Радоваться жизни самой [Владарг Дельсат] (fb2) читать онлайн

Владарг Дельсат Радоваться жизни самой

Часть 1

Примечание к части

пилотно, так сказать, с вопросом, стоит ли продолжать тему…

С самого своего появления в этой семье мальчик стал проблемой. Ребенок второго года жизни, без документов, без свидетельства о рождении, без медицинской карты, без страховки, без… Рожденный от людей, один из которых по документам никогда не существовал, а вторая считается пропавшей без вести. Причем оба декларируются погибшими. Это была очень большая проблема, которая разрешилась сама собой — об этом просто забыли. Так же, как забыли постучать в дом той ноябрьской ночью, когда мальчик пролежал на холоде до утра. Конечно, развилась пневмония, но магия малыша боролась вместе с ним, поэтому не развился ни абсцесс, ни сепсис, ни плеврит… Всего-то только дыхательная недостаточность, потому что даже магия не всесильна.

С раннего детства мальчик боялся страшного чулана, в котором его запирали. Он не боялся темноты, но в чулане было темно и душно. Через несколько минут сидения в чулане он чувствовал, как становится трудно дышать, видел круги перед глазами, его сердце заходилось, пытаясь усиленным кровотоком напитать ткани кислородом. Но все было тщетно, поэтому, когда синего мальчика доставали из чулана, он был очень послушным, до паники боясь что-то сделать не так. Паника была еще одним врагом. Страшным врагом, который отнимал возможность взять себя в руки и дышать правильно.

У него не было страховки, поэтому мальчику оказывалась только экстренная помощь и все, а у дяди и тети не было на него денег. Он был лишним, всю жизнь, всегда лишним… Дома, в школе, на улице. Добрый парамедик как-то объяснил мальчику, что нужно держать себя в руках, дышать на три счета и не паниковать. А тетя и дядя знали, что чулан для мальчика гораздо страшнее ремня. И хотя его наказывали и дома, и в школе, но он не боялся этого. Страшнее всего для мальчика был чулан, как и любое замкнутое помещение. Паника приходила очень быстро, буквально наступая на него, и тогда…

Нельзя сказать, что тетя или дядя как-то особенно не любили этого мальчика по имени Гарри. Он им был безразличен, ведь у них был родной сын, а Гарри просто хотел жить. Жить, несмотря ни на что… Все происходившее с мальчиком вполне могло бы его сломать, если бы не дыхательная недостаточность, захлестывавшая его паникой. Поэтому он жил. Сильно утомлялся, когда бегал и учился, падал от усталости после наказаний, но жил. На что он надеялся, ради чего он жил?

Письма начали приходить внезапно, и одновременно с письмами случился первый обморок. Перед самым обмороком Гарри почувствовал, как его сердце забилось часто-часто, а потом выключили свет. Примечательно, что обморок мальчика никого не заинтересовал. Злой от количества писем Вернон просто сдвинул мальчика ногой, чтобы не наступить. Потом все закрутилось в невнятной карусели, и вместе с появлением большого косматого… существа, которого Гарри испугался, свет выключили еще раз.

Косая аллея подарила много эмоций, мальчик терял сознание семь раз. В магазине Олливандера, узнав о том, какая палочка ему досталась, мальчик убедился в своей ненормальности, ведь даже палочка у него такая же, как та, какой убили маму и папу. Сказка обернулась кошмаром. По какой-то причине мальчика в сознание сразу привести не удалось. Хагрид смотрел на неподвижное тело и не понимал, что он должен делать, зато это отлично понимал Гаррик Олливандер, отправив мальчика в Мунго. Пожилой целитель помахал палочкой и пожал плечами.

— Привели бы его десять лет назад — можно было вылечить, — сказал целитель. — А сейчас уже поздно.

Это «поздно» могло больно ударить кого-нибудь, кому мальчик был не безразличен, но… Таких рядом не наблюдалось. Поэтому он просто поблагодарил целителя, улыбнулся и отправился домой. В то место, где у него была хотя бы постель… Прогулка по Косой аллее внезапно зачеркнула понятие «будущее» для Гарри. Отныне он просто жил. Столько, сколько ему осталось, надеясь на то, что осталось немного.

В поезде он дышал. Медленно, спокойно, не вмешиваясь ни во что, не чувствуя ничего. Рыжий мальчик, набивавшийся в друзья, белый высокомерный мальчик… Они оба были важны кому-то, у них было ради кого и для кого жить. У Гарри таких людей не было, а поэтому не стоило дергаться, потому что всё скоро кончится все равно. Именно так мальчик воспринял «поздно» целителя.

Поэтому он просто дышал, тщательно контролируя дыхание, чтобы хоть чем-то заняться. Из всех объяснений Гарри понял, что Слизерин и Хаффлпафф находятся в подвале, и там будет трудно дышать. А умным мальчик себя не считал, этому, конечно, было объяснение. И даже вполне медицинское, но Гарри это объяснение не интересовало, ему уже было все равно. Красивый замок вызвал грустную улыбку, которую заметила кудрявая девочка, решив разобраться с этим чуть позже. Потому что сейчас же было распределение!

Распределение, всеобщее внимание… Тщательно дышащий мальчик удержался от обморока, отвлекшись от всего, но голос Шляпы его напугал. Каким-то чудом сдержав бегущее куда-то сердце, мальчик показал Шляпе, что вариантов у него нет. Головной убор согласился с Гарри.

— Гриффиндор! — выкрикнула Шляпа.

Мальчик сделал несколько шагов, усевшись рядом с кудрявой девочкой, которая совсем не возражала, а у Гарри просто не было выбора — в глазах уже все плыло. Мальчик сдерживал панику изо всех сил, но, видимо, не преуспел. Резко и остро заболела голова, это оказалось последней каплей — мальчик завалился на девочку, которая вначале возмутилась, резко оттолкнув Гарри, но потом…

* * *

Гермиона всегда считала себя любимым ребенком, она держалась за эту уверенность и убеждала себя изо всех сил, стараясь даже не думать о том, что простого «мы любим тебя» от родителей она не слышала почти никогда. Девочка была ошибкой, она знала, что ее родили только потому, что аборт делать было поздно. Это понимание ударило наотмашь. Даже оплеуха не вызвала бы такой реакции, такой боли, которую девочка несла с собой через годы.

От нее требовалось хорошо учиться. Гермиона училась, училась, чтобы родители похвалили, но им, кажется, было все равно. А ей так хотелось, чтобы ее любили, чтобы гордились, чтобы… Она из кожи вон лезла, она старалась, она терпела травлю в классе, панически боясь наказаний, потому что в их школе наказывали даже девочек. Официально это не разрешалось, но почему-то родители принимали это как должное. Лишь единожды пережив наказание в школе, которое почему-то довело ее до обморока, Гермиона больше никогда не нарушала правил, потому что само понятие «наказание» стало самым страшным для девочки. Она панически боялась любого наказания.

Когда пришла профессор МакГонагалл, Гермиона сначала даже не поняла, что случилось. Ее родители с радостью отпустили девочку с незнакомой теткой, а потом обрадовались тому, что ее не будет десять месяцев. Руки Гермионы опустились, она поняла, что ее не любят. Но тем не менее девочка старательно радовалась старинному замку, Шляпе и распределению. Услышав, что на факультете Гриффиндор можно найти друзей, Гермиона сделала самую большую ошибку в жизни.

Мальчик, который оказался Героем Магического Мира, казался очень грустным, поэтому Гермиона не возражала против того, чтобы он сел рядом. Быть может, он станет ее первым другом? Но тот вместо того, чтобы дружить, вдруг упал на нее. Возмущенная девочка оттолкнула мальчика, упавшего на пол, как кукла. Страшное понимание пронзило девочку, отчего даже захотелось в туалет. Она потрогала пульс и не нашла его, тогда девочка принялась делать сердечно-легочную реанимацию, как показывали на уроках, с трудом осознавая факт, что сердце ее друга остановилось.

* * *

— Помогите! Помогите! — кричала девочка, но профессора отреагировали не сразу, лишь увидев черную дымку развеявшегося крестража, директор Дамблдор наконец отреагировал, послав молнию в Гарри. Девочку отбросило от мальчика, выключая сознание.

Когда свет снова включили, Гарри огляделся. Он лежал явно в больнице, на рядом стоящей кровати лежала та самая кудрявая девочка. Почему-то мальчик чувствовал сильную слабость, он не мог даже позвать на помощь, поэтому Гарри просто закрыл глаза.

— Мистер Поттер, — услышал мальчик. Открыв глаза, Гарри увидел суровую женщину, которая наверняка хотела наказать его, впрочем, ему было безразлично. — Мистер Поттер, как часто вы теряете сознание?

— Не знаю, — тихо проговорил мальчик, чтобы не злить эту женщину еще сильнее.

— Это был ваш первый раз? — поинтересовалась та же женщина.

— Не знаю, — повторил Гарри, действительно не понимая, какого ответа от него хотят. Было очень страшно, особенно пугало то, что руки и ноги не двигались. Если его парализовало, то это конец — ему предстоят месяцы медленного умирания, если будет хоспис, и максимум неделя, если нет.

Поняв, что терять уже нечего, мальчик заплакал. Слезы побежали из глаз, когда Гарри осознал, что жизнь кончилась и больше ничего не будет, кроме белого потолка. Свет снова выключили.

Так и не поняв, что происходит с мальчиком, мадам Помфри оставила его в покое, даже не выведя из очередного обморока. Наблюдавшая за этим всем очнувшаяся девочка поняла, что здесь на них всем наплевать. Раз с Героем так обращаются, остальных могут просто прикопать. Понимать это было страшно.

Паника затопила девочку, понявшую, что в закрытой школе с ней могут сделать что угодно и никто не заступится, потому что всем на них наплевать, а ведь здесь есть старшие мальчики, другие факультеты, тот, что назвал ее «грязнокровкой» в поезде, вряд ли же он один здесь. Гермиона все накручивала себя, пока не потеряла сознание от ужаса.

Часть 2

Примечание к части

пилотно, так сказать, с вопросом, стоит ли продолжать тему…

Гермиону просто выгнали из Больничного крыла. Когда она заикнулась о том, чтобы подождать мальчика, ей пригрозили наказанием, отчего девочка со всех ног припустила куда-то. Очутившись где-то, девочка начала растерянно оглядываться, ища, где может быть башня Гриффиндора, но вокруг никого не было, и от этого становилось очень страшно. Гермиона ощутила себя одинокой, как будто нет никого в целом мире. Она думала, что будет теперь вечно блуждать в этом замке… Паника захлестнула девочку.

— Что вы здесь делаете, мисс? — фраза, произнесенная холодным голосом, была последним, что услышала Гермиона. Очнулась она опять в Больничном крыле.

Рядом с кроватью стоял страшный человек, мужчина, весь в черном. Он будто излучал холод и презрение, отчего девочку снова захлестнула паника. Ей хотелось завизжать от ужаса, но почему-то она это не могла сделать, ее руки и ноги как будто исчезли, отказываясь уносить хозяйку от этого ужаса. А ужас медленно, неотвратимо наклонялся к ней, чтобы заглянуть в глаза. Свет снова выключили.

Когда Гарри очнулся, в больнице был кто-то еще. Этот кто-то походил на Смерть, как его изображали на картинках. Высокий худой мужчина, весь в черном. Гарри понял, что настало его время, и обрадовался. Смерть наклонился к мальчику, заглядывая в глаза, но Гарри почему-то не умер, вместо этого перед глазами встал чулан, школа, Дурсли и…

Северус Снейп был в некотором недоумении. Магглокровная девочка испугалась его в коридоре до обморока, прочитать ее не вышло — все вышибала паника. Паника у девочки была настолько сильной, что Северус просто ничего не увидел. Сын Лили же принял его за Смерть и… Он обрадовался! Не понимать профессор Снейп не любил, но Поттер не выглядел мальчиком, выросшим на всем готовом, скорее, он выглядел ребенком, до которого никому нет дела.

Очнувшуюся Гермиону отвели в башню факультета почти за руку. Это была какая-то старшекурсница, которая была недовольна необходимостью куда-то вести девочку. Глаза старшекурсницы обещали месть, отчего Гермионе захотелось спрятаться. Куда-нибудь очень глубоко спрятаться, и чтобы ее никогда не нашли. Все вокруг было страшным, сказка превратилась в непрекращающийся ужас.

— Мисс Грейнджер, вы пропустили занятия, — раздался сухой голос декана, как знала уже девочка. — Если это повторится, вы будете наказаны.

— Но я же… я… — попыталась оправдаться девочка.

— Меня не интересуют ваши оправдания! — сообщила ей Минерва МакГонагалл. — Я вас не задерживаю.

Это было нечестно, несправедливо и откровенно подло, отчего перед глазами все поплыло. Гермиона сделала несколько неверных шагов по направлению к какой-то двери. Она не понимала, куда идет, в ее ушах звучало «будете наказаны» и «не интересуют оправдания». Все остальные звуки исчезли, все исчезло, будто пропал весь мир. Староста девочек увидела бредущую бледную первокурсницу и успела подхватить ее до того, как та упала.

Мир Гермионы погас. С этого момента она уже не верила в справедливость, а веру во взрослых только что разрушила Минерва МакГонагалл. Когда девочка очнулась, она ощутила себя в тюрьме, где она совершенно беззащитна — бесправное существо, которое кто угодно может избить, а то и…

Скорее всего, именно тот факт, что Гермиона имела развитый мозг, позволил ей сохранить разум на этом этапе, но… разве могло такое состояние продлиться долго? Девочка понимала, что у магов и наказания, скорее всего, магические, поэтому ни в коем случае нельзя нарываться на эти наказания. Хотя, судя по профессору МакГонагалл, если той захочется…

* * *

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, увидев, как мальчика покидает крестраж, понял, что тот умер и девочка суетится не зря, поэтому, припомнив, что делали магглы в таком случае, послал в Гарри молнию, не заботясь о сохранности грязнокровки. Сердце мальчика снова забилось, но как сосуд он был теперь бесполезен, поэтому следовало переключиться на другого Избранного.

Планируя, Дамблдор всегда имел запасной план, и вот настал момент, когда следовало перейти на него. Решив, что займется этим на рождественских каникулах, Дамблдор успокоился. Не успокоился Квирелл, также понявший, что означала черная дымка вокруг головы мальчика. Волдеморт, деливший с ним тело, задумался, так как не понимал, что происходит.

Северус Снейп пребывал в раздумьях: паника девочки, желание смерти мальчика — все это не укладывалось в его голове. Дети так не смотрят, дети так не думают, особенно дети, которые живут в счастье и достатке.

* * *

Гарри очнулся, а очнувшись, понял, что шевелиться все-таки может. Слабость была, конечно, серьезной, но шевелиться он мог, поэтому обрадовался. Жаль, конечно, что Смерть его не забрал, однако мальчик отвык ждать от жизни чего-то хорошего, поэтому просто смирился.

— Мистер Поттер, вы свободны, в гостиную вас проводят, — раздался равнодушный голос странной женщины.

— Благодарю вас, — произнес мальчик, осознавая, что находится в полной власти женщины, и желая покинуть это место как можно скорее.

Равнодушие в голосе женщины ничуть не удивило Гарри, ведь подобное отношение было обычным для него. Переодевшись, мальчик выскочил за дверь, чтобы увидеть очень недовольного высокого рыжего юношу из старших. Тот сверлил взглядом мальчика, будто желая ударить, но почему-то сдержался.

Стараясь поспевать за старшим мальчиком, Гарри чувствовал, что ему не хватает воздуха, но даже не попытался притормозить его. Когда они поднялись по лестнице, Гарри уже ничего не видел, перед глазами была ночь. Он сделал несколько неверных шагов куда-то, чувствуя, как сердце заходится, оно будто билось где-то в горле.

Староста девочек, только что уложившая в кровать бледнющую девочку-первокурсницу, спускалась в гостиную, когда туда как раз вошел Гарри Поттер, Избранный, который был в таком же состоянии, что и девочка, если не хуже. Мальчик явно не видел, куда идет, его распахнутые зеленые глаза были неподвижны, а зрачки занимали почти всю радужку. Староста девочек едва успела подхватить падающее тело Героя Магического Мира.

— Персиваль Уизли! — закричала она. — Ты что сделал?

— Некогда мне, — бросил тот, покидая гостиную, а староста девочек, тяжело вздохнув, понесла тело в спальню. Она совершенно не понимала, что происходит, но чувствовала, что скоро у них будет два трупа.

Очнувшись, Гарри понял, что с ним что-то происходит — слишком часто выключался свет. Впрочем, это его не взволновало. Его волновало то, что дышать стало труднее, он стал быстрее утомляться, отчего было тревожно, но не сильно. Вспомнив, что Дурсли говорили о тюрьме, где ему самое место, Гарри понял наконец, куда попал. Все совпадало — равнодушие персонала, общие камеры, бессмысленность существования.

Поняв это, мальчик успокоился. Раз это тюрьма, то и не стоит ожидать чего-то хорошего, так как он ребенок, то придется учиться, переживать наказания и дышать. Просто дышать, чтобы жить. Зачем ему нужно жить, Гарри не задумывался, просто нужно и все. Придя в себя, мальчик умылся и спустился в гостиную, хотелось есть. Где здесь едят, Гарри не знал, впрочем, можно же спросить?

— Простите, — спросил он рыжего мальчика. — А где здесь едят?

Рыжий мальчик подробно объяснил мальчику, где находится столовая, но, по-видимому, Гарри что-то перепутал, потому что пришел в подземелье. Вокруг не было ни души, поэтому мальчик постучал в первую попавшуюся дверь, которая медленно открылась. В этот миг мальчик почувствовал нотки зарождающейся паники и начал дышать, как его учили. Этот процесс полностью захватил Гарри, поэтому он не сразу увидел господина Смерть.

— Простите, господин Смерть, — тихо сказал Гарри. — Я не хотел вас побеспокоить, не подскажете, где здесь столовая?

— Мистер Поттер, меня зовут профессор Снейп, — ответил господин Смерть. — Для того, чтобы поесть, вам нужно попасть в Большой зал, пойдемте, я провожу вас.

Господин Смерть, который здесь звался иначе, сначала взял довольно высокий темп движения, так что через несколько минут мальчик тихо всхлипнул, пытаясь откусить еще немного воздуха. Услышав этот странный звук, Сме… профессор Снейп резко остановился, немедленно повернувшись. Он уже хотел отчитать мальчишку, но… Снежно-белый мальчик держался за стену и судорожно пытался вдохнуть, глядя на него глазами, полными ужаса.

Короткое заклинание помогло мальчику вдохнуть, но Северусу совсем не понравилось то, что он видел. Почему в Больничном крыле не помогли Поттеру? Что вообще происходит в этом замке?

* * *

Когда Гермиона очнулась, ей захотелось кушать. Выходить из спальни было страшно, но кушать хотелось все сильнее. Вспомнив девушку, что помогла ей, Гермиона подошла к старосте девочек с надеждой на то, что та такая же заключенная, а не надзирательница.

— Простите, — сказала девочка. — А где здесь можно покушать?

— Через десять минут я вас всех отведу, — произнесла девушка и спросила: — С тобой все в порядке?

— Да, — кивнула Гермиона, искренне на это надеясь. — А можно спросить?

— Спрашивай, — улыбнулась староста.

— А наказания здесь какие? — тихо спросила девочка.

— Или баллы снимут, или к Филчу пошлют, — погладила ее девушка по голове. Это было так необычно и незнакомо, что Гермиона потянулась за рукой, заставив старосту замереть.

Часть 3

Господин Смерть, то есть профессор Снейп довел мальчика до самого стола факультета, опять испугав нечесаную девочку, посмотревшую на него с почти животным ужасом, и двинулся в сторону стола своего факультета, пребывая в глубокой задумчивости, а Гермиона взяла дрожащими руками вилку.

— Не надо его бояться, — тихо сказал ей Гарри. — Он же Смерть, просто так не обидит.

— Не накажет? — Гермиона подняла на мальчика глаза, полные слез.

— Не знаю, — пожал плечами мальчик, спокойно посмотрев на девочку. — Но если хочешь, я скажу, что пусть лучше меня наказывает.

— Но так нечестно… — прошептала девочка, поражаясь такому предложению.

— В тюрьме ничего честного не бывает, — ответил мальчик, погладив ее дрожащую руку. — Кушай давай, а то отберут.

— Ка-ак отберут? — удивилась Гермиона, пораженная жестом нового друга.

— Время закончится и все исчезнет, — вздохнул Гарри, объясняя обычные вещи. — Кушай, тебе надо кушать.

От такой длинной фразы мальчик задохнулся на мгновение, но потом быстро восстановил дыхание, а девочка решила послушаться, потому что Гарри был спокойным, а значит, точно знал, как правильно. Быть наказанной не хотелось, а в то, что профессор МакГонагалл способна придраться к чему угодно, Гермиона уже верила. Что такое «снять баллы», она не поняла, но вот «к мистеру Филчу» могло означать только одно, потому что… Ну… Понятно, что это означает.

После еды нужно было переписать лекции, которые она пропустила, и сделать домашнее задание. Как это сделать, Гермиона не знала, поэтому спросила Гарри, сразу же кивнувшего. Он запомнил некоторых сокурсников, поэтому подошел к одной из девочек с этой просьбой сразу же, как только они вернулись в гостиную. Подъем по лестнице стал настоящим испытанием, но Гарри справился. Он уже понял, что никто не поможет, а у него Гермиона, выглядящая такой испуганной. Девочка, сама того не понимая, дала мальчику маленькую зацепку на этом свете. Именно возможность позаботиться о ней, взять на себя ее наказание, сделать то, что она просит… Именно это дало хоть какой-то смысл жить. Впрочем, девочка сама не поняла, что сделала.

Гермиона переписывала лекцию, не понимая ничего из того, что пишет. Но важным было именно то, что она перепишет и запомнит эту лекцию наизусть. Тогда ее, может быть, не накажут. От этой мысли почему-то закружилась голова, но девочка взяла себя в руки и продолжила писать, несмотря на головокружение, а мальчик сидел рядом и дышал. Староста девочек сидела на диване, с ужасом глядя на бледных первачков, одна из которых переписывала никому не нужную лекцию, а второй просто дышал. Видно было, что ему тяжело дышится, но почему это так, девушка не понимала.

Они же были в Больничном крыле, что же с ними там сделали? Что? Вот что никак не могла понять староста. Союзников у нее на факультете не было, а писать домой девушка просто опасалась, хотя и понимала, что, скорее всего, эти мальки не доживут до конца года. Но это Хогвартс, здесь помощи ждать неоткуда. За пять лет учебы староста поняла это очень хорошо.

Рональд Уизли получил указание заняться Лонгботтомом, потому что Героя скоро переназначат. Мама очень хорошо знала, как правильно, поэтому Рон отстал от парочки первокурсников, на которых смотреть иногда было страшно даже ему.

— Я дописала, — сообщила Гермиона. — Ты как?

— Все хорошо, — как мог тепло сообщил Гарри девочке. — У нас завтра урок с господином Смерть, которого зовут профессор Снейп. Ты, главное, сиди тихо-тихо, чтобы не привлечь его внимания, хорошо?

— Хорошо, а почему? — удивилась девочка, глядя мальчику в глаза.

— Потому что здесь нельзя, как в обычной школе, — объяснил Гарри. — Мне дядя рассказывал, в тюрьме нельзя, чтобы на тебя внимание обращали, а то накажут.

— За что? — поразилась Гермиона, преисполняясь благодарности к этому мальчику.

— Просто так, — пожал плечами Гарри. — Им нравится, когда кричат и плачут.

В голове мальчика причудливо сплелись рассказы о порядках в тюрьме и документальные фильмы о немецких концентрационных лагерях, полные воспоминаний узников.

* * *

Фраза Гарри о том, что «им нравится, когда кричат и плачут», полностью объяснила поведение профессора МакГонагалл. Теперь Гермионе было все понятно, так же, как и то, что наказания избежать не удастся. Нужно действительно сидеть тихо-тихо и молиться, чтобы не заметили, не обратили внимания, а если и спросили, то сразу же забыли. Решив с утра расспросить Гарри, Гермиона отправилась спать.

Ночь Гарри была сложной. Несмотря на то, что спальня находилась в башне, воздух был спертым, поэтому к утру дышать стало совсем сложно. Мальчик не плакал, хотя иногда хотелось, но он знал, что слезы всегда делают только хуже. Они делают хуже, когда наказывают, они делают хуже, когда нечем дышать, они делают хуже, когда остаешься наедине с собой. Поэтому он не плакал. Будь у него мама или папа, может быть, Гарри и научился бы плакать, но он никому не нужный сирота. Это не хорошо и не плохо, это просто так, и этого не изменить.

Утром мальчик с трудом поднялся. Почему-то вставать было очень сложно, голова кружилась, а по телу разливалась слабость. Но Гарри взял себя в руки, хоть и чуть не потерял сознание в душе. Наступал новый день, который будет не менее сложным, чем вчерашний. Еще надо будет защитить Гермиону от наказания. В то, что девочку попытаются подставить под наказание, мальчик верил, потому что знал, что таким, как профессора в этой школе, намного приятнее мучить девочек. Об этом по телевизору говорили.

Одевшись, он вышел в гостиную, увидев там Гермиону. Девочка читала книгу, вздрагивая, когда кто-то проходил рядом. Гарри подошел к девочке, поздоровавшись.

— Ну что, пойдем на завтрак? — спросил мальчик Гермиону, которая подняла на него красные от слез глаза. — Ты зачем плакала? Это бесполезно.

— Я знаю, — кивнула девочка. — Но просто нахлынуло все как-то. Девочка я…

— Здесь мы не дети, — вздохнул Гарри, вспоминая слово, которое говорили по телевизору. — Мы узники, странно даже, что в полосатые робы не переодели.

— Может, они играют в демократию? — Гермиона слышала что-то подобное по телевизору, но не помнила, в связи с чем.

— Наверное, — кивнул мальчик, погладив девочку по плечу. — Пойдем?

— Пойдем, — несмело улыбнулась она.

* * *

Завтрак прошел как обычно, разве что Гарри почувствовал головокружение, но справился. Ему надо было быть внимательным, чтобы Гермиона случайно не подставилась, ведь она так боится наказания. Значит, наказания в этой школе действительно очень страшные, раз вызывают панику. Гарри не задумывался о том, что это может быть; он просто наблюдал за профессорами и Гермионой, чтобы успеть в нужный момент. Почему-то мальчику было наплевать, что случится с ним в результате такого наказания. Важной вдруг стала Гермиона. Хотя она и не понимала этого.

По дороге в подземелья Гарри изо всех сил пытался сдержать рвущуюся из него панику, что ему вполне удавалось, а вот Гермиона мелко дрожала, поэтому Гарри остановил ее и объяснил:

— Нельзя показывать свой страх никому, этим ты привлекаешь внимание, — тихо сказал он девочке на ухо, на что та вдохнула-выдохнула и перестала дрожать, хотя взгляд был по-прежнему испуганным.

— Спасибо, — запнувшись, прошептала девочка, опершись о руку мальчика, который ей очень помог, ведь если бы не он, ее могли бы заметить, и тогда… Едва сдержавшись, чтобы снова не задрожать, девочка благодарно кивнула и пошла дальше на подгибающихся от страха ногах.

Гарри шел рядом с ней, иногда чуть притормаживая, чтобы вдохнуть. Дышать становилось все тяжелее. Из глубины сознания поднималась паника, но мальчик давил ее всеми силами, давил, полностью сосредоточившись на этом. Его даже бросило в пот на лестнице, но Гарри держался.

Они почти дошли до кабинета, когда Гарри увидел его. Судя по тому, как вел себя этот мальчик, как крутились вокруг него двое прихлебателей, Гарри понял — это провокатор. Такие мальчики были и в обычной школе, они должны были оскорблять, обижать, стремиться сделать все, чтобы другой ему ответил, тот, на кого нацелили провокатора, чтобы подставить под наказание. Проследив за взглядом провокатора, Гарри остановился и резко повернул к себе Гермиону, он должен был успеть.

— Белобрысый — провокатор, — прошептал мальчик, глядя девочке в глаза и видя в них понимание. — Судя по всему, его зарядили на тебя или на меня, поэтому надо молчать, что бы он ни сказал, сможешь?

— Смогу, — кивнула девочка, слабо улыбнувшись. Гарри опять спасал ее от тех, кому нравятся детские слезы.

— Если нет, скажи, я подставлюсь, — спокойно заявил Гарри.

— Я смогу, — прошептала девочка, коротко обнимая его за плечи. — Спасибо.

Часть 4

Стоило приблизиться к провокатору, которого было не обойти, как тот сам двинулся навстречу. Гарри сразу же сделал шаг вперед, сбивая белобрысому цель, заодно чтобы оказаться между ним и Гермионой. Провокатор остановился, не понимая, что происходит. Видимо, не видя испуганные глаза девочки, он не мог правильно себя настроить, но вот белобрысый справился с задачей.

— Грязнокровкам в Хогвартсе не место, — манерно растягивая гласные, произнес провокатор и замер, явно ожидая ответной реплики, однако и Гарри, и Гермиона молчали. — Вас нужно гнать отсюда поганой метлой, а лучше вообще уничтожить, — продолжил заготовленную речь белобрысый.

Гермиона отметила, что, если бы не предупреждение Гарри, она бы могла не сдержаться и что-то ляпнуть, навлекая на себя наказание, а мальчик, закрывавший девочку сейчас своим телом, наблюдал, как из глубины класса медленно и страшно надвигается господин Смерть. Сердце сделало кульбит и задергалось где-то под подбородком, но Гарри продолжал мерно дышать, держа себя под жестким контролем. Сейчас было нельзя, нельзя давать свету выключиться, ведь за ним беззащитная девочка. А господин Смерть был уже совсем рядом.

— Если мистер Малфой закончил свою глубокомысленную речь, — едко заявил господин Сме… профессор Снейп, — то можете заходить в класс.

Белобрысый явно испугался, это было странно, провокаторы всегда действуют вблизи тех, кто их послал. Этому-то чего бояться? Может быть, ему грозит наказание за то, что не справился? Гарри тяжело вздохнул, сердце все не успокаивалось. Оказавшись с Гермионой на первой парте, мальчик подготовился к уроку, пожав по дороге ледяную руку девочки, на что та благодарно кивнула. Это испытание они прошли.

Теперь, скорее всего, кого-нибудь размажут вопросами, потому что все знать невозможно, и прилюдно накажут, чтобы неповадно было. С этим ничего сделать было нельзя, что понимала и тихо молящаяся сейчас девочка. Если жертвой станет она, то… Господи, спаси и сохрани… А Гарри надеялся на то, что жертвой станет он. В конце концов наказанием меньше, наказанием больше…

Северус Снейп смотрел на этих двоих, бледных до синевы первокурсников. Поттер, весь сосредоточившийся на дыхании, держащий себя в руках из последних сил, но при этом желающий защитить девочку. Защитить от него, Северуса, как и он когда-то хотел защитить Лили. И девочка, молящая маггловского Бога о том, чтобы… Что?! Северус вывалился из мыслей девочки, с неверием глядя на нее. Неужели Минерва практикует физические наказания? Иначе откуда такой ужас в мыслях ребенка?

«Нет, дети», — подумал Северус, выбирая себе совсем другую цель. Поттер был Поттером только по фамилии, в нем не было ничего от Джеймса, совсем ничего. Северус не смог себя заставить размазать мальчишку, как того хотел Дамблдор.

«Может быть я и плохой человек, Лили, но после такого я на себя даже в зеркало смотреть не смогу», — подумал нестарый еще зельевар, полностью переключаясь на Уизли.

Гарри удивился, когда господин Смерть как-то очень печально посмотрел на него и принялся смешивать с землей кого-то другого. А Гермиона в этот момент поверила в то, что Бог есть. Всей душой поверила, потому что он спас ее от наказания, как верила девочка. А еще ее спас Гарри, потому что если бы не он, то белобрысому провокатору точно удалось бы. И тогда…

Но они справились, теперь нужно было приготовить зелье, но ни Гарри, ни Гермиона не могли распознать ингредиентов. Впрочем, взглянув на поднос, мальчик понял, ингредиенты для них уже приготовлены, и теперь нужно их взять, чтобы приготовить их первое в жизни зелье. Здесь, скорее всего, есть какая-то «засада», поэтому нужно очень внимательно смотреть за тем, что будет. Сердце настойчиво долбилось в горло, дышать было трудно, Гарри держался. Он сам не понимал, как ему удается не упасть, но он отчаянно держался, чтобы не оставить девочку одну, ведь здесь есть те, которым нравится, когда кричат и плачут.

Мальчик сам не понял, как обрел цель в жизни. Цель, которая могла сохранить ему жизнь, а могла и укоротить.

* * *

Казалось, зельеварение закончится без происшествий, но у Лонгботтома взорвался котел, обжигая мальчика, за что с него были сняты эти загадочные баллы. Гермиона понимала теперь, почему профессор МакГонагалл пригрозила ей наказанием, наверное, женщина не хотела наказывать сразу, а желала, чтобы девочка помучилась. Гермиона знала таких… Которые предупреждали, а потом… Таким был папа, который мог предупредить утром о том, что вечером… В школе было страшно! Если бы не Гарри…

Они шли на следующий урок, когда Гарри внезапно прижался к стене, дыша, как собачка. Но из глубины коридора надвинулся черный ужас, и мальчик снова задышал нормально, через минуту повернувшись в сторону ужаса, низко поклонился. Девочка решила, что Гарри знает лучше, и присела в книксене, как учили на уроке бальных танцев. Получалось, что ужас, которого Гарри зовет Смертью, помогает?

А Северус Снейп, которого сын Лили называл Смертью, отправился на короткое совещание к Дамблдору, на котором не удержался, ехидно выдав старой кошке:

— Хочу напомнить, Минерва, что в Хогвартсе телесные наказания запрещены, а наказания девочек — во всей Великобритании.

— Что вы имеете в виду? — удивилась профессор МакГонагалл.

— Вы знаете что, — зельевар посмотрел на Минерву с брезгливостью. — Иначе почему вас до обморока боятся дети?

— Минерва, что это значит? — Дамблдору совсем не понравилось то, что он услышал. Это могло иметь совсем нехорошие последствия для него лично, что сейчас было совсем не вовремя.

Впрочем, ни Гарри, ни Гермиона всего этого не знали. Они шли на следующий урок — урок трансфигурации, который вела самая страшная женщина во всем Хогвартсе. По крайней мере, для Гермионы это было именно так. Гарри старался успокоить девочку, но он и сам понимал, что защитить ее от профессоров не сможет, разве что договориться с экзекутором, но, судя по всему, эта женщина любит получать удовольствие, а с ней не договоришься.

Чем ближе был кабинет, тем бо́льшая паника охватывала Гермиону. Девочку била крупная дрожь, и она ничего не могла с собой поделать. Пользуясь школьным правилом «на первой парте менее заметно», Гермиона и Гарри уселись за первой партой. Мальчик держал себя в руках, балансируя на очень тонкой грани, а девочка молилась чуть ли не в голос, она была согласна на что угодно, лишь бы профессор МакГонагалл не обратила на нее свое внимание. А профессор, в виде кошки сейчас сидящая на столе, о чем многие знали, потому что это был второй урок, была в совершеннейшем недоумении. Она слышала, как девочка торопливо молилась даже не Мерлину, а маггловскому Богу, чтобы тот защитил эту девочку от нее, профессора. Неужели девочка настолько испугалась? «Но этого не может быть», — подумала профессор, со звонком превращаясь в человека.

Когда взгляд профессора остановился на ней, Гермиона вскрикнула, отправляясь в обморок, а Гарри не удержал себя под контролем, и свет наконец выключился. Для Минервы ситуация, когда от ее взгляда падают в обморок, оказалась чем-то новым. Попробовав поднять детей Энервейтом, МакГонагалл успеха не добилась и вызвала старосту Патронусом. Пока староста шла, Минерва МакГонагалл читала лекцию, а на полу лежали двое детей без сознания.

* * *

Очнувшаяся среди белого, уже знакомого Больничного крыла, Гермиона впала в панику, ведь она упала в обморок на уроке и теперь ее за это точно накажут. Дверь открылась, и вошла… Профессор МакГонагалл вместе с еще одной женщиной, в руке которой было что-то… Воображение сразу же дорисовало орудие наказания, заставив девочку задрожать.

— Мисс Грейнджер, — строго начала профессор, но закончить не успела — девочка упала в обморок.

— Минерва! — воскликнула мадам Помфри. — Ты умудрилась запугать грязнокровку до обморока, поделись, как тебе это удалось?

— Поппи, я не понимаю, — растеряно произнесла Минерва МакГонагалл, с такой реакцией она встречалась впервые.

— Не наказывайте ее, — донесся с соседней кровати задыхающийся мальчишеский голос. — Лучше накажите меня… Вместо нее… Или вам… Нужны именно… Девочки?

— Минерва? — с угрозой в голосе поинтересовалась мадам Помфри.

— Мне не нужны девочки! — взвизгнула профессор МакГонагалл, шокированная таким предположением.

— Тогда… — мальчик явно собирался с силами. — Тогда накажите меня, если вам все равно кого.

Мадам Помфри шокировано замерла, понимая, что имеет в виду мальчик, после чего медленно повернулась к профессору. Физических наказаний в Хогвартсе не было уже очень давно, но мальчик хочет взять на себя наказание девочки, явно будучи уверенным в том, каким оно будет. Минерва МакГонагалл явно не поняла, что имеет в виду мальчик, поэтому даже не отреагировала на взгляд Поппи. Именно это и убедило мадам Помфри в том, что мальчик знает, что говорит. Происходящее в школе вышло за рамки понимания медиведьмы.

С трудом приведя Гермиону в себя и споив ей зелье, что позволило девочке уснуть, мадам Помфри повернулась к Гарри Поттеру. Что с ним происходит, не давала понять квалификация медиведьмы, но против Мунго категорически возражал Альбус. Как опекун мальчика, он имел на это право. Медиведьме оставалось только пожать плечами.

Часть 5

Снова оказавшись в гостиной, Гермиона утащила Гарри в угол. Ей было просто страшно оставаться одной, а мальчик уже доказал, на что он готов ради нее. Да и сам он был явно в том же положении, разве что наказания не боялся, хотя, может быть, ему было все равно, будет ли он жить? Гермиона устала бояться…

— Иногда я думаю, что они все просто играют в игру… Нами, — тихо сказала девочка, приобняв вздрогнувшего мальчика.

— Да, это возможно, — вздохнул Гарри. — Это бы многое объяснило. А когда наиграются, то…

— Я знаю, что не переживу наказание, — призналась Гермиона. — Я и в школе-то… А здесь должно быть намного больнее и страшнее, волшебники же.

— Думаешь? — заинтересовался мальчик. — Тогда… Тогда это действительно игра, а мы с тобой обречены, ведь такое внимание только нам двоим.

— А я и не заметила, — проговорила девочка, которой вдруг захотелось положить голову на плечо Гарри. — А ведь действительно…. Интересно, как мы узнаем, что они наигрались? Узнаем ли?

— Скорей всего, объявят что-то вроде того, что Гарри Поттер — фальшивый избранный, и нас с тобой… — Гарри вздохнул. — Как мусор на мусорке сжигают, видела?

— Нет… — прошептала Гермиона, неожиданно прижимаясь к мальчику, будто ища защиты. — Не хочу…

— Я даже не знаю, как тебя защитить, — вздохнул мальчик. — Может быть, спросить господина Смерть?

— А разве он ответит? — спросила девочка. — Если ответит, то тогда конечно…

Этот разговор Северус Снейп увидел в памяти детей, еще подумав: «какие глупости», но стоило Дамблдору заговорить о смене Избранного, как этот детский разговор встал перед глазами зельевара. Получалось, что дети правы… Но разве такое возможно? Дамблдор не мог… Или мог?

Урок чар, несмотря ни на что, был позитивным. Филиус Флитвик, конечно, заметил настрой и состояние двоих детей, но сразу же решил, что это проблема Минервы и Альбуса, а он в это лезть не хочет. Так же или почти так же подумала и Помона Спраут, которая была, конечно, доброй, но только к своим, остальные ее не интересовали.

— Мисс Грейнджер! — зло выговорила мадам Спраут оступившейся девочке. — Смотрите, где топчетесь, минус…

— Нет! — воскликнул Гарри, вставая перед Гермионой, у которой уже похолодели руки и ноги в ожидании неминуемого приговора. — Она не виновата, это я ее случайно толкнул!

— Да? — удивилась мадам Спраут. — Хорошо, минус пять баллов с Гриффиндора, мистер Поттер.

Гермиона застыла, пытаясь осознать случившееся. Мальчик только что соврал профессору, защищая ее, взял на себя ее наказание, каким бы оно ни было, но он сделал это, не задумываясь. После урока Гермиона сбивчиво благодарила Гарри, обнимая и заливая слезами. За нее впервые на ее памяти так заступались, беря на себя самое страшное…

Гарри особо не интересовало, каким будет его наказание. Пока он считается местным «избранным», до смерти не забьют, а все остальное можно выдержать, вот когда наиграются… Впрочем, тогда у него и не будет больше ничего, как и у Гермионы. Страшная тюрьма, из которой нет выхода. Страшные взрослые, которым нравится приносить боль. Страшная сказка, очень… И дышать все тяжелее. И свет выключают…

— Надо как-то узнать, как тебя защитить, — сказал мальчик Гермионе. — Чтобы ты могла жить, когда меня…

— Знаешь, я не хочу жить, если тебя… — призналась девочка. — Мне просто незачем будет жить.

* * *

Понимание было неожиданным. Девочка вдруг поняла, что у нее нет смысла жить, если рядом нет Гарри. Внезапно он, защищая ее от всего, стал очень важным. Точнее, жизнь утратила краски, но пока был он… Впрочем, если она права, то они умрут вместе. Наверное, это хорошо. А пока шли другие уроки, медленно приближался урок полетов. Урок, которого она желала и которого боялась.

— Не поддавайся на провокации, — настраивал ее Гарри. — Они будут обязательно. И не взлетай высоко, сверху падать больно.

— Я сделаю, как ты скажешь, — улыбнулась Гермиона. — Мы не дадим им этого шанса, да?

— Да, — неумело улыбнулся ей Гарри в ответ. Он как будто не умел улыбаться, поэтому улыбка получилась кривоватой, но девочка поняла. Ей все чаще хотелось обнимать Гарри, хотя она себя совсем не понимала, но в условиях постоянного страха… До сих пор им удавалось проскакивать мимо наказания, ну, кроме тех баллов на Гербологии, но староста сказала, что это слишком мало для карательных мер, и Гермиона выдохнула. А староста все еще не понимала, что происходит.

Гермиона сидела, как на иголках, ведь через полчаса должен был начаться урок полетов, а Гарри все не было, и девочке становилось все страшнее. Наконец мальчик появился, но он даже не шел, а почти полз по ступенькам, повисая на поручне. Глаза Гермионы наполнились слезами, она метнулась ему навстречу, но в этот момент Гарри как-то очень страшно захрипел, обращая на себя внимание всех, кто был в гостиной, и скатился вниз. Девочка от такого зрелища потеряла сознание.

Мадам Помфри смотрела на своих самых частых посетителей, на которых не подействовал Энервейт. Тоскливо покосившись на камин в Мунго, медиведьма попробовала еще раз оживить Гарри Поттера. Выживет ли грязнокровка — это не так важно, но и ту она на всякий случай приложила заклинанием, просто для очистки совести. Девочка открыла глаза, прошептав:«Гарри!»

— Я сейчас, Гермиона, — мгновенно очнулся Гарри Поттер, до этого не реагировавший ни на одно заклинание. Глаза медиведьмы расширились, она поняла, что это значит.

* * *

Минерва МакГонагалл наконец нашла, к чему придраться. Будто дождавшись, когда Гарри отойдет, профессор МакГонагалл подошла к Гермионе, смотрящей на нее с ужасом. Минерву раздражало такое отношение студентки, к тому же Альбус на нее начал поглядывать с подозрением, от всего этого ей хотелось на ком-нибудь сорвать злость. Но было не на ком, пока она не увидела эти испуганные глаза, будто притягивающие ее.

— Вы плохо стараетесь на моих уроках, — жестко заявила Минерва ни в чем не повинной девочке. — Я назначаю вам наказание. Через полчаса явитесь к мистеру Филчу, и обмороки вас не спасут!

Минерва МакГонагалл, сорвавшись на девочке и придя от этого во вполне благожелательное состояние, покинула гостиную, оставляя за собой задохнувшуюся от ужаса девочку и ошарашенных студентов. В этот день авторитет декана рухнул, потому что как бы ни были равнодушны окружающие, но такое было уже за гранью добра и зла. А Гермиона понимала, что сегодня ее жизнь закончится. Она не дожила до своего двенадцатого дня рождения всего один день. Поднявшись со своего места, девочка, сгорбившись, медленно двинулась туда, где, как она думала, закончится ее жизнь. И было во всей ее фигуре, в каждом движении столько горя, что проняло всех.

В голове Гермионы не было ни одной мысли, она медленно, пришаркивая ботинками, шла на эшафот. Девочка шла и не видела, как сквозь ее волосы пробиваются первые серебряные нити. Она шла на смерть, которая поджидала ее у загадочного мистера Филча. Хогвартс будто вымер, никто не остановил бредущего ребенка, никто не спросил, что случилось, никто не рассказал, что жестоких наказаний давно уже нет. А те, кто это видел, провожали ребенка равнодушными взглядами. Гермиона прощалась с жизнью, с солнцем, с небом, с Гарри…

Вот и последний рубеж — дверь в каморку того самого Филча. Дверь, за которой сначала будет очень больно, а потом все закончится. Не будет больше страха, Хогвартса, мамы и папы, пусть она им и не нужна… Вот они обрадуются, наверное… Дверь медленно раскрылась, и Гермиона сделала, как она думала, свой последний в этой жизни шаг.

Когда Гарри услышал, что произошло, он побежал. Он бежал в надежде успеть, защитить, закрыть собой. Мальчик задыхался, падал и опять бежал. Пот заливал глаза, слабость разливалась, мешая двигаться, но он вставал и бежал, не обращая внимания ни на что, откусывая воздух, не в силах вдохнуть, чувствуя заполошное биение сердца где-то под горлом, он бежал. Организм шел вразнос от ужаса, что он может опоздать, от невозможности ускориться еще сильнее.

Белый, как снег, мальчик бежал по коридорам Хогвартса в надежде успеть и защитить девочку, что стала ему дороже самой жизни, незастегнутая мантия вилась за спиной, как крылья, чтобы слететь при очередном падении. Он скатывался по ступенькам, не обращая внимания на боль, только бы успеть! Защитить! Спасти! Ну же! Ну!

Вот уже и подземелья, перед глазами все плывет, сил не остается даже на вдох, но мальчик делает еще шаг, потом еще и, ввалившись в каморку ничего не понимающего завхоза, выдыхает:

— Жива…

Часть 6

Когда в дверь каморки вошла седеющая на глазах девочка, всем своим видом выражавшая полнейшую безысходность, Аргус Филч схватился за сердце. Но не успел он кинуться к ребенку, как дверь хлопнула еще раз, появился мальчик, кого-то напомнивший сквибу. Съехавший по закрывшейся двери мальчик только шепнул что-то и явно потерял сознание, а девочка, до этой минуты прощавшаяся с жизнью, серой молнией метнулась к нему.

— Нет! Гарри, не умирай! — кричала девочка, что-то делавшая с мальчиком — она давила ему на грудь и умоляла не умирать. Перед глазами старого сквиба все потемнело, но дверь раскрылась еще раз.

— Мисс Грейнджер, — раздался явно взволнованный голос профессора Снейпа. — Отойдите, чтобы вас не задело! — и сразу за этим. — Круцио!

Мальчишку подбросило и выгнуло, но он сразу задышал, а девочка упала на него, отчаянно рыдая. Двое поседевших детей, профессор Снейп, каморка — все закружилось перед глазами Аргуса Филча, который потерял сознание. Северус, только что запустивший сердце Поттера пыточным заклинанием, шагнул к мистеру Филчу, а Гермиона все плакала на груди Гарри.

— Ну что ты, малышка, — раздался хриплый голос мальчика. — Не плачь, главное же — ты…

От этой услышанной фразы профессор Снейп, приводящий в сознание завхоза, почувствовал, как волосы на его голове встают дыбом. Столько нежности и тепла было всего в нескольких словах, что они просто разрывали душу не хуже Круциатуса. Северус даже не подозревал, что в одиннадцать лет ребенок может говорить так. Когда держащийся за сердце Филч пришел в себя, Северус поднял все никак не успокаивающуюся девочку, а потом и мальчика, сразу же обнявшего ее.

— Потрудитесь объяснить, что произошло, — мягко потребовал ничего не понимающий профессор, совсем недавно увидевший, как Поттер из последних сил чуть ли не ползет по коридору, падая и задыхаясь. Именно поэтому Северус поспешил за мальчиком.

— Профессор МакГонагалл… — заговорил Гарри, делая длинные паузы. Дышать ему было очень сложно. — Она ненавидит Гермиону за что-то… Она сказала, что Гермиона должна пойти к мистеру Филчу… Получить наказание…

— Я не переживу наказание, — проговорила девочка сквозь слезы, постепенно успокаиваясь в объятиях мальчика. — Даже в школе сознание теряла, а здесь…

— Мерлин, — прошептал вдруг Аргус Филч, неожиданно понимая, что дети шли, как они думали, на смерть. Таких подробностей о себе старый сквиб не знал. Он, конечно, любил пугать плетьми и розгами, но его же никто не принимал всерьез, а здесь…

— Накажите меня, — попросил едва дышащий мальчик. — Меня вместо Гермионы… Вам же все равно кого… Пожалуйста…

— Никого наказывать я не буду, — твердо произнес Аргус Филч со слезами на глазах. — Не понимаю, что творится в этой школе, но я никого не бью! Не убиваю! Не пытаю!

— Наказания в этой школе, мисс Грейнджер, это снятие баллов, которые не влияют ни на что, — сообщил Северус, все уже понявший. — И так называемые «отработки», то есть время, когда ученики, занимаясь ручным трудом, имеют возможность подумать о своем поведении. А бить вас не имеет права никто, ни мистер Филч, ни профессор МакГонагалл, что бы она себе на эту тему ни думала. Это понятно?

— Спасибо, господин Смерть, — прошелестел Гарри, что был уже почти не в силах говорить.

— Отнести бы вас в Больничное крыло, но без толку, как я понимаю, — вздохнул профессор. — Аргус, отметьте отработку мисс Грейнджер, я их забираю.

— Да не объявлено ей отработки, профессор, — недоумевающе сообщил Аргус. — Меня никто не предупреждал…

— Значит, Минерва решила показать власть, — пробормотал Северус. — Но замок не принял… Хм… — тут в его голову пришла мысль. — А ну-ка, дети, оба скажите: «Замок Хогвартс, просим справедливости и защиты» трижды.

— А зачем это нужно? — всхлипывая, спросила Гермиона, судорожно цепляющаяся за все еще прижимающего ее к груди мальчика. Она с трудом понимала, что сегодня не умрет.

— Замок — это убежище юных магов, — объяснил профессор Снейп. — Он строился для того, чтобы защищать таких, как вы, а не убивать. К нему можно обратиться, активировав чары Основателей, по крайней мере, в теории. Вы в любом случае ничего не теряете.

Гермиона и Гарри переглянулись, как будто о чем-то молчаливо разговаривая, они сидели, обнявшись, и совершенно не хотели расцепляться, ведь сегодня дети едва не потеряли друг друга. Через полминуты в каморке завхоза зазвучали два голоса — полный слез девочки и задыхающийся мальчика:

— Замок Хогвартс, просим справедливости и защиты! Замок Хогвартс, просим справедливости и защиты! Замок Хогвартс, просим справедливости и защиты! — послушно повторили они трижды, при этом Гермиона молила защитить Гарри, а мальчик готов был на все ради защиты девочки.

В этот миг что-то изменилось в самом замке, в окружающем мире, в самой магии… Замок содрогнулся, услышав просьбу двух юных магов, едва сегодня не простившихся с жизнью.

* * *

Пока Северус Снейп и Аргус Филч слушали рассказы никому не нужных детей о своей жизни, Минерва МакГонагалл отдыхала после тяжелого дня. Любившая запугивать, а то и наказывать магглорожденных, профессор с наслаждением вспоминала ужас в глазах этой Грейнджер, отнюдь не чувствуя себя некомфортно из-за совершенного. Но тут вдруг замок вздрогнул. У МакГонагалл появилось нехорошее предчувствие, которое, впрочем, ее не обмануло. В следующее мгновение профессор ощутила себя лежащей в луже посреди улицы. Резко вскочив, Минерва огляделась, узнав Косую аллею, но ни понять, как она сюда попала, ни вспомнить, где находится Хогвартс или хоть кто-нибудь из коллег или учеников, та, кого совсем недавно называли МакКошкой, не могла.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор рассматривал уведомление об увольнении Минервы МакГонагалл волею Основателей. Дамблдор знал, что если задействована магия Основателей, то Минерва сотворила что-то совсем нехорошее даже по меркам десятого века. Видимо, не зря Северус тогда намекал о физических наказаниях… Хорошо бы, чтобы никто не узнал, ведь в процессе смены Избранного это может сильно помешать. Надо найти Минерву и стереть ее память, если она была так глупа, то будет обретаться рядом с Лонгботтомами. Альбус Дамблдор шагнул в камин.

Магия замка связала юные души ритуалом магической помолвки, что было вполне нормально для десятого века. Они так хотели защитить друг друга, теперь у них было на это право. Хотя ни Гермиона, ни Гарри не думали о «любви», а только хотели защитить один другую, но обратившись к магии Основателей… В десятом веке дружба между мужчиной и женщиной была очень большой редкостью, а вот помолвка в таком возрасте — вполне обычным делом.

Северус Снейп пытался собраться с мыслями. В первую очередь следовало попасть к гоблинам и проверить, кто является опекуном детей на самом деле, потому что Поттера, да и Грейнджер надо бы в Мунго, вторая остановка сердца — это не шутки. Если же опекун Дамблдор, то маггловских целителей он не контролирует. Учитывая седину обоих детей…

Факультет Гриффиндор понимал, что Минерва МакГонагалл не самостоятельная дама, а делает только то, что ей говорит Дамблдор. По крайней мере, старшие курсы это отлично понимали. Произошедшее сегодня в гостиной многих заставило задуматься, что для гриффиндорцев было совсем не характерно. Поэтому, стоило седым детям вернуться в гостиную, а старосте девочек лишиться чувств от этого зрелища, как Альбус Дамблдор лишился многих будущих сторонников. Грейнджер-то была магглокровкой, а вот Поттер совсем нет.

* * *

Отпустить в гостиную детей сразу Северус не решился. Смертельно бледные, не отходящие друг от друга дальше, чем на шаг, боящиеся перестать ощущать прикосновение друг друга… Это было страшно. Северус Снейп многое видел в своей жизни, но такого себе даже представить не мог. Несмотря на то, что все живы, девочка сегодня умерла в своей душе, а у мальчишки вполне наяву остановилось сердце. Они оба сегодня прошли через смерть, поэтому не надо им никуда ходить. Перенеся детей в гостевую спальню, Северус предложил располагаться.

— Сегодня вы спите здесь, — произнес декан факультета Слизерин. — Ничего не случится от того, что вас не будет в гостиной.

— Простите, профессор, а можно мы… — робко спросила Гермиона, не готовая отпустить Гарри.

— Можно, — вздохнул Северус, покачав головой. — Ложитесь на одной кровати уже и спите.

— Спасибо, господин Смерть, — прошептал Гарри.

Северус только вздохнул. Он начал привыкать к тому, что ассоциируется у мальчика со смертью, хотя это, конечно, раздражало. Но не сейчас. На кровати лежали дрожащие от пережитого дети, которые были не в состоянии даже раздеться, несмотря на количество влитых в них зелий. Поэтому профессор вздохнул еще раз, раздевая детей заклинанием и накрывая одеялом. Он, конечно, увидел появившиеся на руках мальчика и девочки кольца, но решил рассмотреть их завтра. Сегодня всем следовало отдохнуть. Все будет завтра…

Гермиона, оказавшись под одеялом лишь в белье, сначала смутилась, но потом вцепилась в Гарри, боясь, что он исчезнет, как и повернувшийся на бок Гарри обнял девочку. Сегодняшний день станет их самым страшным кошмаром на долгие годы, не раз приходя в снах.

— Только не умирай, хорошо? — всхлипнув, попросила девочка.

— Я не умру, — слабо улыбнулся мальчик.

Все еще дрожащие от перенесенного ужаса дети засыпали в объятиях друг друга, а в соседней комнате Северус Снейп и Аргус Филч молча глушили огневиски, пытаясь осмыслить происходящее в этой школе.

Часть 7

Утром Северус Снейп стремительно вошел в директорский кабинет, он был зол, что читалось по его лицу. Директор, так и не обнаруживший Минерву, тоже не выглядел образцом добродетели. Предчувствуя не самые простые новости, Альбус Дамблдор сунул в рот лимонную дольку, чтобы хоть как-то удержать себя в руках.

— Альбус, — раздраженно сказал накрутивший себя профессор, играть следовало натурально. — Минерва вчера перешла все границы!

— Что случилось, Северус? — серьезно посмотрел на зельевара директор школы, предчувствия которого оправдались и на этот раз.

— Вчера она решила подвергнуть физическим наказаниям учеников, — объяснил профессор Снейп. — Как результат, у нас сработали чары Основателей.

— Вот как, — Альбус пожевал дольку. — И что теперь?

— Хорошо, что я оказался там быстрее, например, Помоны и успел принять меры, — все так же раздраженно сообщил Северус, оценивая произведенный эффект. — Но седину мистера Поттера и мисс Грейнджер уже не спрячешь.

Это был удар. Во-первых, седина у детей, а во-вторых, чем, каким местом думала Минерва?! Отсутствие физических наказаний вне определенных условий было установлено самими Основателями, ибо Хогвартс являлся Убежищем в те далекие времена, полным сирот. Физические наказания, конечно, были, но в ограниченных случаях и в специальных помещениях, иначе выбросы детей разрушили бы школу.

И вот теперь Минерва явно пытала детей, иначе откуда бы взяться седине. Ладно грязнокровка, их все равно не жалко, но Поттер… Поттер — это было серьезно, и что с этим делать, Альбус пока не знал.

— Где они, Северус? В Больничном крыле? — предчувствуя катастрофу, произнес Великий Светлый.

— Буду я седых детей через всю школу таскать, — огрызнулся профессор Снейп, проверяя, не переигрывает ли. — У меня в гостевой спальне.

— Спасибо, — коротко поблагодарил Альбус Дамблдор, понимая, что Снейп подарил ему время, которое надо использовать. — Подержи их у себя еще немного.

— Хорошо, — скривился зельевар, демонстрируя отвращение от самой идеи. — У мистера Поттера вчера останавливалось сердце, поэтому надо мягко это все подать, труп, я думаю, вам не нужен.

Дамблдор окончательно уверился в том, что Минерва пытала детей чем-то вроде Круциатуса, да еще, скорее всего, на глазах друг у друга, поэтому возможны неожиданности. Альбус помнил, чем такое заканчивается, еще со времен дружбы с Гелей, который обожал подобные эксперименты. Однако, Северус был прав — трупы в школе, особенно труп Поттера, Великому Светлому совсем не нужны. Становилось понятно, почему он не смог найти Минерву…

Отпустив Северуса, Дамблдор погрузился в раздумья. То, что Снейп лоялен, это очень хорошо, несмотря на все происходящее. Минерву можно объявить Пожирателем под оборотным, или… Нет, первый вариант лучше. Надо дать указание профессорам мягче относиться к паре Поттер-Грейнджер просто на всякий случай, то, что после всего произошедшего дети будут держаться вместе, Дамблдору было ясно.

Закончив с планированием, Альбус подписал освобождение от уроков для Поттера и Грейнджер, отправив уведомление Снейпу. Следовало собрать профессоров и объяснить им произошедшие изменения. Ну и запретить любые наказания этих двоих до рождественских каникул, потому что трупы в школе — это плохая идея, а на каникулах можно будет что-нибудь придумать. Если у Поттера останавливается сердце от Круциатуса, кстати, надо след проверить, то избавиться от Героя будет очень просто, а грязнокровка все равно расходный материал. Именно так думал Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, отправляясь на совещание.

* * *

Открыв глаза, девочка услышала прерывающийся шепот Гарри:

— С днем рождения, Гермиона!

— Спасибо-спасибо-спасибо! — обняла его девочка, даже не задаваясь вопросом, откуда он знает.

— Мне пока нечего тебе подарить, — начал говорить Гарри, но Гермиона положила палец на губы мальчика, вынуждая его замолчать.

— Ты мне уже сделал подарок, — проговорила девочка. — Вчера, помнишь? Ты меня спас.

— Но я… — не понял мальчик.

— Меня спас именно ты, — девочка прижалась к Гарри, будто желая спрятаться в нем, и мальчик это очень хорошо понял, неловко обнимая и поглаживая по голове.

Стоило девочке вылезти из-под одеяла, как она смутилась, но Гарри сразу же отвернулся от Гермионы, чтобы не смущать ее. Одевшись, дети уселись рядом на краешке кровати, ожидая решения своей судьбы. Гермиона радовалась тому, что здесь не принято бить, особенно девочек, а Гарри был просто готов. В этот момент девочка заметила кольцо на своей руке.

— Гарри, что это? — удивилась Гермиона, попытавшись снять колечко, что у нее не получилось, но страха почему-то не было, был только интерес. Колечко было тоненьким, из серебристого металла с небольшим белым камушком сверху.

— Не знаю, — пожал плечами Гарри, обнаружив почти такое же на своей руке. — Наверное, что-то магическое.

— Надо будет спросить… — проговорила девочка, но вспомнила и закончила упавшим голосом: — Хотя кого здесь спросишь, тюрьма же.

Перед ними внезапно возник столик с завтраком. Какое-то странное лопоухое существо, одетое, кажется, только в наволочку, поклонилось и произнесло:

— Тикки принес юным магам завтрак, профессор Снейп просил передать, чтобы вы кушали и ждали его здесь.

— Спасибо, Тикки, — удивленно произнесла Гермиона, увидев маленький тортик, на котором было написано «С днем рождения». Девочка всхлипнула, на что Гарри сразу же начал расспрашивать ее:

— Что случилось? Больно? Плохо?

— Нет, что ты, — помотала она головой. — Просто мой день рождения давно уже не празднуется… Вот, а тут, — она показала на тортик и опять всхлипнула.

— Но у тебя же есть родители, — удивленно спросил мальчик. — Ты же дома живешь, как же так?

— Родители у меня есть, — очень грустно ответила Гермиона. — Только я им не нужна…

— Разве так бывает? — Гарри расширил глаза, принявшись опять обнимать девочку, делясь с ней своим теплом.

— Бывает… — Гермиона, не выдержав, заплакала.

Северус Снейп, который слышал все, о чем говорили дети, вздрогнул, сжав кулаки. Все было очень плохо. В его гостевых комнатах сидели двое детей. Никому, как оказалось, не нужных… Как такое возможно? Но идти им точно было некуда. Северус решил, что займется этим вопросом на каникулах, а пока надо подождать, пока девочка успокоится, и объяснить им, как выжить в этом моргановом замке.

* * *

Профессор Квирелл был шокирован. Точнее, профессору Квиреллу происходящее в принципе не нравилось, но шокирован был временно проживающий в профессоре Лорд Волдеморт. Исчезнувшая МакГонагалл, объявленная затем Пожирателем под оборотным зельем, сильно удивила Темного Лорда, который метки у Минервы не чувствовал, но появившиеся затем Поттер с грязнокровкой многое объяснили Волдеморту одним своим видом.

Цепляющиеся друг за друга дети, не расстающиеся и на минуту, настороженно оглядывающиеся по сторонам. И седые. Седые в одиннадцать лет дети поставили в тупик Лорда, потому что это находилось вне его понимания. Что нужно сделать с детьми, чтобы они поседели? Впрочем, Волдеморт знал, что нужно сделать с детьми… Даже практиковал одно время, до того, как стал духом, но Поттер же чистокровный…

Услышав однажды, как Поттер с большим уважением в голосе называет Снейпа Смертью, и увидев низкий поклон мальчика, Квирелл почувствовал, что он что-то пропустил в происходящем. Поттеру полагалось Снейпа ненавидеть, а не называть смертью и низко кланяться. Что же происходит в этом замке?

Ломая себе голову день за днем, к середине октября Волдеморт исчерпал версии, приказав Квиреллу поговорить с детьми. От этого разговора многое зависело, в частности — доживет ли Поттер со своей грязнокровкой до Рождества.

Часть 8

Вернувшиеся от Снейпа дети повергли свой факультет в полнейший шок. Особенно испугана была староста девочек, потому что седые первокурсники — это очень страшно. Учитывая, что это случилось после того, как Маккошка сделала то, что она сделала, Снейпа теперь боялись, пожалуй, сильнее, чем Неназываемого. А учитывая, что во всем этом как-то оказался замешан и мистер Филч… Теперь гриффиндорцы были подчеркнуто вежливы со старым сквибом, панически боясь отработок у него. Даже заявление Дамблдора о том, что МакГонагалл была Пожирателем, ситуацию не исправило — директору теперь не верили, задатками логики обладали даже яркие представители факультета Годрика, ну, кроме Уизли, конечно.

Староста девочек попыталась разузнать, что конкретно случилось, но выяснила только, что почти никто ничего не успел сделать, хотя диагностические чары, которые девушка тайком наложила на мальчика, показали, что как минимум, его пытали Круциатусом. Вот это было так страшно, что староста девочек факультета Гриффиндор теперь боялась ходить в одиночку и начала пугаться профессоров. Такая перемена на факультете отважных не осталась без внимания других профессоров, Флитвика и Помоны Спраут, но чужой факультет их все так же не интересовал. А вот другие школьники, видя равнодушие профессоров, делали свои выводы.

Гермиона начала уставать. Это случилось не сразу, конечно, но уже к началу октября девочка начала чувствовать усталость, которая наступала как-то слишком быстро. А еще появилась одышка, почти как у Гарри, причем первым заметил это как раз мальчик. Они шли на урок зелий, когда на Гермиону накатила усталость, да такая, что идти сразу стало трудно, отчего девочка опустилась на корточки, пытаясь отдышаться. Гарри встал на колени прямо напротив девочки, сразу же обняв ее.

— Надо дышать на три счета, — мальчик начал объяснять Гермионе, как правильно дышать. — Считаешь раз-два-три вдох, потом так же выдох.

— Что это, Гарри? — с паникующими интонациями в голосе спросила девочка.

— Это твое сердечко заболело, — грустно ответил Гарри, понимая, что тюрьма делает очень плохо его Гермионе, и помощи ждать неоткуда. — Нам нужно дотянуть до каникул…

— А зачем до каникул? — поинтересовалась девочка, медленно успокаиваясь.

— В больницу сходим… — вздохнул мальчик, гладя Гермиону по голове, как той нравилось. — Или отвезут…

— Родители не отвезут, им все равно, — напомнила девочка, наслаждаясь поглаживаниями.

— Не родители — парамедики, — объяснил Гарри, — если нас до тех пор не выкинут.

— Мисс Грейнджер, выпейте. — Откуда взялся господин Смерть, протягивавший Гермионе фиал с зельем, мальчик так и не понял, но девочка сразу же послушно выпила. Не потому, что доверяла зельевару, а потому, что выбора все равно не было… Сама не выпьешь — заставят.

Северус помог подняться девочке, Гарри же поднялся сам. Гермиона сразу же оперлась на руку мальчика. Дальше они пошли уже медленнее, но ничего страшного по пути не случилось. Профессор Снейп пытался понять, откуда у еще недавно вполне здоровой девочки вдруг проявились такие симптомы, но колдомедиком Северус не был, поэтому его вопросы остались без ответа.

* * *

Совершенно не понимающий, что происходит, но видя на каждом занятии бледные лица седых детей, Квирелл уже не знал, что и думать. Лорд подстегивал его к разговору с этими двумя, и вот настал тот день, когда Квиринус решился. Гермионе в этот день было как-то особенно нехорошо — у нее болело где-то в груди, а Гарри просто не понимал, что происходит. С трудом дошедшие до Больничного крыла, они были просто отосланы прочь. Гермионе дали зелье, которое не помогло, а потом на девочку навалилась усталость, от которой она просто села посреди коридора и расплакалась.

— Ну что ты, ну успокойся, хорошая моя, — Гарри пытался успокоить девочку. — Для сердечка опасно, когда плачешь.

— Мы никому не нужны, — прорыдала Гермиона, цепляясь за мальчика. — Совсем никому в этой проклятой тюрьме. Никто не поможет… Наверное, я так и умру здесь.

— Ты не умрешь, пока есть я, не надо плакать, — мальчик уже сам не знал, что сделать, чтобы успокоить свою девочку, уставшую от своего состояния и от того, что происходит.

— Молодые люди, вам нужна помощь? — поинтересовался неизвестно откуда взявшийся профессор ЗОТИ, который слышал весь разговор. «Вот как, тюрьма, — подумал Волдеморт. — Так на моей памяти Хогвартс еще не называли».

— У Гермионы болит вот здесь, — показал Гарри на себе. — А ей никто не хочет помочь!

— Зелье не помогло? — понимающе спросил Квирелл. — Пойдемте со мной, посмотрим, что можно сделать.

Приведя юных гриффиндорцев в свою гостиную, Квиринус достал совершенно маггловские таблетки, которые носил с собой с тех пор, как в него вселился Лорд. С сомнением посмотрев на девочку, профессор достал одну таблетку и протянул Гермионе. Может быть, он и ошибается, но вот если нет…

— Под язык положите и не глотайте, пока не рассосется, мисс Грейнджер, — произнес профессор.

— Спасибо, профессор, — тихо произнесла Гермиона, выполняя указание. Встретить здесь маггловские таблетки было чем-то сродни чуду. Но таблетка неожиданно помогла, боль унялась, правда, голова загудела, но это можно было уже пережить.

А профессор наливал чай и доставал откуда-то пирожные. Гермиона уже хотела отказаться, но поняла, что слабость-то никуда не делась. У нее снова потекли слезы.

— Что случилось? Не помогло? — тихо спросил Гарри.

— Помогло, — запинаясь, ответила девочка. — Просто слабость сильная. Как будто весь день бегала.

— Это называется «сердечная недостаточность», мисс Грейнджер, — прокомментировал Квиринус. — И мне очень интересно, откуда она у вас, а также, почему вы поседели?

— Мне… Нам… — Гермиона попыталась что-то сказать, но задохнулась. — Вы Дамблдору обязаны рассказывать все? — закончила она, продышавшись.

— Нет, — криво ухмыльнулся профессор Квирелл. — Дамблдору я ничего не обязан. И рассказывать тоже.

— Тогда… — девочка начала рассказ.

Когда-то давно Томас Риддл, ставший потом Лордом Волдемортом, воспитывался в приюте, мечтая о семье, но вот сейчас он узнал, что на свете существуют как минимум две семьи, в которых было хуже, чем в приюте. Вместе с тем дети не возненавидели магглов, зная, что они бывают разные, но вот равнодушные, холодные маги… Волдеморт читал память обоих детей и понимал, что они имеют право не любить мир Магии и желать сбежать из него. Что-то необычное шевельнулось в душе Волдеморта.

— Скажите, мистер Поттер, как вы относитесь к Лорду Волдеморту? — поинтересовался Квирелл.

— Говорят, я его убил, но, скорее всего, это пропаганда, — спокойно ответил Гарри. — Просто кому-то нужно было, чтобы истинного победителя никто не знал, или же из Избранного потом собирались что-то сделать…

— Вы очень мудры для своих лет, — заметил Квирелл. — Впрочем, я вас и так сильно задержал.

После ухода детей Волдеморт подумал, что ради мести эти двое, пожалуй, отдадут ему камень, а там… Эти двое, стоящие на самом краю могилы, ему точно не конкуренты. Будут мешать — уничтожит, а будут сидеть тихо — пусть живут, Лорд умеет быть благодарным.

* * *

Все чаще Гермиона уставала, все труднее было дышать Гарри, державшему себя в руках, несмотря ни на что. С каждым днем осени жить становилось все труднее. Сквозняки замка, духота спален, равнодушные профессора — все создавало ощущение полной безнадежности, как будто в жизни ничего не будет хорошего, а только медленное умирание. Медленное и мучительное, потому что мучительно отныне было все — душ, туалет, укладывание спать и утренний подъем. Для Гарри единственным светом в окошке была Гермиона, а для Гермионы — Гарри. Больше ничего не было, как будто во всем мире вымерли все люди, оставив после себя только равнодушных тварей.

Староста девочек видела, что происходит с этими двумя первачками, даже пыталась помочь, но что она могла? Северус Снейп пытался поддержать детей, для которых сказочный замок стал тюрьмой. Медленно прошла осень, отняв почти все силы, надвигалась зима и страшные для Гермионы каникулы. Родители точно ее… А если узнают, что она заболела — даже подумать страшно, что с ней сделают. Девочка начала чаще плакать…

Гарри пытался поддержать свою Гермиону всеми силами, но его состояние тоже ухудшалось. Видимо, частые обмороки… Впрочем, мальчик никогда не считал себя кем-то важным, он только надеялся, что доживет до поезда, а потом — до вокзала. У Гарри была Гермиона, которой становилось все хуже.

Часть 9

Рождественские каникулы подкрались почти незаметно в ежедневной борьбе. Бой «встать», битва «помыться», сражение «одеться»… Каждый день, превозмогая слабость, одышку, иногда и боль. Если бы Гарри мог быть рядом, все было бы совсем иначе, но мальчикам ходу в девичьи спальни не было. Последнюю неделю они все-таки спали в одной комнате, староста девочек уговорила старосту мальчиков, не в силах видеть это прощание каждый день. Каждый день Гермиона и Гарри прощались, будто в последний раз, не надеясь пережить ночь. Каждое утро они встречались, будто после долгой разлуки, обнимались, не стесняясь никого. Смотреть на это было больно, невозможно больно! И вот…

Теперь Гарри помогал уже совершенно не стесняющейся его Гермионе подняться, одеться, дойти до ванной и до туалета. Девочка ходила с огромным трудом, но все профессора будто не видели этого, будто их глаза смотрели совсем в другую сторону, и это было так странно… Но дети и не ждали помощи от профессоров, они привыкли к равнодушной тюрьме Хогвартс. Привыкли к тому, что никто не поможет, кроме старосты девочек и иногда профессора Снейпа. Поэтому каникулы Гермиона встречала обреченно, она не ждала ничего хорошего от будущего. Гарри же от будущего никогда не ожидал чего-то хорошего, поэтому просто напряженно думал, как защитить Гермиону, как ей помочь, ведь ее родители в его понимании — звери.

Практически вися на Гарри, девочка добралась до кареты. С большим трудом поднявшись, она расслабленно растеклась по сидению. Что будет дальше, девочке думать не хотелось, она просто поплыла по течению. Почему-то Гермиона не помнила сейчас, что весь мир — не тюрьма, она просто обреченно смотрела в будущее, а Гарри, которому профессор Квирелл дал целых две таблетки, могущие помочь его девочке, решал, куда деться с вокзала. В кармане бренчали несколько галлеонов, возможно, на них можно было где-то переночевать, чтобы потом отправиться в больницу. Должны же хоть где-то быть люди!

— Я не выдержу всего этого, — прошептала девочка, не в силах пошевелиться.

— Мы справимся, мы вдвоем, у нас все получится, — уговаривал ее Гарри уже со слезами на глазах. — Не может же быть, чтобы все были тварями! Где-то есть люди, надо их просто найти!

— Ты самый лучший, — одними губами произнесла Гермиона, полностью доверившись своему мальчику.

Из кареты девочку пришлось вынимать почти волоком. Гарри почувствовал, как его сердце трепыхнулось, но привычно успокоился, правильно дыша. Рядом так же дышала и девочка. Нужно было пройти совсем немного до поезда, но эти две сотни шагов стали восхождением на Эверест для обоих. Они шли, упрямо смотря вперед, причем Гарри почти тащил Гермиону на себе. Он бы и потащил, но она не разрешила. Уже у самого поезда их увидели барсуки и внесли почти теряющих сознание первачков в поезд, уложив на сиденья купе.

Отдышавшись, Гарри поднялся, подошел к слабо шевелящейся Гермионе и уложил ее поудобнее, подняв спину девочки чуть повыше, чтобы ей было проще дышать. Использовав свернутую мантию и свои ноги, мальчик как мог удобно расположил Гермиону. Она смотрела на него большими карими глазами, и была в них такая благодарность, что мальчик не сдержался, наклонившись и поцеловав эти глаза, но потом отпрянул.

— Прости, — прошептал он, погладив девочку. — Просто не сдержался.

— Не надо, — попросила она. — Это было очень приятно и нежно. Не сдерживайся, пожалуйста, кто знает, сколько нам жить осталось.

— Надеюсь, долго, — улыбнулся совсем так не думавший мальчик. — Все будет хорошо.

— Я тебе верю, — проговорила засыпающая девочка, а Гарри смотрел на нее и думал, что делать дальше. План совсем не представлялся, ведь они маленькие… Гермиону ее родители просто убьют своим равнодушием, а он… «Может, стоит пойти в банк? — подумал Гарри. — Ведь должны они как-то восстанавливать потерянные ключи?»

Поезд набирал ход, оставалось совсем недолго отдыхать, а потом будет бой. Мальчик очень хорошо понимал, что без него Гермиона погибнет, поэтому старался сделать так, чтобы она не оказалась без него. Хогвартс-экспресс шел в Лондон, где почти всех ждали родители, теплые дома, мягкие руки и добрые слова. И только двоих первачков не ждало ничего хорошего.

* * *

Виктор Свенсон, военный врач, возвращался из «командировки». Дорога домой была долгой, почти сутки заняло возвращение, и вот сейчас он представлял, как обнимет жену и насладится не пайковым питанием, а нормальной едой. Поезд уже подходил к Лондону, когда офицер почувствовал неприятные ощущения, возникавшие всегда, когда что-то случалось. Его интуиция буквально вопила, что совсем скоро надо будет действовать и действовать быстро, а интуиции военный доверял.

Виктор залез в чемодан, вытаскивая на свет божий инструментарий в специальном рюкзаке. Зеленый рюкзак с большим красным крестом, конечно, привлечет внимание, но лучше перестраховаться. Интуиция все не унималась, заставляя перейти в боевое состояние. Поезд медленно втягивался под крышу вокзала.

Как только поезд остановился, Гарри помог Гермионе подняться. Глядя на девочку, он понимал, что далеко им не уйти, но надеялся на то, что сегодня получится обойтись без парамедиков, ведь те вызовут родителей Гермионы, а это закончится совсем плохо. Понимала это и тяжело дышащая девочка. Они очень медленно прошли по коридору и почти вывалились из вагона. Гермиона почти плакала, так ей было тяжело.

— Больно, — проговорила девочка, всхлипнув. — Очень…

— На, возьми под язык, — протянул одну из драгоценных таблеток Гарри. — Сейчас посидим на скамеечке и дальше пойдем. Мы дойдем, у нас много времени.

— Спасибо, — не в силах разговаривать, прошептала девочка.

— Ничего, мы справимся, — проговорил мальчик, — мы сможем.

— Мы сможем, — согласилась девочка.

С трудом поднявшись, провожаемые равнодушными взглядами магов, двое детей шли к разделительному барьеру, к барьеру в мир людей. С надеждой на то, что там есть люди, нормальные люди, которые не будут спокойно смотреть на ребенка, которому плохо. Они шли из последних сил, которых едва хватило на пересечение барьера.

Где находится проход в мир магов, Виктор, разумеется, знал, так как был сквибом, даже не теряющим контакта со старой семьей, но увидеть возле этого самого прохода детей в таком состоянии не ожидал. Он просто не ожидал увидеть бледных детей лет десяти-одиннадцати с седыми волосами. Они были в мантиях, с эмблемами, значит, Хогвартс…

Внезапно мальчик покачнулся и упал, как падают мертвые под обстрелом, а девочка, завизжав, явно попыталась ему помочь, но упала сверху без движения. От этой картины все люди, что видели это, замерли, а Виктор рванулся к детям. Вот о чем предупреждала интуиция! Дети лежали плохо, мальчик был в обмороке, как и девочка. Не рискнув их поднимать, Виктор прослушал их сердца стетоскопом, чувствуя, что сейчас поседеет он. Подозвав полисмена, врач понял, что машина из больницы может и не успеть.

— Срочно берите девочку, я возьму мальчика, у вас же есть машина? — приказал Виктор, а полисмен, увидев погоны и эмблемы, молча подчинился.

Уже оказавшись в машине, летящей под сиреной в сторону госпиталя, Виктор держал детей, которые явно были вместе, возможно, даже родственниками. Уколов обоих тем, что было, врач надеялся на то, что малыши дотянут до госпиталя, где им абсолютно точно помогут, ведь не могут не помочь. По улицам Лондона, распугивая всех ревущей сиреной, на пределе своих возможностей, неслась полицейская машина, внутри которой двое детей были на грани. На самой тонкой грани…

* * *

Полицейский смог связаться по рации с госпиталем, и Виктор надиктовал свои наблюдения, поэтому их уже ждали. Кардиореанимация, поднятая по тревоге, педиатры, медсестры, даже хирурги ждали полицейскую машину, которая влетела на эстакаду. Дети в сознание не приходили, что было очень, очень плохо. Но оба были еще живы. Их переложили на каталку, по дороге на бегу подключая электроды, когда один из врачей крикнул:

— Стоп! — и сразу же разряд дефибриллятора. Мальчишка попытался ускользнуть, но ему не дали, он медленно открыл глаза.

— Гермиона! — прохрипел почти ускользнувший пацан.

— Гарри, — раздался слабый голос девочки.

— Ну, имена мы теперь знаем, — спокойно откликнулся реаниматолог.

— Алекс, их надо в одну палату, — сообщил Виктор, который вспомнил, что означает подобная синхронизация.

— Надо, — так же спокойно на бегу сообщил реаниматолог. — Положим… Надо разобраться, что с ними.

Виктор высказал не самое цензурное предположение, что конкретно происходит с этими двумя детьми, а также, что бы он хотел сделать с их родителями, директором школы, профессорами, старостами, их родителями и семьями. Некоторые медицинские сестры заслушались, а одна даже начала записывать. Гарри и Гермиону увезли на обследование, отвечать за них и лечить предстояло именно Виктору.

Часть 10

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор рассматривал Книгу Душ. Записи Гарри Поттера и этой грязнокровки, которая Грейнджер, изменились. Теперь они имели глубокий черный цвет, что означало смерть. Улыбнувшись, Великий Светлый Волшебник перешел к давно запланированной процедуре смены Избранного. Теперь было достаточно просто сообщить о самозванце-Поттере и вознести Лонгботтома, вот только Августа пока мешала. Решению именно этой проблемы и стоило посвятить время.

Гермиона и Гарри больше не учились в школе, потому что их контракты были разорваны. Для магии оказалось достаточно тех секунд, на которые остановилось сердце. Для Хогвартса, к которому обратились дети, как позже оказалось, тоже. Ранее замок не реагировал на каникулы, но только не теперь. В десятом веке каникул не было, все жили в убежище. То есть дети, уже пострадавшие от профессора Хогвартса, оказались вынуждены покинуть Убежище и погибли. Чары Основателей, рассчитанные именно на такой случай, пробудились. А вместе с ними пробудился и тот, кого будить совсем не следовало.

Впрочем, Альбус Дамблдор об этом не знал. Он просто планировал свой следующий ход, то же самое делал и Волдеморт, и никому не было дела до двоих детей, которые надеялись на спасение.

* * *

— Вик, я не понимаю, — развел руками психиатр. — Проводили стандартный опрос, потенциально травмирующих тем не касались, только спросили, как зовут родителей и как им сообщить — девочка остановилась[1]. Минуту[2] целую завести[3] не могли, только когда пацан ее из обморока выплыл и коснулся… Что происходит?

— Понимаешь, — Виктор не знал, как сформулировать так, чтобы самому не стать пациентом. — Дети связаны, разлучать их нельзя, ну вот такой феномен…

— Вик, правду говори, — напрягся коллега, вмиг почувствовав недосказанность.

— А правда секретна, — сказал чистую правду мужчина.

— Хм… Тогда я их трогать не буду, что у них? — поинтересовался психиатр.

— Они сидят на самой грани и ногами болтают в бездне, — образно выразился доктор Свенсон.

— Значит, вопрос родителей оставляем открытым, — вздохнул коллега, а Виктор подумал о том, что следует дядю все-таки уведомить. Такая связь — большая редкость.

Виктор тяжело вздохнул и двинулся к пациентам, пытаясь понять, как их вести… У одного дыхательная недостаточность и КПЖТ[4], да еще и стресс-индуцированная, у другой кардиомиопатия[5] с развитой сердечной недостаточностью… Как они вообще двигаться умудрялись? И с родителями что-то не ладно, раз девочка устроила клиническую смерть просто от расспросов. Мальчик-то на расспросы вообще не реагирует, все девочку свою стережет… Что с этим всем делать?

Гермиона чувствовала, как ее руку гладит Гарри, слышала его голос… Теперь он дышал нормально, потому что был в маске, как и она, собственно. Но вот что дальше? А Гарри уговаривал ее не волноваться, не думать о плохом, но вот когда вошел доктор, девочка всхлипнула. Мальчик при этом сразу же попытался дотянуться до нее, что у него не очень получилось. Виктор приблизился и максимально сдвинул кровати.

— Что делать дальше думаете? — спокойно спросил он детей, стараясь не подходить близко к испуганной девочке.

— Ну вы нас подлечите, — вздохнул Гарри, — потом в банк надо будет, ну и…

— Для Хогвартса, насколько я помню, — проговорил Виктор, уже выяснявший этот вопрос когда-то давно, — вы оба мертвы и можете туда не возвращаться.

— Почему? — удивилась Гермиона, уставившись на врача.

— Потому что у тебя, девочка, останавливалось сердце, а у твоего рыцаря оно сколько раз останавливалось? Вот то-то же, — объяснил Виктор. — А Хогвартсу хватает и одного раза, не было у Основателей кардиореанимации.

— Значит, в тюрьму нам не надо, — удовлетворенно произнес Гарри. — Тогда будем бродяжничать. Мои опекуны меня очень тяжело переваривают, там я не выживу, а родители Гермионы… Тише-тише, — начал он успокаивать девочку. — Они равнодушные, и она там тоже не выживет. Ей и одного наказания хватит… В общем, доберемся до банка и там посмотрим. Мы никому не нужны.

— Но есть же приюты, фостерские семьи… — заговорил Виктор, с трудом понимая, о чем говорит этот мальчик.

— Для нас их нет, — твердо сказал мальчик, уже не выглядящий ребенком, с такой тоской вглазах, что доктор поперхнулся. — Мы справимся. Выжили в тюрьме, выживем и на улице.

Виктор отчетливо понимал, что при живых родителях и опекунах просто взять домой этих детей технически невозможно, но, может, дядя что-то посоветует? Взяв в руку кусок пергамента, доктор Свенсон начертал на нем несколько строк и, подозвав ворона, сидящего на ветке, привязал к его лапе сверток.

— Тор, отнеси дяде, пожалуйста, — вежливо попросил Виктор гордую птицу.

* * *

Гиппократ Сметвик, одетый по-маггловски, аппарировал прямо в кабинет Виктора. Виктор в этот момент дооформлял историю болезни, пытаясь представить, как записать пациентов, отказывающихся называть фамилии. Гиппократ внимательно посмотрел на племянника-сквиба, который чуть ли не впервые попросил помощи, и предложил:

— Ну, рассказывай.

— Здравствуй, дядя, — оторвался от бумаг доктор Свенсон. — У меня непростая ситуация. Двое уже, похоже, бывших, первокурсников Хогвартса; фамилии называть отказываются, при попытке расспросить о родителях девочка чуть не умерла. Мальчик рассказывает страшные вещи о том, что они никому не нужны. Может, посмотришь?

— Ну давай, посмотрю, — вздохнул Гиппократ, не сильно надеясь на успех.

Они прошли по коридору, чтобы войти в палату, в которой на двух кроватях, крепко держась за руки, спали дети. Целитель тут же узнал мальчика, а увидев кольцо на руке девочки, сразу все понял. Аккуратно взмахнув рукой, чтобы не повредить технике, Гиппократ тихо присвистнул. Выйдя уже из палаты, он спросил:

— Насколько с ними плохо?

— Было бы куда хуже, — тяжело вздохнул Виктор. — У обоих сердце, и совсем мрак.

— Значит, слушай сюда, — проговорил Гиппократ. — Детей можешь записывать как Поттеров. Хоть брат и сестра, хоть муж и жена, тут уже без разницы в таком возрасте. Родителей нет, сироты, опекуны… Ну давай я за опекуна сойду. Дальше, судя по остаточным следам, мальчика пытали, а девочку… Она пережила сильное эмоциональное потрясение, значит?

— Значит, его пытали на ее глазах, — сжал зубы доктор Свенсон. — И их действительно нельзя разлучать. Как же так? В школе?

— Значит, в школе, — тяжело вздохнул Гиппократ. — Как только стабилизируются — дай знать, надо их к гоблинам свозить.

— Пацан говорил об этом, кстати, — улыбнулся Виктор.

— Не глуп, значит, — кивнул целитель Сметвик. — Все, я двинул, а ты сообщи, как можно будет двигать.

— Спасибо, дядя, — сердечно поблагодарил доктор Свенсон.

Стоило Гиппократу аппарировать, как улыбка сползла с его лица, сменившись хищным оскалом. Он кивнул испугавшемуся заместителю и, выплюнув: «ДМП», шагнул во взвившийся зеленым пламенем камин. Амелии будет очень интересно узнать о школе Хогвартс. И о пытках в этой школе.

* * *

Сегодня ему разрешили вставать, поэтому мальчик обнял свою Гермиону, замерев с ней в объятьях на долгое время. Ему больше ничего не надо было, так же, как и ей. Они просто замерли, будто стремясь слиться, стать единым целым, и пусть хоть весь мир исчезнет.

Виктор, узнавший от дяди, что мальчика пытали и, скорее всего, на глазах девочки, переосмысливал то, что сказал ему Гарри. Они действительно совсем одни, но это же неправильно! Так не должно быть! У ребенка должен быть кто-то, кто защитит и поможет! Почему у них такого человека нет?

Часть 11

Этот день разрушил бы Гермиону, если бы не было Гарри. Увидев инвалидное кресло, девочка зарыдала, и только объятия мальчика, его теплые слова, его нежность и ласка спасли девочку. Он уговаривал ее, просил, успокаивал, отчего рыдания стихали. Кресло девочку уничтожило бы, потому что было ее кошмаром с самого детства, но Гарри сумел как-то стабилизировать Гермиону, как-то уговорить уставшую от равнодушия взрослых свою девочку, и она доверилась. Полностью и без оглядки, без раздумий. Гермиона переложила все свои страхи и горести на мальчика, отныне веря только ему и тому, что он сказал.

И Гарри, и Гермиону возили по кабинетам, но утешить детей Виктору было нечем. Мальчику был нужен кислород, девочку пока можно было подержать без, если она не будет напрягаться. Но глядя в эти глаза, доктор Свенсон понимал, что дети вряд ли проживут долго — им нужен кто-то, кто отогреет. Что толку лечить сердце, когда страдает душа?

Гиппократ Сметвик слушал, что ему говорит племянник. Терапию детям назначили, она их поддержит и поможет, но тут очень много этих «но». Настоящую фамилию девочки установить удалось, благо книга учета магглокровок в Министерстве имелась. Озверевшая от новостей Амелия нашла, как звали девочку — Гермиона Грейнджер. Гиппократ лично аппарировал к родителям девочки, и они… известию о возможной гибели ребенка… обрадовались. Никаких заклятий не было и в помине, магглы просто радовались тому, что избавились от «обузы». Целитель не смог это понять и принять.

— Я никогда такого не пойму, Виктор, — сказал племяннику Гиппократ. — Это просто невозможно понять.

— Значит, мальчик сказал правду — они никому не нужны, — произнес Виктор. — Но как такое может быть?

— Люди разные, — вздохнул целитель Сметвик. — Ладно, я у тебя их заберу, нечего тебе проблемы создавать. Отвезу обоих к гоблинам и будем им семью искать.

— А ты… — вопросительно поднял бровь Виктор, и Гиппократ понял, что тот имеет в виду.

— Гарри Поттер — слишком опасная личность, — ответил целитель. — Я не готов рисковать своей жизнью ради него, да и вряд ли мне удастся его защитить.

То, что Виктор понял после разговора с дядей, Гарри знал изначально. Поэтому у мальчика была Гермиона, а у девочки — Гарри. И больше не было никого. Они были друг у друга, даже зная, что, возможно, им осталось жить не так долго. Гарри внимательно прочитал книжку, нашедшуюся на столе доктора, который их лечил. Шансов прожить хотя бы пять лет у них совсем немного. Мальчик не сказал это девочке, но запомнил.

Гермиона просто верила в то, что Гарри знает лучше, не сомневаясь в том, что говорил ей мальчик. Она не задумывалась больше о том, что будет, потому что есть же Гарри.

— А если не будет Гарри? — задал ей вопрос психиатр, не понимавший такой фиксации в этом возрасте.

— Тогда не будет и меня, — грустно улыбнулась Гермиона, заставив волосы врача встать дыбом, ибо ровно то же самое ему ответил и мальчик.

Психиатр просто не мог представить, как это — когда нет никого. Гиппократ, которому было детей, конечно, жалко, но себя-то жальче, решил помочь просто чем может.

— Здравствуйте, мистер Поттер, — улыбнулся целитель. — Меня зовут Гиппократ Сметвик, я целитель.

— Здравствуйте, мистер Сметвик, — чуть поклонился мальчик, прижимая к себе испугавшуюся Гермиону.

— Как вы смотрите на то, чтобы отправиться в Гринготтс? — поинтересовался Гиппократ.

— Крайне положительно, целитель, — слегка улыбнулся Гарри. — Я так понимаю, что нам предстоит покинуть это место? В магическом мире есть гостиницы?

— Безусловно, — кивнул целитель Сметвик, видя, что мальчик все понял. — Ну что, готовы?

— Готовы, — Гарри твердо посмотрел в глаза целителя.

* * *

Амелия Боунс, услышав о пытках в школе, действительно взъярилась, в первую очередь проверив племянницу. Не обнаружив следов Круциатуса, она было вздохнула с облегчением, но потом решила проверить племянницу более тщательно. Видимо, просто на всякий случай. В Мунго девочку осмотрели очень тщательно, проверив, в том числе, и физическое здоровье.

— Что я тебе скажу, Мели, — произнес Гиппократ, листая пергаменты. — Заклятие невнимания, зелье подчинения, два стертых воспоминания, причем невосстановимо стертых.

— То есть Дамблдор? — мадам Боунс отлично знала, кто может необратимо стереть воспоминания.

— Или артефакт, — криво улыбнулся целитель Сметвик. — Над девочкой не надругались, физических повреждений нет, но вот физическому наказанию она подвергалась, причем сравнительно недавно.

— Как физическому наказанию? — пораженно расширила глаза Амелия, от которой малышке Сью не перепадало уже года три.

— Вот так, — вздохнул целитель. — Примерно в период от двух месяцев до недели.

— Да я эту тварь! — вот в этот момент Амелия Боунс и взбеленилась, решив проверить всех девочек курса, факультета и Хогвартса.

Для Альбуса Дамблдора наступали неприятные дни, спусковым крючком которых послужило заявление о Поттере — самозваном герое. К Дамблдору сразу же возникло очень много интересных вопросов, а обследование детей…

* * *

Поход в банк был морально тяжелым. Он был тяжел для Гермионы, которой запретили ходить, чтобы разгрузить сердце. Он был тяжел для Гарри, по причине очень грустной девочки, оживавшей, только когда ее обнимал мальчик. Но редкие прохожие на Косой аллее не обращали внимания на детей в сопровождении целителя. Официальная мантия будто делала их всех невидимками, отводя равнодушные взгляды.

Гоблины, волшебников не любившие, хотя бы не злорадствовали, чего целитель Сметвик подсознательно ожидал. Оплатив консультацию и проверку крови, Гиппократ не ждал особенных сюрпризов, но реальность, как всегда, выглядела совсем иначе, чем ожидали отдельные маги.

— Мистер и миссис Брухфельд, нерасторжимый магический брак, сейф номер шестнадцать, состояние полтора миллиона галлеонов.

— Это же не английская фамилия? — удивился Гиппократ, тогда как Гарри обнимал и успокаивал Гермиону.

— Это так называемый «скрытый род», — объяснил гоблин, читая пергамент. — Истинную фамилию имеет право назвать лишь глава рода. На мальчике проклятье, снимать будем?

— Гарри, на тебе обнаружили проклятье, — обратился целитель к мальчику. — Предлагают снять, ты согласен?

— Сколько это будет стоить? — поинтересовался Гарри, вызвав понимающую улыбку гоблина, сразу же озвучившего цену ритуала, на что мальчик согласно кивнул.

— Вы можете взять с собой вашу жену, — уточнил гоблин, увидев панику в глазах девочки.

— Благодарю вас, — поклонился Гарри. — Скажите, а вырастить другое сердце ей могут?

— Могут, — оскалился сотрудник банка, понимая, что имеет в виду ребенок. — Но только на континенте, мы можем вам помочь с клиникой.

— А у меня денег на это хватит? — мальчик явно готовил себя к отрицательному ответу, чтобы не надеяться понапрасну.

— Такие операции обычно в пределах миллиона, — сообщил ему гоблин, точно знавший, что сердце стоит значительно меньше. — Так что хватит, но вы останетесь почти без денег.

— Ничего, и без денег люди живут, — улыбнулся Гарри. Он погладил свою девочку. — Мы сможем тебя вылечить, котенок. Ты будешь ходить.

— Правда? — не вслушивавшаяся ранее в разговор Гермиона с надеждой взглянула на мальчика.

— Дядя гоблин говорит, что правда, — хмыкнул Гарри.

В ритуальном зале Гарри потребовалось раздеться, отчего Гермиона опустила голову, чтобы не смущать его и не смущаться самой. Обнаженного мальчика уложили в какой-то желоб и, полив зельями, начали ритуал, а Гиппократ обдумывал то, что узнал: на мальчика было наложено не определяемое обычными способами светлое проклятье отложенной смерти. Светлых в Британии было достаточно много, но наложить именно такое заклятье мог, по мнению целителя, только один человек. А это значит, что дело совсем не в «избранности». Правда, лезть в это все целителю совсем не хотелось. «Не мое это дело», — решил Гиппократ.

Гермиона просто ждала. Сегодня ей подарили надежду, и она ждала, пока закончится ритуал, который проводили над Гарри, чтобы потом просто обнять его. Девочке очень хотелось обнять ее Гарри, прижаться к нему, почувствовать его руки. Для Гермионы весь мир замкнулся вокруг одного человека, пусть он и был таким же ребенком, как она. Девочка просто очень устала.

Гоблин-охранник смотрел на человеческих детей и думал о том, что не зря его народ ненавидит магов. Ни одному гоблину не придет в голову бросить детей одних, оставить без помощи и поддержки, равнодушно смотреть на страдания ребенка своего народа. Это могли только люди. Прав, тысячу раз прав Брюхоног: людей, особенно магов, надо уничтожить, чтобы очистить планету от этого проклятья на ее теле!

Часть 12

Гоблины сдержали свое обещание помочь с клиникой, но для Гермионы порт-ключ, как и самолет, были опасны, поэтому уезжали дети маггловским транспортом, который предоставила швейцарская клиника. Это был автомобиль, предназначенный для транспортировки подобных больных. Конечно, детей отправляли вместе, поэтому автомобиль был расширен внутри, чтобы Гарри комфортно лежалось рядом с Гермионой.

Гиппократ Сметвик, решив, что сделал все, что смог, от дальнейшего общения устранился, сосредоточившись на текущих проблемах. А Виктор счел необходимым еще раз обследовать детей, и вот тут его ждал сюрприз. Гарри после ритуала чувствовал, что дышится ему очень легко, что, несомненно, удивляло мальчика. Но к хорошим новостям он относился скептически, да и Гермиона требовала все большего внимания, поэтому Гарри привычно отбросил размышления о себе, сосредоточившись на девочке.

Виктор в полнейшем шоке рассматривал анализы и исследования, которые показывали то, чего не могло быть даже в принципе: мальчик был здоров. С поправкой на три остановки кровообращения, конечно, но он был здоров, в отличие от достаточно быстро утяжеляющейся девочки. Болезнь Гермионы прогрессировала, и причину этого Виктор не видел, зато видел коллега-психиатр. Детям нужна забота, тепло, а иначе… Депрессия может убить «сердечника» гораздо быстрее самой болезни.

— Гарри, — тихо произнес Виктор, чтобы не разбудить Гермиону. — Твоей болезни больше нет, что произошло?

— С меня сняли какое-то проклятье, — ответил мальчик, понимая теперь, что это была не болезнь. — Видимо, в детстве меня хотели убить, но либо не получилось, либо так и было задумано. Но не вышло.

— С Гермионой плохо, — признал Виктор, не собираясь что-либо скрывать от мальчика, уже показавшего свою способность не впадать в панику. — Если так дело пойдет, она и года не проживет, надо ее как-то вывести из депрессии.

— Я выведу, — решительно произнес Гарри, веря в свои слова, хотя это было легче сказать, чем сделать. — А потом ей вырастят новое сердце.

— Вот зачем вы едете, — мужчина улыбнулся, поняв, и, погладив мальчика по голове, пожелал: — Ну, удачи вам!

Ярко-желтый микроавтобус с красными полосами по бортам и большими синими «звездами жизни» на бортах и на крыше включил синие проблесковые огни, отправляясь в путь. На широком лежаке лежали девочка, вся опутанная проводами, и мальчик, нежно обнимающий ее. Дети отправлялись в далекий путь за своей надеждой на долгую жизнь. Доктор фон Бок, сопровождавшая транспорт, с жалостью в глазах смотрела на двоих детей, которым могли бы помочь в Британии, если… Если бы кому-то было до них дело. Дети, у которых были только они сами, дремали на кушетке, тихо пищал кардиомонитор, отсчитывая сокращения сердца девочки, шумел в канюлях кислород, и боролась с собой женщина, которой хотелось просто обнять двоих детей.

Полиция легко пропускала специальный медицинский транспорт со швейцарскими номерами, пограничникам тоже хватило документов с указанием «жизнеопасное состояние», паром выбрали по кратчайшему пути, позволяющему прожить до спуска на аккумуляторах автомобиля… Гермиона больше спала, Гарри обнимал ее, читал книги, в достаточном количестве прихваченные с собой, кормил, поил… Проблему туалета девочки решили методом катетера, хоть это сначала сильно ее смутило, буквально до слез, но вариантов просто не было — ехать-то им не один день.

За окнами проносились серые стены транспортных магистралей, красиво расцвеченные тоннели, леса, а вдали величаво вставали горы, украшенные шапками снега. Горы, в которые стремилось пол-Европы, чтобы отдохнуть на горнолыжных курортах.

— Кушать хочу, — тихо проговорила Гермиона, вполне неплохо чувствовавшая себя, если бы не трубка, спускавшаяся по ногам, учитывая, куда эта трубка была воткнута. Несмотря на покрывало, лежать без трусов, в одной больничной рубашке, девочке было некомфортно.

— Давай покушаем, — улыбнулся ей Гарри, с благодарностью принимая от сопровождающей их женщины судок с кашей и ложку. — Сейчас мы покормим мою хорошую, да? Сейчас Миона хорошо покушает, ведь она же прелесть.

Женщина поражалась тому, что видела. Она поражалась седым в одиннадцать лет детям, она поражалась тому, как они цепляются друг за друга, заботе, нежности… Будь они постарше, целитель сказала бы, что это семейная пара, настолько было велико взаимопонимание у этих двоих детей. Как мальчик кормил свою девочку, как успокаивал, менял электроды, массировал… И как девочка его почти не смущалась. Такую степень доверия женщина не видела доселе нигде и никогда.

* * *

ДМП трясло. Факты обследования детей и принудительного обследования профессоров показали наличие у всех достаточно сложного светломагического воздействия. Правда, цель воздействия не могли установить даже невыразимцы. Также было установлено, что всех девочек факультета Хаффлпафф подвергали физическим наказаниям, которых они не помнили.

— Мадам Спраут, вы арестованы. — Арест свершился как-то спокойно и буднично, в последний день каникул, после того, как обследование детей факультета барсуков было закончено.

По неизвестной причине в первый день нового года отсутствовала староста девочек факультета Годрика, что никого не взволновало. Даже ее родители, чистокровные маги, отнеслись к исчезновению дочери с каким-то совершенно ненормальным равнодушием. Северус Снейп, помня о том, что девушка помогала Поттеру и его девочке, попытался аккуратно разыскать старосту «враждебного» факультета, но не преуспел. Девушка будто сквозь землю провалилась. Зато стало известно о смерти Поттера, что ввергло Северуса в депрессию. О Гермионе Грейнджер никто и не вспомнил.

В глубине замка, ниже даже Тайной Комнаты, из саркофага поднялся высокий статный мужчина. Разбуженный замком, он не торопился, как в молодости, нестись и карать. Для начала мужчине необходимо было понять, что происходит, чем он в данный момент и занимался. Его возлюбленная, его жена, его смысл жизни, просыпалась медленнее, но с ней точно все будет в порядке, это мужчина знал.

Когда-то давно двое опустились в саркофаги Безвременья, чтобы стать стражами Школы, ибо человек слаб, а чары могли со временем ослабнуть и вот тогда понадобились бы истинные Хранители, коими и стали эти двое, добровольно обрекая себя на такое существование. Замок не сигнализировал о нападении, поэтому время у них обоих было, время, за которое они оба поймут, что происходит.

— Смерть тех, кто просил защиты и справедливости, — заинтересованно произнес мужчина, просматривая пергаменты с записью событий за время отсутствия их в этом мире. — Очень интересно, и как же это стало возможно?

— Думаю, муж мой, нам следует искать следы ранее, — проговорила проснувшаяся девушка лет двадцати на вид. — Не поможет ли рыцарь даме своей? — поинтересовалась она, взвизгнув, когда мужчина рывком поднял ее на руки из саркофага.

— Да, читать придется много, — вздохнул светловолосый рыцарь, взглянув на кипу пергамента. — Предлагаю пока подкрепиться, душа моя.

— Поддерживаю, — величаво кивнула девушка, призывая эльфа замка.

* * *

Бывшая староста девочек Гриффиндора бежала. Она старалась убежать из Великобритании со всей возможной скоростью, так как услышала разговор отца с Дамблдором. Девушка не понимала, какое заклинание наложил на родителей Великий Светлый, но вот то, что те спокойно обсуждали с ним принесение ее в жертву, было уже за гранью понимания бывшей старосты. Самое главное, Сара совершенно не понимала, за что с ней так поступили, где она успела перейти дорогу Дамблдору?

Замаскировавшись, девушка вспомнила о том, что существует маггловский транспорт, поэтому пробралась на паром, накрывшись чарами. Что делать дальше и куда бежать, бывшая староста факультета совершенно не представляла. Денег у нее было немного, и оставалась надежда на французскую школу.

А в Великобритании разворачивался очень серьезный скандал, с Дамблдором в главной роли, ибо именно он был обвинен в убийстве Гарри Поттера как магический опекун. Все аргументы «Альбус не мог» разбивались об один-единственный факт — установленную смерть чистокровного мальчика, чего Дамблдору уже простить не могли. О «какой-то грязнокровке», разумеется, никто и не вспомнил, но вот ребенок, внезапно оказавшийся чистокровным — это была серьезнейшая проблема. Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор совершенно неожиданно для себя понял, какую он себе же вырыл яму.

В глубоких пещерах собрались многие тысячи гоблинов, слушавших, затаив дыхание, своего Великого Вождя — Брюхонога. Вожди кланов, да и Совет Директоров Гринготтса не знали об этом собрании, а потому не могли его пресечь и разогнать, уничтожив смутьяна. Молодой гоблин из помета Крюкохвата вещал с высокой трибуны, размахивая кожаным шлемом, зажатым в руке.

— Люди — мерзкие твари, которых надо уничтожить! — восклицал он.

— Да! — бесновалась толпа.

— Они бросают детей в кипящее масло, чтобы съесть! — демонстрировал он картины пыток Инквизиции. — Мы следующие!

— Не допустим! — рычали гоблины в страхе за свое потомство.

— Совсем скоро мы выйдем в их помойные города, чтобы уничтожить их всех! — кричал Брюхоног, закатывая глаза.

— Да! Ура! Веди нас, Вождь! — капали пеной вошедшие в экстаз зеленошкурые, даже не догадываясь о зелье, распыленном в пещере.

Армагеддон приближался с каждым часом, каждым днем. Новое гоблинское восстание грозило обрушить Статут и уничтожить волшебство на этой планете.

Часть 13

Анастасия Лифанова, жена военного атташе посольства Советского Союза[6] в Швейцарии, шла к своей дочери, юной Ларе, которой вырастили новое сердце в этой клинике. Сердце дочери отказало внезапно, без предупреждения, поэтому переправить на родину ребенка не успели, пришлось решать проблему на месте. Девочка перенесла смену сердца хорошо, уже восстанавливаясь после «операции». Новое сердце вело себя прекрасно, и уже завтра любимая дочь вернется домой.

Анастасия дошла до палаты дочери, когда мимо прошел подросток лет одиннадцати с уставшим лицом, кого-то ей сразу же напомнившим. Впрочем, отбросив эту мысль, женщина вошла в палату, будучи почти сбитой с ног счастливой дочкой. Лара радовалась скорому возвращению домой и маме. Ей до смерти надоела скучная клиника, хотелось играть и веселиться. Но что-то еще беспокоило девочку, что сразу же заметила мама.

— Что случилось, доченька? — спросила Лару любимая мама, отмечая какую-то тень, пробежавшую по лицу девочки.

— Знаешь, мама… Сегодня приехали двое детей, — девочка вдруг погрустнела. — Девочка Гермиона и мальчик Гарри. Они… они совсем одни, мама, у них нет никого, как же так?

— Так бывает, доченька, — Настя поняла, что встревожило ее чувствительную девочку. — Это неправильно, нехорошо, но так бывает.

— А еще девочка, которая Гермиона, очень на тебя похожа, почти как я, — прошептала Лара на ушко обнимающей ее маме. — И глаза такие же, и волосы, только она седая…

— Как седая? — удивилась женщина. — Совсем?

— Ну почти, — вздохнула девочка. — И мальчик тоже седой, почти весь, он на дядю Киру похож, такие же зеленые глаза, только он не веселый, как дядя Кира, наверное, это потому, что они совсем одни, да?

— Так, доченька, — напряглась женщина, вспоминая давнюю историю об исчезновении детей, которых искали всеми силами СССР[6] до сих пор. — Давай-ка я на них взгляну. Я скоро приду, моя хорошая, хорошо?

— Хорошо, мамочка, — кивнула девочка, изо всех сил надеясь, что, может быть, у нее появится сестренка, пусть даже не родная. Дар пророка, дремавший в крови Лары, внезапно активизировался, когда она посмотрела на эту девочку, Гермиону, и потом Лара долго плакала, пока не пришла мама.

Анастасия шла по коридору, чтобы поговорить с лечащим врачом и увидеть так всполошивших ее дочь детей. Лечащий врач рассказал женщине все, что знал. Сироты, нерасторжимый брак в одиннадцать лет, мальчик умирал трижды, девочка один раз, на мальчике оказалось проклятье, а девочка пережила сильнейшее эмоциональное потрясение, отчего и заболела. Дети заплатили за новое сердце девочки.

— Понимаете, фрау Лифанова, — объяснил целитель, — сердце-то мы сменим, но это поможет ненадолго.

— Почему? — удивилась Анастасия, не понимая, в чем может быть проблема.

— Представьте, — произнес мужчина, явно с трудом подбирая цензурные слова, — что вы одни в целом свете. Вокруг нет никого, вам одиннадцать лет, а всем окружающим на вас… Наш менталист напился до розовых чертей, увидев память детей. Это же непредставимо!

— Я могу их увидеть? — тихо спросила побледневшая женщина, понявшая, о чем говорит целитель, сердце от слов мужчины противно заныло.

— Да, конечно, — грустно улыбнулся целитель. — Самое страшное, что они уже не ждут тепла и не верят никому, кроме друг друга.

— Это я как раз понимаю, — кивнула Анастасия, на своем веку видевшая очень многое.

Когда целитель приоткрыл дверь, Настя увидела Леночку. Приглядевшись, она поняла, что девочка очень похожа на Леночку, просто копия, но это была, разумеется, не пропавшая много лет назад сестра. Сходство было бы просто поразительным, если… Дочка правильно заметила — дети были седы. Не абсолютно, но весьма заметно. Взглянув на мальчика, который сейчас привычно и аккуратно кормил девочку, Настя замерла. Эти глаза она бы узнала из тысячи, потому что принадлежали они ее другу, Кириллу. Достав переговорное зеркало, Анастасия Лифанова вызвала друга.

— Кира, бросай все и пыли в клинику, — напряженным голосом заявила она.

— Что случилось, Настенька? — поинтересовался майор Краснов, доселе подругу в таком состоянии не видевший.

— Смотри сам, — она повернула зеркало к детям, показывая эту картину другу.

— Мать моя, Красная Армия, — донеслось из зеркала. — Десять минут!

* * *

Изменение в поведении потомка Крюкохват отметил не сразу, но стоило ему заметить нехарактерные для гоблинов порывистые движения, как Брюхоног был тут же спеленат и увлечен в ритуальный зал, а сам Крюкохват мрачно положил синий шар в красный желоб, объявляя этим самым тревогу.

Не прошло и часа ритуала, как Брюхоног оказался в изоляции, а по коридорам и галереям забегали гоблины-стражи. Они хватали сородичей и разводили по залам, чтобы вывести у них из крови зелье да снять проклятье, которое наложили на них те же, кому и нужно было уничтожить народ гоблинов. «Эльфийское безумие» было старым заклятьем, к которому люди отношения точно не имели: чтобы наложить его, нужны были именно эльфы, причем не нынешние вырожденцы, а древний враг, доселе на этой планете не существовавший. Необходимо было допросить Брюхонога и найти врага.

Гоблинские вожди выдыхали, понимая, что еще немного — и пещеры были бы выжжены теми, кого маги презрительно звали магглами. Гоблины-то точно знали возможности людей и их боевого оружия. Как никто другой, зеленошкурые понимали, что с ними будет в случае падения Статута.

В подземельях Хогвартса высокий молодой рыцарь читал пергаменты, чувствуя, что еще немного, и начнет крушить все вокруг. То, что сделали с его детищем, вызывало ярость, просто неконтролируемое бешенство, которое с трудом сдерживала любимая жена. Она, правда, тоже всепрощением не страдала, отчего Хогвартс ждали отнюдь не простые дни.

— Годрик, рыцарь мой, не спеши, — сказала ему девушка. — Всех убить ты еще успеешь, нам надо разобраться, кого конкретно убивать.

— Мара, душа моя, но это же просто невозможно! — возмутился Годрик Гриффиндор, страж и Хранитель Хогвартса. — Была бы жива Ровена, тут бы скелеты строем ходили!

— В чем-то хорошо, что Ровена решила не оставаться, — улыбнулась Мара Гриффиндор, страж и Хранитель Хогвартса. — А то, боюсь, тебе бы ничего не осталось. А мама вообще бы тут оставила только фарш для своих любимых грядок.

— Ты права, любовь моя, — успокоился Годрик, возвращаясь к пергаментам.

Помона Спраут в результате допросов показала… То, что она показала, было чудовищно. Но приглашенные гоблины смогли все-таки обнаружить у женщины следы проклятья, которое, возможно, и привело к такому поведению. Амелия Боунс дрожала от ярости, ибо понимала, кто конкретно мог наложить такое проклятье на декана факультета барсуков.

Решившись, мадам Боунс приказала арестовать Альбуса Дамблдора.

* * *

Гарри докормил Гермиону, которая еще не могла кушать сама, кинул взгляд на кардиомонитор и потянулся за таблетками. Девочка смотрела только на него и только ему позволяла себя мыть, за это время полностью уже доверившись. Гермиона чувствовала себя очень слабой и, если бы не Гарри, скорее всего, не выжила бы. Но рядом был Гарри, мывший ее, кормивший ее, выносивший судно, ни разу не поморщившийся и даже не понявший вопроса, когда девочка его спросила.

Когда дверь в палату открылась, Гарри отреагировал на движение, сразу же вставая так, чтобы прикрыть Гермиону. В проеме двери стояли двое: женщина, очень похожая на его Гермиону, и мужчина, взглянув на которого, Гарри пошатнулся. Мужчина смотрел на него пронзительно-зелеными глазами, такими же, какие были у мальчика, а еще он был чем-то похож на маму, такую, какой та была на колдографии.

Гарри, замерев, стоял и смотрел на двоих взрослых, не понимая, что происходит, отреагировав только тогда, когда всхлипнула повернувшая голову Гермиона. Мальчик кинулся к своей девочке, обнимая ее, прижимая к себе, а Гермиона смотрела на женщину, так удивительно похожую на нее, и по лицу девочки катились слезы. Ей хотелось сейчас прикоснуться к этой женщине, потрогать ее, ведь она всем сердцем, всем своим существом ощущала кого-то родного. Гермиона смотрела на Анастасию и молча плакала, не замечая этого, а Гарри уже давил, изо всех сил давил красную кнопку, страшась того, что целители не успеют.

— Мама, — прохрипела Гермиона, теряя сознание.

Часть 14

Когда целители сумели стабилизировать Гермиону, отругав всех вокруг за такие стрессы, на кровати рядом с детьми сидели майор Краснов, Анастасия и ее дочь Лара, гладившая сейчас по рукам ничуть не возражавших против этого Гермиону и Гарри. Лара тихо плакала, глядя на этих двоих, потому что не могла себе и представить, что так бывает.

— Это случилось давно, — начала свой рассказ Настя. — Из посольства исчезло трое магически одаренных детей, все девочки, которых мы все ищем и по сей день. Ты, малышка, — она посмотрела на Гермиону, — просто вылитая Леночка, моя сестра, а ты, мальчик…

— Моя младшая сестра Лиля пропала тогда же… — вступил Кирилл. — У тебя ее глаза, да и внешне сходство есть. Наша мама не выдержала долгой разлуки, а потом и папа ушел за ней, остался только я. Настенька не оставила одного, так и вышло.

— Значит, меня родили не Грейнджеры? — тихо спросила Гермиона, переживая весь ужас своего детства.

— Нет, малышка, — улыбнулась ей Анастасия. — Мы не знаем, кто был твоим отцом, но в любом случае, ты наша. Мы не разлучим тебя с Гарри, не бойся, да и Краснов вас одних не оставит. Вот завтра приживят тебе новое сердечко, и отправим вас домой…

— У нас нет дома, у нас ничего нет, мы никому не нужны, — заплакала Гермиона, почти ничего не понявшая, кроме того, что, возможно, все изменится.

— Вы нам нужны, дети, — произнесла Настя, кидаясь к девочке. — Очень нужны, и у вас есть дом. У вас есть целая страна, которая укроет и защитит, вы больше не одни.

— Вы не одни, — Кирилл обнял мальчика и его девочку, сейчас плачущую навзрыд так же, как плакал и мальчик.

— Мы не одни… — Гарри не мог сдержать слез, что прорвались, несмотря ни на что. — Не бросайте Гермиону, пожалуйста, — вдруг попросил он.

— Вас обоих никто никогда не бросит, — прошептала Настя. — Скоро увидите бабушку и дедушку, а там и мы приедем, да, Ларочка?

— Да, мамочка, — проговорила девочка, обнимая мальчика и его девочку.

— Если ты не против, Гермиона, будешь мне доченькой, — продолжила Настя. — А Гарри твой будет рядом с тобой, ведь разлучать вас нельзя. Хочешь, малышка?

— Ты будешь мне мамой? — будто не веря в то, что услышала, спросила Гермиона.

— Буду, маленькая, — ласково произнесла Настя, а потом погладила мальчика, замершего от этого жеста. — И тебе буду. Что там у вас сладится, жизнь покажет, но я у вас буду. И Киря будет. И много еще кто. Хотите?

— А ты больно наказываешь? — спросила девочка. — А то я от наказания в обморок падаю.

— У нас не принято бить детей, — ответила Лара, прижавшись к Гермионе. — Совсем не принято, понимаешь, сестренка?

— Разве так бывает? — удивилась Гермиона.

— У нас бывает, — твердо сказал Кирилл. — Тебя никто и никогда не тронет.

Гермиона опять заплакала. Она просто не могла выдержать такие эмоции. У нее будет мама… А Гарри чувствовал обнимающие его руки и понимал, что он больше не один. Они с Гермионой больше не одни, появился кто-то, кому не все равно. Вот вчера еще не было, а сегодня — хлоп! — и появился. Это было так необычно, непредставимо, что мальчик почувствовал головокружение. Сразу привычно-правильно задышав, он оперся на кровать, встретив испуганный взгляд своей все понявшей девочки.

— Не умирай, Гарри, — жалобно сказала Гермиона. — Я без тебя не смогу.

— Я не умру, — наконец справился с собой Гарри. — Голова закружилась просто.

— Было бы нечестно умереть сразу, как мы стали не одни, — сообщила ему девочка. — Мама, а можно тебя попросить…

— Что, малышка? — наклонилась Настя к Гермионе.

— Обними меня… Пожалуйста.

Гермиона уже успокоенно спала, когда Кирилл принялся расспрашивать Гарри. О том, как тому жилось, почему он седой, что знает о семье… С каждым ответом пацана майору хотелось запулить по Великобритании чем-то мегатонным, чтобы просто стереть в порошок всех, кто так обращается с детьми. А потом Гарри начал рассказывать о Гермионе, и волосы офицера встали дыбом. Кирилл просто не мог себе представить такого отношения к девочке, а уж рассказ о Хогвартсе, который мальчик называл исключительно тюрьмой… Что-то в этом рассказе задело слух, и Кирилл начал расспрашивать внимательнее.

Выслушав то, что ему рассказывал Гарри, Кирилл тяжело вздохнул, взглянул в потолок, произнеся какую-то непонятную мальчику фразу, а потом достал из нагрудного кармана что-то красное и резко сломал это что-то пополам.

* * *

По коридорам древнего замка шествовал мужчина, одетый в модный для десятого века костюм, с полуторным мечом на поясе, рядом с которым величаво плыла, а не шагала, молодая девушка. Оба были хмуры и молчаливы, пока навстречу им не попался Квиринус Квирелл, сразу же схваченный мужчиной за горло и лишенный тюрбана.

— С каких это пор по Убежищу разгуливает нежить? — поинтересовался Годрик. — И что оно тут делает?

— Судя по виду, муж мой, — ответила ему девушка, — оно учит детей, интересно-то как, ну-ка…

Девушка достала большой черный фиал и, игнорируя подергивания Квирелла, подхватила пальцами за ноздри обнаруженную на его затылке морду. Аккуратно вытянув духа из головы профессора, девушка запечатала оный в фиал, который отправился в карман ее платья.

— Потом с духом разберемся, а этого можешь отпустить, пусть идет, если не сдох еще, — заявила девушка.

— Да, душа моя, — ответил ей Годрик Гриффидор, мощным тычком отправляя Квиринуса куда-то за спину. — Идем дальше смотреть?

— Да, муж мой, — кротко согласилась девушка, разминая пальцы.

Артефакт, показывающий активность души Тома, остановился в тот миг, когда директора пришли арестовывать. К счастью Амелии, она не пошла с группой из пяти невыразимцев и двух авроров, а вот Аластор Грюм пошел, желая взглянуть в глаза старому, как он думал, другу. Так Аластор и умер, как и все вошедшие в кабинет — мгновенно и без всяких эффектов. Дамблдор вздохнул.

— Идеальных планов не существует, Фоукс, — заявил он. — Пошли отсюда.

Тело Альбуса Дамблдора медленно упало на пол, а оставшимся на том месте, где только что стоял Светлый Волшебник, оказалось высокое существо с огромными холодными глазами и с высокими острыми ушами, одетое во что-то, напоминающее тунику. Существо что-то пропело, феникс уселся ему на плечо, и оба исчезли во вспышке пламени. На полу остались лежать невыразимцы, авроры и Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор.

А по замку шествовал злой Годрик Гриффиндор, отмечая следы магии, которой здесь не могло быть. Высокие Эльфы ушли из этого мира много тысяч лет назад, и видеть теперь следы их магии было сильно странно. И очень не к добру, что, безусловно беспокоило.

— Светлоэльфийское все вокруг, — сообщил Годрик, на что Мара огляделась повнимательнее. — Аж смердит.

— Ты прав, муж мой, — согласилась она. — Надо чистить.

* * *

Сердце Гермионе сменили на день раньше, чем было запланировано, потому что поднялась тревога. Это было не сильно безопасно, но другого выхода никто не видел, детей стоило эвакуировать на родину чем быстрее, тем лучше. Переломив медальон, майор Краснов проделал действие, аналогичное втыканию раскаленной кочерги в муравейник.

— Краснов, — обратился к нему муж Насти. — Твою нехорошую мысль, зачем ты переломил медальон[8]?

— Эльфы[8], — коротко ответил Кирилл. — Причем не домовые, а те самые.

— Вот вечно ты находишь экскременты[8], — в сердцах ответил ему друг и начальник. — Как только умудряешься?

— Валер, это не шутки[8], — спокойно заметил майор. — Детей эвакуировать надо, и Настю, кстати, тоже.

Через два часа после операции по смене сердца Гермиону, Гарри и Лару в сопровождении Насти грузили в микроавтобус, чтобы в минимальные сроки доставить в посольство. К счастью, по дороге ничего не произошло, и микроавтобус, не останавливаясь, пересек портальное кольцо, моментально оказавшись за две тысячи километров от исходной точки. Момент перехода Гарри даже не заметил, а Гермиона спала всю дорогу, чтобы проснуться среди белых простыней русской больницы.

Часть 15

Появление Годрика и никому не известной девушки, которую он называл женой, сильно удивило профессоров. В свою очередь профессора будто просыпались, начиная проявлять чувства и эмоции, оглядываясь вокруг, смотря в равнодушные глаза детей с ужасом. Они, безусловно, помнили все, что происходило в замке, но внутренне отрицали свое участие в этом, будто это все было не с ними. А рыцарь Годрик чистил замок от чужеродной магии, и замок просыпался.

Явление совы Гринготтса Годрик принял с интересом, но отреагировал не сразу, потому что забот в замке было очень много. Высокий, оставивший свой «запах» в замке, едва не уничтожил Убежище. Поэтому на гоблинов рыцарь обратил свое внимание несколько позже, просто пригласив представителя.

Гоблины, допросив Брюхонога, нашли виновника, который и обработал сородичей, этим виновником оказался Альбус Дамблдор, но чары и зелья не могли быть применены человеком, что поставило в тупик старейшин, которые просто попытались вызвать Великого Светлого в Гринготтс. Вместо Альбуса Дамблдора явился рыцарь, которого считали умершим уже почти тысячу лет.

— У нас есть сведения, что Альбус Дамблдор использовал магию Светлых Экка[12], — заявил глава совета старейшин. — Мы требуем его выдачи.

— Альбус Дамблдор мертв, — ответил Годрик. — Но магией «высоких» провонял весь замок, так что вы правы.

— Мы должны найти Экка до того, как они уничтожат мир! — зарычал старейшина.

— Тут мы с вами союзники, — ответил рыцарь. — Есть идеи, где искать?

Идей не было, зато началось брожение у русских — закрылось посольство, эвакуируя весь персонал, кроме военного, в свою очередь численно увеличившегося втрое.

* * *

Виктор Феоктистович смотрел на свою пациентку и не отходящего от нее мальчишку примерно тех же лет. Он видел в своей жизни многое, в том числе и рано поседевших детей. Но история именно этих двоих, рассказанная ему Анастасией, просившей называть ее по имени, впечатлила пожилого целителя. То, как они выживали, как цеплялись друг за друга, как в результате заякорились, замкнув свои миры… Это не было странным, но нормальным такое тоже назвать было нельзя.

— Ну, как мы себя чувствуем? — Аппаратура показывала, что у девочки все хорошо, но вопрос задать надо было.

— Спасибо, целитель, — кивнула девочка. — Все хорошо, только слабость еще есть.

— Слабость еще некоторое время будет, — произнес Виктор Феоктистович, слушая сердце девочки. — Рано приживили, не успело твое новое сердце окрепнуть. Не нервничать и пока не напрягаться, а вот потом придется, — улыбнулся он.

— Простите, целитель, — обратился к нему мальчик. — Нам не сказали, как таблетки принимать, и режим же. Мионе кушать пора. — Целитель улыбнулся, услышав нотки нежности в голосе ребенка.

— Кушать сейчас принесут, а вот таблетки… — Виктор Феоктистович задумался. — А что вы сейчас принимаете?

— Вот… — Гарри показал аккуратно разложенные по времени и дням недели медикаменты, заслужив уважительный взгляд целителя.

Скорректировав терапию, Виктор Феоктистович покинул пациентов, чтобы разработать комплекс реабилитационных мер. А к детям пришли Настя и Лара, учившаяся называть Гермиону сестрой. Настя улыбнулась, видя радость в глазах Мионы, которая буквально рванулась к ней, ведь девочке очень хотелось семьи.

— Мама… — прошептала Гермиона, как будто не веря самой себе.

— Здравствуй, доченька, — улыбнулась Настя, обнимая Гермиону и Гарри. — Здравствуй, мой хороший.

— Мама пришла, — улыбнулся Гарри, произносивший это слово так, что Лара всхлипывала от наплыва эмоций. Мальчик вкладывал в это слово такие интонации, как будто говорил о невозможном чуде.

— Ну как вы тут? — поинтересовалась женщина, глядя на то, как в испуганных в первый момент глазах Гермионы появляется счастье.

— Мы хорошо, наверное, — ответила улыбающаяся девочка, — сейчас меня поко-ормят.

— Я вам артефакты принесла, — вспомнила Настя. — Они помогут понимать русский, кроме того, будут обучать вас, — она протянула два кольца, похожих на обручи для волос. — Надевайте, они подстроятся сами.

Мягко надев артефакт сначала на Гермиону, а потом уже позаботившись о себе, Гарри еще раз улыбнулся. Ощущать заботу мальчику было непривычно и очень тепло. Тем не менее, он боялся отпустить себя. Будь Гарри один — это одно, но ведь у него была Гермиона, которую надо было защитить любой ценой.Настя это понимала, она понимала, что если Гермиона приняла ее всей душой, то Гарри будет ждать предательства, равнодушия, боли, потому что другого опыта у мальчика просто не было.

Женщина просто надеялась однажды добиться того, что Гарри расслабится, отпустит прошлое. А пока она улыбалась и обнимала детей, всех троих, и дети улыбались ей в ответ.

— Мама, — обратилась к ней Лара, когда они вернулись домой. — А когда мы заберем сестричку и ее Гарри домой? Им там холодно, я чувствую.

— Когда целители разрешат, — ответила ей Анастасия. — Сейчас пока еще нельзя, сердце у Гермионы не окрепло.

— Но им холодно, — прохныкала любимая дочка. — Их надо согреть, просто прижать к себе и греть, потому что Гарри боится, что это все временно, а потом опять…

— Что опять? — посерьезнела мама.

— Опять всем будет все равно, — Лара заплакала, как маленькая, не в силах выразить то, что она видела в душах своих уже близких. — Он так боится, мама… Я же вижу.

И Настя, оставив дочку дома, отправилась говорить с целителем. Она и не подозревала, что все настолько серьезно, как не подозревал и он. Виктор Феоктистович долго размышлял, думал, от взгляда, полного надежды, ему становилось не по себе. Настя верила Ларе, о даре которой знала, поэтому старалась убедить целителя в том, что дома детям будет лучше.

— Хорошо, но режим лежачий пока, через пару дней будет сидеть, потом и ходить начнет, но без стрессов, согласны? Мальчик ее хорошо справляется, ухаживает за ней, так что давайте пробовать, — вздохнул целитель, приняв аргументацию женщины. — Мы подготовим транспорт и через час…

— Спасибо! — радостно улыбнулась Анастасия, обнимая немолодого целителя.

Новость о том, что они переезжают, Гарри воспринял спокойно, а вот Гермиона сначала попыталась заплакать, вообразив, что опять… Но мальчик ее успокоил. Несмотря на ожидание предательства, он почему-то поверил. Он поверил даже не Насте, а Ларе, поэтому, успокоив свою девочку, начал готовить ее к переезду.

* * *

Сара до школы не добралась. Попав в Париж, она двинулась туда, куда вела ее интуиция. Девушка не отдавала себе отчет, она просто хотела спастись, просто убежать туда, где не найдут. И она шла по Парижу, пытаясь понять, куда ее тянет. Сара не знала, что директор французской школы немедленно выслала бы ее обратно в Великобританию, потому что таков был договор между Дамблдором и мадам Максим. Впрочем, это был даже не договор, а откровенный шантаж, но мадам Максим нравилось ее положение, рисковать которым она не желала.

Интуиция довела девочку до какого-то здания, со звонком у резной калитки. Девушка уже не соображала, что делает, как будто кто-то другой вел ее, чья-то чужая воля. Сара плакала, но шла, не в силах сопротивляться этой воле. Вот она позвонила в звонок и шагнула в приветливо распахнувшуюся калитку, когда мир померк и сознание покинуло ее.

— Не понял, — удивился охранник, подхватывая упавшую на землю девушку. Она упала нехорошо, будто кукла, которой вдруг обрезали ниточки. — Здесь восьмой, нештатная ситуация, — проговорил он в микрофон носимой радиостанции.

— Что тут у тебя? — подбежал старший, разглядывая неизвестную девушку, потом хмыкнул, расстелив неизвестно откуда взявшееся покрывало. — Положи-ка ее.

Охранник осторожно положил неизвестную на покрывало, когда старший что-то сделал руками, и на груди девушки возник помаргивающий красным камень. Старший охранник тяжело вздохнул, непечатно высказался и…

Над территорией посольства СССР во Франции развернулся гудящий стационарный щит. Началась эвакуация, а одна специфическая организация получила второй сигнал тревоги, на этот раз из Франции. С таким сигналом следовало разбираться на месте, чем и занялись очень специальные люди. Неизвестная девушка, погруженная в стазис, продолжала лежать там, где ее оставили.

Часть 16

Оказавшись в доме, а не в больнице, Гермиона вначале даже не поняла, что изменилось, зато это очень хорошо понял Гарри. Они были в доме, который им… радовался? Мальчик пытался разобраться в своих ощущениях и не мог. Это был не тюремный барак Дурслей, не равнодушный Хогвартс, не холодная больница. Здесь Гарри неожиданно стало тепло, как будто он долго где-то ходил и вернулся туда… Где ждут?

Гермиона просто чувствовала тепло, как… Ей тоже не с чем было сравнить, потому что такого она никогда не чувствовала. Ее магия ластилась к этим стенам, к этому дому, к окнам, все вокруг было каким-то родным, близким, как… мама. Стоило им разместиться, как прибежала Лара, воспринимавшаяся Гермионой тоже родной и близкой, почти как Гарри, который просто стоял посреди комнаты с закрытыми глазами и не шевелился.

— Что это? — хрипло спросил мальчик, не понимая, что происходит.

— Это наш дом, Гарри, — ответила ему Лара, наблюдая за тем, как магия дома принимает и обволакивает мальчика.

— Как это? — непонимающе произнес Гарри. — Оно теплое и родное…

— Ты дома, где тебя любят и ждут, — тихо проговорила Настя, наблюдая за детьми.

— Ждут? — удивился мальчик. — Меня? Но зачем? Почему?

— Потому что ты есть, — женщина обняла седого ребенка, прижав его к себе.

Потрясение было настолько большим, что Гарри почувствовал, что сейчас упадет в обморок. Помня о том, как это будет воспринято Гермионой, он приложил все возможные усилия, чтобы удержаться в сознании, но ощущения были такие, как будто все нереально, он сейчас проснется и будет Хогвартс и господин Смерть, с интересом смотрящий на него.

Поняв в чем дело, Настя усыпила Гарри чарами, уложив его рядом с Гермионой, которая совершенно не понимала, что происходит. Девочка удивленно посмотрела на нахмурившуюся женщину, которую она уже называла мамой.

— У него никогда не было дома, — объяснила Настя. — Поэтому ему трудно принять.

— Но он же жил в доме? — удивилась Гермиона. — У Дурслей.

— Жить в доме и быть дома — это разные вещи, — произнесла женщина, поправив одеяло девочке. — Он никогда не чувствовал себя дома, у него не было родных, тепла, ласки, понимаешь?

— Совсем-совсем никогда? — девочка расширила глаза, только сейчас окончательно понимая, почему стала всем миром для этого мальчика.

— Совсем-совсем, — вздохнула Настя. — Надо звать волхвов, потому что сама я не понимаю, что с этим делать. Может быть, они смогут исцелить душу. И твою, дочка, тоже.

Настя не любила откладывать дела в долгий ящик, поэтому через знакомых связалась с теми, кого хотела попросить о помощи. Она чувствовала, что мальчик так может и с ума сойти, но вот того, что последовало, совсем не ожидала. Волхва она встретила внизу, попытавшись быстро объяснить, через что прошли дети и что с ними сейчас. Волхв Варлаам внимательно выслушал женщину, еще раз уточнив, откуда прибыли дети, слегка поморщился и шагнул в комнату.

Не прошло и нескольких минут, как в дом начали прибывать люди — маги, целители, волхвы, безопасники. Их вдруг стало так много, что Настя совершенно растерялась, только Лара улыбалась, чувствуя, что люди помогут братику и сестричке. А люди все прибывали. Над домом завис вертолет, потом появились милиционеры, завершая оцепление. Происходило что-то немыслимое.

— Ну что, братия, — произнес Варлаам. — Вы все видите это. Будем выкорчевывать или позовем помощь?

— Я бы помощь позвал, — вздохнул кто-то из целителей, оценивая то, что обнаружилось в детях.

* * *

Ощетинившиеся посольства СССР по всему миру добавили нервозности в международной политике, некоторые страны решили, что «большой красный медведь готовится мыть лапы в крови», и начали сильно нервничать. Но сами посольства работали в закрытом режиме, будто готовясь к нападению, а вот армия никуда не двигалась и ракетные шахты никто не отрывал, отчего все успокоились. Не сразу, но успокоились. А вот перешедшие на территорию Франции маги были шокированы.

— Это что? — озадачено поинтересовался Олег Витебский, боевой маг первой категории.

— Да кто ж его знает? — ответил ему его друг и помощник «просто Валя».

— Если мы не знаем, что это такое, значит что? — спросил Олег.

— Зовем старших товарищей, — кивнул «просто Валя» и, развернувшись на месте, побрел к мобильному портальному комплексу.

Девушка, лежавшая на плащ-палатке, которую легко было принять за плед в такой конфигурации, не походила ни на «потеряшек», ни на террористку, ни на русскую. Она вообще ни на кого не походила, просто лежала в стазисе, а камень, помаргивавший на ее груди, казался частью тела. Олег припоминал что-то связанное с «живыми кристаллами», но все никак не мог вспомнить, что это значит. Читал Олег об этом очень давно… Впрочем, периметр был перекрыт, и опасности, на первый взгляд, не было.

— Дождемся старших, они скажут, что это такое, — вздохнул Олег, отправляясь к полевой кухне.

* * *

В гостиной внезапно, испугав Настю, появилась женщина, одетая в традиционные русские одежды светлых оттенков. Ее сила, растекшаяся по дому, буквально придавила Настю и Лару, но потом отступила, будто погладив. Женщина взглянула в глаза Ларе, тяжело вздохнула и двинулась наверх, а девочка, как зачарованная, двинулась следом, но была поймана мамой.

— Лара, что происходит? — нервно спросила Настя, разворачивая дочку к себе.

— Они позвали ее, чтобы она помогла им спасти их, — абсолютно непонятно объяснила Лара, глядя в глаза мамы. Взгляд девочки был устремлен куда-то в бесконечность, она будто бы видела что-то иное, непредставимое, но после того, как Настя прижала дочь к себе, та просто расплакалась.

— Так, — произнесла появившаяся в доме женщина, войдя в комнату, полную волхвов и целителей. — И чего звали?

— Помоги, Ягинична! — воззвали к ней волхвы. — Что-то странное в детях сидит, не дает их души вылечить.

— Конечно, странное, — произнесла названная богиней, водя руками над детьми. — Не думала я, что вновь такое увижу, — она дернула руками, будто вырывая что-то из Гермионы и Гарри. В ее руках появились два шара, мигающих красным. — И откуда это в них?

— А что это, матушка? — поинтересовался Варлаам. — Не видел я такое ни разу.

— Еще бы ты видел, — вздохнула Ягиня, борясь с гневом. — Пойду, мужу покажу. А вы — детей лечите, особенно мальчика, девочка-то справляется, в тепле души своего мальчика, а вот он…

Волхвы и целители поклонились, и женщина исчезла, будто не было ее. Теперь начиналась вполне привычная работа — вылечить исстрадавшиеся души, открыть их теплу, научить жить в мире с собой и не ждать удара в спину каждую минуту. Волхвы творили свой ритуал, а из души Гарри уходила боль. Гермиона тихо всхлипнула, прижимаясь к своему мальчику, ее душа также исцелялась, даря девочке понимание того, что сделал для нее этот мальчик, для которого она стала навсегда смыслом жизни.

Гарри видел во сне добрые улыбки, маму Настю, ощущал магию дома, который теперь его дом, и становился ребенком. Из волос детей уходила седина, но души их уже переплелись, и с этим ничего поделать было нельзя. Однако седина уходила, даря им детство. То детство, которого у обоих никогда не было, полное тепла, материнской ласки и доброты. Уходил из души Гермионы страх наказания, уходил из души Гарри страшный чулан.

Когда Гермиона проснулась, она обняла своего Гарри, сразу же открывшего глаза, но в них не было уже боли и тоски, он был дома, как и она. Они были дома, среди своих, за окном сияло солнце, а рядом с кроватью стояла Настя, смотревшая на них обоих с любовью и нежностью, присущими маме. Гарри улыбнулся. Открыто, ярко, совсем по-детски. Рядом с ним так же ярко, солнечно улыбалась и Гермиона. Прошлое отпустило их, забрав и седину, не присущую детям.

— Ура! — закричала Лара, прыгая в кровать к сестричке и ее Гарри, сразу же обнявшими ее. Они были дома.

А русская богиня в это время демонстрировала могучему Велесу то, что она вынула из двух исстрадавшихся детей. И выражение лица бога трех миров было очень далеко от спокойного. Кому-то предстояло испытать его гнев.

Часть 17

Существо, выглядящее совсем юным Высоким Эльфом, даже, скорее, ребенком, хотя это мог определить только такой же Эльф, понуро стояло посреди огромного пространства. Оно совершенно по-человечески опустило голову, что было для этих существ не характерно. Огромные сияющие шары окружали это существо, отчего ему было явно неуютно. Нарушение такого типа было чем-то чрезвычайным, потому существу дали возможность объясниться [13].

— В детях основной расы мира были обнаружены управляющие контуры, как ты это объяснишь?

— Я играл… — проговорило существо, пусть будет эльф, раз он так выглядит.

— Ты знал, что в этих мирах нельзя играть, — это было не вопросом, а утверждением.

— Ну знал, — эльф продолжал изображать представителя расы существ спорного мира.

— Зачем ты нарушил баланс? — голос, который слышал эльф, был лишен всяких эмоций.

— Мне было интересно, как они забегают, — ответило существо.

— Только то, что ты ребенок, избавляет тебя от немедленного уничтожения, — это был приговор, с которого начиналось наказание. Старшие не умели шутить, а наказание должно соответствовать проступку, потому все его проступки были показаны.

Существо, сбежавшее от Воспитателей, принимает форму эльфа и пробирается в один из Спорных миров, запрещенных для посещения. Почему они запрещены, существо не знает, впрочем, это его и не интересует. Пробравшись, выглядящий эльфом выронил деталь туалета, на которую сразу же набросились люди в черной одежде, что нарушителя разозлило, но он решил вернуться к этому позднее. Обнаружив, что его силы теперь равны той форме, которую он принял, эльф сначала расплакался, но потом отвлекся и начал играть.

Трое похищенных детей, с даром видеть суть вещей, были перенесены в другую страну и отданы на воспитание в разные семьи. Выросшие девушки передали свои дары детям и были убиты, а дети отправились по семьям, которых лишили чувства любви к этим детям. Эльфу интересно наблюдать за страданиями малышей, он подправляет их поведение управляющими контурами, заставляя медленно умирать, создавая очень вкусные эманации страдания, которые для этого существа сродни сладостям.

Равнодушие профессоров в школе создает фон, полный боли и гораздо более вкусных страданий. Эльфу это очень нравится, но быстро приедается, и тогда он решает поиграть в войну, где гоблины будут резать людей и умирать. Почему-то существу это кажется очень забавным, но у него заканчиваются батарейки для того, что люди зовут ритуалами, и он делает живую батарейку из девушки, которая должна еще привести эльфа к потерянной детали туалета.

— Твои Воспитатели будут наказаны, а ты, раз тебе так нравятся страдания других… — слышится приговор. — А сделанное тобой, да будет исправлено.

Маленькая девочка открывает зеленые глаза в корзинке, стоящей у двери в добротный дом. Открывается дверь, и на порог выходит женщина… В одном из миров начинается история девочки-которая-выжила, ненавидимой, страдающей и этим очищающей свою душу. История существа, выглядевшего, как Высокий Эльф, закончилась.

Велес благодарит Старших за вмешательство, ибо ребенок чужого мира натворил очень много злых дел. Ребенок, не понимавший, что другому тоже больно. Именно за это и наказаны его Воспитатели.

— Да, дорогая, — сказал Велес жене. — Кто бы мог подумать, что страшным древним артефактом окажется соска из другой вселенной…

* * *

Сара очнулась внезапно. Просто, как включили. Она лежала на траве, а на нее с удивлением смотрели какие-то военные. Почему-то в голове появлялись странные картины, которых она ранее не помнила, и вот, когда все встало, кажется, на свои места, она заговорила:

— Лили Мун, она вам нужна, это очень важно… Хогвартс… — Сара пыталась объяснить что-то, но потеряла сознание.

— Девочку в наш госпиталь, — отрывисто произнес Олег, не понимающий, куда исчез камень с ее груди. — Она, похоже, принесла важную информацию.

— Есть, понял, — ответил «просто Валя», подхватывая девушку заклинанием.

— Группа! — крикнул Олег, подняв руку. К нему заторопились военные спецназа ГРУ, обеспечивавшие работу магов. — Все ко мне, прыгаем в Британию.

— Через посольство? — поинтересовался кто-то.

— Похоже, нет времени, разворачивайте запасной комплекс, — проговорил маг.

Началась суета и беготня, а в это время в Хогвартсе, в Больничном крыле, пришла в себя задыхавшаяся по неизвестным причинам девочка. Она огляделась по сторонам, но к ней никто не пришел, потому что Годрик Гриффиндор объяснял персоналу школы, насколько он недоволен сложившимся положением и качеством образования. Профессора совершенно не ожидали того, что им будут объяснять, как они должны учить и защищать детей, да еще и такими методами. Годрик решил, что время слов наступит как-нибудь потом, потому объяснял единственно, как он посчитал, доступным профессорам методом.

Девочка, очнувшаяся в Больничном крыле, вспомнила все, что происходило в школе, и поняла, что больше не хочет. Опекуны накажут, конечно, но, может быть, хотя бы, не убьют, а вот в этой школе… Она нацепила мантию дрожащими еще руками и пошла на выход. Некому было остановить одинокую детскую фигурку, бредущую по дороге в Хогсмид, когда почти рядом с ней с треском открылось портальное окно, из которого начали выбегать явно военные люди в незнакомой одежде.

Девочка подумала, что ее сейчас, наверное, убьют, и обреченно закрыла глаза, но один из военных присел перед ней и с непонятным акцентом спросил:

— Девочка, ты знаешь Лили Мун? Как нам ее найти?

— Вы хотите ее убить? — всхлипнув, спросила девочка. — За что?

— Мы хотим ее вернуть домой, туда, где родилась ее мама, — ответил военный, и девочка решилась, потому что хуже не будет.

— Лили Мун — это я, — тихо сказала она, а военный полез в карман, вытаскивая фотографию.

— Точно… Одно лицо, — ошарашенно сказал он, а потом крикнул: — Олег!

К девочке подбежал другой военный, взглянул ей в лицо и упал на колени, сразу же обняв Лили. Он так бережно прижимал девочку к себе, что она поверила и доверилась. А потом все завертелось, исчез Хогвартс, появились какие-то строения, а потом и больница, где Лили обследовали целители, перебрасываясь непонятными фразами. На кровати рядом лежала староста Гриффиндора, ее Лили помнила.

Олег Витебский, обнаружив свою племянницу, долго не мог прийти в себя, но нашел в себе силы объясниться с женой.

— Дурной ты у меня, — улыбнулась Ира, жена Олега. — Мы удочерим обеих девочек. И племянницу твою, и спасительницу ее, если она пожелает.

Сара, конечно, пожелала, а Лили только спросила… А потом с непониманием смотрела на плачущую женщину, которая гладила ее и прижимала к себе. Девочка никак не могла понять, почему будущая мама плачет, ведь она всего только попросила не наказывать ее до крови. А потом узнала, что бывают люди, которые не бьют детей. Это было… невероятно. А потом у Лили и Сары появились мама и папа, два братика, сестричка, бабушки, дедушки и еще много-много родственников, запомнить которых было невозможно.

* * *

Гермиона и Гарри просто жили. Они были счастливы, потому что у них были мама и папа, несмотря на то, что Гермиона и Гарри не были братиком и сестричкой, но они просто были счастливы. Куда-то в прошлое ушло равнодушие и страх смерти, зато появилась любовь, тепло и любимая сестричка.

Мама Настя и папа Валера отогрели так много переживших детей, которые любили носиться по двору, гонять на велосипедах, купаться в пруду и шалить в школе. Они стали обычными детьми, оставляя Британию и Хогвартс позади себя. Все, что тревожило, исчезло, кроме одного — Гарри был у Гермионы, а Гермиона у Гарри, и так было всегда.

Когда пришло время, Гермиона и ее Гарри твердо сказали государственному регистратору «Да» под крики «Ура», закрепляя свое «мы», родившееся в полном равнодушия замке. Они выучились, получили профессию, но никогда не забывали, что для них сделали мама и папа. Потому что у них были «мы».

Где-то в шотландском замке менялись профессора и предметы, Убежище снова становилось Убежищем, и обиженно сопел забытый всеми Волдеморт, играя свою роль джинна в бутылке. Бессмертие он получил, только вряд ли оно ему нравилось. А у Мары все никак не доходили руки до зловредного духа — она дрессировала волшебников Великобритании, иногда и в прямом смысле. Несмотря на хрупкость, девушка была сильной и плетью владеть умела. А кто был против, того посещал Годрик.

Сказка заканчивалась, вызывая улыбки, радость и смех. Потому что это сказка. И обязана заканчиваться хорошо. Вот если бы в жизни все было, как в сказке…

Примечание к части

автор перекрестился и решил, что как-то слишком мрачно даже для него.

Оглавление

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Часть 5

Часть 6

Часть 7

Часть 8

Часть 9

Часть 10

Часть 11

Часть 12

Часть 13

Часть 14

Часть 15

Часть 16

Часть 17