Книга дневных записей [Николай Иванович Хрипков] (fb2) читать онлайн

Николай Хрипков Книга дневных записей

23 мая. 10 часов утра. Аня с утра на огороде, пропалывает, поливает, рассаживает. Для нее с приходом весеннего тепла наступают горячие деньки. На огороде она проводит больше времени, чем в доме, если, конечно, не считать ночного сна. Я бы так не смог. А для нее всё, что она сажает и выращивает, это живые существа, к которым она относится, как к детям. Она разговаривает с ними, гладит их. Только что не целует.

— Ваня! Ой! Знаешь, что сейчас было. Полю я морковку. Это у самой задней ограды. Что такое? Такой хруст, как будто собака кость грызет. Заглянула через ограду, никакой собаки нет. А все равно хрустит. Что это такое может быть, не пойму.

— Ну, может быть, дальше где-то была собака в кустах, а ты ее не заметила.

— Да никакой собаки, я тебе говорю, нет. И хруст откуда-то из-под земли идет.

Ладно. Иду в огород. Аня постоянно говорит. Прошу ее замолчать. Прислушиваюсь. Хм. И в самом деле, что-то хрустит. Иду за огород. Осматриваю заросли травы и кустарников. Никакой собаки и вообще ничего живого там нет. А хруст идет снизу из-под земли. Просто тайны мадридского двора. Что же там может хрустеть? Или кто? Крот завелся и грызет какой-нибудь корень? Ну, а кто еще может быть? Конечно, крот. Успокаиваю Аню. Жизни-то она везде. Не только на земле.

24 мая. 10 часов 30 минут. Ну, что там еще? Кто-то что-то грызет? Иду на огород. Грызет. И что же он там может грызть целые сутки. Так! Так! Что же это за грызун?

— А знаешь, что я сделаю…

Я иду в гараж и беру ручной бур.

— И что это будет? — спрашивает Аня.

— Скоро узнаешь. Сейчас расставлю все точки над и.

Кручу бур. Земля здесь не твердая. Вворачиваю бур почти на метр. Хруст не прекращается. Даже, кажется, становится громче. Значит, я на верном пути. В полуметре еще вворачиваю бур. И еще одну дыру в центр земли.

Сейчас я тебя выкурю, грызун проклятый! Накипятил ведро воды. Аня смотрит удивленно.

— Ты чего?

— Выживать буду твоего грызуна. Сейчас выскочит как ошпаренный.

Правильней нужно было бы сказать без «как». Лью кипяток в дыры. Хруст не прекращается. Тишина. Потом… это кошмар! Визг, как будто там под землей сотня крыс. Аня тоже визжит. Да и у меня, наверно, волосы стали дыбом. Аня убегает в дом. Захожу в дом. Она стоит на кухне. Бледная. Губы дрожат.

— Ты что наделал?

— Выжил твоего грызуна.

— Да ты что не понимаешь, что такой маленький крот не может так визжать. Это там какой-то бегемот. Я больше туда не пойду. Я боюсь.

— Разберемся, Анечка!

25 мая. Около 11 часов. Вышел во двор. Аня на огороде. Где-то в центре. Спрашиваю:

- Не хрустит?

- Я туда не подхожу.

Иду смотреть. Тихо. Ямки, куда я вчера лил кипяток, уже затянуло. Сдох вредитель? Или убежал куда-нибудь ошпаренный. Уже хочу идти к Ане, успокоить ее. Но тут вижу, что то место, куда я лил кипяток, медленно колышется. Как будто кто-то большой под землей делает вдох-выдох. Может быть, мне померещилось. Нет! Земля определенно шевелится. Да что же за чертовщина такая? Кто же там может быть? Решил Ане ничего не говорить. Сходил за лопатой.

Земля мягкая, копается легко. Аня наконец поднимает голову и спрашивает:

— Ты что делаешь?

— Нужно же узнать, что там такое.

— Не надо! Прошу тебя!

— А тебе разве не интересно?

— Мне страшно.

— А мне интересно.

Копаю дальше. Получается такая прямоугольная ямка где-то с полметра глубиной. Втыкаю лопату. И тут что-то вроде хрюканья. Кажется, кроты не хрюкают. Что же там такое? Снова втыкаю штык. Хрюканье становится громче и продолжительней. Мне это не нравится.

Кажется, Аня не слышала. Не буду ей пока ничего говорить. Хочу копать дальше. Но тут земля в яме начинает ходить волнами. Что-то большое там внизу шевелится. Теперь и я напуган. Понятно, что это никакой не крот, а что-то большое, что грызет кости или ветки, визжит и хрюкает. Может быть, закопать эту чертову яму. Но ведь это нечто никуда не денется. И неизвестно, что оно выкинет в любой момент. Надо что-то решить.

26 мая. Двенадцать с четвертью. Ночью пришло решение. У нас в селе немало охотников. У них дома есть ружья. Нужно попросить кого-нибудь, чтоб бахнул в эту яму. Не знаю, кто там есть, но вряд ли что-нибудь хорошее, что имеет право на существование. Может быть, это гигантский крот или огромная земляная крыса. Или какой-то зубатый червяк. А потом я уже раскопаю яму и увижу, что же это такое. У меня есть знакомые охотники. Один живет на нашей улице. Он пенсионер-инвалид. Может быть, уже и не охотится. Но ружье-то у него осталось. Я иду к Володе. Так его зовут.

Объясняю. Он смотрит на меня как на сумасшедшего. Как его убедить, что я не бред несу? Зачем мне это всё придумывать? Наконец, соглашается. Идем ко мне во двор. Он несет в чехле свою двустволку. Подходим к яме. Сейчас ничего там не шевелится и не издает никаких звуков.

— Ну, просто бабахни туда и вся! — умоляю я Володю. — Чего тебе стоит?

— Да фигня это всё! — отмахивается он. — Мало ли что там может хрустеть!

— Ну, стрельни, пожалуйста! Ну, что тебе стоит?

Володя вздыхает. Достает ружье.

— Отойди! А то всяко бывает!

Чего он опасается, не знаю. Но отошел. Лишь бы не передумал. Володя опускает ствол в яму. Бабах! Запахло порохом.

— Ё!

Ругается Володя.

— Это что еще?

Я заглядываю в яму. Земля ходит ходуном. А потом этот душераздирающий визг, от которого сердце уходит в пятку и хочется убежать на край земли. Ружье в руках Володи трясется. Он шевелит губами, но ничего не говорит. Аня стоит в другом конце огорода. Она закрыла лицо руками.

— Блин!! Ну, тебя на фиг! — рычит Володя.

Не затолкав ружье в чехол, он чуть ли не бегом рванул со двора.

— Что вы там вытворяете? — кричит Аня с другого конца огорода.

Сюда она уже не подходит. Когда она гневается, то становится некрасивой. Щеки ее краснеют, глаза сужаются. Такой она мне не нравится. Но я никогда не говорил ей об этом. Это ее бы расстроило.

— Зачем вы стреляли? Почему Володя, как ошпаренный, убежал с огорода? Вы что творите, недоумки? Немедленно уходи оттуда! И не вздумай еще что-нибудь выкинуть! А что там?

— Ну…

Я огляделся по сторонам, как будто откуда-то мне могла явиться подсказка. Что же ей сказать?

— Володя выстрелил туда. И там ЭТО завизжало. Он напугался и убежал. Черт знает, что там такое!

— Наделали делов! Не лезь к этой яме! — кричит Аня. — Уйди ты оттуда, ради Бога! И не подходи к этой чертовой яме! Да что же это на нас навязалось? Я, наверно, с ума сойду.

27 мая. 13 часов. Обедаем. В полной тишине. Думаем об одном. Что же за напасть на нас навалилась? Первой не выдерживает Аня.

- Надо позвонить в полицию.

- Аня! Полиция такими делами не занимается. Если был бы какой-нибудь криминал, тогда, конечно. А так отмахнутся. Я думаю, лучше позвонить в МЧС.

- Ну, так звони!

Звоню. Мужской голос. Молодой. Ему надоедает слушать мои объяснения, и он сердито перебивает меня:

— Послушайте, гражданин! Вы решили мне пересказать фильм ужасов?

Не верит. Я начинаю горячиться. Это не есть хорошо. И снова насмешливый голос:

— Гражданин! Вы что-то понюхали или приняли? Извините, у нас очень много работы. Я не могу больше на вас тратить драгоценное время. До свидания!

Я решил, что больше ни к кому не буду обращаться. Самое меньшее, если подумают, что это розыгрыш. А то и могут посчитать сумасшедшим и упрятать в дурку. Честно говоря, что мне не очень хочется проводить дни среди наполеонов и эйнштейнов.

28 мая. 8 часов.

Аня заходит с улицы. Раскраснелась, запыхалась. И с порога зло:

— Я больше не пойду на огород. Пропади оно всё пропадом!

Отдышалась.

— Ты мужик или нет?

— Что опять?

— Там что-то булькает. Понимаешь? Как будто кто-то сидит под водой и пускает пузыри.

— Ты же мне сказала, чтобы я даже не подходил туда.

— А что теперь с огородом? Пускай зарастает, засыхает?

Я поднимаюсь, иду на огород. Яма полна какой-то черной жидкости. Что это? Кровь этого монстра или что там? Ведь мы его вчера подстрелили. Ломаю веточку с куста, окунаю, нюхаю. Какой-то чуть уловимый запах чего-то сладковатого. А кровь так пахнет? Никаких пузырей на поверхности нет. Может, ОНО сдохло? Что же мне со всем этим делать?

А если вот эта черная жидкость ядовитая и своими испарениями будет убивать всё живое? Как же это проверить? Я оглянулся вокруг. Возле куста увидел майского жука, похожего на лакированную туфлю. Иди сюда, родной! Придется и тебе вложить свой посильный вклад в миропознание. Я бросил жука в эту черную яму. Он тут же перевернулся на спину и быстро зашевелил лапками. И тут же яма чмокнула и жук стремительно исчез.

Наверно, брось сюда целого кабана, он исчезнет так же, как и этот жук. А что, если…Идея была слишком безумная, но именно этим она мне и показалась хорошей. принес из гаража канистру. полил эту черную гадость. Еще ни один терминатор не выбрался целым и невредимым из огненного ада. Хорошо, что Аня не видит мои манипуляции. Хоть она и требует от меня действий, но в то же время боится всего, что я буду делать. И конечно, ни за что бы не позволила мне такого. Я сделал бензиновую дорожку. Ну, как говорится, поехали! Бросил подожжённый бумажный фитиль. Отошел. Огонь побежал по дорожке, спрыгнул в яму и ухнуло. Вот так тебе, тварь!

Пламя взвивается высоко и так оглушительно, как будто взорвалась бомба. Шипит, словно тысяча змей. Я удалился на несколько метров, но было такое ощущение, что волоса тлели на моей голове. Уши горели, как в детстве, когда мне их надерут родители. Лицо обдало жаром. Я на мгновение прикрыл глаза, потому что смотреть на это пламя было невыносимо. В это время я вспомнил об Ане. Как же я не подумал о ней? Она стояла у дальнего края огорода, прижав ладони к лицу. Представил, что она сейчас чувствует. Мне стало жалко Аню. Почему я не подумал, что напугаю ее. Она права, когда называет меня эгоистом, который думает только о себе. Я должен был дождаться, когда она уйдет в магазин или к подругам. Что же я натворил? И ничего уже не исправишь. Как бы она потом меня ни упрекала, это для меня будет малое наказание.

Над пламенем высоким столбом стоял плотный столб дыма. Дымовые потоки крутились по спирали. Наверно, так должна гореть нефтяная скважина. А может, я наткнулся на нефтеносный слой?

Завыло так, как будто голосило целое стадо чудовищ. На разные голоса: от визга до грозного баса. Невыносимо! Первое побуждение — бежать отсюда как можно быстрей и как можно дальше. От этого воя сойдешь с ума, сам завоешь, как бешеный пес. Одно было желание — не слышать этого. Казалось, что весь мир наполнен этим воем. Сердце готово было разорваться, мириады иголок впились в кожу, наполняя тело болью.

Я стоял на месте и не мог пошевелить даже пальцами. Зрелище было ужасающим и в то же время захватывающим. Наверно, так смотрят на извержение вулкана, забыв об опасности. Пламя бушевало, плясало. И дым от него был чернея, чем душа дьявола, если она есть у него. И всё это под жуткое завывание, которое не затихало ни на миг. Потом меня озарило: ведь это чудовище сейчас корчится там в предсмертных адских муках. Его всего корежит, ОНО пытается вырваться из объятий огня и не может.

29 мая. 9 часов.

— Ты зачем это сделал?

Ну, вот начинается! Я знаю, о чем она. Но делаю невинное лицо.

— Что я опять сделал?

— Зачем ты поджег?

Начинаю выворачиваться, врать.

— Аня! Я ничего не поджигал. Оно само.

— Само загорелось?

— Ну, мне кажется, что там у нас нефтяной пласт. А нефть, когда вырывается наружу, может самовозгораться.

— Ты меня дурой считаешь? Какая нефть? Что ты несешь?

— Ну, такое случается. Если бы мы жили в Америке, то стали бы миллионерами.

— Так! Всё! Я не хочу с тобой разговаривать.

Да я и сам не хочу с собой разговаривать. У меня одно желание, чтобы этот кошмар закончился. А может быть, уже все и закончилось? Ни одно существо, даже сатанинское отродье не выживет в таком адском пламени, которое бушевало вчера до позднего вечера. Иду на огород. За несколько метров до злополучной ямы, останавливаюсь. Воображение рисует одну картину ужасней другого. Обугленный скелет какого-нибудь динозавра или черные от сажи копытца и рожки.

Останавливаюсь, собираюсь с духом. Что я сегодня увижу? Хоть бы всё закончилось, в конце концов. И мы об этом вспоминали только как о кошмарном сне. Фу! Вперед!

Земля вокруг ямы черная. Еще бы! Наверно, прогорело все на метр в глубину. Ничего живого тут не должно остаться. Подхожу к яме осторожно, с опаской, готовый к любой неожиданности. Яма наполовину пуста. Ее стенки как бы облицованы черным мрамором. Смотрю на черную поверхность. Вроде ничего подозрительного.

Но что это? На черной поверхности торчат маленькие и острые коготки. Их становится всё больше. Они высовываются на поверхность и шевелятся, как будто хотят захватить добычу.

Так эта тварь не сгорела! Ни свинец, ни огонь ее не может уничтожить. Она непобедима. Хотелось завыть от отчаянья. Я отодвинулся от ямы. А вдруг сейчас выскочат черные лапы с этими острыми когтями, вцепятся в меня и уволокут? От этого чудовища неизвестно что можно ожидать. Тут раздался сигнал. Я приподнялся на цыпочках. За двором стояла «Нива» главы нашей администрации. А этому что надо? Пошел.

Здоровается за руку.

— Что тут у вас происходит?

— А что у нас происходит? — вопросом на вопрос.

— Вчера тут у вас полыхало за огородом. Ведь знаешь же, что возле домов нельзя разводить открытого огня. Еще и какой-то рев, вой стоял. Соседи жалуются.

Сказать правду? Не поверит же.

— Алексей Моисеевич, давай ты посмотришь сам?

Иду. Он за мной следом. Подвожу к яме. В ней шевелятся когти.

— Что это?

Он поражен.

Рассказываю всё, как есть.

— Это правда? Не сочиняешь?

— Алексей Моисеевич! Я что похож на Ганса-Христиана Андерсена?

— Я даже не знаю, что делать.

Он разводит руками.

— Может, позвонить в МЧС?

— Звонил. Там решили, что я или сумасшедший или наркоман.

— Ну, да! Ну, да! Такое дело! Расскажешь, ведь никто не поверит. Ладно! Не расстраивайся! Что-нибудь придумаем.

Он направился к машине. А я домой. Зашла Аня.

— И что вы там решали?

— Я ему все рассказал.

— А он?

— Сказал, что будет думать.

— За что нам это наказание, Ваня? В чем-то согрешили?

— Все грешат. Я думаю, что тут у нас какая-то аномальная зона. Есть специалисты, которые этим занимаются.

— И где взять этих специалистов?

— Можно посмотреть в интернете.

— Ну, посмотри! Может, и будет какой-то толк. Надо же что-то делать, иначе я с ума сойду.

Ближайший специалист по аномальным явлениям находился в областном центре. Это за четыреста километров от нас. Я написал ему, описал ситуацию. Он ответил, что нужно разбираться на месте, на расстоянии он ничего не может сказать. Сумму, которую заломил он, нам хватило бы на полгода безбедной жизни. Еще неизвестно, справится ли он с нашей бедой, а то, что мы умрем от голода, это точно. Я лежал на диване перед телевизором, ничего путного в голову не приходило. Но что-то же нужно было сделать.

30 мая. 11 часов. Звонит Алексей Моисеевич.

- Слушай, Иван! Я тут поговорил с аксакалами. И интересную вещь услышал. Знаешь бабку Аксинью?

- А как же?

- Вот ей в прошлом месяце исполнилось, оказывается, сто лет. Это мне из загса сообщили. Живет она в своей землянке на отшибе. Вроде ни родственников, никого у ней нет. Никто к ней не приезжает.

- Так что из того, Алексей Моисеевич?

- А то, что про нее говорят, что она знахарка и память у нее феноменальная, несмотря на возраст. Помнит, кто был первый председатель колхоза и председатель сельсовета. По именам-отчествам называет тех, кого уже полвека нет в живых. Давай я за ней съезжу, может быть, она чем поможет. Ведь колдунья, всё про нечистую силу знает.

Я был согласен на всё, что угодно, лишь бы это паскудство прекратилось.

После обеда подъехала «Нива». Алексей Моисеевич помог выбраться бабе Аксиньи. Я уже не помнил, когда видел ее последний раз. Наверно, лет десять назад, еще когда она ходила сама в магазин. Покупала она только самое необходимое: соль, муку, спички. Хлеб она стряпала сама, дрожжи тоже делала сама. У нее было почти натуральное хозяйство. Вот такие, как она освоили бескрайние просторы Сибири, выжили в войну, еще и кормили многомиллионный фронт. И не на что не жаловались и никакой другой жизни для себя не представляли.

Баба Аксинья была невысокого роста. А тут еще годы согнули ее, вырос горб. На сухоньком личике, которое избороздили глубокие морщины, заострился тонкий нос и кончик его навис над беззубым и безгубым ртом. И одета она была в черное ветхое тряпье, которое сейчас увидишь только на картинах художников прошлых веков, где они изображали нищих и убогих. В коричневом кулаке зажата палка, которой, наверно, не меньше полувека. Она блестела, но не потому, что была отполирована и отлакирована, но от многолетнего использования.

Алексей Моисеевич поддерживал бабу Аксинью за локоток. Она переступала мелкими шажочками.

У нее были черные веселые глаза

— Здравствуй, милок! — прошамкала она. — Ну, шо там у вас? Веди старую бабку!

Она остановилась у края ямы.

— Нехорошее место. Чую!

Наклонилась и провела ладошкой над черной поверхностью. Сейчас там никаких когтей не торчало.

— Жар внизу адский. Нечистая там сила.

— И что же теперь? — спросил я. — Можно от этого избавиться?

— Ой, ты, милок, себя ни в чем не вини! Твоей вины здесь никакой нет.

— А чья же тут вина, баба Аксинья?

— А ты вот послушай, что я расскажу. Я хоть и старая, мхом уже вся заросла. Бог никак не приберет меня. А только я всё помню. И что нужно помню и что не нужно помню. Так вот на этом месте ранее стояла избушка на курьих ножках. Бревенчатая такая, черная, с земляным полом. И жила в этой избушке Катька. В деревне ее Беспутной звали. И поделом. Мужики у нее не переводились. И свои деревенские ходили. А уж командировочные у неё непременно останавливались. Вот такая была шалава, прости Господи. А мужик-то ейный сидел. И вот она от какого-заезжего понесла. Пузо уже на лоб лезет. А тут известие приходит, что мужика ейного выпущают. Увидит Катьку с таким пузяком, убьет же!. И вот глядим у Катьки-то никакого пуза и нет. И дитя нет, и пуза нет. Сразу-то слухи пошли, что Катька вытравила ребетенка и закопала где-то. Видно туточки-то и закопала. Чего ж далеко нести, ишшо народ увидит. Вышла ночью и за оградой закопала дите. С той поры место это и стало проклятое. Мужик ейный месяца три пожил и умер. И хахалей как отрезало. То толпами валили, а с той поры ее дом стороной обходят. И умирала-то она в страшных муках. Не приведи, Господь, никому такого.

— Баба Аксинья! А вы можете изгнать эту нечистую силу?

— Ой, милок! Ветхая я дюже. Не знаю, справлюсь ли. Тут бы помоложе кого да покрепче.

— Да кого же, баба Аксинья, помоложе? Нет сейчас в деревне таких людей. Вы одна. На вас ли надежда.

— Ой! Ой! Не знаю даже.

— Ну, вы попробуйте. Вон жена моя уже с ума сходит. Ведь это кошмар какой-то. Жизни никакой у нас уже не стало. Все измотаны в конец. Одна на вас надежда.

— Ладно, милок! Попробую! А ты мне принеси чистой воды и метелочку сделай из осиновых веток.

Принес. Баба Аксинья стала обрызгивать яму, обходя ее по кругу и бормоча молитву:

— О, великий угодник Божий, Преподобный отче Серафим! Услышь мольбу от нас, смиренных и немощных, обремененных грехами о помощи и утешении. Приникни к нам просящим и помоги нам устоять на праведном пути и жить по заповедям Божьим. Дай нам силы не поддаться бесовским искушениям и прими наше покаяние в наших вольных и невольных прегрешениях. Я, раба Божия Аксинья прошу тебя Преподобный Серафим даровать мне твое заступление от нечистой силы. Не позволь ей навредить мне и укажи мне путь спасения. На тебя уповаю и надеюсь получить спасение души своей с твоей помощью. Аминь

Каждый раз, когда она брызгала осиновой метелочкой, капли тут же закипали и испарялись, как будто они попадали на раскаленную сковородку. Из глубины доносилось недовольное урчание.

— А теперь, милок, забросай яму землей. Да возьми землю чистую подальше отсюдова.

Я натаскал ведрами землю. Получился небольшой холмик, вроде как могилка.

— Выломай осиновый кол. И забей его весь в эту яму.

Пристроил кол. Вдавил его руками в землю. Внизу хрюкнуло. Ударил кувалдой. И тут опять этот душераздирающий визг.

— Бай! Бей! — покрикивала баба Аксинья. — Ишь, как его корчит! Пусть в ад отправляется, а здесь ему рядом с людьми делать нечего.

Визг затихал. Когда кол скрылся в земле, наступила тишина.

Лицо у бабы Аксиньи было мокрым. Она то и дело вытирала его краешком платка. К нам шел Алексей Моисевичем.

— Разобрались с нечистым духом? — спросил он.

— Вези меня домой! — сказала баба Аксинья. — Сил совсем нет. Помоги до машины дойти, а то упаду.

Глава подхватил ее под локоть и повел.

— Спасибо, баба Аксинья! — крикнул я вдогонку. — Я ваш должник.

— Бога благодари, а не меня. А долгов от тебя мне никаких не надо..

31 мая. Полдесятого. Аня заходит с улицы. Она рано встает, пьет чай с бутербродом и идет на огород.

- И что? — спрашиваю.

- А что ты хочешь услышать?

- Там всё нормально?

- Нормально.

- Ну, вот и решили проблему. Спасибо бабе Аксинье. Хотя она сказала, что надо Бога благодарить.

- Слушай, Ваня! Может пригласить священника, чтобы он наш дом освятил.

- Да можно! Кашу маслом не испортишь. Сегодня же найду номер телефона и позвоню.

3 июня. 15 часов. Возле дома останавливается шикарный черный лимузин. Водитель помогает выйти даме. Судя по всему, крутая бизнесвумен.

- Вы, Ваня?

Протягивает узкую ладошку. В другой руке держит папочку. Очень неожиданно и любопытно.

— Мы не могли бы пройти в дом? У меня важный разговор.

— Конечно! Конечно!

Киваю.

Дама лет сорока. Выглядит довольно шикарно. Хотя, что-то в ее красоте порочное. Сразу возникает уверенность, что у нее была и, вероятно, продолжается бурная сексуальная жизнь.

— Не буду заходить издалека, занимать вас разговорами о погоде. Сразу перехожу к делу. Пригласите, пожалуйста, супругу.

Позвал.

— Я хочу купить ваш домик. Документы уже все оформлены. Вам ничего не придется делать. Даю очень приличную сумму, которую вам вполне хватит, чтобы купить нормальную квартиру в городе. Еще и останется на новую мебель.

Она протянула договор. Я глянул на сумму. Показал Ане.

— За нашу халупу вы даете столько? С какого это перепугу? — спросила Аня.

— Ну, не такая уж у вас и халупа. Да меня больше интересует участок, на котором стоит ваш дом.

— Но зачем вам это?

— Скажем так. Это для меня глубоко интимное. Вдаваться в подробности не буду.

— И что, Аня? — спросил я.

— Как-то это все странно и неожиданно.

— Подозреваете, что здесь какое-то мошенничество? Поедемте вместе к нотариусу, чтобы вы убедились, что все честно. Я же знаю, что вы давно мечтали перебраться в город, чтобы все удобства, театры, музеи. И вот, пожалуйста! Что же вы раздумываете? Такой шанс бывает раз в жизни. Ну, же!

Она протянула ручку мне. Я поглядел на Аню. Она кивнула. Я поставил свою подпись.

— Ну, вот и всё!

Гостья помахала договором.

— У меня есть хороший риелтор. Уже на следующей неделе можете посмотреть квартиру. И с перевозкой я вам помогу.

Она так же стремительно исчезла, как и появилась.

— Да! Вот после этого не верь в чудо, — сказал я.

— Мы будем жить в городе. Не верю! — воскликнула Аня.

Она стала кружиться. Давно она не была так счастлива.

— По этому случаю я открою бутылку вина, — сказал я.

— А я приготовлю что-нибудь вкусненькое.

Мы сидели за столом. Смеялись, строили планы. Всё еще никак не могли поверить, что в нашей жизни произошел коренной переворот, что совсем скоро мы станем городскими жителями. Я взял договор. Стал его внимательно перечитывать. Нет ли здесь какого подвоха? Вроде всё нормально. Но всё равно надо будет показать юристу. Вот реквизиты. Печать. Подпись. Оба-на!

— Посмотри-ка, Аня, кто наша благодетельница.

Аня берет договор. Беззвучно шевелит губами и смотрит на меня.

ЕКАТЕРИНА БЕСПУТНАЯ!

18 июля. 17 часов. Первые дни было такое ощущение, что ты живешь в каком-то нереальном мире. Здесь нет огорода, крика петухов, пыльной улицы, по которой мчится на «Урале» сосед-механизатор.

Торопиться никуда не надо. Встаю, когда захочу. Выхожу на балкон. Машины, множество людей. На первом этаже магазин. Работает круглосуточно. Сначала не верилось. Поднялся как-то в три часа ночи, спустился, купил баночку пива. Фантастика! Аня через неделю заскучала об огороде. Потом купила пластиковые ящики, землю, удобрения, рассаду и все это выращивает на балконе. Зато теперь каждому растению может уделять уйму времени. А на огороде целыми днями спину не разгибала. Только прополет, а уже снова нужно полоть. Решил позвонить в родную деревню. Узнать новости. Здесь пока друзьями и знакомыми не обзавелись. В телефоне номер Алексея Моисеевича. Говорим о погоде, о деревенских делах, я расхваливаю на все лады городскую идиллию. А что там с моим домиком?

— Ууу! — воет Алексей Моисеевич. — Нет твоего дома больше и огорода никакого нет. Новая хозяйка всё снесла подчистую. И землю на полметра сняла. Что там собирается строить, не докладывала. Но думаю, что скоро узнаю. Всё равно с проектом ей ко мне идти за подписью и разрешением. Да, Ваня, тут же у нас беда случилась. Через неделю, как вы уехали. Сгорела наша баба Аксинья.

— Как сгорела?

— А вот так! До тла! Ночью загорелось. Когда пожарка приехала, тушить уже было нечего.

— И баба Аксинья…

— И баба Аксинья. Только кучка пепла осталась. Нет больше бабы Аксиньи.

Ане я ничего не сказал. Она очень впечатлительная. Здесь в городе вон как повеселела. Говорит, что хочет в фитнесс-клуб записаться. Зачем же ее расстраивать?