаты, остающиеся актуальными вот уже двести лет:

«Как тяжело жить на свете, когда с Россией никто не воюет!».

«У Англии нет ни постоянных союзников, ни постоянных врагов. У Англии есть только постоянные интересы».

Автор обоих афоризмом — Генри Джон Темпл, лорд Палмерстон.

Сегодня безликие Макдональдсы блестят вывесками повсюду, словно знамя общечеловеческих ценностей. Прочих бургерных тоже полно — как и пабов, баров, а также барбершопов. Американизмы засорили нашу речь хуже осота, сделав ее сленгом. И особенно наглядно это выглядит в сетевом пространстве, где из русского языка остались одни лишь буквы. И все чаще буквы заменяются смайликами, эмодзиками и лайками. Ничего не поделаешь, дауншифтинг не всегда идет лайфхаком фрилансеру, текущий тренд диктует фэшн, а флешбэк в этом мейнстриме зафиксен ремейком.

Новая культура прет напролом. Так повелось, что англосаксы несут «тяжкое бремя белого человека». Точнее говоря, бремя белого лорда. Такова их доля — стонут, но несут. И если Россия будет с кем-то воевать, то только благодаря козням лайми. Вот уж воистину, хуже войны с англосаксами может быть только дружба с ними.

Тридцать лет назад об этом говорил Фидель Кастро: «Следующая война в Европе будет между Россией и фашизмом, только фашизм будет называться демократией».

Глава 1

Глава первая, в которой с нами память сидит у стола, а в руке её пламя свечи

В темноте всё выглядит иначе. Там наступает зябкая растерянность, а из углов подсознания лезут смутные страхи. Однако лишь мрак способен вызвать настоящий ужас, который глушит разум, а слова замораживает в горле.

Темень и мрак понятия простые, но не тождественные. Они так же далеки от сравнения, как Луна далека от Солнца. И разница величайшая: темнота пуста и безжизненна, мрак же клубится и постоянно перемещается. С другой стороны, ничего удивительного в сопоставлении нет. Мертвое небесное тело Луна всего лишь отражает солнечный свет, что излучает яростно клокочущее светило.

И если сравнение Солнца с мраком посчитать допустимым, то темнота всего лишь мертвая пустыня, а мрак — живой ужас ночи. Мерцая всеми оттенками черного, липкие щупальца мрака проникают всюду. Будто большой и темный лес, мрак полон страхов и недомолвок. Объятья мрака вторгаются в сознание, легко проскальзывая сквозь стены души. И мрак всегда разрушителен. Подобно измене, он пронизан духом предательства.

Вряд ли мрак может быть разумным в полном понимании этого слова, хотя оная нематериальная субстанция способна угадывать мои желания. Не только на себе катает, когда надо, но и верную «Осу» присылает. О бронежилете помнит. И мобильник тоже не сам по себе летает, хотя без всякого на то желания с моей стороны. Когда поэт писал строки «Умер вечер, ночь чернеет, ропщет море, мрак растет», он четко представлял эти образы живыми.

Бредовая теория, конечно. Но дополненная еще одной компонентой, черным одеялом, хуже от этого она не делается. Доставщик безмолвен и безлик — перемещая меня из точки «А» в точку «Б», он не требует платы и не задает вопросов. И черное одеяло, мягко обволакивающее меня, всегда состоит из мрака. Слава богам, переход совершается мгновенно, до ужасных сумерек сознания дело не доходит.

Все эти мысли текли плавно и неспешно, временами срываясь в бег. Резко менять направление могут не только аквариумные рыбки, это отдельная особенность сновидений. Явление сна многослойно, в котором можно наблюдать многое. Именно об этом хотел рассказать Чернышевский, когда сочинял роман о четырех снах Веры Павловны. Символизм пронизывает нашу жизнь, а сны искажают реальность, вплетая в картину настоящего сцены из прошлого. В причудливой мозаике попадаются фрагменты из будущего, только не всегда это удается понять.

Сейчас мне показывали сон, где происходила перестрелка с гасконцами в мушкетерских нарядах, и одновременно с этим — пикантную сцену смертного боя карлика, вышедшего против валькирии. И как часто это бывает, сновидения прервались на самом интересном месте. Не удалось открыть последнюю страницу — виной тому стал ливень, ударивший по оконному стеклу. Резко, будто барабанными палочками. Странные звуки на арене, когда дождь и ветер стучат в окно. Хм…

Открыв глаза, я узрел тумбочку и гладкую стену. Белый потолок, белая простыня. Именно так должно выглядеть место, где сбываются все мечты. Дом, милый дом. Вслед за этим пришло понимание, что это не мой дом. А чей? Непонятно. Может быть, райские кущи, в конце концов? Тоже сомнительно. Ни лодки тебе, ни реки, ни кисельных берегов.

Небеса сэкономили даже на творческой группе из сорока гурий, предоставив крайне бюджетный вариант — пустую больничную кровать. Без шатра, кстати, и без парчовой постели. Себя на этом ложе я не считал элементом роскоши. Так, голь перекатная, без царя в голове. Голый и безоружный карлик. Интересно, а где моя шпага?

Голова не поворачивалась, руки не слушались. Пришлось напрягаться и косить взгляд. После чего я увидел медсестру, невероятно фигуристую. Упакованная в короткий белый халатик, она сидела напротив и выглядела божественно. Хм… Может быть, здесь снимают немецкое кино для взрослых, и меня пригласили на главную мужскую роль?

Тогда по законам жанра «карательная эротика в воспитательных целях» она должна скакать на мне, как амазонка на диком жеребце, и сжимать круп коленями. Классные коленки, кстати говоря, круглые. Лично у меня колени острые и мосластые, даже смотреть противно. И очень хорошо, что они скрыты простыней.

Продолжив обзор, я обнаружил бинты у себя на груди. Блин, да тут весь круп плотно перебинтован! Значит, я не на киностудии, а опять в больничке? Дежавю преследует меня. Как говорится, здоровым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан. Хреновая деталь. С другой стороны, не слышно пыханья аппарата ИВЛ, и не видно попискивающего кардиомонитора. Значит, не реанимация, что само по себе обнадеживающий знак.

И, странное дело, сердце не давит, бок не колет. Болевых ощущений во сне не бывает, это общеизвестный факт. В этом смысле меня вообще ничего не тревожит. Господи, как же хорошо! А если я не сплю, значит, я умер? Да, именно так должен чувствовать себя человек после смерти, легко и непринужденно возлегая на боку. Лежать, поджав ноги, несколько неудобно, конечно — мне более привычно на спине. Ну да ладно, пойдет.

— А чего это у нас такая счастливая улыбка? — раздался ехидный голос Алены.

Глупая девушка! Конечно, поначалу все они наивны и самоуверенны. Только набив шишек, поймут: счастливым человека делает не комфорт, а полнота жизни. Хотя, если сюда добавить комфорт, хуже не станет. Даже может стать лучше, например, после посещения теплого ватерклозета.

Вместо помощи страждущему она схватила айфон, чтобы отработать пару свайпов. Затем затараторила:

— Анька, слушай сюда, он очнулся. Чо делает? Ничо. Лежит, болезный, лыбится, как не знаю кто. Полный пипец, неужто раны могут доставлять такое удовольствие?

— А это ничего, что я здесь, и все слышу? — буркнул я.

Недовольство Алена проигнорировала.

— Как там Тоша? — этот вопрос мы задали одновременно.

— Говоришь, тоже лыбится? Значит, у них это семейное. Садо-мазо бондаж, пытки шибари и все такое. «Я сошла с ума, я сошла с ума, мне нужна она. Оторви мне что-нибудь, укуси меня за это», помнишь песенки дедушки Фрейда?

От этих слов я даже поперхнулся. Она что, мысли читает? О чем-то подобном я думал недавно. И неважно, что это было в рамках киносценария.

Тем временем латентная менталистка продолжала беседу:

— Ага, бро, и не говори. Бережные — группа «Тату» наоборот. Они думают, что это день такой хороший, а на самом деле торчат под прессом уколов. Интересно, как болезные запоют, когда действие анальгетиков закончится? — она помолчала, выслушивая какие-то указания и кивая головой: — Адьёс, бамбина.

Шевельнувшись, я снова попытался повернуть голову. Получалось плохо. Тем временем Алена принялась строчить эсемеску. Тарабанила по виртуальной клавиатуре уверенно, как лауреат конкурса имени Чайковского.

— Дядя Коля велел маякнуть, как только проснетесь, — несколько отрешенно пояснила она между делом.

— На улице, наверно, холодно, — заметил я в пространство.

Алена кивнула, ловко орудуя пальцами:

— Дождь и ветер.

— А скажи-ка, милая Аленка, как я сюда попал? Не припомню что-то чудного мгновенья, в смысле, заселения в сей номер.

Разглядывая девчонку, я задумался о парадоксе: что у нас может быть общего? Наверно, что-то есть, раз мы постоянно пересекаемся в обоих мирах, не испытывая дискомфорта. И еще сложилось так, что у меня в наличии два дома. Один здесь, другой там — не каждый может похвастать подобным гешефтом. И если эту необычную ситуацию взять за основу, то больничную палату можно смело назвать третьим домом. Здесь я работаю, чуть ли не каждый день, и временами лежу. Вот как сейчас. Да, слово «дом» вполне применимо, где Алена частый гость.

— Так как я сюда попал?

— Попали как обычно, сами прилетели, — она легко поднялась, чтобы вставить мне в рот поилку с длинным носиком. — Заодно притащили троих раненых и пулемет. Сама не видела, но Анька сказала, что пулемет классный, ласкает взор. Одного не пойму, как железяка может быть прелестной?

— Пулемет, значит, — прошептал я. Память начала медленно возвращаться. — А девушку и охранников я вытащил на автопилоте, так выходит. Что с ними?

— Жить будут.

— А подробнее?

— Не в курсах, вечером у Кати спросите, — отмахнулась Алена. Она наклонилась, чтобы осмотреть повязки и поправить простынку. — Вся бригада с ними в реанимации сидит.

Потом дала еще немного попить. И ушла, скрывшись за дверью санузла. Оттуда вышла без халата, но в спортивном костюме. Помыла руки под раковиной и, засунув руки в карманы, покачалась с пятки на носок. Прикольный костюмчик, раньше такого на ней не видел. Из рядовой утилитарной вещи, протираемой на диване, эта одежка вдруг превратилась в модную фишку.

Если в девяностых годах треники считались бандитским дресс-кодом, то теперь кэжуал-спорт годится не только для гопников. Стильный костюм надевают на выход, вплоть до красной дорожки. Минимум косметики, никаких украшений — и вперед, хоть на свиданье, хоть на вечеринку. Штаны обязательно с лампасами, как эти, а курточка украшена цветами или замысловатыми принтами. Кстати говоря, небесно-голубой цвет Алене идет. Впрочем, ей всё идет.

Эту мысль я скрывать не стал, и Алена благосклонно кивнула.

— Как поживаешь? — добавил я дежурный вопрос.

— Плохо, — горько поджала губы она. — Разве это жизнь, Антон Михалыч? Сплошное божье наказание: лекции, репетиции, экзамены, кино… Теперь еще съемки на телевидении. Спать некогда, не то что бы жить! Приползаю домой, и просто падаю без сил.

— А как же поклонники?

— Пф, — фыркнула Алена. — Достали харасстмены! Ровесники скучны, они глупы и неинтересны. А серьезные мужчины уже женаты.

— Каждый мужчина должен жениться, рано или поздно, — хмыкнул я. — В конце концов, счастье — не самое главное в жизни.

— Ну и на фига мне сдались женатики? — воскликнула она. — А ведь туда же! Лезут, гадюки, цветочки суют. Нет, Антон Михалыч, с такими мужчинами общаться не надо. Рыбой торгуют в рыбном павильоне, мясом — в мясном ряду. Кокетничать с женатыми мужчинами, это как в носу ковыряться. Глупо и потеря времени.

— Женатому мужчине не нужна жена, — согласился я, — у него дома одна уже есть.

— Вот именно, бог с ними. Лучше скажите, как сами.

Я прислушался к себе: может быть, штормит? Нет, даже качки не ощущалось.

— Пять минут, полет нормальный. Не жалею, не зову, не плачу. О чем люди сожалеют? Что жены нет, денег нет, ума нет. А у меня всё есть, только спина чешется.

— Болит?

— Нет, просто зудит.

— Если вы думаете, что там отрезали крылья — так нет, — прыснула она в ладошку. — У вас из спины пулю выковыряли.

— И всё? — не поверил я. — Копья разве не было?

— Нет, только пулька. Еще кровь, конечно. Из Тоши там натекло прилично, все полы заделали, Анька замучалась ведра выносить.

— Дела… — пробормотал я. Настроение стремительно рухнуло вниз. — А может так быть, что у меня там маленькая дырочка, а у Антона большая дырища?

— Ну какая бывает дырка от пули? — задумалась она. — Не знаю. И Анька ничего такого не говорила. Короче, пулю вам вынули, дырку заштопали. И еще я не знаю, что у вас там в драке случилось. Но, может быть, хватит?

— Чего хватит?

— Хватит приключений, вот чего! — она говорила тихо, но казалось, что кричит. Зажатая тесной футболкой грудь взялась бурно вздыматься. — Я понимаю, Антон Михалыч, себя вам не жаль. И на меня вам плевать, на друзей тоже. Но Тоша за что страдает? Кстати, Верка болеет вместе с ним, только душой. Анька ревет белугой… Зачем?

Вот тут она права. Уела, гадюка, за больное место прищемила.

— Думаю, вам пора завещание написать, — неожиданно закончила она резкий спич.

— Хм, — слегка опешил я. — Кому это «вам»?

— Вам всем. И не здесь, а там, — пояснила она. — Ваш дом и «Волгу» завещать Тоше, Тоше свой дом завещать Верке. А Верке всё добро и усадьбу, что бабушка Степанида отписала, завещать маленькому Антону.

— Погоди, — притормозил я этот полет мысли. — Он же еще не родился!

— Ничего, — улыбнулась она. — Вы же за Веркой присмотрите?

— Можно подумать, я не присматриваю…

— Вот! Так что всё будет хорошо. Зато парень сразу родится с полным горшком. И над ним не повиснет угроза ипотеки.

Глава 2

Глава вторая, в которой выясняется, что судьба штука подлая: поморгает мне глазами и не скажет ничего

Чесотка на спине нарастала. Более того, она дополнилась жжением и слабыми прострелами. Но это не мешало мне разглядывать девичью футболку. Такие черные майки с разными странными надписями носят «офники» — околофутбольные фанаты. Классный топовый шмот, надо себе такой же на вайлдберриз заказать.

Блин, о чем я думаю на смертном одре? Внезапно рядом завибрировал телефон. Алена вздрогнула, встряхнув белокурой копной волос.

— Опа-на, — вытаращилась она на жужжащий аппарат, что пополз по прикроватной тумбочке. — А слона-то я и не приметила. Откуда взялся сей девайс? Только что здесь было пусто!

Оглядывая Алену, хлопающую глазищами, я припомнил фразу: «Луки бровей чернее ночи, глаза цвета неба разят пуще копий, а ресницы гуще бархатных опахал». Когда поэт сочинял свои строки, скорее всего он имел в виду эту девушку.

— Тут написано «Коля», — сообщила она с опаской, не прикасаясь к экрану. — Будете брать?

Брать мне было не с руки, поэтому уклонился.

— Врубай на громкую. И улыбайся, сейчас вылетит птичка.

Аппарат немедленно зарычал, громко и грозно:

— Господин Бережной, потрудитесь объясниться!

Жестко, однако. Жалко птичку. Не вылетела, прямо на взлете от шока скончалась. Тем временем Уваров громыхал и лязгал. Казалось, что из телефона сыплются кубики льда. Они падают на пол, и звонко разбиваются о кафель. Понеслась печаль по трубам! Одернув руку, Алена слегка присела. А потом, неслышно ступая бело-голубыми кроссовками «Нью Бэланс» в ретро-стиле, вернулась к столу на полусогнутых. Будто стреляный воробей, отступила на заранее подготовленную позицию, где пискнула чего-то, поёрзала, и загремела ложкой — видимо, чтобы перебить Колины крики.

А мне пришлось докладывать, хотя не очень-то хотелось:

— В автосалоне «Тойота» выбирал машину. Неожиданно приперлись адвокаты турецкого бизнесмена-алкаша. Приставали, вели себя вызывающе по отношению к моей девушке. Произошел небольшой конфликт.

Говорил я с трудом, но коротко, не растекаясь мыслью по древу. Только Коля не оценил труд, он даже вспылил пуще прежнего:

— Теперь это называется небольшой конфликт? Черт побери! Сам пулю поймал, девушку угробил, охрану положил. Справку о состоянии здоровья мне на почту прислали, знаешь что там?

— Что?

— Все тяжелые, вот что. А у кого-то «небольшой конфликт», ага, — передразнил он меня. — Да после тебя там четыре трупа осталось, и целая куча раненых, в том числе зевак! Два новеньких автомобиля продырявили…

— Это выросло потом, — мягко возразил я. — А сначала я успокоил наглых адвокатов резиновыми пулями. И собирался тихонько смыться.

— Так-так, — саркастически хмыкнул Уваров. — Собирался он! Тихо смыться не удалось? Форрест Гамп, блин. Кажется, твоя кукушка пролетела мимо гнезда.

Ему кажется, а мне видится иначе. Там, на другом конце диалога, Коля представлял себя Фемидой — с саблей в одной руке, и с аптечными весами в другой. Этакое воплощение возмездия, в кашемировом костюме от Бриони. Выволочку он мне будет устраивать, ага. А судьи кто? Хотелось пожать плечами, но не удалось.

Конечно, с заморскими купцами нехорошо вышло. Жаль, но мы это переживем. Уж я-то — точно. Ничего, в следующий раз буду умнее.

— Нас расстреляли в спину, — уточнил вслух свою позицию. — Кто же знал, что у них окажется автомат?

— Не автомат, — устало вздохнул Коля. — Пистолет Стечкина.

— Это который очередями стреляет? — припомнил я. — Хм, раритет.

— Да, горцы уважают серьезные игрушки, — согласился он и снова завелся: — А ты притягиваешь неприятности получше любого магнита. Такой талант влипать в истории еще поискать!

— Коля, ребята вынуждены были отстреливаться. Этот момент помню плохо, на сырой земле валялся.

— Но будучи сбитым летчиком, сумел вытащить всех, — буркнул он. — Респект. Единственный светлый эпизод в этой грязной истории.

На это оставалось только усмехнуться. Пионеры в таких случаях вытягиваются во весь фрунт и сообщают: «А еще я крестиком вышиваю».

— … И грузоподъемность хорошая, несмотря на раны. Растешь прямо на глазах. Твою бы энергию, да на мирные цели!

— Между прочим, из больницы не вылезаю, — вяло возмутился я. — Пашу здесь днем и ночью.

— Вот именно! Чаще лежишь, чем пашешь, и постоянно пьешь мою кровь. Господи, что у нас за компания такая? Полковник Острожный рвется грабить гангстеров, экспроприатор хренов. Вика такая же атаманша. И это в то время, когда не все коммунисты охвачены! Бабушка Степанида — махровая революционерка, и Анечку в это втянула. А дед Бережной — хулиган-рецидивист. Что, на голову седина присела, мозги придавила?

— Хм, — выразил я возражения.

Седина осталась в прошлом, как стабильность этого мира. И возвращаться не спешит. Наоборот, местами она сильно почернела. Но высказать опровержение не успел — некая заторможенность в организме имелась. Уваров немедленно заполнил паузу.

— Потрудись не перебивать меня, ладно? Я не закончил, — окрысился он. — Не коллектив единомышленников, а какая-то неуправляемая шайка, господи прости. В вашей банде одна Аленка приличная девочка. Кстати, она у тебя?

Алена замерла, гулко сглотнула, а затем кивнула.

И я подтвердил:

— Здесь. Работает сиделкой.

— Вот! Все бы так работали, я бы на пенсию давно свалил. Сад, огород, рыбалка… Что еще надо, чтобы спокойно встретить старость? Так нет, кругом вредители. Видимо, своей смертью я не помру.

Напоминать, почему он не помер своей смертью когда-то, я воздержался. Не поймут-с, хотя там не список болезней был, а полный букет. Лучше помолчу, просили не перебивать.

— … Как же ты мне надоел! Но речь не об этом: тебя быстро вычислят, в этих модных магазинах везде камеры. Вычислят, и придут. Ладно, одного тебя кокнут — вздохну хоть спокойно. А если моя крестная дочь Алена пострадает? Тогда лично тебя придушу, учти.

— Не вычислят, — снова возразил я, чтобы внести ясность. — В людных местах стараюсь ходить под отводом глаз.

— Зачем?

— На всякий случай. Лишнее внимание ни к чему, да и знакомые затрахали своим удивлением: «ой, прекрасно выглядишь. Поделись секретом».

— Помогает?

— А то! Вокруг полно людей с дурным глазом. Как пролечился пару раз от порчи, так и поумнел.

— Отвод глаз мне понятен, — пробормотал Коля, сбавил тон. — А разве колдовство действует на камеры? Это же бездушная электроника.

— Работает, проверено. Изображение, конечно, никуда не пропадает, просто оно становится мутным. Вспомни, как в телепрограммах размывают лица детей? Именно так работает отвод глаз, только размывается вся фигура.

— Не знал, — хмыкнул Коля. — Чего еще я не знаю?

— С бабушкой Мухией поведешься, и не того наберешься.

— Боже упаси нас от ведьмы и горя, — буркнул он. — Но кино из магазина мы качнем, дабы изучить и исключить попадалово. Дам указание Виталику, он тряхнет стариной. Господи, вместо того, чтобы заниматься делом, то есть ломать серверы конкурентов, мастер будет отвлекаться на всякую фигню. И всё ты!

— Хм, — вставил я покаянное согласие. Так, для поддержания разговора.

— На сегодня всё, лечись. Сейчас я занят, но скоро вернусь. Сиди там и никуда не уходи! Отбой связи.

— Ага, — подумал я. — Жди меня, Хатико, и я вернусь? Не дождетесь!

Припомнилась старая песенка, которую слышал не раз.

Если я в твоей судьбе ничего уже не значу,

Я забуду о тебе, я смогу, я не заплачу.

Подожди мне, подожди.

Максим Дунаевский написал приятную композицию, когда-то она гремела. А если ее утяжелить, и даже металлизировать? Работа найдется всему оркестру, включая скрипичную секцию. А с вокалом справится Анюта, тут нет сомнений. А ну как рявкнет басом «подожди мне, подожди» — зал вздрогнет. Или не «подожди мне, подожди», а «одолжи мне, ради бога»? Неважно. Когда песня про любовь, можно хоть «одолжи мне, одолжи, и никогда мне не звони». В песне так и звучит: «Даже если без тебя, всё равно тебя достану».

Вслух сказал иное.

— И чем это Уваров так занят, интересно?

— Галопом по Европам, — невнятно ответила Алена, продолжая греметь ложкой. — В командировке. Инвестиции, дивиденды, и все такое.

— А ты что там делаешь?

— Так, легкий перекус. Сначала была утка по-пекински со сливовым соусом, а теперь прилетел какой-то обалденный суп с перепелками, грибами и брокколи. Говорят, диетическое питание очень полезно растущему организму.

— Перепелки? — поразился я. — Что-то новенькое в больничном меню.

— Не меню это, Анька одарила с барского плеча, — прошамкала Алена, подтверждая мои догадки. — Так-то у нее фиг чего выпросишь, но нет худа без добра.

— Вот таким образом наживаются на моем горе, — огорчился я. — Дашь хоть попробовать?

— А уже нету, — в подтверждение своих слов она облизала ложку. — И вообще, вам скоро ужин принесут.

— Что-нибудь мясное? — с надеждой вопросил я.

Но Алена безжалостно разрушила хрупкие мечты:

— Вам назначена манная каша, как обычно. Еще кусочек масла, пресная булочка и вороний яйцо.

Вот так всегда. Однако нырять в родной холодильник сил не было вообще, от слова «никак».

— Слушай, а чего у меня нос не дышит? — я осторожно потрогал лицо. — И пластырем заклеено. Почему?

— У вас перелом носа. Не спрашиваю, как это произошло, потом сами расскажете. Распухло прилично… Как чудо у Штирлица, — сдерживаясь изо всех сил, хрюкнула Алена. — Дед Мороз, красный нос, борода из ваты.

— Чего? — не расслышал я.

Алена закинула ногу за ногу. Такая поза способствует повышению артериального давления, однако сиделка чувствовала себя вполне комфортно. Похрустев фольгой, надкусила шоколадку. Флюиды удовольствия так и перли из нее. Ишь, как тащится! Ясное дело, ведь «Апельсин» — любимый шоколад Брежнева. Впрочем, ему такое уже вредно. Манная каша и пресная лепешка, вот норма для пожилого человека.

— Чего-чего… Ничего, — прошамкала Алена, причмокивая. — Говорю, носовую перегородку вам поправили. Теперь этой проблемой Верка с Анькой занимаются, шаманят шепотом. Стараются — нам Тоша с кривым шнобелем нафиг не нужен. А чо, эти две девки настырные. Одна Тошу у меня отбила, другая — вас. Упертые злодейки.

— Хм, — уклонился я от обсуждения щекотливой темы.

— Так что всё у них, колдуний подколодных, получится, — резюмировала она. — И вам прицепом польза прилетит.

Глава 3

Глава третья, в которой нам не дано предугадать, как слово наше отзовется

Партактив собрался вовремя. У людей в форме иначе быть не может — приходят четко, чуть ли не строем, строго к назначенному часу. В актовом зале присутствовали все приглашенные, то есть полный цвет уездного бомонда. Конечно, за исключением тех, кому не повезло внезапно заступить на дежурство или убыть в командировку. Впрочем, может и повезло, это еще как посмотреть.

Люди приехали со всей страны, и не всем прибывшим хватило места. Часть сотрудников усадили на приставные стульчики, как это делают в театре во время аншлага. Президиум на сцене отсутствовал, как и не было традиционного длинного стола под красным кумачом. Руководство конторы сидело в первых рядах зала, а за трибуной возвышался единственный докладчик. Это удивляло — обычно партийный актив открывался зажигательной речью парторга.

Поблескивая стеклами очков, Арвид Янович Пельше вглядывался в зрительный зал. Здесь собралось начальство центрального аппарата КГБ, а также руководство республиканских и областных управлений. Всех этих людей он знал — если не лично, то по личным делам точно. Ничего не поделаешь, на руководящие должности просто так не назначают, правило микроскопа никто не отменял.

— Ну что ж, начнем, товарищи, — произнес докладчик, инициатор этого мероприятия.

Зал замер в предвкушении, все-таки не каждый день здесь выступает член Политбюро ЦК КПСС. Начал Пельше не с традиционных лозунгов и цитат классиков марксизма, а с подробного разбора международной обстановки. Мир переживал непростые времена, и сказать было о чем. Продолжалась бойня во Вьетнаме, Ирландия пылала в огне, тлеющий конфликт между Индией и Пакистаном грозил взрывом, грызня Греции и Турции за остров Кипр плавно перерастала в нечто большее, на Ближнем Востоке зрела очередная война Израиля с Египтом, четвертая по счету.

Упомянул докладчик и встречу Мао Цзэдуна с Никсоном, что означало возможную дружбу заклятых врагов против Советского Союза. Событий много, и все они малоприятные. Говорил Пельше живо, избегая формальных оборотов, но председатель КГБ генерал Ивашутин слушал докладчика не очень внимательно. Собственно, именно эту обстановку он постоянно изучал и докладывал руководству страны.

Покончив с обязательной частью, докладчик перешел к делам внутренним. Похвалил сотрудников Комитета за разгром вражеской агентуры вместе с тайными пособниками, а также за упорную борьбу с разгильдяями, вредителями и казнокрадами.

— Комитет госбезопасности СССР сумел предотвратить более тридцати летных происшествий, пять аварий на подводных лодках и кораблях, и целый ряд техногенных катастроф. Многие из вас будут представлены к государственным наградам. Это большой успех, однако останавливаться на достигнутом нам не к лицу. Работы еще непочатый край.

Арвид Янович деликатно обошел свою заслугу в этих делах, и не стал упоминать большой вклад военной разведки. Это детали, пусть люди порадуются — доброе слово и кошке приятно. А потом он коснулся недостатков, коих набралось немало. По всем службам прошелся. Ничего не поделаешь, большая страна — большие хлопоты.

И если песня утверждает, что «жила бы страна родная, и нету других забот» — это не так. Забот полон рот. За рамками внимания осталась лишь одна служба — отдел «Ф» Первого Главного Управления, именуемый «Фирмой». Засекреченная даже от своих, служба занималась экономикой и финансовой разведкой.

Но это общие слова для тех, кто слышал звон. В реальности отдел «Ф» держал руку на финансовом пульсе мира. Сотрудники «фирмы» умели создавать предприятия в передовых странах Запада (и не в передовых тоже, где полно своих нюансов), вкладывать капитал в оффшорные компании, знали толк в банковских операциях и финансовых потоках. Легко пользовались услугами не только официальных брокеров, но и неформальных финансово-расчётных систем типа Хавалы. Офицеры «фирмы» глубоко проникали в каналы отмывки грязных денег — от торговли оружием и наркотиками до хитрых схем финансирования террористов. Они разбирались в алмазах, реальных ценах на золото и котировках акций.

К работе отдела привлекались отдельные гражданские эксперты: Виктор Геращенко, советский банкир и сын банкира; Евгений Примаков, заместитель директора института мировой экономики и знаток Ближнего Востока; Николай Патоличев, министр внешней торговли СССР. Привлеченные специалисты не только консультировали сотрудников отдела, но и сами получали секретную информацию редкой ценности.

Самыми конфиденциальными операциями отдела «Ф» являлись поручения Политбюро ЦК и лично Леонида Ильича, сплошь и рядом деликатные. Многие из них поступали устно, в приватной обстановке, и точно так же шел доклад о проделанной работе. Курировал работу Председатель КГБ, и только он владел полной картиной. Даже Брежнев не был полностью посвящен во все аспекты деятельности секретного отдела — писать в отчетах можно было не обо всем, пусть они и шифрованные.

Упоминать финансовую разведку и комментировать ее успехи докладчик не стал, не время и не место. Обошел он и чистку, которую затеял генерал Ивашутин. О таком говорить не принято, хотя всем известно: новая метла по-новому метет. Любой начальник тянет за собой свою команду. И в этом вопросе, совершенно неожиданно, товарищ Пельше препятствовать не стал. Даже внес длинный список предложений — кого передвинуть, кого услать подальше, а кого и вообще уволить.

Что-то Ивашутину удалось, что-то пришлось отложить. Генерал Крючков уехал послом в Польшу, генерал Бобков возглавил дипмиссию на Шри-Ланке, генерал Чебриков надолго застрял на Камчатке. Список этим не ограничивался, и работа с кадрами продолжалась в непрерывном режиме. Естественно, под руководством товарища Пельше, поскольку генсек больше лежал в Центральной клинической больнице, чем появлялся в Кремле. Брежнев отчеты, конечно, просматривал — «работал с бумагами». Только практическими делами занимался Арвид Янович.

Несмотря на постоянные встряски и реорганизации, Комитет госбезопасности представлял собой мощную и серьезную структуру. Многоуровневый айсберг решал массу разнообразных задач внутри страны и на международном уровне. Его агенты действовали всюду, проникая в самые затаённые уголки. Выражение «тотальный контроль» в данном контексте — мягкое слово. Проверяли всех. И хотя в советской стране были те, кому верят, их тоже проверяли — те, кому доверяют. А за проверяльщиками приглядывали те, кто не привык доверять никому.

Контролировались все процессы. И вредные тенденции, конечно, пресекались. Но не всегда — за некоторыми процессами лишь велось внешнее наблюдение. Случалось и так, что инакомыслящих, сионистов и прочие недружественные силы поддерживали, тихо и ненавязчиво. Здесь начинались агентурные игры и высокая политика с далеко идущими целями.

Прямо говоря, подпольный кружок разгромить несложно. Наивные болтуны, мнящие себя заговорщиками, понятия не имели о конспирации. Но вот так всех разгонишь, а потом что делать? Ловить реальных шпионов сложно, китайскую границу охранять не тянет. Гораздо проще за этим огородом ухаживать, а сорняки временами пропалывать. Государственная безопасность — тонкая штука, где не все одинаково понимают слово «интересы». И потом, любая армия должна воевать. Чтобы она не зажирела, нужен враг. Или хотя бы его образ.

Партия смотрела свысока, но внимательно, то есть держала Комитет под постоянным контролем. Для этого в органы госбезопасности командировались опытные партработники — «укреплять и направлять». Кадровые чекисты не могли понять, каким образом партийный говорун может укрепить разведку. Может, истинная цель засланцев иная, «смотреть и не допущать»? Предположение резонное, и это рождало внутренний конфликт. Профессионалы не переваривали выходцев из партийного аппарата, впрочем, как и сам партийный аппарат, что порождало острое желание избавиться от балласта. Иногда это получалось, чаще выходило наоборот.

Только однажды маршалу Берии удалось почистить госбезопасность от партийных чинуш. «Эти засранцы не знают чекистского дела, — сказал он тогда. — Надо им подобрать что-то попроще». И поехали партийные выдвиженцы по стране — кто в органы милиции, кто в особые отделы армии, а кто и ссыльных лишенцев охранять. Редкие счастливцы обрели себя на привычной партийной работе. Однако постепенно всё вернулось на круги своя — партия и мысли не допускала, что такую силу можно оставить без вожжей.

Верхушка партии настойчиво совала свой нос в дела Комитета. Здесь надо сказать о тенденции. Руководить системой пытались многие, по старинке считая КГБ боевым отрядом партии, и путая его со своим княжеским отрядом. Желающие имелись и в секретариате ЦК, и в Общем отделе, и среди членов Политбюро. Выступая поодиночке и группами, партийные аппаратчики придумывали своему карающему мечу разнообразные проверки, разносы и разбирательства — дабы обуздать и взнуздать горячего коня. Иногда доходило и до крайних мер.

Интриги дело тонкое. Но причину для карательных мер найти несложно, в большой стране постоянно что-то случалось. Мир тоже не стоял на месте, подкидывая свои ребусы. В таких сложных условиях Комитет мужал, терял бойцов и рос. Закаленный в боях организм Комитета приобрел навыки отбиваться, уходить с линии огня и выстраивать контригру.

При этом внутри системы постоянно возникали собственные группы, желающие порулить самостоятельно. Это не уникальное явление, о подобном весьма ёмко сказал писатель Фрэнк Герберт: «Планы внутри планов, и в них опять планы, и в них — новые планы. Не стали ли мы теперь сами частью чьих-то планов?». Ничего не поделаешь, в каждой избушке свои погремушки.

Внешне оставаясь в русле партии, лидеры тайных групп внутри КГБ понимали отдельные задачи по-своему. Они видели существующие недостатки, намереваясь их устранить. И при этом соблюсти свои интересы, подвинув противников и прибрав кое-какие ресурсы. Глупо было бы иначе… Звания и регалии еще никому не мешали, но это как бы второстепенное. Главное в их риторике, направляемой на тайных соратников — это желание помочь стране. То есть избавиться от врагов внутренних, и ослабить кольцо врагов внешних.

Последние годы КГБ провел под знаком Юрия Андропова. Личность эта загадочная, и сведения о нем обрывочные. Впрочем, у Юрия Владимировича была возможность почистить свою биографию. В смысле, переписать начисто и положить в личное дело. Из открытых источников известно, что Андропов пошел работать, не успев закончить школу. Трудовой путь начал учеником киномеханика, работал телеграфистом. Служил моряком в речном пароходстве. А затем двинулся по комсомольской линии и быстро добрался до кресла первого секретаря Карелии. В годы войны возглавлял партизанское движение. Без личного героизма, находясь в тылу, но руководил. Далее работа в аппарате ЦК КПСС, и вдруг ссылка — посол в Венгрии. Далее снова в ЦК и затем, совсем неожиданно, должностьпредседателя КГБ. Новая ссылка? Как сказать.

Андропов добился больших успехов, это признают все. Особенно когда занял позицию, весьма близкую к телу товарища Брежнева. Юрий Владимирович плотно держал руку на пульсе социалистических стран, при этом не забывая об остальном мире. Бывали дни, когда генсек разговаривал с Андроповым по нескольку раз. И с глазу на глаз, и на совещаниях, и по телефону. Человеку, сведущему в политике, одного этого факта было достаточно: фаворит.

При Андропове КГБ не стремился стать самостоятельным островом, он и так являлся государством в государстве. Орденом. Царством непорочных рыцарей плаща и кинжала. При этом Юрий Владимирович не замыкался в узком мире власти, шпионажа и интриг. Он интересовался литературой, искусством и общественной жизнью. Слыл эстетом, полиглотом и меценатом.

— И когда он только успевал работать? — недоуменная мысль мелькнула в голове Ивашутина далеко не первый раз.

Но теперь Центральному Комитету не до КГБ. Точнее, поползновения и руководящие указания стали какие-то вялые. Монолитное здание ЦК партии покрылось трещинами, а отдельные кирпичи просто исчезли, пропали без следа. Потом начались перестановки, увольнения и аресты. Кадровики принялись заполнять вакантные места, однако вмешался Комитет партийного контроля. На многих проверенных кандидатов вытряхнули такой компромат, от которого Леонид Ильич судорожно закурил, Общий отдел пришел в ужас, а партийный контроль заинтересовался теми, кто настойчиво двигал новичков.

Когда исчезновения высокопоставленных чиновников прекратились, это не внесло спокойствия в ряды сотрудников ЦК КПСС. Перестановки и аресты продолжились как в той сказке, где сначала намечались торжества, потом аресты, а потом решили совместить. Слово «коррупция в высших эшелонах власти» еще не прозвучало, но оно давно витало в воздухе.

Свой доклад товарищ Пельше закончил постановкой задач. Их было много, и самой удивительной оказалась предстоящая реорганизация Пятого управления.

— Борьбу с идеологическими диверсиями никто не отменяет, — сказал Арвид Янович. — Защита конституционного строя крайне важна. Наряду с этим в рамках Пятого управления будут созданы подразделения специального назначения по борьбе с диверсантами, угонщиками самолетов и прочими террористами. Работы прибавится, конечно. Однако, с другой стороны, ее станет меньше. Я имею в виду наружное наблюдение, прослушку и анализ.

С затаённой хитрецой оглядев всколыхнувшийся зал, Пельше продолжил:

— За Александром Солженицыным ведется плотное наблюдение. Фиксируются контакты, фотографируются лица, пишутся переговоры… Пятое управление участвует в слежке чуть ли ни полным составом. Зачем? — докладчик выдержал паузу. — Далее. Ни для кого не секрет, что у нас образовалась целая прослойка населения, которое называют «отказники». Люди годами дожидаются выезда, перебиваясь случайными заработками. Они сбиваются в организованные группы, где обмениваются негативными новостями и слухами, слушают вражеские «голоса», учат иностранные языки.

Оценивая реакцию, докладчик сделал еще одну паузу.

— В Центральном Комитете партии сложилось мнение, что идеологических врагов надо выслать из страны. Собрать всех этих бузотеров, критиканов и воинствующих сионистов, да отправить на историческую родину. Всех скопом.

— Как⁈ — охнул кто-то в зале. Негромко, но его услышали.

— Вычеркнуть и забыть, вот как. Строго между нами сообщу: готовится закрытое постановление Политбюро ЦК по этому вопросу. Если вкратце, то будет ослаблен режим выезда из страны. Значительно ослаблен, для всех желающих — евреев, немцев, крымских татар…

Зал загудел, Арвид Янович налил себе воды из графина.

— Товарищи, речь не идет обо всех недовольных подряд. Обрезание следует проводить очень аккуратно. Одно дело злобное охаивание советской власти, призывы к ее свержению, и совсем другое — критика имеющихся недостатков. Чего скрывать, упущений и недоработок у нас хватает. Если люди хотят не ломать, а улучшать, то почему нет? К таким критическим замечаниям следует прислушиваться, а не давить своим авторитетом. Будем отделять мух от котлет, если говорить коротко.

По залу прошел легкий ропот — ранее было несколько иное целеполагание. Именно давить и не допущать. Ибо нечего.

— Коммунисты Комитета призваны бороться за каждого советского человека, даже когда он оступился, чтобы помочь ему встать на правильный путь. Это банальная мысль, но мы должны ее помнить постоянно. В прошлом году в нашей стране утвердили присягу врача, главным принципом которой стало непричинение вреда пациенту. Комитет госбезопасности должен действовать именно так. Надо обойтись без перегибов, чтобы не выплеснуть с водой ребенка. Понятно, надеюсь, всем? Подробные инструкции Председатель КГБ получил, на ближайшей Коллегии доведет до заинтересованных лиц.

Будучи участником Октябрьского переворота, товарищ Пельше понимал опасность идеологических диверсантов. И помнил слова Сталина о силе пропаганды накануне революции: «Главная задача — пропаганда необходимости свержения существующей власти. Мы еще недостаточно подготовлены к этому. Но надо готовиться». И еще одну умную вещь сказал Сталин: «Организовать можно то, что имеешь. Нельзя организовать власть, которой владеют другие». Опасные знания, ведь враги тоже умеют читать классиков, было бы глупо их недооценивать.

Ничего этого вслух он не сказал. Поэтому, когда кто-то в первом ряду поднял руку, сразу отреагировал:

— Товарищи, вопросы потом. У меня мало времени, прошу прощения. Завтра, в это же время, я приеду сюда для партийной дискуссии в более узком кругу. Посидим, поговорим, обменяемся мнениями. Готов выслушать предметную критику и предложения.

После этой ремарки до самых непонятливых дошло: никакой это не партийный актив, а самая настоящая программная речь. Предвыборное выступление кандидата на пост Генерального секретаря партии. По залу прокатился вздох понимания, но Пельше не позволил собравшимся переглядываться и шептаться. Он вновь овладел вниманием:

— Проблему вижу так: у каждого человека Родина может быть только одна. Эта цифра возможна только в единственном числе, как единственной может быть мать. Да, в жизни полно нюансов, и судьба частенько бросает людей как щепки. Но второй родины быть не может, как не бывает осетрины второй свежести. Когда советский гражданин, проживая здесь, морально готов принести клятву Израилю, учит для этого язык и гимн, он не советский гражданин. Мысленно он уже гражданин другой страны. Зачем его насильно удерживать?

Свою речь Пельше заканчивал в гробовой тишине, уж очень неожиданные новости он вывалил на головы чекистам.

Глава 4

Глава четвертая, в которой выясняется: если вы ищите справедливости, то вы пришли не туда

По завершению партийной конференции Председатель КПК пожелал испить чаю в компании Председателя КГБ. И едва сделав глоток, сразу перешел к делу:

— Если вы помните, Петр Иванович, недавно Ростов-на-Дону посещала делегация германского города Дортмунд.

— Да, конечно, — кивнул генерал. — Мы следим за всеми процессами в стране.

Лицо его оставалось невозмутимым, хотя кто-то иной мог бы увидеть иронию в глазах.

— Надеюсь, — в таком же серьезном тоне ответил Пельше.

— Это мероприятие обеспечивалось особо, все-таки города-побратимы — крупное культурное событие. Наша служба вроде бы справилась. Или есть замечания?

— Замечания есть, но об этом в другой раз, — отмахнулся высокий гость, продолжая мысль: — В составе германской делегации выступала Мария фон Вагнер, общественный деятель и дирижер студенческого оркестра. Вам известна ее тайная роль в Германии?

— Я в курсе, — едва заметно генерал покривился.

— Но не одобряете эту поездку, — догадался Пельше.

Ивашутин не стал говорить, что некоторым бойким дамочкам лучше бы сидеть дома и не искать приключений на одно место. Шило там, что ли? Сидела бы, как и раньше, на попе ровно, и передавала агенту ГДР Гюнтеру Гийому сведения из семьи канцлера Вилли Брандта. Секреты невеликие, но мелкие детали очень важны, когда из многих штрихов складывается картина. Да и в куче мелочей постоянно попадаются алмазы ценной информации.

А эта неуёмная особа вдруг рванула не куда-нибудь, а в Советский Союз. Вот зачем светиться? Поступок трудно назвать профессиональным, однако инициативниками особенно не поруководишь.

Вслух коротко бросил:

— Нет у нее понятия о дисциплине, даром что немка. Да и приказывать мы ей не можем.

— Мы вообще ничего не можем, — согласился Пельше. — Работает добровольно, по идейным соображениям. Хоть и не коммунистка. Кажется, она вообще ни в какой партии не состоит. А терять такой кадр не хочется, сведения дает ценные…

— Насколько понимаю, товарищи из штази готовят эвакуацию Гюнтера Гийома и его жены. Возможно, еще двух человек придется выводить. Сама Мария фон Вагнер вне подозрений — связь не поддерживает ни с нами, ни с Восточным Берлином. Вознаграждения не получает.

Пельше сверкнул очками:

— Постойте, а как же товарищ Иванов, представитель министерства культуры, с которым она вступила в романтические отношения? Разве это не ваш человек?

— Подполковник Иванов выполняет мой приказ: не препятствовать, — пожал плечами генерал. — Вербовочные подходы запрещены, его инкогнито не раскрыто. Легкая культурная интрижка. Ну и пригляд, само собой.

— А может это любовь? — отставив стакан тонкого стекла в мельхиоровом подстаканнике, Пельше еле заметно улыбнулся.

На щеках играл румянец, а глаза за стеклами очков блестели хитринкой. Ивашутин даже позавидовал такой бодрости человека, который черти когда делал революцию. А еще воевал в Гражданскую, и видел Ленина не только в Мавзолее.

— Если это любовь, тогда надо заслать Иванова куда подальше, в какой-нибудь Занзибар, — буркнул генерал. — От греха подальше.

— Русские народные танцы среди аборигенов продвигать? — хмыкнул Пельше. — Не спешите, для этого найдем кого попроще.

— Но офицер КГБ не может жениться на германской баронессе! — воскликнул Ивашутин. — Им только волю дай! Дурной пример заразителен, знаете ли.

— Ну почему же, — прищурился Пельше. — Помнится, нарком иностранных дел Максим Литвинов был женат на буржуйке, подданной британской короны. И ничего, никто не помер от ужаса.

Генерал осторожно возразил:

— Литвинов — это другое. Соратник Ленина, старинный приятель Сталина. Завсегдатай салонов английской богемы, непонятные деньги… Мутный тип, мутная семейка и вся эта история мутная.

— У меня другое мнение, — далее полемизировать на тему, табуированную даже для своих, Пельше не стал. — Вдова Литвинова, Айви Лоу, подала документы на выезд.

— Я в курсе, — кивнул председатель.

Ничего удивительного, такие вопросы мимо госбезопасности не проходят, как и мимо партийного контроля.

Пельше сухо бросил:

— Прошу не препятствовать.

— Но…

— Без комментариев, — надавил Пельше, многозначительно обрывая вопросы. — Понятно выражаюсь?

Генерал понимающе кивнул:

— Так точно.

— А где его внук, Павел Литвинов?

— В ссылке, — без запинки ответил Ивашутин. — Работает электриком в Читинской области. Продолжает бузить.

— Так-так, — посмурнел Пельше, — этого отправить первым же рейсом.

Генерал виновато развел руками:

— Арвид Янович, пассажиры первых трех самолетов уже назначены. Как вы и велели: журналисты, сионисты и прочие писатели.

— Да, эти блогеры нам нахрен тут не нужны, — непонятно отозвался Пельше. — Мыслители современности, господи прости! Развелось, понимаешь, идиотов, говорящих правильные слова… Пусть оттуда повопят о кровавом режиме, обивая пороги хедхантеров. Посмотрим, как быстро о них забудут.

Ивашутин запнулся, только зыркнул удивленно. Затем продолжил:

— Дело в том, что ведомость сформирована из расчета трех рейсов, и всеми инстанциями утверждена. Вылет — сразу после выхода постановления Политбюро.

— Жаль. Значит этого — в следующей партии, четвертым рейсом, — решил Пельше. — А что там с каналами движения нелегальной литературы и денег?

— В Москве и Ленинграде каналы взяты под контроль.

— А контакты?

— Все контакты иностранных дипломатов зафиксированы, тайники и «камни связи» выявлены, и так же плотно контролируются. Чтобы раскрутить всю цепочку, требуется еще немного времени.

— Хорошо, работайте. Время пока терпит, — покладисто согласился Пельше. — Хотя время не любит, когда его убивают.

Ивашутин намек понял:

— Максимум две недели, Арвид Янович.

— Добро. Но возвратимся к нашей немке. Насколько я понял из доклада своих помощников, она хочет заполучить к себе в Германию ростовский оркестр студентов?

— Да, очень настойчиво хочет, — сморщился генерал. — Прилетает в Москву уже третий раз, и начинает бегать по инстанциям: министерство образования, министерство культуры, отдел пропаганды ЦК. Достала… В смысле, — быстро поправился он, — мои сотрудники утомлены ее энергией.

— А в чем проблема?

— Внешне все выглядело стандартно, в рамках договоренностей: у нас побывала немецкая делегация, теперь готовится ответный выезд. В заявку включен студенческий оркестр «Надежда», ростовский обком сделал это с самого начала. Тут вопросов нет.

— И где же вопросы?

— Все упирается в культурную программу визита. По ней предусмотрены совместные концерты немецких и советских студентов, с записью на радио и телевидении. Как дирижер оркестра, Мария фон Вагнер настаивает на предварительных репетициях. Уши всем прожужжала!

— Репетиции — это разумно. Это даже нужно, чтобы потом не обделаться перед публикой, — Пельше по-прежнему не видел, где здесь сложности. — И что?

— Бюрократия. Если делать, как она требует, то образуется отдельный выезд группы наших студентов в капиталистическую страну, причем раньше остальной делегации. Ломается график, требуется согласование на многих уровнях. Дело усложняется тем, что министр культуры Фурцева категорически против. Даже разговаривать не хочет. Вы же знаете: если раз сказала «нет», значит отрезала.

— Понятно, — задумался Пельше, машинально помешивая чай ложечкой. — А что вы думаете по этому поводу?

— Студенты проходят по третьему отделу Пятого Управления, культура — по первому, — уклончиво ответил Ивашутин. — Как мне докладывали руководители темы, и без этого имеются технические трудности по сопровождению, размещению и обеспечению. А по ряду кандидатур возникли сомнения.

В такие мелкие детали Председатель особо не вдавался. Ну, не всем одобрят выезд в Дортмунд, кого-то забреют. Обыденное дело. Месяцем раньше, месяцем позже… Выбывших заменят, или вообще плюнут. Да какая разница? Вслух Ивашутин этого не сказал, но Пельше понял.

— Так-так, — усмехнулся он. — Ясно. Никому не нужна лишняя головная боль, и вашей службе тоже. Текущая задача, которых множество. Логично. Что у вас есть на Фурцеву?

Ивашутин ткнул в кнопку селектора:

— Виктор, зайди с материалами по министерству культуры.

Через пару минут, спросив разрешения, в кабинет просочился моложавый подполковник. Положив папку на край стола, вытянулся. Ивашутин кивнул, и подполковник испарился.

Полистав толстую папку, генерал нашел нужный лист. Высказался кратко:

— Имеется сигнал. Поступил из надежного источника. Екатерина Алексеевна положила глаз на стройматериалы, предназначенные для ремонта Большого театра. Краски, доски, паркет.

— Зачем ей доски?

— Собралась дачу строить.

— У министра культуры нет дачи? — поразился Пельше. — Как же она живет?

— Дача у нее есть. Участок в Жуковке оформляет для дочери, а кое-какие материалы велела отложить. Список прилагается. Рядовое дело, в общем-то.

— Почему я не знаю?

— Так она не простой чиновник, Арвид Янович! Член ЦК КПСС, депутат Верховного совета. Проверим сигнал, зафиксируем факты, тогда и будем вам докладывать. Пока это лишь намерения, высказанные устно. А если сигнал не подтвердится? Некрасиво выйдет.

— Да, так бывает, — согласился Пельше. — Не все сигналы подтверждаются, далеко не все. И поскольку это пока предположения, поговорю с ней сам, лично. И заодно попрошу за ростовский оркестр студентов. Пусть ребята едут на свои репетиции. Заодно с германскими сверстниками пообщаются.

Глава 5

Глава пятая, в которой мы хотим идти вперед, но нам всё время кое-что мешает

Закрыв папку, генерал поднял глаза:

— Простите за прямоту, Арвид Янович. Не пойму, зачем вам это надо?

— А я вам отвечу, Петр Иванович, — высокий гость подлил себе чаю. — Тем более, вас это тоже касается.

Повторив со своим стаканом действия гостя, генерал весь обратился во внимание.

— Как вы, наверно, догадываетесь, у меня имеются свои источники информации, — начал Пельше.

Генерал Ивашутин не догадывался — он был уверен. Председатель КПК не просто владел информацией, он обладал целым кладезем знаний. В этом Ивашутин убеждался не раз. Вывод отсюда может быть только один: Пельше сумел выйти на личную разведку Сталина.

После смерти вождя началась упорная возня за трон, и окружению Сталина многие вещи казались тогда второстепенными. Но всё проходит, в конце концов власть поделили. Потом оглянулись, спохватились, однако насчет личной разведки Сталина стало поздно, — она пропала. Не иголка в стоге сена, целая организация, а на связь с текущим руководством никто не вышел. Видимо, не посчитали необходимым. Кто только ни пытался восстановить оборванные нити: и Хрущев со своими апологетами искали концы, и после них Брежнев предпринимал немалые усилия — всё безрезультатно. А вот Арвиду Яновичу как-то удалось связаться с самой секретной и таинственно спецслужбой.

Генерал незаметно вздохнул. Никакого секрета нет в том, что информация правит миром. В ЦК КПСС это прекрасно понимали, и желали иметь знания об окружающем мире в полном объеме. Абсолютно всё: чем дышит советский народ и его руководители на местах, где зреет недовольство, а также подробности происходящего в других странах. Изучая факты, документы и слухи, политбюро требовало от спецслужб прогноза развития событий, дабы предпринять упреждающие меры.

Кроме КГБ, разведданные шли от ГРУ Генштаба на регулярной основе. Зарубежную разведку вёл Международный отдел ЦК. Компактной, но мощной разведкой и контрразведкой обладал Комитет Партийного Контроля. Глядя на это, свою аналитическую службу пытались наладить в МВД. Дело двигалось медленно, но неуклонно. Главный информационный центр и оперативно-поисковое управление МВД явились основой для новоявленной разведки.

Добротной информацией (политической, научной, технической) ЦК КПСС располагал. Другое дело, в какой мере он ей пользовался. И в чем Политбюро преуспело, так это в интригах. Спецслужбы конкурировали за политическое влияние, и эта возня всячески поддерживалась. А демонстрация своей нужности руководству страны гарантировала правильный бюджет, которого вечно не хватало.

Все эти мысли промелькнули в голове Ивашутина за одно мгновенье. Отвечать на реплику Пельше он не решился, поэтому просто кивнул.

— … И один из моих источников, которому я весьма обязан и склонен верить, предложил необычный план. Решение простое, но изящное — не выводить Марию фон Вагнер из игры, а наоборот, выпятить ее на международной сцене.

— Каким образом? — заинтересовался генерал.

— Вам же известен принцип «хочешь спрятать лист в лесу — положи его на видное место». Итак, баронесса фон Вагнер не скрывает своих левацких взглядов. Она осуждает фашизм в целом и гитлеровский нацизм в частности, выступает за дружбу народов вместо войны. Полностью поддерживает позицию Вилли Брандта по сближению с Восточной Германией. Вполне резонно считает, что музыка тоже объединяет людей.

— За всё хорошее против всего плохого, — еле слышно пробормотал генерал.

Историю баронессы он помнил и без подсказки высокого гостя. Тем временем Пельше перешел от лирического отступления к существу вопроса:

— Так вот, мой источник предлагает от имени ГДР пригласить ее для записи грампластинки — сразу после визита советской делегации. Организовать концерты, гастроли по Восточной Германии. С одной стороны, ничего особенного, культурная программа. С другой стороны, спрячем ее от недобрых взглядов, пока идет эвакуация и зачистка хвостов команды Гюнтера Гийома. Так-то она вне подозрений, но береженого бог бережет.

— Хм, — задумался генерал. — Вроде всё логично. И какую роль во всей этой истории играют ростовские студенты?

Попивая чай, Пельше усмехнулся.

— Какую роль могут играть дети? Только музыкальную. Не ищите второго дна, считайте моей блажью. Да, и вот еще что. На местах любят проявлять кумовство и блат — там хотят впихнуть в оркестр посторонних людей. Этого допустить нельзя. Мария фон Вагнер ребят хвалит, коллектив сыгранный, нечего его ломать. Повторяю: никаких замен и отказов в выезде, — он выложил на стол сложенный лист бумаги. — Строго по списку, ответственность беру на себя.

Генерал развернул лист, и сразу уткнулся в начало списка. Первая строка «руководитель оркестра — Яков Моисеевич Косач, парторг института, доцент кафедры марксизма-ленинизма» была зачеркнута. Как же так? А сам говорил: никаких замен! Тем не менее, список уже кто-то почеркал.

— Это что же, — осторожно заметил он, — студенческий оркестр поедет за границу без руководителя?

— Ну почему, — отозвался Пельше. — Есть мнение назначить на это место товарища Иванова, представителя министерства культуры.

Ивашутин поперхнулся. Какое-то время он осмысливал «мнение», с которым, скорее всего, спорить бесполезно.

— Вы считаете, товарищ Иванов справится с руководством музыкального коллектива? В разведшколе этому не учат…

— Уверен, — отрезал Пельше. — В любом случае он сделает это гораздо лучше парторга. Косач ни бельмеса в нотах не смыслит, представляете? По моей просьбе там проверили доцента, и обнаружили: биография чистая, а вот на ухо медведь наступил.

— Ну, для многих профессий тугое ухо не страшно, — хмыкнул Ивашутин. — Для преподавателя кафедры марксизма-ленинизма тоже. Там язык важнее.

— А у товарища Иванова язык подвешен не только для агитации — он им поет и на баяне играет. Я знаю, мне докладывали. Музицирует лишь в дружеском кругу, правда, но это неважно. Главное, опыт есть.

— Хм, — снова задумался Председатель КГБ.

— Справится, не сомневайтесь, Петр Иванович. Если что — подскажете, научите. Образованных людей у нас полно.

— Так точно, — обреченно кивнул генерал.

— Теперь об обеспечении. Скажите, в Комитете имеются молодые симпатичные девушки?

— А с какой целью интересуетесь? — слегка опешил Ивашутин. Удивляться он не переставал.

— Обеспечение операции, — ровно пояснил высокий гость. — Что полагается иметь в обслуге оркестра? Парикмахер, гример, костюмер, осветитель…

— Рабочий сцены.

— Рабочий? Хм… Да, конечно. Парочка крепких парней там не помешает. Все-таки коллектив женский.

— А охрана? — пришла в голову Ивашутина дельная мысль. — Да Западе это дело давно привычное, никто не удивится.

Подсказка вышла машинальной, но Пельше одобрительно кивнул головой:

— Логично. Не все там будут рады советской делегации. Далеко не все. Правых, неофашистов и прочих бритоголовых молодчиков на Западе хватает. Возможны провокации на концерте. Слабый пол кто их защитит? А на полицию надежды мало.

Председатель в этом не сомневался:

— Было бы странно, если всё пройдет спокойно. Еще Сталин утверждал, что провокация — испытанное средство контрреволюции.

Обсуждать мысли бывшего вождя Пельше не пожелал. Видимо, из-за недостатка времени.

— Что ж, мне пора, — отставив стакан, он поднялся. — Не провожайте, дорогу знаю. Предупредите товарищей: завтра, на партийном собрании актива готов выслушать самые острые вопросы. Нам предстоим выработать общий взгляд на негативные явления, чтобы сообща предотвращать их развитие.

Глава 6

Глава шестая, в которой текущие дела делятся на две категории. Первая — это несрочные, когда «сто раз еще успею, не горит». И вторая — срочные, когда «всё пропало, гипс снимают, клиент уезжает»

Открылась дверь, и в проеме появилась высокая фигура Анюты. Не в том смысле, что возникла ниоткуда, а просто вошла. Что интересно, вошла в бахилах, белом халатике и шапочке. Чисто молодой доктор, а очочки с золотой оправой добавляли образу солидности. Не хватало стетоскопа на шее и планшета в руках. И еще из больничного стандарта несколько выбивались тактические ботинки «Лова» и камуфляжные штаны, а также футболка защитного цвета. Видимо, спешила с какого-то задания, не успела переодеться.

— Как дела? — поинтересовалась, оглядывая помещение.

Сказано было вроде нейтральным тоном, однако Алена непроизвольно выпрямилась:

— Больной лежит, — четко доложила она. — Жалоб нет.

— Есть просьба, — встрял я в медицинский диалог. — Помогите дойти до туалета. Мочи нет терпеть.

Анюта укоризненно взглянула на подругу.

— Чувиха, как же так? — тоном доброй воспитательницы молвила она, глядя поверх очков. — Непорядок. А вам, Антон Михалыч, выписан покой. Не вздумайте вставать, а то швы разойдутся.

Я набрал воздуха в грудь, чтобы возразить, однако Нюся предложило другой путь:

— Вы дуйте прямо туда, значит. На вас памперс крепкий, «супер плюс». Или пора новый надеть?

— Нет, — буркнул я. — Давай уже по старинке, в утку.

Ловко управляясь с гигиеническими процедурами, Анюта включила интонации психотерапевта:

— Вот хорошо, вот молодец! Давай- давай, родненький, за маму, за папу.

— И за того парня, — не удержался я от шпильки.

— Тот парень тоже болеет, — покладисто согласилась она. — Мы с Веркой, конечно, над Тошей поколдовали. И кровь остановили, и наговором раны закрыли, и нос пластырем заклеили. Но лучше всё-таки полежать спокойно. Береженого бог бережет. Да, больной Бережной? Вот и ладненько.

— Слушай, у меня дома зверинец не кормлен, — состроил я жалобную рожицу. — Может, сбегаешь, а?

— Уже кормлен, — отмахнулась она. — Вот этой рукой. И Рекса в том мире тоже обиходила, а то Верке некогда.

— Причитает над Антоном?

— Хуже.

— Да? А что делает?

— Молчит. Надулась, ровно туча грозовая.

— Так-так, — пробормотал я. — Все мрачней и ниже тучи опускаются над морем. В пене гнева стонут волны. Буря, скоро грянет буря…

— Чего? — не расслышала Алена.

Только я в подробности вдаваться не стал:

— Лучше мне там не появляться.

А Анюта песню расслышала.

— Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах, — хмыкнула она, продолжая мысль. — Вот и лежите… в утесах. Соседку вашу я зарядила вкусняшками, та обещала собачку выгулять. Ну и присмотреть, как обычно. Пыль протереть, цветочки полить.

— Благодетельница! — с чувством воскликнул я. — Никогда с тобой не рассчитаюсь. А так всё в порядке, надеюсь?

— Ваш горный лев капризничает. Злится, огрызается. Кушает неважно. Конечно, ему плохо: мама бросила котят.

Нюся иронизировала, однако в ее словах была доля истины. В дикой природе котята живут с матерью до двух лет. Всё это время они ходят в статусе малышей. А раз я заменил детенышу мать, поил детским питанием, кормил с рук, именно матерью он меня и считает. Блин, со всех сторон неправ!

— А я придумала котенку имя, — неожиданно влезла Алена.

— Какое?

— Катана.

— Почему Катана?

— Резкая, острая, — пояснила она. — Грациозная. Короче, красивая девочка. Крутой краш!

Да уж, женская логика такая — фиг поймешь. Как сабля может быть девочкой? Хотя с именем я тоже был неправ, надо дикого зверя приучать. А то что это за имя, «Пора кушать»? Непорядок.

Снова открылась дверь, теперь это сделала тележка на колесиках. Следом показалась пожилая санитарка. Незнакомая, видимо, новенькая. Она прищурилась, глядя в листок:

— Ужин, значит, подан. Больной Бережной и сиделка, манная каша, две порции.

Нюся приступила к кормлению, я принялся послушно глотать:

— И еще просьба, Нюся.

— Внимательно, — кивнула она.

— После ужина хочу сходить в реанимацию. Поможешь со своим черным одеялом? Туда и обратно.

Алена на это отреагировала бурно:

— Опять с меня будете ауру рвать? — вскинулась она. — Снова чужие дырки штопать? Бедные мои лоскуты для заплат… Тираны! Разве это не кринж ужасный, пипл?

— Милая, мы немножко, — осторожно заметил я. — По чуть-чуть на первый раз.

— Пасиб, — язвительно отозвалась она. — Между прочим, на вредном производстве хоть молоко дают. А донорам красное вино полагается.

— Вино на работе? — возмутилась Нюся. — Ты же комсомолка, чувиха!

Ответным обличающим жестом Алена вытянула пальчик:

— Голодное брюхо к лечению глухо, — она погладила то самое голодное место. — Кароч, бро. Я требую повышенную пайку! Причем заранее. Например, настоящее «Мукузани», у которого этикетка вся в золотых медалях. И, конечно же, лаваш, буженину и сыр с плесенью. А вашу манную кашу пусть ранбольные кушают!

Пальчик переместился в мою сторону.

— Подруга, сдай назад, — более миролюбиво буркнула Нюся. — Не нуди. Ты недавно полноценный обед умяла! Хочешь кушать — в холодильнике полно еды. Вон микроволновка. Сообрази чего-нибудь.

Алена на это фыркнула:

— Готовлю я превосходно, но мне жалко времени на это.

— У меня такое ощущение, — предположила Нюся, — что ты в наше время переместилась вместе с Антоном Михалычем еще тогда, на заре. Только очень хитро скрывала свои медвежьи глазки.

Алена поспешно глянула в зеркальце — голубые глазищи были на месте. Она облегченно выдохнула:

— Харэ троллить, бро! С чего такой вывод?

— Очень ты похожа на старую брюзгливую бабку, — призналась Анюта. — Вредную донельзя. Это про тебя написан старинный русский романс:

Отчего ты грустна, моя милая?

Отчего тебе, милая, больно?

Что ты снова такая унылая?

Чем ты вечно, овца, недовольна?

— Фигня, — невозмутимо отмахнулась Алена. — Этот ахтунг не про меня.

— Да?

— Я прежняя девушка, белая и пушистая. Послушай, зачем мне колотиться на брифинге, когда тебе это нетрудно? Давай-давай, бро, обеспечь голодающую сиделку хавчиком.

— Хм, — задумалась Нюся. — Мне и самой не мешало бы перекусить. Кордон блю будешь?

Сиделка по-царски кивнула головой:

— Звучит заманчиво. А что это?

— Куриное филе, фаршированное сыром и ветчиной. Хрустящая золотистая корочка прилагается.

— Флексно и почти кошерно, — одобрила Алена. — А что-нибудь еще, чтобы фаршированное перепелками?

Анюта прикрыла глаза, вглядываясь куда-то очень далеко.

— Кролик, — сказала она. — То есть заяц.

— Подстреленный картечью заяц кричит так, что мурашки по телу. Точно как плачущий младенец, — невпопад обронил я.

— Алоха, Антон Михалыч, — с чувством заметила Алена. — Умеете вы поднять аппетит.

Выдержав паузу, она грызанула шоколадку. А затем обернулась к Нюсе:

— Так что у тебя за кролик?

— Фаршированный куропатками заяц. Только там одна порция.

— И чо? — фыркнула Алена.

— Последнюю сигарету не стреляют, — Нюся развела руками, — а последнюю порцию не бреют.

— Где это «там», Нюся? — поинтересовался я, прищурившись с подозрением.

— В столовке ЦК КПСС. Последнее брать неприлично — вот придет какая-нибудь шишка заправиться, а положняк подъели.

— Запишут тебе низачот? — продолжала фыркать Алена. — Ты же неуловимый мститель, бро!

— Нюся, — скопировал я тон доброй воспитательницы. — Воровать нехорошо.

— Как вы могли такое подумать, Антон Михалыч? — оскорбилась она. — Вот уж отнюдь! Денежку в тарелочку честно кладу.

— Каждый раз?

— А то! Это не затратно, там такие смешные цены… На рубль можно обожраться вдвоем. Если не наглеть и аккуратно делать, никто и не заметит.

Алена прервала наш диспут, капризно надув губу:

— Заяц с куропаткой пойдет, буду хомячить. Это реально хорошо для меня.

— Всё остальное фигня? — догадалась Нюся.

— Только учти: фаршированный куропаткой, а не дробью. Еще хочу буженину. Настоящую, пражскую. И сыр с белой плесенью «Сель-сюль-шер», — она ткнула в меня пальцем, — что Антон Михалыч только по праздникам выдает.

— А ты не лопнешь? — ядовито заметила Нюся, вставив руки в бока.— Не моё, конечно, это дело, в чужой рот заглядывать. Но если жрешь в три горла, то знай: задница у тебя одна. И потом, разве кинозвезды бывают жирными?

— Эй, полегче! — взвилась Алена. — Во-первых, в реанимации трое больных. Ты ж меня там как курицу ощиплешь! Баланс надо поправить. Ибо сказано: как полопаешь, так и поштопаешь. Во-вторых, я не толстая, а фигуристая, то есть девушка в самом соку. Да, на аппетит не жалуюсь, но ранняя пташка больше корма клюёт! И, в-третьих, хорошие артисты бывают крупными. Разве Нонна Мордюкова не звезда?

— Глыба великая, — согласился я, чтобы без паузы рявкнуть тихим голосом: — Вы меня утомили обе! Алена, ну-ка набери мне лысого доктора.

Та шустро нашла имя нужное имя в контактах и поднесла аппарат к моему уху. Вместо доктора трубку взяла Катя.

— Он прилег, — сообщила она тихим голосом. — Сегодня был нелегкий денек.

— Да уж, — вздохнул я. — Обрисуй обстановку.

— Самый тяжелый больной — Казбек Бероев. У него проникающее ранение в брюшную полость. Очень жаль, такой брутальный мужчина… Вы же помните, он у нас не первый раз.

— Этот, у которого шрам на щеке?

— Нет, у Казбека борода, — усталым голосом хмыкнула она. — Шрам у Кирилла Афанасьева. Там тоже не очень хорошее дело, со стороны спины задето легкое. А у женщины плечо раздроблено. Суставная сумка — в хлам. Считай, инвалид.

— Хм…

— Антон Михалыч, вы новости сегодня смотрели?

— Еще нет.

О том, что новости смотрю редко, рассказывать не стал. Не мой это конек, журналюгам уши подставлять. Да и что там интересного? Сплошная чернуха.

Но на всякий случай уточнил:

— А что такое?

— Показывали сюжет из автосалона «Тойота». Там произошла перестрелка, есть жертвы. Движение по Аксайскому проспекту перекрыто, летают военные вертолеты. На крышу магазина выброшен вооруженный десант. Шустрые ребята, чисто космические рокеры в черных шлемах. Автоматы в руках такие крохотные! Но зловещие.

— Зачем десант? — поразился я.

— Полиция запросила помощь. Возбужденная толпа штурмует здание, требует выдать тела убитых. По их правилам похоронный обряд надо провести до заката солнца. Ничего не хотите мне сказать?

Алена с Анютой переглянулись, а у меня кусок хлеба во рту застрял:

— В последнее время я стал меньше врать. Но если ты не станешь задавать вопросы, я вообще перестану.

— Дело в том, что к одежде женщины был приколот бейджик с надписью «Сервисный центр Тойота»… И как тут обойтись без вопросов?

Это меняло дело.

— Катюш, и что ты хочешь услышать?

— Если вы притащили ее оттуда, может нам пора готовиться к осаде? По крайней мере, охрану мы уже предупредили.

Это заявление заставило напрячься:

— Мобилы раненых где?

— Приезжал человек от Николая Сергеича, разобрал аппараты и увез в специальном контейнере. Вместе с одеждой, на всякий случай.

— Не волнуйся, — веско бросил я. — Эту проблему мы решаем в узком кругу ограниченных людей.

А про себя вздохнул — войны никто не хотел, война была неизбежна. Подобную ситуацию Михаил Жванецкий уже описывал: «Раньше я боялся, что меня могут забыть. Теперь я боюсь, что меня могут запомнить».

Ничего, прорвемся. Бог не выдаст, свинья не съест. А пока будем гнездиться в гнезде, как доктор прописал.

Глава 7

Глава седьмая, в которой бывали хуже времена, но не было подлее

Хмурый воскресный день не радовал. Опять пришлось заниматься служебными делами, а для этого тащиться далеко за город. Выйдя из машины, генерал Мещеряков огляделся. Затем махнул рукой помощнику, разрешая тому не лезть из теплого нутра салона. Охрана тоже осталась за воротами — генерал прибыл в хорошо защищенное место, где предстояло получить последние ценные указания.

Перед дальней командировкой начальника ГРУ решил напутствовать сам товарищ Пельше. Причем лично, без свиты сопровождающих лиц, ибо тайны великие хотел обсуждать. Встречу назначил в небольшом доме отдыха ЦК КПСС «Клязьма», расположенном посреди леса.

И хотя других отдыхающих поблизости не наблюдалось, а официантка деликатно отошла к буфету, за обедом говорили мало. Речь шла о прошедших в Саппоро Олимпийских играх, текущем чемпионате мира по хоккею в Праге, шумной премьере фильма Форда Копполы «Крестный отец» и прочих незначительных событиях.

А затем двинулись на прогулку. Несмотря на то, что снег уже сошел, оделись тепло, по зимнему — начало апреля в этом году выдалось неласковым. Голые ветки деревьев качались на ветру, а прошлогодние листья и жухлая трава совсем не радовала глаз. Временами срывался мелкий дождь, заставляя зябко ёжиться.

Если не считать ворон, то на парковых дорожках царила пустота. И лишь изредка вдали мелькали фигуры охранников, хаотично перемещающихся в разных направлениях. Естественно, эта беспорядочность была продуманной. Служивые люди привычно изображали гуляющих, закрывая контур охраны по периметру.

— Леонид Ильич собирался проинструктировать вас лично, но не сложилось, — доверительным тоном начал Пельше издалека.

— Снова легкое недомогание? — предположил Мещеряков.

— Да, весенняя простуда, — Пельше остро взглянул на генерала. — Поручил мне. Вы же в курсе, подготовка к визиту Никсона проходит весьма напряженно. Леониду Ильичу даже спать некогда.

Начальник ГРУ понимающе кивнул головой. Другие слова были бы лишними, обстановкой в Кремле он владел. Собственные информаторы, и не только кремлевские, подтверждали: высокие кабинеты партийных начальников давно не видали такой суеты. Прямо говоря, на красных ковровых дорожках творилось черти что — как наскипидаренные бегали все, не обязательно партийцы средней руки. Про скорость на красных дорожках замечательно подходила старая шутка: «Машинист и не заметил, как оказался на Анне Карениной».

Визит президента США, запланированный на середину мая 1972 года, приближался не по дням, а по часам. Огромная бюрократическая машина, составленная из советских и американских дипломатов, уже пережевала и проглотила массу процедурных вопросов, однако накал страстей не спадал. В этом деле мелочей нет, второстепенные дела требовалось улаживать так же тщательно. В подготовительный процесс затянуло службу охраны, управление делами ЦК КПСС, Особую кухню, Большой театр, Московский цирк… И воронка водоворота постоянно расширялась.

Это только по телевизору всё выглядит просто и красиво: люди улыбаются, вальяжно ручкаются, и говорят тосты на приветственном ужине. А затем махом подписывают гору документов планетарного уровня. Нет, всё не так. Финальному аккорду предшествует долгая кропотливая работа и масса испорченных нервов высококлассных специалистов.

К важному событию готовились буквально все, включая врачей Центральной клинической больницы. Желая выглядеть в форме, Леонид Ильич настойчиво требовал капитального ремонта всего изношенного организма. Врачи старались, латали дыры как могли, поэтому большую часть времени генсек проводил на процедурах.

— Итак, Валентин Иванович, ваша главная цель на переговорах с Голдой Меир — показать наше миролюбие, — размеренно говорил Пельше. — Мы открыты для переговоров. Еврейский вопрос — пожалуйста, мир на Ближнем Востоке — со всей душой, борьба с терроризмом — впереди единого фронта.

— А как же Египет? — поинтересовался генерал.

Это был острый вопрос. Военная разведка ситуацию отслеживала, и выводы делала однозначные: зреет новая война с Израилем, четвертая по счету. Аналитики военной разведки предрекали очередное поражение арабов, причем быстрое. С горечью напоминали, что низкая боеспособность египетской армии в очередной раз обернется критикой советского оружия. Песня известная, тут к бабке не ходи.

А в руководстве Советского Союза единого мнения не было. Ястребы требовали массированной советской помощи, голуби скептически щурились — опять деньги на ветер? Буквально на днях в Москву приезжал Садат, и яростно требовал больше помощи — больше техники, больше солдат и больше денег. Из Москвы он увез очередное обещание помочь.

Только потом на заседании Политбюро Леонид Ильич прямо сказал: «Да пошли они к египетской матери! Мы за них воевать не будем. Народ нас не поймет». Это выражение, «народ не поймет» — любимая фраза вождей. Вроде ничего конкретного, а звучит веско и солидно. «Поймет» или «не поймет» громогласно может говорить только человек, знающий ситуацию изнутри. Леонид Ильич знал.

Ибо иностранных войск в Египте не было. От народа скрывали, что тридцать две тысячи советских военнослужащих, переодетых в египетскую форму, уже воюют за чужую страну. Маршал Гречко прямо предупредил военных летчиков: «Если вас собьют, и вы попадете в плен — мы вас не знаем». А на Западе всё знали прекрасно. Да, советских военнослужащих скрыли за местной униформой, только вот жены никуда не делись. Именуемые «обозом», они бросались в глаза на улицах и явно выделялись из национальной толпы на египетских рынках.

Мнение народа, конечно, важно. Только Брежнева больше волновала мировая война, которая могла начаться сразу после прямого советского вмешательства. А затевать из-за арабов новую мировую бойню он не собирался. По согласованию с Политбюро маршал Гречко издал секретный приказ на случай наступления египетской армии: «В поход не ходить! Только оборона».

На заседании Политбюро, вместе с размером помощи Египту, возник еще один вопрос: судьба старых арабских долгов. Речь шла не том, прощать или не прощать, а сколько прощать — половину или треть. Уже готовое решение Политбюро товарищ Пельше притормозил, то есть убедил положить под сукно, чтобы отлежалось. Ведь не горит же, верно? А это был хорошийзнак. Нет ничего более постоянного, чем временное.

— Принято решение поставить дополнительное вооружение в Египет. Новейшие самолеты и ракеты, даже во Вьетнаме такого нет, — пнув кучу старых листьев, Пельше помолчал. — И в полном объеме, как просят египетские генералы.

— Даже так? — поразился Мещеряков.

Генеральный штаб просчитывал разные возможности. На то и штаб, чтобы иметь в сейфе все мыслимые планы. И подобный сценарий развития ситуации рассматривался, но считался самым маловероятным вариантом.

Блеснув стеклами очков, Пельше продолжил мысль:

— А почему нет? Поставим. Но только после оплаты предыдущих поставок.

От этой новости Мещеряков даже остановился. Немыслимое дело — о деньгах вспомнили! А то всё дружба, дружба, братский египетский народ и родные фараоны в древних пирамидах…

Советских специалистов в Египте хватало, и не только военных. Все они получали неплохую зарплату. В пустынную страну потоком шли тракторы, грузовики и прочая гражданская продукция, стоившая немалых денег. Только что закончилось возведение Асуанского гидроузла с сопутствующей инфраструктурой, и всё это называлось коротко: затраты. При этом ссуды, в том числе кредиты на закупку военной техники, погашались настолько плохо, что о графике платежей забыли обе стороны.

Огромные деньги, закопанные в египетскую пустыню, вызывали скупые мужские слезы. Это сколько же дорог и жилья в России можно было построить?

От грустных мыслей отвлек товарищ Пельше. Он озвучил то, что Мещеряков и так сам знал:

— Когда в конце сентября 1970 года внезапно скончался Гамаль Абдель Насер, ситуация резко изменилась. Сразу после прихода к власти его преемник Анвар Садат начал смотреть налево, в сторону Соединенных Штатов. Переговоры уже идут, при посредничестве саудовской разведки.

— Зафиксирован канал связи через ЦРУ, — буркнул Мещеряков. — Американцы пообещали три миллиарда долларов ежегодно, если русские выйдут из Египта.

Голос Арвида Яновича заледенел:

— Не припомню, что бы военная разведка докладывала об этом факте.

Никакой вины за собой Мещеряков не чуял. Разведданные текли рекой, и уж читать их, сидя в кремлевском кабинете, легче, чем добывать.

— Шифровка отправлена на имя товарища Брежнева.

— Понятно, разберемся, — оттаивая, кивнул Пельше. — Мои источники сообщали такую информацию. К сожалению, американцы обещали не только это. В документах, подготовленных к визиту Никсона, есть коммюнике о сокращении поставок вооружений. Текст полностью согласован, Брежнев и Никсон готовы его подписать.

— Если это произойдет, Садат будет взбешен? — догадался Мещеряков.

— Не если, а когда, — поправил его Пельше. — Когда это произойдет, Анвар Садат будет взбешен. Потому что там есть отдельная фраза за Ближний Восток, весьма миролюбивая. Но вернемся к Садату. Упразднив Объединенную Арабскую республику в виде союза Египта и Сирии, Садат показал, что отказывается от претензий на первенство в арабском мире. Есть мнение, что после нашего требования погасить старые долги, Садат примется разрушать союз с Советским Союзом. Соратники Насера из президентского окружения удалены, а разворот во внешней политике уже сейчас сопровождается отказом от социалистической риторики. Что касается долгов, то пока что арабы платят — вяленько рассчитываются хлопком и рисом. Думаю, скоро и этого не станет.

— Да он и без требований будет разрушать союз, — осторожно заметил генерал. — Об этом я писал в секретной записке на имя товарища Брежнева. В узком кругу Садат брызжет злобой, стучит кулаком и критикует советских военных. Уже имели место придирки от египетских таможенников при пересечении границы, а также обыски и задержания наших военных. А совсем недавно он назвал советских военспецов тормозом для своих войск, который мешает добиться решительной победы. На офицерской вечеринке, в состоянии подпития, Садат объявил новую стратегию: «Мы разгромим врага с помощью аллаха».

— Когда это было?

— На днях. Сразу после того, как побывал в Москве.

— Думаете, теперь он прекратит требовать дополнительные войска и технику?

— А этот засранец всё прекратит, — убежденно кивнул Мещеряков. — И требования выдвигать, и долги платить.

Основания так считать ему давал психотип Садата, изученный и прорисованный до мелких деталей. Генерал мог бы добавить, что думают о Садате в кулуарах советской разведки, но не стал. А там считали однозначно: когда был Насер, он «на всех Насер», а когда пришел Садат, то эту линию «нас рать» продолжил.

Иных слов, кроме как «изменник» и «ревизионист», знающие люди не применяли. Глядя трезвыми глазами, они не стеснялись и более крепких слов. Все эпитеты были верны: фанат Гитлера, наркоман и алкоголик. К сожалению, это было фактами, а не преувеличением. Из советского посольства Садату постоянно присылали водку ящиками, которую он зело уважал.

Попивая водочку после трудового дня, Садат мог расслабиться гашишем, что указывало не только на буржуазное влияние Запада, а еще и на крепкое здоровье. И язвительное прозвище «подкаблучник» соответствует истине. Все решения, принятые Садатом, были подготовлены его женой.

Еще Садата звали «долбанным негром», что не совсем верно — будучи от природы очень смуглым, новый президент имел суданские корни. Последнее утверждение Мещеряков отвергал, а вот что делать с остальным, не знал.

Войны никто не хотел, война была неизбежна…

Поглядывая сбоку, Арвид Янович едва заметно улыбался. Бодрый взгляд, румянец на щеках. И когда только он отдыхать успевает? Но позавидовать Мещеряков не успел — неожиданно товарищ Пельше выдал решение проблемы. Простое и парадоксальное, оно выглядело изящно.

— Долги Египта мы продадим Никсону, — сказал Пельше. — Вернее, тем кругам, что за ним стоят.

— А они заплатят?

— Однозначно. Мы готовы взять товаром — станками, бульдозерами, зерном, лекарствами, медицинским оборудованием… Да хоть джинсами, черт возьми! Как ни смешно, но это выгодно всем. И каким образом Египет будет рассчитываться со Штатами, станет неважным. Это же они собираются нас кинуть, верно?

Гениальное всегда выглядит просто. А простой план, в отличие от сложной многоходовки, порушить значительно сложнее.

Глава 8

Глава восьмая, в которой я остаюсь, чтобы жить

После ужина мои болячки осмотрела Катя. Поменяла повязки, поставила уколы и капельницу, рассказала последние новости.

— В отличие от остальных, Антон Михалыч, у вас легкое недомогание.

— Недомогание? — поразился я.

— Не будем же мы считать синяки за травму? Для вас это повседняк, дело обычное. Разбитый нос — чисто мужская болячка, лечится легко. А пуля далеко в спину не вошла, уперлась в лопатку. Да и бронежилет ослабил силу удара. Хирург там не резал особо, пинцетом вытащил.

Хм… В общем, снова повезло? Крыло смерти лишь краем зацепило. «Дуракам везет, поэтому дурак я». Да, печальная убыль населения, плохая статистика — это не про меня. По крайней мере, так выходит. Не помню в который раз, но чертовой статистике просто придется смириться! Именно это утверждал Анатолий Крупнов из группы «Крупский Сотоварищи»:

Я, я остаюсь,

Там, где мне хочется быть,

И пусть, я немного боюсь,

Но я, я остаюсь.

Я остаюсь, чтобы жить!

С пакетом гуманитарной помощи Катя упорхнула, а мне оставалось только понять, кому свечку ставить. Что Николаю Угоднику, скорому помощнику, заступнику от несправедливости и спасителю от напрасной смерти, это понятно. Кому еще? После недолгих раздумий решил не мелочиться, уважить всех святых. Только не сегодня, чуть позже, сначала надо оклематься.

А потом прикорнул на пару часиков. Да и девушкам следовало привести себя в порядок. Развеяться, помыться да отдохнуть они сумели в моей квартире, естественно. Перекусили, чем холодильник послал, а заодно и зверинец накормили. Обратно явились одетыми по форме, демонстрируя чистые хирургические халаты, убранные под шапочки волосы и бахилы с перчатками на конечностях. Девушки принесли с собой легкий аромат свежести. «Крид сильвер маунтин вотер»? Знаменитый парфюм с нотками фиалки, любимый актрисами и пианистками. И сейчас этот ряд юзеров пополнился студентками другого мира.

Отбросив посторонние мысли, я переключился на стратегическое планирование.

— Итак, двигаемся плотной группой. Основная тягловая сила — Нюся. Я в этих процессах не участвую. Порядок такой: Нюся ложится рядом, обнимает меня, только аккуратно. Алену берет на буксир.

— Эй! Я тоже хочу, чтоб меня обнимали, — вскинулась Алена. — Нежно, а не как буксир!

Мне оставалось только вздохнуть — конечно, нежности все хотят. Объятья крайне важны для здоровья любого человека. Ласковые прикосновенья необходимы не только для ментального позитивного настроя, но и для физического благополучия. Давно доказано, что при общении с близкими людьми не обязательно разговаривать, достаточно просто обняться. Без объятий человек чувствует себя буквально одиноким. А во время тесного контакта, наоборот, снижается уровень стресса, и артериальное давление приходит в норму. Объятия необходимы старикам, младенцам и домашним животным, ведь все нормальные существа желают чувствовать тепло и заботу.

В голову пришла старая песенка Тимофея, которую я часто вспоминаю:

Местами ты упруга, местами ты шершава.

Все, что нужно — слева, и все, что нужно — справа.

Я жду тебя в заколдованных снах.

Все для того, чтобы тискать, сжимать

И обнимать эти резиновые ноги,

Кожаные руки, костяную голову, шерстяные волосы.

— Будем делать, как сказано, — решила Анюта, укладываясь рядом.

Алена надулась, а я произнес примирительным тоном:

— Милая, как только это закончится — с меня поляна.

— Пф, — фыркнула она. — Это само собой, даже не обсуждается.

— А что еще ты хочешь?

— Хочу в Милан.

— И чего там интересного, кроме собора Девы Марии и оперы «Ла Скала»? — удивился я. — Сразу предупреждаю: футбол не предлагать, этим не фанатею.

— Тайную вечерю тоже пропустим, — с улыбкой согласилась Алена.

— Тогда что?

— Там весенняя распродажа женского белья. И еще идет лето, а мне совершенно нечего надеть на пляж.

— А по интернету никак?

Слабая попытка съехать с темы была со смехом отвергнута.

— Антон Михалыч, вы чо? Распродажа так не работает! Туда надо идти лично, толкаться локтями, и хватать, хватать, хватать!

— Принято, — вздохнул я. — Но зачем тебе я? Может, Анюту возьмешь? Нет, я не уклоняюсь, потом покупки оплачу.

— Да что понимает эта подруга? — отмахнулась Алена. — Тут нужен взгляд опытного человека. Первый правильный лифчик мне подарили вы — встал как влитой. Только надела, сразу ощутила: вот это мой размерчик!

Нюся недоверчиво прищурилась:

— И что, носишь до сих пор?

— Да когда это было, — отозвалась Алена с небрежным взмахом руки. — Сейчас другие времена, другие нравы.

— Понятно, — кивнула Нюся. — Раскабанела.

В этом месте Анюта была не права. Бог дал Алене чудесное тело, весьма рельефное. Для подиума, где блистают худосочные плоскодонки, она не годится, конечно. А вот для любования линиями эта геометрия в самый раз. Всё что нужно слева, и всё что нужно справа. Заодно со всем этим богатством Алене достался острый язычок.

— Можно подумать, ты сама не выросла, — с ходу отбила подачу она. — Не в каждую дверь уже проходишь. И не сбивай меня с мысли! Мало кто знает, но подавляющее большинство женщин носит бюстгальтер неправильного размера. При этом они вредят здоровью, испытывают дискомфорт, однако продолжают носить. Бретельки впиваются в плечи или спадают, косточки давят сбоку на грудь, чашечки перерезают грудину сверху, пояс болтается и не держит вес бюста… Но неправильный бюстгальтер продолжают носить. Почему? Потому что дуры. И вот что еще…

Закончить мысль ей не дала Нюся. Наверняка прокрутила в голове весь свой гардероб, и пришла к ужасающему выводу.

— Да что ты говоришь? — потрясенно прошептала она, заглядывая в вырез халата. Она явно зависла, взгляд слегка остекленел. Но потом система перегрузилась.— И что теперь делать?

— Привлекать правильных специалистов, — Алена ткнула в меня пальчиком. — Умные люди вовремя и дельно подскажут, ибо не существует безвредных предметов. Неумелая женщина обязательно придумает им применение, и нанесет ущерб себе или окружающим. Насчет дур я уже говорила, повторяться не буду.

— Так, Антон Михалыч, — решительно заявила Нюся. — Ни в какой Милан с этой вертихвосткой я вас одного не отпущу! Не дай бог, накличет новую беду.

В этом месте я промолчал. Нечего спорить, истину глаголет дивчина. Но всякому делу время, пора уже выдвигаться.

Глава 9

Глава девятая, в которой долгая ночь страшна, ибо темна и полна ужасов

До Хильды мы добрались только под утро. Моряки это время называют «собачьей вахтой», и лучше не скажешь. Мерцали экраны приборов, равномерно тикал электронный кардиограф. Тело валькирии, едва накрытое простыней, опутывали провода и трубки. Жалюзи на окне в соседнюю комнату прикрыли, так что света было немного. Горели лишь синие дежурные лампы, однако для нашего тайного налета этого оказалось вполне достаточно.

Меня слегка потряхивало. Заложенный напрочь нос почти не дышал, нюх пропал, а рана в спине горела огнем. Чувствовал себя настолько хреново, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Да и спутницы мои выглядели бледновато. В буквальном смысле этого слова — поблекли не только лица, но и ауры потеряли свою насыщенность. Да уж, заплаток я с них надергал прилично, особенно с Алены. Впрочем, себя тоже не пожалел, так вышло. Эти парни меня реально собой закрыли, какая тут, к чертям, экономия? Долги надо отдавать. Как говорится, в таких случаях и серьгу из уха не жаль отдать.

После первого больного, что с бородой, мы сделали перерыв на отдых и перекус. Так же поступили и после второго страдальца, что со шрамом. Только помогло это мало — начало подташнивать, а перед глазами зарябили мошки.

Внезапно в кармане задрожал телефон. Увидев на экране слово «Вера», молча передал аппарат Нюсе.

— Да, солнце, — бодрым шепотом прошелестела та. — Внимательно.

— Эй, что вы там опять вытворяете? — растягивая слова, Вера шипела из трубки натуральной рассерженной коброй.

Поздороваться она и не подумала. В полумраке палаты мне показалось, что задняя стенка телефона надулась горбом капюшона.

— Мы работаем в реанимации, тут трое раненых, — честно доложила Нюся.

С яростным бешенством Вера возразила:

— Да, но Тошу плющит не по-детски!

— Как именно?

— Корежит так, что блюёт уже пять минут, — телефон продолжал сочиться ядом. — Весь ужин коту под хвост!

И тут голос Нюси изменился с доброжелательного на стальной. Вот чего я не ожидал, так это резкой отповеди!

— А у нас тут три огнестрельных ранения, милая, — отбрила она этот наезд. — И все тяжелые, людям очень плохо. Сейчас последнюю рану смотрим, придется вам потерпеть.

— Одно лечите, другое залечиваете! — гневно выплюнула Вера. — У него и раньше щеки особо не торчали, но сейчас запали до лошадиной формы!

Слушать дальнейшие жалобы Анюта не стала. Движением пальца завершив разговор, поставила диагноз:

— Ишь ты, лошадиные щеки нашла… Совсем плохая.

И без паузы принялась снимать боль с плеча Хильды. Серое облако возвышалось приличной горой, приходилось рвать эту гадость кусками. Алена ловко подставляла раскрытый мусорный пакет, а я положил руку на лоб валькирии. Следовало унять температуру, чтобы внести покой в сумрачное состояние раненой.

— Как вы, Антон Михалыч? — поинтересовалась Анюта между делом.

— Всё в порядке, — ответил я присказкой Маэстро, — падаем.

Великий артист Леонид Быков и певица Юля Зиверт — люди из разных эпох, но чем-то похожи. В голову пришли Юлины строки:

Состояние — автопилот, когда чувства без берегов.

Тебе кажется это навечно, но завтра станет все равно.

И в этот момент Хильда очнулась. Скользнув взглядом по лицам, узнала меня. Запавшие щеки блеснули дорожками слез.

— Энтони, мой мальчик… — всхлипнула она.

— Что? — не понял я такого обращения. Давненько меня мальчиком не называли…

Хильда тут же поправилась, чтобы внести ясность:

— Мой мальчик Дик! Я тут, а он там.

— И что?

— Ты не понимаешь… Он совсем один. Сделай что-нибудь!

Спорить не было сил, и я покорно кивнул:

— Хорошо. Только сначала тебя подлечу.

— Кто такой Дик? — заинтересовалась Алена.

Пришлось пояснить:

— Собачка. Овчарка Хильды, дома осталась.

— Фи, — отмахнулась Алена. — Фигня вопрос. Анька сбегает — одна нога здесь, другая там.

— Щаз, — буркнула Нюся. — Губы только подкрашу.

— А что такого?

— Да ничего хорошего! Чужая собачка сидит в чужом доме, как я ее возьму? Да она меня на куски порвет, пикнуть не успею.

— Ладно, тогда бери Антона Михалыча, а он возьмет собачку,— кивнула Алена. — Бабка за дедку, дедка за репку…

— Сама ты бабка! — рассердилась Нюся, поворачиваясь ко мне. — Поехали, Антон Михалыч.

А я что? Я пассажир. Сделал лошадиную морду кирпичом, и поехали мы прямо в офисную часть автосалона «Тойота». В смысле, в прихожую гостиничного номера Хильды, где сразу вляпались в приличную лужу.

— Ну и вонища, — сморщила носик Анюта.

А чего тут удивительного? Собачка хоть и молоденькая совсем, но крупная, чисто волк. Миски пустые, значит песик всё съел и воду выпил. А гулять никто не вывел…

Виновник торжества сидел посредине гостиной и оправдывал Нюсины опасения — вполне недружелюбно скалился. Что ж, ожидаемая встреча. Свалились гости дорогие в буквальном смысле на голову, не пирогами же их должны приветствовать?

— Эй, Дик, пошли гулять зур штрассе, — сказал я. — Буммель, буммель, ай-лю-лю!

Пес вывалил язык, недоверчиво повертел головой, а потом подошел и позволил пристегнуть поводок к ошейнику. Анюта тотчас потащила нас назад, я прихватил Дика, и в этот момент он цапнул меня за руку.

— Вот гадюка, — прошипел я уже в палате. — Насквозь прокусил!

Алена сначала шарахнулась от овчарки, но потом вернулась.

— Ничего не насквозь, — сообщила она, приклеивая на запястье бактерицидные пластыри. — Так, несколько царапин. Потом мазью помажу и бинтом замотаю.

Пришлось с ней согласиться — если бы такой здоровенный кабан хотел зла, откусил бы руку нафиг, на раз-два. А он только предупредил, мол, не лезь и обойдемся без фамильярностей. Но все равно больно!

Никакого стыда пес не испытывал. Вовсю молотя хвостом, он лизал пальцы Хильды на той руке, что не пострадала. Странное дело, девушка явлению собачки не удивилась. Ничего не поделаешь, болеутоляющие медикаменты ясности ума не способствуют. Хильда просто обрадовалась:

— Дик, хороший мальчик, — она перевела взгляд на меня. — А что со мной? Помню, бежала, потом грохот — и всё, как отрубило… Плотный туман. Плечо болит сильно, руки не чувствую. И никто ничего не говорит!

— В салоне на нас напали, — сообщил я чистую правду. — Тебя прострелили насквозь, но мы всё исправим. Только потерпи немного.

Скрывать здесь было нечего, лишнее это. Да и спокойствие в девушке следовало зародить.

— Хорошо, — моргнула валькирия. — Сколько надо терпеть?

— Три-четыре дня.

— А потом?

— Потом уже будет легче, мне останется только мелкие штрихи навести.

— Бережной сказал, Бережной сделает, — Алена солидно кивнула головой. — У бабушки Степаниды была такая же фигня — плечо в хламе. Ничего, Антон Михалыч выправил. Сейчас бабуля бодро бегает с пулеметом, лучше козочки по горам скачет.

— Я люблю бегать, только по парку и без пулемета, — вроде бы рассеянный взгляд снова скользнул по моим спутницам, срисовывая все детали. Женский взгляд он такой, все малейшие нюансы впитывает. — Как хорошо, что ты пришел, Энтони. Это твои девушки? Красивые.

Красивые девушки спорить не стали. А валькирия, прикрыв глаза, вежливо представилась:

— Привет, меня зовут Хильда. Я девушка Антона. Но о вас он ничего не говорил.

— Здрасте, меня зовут Анна, — сказала Анюта. — Я была его девушкой, это уже в прошлом.

— Эй, бро, чо ты мелешь⁈ — возмутилась Алена. — В прошлом его девушкой была я! Еще черти когда, в десятом классе. У нас была незамутненная любовь, чистая как плач младенца.

— Может быть, как слеза младенца? — предположил я.

— Да, — согласилась Алена, — как попка младенца.

— Погодь со своими попками, бамбина, — слегка опешила Нюся, не забывая при этом работать над плечом. — А как же я?

— А что ты? — фыркнула Алена. — Ты была его очередной женщиной. Так, рядовой эпизод.

Гордо расправив плечи, она добавила:

— Только я была в той жизни серьезным событием, он сам так говорил.

Невзирая на мусорный мешок в руках, Алена умудрилась принять королевскую позу. Сумрак реанимационной палаты слегка размывал лица. Но скрыть победную искру, что блеснула в синем взгляде, сумраку не удалось.

— Я девушка настоящая, не бывшая в употреблении и без пробега по России. И у меня четкая базовая комплектация, — небрежным жестом она поправила грудь. — Как бог наградил, так и ношу, нигде не убавлено и не прибавлено. Натуральный продукт, где нет места силикону.

Экспрессивный спич меня ошарашил. Что-то я не понял всю глубину женских глубин! Женская психология, травмированная женскими фантазиями, способна родить самые невероятные образы. Мифические ипостаси насколько закрепляются в женском сознании, что кажутся им реальностью.

Тем временем Хильда оживала на глазах, и всё благодаря мне. Минутная прогулка с Нюсей прибавила сил, будто свежего воздуха глотнул. Боль валькирии равномерно улетала в мусорный мешок, заставляя розоветь бледные щеки. И вслед за этим серые губы начали приобретать естественный цвет. Еще одно усилие моих рук, и сердце забилось ровнее. Температура упала до нормы, потливость пропала.

Эту перемену сразу отметила Алена:

— О, пошла вода в хату! Давай-давай, немного осталось.

— Я тоже буду его очередной бывшей женщиной, — голос Хильды наполнился трагической уверенностью.

— Ну зачем же так, милая? — не прекращая работу, я попытался сгладить острые углы. — Всё наладится, вот увидишь. Не сразу, конечно, но непременно.

— Хозяйка в доме должна быть шустрая и рукастая, — убежденно сообщила Хильда. — Крепкая, неунывающая… У такой в руках всё горит, а между ног полыхает. А я?

— Послушай, ты хорошая хозяйка!

— Была. Кому я теперь такая нужна? Кривая, с одной рукой, — не давая мне вставить слово, она отрезала: — Нет, это крупные неопрятности.

До сей минуты валькирия держала себя в руках. И сейчас, сохраняя лицо, заплакала беззвучно. Следом зашмыгала носом Алена. Женские слезы — неизменный инструмент манипуляции. Как и в энкоде, в слезах закодировано несколько смыслов. И сразу не всегда понятна цель манипуляции, поэтому я насторожился. Однако Нюся разрушила мои опасения.

— Они за это заплатят, козлы драные, — голос ее дрогнул, тембр опустился до баса и там окреп: — По фонарным столбам развешаю! Только сначала ноги переломаю, чтоб не соскочили.

Этот девичий порыв пришелся мне по душе — сломать ногу кому-нибудь хотелось давно и очень сильно. Неожиданно Алена добавила свои пять копеек:

— Собаки бешеные… Стрелять в безоружную женщину — это эпический зашквар! Даже неспортивно, блджад, — отерев нос рукавом, она перешла к пожеланиям: — Чтоб им навстречу попадались только пустые ведра! Чтоб у них волосы встали дыбарем, особенно на жопе! Да чтобы аист унес их обратно!

— И вообще, сбивать одинокую женщину автомобилем — как-то не по-мужски. За такое бог должен сразу наказывать, чтоб неповадно было, — подключилась Нюся. — Но раз не наказал, пусть чесотка с паршой их не оставляют! Чтоб у них всё поотсыхало и не присыхало, а мигрень нарастала!

— Да чтоб у них яйца закрутели всмятку, — предложила свой вариант Хильда.

Нос у нее заострился, а серые губы, к которым прилила кровь, стали выглядеть фиолетовыми. Зрачки мерцали синей чернотой, и такой же оттенок приобрели темные синяки под глазами. Все это резко контрастировало с белым крестом пластыря на щеке. Не только осунувшееся лицо Хильды показалось мне зловещим, в синем свете дежурных ламп так же пугающе выглядели лица уставших санитарок.

В палате было тепло, даже жарко. Несмотря на это, со всех сторон повеяло холодом. Чуйка тяжело заворочалась в душе. Забеспокоилась без криков об опасности, однако кольнула неприятно, вплоть до желания оглянуться. Я даже поёжился — стало зябко настолько, что кожа покрылась пупырышками. В голову пришло слово «торкнуло», хотя наиболее подходящим может быть «вштырило». А если выражаться прямо, то «взяло за душу».

— Пидоры конкретные, — брякнул я, но тут же спохватился. И укоризненно, но с некоторой опаской, обратился к Нюсе: — Послушай меня, слова и мысли материальны. Не забыла? Николай Сергеич предупреждал, что надо держать себя в руках.

— Зачем? — поинтересовалась она, будто не знала.

— Как бы чего не вышло.

— Еще чего, ага, — вскинулась Анюта. — И не подумаю сдерживаться. Они держали себя в руках, когда слабую женщину убивали? Да чтобы им повылазило за это, вдоль и поперек!

Оратора поддержала Алена:

— Да чтоб им ни одна баба не дала, даже за большие деньги!

Уважительно осмотрев сиделок еще раз, «слабая женщина» обратила внимание на меня:

— А почему синяки под глазами, Энтони? — из голоса пропали плаксивые нотки, зато появилось негодование. — Они тебя били? Подлецы, это PZDC какой-то. Шайзе! Чтоб им морды гноем попрыщило! Ахтунги гребаные…

В этом месте суровая мужская слеза должна была упасть на мою небритую щеку. Нет, такого не случилось, хотя благодарность за сочувствие я испытал неслабую. Но более всего меня поразила нецензурная игра слов, поэтому несколько абзацев ниже вырезано цензурой.

Ничего не поделаешь, ругательства на немецком языке выглядят неблагозвучно. Чаще всего германская брань связана с какашками, то есть проблемами заднего прохода и дефекации, в разных вариациях. «Срань господня», «говнюки и засранцы» — неточный перевод. Со шведского, впрочем, тоже. И только речь русского боцмана, вооруженного дудкой, может передать всю шедевральность матерщинной речи. Однако новый закон запрещает излагать такой текст читателю.

Поддерживая хозяйку, Дик зарычал. А мои сиделки, раскрыв рты и не прекращая работу, принялись впитывать в себя новый пласт знаний. И хотя обсценная лексика звучит на немецком языке не так ярко, как на русском, эти познания в жизни пригодятся. Впрочем, очень скоро Хильда вернулась к русскому языку, используя различные варианты перевода выражения «факинг факер».

У нас таких перлов полно, их перечисление быстро не закончилось. Потому что следом пошло низведение злодеев до уровня животных и сексуальных меньшинств. Сиделкам это тоже было интересно — недаром русская непечатная брань так популярна во всем мире. Когда валькирия устала говорить пожелания неведомым врагам, я тоже понял, что силы кончились. Пора уже завершать этот бесконечный день.

Глава 10

Глава десятая, в которой тонкие субстанции вселенной полны трепетных эманаций

Как выжить при ядерной бомбардировке? Английские ученые рекомендуют начинать с выбора тактических ботинок. Мне бы их заботы… Хотя Анюта свой выбор уже сделала.

— Нюся, а что у тебя за башмаки?

Ответила она в еврейском стиле:

— Понравились?

— Хорошо смотрятся.

— Фирма «Лова», — подтвердила Анюта мои догадки, подливая в бутылочку травяной настой. — Правильно фиксируют стопу, при этом нагрузка распределяется равномерно. Легкие, носятся комфортно, хорошо отталкивают влагу и защищают ноги от перегрева.

В родной палате, замерев на боку, я попытался расслабиться. Получалось плохо, сон не шел. Вредную собачку мы отправили ко мне домой, где поручили заботам Мальчика. Хозяйка научит его родину любить, там особенно не забалуешь. К тому же от хозяйки пес получил указание слушаться и зубами не клацать. А потом Нюся с ним погуляет, так что трудностей быть не должно. Как говорится, это не проблема, а расходы на питание.

Думал я не об этом — в голове вертелись детали повреждений моих больных, и разные подходы к их лечению. Только как ни крути, хоть так и этак, первым делом надо самому на ноги встать. Спешка до добра не доведет — это все-таки люди, а не блохи. В сумрачном состоянии много не наработаешь, Вера по-своему права. Одно лечишь, другое залечиваешь — это не игра слов. Экстренное самолечение, вот самый правильный путь.

Вооружившись ножом, Анюта собралась строгать нам бутерброды, но Алена ее остановила.

— Не парься, чувиха, — захрустела она фольгой очередной шоколадки. — Эта сухомятка уже не лезет. Лучше сгоняй за кошерным хавчиком, что тебе стоит, а? Одна нога здесь, другая там.

— Крейзи-меню — это очень дорого, — предупредила Анюта.

— Ладно, — согласилась Алена, — отработаю наряд вне очереди.

— Два наряда, — сказала Нюся и, естественно, никуда не пошла.

Точнее, она направилась в санузел, чтобы переодеться на выход. Вроде бы логичный ход, не в хирургическом же халате ей идти? И неважно, что переодетая дева намерена тихонько тыбрить еду в темноте кремлевского буфета.

Вгрызаясь в лакомство, Алена взялась давать ей ценные указания:

— Чтобы живот оставался плоским, надо кушать плоскую еду без консервантов.

— Какую?

— Итальянскую пиццу, это полезно и вкусно. Русские блины с икрой. Тонкий армянский лаваш с красной рыбой и зеленым луком — очень кошерно. Или осетинский пирог с сыром, уалибах называется. Меня Казбек как-то угощал, классная вещь. А гамбургер не надо брать, это вредная еда!

Долгий спич Нюся проигнорировала — видимо, молча удалилась вдаль. Не дождавшись возражений, Алена принялась бродить по комнате, невнятно бормоча себе под нос.

— Чего? — не расслышал я.

— Это какой-то PZDC! — воскликнула она, повторяя куртуазные фразы валькирии.

— Что именно? — снова не понял я.

— Живот Казбека Бероева, вот что. Там снимки на прищепке висели, я посмотрела. Полная разруха в кишках… Здесь надо что-то делать, Антон Михалыч.

— Сделаем, — пообещал я. — Только немного позже.

— Ко мне Казбек несколько раз подкатывал, — неожиданно призналась Алена. — Цветочки, конфетки, комплименты. В театр звал на премьеру.

— Ишь ты, какой культурный Казбек… И что?

— Послала я его. А теперь жалею.

— Жалеешь о чем?

— Люблю подарки и комплименты! Они мне греют душу. Особенно приятно, что за эти фичи я никому ничего не должна.

— Хм, — пробормотал я. — Откровенно. Или нагло?

— А кого стесняться? Здесь все свои, — Алена пожала плечами. — После лечения моей аурой я стала понимать людей значительно лучше. Причем ощущаю не только чужую боль.

— Ты стала видеть людей насквозь?

— Нет, конечно. Но Казбек определенно влюблен в меня.

— Думаешь или видишь?

В этом месте я лукавил. Мне давно стало понятно, что людей понимаю значительно лучше — не по природной мудрости, а именно после лечения. Однако читать мысли невозможно, это как бороду у спиннинга распутывать или снимать пенки с бурлящего котла. Люди мыслят нечетко, отрывисто, перескакивая с пятого на десятое. Кусочки прошлых событий накладываются на обломки событий настоящего, и перемешиваются там с намерениями поступков в будущем. Осознать это нереально, ведь глубинные, совершенно отвлеченные воспоминания запутывают картину ужасно. И окончательно добивает каша из гештальта и индукции в голове реципиента.

Я знаю это точно, потому что практика — критерий истины и опасная штука. Осколки чужих мыслей настолько хаотичны, что проникая в сознание другого человека, можно схватить когнитивный диссонанс. А то и сойти с ума, в буквальном смысле. Хотя с другой стороны, при некоторой сноровке и остром желании, многое становится понятным. Главное — не переборщить, используя быстрый поверхностный взгляд. Настроение человека уловить легко, и также несложно оценить яркость эмоций и отдельные намерения, не обязательно плохие.

Алена не отзывалась, пришлось вопрос повторить:

— Думаешь или видишь?

— Мысли не читаю, — отвисла она, — но в чувствах уверена. Тут всё проще пареной репы: умные книги такое называют эмпатией. Нет, Антон Михалыч, вы как хотите, а парня надо срочно спасать. Этим хирургам только дай волю — мигом половину кишок вырежут. Помните фразу из кинофильма: «Резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита»?

Кино я помнил, но комментировать не стал, лишь кивнул. Поэтому Алена продолжила:

— А как мы будем потом вино пить? Домашнего осетинского вина я так и не попробовала. Говорят, это очень вкусно.

— Успокойся, — буркнул я. — Скоро этим займусь лично. А ты стань безмятежной, словно цветок лотоса у подножия храма истины.

— Да? Это как?

— Вылечим мы твоего Казбека. А комплименты я и сам могу тебе сказать.

— Так говорите не медля!

Она встрепенулась и даже ножкой топнула.

— Ты сладкая уточка в сливовом соусе. Ты нежный супчик с рябчиком. Ты горячая камберлендская колбаска.

Произнес я это речитативом, как заядлый рэпер сделал бы при чтении стихов хокку.

— Антон Михалыч, — сердито протянула она, — давайте серьезно!

— Хорошо. Если серьезно, то слушай: ты прекрасна так, что распустившаяся роза рядом с тобой будет горько плакать, роняя капли утренней росы и теряя пунцовые лепестки.

— Отлично! Еще.

— Словно лебедь с тонким станом, вся из белого тумана, ты плывёшь по разнотравью. Кто создал тебя такую?

— Это не ваши стихи, но продолжайте!

Продолжить поиск тонких рифм мне не позволил металлический звон — на стол опустились несколько блестящих судков.

А затем из воздуха соткалась Нюся и сообщила очевидную вещь:

— Эй, чувиха, кушать подано.

Алена на это томно потянулась.

— Ах, как же я устала работать сиделкой!

— Не заметил, чтоб ты сильно утруждалась, — хмыкнул я.

— А моё величество здесь не только для мытья полов, и не только горшки за вами выносить! — подбоченилась она.

Странно, ничего другого Алёна обычно не делала. Ну, за спрос денег не берут, можно и поинтересоваться:

— А для чего?

— Мне досталась самая трудная задача, как обычно, — тяжко вздохнула она. — Анька привлекает меня к вам в лечебных целях, для посттравматической реабилитации.

— Да? — поразился я.

— А что, всё так. Ваша голова часто не помнит, но глаза-то видят!

До меня начало доходить:

— Через глаза происходит реабилитация?

— Конечно. На мне глаз отдыхает и душа радуется. И кстати: это не моё мнение, а ваше. Забыли, что в прошлый раз говорили?

Пришлось признать, что говорил. И не раз.

Удовлетворенно кивнув, Алена по очереди подняла блестящие крышки.

— Пахнет вкусно, — признала она. — Это точно не синяя птица счастья?

— Тушеная осетрина под гранатовым соусом, — отвергла Анюта ее опасения. — Заправлена зеленью, лимоном и стаканом мадеры.

— Откуда знаешь?

— Так меню прочитала. Всё ради тебя!

— Анька-тян, ты мой краш, — выхватив вилкой кусочек, Алена принялась смаковать. — Не знаю, почему америкосы так тащатся от своего тунца. В чем кайф того хавчика? Осетр — вот наша рыба. Впрочем, по науке, это уже не рыба, но еще не мясо. Нечто особенное, любимая еда китайских императоров и императриц.

— Осетрина вредна при ожирении, — с серьезной миной Нюся выглянула из санузла, где переодевалась в халат.

— Эй, бро, что за мутные намёки? — полным ртом прошамкала Алена. — Еще надо разобраться, кто здесь жирный! А осетрина кошерная и нажористая еда, ее трудно запороть. Тут до фига витаминов для ногтей, а для мозгов — фосфора. Полный обмен веществ! Это реально хорошо для меня.

— Да, мозги тебе не помешают, — усмехнулась Анюта. — Скоро сессия, а кое-кто по киностудиям порхает, чисто мотылек. А знаешь, что бывает, когда некоторые вертихвостки много балуются и мало слушают лекции преподавателей?

— Что?

— Хвосты от этого бывают, вот что. И жизнь без стипендии!

— Пф, — Алена энергично работала вилкой. — С такими неугомонными друзьями смерть от голода мне не грозит. Каждый месяц если не то, так это. И вообще, меня давно пора на содержание брать. В смысле, со сдельной оплаты переводить на оклад. Само собой, обеспечить почет, уход и питание сыром. Того, что с плесенью. Как считаете, Антон Михалыч?

— Чего-чего? — я сделал вид, что не расслышал.

— Хотите иметь содержанку?

Анюта поперхнулась, а потом плюнула через плечо:

— Типун тебе на язык!

Поставив на поднос один судок, она присела рядом. Не ощущая вкуса еды, я поклевал чего дали и отрубился. Наконец этот день закончился.

Глава 11

Глава одиннадцатая, в которой ветер любит листьями пошуршать. Ему нет дела до деревьев, которые он оголил

Неожиданно, практически ночью, из далекой Индии прилетели новости. По телефону их озвучила премьер-министр Индира Ганди. Ломая все выстроенные планы Мещерякова, она высказала пожелание конфиденциальной встречи. Желание выражалось в намерении прислать своего личного представителя с секретной миссией, и сей напористый порыв не обсуждался.

Принимать посланника решили в лесу, на загородной даче Комитета. Председатель КГБ генерал Ивашутин приехал заранее, с утра. Пока работал с документами, подтянулся начальник ГРУ генерал Мещеряков. Подчиненные со своими помощниками и бумагами засели во флигеле, там возле телефонов забот хватало. А генералы сходили в баню, попили чаю. Потом «обменялись мнениями о происходящем в мире и стране», гуляя по дорожкам.

Совсем недавно здесь лежал снег, а теперь кое-где повылазила зеленая травка. Круглые проплешины, обозначающие клумбы, ощетинились остриями тюльпанов. Среди листочков, проклюнувшихся на деревьях, чирикали птички, а орущие вдали коты намекали на срочную необходимость продолжения рода. Собеседникам приходилось собираться и брать себя в руки — весна распыляла вокруг мощные флюиды, сбивая с делового настроя.

Посланника доставили на черной «Чайке» и в сопровождении серой «Волги» охраны. То есть с почетом, но без помпы. Визит считался непубличным и даже приватным, поэтому встреча проходила тихо. В аэропорту не вывешивали флаги Индии, а встречающая делегация в серых костюмах, духовой оркестр и красная ковровая дорожка предназначались кому-то другому.

Собственно, даже интерьер самого аэропорта и толпу журналистов гость не увидел. Прямо с трапа самолета генерала Сингха с переводчиком усадили в лимузин со шторками, да и увезли с глаз долой, мимо софитов, таможни и паспортного контроля. В Москву не заезжали, так что индийское посольство осталось в покое и неведении.

Высокий индийский гость прибыл в неброском партикулярном платье, но от тюрбана отказаться не смог — так и не заменил его шляпой. Конспиратор, блин! Такого поставь на московский тротуар, ничем на общем фоне не выделится, ага. Здесь же все так ходят, верно? Вторым демаскирующим признаком была борода с проседью — объемная, чересчур взъерошенная. Такую сильную небритость уважают староверы — по ветхозаветному канону нельзя «портить края брады твоей».

Ничего не поделаешь, сикху тоже бороду стричь нельзя, потому что чисто бритое лицо — это символ подчинения. Тюрбан же, надеваемый с утра, скрывает волосы головы и является обязательной частью одежды. В тряпичном головном уборе принято хранить деньги и документы, а также ценные вещи, вроде алмазов. Спорное решение, ведь встречные хулиганы могут покуситься на тюрбан. Остановят и скажут: «Тюрбан или жизнь!». Именно поэтому сикхи отлично владеют боевыми искусствами в стиле «гатка», когда любой мужчина обучен противостоять нескольким противникам сразу.

Да, с тюрбаном ходить опасно, и без него никак — запрещено. Кроме того, тюрбан защищает третий глаз от опасных мыслей врага. Другим атрибутом сикхов являются длинные трусы ' кача'. Однако эта деталь осталась неизвестной, поскольку посещение бани в протоколе встречи не значилась. Зато был накрыт стол, куда гостя и усадили.

Собственно, уважение оказывалось не ему, а Индире Ганди, которая назвала гостя своим личным представителем. Однако это не помешало генерал-майору Шабег Сингху надуться от важности. А вот когда дошло до дела, он сильно сдулся.

— Госпожа Индира Ганди поручила мне передать свои искренние извинения!

Но эти и другие слова он сказал позже, а вначале выступил генерал Ивашутин. Он выразил общую радость от такой встречи, и надежду, что сотрудничество будет плодотворным. Гостя проводили в столовую, где начался так называемый «деловой обед и обмен мнениями».

Речь секретного посла лилась ровно и быстро. Переводчик еле справлялся с потоком слов, где посланник ругал своих земляков, нерадивых подданных Индиры Ганди. После чего настрой изменился — гость восславил советские метеоспутники и произнес отдельную здравницу в честь гениального генерала Мещерякова, командира этих метеоспутников.

А суть дела выглядела просто: еще два месяца назад генерал Мещеряков предупредил индийские власти о крайне плохих метеоусловиях на маршруте Бомбей — Дубай. И настоятельно порекомендовал отменить вылеты самолетов, назначенные на 14 марта 1972 года.

Руководству аэропорта Бомбей эти рекомендации передали своевременно, но там не прислушались. Датский лайнер «Супер Каравелла», выполнявший полет по маршруту Коломбо — Бомбей — Дубай — Анкара — Копенгаген, вылетел из Бомбея по расписанию, и при заходе на посадку в Дубае врезался в гору. Погибли все — более ста пассажиров, находившиеся на борту, и все шесть членов экипажа.

Техническое состояние самолета не вызывало сомнений, последний капитальный ремонт самолёта проводился в феврале 1972 года. Последняя проверка Y-l была выполнена по регламенту, а последние техосмотры проведены за день до катастрофы, перед вылетом из Копенгагена.

Предполетная подготовка, проведенная в аэропорту Бомбее передвылетом в Дубай, недостатков не выявила. Самолётом управлял опытный экипаж без новичков. Собственно, это и решило его судьбу — самолет новый, технически исправный, экипаж бывалый. Командир тоже налетал немало, ему ли бояться плохой погоды?

Комиссия выявила и назвала причины катастрофы — ими стал человеческий фактор. То есть ошибки пилотирования, использование устаревшего плана полета и неправильное толкование показаний метеорологических радиолокаторов в условиях проливного дождя. Короче говоря, виновным выставили экипаж. Непонятно только, что значит «устаревший полетный план»? В старом плане не было горы? Видимо, за время с прошлого раза выросла…

Индусов на борту не числилось, летели в основном датчане. Это снизило накал внутри страны. И авиационное руководство Индии никто не обвинял — транзитный самолет пробыл в Бомбее один час, его всего лишь заправили и осмотрели. О неофициальном предупреждении Мещерякова мало кто знал, и лишь чудом удалось сохранить это в секрете. Версию теракта отрабатывали, но подтверждения она не нашла.

Во время перемены блюд высокий гость высказал ритуальное «Хинди руси бхай-бхай», произнес тост «за укрепление дружбы и сотрудничества между нашими народами», а после десерта вручил Мещерякову красивый орден. Между прочим, уже второй за год от Индии. И никакой заслуги в этом Валентин Иванович не ощущал. Предупреждение о возможном летном происшествии принес в клювике товарищ Пельше, генерал лишь передал по назначению.

Когда подали кофе и коньяк, высокий гость произнес еще одну ритуальную фразу:

— Все виновные в этом трагическом происшествии понесли заслуженное наказание, без скидок на прошлые заслуги.

С ним никто не спорил — если человечество погибнет, то по причине халатности и гордыни. А гость продолжил плавную речь:

— Мы намерены усилить бдительность, и если советские друзья не окончательно разочаровались в нас, прошу подобную и другую важную информацию направлять прямо в мой адрес. Госпожа Индира Ганди дала мне полномочия реагировать немедленно. Скажите, уважаемые Петр Иванович и Валентин Иванович, в знак искупления вины могу ли я что-нибудь сделать для вас?

Ритуальной эта речь оказалась только для него. Потому что вместо ожидаемых «ах, оставьте, пустяки», «об чем вы говорите» и всё такое, генерал Ивашутин сказал:

— Да, можете.

— Слушаю вас, — подтянулся индийский генерал.

— У нас имеется просьба. Необходимо зарегистрировать частную охранную компанию. Назовем ее просто, скажем, «Секьюрити Групп». Если это сделаете вы лично, было бы замечательно. Нет — тогда кто-то из ваших доверенных лиц. Понимаете, здесь важно сохранить тайну.

— Тайну в чем?

— В негласной подчиненности компании мне.

— Хм, — задумался гость.

Тень сомнений легла на его лицо.

— Вам не придется переступать через совесть и закон, нарушая права человека. Просто иногда охранная компания будет работать в интересах СССР. Ничего криминального: охрана объектов и сопровождение грузов. Для богатых лиц компания будет оказывать детективные услуги, наподобие агентства Пинкертона. А примерно через полгода руководство компании заменится нашими людьми, вы останетесь всего лишь учредителем.

— Хотите иметь карманную фирму? — сразу же отозвался генерал Сингх. — Не вижу проблем. Уверен, госпожа Индира Ганди не будет возражать. И как только она позволит, займусь лично.

«Хитрый жук», — подумал генерал Мещеряков.— «Любой каприз за ваши деньги, но если мама разрешит».

— Отлично, — дернул подбородком Ивашутин. — Благодарю вас, сэр. Тогда для начала следует снять офис и при нем склад. Насколько я слышал, хорошее место в Дели надо поискать.

— А сотрудники?

— В индийской армии полно хороших специалистов всех специальностей. А нам-то надо для начала — всего ничего.

— Это сколько?

— Десятка два. Нам придется в короткие сроки подготовить команду специалистов в области безопасности бизнеса. В детективный отдел для следствия и дознания подойдут люди из военной полиции, для активных акций — диверсанты и разведчики. Думаю, желающие найдутся. Платить мы будем вдвое больше, чем в армии.

— Вдвое? — задумался гость. — Это большие деньги. А как вы относитесь к отставникам?

— Хорошо отношусь. Также мы очень уважаем сикхов, имеющих опыт службы в спецподразделениях.

Генерал Сингх кивнул — одно такое подразделение охраняло Индиру Ганди.

Сикхам волей-неволей пришлось стать воинственными, поскольку Пенджаб всю свою историю подвергался агрессии внешних врагов. Чтобы выжить и сохранить свои обычаи, сикхи выработали систему ведения боя с холодным оружием. В отличие от восточных единоборств, это бой с холодным оружием. В селениях сикхов ношение оружия обязательно даже для женщин, его снимают разве что на время сна.

Что касается стиля боя, то гатку узнать легко — отражая нападение, сикх крутится юлой, работая двумя мечами одновременно. Как вариант, вместо одного меча может быть щит. Гатку называют сплавом боя и танца, этим она напоминает бразильскую капоэйру. Собственно, в переводе слово «гатка» означает «свобода в грациозности».

Кроме владения холодным оружием, сикх обучен бросать специальные кольца. Они хранятся в тюрбане, и при точном броске сносят голову противника. Реальный бой, когда мечи мелькают пропеллерами вертолета, называют еще «кровавый вентилятор». И горе тем, кто попал под мясорубку.

— Также очень хорошо мы относимся к индийским горкхам, известным как непальские индейцы.

Гость снова кивнул:

— В нашей армии есть и такие воины.

— Значит, будем привлекать, — кивнул в ответ Ивашутин. — Дополнительным стимулом станет расширенный социальный пакет, доплата за секретность, и отдельная плата за ранения на работе. Думаю, что примем на работу врача широкого профиля. Если не найдем на месте, выпишем из СССР. Я лично знаком с несколькими мастерами военно-полевой хирургии. Естественно, следует закупить мебель, автомобили, офисное оборудование. Нанять юриста, бухгалтера, секретаршу. На эти цели возьмите кредит в банке. Надеюсь, деньги скоро отобьем.

— Каким образом?

— В ближайшее время ваша компания, сэр, будет предотвращать теракт на территории Индии.

Индийский гость замер, всем своим видом демонстрируя внимание.

А генерал Ивашутин тянуть не стал:

— Авиалайнер Дуглас DC-8, следующий из Токио в Лондон с промежуточной посадкой в Бангкоке и Дели, может потерпеть аварию при подлете к Дели. Нам предстоит предотвратить гибель людей.

— А более подробно?

— Террористы из «Японской Красной Армии» заложат бомбу в самолет, принадлежащий «Японским авиалиниям», скорее всего, в Токио. Обезвредить ее там проблематично, слишком много может быть сообщников. Проще действовать в Бангкоке. Под видом технической неисправности выгнать пассажиров из самолета, и загнать туда саперов. Можно даже не наших саперов, а таиландских. Главное — чтобы местные власти увидели бомбу и заплатили нашим детективам. А для этого вам предстоит заключить контракт с Таиландом. Вот все документы, что удалось собрать.

Ивашутин двинул папку в сторону посланника. Но полистать ее не удалось, потому что председатель КГБ продолжил:

— Время на подготовку есть, акция назначена на 14 июня.

— Времени достаточно, — согласился генерал Сингх.

— Следующая работенка сложнее: в итальянском городе Рим вам предстоит захватить нескольких террористов.

Гость поперхнулся.

— Вы сказали «захватить террористов», сэр?

— Да, живьем.

— Погодите, но хватать людей в центре Европы… Это же бандитизм, — пробормотал генерал.

— Нет, сэр, — усмехнулся Ивашутин, — И даже не киднеппинг, когда речь идет о похищении террористов.

— Хм… Возможно. И что дальше?

— Передать заказчику. Это израильская служба «Моссад». Правда, секретность дела настолько высока, что евреи об этом еще не знают.

Допив морс, индийский генерал налил себе чаю, а потом захотел подробностей. Что ж, понятное желание. Террористами и пиратами русский генерал назвал токийскую молодежь из «Красной армии Японии». Эта ультралевая организация поддерживала палестинские террористические группировки и собиралась отметиться серией атак с многочисленными человеческими жертвами.

В частности, команда из трех человек, Кодзо Окамото, Цуёси Окудайра и Ясуюки Ясуда, намеревалась совершить перелет Рим — Тель-Авив. И сразу после получения багажа открыть беспорядочную стрельбу по людям. Автоматы, пистолеты и гранаты они намереваются провезти в дорожных сумках. К сожалению, это несложно.

— Постойте, — сказал индийский гость. — Стрельбу не в кого-то, а просто так?

— В кого попало, прямо в зале прилета, — подтвердил генерал. — И без предварительных требований.

— Но их же тоже убьют! — пробормотал гость. — Камикадзе какое-то…

— Терроризм без особых причин — дело молодых, — пожал плечами Ивашутин, — лекарство против морщин.

Эту фразу Петр Иванович услышал от товарища Пельше, когда тот передавал информацию о Японской Красной Армии. Услышал и запомнил.

А посланник пытался найти логику в действиях террористов:

— Но какая цель может быть в беспорядочной стрельбе?

— В знак поддержки Палестины и против израильской агрессии.

— Полные идиоты, — буркнул генерал Сингх.

— Как сказать, — не согласился Ивашутин. — Кодзо Окамото закончил ботаническую академию. Свободно владеет китайским, арабским и еврейским языками. В ливанском лагере прошел боевую подготовку и принял ислам. Так что если идиот, то не полный, а полезный. Кстати, чтобы исключить ошибку и кривотолки, рекомендую вам лично побеседовать с ним потом, после захвата.

Посланник задумчиво оглядел собеседников. Правда, генерала Мещерякова собеседником назвать было трудно, в разговоре он не участвовал. Валентин Иванович просто пил чай и контролировал беседу со стороны, уделяя основное внимание реакции гостя.

— А если что-то пойдет не так? — засомневался он.

— «Что-то не так» следует исключить! — жизнерадостно заявил Ивашутин. Он понимал, что собеседник практически дозрел, оставалось лишь додавить его. — Для этого мы и ведем речь о планировании и профессионалах, начиная с поддельных документов и заканчивая четкой эвакуацией. Задача для них элементарная: выслеживают цель, в удобный момент подходят, спрашивают, как пройти в библиотеку. Платок с хлороформом на лицо — и пакуют в автомобиль. Что здесь может быть «не так»? С давних времен пленных пиратов не принято считать людьми. Их можно отправить на галеры, а можно развешать на реях. В нашем случае эту, по сути, вещь лучше всего упаковать и продать.

— А что евреи будут с ними делать? — задал гость вопрос для проформы.

Ивашутин подтвердил его догадки:

— Будут допрашивать, чтобы выявить и поймать сообщников. А потом снимут очень интересное кино, где эти герои расскажут о том, что успели натворить, и что только собирались. Мир вздрогнет.

Генерал Сингх уже прокрутил ситуацию в голове, и не нашел особых сложностей. А недопущение гибели японского самолета многократно перевешивало права и свободу трех чокнутых японских студентов.

— Хм, — прокашлялся он. — Проникнуть на территорию Италии легко, и с доразведкой в городе не вижу проблем. Выявим, установим, проследим. Это понятная задача для любой диверсионно-разведывательной группы. Так что взять трех пленных можно.

— Тем более что противник не айс — едва прошел начальную военную подготовку, — поддакнул Ивашутин.

Выражение «не айс» он тоже подхватил у Арвида Яновича.

А гость тем временем взял паузу — попил чаю и попробовал ватрушку.

— Купить или взять напрокат микроавтобус легко. В конце концов, угнать… Снять домик в пригороде Рима тоже не так сложно, — продолжил он. — Но как доставить пленных в Израиль? С кляпом во рту и со связанными руками в самолет не пустят.

И на этот вопрос у Ивашутина был ответ:

— Достаточно договориться о цене товара с разведкой Моссад. Напоминаю: в цену надо заложить все наши затраты и немного больше. Что касается доставки, то вывезут они сами. Например, с комфортом на яхте прокатят по теплому Средиземноиу морю.

Глава 12

Глава двенадцатая , в которой история нас учит тому, что ничему не учит

За окном шелестел дождь. Навевая дрему, он монотонно скребся в окно. Если бы на моем месте лежала поэтесса Володина, она бы давно схватилась за карандаш: «В окно стучится дождь бездомный, как гость непрошенный в ночи». Однако на моем месте прохлаждался я сам и, что естественно, гостей не ждал. «Я не давал ему ответа — сегодня мне не нужен дождь».

В углу палаты, создавая уют и покой, расположились Анюта с Аленой. Облаченные в спортивные костюмы из модного футера с начесом, они тихо беседовали. Сиделки не просто так болтали за крохотным столиком, они готовились перекусить. То есть резали хлеб, сало, вареную курицу, лучок и прочую зелень. Еще шинковали ветчину и сырок, а для завершения полной икебаны чистили вареные яйца.

В поисках мелких деталей вроде соли, горчицы и перца они вставали, рылись в сумках и наклонялись к холодильнику. То есть создавали полную иллюзию броуновского движения, радующую глаз. Если кто не знает, то именно так выглядит домашний уют и покой.

Заглушая интересный разговор, из айфона наигрывал джаз. Но мы тоже не лыком шиты, у нас ушки на макушке. И нюх как у собаки, а взгляд как у орла. В смысле, соль беседы я уловил. Алена жаловалась на папашку, который порушил семью — бросил беременную жену и увлекся молодой любовницей. По этой причине Алена жила не в московской квартире, а в общаге. И редкость встреч с родителем совсем ее не тяготила. Да и причина для посещения отца была скорее меркантильной. Просто часть личных вещей и гардероба хранилась там, на отцовской квартире.

— Скотина он рогатая, — резюмировала Алена. — Прыгает на цырлах перед этой козой… Или я когда-нибудь их обоих придушу, или одно из двух.

— Ну, не знаю, — засомневалась Нюся. — Все-таки отец, он тебя родил.

— Все мужики козлы, — отрезала Алена. — Хотя папашку по-своему люблю.

— Злая ты, — поджала губы Нюся. — Чего без толку обижаться? Ты человека прости или убей. А ты мечешься, чисто стерва.

— Да, я почти готовая стерва, — согласилась Алена.

Скрывая иронию, Нюся уточнила:

— Почему «почти»? Что мешает дойти до совершенства?

— Потому что я еще девица. А чтобы стать законченной стервой, надо быть блядью по-серьезке.

Нюся вздохнула:

— А вот тут ты не права, подруга. Поверь моему личному опыту: именно недотраханные особи становятся мегерами.

— Даже так? — задумалась Алена. — Ну, тогда можешь считать меня законченной стервой.

За разговорами сиделки не забывали уделять внимание селедке, лучку и прочим закускам. Покончив с этим, они принялись хлебать супчик. Горячий, с пылу с жару, полная кастрюля которого стояла на столе. Девушки отдувались и утирали пот. Ну а что, красиво жить не запретишь, а плохо кушать не заставишь.

Меня покормили раньше. То есть первым, одним бульоном и без хлеба, но вдоволь. Тут я без обид — чрезмерно разнообразное и обильное питание ведет к повышенному давлению, а у меня нос постоянно кровоточит. Придется повременить с гастрономическими излишествами.

Поэтому, отдыхая в койке, я рассуждал об орфографических тонкостях русского языка. Вот почему слово «сиськи» употребляется во множественном числе, а слово «попка» — в единственном? Ведь эта часть тела тоже состоит из двух деталей, четко разделенных пополам. Кто-то из филологов возразит, что собирательное значение в слове «попка» выражается единственным числом. Может быть. Но мне кажется так: здесь напрашивается аналогия со словом «булки». И если мы говорим «сиськи», то логично было бы говорить «попки».

Вопросы, вопросы… Они преследуют нас всю жизнь. Будучи ничем не занятым, думать о серьезных вещах приятно, пусть и лёжа на боку. А далее моя ищущая мысль перекинулась к диетическим чудесам. Вот что такое картофельный суп? Берется три компонента, — вода, курица и картошка, — и варятся вместе. Для упрощения картины специи не считаем, хитрыми присадками вроде луковицы пренебрегаем. Это детали. Также в современных продуктах, вроде бульонных кубиков, полно пищевых добавок и усилителей вкуса Е621, но суп-то не современный! Нет там пищевых добавок, одна лишь натуральная курица.

В результате выходит, что вареная вода, втягиваемая с ложки, доставляет организму огромную радость. Вкусовые рецепторы языка и нёба ликуют, слезные железы исторгают влагу, а разум наслаждается сложным ароматом кайфовой жидкости. Короче говоря, настроение резко повышается. Разве это не чудо?

— Спасибо, Нюся, — сказал я вслух. — Было очень вкусно.

— Да не за что, — отозвалась та. — Совсем не за что, ведь я только доставила. Это Верка готовила.

— Ни фига себе, — поразился я. — Неожиданно.

— Растет молодежь, — буркнула Алена. — И хлеб у нее какой классный! Белый, воздушный.

— Скажи еще: безглютеновый, — фыркнула Нюся.

Алена подняла палец:

— Безглютеновый хлеб — это кошерно. И даже халяльно.

— Пф, — выдохнула носом Нюся. — Большое дело! Закинул муку в хлебопечку, и занимайся своими делами. Она и творожный пирог с орехами заделала, но Антоша его подмел в одно лицо.

Между словом и делом девушки добили свои порции, переглянулись и, не сговариваясь, налили еще по одной. Потом Анюта встала к раковине мыть посуду, а Алена взялась за швабру — вот-вот должен был прибыть Николай Уваров.

Только я об этом подумал, как раскрылась дверь, и вошел Коля. Точность — вежливость королей и долг всех добрых людей.

— Так-так, — сказал Коля добрым голосом. — Вечер в хату, господа арестанты.

— Здрасте, — четко ответила Алена, прикладывая к себе швабру на манер винтовки. — У нас порядок, больной лежит.

Уваров кивнул и уставился на меня. Точнее, на синяки под глазами.

— Красавец, — хмыкнул он. — Побит, но не сломлен. Мощно тебе в нос зарядили. Жалобы есть?

— Жалоб нет, — выпятив грудь, и так туго обтянутую футболкой, Алена добавила инфы в новостную ленту: — Идем на поправку. Ситуация под контролем, посторонних в расположении не замечено!

— Откуда они возьмутся, если охрана под дверью сидит? — буркнул Коля. — А поправка — это знакомая картина. Я гляжу, вообще ничего нового. Антон Бережной бережется, Анна Швец кормит больного, Алена Козловская трудится санитаркой… А ведь могла бы на танцульках стрекозой отплясывать! Анечка, как наши дела?

Отерев ладони о полотенце, что висело на плече, Нюся вытянула руки по швам:

— Дядя Коля, все товарищи в сборе! Ждут в соседней комнате.

— Очень хорошо. Пусть обождут, потом позовем. А ты никуда не уходи, к тебе тоже будут вопросы, — распорядился дядя самых честных правил, водружая свой портфель на стол. — Но сначала послушаем начальника транспортного цеха.

— Привет, — отозвался я, убирая планшет на тумбочку.

Я и до этого не особенно вникал в суть текста перед глазами. Попробуй почитать книжку, лежа на боку, когда одна санитарка носится с тарелками от раковины до стола, а другая со шваброй мечется. Буквы расплываются и упорно отказываются сбиваться в кучу.

В последние дни я часто не помню, о чем читал. А это, между прочим, явный признак склероза, когда нарушается передача сигналов от глаз к мозгу. В таких случаях минздрав рекомендует исключить из рациона газировку, глютен и пиво, чтобы приналечь на фрукты. Склероз — душевная рана, и продезинфицировать ее мог бы глоток коньяка. Вот только в сочетании с медицинскими препаратами это делать нежелательно. Придется потерпеть.

— Михалыч, друг мой, — кашлянул Коля, чисто докладчик на трибуне. А потом отпил травяного отвара из моей бутылочки, будто раненый он, а не я. — Поведай, как докатился до жизни такой.

— С самого начала?

— Нет, можешь начать с того дня, как посетил автосалон «Тойота».

— Не самый удачный день, — пробормотал я. — Бывали денечки и получше.

— Хорошо сказано, — восхитился Коля. — Для некоторых этот день стал последним! Так что — да, не самый удачный день.

— Хм…

— И знаешь что? — вкрадчиво вопросил он.

— Что?

— Хватит юлить!

Требуя отчета, Коля стоял на своем, пришлось рассказывать. Не всё, конечно, но многое. Уваров имеет право узнать о событиях из первоисточника, за исключением интимных подробностей. Надо отдать ему должное, слушал он терпеливо и не перебивал.

Свой доклад я завершил откровением:

— Бабушка Мухия говорила, что если напакостила, а чувство вины не пришло, значит, сделала все правильно. Это она говорила про себя, но с этой идеей я согласен.

— С какой идеей согласен? — нахмурился Коля.

— Обойди хоть всю планету, лучше Бережного нету!

Вряд ли Коля ожидал от меня раскаяния но, тем не менее, скривился:

— Послушай, у нас серьезный подход, а не хихоньки да хаханьки! Мы все болеем за дело и каждую ситуацию пропускаем через себя. А ты наше дело на что променял?

— На что?

— Опять из-за юбки подрался! А ведь не мальчик, Антон Михалыч. Мало того что спина вся синяя, так в этом синяке новая дырка. И нос набок свернут. Когда говорят, что вместо ста рублей надо иметь сто друзей — это не про тебя. С таким другом и врагов не надо!

— Ты это серьезно?

— Да! Богом человеку дан язык, чтобы говорить. Единственному из зверей, между прочим. А ты все проблемы своими руками пытаешься решить. Не можешь делать хорошего, так не делай хотя бы плохое!

— Хм… — попытался я возразить, но Коля не стал слушать.

— Ну на хрена ты лезешь в каждый конфликт, как в дерьмо за баней? Есть же охрана, тревожная группа… Черное одеяло, в конце концов. Антон, ты не босяк с Привоза! Молчишь, голубь мой? А я тебе объясню: все проблемы из-за баб. Иногда надо делать что надо, а не то, что ждут от тебя другие бабы. У меня твои бабы вот уже где!

Он постучал по загривку, после чего Нюся вспыхнула и выскочила. Глядя ей вслед, Уваров поправился:

— Вообще-то я имел в виду ту женщину, что в реанимации лежит.

Нехорошо как-то вышло, косяка Коля упорол. При этом товарища все-таки вынесло к теме, которую обсуждать не хотелось. Да, мне нравятся человеческие женщины. Они мягки, приятны на ощупь и хорошо пахнут. И что теперь?

— Не мы выбираем, нас выбирают, — обтекаемо ответил я. — Кстати, что говорят врачи?

— Ничего хорошего. У твоей ба… девушки там не плечо, а куча хлама. Завтра, возможно, будут перебирать снова. А у тебя почему повязка на руке? Мне об этом ничего не докладывали.

— Собачка цапнула, — честно признался я.

Только не стал сообщать, что собачка цапнула не до происшествия, а после. Ночных гуляний не поймут-с.

— Собачник хренов, — припечатал Коля. — И воняет у тебя тут псиной, будто кто-то рядом нассал.

Алена принялась нюхать свои рукава, и Уваров повернулся к ней:

— А ты чего сидишь, не обижаешься?

Алена дерзко дернула подбородком:

— А я не баба.

— А кто?

— Сиделка пока что, — сообщила она с вызовом.

Вроде бы понятно сказала, однако несколько туманно. В женских речах важны не сколько слова, сколько интонации, где за любым подтекстом постоянно таится второе дно. Коля только очками сверкнул, снижая обороты. Опытный переговорщик, надо отдать должное.

— Ты вот что, сиделка. Иди сестру успокой, — он взглянул на неброские часы «Черные черепа» от Ричарда Милле. — Совещание через десять минут.

Дожидаясь, пока за Аленой закроется дверь, Коля прохаживался по палате.

— Ладно, я понимаю: возникло непреодолимое желание на перепих. И как я понял, шведка ответила взаимностью. Растопырился, блин, оттопыриться. Но стрельбу зачем устраивать? В нашей борьбе важен строй и плотность залпа, а не героические вылазки одного стрелка. Для меня твоя любовь — это только горе!

Обидные слова… Однако напоминать ему аксиому, что любовные страдания — это удел истеричных барышень, я не стал. Барышни умирают от любви, а рыцари умирают за любовь. И кстати, совсем недавно случилась неожиданная беременность Нины Ивановны, о чем я не преминул упомянуть:

— В отличие от некоторых, я держу себя в узде презерватива!

Наезд удался — изменившись в лице, Коля моментально заткнулся. Сначала Алена его мокнула, теперь я. А что делать, когда люди воспитанию не обучены? Так-то в аналитике Коля профи. Рынок инвестиций видит насквозь, никто не спорит. Деньги умножает постоянно, а понимания жизни вот не хватает, и с тактичностью беда. Видимо, в высшей школе КГБ не научили хорошим манерам. Давно это было, а сейчас уже поздно.

И чтобы закрыть скользкую тему, я окончательно прояснил позицию:

— Любовь, Коля, это личное дело. Не готов обсуждать такое даже с тобой. И вообще, давай не будем открывать черный ящик, ладно?

Но он не был бы собой, если бы не пересилил себя после короткой паузы. Как оказалось, оратор только начал свое выступление.

— Хм, а ведь мои подробные объяснения упали на неподготовленную почву… Хотелось бы назвать тебя нарциссом и самовлюбленным индюком, но это будет неточно.

— А как точно?

— Правильно будет бабник. Господи, когда ты уже перебесишься?

На этот вздорный и риторический вопрос я лишь пожал плечами, и Коля подвел итог:

— Жаль, Антон, но мне придется вводить санкции.

— Как это?

— Соберу собрание пайщиков, и накажу тебя материально.

— А ведь ни черта ему не жаль, — подумал я. Только вслух сказал иное: — Но-но, полегче! Санкции запрещены международным правом, это прерогатива ООН.

— Ничего, на это все давно забили, вместе с ООН, — успокоил он меня.

Конечно, угрозе я не поверил. Чтобы меня наказали на мои же деньги пайщики, которые стали пайщиками благодаря мне? И дело не в деньгах, их есть у меня достаточно. Дело в том, что я и обидеться могу. А без здоровья пайщики много денег не заработают, это аксиома.

— Ду ю рили вонт ту билив?

В ответ на сарказм Коля неожиданно продекламировал стихи давно забытого поэта:

— Твои поступки так странны, твой путь так неразумно вьется, что дух бунтарский сатаны в тебе как прежде остается.

Осмысливая посыл Николая Рубцова, трагически убитого любимой женщиной, я машинально заметил:

— Путь самурая — это путь воина.

— Ты ходишь по тонкому льду, самурай, — возразил Коля.

— Думаешь, провалюсь? Ничего, черное одеяло поможет.

Отвечать Уваров не стал. Наоборот, он поинтересовался:

— Внимание, вопрос. А может, ты был пьян?

Подобные крючки любят забрасывать менты. И хотя вопрошал Коля голосом ведущего из клуба знатоков «Что, где, когда», это неважно. Впрочем, неважно кто и где — такие вопросы отлично подходят к любой ситуации. Ну а что, логично: выпивший человек сам не ведает что творит, ведет себя неадекватно и нарушает безобразия.

В стрессовой ситуации всё происходит непроизвольно, на условных рефлексах. Именно этим руководствуются пьяные, когда двигаются домой. И доходят! Кто-то думает, будто это лунатизм, а кто-то может сказать, что выпивохи летят на божественных крыльях Бахуса. Только ничего мистического и божественного здесь нет. Все прозаичней — в действиях пьяниц нет разума, одна лишь механика. Выйдя из чата рюмочной, они вступают в сумрак улицы. Знания, интеллект, память — это всё лишнее. В облике пьяницы и человеческого мало. Поэтому алкаши не могут вспомнить вчерашний день, разум-то пребывал в отключке.

Но я не алкаш! И в автосалоне был трезв, аки стекло! И с «духом бунтарской сатаной» согласиться не могу. Нормальный у меня дух, а поступки логичны. Поэтому, перейдя на серьезный тон, высказал предположение:

— Понимаешь, у меня с Антоном как в физике сообщающихся сосудов — я с ним поделился жизненным опытом и мудростью, а его молодецкая вспыльчивость перешла ко мне.

— Не знаю, — снова скривился Коля. — Не знаю, чем господь наделил Антона, и что перепало от тебя. И не о парне речь — именно тебя бог лишил ума. По мнению господа нашего, самый главный враг человека он сам, до тех пор, пока не разобрался в себе, какие мысли в нём от бога, а какие от дьявола. Сдается мне, что тобой управляет одно лишь черное одеяло, а не сила разума. Это черное одеяло, что живет внутри тебя будто демон, иногда делает из тебя «Чорного человека». Общение с тобой опасно для окружающих! Ты постоянно находишь неприятности на свою… хм, искательницу приключений. Это ненормально.

— Думаешь, всё так плохо?

— А что, нет?

Наверно, он скорее прав, чем наоборот. Припомнились грустные строки: «А у меня сорвало крышу, и с чайника слетел свисток».

— Встреча с тобой ведет к скорбной печали. По крайней мере, в твоих поступках есть какое-то мрачное и злое начало. Все думают, что ты бонус, а ты вирус. Зловредная часть программы, — Коля шагнул к окну и осенился крестным знамением, глядя на купольные кресты церкви. — Господи прости.

Я попытался отмахнуться, но на мой протестный жест спина отозвалась прострелом боли. Пришлось скривиться в ответ на его мину:

— Такие как я очень живучие.

— Как тараканы в эпицентре ядерного взрыва, — пробормотал Коля.

— Но в том нет моей вины! Так вышло.

— Так вышло, и всё?

— Так легли карты, — продолжил показания я. — Звезды неудачно расположились, когда повернулось колесо судьбы.

— Ну да, — согласился он, и вкрадчиво вопросил: — Ты хотел как лучше, а получилось как всегда?

— Реальность подчас бывает очень жестока!

— Ага, — поджав губы, Коля вернулся к своей скептической линии. — Твоей вины нет? Ты всегда был самонадеянным и заносчивым, а страдаем мы все.

— Я много грешил в этой жизни, но ни одна женская душа не ушла обиженной! — запротестовал я. — Господи, прости. На Тебя уповаю, да не постыжусь вовек. Ты посылал на меня многие и лютые беды, но и опять оживлял меня и из бездн земли опять выводил меня. Ты возвышал меня и утешал меня. Не отвергни меня во время старости, когда будет оскудевать сила моя. Не оставь меня, ибо враги мои говорят против меня, и подстерегающие душу мою советуются между собою.

— Что это было? — сбился с мысли Уваров. Таких глубоких знаний он явно не ожидал.

— Псалтирь, псалом семидесятый.

Коля развел руками:

— Вот теперь уверен: Дед тронулся, господа присяжные заседатели.

— А я не уверен! Если у человека есть «зачем», он вынесет любые «почему».

— Не нравится мне это, — голосом Геральда пожаловался он, — совсем не нравится.

Можно подумать, я в восторге! Стыдить меня бесполезно, да и Колина нотация стала надоедать. Нашелся, блин, педагог Макаренко. Открытое давление со стороны собеседника допускать нельзя — иначе начнешь жить чужими решениями, оставив себе одну лишь ответственность.

— Конечно, я не подарок. Но и ты не именинник! И кто тебе сказал, что ты образец для подражания? Или сам это решил?

— Хм, — сказал Уваров.

Видимо, именно это он и решил.

— Ты, Коля, хочешь контролировать всё. Выходя из дома, ты плотно закрываешь балкон, проверяешь краны газа и воды, вырубаешь сплит. И вообще, обесточиваешь не только утюг, а все кухонные приборы. Запираешь дверь на все замки… И потом, спускаясь по лестнице, часто возвращаешься, будто чего-то забыл.

— Откуда знаешь? — поразился он.

— Догадался. Давно за тобой наблюдаю, мы же знакомы сто лет. Ты считаешь себя скрупулезным и основательным…

— Да, я такой.

— Но всё контролировать невозможно, Коля! Так утверждают фаталисты, и предлагают впустить в свою жизнь немного хаоса. Только приняв его, ты станешь свободным.

— А ты, выходит, фаталист?

— Да фаталистее меня нет фаталиста, брат.

Коля вздохнул, снимая очки. На мир он смотрел не выцветшими глазами старика, а ярким взглядом зрелого мужчины.

— Безнадежен, — махнув рукой, Уваров распахнул дверь: — Анечка, зови людей. Времени на раскачку нет!

Глава 13

Глава тринадцатая, в которой мы должны продолжать всё что начали, потому что отступление нам отрезано

В палату повалили члены команды. Они шуршали пакетами, толкались в дверях и беззлобно галдели. Их оказалось много, практически все. Выказав короткие знаки внимания словами и жестами, старые товарищи складывали пакеты с гостинцами на столик. Место быстро кончилось, и пакеты стали складировать прямо на пол, под стол. Это не страшно, санитарки тщательно следят за чистотой. Только кто эту гору фруктов и ягод будет есть?

Вместе со всеми в палату вошел наш компьютерный гений Виталик. Издали махнув мне рукой, он без лишних слов принялся обходить комнату по периметру. Поглядывая в свой приборчик, Виталик удовлетворенно кивал головой. А прощальный кивок сделал у дверей. Но, прежде чем исчезнуть, он вскинул сжатый кулак:

— Михалыч, но пассаран!

Тем временем Николай Уваров пощелкал тумблерами в своем портфеле. И это при том, что стационарная защита здесь точно есть! Работающая электроника здоровья не прибавляет никому, а электроника, глушащая работающую электронику — тем более. Однако лучше так, чем без глушилки. Как говорится, береженого бог бережет.

Закончив манипуляции, Коля хозяйским взглядом оглядел группу, выстроившуюся под стеночкой.

— Ну что, все в сборе, — негромким вступлением он погасил разговоры в строю. — Живы, здоровы? Очень хорошо.

Без управления аудиторией нет ораторского мастерства. «Очень хорошо» — это как возглас на лающем немецком языке, короткий и резкий: «Дас ист зер гут!». Именно так звучит акцентированное стакатто в оркестре, когда движение смычка становится отрывистым, а крохотные паузы напрягают внимание слушателей.

— Мы здесь собрались по одной причине, — взмахнув рукой, Коля продемонстрировал еще один элемент ораторского мастерства. — По очень простой причине: у нас у всех внезапно изменились планы. И всё благодаря одному человеку, когда-то ударенному на голову электрической силой и опять раненому в спину.

Ответным приветственным жестом я поднял руку. Конечно, кровать не Мавзолей, и трудно быть похожим на генсека, делая это лежа на боку. И еще мне очень хотелось процитировать Лизу Монеточку на злобу дня: ' и смех и грех переживу, и всё и всех переживу'. Только как ни хотелось, не стал этого делать.

Уваров, видимо, по выражению моего лица догадался — недовольно скривился и продолжил обличительную речь, все мои прошлые грехи припомнил. Нашелся дядя Коля, блин, не самых честных правил! Я конечно, не сахар, но Уваров тоже хорош — уже ограбил коммунистов половины мира. И остальных разденет, глазом не моргнет… Гангстеры, небось, уже все локти от зависти искусали — у них и трубы ниже, и дым пожиже.

Вещал трибун с доброжелательным прищуром, как истинный отец мафиозной семьи. Речь лилась плавно, с четким выделением ключевых слов. Да и с чувством ритма у Коли всегда всё было в порядке: истинный оратор. Обороты без излишней витиеватости, никаких тревожных фрустраций, всё по делу. Одним словом, свист почище, чем у профессора Соловья. Коле бы в Кремлевском дворце съездов речи толкать, только ему это не надо.

Хотя выглядел наш оратор не в образе лектора общества «Знание». Сегодня Уваров оделся агентом Смитом — черный с отливом костюм, лаковые черные туфли, гладкий черный галстук и черные очки. Всё это вместе создавало композицию и соответствующие ассоциации. Впрочем, Коля мог сюда приехать прямо с похорон. Кто знает? У босса всегда куча дел, и брифинг на могилке является привычной частью работы в бизнесе больших денег.

Как вишенка на торте — часы. Ясное дело, наручные часы в этой траурной композиции могли быть только «Черными черепами». Часами, что с корпусом из нанокерамики и титановым браслетом, покрытым черным каучуком. Лишь очки оказались дымчатыми, потому что так выглядят стекла-хамелеоны в помещении.

Далее заострять внимание на виновнике собрания Уваров не стал. Хотя я ожидал торжественной надгробной речи в честь павших за отечество. Но нет, Коля собрался переходить к более существенным вопросам, и даже начал:

— Ну да ладно. К этой теме мы еще вернемся, но позже. А сейчас…

Телефонный звонок перебил его мысль. Из кармана Уваров извлек смартфон «Верту Астер П», черный, конечно же, красавчик. Дисплей здесь защищает сапфировое стекло, а титановый корпус обшит кожей крокодила. Реклама утверждает, будто собирается это чудо вручную, английскими мастерами красоты. Голимые понты! А на подходе новая складная модель, с гибким экраном. И ведь придется покупать, хотя на этом аппарате кожа еще не успеет обтрепаться. Ничего не поделаешь, таков мир моды.

Взглянув на экран, Коля поморщился. Игнорировать звонок, видимо, было нельзя.

— Да! — рявкнул он. Собеседника выслушал терпеливо, а затем буркнул более спокойно: — Принял.

Какое-то время Уваров переваривал сообщение, и собрался уже продолжить спич, однако мне удалось слегка сбить его с панталыку:

— А что вообще в мире делается?

Если кто не знает, то в тюркском языке есть выражение «панд-лык», что означает «хитрый прием». А отвлечение от логической цепочки мыслей и есть «сбить с куража». Коля зависал недолго, ушлый тип. И на вопрос, заданный слабым голосом, нашелся быстро. Впрочем, любому человеку несложно вспомнить цитату из фильма, который показывают каждый Новый год.

— Стабильности нет. Террористы опять захватили самолет, — сообщил он, и продолжил развивать заданную тему: — Международная обстановка вокруг СССР остается сложной. В этих дебрях каждый гнет свою правильную линию. Первое и главное: продолжается война во Вьетнаме, и конца тому не видно. Второе: Египет готовится напасть на Израиль. Уроки впрок не пошли, а дошло до того, что евреи заявили: «Ядерного оружия у нас нет. Но если будет нужно, то мы его применим». Третье: Греция грызется с Турцией за лакомый остров Кипр, и всё идет к военным действиям. Четвертое: Ирландия пылает в огне, и пожар перекинулся в Англию. Пятое: конфликт между Индией и Пакистаном притих, но взорваться там может в любую минуту. И последнее: в Африке опять неспокойно — после ганского военного переворота началась гражданская война в Бурунди.

Коля прекратил расхаживать, чтобы просверлить меня взглядом. Подобным образом прокуратор Понтий Пилат разглядывал Мессию Иешуа. Историки утверждают, что от взгляда прокуратора люди млели, а слабые духом подпускали в штаны. Только здесь не на того нарвался! На мне штанов нет — одни лишь памперсы «супер плюс», способные перенести не один ментальный удар прокуратора. И вообще, что за дела? Можно подумать, это я виновник индо-пакистанского конфликта и войны в Бурунди!

Закончив сверление, Уваров отвел взгляд:

— Мы провели массу активных мероприятий. Вокруг нас полно действующих фигур, старых и новых, а события так и катят по накатанной. У нас сейчас масса желаний и крайне малое количество возможностей. Да, мы вносим свои изменения, существенные на наш взгляд, только мир катится по своим рельсам. Это если по большому счету.

— Но погоди, — возразила Степанида Егоровна. — Как это ничего не изменилось? А выявленные предатели и шпионы?

— Это факт. Предатели выявлены, шпионы пойманы, — кивнул Коля. — Маньяки и серийные убийцы, кстати, тоже.

— В Чили безобразия разве не прекратили?

— Да, супостатам прижали хвост.

— А Ирландия и Кипр?

— В этот раз накал еще выше.

— А президент Никсон?

— Ведет себя более умерено, даже прилично. И уотергейтского скандала не будет. Никсон уже не «хромая утка», а вполне себе бодрый гусь, — снова кивнул Коля. — Но это локальные успехи. Да, жить стало легче, жить стало веселей. К сожалению, тактические победы — не результат. Мы пробудили ветер, ветер поднял пыль. Однако поезд катится по своему маршруту. Для понимания ситуации посмотрите внимательно на встречу Никсона и Мао Цзэдуна. Майор Острожная, прошу.

Зоя была лаконична:

— Сверка материалов того и этого мира показала, что подписанные документы полностью идентичны. Нюансы совпадают до мелких деталей. Далее, жена Никсона Патрисия в обеих историях получила в подарок упаковку сигарет марки «Панда» и двух живых панд. На данный момент завершается подготовка визита Никсона в Москву. Есть все основания утверждать, что подготовленные документы также зеркально совпадают, будут подписаны, а договоренности будут достигнуты.

— Спасибо, — сказал Коля. — И в то же время мы считаем: напряженность выше, чем была в истории нашего мира. Как я уже заметил ранее, бабахнуть может в любой момент. Это парадоксально только на первый взгляд. Срезав накал страстей в Чили и на Кубе, мы усложнили обстановку в других точках. А для выхода из сложного положения империалисты знают только один эффективный путь — новую империалистическую войну. Мы работаем на опережение, но при этом не создаем собственные процессы управления.

— И что предлагаешь? — Степанида Егоровна поджала губы.

— Это тема отдельного совещания, — отмахнулся Коля. — Но кратенько поясню. Даже сильный человек, упавший в полынью, не способен спастись. Затянуло — считай, пропал. Находясь в воде, невозможно разбить снизу лед, какой бы тонкий он ни был — таковы законы физики. Любой устойчивый процесс напоминает нам эту ситуацию, когда один человек не в силах сломать его структуру изнутри. Таковы объективные законы общественного развития. Посмотрите: с разных сторон мы подводили товарища Пельше к мысли резко снизить напрасные затраты, в том числе на союзные государства и братские компартии. Заметьте, не прекратить, а снизить до пределов возможного. Понимание у него есть, результат пока мизерный. А предложение сократить расходы на оборону в Политбюро воспринято негативно. Более того, военное лобби пробивает повышенный бюджет. Военным всегда мало…

Да, — кивнула Степанида Егоровна. — Патронов много не бывает.

— Как сказать, — Коля заглянул в телефон. — Приведу пример с цифрами. Полный файл лежит на сервере в общей папке, желающие потом посмотрят. Итак, ядерными реакторами Советского Союза наработано около 250 тонн оружейного плутония. Даже отмороженным генералам столько атомных бомб не надо, но оружейный плутоний продолжает накапливаться. Зачем, они сами не знают. Кроме того, имеется 30 тонн энергетического, то есть гражданского, плутония. Запущена целая отрасль, десятки урановых рудников работают без передыха. Заметьте, это огромные деньги! И выброшенные на ветер деньги, потому что позже правительство Ельцина уступит этот плутоний Соединенным Штатам. За бесценок отдаст.

— Суки, — процедилаСтепанида Егоровна, черкая чего-то в своем блокноте.

Серьезная бабуля. А ведь «они еще за Нинку не ответили». Не мои слова, когда-то она их сказала и сейчас припомнила.

Коля оставил эту реплику без внимания.

— Советский Союз содержит четыре миллиона военных, в том числе восемь танковых армий. Кого мы собрались атаковать? Танков у нас семьдесят тысяч — это больше, чем у всех стран мира, вместе взятых. А на производство продуктов питания денег постоянно нет… Причем те деньги, что выделяются сельскому хозяйству, расходуются крайне неразумно. Вообще, на селе сложилась крайне печальная ситуация. Аналитики Генштаба Советской армии изучили систему уборки, транспортировки и хранения урожая. Вывод крайне радикален: начальство пересажать, главных по селу расстрелять, остальных разогнать.

Марина подняла руку.

— Капитан Сорокина. Разрешите? — машинальным движением она поправила прическу. — Капитан Агопян постоянно говорит об этом: хорошо работает только подпольная доставка от овощных баз до базара. Вот здесь всё налажено аккуратно и рулит полный криминал. Что касается насыщения рынка товарами народного потребления, то процесс следует не оптимизировать, а что-то реальное делать. Делать некому, поскольку задачи такой нет.

Кивнув, Уваров повернулся к капитану Агопяну:

— Володя, от точечных ударов по преступности пора переходить к четкому плану. Нам нужен системный подход.

— Работаем, товарищ полковник, — вытянулся Агопян. — Дайте еще месяц.

— Времени на раскачку нет! — отрезал Уваров. — Вот так везде, куда ни кинь, всюду клин. Мы дали в руки товарища Пельше мощный финансовый инструмент — нашу аналитику. В ней всё: и динамика развития рынка, и курсы валют, и котировки акций. Госбанк Советского Союза уже заработал миллионы долларов в том мире, причем это только начало. И вы знаете, о чем спорят в Политбюро? Не о том, как правильно распорядиться деньгами, а о том, как будем прощать Египту: половину долга, или треть! А ведь самого одиозного деятеля, товарища Суслова, мы выключили.

— Как это? — поразилась Алена. За политической ситуацией в стране она следила плохо. — Реально выключили?

— Не в том смысле, — пояснил Коля. — Суслов жив и здоров, только у него сменились эмоциональные императивы. Сейчас он пребывает в санатории, много гуляет. На работу не рвется и желает отдохнуть еще.

— А Брежнев куда пропал? — в Алене вдруг проявилась политическая активность. — Что-то давненько генсек в телевизоре не мелькал. Тоже отдыхает?

— С Леонидом Ильичем дела обстоят похуже, — вздохнул Коля. — Он болеет по естественным причинам. Большую часть времени товарищ Брежнев проводит в больнице на процедурах. В скором времени ему предстоит встреча с президентом Никсоном, и врачам поставлена четкая задача: всячески оживить Брежнева к тому моменту. В общем, поставить на ноги, невзирая на сознание.

Уваров перевел взгляд на меня и неожиданно поинтересовался:

— Кстати, Михалыч, помочь не желаешь?

— Нет, — коротко ответил я.

— Почему?

Вот настырный! Пришлось набраться терпения:

— Сложно тратить свои силы на неприятного человека. А вкладывать душу — просто невозможно.

— Так-так, — процедил Коля. — Метания гнилого интеллигента? Мнешься, как кисейная барышня перед первым минетом, понимаешь.

Спорить я не стал, надоело уже. А он неожиданно бросил:

— Что с Судоплатовым?

— В процессе.

Туманный ответ не устроил:

— А точнее?

— Всё непросто. Человек отсидел во Владимирском централе пятнадцать лет, от звонка до звонка. Там перенес несколько инфарктов. Один глаз не видит, позвоночник поврежден. И еще целый букет разных болячек. Но если сердце наладить удалось, то с глазом не знаю что делать. А в больницу Павел Анатольевич не хочет категорически! Некогда ему. Мемуары, видите ли, надо писать.

Степанида Егоровна и полковник Острожный возмутились одновременно.

— Какие мемуары? В мире вон что делается!

— Генерал Судоплатов нам нужен, — согласился Коля. — Такого мощного профессионала не использовать во благо преступно. Родину надо защищать, а врагов ее карать.

— Да, — подтвердил Острожный. — Куча дел, и не все еще жирные коты охвачены. И гангстеры пока дышат свободно. А лучший диверсант на кухне мемуары пишет!

— Ты уж, миленький, постарайся. Это очень важно, Антоша, — в голосе бабушки Степаниды прорезались требовательные нотки. — Кому сейчас легко?

Лежа на боку трудно разводить руками. Поэтому я махнул одной рукой:

— Легко только бросить курить. Кроме физического здоровья, Павел Анатольевич надломлен душевно. Он хочет реабилитации, а как я ему верну звание и боевые награды?

— Возиться с Судоплатовым тебе, значит, не в тягость, — язвительно прищурился Коля.

— Не в тягость, — согласился я. — Человека реально жаль. Вот подлечусь немного, и буду с проблемой глаза разбираться. Англичане освоили технологию бионического зрения, но это целая система: очки, камера, видеопроцессор…

— И что мешает? Денег выделим, сколько надо.

— Слишком сложно это, хотелось бы естественные органы. Кое-какие соображения имеются, надо литературу почитать.

Здесь я не лукавил — не всё так просто. Надо учиться. Учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин. Даже Чубайс и тот, прежде чем сломать РАО ЕЭС, нанимал учителя по электричеству.

— Так-так, — с кислой миной проворчал Уваров. — И на Мао Цзэдуна, выходит, жалко время тратить? Постоянно уклоняешься от этой важной встречи, Михалыч. Причем на дуэли из-за бабы у тебя время есть!

Пришлось мне глотать обиду. А затем выдыхать, чтобы изложить позицию и внести ясность, раз и навсегда:

— Считаешь, что истинный целитель пользует всех страждущих?

— Конечно, — согласился Коля. — Клятва Гиппократа, и все такое. Аленка, подскажи.

— «И милость к падшим призывал»? — предположила она.

— Нет, текст в инете поищи!

Пальцы девушки шустро залетали над экраном телефона.

— Вот, — обнаружила она искомое. — «В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далёк от всякого намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же я не вручу никакой женщине абортивного пессария. Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство».

Коля благодарно кивнул, а затем поинтересовался:

— Понятно? Лекаря не должны волновать зехеры больного, а также его моральные качества и политические взгляды. Короче, доктор должен пользовать любого.

Глава 14

Глава четырнадцатая, в которой смеюсь навзрыд среди кривых зеркал

Помнится, в поэме Гоголя о мертвых душах психолог Чичиков пророчески заявил: «Отказаться ты не можешь, ты должен кончить эту партию!».

Все кругом чего-то должны. Еще раньше «всегда вашего» Гоголя это заметил старик Конфуций: «Превыше всего благородный муж почитает долг». Долг перед обществом — это труд на благо племени. Женщина должна уметь шить, стирать, стоять у плиты и не выедать мужу мозг чайной ложечкой. Соответственно, трудящийся муж должен вовремя являться на службу, причем долг нельзя передать другому. Даже боевой герой должен быть один, и он должен быть сильней. Должен, должен… Именно такой ответ и ожидался.

Пришлось рявкнуть, пусть и шепотом:

— А я не врач!

— В смысле? — удивился Коля. — А как же это?

Он повел рукой, показывая на себя и остальных.

Но сбить меня с мысли не удалось:

— Вы друзья! А я даже не фельдшер, понятно тебе? Мединститутов не кончал, клятв Гиппократа не давал. И вообще, после сорока трех лет трудового стажа ничего никому я не должен.

После яркой речи я присосался к бутылочке с травяным настоем. Ягодная кислинка заставила скривиться. Ишь, нашелся философ… Ничего я не должен. А что, нет? Без крика не объяснишь. И жаль что вспылил, пусть и по делу.

Очень плохо, когда простых вещей понимать не хотят. В пылу спора известному живописцу Роберту Фальку однажды пришлось крикнуть своим оппонентам: «пусть я буду совсем плохим художником, но я хочу быть только им». Но это Фальк со своим мнением, который хочет быть. А я не хочу быть лекарем, ни хорошим, ни плохим! Только вот зигзаги жизни никак не позволяют сойти с этого пути.

В школе я никогда не списывал. Не потому что боялся попасть, не в этом дело. Не было такой нужды, учеба давалась мне легко. Списывать — это как признаться в слабости: «да, я тупой!». Что касается лечения болезней, то здесь всё сложней. Любая медаль имеет две стороны, и исцеление здесь не исключение. Если я могу лечить, то ненароком могу и угробить. Дело такое, обоюдоострое — если чего-то можно сделать, значит можно это и сломать. Давно существует спорная теория, что нет на свете ничего такого, чего нельзя было бы исправить. Понимаете? В том, что всё можно сломать, никто даже не сомневается — это аксиома.

Ауру неприятного человека пробить просто, такой прием ведьмы называют проклятьем. И когда проклятый человек загнется, причину смерти ни одна экспертиза не установит. Порча не яд, и не инородное тело вроде пули. И если негативное воздействие на больные органы можно назвать врачеванием, то порча — это негативное воздействие на здоровые органы. Цинично говоря, разница небольшая. Именно наговором лечит ворожея. А если кто с ней договорится, даст подходящую цену, она сделает и наоборот.

Вслух этого не сказал, хотя Уваров ждал. Не дождавшись, он снова махнул рукой.

— И это пока отложим. Сегодня у нас другой вопрос на повестке дня: не «кто виноват», а «что делать». Многие детали произошедшего вам известны и так, но мы повторимся, чтобы сложить общую картину мира. Полковник Трубилин, докладывайте.

Артем тянуть не стал, доложил. Лишь временами он заглядывал в планшет.

— Два дня назад в автосалоне «Тойота» произошла перестрелка. Причиной явился конфликт между охраной Антона Бережного и турецкими адвокатами. Михалычу с товарищами удалось покинуть салон, адвокаты со своей охраной осталась лежать там. В результате боя все наши ранены, имеются пострадавшие среди сотрудников магазина. Часть посетителей посекло битым стеклом. Автосалону нанесен ущерб, повреждены выставочные автомобили и остекление здания. К месту происшествия выехала скорая помощь и следственная группа. Быстро эвакуировать пострадавших граждан не удалось — практически одновременно у салона «Тойота» образовалась стихийный митинг. Его устроили работники овощного рынка, расположенного неподалеку. Толпа намеревалась ворваться внутрь, охрана и полиция сдерживали нападавших с трудом. Вертолетами было доставлено подкрепление, спецназ ФСБ. Из воинской части 3033, расположенной в Персиановке, прибыли специалисты по обеспечению общественного порядка и безопасности. Машины с ранеными гражданами пропустили, но толпа не расходилась. Ночью штурм прекратился по причине внезапного заболевания митингующих. В толпе зафиксированы массовые приступы рвоты, неудержимого поноса и икоты. Также следует отметить случаи потери слуха и проблем со зрением.

— Потеря слуха понятна, это когда уши в трубочку свернулись, — вслух задумался я. — А немота?

— Да то же самое, — ответил Трубилин. — Языки в трубочку свернулись. Короче, беспорядки самоликвидировались, а опрос потерпевших затруднился по причине молчаливости и неразговорчивости. Принуждение к порядку завершилось карантином, в итоге автосалон и овощной рынок оцеплены. Военные химики проводят исследования на предмет биологического, токсикологического и химического заражения местности. Мэр Аксая объявил, что образовалась угроза возникновения чрезвычайной ситуации. Гражданам рекомендовано не совершать поездок на личном автотранспорте и ограничить посещение мест массового скопления людей. Наша база переведена в режим повышенной боевой готовности. Охрана клиники усилена, прием закрыт. Легких больных выписали домой.

— Так вот почему вайфай никто не раздает! — догадалась Алена.

Полковник кивнул:

— Повышенные меры безопасности.

— И мобильный интернет глючит!

— Возможна осада здания, — пояснил Артем. Говорил он коротко и отрывисто. — Также реальны атаки хакеров.

— А хакеры зачем?

На очередной вопрос гражданской активистки Трубилин вздохнул, но снова проявил терпение. Ничего странного, этой девушке мало кто отказывал во внимании.

— Михалыча ищут чекисты, менты и базарные торговцы. Возможно враждебное проникновение в компьютерные сети, взлом видеонаблюдения и прослушка переговоров. Так что собираемся еще и связь глушануть. От греха подальше.

— Ладно, Артем Борисыч, — согласилась Алена. — Я за любой кипиш, кроме голодовки.

Тем временем Уваров вернулся к проблемам слуха болезных:

— Уши, языки… Хвоста только не хватает. Опять мистика и чертовщина, — он обернулся к Анюте. — Дочка, твои проделки? А ведь я предупреждал.

— Нет! — быстро открестилась Нюся, приняв постный вид и сложив ручки. Глаз при этом не подняла.

— Зоя, а ты что думаешь? — Уваров только головой успевал вертеть. Теперь он уставился на штатного психолога.

— Я не привыкла оперировать догадками, — степенно ответила Острожная. — Во всем должен быть научный подход. Собрав материал, мы обратились к Вере Радиной. Та посоветовалась с бабушкой Мухией. Так вот: и Вера, и бабушка утверждают, что любой приличный знахарь знает о проклятьях всё. Иначе как лечить сглаз и порчу? Как говорится, хочешь врачевать яды — умей их готовить. Только между «знать» и «делать» лежит большая разница. Очень уж черное это дело, применять проклятье на практике. От этого портится карма и характер.

— И в следующий этап жизни ты уже не вступишь обновленным и просветленным? — предположила Алена.

Сегодня она проявляла необычную, прямо таки удивительную активность.

— Да, — согласилась Зоя. — Мыслить надо позитивно, чтобы не накликать беду. Не раскачивать эгрегор, не воплощать сущности, а настроиться на хорошее. И поменьше негатива. Например, не читать желтых страниц, где пишут всякую фигню.

Зоя обвела собрание строгим взглядом, чтобы все осознали. И остановилась на Анюте. Та смутилась, в гляделки играть не стала.

— Анна Швец способностями обладает, но на начальном уровне. То есть сглазить одного человека способна, что мы и наблюдали на примере санитарки Клавы. Однако нанести удар по большой группе людей, издалека, проклятьями различного поражающего фактора — однозначно нет. Такое под силу только шаману высокого класса, который любого в бараний рог свернет. Молдаванина, женщину — без разницы.

— Твой вывод? — нетерпеливо подтолкнул ее Коля.

— Это сделала шведка,— отрезала Острожная, — Хильда фон Вагнер.

Я поперхнулся. Анюта в немом вопросе подняла левую бровь, а Алена безо всяких вопросов выпучила глаза, делаясь похожей на настоящую анимешную принцессу.

— Для этого у шведки имеется веская причина: острая неприязнь, — Зоя перешла к обоснованию своего решения. — Это ее сбил турецкий бизнесмен, скрывшийся с места происшествия. Это ее терроризировали адвокаты бизнесмена. И это ее подстрелила адвокатская охрана во время инцидента в автосалоне. Как видите, причин более чем достаточно. Мой вывод: несомненно, что это Хильда фон Вагнер прокляла целую кучу народа!

Анюта подняла вторую бровь, а Алена продолжала пребывать в ступоре немого аниме. Даже не моргала — лишь грудь мерно вздымалась, выдавая живого человека.

В литературных произведениях глаза красотки могут сиять, искриться и лучиться. Они могут грозно хмуриться и метать молнии. Взгляд может быть «странным» и «загадочным». Еще говорят, будто глаза — это зеркало души. Существует масса литературных штампов при описании красавицы, вроде как «чудное выражение изумительных глаз». И мало кто знает, что сами по себе глаза человека ничего не являют. Нужные эмоции помогают выражать глазодвигательные и лицевые мускулы. Их множество, около шестидесяти разных мышц. А вы говорите «ноги, крылья». Даже не хвост. Главное — мышцы! На человека работает около 850 собственных мышц, у спортсмена это половина массы тела.

Только для того, чтобы ровно стоять, человек напрягает четыреста мышц! Не сознательно, конечно, это условные рефлексы. Самая крепкая — жевательная мышца, самая активная — глазная. Если это знать, то поймешь многое, в том числе и выражение «выразительные глаза».

А потом мои мысли перескочили к массовой порче и сглазу. Конечно, это сделала не Хильда, а Нюся. И если Хильда в этом поучаствовала, то совсем немного. В смысле, рядом полежала. Откуда такие силы у тяжелораненой женщины? Да ей кашлянуть сейчас больно, а не метать зловредные наговоры. Нет, Хильда — это так, незначительный сообщник.

Алена тоже не при чем. Мою санитарку из всех списков вообще надо исключить, за ней никаких чудес никогда не наблюдалось. Не считать же хороший аппетит за читерство? При активном образе жизни желание вкусно поесть выглядит естественным, будь ты хоть скромница, хоть комсомолка. Как там снисходительно обронил классик: «Превосходно себя чувствую. Ем как бык, сплю как бревно».

А вот как формируется ведьмино проклятье, непонятно. Загадочное явление, никому не ведомое. В отличие от мышц, которые можно потрогать и препарировать, сила разума неощутима. Но где-то ведь проклятье зарождается, верно? Концентрируется, набирает силу, и прицельно поражает жертву.

Слабая ведьма должна видеть цель. Так сказать, сквозь прорезь прицела — как это делал я по отношению к гасконцу с его мушкетерами. Рядовая ведьма оперирует жестами, кастует заклинания вслух и применяет другие технические приемы рядом с клиентом. При сильном напряжении неслабая ведьма может навести порчу удаленно, как сделала Нюся с ушами санитарки-шпионки.

И конечно, Зоя права: только мощной колдунье уровня шамана доступна стрельба по площадям. Избегая распальцовку и страшные крики, шаман управляет ситуацией через воображение, интуицию и наитие. Он способен издали подать этакий невербальный сигнал массового поражения.

Интересное дело выходит… А что, если всё было не так? В этом мрачном деле я точно не участвовал, так что вычеркивать следует одного меня. И не было там соло Хильды или соло Анюты. Здесь сработал дуэт исполнителей! А может быть, и трио, если с Аленой. Скорее всего, так. Какой-то поэт утверждал, что каждый человек в чем-нибудь да гений. Надо только найти в нем это гениальное. В Анюте это было, а в Хильде и Алене нашлось.

Однако стоп… Всю прошлую жизнь я тоже хотел быть добрым, обновленным и просветленным, однако после перестрелки с пузатыми «гостями» меня сразу отпустило. И хотя в больничке я помалкивал и никаких проклятий не произносил, но ведь внутренне не возражал! Честно говоря, даже наоборот — желал того же, и чтоб волосы на жопе дыбарем встали, и чтоб мигрень нарастала.

Так что вредителей было четверо, то есть квартет. А по всем законам это уже банда, то есть организованная преступная группа! Эх, гипотезы, варианты… В любом случае это «жу-жу» неспроста. И надо с этим подробно разобраться, но позже. Сейчас лечение спины на первом месте.

Глава 15

Глава пятнадцатая, в которой один раз в год цветы цветут

Весенняя Прага очаровательна. Ночью еще прохладно, а днем уже тепло. Апрель 1972 года исключением не стал, двадцать градусов в полдень — это жара, если в плаще. Весь покрытый зеленью, абсолютно весь, город еще и цвел буйным цветом. По узким улицам Старого Места бродили толпы туристов, любуясь архитектурой и разноцветными цветущими вишнями, черемухами и магнолиями. Под горло заправленные пивом и вепревым коленом, туристы весело гомонили, словно радующиеся солнышку дети на каникулах, только разноязычные и хмельные.

Красота здесь блистала на каждом шагу, средневековый дух с годами не пропал. А всё порушенное войной восстановили быстро. Даже новое вписали, включая кафешки, пивные и рестораны. Сюда пришла новая власть, но коммунизм внедрялся мягко, без фанатизма. Поэтому религиозные здания Праги пребывали в первозданной красе, когдафасады сияют, а интерьеры сохранены, то есть сбережены до деталей.

Соборов в Праге полно, как и костелов, базиликов и часовен, которые попадаются на каждом шагу. При входе в храм продают сувениры, билеты на концерты органной музыки и просто входные билеты. А ведь когда-то Иисус вошел в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме. «И опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей, и говорил им: написано, — дом Мой домом молитвы наречётся; а вы сделали его вертепом разбойников». Ничего с тех пор не изменилось. Разбойники живы и процветают, господи прости.

Еще одной городской особенностью являются синагоги. Прага считается центром европейского иудейства, со своим музеем, ратушей и бытом Еврейского квартала. Разные религии здесь как-то уживаются — не без трений, конечно. Кроме того, древний город дал приют язычникам и чернокнижникам. Именно здесь жил Иоганн Фауст, которого дьявольский вихрь унес выполнять договор с Мефистофелем. А чтобы построить Карлов мост, соединивший Малу Страну со Старым Местом, архитектору Петру Парлержу пришлось пойти на сделку с дьяволом.

Приметный особняк на протоке Чертовка носит название «У семи чертей». Когда-то здесь проточная вода крутила жернова мельниц, и припыленные мукой мельники знались с нечистой силой. А в музее призраков и легенд на Мостецкой улице проводят «пугающие вечера», где обитатели музея фраппируют посетителей. Вот такой забавный либеральный город — в Праге ко всему относятся терпимо. Как говорится, смотрят сквозь пальцы, включая проституцию.

В одном из костелов, закрытом по техническим причинам, генерал Мещеряков встретился с главным разведчиком ГДР Маркусом Вольфом. Германский генерал прилично владел русским языком, поэтому обошлись без помощников и переводчиков. Будучи евреем, сообщение о возможном теракте против израильских спортсменов на Мюнхенской Олимпиаде Вольф воспринял болезненно. А предложение возглавить контртеррористическую операцию горячо одобрил.

За пару часов двум генералам удалось предметно поговорить по ряду важных вопросов, обменяться мнениями, и обсудить детали эвакуации из ФРГ Гюнтера Гийома. Операцию решили начать сразу после 27 апреля, когда на вотуме доверия должна была решиться судьба правительства Вилли Брандта. Следом обсудили предложение товарища Пельше по дирижеру студенческого оркестра Марии фон Вагнер. Вольф идею одобрил и заверил, что препятствий по концертам в ГДР не будет. А надлежащую охрану он обеспечит.

После этого состоялось еще несколько деловых встреч, официальных и не очень. Побродить по Праге Мещерякову не удалось, всего пару раз вырвался — знаменитого пива попить, да хоккей посмотреть. Спортивные зрелища в Москве он посещал редко, времени не хватало. Впрочем, особенно не жалел, поскольку футболом восторгался мало, фигурное катание не обожал, и драк потных мужиков, запертых на ринге, не понимал.

Скорее всего, причина в том, что все эти футболы, боксирования и фигурные катания придумали британцы. Они много чего там понавыдумывали: и настоящий английский чай, и китайский опиум, и индейские оспенные одеяла, и всемирную заднеприводную передачу у джентльменов.

Мутный режим английской королевы, вежливо именуемый «геополитическим противником», Мещеряков терпел плохо. Как и английский юмор с его левосторонним движением. А вот хоккей, который совмещал в себе три вышеперечисленные вида спорта, сильно уважал. Правда, хоккей родился в Канаде, колонизированной британцами еще черти когда, но тут уже ничего не поделаешь. Широкой русской натуре этот зимний вид спорта очень подходит.

Средневековый город Злата Прага принимал чемпионат Мира и Европы по хоккею. Схема соревнований выглядела чрезвычайно запутанной, но центральным считался матч ЧССР — СССР на втором, завершающем этапе турнира. Свободное время для этого дела Мещеряков подгадал, а билеты организовали товарищи из народной армии Чехословакии.

Атмосферный фон форума не понравилась сразу — под крышей ледового дворца витала ненависть. Домашняя поляна чехов показала себя в худшем проявлении этого слова — прямая и незамутненная агрессия перла изо всех щелей. Враждебность излучали хоккеисты в чехословацкой форме, лютая злоба неслась с трибун, забитых до упора, а радиокомментаторы транслировали в свои микрофоны откровенную неприязнь.

Всё это очень напоминало древнеримскую арену со сражающимися гладиаторами, где распаленные трибуны орали «убей». Отрыжка пражской весны 1968 года проявилась здесь во всей красе, и каждое противоборство воспринималось чехами как последний бой.

Советских граждан на трибунах хватало — многие объекты, в том числе пражское метро, сооружались силами специалистов московского метростроя. Однако русской речи на трибунах слышно не было, все крики забивал рев чешской торсиды. Болельщики дудели, орали и барабанили безостановочно. Торсида гнала свою дружину вперед, а каждую атаку советской команды сопровождала улюлюканьем.

С начала двадцатого века чешская сборная считалась грандом мирового хоккея. Сборная СССР, будучи значительно моложе, сегодня ничем не уступала. Это была война, а не хоккей. Напряжение, висящее в воздухе, можно было потрогать руками. Игра закончилась со счетом 3:2 в пользу чехов, и это был обидный удар. Что такое серебряные медали для советского человека? Ничего, полный провал. Никакой иной результат, кроме первого места, Мещеряков не рассматривал. Это было горе и повод для отставки тренера.

Но делать нечего, придется с этим жить дальше. И генерал отправился на тайную встречу с Голдой Меир.

Технология негласных встреч отработана до мелочей, для спецслужб это обыденное дело. Сначала уполномоченные на то лица уточняют географию рандеву и оговаривают точное время, затем специально обученные люди специальным оборудованием проверяют место — на взрывчатку, прослушку и тайные ходы. И только потом прибывают высокие стороны.

Малоприметный дом на окраине Праги для этой цели подходил отлично. Нежно благоухающая сирень у калитки, красные тюльпаны вдоль садовой дорожки, яблони в цвету — всё это создавало полную иллюзию тишины и идиллии. И лишь вдали, на перекрестке, люди в желтых жилетах копали траншею. Поэтому движение было перекрыто по вполне естественным причинам.

Голду Меир сопровождали советник и переводчик, генерал Мещеряков ограничился одним переводчиком. Этот парень взял на себя функции всех помощников, уж очень высок был режим секретности. Проверенные люди, команда генерала, осталась ждать в соседнем доме — утечка в таких делах недопустима.

А обласканный вниманием переводчик еще не знал, что сразу из Праги он полетит не домой, а за Урал, в тихий и уютный специализированный санаторий. В условиях полной изоляции парню предстоит повышать квалификацию в языках — немецком рейхсдольче и фольксдойче, еврейском иврите с идишем, а также постигать другие науки разведчика. Полгода, не меньше.

Едва уселись, израильский премьер задала неожиданный вопрос:

— А где Женя Примаков? Обычно на переговоры со мной присылали его.

— Он на острове Шри-Ланка, что раньше назывался Цейлон, пьет настоящий чай, — вежливо сообщил генерал чистую правду. — Примаков помогает нашей официальной делегации налаживать отношения.

— Жаль, — сказала Голда Меир, глядя настороженными глазами. — У нас сложилось взаимопонимание.

Генерал пожал плечами. Мол, придется строить новое взаимопонимание.

Ситуация в советско-израильских отношениях выглядела дурацкой — их, этих отношений, не было. Поддерживая непутевых арабских союзников, Советский Союз разорвал отношения с Израилем в 1967 году. Культурные связи, естественно, тоже порушились. Парадоксально, но до этого у СССР не было никаких конфликтов с Израилем. Ни военных, ни территориальных. Захлопнув дипломатическую дверь, Москва тем самым утратила возможность влиять на Тель-Авив, а Соединенные Штаты, наоборот, оказались на шаг ближе к Израилю.

Интересы Израиля в Москве стала представлять Голландия, а интересы СССР в Тель-Авиве — Финляндия. Посредники так себе, особенные секреты им не доверишь. Единственной страной соцлагеря, не порвавшей отношений с Израилем, оставалась Румыния. Но к ней доверия было еще меньше, чем к Финляндии. Поэтому важные вопросы обсуждались втихаря и без помпы, за закрытыми дверями. Это так и называлось: «неофициальная и конфиденциальная миссия».

Ничего этого Мещеряков не сказал, отделался дежурными фразами и верительным письмом за подписью Брежнева.

— Хорошо, — сказала Голда Меир. — Давайте договариваться. Мне говорили, что Леонид Ильич Брежнев хочет с помощью переговоров гарантировать границы Израиля. А затем установить новые дипломатические отношения.

— Да, это так, — согласился Мещеряков. — Это предмет переговоров. Я уполномочен обсуждать любые вопросы.

— Да, бумаги я видела, — также согласилась она.

В переговорах важно почаще говорить «да». Тем самым выказывается доброжелательность. А в глубине души генерал восхитился: ишь ты, видела и слышала она! Хорошо работает израильская разведка, на ходу подметки рвет…

Далее премьер удивила еще больше — кивнула переводчику, и тот взял в руки лист бумаги.

— На заседании Политбюро Леонид Ильич заявил следующее: «Сколько лет мы предлагали арабам разумный путь? Нет, они хотели повоевать. Пожалуйста: мы дали им технику, новейшую. Они имели двойное превосходство в танках и авиации, тройное — в артиллерии, безусловное в ПВО, а в противотанковых средствах — абсолютное превосходство. И что? Их опять раздолбали».

— Я согласна с генеральным секретарем Брежневым, — сказала Голда Меир. — Арабы рвутся в бой. Что нам остается делать?

Израильский премьер не верила в возможность мира с арабами. В отношениях с враждебным окружением Голда Меир придерживалась политики сохранения существующего положения. И всего месяц назад Кнессет принял резолюцию о «неоспоримости исторических прав еврейского народа на страну Израиль».

Наиболее заметными стали ее достижения на восточной границе, где благодаря своим хорошим отношениям с королем Иордании Хусейном ей удалось достичь относительного мира и спокойствия. А на египетской границе всё было не так радужно. Там постоянно что-то случалось.

Ответа она не ждала, поэтому продолжила:

— Когда создавалось государство Израиль, умные люди советовали президенту Трумэну не влезать в палестинское болото. А вы как считаете, господин генерал?

— Вы знаете, я понимаю советников Трумэна, — осторожно ответил он. — В этом есть резон. Я бы тоже предпочел разгребать послевоенные проблемы в собственной стране.

Но вышло так, что в палестинское болото влезли все, не только Трумэн. Мещеряков помнил ту ситуацию: весной 1948 года Израиль выглядел приговоренным. Сорок миллионов арабов собирались сбросить в море четыреста тысяч евреев. Плевая задача для пяти арабских армий. Оружия у них было полно, англичане позволили разграбить свои склады. А у евреев не было ничего кроме зубов, которыми они вцепились в свою землю.

Голда Меир, тогда еще Голда Меерсон и не премьер, нашла деньги. Их дали толстосумы, в основном американские. А следом нашлось оружие. В европейском городе Прага его оказалось выше крыши, и не очень дорого. Внешне всё выглядело благопристойно: независимый Израиль купил винтовки у независимой Чехословакии.

Помощь вышла столь значительной, что Вашингтон заявил официальный протест. Евреи промолчали, а Чехословакия наплевала — на самом деле за сделкой стоял Сталин, который помог еще и опытными людьми, знающими толк в войне. И сколько воинских эшелонов ушло из Советского Союза, история умалчивает. О внедрении русской разведки тоже не говорили — естественно, что под прикрытием эмиграционного и военного потока развертывалась мощная агентурная сеть.

В создании Израиля участвовали многие политические фигуры, но лишь Сталин пришел на помощь гибнущему государству не на словах, а на деле. Кто-то скажет, что Сталин преследовал собственные интересы. Да, пыхтеть злобой в сторону умершего императора могут многие. Только от фактов никуда не денешься — Израиль жив и продолжает наращивать мускулы. При этом особой любви к России не видно, только это уже другая история.

Америка наблюдала за развитием событий с разными настроениями. Добровольцы собирались ехать, а госсекретарь Джордж Маршалл закатил истерику президенту Трумэну — мол, поддержка обреченного Израиля лишит Соединенные Штаты арабской нефти. «Помогать нельзя ни в ООН, ни войсками. Мы обязаны быть на стороне нефти!». По большому счету, он был прав. О чем еще говорить, когда на кону такие бабки? Ничего личного, это бизнес.

Моше Черток, министр иностранных дел Народного управления Израиля, услышал от Джорджа Маршалла то же самое: «Вас уничтожат! Не вздумайте объявлять еврейское государство». Свое государство евреи объявили, и одновременно началась война на уничтожение. Евреи отступали, но они бились за своё.

Воевали смело. На момент арабского вторжения израильские ВВС состояли из нескольких самолетов чехословацкого производства, копий «Мессершмитта» времен второй мировой войны. Два боевых самолета причесали иракскую танковую колонну так, что та спешно повернула назад… Мелкая деталь, которая полностью характеризует арабов. Говорят, что разум сильнее меча. У евреев был разум, в арабов много мечей. Разум оказался сильнее.

Пролилось море крови, Израиль выстоял. Поговорка «вся жизнь — борьба» проявилась на этой земле в полной мере. И с тех пор у Голды Меир появился железный принцип: говорить следует со всеми, но доверять не следует никому, включая американцев. И понять ее можно — уж очень легко вышли из Синая в 1967 году войска ООН, разъединявшие Израиль и Египет. Достаточно Насеру было потребовать, как это случилось. И сразу после этого вспыхнула война.

В том, что Израиль выстоит очередной раз, генерал не сомневался. Арабы — вояки еще те, как только прижмут, так и побегут. Им сколько железа не дай, всё бросят. Без танков и орудий бегать легче, проверено не раз. Тут геометрия четкая — когда нет силы духа, оружие не помогает. Более того, «плохое» советское оружие станет единственной причиной арабского поражения.

Глава 16

Глава шестнадцатая, в которой ранняя весна свои цветные расправляет перья

— Нас помнят, пока мы мешаем другим, — произнесла Голда Меир. — Эти слова приписывают Владимиру Ленину, и они чертовски точно отражают нашу ситуацию. Но до него очень умную мысль высказал русский историк Карамзин: «Не мешайте другим мыслить иначе». Так вот что я вам скажу, господин генерал. Свобода — это когда ты не мешаешь другим.

Слушая израильского премьера, генерал больше кивал, чем говорил. Вопросы войны и мира важны, однако обсуждать их можно бесконечно. Главное генерал уже сделал — обозначил миролюбивую позицию Советского Союза. Обе стороны пока воздерживались от взаимных претензий, но до этого дело еще дойдет.

Мещеряков не любил делать громкие заявления. Зачем бросаться словами, если сидящие напротив люди уверены в своей правоте, причем железно? Очередной войны между Израилем и Египтом никто не хотел, но война была неизбежна. Слишком много проблем накопилось на водоразделе от Средиземного до Мертвого моря.

К 1972 году ситуация стала прозрачна, аки стекло. Устремления Палестины обрести государственность выглядели туманной мечтой, как и очередные планы ООН по урегулированию конфликта. Сектор Газа находился под контролем Израиля, Иерусалим стал единой и неделимой столицей, Синайский полуостров попал под оккупацию. Даже Сирия лишилась части Голанских высот. В глазах израильских собеседников читался ответ: какое, нахрен, мирное урегулирование конфликта?

Арабский национализм, предлагавший «столкнуть евреев в море», уперся лбом в израильский сионизм с его убежденностью, что «земля Израиля принадлежит евреям». Трудно спорить, когда евреи за эту землю заплатили бриттам огромные деньги. И мало ли что там вещает ООН? Сегодня одно, завтра другое.

Прогрессивное человечество осуждало панарабизм, ведь борьба за чистоту арабского национализма предполагала полное единство арабов. И евреям там места не было. Скорее всего, и в этот раз на пути решения израильской проблемы треснет лёд, и хрупкий мир пойдет прахом. Когда «Палестина должна стать свободной», а «Израиль имеет право на самооборону», уже не важно, кто нападет первым. Это как лобовое столкновение на гололеде — видишь издалека, а сделать уже ничего не можешь.

Сведения не секретные, об этом писали в прессе. И арабы не стеснялись заявлять, что вооружённая борьба — единственный путь к освобождению Палестины. Евреи со своей колокольни считали примерно так же. Сейчас обе стороны конфликта интенсивно готовятся к боевым действиям, до которых осталось не более полугода. И если у СССР имелись рычаги воздействия на Египет и прочих арабов, то евреи, ощущая мощную поддержку США, упорно гнули свою линию.

И не надо быть начальником военной разведки, чтобы понять: шансов у арабов нет. Опыт трех недавних войн не пошел им впрок, и не удастся арабам ничего. Ни утраченное вернуть, ни евреев в море столкнуть. Ничего не поделаешь, иногда советская военная академия бессильна — с верблюда на танк быстро не переучишься. Товарищ Хрущев, находящийся на пенсии, после третьего поражения арабов отложил садовые ножницы. Он снял перчатки, встал в характерную позу и выразился предельно просто: «Просрали, другого аргумента нет».

И еще одна деталь — арабы забыли историю. Однажды воды моря уже расступались перед Моисеем, когда пророк вел свой народ в светлое будущее, тайными тропами из Египта в Палестину. Кстати, в той библейской истории море потом сомкнулось, погубив египетскую армию преследователей. Если допустить, что история любит повторяться, то выходит грустная, но символическая картина.

Израильский премьер-министр промолчала, лишь улыбнулась уголками губ на исторический экскурс Мещерякова. А в разговор неожиданно вклинился переводчик премьера:

— Бедные евреи, у меня слезы на глазах! — по-русски, с одесским акцентом воскликнул он.

Этого человека невысокого роста, плешивого толстячка с глазами навыкате, забыли представить в начале беседы. Так бывает, не всех членов делегации принято фигурировать. А уж нести отсебятину переводчикам точно запрещено этикетом. Видимо, не прост этот толстячок в режиме инкогнито, ох не прост.

И если до этого он тихо шептал начальнице на ухо свою работу, то сейчас снова раскрыл рот. Видимо, хотел продемонстрировать много золотых зубов, и это ему удалось.

— Моисей их водил, водил, и привел не туда. Такая огромная пустыня, и везде есть нефть, — трагически вздохнул толстяк. — Везде, кроме Израиля! Бог посмеялся над нами, когда дал евреям голую землю.

— Ну почему же? — делано удивился Мещеряков. — Не такую уж и голую.

Он подводил разговор к этой теме, и всё у него получилось. Неважно, что влез переводчик, которого почему-то не оборвала премьер. Из открытых источников Мещерякову было известно, что Голда Меир не говорит по-русски. Якобы это утверждение она часто повторяла в ближнем кругу. Агентурными данными информация не опровергалась и не подтверждалась.

— Не говорит она по-русски, ага, — мысленно хмыкнул он. — Говорить-то может и не говорит, а понимает точно. Вон как сидит напряженно, только глазами зыркает.

Тем временем переводчик, встряхнув плохо бритыми брылястыми щечками, продолжил солировать:

— Вы шутите, господин генерал? Не ложьте сюда ваших намеков, они никому не нужны. Евреи беднее церковной мыши!

— Не спешите гневить бога, — спокойно ответил Мещеряков. — У вашей страны есть нефтегазовые месторождения. Не хочу вас обидеть, но с этим как раз всё прекрасно.

Голда Меир переглянулась с третьим членом делегации, до этого сидевшим молча. Иссер Харель, он же Израиль Натанович Гальперин, считался пенсионером и депутатом Кнессета. Полковник Иссер Харель имел прямое отношение к созданию израильских спецслужб, и потом долгое время возглавлял разведку Моссад и контрразведку Шин-Бет. В узком кругу имел прозвище «Стахановец» — за необычайное трудолюбие во времена кибуца.

Не удивительно, что для встречи с начальником советской военной разведки выбрали именно его. И сейчас он что-то нашептывал на ухо премьеру. Голда Меир кивала.

— Вы нашли в Израиле нефть, — высказалась она вслух, — с помощью космической разведки?

От прямого ответа Мещеряков уклонился, применив еврейскую привычку спрашивать, прежде чем отвечать:

— Кто вам об этом сказал? Мне известен только факт. Другие детали вы можете обсудить со специалистами, когда приедете в Москву. Считайте это официальным приглашением.

Радиоэлектронная и космическая разведка находилась в ведении ГРУ, возможности которых генерал знал прекрасно. Вовсю разрабатывался орбитальный эшелон системы предупреждения о ракетном нападении. В комплекте с ней шла спутниковая связь, ретрансляция и навигация. Естественно, отрабатывались технологии радиоэлектронного подавления космических объектов противника и внедрение на орбиту противоспутникового оружия.

Что касается разведки, то космический радиолокационный спутник способен вести съемку не только с разведывательной целью, но и осуществлять мониторинг стихийных бедствий, а также находить полезные ископаемые. Зондирование земной поверхности, с последующей регистрацией отраженных сигналов, позволяет это. Ученым давно известно, что обычный грунт и нефтегазовые месторождения по-разному отражают сигнал со спутника.

Только вот поиск с орбиты нефти, лежащей глубоко под землей — пока что несбыточная мечта. Нет таких технологий, и нет на спутниках такого оборудования. В разделе «чистая теория» остается пока что и метод дистанционной флюидоиндексации, когда со спутника фиксируются потоки газов, поднимающиеся от расположенных на глубине залежей нефти и газа.

Изучение космических снимков помогает геологам в работе, однако это не самый надежный инструмент. Ученые пытались составлять карты, однако возникла проблема с обработкой математических задач — вычислительныхмощностей явно не хватало. К сожалению, космическая геология пока остается пока больше теорией, чем практикой. Что ж, придется этим заниматься, как системой глобального позиционирования, и многим другим.

Впрочем, даже если бы ЭВМ шагнули вперед, и технология нашлась, никто бы не стал изучать чужие страны поперед своей неизученной территории. Одна Западная Сибирь чего стоит! По прогнозам геологов, там нефти полно, только взять не могут. А ну-ка, потопай ножками, побури шурфы! Космос — это красиво и завлекательно, только история делается на земле. Такой огромный объем работы, что еще и детям хватит. Это вам не в песочнице копаться, одной Западной Сибирью страна не ограничивается.

И если космическая разведка не при делах, тогда откуда товарищ Пельше добыл ценную информацию? Ясное дело, оттуда. Тут у Мещерякова сомнений не было. Вести серьезную нефтегазоразведку на Ближнем Востоке может только западная организация, очень богатая и закрытая. Иначе бы эта новость давно докатилась до местных правителей. Значит, на Пельше работает личная разведка Сталина, других вариантов нет.

Сведения, полученные от Арвида Яновича, гласили: под толщей дна Средиземного моря расположился большой газовый пузырь. Настолько огромный, что газа хватит всем средиземноморским странам на многие десятки лет. Только задаром выдавать эту тайну Пельше не собирался. «Еще чего, — сказал он тогда. — Пусть платят».

История о суете вокруг карты с кладом подробно описана в романе Стивенсона «Остров сокровищ». И неважно, что там сундук Билли Бонса с картой капитана Флинта, а здесь нефть. Клад, он и в Африке клад. «Пятнадцать человек на сундук мертвеца. И дьявол тебя доведет до конца».

На первом этапе Пельше планировал проинформировать Израиль и Египет, без указания конкретного места клада. Пусть думают, что у них в пустыне зарыта нефть. Аналитики Комитета партийного контроля выдали четкий прогноз: Тель-Авив не сможет сохранить это в секрете. Вопрос непростой, начнут обсуждать его в Кнессете, привлекут ученых. В режиме полной секретности, конечно. Но когда тайной владеет больше одного человека, это уже не секрет, это информация. А информация имеет свойство расползаться.

И очень скоро на землю обетованную слетится стая коршунов под знаменами Шеврона, Стандарт Ойла, Шелла и прочих Бритиш петролеумов. Они даже приплатят поначалу, чтоб их пустили порыться в чужом огороде. Но если чего найдут, условия будут известные: вам вершки, нам корешки.

Такая же участь ждет египтян. Причем значительно раньше евреев — там крыша протекает со страшной силой. Но перво-наперво, без всякой очереди, товарищ Пельше начал переговоры с Ливией. Полгода назад Муаммар Каддафи погнал из страны иностранных нефтяников, и обратно уже не пустит. Сейчас нам самое время заключить договор на разведку природных ресурсов, а это очень хорошие деньги. Причем делать ничего не надо, карта уже есть.

План товарища Пельше казался настолько простым, что выглядел безупречным. Очень скоро в пустыне Израиля объявятся кровожадные пираты какой-нибудь «Бритиш петролеум». А на просторах Египта начнет мелькать черный флаг какой-нибудь «Шелл». А может быть, все вместе. Название неважно, этих акул в мире хватает. Важно другое: нефтеразведка крайне затратное дело. Когда в песок начнут закапывать миллионы долларов, станет не до войны. Бизнес не позволит швырять снаряды в огород, где возделываются нефтяные грядки.

Голос больших денег присоединится к крикам сектантов ООН и скорбным выражениям озабоченности со стороны США и СССР. И тогда весело пыхтящий паровозик войны покатится куда подальше, а Египту и Израилю велят соскочить. Не ООН велит, а серьезные дяди, управляющие акулами. Политика есть искусство возможного, и если компромисс возможен, его помогут найти.

Конечно, на всё воля Аллаха. Но если есть возможность попробовать, почему не попробовать? И заодно срубить деньжат со всего региона. Более всего генералу Мещерякову импонировала эта приятная мелочь. Да, конечно, договоры недолговечны. И приемлемое для всех решение со временем устареет. Только временное перемирие лучше постоянной войны.

Глава 17

Глава семнадцатая, в которой выясняется парадокс: мир несправедлив, однако эта система работает

Насухую говорить трудно, если долго. Мещеряков сделал знак, и помощник, не прекращая переводить ему на ухо переговоры собеседников, подлил чаю из термоса. Хлебнув, генерал откашлялся.

— Госпожа премьер-министр, прошу меня простить, но в вопросах добычи и переработки полезных ископаемых не силен. Я человек военный, университетов не кончал. Все дополнительные детали вы можете узнать в Москве. Мы открыты для переговоров. Но сегодня я прибыл по другому поводу.

Собеседники переглянулись.

— Да что вы говорите? — поразился переводчик.— А нам показалось, что вы пришли сюда говорить за деньги. Сколько, по-вашему, может стоить та чудесная карта, где нарисована наша нефть?

— Деньги важны, без денег и на кладбище не отвезут. Конечно, об этом надо думать и говорить, — согласился Мещеряков. — Только не здесь. Повторюсь: деньги тоже лучше обсуждать в Москве.

— Все евреи хотят сделать так, чтобы Израиль разбогател. И не стоял с протянутой рукой, глядя на Запад, — сказала Голда Меир. — И даже если это только мечта, я поеду за ней в Москву.

Вопрос денег всегда стоял остро, потому что никогда Израиль не жил на свои. Точнее, своих никогда не хватало. Эту бухгалтерию Мещеряков прекрасно знал — если базар дешевый, тратишь все деньги. Знал он и другое: евреи отличные медики, юристы, музыканты и писатели. Они мастера торга и банковского дела, потому что понимают математику. Вот только бог не дал им прочного места на земле. В то время, когда другие нации строили свои империи, евреи только мечтали об Израиле.

Так было до недавнего времени. И если прочие нации стремились контролировать территории, чтобы обеспечить себя ресурсами, евреи поступали более мудро — они брали под управление государства, что контролируют территории. В силу ума и прозорливости планы евреев всегда оказываются внутри чужих планов.

Для сравнения Мещеряков всегда смотрел на китайцев. Сколько их живет на Земле, сказать сложно. Китайцы сами не знают, называют только приблизительные цифры. Но много, значительно больше евреев. Пока Моисей водил свой народ по пустыне, китайцы изобрели рисовую бумагу, тушь, ракету, шелк и порох. Только это было очень давно. А где современные великие китайские изобретения? Где произведения искусства и выигранные юридические процессы? Нынешние китайцы того и умеют, что хорошо работать и тщательно копировать чужие поделки. А вот ярких талантов среди них что-то не видно.

С другой стороны — дети Сиона. Тоже древний, но малочисленный народ, частенько подвергаемый гонениям. Тем не менее, всеми угнетаемое племя выстояло. Приспособилось выживать в любой среде, проникая в любые социумы. Сейчас (речь о 1972 годе) в Израиле числится три миллиона евреев, и шесть миллионов их живет в США. Еще шесть миллионов евреев разбросано по всему миру. Странная пропорция для народа, две тысячи лет мечтающего о собственной родине.

Поддерживая различные связи с США — военные, культурные и экономические, Израиль держится на плаву благодаря внешней помощи, а самой незаметной и самой прочной является связка ЦРУ-Моссад. Среди военнослужащих США тоже хватает сочувствующих. Американские власти постоянно делают вид, будто возражают против участия граждан США в военных действиях Израиля. Между тем тысячи американцев носят форму Израиля. Их называют «Махаль», сей акроним означает «добровольцы».

Страна возродилась в муках и продолжает жить с трудом, отбиваясь от враждебного окружения. Если говорить прямо, то Израиль — не территория и не государство. Это проектно-конструкторское образование, военный бюджет которого полностью обеспечивают США и добрые родственники. Границы есть, вооруженные силы есть, но количество населения ниже нижнего предела ресурсных возможностей.

Ничего этого генерал не сказал.

— Еще раз прошу прощения, — вежливо улыбнулся он, — но возникла крайне неприятная ситуация, которая вызвала наше беспокойство. Нам стало известно, что против спортивной команды Израиля готовится провокация. Кроме того, возможен захват других заложников.

Иссер Харель, до этого сидевший молча, оживился:

— Могу я узнать источник информации? Если это возможно, конечно.

— Разведка ГДР, — коротко бросил Мещеряков.

Голда Меир переглянулась с Харелем.

— Выходит, генерал Маркус Вольф в курсе?

— Да.

— Можно подробности?

— Их мало. Подготовка только началась, подбираются исполнители. Нам известны лишь два имени. Это члены палестинской группировки «Чёрный сентябрь».

— Очень интересно узнать имена.

— Имена Исса и Тони. Возможно, это клички, и за ними скрываются Аднан Аль-Гаши и Абу Дауд. Кроме захвата заложников из числа спортсменов, террористы намерены атаковать зарубежные израильские объекты. Это произойдет в ближайшее время, и тут ясности больше.

— Опять самолет? — догадался Харель.

— Да. Готовится операция по захвату пассажирского самолета, следующего в Тель-Авив из Вены. Определена группа бандитов из четырех человек — двое мужчин, две женщины. Назначен руководитель, Али Таха Абу Снина. Вооружение группы: ножи, пистолеты и пояса с взрывчаткой. Захватив самолет с заложниками, они намерены потребовать освобождения из тюрем палестинских заключенных.

— Старая песня, — Харель грустно вздохнул. — Дата нападения?

— Предположительно восьмого мая. В этот день вся Европа празднует день победы над фашизмом, и террористы надеются, что действовать им будет проще. Впрочем, нам тоже. Противник известен, план его несложен. Наш план еще проще: захватить их до посадки в самолет, чтобы не рисковать пассажирами. Спецгруппа КГБ готова работать совместно с товарищами из ГДР.

— У нас тоже есть мальчики с крепкими яйцами, — сказала Голда Меир, оглядываясь на Хареля.

— Да, — кивнул тот. — Мы хотим эту операцию себе. Здесь дело чести подполковника Барака и его группы «Сайерет Маткаль». Будьте уверены, наши парни найдут всех. А те, кому удастся скрыться от возмездия, будут жить в постоянном страхе, бесконечно меняя свои дома и тратя все силы на собственную безопасность.

Мещеряков кивнул. За группировкой «Черный сентябрь» числилось около пятидесяти терактов, и у израильских бойцов с террором накопился немалый личный счет к этим деятелям.

— Как скажете, — легко согласился он. — Канал связи с Маркусом Вольфом у вас есть, канал связи с КГБ тоже. Возможно, действовать придется в Румынии, где террористы собираются получить оружие и с ним уже лететь в Вену.

— Неважно, — отмахнулся Харель. На самом деле он применил слово жестче выражения «фак», но цензура в лице переводчика это слово заменила. — А как можно связаться с вами?

— Ваши военные из АМАН знают. Впрочем, можете обращаться по каналам связи КГБ или штази, мне передадут. Но вернемся к израильским спортсменам.

— Да-да?

— Террористы намерены захватить заложников в Мюнхене, прямо в Олимпийской деревне.

— Какая наглость, — поразилась премьер. — Германская полиция в курсе?

— Нет. У нас имеется непроверенная информация, что определенные неофашистские силы в полиции Западной Германии сочувствуют замыслам террористов. Также прошу не привлекать ваших коллег из ЦРУ.

Харель поднял бровь:

— Почему?

— Али Хасан Саламе, мозговой центр «Черного сентября» — двойной агент. Работает на ЦРУ. Они обязательно вытащат его из передряги и станут обелять.

— А мы считали, что Красный Принц работает на КГБ, — хмыкнул Харель.

— Уже не работает, — бесстрастно сообщил Мещеряков. — Концепция поменялась. И вообще, никого со стороны беспокоить не стоит, товарищи из штази сами справятся. А спецгруппа КГБ им поможет.

— Мы участвуем, — безапелляционно заявила Голда Меир. — Сил наших мальчиков хватит на всех негодяев. Если эти люди задумали убийства, значит, сами лишили себя права на жизнь. Этот Али Хасан Саламе, что Красный Принц, будет в Мюнхене?

— Он издалека дергает за ниточки. Спрятался в норке, действует оттуда.

— Место известно?

— Сейчас он в Бейруте, но там несколько лежек. Придется поработать.

— Мы согласны, — кивнула премьер.

— Скажите, господин генерал, — внезапно поинтересовался Харель, — зачем это надо вам?

Мещеряков ждал этого вопроса.

— А если я сочувствую Израилю?

Переводчик ахнул. Он даже руки прижал к брылястым щечкам:

— Так вы еврей?

Пришлось его огорчить:

— Все евреи, кроме я, — развел руками Мещеряков.

— И всё же, господин генерал, — Харель ждал серьезного ответа.

Дальше темнить Мещеряков не стал:

— Честно говоря, лично я придерживаюсь позиции госсекретаря Джорджа Маршалла: нам следует быть на стороне нефти. В собственной стране полно проблем! Каждый патриот так рассуждает, и чужие заботы ставит в последнюю очередь. Простите за прямоту, но до Израиля мне не было бы никакого дела, если бы не советские евреи. Всех желающих давно следовало выпустить! Выпустить, и забыть об этой стране. Вот смотрите, если бы Владимира Буковского отправили в Израиль не вчера, а десять лет назад, он бы сидел не в нашей тюрьме, а в Израильской.

— Почему? — поразился толстяк.

— Потому что он природный бунтарь. Наши недостатки ему стали бы недоступны, а клеймить хочется. И писал он бы он исключительно об еврейских проблемах! Или их нет?

Ответом генералу было молчание. После паузы он продолжил:

— Но это так, из области теории. Что касается практики, то в состав спортивной делегации Израиля, что поедет в Мюнхен, записаны бывшие граждане СССР. Мы обеспокоены. Есть мнение, что в случае теракта на нас попробуют повесить всех собак: мол, козни КГБ и всё такое. По большому счету, нам этот беспредел с жертвами тоже не нужен.

— Никому не является секретом, что Советский Союз всячески поддерживает ООП (организацию освобождения Палестины), — обронила Голда Меир. — Или теперь уже нет?

— Это сложный вопрос.

Говоря избитую дежурную фразу, Мещеряков подбирал аккуратный ответ. Вопрос в самом деле был сложным. Израиль не признавал Организацию освобождения Палестины, считая ООП не организацией, а террористическим образованием. «Терроризм как легальная форма политической борьбы» — это самые обтекаемые слова в адрес ООП. «Отец системы шпионажа и террора» — это про Ясира Арафата. Соединенные Штаты такую позицию поддерживали. А в Кремле Ясира Арафата привечали, называя его руководителем международного уровня и борцом за независимость.

На этом самом высоком уровне лидер несуществующего государства вызывал разнообразные чувства. На словах открещиваясь от крайних экстремистов, «которых не всегда удается контролировать», Арафат много ездил по миру. Его называли победителем, хотя он ничего не выиграл, его считали богатым, но давали денег, его ненавидели, однако принимали с почестями. Его ругали за излишнюю мягкость и проклинали за чрезмерную жесткость.

— Сложный вопрос, — повторил генерал. — Скорее всего, сотрудничество будет сворачиваться. Конечно, в том случае, если злонамеренные действия против мирных граждан будут доказаны.

— Мы не ведем переговоров с террористами, — буркнул Харель. — Сразу нахрен, так надежнее.

— Нужны доказательства и показания, — мягко возразил Мещеряков. — А для этого нужно очень постараться и взять террористов живьем.

— Мы постараемся, — пообещала Голда Меир.

В разговоре возникла пауза, которую неожиданно заполнил переводчик:

— А вы знаете, господин генерал, что Ясира Арафата и Али Хасана Саламе, а также прочую палестинскую верхушку ООП недавно ограбили? Забрали всё, что нажито непосильным трудом. Между прочим, это очень небедные люди. Уж Ясир Арафат — точно. Все палестинцы платят ему особый налог «на борьбу». Арабы шлют деньги «на революцию». А прочие добрые люди, вроде коммунистов из ЦК КПСС, шлют помощь просто так. Арафат единолично распоряжается всеми палестинскими деньгами, реально чемоданами ворочает.

В голосе толстяка слышался трагизм — будто его лично лишили чемодана денег и баула ювелирных украшений.

— Нет сомнений, что в этой компании вредный толстяк отвечает за денежный вопрос. Такое впечатление, что этими деньгами он распорядился бы лучше, — подумал про себя Мещеряков. — Как это на Западе называют? Финансовый менеджер?

Однако вслух отвели коротко:

— Да, знаю.

— И что израильских коммунистов ограбили, знаете?

— Да.

— А еще говорят, будто египетских деятелей коснулось — Анвара Садата с его женой точно обнесли. Обобрали как липку, — толстяк продолжал нагнетать печаль, изображая сочувствие потерпевшим.

— Что-то такое слышал, — невозмутимо ответил Мещеряков.

Голда Меир снова не оборвала отсебятину переводчика. Более того, она добавила свои пять копеек:

— Говорят, потерпевшие жаловались в ЦК КПСС. Кто-то даже плакал.

— Наверно, — генерал пожал плечами. — Ну, ограбили. Подняли руку на чужое добро. Так бывает, к сожалению.

— Вы подтверждаете информацию?

— Я не состою в ЦК КПСС, — уклонился Мещеряков от прямого ответа. — И эти люди не являются моими подзащитными. В псалме 34 сказано: «Ты защищаешь слабых перед сильным, ты от грабителя спасаешь бедняка». Все, кого сейчас упомянули, люди не слабые и не бедные, в защите не нуждаются. И то, что с ними произошло — их личное дело. В конце концов, пусть жалуются местной полиции.

— Это ваша официальная позиция, господин генерал?— в голосе толстяка слышалось недоумение. — Или вы так считаете?

— Это моё личное мнение, — сказал Мещеряков. — В советской стране преступностью занимается милиция. Может быть, КГБ. А я работаю в военной разведке, у нас нет следственного комитета, знаете ли.

Здесь он немного лукавил. Грабежи коммунистов прокатились по всему миру грозной волной, и к расследованию подключились спецслужбы СССР. Не по своей воле, со Старой площади приказали. Международный отдел ЦК непрерывно требовал постромки рвать, но догнать. В смысле, «найти и обезвредить».

Дурацких приказов, подобных этому, за свою долгую службу он слышал немало. Поэтому не удивлялся и не ныл. Принял под козырек, спустил приказ ниже, на уровень замов, и занялся более важными делами. Если раньше у него не болела душа за кошельки коммунистов Новой Зеландии и Дании, то почему должна болеть за арабские деньги?

Чекисты тоже искали, только результат оказался нулевой. Неведомые злодеи следов не оставляли, при этом умело прятались от возмездия. «Слышу звон, да не знаю где он», ага. Звон стоит по всей ивановской, только звонари как в воду канули. Да и об чем здесь говорить? Секретное это дело, о котором распространяться не велено.

— У нас другие задачи, — добавил Мещеряков нейтральную фразу.

Иссер Харель остро глянул из-под бровей:

— Мы благодарны вам, господин генерал. Эта встреча оказалась весьма полезной, а информация крайне ценной. Только я не понял, что вы хотите за это?

Мещеряков усмехнулся. Он ждал этого вопроса не от Хареля, а от переводчика. В исполнении толстяка вопрос прозвучал бы по-одесски: «Перестаньте размазывать кашу, и скажите, что вы хочете». И тогда он смог бы ответить в подобном стиле: «Чтоб я неделю мочился в постель, если нас не волнует этих глупостей!».

Вслух генерал сказал просто:

— Каждый разведчик хочет завербовать другого разведчика, чтобы больше через него получить.

— Скажите, вы точно не еврей? — все-таки вылез толстяк. Вид у него был обалдевший.

Мещеряков снова пожал плечами, как это делают в Одессе:

— Хорошо, а что вы можете предложить?

Щекастый переводчик пригорюнился.

— Даже не знаю! Шекели вы не возьмете. Рублей у нас нет. Доллары вроде бы есть, но их тоже нет.

— Как это?

— Американцы дают доллары с хитрым условием, чтобы тратили мы их исключительно на товары Соединенных Штатов.

— А если вы купите несколько металлорежущих станков, которые мы скажем, и привезете их не в Израиль, а в Одессу?

— Решаемый вопрос, — сообщил толстяк после перешептываний с Голдой Меир.

Мещеряков поднял руки:

— Думаю, более предметный разговор о взаимных желаниях, а также обменах долгами, мы продолжим в Москве.

— Когда?

— После визита Никсона. И последнее, госпожа премьер-министр. Ваши близкие коллеги будут интересоваться, о чем мы здесь говорили.

— Да, конечно, — кивнула Голда Меир, сходу улавливая мысль. — И о чем мы здесь говорили?

— Предлагаю всем заинтересованным лицам сообщать, что вы требовали репатриации евреев в Сион. Очень настойчиво.

Толстяк ахнул в который уже раз:

— Неужели Советы решили отпустить несчастных детей Израиля на родину?

— Да не вопрос, — не разочаровал его Мещеряков.— Коллегам говорите правду: вы были убедительны так, что дожали советскую сторону.

— А мы дожали? — дрогнувшим неверящим голосом пробормотал переводчик.

— Да, дожали. Но не даром, конечно. Так и говорите: это большой секрет, но договоренности у вас на руках. Теперь осталось закрепить их на бумаге. А для этого вам надо ехать в Москву, невзирая на отсутствие дипломатических отношений. Отличный повод для поездки, не правда ли?

Глава 18

Глава восемнадцатая, в которой в дох глубокий, руки шире. Не спешите, три-четыре

Громкий дребезг заставил вздрогнуть. Тревога на корабле? Или пора вставать на работу? Хм… Давно прошли времена, когда я заводил будильник со словами «посмотрим, что из этого выйдет». Да, времена прошли, а неприятный осадок остался. И если жестяной звон будильника обозначает начало трудового дня, то сейчас данный дребезжащий сигнал возвещал, наоборот, совершенно иное — конец занятий.

И пока я мысленно потягивался, Антон подорвался с лавки лекционной аудитории. Бежать в столовку нацелились многие умники, ведь промедление в этом деле смерти подобно. Ковыряться в носу нельзя, вечно голодные институтки вмиг разметают самое вкусное и горячее. Что-что, а рубленые бифштексы на раздаче ждать не станут, не говоря уже о медовых коржиках. Тут уж воистину, «ищи-свищи, как корова языком слизала».

Наблюдая за Антоном, на ходу запихивающим тетради в рюкзачок, мне оставалось лишь усмехаться — в нашей столовке наблюдалась явное единство и борьба противоположностей. Студенты, с одной стороны, бедный и тощий народ. С другой стороны, вкусно пожрать не дураки. Да, в отличие от говяжьей котлеты за 15 копеек, бифштекс с яйцом выглядел значительно дороже — аж 34 копейки. Сюда следует добавить картофельное пюре весом в 8 копеек, капустный салат за 5 копеек, соленый огурец за 2 копейки и компот за 5 копеек. С роскошными излишествами вроде коржика, стакана сметаны или кусочка масла, обеденный перекус выйдет под 80 копеек, а это большие деньги при стипендии в 35 рублей.

Однако давиться серым комком слипшихся макарон не хотелось, такое уже бывало. Как говорится, first come, first served, что в переводе означает «кто не успел, тот гложет кость». И хотя педагоги утверждают, будто звонок звучит для преподавателя, не все правила надо понимать буквально. Иногда надо лететь словно козюлей укушенный, дабы успеть перехватить дозу так необходимых калорий перед репетицией. Ничего не поделаешь, у Антона организм молодой, растущий. Сам такой когда-то был — хочешь не хочешь, а хочешь.

Однако заправиться холестерином не удалось, его самого перехватили на финише дистанции. Сделали это рослые старшекурсницы крепкого телосложения, что для музпеда редкость. В смысле, не девицы редкость, а стройные спортивные ноги, радующие глаз. А что, весной расцветают не только цветы — едва дохнуло теплом, как мини-юбки нацепили все студентки. Словно по команде, хотя далеко не каждой девушке идет такая форма одежды. Мода слепа, она заставляет всех красоток шагать ровным строем. При этом отвергается очевидная вещь: мини для того и существует, чтобы демонстрировать ноги. Девичьи ноги, а не их недостатки! К сожалению, стадное чувство выше разума, реальность осознают не все.

Хотя чего это я разнылся? В Ростове живут самые красивые девушки, это общеизвестно, и грех ругать их смелые юбки. И ради справедливости следует отметить, что именно этим девицам было что обозначить, причем с любого ракурса. Да и вряд ли это старшекурсницы, судя по лицам. Вон дылды какие здоровые, годков по двадцать два уже. Скорее всего, аспирантки кафедры физкультуры.

Ладно о красоте, бог с ней — ведь личное счастье было так близко! До стопки пластиковых подносов оставалась всего пара шагов, они манили своей чистотой, притягивая взгляд. А верхний поднос прямо-таки умолял: «возьми меня скорей». И именно в тот момент, когда началось активное выделение слюны, дорогу к пищевому оргазму перекрыли две пары классных ног. Они одновременно улыбнулись:

— Антон, тебя вызывают на кафедру физры.

Точно я угадал, это спортсменки… Легко выдернув парня из очереди, девицы без лишних разговоров подхватили его под руки, и отконвоировали куда надо. Общий эмоциональный фон, наполненный одним лишь предвкушением жратвы, остался позади. Но захваченный в плен особенно не упирался. Тугие спортивные груди, прижимаясь с обеих сторон, указывали верный путь, а мягкие толчки крепких бедер исключали вариант побега. Впрочем, о насилии над личностью речь не пошла, даже мыслей таких не было.

Конвоиры с прекрасными ногами казались незнакомыми. Но Антона явно знали в лицо — вот она, отрыжка славы. С недавних пор идешь по коридору, и только успевай отвечать на приветствия. Скоро начнем беззвучно кивать, как Папа Римский из окна папамобиля, или махать рукой, как Леонид Ильич с трибуны Мавзолея.

На кафедре физкультуры пахло физкультурой — мужским потом, выделанной кожей и трубочным табаком «Золотое руно». Ничего удивительного, не скрипками же здесь должно пахнуть? Антон с интересом огляделся. Никогда здесь не бывал, до этого все встречи с физрой проходили исключительно в спортзале.

Что тут разглядывать, не знаю — обычный советский офис с канцелярскими столиками в ряд. Вдали, у окна, стол побольше, что указывало на место главного кафедрального начальника. Знак обязательный — кто сразу не понял, тот увидит. На полках красовались спортивные кубки, стены украшали красные вымпелы с золотым ленинским барельефом, и почетные грамоты в рамочках. А по углам, упакованные в сетки, лежали мячики разного достоинства, от теннисных до баскетбольных.

За столом для совещаний восседала троица богатырей, то есть боевая группа профессоров физической культуры. И среди них затесался один знакомый витязь, наш курсовой преподаватель по физре. Все педагоги, как на подбор, выглядели однотипно. То есть щеголяли в синих спортивных костюмах производства ГДР, что считалось крутизной неимоверной — не всякий смертный мог такое достать. Видимо, униформа педагогов представляла собой негласный кафедральный дресс-код. И обязательным элементом декора являлся судейский свисток на веревочке, спортивным орденом украшающий грудь.

— Ага, — загадочно воскликнул румяный бородач. — А вот и Бережной! Знаешь меня, сударь мой любезный?

— Нет, — вежливо ответил Антон. И без излишней робости уточнил: — А вы кто, простите?

Мысленно я хмыкнул — с вопроса «кто ты такой» начинается разговор по-пацански. Следующий вопрос, часто задаваемый в подворотне, происходит из серии «а ты с какого раёна?». Далее оппоненты могли обратиться с коварной просьбой типа «одолжи по-братски десять копеек». И уже затем, в случае отказа, грозно вопросить: «пацан, а ты Васю Хмурого знаешь?».

Однако наезда не случилось. Вместо этого веселый бородач представился:

— Черныш Руслан Ильич, заведующий кафедрой физической культуры и спорта.

Именно таким тоном в знаменитом кинофильме звучала фраза Лёвы Задова, с которым шутить не надо. А что, вон какой добрый молодец. Когда он наденет шлем на голову, а в руку возьмет щит — выйдет чистый дядька Черномор. Правда, этот образ уже из другого кинофильма.

— Руслан Ильич — заслуженный мастер спорта по вольной борьбе, — со значением в голосе добавил наш препод.

И показал пальцем за спину, где на полке красовались кубки различной высоты и богатства. Такую красоту худосочные студенты музпеда, конечно же, завоевать не могли. Очевидно, что все эти трофеи — личная заслуга мастера. Восхищенным взглядом Антон выказал уважение, педагоги заулыбались.

Чего-то такого завкафедрой ожидал. Оценив реакцию, он продолжил:

— Присаживайся, Бережной, в ногах правды нет.

Рассказывать, что правды нет и выше, Антон не стал. Его позвали слушать, о чем завкафедрой с доброй улыбкой сам начал информировать. И зашел с козыря:

— Разговор у нас будет серьезный.

Такое вступление заставило напрячься. Все семейные скандалы начинаются с этих слов: «милый, нам надо серьезно поговорить».

До этого момента я ни на что особенно не отвлекался, разве что кроме классных спортивных ног. Сидел тихо, занимаясь самолечением. Смотрел одним глазом и слушал вполуха — в смысле, лечил нос Антона, а значит и свой. Хрящи вроде срослись, гайморовы пазухи чистые, откуда тогда кровавые сопли по утрам?

Однако спич докладчика заставил бросить правку и чистку энергетических каналов.

— Мы тут как раз обсуждали производственную гимнастику на репетиции оркестра. Хорошее дело делаете, хвалю, — заливался соловьем профессор. — Главное, не из-под палки. Считай, зачет у вашего музыкального коллектива в кармане.

Мягко стелет, черт речистый! От ласковой прелюдии Антон напрягся еще больше, и был совершенно прав. Зачет по физкультуре нас не пугал, а вот игра словами прямо напоминала: за пряником всегда идет кнут.

Завкафедрой оглядел собрание, те согласно закивали головами.

— Через неделю на стадионе «Трудовые резервы» состоятся межвузовские соревнования по легкой атлетике. Наш институт постоянно плетется в хвосте спортивных событий, так вот: настало время изменить печальную традицию. Иначе говоря, восстановить порушенную честь.

В контексте девичьей чести эта фраза прозвучала несколько двусмысленно, и мы с Антоном мысленно переглянулись. Что за странные намеки? И не сами ли педагоги виноваты в досадной дефлорации нашего института?

Тем временем профессор завершил начатую мысль неожиданным пассажем.

— Мы тут посовещались и решили: ваш оркестр бежит.

— Куда бежит? — опешил Антон.

— За наш музыкально-педагогический институт. Мне по душе ваш молодецкий задор и физкультурный энтузиазм. Уверен, вы справитесь.

Мысленно мы снова переглянулись. Я предпочел промолчать, а Антон ляпнул пару ругательств и албанский возглас «аффтар жжот». Вслух он выразился более прилично:

— Однако!

Глава 19

Глава девятнадцатая, в которой красивых любят чаще и прилежней, веселых любят меньше, но быстрей.

Строители коммунизма обожают символы, особенно лозунг «Слава КПСС». Поэтому цепляют везде — к месту и не к месту, ведь символы и знаки правят миром. Один из таких символов, зачерненный барельеф классиков революции, висел на стене. Именно туда уставился Антон, ну и я вслед за ним.

Классическая чеканка по меди, если кто забыл, это такая плоско-выпуклая картина, где профили Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и Мао, тесня друг друга, символизируют победу добра над капиталом. Отцы научного коммунизма там зело бородаты, за исключением Сталина и Мао. Поэтому, видимо, опальных богов перестали упоминать после XX съезда КПСС. Вот и на этой иконе имелось лишь трио основоположников — Маркс, Энгельс и Ленин.

Кстати говоря, если революционное учение называется марксизмом-ленинизмом, то наличие лика Энгельса между Максом и Лениным выглядит как-то сомнительно.

— Думаешь? — поразился Антон. — Разве Энгельс не влиял на идеи социализма?

— Энгельс влиял на Маркса, а Маркс уже влиял на идеи.

Нет, а что? Капиталист Энгельс, владелец текстильной фабрики, затесался сюда явно по ошибке. За свою жизнь он написал много научных статей, но так и не научился критиковать философию Гегеля! А с рабочим движением и тяжелым положением рабочего класса классик марксизма познакомился в постели, через свою любовницу Мэри Бернс и ее сестру Лиззи Бернс. Впрочем, кто из богов когда-нибудь работал руками?

С другой стороны, благодаря Энгельсу нам стало известно о первой стачке в истории человечества. Не знаю, откуда он это взял, но первая забастовка произошла в древнем Египте. Строители усыпальницы для фараона Рамзеса III возмутились условиями труда и оплаты, а также низким качеством питания. И всё оттого, что призрак фараона они приняли за призрак коммунизма. В результате забастовки были частично удовлетворены требования трудящихся.

Что касается фэншуя на учебных кафедрах института, то хорошим тоном считалась какая-нибудь мудрая надпись на барельефе. Здесь такая имелась. Только вместо традиционной цитаты Маркса «бытие определяет сознание», чеканщики понизу бород начертали другую мысль: «религия есть опиум народа». Отрицание наркотиков в храме физической культуры показалось мне уместным. Но не более того, и не в связке с религией.

— Да? — отозвался слегка потрясенный парень. И снова повторил: — Однако!

В это междометие вместились три абзаца, которые пролетели в голове одним мигом.

С зимнего визита германской делегации прошло немало времени, и оно было непростым. Время показало, что популярность у коллектива «Надежда» выросла многократно, и не только в институте. Концерт и вечеринку для студентов в народе вспоминали постоянно. Особенно композицию «Ду хаст», исполненную позже по просьбам учащихся не один раз.

Свидетельство тому — памятная стенгазета, неоднократно восстановленная, но фотографии с которой все-таки раздербанили на сувениры. Потом были танцы под праздник Восьмого марта, где прозвучало много новых песен. Рейтинг оркестра вырос снова, а рок-группа старшекурсников стерла зубы, скрипя от зависти.

Несколько раз наш оркестр звали на полуподпольные рок-фестивали, зажигающие в разных клубах города. Настойчиво так. Последний раз с приглашением подкатывал напыщенный тип из ДК Строителей, и отказом был фраппирован. Ничего не поделаешь, такова селяви. Левые выступления однозначно шли в игнор — не хватало еще неприятностей перед поездкой в Германию. И дело не в милицейских облавах и комсомольских патрулях, это цветочки. Дело в чекистах, которые держат руку на пульсе. В лицо ничего не скажут, но отметку в личном деле сделают. Да и у парторга ушки на макушке, и информаторы везде!

Хорошим уроком для парня стала история с Муслимом Магомаевым. Произошла она в моей жизни, а для Антона повторилась в тех же деталях. Но, в отличие от известной поговорки, фарсом не стала. Дело в том, что пару лет назад Магомаев выступил в Ростове с двухчасовым концертом. Грандиозное событие произошло на стадионе «Ростсельмаш», вмещающий 45 тысяч зрителей. Билеты распродали все. Это вам не выступление в крохотном зале филармонии, поэтому артисту заплатили тройную ставку — 606 рублей. (Тогда, при средней зарплате в сто рублей, это казалось большими деньгами. Но с высоты моих лет — не очень. Сейчас Чулпан Хаматова за театральный вечер получает 250 тысяч рублей. А ведь Магомаев, как ни крути, звезда многократно бо́льшая).

Обнаружилось это не сразу. Проведя расследование, ОБХСС посчитал траты на гонорар чрезмерными и нарушающими правилами. Было возбуждено уголовное дело. И красивому перспективному артисту замаячила дальняя дорога, с возможностью увидеть белых медведей живьем.

Нехорошие новости Муслим Магомаев узнал на гастролях в Париже, с подачи доброжелателей, естественно. Узнал, и задумался о горькой судьбе эмигранта. Однако закончилось всё благополучно, хотя министр культуры Фурцева заняла жесткую позицию. Только нашлись поклонники таланта на более высоком уровне, где шестьсот рублей гонорара посчитали сущим пустяком. Собственно, так оно и было. И дело замяли.

Что касается Антона, то подобные приключения и другие зехеры нам не нужны. В беде он, конечно, не останется, вытащим. Только местные радистки Кэт мигом настучат — как пить дать, сразу парторгу заложат. Поэтому оставалось одно: отказываться от законной славы, чтобы продолжать шлифовку русских народных песен.

Подспудно нечто подобное гастролям Магомаева ожидалось и здесь, на кафедре физкультуры — хитрый подкат вроде предложения дать концерт на какой-нибудь спортивной тусовке. А тут на тебе: приказ бегать по стадиону. Нежданчик, однако.

— … Там дистанции различные, от шестидесяти метров до полутора километров. Завтра проведем тренировку и распределим дорожки, — закончил завкафедрой.

Говорил он категорическим тоном и, судя по настрою, спорить было бесполезно. Но один вопрос Антон задал:

— И Уля Тулаева бежит?

Решительно настроенный симпозиум дрогнул — педагоги переглянулись и слегка подзависли.

Сомнения по поводу Тулаевой я понимал прекрасно. Понимал и разделял — в свое время лечил эту пианистку от полноты. Но лишать аппетита не стал, лишь подкорректировал излишнюю тягу к перееданию. В конце концов, страсть к еде — личное дело каждого. Чревоугодие пусть и грех, только далеко не самый страшный, аж восьмой по счету в библейском списке. «Ибо от многоядения бывает болезнь, и пресыщение доводит до холеры; от пресыщения многие умерли, а воздержный прибавит себе жизни».

Не знаю насчет тех древних времен, когда была написана Библия. Может, тогда так и было. А у нас холера случилась пару лет назад, в 1970 году, и причиной заболевания стало отнюдь не увлечение чревоугодием. Пресыщения и обжорства в рядах местного населения я что-то не замечал.

Но это всё теория. Что же касается физкультуры, то здесь Улиной любви не вышло. В отличие от девочек оркестра, которые систематически приседали, бегали и активно тягали гантели, Уля Тулаева вела себя индифферентно. А мою установку «больше двигаться и меньше жрать» воспринимала превратно. Мучить себя диетой она не могла, а истязать гантелями ленилась.

В конце концов наш курсовой препод покачал головой:

— Хм… Сомнительно.

Ситуация начала доставлять, поэтому Антон решил потроллить.

— Вы знаете, Уля умеет на верблюде скакать, — сообщил он, выдерживая лицо. — Говорила как-то, что по степи быстрее ветра летит.

Здесь парень слегка лукавил. Калмыцкие верблюды — самые крупные в мире, поэтому бегают медленнее лошади. Зато весьма мощно, чисто бронетранспортер.

— Скачек в программе соревнований нет, — с сожалением заметил педагог.— И на лошадях тоже.

— Будете бежать на своих двоих, — махнул рукой завкафедрой, пресекая диспут. — Отберем самых перспективных студентов, выдадим форму. В первую очередь пойдут Анна Швец, Варвара Громова и ты, Бережной, а там посмотрим.

— Плохо мы еще воспитываем будущих педагогов, — вздохнул третий профессор, до этого молчавший. — А вот Антон ловко придумал: махать гантелями не просто для здоровья, а чтоб жопа стала круглее. Теперь девушки со всех курсов заниматься бегут, из спортзала не выгонишь!

Улыбка завкафедрой сделалась шире:

— Молодец, Бережной, так держать! Кстати, а чего это у тебя нос распухший? Небось из-за девки подрался?

— И синяки под глазами, — влез третий профессор. — Так бывает в боксе при переломе носа. Гематомы мужчину украшают, но надо быть аккуратней.

Мне оставалось только вздохнуть — тут они были правы, черти языкастые: надо быть аккуратней. То есть стрелять во врага с ходу, а потом бежать быстрее ветра. Тогда нос целее будет. И если дырка на спине уже заросла, то с этим носом сплошная беда. Опухоль спадала плохо, и вроде бы дышалось, но не так как прежде. Что касается синяков под глазами, то это Вера виновата — лучше надо было мазать тональным кремом. Тщательнее.

— А почему повязка на руке? — поинтересовался курсовой препод. — Кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве, понимаешь.

Антон взглянул на повязку, и машинально почесал ее. Никакой крови там не было, это педагог для красного словца брякнул.

— Собачка цапнула, — выдал Антон чистую правду.

Только вот укусила она не его, а меня, но это уже неважно. Всю правду следует излагать только на исповеди, и то не факт, что всю.

— Бежать сможешь? — препод сдвинул брови.

— Бежать за честью института это не помешает. И девочек тоже организую.

— Это хорошо, что ты согласен, — кивнул завкафедрой, — потому что все равно придется.

— Без проблем, — Антон пожал плечами. — Только на дистанцию в сорок два километра не пойду.

— Почему?

— Собачка от голода сдохнет, она у меня привыкла питаться вовремя.

Педагоги заржали. А потом завкафедрой выставил палец, будто припомнил чего-то вдруг.

— Да, и вот еще что, — сказал он. — Официально назначаю тебя своим заместителем в группе, то есть физоргом.

— Спасибо, — растерянно пробормотал Антон.

Профессор ожидал чего-то другого, вроде радостного крика «рад стараться!», поэтому спросил:

— В армии служил?

— Нет.

— Жаль, — огорчился профессор. — Впрочем, какие твои годы…

На это мне пришлось вздохнуть еще раз и мысленно сплюнуть через плечо: тьфу на тебя, чтоб не сглазил! У Антона жена на сносях, какая, к чертям, служба в армии? Служба даже в музыкальном взводе нам нафиг не упала. Впрочем, зарекаться не стоит, хоть от сумы, хоть от тюрьмы.

И уже на прощанье завкафедрой пояснил, назидательным жестом поднимая палец:

— Физорг — ответственная должность, Бережной. Считай, уровень замкомвзвода. Прошу проследить, чтобы занятия не прекращались и в Германии! И еще нас ждет осенняя студенческая спартакиада, план подготовки мы тебе позже набросаем.

* * *

На репетицию Антон успел, только голодный и злой. Физзарядку девочки провели сами, под руководством Анюты. Теперь распевались и настраивали инструменты. Ну и болтали, естественно. То есть оркестр издавал вполне профессиональные звуки прогревающейся боевой машины.

— Всем привет! — Антон хлопнул в ладоши пару раз. Несильно хлопнул, но тишина наступила сразу. — Товарищи, все знают про соревнования студентов на стадионе «Трудовые резервы»?

— Пф, — фыркнула скрипачка Алла. — А ты, значит, только узнал?

— Ну да, — подхватила скрипачка Зина,— зима закончилась, медведи проснулись. Ты еще скажи, что за Элисту ничего не слышал.

— Не слышал, — честно признался Антон. — Просвети меня, плиз.

Бросив починку энергетических каналов в носу, я тоже навострил уши.

— Товарищи, это еще не точно, — вскинулась Сеня, прекратив извлекать из себя резкое распевочное стакатто «ми-и-и». Губы, причудливо оттопыренные «уточкой», вернулись в нормальную позицию.

Нюся, следом за своим «лё-лё-ре-ма-а-а», глубокомысленно сообщила:

— Вот именно. Чего зря языком молоть?

— Так-так, — сказал Антон. — Тем не менее, очень интересно. Зиночка, продолжай.

— Элиста — это в Калмыкии. Там первого мая состоится фестиваль народного танца, — бодро доложила Зина. — Будут делегации со всей страны. И еще из Индии, Монголии и стран социалистического содружества. От нашего института едет Ксения Люлька.

— Казачий танец с саблями? — догадался Антон.

— Зачет, — хмыкнул я. — Природная сообразительность — наш семейный конек.

Мысленно отмахнувшись, Антон обернулся к Уле Тулаевой:

— Как думаешь, калмыки оценят этот номер?

— Пф, — фыркнула Уля вслед за Аллой. — Калмыки не дурней других! Умеют не только лихо скакать. Из лука стрелять любят, и копьем владеют. Кулачный бой в почете. А уж когда саблями виртуозно машут — такое искусство все понимают, от мала до велика. Наша Люлька там будет первой!

Сеня порозовела от лестного предсказания, а Уля закончила уверенным тоном:

— Если до финала не украдут, конечно.

— А вот сейчас не поняла, — Жанна отложила тромбон. — Как это украдут?

— Ой, можно подумать, ты не знаешь, — фыркнула Зина.

Жанна знала, поэтому заткнулась.

— Киднеппинг по-монгольски называется «хулгайлах», — сказала Уля Тулаева.

— Да ладно, — недоверчиво улыбнулась Сеня. — Вы шутите, да?

— Парни у нас такие, — Уля выглядела совершенно серьезной. — Посмотрят пару минут — и всё.

— Что всё?

— Пиши «пропала». Калмыки любят русских жен, а Сеня девка пригожая — тонкая, гибкая, ладная. Приедут, только не на «Волге», а на лошадях, и увезут в степь. Ищи потом.

— Степь да степь кругом… В той степи глухой схорони меня, — прошептала Жанна. И с надеждой вопросила: — Но потом найдут?

Уля кивнула:

— А когда найдут, у нее уже юрта, куча детей и табун верблюдов.

Глава 20

Глава двадцатая, в которой не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым. Вечно молодым, вечно пьяным

Глаза Жанны начали расширяться. А когда они достигли невиданного размера, девушка вскочила:

— Я думала, что только горские евреи умеют девушек воровать! Киднеппинг — это вообще еврейское слово. А в Калмыкии, выходит, есть степные евреи?

— Откуда им в степи взяться? — хитро усмехнулась Уля. — Если раньше и были, то две тыщи лет назад. А сейчас все евреи здесь, в городе. В степи остались только калмыки.

Народ возбужденно загалдел.

— Так, товарищи, — опомнился Антон, — успокоились все! Никто Сеню не украдет, потому что рядом буду я!

— Кто ж тебя туда возьмет? — возразила Зина.

— Она же памятник, — ехидно добавила Алла.

А Зина закончила собственную мысль:

— Люльку на чужбину отправляют одну. Совсем одну.

— Ну и что? Самолет в Элисту летит быстро, меньше часа, — буркнул Антон. — За шесть рублей по студенческому билету. Фигня вопрос.

— Как это одну? — Варвара подошла ближе. — А кто ей там аккомпанировать будет?

В подтверждение своих слов она стукнула по кубинскому барабану.

— Подумаешь, большое дело, — Алла отмахнулась смычком. — Уж пианино на сцене найдется, как и умельцы колотить по клавишам — как-нибудь ритмично сбацают. А чемодан с костюмом и саблями Сеня сама поносит.

— Нет, так-то Люлька не одна поедет, конечно, — дополнила ее Зина. — В нашей делегации будет еще два человека: Альбина Петровна, что заведует кафедрой вокального мастерства, и председатель профкома Хромовая. Только вряд ли они станут аккомпанировать — уважаемые люди обычно заседают в президиуме жюри.

Уля Тулаева неожиданно встала и, шевеля растопыренными пальцами, вскинула руки. Такие загадочные движения, завораживающие и привлекающие внимание, делал зловещий шаман в фильме «Земля Санникова». Уле явно не хватало бубна, но до этого дело не дошло.

— А знаете что? — сказала она.

— Что? — заинтересовалась Варвара.

— Я, наверно, поеду в Элисту. Не с ними, а своим ходом, на автобусе. Восемь часов всего. Зато родных повидаю, и Люльке заодно саккомпанирую.

— Весенняя Калмыкия, тюльпаны, кумыс, кальян, — задумчиво пробормотала Ада Гольдберг. — И смелые степные парни. Это так романтично! Надо ехать.

— Ты чо? — поправила ее сестра. — Кальян — это древняя забава индусов и других восточных богачей. А калмыки больше уважают молочную водку и вяленую колбаску «махан».

— Моя бабушка курит трубку, — внесла Уля свои пять копеек. — Хоть говори, хоть стреляй.

— Все равно надо ехать, — стояла на своем Ада. — Только не на автобусе, а на поезде — у нас багаж. Правда, дорого это, четыре рубля туда, четыре обратно. Да и там рубль в день на столовку. Это десятка. А где жить? В местную общагу нас не пустят без направления. То есть готовь еще рубль на койку.

Сеня забыла расхаживать по сцене. Кажется, она перестала не только распеваться, но и дышать — лишь вертела головой, глядя на ораторов глазами дикой лани. Спикеры сменялись калейдоскопом, один за другим.

— Постойте, — возмутилась Жанна. — Хорошенькое дело! А праздничная демонстрация? В комитете комсомола всё давно расписано: Антоша идет с гармошкой, я с тромбоном, а Варя с походным кубинским барабаном.

Вот здесь она попала в точку. На демонстрации в это время ходили добровольно и стройными рядами, потому что желания никто не спрашивал. Наоборот, потом интересовались причиной отсутствия у тех, кто не пришел. И повод должен быть весьма убедительным, иначе не поймут. Пикник за городом здесь не проканает, как и самолетно-автобусный туризм. А недомогание без справки будет воспринято за чистый саботаж.

Мероприятие под названием «народная демонстрация» готовилось заранее, составлялись списки. И это логично, любой экспромт должен быть тщательно подготовлен. Естественной выглядела и инициатива снизу — втихую собирались деньги на разогрев и закуску. Поручалась эта тайна самым серьезным товарищам, которые больше ничего не несли, кроме котомок с провизией и стаканами. Остальным демонстрантам распределяли шарики, транспаранты и флажки. Нагрузка строго по силе — девочкам попроще, мальчикам потяжелей.

И чаша сия нас не минет, здесь надо чего-то решать. Я задумался: может, оформить справки? Пачка пустых бланков, со штампами и круглыми печатями, лежит в ящике стола. Или оформить девчонкам больничные листы? Пищевое отравление — это вообще не проблема. Бабушка Мухия поможет, даже подделывать ничего не придется.

— Коммунистический субботник, посвященный дню рождения Ленина, я пропустил благодаря тебе, — влез в мои мысли Антон. — По уважительной причине, но я был один! А весь оркестр, заболевший враз, это перебор.

— Логично, — пришлось согласиться мне.

— А может, просто пойти к декану, и честно сказать правду?

Пока я раздумывал над ответом, в диспут вступила Анюта.

— Так, девки, слушай сюда, — потребовала она. — Сеню одну отправлять опасно.

— А я что говорю! — вскинулась Уля Тулаева.

— Не потому что калмыки украдут.

— А кто украдет? — закаменев лицом, Жанна замерла с круглыми глазами.

Анюта не стала церемониться, и обломала девичье ожидание скачек с Сеней наперевес, то есть поперек лошади, а также последующие приключения с погоней:

— Уля Тулаева прикалывается над Жанной, а вы уши развесили. Особенно Тоша. Вроде взрослые люди… Не стыдно так вестись?

— Да понял я это палево, — повинился Антон, и сразу выдал себя: — А в чем опасность?

— Там же будут москвичи! — поведала Нюся.

— И что? Они всюду.

— Москвичи страшнее калмыков.

— Чем это?

— Наглостью. Москвичи посмотрят, послушают, и переманят Сеню в свой институт. Они везде борзые и ушлые, особенно в спорте. Все лучшие игроки в Москве играют! В консерватории то же самое — мигом охмурят девчонку, чихнуть не успеет.

Оркестрантки переглянулись, а Нюся вкрадчиво поинтересовалась:

— Люлька, хочешь в Москву?

— Ну-у, не знаю, — задумалась Сеня. Разве что ножкой не шаркнула, и в носу не заковырялась.

— Видите? — припечатала Нюся. — Ведется! Самое обидное, что сманят, и всё будет почти что без обмана. У них там условия точно получше, все-таки столица.

Дав народу оценить московское коварство, Анюта продолжила с новой силой:

— Поймите, девки, это не только ее танец. Это наш танец! Между прочим, я там тоже выступаю с нагайками. Но главное не в этом.

— А в чем главное? — фыркнула Зина, не прекращая канифолить смычок.

— Люлька оперная певица, — терпеливо пояснила Нюся. — По всем параметрам классического меццо-сопрано. Сколько там октав в диапазоне, педагоги на кафедре вокала спорят до сих пор. В любом случае, Сергей Пенкин отдыхает.

— А кто такой Сергей Пенкин? — немедленно оживилась Алла.

— Подрастающий гений, — отмахнулась Анюта. — Дело не в нем, а в музыке. Мы играем симфо-рок, и Сеня поет в оперной манере. Это стильно и круто. Кто в Москве позволит ей такое? Не знаю. Рок-музыка у нас не в почете, мягко говоря. Закончит Люлька московскую консерваторию, и поедет по распределению куда-нибудь в калужскую оперетту. На вторые роли, естественно. Ну, если не нырнет в койку к кому надо.

— Я не нырну! — возмутилась Сеня. — Еще чего. И в оперетту не хочу!

— А чего хочешь? — лукаво усмехнулась Нюся.

— Ничего не хочу! Я здесь стану звездой, с нашим оркестром. А если Тоша в Элисту приедет, я в него двумя руками вцеплюсь!

Двусмысленное заявление, после которого Алла обменялась с Зиной понимающими взглядами. Не в том смысле, что оперетта является пристанищем пассивных геев. На эту тему разговоров мало, и девочки о таких деталях вряд ли догадываются. Дело в другом.

Естественным образом у нашего оркестра образовались фанаты, а у Антона — собственные фанатки. Они приставали при встрече и хотели дружить после лекций. Внутри оркестра открытую симпатию проявляли скрипачки, только Антон намеков не понимал и уходил вместе с Нюсей. Это вызывало недоумение, ревность и рождало волну сплетен и слухов.

А Сеня отшивала ухажеров по причине полной занятости. Учеба давалась трудно, все свободное от лекций время занимали учебники, гимнастика, танцы, репетиции в оркестре и снова учебники. При этом в себе она не сомневалась ни капельки, и была совершенно права. С этим оркестром или нет, но звездой она станет.

Да и остальные оркестрантки тоже приличные музыканты. Только на людях надо почаще выступать, нарабатывать опыт. Эту мысль я углубил для Антона:

— Что касается поездки в Элисту, так у нас свободная страна, верно? Конечно, комсомол имеет значение, и парторг рулит. Но что они вам сделают, если вы вдруг не явитесь на демонстрацию?

— Мозг вынесут.

— И что, это смертельно? Чудовища живут под кроватью, брат, как и все детские страхи.

— Хм…

— Однако ты прав, до скандала лучше не доводить. Надо идти к парторгу, и честно сообщать: мы едем в Элисту. План у нас такой, понятно? Не просить, а уведомлять. Ну, побурчит, ну скажет, что вы его огорчили. Дальше что? Так девочкам и сообщи. Деньги на билеты дам. Подумаешь, шесть рублей на самолете.

— Это в один конец!

— Ну, сто рублей в итоге. Не обедняю. Так что танцуют все.

— А колонки? Усилители? Барабаны?

— Наймем грузовик. Денис с Риммой концы знают, да и у Ивана в автохозяйстве всё подвязано. Не дрейфь, прорвемся.

— Значит так, товарищи, — решился Антон. — В Элисту едут все. Праздники, а перед этим суббота с воскресеньем, выходит четыре дня. Почему бы и нет? С парторгом вопрос решу. За билеты не беспокойтесь, деньги есть.

О том, что есть не только деньги, но и способ более быстрый и совсем бесплатный, вслух говорить он не стал. Черное одеяло не резиновое, все не влезут. Особенно если с инструментами, колонками концертными костюмами в чемоданах.

— Насчет покушать… Не вижу проблем. Уля нас научит, где кормят прилично и недорого. Теперь насчет костюмов. Если мы разучили несколько монгольских песен, то почему бы нам не найти монгольские наряды?

— Ты знал… — прошептала Зина, прижимая руки к лицу. — Ты давно знал про Элисту! И поэтому заставил девок учить монгольский язык? А ведь калмыки пришли в нашу степь из Монголии…

Отнекиваться Антон не стал — лишнее это. Более того, версию Зины следовало развить и усилить.

— Нам запретили играть рок. Так? Велели обратить самое внимательное внимание на народные песни, чтобы выступить в Германии достойно. Однако монгольские народные песни нам никто не запрещал, верно? Мы тут с Улей Тулаевой посоветовались, и решили назвать их калмыцкими.

— Языки отличаются, конечно, — кивнула она. — Но понять можно. А особо трудные слова можно заменить.

— Замени, — одобрил Антон и принялся раздавать распоряжения: — Зина с Аллой завтра сходят в костюмерную, посмотрят наряды. Не обязательно точно монгольское или калмыцкое, понятно? У нас не историческое кино, достаточно что-то похожее.

— А кто разрешит взять? — пискнула Зина. — Там учет и контроль.

— Анюта договорится, Наталья Николаевна поможет, — отдал он еще одно поручение. — У нас на этой неделе куча дел: спортивные соревнования на стадионе «Труд», подготовка к визиту в Германию, а теперь еще и танцевальный форум в Элисте. Особенно неудачно вышло с беготней по стадиону. И не откажешься ведь, блин. Такое ощущение, что у них на кафедре физры подгорает со страшной силой. Придется тренироваться. У физруков вон какие глаза выпученные… Как у какающей собаки.

На это я мысленно возразил:

— Спринтер, стайер, марафонец — какая, нафиг, разница? Назови как хочешь, только в терновый куст не бросай. Музыкально-педагогический институт — это сплошь и рядом женский пол, ботаники в очках, отягощенные проблемами лишнего веса. На этом фоне вы богатыри. А если на межвузовских соревнования в призы не попадете, так и невелика потеря.

Антон озвучил эту мысль вслух, однако Анюта смотрела на ситуацию жестче:

— Да я их там порву!

— Зачем? — поразился я.

— Спортивный принцип, Тоша. Я в волейболе с десяти лет, и у нас было так: вышел — сражайся. Не умеешь сражаться — не выходи. А сдаваться еще до соревнований способны многие, это удел слабых.

Оркестрантки загомонили, поддерживая Нюсю.

— А я всех обгоню, и тебя, Тоша, тоже, — пообещала Сеня. — Ноги у меня не кривые, и с дыхалкой все в порядке.

И ведь не поспоришь! Ноги у нее длинные и очень не кривые. Даже наоборот. И еще мы не приучены сдаваться. Это про Сеню поэт сказал: «Ей не нужен воздух, чтобы жить, и ей не нужны легкие, чтобы петь — она поет сердцем». Хорошая девочка. Слушая таких как Сеня, астма сдыхает в страшных муках.

— Придется поработать, — вздохнул Антон.

— Просто выйдете, и порвете всех? — хмыкнул я. — На стадионе, в Элисте или в Германии?

— Да везде!

Я не стал комментировать этот юношеский максимализм, промолчал. А про себя подумал: наверно, так и надо. Ведь мы не приучены бояться и злорадствовать. Это не наш стиль, радоваться пожару в чужой заднице. У физруков подгорает? Пожар штука опасная, может затронуть всех подряд. Значит, надо помочь в пожаротушении.

Глава 21

Глава двадцать первая, в которой домоуправление сообщает: гражданка Авдеева не аварийная, но требует капитального ремонта

Полномочный представитель президента хмуро осмотрел собравшихся. В повестке дня значилось несколько вопросов, но в пресс-релиз для журналистов попал только один пункт: проблема обеспечения населения питьевой водой. Да, загвоздка острая, и хорошо известные факты не радовали никого. Ни руководство, ни прессу, ни население, поскольку только ненормальные люди рисковали пить обычную водопроводную воду.

Сам полпред считал себя нормальным человеком. А адекватные люди предпочитают исключительно натуральную минералку, что доставляют в бутылках. Неважно откуда: из Непала, Голландии, Женевы, или извлеченную из недр острова Фиджи. Да хоть ледниковую исландскую! Лишь бы не из-под крана.

Печальные факты насчет питьевой воды излагались давние и настолько хорошо известные, что журналисты уже устали мусолить эту бодягу. Однако воз оставался на месте, потому что конь валяться не приходил. Как говорится, ВОЗ и ныне там. Вообще-то можно было ничего и не проверять — достаточно кран повернуть, чтобы полюбоваться на упомянутую ароматную «бодягу». А как хотелось крикнуть: «ВОЗ тронулся, господа присяжные заседатели!».

Не тронулся, даже не шелохнулся. Темпы ремонта водопроводных сетей стремились в минорную тональность, характерную для песни «спи, моя радость, усни». Санитарная охрана источников питьевого водоснабжения отсутствовала как класс, а техническое состояние водопровода и очистных сооружений называлось одним мягким словом «неудовлетворительное».

В этих дрязгах самыми восхитительными оказались официальные заявления руководства ростовского Водоканала: «Сообщения о зеленой воде из-под крана — преувеличение. Вода находится на уровне норматива, хоть и имеет неприятный запах. Но вода безвредная, пользоваться ей можно». Далее шел перл, достойный Пулитцеровской премии: «Набирая воду из знаменитого источника Нарзан, никто не испытывает страха по причине его специфического запаха. Так же и запах водопроводной воды безвреден. Тем не менее, органолептические свойства (привкус, цвет и запах) водопроводной воды в санитарных нормах прописаны. Сейчас параметр „цветность“ увеличился почти в два раза. Конечно, даже невооруженному глазу разница может быть видна, но норма санитарных норм при этом не превышена».

Прелестное заявление, не правда ли? Население почти что нарзаном поят, а вы нос воротите. А если без иронии и сарказма, то вода из крана текла дрянная. Однако эксперты полпредства резюмировали обтекаемо: «В отдельных городах области большая часть населения не обеспечена качественной питьевой водой из систем централизованного водоснабжения, по причине устаревшие технологии очистки и крайней изношенности сетей».

Для прессы была сформулирована избитая дежурная фраза: «Полпред отметил годами нерешаемые проблемы и выразил озабоченность сложившейся ситуацией. Он призвал руководителей региона принять срочные меры». В пресс-релизе отмечалось, что полпред назвал Ростов непростым городом, и попросил чиновников области не витать в облаках.

В действительности всё происходило несколько иначе, и слова звучали немного иные. К сожалению, цензура заблокировала этот текст, а автоматический переводчик оказался бессилен. Так что автор релиза не виноват — он просто сложил в красивые фразы те заготовки, что ему дали.

Упомянул полпред и недоработки в кадровом вопросе. Картина печальна для Юга России — характерным здесь остается кумовство, клановость и коррупция. А это ставит крест на эффективной внутренней политике и снижает доверие граждан к выборному процессу. Так заявил полпред, и попал в точку: без казнокрадов не было России, и нет сейчас. Это хроническое заболевание, заразное и трудноизлечимое. В прежние времена лечилось отделением головы от тела, но облегчение давало лишь кратковременное. А сейчас другие ветры дуют, из которых слышны лишь лозунги да уговоры.

Покончив с официальной повесткой дня, полпред отправил всех причастных к питьевой воде заниматься этой насущной проблемой. А затем, налив себе минералки из пузатой бутылочки, обратился к моложавому полковнику ФСБ:

— А где Егор Кузьмич?

— Генерал в госпитале, — ответил тот с печалью в голосе. — Что-то с ушами. Внезапно заболел вместе с помощником, майором Ильиным. У того глухота уже во второй раз, врачи подозревают заразную инфекцию. Лежат вместе, в инфекционном отделении.

— Жаль, — полпред закинул в рот таблетку и сделал несколько глотков. — Как это не вовремя… Надеюсь, вы в порядке?

— Прошел обследование, — полковник кашлянул. — Нас всех обследовали.

— Очень хорошо. То есть плохо, конечно. Сотрудники органов должны быть на посту…

— Мы сомкнули ряды. За редкими исключениями отклонений не обнаружено.

— А это хорошо, — полпред допил воду. — Вы в курсе текущих дел?

— Так точно. Болезнь генерала не помешала мне держать руку на пульсе, так сказать.

— Тогда начнем по порядку, — вкрадчиво начал полпред. — Что удалось выяснить по факту гибели бизнесмена и депутата Солдатченко?

— Он утонул в Карибском море. Вместе с сопровождающими лицами. Прогулочная яхта потерпела крушение, кубинские товарищи по горячим следам провели расследование. Следственные материалы присланы в полном объеме, у нас нет оснований сомневаться в выводах.

— И какие выводы?

— Несчастный случай на море.

Ничего нового моложавый полковник не сообщил но, сохраняя спокойствие, полпред кивнул:

— Спасибо, теперь стало понятней. А что с сотрудниками частного охранного предприятия «Песец», которые остались здесь и не полетели с Солдатченко?

— После стрельбы в центре города они пропали из поля зрения. Видимо, залегли на дно. Ну, за исключением тех, кого расстреляли в автомобиле «Гелендваген».

— Да, этим залечь было трудно, — согласился полпред. — Пулеметчика нашли?

— Никак нет. Возбуждено уголовное дело, ведется следствие.

Полпред повернул голову в сторону начальника полиции:

— Ищут пожарные, ищет милиция… А пулеметчики бегают по городу, как у себя дома. Когда будет результат?

Начальник полиции побагровел:

— Работаем в этом направлении, совместно с прокуратурой и следственным комитетом. Разработан комплексный план следственных мероприятий…

— Тогда прокуратуру и следственный комитет даже спрашивать не буду, — решил полпред. — Зачем? Все равно топчетесь на месте общей кучей. Следующий вопрос: что с бесконечными пожарами на городских складах?

Не дождавшись внятного ответа, он задал очередной вопрос:

— Что со взрывом в загородном ресторане?

— Этим занимается ФСБ, — облегченно выдохнул полицейский начальник. — Мы лишь оказывает посильную помощь.

— Отчеты я видел. Полный ноль, — резюмировал полпред. — Работнички с помощниками… Между тем пожары случаются с завидной постоянностью. Одно радует, что без жертв.

Радоваться отсутствию жертв, а также комментировать пожары, никто не пожелал. Требования найти преступников сыпались со всех сторон, однако неуловимые поджигатели следов не оставляли. Да и какие следы могут быть на пожарище? Над следователями не потешались только наркоманы — отлаженная система оборота наркотиков сбоила, вызывая еще и повышение цен.

— … И последнее: что со стрельбой в автосалоне «Тойота»?

Этого момента ждали с опаской и тревогой. Стрельба в салоне стала событием, прогремевшим на весь мир. Вездесущие журналисты сняли несколько репортажей, от которых московское начальство пришло в оторопь. И довело это сильное чувство до местного начальства. Полпреда, естественно, коснулось тоже — из администрации президента потребовали четкого ответа.

Моложавый полковник ФСБ раскрыл папку:

— Вчера в автосалоне «Тойота» произошла перестрелка между посетителями. Трое убито, одиннадцать человек ранено, в основном битым стеклом. Автосалону нанесен значительный ущерб. Убитые установлены, это сотрудники охраны овощного рынка. Среди прочих пострадавших тяжелых нет, это работники магазина и посетители.

— Чикаго отдыхает, — буркнул полпред. — Плохо живем, да? Даже в очереди за автомобилями у нас мордобой и стрельба.

— Не в очереди…

— Тогда в чем причина?

— Причина не в чем, а скорее в ком, — полковник достал фотографию. — Хильда Вагнер, начальник сервиса компании «Тойота».

— Это ее сбил пьяный турецкий бизнесмен? — припомнил полпред, дальнозорко отодвигая руку с карточкой. — Собачка, помнится, тоже пострадала.

— Так точно.

— Крику было много, — поморщился полпред.

— Так точно, — подтвердил полковник. — Орала эта Вагнер именно из-за собачки.

Полпред машинально отодвинул телефон:

— Скандальная дамочка с бешеным адвокатом! Все нормальные адвокаты гасят проблему, этот же раздувает… И что, потерпевшая снова влезла в конфликт?

— Так точно.

— И где же она?

— Скрылась, — полковник достал еще три листа. — После скандала со стрельбой сбежала вот с этими личностями.

— Почему фоторобот? Или в автосалоне нет камер?

— Камер там полно, но…

Полпред возмущенно махнул рукой:

— Технология российской компании по распознаванию лиц VisionLabs признана лучшей в мире! И у вас, я знаю, полно программ других распознавания лиц! Двадцать первый век во дворе, а они фотороботы рисуют. Ладно, о причинах конфликта потом, не суть. Что за стихийный митинг у автосалона?

— После стрельбы в магазине рыночные торговцы быстро организовались. Прибежали, попытались ворваться внутрь.

— Зачем?

— Забрать трупы убитых и расправиться с обидчиками. Но полиция с помощью местной охраны натиск удержала. Потом вызвали подмогу, которая прибыла оперативно. Нападавших удалось оттеснить, пришлось применять дубинки.

— А резиновые пули? — возмутился полпред. — Мне докладывали о пострадавших.

Моложавый полковник возразил:

— Это спецназ. Им поставили задачу, они выполнили.

Спорить никто не стал, с задачей спецназ справился.

Полковник пожал плечами:

— А ночью митинг прекратился — все демонстранты заболели. Мы предполагаем, что кто-то распылил в толпе газ.

— Вот здесь понятно, — снова кивнул полпред. — Поэтому из Москвы прилетели военные врачи с мобильным комплексом анализа и диагностики?

— Так точно. Одновременно прибыли химики РХБЗ.

— Что за газ, определили?

— Нет данных, эксперты работают. У больных зафиксированы приступы рвоты, диареи и икоты. Также следует отметить массовые случаи потери слуха и проблем со зрением. Аксайская горбольница переполнена. Статистика странная — среди пострадавших в основном азербайджанцы.

— Так это не отравляющие вещества, а генетически ориентированный вирус? — нахмурился полпред. Его аж передернуло.

Силовики тоже переглянулись с внутренним трепетом. Опасения их были понятны — совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, находилась Украина. На территории этой независимой страны размещено более двух тысяч биологических лабораторий, из них два десятка чисто американских. Что они там исследуют, является секретом. До сведения обывателей доведена лишь туманная фраза: «программа предотвращения распространения биологического оружия». При этом местное население пережило вспышки холеры, свиного гриппа, гепатита и вирусной пневмонии.

Список неполный, и поделать ничего нельзя, поскольку американский научный персонал финансируется Пентагоном, обладает собственной охраной и пользуется дипломатической неприкосновенностью. По сути, все эти объекты выведены из-под юрисдикции Украины. Являясь полностью независимыми от независимой Украины, они и вирусами владели по праву полной собственности. Доступ к информации закрыт, но где вирусы, там и утечка — это дело известное.

— Версия об отравляющих веществах рабочая, но данных нет, — повторился полковник. — Идет сбор материала.

— Что скажет полиция? — полпред обернулся к полицейскому начальнику.

— Место преступления оцеплено. Исследуются следы, отпечатки пальцев, гильзы, ДНК и прочие генетические материалы. Изымаются вещественные доказательства. Фотороботы подозреваемых лиц разосланы во все отделения полиции и больницы области, поскольку подозреваемые ранены. Розыск успеха пока не дал.

— «Розыск успеха не дал», — повторил полпред, и печально опустил уголки губ. Так наблюдатель-натуралист скорбит вслед улетевшей бабочке. — Экипаж машины боевой, блджад! А вы его члены. Конский топот поймать не способны! Зато на рынках шороху навели знатно. Мои источники докладывают, что полиция задержала двести человек. Жалуются, будто полковник Подопригора лютует. Почему?

Начальник полиции побагровел еще более, думая при этом, что спокойствие полпреда не к добру. Лучше бы орал так, что стены трясутся! Все начальники умеют это делать, выбивая дрожь похлеще осенней промозглой сырости. По крайней мере, дело привычное. А этот голос не повышает, изверг…

Так думал он, допивая воду из стакана. Вслух же ответил четко:

— Проверка паспортного режима, стандартная процедура. Выявлены лица без разрешения на работу. Обнаружены товары, завезенные с нарушением санитарных норм, изъято оружие и наркотики. Проводятся допросы, по фактам нарушений возбуждены административные и уголовные дела.

— Ну да, это вы умеете, — с сарказмом заметил полпред. — А почему у вас нет фото с видеокамер?

Незаметно вздохнув, начальник полиции перевел взгляд на соседа из ФСБ.

— Низкое качество изображения, — ответил моложавый полковник. — Лиц не разобрать — сплошные мутные пятна, что не позволяет проводить идентификацию.

— Плохая запись со всех камер?

— Так точно. Мутная картинка шла отовсюду, и от обычных аналоговых камер, и от цифровых, и от прочих широкоугольных. Специалисты проверили, камеры работают нормально. А записи перестрелки испорчены.

— «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан», — пробормотал полпред известную цитату.

— Что, простите? — не понял моложавый полковник. Книгу Нового Завета он явно не читал.

Полпред вдаваться в детали не стал, он лишь отмахнулся:

— Это было давно и неправда. А у нас что, диверсия? Взлом хакеров, которые расфокусировали и смазали лица?

— Взлом не обнаружен. Проверено всё оборудование магазина.

— А копии?

— Записи камер наблюдения хранятся на сервере службы безопасности. Резервная копия поступает в центральный офис. И, наконец, передача в онлайн-режиме идет на компьютер директора салона. Мы проверили все три источника. Вывод экспертов: монтажа нет, техническая обработка кадров не производилась.

— То есть кино настоящее?

— Так точно.

— Но послушайте, сейчас компьютеры умеют не только пикселить лица, но и восстанавливать мутные изображения! Фильтры «умная резкость» и все такое даже дети знают!

— Так точно, — кивнул полковник, — но нашим специалистам добиться успеха не удалось.

Скорбь полпреда дошла до предела:

— Значит, записи есть, а лиц нет. Такое кино нам не нужно, — вздохнул он. Гробовая тишина была ему ответом. — Что ж, подведем итоги, товарищи генералы: сначала пожары и взрывы. Потом пулеметчики в центре города. Теперь война в салоне «Тойота». И в завершение разборок в Бронксе — химическая атака. Не многовато ли для одного города?

Присутствующие сохраняли нейтралитет — в том смысле, что не возражали, но и не соглашались. А полпред продолжил:

— Через два дня я лечу туда, — он поднял глаза к потолку. — И может оказаться так, что ваша деятельность, а вернее бездеятельность, будет признана преступной халатностью. И тогда речь пойдет не об отставке.

Многозначительная пауза продолжалась бесконечно долго.

— Когда говорят о любви, обещают звезду с неба. Но сейчас речь о любви не идет: вас ожидает звездопад с ваших погон. И не мечтайте о почетной пенсии! Думайте о возможном подсчете нанесенного вами ущерба. Понятно выражаюсь? Идите, работайте. Сроку вам — два дня.

* * *

Совещание давно закончилась, но полпред продолжал оставаться на месте, во главе стола для совещаний. Думая о своем, он наблюдал за помощником, который наводил порядок в кабинете после заседания. Внезапно полпред оживился:

— Сережа, найди мне полковника Подопригору. Надо переговорить неспешно, желательно сегодня. Можно совместить это дело с ужином.

— Есть! — подтянулся помощник. — Визит в театр отменять?

— Отменяй. Кстати, ты не знаешь, почему Подопригора до сих пор не генерал?

— Характер паршивый. И на язык не сдержан, — не задумываясь, сообщил помощник. И неожиданно высказал философскую мысль: — Молния бьет в самое высокое дерево. Хочешь молнии — будь самым высоким: деревом ли, человеком, личностью. Хочешь прожить жизнь с удовольствием — будь обычным человеком.

— Да уж, — подумал полпред. — Обычные люди думают только о себе. Это нормально, потому что важные вопросы решают важные начальники. Начальники назначены для того, чтобы заботиться о населении. А они заботятся? Ага, конечно. О себе они заботятся! Они же тоже народ, пусть и маленькая его часть.

Тем временем российский Водоканал испытывает кадровые трудности. За взятку в 57 миллионов рублей арестован водоканальный директор в городе Нижний Новгород. Директор сочинского Водоканала задержан за превышение полномочий. Арестован директор петербургского Водоканала, ему вменяется ущерб в миллиард рублей. Арестован директор Водоканала в Буйнакске, где люди пили плохую воду из-под крана. В результате острой кишечной инфекции в больницу попали 359 человек, включая 251 ребенка. По делу о мошенничестве арестован директор хабаровского Водоканала. Директор Водоканала Улан-Удэ также злоупотреблял полномочиями, за что и задержан. Список не полный, однако достаточный. А эти деятели в ростовском Водоканале о чем думают? Решили, что схватили бога за бороду?

Сплошь и рядом во главе коллектива оказывается не тот, кто круче и умнее, а тот, кто сильнее этого хочет. Деловые качества отступают на второй план, когда претендент рвет подметки на ходу, шагает по головам и умело лижет задницу начальника. К сожалению, кумовство, клановость и коррупция характерны не только для Ростова и Юга России. Напыщенных говнюков везде полно, а как до дела дойдет, так делать некому. Таковы законы жанра, а полковник Подопригора, видимо, слишком упрям и прямолинеен. Полномочный представитель президента не мог менять начальника полиции, не было таких полномочий. Как говорится, он всего лишь глаза и уши Его. Но поговорить с теми, кто решает, можно. Никто же не запрещает, верно?

— Сегодня городу нужен не паркетный шаркун, а боевой офицер, умелец наводить порядок, — вздохнул полпред сам себе. — Слишком далеко всё зашло, как бы самому не слететь. А то, что полковник грубиян и острослов — так это не беда. Подопригора не купюра в пятьсот евро, чтобы всем нравиться. Перетопчутся. Недаром в народе говорят: стерпится — слюбится. А народ ошибается редко.

Глава 22

Глава двадцать вторая, в которой удивительное рядом, но оно запрещено

Новенькая гостиница «Интурист» выглядела броско. И не только внешне — качество здесь закладывалось на всех уровнях. Являясь территорией контрастов на бледном фоне гостиничного фонда, этот отель крыл остальные гостиницы как бык овцу. Вековая старушка «Московская» давилась слезами зависти, а более молодой помпезный «Ростов» только зубами скрипел.

А что делать? Потеряв звание «визитная карточка города», они ушли на второй план. Остальные постоялые дворы являли собой меблированные комнаты разного уровня комфорта, чаще ниже скверного, чем выше плохого. Дом Колхозника и прочие ночлежки даже упоминать как-то неловко.

Таким шиком, как в Интуристе, не могла похвастать ни одна гостиница города. Вот неполный перечень: финская мебель и германская сантехника в номерах, стильные бары и респектабельный ресторан, международная телефонная станция, пункт обмена валюты. Везде ковролин, мрамор, красное дерево и гобелены. Перед зданием — красивый угловой мраморный бассейн с рыбками. В ночное время сюда регулярно падали гости ресторана, развлекая прохожих граждан криками «помогите, тону».

Специально для этой гостиницы пробурили артезианскую скважину, на случай аварии водопровода. Во избежание проблем со светом электропитание завели от двух разных подстанций, а кухню оборудовали собственным кондитерским цехом — видимо, на случай аварии хлебозавода. Большой зал для конференций здесь тоже не забыли, как и малый зал для презентаций.

Реальный европейский уровень внутри и снаружи — современное высотное здание, сверкающее стеклом, было отделано пластиком и анодированным алюминием золотистого цвета. В дополнение ко всему, «Интурист» величественно возвышался над малоэтажным центром, привлекая взгляд издалека.

На стоянке перед входом выстроились ровными рядами намытые автомобили: лимонно-желтые таксомоторы «Волга» и ало-красные автобусы «Икарус» класса люкс. Постояльцы гостиницы, кроме пеших прогулок, имели широкий выбор маршрутов, от поездки по делам на такси до экскурсии по городу на автобусе. Эксклюзивом считались катания на тройке с бубенцами, в самом деле, дорогое удовольствие.

Все эти незначительные детали я знал из прошлой жизни. Даже в номерах бывал не раз, когда в святые девяностые их сдавали под офисы. Антону же оставалось поверить мне на слово.

Кроме многочисленных иностранных гостей, что не удивительно, здесь обитали командировочные лица союзного масштаба, кавказские торговые шишки и темные дельцы всех видов. Любителей шикануть в Ростове-папе всегда хватало, а где это делать, как ни в «Интуристе»? Простецкий люд здесь не мелькал — во-первых, дорого, а во-вторых, с местами напряженка. Город энергично прирастал промышленными объектами, на многих стройках трудились иностранные специалисты. Заводских общежитий хватало, но все спецы хотели жить в самой приличной гостинице.

Да, агентов КГБ чуть не забыл упомянуть. Поскольку людей со стальными глазами в серых костюмах я не заметил, это не означает, что их не было. Скорее всего, чекисты успешно маскировались под вышеуказанные категории постояльцев — либо читали газеты в креслах холла, либо пили кофе в баре. А может, то и другое. В общем, умело прятались от лишнего внимания.

В валютном киоске на первом этаже можно было купить настоящий американский табак. «Лаки страйк» и «Кэмел» без фильтра стоили семнадцать центов, фильтрованные дороже, двадцать семь. Откуда у наших людей иноземные деньги? Голь на выдумки хитра. Деньги брались на нумизматическом рынке, где всяких монет хватало, в том числе и американской мелочи. Ради кайфа там эти центы и добывались. А что, сигареты духанистые. Сам-то я тогда такое не курил. Но, как утверждали знатоки, «этот табак вставляет не по-индюшиному жестко». Поэтому местная молодежь сюда частенько ныряла.

Чекисты в серых костюмах смотрели сквозь пальцы в сторону шустрых курцов, лишь изредка могли шугануть лениво. Покупка пачки сигарет — это не торговля с рук. Да и валютные операции не пришьешь, слишком мелкое дело. Спекуляция тоже не канала. Кроме того, утомительно весь день местную молодежь гонять — заграничных спекулянтов и коренной родной фарцы здесь всегда хватало.

В холле кипела обычная суета, а над ней висел разноголосый гомон. Народ сновал туда-сюда, толпился у стойки регистрации, выходил с чемоданами. Ну а что, край у нас красивый, особенно весной. Есть что посмотреть — туристы прилетали самолетами, приплывали круизными теплоходами и приезжали поездами. И еще автомобильный туризм никто не отменял. В год гостиница принимала сорок тысяч иностранцев из шестидесяти стран мира.

— Да ладно, — не поверил Антон.

— Против статистики не попрешь, брат, — привел я железный аргумент. — И эта цифра будет только возрастать. Если, конечно, не случится новая перестройка.

В баре на втором этаже гостиницы, куда мы поднялись по широкой лестнице, царствовала вальяжность. Постояльцы, попавшие в это место, никуда не спешили — восседая на высоких новомодных стульчиках, они попивали коктейли через цветные пластиковые трубочки. Приблудные девицы с низкой социальной ответственностью, пока немногочисленные, не отставали от них в этом занятии. За длинным высоким столом, именуемым барной стойкой, с деловым видом сновали бармены, прошедшие конкурс и обучение. И, что характерно, верхний свет использовался скромно, на половине своих возможностей.

Явственно пахло хорошим кофе и жареными гренками, что подавали к пиву. Вечером этот атмосферный коктейль наполнится запахом пота любителей танцев. Пока же, слава богу, это время еще не наступило. Магнитофон «Акай» изрыгал нечто сладко-бодренькое на итальянском языке: «Fiori rosa, fiori di pesco», что в переводе означает «розовые цветы, цветы персикового дерева».

А смысл песни можно выразить парой фраз: «Прости, что пришел сюда в это вечер, но у меня не получается заснуть. Позволь мне войти, пожалуйста, на улице холодно». Далее по ходу песни этот парень, непрерывно извиняясь, жмет ей руки и сообщает: «Ты дрожишь? Жизнь не прощает ошибок. Вчера было сегодня, сегодня — это уже завтра». Короче, певец еще не Челентано, но уже близко, когда речь идет о любви бездомного парня к девушке, обладающей кроватью и одеялом.

Но бог с ними, с песнями и запахами — мы сюда не за этим пришли, а по делу. И, не обнаружив товарища Иванова, представителя министерства культуры, мысленно переглянулись. Антон даже на ручной хронометр взглянул, а потом перевел взгляд на настенные часы. Показания совпадали, что подтверждало нашу вежливость, в смысле, точность прибытия.

— Странно, — удивился Антон. — Или это нормально для культурного министерства — назначить рандеву и не явиться самому?

Представитель министерства культуры нам с Антоном не понравился с первого взгляда. В последующие встречи это чувство нарастало. Иванов был старше Антона и младше меня, а принадлежность к разным поколениям не сближает — слишком мало общего и практически нет точек соприкосновения.

Однако ради справедливости я возразил:

— Вообще-то встречу назначила дирижерша германского оркестра. А он всего лишь передал.

— Передаст, блин, — ядовито обронил Антон. — Зачем тогда говорил, что будет ждать в баре?

— Риторический вопрос, — отмахнулся я. — Ладно, нечего стоять. Пошли в ресторан. Видишь стеклянную дверь?

Интуристовский ресторан имел два входа — один стандартный, уличный, второй из бара. С улицы пускали всех подряд, но не всегда, конечно, лишь при наличии свободных мест. Ближе к вечеру этот вариант становился гипотетическим, причем в любое время года. Ну а что, ресторан приличный, вцентре города. Желающих вкусно поесть и потанцевать полно, и очередь здесь — обычное дело.

Вход со второго этажа гостиницы вратаря не имел, чем в прошлой жизни я частенько пользовался. Люди, пришедшие из гостиницы, котировались как свои, то есть выше уличных и, странное дело, эта лазейка работала четко, без осечек.

И сегодня Антон прошел спокойно. В полупустом ресторанном зале искомое обнаружилось быстро — Мария фон Вагнер восседала в гордом одиночестве за столиком у окна. Перед ней стояла лишь пустая чашка, а сама она курила. Опираясь одной рукой на массивную трость, в другой руке элегантно держала дымящуюся сигарету. Не что-нибудь, а настоящий «Мальборо», «мягкий как май» и «символизирующий роскошную жизнь».

— Так уж роскошную? — хмыкнул Антон.

— Так западные маркетологи понимают запах высокомерия, — согласился я с иронией. — Реклама не фонтан, конечно, так себе лозунги. «Сигареты с фильтром намного безопаснее, чем сигареты без него». Ага. Чушь полная, но как еще продвигать курево для женщин? Даже Леонид Куравлев отметился в продакт-плейсменте этого бренда — там, где «Иван Васильевич меняет профессию». Правда, за рекламу роскошной жизни артисту ничего не заплатили, это была импровизация и его добрая воля.

Хотя Куравлев сработал шаблонно, иного образа гламура в этом мире еще не придумали. О восхождении суровых ковбоев на Горбатую гору пока не знают, а кишиневский «Мальборо» начнут клепать только в 1977 году. И лицензионные сигареты станут отличаться от другого советского курева лишь конской ценой в один рубль, потому как оригинал будет похож на копию исключительно красной коробкой. Всё-таки мешка молдавского и американского табака — не совсем правильная «вирджиния», не то. Прямо говоря, ковбоя Мальборо молдаванам догнать так и не удалось.

Музыкантов на ресторанной эстраде не наблюдалось. И зал далеко не полон, и до вечера еще далеко, но воздух не отличается прозрачностью. Так выглядит баня в ранние часы работы — тепло уже пошло, но пар еще силы не набрал. Да, посетителей ресторана объединяло одно: они курили. Дымили все так, что кумар над каждым столом столбом висел, простите за тавтологию. Создавалось впечатление, будто именно за этим они сюда и пришли. На улице не накурились, блин… А ведь Минздрав предупреждал уже тогда: курящая женщина кончает раком.

Ветераны пролетарской революции в своих мемуарах вспоминают, что Ленин был противником курения. Однажды во время ленинского субботника объявили перекур, и все уселись на бревнышко, которое несли. С папиросами во рту, конечно. Владимир Ильич посмотрел на товарищей укоризненно, и сказал: «Не понимаю, чего хорошего вы в этом находите? Ведь табак — настоящий яд. Он разрушает здоровье».

В мои мысли влез Антон:

— А Ленин, значит, не курил?

— А ты?

— Было дело, баловался. Но завязал, — признался Антон. А потом вскинулся: — Впрочем, кому я это говорю?

Он хмыкнул, а я плавно повел свою линию:

— Логично. И у Владимира Ильича было такое дело, только очень короткое время. В юношеские годы вождь как-то табак попробовал, но быстро остыл. И больше этой вредной привычкой не страдал.

— Вот с кого нам надо брать пример, — вздохнул Антон. — Мудрые люди лучше знают. А табак, алкоголь и бабы до добра не доведут. Интересно, почему Ленин не написал на эту тему толстую умную книжку?

Мне показалось, что парень многозначительно взглянул на меня. Ну, если допустить, что взгляд внутрь себя возможен. Спорить я не стал — Антон еще молод. Что он может знать о «бабах»? Ничего. Нет жизненного опыта, узкий кругозор, многого не понимает. Здесь наблюдается диалектика в силе: когда плохо без девчонок — это ещё хорошо. Вот когда хорошо без девчонок — это уже плохо.

Глава 23

Глава двадцать третья, в которой слова легки, а виски стоит денег

Германская дирижерша сидела вдали, глядя вдаль сквозь намытое панорамное окно. Советские общественные здания с такими вот окнами, во всю стену — обычное дело. Их так и зовут: «стекляшка». Но для меня это странно, поскольку посетители общепита за панорамным окном кажутся обитателями аквариума. Двигающиеся по тротуару люди рассматривают их как диковинных тритонов, которые жуют, беззвучно разевая рты.

Слава богу, этот ресторан находился на втором этаже, что позволяло баронессе самой наблюдать жизнь за стеклом. Восседала она аристократически — гордо и независимо. Именно с таким видом ждут соседского маркиза, обещавшего заглянуть на огонек и развеять скуку.

— Я не маркиз! — буркнул Антон недовольным тоном.

— Зато она настоящая баронесса, — срезал я эти классовые зехеры.

Для сближения нам пришлось лавировать меж хаотично расставленных столиков. Казалось, баронесса щурится совсем не в нашу сторону. Однако цепкий женский взгляд обежал гардероб Антона по диагонали, мгновенно оценивая. В скорости вынесения вердикта любая женщина быстрее пули. С ней не сравнится даже суперкомпьютер, это вам не игра в шахматы. Надеюсь, наши старания оценили…

Сегодня парень был одет неброско, но прилично, то есть как обычно. Качество вельветовых зауженных чиносов и джемпера от «Кос», вещей темных и без опознавательных знаков, становилось понятным только при ближайшем рассмотрении. Кеды на ногах тоже неприметные, высокие темно-синие «конверсы» модели 1970s. Всё как я люблю, удобно и практично.

Вера в этих вопросах поддерживала меня безоговорочно. При этом в силу вступали правила демократического централизма: свое мнение Антон мог иметь, но уважать общие интересы обязан. Хочешь не хочешь, а подчиняться большинству надо. Кстати говоря, ответной благодарности от Веры я не ждал, поскольку партия запрещает культ личности в любой его форме.

— Дед, не мешай, — возмутился Антон, и вежливо поклонился: — Здравствуйте, фрау Вагнер.

— Привет! — улыбнулась в ответ Мария фон Вагнер.

— А ты знаешь, — сказал мне парень, — она ведет себя не по-баронски.

— А как?

— Не ниже, чем по-королевски.

Галантность требовала продолжения церемониальных танцев с раскланиваниями, и парень пошел по этому пути:

— Как поживаете, фрау Вагнер?

— Нихт шлехт, — весело сообщила она.

Мне знакомо выражение «нихт шлехт» — означает оно «недурно», его постоянно употребляет Хильда. Надо признаться, что за короткое время я освоил множество немецких словечек, и всё благодаря валькирии. А что, метод «погружения в среду» работает эффектно, на нем в свое время вырос товарищ Ленин. Дело в том, что эмиграция — это и есть погружение в среду. Немецкий язык Владимир Ильич знал в совершенстве, английский похуже. Французский поднял в беседах о революции с Инессой Арманд, а итальянский постиг, посещая оперу.

— Оперу? — не поверил Антон. — Ты шутишь?

— Ни капельки. Родной язык оперы — итальянский, если кто не знал.

— Так-так… — в голосе его слышалась ирония. — И в ложе он сидел с Инессой Арманд?

— Может быть. Кстати, писать по-итальянски Владимир Ильич не умел. Одно время его статьи с немецкого на итальянский переводил Муссолини.

Это Антон тоже принять не смог.

— Да ладно! Точно?

— Нет, не точно. Интернет — еще та помойка. Впрочем, сейчас не важно. Важно, что проживая в Европе, можно выучить кучу разных языков.

— Погоди, а что с Муссолини?

Здесь я немного вспылил.

— Эй, от моей памяти ты давно отключился. Ладно, хочешь жить своим умом — живи. Но интернет же тебе никто не запретил! Придешь домой, почитай. Кстати, в связи со столетием британской разведки рассекречены материалы, из которых следует, что Бенито Муссолини плодотворно сотрудничал со службой МИ-5. А раз так, то почему бы ему не дружить с большевиками?

Тем временем Мария закончила хвалить местную погоду: «я открываю календарь, там распускается сирень». И в рамках обмена любезностями последовал встречный вопрос.

— А у тебя как дела?

В этом месте Антон поломал шаблон. Американцы приучили весь мир белозубо улыбаться и орать «I’m fine», но нестандартный ответ позволяет разнообразить беседу.

— Плохо, — вздохнул он.

— Да? — поразилась Мария.

Она ожидала продолжения, и Антон его выдал:

— Но я особенно не переживаю, потому что скоро будет хуже.

— Почему?

— Скоро сессия, — развел руками он. — В это время ни сна, ни покоя.

Мне показалось, что Антон сгущает тучи, и баронесса тоже хмыкнула:

— Да уж, с этим не поспоришь… Спасибо, что пришел. Садись. Чай, кофе?

Послушно выполнив команду, Антон буркнул:

— Дед, а пожрать здесь дадут?

В прошлый раз он пил кофе за счет принимающей стороны, поэтому сейчас изучить меню даже не подумал. Однако у немцев с этим строго: заказывай что хочешь, но платить за твою жратву они не станут. Еще чего! Русским же языком спросили: чай или кофе.

— Понятно, — вздохнул Антон. — Кругом жлобы и скряги.

— Ладно, угощаю, — также горько вздохнул я. — Будем питаться не дорого, но качественно.

И махнул рукой, подзывая официанта. Тот мигом подлетел.

— Добрый день, — вежливо кивнул я. — Скажите, а как сегодня солянка? Удалась ли?

Вежливость — наш конек, она не бывает лишней даже в период пандемии.

— Да, не пожалеете, — кивнул официант с казенным выражением лица.

На лицах англичан такое выражение называют «лошадиным», что является чистой правдой.

Зная Антона, останавливаться на одном супчике я не собирался:

— Что скажете насчет шницеля?

— Советую взять антрекот. Телятина нежнейшая, и приготовили недавно, еще на сковородке шипит.

— Вас понял, спасибо, — вежливую линию я вел неукоснительно. — Что к антрекоту?

— Жареная картошка.

— Не фри?

— Нет.

— И не пай?

Взгляд официанта стал более доброжелательным:

— У нашего повара особый рецепт. Для жарки соломкой он использует толстую чугунную сковороду и смесь сливочного масла с растительным. Кроме того, добавляет немного сала. И совсем чуть-чуть оливкового масла. Такая соломка получается пикантной — она румяная, хрустящая и сочная.

— Хм, — проглотил я слюну одновременно с Антоном. — Творожные блинчики рекомендуете?

— Да, — официант прикрыл глаза. — Рыночная сметана в комплекте, пальчики оближете.

— Тогда давайте солянку, антрекот, блинчики и какао. Только постепенно, одно за другим. Но сначала — салат «столичный». Сегодня он с кроликом?

— Салат «столичный» с курицей и раковыми шейками, — дежурная улыбка официанта сменилась уважительной. — Свежайший.

— Хорошо, и принесите даме еще один кофе. Такой же, как был раньше.

— Я гляжу, неплохо живут ростовские студенты, — хмыкнула дирижерша. — В салатах разбираются, как в нотах…

Антон легкомысленно отмахнулся:

— Студенты живут бедно. А сегодня Дед угощает.

— Твой дед где-то рядом?

— Он мысленно со мной, — честно ответил парень. — И иногда меня балует.

— Да-да, дедушки любят внуков баловать, — снова усмехнулась она. — Подкидывает на карманные расходы?

— Постоянно подкидывает. То одно, то другое, даже если не просишь, — невозмутимо согласился Антон, приступая к салату.

Точнее говоря, начал он с яйца, фаршированного красной икрой. Оно белело сверху салата и, словно вишенка на торте, намекало на свою первородную первоочередность.

Тем временем официант выставил перед дирижершей чашечку кофе, темный кубинский сахар в плошке и крохотный молочник. На столе уже стояли перечницы двух видов, солонка, уксусница и горчичница, а сейчас официант добавил хлебницу с тремя видами хлеба и креманку с резаной зеленью — солянку посыпать по вкусу. Да, этот ресторан не зря считается серьезным заведением.

— Хорошая прическа, — заметила она, размешивая сахар ложечкой. — Коротко, но стильно. Сейчас молодежь так не носит, в моде патлы до плеч.

— Обычная прическа полубокс, от домашнего мастера, — отмахнулся Антон. А потом перешел к делу. В смысле, нейтральным тоном поинтересовался: — А где товарищ Иванов, простите?

— Срочно позвали к телефону, — сообщила она. — Первый раз такое.

— Может быть, звонок из Кремля? — предположил Антон.

— Ага, — фыркнула дирижерша, — сама мадам Фурцева села на провод? Делать ей больше нечего, как своим чиновникам по межгороду трезвонить. А ты чего сидишь, будто шпагу проглотил?

— Радикулит, — коротко признался Антон.

— Да? — снова поразилась она.

— В спину вступило и не отступает.

— А мне казалось, что это болезнь пожилых людей…

В чем-то Мария была права, и парень согласился:

— У пожилых полно болезней. И многие из них заразны.

Я сделал вид, будто не понимаю грубых намеков. И промолчал, потому что считаю себя воспитанным человеком. А чего попусту трепаться? Вообще-то я скромняга и молчун, слова из меня не вытянешь. Так что мели, Емеля, только не завирайся. Хотя, с другой стороны, ситуация странная. Вроде бы мелкая ранка на спине, а парень ходит молодцеватой походкой боцмана, так и не победившего геморрой. Моряк вразвалочку сошел на берег, ага…

Антон тут же перевел разговор на другую тему:

— А вы почему с палочкой?

— У меня все проще, — отрывисто пояснила Мария. — Автомобильная авария. Колено по кусочкам собирали.

Говорила она с милым акцентом, но чисто. Так разговаривают русские, давно покинувшие родину, но сохранившие память предков. Странно, только русских корней в ее биографии отследить не удалось. Вообще, жизнь Марии в моем мире подробностями не изобиловала — до самой старости баронесса занималась со студенческим симфоническим оркестром города Дортмунд.

И арест Гюнтера Гийома внешне на ней никак не отразился, дергаться в той жизни Мария не стала. Инфа скудная, поскольку Коля Уваров не нашел ее личного дела в недрах Лубянки, воспользовался вторичными источниками. А для архивов ЦК КПСС и Главного разведуправления у него руки коротки. А еще мне хотелось выяснить степень родства Марии с Хильдой, однако спешить не стоит. Надо дождаться удобного момента.

Что касается товарища Иванова, то всю прошлую жизнь он так и трудился в министерстве культуры, где встречал и провожал зарубежные делегации. Дослужился до полковника, погоны которого получил вместе с пенсией. И никакой связи товарища Иванова с Марией фон Вагнер обнаружить не удалось. Видимо, дороги судьбы поменялись не только для Антона, когда вместо ожидаемого технического ВУЗа он поступил в музпед.

И в этот момент в ресторанном зале показался представитель министерства культуры.

— Глянь, маркиз идет! — обронил Антон.

Продвигаясь меж столиков, этот маркиз имел пришибленный вид. Зато, потеряв невозмутимое выражение лица, товарищ Иванов стал хоть немного похож на живого человека. На щеках появился румянец, в глазенках возник блеск, а приглаженной прически, наоборот, не стало — редкие волосы чуть ли не дыбом стоят.

Жесткий секс по телефону приводит именно к таким последствиям. Точно от Фурцевой втык получил! А может, от кого повыше, кто в ЦК КПСС культурой заведует. Впрочем, сам Председатель КГБ тоже мог снизойти. Или по его поручению — в органах госбезопасности полно людей, которые отвечают за разведку в культурной среде. Имен не помню, да и не так это важно, скоро всё само прояснится.

Глава 24

Глава двадцать четвертая, в которой мы в город изумрудный идем дорогой трудной

Машинально кивнув Антону, товарищ Иванов плюхнулся на стул. Потом схватил чужую кофейную чашку и махом выдул напиток. Одним глотком, будто воду. Баронесса на это не обратила никакого внимания. Более того, она озабоченно воскликнула:

— Влад, что случилось? На тебе лица нет.

Потеря лица считается страшным делом в китайском менталитете. Только насчет товарища Иванова я мог бы поспорить — во-первых, он далеко не китаец, скорее наоборот, а во-вторых, лицо у него имелось. Это лицо было похоже на лицо рыбы, выброшенной на берег. Однако отмечать такое сходство вслух я воздержался, лишь для Антона сообщил:

— Изменившимся лицом маркиз бежит пруду.

Парень не отозвался. Покончив с яйцом, он без промедления устремился вглубь салата, буквально погружаясь во внутренний мир блюда. Наверно, ищет там мишленовскую звезду. Отвлечь от этого занятия его могло что-то серьезное, нечто более важное, чем похождения лица представителя министерства культуры.

Выдохнув, Иванов ответил на вопрос исчерпывающе:

— Ты не поверишь, но мне приказали собираться в Германию.

— Да что ты говоришь? Как это мило! — обрадовалась она. — Очень неожиданно хорошо. Ты будешь у нас атташе по культуре?

Эта гипотеза Антона развеселила:

— Атташе по физкультуре, — буркнул он мне. — Тоже мне, нашелся культурный советник.

Товарищ Иванов как будто мысли прочитал:

— Не атташе, — возразил он, — буду у них руководителем оркестра.

И ткнул пальцем в Антона.

— Хм, — задумалась дирижерша.

— Хм, — зеркально отозвался парень, почесывая стриженую макушку.

Как и мне, баронессе такое назначение показалось странным. Когда представителя министерства культуры отправляют руководить провинциальным студенческим оркестром, хочется уловить логику. Она не улавливалась. И товарищ Иванов тоже в тему не врубался. Состояние пораженной Марии понять можно: управлять музыкальным коллективом непросто, здесь же надо что-то уметь. И знать, как оно работает. Это вам не советской культурой руководить.

А вот Антон информацию о назначении нового начальника принял более спокойно. По крайней мере, жевать не перестал. Видимо, после худрука в лице парторга, новость в лице Иванова ударом не стала. А что? Товарищ Косач был хорошим смотрящим, на сцену Малого зала не рвался. Да он из кабинета не вылезал, красавчик!

Девочкам такой подход нравился. Это просто здорово, когда начальство ни разу на репетиции не появилось. Шлифуй себе русские народные песни, а между ними, для души, монгольский рок разучивай. Может, и новый босс себя так поведет? Хотелось бы верить. Ладно, жизнь покажет.

Черт побери, а с чего это я так распереживался? Нас с Антоном словно местами поменяли — я волнуюсь, будто барышня перед первым свиданием, а он сидит спокойно, только жрет как голодный УАЗ «Патриот». Помнится, читал я фантастический роман о девочке, которая проснулась взрослой. В смысле, тело взрослое, а мозги прежние, детские. Она там, в рассказе, стремительно рушит свою жизнь. А я, в отличие от этой девочки, впал в детство. Но тоже рушу.

Тем временем Иванов, подозвав официанта, бросил:

— Стакан воды.

— Холодной? — официант, видимо, почувствовал резкое повышение статуса представителя министерства культуры, поэтому вел себя крайне предупредительно. — Без газа?

— Да, — кивнул новоиспеченный босс. И тут же поправился: — Нет, давайте бутылку боржоми. И еще кофе даме.

Таким голосом обычно объявляют не кофе, а «всем шампанского!», но Иванов выдал приказ тихим голосом, без всякой помпы. А затем обернулся к Марии:

— В среду, сразу после первомайских праздников, я должен прибыть в ростовский музыкально-педагогический институт, чтобы представиться руководству. Приказ о назначении отправлен фельдъегерской связью на имя ректора. В министерстве культуры я больше не работаю.

— А где ты работаешь? — баронесса выпрямилась и почему-то оглянулась.

— В музпеде, — увидев непонимание, Иванов повторил: — В ростовском музыкально-педагогическом. Там я теперь работаю педагогом.

Переварив сказанное, Мария фон Вагнер уподобилась товарищу Иванову. В смысле, тоже стала похожа на ту рыбу, что выбросили на берег. Короче, краше только в гроб кладут.

Антон перестал жевать и отложил вилку:

— Дед, я не ослышался?

— Вот, руководитель вашего оркестра товарищ Иванов, — подтвердил я. — Прошу любить и жаловать.

Парень поднял глаза на человека, ставшего центром внимания:

— Педагог от какой кафедры, простите?

Иванов нахмурился, вспоминая:

— Кафедра хорового дирижирования.

Пребывая в недоумении, баронесса жевала губами. И даже не поинтересовалась, умеет ли товарищ Иванов работать по специальности? А ведь управлять хором в оркестровой яме дано не каждому.

— Капец вам, ребята, — сообщил я Антону. — Станете ходить строем, а этот тип будет вами дирижировать.

Развернув накрахмаленную салфетку, свернутую в красивый конус, Антон промокнул губы. И прикрылся ею, чтобы не заржать. Тем временем товарищ Иванов гулко пил боржоми. Газ пузырился в стакане и шипел из носа, но он выпил всё. Видимо, вспомнил песню ирландских цыган «Down in one, down in one», что в переводе означает «Пей до дна, пей до дна».

Иванов выпил до дна, и налил еще.

— А что сказали неофициально? — Мария покрутила пальцем, словно набирает на диске номер телефона.

— Кто сказал? — насторожился Иванов.

— Ну, начальство из министерства твоей культуры.

— Ах да, министерство культуры! Это был начальник управления… по связям с общественностью, — облегченно выдохнул Иванов и приготовился врать вслед за этой ложью. Странно только, что передал он чистую правду: — Начальство сказало, что репертуар оркестра утвержден, надо следить исключительно за дисциплиной. С музыкой там всё в порядке — Надежда Козловская в декретном отпуске, но руководит оркестром по телефону. Антон Бережной все инструкции четко выполняет.

— Музыка хорошая, — согласилась баронесса. — Очень хорошая.

— Так-так, — буркнул мне Антон интонациями Коли Уварова, — значит наш парторг — всё? Мимо Германии пролетает, как пуля у виска?

— Да, — горько согласился я. — Как пуля над Парижем.

Такой ход сверху, что сделал товарищ Пельше, мне и в страшном сне не мог присниться. Хотелось как лучше, а получилось как всегда — из огня да в полымя. А ведь я многого не просил: всего-навсего не лезть в дела оркестра!

Наступила пауза, в которой все предались раздумьям. То есть Мария курила Мальборо, Иванов пил боржоми, Антон добивал свой обед, а я пытался понять, чего этим гамбитом хотел сказать Арвид Янович. И ведь прямо не спросишь! Свою роль в оркестре мне хотелось сохранить в тайне.

Тем временем к нашему столику приблизился небритый парень. Выглядел он лихо, лохмато и навеселе. Судя по всему, югослав и, скорее всего, хорват. Могу ошибиться, их там не разберешь. Как граждан Советского Союза за границей не различали и везде называли русскими, так и у нас народы Югославии называли кратко — югами.

И только юги могли шататься по гостинице вот так, по-простецки — в мятой футболке, спортивных штанах и гостиничных тапочках. Не все, конечно, но многие. Юги даже в подвал, где располагался ультрамодный ночной бар, ходили в таком босяцком виде. Тусили беззаботно, и девчонок клеили. Насмотрелся я в свое время, даже как-то в потасовке участвовал. Вот только Антону этого знать не надо, особо здесь гордиться нечем.

— Простите, фройляйн, у вас не найдется закурить? — на приличном немецком языке спросил прилично поддатый югослав.

Он даже поклонился, пижон. И ведь не знает, что год назад, в феврале 1971 года, обращение «фройляйн» запретили — в рамках борьбы за гендерное равноправие. По мнению феминисток ФРГ, слово среднего рода «фройляйн» с ласкательным суффиксом «ляйн» указывает не некоторую незрелость, и даже неполноценность дамы. Теперь величать «барышнями» разрешалось разве что операторов телефонных станций. Причем независимо от возраста, все они стали «фройляйн». А в германском обществе осталось одно обращение к женщине — «фрау», то есть «госпожа».

Однако возмутительна не отсталость югослава, а его дерзость. Мальборо на столе разглядел, стрелок хренов! А официанту заказать, значит, слабо? Или валюту на разживу копит, чтобы потом пропить? Нет, таких наглых надо учить. Мальчик приперся в ресторан исключительно бухнуть, ага.

Мария подняла затуманенный взор. Неожиданная новость от Иванова повергла ее глубоко в себя, вопроса югослава она не услышала.

Опережая баронессу, я небрежно заявил:

— Ноу смоки.

И махнул рукой, подзывая официанта. Одновременно с ним нарисовался мужчина в сером костюме и со стальными глазами. Ничего не предпринимая, он встал за спиной пижона в трениках. Хорошая позиция — если что, можно стукнуть по башке кулаком. Или по шее, это уже неважно.

— Вот этому господину пачку «Новости» и спички, — распорядился я. — Запишите на мой счет.

А что, «Новость» — нормальные сигареты за восемнадцать копеек. Беленькие, с бумажным фильтром, такие сам Брежнев покуривает. Правда, для Леонида Ильича сигареты «Новость» делают на фабрике «Ява» по отдельной технологии, и набивают отборным табаком из листа верхних побегов вирджинии. Но это уже детали не для широкой аудитории.

Официант повел югослава к буфету. Глядя вслед, я раздумывал: а не придавить ли стрелка испугом? Ну, чтобы наглец не вздумал вернуться. Но не стал этого делать, испытывая некоторое сожаление. Все-таки люди здесь отдыхают и кушают, лишние запахи им ни к чему.

— Эй, полегче на поворотах, — отвлекся Антон от наслаждения антрекотом. — А ежели дружки этого перца набегут, да начнут в мою сторону руками махать? Вон их целый столик сидит. А у меня, между прочим, спина еще побаливает. И нам скоро дистанцию на стадионе бежать. Борьба за честь института важнее твоей борьбы за справедливость!

Вот тут парень прав. Хватит уже скандалить, иногда это череповато фейлом. Неприязнь к наглецу сменилась злым раздражением на самого себя. В разведшколе учат управляться с эмоциями, только кто ж меня туда пустит? А к штатному психологу Зое Острожной обращаться не хочется, тайной для Уварова такой визит не останется.

Вот чего я лезу не в свое дело? Поиски справедливости всегда заканчиваются плохо для любителей этого спорта, а больше всего зла достается любителям делать добрые дела. Это железный закон, и второе уравнение Максвелла верно не только для физики. Как ни крути, но увеличение магнитного поля справедливости порождает вихревое поле зла. Так что проехали, пусть юг живет.

Товарищ Иванов проследил мой взгляд, и покосился удивленно. Видимо, почуял внутренне напряжение и вовне направленную агрессию, у спецов такое умение развивают. Но решил оставить всё как есть. Повинуясь его незаметному жесту, мужчина в сером костюме испарился.

— Не любишь стрелков? — хмыкнул Иванов.

Мне хотелось уточнить, что не люблю нахалов, но отвечать не стал. Антон же вопрос просто проигнорировал — с видом занятого человека он кушал.

Нет, стрелков я понимаю и сам бывал в их шкуре. Просить закурить у товарища — рядовое дело. Даже Леонид Ильич частенько перехватывает сигаретку у охраны. Так бывает, свои часто кончаются. А курит он много, каждые полчаса. Короче, если бы подошел сам Брежнев, стрельнуть сигарету можно. Но вот так, в тапочках, внаглую подкатывать к баронессе — явный перебор.

— Дед, да ну его нафиг, — индифферентно отозвался Антон. — Никто не умер, и сигареты эти не твои.

А в самом деле… Нет, с нервами надо что-то делать. В последнее время меня мало кто понимает, и я сам не особо врубаюсь. Какое мне дело до югослава? Пусть живет, ему воевать еще. Пройдет немного времени, этот парень сильно состариться не успеет, как Югославию начнут рвать на куски. Страна распадется на цепь пылающих островов, где бывшие братья по разуму примутся резать друг друга со страшной силой. Под руководством ООН, естественно. И мир забудет о югославских строителях, славящихся своим мастерством. Быстро, качественно, надежно — кому это надо?

Иванов мысли читать не умел, однако хмуро прищурился:

— Не простой ты парень, Бережной. Ох, не простой…

— А я тебе что говорила? — перебила его баронесса, по-новому взглянув на Антона. — Нет, нечего с ним хороводы крутить, надо все прямо излагать. Тем более, ты теперь его начальник и педагог.

— Чую, наплачусь я с ним…

Закончить мысль Иванов не успел. Из-за колонны вынырнул мужчина в сером костюме и зашептал что-то ему на ухо. Как ужаленный, Иванов подскочил.

— Прости, но меня снова вызывают к телефону.

— Опять Кремль? — ахнула Мария.

— Какой еще Кремль? — удивление Иванов выглядело совершенно неубедительно.

— Ну не Смольный же!

— С чего ты решила?

Конечно, телефонировали оттуда. Только высокий начальник может припомнить важную мысль, недосказанную пять минут назад. Вспомнить, и перезвонить.

Запихивая в карман чужой «Мальборо», Иванов глянул на дирижершу дикими глазами:

— Скажешь тоже, Кремль, Смольный… Просто важный звонок по работе.

А затем умчался.

Глава 25

Глава двадцать пятая, в которой мысли непростые волнуются в отваге

Антон допил какао и сожалением отодвинул стакан. Ничего не поделаешь, всё хорошее когда-нибудь кончается. На что Мария усмехнулась:

— Понравился напиток?

— Грех ругать, отличная вещь.

Баронесса вертела в руках серебряный брикет «Зиппо», потертую и явно редкую зажигалку.

— Я вижу. А вот кофе здесь — так себе, надо было мне брать какао, — она прищурилась. — Знаешь, как в Дортмунде называют такой вот горячий напиток, разбавленный коньяком?

Антон не знал, и она раскрыла тайну:

— Русский шоколад.

Так надо было сразу брать какао! Напиток хороший, здесь парень не кривил душой — советский порошок «Золотой ярлык» делали из натуральных какао-бобов высших сортов. Вот и весь секрет. Помнится, качество марки отмечал еще Владимир Маяковский. «В нашей силе наше право! А в чем сила? В этом какао!».

Что же касается «русского шоколада», то само название выглядит весьма странно. С чего это немцы так решили? Ни какао, ни коньяк никогда не являлись исконно русскими продуктами.

— Русский шоколад? Ну, еще не вечер, — философски заметил Антон.

— Да, ты прав, — кивнула она. — На ужин Влад обещал донской зеленый борщ и жареную донскую селедку. Сказал, мне понравится местный колорит. Вот тогда, после ужина, русский шоколад и попробую.

Упоминание жареной селедки не впечатлило, уже несколько дней мы ели это блюдо. Утром, днем или вечером, неважно. Не от нас зависело — как только рыбак Федор привозил свежак, так Вера бежала на улицу с тазиком. Потом я чистил и жарил рыбу на всю семью, включая кота Лапика и дикого зверя Катану, а Вера в другом тазике готовила овощной салат с зеленым луком. Свежие витамины эта девушка запихивала в себя целыми горами, но с жареной селедкой салаты улетали веселей.

И сейчас Антон вряд ли клюнет на здешнюю рыбу, снабженную редиской и луком. Однако сама мысль показалась ему интересной.

— Дед, — замялся он, — а можно еще чего-нибудь пожевать? Порции здесь какие-то детские.

Рацион показался мне вполне нормальными, только спорить не стал. Парень молодой, организм растущий и, что важно, выздоравливающий. Поэтому сделал предложение, от которого трудно отказаться:

— Не надо себя сдерживать. Умерщвление плоти и прочий аскетизм — не наш семейный стиль.

— В твоих словах слышится горечь, — заметил он. — А это означает обиду за то, что молодой, красивый и умный — это не ты.

— Вот кто здесь не умный, так это ты. Потому что я моложе всех ваших молодых!

— Меня любит Вера, лучшая девушка в мире, — привел он, казалось бы, убедительный аргумент, — а кто любит тебя?

— Вера.

— Погоди, — возмутился парень. — Она же обещала тебя убить?

— Вот! Какие еще нужны доказательства? Равнодушный ко мне человек такое не заявит никогда.

До этой перепалки я взмахнул поднятой рукой, и официант уже стоял рядом.

— Желаете еще чего?

— Да, именно еще чего-нибудь, такого же вкусного, — кивнул я с поощряющей улыбкой.

Прямого обещания чаевых не прозвучало, но официант понял всё правильно.

— Хм, — задумался он. — Пельменями вас, наверно, не удивить. Хотя они собственной лепки…

Крафтовые пельмени в наш век машин как раз редкость. Только Антон восторга не проявил.

— Нет, — быстро сказал он. — И жареную селедку тоже не надо.

— Тогда голубцы, тушеные в сметане, — решил официант. — Просто и вкусно. Для этого блюда наш повар использует фарш из говядины, свинины и кролика в секретных пропорциях. Рис с взбитыми яйцами придают мясу сочности, а особый шарм вносит перец пяти видов, жгучий и сладкий.

— В секретных пропорциях? — уточнил я.

— Фирменный рецепт, — с придыханием подтвердил официант.

— Голубцы? — буркнул Антон. — Дайте два.

Намек я уловил, поэтому вслух добавил:

— Двойную порцию, пожалуйста. А какао.

Официант поднял глаза от блокнота:

— Два?

Нашего разговора он не слышал, однако вышло прикольно — я даже заржал. Неожиданно Мария вмешалась в гастрономическую беседу.

— Знаете что? Мне тоже принесите голубцы. Говорят, капуста очень полезна, в ней полно витаминов.

— Хороший выбор, — официант склонил голову. — Клетчатка очищает организм от шлаков. Кстати, могу предложить вам новинку, недавно в нашем меню: капуста, маринованная по корейскому рецепту, с морковкой и чесноком. Попробуйте, хрусткая капусточка! Будто по снегу шагаешь в морозный денек.

— Хм… Ну, тогда, чтобы разогнать шлаки, принесите мне сто грамм водки, — завершила заказ Мария. Надо сказать, вполне логично завершила.

Пока официант бегал на кухню, она закурила сигарету. Для этого пришлось распечатать новую пачку, которая нашлась в сумочке.

— Должна тебе признаться, я немного влюбилась в Ростов. Совсем недавно здесь гремела война, но теперь этого почти не видно. Город сумел восстать из пепла, и жизнь обрела новый вкус и новый смысл. Мне говорили о неброском очаровании Дона, и том, что Ростов считают столицей женской красоты России. Я походила по улицам, всё увидела своими глазами, а местные жители привили мне эту любовь. Ростовчане хорошие люди. Они естественно открыты, вежливы и гостеприимны.

Слушая Марию, я мысленно кивал. Конечно, люди — это самый важный капитал. В любой стране. А в Ростове собралось около 150 национальностей, причем обосновались они давно и без особых проблем. Живущие здесь люди свои корни помнят, но подавляющее большинство считает себя русскими. Именно русскими, а не казаками — этих удальцов практически под корень проредили две войны и революция. Сейчас на улицах не видно ярких лампасов — гремя фальшивыми медалями, ряженые усачи вынырнут только в пене перестройки. И под видом казачьих патрулей начнут собирать свою долю дани.

Кстати говоря, у женщин Радиных — Веры, Нины Ивановны и Степаниды Егоровны — в жилах бежит персидская кровь. Немного, конечно, но по характерным восточным глазам это четко видно. В прошлые века донские казаки частенько приводили из похода иноземных красоток. Кого в услужение брали, а кого и в женки. Но если восточные ясырки все-таки считались полонянками, то уже их дети имели все права. Только давно это было.

Тем временем официант выгрузил поднос и наполнил крохотные рюмки. А Мария произнесла короткий тост, по немецкой традиции глядя в глаза:

— Ну, цум воль!

— Будьте здоровы, — вежливо отозвался Антон.

Пить он не подумал, только чокнулся. И не потому, что сидел на таблетках, хотя это тоже. Парень вообще не фанател от выпивки, а ведь в его годы я таким не был! Нет, что ни говори, этот мир точно другой…

— Ростовчане любезны, и сами дортмундцы во многом похожи на вас. Так же активны и дружелюбны, — сообщила Мария, активно хрустя корейской капустой. — Но если что-то им не по душе, выскажутся «auf gutem Deutsch» — «без обиняков, прямо в лицо».

— И что же вам не понравилось?

— Ваши чиновники. Особенно в Москве. Как одному из руководителей немецкой делегации, мне пришлось решать кучу разных вопросов. В частности, связанных с культурным обменом делегациями. Я умею быть настойчивой, но досрочный выезд вашего оркестра выбить не смогла!

— А зачем? — вилка замерла у рта Антона.

— Для совместных репетиций, — Мария говорила с перерывами, кушать не забывала. — Еще зимой, перед тем как ехать в Россию, я подготовила материал для пластинки. Ну, знаешь, такой диск-гигант. Ничего особенного, концерт студенческого симфонического оркестра. Композиции мои, тщеславие тоже. Но когда я услышала группу «Надежда», мой мир разделился на две половины — до визита, и после. И я поняла: этот концерт записывать нельзя, его надо переделать. В моей голове зародилась новая обработка вещей, в современном стиле. Благодаря вам я открыла для себя симфо-рок! А потом захотела, чтобы на пластике была композиция «Ду хаст».

— Да играйте на здоровье, — буркнул Антон.

— Уже играем, я даже свою аранжировку сделала, и новую увертюру написала, — серьезно кивнула она. — Ощутив в себе здоровую жадность до успеха, я подумала: а почему бы нам не сварганить хит?

— Хит? — прищурился парень.

— Хит — это такой шлягер, гвоздь музыкального сезона. И записать я хочу его именно с вами. Но главное, что наше совместное выступление будет снимать телевидение. А к таким серьезным вещам надо готовиться заранее. Фирштейн?

— Понимаю.

— А ваше московское начальство не фирштейн! Но ладно, это всё лирика. Возвращаемся к нашим баранам: параллельно я озадачила своего юриста насчет авторских прав.

— И что?

— И он ничего не нашел! Хотя я была уверена, что это твоя песня.

— Не моя, — отбоярился Антон, и это было чистой правдой. — Народная песня.

Рассказывать о том, что настоящий автор сейчас проживает в ГДР, мы не стали. Мальчик Тилль Линдеманн только в школу пошел, какая ему, нафиг, ду хаст? Мал еще.

А Мария припомнила нашу зимнюю беседу.

— Вот только не надо мне рассказывать, будто ты ее по радио услышал!

— А что? — прокомментировал я для Антона эту замечательную версию. — Такое крутят на «Немецкой волне». Ну, или скоро будут крутить.

— Какая она немецкая? — возразил Антон, скрывая ухмылку. — Она американская волна, от немецкого там только акцент.

Слышать наш разговор Мария не могла, однако скрытую иронию почувствовала. Или, что вернее, физиономист хороший. Она подняла бровь:

— Я сказала что-то смешное?

Во избежание обид пришлось сглаживать углы. А для того рассказать, в какое интересное время живем. Сейчас советские чиновники активно борются за дружбу народов и мир во всем мире. Они охотно подписывают воззвания в поддержку Анжелы Дэвис, меморандумы о разоружении и всякие конвенции в защиту авторских прав. Правда, Всесоюзное Агентство по авторским правам еще не родилось — проект пребывает в планах. Поэтому присоединиться к международному обществу CISAC, объединяющему авторов и композиторов, пока трудно.

Что касается практики, то науке неизвестно, как в Советском Союзе защищают интеллектуальную собственность. У нас мало кто силен в патентном деле. Заметно лишь, что к песенному творчеству власти относятся весьма спокойно. И у нас, и в странах социалистического содружества.

К примеру, венгры с югославами немедленно перепечатывали все западные новинки. Что-то официально, а чаще всего нет. Тогда вместо знака лицензии на лейбле лепят наглый штампик «запись по трансляции». Или еще проще: «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Этой продукцией торгуют магазины «Мелодия» вполне легально. Современный рок является страшным дефицитом, честно купить такие пластинки нереально. Но это уже другая песня. Речь-то о правах на интеллектуальную собственность: нет у нас права на атрибуцию, и мало права на неприкосновенность произведения.

Это спич я выдал для Марии с некоторыми купюрами, избегая резкостей. И не надо ей знать, что у Антона на полке среди прочих пластинок стоит миньон фирмы «Мелодия», на белом бумажном кружке которого написано: «Песню „Девушка“ исполняет квартет Битлс. Музыка и слова народные». Если кто не понял, речь идет о композиции «Girl» Джона Леннона и Пола Маккартни. На соседней пластинке написано более честно: «Вокально-инструментальный ансамбль Битлз (Англия). Встреча. Дж. Леннон и П. Маккартни. На английском языке». Редкие вещи, мой подарок в коллекцию. Кстати, ни о каких лицензиях там слова не сказано. А зачем? Музыка и слова народные…

Глава 26

Глава двадцать шестая, в которой выясняется: Дантес не стоил выеденного яйца Пушкина

Баронесса повернула голову, однако официанта поблизости не оказалось. Собственно, его и вдали не наблюдалось. Непорядок, однако! Скорее всего, потом это отразится на размере чаевых. А сейчас капризничать не стала, налила себе сама. Между прочим, в третий раз. Однако сто грамм в округлом штофике никак не кончались — слишком уж мала оказалась рюмка.

Кто-то скажет, что европейцы жадины. Пригласив к себе домой, они предлагают чай на полном серьезе, это надо понимать буквально. Чтобы вам подали полноценный обед, в лесу должно сдохнуть что-то крупное. Да, для жителей Запада характерна аккуратность и бережливость. Именно этим они кардинально отличаются от нас: не умеют напиваться. Ну а что, классная привычка, достойная уважения. Многие из них могут провести всю вечеринку с одним стаканом руке. Ходить туда-сюда могут, разговоры вести могут, а выпивку подливать забывают. Не ощущают такой необходимости. Наверно, умение делать кайф легким — это правильно.

Пока Баронесса закусывала капустой, я удивленно заметил:

— И никакая она не сухарь! Глянь: очень приятная женщина от тридцати до сорока. Хотя поначалу оно так не выглядело, строгая дама в сером деловом костюме казалась букой. А сейчас вон как глазки блестят!

— Щечки розовеют, — согласился парень, а потом поправил меня: — Однако возраст ближе к сорока.

— И что? Женщина в самом соку. Вот только колено надо подлечить.

Антон оторвался от глубокой тарелки, где оставалось достаточно голубцов. Плавая в сметане, они манили взгляд поджаренными боками. Парню пришлось пересиливать себя, чтобы поменять приоритеты. То есть высказать мнение, отличное от гастрономии. Он даже губы промокнул.

— Дед, а оно тебе надо?

— Надо, Федя, — уверенно ответил я. — Надо всем нам. Хороший дирижер не должен быть хромым.

Тем временем Мария провозгласила очередной тост «прост» и лихо хлопнула половину рюмку. Если ее учили пить по-русски, то сейчас она должна занюхать рукавом. Но нет, до этого не дошло — баронесса приложила к носу кусочек ржаного хлеба, а затем удовлетворенно выдохнула.

— Если я правильно поняла, то за пиратство мне здесь предъявлять не будут. Это радует и окрыляет. Но я не собираюсь выступать в России! А что мне делать на Западе, где из любого угла могут выкрикнуть претензии от реального автора «Ду Хаст»? Я не люблю скандалы.

— Нетавтора, — терпеливо напомнил я. — Так и пишите: «слова и музыка народные», аранжировка Марии фон Вагнер.

— А если?

— Думать о хорошем полезно, — вздохнул я. — И жить надо на позитиве.

— Да ты философ! — воскликнула она с неприкрытой иронией.

Невзирая на насмешку, я перешел к хорошему:

— Я слышал ваш оркестр, это мощная машина. А «Ду Хаст» — реальная бомба. Коллектив «Надежда» тоже не плох. Соединив вместе эти три величины, мы получим грандиозный триумф.

— Хм…

— И вот тогда проснутся ваши недоброжелатели и завистники! Желтая пресса всегда готова поднасрать в душу любого успешного исполнителя. Журналюги за любой кипиш… И это тоже хорошо! Ведь для раскрутки годится любая шумиха.

Согласно кивнув, Мария осведомилась:

— Откуда ты это знаешь?

— Слушаю радио, — пожал я плечами.

Действительно, ведь интернет — это радиосвязь и есть. И там всякая дребедень кучами валяется. К примеру, скандал вокруг знаменитой «лунной походки» Майкла Джексона.

— Сеню надо обучить такому аллюру, — задумчиво вставил Антон мимоходом. — Красивая штука, сделай зарубку на памяти. А что с лунной походкой не так?

— Это не оригинальный трюк Майкла Джексона, он позаимствован у Дэвида Боуи. В свою очередь, Дэвид срисовал движения у мастера пантомимы Этьена Декруа, чтобы использовать эту походку в пантомимных сценках. А лишь потом перенёс на рок-сцену.

— Мутные дела, — оценил парень. — А если и наш «Ду Хаст» тянется вот так, веками? Засада…

— Пока не откроешь позицию, не узнаешь спрэд, — отрезал я. Следующую фразу произнес вслух, потому что обращался к Марии: — А если после релиза трека вылезут настоящие авторы, они должны будут это доказать. И только потом вы начнете отчислять им роялти.

— Ага, — возмутилась баронесса. — Не слишком ли просто у тебя выходит? Речь идет не о компенсации, а о моей репутации!

— Ни капельки ваша репутация не пострадает.

Продолжая гнуть свою линию, я слегка придавил ее в смысле убеждения. А что, авторитета во мне стало хоть отбавляй, «пусть тяжесть благородная вскипает как волна». А она пусть думает о хорошем.

Антон хмыкнул, а я продолжил:

— Короче говоря, вы просто не знали. И не собирались присваивать песню, верно? Скажете, что услышали ее в России. А мы скажем, что услышали по радио.

— Хм, — отозвалась Мария, вгрызаясь в голубец.

Ишь ты, как вошла вкус! По примеру Антона, вместо вилки она применила столовую ложку и кусок хлеба. А что, отказываться от сметанной подливы было бы глупо. Парень тоже не забывал кушать, вкусно и неторопливо.

Один я работал оратором:

— Послушайте, все очень просто, а сказки обман. Вместо «слова и музыка народные» на лейбле потом напишут имена и фамилии авторов. Если это «потом» наступит. Но это так, теория.

— А практика — критерий истины.

Упорствования баронессы мне надоели, я даже мысленно рукой взмахнул. Антон меня поддержал, и мы резко усилили нажим:

— Будьте уверены, фрау Мария! До этого не дойдет.

Кроме этого я добавил мощный посыл: «Прочь печаль! Даже мысленно, на уровне эгрегоров, надо поддерживать позитивные процессы. И поменьше общайтесь с людьми, которые подрывают вашу веру в себя».

— Хорошо, — покладисто кивнула она.

Вообще-то вмешиваться в сознание других людей — грех. И в навязанных поступках нет ничего хорошего. От этого портится карма, а линии судьбы путаются. Бабушка Мухия утверждает, что любое волевое воздействие опасно для всех участников процесса. Якобы колесо Сансары, делая очередной оборот, может замереть не на том же самом месте, откуда началось движение. Естественно, что нас давно уже не будет на этом свете, но мир все равно ощутит дисгармонию. А откат догонит нас в другой, следующей жизни. Как ни банально, но ничто на земле не проходит бесследно.

И самое страшное: какими бы добрыми намерениями ментальное насилие не прикрывалось, это всё-таки зло. Однако я уже столько наделал плохих поступков во благо, что может и эта мелочь мне простится? В любом проекте может проявиться сопутствующий ущерб, такова жизнь. В конце концов, химера совести молчит, что означает: чувство вины не пришло. Значит, делаем всё правильно.

Не успели мы с Антоном пожать друг другу руки, как баронесса удивила, элегантно прикуривая:

— Ты знаешь, кто такой Лев Лещенко?

— Конечно, — кивнул Антон. — Показывали по телевизору.

— И как ты к нему относишься?

— Хм… Эстрадный певец, лауреат различных конкурсов. Восходящая звезда, — парень задумался, и я добавил инфы в строку: — Работает солистом Гостелерадио СССР, где иногда исполняет арии из опер. Молодой, но уже известный. До недавнего времени служил в театре оперетты.

— Ах, вот оно что, — прошептала она. — Теперь понятно.

— Что понятно? — Антону как раз было непонятно.

— Восходящая звезда! Таких обязательно кто-то продвигает. Когда в министерстве советской культуры я просила прислать ваш оркестр для записи пластинки, меня плохо слушали. Но настойчиво рекомендовали Льва Лещенко. Мол, талант, разносторонняя личность и все такое.

— Конечно, трудно спорить. Не мой кумир, но талант, — согласился Антон. — Недавно с Большим симфоническим оркестром он исполнил ораторию Родиона Щедрина «Ленин в сердце народном». Говорят, спел ярко и броско.

Мария хмыкнула:

— А мне принесли другую ораторию — магнитофонную запись песни «Не плачь, девчонка». Прослушав два раза, я отказалась от него.

— Почему?

— А как он будет исполнять «Ду Хаст»? Нет, моему симфоническому оркестру стиль оперетты не подходит!

Что ж, логично.

Хотя попробовать все-таки стоило. То есть записать на германском телевидении концерт для истории. Я представил себе Льва Лещенко на сцене в косухе, с гитарой наперевес, рычащего «ду хаст мищ», и беззвучно затрясся. Антон закрылся салфеткой с видом, будто кашляет, а на самом деле маскируя хрюканье.

— А Муслима Магомаева вам не предлагали?

На вопрос со скрытой подколкой она ответила вполне серьезно:

— Почему не предлагали? Очень даже предлагали. Только где я со своим обычным студенческим оркестром, и где божественный Магомаев, весь в белом? Смешно сравнивать, не по Сеньке шапка.

Показав высоту полета звездного певца и свою позицию а окопе, баронесса продолжила: — Но в самом начале, еще до Лещенко, в кремлевских кабинетах мне стали навязывать… впихивать…

— Навяливать, — подсказал я.

— Да, хорошее слово. Надо будет запомнить. Сначала мне стали навяливать Иосифа Кобзона. Я захотела с ним переговорить, назначила дату. Но не случилось, он сам отпал — у этого артиста образовались какие-то срочные неотложные дела.

Мария замолчала. Пауза возникла не специально — она наливала очередную рюмку.

— Если говорить о разносторонних личностях, — задумчиво произнес я для Антона, — то Кобзон личность, тут к бабушке не ходи.

— Думаешь?

— Посуди сам: спортсмен, известный боксер, чемпион Украины. Лауреат разных конкурсов. В будущем депутат, живая легенда и смелый человек. Почетный гражданин трех десятков городов. Простой факт: после армии Кобзон устроился на работу в бомбоубежище. Не знаю, как называлась та должность, но там он протирал противогазы спиртом. Представляешь, какие нервы надо иметь человеку, ежедневно переживающему атомную бомбардировку? Неважно, что всего лишь в воображении.

— Да уж… Может, таким образом устанавливают тотальный контроль?

— То есть?

— Что, если с помощью боксера Кобзона хотели усилить безопасность Марии, чтобы бдеть, так сказать, на пределе возможностей?

— Насчет стальных яиц ты понял неожиданно, — хмыкнул я. — Хотя еще один факт тебе скажет о многом: в святые девяностые на Кобзона работал генерал армии Чебриков, бывший председатель КГБ.

— Интересно, а кем может работать генерал армии?

— Личным охранником.

Некоторое время Антон переваривал инфу.

— Что-то я не догоняю: какой охранник из председателя КГБ? Что Кобзон хотел этим сказать?

— Наверно, хотел напугать всех до усрачки.

— Выходит, певец завербовал Чебрикова с самого начала? — озадаченно пробормотал парень. — И подобрал генерала, когда чекистов разогнали? Силен, бродяга.

Общая пауза затягивалась. Проявляя нетерпение, Антон поднял взгляд на баронессу:

— Вы говорили, что у Кобзона образовались дела, и…?

Мария встрепенулась:

— И мы остановились на Юрии Антонове.

— Теперь еще и Антонов? — оторопел парень.

— Странно, — пробормотал я исключительно для себя. — О чем они там думают?

По каким правилам идет отбор? Географический принцип явно нарушен, ведь Лещенко с Кобзоном ростовчанами не являются. Антонов, хоть и не узбек, но родом из Ташкента. А за Муслима Магомаева, подлинного уроженца Баку, речи вообще не может быть! Или я чего-то не понимаю, или в кремлевских коридорах царит жесткий топографический кретинизм.

Дорогие читатели, по многочисленным просьбам трудящихся я вернулся. Не здоровый, но живой. Прошу прощения. А вот вам желаю здоровья и мирного неба над головой.

В тексте исправлены многие слова и запятые, некоторые главы изменены, и также добавлены новые главы: 11, 25, 26.

Глава 27

Глава двадцать седьмая, в которой хорошо быть девушкой в розовом пальто. Можно и не в розовом, но уже не то!

Дирижерша щелкнула крышкой зажигалки.

— Зачем я тебе это говорю?

— Вот именно, зачем? — заерзал Антон.

Вместе с ним качнуло и меня: да-да, очень интересно.

— Потому что Влад был против, когда я решила открыть все карты.

— Так-так, — мысленно пробормотал я интонациями Коли Уварова. — Я медленно снимаю с себя всё лишнее… Только не безразличие.

И завеса тайны начала подниматься.

— В кремлевских коридорах мне шепнули по секрету, что очень скоро многое изменится, — она понизила голос до инсайдерского шепота. — Новая оттепель и всё такое. Железный занавес приподнимется, то есть выезд за границу станет проще. Не только в смысле эмиграции, лимиты на туристические поездки тоже отменят.

— Пляжи Болгарии станут доступны для всех? — хмыкнул Антон мысленно. — Дайте две!

— … А это означает, что я могу позвать тебя в Германию, учиться по студенческому обмену! На Западе обмен — обычное дело. А почему нам нет? Английский язык у тебя на высоте. А там глядишь, и немецкий подтянешь. Обучение языку методом погружения работает очень быстро, знаешь ли.

— Хм, — заперхал Антон. — Культурный обмен? Погружение методом Ленина в Инессу Арманд?

А я тоже раскрыл рот — ошалело и мысленно, конечно. На память пришли знаменитые строки:

Погруженья больше нет,

Сто шагов назад, тихо на пальцах.

Погруженья больше нет!

Я не умею жить по-другому.

— … Пока на год, а там будет видно. Естественно, это не должно выглядеть как приказ, и мне важно твое мнение.

— Хм, — проскрипел парень несмазанной телегой. — Речь только обо мне?

— Ну почему? Нам интересны все музыканты оркестра. Очень хорошие девочки! С каждой потом поговорим отдельно. В Москве мне прямо намекнули: ростовские студенты должны поехать по культурному обмену добровольно. Настаивать нельзя, потому что СССР — свободная страна.

— Свобода не в том, чтоб не сдерживать себя, — буркнул я, — а в том, чтоб владеть собой.

Антон хлебнул какао и снова закашлялся. Не потому что свобода лучше, чем несвобода, а потому что эмоции душили и переполняли его. Вон как какао в животе булькает…

— Послушай меня, парень, — сказал я серьезно, без гнусавых интонаций переводчика видеофильмов. — Я знаю, что ты думаешь.

— Что?

— Ты хочешь взять время на «подумать».

— Подумать надо!

— Конечно. Но в данном случае это ошибка. Пока будешь раздумывать, ковыряясь в носу, колесо судьбы поедет дальше. Оно уедет, а ты останешься на обочине дороги жизни. Брать надо в тот момент, когда это предлагают. Сегодня вроде оно твоё, но завтра ситуация может измениться кардинально. И твое станет чужим. Свято место пусто не бывает, а незаменимых людей нет. Вспомни, что говорил адепт революции товарищ Ленин: «Вчера было рано, завтра будет поздно, сегодня некогда».

— А как же Вера?

— А что в твоей жизни изменится? Здесь ты весь день торчишь в институте — то учеба, то библиотека, то репетиции. Там будет то же самое. А вечером повесишь на дверь гостиничного номера табличку «не беспокоить», и отвалишь домой. Или на мне, или на Нюсином черном одеяле. Утром доставим тебя обратно. А в воскресенье тебя не найти, потому что ушел гулять. Никаких проблем, разговоров больше. Что касается Веры, то она умная девочка.

— Хм, — задумался Антон.

— Или ты намерен слоняться по барам, борделям, стриптиз-клубам и прочим злачным местам?

— Дед, хватит прикалывать и колоться! Дело серьезное.

— Вот и я тебе толкую: рассуждай комплексно, по-взрослому. Кстати говоря, когда ты перестанешь халявить?

— В смысле?

— Когда ты уже озаботишься собственным черным одеялом?

— Постоянно пробую вызвать его, — мысленно он развел руками. — Но у меня не получается.

— Надо работать над собой. Помнишь, что написано у вас на стене библиотеки, этого храма знаний? «Комсомольцы! Настойчиво овладевайте комсомолками!».

— Мне некогда.

— И чем же занят долгими вечерами? — хмыкнул я.

— Козами, — вздохнул Антон.

— Козами⁈

— Да. У Риммы дочки подросли, и она увеличила стадо. И еще коз держат ее братья в деревне. Когда горит, они за мной на мотоцикле приезжают.

В такие мелочи я раньше не вникал, ну бегает парень к Римме, и пусть бегает. А сейчас стало интересно:

— И как, получается?

— После моих визитов козы редко болеют, — загордился он.

— Постой, если козы не болеют, тогда нафиг ты нужен?

— Постоянно что-то вылезает: травмы, инфекции, роды, драки… Проблем хватает. И за это хорошо платят продуктами. Чистый органик! Если ты не забыл, у нас Вера на сносях. А кушать ей надо за двоих. И еще собачка Рекс любит кости с мослами.

О том, что сам пожрать не дурак, Антон вспоминать не стал. Скромность и немногословность — вот наша семейная черта.

— Ладно, бог с этими козами, — мысленно махнул рукой я, — вернемся к нашим баранам. Какой будет твой положительный ответ?

— При зрелом рассуждении, — сказал Антон, — я согласен.

— Тогда осталось, как говорится, «утрясти мелкие детали». Спрашивай обо всем. Нам надо знать условия питания, проживания и обучения. Экзамены, концерты и каникулы. Культурная программа тоже должна быть — опера, театр и всё такое. Форма одежды, обычная, выходная и спортивная. Всё спрашивай! Потому что дома Вера запытает тебя до смерти.

— Хм… Вообще-то вопросов туча, всё сразу не упомнишь.

— У тебя в рюкзачке блокнот «молескин». Не хочешь рыться — бери салфетку, пиши. И не хмурься, отказаться мы всегда успеем! Дурное дело не хитрое.

— Так вот, — сказала Мария. — Что ты об этом скажешь?

— Думаю, поеду, — кивнул парень.

— А девочки?

— Мне кажется, они будут только рады.

Баронесса улыбнулась:

— Тогда осталось начать и кончить. Но до этого надо выполнить программу-минимум, черт побери! То есть организовать выезд вашего оркестра в ближайшее время. Нам давно пора работать! Если ты понимаешь о чем я, то репетиций мало не бывает.

— Я чем-то могу помочь?

— Если бы, — улыбка стала горькой.

В этот момент я напомнил о себе:

— Фрау Мария, есть одна бабушка, очень толковая. Давайте посмотрим ваше колено?

— Ах, Антон, — вдохнула она. — Меня смотрели лучшие врачи Швейцарии. Смотрели и делали. Но склеенная ваза — это не целая ваза. А склеенное колено еще и болит.

— Наша бабушка не простая знахарка, она дипломированный медик, — мягко возразил я. — Вы ничего не теряете, кроме времени. А если ее советы помогут?

И в этот момент на свой стул плюхнулся товарищ Иванов. Лицо его сияло, глаза блестели. Аж завидно стало, неужто повторный секс по телефону дает такой животворящий эффект? Вилкой Марии он подхватил горку капусты, другой рукой цапнул рюмку Антона и, не медля, жахнул. Как воды напился, без тостов и не морщась.

— Ну что, товарищи дорогие, у меня хорошие новости, — воскликнул он, оживленно вращая глазами. — Лед тронулся. Очень даже тронулся!

— Да? — баронесса подняла бровь.

Невнятной мимикой она требовала ясности и конкретики, без лишних слов. И маркиз ее понял:

— Маша, ты победила! Мы едем на коне!

— Влад, пожалуйста.

Баронесса поджала губы, требуя четкости, и маркиз перешел к существу.

— Оркестр ростовских студентов выделен в отдельную делегацию с открытой датой отъезда — то бишь, по готовности. Обслуживающий персонал подобран и ждет одобрения. Я назначен руководителем делегации в ранге дипломатического советника, с выплатой разницы в окладах.

Мария нахмурилась:

— А как же работа дирижером в музпеде?

— Остается. Ты пойми: педагог на кафедре — должность, а руководитель делегации — звание!

— Да, но не останется ли это словами? — засомневалась баронесса.

Видимо, не только у меня в жизни был печальный опыт. Но товарищ Иванов уверенно смотрел в светлое будущее:

— Слова — это совещание в обкоме партии. Потом партактив на Сельмаше, и твой творческий вечер с трудящимися города.

Баронессу кивнула, подтверждая расписание. И маркиз развел руками:

— Завтра я с тобой. Но послезавтра, извини, вылетаю в Москву. На встречу с самим… хм… министром. Так что всё серьезно, на таком уровне словами не бросаются.

Глава 28

Глава двадцать восьмая, в которой творцам коммунизма трудно достичь цели, пребывая в душной атмосфере безденежья

В кармане Антона коротко звякнул телефон, сигнализируя о входящей смс.

— Дед, что за дела? — возмутился он такому нарушению секретности. — Свой аппарат я оставляю дома!

— Пошли в туалет, — предложил я выход. — Там посмотрим.

Желанию Антона помыть руки никто не возражал, потому что педагогам было о чем посекретничать. В кабинке туалета обнаружилось, что телефон и в самом деле мой. А этот девайс по пустякам не прилетает! Проверено не раз, вот только в чужом кармане он оказался впервые. А сообщение пришло от медсестры Кати:

— «Больная требует вас. Приходите».

Тут же я отстучал обратно:

— «Проблемы?».

— «Нет, просто капризничает. Больные женщины, они такие».

— «Больной женщине цветы, тебе мороженое. Принесу вечером».

Катя возразила:

— «Не надо мороженое, от него толстеют. Давайте колбасу».

Колбасу так колбасу. Мне по душе докторская — она хороша на ржаном хлебе. А если придавить сверху ломтиком голландского сыра, то особенно хороша. Кстати говоря, рецептуру докторской колбасы на Первом колбасном заводе разрабатывали для больных. Точнее, для больных, «имеющих подорванное здоровье в результате царского деспотизма». Это не я сказал, это цитата. Состав колбасы несложен: мясо высшего качества, немного яиц и капелька молока. Лучше докторской была только телячья, а самой крутой из вареных сортов считалась колбаса «Член политбюро». Но это не точно, на уровне слухов — сам никогда не видел.

Послабления и добавки в колбасу начнутся в конце семидесятых, и при этом качество покатится вниз лавинообразно. Причин тому множество, одна из них благородная: желание правительства накормить народ хоть чем-нибудь. В колбасу стали добавлять сою, морковную клетчатку и молотые в пыль копыта — для увеличения объема и снижения цены. Накормить не удалось, а вот качество потерялось навеки веков. Аминь.

Заканчивая переговоры, я отстучал:

— «Будет тебе колбаса, сыр и хлеб. Иди работай, и по делам воздастся».

Кстати о хлебе: с качеством такая же фигня. Пока что его делали из правильной муки, без модных добавок, разрыхлителей и консервантов. А вот то, что мы едим сейчас, хлебом назвать трудно. Хотя, с усилителями вкуса и ароматизаторами, населению заходит и даже вставляет.

Пока я рассуждал за жизнь по-стариковски, Антон отбил сообщение Вере, заодно, раз такая оказия. Мол, всё в порядке, работаем по плану. И мы отправились обратно.

Я уважаю те рестораны, где заполнена парковка, а в гардеробе толкутся посетители. Это означает, что блюда могут восхитить и не сильно, зато хоть продукты будут свежими. Еще один важный критерий выбора — сортир. Если ты зашел в незнакомый ресторан и увидел людей в зале — не спеши садиться, иди мыть руки. Помыл с удовольствием, в чистоте и порядке? Только теперь можно искать место и требовать меню.

Но это в мое время. Сейчас же ресторан «Интурист» считается очень дорогим заведением — меньше рубля за блюдо здесь не берут. За осетрину или севрюгу придется выложить все полтора. Порция черной зернистой икры, дополненная кубиком масла и веточкой зелени — рубль восемьдесят. А цыпленок табака, поданный с жареной картошкой и горкой зеленого горошка — аж два пятьдесят! Впрочем, оно того стоит. И не за зеленый горошек, который страшный дефицит. Просто таким цыпленком можно двоих накормить.

Когда-то я водил сюда девушек — распуская хвост, пускал пыль в глаза. Они пищали. Здесь ужинают солидные спекулянты, важные бандиты и командировочные боссы разной толщины. Богема тусуется постоянно. И конечно, простые горожане тоже прорываются. Кто-то с целью учинить банкет, у кого-то свидание. А студенты со стипендии ломятся просто потанцевать. При желании можно уложиться в пять рублей на пару, если не шиковать. Но лучше десять, тогда получится и выпить, и вкусно закусить. А когда хочется не просто ужинать с дамой, а гулять широко — готовьте все двадцать рубликов.

Однако сейчас время было детское, то ли поздний обед, то ли ранний ужин. Оркестр не играл, даже магнитофон забыли включить. Звенела посуда, люди ели, болтали и смеялись, а персонал куда-то попрятался. Видимо, в целях подготовки к очередному бурному вечеру. Так что разливать водку пришлось товарищу Иванову, после чего она благополучно закончилась. Баронесса произнесла очередной короткий тост, маркиз согласно чокнулся.

Однако разговор по существу не возобновился — в монотонный гул ресторанного зала вмешались посторонние звуки. Так бывает в здании вокзала, когда невнятный голос из-под потолка сообщает вдруг о прибытии поезда. Я обернулся. Весело гогоча, за соседний столик усаживалась авантажная группа кавказцев, законодателей моды на трехдневную небритость и яркие гавайские рубашки.

Жители нашего города, как и в случае с югославами, особо не вникали в истоки кавказских гостей. Поэтому звали их всех просто и коротко: даги. Хотя если разобраться, то слово «даги» — не простая фигура речи и не простое сокращение. Дагами называют народ, который когда-то давно жил в Персидской империи.

Так же как и даги, всегда существовали продавцы цветов и ранних помидоров. Даже в моем продвинутом мире, где костлявая рука супермаркета крепко взяла торговлю за горло, кавказцы умудряются выживать со своими вечными товарами. За примером далеко ходить не надо, аксайский овощной рынок не даст соврать. Правда, злые языки постоянно намекают на тайный импорт контрабанды, вроде наркотиков и оружия. Но это лишь слухи, никем не доказанные.

Что касается этих ковбоев то, судя по счастливым улыбкам, сегодня они досрочно закончили трудовые будни. А что, расторговали свои фишки и пришли отдыхать. Помнится, с давних пор по глубинам ЦК КПСС бродит теория, будто национальные окраины страдают от безработицы. Поэтому местную промышленность в республиках следует развивать, то есть строить там заводы, фабрики и дороги. Тогда, мол, местные жители будут обеспечены зарплатой, и не будут рваться в Центр. Ага. Вот эту четверку гнедых заставишь пахать на заводе!

Образом жизни истинного горца всегда считался грабеж. Не надо быть знатоком экономической теории Адама Смита, чтобы понять: ходить в набеги гораздо выгодней, чем заниматься созидательным трудом. У каждого мужчины в горах имелось родовое гнездо, куда он тащил награбленное. Домашним хозяйством занимались жены и дети, и горец отдыхал в тени между набегами. По-другому жить он не умел, да и не хотел. Ведь в горах хорошо растут только овцы, но одними овцами сыт не будешь. Чтобы выжить, надо грабить!

Пролетарская революция наложила запрет на это занятие. А тем, кто не понял, дала по рукам. И тогда горцы переключились на другое, более легальное дело — торговлю. Возить овощи и фрукты в метрополию оказалось делом прибыльным. Тут купил — там продал. Бизнес тяжелый, похуже, конечно, чем грабеж. Но лучше, чем смена у станка. Вот интересно, а будет ли торговля при коммунизме?

— При коммунизме не будет денег, — авторитетно заявил Антон. — Какая, нафиг, торговля? Приходи и бери что надо.

— А как ты думаешь, — без паузы поинтересовался я. — Будет ли проституция при коммунизме?

— Вот это тема, — слегка опешил он. — Глубоко копаешь!

— Нет, ты скажи: разве проституция — это не общественно-полезный труд?

— Хм… Вроде бы да, раз на благо других людей.

— Вот смотри, граф Толстой, когда покраснел и стал советским писателем, не перестал любить жирную курочку под игристое цимлянское вино. При этом не злоупотреблял, как запойный Фадеев, а культурно заливался в обществе доступных муз. Говорят, что именно женское влияние помогало писателю в создании повести «Золотой ключик, или Приключения Буратино».

— Да ладно!

— Вот те крест. Теория марксизма говорит, что при коммунизме люди будут заниматься той деятельностью, к которой более всего предрасположены. То есть трудом, от которого обществу достанется более всего пользы.

— Ты думаешь, работа проститутки полезная?

— Вопрос не новый и дискуссионный. Фридрих Энгельс считал, что устранение частной собственности приведет к ситуации, когда отношения полов станут частным делом. Мол, проституция основана на частной собственности, и исчезнет вместе с ней.

— Я помню, — согласился Антон. — Причина всех бед — это право на предмет собственности. Достаточно выгнать буржуев, и жизнь чудесным образом наладится.

— И мы подымем их на вилы, — припомнил я угрозу Блока. — Мы в петлях раскачаем их тела.

— Где-то так, — согласился Антон. — Маркс еще толковал что-то про общность жен, только это слишком сложно для меня.

— Это не то что бы сложно — это неверно. Вот сейчас у нас социализм, полвека уже. Частная собственность устранена, а проституция есть!

Антон пристыжено замолк, а я добил его лозунгом двадцатых годов:

— «Каждая комсомолка обязана идти навстречу половому вопросу, иначе она мещанка»! — а после добавил еще одну спорную мысль: — Революция разрушила оковы. И свободная любовь — это тоже завоевание революции. Как считаешь?

— Погоди, — нащупал он тонкую ниточку. — Я уже говорил, что при коммунизме не станет денег. Значит, исчезнет и продажная любовь!

— Это вряд ли. Если ты думаешь, что девушки, желающие стать проститутками, так и останутся преисполненными целомудрия — ты ошибаешься. Проститутки вам не Энгельс, они выкрутятся и чего-нибудь придумают обязательно.

Чуваки в цветных гавайках чувствовали себя раскованно, явно не в первый раз здесь гулеванят. Официант к ним всё не шел, поэтому они вертели головами. И с самым крутым перцем мы зацепились глазами. Он силился припомнить Антона, а тот его сразу узнал:

— Опа-на, Дед! Глянь, а вот с этим пижоном мы на «Палубе» пересекались. Помнишь, как ты его отвадил?

Конечно, я помнил. Тогда ясному перцу не повезло, его в процессе знакомства сморило. И сегодня фарс повторяется — как в кино про ковбоев, где ганфайтер дуэлирует маунтинмена. Сцена классическая: стрелок замер напротив горца, расслабленно и в то же время напряженно. Пальцы висящей руки шевелятся над открытой кобурой, едва касаясь затылка револьверной рукояти. Взгляд — глаза в глаза, и никакие слова не нужны. Неясно, кто уйдет отсюда живым, понятно лишь — он будет один. Играет тревожная музыка в стиле «кантри», вдали ржут верные кони.

Только наши ковбои пришли не одни, они заранее запаслись подругами. Широко известна крылатая фраза, будто в СССР не было секса. Полностью цитата звучит так: «Секса у нас нет, и мы категорически против этого!». Еще одна версия выглядит несколько иначе: «Секса у нас нет, а есть любовь». В подтверждение этой гипотезы говорит инфа, совершенно секретная: ученые ФРГ в научных исследованиях выяснили, что женщины ГДР испытывают оргазм в два раза чаще, чем женщины капиталистического лагеря.

— Социалистический оргазм все-таки лучше? — хмыкнул Антон.

— А то! Но, не вдаваясь в полемику, замечу дальше: проституция в Советском Союзе была точно.

И вот эти вечерние бабочки представляли собой вариант «что под руку подвернулось». Целая грядка нарядных девочек оглядывала зал вальяжно, но не нагло — взгляды бросали, скрывая интерес. Боевая раскраска на личиках присутствовала, как и модные прически с начесом. Такой огромный начес можно было бы сравнить с петушком на палочке. Только тогда название леденца следовало бы заменить «курочкой на палочке».

Другие недостатки просматривались так же явно: губки не накачаны, ушки не прижаты, носики не сглажены оперативно. Но ничего, может, и заработают еще на лифтинг лица и тюнинг тела в косметической клинике. Удивительно, но яркую расцветку тканей системы «вырви глаз» бабочкам избежать удалось. Однако какие платья могут быть у бесстыжих девиц? Только бесстыжие.

— Дед, ты стал смотреть на мир глазами Алены Козловской. Особенно на девушек. Внимание, вопрос: почему? — ехидно поинтересовался Антон.

— Потому что она умнее вас всех, вместе взятых, — буркнул я. — И с Аленой есть о чем поговорить.

А если серьезно, то не понимаю эту породу куриц, стремящихся превратить каждый день в личный карнавал. А ведь у нас безработица! И я не настаиваю, чтобы они шли на бетонный завод. Даже на стройку не зову, хотя штукатурам платят большие деньги. В городе остро не хватает медсестер, воспитателей детских садов и вагоновожатых. Водоканал вопиёт: требуются диспетчеры! Открытых вакансий нет только в райкоме партии, но это уже другая песня.

И что мы видим здесь? Возможность увидеть, как месячная зарплата учителя легко улетает за один вечер. «Дамы полусвета» не понимают, что являются обслугой праздника, а не его участниками. Они стоят в ряду тех, кто варит, носит и моет. Но бенефициары банкета вон они — небритые парни. А что, ранние огурцы с помидорами успешно проданы, имеют право.

Гляделки с оппонентом могли перерасти в крик и предложение выйти, чтобы там «поговорить». Прислушался к себе: чуйка игнорировала предполагаемый конфликт, то есть молчала молче рыбы. А кто я такой, чтобы ей не верить? Собственно, волноваться нечего, в пистолете «Оса» как раз четыре патрона. Хватит ровно на четыре лба.

Моих расчетов Антон не слушал, он был занят собственными.

— Восемь ног, — сказал парень. — Удачно совпадает.

— Почему восемь?

— Куриц не считаем. А патронов в обойме травмата «Макаров» как раз восемь.

— Стоять, Зорька! — прошипел я. — Не вздумай вылезти поперед батьки!

— А то что?

— А то! Ты голубцы доел? Тогда пей какао и думай сам: что, если они успеют провести хотя бы один удар и попасть тебе в живот? Тогда всех поразит твой богатый внутренний мир, который вырвется наружу.

Шум за соседним столом нарастал. Баронессе такой движ показался излишним — выражая недоумение, она подняла бровь в сторону бывшего представителя министерства культуры. Тот взглядом маркиза де Сад глянул за колонну, при этом мотнув головой в адрес неприемлемого шума. Мужчина в сером костюме понятливо кивнул и, не глядя по сторонам, исчез без хлопка. Вся пантомима проходила беззвучно, тем не менее уже через минуту в проходе появился метрдотель в строгом костюме. Двигался он не лунной походкой Майкла Джексона, но красиво. Люди этой профессии, видимо, такими и рождаются — в блестящих штиблетах и с прямой спиной. Следом шагал старший официант. Лишенный пиджака, но зато в бабочке, он тоже выглядел импозантно.

Однако восхищало не это, а удивительная расторопность персонала.

— Товарищи, произошло досадное недоразумение, — с легким поклоном сообщил метр. Говорил он невозмутимо, и никакой досады в холодном тоне не ощущалось. — Прощу прощения, но этот столик заказан.

Подтверждая слова босса, на столе возник соответствующий знак. Табличку «Reserved. Стол заказан» водрузил старший официант и, завершив недружественный маневр, снова спрятался за спину метра.

Если кто не знает, в царские времена профессия полового считалась престижной. Обслуге в обеденном зале жалованье не платили от слова «совсем», однако устроиться на работу было невозможно. Кандидаты заранее платили взятки! Доход полового составлял чаевые, что давали клиенты. Хорошим прибавком к заработку был обсчет, усушка, утруска и прочие хитрости, вроде левого алкоголя. Главный над официантами, метрдотель, тоже работал без оклада. Поэтому часть чаевых половой отдавал ему. Метрдотель делился с директором, хотя у того оклад уже был. Цепочка денег шла на самый верх, это железное правило работало без исключений. В советское время мало что изменилось. Осталось только понять: а как будет при коммунизме? Станут ли эти люди бодяжить коньяк?

Антон заинтересовался темой, но наши мысли перебил крутой перец.

— Эй, подожди, какой такой заказан? — он повел рукой, указывая на полупустой зал. — Куда взял недоразумение?

— Мест нет, — отрезал метр. — Прошу следовать за мной.

Вечерние бабочки зашушукались, только тихо, на уровне шума.

Вторя товарищу, мудрое слово попытался вставить другой гость:

— Зачем мест нет?

Сердитые вопросы остались без ответа. Видимо, перешли в категорию риторических. А что тут скажешь? По ходу, неожиданное решение метра закрывало тему кардинально, хотя пренебрежение статусом дорого гостя смахивает на оскорбление. На этом месте мог бы разгореться спор, и всё к тому шло. Например, острый диспут о проблемах семантики в социальной психологии. Ковбои любят смело спорить, ведь коллективный буллинг — их фирменный конек. При этом эмоциональный фон соседнего стола полыхнул таким раздражением, что ярче мог быть только взрыв вулкана «Желтый камень».

Однако вдали, в дверях, показался милицейский патруль. И за ним шли двое из ларца, что в серых костюмах. Красавчики, однако! Эту бы энергию, да на мирные цели… А подобные проблемы лучше давить в зародыше, там, на их родине. Только кому? Никому это не надо. Для подогрева коррупции у горцев полно денег, изъятых у населения честным путем. Поэтому ковбои будут всегда, пока не кончатся помидоры. А они не кончатся, потому что после ранних помидоров появятся клубника и черешня, а после них — персики. Потом инжир и хурма… И утомленные горцами граждане могут лишь ныть и нудить.

Тем временем веселая компания, смирившись с неизбежным и ставшая не такой уж веселой, направилась к выходу. Вечерних бабочек нарушители культуры забрали с собой вместе с недоумением, переходящим в возмущение. Ничего, еще не вечер, времени полно. Найдут себе место для насеста — там, где не так сильно борются за звание дома высокой культуры. На прощанье крутой перец обернулся — буркнул мэтру что-то резкое. Он пытался сохранить выражение лица «подбит, но не сломлен», только это уже была агония.

Так вышло, что именно у выхода сидел таксист Иван. С чашкой чая он поднялся, демонстрируя готовность выйти на свежий воздух, чтобы там быстренько начистить рожу кому надо. А что, этот может… Только я покачал головой: без нас справятся. А вот когда будем уходить, на улице надо держать ушки на макушке, ибо гости города могут задержаться и догнать по спине. А у нас еще не всё там вылечено!

Бывший представитель министерства культуры проводил гостей глазами. Те пересекли линию выхода, и это радовало. Что же, ничего не поделаешь: вселенная расширяется, и мы постоянно удаляемся друг от друга. Отметив приемлемый порядок на территории, Иванов закурил Мальборо как свой. А затем, разгоняя дым перед собой, взял быка рога.

— Значит так, Бережной…

Парень состроил внимательное лицо. А я занял удобную позу роденовского мыслителя, готовясь выслушать руководящие указания нового босса. Удобную, насколько это возможно было сделать лежа в голове у Антона.

— Времени на раскачку нет! — начал Иванов с искрометного лозунга. — Промедление смерти подобно. Некогда ждать у моря погоды, действовать надо решительно! Отпуска и увольнительные отменяются. Больничные закрываются. Вечерние прогулки побоку, переходим на казарменное положение. Общага на замок! Быстро сдаем сессию и…

— Ничего не выйдет, — сказал Антон.

Товарищ Иванов сбился с мысли.

— Почему?

— Мы и так живем хуже, чем в казарме, который уже день. Нам песня строем ходить помогает! А до занятий и после них тренируемся бегать.

— Зачем музыкантам бегать? — баронесса вытаращила глаза. Очевидно, что шлифовку музыкального мастерства с этой стороны алмаза она не рассматривала.

Парень хлебнул какао.

— Как зачем? Межвузовские соревнования. В пятницу нам предстоит защищать честь института на стадионе «Трудовые резервы».

Дирижеры переглянулись. Предупреждая очередной вопрос, Антон добавил:

— Больше некому, мы лучшие.

От такой неприкрытой правды товарищ Иванов крякнул. А парень продолжил изливать пояснения:

— Безвылазно репетируем. Сидим в Малом зале, как рабы на галерах. Жужжим, как пчелки над цветком! А на первомайские праздники уезжаем в Элисту.

— А в Элисту зачем?

Оба педагога с интересом уставились на Антона. В глазах их зрела догадка: наверно, бегать по улицам столицы Калмыкии, защищая честь института?

Парень независимо пожал плечами:

— Такая выпала работа: танцевальный конкурс. Мы быстро, туда и обратно.

— Так вы еще и пляшете, — недоверчиво нахмурился товарищ Иванов. — Чего еще я не знаю?

— Еще мы боремся за чистоту природы, — сообщил Антон. — На базе нашего оркестра создано молодежное движение «Защитим дикие тюльпаны».

Он не стал упоминать, что в ближайших планах у активистки кружка юннатов Ули Тулаевой стоит оборона коробочек дикорастущего мака, а в перспективе — охрана диких верблюдов.

Впрочем, перечень разносторонних талантов музыкальной группы и без того вышел настолько впечатляющим, что товарищ Иванов сдал назад.

— Ладно, потом поговорим, — махнул рукой босс. — А пока, на время моего отсутствия, будешь исполняющим обязанности.

— Хм, — закашлялся Антон.

А товарищ Иванов продолжал нагнетать пафос:

— Бережной, назначаю тебя старшим в оркестре!

Ну а что, почему бы и нет? Физруком нас уже назначили. Отсмеявшись, я продекламировал Антону интонациями товарища Иванова:

— Властью, данной мне богом, нарекаю тебя старшиной!

На это Антон горько вздохнул:

— Вот именно. Немного прошагал, пока не генерал. Но, может быть, я стану старшиной?

Мимоходом взглянув на крохотные часики, баронесса перевела взгляд на маркиза.

— Не пора ли нам пора? — предположил я финал встречи, и угадал.

Иванов без всякого сожаления произнес:

— К сожалению, время не терпит. У нас встреча по идеологии через полчаса.

— Спасибо, что пришел, Антон, — опираясь на трость, баронесса величаво кивнула головой.

— Вам спасибо! — парень поспешил вскочить.

Увидев такое дело, к столику подлетел официант:

— Счет, фрау Мария?

— Да, Миша. Запиши на номер Влада, — раскрыв сумочку, она достала пару пачек жвачки «Ригли». — Вот тебе сувенир.

Товарища Иванова такое волевое решение не обрадовало, однако он промолчал. А я настаивать на платеже даже не подумал. Еще чего! Не обедняют. Пусть контора за какаву платит, представительские расходы чекистов и не такой удар должны выдержать.

Антону баронесса протянула кусочек картона, похожий на визитку.

— На обороте номер телефона в этой гостинице. Позвони мне вечером, поболтаем насчет бабушки и ее компрессов.

Глава 29

Глава двадцать девятая, в которой не надо откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня

Площадка перед кинотеатром «Ростов» не впечатляла. Серые квадраты тротуарных плит казалась унылыми и обшарпанными, как собственно, и фасад, затонированный черным стеклом. Лишившись живых глаз билетных касс, ранее расположенных по краям, кубик здания стал еще более безликим. У кинотеатра давно не змеились очереди, «тут горький дух, тут пылью пахнет». Стыки ступенек и плит поросли травой, что подтверждало низкую проходимость этих мест. Пустыня в центре города…

Когда-то сей храм кино гремел славой, заслуженно гордясь огромным залом, кафе-мороженым на втором этаже и широким экраном в двести квадратных метров. Но всё проходит, прошло и это. Теперь здесь не показывают фильмов — невыгодно. А ведь сто лет назад лидер русской революции вел разговор не о барышах! И предлагал не пенки снимать: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино». Когда речь идет о влиянии на массы, трудно возражать вождю.

Впрочем, даже в страшных снах Владимиру Ильичу не могло привидеться, что кино это будет сплошь заграничное. Бездуховное рубилово с Джоном Рембо в полной красе, а не торжество блокбастеров уровня «Чапаева». Такой вот выверт отмены идеологии с беззастенчивой пропагандой буржуазного образа жизни. И более всего удивительно, что умерло и это киноискусство — пошло ко дну ледоколом «Титаник».

Завсегдатаи интернета шепотом поговаривали, будто внутри «Ростова» еще теплится жизнь. Вроде там идет отличная от кино движуха, почему-то именуемая культурной, а не загробной. Новый хозяин здания всячески поддерживал мутные слухи, мол, вместо кинотеатра открылось уникальное арт-пространство под видом коворкинга. И там, внутри — полно культурности. Вот только одним из проявлений коворкинга стала сезонная распродажа белорусской обуви и ивановских трикотажных трусов.

Куда катится этот мир? Создается впечатление, что даже боги сие не знают. Выйдя из неброского автомобиля «БМВ», полковник Подопригора выпрямился в полный, более чем двухметровый рост. Повел плечами, но потягиваться не стал, просто отбросил глупые мысли и взглянул на часы. Точность — вежливость королей, и это удалось, несмотря на пробки! Удовлетворенно кивнув себе, начальник Центра по борьбе экстремизмом неспешно огляделся.

Никаких проблем не наблюдалось, потротуару текла обычная городская толпа. Разношерстное многолюдье, разбавленное хулиганами на самокатах, вызывало привычный вопрос: откуда их столько? Не самокатчиков, нормальных людей. Потому что не очень похоже, что одни устало тащатся с работы, другие же спешат по вторую смену. Впрочем, если не придираться, то глаз радовали короткие юбки, которые прекрасно сочетались с весной. А снующие в разные стороны доставщики еды подтверждали тезис, что жизнь продолжается. Как ни крути, «а жизнь моя течет, течет и катится, течет и катится ручьем и колесом».

Полковник Подопригора оставил без внимания коворкинг с белорусской обувью, а также стремительные марш-броски электрических самокатчиков. На ходу подтягивая черные джинсы «Босс», он направился по диагонали — прямиком в чайхану, что распласталась на краю площади.

Приземистое здание так и называлось: «Чайхана». Незатейливая вывеска двойного толкования не допускала, вроде бы русским языком написано предназначение. Но для иностранных гостей по стене пустили лайтбокс с крупными буквами перевода: «Lounge Cafe». Типа, заходи, дружок, расслабься. Посиди, покури кальян. В конце концов, поюзай свой личный парогенератор под кофеек с коньячком. И заплатишь дороже, чем в других местах, потому что релакс денег стоит.

На стеклянной входной двери болталась яркая табличка «Закрыто», которую для надежности дублировал крепкий вратарь в костюме. Решение верное, потому что наш народ любит подергать закрытую дверь. После чего как-то проникнуть внутрь и удивленно поинтересоваться: «А вы что, не работаете?».

Сейчас же желающих полной расслабухи не наблюдалось. Полковник оказался единственным человеком, стремящимся в чайхану, и это удалось с ходу. Костюмированный мужчина молча распахнул дверь, впуская гостя, а затем щелкнул замком за его спиной. И нерушимой скалой замер снаружи в позе морского пехотинца USMC — ноги на ширине плеч, руки сомкнуты за спиной, голова гордо поднята.

Ничего похожего на чайхану полковник внутри не обнаружил. Ни достархана тебе, ни ковров, ни разбросанных везде парчовых подушек. Не было даже тихой музыки и танцовщиц с голыми животами. Весь интерьер составляли деревянные столы и массивные стулья — обычное убранство забегаловки с претензией на солидность. Поэтому Подопригора снимать обувь у порога не стал, а прошел в угол, где расположился единственный посетитель заведения. Перед ним стоял пузатый стакан с чаем и несколько розеток с медом, вареньем, кусковым сахаром, а также просто засахаренными фруктами.

Где-то вдали тонко пропикало, и торжественный голос диктора объявил: «Московское время пятнадцать часов. В Петропавловске-Камчатском — полночь».

— Здравствуйте, уважаемый Гасан Рамизович, — сказал полковник, присаживаясь напротив. На стол он выложил сжатые кулаки нехилого размера, с пивную кружку каждый.

Пожилой мужчина вежливо поздоровался в ответ. С его характерной восточной внешностью как-то не вязался пресловутый ярлык «лицо кавказской национальности» — лицо это отражало явный интеллект. Бородка мужчины была аккуратно стрижена, щеки гладко выбриты, рубашка богата, только вот прожитые годы все эти приемы скрывали плохо.

Седой как первый снег, но всё еще крепкий, вставать он не стал. Вместе с этим, приложив руку к груди, предложил покушать, что душа желает. Меню лежало на столе, полковник взглянул. Там значился стандартный набор: суп с тефтелями кюфта-бозбаш, пельмени хингял, шашлык шиш-кебаб, каша кускус, голубцы системы долма, шах-плов с бараниной и вездесущая шаурма.

Подопригора пожал плечами, а сухой старик со значением в голосе произнес:

— Люди старались, готовили. А, Сан Саныч?

Как по мановению руки рядом с ними возник чайханщик в переднике — круглолицый, плотный, но не толстый. Он приветливо улыбался.

— Я бы с удовольствием поел, только некогда, — в голосе полковника сквозило искреннее сожаление. — Однако с собой возьму по три порции всего, кроме супа и шаурмы. Боюсь, жидкое разольется, а шаурма не полезет — приелась по будням.

Чайханщик кивнул, выставляя новые вазочки и блюдца с лепешками:

— Доставим, куда скажете.

— Не надо доставлять, вон моя машина стоит, — полковник показал пальцем в окно. — Водитель примет.

— Чай черный, красный или зеленый?

Старик пил черный, поэтому Подопригора счел разумным двигаться в потоке:

— Пожалуй, не воздержусь от черного.

Для восточного человека чаю испить — только предложи. В любое время будет в самый раз. Чай на столе означает, что жизнь еще не закончилась, и по правилам азербайджанского этикета любое застолье начинается с чая. А когда очередь доходит до десерта, снова подают чай. На Востоке часто повторяют: «Страсть, которая всегда с тобой — это чай. Если хочешь — есть чай, если любишь — есть я, а если уходишь — есть путь».

Зная правила, Подопригора подцепил на ложку орех в меду, посмаковал, потом откусил кусочек пахлавы. Так можно, говорить сейчас не его очередь. Ощутив сладость, он пригубил янтарной жидкости из пузатого стакана армуду. Такой сосуд в Турции зовется «бардак», а хитрая форма посуды позволяет сохранять оптимальную температуру чая.

Это важно, потому что старик начал издалека. В рамках программы «жирна ли шерсть у ваших баранов» поинтересовался здоровьем жены, детей и внуков полковника, высказал удовлетворение положительным ответом. Сообщил, что похвастать здоровьем родных не может. Помолчал, подливая себе чай.

— Прошу прощенья, что отрываю от важных дел, — блеснул он очками в оправе тонкого серебра. — Но жизнь, Сан Саныч, несется вперед, и каждый день меняет свои правила…

Эту прелюдию полковник мягко прервал — слушать он умел, только не сегодня.

— Я тоже прошу меня простить, уважаемый Гасан Рамизович, но времени нет ни на обед, ни на любезности, — он взглянул на часы. — Однако ваши старейшины задерживаются.

— Они не придут.

— Чего так? — полковник удивился, а потом догадался: — Неужто заболели вместе со всеми?

— К сожалению.

— Мои соболезнования.

Старик кивнул, поглаживая бороду:

— Болеть всегда плохо.

— Да уж, ничего хорошего.

— С другой стороны, вопросы стало легче решать, — неожиданно признался старик.

— Как это может быть?

— Я остался один и полностью уполномочен. Спорить не с кем.

— А я думал, у вас такие же порядки, как в Единой России. В смысле, голосуете единогласно, — хмыкнул полковник. — А если кто против, как Наталья Поклонская, так тех в ссылку отправляете.

— Всяко бывает,— невозмутимо ответил старик и двинул по столу сложенный лист бумаги. — Но ближе к делу, Сан Саныч, раз вы спешите. За внука огромное спасибо, но родственники очень просят за этих людей.

Подопригора нахмурился. После повальной инфекции возле автосалона «Тойота», что случилась с «мирными» протестующими, всех пострадавших разместили в аксайской городской больнице. Сам город накрыли панические слухи и последующий карантин. Потом под видом врачей МЧС в палатах появились секретные ученые из-за Урала. Они никого не лечили, зато отбирали множество биопроб, исследовали одежду и воздух. Даже пробы почвы и воды в округе взяли.

Проблема начала решаться, когда в помощь химикам-токсикологам прибыл десант военных медиков из Москвы. Те умели не только анализы брать. А за тяжелобольным турецким бизнесменом прилетел специальный борт, оборудованный санитарами, реанимационными приборами и нутрициологами. На воздушный чартер было дано высочайшее разрешение. Лечение антидотами внутри самолета произвело определенный эффект, поэтому богатому буратине разрешили вылет домой для продолжения лечения. На текущее дело о пьяном ДТП с наездом просто закрыли глаза.

Под шумок в самолет загрузили несколько «тяжелых», включая внука старика. Начальство не возражало, и понять их было можно: больница переполнена, ресурсов не хватает, персонал запуган слухами о полонии и веществе «Новичок». При этом эксперты не подтвердили химико-биологическое заражение. Не то что бы ядовитого дуста, вообще ничего. А когда не обнаружили даже намека на дизентерию, тогда решили: да пусть летят куда подальше, раз хотят! Отказ от всяких претензий подписали все больные пассажиры.

— Родственники очень просят, — повторил старик, чем отвлек от раздумий.

Полковник развернул лист и вчитался. Некоторые фамилии заставили его поднять бровь.

— Послушайте, но тогда всё было иначе. В смысле, сразу отпустить вашего внука было проще, — засомневался полковник. — А теперь, когда оформили протоколы и возбудили уголовные дела?

В подобных ситуациях судебная власть действует просто: основную массу азербайджанцев, что нарушили закон, ждет депортация на родину. Зачинщикам безобразий впаяют реальные сроки. Но позже, скорее всего, отбывать их отправят домой. Естественно, въезд в Россию подобным типам закроют. Обладателям российских паспортов присудят условные сроки и штрафы. А организаторов митинга никто искать не станет, такова жизнь. Объяснение здесь простое: организаторов не было, а были дети гор, травмированные интернетом. У всех навороченные телефоны! И закрытые группы в социальных сетях, где призыв о помощи разносится мгновенно. Конечно, они не террористы. Обычная банда хулиганов. И конечно, они сожалеют.

— Беспорядки на несанкционированном митинге, незаконное пикетирование, сопротивление при задержании, — протянул полковник, — нарушение сохранности зеленых насаждений. Даже не знаю.

— У немцев есть замечательная поговорка: «Geizhals zahlt doppelt», — ответил старик, — что в переводе означает «скупой платит дважды». Придется и нам так сделать.

— Вот как? — задумался полковник. — Что ж, я тоже подумаю, что тут можно предпринять.

— Надо сделать сегодня, Сан Саныч. — старик оставался невозмутимым, но полковник почувствовал скрытое напряжение.

— Я чего-то не знаю?

— Видимо, до вас еще не довели. Получено разрешение на очередной медицинский рейс, который прилетит ночью. Этих людей надо включить в список «тяжелых». Родственники будут очень рады и, я думаю, втройне благодарны.

— Хорошо, — согласился полковник после некоторых раздумий. — Придумаем чего-нибудь для самых тяжелобольных. Вам, я гляжу, удалось избежать заражения?

— К сожалению, не удалось, — старик покрутил морщинистой шеей, будто ворот льняной рубашки от Бриони давил горло. — Но меня вылечили.

— Так-так, — тихо произнес полковник. — Прошу вас, еще раз и подробнее.

Глава 30

Глава тридцатая, в которой выясняется: китовая акула может заживить глубокую рану и даже отрастить новый плавник

Подопригора уже никуда не спешил. Хотя вначале так не казалось, а сама встреча выглядела рутинной. Предстояло получить очередную просьбу диаспоры, выпить стакан чая и двигаться дальше, чтобы решать текущие вопросы. Однако о случаях успешного лечения новой болезни он еще не слышал. А ведь протекает она тяжело, и сопровождается всякими бедами вроде рвоты с диареей.

Собеседник тянуть не стал:

— Я думал, что уже всё, пора прощаться с родными.

Полковник едва удержал себя от острого желания поёрзать.

— Вот как?

В голосе звучал вопрос, и старик на него ответил:

— Меня подняла теща.

— Очень интересно…

— Она немного ведьма, — старик понизил голос. — Как у русских говорят, типа бабушка Яга.

— Понимаю вас, — задумчиво пробормотал полковник.— Моя теща, царство небесное, была еще та мегера. Хотя она умела только одно: ведрами пить из меня кровь.

— Вы не так поняли, Сан Саныч. Моя теща Валида-ханым умеет колдовать в буквальном смысле. Пошептала, дала выпить отвара дикого мака с травами — и все прошло. Точнее, действий было больше, однако это детали.

— Как-то просто у вас, — покачал головой полковник, сдерживая улыбку. — И антинаучно.

— Антинаучно? Да, я тоже так считаю, — старик поджал губы и пожал плечами. — В старые времена советская пропаганда подобные вещи называла невежеством, мракобесием и эзотерическим бредом. По большому счету, медикаменты кажутся надежнее. Но всегда ли они помогают? Как видите, я здесь, а все остальные — там.

— Скажите, а чего же ваша теща остальных не оживила? — поднял Подопригора очевидный вопрос. — Страждущих и сирых полная больница.

— Старая она, и без того еле ходит. А тут все силы на меня положила, теперь сама лежит. Очень уж сильная порча оказалась.

— Порча? — переспросил полковник. — Хотите сказать, что вас кто-то сглазил цыганским образом?

— Да, если брать в первом приближении. Только сглаз — это цветочки в медицинском смысле. Такая неприятность, когда плохой человек на кого-то зыркнет недобро. А по нам ударили проклятьем.

— Хм, ударили проклятьем… — пробормотал полковник. — Какой-то фильм ужасов.

— Проклятьем называют особый наговор, который читает ведьма. При этом она желает лютого зла своим врагам. От наговора ведьмы враги приходят в ужасное состояние, десятикратно худшее, чем когда съели что-то несвежее. При этом их накрывает иррациональный страх, переходящий в страх анальный. И всё это вместе пробирает до кишок.

— То есть вас не отравили, а сглазили? — из каши слов полковник вычленил главное.

— Именно поэтому военные медики не обнаружили отравляющих веществ. И ничего химического не найдут, потому что нас отравили проклятьем, а не токсичным газом.

— Не на вас одного навели порчу, а прокляли всех?

— Да.

— Так-так, — задумался полковник. — Протестующие заболели у автосалона «Тойота», а турецкий бизнесмен совсем в другом месте, в гостинице. А вы, кстати, где находились в это время?

— Дома. Как и другие наши старейшины, которые тоже спали в собственных покоях.

Из этого сообщения вытекала интересная деталь: базарный истеблишмент не миновала чаша сия. Хотя на стихийном митинге их не было.

Подопригора побарабанил пальцами, а затем пробормотал:

— Очень интересно. Вас всех прокляли, как вы говорите, в один момент…

— Да.

— И кто, если не секрет?

Старик темнить не стал, ответил сразу:

— Мы разозлили старуху Джадды, когда направили свой гнев на тех стрелков в торговом центре «Тойота». И Джадды обратила нашу злость против нас. Странно, что сразу не убила.

Полковник напрягся, энергично листая страницы памяти. Ничего похожего на это имя там не выявлялось.

— Вам известно, кто такая эта старуха Джадды?

— Конечно, — признался старик, блеснув темными, совсем не выцветшими глазами. — Именем Джадды пугают маленьких детей. Она живет высоко в горах, держит коз, и варит из зерен пшеницы старинное пиво «боза». Джадды очень похожа на бабу Ягу. Но, в отличие от русской бабушки, эта старуха не кушает добрых молодцев. Она лишь отбирает непослушных детей у родителей, а потом торгует ими, получая взамен золотые монеты. Джадды угощает пивом джиннов, которые помогают ей воровать маленьких детей. А волков Джадды подкармливает козьим сыром, и за это серые охраняют ее в набегах.

На лицо полковника легла тень, и по мере рассказа его недоумение росло. И только воспитание не позволило взорваться.

Старик отпил чаю и хмыкнул понимающе.

— Не хмурьтесь так, Сан Саныч. Вы спросили, я ответил.

— Вы мне рассказали сказку, в которой баба Яга ворует детей!

И снова старик невозмутимо кивнул:

— Можно с иронией относиться к телепередаче «Битва экстрасенсов»…

— А к какому шоу можно относиться иначе? — кивнул полковник.

— … только реальная жизнь гораздо сложнее.

— Вот здесь согласен.

— В реальной жизни бывает всякое. Впрочем, это теория, — сказал старик, — а на практике нас прокляла Хильда Вагнер.

— Шведка Хильда Вагнер из сервиса «Тойоты»? — уточнил Подопригора.

— Я так думаю. Просто больше некому.

Полковник поднял руки — эта гипотеза не лезла ни в какие ворота.

— Послушайте, уважаемый Гасан Рамизович. Для начала вспомните: Хильда Вагнер — молодая женщина!

— Не молодая женщина она, а шайтан в юбке, — спокойно возразил старик. — Джадды способна прикидываться кем угодно! Когда речь идет о жизни, она молода и красива. А когда доходит до смерти, Джадды всегда приходит в образе старухи с косой. Не только у нас, у всех народов это истинное обличье смерти.

Полковник ухватился за последнюю мысль:

— Значит, до смерти еще не дошло?

— Пока нет. Ведьмы никогда не ищут лишнего внимания, им не нужны случайные жертвы. Видимо, Хильду Вагнер полностью устраивал сложившийся образ жизни в «Тойоте» — хорошая зарплата, приличный офис, разъезды по миру. И не она первая напала! Когда турецкий бизнесмен ударил ее автомобилем, она затаила обиду. Ведьму задавить невозможно, для нее это нелепая угроза. Но рассердить — запросто. Она подлечила себя и волка, а для наказания виновного вызвала адвоката. Она хотела справедливого возмездия, а не смерти, поэтому решила наказать турецкого бизнесмена легальным способом. Только вот помощники бизнесмена не поняли всей серьезности, восприняли это как слабость… Обычное заблуждение восточных людей. И всё пошло, как пошло — наперекосяк.

— Про случаи лечения сглаза я слышал, — пробормотал полковник. — И не раз. Но не видел. А можно переговорить с вашей тещей?

— В ближайшее время вряд ли. Валиде-ханым плохо, — сдвинув седые кустистые брови, старик поднял взгляд. — И сразу предупреждаю: если вы желаете узнать свое будущее, то гаданием моя теща не занимается. Таких талантов у нас нет.

Полковник жестом открестился от желания приподнять завесу тайны, чтобы узнать будущее:

— Нет-нет. Религиозно настроенные люди утверждают, что нельзя заглядывать за грань возможного. Даже пытаться не стоит — вроде бы это грех.

Старик кивнул и продолжил предупреждать:

— А если вы насчет лечения… Тут тоже всё просто. В больницу Валида-ханым больше не пойдет, за кого бы вы ни попросили. Там же и ваши лежат, верно?

— Хм, — смутился полковник. Видимо, такие мысли были. — Почему не пойдет?

— Там всюду витают миазмы боли и страха. Больница переполнена, и концентрация негатива предельна. Теща сказала, что еще раз такого не выдержит.

— Понятно, — вздохнул полковник. — Пусть Валида-ханым выздоравливает, дай бог ей здоровья.

— Уже поправляется. Слава аллаху, жена знает, что делать в таких случаях, выхаживает мать. Как говорится, «Mann und Weib sind ein Leib».

— Муж и жена одна сатана? — кивнул полковник.

Старик прищурился с хитрецой:

— Вот-вот. А у меня жена и теща — одна сатана. Только это между нами, хорошо?

Полковник понимающе прищурился в ответ:

— Семейная тайна?

— Не в этом дело, — отмахнулся старик, — хотя и это тоже. Знаете, у нас в семье никогда не было пострадавших от сглаза — теща за порядком следит и своевременно принимает меры. А в этот раз она сказала, что Джадды нельзя винить. Она защищалась. И неважно, что кто-то стрелял, а кто-то всего лишь ругался — Джадды услышала. И ответила. Стрелявшие в нее умерли, остальные заболели. Ведьма в своем праве, мы сами виноваты.

— Хм, — крякнул полковник.

— Когда я прошу вас оставить это между нами, то не опасаюсь огласки. Я не боюсь пересудов и смешков за спиной. Переживу. Как говорит молодежь, «пофиг»?

— Так и говорит.

— Дело в том, что я беспокоюсь за тещу. Людей без совести и достоинства полно, начнут бегать за помощью. Скажут: она же может лечить, ей не трудно… Пусть лежа лечит. И как отказать? А у нас куча своих дел. Если вы помните, я бухгалтер клана, Валида-ханым мне помогает. У нее до сих пор острый ум и, несмотря на преклонный возраст, эйдетическая память. Гений финансовой аналитики! А бухгалтерские проводки без компьютера помнит. Одна беда — ноги плохо ходят. Ищем хорошего врача, только где его взять? Шарлатаны уже утомили.

План в голове полковника созрел моментально: надо помочь. Теория гласит, что людям, с которыми вряд ли еще встретишься, помогать надо исключительно за деньги. И совсем другое дело, когда рассчитываешь на взаимопомощь. Интуиция не возражала, дружба с неведомой тещей старика угрозы не несла. Наоборот, здесь виделась возможность дополнительной информации и возможные необычные услуги. Да ради такого можно и госпитализацию устроить, назвав ее своей собственной бабушкой! Если не сразу, то потом контакт пригодится, чем черт не шутит, в жизни всякое бывает.

— В военном госпитале есть отличный невролог с большим опытом. Знаком лично, — сказал он. — Проверено: мин нет. В смысле, не подведет. Могу договориться о консультации. Если что, там же найдем ревматолога и ортопеда.

Старик ожил:

— Буду признателен! И благодарен.

— Что бы там ни было, но здоровье тещи — это святое. Вечером перезвоню. В крайнем случае, завтра, — решил полковник. — А как вы себя чувствуете?

— Терпимо, благодарю вас. Философ Фридрих Ницше как-то заметил: «Was mich nicht umbringt, macht mich starker». Иначе говоря, что не убивает, делает нас сильнее.

Полковник хмыкнул про себя. Еще бы! Естественно, что хитрый дед, любитель немецкой классики уровня Гейне и Гете, стал сильнее. Уж в этом Подопригора не сомневался. Как и в том, что единоличное командование по душе любому генералу. В таких условиях делиться властью, как и спешить с оживлением совета старейшин, было бы глупо.

Только вслух сказал иное:

— Дай бог, дай бог.

— Наши действия есть продолжение воли аллаха, — философски ответил старик. — Значит всё, что случилось со мной и этими людьми, есть воля его.

— На аллаха надейся, а ишака привязывай, — пробормотал себе пол нос полковник.

Тем временем собеседник выпрямился и принял торжественный вид. Видимо, перешел к главному:

— Турецкий бизнесмен — уважаемый человек, полный больших достоинств. Но адвокатов и помощников в деле Хильды Вагнер он подобрал плохо. Этих помощников уже не спросишь, они держат ответ перед аллахом. И я промолчу, ибо те, кто злословят об умерших, тоже буду отвечать перед всевышним. Поэтому сразу к существу вопроса. Сан Саныч, у меня официальное заявление от имени нашей диаспоры. Когда вы найдете эту Хильду Вагнер, а вы ее найдете, передайте: у нас нет претензий. Мы сами виноваты в произошедшем, и приносим свои извинения. Мы согласны со всеми досудебными претензиями в адрес турецкого бизнесмена. К сожалению, нам только непонятно, куда перечислить деньги.

— Погодите, а как же ее адвокат? — припомнил полковник. — Весьма колоритная личность! Он тут всем плешь проел своими кляузами.

— Сразу после перестрелки адвокат улетел в Москву. И как выключил телефон в самолете, так и не включает. Геолокация его не находит. Понять человека можно — а вдруг стрельба разразится снова? Такая же проблема с номером Хильды Вагнер. Но тут сложнее, телефон мог пострадать в перестрелке. Мы попросили шведских друзей найти ее отца — не удалось. И дочери ее нет дома. И телефоны не отвечают, также выключены. Одна надежда на вас, Сан Саныч. Помогите, мы будем очень признательны.

Принимая просьбу, полковник согласно кивнул. А старик повел рукой:

— Немецкие пословицы советуют нам меньше говорить, а больше думать. В этом смысле я вел себя неправильно, когда много говорил. И знаете почему? Я хочу, чтобы вы понимали, с кем имеете дело. Не надо на нее браниться, и не надо ее злить… А мы с вами еще не все вопросы порешали.

— Меня часто обзывают толстокожим, — хмыкнул полковник. — Это не так. Просто к своим подопечным я отношусь без любви и без ненависти. Это работа, которую я стараюсь делать с незамутненной головой и минимумом эмоций.

— Вот-вот! Хорошо сказано, именно это я имел в виду. Когда найдете Хильду Вагнер, не пытайтесь на нее давить, Сан Саныч. Она шайтан, но в данной ситуации она пострадавшая сторона. И не вздумайте трогать ее волка!

— Какого волка?

— Джадды везде ходит с волком, похожим на овчарку. Если дело дойдет до серьезной драки, никому не поздоровится. Сколько бы врагов ни было, эта зверюга на куски всех разорвет. Видели польских футбольных фанатов? Волк Джадды еще хуже. Берегите себя, Сан Саныч.

Подопригора поднялся, чтобы вежливо попрощаться.

А старик никуда не спешил, он налил себе еще чаю. За все время беседы в зале не появилась ни единая душа, даже чайханщик куда-то пропал. Лишь за закрытым окном раздачи ощущалась активность, там гремела посуда и что-то шипело. Эти адские звуки вдруг перекрыл бодрый радиоголос, радостно сообщивший: «Сегодня в городе будет тепло, более двадцати градусов по Цельсию. Ветер умеренный, временами порывы, возможны грозы. Ночью ожидаются заморозки на почве».

Впитав полезную информацию, полковник вышел. Мужчина в костюме предусмотрительно посторонился. Запирать за гостем дверь не стал, оставил распахнутой. И молчанье не нарушил — гордо удалился внутрь, унося с собой табличку «Закрыто». На окружающий мир он продолжал смотреть с прищуром — так делает столбовой дворянин, на башмаке которого обнаружилась собачья какашка.

А погодка, в самом деле, радовала солнцем, мягким настолько, что даже ветер старался быть приятным. Облака по синему небу бежали высоко и ничуть не грозовые, а кипенно-белые. Вместе с ними спешили по своим делам девушки. Казалось, они успели за это время еще более укоротить свои юбки и топы.

Подопригора на ходу достал телефон, ткнул в экран и буркнул:

— Дико извиняюсь. Виноват. Буду через десять минут. Гороховый суп? Буду.

Затем позвонил водителю:

— Отбой тревоги. Передай Второму и Третьему — свободны. Дальше я сам, пройдусь пешком с Четвертым. А ты отвези пакеты ко мне домой. Марина накормит, чем захочешь, там полно всякого. Потом выдвигайся на угол Суворова и Нахичеванского.

Покончив с одним делом, полковник неспешно двинулся к другому. Людской поток обтекал его, напоминая сентенции о стремительности жизни. Ничего не поделаешь, жизнь несется вперед, постоянно меняя свои правила и удивляя новыми гранями.

Глава 31

Глава тридцать первая, в которой правил больше нет — я не умею жить по-другому

Столовая «Ложка-Поварешка» позабавила своим интерьером. Внутри она оказалась настоящей столовой из прошлого: небольшой уютный зал, аккуратно заставленный столиками, герань на подоконнике, краснеющие под потолком тряпочные абажуры, тихая легкая музыка. Завершением винтажной классики явилась линия раздачи пищи и ее конечная остановка — солидная кассирша в кокошнике. Эта вишенка на торте стала несомненным украшением антуража.

Милая столовая! Всё как на заводе, где Подопригора начинал трудовой путь перед закатом СССР. Оказывается, время быстро бежит: уже и забыл, как это выглядит. А что, бедненько, но чистенько. Не наблюдалось только очереди, хотя кое-какие едоки в зале имелись.

За угловым столиком Артем Трубилин вкушал пирожки. Возле него смеялась пухлая повариха, делая при этом вид, будто складывает на поднос грязную посуду.

— Привет!

Подопригора сказал это Артему, но сам смотрел на рослую деву в белоснежном переднике. С определением «пухлая» он, пожалуй, ошибся. Вернее было бы назвать ее крепкой. Женщины оценивающий взгляд чувствуют сразу — и эта обернулась. Кокетливым движением поправила рыжий локон волос, вылезший из-под гипюрового колпака, сверкнула белозубой улыбкой. А потом смела со стола невидимые крошки и грациозно упорхнула с полным подносом.

— Как жизнь, Артем Борисыч?

— Норм, — ответил Трубилин. — Как сам, Сан Саныч?

— Жрать хочу. Где мой гороховый суп?

— Сейчас все будет, иди руки мой, — стаканом компота Трубилин указал верное направление.

— Давайте-ка, ребята, закусим перед стартом, — пробормотал Подопригора, хватая с блюдца пирожок. — У нас ещё в запасе четырнадцать минут.

— Эй, какой такой запас? — возмутился Трубилин. — Ты опоздал на полчаса. Я уже поесть успел!

Оправдываться Подопригора и не подумал, поскольку рот был занят. Большие начальники редко страдают пунктуальностью, однако он таким не был, ценил свое время и время своих собеседников. Только вот обстоятельства, обстоятельства… Да и по телефону уже извинился. Сан Саныч молча отправился в указанном направлении, а когда вернулся, на столе дымилась глубокая миска супа.

— Ого, — оценил он, — вот это порция! Мне уже нравится ваша столовка, сэр.

— Рекомендую отведать горчицы, — великосветским тоном подсказал Трубилин. — Боюсь показаться грубым и неотесанным, но сегодня вкус горчицы с особенной пикантной ноткой. Не соблаговолите ли вы оценить сие чудо, милостивый сударь?

— Да как два перста оросить, друг мой, — кивнул собеседник.

И без проволочек взялся намазывать горчицу на кусок черного хлеба. Безжалостно, толстым слоем. Намазал и сразу откусил.

— Ну как?

— Сладкая до слез, бодрит невероятно… — прохрипел Подопригора, сдерживая кашель. — За душу берет!

Вот только слез сдержать не удалось. И, чтобы загасить пожар, перекинувшийся в утробу, пришлось срочно закинуть туда пару ложек супа. В это время снова нарисовалась повариха в белом переднике. Выставила с подноса два компота и пирожки на блюдечке, лукаво улыбнулась на мокрые щеки Сан Саныча, и тихо удалилась. Причем ушла так, что оба полковника посмотрели вслед. Про подобных молодых особ меж собой говорят так: «интересная женщина в теле была мило весновата и зело черемна».

Но Сан Саныч тему рыжих красоток развивать не стал.

— Скажи, а разве здесь не самообслуживание? — с трудом отвел взгляд он.

— Самообслуживание. Только не для всех. По крайней мере, не для меня.

— Круто.

Что он имел в виду, осталось непонятным — то ли о супе вел речь, то ли о горчице, то ли об уровне блата Трубилина.

— А то, — загордился тот на всякий случай.

— Ладно, Артем Борисыч. Говори, зачем звал, — зачерпнув суп, Подопригора подул на ложку. А ведь до этого глотал, не ощущая…

— Я звал? — поразился Трубилин. — Отнюдь нет! Я только место выбрал. А на рандеву звал меня ты.

— Тогда извини, — не смутился Подопригора. — Когда я ем, я глух и нем, хитер и быстр, и дьявольски умен.

— А я нормальный, — пробормотал Артем Борисыч, — и открыт к диалогу.

Следом за полковником в обеденную залу вошел неприметный парень. Скинув серую ветровку, он огляделся. Взял пустой поднос из стопочки, вилку с ложкой из стакана, и пошел по линии раздачи, разглядывая блюда и принюхиваясь. Что-то после исследований ставил себе, что-то отвергал. По пути успел не только витрины оценить, но и компот выпить, благо брал два. Рассчитавшись картой, внимательно осмотрел зал — в поисках месте, естественно. И сел лицом ко входу.

Равномерно работая ложкой, полковник быстро расправился с супом. А копченые ребрышки обглодал еще быстрей.

— Компот на столе вижу, — сказал он. — А где котлета с макаронами?

— Котлета мне не зашла, поэтому для тебя заказал просто двойной суп.

— Смелое решение! Но не осуждаю. Похлебка годная, — согласился Подопригора. — А ты вот так, значит, проводишь время… Руками пожираешь добрую гороховую пищу, а глазами — крепкую повариху?

Трубилин на подначку теряться не стал.

— Мы, спецназ ФСБ в отставке, приучены к скромности, — сообщил он. — Нам по душе вкусный суп днем, а вечером сладкий секс.

— С поварихой?

— А почему бы и нет? Работяги тайной войны не ровня вашему избалованному полицейскому начальству, которое привыкло принимать изысканную пищу в роскоши.

— Это как, интересно?

Трубилин принялся загибать пальцы:

— Громкая музыка, мерцающий свет, кальян с легкими наркотиками. В этом призрачном мире полицейские боссы считаются неотразимыми мачо у сочных куколок, извивающихся в танце. Гороховый суп им подают полураздетые официантки и поварихи. Только вместо копченых ребрышек там полукопченый пенис тигра с белыми трюфелями, не меньше.

— Ни фига себе, — изумился Подопригора. — Значит, вот так, по-твоему, выглядит роскошь… Канкан в исполнении кухонных работниц? Трюфеля с хреном? Как много вашей разведке известно о тайной жизни полиции! Но это, друг мой, устаревшая информация.

— В каком смысле?

— В буквальном. Всё наше полицейское начальство разогнали.

— Как это? — встречное удивление Трубилина нарастало и выглядело натуральным. — Ничего такого не слышал!

— Официальный приказ будет оглашен завтра. Кого на пенсию отправят, кого в дальние края зашлют — «в связи с переходом на другую работу». Что характерно, без слов благодарности за проделанную работу. И уже сейчас в городе начинают действовать сплошные «ИО», то есть исполняющие обязанности.

— Хм… За какие грехи такое наказанье?

— За всё сразу. За взрывы на складах, за смертельный пожар в ресторане, за депутата Солдатченко с его охранной фирмой, за пулеметчика в центре города… Теперь и за перестрелку в автосалоне «Тойота». Там список упущений приличный, на целый лист. Обычной халатностью не отделаются.

— В городе одну полицию штормит? А как же следственный комитет?

— Такая же фигня. Только у следаков всё делается медленно, как в танго — их перетрахивать начнут на следующей неделе.

— А как ты думаешь, почему ФСБ не тронули?

— А их не тронули?

— Я бы знал.

— Видимо, там сложнее. Егор Кузьмич, глава областной конторы, попал в госпиталь еще до последних событий. У него образовались проблемы со слухом, какое-то редкое заболевание ушей. Лечебные процедуры помогают, но плохо. Вместе с ним загремела его правая рука, майор Ильин. У этого бедняги такое второй раз.

Трубилин об этом слышал и знал поболее, но комментировать не стал. А собеседник продолжил:

— Так что если ФСБ и тронут, то не сейчас. Лежачего не бьют, знаешь ли. А вот что будет дальше… Злые языки утверждают, что после душной паузы бывает гроза. В смысле, красивый звездопад с погон всего уездного бомонда.

— Очень похоже на военный переворот, — пробормотал Трубилин. — В смысле, на полицейский разворот.

На этом военно-политические новости не закончились, Подопригора не стал их скрывать, пошел дальше:

— Про гаишников говорить надо?

— Не надо, — кивнул Трубилин. — Этих давно уже трусят, скоро от козликов рожки да ножки останутся.

— Рожки тоже причесать можно, — пообещал Подопригора, и сообщил очередную бомбу: — Самое печальное произошло на таможне. Сегодня с утра в своем кабинете задержан заместитель начальника таможенной академии.

— За что?

— Его обвиняют в торговле наркотиками. Якобы этот ученый муж организовал подпольную лабораторию и широкую сеть по сбыту наркотических препаратов, в которую вовлек других людей и курсантов академии. Не чурался бизнесмен от таможни и современных технологий, с торговлей через серый интернет.

Новость сия была Трубилину известна более подробно. Ученого мужа взяли чекисты, а следователи СК уже нашли подпольную (в буквальном смысле) лабораторию и в ней около тонны прекурсоров наркотических веществ. Однако разговор следовало поддержать:

— Да что ты говоришь! Ишь ты, какой профессор таможенной службы в интернет-магазине…

— Там все серьезно, — припомнил Подопригора, — даркнет, курьеры, закладки.

— И какие ваши доказательства?

— Прямо в кабинете ученого изъято пять килограмм «синтетики». Это сразу тянет на особо крупный размер. Академик сотрудничает, обыски продолжаются.

— Думаешь, таможенное начальство слетит?

— Как два перста об асфальт!

— Так-так, — задумался Трубилин. — Всем сестрам по серьгам настучали, всех отжарили… А тебя не тронули?

Подопригора рассмеялся:

— А меня-то за шо? Я там только рядом стоял, экстремизма в тех делах нет. А если и подозревали терроризм, то всей текучкой занимались чекисты со следаками — сразу дела себе забрали. Полицию привлекали, это да. Я тоже был на подхвате, но лишь отдельные поручения выполнял.

— Послушай, Сан Саныч, это так не работает, — нахмурился Трубилин.

— А что не так?

— Когда обосрались все правоохранители, то и тебя должны постричь под общую гребенку. Это же наша национальная забава, дубиной махать во все стороны…

— Логично, — согласился Подопригора. И, допив компот, предложил: — Пошли, прогуляемся, свежим воздухом подышим.

Если бы в столовке присутствовала светская хроника, то в пресс- релизе написали бы так: «Обед прошел в теплой непринужденной обстановке, ровно и спокойно, с дружеским обменом мнениями самого общего свойства. Были затронуты вопросы дальнейшего взаимодействия, обмена опытом и совместных проектов. По завершению обеда стороны удалились в курительную комнату».

* * *

Первомайский парк хорошо известен горожанам, он стар и не особенно ухожен. По современным меркам это сквер, зеленая заплатка в центральной части города. А сто лет назад он и вовсе назывался городским садом, заложенным при Летнем коммерческом клубе. Зимой парк печален, но в это время года выглядит очаровательно, восхищая граждан яркими красками и классными ароматами. Здесь умеют разбивать цветники, и весной делают это с выдумкой. Свой привкус в весенний флер добавляют цветущие каштаны, акации и липы. Запах стоит такой, что с округи слетаются все пчелы, шмели и пенсионеры.

Здание коммерческого клуба сохранилось, теперь это Дом Физкультуры. Реальный спорткомплекс, и желающие здесь занимаются фитнесом. А вот кинотеатру «Первомайский» не повезло — его снесли. На этом месте строители возводят многоэтажный дом сложного экстерьера. Жилье в парковой зоне выглядит странно, но что поделаешь, когда богатые тоже хочут? А городские власти не звери какие-то, понимание имеют. Они много говорили о «реконструкции парка с привлечением сторонних инвесторов», видимо, это оно и есть.

Фонтан еще не работал, но собачек в нем уже выгуливали, результаты были налицо. Пустая ротонда, что возвышалась над парком, своим унылым и обшарпанным видом диссонировала с красочными клумбами. Когда-то здесь стояли столики и торговали мороженым, но это осталось в прошлом, как и местный пломбир на развес.

Прогулочным шагом полковники направились к столетней липовой аллее, однако путь преградил парень в плаще и темных очках.

— Мужчины! — обратился он с тихим трагизмом. — Помогите добраться до дома. На билет не хватает двадцать три рубля. Пожалуйста!

Неожиданный выход солиста заставил остановиться, а проситель приближаться не стал. Он даже не догадывался, что дистанция в три метра спасла его от неминуемых телесных повреждений. А также от нравственных страданий, возможных при поражении резиновой пулей.

— Не стрелять! — тихо буркнул Трубилин, склонив голову к воротнику. А затем повернулся к собеседнику. — Ты знаешь, Сан Саныч, я здесь бываю иногда. Так вот, на прошлой неделе этому жуку так же не хватало двадцати трех рублей.

— И ты их дал?

— Мелочи не было с собой. Речь о другом: какая-то мистическая цифра, не находишь?

Подопригора отвечать не стал. Грозный и циклопический, как священный бык Апис, он поднял правую руку. И за спиной у него моментально образовался неприметный человек в серой ветровке. У кого-то могло создаться впечатление, что полковник намерен благословить раскаявшегося грешника.

Но вместо молитвы Сан Саныч произнес в пустоту нараспев:

— Мальчик хочет в Тамбов, чики-чики-чики-та.

А Трубилин печально добавил:

— Но не летят туда сегодня самолёты.

Они двинулись дальше, а человек в серой ветровке остался. Расстегнув молнию, он сунул руку внутрь — в сумочку, что висела под курткой через грудь. Сумка эта была очень похожа на кобуру.

— Спокойно, мальчик, работает ОМОН, — произнес он тихим голосом. — Держи руки так, чтобы я их видел. Молодец. Поверни голову налево. Кивни, если наблюдаешь в конце аллеи патрульный бобик. Отлично. Идешь туда, представляешься. Ты же отстал от поезда, верно? И у тебя всё украли?

— Нет…

— Не бойся, в Тамбов отвезут бесплатно, в рейсовом автозаке. При попытке к бегству — расстрел на месте.

— Мне не надо в Тамбов, — прошептал посеревший шнорер.

— В Липецк? — предположил омоновец.

— Кто вам сказал? Я местный, — в глазах попрошайки мелькнула обида.

Такое же горе испытывали аборигены при виде стеклянных бус, когда их показали, но не дали.

— Ага! — догадался человек в ветровке. — Хочешь сказать, что отстегнул ментам? В смысле, патрульные свою долю уже получили? Тогда вам всем не повезло. Давай-давай, двигай ножками и стой там. Сейчас мне некогда, позже подойду.

Быстрым шагом человек в ветровке кинулся вдогонку гуляющим, а абориген не пошел к полицейскому бобику. Наоборот, таким же быстрым способом он рванул в другую сторону. Видимо, решил добраться домой пешком, без билета и без стеклянных бус.

Глава 32

Глава тридцать вторая, в которой niggers problems don` t fuck sheriff. Что в переводе означает: «Проблемы индейцев рассматриваются шерифом не в первую очередь».

Небо голубело, облака белели, солнце палку не перегибало. На редких лавочках беззаботные люди радовались теплому деньку. Кто с телефоном развлекался, а кто с пивом и сигареткой. И никто не стремился стрельнуть копеечку у прохожих. Видимо, зоны ответственности шнореров были поделены четко, как повелось со времен детей лейтенанта Шмидта.

Кстати, в переводе с идиш слово «шнорер» означает «нищий». Более точным было бы определение «халявщик», то есть заточенный на стрельбу незначительных сумм денег. Но, как цыплят по осени считают, так стреляные деньги считают в конце дня.

Меняя тему, Подопригора уже забыл об этом. И вопрос его был неожиданный:

— Ты в курсе, что в этом парке полно подземных ходов?

— Да, — осторожно ответил Трубилин. — А что?

— Вот, — Сан Саныч показал ему экран телефона. — Подробная карта. Когда-то здесь стояла крепость Святого Дмитрия Ростовского, и секретные выходы были очень важны. Позже под землей устраивали склады и разные захоронки. Вот тут, смотри. Подземные объекты выявлены в разных частях парка, у памятного знака «Редут Александра Невского», у фонтана, и под липовыми аллеями. Доказаны подземные ходы от ротонды к Летнему коммерческому клубу и к филармонии. В местах, помеченных красными точками, возможны клады. То есть прямо у нас под ногами! Инфа железная, подземелья обнаружены методом георадиолокационного обследования. А сейсмоакустическое зондирование эту картину подтвердило.

— Блин, прямо карта капитана Флинта с крестиками! — воскликнул Трубилин. — И зачем мне это надо?

Подопригора понизил голос:

— Твой шеф, полковник Уваров, занимается инвестициями. Он выделит немного денег, раскопает клады, и резкоувеличит свое благосостояние. Ну и мне чего-нибудь от этого перепадет. А?

Трубилин не то чтобы обалдел, но удивился:

— Так ты меня за этим звал, начальник?

— Ну да, — кивнул Подопригора, скрывая улыбку.

— Посмотри через дорогу, — ухмыльнулся в ответ Трубилин. — Вон там, в пятой школе, я учился. Да я вырос в этом парке, Сан Саныч! И уже тогда отдельные хитрецы продавали здесь секретные карты с подземными ходами. Ищи лохов в другом месте!

— Не хочешь, как хочешь, — сохраняя прежнее выражение лица, Подопригора сменил тему: — Тебе о чем-нибудь говорит такое имя, Казбек Бероев?

— Говорит.

Собеседник принялся листать страницы, а затем повернул к Трубилину экран телефона.

— Вот фото.

Артем Борисыч пригляделся:

— На экране вижу бородатого человека, очень похожего на Казбека Бероева.

— Твой сотрудник?

— Мой.

Стандартный прием по отвлечению внимания провел Сан Саныч. И он достиг цели, сердечко ёкнуло. Размякла воля от прикольной темы, хотя невозмутимый вид сохранить удалось. И ведь ничего нового, обычная психология: сначала легкий треп, а потом резкая смена вектора. Провел, как мальчика…

А Подопригора усилил натиск:

— Можешь устроить мне встречу?

— К сожалению, не получится, — безо всякого сожаления Трубилин пожал плечами. — Он в командировке.

— Хорошо, я подожду.

— Сан Саныч, мне жаль, но парень в длительной командировке.

— Интересное дело выходит, Артем Борисыч, — произнес Подопригора с кислой миной. — Человек постоянно мелькает в разных концах города, в очень интересных местах. А как потребовалось поговорить, так он недоступен! Опыт, который сын ошибок трудных, подсказывает мне: чёта ты темнишь.

Настроение стремительно падало, и Трубилин еле удержался от грубости. Хотя трудно держать лицо, когда тебя бьют по голове убойными фактами. Конечно, ничего хорошего, кроме гадости, от этой встречи он не ожидал. Но как они вычислили Казбека Бероева⁈ Трубилин лично смотрел записи камер из автосалона «Тойота». Изображения Антона Бережного и его охранников везде были размытыми! И если Сан Саныч требует Бероева, то почему не говорит об остальных? Загадка.

— Ты что, следишь за моими людьми? — возмущенно процедил он.

Собеседник на это ответил зеркально — так же пожал плечами.

— А чем ты недоволен, Артем Борисыч? — хмыкнул он. — Имею право, между прочим.

— На каком основании?

— Юпитер, ты сердишься — значит, ты не прав, — изрек известную истину Подопригора. — Когда речь идет об оперативной работе, нам основания вовсе не нужны! На игровом поле мы представляем государство, а ты — частную охранную лавочку. Твой ЧОП следит за неверными мужьями, а мы следим за возможными экстремистами. Есть разница, знаешь ли.

— Откровенно, — признал Трубилин. — Борцов с терроризмом вам отмазать легче, чем самих террористов? Задолго до тебя об этом говорил Шекспир: «Берусь тебе любого оправдать, затем что вправе рот зажать любому».

Ничего удивительно Сан Саныч в этом не нашел.

— А что, разве не логично? Со времен Шекспира мало что изменилось. Бессмыслица и смысл — все вместе, рядом идут. Ибо перепутались в наших делах страдания праведников и благополучие грешников.

— Зачем тебе Бероев? — поинтересовался Трубилин спокойным тоном. — Хочешь передать привет гвардейцам кардинала от мушкетеров короля?

— Да ну их нафиг, ваших кардиналов, — отмахнулся Подопригора. — Я очень общительный, и мог бы пойти по самому мягкому пути. То есть официально пригласить твоего человека на беседу.

— Беседу?

— Да, беседа — это когда зовут потолковать за жизнь. Налить чаю, спросить, где был, что делал.

— Ага. Что на сердце, что под сердцем, чем душа успокоится, — выплюнул Трубилин. — Ты еще скажи: просто поржать!

Спорить оратор не стал, и изложил более жесткие варианты пути:

— Когда человек не идет на контакт и не берет трубку, его можно вызвать повесткой. На допрос. А еще я мог бы устроить маски-шоу в твоей охранной конторе, чтобы изъять разные бумаги и компьютеры.

— Но?

— Но сегодня все из этих путей выглядят ошибочными.

— У самурая нет цели, есть только путь, — пробормотал Трубилин, — а путь самурая — это смерть.

— Типун тебе на язык! Все пути ошибочны, потому что оставляют после себя акты, протоколы и прочее официальное делопроизводство. Визы коллег и прокуроров, глаза и уши бойцов…

— Я в курсе, Сан Саныч, — напомнил Трубилин. — У меня в ФСБ была такая же фигня с бумажками, приходилось сталкиваться по службе.

— Значит, понимаешь: это следы.

— Понимаю.

— Тогда можешь не переживать — инфа по Бероеву пока не вышла из моего ограниченного круга.

— Большое спасибо, — фыркнул Трубилин.

— Пожалуйста, — отозвался Подопригора, и мягко предложил: — А сейчас отзови своих людей!

— Сан Саныч, о чем ты? Где ты видишь моих людей?

— А я не вижу. Я чувствую. Как-то не сильно напрягает, но на данный момент это лишнее — я сегодня и так добрый.

Редкие пожилые горожане, в самом деле, мало напоминали бойцов охраны. Скорее они казались пенсионерами, степенно фланирующими по дорожкам. Кроме прохожих, на игровой площадке шумела малышня. Возле детей, собравшись в кружок, точили лясы мамочки. Этих тоже нельзя было причислить к охране Трубилина — они же оставались на месте, что детишки, что мамаши! В то время как объект двигался.

Артем Борисыч повел рукой:

— Послушай, тут никого нет.

— Ладно, — не поверил Подопригора. — Если твои люди меня слышат, пусть знают: я пришел сюда один и без оружия. И тащить тебя в кутузку не намерен, нет таких планов. Я не буду тебе помогать, но и не собираюсь предъявлять претензии. Хочу просто поговорить.

Трубилин ничего не сказал, и полковник приступил к «разговору»:

— Итак, Артем Борисыч, что ты знаешь о происшествии в автосалоне «Тойота»?

— Мало чего. Там стреляли, а потом целая куча людей потравилась, — не чинясь, доложил тот. — Либеральная пресса подняла дружный вой о газе «Новичок», который применили к мирному митингу по команде «кровавого режима». Вроде бы под удар попали азербайджанцы с оптового рынка, но это неточно. Маша Певчих следит за ситуацией.

— И все? — поморщился собеседник.

— Мне очень жаль. Просто выразить словами невозможно, как жалко.

Подопригора хмыкнул недоверчиво:

— Ладно, тогда я скажу. В твоей охранной конторе людям платят хорошую зарплату, доплачивают за секретность и премируют за выполнение особых заданий. Поэтому парни держатся за место, а язык держат за зубами. Красавцы, что сказать… По ситуации с Бероевым: я не следил за тобой и твоими людьми.

— А кто следил?

— Если у тебя мания преследования, это не значит, что за тобой не следят. Мало ли кому ты приглянулся? При твоем образе жизни недоброжелателей должно быть как грязи. Враги кругом… В этом бушующем море у тебя только два друга: крепкая повариха и я.

— Доверять никому нельзя, тебе можно, — хмыкнул Трубилин, и предложил: — Давай ближе к телу.

— А я о чем?

— О слежке.

Подопригора спорить не стал.

— О слежке. Наружное наблюдение, прослушка — это всё хорошо, но не в нашем случае. Время идет вперед, и сейчас никто не штопает носки. Я тебе больше скажу: никто уже не чистит ковры первым снегом!

— И в самом деле, — буркнул Артем Борисыч. — Чем ждать снега, проще отвезти в химчистку.

— Как ты наверняка знаешь, везде висят камеры. И маски, кепки или платки уже не мешают компьютеру распознавать лица. Система распознавания лиц способна анализировать видеопотоки с неограниченного числа камер, в нее можно ввести информацию о любом числе людей. А если добавить сюда невербальные средства общения, мимику и жесты, мы получаем еще один элемент распознавания. Понимаешь, когда системе трудно распознать лицо, человек сам преподносит информацию о себе с помощью жестикуляции. Ты можешь натянуть шапку и поменять одежду, но компьютерные алгоритмы все равно смогут определить личность человека. Потому что каждому человеку свойственна определенная кинесика — осанка, позы, поклоны, походка.

С этой шокирующей новостью Трубилину было трудно согласиться:

— Да ладно! «Я милого узнаю по походке, он носит брюки галифе», так что ли? Системы распознавания лиц — это понятно, они распознают по галифе. Но разве можно по позе и осанке вот так точно идентифицировать?

— Неточно, но вероятно. Для суда, как доказательство, наши домыслы не пройдут, а для понимания оперативной ситуации — вполне.

— И как вы вычислили Бероева?

— Я же тебе объяснил: сидя на жопе. Терпение и труд все перетрут и даже перетрахают. Никто твоего Бероева не выпасал, узбагойся! Головастики и компьютеры есть не только у ФСБ.

— Вы тоже не лыком шиты? — догадался Трубилин.

Подопригора усмехнулся:

— Не лыком шиты и не Шиком бриты. Повторюсь. Камеры висят везде, а под чай с кофе мои айтишники мониторят информационное пространство, социальные сети и чужие охранные системы. И еще целая куча народа снимала на свои телефоны перестрелку в автосалоне «Тойота», а потом выложила в интернет. Налицо именно тот случай, когда большой массив информации приводит к успеху. И я берусь утверждать, что с достаточно высокой долей вероятности Казбек Бероев был возле Хильды Вагнер, когда началась стрельба. Именно Казбек Бероев был в центре города возле автомобиля «Гелендваген», когда там работал пулеметчик. И, наконец, Казбек Бероев замечен в районе складов, когда там всё горело и взрывалось. Не каждый раз из двадцати трех, но два раза точно.

— Так ты определись, — предложил Трубилин. — Точно или неточно?

— В такую шальную погоду нельзя доверяться волнам, — загадочно ответил Подопригора. — Конечно, в каких-то деталях мы можем ошибаться вслед за компьютерной программой. Но это ничего не меняет в моей картине мира — она построилась на Бероеве.

— Дался тебе этот Бероев, — досада Трубилина выглядела искренней. — Не хлипкий ли фундамент?

— Сам удивляюсь. Ты можешь придумать свою непротиворечивую версию событий, а моя вот такая, — развел руками Подопригора. — Все явления в этой жизни заслуживают того, чтобы их объяснили. И не всегда это выглядит разумно. К примеру, американские источники утверждают, будто Байден — это что-то вроде гриба. Его держат в темном месте и кормят дерьмом. Как тебе версия?

— Плохая версия, — возразил Трубилин. — Байден еще не раз всем покажет!

— Насчет Байдена — согласен, плохая версия. А насчет Бероева — прекрасная.

— Хм… — обозначил позицию Трубилин.

— Хорошо, вернемся к нашим баранам. Смотри: твоя охранная структура берет заказы на эскорт людей.

— Не так, Сан Саныч. Мы занимаемся охраной объектов и сопровождением грузов.

— Конечно. И иногда сопровождаете людей. Не спорь со мной, я это точно знаю! Кто же откажется сопровождать крутого перца, когда он хорошо платит? Мешок с деньгами охранять даже приятно…

— А шведка Хильда фон Вагнер — крутой перец? — осторожно вставил Трубилин.

Подопригора нахмурил брови укоризненно:

— Стыдно задавать такие вопросы, Артем Борисыч. Когда берешься за толстосумного клиента, щупай буржуя тщательно!

— Да?

— В смысле, надо изучать информацию.

Трубилин пристыжено молчал. Изучать биографию Хильды фон Вагнер он собирался не в первую очередь — некуда спешить. Пока она лежит на больничной койке, можно целое досье собрать.

А Сан Саныч тем временем продолжал удивлять:

— Дамочка эта из очень богатой семьи. Мать умерла рано, а папаша — известный инженер шведской компании «Вольво». У нас бы такого наградили нагрудным знаком «заслуженный изобретатель», но его в Швеции и без нас забросали бонусами. Хильда начинала работать с ним, потом перебралась в Англию, на автозавод «Хонда». Следующим пунктом карьеры стал офис компании «Тойота» в Японии. А сейчас она трудится в России, начальником сервиса целого кластера автосалонов «Тойота» на юге России. Постоянно мотается на тренинги, корпоративное обучение и семинары, которые проводятся по всему миру. Насыщенная жизнь, полная впечатлений и встреч с людьми. Зарплата такая же приятная.

— Достойный жизненный путь, — кивнул Трубилин. — И что?

— Учитывая, что «Вольво» сейчас принадлежит китайцам, делаю вывод: речь идет о промышленном шпионаже.

Артем Борисыч слегка изменился в лице. А может, легкое облачко налетело на солнце. Но полковник завис и закашлялся. В этом месте можно было бы применить фразу «грянул гром, раскрылась бездна», но ничего подобного не произошло. Просто Трубилин сморгнул. Боже мой… Вот и до Хильды фон Вагнер докатилась грязная волна деанона!

— И на кого, прошу прощения, она промышляет шпионажем? — отдышавшись, прищурился он.

— На компанию «Вольво» и его китайских хозяев, ясен перец, — безмятежно ответил Подопригора. — Хильда фон Вагнер сидит в уникальном месте, где обычная статистика о характере дефектов и ремонте автомобилей, собранная в стройную систему, представляет собой стратегически важную информацию. Для всех. И для своих, и для конкурентов, и для России тоже. Вот так-то, Артем Борисыч. Одним движением руки пьяный турецкий бизнесмен поломал такую хитрую схему!

— Одно неловкое движение, и ты уже отец, — пробормотал Трубилин.

Более сказать ему было нечего.

— Скажешь, не знал? Ага. Ты не знаешь, а твоя охранная контора эту дамочку прикрывает! — Сан Саныч продолжал жечь глаголом. — Ладно, оставим пока это и вернемся к Бероеву. По взрывам и пожарам на складах моё мнение однозначное: это война наркоторговцев. Даже детям понятно, когда на каждом пожарище обнаружены следы наркоты…

— Бероев и наркотики? — насупился Трубилин. — Полная чушь!

Подопригора спорить не стал:

— А я не думаю, что он помогал стеречь наркотики. А вот человека эскортировать мог! Какого-нибудь толстопузика… А что, вам деньги заплатили, он охранял. И не важно, на какой стороне оказалась твоя охранная структура — на той или на этой. Даже если Бероев там был с гранатометом в качестве третьей стороны, мне пофиг. Наркотиков и барыг в городе стало меньше, разве это плохо?

— Хм, — крякнул Трубилин.

— Да чтоб они сгорели ясным пламенем! Ко мне обращалась целая куча уважаемых людей, очень крутых перцев. Они говорили: то, что на складах были наркотики, еще надо доказать. А вот поджигателей складов следует наказать. Козлы…

— Хм, — снова крякнул Трубилин.

— Что касается стрельбы в центре города у «Гелендвагена», то более всего мне понравилась версия одного интернет-издания, — Подопригора тапнул по иконке, чтобы открыть текст. — Репортер предположил, что между преступными группировками произошел спор из-за неправильно припаркованного автомобиля. «Гелендваген» мешал проезду, и его расстреляли вместе с пассажирами. В этом месте интернет-журналист задает вопрос: а зачем полиции тратить силы на поиски, в принципе, нормальных бандитов? Благое дело же сделали.

— Версия в стиле «чисто поржать»? А что на самом деле было?

— Не знаю. Следствие топчется на месте. И даже если стрелял не бандит, а твой Бероев, я без претензий.

— Почему?

— Так ни одно животное не пострадало! — криво усмехнулся Подопригора. — Наконец, инцидент в автосалоне «Тойота». Здесь всё просто: Хильда Вагнер наняла охрану в твоей фирме, поскольку адвокаты турецкого бизнесмена ее вконец достали. А когда дошло до стрельбы, твои парни не дрогнули и отработали в ответ. А как красиво ушли?

— Как? — заинтересовался Трубилин, причем реально.

Сан Саныч развел руками:

— До сих пор никто не понять не может. Там, где их положили, обнаружена кровь четырех разных человек. Иначе говоря, ранены были все, и Хильда Вагнер, и ее охрана. А они все равно ушли! Нет, так работать может только спецура — еще один аргумент в пользу моей версии.

Глава 33

Глава тридцать третья, в которой нас ветер встречает прохладный. Кудрявая, что ж ты не рада?

Дальняя часть парка, прилегающая к мединституту, выглядела совсем одичалой и неухоженной. Днем еще ничего, а ночью освещение работало только рядом с проспектом, Трубилин это четко знал. Так было не всегда — всего сто тридцать лет назад парковые дорожки освещали тысячи лампочек, а в оранжереях росли диковинные пальмы.

Однако прогресс неумолимо шагает вперед, сметая всё лишнее на своем пути. Пропали не только лампочки, но и пальмы с оранжереями. Ничего не поделаешь, прожектор цивилизации умчался ввысь, оставляя нас в кромешной темноте ночи. Если тренд сохранится, то в ближайшем будущем прохожие здесь будут гонять диких собак, чтобы пустить их на пропитание.

А сто тридцать лет назад всё было не так, вечерами в ротонде играл оркестр. На эстраде летнего театра давали спектакли, а по ярко освещенным дорожкам и павильонам гуляли нарядные дамы в сопровождении кавалеров. Парк располагался на границе Ростова и Нахичевани, так что публика стекалась сразу с двух городов.

И еще здесь было чисто, потому что в городской сад допускались все желающие, кроме «людей вида ненадлежащего и поведения вызывающего». Давно это было. Что сохранилось с тех времен, так это вороны на деревьях. Может быть, те же самые. Сейчас фланирующие граждане почти не попадалось, чаще мелькали прохожие, спешащие по своим делам. В этой части парка не принято гулять, а редкие скамеечки кажутся отрыжкой прошлого.

Даже широкая аллея, ведущая к учебному корпусу, выглядит странно, поскольку пресекается серьезным решетчатым забором. На крыльцо еще взобраться можно, но дальше прямой запрет: «остановись, живое существо». Нелепое решение, и облупленные ступеньки только усиливали ощущение грядущего апокалипсиса. «На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы», ага. Здесь не останутся.

Несколько оживляли пейзаж собачки. Они развлекались активными играми на траве и попутно стряхивали жирок со своих хозяев. Какое-никакое, а движение. Городской голова давно обещает навести здесь порядок, но он много чего обещает: и канатную дорогу через речку Дон, и шестиполосное шоссе вдоль набережной, и завершение долгостроя, что виднеется издалека и называется отель «Хаят». Верилось с трудом. Вон, парк и тот после зимы вычистить не могут! И еще этот Сан Саныч со своей дедукцией… Прилип как банный лист к женской гладкой ягодице. Трубилин даже плюнул от избытка чувств.

— Привычка плеваться выглядит некрасиво, — назидательно поднял палец Подопригора. — Это так же некультурно, как неумение сдерживать отрыжку и кишечные газы. В любой тюрьме тебе мигом объяснят: плеваться и пукать нельзя.

— Тьфу на тебя! Язык без костей, чисто помело, — вскинулся Трубилин. — Длинный-длинный, в карман не лезет…

Подопригора развел руками:

— Ничего не поделаешь. В каждой избушке свои погремушки. Кстати говоря, в венской опере такие фокусы тоже не поймут.

А Артем Борисыч снова сплюнул. Теперь уже через левое плечо, потому что именно такой плевок защищает от несчастий и вредных советов беса. А потом не поленился еще и по дереву постучать, благо их тут хватало. Есть вещи, о которых не шутят! Правда, с таким другом, как Антон Бережной, перспективы выглядят веселей, только все равно болтать о казенном доме нельзя — слова материальны.

Вместе со слюной сбросилась негативная энергия, и неожиданно потянуло закурить. Дернуло так сильно, что полковник машинально охлопал себя по карманам.

— Ищешь сигареты? — понимающе хмыкнул Сан Саныч. — Странно, от тебя не пахнет табаком.

— Забыл, что бросил, — с досадой признался тот.

— Вот и не начинай — тогда не придется бросать снова. Кстати, знаешь, почему в этой части парки никак не наладят освещение?

Трубилин не знал, и Сан Саныч открыл тайну:

— Привидения постоянно бьют лампочки. Они живут в подземельях, а по ночам вылезают погулять. Только при свете, пусть и искусственном, это не комильфо.

— Охотно верю, — кивнул Трубилин. — Сколько живу, никогда здесь фонарей не видел.

Вместо курева в кармане нашлись леденцы со вкусом леденцов.

— О, «Кисс Делис»! — обрадовался Подопригора. — Давай, они без сахара.

Поделившись конфеткой с товарищем, Артем вернулся к теме разговора:

— Странно, что ты не обвиняешь моих людей в химической атаке.

— Химической атаки не было, — неожиданно отрезал Сан Саныч. — Ни в автосалоне, ни возле него. Следствие закончено, забудьте.

Это было неожиданное заявление. И на язык просился очевидный вопрос:

— Погоди, а как же куча потерпевших?

— Да, пострадавшие были. Но не от газов.

Рассказывать о проклятье, что злая колдунья Джадды наслала на своих врагов, Сан Саныч не решился. Тезисы уважаемого Гасана Рамизовича, конечно же, яркие и нестандартные. Но его видение ситуации в стиле «сайенс-фикшн» какое-то стремное. Да и зачем об этом говорить, когда есть вполне официальная версия? Поэтому историю о беспримерной жестокости ведьмы и ее волка, похожего на овчарку, полковник тоже утаил. Просто съехал с темы:

— В самое ближайшее время выйдет военно-медицинский меморандум. Закрытый, конечно, но желающие прочитают.

— И это всё, что ты имеешь мне сказать? — Трубилин даже остановился. — Послушай, а если я лопну от любопытства?

— Твои проблемы. Но лучше погоди с этим, недолго ждать осталось.

Сан Санычу было достаточно того, что это не боевые отравляющие вещества — всё остальное представляло собой чисто академический интерес. Хотя самому было любопытно, каким образом военные медики выкрутятся из создавшейся ситуации. Ведь карантин, как ни крути, тоже придется отменять. А на фига тогда его вводили?

Останавливаться он не стал, и Артем Борисыч поспешил следом.

— С чего ты решил, что Бероев из спецназа?

— А что, нет? — усмехнулся Подопригора. — Штабная наука утверждает: обязательным условием для армейских частей является единообразие действий. А вот для разведчика и диверсанта необходимым качеством является полет фантазии и игра воображения. Похвальными качествами — вкус к риску и способность принимать авантюрные решения. Удача приходит к тем, у кого в поведении присутствует безусловная ориентация на успех.

Будучи слегка ошарашенным, Трубилин уже устал от этой сумбурной беседы.

— Начинаю терять нить, — сказал он. — Зачем ты мне это всё рассказываешь?

— Расширяю твой кругозор.

— А я не любопытный, хотя считай что пожилой. Что за упорное желание проникнуть в чужие замыслы, поймав на нестыковках и лжи?

— Фи. Какие-то странные подозрения в наличии скрытых мотивов, — отмахнулся Подопригора. А затем доверительно сообщил: — Да я без тебя во всех замыслах разобрался! Бероев опытный диверсант, пусть военный пенсионер и инвалид. Опыт не пропьешь…

— Блин, а это ты откуда взял? В личном деле такое не пишут.

— Люди шепнули, — отмахнулся Сан Саныч. — Ты представь, вот найду я твоего Бероева.

— И что?

— Найду и закрою.

— Ну, в этом я сомневаюсь.

— Нет, ну а вдруг? Вместе с ним еще кого-нибудь за компанию, да хоть вот этого, — Подопригора скользнул пальцем по экрану. — Кирилл Афанасьев, человек с характерным шрамом лица. Узнаешь?

— Мой парень, — признал Трубилин и снова внутренне дрогнул. Глубоко копает этот полковник…

— А ты его, конечно, не хочешь бросить мне в объятья. Небось, скажешь, типа в командировке?

— Угадал.

— Так вот, предположим: закрою я твоих архаровцев, а ты на меня обидишься. Фигня вопрос, в принципе, как-нибудь переживу. Ты мне не брат, и становиться им не собираешься. Но твой шеф Николай Уваров тоже обидится. А для начала наймет крутых адвокатов, и начнет с их помощью крушить наши слабые аргументы. Потом при случае пожалуется председателю правительства Дмитрию Анатольевичу Медведеву. Насколько я слышал, твой шеф постоянно шлет премьеру обзоры финансовых рынков…

— Есть такое дело, и не только это. Они на короткой ноге. И что?

— Вопрос: а чего я добьюсь, даже если Бероева посадят за стрельбу в автосалоне? Да, газетчики напишут, что преступники должны быть осуждены по всей строгости закона, ибо здесь нет места для дискуссий.

— Железная рука Фемиды взяла весы — и по сусалам! — в газетном стиле высказался Трубилин. — Стрелять на улице нехорошо, тем более в магазине. Это огорчает. Только какое отношение к этому имеем мы?

— Вот! Бероева посадят, а ты сделаешь вид, что не при чем.

— Сан Саныч, так и есть. Я не при чем, — почмокав конфетой, согласился Артем Борисыч. — Бероева стрелять не посылал! А куда посылал, не скажу, ибо сия тайна прописана в моем контракте.

— И Николай Уваров вообще не при делах? — ехидно поинтересовался Подопригора.

— И Уваров не при делах. Частная охранная лавочка отличается тем, что я никому не должен отчетом. Шеф не лезет в мои дела, он и в лицо-то знает не всех сотрудников. Может подкинуть работенку, только не диктует мне, как и кем это делать. Банальная вещь, но для нас важен результат.

— Завидую, — вздохнул Сан Саныч. — И понимаю уровень полковника Уварова: недавно прилетел из Люксембурга и, только я собрался договариваться о встрече, тут же улетел в Лондон. Постоянно крутится в Цюрихе, где для внучки купил виллу с видом на озеро. Это не та собака, которая умеет лаять и не кусает. Его только тронь, и всё будет наоборот. Уж такие как я, Уварову на один зуб.

— Опасаешься ответки? Разумно, — усмехнулся Трубилин. — Николай Сергеич не умеет размениваться на пустые угрозы и не стремится пустить пыль в глаза. Умные люди громко только хвалят, а вот наказывают обычно тихо…

— Когда мы с парнями прокрутили эту ситуацию с разных сторон, то пришли к выводу: надо с вами договариваться.

— И чего ты хочешь?

— Любви и дружбы, — серьезно сказал Подопригора. — Знаешь, зачем на днях прилетал Уваров?

— Нет, я его не видел, — ответил Артем, хотя знал. Интересна была версия собеседника.

— Побеспокоиться о Хильде фон Вагнер.

— Думаешь? — поразился он.

— Не думаю, просто догадываюсь. Ее подстрелили, и он, бросив все дела, примчался. А ты делаешь вид, будто ничего не понимаешь в промышленном шпионаже! Уваров разбирается, а ты не понимаешь? Ой, не смешите мои шаринганы! Не знаю, за кого ты меня держишь, но в эту игру можно и вдвоем играть!

— Сан Саныч, насчет Хильды Вагнер ни сном, ни духом, — Трубилин прижал руку к груди.

А тот неожиданно сдавил обороты:

— Ты же деликатные поручения бывших коллег выполняешь между делом?

— Без комментариев, — буркнул Трубилин.

— Выполняешь, — припечатал Подопригора. — Еще и с ними ссориться мне только не хватало… А склонять по падежам твоих сотрудников мне не интересно. Когда нет перспективы, время жалко терять. Итак, договор.

— Да-да? — подобрался Трубилин.

— Я не лезу в ваши дела, а вы перестаете стрелять в моем городе. Это главное.

— Согласен. А если?

— А если что, — веско бросил Сан Саныч, — сразу поднимай на флагшток черное знамя.

— Чего? — поразился Трубилин.

— Шучу. Если что — звонишь мне лично. И желательно до того!

— Есть.

— Акела промахнулся, если понимаешь, о чем я. Так что Бероева сотоварищи отправляешь. Они дров наломали немало, и мне не надо, чтобы наломали еще. Куда этот валежник потом складывать? Так что пусть Бероев катится вдаль.

— Где конь по дровам не валялся?

— Да, куда подальше. В глушь, в Саратов, груши околачивать. Или на целебные воды, в Баден-Баден. В конце концов, к Уварову в Швейцарию, где виллу охранять поможет. Не знаю, что еще посоветовать, сам решишь.

— Согласен, — кивнул Трубилин.

— Пушкин как-то сказал, что люди ленивы и нелюбопытны. Может быть, может быть. Но головастики с компьютерами есть и у чекистов, и у городской полиции, и у следаков. Очень скоро они придут к тому же выводу, к которому пришел я. А потом придут к тебе. Так нафига козе айфон? Решай вопросы сегодня и думай, как будешь оправдываться.

— Согласен, — снова кивнул Трубилин.

— Взрывы на складах надо прекратить.

— Сан Саныч, — прижал руку к груди Трубилин, — это не от меня зависит.

— То есть ты понимаешь, что громить склады бессмысленно? По большому счету, это драка ведерками в детской песочнице. Пройдет какое-то время, и склады восстановят. Или ты всё понимаешь, но ничего не можешь сделать?

— Я так не говорил!

— Хочешь сказать, что ты маленький человек? «Принеси, подай, стой там, иди сюда»? — вкрадчиво уточнил Подопригора. — А если поймаю?

— Да хоть запоймайся! — в сердцах воскликнул Трубилин.

Артем знал что говорил — поймать Бережного надо еще суметь. Дальность прямого выстрела из гранатомета РПГ-7 составляет триста метров. Пришел, стрельнул в сторону склада и ушел — ищи-свищи как счастье в поле. А если кто случайно и схватит, то вряд ли удержит. Клетка тюремной камеры с наручниками — вещь надежная, только не в данном случае, с Бережным это так не работает. Ну а если случится невозможное, и кто-то удержит, то придет Анна Швец и поставит всех на место.

Ничего этого Подопригора не услышал, но недоверчиво согласился:

— Ладно, друг мой. Теперь что касается Хильды Вагнер. Об этой женщине волнуется полпред президента, иностранные посольства и просто неравнодушные люди. А следственный комитет очень хочет видеть ее очи. Следаки намерены заглянуть туда и увидеть имена стрелков. Об этом же мечтают азербайджанцы с рынка, а также другие неравнодушные люди. И слабая женщина их назовет. Кто они ей?

— Логично.

— Поэтому ты очень хорошо прячешь Хильду Вагнер. Глава диаспоры клянется, что претензий к ней не имеет, но к этому надо относиться очень осторожно. Поговорка «жалует царь, да не жалует псарь» написана кровью.

— «Не ведает царь, что делает псарь» — хмыкнул Трубилин.

— Вот именно! Обязательно вылезет какой-нибудь народный мститель, борец с привидениями… А то и целая группа герильясов, тут даже к бабушке Яге не ходи. Дети гор любят страдать вендеттой, а мне в этом городе стрельба снова не нужна, понятно?

— Согласен.

— Идем дальше. Я хотел бы получать от тебя оперативную информацию на постоянной основе, — заметив явные сомнения Трубилина, он добавил: — Не дергайся, никаких секретов фирмы мне не надо! Всего лишь дружеская услуга — только те данные, которые напрямую касаются безопасности в моем городе. В фокусе внимания: случившиеся преступления, готовящиеся акции, а также твои подозрения, даже необоснованные.

— Речь об экстремизме?

— Смотри шире, Артем Борисыч. Мне интересны все жабы, которые способны бандитские пули пускать: урки, жиганы и хулиганы.

— И с этого дня в городе не стало хулиганов, — пробормотал Трубилин.

Иронию Подопригора не принял:

— Хулиганы и наркоманы — не только моя головная боль. Преступления у них дурацкие и всегда непредсказуемые. Одно слово, непрофессионалы.

— Понятно, — кивнул Трубилин. — Сделаем.

— Есть еще несколько мелких деталей, но я бы хотел обсудить их с Николаем Уваровым, — Подопригора достал визитку. — Здесь все мои контакты.

— Хорошо, передам. И все-таки, Сан Саныч, я не понял. Как вы вычислили Казбека Бероева?

Все пояснения хитрого полковника Трубилин прокрутил в голове и понял, что тот сильно недоговаривает. Точнее говоря, за словесной шелухой скрывает золото истины.

На доверительный тон Подопригора не повелся, лишь отмахнулся:

— Без комментариев.

У любой откровенности есть предел, а здесь встретились все-таки не друзья. Даже не товарищи, а так, приятели. Просто когда-то давно пересекались в командировке, еще на второй чеченской. С тех пор здоровались. Теплее, чем обычные знакомые, но не более того. И интересы, которые они сегодня преследуют, совершенно разные. И речь здесь не о личной выгоде, язык которой понятен даже животным. Шутки кончились, речь о жизни и смерти. А до людей, которых ты втянул в свою игру, доводить информацию следует лишь в части, их касающейся.

Что касается дела Бероева, здесь тоже это было оправданно — Подопригора свои источники информации сдавать не собирался. Раскрывать их было бы глупо, как и оглашать некоторые разведпризнаки. К примеру, установлено, что охрана Хильды Вагнер в автосалоне работала из пистолетов «Гюрза», а это любимое оружие спецназа. Серый автомобиль «Рено», подобный тем, что разыскивает полиция по делу пулеметчика, вдруг пропал из автохозяйства Трубилина. На полицейский запрос пришел ответ, что автомобиль списан по износу еще в конце прошлого года.

Пробег в самом деле приличный, возраст тачки пенсионный. Желающие могут на тело посмотреть — стоит в гараже, раздетое на запчасти. И ведь не придерешься, наверняка по городу катались с «левыми» номерами. Это не всё, в секретном досье таких косвенных признаков полно.

За головы преступников Подопригоре обещаны звезды с неба. В смысле, генеральская шапка Мономаха, кисельные берега и молочные реки. Правда, обещаны полпредом, а не своим начальством. Это меняет дело — свое начальство вряд ли забыло те дерзкие слова, что он произносил все эти годы. Не забыло и не простило, к бабушке не ходи. Когда начальство дерет в воспитательных целях, оно не терпит тех, кто выворачивается. Путая понятия «лояльность» и «лизать», начальство ждет, чтобы ему подмахивали, а не возражали резким образом.

Между тем пообещать можно всё что угодно, ведь колеса государственной машины вращаются медленно. И в ожидании синицы в руке, не говоря уже о журавле в небе, можно состариться и умереть. К тому же полковник не шустрый мальчик, чтобы таскать каштаны из огня. Здесь такой накал, как бы самому мотыльком не сгореть… Николай Уваров работает с Хильдой фон Вагнер в интересах службы внешней разведки, это очевидно. А этот жук Трубилин просто обязан докладывать обо всем куратору из спецназа ФСБ. Влезать со своим интересом? Ага. Тут если не сгоришь, так между жерновами сплющишься.

По Бероеву тоже не все так просто. Да, на уровне предположений и косвенных улик обвинение выглядит красиво. Но прямых доказательств нет, и надеяться на чистосердечное признание глупо. Это вам не торговец с рынка, которому после бурной ночи в КПЗ только покажи резиновую палку — и сразу признается во всех грехах. Бероев боевой офицер, такого на испуг не возьмешь. Уйдет в несознанку, и номер не пройдет.

Хотя парню не повезло, скоро его будут искать чекисты и все, кому не лень. Как там у Маршака? «Ищут пожарные, ищет милиция, ищут фотографы в нашей столице. Что натворил он и в чем виноват?». А ведь он просто выполнял свою работу!

Не бывает людей плохих или хороших, истинное всегда лежит где-то посредине. Вот и Бероев такой — кому-то плохой, а кому-то хороший. Скорее всё-таки хороший, ведь правильный телохранитель круче космонавта. Профессии эти схожи тем, что люди на работе рискуют собой. А вот разница в подходах кардинальна. Когда космонавт влезает в огромную бочку с керосином и поворачивает ключ зажигания, он рискует жизнью ради науки. И потом, когда эта бандура мчит по небесам, теряя одну ступень за другой, от космонавта не зависит ничего.

Мужество есть, но нет возможности выйти из игры. А телохранитель действует. Он сам принимает решения, влияет на события и сознательно рискует жизнью ради кого-то. Или не действует и не рискует. Парню велели охранять объект качественно, вплоть до стрельбы, он так и делал. Работал хорошо, не прятался, в перестрелке получил пулю, что тоже не сахар.

Мутная история, в которой просматривается еще одна версия. Она гласит, что дело не в профессионализме и лояльности охраны, не все так просто. Имеется что-то личное между Хильдой Вагнер и ее телохранителем, потому что за деньги люди так не бьются. Подобные ситуации часто описывают в литературе и кино, там многие вымыслы основаны на фактах. Короче говоря, дыма без огня не бывает, а личная мотивация может творить чудеса.

В любом случае, если инфа просочится к дельцам овощного рынка, те могут скинуть заказ братве. Когда деньги есть, ума не надо… И тогда награда герою может прилететь с другой стороны, откуда не ждали.

Ничего этого Сан Саныч не сказал, да Трубилин и не сильно огорчился. Артем понимал, что загадочность должны иметь не только женщины. И игрокам никогда не следует открывать все козыри, а если их нет, то не показывать свой блеф. Такое никому не надо. Карты нужно держать у груди, как это делает собеседник. Иначе будет не игра, а балаган с криками.

Глава 34

Глава тридцать четвертая, в которой выясняется, что хобби — это такие маленькие гномы с волосатыми ушами и ногами

В среде обывателей бытуют домыслы, будто советские граждане за рубеж не ездили. Мол, граница на замке, глухой железный занавес, и всё такое. Ес оф кос, натюрлих, там вам не тут. Это сейчас в Турции не побывал только ленивый, раньше всё было иначе. Тогда каждого кандидата под микроскопом просвечивали, на месткоме песочили, а на таможне лишали излишней водки. Заблудившийся в переулках Стамбула Андрей Миронов, как показано в знаменитой комедии — это нонсенс. Потому что после пересечения черты туристам жизни не давали — по пальцам считали и везде водили строем. Да, костлявая рука режима имела место быть.

И в то же время советские люди активно передвигались по всему миру. И строили, и служили, и помогали братским народам во всех начинаниях. Плотинами реки перегораживали, закладывали заводы, а недружественные армии по джунглям гоняли. И еще лечили всех подряд, причем очень хорошо лечили. А также ремонтировали советскую технику, отгруженную за границу в огромных количествах.

Конечно, сравнивать тогда и сейчас не просто. Первое, что бросается в глаза, это разница в подходах. Современные дорогие россияне едут за рубеж потратиться, а советские граждане рвались туда заработать. Печальную истину следует признать: строители коммунизма мечтали обогатиться. Такой вот парадокс, чем лучше становилась жизнь, тем больше хотелось большего. И если в зарубежную командировку попасть не удавалось, то за длинным рублем гнались на комсомольских стройках и в студенческих строительных отрядах. Нормально это или нет?

Лично я не считаю, что вместе с буржуями надо от всего буржуазного отказываться, а дорогу в коммунизм строить в кирзовых сапогах и фуфайке. И применение туалетной бумаги «Зева» вместо лопуха — вряд ли предательство идеалов. Правоверной комсомолке не должно быть стыдно за французский бюстгальтер с мягкими чашками. Из отношения к себе, к своей одежде и внешности, складывается развитие личности. Почему нет, если ей хорошо с помадой «Диор» на губах? И что плохого в женственной комсомолке? Только ханжа может сказать: пусть буржуазные колготки «Волфорд» особо не видны, но они же надеты! А что, логично. Раз вы живете в советской стране, то и сны у вас должны быть советские.

Реальная жизнь выглядит проще и честнее. В какой-нибудь пустынный Египет советские люди стремились, как евреи на Землю обетованную. И не ради мумий братских фараонов жилы рвали — просто за труд в адскую жару платили большие деньги, чеки и боны. Не только военным, еще морякам, бетонщикам, трактористам и сварщикам. Куба, Африка, Индия, Монголия, европейские страны СЭВ — везде были рады советским специалистам.

Нашего человека трудно испугать пустыней и океаном с акулами, а также джунглями, заполненными дикими обезьянами. «И вот мы в Касабланке! Кто в шубе, кто в ушанке. Томимся на жаре». Это не стихи. Это реалии, ведь самолеты Аэрофлота летали по всему миру. А гражданский морской флот? Он был воистину огромен. И все эти люди познали заграницу. Даже мадам Вонг, глава Юго-восточной мафии, уважала и боялась русских моряков.

Конечно, многие оставались здесь. К примеру, Юрий Шевчук, основатель группы ДДТ, не мог выехать на гастроли туда. Не потому что его исключили из комсомола, просто об этом даже речи не шло. В знак протеста Юра-музыкант числился ночным сторожем и давал подпольные концерты. Борис Гребенщиков со своим многоликим «Аквариумом» вел похожий образ жизни, только числился не сторожем, а членом профкома драматургов. Дорогу за границу ему закрыли по религиозной причине — компетентные органы всерьез считали Бориса главным буддистом страны. Хотя он так не считал. Гребенщиков называл себя крещеным старовером, а уже потом буддистом-маразматиком.

Что касается евреев, рвущихся наружу, то это отдельная песня. Как говорится, не путайте эмиграцию с туризмом. Людей, выезжающих на историческую родину, к советским гражданам никто не причислял. Ну какие они граждане? Так, отрезанный ломоть, бегущий с чужбины до дому. «Может быть, человек хороший, только не наш» — таково было мнение внутри. С другой стороны, именно евреи создали образ русского за границей.

Дело в том, что выехавшие за границу евреи не хотели зацикливаться на святой земле Эрец Исраэль. Они разбредались по всему миру, оседали там как у себя дома, и местные жители везде считали их русскими. Особенно это заметно на Брайтон Бич, между бульваром Квинс и озером Мидоу. Здесь всё русское, от магазинов и ресторанов до проституток и байкеров. И здесь везде евреи, включая мотогонщиков-хасидов. Непонятно, правда, почему так много. Почему цвет творческой интеллигенции пронесло ветром перемен мимо Тель-Авива, прямо в Нью-Йорк? Видимо, советские мастера культуры оказались еще и знатоками географии.

На Брайтон Бич всё тихо и спокойно, даже когда в районе Манхэттена буянят негры. Попавших сюда людей, лопочущих что-то на английском языке, понимают плохо. Их считают пришельцами, кем-то вроде иностранцев. Чернокожим и прочим хулиганам здесь не дают разгуляться, им дружно причиняют телесные повреждения и выгоняют прочь. На Западе в таких случаях кричат разные глупости про русскую мафию, которая окопалась на Брайтон Бич. На самом деле всё не так. Просто евреи не любят кипиш и терпеть не могут, когда какие-то шлемазлы грабят их магазины.

Эти люди уехали из Советского Союза, но душой остались там. Они пишут письма строителям коммунизма и получают ответы. Расул Гамзатов так сказал о глобализации по-русски: «В Дагестане я аварец, в России — дагестанец, а за границей я русский». Что касается евреев, то здесь они русские, которые построили свой маленький СССР — таким, как он мечтался в прошлых снах. Этот новый мир мало чем отличается, только он наполнен джинсами какие хочешь, колбасой без очереди, и книгами Пушкина, свободно лежащими на полке. Здесь есть всё, даже грубость продавщицы не редкость, но чего-то не хватает…

Кстати говоря, когда перестройка задергалась в конвульсиях и ненароком придавила собой железный занавес, все приличныеевреи из бывшего СССР полетели в Израиль. Вообще-то они много куда полетели, но первым делом — в самое еврейское государство мира. Погостили в родных палестинах, покушали мацу, оформили себе родные паспорта, и вернулись обратно. Потому что там очень мило, но какая-то странная суббота: весь день ни к чему кроме секса прикасаться нельзя. И еще там жарко, дорого и арабы со стрельбой. Зачем жить в пустыне, коли здесь наступили новые времена с деньгами и комфортом, а также полной свободой в бизнесе и искусстве? Даже в Америку ехать не обязательно! Ну, разве что хатенку прикупить.

И совсем отдельно надо поставить советских дипломатов — огромный отряд людей, представляющих СССР за границей. Это закрытая каста, государство в государстве, запретная тема. Дикая смесь чванства, профессионализма, элитарности и кумовства. О кодексе строителя коммунизма в парткоме МИДа говорили много. Только в умах дипломатов царил расчет, а вокруг сверкали бриллианты. Единогласно сверкали — жену советского дипломата проще представить голой, чем без этих цацек по всему телу.

Многие, кто хочет понять причины развала Советского Союза, смотрят на экономику. Мол, Горбачев всё поломал. Довел страну до ручки, в смысле, до карточек. Конечно, проблема налицо — тут и огромный аппарат партийных бездельников, и чрезмерные расходы на оборону, и братские нахлебники с протянутой рукой.

А теперь обернитесь и посмотрите на советский МИД, это прибежище мажоров. Видные дипломаты, все дети видных дипломатов и сплошь элита, привыкли к особому положению. Они любят всякие свистелки и перделки, которые можно передать детям. А вместе с теплыми креслами по наследству передаются и взгляды, и связи. Так было всегда, так происходит сейчас. Ничего не поделаешь, для многих советских дипломатов солнце всходит в Вашингтоне. Поэтому трудно ожидать, чтобы они всей душой проводили государственную политику СССР.

И они тоже формировали образ русского за границей.

* * *

На приеме в посольстве ГДР было многолюдно. Присутствовало высшее руководство двух стран, а также множество иностранных гостей. А в остальном рядовой прием, ничего особенного: сверкающий хрусталь, саксонский фарфор, старинные вазы, множество закусок. Строгие смокинги, солидные костюмы и вечерние платья с блеском люрекса и драгоценностей. Струнный квартет в углу ненавязчиво создавал минорный фон из творений Роберта Шумана.

Как бывает в таких случаях, гости разбились на группы. Кто закусывал, кто обменивался мнениями, а отдельные личности фланировали от кучки к кучке в поисках собственной беседы. Товарищ Пельше что-то горячо обсуждал с Владимиром Высоцким, скорее всего тонкости перевода пьесы Вильяма Шекспира «Гамлет». И когда Арвид Янович воскликнул «Ту би ор нот ту би? Цэ из зы квестшен!», к Марине Влади подошел Брежнев.

— И почему вы такая грустная, будто бедная родственница?

— Простите? — подняв бровь, Марина улыбнулась. — Лично я только что смеялась!

Она указала на собеседников, те повернули головы. А Брежнев охотно пояснил:

— Вежливо улыбаться всем, конечно, хорошо, но вы с одной-единственной рюмкой бродите весь вечер. Так не годится!

— А как надо?

— Жизнь прекрасна и удивительна, если выпить предварительно, — улыбнулся Брежнев.

— Да вы и сами не особо частите, — прищурилась Марина.

— У меня причина уважительная, — искренне вздохнул Леонид Ильич. — Режим. Врачи разрешили один бокал красного вина, исключительно для здоровья.

На это Арвид Янович неожиданно припомнил старую шутку:

— А здоровье нам нужно, чтобы пить водку.

Сам он баюкал коньячный бокал, и выглядел при этом прекрасно.

Выбор напитка не был случаен — марочный «Кизляр» группы КС недавно получил приз Гран-при на международной выставке в Будапеште. На памяти энофилов такое случилось в первый и единственный раз. Сразу слово «Кизляр» стало на слуху. И после проверки на качество, то есть дегустацию, напиток появился в коллекции тех, кто понимает. А коньяк из партии 1969 года, что ездила на выставку в Будапешт, достать стало невозможно. Сомелье посольства ГДР оказался на высоте, в его буфете правильный «Кизляр» имелся.

Вообще-то там имелось много чего хорошего. Это и «Курвуазье», и «Камю», и «Реми Мартин». Даже арманьяк «Барон Г. Легран 1970». Только Арвиду Яновичу все это французское великолепие давно приелось, а обволакивающая бархатистость «Кизляра» казалась глотком свежего воздуха.

— Чтобы пить водку, здоровье нужно, — согласился Высоцкий. — А если в слове «хлеб» сделать четыре ошибки, то получится слово «вино».

— А если пять ошибок, то «водка»? — Брежнев лукаво глянул из-под кустистых бровей. — Вот приедет Ричард Никсон, тогда погляжу я на вас! Никуда не денетесь, не будет повода не выпить.

— А я где-то читала, — заметила Марина Влади, — что оптимальной дозой для потребления считается тридцать грамм.

Брежнев на это энергично возразил:

— Мой личный опыт употребления говорит о трех приемах. Сначала следует выпить пятьдесят грамм, потом сто, и наконец — сто пятьдесят. И на этом стоп!

— Да? — поразилась она. — Однако!

Брежнев солидно кивнул:

— Всегда будете себя хорошо чувствовать.

— Не знаю, — засомневалась Марина. — Для меня это очень много.

— Тогда пейте чай, — развел руками Леонид Ильич, не сдерживая улыбку.

Отсмеявшись, он шепнул чего-то помощнику, и мгновенно рядом с ними образовался официант с подносом, заставленным бутылками. Шустро выгрузив поднос на стол, официант испарился.

Высоцкий заинтересовался, подошел ближе. Знакомая продукция, водка «Особая Московская», а также «Столичная» в экспортном исполнении, его внимания не привлекли.

— «Посольская», — прочитал он, взяв в руки квадратную бутылку с черной неизвестной этикеткой. — Новинка?

— Где-то здесь должен быть главный технолог с завода. Специально для лекции пригласили, — Брежнев повернул голову. — Позовите.

Технолог в костюме с бабочкой нашелся мигом.

— Товарищи, прошу минуточку внимания, — произнес он хорошо поставленным голосом конферансье. Ложечкой по бокалу стучать не стал, народ сам потянулся со всех сторон. А оратор энергично, но и без ажитации, начал презентацию: — Сегодня мы представляем вам московский ликеро-водочный завод. «Столичную» водку все уже знают, именно эта, что перед вами, изготовлена для поставки в Соединенные Штаты. Желающие могут попробовать и сравнить. Но сейчас речь пойдет о новинке, вот она. Специально для вас мы подготовили пробную партию особенной водки! Называется она «Посольская» и, как вы уже догадались, предназначена к распространению через посольства.

— А если кто не дипломат? — раздался заинтересованный голос. — Купить никак?

Технолог безжалостно отрезал:

— Продажа через магазины пока не предусмотрена.

— А почему надпись на русском языке? — с акцентом спросили из группы смуглых гостей.

— В московских посольствах будет такая. В зарубежных — на языках этих стран.

— Сильный ход, — пробормотал гость. — И в чем особенность товара?

Представитель завода таиться не стал:

— Технология очистки молоком.

— Это как?

— Молоко в спирте сворачивается, при этом белки захватывают сивушные масла и выпадают в осадок. По окончании процесса остается очистить дно ёмкости. Что касается состава водки, то здесь соблюдено правило «ничего лишнего». Здесь нет добавок, настоев или экстрактов. Только спирт и вода. Спирт, естественно, класса люкс, вода тоже непростая, артезианская. Водка настолько чистая, что не пахнет, а послевкусие оставляет самое приятное.

— Можно не закусывать? — хмыкнул гость.

— Можно, — легко согласился технолог. — Но наши специалисты рекомендуют подавать «Посольскую» к традиционным русским закускам, которыми принято встречать желанных гостей: к чёрной и красной икре, к блинам, к красной рыбе. В конце концов, к обычной осетрине, приготовленной на открытом огне.

— И какая будет цена? — никак не успокаивался гость.

— Для иностранных посольств — очень дорого. Эта водка для тех, кто знает толк в качестве жизни и хороших напитках.

Тем временем официант ловко разлил бутылку по маленьким рюмочкам. Технолог первым взял рюмку.

— Посмотрите, абсолютно прозрачный напиток с лёгким водочным ароматом, — пригубив, он выдержал паузу и продолжил: — Мягкий бархатистый вкус без оттенков. Пьётся легко, не обжигает, не оставляет привкуса. Подавать желательно охлаждённой, как сейчас.

Дегустационная доза гостей не удовлетворила — никому распробовать не удалось. Официанта послали за очередной бутылкой, а товарищ Пельше не стал ждать окончания рекламной акции. Оглянулся, обнаружил искомое, а затем вмешался в беседу Эрика Хонеккера с министром иностранных дел Громыко. Мягко извинился и твердой рукой повел руководителя ГДР в сторону.

— У меня к вам предложение, — начал он тихую речь.

— Слушаю вас, Арвид Янович.

— Речь пойдет о самолете Ил-62, принадлежащим авиакомпании «Интерфлюг».

— Да-да?

— Его надо поставить на технический осмотр. Такой самолет в компании один, но на всякий случай запишите серийный номер: 07−02.

— Я запомню, — пообещал Хонеккер. — Хотя здесь ошибиться трудно, ведь этот авиалайнер нам подарила Россия.

— Вашим техническим специалистам следует проверить рулевые тяги, систему охлаждения двигателей, а также шланги противообледенительной системы. После чего самолет надо перегнать на Казанский авиационный завод для внепланового ремонта.

— Что-то серьезное? — нахмурился германский лидер.

— Обычная профилактика, — отмахнулся Пельше. — Это не срочно. Тихо и без паники поменяете расписание полетов и, скажем, до конца месяца, пригоните.

— Хорошо.

— Будет еще одна необычная просьба к вам.

— Конечно, слушаю вас, — дернул подбородком Хонеккер.

— Есть одна молодая женщина, немка. Родилась за пределами Германии, предположительно в Швеции. Серьезно ранена в плечо. Операция прошла успешно, но требуется санаторное лечение. А также прогулки, питание, тишина и покой. В этой ситуации нам предложили подумать о горах Германии. Весна, свежий воздух… Оптимальный вариант, но только если вас не затруднит.

Пельше выжидательно уставился на собеседника. Тот даже не задумался:

— Не вижу проблем. Даже знаю крохотный пансионат на несколько домиков в Рудных горах, бывал там не раз. Безлюдное место. Лес, река. Продукты простые, но свежие, привозят из ближайшей деревни. Опытный персонал.

— Очень хорошо, — блеснул стеклами очков Пельше. — Спасибо.

— Женщина будет одна?

— Их будет трое. Точнее, семья из трех человек и собака.

— Места хватит. Когда ждать?

— Я сообщю заранее, — в благодарном жесте Пельше приподнял свой бокал. — Надо подготовить больную и документы.

— Советую не затягивать. Весной в горах просто чудесно! Грустить там невозможно, и все проблемы растворяются в небесах, — Хонеккер мечтательно улыбнулся. — Эх, бросить бы всё к чертям… И уехать на неделю в горы!

Глава 35

Глава тридцать пятая, в которой подробные объяснения упали на неподготовленную почву

Леонид Ильич, вооруженный рюмкой «Посольской», в сторонке вел свою беседу с Мариной Влади. За их спинами каменной стеной застыл помощник. Он вежливо отсекал желающих пообщаться с генеральным секретарем, а такие хитрецы находились каждую минуту. Брежнев расспрашивал Марину Влади о планах на лето и, как оказалось, делал это не из пустого любопытства.

— Для вас, Марина, у нас будет не маленькое и очень ответственное поручение.

Она растерянно оглянулась на Высоцкого:

— Завтра?

— Нет, начиная с июля.

— Слушаю вас.

— Этой осенью мы планируем открыть русскую школу в Париже. Все предметы будут стандартные для Франции. Конечно, не без своих тонкостей, которые позже проговорим. Обучение бесплатное. Вероятно, запустим собственную больницу и столовую для учеников. Это не весь план, хотелось бы для малоимущих сделать интернат. Персонал подберем, охрану организуем.

— И какая моя роль? — распахнула глаза Марина.

— Президент русской школы.

— Хм… — она махом допила бокал сока и не заметила.

— Владимир Высоцкий — вице-президент. Более никакой советской пропаганды, хотя русская школа сама по себе уже пропаганда. Ваша задача, товарищи, чисто представительская. Интервью, журналы, телевизор. Текучкой будет заниматься директор школы.

— Свадебные генералы? — буркнул обалдевший Высоцкий.

Брежнев покачал головой:

— Надзирать — большая ответственность. Ну и вся полнота власти, вплоть до увольнения. С другой стороны, командир должен быть строгим к нерадивым, но щедрым на награды.

— А деньги откуда?

— Из благотворительного фонда Марины Влади.

— Еще и фонд? — поразилась она. — Однако…

— Не удивляйтесь так! Будет фонд, и будут меценаты. В том числе советский фонд мира.

— Русских во Франции много, около трехсот тысяч, — задумался Высоцкий. — И детей должно быть тоже прилично. Конечно, далеко не все пойдут в эту школу, но тем не менее.

— Многие из них считают себя больше французами, чем русскими, — Брежнев со значением взглянул на Марину Влади. — Однако есть мнение, которое я поддерживаю, что это наши люди. Будем бороться. И если дело заладится, то через год подумаем о других городах, где живут русские люди — Бордо, Лион, Ницца.

— И кто будет исполнять бюджет? — прикусила губу Марина.

— Как обычно в таких случаях: правление, попечительский совет… Там есть кому работать.

— А вы не опасаетесь, что я присвою часть бюджета?

— Ну, во-первых, мы вам доверяем, — хмыкнул Брежнев. — А во-вторых, в штате школы предусмотрен ревизор.

— А как же общество франко-советской дружбы «Франция-СССР»?

Брежнев пожал плечами:

— Общество будет дружить без изменений. У них своя программа, у вас своя. Имейте в ввиду: учредителем школы будет не общество франко-советской дружбы, и не посольство СССР во Франции, а вы, Марина.

Острые вопросы иссякли, и Марина переглянулась с Высоцким.

— Неожиданно, — признался он.

Леонид Ильич прищурился:

— Ты же хотел заниматься Россией и русской историей? Самое время, Володя. Тем более, летом ты особо не занят в театре.

— А если… — начал Высоцкий.

— Трудности? — хмыкнул Брежнев. — Будут, конечно. И скандалы будут, и провокации.

— Но…

— Разберемся. Вдруг если кто из наших будет мешать — поможем. В конце концов, иди в партийный контроль, к товарищу Пельше. Он там всем хвоста накрутит.

— Леонид Ильич, а как эта идея отразится на компартии Франции? — Марина замялась. — Я имею в виду финансы. Тут же деньги немалые — школа, больница, персонал…

— Вы думаете, что ручеек финансовой помощи вашим коммунистам станет жиже? — усмехнулся Брежнев. — Станет.

— Из-за школы?

— Причина другая. Хм… Видите ли, тут недавно вскрылись нехорошие вещи. Ладно, расскажу, всё равно западная пресса начала копать, — сдвинув брови, Брежнев строго посмотрел на собеседников. — И докопает. Думаю, скандал неизбежен. Но пока суд да дело — молчок!

Те переглянулись и молча кивнули.

— Итак, французские товарищи успешно торговали на Западе советскими товарами. В частности, нашими подшипниками. Здесь покупали дешево, там продавали дорого, а разницу оставляли себе. Как оказалось, не на партийные нужды оставляли, а себе лично. Еще кое-что вылезло, когда руководство французской компартии ограбили.

— Ограбили? Однако! — сказала Марина. Эта новость оказалась второй шоковой за сегодня, но не по счету. Степень важности еще предстояло обдумать и оценить. — Недавно я была в офисе партии, и ничего такого не слышала. А как вы узнали, Леонид Ильич?

— Они сами сказали. Прибежали в международный отдел ЦК КПСС и начали жаловаться.

От удивления Марина раскрыла рот.

— И вы нашли злодеев? — пискнула она.

Брежнев развел руками:

— Их никто не нашел. Вы думаете, что комитет госбезопасности настолько всесилен, чтобы бегать за преступниками по Парижу? Нет, милые мои, чудес не бывает, летучего Бэтмена и Женщину-кошку ловить мы не станем. Мы займемся своими делами, а заботы об искоренении преступности оставим комиссару Мегрэ.

Конечно, Леонид Ильич слегка лукавил. Задача «догнать и обезвредить» перед КГБ стояла — ведь первоначальным хозяином денег был все-таки ЦК КПСС. Только вот говорить об этом вслух было бы неразумно.

— Вы сказали «торговали», Леонид Ильич. Выходит, теперь не торгуют?

— Нет.

— Послушайте, но они же коммунисты, наши товарищи! — воскликнула Марина. — И пришли в ЦК КПСС за помощью!

— Коммунисты? — нахмурился Брежнев. — Не уверен. Грабители украли то, что эти деятели утаили от партии. Собственно говоря, так же украли. И самое печальное, что французские товарищи не одни такие оказались. Ох, не одни…

— Не одни? А кто еще?

— Скоро узнаете, шила в мешке не утаишь, — Леонид Ильич помолчал. — Речь о другом: если кто-то и найдет украденное, обратно эти партийные деятели ничего не получат. Доказывать свое право официально они побоятся. А неофициально… Кто ж в здравом уме такие деньги отдаст?

* * *

Конечно, на приеме нашлись другие люди, которых не заинтересовала рекламная компания московского ликеро-водочного завода. Такими оказались генералы Маркус Вольф и Валентин Иванович Мещеряков. Подтянутые, с седыми висками и в элегантных вечерних костюмах, они были чем-то неуловимо похожи. У них даже очки оказались однотипные — «Карл Цейс» в тонкой золотой оправе. Сейчас главные разведчики делали скучный вид у фуршетного столика, закусывая чем бог послал.

— Наши израильские коллеги просят о дополнительных консультациях, — негромко произнес Маркус Вольф, наливая себе апельсиновый сок.

По-русски говорил он чисто, практически без акцента. Умение, приобретенное в молодости, никуда не делось.

— Консультации? Теперь это так называется? — не сказать, что Мещеряков возмутился. Скорее, выразил недоумение. — Они провалили операцию в Бейруте!

— Красный принц оказался неожиданно ловким, — признал Вольф очевидное. — Из двух засад вырвался! Всё-таки на курсах КГБ хорошо учат бегать. Какой-то скользкий демон, а не Али Хасан Саламе. Буквально сквозь землю провалился, и поиски его безуспешны.

— Думаю, Принца уже нет в Бейруте. Сколько усилий потрачено… Сколько средств закачено в информаторов! — Мещеряков горько вздохнул. — И впустую.

— Мне тоже жаль, — сообщил Вольф без всякого сожаления.

— А что эти ваши израильские коллеги устроили в Румынии?

— Что? — Вольф пожал плечами. — Уничтожили группу террористов.

— Зачем?

— Так вышло. Во время передачи оружия неожиданно произошел огневой контакт.

— Наверно, я выразился неточно. Хотелось спросить: нахрена? — в тихом голосе Мещерякова звенел металл. — Мы договаривались иначе. Речь шла не о расстреле покупателей и продавцов оружия, а о захвате! Нам нужны признательные показания живых террористов на пресс-конференции в Тель-Авиве, разве нет? А ваши коллеги устроили бойню. Накрошили трупов, как в страшном фильме про войну! Секуритате рвет и мечет: вдруг вылезет, что арабские басмачи покупали оружие у румынских коммунистов? Слава богу, в прессу ничего не просочилось.

— Теперь и не просочится. Израильская группа отступила по запасному варианту, через Черное море. Ушли чисто, с концами.

— Хоть в этом не облажались… Но проблема осталась в том же взвешенном положении.

— Да, не очень хорошо вышло, — Вольф легко признал и это. — Проблема никуда не делась.

Будучи азартным человеком, Маркус Вольф умел сдерживать себя. И что не характерно для многих, был склонен к самокритике. Война не позволила ему закончить МАИ, чтобы стать авиаконструктором, но отсутствие диплома о высшем образовании не помешало возглавить разведку. А уж с логикой он дружил всегда.

Генерал бросил в рот очередную тарталетку с творожным сыром и черной икрой.

— Если помните, мы рассматривали несколько вариантов развития событий. И крайний сценарий со стрельбой не исключался.

Мещеряков кивнул в ответ.

— Надо работать дальше, — резюмировал Вольф.

— Конечно, надо идти дальше, — снова кивнул Мещеряков. — Глупо было бы сложить лапки в ожидании, когда трупы врагов проплывут мимо. Тем более что палестинские басмачи не намерены отступать. Они не отказались от захвата пассажирского самолета, следующего в Тель-Авив из Вены. Мы еще не поняли почему, но бандиты упорно ориентируются на бельгийский авиалайнер «Боинг-707» компании «Сабена». Так утверждает наш информатор.

— Скорее всего, палестинцы связаны с кем-то из членов экипажа, — предположил германский генерал. — То есть дата восьмое мая по-прежнему актуальна?

— Да. Очень уж день удобный, по мнению террористов.

— Удобный день, чтобы сдохнуть, — пробормотал генерал Вольф. — Израильтяне готовы встретить дорогих гостей в любом из прилетающих лайнеров. Группа спецназа «Сайерет маткаль» под руководством Эхуда Барака отрабатывает штурм на макете самолета. Прямо в аэропорту, в закрытом ангаре. Там и живут.

Мещеряков покачал головой:

— Тренировать штурмовиков, конечно, полезно. Но бармалеев надо брать раньше, до посадки в самолет в Вене!

— Именно об этом говорят израильские коллеги. Из Бейрута Красный принц пропал вместе со своей правой рукой Али Таха Абу-Санайна. И теперь израильские коллеги вышли на подручных этого Али. Судя по всему, это мелкие сошки, однако в кругу этих сошек ведутся разговоры о вооруженном захвате некого самолета. Конкретики нет, однако вижу ниточку.

Мещеряков удивился. В другой ситуации он бы обозначил свое восхищение парой хлопков, но рука была занята шпажкой с беконом, брынзой и огурцом. Поэтому воскликнул безо всякой иронии:

— Какие ушлые у вас коллеги! И кто же там такой грамотный?

— Начальник военной разведки Аарон Ярив. Но вообще-то сейчас там все заняты темой палестинского террора.

— Интересно, очень интересно, — покончив с канапе, Мещеряков почесал щеку шпажкой. — Значит, будем проводить консультации.

Глава 36

Глава тридцать шестая, в которой выясняется, что контрразведка ищет врагов внутри, среди своих. Разведке в этом отношении проще, она ищет друзей среди противников

— Наши коллеги начали боевую подготовку к Олимпийским играм, — сказал Вольф. — А мы выяснили, что полиция Баварии настроена крайне благодушно. В олимпийской деревне заканчивается стройка, но по периметру заграждения не видно. Так, сетчатый заборчик от собак. За порядком будут наблюдать дорожные полицейские со свистульками. Представляете, для них разработали специальную форму голубых цветов! Зевак и спекулянтов эти полисмены, конечно, разгонят. Но не более того. В общем, всё так как вы и говорили.

— Полиция Западной Германии работать не будет, — подтвердил свое мнение Мещеряков. — Это не гипотеза, это позиция. Организаторы игр смоделировали несколько возможных вариантов атаки на спортсменов. Ознакомили баварскую полицию, там заявили, что «озабочены и внимательно изучают».

— Отписка?

— Да ни хрена они не озабочены! По нашим сведениям, военная разведка ФРГ осведомлена о подготовке теракта. Но со своей стороны тоже ничего не предпринимает.

— Хочешь сделать хорошо — сделай сам, — пробормотал Вольф.

— Вот именно. Пусть израильтяне задумаются.

— Этим занимается лично генерал Цви Замир с группой добровольцев — отрабатывают на макете оборону жилых помещений. И перед играми бойцы поедут в Мюнхен в качестве туристов. Мы скрытно помогаем: предоставили данные о нескольких тайниках с оружием на территории ФРГ.

— Оружие немецкое?

— Не сомневайтесь. Старое, но проверенное оружие той войны: пистолеты Люгера, автоматы MP-40 и боевые ножи. Если израильтяне его применят и бросят на поле боя, следы приведут на армейские склады ФРГ, к вороватым кладовщикам.

— Вы знаете, я сторонник не военных действий, а мирного сосуществования и сотрудничества, — признался Мещеряков. — Стрельба мне не по душе. Это край, когда иные средства исчерпаны. В своей работе стараюсь придерживаться старых добрых правил диверсанта.

— Это каких, если не секрет?

— Бороться и искать, найти и перепрятать. То есть тихо прийти, подгадить, и тихо уйти. Но в Мюнхене всё по-другому — там везде чужие глаза.

— Хотите сказать, там и без нас шпион на шпионе сидит? — хмыкнул Вольф.

— Вот именно. Полный ахтунг! Проще вспомнить, кого там нет. Надеюсь, ваши коллеги понимают, что спецслужбы Советского Союза не могут оказывать помощь Израилю в создавшейся ситуации? Ни явную, ни тайную. Если вылезет хоть краешек нашего исподнего — какашками закидают со всех сторон… И помощь со стороны ГДР должна быть незаметной! По этой же причине.

— Мы это обсуждали, — хмыкнул Вольф. — Беда в том, что у штази и так забот полон рот. Вздохнуть некогда.

Углубляться в детали он не стал, но Мещеряков понял всё прекрасно. Операция по плавной эвакуации Гюнтера Гийома и его окружения находилась в самом разгаре. Кто-то уехал в отпуск, кто-то в командировку. А сам Гийом с женой собирались в горы, покататься на лыжах. Пропажи должны произойти тихо, и без последующих скандальных пресс-конференций.

Кроме того, Маркусу Вольфу следовало обезопасить еще одного агента ГДР в стане противника — Ганса Тидге. Он оставался там, будучи не последней фигурой в мире разведки. Ганс Тидге трудился в Федеральном ведомстве ФРГ по охране Конституции, что в переводе на русский язык означало службу контрразведки, нацеленную против Восточной Германии. И ему предстояла противоречивая задача: с одной стороны, не высовываться, с другой стороны, провести операцию прикрытия Гюнтера Гийома.

Еще одной важной фигурой являлась Мария фон Вагнер. Штатным сотрудником штази она не числилась, и выходить с ней на агентурную связь никто не планировал. Однако следовало убедиться в безопасности дирижера студенческого оркестра, а также обеспечить ее негласную защиту.

Все эти действия опирались на главную мысль, что канцлер Вилли Брандт очень важен для Советского Союза. Товарищ Пельше считал его оптимальной фигурой для переговоров и сотрудничества в Европе, и в этом смысле очень важно было не навредить. То есть: красиво вывести из игры Гийома, сохранить в игре Ганса Тидге и не засветить Марию фон Вагнер. И, наконец, не допустить бойни на Олимпиаде. Не потому что жалко евреев, хотя их жалко, а потому что в случае провала любого из пунктов, недоброжелатели Вилли возьмутся его топить. Список других дел выглядел немалым, и отдельно в нем стоял Израиль.

Ничего этого Мещеряков вслух не произнес, а снова вернулся к еврейской теме.

— В сфере наших интересов Израиль занимает особое место, — сказал он. — Хотя бы потому, что мы выходим из Египта и одновременно раскрываем шлюзы эмиграции евреев. И немцев. И крымских татар.

— А мы выходим из Египта?

— Официально это еще не прозвучало, но увертюра носится в воздухе.

— А русские немцы поедут в Восточную Германию?

— Хотелось бы надеяться, что русских немцев привлекут прусские и саксонские земли. Когда-то здесь проживали старинные германские племена, самые воинственные. Но что мы можем противопоставить желанию людей перебраться на Запад Германии? Не знаю. Именно эту задачу сейчас решают наши и ваши пропагандисты.

Вольф вздохнул:

— Всё это важно, но как нам помочь израильтянам? Умение отстреливаться им, конечно, не помешает, но лучше поймать этого Красного Принца сегодня, чтобы вволю покопаться в мозговом центре «Черного сентября».

— Согласен, — кивнул Мещеряков. — Пытать Али Хасан Саламе полезнее, чем бегать с автоматом по Мюнхену. И что мы видим?

— Что?

— Полный провал! Может быть, я повторяюсь, но эти ваши коллеги провалили операцию в Бейруте. Ладно, что теперь в пустой след кричать? Будем искать этого Красного Принца. Бороться и искать, найти и не сдаваться… Есть у меня надежда выйти на всю банду. После консультаций, естественно.

— Канал связи прежний?

— Так точно.

Маркус Вольф поманил кельнера, лавировавшего среди гостей.

— Хайнц, что там за шум? — спросил по-немецки.

В дальнем углу раздавались взрывы смеха. И еще туда постоянно бегали официанты с подносами.

— Русская водка, герр генерал, — рослый и крепкий парень вытянулся по-солдатски.

Впрочем, судя по выправке, это было недалеко от истины. Когда Петр Первый указывал своим подчиненным «перед лицом начальствующим иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство», именно армия саксонского курфюрста подразумевалась в качестве образца и наглядного примера.

— Русская водка… — Вольф покатал это слово во рту. — И что в шнапсе смешного?

— Специалист ликеро-водочного завода рассказывает разные истории. Например, как у них в разливочном цехе недавно пропала экскурсия.

— Да ладно, — выразил неверие Вольф. — В Москве?

— Да, герр генерал.

— Ничего не путаешь, Хайнц? Так не бывает!

Удивление вышло у генерала настолько чисто, что официант скрыл улыбку за склоненной головой.

— Конечно, не бывает. Это же не Лубянка, а водочный завод.

— Но-но! — поправил его Вольф.

— Виноват, — кельнер принял покаянный вид. — Однако рассказ интересный, герр генерал.

— Видимо, водка забористая? — предположил Вольф.

— Новый сорт, герр генерал. Называется «Посольская».

— Название заманчивое. Что-то особенное?

— Нет слов! Чистая как слеза, мягкая как май.

Кельнер не лгал — так убедительно может говорить только человек, имеющий личный опыт.

— Хм, — задумался Вольф.

— Русские умеют делать водку, — заявил кельнер. И после паузы добавил: — И ракеты.

— Надо попробовать, — решился Вольф.

— Две рюмки? — уточнил кельнер, глянув на собеседника генерала.

— Знаете что, — вмешался Мещеряков, — чтобы не бегать сто раз, несите бутылку.

Валентин Иванович оглядел стол. А затем подтянул к себе тарелку, заполненную горкой еще не опробованных канапе — с сёмгой, ветчиной и анчоусами. Каждую шпажку украшала крупная маслина и веточка зелени. А генерал Вольф поступил точно также по отношению к тарелке с тарталетками. Шеф-повар говорил, что здесь икра шести видов. В самом деле, не дать же ей засохнуть?

Тем временем на столе появилась бутылка «Посольской». Жестом отпустив кельнера, Маркус Вольф разлил сам.

— Ну, цум воль, — выдохнул он.

— Ваше здоровье, — поддержал его Мещеряков. А сам подумал: — Им потребуются силы для успеха в Германии. А нам бы еще приезд Никсона пережить…

Глава 37

Глава тридцать седьмая, в которой выясняется: фразу «денег нет, но вы держитесь» придумали американцы. В оригинале она звучит так: ' Try to lower expectations'

Для лечения баронессы мы решили использовать семейное логово братьев Сиротиных. Место это удобно тактически — оттуда и до музпеда недалеко, и «Интурист» рядом. В номерах гостиницы светиться было бы глупо, а тащить Марию к нам на поселок, в дом к бабушке или к себе, тоже не резон. И еще не хотелось раскрываться перед товарищем Ивановым. У него и так хлопот хватает, а кто меньше знает, тот лучше спит.

Поэтому щитом в смысле конспирации я назначил бабушку Мухию. Нам слава не нужна, а ей бояться нечего. Давно слывет знахаркой и травницей, на этой стези прошла медные трубы, чертовы зубы, Крым и рым.

Вернее, слыла. Так было до недавнего времени, пока бабушка Мухия не сломалась. Случилось это в марте и сразу обнаружилось Нюсей, которая регулярно ныряла к ней за консультациями, и по ходу брала очередные уроки.

— Зови всех, — велела бабушка замогильным голосом.

Она не желала вставать, и у постели больной собралась вся наша компания: Вера, Анюта и Антон. Ну и я внутри парня.

— Так что это у нас случилось? — ласковым тоном вопросила Вера. — Что за хандра?

— Недолго мне осталось, — тяжко вздохнула знахарка. — Чую смерть моя пришла. Вот помылась, переоделась в чистое. И хотела уже звонить, звать прощаться, так Аня сама явилась.

— Да что вы такое говорите? — возмутилась Нюся. — Посмотрите, на улице всё расцветает! Весной нельзя умирать.

— Горевать об том не стану, — прошептала старушка. — Нет больше смысла.

— Перестаньте, — не поверила Вера. Мягкие нотки психоаналитика из голоса она убрала. — Ничего смертельного у вас не вижу. Так, обычное недомоганье.

— Не учите бабушку кашлять! — возразила она прежним загробным тоном. — Что за жизнь, когда в доме нет ученицы? Некому подать воды, некому расстелить постель. Смерть приходит не тогда, когда останавливается сердце. Человек умирает, когда жизнь не приносит радости.

— Дед, что происходит? — Антон повторил вопрос Веры, только не вслух.

— Банальный стресс, — вынес я резюме. — Накопилась усталость. Из года в год одно и то же. Постоянно, каждый день. Кризис пожилого возраста.

— Умирать из-за усталости? — засомневался Антон. — Не знаю.

— Если у тебя депрессия, и жизнь не имеет дальнейшего смысла — это нормально. Все через это проходят.

— Думаешь?

— Не думаю, я знаю. Когда у спортсмена забиваются мышцы, ему делают массаж. А у нее душа закаменела, тут нужен аутотренинг. Самовнушение освобождает разум от забот, а тело очищает от усталости.

— И что делать сейчас? Массаж души я не умею.

— Разговаривать надо, — хмыкнул я. — Напомнить истину: жить следует сегодня, потому что вчера уже нет, а завтра может и не быть. Короче говоря, давайте жить, пока мы живы.

Однако прилагать дополнительные усилия не пришлось, бабушка Мухия разговорилась сама.

— Не думала, что всё будет так плохо, — призналась она. — Собиралась внучке передать свой опыт, тогда и умереть можно спокойно. Только вот Галия моя оказалась плохой ученицей, а теперь снова беременная. На Верочку была надежда, но недолго — своим пузом все мои планы поломала.

Вера порозовела. У нее тоже были другие планы, но так вышло.

Антон приобнял ее, шепнув не ушко:

— Эй, всё нормально. Здравствуй, необъятная страна!

В ответ заработал тычок локтем и стандартное обещание «получишь у меня». А бабушка продолжила:

— Неожиданно удивила Анечка… Ходит постоянно, учится.

Расставляя чайные чашки, Анюта скромно потупилась. По крайней мере, сделала такой вид. На столе уже стояли розетки с вареньем и тарелка с печеньем. Только вот последующие слова бабушка заставили ее сникнуть.

— Аня хорошая ученица, прилежная и упорная. Вопросы не боится задавать. Но лекарь слабый, потому что не добрая.

— Люди добры на словах, а внутри себя полны нечестивых помыслов, — буркнула Анюта. — Это не я придумала, так святоши говорят. А за что тогда людей любить?

— Ну, наверно, не за плохие помыслы, — слабо улыбнулась старушка. — Так бывает, когда в человеке зла больше, чем добродушия. Я не утверждаю, что знахарь должен быть кладезем милосердия и любить весь мир. Однако Анечка скорее ведьма, чем травница.

— И что делать? — поинтересовался Антон.

— А что ты сделаешь, если она такой уродилась? Ничего. У Ани хорошо получается приворот и наговор, а лучше всего выходит сглаз и порча.

А я сразу вспомнил один из первых уроков бабушки Мухии: «Тот, кто проклинает, тот противится богу. Это грех, такие вещи ни для кого не проходят бесследно. Тем, кто необдуманно произнес слова проклятия, нужно незамедлительно исповедать это прегрешение, просить бога о том, чтобы его безумные слова не исполнились, молиться о тех, кого проклинал, и раздавать милостыню бедным».

Антон, видимо, забыл старые уроки.

— Это плохо? — спросил он.

— Если Анечка не испытывает раскаяния, значит нет повода для печали. Если темные заклинания готова впитывать как губка, — усмехнулась бабушка, — значит, такой у нее путь, не плохой и не хороший.

— Не плохой и не хороший, — пробормотал Антон. — А какой?

— Просто это означает, что никогда я не смогу передать ей самое заветное и секретное. Тебе могу, но ты не хочешь. Вере могу, но она непраздная. А вот Ане не могу. И даже если напрягусь, принять не сможет.

— Постойте, — робко вставила Нюся. — Я же не беременная!

— А ты, Анечка, и не знахарь, — вздохнула бабушка. — Только не обижайся, ладно? Тут нужна лекарская сила, которой у тебя нет.

Фраза «принять не сможет» заставила задуматься. Основатель ордена иезуитов Игнатий де Лойола как-то пророчески заметил: «Если целью является спасение души, то цель оправдывает средства». Иначе говоря, если знахарке некому передать свои знания, значит и умирать нельзя! Так я решил тогда, и ни минуты не сомневался в спонтанном решении.

Во-первых, у нас на нее были свои виды — со своим шаманом бабушка так и не познакомила. Во-вторых, на черное одеяло еще никто не жаловался, кроме Веры. А если у бабули вдруг уменьшится размер груди, она это переживет. В-третьих, в моей квартире имелось три телевизора, из них два с большим экраном. Как по мне, так смотреть там нечего, однако депрессию эти девайсы должны у нее снять.

Так оно и оказалось, знахарка ожила по указанным причинам. Восстала из пепла безо всяких медикаментов, хватило одной телепередачи «Давай поженимся». А программа «Андрей с приветом» полностью закрепила успех. Телевизор, как средство для развития ума, не годится ни с какой стороны. А как инструмент социализации бабушки Мухии — в самый раз. За короткий срок она нашла ответы на множество вопросов. Правда, «Модный приговор» и «Студия, в которой невозможно солгать» добавили новых загадок, но это даже хорошо.

Как дед Антона я был воспринят без колебаний. Ну а что такого? У каждого внука должен быть дед. И неважно, что дед живет в другом мире. Немного странно, но с этим бабушка собиралась разбираться позже. А вот в частых путешествиях между мирами пришлось ее резко ограничить. Одно дело избавление от депрессии и старческих болячек. И совсем другое — резко молодеющая старушка, которую знает поселок и половина города. Это проблема, ведь пристальное внимание и глупые вопросы нам не улыбались совершенно.

Вылезла еще одна побочка: слишком уж она балдела от процесса. Черное одеяло действовало на бабушку Мухию чище антидепрессанта. Это можно было назвать допингом, но в реальности она получала наркотик эндорфин, который вставлял и доставлял. Как на духу бабушка утверждала, что дорога на черном одеяле избавляет душу от тревог, при этом будущее кажется исключительно светлым и безоблачным. И вообще, никакое оно не черное одеяло, а легкий и беззаботный пух, позволяющий проваливаться в себя.

Короткое путешествие на черном одеяле длительность в один миг делало ее день. Она пребывала в эйфории словно кот, который спер со стола колбасу и нажрался до упора, а потом вдруг заметил блюдце, полное сметаны. Еще до перемещения знахарка начинала блестеть глазками, бегающими в предвкушении, и проявлять суетливость, свойственную сороке, охотящейся за блестящими предметами. И еще один немаловажный аргумент для ограничений: дикого зверя мне портила, закармливая его всякими вкусняшками.

Антон редко лез в мои дела с лечением людей. Но ход со знахаркой одобрил, потому что жалко. Старая знакомая, добрый человек, почти родня… И потом, Вере нельзя нервничать. Нюся же отреагировала коротко, но ёмко: чтобы плыть против течения, рыба должна быть сильной. А плыть по течению может даже мертвая рыба.

* * *

Помочь нам с Марией фон Вагнер бабушка согласилась легко. Причем не только с лечением колена, а вообще. При этом от поездки на мягком диване «Волги» уклонилась — укачивает ее, видите ли. Пришлось мне обещать транзит на черном одеяле, но только в один конец. Обратно придется ей ехать на машине, ибо нечего.

Проблема пришла с той стороны, откуда не ждали. Братья Сиротины, вызванные на переговоры в Кировский скверик, вздумали упираться.

— Зачем вам понадобилась хата, понятно, — изрек Федот, переводя многозначительный взгляд с Антона на Анюту. — А зачем это нам?

Облизывая эскимо, Нюся фыркнула. Но промолчала. Весь ее пренебрежительный вид говорил без слов: тоже мне, нашелся ясновидящий гадатель! Антон же сделал вид, что намека не понял.

— А по дружбе никак? — задал он наивный вопрос. — Очень надо.

Этот тезис братья отвергли без слов, одной мимикой. Глядели они свысока и выглядели импозантно: брюки клеш с клиньями, цветастые рубашки с хищными воротниками, и модные ботинки «Цебо» с такими же острыми носами. Винклинеры вошли в обиход еще в 13 веке, и с тех пор регулярно будоражат умы модников. Их называли «ковбойскими», иногда «вестерном», а потом и вовсе «казаками». Неважно, стимпанк всегда в почете.

Странно, но темно-синие конверсы своих собеседников братья Сиротины восприняли с завидками. Поэтому, видимо, не повелись на предложение вспомнить, сколько им было сделано хорошего в прошлом.

— Прошлая жизнь — в прошлом, — отрезал Федот. — Как и разговоры в пользу бедных, будто «все люди братья». Нам не надо, чтобы всем было хорошо! Нам надо, чтобы хорошо было нам.

— Зимой ты нас обманул, Тоха, — добавил Кот перца в пассаж. — Обещал немецких квартиранток, и где они? Не прислал ни одной.

Такие обидные предъявы показались еще и несправедливыми. Прошлая жизнь осталась в прошлом! Федот же сам сказал. Значит, старые обиды тоже в прошлом. И потом, трудно оправдываться от облыжного обвинения, когда вину вроде бы ощущаешь, а за что — не понимаешь.

— Эй, не надо путать меня с квартирмейстером полка! — вспыхнул Антон. — Я виноват, что их в общагу поселили?

Сопротивление братьев сломила Анюта, правда, не одним ударом.

— Мальчики, первого мая наш оркестр едет в Элисту, — начала интриговать она.

— Элиста — это где Калмыкия? — нахмурился Федот. — Зачем переться в такую даль, на самый край глобуса?

— За победой, — повысила градус Анюта. — Там состоится международный музыкальный конкурс.

— О как! — оживились братья.

— Кроме нас, туда со всего мира приедут танцевальные коллективы. В перерывах между выступлениями стройные танцовщицы будут бродить по Элисте целыми табунами. Мы можем подумать, чтобы взять вас с собой.

Нюсе показалось, что она подняла планку на невероятную высоту. Братья переглянулись и синхронно кивнули друг другу.

— Отличная идея! — выразил Федот братское мнение. — Про Калмыкию, всю в тюльпанах, мы слышали, кумысрыночный совсем недавно пробовали… А вот танцовщиц на цветах никогда не видели! И что нам мешает поехать туда самим?

— Да, — сказал Кот. — Мы поедем, мы помчимся, на оленях утром ранним. Или на верблюдах? Неважно. Главное — проблема нескучного праздника решена. Мне по душе айран с восточными красавицами.

За спиной шумел фонтан. Рядом буйно цвели липы, а за ними яркими факелами пламенела алыча. Среди зеленой травки повылезали декоративные тюльпаны разных цветов и фасона. На аллее неподалеку две тетки обирали липовый цвет, шустро, без всякого страха. А ведь это общественное место, и милиция таких граждан должна гонять! Ишь ты, нашлись деловые — с мешками приперлись. И передники нацепили, как приличные хозяйки.

— Дед, ты чего? — удивился Антон. — Кому эти цветки нужны? Через неделю всё равно опадут.

И в самом деле, чего это меня понесло? Старею, наверно, и движет мною зависть. Это надо признать: совсем забыл, насколько полезен чай с липовым цветом. Мало того, что лечит все болезни, так липовые соцветья сдерживают процессы старения и укрепляют волосы. Отвар из липового цвета повышает иммунитет, а горячие припарки разглаживают морщины. И главное, что липа успокаивает! Это важно и реально хорошо для меня. Нет, нужно будет ночью сюда наведаться.

Тем временем Нюся выстрелила из главного калибра.

— Раскрою секрет, парни: мы собираемся играть тяжелый монгольский рок. И можем взять Котика в нашу группу.

Взрыв оказался мощным, братьев как пыльным мешком прибило. Они ушли в себя и там зависли.

Наконец Федот выдавил из себя главный вопрос:

— Почему Кота?

— Он стройный, весь в мускулах, — охотно пояснила Нюся. — И высокий. Ноги длинные, почти как у меня. Это стильно.

— И кем у вас будет Кот? — окончательно сдулся Федот.

— Монголом.

— Чего? — создавалось впечатление, что Федот еще и оглох.

Кота явно корежило вслед за братом, и Нюся их добила:

— Котик будет монголом, бьющим в барабан.

Братья сморщились и обвисли. Воздух вышел весь, то есть система зависла снова. И после перегрузки взорвалась возмущением Федота:

— Погоди, но какой из этого амбала монгол? Те мелкие, смуглые, а Кот крупный! И совсем незагорелый.

Антон переглянулся с Анютой. Идея насчет еще одного бас-барабана в оркестре возникла не случайно, в инете она давно присмотрела огромный оркестровый барабан. Варвара с этой задачей справилась бы, но кто тогда будет играть на кубинских барабанах? Шел перебор кандидатур, и тут ей в голову пришел фактурный Кот. Но зачем брать его просто так, когда за это можно выдурить квартиру?

Сохраняя невозмутимое выражение лица, Антон заметил:

— Хочешь сказать что ты, внешне щуплый и ненакачанный, будешь более подходящим монголом?

Федот энергично закивал головой:

— Да!

— Но ты тоже незагорелый, — пожала Нюся плечами, — к тому же белобрысый.

В этот момент отмер Кот:

— Так что делать-то надо?

— Будешь делать зверское лицо. Ты же боксер, верно?

Меня эта деталь тоже интересовала, ведь музыкальными талантами Кот не отличался. И Антон сообщил мне сугубо личное мнение:

— Вообще-то там ничего особенного делать и не надо. Только капу вставить, но рот не закрывать.

— Представь барабан вот такой величины, — Нюся широко развела руки. — Он стоит перед тобой, и ты лупишь по нему специальной колотушкой. Лупишь с размаха, ритмично, как положено в рок-музыке: бум-бум-бум. 125 ударов в минуту.

— И все?

— Еще можешь пританцовывать на месте. Вот так.

Она принялась подпрыгивать , ловко перебирая ногами. Рыжий чубчик не мог остаться безучастным, сразу включился в это действо. Группа парней, спешившая куда-то с деловым видом, притормозила свой бег.

— Девушка, а пошли с нами? — предложил один из них. — С нами интересно!

В известном мультфильме подобная сцена соблазнения описана словами «эй, птичка, летим со мной — там столько вкусного!». Нюся зафыркала норовистой кобылкой, однако осталась на месте.

— Но-но, — обернулся Антон. — Иди куда шел, добрый человек.

Доброты в его голосе было мало, и прохожий уточнил:

— А то что?

— Ничего. Хочешь узнать больше? — теперь обернулся и Кот.— Позли меня еще немного.

Зачем-то он встал в позицию танцора вприсядку. Видимо, так должно было страшнее. Только мне эта поза напомнила какающую собаку.

Его немедленно поддержал Федот.

— Давай-давай! Не задерживай очередь на старте, — раненой чайкой Федот двинулся вперед, расставив крылья: — Без сопливых скользко.

Но прохожие парни не собирались конфликтовать с какающей собакой и раненой чайкой. Бояться они тоже не подумали. А раз Анюта интереса не проявила, грустить не стали — со смехом возобновили свой путь.

После чего Кот выдал вполне ожидаемую реплику:

— Но я не умею играть на барабане!

То есть он не возражал, и это была победа.

— Всё когда-нибудь бывает в первый раз, — улыбнулась Нюся.

Эту присказку любят повторять девушки, и в чём-то они правы.

Все сомнения разрешил Антон:

— Варвара Громова быстро тебя научит.

— Варвара? — Облизнул губы Кот. — Я согласен. Готов учиться днем и ночью. Когда приступать?

— Эй, погодите вы, — возмутился Федот. — А как же я? Почему я не монгол?

— Если хочешь иметь друзей, — ласково сказала Нюся, — не будь вредным. Будь добрым как я!

— Я согласен, — тут же отреагировал Федот. — Я уже добрый.

Мне припомнилась знаменитая фраза из какого-то кинофильма: «Я тоже стану звездой, если секс и выпивка не доконают меня раньше».

— Может быть, применим маракасы на сцене? — предположил Антон, захлопывая ловушку. — Пусть шуршит.

— Будешь монголом с погремушками, — прищурилась Нюся. — Лицо можно затонировать кремом… А волосы покрасить.

— В радикальный черный цвет? — догадался Федот. — Согласен.

И проявил удивительную информированность:

— Но разве маракасы — не инструмент индейских шаманов?

— Инструмент, — согласился Антон. — А американские индейцы — потомки монголов. Это общеизвестно. Вообще, все люди на земле произошли от монголов. Даже татары. Прими это, как раньше весь мир принял татаро-монгольское иго. И жизнь станет легче.

Глава 38

Глава тридцать восьмая, в которой молодым у нас везде дорога

Мудрые люди говорят так: на аллаха надейся, а ишака привязывай. Поэтому на дверях моей квартиры висел сигнальный оберег от лихих людей. Вещь простенькая, но эффективная. Потом Нюся дополнила оберег наговором, отбивающим желание войти. Следом внедрила еще что-то полезное из техники отвода глаз, в тонкости я не вникал. Однако бабушка Мухия заверяла: враг не пройдет. В смысле, своим это не страшно, а чужих людей отвадит на раз. При этом наглецов отпугнет вплоть до расслабления сфинктера заднего прохода.

Полезные штуки штампует Анюта. По крайней мере, соседи за солью не нагрянут, а цыгане попить не попросят. И многочисленные ООО «Горгаз», и свидетели Иеговы пройдут мимо, предлагать здесь свои услуги и брошюры им в голову не придет. Все эти фишки новостью не являлись, были давно отработаны на домах Антона и Нины Ивановны. Так что сомнений в качестве не возникало. И естественно, что в своем деревенском особняке я эти технологии внедрил первым делом. И дополнил охранной системой с видеонаблюдением, чтоб уже наверняка.

У частного дома полно несомненных достоинств. Что ни говори, а когда над головой никто не топочет и ничего не роняет, это огромный плюс. А во-вторых, здесь нет лестничной клетки, того страшного места, где чудеса и леший бродит. Не знаю, как сумел бы Пушкин описать характерные шумы большого муравейника, обремененного лифтом и мусоропроводом. Насчет бродячего лешего проще, именно так скребутся в квартиру напротив мои пьяные соседи в том мире.

И еще в частном доме нет звуков ремонта, если не сам. Хотя психологи утверждают, будто визг дрели на рассвете — нормальное дело. Сосед мужского пола не просто так сверлит дрелью, таким образом он привлекает самку. Единственным минусом деревенского дома являются утренние петухи, соседские и свой. Ну а что делать? Ничего идеального не бывает. Зато после криков петуха каждое утро появляются свежие яйца, независимо от погоды.

Частный дом — это безмятежный уют. Это цветущие на подоконнике гортензии, кактусы и герань. Орхидеи и фиалки появились потом, а так в моем новом доме всё осталось, как было при старых хозяевах. Самовар на веранде, где виден палисад сквозь распахнутые окна. Резные наличники здесь вообще грех трогать, поскольку выглядят произведением ручной работы.

Пришлось доплатить, конечно, за древние гардины, кисейные занавески и тканые половики. Старый почерневший буфет мне очень понравился, как и огромный сундук, обитый железом. А также скатерти, вязаные салфетки, тряпичный абажур и венские стулья вокруг круглого стола в «зале».

Это место я переименовал в кухню-столовую, потому что здесь имелась русская беленая печь и посуда. Летом прямо на чугунные круги печки можно поставить двухконфорочную плиту на газовом баллоне. Кроме гостиной, легко совмещаемой с кухней-столовой, к печке с сторон разных примыкали две крохотные спальни. Четвертую комнату можно было бы назвать кабинетом, хотя просилось другое слово: чулан с окном. Ну и застекленная веранда, этот обязательный атрибут для деревенского среднего класса.

Домик в деревне — не только уют. Свой дом наполняет жизнь человека непрерывной возней с крышей, забором и курятником. Сад с огородом тоже требуют внимания. И сельский житель, вроде бы ничем не занятый, постоянно что-то делает. Всё что угодно, кроме качания в гамаке. Поэтому, наверно, гамака у меня нет. И бассейна нет. Здесь вообще ничего такого нет, включая конюшню и теннисную площадку!

Зато везде есть декроттуары. Проще говоря, такие железные скобы для чистки обуви от грязи. А куда денешься, если свой дом — это непрерывное производство? Нельзя просто так взять и уехать. Полезных устройств я установил три: одну на улице возле ворот, другую у входа в дом, и третью при выходе с огорода. Древние французы, знакомы с городской грязью не понаслышке, додумались крепить сбоку декроттуара жесткую щетку. Это изобретение я тоже взял на вооружение.

Конечно, пока я вел праздный образ жизни раненого бойца, за хозяйством присматривала охрана. Об этом говорили кучки земли возле декроттуаров. Ничего не поделаешь, цветочки надо поливать, курочек кормить, и так же регулярно убирать следы их жизнедеятельности. Надо собирать урожай яиц и дом протапливать. Баньку тоже, заодно. И пользоваться теплом парной, пока не остыло. Я не против, пусть парятся, не одному же мне пользоваться служебным положением?

Так вот, всем хорош частный дом, только двор маленький и бегать негде. А на улице джоггингом заниматься не принято, это же поселок с краю города. Прямо говоря — деревня, здесь люди чинно ходят. Да и светиться мне неохота, все внешние контакты ведет Вера, а меня вроде и нет. Поэтому по утрам я бегаю в Кумженской роще, что на берегу Дона. Бег трусцой еще называют «шаркающим», и шаркали мы колонной, вслед за Никой Авдеевой.

В моем новом доме она появилась вскоре после ранения, и сразу взяла власть в свои руки. Анюта не смогла отказать в доставке — Лизавета Сергеевна потребовала этого безапелляционно. Все это как-то совпало с очередным медицинским осмотром Авдеевых, Ники и Лизаветы.

Начал с Ники. Для этого не надо укладывать пациента, достаточно включить особое зрение. Кожные покровы чистые, лицо и зона декольте демонстрируют мягкий заморский загар. Аура цвета фиалки сияет ровно. Люди с фиолетовой аурой неординарны, они постоянно живут на взлете, и стремятся ко всему таинственному и необъяснимому. Им характерна частая смена профессии с целью поиска себя и профессии.

Точно за Нику сказано… Аура ее казалась цельной и яркой, но ближе посмотреть не мешало. И пока я занимался своим делом, пришлось услышать категорический вывод Лизаветы о полной некомпетентности моей охраны. Кстати, всё вышесказанное про ауру ее тоже касается.

— Что это за бойцы, которые от кучки гражданских шпаков отбиться не сумели? — рубанула она. — Щеглы!

К острому выводу прилагалось заявление, что лучше Ники мою тушку никто не сохранит.

— Будешь охранять мой сон? — предположил я тогда, занимаясь спиной девушки.

— Но-но, — сказала Лизавета. — Не зли меня, Бережной.

— В постель с вами, Антон Михалыч, не лягу, — ответила Ника ровным тоном, — но и врага туда не допущу.

Ну, на нет и суда нет. И почему «нет» на охрану, если она так рвется отдать свой долг жизни? Пускай. Спорить с Лизаветой я поостерегся, ей возражать себе дороже выйдет. Да и аргумент был очень убедительный — девушка рядом со мной серьезно снижает риск нападения. И не так бросается в глаза, как два парня за спиной. Авдеевы имеют мнение, а кто я такой, чтобы спорить? Впрочем, милые дамы даже не задумываются, что я сам могу решить все вопросы, то есть смыться в любой критический момент.

Да, у меня надежная охрана. Да, эти парни больше бойцы, чем телохранители, но что имеем, то имеем. Все они обязаны мне своим здоровьем, это большой плюс. И если в автосалоне «Тойота» они показали себя плохо, поскольку не уберегли, то с другой стороны оказались на высоте, поскольку не побоялись пролить собственную кровь.

Редкая ситуация, ведь по большому счету преданная охрана — это миф. Где взять сотню людей, готовых пасть на меч при одном твоем слове? Служить и защищать — да. Отгонять репортеров — обязательно. Но нигде, ни в каком договоре, не написано, что охранник обязан непременно пожертвовать собственной жизнью ради объекта. И даже если написать «живота своего не щадить», то это нелогично, ибо деньгами не измерить цену жизни.

Но когда Авдеевы решили, что Нике надо послужить мне на благо, так ради бога. Пусть дерзает. Сейчас над злобой дня довлеют темы поважнее — три раненых тела в больнице только начали оживать.

— Почему не пришла Лёля? — поинтересовался я между делом. — Давно не видел пациентку и ее руку.

— С ней всё в порядке, только страшно некогда, — Ника разглядывала дикого зверя, дрыхнущего на кровати кверху пузом. — Ого, вымахал как! Уже не котенок, а целый щенок!

— Так чем Лёля занята? — оторвал я ее от созерцания. Так же долго можно смотреть, как течет вода, горит огонь и как паркуется женщина.

Ника перевела взгляд на меня:

— С помощниками маршала Захарова готовит документы по МЧС.

Вот оно как, Михалыч… О новом министерстве я знал. Захаров сразу подхватил идею собрать в одном месте пожарную службу, гражданскую оборону и санитарную авиацию. И сам догадался дополнить это всё спасательной службой, которую можно развернуть на базе десантной дивизии.

— Там куча организационных проблем, одна медицина катастроф чего стоит, — добавила Лизавета. — А Лёлю прочат на должность пресс-секретаря министра.

А вот это убойная новость! Растут люди прямо на глазах.

— И кто у нас будет министр?

Ника пожала плечами:

— Ясности нет. Товарищ Брежнев весьма заинтересовался темой и так глубоко вник, что решил назначить туда генерала Щелокова. Ну а что, старый друг, сосед и надежный товарищ. Проверено, мин нет — МВД уже поднял с колен, надо идти дальше. Говорят, товарищ Пельше еле отговорил Леонида Ильича.

— Были еще кандидаты?

— А как же, каждая группировка своего тащит. Наиболее перспективным мне представляется генерал армии Василий Филиппович Маргелов, командующий ВДВ. Его продвигает товарищ Пельше, только решать будет Политбюро. Всё-таки третье военизированное министерство, после МО и МВД. Тут надо зубастым быть, ведь людей и технику будут брать от армии и милиции.

— Логично, — согласился я.

— А почему одна овчарка ходит за мамой, а вторая лежит у порога? — заинтересовалась Ника.

— Бдят, — честно ответил я. — Смотрят, чтоб Лизавета Сергеевна ничего не стырила. Гости, они всякие бывают.

Тем временем Лизавета обошла мой новый дом. Понюхала герань. Похмыкала у репродуктора, который нес в уши исключительный позитив об успехах посевной. Даже в уютном кресле посидела, потрогала накинутый на спинку плед. Но ничего не сказала. Это был хороший знак, ибо отсутствие критики от Авдеевой — уже неплохо. А во время медосмотра она неожиданно заявила:

— Антон, надо что-то делать с головой.

— Что именно? — не понял я. — Не вижу проблем.

— А я вижу! Я в этом не могу уже ходить.

— Чего?

Лизавета раздраженно ткнула пальцем в макушку:

— Мне надоела вот это.

— Отличная прическа, — в третий раз не понял я. — Короткая, стильная. И очень тебя молодит. Что не так?

— Вот это и плохо, — вдохнула она. — Я же солидный человек, помощник депутата Верховного Совета СССР маршала Захарова. Можешь сделать слегка седую голову с пучком волос на затылке?

Конечно, на этой почве мы поругались. Лизавета разошлась в своем негодовании и стала кричать, что я ни на что не способен, кроме разговоров. Вместо того чтобы спорить с ней, лучше бы сделал! Ведь надо всего ничего: только волосы отрастить и виски слегка посеребрить. И мои отмазки очень напоминают саботаж. Отвергая чужое мнение, слышать ответов она не желала. Жестом отрицания скрестила руки на груди, а в завершение фэншуя выставила ножку, как это умеет делать лучшая тамада Ксения Собчак.

Не способен, ну и ладно! Хоть в драку не кинулась, а то собачки уже волноваться начали. Закончив с обвинением, Авдеева потребовала показать ей громоотвод. Инструкция по технике безопасности запрещает хвататься за оголенный конец, но она это сделала. После чего принялась изливать свою желчь и лишнее электричество. Слава богу, контур заземления в новом доме был, эту фичу я мудро устроил первым делом.

Репродуктор, тихим голосом передававший вести с ролей, захрипел и захрюкал. Боже мой, это ж какие помехи сейчас выплеснулись в эфир? Нерациональный расход ресурсов, но ладно. Более всего возмущало поведение бывшей. Ой, бандурша… Хотелось вытянуть из брюк ремень и отхлестать ее по вредной заднице. Кстати говоря, вполне себе круглой, словно наливное яблочко.

Однако я понимал, что никогда этого не посмею. Если раньше о подобном можно было хотя бы мечтать, то сейчас и думать опасно. Мимоходом шандарахнет молнией меж ушей, и поминай как звали. Нам, боевым гномам и последователям викингов, такой хоккей не нужен! А ведь люди с фиолетовой аурой не умеют расслабляться. Они принимают всё близко к сердцу и постоянно ставят свое душевное здоровье под угрозу.

Но если честно, то мне следовало бы радоваться редким встречам. Пурпурный оттенок ауры Лизаветы говорил о выраженных качествах лидера, таким людям хочется всё контролировать и навязывать свое мнение. Деструктивное самокопание — это не про нее. И если представить, что Лизавета могла быть женой… Тогда получив угрозу личному здоровью, сам бы залез на фонарный столб и повис в проводах. В голову пришли строки из старой полузабытой песни: «Темная ночь, только пули висят в проводах, тускло звезды мерцают».

В конце концов, обиженная Лизавета убыла обратно, а Ника осталась. Никаких проблем я не видел, свободного места в доме у меня полно. Анюта отбытию старшей Авдеевой явно обрадовалась. Овчарки тоже вздохнули с облегчением.

— Ника? — нахмурилась Нюся, вернувшись через минуту.

— Не сегодня, — отмахнулась та.

— Завтра мне будет некогда! — проводница выглядела не очень довольной.

— Ничего, я не спешу, — безмятежно улыбнулась Ника. — Быстро здесь порядок не навести.

А я припомнил известное изречение: «Когда перестанешь исправлять других людей и начнешь исправлять себя, ты поймешь, что нет никаких проблем. У каждого только те проблемы, которые ему поставляет его собственное сознание. Все время я мечтаю и молюсь только об одном: чтобы стать частью реального мира».

Если кто не понял, я не виноват. Данная цитата принадлежит великому БГ.

Глава 39

Глава тридцать девятая, в которой мы лежим, упав ничком, в весеннем парке городском

Бегать трусцой полезно, а вслед за Никой — одно удовольствие. В смысле, как за лидером. И спортивные штаны у нее отличные. Наука утверждает, что обтягивающие тайсы удерживают температурный баланс. Хитрая спецодежда защищает ноги от переохлаждения, а также ускоряют процесс восстановления за счёт лимфодренажных функций.

Не буду спорить. Когда глаз не полностью проснувшегося организма радуется, это окончательно прогоняет сон. Помнится, после посещения Голливуда товарищ Хрущев высказался четко: «Девушки у вас хорошие, но вы их заставляете делать плохие вещи. Видимо, на потеху развращенной публике. В Советском Союзе мы привыкли любоваться лицами актеров, а не их жопами».

Как в воду смотрел Никита Сергеевич, потому что тлетворное влияние Запада сбило мои ориентиры напрочь. Должен признать, люблю и умею любоваться разными частями женского тела. Короткая красная безрукавка обзор почти не закрывает, но Антону картина видна хуже — он бежит следом за мной. А замыкающему, новенькому охраннику с позывным «Девятый», не показывают вообще ничего интересного, кроме тощего зада Антона. И хотя тайсы Антона реально скрывают волосатые ноги, вот там, в конце строя, можно реально уснуть.

Имя Девятого напрочь выскочило из головы, но болячку его помню: осколочное ранение головы с последующей контузией. «Четырехсотый» плохая штука. Астения и прочие болячки, связанная с психическими расстройствами, реально мешают жить. Из армии списан по причине постоянных головных болей, и вот с этим я боролся очень долго. Потом бабушка Мухия подключилась, выписала травки. Вовремя, кстати говоря, а то человек на колеса подсел серьезно. Но ничего, справились.

Девятый парень молчаливый. Может потому, что Ника сразу подмяла его под себя. Теперь будет так, пока мои постоянные охранники Бероев и Афанасьев болеют. Это мне никак не мешало, поэтому не обращал внимания. Ника хочет доминировать и строить из себя самца? Да ради бога. Я лучше полюбуюсь предрассветной зарей.

Утро начинается с рассвета и, конечно же, с криков «здравствуй, необъятная страна». Так утверждал поэт Харитонов, только сегодня это не факт. Люди живут в бетонных ульях, где обыденное утро начинается с электронных трелей, звонких и не очень. Будильник следует считать величайшим изобретением человечества, когда мерзкий звон обозначает не восход солнца, а команду «подъем». А если утро очень доброе, то начинается оно не с трелей, а с полудня. Но так везет не всем, и чаще всего в воскресенье.

Все же взаимосвязь утра со звоном настолько очевидна, что вряд ли у кого вызовет сомнения. Ну не может же будильник оживать вечером или посреди ночи? Нет в этом смысла, звонкий враг — ранняя пташка. Ученые давно вычислили, что восемьдесят три процента всех дней в году начинаются одинаково, со звона будильника. И не важно, куда встроено древнее приспособление— в мобильник, телевизор или микроволновку.

Будильник хуже мачехи, что безжалостно вырывает человека из объятий Морфея. Собственно, в этом садистская цель побудки. А зловещее предназначение этого ацкого инструмента пыток именно в том, чтобы разорвать тонкую связь ночи и дня, именуемую утром.

О прелести раннего утра могут рассуждать не все. Редкие люди наблюдают рассвет каждый день. Навскидку — это пастухи, доярки и хронические рыболовы. Возможно, еще дворники, только кто их видел? Утренний город пуст. На бульваре мелькают лишь собачники и редкие бегуны. Ничего не поделаешь, горожане не приучены вставать рано, и утренней зарядки избегают, придумав себе причину. Любую: то дождь идет, то носки не глажены.

Конечно, не все так просто. В любом городе полно контрастов и людей, работающих сутками или посменно, и живущих по принципу «когда встал, тогда и утро». Реальный рассвет они не видят годами, но это их не угнетает. Многие москвичи, к примеру, Красную площадь наблюдают исключительно по телевизору. И это не представляется им чем-то противоестественным.

У меня тоже есть повод поваляться в постели. Именуется он «заслуженная пенсия». Однако встаю и бегу, потому что будильник по имени Мальчик звучит убедительно. Точнее, овчарка не звучит, а лишь смотрит с порога спальни, только легче от этого не становится. Пристальный взгляд собаки женского рода — вот что убедительно. Ну а если вышел с собачкой на улицу, не стоять же столбом? Лучше пробежаться трусцой, рукам помахать. Так и привыкнуть недолго, что со мной и произошло.

Весенняя капель еще недавно хрустела под ногами, теперь ее заменила первая травка. Разноликие цветочки пробились сквозь талую землю и еще не зацвели, но уже радовали взгляд. Весна дело быстрое, когда солнце стремительно, на глазах, делает свою работу. Голые ветки оделись листвой, еще крохотной, и на каждом листочке дрожала утренняя роса. В апреле по утрам свежо, а сегодня ночью еще и дождь прошел. Поэтому собачка осталась во дворе — после выгулки в роще она будет грязная как черт, но купать ее некогда. Работы полно, так что бог простит.

До стрелки, где Дон расходится с Донцом, мы не добежали. Внезапно тропинку перегородил хмурый мужичок в ватнике и суконных штанах сварщика. Голенища резиновых сапог, подвернутые с особым шиком, выставляли напоказ красную изнанку. Словно гаишник, он выскочил из-за дерева с топориком в опущенной руке. Прокуренные усы лихо торчали в разные стороны, как у кардинала серых схем Евгения Чичваркина. Выше усов блестел хитрый взгляд, а еще выше красовался стеганый подшлемник сварного. Пышные бакенбарды, неухоженная борода и кривая ухмылка делали его рожу заметно шире.

— Стоп машина, — рыкнул мужик, гаишной палочкой выдвигая вперед толстый палец. При этом во рту мощно блеснул золотой зуб, что сигнализировало о состоятельности владельца.

На свежесть росы наложился выхлоп скруббера, образуя неповторимый коктейль ароматов. Вот уж воистину: не так страшен звук, как его запах. В рассветной тиши команду слышали все, и колонна начала тормозить, благо скорость была незначительной. Агрессией от оратора не веяло, всего лишь предвкушение чего-то сладкого витало. Если бы сварщик был гаишником, он бы представился, а потом спросил документы. А будь он свидетелем секты БГ, то задался бы какой-нибудь заумной хренью, вроде «зачем мы танцуем на самом краю в этом вышитом нижнем белье».

Но он однозначно не был гаишником и фанатом гуру, хотя и собирался озвучить какую-то ценную мысль. Даже зубом цыкнул и рот раскрыл. Только Ника не позволила нам приникнуть к источнику мудрости. Своевольно продолжив движение, она воспарила прямо над вытянутым указующим перстом. Дополнительный разбег не потребовался, по инерции почти на метр вознеслась. И, будучи в верхней точке полета, двинула правой ногой. Не так красиво, как умеют делать балерины, но эффектно. Потому что техника из серии «крадущийся тигр».

Ботинок вошел в соприкосновение со лбом, прикрытым подшлемником. При этом Ника энергично выдохнула в стиле Марии Шараповой. Такие задорные крики «А-а-ах!» попали на небывалую высоту благодаря Маше. И не только в теннисе, потому что сразу переплюнули уровень германского кино для взрослых. Стоны Шараповой даже собирались запретить, но она сама прекратила большой спорт.

Тем временем нога Ники вернулась назад, чтобы обеспечить четкое приземление. Да, люди не птицы и закон всемирного тяготения никто не отменял. А вот движение мужичка только началось. Так бывает в бильярде, когда один шар с силой бьет другой. И биток слегка откатывается назад, при этом другой шар стремительно летит в лузу. Владимир Семенович в подобной ситуации заметил бы: «Тюк прямо в лобик, и нету Кука».

Правда здесь не было лузы, зато имелась лужа. Наполненная ночным дождиком, она матово блистала чистотой. И вот в эту лужу голова и приводнилась вместе с телом. Только не успокоилась — мужичок оказался крепким на удар. Топор он потерял по пути, а сознание осталось при нем. Фыркнув диким коником, сварщик начал подниматься.

— Но-но, — процедила Ника, протягивая растопыренные пальцы в его сторону.

Раздался сухой треск, в лужу полетели бледные молнии. Они стартовали одна за другой, грозно и неотвратимо. Подобным образом приводят в трепет неуправляемые авиационные ракеты, когда сходят с пилонов вертолета. Отзываясь на попадания грозовых разрядов, мужик затрясся словно припадочный и, наконец, замер.

А если он хотел спросить, как пройти в библиотеку? Теперь это уже неважно. Серый кардинал Евгений Чичваркин советовал из лондонского тумана: «Если тебе дают хук слева, можешь ответить хуком справа, но лучше ударить по яйцам». Ника поступила иначе и выиграла. Да уж, доводы мсье Ампера и синьора Вольта более серьезный аргумент в споре!

Другой философ, старик Гиппократ, однажды заявил, что жизнь коротка, путь искусств долог, удобный случай скоропреходящ, опыт обманчив, суждение трудно. Сей целитель верил, будто сердце является обиталищем разума, и мозг всего лишь охлаждает сердце, когда оно перегрето эмоциями. Может, такое было в древней Греции, не знаю. Но в случае с Авдеевыми это так не работало.

Когда избыточное электричество переполняет, регулярно вырываясь наружу, требуется не охлаждение, а заземление. Вот как сейчас. И когда Лизавета разозлилась, мне повезло, потому как легко отделался. Накопив тонику, она показала доминанту и не стала меня геноцидить. Была бы Лизавета жоще, валялся бы сейчас в коме, как этот сварщик…

— Контакт! — заорал сзади Девятый, прерывая мои мысли.

Электрические разряды он вполне логично воспринял за стрельбу. После чего без всякой паузы раздались характерные щелчки. Это пистолет Девятого, снабженный глушителем, глухо кашлянул своё «чух-чух». Ты смотри, какой шустрый парень…

При огневом контакте гражданским шпакам положено искать укрытие, поэтому мы с Антоном рухнули на тропинку. Я оглянулся, чтобы посмотреть. Позади Девятого оседали два тела, полные копии сварщика, в таких же фуфайках и подшлемниках. Что характерно, с разделочными тесаками в руках.

Случилось всё внезапно и быстро. Это только кажется, что излагаю события долго. На самом деле прошло всего ничего, пару мгновений. И ни до того, ни сейчас чуйка не отозвалась. Острое чутье на опасность уже подводило меня однажды, поэтому защита организма сработала вне зависимости от остроты ее капризов — на землю я упал бойцом, готовым к отражению нападения, в бронежилете и каске. И это не считая легкого броника скрытого ношения, поддетого еще дома! Правая рука твердо сжимала верную «Осу», левая — запасную кассету.

— Что за фигня? — недоуменно высказался Антон.

Осматривая свою зону ответственности, Ника молчала. Видимо, посчитала вопрос несущественным.

Девятый отозвался:

— Чисто!

А чуйка продолжала молчать. Предчувствия не ёкали нигде, и чувство опасности тихарилась как партизан, ни одной колючей веточки тревоги. Даже сердце, дрогнув, не успело трепыхнуться, продолжило привычный для него ритм. Всё закончилось? Переглянувшись с Антоном, вставать мы не спешили.

— Какая-то странная стая сварщиков, — высказал я гипотезу. — Видимо, у них тут гнездо.

В левом ухе ожил наушник.

— Эй, что у вас там? Кто кричал? Девятый, ответь базе.

— База, здесь Девятый, — спокойно ответил парень. — Ситуация «би два», повторяю: ситуация «би два». Нападение отбито. Объекты в норме, трое нападавших нейтрализованы.

— Знаю я тебя, — буркнул дежурный. — «Нейтрализованы», ага. Небось, наглухо. И кого мы будем допрашивать?

— Сейчас посмотрим, что можно сделать. Да и оглядеться следует основательно. Высылайте тревожную группу.

— Тревожная группа уже строится во дворе, — отозвался дежурный. И скомандовал без интонаций: — Михалычу домой. Девятому оставаться на месте.

Глава 40

Глава сороковая, в которой восхода я не видел, но понял: вот-вот и взойдет

Восход солнца мы встретили дома, во дворе.

— Как сам, Михалыч? — отвлекся дежурный от инструктажа тревожной группы.

— Нормально, — не стал рассусоливать я. — Без проблем.

— Антон?

Но тот лишь отмахнулся. С ошарашенным видом парень ощупывал свой бронежилет.

— Девятый, доклад, — распорядился дежурный, приложив руку к уху.

По общей связи Девятый четко изложил ситуацию, ответил на пару вопросов с подковыркой, и был оставлен в покое. А дежурный вернулся к осмотру беспилотника с метровым размахом крыльев, что держал в руках крайний боец. Нику Авдееву он демонстративно не замечал, поскольку между ними сразу образовался вооруженный нейтралитет. Дежурный игнорировал ее попытки доминировать, а она не обращала внимания на его руководящие указания. Ничего не поделаешь, Ника позиционировала себя как моего личного охранника, действующего самостоятельно.

Овчарка в общем бедламе участия не принимала. Она тихо сидела у дверей веранды, охраняя вход в дом. За забором во дворе Антона гавкал Рекс. А дежурный продолжал осматривать бойцов, готовящихся на выход. Собственно, они были готовы, ждали только Анюту. И та не подвела, появилась в полной красе.

Городской пиксельный камуфляж, драпированный наколенниками и налокотниками, сидел на ней как влитой. Снизу темнели армейские ботинки Даннер Акадия, сверху — бронированный шлем с тактическими противоосколочными очками. Уши скрывали активные наушники, что громкие звуки глушат, а тихие делают громче. Сбоку, на трехточечном ремне, стволом вниз висел коротенький автомат АМБ-17. Вишенкой на торте смотрелись пистолеты — торчащие из набедренной кобуры рукоятки повышали воинственность и дополнительно украшали бойца.

Помахав нам рукой в кевларовой перчатке, она без лишних слов увела группу в короткий полет. Осиротевший дежурный грустить не стал.

— Эй, долго возитесь, — рявкнул он. — Выпускайте уже птичку!

Оказывается, именно этой команды и ждали. Тихо прошелестев лопастями, с огорода в небо ушел квадрокоптер. И растаял там, в небе цвета дождя. Раскрашенный светлым пиксельным камуфляжем, он был практически незаметен, лишь блеснул в первых солнечных лучах.

В отличие от меня, у Антона не вышло любоваться рассветом. И хотя он смотрел на восток, взгляд его был направлен внутрь себя. Парень так глубоко ушел в себя, что выкарабкался оттуда не сразу. А когда отмер, принялся щупать каску, при этом поглядывая на Нику. В конце концов, перевел взгляд в мою сторону. И для яркости передачи мыслей похлопал себя по груди:

— Дед, нет слов… Ну ты и силен!

Нечто подобное высказала Авдеева, только немного раньше. Им обоим было удивительно обнаружить на себе бронежилеты и каски, а я ничего такого в этом не видел. Обжегшись на молоке, люди на воду дуют, вот и я заранее побеспокоился о девушке. На всякий случай приготовил, раз она взялась охранять моё тело. И еще, честно говоря, очень не хотелось в случае чего выслушивать претензии от Лизаветы. Ну а второй комплект для Антона пошел сам собой, без вопросов. И лишним точно не оказался.

— Спасибо, Антон Михалыч, — отреагировала Ника на слова парня. А потом осторожно вопросила: — Рацию и боевой нож на груди я понимаю. Полезные штуки. Но скажите, для чего тут снаряженные рожки? У меня нет автомата.

— Да, — сказал Антон. — Такая же фигня.

— Послушайте меня, ребята, — отмахнулся я. — Если на бронежилете есть подсумки, они должны быть заполнены. По-всякому так лучше, не находите? Кстати, вот тут, в боковом кармашке лежит пара светошумоввых гранат. Хорошая вещь. А автомат, если очень надо, можно у меня спросить. Или потом у врага отнять.

— Антон Михалыч, а мне такой прикид можно? — головой Ника мотнула в ту сторону, где только что стояла Анюты.

Мне оставалось лишь развести руками:

— Вряд ли. Это даже не «Сотник». Скорее всего, новейший натовский костюм. Нюся любит яркие добротные вещи. Но мы же ее просить не будем?

— Не будем, — поджала губы Ника.

Пришлось обнадежить девушку:

— Значит, будем искать такой же, только с крыльями. Есть у меня один украинский склад на примете…

Обозначая праздник, на летней кухне загудели фанфары. А затем из репродуктора брызнул звонкий детский голос:

— Здравствуйте, ребята! Слушайте пионерскую зорьку!

Как по команде, в заборе открылась калитка, и во двор вплыла Вера. С левой стороны к ней прижимался Рекс, и вид у него был грозный.

— Здравствуйте, — вежливо улыбнулась она. — Что за шум?

— Не обращай внимания, — быстро сказал я. — Учебная тревога.

— Каски, бронежилеты… Очень интересно. Надеюсь, меня это не касается? Тоша, завтрак на столе. Быстро в душ!

И только я собрался сделать то же самое, даже каску снял, как порыв остановил дежурный.

— Антон Михалыч, полковник Трубилин просит вас почитать почту.

Искать телефон было лень, поэтому поинтересовался:

— Не знаешь, в чем дело?

— Совещание через час.

Что ж, к совещаниям нам не привыкать. А за час успею всё, даже утренний обход больных.

* * *

Совещание в узком кругу затягивалось. Председатель КГБ посмотрел на часы и едва заметно поморщился — график ломался. Однако завершать собрание на полпути нельзя, слишком много накопилось всего. А вот что надо было прекращать, так это пить чай — напиток уже из ушей лился.

Очередной вопрос повестки дня докладывал подполковник Казаков, полный мужчина с седыми висками.

— По сведениям агентуры, как израильской, так и египетской, военное столкновение на Синайском полуострове представляется неизбежным.

— Подтверждаю, — буркнул хмурый начальник первого, американского, отдела ПГУ полковник Киреев. — Вашингтон не уверен лишь в дате конфликта.

— А как считают наши аналитики? — генерал взглянул на моложавого майора в очках.

— От полугода до года, товарищ Председатель, — четко доложил тот.

— Войны никто не хотел, война была неизбежна, — пробормотал Ивашутин. — Хроническое нежелание договариваться… По-прежнему настаиваете на глобальных последствиях этой войны?

— Так точно.

— Давайте еще раз, и более подробно, — вздохнул Ивашутин.

— В случае нападения Египта на Израиль, по агентурным данным, будет развернута операция «Никелевая трава». Это мощный воздушный мост, по которому из США в Тель-Авив может быть переброшено до 50 бомбардировщиков F-4, до 50 истребителей A-4, до 50 вертолетов, до 20 тяжелых транспортников C-130 «Геркулес», до 600 танков и бронетранспортеров. Кроме того, готовы к отгрузке ракеты ПВО и до 40 тысяч тонн боеприпасов. В комплекте с военной техникой будут переброшены специалисты из армии США. Как обычно это делается, неофициально, под видом добровольцев.

— Серьезная помощь. Предполагаете успех евреев?

— Однозначно, — майор взмахнул карандашом. — И это не только мое мнение, товарищ Председатель. Вся группа так считает — численное превосходство не поможет арабам. Даже внезапное нападение Каира, а оно будет именно таким, не спасет Египет от разгрома.

— Ваш прогноз по действиям военного руководства СССР?

— А наше военное руководство так не считает… — вздохнул майор. — Генштаб будет настаивать на срочной помощи Каиру, а также на авиационном и военно-морском десанте, что приведет к прямому столкновению советских Вооруженных Сил с армией США.

— Насколько это реально?

— Учитывая, что Советский Союз, Соединенные Штаты и Израиль — ядерные державы, крайне вероятна третья мировая война. Только вот победителя в ней не будет.

— Что известно нашим военным разведчикам? — председатель повернул голову к Казакову.

— Принципиальных отличий в разведданных нет.

Ивашутин побарабанил пальцами.

— Майор, ваши соображения где-нибудь на бумаге есть?

— Никак нет, товарищ Председатель. Вы же сами запретили!

— Вот и хорошо. В смысле, ничего хорошего, — генерал хлебнул чаю. — Значит, начнут побеждать арабы, влезут американцы. Начнут побеждать евреи, влезем мы. Ничего не напоминает? Качели, черт бы их побрал. И от этого качания поплохеет всем.

— В любом случае мы будем виноваты, товарищ Председатель, — рубанул майор очередную правду-матку. — И в глазах арабов, и в глазах мирового сообщества. Считаю, что Садат дурак и погубит Египет. Надо выходить из этой пустыни.

— Легко сказать, — вздохнул генерал. — Ты, Игорь, не вздумай брякнуть это еще где-нибудь! Распустил я вас… Нефть подорожает?

— Несомненно. Нефть и газ будут дорожать, несмотря на увеличение добычи. И независимо от того, кто победит.

— А ведь имеется еще один немаловажный аспект: русские евреи, — заметил Ивашутин. — За год их выедет из страны достаточно.

— Как правило, все эти люди готовые специалисты, — поддакнул полковник Киреев. — Если не попадут под мобилизацию, все равно, так или иначе, будут участвовать в войне против арабов на стороне Израиля. Значит, против СССР.

— Говорят, будто у нас идет дискриминация евреев… — начал генерал и задумался.

— Да, есть такое дело, — согласился майор. — Чем выше сидит человек, тем больше он знает и умеет. И тем больше он принесет вреда своей бывшей стране в случае эмиграции. Как говорится, единство и борьба противоположностей.

— Всё это важно, но требует осмысления. Самое печальное, что никто не видит ту грань, за которой будет нарушено равновесие. Соединенные Штаты втянули себя в этот конфликт без явной цели, ведь они не собираются уничтожать Египет. Штаты балансируют на гравии войны с Советским Союзом без ясного представления, к чему это должно привести. Где тот баланс сил, когда они согласятся ограничить применение собственной силы? Посмотрите на Вьетнам: они уже год выходят, и никак выйти не могут.

— И в этом году вряд ли выйдут, — предположил майор. — Козлы.

— Не любишь дядю Сэма? — хмыкнул генерал.

— А за что его любить? — майор сжал губы. — За Хиросиму с Нагасаки? В Корее рожу начистили, так черти их во Вьетнам понесли. Неймется всё… Довоевались до ручки, страна от кризиса вот-вот рухнет.

— Отож. А нам не надо, чтобы Америка рухнула. Как это ни парадоксально, стабильность лучше кризиса. Товарищи офицеры, по Вьетнаму у нас отдельное совещание завтра. А по войне и миру в Египте жду ваших предложений к заседанию Коллегии. Время пока терпит, — заглянув в свои записи, Председатель перешел к следующему вопросу. — Что по Кипру?

Подполковник Казаков перелистал документы в папке.

— Возня вокруг Кипра неизбежно ведет к военному конфликту между Грецией и Турцией. Напряжение растет, и такое положение в зоне Средиземного моряустраивает Великобританию. А Соединенные Штаты всех разводят и гасят пожар. Явная показуха, англосаксы не стремятся решить проблему. Как известно, им чем хуже, тем лучше.

— Считаете, Греции не удастся присоединить к себе Кипр?

— Исключено, — покачал головой Казаков. — С разных сторон вертели, товарищ Председатель, но не выходит каменный цветок. Те, кто стоят за Турцией, не позволят этого сделать.

— А если наружу вылезет информация, что Кипр обладает несметными запасами природного газа? — прищурился Председатель.

— Обострение ситуации. Турецкая интервенция случится немедленно. Собственно, они давно к этому готовы, а тут на тебе — такой приз!

— Что будет дальше?

— Мировая общественность выразит озабоченность, Греция попробует остров отбить. Не забывайте, что на Кипре действуют две английские военные базы. Лайми не останутся в стороне от жирного куска. Это война Греции против всех остальных.

— Так-так, — сказал Ивашутин. — А мы будем наблюдать, как одна участница НАТО бьется с другой участницей НАТО…

— Что турки, что греки — вояки известные, — слегка улыбнулся подполковник. — Петухи! В стадо сбились — расхрабрились.

— Подерутся, разойдутся? — хмыкнул генерал.

— Именно так, товарищ Председатель. Будет драка. А потом всё станет так, как было: греческое население будет на своей половине острова, турецкое на своей половине, а англичане останутся сидеть на своих базах.

— ОНН для порядка пришлет роту «голубых касок», — задумчиво добавил генерал.

— Это обязательно! Ведь транснациональные компании примутся качать газ. А мы будет тихонько наблюдать. Агентурную активность сокращаем уже сейчас, чтобы под раздачу не попасть. Действуем по плану, в свете ваших последних указаний — нас там не было и нет.

— На нет и суда нет, — Ивашутин перевел взгляд на капитана, сидевшего рядом. — Напоследок поговорим о злобе дня. Я имею в виду музыкальный коллектив из Ростова. Закончили проверку студентов?

— Так точно, — в подтверждение своих слов капитан прихлопнул пухлую папку.

— Вопросы, замечания, возражения?

— Есть сомнения, — кивнул капитан. — В составе оркестра числится студент машиностроительного института, Владимир Спиридонов. Как оказалось, известная личность на Птичьем рынке.

— Да? — оживился генерал. — Чем же это?

— Большой специалист в области певчих птичек и попугаев.

— Говорите прямо. Спекулянт?

— Скользкий вопрос, — ушел от прямого ответа капитан. — Продает, конечно, но щеглов ловит сам, попугаев разводит. Консультации дает бесплатно.

— Пьянство, хулиганство?

— Не замечен.

— На учете в милиции состоит?

— Никак нет.

— Ну, на нет и суда нет, — отрезал Ивашутин. — Возражений не имею. Надеюсь, клетку с птичками он с собой не потащит. Что еще?

Капитан сделал пометку в своих записях.

— Вчера стало известно, что бабушка сестер Гольдберг подала документы на выезд в Израиль. Чтобы прояснить позицию, я позвонил Борису Пуго. Это помощник товарища Пельше…

— Я знаю, — жестом Ивашутин предложил продолжать.

— … И он сказал, что знает. Предложил не обращать внимания.

— А что и куда обращать?

— Сказал, действовать по ранее утвержденному плану.

— Если действовать по плану, то нам тут и работать не надо, — хмыкнул Ивашутин. — Арвид Янович поручился за них всех скопом, по списку. Этот список у вас в деле.

— Так точно.

— Обычные студенты, ничего особенного. А вот почему товарищ Пельше так обеспокоился?

Собеседник молчал, и генерал закончил мысль:

— Это вам выяснить не удалось. Или есть версии?

— Пока на уровне предположений, товарищ Председатель, — уклончиво ответил капитан. — И озвучивать их преждевременно.

— А что не преждевременно? Молчите? Ладно, напомните-ка мне узловые точки в этом музыкальном коллективе, — предложил генерал. — С самого начала.

— Студенческим оркестром руководит педагог Козловская, Надежда Константиновна, жена сотрудника КГБ полковника Козловского. Мы ее вычеркнули из разработки в связи с беременностью, в Германию она не едет. Какое-то время оркестром руководила педагог Швец, Наталья Николаевна. Жена полковника Швеца, командира отдельного отряда ВДВ. Также исключена в связи с беременностью. Еще раньше выбыла в декретный отпуск руководитель струнного ансамбля «Мечта», что входит в оркестр «Надежда».

— Какой интересный музыкально-педагогический институт, — пробормотал Ивашутин. — Педагоги не зацикливаются на музыке, упорно работают в рамках демографической программы КПСС. Следующим руководителем оркестра стал парторг Косач? Насколько я помню, он ушел не в декрет, а в отставку.

Капитан иронию не принял, сохранил серьезное лицо.

— Косач вообще оркестром не занимался, там рулит студент Бережной. В институте сложилось мнение, будто Надежда Козловская руководит оркестром по телефону, а Бережной транслирует ее указания. Только мы этого не заметили. С коллективом парень работает вполне самостоятельно.

— Справляется?

— Вполне. Кроме того, Бережной сожительствует с Верой Радиной, дочкой подполковника КГБ Нины Радиной.

— Я помню, — кивнул Ивашутин.

— Девушка в положении.

— И это правильно, — снова кивнул генерал, теперь уже одобрительно. — Если жить, так на полную катушку.

Ивашутин не лукавил. Прошедшая война аукнулась многими бедами, в том числе демографической ямой. И любую борьбу в этом направлении он считал богоугодным делом.

— Кстати, товарищ Председатель, — встрепенулся капитан, — по поводу Бережного я писал отдельную докладную. Не по теме, но важно.

— Еще не читал.

Он обернулся к помощнику, и тот четко доложил:

— В вечерней почте.

Генерал взглянул на часы.

— Вкратце, что там?

— В рамках углубленной проверки отца Антона, Михаила Бережного, я наткнулся на интересное дело.

— Погодите, почему углубленная проверка? — нахмурился Ивашутин.

— Так неоднократно бывал за границей, товарищ Председатель. Всю Европу прошагал, до Кенигсберга дошел, и там закончил войну по ранению. Позже вернулся в строй и неоднократно посещал ГДР по делам службы.

— Понятно, продолжайте.

— Когда Михаил Бережной работал инспектором Госрезервов, куда устроился после выхода в отставку, то несколько раз обращал внимание руководства на условия хранения пищевого спирта. По его мнению, там имелись серьезные нарушения. Меры не принимались, и тогда он по-соседски обратился к подполковнику Козловскому. В результате решительных действий КГБ были вскрыты хищения спирта.

— Ну и?

— Интересен финал. Михаила Бережного перевели на другую работу, не связанную с проверками, подполковника Козловского отправили на повышение в Москву, а под суд пошел один кладовщик. Посидел полгода в СИЗО, получил условный срок за халатность.

— Украл, выпил — в тюрьму, — пробормотал Ивашутин. — А дело замяли. Предполагаете сговор?

— На высоком уровне, товарищ Председатель. Надо бы там копнуть основательно.

— Хорошо, я понял. Копать нам, не перекопать… — он кивнул поощрительно. — На следующей неделе прокуратура начинает тотальную проверку армейских складов длительного хранения. Такая же судьба ждет склады Госрезервов. Есть желание принять участие?

Капитан оживился:

— Так точно!

— Я распоряжусь, — генерал перевел взгляд на помощника, и тот кивнул. — Продолжайте по существу.

— … Вместе с молодыми проживает бабушка, Степанида Егоровна. Волкодав, герой войны…

— И это помню, — согласился Ивашутин, чтобы тут же возразить:. — Товарищ Пельше запретил разрабатывать семью Радиных, поскольку Нина Ивановна выполняет его личное поручение.

— Мы осторожно, — сказал капитан. — Смотрим издалека, в глаза не лезем.

— Прекратить, — тихо распорядился Председатель. — Снимайте наблюдение, займитесь делом. В оркестре у нас есть информатор, барабанщица Варвара Громова. Девушка отлично зарекомендовала себя на Кубе. И еще кто-то там работает на парторга…

— Так точно, — капитан заглянул в папку. — Манде… мандо… мандолинистка. Вот! Отчеты в партком о ситуации в оркестре регулярно пишет мандолинистка Инесса Фридман.

— А я о чем? — воскликнул Ивашутин. — Разве этого недостаточно? К тому же руководителем оркестра назначен наш человек, подполковник Иванов.

— Уже полковник.

— Тем более, — генерал решительно взмахнул рукой. — У вас все карты на руках, а вы топчетесь на месте! В общем так, товарищ капитан. Сроку вам — неделя. Давно пора уже разобраться, какой интерес у Комитета партийного контроля и товарища Пельше в этом деле. Закончишь со студентами — пойдешь в свободную охоту, вороватых кладовщиков по складам гонять.

— И сговоры на высоком уровне?

— И заговоры тоже, — кивнул Председатель, — это наша работа.

Глава 41

Глава сорок первая, в которой я противоречу супермену, штаны по колено, внутри меня в крови от рэпа гангрена

Несмотря на прохладный день, в больничном парке явственно пахло весной. От клумб, облепленных садовниками, веяло вскопанной землей и сыростью чистого поля. На перепаханной части газона чернели грачи, они суетились и дрались, не опасаясь людей с лопатами. А некоторые из них висели на ветках деревьев, растопырив перья и размахивая крыльями.

Женщины в синих халатах намывали стеклянные стены холла, бездельники в больничных шлафорах шастали везде — внутри, снаружи и туда-сюда. Смешно сказать, но жизнь в больнице кипела. Сидеть на парковых скамеечках никто не рисковал, поэтому граждане фланировали по дорожкам. Одиночки встречались редко, чаще больных сопровождали группы поддержки с пакетами и авоськами.

Центральная клиническая больница, ранее именуемая загородной кремлевской больницей, простых людей пользует редко. Однако разницу на прогулке не видно, баня и больница в этом смысле выравнивает разрыв с дисконтом. Товарищи Брежнев и Пельше не выделялись на общем фоне. Как и все прочие, неторопливо брели по течению, куда глаза глядят.

В шерстяном спортивном костюме, ботинках и лыжной куртке, Леонид Ильич был похож на лыжника, сошедшего с дистанции. А Арвид Янович, одетый в стандартный наряд из плаща и шляпы, очень напоминал обычного посетителя, что пришел проведать захворавшего лыжника. Охрана, которая умело группировалась спереди и сзади, таковой окружающим не представлялась. Гуляют себе крепкие парни, и гуляют. Ничего странного, обычное дело.

— Так-так, — сквозь зубы процедил Брежнев. — Аркадий Шевченко, говорите…

Известие, которое принес Пельше, радовало мало. По агентурной информации партийного контроля, пока непроверенной, дипломат Шевченко докатился до шпионажа. Страшным был не сам факт, а не его связь с американской девушкой легкого поведения. Всё это было очень плохо, но связь с министром иностранных дел Громыко выглядела крайне ужасной. Аркадий Шевченко был вхож в семью Андрея Андреевича, где давно считался своим. Его называли другом сына, помощником министра и, чем бог не шутит в далекой перспективе, преемником.

— Товарищ Громыко член ЦК КПСС, уже много лет. Хороший и активный кандидат в члены Политбюро. В ближайшее время должен стать членом, — тяжело вздохнул Брежнев. — Теперь не станет. Вы представляете, Арвид Янович, какой это удар под дых?

Председатель КПК Пельше представлял. Ситуацию видел хорошо, хотя Генеральный секретарь не собирался развивать тему. Всё было понятно без слов: Андрей Громыко входил в группировку технократов, которые противостояли догматикам Суслова и сталинистам Романова. И когда товарищ Суслов отошел от дел, хрупкое равновесие в ЦК КПСС затрещало — на смену ему не нашлось такой же харизматичной и принципиальной фигуры.

А если вскроется скандал с Шевченко, то рухнет не только сам Громыко, рухнет равновесие. Коту под хвост пойдут годы работы по отлаживанию механизма компромисса и противовесов. И сразу на поверхность вылезут более мелкие группировки и невидимки, которые сидели тише воды, ниже травы. Например, троцкисты, они после Хрущева никуда не делись. И ведь их полно на всех уровнях ЦК…

— Доказательства есть? — снова вздохнул Брежнев.

— Доказательств нет, — прямо ответил Пельше, — но источник надежный. Собственно, именно по этой причине я сразу обратился к вам, Леонид Ильич. Для сбора доказательств нужна санкция.

Источник своей информации Арвид Янович раскрывать не стал, да Брежнев и не настаивал. Лишь уточнил:

— Кто еще знает?

— Вы первый, Леонид Ильич. Информация поступила по моим личным каналам.

Брежнев остановился и обернулся:

— Коля, дай закурить!

Сказано было таким тоном, что охранник и закурить дал, и помог прикурить. Выпустив облако дыма, Леонид Ильич двинулся дальше.

А Пельше продолжил:

— Проверка подозрений потребует оперативной разработки. Без третьего секретаря посольства в США не обойтись. Кроме того, потребуется целая куча специалистов КГБ, которых придется привлекать для слежки. Аркадий Шевченко, будучи заместителем генерального секретаря ООН, проводит в день десятки встреч. Представляете, что значит отследить все контакты? И это не один раз, а изо дня в день. Нет, привлекать КГБ опасно.

— Что предлагаете?

— Не отзывать. Не увольнять.

— И не следить? — догадался Леонид Ильич.

— И не следить. Вокруг здания ООН толпами шастают парни Гувера, а такого крупного агента, как Шевченко, обязательно прикрывает ЦРУ. В Нью-Йорке они в буквальном смысле дома, и с помощью контрнаблюдения легко обнаружат факт нашей слежки и возможные мотивы.

— Громыко соловьем пел, когда я Аркадия назначал, — Брежнев показал сжатый кулак. — Вот этой рукой назначал, на свою голову.

— Документы Аркадия Шевченко визировали все, Леонид Ильич, — выдал Пельше слабое утешение.

— А если стервец сбежит, виноват буду я!

— Вот и нельзя пугать его слежкой, чтобы не сбежал. Предлагаю провести операцию по дезинформации. Вбросить несколько секретных документов и отследить реакцию противника.

— Так-так… Оперативная игра?

— Да, это было бы идеально. А чтобы заслушивать данный вопрос на Политбюро, нужны железные факты. Обсуждать придется не только Шевченко, но и руководящие кадры МИДа. Не дай бог, это организованная группа…

— Согласен.

— Вариант первый. Вроде бы вы с Никсоном ведете тайные переговоры о демилитаризации Берлина. То есть Советский Союз выводит войска из Восточного Берлина, а союзники — из Западного.

— Идея хорошая, — покрутил головой Брежнев, — только они никогда на это пойдут.

— Да, — согласился Пельше. — Бесконечная битва нанайских мальчиков — их хобби. Но иногда поговорить же можно?

— Это да… Молчуну трудно в этом смысле. Ведь говоря всегда договоришься.

— И если закинуть еще одну бомбу, будто мы сокращаем группу советских войск в Германии? Кроме того, мы готовы обсуждать вопросы, связанные с сокращением объемов проводимых военных учений в Европе, и о взаимном уведомлении по поводу передвижения войск.

— А мы готовы?

— Обсуждать? А почему бы и нет?

— Это поднимет волну, — буркнул Брежнев. — Аж самому зябко стало.

— Цэрэушники возбудятся! Пусть гадают и проявляют знание темы, — взмахнул рукой Пельше. — Далее, вариант второй. Вы ведете тайные переговоры с Никсоном о продаже карты газовых месторождений Египта и Израиля.

Брежнев начал входить во вкус:

— И дорого хочу?

— По пять миллиардов долларов. И долю в совместной компании по разработке и добыче.

— Да уж, много хочу. Пять миллиардов с каждой подземной кладовой… — Брежнев покатал это слово во рту и даже губами почмокал. — Но ведь газ зарыт глубоко под морем?

— Это их проблемы. И потом, кто об этом знает? — прищурился Пельше. — Мы же карту светить не станем, снабдим Аркадия Шевченко только общими словами.

— Хм…

— Третий вариант. Вы, Леонид Ильич, ведете тайные переговоры с Никсоном о продаже долгов Египта.

— Чего? — опешил Брежнев. — Еще раз.

— Египет должен нам десять миллиардов долларов, — терпеливо пояснил Пельше. — Как говорят в определенных кругах, торчит серьезно.

— Да уж, по-взрослому…

— А отдает очень плохо, — напомнил Пельше. — Прямо говоря, отдавать не собирается. Более того, Садат собирается найти повод, чтобы разорвать отношения со скандалом. Вот вы и хотите продать этот долг Никсону. Совершить, так сказать, индоссамент. Тут не придерешься, мы в своем праве.

— Вот сейчас не понял, — поднял палец Брежнев. — Зачем это надо Никсону?

— Борьба за мир. Разоружение. Одновременно — противостояние СССР. Ведь мы подпишем секретное обязательство не влезать в Египет, ни чучелом, ни тушкой. И Соединенные Штаты будут рулить на Синайском полуострове как хотят. Оказывая помощью Израилю, Соединенные Штаты решают несколько задач. Первое и главное, это надёжный форпост на Ближнем Востоке, который они получают. Кроме того, они получают от Израиля разведданные, трофейное советское оружие и, чем черт не шутит, советских военнопленных. Избавляясь от излишков военной техники и боеприпасов, США заставляют Израиль отказываться от развития собственной военной промышленности, конкурента США. При этом они повышают свой имидж и влияние. Парадоксально, но вооружая Израиль, американцы даром получают израильские военные технологии. Последнее, что они получают, это возможность плотнее манипулировать всем Ближним Востоком, в первую очередь Египтом.

Леонида Ильича тревожила другая мысль:

— Перехватят управление? Наверное. Но послушайте, а как же интернациональный долг, путь социализма и братский египетский народ?

— А разве в Египте строят социализм? — сказал, как выплюнул, Пельше. — А разве Садат коммунист? У меня другая информация. Садат полон дерьма, у него нет совести и достоинства. Наркоман и прожженный лжец, он не уважает других, потому что сам ничего не добился. Его высказывания обидны и только унижают людей вокруг. Ему должно быть стыдно, но ему не стыдно.

— Хм, — буркнул Брежнев. — Лихо сказано. И почем я продаю долги Египта?

— Ну так десять ярдов и просите.

— Столько не дадут, — засомневался Леонид Ильич. — Начнут торговаться и руки выкручивать!

— Постойте, — Пельше в самом деле остановился. — Вы забыли: это блеф. Мощная деза для проверки Шевченко. Если он передаст ее в ЦРУ, то это сразу отразится на поведении партнеров в переговорном процессе. Так что по реакции американцев мы будем делать выводы.

— Да-да, блеф, — кивнул Брежнев. — Но сама идея мне понравилась.

— Вот таких документов, о которых будет знать ограниченный круг — вы, я и Шевченко, мы приготовим несколько. И будем посмотреть.

— Хорошо, забрасывайте удочку, — Брежнев оглянулся на охранника Колю, но тот сделал морду кирпичом. — А насчет продажи долгов я подумаю. Как вы сказали, «совершить индоссамент»? Слово хоть и напоминает половые извращения, но таких несерьезных партнеров у нас полно.

— Я бы сказал, выше крыши, — вздохнул Пельше. — Но это тема отдельного разговора.

— Хорошо, давайте не сегодня. Что говорят в ЦК?

— Говорят, что вы старый, больной и немощный, — хмыкнул Арвид Янович, — а я потихоньку прибираю власть к рукам.

Вообще, про Леонида Ильича много всякого болтали. Брежнев владел польским языком, поэтому ему приписывали польские корни. Генсека называли украинцем, потому что это оказалось в какой-то из анкет. Не его рукой, но ведь написано! Отдельные биографы утверждали, что Брежнев еврей. Спорить трудно, ведь Днепропетровск является древней столицей хасидов. И только Сталин считал его молдаванином. Ну, раз поставил руководить Молдавией. Странно, почему тогда Брежнева не назвали казахом, ведь он несколько лет работал первым секретарем ЦК Казахстана.

Ничего этого Пельше не сказал. Достаточно было первой фразы, на которую Брежнев рассмеялся.

— Есть еще один вопрос, Леонид Ильич. Мы провели выборочные проверки на армейских складах длительного хранения. Первые результаты показали серьезные проблемы.

— Говорите прямо, — сдвинул брови Брежнев. — Если завтра война, вся эта техника быстро не поедет?

— Именно так. А что-то не поедет вовсе.

— Разгильдяи!

— Да, — согласился Пельше, и совсем уже прямо резюмировал: — Халатность и воровство.

— А ведь там не только водовозки и санитарки, — крякнул Брежнев. — Там танки и бронемашины. В прошлую войну вредителей ловили, называли врагами и стреляли без жалости!

— Не будем спешить с выводами, Леонид Ильич, — осадил его Пельше спокойным голосом психотерапевта. — Комитет партийного контроля выйдет на Политбюро с отчетом по проведенным проверкам. Товарищи послушают, оценят выводы. А уже затем мы предложим внезапную тотальную ревизию армейских складов. С участием прокуратуры и госбезопасности, конечно.

— Поддерживаю, Арвид Янович. Теперь расскажите о переговорах с индусами.

— Предметно рано говорить, пока торгуемся. Мы хотим денег, они хотят рассчитываться товарами народного потребления, да еще с отсрочкой.

— Чай у них очень хороший. Бенаресский шелк отличный. Юбки и блузки из хлопка нам тоже нужны, — Брежнев на минуту задумался. — Мне докладывали, людям нравятся индийские джинсы.

— Да, Леонид Ильич, текстиль у Индии на уровне. Парча, кашемир, газовые платки — товары ликвидные. Но деньги все-таки лучше.

— Значит, оплата будет комбинированная. Бартерная схема и финансовые транзакции, — решил Брежнев. — Не «кинут», как вы иногда выражаетесь?

Пельше покачал головой:

— У индусов свои тараканы, но по сравнению с Египтом это идеальные партнеры. От наших старых танков давно пора избавляться. Куда нам столько? Подшаманить, конечно, привести в божеский вид, и адьюс. В Африку, Китай, но лучше всего в Индию. Впрочем, лучше всего — всем сестрам по серьгам.

— В приватном разговоре Индира Ганди высказывала мечту о больших противолодочных кораблях и атомных подводных лодках. Хотя бы в аренду.

— Надо давать, Леонид Ильич! Здесь есть тонкость: нельзя допускать половинчатых решений. Сажать на иглу следует прочно, поэтому помощь должна быть мощной. Оказывая помощь Индии, мы решаем сразу несколько задач. Первое и главное — избавляемся от устаревшей военной техники и боеприпасов. При этом вынуждаем Индию отказываться от развития собственной военной промышленности. А если они настаивают, то делать это будут под нашим руководством. Повышаем свой имидж и влияние в регионе, заодно получаем от индусов доступ к местным технологиям, разведданные и образцы западного оружия. Получаем надежный форпост, если договоримся о создании военных баз. Наконец, принимаем в качестве оплаты товары ширпотреба и легкой промышленности, что весьма важно для насыщения рынка СССР. Уверяю вас: рынок скушает и попросит еще.

— Какую бронетехнику из старых запасов они согласны взять? Почем? — генсек обернулся и поманил охранника. — Коля, не жмись! Давай закурим, и пусть это будет последний раз на сегодня.

Глава 42

Глава сорок вторая, в которой д айте мне белые крылья, я утопаю в омуте

В любой воинской части, даже самой затрапезной, имеется полковое знамя. Под присмотром часового оно хранится на виду, при входе в штаб. Часовой под знаменем стоит справа, на крохотной сцене, дежурный по части сидит слева, в аквариуме. И каждый раз часовой обязан вытягиваться по стойке «смирно», едва завидев штабистов, слоняющихся по кабинетам.

Охранная контора полковника Трубилина имела ворота, КПП и штаб, а роль часового выполнял щенок, который слонялся по территории. Завидев меня, он не стал тянуться по стойке «смирно», а с радостным лаем бросился навстречу. Щенок был уверен, что у меня найдется кусочек сыра, и эти надежды оправдались.

— Портишь мне сторожа, Михалыч, — спрятал улыбку Трубилин.

Кормить охранную овчарку категорически запрещалось всем. Только я вам не тут, а почти что родственник собачки! По крайней мере, лично роды у мамаши принимал.

— Как песик, работает? — поинтересовался я.

— Серьезно дрессировать еще рано, но чужих облаивает четко. Порода!

Собственно, меня интересовало не это, а утренняя встреча в роще. И Артем тянуть с рассказом не стал:

— Одного ухаря допросить удалось. Недолго, правда, но достаточно. Сразу скажу, Михалыч: это не заговор. Нападение на вас было спонтанным.

— В смысле? — не понял я. — А как же засада, топоры, тесаки?

— Пацанам костюмчики ваши очень понравились. С первого взгляда, по их терминологии, поняли: тряпки и педали забугорные. Решили брать.

— Вот так просто?

Трубилин развел руками:

— Это не они такие, жизнь такая. Дело привычное, как оказалось. Бродяги сиженые, на кривую дорожку выходят далеко не в первый раз.

— А ты говоришь «не заговор»!

— Это их территория, Михалыч. Место постоянного приработка. Они здесь по ночам сети ставят, и заодно грабежом промышляют.

— Стрелка реки мало похожа на бульвар, чтобы здесь люди гуляли, — не поверил я такой новости.

— Ну ты же гуляешь? — улыбнулся Артем. — Влюбленные парочки тоже. Они ищут в роще уединения, гопники ищут парочки. Летом у них вообще золотой сезон. Грабить легко — парочки лежат отдельно, одежда отдельно. Бери и беги.

— Кто ж такой ушлый?

— Рабочие с кладбища.

— В смысле, рабочие?

— Да, работяги, — кивнул Арием. — Оградки там варят.

— Пролетариат, значит, — припомнил я старое слово. — Днем куют цепи, ночью вяжут сети… Скованные одной цепью, связанные одной сетью…

— Ага, — согласился Трубилин. — Секс, наркотики и рок-н-ролл — это не про них. Как там поется в твоей песне? «Глядел на шлюх и мирно кушал пончик», дальше не помню… А, вот: «Но нас терпению учили в лагерях». Короче, браконьерничали помаленьку.

— Перебивались с гоп-стопа на рыбалку, — пробормотал я. — Потому что на зарплату не проживешь?

— Факты налицо. Моторная лодка нашлась ниже по течению, в ней сети и рыба. Вот так все вместе они отправились в последний путь. Ничего не поделаешь, любой кувшин, что ныряет в колодец, там когда-нибудь и разбивается.

Картина постепенно прояснялась. И в это время щенок разразился совсем не дружественным лаем. Я оглянулся — КПП прошла Степанида Егоровна. Она цыкнула на ретивого охранника, поздоровалась, и с ехидцей поинтересовалась:

— Совещание будет во дворе?

— До начала еще десять минут, — Трубилин широко раскинул руки. — Можно воздухом подышать.

И мой очередной вопрос не заставил себя ждать:

— Так-так. А нас как эти ухари нашли? Для влюбленных парочек вроде как рановато.

— А для грабежа в самый раз, — хмыкнул Артем. — Вас, спортсменов, приметили вчера. Но причесать не успели, бегуны куда-то делись. Рандеву наметили на сегодня, пришли заранее. Ну и огребли себе царствие небесное, господи прости. Хотя это вряд ли, скорее геенну огненную.

— Туда им и дорога, — отчеканила Степанида Егоровна. — Шпана шаромыжная. Давно пора в этой кладбищенской шобле порядок навести! Днем возле могилок людей на деньги разводят, ночью грабежом промышляют. И это советские сварщики? Да пропади они пропадом, псы смердящие!

Трубилин прищурился:

— За последний год там «крыша» меняется четвертый раз.

— И что?

Признаваться Степанида Егоровна не собиралась, это была ее личная война. Недавно в приватной беседе, когда мы хорошо приняли на грудь, она неожиданно поинтересовалась:

— Антоша, а ты веришь в бога?

— Конечно, — я даже не раздумывал. — Плохо и редко, но верю.

— А как ты думаешь, человек нуждается в помощи бога?

— Конечно, — снова согласился я. — Человек слаб.

— А живет так, будто бога нет!

— Бог есть, — возразил я, — только в нашу возню он мало вникает. От этого и страха перед богом мало.

Бабушка подняла рюмку:

— Сейчас кое-что тебе скажу, Антон.

— Говорите, — поддержал я новый тост.

— Правда, нас не учили здравницы произносить, нас убивать учили… Нам говорили, что есть только одно правило: нет никаких правил. И света в конце туннеля нет, потому что лампочку украли люди, — кивнув, она немедленно опустошила рюмку. — Мир несправедлив, и таким его делает человек. Людям легче ломать, чем строить, и проще убить, чем оживить. Вот пусть бог всех спасает и прощает, это его работа. А я не люблю, когда посягают на жизнь моих близких. Поэтому несправедливость я буду встречать несправедливостью. Такая у меня работа, Антоша: не спасать и прощать, а наказывать.

И в завершение спича она выдала известную фразу: «He that steals honey, should beware of the sting». В переводе сия сентенция звучит достаточно красноречиво: «Тот, кто ворует мед, должен остерегаться жала».

Но эта беседа осталась в прошлом, а сейчас Артем пояснил свою мысль:

— Кладбищенское начальство меняется постоянно. Вот работники без твердой руки и разбаловались, стали фигней страдать.

— Не суть, — отмахнулась бабушка. — Антоша, нам надо серьезно поговорить.

Обычно после таких слов сердечко ёкает, а внутри всё опускается. Потому что следующая фраза должна звучать так: «Милый, я беременна». Слава богу, мои отношения со Степанидой Егоровной за рамки не выходили и были больше служебные, чем дружеские. Но выдохнуть пришлось. А потом пришло понимание, что бабушки не рожают младенцев. Долго объяснять, просто поверьте на слово: бабушки способны лишь нянькаться с внуками. Выдохнув еще раз, я согласился на переключение темы:

— Да-да?

— Обнаружились вещи, которые твои бабы умеют, даже Аленка, — призналась та. — А я не умею.

— И чего они такого умеют? — заинтересовался Артем Борисыч.

Как начальнику службы охраны, знать подобные детали ему было просто необходимо.

— Делать инфекционных больных в ассортименте, — охотно пояснила бабушка.

— Меньше слушайте Зою Острожную и прочих астрологов, — посоветовал я на полном серьезе. — Они всё выдумывают.

— Слушать полезно всех, — возразила Степанида Егоровна. — А вот выводы надо делать самостоятельно. Я, Антоша, вижу вас всех насквозь. А тебя особенно.

Артем Борисыч гулко сглотнул. Видимо, воспринял заявление бабушки буквально. Но сему пассажу я не придал значения, лишь уточнил:

— А в чем дело, собственно?

— Дело в мощном колдовстве. Это ж какое оружие! С ним не надо по горам бегать, как с пулеметом, а следует всего лишь слова нужные сказать. И главное, война на территории противника не кончается, его живая сила убывает, а военной техникой управлять некому. С таким оружием я нашим врагам устрою почище, чем Содом делал со своей Гоморрой!

Напору бабушки я попытался вякнуть:

— Но Степанида Егоровна…

— Вот представь себе бальный зал Букингемского дворца, весь усеянный какашками. Или палату лордов, которая в полном составе заседает в сортире.

— Юмор ниже пояса — не айс, — осторожно заметил Артем. — Хотя у немцев про засранцев шуток много.

— А я не шучу! — отрезала бабушка. — Сотни лет эти лорды засирали мозг всему миру, теперь я им отвечу ассиметрично. Осталось научиться. Для этого мне нужны знания. Но бабушка Мухия пошла в отказ, отправила меня к Ане. Та кивает на тебя, Антоша. Так что хочешь не хочешь, а надо.

После этих слов ко мне пришла светлая грусть. Блин, но почему так? В жизни постоянно происходит движение, при котором кто-то теряет, а кто-то находит. И я постоянно попадаю в числе тех, кто потерял. Потому что людям это удобно — у них рождаются планы, и они постоянно включают в эти планы меня. Исполнителем, ясное дело.

В людских раскладах предполагается заранее, что выполнить их хотелки я буду только рад. Во мне видят мецената с широкой душой, готового откликнуться на любую просьбу. Конечно, после моих услуг жить становится лучше, жить становится веселей. Поэтому, невзирая на погоду, всем постоянно от меня что-то надо. А если всё не так? Если многие из них меня бесят? Нет, братья по разуму уверены, будто бескорыстные поступки — это мой конек. Ага. Вот сплю и вижу, как всем желающим угодить!

Сделали из меня помесь филантропа с бюро добрых услуг: сбегай туда, дай то, отнести это… Коля Уваров задолбал, сел на шею и не слезает. Вереница немощных пенсионеров, из которых Коля лепит отряд аналитиков, никак не кончается. Надо признать, их стало меньше. Да, полноводная река превратилась в ручеек, но до засухи еще далеко.

И передохнуть не дает бабушка Степанида, потому что лезет сбоку со своими хворыми стариками! Ей тоже боевых товарищей оживить надо, причем срочно. Я не спорю, там волкодавы мощные, были раньше и снова стали теперь, но… Новый спецназ из молодых вырастить слабо? Конечно, никто об этом не подумал. Зачем, если безотказный Антон Михалыч есть?

В последнее время я ничего не успеваю. Ремонт в новом доме забросил, с Мальчиком не гуляю, дикому зверю времени уделяю мало. Стыдно сказать, огород мне засеяла Вера. Вернее, охранники под руководством Веры, только всё равно стыдно. А когда я на рыбалке был последний раз? Это не склероз, это горечь. Речка вон она, десять минут ходу. Но рампы свет нас разлучает…

И вряд ли Степанида Егоровна поймет мою отповедь, не тот она человек. Не о себе думает, а о нас всех. Циничный манипулятор, она хочет сделать мир лучше. И готова воевать до конца, чтобы спасти его. Теперь вот собралась сделать мир чище, насылая на врагов диарею. Такой только дай волю, так мигом кинет мешок дрожжей в сортир геополитического центра мира.

— Ну что молчишь, Антоша? Время идет, а ты всё медлишь, — укоризненно заметила она. — Уже бы давно обучил меня проклятьям залпового стиля. Чтоб раз! — и куча инфекционных больных.

Ничто так не тренирует волю, как беседы с упертым собеседником.

— Послушайте, друзья, — обратился я к неявной аудитории, как это делал Ленин с броневика. — Старый конь борозды не портит, но вы меня совсем затрахали! В смысле, запахали. Сколько можно? Мы так не договаривались.

Робкую попытку отбиться от повинности бабушка отклонила одной левой.

— Это ты-то пашешь? Не знаю. Смотри что выходит, Антоша, если взглянуть со стороны. Торчишь ты в странноприимном доме как боярин. Лежишь в отдельной палате, лучшие лекари богадельни тебя пользуют, лучшие девки больницы тебя хором обслуживают. С одной стороны Аня лежит, с другой стороны — Алена. По воскресеньям у тебя выход к шведке, со шведским столом и прочими разносолами. Сейчас ты болезную в санаторий отправил, так вместо нее Ника приехала! Вот их ты и пашешь. Заодно учишь. Толково учишь, верные заклятья ты им хорошо вдолбил! Вот они и рады стараться — без запинки проучили ворогов.

— Думаете? — вяло усомнился я.

— Я знаю! Всех расспросила, шведку тоже успела. Они явные ведьмы, эта тройка гнедых. Анюту Швец сразу видно: высокая рыжая кобыла, какую трогать себе дороже. Чисто режет, когда смотрит! Серая сталь, а не взгляд. И Хильда твоя явная бандурша. Знаешь, что ее имя означает по-шведски? «Битва». Если не шашкой, так кулаком мигом прикончит. А как она людей валит словом?

— Как?

— В Аксае все видели. Что касается Ники, то она такая же валькирия, только мелкая, достаточно посмотреть на ее походку. Так двигаются только матерые диверсанты-убийцы!

Степанида Егоровна стрельнула в меня острым взглядом, чтобы продолжить откровения:

— Все бабы красотки, но Алена Козловская выглядит куколкой неописуемой. Уж больно собою хороша — бровью черна, станом тонка, персями полна.

— Хм, — подтвердил описание я.

— А руки ее ты видел?

Руки эти я видел неоднократно, о чем и сообщил:

— Хорошие руки.

— Кисти узкие, пальцы длинные и сильные, ноготочки как нарисованные…

— Конечно, пальцы сильные, — согласился я. — Алена с детства на виолончели играет.

— Не бывает таких рук изящных! И баб таких прекрасных не бывает!

— Хм, — не согласился я.

Как это не бывает, если Алена постоянно передо мной мелькает?

А следствие уже шло дальше.

— Щечки персиковые, губки алые, глаза синие, будто омуты… А в тихом омуте черти водятся. Там, как в матрешке, семь бед, одна в одной, врагу уготовлено.

Я молчал. Скорее ошарашенный, чем согласный.

Тем временем Степанида Егоровна не уставала гнуть свою ломаную линию.

— И в этом равнобедренном треугольнике, милый мой, ты не гипотенуза!

Если бабушка пыталась меня запутать, то это у нее получилось.

— А что? — опешил я.— Перпендикуляр?

— Ты, Антоша, точка пересечения биссектрис. Прямо говоря, ты есть самая главная ведьма в центре тяжести треугольника. Вон сколько списанных людей оживил, меня тоже, — она перешла на ласковый тон. — Ты уж постарайся, а? Мне ведь не для баловства, мне для дела надобно.

Логические построения Степаниды Егоровны, основанные на кружевах геометрии, должны были поднять моё самомнение на высшую точку треугольника. Только что за радость от ложных гипотез и раздутых гипотенуз? С одной стороны, я никогда не скрывал свою симпатию к человеческим женщинам. Они мягки, приятны на ощупь и хорошо пахнут. С другой стороны, сейчас бабушка явно перегнула палку. Будучи стойким на панегирики, я отдавал себе отчет: в очередной чужой план меня уже вписали.

А Трубилин вдруг потерял интерес к беседе. Он отвернулся и там, как мне показалось, принялся беззвучно рыдать и всхлипывать.

— Короче, — резюмировала она, — сегодня в шесть вечера проводим следственный эксперимент.

Последняя фраза прозвучала приказом. Хочешь не хочешь, а хочешь…

— Это где? — поинтересовался я, выказывая таким образом непротивление злу насилием.

— У тебя в больничке. Аню и Алену я предупредила, вместо Хильды лягу сама. Сделаем всё так, как было у вас в тот раз.

— Там еще собачка была, — совсем уже повелся я. — Но тоже в санаторий уехала.

— Хорошо, для полноты картины бери Мальчика, — она развернула листок бумаги. — Вот текст, посмотри. Речь пойдет о наговоре в твою защиту, Антоша. Все женщины будут говорить хором.

Я посмотрел. ' Если кто заругается в твою сторону, то бог ему судья, пусть идет куда шел. А если кто вздумает злоумышлять против тебя, то пусть это зло обернется против него! Да не просто так, а вдвойне!'.

— Почему в мою защиту?

— Так проверить легко, — усмехнулась она. И доверительно сообщила: — В Аксае полная больница твоих недоброжелателей. И если сработает, они сразу поймут, чем это пахнет. Я тоже узнаю, потому как мои люди завели в этой среде парочку информаторов. Ничто так легко не продается, и не покупается так дешево, как гоблины… Читай дальше.

Перевернув листок, ничего особенного я там не обнаружил. Известные выражения, прямо именующие способ наказания того недруга, к которому обращено заклятье: «Чтоб они провалились», «Чтоб сдохли», «Чтоб их разорвало», «Чтоб им пусто было». «Выворотило им руки», «Чтоб глотку заклало». Некоторой оригинальностью отличалось выражение «Чтоб им глазья ячменем потаращило, а жопы поплющило и почирьяло».

Самым страшным выглядело финальное проклятье: «Чтоб вас перевели на бессолевую диету, отныне и вовеки веков!».

Не дождавшись комментариев, Степанида Егоровна смущенно сообщила:

— Я еще кое-чего умею говорить. Но не стала записывать, слишком долго это. Можно устно?

Примерно через минуту мы с Артемом поняли, что в искусстве ругани и оскорблений, как явных, так и закамуфлированных, существуют обычные люди и мастера. Все мы ползаем по земле, а мастера летают там, в вышине, где творят шедевры. Небесный уровень мастера уже превзошли, и теперь стремятся к звездам. И никогда нам не достичь их рейтинга, ведь для этого требуются годы упорного труда.

Глава 43

Глава сорок третья, в которой бога нет, Маркс умер, да и я неважно себя чувствую

На первую пару Антон не попал. Примчался вовремя, только послушать очередной рассказ по истории музыки не довелось. Парня выхватили прямо из аудитории, еще до начала лекции.

— Бережной! — громко объявила секретарша декана, худосочная аспирантка в роговых очках. Демонстрируя сомнительные прелести, она боком замерла в дверном проеме. — В деканат! Это срочно.

Студенты мигом притихли. Секретарша многозначительно переглянулась с педагогом, взошедшим на кафедру и неспешно раскладывающим свои конспекты. Тот согласно кивнул, разве что палец вниз не опустил. И подсудимый принялся собирать вещи. Событие редкое, на него публика взирала с сочувствием. Впрочем, кое-кто не скрывал и злорадства. Но вслед Антону вся аудитория смотрела без зависти. Деканат — не женское общежитие, туда для радости не зовут.

В кабинете декана было шумно, многолюдно, и ждали только Антона.

— Бережной! — обрадовался парторг. — Это хорошо, что ты так быстро нашелся. Пойдешь с нами.

— Зачем? — заметался Антон внутри себя.

— Не суетись, — посоветовал я. — Скоро всё узнаем.

Так и оказалось.

— Совещание у проректора, — отрывисто бросил декан на ходу. — Сказали, что важно.

Хотя мне интересно стало другое: а как по институту ищут нужного студента, если его нет в аудитории? Выпускают преподавателей в свободный поиск?

Педагоги двигались плотным клином, острием которого являлся бодрый декан. Рассекать ему было нечего, коридоры во время занятий пусты, только все равно это выглядело грозно. Так и хотелось воскликнуть:

— Веди меня, любезнейший Вергилий! Веди меня, путей не разбирая.

Нарушая четкость построения, хмурый Антон плелся сзади. Обычно так делает обоз. На мой призыв парень пробормотал ответ. Рифмованный и в тему:

— Так не томи! Скорей веди свою гипотенузу.

Странно, но адский лидер привел нас не в каморку проректора, а точно в приемную ректора. Возле секретарши декан не задержался, лишь коротко кивнул. Хозяйским жестом дернул ручку мощной дубовой двери, чтобы проникнуть внутрь. И это удалось не без усилий. Ломиться следом Антон не стал, изобразил лишь кончик хвоста колонны.

Двери оказались двойными. В метровом тамбуре мы притормозили, любуясь мощным сооружением. Проем с обоих краев был красочно инкрустирован и лакирован. Создатель этих двухстворчатых ворот был явный фантазер. Он верил в красивые сказки, будто ректоров назначают из особой породы людей, былинных богатырей трехметровой высоты.

Внутри кабинета педагоги взялись нарушать чопорную тишину — переругиваться и шумно рассаживаться за столом для совещаний. Оказывается, здесь каждое место имело свой скрытый сакральный смысл. Слава богу, парень под разборку не попал, он скромно пристроился с самого краю стола. И сразу приметилзнакомую физиономию товарища Иванова, представителя министерства культуры. Впрочем, теперь уже бывшего представителя.

А во главе собрания воссел проректор по учебной работе, профессор, Владимир Михайлович Гузий. Ничего удивительного в этом не было, ведь ректор музпеда считался человеком-невидимкой. Последний раз он объявился, чтобы поздравить женщин с праздником Восьмого марта. И сделал это опосредовано, через газету «Вечерний Ростов».

Так вышло, что окружающий мир болеет не только на спортивных соревнованиях. Музыкальных конкурсов множество, проводят их постоянно, без перерыва и выходных дней. И жаркие споры судей частенько затягиваются за полночь. Наш ректор везде востребован, если не председателем жюри, так членом делегации от министерства культуры. Человек буквально живет в самолете, завидовать тут нечему. Не всем же стоять у синхрофазотрона и рулить космическими кораблями? Кто-то должен выполнять незаметную, но нужную работу.

Присев на крайний стул, Антон не перестал оглядываться. Бывать в таких хоромах ему не доводилось, не по чину это. А помещение впечатляло, он аж рот раскрыл. Если в приемную ректора можно было впихнуть камерный ансамбль, то вот здесь, в кабинете, легко разместился бы большой симфонический оркестр.

Дубовые панели, наборной паркет, забитые кубками и книгами стеклянные шкафы, хрустальная люстра. В одном углу красовался антикварный концертный рояль «Стейнвей», в другом углу таился сейф. Старинный сейф, явно гномьей работы — мощный, основательный, монументальный. Одна замочная скважина шириной в ладонь чего стоит… С первого взгляда становилось понятно, что за стенами этого сейфа скрываются многие тайны музыкально-педагогического института.

— Где-то читал такую фразу, — припомнил Антон, — «в тронном зале громко тикали напольные песочные часы».

Здесь ничего не тикало. Видимо потому, что кабинет ректора не был тронным залом, хотя и был очень похож. Центральной фишкой местного фэншуя являлся монументальный письменный стол, рассчитанный, что логично, на богатыря. Широченная столешница, крытая зеленым сукном, напоминала бильярдный стол. Только покоилась она не на восьми лапах, а на двух тумбах орехового массива.

Если вы когда-нибудь видели стол крупного советского руководителя — значит, вы видели всё. Вторым приметным предметом интерьера, после главного стола, считается стол для совещаний. И чем крупнее руководитель, тем длиннее этот стол. Неопытный человек мог бы сравнить его с пиршественным, только чаще он являлся пыточным.

Антон осмотрелся еще раз — в кабинете ректора уместились все, считая тех, кто уже сидел раньше. И еще осталось столько же пустого места. Не все пришли? Владимир Михайлович Гузий решил не ждать. Откашлялся, встал из-за главного стола, и его стало видно. Сверкнула лысина, рассекающая остатки шевелюры на два куцых холмика. Проректор был смелым мужчиной — он не унижал себя боковым чубчиком, зачесанным на другую сторону. В голову пришли строки из песни Высоцкого: «Дорога сломала степь пополам».

— Товарищи, минутку внимания, — начал профессор. — Я вас собрал, чтобы представить нового преподавателя института. Знакомьтесь, это товарищ Иванов, Владислав Саныч. Если вы помните, он посещал нас зимой вместе с немецкой делегацией. На кафедре хорового дирижирования товарищ Иванов займет должность педагога-организатора и руководителя студенческого оркестра «Надежда».

Последние слова перекрыл гул голосов собравшихся. Новость оказалось неожиданной. Ничто, как говорится, не предвещало. А проректор продолжил:

— Ранее Владислав Саныч трудился в министерстве культуры, а теперь вот решил поработать с юными музыкантами, будущими педагогами…

Народ еще более зашушукался. «Знаем мы, как он сам решил», — сквозило в их глазах.

— … Время сейчас непростое, товарищи, коллективу оркестра «Надежда» предстоит досрочная сессия в связи с выездом за границу. Надеюсь на ваше понимание и всемерную помощь.

По ходу представления товарищ Иванов поднялся, давая себя обозреть. Педагоги, конечно же, воспользовались предоставленной возможностью. С одной стороны, это назначение очень походило на ссылку. С другой стороны, поездка в Западную Германию может быть только наградой. В любого пальцем ткни, никто не откажется, будучи при памяти. Загадочного вояжера разглядывали с интересом, на губах педагогов крутился один вопрос: «Кто вы, мастера культуры?».

А парторга перекосило. Сидел человек, поглядывал вокруг заинтересованным взглядом, и вдруг на тебе! Крушение всех мечт. Ничего не поделаешь, неисповедимы пути господни.

— Сейчас заплачет, — предположил Антон.

— Тяжелая утрата, — согласился я. И трагическим голосом процитировал: — «Невыносимо красиво прерван акт любви. Заря сгорала молча, а ты слезу сотри».

Тем временем проректор предоставил парторгу слово, как положено по процедуре. Пришлось Косачу напрягаться — кашлять, раскрывать свою папку и вставать. Говорят, что низкорослые люди обожают крупные джипы. Хаммеры какие-нибудь, или Инфинити. К сожалению, наш парторг пока об этом не догадывался, опережать время он не умел. Поэтому предпочел выпендриться интеллектом.

— Товарищи, я буду краток, — сообщил он для начала.

И в ходе своей речи опроверг утверждение, будто кратность — сестра таланта. А что делать, если в газете «Правда» не бывает коротких передовиц. И талантливых тоже не бывает, даже если передовицу пересказывает человек с богатой фантазией. Обзор международного положения плавно перешел в оценку внутриполитической ситуации, и завершилось всё переходом на личности.

— Вот в такой сложной обстановке нам предстоит оценить знания коллектива «Надежда». Досрочные экзамены для нас не новость, зимой мы это проходили. Но всё равно это будет непросто, — парторг давно взял себя в руки, но рожа так и оставалась кривой. Он повертел головой, и остановил взгляд на Антоне. — Впрочем, Бережному зачеты можно ставить автоматом. Безо всяких сомнений. Я беседовал с коллегами, автоматы по всем предметам он заслужил уже сегодня.

Антон потупился, а проректор Гузий поощряюще кивнул:

— Думаю, еще Анна Швец. Хорошая девочка.

— Да, — сказал парторг. — Хотя нет.

— Почему? — удивился проректор.

— У Анны поведение хромает, — сверкнув очками, парторг решил пояснить для окружающих: — Недавно ударила студента четвертого курса. Комсомолки так не поступают!

Я этого эпизода не знал, но Антон мне ответил совершенно непонятно:

— Правильно сделала Анюта.

— А именно?

— А вот нечего было в столовке без очереди лезть! Целовать его, что ли? И не ударила, а щелбан отвесила. Кто ж знал, что этот наглец на ногах не устоит, и в чужой суп упадет?

— … Другим студенткам зачеты автоматом тоже можно, но с большой натяжкой и не сегодня, — продолжил парторг. — Однако в музыкальном коллективе есть человек, который вызывает у нас серьезные вопросы. Очень серьезные вопросы!

— Да что вы говорите? — заинтересовался проректор. — И кто это?

— Ксения Люлька.

— Опять⁈ — поразился я.

Словно услышав мой стон, парторг кивнул.

— Да, — сказал он. — Такая важнейшая наука, как история КПСС, у Люльки полностью запущена. Конспекты лекций — тихий ужас. На каком языке они ведутся? Я проверял, по национальности Ксения русская. Или это такой шифр? Конспекты первоисточников имеются, но оформлены также крайне небрежно. Часть из них, нам кажется, вообще не Люлькина. А это уже пахнет подлогом, а не историей КПСС.

В этом месте я ожидал возгласа «С этим пора уже что-то решать!», но парторг резво почесал дальше, не отвлекаясь на промежуточные выводы.

— На семинарах ведет себя невнимательно, отвечает с ошибками. Скажите мне, товарищи, как можно стать хорошим музыкальным педагогом без уверенного владения «Детской болезнью левизны в коммунизме»? Чему она научит наших детей, которым предстоит претворять в жизнь Программу партии, если из трех источников и трех составных частей марксизма знакома только с одним? И тот французский утопический социализм…

Собравшиеся многозначительно переглянулись. Они-то, само собой, познали все три источника, но ничего не сказали.

Лишь один Антон ответил. Только не вслух, а лично мне и с чувством.

— Надо же, вы посмотрите на него, — давясь гневом, изумился он. — Каков пидор! Девочка поет и танцует как богиня. А он⁈

— Редкой души гандон, — согласился я с предложенным диагнозом.

Зачем такому человеку две ноги? Непозволительная роскошь. Когда мавр сделал свое дело, он должен уходить на одной ноге. В памяти всплыло колесование, четвертование и другие различные способы казни. Но нет, не то… Бросание к злобным хищникам я тоже отбросил.

— Почему отбросил? — не понял Антон.

— Мой дикий зверь еще маленький, — пояснил я. — А этот хоть и олень, но слишком большой. И вообще, для казни вроде бы не время и не место.

— Наверно, — согласился парень. — А жаль.

Но ведь наблюдается явный непорядок. Товарищ Ленин учил, что нельзя откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня! Эту важную мысль Владимир Ильич выработал в Берлине на встрече с педантичным Августом Бебелем, когда потрошил того. Не в буквальном смысле потрошил, а когда склонял буржуя дать денег на газету «Звезда». «Morgen, morgen! Nur nicht heute sagen, alle faulen leute» — передразнивал Ленин Бебеля. В буквальном переводе это звучит так: «Завтра, завтра, не сегодня! Так ленивцы говорят».

Тем временем Яков Моисеевич прищурился:

— Вот скажи, Бережной, почему учение Маркса всесильно?

Вопрос застал Антона врасплох — он увлекся перебором способов поломки ноги парторга, которые я не успел перечислить.

— Дед, выручай, — прошептал он умоляюще. — Половину долга прощаю, и еще потом проси что хочешь!

— Я тебя услышал, — мысленно кивнул я.

А что, позже обязательно припомню. И подобными парторговскими провокациями меня с толку не собьешь, опыт дело великое. Так что, пока парень переключался и собирался с мыслями, я оттарабанил буквально на автопилоте:

— Учение Маркса всесильно, потому что оно верное!

Не позволив мне насладиться победой, парторг выстрелил снова:

— Тогда скажи, в чем основное отличие программы ВКП (б) от программы КПСС?

— Программа ВКП (б) вела к построению социализма, а программа КПСС ведет к построению коммунизма!

— Хорошо, — согласился Косач. — А что сделали декабристы?

— Разбудили Герцена!

Парторг победно оглядел собрание. Ишь, гордый какой! Вроде в моих знаниях есть его заслуга.

— Именно, — согласился он. — А о чем работа Ленина «Шаг вперед, два шага назад»?

О том, что второй шаг делается ради третьего, рассказывать я не стал. Не поймут. До любой цели только два шага — один вперед, один назад. Парадоксы преследуют нас…

Да и нужный ответ давно вбит в подкорку:

— Критика меньшевиков!

— Хм… Неплохо. А какими законами объясняется правильность действий коммунистической партии?

— Отрицание отрицания, переход количества в качество и борьба противоположностей, — снова без запинки выдал я. — Смена капитализма коммунизмом неизбежна.

Здесь я ловко избежал комментов о том, что коммунизм может снова смениться на капитализм, причем не в теории, а на практике. Такое уже было, однако кто ж поверит моим рассказам о финале перестройке в 1991 году?

— Силен, Дед, — уважительно пробормотал Антон. — Только я ответы и без тебя знаю.

— Да?

— Да, я не тупил! Просто вспоминал немного дольше.

Конечно, дольше. А у меня за плечами полный курс истории КПСС. А еще марксисткско-ленинская философия, политэкономия и научный коммунизм. К этому следует добавить политзанятия в армии и политинформации на заводе. Сколько времени зря потрачено…

— А у меня за плечами дырка, — печально заметил Антон. — Такое ощущение, будто меня расстреляли в спину.

— Вот тебе можно сразу ставить пятерку, — сухо сообщил парторг, обращаясь, естественно, не ко мне, а к Антону. — К сожалению, не все как ты. К примеру, комсомолка Ксения Люлька плавает в таких общеизвестных вещах, как биография Надежды Константиновны Крупской.

Позволяя осмыслить этот ужас, он обвел собрание печальным взглядом. Собрание прониклось.

— … А некоторых важных тем не знает вообще. Представляете, товарищи? По работе Ленина «Как нам реорганизовать Рабкрин» двух слов связать не может. Каким образом она собирается жить без этого знания? Танцульки танцевать? Не знаю. Классик Крылов насчет стрекозы прямо сказал: «Ой, придет зима в глаза! Ой, придет! Оглянуться не успеешь». Преподаватель по истории КПСС согласен со мной. И категорически не согласен ставить ей зачет.

Громыхнув стулом, медленно поднялся завкафедрой физкультуры Черныш. Большой и широкий, в цивильном костюме и бороде он выглядел как-то необычно и даже неестественно.

— Постойте, товарищи, — помогая себе говорить, рукой он начал выталкивать слова. — О чем здесь ведется речь? Ксения Люлька — это бальзам на моё больное сердце! Услада глаз моих усталых!

— Да? — поразился проректор.

Я тоже не знал таких интимных подробностей. Ишь, шустрый какой силач…

— Моя спортивная гордость! — с новой силой воскликнул этот румяный бородач. — История нашего института, которой считай, не было, теперь преобразилась! На межвузовских соревнованиях мы не ударили в грязь лицом. Антон Бережной уверенно пробежал восемьсот метров. Пусть с высокого старта и без резкого рывка, но хорошо! Ада Гольдберг не подкачала на четырехстах метрах. Анна Швец одолела бег с барьерами в группе лидеров. А Ксения Люлька не ударила в грязь лучше всех — заняла первое место. Первое! У нас никогда такого не было! Благодаря Люльке наш институт поднялся с колен.

— Чего? — не понял парторг.

— Лучшее время на стометровке! — воскликнул завкафедрой физо. — Это не Люлька, это быстроногая дочь Гермеса! Легкокрылая ласточка. Ксения Сапсан, победитель гепардов! Хороша, зараза…

В старые времена заразой называли женщину, когда восхищались ей. Слово «зараза» восходит к слову «сражать», «сражен» или «поражен». И когда красота женщины сражала наповал, тогда ее и награждали определением «зараза». Конечно, завкафедрой физо имел в виду не внешние данные, хотя они имелись, а физкультурную красоту ласточки. Именно так его и поняли.

Прерывая поток хвалебных эпитетов, с места высказалась Альбина Петровна, что заведует кафедрой вокального мастерства.

— Люлька очень хорошо показала себя на международном конкурсе в Элисте. Только она не пела, а плясала с саблями, — сообщила педагог, потрясая картонкой с золотым профилем Ленина и яркими красными буквами. — Я собиралась об этом докладывать позже, но вот посмотрите сами: почетная грамота за третье место.

— Если вы не зачтете Люльке историю КПСС, — воскликнул бородатый богатырь, — то объясните мне, как мы будем давать ей повышенную стипендию?

— А мы будем давать? — недоуменно склонил голову проректор. — Повышенную стипендию за что?

— За успехи в боевой и политической подготовке, — хмыкнул я.

Но меня никто не услышал, голос завкафедрой физо оказался сильнее:

— За выдающиеся результаты в спорте!

— Возражаю, — буркнул Косач, целясь вдаль многозначительным взглядом.

Антон взял себя в руки и подвел итог дискуссии:

— Полный кринж.

— Что ж, в очередной раз следует констатировать, что парторг всегда прав, — пробормотал я. — Раньше мне казалось, что позерство — это в «Камасутре». Но Косач оказался выше.

— Одна неделя, — быстро сказал Антон вслух.

— Чего? — не понял Яков Моисеевич.

— Дайте мне неделю, и Ксения Люлька будет готова к зачету по истории КПСС. Еще одну неделю — и будет готова к экзамену.

Без промедления он обратился ко мне:

— Значит так, Дед. Ты мне был много должен, теперь не будешь. Сделаешь — и мы в расчете.

А я что? Я без проблем.

Собрание в наших переговорах не участвовало. Высокие стороны переглядывались молча. И затянувшееся молчание означало согласие.

— Спасибо, Альбина Петровна, — прервал паузу проректор Гузий. — Третье место на международном конкурсе — достойный результат. Что касается Бережного, то у меня вопрос. Каким образом оркестр «Надежда» оказался в Элисте, если мы их туда не посылали? Я точно помню, что мы посылали одну Люльку.

Глава 44

Глава сорок четвертая, в которой моя гитара устала дрожать, а утро дышит у ней на груди

В Калмыкию я не попал, хотя и хотелось. Никогда там не бывал, и в этот раз не срослось. Хнычь не хнычь, а так бывает, когда важных людей дела не отпускают. Во времена Ельцина о подобных случаях писали туманно: «Он работает с документами, рукопожатие крепкое».

У меня всё оказалось проще, навалилось как-то разное и сразу. То то, то сё, то это. Подневольных поденщиков, вроде меня, праздничные дни не касаются, больных надо пользовать постоянно. Хозяйство опять же. Закрутился. Как говорится, диван не лежаный, интернет не сиженый. И что делать, если мелодию создают все клавиши инструмента — и черные, и белые? Такова жизнь, и не надо здесь рыдания Ярославны устраивать.

Но не все так плохо. В Калмыкии Антон нащелкал пять пленок, на обратном пути написал толковые путевые заметки, да еще устно изложил отчет по командировке, четко, вполне информативно. Так что представление сложилось. В долгую дорогу оркестр отправился вполне комфортно, на мягких сиденьях автобуса «Икарус». Бело-красного междугородного красавца раздобыл таксист Денис в четвертом автохозяйстве. В качестве мзды пошли какие-то запчасти от «Волги», которые здесь страшный дефицит, а также обещание оплатить бензин. Прямо говоря, копеечное дело.

Деловых попутчиков оказалось мало, всего трое снабженцев с ГПЗ-10. В Элисте они намеревались провернуть какие-то махинации в интересах своего завода, что в наше время считается делом обычным. Тут не надо быть Кассандрой, чтобы догадаться: пушки в обмен на масло. На заводе полно металла, причем всякого, а в Элисте полно мяса и колбасы. От перемены мест слагаемых сумма не изменится, зато жизнь засияет новыми красками. Плановое хозяйство в действии, натянутое на всю страну…

Водитель Икаруса, как опытный экскурсовод, в Калмыкию въехал на рассвете. И сразу признал недействительным совет поэта Фета «на заре ты ее не буди, на заре она сладко так спит». Конечно, особенно не поспишь, когда из динамиков несется бодрый крик «Посмотрите направо, посмотрите налево».

Поэтому туристы и цветущую степь увидели, и восходящее солнце, и табун сайгаков на горизонте. Белые тюльпаны уже отцвели, желтые попадались редко, зато красные, желто-красные и какие-то пестрые еще держались. А цветение мака только начиналось.

— Это хорошо, что желтых цветов почти не видно, — сказала Анюта. — Желтые тюльпаны — вестники разлуки.

— С чего ты решила? — возразила Уля Тулаева. — Золото всегда считалось символом богатства и великолепия.

— Так то золото! — хмыкнула Анюта. — А желтый — это цвет измены, ревности и лжи.

— А красный? — заинтересовалась Жанна.

— Пурпурный — цвет величия, красный — цвет остроумия, а розовый — цвет любви и нежности.

— Кстати, девочки, — предупредила Уля. — Уже говорила, но еще раз повторю: рвать тюльпаны бесполезно, через час завянут даже в банке с водой.

Позавтракали здесь же, на свежем воздухе, чем бог послал в тормозках и кастрюльках. Послушали занятную байку калмычки о черном тюльпане, который цветет раз в девять лет. Цветок настолько редкий, что увидевший его сразу получает исполнение любого желания. Переглянулись, поржали, и помчались в Элисту за победой, в которой никто не сомневался. Благодаря Уле Тулаевой эта уверенность, словно инфекция, поразила каждого участника оркестра, причем без всякого черного тюльпана. Может потому, что черный — это цвет печали?

Сам конкурс описывать нечего — шум гам, пыль и разноголосая толкотня за кулисами летнего кинотеатра. Над сценой — кумачовый транспарант с большим приветом участникам конкурса и категоричным предложением: «Пусть живет в веках дело Ленина». Пусть. Жив и я, привет тебе, привет… Только вот дело Ленина не продержится и века, невзирая на повсеместные призывы. Всё потомки просрали, вместе с полимерами…

Калмыки часто употребляют слово «менд», что дословно переводится как «здоровье». В зависимости от ситуации и статуса визави, «менд» с различными приставками выражает приветствие от уважительного «здравия желаю» до простецкого «здрасте». Местные жители считают, что пожелание здоровья, сделанное от души, охраняет от болезней всех, включая оратора.

Поэтому калмык может просто зайти к соседу только для того, чтобы поздороваться. А вот отправляющимся в путь людям друзья говорят «менд амулнг иртн». Это означает пожелание попутного ветра и доброй дороги, и эти слова были начертаны на еще одном транспаранте.

Отдельно от здания под навесом стоял стенд, какие обвешивают листовками «Их разыскивает милиция». Здесь красовалось что-то похожее — рукописная афиша кинофильма «Джентльмены удачи». Ярким пятном она прямо-таки лезла в глаза. Все три джентльмена выглядели узнаваемо, поскольку были тщательно прорисованы. Но особенно клубному художнику удался золотой шлем Александра Македонского, на лобной части которого он начертал замануху: «Только 3 мая!».

Ширина стенда предполагала два рекламных места, но взамен еще одной афиши декораторы поместили огромный профиль Ленина. Заполнение пустого места произошло из-за танцевального конкурса, ведь кина сегодня не будет. Удивлял текст под профилем вождя. Вместо имени и фамилии там поместили эпитафию: «Ум, честь и совесть нашей эпохи».

Майская погода коварна и обманчива, только этого здесь не ощущалось. Калмыцкое солнышко светило ярко но, слава богу, не жарило. Ветерок обдувал. Птички чирикали. Пахло множеством танцующих людей и почему-то овцами. А вот дождиком, наоборот, совсем не пахло. В общем, погоды выдались исключительные. Но главным ощущением конкурса было напряжение, которое плотным облаком висело над театром.

Вот на таком волнительном фоне состоялась тайная жеребьевка. После чего администратор, блестя хитрыми глазами карточного жулика, указал Ксении Люльке ее место в очереди. «Твой выход за танцорками из Болгарии. Видишь тех крепких девиц в цветастых фартуках? Да, что ржут как кони. Когда их объявят, быстро выдвигайся за кулисы».

Во избежание скандала Сеня прилетела сюда в компании с педагогами — заведующей кафедрой вокального мастерства Альбиной Петровной и председателем профкома Хромовой. И наставники отнеслись спокойно к внезапному появлению живой музыки. Даже с облегчением — это освобождало Альбину Петровну от необходимости подходить к обшарпанному и наверняка раздолбанному пианино.

— Я за ней присмотрю, — веско пообещал Антон, добавляя в голос серьезную толику убедительности.

Альбина Петровна поверила. И не только поэтому — Антон не врал, а женщины такое чуют мигом. Благосклонно кивнув музыкантам, она со спокойной душой удалилась на свое место в жюри.

Время выступления Сени предполагалось не скоро, поэтому отошли в тенек оглядеться. Любое соревнование состоит из тягучего ожидания и нервной суеты вокруг. Кому здесь повезло, так это Уле Тулаевой — ее сразу забрали родственники с обещанием вернуть в нужное время. Конкурсанты менялись на сцене быстро, но их было много. И после короткого совещания решили аппаратуру из автобуса не доставать.

— Зачем? — сказала Анюта. — Не сцена, а проходной двор. Колонки уронят, шнуры затопчут, микрофоны сопрут.

Денис и Иван эту идею горячо поддержали. Оркестранткам их представили как грузчиков, служащих при автобусе, и выполнять эту роль таксистам совсем не улыбалось.

— Логично, — согласился с Нюсей Антон. — Многие под магнитофон пляшут и не парятся.

— Сделаем по образцу ереванского выступления, — подвела итог Варвара, — выпустим голый хор и барабаны.

Говоря «голый хор», она имела в виду «без инструментов», именно так ее и поняли. Хотя в моё время голая массовка на сцене никого уже не удивляет. Более того, удивляет одетая. Что касается поездки в Армению, то речь о ней еще будет. Этот вояж вспоминать не любили, но сейчас опыт, что сын ошибок трудный, пригодился. Да и каноническое исполнение казачьей песни «Ойся, ты ойся» предполагало именно хор.

Ойся, ты ойся, ты меня не бойся,

Я тебя не трону, ты не беспокойся.

А еще просил казак правды для народа,

Будет правда на земле, будет и свобода.

Номер, отрепетированный до автоматизма, оркестрантки выдали на одном дыхании. Сеня шашками отмахала на отлично, хор спел слаженно, барабаны отыграли четко и громко. Да еще Антон на гармошке отработал четко, с переливами и заездами в импровизацию. Всё вместе это выглядело зажигательно, зрители долго хлопали.

А потом снова началось томительное ожидание результатов. В другое время посмотреть чужие танцы было бы интересно, но сейчас все желали скорейшего окончания конкурса. Гулять здесь особенно было некуда, обычная городская окраина. Даже наглядная агитация, уверяющая партию, будто она едина с народом, была привычна и, в отличие от рекламы кино, совсем не бросалась в глаза. Как и припыленная «Слава КПСС» с присной растяжкой «Решения XXIV съезда в жизнь».

Отдельным укором висел плакат «Смелее выдвигайте женщин на руководящую работу», оставшийся, видимо, с времен праздника Восьмого марта. А вот свеженарисованные лозунги «Мы за мир» и «Мы дружбой спаяны в кулак» — мотивировали, особенно мощный кулак.

Что касается руководящих женщин, то в скверике высился бюст Клары Цеткин, матери феминизма и автора женского праздника имени Восьмого марта. Памятник Кларе был облюбован голубями настолько, что его никто не отличил бы от памятника Розе Люксембург, если бы не соответствующая надпись на постаменте.

Следует заметить, что в прежние времена женский день отмечался 23 февраля, пока был в силе старый стиль. И когда узаконили григорианский календарь, феминистки стали отмечать свой день и 23 февраля, и 8 марта. Именно поэтому, в знак демонизации женской эмансипации, демон революции Лев Троцкий назначил мужской праздник на 23 февраля по новому стилю. Регресс нарастал, и примирить маскулистов и феминисток решился товарищ Сталин, когда ради солидарности трудящихся растянул первомайский праздник два дня. Трудящимся это понравилось, однако противоречия сохранились.

Из памяти в голову вылезли стихи Блока: «Ночь, улица, фонарь, аптека. Бессмысленный и тусклый свет…». В реалиях сегодняшних событий эти строки следовало бы читать иначе: «День, скверик, солнце, танцы. Бессмысленные крики, яркий свет»'.

Мороженое в буфете кончилось еще с утра, лимонад подвозили два раза, и его разбирали даже горячий. Пришлось Антону «доставать» из рюкзака трехлитровую банку яблочного сока, причем делать это неоднократно. Жажда оркестранток была такой силы, что бездонный рюкзак никого не озадачил. А про общественный туалет, благоухающий за чахлым сквериком, у автора путевых заметок вообще слов не хватило. Видимо, о местных достопримечательностях Антон решил писать по правилам «или правду, или ничего».

Нудное ожидание скрасили два шустрых красавчика в кавказских национальных костюмах с газырями. Мелкие наглоглазые горцы, с кинжалами на поясе и в шикарных мягких сапожках, смотрелись импозантно. Полюбоваться стройной вооруженной казачкой подходили многие, а эти двое с ходу стали клеить Сеню, предлагая станцевать вместе с ними там, где захочет. Хоть здесь, хоть в прекрасном городе Назрань.

Ухажеров совершенно не смущало, что даме в казачьем цветастом наряде они по плечо. Убалтывал красотку один, второй лишь молчаливо выглядывал из-за плеча товарища. Люлька озиралась испуганной ланью — калмыцких женихов она пока что чудом избежала, но и ингушской женой ей становиться как-то не хотелось. Впрочем, насчет прочих ухажеров Сеню одолевали похожие мрачные сомнения. В ее взгляде так и читалось: «Нафиг-нафиг!».

Оркестрантки сначала притихли, а потом оживились, потому что вперед выдвинулся Федот Сиротин. В автобусе братья не проявили себя совершенно, дрыхли как сурки. Даже скрипачек Зину и Аллу не обжали, хотя определенно обещали это сделать. На сцене им занятия тоже не нашлось, и вот теперь вдруг появилось какое-никакое развлечение.

— А давай со мной спляшешь? — лениво предложил Федот, поигрывая маракасами. Парень везде таскался с погремушками, старательно разучивая пластику движений своего образа.

А когда рядом с братом возник Кот, Сеня с удовольствием спряталась за их спинами. Склонившись над оратором, Кот прикинулся глухим:

— Чо сказал, ойся?

С именованием Кот угадал, словом «ойся» казаки называли вайнахов — чеченцев и ингушей. В папахах танцоры могли бы казаться выше, только прошли те времена, когда снимать этот символ маскулинности считалось недопустимым. Теперь многие условности позади, да и гулять в меховом головном уборе жарко. Будучи на две головы выше ухажеров, в тесной майке Кот выглядел грозным качком с картинки «Бицепсы-трицепсы, жим от груди».

— А я тебя знаю! — неожиданно воскликнул танцор. — Ты Костя Сиротин, полутяжелый вес!

— Да, — согласился Кот. — Это я.

Он не стал скромничать и страдать излишне жеманными жестами. Его, чемпиона города, давно уже не удивляли подобные выкрики поклонников.

А танцор продолжил воспоминания:

— Ты к нам в Назрань зимой приезжал. И в финале кубка Рафика Гаджиева побил!

— Да, — снова согласился Кот. — Было дело. Больше никогда не приеду.

Из-за плеча оратора выглянул присный джигит:

— Почему?

— Болельщики ваши не понравилась, — развел руками Кот. — Крикливые очень. И орут всякие глупости. Разве для этого человеку дан язык?

— Зачем так сказал? — возмутился первый танцор, сжимая рукоятки кинжалов. — Обидна сказал!

Он был гладенько брит и казался пухленьким. А когда надул розовые щечки, стал похож на хомячка.

— А зачем ты такой нервный? — удивился Кот. — Какие-то проблемы?

От этих слов танцор налился красным.

— У меня проблемы⁈ — выпучив глаза, бесстрашно возопил он. — Это у тебя сейчас будут проблемы! Без зубов знаешь какие проблемы?

— Толстым волноваться вредно, — подключился к разговору Федот. — От этого кровь густеет. Впрочем, о чем это я? Процесс уже пошел.

— Сам ты пошел! — вылез танцор, выступающий вторым голосом.

— Так, ребята, вам пора домой, — решил Кот. — Или вы отвалите отсюда, как прогулочный пароход от дебаркадера речного вокзала, или одно из двух!

Мудрый руководитель, каким позиционировал себя Антон, в досужие диспуты не лез. Помалкивая, он лишь посматривал, и одно это делало его в глазах окружающих умнее. Старый совет бабушки Степаниды «молчи больше — за умного сойдешь», оказался не пустым сотрясением воздуха.

Однако здесь пора было уже что-то решать — прения летели к горячей фазе, при которой полемика пахнет жареным. Пусть у горцев кинжалы декоративные, но и жестянкой можно травмировать неслабо. Антон оглянулся, ища глазами Дениса, когда острый международный конфликт неожиданно погасила Анюта.

Появившись откуда-то со стороны, она опустила на землю груз, огромную двухведерную кастрюлю. После чего со стоном разогнулась, удерживая крышку в руках. И запах пирожков поразил тонкий музыкальный слух оркестранток. И не только пирожков. Здесь виднелись коржики, сочники, булочки, бублики и прочая выпечка. Всё это было небрежно свалено вповалку, и от такого хаоса икебана казалась еще более прекрасной.

Вмиг оценив обстановку в виде взъерошенных мальчиков, Нюся произнесла ласково:

— А ну-ка успокоились все!

Настолько убедительно сказала, что все успокоились. И мальчики, и девочки. Причем девочки сразу набросились на румяные пирожки, а мальчики, тоже учуявшие волшебные запахи, лишь дружно уставились на чарующий дух выпечки, поднимающийся над кастрюлей. Специально для них последовала новая команда:

— Кушайте, гости дорогие, хватайте, сваточки! — сменив позу, она подперла рукой натруженную поясницу.

Хорошо известно, что женщинам с низким голосом свойственна доминантность и экстраверсия. Они не любят ограничивать себя в сексуальных связях и пользуются большей популярностью у мужчин. Людям с низким голосом легче быть убедительным: вот ты думал одно, а через минуту агитации глядишь — ты уже думаешь другое.

Однако сейчас Нюся применила элементарное ментальное давление, а не женское обаяние. Помогло сразу, выпечку начали хватать все. Ухажерам тоже досталось, как и таксистам Денису с Иваном. Нахапав пирожков, сколько в руки уместилось, они скрылись в толпе.

Да, совместное питание сближает людей. А если смотреть шире, то от тяжких дум четко помогают две вещи: вкусный секс и хорошая еда. Точнее говоря, хороший секс и вкусная еда. Насчет секса в такой толпе думать было нечего, поэтому народ набросился на то, что Нюсе бог послал в кастрюле. И ожидание стало выглядеть не таким томительным, хотя мучное и вредно.

Но все кончается. Кончилось и это, вместе с объявлением результатов.

Глава 45

Глава сорок пятая, в которой если хочешь — можешь стать Буденным. Хочешь — лошадью его

Третье место — это достойный результат, который стоило отметить. Весьма кстати оркестр повезли на ужин в поселок, что расположился за городом. Там жили родственники Ули Тулаевой, и возражений слушать они не стали.

— Какая ночевка в автобусе? Девочки, вы чего? Вам надо помыться и костюмы погладить, — заявила они. — Завтра у вас праздничный концерт!

Поселок оказался обычным селом в степи. На овечек и лошадок туристы смотреть не стали, а вот верблюдами полюбовались. Осторожно и издалека. Очень уж они большие, эти калмыцкие верблюды, не меньше слонов. И какают не хуже, чем слоны.

Поселок обычный, только ужинали в шатре — это такая большая палатка. И если чукча ждет рассвета в чуме, то калмыки ночуют в кибитке. В смысле, раньше ночевали так, сейчас-то калмыки живут в обычных домах. А деревянная рама, обтянутая войлоком, иначе называется юртой. Эдакая большая однокомнатная квартира-студия, только круглая. И стоит она здесь для таких вот гостей.

Традиционным калмыцким ритуалом является кормление огня, и нашим туристам его показали. Процедура выглядит просто — если у калмыка есть молочная водка и костер, то несколько первых капель он отдает огню, задабривая таким образом древнее божество. И соответствующий тост Антон записал дословно: «Пусть лошадь стоит в седле постоянно, и да не позовут хозяина в суд. Пусть милует нас дух Чингис Богдо-хана».

Во время праздников приняты другие жертвоприношения, когда люди бросают в огонь жир и бараньи кости. Так делают и во время прочих важных событий, вроде свадеб, рождений и погребений. Кормят огонь исключительно мужчины, и делают это только правой рукой. Таков порядок. По крайней мере, Жанне не разрешили кормление огня, а молочную водку предложили принять внутрь.

Описывать таинство еды Антон не стал, поскольку чувства прекрасного у него нет. Смотреть глазами может, руками трогать может, а понимать не может. Не дорос. А ведь калмыцкая баранина особенная! Она не имеет специфического запаха из-за особенностей местной травы. Единственное, что парень упомянул из поданных блюд, так это овощной суп на бульоне, мясо вареное, кисломолочные продукты, в том числе слабоалкогольные, и жирный чай с молоком.

После глотка шампанского очень хорошо пошло красное вино, которым отдарились ингушские танцоры — перед самым отъездом притащили целый бурдюк. Настойчивые ухажеры, блин… Но что такое бурдюк вина на большую компанию? Так, только мясо запить. Засиживаться не стали, после ужина разошлись. Как говорилось в учебниках моего детства, «усталые, но довольные, туристы возвратились домой». То есть оркестранток разобрали по хаткам, а мужчин отправили в Дом колхозника.

Убранство гостиничного номера на десяток человек напоминало казарму с тумбочками в ряд и центральным проходом между спартанскими койками. Однако описывать гостиничные изыски Антон не стал, ограничился цитированием лаконичной фразы водителя Икаруса: «бедненько, но чистенько». Половина коек пустовала, и водитель выдал еще одну сентенцию: «что соседей нет — это хорошо. А вот что нет соседей с детьми — это повезло».

Братья Сиротины, посвежевшие после душа, неожиданно предложили пройтись и догнаться пивом. Мысленно Антон чертыхнулся: найти пиво в чужой деревне вряд ли выйдет, а вот приключения на свою задницу — запросто. И не только на свою, в выходной вечер на любой улице полно гуляк, которым некуда девать энергию.

Можно было бы забить. Но подобные вояжи чреваты тем, что вызывают эффект обезьяньей лапы, когда сопутствующий ущерб может превысить полученную выгоду. Пришлось напрягаться и давить эти желания в зародыше.

— Пора спать, — выпустил Антон «лучи добра».

Водитель Икаруса широко зевнул, и рухнул на койку как подкошенный. Вова Свиридонов и так уже спал, а вот таксист Денис, вытирающий мокрую голову полотенцем, удивился:

— Даже мне спать захотелось, а братьям хоть бы хны!

Братья, превратившиеся в сонных мух, продолжали настаивать на своем — то есть собираться на гулянку. Пришлось давить живчиков еще одной порцией:

— Всем пора спать!

Перед отъездом в командировку Антон выучил наговор от вредных насекомых, изгоняющий муравьев, клопов и прочих Эдиповых комплексов. Анюта с него не слезла, пока от зубов не стало отскакивать. Так что произнес вызубренное тихим голосом, и собственный сон прошел как сон, его даже можно назвать монотонным. А если прямо говорить эзоповым языком, то односпально звенел колокольчик.

С утра местные отправились на первомайскую демонстрацию, а оркестранты от предложенной чести уклонились. У них нашлось более важное занятие — расстановка и наладка аппаратуры на сцене. Процесс этот не быстрый, одних колонок целый воз. Еще микрофоны, барабаны ударной установки… Дел полно.

Как раз управились к началу торжественной церемонии награждения. Получили свою грамоту, и уселись смотреть гала-концерт лауреатов конкурса. Бабушка Ули Тулаевой оказалась непростым человеком, даже очень. Она сумела построить жюри, чтобы поставить нас в самый конец очереди. Это нарушало негласные правила, концерт обычно завершают золотые победители конкурса.

И еще эта бабушка, блестя нагрудным знаком «Почетный работник жилищно-коммунального хозяйства», объяснила Уле, почему нам не дали первое место.

— Посуди сама, — сказала дарга в приватной беседе. — Кто такая эта Люлька? Ни разу не звезда и не лауреат никакого конкурса. Да, девочка хорошая, номер оригинальный, выступила отлично. Но таких талантов здесь полно! В любого пальцем ткни, не промажешь. А когда явных преимуществ нет, начинается политика. Поэтому первое место отдали кубинскому коллективу, а второе — монгольскому. И попробуй поспорь, танцоры-то отличные! Так что радуйтесь, дети мои, что третье место отхватили. Можно прямо сказать, это победа.

Сразу после церемонии награждения наши педагоги свалили в аэропорт, в надежде поменять билеты на дневной рейс. Девчонки выдохнули — теперь никто не помешает оркестру сменить музыку и танцы. Собственно, вчерашний репертуар повторять никто и не требовал, ведь концерт назывался «праздничным первомайским». Так оно и вышло, все танцевальные коллективы поменяли костюмы, при этом исполняли по два новых номера, а на бис так и больше.

Международный конкурс разрушил сонный покой провинциального городка, на неожиданный концерт набежала целая толпа местного народа. Зрителей и вчера было много, а сегодня случилось столпотворение. Не специально к нам из Улиного поселка, а вообще. Да, это не отчетно-выборная конференция, это целое событие. Но и мы, ростовские артисты, не подкачали.

Душную гримерку за сценой наши девушки отвергли. А зачем? Концертные костюмы они надели еще в поселке. И пока мужчины возились с техникой на сцене, окончательные штрихи боевой раскраски навели в автобусе. Без толкотни и паники, благо занавески на окнах висели.

А вот когда оркестрантки гуськом двинулись на сцену, в одеждах тюльпановых оттенков, зрители выпали в осадок. Дело в том, что настоящих калмыцких или монгольских нарядов в костюмерной института не оказалось. Одной Уле Тулаевой удалось выглядывать аутентично, потому как имела свой личный «бииз». Длинное красное платье с широкими пузырчатыми рукавами могло показаться обычным, если бы не орнамент на груди, подоле и рукавах. Расшитый золотой и серебряной нитью, а также атласными лентами, орнамент переводил одежду в разряд носимого искусства арт-а-порте.

Однако голь на выдумки хитра — если в костюмерной музпеда не нашлось нужных нарядов, это не означает, что там не было ничего другого. Нет, приличный выбор там имелся. Анюта нырнула в интернет, где обнаружила совет: суть косплея заключается не в полном копировании образа, а в том, чтобы перенять характер персонажа, почти стать им. В некотором смысле это такая форма актерского мастерства.

Различные цветные ленты Нюся изыскала — атласные, шелковые и парчовые, драгоценные нитки тоже. Даже искусственный жемчуг раздобыла. А швейная машинка «Зингер» в костюмерной была, и при ней обученная специалистка. В основном она занималась ремонтом имеющегося гардероба, но умела покроить, пошить и вышить.

При наличии рукастых помощниц выбранные костюмы народов мира стали быстро преображаться в монгольские. Или калмыцкие — кому как нравится. Единственное что пришлось докупать, так это головные уборы — круглые шапочки из бархата навроде тюбетеек, только крепкие.

А самый нарядный монгольский костюм Анюта придумала себе. Первое, что бросалось в глаза, это высокие сапоги со шпорами. Выше них — кавалерийские бриджи с кожаными вставками между ног. Видимо, архетип Анки-пулеметчицы не давал ей покоя. Белую рубаху скрывала кожаная безрукавка, туго перехваченная ремнем. Завершал образ маузер К96 в деревянной кобуре, что носят как дамскую сумочку, на длинном ремешке через плечо.

Вишенкой на торте была бы красная революционная косынка, но ее, как искажающую картину, пришлось заменить стандартной плоской шапочкой. Сверху всего этого экстерьера планировался длинный вязаный кардиган, однако его вычеркнула слишком теплая погода.

Для Антона иФедота нашлись шелковые цветастые халаты, скорее узбекские, чем монгольские. Но поскольку все азиаты носят какие-то халаты, сошло и так. Ну а самым монголистым на сцене оказался Кот. Для этого ему пришлось разуться и снять футболку. Оставшись босиком и в одних кожаных штанах, он весьма органично смотрелся возле огромного барабана, лежащего перед ним на коротеньких ножках.

За спиной мускулистого монгола красовались два высоких барабана, стилизованные под двухсотлитровую бочку. Это добро Нюся изыскала через интернет в последний момент. Сценарий предполагал, что на рабочем месте Кот будет двигаться с колотушками в руках. То есть пританцовывать в боксерском стиле, а временами поворачиваться и наносить сочные удары по бочкам. И при этом поражать воображение зрителей женского пола, демонстрируя бицепсы, трицепсы и развитые мышцы спины. Ну а что, пусть посмотрят. Когда они еще увидят настоящую монгольскую фигуру?

Во время последней репетиции перед отъездом Нюся сказала ему вполне серьезно:

— Послушай меня, парень! Кому-то твоя работа может показаться легкой — мол, стой себе, и лупи по барабану в заданном темпе. Что поделать, про бас-гитаристов и бас-барабанщиков могут тупо шутить бесконечно. Только неоспоримым фактом является то, что хороший игрец на басу ценится везде.

— Даже вот так? — Кот переглянулся с Федотом.

— И запомни, — веско бросила она, — хард-рок — это не хардбасс!

— А что такое хардбасс?

— Фигня, — отрезала Нюся. И тут же подлила мёду: — У тебя получается, я вижу. Мы команда! Басовая секция, включая Варю и Женьку, создает фундамент, на котором держится композиция. Наша задача — качать и поддерживать драйв. Мы исполняем нужный ритм со своей динамикой, чувством и расстановкой. Про хитрости и фишки я уже не говорю. И наша музыка звучит предельно уверенно, когда инструменты гармонируют с барабанными партиями. Бас-гитара и барабаны создают настоящую стену, наполняя бит раскатистым грувом. Всё понял, Котик? Тогда вперед, на баррикады!

Вот только в первой композиции работы для Кота не сцене не было. В народном стиле Уля Тулаева исполняла калмыцкую песню «Цаган Сар», посвященную празднику Белого месяца. Оркестр тихонечко подыгрывал, основной аккомпанемент шел на синтезаторе. Песня «Цаган Сар» пока малоизвестная, но душевная. Народной любимицей калмыков она станет в девяностых, а сейчас — чистый флешбэк из будущего. Ритмичная и даже зажигательная, песня предлагала «петь и танцевать, вихрем кружась». Праздник Белого месяца знаменует собой приход весны, а Цаган Сар является символом обновления всего живого. Именно с этим праздником связано традиционное калмыцкое приветствие «Увляс менд hарвт?», что буквально переводится как «Хорошо ли вышли из зимовки?».

Текст песни не маленький, вот его суть:

Белый месяц, белый месяц,

Чаем сделаем подношение,

Молочную водку в огонь брызнем,

Всем народом отметим Белый месяц.

Выступление приняли тепло, даже жарко, но с некоторым удивлением: а где же танцы, что «вихрем кружась»? Испытывать терпение зрителей никто не собирался, танцы тут же последовали. Сначала из-за кулис вытащили огромные барабаны, возле которых встал босой монгол Кот. Сара Гольдберг надела бас-гитару, а потом с одной стороны кулис вышла Люлька с саблями, с другой стороны — Анюта с нагайками.

Оркестр, выкрутив громкость до упора, ударил по ушам зрителей рваным ритмом хард-рока. А Антон затянул песню угрожающего содержания. Делалось это убедительным низким голосом на чистом калмыцком языке:

Если львы придут, будем воевать до конца.

Если тигры придут, будем бороться и сражаться.

Если слоны придут, будем биться с яростью.

Если люди придут, будем драться и убивать.

Женский хор отзывался не менее устрашающими звуками. Мрачными, однотонными и агрессивными:

У-у-у…

У-у-у…

У-у-у…

Дальнейший текст в изложении Антона выглядел еще более грозным. Главный герой в нем честно предупреждает: «если у вас злые намерения, мы дадим отпор».

Если вы настигните нас — мы будем биться до смерти.

Если будете роиться — мы разбросаем вас в стороны.

Если вы прилетите — стрелами вас закидаем.

Если придёте ногами — изрубим мечами.

Бэк-вокал в стороне не отсиживался. Переполненные зловещим негодованием, они работали все как один:

У-у-у…

У-у-у…

У-у-у…

Ну и заканчивалось всё крайне воинственными призывами:

Давайте скакать со скоростью сокола,

Давайте будем отважными как волк,

Давайте впечатаем копытами ваших коней,

Подавим вас храбростью Великого Хана!

Одновременно с нарочито грубым мужским вокалом Антона, Сеня с Нюсей показывали чудеса фланкировки. Одна мастерски управлялась с шашками, другая — с нагайками. Выплясывали так, что пыль столбом стояла. При этом ловко вертели не только инструментами, но и сапожками. И еще попками вертели с изящной грацией, что вносило особое оживление в зале.

Девичьи сапожки выбивали пыль из сцены в буквальном смысле этого слова, подметать ее организаторам и в голову не пришло. С другой стороны, пыльные столбы повышали зрелищность танца. И даже если бы в арсенале оркестра имелась дым-машина, то нагнетаемый ею туман не сгодился бы и в подметки степному натуральному продукту.

Финальный аккорд вызвал бурю восторга. И непонятно, кому хлопали больше, танцорам или музыкантам — калмыки знают толк и в том, и в другом. Они любят воинственные гимны, транспортные эпосы, баллады о любви и просто хорошие песни. Все как у всех, в этом смысле разные народы весьма похожи.

И пока танцоры приходили в себя, Уля прочитала калмыцкую балладу про любовь.

Вымытые росой три яблока

Чем ближе к концу, тем слаще.

Сказанные тобой три слова

Не выходят из моей души.

А далее слово перешло к мускулистому монголу. Четверостишье из гимна о богатырях он выучил недостаточно, поэтому вытащил шпаргалку. Но прочитал четко, чисто по-монгольски:

Так сильно сжимала нагайку рука,

Что выступил из нагайки сок.

Из шкуры трехлетнего быка

Сердцевина ее сплетена.

Непритязательные слова произвели фурор в зрительном зале — упомянутый монгольский эпос о богатырях оказался хорошо знакомым. Зрители аплодировали так, что вскочили с мест. Момент накала страстей следовало ловить, Антон кивнул Женьке. Та палочками отстучала такт. И первый аккорд мощного вступления отбросил зрителей обратно на лавки. Дело в том, что Вова Свиридонов прибавил звукового давления, хотя казалось, что дальше некуда.

Казалось, но нет, в металлическом ключе можно еще жоще. Варвара подпрыгивала возле кубинских барабанов, Кот размашисто трудился натуральным молотобойцем, а низы бас-гитары резонировали с поджилками буквально у всей публики, включая выпивающих в буфете мужчин. Скользя между кишок, вибрация проникала в желудки независимо от того, чем их наполняли — молочной водкой или портвейном «Агдам». При этом ноги граждан самопроизвольно пускались в пляс.

Женька Иволгина отжигала по-взрослому, а между делом еще и фокусы показывала. Она научилась мастерски форсить — ловко крутить меж пальцев барабанную палочку, изображающая лопасть вертолета. Какой барабанщик без этого трюка? Кто не умеет, тому должно быть стыдно, ей богу.

Звуки виолончели и скрипок, пропущенные через хитрый темброблок, приобрели характерный для традиционных монгольских инструментов тембр — колоритную окраску моринхура и топшура. Хор тоже старался, уйдя на второй план — с этого момента к роли вокалистов приступили танцоры-казачки.

Первоисточником для музыки жесткого металла послужила народная калмыцкая песня о любовных проблемах и неудачных свиданиях. По сложившейся традиции, Анюта работала в нижнем регистре контральто, а Сеня в оперном стиле летала везде, от меццо-сопрано до колоратурного сопрано. И даже забиралась выше, в фальцет.

Вышла синяя луна,

Ночь стала светлой.

Нет моего любимого,

Стихли звуки домбры.

Моя собака рядом сидит,

Серые гуси гогочут.

Мой единственный любимый убегает вдаль.

Почему же ты так делаешь?

Кроме аплодисментов, шутливая песня вызвала хохот и свист. А это означало плотный контакт с аудиторией, который следовало укреплять.

Следующая композиция, более медленная и тягучая, призывала почитать вечное синее небо, поклоняться и лелеять мать нашу землю, белой луне шептать желания, и великому солнцу молиться с искренней верой. «Мощь синей Монголии призывая, споём припев…».

Как ранее говорила Уля Тулаева, монгольские слова для калмыков труда не составили. А лауреат конкурса, танцевальный коллектив из Улан-Батора, вдруг полез на сцену в полном женском составе. Ну а что? Песня знакомая, танец разучен. И дальше концерт так и проходил, в сопровождении монгольских танцорок. Глядя на это, в проходах тоже начали выплясывать. Конечно, после первомайской демонстрации люди пришли поддатые, и здесь еще хлебнули молочной водки. В честь праздника солидарности трудящихся такое можно, почти не грех, только не в этом дело. Дело в том, что концерт удался. И совершенно не жаль, что часть репертуара до зрителей не дошла.

Худсовета сегодня не было, и слава богу. Но не поэтому, а по причине постоянных повторов на «бис» зрители не услышали обязательных хитов этого времени: «Не надо печалиться, вся жизнь впереди», «Не плач, девчонка», а также «Увезу тебя я в тундру». Ну и, конечно же, не было плясовой разухабистого Хиля «Потолок ледяной, дверь скрипучая».

Мало кто знает, что основой для песни Хиля послужила стихи испанского поэта Хавьера Линареса. Свой страх перед русской зимой этот военнопленный из «голубого легиона» выразил со вселенским ужасом. Испанский подстрочник выглядит так:

С потолка свисает лёд. С ужасом прислушиваюсь к скрипу двери.

За шершавыми стенами поджидает колючая тьма.

Там — обмороженная мертвенная пустыня,

И из окон избушки вырывается выморочный синий пар.

Ничего такого русский слушатель в веселой песенке Хиля не слышал. А это в очередной раз подтверждает: что русскому хорошая зима, то иностранцу Шольц. Что же касается испанского добровольца и прочего евросоюза, пришедшего на нашу землю под гитлеровскими знаменами, то прошлого урока им явно было мало.

Глава 46

Глава сорок шестая, без названия

Конечно, не обошлось без обсуждения печальной темы депортации калмыков. После возвращения Антон нарыл в интернете целую кучу материала за и против, только парня интересовала моя позиция. Пришлось давать развернутый ответ. Хотя на первый взгляд всё вроде бы просто — тогда калмыков обвинили в предательстве. Серьезная вещь в военное время, которая жестоко преследуется во всех странах.

Однако людей не расстреляли, а «всего лишь» переселили в Сибирь. Имелись ли факты предательства калмыков? Бесспорно. Справедливо ли наказывать за это весь народ? Нет, конечно. Более всего обидным для калмыков, воюющим на фронте, выглядело изгнание их семей. Мужчины честно сражались, треть из них погибла…

Высылка людей — прием известный. К примеру, когда в Соединенных Штатах интернировали японцев, полиция хватала всех узкоглазых граждан подряд. Чуть позже военнослужащие японского происхождения были уволены из армии США. Наверно, обидно. Но это война. А где ты видел на войне справедливость?

Крайности преследуют нас и, как обычно, истина лежит где-то посредине. Чтобы вникнуть в проблему калмыков, надо оглянуться, а потом посмотреть вперед. Благо, у нас есть такая возможность.

Древнейшим государством мира принято считать Урарту. Оно было основано на территории Армянского нагорья. Боевой клич «ура» пошел оттуда, он хорошо знаком воинам, и не только русским. Выходит, идя в атаку, они кричат «за родину Урарту»? Не уверен. Более достоверно калмыцкая версия. Она гласит, что слово «ура» произошло от калмыцкого «уралан», что в переводе значит «вперед».

Версия достаточно убедительная, если учитывать тот факт, что первое документально подтвержденное применение крика «ура» относится ко временам Петра Первого. Именно тогда в русской армии появилась нерегулярная калмыцкая кавалерия, которая использовала клич «уралан» в качестве приветствия.

Храбрость калмыцких воинов известна, обвинять их в трусости нельзя. Их в этом и не обвинили… Итак, сто лет назад национальные окраины, живущие по феодальным, а то и родоплеменным правилам, запихнули в социализм. Собственно, степняков никто и не спрашивал, революции делаются в столицах. А буржуазный переворот 1991 года вернул степные народы обратно в темные века, где адаты понятнее советских законов.

И сегодня можно утверждать, что классики марксизма-ленинизма в своих теориях ошибались. Напомню, Маркс считал, будто социалистическая революция может победить только одновременно во всех наиболее промышленно развитых странах. Ленин возражал ему, выдвигая идею «слабого звена» империализма. Вождь пролетариата тогда заявлял, что достаточно одержать победу в любой стране, даже отсталой. Товарищ Сталин пошел дальше и предположил, что по мере продвижения к коммунизму будет усиливаться сопротивление капитализма, а накал классовой борьбы нарастать.

Вышло наоборот. К 1991 году накал классовой борьбы обернулся полной импотенцией обоих сторон. Всё затухло настолько, что в стране самого развитого социализма вяло победил буржуазный переворот. В подобных случаях переворот называют революцией, так его и объявили. Хотя это была натуральная контрреволюция.

Что характерно, буржуазная контрреволюция произошла под руководством адептов коммунизма. И что символично, новая власть родилась на броневике, где ее принял Ельцин. Этот деятель сразу запретил компартию, а ее бывшим членам разрешил менять традиционную политическую и сексуальную ориентацию на нетрадиционную. Что ж, жизнь всё расставила по своим местам, и всё вернулось на круги своя.

И вряд ли эту возню поняли люди, живущие в степи по родоплеменным правилам. А степняков нам не понять потому, что у азиатов свое, хитровывернутое мировоззрение. Так говорят, не будем спорить. Просто следует принять: у степных народов, в силу их менталитета и географии, взгляд на мир кажется совершенно оригинальным. У степняков никогда не было государства и, в отличие от русских людей, они никогда ему не служили.

Объединяться для какой-то задачи степняки могут, временно забыв о трениях, но идея государства никогда не виделась им сверхзадачей. Родина для кочевника — это степь без конца и края, а служить степняки могут только своим ханам, баям, бекам и чингисханам. Государства у них никогда у них не было и никогда не будет. Это чуждый элемент в их картине мира.

Соответственно, у степняков нет четкого понимания, что такое государственный долг. Дух коллективного труда и коллективной обороны в степной парадигме выглядит иначе. Кому-то покажется парадоксальным, но и свободы у них тоже нет. Свободный степной человек? Как бы ни так. Кочевники живут в клановой системе, и когда они на словах дают присягу государству, они на самом деле внутри самих себя дают ее местному хану. И реально именно ему и служат.

Здесь наблюдается некая стабильность — в прошлом степняки думали не своими мозгами, так происходит и сейчас. Воля ханов и родоплеменные обычаи формируют интерфейс, который постоянно висит у людей степного народа перед глазами. Отсюда вывод: у степняков не может быть государства в том смысле, каким его понимаем мы.

А те государства, которые у них были раньше, и те, которые сейчас существуют — вовсе не государства, а временные территориальные образования. Поэтому калмыки никогда не поймут истинных причин, по которым их наказал Сталин. Да, некоторые из них во время войны нарушили правила, установленные государством. Но ведь Сталин не хан, и его порядки — это не их священные нормы и правила!

Последний вопрос, который стоит обдумать сегодня: а если снова война? Военный конфликт с Грузией мы уже проходили. Сейчас проходим военную операцию на Украине. Как будут строиться отношения наших народов, если в конфликте Армении и Азербайджана мы выступим на стороне Армении? А если на стороне Азербайджана?

К сожалению, список не окончен. Кто из твоих соседей завтра станет другом, а кто врагом?

* * *

Вопросы государства часто затрагивал Владимир Ильич Ленин. Позиция человека, основавшего СССР, выглядит неоднозначно, сложно и паллиативно. Приведу несколько цитат вождя:

— народное государство есть такая же бессмыслица и такое же отступление от социализма, как и «свободное народное государство».

— государство — это учреждение для принуждений. Государство есть особая организация силы, есть организация насилия для подавления какого-либо класса.

— государство есть продукт и проявление непримиримости классовых противоречий… существование государства доказывает, что классовые противоречия непримиримы.

— всякое государство есть «особая сила для подавления» угнетенного класса. Поэтому всякое государство несвободно и ненародно.

— пока есть государство, нет свободы. Когда будет свобода, не будет государства.

Подобных цитат у Ленина найти можно достаточно, особенно в труде «Государство и революция». Эту брошюру я читал внимательно и, честно говоря, так и не понял. Вот хоть убейте, но торчит здесь некий контрапункт! Если в сентябре 1917 года Владимир Ильич агрессивно выступал против государства, то уже через пять лет организовал это самое государство со всеми признаками подавления и принуждения. Что пошло не так?

Много чего. В результате пролетарской революции рабочие не получили обещанные фабрики, а крестьяне не получили обещанную землю. Более того, у крестьян отняли и всё то, что они имели, а после объединения в кучу экспроприированное добро назвали «коллективным хозяйством». Государство в СССР стало собственником всего, начальником вершков, корешков и земных недр. Государство приобрело себе армию, ВЧК с полицейскими функциями, и аппарат управления этими силами.

Кстати говоря, полиция в капиталистических государствах является системой особых органов надзора и принуждения, в составе которых карательные войска внутреннего назначения охраняют существующий общественный строй путём прямого и открытого подавления. И хотя в нашем случае полицию назвали милицией, ее роль с войсками НКВД от этого не изменилась.

Государство с помощью чисток и репрессий стало охранять себя. И именно советское государство стало распоряжаться доходами фабрик и колхозов. А если говорить совершенно прямо, то бенефициарами всего стали партийные чиновники. Бюрократия, которую так ненавидел Ленин, возродилась в партийных органах с переизбытком.

Хорошо известно справедливое утверждение: власть должна защищать свои интересы, и вместе с тем интересы своего народа. Когда интересы совпадают, государство развивается. Когда же интересы расходятся, власть превращается во власть чиновника. При этом чиновник радеет исключительно о своем кармане, а из окружающих людей его интересуют лишь собственные дети.

В полной мере управляя государством, партийные чиновники не привыкли нести никакой ответственности, ни перед народом, ни перед объектом управления. Самое смешное, что когда чиновник выражает готовность разделить власть с государством, делить ответственность у него и мысли не возникает. Ну и где здесь социализм, о котором так много говорили большевики?

Конечно, неправильно всех мерить под одну гребенку и нельзя всех стричь под свой аршин. Люди у нас разные, и партийные чиновники тоже. Всё так, только после грандиозного шухера 1991 года покровы сорвались. И вместо сплоченной группы борцов за свободу, равенство и братство народ обнаружил отдельных борцов за упрочение собственного благополучия. И теперь везде рулят их дети — молодые, богатые, пьяные. Ветер перемен унес словесную шелуху пламенных красивых лозунгов. И современный мир стал выглядеть очень просто — когда люди, у которых нет денег, работают на тех, у которых деньги есть.

Интересно, а много ли о жизни народа знали революционеры во главе с Лениным, всю сознательную жизнь скитавшиеся по заграницам? Как это ни печально, но в аквариуме социалистических демократов не водилось крестьян и рабочих. Но это, видимо, не важно. Революционеры сами точно знали, что надобно пролетариату. А чтобы указывать народу путь к светлому будущему, не обязательно иметь мозоли на руках.

Пролетарский вождь Владимир Ильич Ленин был дворянином, его помощница Надежда Крупская была дворянкой, анархист Кропоткин — князем, а буржуй Энгельс владел текстильной фабрикой. Кем был демон революции Троцкий, трудно сказать, только человек, постоянно разъезжающий по европам — точно не пролетарий.

Все они были теоретиками. И во главу угла нового государства поставили идеологию как инструмент, с помощью которого большевики изменили политический и экономический характер отношений. Коммунистическая идеология должна была закрепить новое устройство в форме новой морали. Простая и понятная, эта идеология затрагивала жизненные интересы всех людей страны.

Монополия партии на власть позволила провозгласить цель: построение коммунизма к 1980 году. Средства для ее достижения обозначили тоже конкретные. Первая задача — это всемерное развитие материально-технической базы общества. Вторая задача — совершенствование производственных отношений. И третья задача — воспитание нового человека.

Прекрасная цель и понятные задачи! И для коммунистической идеологии тут полно работы, ведь формирование нового человека только по списку последняя задача. А по сути — это главная задача, решить которую не удалось. И виновата не идеология. Хорошая всем, эта идеология оказалась штукой обоюдоострой. Если коммунизм есть высшая форма развития общественных отношений, то путь к нему идет через социальное равенство. А у нас социальное равенство закончилось на уровне райкома партии! И чем ближе к ЦК КПСС, тем очевиднее это неравенство. Каста неприкасаемых, старцы у алтаря…

С тех пор, как руководство партии возомнило себя новыми дворянами, хороший инструмент превратился в профанацию. Идеология только для народа? Нет, это так не работает. Когда электорату предлагают обезжиренный социализм, а себе забирают все сливки, это вызывает раздражение. И сколько ни развешивай призывов на кумачах «мы с тобой одной крови» — будет только хуже.

А когда элита партии запретила подглядывать за собой и осуждать правонарушения, эта фальшь стала особенно наглядной. Да, после смерти Сталина партийно-советская номенклатура стала активно грести под себя. Не забывая вещать о народе и партии, которые едины и, может быть, единоутробны, советская элита действовала в рамках постулата «Как же далеки они от народа». Хотя когда-то они вышли отсюда, но вливаться в его ряды не собирались. Даже стоять рядом дураков не было.

Отгородившись от всех высоким забором, лучшие парни страны принялись там, внутри, строить для себя сгущенное счастье. А жизнь они видели исключительно в телевизоре и через бронестекло лимузина. Только вот картинка на экране и реальность перед глазами сильно отличаются. Формализм и самолюбование стали нормой жизни в собственной теплице, а идеологические догмы покрылись плесенью. Определяющим стал вечный принцип чиновника — получить как можно больше власти при минимуме ответственности.

Отдельные лидеры партии настольно оторвались от трудового народа, что пыльное облако растаяло далеко вдали. Что характерно, пелетон возглавляли не первые лица. Тон задавали чиновники среднего звена, зубастые акулы вроде товарища Седых. Оседлав финансовые потоки, они стремительно строили светлое будущее детей. Своих, разумеется.

Ничего не поделаешь, таковы законы природы — результаты прогресса по праву принадлежат чиновникам. Ведь царствующие особы сияют, а страной правит партийный аппарат. И только мозг советского чиновника мог додуматься до такого лозунга: «Красота женщины не в бровях, а в трудоднях».

Социализмом в том смысле, как его понимал Ленин, после его смерти и не пахло. Да и сам Мавзолей, воздвигнутый соратниками вождя, никак не сочетается с социалистическими лозунгами. С церковными догмами не сочетается тоже. Как ни крути, но мумия Ленина — это не святые мощи, а бунт против церкви. Впрочем, Христа также погребли неправильно, а перед этим предали, судили и распяли.

Что касается достижений революции, то они были. Безо всяких сомнений. И что несомненно, в достигнутых преобразованиях было много чего хорошего, начиная от восьмичасового рабочего дня и заканчивая бесплатным жильем, здравоохранением и образованием. И конечно, многого не было.

Но вернемся к Ленину. Отдельные специалисты в области физиогномики утверждают, будто Владимир Ильич Ульянов был евреем. Посмотрите на него, говорят они, всё на лице написано. К тому же мелкий, плешивый, картавый. Полиглот. Трудоголик. Самое важное: умный. И что вы имеете возразить? Так выглядят исключительно евреи.

Да, хорошо сформированные уши говорят о счастливом детстве. Слегка выдающиеся вперед мочки сигнализируют о душевности, их величина говорит о мудрости, а высокий и выпуклый лоб только подтверждает ум. Но сам Ленин в одной из анкет партийной конференции записал себя великороссом, попросту говоря, русским.

Здесь следует отметить стереотип, характерный для имперского общества. Ориентированные на религиозную идентичность, великороссы считали себя люди православного вероисповедания, к которым формально относился отец Владимира Ульянова и он сам. Сохранились документы деда, Николая Ульянова, где указано «коренное российское происхождение».

Библиографы говорят о немецких и шведских корнях Ленина. Отсюда, мол, и прекрасное знание языка… Логично. Кто-то готов спорить, что Ленин был башкиром: взгляните ему в глаза! Тепло, тепло… И только читатель, изучивший труды Ленина о государстве, и оценивший неоднозначность мыслей вождя, поймет: Ленин был степным человеком, калмыком.

Глава 47

Глава сорок седьмая, в которой будет день и будет песня

Итак, праздник завершился. Усталые, но довольные, туристы возвратились домой, и сразу Антон попал под раздачу. Святая простота! Он ожидал оваций и поздравлений, однако в таких случаях расслабляться опасно. Все успехи должны быть организованы мудрым руководством, а не возникать сами по себе. Это аксиома.

Антон осознал. И когда профессор Гузий поставил свой вопрос, казавшийся острым, парень был готов.

— Почему оркестр «Надежда» оказался в Элисте, если мы их туда не посылали? Я точно помню, что мы отправляли одну Люльку.

Проректор сверкнул лысиной, и Антон не заставил его ждать:

— Ботаническая экспедиция.

— Хм, — опешил профессор настолько, что у него запотели очки. — Экспедиция чего?

— Это когда с сачками по степи бегают, — напомнил ему парторг. — А потом бабочек на булавки насаживают.

Осмысливая информацию, педагоги дружно уставились на Антона. В их глазах читалось недоверие. Какая, нафиг, ботаника, когда мы все здесь музыкальные педагоги? Исключением выглядел лишь новый руководитель оркестра товарищ Иванов, который знал о кружке любителей тюльпанов, а о предстоящей обороне диких верблюдов догадывался.

— Ботаническая экспедиция в степи Калмыкии, — терпеливо пояснил Антон. — Уля Тулаева с детства борется за чистоту природы, и на базе нашего оркестра организовала молодежное движение «Защитим дикие тюльпаны».

— Да что ты говоришь? — закончив протирать очки, профессор Гузий пришел в себя. — Защитили?

— Да, — подтвердил Антон. — Мы написали статью и сделали фотографии. Материалы отправлены в журнал «Юный натуралист».

Все это время руководитель оркестра красноречиво молчал. Но теперь он встал, чтобы вставить свое веское слово:

— Товарищи, у нас мало времени, — сказал босс сухо. — Владимир Михайлович, прошу вас.

На это я мысленно усмехнулся — оказывается, командовать может не только проректор!

— Да-да, — встрепенулся профессор. — Итак, товарищи, перед нами стоит сложная задача: организовать досрочную сессию для студентов разных курсов, входящих в оркестр «Надежда». И времени на это у нас очень мало…

— Времени на раскачку нет! — подтвердил товарищ Иванов.

Судя по его боевому настрою, он уже сегодня был готов ехать в Германию. Хоть один, но ехать! Как в той боевой песне: «И как один умрем в борьбе за это».

Профессор выглядел менее категоричным:

— Поэтому прошу вас, товарищи, уже сегодня изменить свои планы, чтобы отнестись со всей серьезностью, — он обвел глазами собравшихся. — И последнее. Сейчас я подпишу приказ о назначении студента Бережного старостой группы «Надежда».

— Как это? — не понял парень.

— Временно, — пояснил Гузий. — На время поездки в Германию. Ничего сложного здесь нет: староста должен вести журнал посещаемости и следить за порядком во время занятий. У вас там учебных занятий не будет, зато будут репетиции и выступления. Вот ты и будешь следить за порядком, до и после этих занятий. Понятно? В случае чего имеешь право делать устные замечания, а о серьезных проступках должен сообщать в деканат.

— И встретишь ты, когда не ждешь, и обретешь, не там где ищешь, — пробормотал я растерянно.

— Дед, как думаешь, а деньги мне выдадут? — хмыкнул Антон.

— Если ты о стипендии, то рассчитывай на прибавку в пятнадцать рублей. А если о командировочных, то вряд ли. Валюта на расходы будет только у руководителя делегации.

— А как я буду сообщать? Деканат здесь, оркестр в Германии. Чтобы доложить о проступках, мне надо будет позвонить. Или телеграмму дать. Так что извиняйте, насчет «постучать» декан пролетает.

Тем временем Гузий объявил о завершении совещания, и педагоги повалили на выход. По пути они бурно обсуждали дополнительные хлопоты, свалившиеся им на голову. Вот можно подумать, им больше делать нечего, как экзамены после занятий устраивать!

Товарища Иванова текучка интересовала мало, он никуда не спешил. И Антона придержал, отведя того в угол. Держался босс уверенно и выглядел прекрасно. Костюм гармонировал с рубашкой, а ремешок часов сочетался с туфлями и галстуком. Даже парфюм казался мягким и приятным.

— С утра я разговаривал с Марией по телефону, — доверительно сообщил новый руководитель оркестра. — Она уже дома, у нее там всё готово и она нас очень ждет! Колено почти не болит, но ты говорил, что нужен массаж…

— Нужен, — кивнул Антон.

— Вот! Это одна причина для спешки. Вторая — билеты давно заказаны. Это секрет, но заказаны на всех по списку. Загранпаспорта готовы… Поэтому срок в две недели не годится! У тебя есть семь дней на эту Люльку и на все остальное. А я уже со своей стороны организую зачеты и экзамены. Понятно?

— Хм, — задумался Антон.

— Конечно, Люлька поедет, — угадал невысказанный вопрос Иванов. — В Германию поедут все девочки, только это должно оставаться тайной. Незачем людей расслаблять. Между нами, понятно? Я могу проявить власть и волю, но ломать вашего парторга на кафедре истории КПСС не хочется. Как там у поэта? «И мать грозит ему в окно». Пусть воображает и грозит. Тем временем вы быстро и хорошо сдаете экзамены. Договорились?

А почему нет? Деловой подход товарища Иванова нам по душе.

В пустой приемной Антона придержала секретарша ректора:

— Бережной, иди сюда! Распишись вот здесь и здесь. Журнал посещений получишь в деканате. И зайди в профком, к председателю. Она ждет.

А вот это что-то новенькое! Никаких дел с профсоюзом Антон не имел. Только нет таких препятствий, которые не могут преодолеть большевики, вооруженные правильной теорией. В профкоме Антон бывал, но не дальше общей комнаты. Здесь заседали две женщины и активистки из числа студенток, которые и занималась текучкой. А логово руководителя находилось дальше, за их спинами.

— Здрасте, — приоткрыв дверь, Антон заглянул внутрь.

Кабинетик председателя профкома впечатлял мало, что не удивительно после хоромин ректора. Канцелярский стол чуть больше стандартного, сейф, шкаф, стулья вдоль стен. И множество кубков, вымпелов и знамен. Лидер профсоюза Хромовая, пребывая в одиночестве, взирала на мир с казенным выражением лица. Более важным в своей жизни я видел лишь лицо начальницы паспортного стола.

— Заходи, Бережной, — буркнула Храмовая, и взялась бесцеремонно разглядывать парня. Тому ничего не оставалось, как зеркалить ее действия, ведь первому затевать разговор со старшей по возрасту и званию было бы невежливо.

Кудряшки на голове лидера сильно напоминали парик, взятый из моды галантного восемнадцатого века. Парик, на вершине которого соорудили гнездо. Ничего не поделаешь, строить гнезда на голове в это время было повальным увлечением. Причем чем старше объект, тем мощнее полет фантазии. Да уж, не светская львица уровня Ксении Собчак, а прямо-таки львица из мультика.

Крупная дама позднего бальзаковского возраста, лидер профсоюза имела нос картошкой и круглое лицо, ярко крашеное в соответствующие цвета: черные брови и ресницы, алые губы и румяные щеки. Солидный нос выделялся щедро припудренным белым пятном, а портрет завершали усики. Местами выщипанные, они подчеркивали образ львицы. Ниже портрета громоздилась грудь, одетая в блузку с рюшами и воланами. Мощно возвышаясь, грудь напирала в попытке доминирования.

— Знаешь, что меня удивляет, Бережной? — сказала профорг глубоким грудным голосом. Порывшись в бумагах на столе, она ловко выдернула лист. — Никто не согласовал со мной вашу поездку! Почему?

Логика в ее словах была, потому что любое путешествие советского человека начиналось в месткоме. Эта всесильная организация милостиво разрешала вояжи и карала отказом. Прогульщикам, пьяницам и любителям адюльтера поездки за границу не светили априори.

А вот почему с ней не согласовали выезд в Германию, это нужно не у парня спрашивать. Вопрос выглядел риторическим и, взмахнув листком бумаги, лидер профсоюза засунула его обратно в стопку, под Ленина. Бюстик вождя являлся обязательным элементом на столе любого чиновника, помимо чернильного набора, естественно. Когда-то бронзовый бюст выполнял функции пресс-бювара, только сейчас им придавливали бумаги, чтоб они не улетели.

При этом голова Ильича недоуменно хмурилась. Конечно. Вот зачем потомки придумали эту моду изображать вождя без рук? Круглая голова, узенькие плечики… И как ему теперь указывать то направление, в котором лежит верная дорога?

Еще один важный атрибут начальника, лампа с зеленым абажуром, стояла с правого краю. Картина была бы неполной, если не упомянуть стакан для карандашей, бокал для перочистки, скрепницу для скрепок и спичечницу для спичек. Вишенкой на торте являлась пепельница, глубокая и мощная. Такой хорошо от хулиганов отбиваться. Ну, если они ворвутся в кабинет председателя профкома.

— Значит, староста группы «Надежда», — прищурилась она, элегантным жестом раскрывая коробку папирос «Герцеговина Флор». — И со мной опять не согласовали! Хорошо.

Ничего хорошего в ее голосе не было. И когда-то она это обязательно кому-то припомнит. Скорее всего, профессору Гузию, когда он придет сюда за льготной путевкой на море. А ведь он придет!

Антон молчал, пока лидер профсоюза прикуривала и взмахом руки тушила спичку. Выдохнув клуб дыма, она пошла дальше, выражая серьезную озабоченность:

— И как я не сообразила насчет профорга? Пусть временного, но все равно это ошибка. Ты хоть догадываешься, какую роль играет профорг в группе?

— Собирает членские взносы? — предположил Антон.

— Если бы всё было так просто, — вздохнула она, — с этим бы справилась любая курица в оркестре. Нет, Бережной, профорг — это лидер группы, лучший студент. И ни одно мероприятие без него не обходится! Он всегда впереди социалистического соревнования, понимаешь? Профорг занимается защитой прав студентов и решает их социальные проблемы. В случае необходимости запрашивает у профкома материальную помощь студентам. А ты говоришь: «собирает профсоюзные взносы». Эх…

— Хм, — начал догадываться Антон.

— Вот тебя назначили старостой группы. Напомню, что староста — это промежуточное звено между студентами и администрацией учебного заведения. Выступая лидером группы, староста отстаивает ее интересы. То же самое делает профорг. Так что не будем плодить сущности, сразу перейдем к фабуле: завтра принесешь протокол собрания оркестра в произвольной форме. На заседании профкома утвердим.

— Кого, меня? — практически угадал Антон.

— Тебя, конечно. Кого же еще? И не волнуйся так, это временно.

На обратном пути у парня возник закономерный вопрос.

— Вот скажи, Дед, — начал он. — В Германии материальная помощь не помешает никому. А как, находясь там, можно получить необходимую материальную помощь? Предположим, дам телеграмму. И они вышлют западногерманские марки почтовым переводом?

Казалось бы, события на этом завершились, но нет. На большой перемене, когда Антон и Анюта заканчивали трапезу, к ним подсели две бойкие девицы-старшекурсницы.

— Привет, — сказала одна. — Знаете нас? Нет? Я Света, а это Оля. Мы из комитета комсомола.

Антон этих девушек не знал, но о причине визита догадываться начал сразу. Тем более что первая девица выложила на стол исписанный лист бумаги.

— Неважно, — сказала она. — Вот протокол комсомольского собрания оркестра. Здесь все написано, девочкам осталось только подписать. Будешь комсоргом. Это временно, Бережной, но не подведи нас! Комитет комсомола верит в тебя. И еще одно. Предупреди девочек: чтобы никаких импортных презервативов!

Анюта поперхнулась и закашлялась. А Света из комитета комсомола пояснила:

— Недавно наши студенты ездили в Прагу на фестиваль фортепьянной музыки. И две пианистки каким-то образом поменяли там черную икру на презервативы, вышло по полчемодана. Очень некрасиво вышло.

— А вы как узнали? — поинтересовалась Анюта.

— Неравнодушные люди на таможне это заметили и просигнализировали в институт.

— Так это запрещено?

— Товар медицинский, прямого запрета нет… Но зачем это комсомолке? И потом, зачем так много?

Сдерживая смех, Анюта заерзала:

— А сами девочки что сказали?

— Сказали, что резина не икра — быстро не испортится… — задумалась Света. — Мол, пусть лежит.

Оля ее перебила:

— Так вот, Бережной! Проведи собрание и объясни комсомолкам: скромнее надо быть! Сувениры приобретать можно, а икрой и водкой торговать стыдно! Тем более таким образом. Что о нашем институте подумают местные немцы?

Искры иронии плясали в глазах Анюты. Всем известно, что «вещизм» не украшает строителя коммунизма. Это факт. И, наверно, это не главное в жизни. Но ведь каждой комсомолке хочется иметь качественные презервативы! С ними не так хорошо, как без них плохо.

Глава 48

Глава сорок восьмая, в которой хочу счастья всем рэперам, потому что не могу слушать их нытье

Коктейль-бар на улице Пушкинской считался местом культовым. Кто здесь не бывал, тот Ростова не видал! В молодежной среде коктейль-бар величался просто: «бар на Пушкинской». На моей памяти это было так давно, что казенное название напрочь выпало из головы. Располагался бар на первом этаже панельной девятиэтажки, и красные неоновые трубки над окнами светились всегда. Скорее всего, именование было какое-то нейтральное, поэтому и не помню.

Если бы дело происходило в Техасе, такое заведение назвали бы по-американски ярко: салун «Крученая голубая устрица». В Мехико — замысловато, типа бистро «Перекрученные сиськи», на Брайтон Бич это могли назвать в национальном стиле: кафе «Открученные бейцы».

А у нас всё просто и ясно — коктейль-бар «Березка» или, к примеру, «Ромашка». Да даже если «Дубки», это ничего не меняет в смысле склероза. Хотя название имеет значение, маркетинг и реклама не нами придуманы. С другой стороны бар и бар, мало ли их было в той жизни? Полно, даже если не считать кафешек и ресторанов. Но на Пушкинской улице бар был один, поэтому перепутать с чем-то другим не представлялось возможным. В моем мире эта девятиэтажная панелька до сих пор жива, стоит, как ни в чем не бывало. А вот коктейль-бара там нет — на первом этаже расположилась «Пятерочка» и «Фикс прайс».

Сейчас же заведение процветало, а табличка на стеклянных дверях впечатляла. Кроме названия треста столовых и ресторанов с режимом работы и перерывов, текст извещал посетителей о «комсомольско-молодежном заведении», что вызывало некоторую оторопь. Хм…

Комсомольцы прекрасно сочетаются с молодежью, это нормально. И всякие там комсомольско-молодежные кафе я допускаю — еще куда ни шло, в кафешках люди хоть кушают. Но как комсомол может увязываться с алкогольными коктейлями в баре, лично мне было непонятно. Это как рюмочную назвать комсомольско-молодежным досугом.

Тогда, в прошлой жизни, мы больше интересовались девчонками и футболом, об этих мелочах не задумывались. А сейчас возникла шарада: или это социалистический сюрреализм, или одно из двух. Ведь сами слова «бар» и «коктейль», что вместе, что по отдельности, несут в себе яркий буржуазный оттенок!

Кстати о рюмочной. За это чисто советское изобретение классно высказался писатель Гранин: «Славное это заведение — запах водочки, сигарет, одни мужики… без приставаний, липких тягучих разговоров. Опрокинул стопочку, закусил бутербродом, культурно, коротко».

— Ага, — согласился с ходом моих мыслей Антон. — Центр досуга и питейной культуры какой-то, господи прости.

Панорамные окна «центра досуга» смотрели на общагу мединститута, что располагалась ровно напротив, через двойную дорогу.Приглушенный свет внутри вертепа ничего не скрывал, более того, он манил внутрь. Однако здесь гудели не только будущие медики — завсегдатаями бара считались студенты университета и инженерно-строительного института. Всем прочим прохожим, что дефилировали по Пушкинской улице, прожигать жизнь тоже никто не запрещал.

Но фишкой считалось не это — сей комсомольский и молодежный коктейль-бар имел скандальную славу. Лихое место привлекало многих, хотя напитки здесь нагло бодяжили, официантки умело прятались в подсобке, а неприступный швейцар требовал рубль даже при наличии свободных столиков.

Впрочем, швейцар требовал один рубль со всей компании, и свободные столики случались редко. И после шести вечера такого не бывало никогда. Как говорится, вздорное место пусто не бывает. Даже в дни сессии народу хватало, поскольку одни шли отметить удачу, другие же спешили залить горе провала.

Минералка и лимонад здесь всегда «кончилась», кофе подавали неохотно, и то исключительно с ликером, а чая даже в списке не было. Само недлинное меню состояло из коктейлей, где средняя цена вращалась около полутора рублей. Только на практике чаще выходило плюс, чем минус, а это дорого. Если пришел с девушкой, то надо брать ей фирменное мороженое в красивой креманке. И не забыть заказать пару пирожных. В сумме это уже пятерка на двоих, большие деньги. В общем, каждый день сюда не походишь.

В модном баре студенты не только выпивали и ржали — здесь имелся танцевальный зал. Собственно, этот второй фактор и явился основной причиной выбора места. Виновником торжества оркестрантки назначили Антона, причем быстро, во время подписания протоколов различных комсомольских и профсоюзных собраний.

— Староста группы просто обязан проставиться, — на полном серьезе заявила скрипачка Зина. — Пятнадцать рубликов навара к стипухе — это вам не хухры-мухры, а серьезные деньги.

— И их надо пропить, — добавила скрипачка Алла. — Таков старинный обычай, иначе успеха не видать.

С гласом народа не поспоришь. Только организация коллективной гулянки задача непростая — в бар удалось попасть лишь на следующий день. Анюта подсуетилась. Сбегала и заказала места на всю ораву, хотя и явились туда неполным составом. Вова Свиридонов не смог, потому как, выпучив глаза, носился с зачеткой по своему институту, досрочно сдавая сессию. У братьев Сиротиных оказались более важные дела. И еще Сара Гольдберг загремела в больницу с аппендицитом, а Ада Гольдберг осталась дежурить при ней сиделкой.

Кроме того две девочки, пианистка и скрипачка, тихо исчезли. Недавно назначенные в оркестр волевым решением парторга, своими умениями они не вызывали сомнений. Хорошие музыканты. Однако их не включили в список на досрочную сдачу экзаменов, и это означало только одно: в Германию они не едут. Зиночка сказала, что от этого у парторга возникли проблемы в обкоме партии, но его трудности.

А Ксения Люлька ушла в монастырь — обложившись конспектами и учебниками, она засела зубрить историю КПСС. Любовь к этой науке мы пробудили в ней сообща, вместе с Анютой. Усадили напротив себя, посмотрели укоризненно, и застыдили девчонку негуманным давлением. Кто ты такая, если не знаешь основы марксизма-ленинизма? Неуч? Неандерталка? Стыд и позор. Да даже в Африке материалы последнего съезда партии на каждой пальме висят! А ты?

— Силы внушения хватит па пару дней, — заметила потом Анюта. — Еще раз так давить нельзя, опасно для всех сторон. И что будем делать дальше?

— А дальше Дед, — сказал Антон. — У него есть план.

— Да, — согласился я. — План у меня есть, а времени на раскачку нет! Я не буду с Люлькой в шахматы играть, как это делал Владимир Ильич с Инессой Арманд. Я ей сразу шах и мат вставлю, одним ходом. Я эту Люльку от зари до зари… От заката до рассвета…

— Живые мертвецы? — деловито уточнил Антон. — Сделаешь из этой рутины потрясающее приключение? «Just wade the edge of your mind, and you won’t need money any more»!

Ага. Невзирая на страшную занятость, он все-таки посмотрел культовый фильм Тарантино «От заката до рассвета», слоганом которого являлась эта фраза. В контексте нашей беседы перевод должен звучать так: «Вкусив истории КПСС, просто переступи через порог своего сознания, и тебе больше никогда не понадобятся деньги».

Да, а что? Антону своим выпадом сбить меня с мысли не удалось. Я если сказал, считай, отрезал. Да к концу недели эта история КПСС у Люльки от зубов будет отскакивать! Как отче наш. Как свои пять пальцев об асфальт. На английском языке будет чесать историю КПСС без запинки, как Ленин умел на немецком! Вприпрыжку!

— А если? — засомневалась Анюта.

— А в случае оценки «неудовлетворительно» я публично съем свою шляпу! Потому что долг платежом красен, и я его исполню.

Вечером в баре народу полно, но танцуют не все. Поэтому молодежно-комсомольская тусовка выглядит разделенной на пассивно сидящих курцов и активно танцующих живчиков. Антон не относился ни к одной категории, потому что не пил, не курил и не танцевал. И на раскованных девок не глазел, что их уязвляло. Моя школа: примерный семьянин, почти что отец. Временами он доставал из-под стола трехлитровую банку, и разливал сок по стаканам тонкого стекла.

Свои коктейли девушки уже приговорили. А теперь подбегали лишь затем, чтобы хлебнуть глоток влаги и снова бежать на танцпол. Местная посуда для коктейлей очень напоминала стаканы, в которых подают чай в поездах дальнего следования. Только в отличие от поездных проводников, здешний бармен зажилил мельхиоровые подстаканники.

С комсомольским задором магнитофон орал зажигательные композиции голосом «Юрай хип», так что общему угару дансинга поддалась даже Анюта. При этом Антон ощущал себя неким падишахом, который привел свой гарем на водопой. И пьяный воздух свободы сыграл с гаремом веселую шутку.

— Да, — сказал парень. — Хорошо они придумали с танцевальным залом. Лишние калории выжимает только так. И девчонки развеются, а то зубрежка и зачеты, зубрежка и зачеты…

— В одном из интервью Артемий Троицкий как-то заявил, что танцы — это сплошной секс, — припомнил я известную цитату.

— Может быть. А кто такой Троицкий? — Антон задумался, а потом махнул рукой: — Твою историю совсем не знаю. Или запамятовал, или одно из двух.

— История эта и твоя тоже. Алена, по крайней мере, знает.

— И что же она знает?

— Алена утверждает, что Артемий Троицкий — великий рок-журналист, — не стал темнить я.

— Интересное слово, — хмыкнул парень. — Рок-журналист, это работа такая?

— Если деятельность приносит деньги и кормит — значит, это работа. Хотя с рок-музыкой у Артемия Кивовича не сложилось сразу, жестокая реальность разрушила мечты. Успешному пению помешал скрипучий голос, а стать танцором помешало что-то другое. Поэтому он пошел в музыкальную журналистику. Опыт, что сын ошибок трудных, начал нарабатывать с младых ногтей. И первую критическую заметку, посвященную творчеству группы «Битлз», написал в 12 лет.

— Не рановато ли? — засомневался Антон.

— Сам он так не считает. Едва родившись, Троицкий стал отцом русского рока, повивальной бабкой русского рока и критиком русского рока. Ну и организатором концертов русского рока, естественно.

— Он сказал «поехали», он махнул рукой — и рок-музыка началась?

— Именно. Он был везде. Он вел дискотеки и участвовал в конкурсах. Не лично пел, конечно, он осуждал рок-пение других. С заседанием в конкурсном жюри вышло с переменным успехом, ведь русский рок, по его словам, это про меланхолию и слушается с тоской. А вот чего у Артемия получилось, так это жены. В их количестве запутались все причастные — и сам плейбой, и его библиографы.

— Ну, если считать, что танцы — сплошной секс… — задумчиво протянул Антон, — ничего удивительного.

— Троицкий говорил прямо: «У меня всё плохо лежит, зато хорошо стоит».

Однако вернемся к нашим баранам в танцевальном зале. Данная фича являлась огромной изюминкой на фоне прочих пивных и закусочных заведений. Этот козырь перебивал все недостатки заведения одним ударом, хотя на танцполе легко было «встрять» за косой взгляд или внимание к чужой девчонке.

Технология разборок изысками не отличалась. Желающие «поговорить» отходили к мусорному баку за угол панельной девятиэтажки, на первом этаже которой бар и располагался. Дружинники сюда не совались, предпочитая тусоваться в холле общаги мединститута. Вроде бы и при деле, и в тепле, и со студентками позаигрывать можно.

Пикантности добавляло то, что бар находился на фронтире. Не все об этом знают, но проспект Театральный разделяет зоны влияния центровых и нахичеванских. Поэтому бесшабашные армяне постоянно заглядывали сюда склеить девчонку. И, само собой, потанцевать и побузить.

Впрочем, даже знающих людей эти детали не пугали. Объяснением всему может быть два слова: «поиск приключений». Кто не был молодым, тот забыл этот вид спорта. А ведь он и сейчас есть. Именно о таком бедовом баре грустили модные рэперы Александр Алиев и Наваи Бакиров:

Пустите меня на танцпол пьяным подвигаться.

Я сам по себе, я навеселе, на лайте подвигаться.

Судя по голосам этих популярных исполнителей, перед пением парни не только наклюкались, они еще и кальян покурили. Вот так вызов серым будням… Впрочем, их стиль так и называется: кальян-рэп. На Востоке это не грех, ведь речь о рэперах азербайджанского происхождения. С другой стороны, поют они на русском языке, и продвигают сомнительные идеи пьянства в головы наших неокрепших умов.

Песней о пятнице и пьяных автомобилях вторит им Макс Барских:

Лей-пей, не жалей, лей. Я потерял ориентир,

Мы растворялись в танце, начали сближаться.

Нацепивши терновый венец, сам клипмейкер утверждает, будто пятница не отпускает грехи, и сия песенка — танцевальная зарисовка о свободе и отсутствии границ. Мастер против стереотипов! Что тогда сатанизм, если не это?

Реперы братья Гаязовы, в своей композиции с говорящим названием «Пьяный туман», идут дальше:

А на губах уже растаял амфетамин,

Раскроем танцы с тобой ещё до замуток.

Ща потанцуем, наведём здесь кипиша,

В напитки наши скорости ещё я подмешал.

Амфетамин, насколько известно, сильный наркотик. Далее в тексте упоминается «скорость», что на сленге тоже наркота. То есть милые ребята пропагандируют пьянство и употребление наркотических препаратов прямо посреди танцев. Куда катится этот мир?

Впрочем, что-то я разбрюзжался… У нас свободная страна. Алишер Валеев, он же Моргенштерн, не даст соврать. У него «план крутая тема», и этот деятель культуры тоже толкует о розовом вине и фиолетовой вате то ли на танцполе, то в баре.

Но сам термин «бар» пришел в Россию не с Востока, а с дикого Запада. Первопроходцы прерий обрезали французское слово «барьер», означающее препятствие, до короткого слова «бар». Собственно, именно барные стойки в салунах, огораживающие продавца, являлись таким препятствием. В отличие от других питейных заведений, продавцов здесь называли не буфетье, а бартендерами. Позже переименованные в барменов, бартендеры сервировали и подавали напитки. Особым шиком у них считалось катнуть стакан по столешнице, не расплескав при этом ни капли.

Как и в любом деле, здесь полно тонкостей. Кроме знаменитого «смешать, но не взбалтывать», бармены умели делать всякие штуки, о которых не любят говорить вслух. То есть не доливать, заменять дорогие ингредиенты более дешевыми и, что характерно, лить из-под полы совершенно левый алкоголь.

Ярко выраженного бармена узнать легко — это пухленький и шустренький тип, воплощение поговорки «Time is money». Не путать с кальян-рэпером и хипстером! Лицо у бармена грустное, а глаза хитрые-хитрые. Генералиссимус Суворов утверждал, что любого интенданта после пяти лет службы можно вешать без суда и следствия. Что касается барменов, их можно вздергивать через пару дней работы, срок вполне достаточный.

Коктейль — коварная штука, воистину и ласковый и нежный зверь. С этим напитком всё не так: как питие без меры, так полное отсутствие закусок в культуре пития. А для более легкого проникновения в организм противника коктейль снабжают пластиковой трубочкой. Коктейли отличаются составом и цветом, а трубочка является единственно неизменной во всей композиции, заполняющей стакан. Впрочем, имеется исключение: к коктейлю «шампань-коблер» принято подавать не трубочку, а барную ложечку.

Лично я коктейлей никогда не понимал, это сплошные понты с тратой денег. И утреннее пробуждение так себе удовольствие, особенно после трех-четырех стаканов. Отходняк, следующий за шумной пати, незабываемый: одна часть организма требует отдать выпитую вчера жидкость, а другая часть желает промочить сухую глотку. При этом встать нет сил, а голова трещит не по-детски.

Известный литератор и кулинар Андрей Макаревич, упорно именуемый рокером, написал о своих алкогольных возлияниях несколько книг. Видимо, и в этом деле мэтр не считается последним дилетантом.

— Погоди, Дед, — влез в мои мысли Антон. — Недавно об Андрее Макаревиче говорила Алена. Это новая московская группа «Машина времени»?

— Она, родимая. А позже Макаревич прославился тем, что выпивал с Михаилом Горбачевым в Лондоне.

— Помню. Тогда Горбачев присвоил ему звание лорда. Или пэра? А может, сэра… Не помню.

— Что-то ты путаешь времена и пэров. Дело в том, что Горбачев хоть и крутой перец, но звание сэра присваивать не умеет, это делает лично королева. А ее у Горбачева на банкете не было, — припомнил я детали. — Вот кто сразу приходит на ум из сэров, так это Элтон Джон. Он тебе и рыцарь британской империи, и сэр, и донской казак.

— Как казак? — поразился Антон. — Он же пидор!

— Бывает, — пожал плечами я. — Ты теряешь связь причины и следствия. Шашку ему вручали принародно, на Театральной площади.

— Не может быть!

— Может и не может. Сам не видел. Может, поэтому Макаревич не сэр? Короче, хочешь знать больше — набери эти слова на ютубе.

— Не могу. Я уроки игры на гитаре смотреть не успеваю, на год вперед накачал! Пусть Макаревич меня простит. А что сказала Алена?

— 'У

русского рока нет цели всплыть, чтобы пробиться наверх'.

— Да? — поразился Антон. — А какая же у него цель?

— «Создать движуху и пробить днище», — процитировал я Алену.

— Круто…

— Так вот, по мнению Макаревича, советский коктейль — это не круто. Это пафосная, дорогая и бессмысленная дрянь, составленная из смеси отечественных алкогольных напитков. Глубокая мысль, с которой знающий человек спорить не станет. Уж я-то по себе знаю: смесь дорогих импортных напитков ничем не лучше.

Глава 49

Глава сорок девятая, в которой голоса внутри как сорвались с цепи, на «три» прыгаем вниз

Во время очередного музыкального перерыва Варвара подлетела на водопой не одна — прицепом притащила загорелую красотку испанского типа.

— Это Маша, — крикнула она загадочно.

И хлебнув сока, немедленно ускакала. А красотка, жгучая брюнетка с черными глазами и яркими губами, осталась. Элегантное платье, классно оттопыренное на попке ранга «Дженнифер Лопес», стильные серебряные серьги, минимальный, но эффектный макияж… И пикантная родинка на щечке. Иностранка в девушке читалась издалека, так оно и оказалось.

— Мария Лейва, — представилась она на неплохом русском языке. — Я кубинка из Гаваны. Давно в России, четвертый курс мединститута.

— Антон Бережной, и я алкоголик, — серьезно отзеркалил парень. При этом он встал, чтобы подвинуть даме стул. — Русский из Ростова, первый курс музпеда.

— Анна Швец, — коротко отозвалась Анюта, задумчивым взглядом скользя по кубинке. Сока она уже напилась, но бежать на танцпол передумала.

Хотя Дэвид Байрон из магнитофона настойчиво умолял всех комсомолок:

Переправь меня на ту сторону реки, мне нужно где-то затаиться.

Я крал, когда надо было бы покупать.

В глазах Нюси зарождалось удивление, но не от признаний певца. Она скосила глаза, ловя нашу реакцию на кубинку. Парень понимающе кивнул: аура Марии не читалась абсолютно, будто ее не было. И никаких эмоций, ярких или приглушенных, она не излучала, что являлось еще одной странностью.

Эмоции и аура являются явным маркером каждого человека, полностью закрыться невозможно, такое под силу только ведьме. Из нашего круга подобными уменьями обладает лишь бабушка Мухия. А неявным маркером можно назвать желания, которые присущи всем людям. Их тоже мы не ощущали.

— Я вижу, мы признали друг друга, — улыбнулась Мария. — Вас двоих я заметила на стадионе, когда мы все вместе соревновались там бегать. Но сначала меня привлекла прическа Анны, очень стильная.

Обидно, но Антон тогда ее не приметил. Анюта, впрочем, тоже. Иначе давно сказала бы.

В прошлой жизни мне приходилось сталкиваться с иностранцами по работе. Чаще всего это были китайцы, но и с испанцами общался за бокалом вина. Из застольных рассказов я помнил, что на Кубе только половина населения белые. Остальные жители цветные — метисы, мулаты и негры.

А вот натуральных индейцев там практически не осталось, спасибо просвещенным европейцам. Огненная вода и огнестрельное оружие, наложившись на оспенные одеяла, сделали свое дело. Бытует мнение, что индейцы относятся к монголоидной расе, однако эта девчонка имела черты вполне европейского лица. А при ближайшем рассмотрении оно мне показалось безупречным. Даже длинный нос с горбинкой не портил породистое лицо, а наоборот, придавал шарма.

— Дед, ты чо? — возмутился Антон. — Уставился на девушку, как деревенский простачок на роликовые лыжи. Даже неловко, ей богу.

— Сам ты простачок, — в ответ возмутился я. — И прекращай грубить старшим! Не чуешь, что она знахарка? Дух от нее такой же, как от бабушки Мухии.

Будто услышав наши переговоры, Мария снова улыбнулась:

— Как там сказал Киплинг? «Мы одной крови». Только вы русские, а мои корни идут от индейцев племени таино. Хотя по моей внешности так не скажешь. Всем кажется, будто испанцы отметились в большей мере.

— Да, у тебя четкий испанский тип, — подтвердила Анюта. — В Мадриде на испанок я насмотрелась: длинное породистое лицо, не худышка, высокая грудь, добрые бедра. Тебе, как и мне, бегать на стадионе не так легко.

— По-твоему, я толстая? — искренне озаботилась Мария. А потом уперла руку в бок и поджала губы.

Анюта выставила ладони вперед.

— Стоп! Больше ни слова, — хмыкнула она. — Вот теперь точно верю в горячую испанскую кровь. Еще немного, и ты взорвалась бы? Нет, Мария, ты не толстая, ты просто крепкая. И сразу уточню: ты не страшная, а наоборот, милая и обаятельная!

Кубинка моментально оттаяла.

— В легкой атлетике я середнячок, — согласилась она со спортивным выводом. — У нас другая семейная стезя — мой прадед был индейским колдуном, бабки занимались травами, а я стала знахаркой. Теперь вот учусь на лекаря.

— Хм, — кашлянул Антон. — Как ты нас видишь?

— Это легко. Ты неопытный шаман, Анна начинающая чародейка, — Мария огляделась и ткнула пальчиком в угол у окна. — Отойдем в сторонку?

— Хорошо, — поднялся Антон. — Взять тебе коктейль?

Кубинка кивнула, а Анюта дополнила заказ:

— Не хочу коктейль, чересчур сладкий. Можно мне просто коньяку?

Бармен за стойкой не скучал — он смешивал напитки впрок, ведь по завершению очередного танца их мигом расхватают.

Антон вежливо поинтересовался:

— Скажите, а из чего состоит ваш фирменный микс?

— Тут много чего, — снисходительно бросил бармен. — Долго перечислять. В основном коньяк с шампанским. Ну и вишневый компот.

— Ага, — подумал я. — Морда хитрожопая! Вишневый компот у тебя в основном, а не коньяк.

Вслух сказал иное:

— Коньяк какой?

— Армянский, пять звездочек.

— Очень хорошо. А не будет ли у вас просто коньяку?

— Просто коньяку? — поразился бармен такому кощунству. У него аж в зобу дыханье сперло.

В изумленных глазах читалось: это что же делается? Вместо классного коктейля вы хочете глотнуть заурядного алкоголя? Ага. Вот так каждый прохожий закажет коньяк, и на хрена тогда вам бармен с его дипломом мастера? Да ни в одном баре компоненты самого коктейля в чистом виде не отпускаются! Это против правил.

В чем-то он был прав, ведь писаным законом является утвержденный прейскурант. Но Антон не дал ему собраться для отпора.

— Значит так: один фирменный коктейль, один коньяк сто грамм, и один стакан вишневого компота.

— Пожалуйста, Алик, — мягко выдохнула Мария из-за плеча Антона.

Грудью она уперлась в спину, и в выдохе ее повеяло смесью чудных ароматов: страстной испанской ночью, розами, пылкими объятиями и жаркими поцелуями.

— Будьте любезны, — надавила она еще раз. — Фирменный коктейль с двойным лимоном, сто грамм коньяка и стакан вишневого компота.

Теплая легкость распространилась вокруг, заполняя пустоту довольством и радостью. После этого Алик как-то размяк и потек. Глаза его затуманились, но руки делали свое дело. И в каждый стакан бармен не забыл воткнуть по синенькой трубочке.

— Ваш заказ, — произнес он деревянным голосом. — Два рубля восемьдесят копеек.

— Ну и жучара! — восхитился я. — Крепколобая буратина. Такого хоть дубиной бей, своего не упустит. Ведь как пить дать обсчитал!

— Думаешь? — вяло заинтересовался Антон, выкладывая зеленую трешку.

В бармене я не сомневался:

— Уверен. Сдачу дал четко, но обсчитал. Break a leg, скотина!

— Чего?

— Вот так и тянет сломать ему ногу.

— Почему только ногу?

— Потому что руки ему нужны для работы. Мы же еще не уходим?

— Мы точно не уходим, — буркнул парень, передавая девушкам стаканы.

Конечно, теперь Антон никуда не спешил. У нас и раньше имелась куча специальных вопросов, только ответов на них мы не получили. Просто потому, что не удалось увидеть шамана, обещанного бабушкой Мухией. Оказывается, он умер еще в прошлом году, но сие известие бабушка получила недавно.

— Я знала, что мы встретимся, — сказала Мария. — Иногда вижу события. И на стадионе я к вам не подошла, потому что место неудачное, и все мы были заняты другим. А сейчас можно говорить. Как это по-русски? Обмен мнениями. И раз я пригласила, сама и начну. Я знаю травы и наговоры, умею лечить словом и делом. И я умею убеждать, вы это сейчас увидели.

— А читать мысли? — полюбопытствовала Анюта.

— Читать мысли невозможно, — пожала плечами Мария. — А вот понять настроение пациента и уловить его желания можно. У больного человека полно глупых мыслей в голове, которые портят его жизнь. Его преследует стресс, тревога и беспокойство. А лекарь должен всё это понять и уметь убеждать пациента. Ментальная манипуляция мыслями и чувствами снимает стресс и усиливает желание больного к излечению. Научившись понимать эмоции и чувства пациента, найдешь путь к его душевному спокойствию и физическому здоровью.

— И ты научилась?

— Так вышло, что я эмпат. И немного ворожея.

— Всё-таки читаешь мысли…

— Нет. Люди умеют скрывать свои мысли и чувства. Не просто прятать полный ненависти взгляд, а подавлять гнев и контролировать мимику. Искусство лицедейства доступно практически всем. Да, проявление эмоций можно скрыть. Но флюиды угрозы, исходящие от недоброжелателя, подавить невозможно. Так пованивает гнильцой запах злобы. Говорят, что обладание обостренным чутьем на чужую боль, то есть способность сострадать, называется эмпатией. Это так, но на самом деле эмпаты чувствуют всё — и чужое горе, и страсть, и злость.

Собственно, ничего нового она не сказала, интернет рулит. Да и бабушка Мухия со своими уроками хороша.

— Тебе это нравится, быть лекарем?

— Быть лекарем почетно, — хмыкнула кубинка. — Если жена считается ночной кукушкой, а мама — дневной, то лекарь может повлиять на пациента в любое время. Ну, вы же видели.

— И как учеба в России?

— Никак. В смысле, это несложно, ведь я не лентяйка. Лекарское дело такое, ему нельзя научить, однако можно научиться. Учусь… Но иногда бывают забавные ситуации. Сегодня вот занятий не было, всем курсом ходили на картошку.

— Какая картошка весной? — не понял Антон.

— Картошка на овощной базе «Засолка», там ее надо перебирать. Или вам это не знакомо?

— Знакомо, — жестом Анюта попросила продолжать.

— На такие мероприятия я могу не ходить, но чувство коллективизма… Преподы вместе с нами трудятся! Только это единственный плюс, да и тот перебивает запашок. Мрачное место, вспоминать не хочется. Кстати говоря, а вы знаете, что ваша Варвара Громова — барабанщица?

— Хм? — не понял Антон.

— Варвара барабанит в КГБ на кубинских студентов. У нее здесь широкие знакомства еще с тех времен, когда она там жила.

— А, вот ты о чем, — выдохнул Антон. — Знаем. И не опасаемся.

— Почему?

— Потому что наши помыслы чисты, а речи исключительно о музыке. Кстати, барабанщица она от бога.

— А как ты относишься к богу? — неожиданно поинтересовалась Анюта.

— А ты?

— Я крещеная.

— Я тоже, — перекрестилась Мария слева направо. — Как католичка я верю во Христа, а как последователь шамана верю в духов. Только это секрет, ладно?

Неподалеку остановились двое накачанных мулатов. Не как Тимати, но очень похоже. Изображая гоплитов, они ненавязчиво перекрыли дорогу к нам. Вместо копий в руках они держали стаканы, а для конспирации устроили тихую беседу. Однако желающие пригласить девушек на танец мимо них не пройдут.

Кубинка и Анюта чокнулись, и присосались к синим трубочкам.

— Свой бог есть у каждого, — сказала Мария. — Люди разные, но одинаковые. Они всегда сомневаются. А бог есть независимо от того, верит в него человек, или отрицает. И священный дух есть по той же причине. Нет только счастья, но именно его человек настойчиво просит у бога и духов!

— Логично, — кивнул Антон. — Давно лекарским делом занимаешься?

— С детства. Знаете, что самое главное в жизни? Это семья. Моя семья давно решила мою судьбу, и я не спорю. Семья позвала меня в дорогу — послала в Россию учиться. Точно как завещал Ленин: учиться надлежащим образом. Поэтому я рада нашей встрече.

— Твое умение лечить людей мне не интересно, — сообщил Антон.

У кубинки вытянулось лицо. А парень ее добил:

— Но если ты скажешь, что разбираешься в болезнях коз…

И тут свои пять копеек вставила Анюта:

— Антон сказал бестактность, извини. Мне интересно твое умение лечить людей. И я расскажу тебе, что я умею: готовить настои трав, чуть-чуть лечить и накладывать заклятья. Но лучше всего я умею ворожить и проклинать.

— Эй, что за дела? — наехал я на Антона. — Мне эта девушка тоже не очень интересна, но позже побеседую с ней непременно. А вот ее прадед нам нужен всем!

— Извини, — буркнул парень вслух. — Был неправ. Очень хотелось бы познакомиться с твоим дедушкой. Он здоров?

— Священные духи благоволят к моему прадеду, он жив и здоров. Но давно никого со стороны не принимает, и выбираться со своей поляны не любит — незачем ему. Живет в глуши отшельником, лишь изредка общается с теми, кого сам желает видеть. А продукты и необходимые вещи привозят ученики.

Опять облом! Но не надо отчаиваться, решать проблемы следует по мере их поступления.

— Значит, будем встречаться и обмениваться, — сказала Анюта. — Но несколько позже. Сейчас у нас сессия, потом поездка в Западную Германию…

— Хорошо живете, — удивленно улыбнулась кубинка. — У меня тоже скоро сессия, а потом каникулы. Полечу домой.

— Пф, — фыркнула Анюта. — Гавана, это вообще не проблема. И я там еще не была.

Наверно, кубинка удивлялась бы дальше, но флайт-план нарушился внезапно — внимание собеседников отвлек шум за их столиком. Там девушки вернулись после очередного танца, и вернулись не одни, а с двумя незнакомыми парнями. Те громко смеялись и нагло пили чужой сок из чужих стаканов. А точнее, из стаканов Антона и Анюты.

Современная мода делала из молодых людей клоунов. Она предполагала сильно расклешенные брюки и обязательно — батник из цветастой байки. Мелкими, но важными деталями являлись завышенные каблуки ботинок, клинья в клеше и пришитая понизу штанин молния, а также длинные углы воротника рубахи.

Если кто не понял, это почти дословный портрет бога Зевса, с клиньями и молниями. Именно так он и был одет, посмотрите историческую хронику. С другой стороны, радовали чистые молодые лица, украшенные всего лишь усиками. Здешняя мода еще не добралась до пирсинга и затейливых татуировок на шее.

Антона это не умилило.

— Уан момент, — процедил он. — Отойду ненадолго.

Анюта и Мария двинулись следом.

— Это шпана местная, — пренебрежительно скривила губы кубинка. — Саркис и Ашот. Пристают к иностранным студентам, просят продать сигареты и жвачку. Учились в автодорожном техникуме, оттуда их выперли. Эспекулятор малё!

— Чего? — не понял Антон.

— Казуалы, — перевела ему с нерусского на нерусский Анюта. — Обычные неудачники, тупые юзеры.

Тем временем Антон дошел до своего стола.

— Кто такие? — спросил он. — Почему не знаю?

Все стояли, и парень садиться не стал.

— Это Ашот, а это Саркис, — засмущалась скрипачка Зиночка.

Бал был полон, вокруг смеялись люди, на танцполе играл культовый медляк «Хипов» под названием «Июльское утро». Эпический трек, мощный текст. Краткое содержание: «Хоть искал я тебя в тысячах лиц, но никто не прознал про горящий огонь в моём сердце, в моих мыслях и в душе».

Британскую группу «Юрай Хип» я всегда считал недооценкой. В это время с качеством композиций на Западе всё было прекрасно, но хард-рок прежде всего являлся музыкой. Да, яркий и новаторский рок стремительно развивался, он легко скрещивался с другими жанрами, рождая новые стили, жанры и направления. Однако тексты вызывали печаль — насколько плоские, настолько же бедные смыслом.

В русском роке голова стояла наоборот: примитивность музыкального материала и техники исполнения компенсировалась сложностью текстов. Прослеживалась явная претензия на интеллектуальную глубину, и даже замах на философичность. Грустная ситуация.

И только к Дэвиду Байрону и Кену Хенсли из группы «Юрай Хип» придраться не мог никто. В период расцвета группы, а именно сейчас этот период наблюдался, они умело сочетали виртуозность исполнения с лиричностью и критическим подходом к социальным проблемам.

Через шторм и всю ночь пройду я,

пойду новым путём.

В этот день мне открылось свыше,

Что тебя я найду.

Не композиция — просто огонь! А здесь обстановка накалялась по вине Зиночки, скорее всего. Провокаторша еще та.

— Э, а ты кто такой? — набычился Ашот. — Иди отсюда по-хорошему.

— Избыток тестостерона? — по-отечески усмехнулась Анюта. — Жениться тебе надобно, барин.

— Сама ты барин!

— А столик этот мой, между прочим, — в ласковых словах Анюты блеснула сталь.

— С моей стороны было бы просто некорректным пытаться дискутировать с людьми, строящими свою аргументацию на такой абсурдной базе, — повернувшись к ней, развел руками Антон.

— Чего сказал? — теперь набычился второй парень, Саркис.

Антон ответил более понятно:

— Несешь херню, говорю.

Мне осталось только поджать губы: да, обычная шпана. Завсегдатаи не пригласят их за стол, чтобы поиграть в «копеечку» и поржать над студенческими заморочками. У них недостаточно ума, чтобы учиться в мединституте, они это понимают, и поэтому утверждаются в жизни кулаками. Лечить бесполезно. Личности уже сформировались, мировоззрение сложилось. Такие понимают только силу. Их нельзя уговорить, их можно только изгнать.

Однако продолжение разговора в стиле «давай выйдем, поговорим» и «ты чо, ссышь, что ли?» исключила Анюта.

— Видали мы карликов и покрупнее, — хмыкнула она. — Ашот, а ты выключил утюг, когда выходил из дома?

— Ерунда, — отмахнулся тот. — Там бабушка дома.

— И чайник ты забыл на плите, — вкрадчиво продолжила Анюта. — А бабушка спит. Это ночью у нее бессонница, а сейчас она дрыхнет как сурок. Бабушка запах горелого не слышит… Бабушка тихо спит.

Давление она нагнетала плавно, и сейчас оно достигло апогея. Парни переглянулись, и молча рванули на выход. Даже сок не допили! Общее напряжение тут же спало, девчонки защебетали и упорхнули на танцпол.

А Ашотику сегодня не повезло, поймал от Нюси прикольный сглаз. Теперь, пока заклятье не развеется, будет постоянно возвращаться домой — проверять утюг и плиту, а заодно краны.

— Интересная методика, — уважительно произнесла Мария. — Но что-то мне подсказывает: у вас еще будут неприятности от Ашота.

Ага, открыла Америку. Такое ванговать каждый может. Парень, считай, по морде получил. Прибежит домой, ничего не обнаружит, и обидится. Ну и непременно затаит.

— Я тоже не сомневаюсь, — хмыкнул Антон. — Думаю, переживем.

Мария продолжала смотреть на Анюту:

— А что это за плетка у тебя в руке? Раньше этого не было!

— Это нагайка, из кармана достала, — объяснила Нюся. — Вообще-то серьезное оружие. Не слезая с лошади, казак может сломать хребет волку только так. Хочешь, подарю?

Объяснение слабое, конечно. Шито белыми нитками, ведь такую нагайку в карман не засунешь. Однако для налаживания отношений презент шикарный — вещь настоящая, сам для Нюсе покупал. Передарить не жалко, у нас еще есть.

— Мы пойдем, — сказал Антон. — Еще увидимся.

Да, пора вести девчонок домой, завтра у них очередной тяжелый день с зачетами и экзаменами. И с кубинкой встречаться сейчас некогда. Будем это делать обязательно, но позже. Что касается неприятностей от местных парней, то есть проблемы поважней. А пока пусть занимаются туризмом. В смысле, пусть идут в пешее эротическое путешествие!

Глава 50

Глава пятидесятая, в которой мы помчимся к бездорожью в несказанный свет

Международный туризм в СССР был. Гешефт не афишировался просто потому, что в рекламе не нуждался. В полной мере эту нишу освоила старая добрая система «Интурист», а студентами плотно занимался молодой, но взрослеющий «Спутник», именуемый просто: «Бюро международного молодежного туризма». Вот только насчет зайти туда с улицы и приобрести путевку — фигушки. Как любое гениальное творение бюрократа, процедура покупки была сложна и закручена похлеще триллера Стивена Кинга.

Несмотря на трудности, «Спутник» с «Интуристом» наращивали обороты, пропуская через себя миллионы туристов ежегодно. Желающих было гораздо больше с обеих сторон железного занавеса, однако мешали проблемы с международными платежами. Так с умным видом говорили знающие люди, и кто я такой, чтобы с ними спорить? Впрочем, и без того цифра кажется приличной.

Что касается трудностей, то мало было просто заявить о себе. Перед выездом за рубеж советский гражданин собирал справки, характеристики с места работы и резолюции начальства на этих характеристиках. После чего проходил несколько собеседований, и только потом получал загранпаспорт. Сей важный документ выдавался вместо обычного паспорта и партбилета, а по возвращению туриста происходил обратный обмен. На загранпаспорте так и писали: «собственность СССР».

Но первым шагом на пути в тысячу лье было заседание месткома. Продолжалось это в райкоме, и заканчивалось в КГБ. Окончательное решение принималось в кулуарах обкома партии, где практически непрерывно заседала комиссия по выезду за границу. Вот где кипели страсти… Так что, в отличие от секса, международный туризм в СССР был. И путь к нему был истинным садомазохизмом! Только трудности наших людей не пугали, потому что все люди хотят жить хорошо. А советские люди хотели жить еще лучше. И в это понятие входит не только шопинг, но и желание посмотреть мир.

В случае нашего оркестра процедура была грубо нарушена, поскольку все документы, включая загранпаспорта, выездные визы и билеты, были приготовлены заранее и находились на руках у товарища Иванова. «На руках» — это фигура речи. Точнее говоря, он имел к ним полный доступ и карт-бланш на флайт-план. А формально документы хранились в первом отделе, куда их доставили из Москвы фельдъегерской связью.

И вот дотошные чиновники первого отдела догляделись, что в специальных характеристиках участников оркестра не хватает согласующей подписи местного КГБ. Такой вышел нонсенс: в верхней части бумаги утверждающие штампы имелись, а в нижней части соответствующей подписи не было. Узнав о проколе, товарищ Иванов не стал грустить, а быстренько организовал собеседование в свободной аудитории института. Еще одно нарушение процедуры, обычно не Магомед ходил к горе, а наоборот. Но местные чекисты на просьбу откликнулись.

Процесс шел в порядке «нон-стоп» — живая очередь выстроилась как на экзамен. И как перед экзаменом, у каждой девушки дрожали руки и подкашивались ноги. На «беседу» оркестрантки заходили одна за другой, и сильно там не задерживались. Антону выпало идти последним, поскольку одних провожал с успокоительным посылом, а других встречал дружеским объятьем. В обоих случаях контакт решал несколько задач, и в том числе снимал стресс. Нам здесь истерики не нужны!

Ответственный сотрудник КГБ оказался неприметным мужчиной среднего возраста и среднего роста. Невыразительное лицо его казалось смазанным туманной погодой — на такого глянешь, и через минуту не вспомнишь. Видимо, каждое утро этот человек говорит себе, глядя в зеркало: «Мужик, я тебя не знаю, но я тебя побрею». Костюм на нем, естественно, был серый, глаза водянистые, а волосы пегие. Общий осенний пейзаж портили залысины — они было розовые.

Аура сотрудника казалась ровной, однородной, редкого коричневого цвета, но с красноватым оттенком. Это указывало на чрезмерную замкнутость и эгоистичность. Обладателями коричнево-красной ауры чаще всего оказываются люди нехорошие, поэтому лучше всего держаться от них подальше. Как вариант, красноватые тона в коричневом цвете могут быть предвестником какого-то заболевания, только разбираться в этом не было никакого желания.

— Он не узок, не широк, и не низок, не высок, — пробормотал я.

До этого собеседования мне казалось, что студенты делятся на сов, жаворонков и бакланов, а биография их выглядит просто: «не был, не состоял, не привлекался». Оказалось всё не так. Я и забыл, что наша ситуация с родственниками выглядит сложно. Папа за границей был с длительным визитом, дошел до Кенигсберга, где и закончил войну по ранению. Да и позже бывал в ГДР по служебным делам не раз.

А мама, будучи девчонкой сопливой, два года проживала на оккупированной территории Украины с братьями и родителями. Оккупанты расстреляли братьев за связь с партизанами, маме с родителями удалось выжить. Все эти детали ответственный работник почерпнул из выездного дела Антона, которое лежало перед ним. Почерпнул, и пожелал обсудить.

Хотя для начала следовало бы поздороваться словами, и не кивком в ответ на вежливое приветствие. Еще в приличном обществе незнакомые люди представляются. И уже потом интересуются:

— Надеюсь, моя просьба о недолгой беседе не нарушило никаких ваших планов, сэр?

— Ни в коей мере, милорд, — ответил бы Антон. — В это время суток я совершенно свободен. Не будем же мы считать важным делом тот ничтожный перекус в харчевне, что я отменил?

— Прошу простить мою назойливость, сэр. Буквально несколько вопросов, с вашего разрешения. Пустая формальность, но таковы правила.

— Конечно, — согласился бы Антон. — Не стоит извинений. Порядок есть порядок. Кто, если не вы, должен пламенем закона развеивать мрак злодеяний?

После обязательного вступления должно было последовать предложение выпить чего-нибудь: чаю, кофе или шерри. И собеседник сделал бы это.

— Сегодня над городом стоит прекрасный мягкий смог, сэр, теплый и душистый. Как вы смотрите на то, чтобы оценить аромат настоящего английского чая «Липтон», что мелкой звездной пылью упакован в эти легкие чудесные пакетики?

— Пожалуй, не воздержусь, — ответил бы Антон.

— С молоком?

— Да, чай с топлеными сливками, сахаром и лимоном, — скромно сказал бы Антон. — Пару сэндвичей с копченым лососем и сливочным сыром, яйцо с майонезом, дюжину птифуров. Пожалуй, немного зажаренных сконов с сиропом и черной патокой.

— Джем?

— Не могу не согласиться. Джем желательно клубничный. На этом всё, чтобы не затягивать.

— Если вы спешите в Малый зал на репетицию с юными леди, — догадался бы собеседник, — то я готов, минуя обсуждение погоды, сразу перейти к делу. А тунца с майонезом и песочные коржики я вам заверну с собой.

Вместо всего этого ответственный сотрудник выдал нелепый и бессмысленный вопрос:

— Бережной, с какой целью твоя мать оказалась на оккупированной территории?

Ага, вот так и было — в двенадцать лет мама придумала какую-то цель, и там оказалась! Слава богу, у сотрудника хватило ума не спрашивать, с какой целью отец слонялся по Западной Европе целый год.

Только на вопросы Антон отвечал односложно. Ну что он мог рассказать о делах давно минувших дней, когда его и в проекте не было? «Нет» и «не знаю». Вот и поговорили.

— Здесь написано, что тебя назначили старостой группы, — сообщил сотрудник бесцветным голосом. — Это обязывает и накладывает!

— Ага, — подумал я, машинально почесывая повязку на руке. — Товарищ майор еще не знает про комсорга и профорга. А также про замкомвзвода, который физорг. Это накладывает гораздо больше.

— … Конечно, вам назначили опытного руководителя, и в дороге будут еще сопровождающие. Но тебе следует уделить значительное внимание возможным проискам империалистической разведки. За тобой, Бережной, целый оркестр молоденьких девушек! Не допустить и пресечь, понятно?

Ответная реакция последовала вялая, в виде кивка. Поэтому ответственный сотрудник остальную часть инструкции процитировал без перерывов:

— Советские граждане должны быть настороже. Они постоянно должны проявлять политическую бдительность, помнить о том, что разведывательные органы капиталистических стран и их агентура стремятся получить от советских граждан интересующие их сведения, скомпрометировать советского человека, когда это им выгодно, вплоть досклонения к измене Родине. В этих целях разведки империалистических государств, используя современную технику, применяют методы подслушивания, тайного наблюдения и фотографирования, а также методы обмана, шантажа, подлогов и угроз. Агенты капиталистических разведок действуют часто под видом гидов и переводчиков, врачей и преподавателей, портных, продавцов, шоферов такси, официантов, парикмахеров и другого обслуживающего персонала.

— Ну и как я их отличу? — поинтересовался Антон у меня.

— Не знаю, — честно ответил я и пообещал: — Будем мочить таксистов и официантов с ходу, без лишних разговоров.

— Хм, — задумался Антон. Ведь в каждой шутке есть доля шутки.

— Учти, сейчас он будет говорить долго, как парторг на собрании актива, — предположил я. — Ты слушай. Может, что полезное и услышишь.

— … Разведывательные органы капиталистических стран стремятся использовать в своих целях и такие слабости отдельных лиц, как склонность к спиртным напиткам, к легким связям с женщинами, азартным играм, приобретению различных вещей и неумение жить по средствам, а также беспечность, болтливость, небрежность и халатность в хранении служебных и личных документов.

Оратор вещал, Антон вникал. Товарищ майор еще много чего важного сказал. Разве что шашкой не махал с видом командира, отправляющего бойца вперед, в атаку на танки.

— Забери моё бусидо! — читалось в его глазах.

Опыт в этом трибуне ощущался немалый, а холодный бесстрастный взгляд проникал в мозг, пронзая его насквозь. Так смотрит хищник, не самый главный в пищевой цепочке, например, удав. И голове его взгляд не кончался, он вибрировал, ощутимо упираясь в затылочную кость. Возникало ощущение, что собеседник, подобно вампиру, что-то высасывает у нас с непринужденной наглостью.

Я же, наоборот, свой интерес выпячивать опасался. В отличие от осторожности, эмпатия не мой конек, только различать чужие эмоции я научился давно. С чтением мыслей было сложнее. Хотя в данном случае особых сложностей не возникло, эмоции витали поверху. Кое-что понял, и ничего особенного не обнаружил.

Перфекционист по отношению к другим, всю сознательную жизнь этот боец невидимого фронта провел не на «холоде», а в тиши служебного кабинета. Изучая анкеты и характеристики, он приобрел бесценный опыт по выявлению и недопущению. А хитрым психологическим приемчикам обучился на курсах повышения квалификации. В КГБ это любят (учить и проверять знания) и умеют.

После эмоционального порыва майор потух — отработал обязательную часть, и запал иссяк. Позитивом от этого человека и раньше не пахло, а теперь поперла сплошная неприязнь с острым недоверием. И больше всего ответственного сотрудника раздражала бессмысленность его визита, со всеми этими беседами и инструктажем.

Подобное насилие над инструкцией вызывало у него ощущение морального и физического опустошения. Ведь даже если поставить в соответствующем штампике «возражаю», это ничего не изменит. Решение уже принято, и отменить его на областном уровне невозможно. Так не бывает, но это произошло, и осознать глубину катастрофы не получалось.

Второй странностью был прямой запрет на вербовку участников оркестра. Обычно требовали наоборот: чем больше сексотов, тем лучше. Что же происходит? Этот вопрос лежал на поверхности и мучил ответственного сотрудника. Он не только внимательно изучил докладную записку парторга института, но и разговаривал с ним лично. И склонялся к мнению опытного педагога: сомнительных личностей в оркестре полно.

Взять того же Бережного, который морально неустойчив. До такой степени неустойчив, что его сожительница беременна! Поэтому преданность делу коммунизма вызывает сомнение. Где здесь благонадежность? И какая может быть, к чертовой матери, заграница? Этот вывод тоже читался в глазах майора. Еще никогда Штирлиц не был так близок к провалу…

С другой стороны, назначенные парторгом пианистка и скрипачка, хорошие комсомолки и дети уважаемых людей, в списке выездных не значились. Им не отказано, их просто там нет. Из обкома звонили с выражением недоумения, но товарищ Иванов возразил. Мол, список составлен давно, утвержден в Москве, и билеты уже куплены. Разве это не кумовство и коррупция, с которым надо бороться самым решительным образом?

Сложившаяся ситуация мне тоже не нравилась. Вышло так, товарищ майор выступал статистом — поскольку ничего изменить не мог. Он огорчен и недоволен. Но оставлять за спиной озлобленного недоброжелателя не хотелось. В выражении «Большой брат следит за тобой» шуток нет, комитет госбезопасности — организация могущественная. И на какой уровень вынесет его карьерная лестница, не знает никто. Причем дергаться и стремиться в число друзей совсем не обязательно, нет.

Достаточно не попасть в список его врагов. Ведь чем мельче у человека душонка, тем больше гадостей он может устроить с высоты своего положения. Поэтому, пока Антон отвечал на вопросы, я старательно пыхтел, излучая доброжелательность. Нагнетал душевный покой и безмятежность с таким усердием, что сам ощутил умиротворение. Причем делал это с самого начала беседы, и даже зевнул несколько раз непроизвольно, пусть и внутри парня.

— Всё хорошо, всё просто прекрасно, — шептал я. — Ты тоже хорош! Ты умеешь глотать обиды и делать вид, что всё хорошо. И, в конце концов, всё будет хорошо, ведь в вечном поиске хорошего решения всегда следует менять плохой минус на хороший плюс. А если тебе сейчас не хорошо — значит, ты просто ещё не дошёл до конца. Но в конце всё будет очень хорошо…

Известно, что слушателей высших курсов КГБ учат многому. В частности, сопротивляться попыткам управления сознанием. Примененная мной техника зовется «Взмах», что на языке нейролингвистического программирования означает перестройку реагирования партнера. Этот прием считается и лечебным, поскольку позволяет плавно заменить деструктивный настрой собеседника более позитивным.

Ответственный сотрудник оказался крепким орешком. Лицо его оставалось бесстрастным, ни единый мускул не дрогнул. Или установка на защиту от гипноза сработала — игнорируя иллюзию покоя, он держался из последних сил, только моргал чаще обычного. И довел разговор до планового конца, хотя скулы сводило от зевоты.

А на прощанье он заинтересовался повязкой на руке Антона. Службист до мозга костей, майор продолжал отрабатывать все детали. Пусть и делал это с безразличным видом, мимоходом:

— Что у тебя с рукой?

А вот лично для меня этот интерес выглядел далеко не дежурным. Налицо была беда на запястье — ранки от собачьих клыков нарушали правило «заживает как на собаке». Ни фига оно не заживало! Чего я только не предпринимал, вызывая толчок, мощный адреналиновый шок, который должен был резко ускорять процессы регенерации тканей. Да, дырку на спине этот шок зарастил быстро. А на руке не то что бы ускорялось — двигалось наоборот. Ранки чесались и гноились не только у меня, у Антона тоже.

Бабушка Мухия тогда не выручила. Она дала мазь, которая ни фига не помогла. И к проблеме бабушка отнеслась философски:

— Так бывает. Учти: когда собака кусает за ногу, это хорошо.

— И чего здесь хорошего? — не понял я.

— Верная примета к любовным утехам. Правда, это еще означает напрасную покупку и вообще, бесполезную трату денежных средств. Однако на фоне любовных игр такие траты происходят постоянно и без собачьих зубов…

Ответ меня не устроил.

— Постойте, сейчас не до игр. И бог с ней, ногой. Меня-то собачка за руку хватанула!

— А вот когда собака кусает за руку — это к обострению хронического заболевания.

— Какого?

— Не знаю. Обострится — увидим. Кстати, в этот день ни в коем случае нельзя одалживать деньги.

— Хм… — задумался я. Вроде бы ничего такого не было. Обострений точно не было. — А если одалживал, тогда что?

— Ничего хорошего. И совсем плохо, когда за руку кусает собака бешеная.

— Насколько плохо?

— Это означает срыв всех планов.

Что ж, логично. Какие могут быть планы у взбесившегося человека? Разве что желание укусить первого встречного. Колю Уварова, например. Но думать о собственном бешенстве нельзя, мысли материальны. Да и Дик не бешеный…

— Дик не бешеный!

— Хорошо, — легко согласилась она. — Еще одна примета в этом случае гласит: не стоит доверять даже самым проверенным друзьям.

Всё это я вспомнил, когда ответственный сотрудник заинтересовался повязкой на руке Антона.

— Ерунда,— спокойно ответил парень, почесывая бинт, — царапина.

Вместо ожидаемого совета «Береги руку, Сеня», сотрудник закрыл папку с надписью «выездное дело студента Бережного».

— Всего хорошего, можешь идти, — равнодушно кивнул он.

Едва Антон направился к выходу, как товарищ майор потянулся и позволил себе зевнуть — широко, с хрустом, с чувством выполненного долга. Так бывает, когда хочешь не хочешь, а хочешь.

И пока парень двигался из аудитории в сторону Малого зала, я еще одну вещь припомнил. «Доверять никому нельзя» — это тайный девиз чекистов. При этом они почему-то уверены, что советские люди должны доверять им, как самым проверенным друзьям. С какой стати?

Глава 51

Глава пятьдесят первая, в которой все разошлись, а мы по центру. Мы чёрно-белые для разноцветных

Денек не выдался свободным, я сам его назначил. Утром, после зарядки и завтрака, плюнул и никуда не пошел, а принялся наводить порядок в курятнике. Невзирая на моросящий дождик, нарубил дров, подмел мусор во дворе и поиграл с Мальчиком в мячик. В завершение выкупал собачку и аккуратно, замотав руку пленкой, вымылся сам.

Финалом выходного утра стал диван, куда я завалился в обнимку с диким зверем. А Мальчик улеглась на свою подстилку, чтобы одним глазом охранять мой покой. Как там в песне поется: «И пусть весь мир подождет». Или это не песня? Неважно.

За окном монотонно сыпал дождь, Катана мурчала в дремоте, я читал новый медицинский справочник, выписанный по интернету. Из всех пациентов меня более всего беспокоил отец Хильды, который в прошлом году перенес инсульт. Он плохо ходил и неважно разговаривал, решение этой проблемы по формуле «время лечит» меня не устраивало.

От родителя Хильды мысли перетекли к ней самой. Недавно мы проводили следственный эксперимент: бабушка Степанида, Анюта, Алена, Мальчик и я. Точнее, проводила его Степанида Егоровна, а все остальные хором читали текст по наговору на меня. «Если кто заругается в твою сторону, то бог ему судья, пусть идет куда шел. А если кто вздумает злоумышлять против тебя, то пусть это зло обернется против него! Да не просто так, а вдвойне!». Собачка в литературных чтениях не участвовала, но в целом явно одобряла.

А когда все мероприятия закончились, ничего особенного не произошло. Гром не прогремел, хляби небесные не разверзлись. Только Степанида Егоровна тогда буднично поинтересовалась:

— Как там твоя Хильда?

— Дышит воздухом в санатории. Идет на поправку, — я постучал по деревянной тумбочке и сплюнул через плечо. — А дальше как бог даст, реабилитация будет долгая. Плечо насквозь простреленное. Да что я рассказываю, вы же сами знаете!

Бабушка кивнула.

— Она молодая, ей легче. Пару дней назад, после вашего шабаша, я ее навещала в реанимации. Брошюры по лечебной физкультуре передала. Ну и посмотрела на девочку.

— И что вы увидели? — заинтересовался я.

— Признаки мощного отката.

Помнится, Алена тогда недоуменно сдвинула брови.

— Какой еще такой откат?

— Какой бывает после шабаша ведьм! Первый признак — это резкое ухудшение здоровья. А у Хильды было именно такое состояние. И месячные начались раньше срока.

— А это вы откуда узнали? — хором вопросили все, включая меня.

— Антоша, к посещению больного надо готовиться! Я историю болезни почитала, втихаря, конечно. И ты очень правильно поступил с горным санаторием. Негативные процессы, вызванные переутомлением, лечатся традиционными средствами. Очень полезен отдых без нервов, но со сном, диетическое питание. Хорошо способствуют прогулки на свежем воздухе… Бег трусцой.

— Об этом говорить пока рано, — буркнул я. — У нас ранение весьма серьезное.

Анюта тогда неожиданно опечалилась:

— Странно, вроде бы чужая тетка, эта Хильда. Только жалко. Все мы не без греха, но ее-то за что наказали? С какой стороны ни посмотри, всюду она пострадавшая. И эти гады против нее что-то вякают? Да пусть тогда их злые помыслы обратно им вернутся втройне!

Воспоминания оборвала телефонная дрожь. Дикий зверь заворочался, а я не удивился — такая идиллия долго продолжаться не могла, даже до обеда не дожила. Звонила Степанида Егоровна, и среди прочего трепа поинтересовалась:

— Антоша, а как поживает твоя Хильда?

— Еле ползает, — честно ответил я, — но по нашим меркам это очень хорошо.

— Ты знаешь, жизнь значительно удлиняется, если не оставлять за спиной недобитых врагов, — поведала Степанида Егоровна. — И вообще, жить с чувством ненависти вредно для здоровья. Поэтому затягивать со смертью врагов нежелательно. Не думаете об этом?

— Да нет, — нахмурился я. — За ней дочка ухаживает вместо того, чтобы в школу ходить. И папаша больной. Вот об этом она думает.

— Ладно, передавай привет.

И тут же экран ожил снова, показав фото Артема Трубилина.

— Как жизнь, Михалыч? — вкрадчиво поинтересовался абонент.

— Телега старая, колеса гнутые, но пока едет, — ушел я от прямого ответа. — Что хотел?

— Поговорить, — признался тот. — Когда сможешь?

— А когда надо?

— Вообще-то время поджимает.

Если так разобраться, время всегда поджимает — мы постоянно куда-то спешим. Еще древние йоги шутили: «Проблема в том, что вы думаете, будто у вас есть время». Великий Циолковский однажды обронил интересную мысль, что среди того неизвестного, что имеется в окружающей нас природе, самым неизвестным является время. Ибо никто не знает, что такое время и как им управлять.

Другая гипотеза утверждает, что времени никогда не было, нет, и никогда не будет. Время живет только в наших головах и уравнениях, которые мы используем каждый день. Процессы вселенной не обязаны подчиняться какой-то периодичности и интервалам. Более того, нам неизвестны явления, способные описать время.

Может быть и так, хайли-лайкли его знает.

Мы понимаем окружающий нас мир как трехмерное пространство, имеющее свою длину, ширину и высоту. С понятием времени всё сложней, вроде бы оно имеет один трехуровневый вектор движения — из прошлого в настоящее, а отсюда в будущее. Только никто не доказал, что не существует обратного, когда время движется из будущего через настоящее в прошлое. Известный физик, нобелевский лауреат Ричард Фейнман авторитетно заявил: «Время — это просто часы. Но я бы не хотел умереть дважды. Это так скучно!».

Тему коварного времени мы обсуждали с Артемом в его кабинете на базе. Трубилин поделился ощущением, будто «увяданья золотом охвачен» и предположил, что «не будет больше молодым». А потом напомнил:

О, сколько горестных минут,

Любви и радости убитой!

Я поддерживал: «Вижу твой могучий возраст», хотя толковал о другом:

Живи еще хоть четверть века —

Всё будет так. Исхода нет.

Эту важную тему дискутировали, пока Анюта готовила кофе на всю компанию. И хотя основную работу делала кофемашина, особенно вкусным напиток получался именно у Нюси.

— «Возраст смотрит свысока, время видит всех друзей», — с улыбкой процитировала она Юлю Зиверт.

— А ты почему не в институте? — поинтересовался я, намазывая масло на бублик.

Девушка тряхнула рыжим чубчиком:

— Сессия, отстрелялась с утра. Нам, автоматчикам, только запись в ведомости надо было получить.

— А что тогда Антон там делает?

— Он староста, — пожала она плечами, — ему положено над нашими цыпочками квохтать.

— Михалыч, а как поживает Хильда Вагнер? — мягко сменил тему Трубилин.

Я переглянулся со Степанидой Егоровной. Та покачала головой — мол, заход не с ее подачи.

— Нормально, уже встает. С душевным состоянием хуже — культурный шок дело такое. Другое время, другие нравы, другая страна, которой нет… А разве тебе парни не докладывает?

Вместе с Хильдой я отправил выздоравливать обоих раненых бойцов, и Казбека Бероева, и Кирилла Афанасьева. А что, германский санаторий там не простой, а военный, местные врачи обучены проводить реабилитацию огнестрельных ранений. Да и целее парни там будут. Так что докладывать начальству они просто обязаны, новые телефоны им выдали для этого. По крайней мере, зарплату охранников с них никто не снимал.

— А что они доложат? — вздохнул Трубилин. — Сами еле ползают, в основном лежат по кельям. А ты телевизор смотришь, Михалыч?

— Телевизор давно не смотрю, ни в том мире, ни в этом, — признался я. — И тебе не советую.

— Почему?

— Ничего хорошего там нет. И вообще, не надо ходить вокруг да около, говори прямо, — предложил я.

— В городе неспокойно. Который день происходят стычки между армянами и азербайджанцами, — прямо сказал он. — Есть пострадавшие.

— И что дальше? Скажешь, что это организовали мы с Хильдой? — сразу отбоярился я. — Так нет, буду возражать. В этом городе у меня полно знакомцев и среди армян, и среди азербайджанцев. И со всеми прекрасно лажу. А стычки в городе… Так говоришь, как будто это в первый раз.

— Далеко не в первый, — признал Артем.

— У нас государство светское, каждый волен верить в своих богов. И конфликт между армянами и азербайджанцами меня не касается. Наоборот, я за снижение напряженности и мир между народами.

— Это не всё, — прервал меня Трубилин. — Позавчера в аксайской больнице произошла драка с поножовщиной между больными инфекционного отделения.

— Какая драка? — нахмурилась Степанида Егоровна. — Там же одни сбитые летчики, лежачие все!

Артем развел руками:

— Говорят, в этих летчиков словно дьявол вселился, и они взбесились. Трупы выносили ночью. Деталей не знаю, там вдобавок к охране еще и оцепление выставили.

— Так-так! — оживилась Степанида Егоровна. — Теперь понятно, почему мои информаторы голос не подают. А еще я думала, что позавчера был паршивый день. Ан нет, позавчера был замечательный денек!

Реплику бабушки Трубилин комментировать не стал.

— Это не всё, — продолжил он. — В анталийском санатории, где лежит многострадальный турецкий бизнесмен с соратниками, в ту же ночь произошел настоящий бой — люди слышали стрельбу и взрывы. Там тоже больные как с цепи сорвалась. По непроверенной информации, перестрелку загасил турецкий спецназ, здание сгорело.

— Хулиганов больше нет, — пробормотала Степанида Егоровна.

А Нюся реально удивилась:

— Здорово ночевали казачки…

— Все умерли, — подтвердил Артем. — Когда я это узнал, то немного подумал, и запросил сводку по Азербайджану. Это потребовало определенных усилий, но я их приложил.

— Не тяни кота за вымя, — предложила бабушка Степанида.

— В четырех населенных пунктах Азербайджана произошла маленькая война с кучей пострадавших.

Степанида Егоровна оживилась:

— Схлестнулись местные с инородцами?

— Нет, резались свои со своими. И зачинщиками побоища были больные. Михалыч, ничего не хочешь пояснить?

— Скажешь, что и это организовали мы с Хильдой? — искренне поразился я. —

— Своим вопросом ты проник в самую суть проблемы, Михалыч, — усмехнулся Артем. — Вот так грузинский пельмень хватают за кончик, чтобы раскусить задачу и познать сладость сердцевины.

— Погодь, — воскликнул я. — Ты же сам говоришь: там не убийство, а поножовщина и перестрелка. Они же меж собой воевали! Я здесь, Хильда на больничной койке, они там, где логика?

Трубилин снова усмехнулся, только в этот раз горько.

— Важно не то, что случилось. Вернее, это важно, но гораздо важнее то, что может случиться из-за этого.

— Что?

— Ты, Михалыч, постоянно торчишь в гуще мелких событий, зато неприятности кушаешь большой ложкой. И товарищам раздаешь по-братски. А между тем в России живет три миллиона азербайджанцев. Треть мужского населения этой страны легально занимается торговлей на территории России. Еще треть пребывает здесь полулегально. Они всюду, в каждом городе.

— Ага, туристы, — кивнула бабушка Степанида.

— По статистике импорт фруктов и овощей составляет десять миллиардов долларов, и значительная доля этого рынка принадлежит азербайджанцам. Кроме того, с давних времен азербайджанцы контролируют чёрный рынок алкоголя и табака.

— Зачем ты это говоришь мне?

— Это реальная сила, Михалыч. Они заплатят всем, чтобы в этом деле разобрались. И спецы найдут концы, поверь мне! Когда хотят, они умеют работать. На твоем месте я бы опасался, потому что на своем месте я откровенно боюсь.

— Ну, это мы еще посмотрим, — подумал я. — Кровью умоется тот, кто усомнится в нашем миролюбии. Конечно, люди имеют право на слабость и глупость. Но есть вещи, которые недопустимы. Нельзя стрелять в мою женщину! За это убить мало.

Вслух высказал сокращенный вариант:

— Посмотрим.

— То есть ты их не убивал? — в лоб спросил Артем.

— Нет.

В этом я не покривил душой, потому что еще не начинал разбираться. И не спешу, хотя всепрощение не мой конек. Просто есть дела поважнее. Да и противники мои не на пляже валяются, а на больничных койках сопли пускают. Куда спешить? Месть — это блюдо, которое подают в сраные тапки. Обождем. Бывают такие встречи, которых терпеливо ждешь, и рано или поздно судьба их назначает.

— А вы, Степанида Егоровна? — повернулся к бабушке Артем.

— Нет, — коротко отказалась она.

Неожиданно влезла Анюта:

— А неважно, какого они роду-племени. Не знаю, какого цвета у них паспорта, турецкого, азербайджанского или российского. Не в этом дело! Сейчас мне некогда, но позже найду тех, кто стрелял в Антона Михалыча, и на столбах развешаю, предварительно переломав ноги! Ибо нечего.

Степанида Егоровна на это ничего не сказала, только одобрительно покачала головой.

Уловив общее настроение, Артем предложил:

— Но погодите, товарищи, может полиция разберется по закону?

— Пусть, — снова кивнула бабушка. — У нас с Анечкой куча дел на Кипре, мы подождем.

— Мне тоже недосуг, — подтвердил я, только список дел оглашать не стал.

— Вот и хорошо, — подвел черту Трубилин. — Прошу отнестись серьезно, я требую прижать помело и соблюдать полную осторожность! Понятно, Степанида Егоровна?

— Так точно, — поджала губы та.

— А тебе, Антон Михалыч, надо подписать вот эти бумаги.

— Что это?

— Приказы на премию.

— Ни фига себе, — удивился я. — А в честь чего мне такая синекура, приказы на премию утверждать?

Трубилин явно огорчился.

— Слушай, когда ты научишься почту читать? Полковник Уваров ушел в отпуск, и на время своего отсутствия назначил тебя исполняющим обязанности. Только в мирное время. А меня — вождем военного времени.

— А сейчас какой период? — на всякий случай затупил я, хотя сомнений не было.

— Догадайся с трех раз, — тем не менее хмыкнул Трубилин. — Если мы уже который день на военном положении! Так что командую я, ты чисто номинально старший по приказам на премию. Да, и вот еще что: очередной отчет для Дмитрия Анатольевича Медведева надо подписать. Долгосрочный прогноз по ценам на рынке драгметаллов и текущая ситуация с золотом, как средством хеджирования против инфляции.

— Почему я?

— Вроде как ты его подготовил, — терпеливо пояснил Артем, — и в графе «руководитель» автограф оставил. Уваров велел потихоньку выводить тебя в люди, чтоб примелькался. И чтоб не ему звонили, а тебе. Он же в отпуске! А ты работаешь.

— А кем Антоша работает? — влезла Степанида Егоровна.

Впрочем, этот вопрос меня тоже интересовал. Без запинки Артем отбарабанил:

— В инвестиционной компании «Ивест-Голд» Антон Михалыч трудится ведущим аналитиком департамента структурированного финансирования венчурных проектов.

— А как же «начальник транспортного цеха», которым меня постоянно попрекают? — нахмурился я.

— Это устаревшая информация, — укоризненно покачал головой Трубилин. — В современной редакции твоя должность в нашей охранной структуре называется «старший менеджер центра логистики». Так что у тебя две зарплаты.

Вот это хорошая новость! Лишняя денежка карману не тяга. Как говориться, были бы побрякунчики, будут и поплясунчики.

— А как тогда называются мои охранники?

— Так и называются: «сопровождающие груз 700».

Что ж, логично. Если к жизни относиться слишком серьезно, то это будет уже не жизнь.

После совещания Трубилин с Анютой направились в спортзал размять косточки, а Степанида Егоровна задумчиво пробормотала:

— Это плечо у нее поранено, а жало осталось на месте.

— Чего? — не понял я тонкой аллегории.

— Наговор на тебя мы колдовали за день до происшествия, сто закончилось поножовщиной и стрельбой.

— И что? — снова не понял я.

— Значит, не наша это работа.

— А чья? И вообще, почему это чья-то работа? Может, они сами сцепились?

Высказавшись вслух, сам я задумался о проклятьях. Что мы знаем про эту технологию? Ничего. Остро не хватает специфических знаний, и взять их негде. А ведь проклятья могут быть короткими, затухающими и пожизненными. И еще они могут быть отложенного действия…

Тем временем бабушка Степанида стояла на своем:

— Это работа твоей Хильды, я уверена. Однажды Сальвадор Дали сказал: «Пока все разглядывают мои усы, я, укрывшись за ними, делаю свое дело». Усов у нее нет, а вот жало острое.

— Не знаю, не знаю, — засомневался я.

— Потому что ты молод еще, — сообщила бабушка. — А я знаю. Девка — огонь! Такая не будет сюсюкать и вытирать тебе рот слюнявчиком. Она подаст команду «лежать» и сразу трахнет. Два раза.

— Почему два?

— Потому что для стимуляции третьего раза она разденется и, может быть, даст тебе сисю. Нет, даже не сомневайся: хорошая девочка.

Глава 52

Глава пятьдесят вторая, в которой выясняется: если первую скрипку играет барабан — то дело не труба!

Оркестр сосредоточено трудился над «Летней грозой» Антонио Вивальди. Смычки порхали над скрипками, Антон запиливал соло на гитаре, барабаны отбивали ритм, когда в Малый зал ворвалась сияющая Люлька. Скача вприпрыжку, издали она выдала победный вопль:

— История КПСС — всё!

— Что значит «всё»? — не понял Антон, откладывая инструмент в сторону, на подставку.

— Сдала!

Мысленно я крякнул. За два дня и две ночи Люлька настроилась, подготовилась и не засыпалась. Сама справилась! Вроде бы обычный подвиг для обычного студента. Но в условиях жесткого прессинга, когда шпоры, флаги и бомбы не прокатывают, эта девчонка оказалась просто красоткой! И если вредному преподу не удалось ее завалить — значит, заботанила учебник наизусть.

Сеня бросила на свободный стул стопку книг, и Жанна осторожно спросила:

— История КПСС, говоришь? Хм… Помнится мне, что учебник по истории КПСС выглядит как кирпич темно-красного цвета. Типа вот этого.

— Да, — согласилась Сеня.

— Упс, — удивилась скрипачка Зина, наклоняясь над стулом. — Странно, но камень науки не погрызенный.

В этом месте я усмехнулся — фраза про сложность науки принадлежит товарищу Троцкому. На Vсъезде комсомола он сообщил делегатам, что наука — непростая вещь. «Это гранит, и его надо грызть молодыми зубами. Учитесь, грызите молодыми зубами гранит науки». Сейчас Троцкого никто не помнит, зато гранит науки известен всем. Как сказал бы Дмитрий Анатольевич Медведев, эти слова отлиты в граните.

Отклячив попу, скрипачка Алла присоединилась к подруге. Вроде бы для изучения кирпичей, но удивилась другому.

— Звиняйте, тетка, — сверкнула она белозубой улыбкой. — А зачем тебе учебник по научному коммунизму?

— А вчера интересно стало, — беззаботно ответила Сеня. — Полистала, но пару моментов не совсем поняла.

— Это к Антону Михалычу, — быстро сказал Антон. — Завтра.

А я снова мысленно крякнул. Известно, что любое лекарство полезно в малых количествах, но при передозировке панацея превращается в яд. Видимо, с дозами внушения мы не рассчитали, и Люльку понесло. История КПСС, как русский бунт, бессмысленная и беспощадная… Одна надежда на то, что наговор токсичной истории любви между Люлькой и КПСС истает к вечеру.

А если Сеня не забудет о своих животрепещущих вопросах, тогда почитаю ей стихотворения Карла Макса. Дело в том, что все предки основоположника научного коммунизма были раввинами, и лишь отец, Гершель Маркс, выбился в юристы. Сам Карл присматривался к стезе лирического литератора, но как-то быстро женился. И из поэта плавно превратился в многодетного отца, русофоба и антисемита.

Кроме того, ранний Маркс был сатанистом, чего не любят вспоминать его биографы. И в собрании сочинений отца политэкономии никаких стихов вы не найдете. От поэзии к теории революции Маркс перейдет в позднем возрасте, через отрицание отрицания. И если кто-то решится сказать, что в глубинах геометрии коммунизма лежит призрак сатанизма, он будет не так уж неправ.

Тем временем, поскольку образовался перерыв, Варвара приступила к наставлению новичка-барабанщика Кота Сиротина. Федот-перкуссионист с маракасами в руках стоял рядом и внимательно внимал.

— Запомни, Котик, — вещала Варвара, — барабанщика никогда не называют ударником! И барабанную установку не надо называть ударной. Ударники — это колхозные пионеры, а барабанщики — они и в Африке барабанщики. В нашей среде барабанную установку зовут банки.

— Почему банки?

— От слова «банка». Все тарелки попросту называют железом. Вот эта штука — педальная тарелка, она же «чарлик». Умники говорят «хай-хэт», что в переводе означает «высокая шляпа». Саксофон называют дудкой, в крайнем случае — кочергой. Но никогда саксофон не зовут саксом!

Жанна добавила:

— Тромбон тоже «дудка», но редко. Чаще всего это «костыль».

Варвара кивнула на поправку и пошла дальше.

— Гитара — это лопата. Балалайка — бандура. Мандолина — ложка. Вот эти низкие громкоговорители зовутся гробами, а кабели на полу — кишками. Пианино мы называем фанерой, это сокращение от мудрёного слова фортепиано. Но если на сцене есть рояль, то величественный рояль всегда остается роялем. И еще одно хорошее слово: это музыкант. Так говорят о профессионале высокого уровня.

— А если профессионал низкого уровня?

— Тогда говорят просто — «он не музыкант». Теперь о нотах. Да, барабанщику не стыдно знать нотную грамоту. Взять, к примеру, бемоль. Этот знак понижения тона из-за характерного пузатого вида означает ещё и беременность. «Забемолить» — заделать ребеночка. У нас в музпеде так и говорят: «Ты только погляди: — она с бемолем!».

Федот заржал, но Варвара его перебила:

— А теперь серьезно. Речь пойдет о второй барабанной установке. Казалось бы, какая в этом необходимость?

— Да, — сказал Федот. — Так и казалось.

Варвара подняла палец:

— Что может прибавить второй барабанщик? Отвечаю. У нас есть Женька Иволгина и я, играющая на всем, по чему можно колотить. А теперь появился Кот и большие бочки. Нас стало трое.

— А я? — напомнил о себе Федот.

— Прости, парень. Сегодня речь не о тебе, а о других мастерах крепких палочек и тугой мембраны, — двусмысленным жестом Варвара поправила мощную грудь. — И за вторые банки сяду я. Будет классно, потому что две барабанные установки сближают хард-рок с джазом: один барабанщик играет основной ритм, а второй вовсю импровизирует.

— А как он импровизирует? — влез Федот.

— Увидишь. А еще можно играть то синхронно, то различно. Один барабанщик способен извлечь из банок ограниченное количество звуков в единицу времени, а вдвоем они сыграют в два раза больше.

— А если я научусь играть на кубинских барабанах? — произнес в пустоту Федот.

— Учись, — равнодушно согласился Кот.

Он сильно изменился в последнее время. На репетициях всех слушался, не пытался никого зажать в углу и постоянно шевелил губами, запоминая музыкальные термины. А началось это в Элисте, когда Кот пропал перед самым отъездом. Конечно, без него не уехали бы, но он вошел в автобус последним, сразу за Улей Тулаевой. И пропадал парень не с ней. Оказывается, монгольские танцорки водили его пить чигян, и с собой дали целую кожаную флягу напитка. Это такая разновидность кумыса, полезная при похмелье, истощении и язве желудка.

Чигян, видимо, оказался забористым — в автобусе глаза Кота блуждали, а грудь взволнованно вздымалась. На наводящие вопросы он отвечать отказался, лишь брату дал попробовать из фляги. С тех пор он окончательно и бесповоротно влюбился в музыку. По крайней мере, от Варвары на репетиции не отходил.

И в этот момент в Малом зале появилась Ада Гольдберг. Вошла Ада медленно, с распухшим носом и красными глазами.

— Комсомол — всё! — трагическим голосом произнесла она.

— В смысле? — Антон снова отложил гитару.

— Меня исключили.

— Да ладно, — не поверила скрипачка Зина. — Ты же ходила экзамен сдавать!

— И сдала, — кивнула Ада. — И прямо оттуда меня выдернули на бюро ВЛКСМ фака.

(Фак — здесь не ругательство. Это сокращение от слова «факультет»)

— И за что тебя турнули из рядов?

— За низкий моральный облик, не совместимый с высоким званием комсомолки.

Оркестрантки зашумели, и Антон прикрикнул:

— Успокоились все! Что за гвалт?

«Гевалт» переводится с немецкого как «насилие». Евреями это слово употребляется с восклицательным знаком — на идиш оно обозначает что-то вроде крика «караул». А в русский язык «гевалт» попало, изменившись на «гвалт», и стало обозначать шумиху с неразберихой.

— Ада, давай спокойно, — предложил Антон, при этом ментально посылая «лучи добра». — По порядку и с самого начала.

Та моментально вытерла слезы и отсморкалась в платок:

— Пару дней назад меня позвали в райком комсомола. Сару тоже туда вызывали, но она не смогла, потому что в больнице. Там спросили, знаем ли мы с сестрой о нашей бабушке, которая подала заявление в ОВИР. Ну, на выезд из Хабаровска в Израиль.

— А она подала заявление?

— Теперь это не секрет. И меня спросили, как мы к этому относимся. Я сказала, что нормально отношусь, а Сара против. Тогда они сказали, что я занимаюсь антисоветской пропагандой. И такое поведение недостойно звания комсомолки.

Что ж, ничто не ново под луной — подобные события редкостью не были. Сначала общественное порицание, потом придирки в общежитии, вроде «нарушения норм», с целью выгнать на законных основаниях. А затем исключение из института — таким студентам обычно не удавалось сдать сессию.

— И бюро фака исключило тебя из рядов? — пробормотал Антон. — А Сару?

— Меня исключили, Саре выговор.

— Выговор за что?

— За неявку на бюро комсомола.

— Она же в больнице! — возмущенно воскликнула скрипачка Алла.

— Вот поэтому не исключили, а только выговор. И еще они назвали меня стилягой в джинсах! — всхлипнула Ада. — Хотя это не джинсы, а слаксы.

Скрипачка Алла и не подумала ее утешать. В голосе слышалась насмешка:

— Ты стиляга и есть, раз явилась на бюро комсомола в штанах.

Утерев слезу, Ада огрызнулась:

— Надо было монашескую рясу надеть? А штаны — это сценический образ. Их Антон Михалыч велел носить постоянно, в целях обтирки и привыкания. Кстати, ты тоже в слаксах.

Алла согласно кивнула:

— Потому что я тоже стиляга в образе. А ты кайся, несчастная, ибо грешна.

— Почему?

— Тебя уже выгнали из комсомола, завтра выгонят из общаги. Потом придерутся к плохой учебе, и выгонят из института. А потом посадят в тюрьму.

— А в тюрьму-то за что? — Ада затравленно оглянулась. И без того невеликие корейские глазки превратились в щелочки.

— За тунеядство, — безжалостно объявила Алла. — На работу тебя ни одна собака не возьмет.

— Я знаю, — Ада снова зашмыгала носом. — Дальше будет именно так — они вовсю потрясали докладной коменданта, что мы выпивали на Восьмое марта.

— Погоди, но в этот день шампанское пили все!

— Ага, но к тебе же не придрались? А когда нас выгонят из общаги, мы не сможем платить за квартиру! Денег и так впритык.

— Кстати, откуда деньжата? — поинтересовался Антон. — На стипуху не проживешь. Мама присылает?

— Иногда, — ответила она больным голосом. — И еще мы подрабатываем репетирством в музыкальной школе. Там немного, но нам много и не надо. А теперь всё, бобик сдох. Германия нам с Сарой не светит…

Рыдания возобновились с новой силой, женский коллектив принялся утешать несчастную. Недолго поразмышляв, я решил вмешаться:

— Скажи Аде, что комнату ей найдем. И Сару завтра заберем из больницы, тем более что надо быстренько ее восстановить.

— Правда?

— Правда — это газета. А творческие люди плохо приспособлены к жизни. Они хрупки, ранимы, и легко поддаются меланхолии, переходящей в депрессию. И очень важно вовремя оказать таким людям помощь, поддержать в трудную минуту. Не дать погаснуть их огню, горящему внутри. И сестры Гольдберг — хороший выбор. В смысле, хорошие корейские невесты из приличной еврейской семьи.

— Дед, хватит прикалываться, — обиделся Антон. — Тут дело серьезное. Ты же обещал, что все вопросы будут решены!

— А вопросы в самом деле решены. Только в Москве. А воду мутят местные ребята, и как бы это не наш парторг…

— И что теперь делать?

— Думать, — отрезал я.

— Точно! — воскликнул Антон вслух. — Думаю, что решение бюро ВЛКСМ незаконно!

— Почему это? — осторожно поинтересовалась скрипачка Зина. — Студенты факультета их сами туда избирали.

— А почему тогда члены бюро не спросили мнение первичной комсомольской организации? — заострил тему Антон. — Есть устав, и исключать из нас Аду — это наше внутреннее дело!

— Но мы же еще не уехали, — засомневалась Алла. — Мы же временные.

— Не знаю ничего, — отмахнулся Антон. — Собрание мы провели, комсомольскую ячейку создали, комсорга избрали. И наша ячейка возражает против решения бюро фака! Или не возражает?

Народ протестующее загудел, в результате чего родился протокол собрания группы, где осуждалось решение бюро как неправомочное. И еще оркестрантки решили написать письмо в обком партии, чтоб наверняка.

— А вот пусть райком комсомола эту байду объясняет обкому партии, — мстительно произнесла Анюта. — Вот прямо сейчас пойду и отнесу. В обкоме, я слышала, имеется не только почтовый ящик для жалоб, там есть специальный человек. И я его найду!

Глава 53

Глава пятьдесят третья, в которой не надо печалиться. Вся жесть впереди

Экстренное собрание оркестра назначили на одиннадцать утра. Об этом Антон узнал от секретарши декана, а потом уже мне рассказал — как хмурая аспирантка ловко выдернула его из толпы, прямо на входе в вестибюль. Но всю работу системы оповещения Антону лицезреть не удалось, поскольку его сразу потащили в деканат. Собственно, как тащили я тоже не видел, поскольку прибыл в его голову несколько позже.

Это ему легко послать зов о помощи, а мне сразу ломиться не резон. Срочные дела надо завершить, сделать пару звонков, а только потом собственное тело уложить в постель. Так что систему оповещения я не увидел, но сработало. Или преподавателей выгнали в поле, или подневольных студентов направили с повестками, но к назначенному времени все оркестрантки были в Малом зале. Не хватало лишь Вовы Свиридонова, тот в ударном темпе продолжал закрывать сессию в своём институте.

Однако до экстренного собрания случилось несколько событий, первое из которых началось в кабинете декана. Невзирая на то, что прозвенел звонок, здесь толклась приличная куча преподавателей. Изображая броуновское движение, они галдели, щебетали и ржали. Полное впечатление вечеринки, только без струнного квартета и официантов с шампанским.

Эту мысль я высказал сразу, как прибыл.

— Вечеринок с утра не бывает, это нонсенс, — заявил мне Антон. — Как и не бывает утренников с вечера.

Еще как бывает! Просто он человек молодой, зеленый, жизни не видел… Когда человек хочет праздника, бывает всё. И чаще всего утренняя вечеринка — это не законченная вечерняя. Однако расширить кругозор парня я не успел.

— Ага, Бережной уже здесь! — как-то мстительно прищурился парторг, заходя в кабинет.

— Тогда пошли, — отрывисто бросил декан, срываясь с места.

Следом рванул парторг — видимо, прикрывая спину командиру отряда. Я ожидал, что политрук поднимет руку и крикнет «рота, за мной!», но этого не произошло.

— Куда? — несколько растерянно поинтересовался Антон вслед.

— Срочное совещание у проректора! — донеслось до парня уже из приемной.

Где-то я уже это видел…

Вдогонку за лидером потянулись преподаватели. В коридоре они подтянулись и сомкнули ряды, образовав строй. Как и в прежний раз, колонна педагогов двигалась клином. Впереди, на острие атаки, гарцевал декан. Замыкая колонну и соблюдая субординацию, его секретарша заняла место арьергарда. Антон же, отделяя себя от целеустремленной команды, неорганизованно плелся позади всех. И вот сейчас перед его глазами ритмично качались бедра секретарши.

— Опять совещание, — глядя на тощую попку, обтянутую узкой юбкой, пожаловался мне Антон. — Что за фигня? Прошлый раз такого не было, но все равно ощущаю какое-то дежавю.

— И ничего она не тощая, — возразил я.

— На любителя, — отмахнулся парень, — эта попка скорее мускулистая. Видимо, ее прихватили стенографировать чью-то важную речь. Как думаешь, о чем будет это совещание?

— Твое дежавю, ты и вспоминай.

— Что-то такое туманное витает в воздухе, не могу уловить.

— Французское слово «дежавю» означает «уже виденное», — сообщил я. — У англичан даже поговорка на эту тему есть: «Flash forward into the past». На первый взгляд, ее можно перевести как «вперед, в прошлое». Но это не совсем так.

— Тонкий английский юмор?

— Скорее парадокс. Флэш-форвардом литераторы называют какое-то действие, происходящее позже. Это эпизод из будущего, который вставлен в текущие события. А вот дежавю — это такой глюк из прошлого, когда кратковременная память мозга перестаивается в долгосрочную. В результате воспроизводитсямомент, который был когда-то, хотя в реальности этот момент происходит сейчас. Тут дело в том, что дежавю крутится в височной доле головного мозга.

— И что?

— Висок отвечает за те ощущения, которые мы переживаем не первый раз. Предполагая, что всё это уже было, человек склонен считать эти ощущения ложными.

— А это не так?

— Есть мнение, что слишком просто называть ощущение ложных воспоминаний следствием нарушений работы памяти. Мол, система хранения воспоминаний глючит, что заставляет мозг путать настоящее с прошлым. А если это столкновение двух параллельных действительностей?

— Ни фига себе, — пробормотала Антон. — Глубоко копаешь… И что?

— И сейчас ты не знаешь, что будет дальше.

— А дальше что-то будет?

— Обязательно, — мысленно кивнул я. — Дежавю возникает не само по себе, его провоцируют путешествия.

— Всегда считал, что путешествия развивают ум.

— Конечно, — согласился я. — Если он есть.

— И что делать?

— Отделаться от дежавю помогает алкоголь. В сочетании с веселой вечеринкой достигается нужный эффект.

— Но я не пью! — возмутился Антон. — Тем более с утра.

— Твои проблемы. Вообще-то алкоголь помогает снять стресс.

— И стресса у меня нет! Просто я слегка взволнован.

— Ну, тогда вместо стресса можно снять трусики с секретарши декана, а потом избавить ее от лифчика и множества проблем.

— Дед, хватит прикалываться!

— Ладно. Аристотель утверждал, что время — это движение. И если мы живем между предыдущим и последующим, значит существует грань между «тем, что было» и «тем, что будет». Верно?

— Ну да.

— Это «теперь», в котором мы существуем, в параллельной реальности может быть «предыдущим», а может быть «последующим».

— Послушай, к чему ты клонишь?

— Ни к чему, — пожал плечами я. — Общие рассуждения. В данном случае пойми: дежавю — это взгляд из прошлого, а ты говоришь о нырке в будущее.

Антон оживился:

— Хочешь зачитать мне пророчество?

— Я ничего не предлагаю, потому что не пророк. А для начала хочу разобраться.

Однако разбираться начал декан, причем прямо с ходу, едва войдя в приемную ректора.

— Ваш оркестр, Бережной, это как прыщ на теле института, — укоризненно заметил он, обернувшись. — Маленький, но постоянно зудит. Скажи, зачем вы написали в обком это дурацкое письмо? Нельзя было просто прийти ко мне?

— Вот так, Дед, — с горьким весельем отреагировал Антон. — Когда хвалят, то это «наш оркестр». А как проблемы — так сразу он «ваш».

— А ты как хотел? Побеждает тренер, проигрывает команда.

Сами вопросы были риторические, поэтому вслух Антон промолчал. История не знает сослагательного наклонения, и кулаками после драки не машут. Однако вместо парня на вопросы взялся отвечать парторг. Эта тема, видимо, ему тоже не давала покоя.

— Комсомол — боевой резерв партии! А ты? Можно же было в узком кругу, не вынося сор из избы?

Ага, нашелся узкий джентльмен…

Переговоры не мешали декану двигаться вперед. И у самых начальственных дверей, что не меньше ворот, отряд рысаков осадила секретарша ректора.

— Присядьте, товарищи, — она не повышала голос и не бросалась грудью на амбразуру, но ее услышали. — Идет совещание, вас вызовут.

— Интересно живут люди в музпеде, — подумал я. — Шекспировские страсти кипят тут с раннего утра. И кто же там внутри?

Ждать пришлось недолго. Не успел парторг открыть рот для очередной тирады, как распахнулись монументальные двери, и на свободу потянулись понурые студентки-старшекурсницы. Вытянутые лица сигнализировали о порке, то есть комсомольскому активу досталось по орехам. И поделом! Ибо нечего наших лучших оркестранток из славных рядов выгонять, нарушая свои же правила.

И сразу секретарша вызвала парторга:

— Товарищ Косач. Прошу вас, Яков Моисеевич.

Растеряв весь гонор, тот шагнул внутрь. Быстренько, чтобы не пугать народ криками, секретарша притворила на ним дверь. Минут через двадцать позвали декана с преподавателями. Наконец, настала очередь Антона. За столом для совещаний оказалось много известных людей, вроде проректора Гузия, руководителя оркестра товарища Иванова, председателя профкома Хромовой, и нескольких неизвестных важных товарищей, от которых издалека перло властностью.

Процессами руководила упитанная дама в белой шелковой блузке и черной юбке ниже колена. Ее лидерство было понятно с первого взгляда — собрание сидело, а она прохаживалась возле концертного рояля. Подобный прогулочный стиль ведения совещаний предпочитал товарищ Сталин, только в руках женщины не наблюдалось трубки. Зато внутри нее четко виднелся стержень из стали.

Глава 54

Глава пятьдесят четвертая, в которой по мне откроется огонь, я твой билет в один конец

Об ответственных женщинах на важной работе так и говорят: «Всё лежит не ее плечах». Попытки решить множество проблем плющат эти плечи непосильной ношей, ноша приводит к усталости. И все свои переживания ответственная женщина тянет за собой, даже те, которые давно следовало забыть и отбросить. Груз прошлого давит и, чтобы нагрузка не ощущалась столь остро, организм начинает прятаться за толстым слоем жира.

Природа одарила ее щедро. Тут были помидорные щеки, крупный нос, немалые глаза и мощные брови на зависть Брежневу. Что касается фигуры, то в талию оратора смогли бы уместиться два Леонида Ильича, а нехилая Нонна Мордюкова на ее фоне выглядела бы милой девочкой. Глядя на прическу «взрыв гнезда вороны», так и хотелось назвать ее сестрой председателя профкома Хромовую. Старшей сестрой, конечно же, но тем не менее. В общем, заметная женщина.

На робкое приветствие Антона она ответила кивком. Сесть не предложила. Вместо этого, обернувшись к собранию, выдала неожиданную фразу:

— Товарищи, я думаю, в целом всё ясно? Спасибо.

Народ такого хода не понял, никто сам не встал. Пришлось даме продолжать спич в рамках правила «спасибо, гости дорогие, что пришли»:

— В обкоме партии мы всё обдумаем, и примем взвешенное решение, — припечатала она. — У кого-то есть вопросы, предложения? Раз вопросов нет, все свободны.

Если бы дама была Лениным, то рукой указала бы верное направление. Но она была женщиной, поэтому поступила по-своему:

— А вас, Бережной, я попрошу остаться.

Помнится, в романе Юлиана Семенова оригинальная фраза звучала так: «Штирлиц, я вас задержу ещё на минуту». А фильм с Броневым пока только в процессе, где позже и появится знаменитое «Штирлиц, а вас я попрошу остаться». Поэтому оценить момент сумел только я, да и улыбнулся-то лишь мысленно.

Ошарашенный народ потянулся на выход, один товарищ Иванов никуда не спешил. С задумчивым видом он что-то черкал в блокноте.

— Владислав Саныч, вас я тоже не задерживаю, — властно бросила стальная женщина.

Иванов, битый волк, не стушевался.

— Да, конечно, благодарю вас. Но Антон Бережной — мой подопечный, — так же веско ответил он.

О жалобе в обком товарищ Иванов узнал первым, скрывать от него скандальный факт было бы глупо. Худой мир лучше доброй ссоры, ведь во внутреннюю кухню оркестра новый руководитель не лез. Свои порядки не устанавливал, и ко всей этой заварухе отнесся флегматично.

Честно говоря, вполне логичное поведение, когда всё давно решено в Москве. А кого ему здесь бояться, если за спиной стоит вся машина КГБ? Тем не менее, я тогда его даже зауважал: люди, с ходу разделяющие проблемы на важные и мелкие, встречаются редко.

— Это мой оркестр, — пряча блокнот, добавил в голос льда Иванов. Он сжал кулаки и слегка набычился. — Я вправе знать, что здесь происходит. Тем более что Бережной — моя правая рука.

— Я знаю, — согласилась женщина. И ласково улыбнулась, выставив перед собой ладони: — Владислав Саныч, прошу вас, у меня всего пара вопросов тет-а-тет.

— Хм…

— Не съем я его, честное слово, — притопнула она туфелькой. — Обождите в приемной.

Не помню, бывают ли женщины борцы сумо. Так вышло, что я плохо разбираюсь в японских видах спорта. Знаю только, что перед боем борцы сумо поднимают руки, чтобы продемонстрировать отсутствие оружия. И еще они сильно топают, чтобы раздавить прокравшихся злых духов. После чего сумоисты выпивают по чашечке саке, именуемой «водой силы», и только потом приступают к схватке.

Изящной открывашкой дама вскрыла бутылку боржоми, набулькала полный стакан, и метнула его внутрь одним махом. После чего у меня пропали сомнения, что с таким кормовым отделением она заборет не только председателя профкома Хромовую. Да она любого соперника сметет, буде такой найдется! Вон какой животик зачетный, буквально рвется из-под блузки…

Эта женщина и в горящую избу войдет, и табун сумоистов на полном скаку остановит. За Антона речи нет — на этом фоне выглядит комариком. Такая придавит один раз, ищи потом мокрое место. Только дамочка не знает своего счастья и прозябает здесь, в выездной комиссии. Кстати, не пузом единым жив борец сумо — потеря набедренной повязки у сумоистов приравнивается к поражению. Однозначно, это жестокий спорт.

Товарищ Иванов проверять на прочность борчиху не стал. Не говоря ни слова, он поднялся и вышел. И когда мы остались наедине, она подошла ближе.

— Меня зовут Валентина Ивановна, — сообщила женщина. — В обкоме партии я руковожу выездной комиссией. И у меня накопились вопросы.

В этом месте для разрядки напряженности просился стандартный шутливый ответ: «А я Антон Бережной, и я алкоголик». Хотя нет, сейчас не место и не время. Да и парень молчит словно кролик, загипнотизированный взглядом змеи. Мне же показалось уместным дождаться накопленных ею вопросов. За свою жизнь я провел стопицот переговоров, и могу сказать: жизненный опыт решает многое, а опыт переговоров решает все. Но в любом случае следует выслушать собеседника, прежде чем давить его своим авторитетом.

Что касается многозначительной паузы, то пристальным взглядом смутить меня сложно, я их достаточно повидал в прошлой жизни. Одних тренингов прошел столько, сколько люди не живут. Не только по продажам, закупкам и проблемам личностного роста. Я досконально освоил технику работы с возражениями, и даже тренинг для тренеров прошел. А однажды я побывал на курсах, где учили бороться с эмоциональным выгоранием и депрессией.

Заинтересовавшись этой деталью, Антон вышел из ступора.

— Ты болел депрессией?

— Такое хоть раз бывает у каждого, просто ты очень молод, — меланхолично заметил я. — Блин, да я где я только не был! К примеру, курсы управления гневом посещал два раза.

— Ты еще и гневом страдаешь? — удивился он. — Не замечал. И что, с первого раза не удалось овладеть своими нервами?

— Да нет, первый раз пошел ради любопытства, а второй раз для закрепления. Но в данном случае я наблюдаю страх у тебя. Страх ведет к ненависти, ненависть рождает агрессию. А там глядишь, и на курсы управления гневом запишешься. Послушай, ну чего здесь страшного?

Однако Антон так не считал. Он видел несуществующие сгущающиеся тучи, слышал грохот невидимых молний и ощущал флюиды надвигающейся катастрофы.

— Сюда я вошел не по красной дорожке, знаешь ли, — признался парень— И в конце этой дорожки меня ожидает не торжественный комитет с цветами. Во как взглядом сверлит, чистая кобра… Такой хоккей нам не нужен! Дед, буду должен. Сделай так, чтобы она отвязалась нафиг.

— И что тогда?

— Ладно, буду должен два раза.

— Что ж, — кивнул я. — Ты сказал, я услышал.

Как шутили древние евреи, «уговор дороже денег». Говоря простым языком, оферент сформулировал свои предложения ясно и прозрачно, поэтому акцептант немедленно принял оферту. Что важно, за несложную работенку я получу акцепт в двойном размере. А в том, что работа будет выполнена надлежащим образом, сомнений у меня не было.

Наконец, дама прервала паузу. Видимо, посчитала игру в «гляделки» успешной.

— Скажи, Бережной, письмо в обком партии придумал ты?

Ого, с козырей зашла! Только вот разговоры в подобном тоне я не люблю. Любой ответ в этой ситуации будет выглядеть как оправдание. Поэтому линию беседы, похожей на допрос, надо срочно ломать. Для этого мне потребовались интонации психотерапевта:

— Вас волнует только это, Валентина Ивановна? Я готов ответить на любые вопросы, если вы их озвучите. Вообще, чтобы разобраться, нам не помешает откровенный разговор. Не должно остаться в стороне всё, что нас беспокоит и раздражает.

— Хм, — задумалась она.

Женщины слышат сердцем, это медицинский факт. Врать бесполезно, их не проведешь. И поэтому моя готовность к разговору была искренней. Одновременно с мягкими обтекающими фразами я нагнетал атмосферу тепла, доброжелательности и сочувствия. Дама взглянула удивленно, но я продолжил давление:

— От вас мне нечего скрывать. Поверьте, я полностью открыт для диалога. А вот вы как-то напряжены и хмуритесь. К сожалению, не все знают, что следствием постоянного напряжения мышц тела могут быть болезни. Достаточно походить двадцать минут с напряженными мышцами лба, как появляется головная боль.

— С утра башка гудит, — пожаловалась женщина, массируя виски.

— Беда в том, что многие руководящие товарищи привыкли ходить с кислым выражением лица. Отсюда повышенная утомляемость, хотя если прекратить морщить ум, все пройдет без всяких таблеток. Попробуйте, это не трудно.

При забалтывании собеседницы ничего нового делать не пришлось, подобная техника описана известным рэпером:

Я открыт для всех, но не делюсь планами,

Я не идеальный, но не на палеве.

Мои люди — корабли в дальнем плаванье,

Мои люди вокруг, они как будто атомы.

Напряжение спадало на глазах, и я добавил новое сообщение:

— Обещаю, что этот разговор останется между нами. Я готов сотрудничать, а также приложить все силы на этом пути. И пусть это накладывает и обязывает, но наша обязанность состоит в том, чтобы прояснить ситуацию. Надо закрыть все гештальты, не оставив ни одного темного места. Не так ли, Валентина Ивановна?

Глава 55

Глава пятьдесят пятая, в которой у самурая есть только путь, но нет цели

Дама не перебивала. Она смотрела глазами давно не доенной коровы. Судя по всему, этот корабль дальнего плавания плавно становился моим атомом. А я продолжал плести словесные кружева:

— Осмелюсь узнать, чего вы хотите на самом деле, Валентина Ивановна? Что является важным? Давайте поговорим об этом.

— Когда идет дождь, я не хочу идти на работу, — капризным тоном заявила она. — Хочу спать до обеда, а потом накатить рюмку водки. Холодненькой, из хрустального графина, да под грибочки… Скушать тарелочку борща, огненного, прямо с плиты, вприкуску с зеленым лучком и редиской. Потом достать из духовки пулярку, запеченную с черносливом, и накатить еще пару рюмок. А потом прилечь и выспаться, наконец.

Хм… Разговор у нас пошел, но куда-то не туда. Пришлось вносить коррективы:

— Отбросим лирику и перейдем к фабуле. Зачем вы сюда приехали, Валентина Ивановна?

— Разобраться.

— Давайте разберемся! — горячо поддержал я. — Мне нечего скрывать.

— А мне с утра было непонятно. Когда картина не складывается — значит, я чего-то не понимаю. А когда я чего-то не понимаю, я начинаю беситься. А когда я бешусь, я задираюсь.

В планы Антона драка не входила, поэтому он сделал шаг назад. А я ласково поинтересовался:

— И что вы хотите от меня? Давайте прямо, я готов.

— На днях ваш оркестр уедет в Германию, — сообщила женщина очевидное, — и как-то так вышло, что вы прошли мимо «выпускающей» комиссии обкома. На моей памяти такое в первый раз, поэтому удивилась. Полная ахинея… И сначала я решила, что ты блатной.

А вот теперь пошла вода горячая!

— И с чего это я блатной? — возмутился Антон.

Слава богу, сделал это мысленно, оратора перебивать не стоит.

— Сначала я решила, что ты блатной, но рассуждения в этой логике ошибочны. Они приводят к выводу, что вы все блатные, а так не бывает. Весь оркестр в полном составе? Нет, точно не бывает. Причем в старом составе, ведь двух новых девочек, навязанных парторгом, Москва не пропустила. Выходит, ваш отъезд запланировали еще зимой, сразу после визита немецкой делегации.

Я упорно молчал, не пытаясь оспорить список Шиндлера, поэтому монолог продолжился.

— Твой отец всю жизнь мотался по военным гарнизонам. Вышел в отставку три года назад, осел в нашем городе. И здесь он человек новый. То же самое касается твоей матери. А у тебя связей не может быть по причине юного возраста. Так мне казалось. Но когда мы копнули глубже, обнаружились интересные вещи.

— Ах вот как? — подумал я. — Ну-ка огласите весь список, пожалуйста.

— Еще в школьные годы ты дружил с Аленой Козловской. Причем так крепко, что дошло до поножовщины с соперником.

Мы с Антоном мысленно переглянулись. И в самом деле глубоко под нас копали!

А дама равномерно оглашала:

— Папа у Алены — полковник КГБ. Видимо, хорошо работает, раз в Москву забрали. Мама, известная певица Надежда Константиновна Козловская, организовала ваш оркестр, закупила на личные средства музыкальные инструменты и передала тебе. И с Аленой ты поддерживаешь тесные отношения до сих пор. Далее, ты в оркестре на короткой ноге с Анной Швец, мама которой педагог института, а папа — полковник Советской Армии. Наконец, ты живешь с Верой Радиной. Ее бабушка, Степанида Егоровна, известная личность, ветеран войны и депутат Верховного Совета… Ничего не путаю?

Мы с Антоном не возражали, и дама завершила спич:

— И все сообщают о тебе только хорошее. Ни одного негативного отзыва! О чем это говорит?

— О чем?

— Лихой казачок Бережной ко всем в доверие втерся! Трех кобылок объездил, причем одна уже беременная. И вот с таким послужным списком тебя выпускают за границу! Не спросив нашего мнения? И заодно с тобой выпускают студенток, которых опасно в институт пускать. Уверяю тебя, эта поездка за границу без последствий не обойдется!

— Каких последствий? — поинтересовался я.

— Любых! Даже самых печальных. Я не удивлюсь, если этот оркестр сразу разбежится по Германии, едва выйдя из самолета!

— Во как повернулось, — ошарашенно пробормотал Антон. — И почему она не писатель-фантаст?

— В жанре «романтическая фантастика»?

— Бери жоще. Здесь закручен явный гаремник с элементами ужасов.

— Да, брат, — согласился я. — Все проблемы из-за баб. Даже бабские проблемы, и те из-за баб. И не потому что дуры, а потому что бабы.

— За границу они собрались… — горько пождала губы дама. — Ага. Ты хоть знаешь, когда образовалась Федеративная Республика Германия?

— Откровенность за откровенность, — сказал я, пропуская контрольный вопрос мимо ушей. Ибо настало время заходить со своих козырей. — Это секрет, но вы имеете право знать. Дело в том, что студенческий оркестр музпеда опекает председатель КПК, член Политбюро Арвид Янович Пельше. Негласно, конечно.

— Да что ты говоришь, — засомневалась дама. — С какой стати?

— Дело в том, что пианистка Уля Тулаева — внучатая племянница Владимира Ильича Ленина.

— Чья племянница? — дама решительно открыла вторую бутылку боржоми, чтобы жахнуть два стакана подряд.

— Внучатая племянница вождя пролетариата, Владимира Ильича Ленина. И Арвид Янович, будучи соратником вождя, старую дружбу помнит.

Дама поперхнулась, закашлялась и вытаращила глаза:

— С чего ты это решил⁈ Она же калмычка!

— Вот именно, — с намеком прищурился я. — Калмычка. Информация, конечно, непроверенная, из области слухов. Только других объяснений у меня нет.

— Так-так… А ведь мы проверяли эту девочку. Несмотря на заслуженную бабушку, очень сомнительная девочка. Как-никак, дочь репрессированного отца. Но теперь картина проясняется… Выходит, ты и Улю Тулаеву чпокаешь?

Антон собрался что-то ответить, но я пресек:

— Молчи. О мертвых принято говорить или хорошо, или ничего, а о своих женщинах вообще не говорят.

— Да нет у меня никаких женщин!

— Неважно. Пусть думает, что хочет, оправдываться не стоит.

Вслух я сказал совершенно иное:

— Скажите, Валентина Ивановна, а какие последствия вызвало наше письмо?

— Самые серьезные, — кивнула она решительно. — Допущены ошибки, и виновные будут наказаны. Ненаказанных не будет. Из Москвы звонил товарищ Пуго, Борис Карлович. Он работает помощником товарища Пельше, а раньше возглавлял советский комсомол.

— Я знаю, — буркнул мне Антон. — И что, товарищ Пуго круче целого обкома партии?

— А вот скажи, бабушка Степанида круче твоей Веры?

— Ясен перец!

— А Пуго еще круче.

Словно убедившись, что Антон проникся, дама продолжила:

— Товарищ Пуго указал, что наш обком партии и райком комсомола не понимают политику партии и правительства по вопросу выезда евреев. А ведь закрытые разъяснения были направлены на места еще месяц назад.

— А они были направлены?

— К сожалению, ознакомились не все. А кто ознакомился, тот не проникся. Думаю, теперь у вас в институте будет новый парторг и новый комитет комсомола. А в обкоме партии будет новый секретарь по идеологии. Тебе по комсомольской линии влепят выговор…

— А мне-то за что? — вскинулся парень.

— Не волнуйся, найдем за что.

— А сестры Гольдберг?

— Сестер исключать не будем, но выговор они заработали — в общежитии нельзя распивать вино, это закон.

— Ну хоть так, — не стал спорить я, по-прежнему нагнетая теплую доброжелательную атмосферу. — Надеюсь, я вам помог осветить темные места, Валентина Ивановна?

— Да, спасибо, — кивнула она. — Остался один момент. Даже скорее просьба… Речь пойдет о Константине Сиротине. Это мой любимый племянник.

— Да, конечно. Чем могу?

— В эту поездку он не попадает, мне решительно отказали. Но на следующий учебный год варианты есть.

— Какие варианты? — живо заинтересовались мы с Антоном. — И вообще, о чем речь?

— На высоком уровне достигнута договоренность о культурном обмене. Не слышал?

— Так, краем уха, — честно признался я.

Этот вариант Антон не рассматривал. Он его отверг категорически, с самого начала. Жена, дети, огород, козы… Какая, нафиг, Германия на целый учебный год? Одной поездки будет достаточно.

Тем временем дама изложила суть:

— В сентябре немецкие скрипачки приедут заниматься к нам, ваш оркестр поедет в Дортмунд. Котик очень хочет в Германию…

— Постойте, — слегка опешил я. — Но он же учится в университете!

— Не вижу проблем, — отмахнулась дама. — Сдаст сессию и переведется в музпед, на барабанный факультет. Не забывай: мастера спорта и чемпионы в любом институте нарасхват! И ваш завкафедрой физкультуры Черныш такой переход горячо одобряет.

— Хм… Уже одобряет?

— Да, и обещал приложить все усилия. А вот ваш товарищ Иванов намеков не понимает! Я и так и этак, вчера уже прямо сказала, что буду очень благодарна. А он ни в какую! «Нет возможности», видите ли. Уперся, как баран на новые ворота.

— Хм, — продолжал я тупить.

— А ты ушлый парень, на короткой ноге с этой немецкой дирижершей, Марией Вагнер, по ресторанам с ней обедаешь. Замолвишь словечко, а?

Всё-то они знают…

— Вообще нет проблем, — без раздумий согласился я. — Ничего не обещаю, но при первой возможности поговорю. Разрешите идти?

Дама величаво махнула рукой:

— Иди. Думаю, не надо напоминать, что этот разговор должен остаться между нами?

— Так точно, — щелкнуть каблуками кроссовок не удалось, но я попробовал.

Между тем сила внушения падала. Ранее разглаженный на лбу дамы ум снова сморщился, а взгляд ее темнел на глазах, откатываясь к заводским настройкам.

— И не забудь, Бережной, в одиннадцать часов все музыканты должны быть в Малом зале, — твердо отчеканила она. — Обеспечь мне явку сто процентов, понятно? Свободен.

На эту тему у бравого солдата Швейка имеется замечательная присказка: «Maul halten und weiter dienen» (Держи язык за зубами и продолжай служить). Так что тебе, студент Бережной, ничего другого не остается: заткнись и служи.

Конец седьмой книги.

Май 2022 года.

Россия, Ростов-на-Дону.

Оглавление

Предисловие

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Глава 55