Пожарский-1 [Ольга Войлошникова] (fb2) читать онлайн
- Пожарский-1 (а.с. Пожарский -1) 647 Кб, 169с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Ольга Войлошникова
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Пожарский-1
01. КОНЕЦ И НАЧАЛО
800 ЛЕТ НАЗАД – Оставь меч, Дмитрий. Негоже столь славному оружию пропадать безвестно. Я усмехнулся. Оружию негоже, а мне, значит – вполне. Впрочем, меч губить было жалко. Часть меня, как-никак. Пусть живёт. Велел ему: – Родственникам служи. Чужим не давайся. – За твою жертву не оскудеет род твой и не прервётся! – торжественно сказали в спину, и круг архимагов повторил клятву. Я не смотрел на них. Только на разрастающийся зародыш разрыва реальности, похожий на пульсирующую непроглядно-чёрную прореху, расползающуюся чернильными трещинами-щупальцами. Края разрыва жадно светились багровым. Постой так немного – и приметишь, как багровая каёмка медленно, но непрерывно изъедает наш мир. Неважно уже, кто оказался виновным в этом злодействе. Да и не осталось их, тех виновных – все сгинули в первый же миг прорыва. И теперь требовался маг, искусный во всех четырёх стихиях, чтобы залатать собой порванную ткань реальности. Архимаг. Вариантов было немного. Один. Я. Я поставил портал в самую сердцевину мрака и шагнул. Я Ослепительный свет. Он был повсюду. Я не ощущал тела, и это нервировало. Словно меня распылили по всей огромной вселенной бесконечным светящимся облаком. Где границы? Границы меня? Я попытался дёрнуться, чтобы почувствовать собственную материальность. Безрезультатно. Хотя, нет! Результат был! Я начал слышать звуки. Что-то размеренно пикало. И ещё... вот! Голос! – Молодой такой, – сказала женщина. Сочувственно, но с каким-то оттенком... высокомерия, что ли? – А что ты хотела? – ответил второй, мужской, довольно усталый и равнодушный. – Несчастья происходят и с аристократами, и с дегенератами. – Тихо ты! – испуганно шикнула женщина. – Услышит кто! – А что я такого сказал? Старинный аристократический род Пожарских... – что-то прошуршало, как будто закрылась большая тетрадь. – Я же не собираюсь спорить с их правом на княжеский титул. Да и никто поперёк древней клятвы вставать не захотел, хоть и были желающие. Пару секунд было тихо. – Но он же не виноват, что мать беременная попала под удар магостатической гранаты... Мужчина досадливо вздохнул, явно не желая спорить: – Лена, какой в нашем разговоре смысл? Ну, жалко тебе его. Жил бессмысленно, умрёт безвестно. Микроскопический некролог на последней странице «Имперских ведомостей», на этом всё. – А... почему «умрёт»? Он же, вроде, стабильный? – Завтра два месяца, как он в коме. Следов мозговой активности давно нет. По закону, мы должны его отключить. – А как же родственники? Согласие подписали? – Нет у него никого. – Что, даже из женщин? – Говорю тебе – последний. Вряд ли хоть кто-то за прахом после кремации явится. Раздался звук, словно подвинули серебряный подносец с ложками да ножами, и женщина совсем другим тоном сказала: – Ну уж, как о смерти объявят, из двоюродных-троюродных кто-то всё равно прибежит, наследство делить. Ещё локтями толкаться будут, глотки драть, кто ближе. – Да там того наследства... Суздальские земли ещё тридцать лет назад конфисковали, чтобы дед вот этого Дмитрия Михайловича помнил, как не на ту сторону вставать. Всё что осталось – поместье под Москвой из материного приданого. Слухи ходят, что оно не просто в закладе, а арестовано банком за неуплату процентов, и распоряжаться им Пожарские не могут. Дом, правда, в самой Москве хороший, но сколько уж в нём ремонт не делался... И то, сохранили, боясь, как бы проклятие не упало на те роды, которые себя восемьсот лет назад клятвой запечатали. Обязались ведь, что род не оскудеет. Вторым пунктом, правда, шло, что род и не прервётся – а видишь, как вышло. – Ты откуда всё знаешь? – Светские хроники иной раз из любопытства почитываю... Удивляюсь, почему никто не подсуетился молодому Дмитрию Пожарскому невесту хоть из худородных подыскать. Оно, понятно, дворянин без магии – позор, однако ж древняя клятва – тоже не фунт изюма. А ну как всю дворянскую верхушку одной ладошкой сверху прихлопнет? – Чё ж они тогда тут толпами не магичат, чтоб парень жив остался? – Может, и магичат. Для этого магистру рядом стоять не обязательно... Ладно, пойдём, чайку попьём, что ли? Голоса удалились, хлопнула дверь, и наступила тишина. А во мне кипел гнев. Вот, значит, как оно – «за твою жертву не оскудеет род твой и не прервётся»? И особенным издевательством звучало, что вот этот последний, умирающий и, судя по всему, совершенно никчёмный в магии парень был моим полным тёзкой. Или... это вот так вы хотите решить проблему? Пожарские не справились – давай, основатель, выгребай? Эта мысль почему-то разозлила ещё сильнее. А ведь парень, и вправду, давно мёртв. Тело что-то держит, а вот никаких признаков духа я не чувствовал. Что ж. Значит, я теперь в этом доме хозяин. Первое. Сконцентрироваться. Я – это я. Я здесь. Ощущение пребывания во множестве точек бесконечной вселенной исчезло. Глаза распахнулись сами собой. Да уж, не палаты белокаменные... Убогая комнатушка, белым крашеная. Ни резьбы тебе, ни росписи, в окнах вместо витражей простые стекляшки. Крупные, правда, во всю рамину. К рукам шли прозрачные тоненькие дудки, через иглу в кровь сочилось лекарство. Коробочка в изголовье подмаргивала простыми, не магическими огоньками. Это что – меня, дворянина, медициной для безродных простолюдинов лечат?! Ярость хлестнула через край, подкинув меня на больничной койке – белой, убогой, словно саван. Мышцы вяло заныли, отказываясь двигать разбитое тело. Лекарем я отродясь не был, но медицинскую магию любой воин с детства знал – для себя и для товарища. Исцеление! За первой волной прогнал вторую, третью. Ну, жить можно! На ноги я вскинулся куда бодрее, выдернув из рук докучные иголки. Прикрывающую белую простыню столкнул на пол. В узком зеркале напротив кровати с неудовольствием увидел постыдно босое, безбородое лицо. А с удовольствием – то, что лицо это и впрямь было совсем молодое, лет семнадцати от силы. Изрядно высок, кабы не выше меня прежнего. Волос тёмен, глаза карие с зеленоватым отливом – ну, хоть что-то от меня сквозь века дотянулось. Худоват, вроде. От долгого лежания или сразу малохольный был? Ну, это ничего, были бы кости, мясо нарастёт. Да и ле́карство моё продолжало разгоняться: измученное болезнью тело подтягивалось и наливалось силой. Коробушка в изголовье заверещала истошным писком. За дверью раздались торопливые шлепки подмёток, в палату влетела женщина в куцей белой рубахе с пуговицами через всё пузо, замерла на пороге, раскрыв рот. – Ты кто такая? – Ме-е-ме-е-едсестра... – Одежду неси. – А... Как же... Погодите, я доктора... Я ткнул пальцем в её сторону, накладывая краткое запечатывание уст: – Я тебе что сказал, женщина? Одежду мне неси. Потом разговаривать будешь. Пока служительница умчалась, я вернулся к разглядыванию себя в зеркале. Да уж, рожа мальчишеская. Да и голос высоковат. Ну, это ничего, пара лет – и всё на свои места встанет. Тётка примчалась со стопкой одежды и странного вида сапогами... – нет, туфлями! – волоча за руку молодого парня в такой же нелепой белой рубахе, только на этот раз поверх штанов. – Феноменально... – выдохнул тот с порога. – Вы позволите? – Ты лекарь, что ли? – Да-да, я ваш лечащий врач. Прежде, чем вы оденетесь, я хотел бы провести осмотр... Примечательно, что лекарь был на полголовы выше медсестры, но и на него я смотрел сверху вниз. Рост не подкачал, не измельчала Пожарская порода. Я кивнул медсестре в сторону кровати: – Туда клади, – а руку, которую доктор прихватил за запястье, отсчитывая пульс, вытянул из докторских пальцев. – Это мне без надобности. – Но я должен записать в истории болезни... – Напишешь: выздоровел и ушёл. Что-то странное со мной происходило, и это снова начало отвлекать и раздражать, как звенящий комариный писк. Привычные слова как будто отдалялись, замыливались, замещаясь очень похожими, но немного другими. Что за хрень? О! Вот, видите?! Или это новая голова под меня подстраивается? Точнее, я под неё? Вот и само собой вспомнилось, что это за несуразные вещички, и куда что надевать. Доктор, однако, продолжал суетиться вокруг: – Но как вам это удалось? Это же непостижимо... безнадёжный случай... Я обернулся и уставился на него в упор: – Доктор, я – князь Пожарский. Князь. Или тебе это ни о чём не говорит? Парень слегка замялся. – Но... видите ли, у вас на протяжении всей жизни диагностировалась критическая деформация ментального поля... Предродовая магическая травма... Я смотрел на него, подбирая слова, и не нашёл ничего лучше, чем: – Всё прошло. Так что не прыгай тут, а лучше черкани на бумажке адрес, где я живу. Что-то я слегка запамятовал. Доктор выпучил глаза и куда-то помчался.Через десять минут я вышел из больницы в марево жаркого августовского утра. В руках у меня была папка с целым ворохом малозначащих пока для меня бумаг – все документы последнего князя Пожарского, которые имелись у него при себе на момент несчастного случая, приведшего его в это убогое заведение. Чтоб князья в больничке для простолюдинов лечились! Позорище! Разобраться с бумагами подробнее я решил в месте более спокойном, уяснив для себя адрес своего нынешнего места жительства: Большой Фонтанный бульвар, семь. Особняк князей Пожарских. Туда и двинем. ЧТО ТВОРИТСЯ... Сказать, что город меня оглушил – это просто не сказать ничего. Толпы праздно шатающегося с утра народа. Нет, не это. Женщины! Женщины с ногами, оголёнными настолько, что у некоторых юбок, почитай, что и не было! Сверху дела обстояли весьма симметричным образом. Огромные вырезы, в которые едва ли не вываливались груди. Голые животы. Крошечные маечки. Восемьсот лет назад этих лоскутков не хватило бы даже, чтобы смастерить косынку... Вот, кстати! И волосы никто не прикрывает! И никому, решительно никому из прохожих не было до этого срамного непотребства никакого дела. Разве что прогуливающиеся мужчины время от времени кидали заинтересованные взгляды на особо привлекательные прелести. Смотреть было на что. Приятная мода, чего уж вилять... Мужики, кстати, поголовно были безбородые или со столь незначительной длины бородками, что сразу стало ясно – внучок из общего ряда тут не выбивался. Эти наблюдения я сделал, пока шёл через прилегающий к больнице парк. А потом начались проезжие улицы! Где лошади? Ни одной конной тележки или верхового. Зато достаточно повозок самоходных, присмотревшись к которым, я не нашёл ни одного признака магии! В голове услужливо возникло слово «техника», а ещё: «механика». Выходит, столь сложные устройства доступны для управления простолюдинам? Впрочем, отдельные парящие в воздухе аппараты всё ещё действовали на магии, хотя и не без примеси всё той же механики. Пахли все эти механизмы странновато и, как по мне, не особо приятно. Постройки выглядели внушительно: массивные, в два и три этажа, с огромными окнами, колоннами и лепниной. От привычных мне (старинных здесь) палат остались лишь смутные воспоминания, а жаль. За что потомков можно похвалить – так это за аккуратность. Город был чисто выметен, ухожен, мостовые и пешеходные дорожки сплошь выложены плитками или камешками в смеси с некой затвердевшей массой. А вот что озадачивало – огромное количество странных надписей, зазывающих: заходи, купи, посмотри и прочее заманивающее, яркое, кричащее, обляпанное всё теми же огоньками, в которых магия отсутствовала напрочь. Магии в городе вообще было не очень много. Странно.
Ноги сами несли меня по проспекту, подтверждая пословицу «сапоги дорогу знают» – тело помнило и шагало по привычке, стоило отключить жёсткий контроль. А я ведь знаю это место! Город изменился, но некоторые приметные сооружения выстояли все восемь столетий. Вон она, башня четырёх стихий! Я и раньше на подходе к своим палатам её видел. Это, получается, родовой дом Пожарских стоит на своём старом месте? Не вдруг и узнаешь, мелкие постройки все снесли, проезды расширили. Вот и Фонтанный бульвар. Исключительно пешеходный, что приятно. Действительно, большой. А по центру – многоярусные, украшенные мраморными фигурами фонтаны, целая цепочка! Полагаю, район здесь был не дешёвым, но свой особняк в череде других я узнал сразу. Вы поняли, да? По запустению. Представляю, как раздражал лощёных соседей этот облупленный фасад. Никаких вдоль бульвара не предполагалось личных садов или двориков. Вот она, вымощенная розовыми мраморными плитками мостовая – и вот широкие ступени крыльца и массивные двустворчатые двери высотой с два моих роста. И вот здесь-то я почувствовал магию. Замков не было. Дом был настроен впускать только своих – или тех, кого хозяин пригласил. Двери распахнулись передо мной и с лёгким «пф-ф» закрылись за моей спиной. И вот тут я вспомнил все непечатные слова, которые знал – и старые, и новые. Нет, дом, конечно, большой. Но я отчего-то уверен, что во всех остальных его закоулках будет то же самое. Отсюда вынесли всё, что можно было продать.
Идти по гулким пыльным комнатам было невыносимо горько. А ведь видно – когда-то это был красивый, ухоженный дом. Стены вон узорчатыми шелками закрыты. Остальную красоту оторвали – по чуть более тёмным, невыгоревшим следам на ткани можно было угадать места, где крепились розетки и угловые завитушки, не знаю уж, как они называются, но надеюсь, что выполнены красивости были хотя бы из позолоченной бронзы. А вот и другие следы пошли – целая вереница крупных прямоугольников. Родовые парсуны, поди, вешали. Или нет, как они тут... Портреты! Не ровён час, здесь и моя прежняя личина должна была обретаться. Эх... Я представил молодого парня, у которого не осталось никого, на кого он мог бы опереться. Без магии – а, значит, даже без надежды наняться к кому-нибудь в дружину. М-м-м... В телохранители? Да, так. Или, скажем, получить место в армии. Кому он там нужен, такой инвалид? Был, да... И вот мальчишка приводит в дом чужих людей, купчин каких-нибудь, которые бродят меж господскими вещами и через губу назначают мизерные цены. Стыд-то какой... От представленного унижения у меня аж зубы заныли. Я живо вспомнил отражение в больничном зеркале – молодое болезненное лицо – и попросил: – Прости, внучек. Я уж постараюсь выяснить, кто род до такого состояния довёл, да и воздать по заслугам. Голос в пустом коридоре звучал, как в пещере. Неприятно. Ничего, исправим. И, кроме того, зарубочку поставим: разобраться с упомянутой в подслушанном разговоре гранатой – что за ерунда такая? Из всех гранат я знал только овощ заморский, изрядно вкусный, однако больничная сестричка явно говорила не о еде.
Ноги привели меня на кухню. Ничем иным это место быть не могло. Огромное, не меньше пиршественной залы. Я представил себе целый полк поваров и поварят, суетящихся здесь в преддверии большого праздника. Да, так вполне могло быть. Печи здесь, судя по всему, мне непривычные, но они были – вон и следы на полу, затёртые, но не до конца. И ещё какие-то предметы здесь были, во множестве. Какие – угадать не берусь. Из полов и стен торчали то трубки, то вроде бы верёвки, а то и проволоки. Ничего трогать не стал – смысл? Сейчас в кухне остался последний столик, табуретка к нему, да некая странная конструкция у стены. И ещё ведро рядом со столом. И витали бледные остатки странного запаха... Я подошёл ближе. В ведре, предназначенном явно для мусора, валялись слегка смятые бумажные упаковки. Пёстрые. Я присел на корточки, разглядывая верхнюю. На картинке была нарисована миска с вроде бы лапшой, только какой-то странной, тонкой и кудрявой. «Три минуты – и готово!» и ещё крупно: «Купи одну – вторая в подарок!» Еда для нищих. Срам какой. На столе стояла тарелка с родовыми вензелями – чистая. Пара кружек. Ложка, вилка, нож – тоже отмытые. Больше ничего не было. Сама собой всплыла откуда-то фраза: «чистота – последнее достоинство бедности». Он всё это делал сам. О какой прислуге говорить, если парень такую бурду ел, вы что! И полы, после того, как отсюда всё вынесли, отмывал сам. Как смог. Зубы мои сжались до скрипа, аж шипящее эхо по уголкам разбежалось. Можно ли сказать, что род оскудел окончательно, если у него ещё остались дорогие стены в центре столицы? Ах вы, суки... Были ли мои потомки столь недальновидны, что смогли потерять всё, или помог кто – разберёмся. Досадно, что ничего не осталось, чтобы хоть как-то привести дом и себя в достойный вид. Ничегошеньки, растерялось всё, хоть в наёмники иди... И вдруг до меня дошло – не всё!
02. СХРОН
СТАРОЕ ХОЗЯЙСТВО Схрон! Уходя в небытие, я тогда так рассудил: всё роду оставлю. Кроме лаборатории. У меня там стоял накопитель такого класса, что человека к обращению с высокими энергиями неспособного размазало бы по стеночкам неровным слоем. Сына малолетнего отправить – всё равно что сразу убить, а супружница никогда сверхвеликими магическими способностями не отличалась, не за то отец сосватал... Никому я о своей лаборатории не сказал, будто сам про неё забыл в суматохе. Думаю, потом искали, да вряд ли нашли. Я ведь даже места никому не назвал. А ну, чем киснуть – обернусь да проверю! Я припомнил координаты, открыл портал... и повалился в него, как подрубленный. Боль пронзила голову словно в затылок кистенём прилетело! Выход в кухню схлопнулся за моей спиной, словно его и не было.Я пришёл в себя и сел на усыпанном каменной крошкой полу, соображая, сколько провалялся в отрубе, и почему в глазах до сих пор темно. – Долго же тебя не было, хозяин, – прошелестел рядом едва слышный голос. В словах звучала обида. И ещё – крайняя степень усталости. – Гору́ш, почему света нет? – Копилку нам покорёжили, барагозники. Некоторое время я молчал, соображая, кто же мог с такой силой шарахнуть по конструкции... – Давно? – в голове всё ещё остаточно звенело, язык ворочался с трудом, и фразы выходили только короткими. – Лет двадцать, – вздохнула темнота. Этого элементаля я делал для себя – чтоб поговорить мог, беседу поддержать, а то скучно одному под землёй бывало, особенно если эксперимент требовал такого внимания, что неделями не отлучишься. – Кто такие? – Демидова купца ковыряльщики. Роют. Руду специальную ищут. Взрывают вот по пятницам. Словно отозвавшись на слова элементаля, земля подо мной толкнулась с таким звуком, словно в глубине туго натянутая гигантская струна лопнула – и мелко, дробно затряслась. Затем ещё раз. И ещё... – И что, вот так каждую неделю? – Как заведённые. Сперва совсем рядом шарахнули, всю вязь порвали, дуболомы. Да на пару дней и затихли. Я места подрывов посмотрел, всё интересное выбрал, одну пустую породу им оставил, да парочку неприятных колодцев с осыпями подсуропил, – голос тихонько засмеялся, словно из чашки в чашку пересыпался песок. – Явились, потыкались, да в сторону ушли. Но всё одно трясёт. Как могу, латаю. Едрёна-Матрёна, как болит-то всё... Я хотел пустить по телу исцеляющую волну... и с недоумением понял, что запас энергии находится на уровне примерно нулевом. – Это что ещё за фокусы?! – Чево там? – сразу подал голос любопытный элементаль. – Да, видишь, какая незадача, Горуш. Травма у меня магическая. – Это навроде болячки, что ль? – Навроде. Проверить бы... А что, внутреннюю испытательную тоже повредили? – Немного, но там малая копилка цела. – И свет есть? – Как не быть? Скромный, но есть. Завтра будет. Я с кряхтением поднялся на ноги, но не вполне – скрючившись, упираясь ладонями в колени. – Я так понимаю, ты там подпитываешься? Элементаль помолчал. – А куда ж мне? Только лечь да помереть... – Да ты не винись, я ж тебя не браню. Веди давай, а то я даже рук своих не вижу.
Малая испытательная, которую голова упорно стремилась называть лабораторией, сохранилась вполне неплохо. Света тут, правда, тоже не было. Надеюсь, это ситуация временная. Я наощупь проверил свой измерительный стол (ладно, ладно, тестовый, заткнись уже, внутренний голос!), приложился ладонью к каменной плашке с вдавленной выемкой пятерни... и в ужасе уставился на проявившиеся в углах плиты тускло подсвеченные цифры. 12, 18 и 0. А ну, ещё раз!!! Двенадцать, восемнадцать и ноль. Ноль, раскудрить твою через коромысло! Двенадцать – манопропускная способность каналов ментального поля, восемнадцать – общая ёмкость внутреннего личного накопителя, а ноль – уровень маны в накопителе! Не знаю сколько я орал, перебирая ругательства – времени у меня теперь было навалом! Отводил душу, попутно с недоумением наблюдая себя со стороны. Взрослую уравновешенность как корова языком слизнула, зато вернулась вспыльчивость, порывистость и склонность к необдуманным поступкам. Тело молодое так действует? Наверное. Энергоёмкость малого одиночного портала по твёрдо отработанным координатам колеблется от тринадцати до двадцати – вот вам и пожалте, вычерпался единым духом, отчего и по башке словно дубиной врезали! Я костерил себя всякими словами – это ж надо было такого дурака свалять! Хорошо, что мне ещё дышать потребно, так бы я орал, душу отводя, целый час. – Может, эликсиров принести? – с любопытством прошуршал Горуш, воспользовавшись секундной паузой. Я с трудом подавил порыв продолжить гневные вопли. – А они остались? – Кое-что побилось, когда первый-то сильный взрыв был. Но много каких стоят. Цвет, правда, иные поменяли. – Цвет? Интересно. Пошли, наведём ревизию, всё одно тут сидим.
Эликсиров оказалось не так уж и мало – шесть готовых лотков, размером с хороший противень для пирогов, да пара ящиков с сухими заготовками в кульках. Да уж, не было бы всё магически упрочено, сто лет как развалилось бы. Пока я двигался вдоль полок, перебирая в темноте свои запасы, Горуш отпросился на пять минут в сторону отойти. А появился, неся в руках фонарь! – Хозяин, глянь, какую я дивную штуку принёс! – Ух ты... В шахте взял? – Ага. Я подглядывал. Тут вон внизу кнопочка. Нажимаешь – светит. Ещё раз – не светит. – Дело. Глядеть на элементаля, лишённого стабильной подпитки, было грустно. Трёхметровая человекоподобная фигура сгорбилась и осела, грозясь от любого неосторожного движения превратиться в кучу щебня... Ладно, и это поправим. – Давай поближе и свети, надписи читать будем. Осмотр поверг меня в состояние крайней задумчивости. С одной стороны, в эликсирах чувствовалась остаточная сила. А с другой – вот, скажем, «ловкость». Нахрена мне сейчас усиливать ловкость, к тому же, учитывая, что цвет настойки должен быть ярко-синим, а он жёлтый с мутным зелёным осадком? Что-то бирка «гарантия качества» спустя восемьсот лет не очень внушает доверия. А если... – Горуш... – Да, хозяин? – Я помню, что вложил в тебя сопротивляемость воде. – Она работает, хозяин. Через подземные реки я хожу спокойно. – Тогда пей, – я распечатал бутылёк. – Воду можешь отцедить, а вот ману постарайся задержать. – Тратить на меня ценные эликсиры?! – Видишь ли, люди изрядно хрупкие создания, а я сейчас даже исцелиться не в состоянии. А вот ты, в отличие от меня, отравиться точно не сможешь. И если мы сумеем привести тебя хоть в относительную норму... в общем, пей. Горуш опрокинул содержимое флакона в свою обширную пасть. Почмокал. – Вкус к изысканным не отнести, но, кажется, бодрит. Я хмыкнул: – А ну, давай ещё. Вот, «сила». Можешь с бутылкой употребить. – Хм, – элементаль кинул бутылёк в рот. – Какая-то трава. Горечь чёрного угля. Мягкий оттенок богемского стекла. Лёгкие нотки рубина и шпинели... Шикарный букет! – Слушай, по-моему, у тебя глаза начали слегка отсвечивать. Ну-ка, выбирай все с меткой «сила» и заглатывай! Спустя двадцать минут и сорок семь бутыльков дегустации, передо мной сидел почти что прежний Горуш. Бодрый, подтянутый, с сапфирово поблёскивающими глазами. – Отлично! На этом пока притормозим. В моё отсутствие принимать по мере снижения бодрости по одной склянке, вместе с посудой. Если до моего возвращения запас закончится – переходи на заготовки, в них тоже мана есть. Горуш сыто вздохнул: – Хорошо, хозяин. – Ну что, бери фонарь, да пойдём посмотрим, что там с накопителями.
Малый накопитель (он же «малая копилка») выглядел вполне прилично, без особенных повреждений. – Тут слегка края повело, – объяснил мне Горуш, слегка покачиваясь и поблёскивая глазами. – Я подправил немного, работает почти как новый. Зато в большом... – Не обессудь, хозяин, – пробормотал Горуш мне в затылок. – Мда-а-а... Вряд ли ты смог бы всё как следует восстановить. Чтобы вы понимали. Накопитель – это специальный узор, выполненный в базальтовом полу в виде каналов, небольших по глубине и различной ширины. Каналы заполнены электрумом* с вплавленными в него в определённом порядке камнями – и драгоценными, и самоцветными, гранёными и дикими. Чтобы правильно выстроить связь накопительных каналов, ушла пара десятков лет. А потом кто-то захотел руду копать, и вот так оно всё. Суки. *Электрум – сплав золота и серебра. – Пол сильно изломан был, – хмуро пробормотал Горуш. – Я уж потом всё выровнял, трещины закрыл. Какие куски смог – составил... Сам накопитель, понятное дело, не рискнул трогать. Да и как к нему подступишься? Стройная вязь каналов была частично вырвана из своего ложа, частично вытянута, где-то перекорёжена, разодрана, смята и скручена. Да уж, проще переплавить да новую отлить. – Камни-то живы? – Камни собрал! – оживился Горуш. – Все по списку, как заложены были. Сложил по корзинкам. – И то ладно. Разберёмся, дай только в силу войти. А запасные не помнишь, я оставлял? – Новый узор закрутить хочешь? – с надеждой засветил глазами Горуш. – Я там и новых понабрал. – Если бы. Сил нет пока на узоры. Продать нужно. Горуш пожевал каменными губами: – Шёл бы ты в малую копилку, хозяин. Подзарядился. А я пока подберу...
Посреди зала малой копилки, прямо в центре узора, стояло то, что на первый взгляд выглядело как круглое ложе – трёхметровая чаша из электрума, наполненная мелким белым песком вперемешку с толчёными до состояния песка самоцветными камешками. Фонарь я поставил у входа, и по стенам малой копилки разбежались отражённые камнями крошечные зайчики. Одежду скинул – только мешать будет. Больше контакта с кожей – лучше подпитка. Растянулся на песке. Всё, теперь хоть бы и уснуть... Мысли лениво бродили в голове. Я позволил им течь самопроизвольно. Иной раз на грани сна и яви ответы сами приходят. Как так вышло, что я снова в начале пути? Да, снова, но в тот, предыдущий раз от архимага до ученика я упал добровольно, зная, за что плачу цену. А теперь? С другой стороны, если погибший правнук пережил в утробе удар, блокирующий магические каналы – удар столь сильный, что на всю жизнь остался инвалидом... Что если б мне досталось это «наследство»? Я зябко поёрзал. Допустим, что наши ментальные поля наложились друг на друга, и в итоге получилось нечто среднее... Да ну нахрен! Это ж какой у него уровень должен был быть, чтобы мой до начальных единиц упал? Минус тысяча? Хотя... Кто его знает, как эта магостатическая граната младенческое поле может покорёжить. Рассуждения перетекли в воспоминания, и я не заметил, как провалился в сон. КУЗЬМА 850 лет назад Ярена гневалась. Ярилась, как любили её подкалывать. Но мне лично было не до смеха. Нет, у меня не было надежды, что наша связь выльется в одобренный родами брак, но чтобы расстаться вот так... Дело дошло до битья посуды. А учитывая, что всё происходило в алхимической лаборатории, эффекты получались... разные. – Ты что, с ума сошёл?! Что, в родовой оружейке железяк мало?! Ты понимаешь, что ты неизбежно откатишься?! – она практически не давала мне вставить слово. – Как ты будешь выглядеть?! Как я буду выглядеть рядом с тобой?! Вокруг и так пруд пруди начинающих мальчиков! – Ну я-то не начинающий мальчик! – и, надо сказать, даже уже не магистр. В руках у меня была грамота, подтверждающая статус архимага. Чистая формальность, на самом деле, но отцу было важно, и я согласился на уровневые испытания. Самый молодой архимаг во всей истории, гордость рода. – Да, откат неизбежен. И что? Прошёл путь один раз, пройду и во второй. – А если у тебя не получится подняться так же высоко? – По-моему, ты просто повторяешь чьи-то выдумки. – Но я ведь неизбежно уйду вперёд! – Ну и что? Ты в своём направлении, я – в своём. Я ж не лезу к тебе с советами. – Ты подумал – зачем ты мне после отката будешь нужен?! Если она хотела удержать меня этой фразой, то выбрала худший вариант из всех возможных. Я развернулся и ушёл в портал. Специально ушёл, потому что зол был настолько, что боялся перестать себя контролировать. Портанулся я сюда, в этот схрон, и чуть не час бегал по комнатам, не в силах успокоить клокочущую ярость. В сердцах подумал, что, может, и правы были предки, когда девиц до магической академии не допускали? Женская магия – особая. Через наставниц должна передаваться. Втайне. Какую из магичек академии ни возьми – все как одна шалые. От вседозволенности дурят, что ли? А Ярена впереди всех! Надо ж напоследок так мозг вые... вынести! А всё из-за чего? Ах, ты что, забыл, что при изготовлении именного оружия маг вкладывает в него часть своего опыта, создавая уникальный артефакт – и неизбежно проседает в возможностях? Ах, видите ли, только что за мной ухаживал архимаг – и вот он уже будет не архимаг! И чувства все внезапно испарились! Тьфу! Теперь я настроен был сделать меч – из принципа! И не просто, а такого класса, на какой до сих пор никто не замахивался и в будущем вряд ли рискнёт, вот так!
Следующая неделя ушла у меня на подготовку материалов. Я перебирал так и эдак, прикидывал. В мечи такого рода обязательно закладывалась вариативность, способность менять форму, а также самовосстанавливаться. Следовательно, материалов требовалось гораздо больше, чем на обычный меч. Укладывались они в сущность артефакта через технологию свёртывания пространства, и чем больше материала вы заложили изначально, тем больший ресурс получался у меча. В итоге остановился на метеоритном железе. Его у меня было полторы тонны – вот, я всё его в меч и собрался впендюрить. И платину, на случай столкновения с агрессивной средой. Килограмм шестьсот. Таскал всё это, естественно, мой элементаль, Горуш. Потом я подумал, что если я сотворю меч не просто невиданно высокоуровневый, а волью в него часть своих чувств, души, то он персонифицируется, обретёт уникальные способности и воспримет мои умения. Такого точно не делал никто! Но для этого недостаточно металлов. И Горуш отправился в глубокие слои земли собирать алмазы, потому что, как сам он говорил, настоящие камни – они в самом сердце гор. Я тем временем завис у доски. Рисовал меч – его парадную форму и различные варианты, от которых он мог бы отталкиваться в своих трансформациях. Да, я начал думать о нём, как о живом существе, во многом самостоятельном в своих решениях. А среди базовых форм были не только, собственно, мечи! Это было разнообразное оружие, и даже не вполне оружие, вплоть до посоха боярского*. *Хотя, если так подумать,
все боярские посохи
имеют магические функции,
так что тоже могут
считаться оружием. Для парадной и самой выпендрёжной формы Горуш приволок ещё камней – цветных, и пока я вырисовывал красивости, занялся их огранкой. Тогда это было не особо модно, многие даже считали, что стачивать с камня что-либо – дурное занятие, уменьшающее собственный вес, а, значит, и стоимость драгоценности. Да, большинство ограничивалось полировкой. Но Горуш считал, что за огранкой будущее*. *Кстати, – отметила во сне
какая-то часть меня, –
надо бы проверить. Все заготовленные материалы я велел сложить в центр большой копилки. Сложной вязи на тот момент у меня ещё не было, на её месте располагался общепринятый круговой накопитель, вот в центре его и образовался натуральный склад. Я, когда получившуюся гору целиком увидел, даже слегка потерялся. Червячок сомнения, понимаете. Вот, дескать, затеял ты всё это – а что в итоге получится? Но отступать я был не намерен, нет. Однако тут передо мной в полный рост встала новая проблема: если я сначала солью в меч опыт – то не смогу закончить. Я же упаду в силе! А если сначала закончу трансмутацию – вложить столько, сколько я хотел, в уже готовое изделие никак не получится! В итоге я построил такую формулу, которая позволяла вести оба встречно направленных процесса одновременно. Как это выглядело на самом деле, я не могу вам сказать – только то, что я видел из транса. В центре накопительного контура, над кучей коробок и ящиков, висел едва заметный прозрачный контур меча. Он слегка покачивался и время от времени видоизменялся, а снизу – одновременно из всех заготовленных ёмкостей – к нему тянулись тоненькие, едва заметные нити – как если бы солнечный свет высушили и размололи в порошок. А я стоял и концентрировал туда себя. Когда всё это закончилось, передо мной в воздухе висел обычный одноручный каролинг. Нет, почему обычный – очень красивый каролинг! Он поворачивался вокруг себя, а я сидел на полу, совершенно обессилевший, и не мог ни позвать его, ни просто руку протянуть. Сидел и думал: ну вот, Дмитрий, ты из собственной вредности и упрямства упал с архимага до ученика. До ученика! Не до магистра или хотя бы до мастера... Дима... Ядрёна-Матрёна... И вот у тебя есть уникальный артефакт. И нет нескольких лет жизни. Оно вообще стоило того? И тут меч совершенно детским, недоумённо-тоненьким голоском пропищал: «Папа!» – подплыл ко мне и лёг на колени. Подобное чувство я переживу потом ещё лишь дважды – когда буду держать на руках своих новорождённых детей. А пока... Я с трудом встал, прижимая меч к груди, и побрёл в личные покои – съесть чего-нибудь.
03. БРЕЗЖИТ ПРОСВЕТ
ПРОБЛЕМЫ РОСТА Сон начал редеть, сворачиваться в трубочку. А цифры на замерной плашке, между прочим, в тот раз ещё меньше показывали, даже не ученические значения, а едва посвящённого! Семь, девять, ну и ноль в накопителе, конечно. Меньше нуля куда уж. Хотя теперь, имея перед глазами опыт правнука, я думаю, что приведи я его сюда ранее, весьма бы удивился нетипичным отрицательным величинам. Если мой архимагический уровень давно уж ниже тысячи двухсот не демонстрировал (просто потому, что система больше отображать не умела), то минуса у внука примерно в тех же пределах и должны были колебаться. Злая, видать, штука эта магостатическая граната. Около года после изготовления меча я из своего схрона выйти не мог – все уж решили: сгинул. А причина банальна: сперва после падения в силе опасался, что нестабильный портал меня на выходе размажет, начал остервенело заниматься. Потом из упрямства решил, что должен раскачаться хотя бы до уровня простого мага – а это значит, минимум сотня по всем трём параметрам. Явлюсь на белый свет учеником или подмастерьем – от насмешек вовек не отмоешься. Репутация дурного чудака – вещь прилипчивая и неприятная. Вот и тренировался до изнеможения. Заодно и меч тренировал. Назвал его, кстати, Кузьма. Тогда же я, между прочим, подумал, что неплохо бы пойти немного другим путём – новым, поинтереснее, освоить что-нибудь, никем ранее не освоенное. Не выпендривался бы, так, поди, не через год, а через пару месяцев бы магом с уровнем в сотку выскочил. Но мы ж не ищем лёгких путей! Зато через год у меня была собственная, лично мной придуманная и с нуля созданная система кастования заклинаний, которая не требовала поддержки произнесёнными словами, жестами, рунами или иным другим. Всё в голове. Казалось бы – мечта, а не школа. Однако же вскоре обнаружились и минусы. Первый, он же главный: подобный способ производства магии требовал предельной ясности мысли и чёткого удержания образа. Иначе могли происходить всяческие неприятные штуки. Спасибо, лекарство у меня всегда получалось с лёгкостью. И второе спасибо за то, что файербол ни разу не взорвался внутри моей бедовой головушки. В эту сторону я дальше и двигался – и, к сожалению, то стало второй причиной того, что именно меня отправили закрывать вселенский разрыв. Хотя... не ударь мне тогда в голову блажь стать единственным в своём роде магом новой школы, кто знает – удалось бы вообще ту дыру залатать, или наш мир так и расползся бы на лоскуты... Мысли всё больше активизировались. Так или иначе, в этот раз я год под землёй сидеть не собирался – незачем. Я себе давно и всё доказал. Да и мало ли, вдруг все решат, что последний Пожарский окончательно с глузду съехал, да в речку с моста кинулся. Вернёшься – а на домик дальняя родня лапу наложила, разгребайся с ними потом. Так что пару-тройку дней позаниматься, чтобы хранилище хоть до стабильной двадцатки расширить, маны на обратный переход набрать – и домой. Жаль, в особняке Пожарских никакого накопителя я не обнаружил. Я, конечно, дом не весь осмотрел, но почуять я его всяко должен был, как голодный – запах из кухни. А без накопителя печаль-беда. Управляющего, что ли, найти, да самому в схрон вернуться? Нет, как-то не нравилась мне эта мысль. А шестому чувству я привык доверять. Я сел, окончательно просыпаясь. На заднем фоне сознания звенела мыслишка, что ответ на мои раздумья может быть где-то совсем рядом. Так-так. А ну, посмотрим, что за бумаги в той папке, которую я с самой больнички тащу, да так в кучу одежды и бросил?Первая же бумага, лежащая сверху, одновременно меня опечалила и дала ответ на вопрос, почему мой последний правнук погиб столь внезапно. А вторая – что толкнуло его на этот поступок. Дмитрий Пожарский своими руками подписался на смерть – согласившись передать в заклад дом некоему коммерческому обществу по совершению сделок с элитной недвижимостью. Согласие (полагаю, оформленное в полном соответствии с нынешними законами), подписанное и заверенное фамильной печатью, лежало верхним листом. Дата только не была проставлена, из чего я заключил, что отправить или передать копию этого согласия внучок никуда не успел. А во втором листе значилось, что Императорская Магическая Академия, принимая во внимание титул, заслуги предков и бла-бла-бла, информирует Пожарского Дмитрия Михайловича о зачислении его на первый курс экономического факультета. Также в небольшой приписке было указано, что ректорский состав Академии надеется, что Дмитрий Михайлович ознакомлен с порядками Академии и осведомлён о необходимости соответствовать высокому статусу студента заведения подобного уровня. Вот и замкнулся аркан. Принять – приняли, ради титула и заслуг предков. Но хочешь учиться – изволь выглядеть дорого-богато, а денег нет. Где взять? Дом заложить – фактически, передать другому лицу с правом временного проживания и потенциального выкупа. Вот Дима и стал причиной окончательного оскудевания рода Пожарских. Возмездие не заставило себя ждать. – Ядрёна-Матрёна! В двери посунулась голова Горуша: – Звал, хозяин? – Нет, но ты вовремя. На-ка, съешь, – я протянул ему закладную. – Уничтожить следы писанины начисто! С бумагой можешь поступить по своему усмотрению. – Понял. Камушки посмотришь? – Давай. Горуш водрузил передо мной ящик, полный прозрачных переливающихся камней. – Вот! Камешки сверкали и радовали разнообразием форм. Круглые, квадратные, капельки, лодочки и даже, вроде бы, сердечки какие-то. На каменную мелочь Горуш особо не разменивался. Самые невеликие образцы были примерно с половину фаланги моего большого пальца. – Это ты молодец! – Так, пока взрывы-то не начались, столько лет тихо было, скучно. Вот, я и собирал потихоньку. Это не всё, только гранёные. А там ещё необработанных мешка два. – Те пока не трогай. Лучше, время будет, ещё сходи в нижние уровни, пособирай. Кто его знает, сколько будет стоить особняк в порядок привести? А там ещё с имением непонятно что, у кого оно в закладе, и сколько за закладную попросят. И это опять только внешнее. Необходимость приниматься за дела, будучи столь ничтожного уровня, приводила меня в нервозное состояние. Продать, что ли, камней побольше, да заказать у приличного мастера домашний накопитель? Где мастера искать? И есть ли они теперь, мастера? Или все по родам разобраны? Фигу кто разбежится конкурентам копилки ставить. А если... Пришедшая мысль заставила меня отрешённо задуматься, механически перебирая камешки. Зачем мне строить свой накопитель, если я могу воспользоваться академическим? Дмитрия же приняли – то есть меня? Даже если к месту силы доступа нет, в Академии и в моё время накопители были весьма неплохи, а сейчас, может, и вовсе – ураган? Если в прошлый раз на восстановление прежнего уровня (с учётом всех проб и ошибок) у меня ушло около четырёх с половиной лет, то на этот раз я рассчитывал справиться года за два-три. Звучит самонадеянно, но я-то себя знаю. Как раз общего академического курса хватит. Единственное, куда там меня приняли? – я заглянул в бумаги. – На экономический! Это казначеем, что ли? Нахрен мне нужны такие расклады! Перевестись на боевой, там и доступ к тренажёрам должен быть получше. Лишь бы начало учебного года не прошляпить. Надеюсь, Академия, как и раньше, до сентября на каникулах? Эта идея так меня взбодрила, что я подскочил, даже не натянув портки, и немедленно помчался проверять, насколько мои показатели подросли. Точнее, один показатель – уровень собранной за время сна маны. Пропускная способность и ёмкость накопителя просто так, за здорово живёшь, не растут, иначе бы все хитрецы ходили в копилки поспать, а потом становились архимагами. Результат меня несколько разочаровал.Двенадцать. Это значит, ещё часов шесть тут сидеть, как минимум. Эх, мне бы парочку моих амулетов! Но амулеты-то я как раз все выгреб и сыну оставил, как полезные и безопасные артефакты. Знал бы, как всё обернётся, заныкал хоть один.
Горуш переступил с ноги на ногу, привлекая моё внимание: – Хозяин, весь ящик возьмёшь? – Да ты что! Куда мне. Парочку на первое время. – А хватит тебе? – простодушно спросил элементаль. Моя рука замерла над россыпью драгоценностей. Откуда я знаю – может, за восемь столетий элементалей земли наплодили целую армию, и они натаскали столько этих камешков, что стоят они не дороже стекла? Разве что за огранку можно будет побольше попросить. Ну, действительно – а вдруг? – Давай вот что. Ящички от малых амулетов остались? – В кладовке на верхней полке стоят! – Возьми один да насыпь его... – образ стекляшек вновь встал передо мной, – до верху насыпь. Да возьми в покоях чашу с плотной крышкой, сходи, воды мне чистой принеси. – Пять минут! Слово у элементаля с делом не расходится. Через пять минут я получил свою порцию свежей воды и снова растянулся на песке в центре накопителя. Спать уже не хотелось, и я принялся за мысленное составление тренировочной программы.
Следующий подход к тестовой плашке порадовал меня накопителем, наполненным под завязку. Звучит внушительно, а на деле – жалкие восемнадцать единиц. А двигаться надо! Оставалась одна надежда на то, что в предыдущий раз я входил в портал с частично вычерпанным резервом. Кста-а-ати... – Горуш! – Я здесь, хозяин! – Принеси-ка измерительную плитку сюда. С собой возьму. Чтоб не гадать в другой раз, хватит мне – не хватит маны, и дают ли мои упражнения толк. Можно было бы, наверное, где-то в Академии напроситься на проверку, наверняка у них подобные устройства есть, но публично унижаться мне не хотелось, особенно регулярно. Горуш явился с гранитной плашкой, папкой, которую я чуть не забыл, и ящичком весьма кубообразной формы, с длиной стороны в добрую мужскую ладонь. – Камушки, – душевно расплылся он, пахнув ромашкой и мятой. Принял, значит, бутылёк «холодной головы», и пошло ему неплохо – глаза вон заблестели. – Давай. На счёт три. Боюсь, удерживать портал совсем не смогу, пара секунд – и всё. КОМУ БЫ ПРЕДЛОЖИТЬ... В этот раз обошлось без диких болей и распирающего чувства, как будто в двери для кроликов пытаются протиснуть слона. Хотя в глазах слегка потемнело. Я снова стоял в кухне, у того же стола, на который немедленно грохнул свою поклажу. К чести стола, ножки его не подломились, и столешница не треснула. Я приложил руку к измерителю. Ну, ты глянь! Даже единица в накопителе осталась! Кому сказать – обхохочутся. Зато я теперь точно знаю энергозатрату на быстрый переход в схрон: семнадцать единиц. Ладно. Займёмся насущными немагическими делами. Я не глядя выгреб из ящичка горсть камней и решительно направился к выходу.
Спрашивать кого-либо из прохожих о предмете моего интереса я не счёл нужным. По моему разумению, там, где толчётся богатая публика, должны быть и лучшие купеческие лавки. А это значит – центральная площадь у Кремля и Гостиный двор. Несмотря на изменения в городской планировке, Кремль естественным образом стоял на своём старом месте. А Красная площадь по краям была обстроена столь пафосными торговыми рядами, что им могли бы позавидовать и иные особняки. Главный вход с вывеской «Кремлёвские ряды» стоял, распахнутый настежь, а внутри помещение оказалось разбито на множество лавок, продающих самые разнообразные товары. Я пошёл, разглядывая остеклённые полки и прилавки, не торопясь, но и не задерживаясь нигде настолько, чтобы услужливые продавцы начали предлагать мне что-нибудь купить. На втором этаже я наконец увидел витрины, выстеленные тёмным бархатом. Под стеклом, подсвеченные этим странным немагическим светом, переливались серьги, колье, ряды колец... Я подошёл ближе и испытал жесточайшее разочарование. Все вделанные в оправы камни – это я видел невооружённым взглядом – оказались искусственно изготовленными кристаллами. Вряд ли их варили элементали, скорее, это работа архимага, сведущего в алхимии. Неужели вместо камней из недр земли теперь используют это? Не развернуться ли да не пойти ли домой, не позорясь? Я немного постоял у витрины. Нет, раз уж пришёл, следовало хотя бы попытаться. Я поднял глаза и увидел, что напротив, через прилавок, стоит скупо улыбающийся мне продавец. – Изволите что-то конкретное? Я могу помочь вам с выбором. По голосу понятно – покупки он от меня не ждёт. Потёртость костюма оценил, ясное дело. – Я хочу переговорить с управляющим этого торгового заведения. Продавец слегка склонил голову: – Что ему сообщить? – Сообщи ему, что его желает видеть князь Пожарский. Взгляд продавца изменился: – Одну минуту, ваша светлость! Он торопливым шагом прошёл вдоль прилавков и нырнул в маленькую дверь, из которой почти сразу появился служащий постарше, сухонький и мелковатый. – Приветствую вас, ваша светлость, от имени торгового дома Повойских, чем мы можем быть вам полезны? Я выложил на стекло прилавка несколько камешков: – Я хотел бы продать это. Управляющий вперился в камни и зашарил рукой в нагрудном кармане. Вытащил увеличительное стекло в круглой оправе. Склонился к самому прилавку... – Но ваша светлость, это же настоящие природные драгоценные камни! – голос его сделался странно сдавленным. – Естественно. – Мы не располагаем такими суммами... Э-э-э... Если иметь в виду данные торговые ряды, то вы могли бы обратиться в ювелирный салон братьев Свечниковых, это на третьем этаже, они работают с камнями подобного ранга. Также рекомендую из серьёзных фирм «Уральский ювелирный дом» и «Золотые пески Магриба», представительства обоих имеются в Гостином дворе. Если желаете, наш служащий сопроводит вас... – Благодарю за подсказку, я справлюсь сам. Я сгрёб с прилавка камни, и, поигрывая ими, направился на третий этаж. Здесь было гораздо менее суетно, помещение делилось на более крупные торговые пространства, между прилавками стояли банкетки и диванчики для важных покупателей, а продавцы были раз в десять услужливее. Перед входом на третий этаж стоял важный дядька в мундире, украшенном золочёными пуговицами и шнурами. То ли охранник, то ли смотритель. – Чего изволите? – спросил он, приценившись к моему невзрачному внешнему виду. – Изволю желать лицезреть управляющего салоном ювелиров Свечниковых, – несколько раздражённо ответил я. – Князь Пожарский, потрудись представить. – Прощенья просим, ваша светлость! – дядька закланялся, приглашая меня войти, поспешно обернулся и крикнул за плечо: – Степан! Эй, Степан! Живо его светлость проводи до Свечниковых! Прошу проследовать, ваша светлость! Управляющий ювелиров Свечниковых был такой же маленький и сухонький, как и в первом магазине, словно их подбирали по особой мерке. Мой убогий вид встретил абсолютно бесстрастно. При виде камней сходно засуетился, сперва рассматривал в лупу, потом приволок некую бандурку с трубкой и лампочкой (вот тут, между прочим, магия пошла!), и смотрел уже в неё. Потом уставился на меня – в одном глазу толстенный магический монокуляр, опомнился, вытащил его: – Сколько вы хотите за них, ваша светлость? – Я хочу справедливую закупочную цену. Не менее половины от того, что вы будете просить за эти камни с покупателей. Да. Полагаю, дороже вряд ли продать. Ювелир пожевал губами: – Я должен позвонить директору. Соблаговолите обождать, ваша светлость? Я не совсем понял, во что он собрался звонить, но подождать согласился. – Я распоряжусь насчёт чая, – расшаркался служитель и умчался. Тут же появился столик на колёсиках, уставленный чашками и прочими посудинами, печеньки, конфетки. Я усмехнулся, подумав, что восемьсот лет назад мне предложили бы выбор хороших вин, и согласился на чай с лимоном.
04. В СТОРОНУ ИЗМЕНЕНИЙ
ТАК-ТО ЛУЧШЕ Через час я вышел из «Кремлёвских рядов», одетый куда более соответствующе моему статусу. Поступил просто. Получив деньги, зашёл на третьем же этаже в соседний с ювелирным магазин готового платья, и на вопрос приказчика – чего изволю – ответил, что изволю привести свой вид в сообразный статусу главы княжеского рода, чтоб выглядеть не петухом ряженым, но и не сморчком старым. Приказчик на секунду завис, а после устроил всё в лучшем виде. Не желая таскаться по портновским лавкам, я накупил с прицелом на Академию и активную жизнь сразу всякого, как говорится – «и в пир, и в мир, и в добрые люди». Две стойки барахла получилось. Не уверен, что всё учёл – по мере знакомства с тонкостями тутошней жизни будет видно. Легкий серый костюм-тройку с тонкой батистовой рубашкой надел сразу. В довершение меня убедили примерить галстук. Ощущения непривычные, словно удавку накинули, но если чуток ослабить – ничего. Старые мои тряпки я велел выкинуть или сжечь, как уж тут у них полагается. Или каким вовсе неимущим пожертвовать, буде таковые найдутся. А прочее барахло – отправить с доставщиком в особняк Пожарских к вечеру. Второй подобный заход совершил в обувной. На закуску купил шляпу с небольшими полями, видел, в городе многие носят. И у меня всё ещё оставался целый бумажный пакет непривычных мне бумажных денег в пачках, перетянутых полосатыми бумажными лентами! Стало веселее, хотя количество бумаги меня немного настораживало. Ненадёжное оно какое-то, то ли дело – золото, или хоть бы серебро. Приметив направо от входа открытую веранду, уставленную столиками, за которыми неторопливо ковырялась в тарелках прилично одетая публика, я прошёл туда и наконец позволил себе вспомнить, что не ел с момента пробуждения. Двое суток, почитай, да до того ещё сколько. Ситуация для моих потрохов опасная, но я надеялся, что оставшейся в запасе единицы хватит, чтобы перекрыть возможные болезненные процессы. Медицина – она вообще экономная, если не говорить о случаях отрубания чего-нибудь или случайного, кхм, сжигания. К столику подскочил официант с перекинутым через руку полотенцем: – Слушаю-с! – Мяса. И чтоб не по-французски по тарелке тонким слоем размазано, а нормальную порцию. – Понял, сделаем! Оленина великолепная-с! Запечённая, с соусом из диких ягод, рекомендую! – Валяй. И вина хорошего бокал. Лёгкого чего-нибудь. – Есть «Шираз», африканская экзотика-с, с олениной весьма неплохо идёт... – Давай. Пока ждал, посматривал по сторонам, приценивался к людям – как живут, чем дышат – жить ведь среди них. Кто бы ещё просветил насчёт нынешних раскладов, чтоб не примкнуть, как «дед», не к той стороне. Такое нам вовсе без надобности. Можно было бы и вообще ни к кому не примыкать, но... Остаться самому по себе в мешанине противостоящих кланов... Перспектива не особо радужная. Через два столика от меня сидели девчонки лет по семнадцать. Ножки в прозрачных чулочках, юбки-голожопки, кофточки – сиськи навыворот. Глазками в мужиков стреляют. Увидели, что я смотрю, захихикали, начали перешёптываться. Ах ты ж... Хорошо, скатерти тут длинные. Помнить надо, что тело молодое, а то я уж отвык, чтоб вот так, на полщелчка вставал. Девчонки, поняв, что я не собираюсь завязывать знакомства, как-то немного разочаровались, но мне, извините, не до них пока. НЕ ОДИН К дому я подходил с чувством приятной сытости. Критически оглядел фасад. Надо будет выяснить, как мастеров нанять, чтоб в приличный вид привели. Открыл дверь... и нос к носу столкнулся с мелкой остроносой девчонкой лет восьми. Девчонка вытаращила на меня глаза, взвизгнула и опрометью побежала вглубь дома с криком: – Деда! Деда! Он вернулся!!! Интересно. И что за «деда» такой? Ничего пока не происходило. Я пожал плечами и пошёл на кухню – как минимум, надо проверить, как моё богатое хозяйство поживает: плитка измерительная и коробушечка с камушками. Всё оказалось на месте, как я оставлял. Я пристроил рядком на стол бумажную торбу с деньгами и тут услышал торопливые шаги. Первые – девчоночьи, мелкие, дробные, и вторые – тяжёлые, слегка шаркающие. Мелкая пигалица влетела в кухню первой и пискнула: – Он тут! – Не «он тут», а «здравствуй, Дмитрий Михайлович»! – суровым, максимально низким голосом сказал я. – Ой! Э-э-э... здравствуйте, Дмитрий Михайлович. Я невольно обернулся. Нет, позади никого. Чего это «здравствуйте»? Ладно, разберёмся. В кухню, со всей возможной для хромца скоростью, вбежал рослый, совершенно седой дед. – Митька! Живой! Он кинулся ко мне с такой искренней радостью, аж сердце защемило. Была, значит, хоть одна живая душа, которая за внука моего переживала. Спасибо, дед. Мы обнялись, и тут взгляд старика упал на раскрытую суму с деньгами. – Дом продал? – ахнул он. – Как же ты будешь, Митя? Стыдоба, князю по чужим углам скитаться... – Не тревожься, дед. Дом не продал и не продам. Схрон праде́дов нашёл, глянь сюда, – я откинул крышку коробушки, и дед ахнул повторно: – Митя! С такими деньжищами, глядишь, и имение у кредиторов отбить сумеем, а? – Знать бы точно, сколько мы им должны. – Так я тебе точно скажу, бумаги-то все у нас во флигеле лежат. Обожди, я принесу! А ты, Стешка, дуй до садика да мою походную табуретку притащи. Пулей! Девчонка метнулась обратно в коридор, звонко шлёпая сандаликами. И вернулась она тоже первая, торжественно поставила у стола раскладной табурет с тряпочным сиденьем, чинно села на него, уставившись на меня настороженным котёнком. – Дмитрий Михалыч... – Ну, говори. – А чего вы деду называете не «Пахом», как раньше, а просто «дед»? – Давай ответ за ответ? – Стешка мелко закивала. – Скажи тогда, почему ты, Стеша, со мной так говоришь, словно меня много? Мелкая от удивления раскрыла рот: – Так ведь это так положено! Вежливо... Ага... – Тогда вот тебе мой ответ. Я в больнице не просто так лежал. Доктор уж думал – всё, помру. – Ой!.. – Да, такие дела. А когда долго без памяти лежишь, потом не всё враз вспоминается. – Но меня же вы не забыли? – наивно склонила голову вбок Стеша. – Нет, конечно! Да и деду не забыл, вот сейчас сразу и припомнил. Хорошо, что мы с тобой разговаривать начали. – Ой, здо́рово! Вы если ещё что-нибудь забудете, вы меня сразу спросите, а вам враз и напомню! – Договорились, – я протянул Стешке руку, которую она важно пожала. В кухню вошёл Пахом: – А ну, Степанида, геть! – согнал он её со своего табурета. – Смотри, Митя, тут всё за последние годы. Однако можешь не перебирать, вот, пока ты в больнице-то лежал, приставы приходили. По процентам большая просрочка, согласились ждать, покуда ты не выпишешься. А бумагу-то оставили, вот, верхняя, тут всё разом прописано. Я взял в руки лист и углубился в строчки и столбики моих многоступенчатых долгов. – М-гм... Это что ж, если я после выписки в три дня к ним не явлюсь?.. – Не вернуть имения. – Так сегодня третий день! – И я-то про что! – Так чего сидим?! – я подскочил и уставился на деда, слегка оперевшись о край стола: – Только вот что, Пахом. Не знаю уж, каким местом меня особо стукнуло, но с памятью после больницы у меня не очень. Я, понимаешь, два месяца, пока в отключке валялся, больше с прадедом Пожарским разговаривал. – Это с Иваном Александровичем, что ли? – осторожно спросил Пахом. – С самим Дмитрием Михайловичем, первым! Дед присвистнул. – А ты думаешь, откуда я про клад узнал? – я продолжал сверлить его глазами, опасаясь увидеть тень сомнения в себе. Но Пахом смотрел на меня тревожно: – Так ты что ж, Мить, совсем ничего не помнишь? – Отчего ж! Помню много что. О жизни Дмитрия Михайловича таких могу тебе рассказов порассказать – закачаешься. А вот о своей многое подзабыл. Хуже того. Опасаюсь, если про меня прознает кто из недругов – отберут последнее. Скажут ведь: умом скорбен стал. – Эти мо-огут, – нахмурился дед, подтвердив мои худшие опасения. Похлопал ладонями по коленям. – Слушай, Митя. Ты про ту печаль никому не сказывай. Что подзабудешь, всё у меня спрашивай. Экие дед с внучкой дружные! – Лады. – А я уж – никому, могила. Ты, Митя, в старике не сомневайся. Я ж тебя с самой колыбели нянчил! Кому и доверять, как не дядьке? Вот всё по своим местам и встало. Дядька-воспитатель. Ближайшее доверенное лицо. Пахом торжественно поднялся и тут вспомнил, что наш разговор спокойно слушает ещё одно лицо, куда менее надёжное. Грозно повернулся к внучке: – Стешка! Ты по то, что слышала – ни-ни! Никому, слышишь?! Иначе и Дмитрия Михалыча под беду подведём, и сами на улице окажемся. Стеша вытаращила глаза и испуганно закивала головой: – Я поняла, деда! ИМЕНИЕ И ПРОЧЕЕ От подъезда мы пошли неторопливым шагом. Довольно быстро я выяснил, что в заклад имение успела оформить ещё матушка внучка́, страшно переживавшая за то, что образ жизни молодой вдовы не соответствует статусу княгини. И просадила на тряпки и приёмы всё до последней копейки, дура набитая. Повезло ей с её безвременной кончиной, иначе поучил бы вертихвостку вожжами по жопе, чтоб знала, как мальчишку без гроша на прожитие оставлять! Мы свернули с Фонтанного бульвара на проезжую улицу. – Далеко идти-то? – Минут двадцать, а то с полчаса. Я посмотрел, как Пахом хромает. Мда. – Извозчика бы нанять. – А отчего и не нанять? С деньгами-то. Один момент. Пахом остановился у края тротуара и, дождавшись приближения одной из странных (для меня) самодвижущихся повозок, поднял руку. Машина остановилась. – До Земельного банка. – Прошу, господа, – водитель в кожаной куртке, круглом шлеме и огромных очках на пол-лица распахнул перед нами боковую дверцу. – Домчу с ветерком! И ведь домчал. Под конец краткого путешествия я даже смирился с некоторым механическим амбре, идущим от этого драндулета – всё же, быстро добираться куда лучше, чем пешком шкандыбать.В банке, по-моему, остались несколько обескуражены нашим явлением, долго сверяли расписки и истории платежей. Система у них оказалась странная, для меня – запутанная. Некоторые хвосты тянулись аж по десятку лет! Матушку Дмитрия я раз двадцать успел крепким словом помянуть. Дальше очень тщательно считали деньги. На оплату всех просроченных, трижды перекредитованных долгов с процентами ушло около десятка бумажных упаковок. Машинка для проверки у них, между прочим, была с магической лампой, проверяли каждую бумажку в пачке. – Я хочу, чтобы вы подсчитали окончательную сумму, которую нужно выплатить, – сказал я напоследок управляющему, – и прислали расчёт в особняк Пожарских. Не далее чем через месяц я планирую полностью вернуть деньги за закладную и избавить имение от этого бремени. Пахом наблюдал происходящее с видом чрезвычайно довольным. Вышли мы из банка, я и говорю: – Надо бы какую торбу для денег купить, что ли. Эта бумажная пакетина скоро расползётся на глазах. – Торбу – несолидно, – не оценил мой дядька. – Портфель надо. Аль чемоданчик этакий специальный. – Мастеру, что ль, заказать? – А во-он, глянь: «Ручная кладь». Зайдём, мастера спросим? А то – что-то из готового сразу подберём? Из этого магазина мы вышли с прямоугольным чёрным чемоданчиком, обтянутым натуральной кожей. Выглядело представительно, да и дурацкие опасения, что бумага треснет и мне придётся собирать денежные пачки под любопытными взглядами толпы, исчезли. Мы неспешно пошли вдоль улицы, сплошь облепленной магазинными витринами. – Слушай-ка, дядька... – Чего? – Управляющий нам нужен, чтоб дом в руках держал. Слуги. Кухарка хоть для начала. – Варить-то не на чем, – смурно возразил Пахом. – Значит, сперва ремонт. Следовательно, первый в очереди – управляющий. У меня дел будет по горло – что ж я, ещё и за ремонтом приглядывать должен? Где нынче управляющих берут? Дядька задумчиво пошевелил бровями. – Могу на должностную биржу сходить. Там запросы на вакансии оставляют, кто хочет место получше найти. Рекомендации, опять же, можно посмотреть. – Вот сейчас и сходи. Спросишь там, сколько сейчас управляющим жалованье в хороших домах кладут, да не скупись, прибавь чуток сверху. Но только чтоб хорошего подобрали! Да возьми-ка денег, – я вытащил из чемодана пачку и сунул дядьке, от чего глаза у него полезли на лоб, – пешком не ходи, ногу береги. А на обратном пути купи продуктов, чтоб на сегодня и завтра хватило. Да всякую дрянь вроде той лапши не покупай, гадость какая. Я к вечеру буду.
Сам я направился в сторону Башни четырёх стихий. В моё время там была Академия. Там место силы. И я имел все основания подозревать, что именно там главный центр обучения магов и остался. АЛЬМА КАК ЕЁ ТАМ С латинского «alma mater»
буквально переводится
как «кормящая мать» –
вуз, который окончил говорящий. Академия разрослась и преобразилась. Но главный административный корпус остался там же, где и раньше. И даже дуб у его главного входа рос тот же самый – такой же огромный, раскидистый, всё также пафосно обвитый золотой цепью. На цепи (буквально – прикованный адамантиевым ошейником) сидел внушительных размеров манул и мрачно взирал на желающих приобщиться магических знаний. Желающих, впрочем, было не очень много. Это радовало. Значит, учебный год ещё не начался. У входа дежурил пожилой привратник, приветствовавший меня весьма радушно. Вот, что значит: «встречают по одёжке!» Ладно, главное, чтоб ректор (или кто там сейчас за него) мне «по уму» волшебного пинка под зад не выписал. Привратник, услышав про ректора, только руками развёл: – Каникулы же, ваша светлость! Отпуск у него, курорт. Дежурный профессор замест него сидит, можете пройти. М-гм. – А профессор в какой области специалист? – Так кто ж мага-то доподлинно разберёт? В разных. А ежли так рассудить, декан ведь он. Факультетом боевой магии рулит. О! Это мне как раз подходит! – Где он сидит-то? – А вот! Из вестибюля, значит, вторая направо дверь и по коридору до конца. Там и табличка на двери будет: «Кафедра боевой магии». Там он сейчас, Болеслав Константинович. Важный профессор! Магистр! Моя нога, занесённая над порогом, замерла: – Магистр? – Коне-ечно! У нас тут серьёзно, на руководящих должностях простых магов нет, только магистры! – Яс-сно. На самом деле, ничего не ясно. Это что такое – магистры в деканах? А архимагов куда дели? Что происходит вообще? Я направился в указанном направлении, продолжая недоумевать и сомневаться. Может статься, дедок чего-нибудь напутал?
Однако мужчина, которого я нашёл в указанном кабинете, действительно оказался всего лишь магистром. Причём, не самого высокого уровня. Средний крепкий магистр, единиц на пятьсот. Невысокий, плотно сбитый, видна хватка к работе со стихиями. Он сидел над какими-то бумагами, посмотрел на меня, слегка подняв брови: – Добрый день, молодой человек. Вы ко мне? Я чуть снова через плечо не посмотрел. Эка непривычная манера, про собеседника во множественном числе говорить! – Добрый день. Болеслав Константинович? – Да, слушаю вас. – Пожарский, Дмитрий Михайлович. «Князя» намеренно упоминать не стал. В моё время любые титулования в стенах Академии были запрещены. Если сейчас по-другому, сразу всё и откроется. – А-а, слышал, слышал о вашем прошении, Дмитрий, – ну вот, в обращениях ничего не изменилось. Перед магией все равны! – Вы разве не получили ответ? Насколько я знаю, зачислены, на экономический. Там ваша... беда не будет иметь столь веского значения. – Я как раз по этому поводу пришёл. Я хочу, чтоб меня перевели на другой факультет. – На какой же? – с некоторым замешательством переспросил декан, явно перебирая в уме варианты, которые он мог бы мне предложить. – Э-э-э... Зельеприготовительный, может быть? Сейчас у них довольно сильные связи с немагической фармацевтикой... – Нет. Я хочу на боевой.
05. НАЧИНАЮ ВОСХОЖДЕНИЕ
РИСКОВАННОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ Некоторое время мы таращились друг на друга. Потом Болеслав сморщился, словно у него разом все зубы заныли: – Молодой человек... При всём моём уважении к имени рода и заслугам предков, поступление на факультет боевой магии с нулевыми показателями невозможно. – А с какими возможно? Он, словно отгораживаясь, сплёл перед собой руки: – Минимальный входной порог – двадцатка. – А когда начинаются занятия? Он слегка приподнял брови: – Через шестнадцать дней. Но через неделю уже будут утверждены окончательные списки. – Могу я запросить неделю на подготовку перед тестом? Пройти измерения в последний день? Хуже всего у меня по проходимости каналов. Прокачаться с двенадцати до двадцати за неделю... Мрак, конечно, но я должен попытаться. Дядька, кажется, заинтересовался. – А что, есть подвижки? Я ведь слышал, прогноз был неутешительный. – Есть. Не знаю, почему, но я уже не ноль. – Хм... – он побарабанил пальцами по столешнице. – А ну, идём! В соседнем кабинете обнаружился тестовый стол практически как у меня, гранит только чуть покраснее. – Руку клади! – велел декан, кивнув на выемку в камне. А ведь он тоже, как забудется, сразу с высокопарного языка на простую речь переходит. Хотя, наверное, в отношении старшего к младшему это простительно? Цифры получились вполне мной ожидаемые: «12-18-3» – однако декан изумился несказанно. – Как?! Каким образом?! Я развёл руками. – Сам не знаю. – Но недели вам не хватит, Дмитрий. Это я вам как практик говорю. – Я хотел бы попытаться. Если бы вы разрешили мне посещение тренировочных полигонов и центрального накопителя до начала учебного года... – Так ни одного ж преподавателя, кто с тобой заниматься будет? – Мне не нужен инструктор. – Э-э, брат! А как же техника безопасности? Что? Техника чего?.. Декан посмотрел в моё вытянувшееся лицо и махнул рукой: – Ладно! Лаборанта пошлю, всё одно здесь без толку ошивается. Завтра к девяти подходи. Знаешь, где музей? – Знаю, приду. Спасибо. ЭТОГО НАВАЛОМ! Домой я шёл в приподнятом настроении. Да, впереди меня ждала жуткая неделя, но я был настроен весьма решительно. Неподалёку от входа в Академию на глаза мне попалась вывеска: «Аптека. Зелья, травы и прочие ингредиенты». Зайду-ка! Внутри всё от пола до потолка оказалось заставлено стеклянными витринами с бутыльками, коробочками и тряпичными мешочками. За стеклом перемещалась бледная девица с видом столь отсутствующим, что поначалу я серьёзно заподозрил в ней сомнамбулу или поднятую мертвячку. Я прошёлся вдоль рядов с травами, начал прикидывать, какие мог бы поддерживающие эликсиры из них сварить, потом вспомнил, что у меня ни лабораторной посуды, ни специальных печей, ни даже обычных печей и посуды нет! Пришёл в некоторое раздражение. Ладно, куплю-ка чего-нибудь из готового. Бутыльков на полках стояли целые батареи, аж глаза разбежались. Моё внимание привлёк флакон с глазом, нарисованным в пол этикетки. Всё бы ничего, но зрачок был узкий, вертикальный. И надпись: «Кошачий глаз». – Выбрали что-нибудь? – беспредельно-равнодушным голосом спросила девица. – Нет пока. Скажи-ка, любезная, а «Кошачий глаз» – это чтобы в темноте лучше видеть? – Не-ет... – аптекарша так сильно удивилась, что в голосе её прорезались даже эмоции. – Это просто... ну... для красоты. Закапываете в глаза и у вас вот такой зрачок. Эффект до четырёх часов. Есть с наложением цвета: голубой, зелёный, жёлтый. С цветом в два раза дороже. Я понял, что смотрю на неё, разинув рот, и переспросил: – Для красоты? – Да. – Просто для красоты – и всё? – Ну, конечно! Вы разве ни разу не видели? Очень модно. Ещё из временных зооморфных трансформаций могу предложить ушки. Есть кошачьи, лисьи, волчьи, разных оттенков... – Так, стоп! Погоди! – я потряс головой. – Эту всю шелуху в сторону отставим. Что у тебя есть из боевых эликсиров? Скорость? Выносливость? Сила? Расширитель манопроводящих каналов, может быть? – ну, а вдруг? – Ой-й... Это искать надо. Если подождёте, я посмотрю... – Смотри, милая. Подожду. Я новым взглядом пригляделся к выставленным флакончикам. Ядрёна-Матрёна, какой же ерундой молодёжь страдает... И, что тревожно – хрен с ней, с дурью. Котятами они хотят быть, щенятами... Да хоть розовыми единорогами! Вопрос в другом: они разве не могут сами на себя желаемую личину накинуть? Непохожую на других, свою собственную? Не хотят? Ленятся? Или... не способны? Может, это для тех, кто вовсе уж низкоуровневый, а выпендриваться хочется? Ещё погадав над этим вопросом я решил, что ну их нафиг совсем со своей дурью, ушами и хвостами, а тут и аптекарша пришла. – Вот, всё что есть! Четыре штуки «силы», прибавка в двадцать процентов, действует пятнадцать минут, приём больше двух одновременно не рекомендуется. «Выносливость» прологнированного действия, общеукрепляющее, работает до десяти часов, шесть штук в запаснике, но завтра ещё партия придёт. Эти у нас хорошо берут, особенно мужчины, – добавила она многозначительно. – «Скорость» две штучки. Действие тоже короткое, десять минут. Строго не рекомендуется больше одной за раз. Ускоряет на первой минуте впятеро, потом эффект начинает плавно снижаться, до полного исчезновения. Есть ещё «меткость», «ловкость»... – она помялась. – Но вы же знаете, что на занятиях в Академии эликсиры использовать нельзя? Особенно на зачётах и экзаменах? – Серьёзно? – Да, вплоть до исключения. М-м... ещё вы спрашивали про эликсир для каналов... – Да? – Я про такое никогда не слышала, но могу позвонить в центральную алхимическую лабораторию, спросить. Вот опять. Во что она звонить собралась? Колокольни не наблюдается. – Звони! – щедро позволил я. Хоть вопрос со звоном проясню. Девушка, однако, сделала пару шагов к своей конторке и сняла с кособокой коробочки кривую ручку с двумя кругляшами – один к уху, другой ко рту. Повозилась чего-то. Подождала. – Алло, добрый день! Аптека у Академии беспокоит... Да... Запрос от клиента. Эликсир для расширения манопроводящих каналов... Сколько?! – глаза девицы расширились. – А почему так д... А-а-а... Минуту, – она зажала нижний кругляш ладонью и драматически сообщила: – Сто рублей за одну инъекцию! Только партиями от десяти штук. Половинная предоплата. Ингредиенты очень дорогие и редкие. – Как скоро смогут сделать? – Как скоро вы сможете сделать? – спросила она у трубки. – Доплачиваю за срочность вдвойне, – добавил я, и там, видимо, услышали, потому что глаза у аптекарши стали ещё больше, хотя казалось бы, куда уж. – Завтра к двенадцати дня привезут! – Тогда считай. Все эти пузырьки, да десять уколов... а для целительства есть что? – О, этого навалом! Стандартные универсальные лечилки. – И лечилок тридцать штук. Считай. Я топал домой и раздумывал над словами «этого навалом». Что, исцеляться самостоятельно теперь тоже немодно? Или как? Ответов пока не было. ЧТО ДЕЛАЕТСЯ! Не успел я толкнуть дверь особняка, как навстречу мне вылетела Стешка. – Ой, Дмитрий Михалыч, что делается! – И что, интересно, такого делается? – Там дяденьки приехали, привезли всякие пинжаки и пальто, и рубашек целую гору! – И где они? – Деда им велел пока всё вам в спальню сложить. – Ну, веди показывай. В каких комнатах я тут обретаюсь, я пока не видел.Княжеские покои на втором этаже ожидаемо выглядели убого. Голые стены да кровать посреди. В ногах кровати высилась батарея коробок с моими новыми нарядами. Мда, шкафы для всего этого хлама надо бы. И ремонт. Угнетает меня эта обстановка. Я не придумал ничего лучше, чем водрузить чемодан с деньгами и пакет со снадобьями на подоконник. – А чего это у вас там брякает? – сразу полюбопытствовала Стешка. – Всякое для мага полезное, – сурово объяснил я. – Пока делать не на чем, решил вот готовое купить. – А вы разве маг? – тут же спросила Стешка, испуганно ойкнула и закусила губу. Тема, поди, запретная. – Теперь маг. – А так разве бывает? – Выходит, бывает. А не веришь – пошли проверим. – А как? – Видала, в кухне каменная пластина лежит? – Ага. – Это магоизмеритель и есть. И тебя можем проверить, если хочешь. – Ух ты, хочу! – Пошли. Мы спустились в кухню и поочерёдно приложили к камню ладони. Я ничего нового для себя не увидел, разве что в накопителе прибавилась единица. Стешкин заход ожидаемо показал три светящихся точки. – А это чего такое? Ничего нет, что ли? – испугалась Стеша. – То, что точки светятся, означает, что ты – потенциальный маг, но ещё не проявившийся. Поэтому никаких цифр пока и нет. – А-а, поня-ятно... – мелкая была явно разочарована. – А когда оно... это? Проявится? – У мальчиков обычно лет в четырнадцать. У девочек может даже и раньше. Тебе сколько? – Восемь. – Ну, лет пять ещё жди. – До-олго... – грустно протянула Стеша. Мне вдруг пришла в голову замечательная, на мой взгляд, мысль. – Послушай, Степанида, а хочешь быть настоящей помощницей у мага? – Я?! – она аж подскочила. – А как?! – Завтра я пойду в Магическую Академию, тренироваться. Мне позарез нужен помощник – верный и секретный, чтоб никому ничего не разболтал. Вот думаю, справишься ли ты. – Конечно! Я могу! Я справлюсь! А что делать надо? Я таинственно оглянулся, изображая максимальную секретность, и сказал специальным скрытным голосом: – Надо будет работать целителем. Глаза у Степаниды округлились, в очередной раз сделав её похожей на котёнка: – А я смогу? – Надеюсь, что сможешь. Дело нехитрое. У тебя будут пузырёчки с лечилками, как я начну падать или сознание потеряю – вливаешь мне в рот, и все дела. – А от чего вы, Дмитрий Михалыч, падать будете? – От изнеможения, – грустно усмехнулся я. Другого способа экстренно прокачать каналы, кроме как наваливать на себя непосильные задачи, не было. Потом прихромал Пахом, обрадовал меня, что купил продуктов и сварганил знатный то ли обед, то ли ужин. – В кухню нести, аль сюда? – А готовил-то ты где, кухня пустая? – Так у нас со Стешкой во флигельке. – Пока таскаться туда-сюда будешь, простынет всё. Пошли, вместе и поедим, да новостей мне расскажешь. Пахом с внучкой жил в особой пристройке, выходящей в переулок, со стороны внутреннего двора, который у меня, оказывается, был. Там даже небольшой садик имелся, с вишнями и яблоками. В доме у дядьки предметов было побольше, но тоже все признаки оскудения налицо. А ужин ностальгически напомнил походную полевую кухню – но сытно и вкусно, а чего ещё надо. Пока ели, Пахом похвастался, что на бирже труда ему обещали прислать завтра аж четверых кандидатов в управляющие. Вечером, правда. С другой стороны, без меня всё равно не решат, а я хотел весь день в тренажёрке убиваться. Между делом спросил его: а сколько аптекарши жалованья получают? Говорит, рублей сто – сто двадцать. То-то она так ужасалась. – Дядька, ты, получается, деньги-то разменял? – А как же! – Отсыпь-ка мне мелких, завтра понадобится, чтоб не метаться. А тебе вот, – я выложил на стол длинную пятитысячную банкноту. – И не возражай. У меня кроме вас со Стешкой никого родовых и нет. Сходи в приличный магазин да оденься соответственно княжескому дому. И внучку принаряди. Хватит нам обветшалым родом выглядеть. И лечилок себе купи, ногу поддерживать.
Ночью мне внезапно приснилось вчерашнее кафе. Только из народу там никого не было, кроме той девчонки в прозрачных чулочках, которая больше всех глазками стреляла да хихикала. Да и чулочков на ней уже не было. Во сне я довольно бесцеремонно уложил её прямо на стол, не обращая внимания на посыпавшиеся тарелки, и там же, посреди улицы, уестествил. Девочка сладко стонала, сминая тоненькими пальчиками шёлковую скатерть... Проснулся я со смешанными мыслями. Нет, сон, конечно, приятный. Однако мясом можно было бы и не раскидываться, даже во сне. И вообще, чего это меня так зацепило, что я – сисек не видел? Хотя титечки у этой смешливой были весьма неплохи, за такие бы подержаться. Да и у её подружек тоже... Фу, бля, издержки юности, гормон в голову стучит. Я встал и подошёл к окну. Городские фонтаны переливались разноцветными огоньками ночной подсветки. У ближнего целовалась парочка. Ну, что, князь Пожарский, страдать будем от снов эротических или наслаждаться? Я ещё с минуту посмотрел на целующихся и решил, что наслаждаться, пожалуй, интереснее. И не снами. Контроль бы только желательно не терять, но с этим я надеялся справиться. К МЕСТУ СИЛЫ Утром, предупредив Пахома, чтоб не потерял внучку, мы направились в Академию. – А меня не прогонят? – опасливо уточнила Стеша, чинно вышагивая в новом цветастом платье и лаковых сандаликах. – Не боись, не прогонят. – А если скажут: нельзя? – Тогда я тебя сделаю крошечной, как горошину, да в кармане пронесу. Врал, конечно, как сивый мерин. Какой из меня сейчас уменьшатель? Но девчонка азартно заблестела глазами: – А что, так можно? Ничего себе! Я бы хотела! По-моему, она даже разочаровалась от того, что привратник спокойно её впустил. – Для начала нам нужно в Большой накопитель. – А что это? – Это, Стешка, такое дивное место, где из земли сила сплошным потоком идёт и не кончается, сколько ни черпай. И наполняет она человека быстро, пять минуток постоишь – и готово, под завязочку. – Ух ты! – Согласен, вызывает восторг. Говорят, между прочим, что в старину именно здесь жил богатырь Святогор. – Правда? – Я склонен думать, что да. Иначе почему камень силы так похож на ложе? Посреди огромного тренировочного комплекса стояло старинное здание. На двери значилось: «МУЗЕЙ». Внутри было много всякого, но меня интересовала небольшая изба, стоящая прямо посередине. – А зачем внутри дома избушку построили? – осторожным шёпотом спросила меня Стеша. – Это, понимаешь ли, дом вокруг избушки построили. А избушка здесь стоит не меньше тысячи лет уже. – Это тут Святогор жил? – Ага. Пошли, посмотрим. Не знаю, пользовался ли Святогор именно этим столом, печью и прочей утварью, но каменное ложе было его, я был в этом уверен на сто процентов, как и те бесконечные поколения приходящих сюда студентов, руками которых рёбра камня были отшлифованы и сглажены, словно морская галька. И на вид каменная плита напоминала простые морские камешки: светло-серая, в тёмных округлых крапинках, посередине слегка шершавая. Рядом с плитой, приникнув к ней руками и лбом, на коленях стояла светловолосая девушка – единственная на данный момент посетительница. При нашем появлении она сразу поднялась, чопорно поджав губы, и ушла. Да и скатертью дорожка! Тоже мне, королевишна. – Надо на коленки встать, да? – спросила Стеша. – Не обязательно. Просто взрослым так удобнее, иначе приходится крючком стоять. – А мне можно потрогать? – Если недолго, вреда не будет. – А если долго? – подозрительно спросила Стеша. – Если долго, можно повторить печальную судьбу Святогора, которого потом – помнишь? – даже земля-матушка носить не могла. Или заработать синдром критического переполнения манонакопителя, как сделал один глупый молодой маг, пробравшись тайком в музей и целую ночь проспавший на камне. Голышом, между прочим, чтоб контакт с телом был. Ох и дурно же ему было целую неделю... С другой стороны, может быть, именно благодаря этому он стал самым молодым архимагом в истории? Я размышлял, не повторить ли мне подвиг юности, а Стешка, насупившись, смотрела на камень: – А как угадать, сколько надо? – До двадцати считай про себя, да и хватит с тебя. – Быстро считать или медленно? – Спокойно считай: раз – два – три – поняла? – Ага. Мы пристроились у камня. Я прикрыл глаза, привычно пытаясь представить, как мана течёт в меня по множеству светящихся каналов. Вскоре завозилась и отошла в сторонку Стеша. Ждала она меня терпеливо, разглядывая предметы старинного нехитрого убранства. – Пошли, лекарь! – скомандовал я, поднимаясь, и Стеша солидно поправила на плече выданную дедом полевую сумку, в которой брякали наши флакончики.
06. СКВОЗЬ СКРЕЖЕТ ЗУБОВНЫЙ
ПЕРВЫЙ ЗАХОД У выхода из музея топтался парень в странного вида хламиде. Что-то мне это напоминает... – Лаборант? – спросил я его. – А вы – Дмитрий Пожарский? – Он самый. Что сегодня свободно? – Да почти все зоны пустые, каникулы же. Хотите конкретную стихию, или нечто универсальное? – Универсальное, пожалуй. – Прошу следовать за мной. Мы направились по выложенным мозаикой дорожкам – впрочем, недалеко. – Вот, – представил нам лаборант, – универсальный павильон, все стихии, сотовые щиты держат урон до шестисот единиц одноразово, пятьдесят метров в диаметре – подойдёт? – Вполне. Особенно меня устраивало, что до Святогоровой избушки отсюда рукой подать. Чувствую, бегать туда-сюда мне придётся сегодня раз двести. – Если хотите переодеться перед тренировкой – пожалуйста, раздевалки. Направо мужская. Мог бы и не говорить. Значок со штанишками от значка с юбочкой я отличить пока могу. Я вынул из кармана десятку, вручил лаборанту и велел: – Можешь быть свободен. Парень озадаченно смотрел на деньги: – Так положено ж следить, чтоб без происшествий... Вторая десятка повторила путь первой: – Положено следить – сядь снаружи на лавку, да следи. В павильон не лезь, здоровее будешь. Против такой постановки вопроса он возражать не стал. Я зашёл в раздевалку, выбрал ячейку, быстро сменил приличный костюм на тренировочный, погрубее и попроще. Стешка, как солдатик, ждала меня у входа в павильон. –Итак, дорогой мой лекарь, слушай сюда. Главное – не паникуй. И помни, что ты – тоже маг, только ещё нераскрытый. – Ага. Глазищи-то. – Мотай на ус, пригодится. Происходить всё будет быстро. Сейчас небольшая разминочка. Потом я сотворю одно максимально доступное для меня заклинание – и отрублюсь. Постараюсь завалиться на спину, чтоб тебе меня не ворочать. Если упаду неудачно – зови того шкета, что нас караулит – зря я ему, что ли, заплатил? Перевернёт меня на спину – лечилку мне в рот заливай. Всё поняла? – М-гм... – Чур не трястись. Не смертельно это, просто неприятно. А мне надо, иначе меня в Академию возьмут не на тот курс, на который я хочу, а на жутко скучный. – А-а-а, тогда понятно. – Ну и ладушки. Я положил свой чемодан прямо на песок – других вариантов не предвиделось, тут кроме песка, траншейки с водой по периметру и полупрозрачных шестиугольных ячеек защитного купола ничего и не было. Раскрыл. Да, я притащил с собой измерительную плитку, ибо безвестность томила меня хуже дурных посланий. «12-18-18». Ну, что ж. – Стеша, вставай вот сюда, чтоб я тебя ненароком не зацепил. Поехали. Начнём с воздуха. Я начал свивать восходящие потоки в центре павильона. Что характерно, формулы давались легко, привычно, и по внутренним ощущениям ничего не предвещало, что скоро будет достигнут предел. Как и в случае со схроном. Кстати, задним числом нелишне ещё раз порадоваться, что при попадании в тело внука я каким-то образом зацепил с собой остаток своего прежнего магического баланса. Не хватило бы единички – и всё, привет ромашке, упал бы в схрон без ног, схлопнувшимся порталом подрубленный. Учитывая, что я тогда ещё и сознание потерял, так бы и истёк кровью за здорово живёшь. Да уж. Но теперь-то я вооружён знаниями! Восемнадцать единиц – это ж можно минут десять небольшой вихрь крутить. Или, скажем, постепенно усиливая, увеличить диаметр метров до трёх. И рывком прибавить скорости, потому как мне сейчас не стабильность нужна, а именно что усилие за пределами технических возможностей. Внезапно вспомнился сегодняшний сон, пышная задранная юбочка и разведённые в стороны розовеющие ножки. Бам-м-М! Рывок получился сам собой, а звук – это внутри моей непутёвой головушки. Песок ткнулся в ладони и колени. Сучьи потроха, обещал же сам себе мысли в узде держать... В ушах звенело. В глазах было темно. – Дмитрий Михалыч! – испуганно вскрикнула Стешка. Я упал на песок, из последних сил заставив себя рухнуть не плашмя, а плечом, да перекатиться на спину. Хотел сказать, что всё нормально – язык не ворочался. Стешкины шаги я не услышал, скорее – почувствовал лёгкие толчки по песку. В зубы ткнулось стеклянное горлышко. – Пейте, Дмитрий Михалыч, пейте! Жидкость была сладенькой. И отдавала мятой и лимоном. Я вдруг разозлился. То есть, вкус крапивы или ромашки у вас уже желудочные колики вызывает, что ли? Не столь изысканно, как хотелось бы? Едрид вашу мать, какие вы нежные тут все! Я сел, потирая шею. Напротив, тоже на песке, сидела Стешка и размазывала по лицу слёзы. – Ну и чего ты? Испугалась? – она мелко закивала, продолжая шмыгать носом. – Ну-у-у, мать, это не дело! Ты ж лекарь! А ежли бы мне руки оторвало? Вот теперь Стеша испугалась так, что аж перестала реветь. Да уж, утешитель малявок из меня так себе. – Шучу я. Здесь же тренировки. Но падать буду вот так, будь готова. Ну что, не передумала лекарем быть? Стешка шмыгнула носом и упрямо встала: – Нет! – Тогда пошли. – Куда? – В Святогорову избушку, понятное дело. Заряд-то я весь потратил. Лаборант на лавке у двери страшно удивился: – Как? Вы уже уходите? – Сиди, сейчас вернёмся, – уверил его я.Следующий заход вышел даже быстрее – без переодеваний и настраиваний. Я уж знал, как достичь нужного мне эффекта, и тележиться не стал. На третий раз Стеша спросила: – А можно я поближе встану? Сразу вот за спиной? Вы ж всё равно магию только в серёдку кидаете? Я прикинул: – А вставай. – Я и бутылёк заранее открою, чтоб быстрее, а? – А не прольёшь? – Не-а. А чего вы сразу на песок не сядете, чтоб меньше падать? Некоторое время мы друг на друга смотрели. – А действительно? – сказал я и сел. Ниже пола не упадёшь, как говаривала моя матушка. Дальше я запускал вихри из положения сидя. Потом уж вовсе – лёжа. Чего зря об землю колотиться-то? И каждый раз после подзарядки я бежал к чемодану и проверял – не увеличился ли каким-то чудом хоть один из показателей? Я прекрасно понимал, что веду себя как ребёнок, посадивший горошину и каждые пять минут её из земли выковыривающий, проверить – не проросла ли? Но сделать с нервозным ожиданием ничего не мог. За три часа я успел тридцать раз уйти в отруб и израсходовать все закупленные лечилки. – Это последняя была, – сообщила мне Стеша, для верности встряхнув сумку. – Значит, пойдём обедать. – Домой? – Зачем домой? Я вчера в неплохую ресторацию заходил на Красной площади. Вкусно. Выйдем за ворота да по сторонам глянем – может, поблизости тоже людей кормят? – А я ни разу в ресторане не была, – призналась Стеша. – И даже в кафе. – Да дело-то нехитрое, поел да заплатил. Пошли. О том, куда тут народ ходит перекусить, пока в каникулы академическая столовая закрыта, мы без затей спросили у привратника и были снабжены сразу несколькими рекомендациями. Для начала пошли в небольшое кафе «Три медведя». Поели вкусно, заполировали сверху мороженым. Страшно довольная Стешка, по-моему, слегка засоловела. – А интересно тут. Как в сказке, да? – Так поэтому и «Три медведя». А ещё это дёшево и сердито. И если студенты буянить начнут, ремонт недорог. На обратном пути мы заглянули в «Зелья, травы и прочие ингредиенты». – Пришли, пришли ваши укольчики! – засуетилась аптекарша. – Сегодня использовать хотите? – Да, сразу. – Вы как: сами внутривенно поставите, или вам помочь? Ещё и внутривенно... – Помочь, пожалуй. – Присаживайтесь за столик! Левый рукав закатывайте... – она протёрла мне место инъекции вонючей ваткой и начала медленно вводить золотисто искрящийся препарат. – Срок действия от шести до двенадцати часов, в зависимости от индивидуальных особенностей организма. В побочных эффектах указано головокружение, за руль лучше сегодня не садитесь. – Не буду, – щедро пообещал я, понятия не имея, о чём она говорит. – Нам бы ещё лечилок, десятка четыре. – Одну минуту. Ваточку вот так прижмите... А я лечилочки достану. Лечилки деловито сгребла к себе в сумку Стешка. – Не тяжело тебе будет? – Я же лекарь, – важно ответила она. Хорошо, тут недалеко.
На подходе к нашему павильону голова у меня реально начала немного плыть. Вот же ёшки-матрёшки, сильная, видать, дрянь. Ладно, потерплю неделю. Вторая часть дня практически дублировала первую. Только она была длиннее. И тошнотворнее, мда. Хорошо, я поесть успел, иначе бы даже ложка супа не влезла. Я ложился на песок, вызывал локальный шторм, сразу отрубался, Стеша поила меня лечилкой, после которой даже тошнота немного отступала. Потом я бодрым кабанчиком бежал в Святогорову избушку подзаряжаться. И каждый раз перед новым заходом конечно же лез проверять – сдвинулись ли показатели? Естественно, каждый раз испытывал жесточайшее разочарование. Цифры стояли мёртво, как прибитые. И только к самому вечеру, в предпоследний заход энергноёмкость вдруг прибавилась до девятнадцати. – Ядрёна-Матрёна! – не сдержался я. – Что там, Дмитрий Михалыч? Я вздохнул. – Видишь, Стешка? Ёмкость накопителя подросла. – Так это ж здорово? – Здорово-то здорово, а каналы больше двенадцати никак не пропускают. Стеша склонила голову чуть вбок и рассудительно выдала: – А вы не торопи́тесь. Вы укол когда поставили? В обед. Вот к следующему обеду мы и поймём, расстраиваться или нет. И не волнуйтесь так. Вдруг это мешает? Надо вам в этой аптеке что-нибудь от нервов купить. – А ты, Стеша, и впрямь как докторша. Молодец. Зайдём и купим. – И лечилок ещё. А то у меня всего две осталось. – Ну, значит, ещё два захода – и домой. НОВЫЕ ЛИЦА В прихожей нас ждал несколько встревоженный Пахом. – Живы-здоровы?.. Я уж думал, случилось что! – Мы тренировались, – сурово ответила Стеша. – Дмитрий Михалыч принял тяжёлое лекарство, и немножко не в духе, ты к нему не лезь. – Эвона как! А управляющий как же? Или до завтра отправить? – А он тут уж? – я правда был в не лучшем настроении. Сильно я рассчитывал на этот эликсир, а результат пока неочевиден. – А как же! Велено ж было к пяти, вот пришёл, в садике сидит. – Один? Говорили ж, их несколько будет. – А их и пришло несколько. Четверо. Только трое как увидели, в каком виде дом да сад, так и свинтили. А этот сидит. – Ну, пошли поговорим. А ты, Стеша, иди отдыхай, завтра у нас с тобой ещё один тяжёлый день. – Помогала хоть? – негромко спросил Пахом, когда внучка степенно удалилась по коридору. – А как же! Сперва, правда, испугалась, ревела даже. А когда поняла, что я после лечилки подскочу да побегу, вполне освоилась, – мы вышли в садик. – Где этот-то... соискатель? – А вон, в беседке ждёт. Сквозь плети вьюнка виднелась склонённая над столом голова. – Пишет, что ли? – Есть такое. Сперва просился по дому пройтись, теперь вот строчит, цельна тетрадка у него, час уж пишет. Хм. Заслышав наши шаги, кандидат в управляющие подскочил и вытянулся во фрунт: – Добрый вечер, ваша светлость! Мужик среднего роста, лет около сорока, сложения плотного, волос тёмно-русый. Что мне оказалось по душе – аккуратная квадратная борода. С подозрением я, всё же, к босым лицам отношусь. – Добрый. Да не тянись так. Садись, – мы с Пахомом устроились за тем же столом, напротив. – Чего писал-то? – Обратите внимание: список первоначальных наиважнейших мероприятий. Дом в чрезвычайно сложном состоянии, следует срочно произвести ряд работ во избежание дальнейшего обветшания. – Та-ак. – Далее, список необходимых сотрудников, в первой колонке – постоянные, во второй – временные. Потребное для поддержания хозяйства оборудование... – Дай-ка, – я взял тетрадку, полистал, показывая дядьке развороты. Посмотрел на него вопросительно. Пахом кивнул. Я вернул тетрадь и спросил: – Как зовут? – Лапшин, Фёдор Ильич. – Фёдор, значит. На кого до сих пор работал? – Извольте, – Фёдор протянул лист, исписанный до половины. – Все мои должности, начиная с помощника приказчика, с четырнадцати лет. Далее – помощник управляющего поместьем. Последняя – управляющий городским особняком купцов Прилучиных в Омске. Имею также соответствующий диплом, окончил вечерний институт. – А чего в столицу потянуло? Или платили плохо? – Платили достойно, по шестисот рублей в месяц, тут я не жаловался. Тут дело семейное вышло. Супруга моя – она весьма неплохой врач по... женскому направлению – получила приглашение на хорошую должность в Московский императорский госпиталь. Да и для детей по части обучения здесь больше возможностей. Вот, решили перебраться. – Детей сколько? – Двое, мальчики, восьми и шести лет. – Понимаешь, что селить семью пока негде? – За это вы не беспокойтесь, на первое время их приютили родственники. – М-хм, – я повернулся к дядьке: – Что, Пахом, почём нынче в столице управляющим платят? Дядька огладил бороду: – На бирже сказали: от пяти сотен до восьми, если дом большой, солидный. – Будем считать себя солидными, – я сплёл пальцы шалашиком. – Но сперва хотелось бы посмотреть, каков ты, Фёдор, в деле. До конца августа у нас две недели осталось. Двести пятьдесят рублей на этот период тебе кладу. Да на сентябрь пятьсот. Однако если к концу сентября фасад дома, мои покои и первый этаж приобретут достойный жилой вид, выплачу такого же размера премию. В деньгах можешь себя не ограничивать, людей для работ нанимать в любых количествах, главное, чтоб сделано было хорошо. Если работой останусь доволен, с октября подниму жалованье до восьмисот. Премиальные по ситуации. Как тебе такое предложение? В глазах управляющего словно зажглись лампочки и закрутились колёсики вычислительных машинок. – Весьма щедрое предложение, ваша светлость! – Тогда по рукам! Я протянул руку, и Фёдор торжественно её пожал. Я думал, что на этом всё, но Пахом внезапно вытащил какие-то бумаги, они начали заполнять договора и расписки, привлекая меня время от времени для подписи. Эк, потомки, как у вас заморочно-то всё... Меня снова начало мутить, да ещё голова заболела. И тут явился мой мелкий любопытный ангел. – Стеша! Притащи-ка бутылёк из тех лечилок, что мы с тобой на завтра купили. Она обернулась пулей, привычным жестом распечатала крышечку и сочувственно спросила: – Плохо? – Ужас как. Тяжёлое снадобье оказалось. – Я вам ещё тогда принесу, вдруг ночью накатит? – Тащи! Пахом подсунул мне последний лист. Подписал. – Всё, ужинать не буду, худо мне. Отлежусь. А ты, Фёдор, пройди со мной, денег тебе выдам на первое время. САМОБИЧЕВАНИЕ Да, иначе как самобичеванием предстоящий день я назвать никак не мог. Предвкушая побочные эффекты от укола, я постарался поесть с утра. Эк вчера мне дурно было, даже сны с девицами не снились, мда. Ушли мы сегодня довольно рано, первым делом завернули в аптеку, аптекарша мне поставила укол, за что я её порадовал ещё одной трёхрублёвой бумажкой. Потом подзарядился – и во вчерашний павильон. И умирать от перенапряжения! Настроение у меня, честно сказать, было так себе, пока перед самым обедом, на исходе припасённых сорока лечилок, моя измерительная плитка не показала вдруг рост! Пропускная способность каналов выросла на единицу! – Тринадцать! – радостно запищала Стешка. – Ну вот, пошло дело! Теперь можно и отобедать. – В «Три медведя» пойдём? – А на другую не хочешь посмотреть? Там неподалёку «Птица Сирин», к примеру. Мы неторопливо пошли на заслуженный отдых. Со Стешкой мне неожиданно понравилось общаться – как с племяшкой, что ли. Я ведь, когда уходил, сыну едва десять исполнилось, а дочка даже чуть помладше Пахомовой внучки была. Умом я понимал, что они давно уж выросли, детей родили... а сердцем тосковал. И тут – Стеша, забавная и непосредственная, живая чистая душа. – Дмитрий Михалыч, сюда? – она уже дёргала дверь с привешенным к ней бронзовым колокольчиком. – Заходи, место выбирай. «Птица Сирин» оказалась кофейней. Супов здесь не предполагалось, зато выпечки всякой было навалом. – Степанида, а как ты отнесёшься к замене супа на пирожки с мясом? – Очень даже отнесусь! – бодро отрапортовала Стеша. – А это что за цветочки? Что за цветочки, я и сам понимал не очень, и поэтому слегка улыбнулся буфетчице, выжидающей нашего решения по ту сторону витрины: – Девушка, объясните, пожалуйста, моему лекарю, что это за дивные блюда. Мы купим всё, что Степанида выберет. И два чая с лимоном. Подозреваю, что кроме кисловатого чая больше ничего я в себя впихнуть не смогу. Плющило меня здорово, ещё ядрёнее, чем вчера.
07. ТЕПЕРЬ ТЫ БОЕВОЙ
ИСПЫТАНИЯ Неделя изнурительных тренировок с одной стороны здорово меня подкачала (если сравнивать с мизерным первоначальным уровнем), а с другой – разочаровала страшно. Я колол отвратительные уколы, от которых способность принимать пищу пропала совершенно, ругал своё истончившееся и одновременно съёжившееся ментальное поле, не способное сколько-нибудь эффективно канализовать пространственную ману, я сотни раз на дню падал и вставал... и всё зря. Несмотря на все старания, и даже на то, что в день испытаний я снова пришёл на тренировки, снова поставил этот омерзительный укол и четыре часа изводил себя надсадными усилиями, минимальные условия мне выполнить не удалось. Декан Болеслав смотрел на свою измерительную установку, хмурясь и покусывая губу. – За неделю на семёрку – это очень хороший показатель. Ёмкость, глянь, даже двадцать четыре. Но пропускная девятнадцать... – он покачал головой. – Не имею права. На этот счёт у меня был последний козырь, который – может быть – сработает: – Я имею право на полигонные пробы. Учитывая мой уровень, это не займёт много времени. Болеслав усмехнулся: – Ну, что ж, если у тебя получится меня удивить... Мы прошли в павильон, за неделю ставший мне почти родным. Сколько, лаборант сказал, тут щиты выдерживают? До шестисот, кажется, одномоментно? А у меня в наличии двадцать четыре, ха! Интересно, лаборант сказал декану, что всю неделю я упражнялся исключительно с воздушными потоками? Сказа-а-ал! Потому что Болеслав сходу поставил лёгонький щит от воздуха. – Ну, давай! Я слегка прищёлкнул пальцами и вытянул вперёд руку. Жест этот был совершенно бесполезный, пустой, но буквально вчера я подумал, что светить своим умением формировать заклинания исключительно мыслью не стоит. Сразу же спалят, что я – не просто Пожарский, а тот самый. А будет ли это полезно – писями на воде виляно. В центре павильона сформировался маленький воздушный вихрь, плотнее, плотнее, почти жгут... Восемь единиц. Жгут дёрнулся, хлестнул в сторону декана, с конца его пулей слетел маленький плотный снежок. Ещё три единицы. Болеслав, конечно, показал себя молодцом: разом подобрался и поверх воздушного поставил кусок водяного щита. Снежок ударился в щит и мгновенно испарился. А вот упакованный внутри него крохотный файербол – благополучно проскочил и противоводную защиту, и противовоздушную, и повис перед носом охреневшего декана. Три единицы шарик, три – скорость и пять – упаковка. Уложился и даже две оставил в резерве! – Это ты как это? – Болеслав требовательно воззрился на меня. – Семейная тайна, – скромно сказал я. Декан усмехнулся и схлопнул файербол: – Принят!На лавочке рядом с музеем меня ждала Стеша, всю первую половину сегодняшнего дня снова отработавшая лекарем. Стеша стеснялась откуда ни возьмись набежавших толп студентов, решивших подправить свою магическую форму перед началом учебного года, и, увидев возвращающегося меня, обрадовалась страшно. – Ну что, Дмитрий Михалыч?! Перевели, куда вы хотели? – Перевели, Стеша, – доволен я был, как сытый Бобик. Она очень тихо, совсем шёпотом закричала: – Ур-р-р-ра-а-а-а! – мелко и неслышно хлопая в ладоши. – Домой пойдём?! Праздновать?! – Пожалуй, сегодня можно себе позволить. Если... дай-ка мне лечилку. Нет, две! Убрать эту отвратительную дурноту. Спасибо, конечно, без инъекций я бы при всём желании вряд ли до девятнадцати за неделю дотянул, но насколько же тяжёлая гадость! У меня, между прочим, осталось ещё две ампулы. Когда-нибудь я их использую, не пропадать же добру. Но не на этой неделе. Через месяц. Или через два, когда перестану передёргиваться при воспоминании об этом снадобье. ЕСТЬ ПОВОД ПОРАДОВАТЬ СЕБЯ О чём я ещё не сказал – новый управляющий развил небывалую кипучую деятельность вокруг (и внутри) особняка Пожарских. Повсюду толклись толпы людей, чем-то скоблили, мазали, тёрли, красили... На фасаде повисло несколько строительных люлек, рабочие отдирали негодную обветшалую отделку, и дом на время стал ещё страшнее, чем был. А внутри чем только отделочно-ремонтным не воняло, так что я покамест переехал в пустующую гостевую комнату во флигеле. Впрочем, для Пахома я оказался гостем необременительным. Настолько меня выматывали эти тренировки и побочные от них эффекты, что я с трудом добирался до гостевого диванчика и падал, как подрубленный. Есть вечерами я не мог вообще, хорошо если утром удавалось что-то перехватить. На подходе к дому мне показалось, что дурнота снова накатывает, и я выпил ещё один лечебный бутылёк. Мир сделался ярким, аж глянцевым. Пожалуй, на сегодня исцелений точно хватит. Не желая попадать под возможные капли краски, куски штукатурки и прочие радости, мы со Стешей зашли со стороны хозяйственных ворот, глядящих на переулок. А тут нас встречала целая делегация! Дядька Пахом, управляющий Фёдор и целая шеренга обслуги (да, Фёдор нанял слуг, хотя в точный состав штата я не вникал, да и, собственно, не собирался). – Дмитрий Михалыч, можно я скажу? – попросила Стеша. – Говори! – махнул рукой я. И тут уж она закричала во весь голос: – Получилось!!! – и захлопала от души, прыгая вокруг меня. И все, конечно, захлопали тоже, принялись меня шумно чествовать – в общем, как полагается поздравлять хозяина дома. Я велел Фёдору ради такого приятного случая отпустить всех на два часа пораньше, да выдать по пяти рублей – пусть с семьями успех хозяина отметят. – И ужин заготовленный за моё здоровье съешьте. – А как же праздновать? – захлопала на меня глазами Стеша. – А праздновать мы с тобой и дедом пойдём в ресторан! – Стешка взвизгнула, а Фёдор слегка поклонился: – Прикажете заказать столик? – Да, отправь посыльного. На пять часов, пожалуй. Нет, давай пораньше, на четыре, чего тянуть. Ресторацию сам подбери, получше. И такси к воротам заблаговременно. – Слушаю-с, всё будет оформлено в лучшем виде. Смею заметить, посыльного отправлять нет нужды. Я, с вашего позволения, восстановил пользование телефонной линией. Главный дом покуда не подключен, но во флигеле и в сторожке аппараты уже функционируют. Я лично позвоню в «Московскую звезду» и в службу такси. – Молодец! – похвалил я, ставя себе зарубку основательно разобраться с этими телефонами. – Цирюльника изволите пригласить? За неделю я изрядно оброс, и босое лицо в зеркале перестало меня удручать. – Нет, цирюльника мы пустим по боку. Но к сентябрю найми, пару раз в неделю пусть приходит, в аккуратный вид бороду приводит. Всё, два часа меня не беспокоить. Стараясь держаться прямо, с достоинством, подобающим главе клана, я добрался до своей комнаты и проспал все два часа чистым младенческим сном.
Если говорить про убранство рестораций, то мне куда больше «Птица Сирин» понравилась – ярко, стены-потолки в росписях, как в прежних моих палатах. Или даже «Три медведя взять» – лавки резные, печь изразцовая, любо-дорого. В «Московской звезде» тоже было дорого. Очень дорого. Высокие потолки, багряные скатерти, посуда вся тонкая, аж прозрачная, да с узорными каёмками из настоящего золота, люстры огромные хрустальные, картины по стенам в тяжёлых золочёных рамах, да и просто золочёные розетки и венки по стенам, а... всё не то. Холодно как-то, бездушно. Но готовят тут вкусно, не отнять. Мы от души посидели за хорошей едой, распили с Пахомом бутылочку довольно приятного вина, обсудили между прочим и интерьер, и как бы каждый из нас по своему вкусу что-нибудь тут поменял. Мы со Степанидой, к слову, сошлись во мнении об узорах. – Так, надо Фёдору-то подсказать, – зашевелил бровями Пахом. – Не сегодня-завтра уж отделка начнётся, так пусть он проектёрам велит узорчатости добавить. – Вот ты и подскажи, увидишь его. А я сегодня отлучусь, с неделю меня может не быть, не теряйте. – А чего ж так долго? – на правах дядьки удивился Пахом. – Может, и быстрее выйдет, но тут я не уверен. Так что предупреждаю вас заранее. – Дмитрий Михалыч, – с подходом издалека начала Стеша, – а вот вы в Академию пойдёте... – Ну, пойду. Дальше-то что? – А мы с вами будем ещё на тренировки ходить? – А как же! Где я ещё такого верного лекаря найду? Лучше, чем ты, никто меня ещё лечилками не отпаивал! Абсолютная правда, между прочим. В прошлый раз я сидел в подземелье один и всё делал сам, стараясь пройти по грани и сознание не потерять. Но Стешка раздулась от гордости. – А гимназия как же? – укоризненно напомнил ей дед. – Ой, деда! Куда там гимназия! Это ж важнее! – Так-так, не гони коней! – остановил мелкую лекаршу я. – Знаешь ли ты, Степанида, что грамотный помощник ценится втрое дороже безграмотного? Какой класс-то у тебя нынче? – Второй, – слегка приуныла Стеша. – Гимназию мы пропускать не будем, даже не думай. Но время для тренировок всё равно найдём, это я тебе обещаю. Тут наши рассуждения прервалось появлением вазочек с мороженым, украшенным заморскими цукатами и дивными шоколадными кружевами, и все мысли Стеши переключились туда.
До дому мы лихо долетели с ветерком на автомобиле. – А что, Пахом, надо и нам в хозяйстве такую машинку завести, – вслух высказался я. – Можно, – огладил бороду дядька. – Солидно, опять же: со своим шофёром. Я, если честно, подумывал о том, что и сам смог бы управлять этакой штуковиной – дело не хитрее левитации или телекинеза будет. Но для начала можно и с шофёром. – Деньги-то у тебя ещё остались, что я на обзаведение выделил? Или добавить? – Остались, конечно! – чуть ли не испугался Пахом. – Этакие деньжищи! Я кивнул: – Стешке для гимназии всё лучшее купи, не прижимайся. И на себе не экономь. Помнишь, что я говорил? Вы – тоже лицо дома Пожарских. Я желаю, чтобы вы выглядели достойно. Шкатулку с камнями тебе на сохранение оставляю. Если деньги закончатся – возьмёшь несколько штук да снесёшь в ювелирный салон братьев Свечниковых, В «Кремлёвских рядах», они хорошую цену дадут. – А не прихватят меня с теми камушками? – почесал в затылке Пахом. – Скажут: спокрал? – Доверительную записку тебе напишу с родовой печатью. Пошли. КАК ТЕБЕ НЕ СТЫДНО? Мы с Пахомом сочинили весьма приемлемое доверительное письмо, после чего я настрополился в схрон: переоделся в тренировочное, собрал дорожную сумку: измерительную плитку, которую я теперь вечно таскал с собой, как писаную торбу, штук сорок лечилок, что остались в запасе, плюс какие-никакие продукты. Всё же, неделю сидеть. Тут мне вдруг пришло в голову прогуляться по моим владениям – осмотреть происходящие к лучшему изменения, а то ведь всё некогда было. По вечернему времени, бригады уже заканчивали свои работы, строители собирали инструменты, в отдалении гулких пустых помещений слышалось эхо переговаривающихся голосов. Я обошёл часть первого этажа, поднялся в свои покои. Спальня стояла пустой серой коробочкой. Вышел в соседний кабинет. Просторно, светло. Во всю стену стеклянные окна выходят на обширный полукруглый балкон. А здесь, пожалуй, даже можно будет рояль поставить, как в этой ресторации, да посадить музыканта, пусть играет для настроения. Прошёлся по мраморным плиткам балкона. Под ногами хрустела старая ободранная штукатурка. Эх, дайте только силы набрать, я на всю будущую красоту такое укрепление поставлю, что захотите отковырять – не получится! Я оперся о перила балюстрады, рассматривая подсвеченный огнями вечерний бульвар, фонтаны, нарядную гуляющую публику. Некоторые с любопытством глазели на мой особняк. Смотрите-смотрите, не то ещё увидите. Да, пожалуй, слухи поползут: последний Пожарский внезапно где-то разжился деньгами. Плевать мне, никому ничего объяснять не должен – я князь! А камушков ещё надо притащить. С имением непонятно, сколько за него беспутная мамаша внучка́ выцепила. А отдать придётся всё до копеечки. Да и обставить дом нужно как следует. Цены я в «Кремлёвских рядах» мимоходом глянул – закачаешься. Это скупать по дешёвке готовы, а продавать – пожалте бриться. А ежели по своему особенному вкусу заказывать, так сразу ещё втрое дороже. Хорошо, Горуш постарался, надо ему свежих настоечек в гостинец прихватить. Я совсем собрался развернуться в комнаты да уйти порталом в схрон, но тут меня словно царапнуло. Что-то странно-неправильное появилось на этом бульваре. Комариным писком звенел в подсознании сигнальный звоночек. И, вроде бы, не опасность... Я решил, что из припасённых двадцати четырёх единиц восемнадцати мне на портал хватит, и аккуратно, очень экономно подключил магическое сканирование. Нечто подозрительное находилось в группе молоденьких девиц вида совершенно такого же, как те, из кафе. Открытые ножки, выпрыгивающие из вырезов груди... Я сморгнул, заставляя себя сосредоточиться на задаче. Тити-мити потом будем разглядывать! И-и-и... Осознание пришло столь внезапно, что мысль моя пронзила ментальный план: – Ты что меня позоришь, охламон?! И в ответ получил радостный вопль узнавания: – Папаня!!! Он висел за спиной девочки, которая явно им хвасталась, крутясь перед подружками. И имел вид настолько неестественно монструозный и огромный, что будь он настоящего веса, девочку бы придавило к земле и, пожалуй, частично расплющило. Более человеческого роста и с локоть ширины! Сердце заколотилось прямо у горла. Я протянул руку, и меч лёг рукоятью в ладонь – не этим бестолковым чудовищем, а аккуратным, строгим каролингом. – Кузенька, сынок, как тебе не стыдно?! – Мне пришлось, – виновато сказал он. – Ещё скажи, что ты был молод и тебе нужны были деньги! – фыркнул я. – Нет. Но выживал я, как мог, – Кузя вздохнул, трансформировался в фибулу, закрепившись на лацкане пиджака, и немного обиженно добавил: – Думаешь, легко из защищённого схрона Салтыковых выбраться? Там целый отряд магов защиты ставит, чтоб наружу – только с дозволения верхушки рода. А она – старшая дочь. И то еле как пролезли. У дальнего фонтана пищали и метались девчонки, на глазах у которых растворился и начисто исчез древний артефакт. Почему-то мне было их нисколько не жаль. – Н-да, не царские хоромы, – критически высказался Кузьма. Я прямо чувствовал, как он озирается по сторонам. – Я как увидел, тоже слегка опух, – честно сказал я. – Ничё, управляющего нанял – вроде, дельный мужик. Развернул ремонт, только шум стоит. – Глянуть-то хоть можно, где жить будем? А то я столько лет в хранилище провалялся, света белого не видя. – Да уж слезу-то в голос мог и не подпускать. – А что, лишнее? Ладно, не сердись, пап, я исправлюсь! – Пошли, балабол! На сердце было легко. Меч со мной! Мало того – это ещё и собеседник, который понимает любую мою мысль с полуслова – в нём же изрядная часть меня! Мы с Кузьмой основательно прошлись по особняку, после чего я прихватил подготовленную сумку и с лёгким сердцем направился в схрон. АКУЛЫ На вопли мечущихся вокруг фонтана девчонок немедленно подтянулось несколько папарацци, вечно пасущихся в «рыбных» местах в поисках новостей для светской хроники. А уж когда стало известно, что внезапно исчезнувший меч был на самом деле не игрушкой, а магической реликвией (что косвенным образом подтверждалось рыданиями Анастасии Салтыковой: «Папа меня убьёт!»), фотокамеры защёлкали с утроенным рвением. Наконец в кружок возбуждённых барышень протиснулся хлыщ с микрофоном: – Газета «Вечерний свет»! Не хотите сделать заявление по поводу скандальной пропажи? Настя вздрогнула и словно пришла в себя: – А ну, пошёл прочь, писака! По судам затаскаю! Она в последний раз шмыгнула носом, гордо задрала подбородок и сердитым дёргающимся шагом направилась к ожидающему её автомобилю. Зато подружки были не прочь попасть на страницы светской хроники! Наперебой представляясь, они бросились рассказывать, как прямо на их глазах древний магический меч просто исчез. Репортёры задавали наводящие вопросы. Всем хотелось, чтобы были подробности – и вот они уже возникли! И таинственный звон, и потусторонний грохот, и искры, и даже, кажется, призывающий голос... Впечатлительная Лизонька Милославская заявила, что почувствовала, как земля дрогнула под ногами, а в затылок дунуло замогильных холодом. В общем, материала для скандальных статей набралось более чем достаточно. А Анастасия Салтыкова помчалась не куда-нибудь, а к отцу. Если успеть первой, рассказать и покаяться, глядишь, рука родителя и не будет столь тяжёлой.
08. ПОД ГОРОЙ – ПОЧТИ КОРОЛЬ!
СНОВА В СХРОН Горуш обрадовался страшно – и мне, и Кузьме. Мне кажется, элементаль считает меча в какой-то степени родственником, вроде двоюродного брата или племянника. Мы сидели в малой копилке: Кузьма (принявший человеческий вид), Горуш и я. Я уже успел разок магически опустошиться и теперь потягивал лечилку, положив свободную ладонь на пёстрый песок чаши. Горушу тоже выдал – сработало не хуже «силы». – Дайте и мне уж, что ли, – попросил Кузьма. – А то сижу рядом с вами с пустыми руками, как олень... – Почему «как олень»? – удивился я, протягивая ему пузырёк. Буду я ещё лечилок для родного меча жалеть! – Не знаю. Выражение такое. С этой молодёжью поведёшься – не того ещё нахватаешься. Чокнулись бутыльками. – Ну, Кузя, рассказывай, как к Салтыковым угодил? – Так, милостью пред-предпоследнего Пожарского. Зажали его так, что ни вздохнуть, ни охнуть. Семью, понимаешь ли «в гостях» заперли. А он сам и так не самым сильным магом был, так его ещё и магостатической бомбой шарахнули. – Не тогда ли невестка моя беспутная, Дмитрием беременная, под удар попала? – Тогда. Если бы сразу в государев госпиталь, да полную терапию обеспечить – глядишь, остался бы Димка-младший магом. Хлипеньким, но всё-таки. Так специально же её в заложниках передержали. Я разговоры слышал. Хотели Пожарских окончательно ослабить. А деда на переговорах... да сломали просто. Все Суздальские земли лиходеям отписал, со всем движимым и недвижимым имуществом. А я в тот момент аккурат в главном доме Суздальского владения и был – со всем имуществом по общей описи пошёл. Как прямой воле Пожарского не подчиниться? – Я что-то не понял, а почему ты там был, когда меж родами заваруха шла? Кузя грустно усмехнулся: – Неудобный я. Со своим мнением вдруг вылезти могу. Да и немодный. Люблю мечом быть. А тут – гранаты, ружья всякие. Да ещё вон магические. Так что мне уж лет семьдесят велено было молчать и не вякать, лежать красиво, приняв внушительный вид... Я скрипнул зубами, заставив Горуша удивлённо поднять брови. – Интересно, сами они догадались, или в уши напел кто? – Того не знаю, – Кузьма смурно посмотрел в горлышко лечилки и замахнул содержимое единым духом. Я молча протянул ему второй бутылёк. Он свинтил крышечку, покачал стекляшку в руке. – Ладно, слушайте, как я опозорился... ПУТЬ МЕЧА О мече Анастасия Салтыкова узнала, разбираясь в старых хрониках – задание такое было, внутреннее, домашнее: составить карту рода. И вот между листами пожелтевшей книги обнаружилась сложенная и довольно затёртая аналитическая записка, написанная от руки одним из её пра-пра-прадедов. Прочитала – и удивилась. Артефакт, способный менять свой вид? Реально? Это было так сильно похоже на модные в их кружке комиксы, что Настя поначалу решила, что найденная история – какая-то подстава. Может, вредные братцы разыграть её хотят, подсунули в книжку новодел? Она даже носила листок проверять на подлинность (не в свою родовую лабораторию, чтоб не узнали да не засмеяли, а в академическую, по знакомству). Но записка оказалась настоящей – и бумага, и чернила, никаких позднейших изменений аппаратура не зафиксировала. Следующий вопрос был в другом – почему информация об этом чудесном мече хранится именно в архиве Салтыковых? Настенька начала искать, делать запросы, анализировать – несмотря на любовь к кошачьим ушкам и няшным комиксам, единственная дочь Салтыковых была девочкой неглупой и факты сопоставлять умела. Упоминания о мече встречались ещё несколько раз, всё более скудные и обобщённые. В последней записке, восемнадцатилетней давности, значилось, что артефакт получен, но никаких возлагаемых надежд на него не оправдал. Меч не трансформируется в иные предметы и даже в иные виды клинков, продолжая оставаться неизменным, в том виде, как был изъят из Суздальского схрона Пожарских: массивным двуручником с простой гардой, обмотанной кожаным ремешком. Никаких признаков сохранности частичного вложения души легендарного Дмитрия Пожарского. Никакой магической активности вообще. Просто тяжёлая железяка. Тем не менее, меч (как минимум в силу своей легендарности) был признан имеющим историческую ценность и помещён в фамильный схрон Салтыковых. Когда до Насти дошло, что это легендарное оружие хранится прямо здесь, в паре этажей от неё, она немедленно отправилась в схрон – хотя бы посмотреть! И нашла меч Пожарских в одном из запасников. Не сразу, где-то на третий день. Меч в точности соответствовал последнему пессимистичному описанию. – Не может быть, – бормотала Настя, – не может быть, чтобы ты был просто железкой! Ты должен откликаться на призывы, я чувствую! МАНИПУЛЯЦИИ КУЗЬМЫ – Она так активно меня тискала, что мне стало даже интересно, – Кузьма вскрыл третью лечилку, глаза его блестели не менее ярко, чем у Горуша. – Прости папаня, я решил поиграть. Ну, правда, лежать столько лет пылью покрываться, а тут такая девочка... Я подозрительно посмотрел на него. Хотел сказать, мол: кажется, тебе хватило, – но тут он продолжил: – Они же сейчас вообще не стесняются. Прикинь, пап, в наше-то время: и платья в пол, и коса до пола же, и взгляд туда же... – В пол, а как же! – нетрезво согласился Горуш, и я внезапно почувствовал себя старым дедом на этом празднике жизни. – Ну вот, а я что говорю! А ту-у-ут... Приходит чика! Я решил не обращать внимания на непонятный лексикон, позже разберёмся... – Вырез на платье – во! – махнул рукой Кузьма. – Да чё ты городишь! – засмеялся Горуш. – Ты б ещё до пупа показал! – Говорю тебе! – слегка обиделся Кузьма. – Сиськи почти до сосков наружу! Беленькие, нежные, голос у Кузи сделался мечтательным. – А ножки – почти до... как это у людей называется?.. до развилки, о! А какие ножки, я вам скажу! Я понял, что слушаю, раззявив рот самым дурацким образом. Что?! Ядрёна-Матрёна, чего он несёт? Он же МЕЧ!!! – И вот она пришла меня уговаривать, – Кузьма пьяненько захихикал. – Она-то думает, что железку! Волшебную просто. Что только она не перепробовала: всякие заклинания, призывы, стишки дурацкие бессмысленные на каком-то нерусском языке. Потом давай на гарду нажимать, выпуклости искать, вмятины. Я так подумал, – Кузя выразительно пошевелил бровями, – приятно, вообще-то. Дай-ка, пару ямочек в металлическое яблоко добавлю. Для пущего интереса. Горуш засмеялся, прикрывая рот ладонью. – Приволокла ведь камни драгоценные, – ухмыльнулся Кузьма, – пыталась воткнуть... гладила... О-о! Как она гладила... Горуш покрутил головой, усмехаясь: –Ты нам тут порно-то не рассказывай! Чего?.. Порно? Что это? Оставь волшебных созданий на несколько сот лет – и всё, я их уже не понимаю! К Кузьме сейчас взывать явно было бессмысленно, а к элементалю... – Горуш, ну ты-то чего? – Хозяин, а чем мне тут заниматься? Тыща лет скоро, думаю, как один сижу. Камушки колупаю, повреждения, какие мог, починил. Скушно ить мне! Подсмотрел у Демидовских ковырятелей этакую забавную штуку, вроде как щуп в небо – да и себе вырастил. Слушаю всякое. Когда новости, когда песни, а когда и вот такое. – Чего ты вырастил? – ошалело переспросил я. – Антенну он вырастил, – пробормотал Кузя, умащивая голову на сложенные на столе руки, и совсем уж пьяненько, но снисходительно-поучительно повторил по слогам: – Ан-тен-ну. – Это шт... Да вы тут совсем страх потеряли без меня! А ну, не спать! Кузька, засранец, рассказывай, как в таком убогом виде посреди бульвара оказался! Меч встрепенулся и сел почти прямо, вытаращив на меня глаза: – Ну, чё ты, пап, правда... Щас, – он с силой потёр лоб. – М-ф-ф-ф... Чё там? – Девка Салтыковская! – сердито напомнил я. – А! Наська-то – огонь! – Кузьма снова расплылся, как кот на миску со сметаной. – Бегала ко мне неделю. Так, и эдак. И разговаривать пыталась, и стращать. Совсем девка обалдела! Пищит сама, ножками топает: «Так и сгниёшь тут! Заржавеешь, и всё!!!» Ты, говорит, раз разумный – должен соображать, что всё равно тебя никто из схрона не вытащит. Я молчу. Думаю: ну и заржавею, тебе ли не всё равно? Пока я заржавею, тыща лет пройдёт – и то не факт. Лучше бы, думаю, ещё раз ногой топнула, вон как мячики в вырезе прыгают... – Не отвлекайся! – потребовал я. – Да как не отвлекаться, пап! – Молча! Волю в кулак! И ближе к делу! – Мх-х... – Кузя пятернёй взъерошил волосы. – К делу, к телу... Ну вот, пришла она в очередной раз – книжку приволокла! Давай мне её листать, картинки показывать – умора! Я едва сдержался, чтоб на весь схрон не заржать. А она: «Был бы ты мечом, как из комиксов...» – Это чего такое? – Да книжка эта. Букв нет почти, сплошь картинки, как для малышни. Но всё для взрослых, и дамочки там такие... – Кузьма! – Да я ж про дело! Так вот: «Был бы ты мечом, как из комиксов, я б тебя на улицу брала гулять...» Я молчу. Она психанула, книжку швырнула да пошла. – Как – ушла? – Молча. Ой, нет, не молча, ругалась всякими словечками непонятными. Я лежу себе, думаю: всё одно ведь придёшь за книженцией своей! И тут... почувствовал я... Как будто завибрировало магическое поле, понимаете? Я прям осознал, что мой Пожарский где-то здесь, неподалёку. А х ты ж мать-перемать, думаю – наружу надо, срочно! А как?! – Дай-ка я угадаю, – прищурился Горуш. – Она за книжкой пришла – а ты нужным ей мечом оборотился? – Н-н-не сразу, – Кузя, к моему удивлению (хотя куда уж больше-то удивляться, скоро глаза выпадут) слегка смущённо повозился. – Н-ну? – строго спросил я. – Н-н-у-у-у... как моментом-то не воспользоваться? – Так-так, – Горуш снова засмеялся в кулак. Кузьма помялся. – Да там просто всё было. Часа не прошло, слышу – бежит назад. За книжкой, значицца. Ну, думаю – всё, Кузя, последний шанс. Забегает она в зал – и видит: стоит пацан и меч – точь-в-точь как в книжечке – в руках крутит. Горуш хмыкнул: – Я так понял, ты сам себя крутил? – Не то что бы сам себя... Это как если бы папаня рукой крутил или чем ещё... Я с клацаньем захлопнул челюсть. Второй раз за сегодня! – Чем-чем? Кузенька, а ты не охренел ли часом? – Каюсь безмерно, что есть – то есть. Охренел, – Кузя слегка вытянул шею и посмотрел на меня жалостно честными-пречестными серо-стальными глазами. – Тьфу ты, артист с погорелого театра! Дальше что? – Ну, дальше. Стою, кручу... А сам смотрю в вытаращенные Настенькины глазки, такие синенькие, м-м-м, как самые чистые сапфиры... А она мне: «Ты кто такой?!» – Кузьма помялся. – Соврал я ей. Говорю: «Слуга ваш ближний, вот, за арсеналом ухаживаю». А она мне ещё: «Плохо, ухаживаешь, пыли вон сколько!» А я ей: «Так арсенал огромный, а я один!» – Вот ты брехун! – не выдержал Горуш. – Да ладно тебе. Слушай, что дальше было... Стою, кручу, значит... А потом говорю: «А хочешь, расскажу как артефакт изменить, себе подчинить?» – Ещё бы она не хотела! – с видом следственного эксперта ухмыльнулся Горуш. – И ты? – Ну-у-у... Расстегни, говорю, пуговки, да покажи мне сисечки, – Кузьма помолчал. – Как она орала! Это надо было слышать. И что меня, меня прикиньте, запорют. И вообще распнут! А я ей: «Ну распнут, так ты всё равно тайну не узнаешь. Вот прямо сейчас язык откушу, хрена тем дознавателям. А тебе вот за сисечки сладкие...» – Ну не томи! – не выдержал Горуш. – Показала? Что с моими вещами происходит? А? – Не-а, – Кузьма засмеялся. – В этот раз – нет. Представляете, неделю ко мне ходила, торговалась. «А если не грудь, а попу? А если не всю, а одну? А если только до сосков?..» – Мельчает боярская кровь... – неодобрительно проворчал Горуш. – Конечно, мельчает! Я говорю: «До сосков я и так прекрасно вижу! Ты мне целиком показывай. Вот сюда выкладывай, я уж руки подставил...» – А она? – «А если я тебе другую приведу?» Ну, я ей и говорю: «Приводи! Вот ей-то все секреты и открою!» – Да не может быть, а? Неужто сдалась? – Горуш прям расстроился. Кузьма хитро прищурился: – И показала, и потрогать дала... Если б я ещё понаглее был, может и ещё что дала... Ну я и говорю: слушай, мол, слово заветное... Чего там наплёл, не помню. Там такие мяконькие и упругие, не до того было... – Охальник! Ну и как? – Что как? Мяконькие, говорю... – Сам ты мяконький! Применила она слово заветное? – Горуш уже откровенно ржал. – А-а-а! Ага. А я такой: бздынь-нь! Изменился, она как схватит за рукоять, как давай мной махать – я ж догадался, что настоящий вес она даже не сдвинет. Потащила меня через заслоны... еле как. Самое смешное, она про парнишку, что как будто бы за арсеналом ухаживал, даже не вспомнила... Я прикинул по времени: – Когда это было-то, говоришь? – Да дней десять уж. – М-гм. А дальше? – Дальше мы каждый день таскались гулять, – Кузьма потёр лицо. – Вы-ы-ы не представляете, какие у этих девочек разговоры, аж зубы сводит... И всякие словечки вот эту дурацкие, понахватался я... Все эти дни тебя, папаня, высматривал, ауру-то другую искал. –Да уж, с аурой у меня такая ерундовина вышла... – Ну, это ничего, дело поправимое, проходили. А пойдём в мячики поиграем? Я усмехнулся: – Детство вспомнил? – А что? И тебе польза. ПОДГОРНЫЕ ТРЕНИРОВКИ «Мячики» – это была игра в файерболы. Или в снежки. Да в любые энергетические сгустки, которыми я пытался достать назначенную цель. И не просто бомбардируя – и в первый раз, и сейчас после падения в значениях у меня на это сил бы не хватило. А вот создать маленький, со сливу, «мячик» который нареза́л бы вокруг кренделя и петли, подныривая, обманывая, ускоряясь и замедляясь – это требует не так много энергоёмкости, но выносливость и быстроту реакции тренирует отлично. – Ну, пошли. Мы направились в большой тренировочный зал. – Там ещё камешки остались, – предупредил Горуш. – И темно. Я ещё две лампы принёс*, но маловато вам света будет. *Читай: у горняков спёр.Подозреваю, что скоро
про горного духа, ворующего лампы,
будут ходить горняцкие сказки. – Мне – нормально! – Кузьма довольно потёр руки и поплыл вперёд, превратившись в сложной формы секиру с двумя полукруглыми лезвиями. Не иначе, чтоб отбивать удобнее было. А я замыслил усложнить себе задачу: – Горуш, пошли с нами! Ассистентом будешь. – С собой что брать? – Только фонари, двух нам будет довольно. На месте я объяснил им свою затею: – Одну лампу настраиваем на рассеянный свет, помещаем в центр, и ты, Кузьма, не отдаляешься от неё более чем на два метра, чтоб в световом пятне был. А другую подкручиваем, чтоб била узким лучом, – регулировка у ламп была простая, поворачивающимся колёсиком, я это в прошлый раз ещё рассмотрел. – Ты, Горуш, становишься вот здесь и должен меня в свет луча поймать. А я буду от света уклоняться. – Так я ж тебя всё равно вижу, – удивился Кузьма. – А это не для тебя тренировка, а для меня. Больно долго тело в коме лежало, одними лечилками выносливость да ловкость не восстановишь. Движение нужно! Много движения, и не просто, а с переподвывертами. Ну, помчали, залётные! Через пять минут я был уже мокрый, как мышь, через десять – ноги начали подкашиваться: – Перерыв! Я отвинтил крышечку лечилки и сделал небольшой глоток. Лишь бы сердце долбить перестало и руки трястись. И ноги, чего уж там. Целый бутылёк выдуть – сильно жирно, этак мне даже на три дня запаса не хватит. – А я-то ещё ничего! – сам себя похвалил Кузя. – А чё тебе сдеется, двести лет в потолок плевал, – поддел его Горуш. – Так от безделья самая потеря качеств и происходит! – Кузя так разволновался, что формы его поплыли. – Э, э! Кузьма! Не шали. Этак вовсе непонятно: то ли ты алебарда, то ли катана заморская. – Извини, батя, это я от избытка чувств. Я усмехнулся: – Опять у барышень нахватался? Давай, поехали! И скакали мы несколько часов, со всем усердием, покуда не ошалели. Спал я после этаких упражнений совершенно мертвецким сном, даже обнажённые прелестницы не снились. Ну, разве что чуть-чуть.
09. У КОГО ПЛАНЫ СБЫВАЮТСЯ, А У КОГО И НЕТ...
РОДИТЕЛЬСКИЙ ГНЕВ Анастасия Салтыкова Несмотря на вечер, в кабинете у главы рода было многолюдно – завтра ожидалось прибытие большой торговой делегации из Европейской Коалиции, только что закончилось последнее организационное заседание перед встречей. Старший Салтыков рассчитывал на целый ряд выгодных сделок, и род готовился организовать приём (и, конечно же, обработку) европейских представителей по высшему разряду. Возможно, поэтому, Михаил Глебович не сразу переключился на новость, которую, каясь и рыдая, донесла до него дочь. Но постепенно сквозь деловую скорлупу пробилось, что единственная среди детей лапочка-дочка потеряла не браслет, не сумочку с кошельком и даже не магический коммуникатор, а пусть и дефективный, но древний артефакт!!! Папенька свирепо уставился на дочь: – А как ты его из хранилища вынесла? Настя заревела ещё пуще, размазывая по лицу макияж. – Да не трясись, говорю! Сказывай! – Я... Он... Он маленький стал, и я его вынесла, как предмет несущественных размеров... – То есть как – «маленький стал»?.. – Михаил Глебович приблизил лицо к лицу дочери и неожиданно заорал: – КАКИМ ОБРАЗОМ, Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ?!! Вот тут Настя испугалась по-настоящему, даже реветь перестала: – Папенька, прости-прости-прости, я сама не поняла, как это получилось! Мне слово заветное сказали... Я сначала записки читала и сама с собой в хранилище разговаривала! А потом кладовщик слово мне сказал! Правда! Правда! И меч вдруг – раз! – и стал меняться... – И ты смолчала?! – страшно прохрипел старший Салтыков. – Читала записки, знала, что ни один наш артефактер с Пожарским мечом не совладал – и никому не сказала?.. Играться потащилась, хвостом перед малолетками безмозглыми вертеть?! Михаил Глебович в ярости несколько раз пробежал из угла в угол кабинета, словно дикий тигр, запертый в клетке. И тут он словно споткнулся: – Кладовщик? Какой такой кладовщик? Сказывай заново: как именно меч пропал?!Историю о пропаже Насте пришлось пересказать за вечер ещё трижды: сперва главе службы безопасности рода, потом, в особых подробностях – начальнику отдела взаимоотношений с общественностью, и, наконец, юристам, спешно вызванным в отцовский кабинет. После чего она была отправлена под домашний арест до прояснения обстоятельств. Спасибо, хотя бы перед ближайшими родственниками батюшка не заставил ответ держать – достаточно того, каким взглядом Настю проводили разминувшиеся с ней в кабинете секретаря старшие братья! Всё, прощай надежда войти в семейный совет, от такого позора вовек не отмоешься. Теперь что ни скажи, возражение одно будет: «Да что с девки взять! Вспомните, как она древний артефакт потеряла!» Стыдоба... Если только... Настя добежала до своих покоев, выставила горничную и заперлась на ключ. Если только самостоятельно меч вернуть? Тогда отец поверит, что и она чего-то стоит. Да и братцы будут вынуждены с сестрой считаться.
Магофон папенька отобрал, но есть же стационарные... Так, где моя книжечка?.. Сначала нужно найти кладовщика. Успеть первой. На звонок в отдел кадров ласковый голос ответил, что кладовщиков в московском арсенале Салтыковых числится аж пятнадцать человек. И что моложе сорока лет никого не значится. Остальная информация только с разрешения вышестоящего начальства. А в управлении персоналом её вообще слушать не стали, и не важно, что дочка главы. У нас, дескать, есть инструкции, а остальное нас не касается. Обращайтесь к папеньке. К папеньке обращаться было категорически нельзя. И тут у Насти мелькнула гениальная мысль. Костя Суворов, утопив в Волге артефактную удочку, позвонил в специальную фирму по поиску... как они назывались? Торопливо найдя и набив помер Суворова, Настя оказалась обладательницей двух вещей: номера желанной конторки и обещания поужинать с Костей. Ну, последнее можно пока проигнорировать. А вот первое! – Здравствуйте, фирма «Последний шанс», решим любую вашу проблему по поиску. Вообще, процедура оказалась примитивной, только до ужаса медленной. Или Насте так казалось? Глянув на часы она поняла, что казалось, точно – пяти минут не прошло, а горничная уже побежала встречать подъехавшего от «Последнего шанса» специалиста-сканера. Видать, контора у них неподалёку совсем. Прибывший маг оказался невысокой улыбчивой девушкой. Охрана заявилась следом в виде двух дюжих воев. Дескать, папенька велел: полный контроль. Хорошо хоть, в комнату за магиней не полезли, за дверями остались стены подпирать. Сканерша мило улыбнулась: – Присаживайтесь на стульчик, боярышня, снимем ментальный отпечаток вашего потерянного артефакта... – Это как? – засуетилась Настя. – Это не больно? – О, не извольте беспокоиться, просто посидите, я сама всё сделаю. Процедура несложная, безболезненная, – успокоила её сканерша, – для лучшего эффекта постарайтесь сосредоточиться и думайте о потерянном артефакте. Магиня походила вокруг сидящей на стуле посредь комнаты, дура-дурой, «пострадавшей», поводила руками и неожиданно хихикнула. – Что прям вот так? – и посмотрела на Настю. – Что – «вот так»? – Такую плату взял? Похабник, – она посерьёзнела. – Не беспокойтесь, барышня, «Последний шанс» тайны клиентов не выдаёт. Знали бы вы, как иногда артефакты теряют, ой-ё! По всей видимости, дело своё девушка-сканер, знала крепко. И уже через десять минут она, расстелив на столике у зеркала затёртую карту, задумчиво водила по ней пальчиком. – Ну, смотрите, госпожа, это примерно вот здесь, – пальчик ткнул в точку на карте, – тут ваша потеря. – Но это же... – Гарантия девяностопятипроцентная! Вы не сомневайтесь! Тут он, – она начала деловито складывать карту, с любопытством поглядывая на Салтыкову: – Что-то не так? – Да это же... Это же особняк Пожарских, он... он в ста метрах от нас... – Ну не в ста, но вы правы, рядом совсем. – Так! – Настя заметалась: – Погодите! Не уходите! Я сейчас! Папеньке скажу и... – Не волнуйтесь, не стоит утруждаться, – девушка-сканер нажала аккуратно наманикюренным пальчиком на сережку: – Да! Нашла! Не извольте беспокоиться, Михаил Глебович. Нашла. Особняк Пожарских. Да! И, не обращая внимания на остолбеневшую Настю, с поклоном вышла из комнаты. Впрочем, оторопь Салтыковой длилась недолго. Выскочив из комнаты вслед за сканершей, Настя во весь голос завопила: – Стоять! Куда пошла?! Взять её! – и ткнула в спину напрягшейся магине. Охранники среагировали мгновенно, и через несколько секунд та уже лежала, свернутая в крендель и надёжно удерживаемая воями дома Салтыковых. – Значит Михаил Глебович, да?! – прошипела Настя.
Спустя несколько минут. – Молодец, доченька! – Салтыков покровительственно похлопал свёрток из верёвок, в который слуги превратили магиню-сканершу. – Почти, с этой фирмочкой нашей, меня самого опередила. – Нашей? – А ты что думала, у папы нет магов-сканеров своих? Зря, зря... Свёрток усилено задёргался. – Чего тебе? – боярин выдернул кляп. – Он пропал! – сканерша вытаращила глаза и торопливо продолжила: – Метка пропала! Артефакта в особняке Пожарских нет! – В смысле – нет? – Только что был! Если бы не вот это вот всё, – девушка задёргалась верёвочной гусеницей, – может и успели бы. Тут идти-то всего ничего! – Так, – боярин рассеянно засунул кляп на место, – мы знаем, что меч у Пожарских... Был... Хм! А куда ему ещё деться? Их же меч, да? Но вот – как? И главное – зачем? Петруша, что там у соседей, у Пожарских? – Стройка, ремонт и найм большого количества людей. – Кратко, но по существу. Молодца! Значит, устроишь к нему человечков правильных. Чтоб на хорошем счету были, понял? – сын поклонился. – И раньше времени не дёргай. Пусть работают, и работают хорошо, чтоб потом на длительный срок наняли! Понял? – Будет исполнено, отец. – Молодца-а!
Ночь прошла тревожно. Настя таращилась в темноту и ворочалась на кровати, пока ночь не начала сереть ранним рассветом. Еле как подремав часа четыре, поднялась с больной головой, чувствуя себя разбитой и... наказанной, да. Как в детстве. Тягостно слонялась из угла в угол комнаты, не зная, что предпринять. Как узнать, продвинулось дело розыска или нет? Звонить повторно в «Последний шанс» гордость не позволяла. Братьев спросить? Не обойдётся без подколок и высокомерных поучений. Фу. Вот и остаётся кулаки кусать да мыслями изводиться. К завтраку в большой гостиной вышла, выряженная скромно и строго, как молодая прабабушка на предсвадебном портрете. Папенькин секретарь как раз докладывал о встрече гостей – как приняли, да как разместили. Михаил Глебович слушал благостно: пока план мероприятий реализовывался без сучка, без задоринки, и в предвкушении совершения выгодных сделок папаню Салтыкова переполняли радужные настроения... Правда, надолго настроений не хватило. Вошедшая жена Ульяна протянула боярину свежие выпуски №Вечернего света» и «Столичного вестника»: – Дорогой, у меня неприятные новости. Михаил Глебович взял, увидел заголовки главного сплетника столицы и перестал слышать секретаря, уставившись на передовицу. Перевернул. Пролистал более серьёзную хронику – видимо, нашёл нечто для себя ещё более интересное и замер, темнея лицом. Все присутствующие постарались сделать вид, что их тут вовсе и нет... Старший Салтыков бегло дочитал материал, встряхнул газеты, возвращаясь к первой странице «Вечернего света», заново пробежал по крупным кричащим буквам, по фотографии – и отшвырнул листки в сторону. Тяжело встал, сдёрнул с крючка у своего парадного портрета семихвостую плётку: – Настенька, дочь моя любимая, а поди-ка сюда! – обманчиво ласково обратился он к дочери. – Остальные, все – ВОН! – уже не сдерживаясь, проорал он. ЗАКРЫВАЮ ЗАДАЧИ Тридцать первого августа, по утренней прохладе, я возвращался домой, уставший, ещё немного подросший в уровнях и в целом вполне довольный подземной неделей. Со мной был мой родной меч и целый мешочек припасённых для меня Горушем «в дорогу» камешков (плюс отдельная скатка с отобранными на продажу изумрудами). Тренировочный комплекс, составленный мной при живом участии Кузьмы и Горуша, оказался весьма удачен. Пропускная способность каналов за неделю подросла до двадцати четырёх, а ёмкость – аж до двадцати восьми. Я сам посмеивался над своими великими достижениями, но ускорить восстановление ауры со всеми вытекающими никак не мог.
Вышел я в собственной спальне, совершенно не подумав о том, что там идёт ремонт. Бригада отделочников немного растерялась, но была мною одобрена и подбодрена – не знаю уж, сам Фёдор догадался, нанятый художник или Пахом подсказал, но покои мои при всём следовании новой моде, неуловимо напоминали мне мои прежние палаты. Ай, славно! В коридоре попался Фёдор. – Ваша светлость, вас-то я и жду! – Слушаю. – Извольте каталоги посмотреть. Без вашего согласия не могу заказать мебель! – Ну, пошли, сядем где-нибудь. Сесть нигде кроме как на ступеньках лестницы не получилось. Хорошо, газеты чистые нашлись, подстелить. Богато, смотрю, потомки стали жить, вычурно, мудрёно. Я полистал, оценил толщину и количество журналов... – Значит, так. Я хочу, чтоб на прежние Пожарские палаты походило. Резно, узорчато, с изразцами и росписями. В окнах спальни чтоб витражи разноцветные. Тряпки над кроватью не вешать, это не люблю, душно мне. В остальном выбери сам или... – мне вдруг пришла в голову блажь, – Стешку вон возьми, пусть показывает, что покрасивее. Деньги-то ещё остались? – Не извольте беспокоиться, ваша светлость, суммы покуда достаточные. – Вот и славно. – Третьего дня прислали нарочным документы из кредитного банка на выкуп имения. Изволите взглянуть? – Изволю, а как же! Из пухлой папки, с которой Фёдор не расставался, явились на свет бумаги: – Прошу. – Где тут конечная сумма? – На второй странице, вот, обратите внимание. – М-гм... Многовато нулей, как считаешь? – Согласен, изрядно-с. – Ладно! Я эту бумагу у тебя, пожалуй, заберу да прогуляюсь до банка. Но сперва возьму мой чемоданчик – и до Гостиного двора. Ближе это, чем «Кремлёвские ряды». Да и на сам двор глянуть хотелось.
Галерея Гостиного двора была увешана многочисленными заманивающими вывесками по поводу приближающегося учебного года. Я понадеялся, что уж в ювелирных-то будет затишье – ан нет. В «Уральском ювелирном доме», название которого меня почему-то больше привлекло, у витрин было тесно, правда, чем крупнее камешки под стеклом – тем свободнее. Меня встретил улыбающийся служитель в тёмно-зелёном форменном костюме: – Чем могу помочь? – Сообщи управляющему, что его желает видеть князь Пожарский. – Сию секунду, ваша светлость! Управляющий, и впрямь, появился мгновенно, сияя улыбкой во всё лицо: – Добрый день, ваша светлость! Чем мы можем быть вам полезны? – Дело тайное, – никакого желания заниматься разговорами посреди толпы у меня не было. – Удобно ли будет проследовать в мой кабинет? – получив мой кивок управляющий засуетился: – Прошу за мной! Семён, распорядитесь... Понятливый Семён умчался, так что к моменту нашего прибытия в кабинет следом вкатился столик на колёсиках и был немедленно накрыт чай. – Итак, Дмитрий Михайлович, что привело вас в наше скромное заведение? Я взял чашку. Аромат шёл приятный, свежий – и когда, шельмы, заварить успели! Отпил. Отставил. Мысленно напомнил себе о новой дурацкой традиции всех во многом числе навеличивать: – Дела у меня, на самом деле, два. Первое, как вы уже, наверное, догадались – у меня есть камни, которые я хочу обменять на деньги по приятной для меня и вас цене. Я раскрыл чемодан и выложил на стол свёрнутую рулоном мягкую шкурку, скинул кожаные петельки, развернул. На свет поочерёдно явились четырнадцать идеально огранённых изумрудов, каждый размером с половину голубиного яйца. Управляющий подобрался: – Вы позволите? Здесь тоже немедленно были извлечены увеличительные стёкла и приборы с магическими включениями. – Конечно. Возможно, «Уральский ювелирный дом» наслышан о предыдущей сделке, – сто процентов, должны были слышать! Шила в мешке не утаишь. – В этот раз я не так тороплюсь и не столь стеснён в средствах. Мои условия таковы: вы заплатите мне три четверти от продажной цены. Эти камни уникальны, и даже при таких обстоятельствах сделки они принесут вам отличную прибыль. К тому же, никакой дополнительной обработки они не требуют. Впрочем, если вы считаете предложение неприемлемым, я обращусь в «Золотые пески Магриба». Управляющий внимательнейшим образом осмотрел камни и отложил приборы: – Я должен переговорить с владельцем. Вас устроит подождать, либо мы пришлём к вам курьера в удобное для вас время? – Я подожду. Около четверти часа продолжались внутренние переговоры, затем мы подписали договор о купле-продаже с подробной описью камней, после чего мне была предоставлена оплата: небольшая часть – пачками наличных денег, а основная – чеками банка (что удобно, того самого Земельного кредитного банка, в котором моё имение заложено). Может, матушка праправнука беспутная (или невесткой её для удобства называть, что ли?) не одна такая была, и у них тут повально принято имения в заклад оформлять? Оттого и чеки такое хождение имеют? Шут его знает, да и неважно, в самом-то деле. Главное – на выкуп имения хватало! И даже изрядный излишек оставался. – Теперь второе дело, – я достал из кармана пару каплевидных рубинчиков. – Это нужно вправить в серёжки. Не особо тяжёлые, потому что носить будет девочка. Но и не простой гладкой формы. Мне бы хотелось что-нибудь затейливое, со сканью, с зернью. И неповторяющееся, – заметил я, увидев, что управляющий взялся за каталог. – Что ж. В таком случае, к завтрашнему вечеру будут изготовлены несколько эскизов и направлены курьером в ваш особняк, чтобы вы могли определиться с выбором. – Вот и славно. И тут началась какая-то подозрительная суета.
10. САЛТЫКОВСКИЕ ПРИТЯЗАНИЯ
ЗАСУЕТИЛИСЬ На столе управляющего загорелась маленькая красная лампочка. Из магазина раздались возмущённые голоса. – Прошу меня простить, ваша светлость, одну секунду! Сухонький дядечка выскочил в зал, не до конца прикрыв за собой двери. Голоса разом сделались громче. Все чего-то требовали. Одни – выдать кого-то, другие – убраться по-хорошему, покуда царская стража не явилась. Высокий мужской голос призывал господ успокоиться и не доводить до конфликта. – Может, выйти да вмешаться? – негромко предложил Кузя. – Сиди уж! Знаю я тебя, все витрины им поломаешь. При таких товарах у них своей охраны должен быть целый отряд, разберутся. – А если не разберутся? – Кузьме явно хотелось выскочить да выпрыгнуть. – Вот если не разберутся, тогда уж мы впишемся. А пока сидим. Чай пьём с лимонами да печеньями. Хочешь? Меч только фыркнул. Минут десять крики продолжались с разной степенью напористости, потом, вроде, стихли. Слегка взъерошенный управляющий поспешно вернулся в кабинет: – Прошу прощения, ваша светлость! – он несколько нервно сжимал руки. – Какие-то проблемы? – Н-нет... М-м-м... Да. Да, проблемы. Мне-е... право, крайне неловко... – Да говори уж прямо! – Вас только что искали. Ах, вот что за вопли были... – С намерением, я так понимаю? – М-м-м... по-видимому. – Чьи? – Салтыковых. Ага. – И чего хотели? – я равнодушно отпил чай. – Требовали выдать какой-то меч. Кричали, что маги-сканеры видят его здесь. – Докричались? Управляющий нервно улыбнулся: – Поскольку все присутствующие, в том числе из обслуги Гостиного двора, показали, что вы явились без меча, нам удалось их выставить и двери перекрыть. – Но внизу меня будут ждать, я так понимаю? – Именно. «Пойдём, папаня!» – радостно завопил Кузьма прямо у меня в голове. Я слегка хлопнул по лацкану пиджака, чтоб унялся. Салтыковских воев я не боялся. С Кузьмой да Горушем за эти дни столько было переговорено – и о том, почему в Академии в деканах магистры ходят, и о том, почему молодёжь вместо того, чтоб личину на себя накинуть, бутыльки с «кошачьим глазом» да с ушами покупает, да и вообще об изрядно просевшем уровне способностей к магии после последней страшной магической войны. По нынешним временам Кузьма против батальона воев мог бы встать только для разминки. С магостатическими гранатами оставался вопрос. Однако по уверениям Горуша (который антенной новости подслушивал) после того как раз инцидента с беременной Пожарской невесткой использование подобных гранат в невоенное время было запрещено. Понятно, что у каждого рода в хранилищах много всего было понапрятано, и случись заварушка между кланами, применить заначки не побрезговали бы. Но не вот так сразу, да ещё посреди столицы. – Охрана торгового комплекса уже сообщила об инциденте в государеву службу присмотра за общественной безопасностью... – продолжал управляющий. – Это теперь называется «царская охрана»? – удивился я. И пожалел об импульсивном вопросе. Управляющий, кажется, тоже удивился моему незнанию. Но ответил очень сдержанно: – Отдел присмотра за общественной безопасностью является частью государевых охранных структур. – Ладно, дальше. – Со всем почтением, мы всё же хотели бы предложить вам выйти через запасной служебный ход до их приезда, чтобы оградить вас от возможного скандала. Если вы сочтёте этот вариант приемлемым, наш экипаж доставит вас в любое место, которое вы укажете. Я прикинул. Можно было с Салтыковскими псами и сразу закуситься, но я хотел успеть вопрос с имением решить. – Приемлемо. Управляющий явно обрадовался: – Прошу за мной! За портьерой обнаружилась узкая дверь, ведущая на узкую же лестницу совершенно скромного вида. Вряд ли по ней можно было что-то серьёзное пронести, на тесных площадках особо не развернёшься. Хотя... Портфель с камнями взял – и вперёд, не сундуки же им таскать. В закрытый автомобиль с затемнёнными стёклами усаживали меня чуть не под руки, с поклонами. Часть для пассажиров от шофёрской оказалась отделена толстым стеклом, так что управляющий лично учтиво поинтересовался, прежде чем передать адрес шофёру: – Куда прикажете, ваша светлость? – В Земельный банк. А в Земельном банке с такими же поклонами встречали. Может, предупредили их – не знаю уж. Целая толпа набежала в пиджачках с серыми нарукавниками. Глазки бегают, улыбки насквозь фальшивые. – Ваша светлость!.. Рады приветствовать!.. Как же, рады они! У кого-то уже ручки чесались на подмосковное княжеское имение лапу наложить, я прям чую. Да они и сейчас надеются. Проводили меня мимо общего зала для публики попроще, в кабинет одного из старших служащих. Снова: – Чай, ваша светлость? Или кофе изволите? Скоро уж в глазах заплещется. – В это время года предпочитаю молодое италийское вино. Но в ситуациях, требующих внимательного обращения с деньгами, не пью. Так что изволю видеть окончательные бумаги, согласно которым ваш банк признает полное покрытие всех долговых обязательств моих лично и рода Пожарских в целом, отказ от любых претензий ко мне и роду – имущественных, денежных и иных прочих, а также полное освобождение имения Пожарских от любых обременений, – я раскрыл чемоданчик и вытащил необходимое количество банковских чеков. – Чрезвычайно рассчитываю на вашу расторопность. Бумаги выправили честь по чести, что банк ни так, ни сяк, ни раскосяк к Пожарским претензий не имеет. Внезапно предложили мне ради такого знаменательного случая открыть вклад на выгодных условиях. Я про себя подумал, что условия, как всегда, для банка выгоднее, чем для всех остальных, но согласился – пусть будет. Все оставшиеся чеки этого же банка на вклад и впендюрил. До сих пор не могу с суммами определиться – много ли – мало ли. Скорее, много, потому как разговаривать со мной стали куда услужливее. – Потребуется совсем немного подождать, ваша светлость. Сейчас оформим необходимые бумаги на вклад. ЗАСЕКЛИ! Салтыков Записка о том, что меч Пожарских вновь проявился, застала боярина Салтыкова в самом разгаре переговорного процесса, суть которого по-простому можно было определить как «баня с девками» – чтобы, значицца, заграничные переговорщики немного размякли и поплыли. Сам боярин тоже был деятельно занят и «не велевши беспокоить», поэтому, к тому моменту как из баньки на вольный воздух выкатился да гостей покамест с помощниками отправил продолжать наливаться, записочек на серебряном подносике скопилось аж три: о том, что потерянный меч вновь проявился в особняке Пожарских, о том, что зафиксировано движение артефакта и о том, что объект совершил остановку в Гостином дворе. – Отряд на захват отправили?! – Немедля отправили, ваше благоименитство! – Продавать побежал, сучий потрох! Взяли?! Докладывающий секретарь вытянулся в струнку: – Взять самого Пожарского не удалось. Управляющие Гостиного двора стеной встали: недозволительно покупателей тревожить, царскую общественную безопасность вызвали... – Хватать надо было до прибытия тех, и весь разговор! – Увидеть Пожарского не удалось, – секретарь вытянулся ещё сильнее, – охрана «Уральского ювелирного дома» не допустила наших воев во внутренние помещения. К тому же все свидетели в голос заявили, что меча у Пожарского не видели... – Не видели! – побагровел Салтыков. – Дурошлёпы! Сказано было: слово есть, позволяющее мечу размер менять! В горсти́, поди, пронёс! – Ваше благоименитство! Михаил Глебович! – меж рядов ближников протиснулся посыльный с очередной запиской. – Меч с Гостиного двора вывезли! И вот ещё... – А ну! – Салтыков вырвал подставленные записки, пробежал глазами. В первой говорилось, что меч покинул пределы Гостиного двора, направление движения предположительно на север. А во второй, что государь, царь и великий князь всея Руси Фёдор Иоаннович отечески надеется, что боярин Салтыков помнит о запрете на клановые и родовые войны в стенах столицы. Михаил Глебович аж зубами скрипнул. Сын Иван, о чём-то переговаривавшийся с ближниками, подошёл к отцу, спросил по-тихой: – Перебрасываем отряд на север? Как место отфиксируют – перехватим? Тот молча показал ему государеву записку. Иван почитал, хмыкнул. – И что? Так спустим? На крыльцо гостевого дома, качаясь и цепляясь друг за друга, вывалили развесёлые европейские гости, закричали пьяными голосами: – Герр Саллтыкофф! Ититте к нам! Боярин осклабился любезно: – Одну минуту, гости дорогие! – и тихо велел сыну: – Против государя не попрём... покудова. Поверенного по месту пошли, пусть на мальчишку надавит. Коли вернёт реликвию, с отступными за волнения да с извинениями – можем и простить. Царское слово всё-таки, не фунт изюма. ПРЕТЕНЗИИ Я всё ждал: когда Салтыковские бойцы очухаются. Скоро ведь вычислить должны. Неудивительно, если у них маг сидит сканирует, параметры-то Кузькины им известны. Вот ещё печаль! Надо теперь думать, как ему отпечаток магического поля сменить, иначе каждый встречный-поперечный по мечу сможет моё местоположение узнать. Ну, кроме схрона. Там такая защита стоит, её ни один сканер не пробьёт. Но, как ни странно, ничего не происходило. Я успел подписать все документы – на имение и на вклад, принять листы, уляпанные печатями и уложенные в специальные банковские папки, и только тогда по изменившемуся поведению банковского служащего стало понятно, что и этот получил сигнал о некотором тревожном обстоятельстве – только скрытый от глаз посетителя. Похоже, Салтыковские наконец-то заявились. Вошёл ещё один служащий, обменялся с первым малопонятными взглядами, начал: – Ваша светлость, банк приносит свои извинения... – Кто там опять по мою душу? – Э-э-э, поверенный бояр Салтыковых. «Поверенный!» – разочарованно вздохнул Кузя. Согласен, с поверенным не больно-то раздерёшься. Нет, были случаи... Но как подсказывает опыт, народишко это, как правило, хлипковатый, больше способный в знании законов и всяческих писулек. Никто кроме меня Кузиных стенаний, понятно, не слышал. Служащий бормотал: – Настаивает на личной встрече с вами. Согласно его заявлению, эта встреча в ваших же интересах. Что-то о... мнэ-э... досудебном урегулировании... Если вы изволите, мы можем предоставить один из переговорных кабинетов. – Много чести. Сюда зови. – Как прикажете. Он исчез и прочти сразу вернулся, сопровождая среднего роста мужчину в хорошем костюме с портфелем дорогой кожи в руках. – Добрый день, господа! – он слегка прищёлкнул каблуками и поклонился. – Князь Пожарский, Дмитрий Михайлович? Я вдруг, совершенно неожиданно для себя, разозлился: – Что хотел? – Мой наниматель и доверитель, боярин Салтыков Михаил Глебович, имеет основания полагать, что из семейного хранилища рода Салтыковых вами был похищен принадлежащий роду Салтыковых... Я перебил: – Плевать я хотел на барахлишко выскочек Салтыковых и на дыры в их хранилище! Всё, что у меня – по праву моё. Коли Мишка Салтыков не согласен – пусть мне вызов на Арену присылает, а нет – так засунет свои основания в задницу да и сидит помалкивает! Пошёл вон! – последнее я едва ли не прорычал, но поверенный не среагировал никак. – Ваша светлость, я имею прямы указания от моего доверителя зачитать вам условия возврата... Вот такой наглости я не ожидал. – Ты, вошь постельная, потерялся, что ли? А тот, словно не слыша меня, вынул из портфеля лист и натурально вознамерился мне его зачитывать! Я бросил на стол ручку, которую продолжал крутить в руках, и встал. – Господа, господа, – подскочил старший банковский служащий, – только не в стенах банка, прошу вас! Да я и не собирался сейчас магию использовать! Много чести для такой мелюзги. А вот после усиленных подгорных тренировок чувствовал я себя куда как увереннее, чем при первом пробуждении. Я сгрёб поверенного за шиворот и поволок из кабинета, через большой приёмный зал, мимо вытягивающихся лицом посетителей. Рассказывать долго, а произошло всё быстро, считанные секунды, швейцар на входе даже сообразить не успел, что за тело мимо него просвистело, открыв лбом дверь. Я вышел следом на крыльцо, вынул из кармана рубль, кинул на землю рядом с моргающим Салтыковским человечком: – Лечилку себе купи, пёс смердящий. И помни доброту мою безмерную. Ещё раз явишься – ноги выдерну. Развернулся и увидел круглые глаза швейцара. Мда. И чего я завёлся с пол-оборота? Что с того, что тело молодое, вспыльчивое? Негодяще. Эдак меня каждая блоха по щелчку из себя вывести сможет. Надо в руки себя взять, да пожёстче. Через общий зал торопился, почти бежал старший служащий: – Ваша светлость! Вы забыли! – и чемоданчик мой прёт. Испугались, поди, что Салтыковы сейчас небольшую войнушку организуют. Выпроводить хотят неудобного посетителя подобру-поздорову. Могу понять столь жгучее желание. – Прошу вас, ваша светлость, – служащий расшаркался, вручая мне мою поклажу, – Очень, очень были рады вас видеть! И вот-с, листочек, пожалуйте! Какой листочек? Я ж, вроде, всё сложил... Меня под белы руки с поклонами выставили за дверь, усадили в наёмный экипаж – дескать, доставка особо дорогого клиента за счёт банка – и чуть не платочками вслед помахали. Ха! Расстояние увеличивали между собой и возможной родовой стычкой. Сидя в экипаже я сообразил, что за листок у меня в руках. Претензия Салтыковская! Вчитался, чувствуя, как тяжёлыми волнами накатывает гнев. То есть, мало того, что они имели наглость у меня мой родовой меч обратно требовать, так ещё и с извинениями, да с отступными! Обрыбятся!!! Я хотел смять листок да в сторону швырнуть. Рука замерла. Не-е-ет. Сохраню. Почитывать буду время от времени, холодность ума тренировать. Как раз собирался. Я аккуратно расправил листок и уложил в чемоданчик, к остальным документам. – Между прочим, – обиженно пробубнил Кузя, – мог бы и мне дать его выставить. Всё сам! – Не расстраивайся, Кузьма. Чувствую, с моим новым характером возможностей подраться у тебя будет предостаточно. МАЛЫЙ ПОЖАРСКИЙ СОВЕТ Во флигеле меня ждали Пахом со Стешкой. Обрадовались! Степанида сразу давай в кухню звонить, что князь вернулся. По телефону. Деловая такая! – Ты чего смурной-то, Мить? – сразу понял моё настроение дядька. – Аль с имением не вышло? – С имением-то как раз всё прекрасно, – я вынул банковские бумаги, – прибери куда следует. А вот отдельный занимательный листочек, почитай. Пахом уставился в Салтыковскую бумажку. – Ах они, аспиды! Клеветать вздумали! Вызнали, что ты дедов клад нашёл, да и поживиться хотят! Стешка, слушавшая нас во все уши, возмущённо всплеснула руками: – Как же это, Дмитрий Михалыч! Что они врут? Ведь у вас и нету его вовсе, меча этого! – Меч-то как раз есть, – я снял с пиджака Кузю и попросил мысленно: «Давай что-нибудь парадное. И не говори с ними покуда, рано». Кузьма не подвёл. Этот клинок был не столь тяжёл, сколько обильно украшен золотыми узорными вставками и драгоценными камнями, даже рукоять. Парадная шпага с ажурной гардой и навершием вызвала вздох восхищения у моих ближников. – Экая красота! – с замиранием дыхания сказала Стешка. – Красота, – согласился я. – Только я его не крал, а он сам почувствовал, что я рядом, да вернулся. – Да наш ли это меч? – пробормотал дядька. – Пожарский-то отродясь простым двуручником был. – Эх, дядька! Или ты забыл? Я ж тебе рассказывал: пока без памяти-то лежал, с дедом Пожарским всё разговаривал. Он мне и открыл тайну: какое слово мечу сказать, чтобы он свой вид изменил. Вот, гляди, – я попросил Кузьму обратно уменьшиться и приколол его к пиджаку. – Не отстанут Салтыковские, – Пахом скорбно поджал губы. – Митя, что делать будем? – Жить будем, – усмехнулся я. – Ты мне лучше вот что скажи: где нынче поверенных берут? Чтобы я больше со всякими докучными людишками не общался? – Хм, – дядька нахохлился. – А давай-ка Фёдора спросим? Он у нас башковитый. – Зови! Фёдор явился почти мгновенно, опередив даже тележку с ужином. Проблему выслушал, бумагу прочитал. – Ваша светлость, я считаю, что вам нужен не просто доверенный исполнитель, а хороший юрист, который также сможет выступать в вашу защиту в суде. «Законник» – щёлкнуло в голове более привычное слово. – Значит, найди подходящего. – Займусь немедленно, ваша светлость. Но это может занять несколько дней. – Да уж понятное дело...11. СПОКОЙНАЯ ЖИЗНЬ ЗАКОНЧИЛАСЬ
ТИХИЙ УЖИН Между тем прикатилась тележка со снедью, и мы уселись вечерять. Дядьке были интересны подробности, и я ещё раз пересказал ему все мои сегодняшние похождения – в красках и со всеми эмоциями. – Дмитрий Михалыч, – с трудом дождалась паузы Стеша, – а что это – Арена? – О, Стеша, это великое место, где маги могут решать между собой споры и устраивать поединки. Иногда дружеские, а иногда – и до смерти. На Арене нельзя смухлевать. Если уж вызов, то поединщики заходят только со своим оружием, и никто не сможет сквозь щиты Арены ни просочиться, ни помощь кинуть. Чтобы пробить щит Академической Арены нужна была мощь Бога. Случались, знаете ли, прецеденты. Когда один молодой архимаг чуть не растворился в молнии – вмешался Перун, в тело вернул. Ещё и поджопник такой выписал, что неделю потом седалище болело. А может, тем божественным пинком из аватаров* и выбил? Рано мне было ещё... Я к последней границе только у Разлома подошёл. Да и то не перешёл бы. Незачем... *Ступени магического ростаи пределы значений,
в рамках которых
маг оперирует энергиями:
Посвящённый (0 – 10)
Ученик (10 –30)
Подмастерье (30 – 100)
Маг (100 – 300)
Магистр (300 – 700)
Архимаг (700 – 1200+)
Аватар (неопределяемо).
По большому счёту,
аватар – уже не вполне человек. – А вам не страшно? – испугалась Стеша. – А вдруг боярин вас вправду вызовет? – Я ж не с пустыми руками пойду, – усмехнулся я. – С мечом. А в этот меч, Стеша, сила целого архимага упакована. – Так то меч... Как же вы им будете, когда он архимагический, а вы... – А я – ученик пока? Это не страшно. Тому мечу воин вовсе и не нужен, он и сам по себе может. И даже против целого войска! – если брать в расчёт нынешнее малосильное в магическом отношении войско, каким оно передо мной предстало. – Он того боярина... Слыхала, может, как Змей-Горыныч говорил, «на одну ладонь посажу да другой прихлопну»? – Так он же хвастался! – Змей-то? Тот и вправду мог. – А это разве не сказка? – Сейчас, может, и сказка. Но все сказки когда-то были правдой. И Змей. Книгу сказок найти, что ли? – И Горыныча всё равно Иван-Царевич победил, – поставила точку в разговоре Стеша и принялась за малиновый пирог. Ну вот. Чуть что – сразу «Иван», как будто других имён нет. Хотя Царевич Горыныча побеждал неоднократно, потом Змей даже подначивать его перестал. Меня, в смысле. Да, сперва меня Царевичем на факультете прозвали – всё ж таки прямая мужская линия от Рюрика, хоть и не старшая. Да и магия мне легко давалась. Это потом, когда я Кузьму сделал, стараниями язвительной Ярены ко мне крепко кличка «Дурак» прилипла... Нас в кружке со студенчества было пятеро – я, Змей, Кош, Ярена и Малуша. И вот не надо ухмыляться, увлечены мы были в первую очередь магией, новыми открытиями и достижениями, ходя и к девам тоже подкатывали, но это было... второстепенное, что ли. Особенно с Малушей. Очень её камни привлекали. Руды. Минералы. Структуры земельные. Ах, как её Ярена за успехи ревновала! Малуша одна меня поддержала, когда я в меч вложился. Для неё, казалось, любая жертва была приемлема – ради познания магии. В последний раз я её увидел, когда заново до архимага дорос. Нужен был мне камешек один специфический, и за этим камнем я к Малуше и пошёл – по наводке Змея, между прочим, иначе, не зная точного места, фиг бы я её отыскал. Пришёл, сел на камень, мхом обросший, дождался урочного часа. И вот тут в первый раз я понял, что не хочу аватаром быть. Горыныча в змеевой шкуре никогда не боялся, а тут... Огромнаямалахитовая ящерица с человеческим лицом смотрела на меня подёрнутыми изумрудной дымкой глазами. И не было в них никаких человеческих желаний – только что-то далёкое, отстранённое... Она изучала меня, замершего, постепенно то ли вспоминая, то ли узнавая. Шевельнула чёрной полосой вдоль хребта, поднялась с земли почти прежней девицей в изумрудном сарафане. Только коса будто к спине приклеена, и среди смоляных прядей полнёшенько медных, точно проволочки вплетённые. И взгляд нечеловеческий, Перун – и тот живее смотрит. Летел потом домой да всё думал: хочу ли я такого? И понял – нет, не хочу. Да и не было у меня пристрастия к определённой магической стезе. Змей вон в зооморфы подался. Кош лекарскую школу развивает. Ярена – наоборот, энергию распада хотела использовать, оптимизировать, понимаете ли, естественные природные процессы. И только мне было интересно сразу всё. Как есть Дурак. УЧЁБА, ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. И ЭТО Я ЕЩЁ ИЗ ДОМА НЕ ВЫШЕЛ! Первый день осени чётко дал понять, что расслабляться не следует. Мы пили утренний чай: я, Пахом и Стешка. На самом деле это только так называлось – «чай». Стол был уставлен всяческими вкусностями, соответствующими, по понятиям кухарки Осьмуши, утренней еде: плюшками, творожными и ягодными ватрушками, сладкой кашей с изюмом и цукатами, морсами трёх сортов и медовым сбитнем. – Ну вот, двое учеников у нас, – довольно поглядывал на меня да на Стешку дядька. – Вы ужо смотрите там, в первый день-то ни с кем не раздеритесь. Особенно ты, Степанида! – А чего я-то? – сделала Стеша честные глаза. – Я всего-то два раза только их и поколотила. Мне стало смешно и при том любопытно – кого это «их» и за что? Но выяснение занятных подробностей пришлось отложить на более позднее время. – Глянь, – Пахом ткнул пальцем в окно, – кого нелёгкая несёт? Нелёгкой слегка помогал управляющий Фёдор, сопровождающий неизвестного нам типа, видом напоминавшего вчерашних банковских служителей. – Не вчерашний ли Салтыковых человек? – дядька подозрительно рассматривал приближающихся. – Нет, не он. Может, юриста Фёдор так быстро нашёл? – А чего рожа такая кривая? – возразил Пахом. – Какой дурак с таким выражением наниматься пойдёт? – Тоже верно. Слушай, может господам из Земельного банка показалось, что я им мало денег заплатил? – Да щас! – рассердился Пахом. – Такие деньжищи! Втрое ведь против выданного взяли, кабы не больше! Пусть попробуют только, бумага об отказе от претензий у нас на руках, мы ежели что... Что «ежели» я снова не успел послушать (честно говоря, как-то вот эта тенденция начала меня немножко напрягать). В дверь постучали, и из прихожей раздался голос Фёдора: – Ваша светлость, вы позволите войти? – Иди сюда уж, не кричи из сеней-то! Он прошёл в горницу: – Ваша светлость, прибыл нарочный из государева суда по иску от бояр Салтыковых, – в этом месте Кузя, сидящий малым мечиком на лацкане пиджака, слегка дрогнул, но я мысленно велел ему: «Не возникай!» – Настаивает на встрече с вашим юристом либо иным особым представителем. Выставить его мы не имеем права, а лично принять я не осмелился. Поиски юриста вчера запущены, но кандидата пока нет, поэтому... Я окинул взглядом горницу. Нет, к Пахому приглашать этого писаку не стану. – Веди его в беседку, пусть подождёт, немного спустя выйду. Я наскоро допил чай, слегка щёлкнул Стешку по носу и положил перед ней затесавшийся в кармане полтинник: – Проголодаешься в гимназии – пирожок купи или мороженое. – Да я уж выдал, на обед-то! – строго сказал Пахом. – Выдал – и выдал, молодец. А вдруг мой лекарь два раза проголодается? Нам в клане Пожарских люди крепкие нужны. Пахом хмыкнул, а Стешка радостно спрятала монетку в кармашек форменного фартучка. Разговор с нарочным вышел короткий. Всего-то принять извещение о поступившей жалобе и начале расследования. Расписаться в получении. Я вернулся во флигель, сломал скрепляющую конверт печать (слабенько отсвечивающую магическим фоном). – Ну что? – тревожно спросил Пахом. – Да всё то же. Так я и думал, что Мишка Салтыков побоится меня на Арену вызывать. – Прям уж побоится? Я усмехнулся: – А ну, что будет с тем, кто последнего Пожарского убьёт? – А обязательно убивать? – испуганно пискнула Стешка. – Нет. Но я бы обязательно условие поставил: биться до смерти. И тогда либо я его убью, либо он убьёт меня – и тем самым весь свой род на смерть обречёт. Салтыков такую вероятность видит и именно её боится. Поэтому побежал судиться. – Отберут меч-то! – горько посетовал Пахом. – Ну, это ещё бабка надвое сказала. Верь в меня, дядька. Придёт юрист – приглядись. Коли понравится, проси меня дождаться. АКАДЕМИЯ Из ворот мы вышли в разные стороны. Стешка с дедом – налево, я с мечом – направо. Стоило нам завернуть за угол, Кузьма принял человеческий вид. – Кузька, ты знаешь, я не люблю, когда ты таким белобрысым проявляешься. – Извини, пап, – Кузя тряхнул головой, становясь умеренно-русым. – К остальному претензий нет? Я придирчиво окинул его взглядом. Выряжен почти как я, только костюм не в тонкую серую клетку, а серо-стальной. Голубая рубашка, тёмный галстук, туфли лаком блестят. Выпендрёжник! – Нормально, – оценил я. – А когда ты меня своим домашним представишь? – Когда ты отвыкнешь меня прилюдно папой называть. Вопросы ведь у них возникнут. Кузя аж остановился: – Верно! А как быть?! – Как-как... каком кверху... Не придумал я. Дмитрий Михалычем хоть зови. А если папой – то не вслух. – Понял! Ух ты, глянь, какие девочки! «Ух ты» попались ещё множество раз. Вузов в столице несколько, девицы по нынешней моде все учёными хотят быть, так что к положенному времени город наводнился прихорошившимися барышнями. Как же, каникулы прошли, надо всех поразить неземной красотой, особенно подружек, и девчонки старались как могли. Кузя без зазрения совести крутил головой и комментировал глазки, ножки, декольте – а чего, дескать, не комментировать, раз на показ выставлено? Спасибо, хоть делал это негромко. А во дворе Академии раскинулся целый цветник. Девчонки кучковались по клумбам – тьфу, по группам! – должно быть, разобравшись по факультетам или ещё как. – Зацени! – восторженно пробормотал Кузя. – Вот это я понимаю: девицы – высший класс! И тут нам в спину заорали: – А ну-ка стой! Если совсем честно, я не сразу сообразил, что обращаются к нам. От стайки первокурсниц, которую мы с Кузьмой обошли, к нам бросилась яркая, смутно знакомая, девица. – Стоять, кому говорю! Я коротко склонил голову. – Это ты мне? – Да кому ты нужен вообще! – вот это поворот... – Кузьма, это так понимаю к тебе? Кузя явно мялся. Чего это он? – Папаня, тут такое дело... Но девица не дала ему и слова сказать. – Ты! Мерзавец! Как ты, мразь, пролез в наш родовой арсенал? Ты?! – она ткнула в Кузю. – Дмитрий, я ... это... – Разбирайся. Позже расскажешь... И пошёл к парадному входу в Академию. А позади разгорался скандал. Чувствую, первый учебный день удался, ещё не начавшись. САЛТЫКОВА. НАКОНЕЦ-ТО ЛЮДИ! Из боярского лимузина Настя вылезала, задрав нос. Положение обязывает. Только на душе скребли не кошки даже, а рыси. Папенькина ярость так её напугала, что в момент экзекуции Настя позорно описалась. И это ещё хорошо. Папенька, увидев это, слегка остыл. Но наказание всё равно не урезал. Сидеть ей на домашнем аресте как бы не полгода, до зимних праздников. И лишили всего. Единственная возможность людей увидеть – выезд в академию, тут уж с прежним пафосом, в лимузине и с охраной. Подружки, конечно, заметили её отсутствие на тусовках. Хуже того – её отсутствие на связи. Полное отсутствие, потому что после звонка в «Последний шанс» папенька велел и простой телефон в её комнатах отключить, не только магофон отобрать. Настя заготовила легенду о деловой поездке в родовые имения, в Сибирь, и даже вообще в Тикси. Дескать, папа оценил её хватку и экономические способности, планирует дать в семейном деле самостоятельное задание. Поэтому, мол, и связи не было – из такой-то дали. Да и некогда было звонить, попусту трепаться. Столько дел, столько дел! Планы, совещания... А теперь вот – вернулась, и сразу на учёбу. Врать про это было легко: спасибо богам, папенька понимал, что на выезде статусу рода нужно соответствовать, магофон выдал (с условием, что по возвращении домой Настя немедленно сдаст его в родительский сейф), денег немного. Однако, сразу пришлось выкручиваться. Лизка Трубецкая увидела её, запищала радостно: – Наконец-то ты приехала! Столько новостей, Настя! Я тебе вечером позвоню, поболтаем. Настя важно поправила волосы: – Не получится, Лиза. Вся болтовня – сейчас. Я с учёбы сразу в наше управление поеду, на практику, потом в архив, потом совещание вечером. Папа сказал: никаких звонков, полная отдача, иначе не видать мне места в родовом совете. Приходится соответствовать. Как порог дома переступила, этот магофон выключаю, беру рабочий. Номер секретный, извини. – Ничего себе! – с завистью протянула Ведана Милославская. – Мне бы так! Вышло, что подружки даже сочли Настино выпадение из тусовки неожиданным личным успехом. Очень удачно получилось! Группа девиц с экономического прирастала всё больше. На вступительных (чистая формальность, кто ж клановых не возьмёт!) все успели перезнакомиться и теперь обменивались последними сплетнями, хихикали на тему: попадётся ли хоть один симпатичный и холостой преподаватель? – и весело обсуждали новинки моды. Сейчас предварительный звонок будет – ка-ак все красивые зайдём, все в обморок попадают! Мимо проходили девчонки из других групп – само собой, не такие эффектные – и парни, иногда суровые, иногда улыбающиеся. Девчонки строили глазки и делали вид, что им совершенно всё равно. Вон ещё двое идут. Тоже, наверное, первокурсники. И тут Настя одного из них узнала. Это же тот вор-кладовщик! В том, что меч украл мнимый кладовщик, Настя, после всех неприятностей, выпавших на её вторые девяностые, была совершенно уверена. – Так, стоп! – она кинулась вперёд, вызвав замешательство в рядах подружек. – А ну-ка, стой! – Салтыкова выскочила перед парнями, уперев руки в боки: – Стоять! Кому говорю! Парни о чём-то коротко переговорили, и «кладовщик» остался. – Ты мерзавец! – «Ты знаешь, как болела попа?!» – Вслух она этого, конечно, не выкрикнула, но воспоминания ещё больше разожгли огонь праведного гнева. – Как ты пролез в родовой арсенал? Ты?! Все обиды прошедших дней, все переживания вспомнились со страшной силой –Настю аж затрясло. С каждым словом она тыкала «кладовщика» в грудь пальцем и всё сильнее выходила из себя. А парень глупо улыбался и неловко бормотал: – Да не горячись ты... щас всё объясню... ну... не ори ты так... После этих слов, доведённая до белого каления, Настя, со всей дури треснула парня по щеке. И разревелась. – Так! Ну-ка, заткнула фонтан! – от неожиданности Настя икнула и ... заткнулась. – Иди за мной! – «кладовщик» крепко прихватил Салтыкову за запястье и потащил от входа направо, за угол, за ближайшие кусты, припёр Настю к стене и звенящим шепотом потребовал: – Прекратила орать! И срочно перестала быть дурой! – Я не дура! – А кто перед всеми позорится? Кто ревёт и скандалы устраивает? Значит, так! – он слегка ослабил хватку. – Уно! Знакомимся! Твоё имя я знаю. Моё – Кузьма. Дуе! Я – телохранитель князя Пожарского! Тре! Клянусь силой, данной мне богами и создателем, что в ваш арсенал я попал по праву и ничего оттуда не вынес! Куаттро!* Если есть ещё вопросы, их можно решить без истерик и слёз. Поняла? *Здесь меч считает,
почему-то по-итальянски.
Зачем?
Выпендривается, наверное.
Или неосознанно
демонстрирует причастность
к итальянской
фехтовальной школе. Настя помолчала. – Поняла. – Ну и прекрасно! – Кузьма развернулся и пошёл к входу. Обернулся через плечо и негромко добавил: – А сиськи у тебя зачётные! – Мерзавец! – так же негромко бросила ему в спину Салтыкова. – Я знаю, мне папа это постоянно говорит.
12. НУ, С ПОЧИНОМ!
ИЗМЕНЕНИЯ Далеко от входа я не пошёл, остановился у доски со списками факультетов. Пяти минут не прошло – вбежал Кузьма, протиснулся ко мне сквозь толпу, наклонился к уху и тихонько уведомил: – Всё, более-менее уладил. – Это кто вообще была? – Салтыкова. – Опа! И что ты ей сказал? Опять что-нибудь наплёл и за сиськи подёргал? – Папаня, ну чего ты? – А что застеснялся-то? – Ну не на улице же! – А-а-а, значит есть далеко идущие планы? Кузя, ты смотри на него, слегка стушевался. – Ну-у, есть, конечно. – Ага, «есть»! На жопе шерсть! Кузя! Ты вспомни, кто ты такой, и вспомни, кто она! – Любви все возрасты покорны, и сословия тоже. – Кузька, охальник! – я притянул его поближе: – Ты – артефакт, а она – человек! Идиота кусок... – Смею напомнить, – Кузьма сделал чопорное лицо, – во мне огромная часть тебя, папенька! Значит, я – кусок тебя! – Вот ты наглая морда! – не выдержал и рассмеялся я. – Ладно, там посмотрим. – Ага, – обрадовался он и с большой готовностью сменил тему: – А ты чего тут? – Да вот, открыл для себя несколько новых факультетов. – Экономический, полагать надо? – Не, про экономический волею судеб я уже слышал. Туда что – самых слабосильных берут? – Да они все тут... Очень умеренного уровня, так скажем. Мда, к этому я всё никак привыкнуть не могу. – А вот ещё «Право». Законников учат? – Ну да. – А что им мешает в обычный этот пойти, как его... – Юридический институт? – Да. – Да ничего не мешает. Кто-то и идёт, из родов поскромнее. Только после обычного юридического нельзя ни в решении родовых споров никого представлять, ни даже в делах, где магия в любых проявлениях присутствует. – Он, выходит, для чинов попроще? – Ага. – Зельеприготовление, целительство и алхимию в одну кучу свалили, – неодобрительно заметил я. – У них, видать, начало одинаковое, а потом уж специализация. Из прочих факультетов значились ещё наш боевой и «Существоведение» (ну, это понятно – монстры, духи и прочее; только раньше это всего лишь обзорная дисциплина была: дали основы, а там уж на практике разбирайся, что за монстры на тебя выскакивают. А теперь вон чего – пять лет типологию существ по полочкам раскладывают, м-гм). – Я не пойму, а факультеты предсказаний и превращений куда дели? – О! Это теперь только для избранных. После основного курса надо усиленный экзамен сдать, чтобы в эту попасть... как её... в аспирантуру, вспомнил! И големостроение теперь там же, и магические конструкции. – Надо ж ты... Прозвенел длинный звонок, и студенты сплошным потоком потекли внутрь здания. Первокурсников по традиции набили в актовый зал, разразился второй звонок (уже короткий), и какой-то сухонький старичок принялся долго и нудно рассказывать, как же нам всем повезло – вот прямо очень! – учиться в великой Магической Академии, где учились такие величины... Далее шло длинное перечисление особо выдающихся выпускников. Между прочими я с удовольствием услышал и своё имя. Причём дважды. И как выпускника, и как преподавателя. Правда, Ярену упоминали чаще, да и леший с ней. Потом деловитые и надменные девушки со старших курсов начали разбирать новичков по аудиториям. И оказалось, что боевой факультет – он... непопулярен. Первыми увели «Экономику» и «Право», после чего зал опустел едва ли не на две трети. Половина из оставшихся отправилась на алхимию, ле́карство и зелья. – Интересно, – негромко прокомментировал Кузьма, – девяносто человек осталось. Можно начинать смеяться, но из этих девяноста шестьдесят ушли магических существ изучать. Я пересчитал рассеянных по помещению студиозусов – натурально, тридцать штук будущих боевых магов. Ядрёна-Матрёна! Из битком набитого зала! Это что – весь боевой факультет? – Так, боевые! – высокомерно оглядела нас последняя дежурная девица. – Следуйте за мной! – и пошагала впереди, неторопливо впечатывая каблуки в мрамор коридора. Так и хотелось замедленно, слегка растягивая слова, отсчитывать: «Левой-правой-левой-правой...» Кузя маслено сощурился вслед покачивающейся короткой юбочке и явно вознамерился выдать восхищённую оценку, но мне совсем не хотелось, чтобы кто-то услышал подобные наши разговоры, и я мысленно попросил: «Помолчи-ка, сынок, будь любезен». Кузя покосился на меня и обошёлся без комментариев. Но разглядывать выдающийся задний фасад сопровождающей не прекратил. Так мы добрались до нашей аудитории, девица открыла нам дверь и томно сообщила: – Декан вашей кафедры задерживается. Советую не дурить, а спокойно дождаться. Вылететь за нарушение дисциплины в первый день – это очень глупо. И пошла по своим делам. Левой-правой-левой-правой... На двери красовалась устрашающая табличка, предупреждающая, что присутствие посторонних лиц, не числящихся в списках учащихся, на занятиях запрещено. Не иначе, секретные секреты опасаются кому попало выдать! Ну, или просто, чтобы зевак не водили. Я притормозил в коридоре, ожидая, пока все войдут. – Так, Кузьма, давай-ка, – я похлопал по лацкану пиджака, – чтобы никто с вопросами к тебе раньше времени не лез. – Как скажешь, папаня, – он завис передо мной маленькой блестящей фибулой, которую я приколол к пиджаку и вошёл в аудиторию. РАЗНЫЕ ЛИЦА Итак, группа у нас была небольшая, а аудитория стандартная – просторный лекционный зал с уходящими вверх рядами, как в античном Колизее или в цирке, только ещё столешницы для писания приделаны. Расселись свободно. Я занял место на последнем, самом верхнем ряду, поэтому мог почти безнаказанно обозревать одногруппников.Первое впечатление получилось неоднозначным. Группа, пока мы шли в аудиторию, поделилась на четыре неровных части. И за парты они сели так же группами, благо размеры аудитории позволяли. Я смотрел на них и пытался понять принцип разделения. Ну, допустим, первых условно назовём «служивые люди». Все старше двадцати, добротная, дорогая, но не пафосная одежда. Взрослые, уверенные в себе. Возможно уже послужившие и крови понюхавшие. На остальных смотрят спокойно, без вызова, но цену себе знают. Теперь вторые. Этих можно назвать «мажоры». Одеты дорого, легко и ярко. И как-то поголовно непрактично. Если рубашка, то тончайшего шелка, если платье, то лишь чуть прикрывающее попу, все прелести напоказ. Кстати, девочки в этой группе самые красивые. Третье. Я бы назвал их «заучки». Такие эталонные любимцы учителей. Всё знают, почти всё умеют. Свитера, тёмные штаны, даже у девушек. У многих парней длинные волосы, собранные в практичные хвосты. А вот в четвертую группу я бы включил всех остальных. Себя, кстати, тоже. Одиночки. Самые разнообразные персонажи. А расселись они, что характерно, тоже сильно по-разному. Вот, на первой парте, прямо перед кафедрой преподавателя, аккуратно разложила несколько книг и канцелярию эффектная блондинка. Судя по предполагаемой стоимости её одежды, она должна бы быть в «мажорах», но и они её старательно не замечают, и она демонстративно не смотрит на пафосные ряды. Или вот у окна сидит – типичный главный забияка в классе. А может, и на потоке. Удобная, но слегка мятая одежда, синие волосы, широченные плечи и сбитые костяшки пальцев. Привык решать всё кулаками? Для мага странновато. Но как-то же он на боевой поступил? Значит, что-то может. Или близняшки-азиатки. Я не очень разбираюсь в азиатских народностях. Может, Монголия, Кхитай, может, Мьянма или Япония. Или из Средней Азии, там тоже полно таких тонкокостных, круглолицых, очень симпатичных брюнеток. Сели вместе. Но, судя по всему, или у них какой-то конфликт – или просто не любят друг друга. У близнецов такое бывает. Или любовь и взаимопонимание. Или тоже взаимопонимание, но ненависть... Хотя, кто их разберёт. За партой около двери, в одиночестве, развалился толстяк. На первый взгляд – перс. Такие же чуть навыкате масляные глаза, густые черные волосы. Одет подчеркнуто скромно. Вот только бедность в одежде не соответствует презрительному взгляду, которым он время от времени окидывает присутствующих. Чувствую, учиться здесь будет забавно.
Дверь открылась, и в аудиторию стремительно вошел старый знакомец, Болеслав. Судя по его взъерошенному виду, в академии что-то случилось. Или не в академии... – Так, студенты! Всем, кто меня видит впервые, сообщаю: я – Болеслав Константинович Монтеев, декан факультета боевой магии. Сегодня у вас первый день в стенах Академии, с чем я вас и поздравляю. Вводный урок... Да, – он слегка тряхнул головой. – Для начала представимся. Сейчас каждый, в порядке оглашаемого мной списка, должен встать и коротко о себе рассказать, буквально пару предложений. Вы будете учиться вместе пять лет, поэтому думайте, как и что говорить. Ну-с, начнём. Он называл фамилии из классного журнала, студенты вставали и представлялись. Запомнить всех и каждого в первый день – задача, по-моему, излишняя. Но отдельные, избранные, так скажем, персонажи меня интересовали. Кое-кто из мажоров, кое-кто из одиночек. Посмотрим, послушаем. Первой вызвали красавицу блондинку. – Анна Федоровна Белова, боярышня рода Беловых, родом с Урала. Рада учиться на этом факультете. Мда, негусто она о себе рассказала. Нужно потом в библиотеку зайти, или сразу в книжный. Купить книгу боярских и княжеских родов. Судя по тому, что произошло с родом Пожарских, изменений полно. Не помню Беловых, а тут аж целый род. И судя по Анне – небедный. Следующих вызвали близняшек-азиаток. – Момоко Дайго, – поклонилась одна. – Сатоми Дайго, – абсолютно на тот же угол поклонилась вторая. – Мы из Ниппон-коку. Очень рады учиться с вами! – хором сказали обе. И сели. Обалдеть, информативность. Кто, что? Ну будем искать, судя по всему, книжки по Азии тоже нужны. Следующий встал здоровяк с синими волосами. Коротко поклонился. – Илья Ильич Муромский, дворянин из, – он улыбнулся, – Мурома. В нашем роду, уже пять сотен лет, все старшие сыновья поступают на боевой факультет. Ну и я поступил. Рад видеть достойных учеников. А вот Муромских знаю! Ещё с их родоначальником знаком был. Там история такая приключилась, что мы всем факультетом целый год пот утирали. В общем, так. Простые богатыри из рода Муромских издревле верно служили князьям, скачала Киевским, потом Владимирским. Но именно как вои. А тут – нате вам! Родился мальчишка, магией одарённый. Естественно, как срок пришёл, его – в Академию. Приехал Илюша, смотрит по сторонам – вокруг талант на талантище! Один яблоки молодильные вывел, другой со зверями разговаривает, третий ифрита в чугунный чайник запихал... А Илья хоть маг, но весьма средненький, с первым магом в семье часто так бывает. А хотелось-то – о-го-го! И узнав, что я спал на ложе Святогора, Илюша не удержался и решил повторить мой подвиг. И даже переплюнуть! Короче, подгадал он под Коляду да пробрался в Святогорову избушку. Переночевал... а слезть с ложа не смог, словно примагнитило его. А народ весь на гулянья повалил, ещё удивлялись – отчего Илюха в стенку кулачную не вышел, очень он до той забавы охоч был. В общем, когда его нашли, он на камне уж тридцать три часа сиднем просидел. Мы с Кошем да с Яреной чуть не хоровод вокруг него водили, Кош какой-то водой Илью отпаивал. Однако ж ещё год Илья ноги двигал еле-еле. Что-то там с проходимостью каналов случилось и животворными жилами. Пришлось ему приёмник специальный мастерить из метеоритного железа, чтобы, значит, энергетическую проводимость восстанавливать. Так он всюду с ним и ходил. Ещё в комплекте сапоги железные были, чтобы на землю замыкали. Сапоги из земли тянут, приёмник – из ветра, энергии между собой завязываются да по телу бегут... И каждый вечер – к Ярене, неусвоенную распадающуюся энергию вытянуть, чтоб зашлаковки манопроводящих каналов не происходило. Еле как отходили парня, намучились до опупения. Зато уж после здоров он стал, мама не горюй. К чоботам железным пристрастился. Даже кличка у него появилась – Илья-Чоботок. Да и удобно, говорит. Хоть пешим ходом, хоть с седла этим чоботком супротивнику зарядить можно – мало не покажется. Ну и приёмник, конечно, не оставлял. Он с ними здорово в уровнях поднимался, хоть и шла эта энергия в основном в силу да в боевые щиты. Знал бы Илюха, что правнук бошку в синий цвет покрасит... Следующий парень вскочил резво, едва заслышав начало своей фамилии: – Демигнисов Иван, купеческий сын, пожалован в наследное дворянство за проявившийся дар, очень рад учиться на боевом факультете. То-то я первоначально отнес его к «мажорам», но никак не мог понять, чем он среди этой пестрой категории выделялся. Видать, купеческий род богат настолько, что любых бояр и дворян может в два счёта обставить. Но одними деньгами в избранное общество не войдёшь. А тут – пожалте, владение магией проявилось! Причём, если я всё правильно понимаю, сильнейший дар к огню. Огненно-рыжие кудри, россыпь конопушек по улыбающемуся лицу. А раз дворянство наследное, где-то и проявить себя мальчишка успел. Возможно, даже героически. Следующим вызвали меня. Я встал и поклонился. – Князь Дмитрий Пожарский, перевелся на боевой факультет с экономического. Чему очень рад. Будем знакомы. Не, ну а что? Всем можно, и мы в краткость поиграем. Следующим из интересных мне вызвали толстяка, сидящего у входа. Тот неторопливо вознес телеса на ноги и густым басом представился: – Фарид ар-Рахим ибн Сулейман ибн Абу Бакр Калын. Я иранец, прибыл на ваш факультет по программе обмена. Рад учиться в великой Академии. Мягко сел, но всё равно парта под ним дрогнула. Болеслав Константинович закончил представление учеников неожиданным заявлением: – М-да... Что же, рад приветствовать всех. Надеюсь на ваше усердие и желаю успехов в освоении нашей благородной профессии. У нас будут ещё несколько учеников, они сейчас проходят необходимые таможенные и прочие процедуры. М-м-м... иностранцы... но они сами потом представятся. Чувствовалось, что мысли Монтеева сейчас далеко от учебного процесса. Интересно, что же его так беспокоит? «УЧЁБА» Честное слово, можно было смело идти домой. И я бы ушёл. Если бы не весьма недвусмысленно озвученное условие: свыше пяти пропусков занятий без уважительной причины – мгновенное отчисление без права восстановления. А, значит, придётся ходить. И сидеть. Книжку какую, что ли, в библиотеке взять? Может, летопись? Хоть перестану в родах и временах путаться, всё-таки, восемьсот лет – это вам не воробей капнул. На вторую пару вместо Болеслава явился молодой и какой-то дёрганный преподаватель. Я сперва не мог понять, чего он ерошится, а потом как понял! Мальчишка-то молодой совсем. Поди, недавно только Академию закончил (кабы не в прошлом году), да за усердие был оставлен преподавать. Вот и переживает теперь, чтобы никто не усомнился в его авторитете. Эх, молодо-зелено... Рассказывал мальчишка как по писаному: происхождение и историю применения боевой магии. Однако, когда дошёл до базовой механики процесса, изложение начало вызывать у меня определённый скепсис. Нет, всё правильно, но... это же только один из вариантов применения магии. Самый прямолинейный. А где остальные? Возможно, позже будут, по мере накопления опыта? Дальше пошло рисование примитивных энергетических схем, и мне стало совсем уж скучно. И тут я чуть в лоб себя не треснул! Чего сижу-то? Ради чего всё затевалось? Ради использования манонакопителей местных! В портфеле у меня, конечно, лежал с десяток лечилок, чтобы после учёбы забежать в свободный тренировочный купол и устроить себе час безудержного веселья с предобморочными состояниями, но можно ведь и время до конца занятий использовать, правильно? Просто нужно что-то сложное в исполнении, но малоёмкое, чтобы запаса маны до следующей перемены хватило. Так-так...
13. ПРАВИЛА И ВОЗМОЖНОСТИ
СТУДЕНЧЕСКОЕ БРАТСТВО ИЛИ ОКОЛО ТОГО Оставшееся время урока я использовал с максимальной пользой: попросил Кузьму отчекрыжить мне от тетрадного листа идеальный квадрат и складывал из него лодочку. Естественно, не руками, а силой плотных воздушных микропотоков – иначе какой в том рукоделии смысл? Получилось кривовато, но для начала – пойдёт. Самое главное: был плотно занят работой с магической энергией больше часа, а ману потратил даже не всю. По ощущениям, во всяком случае. Если бы сразу догадался перед началом урока магоизмерительную плитку на стол выложить, мог бы и лучше ориентироваться. Конечно, я её с собой припёр! Не такая уж для меня тяжесть, а уверенности в процессе преизрядно добавляет. После второй пары все начали подниматься с разной степенью торопливости – большая перемена, нужно успеть на обед сходить. Тут опять новости: для студентов – никаких походов в близлежащие ресторанчики и кафешки! После уроков – пожалуйста, а в большую перемену – извольте проследовать в студенческую столовую, ради поддержания духа студенческой корпорации (или как там этот дедуля говорил?). В общем, по чьему-то сверхмудрому мнению, общий столовый зал должен был сбить разношёрстную и разновозрастную толпу в единое магическое братство. Ахинея, по-моему. Ладно бы в реальном боевом походе, вокруг одного котла. Или хотя бы не в боевом походе, а в исследовательском, там тоже волей-неволей общие интересы проявляются, взаимовыручка и прочее. Но вот так... Впрочем, правила есть правила. Я только до Святогоровой избушки добегу, подзаряжусь – и сразу назад.В коридорах было людно, но не тесно. На выходе из аудитории Кузьма сразу проявился по левую руку: – А тебе не кажется, что госпожа Белова направляется туда же, куда и мы? – Посмотрим. На дорожках, уходящих в глубину тренировочной зоны, народу тоже было предостаточно, но узнаваемая фигурка маячила впереди. – А я ж её уже видел! – вспомнил я. – Только внимания тогда не обратил. – На такую девчулю – и не обратил внимания? – поразился Кузя. – Во-первых – фу. Что за гаденькие словечки? Во-вторых, если ты забыл, такие блондинки не в моём вкусе. Хотя, фигура – огонь, глаза сами цепляются! А в-третьих, мне тогда не до того было. Голова была занята проблемой: как хотя бы двадцатку по показателям вытянуть. – Поверь моим многолетним наблюдениям, – многозначительно понизил голос Кузьма, – в таких делах голова, как правило, вообще не участвует. Разве что ниж... – Ох, укорочу тебе язык! – пригрозил я. – Или ремня выдам! Это, чтоб вы знали, не про порку, а про ремешки, которыми меч в ножнах завязывается, чтоб не вынимался попусту. – Ну чё ты сразу, пап... – Кузя хотел надуться и тут же забыл про это: – О! Точно, к Святогору повернула! – Так, тогда сразу не пойдём, дождёмся, пока она выйдет. – Это почему? – удивился Кузя. – В прошлый раз мне показалось, что она не очень рада была кого-то рядом увидеть. – Так в прошлый раз каникулы были! – выпучил глаза Кузя. – А теперь в этой избе хоровод, наверное, в три ряда стоит! Пошли, а то вместо обеда тебе только вид столовой достанется. – Нда? – я посмотрел на людской ручеёк, втягивающийся в двери музея. – Ну, пошли. С прогнозом Кузя оказался прав. Не в три ряда вокруг Святогорова ложа, конечно, но очередь стояла человек в двадцать, как только люди успевали проходить, так и следующие прибавлялись. Анна Белова проскочила за несколько человек впереди нас. Меня она то ли не заметила, то ли сделала вид, что не заметила. Впрочем, как и всех остальных. – Так, Кузьма. Ты подходишь тоже. – Малым накопителем сработать? – сообразил он. – Именно. Если я на уроке перестараюсь, чтоб маленько меня подзарядить мог.
Столовая была гораздо внушительнее актового зала. Очевидно, что вкусно покушать здесь любили гораздо больше, чем хорошо поговорить. Обеденный зал был заставлен множеством небольших квадратных столиков, большая часть из которых в данный момент была занята. К стойке буфета тянулась очередь человек в пятнадцать. – Ну, вот! – бодро пристроился к этому хвосту Кузьма. – Основная масса рассосалась! – В следующий раз тебя отправим обед взять и место занять, – с некоторой досадой сказал я, – не люблю я вот это – по очередям... – Ага, а кто бы тебе запас энергии подкопил? – с подначкой спросил Кузьма. И тут меня осенило: – Между прочим, это я обязан на лекциях сидеть. А ты – нет! Будешь гонять туда-сюда на подзарядку! – Опять комариком? – сморщился Кузя. Не любит он эксперименты с экстремальным уменьшением. – А что делать? Или хочешь, чтобы вся Академия наблюдала за твоими перемещениями? – Ла-адно, – Кузя вдруг внимательно посмотрел на очередь впереди. – Так! Кажись, подносы взять надо было?.. А, вижу! Стой, пап, я быстро. Он умчался, а я невольно прислушался к разговору двух стоящих впереди девиц. Нет, не к разговору. К щебетанию. Ах, мой папенька... Ах золотые прииски, Енисейская губерния... А мой сказал, что Волжскую транспортную компанию мне в приданое отпишет, все пять пароходов... Чик-чирик, чик-чирик... Ядрёна-Матрёна, и это – тоже маги? Ну, пусть даже будущие? А мозги им тоже выдадут? Отвернулся с досадой. О! С нашего отделения из мажорок две девицы. Столик совсем близко к очереди стоит. Тоже трещат, как две сороки, никого вокруг себя не видят. – Уму непостижимо! Это какую наглость надо иметь, чтоб на государя покуситься! Ёшки-матрёшки, это что тут такое происходит?! – Кошмар! – согласилась со мной вторая. – А точная информация? – Сто процентов! Дядя Гриша позвонил, предупредил, чтобы я одна с факультета ни ногой. Пока мы внутри стен Академии, мы прикрыты куполом неприкосновенности. Сказал, к окончанию уроков вышлют за мной группу охраны. Он у нас за безопасность главный. – Мне непонятно – почему даже уроки не отменили? – Так покушение-то неудачное! Смысл отменять? – И всё рав... – у девчонки что-то запиликало в сумочке. – Ой, извини, я отвечу. – Конечно! Примчался Кузьма с двумя подносами лёгкого белого металла. Я показал ему знак, мол: слушаем. Девица с пищалкой достала из сумочки плоскую плашку со светящимся... вроде зеркальцем?.. провела по нему пальцем, приложила к уху: – Слушаю, пап!.. Да!.. Да, я в курсе!.. Света сказала... Ага... Хорошо, я поняла! – она отняла от уха замолчавший предмет (магофон! – всплыло в голове название), спрятала в сумочку. – Отец? – деловито поинтересовалась вторая. – Да. Те же меры предосторожности, что и тебе. Состояние повышенной боевой готовности. Но все пока сидят, оценивают обстановку. – Ждут, – с видом специалиста кивнула Света, – перестраховываются. Если бы покушение удалось, тут бы сейчас такое творилось... Мы с Кузей переглянулись. – Ну, не удалось же, – пожал плечами он. – Тебе что положить, курицу или рыбу? – Мясо мне давай, мне мышцу наращивать надо. – М-м. Я тогда тоже, – да, есть он тоже мог. В человеческой форме, понятное дело. – А на гарнир? – Репы пареной, – поддел его я. – Извини, ни репы, ни полбы нетути. Есть картошка мятая и рис. Я уставился на выставленные на длинном прилавке тарелки. – И что из них что? – Картошка вон, жёлтая размазня. Рис – который белыми зёрнышками. – Давай рис. Всё ж таки каша, хоть и басурманская... Известие о нападении на государя тревожило меня. Не то что бы я особо переживал за неизвестного мне царя – но. Это означало, что некие силы (или группы сил) созрели до того, чтобы переделить власть в русском царстве. А я понятия не имею: что за силы, и к кому сунуться, чтобы не огрести нечаянно. Или сидеть, прикинуться ветошкой? – Да не тревожься, бать, – Кузя по своему разумению наставил на поднос каких-то плошек. – Пока князь Пожарский никого особо не интересует. Разве что Салтыковых. Эти, если вдруг заваруха начнётся, обязательно решат под шумок за обиду посчитаться. Но от Салтыковых мы отобьёмся, будь уверен. Главное – в случае войнушки Горуша в особняк портануть. На элементалей магостатика не действует. – А на тебя? Кузя вздохнул: – Частично. В человеческой форме сильнее всего. Мечом – почти нет. Н-н-н... чуть медленнее становлюсь, так что лучше бы пару щитов в запасе иметь. – Да-а, а со щитами-то у меня пока... – А что делать? – спросил он почти как я. – Будем сидеть тихо и раскачиваться. Сколько успеем. Девчонки-щебеталки перед нами расплатились за свои обеды, и мы подошли к кассе.
Остаток учебного дня я вполуха слушал то, что с важным видом вещали нам преподаватели. Кузьма метался между аудиторией и Святогоровой избушкой, беспрерывно подтаскивая мне новые порции маны, и я практически перестал себя ограничивать, выполняя массу мелких, требующих тонкой настройки процедур. Для начала, видя, что мои сокурсники постоянно записывают за преподавателями, я настроил ручку, так чтобы она работала самописцем. Как хорошо, что на всех партах этакие бортики есть по ближнему к учителю краю – видать, чтобы на нижний ряд предметы не выпадали. Благодаря этому бортику сидящие ниже не имели никакой возможности видеть, что у меня на столе делается. Итак, пока моя ручка записывала всякие премудрости, я параллельно продолжал упражнения с бумагой. Складывал лодочки, кубышки, конвертики и стаканчики. Немного себя переоценил, пришлось посреди третьей пары лечилку выпить. Четвёртую пару всё же отменили – под видом первого учебного дня, но подозреваю, что из-за всеобщей тревоги. Мне же лучше. Я собрал своё барахло и пошёл в тренировочную зону. Лаборантов в знакомых балахонах там бродила добрая дюжина. Остановил первого попавшегося, сунул в руки трёхрублёвую бумажку: – Организуй павильон на часок, максимально близко к музею. Парень жест оценил, оглянулся через плечо: – По какому желаете профилю? – Неважно. – Сей момент! Прошу за мной. На сей раз павильон оказался ещё ближе к избушке – только за угол музея зайти. – Вот, пожалуйте: большой водный. Сегодня у групп тренировок уже не будет, можете занимать. Глубина бассейна по центру – восемь метров, спуск ступенями. Щиты до трёх тысяч урона. Прилично! На группу, должно быть, рассчитано. – Благодарствуем, – ответил за нас Кузьма, проявляясь у лаборанта за спиной. Тот слегка подпрыгнул. – Это мой ассистент, – пояснил я, и мы направились в мужскую раздевалку. Не в хорошем же костюме, в самом деле, мне по водному павильону хлюпать? Вместо часа я проплескался всю четвёртую пару. С водой давно не работал, такое удовольствие получил! Кузьма бегал за мной, как нянька, с лечилками наперевес, чтобы папенька в обморок посреди бассейна не хлопнулся да воды не наглотался. Потому, должно быть, ни он, ни я не заметили, что за стеной павильона, в тени кустов акации, стоят и наблюдают за нами ниппонские близняшки. Кузьма в последний заход выловил мою тушку из бассейна, влил в меня лечилку и поставил на твёрдую землю. Вот тут я и увидел, что Момоко и Сатоми внимательно наблюдают за нашими манипуляциями. Заметив, что их обнаружили, двойняшки синхронно поклонились, развернулись и исчезли за кустами. – И давно они стояли? – подозрительно спросил Кузьма. – Леший их знает. Да и какая разница? Ну, посмотрели да посмотрели, никаких секретных технологий тут нет. – Ну, да, – саркастически согласился Кузя. – Подумаешь, хождение по воде до изнеможения! Я усмехнулся, чувствуя, как по телу разливается целительная бодрость: – Пошли, юморист, проверим, каков толк от наших сегодняшних занятий, да домой. Жрать хочу, ужас. Измерительная плитка обрадовала меня увеличение проходимости каналов на единичку! То ли из-за смены вида деятельности с шоково-ударного на кропотливый, то ли из-за Кузиных метаний, благодаря которым я мог упражняться практически беспрерывно, но дело пошло веселее. – Ну, последний заход к Святогору, чтоб пустыми не шариться – и в родовое гнёздышко. – Гениальный план! – согласился Кузя. – Великолепный в своей новизне! – Сдаётся мне, кто-то хочет отца родного подкусить... – Что – я?! – картинно возмутился Кузьма. – Да я никогда!.. Как ты мог подумать – на родного сына?! – Сдам в театральный кружок, будешь знать, – беззлобно пригрозил я. – Шагай давай. ЗАЧЕМ? Сёстры Дайго Телохранители очень вовремя сообщили о прибывшем экипаже, что избавило сестёр от необходимости извиняться перед странным высоким европейцем и придумывать мотивы для объяснения своего подглядывания. – Одного я не пойму, – Момоко капризно поджала губки, откидываясь на сиденье и стреляя глазами в окно на почти опустевший академический двор, – почему мы так долго таращились на этого парня? Сатоми хмуро на неё посмотрела. – Что? – рассердилась Момоко. – Ты можешь завидовать мне. Можешь попрекать распущенностью. Но это не отменяет того, что я отлично вижу характеристики каждого мага! Да наши охранники сильнее, чем он! Он даже до подмастерья не добрался! Как его на боевой взяли, я не понимаю. – Он сам настоял на переводе, – Сатоми смотрела на свои руки, неподвижно замершие на коленях. – Ему не хватало баллов, и он вызвал преподавателя. – И победил? – неуверенно хмыкнула Момоко. – Мы не знаем. Но точно не проиграл. Болеслав согласился взять его под своё поручительство. – С неполной тридцаткой? – Двадцать, – скупо уронила Сатоми. – Для поступления на боевой сейчас требуют двадцатку. Ты бы знала это, если бы удосужилась открыть ту папку. – Прошу тебя, перестань! – Момоко раздражённо передёрнула плечами, но Сатоми словно совсем её не слышала: – Но к моменту испытаний у него не было даже двадцатки, поэтому князь Пожарский настоял на поединке. Момоко повозилась: – Ты хочешь сказать, он набрал десятку за лето? Так быстро? Ёмкость у него почти двадцать девять. – Он набрал десятку за неделю, Момоко. И за предыдущую неделю ещё столько же. Если бы ты читала материалы, собранные о нашиходногруппниках, а не просто вертела юбкой, ты бы увидела, что князь Пожарский – очень особенный персонаж. Ещё три месяца назад его характеристики показывали не ноль даже, а минус. – Минус? – с ужасом переспросила Момоко. – Как это? – Я сама не понимаю. Огромный минус. Любая мана уходила в него, как вода сквозь дырявый мешок. Его не могли даже лечить целители, всё оканчивалось истощением мага. Князя – ты только подумай, князя! – пришлось поместить в больницу для простолюдинов. – Фу-у, – брезгливо скривилась Момоко. Сатоми многозначительно на неё воззрилась: – Два месяца он пролежал в коме. И пришёл в себя с небольшими, но положительными характеристиками. Это было чуть больше двух недель назад. – Не может быть! – Ты смотришь на него, как на мальчика с улицы. Да, он пока слаб. В поединке один на один его сможет сломать почти любой из нашей группы. Но я, – Сатоми чуть сузила глаза, – я вижу потенциал. И я могу тебе поклясться, что мало найдётся на земле магов, способных сравниться с этим, – Сатоми протянула руку и коснулась пальцами лба сестры. Момоко нахмурилась: – Но я ничего не вижу. – Это потому, что ты смотришь со слишком малого расстояния! Увидь вот так! Фигурка князя Пожарского, со слабо светящимся пятнышком энергетических характеристик вдруг отдалилась, сделалась маленькой, словно собственный глаз. Зато вокруг проявился ещё один контур – словно слегка размытая человеческая фигура прежнего размера. – Это истинный потенциал, – Сурово сказала Сатоми. – Каккоии*! – вскрикнула от открывшейся картинки Момоко. – Я хочу его! Ты представляешь, как раскроются мои возможности, если со мной будет маг такого уровня?! *Нечто вроде «офигительно!» (яп.) Сатоми кивнула и снова чинно сложила руки на коленях: – Если ему дадут вырасти, как ты понимаешь.
14. ДОЛГИЙ ВЕЧЕР
ВЕЛИКИЙ ИРАН Пару недель назад Личи* не любят быть должными, если к личам вообще можно применить слово «любят». Неоплаченный долг изъедает тёмную ауру, словно ржа. *Лич – это сильнейшиймаг-некромант,
ставший нежитью.
Не вполне понятно,
после смерти или вместо неё
происходит эта трансформация.
Из примечательного:
Чтобы стать личем,
некромант проводит
особый ритуал,
в ходе которого
он заключает свою душу
в специальный предмет –
филактерию. Это доставляло Марварид... досаду. Случай с тем мальчишкой. Она думала, что подарит ему княжество (или даже царство – этот вполне мог бы объединить остальных под своей рукой), но мальчишка не захотел. Его интересовало совсем другое, и он успешно самостоятельно брал всё, чего желала его душа, не нуждаясь в помощи престарелой персидской дамы. Разве что ему слегка повезло с именем. Но записывать это на свой счёт? М-м-м-н-нэ... мелочно и недостойно. Марварид ждала. Рано или поздно представится случай, чтобы расплатиться за столь важную услугу. Пока в один неприятный день не почувствовала, как рвётся связывающая их нить. Мальчишка пожертвовал собой. Причём – ради всего мира сразу, а значит, и ради неё, Марварид, тоже, потому что исчезновение родной реальности вряд ли пойдёт на пользу даже самому могущественному личу. И ради многочисленных потомков Марварид, существующих в рядах живых, но связь с которыми она ощущала – пусть и не в той форме, как это доступно дышащим. Долг разом невообразимо вырос на несколько порядков. И восемь столетий он составлял предмет её раздражения, пока... Она почувствовала это, словно в глухой непроглядной тьме дрогнул какой-то механизм... ещё раз!.. и распахнулись огромные двери, открывая туманно-серый проём, ослепительный на фоне окружающего мрака. – Да неужели?.. – она усмехнулась, ожидая появления знакомой высокой фигуры, но... Ничего не происходило, и тогда Марварид догадалась посмотреть вниз. И вот там-то она и разглядела перебирающуюся через сумрачный порог, крошечную, похожую на букашку фигурку. Она произнесла несколько неприличных персидских слов, которые, оказывается, не забыла за промелькнувшие над миром столетия, и отвернулась от своего виде́ния.
Правитель Великого Ирана, царь царей, шахиншах Аббас ар-Абдулхамид ибн Каюм ибн Адиль Самат проснулся от всеобъемлющего чувства тревоги, которое не посещало его более пятидесяти лет. Под рукой ровно дышала возлюбленная Нилуфар, а вот позади ощущалось присутствие неназываемого. Аббас сел на постели и обернулся навстречу своему страху. В трёх шагах от него, прямо посреди царской спальни, возвышалась тёмная фигура, и лишь на месте лица угадывались белеющий кости. Давно, очень давно царь царей не смотрел на кого-либо снизу вверх. Мысль мелькнула и погасла. За спиной фигуры клубилась тьма. – Великая Марварид призывает тебя, – глухо произнесла фигура, развернулась и шагнула во тьму.
Эшикагасыбаши (хранитель дворца великого шахиншаха) Хамат ар-Талгат ибн Сабит ибн Раис Назар был разбужен среди ночи посланником с белыми от ужаса глазами: – Скорее, мой господин! Великий шахиншах получил приказ от самой госпожи Марварид и требует тебя немедленно!
Первые петухи ещё не успели встретить солнце, а главный управитель учебных заведений, Надир ар-Умар ибн Фуад ибн Шафи Хаким, уже открывал свой кабинет и никак не мог попасть ключом в замочную скважину, так тряслись его руки. За его спиной столпились вызванные в срочном порядке ведущие преподаватели лучшей в стране Гондишапурской академии. Наконец замок поддался, и все они смогли разместиться за большим столом в кабинете управителя. Надир Хаким обвёл взглядом сидящих и промокнул лицо обширным платком: – Великая Марварид обратила на нас своё внимание. Лица сидящих превратились в застывшие маски. – Мы все – пыль перед лицом её, – с трудом разлепив губы, пробормотал заведующий кафедрой магических кристаллов. – Что мы должны сделать, чтобы предотвратить гнев Великой? Ибо все понимали, что если бы Марварид уже разгневалась, никто и ни с кем сейчас бы не разговаривал. Надир Хаким снова промокнул лицо: – Немедленно – прямо сегодня, сейчас!!! – мы начинаем конкурс среди студентов, зачисленных на первый курс магической академии. Мы должны выбрать лучшего из лучших! Самого способного к алхимии, магии стихий, зельеварению и прочему. Но самое главное – к боевой магии! – Может быть, взять кого-то с курсов постарше? – предложил декан кафедры некромантии. – У нас есть очень способные и достойные юноши. – Нет! – почти испуганно вскрикнул главный управитель. – Это должен быть первокурсник! И он должен смотреться первокурсником среди первокурсников! Мальчик поедет в Московскую академию, на боевой факультет. По... – он сглотнул, – по обмену. Остальное я скажу только лично избранному. У нас очень мало времени. К началу учебного года мальчик должен быть на месте. Прошу вас, приступайте! МОЛОДОЙ И ПЕРСПЕКТИВНЫЙ Так молодой и перспективный боевой маг Фарид ар-Рахим ибн Сулейман ибн Абу Бакр Калын, представитель уважаемого аристократического рода (одной из младших ветвей царской семьи), совершенно неожиданно для себя отправился по давно заброшенной программе обмена в далёкую северную академию. С единственной, но всеобъемлющей целью: найти князя Пожарского и внимательно к нему присмотреться (ни в коем случае не ввязываясь в конфликт, а лучше наоборот!!!). Ну и попутно постараться учиться настолько неплохо, чтобы не вылететь с курса. Все попытки задать наводящие вопросы по поводу князя Пожарского вызывали приступ настолько панической истерии у главного управителя учебных заведений, что Фарид понял: разбираться придётся самому. Он получил деньги («специальную стипендию», как было сказано – на первый месяц)*, секретное письмо для иранского посла в русском царстве и одного из редких шеду**, которого должен был оставить при себе на случай необходимости быстрого возврата на родину. *Всё-таки хорошо,
что семья выделяет
младшим принцам
достойное
пожизненное содержание.
**Шеду – крылатый бык с
лапами льва (иногда наоборот)
и головой человека.
Каменный, в данном случае. На перелёт у шеду ушло около трёх суток (с учётом того, что дважды Фарид останавливался, чтобы немного поспать), и вечером тридцать первого августа он приземлился на внутреннем дворе иранского посольства. Встречающий его помощник посла страшно обрадовался, что транспортное средство не требовало ни питания, ни ухода (за исключением выделения нескольких квадратных метров площади на обширном заднем дворе), и всё время ожидания проводило, приняв классический статуеобразный вид. Фариду выделили небольшую дипломатическую квартирку и обещали выплачивать специальную ежемесячную стипендию, размер которой в очередной раз вызвал у него приступ сарказма, после чего он получил возможность нормально выспаться, привести себя в порядок и направиться на выполнение основного задания. Впрочем, это оказалось довольно просто: князь Пожарский обнаружился в списках той же группы, в которую был зачислен сам Фарид. Наблюдая за Дмитрием исподтишка, Фарид с удивлением понял, что к лекциям тот относится довольно скептически и, кажется, едва ли утруждает себя записями, а, судя по взгляду, занят чем-то другим. Одним из умений Фарида, в числе прочих высоко оценённых академической комиссией Гондишапура, была ненавязчивость. Накинув эту ауру, он наблюдал за князем Пожарским и на лекциях, и, главное – всё свободное время – на переменах и по окончании занятий. Этот процесс оказался гораздо более познавательным, чем Фарид первоначально ожидал. Во-первых, у князя Пожарского обнаружился помощник – очень молодой парень, который периодически появлялся и исчезал. Природа этого процесса пока была Фариду неясна, но он поставил себе метку обязательно с ним разобраться. Во-вторых, Дмитрий Пожарский, как и сам Фарид, весьма пренебрежительно отнёсся к бравурному предложению парня с синими волосами отправиться куда-нибудь и хорошенько отметить первый день учёбы. А ведь пошли многие, большинство! Нет, нескольких девушек забрали службы безопасности родов, но остальные... Это было с их стороны довольно глупо – выхваляться друг перед другом и заявлять, что боевые никого не должны бояться. И, тем не менее, они повалили большой толпой, подбадривая друг друга. Они ведь боевые маги, ха! Подумаешь, состояние тревоги и усиленной боевой готовности! Дмитрий в обсуждении предстоящей пирушки не участвовал. Он вообще, кажется, о ней не услышал. Собрался и пошёл... нет, не домой – в тренировочную зону! И Фарид, накинув и максимально усилив свою ненавязчивость, пошёл туда же, уселся на лавочку неподалёку от музея и наблюдал за процессом. И дополнительно выяснил, что: – в-третьих, Пожарский имеет весьма небольшой уровень характеристик (это следовало из уровня магических упражнений и той частоты, с которой он бегал на подзарядку к месту силы), – в-четвёртых, несмотря на очень низкий уровень, он имеет довольно сложные навыки работы с водной стихией, – и, в-пятых, Пожарский интересен не только Фариду. Близняшки-ниппонки, притаившиеся в тени разросшихся насаждений, тоже внимательно следили за князем, пока за ними не приехал экипаж. Что примечательно, гораздо пристальнее наблюдала не развязная сестрёнка, от которой можно было бы ожидать усиленного любопытства, а наоборот – сдержанная. Фарид вернулся в свою квартирку, передал полученные сведения через магофон, получил подбадривающую похвалу и строгое напутствие продолжать наблюдения столь же тщательно. Подумал. Решил не оставлять магофон в посольстве, а носить с собой – на случай срочных сообщений. Что ж. Надо наблюдать – будем наблюдать. Кажется, это будет даже интересно. ТУТ НАШИ ВКУСЫ СОВПАДАЮТ Князь Пожарский Вечер первого сентября Единственным моим желанием после хорошо покушать было завалиться в гостевой комнатке флигеля на свой диван да и отрубиться часов на десять. Жаль, что такому замечательному плану не суждено было сбыться. Во всяком случае, не сразу. Сперва передо мной возник Фёдор, торжественно предложивший (покуда подходит время ужина) осмотреть готовность моих покоев. – Завершена также прихожая и главная лестница, – рассказывал Фёдор, пока мы, вместе в Пахомом и с хвостиком-Стешкой шли смотреть новые красоты. – Вам, ваша светлость, можно было бы уже и переехать, но в соседних комнатах крыла продолжается отделка, и коридор часто выпачкан строительным мусором. – Нет уж, дождёмся окончательного завершения, – мы вошли в первую мою комнату, и Стешка восхищённо вздохнула: – Ах, как в сказке, Дмитрий Михалыч! В той, про жар-птицу и Конька-Горбунка! Кузьма тихо хмыкнул. Да уж, с Коньком-Горбунком и этой курицей длиннохвостой та ещё история вышла... А я уточнил: – Ты, Стеша, картинку нарисовала, что ли? – Нет, мне дедушка сказки купил – так, когда Фёдор Ильич про комнаты выспрашивал, я ему книжку и показала. Чудо как хорошо вышло! – Стешка захлопала в ладоши: – А можно кабинет посмотреть? – Иди, – разрешил я и обернулся к управляющему: – Угодил! Теперь слушай сюда. – я вышел в коридор, и Фёдор с Пахомом за мной. – Вот эти две комнаты – Прохору со Степанидой. Сделать в том же духе, что и мои. – Будет сделано, – слегка поклонился Фёдор. – А флигель как же? – забеспокоился дядька. – Флигель – он вон где! Кого хотите там поселите. Хоть дворника, хоть садовника или ещё кого. – Дворник-то и в сторожке бы пожил, – не уступал Пахом, – там отродясь со второго крылечка дворницкая была. – Значит, потом придумаете, кого туда пристроить, не моя печаль. Возражений не принимаю. Далее. После запасной лестницы три комнаты – тебе, Фёдор, с семьёй. – Да как же, ваша светлость! – оторопел управляющий. – В княжеском крыле?! – Так и я говорю. Не положено нам, – согласился дядька. – Плевать я хотел, кем куда положено. Мне надо, чтобы в случае заварухи я ближних мог прикрыть. А ближних, кроме вас, пока и нет. К Фёдору, понятное дело, я особенно привязаться не успел, но в круг приближённых лиц зачислил. К тому ж детишки у него... Но управляющему явно было неловко: – Ваша светлость, может, мы хотя бы на первом этаже, с прочей челядью? Неловко ведь. Да и Ирина моя иной раз может с дежурства поздно возвращаться, побеспокоит. А ежели к ней просительницы потянутся? – Это по больничной части? – Д-да... Это ж сколько беспокойства будет... Да уж, хороший целитель, даже не маг, обречён на вечное внимание в любое время суток. – Вот и ответ вам: флигель переделаешь жене под приёмную. Если какие ученицы или подружки будут к ней ходить – там же во флигеле организуй ей маленькую гостиную. Жить с семьёй будешь, где я определил. И чтобы разговоров про неудобства я более не слышал. Комнаты себе обставишь по своему вкусу. – Слушаю, ваша светлость. – До конца сентября наше крыло закончишь? – Даже раньше, ваша светлость! – Уговор помню. Юриста нашёл? – Нашёл, с необходимой квалификацией и с весьма хорошими рекомендациями. Точно, нужно же чтоб из дворян или бояр был, главный предмет спора – меч магический. – Сегодня явится? – Прибудет к восьми вечера. После ужина, значит. Накрылась моя мечта о скором сне... – Ну, если задремлю – буди. ВОПРОСЫ ПРАВА За неимением готового кабинета, разговаривать с законником я снова пошёл в беседку. Юрист оказался сухощавым мужчиной роста чуть выше среднего, лет около сорока, из дворян Талаевых. Представил рекомендации и список выигранных процессов. Весьма недурственно. И взгляд спокойный, глазки не бегают, как иной раз у этой братии бывает. Я отложил бумаги в сторону: – Хорошо, господин Талаев, считай...те, я вас нанял, – мы пожали руки. – Теперь, ваша светлость, на правах вашего поверенного, осмелюсь предположить, что речь пойдёт о споре между вашим родом и боярами Салтыковыми о некоем известном вам артефакте? Я слегка поморщился: – Ходят слухи? – Ещё какие! Есть даже версия, что конфликт был готов перерасти в фазу клановой войны, но государь направил Салтыковым записку с напоминанием о недопустимости подобных действий в стенах столицы. Даже так? – Спасибо государю, конечно, – скептически прокомментировал я. А что ещё сказать? Не знаю, какой реакции ожидал от меня Талаев, но, кажется, не такой. Он деликатно сложил руки лодочкой: – Ваша светлость, я хочу вас предупредить, что исходя из моей собственной практики и изученных мной архивных материалов, доказать ваше право на владение мечом практически невозможно. Более того, несмотря на то, что меч являлся родовой реликвией, ваш дед добровольно подписал бумаги о передаче его в числе прочего имущества роду Салтыковых. Теперь, формально, этот предмет принадлежит им. Лучшее, что мы можем сделать – разработать программу мирового соглашения. С учётом того, что государь уже обратил внимание на конфликт, у нас есть неплохие шансы выйти с малыми отступными. Но меч придётся вернуть. Я откинулся на спинку лавочки и напомнил себе, что твёрдо собрался воспитывать выдержку и холодность головы: – Господин Талаев, меч я не отдам. Не отдам никому и никогда. Есть замечательный способ избавиться от всех претензий Салтыковых разом – вырезать всех их мужчин, а баб кого замуж раздать, кого в теремах запереть. – Вы шутите? – Какие уж тут шутки? Я, знаете ли, в семейном архиве записи первого Пожарского нашёл, почитываю на досуге. Так вот, в одной из тетрадей он пишет, что князь Рюрик говаривал: «Если у человека есть выбор: сидеть под замком в своей опочивальне или на колу, мало кто склоняется ко второму варианту». Вы согласны? Талаев слегка поёжился. – М-да, своеобразный юмор был у князя Рюрика... – Это точно. Но я не закончил. Есть и ещё один способ разрешения сложившейся конфликтной ситуации. Если он, конечно, не отменён позднейшими правителями. В тетрадях я нашёл записи о некоем указе, составленном и подписанном лично князем Рюриком. Вы могли бы узнать: действует ли по настоящую пору «Указ о разумных артефактах» от восемьсот семьдесят второго года? И как он звучит в нынешнем прочтении?
15. ПОВОДЫ
СТАРЫЕ ЗАКОНЫ Талаев цепко на меня уставился: – Простите, ваша светлость, вы ничего не путаете? Именно так – «о разумных артефактах»? – Никогда не слышали? – Не только об указе, но даже и разумные артефакты полагал мифологическим преувеличением. Частично разумных, может быть? – Однако! – возмущённо возгласил Кузьма. – Вы меня ещё с дверным звонком сравните! «К вам пришли!» Талаев выпрямился, отогнул манжет рукава и уставился на браслет с маленькой панелькой, который я изначально принял за часы. – И что же говорит ваш датчик? – мне стало даже интересно. – Хм... – он поводил рукой над экраном, нажал несколько заклёпок на ремешке. – Этот инструмент лишь показывает магические возмущения. Что касается остального, право... Боюсь, что здесь понадобится более сильный стационарный прибор. Вот тут я удивился: – Чтобы доказать разумность? – Да. Чаще он используется в отношении людей. Возможно, вы слышали: «находясь в здравом уме...» Чтобы вписать в документы эту фразу одной беседы с душеприказчиком недостаточно. Мы проверяем людей, часто в спорах о дееспособности. Но никто не запрещал тестировать на аппарате и артефакты. Именно поэтому я спросил вас о... частичной разумности. – То есть, все опыты показали?.. – В большинстве случаев в артефакты закладываются лишь алгоритмы, простые или сложные. В редких, очень редких случаях – малые осколки разума. Или обрывки эмоций. А этого для признания разумности, недостаточно. И... Я прошу простить мою настойчивость, ваша светлость, но раз уж мы слышим голос, могу я просить представить мне для осмотра меч? Это совершенно необходимо, прежде чем предпринимать дальнейшие шаги. – Это можно, – я отколол от лацкана пиджака фибулу и положил её на стол перед юристом. К его чести, он не стал поражённо всплёскивать руками и недоумевать – просто поднёс к Кузьме свой прибор. – Фон интенсивный. Однако в иске сказано, что, содержась в хранилище, предмет имел вид двуручного меча с простой рукоятью... – Вот так? – ехидно спросил Кузя и преобразился. – Похоже? Да можете не отвечать, что я, не помню, как последние семьдесят лет выглядел? – А вы можете и по-другому? – слегка приподнял брови юрист. – Конечно! – довольно похвастался Кузя. – Могу, к примеру, сабелькой парадной, – он начал преображаться, – или палашом шотландским. Каролингом, скьявоной, катаной заморской – да чем угодно, хоть клевцом, хоть топориком. А могу и так, – Кузьма принял вид человека и слегка поклонился: – Позволите присесть, господа? Вот здесь выдержка юристу Талаеву немного изменила. Даже удивление в лице отобразилось! – Вы позволите? – он потянулся измерителем к Кузьме, но спрашивал меня. – Так вы его спросите, – усмехнулся я. – Он у нас парень вольный. Кому-то даёт себя за всякое трогать, а с кем-то сразу в драку лезет. Юрист в замешательстве посмотрел на меня (не шучу ли?) затем на меч. – Знаете ли, господин Талаев, ваши сомнения в моей разумности до некоторой степени оскорбительны, – Кузя скроил весьма чопорную мину. – Во мне, если хотите знать, значительная часть души самого Дмитрия Пожарского первого и вся его первичная архимагическая сила. И с точки зрения некоторых древних свитков, я – не просто артефакт, а... – я понял, к чему он клонит, и мысленно велел: «Кузьма, прекрати!» – Кузя мгновенно сориентировался и завершил: – а артефакт высокоразумный. – Да-да, я вижу, что ваш случай как минимум неодринарен. Однако это не меняет сути дела – если только мы не найдём упомянутого в разговоре указа. Ваша светлость, вы не могли бы припомнить, о чём в общих чертах шла речь? – Конечно, мог бы, – в общем-то, я же его и составлять помогал. – Документ не слишком маленький, но нас интересует та его часть, согласно которой разумный артефакт может выбирать между двух и более претендующих на него хозяев. – Это в корне меняет дело. – Именно. – Прошу обождать несколько минут, я свяжусь с архивами. Талаев извлёк из нагрудного кармана небольшой магофон, отошёл в сторону и принялся кому-то звонить. В процессе переговоров он сделался так взволнован, что начал стремительно выхаживать туда-сюда вдоль садовой дорожки. Промчится в одну сторону, постоит, чего-то спросит – назад бежит. – Значит, не просто артефакт? – спросил я Кузьку, когда юрист отбежал достаточно далеко. Кузя покраснел: – А ты сам как думаешь, пап? – Головой я думаю, Кузя, а не тем местом, на котором сидишь. В Рюриковом указе об аватарах и слова нет. Вякнешь где-нибудь про такое – признают тебя аватаром мага Пожарского – и пойдёшь к Салтыковым в вечное холопство. Или ты забыл, что на человека тоже можно собственность оформить? Кузьма разинул рот. – Вот так, сынок. Хочешь в человеческом мире жить – начинай вести себя как взрослый. Человек высокоразумный, тоже мне... – Так людей в холопы лет триста уж не продают. – А чего так? Мода прошла? – Наверное, – Кузя пожал плечами. – Будь уверен, Салтыковы первым делом бросятся доказывать, что аватар – не совсем человек. А, значит, холопом быть может. Вот получим бумагу, что никто на тебя претендовать не в праве, тогда и дальше думать будем. Талаев шустро вбежал в беседку: – Ваша светлость! И уважаемый э-э-э... – Кузьма, – подсказал Кузя. – Да, Кузьма! Нашли! Полный текст «Указа о разумных артефактах» есть в Большом юридическом архиве. Он не упоминался в юридической практике более трёхсот восьмидесяти лет, со времён Великой Магической Войны, не изучается в учебных заведениях – я говорил, в связи со спорностью существования разумных артефактов – но не отменён! Однако должен предупредить вас: экспертиза на разумность всё равно понадобится, я запрошу направление от имени суда заранее, чтобы избежать многократных заседаний. – Теперь вот ещё что, – я слегка навалился на стол. – Салтыковский человечек от имени своих бояр прилюдно вором меня назвал... Юрист подобрался: – Ваша светлость. Спрошу вас как доверенное лицо – и обязуюсь держать в тайне ваш ответ, если вы не потребуете иного: вы каким-либо образом участвовали в выносе меча Кузьмы из схрона бояр Салтыковых? – Нет. Он меня с улицы увидел, узнал и перескочил. – То есть, согласно обнаруженному нами указу, совершил осознанное волеизъявление! Таким образом, утверждения бояр Салтыковых голословны, а потому оскорбительны. М-хм. Мы можем подать встречный иск за публичное оскорбление. – Значит, подайте. Потому что если Салтыков не повинится и не поклонится, я вызову его на Арену. И убью. Затем его наследника, если он также пожелает упорствовать. И следующего наследника. И так далее, покуда род их мерзкий кровавыми слезами не умоется. Я хочу, чтобы вы эту мысль до Мишки Салтыкова донесли. И чем дальше дни идут, тем ниже придётся ему кланяться. Талаев ушёл. Я так и сяк прикидывал, как это дело повернётся, а Кузя посмотрел юристу вслед и снова превратился в фибулу: – Будешь Салтыковых вырезать – Настьку мне отдай. – Для начала, при случае, ты этим заниматься и будешь. А Настьку бери, мне не жалко. Вот я тоже молодец. Нет бы сначала подумать, что треплю-то. Но голова в тот момент была занята совсем другим. По дорожке прошуршали лёгкие шаги, в беседку заглянула Стешка: – Дмитрий Михалыч! Деда спрашивает: чаю перед сном попьём? Он самовар согрел. Там конфеты остались. Шоколадные! – Можно и чай, – всё равно про Салтыковых вспомнил, так снова разозлился, весь сон прошёл. – Ага, – Стешка оглянулась, – а дяденьки оба ушли? Я видела, один пришёл, а потом ещё один появился, а в ворота только первый вышел. Вот секретный соглядатель! Кузьма тихонько захихикал во внутреннем плане. «Кончай ржать! – притормозил его я. – Чё уж. Знакомиться пойдём». А вслух сказал: – Один, Стеша, остался. Скажи деде, пусть четыре прибора поставит, мы сейчас придём. – А он что – невидимый? – с восторженным ужасом спросила Стешка. – Почти. – Ладно! Я мигом! Она унеслась в домик, а я предупредил Кузьму: – Давай, в солидном виде. И прилично чтоб себя вёл! – Ради шоколадных конфет я готов, – засмеялся Кузя, проявляясь. – Вот ты балабол. Пошли уж... ДЕНЬ ВТОРОЙ. НАДЕЯТЬСЯ НА РУТИНУ БЫЛО НАИВНО... Первая пара не принесла никаких новостей. Очень подробная лекция про основы стихийной магии – читала, для разнообразия, дамочка. Снова много картинок и-и-и... очень размытое обещание, что вот входящий теоретический блок закончится, и вот тогда-а-а группу поведут осваивать практику. А пока от самостоятельной проработки упражнений настоятельно просили воздержаться – тем более, что журнал по технике безопасности ещё не подписывали (что???). В крайнем случае, только под присмотром репетиторов. Кстати, желающие получить индивидуальные дополнительные занятия могут посмотреть телефоны для связи со свободными наставниками на доске объявлений у главного входа. Недорого. Ага. Подрабатывают преподаватели как могут. Ну-ну. Жара сегодня навалилась похлеще летней, так что часть окон в аудитории стояла нараспашку. Кузьме – красота, через подоконник скакнул комариком – и вот он за деревьями уже музей. Так всю первую пару и челночил, как заведённый. А я снова заставил ручку записывать, а сам кораблики складывал. Сгибы получались куда как ровнее вчерашнего – вот, что значит: практика! На второй паре вместо тётки явился надутый хлыщ. С точностью до единиц я потенциал, конечно, определить не могу, но очень было похоже, что этот преподаватель из «молодых и перспективных», и по уровню где-то почти подошёл к тому, чтобы получить степень магистра. Возможно, поэтому он смотрел на всех остальных со всей доступной ему силой презрительности. – Да и флаг ему в руки, – пробормотал я и принялся за новую лодочку. Читала эта звезда современной магии лекцию по древней истории. Выходило у него пафосно, но чрезвычайно нудно, и я очень быстро ушёл в собственные мысли про предстоящее судилище... пока Кузя очень ощутимо не толкнул меня под локоть пронзительно зазвенев в голове: – Бать! Ты чего творишь?! Я и так был раздражён, а теперь и вовсе разозлился. К тому же лодочка смялась. Орать, однако, не стал – всё-таки обычно Кузьма себе такого не позволяет. – Что такое? – Да ты не слышишь, что ли, что он про нас несёт?! – Кузя метнулся к тетрадке, по которой продолжала самописью гулять ручка. «Традиционная историческая школа заявляет нам, что князь Пожарский закрыл собой разрыв реальности, пожертвовав собой, и что его действие было героическим актом. Однако никаких вещественных подтверждений этому факту мы не находим. Прогрессивная же часть историков склоняется ко мнению, что князь Пожарский и был единственной первопричиной случившегося разрыва, и что его смерть была жертвой, но не личным самопожертвованием, а решением круга архимагов, которые принудили Пожарского шагнуть в небытие, свершив, таким образом, справедливый магический суд и приведя приговор в исполнение. В подтверждение этой версии свидетельствует то, что уникальный меч, с которым первый Пожарский нигде не расставался, перед казнью был у него отобран...» Ноги сами понесли меня по проходу, спускающемуся между партами к кафедре. Хлыщ прищурился: – А-а, молодой Пожарский, я полагаю? Понимаю, что слышать горькую правду неприятно... В такие моменты мне искренне жаль, что поражающая боевая магия под крышей Академии блокируется внутренними щитами. Я захлопнул тетрадку, которую так и продолжал держать в руках и хлестанул преподавателя по морде. – Нормально! – прокомментировал Илюха Муромский. Впрочем, на него мне глазеть было некогда, как и на всю оживившуюся аудиторию. Историк прикоснулся к треснувщей губе, скривился, прогнал по телу исцеляющую волну. Ну, как я и предполагал, около трёхсот единиц. Почти магистр. Я смотрел на него прямо: – Полагаю, этого достаточно, чтобы счесть себя оскорблённым? Сам любишь говно жевать – другим-то не пихай! Псина смердящая... Я прикидывал: долго ли придётся поливать этого урода помоями? Или, может, сразу почувствительней треснуть? И как бы всё поскорее провернуть, пока начальство Академии не чухнулось и не примчалось нас замирять – с нынешней любовью ко всяким техникам безопасности очень вероятно. Но тут раздался девчоночий смех, и кто-то захлопал в ладоши. «Хлопает Белова, – бодро подсказал Кузьма. – А смеётся Момоко». Историк перекосился и прошипел: – Я вызываю вас, Дмитрий Пожарский. Арена позволит смыть кровью... – дверь распахнулась, Болеслав окинул нас яростным взглядом. – Я принимаю вызов, – быстро сказал я. Ну вот. Теперь не откажется. АРЕНА Сам дуэльный комплекс мало изменился со времени моего прошлого ученичества. Только красивых трибун вокруг Арены понастроили, да ещё с навесами над каждой, чтоб, значит дождь не мочил. Раньше-то со своими лавками, да стульями приходили – это кто побогаче. А кто и просто ножками стоял, смотрел. Сейчас у самого борта стояло пятеро преподавателей – надзирающий кворум. Трибуны сиротливо пустели – с уроков не отпустили никого, вместо историка в аудиторию снова загнали первую дамочку, которая растерянно принялась лепетать про схемы нерегулярных воздушных потоков... – От лица Академии в последний раз предлагаю сторонам примириться, – начал Болеслав. – Отказываюсь, – кинул я, не глядя, и привычным движением перемахнул борт. Арена была красной – с намёком на жизнь и кровь, в которой эта жизнь заключается, полагать надо. Красный гранит барьера, выставленного большим овалом, красный крупный песок. Сколько раз мы тут со Змеем, да Кошем мослались, уже и не счесть. Я – опять же привычным движением – опустился на одно колено, положил ладонь на песок: «Привет!» Показалось мне или нет – в ответ словно пришло удивлённое узнавание? Песок всегда, перед каждым поединком, оказывался ровным, будто пригладили его. И всегда был чуть тёплым, от чего казался живым. Кузьма был предельно торжественен. Как же – не абы что, поединок чести! А ещё он начал петь. Внутри меня, да. Что-то очень героическое, древнее, помнится, на драккарах деда Рюрика такое заводили перед битвами. Вот его припёрло! А с другой стороны, чего я хотел? Он же меч, оружие. Сколько десятков лет в арсеналах провалялся. Пылью покрывался, ржавел. А должен был биться, повергать противников, лить кровь, и всё такое. Я слушал слова отстранённо – эта битва будет совсем не моя, я сейчас Кузьме только советом смогу помочь. Да и то – стоит ли? Только под локоть толкать. Он у меня и сам молодец. С противоположной стороны через гранитный барьер перелез историк. Ого, щитов сколько! Похоже, навинтил всё, что мог. Молодец, подготовился. Давай-давай, настраивайся, уродец. Я тебя до смерти убивать не буду. Наверное. Не решил ещё.– Вы всё ещё можете примириться, – начал наш декан. – Болеслав Константинович, по-моему, это против правил. – Позвольте, – с беспокойством начала пожилая дама, в которой я предположил алхимичку, – но у молодого человека же нет ни соответствующей квалификации, ни оружия... – Оружие есть, – возразил я и отстегнул фибулу от пиджака. Кузьма воодушевился сильнее, преображаясь в суровый боевой каролинг – в духе песни, наверное. И тут историк ударил. Мне оставалось только стоять. Кузьма мелькал вокруг, отражая заклинание за заклинанием. Похоже, ушлый препод вытряхнул кубышку с артефактами (может, свою, а может – факультетскую). Когда в нас начали шарашить молнии, Кузька захохотал совершенным берсерком и запел уже в голос. Вокруг трещит! Воздух искрит от энергий. Кузьма поёт. А я чего? Я тоже начал ему подпевать. Как говорится, Рюрикова дружина дурного не посоветует. А вот когда резко пахнущий озоном воздух успокоился, и стало понятно, что историк исчерпал все запасы, и теперь кастует заклинания на ходу, как умеет, мы пошли вперёд.
16. А ВЫ ДУМАЛИ, МЫ ТУТ ШУТКИ ШУТИМ?
ПОЕДИНКИ, КОТОРЫЕ МЫ ЗАСЛУЖИЛИ Шёл я не торопясь. Смотрел на этого чмыря, суетливо кидающего в меня обрывки полусформированных заклинаний, и такая досада взяла. И это вот – цвет боевой школы? Ещё на хвост не наступили, а уже обделался. Это настолько было непохоже на наши старые сшибки и противостояния, что меня невольно накрыл флэшбэк (что за словечко дурацкое – опять, наверное, из молодёжного языка...). * * * – Я тут заклинание... – ...новое придумал, – со смехом подхватил Кош. – И как оно? Хорошо? – Да посмотреть надо. Пошли на Арену, а? – Змея зовём? – Не-е, он сегодня с новенькой магичкой мутит. Кош сделал чопорное лицо: – Всё-таки практика приёма женщин в Академию, кажется мне излишней. – Кощей, задолбал. Нормально говори! – А я и говорю нормально! Или мне снизойти на твой сермяжный уровень? Я рассмеялся: – О! Щас как разобижусь! Самое оно для Арены. – Я ведь и сам хотел тебя позвать, – тонко улыбнулся Кощей, – у меня тоже новинка. – Расскажешь? – Не-ет, зачем интригу портить? – А пошли, интриган. Щас я тебя... Подначивая друг друга, мы пришли к Арене. – Нет, ты глянь! – в очередной раз удивился я. – Порядочные люди выходят силами померяться – сколько человек является поглазеть? Пять-десять? Ну, двадцать! Я даже специально проверял. А у нас? Это что за народные гулянья опять? Всё вокруг забито! Даже княжеский шатер приволокли! Не иначе, Святослава прибыла, – я обличительно ткнул в конструкцию и не упустил шанс подколоть Кощея: – Нет, её-то резон я понимаю, а остальные? Мёдом им, что ли, намазано? Кош покосился на меня подозрительно. Ну, а чего, шила в мешке не утаишь. Но зато и доказательств порочных связей никаких – нежелательные беременности исключены, а девственность в случае необходимости по щелчку восстанавливается. И не было ничего, ничего не было... Но эту деликатную тему наш целитель, понятное дело, поднимать не стал, сразу на толпу стрелки перевёл: – Так ставки, родной. Угадывать результаты наших поединков не получается даже у дипломированных пифий, вот люд и развлекается. Кстати, сегодня ставят в основном на меня. Не верят в тебя, – он хохотнул, – и правильно! Народ должен знать своих героев. То есть – меня! – он поклонился публике и особо – княжескому шатру. Я тоже склонил голову. Гордость гордостью, но меру тоже надо знать. Зашли на Арену. Я – со своей стороны, Кош – со своей. Привычный ритуал, поздороваться, ладонь к песку прижать... Я встал и нашел взглядом Кощея. Нет, вы гляньте на него, а! Я, конечно, определённый выпендрёж уважаю, есть в этом даже свой шик, но... Кощей сидел на своей стороне на легком раскладном деревянном стульчике. На стульчике! На магический дуэли! Типа, плевать он хотел на мои потуги и так в себе уверен, что даже вставать не хочет. Вот же мудак! Теперь пришла правильная, холодная боевая злость. Ты хотел проверить мои новые разработки, друг мой ситный? Их есть у меня! Лови! Для начала попробовал, условно говоря, старенькое. Целую неделю назад разработал и пока ещё не применял! Завернул в ледяную сосульку огонь, в него воздушное веретено, и послал его в Кощея в пульсирующем режиме. Собственно, разработкой был как раз режим, остальным сто лет как развлекались. Заклинание летело через цепочку микропорталов, пропадая и возникая, словно круги от блинчика, пущенного по воде. Ага, не проканало. Щиты у Кощея всегда были на загляденье. И сосульки мои осыпались, и ветер с огнём стекли. А если так? Критически перегрузить щит? Смешать землю и воздух! Вихри маленьких торнадо побежали к Кошу со всех сторон, сливаясь, вырастая. Красный песок Арены поднялся вверх густым коконом, и сидящий Кош вместе со своей табуреткой скрылся под градом мелких постоянных ударов. Подождём. Ещё. Теперь добавим огня-я-я... Жарко, но недостаточно. Больше огня! – как говорит Змей своим пассиям. Торнадо начало менять цвет, песчинки раскалялись, плавились, сливались друг с другом. Ещё скорости! Звук чирканья мириадов кремниевых жал о щиты сменился на нарастающий гул. Он становился выше и увереннее по мере того, как песчаная масса окончательно превратилась в светящуюся от жара стеклянную. Она продолжала со страшной скоростью вращаться вокруг Коша, словно формирующийся на гончарном кружале глиняный горшок. Слепящие стенки поднялись выше и сомкнулись в купол. А вот теперь отводим избыток энергии! Пышущий жаром кокон медленно останавливался, скрипя по песку Арены, стремительно превращаясь из сияющего в густо-красный. Я создал небольшой камень и уселся ждать ответных действий дружбана. А что, ему сидеть можно, а мне нет? Спустя минуту кокон взорвался. Осколки разлетелись по Арене, открыв парящего в двух метрах над землей Кощея. Мда, а стульчик-то ку-ку, поджарился. Хотелось бы предположить, что в процессе сгорания он ещё и Кошу что-нибудь поджарил, но зная, с какой скоростью этот тип себя восстанавливает, надеяться на это не приходилось. Кош воздел руку, но тут я щелкнул пальцами, и разбросанные по Арене стеклянные осколки метнулись в моему противнику. Каждый кусок принялся бить в щит Кощея. Они отскакивали, словно на пружинах, и били вновь и вновь. Самое забавное, что заклинание было самоподдерживающееся. Оно жрало энергию из щита Коша, и его же разрушало. Ну что? Кто сегодня молодец? Дима – молодец! Интересно, как Кощей выпутается? Как оказалось – никак. Через минуту очередной обломок пробил истончившийся щит и с чавкающим хрустом вошёл Кощею в грудь, пробив его насквозь. Неприятно, наверное, а? Хорошо, что Кош не Змей. Того бы могло и убить. – Ладно, Царевич, ты победил, – признал Кош и выдернул из себя красный осколок, уляпанный красной кровью. Рана стремительно затягивалась. – Это что за стеклянный колпачок? – Не обязательно стеклянный. Если в полевых условиях – можно и глиняный, керамика получится. Только воду ещё придётся подключить. Пробное название – «Яичное изумление». – А почему яичное? Из спины выдерни, рука не достаёт... Я рванул стеклину из спины Кощея. – А она, когда застывает, на яйцо чем-то похожа. Так и запомним: смерть твоя Кощей в «Яичном изумлении»! Он хохотнул. – Тогда уж проще – «смерть твоя в яйце». – Кош, я тебе не враг. – Полнее мысль разверни... – Тебя ж после этой фразы каждый будет первым делом в «кохонас» пинать. – Это что и по-каковски? – Мошонка по-гишпански. Чтоб ты со своей изысканностью не сомневался – я имею в виду не кошель малого размера. Кош пожевал губами. – Да-а-а уж... Нет, нам такое не надо. Но когда история про Коша и яйцо всё-таки просочилась в народ, Кошу пришлось придумывать всякие легенды. Что яйцо специальное, что спрятано оно в утке, утка в зайце, а заяц в хрустальном замедляющем время ларце на дереве. Зная Кошев извращённый ум, многие поверили, тем более, что ночные капсулы из горного хрусталя хоть и были баснословно дороги и сложны в изготовлении, а кое-где всё-таки встречались. Особенно молодые королевны переживали за сохранность юности и цвета лица, а так – пока спишь – твои жизненные силы не расходуются. Сколько проходимцев потом по Кощееву саду лазило, пытаясь волшебный ларец отыскать – Кош прям изматерился весь. Грядки, говорит, с лекарственными травами топчут, ветки ломают. Лиходеи! Тогда он, наверное, в первый раз и задумал в глушь перебраться, и к боевым разминкам охладел. Мда. Видел бы он, во что наша магическая школа выродилась... * * * Я подошёл к историку и на расстоянии двух метров упёрся в самый дальний периферический щит. Тот заметил, глазками заблестел. Рано радуешься, щегол. Нет, не сказал я, только подумал. Кузю призвал, протянув руку: «Ну, давай, сынок, вскроем помалу эту консерву!» Если хорошо знать, как щиты устроены, не суетиться, да к тому же вплотную стоять, то расколупать можно даже защитуравного себе. А с учётом того, что супротивник мой был чуток недоделанный магистр, а меч у меня – архимажеский, дело шло бодро. Преподаватели перебежали к нам поближе и, вроде бы, что-то кричали, но... щиты от вибрации визжат, Кузя боевые песни орёт, что вы там хотите?.. Не, не слышу... На супротивника поглядывал, конечно – мало ли, какая у него каверза заготовлена? Смотрел он теперь вовсе не презрительно. И даже не яростно. Злобно смотрел, а потом и со страхом. Второй щит лопнул со звонким «быньк!» – слишком легко, неожиданно даже. Дальше шли слои, намотанные так плотно, что Кузьма предложил: – Мучиться не будем, продавим разом? – Давай! – Ты бы тогда отпустил меня и на пару шагов отошёл. Убедившись, что я в безопасной зоне, Кузя резко прибавил в весе. Подозреваю, вложил всё, что было, чтоб не мучаться. От скрежета разом просевших щитов заложило уши, шарахнула вспышка высвобождённой энергии, я чутка замешкался, не успел до конца прикрыть глаза – под прикрытыми веками кляксой загорелось светящееся пятно. А следом раздался страшный крик. Я открыл глаза, промаргиваясь. Перед глазами всё ещё светились остатки вспышки. Историк лежал. И Кузя лежал тоже. Плашмя. Поперёк колен воющего противника. Кости, поди, раздробил. Ну, ничего, этот хмырь у нас – маг способный, исцелится. Я присел рядом на корточки, щурясь. Блин, потерял хватку... Чтоб вот так под взрывающийся щит подставиться!.. Историк уже не орал. Так, слегка подвывал сквозь зубы. – Ты... Как тебя звать там, забыл. Сам про Пожарского придумал – или надоумил кто? – Вы... ф-ф-ф... вы забываетесь! – М-да? Кузя, ты полежи ещё... Я вынул из нагрудного кармана маленький ножичек, который вчера в стакане с канцелярией у Пахома увидел, поправил да с собой прихватил – карандаши точить при случае. До карандашей дело пока не дошло, а вот сейчас пригодится. – Уверен, немного поразмыслив, ты сочтёшь, что лучше ответить... Я придавил коленом правую кисть историка (сторона – дело не принципиальное, просто так удобнее было). – Прекрат... – он дёрнулся что-то сделать – без затей (и безо всякой магии) получил кулаком в нос и слегка обмяк. Ну вот, зато у меня будет несколько положенных минут, чтобы сосредоточиться. Работа с мёртвыми энергиями – она не столько энергоёмкая, сколько кропотливая. Со стороны, наверное, выглядело так, словно я не решаюсь на следующий шаг или не знаю, что делать. Плевать мне на виды и на чужие соображения по этому поводу, если честно. Историк замычал и зашевелился. – Кто? – спросил я ещё раз. – Вы не посмеете!.. – Как будешь готов говорить – говори. Возможно, я остановлюсь. Я воткнул нож в середину прижатой ладони и слегка повернул, запуская процесс. – М-м-ф-ф!.. – он заскрежетал зубами, и я почти сразу почувствовал энергетический толчок, через лезвие ко мне потекла энергия. Лечиться пытается! – Уважающий себя преподаватель должен знать, что мёртвую энергию невозможно купировать целительными заклинаниями. Он задёргался, попытался приподняться и оттолкнуть меня левой рукой, получил с локтя и шмякнулся затылком о песок. – Это так не работает. Что ж. Если ты упорствуешь, у меня не остаётся выбора, – я выдернул нож, перешагнул на другую сторону тушки и прижал вторую руку. – Подумай, кем ты будешь теперь. Такими руками заклинания кастовать точно не получится. Я воткнул лезвие во вторую ладонь и снова чуть повернул. Сосредоточен был в значительной степени на себе – мёртвые энергии не терпят даже крошечных ошибок. Он же дёрнул освобождённую руку к лицу... и заорал. Ори – не ори, думать надо было, против кого играть вышел. Мумификация – вещь малоприятная. – А-а-а-а! А-а-а-а! А-а-а-а! Трубецкие! Трубецкие!!! Я остановил мёртвый поток. Вынул нож. – Подробности. Пока я добрый. Я выслушал историю, согласно которой прелюбопытные «материалы исследований» этот тип получил ещё в начале лета – с тем, чтобы изложить «альтернативное видение» перед экономическим факультетом. Но буквально вчера был-таки предупреждён, что в первую очередь нужно озвучить новейшую точку зрения на боевом, а уж потом можно и на остальных. Чтобы молодой Пожарский был максимально не готов к удару, ясное дело. – Обещали что за клевету? Препод (бывший, надо полагать) издал булькающий звук. – Обещали... вхождение в клан. И... денежное вознаграждение. – Дурак, – я брезгливо вытер ножичек о его одежду, – кто ж крысу продажную в клан возьмёт? Хотя... нравы могли измениться. Мда. – Теперь вот что. Ты впредь думай, что и кому говорить, а то ведь страшные вещи случаются. Вечером зайдёшь ко мне. Человек явится специальный судебный и всё как было запишет. А теперь кричи. Очень громко кричи: «Сдаюсь!» «Кузя, а ты давай, в фибулу». Клеветник (теперь у меня в его статусе сомнений не возникало) заорал. Меч без моего участия закрепился на лацкане пиджака. Купол, блокирующий Арену, исчез – это почти физически ощутилось. – Аристина Ярославовна, позвольте вам помочь? – Благодарю, Велемир Елизарович, вы же знаете, у меня с левитацией некоторые проблемы... Я выпрямился и повернулся к преподавателям. Двое пожилых медленно преодолевали барьер Арены, трое уже бежали к нам, и впереди – Болеслав. Ну и рожа у него была, я вам скажу! Всех Пожарских помянул, наверное, до десятого колена и сто пятьдесят раз пожалел, что меня к себе взял. Не сделай он того – случившийся поединок был бы сейчас головной болью какого-нибудь экономиста! И стонущий историк тоже. Молодая бойкая барышня, судя по ухваткам, была целительницей. Она мазнула по мне глазами, почти не замечая, и с ужасом уставилась на лежащего: – Студент Пожарский, вам нужна помощь? – Нет, благодарю. – Что у него с руками? – Мёртвая энергия. Таким образом проявляется её воздействие. – Я так понимаю, – хмуро спросил Болеслав, – опять родовая тайна? – Совершенно верно, – я слегка склонил голову. – Берём? – спросил третий. – Минуту, Аристина зафиксирует. Полноватая алхимичка почти достигла нашей группы. В руках она держала голубоватый кристалл и время от времени поводила им в ту или иную сторону. Похоже, картинку хотят сохранить. Бабуля обошла побеждённого, обернулась ко мне, ещё раз под запись уточнила, что мне не нужна помощь, после чего трое молодых наконец подхватили лежащего и помчались за здание Академии. Пожилой профессор предложил алхимичке руку, и они неспешно побрели к бортику: – Надеюсь, в госпитале уже ждут? – Конечно ждут! – всплеснула руками дама. – Но, откровенно говоря, все опасались, что помощь придётся оказывать совсем другому лицу, вы меня понимаете? – Ещё бы! – негромко пробормотал Кузя. – Отлично понимаем! А что, пап, на обед мы ещё успеваем? Я бы после сегодняшних упражнений чего-нибудь съел. – Курицу или рыбу? – слегка поддел его я. – Фу, про курицу я сейчас даже слышать не хочу. Лапы у ней вточь как у этого руки мёртвые. – Ну, нет, – не согласился я. – У курицы лапы жёлтые. А у этого? Серые, что ли... Да и вообще, кто тебе в тарелку лапы положит? Придумал тоже. – Всё равно, неприятственно, – я перескочил барьер, и Кузя проявился, поправляя костюм. – Слушай, пап, пошли к Святогору заглянем, ты хоть одежду почистишь? Прямо там, чтоб не бегать. – А что, дело! А то в кровище да в грязище... ДВОЙНЯШКИ Сёстры Дайго Когда урок закончился, все шумно повалили в коридор. Многие надеялись увидеть хотя бы часть поединка. – Бесполезно, – покачала головой Сатоми. – Если уж сразу никого не допустили – с чего вдруг сейчас разрешат? – Тут я с тобой согласна, – Момоко проводила взглядом Белову, последней покинувшую аудиторию. – Посмотрим? В опустевшее помещение заглянул один из их телохранителей. – Нам нужно три минуты изоляции, – отстранённо сказала Сатоми. Парень молча вышел, дверь закрылась. Они поднялись на последний ряд. Ничего не трогая, осмотрели брошенный кожаный чемоданчик и россыпь бумажных фигурок на столе. – Оригами? – удивлённо спросила воздух Момоко. – Н-да, интересно... – пробормотала Сатоми. – Пошли. Если он сейчас вернётся, будет неловко.17. ЕЩЁ СЮРПРИЗЫ
ПОЧИСТИТЬ ПЁРЫШКИ Всё-таки решение пойти к Святогору и прямо на месте провести полный цикл чистки было очень правильным. Эх, такой бы накопитель-проводник маленький, чтоб всё время с собой был! Тогда можно было бы и заклинания более сложного уровня себе позволить. С тем условием, что формируешь ты их чуть медленнее, а поддержание их идёт за счёт непрерывной подпитки. Возможно вообще такое? Собственно, а почему бы и нет? Кузя тоже подошёл к накопителю, набрался энергии под завязку и теперь ждал, стоя чуть сбоку и критически оценивая процесс. – Вроде, всё. – Тогда запас поднаберу и пошли. Кузя с беспокойством оглянулся: – Народу-то не осталось, перерыв кончается, поди. Давай скорее, пока обед не кончился. ДВОЙНЯШКИ Сёстры Дайго Сатоми исподтишка наблюдала за князем Пожарским, который пришёл на обед со значительным запозданием, когда столовая почти опустела: – Всё-таки, он очень странный. Как можно сесть за один стол с телохранителем? Момоко пошевелила странным непривычным прибором странное непривычное блюдо: – Я слышала, у некоторых народов это не считается унижением, – она хихикнула. – Особенно в походах. Может, русские относятся к таким народам? – И что? – сестра посмотрела на неё, как на скорбную рассудком. – Думаешь, князь каждый выход в Академию воспринимает как военный поход? Момоко фыркнула: – А вдруг? – и слегка вытянула шею: – Интересно, что он ест? – Выбор тут умеренный, так что совсем неинтересно, – отрезала Сатоми. – Пошли, а то он будет думать, что мы сидим специально из-за него. – А это разве не так? – Мы сидим здесь, потому что у нас обед, – Сатоми строго посмотрела на сестру, а та надула губки. – Я считаю, что следует дождаться результатов сегодняшней дуэли, а уж потом предпринимать какие-то шаги. Ос... – ...торожно и рассчётливо! – закатив глаза, закончила за сестру Момоко. – Может, мне пока замутить с кем-нибудь другим. Смотри, какой там мальчик... – Не вздумай! – Сатоми сердито, но совершенно неслышно положила вилку. – Он может узнать и не захотеть тебя после этого! Момоко раздражённо отодвинула тарелку: – Но у меня проседает уровень! – Ничего, потом нагонишь. Считай это маленькой жертвой будущему величию. СВЕТ МОЙ ЗЕРКАЛЬЦЕ Внимание двойняшек я заметил уже не первый раз. Серьёзные, смешные заговорщицы. Классическая ведь парочка. Магические качели: одна получает энергию от воздержания, а вторая – ровно наоборот, развратница. И кто же из вас, девочки, хочет подпитываться за счёт меня? Или обе? С одной в интеллектуальную игру сыграть и магический трактат обсудить, с другой – в постель запрыгнуть? Сестрёнки спорили, почти ругались. Потом разом встали и, строго не глядя на меня, вышли из столовой. Следом за ними, почти сразу, оставил свой поднос и поднялся ещё один парень из нашей группы. И взгляд на меня кинул искоса, так-так. Было бы народа больше, я б, наверное, не заметил. Похоже, телохранитель. А поскольку телохранителям просто так рядом с хозяевами в учебных помещениях находиться нельзя, поступил на факультет на общих основаниях. Да, скорее всего, он не один – сестрёнок-то две. Второй, поди, в коридоре ждёт, чтоб снаружи к ниппонским тушкам никакой беды не подкралось. Очень важные, видать, девочки. И когда я справочник родов куплю? Из столовой я выходил последним, как раз длинный звонок прозвенел, предупреждающий, что через пять минут вторая половина занятий начнётся. Коридоры стремительно пустели, хлопали двери в аудитории, где-то ещё переговаривались и смеялись. – Глянь-ка, – очень тихо сказал вдруг Кузя, – а вон там перс прячется. – Где? – успел спросить я, прежде чем увидеть удивительно незаметную крупную фигуру, притаившуюся между кустами роз, посаженных в кадках. И он меня услышал. И обернулся, почти испуганно. А меня аж по спине морозом пробрало, потому что в руках иранец держал... Я сделал несколько деревянных шагов ему навстречу и протянул руку: – Дай! На удивление, он не возразил и не спросил ничего – просто протянул предмет, упавший мне в руку слишком легко, слишком легко, чтобы... Три долгих секунды ушло у меня на осознание – и облегчение накрыло меня, как волна. Не оно! Не оно! Спасибо, боги. * * * 830 лет назад Мы сидели втроём над ущельем. Я и Змей – прямо на скале, свесив ноги в пропасть. Кош, как всегда, сибаритствовал. Но на мой вкус таскать с собой складной стульчик по этим кручам «потому что на камнях сидеть вредно» – это за гранью добра и зла. Внизу нескончаемым потоком текла лента персидской пехоты. – М-да, многовато их. – Да ну, большая часть – големы, остальное – на треть зомби, – Змей помолчал. – Живых-то почти и не осталось. Но да, многовато. Может их тут засыпать? – Ага, и лет через пятнадцать они откопаются, – ворчливо отозвался Кош. – Надо кардинально решать проблему. Кузьма всё больше молчал, прицепившись фибулой к плащу – обижался за кличку «Дурак», прицепившуюся ко мне из-за его создания, поэтому с приятелями моими не разговаривал. – Ну, не нуди! – Змей отошёл от края. – Кто ж знал, что эта старая кошёлка всё-таки сумеет переродиться... – Не переродиться, – наставительно поднял палец Кощей, – а перейти в... Но я перебил: – Кош, задолбал. Серьёзно – щас время для лекций, да? – Слышь, Дурак, ты же знаешь, что я, когда нервничаю... – Вот и помолчи. Сам не заводись и нас не заводи. Князь думу будет думать. Я смотрел на армию вторжения, которая с нашей высоты выглядела так, словно за дальними горами кто-то из бесконечных мешков вытряхивает муравьёв – и они бегут, бегут в сторону русских земель с какой-то одной им известной целью. Почему древняя персидская колдунья воспылала жгучим желанием напасть на Русское царство? Кто бы знал. Да и важно ли это было? Сейчас для всеобщего выживания куда важнее казалось определить: в этой колонне Великая Марварид или нет? И удастся ли с ней что-нибудь сделать? Ну, хоть что-нибудь... Нашу тройку боевых магов отправили в авангард. «Посильно уменьшить силы врага». А вот Ярена засела в библиотеках и архивах, пытаясь понять: что, собственно, побудило неумершую магиню предпринять поход на Русь? Архимаги такого уровня, а уж тем более личи, не делают ничего просто так. Причина должна быть. И Ярена перерывала старые фолианты, свитки и глиняные таблички в поисках. Может, ей нужна конкретная вещь, которую проще отдать, чем эвакуировать с пути бессчётной армии целые поселения и терять людей в схватках? Со схватками, между прочим, были проблемы. Если вначале лихие пролёты на Змее, огнь с небес и сброс ядовитых бомб Коша действовал неплохо, то потом в авангарде персидской армии встали орды големов, умерших подняли в виде зомби и скелетов, а летать стало опасно из-за стай шеду – крылатых полубыков, полульвов... Нет, Змей ещё пытался. Но он был один, а этих просто тучи. Это было похоже на схватку стаи охотничьих лаек с медведем. Для меня лично самым сложным было удержаться на огромной Змеевой туше в момент всех этих пируэтов. Вы когда-нибудь сидели на копне сена, когда волы, что медленно тащат её по дороге, внезапно решают пробежаться? Вот точно так же уцепиться не за что, вся эта огромная хрень качается из стороны в сторону и грозит развалиться... Периодически мы делали вылазки. Но... становилось понятно, что этими комариными укусами, персидскую армию не остановить. Змей раздражённо притопнул ногой: – А если тупо завалить все перевалы? Ну, сколько их? Двадцать, тридцать? – Мы уже это обсуждали. Не вариант. – Ж-ж-жаль! – Ага. И вдруг Кощей сказал: – А вообще, тут красиво. Какой простор... Небо хрустальное... Послушайте, ребята, а ведь это неплохая идея – собираться хотя бы раз в год? Он мечтательно сощурился, откинувшись на своём складном стульчике и подставив солнышку лицо. Зная, что за моей спиной пропасть, а на дне её –армия, которая движется, как селевой поток... воспринималась картинка оглушающе, по-другому не скажешь. – Сперва выжить надо, – кисло усмехнулся Змей. Мне вдруг категорически расхотелось помирать. – А что? Надо застолбить это место, да собираться. На восход посмотреть, мяса пожрать. Обеспечишь мясо, Змей? Змей посмотрел на меня, понял, что я не шучу и расплылся: – Да если вы реально будете приезжать, я не только мясо, я вам гурий подгоню! Но ты ж, Дурак, первый сольёшься: «О... Я занят... О... Новое заклинание...» Кош упрётся на Байкал и будет травки целебные собирать: «Именно в этот день в семь пятнадцать раскрывается хреноцвет редчайше-невпупенный! Я срочно должен провести лабораторные исследования!» Кош смущённо повозился: – Есть в твоих словах истина, но я обещаю постараться раз в год... – Осталось выбрать день. – А вот как победим Марварид Джан – так и, а? – Забились! Не успели мы ударить по рукам, как из марева личного портала выскочила Ярена: – О чём это вы тут мальчики в моё отсутствие договорились, а? Так! Сдаёмся быстренько! Сдаёмся-сдаёмся! А добрая красавица Яренушка, так и быть, откроет вам, бездельникам, как победить персов. Как вам такой обмен? Змей с Кошем дружно покосились на меня, мол: твоя бывшая, ты и решай, приглашать её или нет. – Змей обещает поляну накрывать раз в год. Это если победим. Вот прямо тут. Ярена критически оглядела уступ, на котором расположились маги. – А что, живописненько! Я – за! Вот тут навесик натянуть, ковёр бросить, подушек накидать... – И устроить оргию... ай! Не щипайся, свалюсь вниз... – Ну не будь таким банальным мужланом, Дурак! Оргию, – она выгнула бровь, – тоже, конечно, можно. Если бы вы были такие же юные и прекрасные, как я, а не три премудрых старца, – Ярена скрипуче изобразила: «Я бы и ра-а-ад, но мне срочно надо в библиоте-е-еку!» – Э! Это когда я такое?.. – возмущённо начал Змей. – Зато я в той библиотеке, – Кош невозмутимо закинул ногу на ногу, – обнаружил описание одной травки. Весьма специфического свойства. И нашёл её – на Кодаре. И даже опробовал, – Кош ехидно выгнул бровь, передразнивая уже Ярену. – Веточку зажевал – неделю стоит, даже по малому сходить проблемно. – Кош! – вопль был абсолютно синхронный, а вот продолжение подкачало: – Мне! – Фу-у-у! – Дай! Кош остался страшно доволен эффектом. Манжеты поправил, пижон, откашлялся и выдал: – Итак, дамы и господа, позвольте напомнить, что у нас война. И травку заветную вы получите... – он посмотрел на Ярену, – или не получите... только после победы. Время тикает, Яренушка. Мы полностью внимаем тебе, несравненная. Подскажи убогим, как победить супостата невиданного? Все заржали. – Вот ты балабол, Кош! Тебе бы тиуном при князе Московском быть, уши ему заговаривать. – А ты завидуй молча, косноязычный. – Всё-всё, молчу. – Давай Ярена, жги уже! – нетерпеливо подогнал Змей. – Филактерия! – Ярена выдержала паузу, но, поскольку никто не купился, продолжила: – У Марварид украли зеркало. То самое зеркало. – А-а-а, – вспомнил я, – это которое «Ну-ка, сука, быстро покажи мне...»? – Не-не, не так! – Змей был сама уверенность: – Подходишь и резко так, вот прямо на силе говоришь ему: «Слышь, да? Ты мне сейчас всё расскажешь!» – Бли-ин, вы что такие трудные? «Свет мой зеркальце...» – Это если ты к нему подлизаться хочешь, Кош. – А к полуразумным древним артефактам уважение нужно иметь, иначе хлопот потом не оберёшься. – Тут ты прав, конечно. Меня другое волнует: кто и как? Особенно как?! Ну не валяются артефакты такого уровня на дороге. Шёл, подобрал – и всё? Я, может, тоже так хочу. – Дурак, у тебя и так везение зашкаливает, если ты ещё артефакты начнёшь находить, я в тебя плюну. Может даже огнём. Или кислотой! – Злой ты, Змей. Что, помечтать нельзя? – Тебе – нельзя! Слишком часто твои хотелки сбываются. – А твои нет? – Мои не настолько глобальные! Мне бы бабу красивую... – А ну заткнулись все! – грохнуло в ущелье. – Молчим, Яренушка. Молчим. – Ты тоже заткнись, Кош! – Ярена яростно уставилась на нас, но все старательно внимали. – Украли Зеркало Марварид. Филактерию Марварид!!! Прямо из сокровищницы Ксеркса! – Да как так-то? – Заткнись, Дурак! Дипломатический иммунитет. Слыхал о таком? Гостомыслов отпрыск с невестой были с визитом. Ксеркс решил похвастаться, сводил в сокровищницу. Сам! А этот идиот, чтоб ему пусто было, увидел Зеркало, схватил и запазуху запихал. Сувенир! А поскольку дипломатическая неприкосновенность, охрана на него не среагировала. – Охрана не среагировала не поэтому. Его... их – поправился Кош, – их же сам Ксеркс привёл. Охрана на входе осталась. А вот охранные заклинания уже неприкосновенностью нивелировались. – Вот у него язык без костей... – Не завидуй, Дурак. – Да я же по-доброму. – Все вы по-доброму, а потом – вон... зеркала пропадают. – Ребята, хватит идиотничать! – подскочил вдруг Змей. – Чего сидим, языки чешем? У меня полдолины уничтожено, людишки бегут, скоро барашка будет не достать! И эти летающие львы меня уже зателепали! В моих небесах летаю только я! – Ух ты, Змей, как тебя распёрло... – Заткнись, Дурак! – Вот чуть что, сразу – молчи Дурак... заткнись, Дурак... рот закрой, Дурак... Обидно... – Вот не хотела я так говорить, а заткнись, Дурак! – Понял уже, молчу. Что делать будем, уважаемые умные маги? – Я к Гостомыслу, – Ярена сурово поджала губы. – Зеркало нужно вернуть, кровь из носу. – А не отдаст зеркало невеста? Будет тебе и кровь из носа, и ещё чего. – Заткнись, Дурак! – На этот раз они рявкнули втроём. – Уже всё, молчу, молчу. ... Неделю спустя я сидел на обломках голема, пытался перевести дух. Сухой ветерок овевал моё лицо, шевелил обгоревшие пряди волос. С юга, со стороны перевалов, широкой волной втекало в долину войско. Персы. Вот же дохрена их... Каждый их них был как муравей перед любым магом русов. Но и было их как тех муравьёв. Тьма. Я просто не мог быть везде. Их было слишком много. Чрезмерно. Удобное слово какое, а? Точное. Через меру. Спал когда, не помню... Гостомысл с-сука, запёрся в кремле и зеркало отдавать категорически отказался. Вы – маги, вы призваны охранять землю русскую, вот и охраняйте. Здорово, да? Как оборонять, чем? Кто будет это делать? Засевшего в кремле идиота это не волновало. Ветер вновь пошевелил волосы. Словно звал куда-то. – Иду, иду... В последнее время выбор у меня был невелик. Разговаривал я в основном с Кузьмой, да иногда вот так – сам с собой. Прочие собеседники слишком быстро уходили в Ирий. М-да. Слишком быстро. Рядом открылось окно портала. Маленькое такое, в три ладони. Из него пахнуло дымом и выпал бархатный свёрток, ударился о пыльную землю, край развернулся... – Опа, зеркало... – почему-то я совершенно не удивился. В последнее время вокруг творилась такая лютая хтонь, что если бы сейчас сверху спустился сам Перун, я бы протянул ему руку, типа: «Дай пожму, брат!» Так что Зеркало Марварид – это нормально. А чё? Ну, Зеркало... Ну, упало из непонятного портала. Па-адумаешь! – Пап, – кто бы мог подумать, но в голосе Кузьмы звучала такая же смертельная усталость, как у меня. – Если мы отдадим его хозяйке – война закончится? Мысли ползли ме-е-едленно. А язык шевелиться не хотел. – Н... навер... ное. Сильнее всего хотелось лечь. А вместо этого нужно всего-то пройти через армию вторжения. В одного. Нет – вдвоём: я и Кузьма. Па-адумаешь! – Кузя... – я облизал пересохшие губы. – Надо смочь. – Я понял... – и он начал отдавать мне последние крохи своей энергии. Всё, сколько оставалось. Страшно было, пиштец. Если я не успею дойти – всё. Упадёт моя пустая оболочка рядом с Кузьмой, превратившимся просто в железяку. И так мне стало... словно я из ребёнка своего кровь цежу. Я подхватил зеркало левой рукой, правой вытер пот со лба и толкнул ногами землю. Гигантский прыжок закончился на небольшом холме. – МА-АР-ВА-А-РИ-ИД!!! Я несу тебе зеркало!!!18. А ЗАКОНЧИЛОСЬ ВСЁ ХОРОШО. В ЭТОТ РАЗ
ПОДАРКИ ТЬМЫ От вопля, пронёсшегося по долине, казалось, сбились со слитного шага колонны големов. – МА-АР-ВА-А-РИ-ИД!!! Кто не спрятался, я не виноват! И ещё один гигантский прыжок, оттолкнуться от спины шеду, удачно оказавшегося под правой ногой, ещё прыжок... – И куда ты так спешишь? – шелестящий голос, раздавшийся прямо в голове, заставил споткнуться. В толпу зомби я влетел уже кувырком. Сноп молний – и если вы думали, что если маг упал, его можно добить, то хрен вам! Вокруг падения – выжженная площадь. – Какой горячий! – теперь в голосе слышится слабая улыбка. – Иди на юг. Тебя не тронут. Слово. «Слово». Ага. Я медленно направился к строю зомби. С неприятным шелестом неумершие освободили широкий проход. Главная улица к личу. Ну... не этого ли мы хотели? Я пошёл по коридору: в одной руке Кузьма, в другой – Зеркало Марварид. Через полчаса увидел огромную терракотовую черепаху, на спине которой возвышался трон. Спросил... сам себя, наверное: – Интересно, а почему мы её не заметили раньше? – Вы и не должны были меня видеть. Ядрёна-Матрёна, какой же неприятный голос, словно песок пересыпается. Но, улыбаемся. – Многоуважаемая, я принес вашу потерю. – Оно было не потеряно, а украдено. Тёмно-синяя тень, колышущаяся на троне, давила мощью. Я шёл словно сквозь воду, продираясь сквозь вязкий воздух. – Ну, это не моя проблема, моя задача – вернуть, – едрид-мадрид, чего она тут магичит, аж ноги подгибаются! – Многоуважаемая, а не могли бы вы это... ослабить маленько, а то я к вам просто не дойду. Давление ослабло так внезапно, что я чуть не упал вперёд, едва успев опереться на меч. Шелестящий смешок. – Ты извини старуху, развлечений мало, а ты такой забавный. – Рад, что вам понравилось, – я доковылял до черепахи, опустился (честно скажу: рухнул) на одно колено, протянул Зеркало: – Многоуважаемая, возвращаем вам ваше. Древний артефакт взмыл с ладони, подлетел к личу и исчез в складках теней. Давящий смертный купол как будто немножко ослабел. – А ты хорош. Молодой, наглый. Зря говорят, что дурак... – она вдруг наклонилась ближе: – Хотелось бы взглянуть... на часть твоей души. В Кузьме осталось так мало жизни, что говорить о нём мне было трудно. Я просто приподнял его на ладонях. Тьма сгустилась. – Правду говорят, Дурак, как есть! Почти угас! Мне показалось, или Марварид прищёлкнула пальцами? Как вообще выглядят пальцы у лича? Пока она, фактически, открыла нам лишь свою тень, да и не уверен я, что хочу видеть остальное. Кузьму подхватило с моей ладони и притянуло к самому трону. – Энергия у меня особая, малыш. Но это не даст тебе уйти в небытие... – в воздухе материализовался крупный, отблёскивающий чёрными гранями камень. – Держи, от таких подарков не отказываются! Камень погрузился в навершие гарды, и Кузя вернулся ко мне, слегка обалдевший, но восхитительно живой! Я поклонился, ошарашенный не меньше, чем он. Древняя магиня снисходительно смотрела на меня. – Что ты хочешь в награду? – Так мы же не за награду... Войну бы прекратить, так или иначе. Если бы мы с самого начала знали, что всё из-за Зеркала... – Кое-кто знал, – возразила Марварид, и в воздухе снова пахнуло угрозой. – Вот тебе мой подарок! Держи! А дальше... под ногами открылся синий провал портала и попал я в новый переплёт, но про ту историю я уж как-нибудь в другой раз расскажу, и так сегодня день мемуаров получился. * * * И вот теперь иранцы делают магофоны, выполненные под вид Зеркала Марварид! Надо полагать, в память и ради выражения глубочайшей почтительности. А я уж думал, что снова... Ядрёна-Матрёна, так и дуба врезать можно. От ужаса. – Ну, пиштец, – пробормотал Кузьма, я вернул магофон в сложенные лодочкой руки, и мы ушли, оставив перса стоять между розами. КАК НИ В ЧЁМ НЕ БЫВАЛО Я зашёл в аудиторию – и группа разом замолчала. Я же посчитал, что объясняться ни с кем не обязан, и просто поднялся на своё место. Тут же прозвенел звонок. В аудиторию вошла очень крупная и статная дама с хорошо поставленным голосом, строго и важно кивнула: – Добрый день! Я буду вести у вас краткий курс магического права. Меня зовут... Но тут дверь распахнулась вторично, почти рысью влетел Болеслав, за ним – столь же стремительно, но гораздо более мелкими шажочками – тот сухонький дедок, который читал вчера нудное вступительное слово. Кажется, ректор? Дедуля протрусил к кафедре: – Аглая Трифоновна, всемерно просим прощения, но я должен сделать объявление! – Прошу, Викентий Павлович, – величественно повела рукой та. Ректор взобрался на возвышение, нервно прихватил сухими ручками кафедру. Интересно, почему он ректор? Именно он? Он по магическому статусу даже пониже Болеслава будет. Хороший управленец, возможно? – Уважаемые студенты, – слегка дрожащим голосом начал ректор, – сегодня в нашем учебном заведении произошёл вопиющий случай. Известный вам преподаватель, пользуясь служебным положением и манипулируя поддельными документами, согласился – за деньги! – скомпрометировать один из уважаемых русских родов в присутствии его представителя. Факт чудовищный!!! – ректор выдержал трагическую паузу. – В отношении этого преподавателя будет проведено расследование с последующей передачей дела на рассмотрение Высшего магического суда... – тут Болеслав приступил поближе и что-то подсказал ректору на ухо. Тот мелко закивал: – Когда он сможет покинуть госпиталь, да-да, верно. При этих словах большая часть группы начала бросать на меня заинтересованные взгляды и переглядываться, а некоторые так и вовсе откровенно пялилиться. Ректор тем временем набрал побольше воздуха и пошёл на новый виток: – От лица всей Магической академии я приношу глубочайшие извинения уважаемому и, не побоюсь этого слова, великому роду Пожарских и лично Дмитрию Михайловичу! – и снова глубоко вдохнул. Я понял, что растекаться по древу он может долго, и громко, отчётливо сказал: – Извинения приняты. Мне, откровенно говоря, хотелось заняться собственными делами, а при них неудобно. Время идёт. Часики тревожные тикают. Дедуля пару секунд постоял с открытым ртом, потом, видать, перестроил план речи и бодро отчеканил: – Благодарю! Благодарю! Всем спасибо, продолжайте занятия. Пойдёмте, Болеслав Константинович! Величественная дама вернулась к теме урока. Я послушал пять минут и понял, что самое главное в вопросах права – иметь правильного юриста, потому что мне, к примеру, всех этих тонкостей в жизни не освоить. Внезапно подумал, что вместо того, чтоб кораблики складывать, мог бы озаботиться, и грязеотталкиванием костюм обработать. И прочностью. Это ж не фасад! Если Кузя постарается, с дозаправками могу и вытянуть. В таком случае, между прочим, можно будет со сменной формой не париться, а так ходить на тренировки, по-пижонски. Этим до конца уроков и занимался. Умотался – ёшкин колупай. Малосильное такое заклинание, а если его настолько невообразимо растягивать, концентрации требует – мама не горюй. Хотел уж плюнуть да после последней пары к Святогору зайти, повторить фокус, только вместо очистки закрепление и прочее поставить, но заусило меня! Столько провозился – и вдруг брошу? Сделал. Не помню даже, про что последний урок был. Да и толку слушать? Всякую шушару детям валят. Устал, натурально, можно было бы и домой пойти – но мы ж упорные, правильно? А, кроме того, зачем я в таком случае лечилки с утра в аптеке купил? Тридцать штук. Пойдём самоубиваться изощрёнными способами. ЖИРНО БУДЕТ Плохо я, видать, оцениваю свои поступки с точки зрения нынешней молодёжи. Пока шёл до тренировочной зоны раз десять услышал за спиной: «Смотри-смотри! Вон он!» – и тому подобное. Слухами, как известно, земля полнится, а уж в одном закрытом заведении... Ядрёна-Матрёна, не хотел я так рано становиться местной звездой. Прошёл, будто не заметил. У вчерашнего лаборанта (похоже, он надеялся на мой приход и крутился у входа) в этот раз попросил земельный павильон, хотел костюмчик сразу на грязь проверить. – Есть земля-воздух, – предложил служитель, – небольшой, около тридцати метров в поперечнике, но отличный павильон. Мощный, с хорошими щитами – вам в самый раз! Та-ак, теперь меня ещё и продвинутым боевым магом будут считать? И, главное, выбегать с опровержениями и кому-то что-то доказывать – бессмысленно же. Пойдёт на пользу или нет? – Давай, – согласился я, не углубляясь в подробности, и сунул парню купюру. – Прошу за мной, ваша светлость! – А вот это лишнее. Или не знаешь, что на территории Академии не положено? – Прошу прощения, больше не повторится! – Веди давай.На входе я выпил лечилку и взбодрился. Переодеваться не стал, держа в уме проверку заклинаний. А вышло весьма неплохо! До жидкой грязи дело пока не дошло, а вот с пылью и песком – вполне отлично. Было бы, если бы я внутри костюма тоже не марался, мдэ. – Теперь ты на мавра похож, – критически высказался Кузя, – надо с этим что-то решать. – А что решать? В раздевалке умывальня есть, сейчас голову мне окатишь. Да к Святогору пойдём – на себя тоже временную защиту наложу. Не очень это приятно, вообще-то. Ощущения такие, как будто лицо сметаной или ещё чем жирным намазано. Зато грязь не пристаёт.
Упражнения с землёй привели меня в приподнятое расположение духа, пока (после оседания очередного земляного шквала) я не заметил, что вокруг павильона стоит целая толпа. Одногруппнички пожаловали! Человек двадцать. И зачем? Кузя, вливавший в меня очередную лечилку, тоже факт пришествия отметил: – Надеюсь, нас пришли бить? – Ты соскучился, что ли? – А как же! – Так сегодня только на Арену ходили! – А до этого я сколько лежал? Чуть не слежался вусмерть. – Балабол, – усмехнулся я. – Если что – я вперёд! – застолбил место Кузя. Можно подумать, я без него толпе пусть и начинающих, но магов что-то смогу противопоставить. К тому же боевых! Пыль окончательно осела, наблюдатели обрадовались, что мы заметили их присутствие, и повалили в павильон. – Я надеюсь, не все вы хотите меня вызвать? – спросил я, поднимаясь. – Ну, ты дал, князюшко! – захохотал синеволосый Илья, и все радостно за ним подхватили. – Мы ж чего пришли. Позвать тебя хотели с нами: пошли, посидим нормально, пообщаемся. Я подумал, что выражение «пойдём посидим» у Муромцев – это, видать, ещё с пращура прилипло, с того случая, как он встать не мог. – Откровенно говоря, у меня были свои планы. – И даже если девочки тебя попросят? Девочки тут же начали жеманиться, хлопать ресничками, стрелять глазками, хихикать и всячески проявлять свою заинтересованность. – Не стоит утруждать девиц столь непосильным заданием, – хмуро ответил я, прикидывая, что мы и половину лечилок ещё не израсходовали. А у меня цель! – Ответ будет: нет. Вот тут Илья обиделся. – Это что – ты только на поединки быстро выходишь, да? А посидеть в хорошей компании – мы тебе рылом не вышли?.. Да не держите вы меня!!! – рявкнул Илья, потому как несколько человек сразу начали его уговаривать, мол – не надо, а девчонки цепляться за руки. Мне стало смешно: – Да не держите вы его. Что, в самом деле, как маленькие. Человек сказать хочет. – Хочу! – яростно подтвердил Илья. – Вызываю! Тебя, прямо вот щас! На Арену! – Не получится у вас на Арену, – слегка поумерил его пыл рыжий Ваня, купеческий сын. – Там всё перекрыли, оцепление поставили, какие-то фоны изучают. Ядрёна-Матрёна, ещё и фоны... – Тогда прямо здесь! – рубанул Илюха. Кузя взволнованно затоптался за плечом. Да не забыл я, не забыл! – Ну, здесь – так здесь, – с усмешкой согласился я. – Только давай так: ты сперва с младшеньким моим схлестнёшься, – Кузя встал рядом со мной и вызывающе сплёл на груди руки. – Победишь его – тогда со мной. – Тока ты дождись меня! Я быстро! – бросил Илья и побежал. – Ладно, – ответил я его спине и оглядел растерянных одногруппников. – Ежли никто не желает принять участие в земельной тренировке, то попрошу выйти на улицу. Сейчас здесь станет очень грязно. Зрители из павильона вышли, но расходиться по домам не торопились, прохаживаясь по тропинкам вокруг, болтая и сплетничая, а кое-кто – и поглядывая за нашими с Кузьмой упражнениями Илюха бегал минут сорок. Все эти сорок минут я мешал землю с воздухом и гонял эти валы, насколько сил хватало. Осталось две лечилки – можно бы и домой собираться, где этот охламон шарится? И тут он примчал. – Он что, тяжёлый доспех вздел? – удивился Кузьма. – Сдурел, что ли? Илья вошёл в павильон, окинул взглядом перерытую, сваленную буграми землю потом хмыкнул и, словно отбросив сомнения, легким пружинистым шагом пошёл к нам. Вот он лось, а! Сталь на нём по любому пуда два-три весит, а ещё щит, и булава. Не-е, здоров Илья, сын Ильин, здоров, этого не отнимешь. Хватит этого, чтоб Кузю в песке повалять? Посмотрим. Кузя шёл навстречу одоспешенному Илье, нелепый в своём сером костюме-тройке, широко улыбаясь, по-моему, он даже успевал кланяться отдельным зрителям. Нет, зрительницам! Сошлись в центре. Стоят, смотрят друг на друга. – Тебя как звать? – сурово Илья. – Да не всё ли тебе равно, с кем драться? – весело спросил Кузя. Муромец широко улыбнулся: – А и всё равно! И без замаха сунул в лицо Кузьме булавой. Тот играючи отбил летящую дурищу ладонью. Но Илью это не удивило. Он обрушил на Кузю град ударов, всё больше и больше разгоняясь. Меч уклонялся, иногда отбивая ладонями особо опасные выпады. Звенело как в кузнице. Кузя явно развлекался, чего ни Илья, ни зрители, облепившие защитные экраны, пока не понимали. Тут уж не двадцать человек было, куда больше! А вот и близняшки Момоко и Сатоми. А они почему-то только на меня смотрят, спорят о чем-то. Меж тем бой Муромца и Кузьмы явно подходил к финалу. Удары Ильи стали экономнее и, как бы так сказать, концентрированнее, сильнее. Вот он подприсел, подпрыгнул – и со всей силы долбанул Кузю. В лоб. А тот даже защищаться не стал. Просто подставил голову под страшной силы удар. Общий вскрик зрителей пробился даже сквозь щиты и гулкий звон. И тишина. Множество приникших к щитам лиц, раскрытые рты... Илья с выпученными глазами смотрел на обломок булавы в своих руках. Причём раскололось не древко, а само навершие, от которого остался неровный кусок. Нет, этим обломком тоже можно было убить, но... Кто ж во время боя стоит, ворон ловит? Кузьма слегка склонил набок голову, не дождался атаки и толкнул Муромца в грудь. Ладонью, не кулаком. Но от души, чтоб на тяжёлый доспех хватило. Это вам, господа, даже не конь лягнул, это мать его, кит хвостом треснул. Илья, собирая пыль, укатился на противоположный край павильона, треснулся в защитный экран и затих. – Ты не перестарался? – Да нет, парень крепкий. Щас одыбает. Секунд пять ничего не происходило. Потом пыльная куча зашевелилась, Илья поднялся на карачки... встал... и набыченно похромал в нашу сторону: – Слышь, ты, мало́й! Ты чего сделал? Ты зачем мне булаву сломал?! Это ж фамильная вещь! Стоит, лыбится! Как чинить теперь?! Кузя носком туфли пошевелил валяющийся под ногами обломыш: – М-да... незадача вышла. Хрен её теперь склеишь. Что – прям древняя? В голосе Ильи задрожала обида: – Пра-пра-прадедова... И ещё пра и пра... Я ж её со стены над камином снял. Прадед ей, говорят, боевых бронированных мамутов останавливал... А ты?! Что я отцу скажу? Вблизи, да освободившись от своего уродливого навершия, булава показалась мне странно знакомой. – Погоди-ка, – перебил я. – Дай сюда, посмотрю. Илья угрюмо протянул мне реликвию. – Ух, ты какая тяжелая... – я внутренним взором осмотрел оружие. Мать твою! Да это же я делал! – Ёшки-матрёшки, а вы зачем клюкой дерётесь? – Какой клюкой? – Ну, хочешь – посохом назови. Это ж какой древности вещь! – Триста лет! – с гордостью сказал Илья. – Чего ты городишь! Восемьсот пятьдесят! – округлю, чтоб не придирались к точности. – Это первого Ильи Муромца энергоприёмник! – Ты гонишь, что ли? – пробормотал Илья, обратно принимая артефакт. Я покосился на Кузьму. Кого гоню? «Ну, это типа сочиняешь или придуриваешься», – он неопределённо пошевелил пальцами. Ага. – Слуш, Илюха, – я заговорил потише, – я древний архив нашёл. Первого Пожарского, смекаешь? – Ну? – не вполне понял он. – Этот приёмник он делал. Дата есть и рисунок, и узор я узнал. – Ни хер-р-р-ас-с-се! – Это ж мощнейший артефакт, только в пару ему ещё чоботы железные должны идти, типа ботинок, соображаешь? Ничего такого в семейном склепе не видал? – Кажись, было чё-то... – Поищи. Если найдёшь – считай, жар-птицу за хвост поймал. С парой бот и этим посохом ты сразу уровней на сорок поднимешься минимум. В момент! А будешь постоянно с ними ходить – ещё подрастать станешь. – Одновременно усилин и ускоритель роста? – неожиданно бодро сообразил Илья. – Вот именно! И запретить их использование тебе никто не сможет – это ж фамильный артефакт! А эту шлоету мы отколупаем, вернём приёмник к первоначальному виду. Ну-ка, Кузьма, давай! Кузя принял булаву и довольно бодро ободрал с неё позднейшие наслоения. – Ребята! – крикнули от входа. – Вы закончили? Можно нам зайти? Я посмотрел на Илью: – Ничья и мир? – Мир! – согласился он. – Лишь бы меня батя не прибил. – Найдёшь чоботы – он и не сможет. Да и поверит сразу. – А верно! – Илья приободрился. – Ну чё, пошли отметим такое дело? Я посмотрел на него, на Кузю: – А, пошли! И пошли мы на большую открытую веранду под названием «Ночи Вероны». И Кузя всех перепил, потому что никто не догадался предложить ему лечилок, а от вина он только весёлым сделался и анекдоты начал травить, так что все лежали.А потом всех по такси раскладывал и по домам отправлял. Пахом переживал и даже паниковал, хотел мне нагоняй устроить, но я успешно прикинулся спящим и счастливо избежал разноса.
19. УДИВИТЕЛЬНОЕ
ЧТОБЫ БОРОТЬСЯ, НУЖНЫ ДВОЕ Сёстры Дайго – Вот тебе и ответ! Князь Пожарский не брезгует есть и общаться со своим телохранителем, потому что тот – его младший брат! – Он не сказал «брат», – дотошно поправила Сатоми. – Он просто сказал «мой младший». – Ну и что! Пусть не брат, другой младший родственник! Пусть, – Момоко слегка запнулась, – пусть даже бастард. Князь может ввести его в род. У них хорошие отношения. – Да, это возможно... – вынужденно согласилась Сатоми. – Мы можем чего-то не знать. Каких-то... особых условий? – И, тем не менее, на него стоит обратить внимание! – Только как на способ приблизиться к самому князю, – Сатоми жёстко посмотрела на сестру. – И не делай такое лицо, как будто я подкладываю тебе в постель жабу. Он хорош. Момоко покачала головой и вынужденно согласилась: – Да, он хорош. Он... возбуждает. И... он такой высокий, – она хихикнула: – Я надеюсь, он пропорционально развит, – Момоко прошлась по комнате, покачивая бёдрами, и остановилась у окна. – Но вокруг столько интересных мужчин... – Не накручивай себя, а то сорвёшься. И князь будет думать, что ты косё бэндзё*, и не захочет тебя. Будешь локти кусать. *«общественная уборная» (яп.),в переносном смысле –
«общедоступная девица». – А..! Это сводит меня с ума! Взять хотя бы этого младшего братца. Почему мы сразу на него не посмотрели? Ты видела его значения? Я не поверила глазам, разве такое бывает?! – Глупый вопрос, Момоко. «Почему»! Тебе же не приходит в голову оценивать магический потенциал собак и кошек? Мы же думали, что он просто телохранитель. – Да я и сама понимаю. Это просто досада! И он тоже симпатичный, а? – Нет! – Сатоми резко сложила указательные пальцы крестиком. – У него очень странная и очень статичная аура. Твоей целью останется князь. СЛУХАМИ ЗЕМЛЯ ПОЛНИТСЯ Слухи, начавшие распространяться в середине дня, к вечеру получили новую пищу. Итак, молодой князь Пожарский за день дважды отметился в поединках – в лучших традициях авантюрно-приключенческих романов прошлого века. Настороженная после вчерашнего покушения столица не сразу готова была принять новость: – Вы всерьёз хотите обсудить студенческую дуэль? Прошу вас! Это же смешно! – Смешно?! А вас не смущает, что речь идёт о том мальчишке Пожарских, которого все признали магически абсолютно неспособным и неизлечимым? – И где он смог найти такого же бессильного? Или они там на кулачках дрались? – Соперником был один из ведущих молодых преподавателей, на церемонии посвящения в студенты ему собирались торжественно вручить диплом магистра. Предполагали, что это сделает сама почётный ректор. Обязательный долгий взгляд. – И как же... Пожарскому это удалось? – Говорят, немаловажную роль сыграл меч. – Тот меч из анекдотической истории с Салтыковыми? – Именно. – Любопытно-любопытно... И что, вы говорите, его тут же ещё раз вызвали? – Спустя несколько часов. Но вместо него вышел некий молодой человек, о котором Пожарский высказался как о младшем. – Чушь, он же последний! – Возможно, нашёл отцовского бастарда? – Кто знает, кто знает... Об этом толковали за ужинами, за игорными столами, в модных гостиных и в театральных ложах, в которых продолжали собираться, несмотря на всеобщую настороженность. Люди верили и не верили произошедшему. И если собрать все эти мнения воедино, хорошенько утрясти и выложить ровным слоем, то главный вопрос, волнующий и сильных мира сего, и не очень, был: как так вообще могло случиться? Общество пребывало в недоумении. Но не все. Кое-кто предпринимал решительные действия. И ЧТО – ТАК ДЕЛАЮТ?! За завтраком я попросил Пахома: – Дядька, всё забываю – книгу родов и кланов мне купи. И что там по экипажу? – Так приказчик ихний просил, когда отдыхать будешь, пригласить его. Цельный каталог обещал приволочь, чтоб выбор, значицца, сделать. – На субботу зови. Занятий нет, я со Стешей схожу на тренировку и к обеду дома буду. – Как?! Со мной?! – подскочила Стешка. – Обижаешь, Степанида! Я же обещал! Ты мой первый лекарь. – Ура!!! Пахом отправил ликующую внучку за портфелем, а сам негромко сказал: – Вчера юрист-то наш все телефоны оборвал, с тобой хотел переговорить. – Ну, засиделись, бывает. – Переживал, что магофонный образ у тебя не взял, забыл. – Так и нету у меня его. Ни магофона, ни образа. Купить, что ли? А то странно как-то – у всех есть, а у тебя нет, вроде как на улицу без штанов вышел. – Сильно он просил тебя, Дмитрий Михалыч, осторожней быть... Кузя, молча попивавший чаёк, поднялся: – Не переживай, дядь Пахом. Я ж присматриваю. Бдю, не уставая! – Да ты-то тоже балабол! Пахом Кузю в человеческом виде как меч совсем не воспринимал. – Это я специально, – меч подмигнул, – для усыпления бдительности. – Чьей бдительности-то? – сердито проворчал дядька. – Всеобщей! – важно ответил Кузьма и подхватил мой чемоданчик. – Вот и поклажу понесу, чтобы наш дорогой князь не перетруждался. Мне, опять же, удобственно: этаким гнётом при случае и засветить лиходею не грех. – Кстати! – вспомнил я. – Открой-ка, посмотрим – что по показателям? – Любопытно, подросли ли? – Ещё как! Кузя откинул крышку, я прижал ладонь к плашке... – Тридцать и тридцать один! – вытаращила глаза Стешка, как раз примчавшаяся с портфелем. Да, было чему удивляться. Если по ёмкости рост в полторы-две единицы при такой нагрузке – ожидаемо, то пропускная способность каналов увеличилась на целую пятёрку. – Теперь меня официально можно считать не учеником, а подмастерьем, – усмехнулся я. «Из-за мёртвой энергии, как думаешь?» – спросил Кузя. «Возможно. Но не точно». И тут он спросил вслух: – А не из-за Муромцевой-ли клюки? Мы уставились друг на друга. – С Горушем бы потолковать. Может, хоть маленькое подобие сделать получится? У меня немного метеоритного железа лежит. – Так в субботу автомобильщика спровадим – и сходим. – Кого, ты сказал? – Автомобильщика. Ну, продавца этого, который по экипажам. Их ещё автомобилями называют. – Ясно море. Ладно, пошли резвее, князья не опаздывают. Кузя захлопнул чемодан и пошёл за мной, философски бурча под нос: – И рано они тож не приходят. Князь пришёл – значит, и время подходящее, строго правильное. Опять же, верно. На подходе к воротам Академии Кузя вдруг хмыкнул: – Лоханулись мы вчера. – Это что опять такое? – Ну, сглупили. – С этим мудаком, что ли? – Да не-ет, с костюмом! Надо было предложить его тому швейному дому, где ты его покупал. А они бы нам взамен – нескончаемый набор костюмов. – И зачем им угвазданные тряпки? – У-у! Выставили бы в витрине, да надпись заманивающую присобачили, вроде «В наших костюмах сам князь Пожарский не брезгует выходить на смертельные поединки!» – И что – люди бы стали покупать? – Ещё как! Это ж такая убойная реклама! – Серьёзно? – Я тебе отвечаю, сам видел. «В нашем костюме французский посол выходит на утренний моцион!» – и фотка во всю витрину. Так то фотка! И французишко какой-то! А тут был бы русский князь – и вот оно, доказательство: кровь, гарь, красная пыль Арены, руками пощупать можно! – Совсем люди сдурели, – не оценил я. – Да и мы с тобой княжеского рода, а не шаромыжники какие-то. Костюмы ещё выпрашивать! Страмота. Однако, этот разговор заставил меня задуматься и о другом: как мой поединок с историком будет воспринят старшим поколением? А стычка с Илюхой? Да и плевать мне, собственно, кто что подумает, а вот кто и что сделает... Перед Академией мы успели заскочить в аптеку, прикупить лечилок – сколько в чемодан влезало. Аптекарша при виде меня уже не бродила за стеклом снулой рыбой, а радостно улыбалась. Вот что небольшая денежка «на конфетки» с людьми делает! СТРАСТИ АКАДЕМИЧЕСКИЕ И НЕ ТОЛЬКО В коридоре напротив нашей аудитории бурлила шумная толпа. В основном здесь были те, с кем мы вчера в «Ночах Вероны», как любит говорить Илюха, хорошо посидели. Все бодренькие, весёлые – ишь, хитрюги, явно по лечилочке выпили с утра! Впрочем, я тоже. – Пришли! – крикнул кто-то, и нас с Кузьмой обступили. Ядрёна-Матрёна, сколько радостных лиц, что-то я даже отвык от такого. Илья – впереди всех, руку тянет: – Здорово, князюшко! Я руку пожал, успел спросить: – Отец не прибил? – Не-а. Я чоботы нашёл, прикинь! Потом расскажу. И ещё руки-руки, улыбающиеся девчонки, пальчиками машут. Эх, жаль, никто обниматься не лезет, я бы приобнял...
На перемене между первым и вторым уроком меня неожиданно вызвали в деканат. Болеслав сидел хмурый, вздыхал тяжко. – Присаживайтесь, Дмитрий, – он сцепил руки в замок на столе и пошевелил большими пальцами, явно не зная, как начать. Я немного подождал. – Звали-то чего? Болеслав снова тяжко вздохнул. – Дмитрий, вы... в курсе о... кхм... вашем родовом проклятии? – Что? – вот это новость! – Нет... Я неправильно выразился... О том, что в случае выхода на смертельный поединок с вами... – Поединщик неминуемо умрёт, либо от моей руки, либо от древней клятвы, потому что я – последний в роду? Конечно. Более того... – и тут до меня дошло, чего эти Трубецкие, которых я знать не знаю, на меня окрысились. Точнее, на того ещё, последнего молодого Пожарского. Я аж застыл, честное слово. – Что? – настороженно спросил Болеслав. – Кажись, понял я... Но мне нужно сперва... – желание проверить мою догадку сделалось нестерпимым, аж зажгло. – А нет ли у вас книги старших родов и кланов Русского царства? Я бы хотел кое-что уточнить. – Да есть, конечно, – Болеслав обернулся и снял с книжной полки книгу в красной коже. – А не ходил бы ты в класс, Дмитрий Михайлович. Тут посиди, я тебе и бумаги дам, если надо. Всё одно мне сейчас у вас по азам применения земельной магии лекцию читать, а тебе, я наслышан, это не надобно. Болеслав ушёл, кабинет запер. Кузя мигом с лацкана соскочил, человеческую форму принял: – Батя, нарыл что? – Пока не нарыл, но предположение есть. Садись, помогать будешь. Через полтора часа у нас сложилась занимательная схемка. – Кажись, Болеслав идёт! – Кузя мигом успел спрятаться, и вошедший декан с подозрением на меня уставился. – Что такое? – участливо спросил я. – Да вид у тебя как у кота, честно охраняющего миску сметаны. Нашёл хоть что-нибудь? – Нашёл, – не стал отпираться я и предъявил плотно исписанный и исчерченный лист. – И как сие разбирать? – Да и не надо особо разбирать. Тут одна единственная линия важна. Вот эта, – я провёл линию, разделяющую мои изыскания на две неровные части. – Почему так? – Хороший вопрос! А ведь картина получается весьма интересная. Все эти кланы – самые крупные и значимые на сегодняшний день. Только вот эти, – я потыкал в большую левую часть, и голос мой сам собой стал жёстким, – все до одного восходят к тем, кто Дмитрию Пожарскому слово дал, что род его не иссякнет и не оскудеет. А эти, – на схеме справа, – нет. И вот тут мы подходим к самому занимательному, – я по старой преподавательской привычке встал и прошёлся по кабинету. – Представим себе, что покушение на государя удалось – просто представим. Тревога, общая сумятица и так далее. И на этом фоне на следующий день некий излишне жаждущий признания и славы преподаватель прилюдно оскорбляет предков малосильного мальчишки из захиревшего рода. Болеслав поморщился. – А что не так? – усмехнулся я. – А самого мальчишку – осмеивает. Мальчишка должен был преподавателя вызвать. И должен был быть убит – по всем признакам. Или ещё вариант – пошёл бы, да от отчаяния жизни себя решил. Теперь, Болеслав Константинович, скажите мне: что после этого произошло бы с теми родами, кто жизнью своей за сохранность рода Пожарских поручился? И как быстро? – я посмотрел на него в упор. – Вы понимаете, что это разом вычищает всю верхушку Русского царства? Очень удобно. Усилить растерянность. Посеять хаос. А если кто-нибудь умный и хитрый ещё и зерно у купчишек перекупил, да кому-нибудь другому выгодно продал – хоть бы османам, то у нас ещё и голод замаячит. – Это ж какого размера заговор? Ты сам-то понимаешь? – А чего ж тут непонятного. Разыграно, как по нотам. Дальше надо напугать всех угрозой вторжения – со стороны немцев, например. Или свеев. Да хоть кого угодно, на Русь кто только не горазд кинуться, только свистни. А у нас – государя нет, роды выкашивает, их военные отряды в каком состоянии будут – вообще непонятно. После этого приход добрых польских и литовских князей, совершенно бескорыстно готовых помочь, сказочной удачей покажется, – я сложил на груди руки. – Вот так мы с государем нежданно-негаданно оказались в одной лодке. Нет, в ветхой лодчонке! И если мои подозрения относительно того, насколько широко распространился заговор, верны, я лучше выскочу из той лодки, да как-нибудь сам, хоть саженками поплыву. А за жизнь государя я бы сейчас не дал и ломаного яйца. Но вслух я этого, конечно, не скажу – не враг я себе, в самом деле. Болеслав смотрел на мою схему, веря и не веря. – Оставишь? – Вообще-то, хотел забрать. – Ладно, погоди. Он извлёк из кармана небольшую плашку магофона, навёл на лист, ткнул пальцем. Голубой кристалл в нижней стороне щёлкнул и коротко мигнул. – Всё, забирай и шагай на обед. «Разобраться уже надо с этими магофонами, – проворчал Кузя, – а то все ходят, даже престарелые преподы, мы одни с тобой как лохи...» «Чего он престарелый-то вдруг? Ему чуть за тридцать!» – Ага, а ректор? – я повернул за угол коридора, и Кузя образовался рядом. – А у него я видел! – Ладно, ладно, купим магофон, успокойся! Как дитё малое... Ты лучше думай, как тебе отпечаток магического поля сменить. – Это зачем ещё? – А ты забыл, как Салтыковы тебя отследили? Параметры-то твои им известны. – Едрид-мадрид! – Кузя аж остановился. – Так они теперь всё время будут знать, где я? – С точностью до шага, – невесело подтвердил я. – Толку не будет, – Кузя решительно развернулся и направился в столовую, ускоряя шаг. – Да не несись ты так. Князь бежит! Все подумают, что война уж началась. – Уж извини, пап, не такой у тебя пока высокий статус, чтоб подобное подозревать, – буркнул Кузя. – А толку от смены отпечатка поля не будет. Любой мало-мальски приличный сканер, тупо мимо пройдя, новый считает. Разве что постоянно его менять. – А это идея! – Ты представляешь энергозатраты? И мороки сколько! – Нет, так грубо мы действовать не будем, а вот добавить тебе пару камушков, заточенных на «рой»... Рой сбивал с толку поисковые заклинания, маскируя основную цель и выдавая сотню-другую ложных. – Идея! А у тебя с собой ничего нет? – Шутишь, что ли? – я похлопал себя по карманам. – Я могу до дома сгонять, а? Ты бы пообедал пока, а я камушков принесу. Забежим к Святогору – сможешь заклинание закрепить? Как с костюмом? – Не отходя от источника? – я прикинул. – Уровень, конечно, другой... – Так у тебя и проходимость каналов подросла! – подбодрил меня Кузя. Эк его припёрло. А мы уже до столовой дошли. – Ладно, дуй. Штук десять небольших выбери, я кое-что придумал. ПОДКАТ Очереди, к удивлению, практически не было – два человека. Я почти наугад взял какой-то еды, расплатился, сел. Чёт невесёлые дела закручиваются, вот что я скажу. Если заговор такого масштаба, как я предполагаю, убить последнего Пожарского будут пытаться очень, очень старательно... – Привет. Можно к тебе присоединиться? Я сморгнул хмурые мысли. Рядом со мной, очень мило улыбаясь, стояла одна из сестричек Дайго. М-м-м... нестрогая, так скажем. – Прошу, – я привстал и помог ей поставить поднос. – Момоко, правильно? Ты сегодня обедаешь отдельно от сестры? – Да, всё верно. Мы... не сошлись во мнениях на один вопрос. И я не хочу, чтобы она сейчас читала мне нотации. Поругались, одним словом. Или сделали вид, что поругались – чтобы повод был присесть и поболтать. О чём спросить, чтобы она не успела начать выспрашивать меня? – Тяжело, наверное, в чужой стране? Или ты уже привыкла? – О, нет! Так трудно привыкнуть к чужим правилам! Все ходят не так, говорят не так, даже смотрят не так, как мы привыкли. В посольстве мы отдыхаем, там всё как дома. Но целый день, стоит выйти за ворота... – Момоко выразительно расширила свои восточные глаза и покачала головой. – А особенно меня удручает еда. Вот, что это? – она сердито потыкала вилкой в блюдо. – Сегодня даже риса нет! – Я тоже не очень понимаю, что это, – я усмехнулся. – Но главное: здесь есть мясо, это сытно и довольно вкусно. Я лично люблю готовить по старинным рецептам. – Ты умеешь готовить? – глаза ниппонки сделались совсем большими. – Конечно! И не просто умею, а очень даже хорошо. Для воина это обязательный навык, мало ли что случится в походе – и что? Голодным сидеть? – Н-ну да, – согласилась она так, словно я открыл ей страшную истину. – Люблю блюда старинной русской кухни. И ещё кавказской. Они довольно простые, но очень вкусные. Могу угостить тебя при случае. Как ты посмотришь, например, на мясо молодого барашка, которое полежало в специальном соусе, в специях, а потом я его запекаю на углях, прямо на твоих глазах, – я немного понизил голос, – а вокруг горы, нежная изумрудная трава, хрустальный воздух. И мы с тобой вдвоём... Момоко смотрела на меня, слегка приоткрыв рот. Ну, а что? Разве не за этим она вокруг меня крутится? Я не мясо имею в виду. – Это звучит очень вкусно, – кивнула она и облизнула губы. – Ты не представляешь, насколько. Нет, кажется, она себе всё-таки представляла, потому что немножко порозовела. – Скажи, пожалуйста, Дмитрий... А это... очень долго... организовать? Я накрыл ладонью её пальчики, сжимающие вилочку: – Если судьба не подкинет нам неприятных сюрпризов, в воскресенье я тебя приглашаю. Ну, что. Вилкой не ткнула за наглость – с вероятностью в две трети придёт. Кузьма примчался, увидел нас, болтающих, замер в дверях столовой. Мне просигналил, мол: всё путём, принёс.
Последние комментарии
1 час 53 секунд назад
8 часов 49 минут назад
11 часов 20 минут назад
11 часов 28 минут назад
1 день 22 часов назад
2 дней 2 часов назад