90-е: весело и страшно [Виталий Владимирович Держапольский] (fb2) читать онлайн
- 90-е: весело и страшно (а.с. Халява -4) 792 Кб, 227с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Виталий Владимирович Держапольский
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Глава 1
Август 1990 г. Скорый поезд № 1 Москва-Владивосток. Я открыл глаза под мерный перестук колес и огляделся: стандартная купешка, нижняя полка. В темном окне пролетают мимо мрачные деревья и столбы, изредка подсвеченные тусклыми огнями. Где-то вдалеке мерцает какой-то населенный пункт… Так, стоп! Какого хрена я опять ничего не помню? Взгляд от окна — рядом со мной на полке, привалившись головой к стене, расслабленно покачивался в так дергающемуся вагону темный силуэт какого-то мужика. И что-то с ним было явно не так… Я скосил глаза на противоположную полку. Сука! — увиденное там меня совсем не порадовало. Два тела… обвисшие кулями друг на друге… А по искусственной кожаной обшивке сиденья стекает и капает на пол что-то темное и вязкое… А в моей правой руке…сука-сука-сука! Нож! И вымазан он явно не малиновым вареньем! Я вытянул левую руку и толкнул сидевшего рядом мужика: — Уважаемый, а что тут… Голова мужика от моего толчка проехалась по стене и с размаху влепилась в отделанный металлом бортик откидного столика, установленного между полками. Но мужик и ухом не повел — только пустые стаканы на столике звякнули, да едва не перевернулась початая бутылка водяры! Я подтянул свое враз ослабшее тело поближе к мужику, и осторожно заглянул ему в лицо. Когда в его немигающих глазах отразился свет выглянувшей из-за облака луны, я понял, что капитально попал: из четырех пассажиров купэ — трое уже совсем не пассажиры! Вернее, пассажиры, но уже не РЖД, а костлявого Харона. Че происходит, мля? Приключения продолжаются? Похоже, плакала моя учеба? С такими-то попутчиками мне не во Владике, а где-нибудь в Сибири или Солнечном Магадане придется получать образование… И совсем не по тому профилю, которому планировалось… Так-так-так, а как оно все произошло? Если я ничего не помню, значит, опять мой черепно-мозговой «сожитель» постарался? Но как, ведь я ни капли спиртного в рот не брал? Но явно без него не обошлось! Вот пусть он, сука, и разруливает! Я схватил дрожащей рукой початую бутылку водки со стола и в несколько глотков её выхлестал. — Выручай, дядя! — чувствуя, как стремительно пьянею, постарался я донести эту нехитрую мысль до своего «соседа» по черепушке. — А то мне полная жопа!* * *
А когда поезд уходил — огни мерцали, огни мерцали, когда поезд уходил. А поезд «чух-чух-чух» — огни мерцали, огни мерцали, когда поезд уходил. А поезд «чух-чух-чух» — огни мерцали, огни мерцали, когда поезд уходил. https://www.youtube.com/watch?v=e94ZO9m7yjc Вот уже сутки, как эта гребаная сверх навязчивая песенка выносила мне мозг под ритмичный аккомпанемент вагонных колес. И весь прикол в том, что я точно знал, такой песни в природе попросту не существует. Я её никогда прежде не слышал даже краем уха. Её не показывали по телевизору, не крутили по радио, не бренчали по подъездам на гитаре под бутылочку крепленого… И все это по одной простой причине — её нет. Она не придумана, не написана, не сыграна! Но, тем не менее, она, наплевав на все вышеперечисленные обстоятельства, нарезала круг за кругом в моей напрочь «больной и отбитой» голове! И я ничего не мог с этим поделать. Зачем меня ты, старый друг, не понимаешь? Не понимаешь ты меня, мой старый друг. Давай-ка, тац-тац-тац, похулиганим, похулиганим мы с тобою, старый друг. Давай-ка, тац-тац-тац, похулиганим, похулиганим мы с тобою, старый друг. Да уж, знатно мы покуролесили и похулиганили с пацанами во Владике! До сих пор от некоторых приключений в дрожь бросает! Здесь, на родине, мои нервишки наконец-то пришли в какой-никакой, а порядок, а тот поц, что прописался без какого-либо спроса в моей голове, затихарился и не отсвечивал. Однако, я не забывал о нем ни на минуту — на километр не приближался ни к бухалову, ни к обкурке! Не буди лихо, одним словом! А завтра к нам придет веселый старый доктор, больной веселый старый доктор к нам придет. А вот и он, кхе-кхе, веселый доктор! Больной веселый старый доктор к нам идет! А вот и он, кхе-кхе, веселый доктор! Больной веселый старый доктор к нам идет! Вот-вот, действительно, если узнает кто посторонний, что твориться у меня в черепушке, больной веселый старый доктор ко мне действительно придет и закроет, нахрен, в дурку на большой такой, сука, замок! Вот тогда я действительно повеселюсь вволю в смирительной рубашке, накаченный по самые брови галоперидолом. Базар-вокзал, ты чемоданчик свой забыла, ты чемоданчик свой забыла, ай-яй-яй! Базара нет, тач-тач, сама забыла, ты чемоданчик свой забыла, ай-яй-яй! Базара нет, тач-тач, сама забыла, ты чемоданчик свой забыла, ай-яй-яй! А нет — свой чемоданчик я не забыл! Вчерашним вечером я появился на жэдэ вокзале Новокачалинска с сумкой на плече и билетом в кармане — пришел вызов из института. Честно говоря, за тот месяц, что я провел в родных пенатах, я реально извелся в ожидании этого вызова. Да, я отдохнул от «приключений», привел нервы в порядок, помог родичам — целый месяц вкалывал как проклятый грузчиком в ОРСе[1], чтобы хоть как-то поправить наши семейные финансовые проблемы. Денег, конечно, хрен да маленько, но я договорился и взял зэпэ продуктами. По госцене! А это не хухры-мухры! В магазинах голь, а у барыг на рынке цены заоблачные! Но, мне пора! Свобода, я вновь возвращаюсь в твои крепкие и жаркие объятья! — Вот именно с такими мыслями я и залезал в купейный вагон скорого поезда, следующего по маршруту Москва-Владивосток. Время было уже довольно позднее, почти полночь, поэтому основная масса пассажиров мирно посапывала на своих полках, и лишь несколько страждущих свежего ночного воздуха курильщиков, быстро смолили у открытых вагонных дверей свои папироски. Остановка в Новокачалинске было небольшой — всего четыре минуты. Я подошел к вагону и протянул билет помятому проводнику. Тот окинул квелым взглядом такую же, как и он сам, помятую бумажку, и кивнул — все в порядке, можешь проходить. — Еще покурить успею, — произнес я, выщелкивая из пачки «Родопи» сигарету. — Тогда поспеши, — недовольно буркнул проводник, — четыре минуты всего… — Я быстро! — заверил я проводника, жадно затягиваясь и бросая прощальный взгляд на вокзал родного поселка. Хоть я и сам стремился поскорее покинуть свою малую родину, но в груди все-таки что-то екало и щемило. На такой долгий срок (а, возможно, и навсегда) я еще из дома не уезжал… — Товарищи пассажиры, давайте все в вагон! — поторопил курцов проводник, когда поезд издал длинный и протяжный гудок. — Отправляемся! Курящие мужики, и я за ними, побросали окурки на землю и полезли в вагон. Едва я наступил на ступеньку, поезд тронулся. Проводник дождался, когда я поднимусь в тамбур и закрыл дверь за моей спиной. — Слышь, студент, — безошибочно определил во мне учащегося проводник, — ты белье брать будешь? — Буду! — Кивнул я. — Мне до конечной… — Тогда обожди, сразу выдам, — попросил он меня. — А то сейчас большой перегон будет, хоть немного вздремну. Я подождал у открытой купешки проводника, получил в руки упаковку сероватых и влажных постельных принадлежностей, расплатился за них и пошлепал к месту своей прописки на ближайшие сутки-двое. Предпоследнее купе, хорошо еще, что не последнее! Постоянное громыхание по мозгам дверью в туалет было бы обеспечено на протяжении всего пути — приятного мало! А вот в предпоследнем вполне себе! Я шлепал по полу вагона, застеленному красной дорожкой. Приглушенный свет, коридор пустой — красота, да и только! Я затормозил возле нужного купе и дернул металлическую ручку двери. Она вначале не поддалась, как будто заела, но я приналег, что-то щелкнуло и дверь поехала в сторону. То, что открылось моим глазам, мой мозг так и не смог переварить в течении тех нескольких секунд, что я стоял у открывшейся двери. На нижней левой полке лицом в подушку неподвижно лежал какой-то тучный мужик, а нависший над ним костлявый рыжий субъект ловко шмонал его карманы синими татуированными пальцами. Откидной столик был заставлен остатками подсохшей еды, пустыми гранеными стаканами, початой поллитрой и рассыпанной колодой карт. Под столом, слегка позванивая, каталось еще несколько опустевших водочных бутылок. Видимо, погуляли мои попутчики на славу. — Ржавый, бажбан[2]! — Раздался свистящий сиплый шепот еще одного пассажира купе — крепкосбитого уголовника с блестящими рандолевыми зубами. — Ворота нараспашку! — Я запирал, Гуцул! — словно оправдываясь, прошептал Ржавый. — Проехали… — Чувак, сверкая зубами, недобро оскалился и неожиданно резво подскочил на ноги. Он схватил меня за грудки своими расписными граблями и одним рывком резко затянул меня в купешку. Рыжий ублюдок захлопнул дверь за моей спиной и крутанул замок, отрезая пути к отступлению. Гуцул толкнул меня в угол и недвусмысленно приложил указательный палец с вытатуированном на нем перстнем — могильный крест на белом ромбе, помещенном в черный квадрат к вытянутым в трубочку губам: — Тс-с-с, пацан! Сиди тихо, не мороси! «Твою же мать! — пронеслось у меня в голове. — Опять попал!» Мой взгляд заполошно заметался по купешке, я никак не мог понять, что за херня здесь происходит? Но явно что-то очень неприятное и нехорошее, иначе этот мужик, лежащий лицом в подушку, подавал бы хоть какие-то признаки жизни. Но он лежал и не рыпался, а на коврике, под говнодавами рыжего уголовника, расплывалось темное пугающее пятно. — Мужики, вы чего? — дрогнувшим голосом поинтересовался я. — Все собрал? — поинтересовался у подельника Гуцул. — Просто шикарный улов, зяма! — обрадовано ощерился Ржавый. — давненько таких жирных терпил не потрошили! А когда только играть сели, свистел, что гол, как сокол! Только, вот, болт у этого ханурика не снимается — врос… — Ну так отхерачь его вместе с пальцем! — сипло кашлянул золотозубый. — Ему все одно похер… Вот именно после этих слов до меня начало доходить, в какой нездоровый расколбас я угодил. Два мокрушника-грабителя завалили терпилу по беспределу, а следом, похоже, и меня туда же спровадят! Нахрена им такой вот свидетель? Что жить мне остались сущие секунды я понял, когда мне в бок уткнулась острая сталь, а золотозубый уголовник жарко зашептал мне на ухо: — Извини, фраерок, не поперло тебе… После этих жутковатых слов, произнесенных матерым уголовником, на меня неожиданно нахлынуло… Воспоминание. Такое яркое, реальное, как будто оно действительно было… Но я-то помню, что со мной такого никогда не было: я сидел на заднем сиденье в раздолбанной «Копейке», а с двух сторон меня подпирали плечами два урода, один из которых точно так же, как и сейчас щекотал мой бок острой заточкой, предупреждая: — Будешь тявкать, получишь перо в почку! И такая вдруг меня разобрала злость и ненависть, когда я, словно наяву почувствовал, как погружается в мое тело острая сталь… Нет, не в этот раз, а в тот… которого никогда не было… Но все-таки был! Тот я, который обитал внутри меня, неожиданно глухо заворчал, как неожиданно проснувшийся от спячки дикий и опасный зверь и я вдруг понял, что мой внутренний визави умирал от рук таких вот отморозков не раз и не два. Причем, реально умирал! В глаза плеснуло порцией адреналина, даже руки задрожали от напряжения. — Это вам не поперло, сморчки! — Я почувствовал, как мои губы растягиваются в зверином оскале и это, отнюдь, не моя реакция. — Че вякнул? — Опешил золотозубый, не ожидавший от меня таких слов. — Писец вам, вонючки! — со злостью процедил я сквозь сжатые зубы, после чего меня поглотила абсолютная тьма. А когда через некоторое время я пришел в себя, то уже ехал в окружении троицы жмуров, абсолютно не подающих никаких признаков жизни. Вот такой во веселый расколбас! — Выручай, дядя! — Опустевшая бутылка водки выскользнула из моих ослабевших пальцев, и я вновь вырубился. Если тот, который внутри меня, не соизволит вписаться на этот раз — мне трындец!* * *
Очнулся я в абсолютно пустом купе с дикой головной болью. Не обращая внимания на болезненную пульсацию, едва не проламывающую мне виски — то ли водка было дрянная — паленка, то ли сказался чудовищный стресс, я обшарил купешку с низу до верху — никого и ничего! Никаких следов свершившегося здесь преступления найти не удалось! Даже половичок на полу был сухим и чистым — ни капли крови! Черт побери, неужели я спасен? Я прислушался к себе, но никаких отзвуков от сожителя не поступало. Он вновь залег на дно моего сознания, или подсознания и вообще не отсвечивал, словно его и нет. Он оставил мне только навязчивую песенку, которая с упорством заезженной пластинки крутилась у меня в мозгу: А когда поезд уходил, огни мерцали… Держась рукой за трещавшую голову, я выглянул в коридор — никого. Раннее утро только-только озарило небосвод, и пассажиры вагона мирно дремали на своих полках. Я выперся на продол и пошлепал, покачиваясь и держась за поручень к купешке проводника. Заглянув в маленькую каморку — половинку нормального купе, я поинтересовался у зевающего проводника: — Это… уважаемый… а вы моих попутчиков не видели? — О, Сергей Вадимович, проснулись уже? Ха, и когда это я стал Сергеем Вадимовичем? Да еще и на «вы»? — Проснулся, — хрипло буркнул я, мучительно соображая над случившейся метаморфозой. — Где они? — Так вышли, — удивленно посмотрел на меня проводник, — еще пару остановок назад… — Своими ногами вышли? — не подумав, брякнул я. — Ну да, своими, — ответил проводник. — Хоть и пьяные вусмерть были, но своим ходом шли. — Слава богу! — облегченно выдохнул я, вытирая рукавом выступивший на лице пот. — Можно чаю… — Конечно-конечно! — Тут же засуетился вокруг меня проводник. — И чаю, и печенья… Чего пожелаете! — Сколько с меня? — Я полез в карман за деньгами. — Ни-ни! — Замахал руками проводник. — Не надо денег! Ваши друзья столько заплатили… Такие люди… А вы и вправду ничего не помните? — Нет. — Я мотнул головой, не понимая, что вообще происходит. — Идите в купе, я все принесу в лучшем виде! Как только вагон-ресторан откроется — доставлю завтрак! Не извольте беспокоиться! В полном раздрае чувств я вернулся в купе, плюхнулся задницей на нижнюю полку и уставился в светлеющее окно. Что же произошло, пока я отсутствовал? Но, ответа на этот вопрос, я, похоже, никогда не узнаю. Через десять минут я уже с удовольствием попивал горячий чай из граненого стакана в металлическом подстаканнике и хрустел слегка деревянными овсяными печеньками. Головная боль улеглась, а моя жизнь, похоже, налаживалась. Больше никаких неприятных происшествий за всю дорогу к Владивостоку не произошло, если не считать гребаную привязавшуюся песенку. И в мое купе никто больше не заселился, так я и ехал один в умиротворяющем уединении, пока не увидел в окно спокойную гладь моря. Вот она — конечная цель моего путешествия! Теперь главное — быть аккуратнее, чтобы опять не налипнуть на какие-нибудь неприятности! Тише воды, и ниже травы — вот мой девиз на последующие пять лет обучения! Если бы я тогда знал, какими наивными были мои мечты! Ведь я, как и вся страна вступала в самый безбашенный, лихой и бандитский этап своего развития — веселые девяностые! Такого разгула криминал достигал, наверное, только в постреволюционное время — тогда тоже нельзя было ступить шагу по любому ночному городу павшей Империи, чтобы тебя не разули, не раздели, не ограбили, а то и вовсе — не убили. Но тогда я этого не знал, и всей душой надеялся на счастливое будущее. Но этим мечтам не дано было осуществиться! [1]ОРС — Отдел рабочего снабжения, организация (предприятие) государственной розничной торговли в СССР. ОРСы осуществляли торгово-бытовое обслуживание рабочих и служащих предприятий ряда отраслей промышленности, строительства и транспорта, в соответствии со спецификой организации их производства (отдалённость, разбросанность производственных цехов и участков, особые условия труда персонала) при отсутствии развитой торговой сети Министерства торговли СССР. [2] Бажбан — глупец, дурак (уголовный жаргон).Глава 2
Август 1990 г. Владивосток. Не дожидаясь, пока поезд окончательно остановится, я выскочил на высокий перрон вокзала, махнул рукой проводнику, что всю дорогу исполнял роль услужливого халдея, решающего по щелчку пальцев все мои запросы. Уж не знаю, что там учудил мой соседушка, но проводник относился ко мне, словно я — не меньше, чем первый секретарь горкома партии! В общем, доехал я до Владика в полном фарше — в сытости и спокойствии. Даже нервное потрясение самого начала пути как-то подзатерлось, и ушло куда-то далеко, словно и не со мной произошло. Остановившись у черного входа, ведущего на расходный склад привокзального ресторана, я окликнул одного из грузчиков, задумчиво пускающего в воздух табачный дым, сидя на горке пустых деревянных ящиков. С ним я был шапочно знаком, во время той приснопамятной пьянки, после которой нас Леней загребли в ментовку. — Здоров, Толян! — поприветствовал я знакомого. — Как оно? — А, Серега! — Меня тоже опознали. — Да все ничего, бабла бы поболя — и ваще без проблем! — Отозвался небритый работник общепита, сверкнув редкозубой улыбкой. В нашу последнюю встречу зубов у него было явно больше. — Ага, — кивнул я, — с баблом всегда без проблем! А вот без бабла попробуй извернись… Где зубы-то потерял? — Где потерял — там уже нету, — философски отмахнулся Толик. — Одним больше, одним меньше… — Ленька на работе, не знаешь? — поинтересовался я, присаживаясь рядом на ящики. Сумку я бросил на землю и вытащил из кармана пачку сигарет. — Не-а, — мотнул головой Толян, — он три смены подряд оттарабанил, теперь балдеет. Дома ищи, если куда не сорвался. — Понял. — Я кивнул и закурил. — Ты-то откуда такой красивый нарисовался? — спросил Толик. — Из родной деревни, — сообщил я словоохотливому мужичку, — вот прибыл на учебу. — А… — понятливо протянул грузчик. — Учись, пацан, чтобы не в….вать за копейки, как я… Хотя, есть у меня подозрение, что и после учебы тоже за копейки будешь в….вать, только в чистом! — Толик громко захохотал. — Без волосатой руки, да блата, хоть обосрись — все равно нормально не заработаешь! — Посмотрим. — Я поднялся с ящиков и протянул руку Толику. — Надежды вьюношей питают. Бывай! — Грузчик пожал протянутую руку и скрылся за дверями подсобки. Я поднялся по лестнице виадука и свернул на небольшую тропинку, ведущую вдоль высокой опорной стены. Погода для самого конца августа была просто замечательной — настоящее лето. Градусов двадцать пять, а то и выше. Я даже слегка припотел. Мокрая футболка прилипла к телу — влажность стопроцентная. А вот в моем родном поселке уже явно чувствовалось близкое дыхание осени: промозглые утренние часы, противные моросящие дожди, листопад… А там и до первых заморозков рукой подать. А во Владике еще купаться и купаться! Леня как-то говорил, что до самого октября-ноября заныривать можно. Я опять вернулся из унылой осени в улыбчивое лето! Ну не чудо ли, на самом деле? Сказка, которая никогда не должна закончиться! Я взглянул на залив, забитый большими и маленькими судами и у меня на душе все запело: лето, солнце, море, пляж! Птицы прилетели, нам пора на юг. В чемодан кидаю я пару светлых брюк. Калитку на крюк, аэропорт, улетаю. В самолёте сосед угощает — выпиваю. После гостиницы вещи кидаю, Повезло, вид на море — неужели бывает? Выхожу на воздух, полной грудью вдыхаю. Молекулы счастья глубоко проникают. https://www.youtube.com/watch?v=_D4xQ2seTgY — Лето! Солнце! Море! Пляж! — Зазвучала в голове новая мелодия, наконец перебив старую «а когда поезд уходил». Лето, солнце, море, пляж! Лето, солнце, море, пляж! Если мы летим, летим на банане, Если нас с тобой накрывает волнами, Если по телу льётся музыка света, Значит добро пожаловать в лето! Бледное тело стало шоколадным. Девушки на пляже в бикини нарядных. Солнце ласкает их милые носики. Мамы не дождётся дочерей и досветла. Слова без обмана, как в песнях Билана. Скажет их герой курортного романа А девушки на юге не лежат на диване, Они любят прыгать по волнам на банане. Кто такой Билан и какие у него песни, я не представлял, как и не представлял, на каких-таких бананах любят прыгать по волнам южные девчонки. Но задорная музыка, забойный ритм и текстовка, так ловко отзеркалившая мое морское настроение, его только повысила. Так что я топал и весело бубнил себе под нос: — Лето, солнце, море, пляж! Лето, солнце, море, пляж! Я перебрался через еще один виадук, бегущий над железнодорожными путями и вышел прямиком к центральной городской площади. Над морем, как и всегда, незыблемо высился красноармеец в буденовке, все так же грозивший убегающим интервентам свой дудкой, ибо другого оружия в его руках кроме знамени и горна не было. Но, сука, гребанные капиталисты, семьдесят лет назад улепетывающие от красноармейца без оглядки, все-таки взяли нашу великую страну измором — и теперь они, мля, наши лучшие друзья! Таких бы друзей за хобот и в музей! Не будет у нас с ними ничего хорошего, никакой любви, как бы наши доблестные начальники всех мастей с ними в десна не жахались! Не знаю, откуда это во мне, но я это точно знал! Может быть, это прорываются чувства и знания моего двойника-подселенца, ведь он утверждал, что он — это я, только из будущего. Для него, выходит, это однозначно пройденный этап! Если, конечно, не свистит… Но нахрена ему свистеть, с такими-то возможностями? Вот именно — незачем! По мере приближения к памятнику «Борцов» до меня стала доноситься знакомая мелодия. А своеобразный тягучий и завораживающий голос парил над всей площадью: — Уходим, уходим, уходим, Наступят времена почище. Бьется, родная, в экстазе пылая, Владивосток две тыщи! https://www.youtube.com/watch?v=nj5nuYYrZvg Ага, а пацаны-то, оказываются, отрываются на полную! — Обрадовано понял я, узнав неизменившийся состав «Мумий Тролля» с Ильюхой Лагутенко во главе. Да и Зябликов, молодца — не зажал дорогой инструмент, все отдал пацанам, как и обещал! Филиппыч — мужик! Уважаю! Музыкальное оборудование, на котором парни лабали в ментовке на концерте, я тоже признал. Илья самозабвенно наяривал во всю глотку, собрав вокруг себя немаленькую такую толпу. Я, словно ледокол врезался в нее и, слегка грубовато работая локтями, принялся пробираться к музыкантам. Меня пропускали, матерясь время от времени, но с кулаками никто не набрасывался — и слава богу! Я протолкался в первый ряд уже на излете песни. — Уходим, уходим… — Илья взял последнюю ноту, и музыка прекратилась. Толпа восторженно завопила, заулюлюкала, требуя продолжения банкета. — Молодцы, так держать! — закричал и я, поддерживая царившее на площади настроение. — Илюха, еще давай! Взгляд Лагутенко прошёл по моей физиономии сначала мельком, не отделяя от толпы. Но затем вернулся, видимо произошло запоздалое узнавание: — Серега? Ты? Надо ж, он меня узнал? Хотя, о чем это я? Если бы мне, практически широко никому не известному музыканту подогнали «с барского плеча» такие инструменты… Да я бы такого благодетеля на всю жизнь бы запомнил! Вот и Илья, похоже, запомнил. Лагутенко метнулся в толпу, едва не запутавшись в проводах и выдернул меня из нее. — Серега, слушай, как я рад тебя видеть! Пацаны, — обернулся он к музыкантам, — смотрите, кого я нашел! Уважаемые друзья и гости столицы! — вернувшись со мной на место, произнес он в микрофон. — Объявляется пятиминутный перерыв! После него продолжим! — Серега! Дружище! Нашелся, наконец-то! — загомонили пацаны, хлопая меня по плечам и спине. — Чувак! — Да я, в общем-то и не терялся… — Скромно произнес я, пожимая плечами, хотя такая встреча не могла меня не обрадовать. — Просто поступил в институт, а после на родину уехал… — Так ты не местный? — удивился Илья. — Не-а, — мотнул я головой, — я там, где метели и туман, где завтра ожидают снегопада… А у вас тут еще лето полным ходом! — Сибиряк, значит? — догадался Лагутенко. — Ну, типа того… — неопределенно ответил я. — Слушай, а ничего, что мы твою песню эксплуатируем по-полной? Ты ж слышал — Владивосток две тыщи? — Пацаны, да не моя это песня — пользуйте на здоровье. — Блин, Серега, я вообще не знаю, как быть… — Было видно, что чувства благодарности переполняют Илью через край. — Ты и с инструментами помог… песню подарил… со Степаном Филиппычем свел… — Это с Зябликовым-то? — Да, — кивнул Лагутенко, — теперь к нам ни один мент не пристает! Поем, где угодно! — Вот, как сейчас — на центральной площади! И когда угодно! Если что — телефон Степана Филипповича, и проблема решается на раз! — Парни, я за вас рад! — Не покривил я душой, действительно испытывая гордость за пацанов. Если то, что я запомнил сквозь пьяный бред моего «симбионта», то у «Мумий Тролля» — шикарное будущее, миллионы фанатов по всему миру. И я к этому всему умудрился руку приложить! Фантастика! — Блин, Серый… — Лагутенко обнял меня за плечи. — Мы все у тебя в долгу! — Брось, Илья, какие между нами счеты? Пацаны… вы… вы молоды, талантливы… у вас вся жизнь впереди! — Я раскинул руки в стороны. — Вы живете в таком городе… где-то уже осень, а вас лето в самом разгаре! Не заморачивайтесь! Радуйтесь, пацаны: лето, солнце, море, пляж! Лето, солнце, море, пляж… — В моей башке вновь закрутился с усиленной силой недавний мотивчик. — Это чего у тебя, — тут же сделал стойку Ильюха, — новая песня? — Типа того… — Пожал я плечами — ну и нюх у него! — Накось! — На мою шею лег кожаный гитарный ремень, а сумка была нещадно отобрана из рук. — Блин, пацаны, ну вы чего? Не готов я… — Я и играть-то как следует не умею, это и вовсе не я лабал… «Умеешь, мелкий», — внутри меня что-то шевельнулось, не иначе, сожитель всплыл из глубины подсознания. Я провел руками по струнам, и понял… да, действительно, умею! Ну, тогда держитесь, чуваки! — Давай, Серега, жги! — решил подбодрить меня Вовка Луценко, качнув бас гитарой. — Ну, это, пацаны… песня совсем не в вашем стиле… — проблеял я напоследок. Уже было ясно, что отмазаться однозначно не выйдет. — Это в каком, не нашем? — хохотнув, полюбопытствовал Илья. — Поп-рэп, — неожиданно для самого себя выдал я. — Вот как? А мы, значит, в каком работаем? — прищурился Лагутенко. — А у вас явный рокапопс… — Рокапопс? — Удивленно приподнял одну бровь молодой музыкант. — А ты еще тот выдумщик, Серый! Надо же — рокапопс… Но мне нравиться! — наконец подвел он итог своих размышлений. — Слышали, пацаны? Отныне мы с вами жарим рокапопс! — Принято! — Тронул струну Вовка. — Ну давай уже свой поп-рэп! — Только там это, еще женская партия есть… Вы сильно не ржите… если че… — Не ссы, где надо поддержим, — заверил меня Илья. Я быстро наиграл на клавишах основную партию, пацаны без проблем ухватили мелодию. — Друзья! — произнес Илья в микрофон, когда с предварительной подготовкой было покончено. — Мы продолжаем наш импровизированный концерт! Позвольте вам представить моего хорошего друга, певца и композитора, подарившего нашей группе песню «Владивосток две тысячи»! Толпа на площади вновь заулюлюкала и восторженно закричала. Спорить с Ильей было бесполезно, и я лишь смущенно раскланялся. — Приветствуйте — Сергей… — прервался Илья, не зная моей фамилии. — Юсупов, — подсказал я шёпотом. — Сергей Юсупов со своей новой песней! Поехали! Народ загомонил и разразился гулом. Ну чего, отступать некуда, назвался груздем: — Лето, солнце, море, пляж! Лето, солнце, море, пляж! Если мы летим, летим на банане, Если нас с тобой накрывает волнами, Если по телу льётся музыка света, Значит добро пожаловать в лето! Лови мелодию морского прибоя. Услышь запах солёного моря. Сочини духи из ароматов улыбок. По мокрому песку пробеги без ботинок. Собери, подари подруге венок Из картинок цветных и радужных снов. Откликнись на тела своего зов Это время поцелуев и нежных слов. Лето, солнце, море, пляж! Лето, солнце, море, пляж! — Сережа! Сережка! — Услышал я звонкий девичий голос, зовущий меня из толпы. Я пробежался глазами по столпотворению молодых людей, обступивших нас со всех сторон. Девчонка, что махала мне рукой… Твою же мать! Это Лена! Та самая студентка-проводница, с которой я ехал во Владивосток в первый раз, и с которой… От приятных воспоминаний у меня в штанах слегка начало привставать… надо срочно отвлечься, не хватало на виду такой толпы народу опарафиниться. Но какая же она все-таки классная! Я так закрутился со всей этой бадягой, что и забыл совсем… да и листочек с номером телефона просрать умудрился! Дебил! Я отошел от микрофона: — Парни, покрутите немного проигрыш… Я сейчас… — Лето, солне, море, пляж! — Вступил Илья, заняв мое место у микрофона. — Лето, солнце, море, пляж! — проскандировала толпа, которая уже основательно завелась. — Лето, солнце, море, пляж! Я подскочил к толпе и вытащил из нее бросившуюся мне на шею Лену. — Сережка, как я по тебе соскучилась! Черт, а я-то как! — пронеслось у меня в голове, и я ни разу при этом не лукавил. Выглядела Лена просто отпадно: яркая и легкая футболочка, облегала точеную грудь. Пусть, и не особенно большую, но аппетитную — я никогда не гнался за размером. Из коротеньких шортиков — крепкие загорелые ножки. Волосы, прежде пепельного оттенка, превратились в иссиня-черные… да и вся она была как этот летний приветливый город: веселая, спортивная, загоревшая до состояния шоколадки, которая так и просилась, чтобы я её съел. Я обнял её, чувствуя под пальцами крепкую, но податливую плоть… Стоп! Не сейчас! — Ты петь умеешь? — произнес я ей на ухо, перекрикивая скандирование толпы. — Да, — удивленно произнесла она, — музыкалку по вокалу закончила… А зачем? — Увидишь! — Я потащил её за руку к микрофону. — Сначала повторяй, а потом, как махну… — Готов? — поинтересовался Илья. — Готов! Лето, солнце, море, пляж! Голос у Лены, тоже оказался замечательным, впрочем, как и она сама. В этом человеке все было прекрасно… А вообще-то мне наверное голову от свалившегося счастья напекло! Уже на втором припеве она уверенно взяла на себя женскую партию. Конечно, для первого прогона и общей несыгранности получилось неплохо. Но в общей перспективе — офигительно, словно сами собой сложились все факторы. Солнце, море, погода, настроение! И мы умудрились зажечь своей энергией собравшихся на площади слушателей. Количество которых прибывало с каждой секундой в геометрической прогрессии. Особенно много было молодежи, студентов, да и как иначе, если главный корпус «Рыбы» расположен практически на центральной площади. На последнем куплете я вместо «как в песнях Билана» прожевал что-то неразборчивое, но, вроде, прокатило. — А ничего себе получилось! — Когда мы закончили, высказался Илья. — Стиль, действительно, не наш… Но это просто бомба! Настоящий хитяра! Прямо-таки фирменная песня летнего Владивостока! — Слушай, Серый, а про какие-такие бананы речь? — спросил Вовка. Хех, вот самому бы знать, но меня неожиданно выручил Илья: — Темнота ты, старик! Ты чего в заграничных фильмах не видел, как к моторкам такие надувные штуки в виде банана цепляют и народ по морю катают? — Не-а, — мотнул головой Луценко, — не видел. — Ну, я и говорю — темнота! — Вот бы на нее еще клип снять, — неожиданно выскочило из меня. — Что снять? — переспросил Илья. — Ролик на ТВ. Положить видеоряд на эту музыку! — Я постарался развить изначально совсем не мою мысль. — Представляешь: море, загорелые девчонки, брызги, волны, солнце — настоящий рай! — Интересно, очень интересно! — Кивнул Илья. — Мы с пацанами тоже пробовали такой снять… Только не очень вышло — оборудование для съемок так себе. А вот где хорошее взять? — Он печально развел руками. — Там же. — Я качнул гитарой, поскольку в уже в мою голову пришла очень интересная мысль — а может подключить к этому делу моего «соседа»? И хочется, и боязно… Но это так интересно! — Тот самый… спонсор? — спросил Илья. Надо же, он запомнил то, что я нес в ментовке Зябликова, когда закатывал свое первое выступление. — Угу, тот самый… — Слушай, давай потом обсудим… — предложил Лагутенко. — А то наши зрители волнуются. — Точно, — я бросил взгляд на разгоряченную толпу. Вокруг нас уже творилась настоящая демонстрация, того и гляди, телевизионщики нагрянут. Стражи порядка уже подтянулись, среди толпы нет-нет, да и просматривались люди в форме. — Эх, — вздохнул Илья, — жаль, что это лето когда-нибудь закончиться! А так хотелось, чтобы оно длилось вечно! — Я так хочу, чтобы лето не кончалось? — усмехнулся я. И тут меня накрыло в очередной раз — я словно наяву услышал песню, которая однозначно была спета голосом Лагутенко. Мой симбионт сегодня явно никак не желал успокаиваться. Похоже, у Ильюхи сегодня появится новая песня. Я взял первый аккорд на гитаре: — Илья, листочек с ручкой найди — у меня для тебя есть еще один подарочек! До свидания, богини, до свидания, боги. Лето, ариведерчи. Время новой дороги. Утомленные party, утекаем лениво. Будет сниться просекко зимним аперитивом. Самолеты на старте. Оставляя трофеи, Гордо к трапу шагаем — джентельмены и феи. Океаны, рыдайте — отключается рай. Baby, hasta la vista Amore море, goodbye Amore море, goodbye Amore море, goodbye https://www.youtube.com/watch?v=5kGG2ZfHQQMГлава 3
Опустевшие пляжи, одинокие горы, Больше нас не услышат Сайонара, о море. Здесь останется эхо полуночных героев, Где под звездным дождем Мы играли в ковбоев. Под тринадцатым пирсом, где встречали рассветы, Притворившись ракушкой, запускали кометы. Батарея на красном. Исчезаем, прощай! Baby, hasta la vista Amore море, goodbye Amore море, goodbye Amore море, goodbye Концерт продлился до самого позднего вечера, собравшийся народ никак не успокаивался и не хотел расходиться. И только помощь ответственных сотрудников милиции, присланных на помощь с подачи майора Зябликова, позволило нам завершить свое поистине феерическое выступление. А так, наверное, пришлось бы до утра струны дергать. — Слушай, Серега, — отключая аппаратуру, произнес Илья, — выручил! Не хочешь с нами на постоянной основе играть? — Илья, пацаны… — Я положил руку на грудь — предложение действительно было шикарным. — Я бы рад, но за другим во Владик приехал. Мне учиться надо… — А тебя никто бросить учебу и не призывает, — улыбнулся Лагутенко. — Одно другому не мешает! Сам такой — вот после службы восстановился в универе. А у меня еще жена и ребенок маленький! Так что скучать некогда! В общем, ты подумай — такие люди нам нужны! Держи, — он протянул мне тетрадный листок с номером телефона, — мой домашний. Если что — всегда рады! — Спасибо! — Я убрал номер в карман. — Вот еще что: скоро концерт Цоя во Владике, могу пару билетов организовать, — неожиданно предложил Илья. — Сходишь со своей девушкой… Черт побери! Как у меня из головы-то это выпало? Ведь Виктор Цой — жив! Почему-то на этой фразе мой «сосед» по голове, превратившейся для нас обоих в настоящую общагу, отчего-то пришел в несвойственное ему возбуждение. Мне показалось, что если бы он сейчас мог, то заржал бы в полный голос. Что такого в этом, вроде бы, совсем не смешном высказывании? Неожиданно перед моим внутренним взором развернулась картинка: кирпичная стена с надписью черной краской «Сегодня погиб Виктор Цой. Мы будем уважать тебя!». А ниже кто-то в ответ приписал: «Цой жив». Стена Цоя, — прошелестело на грани моего восприятия. В этой реальности такой стены не будет, понял я. Дальше последовал калейдоскоп из обложек грампластинок и аудиокассет, газетных и журнальных статей — Цой жив! И это было настоящее и всеобъемлющее народное движение, ибо Витю действительно любили, ценили и уважали миллионы людей. Даже умерев, он оставался живым в их памяти! Прямо как дедушка Ленин, который тоже живее всех живых, — выпрыгнула странная аналогия, заставившая меня улыбнуться. А причиной тому — моя телеграмма, отправленная известному на весь Союз певцу, композитору, поэту и актеру — Виктору Цою. И ведь дошла! И сделала свое дело, заставив певца, если и не испугаться, то уж точно заинтересовала своей мистической необычностью. Я сам, находясь еще в родном Новокачалинске, успел посмотреть по ящику передачу «До 16-ти и старше…», в которой приглашенный Цой и рассказал свою историю чудесного спасения и показал мою телеграмму. В аварию он все-таки попал, но больше из-за любопытства и неверия… До последнего Витя считал, что это чья-то абсолютно бездарная и глупая шутка. А все произошло, именно в том месте, и в то время, которое я указал. Вот тогда-то он и уверовал, что моя телеграмма — совсем не розыгрыш! На всю страну он попросил через ящик выйти на связь с ним автора спасительной телеграммы. То есть, меня. Ха, ну на это я тоже не мог пойти. Зачем мне светиться? Да и как объяснить такое избирательное предвидение? Нет, чем тише едешь… вернее сидишь, тем целее будешь! Известности Кашпировского или Чумака мне совсем не хотелось. А ведь мог бы… Вполне. Но, как-то не хочется мне облапошивать доверчивых соотечественников. Их и без моего участия окучивают все, кому не лень! Хотя от больших денег я бы не отказался, но предпочитаю заработать их другим путем. Найти меня нереально, если только мои корефули — Патлас с Леньчиком, не вспомнят о том мимолетном разговоре в поезде и не сдадут меня с потрохами. Но, надеюсь, что этого не произойдет. Все, что удалось узнать Цою об отправителе телеграммы, это то, что она была отправлена с Главпочтамта города Владивостока. И его незапланированный концерт, о котором мне сообщил Илья — дань уважения Виктора неизвестному спасителю. Ну, и думается мне, что он, все-таки, надеется меня отыскать. — Серега, ты чего завис? — окликнул меня Илья. — Билеты нужны? — Лен, ты как? — Я повернулся к девушке, что терпеливо дожидалась, пока я освобожусь и не влезала в разговор. Просто красавица! Именно такое поведение мне очень нравилось! А ведь могла бы… — Пойдешь со мной на концерт? — И ты еще спрашиваешь? — незлобно возмутилась Лена, мягко ткнув меня маленьким кулачком в бок. — Конечно пойду! Билетов на Цоя вообще не достать! — Заметано! — улыбнулся Илья. — Будут вам билеты! — Ура! — Лена захлопала в ладоши и бросилась мне на шею. Ни скажу, что это было мне неприятно. Приятно! Да еще как! И с этим нужно было срочно что-то делать! А то мои гормоны попросту взорвут мне мозг, вместе с сожителем заодно! — Ребята! Ребята! — К нашей компании подошел лощенный усатый мужичок лет тридцати. — Волошин. Сергей. — Он протянул руку для рукопожатия. — Второй секретарь городского комитета комсомола. Отвечаю за культурную жизнь молодежи в нашей Дальневосточной столице! — произнес он с этаким апломбом. — Как-то раньше не очень отвечали… — слегка покривился Илья, памятуя о не столь уж и далеких гонения на группу. — Так и время тогда другое было, — сразу понял, о чем речь, второй секретарь. — А сейчас, значит, перестроились? — хмыкнул Лагутенко. — Зря вы так, Илья, — и не подумал смущаться Волошин, — мы действительно идем в ногу со всей страной! Я тут послушал, что вы тут пели… — И? — заинтересованно протянул Луценко. — Я хотел обговорил с вами возможность организации настоящего, а не такого вот стихийного концерта, — произнес Волошин. — Если интересно, подходите на неделе ко мне в комитет, обсудим возможности! Песни у вас действительно замечательные! — Надо же, не прошло и три года! — фыркнул Илья. Однако по его глазам я видел, что предложение комсомольского вожака его заинтересовало. Конечно, с концерта известной в городе группы можно основательно состричь лавандосиков, если с умом подойти. Но и для группы профессиональный концерт — это большой шаг вперед. Во всех смыслах. — Ребят, вы все-таки подумайте! — раскланялся с нами комсомольский бонза. — Я вас жду! — И отчалил восвояси. — Илья, чего обо всем этом думаешь? — спросил Вовка. — Подумать надо… — пожал плечами Лагутенко. — Нахлебался я уже от этих партийных деятелей! Но сходить, поговорить, думаю, стоит… Может, и заработаем чего… А то у меня в кармане, только вошь на аркане! — Дело говоришь, — кивнул Вовка, продолжая сматывать шнуры и складывать оборудование. — Пацаны, если вы не против, мы пойдем. — Я приобнял девушку за талию. — Ты если надумаешь к нам, — произнес Илья, — Лену тоже с собой прихватывай! Грех такие данные не использовать по назначению. А так-то, да — пока! — До встречи! — Я пожал руки пацанам, и мы с Леной в обнимку покинули центральную городскую площадь. Едва только мы свернули с оживленной, даже в темноте, площади в первый переулок, я впился крепким, жарким и долгим поцелуем в такие манящие губы девушки. — Как же я соскучился! — выдохнул я, с трудом оторвавшись от Лены. От этого поцелуя у меня даже голова закружилась. — А чего же ты так долго ко мне добирался? — Ехидно показала мне Лена свой маленький и сладкий язычок. — Так спешил, что даже и не доехал совсем! — Блин, Лен, не обижайся! — Я обнял Лену со всей страстью. — Просто я, дурак такой, про… потерял твою записку с телефоном и адресом, — честно признался я. — А фамилию свою ты мне не сообщила! Думал, как на учебу выйдем, так твоим розыском и займусь… — Эх, ты, сыщик недоделанный! — Лена дернула меня пальцами за нос. — Как же хорошо, что ты сама меня нашла! — Я зарылся лицом в ее шикарные волосы, которые отчего пахли свежей земляникой. — Это просто чудо какое-то! — Да, действительно, — согласилась она, — чудо! По-другому и не скажешь… Я, когда тебя увидела и услышала, как ты поешь, и не поверила, что вообще так может быть. Ты откуда вообще ребят из «Мумий Тролля» знаешь? Ты же не местный? — Так получилось… — Я неопределенно пожал плечами. — Мы случайно вместе за решеткой в одном отделении милиции оказались… — Где? За решеткой в милиции? — Лена ахнула, закрыв рот изящной ладошкой. — Вместе с «Мумий Троллями»? — Она явно мне не поверила — слишком необычно для простого обывателя, а особенно для очень симпатичной девушки, все это звучало. — Я понимаю, как все это звучит… — Развел я руками. — Но это чистая правда! Может при случае у Ильи поинтересоваться, думаю, что такойеще представится. — Я поверить во все это не могу! — воскликнула девушка, вновь повиснув у меня на шее. — Ты очень необычный… Знала бы ты, что твориться у меня в башке, совсем по-другому бы заговорила. Но вслух, естественно, я этого не сказал. Мне бы самому со всем этим дерьмом разобраться. Но упускать такую девчонку я тоже не собирался, поэтому будем балансировать на грани. Главное, чтобы мой сожитель не вовремя ни нарисовался б. — Не-е, — я помотал головой, — я вполне себе обычный пацан. Только очень часто вокруг меня формируются необычные обстоятельства… И я в них влипаю с завидной периодичностью. — Так-то, вроде и не соврал почти. — Слушай, Сережка, а мы куда сейчас, если ты не местный? — поинтересовалась подружка. — Да, вот думал, что сегодня в Дальрыбовской общаге поселиться успею, — ответил я, тряхнув сумкой с вещами. — Я ведь только несколько часов назад с поезда слез. Но видать, не судьба поселиться — время уже не детское. — Можно у меня переночевать, — неожиданно предложила Лена. — Только у меня родители… — Она виновато развела руками. — Радость моя, — я вновь поцеловал девчонку, — спасибо! Но у меня тут рядом, на Лазо, приятель хороший живет. Если застанем его дома — завалимся к нему. Он вот такой пацан! — Я оттопырил большой палец в известном всем жесте. — А вот если не застанем — тогда и подумаем над твоим предложением… Кстати, — неожиданно опомнился я, — тебя-то дома не заругают? Время уже позднее. — Я уже большая девочка, — Лена весело мне подмигнула, — могу гулять, хоть всю ночь! Только телефон найдем, и я маму предупрежу, чтобы не волновалась. — А вот это — правильно! — поддержал я так неожиданно нашедшуюся подружку. — Родителей беречь надо! — Сережка, ты прелесть! — Теперь уже она полезла ко мне с обнимашками. Эх, как бы у Лени забуриться на ночку? Может, он дома, и одна из комнат, по какой-нибудь счастливой случайности, окажется свободной? Ладно, топаем пока к нему, а там видно будет! Мы неспешно побрели в обнимочку по ночному городу. От центра до улицы Лазо пешком всего-ничего, и вскоре я уже долбился в запертую дверь Лёниного барака. Поначалу никто мне не открывал и не подавал признаков жизни. Однако, через пару-тройку минут моей настойчивой долбежки, в одном из окон Лениной квартиры загорелся свет. — Какого лешего? — услышал я сквозь раскрытое окно знакомый недовольный голос. — Сейчас нахрен оторву кому-то шаловливые ручонки! Раздался скрип старых рассохшихся половиц в коридоре, щелкнул отпираемый замок и в распахнувшемся дверном проеме возник растрепанный и опухший со сна мой незабываемый дружбан-приятель. — Серый, млять, какими судьбами? — Слегка повращав зенками, наконец признал меня Леня. — Вернулся, засранец? — От засранца слышу! — Вернул я ему ответную любезность. — Вот это по-нашему! — хохотнул Леня, протягивая руку. Мы скрепили встречу рукопожатием и крепко обнялись. Да, мои летние приключения, помощь друг другу в сложных ситуациях, сблизили нас. Я с чистой совестью мог назвать Леню своим другом, так же, как и он меня. Надеюсь… — А ты, смотрю, времени даром не теряешь, — подмигнул мне приятель, оценив выдающиеся прелести моей подружки, — только с поезда и уже не один! — Хорош подкалывать! — притворно возмутился я. — Это Лена, моя хорошая знакомая. Мы с ней случайно встретились на площади… — Ну, что она хорошенькая, я и без тебя вижу! — Вогнал Лену в краску мой дружбан. — Могу только позавидовать и помечтать, чтобы мне такие красавицы почаще случайно встречались… — продолжал он сыпать комплиментами. — Короче, ты нас так и будешь на пороге держать? — прервал я его затянувшиеся расшаркивания. — Или мы не вовремя? — Друзья всегда приходят вовремя, — Леня отступил в сторону, приглашая нас пройти, — милости прошу к моему скромному шалашу! — Ну вот, другое дело! — Я пропустил Лену вперед и следом за ней прошел в Лёнину двухкомнатную барачную берлогу. — Ты один? — Если ты насчет Маринки, то да — мы так и не сошлись. Да и ладно — не бери в голову! Вон, у твоей Лены, наверное, есть подружки? Я-то я молодой, неженатый, со свободной жилплощадью в самом центре… — Принялся он рекламировать свои достоинства. — Вот как раз насчет жилплощади я и хотел с тобой поговорить. На ночь приютишь, а то я засветло до общаги так и не добрался. — О чем речь, старина! Обидеть хочешь? После всего, что с нами было, мой дом — твой дом. Только вот свободная комната у меня с одной кроватью. — Он мне незаметно подмигнул. — Нам подойдет! — Я улыбнулся, краем глаза отмечая реакцию Лены — никакого отторжения это предложение не вызвало. Ура! — Внутри у меня разве что фанфары не звучали. — Слушайте, а вы, наверное, проголодались? — Спохватился Леня. Еще бы! И не только в плане еды! Хотя и перекусить я бы тоже не отказался — последний раз в поезде лопал, а уже почти весь день прошел. — Только у меня кроме яиц и нескольких сарделек в холодильнике ничего нет, — признался он. — Я гостей не ждал. — Так давайте я вам яичницу пожарю, — предложила Лена. — Я — за! — Я поднял правую руку и довольно облизнулся. — Попадешь к вам в дом — научишься есть всякую гадость! — Со смехом добавил я фразу Карлсона из известного мультика. — Я так пожарю — пальчики оближете! — рассмеялась Лена. — Я люблю готовить! — Как здорово, что мы так удачно встретились! — произнес я. — Люблю повеселиться — особенно пожрать! — Пойдем, Лена, я тебе кухню покажу, — предложил Леонид. — А где рядом позвонить можно? — спросила Лена. — Так в общем коридоре по дороге на кухню у нас и телефон найдется, — ответил Леня. — Прямо здесь можно позвонить? — обрадовалась Лена. — А то! — улыбнулся Леня. — У нас продвинутый барак, хоть ему и сто лет в обед! Они, весело смеясь, вышли из комнаты. Буквально через несколько секунд Леня вернулся. — Ты где такую соску оторвал, старик? — крепко хлопнул он меня по плечу. — Я бы от такой шмары тоже бы не отказался! — Где взял, там уже нету, — ответил я. — Сам вот слюни пускаю… — Ну, удачи тебе в этом нелегком деле! — заржал, словно конь, Леня. — Зачетная она! Пойдем, я тебе чистое белье выдам. — Он ушел в свою спальню и вернулся со стопкой свежего белья. — Держи, жеребец! — Лень, спасибо! — поблагодарил я приятеля. — Сочтемся! А презервативов, случайно, не найдется? — А может, тебе еще конец свой одолжить? — Не переставал подкалывать меня приятель. — Только попробуй к ней подкатить! — Я делано насупил брови. — Ага, повелся, фраерок! — Леня опять скрылся в своей спальне и вернулся с упаковкой из пяти презервативов. — Как от сердца отрываю! — Покрутил он перед моим носом «патронташем» из цветной фольги. — Индийские! Мне корефуля из загранки притащил — с совковыми гондонами не сравнить! Цени мою доброту, Серый! Тебе сколько? Двух достаточно будет? — Блин… — Я задумался. Опыта в этом деле у меня не было. Но на два раза минимум я рассчитывал. Гормоны в моем молодом теле просто фонтанировали! Лучше перебдеть, чем недобдеть! Может, и на большее сподоблюсь. — Давай три! — Махнул я рукой. — На всякий пожарный! — И, как оказалось, запас карман не тянет… — Держи! — Леня щедро поделился импортными резиновыми изделиями. — Танцуй, пока молодой! — А то! Слушай, а ты не знаешь, как там у Леньчика с Кучерявым дела? А то они в деревне так и не нарисовались. Похоже, что все-таки, нашли, гдг во Владике пристроиться? — Нашли, — кивнул Леня, — Патлас умудрился в морской колледж поступить, что на второй речке. Ну а Леньчик пролетел и туда. В ШМОньку[1] удалось пристроить. Годок там отучиться — и вперед матросом! По морям, по волнам! Есть у меня корефукля один — может помочь с загранпаспортом, посадим его на парохед — будет из-за бугра нам шмутье по-братски таскать! — У тебя, гляжу, на все планы? — Я ехидно прищурился. — А как вас без пригляда оставить? — Леня пожал плечами. — Своего ведь ума еще не нажили. — Значит, пристроились пацаны? — порадовался я за друзей. — А чего домой потом не поехали? — Так они все бабло на радостях прогудели! Андрон неделю назад в колхоз отчалил, а с Леньчиком вы вообще парой дней разминулись. Достали меня хуже горькой редьки! — признался он. — Я уже старый — столько пить не могу! — Ага, как же! Так я и поверил… — Ладно-ладно! Шучу! Но в колхоз сплавил — хоть отдохну немного. Ты-то надолго? — Да нет, просто в общагу сегодня устроиться не успел. Да и Лену, вот, неожиданно встретил… — И в этот момент моя, так внезапно нашедшаяся, подружка вошла в комнату со скворчащей сковородкой в руках. — Блин, Ленка, ты обалденная! — не сдержавшись, выдохнул я, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на нее прямо здесь. [1] ШМО — Школа Мореходного Обучения.Глава 4
Черт побери! Эта ночь была просто божественной! Я о таком и мечтать не смел! После сытного ужина — яичница тоже оказалась выше всяких похвал, мы с Леной уединились в отдельной комнате… Первая близость после долгого воздержания прошла как-то путано и сумбурно, мы даже насладиться сексом как следует не успели! Накинулись друг на друга, как обезвоженные путники, дорвавшиеся до живительного источника влаги в пустыне! На все про все — десяток минут, вряд ли больше! И вот мы уже лежим рядом, бок о бок, тяжело дыша, как вытащенные из реки рыбы. — Н-да, — немного отдышавшись, произнес я. — Не думал, что нас так быстро размотает… Но ты была так прекрасна… — Я погладил девушку по роскошным волосам, разметавшимся по подушке. — И сдержаться… у меня не было никаких сил… Прости, если не оправдал ожиданий… — У меня тоже, — девушка прыснула в кулачок, — быстро. Не думала… — слегка помялась Лена, но все-таки произнесла, — что сумею получить… наслаждение… с такой скоростью. — Тогда еще не все потеряно! — радостно воскликнул я, рисуя кончиками пальцев дорожку от ложбинки меж потрясающих грудей, до поросшего темными шелковистыми волосками лобка. — Ты чего это задумал, негодяй? — притворно возмутилась моя красавица, но я быстро накрыл её потрясающие губы своими губами. Мои пальцы скользнули во влажную и горячую промежность и нежно прикоснулись к набухшему и вмиг затвердевшему клитору. Я легко надавил на него, и принялся ласкать мягкими и ритмичными круговыми движениями. Лена застонала от наслаждения, и страстно изогнулась. Я оторвался от ее припухших от поцелуев губ, и, ведя языком по проложенной пальцами дорожке, принялся спускаться все ниже, и ниже, и ниже… В общем, во второй раз все произошло куда более чувственно, неспешно и продолжительно! Но не менее приятно и ошеломительно! Не знаю, как нам удалось не заорать во весь голос во время одновременно накрывшего нас с головой оргазма, но все равно нашуметь мы умудрились изрядно! Благо, что предъяв со стороны Лени не последовало. А до остальных, проживающих в этом ветхом бараке, мне было абсолютно пох! Ну и третий фирменный индийский презерватив мы использовали уже под самое утро, когда, устав делиться друг с другом впечатлениями от проведенной ночи, Лена вдруг меня резко оседлала… Кому-то пришлось встать на работу пораньше, поскольку в этот раз Ленка вообще не сдерживались и орала так, что перебудила, наверное, весь квартал. Минут пятнадцать спустя к нам в комнату осторожно постучал Леня: — Можно? Я набросил на Лену одеяло, натянул штаны и поднялся с кровати: — Можно! Леня просочился сквозь дверь, с трудом удерживая ехидную ухмылочку: — Ну вы и горазды же орать, братцы кролики! — Проблемы будут? — уточнил я. — Все норм, не парься! Пусть только кто вякнет! Я по другой причине — тут до тебя незваный гость нарисовался… — До меня? — Я удивленно захлопал ресницами. — Но никто не знает, что я здесь… — А этот, похоже, знает, — качнул головой Леня. — Хороший, видать, ментяра… — Зябликов? — запоздало догадался я. — Он самый! — подтвердил мою догадку Леня. — Он нарисовался, когда вы тут финальный забег устроили, — хохотнул он. — Вот мля! — выругался я. — Да ладно, — Леня по-дружески хлопнул меня по плечу, — пусть старикан завидует! Вспомнит хоть, как это в молодости… — Так он, вроде, и не старикан совсем. — С ума сошел? Ему под сорокет… наверное… Натуральный старикан! Не ветхий, как оссед мой — Петрович, но все-равно, как говориться: старость — не радость! — Ага, — кивнул я, натягивая через голову футболку, — молодость не жизнь! — Ладно, я в комнате, — произнес Леня, скрываясь за дверью. Лен, — позвал я прячущуюся под одеялом девушку, — мне тут поговорить надо. — Иди, — Лена махнула рукой, и улыбнулась, — я и без тебя одеться сумею! Я прыгнул на кровать, и мы пару минут целовались, позабыв про все на свете. Если бы меня не ждал в другой комнате майор Зябликов, я б, наверное, сподобился бы еще разок — порох в пороховницы явно не помещался! Да и презики закончились. Не судьба, видать… Я поднялся на ноги, послал Лене воздушный поцелуй, и в самом приподнятом настроении отправился на разговор с начальником Советского райотдела милиции города Владивостока. — Всего доброго вам, Степан Филиппыч! — с порога поприветствовал я крепкого лысого и усатого мента. — Сережа! — Расплылся в ответной улыбке Зябликов, протягивая руку. — Не слишком побеспокоил? — Он весело прищурился, а в его глазах запрыгали безбашенные бесенята. А ведь взрослый мужик! Я пожал крепкую мозолистую ладонь майора и бухнулся рядом с ним на диван: — Не, Степан Филиппович, не побеспокоили. Я уже закончил… — Не подумав, что фраза звучит несколько двусмысленно, брякнул я и запнулся. — Мы слышали! — вмешался в разговор Леня. — Тут и глухой бы расслышал. Мое лицо резко покраснело и запылали кончики ушей — да, блин, пошумели, но неудобно-то как. — Да ладно, не тушуйся — дело молодое! — Пришел мне на помощь Зябликов. — Я и сам в твои годы… — Степан Филиппович, — произнес я, чтобы хоть как-то перевести тему, — а как вы узнали, что я в городе? — Парни доложили, что тебя на площади видели, — ответил майор. — Вы там с Ильей вчера шороху навели. Даже из крайисполкома интересовались, что это там за стихийная демонстрация собралась? — Так получилось… — Виновато пожал я плечами, хотя виновным себя ни капельки не чувствовал. — Надеюсь, что никаких проблем вам не доставили? — Не переживай с этим я, как-нибудь и сам разберусь: куда надо позвоню, с кем нужно, переговорю… — Я так понимаю, опять нарисовались проблемы, с которыми вы сами справиться не можете? — Я, наконец-то, начал понимать, куда клонит майор. Ему-то, конечно, не я нужен, а мой визави. Млять, опять придется набухиваться до поросячьего визга! Как меня это напрягает! А ну, как он, тот я, который не я, не пожелает уходить? И останусь я вялиться где-нибудь на задворках собственного подсознания? Но деваться некуда — Зябликов столько для нас всех сделал… Да, вобщем-то и я для него… Ну, не совсем я, а тот у меня внутри… А, хрен с ним, гори оно все синим пламенем! Куда нам деваться с подводной лодки? Леня с интересом наблюдал за нами с Зябликовым, до сих пор не понимая, что общего может быть между ментом и безусым парнем, только-только вырвавшемся из-под мамкиной юбки. — Да, Сереж, мне очень нужно с тобой переговорить с глазу на глаз! — Не удивил меня майор. — Прокатишься со мной до отдела? — Хорошо, Степан Филиппович, — кивнул я, понимая, что мне не отвертеться. — Только подбросим до дома мою девушку? — Если уж так вышло, чего бы не воспользоваться случаем? — Конечно подброшу, Сереж. О чем речь? — Тут же заверил меня майор. — Вам долго собираться? — Бедному собраться — только подпоясаться! Обратно вернете? — Как скажешь, — вновь кивнул Зябликов. — Я вас на улице подожду. Он пожал руку Лёне и вышел из барака. Я видел из окна, как он закурил на крыльце и пошел к своей Волге, припаркованной возле самого Лениного заборчика. — Слушай, а чего этот лысый хер к тебе прицепился? — поинтересовался Леня. — Да, он нас не слабо так выручил. Верблюда удалось от каторги отмазать. Но все-равно… — Лень, это не моя тайна… — честно ответил я. — Вернее, не только моя… Лучше не спрашивай об этом дерьме, мне тогда пи…ть не придется. Не хочу втравливать близких мне людей во всякое… — Понял, старина! — Леня хлопнул меня по плечу. — Если решил не делиться — тяни лямку в одного, но знай, чувак, если припечет не по-децки — я всегда рад помочь! — Заметано, чувак! — Я пожал Лене руку. Забрал из комнаты уже умытую и причесанную Лену, погрузился с ней в ментомобиль Зябликова. Филиппыч без вопросов домчал нас по указанному девушкой адресу. — Увидимся, красавица! — поцеловав на прощанье красотку, произнес я. — Только ты смотри, не потеряйся, как в прошлый раз! — шуточно попеняла мне Лена. Но по её сверкнувшим глазам было видно, что, если еще раз пропаду без уважительной причины — не видать мне больше такого счастья, как своих ушей. — Теперь точно не пропаду! — заявил я. — Где живешь — знаю, телефон есть… — Тогда, давай до скорого! — произнесла она, и мы вновь слились в страстном поцелуе. Зябликов в машине вежливо отвернулся, чтобы нас не смущать. Хотя, нас, после всего, произошедшего сегодняшней ночью, ничего бы не смутило. Лена убежала, хлопнув подъездной дверью, а я уселся в «Волгу» на переднее сиденье, рядом с майором, ожидающим меня за рулем. — Я свободен, Степан Филиппович, можем ехать! — Сережа, спасибо тебе большое, что согласился… — начал было Зябликов, но я его остановил: — Степан Филиппович, все нормально! Не надо извинений! Я так понял, что вам опять надо… — Да, мне бы переговорить с Сергеем Вадимовичем… Вопрос жизни и смерти! — Опять что-то случилось? — обеспокоенно спросил я. — Да, Сережа, случилось… — кивнул Зябликов, не отрывая глаз от дороги. — Причем, очень странное… Такого не должно было случиться… — Было видно, что майор очень сильно волнуется. Значит, действительно, произошло что-то очень серьезное. Я таким его видел только в тот момент, когда его жене грозила настоящая опасность — один маньячилла с высокой должностью грозился её по частям разрезать… Неужели опять? — Что-то с вашей супругой? — решил я спросить, пока еще не натрескался вздрызг и немного соображал, что к чему. Зябликов на мгновение оторвался от дороги и бросил на меня внимательный взгляд, словно решая, кто сейчас «на проводе» — я или симбионт? — Ты прав, Сережа, моей жене грозит опасность. Как и в прошлый раз! — Да как так-то? — воскликнул я. — В тот раз мы же все порешали. Даже время назад откатили! — Ты это тоже помнишь? — Смутно, словно сквозь какую-то пелену, но помню… — Вроде и никто знать не должен был, что она излечилась… Из местных… Я её в Москву к родне отправил… — Зябликов вел машину, нервно дергая рулевым колесом. — Неужели опять этот… как его? — Я попытался припомнить имя того отморозка, захватившего в прошлый раз супругу Зябликова. — Митрофанушка, сука! — прорычал Степан Филиппович, залетая во дворик перед отделением милиции. — Точно! Митрофанушка! — Я тоже вспомнил заплывшего жиром урода. — Но ведь он, если я не ошибаюсь, ни о вас, Степан Филиппович, ни о выздоровлении вашей жены, ничего не должен знать! — Но он, сука, знает! — нервно воскликнул майор, вылезая из машины. — Все, пока молчок! — предупредил он. — Продолжим в моем кабинете — там уже все готово… В кабинете, действительно все было готово: двухлитровая бутылка вискаря (мама, я столько не выпью!) и стол, заваленный разной закусью! Да такой, что у меня, внатуре, слюнки потекли: рыба красная — соленая и копченая, икры красной пара стеклянных литровых банок, ну и всякой консервированной всячины — в основном морепродуктов, от гребешка, до салатов с кальмаром и морской капустой. Несколько банок камчатского краба, колбаса, сыр и прочие вкусные штуки. В общем, подзатарился Зябликов для разговора с моим «сожителем» более чем основательно! Закрыв кабинет на ключ, Степан Филиппович указал мне на стул, а сам уселся на свое «директорское» место во главе стола. — Ты, уж, извини меня, Сережа, что так напрягаю… — Он виновато потупился. — Но сам понимаешь… — Степан Филиппович, не грузитесь вы так! — Легко отмахнулся я от загрустившего майора. — Что я, не человек, что ли? Я все понимаю… А загубленную бухлом печень он мне починит, — я многозначительно постучал по виску указательным пальцем. — Наливайте уже! — Ох, — тяжело вздохнул Зябликов, — сопьешься ты с нами, Сережа. Он плеснул в заранее приготовленные стаканы янтарной жидкости из двухлитровой бутыли вискаря. — Ты не думай, Сережа, виски самый, что ни на есть заграничный! — произнес он извиняющимся тоном. — Японский! Сантори! Мне мореманы по блату подгоняют. А тот ваш… который тогда… Ну, я и сам нужных людей подогрел… — Степан Филиппович, не будем ненужные политесы разводить! — еще раз попросил я его. — Я же сказал, что все прекрасно понимаю. — Ну, извини, — еще раз произнес Зябликов и подвинул мне наполненный вискарем до самого пояска стандартный гранённый стакан. — Давай… будем, что ли? — Себе он налил явно уменьшенную дозу — где-то на треть от моей, ударной. Я его не осуждал, ему же еще с моим приятелем закадычным общаться. А если они оба в дрова нажрутся, такого наворотят, хоть за голову хватайся. А так, Зябликову эта доза — что слону дробина. — Будем! — повторил я его немудреный тост. Мы чокнулись, и я залпом всадил стакан спиртного, пусть и приятного, если сравнивать с самогоном или водярой, но все-таки очень и очень крепкого спиртного. — Давай-давай, икоркой закуси, Сережа! — Майор сунул мне в рот ложку икры, а после заставил съесть едва не банку салата из морской капусты с гребешком. — Спасибо! — с набитым ртом произнес я. — Ты закусывай, закусывай, пацан! — посоветовал он мне. — Так мне напиться, вроде как, поскорее надо, — возразил я ему. — Ничего, успеешь накидаться, а так хоть желудок не попалишь! — ответил майор, наливая очередной стакан. — Все Вадимычу меньше суеты — не надо тебе желудок лечить! Ладно, первая колом, вторая соколом! — Количество спиртного и на этот раз не изменилось: мне — полный стакан, себе — треть. Спорить с ментом я не стал и залпом вылакал еще один стакан. В голове отчетливо «тренькнуло» — на мышцы навалилась приятная истома, а картинка перед глазами слегка «размазалась». Я откинулся на спинку стула, а Зябликов, словно заботливая наседка, продолжал пичкать меня морепродуктами. Блин, если бы не активная ночь с Ленкой, при таком обилии белка, у меня, того и гляди бы, встал… А так, я только восполнял потраченную ночью энергию. О! Вот уже и мысли пьяные в голову полезли! И о сексе вспомнил — куда ж на пьянке без таких мыслей.? — Ну, а третья, — он вновь наполнил стаканы по старой схеме, — мелкими пташками зайдет! Мелкими пташками? — посмотрев на мента сквозь наполненный стакан, возмутился я мысленно. Но вслух высказывать претензии не стал, понимал, что моя программа минимум — нажраться поскорее. И постепенно я эту программу выполнял — в голове шумело, а в глазах начало двоиться, потолок и стены постепенно начинали раскручиваться вокруг меня в медленном хороводе. Правильной дорогой пока иду, товарищи дорогие! — Давай-те с-своих мелких пта-пташек, — произнес я, чувствуя, что алкоголь уже вполне развернулся в моем многострадальном организме. Вот уже и язык во рту едва ворочается. И членораздельно выговаривать слова становиться все труднее и труднее. Зябликов подвинул ко мне стакан, который я умудрился ухватить только со второй попытки, затем, пока донес его до рта, едва половину не расплескал. Да и в глотку бухло едва-едва залезло, а после приема настойчиво просилось назад. Зябликов виновато наблюдал за моими рвотным рефлексами, безуспешно пытаясь подсунуть мне очередную закуску. Но я, закрыв рот рукой, мотал головой, пытаясь задержать вискарь внутри себя. — Запей, может полегчает! — Майор плеснул в опустевший стакан какой-то минералки. Похоже, «Боржоми». Я уцепился за нее обеими руками, словно утопающий за соломинку. Опустошив стакан до дна, я поспешно протянул его Зябликову: — Еще! Майор послушно наполнил его и вернул мне. Второй стакан воды я пил уже неспешно, привычный вкус минеральной воды отодвинул на время рвотные позывы — мне реально стало лучше. Но опьянение никуда не делось, к тому же оно нарастало. После такой весомой дозы я боялся одного, что меня враз размотает до потери сознания. А мне нужно было кое-что сообщить моему старшему товарищу. Ведь мы могли с ним общаться на определенном этапе взаимного опьянения. Нет, ничего такого особенного я не хотел ему сообщить. Просто попросить, чтобы после пьянки он не забыл подлечить мою больную голову. А то хорошо устроился, он все пьяные ништяки собирает, а я потом с похмелья маюсь! Хорошо устроился, твою мать! Надо эту порочную практику в корне поменять… — Мелкий, ты чего, опять на стакан подсел? — «услышал» я знакомый голос, прозвучавший в моей голове. Вот и сожитель нарисовался — значит, мы с ним сейчас на одной волне. — Да ну нафиг, дядя! Мне уже это бухалово вот где сидит! — Я уже подпривык к этому гостю в моей черепушке и особого страха перед ним не испытывал, но опасаться не перестал. Кто его знает, чего он там с пьяных глаз удумает? И если бы не просьба Степана Филипповича, алкоголь третьей дорогой бы обходил. — Опять подчистить за тобой чего надо? — предположил мой невидимый собеседник. — Как в прошлый раз, в поезде? — Подчиститб? За мной? — ожидаемо окрысился я. — Я так и не врубился, чего там в поезде произошло! — Блин, в поезде меня действительно перекрыло, — признался мой сосед по голове. — Меня в первый раз именно таким способом убили… Ненавижу гребаных сидельцев-упырей! — В первый раз? — У меня даже мороз по коже пробежал от приоткрытой дверки в прошлое моего подселенца. Ведь если он — это я, то все, что с ним уже случилось, меня только-только ожидает! — Ты внатуре, что ли, бессмертный, дядя? — А ты еще этого до сих пор не понял? — В голосе моего собеседника послышалось явное превосходство. Словно умудренный годами и опытом мужик втолковывает сопливому пацану прописные истины. — А сколько их вообще было? — решился спросить я. Это именно та информация, которой обязательно нужно располагать, если я не хочу плохо кончить. Я-то, пока, совсем не бессмертный! — Да я уже все и не упомню… — произнес сосед, чем несказанно меня огорчил. — Десятка два точно было, когда за бизнес бодаться пришлось. Я с тех пор бандосов разных на дух не перевариваю, — признался он. — Сорвался… а ведь можно было и по-другому все разрулить. Хотя, туда им и дорогая! — после небольшой паузы добавил он. — Да ты меня просто подставил! — обвиняюще произнес я. — Да, прости, не подумал, — неожиданно извинился сосед. — Но ты умный пацан, весь в меня — додумался, что надо сделать. Клянусь, впредь буду осмотрительнее. Что на этот раз случилось? — Не у меня, у Зябликова. Он сам тебе все объяснит, а я сейчас вырублюсь… Только это, не забудь мне башку подлечить, когда все проблемы разрулишь! — Блин, внатуре забыл, извини еще раз, мелкий! Больше не повториться… Мелкий? Ты здесь? — позвал он меня, не получив ответа. Но я и не мог отозваться, поскольку уже наглухо отрубился, оставив свое тело моей побитой жизнью второй ипостаси. Я оглядел помещение, в котором оказался, осоловелым взглядом: знакомый кабинет Зябликова во всей красе. Да и сам хозяин кабинета обнаружился в собственном кресле за столом, заваленным многочисленными закусками и выпивкой. — Ну что, Филиппыч, совсем без меня загрустил? — Я подмигнул майору и потянулся за бутылкой — дозу нужно было повысить, чтобы трезвеющее сознание вновь не ухнуло в долгую пучину забвения. — Сергей Вадимович? Вы? — Облегченно выдохнул Зябликов. — А ты кого рассчитывал здесь увидеть, майор? Апостола Петра? — Э… — неожиданно растерялся начальник отделения милиции. — И чего опять выкаешь, Филиппыч? Мы с тобой даже и на брудершафт пили! Что тебе еще от меня нужно, Зябликов?Глава 5
Майор судорожно сглотнул, глядя на меня глазами побитой собаки. Разве что слезу не пустил, хоть и припекло его изрядно. — Вадимыч, выручай… — наконец произнес он, продолжая поедать меня глазами. — Ты, блин, Филиппыч, хоть объяснил бы, в чем беда? — Ах, да, — немного заторможено отозвался майор, выпитый вискарик и тут сделал свое дело, — это же я Сережке расстановку пояснил… — Слушай, ментяра, не тяни кота! — поторопил я Зябликова. Пока еще мозги худо-бедно работают и не пошли вразнос от бухалова, нужно было срочно выявить и уяснить проблему. — Если я еще немного выпью, а это неизбежно, чтобы оставаться на плаву, я могу совсем соображалку потерять! Так что давай, трави помалу! — Хорошо, — кивнул Зябликов, — еще раз наполняя стаканы, — проблема у меня все та же… С супругой моей беда! — В смысле? — не понял я. — Мы же все в прошлый раз решили… Или она все-таки в местный медцентр поперлась? — Да никуда она не поперлась! — шмыгнув носом, произнес Степан Филиппович, протирая платочком блестевшую от выступившего пота лысину. — Я её вообще в Москву к родне отправил. Там она все анализы заново сдала, все проверки на онкологию прошла… Я строго-настрого наказал про болезнь не упоминать! — И какой же вердикт вынесли Московские эскулапы? — ехидно вопросил я. — Здорова! Полностью! Строго-настрого наказал, чтобы во Владике о её чудесном выздоровлении ни одна живая душа не знала! А на днях вот… — Он вытащил из ящика стола несколько фотографий и положил их передо мной. Я с интересом рассмотрел отливающие глянцем бумажки. А супруга у Зябликова очень даже и ничего, несмотря на возраст. Красавица. — Здесь на фотках и дом родственников, где она живет, и медицинский центр, где обследование проходила и… Да, в общем, здесь все! — Он в отчаянии махнул рукой. — Кто принес? — полюбопытствовал я. — Или по почте получил? — В дежурку какой-то пацан вчера забросил, сказал, курьером подрабатывает и просил лично мне в руки передать. — Ясно, пацан этот, конечно, не при делах окажется, — произнес я, — и искать его особого смысла нет. — Да и зачем искать, — печально произнес Степан Филиппович, — мне ночью сам Митрофанушка позвонил. Сказал, что ему все известно… — сильно волнуясь, продолжил майор. — И если я не приведу ему того чудотворца, что мою супругу от рака вылчил… В общем… буду получать её по частям… в посылках из Москвы… — Хм-м, — протянул я, задумавшись, — интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд! Опять двадцать пять! Откуда у него эта информация? Я о выздоровлении? Твоя благоверная точно никому не растрепала? — Да вот те крест, Вадимыч! — побожился Зябликов. — Никому! Не мог этот отморозок о ней узнать! Никак не мог! Я прямо до маразма перестраховывался после прошлого раза! — А он все-таки узнал, — подвел я неутешительный для майора итог. — Хотя никак не мог этого сделать. Прямо магия какая-то, а Филиппыч? — Ага, сплошная чертовщина! — тут же согласился со мной Степан Филиппович. — Так выручишь еще разок, Сергей Вадимович? — в его глазах загорелся слабенький огонек надежды. — Слушай, Филиппыч, еще Экзюпери сказал, что мы в ответе за тех, кого приручили… А ты мне уже совсем не посторонний человек. Помогу! Мне и самому уже интересно, как так получиться могло? — Сергей Вадимыч… — голос майора дрогнул. — Да я за тебя в огонь и в воду… Жизнь отдам если нужно! Ты только скажи… — Сопли подотри, Филиппыч! — недовольно рявкнул я. — Мы эту ситуацию с тобой в прошлый раз уже обкашляли вдоль и поперек! И не надо опять к этому дерьму возвращаться! Усек? — Усек, — послушно кивнул Степан Филиппович, немного приободрившись. — Ты молодец, Зябликов, уважаю! За свое счастье готов любого на немецкий крест порвать! Так надо… Вот только откуда эта падла узнала?.. — Я наморщил лоб, погружаясь в раздумья. Голова, хоть и варила, но не особо хорошо. К тому же, я почувствовал, что хмель потихоньку отпускает. — Плесни немного… — попросил я майора. — Трезвею, правда, не так быстро, как в присутствии той бабки-лекарши, что мы у Митро… Бабка! — Озарение наконец-то тюкнуло меня по темечку. — Про старуху-то я и совсем забыл. — Думаешь, что та бабка во всем виновата? — спросил майор. — А больше просто некому, — выдал я свою версию событий. — А та старуха очень непростая — меня на раз вычислила! — Ага, — согласился Зябликов, тоже вспомнив, как в прошлый раз дело было, — она тебя еще Высшей Сущностью обозвала. И сказала, что свет от тебя какой-то слепящий идет. А я, сколько ни пытался этот свет разглядеть, ничего не увидел, — добавил он. — И не увидишь, — усмехнулся я, — это не так просто, как кажется. Тут либо врожденный дар к этому надо иметь, либо на какие-нибудь духовные практики полжизни убить, как те же тибетские далай-ламы, ну или свезти на халяву, как вашему покорному слуге! — Я по-клоунски тряхнул длинным чубом. Придется нанести визит нашей, ну очень интересной бабульке… — Так она же у Митрофанушки живет, — напомнил Зябликов. — А когда это нас останавливало, Филиппыч? — Я подмигнул майору. — Не ссы, старина, прорвемся! — Ну да, — не стал спорить Зябликов, видимо вспомнив, как я в прошлый раз разобрался с охраной. Да и мои метаморфозы явно не забыл: — А классно я в прошлый раз себе шакалью морду отрастил? Майор передернул плечами и вцепился в стакан. — Как вспомню, так меня, то в жар, то в холод бросает! — нехотя признался он. — Ты хоть предупреждай, когда опять нечто подобное сотворить задумаешь. — Так это у меня экспромтом вышло, Филиппыч! По пьяной лавочке чего только не учудишь… Так, а чего это мы стаканы греем? Хочешь, чтобы я опять отключился? — Да ты что, Сергей Вадимыч! — перепугался Зябликов, вкладывая мне в руку полный стакан вискаря. — Мне без тебя хоть в петлю лезь… — Ты мне тут упаднические настроения не разводи! А то по шее получишь! — пригрозил я ему. — Прижмем мы твоих врагов, старина! Да и вообще, сука, прижать бы всех подобных отморозков, чтобы неповадно было! — Так за это и выпьем! — Зябликов тренькнул стеклом, прикоснувшись своим стаканом к моему и резко проглотил обжигающую жидкость. — Эх, — печально вздохнул я — кто ж так хороший вискарь гложет? Ну да ладно… — И последовал примеру майора. Спиртное привычно обожгло рот и пищевод и ухнуло разгорающейся волной в желудок. А виски действительно ничего себе… — Слушай, Вадимыч, а ты не можешь всех этих утырков одним махом прижать, — неожиданно произнес мент. — Ты же крутой перец, круче только яйца… Слушай, действительно, а кто круче тебя? Сам Господь-Бог? — Хрен его знает, кто круче, старина? — поставив опустевший стакан на стол, произнес я. — Я ни с кем таким пиписьками не мерялся! Был у меня один замут с равноценным по силе кадром… Едва-едва его запинать удалось, да и то толпой! Но до конца уничтожить так и не вышло. А насчет того, чтобы всех уродов одновременно к ногтю прижать… — Да! — воскликнул майор. — Ты же можешь? Чисто теоретически? Насколько б тогда жизнь простых людей проще и спокойнее стала. — Могу, — не стал я скрывать от Филиппыча своих возможностей, — и не только теоретически. Правда, не совсем по одному щелчку пальцев… Но кое-что подобное я уже совершал. — Серьезно? — не поверил Степан Филиппович. — Серьезно! — кивнул я. — Только ничем хорошим это не закончилось… — Почему? — опешил майор. — Потому что нельзя насильно загонять людей даже в царство всеобщей справедливости… Они для этого сами должны созреть! А иначе во всем мире такие потрясения начнутся… Которых и врагу не пожелаешь! Это последнее воспоминание о моей прошлой жизни. А вот что было дальше — хоть убей! Может, это мое наказание? Не знаю… Ладно, чет рассиделись мы — пора и за твои проблемы браться! Только бухла побольше захватить не забудь — у меня рядом со старухой хмель как рукой снимало. Стараясь не привлекать внимания подчиненных Филиппыча, мы, стараясь двигаться твердой походкой, выбрались из помещения ментовки и погрузились в служебный «лимузин» Зябликова. В этот раз никакой спешки не было, и майор не гнал по улицам города как сумасшедший, а спокойно двигался, соблюдая правила дорожного движения. Он, конечно, нервничал, но сорокоградусное седативное японское средство под названием «Сантори» нехило так успокаивало нервишки. Время от времени я прикладывался к бутылке, когда чувствовал, что градус в моем организме падает до критической отметки. Вот интересно, организм один и тот же, но действие спиртного на меня и на меня же молодого отличается кардинальным образом — я очень быстро трезвею. И если постоянно не догоняться, уйду в аут в ближайшее время. А это для меня сегодня абсолютно нежелательно! А мне еще и воздействие бабки-лекарки нейтрализовывать! Мы уже почти добрались до загородного дома «серого кардинала» теневого бизнеса Владивостока (а по мне так полного ублюдка и на голову больного отморозка), когда Зябликов поинтересовался моими дальнейшими планами: — Что дальше делать будем, Вадимыч? — Думаю, валить надо этого деятеля! — с каменным выражением лица поведал я майору. — Сразу и наглушняк! — Вадимыч… — Зябликов резко ударил по тормозам. Машину, набравшую солидный ход, повело. Она пошла юзом по грунтовой дороге, едва не улетев в придорожные кусты. — Ты… это… сейчас серьезно? — У тебя какие-то возражения, Зябликов? — Я повернулся к майору и впился пристальным взглядом в его расширившиеся зрачки. Да из него даже весь хмель за раз вышибло. — Ты понимаешь, какие ставки на кону? — Понимаю… — как-то глухо произнес Степан Филиппович, резко вильнув взглядом в сторону. — Но убийство… Я же мент, Вадимыч! — Гулко стукнул он себя кулаком в грудь. — Мент, а не убийца! Я же не убивать… Я же раскрывать… я же защищать должен! Понимаешь⁈ — неожиданно сорвался он на крик. — А ведь этот гребаный утырок твою любимую супругу по частям тебе в посылке пообещал присылать, — не стал я щадить нервы майора. — Он нелюдь, Филиппыч! И если его сейчас не остановить, скольких нормальных людей он еще по посылкам расфасует и почтой разошлет? — Но убивать его без суда и следствия… — продолжал стоять на своем Зябликов. — По закону надо… — По закону, говоришь, Филиипыч? — Я решил добить майора и посмотреть, как он будет реагировать на мою диверсию. На его счет у меня уже появились большие планы в будущем. И от его реакции сейчас многое зависело. — Даже если под ударом самый близкий тебе человек? — Да! — набычившись, и поглядев на меня с каким-то вызовом, произнес майор. — Я готов за нее свою жизнь отдать! Прямо сейчас и без раздумий, готов! Но убивать без суда и следствия… Не по закону… — Вот ты упертый баран, Зябликов! — Я продолжал нагнетать и без того сгустившуюся атмосферу. — А кто законы в этой стране устанавливает? Кто здесь цари и боги? Не такие ли Митрофанушки? А, товарищ майор? Вот ты о восемьдесят восьмой статье УК СССР слышал? — Конечно, — не понимая, куда я веду, ответил Зябликов. — Бабочка. Валютные спекуляции… Только я не понимаю, при чем здесь это? — Какое максимальное наказание за эту твою «бабочку»? — Я не собирался давать майору ни секунды передышки и проигнорировал его вопрос. — Вплоть до вышки, — ответил Зябликов, не понаслышке знакомый с содержанием валютной статьи. — То есть убийство? Но по закону! Так? — Так, — согласно кивнул майор. — А вот теперь послушай внимательно, и постарайся понять, что я хочу до тебя донести! Буквально через пару-тройку лет восемьдесят восьмую статью УК СССР отменят! Операции с валютой больше не будут считаться нарушением закона! Всякий встречный-поперечный сможет легко продать, купить или обменять её. А как быть со всеми теми бедолагами, кому не повезло отмотать солидный срок за махинации с валютой, которые, как ты помнишь, перестали считаться нарушением закона? И чем ты утешишь родных и близких поставленного к стенке «махинатора», за прегрешения, которые уже таковыми не являются? Ну, Зябликов, можешь разрешить эту логическую задачку? Или вновь будешь прикрываться когнитивным диссонансом? По каким законам ты жить дальше собираешься? Зябликов затих на несколько мгновений, переваривая все то, что я на него вывалил. Пока он размышлял, я основательно приложился к бутылке, градус стоило поддерживать на необходимом «для жизнедеятельности» уровне. — По человеческим законам я жить буду! — наконец выдохнул майор. — По нормальным и понятным каждому, сука, встречному-поперечному, но человеческим законам! Где «не убий» — один из самых важных и главных! — Ну, наконец-то, Степа! — довольно улыбнулся я. — Я для чего всю эту возню затеял? Чтобы ты немного задумался над настоящими ценностями, а не теми законами, что в угоду себе всякие дорвавшиеся до власти отморозки пишут! Я тоже много чего в жизни нехорошего натворил… Но, чтобы не натворить еще больше — задумываться начал… А этого утырка мы убивать не будем — есть куда более гуманные методы… — Какие? — Бросил на меня взгляд, полный надежды Зябликов. — Принудительная лоботомия, например. — Я вновь кровожадно оскалился, но увидев, как передернулся от моих слов Зябликов, весело рассмеялся. — Да шучу я, Филиппыч! Шучу! Посто мы с тобой сейчас не совсем в адеквате. С пьяных глаз такого можно наворотить. Но я, по чьей-то странной прихоти, только в таком состоянии и могу существовать. Блин, как же меня все это достало! Ты вот что, старина, как протрезвеешь, подумай на досуге над всем, что я тебе сказал! И подумай серьезно! Эта реальность нуждается в основательном лечении, а доктор из меня еще тот… Но и оставлять все, как есть — тоже не вариант! С этим хоть согласен, ментяра? — Ага, — поспешно кивнул Зябликов. — Я вот о чем все время думаю: почему меня раз за разом забрасывает именно в девяностые годы? А ведь я, заметь, не хухры-мухры, а Надзирающий! Почти всесильный, неуязвимый… Почти бог, только на вездесущий… — И почему же? — Похоже, что где-то здесь, во времени, находится точка бифуркации веера реальностей. — Что находится? — переспросил Степан Филиппович. — Какая точка? — Бифуркации, — невозмутимо повторил я. — Че за зверь? — Похоже, батенька, что фантастикой мы совсем не увлекаемся? Точка бифуркации времени-пространства. Именно в этой точке происходит разделение времени — пространства на множество потоков, в каждом из которых происходят разные события. А в параллельномвремени-пространстве у героев бывают разные жизни. Понял, умник? — Не совсем, — признался Зябликов. — Возьмем для примера тебя, Филиппыч. Подумай хорошенько: что произошло бы с тобой, если бы я не появился в твоей жизни и не вылечил бы твою драгоценную супругу? — Да спился бы, наверное, Вадимыч, — честно ответил Зябликов. — Вот детей бы на ноги поставил и запил в черную! Нет мне без нее счастья… — Вот! А я появился я — и твоя жизнь изменилась кардинальным образом… Хотя, спиться ты еще успеешь… — Тю на тебя, Вадимыч! — ругнулся майор. — Мне теперь только жить и жить! — Так вот, — продолжил я свою научно-популярную лекцию, — наша с тобой встреча и есть точка бифуркации твоей жизни, Зябликов! Теперь дошло? — Теперь дошло, — отозвался майор. — А точка бифуркации всей этой реальности — это мой возврат обратно в девяностые! Именно он раз за разом встряхивает систему. Ведь я, как-никак, настоящий Надзирающий со всеми вытекающими из этого последствиями. Похоже, как-то так… — И я вновь приложился к бутылке. Вот толькл одного я не пойму: с хрена ли мое каждое проявление в этом мире происходит в таком вот пьяном виде? — Шутка богов? — осторожно усмехнулся Зябликов. — Ох, и надрал бы я задницу такому шутнику, Филиппыч! Ох, и надрал бы! Ну а ты чего застыл? Давай, трогай! Нам еще Митрофанушку прессовать!Глава 6
Майор подкатил почти к самым воротам поместья подпольного советского дона Карлеоне, остановил свой драндулет, наблюдая через окно, как к машине выдвинулся один из вооруженных охранников: — Что дальше, Вадимыч? Опять этих горилл будешь заставлять шмалять друг в друга? — Не! Нафиг это баловство! — лениво процедил я, тоже с интересом разглядывая недовольную физиономию приближающегося к нам бодигарда Митрофанушки. Взглянув на майора, я заметил, как тот ощутимо напрягся, заиграв желваками. Да, не любит Степан Филиппович бандитскую братию, если не сказать больше — просто ненавидит. И в этом чувстве мы с ним сходимся. Вот только я безо всяких раздумий утилизирую любого приблатненного придурка, покусившегося на моих родных и друзей. А вот с майором все еще не так просто… Правильным ментом быть вообще непросто! Вот только не было еще за его плечами бандитских девяностых, когда его сослуживцев влегкую обували в белые тапки преступники всех мастей. После таких потрясений люди обычно смотрят на мир другими глазами, выбросив нахрен розовые очки, искажающие существующую реальность. Филиппыч тоже изменится, как пить дать, пересмотрит моральные ценности. Да он и сейчас уже практически готов. Окуклился, после всего того дерьма, случившегося с его женой. Ему просто нужно время, чтобы дозреть… Преодолеть мягкую личиночную стадию, прорвать закрывающую «обзор» оболочку куколки и превратиться в настоящее жесткое имаго. Бандит тем временем добрался до «Волги» Зябликова и, наклонившись, постучал в закрытую форточку. Майор опустил стекло и, натужно улыбнувшись, взглянул на охранника. — Заблудились, бедолаги? — сиплым пропитым голосом поинтересовался охранник, положив разукрашенную тюремными татуировками кисть руки на остаток торчащего из двери стекла. — Похоже на то, уважаемый. — Я нацепил на лицо дежурную улыбку. Рецидивист, если судить по наколотым перстням о количестве ходок, повел носом, видимо уловив в воздухе благоухание элитного алкоголя, и непроизвольно облизнул потрескавшиеся губы: — Бухие что ли, фраерки? — Приняли немного, и что с того? — Я качнул бутылкой, где на донышке еще плескались остатки выдержанного вискаря. — Можем и тебя угостить, если не побрезгуешь. Выпить охраннику очень хотелось, это было видно по его заблестевшим глазенкам. Он воровато оглянулся, но его напарник, стоявший у шлагбаума, не обращал на нас никакого внимания. Да, не подошли еще те времена, когда такие вот доны начнут рвать друг друга на куски, не гнушаясь оставлять на местах преступлений горы трупов. И эти вот непуганые идиоты-охранники относились бы к своим обязанностям не абы как, спустя рукава, а смотрели в оба глаза. — А, не откажусь, пацанчик! — Урка просунул руку в салон «Волги» и я вложил в нее бутылку. Еще раз оглядевшись, охранник приложился к пузырю и зараз выхлебал остатки спиртного. Даже кадык ни разу не дернулся! — Силен ты бухать, бродяга! — «Уважительно» произнес я, когда он вернул мне пустую тару. — Учись, пацанчик, пока я жив! — пренебрежительно сплюнув на землю, произнес зэка. Его настроние стремительно пошло вверх. — А зачетная у тебя ряженка[1]. — Ну, так дерьма не держим, — усмехнулся я. — Так какого хрена вы тут нарисовались, фраерки? — вновь повторил свой вопрос охранник, но уже более благодушно. — Так заплутали слегка, — я вновь выдал свою версию. — Вот на дачу к приятелю, — я указал пустой бутылкой на Зябликова, — ехали, да, видать, не туда свернули. А у вас тут чего, охраняемая зона, что ли? — Ага, типа того, — заржал урка, сверкнув металлической фиксой, — зона! А я, типа, вертухай! Никогда бы не подумал, что так вот замажусь… — Он неожиданно «загрустил». — В цветухи прошпилился[2], а долг вот таким макаром отдавать приходится. Так что валите отсюда, доходяги, пока при памяти! — Филиппыч, сдай назад, — попросил я Зябликова. — А ты бывай, охрана! — И те не кашлять, пацанчик! — Кивнул урка, отходя от «Волги» в сторонку. — От души за опохмел! Пока Зябликов разворачивал аппарат, я материализовал у себя на руке боевой «Патек Филипп» с разбитым стеклышком. — Тормози, Зябликов! — распорядился я, толкнув майора локтем в бок. Тот послушно остановился и вопросительно посмотрел на меня. — Бери меня за плечо и не отпускай, пока не скажу. — Майор послушно сжал пальцами мое плечо, а я, уже привычно, придавил стрелки к циферблату. Время остановило свой бег: исчезли все звуки, урка-охранник замер в неестественной позе, в небе зависли птицы… — Все, можешь отпускать, — произнес я. — Мы в полном стазисе. — Хорошо, что в полном стазисе, а не в полной жопе, — оторвавшись от моего плеча, философски заметил майор. — Молодец! — похвалил я Зябликова. — Здоровый сарказм — хорошее средство от депресухи! Так держать! Мы выбрались из автомобиля и неспешно потрусили мимо окаменевших охранников в сторону особняка Митрофанушки. Я продолжал отхлебывать вискарь из заново откупоренной бутыли, не забывая «подлечивать» из нее и майора, чтобы у того совсем фляга не прохудилась. Знаю по собственному опыту — на затуманенные бухлом мозги любые чудеса воспринимается намного легче, чем на сухую! — Слушай, Вадимыч, — пораженно вертел головой из стороны в сторону Зябликов, — а как это у тебя так получается? Ведь, по сути, ты наплевал на все законы физики! — И на какие же законы физики, по-твоему, я прибор положил? — хитро прищурившись, спросил я своего напарника. — Да как же… Хотя бы вот — все вокруг замерло, а мы двигаемся… — Он начал сумбурно пояснять, судорожно шевеля отчего-то пальцами. Наверное, думалось ему, так намного доходчивей. — Наша скорость, относительно молекул воздуха, просто запредельная! Да на нас одежда от трения уже вспыхнуть должна, да и мы сами обгореть… — Слышь, физик, а чего ты с такими знаниями в ментовку работать пошел? — подколол я майора. — Какого непризнанного гения наша социалистическая наука потеряла… — Слушай, Вадимыч, ну тебя! — Зябликов забрал у меня бутылку и сделал несколько быстрых глотков. — Это ж элементарные сведения! Любой маломальски соображающий человек тебе об этом же скажет! Ну, так как оно все устроено? — А если я тебе скажу, что все это магия-шмагия и все делается просто по щелчку пальцев, поверишь? — Тебе поверю, — кивнул майор, потому что то, что делаешь, не укладывается в мою материалистическую картину мира. Без магии-шмагии, как ты говоришь, тут явно не обошлось. А эти часики у тебя на руке, они время останавливают? Не зря же ты стрелки пальцами держишь? — Ты прямо догада, Филиппыч! — Я улыбнулся во все тридцать два зуба. — Вот, пришлось как-то создать этот агрегат… Думаю, что смогу и без него время останавливать, но напрягаться неохота. Великая, сука, сила привычки, не дает развиваться! Но мне как-то пох! Только стрелки постоянно держать неудобно! — А ты воткни туда чего-нибудь, — подсказал Зябликов. — Все равно стекло разбито… — И как я до этого сразу не додумался? — спросил я майора. — Да ты же постоянно бухой! — схохмил мент. — Ну да — вечно молодой, вечно пьяный… — Давай помогу, — Зябликов поднял с земли мелкий камешек. — Сейчас мы стрелки заклиним… — Он затолкал камень под разбитое стекло, перекрыв свободное для движения стрелок пространство. — Отпускай! — Прикоснись ко мне! — предупредил я Зябликова. После того, как он положил ладонь мне на плечо, я одернул пальцы и секундная стрелка на мгновение дернулась. А вместе со стрелкой в движение пришел и весь мир. Но только на мгновение. Едва она уперлась в камень, окружающая нас реальность вновь замерла. — Во, мля! — выругался майор, вздрогнув вместе с застывшим миром. — Охренеть! За разговором, мы и не заметили, как подошли к хоромам доморощенного мафиози приморского разлива. — Ищем для начала бабку-божий одуванчик, что меня в прошлый раз так лихо выкупила, — предупредил я его. — А уже после Митрофанушкой займемся. — Ясно, — понятливо кивнул Зябликов. — Ты направо, я налево. — Из холла в разные стороны вели два коридора. — Если первым бабку сыщешь, зови. Я первым наткнулся на старушку-лекарку, комната которой оказалась расположенной в самом конце особняка. Довольствовалась бабка небольшой каморкой, в которую едва вмещалась кованая кровать с панцирной сеткой, да большой старинный сундук, накрытый разноцветным лоскутным одеялом. Вот и весь нехитрый скарб. Интересно, это её Митрофанушка в черном теле держит, или она сама? Вот сейчас и узнаем. Я уселся на сундук и прикоснулся рукой к острому плечу старухи, лежащей на кровати с закрытыми глазами. — Бабуль, подъем! Есть серьезный разговор! — Бабка вздрогнула и открыла глаза. — Рассказывай, старая, как дошла до жизни такой? — Госпидя! — Старуха резко прикрыла глаза руками. — Слепит… слепит как Сила Великая! Я с интересом посмотрел на старуху — в прошлый раз она тоже несло что-то подобное. — Ладно тебе, уважаемая, успокойся, — постарался произнести я как можно ласковее. А то еще двинет бабка кони… Хотя, какая мне разница, крутану стрелки назад и постараюсь помягче… — Ты пришел, — произнесла старуха, — точь-в-точь, каким я тебя во сне видела. — В сиянии Божественной Силы! А та морда собачачья, что ты на себя нацепил… — Так-так, бабушка, — я прервал старуху, догадавшись, что она имеет ввиду, — когда ты меня с такой мордой видела? — Так вот пару месяцев назад во сне и видела! Как пришел ты, Митрофанушку этой мордой пугать стал… А ить ты не Темный! Не Ирод Кровавый, каким рядиться перед ним хотел… — Белый и пушистый, значит? — Я усмехнулся. — Раскусила ты меня, бабка! И не сон то был вовсе… — А я так и поняла, — закивала старуха, обнажив в улыбке ровные и крепкие не по возрасту зубы, — Митрофанушка тоже не верил, а я, знать на своем стояла: приходил уже Светлый Дух, что Верку может излечить… — Ты вот мне, бабушка, чего скажи, — я заглянул старухе в её бездонные выцветшие от старости глаза, — зачем ты супостату своему, Митрофанушке, помогаешь? Или не ведаешь, что у него руки уже чуть не по локоть в крови? Ты, ведь, и будущее предвидеть можешь? — Все ж таки наказывать меня пришел? — Бабка тяжело вздохнула, завозившись на кровати. Затем скинула на пол сухие ноги в теплых вязанных носках, несмотря на жаркую погоду, и уселась на краю кровати напротив меня. — И правильно — нет мне прощения, о Великий! Я уже давно готова к Геене Огненной… Но и по другому поступить не могла… — Ты, бабка, погоди петь «со святыми упокой»! Я разобраться хочу! Такой Дар, как у тебя, на дороге не валяется, и абы кому не дается! А взвешивать твою вину, меру, степень, глубину — совсем не я буду! Для этого другие… хм… Силы существуют. Давно ты в себе этот Дар осознала? — Я приложился к бутылке, которую продолжал таскать с собой — в присутствии старухи алкогольное отравление стремительно развеивалось. — Тако в моей семье это издревле, — призналась старуха, — по женской линии всегда Дар передавался. Вот и меня не обошел. Только своих детей мне Господь не дал… Видать, предвидел мои прегрешения… Своих не дал, продолжила она, — а вот Верку — мать Митрофанушки, я в военные годы спасла и выходила. Она мне как дочь родная… Да и Митрофанушку я как внука любимого баловала… — Добаловала, видать, что таким отморозком вырос! Но мать свою любит — этого у него не отнять… — Любую кару готова принять… — Старушка виновато склонила передо мной свою седую голову. — Любила их обоих без памяти… Не смогла… И когда Верка заболела, вылечить её не хватило моих сил… — А ты о других подумала, старая? Ведь внучок твой, любимый, к людям, хуже, чем к скотам… — Я резко сжал кулаки, вспомнив, как гребаный ушлепок обещал Зябликову присылать его супругу по частям. Почтой. Стирать таких с лица земли надо… Но я Филиппычу обещал! Пусть, сука, живет! Но… помнит, что расплата может нагрянуть в любой день и час… Старуха еще ниже склонила голову, ничего не отвечая на мои обвинения. Она медленно сползала с кровати, видимо намереваясь встать передо мной на колени. — Казни! — наконец прошептала она. — Нет больше моченьки моей терпеть… — А ну-ка прекрати, старая! — прикрикнул я на нее, хватая под локоть и затаскивая обратно на кровать. — А с тобою вот как поступим: устроишься завтра же на работу! В какую-нибудь больницу. В отделение интенсивной терапии… — Куда, Великий? — Не поняла или не расслышала старуха. — В реанимацию! — повысил я голос. — Так кто же меня туды возмет? — Бабка растерянно развела руками. — У меня же образования четыре класса… — А никто тебя на место врача и не прочит. Устроишься туда уборщицей или нянечкой-санитаркой. И будешь свой Дар использовать по совместительству! Бог даст, сумеешь отработать свой грех! Чем больше людей выходишь и с того света вытащишь — там, — я многозначительно ткнул пальцем в потолок, — зачтется! И чтобы не отлынивала там… — А как же Верка? — Вскинулась старуха. — Она же без меня умрет! — А вот за это можешь не беспокоиться. — Я прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться. Степень моего опьянения балансировала на грани того, чтобы вновь бросить меня в пучину беспамятства. Но если я сейчас глотну из заветной бутылочки, сосредоточиться, как следует уже не смогу. Да за что же мне-то такое наказание? Видимо, тоже, за грехи мои тяжкие. Что же я такого натворил-то? Хоть убейте — не помню! Бабкину приемную дочку я «нашел» мысленным взором достаточно быстро, да она и лежала в соседней с бабкой комнате. Я просо не дошел до нее. Степень её болезни была в финальной стадии. Да она давно уже должна была умереть, и только Дар старухи-матери удерживал её на этом свете. Вылечить её, как призналась сама старуха, она не смогла, но вот поддерживать её силы… Сколько же она так протянула? Судя по ауре — довольно долго. — Сколько времени ты её вот так держишь? — спросил я старуху. — Почитай пятый годок, — ответила бабка. — Пытаюсь… и так… и этак… Но ничего у меня не выходит! — горестно призналась она. — Пожирает её немочь черная… — Так она давно уже умереть должна была, — еще раз подивившись силе бабкиного Дара, произнес я и прищелкнул пальцами. — А-а-а! — неожиданно закричала старуха, падая на кровати и закрывая ладонями глаза. — Ты чего, старая! — Я тоже вздрогнул от неожиданности и присосался к бутылке, чувствуя, что мое сознание начинает затухать. Свежая струя вискаря, разорвавшаяся в темечке с мощностью ядерной бомбы, мгновенно вернула меня в строй. — Так и заикой остаться недолго… — Свет… Свет Всеблагой от тебя изошел… Едва очи мои грешные не выжег… Недостойная я такое видеть… — Слышь, бабка, кончай моросить и заканчивай этот балаган! — недовольно буркнул я. — Не выжжет тебе ничего, не придумывай! А вот Верка твоя отныне здорова! — Свят-свят-свят! — перекрестилась старуха, едва успев осознать проделанную мною «работу». — Все отмолю, благодетель! Все отслужу… Я не успел её подхватить, она каким-то живчиком соскочила с кровати и все-таки упала передо мной на колени, пытаясь-таки поцеловать мои кроссовки. Вот, блин, неугомонная старуха! Но и её тоже понять можно: неизлечимая болезнь её приемной, но этого не менее любимой дочери, наконец-то побеждена. Не её, правда, стараниями, а «божественным вмешательством». Моим, то есть. Я опять подхватил бабку под руку и легко, такое ощущение, что весу в ней всего ничего — совсем высохла, и усадил её на краешек кровати. — Надеюсь, что мы поняли друг друга? — проникновенно произнес я, не мигая и глядя в её блеклые глаза. Бабка судорожно кивнула, а по её морщинистому лицу заструились слезы. — Все сделаю… Великий Дух… Все, что в моих силах! — всхлипывая, произнесла она. — Вот и отлично! — Я по-доброму улыбнулся. — И еще за внучком своим хорошо приглядывай теперь, — добавил я. — Я ведь знаю, что ты многое можешь… Я с ним еще потолкую… по душам! Но помни, что я могу вернуться в любой момент, а тогда уже спрошу по-полной! Без всяких скидок! Прощай, бабка! — Я слегка прикоснулся к камню, на секунду высвобождая стрелку из плена, а потом вновь её остановил. Бабка замерла на кровати соляным истуканом, а слезы, льющиеся из её глаз, словно бы превратились в две ледяные дорожки. Я вышел из комнаты: где ты, Митрофанушка? Раз, два, три, четыре, пять — я иду искать! [1] Ряженка — водка, спиртное, выпивка (воровской жаргон). [2] В цветухи прошпилился — в карты проиграл (воровской жаргон).Глава 7
Зябликова я нашел застывшим памятником в кабинете Митрофанушки. Похоже, он вылетел из моего временного «кокона», когда я запускал и вновь останавливал время в комнате у старухи-лекарки. Майор нависал над своим обидчиком с таким выражением лица, что казалось, он ему вот-вот размозжит голову о полированную столешницу импортного ГДРовского стола, за которым с царственным видом и восседал объект моего злобного интереса. Однако, Зябликов лишь со стороны казался киллером, но я-то отлично знал, что Степан Филиппович не способен на убийство, даже такого отмороженного ублюдка, как Митрофанушка. По крайней мере, пока не способен… Как знать, не подвернись ему я в трудный момент жизни, в кого бы он превратился в эти напрочь отбитые девяностые? Может быть, стал бы еще большим монстром, чем этот жирный говнюк. Хотя… нет! Не тот Филиппыч человек! Скорее всего, он бы просто спился, потеряв всякий интерес к жизни. К тому же Зябликов и сам уже озвучивал мне такой вариант развитие событий в его жизни. Но теперь этому варианту не суждено сбыться! Да и я прослежу — надо будет оставить Филиппычу инструкцию «по вызову джинна из бутылки» на всякий пожарный. Жаль, только, что джинн этот постоянно «в гавно». — Ладно, Филиппыч, ты пока постой, пока мы с Митрофанушкой за жизнь перетрем… — Вслух произнес я, падая в мягкое и удобное кожаное кресло, стоявшее рядом со столом. — Але, гараж! — Я хлопнул ладонью по руке Митрофанушки. — Не спи, замерзнешь! — А? — Гребаный ублюдок дернулся и с недоумением уставился на меня. Для него я просто соткался из воздуха, объявившись на пустом месте. Конечно, тут любой может заикой остаться, пусть и сто раз на голову отмороженный. — Ты кто, мля, такой? — выпучив глаза, заорал Митрофанушка, справившись с первоначальным испугом. — И откуда здесь взялся, сопляк? — Откуда? — Я недобро сверкнул белозубой улыбкой. — От верблюда! Ты хотел меня найти — и вот я здесь! — Я вольготно откинулся на удобную спинку кожаного кресла. Сука, но вот почему всякие ублюдки устраиваются в жизни с таким комфортом? — Какого хрена? — заревел Митрофанушка, заметив за спиной нависшую над ним скульптуру Зябликова, застывшего в остановленном времени. — Ты кто, пацан? Я тебя не знаю и не искал! И что вообще тут произходит? — От испуга его мясистое лицо налилось кровью и приобрело насыщенный бордовый оттенок. Да, а с давленьицем у нас проблемы! Как бы кони не двинул от гипертонического криза. Поди потом, объясни Зябликову, что я тут совершенно не при делах! Что это он случайно и самостоятельно кони двинул, перепугавшись до усрачки! — А вот эту мадам знаешь? — В моей руке материализовались фотографии несчастной супруги майора, которые я небрежным жестом бросил перед партийно-криминальным боссом. От моих фокусов на бордовой физиономии ублюдка аж проступили белые пятна. Он схватил фотографии и быстро их пролистал. — Узнал, недоделок? — презрительно процедил я сквозь губу. — Ты зачем у хорошего человека жену похитил? Ай-я-яй! — Я погрозил ему пальцем. — Плохой Митрофанушка! Нельзя в Советском Союзе просто так людей похищать! Нехорошо так делать! Он, кстати, стоит за твоей спиной, — решил я немного просветить перепуганного говнюка. — И скажу тебе по секрету, намерения у него не самые хорошие! — Что, сука, тут происходит? — неожиданно тонким и дающим «петуха» голоском заверещал Митрофанушка. — Охрана! — Слушай, не надрывай глотку, — посоветовал я ему. — Все равно тебя никто не услышит! Вся твоя братва находится в том же состоянии, что и твой доброжелатель! Митрофанушка нервно обернулся, вновь бросив взгляд на неподвижного майора. От этой монументальной неподвижности его людоедское выражение лица выглядело еще страшнее. — Ты кто такой, сопляк? — Митрофанушка все еще пытался «держать марку», но это ему плохо удавалось. — Зря ты так, родной, — произнес я, разглядывая со скучающим видом свои ногти. — Ты уже должен был понять, кто заглянул к тебе на огонек. Неужели тебя бабка не просветила на этот счет? — Так ты тот самый… — Наконец-то начало доходить до Митрофанушки, с кем свела его судьба. — Ага, тот самый, — кивнул я, — Великий Дух, Высшая Сущность и прочая бла-бла-бла. Ты настолько нехороший человек, Митрофанушка, что я лично решил тебя посетить… — Но ты же, мля, простой сопляк! — Не судите по одежке, батенька, да не судимы будете, — тоном заправского проповедника, перефразировал я известное изречение. — А тебе чего надо, чтобы я спустился с небес в сиянии божественного света и нимбом над головой? — Ну, типа того… — произнес уродец, постепенно справляясь с первоначальным ошеломлением. — Ну, что ж, внемли говнюк! — Я раскинул руки в стороны и поднял глаза к потолку. За моей спиной развернулись громадные призрачные крылья, а из глаз брызнули потоки яркого света. Вокруг головы сформировался ослепительный божественный нимб. Взглянув краем глаза в зеркальное отражение книжного шкафа, я и сам присвистнул от удивления — а ничего так себе получилось! Шакал выглядел куда как скромнее! Ну-ка, еще и музла добавим! По ушам вдарила торжественная органная музыка. Ну вот, ни дать, ни взять, настоящее схождение ангела с небес! Сказать, что Митрофанушка ох. л, это ни сказать ничего. Он стал просто фиолетовым в крапинку, а отпавшая челюсть едва не проломила крышку полированного стола. — Ладно, побаловались, и хватит! — жестко произнес я, сворачивая светопреставление и возвращаясь к своему нормальному виду. — Дошло, наконец, тупой ты гамадрил? — Значит, бабка не врала… — с отдышкой выдохнул Митрофанушка. — Ты только сейчас это понял? — насмешливо спросил я. — Тогда мне тебя жаль! Рядом с тобой столько времени находился человек с потрясающим Даром… — Но она не смогла вылечить мою мать! — взвизгнул он. — И ты поспешил списать её в утиль? Без нее твоя мать уже была бы в могиле несколько лет! С таким диагнозом так долго не живут! — Спаси мать, и проси, что хочешь! — неожиданно взяв себя в руки, твердо заявил Митрофанушка. — А ты, часом, ничего не попутал, хлопчик? — Меня начал разбирать смех — это насколько нужно быть отмороженным на всю башку, чтобы что-то требовать у сошедшего с небес ангела? Для него-то я именно так и выгляжу. — Я, как погляжу, ты уже совсем рамсы попутал? ТРЕПЕЩИ, СМЕРТНЫЙ! — Лупанул по ушам мой «божественный глас». Я поднялся с кресла, наливаясь нестерпимым для глаз светом и увеличиваясь в размерах. Развернувшиеся крылья распластались по стенам небольшого кабинета, а сам кабинет неожиданно сотрясся, как при солидном землетрясении. Митрофанушка сбледнул с лица и схватился за стол, чтобы не свалиться на пол вместе с трясущимся креслом. А вот этого мне и надо! Я перегнулся через стол, материализуя в руке здоровенный мясницкий нож, больше похожий на топорик. Придавив свободной рукой руку Митрофанушки к столу, я со всей дури лупанул острым лезвием ножа по пальцам отморозка. Опыта у меня в этом деле не было, поэтому удар вышел немного кривоватым. Нож глубоко вонзился в столешницу, а в стену глухо стукнули два отлетевших срубленных пальца. Брызнула кровь, вмиг залившая белую импортную рубашку «поло», натянутую в облипочку на дородные телеса Митрофанушки. Да и меня самого неслабо так забрызгало кровищей. Ублюдок тоненько заверещал и забился в испуге, пытаясь вырвать руку из моего захвата. Но не тут-то было — держал я крепко. — Так ты хотел нормальных людей на куски резать⁈ Так, я спрашиваю⁈ Говори, падла⁈ Митрофанушка, едва не теряя сознание от страха, заверещал едва не в ультразвуке: — А-а-а! Прости-прости-прости! Не буду!!! Но я уже вошел «в раж» — учить говнюка уму-разуму надо так, чтобы навсегда запомнил, и детям своим так делать заказывал! Со следующего замаха в сторону отлетел большой палец. Митрофанушка забился сильнее и заорал благим матом. — Че, сука, осознал? — Еще одно движение и мой тесак ополовинил ладонь криминального босса с остатками пальцев, только косточки хрупнули. Кровь хлестанула так, что мне залило глаза. По неопытности моя рука дрогнула, и перерубленная ладонь говнюка повисла на лоскуте кожи. Митрофанушка совсем побелел и неожиданно обмяк, впечатавшись головой в окровавленную столешницу. — Спекся, сука, деятель сраный! — процедил я сквозь судорожно сжатые зубы — меня самого изрядно так подтряхивало, не каждый же день всяких уродов на фарш пускаю. Я опустил вскинутую в новом замахе руку с тесаком. — Какие мы нежные! Я тряхнул рукой и мясницкий нож, по которому стекали красные тягучие капли, растворился в воздухе. Не отпуская изуродованную кисть толстяка, я освободившейся рукой двинул назад секундную стрелку на часах. Мир дернулся: Зябликов слегка поменял свое положение, измочаленная рука Митрофанушки вновь вернула свою целостность. Исчезли брызги крови с его рубахи, со стола и стен. Все опять стало чинно и благородно. Очнувшийся Митрофанушка молча лупал глазами, в недоумении пялясь на свою восстановившуюся культяпку. — Повторить урок? — добродушно улыбаясь, произнес я зловещим шепотом. — Не надо! Пощади! — пискнул толстяк, шарахаясь от меня, словно от злобного зверя. Но он не преуспел: я схватил его за затылок и рывком подтащил его рожу к самому своему лицу: — В глаза мне смотри, сволочь! Если закроешь хоть один — выдавлю нахрен! Он заскулил, словно побитая собака и испуганно взглянул мне в глаза. Я постарался мысленно влезть в его голову и передать несколько «красочных картинок», свидетелем которых я успел стать, находясь в увеселительной прогулке по самому настоящему аду. По расширившимся зрачкам Митрофанушки, я понял, что моя задумка сработала на все сто! — Смотри, урод, и хорошенько запоминай, чем окончится твоя никчемная жизнь! Тебя будут рвать собаками, а твою плоть поедать гарпии, тебя выварят в алом кипятке и заставят бегать нагишом под жгучими струями пламени! И эти страдания для тебя будут длиться целую вечность! Дряблое тело Митрофанушки вновь обмякло, и я отпустил его макушку. Благо, что на этот раз он сознание не потерял, хотя и был к этому близок. Я вытер о его вновь белоснежное «поло» свою, мокрую от его пота, ладонь и уселся на свое место. — Слышь, утырок, ты еще живой? — окликнул я мелко дрожащую тушу, уронившую голову на сложенные руки. — Если живой, не придуривайся! Со мной эта тема не прокатит! Он оторвал голову от стола и, стараясь не смотреть мне в глаза, просипел с чудовищной отдышкой: — Но… почему?.. Вы… же… ангел? Вы не должны… мучить… людей… — Ты сам-то себя слышишь, придурок? — Я усмехнулся, выдернул из воздуха зажженную сигарету и с наслаждением закурил. — Да, ты прав, я не мучаю людей. Но ведь ты к ним не относишься. Ты, сука, бешеный зверь! Ошибка Создателя! А на таких тварей никакие ограничения не распространяются! Вас можно только давить! — Я выпустил сизую струю дыма в лицо Митрофанушки. — За куда менее страшные прегрешения ангелы Господни стерли с лица земли Содом и Гомору! Будь моя воля, ты бы уже жарился на раскаленной сковороде, а расторопные черти уже шуровали бы в твоей заднице остро заточенными баграми! Но сегодня твой день — ты не сдохнешь… — Почему? — Митрофанушка судорожно сглотнул и отер с жиденьких бровей заливающий глаза холодный пот. — Ему спасибо скажи, праведнику, твою мать! — Я указал на продолжающую стоять столбом фигуру Зябликова. — Ты ему чуть жену в капусту не порубил, а он попросил тебя не убивать! Понимаешь, сука, что ты ему жизнью обязан! — Да-да-да! — затараторил толстяк, мелко кивая головой, словно китайский болванчик. Но по его слегка порозовевшему лицу я понял, что Митрофанушка вздохнул с облегчением. — Но ты, ублюдок, не надейся, что соскочил. Я за тобой присмотрю! — Я понял-понял! А вы и вправду ангел? — Тебе повезло, хорек, что с настоящими ангелами не столкнулся. А я всего лишь Надзирающий… — Кто? — переспросил Митрофанушка. — Смотрящий, сука, за твоим гребанным миром, если тебе так понятнее! — Я резко рявкнул, и Митрофанушка вновь едва опять не обосрался и чуть не перевернул кресло. Чет меня начало отпускать… Где мой пузырь? Куда я его задевал? Наверное, у бабки забыл. Точно! Стоило подумать о бутылке, как она тут же появилась у меня в руке. Я несколькими большими глотками едва её не опустошил. В голову привычно стукнуло, словно накрыло пыльным мешком — по старым дрожжам-то опьянение быстрее наворачивается. Я встряхнул бутыль и посмотрел сквозь нее на просвет — булькает еще грамм двести-двестиписят. — Держи, убогий! Нервишки поправь! — Я бросил бутыль с остатками пойла Митрофанушке, гадая, поймает он её или стекляшка разобьется о его дурную голову. Поймал. Не убился. Я «с умилением» наблюдал, как он давиться, судорожно проталкивая вискарь в глотку. Содержимое бутылки стремительно уменьшалось, пока не закончилось совсем. Он блаженно выдохнул и расплылся на кресле бесформенной амебой. — Полегчало? — «участливо» поинтересовался я. Митрофанушка молча кивнул и поставил пустую тару на стол. — А теперь важная информация! — закурив очередную сигарету, произнес я. — Несмотря на то обстоятельство, что ты такой редкостный утырок, у тебя все еще остается шанс на спасение. Не знаю, сумеешь ли ты полностью избежать справедливого наказания, но шанс спастись у тебя есть! — Как? — хрипло прокаркал Митрофанушка, а в его маленьких поросячьих зажегся слабенький огонек надежды. — Имя Рах или Дисмас тебе о чем-нибудь говорит? — полюбопытствовал я. Интересно все-таки заценить его уровень интеллекта: в прошлый раз он шакалью морду Анубиса с первой попытки опознал. Посмотрим, как на этот раз проявит себя. — Это разбойник, — промычал Митрофанушка, — распятый по правую руку от Христа, уверовавший в него, раскаявшийся в своих грехах и вошедший рука об руку с Божьим Сыном в ворота рая. — Благоразумный разбойник, — согласно кивнул я, отметив, что Митрофанушка отнюдь не дуб. — У каждого есть свой шанс на спасение… — Я уверовал! — поспешно выдохнул Митрофанушка, переходя от амфорного состояния в состояние крайнего возбуждения. — Уверовал!!! И раскаялся!!! — Э, нет, батенька! Такая лафа выпадает только самым первым, да и то не всегда и не каждому! В наше время мало простого раскаяния! Верить на слово — не наш метод! Тебе ли не знать? — Что я должен… сделать? — Кто людям помогает, лишь тратит время зря! — пропел я похабным голоском старухи Шапокляк. — Хорошими делами прославиться нельзя! Да-да-да-да-да-да! Слышал такую песню, болезный? — Кивок. Утвердительный. Хорошо, продолжим: — Прославиться нельзя, но скостить срок — вполне можно. Прописаться в котле похолоднее — легко. Я лично наблюдал, как Анубис — Посмертный Судия, взвешивает на своих весах человеческие грехи и выносит приговор… — Я сам внутренне содрогнулся от воспоминаний. Не очень-то они и приятные. — И оспорить его не удастся никому до самого Второго Пришествия. Дерзай — и воздастся по делам твоим! — Почему ты мне это рассказываешь? — спросил Митрофанушка, когда я замолчал. — В каждом из созданий Творца присутствует и Свет, и Тьма. Даже на солнце есть пятна! И в таком утырке, как ты — найдется что-то доброе и светлое. У тебя — это любовь к матери. Кстати, она больше не больна… — Ты вылечил её? Поразительно, как любовь к близким меняет даже настоящих ублюдков. Передо мной сидел словно бы другой человек, самая заветная мечта которого только что сбылась. И он не скрывал своего счастья, которое озарило его лицо счастливейшей улыбкой. — Спасибо! — от души поблагодарил он меня. — Благословишь, Надзирающий? На хорошие дела? — Митрофанушка покаянно склонил голову, сложив руки лодочкой перед собой. — Отчего ж на хорошие дела не благословить-то? — Я пожал плечами. — Благословляю… — Я прикоснулся рукой ко лбу Митрофанушки, а после выбросил его из своего временного кокона. Толстяк неподвижно застыл с улыбкой блаженного идиота на лице. Ну что ж, дело сделано! Думаю, что поостережется теперь… Я поднялся с кресла, подошел к Зябликову и прикоснулся к нему рукой. — А⁈ — резко дернулся майор, когда я неожиданно вырос у него на пути. — Не дергайся, Зябликов — это всего лишь я! — Я хлопнул его по плечу. — Пошли, нам пора домой! — А как же?.. — не понял моего посыла мент. — Усе сделано в лучшем виде, Филиппыч! — заверил я майора. — Можешь возвращать жену назад во Владивосток — я уже все вопросы порешал… И с этим… И с бабкой его… Зябликов с трудно скрываемым недоверием обошел вокруг Митрофанушки по кругу. — Да жив он, жив! Не переживай ты так! Я же говорил, в моем арсенале имеются и гуманные методы разруливания проблем! — Вадимыч… — Зябликов облапил меня своими ручищами и едва не свалил на пол. — Поехали, отметим? — предложил я, хотя уже и был накачан алкоголем по самые брови. Но Зябликову-то надо расслабиться и душу кому-то излить. А кроме меня и некому. — Поехали! — мгновенно согласился майор. И мы пошкандыбали к выходу.Глава 8
Логичное завершение наша операция по спасению жены Зябликова получила в виде грандиозной попойки, но уже в кабинете майора. Да и как скажите общаться, если один будет в сиську пьян, а второй трезв, как стеклышко? Сытый, как говориться, голодного не разумеет! Поэтому «собеседники» должны в идеале находиться в одной кондиции, а с учетом моего теперешнего состояния — в полное говнище! Зато любые темы заходили на ура! Сомневаюсь, что завтра наш бравый майор вспомнит хотя бы половину из того, о чем мы перетерли за бутылочкой горячительного, да не одной. Но если вспомнит хоть что-то — это уже будет большим плюсом! На этот раз мы постарались, по возможности, не спаивать личный состав отделения, а ограничиться только двумя нашими и к этому моменту не совсем трезвыми тушами. — Слушай, Вадимыч, — после нескольких принятых на грудь стаканов, спросил меня Зябликов, — а как ты его… Ну этого… убедил-заставил… — Ты знаешь, Филиппыч, во мне пропал настоящий проповедник. Прям златоуст… — Я взглянул в осоловелые и непонимающие глаза Степана Филипповича и рассмеялся, настолько его образ сейчас отличался от того бравого лысого и усатого офицера-мента, каким он выглядел во время нашей первой встречи. — Ладно, не тупи, Филиппыч! Я просто показал ему кой-чего… — Серьезно? — не поверил моим словам проницательно, хоть и очень пьяный майор. — Просто показал и все? — Ну, не совсем просто, — признался я. — Но от всего увиденного этот гребаный говнюк в штаны наложил! «Прямой репортаж» из ада прямо в черепушку — это, я те скажу, просто убойная вещь! — А мне не покажешь? — неожиданно попросил Зябликов. — Филиппыч, — я с удивлением взглянул на своего собеседника, — а тебе-то это зачем? — Н-надо! — слегка заикаясь, уперся тот рогом. — Хорошо подумал? — Еще раз попытался отговорить я его от этого необдуманного поступка. — Плохо потом спать будешь… — Да и так хреново сплю! — признался мне Зябликов. — А иногда, и вовсе, пролежишь всю ночь в каком-то оцепенении, а мысли в голове, так и вертятся! Так и вертятся! — Ну, от этой-то беды я тебя прямо сейчас избавлю! — Я щелкнул пальцами в воздухе. — Все: теперь до самой смерти бессонницей страдать не будешь! — Спа-спаси-бо! Вадимыч… Но… все равно покажи! — Вот пристал, как банный лист! — незлобно ругнулся я. — Если чё — я предупреждал! — Давай-давай! Не жалей! Я крепкий! — продолжал канючить Зябликов. Если бы мое состояние не было на данный момент таким ушатанным, я бы, наверное, послал майора подальше с его дурацкой просьбой. Но не срослось, а меня понесло: — Ну… смотри! В глаза! Я уже привычным жестом обхватил затылок майора и рывком подтащил его голову к себе. Мы соприкоснулись лбами, едва не треснувшись при этом. — Ну, лови «картинку», раз так этого добивался, Филиппыч! Оторвавшись от моих глаз, Зябликов не подавал признаков жизни минут, наверное, пять. Он неподвижно сидел на своем кресле и, практически не моргая, пялился на пожелтевшую побелку стен своего кабинет, сравнявшись с ней же цветом своего лицо. Несколько раз его накрывали рвотные позывы, с которыми он, к чести сказать, успешно справился. Да, не на шутку его накрыла развернувшаяся во всей красе мрачная картина ада и посмертных мук грешников. Я уже было пожалел о том, что слишком реалистично внедрил в его голову мои не самые приятные воспоминания. Надо было ограничиться «поверхностной» прогулкой по адским кругам. Майор даже протрезвел… — Твою, сука, е….ть в с…у! — наконец грязно выругался он, потянувшись к бутылке. Даже не соизволив плеснуть вискаря мне в стакан, он в одно лицо употребил начисленную дозу. Словно стакан воды выпил, не дрогнув не единым мускулом. — Удовлетворен? — не без ехидной улыбки произнес я. — Я предупреждал — не надо этого видеть обычным смертным! — Оно реально так? — хрипло выдохнул он. — Ты увидел все через призму моих личных впечатлений, — ответил я. — На деле он куда хуже… — Мля… Зябликов плюхнул себе еще, не забыв на этот раз и про меня. Мы выпили. Я потянулся за колбасной нарезкой, а Зябликов лишь отрицательно мотнул головой: — Не, в меня сейчас жратва не войдет… Страшно-то как, Вадимыч! А ведь я не зеленый сопляк! Я такого на службе повидал… Но вот это все… Как-то… — Всем по заслугам воздается, Филиппыч! Протокол наказания отработал тысячелетиями. — Ладно, забудем… Хотя, забудешь тут! — Могу помочь, — предложил я. — Делов-то! Стрелку на часах крутану… — Не-е-е, Сергей Вадимыч, не надо! Мне тоже, как и отмороженному Мирофанушке, надо какую-нибудь узду иметь. Нельзя нашему брату без узды… Нельзя… — Как знаешь, приятель, — пожал я плечами, — как знаешь! Но если жить с таким знанием станет невмоготу — обращайся!* * *
Очнулся я утром в отличном настроении и с абсолютно светлой головой. От былого опьянения не осталась ни грамма хмари, а энергия в моем молодом теле бурлила и едва не выплескивалась через край. Значит, не забыл про меня мой незваный сожитель, за что я ему был несказанно благодарен. А то, знаете ли, достало меня просыпаться после таких вот «вечеринок» старой, никчемной развалиной. Приоткрыв один глаз я, огляделся: знакомый интерьерчик маленькой комнатки в Лёнином бараке. О, как! Значит Зябликов отвез меня к приятелю после попойки и разруливания ситуевины с его женой. Интересно, как там у них все прошло? Ведь я на этот раз вообще ничего не запомнил. Или доза была ударнее, чем обычно, или соседушка постарался, чтобы крутые разборки не повлияли на неокрепшую подростковую психику. На мою, значит. Ну и ладно, не больно-то хотелось, чтобы «кровавые мальчики» стояли у меня в глазах. Пусть идут в сраку со своими делами! А мне в общагу заселяться пора! И так уже третий день во Владике, а в институт и носа не казал. Я потянулся, с наслаждением похрустывая хрящами суставов и позвоночника и, отбросив в сторону одеяло, подскочил на ноги. Моя одежда была аккуратно сложена на табурете возле кровати. Летом одеться — только подпоясаться, а судя по теплу, идущему со стороны распахнутого настежь окна — лето продолжалось! Леню я обнаружил на общей кухне, после нескольких минут ненавязчивых поисков. Он стоял у плиты и помешивал что-то в исходящей паром кастрюльке. — О! Явление Христа народу! — завидев меня, произнес он. — Головка не бо-бо? А тебя Зябликов вчера в прямом смысле слова на себе пер! — Да не… — Я еще раз ради проформы покачал головой взад-вперед. — Не болит нихрена! — Эх, — с нотками легкой зависти вздохнул Леонид, — вот, что значит молодость! — Можно подумать, ты прям старик? — Вот доживешь до моих лет — узнаешь почем фунт старости! — усмехнулся он. — Жрать хочешь? Я прислушался к себе — жрать хотелось: — Угу! — Тогда вскрывай консерву, — он ткнул пальцем в жестяную банку, в потеках солидола, — будем жрать макароны по-флотски! С тушенкой! Пока я уродовал скользкую банку большой финкой с наборной плексигласовой рукояткой (простой открывалки у Лёни не оказалось), мой приятель слил в раковину воду из макарон. — Чего ты там возишься? — прикрикнул он на меня, возвращая кастрюльку на плиту. — Все-все, держи! — Я протянул ему по-уродски вскрытую жестянку. — Чтоб тебе твои дети так тушенку вскрывали! — покачав головой, незлобно пожелал он мне, вываливая содержимое банки вкастрюльку. По кухне пополз одуряющий запах разогревшегося мясного «деликатеса». Я даже слюну сглотнул, чтобы не закапать плиту. — Пошли жрать, алкаш! — Леня забрал кастрюльку и исчез за дверь. — Тарелки с вилками захвати! — Донеслось до меня из-за закрывшейся двери. — Сам алкаш! — крикнул я ему в спину и полез в тумбочку за вилками. Тарелки я вынул из железной подвесной сушилки, подвешенной рядом с умывальником. Хотя таких сушилок там обнаружилось несколько штук — кухня-то общая, я знал, которая из них принадлежит моему приятелю. Захватив с собой еще и нож до кучи, я вприпрыжку побежал за Леней — после обильного слюновыделения начал бурчать живот, требуя поскорее загрузить его работой. Леня застелил старыми газетками низенький журнальный столик и поставил на него кастрюлю. В принесенные мной тарелки Леня с горкой навалил макароны с тушняком, и мы приступили к долгожданной трапезе. — Какие планы на сегодня? — полюбопытствовал мой приятель, набив рот едой. — Надеюсь, очередное бухалово с ментом на сегодня не запланировано? — Не-а, — мотнул я головой и открыл рот, чтобы слегка остудить хавчик — макароны, мля, оказались горячущими, всю пасть себе обжег. — Мне в институт сегодня край, как попасть нужно! — Прожевав, я чиркнул себя большим пальцем по горлу, показывая насколько это для меня важно. — И так столько времени даром просрал! А еще и в общагу прописаться надо. Комнату, там, занять… — Во-во! Вали к себе в общагу! — поддержал мое стремление заняться делом Леня. — Хоть и скучновато без вас, засранцев, но как-нибудь переживу! — Не ссы, Леня, — понимая, что мой друг меня так подкалывает, парировал я, — не соскучишься! Я к тебе в гости часто забегать буду! — пообещал я дружбану-приятелю. — Вы из одного инкубатора, что ли? — изумился Леня. — Патлас с Леньчиком слово в слово твои слова повторили… Да, кстати, — неожиданно вспомнил он, — тебя Зябликов позвонить просил, когда ты очнешься после попойки… — Заш-шем, не шкаш-шал? — Я забил рот очередной порцией горячих макарон. — Сказал, что ваш общий приятель, тебе подарочек оставил. Только вот какой — не удосужился сообщить. Подарочек? Общий знакомый? Ну, общий знакомый, это понятно кто — мой наикрутейший сосед. Я задумался: не помню, чтобы я его о чем-нибудь просил. Неужели все-таки попросил? И он не отказал? Ну, блин, если так, как я не смел даже надеяться… Я вскочил с места, позабыв про еду, и кинулся в общий коридор в котором висел телефонный аппарат. — Ты куда помчался, заполошный? — догнал меня в спину крик Леонида. — Похри хоть сначала! Остынет же… Но я его не слушал — меня аж распирало от любопытства: чего мне оставил симбиот-подселенец? Телефон к моему величайшему облегчению оказался свободным. Номер Зябликова я уже запомнил наизусть, поэтому без труда крутанул диск в нужной последовательности и завис, слушая длинные гудки. — Начальник советского РОВД, майор Зябликов… — услышал я счастливый голос Зябликова в трубке. — Степан Филиппович, это Сергей! — Раз такой счастливый голос у майора, значит, все вчера прошло успешно. — Сережа? — Голос майора потеплел. — Ты как себя чувствуешь? — Волнуется? Значит, немало мы вчера выжрали. — Отлично себя чувствую, Степан Филиппович, — постарался успокоить я майора. Не зря же он о моем состоянии так печется — вот склею я ласты, и доступ к моему сожителю будет утрачен навсегда. А это для Зябликова потеря-потерь, ведь он стольким ему обязан. Кстати… — Как вчера все прошло, товарищ майор? — А ты не помнишь ничего? — сразу уточнил Зябликов. Видать, жестокая была вчера заруба! Но в моей памяти ничего не отложилось. Вот совсем ничегошеньки! Значит, все-таки полностью блокировал подселенец мой доступ к телу, в прошлые разы я хоть и мутно, но как воспринимал происходящие события. Но вчерашний день, вот полностью по нулям. — Абсолютная пустота, — произнес я в трубку, — просто выпал целый день. — А и правильно! — неожиданно произнес Зябликов. — Не на что тебе там было смотреть! Я вот одним лишь глазком присоседился, так до сих пор вздрагиваю! — Леня сказал, что он мне там какой-то подарочек оставил… — чтобы как-то съехать с предыдущей темы, спросил я. — Да еще какой! — фыркнул в трубку Зябликов. — Этот подарочек у меня столько места занял! — А что там? — Мой интерес взлетел под самые небеса. — Три водных японских мотоцикла «Ямаха»… Как же он их назвал-то, прости господи? О! Гидроциклы! Потом, — видимо Зябликов начал загибать пальцы на том конце провода, — большая желтая надувная хрень. Он сказал, что это банан для катания по воде. Еще оставил профессиональную камеру для съемок и разные приспособы к ней, типа штатива… и… не знаю, даже, чего… Просто куча непонятного мне барахла. — Степан Флиппович, — пребывая в ступоре, что мне все это удалось заполучить, произнес я потерянным голосом, — но мне все это и забрать даже некуда… — Не переживай, Сережа! Полежит у меня столько, сколько понадобиться! — бодро заверил меня майор. — Я ведь вам обоим по гроб жизни обязан! — Так все-таки все прошло отлично? Ну… с супругой вашей… — Отлично, Сережа! Отлично! — едва не вопил от радости майор. — Любушке моей теперь ничего не угрожает! Спасибо, Сережа! — А мне-то за что? — удивился я. — Я ведь в вашей… операции и не участвовал совсем. — Ни скажи, Сережа, ни скажи! Ведь не согласись ты… — Голос майора неожиданно дрогнул. — Я понял, Степан Филиппович. Не переживайте вы так! Если еще какая помощь от меня понадобится… — Спасибо тебе, родной… — просипела трубка. Похоже, что у Зябликова встал в горле ком. Переживает мужик. Да оно и понятно, когда на тебя сваливается такое горе. Хорошо, что все закончилось! Может быть больше таких вот моих услуг и не понадобиться? Хотя, кому я вру? Со мной, да и вокруг меня постоянно какая-то левая хрень происходит… Хоть на улицу не выходи! — Не стоит, Степан Филиппович… — В общем, Сережа, все это барахло я сохраню. Как понадобиться — только свистни. — Я понял. Степан Филиппович, мне пора, а то я за три дня, как приехал, в институт не удосужился заглянуть… Отчислят к чертям за такие фокусы. — Ну, на этот счет можешь не волноваться. Ты в какой поступил? — В «Рыбу». — О, не переживай, есть у меня выход и на ректора, и на военную кафедру. Будут проблемы — обращайся, вмиг решим! В общем, давай, учись, и про старика Зябликова не забывай! — До свидания, Степан Филиппович! — попрощался я с майором. — Удачи, Сережа! — И Зябликов повесил трубку. Я вприпрыжку вернулся к недоеденным макаронам. Пока я вел переговоры с майором, мой хавчик совсем остыл, а тушенка схватилась вязким жиром. Но мне было абсолютно плевать, я с радостью накинулся и быстро схомячил все, что оставалось в моей тарелке. — Ну, как прошло? — поинтересовался Леня, который уж успел налить себе кружку чая и теперь вальяжно потягивал терпкую и исходящую паром жидкость. — Просто за….сь! — воскликнул я в порыве радости. — Мне Зябликов такой добряк кинул… — Ну, не стоит Лене знать, что у меня того — «раздвоение личности». Иначе как объяснить приятелю, что в моей голове, кроме меня, прописался еще один субъект. — Даже так? — хмыкнул мой старший товарищ, шумно отхлебнув из кружки. — Больше, чем даже я мечтал! — Я облизал вилку и отодвинул от себя опустевшую тарелку. — Он такое оборудование достал, что мы хоть сейчас клип с Ильюхой можем записать! Только надо еще будет над сценарием поработать… — Погоди, — затупил Леня, которому я так и не удосужился рассказать о моей нечаянной встрече с ребятами из «Мумий Тролля», — это с каким Ильюхой? — Лагутенко, — не моргнув глазом, произнес я. — Ну, концерт в ментовке вспомни… — Это «Мумии» что ли? — Леня выпучил глаза и отставил кружку с чаем в сторону. — Это когда же вы так закорефаниться успели? — Да было дело… — Ну-ка, ну-ка? — потребовал объяснений Леня. — У него, значит, вона чё, а мужики-то не в курсе! — Да там всё случайно как-то получилось, — ответил я. — Только с поезда вылез и на их импровизированный концерт на площади наткнулся. — Пацаны узнали… Подтянули… пришлось с ними сыграть… — А у тебя опять для них пара песен нашлась? — Леня потихоньку начал догадываться о моих нерассказанных ему «похождениях». — Ну… в общем-то… да, — немного помявшись, честно ответил я. — Слушай, Серый, а можно мне тоже в эту вашу тусовку вписаться? — неожиданно озвучил свое желание Леонид. — Я, хоть и не особо на инструментах… Но на гитаре, например, могу… на шестиструнке… Да я хоть чего делать буду! Хоть оборудование таскать, грузить и вообще… — Уговорил, дружище! — Я рассмеялся, хлопнув приятеля по плечу. — Найдем и тебе достойное применение!Глава 9
Заверив Леню, что без него я ничего не стану затевать с «Мумий Троллем», я, наконец-то, отправился туда, куда собирался добраться прямо с перрона — в институт. Если бы деканат моего механического факультета находился бы в корпусе на Ленинской, я бы легко дошел до него пешком. Но мне не повезло — нужно было тащиться практически через весь город, до конечной остановки трамвая номер пять. Прежде, чем сесть в трамвай, я заскочил в ближайшее отделение связи и отбил родичам телеграмму — типа у меня в порядке и все такое. Выйдя из душного помещения, где мне пришлось отстоять небольшую очередь, на раскаленный и плавящийся под ногами асфальт, я поплелся к трамвайной остановке. Благо, что электротранспорт в эти предобеденные часы ходил довольно часто и с практически пустыми вагонами. Плюхнувшись у открытого окна на продавленное сиденье, обшитое толстым потрескавшимся дерматином, я со скучающим видом привалился к прохладному стеклу. Эх, на море бы сейчас! Но, сука, надо, наконец, разобраться с насущными делами! Иначе мне трындец! Да и родоков подводить не хочется — они-то надеются, что я вырасту ученым человеком с высшим образованием, а не каким-нибудь там оболтусом с четырьмя классами церковно-приходской школы. В этом плане я никогда их не разочаровывал: учился как проклятый, когда другие вату катали. Медаль заслужил! Золото! А это вам не хухры-мухры! За этот блестящую цацку мне пришлось едва ли глотки конкурентам не перегрызать! А как вы хотели, даже в такой маленькой и занюханной дыре, как родной Новокачалинск, блатных пруд-пруди! И сломайся я на финише, медальку подогнали бы, кому-нибудь другому, у кого родичи с отделом образования вась-вась, да руки покучерявее… Не стоит просто так сливать в унитаз десять школьных лет. Нет, этого я себе позволить никак не мог! Институт я закончу, будьте спокойны! И, надеюсь, что с красным дипломом! После мечтаний о море и красном дипломе, мои мысли предсказуемо вернулись к основной проблеме, терзающей меня вот уже не один месяц — как мне дальше уживаться с моим неожиданным «соседом». На первый взгляд, я уже давно нашел способ его особо не тревожить — перестал бухать и покуривать химку, напрочь отказался от колес и иных «растормаживающих» сознание препаратов. За редким исключением, типа вчерашней освободительной операции жены майора Зябликова, мне длительное время удавалось держать «подселенца» где-то там, в самой глубине моего разума, подсознания… В общем, в каком-то дальнем, пыльном и заброшенном уголке. Я даже умудрился вычислить то состояние опьянения, когда мне удавалось пообщаться с пришельцем из будущего, как с обычным собеседником. Видимо, в этот момент мы находились в равноценной «кондиции». По всем расчетам выходило следующее: когда я пребывал в трезвом уме и ясной памяти, пришелец себя почти не проявлял, сидел тихонечко, словно его вовсе и не существовало. Исключения из этого являлось мое сильнейшее потрясение, типа случая в поезде, когда он умудрился привалить двоих урок. А ведь я в тот момент и капли в рот не брал! Еще прорывы случались, когда моя память, либо какое-то событие пробуждало в его сознании знакомые образы — случай со спасением Вити Цоя яркий тому пример, ведь в тот момент я тоже не был бухим или обкуренным. И, слава Богу, что случилось именно так, а не иначе! Ведь Витя жив, а это главное! Ради этого я готов мириться с существованием в моей голове еще одного, очень и очень опасного типа! Не известно, каким местом в следующий раз может ко мне повернуться судьба… Ведь, наверное, поимей мой сосед такое желание — и меня не станет! Я думаю, что это у него запросто получится, просто ему это почему-то не нужно… Хотя, если он — это я в будущем, возможно, при моем исчезновении не станет и его… Ладно, хватит черных мыслей! Пока все очень удачно складывается! Вот снимем клип с Ильей, и будет нам счастье! Только что делать с этим, еще не отснятым роликом и не записанной песней, я так и не придумал — под мерный перестук колес, в тишине и липкой духоте, меня разморило. Я очнулся только тогда, когда меня несильно тряхнул кто-то за плечо: — Парень, проснись, конечная! Ох, я вздрогнул и открыл глаза — надо мню навис толстый потный мужик в идиотской соломенной шляпе. Больше в вагоне никого не было. — Спасибо! — поблагодарил я толстяка и поднялся с нагретого сиденья. За время дороги моя задница основательно так вспотела, что на дерматине осталось влажное пятно. Да уж, погодка раскачалась не на шутку. Как только разрулю все вопросы — сразу на море. Эх, я размечтался о том, как с разбегу залечу в ласковые соленые волны и погружусь с головой в освежающую (но не холодную) воду. Хотя, может с начала к Зябликову — подивится на дорогой подгон? За приятными мыслями я и не заметил, как дошел до институтского корпуса. В отличии от предыдущего посещения народу на крыльце у главного входа было совсем немного. Да оно и понятно, большинство студентов сейчас либо еще не доехали до родной альма-матер, либо уже отбыли на помощь нашим доблестным работникам сельского хозяйства. Быстро сориентировавшись, я добрался до дверей деканата. Постучал и, дожидался ответа — «да!» — и прошел внутрь. — Здрасьте! — поздоровался я с единственной на тот момент теткой, неопределенного возраста, находящейся в деканате. — Ну, здравствуйте, молодой человек! — Тетка отвлеклась от бумаг, над которыми корпела и строго посмотрела на меня поверх опущенных на кончик носа очков. В принципе, не такая уж она и старая, лет тридцать пять — сорок, — отметил я про себя, — только одевается невзрачно. Ей бы причесочку помоднее, платьице полегче, поцветастее и покороче… Ножки-то у нее вполне себе ничего, — мой взгляд зацепился за голую коленку, торчащую из-под стола. — В, общем, я бы вдул, короче… Блин! Это уже совсем не мои мысли. Я? С такими старыми грымзами? Да она матери моей старше! Ни за что бы не вдул! Зря, пацан, — скользнула по краешку моего сознания мысль собеседника, видимо истомившегося без женского общения и ласки, — ничего ты не понимаешь: такие вот знойные женщины — самый сок! Так и взял бы её, и разложил среди бумаг на рабочем столе… Ё-моё! У меня от этих чужих мыслей даже в штанах что-то шевельнулось… Не надо, дядя! Не позорь меня перед «державами»! — Чем могу помочь? — низким грудным и жуть каким сексуальным голосом продолжила тетя. Чур меня! Чур! Это вовсе не мои желания! — Я тут… это… — С трудом подавив сексуальное возбуждение моего визави, я достал из кармана бумажку с вызовом и положил её на стол. — Вот… — А, первокурсник, — понимающе протянула женщина, мельком ознакомившись с предоставленным документом. Затем она плавно поднялась со своего места и, словно пантера, перетекла к стеллажу, забитому массой разнообразных папок. Я даже зажмурился, чтобы не смотреть на её соблазнительные формы, мой сосед никак не желал успокаиваться. — Так-так-так, Юсупов. Сергей Вадимович… — с удивительно чувственной хрипотцой в голосе томно произнесла она. — Механический факультет, кафедра низких температур… Вот! — Она наконец нашла нужную папку и уселась на свое место. — Все правильно, — подтвердил я, послушно дожидаясь уткнувшись в пол взглядом, пока она озвучит мои дальнейшие действия. — Ух, ты! — воскликнула женщина, ознакомившись с материалами «дела», после чего взглянула на меня с еще бо̀льшим интересом. — Медалист? И что ты… — Забыл в вашем институте? — продолжил я её не досказанную фразу. — Как угадал? — опешила женщина. — Да вы не первая уже меня об этом спрашиваете, — пояснил я, стараясь глядеть куда-нибудь в сторону, чтобы ненароком не встретиься с ней взглядом. Если проклятый подселенец меня задвинет, боюсь, быть беде! — Так как не спрашивать-то? — растеряно произнесла она. — Я понимаю, если бы на экономический. Там проходной пятнадцать баллов! За три экзамена по всем предметам надо пятерку иметь. Но у нас-то, на механическом — одиннадцать! Даже в среднем на четверочку не тянем! Ну, и институт не самый популярный в городе… — Да-да, — согласно покивал я, пытаясь хоть как-нибудь сконцентрироваться. — ДВИМУ, Универ — мне говорили. Но я на вашем факультете обучаться хочу! А о мотивах, позвольте, умолчу, — поспешно произнес я, хотя никаких мотивов у меня и в помине не было. — Ну что ж, я рада, — еще раз окинув меня оценивающим взглядом (от этого взгляда меня отчего-то бросило в жар — вот, спасибо, гребаный соседушка!), — присаживайся! Я с облегчением упал на указанное место — на один из ряда стульев, составленных вдоль стены. — Так, Сережа, давай знакомиться, раз уж нам пять лет вместе трудиться. Меня зовут Светлана Николаевна, я замдекана по воспитательной работе… «Я бы над тобой потрудился! Ох, как бы потрудился…», — просквозила в моей голове очередная чужая мысль, а перед глазами, словно наяву, встала развеселая картинка с обнаженной Светланой Николаевной, лежащей животом на столе с разведенными в стороны ногами. Моё сердце усиленно разогнало в теле кровь, лицо запылало, а глаза залило потом. — Сережа! Сережа! Что с тобой? — услышал я обеспокоенный голос моей «прекрасной» собеседницы. Ну, прекрасной в смысле для него. Она стояла рядом, напряженно заглядывая мне в глаза. Я даже не заметил, когда она вновь выбралась из-за своего стола. Тугие груди, едва не прорывающие ткань скромного платьица, зависли у моего лица. Я судорожно сглотнул и слегка попятился, пока не уткнулся спиной в спинку стула, стараясь успокоиться и привести себя в норму. А вот хренушки! Видимо мой сосед сильно изголодался по общению с противоположным полом, потому и выкинул такой фортель. — Да ты весь горишь! — воскликнула женщина, положив прохладную ладошку на мой лоб, покрытый испариной. — Ты не заболел, часом? — Не знаю… — выдавил я. — Вроде, только нормально все было… — Вот что, — произнесла Светлана Николаевна, возвращаясь к своему месту, — сейчас выпишу тебе направление в общежитие… Она наклонилась над столом, быстро заполняя какой-то бланк, а её крепкая задница, похожая на спелый и такой манящий орешек, еще больше взбудоражила мое воображение. Или не мое, теперь хрен разберешься! Но уже и я по достоинству оценил её выдающиеся прелести. От резкого прилива крови у меня едва член не треснул! Я поспешно запихнул одну руку в карман, чтобы хоть как-то скрыть топорщащиеся в районе ширинки брюки. — Держи! — Замдекана протянула мне листочек бумаги. — Передашь коменданту, он тебя поселит. Общежитие номер три… Найдешь? Я судорожно закивал головой, словно китайский болванчик. — И зайди в медпункт! — строго произнесла она, взглянув на меня поверх очков. — Он тоже находится в третьей общаге, пусть тебя осмотрят! Не нравиться мне твой нездоровый вид! Если все в порядке, зайдешь ко мне завтра — получишь направление в колхоз. Ваша группа должна выехать через три дня в село Галёнки, но, возможно, что-то может измениться. А если все-таки заболел — принесешь мне справку, и пока не вылечишься, в колхоз не поедешь! Все понял? — Да… — вновь выдавил я. — Можно идти? — Иди уже, медалист, — фыркнула Светлана Николаевна, и меня из кабинета словно ветром выдуло. Не хватало еще, чтобы она заприметила мой железный стояк. Мне еще тут пять лет учиться! «Ну и дурак, — вновь сквозанула мысль подселенца, — если бы пошел с ней на тесный контакт, то все пять лет как сыр в масле и катался!» Что мой соседушка подразумевал под термином «тесный контакт», он мне красочно и наглядно «показал». От увиденного у меня едва шары «из орбит» не вылетели! Ну, какие шары сами можете догадаться…. Твою жеж медь! Выскочив из кабинета, я забежал в туалет, забился в одну из кабинок и закурил. Нужно было срочно перевести дух! Пока я еще при памяти и мой сожитель не взял под полный контроль мою перевозбужденную тушку. Я курил и курил до тех пор, пока рот не наполнился вязкой никотиновой горечью. Затем вышел из кабинки, крутанул вентиль крана и ополоснул под струёй ледяной воды разгоряченное лицо. Ну, вроде полегчало! Фух! — Я упал задницей на подоконник. Не думал, что вот так легко могу пойти на поводу у чужих эмоций. А то, что они были чужими — факт! Ну не стал бы я так возбуждаться от прелестей возрастной тетки, а вот мой сожитель — вполне. Ведь из будущего, значит, старше… Хм, а сколько же ему лет? Надо будет поинтересоваться как-нибудь, при случае. А чтобы в будущем не возникало подобных проблем, надо с Ленкой почаще встречаться, чтобы уменьшить подобные рецидивы. Окончательно успокоившись, я покинул свое укромное местечко и уже через несколько минут, весело насвистывая очередную незнакомую мне, но, видимо, хорошо знакомую моему пришельцу из будущего, мелодию, видимо навеянную моим желанием вновь встретиться с Леной: Я в дороге к тебе с букетом в руках Еду «зайцем», прямиком к твоему сердцу. Уже неважно где, меня не гложет страх — Тебе от меня никуда не деться! Всё могло закончиться здесь, не начавшись — Но мы бы с тобой не узнали, кому мы нужны. И этот день я помню, будто бы вчерашний, Потому что с того дня мы — не мы. Я много куда опоздал, без обид — Но ведь отныне я стараюсь все успевать в срок. Возможно, мало делал для нашей любви — Но до конца жизни помню: незабудка — твой цветок! Незабудка — твой любимый цветок. Воздушный поцелуй станет самым горьким. Ты любишь говорить: что я тебя не люблю, Что любить могут одни девчонки. https://www.youtube.com/watch?v=5lS_sEY5eiI Настроение вновь стремительно улучшилось, и в третье общежитие я заходил во вполне себе вменяемом состоянии. Заскочив внутрь, я затормозил у металлической вертушки. На месте вахтерши кемарила, не обращая внимания на ползающих по лицу мух, уже совсем другая бабулька — толстая и неопрятная. Та, с которой мне пришлось столкнуться в предыдущее свое посещения общаги, была куда опрятнее, да и худее раза в три. — Уважаемая! — позвал я старуху, постучав костяшками пальцев по деревянной стойке, за которой она и восседала. — Ась? — Бабка дернулась, едва не навернувшись со стула, и выпучила на меня свое белесые и выпученные, словно у снулой рыбы, зенки. — Фух! — Увидев меня, она облегченно вздохнула. — Напужал, скаженный! К кому намылился, хлопчек? — Я к коменданту. Вот заселиться хочу, — поспешно сообщил я ей. Терять время в ненужном разговоре с вахтершей мне жуть как не хотелось. Меня ждало солнце и море, а, возможно, и умопомрачительный секс, которого, как известно, в СССР нет. Ну… это если мне посчастливится до Ленки сегодня добраться. В чем я пока особо не уверен. — Кха! — Харкнула в кулак старуха, у которой от жары, видимо, пересохло в горле. — Тады топай туды! — Она махнула пухлой ручищей, указывая направление. — Третья дверь… — Я знаю, знаю! — перебил я её. — На абитуре здесь был… — Так чего жа я тя не помню? — подозрительно прищурилась бабка. — Не жил ты тута! У меня хлаз алмаз! — Так когда я был, тут такая… худущая вахтерша сидела… — А, Коляновна! — закивала бабка. — То сменщица моя. — А мне в тот раз места в общаге так и не хватило! — жалобно произнес я. — Бывает, — согласилась бабка. — Абитуриентов-то кажный божий год — ого-го! Но не переживай: всем, кто поступил — место найдется! — Спасибо! — Я для вида тоже выдохнул с облегчением. — Квартиру снять мне не по карману… — А то! Довел страну Мишка Меченный, коромысло ему в душу! — Злобно сверкнув глазками, произнесла бабка. — Мне пенсию, почитай, четвертый месяц не плотють! И как жить? Хорошо, хоть здесь без задержек. Эх, Сталина на них нету… — Бабку понесло по политическим кочкам. Но на свою беду она разблокировала вертушку, и я поспешил ретироваться, чтобы не слышать её жалобные стенания. Остановившись возле двери коменданта, я постучал, и не дожидаясь ответа прошел в комнату. Комендант совсем не изменился за пробежавшие пару месяцев: такой же плюгавенький с жиденькими встопорщенными волосиками и опять жующий бутер с колбасой. Посмотрев на него мне тоже захотелось жрать. Я незаметно сглотнул слюну и постарался задавить так не вовремя навалившийся голод. — Чё хотел? — по-простому поинтересовался комендант, запихав остатки бутера в рот и стряхнув хлебные крошки с подбородка. — Вот! — Я протянул ему бумажку из деканата. — Поступил. Заселиться хочу. — Ну-ка? — Он взял направление. — Ага, механический, — констатировал он, ознакомившись с документом. — Твои обитают на втором этаже. Паспорт давай! — Он требовательно протянул руку. Я достал из кармана паспорт и отдал коменданту. Тот уселся за стол, развернул большой «гроссбух» и принялся просматривать внесенные в него записи. — Ага, — наконец довольно произнес он. — Судя по прописке, ты Новокачалинский? — Да, — послушно кивнул я, не понимая, чего он от меня хочет. — Вот смотри, — он ткнул пальцем в книгу, — в тридцать четвертой комнате я уже двоих твоих земляков поселил, тоже с механического, только не НТ, как у тебя, а МА: Чипурченко Алексей и Мироненский Василий. Знаешь таких? — Знаком. — Этих пацанов я действительно знал, но не особо хорошо, поскольку учились он в другой школе. А так, Новокачалинский маленький поселок, все, так или иначе, рано или поздно, пересекаются. — Вот и ладушки, — потер руки комендант, записывая мои паспортные данные в книгу, — будешь в тридцать четвертой. Со знакомыми оно и веселее будет. Паспорт возвращаю, но заберу для прописки после колхоза. Как приедешь, не забудь сдать! А то знаю я вас… — Он пригрозил мне пальцем. — Сейчас иди к вахтерше, спроси, есть ли на вахте ключ от комнаты. Если нет — то твои земели в общаге. Если есть — бери и заселяйся! Удачи! — Он протянул мне руку. — Все понял? — Все! — пожимая руку коменданту, произнес я. — Тогда вперед и с песней! — напутствовал меня комендант. Ну, я и пошел…Глава 10
Ключа от тридцать четвертой комнаты на вахте не оказалось, поэтому я поблагодарил старуху-вахтершу и пошел к лестнице, ведущее на второй этаж. По дороге я, как следует, осмотрелся, чего не успел сделать в предыдущий раз — времени, как обычно, не хватило. Да, общага, конечно, была основательно подушатанной: облупившиеся стены, давно не беленый потолок, светильники, работающие через одного, в углах груды окурков и грязи. Похоже, что местный комендант совсем «мышей не ловит», либо финансирование настолько скудное, что он просто забил. Но, в общем-то, жить можно. Видал я и похуже общаги. Как-то, еще в Новокачалинске, довелось мне побывать в одной общаге, оставшейся от закрытой на деревне химии[1], куда после разгона расконвойных зэков расселили обычных заводских работяг. Так вот там был полный мрак! А здесь вполне можно если и не комфортно жить, то относительно сносно существовать. Я поднялся по лестнице на второй этаж и попал в середину длинного полутемного коридора. Из какой-то комнаты долбила Ламбада на полную громкость, да так, что уши заворачивались. Но никому до этого не было дела — в коридоре я не встретил ни одного человека, словно вымерли все. Освещение — ни к черту, неработающих светильников явно больше половины. В конце коридора — туалет, умывальня с двумя рядами раковин и треснувшими зеркалами на стенах, бытовка с парой покореженных и залитый какой-то подгорелой бурдой электроплит. В общем, так себе условия. Но я пока был рад и этому. Еще бы найти эту тридцать четвертую — большая часть обшарпанных дверей не имело номеров. — Твою же медь! — выругался в сердцах, перебирая двери взглядом. Наконец я нашел на одной из дверей обломанный номерок, взял его за точку отсчета и принялся искать нужную мне комнату. По моим прикидкам ей оказалась вторая дверь от лестничного пролета, по которому я поднялся на этаж. Из-за этой самой двери и доносились на весь коридор звуки популярной прошедшей зимой мелодии. Я подошел к хлипкой дешевой двери, склеенной из оргалита и прочего деревянного мусора, облупленной и запинанной донельзя грязной обувью. Постучал, но никакого ответа не последовало. Видимо, хрен чего услышишь — мощный у них магнитофон. Я постоял немного, раздумывая, не прийти ли попозже, но потом подумал: а какого хрена? Мне здесь еще пять лет вялиться — пора привыкать! И саданул по хлипкой деревяшке со всей дури кулаком. Полотно, к моему большому изумлению, слегка сложилась пополам, как в трамвае. Щелкнул выскочивший из углубления язычок замка, и дверь, тих скрипнув, распахнулась. По ушам ударило мощным звуком колонок, а от происходящего в комнате я внатуре ох. л! Да, именно ох. л, а не просто удивился или выпал в осадок. Я догадывался, что в общаге вольные нравы, но… чтобы настолько! Нет, такая хрень явно не по мне! На расхристанной кровати развалился голышом крепкий подкачанный чувак. Закинув руки за голову, он блаженно закрыл глаза, по всей видимости, улетев в какие-то заоблачные дали. А над его вздыбленным членом ритмично и попадая в такт музыке самозабвенно «работала», не покладая рук, рта и языка, пышная белобрысая «доярка». Она тоже находилась в комнате в чем мать родила. А к её раскормленной розовой заднице пристроился длинный и субтильный паренек со спущенными до колен штанами. Он с веселым чавканьем вгонял свой стоявший колом «инструмент» во влажную промежность доярки, вцепившись пальцами в её заросшие жирком ляжки, которые мерзко колыхались от каждого толчка. Её отвисшие солидные титьки болтались из стороны в сторону, шлепая, время от времени, по жилистым волосатым ногам лежащего на кровати парня. Сука, от одного вида этого бл. дского тянитолкая, меня аж передернуло — ну до чего же отвратительная ху. та! А в башке зазвучал легко опознаваемый голос Юры Хоя, видимо, моего сожителя тоже проняло, поскольку такой песни я раньше не слышал: К примеру, у рабочих лишь руки, между прочим, Считают золотыми, ими крутит он станок. У меня же идёт в ход: руки, грудь, дупло и рот, И когда я на работе — в мыло пенится лобок! У меня же идёт в ход: руки, грудь, дупло и рот, И когда я на работе — в мыло пенится лобок! https://www.youtube.com/watch?v=nIXJhy7ZYz8 Доярка, видимо, уловила какое-то движение у распахнувшейся двери и скосила глаза в мою сторону, выпустив от неожиданности член изо рта. — Че остановилась? — недовольно буркнул лежащий на кровати пацан, открывая глаза. — Э-э-э! — протянула доярка, продолжая сотрясаться — второй чувачок продолжал её наяривать в свое удовольствие, даже не смотря на мое появление. — Мы на троих не договаривались! Хотя… — Она бросила на меня заинтересованный взгляд, от которого у меня по спине пробежали огромные мурашки. — Можно попробовать — свободная дырочка еще осталась… Сука, меня в очередной раз передернуло от её толстого намека! — Ты кто? — угрожающе произнес лежащий пацан, слегка приподнявшись на локтях. Никакого смущения от моего неожиданного появления он, очевидно, не испытывал. — Тридцать четвертая? — вопросом на вопрос ответил я. — Чё? — не понял он. — Комната, говорю, какая? — Я повысил голос, чтобы перекричать орущие колонки. Пацан дотянулся рукой до стола, вырубая орущий магнитофон. — Тридцать четвертая? — Следующая! — махнул рукой пацан, наконец, сообразив, что мне от него нужно. — Это тридцать вторая! — Извиняйте, пацаны! — Я махнул рукой и удалился, услышав за спиной: — Тимоха, конь педальный! Ты опять, бля, ворота не запер? — Ты ж видел, их в щепки вчера, нахрен, разнесли! От любого щелчка теперь распахиваются! — Твою же… а ты чего остановилась? Поехали… Я прикрыл дверь, стараясь поскорее убраться из этого мерзкого вертепа. Б-р-р! Вот попал, так попал! Ну и хрен с ними! Каждый сходит с ума по своему… А в моей башке, на самой границе сознания, истерически хохотал мой мудрый «воображаемый друг», продолжая «напевать», но теперь уже похабные частушки, исполняемые, по всей видимости, тоже «Сектором Газа»: Я приехала в колхоз Имени Мичурина. Так и знала отъе. ут, Словно сердце чуяло! На полу разбилось блюдце, самовар качается, На столе когда еб. ся шумно получается! Не нужны мне «Жигули», не нужна мне «Волга». Мне бы х. й с телячью ногу, да стоял бы долго! Опа! Опа! Зеленая крапива, Двадцать лет, а сисек нет — это некрасиво! https://www.youtube.com/watch?v=2vzTDdLGJK4 Сука! А у этой-то пробл. ди, сиськи с телячью голову… Блин-блин-блин, ну вот, теперь мне это порево в ночных кошмарах сниться будет! Я резко выдохнул, старясь приглушить истошно молотящее в ребра сердце. Несмотря на всю неприглядность происходящего в тридцать второй комнате, у меня тоже прибор встал, и тоже жутко захотелось кого-нибудь отодрать, но обязательно тет-а-тет, и желательно Ленку. «Да, для неизбалованного порнухой организма, — прошелестело в голове, — та еще встряска. Не ссы, мелкий, сейчас решу твою проблему». Видимо от пережитого мною стресса и возбуждения, любимый и уважаемый «соседушка» вновь поднялся из глубин моего разума и стал доступен для какого-никакого общения. И тут в моей пульсирующей голове словно мощный вентилятор включили. По телу пробежали освещающие струи энергии, погасившие болезненное давление в гениталиях. Фух, полегчало! Даже сердце перестало бухать. Я отер вспотевший лоб ладонью и стряхнул влагу на пол. Ну вот, так-то куда лучше! «Спасибо!» — поблагодарил я пришельца из будущего, засевшего в моей голове. Нет, все-таки какая-никакая, а польза от него явно ощущается. Я прислушался к себе, но никакого присутствия симбионта не ощутил. Все как обычно: если я в норме, не взволнован или перевозбужден, не бухой — моего соседа как будто и вовсе не существует. Временами мне казалось, что я его просто выдумал. Но, тогда как быть с Филиппычем, да и всеми остальными приколами? Не-е-е, все реально, как бы я не боялся и не хотел обратного… И еще одну хрень я заметил за собой — наше с ним общение мне начало приносить огромное удовлетворение. Словно беседуешь с человеком, который с тобой на одной волне и понимает все с полуслова… Но если он, это действительно я… Сам-то себя поймешь при любом раскладе… Я помотал головой, отгоняя загрузившие меня мысли, и постучал в соседнюю дверь, надеясь, что наконец-то попал по назначению — в тридцать четвертую комнату, а не в очередной шалман. — Открыто! — услышал я реакцию на свой стук и толкнул входную дверь. Переступив порог, я огляделся — комнатушка, квадратов на шестнадцать, с расставленными вдоль стен железными кроватями с панцирными сетками. Две с одной и две — с другой стороны. Ближайшие к окну кровати были застелены, а на двух свободных лежали скатанные в рулон матрасы и пара подушек. Между кроватями у окна раскорячился большой письменный стол с продавленной книзу столешницей. Пара табуреток, два встроенных рундука в углах — вот и весь нехитрый скарб. На столе красовались три полных трехлитровых банки, заполненных до краев пенным напитком карамельного цвета. Пивасик, не иначе, догадался я, любуясь переливами солнечного света, пронизывающего прозрачные банки. Гора сушеной рыбы, наваленная на столе рядом с банками, придавала завершенность этому натюрморту. Да и дух свежего пива, витающий под потолком… Меня пробило на слюну — так захотелось вкепать хотя бы одну кружечку терпкого и прохладного Владивостокского пивка… — Серега? Юсуп? — С кровати подскочил один из двух находящихся в комнате парней. — Какими судьбами? Этого здорового, метра под два ростом, кучерявого и громогласного пацана — Алёху Чепурченко, я прекрасно знал — доводилось общаться в родной деревне. Мой тренер по баскетболу настойчиво, сколько я себя помню, пытался уговорить его играть за нашу команду. Еще бы с таким-то ростом! Но Алеха постоянно мазался, видать, толи не нравилась ему эта игра, толи еще по какой причине, но баскетболистом он так не стал. — Да так, пацаны, — произнес я, проходя в помещение, — поступил. Вот с вами, наверное, и жить буду. — Серый, так это же зачупись! — Алеха подскочил ко мне и протянул свою ладонь, размером с небольшую лопату. — Всё с земелями жить веселее! Я взглянул в его голубые, слегка подернутые пивной поволокой глаза и усмехнулся про себя: вот кто-кто, а Алеха мог бы, наверное, ужиться с кем угодно. Он был поистине всеобъемлющим «другом друзей», знал всех и вся, пытался перезнакомиться и задружиться с кем угодно, даже с тем, с тем, кого следовало обходить третьей дорогой. Частенько такая общительность и непритязательность выходила ему боком — кое-каких его «друзей», можно смело за хобот и в музей! Второй же пацан, Васька Мироненский — Мирон, был куда серьезнее Алехи (среди своих пацанов— Чичи), дружить абы с кем не спешил — он был обычным, нормальным пацаном. Правда, не слишком общительным, но это было только плюсом — вокруг него посторонних людей не крутилось. И если с Чепурченко мне приходилось раньше общаться, то с Васьком — его однокашником, я был знаком лишь шапочно. Я поручкался с пацанами и присел рядом с ними на кровать, а Чепурченко, тем временем, быстро наполнил стакан пивом и протянул мне: — За встречу… Блин! — мысленно выругался я. Пива хотелось. — Давай за встречу! — Я взял стакан, решив, что уж такая маленькая доза меня не свалит. Да и дух немного переведу. — Давно бухаете? — Да не, — отмахнулся Чича. — Вчера приехали, к вечеру только заселились, — сообщил он мне. — Ну а сегодня с утреца решили за пивасом. — Жара… — присоединился к разговору Васек. — А дома уже не лето! — Пацаны, а чего на море тогда не идете? — Я с удивлением взглянул на своих будущих, а, вернее, уже настоящих соседей по общаге. — Да мы хотели… сначала… — смущенно пояснил Алеха. — Только после пары литров на брата пива обломились. — Да, тащиться далеко, — согласился с ним Васька. — А еще и ссать по пути прибьет. Не, мы сегодня пивка попьем, а на море завтра. — Ага, а после завтра нам ту-ту — прощай город, здравствуй деревня! Колхоз! Как будто у нас в деревне его мало видели? — Хохотнул Мироненский. — Давай, Серега, присоединяйся — пива и рыбы на всех хватит! — Пацаны, от души! — Я пригубил хмельного и потянулся за сушеной спинкой минтая. — Только у меня сегодня дела, да и вещи надо забрать… — В камере хранения оставил? — поинтересовался Чича. — Нет, у корефули местного. Я у него на поступлении жил. — То-то я тебя на поступлении не встречал, — догадался Чепурченко. — Ты в общаге не жил! — Да я и экзамены не сдавал! — Подмигнув пацанам, я опустошил стакан. — Медаль! Золото! — Везет! — позавидовал мне Чича. — А нам с Мироном покорячиться пришлось! Особенно на физике. Там бабка одна такая, долбанутая, экзамены принимала… — Баба Таня, — подсказал я. — Знаю, довелось пообщаться. Железная старуха! У такой не забалуешь! — Ох, и наплачемся мы с ней, — сказал Васек, — если она нам в преподы попадется. — А ведь и попадется, — кивнул Алеха, — ну просто по закону подлости. — А так и будет, — согласился с ними я. — Говорил, что она у механиков физику ведет. — Вот дерьмо! — ругнулся, но не злобно, Чепурченко. — Не парьтесь, пацаны! Выкрутимся! — поспешил я их успокоить. — Баба Таня, хоть и принципиальная, но вполне вменяемая. Тут еще и других преподов со своими приколами хватает. Особенно по начерталке… Минут пятнадцать мы усиленно перетирали слухи о будущей учебе. Пацаны усиленно поглощали пиво, а я, на всякий пожарный, воздержался. Хоть стаканчик и не торкнул особо, а вот уже второй-третий могли опять пробудить моего затаившегося диверсанта. — Ты это, Серега, если поздно приедешь, — сообщил Алеха, пожжешь кастелянши в общаге не застать. Придется спать без постельного… — А где её найти? — Время своего возращения я точно не планировал, но и спать на голом матрасе, не самого приятного вида, мне точно не улыбалось. — На первом, — ответил Чича, — рядом с каморкой коменданта. Там всего две двери — так что точно не ошибешься. — Момент! — Я вышел в коридор, спустился на первый этаж и без проблем получил постельное белье. — Пацаны, — произнес я, вернувшись обратно, — мне пора! — Сегодня придешь? — спросил Васька. — Хрен его знает? — пожал я плечами. — Если свою деваху дома не застану — вернусь… — Ну-ка, ну-ка! — Заерзал на койке Алеха. — Колись! Че местную снял! — Почему сразу снял? — Я весело усмехнулся. — Это у вас тут соседи, походу, снимают, а нас все чинно-благородно! — А, это ты про этих трахарей-террористов? — Догадался о ком это я Мирон. — Они нам вчера заснуть так и не дали, уроды! Музыка орет, бабы визжат… — А че не возбухнули? — поинтересовался я. — Так третий курс, — философски заметил Чича. — Фигли нам на абитуре отношения портить? Натрахаются вволю и сами успокоятся! — Ну, тоже позиция, — согласился я, не желая спорить с пацанами. Нам еще не один год вместе в общаге вялиться. — Погоди, а ты откуда знаешь? — удивился Чича. — Ну, что они там… это… — Так я комнату перепутал, когда сюда шел. А у них не заперто, — принялся я рассказывать о своих приключениях. — Вот я и залетел… А они там вдвоем одну пухлую телку шпилят во все щели! Вот такой, сука, расколбас! — Прям… одну? Вдвоем? Одновременно? И че? Ничего тебе не сделали? — Чича сыпал вопросами, как заправский пулеметчик. — Присоединиться хочешь? — ехидно поинтересовался я. — У нее там еще одна дырочка свободна, — вспомнил я предложение сисястой доярки. — Да ну нах! — возмутился Чича, брезгливо передернув плечами. — Видал я тех телок! Страшные, как смерть! И откуда они их только выкапывают! — Все такие страшные? — вновь не удержался я. — Да вот зуб даю! Ни одной нормальной не увидел! — «побожился» Алеха. — А еще тут город портовый, — добавил и Мирон. — Если не СПИД, так сифилис точно подхватишь от таких подстилок! — Ну, или мандавошек на худой конец… — Это уже Алеха. — А чего, были прецеденты? —подскочил на кровати Мирон. Ага, как его проняло! Правильно, Мирон! Нехрен к нам в комнату всякую заразу тащить! — Да ты охренел, братская чувырла? — Чича шутливо стукнул однокашника кулаком в плечо. — Не ловил я никаких мандавошек! К слову, просто, пришлось… — Ладно, пацаны, будет и на вашей улице праздник! — Я рассмеялся. — А мне бежать пора! — Ты это, Серый, если после одиннадцати заявишься — общагу закроют, — предупредил меня Мироненский. — Ты тогда нас свистни через окно. Там внизу на первом решетки, а сюда мы тебя легко затянем! — Тут все так делают, — подтвердил Алеха. — Пацаны, понял! — кивнул я. — Если опоздаю и негде будет кости бросить — обязательно свистну! — И это, девок красивых, — произнес Чича, — местных, приводи… Ну… там, есть же у твоей девчонки подружки? — Тоже через окно будешь затягивать? — подковырнул я его. — А то! Я это легко, было б кого… — не остался он в долгу. — Алеха, я тебя услышал! — Я рассмеялся. — Для таких крутых перцев обязательно пошукаю среди местных и красивых! Все, побежал! — Я сжал ладонь в кулак и осталютовал пацанам известным жестом «рот фронт». — Давай, Серый! Не прощаемся! — Зеркально ответил мне вскинутым кулаком Чича. — Но пива тебе явно не останется… — Пацаны, вы пейте на здоровье! Обо мне не беспокойтесь — если понадобиться еще возьмем… Увидимся! — И я вышел из комнаты в коридор. Проходя мимо тридцать второй комнаты я помимо воли прислушался. Теперь в из бл. дхаты не доносилось ни звука. Похоже все: укатали Сивку крутые горки! Я усмехнулся и сбежал по лестнице на первый этаж, нащупывая в кармане мелочь: где-то здесь на стене я видел таксофон. Точно, вот и искомый аппарат! Не ошибся! Я сунул медяшку в монетоприемник и набрал служебный телефон Зябликова. Он ответил на первом длинном гудке: — Майор Зябликов у аппарата! — Степан Филиппович… — Сережка, — тут же узнал меня мент, — случилось чего? — Не-не-не, — поспешил я его успокоить, — все хорошо! Не волнуйтесь! Просто я все дела сделал и хотел заехать к вам, подарки посмотреть… Можно? — Сережа, о чем разговор? — прогудел Степан Филиппович. — Давай, жду! — Хорошо, скоро буду! — произнес я, а затем повесил трубку обратно на рычаг. Ну что ж, посмотрим, на что же расщедрился мой «приятель»? О любопытства меня так и распирало. [1] «Химия» — разговорноеслово, существующее в публицистике и обыденной лексике; распространённоессередины1960-хгодов, название принудительных работ. Официальное название, согласноУК РСФСР — исправительные работы без лишения свободы. После этапирования заключенного в спецкомендатуру, он был обязан жить в специальном общежитиии и работать на определенном предприятии. На эти работы направлялись осужденные за незначительные преступления. Вначале1990-хгодов этот вид наказаний в большинстве стран бывшего СССР был отменён.Глава 11
На мое счастье день был в самом разгаре, и до часа пик было еще далеко. Так что я доехал до «Второй речки» в относительно свободном автобусе. Правда, на этот раз стоя и изнывая от жары. Погода была просто чудесной, я просто был обязан сегодня залезть в море! И я это сделаю, вот только чутка разберусь с наследством, оставленным мне «пришельцем из будущего». Уж очень меня интриговало, чего он мне там подбросил от щедрот своих. До отделения я дошел, вымокнув от пота, как гребаная мышь, и оставляя четкие следы от башмаков в податливом асфальте. Мое появление возле ментовки не осталось незамеченным — Зябликов курил у открытого настежь окна своего кабинета. — Сережа, подожди меня у входа! — окликнул меня майор, когда наши взгляды пересеклись. — Хорошо, Степан Филиппович! — отозвался я, останавливаясь в теньке под деревом, росшим возле крыльца в отделение. Фух, с непривычки меня слегка раскумарило от жары и влажности, превратив в потного и неповоротливого слизняка. Такой бани у нас в деревне никогда не было. Тут без привычки тяжеловато приходится! Ну, ничего, это мелочи по сравнению с мировой революцией! Выскочивший из отделения Зябликов, напротив, оказался бодр, подвижен и весел. — Пошли! — Он махнул мне рукой и потопал куда-то за здание. Я вздохнул, промокнул лоб полой и без того мокрой рубахи и вприпрыжку помчался за майором. Мы подошли к внутреннему дворику, перегороженному большими распашными металлическими воротами. — Тут у нас гараж, — пояснил майор, — я твои эти… гидроциклы покуда здесь оставил. Потом разберешься, где их хранить. Я помогу… Мы проскочили сквозь маленькую дверку и вошли в гараж. В котором кроме пары ментовских «козликов»[1] сине-желтой расцветки и одного «Зилка», оборудованного спецкузовом для перевозки заключенных, стояли и мои водные мотоциклы. — А автозак[2]-то вам зачем? — удивился я, узнав знакомые очертания — именно в таких собирали у нас в деревне «загулявшихся» зэков, находящихся на химии, но не вернувшихся в общагу к определенному часу. — А, у ГУИТУвцев[3] по случаю выменял, — отмахнулся майор. — Иногда бывает нужно что-нибудь крупногабаритное перевезти, а не на чем. Не положено, дескать… Вот и маялись, пока случай не представился… Ну, пойдем, посмотришь на своих красавцев, — предложил он мне, двигаясь в тот угол гаража, где были аккуратно составлены мои водные мотоциклы. Было видно, что и у майора глаза сверкают, что ему тоже страсть как охота испытать это чудо «враждебной техники». — Вот умеют же, сука, капиталисты, делать и красиво и надежно! — вздохнул он, когда мы подошли к гидроциклам. — Боюсь, что у нас такой красоты не слепят… Мы только вон, — он указал на ЗИЛок и «козликов», — только такую технику клепать и умеем. — Зато, как говорят, простая, как три копейки, и надежная — «на коленке» починить можно. И проходимая к тому ж… — Вот-вот, — печально усмехнулся майор, — и на этом все достоинства заканчиваются! Я тут не так давно у начальства побывал… Прокатился с местным генералитетом на охоту на «Сафаре»[4]… Вот это, я скажу тебе, техника! — А тут и спорить нефиг, — согласно закивал я. — У нас на деревне всё Леспромхозовское начальство на «Патролах», да «Паджерах» раскатывает — насмотрелся. Гонят в Японию лес, да щепу, падлы! Жируют за наше народное достояние! А народу, как обычно, шиш! Да без масла! — с горечью в голосе произнес я. — На те бабки, что на заводе башляют, даже на «копейку» не накопить… А теперь еще и задерживают месяцами, уроды! — Наслышан, — согласился со мной майор. — Хорошо еще, что нас на хозрасчет никто не надумал переводить. А то многие из «наших», что с головой не дружат… могут подумать — дали ствол, и крутись, как можешь! — А так и будет, Степан Филиппович, — невольно вырвалось у меня. — Совсем немного осталось! — Да знаю, знаю! — с горечью в голосе воскликнул майор, воровато оглядевшись по сторонам. Но в гараже кроме нас никого не было. — Мне Вадимыч уже рассказал… Погоди-ка, а ты все наши разговоры… э-э-э… — Подслушивал? Вы это хотели сказать, Степан Филиппович? — Да ты что, Сережа, — смутился мент, нервно подергав себя за ус, — конечно нет! Но я понял, что он именно это и имел ввиду. — Степан Филиппович, да бросьте вы! Я же все прекрасно понимаю! — постарался успокоить я своего великовозрастного… кого? Приятеля? Друга? Товарища? Может быть, он и стал другом моему «сожителю», обязанным ему спасением самого дорогого в мире человека. А вот для меня он кем сейчас является? Чтобы сильно не заморачиваться, я решил для себя считать его партнером. Человеком, к которому в любой момент можно обратиться за помощью, и он не откажет. А это в наше время дорогого стоит! К тому же, он единственный, кто знает обо мне всю подноготную. Решено — партнер! — Так, значит, слышал? — Зябликов успокоился и перестал нервничать. — Кое-что, да — слышал. Но так — урывками. Но вы знаете, Степан Филиппович, — после небольшой паузы продолжил я, — чем дольше я с ним… Как бы это сказать? Живу… Нет! Сосуществую! — Я, наконец, подобрал наиболее подходящее определение. — Так вот, чем дольше я с ним сосуществую, тем больше мне… открывается… что ли? Понимаете, если я иногда сосредотачиваюсь на чем-то, мне ранее неизвестном… — путано объяснял я майору. — То иногда меня словно озаряет… как будто я это знаю! Давно знаю! Понимаете, Степан Филиппович? — Это, конечно, звучит странно, — ответил Зябликов, — но после нашего с тобой знакомства… Вернее с вами… обеими, хоть Вадимыч и утверждает, что вы с ним один и тот же человек. Но у меня тоже это в голове не укладывается! Так вот, после этого знакомства, и известных тебе событий, для меня в этом мире не осталось ничего необычного! А все происходящее со мной — вообще пик ненормального и неестественного хода вещей, какие со мной могли бы приключиться! Но если бы не наша встреча… — Степан Филиппович, замнем эту тему? Не дай бог, нас кто-то слушает! — Я тоже внимательно огляделся. Мало ли? Лучше перебдеть, чем недобдеть! — Согласен, Сережа! — согласился майор. — Посмотрел на свое богатство? — сменил он тему. Я вновь оглядел сверкающие свежей краской и лаком новенькие водные мотоциклы. Просто охренительное приобретение! — Блин, а как на них ездить-то? — Я шумно почесал затылок. — На простом мотоцикле гонял, а вот на таких… Я их вообще в первый раз увидел, — признался я майору. — А опробовать не хочешь? — неожиданно предложил он. — Вы еще спрашиваете? Конечно хочу! — Тогда у меня вот какое предложение: сейчас припрягу своих бойцов — они нам пару мотоциклеток в автозак запихают. Я их уже заправил под самое горлышко. А после выедем на море — есть у меня одно укромное местечко, где народа почти не бывает. Там и опробуем. Согласен? — Еще бы! — Я нервно потер вспотевшие ладошки. — Да вот еще… — Он указал в дальний угол гаража, где я поначалу и не рассмотрел большую цветную картонную упаковку. — Банан, мать его, надувной! Нахрена тебе такая штуковина, Сереж? Ведь абсолютно бесполезная в хозяйстве вещь! — А вот это вы зря, товарищ майор! — усмехнулся я. — Если эту хреновину к водному мотоциклу привязать… Знаете, как по морю с ветерком гонять можно будет? — У-у-у… — завис Зябликов. — Вот то-то же! — победно воскликнул я. — А еще я с этой штукой клип для песни хочу снять. — Так и его, что ли, в автозак загрузить? — поинтересовался майор. — Грузим! Заодно опробуем в деле и одно, и другое! — обрадовался я. — Давай! — согласно махнул рукой Зябликов, направляясь к выходу из гаража. Мне ничего не оставалось делать, как отправиться за ним. Возле прозрачного аквариума дежурки майор остановился и заглянул в окошко: — Кислицин! Найди Колыванова и Петрова. Передашь, пусть грузят в автозак два любых водных мотоцикла. Да закрепят их в будке, как следует, чтобы не угробить по дороге! А то знаю я вас! — Он демонстративно погрозил дежурному летёхе кулаком. — Степан Филиппович… Товарищ майор, — обиженно произнес Кислицин. — Я-то здесь причем, если они такие криворукие? — Все вы такие, криворукие! — проворчал майор. — Вас ведь если не контролировать постоянно, такого накосорезите! В общем, давай, шнуром! Как выполнят — доложить! — Есть, тащ майор! Доложить! — бодро отозвался дежурный. — Так-то оно лучше! — Зябликов воинственно встопорщил усы. — Пойдем! — Это он уже мне. Мы поднялись на второй этаж, и зашли в его кабинет. Твою мать! Эту видеокамеру я заметил, едва перешагнув порог кабинета! Она… Она… Да она была словно космический корабль! Мне даже прикоснуться к ней было боязно! Вот сразу видно, что эта техника совсем не из нашего, а из другого времени. Словно миелафон пресловутой гостьи из будущего — Алисы Селезневой. Блин, мне бы чего попроще… Хотя сейчас никто особо не соображает в этих камерах-шмамерах. Заграничное, ипонское и точка. Никто же взаправду и не подумает даже, что вещь из будущего. Просто надо её из рук не выпускать… Я подскочил к столу и протянул трясущиеся ручонки к прибору: где же у нее кассета вставляется? Блин, как же с ней разобраться-то? — Держи! — На стол рядом с камерой лег пухлый талмуд — инструкция по эксплуатации, да еще и на русском языке! — Вадимыч сказал, тебе по любому пригодится. Вот спасибо, «сосед»! Ведь без него я в такой сложной технике и в жизнь не разобрался бы! Это вам не какой-нибудь радиоприемник или магнитофон, это — настоящая видеокамера! Хоть кино снимай! — Ты это, Сереж, сейчас послушай, очень внимательно послушай, чего он тебе расскажет… — произнес Зябликов, забирая у меня видеокамеру. — В смысле… расскажет? — От неожиданности я даже дар речи потерял. — Мы ведь опять пить не собираемся? — С надеждой посмотрел я в глаза майору. Ведь если я опять напьюсь — плакало мое желание опробовать сегодня гидроциклы! — Он ведь без этого не появляется… — Не переживай! Пить мы сегодня не будем! — успокоил Зябликов, поворачивая ко мне камеру тыльной стороной и распахивая какую-то «потайную дверку», расположенную сбоку на приборе. Едва «дверка» открылась, как её матовая поверхность засветилась нежным голубоватым светом, так же появились какие-то значки и надписи. — Это чего… — как завороженный смотрел я на светящуюся панель. — Телевизор встроенный? — Это что-то типа видеодвойки, — пояснил мне Степан Филиппович, — чтобы сразу отснятый материал посмотреть можно было. Тут и выходы сбоку есть, чтобы потом на обычную видеокассету все переписать. Представляешь, какая охнительно-офигительная штука? И снимает, и показывает! И пленку проявлять не нужно! Да и нету там никакой пленки… А вот это вот — монитор! — Было видно, что майор и сам до сих пор сомневается, в своем он уме или уже «поехал» от обилия незнакомых прибамбасов. — Еще бы! — хмыкнул я. — А как её включить? Тут и кнопочек никаких нет… — Легко! — усмехнулся Зябликов, ткнув пальцем прямо в экран, где был изображен треугольник. — Вот… Это… как же… А! Сенсорный экран, — с гордость, словно сам его и изобрел, произнес Зябликов, — на простые прикосновения реагирует! И кнопочек никаких не нужно! — Привет, мелкий! — На экране появилось моя собственная пьяная физиономия. Судя по окружающей обстановке, запись была сделана именно здесь — в кабинете Зябликова. Я (он) восседал, вольготно развалившись в кресле майора, и вяло ковырялся в зубах ногтем мизинца. Наконец он оторвался от этого «увлекательного» занятия и впился в меня пронзительным взглядом. Мне даже показалось, что он, каким-то неведомым способом, реально меня видит, невзирая на разницу во времени, запись и прочие штуки-дрюки! — Вот, наконец, и довелось встретиться… Так сказать, воочию! — Мой двойник усмехнулся и откинулся на спинку кресла. — А чтобы тебе было комфортнее… — Моё (его) лицо неожиданно поплыло, словно разогретый пламенем свечи воск, немного раздались щеки, неуловимо изменился нос (стал более массивным, что ли), добавилось морщин, а между бровей залегла глубокая складка. Молодая поросль, почти что пушок, над верхней губой, щеках и подбородке, сменилась частой короткой щетиной. Взгляд прищуренных глаз, с наметившимися под ними «мешками», стал жестче, злее и расчетливее. Буквально за несколько секунд я постарел лет на двадцать! Сидевший в кресле незнакомый субъект, уже не был тем сопливым юнцом, что ковырялся в зубах мгновением раньше — это был матерый мужик, связываться с которым будет себе дороже! Хотя, в общем, до боли знакомые черты легко угадывались — я (он) хорошо сохранился для своего возраста. — Охренеть! Вадимыч? — Раздался за кадром пьяный и слегка перепуганный знакомый голос майора Зябликова. — Ы-ы-ы… — Хочешь сказать: гребаная тетя, как ты постарела? — Стрельнул в его сторону глазами мой изменившийся внешне сожитель. Голос его тоже огрубел, стал куда ниже и солиднее. — Ну… да… — выдохнул Степан Филиппович, продолжая находиться за кадром. — Предупреждать же надо! Я чуть не обделался! — Не делайте мне нервы, Степа! Мне их еще есть, где испортить! — С одесским акцентом произнес постаревший приятель. — В общем, так, мелкий, развешивай ухи и слушай меня внимательно! У нас с тобой появился шанс утрясти все непонятки. Ты ведь заметил, что свободно общаться мы можем, только находясь в определенной стадии опьянения? Когда ты еще не совсем вырубился, а я не особо надрался? Я думаю, понял. В твоем возрасте я, отнюдь, не был полным дураком. Ведь смог же ты донести до меня свои потребности в бананах… — Он усмехнулся в очередной раз. — И в мотоциклах с видеокамерами. Я согласно кивнул, словно отвечая на его вопрос, хотя, конечно же, он никак не мог этого видеть. — Но это состояние «души» длится совсем недолго, поэтому, как следует обсудить с тобой наше дальнейшее сосуществование, таким способом у нас не получится. О! Сосуществование! Да мы даже термины используем одни и те же! Как говорят, чужая душа — потемки, а себя, любимого, поймешь в любом виде. Видимо, даже очень постаревшего себя… — Передача сообщений с помощью видеозаписи, — продолжил он, — поможет частично решить эту проблему. А дальше я еще что-нибудь придумаю. Хотя, трудно размышлять над смыслом жизни, постоянно пребывая в полное говнище! Поэтому, косяки неизбежны… как ни крути. Но все можно решить! Было бы желание… И возможности. А их у меня хоть отбавляй! Так что не дрейфь, мелкий! Прорвемся! Ну, то, как он может прорываться и утрясать проблемы, я уже с лихвой оценил. Но стоило признать, что все «вопросы» он умудрялся решать, даже находясь в напрочь невменяемом состоянии. У меня возникал логический вопрос, а что же он смог бы сделать, находясь в абсолютно трезвом уме и твердой памяти? И первое, что приходило мне в голову — он мог бы нахрен стереть в порошок всю нашу реальность! И это, похоже, совсем не мои догадки… Этот лишь констатация фактов, пугающих, но фактов, твою мать! — Ты заметил, мой юный друг, — и не думал останавливаться «паразит», поселившийся ни где-нибудь, а в самой глубине моего мозга, — что наши мысли и желания постепенно сливаются в единое целое? Что иногда очень трудно определить, кому из нас они в данный момент принадлежат… Еще бы я этого не заметил! Его выходка в деканате чуть не стоила мне моего «доброго имени»! Если бы замдеканша заметила мою… кхм… неадекватную реакцию… было бы в самый цвет… Еп! Опять он не вовремя влез! — Я думаю, что заметил, — продолжила вещать с экрана монитора видеокамеры моя постаревшая копия. — Сдается мне, мы постепенно движемся к своему закономерному финалу… — Он выдержал театральную паузу. — Наши сознания… они сливаются… Сука! Сука! Сука! Да как так-то? Я еще самостоятельно пожить хочу, не сливаясь в непонятно что, с непонятно кем! — Знания, опыт, реакции организма… — Мой «сосед» мерно продолжал вдалбливать в меня свои предположения. — А иначе и быть не должно! Иное противоестественно! Ведь мы с тобой — единое целое! Мы — один и тот же человек! Насколько быстро произойдет полное срастание наших разумов, я сказать не могу. Предположения, конечно, имеются… Но все это — субъективно… Еще недавно я надеялся, что просижу у тебя в голове, особо не отсвечивая, до самого моего момента переноса в прошлое. А дальше все наладиться само собой… Однако, я ошибался… [1] «Козлик» — УАЗ 469. [2] Автозак (автомобиль для перевозки заключенных, подозреваемых и обвиняемых) — специальный автомобиль на базе грузового автомобиля, автобуса или микроавтобуса, оборудованный для перевозки подозреваемых и обвиняемых (спецконтингента) в условиях, исключающих нарушение установленного режима содержания, в том числе совершение побега. [3] ГУИТУ — В 1960–1992 годах — Главное управление исправительно-трудовых учреждений МВД СССР. [4] «Сафарь» — японский внедорожник Ниссан «Сафари».Глава 12
Я не замечал, как нервно сгрызаю до мяса ногти на пальцах рук, ведь то, о чем сейчас вещал с экрана видеокамеры мой мозговой симбионт, пугало меня до желудочных колик и медвежьей болезни! Но я терпел, скрипя зубами и собрав очко в жемок, ведь от того, что он скажет, зависит моя дальнейшая жизнь и мое дальнейшее существование… как самостоятельной личности… как самого себя, а не придатка к якобы моей старшей особе… Нет! Я так, сука, не хочу! Я! Хочу! Жить! Сам по себе! — Да, мелкий, я ошибался, — невесело продолжил «сосед». — Но я думаю… надеюсь… что ничего страшного с нами, а особенно с тобой не приключится, — постарался он меня успокоить. Как мог, конечно, но прислушался к его словам. — Ты просто станешь больше знать, уметь и разбираться в том, о чем лишь совсем недавно не имел даже хотя бы отдаленного понятия! У тебя прорежется идеальная память! Да-да, ты сможешь только с одного беглого взгляда запомнить массу никак не связанной между собой информации! Сможешь цитировать наизусть «Войну и мир», лишь бегло скользнув глазами по строчкам… Да, так будет, я уже вижу проявления в тебе моих способностей. А ведь и правда — я тоже, нет-нет, да и замечал за собой нечто подобное. Неужели я смогу перенять все его поистине фантастические умения? — Признаюсь честно, мелкий, это — не первое мое попадание в прошлое! Но в прошлый раз все было совершенно по-другому: я просто очнулся в своем молодом теле, откатившись на несколько десятков лет назад. Никого сознания моей молодой личности, типа тебя, в том теле не было! Понимаешь? Да и не должно было быть! По определению! Ведь я — это только я! Единый! Неделимый… И прочая бла-бла-бла… Я не знаю, что изменилось на этот раз… Почему твое сознание осталось обособленным? Ведь я уже проживал эту жизнь… Не знаю, мелкий… Не знаю… Есть у меня одна догадка, но ни подтвердить её, ни опровергнуть, я, увы, не могу! «Так почему же, сука, почему, это произошло именно со мной⁈» — мысленно возопил я, чтобы не «пугать» Зябликова. — Я думаю, что в первый раз я перенесся в прошлое, будучи еще обычным человеком… — Видеокамера продолжала воспроизводить и, не смотря на мое потрясение от услышанного, я опять прилип к монитору. — Ну, вернее, не успевшим сильно измениться… Так кто ты сейчас, твою мать⁈ — Наверное, у меня от перевозбуждения сосуды в глазах полопались. — А вот в этот раз все было иначе — я перестал быть обычным смертным. Я — Надзирающий! Ты уже слышал об этом, мелкий? — риторически спросил он меня. — Да слышал, слышал… Я-то знаю, — он «мило» улыбнулся в камеру, от чего у меня защемило где-то в районе сердца. — Так вот, пацан, Надзирающий в отдельно взятой ветке Древа Реальностей — по возможностям равен Богу! Я думаю, что дорос до уровня воплощения Аватара. Похоже, что ты — мой первый Аватар. Поэтому-то наши сознания, хоть и являются частью одного целого, но вместе с тем — индивидуальны! — Чего? — Я и не заметил, как произнес это вслух. — Какой, нахрен, аватар? — Хотя, повторюсь, это лишь предположение… — продолжал вещать мой симбионт. — Но! Если это так — мы не сольемся, а продолжим раздельное существование… Блин, я не знаю, что такое аватар, но если это так, то я готов и немного потерпеть! Только придумай что-нибудь поскорее, дядя! А то реально двинусь! — Обещаю, мелкий, я что-нибудь обязательно придумаю! — будто бы в ответ на мои мысли заверил меня сосед по черепушке. — Я же не враг самому себе… А теперь пробежим по всему остальному: все, что ты заказал, заберешь у Зябликова. Он мужик ответственный: не обманет! А если что, и поможет, и приглядит, и из дерьма вытащит! Ему я оставил отдельные инструкции на твой счет. Сам понимаешь, что на кону… Ты мне нужен живым и здоровым! Я надеюсь, что вскоре моя неуязвимость предастся и тебе. Да-да, не удивляйся, мелкий. За мою жизнь меня неоднократно убивали: резали, стреляли, травили ядами, сжигали и подрывали… Если перечислять все способы, какими меня пытались упокоить разные ублюдки — не хватит пальцев на руках и ногах! Но, как видишь, я жив-здоров! Думаю, что я смог бы восстановиться даже из пепла, развеянного по ветру над морем. Проверить, правда, не приходилось, но чисто теоретически — да! Восстановление физического тела — это особенность большинства Высших Существ, в число которых я попал по какому-то недоразумению, либо по счастливому стечению обстоятельств. Так сказать, на халяву! — Он вновь улыбнулся ключей улыбкой, от которой у меня пробежал холодный озноб по всей коже. Блин, вот же свезло, так свезло! Ну почему я не могу жить спокойной жизнью, как все остальные? Почему я обязательно вляпаюсь в какую-нибудь историю? Вот как на этот раз… — Я опять отвлекся, мелкий… — Моя постаревшая копия подхватила со стола пустую бутылку и демонстративно ей покачала. — Филиппыч, ты хочешь поскорее от меня избавиться? — Бросил он«пару слов» в закадровое пространство. — Я так протрезвею! И аля-улю — гони гусей! — А? Блин! Вадимыч… — послышался извиняющийся голос Зябликова. — Я тут прикемарил мальца… Ща все поправим! До меня донесся какой-то звон, затем бульканье жидкости и в области съемки появилась рука майора, протягивающая постаревшему мне полный стакан, заполненный карамельного цвета жидкостью. — Буддеммввадддимыычччччч! — Немного нечленораздельно произнес Степан Филиппович. — Бум, Степа, бум! — И мой «визави» залпом и не морщась, всадил полный стакан бухла. — Ааах! — Выдохнул он. — Хорошо пошла, падла! Хоть и не дело таким Макаром дорогое бухло переводить! Блин, я аж плечами передернул, прям реально почувствовав обжигающий вкус алкоголя на языке. — Я немного отвлекся, мелкий… — Он опять взглянул в объектив камеры, словно в поиске моих глаз. — Так вот, все переданное тебе оборудование — продукт высоких технологий недалекого будущего! Лет через тридцать такой хренью никого не удивишь, но вот сейчас, в девяностые — немыслимый скачок! Мотоциклетки и банан — это херня, ничего необычного в них нет, а вот видеокамера и ноут, а особенно зашитая в них начинка — еще даже и не придуманы! Я мог бы тебя снабдить оборудованием для съемки, соответствующим местным временным реалиям. Но тогда для реализации твоих планов потребуется целая команда спецов и масса времени, которого у тебя нет! Это, почему же то? — Озадачился я, но он не объяснил и продолжил раздавать ЦУ: — А с моим оборудованием ты сможешь в одиночку снимать, записывать звук и монтировать! Вся необходимая начинка и оборудование, имеется. Инструкции у Зябликова! Слышь, Филиппыч, смотри, не про. би! — Спок-уха! Зябл… ик… ов… — майор начал зверски икать при каждом слове, видимо количество выпитого уже пересекло некую «красную черту».…еще ни… ик… чего просто так не прои… ик… пал! Ик… — Зябликов! — недовольно ругнулся пришелец из будущего. — Носом дыши, сука! Носом! Воздуху побольше в грудь набери… Хотя, че это я? Видишь, мелкий, как алкоголь мозги нахрен отшибает? Перестань икать, Зябликов! Надоел! — приказал он, прищелкивая пальцами. — Ух, ты! — ровно произнес майор, не сотрясаясь в приступах икоты. — Отпустило! Вадимыч, от души! Ты красава просто! Дай я тя расцелую! — На экране появился окосевший майор с широко распахнутыми объятиями. Он перегнулся через стол и облапил руками моего «соседа». — Троекратно! По русскому обычаю… Тьфу, ты, гадость какая! — Вслух я этого, конечно, не произнес, но отвратительный вид лобызающихся пьяных великовозрастных мужиков меня не то, чтобы шокировал, но радости от созерцания сего процесса не принес. — Ну, все, хватит меня слюнявить! — Мой старый двойник оттолкнул мента от себя, и тот вновь выпал в мертвое закадровое пространство. — Так вот, подытожим, мелкий, — это он уже мне, — старайся не высовываться с этим оборудованием! Не хвались, в руки никому не давай! Не отсвечивай, одним словом! По всем вопросам — к майору, он поможет… Я взглянул на сидевшего в кресле Зябликова, и он утвердительно кивнул, указав на камеру: дослушай, мол, а позже поговорим. Я вновь вернулся к просмотру записи. — Я чувствую, что ты, мелкий, обязательно захочешь узнать, для чего я все это делаю? Блин, ну вот откуда он знает? — Здесь все просто: во-первых, ты — это я. А не помочь самому себе — это полный идиотизм. Во-вторых: я в любой момент могу покинуть твою многострадальную голову… Пусть вероятность этого и невелика, но все-таки она присутствует. А моя помощь может послужить тебе тем «волшебным пенделем», которого у меня не было, — с неожиданной грустью произнес он. — Я не желаю, чтобы ты повторил мой путь и мои ошибки… — Его глаза неожиданно увлажнились, а голос предательски дрогнул. Это что же, в непотопляемом Надзирающем за реальностью, осталось гораздо больше человеческого, чем я предполагал? Или это просто последствия его неуемных возлияний? С пьяных глаз, как говорится, чего только не отчебучишь! — Ты знаешь, что вернувшись обратно, так сказать «к истокам», я сумел взглянуть на себя со стороны… И то, что я увидел и вспомнил, позволило мне трезво оценить пройденный мною путь… Ага, трезво! Как бы не так! — Я не хочу чтобы ты превратился в того мелкого, бездушного и меркантильного обывателя-мещанина, хата которого всегда с краю… Манагера средней руки… Холопа, что дорвавшись до маленького ломтика власти, будет искать пожрать себе-и-родичам… ну, и возможно, паре-тройке близких друзей-прихлебателей… И все! Остальное его не колышет! Я знаю… Я проходил… Я был им! И, возможно, до сих пор остаюсь, несмотря ни на что… Эк его понесло! — Только окунувшись в твои мысли, твои эмоции, твои желания, я понял — ты пока еще не такой! Ты еще «горишь», не еще не безразличен к чужому горю… У тебя все впереди! Ладно, хватит с тебя на сегодня откровений! Зябликов, ёшь твою так! — неожиданно гаркнул он. — Ты опять дрыхнешь, морда твоя лысая! — А чё эт лысая? — Зябликов, видимо, встрепенулся за кадром, сдвинув камеру с места. — Очень даже и усатая! А вот лысина у меня — лысая… — Хорош мандеть, ментяра! Наливай, меня отпускает… — И изображение пропало — мой двойник выключил камеру. Я обессилено откинулся на спинку кресла. Да, я не ожидал от своего симбионта таких вот откровений. Даже не знаю, как к этому относиться. Ладно, на досуге поразмышляю, а то и без того голова гудит от обилия свалившейся на меня информации. — Ну что, Сережа, ты как? — произнес Зябликов, внимательно наблюдая за моим состоянием. — Пока никак, Степан Филиппович… — пожал я плечами. — Тут без бутылки не разобраться! — Я усмехнулся, понимая, что ни о какой пьянке не может быть и речи. — Нет, Сереж, пожалуй, попробуем обойтись без этой гадости! — возразил майор. — Уловил, чего Сергей Вадимыч хотел до тебя донести? — Частично, — признался я. — Разберусь со временем как-нибудь. — Вот смотри… — Зябликов поднялся с кресла и подошел к большому несгораемому сейфу, расположенному в углу кабинета. Он погремел ключами и достал из него какую-то пластиковую штуковину, похожую на большую папку из двух складывающихся половинок. Майор положил её передо мной и развернул таким образом, что одна из половинок застыла вертикально. На второй половинке обнаружилась буквенно-цифровая раскладка, как на клавишах печатной машинки. — Это — тот самый ноут — компьютер, который Вадимыч завещал беречь пуще глазу! — предупредил он. — Об этом устройстве не должна знать ни одна живая душа! Рядом лег еще один толстенный «талмуд». — Инструкция! Для начала ознакомишься с ней, а только потом приступишь… — Блин, да где же мне со всем этим ознакомиться, если никому показывать нельзя? — расстроено произнес я, перебивая Зябликова. — Я ведь не в отдельной квартире проживаю, а в общаге! — Этот вопрос уже проработан, — заявил майор. Рядом с компьютером на стол легла связка ключей. — Это ключи от квартиры моего соседа, — пояснил Зябликов. — На одной площадке живем. Он — завзятый мореман, и рейсы у него на дальняк от полугода и более. Живет один, а когда уходит в море, просит за квартирой его присмотреть. — Так сдал бы, чего деньги лишние не нужны? — удивился я такому бездарному простаиванию жилплощади. — Ты знаешь, говорят, у моряка в квартире все обшарпано. Так вот у него там импортной техники — «Шарпы», «Панасоники», «Неки» — видики-шмидики, телевизоры, холодильники и музыкальные центры — чего только нет! Даже стиралка-автомат присутствует! Сдашь такую хату кому ни попадя, так ведь растащат, или испортят. Опасается человек. А с деньгами у него пока проблем нет — загранрейсы в валюте оплачиваются! В общем, не бедствует! — Так вы это мне предлагаете у него пожить? — Сереж, только прошу тебя аккуратно! Чтобы мне перед человеком не краснеть… — Степан Филиппович… да я… — Вот там и будешь свою технику изучать. Только, Серёжа, я тя прошу — никаких посторонних! — Конечно! — обрадовано воскликнул я. — А можно… только одну девушку пригласить? — Вот было бы здорово если бы нам с Ленкой… — Ох, Сережка-Сережка! — Майор весело потрепал меня по волосам, взлохмачивая вспотевшие лохмы. — Где мои семнадцать лет? Если аккуратно, и одну — можно, — разрешил он. — Но только ей тоже — ни слова, ни полслова! — Так точно, товарищ майор! — обрадовано отрапортовал я. — Никто даже не догадается! В дверь кабинета кто-то деликатно постучал. — Да! — Во всю глотку крикнул Зябликов. Дверь приоткрылась и в кабинет заглянул молодой прыщавый сержантик: — Тащ майор, усе исполнено у лучшем виде! — Колыванов, твою мать! Ну сколько тебе вдалбливать? В каком, нахрен, улучшем виде? — У самом лучшем, товарищ капитан, — не понял претензий начальства сержант. — Это ты у себя в деревне будешь усё в улучшем виде делать! — рыкнул майор, хлопнув рукой по столу. — А у меня по уставу должен! И никак иначе! — Виноват, тащ майор! — Вытянулся в струнку сержантик. — Погрузили мотоциклетки? — Зябликов, наконец, решил сменить гнев на милость. — Так точно, тащ майор! Погрузили! — Из лексикона Колыванова напрочь исчезли деревенские междометия, словно их корова языком слизала. — Аккуратно, как и приказали! — Жди в гараже, Колыванов, — распорядился майор, — сейчас подойду. Сержант пяткой толкнул дверь и осторожно, чтобы вновь не привлечь начальственный гнев на свою голову, растворился в полумраке коридора. — Вот, Сережа, и как мне с такими вот «деятелями» службу нести? И ведь только недавно со срочной службы! Но только стоить узду чуть приотпустить, как все, что им в башку вдалбливали, куда-то стремительно улетучивается! — Жаловался мне Зябликов, видимо, позабыв, что перед ним не моя устаревшая замена. — Так дерёвня и прет! Ась-Вась, нате-айдате… Тьфу! — Степан Филиппович, да не переживайте вы так, — поспешил я слегка остудить его праведный гнев, — ничего же страшного не произошло. — И то правда! — вновь повеселел майор. — Пойдем, Сереж. Проходя мимо дежурки, майор бросил в окошко аквариума: — Кислицин, меня нет! И сегодня не будет! — А если спросят… — Я на ответственном секретном задании, товарищ лейтенант! — Зябликов повернулся ко мне и незаметно подмигнул. — А на крайний случай, у меня и заместитель имеется — вот и направляй все вопросы к нему! Ясно? — Так точно, товарищ майор! — ответил Кислицын. Уже знакомой дорогой мы прошли к гаражу, возле автозака, стоявшего с распахнутой будкой мирно покуривали давешний сержант Колыванов и незнакомый мне старший прапорщик… Петров? Точно Петров, так его майор у дежурки обозвал. Блин! А память-то у меня действительно стала лучше, как мой «сожитель» и предсказывал! Я ведь специально и не думал его фамилию запоминать… Даже не прислушивался… Мимо ушей проехало… А стоило лишь слегка сосредоточиться — и вуаля — вспомнил легче легкого! Надо будет потренироваться на досуге, вдруг действительно все его «пророчества» сбудутся? А здорово было бы его неуязвимость заполучить… — размечтался я. Вот бы было здорово!Глава 13
— Сережка! Сереж, ты чего? Замечтался? Или голова кругом идет? — Голос Зябликова звучал словно бы издалека. Блин! Я слегка мотнул головой, прогоняя сладкие видения, в которых я, весь такой в сверкающих доспехах, неуязвимый, несокрушимый и одновременно весь такой из себя справедливый, втаптываю в грязь всех своих врагов… Которых, к слову сказать, у меня пока и нет совсем! Ну, а как же тогда без врагов-то? Тогда… лучше так: известный и знаменитый на весь мир… — Сережа? Ты не заболел? Вот, твою же медь, и чего они все ко мне пристали? Помечтать никак не удается! И Зябликов и замдеканша туда же… со своими аппетитными булками… Такие сладкие Все в карамели Держусь в руках Я еле-еле Твои батоны (какой нахал) Они же булки (губы раскатал) Не кинь подруга (иди домой) Меня с прогулкой (ты здесь не стой) Я буду ждать (какой отстой) Тебя я в засаде (какой тупой) У нас все будет (когда-нибудь) В шоколаде (не со мной) Будет, будет В шоколаде Будет, будет В шоколаде Будет, будет В шоколаде https://www.youtube.com/watch?v=ZDcU6IkEwTU Черт! Ну откуда во мне берется эта хрень? Неужели моему престарелому другу нравиться такая плешь? Не-е-е, не нравится! — Мне даже напрягаться не пришлось, чтобы это почувствовать. Но до чего прилипучая хрень! — Сережа! Сережа! — Зябликов подошел и слегка тряхнул меня за плечо. — А, Степан Филиппович… — Ты чего? — вновь взволнованно повторил он. — Проблемы какие? — Не-не, все в порядке! Не волнуйтесь! Просто у меня в голове такая каша творится… Сами понимаете, — намекнул я на свои необычно «толстые» обстоятельства. — Да-да, понимаю, Сереж, — согласился мент. — Ну… ты это… если чем могу… — Не-а, здесь не поможете, Степан Филиппович, — ответил я. — Тут мне самому разобраться во всем надо. — Ну, ты все равно не кисни! — посоветовал мне майор и повернулся к своим «орлам». — Так, бойцы, хорошо технику закрепили? — Так точно, товарищ майор! — четко отрапортовал прапорщик. — Видно же, что техника дорогущая и забугорная. Больших денег стоит. Куда мы её повезем, товарищ майор? — А повезем мы ее, Петя… — сообщил прапору Зябликов. Ха, так он Петр Петров выходит? — срастил я. — … на ходовые испытания! Усек? — Ух, ты! Усек! А куда поедем? — Небольшой пляжик за Морским кладбищем знаешь? — спросил его майор. — Я знаю, тащ майор! — подался вперед Колыванов. — А прокатиться на этом… чуде… дадите? — Посмотрим на твое поведение, Колыванов, — строго посмотрел на подчиненного майор. — Ты, вон, об уставе и субординации даже не думаешь… — А чего сейчас-то не так? Прямо непруха… — обиженно протянул сержант. — Хер те в ухо, Колыванов! Как нужно задавать вопросы старшему по званию? А, чего молчишь? — Разрешите обратиться, тащ майор? — проблеял паренек. — Колыванов-Колыванов! — покачал головой майор. — Расслабился ты в гараже! Пора тебе обратно — улицы по ночам от всякой гопоты охранять… — Разрешите обратиться, товарищ майор! — неожиданно подал голос прапор. — Ну-у-у? — Зябликов усмехнулся в усы, ехидно глядя на Петрова. — Нельзя Колыванову в ППС! — Эт почему же? — Так без механика останемся! Он хоть и туповат, но руки золотые! Помните же из какого говнища он этот автозак восстановил! Так что нельзя ему на улицу! Я его и тут так напрягу — света белого не взвидит! — Ладно, расслабьтесь, парни! — усмехнулся Зябликов. — Я знаю, что вы у меня молодцы… Только и о службе забывать не след! Значит, слушай мою команду — едете на обозначенный мною пляж, разгружаете мотоциклеки и надуваете банан. Понятно? — Так точно, тащ майор! — в унисон ответили «бойцы» Зябликова. — Исполняйте, а мы за вами на моей ласточке подтянемся, — обозначил майор и потянул меня к выходу за рукав. Мы вновь обошли здание РОВД и загрузились в его черную «Волгу». — Блин, — неожиданно переполошился я, — у меня же и плавок нет! — Не переживай! — успокоил меня Зябликов. — Пляж пустынный, народа практически не бывает. Да и сезон, считай, что закрыт. Так что и в обычных труселях нормально искупаешься. — А вы тоже… ну… в обычных? — Ну да, недосуг за плавками домой заезжать, — улыбнулся майор. — Столько времени зря потеряем. Он повернул ключ в замке зажигания, машина мелко встряхнулась и завелась. Степан Филиппович выжал сцепление, врубил первую передачу, и мы плавно покатились по направлению к дороге. — Покатим по Шаморской трассе, — предупредил меня Зябликов. — А потом через Тихую[1] и на Морское — так намного быстрее будет, чем через весь город тащиться. — А зачем нам так далеко забираться? — поинтересовался я, глядя на пролетающие мимо нас деревья, растущие по обочине. — Тут же кругом море? В любом месте можно было бы опробовать… — Да, мест-то хватает, — согласно кивнул майор, выскочив на трассу и постепенно набирая скорость, — но возле того пляжика стоит метеорологическая станция. Там начальником мой хороший приятель — Пашка Пантелеев, — ответил он, пролетая на всех парах мимо ГАИшного поста. Гаишник, стоявший в наряде, вначале заинтересованно подался вперед, поднимая свой полосатый жезл, но разглядев номера — отдал проезжающему майору «честь», и лениво убрался под прохладную тень массивных деревьев, произрастающих в расположенном по соседству с его будкой ботаническом саду. — Так вот, — продолжил развивать свою мысль майор, — у него и территория отдельная имеется, с охраной, и гараж лодочный. Думаю, что за долю малую он согласиться твои мотоциклетки на хранение принять. Места там шикарные, можешь и там свои съемки замутить. — Понятно, — объяснения Зябликова меня полностью удовлетворили, к тому же никаких других вариантов и в помине не было. А так действительно, хорошо бы пристроить технику поближе к морю. Не таскать же их туда-сюда? — На Шаморе уже был? — поинтересовался майор, когда мы проезжали очередной пост ГАИ. — Не-а, не довелось как-то… — Я «виновато» развел руками. — Ничего, — жизнеутверждающе заявил Зябликов, — успеешь еще насмотреться на местные красоты! А вообще у нас хорошо! Море, правда, не такое теплое, как на югах, но зато чистейшее! Гребешок можно самому таскать! А это, на минуточку — дорогущий деликатес! Знаешь, каких бабок он за бугром стоит? Я отрицательно мотнул головой. — Я уже молчу о других морепродуктах — и рыба красная, и икра… — принялся загибать пальцы Степан Филиппович. — Послушать вас, так выходит, что тут прям настоящий рай земной. — А что, если бы редкие личности, да бытовые и политические проблемы жизнь народу не портили — был бы взаправдашний рай! Ты знаешь, Сереж, а мне здесь по-настоящему нравится! Ни на что менять Владивосток не хочу! Вот еще бы очистить его всякой мрази… Ну, со временем, думаю, справимся и с этой бедой! А? Так ведь? — Конечно, Степан Филиппович! — Мненичего не оставалось делать, как соглашаться с майором. Мы ехали вдоль побережья, и я не переставал наслаждаться наикрасивейшими видами: острые скалы, пенный прибой, галечные небольшие пляжи у маленьких заливов… А ведь Зябликов прав, мне тоже здесь определенно нравится! Неожиданно в воздухе пахнуло какой-то противной гарью, а через минуту мы на полном ходу влетели в клубы стелящегося по земле сероватого дыма. — Ага, — хохотнул майор, ловко вращая «веслом», поднимая опущенное стекло передней дверки автомобиля, — дышите глубже — проезжаем Сочи! Знакомься, Серега — городская свалка! Я тоже принялся вращать ручку, но удушающий запах тлеющего мусора уже успел заполнить салон. — Ничего-ничего, сейчас проскочим и проветрим, — майор явно пребывал в отличном настроении. Видимо быстрая езда по загородной трассе, прибавляла ему жизненных сил. Мы проехали скопление мусоровозов, выстроившихся в длинную очередь у въезда на свалку и выскочили в небольшой поселок. «Рыбачий» — гласил придорожный знак. Я с удивлением глазел на деревенские домишки, утопающие в зловонном дыму: — И как тут люди-то живут? — Ну, как? — пожал плечами Зябликов. — Как все — просто выживают! — Да это же какой-то капец! — Никому бы не пожелал жить рядом с городской свалкой. — Так и на самой свалке тоже жильцов хватает, — печально усмехнулся Зябликов. — Правда, уже совсем опустившиеся БОМЖи, алкаши, сторчавшиеся вконец нарколыги… Что не день — то новый труп… Благо, что эта мусорка не на моем районе! Я бы повесился! Наконец, и поселок, и мусорка остались далеко позади, а впереди замаячили высоченные трубы из которых валил чернющий плотный дым. Но он уже не был таким вонючим, хотя тоже изрядно загрязнял атмосферу. — Тепловые сети чадят, — проследив за моим взглядом, сообщил майор. — Так-то да, изрядно воняет, но без этого — никуда! Без теплой водички и отопления уже и жизнь не в радость. Прогресс, мать его так! Вскоре мы выехали ухабистую узкую дорогу, бегущую по окраине большого кладбища. — Вот и оно, Морское, — констатировал майор. — То самое? — спросил я. — Ну… где крейсер «Варяг»? — То самое, — кивнул Степан Филиппович, объезжая по краешку большую лужу, наполненную под самую кромочку вязкой жижей. — Самое старое и самое известное из Владивостокских кладбищ. Захоронения служивых с «Варяга» — у главного входа. А мы, так сказать, с «черного» заехали. Дорога повернула в сторону моря и резко пошла под откос. Метров через двести показалось небольшое поселение из нескольких деревянных домиков, а за ним забор метеорологической станции к которому и подкатил майор. — Посиди немного, я сейчас. — Майор заглушил автомобиль, вышел на улицу и скрылся за забором. Его не было минут десять-пятнадцать. Вернулся он довольный и, запрыгнув в машину, поделился со мной новостями: — Все, считай полдела сделано! Договорился с Пашкой, примет он на постой твои блатные мотоциклетки! На обратном пути мы их сгрузим, и я вас познакомлю. Чтобы без меня смог их забирать. — А дорого? — Я решил заранее поинтересоваться финансовой стороной вопроса. Вдруг заломит этот Паша за хранение несусветную сумму. Ведь не бессребреник же он? — Не дороже денег, Сереж! Да ты не переживай, Вадимыч существенную сумму на-все-про-все оставил. Пояса затягивать не придется! Машина вернулась обратно на выбитую потоками воды грунтовку и покатилась к виднеющемуся сквозь заросли деревьев небольшому пляжу, огражденному со всех сторон выступающими в море скалами. Сквозь открытые форточки «Волжанки» в салон залетал терпкий соленый воздух, сдобренный специфическим ароматом подгнивающих водорослей. Я вдохнул его полной грудью! Наконец-то я уже окунусь в это ласковое море! Машина Зябликова выкатилась на теплый песок пляжа, пробуксовывая и загребая его ведущими колесами. Наш автозак мы увидели сразу — он стоял у дальнего конца пляжа, возле самых скал, а на берегу, покачивались на слабых волнах две спущенные на воду мотоциклетки. Возле ЗИЛа обнаружился еще один автомобиль — черный джип «Тойота Ленд Крузер» с напрочь тонированными стеклами и сверкающим металлическим обвесом по капоту. — А это чего за дерьмо? — Нахмурился Зябликов, заметив рядом со своими, раздетыми до семейных трусов, подчиненными двоих бритоголовых «братков», один из которых нагло толкал в грудь прапорщика Петрова. — Охренели совсем, быки? — прошипел Степан Филиппович, откидывая бардачок. — Ща я им покажу, на кого они батон крошат! Я бросил взгляд на «толкающихся» мужиков, попутно отмечая, что сержант Колыванов, стоявший рядом с ними, вяло покачивается, размазывая кровь по лицу. А второй бритоголовый субъект что-то активно ему «втолковывает», угрожающе размахивая кулаками. Ухватив за рифленую рукоять пистолета, хранившегося в бардачке, Зябликов стремглав выскочил из «Волги» и помчался на выручку своим парням. Я — следом. — А ну стоять, падлы! — крикнул майор, на ходу передергивая затвор. — Че творите-то, отморозки⁈ — Вали отсюда, дядя! — не оборачиваясь, рявкнул один из быков. — Канай, пока цел! — Стоя спиной к майору, он не видел пистолета в руке Степана Филипповича. Второй же кабан вообще не обратил на нас никакого внимания, продолжая что-то агрессивно втирать побитому сержанту Колыванову. — Сами напросились! — прошипел майор и пальнул в воздух. Хлестко прозвучавший выстрел заставил всех вздрогнуть: и нападавших, и побитых ментов. — Лежать, суки! — заорал во всю мощь Зябликов. — Первый предупредительный, второй — на поражение! Братки резко обернулись на звук выстрела, но особо не испугались, а лишь нагло уставились на майора. — Слышь, не балуй, Котовский! — угрожающе произнес один из них, тот, что до этого третировал Колыванова. — Бросай волыну, терпила, если жизнь дорога! — И он шагнул по направлению к майору. — Стоять! — Предупреждающий окрик майора прозвучал не хуже выстрела. Я и не знал, что, в общем-то, не особо грозный Степан Филиппович может так припечатать. — Мы же тебя здесь и закопаем, чепушила! — Остановившийся было бугай, вновь не внял гласу рассудка и продолжил надвигаться на Зябликова. — Как же вы меня за. бали, гребаные понторезы! — Сплюнул на теплый песок майор, невозмутимо простреливая ляжку бугаю. — Ай, сука, больно! — завопил утырок, падая на песок и хватаясь за простреленную ногу. Его модные светлые «Пирамиды»[2] мгновенно напитались кровью. — Ты оху. л, козел⁈ — истерически заорал второй «бармалей», сделав вид, что вот-вот кинется на майора. Но я-то отлично видел, что он наоборот, лишь пятится от Зябликова. — Сам виноват! — огрызнулся Степан Филиппыч, покачивая дымящимся стволом. — Дуром решили меня взять? Не на того наехали, пид. ры! — За пид. ра ответишь, сука! Да ты знаешь, под кем мы ходим? — Попытался пырхаться второй, но его глаза пугливо бегали из стороны в сторону. Он пытался сделать хорошую мину при плохой игре. Это было уже понятно не только Зябликову, но и вашему покорному слуге. — Да мне по. уй, под кем вы и кто вас жопу имеет! Мордой в землю, сука! — рявкнул майор. — Руки на затылок! Неподчинение — равно оказанию сопротивления сотруднику милиции! Стреляю на счет три! Три… Бандюган без промедления рухнул на землю, сцепив руки на затылке. — Пожалеешь, мусор! — просипел он, зачерпывая ртом горсть песка. — Не знаешь еще с кем связался! — Только и успел произнести он, как как к быку подскочил Колыванов и принялся планомерно херачить обидчика ногами по корпусу, стараясь как следует приложить его по почкам. Браток завертелся ужом на песке, пытаясь увернуться от ударов, но сцепленные на затылке руки не отпускал — помнил, что Зябликов продолжает держать его на мушке. Хоть сержант и мудошил бандюгана со всей дури, но особого опыта у него в этом деле не было. Да еще и ноги босые. Майор не прерывал подчиненного, предоставив ему возможность хоть немного, но спустить пар. Подстреленного уродца уже успешно скрутил прапор, заломав вопящему быку руки за спину. — Петров, перевяжи этого дебила, — небрежно распорядился Степан Филиппович, — а то еще истечет кровью и ласты склеит — отписывайся потом! — Так точно, тащ майор! Ща перевяжу! — произнес парпор, неожиданным резким ударом кулака в висок вырубая дух из подранка. — Анестезия, тащ майор! — Ощерился Петров, увидев недопонимание на лице начальства. — Чтобы на перевязке не дергался! — Не пришиб хоть? — спросил майор, однако в его голосе не было ни грамма сопереживания. — Живой, — нащупав пульс на шее, ответил Петров. — У этих же голова — сплошная кость! Че ему сделается? Честно говоря, я бы его еще кастрировал… На всякий пожарный! — И он заржал в полный голос. — Колыванов, достаточно! — остановил затянувшуюся экзекуцию Степан Филиппович. — Вяжите этих отморозков — и пихайте в автозак! Сержант остановился, вытер со лба выступивший пот и довольно улыбнулся, сверкая окровавленными зубами. — Скажи спасибо, майору, тварь! — злобно выдохнул он, наклонившись к подрагивающему бандиту. — Убил бы, нахрен… — Доволен, Колыванов? — поинтересовался Зябликов. — Спасибо, тащ майор! — Сержант уперся коленом между лопаток злодея и заломил ему одну из рук. — Встать! Вскоре оба налетчика оказались загруженными в автозак, где и затихли, зализывая полученные раны. — Че за возню вы тут устроили, балбесы? — по-отечески строго поинтересовался майор. — Так это, тащ майор, — смывая морской водой кровь с разбитого лица, первым ответил на вопрос начальства Колыванов, — эти два урода хотели у нас ваши мотоциклетки по беспределу отжать! — Чего? — не поверил майор. — Вот так, внаглую? Средь бела дня? У сотрудников милиции? — Ага, — подтвердил сержант. — Только они не знали, что мы менты. Мы уже до трусов раздеться успели. А автозак у нас без опознавательных так-то… — Понятно… — вздохнул Зябликов, засовывая пистолет под ремень. — Все у вас, дятлов, не как у людей! [1] Побережье бухты Тихая находится в одноименном районе Владивостока. [2] Пирамиды — джинсы турецкого бренда «Pyramid», популярного на советских и постсоветских просторах в конце 80-х — начале 90-х годов прошлого века. Отличительной особенностью джинсов «Pyramid» был особый эргономичный крой — высокая посадка на талии, узкие на бедрах штанины расширялись ниже карманов и вновь сужались книзу. Это было удобно и уменьшало истирание, поэтому джинсы носились дольше. Обычно «пирамиды» шились из денима светло-голубого цвета, но более поздние версии могли быть и яркого синего или беловатого «вареного» оттенка. При всей разнообразной палитре, фасон оставался неизменным. Интересно, что маленький кармашек для монет у джинсов-пирамид находился не спереди, а сзади, на правом заднем кармане. На заднем кармане поверх кармашка для монет был пришит патч белого цвета с изображением верблюда и надписями «King of desert» («Король пустыни») и «Pyramid» (собственно название бренда).Глава 14
Пока майор распекал сержанта Колыванова, его напарник Петров с деловым видом обошел по кругу осиротевший «Крузак». Как настоящий прирожденный прапорщик он терпеть не мог «бесхозных» вещей. Если что-то, хотя бы теоретически, не имело хозяина, то такую вещь запасливый прапорщик обязательно бы попытался утащить в свою нору. В хозяйстве, ведь как оно? Все сгодится! Было бы чего… Вот и сейчас умудренный опытом «хомяк», встрепенувшийся в преддверии замаячившей халявы, решил, так сказать, осмотреться с целью «наживы». Нет, не подумайте чего, отнюдь не личной — семьи у Петрова отродясь не было. Детдомовский он. И своей семьей он привык считать сначала армию, которой отдал без малого десяток лет, дослужившись до прапорщика, а после родное отделение милиции, куда он удачно пристроился, списанный из войск по состоянию здоровья — контузии. Зная характер своего неподкупного начальника, Петров резонно понимал, что наехавшим на майора бандосам, придется несладко. И свой блатной ипонский внедорожник они нескоро увидят. Кто бы за ними не стоял! Нагнуть начальника Советского РОВД города Владивостока пытались многие, но пока еще ни у кого не получилось. Был у него один закадычный друг детства, сделавший себе неплохую карьеру и осевший со временем где в Москве, среди прочих партийных и министерских кресел. Обращаться к нему за помощью и продвижением по службе Зябликов считал ниже своего достоинства, хоть дружок на это и не раз намекал. Но вот когда на Зябликова действительно насели местные партийные крысы, едва не засадив несговорчивого и справедливого мента за решетку, московский товарищ, тоже, оказывается, не позабывший о старой дружбе, сам протянул майору руку помощи. И выдернул приятеля детства из глубокой задницы! Да, пытаться подмять Зябликова под себя, во Владивостоке перестали. Однако о карьерной лестнице ему предстояло забыть навсегда. До самого конца службы ему предстояло оставаться лишь начальником небольшого отделения милиции, хотя в самом начале службы он подавал большие надежды… Раз увидят они свой дырчик нескоро, резонно рассуждал прижимыстый прапор, его всяко отправят в отстой на городскую арестплощадку. А там таких же хитрых жуков, просто плюнуть некуда — обдерут «Крузак» до талого, и не докажет потом собственник ничего… Если, конечно, будет, кому доказывать. А может эта тачка и вообще в угоне. Так что самое время пошуровать в ней на предмет незапланированных добряков. Импортный насос в хозяйстве тоже сгодится! И домкрат! И трос… Да и вообще — в хорошем хозяйстве сгодиться все! Петров распахнул водительскую дверь и заглянул для начала в салон внедорожника. Пахло в машине непередаваемо — это те не ёлочка! Прапорщик сразу заприметил приклеенную к торпеде большую заграничную «вонючку», выполненную в форме этакой массивной императорской короны. Раз! — мысленно загнул первый палец Петр. — Вонючка! — А память прапорщика, когда дело касалось всяких халявных ништяков, никогда не подводила. Он перегнулся через водительское кресло и аккуратно подцепил пальцем защелку бардачка. — Ох, еп! — громко выругался он, когда оценил его наполнение. — Ты чего это там делаешь, братская чувырла? — Зябликов перестал распекать Колыванова и перевел строгий взгляд на Петрова. — Опять крысятничаешь? — Никак нет, тащ майор! — Преданно глядя в лицо майора, и не подумал оправдываться Петров. — Произвожу досмотр транспортного средства на налицие запрещенных предметов! Уж слишком борзо они себя вели, Степан Филиппович! — И как, — Зябликов прищурился, закрываясь ладонью от слепящего полуденного солнца, — нашел? — Так точно! Нашел! — Твою же, сука, дивизию! — присвистнул Зябликов, оценив находку Петрова. — Это же, бля… — Фенюша, — нежно произнес прапорщик, любуясь рубчатым корпусом «лимонки». — Ф-1, ручная оборонительная граната. Боевая, — наметанным глазом определил Петр. — Сколько я таких в армии перевел… — Его глаза затуманились ностальгической пеленой. Так же в бардачке джипа вместе с лимонкой обнаружился еще и пистолет. — А это, товарищ майор, самозарядный пистолет Марголина — МСМ. Предназначен для начального обучения стрельбе по мишеням на дистанции до двадцати пяти метров. Однако, на близком расстоянии черепушку легко можно прострелить! — Повезло нам, оказывается, тащ майор! — возбужденно произнес Колыванов, заглядывая начальству через плечо. — Поленились, видать, козлины с волынами по жаре ходить… — Так, Колыванов, дуй на метеостанцию, к начальнику… Павел Васильевич его зовут! — Развел суету майор. — Скажешь я попросил… Будет понятым. Ну и Сережку понятым оформим! Вызовешь по телефону бригаду криминалистов, пусть пальчики везде откатают — мало ли чего еще выскочит… Давай, не задерживай! — Есть, тащ майор! — Сержант рванул с места в галоп, только струйки горячего песка из-под голых пяток брызнули в разные стороны. — Колыванов! Стой! — заорал ему вслед Зябликов. — Балбеса кусок, ты хоть штаны надень! Там же люди работают… И женщины среди них имеются! — Ага! — Митька резко развернулся на триста шестьдесят градусов и кинулся к кабине ЗИЛа, в которой они с прапором сложили форму. Пока Колыванов бегал за понятыми, Петров продолжил осмотр автомобиля преступников. Правда действовал он куда более неспешно и аккуратно, стараясь не оставлять своих пальчиков где попало. После найденных гранаты с пистолетом, прапор понял, что браткам машины точно не видать, как своих ушей, и поэтому до приезда опергруппы искал чего бы незаметно умыкнуть. После того, как содержимое джипа опишут, экспроприировать понравившиеся плюшки не удастся вообще. Открыв дверцу вместительно багажника, Петров присвистнул еще раз, обнаружив в картонной коробке из-под сливочного масла обрез и россыпь патронов к нему. Рядом с коробкой валялся еще и огромный охотничий тесак в потертых кожаных ножнах. — Блин, Степан Филиппыч, — произнес Петров, — ну тут им по самые помидоры! — Угу, — подошедший майор заглянул в багажник и довольно кивнул лысой головой, — двести восемнадцатая[1] корячится. — До пяти лет, — довольно отметил Петров, продолжая внимательно осматривать цепким взглядом багажник. Пока не появились понятые, и не приехала опергруппа с криминалистом, нужно было срочно действовать, но мешал маячивший рядом начальник. — А если еще и замазаны в чем… Помощь пришла, откуда не ждали — из автозака неожиданно подал голос один из бандюков. — Э! — заорал он из запертой будки. — Мусор! Чего тянешь? Мне, мля, в больничку надо, а то кровью истеку! — Не бзди, придурок! — прокричал в ответ Петров, не отходя от джипа. — Я пулевые раны отлично бинтую! Чай, не впервой! А кость у тебя не задета! Переколотишься! Зябликов подошел к автозаку и стукнул кулаком по металлической стенке будки. — Ну что, ушлепки, допрыгались? Лично прослежу, чтобы вам впаяли на всю катушку! Волыны, что в тачке катали, небось грязные? — Слушай, начальник, ты так и не понял — мы под Министром ходим! Не жилец ты отныне! — Интересное кино, — весело хмыкнул майор, — мы, выходит, коллеги — я тоже под министром хожу. Баранников, Виктор Павлович, министр МВД РСФСР. А ты под каким? Спрашивал Зябликов просто ради хохмы, он-то прекрасно знал, кто таков Министр в криминальном табеле о рангах теневого Владивостока. Его послужной список Степан Филиппович мог воспроизвести с закрытыми глазами: Мистерчук, Петр Семенович, 1956 года рождения. Вор-рецидивист. В воровском мире известен под кличками Мистер Твистер, Чук и Министр. Уроженец Амурской области. Сирота, воспитывался в детском доме. В семидесятом за кражу залетел на малолетку. В 75 году вновь осужден за кражу, отсидел до звонка. В восьмидесятом сел за разбойное нападение. В восемьдесят третьем коронован на Ванинской пересылке, с погонялом «Министр». Крышевал цеховиков, ныне кооператоров и новоявленных коммерсантов всех мастей, фарцу и валютчиков. На данный момент содержит несколько подпольных катранов[2], стрижет сутенеров с проститутками. В последнее время его ребята активно щипали мореманов, таскающих подержанные тачки из Японии. А этот бизнес только-только набирал обороты и обещал приносить неплохую прибыль. Несмотря на обширные воровские связи и высокий авторитет в блатной иерархии, Министр умудрялся поддерживать «ровные» отношения и со «спортивной» братвой, с каждым днем набирающей все больший и больший вес в этом городе у моря. Вот и законопаченные в автозаке бандосы не были отъявленными урками, а скорее относились к накачанным «спортсменам», однако, так же безропотно ходили под Министром. А это могло значить лишь одно: законник сколотил под своим началом «интернациональную» бригаду. И это «открытие» очень не понравилось майору. Пока эти ушлепки стреляли и резали друг друга, естественным образом уменьшая собственное поголовье, а это нынче это происходило едва ли не ежедневно, Зябликов «довольно» потирал руки. Он просил Бога лишь об одном: чтобы при уголовных разборках не страдали обычные люди. И искренне радовался, когда все складывалось так, как он просил. А встречу с Сергеем Вадимовичем Зябликов и вовсе почитал за Божественное провидение. После того, как Надзирающий доказал, неоднократно спасая любимую супругу майора, что он не пальцем деланный, а реальное Высшее Существо, обладающее поистине фантастическими возможностями, Зябликов едва ли не молился на него. Хоть Надзирающего это и раздражало. А после недвусмысленного намека и предложения ввязаться в совместную «операцию» по изменению существующего положения вещей в городе, а после и во всей стране… Степан Филиппович был готов за него и в огонь, и в воду! Да и жизнь за правое дело не жалко было отдать! Однако и проблем в достижении поставленных целей хватало с лихвой: во-первых — непосредственно во плоти Надзирающий мог появляться лишь изредка, да и то наистраннейшим способом — в виде пьяного юнца, являющегося по словам Вадимыча, его «молодой ипостасью». Окружающая реальность являлась для Высшего Существа его прошлой жизнью, поскольку он явился из будущего. Во-вторых: часть памяти пришельца оказалась заблокированной — кое-какие моменты из своей жизни он так и не вспомнил. Как и не вспомнил, по какой причине оказался в прошлом. Но все это дело десятое, рассуждал Зябликов, если правильно распорядиться возможностями Надзирающего, можно таких дел натворить… Вот только с чего начать, Зябликов не представлял. Он только надеялся, что Надзирающий, когда-нибудь придет в себя… — Тащ май-ор! — окликнул Степана Филиповича запыхавшийся Колыванов, усевший смотаться на метеостанцию и обратно. — Сей-час п-понятые будут… Оперативные мероприятия затянулись до самого вечера. Только после того, как Зябликов сдал задержанных прибывшим из отдела оперативникам, проследил, чтобы все следственные мероприятия были выполнены как положено, и отправил криминалистов обратно, вместе с осиротевшим «Крузаком», мы смогли перевести дух. — Вот, Сережка, — произнес майор, скидывая одежду на прибрежный песок, — никогда не знаешь, какой стороной к тебе судьба повернется. Ехали за одим, а получили в итоге совсем другой расколбас! А времени сколько потеряли? — Он тоскливо взглянул на клонящийся к морской водной глади солнечный диск. — Ну, ничего Наверстаем! — И он, позабыв, что начальник милиции всегда должен быть медленным и важным, с криками побежал к воде. С брызгами уйдя с головой в теплую и ласковую воду, которая успела нагреться за день, майор проплыл под водой метров десять. Вынырнув, он поплыл, удаляясь от берега мощным кролем. Вот сразу видно человека выросшего на море. Я даже ему слегка позавидовал, так технично плавать я не умел, хотя тоже вырос практически «на воде». В родной деревне река протекла метрах в пятидесяти от подъезда моего дома. А следовательно все лето мы проводили с пацанами не иначе, как на пляже. Плавали, ныряли, ловили рыбу, которую жарили прямо тут же на гальке у самой кромки воды, стаскивая в костер обточенные водой деревяшки. Но то — река, а здесь — настоящее бескрайнее море, в которое я влюбился с первого взгляда! Я бросил на песок шмотки и вслед за Зябликовым с криками побежал к воде. Наконец-то! — Я нырнул в теплую соленую воду и, как можно дальше, постарался проплыть под водой, пытаясь рассмотреть подводные морские красоты. Эх, маску бы мне сейчас, а то видно хреново! Вынырнув, я отправился вдогонку за майором, не обращая внимания на веселые крики за спиной — это в воду залезли Колыванов и Петров, тоже сопревшие за день под палящими лучами. К вечеру ветер, тянувший с моря, практически стих, а волны исчезли. Водная гладь залива превратилась в настоящее природное зеркало, в котором отражалось заходящее солнце. После купания мы наспех опробовали гидроциклы, стоило спешить, пока совсем не стемнело. Оказалось, что управлять водным моциком не сложнее, чем обычным. Мы с Зябликовым нарезали несколько кругов вдоль залива, радуясь, как всякий русский быстрой езде. Вернувшись на берег, мы даже не стали заморачиваться с надуванием банана, на морское побережье резко упали сумерки. А вскоре и вообще наступит кромешная темнота. Тут уж не до испытаний. Позволив прокатиться на гидроциклах и своим, сгорающим от нетерпения, подчиненным, и, дождавшись их возвращения, мы загрузили опробованную технику в автозак. Уже в темноте мы подъехали к метеостанции, где нас, матерясь в желтые, прокуренные усы, дожидался пожилой и слегка поддатый сторож. Благо, что перед уходом, начальник станции предупредил старика на наш счет. Задобрив дедка бутылочкой японского вискаря, запас которого обнаружился в багажнике «Волги» Зябликова, мы наскоро запихали мотоциклы и коробку с бананом в большой гараж метеостанции, оказавшимся полностью пустым. Для каких таких целей он был предназначен, оставалось загадкой, но в нем хватило бы места на четыре полноценных грузовика! Когда разгруженный автозак выехал за пределы территории метеостанции, а мы уселись в машину майора, он поинтересовался: — Ну как, понравилось на море? — Если бы эти ублюдки вначале настроение не испортили, был бы вообще улет! — Да, мрази везде хватает, — согласился со мной Степан Филиппович. — При коммунизме, когда должно было не остаться преступности, нам пожить-то и не удалось… — И не удастся, — в тон ему усмехнулся я. — Есть у меня подозрение, что преступность будет всегда. Где в нас, в смысле в людей, эта хрень намертво заложена, прописана на уровне подкорки головного мозга, в инстинктах… И вытравить её навсегда, увы, не получится еще тысячи и тысячи лет. Хотя, стоит признать, что хороших людей все равно на порядок больше. — Твоя правда, Сережа, — Зябликов завел автомобиль и мы покатили в темноте, разгоняемой мощным светом фар, сторону Морского кладбища. — Я поэтому и в милицию пошел, чтобы хоть чуть-чуть разгрести эти Авгиевы конюшни. — И как, получается? — Получается, — кивнул майор. — Правда, не всегда удачно выходит, но на своем маленьком участке ответственности я делаю все возможное! А ведь как иначе-то? Смалодушничай я, как себя после этого уважать буду? Думаешь, мне взяток не предлагали, чтобы я отмазал кого? Еще как предлагали! А один раз даже дело сфабриковали, сволочи! — Зябликов впился в баранку и желваки на его скулах заходили ходуном. — Хотели меня закрыть… А вот хрен им! Зябликова еще никто нагнуть не смог! А Зябликов-то, оказывается, кремень мужик! Правда от таких неугодных «кремней» стараются побыстрее избавиться, заменив кем-нибудь управляемым и не слишком щепетильным в вопросах офицерской чести. — Блин, весело тут у вас! — выдал я топорную шутку, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. — Просто обхохочешься! — согласился Зябликов. — Ну, ничего, мы еще с твоей помощью… вернее, с помощью Сергея Вадимовича, порядок-то наведем! — в запале проговорился майор о своих ближайших планах. Блин, вот ведь опять умудрился попасть в какие-то непонятные мне игры моего мозгового симбионта. Тут ведь в чем вопрос? А оно мне, вообще, надо? [1] Статья 218 УК РСФСР. Незаконное ношение, хранение, приобретение, изготовление или сбыт оружия, боевых припасов или взрывчатых веществ [2] Катран (жарг.) — нелегальное место для азартных игр, игорный притон.Глава 15
Где-то в районе площади Луговой Зябликов поинтересовался: — Тебя куда подбросить? Я взглянул на жидкокристаллические часы, светящиеся на торпеде — семь минут двенадцатого. — В общагу я уже опоздал… Да и к Ленке нет никакого резона ехать — поздно уже. — Так, может, со мной? На новую квартиру? — Можно и на новую… Нет, Степан Филиппович, — подумав, отказался я, — еще успеется. Если не трудно, закиньте меня к Лёне на Лазо. Я ведь у него еще и вещи не забрал. А завтра с утра в общагу рвану. Мне ведь послезавтра в колхоз… — Хорошо, — легко согласился Зябликов. — Только предупреди меня перед тем, как уедешь, — попросило он. — Так, на всякий пожарный… — Да не вопрос — позвоню перед отъездом. Долететь до Лазо по пустынным ночным улицам — дело пяти минут. Мы заехали в темноте во двор Лениного барака, и я с облегчением увидел, что окна его квартиры на первом этаже светятся. Значит, не спит еще, бродяга! Не придется его будить. И так уже напрягаю пацанилу по-черной. Надо бы ему подгон сделать… — Степан Филиппович, — осторожно, «пробуя почву», произнес я, когда Зябликов остановил машину, — а не ссудите мне одну бутылочку из ваших запасов? Сам пить не буду, — клятвенно пообещал я, — не дурак! Последствия знаю… Просто, Лёне подгон сделать хочу, — объяснил я майору свой порыв. — И так со мною все время возится… Ночь-полночь… — Согласен, Сереж, — кивнул Степан Филиппович, вылезая из «Волжанки». Он открыл багажник и достал из него пару бутылок «Сантори». — Держи! Хорошему человеку не жалко! Я с радостью ухватил прохладные стекляшки: — Выручили, Степан Филиппович! А то как-то с пустыми руками не комильфо… — Ладно, Сережа, отдыхай! — Зябликов по-отечески хлопнул меня по плечу и уселся в машину. — Позвонить перед отъездом не забудь! — напомнил он мне через открытое стекло. — Обязательно позвоню! — пообещал я, наблюдая, как майор выезжает со двора. Проводив его взглядом, я, прижав бутылки к груди, поднялся на крыльцо и дернул за ручку двери. Дверь к моей несказанной радости оказалась не запертой (не охота было громких стуком соседей тревожить), и я ни секунды не раздумывая, прошел внутрь. — О! Серега! Как живой! — воскликнул Леня, когда я с бутылками наперевес показался на пороге. — Да еще, похоже, и с подарками! — воскликнул еще один гость, обнаружившийся на диване со стопкой в руке. — Здорова, Серый! — Здоров, Колян! — Этого приятеля я знал — бывший Лёнин сокамерник, великий специалист по официальным бумажкам. Как говорил герой одного известного фильма: «У меня один знакомый, тоже учёный… — три класса образования, так он десятку за полчаса так нарисует — не отличить от настоящей!» Вот это как раз о Коляне. — Ну-ка, чего там у тебя? — заинтересованно произнес Леня, когда я составил бутылки на журнальный столик и упал рядом с Коляном на диван. — Ипонский вискарь? Откель такое богатство? — Степан Филиппович подогнал, — честно признался я. — Блин, опять этот мент? — Че за мент? — полюбопытствовал Коля. — Да корешок у Сереги появился — ментяра, — сообщил Лёня, — да не простой, аж целый начальник РОВД! Майор! Терки там у них какие-то… совместные… мутные… — А какого района? — подобрался Коля. — Советского, — просветил я его. — Зябликов, что ли? — неожиданно произнес Коля. — А ты его откуда знаешь? — Леня с интересом посмотрел на своего тюремного корешка, словно впервые увидел. — Да с людьми знающими разговор как-то имел, — многозначительно заявил Коля. — Говорят, что правильный мент… Подляны от такого ждать не придется… Но если уж попался «на горячем» — закроет обязательно, и никакие знакомства и взятки не помогут. Так-то! Так что смотри в оба, Серый! — Да нормальный он мужик! — Заступился я за Зябликова. — Вон и Верблюда помог от кичи отмазать. Правда, Лень? — Есть такое, — подтвердил Леня. — Если бы не он — пошел бы мой брательник по этапу! — Я ж говорил, — не стал спорить Коля, — правильный мент. Зазря никого на кичу не отправит! Если, конечно, тот не полный отморозок. За майора так и говорили. Ладно, босота, чего мы тут меньжуемся, когда на столе такая выпивка греется? — Да-да, наливайте, пацаны! Это подгон! Лень, тебе за суету со всеми нами, увальнями деревенскими… — Серега, от души! — перебил меня Леня. — Если еще с «Мумиками» познакомишь, хоть год у меня живи! Места хватит! — Это с какими «Мумиками»? — спросил Коля. — Ну, «Мумий Троль», — пояснил Леня. — Группа такая музыкальная, слыхал? Вот Серый с ними и закорефанился! — Ты заешь, старина, — признался Коля, — я по музыке не очень. Я больше художников уважаю: Врубеля там, Билибина… — Ну, оно и понятно, — ухмыльнулся Лёня, — с твоим-то талантом художники самое оно! Серый, ну, так как? Перетер с Лагутенко? — Да вот как-то не срослось пока, — со вздохом ответил я. — И, наверное, придется всю суета на месяц-другой сдвинуть — мне послезавтра в колхоз отчаливать. — Блин, Серый, так через месяц другой и похолодать может, — удрученно произнес Лёня. — А как ты свой морской клип снимать собираешься? Или уже все — финита ля комедия? — Похоже, что реально может не сложиться… — Погрустнел я вслед за приятелем. — Как это я про грядущие холода не подумал? Расслабился! А ведь уже и технику нашел — гидроциклы и банан, и аппаратуру для съемок… И все коту под хвост? — Хех, а гидроцилы, это что за зверь такой? И банан? — поинтересовался Коля, который, видимо, о таких приблудах раньше и не слышал ничего. Впрочем, как и я. — А то звучит как-то не айс… — Это водные мотоциклы, — пояснил я. — На них прямо по воде гонять можно, а банан — это такая надувная хреновина, которую к этому мотоциклу привязать можно и телок на нем катать! — Хех, — фыркнул Коля, — телок я бы и на своем банане с удовольствием покатал! А вообще интересно было бы опробовать! — Так не вопрос! Будет время — погоняем… Только вот со временем-то как раз полный пиндыр! — Бляха-муха, Серый! Ну его в жопу этот колхоз! — воскликнул Леня, разливая спиртное по стаканам. — Не, я бухать не буду! — Покачал я головой «в ответ» на протянутый мне стакан. — Вот оно где сидит! — Я воткнул указательный палец в подбородок, показывая, где у меня бухло. — Печенка скоро на меня плюнет и уйдет в свободное плаванье! А насчет колхоза ты прав, есть у меня одна мысля… — Ну-у-у… — заинтересовано протянул Леня. — Заболеть хочу! — озвучил я свою мысль, подсказанную замдеканшей. — Есть знакомый врач? — Врач? — удивившись, переспросил Лёня. — А зачем тебе врач? Не-е-е, тебе врач не нужен! — А как же тогда я заболею? — Пришел черед удивляться уже мне. — Так вот же! — Леня указал пальцем на сидевшего рядом со мной Коляна. — Специалист широко профиля! Он и за терапевта может, и за ухо-горло-носа… — Серьезно? Ты доктор? — Я повернулся к Лениному приятелю. — Серый, ты че тупишь? — Леня уже откровенно покатывался, а у меня после сегодняшних приключений голова совсем не варила. — Я тебя не узнаю! Какую справку нужно — такую Колян и нарисует! — Точно! — хлопнул я себя ладонью по лбу. — Внатуре туплю! Колян, правда сделать сможешь? Только мне завтра уже надо, — умоляюще произнес я, — чтобы от колхоза откосить! — Да не парься ты, Серый, — вальяжно произнес Коля. — Ща по паре писяриков твоего зачетного пойла дернем и нарисуем тебе справку! — Прямо здесь? — не поверил я своему счастью. — А то! — не без гордости произнес Колян. — Все свое ношу с собой! Так Ленька, давай дернем! — предложил он. — А Серый пускай слюнки глотает! Они замахнули, а я передернул плечами — вот уж действительно перебор бухалова в организме. В последнее время мне приходилось надираться до полной отключки, насильно заливая в себя тонны алкоголя. Если так и дальше пойдет, приобрету к спиртному стойкий иммунитет в виде полнейшего отвращения к его употреблению. Не хотелось бы, но что поделать? — Вещь! — удовлетворенно выдохнул Коля. — По сравнению с водярой, согласен, — слегка не согласился с мнением друга Леня. — Но есть и похлеще напитки… — Есть-есть, — закивал головой Коля, занюхивая вискарь кусочком слегка завялившейся копченой колбасы (не иначе остатки трапезы с Лениной вокзальной столовки, но мы не гордые — на закусь сойдет), — но не про нашу честь! Так что Ленька, русская водяра полезней во всех случаях: и для здоровья, и для кошелька! Ладно, — он положил на колени стоявшую у кровати невзрачную потертую сумку с надписью спорт, — сейчас все будет! Леня освободил от закуски часть стола, на который Коля начал выкладывать свои «сокровища»: кучу каких-то бланков, отпечатанных на серой бумаге, небольшой набор-скатку с торчащими из нее деревянными ручками каких-то инструментов и потрепанный блокнот. — Куда, говоришь, поступил? — спросил меня Коля, перебирая бланки. — А что, есть какая-то разница? — удивился я. — Справки, они же все одинаковые. — Хех, — вновь усмехнулся Коля, — чудак-человек! От того, где ты учишься, или живешь, зависит от какой поликлиники справку выписывать! — пояснил он. — Если ты местный — районная поликлиника… — А, догнал! — закивал я головой. — В «Рыбу» я поступил. — Это «Дальрыбвтуз» что ли? — уточнил Коля, отложив бланки в сторону, и принялся листать блокнот. — Ага, — через некоторое время произнес он. — Вот оно! Студенты «Дальрыбвтуза» относятся к поликлинике рыбаков. Где-то у меня было… — И о вновь принялся перебирать бланки. — Есть контакт! — Коля, наконец, обнаружил необходимый бланк, на котором уже красовалась печать поликлиники. — У тебя что же, корефуля, бланки на все поликлиники городские имеются? — озадачился таким профессионализмом друга Леня. — Ну, на все, ни на все, — ответил Николай, — но имеются. Я их стараюсь регулярно пополнять. Никогда не знаешь, что в жизни пригодиться. Вот как сейчас… — Блин, ну ты даешь, бродяга! — Восхитился предусмотрительностью друга Леня. — Я как-то и не представлял, на что ты способен! — Так и не зевай! — усмехнулся Колян. — Хочешь, я и тебе справочку выправлю? — предложил он. — Отдохнешь недельку-другую от трудов праведных. Да за государственный счет! Бухгалтерия всяко больничный оплатит. — Еп! — Взмахнул рукой Леня. — А давай! А то зае. ся я корячиться, надо дух перевести! — Как говорил товарищ Сталин: и это правильно, дорогие товарищи! — с кавказским акцентом произнес он. — Блин! — чертыхнулся он, не найдя в сумке какого-то нужного прибамбаса. — Ни одной врачебной печати не прихватил! — В смысле? — не понял я. — Вот же на бланке уже стоит. — Это печать поликлиники — прямоугольная, — разжевал мне, словно неразумному ребенку, Коля. — А еще есть личная печать врача, круглая, с фамилией. А еще треугольная для больничного… Тут даже размеры важны… Диаметр, соотношения сторон… — Бля, Колян, — толкнул его в бок Леня, — ну прямо высшая математика! — Пф-ф! А ты как думал? — Колян деловито надул губы. — Фирма веников не вяжет! Если Колян взялся — результат гарантирован! — Так, а чего же делать-то? — расстроился я. — Без печати? — Не ссы, Серега! — успокоил меня Колян. — Ща дернем еще, и усе будет! Леня? Леня скоренько начислил еще по одной, и друзья с удовольствием выпили. Я вновь пить не стал. Во избежание, так сказать. Хватит уже, порезвился! Да я и сам пожить хочу, а не выпускать «сожителя» на волю. Да и боязно — вдруг он возвращаться на дно передумает. Так и будет всю жизнь надираться до чертиков. Он-то от водяры не крякнет — бессмертный сучара! А мне как быть? Коля, тем временем отставил в сторону опустевший стакан и достал из сумки обычный канцелярский ластик. Ну, не совсем обычный — импортный, в цветной упаковке. Белый-белый, и мягкий даже на вид. А еще он умопомрачительно пах клубникой. — Вот такой прикол, — усмехнулся Коля, — и нахрена они его таким делают? С запахом, я имею ввиду. Ну не будешь же эту резинку жрать? Хотя, у нас в совке все возможно: и резинку с клубничным запахом захомячить, и шампунем вишневым запить! А так, вещь для наших нужд необходимая! Обычная совдеповская резина чересчур дубовая и зернистая. Тонкой работы не получится. А эта — в самый раз! Коля раскатал скатку с инструментом и вынул миниатюрный ножичек, пустивший «зайчика» отполированным острым лезвием. — Ну что, братцы кролики, — произнес он, — приступим к операции? — Ты прямо хирург на операции! — прыснул в кулак Леня. — Только шапочки белой и маски на морде не хватает! — Чеб ты понимал, дерёвня! — отмахнулся от приятеля Коля. — В нашей работе четкость важна не меньше, чем в хирургии! Даже малейшая оплошность легко все насмарку пустить может! Так что не трындите под руку! — предупредил он, втыкая «скальпель» в податливую заграничную резинку. — А то по пи. де пойдет! Несмотря на принятую «на грудь» дозу алкоголя, его руки ни разу не дрогнули за все время «операции». Линии выходили четкие, буквы ровные и легко читаемые. Пару раз он останавливался, откладывал ножичек в сторону и встряхивал руками, снимая напряжение. Мы с Лёней, затаив дыхание, наблюдали за поистине виртуозной работой настоящего мастера! — Ты внатуре виртуоз! — одобряюще покачав головой, выдал Лёня, когда филигранная работа была уже почти закончена. — Настоящий блинопек! — Ну, не ровняй! — возразил Коля. — Настоящие линьковые сара[1] я так красиво не намалюю. А вот достойную липу[2], такую, что не придраться — вполне! — Не прибедняйся, братела! Ты просто ас! — Продолжал нахваливать корефулю Леня. — Ага, глаз алмаз! — добродушно усмехнулся Коля, откладывая инструмент в сторонку. — Готово! — Че, прямо вот хоть сейчас справку штампуй? — Мне не верилось, что за такой короткий срок можно было изготовить настоящую печать, а не кривую хренотень. Хотя, я наблюдал весь процесс собственными глазами. — Нет, — Коля закурил, продолжая вертеть только что изготовленный штемпель в руках. — Зачем хороший бланк портить? Вдруг, я все-таки накосячил где… — Окстись, Колян! — воскликнул Лёня, — когда это ты косячил? — Ну и на старуху найдется проруха, — философски заметил Коля. — Для начала штемпель протестировать надо! — Он взял в руки газету, лежавшую на подлокотнике дивана и положил её на стол перед собой. После чего вынул из сумки штемпельную подушечку. Откинув крышку, он приложил к напитанной фиолетовыми чернилами поролоновой подушечке свежеизготовленную печать. Несколько раз сильно придавил резинку к газете, после чего внимательно изучил получившийся оттиск. — Ну-у-у… — сложив кубы трубочкой задумчиво произнес он, — за исключением пары мелких недочетов — под пиво сгодится! — А ну дай! — Леня выдернул из его пальцев газету и принялся крутить её и так, и этак, стараясь разглядеть замеченные приятелем косяки. — Ты гонишь, папуас! Идеальная печать! Врач Веденеева Ольга Николаевна, — прочитал Леня идущие по периметру круга буквы. — Врач. — Надпись в центре. — Да у самой этой врачихи, Веденеевой, похоже, что печать хуже… — Да нету никакой-такой врачихи, — рассмеялся Колян. — Я её только что выдумал! Я тоже взглянул на оттиски, получившиеся на газете. И если бы я не видел, что данная печать только что вырезана, подумал бы, что она настоящая. Хрен придерешься! — Вот теперь можно и на бланк зафигачить! — Колян положил бланк перед собой и ловки пропечатал его «резной» резинкой. — Ну вот, Серый, ты и заболел! — довольно помахивая перед моим носом бумажкой,произнес он. — Сейчас остальное заполним, и получишь свое освобождение от колхоза с сегодняшнего дня на руки! — Блин, пацаны… — Внутри меня все ликовало. Да за этот свободный месяц я успею воплотить в жизнь все свои мечты! — От души! А-а-а! Давай, Ленька, наливай! Это надо отметить! — Вот это внатуре по-нашему! — обрадовался Леня, наполняя стопки. — Пацаны, только я одну… Не больше… — Да кто бы сомневался, еп! — фыркнул Колян. — Никто в тебя насильно ничего заливать не будет! Поехали, чтоль? Че тару греем? [1] Линьковые сара — фальшивые деньги (уголовный жаргон). [2] Липа — фальшивые документы (уголовный жаргон).Глава 16
Проснувшись с утра в хорошем настроении и, в ставшей уже привычной для меня комнате, я с наслаждением потянулся. Эх, слава Богу, я ничего вчера не отчебучил! После выпитой единственной рюмки вискаря, я, сославшись на усталость, отправился прямиком в люлю, предварительно пообещав Коляну ответную услугу за изготовление так необходимой мне справки-отмазки от колхоза. Заболел я, судя по диагнозу в документе, какой-то сложной разновидностью простуды или гриппа. Колян по пьяни порывался пририсовать мне чего посерьезнее, типа воспаления легких, но я его отговорил — ведь пневмония в большинстве случаев чревата больничным стационаром. А нахрена мне лишнее палево? Уж лучше дома, амбулаторно, так сказать. Пацаны не стали даже пытаться влить в меня еще — самим больше достанется. И я спокойно отправился на боковую. Выпитая стопка подействовала на меня расслабляющее, как хорошее седативное средство. Конечно, с колесом димедрола эта доза даже рядом не стояла, но я сравнительно быстро отрубился — намудохался чего-то за день. Я подскочил с кровати и по-бырому её заправил. Умылся, привел в порядок разлохмаченную после сна шевелюру и заглянул в комнату к пацанам. На диване, не раздеваясь, дрых Колян, выдавая громкие хрипящие трели. Леня обнаружился в спальне, где лежал одетый, уткнувшись носом в подушку. В маленькой комнатке витал стойкий запах перегара — надрались мои приятели вчера неслабо! Я пособирал с журнального столика остатки вчерашней закуси, соорудил на кухне стакан сладкого чая и с удовольствием позавтракал. Потом позвонил замдеканше и предупредил её, что заболел и поехать в колхоз не смогу. На какой срок я вылетел из студенческой жизни, я не знал, но дата на справке была открытой — пиши, какую в голову взбредет. Главное не перебрать максимально возможный срок. А то потом придется подделывать уже справку специальной комиссии по продлению срока больничного листа. Выбросив из головы хрипловато-эротический голос Светланы Васильевны, продолжавший звучать у меня в ушах даже после окончания разговора (побыстрее бы встретиться с Ленкой и снять эту гребаную «зависимость»), я позвонил Зябликову, который, как обычно, находился на службе. Договорившись, о встрече, я вышел на улицу, захлопнув за собой дверь гостеприимного барака. В общагу я решил пока не ездить. В этом сейчас не было никакого смысла. Завтра мои соседи рванут в колхоз, а я, благодаря Коляну, останусь в городе. Подумав, я решил остановиться на предложении Зябликова и квартире его соседа, которую он мне сосватал вчерашним днем. Леню напрягать больше не хотелось, и так уже столько времени у него тасовались бесплатно. Буду забегать когда-никогда. Ну, и если с «Мумий Троллем» все срастется, как я планирую. На этот раз я не поехал в отделения, а договорился с майором встретиться через час у его дома. Проживал Зябликов в районе «Второй речки», неподалеку от места работы. Погода и сегодня радовала — солнце палило напропалую. Даже не верилось, что через несколько дней наступит настоящая календарная осень. Не такой я её себе представлял, на родине совсем другие погоды в это время стоят! А здесь, в этом приморском городе лето продолжается. Ура! Загрузившись в автобус, я неспешно покатил к месту встречи. Времени у меня еще было навалом — успею к намеченному сроку. Как оказалось, не успел. Из-за какой-то аварии образовался дорожный затор, и я опоздал на встречу почти на целый час. Зябликов терпеливо ожидал меня во дворе, сидя на лавочке возле подъезда. Он курил, лениво пуская в воздух колечки дыма. — Степан Филиппович, — подойдя к майору, повинился я, — простите! Не думал, что опоздаю. Но там авария на дороге… — Знаю. — Зябликов кивнул и выбросил окурок в урну. — Когда сюда ехал, пробка уже собиралась. Я так и понял, что ты немного припозднишься. Ну что, — он поднялся с лавки, — пойдем твои хоромы смотреть? — Ага, — произнес я, заходя следом за майором в прохладный, еще не успевший раскалиться подъезд. Мы дотопали до третьего этажа, где Зябликов и остановился. Обычный пролет, три двери. — Я вот здесь живу, — он указал на аккуратную дверь с двумя латунными циферками «22», обшитую снаружи зеленым дерматином. — А твоя — напротив. Я взглянул на деревянную лакированную дверь под 24-м номером, выглядевшую солидно и основательно: зачетные ворота! Видно с первого взгляда, что не какой-нибудь бичара запойный обитает, а вполне себе состоятельный чел. А наличие сразу двух врезных замков, лишь укрепило меня в этом мнении. Зябликов тем временем достал из портфеля связку ключей с металлическим брелком, украшенным японскими иероглифами и протянул мне: — Тренируйся, Сереж! Я по форме бородок сразу прикинул на глаз — какой из ключей, к какому замку подходит. Из трех ключей на связке, два действительно оказались от входных замков. И через минуту мы уже стояли у открытой двери. — Быстро ты! — Фыркнул Степан Филиппович. — Чего стоишь? Проходи! Чувствуй себя как дома! Хозяин появиться не раньше, чем через полгода. Я прошел небольшую прихожую, где, сбросив с ног кроссовки, прошел в комнату. Че могу сказать? Дорого-богато! А для родимой деревни, так и вовсе — недостижимый уровень. Вроде и есть у наших деревенских блатных, кто прихлебывает из разных импортных кормушек, особенно из леспромхозовских, всякого разного добра. Но чтобы столько! — Говорят, что вся японская техника, что мореманы из рейсов привозят, едва ли с помойки? — не мудрствуя лукаво, поинтересовался я у Зябликова. — Но на мой неискушенный взгляд, она как новая… — Да, Сереж, — кивнул майор, — как ни печально это признавать… — Блин, да если там такое выкидывают… Как вообще можно рабочую вещь, да еще в таком состоянии, в утиль списать? Это просто кощунство какое-то! Да у меня в голове это просто не укладывается! Я, когда маленький был — лет восемь-десять, мы с дедом, когда за грибами ездили, обязательно возле местной свалки останавливались, — поделился я воспоминаниями со Степаном Филипповичем. — И если деду на глаза попадалась вещь, которую можно было починить, без особых затрат и собственными руками, он её обязательно забирал. Да у него куча всяких удобных примочек и приблуд со свалки была! В гараже — насос из компрессора от старого холодильника, в доме — для скважины, дизельгенератор, восстановленные автомобильные аккумуляторы в подвале, на случай отключения света… Так что когда в деревне рубили свет, только дедовский дом светился в темноте, словно новогодняя елка… А здесь такое на свалку… — Загнивают, гребаные капиталисты! — ругнулся майор. — Хотя, если честно, позагнивать тоже охота! Только если ради этого не нужно будет честью своей поступиться, — добавил он. — И никогда мы их не догоним, — печально вздохнул Зябликов, — чтобы там с высоких трибун нам не толкали… А у меня в голове «заиграл» знакомый до боли проигрыш — «Распутин» из «Боней М». Ябез раздумий направился к стене, на которой висела шикарная гитара. И тоже, похоже, что не наша… Как на нашем сельсовете красный флаг алеется, Как на нас на молодёжь партия надеется! Мы Америку догоним — сомневаться нечего! Если партия сказала — дело обеспечено! Будем строить коммунизм новыми бригадами, И успехами в труде партию порадуем! Мы воронежские песни по-воронежски поём, Кто ребят наших полюбит, всё равно мы отобьём! О-о-о, ой ты, травушка зелёная, О-о-о, ой ты, грудь моя ядрёная! О-о-о, ой ты, травушка зелёная, О-о-о, ой ты, грудь моя ядрёная! https://www.youtube.com/watch?v=yaiVvAeQbkA Я выдохнул и отложил гитару в сторону. Зябликов вопросительно посмотрел на меня: — Это его так «прорвало»? — Угу, — кивнул я. — Такая вот иногда реакция бывает… Мы действительно их никогда не догоним? — спросил я майора. — Он ведь вам рассказывал, что с нами… со страной дальше будет? Я ведь ваших разговоров практически и не помню… Только ощущения от мыслей о будущем такие, словно говна ложку навернул… — Рассказывал, Сереж, рассказывал, — не стал скрывать Зябликов. — И от его рассказов у меня волосы на голове шевелились! — Он провел рукой по сверкающей лысине. — А волос, как ты видишь, у меня давно нет. — Значит, перестройка, гласность, свободные экономические отношения, которых все ждут с таким нетерпением… — Туфта это, Сережа, причем полная! — воскликнул майор, присаживаясь на диван, застеленный шикарным цветастым покрывалом с яркими Японскими мотивами. Я присел на кресло рядом. — Но ведь идея-то хорошая была… — Любую хорошую идею можно запросто похерить. И выгоду от всей этой суеты, как заявил Вадимыч, получит лишь небольшая горстка «хозяев жизни». Они снимут все сливки, а остальные просто останутся с фигой в пустом кармане! Основная масса населения обнищает… И ты знаешь, я ему верю! Уже сейчас заметны предпосылки ко всему этому дерьму! — Неужели ничего нельзя сделать, Степан Филиппович? — Я с надеждой посмотрел на майора. — Ведь его возможности… они… — Он уже пытался, Сереж, — печально усмехнулся Зябликов. — Но его вмешательство в естественный ход вещей привели к еще большим потрясениям и жертвам! Ну, по крайней мере, он так рассказывал… Он… Он тоже человек, Сережа… в большей мере… несмотря на все свои возможности… — Так что же делать, чтобы избежать всего этого? Он ведь знает, как все должно пойти… — Мы тоже скоро узнаем, — намекнул мне Степан Филиппович, — тот компьютер… из будущего… Вадимыч сказал, что в ней мы найдем не только нужные тебе программы для записи и монтажа, но еще и информацию… — А вы его забрали из отделения? — с надеждой спросил я. — Конечно, — невозмутимо ответил Зябликов. — Нужно же тебе матчасть изучать. — Он поднялся и подошел к большому зеркалу, висевшему на одной из стен комнаты. — Тут хозяин себе тайничок оборудовал, — произнес он, — с силой надавливая на левый нижний угол деревянной рамы. Что-то негромко щелкнуло, и зеркало слегка отошло от стены. Майор распахнул его, словно дверцу подвесного шкафчика. В открывшемся моему взгляду пространстве стены я увидел небольшую металлическую дверку, не иначе, как вмонтированный несгораемый ящик. — Чтоб я так жил! — не сдержал я эмоций. — Настоящий сейф? — Угу, — подтвердил мою догадку Степан Филиппович. — Я ему и монтировать его помогал, — признался он. — И нафига козе баян? — Я все еще не мог прийти в себя от удивления, поскольку никогда в жизни не встречал в квартирах обычных обывателей такие вот бронированные нычки. — Ну, ни скажи Сережа, — Зябликов улыбнулся в усы. — Когда в морях по году, деньги тебе ни к чему. Ну, разве самая малость. А по возвращению тебе её всем скопом на руки выдают! А зарплаты у них такие… по крайней мере раньше были, — поправился он. — Нам такие калымы и близко не светят! Вот и приходиться, хоть как-то их хранить. — А как же: «граждане, храните деньги в сберегательной кассе?» — припомнил я расхожую фразу вора Жоржа Милославского из фильма «Иван Васильевич меняет профессию». — Если они, конечно, у вас есть! — закончил со смехом майор. — У каждого свои тараканы в голове! Хозяин этой квартиры считает, что когда пачки хрустов рядом лежат, и на душе как-то веселее. — Ну-ну, — хмыкнул я, доставая из кармана связку ключей, переданных мне Зябликовым. Третий, не задействованный ранее ключ, как я и предполагал, оказался от сейфового запора. Я засунул его в скважину и без усилий открыл металлический ящик. В сейфе оказалась запрятана видеокамера и компьютер, названный Зябликовым ноутбуком. И еще несколько пухлых книжонок — видимо, инструкций к этим чудным вещицам. — А остальное? — оторвавшись от сейфа спросил я майора. — За остальным сегодня еще съездим, — пообещал Степан Филиппович. — Я только самое ценное сюда перевез. А от микрофонов, шнуров и прочих железяк никакого «урона» не будет — если и увидит кто, ну так и пусть! Зябликов аккуратно, словно нечто очень хрупкое, достал из железного ящика ноутбук и бережно перенес его к столу. Откинув крышку-монитор, он нажал на единственную кнопку в правой верхней части корпуса. По темному экрану побежали какие-то буквы, циферки, картинки. А после машина затребовала какой-то доступ в виде пароля. — Чего он хочет, Степан Филиппович? — Так понятно же все: пароль-отзыв, все дела… — пояснил Зябликов. — Чтобы к начинке абы кто доступа не получил! Все ж таки там такая информация — просто бомба! — Ну, и какой пароль? — спросил я его. — Типа: у вас продается славянский шкаф? — Можно и так сказать, — не стал возражать Зябликов. — Пароль — это набор символов, которые нужно ввести. — И какой набор нужно ввести? — спросил я его. — Не знаю, — признался майор. — Он лишь сказал, что ты его знаешь… — Приплыли! — Я задумчиво почесал в затылке. — Может дата моего рождения? — пришла мне в голову спасительная мысль. — Она ведь у нас одна на двоих… И я быстро набрал её на клавиатуре компьютера. «Пароль не верен», — бесстрастно сообщил прибор из будущего. — Твою мать! — ругнулся я, пробуя набрать еще пару дат, имеющих для меня хоть какое-то значение. Но проклятая железяка талдычила только одно — что я не угадал. — Блин! И как быть-то? — расстроился я. — Опять, что ли, напиться вдрызг? А вы уж его поспрошаете… — Да, действительно, — смущенно согласился со мной Зябликов, — как-то я об этом не подумал. Ведь тоже слегка не в себе был. Ага, знаем мы это «не в себе»! Просто пьян был майор в полное говнище! Вот и не помнит нихрена. — Блин, Сережа, забыл совсем! — словно в ответ на мои мысли воскликнул Степан Филиппович. — Он говорил, что эта хреновина еще и от отпечатков пальцев работает! Нужно просто провести пальцем вот тут! — Зябликов указал на небольшое «окошечко», сверкающее какими-то металлическими контактами в солнечных лучах. — Давайте попробуем, — недоверчиво поглядывая на «окошечко», согласился я на эксперимент. — Хрен его знает, чего они там себе в будущем навыдумывали? Я поднес указательный палец и прикоснулся им к «окошку». Ничего не произошло. — Бли-и-ин! — В очередной раз разочарованно протянул я — напиваться страсть как не хотелось. Но стоило поелозить пальцем по контактам, адская машинку «встрепенулась», картинка на экране сменилась на кружащееся разорванное «колесико». А внутри прибора что-то едва слышно «зашелестело». Экран в очередной раз изменил картинку и расцвел голубым светом. — Ура! — произнес Зябликов голосом кота Матроскина. — Заработало! А я стряхнул со лба выступивший пот. — И чего там? — выдохнул майор, и мы вместе склонились над экраном, едва не столкнувшись черепушками. — Папки какие-то… Ептель, да тут без бутылки не разберешься! — подытожил он. — Не, я пить больше не буду! — сразу определился я с позицией. — Лучше сначала инструкции почитаю. — Верно мыслишь, Сереж! — кивнул майор. — Ну, хоть запустили! — довольно произнес он, разгибаясь. — А там разберешься как-нибудь. За остальным барахлом поедешь? — спросил он. — А подвезете, Степан Филиппович? — Ну, наглеть, так наглеть. — Поехали, скатаю тебя туда-обратно, — не стал отнекиваться Зябликов. — Там хрени еще на пару ходок наберется. Не на автобусе тебе ж это все везти. — Спасибо! — поблагодарил я мента, нажимая на кнопочку ноутбука. Экран моргнул и погас. Ну, как его включать, я уже знаю. Ну, а пальцы всегда при мне… Слава Богу, пока еще при мне! — Я мотнул головой, отгоняя всплывшие вдруг страшные воспоминания моего соседа. А ведь он прав — наши памяти действительно сливаются в единое целое. И я боюсь, что некоторые воспоминания могут надолго лишить меня душевного спокойствия и сладкого сна. Но ничего, с его появлением в моей голове, реальность начала меняться. И я надеюсь, что со мной никогда не случиться того, что случалось с ним…Глава 17
До отдела мы с майором добрались быстро и без всяких проблем. Ехать на машине было все ничего. Поднялись к нему в кабинет, где в углу были аккуратно складированы остатки моего набора юного режиссера и оператора. Железок, и правда, было довольно много. — Половину кабинета у меня твое оборудование отожрало! — ворчливо пожаловался Зябликов, помогая мне загружаться. — Я же говорил, что за одну ходку и не унесем. Может, моих парней запрячь? Быстрее унесем… — Да, ладно, Степан Филиппович, я сам управлюсь! — заверил я майора. — Зачем людей-то от работы отрывать? — Твоя правда, сломают еще чего! — продолжил по-стариковски ворчать Степан Филиппович. — Никогда бы не подумал, что для того, чтобы на камеру снять чего-нить, столько всего надо… За пару ходок мы не управились, хоть уже и забили багажник и почти весь салон «Волги» майора. — Черт! — ругнулся Зябликов, когда мы запихали очередные железки. — Надо было хотя бы «козла» взять! — Думаете, не влезет? — разглядывая забитый до потолка салон, спросил я. — Да должно, вроде, залезть… — почесав вспотевшую лысину, ответил майор. — Там совсем чуть-чуть осталось. Мы вернулись обратно в его кабинет. Железок осталось перетаскать совсем чуть-чуть. — Слушай, Сереж, может по чайку-кофейку перед выездом попьем? — неожиданно предложил он мне. — У меня дома, пока жена в столице — шаром кати! А на твоей хате вообще голяк с продуктами. А тут у меня и печеньки найдутся… — Я только за! — согласился я на предложение Зябликова. В животе уже действительно слегка подсасывало, а до обеда еще далеко. Да и пить хотелось. Зябликов проверил есть ли вода в электрическом чайнике, стоявшем на подоконнике и врубил его в розетку. Водичка быстро зашумела, а мы развалились на креслах в ожидании пока она дойдет до нужной кондиции. — А вот и обещанные печеньки! — Майор вытащил из стола вскрытую пачку «Юбилейного». — Угощайся, Сережка! — Спасибо Степан Филиппович! — Благодарно кивнул я, выуживая квадратное печенюху из пачки. Но схрумкать её мне не довелось — входная дверь в кабинет майора резко распахнулась, бухнув о стену, как будто кто-то открыл её «с ноги». В кабинет в ярости влетел крепкий бычара, правда, на мой взгляд, слегка перекормленный — толстые щеки резво колыхались в такт его резким шагам. Но свалить с ног такого борова будет проблематично! — Ты, сука, тут за главного канаешь⁈ — проревело существо, бешено вращая покрасневшими белками глаз. — Допустим… — Зябликов резко подобрался в кресле, его лицо превратилось в каменную непроницаемую маску. — А вы чего тут разорались, гражданин? — Он нарочно не повышал голос, сбивая с толку ворвавшегося мужика. — Совсем попутали, уважаемый? Тут вам не цирк, тут вам милиция! Сейчас за нарушение порядка оформлю тебя на пятнадцать суток… В приоткрытую дверь заглянул какой-то капитан, с которым я знаком не был и видел его лишь мельком. — Товарищ майор, у вас все в порядке? — поинтересовался он, окидывая подозрительным взглядом буяна. — Да, Леша, все в порядке, — ответил Зябликов. — Иди, мы тут сами разберемся! Да, и дверь закрой, пожалуйста, поплотнее, чтобы мы других сотрудников от работы не отрывали. А то посетитель через чур горластый попался. Блин! Вот чему завидую, так это выдержке Зябликова. Если бы на меня так наорали, да я бы уже послал бы этого придурка нахрен! А Филипыч сделал такой покер фейс, как будто с близким приятелем по душам общается. — Хорошо, Степан Филиппович, — произнес капитан, закрывая дверь. — Я вас слушаю, гражданин, — продолжил Зябликов с ледяным спокойствием, — какие у вас проблемы? — Это у тебя проблемы, мусор! — Здоровячок, видимо, отошел от первого затупа, и вновь попытался насесть на майора. — Это ты моих пацанов вчера закрыл? Да еще и подстрелить умудрился! Выпускай их, мля, если проблем не хочешь! — А! — Даже обрадовался такому заявлению Зябликов. — Вот оно в чем дело! Если ты о тех двух безголовых ушлепках, что сами себя на приличный срок раскрутили — то да, ты по адресу! Ты чё, тварь, совсем ох. ел? В ментовку приперся права качать? Ты видел, Сережка, куда мы катимся? — Майор выразительно посмотрел на меня. — Бля, сука, прав был Вадимыч в своих прогнозах! Сто тысяч раз прав! — Ты чё, легавый, меня не слышишь? — Бычок, вновь сбитый с толку вставочками майора, обращенными ко мне, вновь подал голос. — Да ты, сучара красноперая, знаешь, кто я? Знаешь, под кем я хожу? — Он подошел к столу майора, уперся в него пудовыми кулаками, грозно нависая над не особо крупным Зябликовым. — Ну, давай, просвети меня! — Зябликов криво усмехнулся, и подкрутил пальцами кончики усов, превращаясь в этакого Чапаева. — Хотя… забей! — Майор устало махнул рукой, но это была лишь видимость. Я-то прекрасно уловил, как его распирает от злости. Еще чуть, и майора прорвет. — Министром меня уже твои недоделки пугать пытались! — лениво процедил Степан Филиппович, понизив голос до свистящего шепота. — Не хватало еще, чтобы всякие мелкие сявки, шестерки Чука, здесь вякали… Нах. й пшел отсюда!!! — неожиданно заорал майор, так что стены затряслись. — Я таких зверей давил, давлю и давить буду! Рыпнешься, сука — законопачу так, света белого не взвидишь! И статью подходящую найду — не сомневайся! Но боров не внял гласу рассудка, поскольку оказался отмороженным на всю голову. И где только таких выращивают? Но, не смотря на солидные габариты, он оказался резким, сука, как твой понос. Похоже, что внатуре из бывших спортсменов. Он, словно гигантская горилла оттолкнулся кулаками от стола, а затем неуловимым, но мощным хуком пробил Зябликову в голову. Майора снесло на пол вместе с креслом, где он очумело завозился, пытаясь подняться на ноги. Удар был силен, однако не отправил майора в полный нокаут, хотя и основательно вышиб из него дух. Зябликов пытался встать, но падал раз за разом. То, что произошло дальше, вообще не укладывалось ни в какие рамки — громила выдернул из-под рубашки, которую он носил на выпуск, пистолет и навел его на Зябликова. Че делать-то, сука? Перепуганные мысли понеслись галопом… Я, не придумав ничего лучшего, схватил с подоконника, рядом с которым сидел, булькающий чайник, резко сорвал с него крышку и плеснул крутым кипятком в морду съехавшего с катушек бандюка. — А!!! Бл. дь! — Бычара, не выпуская ствола, схватился свободной рукой за лицо. А, не нравится кипяточек? — злорадно подумал я. Но в следующее мгновение оказалось, что я рано радуюсь — что-то темное метнулось ко мне со стороны обваренного борова, и в моей голове кто-то словно повернул рубильник. Все, кина не будет — электричество кончилось… На этот раз я пришел в сознание резко, с болью и без набившего оскомину и уже ставшим привычного чувства глубокого опьянения. Охренеть — я трезв, словно стеклышко… Но сука, отчего же так башка-то трещит? И какого хрена я на полу? Почувствовав текущую по щеке теплую и липкую субстанцию, я лапнул её рукой и поднес пальцы к глазам. Кровь? И кто бы сомневался? Кто это меня так приласкал? Вид целящегося в меня из пистолета мордатого улыбающегося ублюдка, не разбавил радостью моего поганого настроения. И за что мне все это? — Слышь, дятел, — просипел я, отчего-то пересохшим горлом, — пукалку свою спрячь! — А то что? — Боров откровенно потешался над моей полной беспомощностью. — Я её тебе в жопу засуну! — мрачно пообещал я. — А тебя на лоскуты порву! — Гы-гы! — заржал он, а его толстые щеки, отчего-то красные и исходящие паром, мерзко затряслись. — Попробуй, чепушила! — Ну… ты сам напросился… — Я, оставив на побеленной стене кровавый отпечаток ладони, поднялся на ноги. Отметил краем глаза вошкающегося на полу Зябликова, размазывающего кровь по лицу. — А дядю Сережу не надо злить! Ствол в жопу засунул, петушара! Быстро! Поначалу ублюдок продолжал ухмыляться. Но, когда его ручонка, вооруженная стволом, начала планомерное путешествие к пятой точке… Улыбочка как-то быстро сползла с его жирного лица. Он попытался остановить потерявшую чувствительность руку, начавшую неожиданно жить своей жизнью, другой рукой. Но хрен-то нате — ствол планомерно и неумолимо приближался к его заднице. — Э-э-э! Че за херня? — испуганно взвизгнул он, вращаясь вокруг себя, словно псина, гоняющаяся за своим хвостом. — Прекрати, бл. дь! — Давай-давай, не отлынивай! — Я отер кровь, заливающую глаза — а не хреново он мне чердак разворотил! — Сережа… ты… в порядке? — Зябликов, наконец, слегка очухался. Его голова показалась над крышкой стола. — Почти… Чем эта падла мне харю рассекла? А, Зябликов? — поинтересовался я у майора. — Похоже, рукояткой волыны он тебе засветил… Постой… Сергей Вадимыч? Ты? — Сука, а кто еще? Слушай, а почему я такой трезвый? — Так это говно Сережку напрочь вынес… — Как же я вас, тварей, ненавижу! — Планка от злости у меня упала ниже некуда. — Ну, долго я ждать буду? — Нет! Нет! Не-е-ет! — заверещал говнюк, словно поросенок под ножом, когда пистолет достиг своей цели. Ткань штанов опасно затрещала. — А теперь… ПУК! Палец отмороженного киллера дернулся на спусковом крючке… Грянул выстрел и гребанный ублюдок лопнул, словно перекачанный воздушный шарик, забрызгав кровавыми ошметками не только кабинет майора, но и нас с Зябликовым с головы до ног. — Еб. чий случай! — сплевывая кровавую кашу, выругался я. — С лоскутами я явно переборщил! — Че делать-то теперь, Вадимыч? — обтекая, просипел Зябликов, не ожидавший такой вот действительно кровавой развязки. — Снять штаны и бегать, Зябликов! — продолжая отплевываться, фыркнул я, а в коридоре уже слышался топот ног подчиненных Степана Филипповича, привлеченных звуком выстрела. — Чё ты как маленький? Сейчас все поправим! — Я попытался прищелкнуть окровавленными пальцами, но они скользили, и щелчка не получилось. Да и это и не очень-то нужно — так, привычка дурацкая такая! Через мгновение, в кабинет вернулся в свое исходное состояние — по нему словно солидная клининговая компания прошлась. И к моменту, когда в кабинет к начальству вломилась перепуганная выстрелом толпа, все было чинно-благородно, по старому. А мы с Зябликовым сидели за столом и грызли слегка подзадубевшие «Юбилейные» печеньки. — В чем дело, ребятки? — строго вопросил майор, делано нахмурив брови. — Вы чего все приперлись? — Так… это… — проблеял давешний капитан. — Стреляли вроде… — В смысле, стреляли? — еще больше напыжился Зябликов. — Вы опять с оружием баловались? Не зацепили хоть никого? — Так это… у вас в кабинете стреляли… — еще больше теряясь, пролепетал капитан. — У меня? — Брови Зябликова изумленно поползли вверх. — Стреляли? Такой артист пропадает! — подивился я естественной реакции майора. — Ну… не знаю… может показалось… — Дал заднюю капитан. — Креститься надо, когда кажется! — фыркнул Степан Филиппович. — Это просто Сережка, какую-то хрень на пол уронил… — Ну же нечаянно, Степан Филиппович! — жалобным голоском подыграл я Зябликову. — Ну вот, а вы переполошились! — Решил прекратить бессмысленный разговор майор, всем видом показывая, что начальственная «аудиенция» окончена. — Всё, по местам! У нас работы невпроворот! Кода сотрудники, перешептываясь, покинули кабинет, у порога остался стоять лишь капитан. — А тебе, Филимонов, особое приглашение нужно? — поначалу недовольно зыркнул на капитана Зябликов, но после слегка сбавил обороты. — Извини, Леша… Совсем башка кругом… Чего хотел-то? — Так я по поводу вашего посетителя, — ответил Алексей, — того, мордатого… Кстати, я как-то не заметил, когда он ушел… — задумчиво произнес он. — Так что там с этим мордатым? — переспросил Степан Филиппович, пытаясь побыстрее спровадить капитана. — Он мне так кровину свернул, что пришлось его реально нах. й послать. — Так я слышал, товарищ майор! — Неожиданно улыбнулся Филимонов. — Праильно вы этой гниде дорогу указали! — Так чего там с этим уродом? — вновь спросил Зябликов. — Так я его узнал, — ответил капитан. — Это Колобок! — Какой, нахрен, колобок? — не понял майор. — Колобков это — один из приближенных «бригадиров» Мистерчука… Министра. Я с ним лишь мельком пересекался по одному делу — он там свидетелем канал. Отморозок конченный… Вы вчера двух его торпед в холодной закрыли. — Колобок, значит… — Зябликов с шумом почесал ногтями подбородок. — Вы сейчас осторожнее, товарищ майор, — предостерег Зябликова капитан. — Такие, как он, обид не прощают… — Хорошо, Леша, я понял — чай не первый год в погонах, — кивнул майор. — Разрешите идти? — произнес Филимонов. — Иди, Леша, иди! — Ты смотри, Зябликов, как за тебя твои сотрудники переживают! — не скрывая своего восхищения, произнес я, когда мы остались наедине. — Цени, ментяра! Люди не за страх, а за совесть у тебя работают! — Ценю! — выдохнул Степан Филиппович, расстегивая пуговицы на белоснежной рубашке. — А другие тут и не задерживаются… — Зябликов трожащими руками открыл шкафчик и вытащил из него пузырь. — Ты, Вадимыч, как хочешь, а мне после такого выпить надо… — Ну, и мне тогда на пару пальцев плесни, а то непривычно… по-трезвяни… — Зябликов, набулькав едва не до «пояска» граненого стакана, подвинул его мне. — Будем, Филиппыч! — Крепкое пойло пошло как по маслу. А вот Филиппыч закашлялся, подавившись вискарем на последнем глотке. Я заботливо похлопал его по спине. — Рассказывай, Зябликов, че за фигня у тебя тут происходит? — потребовал я, когда мент, наконец-то, прокашлялся. — Да я сам в шоке, Вадимыч! — признался Степан Филиппович, обвиснув, словно слизняк в собственном кресле. — Я даже представить себе не мог, чтобы какая-то морось бандитская в кабинете начальника полиции стволом угрожала! Никак я это в черепушку себе утрамбовать не могу! Вот хоть убей меня… — А тебя и так едва не вальнули, Зябликов! Да и меня заодно! Ты как умудрился такое допустить? — Так я и подумать не мог… — вновь завел свою шарманку Степан Филиппович, прикуривая дрожащей рукой сигарету. Дрожали не только руки, но и губы мента — так что он никак не мог поймать огонек кончиком сигареты. — Твою мать, Филиппыч! — прикрикнул я на него, поджигая сигарету «взглядом». — Возьми себя в руки! — Так я ведь как подумаю, что эта сука могла Сережку… — Проехали! В следующий раз думать будешь! А теперь давай, подробненько, как я люблю! Зябликов, к моему глубочайшему удовлетворению, быстро взял себя в руки. Пересказ предшествующих событий много времени не занял. Да и чего тут долго рассказывать? Все и так ясно. А часть событий, участником которых я непосредственно являлся, и вовсе пересказывать не было нужды. — Значит, вот таким Макаром этот Колобок решил своих корешей с кичи вытащить? Похоже, что так, — в недоумении пожал плечами майор. — Странно все это… — Я крепко задумался. — Не ко времени такая херня… Вот годика через три-четыре, никого уже и не удивит нападение на сотрудника милиции, да еще и в здании отдела. Стреляли, резали, подорвать могли запросто… — Как подорвать? — Округлившиеся глаза майора сделали его похожим на филина. — А так, чтобы разом все хвосты отсечь! Запугать! Чтобы в следующий раз никто и не рыпнулся у них на пути вставать! Но, блин, на дворе только девяностый год! Братва еще не настолько оборзела, чтобы ментов ни во что не ставить! Не срастается тут что-то, Степа… Не срастается! Зябликов накапал еще по одной, и мы уже неспешно выпили. — Сергей Вадимыч… А ты этого Колобка… Действительно того… — В лоскуты? А то не видел? — И что мне теперь? Не дело на него же заводить? — Блин, Зябликов, ты больной или где? Какое, нахрен, дело? Нет человека! Пропал! Растворился в окружающем эфире! Вот если только к тебе по пропаже гражданина Колобкова кто заявление нацарапает, тогда со всем прилежанием и заведешь! — Понял, Сергей Вадимович… Блин, ну и житуха у вас там, в будущем, была… — Ох, Зябликов, это все цветочки… А хочешь поподробнее узнать, как у нас там жилось? — На трезвую голову я неожиданно припомнил о своем заброшенном мирке. Который без людей. Интересно, смогу я в него переместиться или нет?Глава 18
К собственному удивлению я переместился в мир «без людей» легко и непринужденно, «по-старому». Выходит, что если этот безлюдный мир продолжал существовать, то я до сих пор так и не адаптировался ни к одной реальности. Ни к той, где натворил невесть что со своей синтетической справедливостью, ни к новой, откуда «родом» Зябликов. А значит, «нить», связующая меня с изначальным миром не оборвалась, иначе мир «без людей» растворился в изначальном Хаосе, прекратив свое противоестественное существование. Ну, по крайней мере, мне так объяснял сложившуюся ситуёвину Ашур Соломонович, бывший хранитель кольца Соломона — «Путеводной Звезды». — Еб. ческая сила! — не сдержался Зябликов, когда после моего прикосновения мы вместе переместились в квартиру моих родителей в пустынном мире. — Как это? — Он принялся вращать головой, рассматривая окружающую обстановку. — Мы где сейчас, Вадимыч? — Как бы тебе объяснить, майор… — задумался я. — Чисто технически мы в будущем в две тысячи… — Я бросил взгляд на иконку часов, продолжающего работать, как ни в чем не бывало компьютера, как будто я и не исчезал никуда! — … двадцать втором году, на моей малой родине — в Новокачалинске. Однако, окружающий нас мир — лишь калька с реального мира, того, где я вырос… — А наш мир, выходит, в твоем прошлом? — домыслил майор, вовсе глаза пялясь на большую ЖК панель, занимающую чуть не всю стену комнаты. — А это чего… телевизор? — Телевизор, Филиппыч, телевизор. — Сука, да чтоб я так жил! И чего, у всех такие штуки в будущем есть? И дефицита никакого нет? Прямо вот так свободно все в магазинах лежит? — Забросал меня вопросами Степан Филиппович. — Ну, может, и не такие здоровые, но в основном есть. Модельки поменьше вполне доступны большинству граждан. Все это лежит в магазинах и абсолютно без очередей! — Сука, да не может такого быть! — воскликнул Зябликов, пребывая в полном обалдении. — Значит, дошли до Него, — он закатил глаза и ткнул указательным пальцем в потолок, — наши мольбы: чтобы все было, а очередей не было? — Выходит, что дошли, Филиппыч! — Я криво усмехнулся. — Только цена за дорогу к такому изобилию для кого-то оказалась непомерной… — Это как понимать? — Уставился на меня майор. — А я тебе покажу, — пообещал я. — Здесь, — я хлопнул по системнику, стоявшему на столе, — море информации. Причем, не смотря на отсутствие в этом мире людей, она поступает из моего родного мира в режиме реального времени… — Погоди-ка-погоди, Сергей Вадимыч! — перебил меня Зябликов. — Это как понимать — нет людей? — А так и понимай, — пожал я плечами. — Этот мир был искусственно создан одним лишь моим желанием — спрятаться так, чтобы меня никто не нашел. На тот момент, я еще не знал, что вообще на такое способен. Оказалось — способен. Здесь все точно такое же, как и в моем родном мире: дни сменяют ночи, а ночи — дни; за летом идет осень, за осенью зима, потом весна и так далее. В домах есть свет, вода, отопление… Здесь есть все, как и в обычном мире… только нет людей! Вообще! Никаких! — Блин! А как такое может быть? — Затупил Зябликов. — А откуда тогда этот свет, вода и прочие удобства? — Таковы физические законы этого мира, установленные мною… Нежданно-негаданно, но установленные! Это данность. Принимай её как хочешь! Другого объяснения не будет! — Ек-макарек! Не думал, что ты настолько крут, Вадимыч! — восхищенно произнес Зябликов. — Думал, что уже ко всему привык… Но вот… чтобы так! Целый мир! — Ладно, проехали! — отмахнулся я. — Сделал и сделал… — Постой, но если тебе такое… блин… даже не знаю как назвать… по плечу, то ты и наших бандюков одним щелчком в лоскуты… — Проходили уже такое, Степа, — словно навернув целый лимон, кисло скривился я. — И ничего хорошего из этого не вышло! Правда я не уничтожал всех одним щелчком… Они сами себя на ноль множили… Но, понимаешь, все это было искусственным… — Ага, а ты хочешь настоящих строителей коммунизма вырастить? — Пришел черед усмехаться уже Зябликову. — Чтобы все без страха и упрека? У наших партийных деятелей чет не вышло… — А потому что скурвились, сука, в процессе. Нжрались, наплодили ублюдков типа Митрофанушки, и иже с ними. Все до себе гребли… Сам таким был — не понаслышке знаю! А вспомни тех, настоящих пламенных революционеров. Тех, кто жилы рвал за всеобщее счастье, себя не жалеючи! Горел! Сгорал! Но никогда не изменял своим принципам… — Ну… — протянул Зябликов. — Таких, едва ли не по пальцам одной руки пересчитать можно. Типа Островского… — Не забывай, Степа, сколько еще безвестных… Кто так же горел… Ведь не устояла бы Советская власть без них. — Ну, да, Вадимыч, твоя правда, — потупив глаза, согласился Зябликов. — Разнежились мы чего-то… Так неужели не нужна была нам перестройка? Гласность? Кооперативы там… Тебе же из будущего-то виднее. — Вот как раз перестройка-то и нужна была… Она напрашивалась, она назрела. И Горбачев её очень точно и вовремя запустил. Вот только методы подкачали и соратники. — А как надо было, а Вадимыч? — Если бы я знал? — Я виновато вздохнул. — Я обычный чел, простой обыватель. И, увы, не семи пядей во лбу. — Ну, ты же этот, как его — Надзирающий! Вона, даже целыми мирами крутишь-вертишь как угодно! Неужели для нашего мира ничего не придумаешь? — Ты знаешь, Филиппыч, я много думал об этом… Все мои благие намерения, в конечном итоге приводили к еще большим страданиям для простых людей. Ведь Бог или Создатель очень хорошо потрудился над этой реальностью. Создал настолько уравновешенную систему, что можно только диву даваться! А мы — люди, только и делаем, что пытаемся сломать Его идеальную игрушку! И унас это отлично получается! — Но ты же не простой человек, Сергей Вадимыч! Ты — лицо приближенное к Самому! — продолжал гнуть свою линию Зябликов. — А значит и возможностей все изменить у тебя побольше! — Не спорю. Но мои ошибки и просчеты обойдутся куда болезненней для реальности… Ты знаешь, я даже думаю, что мой очередной откат в прошлое, к точке бифуркации, произошел именно по этой причине. Саморегулируемая система, выстроенная Создателем, пытается погасить негативную инерцию. И все «приключения», происходящие со мной и с Серегой — следствие этого воздействия… — Вадимыч, а ты Его видел? — неожиданно прервал мои заумные рассуждения Степан Филиппович. — Кого его? — переспросил я. — Бога? — Ну да, — кивнул Зябликов. — Бога, или Создателя… Очень уж интересно было бы на него поглядеть! — Я уже, по-моему, тебе говорил, что не встречался. Даже его Божественного гласа не слышал. С другими богами, было дело, встречался. С некоторыми даже сотрудничал… — С какими-такими богами? — не понял меня майор. — Разве бог не один? — Создатель, да — он один, — пояснил я. — А вот богов поменьше — просто пруд пруди. Да вон хоть тот же Анубис, Владыка Мертвых и Последний Судия, вполне себе реально существует. Нормальны такой дядька, с шакальей головой. — П-фф… Сука! — Зябликов сдулся, словно воздушный шарик. — Не забивай себе голову, Филиппыч! Мы сюда не за этим приперлись! — О, блин! — отчего-то слегка испуганным голосом произнес майор. — Вадимыч, а тебя тут выпивка имеется? — Ты набухаться захотел в будущем? — Изумила меня вопрос Зябликова. — Да нет… Это я на тот счет, если ты… ну… того… неожиданно «на дно» заляжешь, а Сережка появиться, — пояснил Степан Филиппович. — У него-то твоих возможностей нет. Как мы тогда отсюда домой попадем? А с бухлом тебя вернуть назад всегда можно. Это, так сказать, проверенный способ! — Он весело рассмеялся. — Бухло в доме должно быть, — ответил я. — Только я не помню. Если что — сходишь на улицу, там магазинов дофига! Выпивку всегда можно найти. — Вот так просто? Заходишь, и берешь с полки все что хочешь? — Да. Людей-то в этом мире нет. Никто с тебя даже денег не попросит. — Вот едрён-батон, где на самом деле-то настоящий рай! — Обрадовался Зябликов. — А можно всё посмотреть? — Не переживай, Филиппыч, конечно посмотрим! — заверил я майора. — Если меня не вышвырнет… Хотя, ты знаешь, я вообще пацана в себе не ощущаю… Словно один остался… Может, в этом мире могу существовать только я? — Да, задачка! Ладно, эту проблему будем решать опытным путем. Но то, что я действительно не чувствую никаких проявлений своего молодого двойника — факт. Зябликов, пока я предавался размышлениям, времени даром не терял — он подошел к окну и с интересом выглянул на улицу. Окна квартиры выходили на центральную улицу поселка, так что посмотреть пришельцу из прошлого было на что: рекламные вывески, изобилие припаркованных машин, в основном импортного производства и магазины, магазины, магазины… Большие и маленькие, промтоварные, вино-водочные и продуктовые. И это только в обозримом из окна пространстве. — Слушай, Вадимыч, а нахрена так много магазинов? — задался вопросом майор. — Вроде и городок небольшой, вполне хватило бы и пары-тройки универмагов. — Эк, чудак человек! — Я подошел к Зябликову и тоже уставился в окно. — На дворе так называемая эпоха потребления! Во всей её красе! Мы не сеем, мы не пашем, Мы валяем дурака. С колокольни х. ем машем, Разгоняем облака! — Пропел я известную частушку, а потом продолжил: За время так называемой перестройки не осталось ни хрена! Колхозы издохли, а частные фермеры не потянули! На полях работают китайцы, выжигая остатки плодородного слоя жуткими химикатами! Заводы загнулись или влачат жалкое существование. Например, из всего Новокачалинского механического завода выжил лишь инструментальный цех. Да и тот на ладан дышит. Огромные площади зарастают бурьяном, разваливаются цеха. А ведькогда-то портальные и мостовые краны, изготавливаемые на заводе, не только по Союзу расходились, но и на экспорт шли! Литейный цех был свой, сборочный… — Да как так-то? — искренне возмутился майор. — А так: ч то имеем не храним, потерявши — плачем! Да чего я тебе рассказывать буду? Для чего я тебя сюда притащил? Давай, вон садись за стол — сейчас сам про все прочитаешь! — Я выкатил из-под стола офисное кресло и усадил за него Зябликова. — Это — компьютер… — Это я понял, — согласно кивнул майор. — А Сережке ты другой подогнал. — Ноутбук, — подсказал я. — Мобильная версия этой громоздкой штуки… — Громоздкой? — фырнул Степан Филиппович. — Был я как-то году в восьмидесятом в одном НИИ по делам, так там компьютер немаленькую такую комнату занимал! А этот, при желании, я подмышкой унести смогу! Я щелкнул мышкой, выводя компьютер из спящего режима. — Смотри, — попутно пояснял я свои действия. — Это — мышка, устройство для управления курсором. Вот, — я повозил манипулятором по столу, — видишь, стрелочка двигается? — Ага! — Зябликов сидел с такой довольной рожей, как будто пятилетний мальчишка, которому доверили поиграться с самой вожделенной на свете игрушкой. — Тычешь стрелочкой в иконку браузера… — Вадимыч, а по-русски нельзя? — попросил майор. — А то с языками… — Понятно, английский со словарем? — подколол я мента. — Немецкий… — мрачнея, произнес Зябликов. — Не справлюсь совсем? — О! Коллега, выходит? — Повысил я майору самооценку. — Тоже немецкий, и тоже со словарем… То есть не в зуб ногой! Не ссы, ментяра, все проще пареной репы! Тычь мышкой в эту картинку, — указал я на цветной значок браузера на мониторе, — её иконкой на сленге зовут… — Это, типа, как по фене что ли? — с ходу врубился в тему Степан Филиппович. — Ну, типа того, Филиппыч, у айтишниов тоже есть свое арго, типа, как у урок феня. — А айтишники — это кто? — не отставал Зябликов. — Айтишники — это спецы по всяким компьютерным делам, — не вдаваясь в подробности, ответил я. — Разговорное обозначение человека, работающего в области информационных технологий, а по-русски говоря, компьютерщика. Происходит это слово от английского сокращения «IT», которое произносится как «ай-ти» и означает именно «информационные технологии». — Понятно, что ничего не понятно… — буркнул Зябликов. — Чего дальше-то делать? — Щелкай мышкой в иконку, — распорядился я, — видишь, браузер открылся? — Хы, браузер… А чевой-то? Вернее зачем? — Это поисковик, — пояснил я на пальцах. — Вбиваешь с клавиатуры запрос в строку поиска, и сеть выдаст тебе всю имеющуюся у нее информацию. Понятно объясняю? — В принципе, понятно, — кивнул майор. — А откуда она там берется? Эта информация? — Много будешь знать, скоро состаришься! — не удержался я от бородатой шутки. — Эта всемирная глобальная сеть называется Интернет. Она объединяет компьютеры по всему миру, и была специально создана для хранении и передачи информации пользователям. — Мудрено, конечно, но, в общем, понятно. — Смотри! — Я отобрал мышку у Зябликова, установил курсор в строке поиска и набил «новости дня». — Это — мой запрос, — пояснил я свои действия, — чтобы поиск начал исполняться — дави клавишу «Enter» и все будет! Сейчас мы и посмотрим, чем сегодня живет моя родная реальность и, возможно, будет жить ваша, если ничего в ней не менять. Первый же блоки новостного паблика, выскочившие на мониторе, поставили меня в жесточайшей тупик: «Минобороны разъяснит деэскалацию на киевском и черниговском направлениях», «Заявления о задержании пытавших российских солдат украинских националистов», «Россия кардинально сократила боевые действия на направлениях Киева и Чернигова»… — Это чего за херня такая, Сергей Вадимыч? — не сдержавшись, выругался майор. — Какие боевые действия на Украине? Это чего, настоящая война что ли? — не поверил Степан Филиппович. — В Союзе? Как в Гражданскую? Да вы чего там, в будущем, белены обожрались? Довели, сука, страну до ручки, демократы хреновы! Это ж свои, советские! Да у меня под Киевом родни по пальцам не пересчитать и жена родом из Харькова! Сталина, млять, на вас нету… — А ну заткнись, Зябликов! — Резко одернул я майора. — Не мороси! У меня самого на Украине родня! Кто довел? Можешь конкретно пальцем показать? Мы сами и довели! Все разом! Я тоже ни о какой войне на Украине до сего дня и слыхом не слыхивал! Посиди тихонько, дай с вопросом разобраться! Забликов сбавил обороты, но продолжал ворчать вполголоса, что он де готов был увидеть все, вплоть до ядерной пустыни после столкновения с вероятным противником в лице гребаных американских буржуев и их прихвостней, но чтобы такое… Наконец он затих, а я принялся скакать по новостным блокам. Да, в моем родном мире полным ходом шло вооруженное противостояние, объявленное военной спецоперацией… Очумев от таких новостей, мы с майором вывалились из сети часа через три. Чумные, с раскалывающимися от боли головами. Но больше, чем голова, болело где-то глубоко внутри… Не знаю, что это… Возможно, что это плакала, исходя кровавыми слезами, моя неприкаянная душа… Не знаю… Ответа на этот вопрос у меня не было… — Нацисты на Украине… Вот, значит, о каком будущем ты говорил? — произнес Зябликов, потирая набрякшие веки на «почерневшем» лице. — Это можно как-нибудь остановить? — О таком будущем я сам только что узнал… У меня нет доступа в этот мир, — покачал я головой. — Я больше ему не принадлежу… — Но мы можем что-то сделать у нас? В прошлом? Чтобы это все и вовсе не случилось? — Мы можем попробовать все изменить, а вот к каким последствиям это приведет… — Я виновато развел руками. — Даром предвидения я не обладаю, а вот печального опыта — хоть отбавляй! — Все, возвращай меня назад, Вадимыч! — неожиданно твердо потребовал майор. — Не хочу я на все это гребаное изобилие из будущего смотреть, если за него придется платить такой вот ценой! Да я лучше на хлебе и воде остаток жизни просижу! Пусть и в вонючем насквозь застое, но с мирным небом над головой! — Я в тебе и не сомневаюсь, Степан Филиппович! У тебя все получится! — У нас, Сергей Вадимович! У нас все получится! Ты это, давай, придумай чего…Глава 19
Сознание включилось внезапно: вот меня еще «не было», а вот я уже сижу за столом в кабинете Зябликова с кружкой горячего чая в руке и полупережеванной печенюшкой во рту. Едва не подавившись крошками, я закашлялся и опустил на стол трясущуюся в руке кружку. Затем, резко вспомнив последние секунды, перед тем, как гребаный бандюк меня вырубил, я вздрогнул и схватился за место удара, опасаясь обнаружить там если и не рваную рану, то уж шишку или синяк — однозначно! Однако, никакого дискомфорта я не ощутил — ушибленное место абсолютно не болело, словно никакого удара и не было. Но я-то отлично помню, как этот боров отоварил меня рукояткой пистолета… Зябликов⁈ Ведь он хотел его пристрелить! — С возвращением, Сережа! — Майор обнаружился на своем месте, под портретом Горбачева. К моей несказанной радости живой и невредимый! И кровавых подтеков, как синяков и других увечий на его лице не было! — Фух! — с облегчением гулко выдохнул я, и сухие остатки печенюхи полетели во все стороны. — Степан Филиппович, вы живы! — Живее всех живых! — подтвердил Зябликов, отсалютовав мне стаканом, в котором плескался явно не чаек, хотя по цвету жидкость была очень на него похожа. — Спасибо тебе хочу сказать: если бы ты этому говнюку кипятком в харю не плеснул, пришлось бы мне конкретно «со святыми упокой» сбацать! — А где… этот? — Я схватил кружку и, не чувствуя, что обжигаю рот глотнул нервно кипяточка. — За него можешь не переживать — он больше никого не побеспокоит! — заверил меня майор. — Успели скрутить? — Ну, можно и так сказать… — попытался выкрутиться Зябликов, не сообщая мне ничего определенного. — Главное, что успели! Больше он никому горя не принесет! — Значит… совсем того… — продолжал я допытываться. — А ты совсем ничего не помнишь? — задал встречный вопрос Степан Филиппович. — Значит совсем того. — Я полностью уверился в своих предположениях. — Это он с киллером разобрался, когда меня выключило? — Он, — не стал больше отмазываться Зябликов. — Но ты не переживай, его просто… как бы не стало… Поверь, от этого в мире только чище стало! — попробовал успокоить меня майор. — Да я и не переживаю, — честно признался я. — Просто испугался за вас, когда он ствол вытащил… Думал, что всё… — Сережка! — Зябликов встал, обошел свой стол и подошел ко мне. — Ты настоящий молодец! Герой! И я тебе жизнью обязан! — Он протянул мне свою ладонь, которую я, поднявшись со своего места, крепко пожал. — Я даже и не знаю, как тебя отблагодарить… — Его голос дрогнул, а глаза увлажнились. — Ведь он мог и тебя пристрелить, Сережа! — А то я не понимаю, Степан Филиппович, — ответил я, вновь опускаясь на стул и с шумом отхлебывая горячий чай, чтобы продавить комок, вставший у меня в горле. — Не маленький уже! Ну, а как я должен был в этом случае поступить? Бросить вас в беде и под стол забиться? Так он бы вас кончил, а после бы и за меня взялся! Не так? — Так, Сережа, все так… — помрачнел на глазах Зябликов. — Вот что я тебе хочу сказать, — он тоже вернулся на свое место и тяжело опустился в кресло, жалобно скрипнувшее под его весом. Похоже креслу тоже не слабо досталось. — Ты заметил, что после того, как в твоем… кхм… сознании «поселился»… пришелец из будущего… с тобой начали происходить не совсем обычные вещи… — Было видно, что этот разговор дается майору с большим трудом. — Да вы смеетесь, что ли, Степан Филиппович? — Я даже поперхнулся от возмущения. — Моя жизнь не просто изменилась, она превратилась в какую-то полнейшую фантасмагорию! Со мною ежесекундно происходят какие-то вещи, о которых еще несколько месяцев назад я бы сказал, что такого не бывает! Ну, разве что в фантастических американских фильмах. Наши таких еще снимать не научились! — Вот именно, Сережа, — вот именно! — произнес Зябликов, словно сомневаясь, сообщать мне что-то или нет. — У Сергея Вадимовича, есть на этот счет одна теория, — наконец решился он, — все твои неприятности и опасные «приключения», происходят не просто так… И, что самое главное, их концентрация во времени будет только нарастать… — Почему? Чем я провинился? — Да ты, в общем-то, и не причем, — с тяжелым вздохом продолжил он. — Это все происходит из-за него… из-за его присутствия здесь, а, возможно, из-за его вмешательства в нашу реальность. — Так пусть больше не вмешивается, ёлы-палы! — в сердцах воскликнул я. — Я-то тут причем? — Не все так просто… Ты пойми, Сережа, если бы он мог вернуться назад, уже бы сделал… Но мы имеем то, что имеем! — Ладно, потерплю, раз уж некуда деваться? Так и почему же со мной все это происходит. — Я не совсем понял его объяснения, поэтому не обессудь… Наша реальность, как и любая другая — сложный «механизм», созданный Творцом. Помимо всего прочего, в её свойства заложена система самовосстановления, на случай неожиданных сбоев. Так вот, наш пришелец из будущего и есть такой сбой. Система пытается его устранить, как досадное недоразумение… — А он — это я? То есть сама реальность пытается устранить меня? Как досадное недоразумение? — Увы! — виновато произнес Зябликов, и его пальцы выдали нервную барабанную дробь по столешнице. — Но это — всего лишь одно из предположений! — Мне-то от этого не легче! — Вот! — оживился Зябликов. — Я к этому и веду! Сережа, будь предельно осторожен! Старайся лишний раз не ввязываться ни в какие авантюры и… — Можно подумать, я в них специально ввязываюсь! — с обидой воскликнул я. — Они меня сами находят! — Ты должен себя беречь! Быть аккуратным и осторожным! И, вообще, ты когда в колхоз уезжаешь? — Ну, вообще-то, завтра должен был… — Не поедешь! — тоном, не терпящим возражений, произнес майор. — Так меня же отчислят! — Я решил умолчать о своей поддельной справке. Зачем мне еще вешать геморрой на Коляна. Он и так меня выручил, можно сказать, по доброте душевной. — Не отчислят! Ты… ты… — задумался Зябликов. — Ты заболеешь! Справку я тебе обеспечу! Надо же, а оказывается у дураков и мысли сходятся! — Будешь рядом, в городе. Мне так спокойнее будет! И даже не возражай! Ну, так я и не думал. Вон оно как повернулось. А справка от Зябликова всяко покруче Коляновской будет. Думаю, что он её не на коленке рисовать будет, а у настоящего врача возьмет.* * *
Митрофан Поликапович Сурков вот уже вторые сутки к ряду не выходил из своего кабинета, надираясь спиртным до умопомрачения. Этого, довольно-таки, дорогого добра, украшенного многочисленными созвездиями, в баре было еще столько, что хватило бы на пару недель беспробудного пьянства. Все эти двое суток он просидел за закрытыми дверьми без еды, только лакая воду из-под крана в пристроенном к кабинету туалете. Все, кто бы ни попытался с ним заговорить через запертую дверь — будь то домочадцы или охрана, мгновенно посылались н. хуй. Пьяный Митрофанушка совсем не скупился на красочные эпитеты, абсолютно перестав фильтровать базар. Ему сегодня было насрать на всех и вся с высокой колокольни, поскольку его собственная сытая и обеспеченная жизнь с недавних пор раскололась на две абсолютно разных половинки и стала похожа на большую и толстую слоновью задницу. В мгновение ока она превратилась в полное дерьмо, выбраться из которого не представлялось возможным. Ибо силы, принудившие его к будущему жалкому существованию, не поддавались разумному объяснению! Возможно, что его бабка-знахарка могла бы объяснить и растолковать все нюансы, которые он не понимал и не принимал. Но видеть перед собой её сморщенное, словно печеное яблоко, блаженное лицо он тоже не хотел. Вот уже двое суток он не появлялся на работе, но это было меньшее из зол — ведь он мог себе это позволить. И никто в трезвом рассудке не посмел бы поставить ему прогул. Он двое суток не справлялся о «прочих делах», никоим образом не связанных с основным местом работы, ну разве что только опосредованно. Но он мог позволить себе и это — хорошо отлаженный механизм, работающий как швейцарские часы, мог какое-то время протянуть и без его непосредственного контроля и участия. А вот позволить себе продолжать прежнюю жизнь он не мог! И что с этим делать, Митрофанушка не представлял. Вернее, представлял, но боялся признаться в этом даже самому себе. Кем он будет в этой будущей гребаной всеми чертями жизни? Вонючим обсосом с мятой трешкой в кармане, пытающийся дотянуть от зарплаты до зарплаты? Ведь без его «темных схем», преступных махинаций и откровенного разбоя нормальной капусты не нарубить! Однако и ослушаться спустившего с небес или поднявшегося из самого ада (сам Митрофанушка склонялся ко второму варианту) крылатого Надзирающего, легко играющего самим временем, он реально боялся. Вид приоткрытого всего лишь на мгновение кровавого и огненного пекла, поселил в его трусливой душонке настоящий дикий ужас перед неизбежным, а что самое главное — практически вечным, возмездием. От мрачной «меланхолии», самокопания и самоедства, а еще больше от безграничной жалости к самому себе его оторвал телефонный звонок. Номер этого телефона во всем Владивостоке знали всего-навсего несколько человек. И звонили либо в самых экстренных случаях, либо при возникновении серьезных вопросов, требующих разрешения таких же серьезных проблем. Сурков, после небольшого ночного забытья, пребывал в каком-никаком, но относительно вменяемом состояние. Ну, в смысле, мог членораздельно выговаривать слова. Едва прозвенел звонок, он резко поднял трубку — громкий перезвон телефонного аппарата болезненно был по похмельным мозгам. — Какого хрена в такую рань? — прохрипел в трубку пересохшим горлом толстяк. — Вечер в хату, Митрофан, — раздался из трубки слегка вкрадчивый знакомый голос одного важного «компаньона» по «темным» схемам. — Какая, нахрен, рань? Стемнеет скоро… Ты на кочерге что ли? — Догадался собеседник. — С какого перепугу дубасишь? — С какой целью интересуешься, Министр? — хорошо зная тюремные повадки компаньона, обрубил конца Митрофан. — Да вот содействие твое в одном вопросе не помешало бы, — не стал темнить криминальный авторитет. — Соображать еще можешь? Или мне попозже позвонить? — Давай лучше сразу, — буркнул Сурков, ища взглядом выпивку. — Ща только глотку промочу слегка… Початая бутыль дорогого коньяка обнаружилась неподалеку, на краешке стола, за которым развалился в кресле опухший Митрофан. Он протянул руку, схватил прохладную бутыль, сделал несколько крупных глотков, а после приложил освежающее стекло ко лбу. — Внимательно… — морщась, произнес он в трубку, похмельная голова болезненно пульсировала. — Дело в следующем, Митрофан, — услышал он в ответ, — тут недавно моих босяков менты в холодную закрыли… — П-ф-ф… — пьяно фыркнул Сурков. — Тоже мне проблему нашел! Хулиганка? Дай на лапу начальнику ментовки, как обычно. Да не скупись, а то я тебя знаю! — Нет, Митрофан, тут не совсем обычный вариант. Они как раз на ментов по незнанке наехали. При задержании легаши одного из этих олухов даже подстрелили… — Б-у-у… Тоже не проблема, всегда ситуевину так повернуть-вывернуть можно, что стрелявшего еще и посадят… К Флейшману обратись, он дельный адвокат, как раз по таким вопросам… — А то я без тебя об этом не знаю, — нервно произнес Министр. — Ты до конца дослушай! На руках у этих дятлов ствол… Грязный… Пока он экспертизу не прошел, все не так печально… Но проблемка нарисовалась с другой стороны — я тут сдуру Колобка в мусарню направил, чтобы он там шухеру навел… — Кого? — Митрофанушка чуть со стула не свалился. — Колобка? Так он же у тебя напрочь отмороженный! Че он порешать без мордобоя может? — Ну, — усмехнулся в трубку Министр, — в последнее время прокатывало. Только в этот раз что-то не так пошло — в гадильник[1] он зашел, а оттуда не вышел. — Ничего удивительного — повязали дебила. Не на всех легавых его тупые замашки действуют. — А вот хрена — нифига он не обеднел[2]! Я специально вентилировал. Он просто пропал! Как, сука, в ниппель — туды дуй, а оттуда х. й! И мне, Митрофан, такие фокусы совсем не нравятся! — Хочешь сказать, его сами мусора зажмурили? И тело утилизировали? Бред это полный, Министр! — авторитетно завил Сурков. — Не гони — не валят мусора бандюков, а еще и в отделении! Это твои дуболомы и торпеды могут с кем угодно в жмурки сыграть! Но менты, да еще и в мусарне… Не, чет ты не попутал, Министр! — Да не попутал я ничего — зуб даю! — «побожился» авторитет. — Есть у меня стукачок в той мусарне, так вот он обмолвился, что в тот день выстрел в кабинете начальничка слышал. Да и Колобка, заходящего в его кабинет, на раз срисовал! А вот обратной ходки уже не видел. — Ты мне какие-то сказки травишь, Министр! Ну не бывает так… — Митрофанушка неожиданно осекся. Ведь и с ним нечто подобное приключилось. Почти сказка, только донельзя страшная, как смертный грех. А что если… — А скажи-ка мне, Министр, ты случайно фамилии того начальника отдела не знаешь? — Знаю, Зябликовым его погоняют. При упоминании имени знакомого по недавним событиям мента, из-за которого у Митрофанушки пошла под откос вся его предыдущая жизнь, Сурков «похолодел» и покрылся крупными мурашками. Хотя, он подсознательно и настроился на подобный исход, но его вновь начало неслабо подтряхивать. — Майор, вроде, из советского гадючника. — Продолжал лить информацию в уши Митрофанушки криминальный авторитет. — Я вот поэтому к тебе и позвонил, чтобы ты по своим партийным каналам на него надавить попытался — слишком борзый он для такой занюханной должности… — Хочешь дам совет, Министр? — Голос Суркова от окатившего его страха неожиданно настолько осип, что ему приходилось выдавливать слова через силу. — Не связывайся с этим Зябликовым — себе дороже только выйдет! — Поясни! — требовательно произнес законник. — Рад бы, да ты не поверишь, — не желая прослыть еще и чокнутым на всю голову полудурком, ответил Митрофан. — Просто прими как данность. Не связывайся! — Хочешь сказать, что за ним кто-то серьезный стоит? — понял по-своему предостережения Суркова Министр. — Можно и так сказать, — не стал вдаваться в подробности Митрофан. — Я посоветовал, а ты — как знаешь… И еще… Не хочешь мою долю выкупить? — В какой схеме? — тут же подобрался Министр. — Не каждый день ему делали такие щедрые предложения. — Во всех наших с тобой совместных «предприятиях», — совсем огорошил его Сурков. — Не понял, Митрофан, с чего это ты соскочить решил? Хорошую же капусту стрижем? Не пожалеешь потом? — А тебе не похрен ли? Так берешь, или нет? — Действительно похрен! У меня просто столько свободного лавэ не наберется, — признался Министр. — А общак? Я знаю, что ты нынче в городе за казначея… — Слишком много знаешь, Митрофан, — недовольно процедил в трубку воровской авторитет. — Положение обязывает, — ответил Сурков. — Да и кто из братвы не в курсе? — Палево это — общий котел для личных нужд потрошить, — признался вор. — Спросить могут, а после такого можно и в белые тапочки приобуться. — Так ты ж вернешь, Министр, — продолжал уговаривать авторитета Сурков. — А когда еще такое предложение будет? — Странный ты какой-то стал, Митрофан. — В голосе вора явственно чувствовались нотки подозрительности и недоверия. — Не узнаю я тебя. И это напрягает… А когда меня что-то напрягает, вот, как твой Зябликов, я такого наворочать могу… — Ну, мое дело предложить, а дальше сам кумекай — выгодно тебе или нет. — Митрофанушка вновь сделал большой глоток из бутылки. — Надумаешь — перетрем! — Ладно, Митрофан, ты сказал — я услышал! — произнес на прощание Министр. — Не кашляй! — И он повесил трубку. Сурков еще некоторое время сидел, прижимая трубку к уху и слушая короткие гудки. Он глупо улыбался, представляя, чем может закончиться столкновение Министра с майором Зябликовым, за спиной которого маячила пугающая фигура Надзирающего. [1] Гадильник (гадиловка) — отделение милиции (уголовный жаргон). [2] Бедность — арест, задержание (уголовный жаргон).Глава 20
Несколько последующих дней прошли мирно, без приключений и в блаженном спокойствии. Я даже из дома — съемной квартиры по соседству с Зябликовым, никуда не выходил, предварительно затарившись продуктами по самое «не хочу». Ленка стала постоянной гостьей в моей крутой норе, набитой заграничной электроникой. Днем я занимался изучением и практикой в использовании техники из будущего — компьютера и видеокамеры, а вечерами мы с Ленкой трахались как ненормальные, до ломоты и судорог в мышцах, и «мозолей» на причинных местах. Потом мы, валялись в истоме на мятой кровати, прижавшись друг к другу, и бездумно пялились в видак, благо кассет с америкосовскими фильмами у Зябликовского соседа было просто завались! И это было просто улетно! Божественно! Да я словно в рай попал! Утром Ленка, сварганив завтрак на скорую руку, убегала в институт — старшие курсы в колхоз уже не посылали, а я продолжал изучать чудеса инженерной мысли из будущего. К слову сказать, ничего особо сложного, в изучении не было — походу с этой сложной техникой мог справиться даже полный дебил. Я, конечно, утрировал, но разобраться, действительно, было проще простого. Во-первых — прилагаемые к приборам инструкции были подробнее некуда, а во-вторых — по мере их тщательного изучения, казалось, что я как будто вспоминаю нечто хорошо мне известное, но хорошо забытое. А когда я перешел к практическим занятиям монтажа отснятого видеоматериала, то понял, что без сомнений уже этим занимался. Причем не «факультативно», а вполне себе профессионально. Хотя этого не могло быть, потому что этого никогда не происходило. Походу, мой сосед прав в своих предположениях — наши сознания и память сливаются. И это было неплохо! Ведь жаркое лето, задержавшееся в Приморской столице, не будет продолжаться вечно, и когда-нибудь закончится. А нам с пацанами из «Мумий Тролля» нужно еще и клип на море успеть снять. К исходу третьих суток я уже был готов примерять операторские и режиссерские лавры. Дело осталось за малым — договориться с Ильей о времени съемки. Место-то я уже выбрал. Ну, еще и сделать студийную запись песни. Хотя с этим, как раз, можно было, и подождать — осенние холода здесь погоду не делали. Перво-наперво нужно было найти транспортное средство, на котором перевезти на пляж набор железок — операторские рельсы и тележку для съемок видео. Можно было, конечно, вновь подключить к этому Степана Филипповича, но я решил не дергать его по пустякам. Что я сам с этой плевой задачей не справлюсь? Думается мне, что все причиндалы, пусть и с трудом, но должны вместиться в металлическую будку «Муравья», на котором Леня развозил ресторанный хавчик. Сказано — сделано! Один звонок Лёне решил эту проблему — транспорт у меня появился. Переговоры с Ильей и его компанией тоже надолго не затянулись — парни и сами горели желанием сняться в моем клипе, и посмотреть, выйдет ли из этого что-то удобоваримое. Мне казалось, что я смогу их сильно удивить, поскольку такого оборудования и опыта в съемках (пусть не моего, а «соседа»), не было ни у кого. К тому же, как я понял по отрывкам доступных мне чужих воспоминаний и массе видеоклипов, обнаруженных в памяти ноутбука, продукты современных видеопроизводителей, как отечественных, так и зарубежных, ни разу даже «рядом не стояли». Разница в качестве было просто колоссальной! Да там каждый видеоролик был похож на настоящий художественный фильм! Да и программы обработки видеозаписей позволяли вытворять с имеющимся материалом такие вещи, что я просто диву давался! Не, мы еще покажем всему свету, что тоже не лаптем щи хлебаем! Договорившись со всеми заинтересованными лицами, о встрече на том самом пляже завтрашним утром, а этот день как раз выдался выходным, я решил прогуляться до работы Степана Филипповича — посмотреть на оставшиеся железки, которые мы так и не перевезли. Хотелось оценить, так ли они нужны для съемки завтрашнего клипа. Да и за три дня, которые я просидел взаперти, изучая технику будущего, мне захотелось развеяться и подышать свежим воздухом. Жаль, конечно, упускать возможности окунуться в море, но дело — прежде всего! К тому же мне приходилось ныкать ноут от Ленки, доставая его из тайника лишь днем, когда её не было дома. Камера камерой, такого добра с каждым днем становиться на руках все больше и больше. И не спецу, особенно выросшему в условиях тотального дефицита и дороговизны таких вещей, определить отличия одной модели от другой весьма затруднительно. Че там: линза видеообъектива, кнопки управления — вот и вся видимая начинка. А вот ноут — совсем другая штука. И лучше его не палить даже перед своей девчонкой. Так что днем я изучал техническую матчать и практиковался в её применении, а вечером и ночью изучал эротическую, а практиковался с таким рвение, что «приборы» дымились! Зато теперь меня не доставали эротические фантазии моего престарелого «друга», поселившегося не где-нибудь, а в моей собственной в голове. И образ сиськастой и жопастой замдеканши как-то ненавязчиво сгинул «во мраке». И это не могло не радовать! Может лет через надцать и меня будут прельщать подобные формы, но на сегодняшний день — увольте! Однако, если мы с Ленкой будем продолжать в таком же безудержном темпе, по нескольку раз за ночь, надолго меня не хватит. И так уже приходится придерживать штанину — уработанный с непривычки чуть ли не до мозолей конец, при ходьбе болезненно ноет при соприкосновении с одеждой. Но не отказывать же ей в близости? Обидится еще! И не об этом ли я мечтал в своих подростковых фантазиях? Вот-вот! Хоть и сносит у меня до сих пор от секса башку, но небольшой перекур явно необходим! В общем, я решил добраться до конторы Зябликова на «одиннадцатом номере» — пешком, значит. На своих, так сказать, копытах. А что? Солнышко светит, легкий теплый ветерок обдувает, девчонки симпотные вокруг в летних платьишках так и шныряют! Так и наяривают, только и успевай поглядывать, кому из них шаловливый ветерок юбку задерет, обнажив загорелые стройные ножки и крепкие попки! Красота неописуемая! Кровь по жилам так и хлещет! Хочется не только смотреть и смотреть, но еще и присунуть… Причем, каждой! Ну вот, только «о перекуре» мечтал, и опять туда же! — Я поправил штанину, напомнившую о страстной ночи, остановился у светофора и закурил, в ожидании разрешающего сигнала. Неожиданно из-за поворота на большой скорости вырулил большой черный «Крузак» с тонированными стеклами. Взвизгнув покрышками, он резко затормозил прямо напротив меня, оставляя темные полосы паленой резины на асфальте. От инерции его слегка занесло, он пошел юзом, едва не впечатавшись в металлический столб со светофором. От испуга я уронил сигарету и отпрыгнул, боясь, как бы и меня не задело. — Пронесло, вроде! — Только и успел выдохнуть я, как боковые двери джипа распахнулись, из салона на тротуар выпрыгнули два мордоворота. Не сговариваясь, они подскочили ко мне и, ухватив подмышки, одним махом закинули меня внутрь джипа. — Э… э… — От изумления я даже дар речи потерял. — Чего творите-то? — только и сумел вымолвить я. — Заткнись, тля! — рявкнул один из бугаев, нахлобучивая мне на голову черный холщовый мешок, отчего-то воняющий луком. — Сиди тихо, и не рыпайся! Тогда ничего страшного с тобой не приключится! Вот те номер! Не зря меня Зябликов предупреждал! Выходит, я — действительно ходячий магнит для неприятностей. И вот, откуда ни возьмись, нарисовалась очередная задница! Чего же мне, мля, совсем уже и из дома не выходить? Блин, на жизнь взаперти я внатуре не подписывался. — Мужики, — нервно произнес я, — вы, походу, попутали! Я ничего такого не сделал… — Слышь, — бугай наклонился к самому моему уху, — я тебе сейчас по почкам так попутаю — кровью ссать зае. ешься! Сказал — молчать, заткнись и не вякай! С тобой серьезный человек поговорит и отпустит на все четыре стороны. Ага, как же! Знаем мы такие обещания! Прикопают где-нибудь в лесу после разговора с серьезным человеком. Интересно, а из-за чего весь этот сыр-бор? С хрена ли меня нужно было похищать… А не из-за той ли бучи, произошедшей на днях в кабинете Зябликова, когда нас с ним едва не завалил какой-то бандюк? Эти ребятки ну очень на него похожи. Блин, и как выкручиваться то? Набухаться б… И тогда бы мой сосед-напарник объяснил эти тупорогим ублюдкам политику партии. Думай, Серега, думай, как его со дна твоего сознания достать? Ехали мы минут двадцать, не больше. Наконец машина затормозила и полностью остановилась. Дверь джипа распахнулась, и меня рывком выдернули с сиденья на улицу. Потом мы куда-то зашли, и начали спускаться вниз по лестнице. Судя по прохладе и запаху, отдающему сыростью и плесенью, вроде бы какой-то подвал. — Кого это ты притащил, Горелый? — поинтересовался у моего провожатого незнакомый голос. — Да вот, бугор какого-то сопляка распорядился доставить, — ответил здоровяк, что приехал вместе со мной, его голос я уже успел запомнить. — И куда мне его? — поинтересовался незнакомец. — Министр неизвестно когда заглянет. Может, на загородную пресс-хату оттараканишь? — Бугор сказал сюда притащить! А дальше не мои проблемы! — отрезал мой похититель. — Запри его в катране, там все равно до вечера пусто. — Точняк! — обрадовался незнакомец. — Тащи его сюда! До моего слуха донеслось бренчание ключей и скрип открываемой двери. — Давай сюда этого лошару! — распорядился незнакомец, и меня запихнули в какое-то темное помещение. Сзади хлопнула дверь, лязгнул запираемый замок, и остался в одиночестве. Немного постояв в тишине, я содрал с головы мешок и огляделся. Темно. Ни хрена не видать. Только из-под запертой двери побивается полоска света. Сидеть в темноте было жутковато, да и не отошел я еще от такого скоропостижного похищения. Пошарив руками по стене, я обнаружил выключатель. Щелкнув клавишей, я зажмурился — помещение залил мертвенно-бледный свет люминесцентных ламп. Проморгавшись, я вновь оглядел помещение, куда волей случая меня забросила судьба в лице очередного уголовного отморозка. Помещение было небольшим, но солидно оформленным: несколько столов, крытых зеленым сукном, один стол с вертушкой и какой-то разметкой, барная стойка из темного полированного дерева. И маленькая уютная сцена с музыкальными инструментами. Катран, вспомнил я слова незнакомого бандита. Подпольное казино, где просаживают свои, неправедно нажитые, лавандосы всякие криминальные элементы — бандюки, воры, богатые цеховики и прочая денежная братия. Похоже, что жизнь здесь бьет ключом лишь в вечернее и ночное время, а утром катран пуст. Ладно, это мне лишь на руку — есть время подумать в тишине, чтобы по этому поводу предпринять. Кто меня похитил, я уже понял — прозвучавшее в разговоре бандюков имя воровского авторитета — Министра, было мне хорошо знакомо. Именно братва из его кодлы наехала на нас с Зябликовым на пляже. И именно с его подручным, нагло заявившимся в отделение милиции, и едва не отправившим нас с майором на тот свет, жестко разобрался мой «сосед по палате». И, кстати, до сих пор не знаю, каким именно способом. Степан Филиппович наотрез отказался приоткрыть мне завесу этой тайны. Дескать, пропал Максим, ну и хрен с ним! И я с ним был абсолютно согласен! Ну, а что же мне сейчас делать-то? Как навалить? Я оглядел небольшое помещение — никаких окон, ни дополнительных дверей, кроме той, через которую меня сюда забросили, не обнаружилось. Да оно и понятно, откуда окна в подвале? А вот барная стойка привлекла мое внимание, ибо шкаф, расположенный прямо за ней, был под завязку набит цветным импортным бухлом! О-ля-ля! Вот и решение всех моих проблем! Сейчас нажрусь до поросячьего визга, а когда очнусь мой старый и суровый «двойник» решит все мои проблемы одним лишь щелчком пальцев. И не завидую я тому бандюку, кто не вовремя попадется ему на глаза! Я зашел за стойку, и снял с полки первую попавшуюся бутылку. «Бейлиз» — прочитал я надпись на этикетке. Че за хрень? И чего только не привозят мореманы из своих рейсов. Я откупорил бутылку и приложился носом к горлышку. Хм, пахло приятно! Какими-то карамельками и шоколадом. Я присосался к бутылке, хлебая большими глотками густую и терпкую от алкоголя субстанцию. Блин! А здорово! Это вам не банальная водяра или самогон. Хотя, крепость не та! Такими темпами мне быстро не окосеть. Градус надо повышать! И я пошел по полкам с бухлом, глотая прямо из горла то из одной, то из другой бутыли. К концу дегустации мои ноги начали потихоньку заплетаться, а в изображении потерялась «резкость». Вроде как двоиться начало, в глазах. И это обнадеживает! Скоро-скоро он вылезет из меня, как джин из бутылки и кому-то очень не поздоровиться! А я отправлюсь в такую приятную и спасительную темноту… Я вылез из-за барной стойки, дошлепал на заплетающихся ногах до сцены и упал на табуретку перед барабанной установкой. Икнул. Постучал палочками по туго натянутой коже — не, не мое — и, закурив, потянулся к синтезатору. Опробовав установленную «Ионику», оказавшуюся подключенной к сети, остался доволен. Опьянение потихоньку долбилось в голову, выталкивая на поверхность моего «соседа». Но он еще не успел окончательно «всплыть» — не добрал кондиции. На каком-то этапе мы должны были обязательно встретиться. А я ща спою! Я затянулся поглубже, и наиграл на синтезаторе хорошо знакомую мне мелодию, но которую никто и никогда не слышал — парадокс, однако! Hад станицею тyман — это кypит атаман, А казак с казачкой хлещyт самогон. Hа базy — мат-пеpемат, есаyл лежит в yмат, И завален пyзыpями весь пpогон. И, пока спокоен вpаг, вся станица на yшах, Мы yпьемся самогоном всем смеpтям назло. Hо если вpажеский ypод нападет на наш наpод, Атаман, веди впеpед! Шашки наголо! Напевая, я даже закрыл глаза, притопывая ногой в такт забойной мелодии. Я бы еще и рукой размахивал, если бы она у меня была бы свободной. И совсем не факт, что в ней не появилась бы та самая «шашка наголо» из песни. Я чуствовал, как из глубины моего подсознания выплыло нечто «большое», «грозное» и «мощное». Ага, «сосед»-таки очнулся от спячки! А через мгновение мы уже в исступлении орали на «два голоса», один из которых звучал только в моей голове: Hа двоpе гаpмонь оpет, и бyхло pекой течет — Hе yстанет никогда казак бyхать! Литp, два, четыpе, пять — мало, наливай опять. Самогон давно yстали бабки гнать. И, пока спокоен вpаг, вся станица на yшах, Мы yпьемся самогоном всем смеpтям назло. Hо если вpажеский ypод нападет на наш наpод, Атаман, веди впеpед! Шашки наголо! Я так увлекся, да и количество выпитого поспособствовало помутнению моего сознания, что и не заметил, как дверь в катран открылась, и на пороге появились два субъекта, знакомых мне по похищению, и еще один — тучный, но еще не старый мужик, в солидном костюме с «искрой», сшитом явно на заказ. — Смотри, Министр, совсем пацан охренел! — наклонившись к уху босса, перекрикивая музыку, произнес здоровяк. — Походу кукухой от страха совсем двинулся! Но песня прикольная! — Да вот только не похож он на обделавшегося терпилу… — настороженно стрельнув по сторонам колючими маленькими глазками, процедил Министр. Отчего-то его обостренные и почти звериные чувства, выработанные за годы отсидок и кровавой борьбы за власть на киче, взвыли от опасности. Он чувствовал эту «волну» почти физически, на каком-то подсознательном уровне. И эти чувства не раз спасали ему жизнь. И этот поющий сопляк… — Сука, что-то здесь не так… — Министр прошел внутрь комнаты и сел за крайний от двери столик. Его спутник последовал примеру босса. — Может заткнуть его, а пахан? — предложил он Министру. — Пусть его… — напряженно отмахнулся авторитет, мучительно размышляя, что же предпринять. Бугай пожал плечами: хозяин-барин — пусть терпила допоет, а после уже его и нахлобучим! А тема действительно прикольная. Hо если вдpyг пpидет беда, если вpажия оpда Пожелает вдpyг сделать нам подляк, Пyсть не pыпается вpаг — всех замочим только так! С шашкою на танк бpосится казак! А, пока спокоен вpаг, вся станица на yшах, Мы yпьемся самогоном всем смеpтям назло. Hо если вpажеский ypод нападет на наш наpод, Атаман, веди впеpед! Шашки наголо! https://www.youtube.com/watch?v=3WvV3KLUYZEГлава 21
Я взял последний аккорд, затем оторвал пальцы от клавиш «Ионики» и обессилено упал на стульчик барабанной установки. Во, дал! — Ну, ты, поц, и дал просраться! — Услышал я возглас, словно в ответ на свои мысли. — А? — Я открыл глаза и уставился на нежданных слушателей, появление которых я промухал. — Понравилось? — Моя физиономия расплылась в пьяной улыбке — алкогольный угар наконец-то полностью завладел моим организмом. Страх напрочь улетучился — мне сейчас сам черт не брат и море по колено! Фраза, пусть и произнесенная мною, была не моей… «Шо, опять?» — голосом волка из мультфильма «Жил был пес» мысленно спросил меня сосед. «Опять! — так же мысленно ответил я, радуясь этой встрече „на Эльбе“, словно манне небесной. Похоже, что мы с „соседом“ достигли одного „градуса“ опьянения. — Это Министр… в машину затолкали… и с пакетом на голове сюда привезли… — сбивчиво пояснил я, боясь, как бы наша мысленная связь не оборвалась. — Зачем не знаю…» «Разберемся, — лениво процедило мое взрослое воплощение, — отдыхай, мелкий! Все будет в ажуре!» И я рухнул в черную темноту небытия. — Нормально слабал! — произнес бугай, поднимаясь со стула. — Жалко, если придется тебя жмурить — я б еще послушал, — признался он. — Может, пусть еще чего залабает? Пока при памяти? А, Министр? Авторитет, уже заметивший батарею опустевшего дорогого пойла, недовольно цыкнул зубом. — Какого хрена вы его тут заперли? — накинулся Министр на бугая. — Он же нажрался в говнище! — Так куда его было-то? — принялся оправдываться здоровяк. — Так смотреть, сука, за ним нужно было, уроды! Лавэ за бухло бросишь в кассу! — Бугор, да я тут причем? — возмущенно произнес бандюк. Я с довольным видом наблюдал за перепалкой двух гребаных ублюдков. Когда враги собачатся — это только на руку. — Ты че такой жмотяра, Министр? — Я показательно поковырялся в носу и, выудив засохшую соплю, стрельнул ей в сторону озлобленных «поклонников» моего «творчества». Жаль, не долетела. — Подумаешь, выпил пацан немного для повышения настроения. Так вы же ему его и поломали! Министр со своим подручным даже опешили от такой неслыханной наглости. Пьяный похищенный сопляк их не то, чтобы не боялся, он откровенно нарывался на грубость. Такого не мог позволить себе никто из окружения авторитета. За выходку, куда менее борзую, Министр закапывал иных в ближайшем перелеске. И от таких непоняток криминальному боссу становилось совсем не по себе. Да еще и это обострившееся чувство опасности… — Ну, че, арестанты, сбацать вам еще, пока лабух при памяти? — Я закурил и сплюнул прямо на пол. — Э-э-э… — только и смог выдавить подручный Министра, тоже пребывая в полном недоумении. В его куцых мозгах до сих пор не укладывалось происходящее в катране. Этот сопляк, похищенный сегодняшним утром, должен был сейчас ползать на пузе и целовать их с Министром башмаки, вымаливая свою никчемную жизнь. А он, в противовес всем ожиданиям, нагло скалиться. Да еще и дорогое бухло вылакал! Плати за него теперь! — Я так понимаю, молчание знак согласия? — Приподнявшись, я демонстративно затушил окурок о полированную стойку бара и вновь устроился на табуретке, вооружившись на этот раз гитарой. — Поехали! Раз-два-три! — Я лежу на хирургическом столе пластом, Два раненья огнестрельных в теле молодом, Голова прострелена контрольным выстрелом. Уже светает… Подлетевшие в воздух барабанные палочки самостоятельно выбили ритм, и к присоединилась молчавшая доселе «Ионика». Ну вот, совсем другая музыка выходит! От подобных фокусов у бандюков вытянулись лица, но они продолжали неподвижно сидеть. А что творилось у них в котелках, я легко мог прочесть по их застывшим физиономиям — полный раздрай, сомнения и испуг. Хотя Министр его тщательно прятал. Опознали родственники, близкие, друзья Труп остывший с номеркомна пальце — это я. И жена в истерике — беременна она. Вот так бывает… А все начиналось так красиво и легко: Дембельнулся с армии совсем не так давно. Ни образованья, ни работы — ничего. Лишь цель подняться… Подтянули старые приятели к себе, И мутил под крышей много криминальных тем, Но в один обычный день случился беспредел… Бессмысленны слова и не нужны. Бессмысленна была такая жизнь. Оставив только боль в горьких слезах И вечную любовь… в сердцах… Бессмысленны слова и не нужны. Бессмысленна была такая жизнь. Оставив только боль в горьких слезах И вечную любовь… в сердцах, в сердцах… — Охренеть! — прошептал бугай, судорожно вцепившись руками в столешницу. — Это же про меня… А теперь по кладбищу несут гроб на руках, Девушки, рыдая, раскраснелись все в слезах, И оркестр знает свое дело на жмурах, Паф-пиф играет… Опустив в могилу, гроб засыпали землей, Памятник из мрамора воздвигнули братвой, Эпитафия о скорби золотой строфой: Бессмысленны слова и не нужны. Бессмысленна была такая жизнь. Оставив только боль в горьких слезах, И вечную любовь… в сердцах… Бессмысленны слова и не нужны. Бессмысленна была такая жизнь. Оставив только боль в горьких слезах, И вечную любовь… в сердцах… Бессмысленны слова и не нужны. Бессмысленна была такая жизнь. Оставив только боль в горьких слезах, И вечную любовь… в сердцах…https://www.youtube.com/watch?v=5AlEjL0df-k Музыка затихла, но бандиты продолжали сидеть молча. Я закурил еще одну сигарету, решив дать им время немного собраться. Уж очень потешные физиономии у них были на тот момент. Особенно у здоровяка — у него все было написано на лбу крупными буквами. А вот Министр явно не так прост, как кажется… Ладно, хватит, пора их немного встряхнуть. Я бросил окурок на пол, даже не удосужившись его затушить — пожара я совсем не опасался. — Понравилось, ушлепки? — Максимально брезгливо произнес я, разорывая затянувшееся молчание. — Это ваше вероятное будущее. И не такое уж и далекое. — Ты кто такой, пацан? — Авторитет, наконец, справился с бившей его внутренней дрожью. Лишь только веко, подергивающееся время от времени в нервном тике, выдавало его реальное состояние. Но держался он, надо признать — отлично. — И что это за фокусы? — С какой целью интересуешься, Мистер-Твистер? — Поддел я его — в свое время мне неоднократно приходилось с авторитетными уголовниками терки тереть. Поэтому, как себя вести в такой компании, я прекрасно разбирался. — Даже так? — Министр недобро прищурился. — Мне бы пригодился такой гипнотизер, — выдал он свою версию событий. — Даже не ожидал, что такие умельцы во Владивостоке водятся… Ты, пацан, покруче Кашпировсого будешь. Могли бы с тобой нормальной капусты нарубить… Вот, значит, за кого он меня принял — за гипнотизера. — Не интересно! — Равнодушно произнес я. — Еще предложения будут? — Будут! — Мясистая физиономия Министра начала стремительно наливаться кровью. Ну, наконец-то проняло! Давай, переходи уже на следующий уровень, а то мне становиться скучно. — Тебя где закопать, фраерок? — озвучил он своё очередное предложение. — Под березкой, или сосной? А может на солнечной лужайке? Злобный оскал уркагана испугал бы любого до нервной икоты, но мне было как-то пох. Ведь именно такой реакции я и добивался. — А я не спешу на тот свет! — Лучезарно улыбаясь, сообщил я своим похитителям. — А вот где тебя похоронят, Министр, могу сказать точно — центральная аллея Морского кладбища. Надгробие солидное братва отгрохает… — Заткнись! — терпение Министра лопнуло. — Прострели этому идиоту башку! — приказал он здоровяку. — Давай, попробуй — сильно удивишься! — Мне уже надоело ждать финала этого затянувшегося спектакля, и я откровенно нарывался. — Че, прямо здесь, бугор? Кровью же все заляпает… — Отмоете, блядь! Стреляй, сука! — Сорвался на визг Министр. — Ну… — Здоровяк выдернул из-за пояса пистолет и, прицелившись, выстрелил. Бздынь! — Выпущенная пуля воткнулась мне в голову. Сплющившись от удара, она отскочила в сторону, и с глухим звуком поскакала по деревянной сцене. — Ой! — насмешливо произнес я, потирая место контакта с пулей. — Что-то пошло не так? Министр что-то злобно прорычал и выхватил пистолет из руки здоровяка. Выпустив обойму в белый свет, как в копеечку, и едва не поймав очередную отрикашетившую от моей головы пулю, авторитет устало бросил пистолет на пол и плюхнулся на стул. — Еще непонятки остались? — поинтересовался я. — Выйди! — Министр толкнул своего бодигарда в бок. — А? — испуганно дернулся тот. — Свали нахрен! — рявкнул во всю глотку вор. Здоровяка словно ветром сдуло, и мы остались с Министром «тет-а-тет». — Кто ты, пацан? — вновь повторил он свой первый вопрос. — Хотя… Думаю, что ты совсем не тот, кем кажешься на первый взгляд… Я прав? — Ну вот, наметился и конструктивный диалог! — Я довольно потер руки, поднялся с места и, прихватив с барной стойки пару стаканов и бутылку «Камю», подсел за столик к Министру. Разлил по стаканам спиртное и, жестом показав вору — делай, как я — проглотил ударную дозу огненного пойла. Министр тоже выпил и, поставив пустой стакан на столик, вновь поинтересовался: — Так кто ты, парень? Когда с моего «цветущего» лица сползли все «краски» юности, и я предстал перед мафиози приморского разлива в своем настоящем обличье, его левое веко заполошно задергалось. Видать, наконец, основательно проняло! — Кхм… — откашлялся он, стуча кулаком в грудь. — И ты не фокусник и не гипнотизер… — и это заявление не имело вопросительной интонации, просто констатация факта. — Ты прямо догада, — усмехнулся я, разливая остатки коньяка из бутылки. — Тогда кто? — проглотив содержимое стакана, словно простую воду, вновь спросил он. — А есть разница? — Вообще-то, нет. — Мотнул головой Министр. — А вот что действительно для меня важно — это узнать, чего ты хочешь… Чего добиваешься? — Что ж, резонно, — согласился я. — Но хотелок у меня много, и на данный момент большая часть из них неосуществима. Но я могу озвучить тебе «программу минимум»: этот город мой! — Что это значит? — не понял Министр. — А это значит, что все жители этого города будут находиться под моей защитой, — просто сообщил я ему. — И для начала я избавлюсь от таких, как ты… — Значит, это ты, а не мусор по фамилии Зябликов пустил в расход Колобка, — догадался он. — Кстати, как ты его зажмурил? — Порвал на тысячу мелких Колобков. Хочешь посмотреть? — А ты и это можешь? — Это смешные фокусы, по сравнению с моими настоящими возможностями, — просветил я своего оппонента, прищелкивая пальцами. Свет в катране мгновенно погас, а перед нами развернулось окно, открывшееся в кабинет Зябликова в момент нападения Колобка. Конечно, это была иллюзия, но иллюзия в точности повторяющая события того печального дня. Министр, не отрываясь, досмотрел «представление» до самого превращения Колобка в кровавый фарш. — Суркова тоже ты посетил? — спросил он меня, когда «окно» закрылось, и вновь загорелся свет. — А почему сразу его не порешил, ведь он еще тот ублюдок? На нем пробы негде ставить! — Как, впрочем, и на тебе, — усмехнулся я. — Я дал ему шанс. И он внял голосу разума. Я и тебе тоже его дам… — И что я для этого должен буду сделать? — Ничего особенного — просто завязать, и жить нормальной жизнью. Ну, или свалить по-быстрому из города. На долгую отсрочку не надейся — я планирую распространить свое влияние на вес мир. — Если ты так крут, то почему не сразу… на весь мир? — Тут же среагировал не некое несоответствие в моих словах Министр. — Не буду скрывать, что есть ряд ограничений на мое вмешательство. Когда-то я уже проделал нечто подобное, и это привело к тяжелым последствиям для обычных людей. На этот раз я не хотел бы повторять своих ошибок. Поэтому грядущие изменения в мировом укладе не будут столь резки и поспешны, как хотелось бы. Принимать или не принимать правила игры — зависит только от тебя. Думай, Министр! Но если ты примешь неверное решение, от тебя не останется даже надгробия на центральной аллее Морского кладбища. В общем, целую детка! — И я растворился в воздухе, словно меня никогда и не было. Министр сидел в оцепенении минуть десять, а может и больше — он абсолютно потерял ощущение времени. Наконец он очнулся, обвел взглядом опустевшее помещение катрана, словно видел его в первый раз и зычно крикнул: — Горелый! Телефон мне! Вбежавший в помещение здоровяк заполошно огляделся и проблеял: — Звал, бугор? Э… — втупил он. — А где этот… — Ушел. — Так мимо меня никто не проходил, а я никуда не отлучался! — Забей! Он… он просто растворился в воздухе… — Министр глупо хихикнул, ему казалось, что он потихоньку сходит с ума. — Телефон где, утырок! — А? Ща все будет, Министр! — он метнулся в коридор и через секунду притащил телефонный аппарат на длинном шнуре. — Вали! — Оставшись в одиночестве, озадаченный авторитет набрал номер Суркова. Трубку долго никто не снимал. Звонок обрывался, но Министр упорно продолжал накручивать диск, матерясь сквозь сжатые зубы. Он чувствовал себя беспонтовым фраером-первоходкой, пряником, первый раз попавшим на зону. Когда ты ничего еще не понимаешь в тюремных раскладах. Ему срочно нужно было пролить хотя бы какой-нибудь свет на эту мистическую ситуацию. Ибо то, с чем он столкнулся, не поддавалос никакому объяснению. Министр, с детства воспитанный (если можно так выразиться с его уголовным прошлым) советской системой, не был верующим. До сего момента он не верил ни в бога, ни в черта! Он верил только в себя, в острую заточку и во всесильный воровской закон, благодаря которому он поднялся по жизни. Но сегодняшняя встреча поколебала эту уверенность, ранее казавшаяся незыблемой, словно железобетонная стена. И ему нужно было срочно обкашлять ситуацию с кеи-нибудь, кто раньше него оказался в теме. И единственным «посвященным» был Митрофан. По крайней мере, Министр на это надеялся. Не зря же говеный корешок посоветовал ему не цеплять Зябликова, за которым, как оказалось, стоит совсем не Москва, а абсолютно другие силы. — Какого хера так трезвонить? — Первое, что услышал Министр, когда Сурков наконец-то снял трубку. — Идите все в жопу, меня нет! И не будет… — Сурков опять был в зюзю. — Он был у меня, Митрофан! — произнес Министр, пытаясь достучаться до бывшего партнера. — Он! Был! У меня! Ты понял? Сурков затих, видимо переваривая услышанное. — Это тот, о ком я думаю? — Не знаю, о ком ты там думаешь, — прошипел авторитет, — но этот сопливый пацан… — Это он! — выдохнул Сурков. — Надзирающий! Значит, он добрался и до тебя? — Надзирающий? Че это еще за хрень? — Он не назвался? — удивленно спросил Митрофан. — Мне он представился Надзирающим… Как я понял — он нечто среднее между ангелами и демонами — крылатая тварь, смотрящая за нашим миром. — Бля! — выругался Министр. — Какие еще ангелы? — Ну, те самые… с небес. Он еще сказал, что нам повезло, если бы разруливать ситуацию призвали одного из ангелов — Владивосток превратился бы в Содом и Гомору! Они не стали бы разбираться, кто прав, кто виноват, и наказали бы всех! Хотя сам Надзирающий без всяких угрызение совести отрубил мне руку мясницким ножом! Предварительно отфигачив каждый палец… — Так ты сейчас без руки? — Нет, он восстановил все, как было, лишь прищелкнув пальцами! — Сука, ну какой же бред! Слушай, Митрофан, а ты не думаешь, что он просто сильный гипнотизер? Что нас с тобой просто разводят, пытаясь отжать прибыльное дело? — Я не знаю, что думать, Министр… — Авторитет услышал, как Митрофан захлюпал «в трубке» носом. — Но я хочу жить! Жить, сука! Я не готов умирать молодым! К тому же, он пообещал мне вечные муки… Я видел ад своими глазами… И я туда не собираюсь!
Последние комментарии
1 день 1 час назад
1 день 6 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 17 часов назад
1 день 17 часов назад
3 дней 4 часов назад