Марина Цветаева. Письма. 1933-1936 [Марина Ивановна Цветаева] (fb2) читать онлайн
- Марина Цветаева. Письма. 1933-1936 (и.с. Марина Цветаева. Письма-4) 3.62 Мб, 880с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Марина Ивановна Цветаева
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Марина ЦВЕТАЕВА. Письма 1933-1936
1933
1-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Дорогая Саломея, Только два слова (на мне сейчас четыре одновременных рукописи) 1) никакой обиды 2) спасибо После переезда, этой пятой горы, сообщусь по существу. Целую. МЦ.5-го янв<аря> 1933 г. Адр<ес> после 10-го тот же Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot
<Приписка на полях:> Рукописи: 1) Эпос и лирика современной России[1] 2) Neuf lettres de femme[2] 3) Живое о живом (переписка, правка)[3] 4) Перевод статьи Бердяева, о чем еще не знаю[4]
Впервые — СС-7. С. 155. Печ. по СС-7.
2-33. В комитет помощи русским ученым и журналистам[5]
Марины Ивановны Цветаевой-Эфрон Прошение Прошу уделить мне пособие из сумм, собранных на новогоднем писательском вечере[6]. Материальное положение мое крайне тяжелое. М Цветаева. Адр<ес> с 15-го янв<аря> Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 6-го янв<аря> 1933 г.Впервые — Швейцер В. С. 416. СС-6. С. 664. Печ. по СС-6.
3-33. В.В. Рудневу
7-го янв<аря> 1933 г.Милый Вадим Викторович, Очень жаль, но других стихов у меня сейчас нет, а волошинские рознить не хочу. Я поняла, что Вы просите еще 2–3 стихотворения, кроме Дома, а за вычетом Дома так и получается. Большая просьба, верните мне те волошинские, много времени ушло на переписку[7]. Вторая просьба: передайте, пожалуйста, прилагаемое прошение в Союз Журналистов[8]. Всего доброго МЦветаева Адрес до 15 прежний[9], с 15-го тот же Clamart 10, Rue Lazare Carnot
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 13. Печ. по тексту первой публикации.
4-33. Г.П. Федотову
Clamart, 101, Rue Condorcet 8-го января 1933 г.Милый Георгий Петрович, Вот, наконец, рукопись[10]. Обращаю все Ваше внимание на 16 стр<аницу>, где вписка не совсем, не целиком заметна: приоткройте лист, часть вписки слева и скрыта, у меня не было места, а вписка мне необходима. Приоткройте! Работала над статьей зверски, не отрываясь, полных 3 недели, печатайте петитом, либо делите на два, но не сокращайте, иначе я впаду в отчаяние. Руднев моих 3 стихов (цикл) Волошину не взял, говорит много — 117 строк, а одного я ему не дала. А сам просил кроме имеющегося «Дома» (38 строк) еще 2-3[11]. Я послала волошинский цикл (117 стр<ок>, прося оставить «Дом», тогда выходит 80 с чем-то строк, т. е. как раз те 2–3 стихотворения, к<отор>ые Руднев просил еще. Бог его знает! Ненавижу торговлю, всегда готова отдать даром, но не могу же я дать им место, к<оторо>го у них для Волошина и меня нет (ВНУТРИ нет!) А главное — Волошина здесь многие помнят и любят, и многие бы ему порадовались. Кроме всего у меня переезд и перевод бердяевской статьи, пишу среди полного разгрома[12]. Очень жду отзвука на статью. До 15-го адр<ес> прежний, после 15-го
10, Rue Lazare Camot Clamart
Название прошу без точек и с тире как у меня. Сердечный привет Вам и Е<лене> А.[13] <Николаевне>. МЦ. Название, либо как у меня, либо (оно мне больше нравится, но как хотите, м<ожет> б<ыть> журналу важнее Эпос и Лирика). БОРИС ПАСТЕРНАК и ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ, т. е. если без эпос и лирика, тогда Бориса на первом месте. На выбор. Корректуру умоляю. Простите прочерк.
Впервые — Новый журнал. 1961. С. 167–168. СС-7. С. 429–430. Печ. по СС-7.
5-33. Н.П. Гронскому
<Начало января 1933 г.>[14] Милый Николай Павлович, Если Вам не трудно, пришлите мне пожалуйста точный адр<ес> русской гимназии[15] и адр<ес> того преподавателя (фамилию, имя и отчество) к<отор>ый, по Вашим рассказам, хорошо относился к моим стихам[16]. Мой адр<ес> до 15-го Clamart (Seine) 101, Rue Condorcet[17]_____
Всего лучшего и спасибо заранее МЦ.Не странно ли, что попала к Вам как раз в день (а м<ожет> б<ыть> и час) Вашего приезда. Заходили с Муром.
Впервые — СС-7. С. 220. Печ. по СС-7.
6-33. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 101, Rue Condorcet 12-го янв<аря> 1933 г.Милый Вадим Викторович, Вот корректура, а вот и I ч<асть> Волошина[18]. (Вторая — Коктебель. Она еще не переписана, ибо писала всё это время статью для Нового Града[19], а сейчас, вот уже 5 дней, переезжаем на руках). В стихах я заменила одно слово, вместо НАСЕДАЮЩИХ — ОБСТУПАЮЩИХ[20]. Дико изведена всяческой работой, нынче целый день правила Волошина, в машинке не было К, всюду пришлось вставить. Пишу в 2½ ч<аса> ночи.
С 15-го наш адр<ес>: 10, rue Lazare Carnot
До свидания, если кого-нибудь увидите ведающего Писательским балом попросите, очень прошу, чтобы мне выдали СКОРЕЕ[21]. Всего доброго МЦ.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 14. Печ. по тексту первой публикации.
7-33. Е.А. Извольской
Январь 1933 г.О <отдельных> деньгах на переезд я напомнила Вам ссылаясь на Ваши собственные двукратные слова: У меня есть для Вас отдельная сумма (такая-то) на переезд, мама[22] достала для Вас у своих друзей, — в первый раз я услышала об этом в ресторанчике, где мы с Вами обедали — мы как раз садились за стол — а во второй раз — уже не помню где, только знаю, что 2-ой раз был. Иначе бы мне в голову не пришло говорить о каких-то переездных деньгах Второе: о переводе от Н<иколая> А<лександровича> <Бердяева>[23] <1 ↓> я давным-давно Вам упоминала, как и о том, что он жалеет, что уже сдал кому-то на перевод книгу[24], это настолько не секрет, что знают все — почему бы я не рассказала (упомянула) именно Вам. Если же я Вам не рассказала подробностей то только потому что я до самого последнего времени ничего не знала, ни какая статья ни какой длины и так далее. Во вторых же, если бы я даже Вам случайно не рассказала, я бы сделала в таком <вариант: том> <случае> то же самое, что Вы: разве Вы < 1 ↑> я, нужно думать, в свое время, Вам упомянула, во всяком случае зная как Вы радуетесь каждой моей удаче |¦| у меня не было никаких причин <2 ↓> <зачеркнуто: о нём> скрывать его именно Вам, зная как Вы радуетесь каждой моей удаче, <2 ↑> скрывать его ни от кого, никакой тайны тем более в нем не полагая, особенно от Вас, зная как Вы радуетесь каждой в таком деле как перевод не полагая, никакого стыда в таком деле, как честный труд не видя, — тем более
<Варианты набросков письма к Е.А. Извольской от января 1933 г.>: Второе: о переводе от Н<иколая> А<лександровича> я, <зачеркнуто: нужно думать> конечно, в свое время Вам упомянула как дома и вообще друзьям, никакой тайны в нем не полагая — особенно от Вас, к<отор>ая так радуется каждой моей удаче. Если же о нем не распространилась, то потому что сама ничего до последних дней не знала, ни какая статья, ни длины, ни условий, а сколько платят не знаю (Очень увлекательная, 38 стр<аниц>). <зачеркнуто: А если бы, паче чаяния, действительно не упомянула, то совершенно так же безумышленно как Вы не упоминаете мне о половине своих дел, не возбуждая этим во мне ни малейшего удивления ни обиды. Дружба меньше всего отчетность, и я первая была бы против Вашего такого ее толкования и проявления.> Спасибо за alienation[25]
_____
1) О деньгах на переезд. Как мне помнится Вы мне говорили о них дважды, — Поскольку я тогда поняла Вы говорили о том что у Вас именно отдельная сумма (500 фр<анков>) на наш переезд, к<отор>ую достала у своих друзей Ваша мама. В первый раз <зачеркнуто: и мне помнится> в ресторане, где мы с Вами обедали, садились за стол, а во второй, поскольку помню, несколько дней спустя в кафе. Но, это, очевидно вошло в кассу <?> Пока что «переезжаем» на руках. Второе: о переводе от Н<иколая> А<лександровича>. Никакой тайны не было и быть не могло тем более от Вас, которая_____
Поскольку я тогда поняла, Вы говорили об отдельной сумме, именно на наш суммарный переезд — 500 фр<анков>, к<отор>ые уже давно у своих друзей достала Ваша мама. В первый раз Вы говорили мне об этом в ресторане, где мы с Вами обедали, а во второй <зачеркнуто: уже не помню где, но вскоре> несколько дней спустя, но уже не помню где. Очевидно эти недоразумение и деньги вошли в кассу. Второе: о переводе от Н<иколая> А<лександровича>. Совершенно не понимаю Вашего слова «тайны» <зачеркнуто: особенно> никакой тайны у меня с переводом не было и быть не могло особенно от Вас, к<отор>ая так радуется каждой моей удаче. Я же твердо решила зарабатывать, то есть переводить.Впервые — Красная тетрадь. С. 56, 58, 68. Печ. по тексту первой публикации (с учетом текстологических правил, принятых в настоящем издании).
8-33. Б.К. Зайцеву
Clamart (Seine) 10 Rue Lazare Carnot 31-го января 1933 г.Дорогой Борис Константинович! Обращаюсь к Вам с большой просьбой, — не поможете ли Вы мне получить деньги с Писательского вечера?[26] Руднев передал мое прошение когда и куда следует, — недели три назад — но это было уже давно, и никакой присылки не последовало[27]. Дела мои ужасны, все притоки прекратились, перевожу, но больше даром, и часто — зря, т. е. на авось. Есть еще переводы анонимные, вернее перевожу я, а подписывает другой. Получила за 60 стр<аниц> (машинных) Художественного перевода — 150 фр<анков>. Словом, бьюсь и, временами, почти разбиваюсь[28]. Алины заработки (figurines[29]) тоже прекратились, зарабатывает изредка фр<анков> по 30, по 50 маленькими статьями (франц<узскими>) в кинематографических журналах, пишет отлично, но тоже нет связей. Рисование идет отлично (гравюра, литография, иллюстрация), даже блистательно, но кроме похвал — ничего. Таковы наши безысходные дела. Труппа уцелевших друзей собирает 250 фр<анков> в месяц[30], но нас четыре человека — и сколько, этими деньгами, попреков. Очень, очень прошу Вас, расскажите хотя бы часть из этого писателям, т. е. тем, кто ведает раздачей. Сердечный привет, Люду и Наташу[31] целую. Скажите Вере[32], что Муру завтра, 1-го, восемь лет. МЦ.
Впервые — Огонёк. М., 1985. № 14. С. 14 (с неточностями). СС-7. С. 439. Печ. по СС-7.
9-33. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 31-го янв<аря> 1933 г.Милый Вадим Викторович, Прочли Волошина и что́ скажете? От Вас давно ни слуху ни духу. Говорят, что вышел январский №, я еще не получила[33]. От Писателей, с вечера, пока ничего. Нужда страшная. Не напомните ли Вы им о моем существовании? Кого просить? (кроме прошения). Сердечный привет МЦ.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 14–15. Печ. по тексту первой публикации.
10-33. В.Ф. Зеелеру
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 4 го февр<аля> 1933 г.Многоуважаемый Г<осподи>н Зеелер, Очень прошу Вас выдать моей дочери Ариадне Сергеевне Эфрон сумму (160 фр<анков>? прилагаю письмо Б.К. Зайцева), назначенную мне Союзом с писательского вечера[34]. Заранее благодарная М. Цветаева
Впервые — ЛО. 1990. С. 106. СС-7. С. 441. Печ. по СС-7.
11-33. Г.П. Федотову
14-го февраля 1933 г., вторникМилый Георгий Петрович, По-моему, Вы очень хорошо поделили — как раз на Петре[35]. Поделила бы совершенно так же, — естественное деление. Совершенно согласна, что никаких «продолжение следует», — такие оповещения только пугают читателя перспективами разверзающейся паскалевской бесконечности[36]. Просто заглавие, и
I
_____
Корректуру исправлю нынче же и доставлю (на́ дом) завтра._____
Большая просьба о гонораре возможно скорее, дела хуже, чем плохи._____
И еще другая просьба. На днях доставляю Рудневу все «Живое о живом» — о Максе. 90 машинных стр<аниц> по 1800 знаков в странице, т. е. 162 тыс<ячи> печ<атных> знаков, т. е. поделить на нормальных 40 тыс<яч> знаков — 4 печатных листа Попробуйте убедить Руднева или Фундаминского, что они могут отлично разбить на два № и печатать без шпон, — а то опять это отчаяние сокращений[37]. Тем более что я предлагала Рудневу написать отдельную статью о Максе, какую угодно короткую, хоть в пол-листа, но он не захотел, и просил именно эту. Сделайте что можете! Мне здесь не я важна, а Макс. Ведь больше у меня случая сказать о нем не будет, а у меня он, правда, живой. Большое спасибо за чудное обращение, так хорошо со мной, с времен Воли России, НИКТО не обращался. Сердечный привет Вам и Вашим. Корректуру — завтра. МЦ. Clamart (Seine) 10, Rue Lazare CarnotИ — третья просьба: alle guten (или schlechten) Dinge sind drei[38]: об отдельных оттисках статьи, ибо есть надежда переправить и в Россию. Сосинский этим займется охотно, мы с ним приятели[39]. — Если можно!
Впервые — Новый журнал. 1961. С. 169. СС-7. С. 430–431. Печ. по СС-7.
12-33. В.В. Рудневу
<Февраль>[40]Милый Вадим Викторович, Очень рада, что подошли, а видите — недавние стихи: 1928 г., как и эти, что́ посылаю[41]. Горячая просьба о корректуре[42]: не задержу ни на час. И другая: о гонораре, если можно сейчас же. Я сейчас наскребаю на терм — что могу, и на жизнь не остается. Сердечный привет. Есть еще несколько подлинных стихов, если когда-нибудь понадобятся — известите. МЦветаева
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 15. Печ. по тексту первой публикации.
13-33. Г.П. Федотову
<15 февраля 1933 г.>[43] СредаМилый Георгий Петрович, Из опечаток, верней поправок[44] самая существенная — пропуск на 2-ой стр<анице>. Он у меня сделан тщательно, но к кому обратиться, чтобы не перепутали? Довольно с меня и моих «темнот» (NB! убеждена, что пишу яснее ясного!). Еще: необходимо цитату из Рильке напечатать так:
…die wollten blühn
Wir wollen dunkel sein und uns bemühn[45],
Впервые — Новый журнал. 1961. С. 168. СС-7. С. 431. Печ. по СС-7.
14-33. В.В. Рудневу
Среда, 22-го февр<аля> 1933 г.[46]Милый Вадим Викторович, Спасибо за гонорар. Увы, почти весь (258–217[47] фр<анков>) ушел на уплату медонских[48], 2 года назад, налогов. Накануне получения, т. е. третьего дня. приходили описывать, но увидя «mobilier» (ящики и столы) написали нам бумагу, где предлагают либо платить 217 фр<анков> в течение 24 час<ов> либо expulsion[49] — ни более ни менее. Вчера внесли. Дайте мне совет, как мне, по моему писательству и нищенству, добыть себе охранную грамоту, ибо это — только хвост медонских налогов и за нами еще 700 фр<анков> всяческих кламарских. Мы же буквально подыхаем, у Али все лицо в нарывах от худосочия. Ремизов[50] где-то (но у кого??) добыл отсрочку (на неопред<еленный> срок) всех налогов. Но мне нужно письмо от кого-нибудь, я не могу говор<ить>, что я «известная писательница», никто не поверит. Посылаю почти всего Макса, осталось еще 15 стр<аниц>, в к<отор>ых не успела вставить К. Доставлю на днях. Сердечный привет, спасибо и S.O.S.! С налогами МЦ.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 15 16. Печ. по тексту первой публикации.
15-33. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10. Lazare Carnal 2-го марта 1933 г.Милый Вадим Викторович, Только что получила оттиски[51], — самое сердечное спасибо! Страшно тронута, что Вы об этом подумали. Читали ли, кстати, отзыв Адамовича? По-моему — милостиво[52]. И большое спасибо за налоговые советы — Вы нравы (и Ремизов прав!) — проще всего и дешевле всего — платить[53]. Конец Макса, надеюсь, получили[54]. С Вашей оценкой («раболепство»)[55] несогласна, это — чистейшая моя ему за себя и за многих и заслуженнейшая им — БЛАГОДАРНОСТЬ. Но спорить не будем — как никогда не спорил Макс. Очень рада буду когда-нибудь повидаться с Вами лично, скоро весна, — Вы наверное любите лес? Мы близко, — приедете на целый день, погуляем и побеседуем — в мире. Сердечный привет и еще раз спасибо МЦ.
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 191. СС-7. С. 443. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 16–17.
16-33. Г.П. Федотову
4-го марта 1933 г. Clamart (Seine) 10, Rue Lazare CarnotМилый Георгий Петрович, Умоляю еще раз написать Фондаминскому[56] о гонораре, нас уже приходили описывать в первый раз в жизни[57]. Привет МЦ.
Впервые — Новый журнал. 1961. С. 170. СС-7. С. 432. Печ. по СС-7.
17-33. Г.П. Федотову
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 6-го марта 1933 г.Милый Георгий Петрович, Самое сердечное спасибо за аванс — как жаль, что меня вчера не застали, мы с вами так давно не виделись. А вот строки из письма Руднева (МЕЖДУ НАМИ, а то рассвирепеет — прощай, Макс!). …Теперь, в порядке не редактора, а читателя, осмелюсь Вам сказать, что удивляет и несколько даже досаду вызывает Ваше (простите) раболепное отношение к М<аксу> В<олошину>. Он прямо какое-то божество, богоподобное существо, во всех отношениях изумительное. Это неверно или невероятно, всё равно. А важно то, что Ваша восторженность уже не заражает читателя, а наоборот, настораживает против М<акса> В<олошина>.
_____
О моих личных впечатлениях из совместной и тесной жизни с М<аксом> В<олошиным> в Одессе при случае расскажу[58]. Не сердитесь на меня? Но мне очень не хотелось бы для Вас оттенка некоего «ридикуля» в чрезмерной восторженности. Преданный Вам, и т. д._____
Милый Георгий Петрович, если бы писал читатель — мне было бы все равно, но читатель власть имущий есть редактор, и мне совершенно НЕ все равно. Поэтому не отгрызнулась (а КАК могла бы! Простым разбором понятий раболепства и рудневского «ридикуля») — не отгрызнулась, а ответила мирно — «не будем спорить — как никогда не спорил Макс»… и т. д. Мне важно, чтобы про Макса прочли все, а потом когда-нибудь, когда больше не буду зависеть от Руднева и Амари (à Marie)[59], включу это рудневское послание как послесловие._____
Но, в утешение, чудное письмо от бывшей жены Макса (25 лет или больше назад!) — Маргариты Сабашниковой[60], художницы, Вы м<ожет> б<ыть> ее знали, или ее брата-издателя?[61] Когда увидимся, прочту. Когда — увидимся? До свидания, еще раз спасибо за выручку. Руднев — между нами. Но при случае воздействуйте в смысле принятия рукописи она сейчас у него на руках, и он ее читает — от конца к началу и от начала к концу. До свидания! Скоро в Кламаре будет чудно, — приедете гулять. МЦ.Е<лене> А.[62] <Николаевне> непременно покажите, — она ведь Макса знала и любила. Привет ей и дочери.
Впервые — Новый журнал. 1961. С. 170 171. СС-7. С. 432–433. Печ. по СС-7.
18-33. И.П. Демидову
<1933>[63]Многоуважаемый Г<осподи>н Демидов, (Мы с вами познакомились в поезде, когда уезжал Кн<язь> С<ергей> М<ихайлович> Волконский.)[64] Посылаю Вам стихи для Последних Новостей и очень хотела бы, чтобы их напечатали вместе[65]. Также буду просить о сохранении даты написания, чтобы не удивлять читателя разностью моих нынешних стихов и этих, между которыми целое двадцатилетие. Искренне уважающая Вас Марина Цветаева Эти стихи я выбрала как наиболее понятные для читателя. У меня их целая книга, неизданная.
_____
Прошу во втором стихотворении сохранить эпиграф (Принцесса, на земле и т. д.)[66], т. е. не слить его с текстом.Впервые — СС-7. С. 440–441. Печ. по СС-7.
19-33. А.А. Тесковой
Clamart (Seine) 10, Rue Lasare Carnot 1-го марта 1933 г.Дорогая Анна Антоновна, Вчера у А<нны> И<льиничны> Андреевой — помните, черноглазая и даже огнеокая дама, у которой мы с Вами вместе были в гостях во Вшенорах? мы и здесь соседи — итак, у А<нны> И<льиничны> Андреевой я встретилась с г<оспо>жой Даманской[67], которая мне много и с большой симпатией говорила и рассказывала о Вас. Так я и увидела Вас — на фоне той Праги, даже не той, моего пребывания, а раньше, — м<ожет> б<ыть> просто Праги сна. (Прага и Брюгге — два самых сновиденных города, к<отор>ые я знаю, но Прага еще больше сон, п<отому> ч<то> ме́ньше об этом знают.) И я вспомнила тот сияющий день во Вшенорах, станцию, качающиеся корзины с цветами, рельсы, нашу беседу — без рельс, а м<ожет> б<ыть> прямой дорогой в бессмертие. (Мы говорили о некончании — нескончании всего.)
_____
Расскажу немножко о нас. Мы переехали с огромными трудами на новую квартиру — (простите, если Вам уже об этом писала, не помню) — тут же в Кламаре, очень спокойную и просторную, в довоенном доме, на 4 этаже. У меня своя комната, где даже можно ходить. Зима прошла в большой нужде и холоде, топили редко — отопление свое, т. е. имеешь право мерзнуть — недавно приходили описывать (saisie[68]) трое господ, вроде гробовщиков, но увидев «обстановку» ящики, табуреты и столы — написали нам бумажку о немедленной высылке из Франции в случае неуплаты налогов — очень старых — из к<отор>ых мы уже выплатили 500 фр<анков>, оставалось еще 217 фр<анков>. И в тот же день — увы! — долгожданный гонорар из Совр<сменных> Записок — 250 фр<анков>, к<отор>ые почти целиком тут же пришлось отдать. Что будет с будущим термом — не знаю, все писатели сейчас устраивают вечера, а к моим парижане уже привыкли: не новость. Стихов за зиму писала мало: большая работа о М<аксе> Волошине и перевод своей собственной вещи на французский: 9 (своих собственных настоящих) писем и единственное, в ответ, мужское — и послесловие: Postface ou Face Posthume des choses[69] — и последняя встреча с моим адресатом[70], пять лег спустя, в Новогоднюю ночь. Получилась цельная вещь, написанная жизнью. Но с моим обычным везением — похвалы (французов) со всех сторон, а рукопись лежит. И очевидно будет лежать, — как и мой французский Мо́лодец (Le Gars), иллюстрированный Гончаровой. Сейчас мне заказали книжку для детей о церкви, и, сужая: литургии, — тема для меня грудная, п<отому> ч<то> службу знаю плохо — каждый знает лучше меня! И вообще я человек вне-церковный, даже физически: если стою — всегда у входа, т.е. у выхода, чтобы идти дальше. Кроме того, без уверенности, что получу гонорар, — заказ на авось. Да, Вы даже знаете заказчика: сестра Кати Кист — художница Юлия Рейтлингер[71], сделавшая ряд церковных картинок и жаждущая текста к иллюстрациям. — Не знаю, что́ выйдет. И не знаю, получу ли что-нибудь._____
О своих. Аля всю зиму хворает, сильное малокровие, проявляющееся нарывами и нескончаемыми лишаями, от к<отор>ых одно лечение: «хорошая жизнь», которой я ей никак не могу дать. Очень худая, начала горбиться, очень вялая, — несколько месяцев на́ море или просто в деревне бы все исправили — но их не может быть, летом, конечно, никуда не уедем. Главное — питание, его нет. Ездит в Париж в школу, очень устает, заработка никакого, кроме, иногда, вязанием — вяжет в совершенстве, самые сложные узоры, замечательно-ровно и изящно. Но всё за гроши._____
Мур всё растет, — это его последняя зима на воле, в будущем году необходимо в школу. Здесь в Кламаре есть очень хорошая — École Nouvelle[72], но как всё хорошее стоит дорого, т. е. только для богатых, придется переезжать в город (я в ужасе!) чтобы он учился в русской гимназии, дающей одинаковые права с франц<узским> лицеем[73]. Пока что (ему 1-го февраля исполнилось 8 лет, бежит — время?) он пишет и читает по-русски и по-франц<узски> и немножко считает очень неспособен к арифметике: в меня. Очень своеобразен, мне с ним — легко, ибо опять-таки узнаю себя, хотя устремленность у него другая, чем у меня в детстве. Похож на меня темпом и температурой. Но — другой век и другой пол. И другой рост. Боюсь, что будет ценить внешние блага жизни, ибо отродясь был их лишен. Но — думаю — ум поможет и здесь. Очень умен._____
Письмо вышло отчетное, но после долгого перерыва нужно было перекинуть внешний мост (наш внутренний непрерывен). Следующее письмо будет о другом, — об очередном людском недоразумении и разминовении. И о многом ещё, от жизни не зависящем, ибо во мне — сидящем._____
Пишите о себе. Как работа? Жизнь дней? Людские встречи! Летние планы? И, главное, как самочувствие, внутри тела и внутри души? Как чувствует себя Ваша матушка? Как Прага? Началась ли уже весна? Помню одну изумительную прогулку на еврейское кладбище, в полный цвет сирени. Обнимаю Вас от души и очень жду весточки МЦ Вот стихи для Бема[74] — с сердечным приветом. Простите, что так запоздала с исполнением Вашего желания!Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 103–104 (с купюрами). СС-б. С. 404–405, Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 169–172.
20-33. Г.В. Адамовичу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 31 го марта 1933 г.Милый Георгий Викторович, Большая просьба: 20-го у меня доклад — Эпос и лирика сов<ременной> России[75] — т. е. то, что печаталось в Нов<ом> Граде + окончание, как видите — приманка сомнительная. Не можете ли Вы придти мне на выручку, т. е. сказать о сов<ременной> поэзии, что́ угодно, но заранее дав мне название, — как бы ни было коротко то, что Вы собираетесь сказать, — чтобы мне можно было дать в газетах. На этот раз мне придется выезжать на содокладчиках, ибо вещь во первых коротка, во-вторых частично уже напечатана, а другой у меня сейчас нету, п<отому> ч<то> всю зиму писала по французски[76]. Но — главное — будете ли Вы в Париже 20-го апреля?[77] — (Четверг пасхальной недели). Не пугайтесь содоклада, п<отому> ч<то> прошу еще нескольких, — дело не в длительности, а в разнообразии, — если я́ устала от себя на эстраде, то каково же публике! Вечер, увы, термовый и даже с опозданием на 5 дней — но нельзя же читать о Маяковском как раз в первый день Пасхи! Вы чудесно выступили на <Бл>[78] Жиде[79] (почему я чуть было не написала о Блоке? М<ожет> б<ыть> в связи с Пасхой, — единственно о ком бы, и т. д.), г.е. сказали как раз то, что сказала бы я. Иного мерила, увы, у нас нету! А каков Мережковский с chien и parfum??[80] Слава Богу, что Вайан[81], по глупости, не понял, КАКОЙ ПОШЛЯК! БЕДНЫЙ ЖИД! До свидания! Жду ответа. Если да — не забудьте сказать — о чем. МЦ. <Приписка на полях:> Будете отвечать — дайте мне пожалуйста свой адрес: противно писать в пустоту: на газету.
Впервые — НП. С. 388–389. СС-7. С. 461-462. Печ. по СС-7.
20а-33. Г.В. Адамовичу
<31 марта 1933 г.>[82]Милый Георгий Викторович, Вы чудно выступили вчера, Вы один были справедливы, (пример с Толстым абсолютно убедителен)[83]. Толстой больше, чем все измы. Я думаю, что каждый большой писатель больше, чем все измы, что дурная услуга всякому изму — присоединение такого большого <писателя>, брешь пробитая единоличием во всякую сплоченность коллектива. Не знаю, велик ли для к<оммуни>зма — Жид. Толстой был велик даже для собственного учения. Восхитил меня Мережковский: глас вопиющего в пустыне. Но каков пример: с chien и parfum!![84] Удивительно, что Вайан его не отметил. Не удивительно, ибо Вайан настолько глуп и груб. Бедный Жид с такими защитниками. Мысль: Se faire aimer en persuadant <поверх строки: démontrant, témoignant> moins aimer qu’on aime. C’est gagner un trône en abdiquant la majesté: c’est gagner un trône en bois, en carton[85].
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, Л. 71 об.).
21-33. Неизвестной
<Март>[86]Дорогая L.[87] Я от всей души радовалась (радуюсь) нашей вчерашней встрече. Но тут же чувство растравы: <зачеркнуто: встретимся> увидимся раз и потом опять… забвенье на тысячу дней. Впрочем, приведу Вам весь стих, — не мой, но ощущаемый как свой:
О дружба — любовь двухдневная
И забвение на тысячу дней![88]
Печ. впервые. Набросок письма хранится в РГАЛИ (ф. 1190, on. 3, ед. хр. 23, л. 71 об.).
22-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 3-го апреля 1933 г.Дорогая Саломея! Мне очень совестно, что беспокою Вас билетными делами — тем более что Вы совсем ко мне оравнодушели. (Я продолжаю, временами, видеть Вас во сне[90], — это тоже осененность, и больше чем наша вещь в нас. <)> Вечер м<ожет> б<ыть> будет интересный[91], я сейчас ни в чем не уверена. Цена билета 10 фр<анков>. Скоро терм. Часть Извольского фонда[92] волей-неволей проедена, приходится дорабатывать. Сделайте что́ можете! Обнимаю Вас и от души желаю хорошей Пасхи. МЦ.
Впервые — СС-7. С. 155. Печ. по СС-7.
23-33. Г.П. Федотову
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 3-го апреля 1933 г., понедельникМилый Георгий Петрович, Все получила, — сердечное спасибо. А Руднев от меня сегодня получит мое последнее решение: ПОРТЬ ВЕЩЬ САМ, Я УСТРАНЯЮСЬ. (В письме говорю иначе, но не менее ясно.) Согласия моего на обездушенную и обезхвощенную вещь он не получит[93]. Очень жду Вашего ответа на то письмо, с докладом. Еще раз спасибо. На Пасху — повидаемся? Вы же наверное будете у Н<иколая> А<лександровича>[94] м<ожет> б<ыть> и ко мне зайдете? Только пораньше, чтобы гулять. Будете писать — упомяните и об этом. Всего лучшего! МЦ.
P.S. Это не мой герб, а герб Сосинского: его конверт[95].
Впервые — Новый журнал. 1961. № 63. СС-7. С. 433. Печ. по СС 7.
24-33. В.В. Рудневу
<3 апреля 1933 г.>[96]Милый Вадим Викторович! Мы настолько расходимся в оценке личности М<акса> Волошина[97] и <зачеркнуто: в понимании читателя> и личности читателя, что самое лучшее будет, если редакция Совр<еменных> Записок сократит мою рукопись совершенно самостоятельно, без моего участия[98]. Прошу только не сокращать посредине фразы / литературного периода[99]. Нужны ли Вам стихи для следующего № и если да, в каком количестве строк? Всего доброго МЦ.
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 77).
25-33. Ю.П. Иваску
Clamart ('Seine) 10, Rue Lazare Carnot 4-го апреля 1933 г.Многоуважаемый Г<осподи>н Иваск, Написать Вам исчерпывающее письмо в ответ на Ваше — было бы откататься от всякого: знаю себя, — стала бы, как всегда, когда пишу — что бы ни писала — добиваться формулы, а время бы шло, а его у меня вообще нет — ни на что и в конце концов — очень далеком конце очень далеких концов — получилась бы лирическая статья, вернее очередная моя лирическая проза, никому здесь не нужная, а до Вас бы — за стыдом такого запоздания и физически бы не дошедшая. Раскрываю Вашу статью[100] и записываю на полях все непосредственные отзвуки и реплики. Вы говорите, я прерываю. — Та́к?
_____
Стр<аница> I — Блистательное определение писательского слога (и словаря) Шишковым[101]. Эти строки я ощущаю эпиграфом к своему языку. Стр<аница> II (низ) — Под влиянием В<ячеслава> Иванова не была никогда — как вообще ни под чьим[102]. Начала с писания, а не с чтения поэтов. Стр<аница> III — М<ожет> б<ыть> Вам интересно будет узнать, что оба Георгия — кузминский и мой — возникли одновременно и ничего друг о друге не зная[103]. С Кузминым у меня есть перекличка, только он отродясь устал, а с меня хватит еще на 150 миллионов жизней. Федры Кузмина не читала никогда[104]. Источники моей Федры — вообще всей моей мифики — немецкий пересказ мифов для юношества Густава Шваба[105]. Верней (источники-то я сама, во мне) — материалы. Равно как материалы Царь-Девицы и Мо́лодца — соответствующие сказки у Афанасьева[106]. Стр<аница> III (оборот) — Эренбург[107] мне не только не «ближе», но никогда, ни одной секунды не ощущала его поэтом. Эренбург — подпадение под всех, бесхребтовость. Кроме того: ЦИНИК НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПОЭТОМ. Стр<аница> III (оборот) — ОЧЕНЬ ВАЖНОЕ. Психея[108] совершенно не важна для уяснения моего поэтического пути, ибо единственная из моих книг — не этап, а сборник, составленный по приметам явной романтики, даже романтической темы. Чуть ли не по руслу физического плаща. В том же < 19> 16 г. у меня были совершенно исступленные стихи (и размеры), от которых у меня сейчас волосы дыбом. Стр<аница> IV — Ничего не поняла из «Сложных метров», как никогда не понимала никакой теоретики, просто — не знаю, правы ли Вы или нет. Пишу исключительно по слуху. — Но вижу, что работу Вы проделали серьезную[109]. Стр<аница> IX — стр<аница> X. — Если Октябрь для Вас символ мятежа, больше — стихии — очень хорошо, что поместили меня внутрь (как внутрь — пожара!). Спасибо, что не причислили меня к «детям буржуазии» — футуристам. «Пользоваться» и «наслаждаться» чем бы то ни было — до жизни включительно — всегда было моим обратным полюсом. Стр<аница> XI (оборот) Очень хорошо о Пастернаке (ЛЕГКО ВЗДОХНУТЬ). И ОЧЕНЬ ПЛОХО (не сердитесь!) обо мне: КОЛЬЕ, ХИТОН да это же — маскарад! Кстати, ни «колье», ни «хитона» у меня в стихах (да и в прозе) НЕ найдете. Вы просто употребили НЕ ТЕ слова (не знаю поскольку Вы к ним чутки). «Колье» — да еще в русской транскрипции — символ роскоши, вещь, которой я — кроме как в природе, т. е. в контексте деревьев, ручьев и т. д. — того изобилия ОТРОДЯСЬ брезгую. А хитон оставим Вячеславу[110]: прекрасному ложно-классику. XIII (низ) — ВЕСКОЕ ВОЗРАЖЕНИЕ. Ученику НЕ МАЛО Учителя. МАЛО ТОЛЬКО КОГДА ВЗАИМНО И НА ЭТОЙ ЗЕМЛЕ. Ученик не на земле. Ученик не на земле, а на горе. А гора не на земле, а на небе. (NB! Не только эта, — всякая гора. Верх земли, т е. низ неба. Гора — в небе.) Ученик — отдача без отдачи, т. е. полнота отдачи[111]. Тезею не мало Ариадны, ему — мало земной любви, над которой он знает большее, которой он сам больше — раз может ее перешагнуть Тезей не через спящую Ариадну шагает, а через земную лежачую — любовь, лежачего себя. — Ваше наблюдение о МАЛОСТИ — верно, но не те примеры, не тот упор. Еще — не женщина «соблазняется» лавролобым, а лавролобый оспаривает и отстаивает ее у земного. Это — разное. И, если хотите, только лавролобый-то ей и ведом, только в нем-то она и уверена, все земные — призраки[112]. Стр<аница> XIII (оборот). «Третий» Вами не так понято. Говорю здесь о ПОМЕХЕ САМОЙ ЖИЗНИ. Говорю о том, что между, а не о том, что над. Над есть желательный исход. Вакх, Лавролобый и Сонмы — есть исход и выход. В «Наяде» я о ПОМЕХЕ говорю, которая есть — жизнь и исчезнет вместе с нею. Я говорю о третьем с маленькой буквы, о предмете, о быте — хотя бы этот быт — был мыс: между оком и горизонтом[113]. Не надо «в принципе согласны». Найдите лучше. Очень хорошо: как бы перерастает самоё себя. Только не «как бы», просто — перерастает. XIV — Самовлюбленность — плохое слово, ибо сродни самодовольству. Лучше: влюбленность в самого себя. Ваше определение ВРАЖДЫ мне абсолютно-чуждо. Вражда — прежде всего избыток сил. НИКОГДА НЕ НЕДОХВАТ. ВСЕГДА — РАСТРАТА. (Я недавно об этом много думала и писала.) XIV — Чему же «предшествует» Одиночество?[114] Не есть ли оно — итог, последняя колыбель всех рек? XIV (оборот) Очень хорошо: страсть сама страдает. Вакхический рай хорошо. Знаете ли Вы моего «Мо́лодца»?До мой:
В огнь синь.[115]
Березовое серебро,
Ручьи живые![117]
_____
«Драгоценные вина» относятся к 1913 г.[119] Формула — наперед — всей моей писательской (и человеческой) судьбы. Я всё знала — отродясь. NB! Я никогда не была в русле культуры. Ищите меня дальше и раньше. XVI (оборот). Нет, голубчик, меня не «не-помнят», а просто — не знают. Физически не знают. Вкратце: с 1912 г. по 1920 г. я, пиша непрерывно, не выпустила, по литературному равнодушию, вернее по отсутствию во мне литератора (этой общественной функции поэта) — ни одной книги. Только несколько случайных стихов в петербургских «Северных Записках». Я жила, книги лежали. По крайней мере три больших, очень больших книги стихов — пропали, т. е. никогда не были напечатаны[120]. В 1922 г. уезжаю за границу, а мой читатель остается в России — куда мои стихи (1922 г. — 1933 г.) НЕ доходят. В эмиграции меня сначала (сгоряча!) печатают, потом, опомнившись, изымают из обращения, почуяв не-свое: тамошнее! Содержание, будто, «наше», а голос — ихний. Затем «Версты» (сотрудничество у Евразийцев)[121] и окончательное изгнание меня отовсюду, кроме эсеровской Воли России. Ей я многим обязана, ибо не уставали печатать — месяца́ми! — самые непонятные для себя вещи: всего Крысолова (6 месяцев!), Поэму Воздуха, добровольческого (эсеры, ненавидящие белых!) Красного бычка, и т. д. Но Воля России — ныне — кончена. Остаются Числа[122], не выносящие меня, Новый Град[123] — любящий, но печатающий только статьи и — будь они трекляты! — Совр<еменные> Записки[124], где дело обстоит та́к: — «У нас стихи, вообще, на задворках. Мы хотим, чтобы на 6 стр<аницах> — 12 поэтов» (слова литер<атурного>) редактора Руднева — мне, при свидетелях). И такие послания: — «М<арина> И<вановна>, пришлите нам, пожалуйста, стихов, но только подходящих для нашего читателя, Вы уже знаете…». Бо́льшей частью я не знаю (знать не хочу!) и ничего не посылаю, ибо за 16 строк — 16 фр<анков>, а больше не берут и не дают. Просто — не сто́ит: марки на переписку дороже! (Нищеты, в которой я живу, Вы себе представить не можете, у меня же никаких средств к жизни, кроме писания. Муж болен и работать не может. Дочь вязкой шапочек зарабатывает 5 фр<анков> в день, на них вчетвером (у меня сын 8-ми лет, Георгий) и живем, т. е. просто медленно издыхаем с голоду. В России я так жила только с 1918 г. по 1920 г., потом мне большевики сами дали паёк. Первые годы в Париже мне помогали частные лица, потом надоело — да еще кризис, т. е. прекрасный предлог прекратить. Но — Бог с ними! Я же их тоже не любила.) Итак, здесь я — без читателя, в России без книг. XVII — «Для эмиграции Цветаева слишком слаба…»[125] — ??? — Думаю, что эмиграция, при всем ее самомнении, не ждала такого комплимента. Ведь даже Борис Зайцев не слаб для эмиграции! Кто для нее слаб? Нет такого! Все хороши, все как раз вровень от Бунина до Кн<язя> Касаткина-Ростовского[126], к<отор>ый вот уже второе десятилетие рифмует вагоны с погонами («Мы раньше носили погоны, — А теперь мы грузим вагоны» и т. д.). Вы м<ожет> б<ыть> хотите сказать, что моя ненависть к большевикам для нее слаба? На это отвечу: иная ненависть, инородная. Эмигранты ненавидят, п<отому> ч<то> отняли имения, я ненавижу за то, что Бориса Пастернака могут (так и было) не пустить в его любимый Марбург[127], — а меня — в мою рожденную Москву. А казни голубчик — все палачи — братья: что недавняя казнь русского[128], с правильным судом и слезами адвоката — что́ выстрел в спину Чеки — клянусь, что это одно и то же, как бы оно ни звалось: мерзость, которой я нигде не подчинюсь, как вообще никакому организованному насилию, во имя чего бы оно ни было и чьим именем бы ни оглавлялось. — Я — с Утверждениями??[129] Уже звали и уже услышали в ответ: «Там где говорят: еврей, подразумевают: жид — мне собрату Генриха Гейне — не место. Больше скажу: то место меня — я на него еще и не встану — само не вместит: то место меня чует как пороховой склад — спичку!» Что же касается младороссов — вот живая сценка. Доклад бывшего редактора и сотрудника В<оли> России (еврея) М<арка> Слонима: Гитлер и Сталин. После доклада, к началу прений — явление в дверях всех младороссов в полном составе. Стоят «скрестивши руки на груди». К концу прений продвигаюсь к выходу (живу за́ городом и связана поездом) — та́к что стою в самой гуще. Почтительный шепот: «Цветаева». Предлагают какую-то листовку, к<отор>ой не разворачиваю. С эстрады Слоним: — «Что же касается Г<итлера> и еврейства…» Один из младороссов (если не «столп» — так столб) — на весь зал: «Понятно! Сам из жидов!» Я, четко и раздельно: — «ХАМ-ЛО!» (Шепот: не понимают.) Я: — «ХАМ-ЛО!» и, разорвав листовку пополам, иду к выходу. Несколько угрожающих жестов. Я: — «Не поняли? Те, кто вместо еврей говорят жид и прерывают оратора, те — хамы. (Паузы и, созерцательно:) ХАМ-ЛО». Засим удаляюсь (С КАЖДЫМ говорю на ЕГО языке!)[130]. Если я всегда жила вне русла культуры, то, м<ожет> б<ыть> потому, что оно ПО МНЕ пролегло.Нет, голубчик, ни с теми, ни с этими, ни с третьими, ни с сотыми, и не только с «политиками», а я и с писателями, — не, ни с кем, одна, всю жизнь, без книг, без читателей, без друзей, — без круга, без среды, без всякой защиты причастности, хуже, чем собака, а зато — А зато — всё. До свидания! О конце Вашей рукописи очень значительном допишу в следующий раз. Сейчас как будто устала — и бумага кончается. (Пишу разведенными чернилами, почти водой, — оскорбительно!) Если хотите, чтобы поскорей ответила, пришлите марку (кажется на почте продаются такие интернациональные знаки), лучше попросить марку, чем совсем не ответить — правда? — О многом, очень важном, м<ожет> б<ыть> самом важном, еще не сказала ни слова. М. Цветаева
<Приписки на полях:> Мне думается, Вы знаете ½ моего печатного материала, а он весь — ½ мною написанного, если не меньше. Писать обо мне по существу — не отчаялся бы только немец. Замечательные, исключительные стихи — Бенедиктова[131]. Спасибо. «Иск<усство> при свете Совести» по требованию редакции сокращено ровно наполовину. Читаю — и сама не понимаю (связи, к<отор>ая в оригинале — была)[132].
Впервые — Русский литературный архив (с купюрами). С. 208-214. СС-7. С. 380–385. Печ. полностью по СС-7.
25а-33. Ю.П. Иваску
4-го апреля 1933 г.[133]Написать Вам исчерпывающее письмо в ответ на Ваше — было бы отказаться от всякого: знаю себя, стала, как всегда когда пишу и что бы ни писала, добиваться формулы, а время бы шло, а его у меня вообще нет — ни на что — и в конце концов, очень далеких концов, получилась бы лирическая статья, никому <поверх строки: а за отданного времени даже Вам> ненужная, ибо Вы бы уже забыли. Раскрываю вашу статью и записываю на полях тетради все непосредственные отзвуки и реплики приходящие в голову. Вы говорите, я прерываю. Та́к?
_____
Блистательное определение поэтического языка (и словаря) Шишковым. Эти строки я ощущаю эпиграфом к самой себе. II Под влиянием Иванова не была никогда. III Эренбург мне не только не ближе, но никогда не ощущала его поэтом. Эренбург — сплошное подражение всем, подпадение под всех, без хребта. Психея совершенно не важна для уяснения моею поэтического пути, ибо единственная из моих книг — не этап, а сборник, составленный по приметам романтики. Я, по руслу явной романтики, с 16 года по 20 год. Чуть ли не по руслу физического плаща. В том же 16 году у меня были совершенно исступленные стихи, от которых у меня сейчас волосы дыбом. Ничего не поняла из «Сложных метров», как никогда не понимала математики, просто — не знаю, нравы Вы или нет. Если бы сказали на примере, поняла бы сразу. XIII Ученику не мало Учителя, мало только когда взаимно и на этой земле. Ученик — не на земле. Не на земле, а на горе. Ученик — отдача без сдачи. Полнота отдачи. Тезею не мало Ариадны, а он ее много любит, то есть отдает бо́льшему себя. Он ее любит больше себя. Вес божественно больше самого себя. Этим оно и отличается от человечества, которое вровень самому себе (что́ уже очень мне) и людского, которого меньше самого себя (своих потенций). Бог есть неизбежность над каждой своей свойственностью. Больше чем велик, больше чем и так далее. Третий не так понято. Говорю здесь о помехе быта, а не о благородности ответа и исхода. Говорю о том, что между, а не о том что над._____
XIV Определение вражды мне абсолютно чуждое. Вражда прежде всего выход нашей силы. XVI Люблю мрамор (NB — как и булыжник старой органической Сухаревки) и никогда не любила позолоту и вообще золота — физически не переносила, даже у меня осень:Березовое серебро.
_____
Я для эмиграции — слаба??? Моя любовь к чему бы то ни было, даже к Добровольчеству — слишком сильна, а не я для эмиграции слаба. А ненависть (к тем же большевикам) слишком умна. Они себя во мне не узнают. Вы не знаете очень основных для меня вещей: Мо́лодца и Крысолова (1924 <19>25). <<зачеркнуто: Из неизданных вещей у меня поэма> И должно быть не знаете Поэмы Горы и Конца. Мо́лодца могла бы прислать на прочтение._____
Знаете ли Вы Мо́лодца (1921—<19>22 г.), Крысолова, Поэмы Горы и Конца, Поэму с моря, Поэму Лестницы, Поэму Воздуха, Красного Бычка. Все это большие вещи. Перекоп и неоконченная Поэма о Царской Семье тоже — лежат. Если Вы очень серьезно заняты моими писаниями, можно было бы попытаться частью достать, ибо Вы орудуете не самым для меня существенным — Тезеем и Царь-Девицей. Есть вещи — куда насущнее, единоличнее, моее. Искусство при свете совести так сокращено, что почти бессмысленно, удивляюсь, как Вы не бросили посредине._____
Знаете ли Вы мою большую прозу о Гончаровой, не важно, что о Гончаровой: всё только повод. Материал у меня невероятный. Когда-нибудь за меня ВСЁ скажут мои черновики. Пишу разведенными чернилами[134].Печ. впервые. Набросок письма хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 77 об. — 80).
25б-33. Неизвестному
<4 апреля 1933 г.>[135]Дорогой Ж.[136], и вот еще одна среда, день Гермеса, от Гермеса ли идет герметический[137] (замкнутый, закрытый, таинственный, запечатанный [sic]). Когда увидимся и как? Может бы<ть> в этот раз Вы придете? Или как если бы <оборвано>.
Печ. впервые. Набросок письма хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 80). Написано по-французски. Публ. в пер. В. Лосской, расшифровка черновика выполнена К. Беранже.
26-33. Г.П. Федотову
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 6-го апр<еля> 1933 г., четвергДорогой Георгий Петрович, Постарайтесь мне продать несколько билетов, а?[138] Такие отчаянные пасхальные и термовые дела. Цена билета 10 фр<анков>, посылаю пять. Знаю, что трудно — особенно из-за Ремизова[139] — но — попытайтесь? Умоляю возможно скорее прислать мне тему Вашего выступления, необходимо, чтобы появилась в следующий четверг. Некоторые уже поступили, но нельзя же — без Вас![140] ОЧЕНЬ прошу. Только что РАДОСТНОЕ, НЕВИННОЕ СОГЛАСИЕ РУДНЕВА САМОСТОЯТЕЛЬНО ПОРТИТЬ МОЮ ВЕЩЬ (ВОЛОШИНА). Милый Макс! Убеждена, что с своей горы[141] («БОЛЬШОГО ЧЕЛОВЕКА» — так будут звать татары) с живейшей и своейшей из улыбок смотрит на этот последний «анекдот». — Ну́ вот.
_____
Вся эта история с Рудневым и Волошиным называется: ПОБЕДА ПУТЕМ ОТКАЗА[142] (моя — конечно!) А нет ли ХУДОЖЕСТВЕННОГО, ПИСАТЕЛЬСКОГО БОГА, МСТЯЩЕГО ЗА ТАКОЕ САМОУПРАВСТВО?_____
Умоляю — тему! МЦ.Впервые — Новый журнал. 1961. С. 171–172. СС-7. С. 433–434. Печ. по СС-7.
27-33. Г.В. Адамовичу
<Апрель 1933 г.>[143]Милый Георгий Викторович, Есть отношения, которые могут существовать только хотением. Таково наше с Вами. При малейшей попытке осуществиться она рушится, то есть превращается в ряд (когда очень болезненно, это уже — по степени чувств) — недоразумений и несовпадений — никогда не договоренных! Убеждена, что мы оба осуждены всегда спорить — и оспаривать друг друга ибо всё разное, всё в сознании разное. То есть мы с вами всё по-разному осознаем. Но оснознание — только по́лбеды. Но кроме осознания вещи есть еще наше, от нее, волнение. Так во́т, я хочу Вам сказать, что Вы та́ «вещь», от которой я неизбежно — как отчего-то чуждо-родного, чужеродного <поверх слова: в другом смысле>, волнуюсь — может быть ассоциации с моей собственной молодостью, не знаю <письмо оборвано>
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 89 об.).
28-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 16-го апр<еля> 1933 г… ПасхаХристос Воскресе, дорогая Саломея! Все совсем просто — как во сне, и я поняла это сразу как во сне — без фактов, которые меня всегда только сбивают. Вы ушли в новую жизнь, вышагнули (как из лодки) из старой — (м<ожет> б<ыть> с берега в воду это неважно, из чего-то — во что-то) и естественно не хотите ничего из старой: а я из старой, вернее — мое явление к Вам на пороге — из старой, со старого порога. Это проще простого, и я это глубо́ко понимаю и, больше, — Вам глубо́ко сочувствую: я сама бы та́к. И только так и можно. И никакие человеческие «предположения» меня не собьют. Обнимаю Вас. МЦ.
Впервые — СС-7. С. 1 56. Печ. по СС-7.
29-33. Неизвестному
<Между 20 и 23 апреля 1933 г.>[144]Видя, как мало интереса проявили Вы к моей истинной жизни, к истинной мне, то есть к моему творчеству (а более чем двадцатилетняя работа по праву именуемая делом души), я увидела, что я на пути низведения себя к чему-то (очень незначительному), предназначенному для Вашего личного пользования — а я себя чувствую чем-то более значительным, я не увижу Вас больше, о чем первая же и сожалею. Будьте любезны, дорогой Ж., занести мою рукопись к М<аргарите> Н<иколаевне>[145], куда я зайду за ней. Она мне срочно нужна. Прощайте. МЦ. Чувствующая себя в полном смирении — величиной значительной и для великого предназначения —
II вариант
Я начинаю одну большую работу[146], и поскольку уйду в нее целиком, боюсь, что как собеседница я для Вас потеряна. Подождем нашей следующей встречи, — если до тех пор не встретимся случайно, — когда я буду более пустой, менее собой, и, следовательно, более легкой в обращении и выносимой. <…> Самые сердечные пожелания и к Вашему уединению, и к Вашему путешествию, и всего самого прекрасного и доброго в Вашей будущей жизни в течение (ибо всё течет!) лета — этого и следующих. Будьте любезны передать мою рукопись М<аргарите> Н<иколаевне> перед отъездом, тотчас как сможете, она мне срочно нужна.Впервые — НЗК-2. С. 378, 380. Печ. по тексту первой публикации. Письмо написано по-французски. Пер. Е.Б. Коркиной.
29а-33. Неизвестному
Я ничего не знаю о Вас. Я знаю, что у Вас славные родители, на которых Вы не похожи. Я знаю, что Вы были готовы меня полюбить. И знаю также, что Вы — как большинство до Вас не выдержали испытания любви (моей любви) — что Вы находите меня слишком пылкой, это Вас охлаждает, — бурно растущей, Вы же минувший <под строкой: сдержанный>, — слишком живой, Вы же мертвы. Я помню всё. Вы, вероятно, ничего. Это мое последнее письмо: Будьте здоровы! Развлекайтесь! Я больше Вам не напишу.Вам нужно бесконечно-меньшее, а главное — бесконечно-худшее (5 мая 1933).
Впервые — НЗК-2. С 386–387. Печ. по тексту первой публикации. Письмо написано по-французски. Пер Е.Б, Коркиной.
30-33. Б.Л. Пастернаку
<Начало мая 1933 г.>[147] Борис, родной, получила от Аси вид Музея с известием о смерти брата[148]. Музей снят сверху, перед ним дом с крестиком: с пометкой: дом где живет Б<орис> П<астернак>[149] ——. И, осознавая всё как-то сразу — приняла тебя, Борис, в свою семью.Впервые — Души начинают видеть. С. 542. Печ. по тексту первой публикации.
31-33. Е.Г. Голицыной[150]
Графиня, Пишу Вам после встречи с В.А. Сувчинской, от которой я узнала, что Вы ищете воспитательницу к Вашим детям[151]. Хочу написать Вам о своей дочери: ей 19 лет[152], она прекрасно говорит по-русски (москвичка) и по-французски, ибо в Париже уже с 12-ти лет, серьезная и все-таки веселая, дети ее обожают все без исключения и она их очень любит. Характера совершенно уравновешенного без всяких сюрпризов, с ней жить легко. Рожденный такт, Пишу Вам это совершенно спокойно, ибо 1) это же Вам скажет каждый, а м<ожет> б<ыть> и больше 2) п<отому> ч<то> все эти ее качества совершенно не в порядке родства со мной, на к<отор>ую она мало похожа. Она напр<имер> от детей никогда не устает и сама ищет их общества, так же как они — ее, чего не могу сказать о себе. Сто́ит ей войти в дом, как дети уже от нее не отстают. Это рожденный дар. Кроме того, совместно со мной воспитывала своего брата (няни у нас никогда не было) к<оторо>му сейчас 8 лет и знает всё, что нужно детям, все обычаи и навыки, и знает их лучше, чем из книжки. Здесь ее усиленно приглашают в русско-франц<узскую> <нрзб> системы Монтессарио[153], но я ее не отпустила из-за нищенского вознаграждения, не оправдывающего целодневную занятость. Да! умеет отлично вязать (на спицах) и очень любит. Это в доме удобно. Сейчас кончает франц<узскую> школу Arts et Publicité[154], где по трем предметам — иллюстрации, гравюры и литографии идет — первая. Рисует и пишет (по-франц<узски> по-рус<ски>) восхитительные детские книжки. Ваши дети будут с ней счастливы. Если бы мое предложение Вам подошло оговорю только одно: возможность ей хотя бы час в день (лучше бы полтора, можно вечером) работать для себя, т. е. рисовать и работать по дереву. Она настолько исключительно одарена, что было бы жалко бросать и настолько продвинута, что может работать самостоятельно, посылая свои вещи своим профессорам в Париж[155]. (Ее, напр<имер>, единственную среди учениц да еще в кризис да еще иностранку негласно освободили от платы). Теперь скажу Вам, что Вы меня немного знаете, что я была у Вас однажды в гостях с Кн<язем> Свят<ополк>-Мирским и сохранила о Вас и Вашем доме самые сердечные <над словом: чудесные> воспоминания[156]. Помню, что вы играли на арфе. Помню еще, что Ваши дети были еще совсем молодыми[157] (начало февраля 1926 г. — итого восемь лет назад!) Шлю самый сердечный привет Вам и графу[158]. МЦ.— Если у Вас даже кто-нибудь есть — ничего, Аля с местом не торопится — а если бы у Вас что-нибудь изменилось — известите. Я все равно ее не отпущу к незнакомым, а зарабатывает она пока, дома, вязкой и рисованием. Забыла Вам сказать очень важную вещь: она совершенно-здорова и не болеет ничем. Зовут ее Ариадна Сергеевна, но так ее, пока, еще никто не зовет, а зовут Аля — на что она не только не обижается, но чему — радуется.
Вот и всё пока.
9-го мая 1933 г.
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 91 об. — 93).
32-33. Г.В. Адамовичу
9 мая 1933 г.Милый Георгий Викторович, Вы чудесно написали о <зачеркнуто: Бальмонте> вечере Бальмонта[159]. Спасибо*[160]. Согласны ли Вы, что и любовь у него явление природы; так же <поверх строки: то же> прекрасно-бессмысленное, безликое и вечно бесцельное <зачеркнуто: неизменное как оплодотворение> и бессмертное опыление цветов? Ни одной приметы, кроме цвета глаз (а цвет тоже бывает желтый и синий!) человеческой природы в его творении нет, хотя он, человек, несравненно человечнее любого человека, (<зачеркнуто: еще не могло сказать!> что еще очень мало!) *и за него — <зачеркнуто: это мой старый друг> он глубоко одинок и незаслуженно обижен — и за себя — он мой старый друг и может быть единственный, кого я здесь считаю всерьез поэтом (de la race damnée (ou bénie) du Poète[161]) и еще раз за себя, потому что, это дает мне радость — порадоваться на Вас и за Вас. Возвращаясь к источнику моей ныне радости — Вам: заметили ли Вы, что Вы сильно меняетесь, становитесь проще (человечнее) и больше. Отчего это? От — кого? В Вас исчез каприз (и мне не проще, не знаю почему) Вы начинаете знать почему и отвечать за свое. Да и нет. Редкостный процесс в эмиграции, где все, где всё сходит на нет, выдыхается, мельчит, усыхает. Я давно хотела Вам написать, еще тогда после Жида[162], и еще после Вашего письма, я его внутренно писала каждый день, вернее оно во мне себя писало, и как бывает, ограничилась его существованием во мне, не проявившемся во вне <поверх строки: давала до вне> и вот. Но Ваш сегодняшний отзыв переполнил меру моей созерцательности, есть вещи, которые выводят из себя. О Вашем письме. Голубчик, что бы вы обо мне ни писали: во-первых, честно, я газет не читаю, и если никто не покажет — никогда и не узнаю, во-вторых: у меня к Вам особое отношение, давно, знаю <«> Вы читали, что́ о Вас написал Адамович? — Нет. — Что-то неприятное, кажется что Вы сами не знаете о чем пишете, жаль, что я не сохранил<а> вчерашний № — Бог с ним!» Так диалог происходил не раз, при чем я 1) никогда не пыталась восстановить 2) никогда не верила осведомителям, зная как люди невнимательно читают <поверх строки: не умеют ни читать, ни говорить>. Так и оставалось. <зачеркнуто: А помню я Вам совсем писала другое и про другое>. То же, что я <поверх строки: мне> лично приходилось читать, никогда меня не обижало и не задевало, напротив (последние годы) <зачеркнуто: Это о писаниях> я первая подтверждала, что — верно, что лучше, например — о себе по своему, чем о другом по никакому. Взяла того, что́ у Вас от меня в руках? Отрывки отрывков, вне контекста. Ведь и я сама, когда случайно напала на свою старую вещь сразу поняла: что? о чем? должно войти (потом <нрзб> но <зачеркнуто: нужны время, охота> в первую секунду: только удар узнавания, как когда на улице встречаешь человека, которого явно ты знаешь — зная — но я? Когда? кто? Это о писаниях. Carte blanche[163], дружок, все без зазрения совести. И что помнили о писаниях: мне в тысячу раз приятнее, чтобы человек сказал, думал обо мне хорошо и говорил плохо, чем обратное. (Думал человек обо мне — моее). Есть жуткие (и совершенно естественные совпадения). Так, например, у меня еще к Рильке был такая запись (по французски)[164]. И недавно читала в письме Lespinasse:[165] — Вся разница — может быть русский максимализм Итак, продолжаем, друг, как начали. A Intention[166] обратно ostentation[167] — хвалы Хвалить вслух то, что ценишь про себя — в этом есть какое то бесстыдство. И если я так много, так вечно — хвалю, то только потому, что ни одно мое слово, самое сильное, никогда не предаст и <не> покажет моего чувства. Для меня все слова малы — отродясь. Вы у меня связаны с совсем другим, чем с писанием. Эгоистически Вы мне дороги как клочок — яркий и острый лоскут —! моих двадцати лет, да еще в час его первой катастрофы, там, в доме Лулу, Леонида и Сережи среди каминных рощ и беломедвежьих шкур. Были ли Вы (январь 1916 г.) когда был — и пел Кузмин? Если да, если нет — я Вам должна прочесть одну запись — нечитанную никому, потому что никому дела нет — а может быть и нечитаемую? Запись того вечера, того диалога, видение живого Кузмина 17 лет назад![168] (Будет день — мы прочтем о его смерти в газетах, совершенно неожиданно и безвозвратно, так нужно до, чтобы без горечи.) И вообще хочу Вам почитать — из моих русских вещей и горькое и смешное. Хотите? Но — одно мое свойство: могу с человеком только наедине, иначе внимание дробится, а если не дробится, насильно дробишь его из вежливости <поверх строки: воспитанности> (это во мне, кажется, сильнее всего). Кроме того то что я Вам прочту и скажу когда-то — я <,> кому же Вы бы не прочли и не разнесли в другой день и час — из-за неуместности постели (ибо всё вопрос постели) как же мне сразу — одно — двоим? Это я о записи Кузмина. Но — одновременно пишу Лулу чтобы пригласила <<поверх строки: до этого давно хотела встретить у <пропуск слова> которую я просила пригласить>> Вас к себе каким-нибудь вечером[169], когда я буду — с совершенно определенной целью: хочу прочесть Вам одну свою французскую вещь (небольшую, не <нрзб> и живую, сама боюсь авторской прозы!) Тогда же условимся насчет отдельной встречи — если Вы ее хотите. Пока же — до свидания у Лулу. И — давайте дружить?
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 93 94 об.). (Небольшой отрывок в кн.: Полякова С. Закатные оны дни. 1983. С. 125).
33-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 15-го мая 1933 г.Дорогая Саломея, Простите за напоминание, но если у Вас продались какие-нибудь билеты на мой вечер[170], было бы чудно, если бы Вы мне сейчас прислали на мое нынешнее полное обмеление. Как-то встретила Мочульского[171], он тоже Вас не видел — уже год. Обнимаю Вас и думаю всегда с нежностью. МЦ.
Вера Сувчинская выходит замуж за молодого (очень молодого) англичанина[172] и едет в Россию. Жених уже там и уже познакомился с Мирским, который на днях отбыл в Туркмению[173].
Впервые — СС-7. С. 156. Печ. по СС-7.
34-33. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 19-го мая 1933 г.Милый Вадим Викторович, Мое отношение к Максимилиану Волошину Вам известно из моей рукописи. Мое отношение к изъятию из моей рукописи самого ценного: Макса в Революцию, его конца и всего конца, Вам известно из моего устранения от всякого соучастия. Причины, заставившие меня моей рукописи не взять обратно, Вам не могут не быть известны[174]. И, наконец, моя оценка письма Маргариты Сабашниковой для Вас несомненна[175]. Чего же вы от меня хотите — и ждете??
_____
А насчет «экстренных мер» — автор человек бесправный и (внешне) не может, особенно в наши дни. Прилагаю письмо М<аргариты> В<асильевны> Сабашниковой. Всего доброго Марина ЦветаеваВпервые — Новый журнал. 1978. С. 191–192. СС.-7. С 443-444. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 19.
34а-33. В.В. Рудневу
Не ответила сразу потому, что была больна. Давайте точно и коротко. Мое отношение к поведению[176] Современных Записок <поверх строки: поступку> относительно моей рукописи для Вас несомненно, <поверх строки: вне сомнений>: чтобы редактор не дал <далее зачеркнуто: автору печатающиеся 2 листа, а работа больше, самостоятельно сократив рукопись> Причины, побудившие меня эту рукопись все-таки дать для Вас тоже несомненны И, наконец, моя оценка письма Сабашниковой для Вас тоже несомненна. Чего же Вы от меня хотите и ждете? Вы пишете о каких-то экстренных мерах Современных Записок, чтобы выйти из неправильного для них положения. На это отвечу, что положение для меня больше чем неправильное, у Вас хоть были прецеденты с Шестовым и с Бальмонтом[177]._____
Отношение к Максу Волошину Вам известно из моей рукописи. Отношение к изъятию из моей рукописи самого ценного: Макса в Революцию, его конца и всего конца Вам известно из моего устранения <поверх строки: отказа> от всякого соучастия. Причины, заставшие меня все-таки рукопись не взять обратно, Вам не могут не быть известны. И, наконец, моя оценка письма Маргариты Сабашниковой для вас несомненна. Чего же Вы от меня хотите и ждете? А насчет «экстренных мер» — автор человек бесправный и ничего (внешне) не может особенно в наши дни. МЦ. 19-го мая 1933 г.Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 95 об. — 96).
35-33. Г.П. и Е.Н. Федотовым
24-го мая 1933 г.Милые Георгий Петрович и Елена Николаевна, Не забыла, но в последнюю минуту, вчера, отказалась служить — приказала долго жить — резиновая подметка, т. е. просто отвалилась, а так как сапоги были единственные… Очень, очень огорчена. Знайте, что никогда не обманываю и не подвожу, — за мной этого не водится — но есть вещи сильней наших решений, они называются невозможность и являются, даже предстают нам — как вчера — в виде отвалившейся подметки. Всего доброго. Дела такие, что о ближайшем «выезде» мечтать не приходится. Получила очередное письмо от Руднева о Максе — целый архив![178] МЦ.
Впервые — Новый журнал. 1961. С 172. СС-7. С. 437. Печ. по СС-7.
36-33. Б.Л. Пастернаку
27 мая 1933 г.Борис, простить ведь не за то, что не писал 2 года (3 года?), а за то, что стихи на 403 стр<анице>, явно-мои, — не мне?[179] И вот, задумываюсь, могу ли простить, и если даже смогу — прощу ли (внутри себя?) «Есть рифмы в мире сем, Разъединишь — и дрогнет» вот мой ответ тебе на эти твои стихи в 1925 г.[180] Теперь, не устраняя напряжения: я, опережая твою 403 стр<аницу> на 7 (?) лет, это твое не-мне, стихотворение, сорифму твою не со мной, с не-мной, свою сорифму с тобой и твою со мной нав<еки> — по праву первенства — утвердила, — право первенства, Борис! — и вот ты со звуком этого утверждения в ушах, обращаешь его к другому существу[181]. Без моего «Есть рифмы в мире сем» ты бы этих стихов никогда не написал, ты здесь из меня исхо<дил>, из такой-то страницы. После России — и идешь со мной не ко мне. <Над строкой: Если ко мне — возвращаешься (полная рифма).> Плагиат, Борис, если не плагиат образа, смысла и сути. На 403 стр<анице> сверху надпись: —— Если даже не мне — мне. И если даже не мне — мои <вариант: я>. Так книга и останется (Для ясности: либо стихи написаны мне, либо я их написала.) Дальше:
Уходит с запада душа —
Ей нечего там делать…[182]
— Ты мне не рифма!
_____
(Аля: «Мама, это Ва́м, наверное…») А ВДРУГ — МНЕ? Тогда, Борис, сияю во всё лицоПродолжение
<Конец мая 1933 г.><Запись перед наброском:> (Начало в желтой записной книжечке) — Зачем с Высокой Болезни снял посвящение?[183] Где мой акростих?[184]
_____
Здесь верстовое тирэ, Борис. Я это должна была сказать, а ты это сейчас должен забыть, чтобы спокойно с радостью читать меня дальше. Последнее живое свидетельство о тебе: один из советских писателей, видевший тебя где-то на трамвае с борщом. Я закрыла (мысленно), внешне же опустила глаза и увидела твои над красным морем свеклы, загнанным в судок. (М<ожет> б<ыть> всё — вранье? Писатели, как знаешь, врут: прозаики. Мы же — свято даже peinlich[185] <вариант: даже kleinlich[186]> правдивы. Больше о тебе ничего не знаю. (Какие жестокие стихи Жене «заведи разговор по-альпийски»[187], это мне, до зубов вооруженному можно так говорить а не брошенной женщине у которой ничего нет кроме слёз. Изуверски-мужские стихи. Так журавль угощает лисицу, или лисица журавля[188], ты попеременно оба со своими блюдами озер и мозговыми ущельями гор…) Не знаю как Женя, я́ в этих стихах действительно — впервые — увидела тебя «по-другому»[189]. Это себе (или мне из всех одной — мне) можно говорить такое: взлети над своей бедой — и пой, А если человек не умеет петь? Если эта беда (гора, все Альпы — весь твой тот Кавказ) на нем?? Но м<ожет> б<ыть> всё это уже древняя история. Пусть. Не забудь, что в стихах всё — вечно, в состоянии вечной жизни, т. е. действенности. Непрерывности действия свершающегося. На то и стихи. Но — дальше <вариант: минуем>._____
О себе вкратце. Очень мало пишу стихов, очень много прозы, русской и французской. Могла бы быть первым поэтом Франции у них только Valéry[190], а тот — нищий, но… всё это окажется после моей смерти, я как всегда вне круга, одна, в семье, с случайными людьми не могущими знать цены тому, что я делаю (NB! Я не про семью говорю). С — в лучшем случае — «любителями». Мне нужен — знаток. Не могу я, Борис, после 20 лет деятельности ходить по редакциям, предлагая рукопись. Я этого и в 16 лет не делала. И еще менее могу, еще более не могу объяснять в прозе кто я: известная (??) русская писательница и т. д. Вот и сижу как филин над своими филинятами. А они — растут. О своих, вкратце: С<ережа> целиком живет — чем знаешь и мне предстоит беда[191], пока что прячу голову под крыло быта, намеренно отвожу глаза от неминуемого, ибо я — нет, и главное — из-за Мура. Аля (19 лет) чудно, изумительно рисует и работает гравюру и литографию[192]. Но сбыта, как у моих французских вещей — тоже нет, ибо видят только «знакомые» — и хвалят, конечно. Мур (1-го февраля, в полдень исполнилось 8 лет). С виду, да и разумом, да и неразумом — 13, обскакав всё: и рост, и ум, и глупость (у каждого возраста — своя, у меня, никогда не имевшей возраста, всегда была только своя собственная, однородная <пропуск одного слова>) — ровно на пятилетие. Не лирик. Активист. Вся моя страстность, перенесенная в действие. Рву из рук газеты. Мне верит, но любит и делает — свое. Таким, впрочем, был с рождения. Мне он бесконечно — темпом — нравится. Вообще дом разделен на С<ережа> + Аля, Мур + я. Внешне — живая я, только красивее, вернее уместнее ибо — мальчик. Очень красив, но красота еще заслонена своеобразием — образием. Очень труден — страстностью. Невоздержанность (словесная) моя. Чуть что: «Вы — гадина, гадиной родились, гадиной и остались». И я, ничуть не сердясь: — Всё, что угодно, только не гадина, п<отому> ч<то> гадина, змея: жирная, а я, Мур, худая и ходячая, ноговая. Он: — Сноговая. И через минуту, щекой к руке: — Я очень извиняюсь, что я Вас назвал гадиной, Вы конечно не гадина, — совсем не похожи — это мой рот сам сказал. Но почему Вы мне не позволяете прилизывать бакер-стритом? (Помешан на рекламе и, главное, на «современных» мужских прическах: вес волосы назад и прилизаны так, что (моим) вискам больно, — ходят без шляпы ибо сплошное жирное сало.) Кстати, умоляет меня красить волосы. Я, Борис, сильно поседела, чем очень смущаю моих (на 20 лет старших) «современниц», сплошь — черных, рыжих, русых, без ни одной седой ниточки. Каждым моим седым волосом указываю на их возраст. — А ведь любят серых кошек. И волки красивые. И серебро._____
Фраза о стихах.Впервые — Души начинают видеть. С. 543 547. Печ. по тексту первой публикации.
37-33. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 27-го мая 1933 г.Дорогой Вадим Викторович, Я сочту себя совершенно удовлетворенной и неприятное недоразумение вполне исчерпанным[193], если «Совр<еменные> Записки» напечатают весь конец Живого о живом — с 86 стр<аницы> до конца — полностью. Это шесть машинных страниц — 3 ½ Ваших? Если Вам (вам) по каким-либо причинам неприятен факт перепечатки из «Последних новостей»[194] — снимем «Последние новости, № такой-то», оставив только текст. За него редакция отвечать не может. Мне этот отрывок необходим трижды; 1) как свидетельство отношения «новых поколений» к поэту и старости. Картина НРАВОВ. 2) как последнее сохраненное нам видение Волошина <.> 3) как повод к моим последним, окончательным, собирательным словам: слову. Голубчик, поймите меня, вся моя рукопись с первого слова и до последнего — дружеское и поэтическое видение явления, нельзя от поэта ждать «объективной оценки», за этим идите к другим, поэт есть усиленное эхо[195], окрашивающее отражение, вещь плюс я, т. е. плюс — страсть. В этой рукописи двое живых: М<акс> В<олошин> и я, и вещь так же могла бы называться «Живая о живом». А я — без конца рукописи, без итога, без апофеоза — НЕ Я. Когда я в 1924 г. в Праге писала о С<ергее> М<ихайловиче> Волконском («КЕДР»[196]), я слышала от редактора[197] (сборника «Запискинаблюдателя») те же упреки: — «Вы о Волконском пишете как об абсолюте, — как о Гёте» и т. д., мне этот упрек «преувеличений» ведом с колыбели (NB! Подпись под одним моим детским сочинением в Швейцарии: «Trop d’imagination, trop peu de logique»[198]. Аттестация характера была: violente[199].) Но есть у меня, в одних моих стихах, на него — раз навсегда ответ, а именно:
ПРЕУВЕЛИЧЕННО, ТО ЕСТЬ:
ВО — ВЕСЬ — РОСТ[200]
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 22–24. Печ. по тексту первой публикации.
37а-33. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 28-го мая 1933 г., воскресенье[202]Милый Вадим Викторович, Я сочту себя совершенно удовлетворенной и неприятное недоразумение вполне исчерпанным, если Совр<еменные> Зап<иски> напечатают весь мой конец Волошина (весь конец Живого о живом) — с <пропуск> стр<аницы> Если Вам по каким-либо причинам неприятен факт перепечатки из Посл<едних> Новостей (Москвин) — снимем «Послед<ние> Нов<ости>, № такой-то», оставив только текст. Вы просто не знали откуда и за текст отвечаю я. Мне этот отрывок необходим дважды: 1) как свидетельство отношения «новых поколений» к поэту и старости. 2) как последнее сохраненное нам видение Волошина. 3) как повод к моим последним словам (апофеозу). Голубчик, поймите меня, это же дружеское и поэтическое видение человеческого явления, нельзя от поэта ждать «объективной оценки», за этим идите к другим, поэт есть усиленное эхо — любви или ненависти, на этот раз — любви. В этой рукописи двое живых: М<акс> В<олошин> — и я, и моя вещь так же могла бы называться: «Живая о живом». А я — без конца рукописи, без итога, без апофеоза — не я. Когда я в 1924 г. в Праге писала о С<ергее> М<ихайловиче> Волконском, я слышала от редакции (сборника «Записки наблюдателя») те же упреки: Вы о Волконском пишете как о Гёте и т. д., мне этот упрек «преувеличения» ведом с колыбели. Но остался у меня в каких-то моих стихах, на него — раз навсегда — ответ, а именно:
Преувеличенно, то есть:
Во — весь — рост.
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. 2–3). По сравнению с оригиналом, в черновике имеются разночтения.
38-33. Я. Вассерману
<После 29 мая 1933 г.>Сначала эпиграф (Гейне — Вассерман)[204]. Если бы Гейне этого не написал (прокричал) Это было бы здесь, здесь был бы другой / тон. Ибо Гёте не мог написать о Германии то же стихотворение, что и Гейне. Насилие уже от эпиграфа. Нет одного, который в ночи вслушивается в Германию, которая в ночи ничего не слушает. Так начинается эта удивительная книга, я чуть было не написала — восходит: как некое черное солнце — что так и есть. Потом — перелом. 1 часть человеческая мощь, вторая — великое дело социализма[205]. И как же мал Ваш могучий Этцель, как он <?> возле своего живого дуба. Ваш Этцель должен кончить выстрелом, да, рухнуть даже физически. Почему Вы похоронили его живым вместе с мертвой матерью. Ибо мертва Ваша София Андергаст, — за то что она так молода и со всеми зубами — мертва с самого начала, как только она ушла от детей. Вспомните Анну Каренину. Либо она не была матерью (и даже женщиной), либо Вы имеете к истинной матери определенное отношение. Мать, которая всегда отсутствует (Каспар Хаузер)[206]. Почему книга называется «Леность сердца», чья же? Все избегают? Почему не «Трусость», Глухота. Каждое заглавие должно само собой рождаться у предполагаемого читателя, <Адрес:> Reclam Str. 42 Verlag S. Ficher[207] Leipzig
_____
Мысль о Я<кобе> Вассермане. Ваши люди сверхмощны. Сверхмощь есть пра-мощь: природная мощь. То, что мы называем нормальным размером есть только наша вырождавшаяся природа. Сверхчеловек (как все Ваши) есть только истинный человек. Теперь, после сработанных двух великанов, обратно — к «Фаберу»[208]. Нет, в Фабере они всё еще не доведены до нормальных размеров, всё еще обужены. Это как если бы Вам говорили: вот человеческая мерка, ничего кроме. И Вы прилаживаете, хотя это не прилаживается. «Эуген Фабер» звучит уже как Этцель Андергаст (NB! и совершенно неоправданно, т. е. это болезненно Вам — великаны — герои мстят свои нормальным размерам: — Так это совсем не люди! — Однако. — Так это то ли ангел, то ли… — Стало быть. — Какими же словами он описывает тогда ангела, если… — Слова приходят вместе и от ангела Так это не немец — А вы действительно полагаете, что есть немецкий человек, русский человек и т. д.? Русские, евреи, немцы — да, но понятие человек различно от русского и т. д. А тем более — немецкий, русский, еврейский ангел. Немецкие, русские и т. п. собаки — да. Породы — да. Характеры — да. Люди — нет. Быть человеком значит быть богоподобным.Впервые — НЗК-2. С. 404 406. Печ. по НЗК-2. Письмо написано на немецком языке. Наброски письма к немецкому писателю Якобу Вассерману с отзывом о его романе «Этцель Андергаст» (1931).
39-33. В.Ф. Зеелеру
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 10-го июня 1933 г.Многоуважаемый Владимир Феофилактович[209], Обращаюсь к Вам с большой просьбой: выдать мне деньги с тургеневского вечера по возможности сейчас же[210]. О моем крайне-бедственном положении знают Бальмонты[211], и Вам его в любую минуту подтвердят. Да и не только Бальмонты. Вторая просьба в картах d’identité[212], которые меня крайне тревожат, время идет, у нас был чиновник из Префектуры, а о свидетельствах Союза Писателей ни слуху ни духу, я совершенно не знаю, что мне делать, но одно знаю с совершенной ясностью, что никогда у меня не будет 200 фр<анков>, чтобы заплатить за себя и мужа, если свидетельства не поспеют вовремя[213]. Да даже и ста. Если Вам трудно письменно, изъясните, пожалуйста, моей дочери на словах, В ЧЕМ ДЕЛО И ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ, ЧТОБЫ СВИДЕТЕЛЬСТВА ПОЛУЧИТЬ. Писала Вам о том же четыре дня назад. Уважающая Вас М. Цветаева
Впервые — ЛО. 1990. С. 106. СС-7. С. 441–442. Печ. по СС-7.
40-33. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnut 10-го июня 1933 г.Милый Вадим Викторович, Большое спасибо за деньги. С сокращением второй части рукописи — устроится, мне важен был конец[214]. Недоразумений не будет, когда надо будет окликнете. Спасибо за предложение аванса, и вот, большая просьба: во-первых в возможно-большем размере, во-вторых — поберегите у себя до 10-го июля, ибо 15-го — роковое число: терм, на этот раз без обычной помощи вечера[215]. Я очень рада, что мы помирились. До свидания! Еще раз спасибо МЦветаева
Если не трудно — известите, на сколько я могу рассчитывать (постарайтесь побольше!)
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 24. Печ. по тексту первой публикации.
41-33. Неизвестной
<Июнь 1933 г.>[216]Дорогая Мадемуазель Я зайду к Вам вместе с сыном в эту пятницу около 10 ч<асов>, первых, чтобы Вам его показать, затем, чтобы узнать приблизительно о длительности (работы для) портрета, ибо все изменилось с тех пор как мальчик должен поступить этой осенью в русскую гимназию[217] и <зачеркнуто: ему надо много еще заниматься> должен заниматься регулярно каждый день. Если речь идет о 6–7 сеансах, дело возможно, и я думаю, что мы назначим по утрам / и мы сразу начнем, сохраняя утренние часы. Итак, дорогая Мадемуазель, в ожидании удовольствия Вас увидеть в пятницу P.S. (смеха ради) — приготовьте большое полотно, — «малыш» огромного роста!
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. 15 об.). Написано по-французски. Публ. в пер. В. Лосской, расшифровка черновика выполнена К. Беранже.
42-33. А.А. Тесковой
Clamart (Seine), 10, Rue Lazare Carnot. 5-го июля 1933 г.Дорогая Анна Антоновна! Начнем с открытки, — это только оклик. Да, все на месте, я Вас не забыла, ибо мне забыть Вас — впасть вообще в беспамятство. А не писала так долго по малодушию: невозможность вместить все в одно письмо. М<ожет> б<ыть> через несколько дней от него отвяжусь, тогда сразу получите и карточки детей, самые недавние, и м<ожет> б<ыть> мою́ (я очень плохо выхожу!). Мы никуда не уехали (уже третье лето). Нищета, но другим еще хуже. Пишу прозу, п<отому> ч<то> стихи никому не нужны, т е. никто не берет. Но проза тоже неплохая. (В Посл<едних> Нов<остях> от 16-го июля, воскресение, мой большой фельетон «Башня в плюще» — о детстве в Германии.) М<ожет> б<ыть> видели?[218] Муру 8 ½ л<ет>, осенью поступит в русско-франц<узскую> гимназию и нам придется переехать в город. Аля кончила школу. Нужно зарабатывать. С<ергей> Я<ковлевич> весь в своей мечте[219]. — И все пока. — Отзовитесь хотя бы тоже открыткой! Обнимаю Вас и всегда, всегда помню. Как здоровье — Ваше и Ваших? Пишите вкратце обо всем.
МЦ. Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 105 (с купюрами). СС-6. С. 405–406. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 173. Письмо написано на почтовой карточке. В графе для обратного адреса «Nom et adresse de l’expéditeur»[220] рукой Цветаевой вписано: «M<ada>me Zvétaieff- Efron».
43-33. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 6-го июля 1933 г.Дорогой Вадим Викторович, Вы просили мне во́-время напомнить Вам о «термовом» авансе, и вот — напоминаю, с большой, большой просьбой выслать по возможности — больше. Мы совершенно разорены старыми налогами, — еще два года назад, — вся малость, вырабатываемая, идет на затычку. Скоро получите от меня вопросное письмо насчет Булонь’а, куда мы, из-за Муриной гимназии, твердо переезжаем к 1-му Окт<ября> — как и на что́ — один Бог знает. Ныне 6-ое, терм — 15-го, но очень попросила бы Вас выслать не позже 10-го. Сердечный привет М. Цветаева
Впервые — Надеюсь сговоримся легко. С. 25. Печ. по тексту первой публикации.
44-33. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 11-го июля 1933 г.Дорогой Вадим Викторович, Спасибо за деньги и за корректуру[221], но подлинника еще (11-ое июля) не получила. Пока сличаю без. Если Вы не очень торопитесь с корректурой, я сама прошу Ходасевича[222], послав ему текст (не из корректуры, конечно!) По-моему — у него «le beau rôle»[223] — терпения и, даже, мученичества, но… Бог его знает! (Если бы Вы знали как цинически врет[224] Георгий Иванов в своих «воспоминаниях», всё искажая! И как все ему сходит с рук! Но раз он на меня нарвался — и ему досталось по заслугам.)[225] Ответьте, пожалуйста, когда крайний срок корректуры. Если тотчас — разоритесь на pneu[226], я тогда заменю «Ходасевича» просто «поэтом». До свидания. Спасибо. Скоро будем соседи, тогда придете в гости, МЦ.
Вы меня авансом страшно выручили!
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 192 193. СС-7. С. 444. Печ. по кн.: Надеюсь сговоримся легко. С. 25 26.
45-33. В.Ф. Ходасевичу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 12-го июля 1933 г.Милый Владислав Фелицианович, — Не удивляйтесь — Только что получила от Руднева письмо с следующей опаской: — в моей вещи о Максе Волошине я даю его рассказ о поэтессе Марии Паппер и, между прочим, о ее Вас посещении[227]. Всего несколько строк: как поэтесса всё читает, а Вы всё слушаете. Вы даны очень милым и живым, всё сочувствие на Вашей стороне (верьте моему такту и esprit de corps[228]: я настоящих поэтов никогда не выдаю, и, если ругаю — бывает! — то знаю, кому: никогда не низшим). Словом, десятистрочная сценка, кончающаяся Вашим скачком: «простите, мне надо идти, ко мне сейчас придет приятель, и меня ждет издатель…» А через неделю — сидит поэт, пишет стихи — нечаянный взгляд в окно: а в окне — за окном — огромные мужские калоши, из калош шейка, на шейке головка… И тут обрывается. Вы — явно dans le beau rôle[229]: серьезного и воспитанного человека, которому мешает монстр. Весь рассказ (как он и был) от имени Макса Волошина. И вот Руднев, которого научил Вишняк, убежденный, что все поэты «немножко не того»[230], опасается, как бы Совр<еменным> Запискам от Вас — за МОЙ рассказ!!! — не нагорело. (NB! Авторской ответственности они (Записки) совершенно не признают.) — Как быть? — пишет Руднев. Заменить Ходасевича — вымышленным именем? Вовсе выбросить сценку? Спрашивать разрешения у Ходасевича — что-то глупо… А я нахожу — вовсе нет. И вот, спрашиваю. Если Вы меня знаете, Вы бояться не будете. Если забыли — напоминаю. Если же, и зная, несогласны — напишу вместо Вас просто: ПОЭТ, хотя, конечно, прелести и живости убудет. Пишу Вам для окончательной очистки совести. Вы, конечно, можете мне ответить, что никакой Марии Паппер не помните, но она наверное у Вас была, ибо она — собирательное. До свидания, ОЧЕНЬ прошу Вас отозваться сразу, ибо должна вернуть корректуру. Всего доброго М. Цветаева
Впервые — Новый журнал. 1967. С. 109–110. СС-7. С. 463. Печ. по СС-7.
46-33. В.Ф. Ходасевичу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 19-го июля 1933 г.Милый Владислав Фелицианович, Помириться со мной еще легче, чем поссориться. Нашей ссоры совершенно не помню, да, по-моему, нашей и не было, ссорился кто-то — и даже что-то — возле нас, а оказались поссо́рившимися — и даже поссоренными — мы[232]. Вообще — вздор. Я за одного настоящего поэта, даже за половинку (или как <в> Чехии говорили: осьминку) его, если бы это целое делилось! — отдам сотню настоящих не-поэтов. Итак —
_____
Осенью будем соседями, потому что из-за гимназии сына переезжаем в Булонь[233]. Как давно я не училась в гимназии! Прыжки с кровати, зевки, звонки — даже жуть берет! И главное — на сколько лет! (Он поступает в первый приготовительный.) У меня было два неотъемлемых счастья: что я больше не в гимназии и что я больше не у большевиков — и вот, одно отнимается…Итак — до октября! Тогда окликну. Паппер (Марию) перечла с величайшей, вернее — мельчайшей тщательностью и ничего не обнаружила, кроме изумительности Вашего терпения: невытравимости Вашей воспитанности. Спасибо! МЦ.
Впервые — Новый журнал. 1967. С. 111. СС-7. С. 464. Печ. по СС-7.
47-33. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 19-го июля 1933 г.Милый Вадим Викторович, Полное разрешение Ходасевича проставлять его имя: он мне вполне доверяет[234]. Письмо его храню как оправдательный документ. Я не знаю, кто правил корректуру, — Вы или М<арк> Вишняк, но там предложены (карандашом) некоторые замены (мужской род на женский, знаки), которые я, в случае несогласия, восстанавливаю в прежнем виде, (речь о пустяках, упоминаю для очистки совести!) Мне очень жаль (Вам нет, конечно!), что моя корректура идет к Вишняку, а не к Вам, мы с Вами хотя и ссоримся — но в конце концов миримся, а с Вишняком у меня никакой давности…[235] Ходасевич отлично помнит Марию Паппер и, вдохновленный мною, сам хочет о ней писать воспоминания[236]. Видите, какой у этих одиночек (поэтов)[237] — esprit de corps[238] и имя дал — и сам вдохновился! Написал мне, кстати, милейшее письмо, на которое я совершенно не рассчитывала — были какие-то косвенные ссоры из-за «Верст», и т. д.[239] Все это потому, что нашего полку — убывает, что поколение — уходит, и меньше возрастно́е, чем духовное, что мы все-таки, с Ходасевичем, несмотря на его монархизм (??) и мой аполитизм: гуманизм: МАКСИЗМ в политике, а проще: полный отворот (от газет) спины — что мы все-таки, с Ходасевичем, по слову Ростана в передаче Щепкиной-Куперник: — Мы из одной семьи, Monsieur de Bergerac![240] Так же у меня со всеми моими «политическими» врагами — лишь бы они были поэты или — любили поэтов. А в общем (Мария Паппер Ходасевич — я) еще один акт Максиного миротворчества. Я его, кстати, нынче видела во сне всю ночь, в его парижской мастерской, где я никогда не была, и сама раскрывала окно и дверь от его астмы[241]. Рукопись получила. Корректуру Вишняку — самое позднее — завтра. Я сейчас, после всей прозы, дорвалась до стихов и с величайшим трудом отрываюсь[242]. Всего лучшего! Спасибо еще раз за деньги к терму. А в Булонь нам нужно непременно — хоть под булоньские каштаны — ибо Мур с 1-го Окт<ября> начнет ходить в гимназию, к<отор>ая мне, кстати, очень понравилась. (Была на акте.)[243] Желаю Вам, милый Вадим Викторович, хорошего лета и полного отдыха от рукописей. Пускай Вишняк почитает! МЦ.
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 193–194. СС 7. С. 444 445. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 26–27.
48-33. Неизвестному[244]
24 июля <1933 г.>[245] Помните ли Вы дорогой Ж<еня> мой последний вопрос, во время нашей первой встречи (первой: той, когда мы были одни, вопрос скорее самой себе, чем Вам и <зачеркнуто: вопрос>, скорее восклицание, чем вопрос, и <зачеркнуто: скорее уверенность что> — Как же это кончится? И Ваш ответ — Так как всегда все кончается: скукой (Это было когда мой первый-последний поезд уходил) И мой ответ на Ваш: — Скукой? Ведь скучают только с теми с кем забавляешься: тем, что нас забавляет. Нет, другое. (Пока я его искала он <зачеркнуто: наш> поезд ушел. <зачеркнуто: (В тот момент он ушел)>_____
Теперь я его получила (не поезд, а другое). У меня всегда кончается знанием, надеждой, м<ожет> б<ыть> завтра — затем завтра еще — и в один прекрасный день уже не надеешься: знаешь. Я пошла открывать остров — или м<ожет> б<ыть> море, которое искала более глубоким <над строкой: души, Женя милый!> — и не нашла ничего, кроме сухости <зачеркнуто: рассудочной> поколения. Вы может быть лучше, чем все мы. Но это все. Одна против всех, да, одна против всех в одно слово, это слишком даже для меня <над строкой: для моей силы>. Вы всегда будете правы и я кончу тем, что в конце концов буду виновата в том, что родилась. Такой «милый», я взвешиваю души и это хуже всего <над строкой: так как я взвешиваю > и я нашла Вашу слишком легкой <отсюда идет стречка к тексту:> Разве если ее взвешивать на весах для почтовых марок. Это и есть разумная сторона <над строкой: сказать, что Ваша взвешена> легкой вещи. Что касается неразумной стороны и даже безответственной: я больше о Вас не думаю, ни в среду и никогда. Уж столько сколько я о Вас думала, столько теперь я не думаю <отсюда идет стрелка к тексту:> То же самое наоборот Если Но более не думая, таким образом: никогда не страдать из-за Вас. Я думаю <зачеркнуто: в момент> <над строкой: из-за того> что я говорю Вам об этом, доставляю ту малую боль и страдание более чем когда Вы услышите И это было все. М.<Продолжение:> Мне приходит мысль, вернее уверенность, которая обязательна: первую вещь, которую я напечатаю, я посвящу Вам — не переписку, конечно, иначе Вас могут принять за его («героя») из маленькой замшевой <над строкой: верблюжьей> книжечки и Вы выражали бы соболезнования (увлеченная словом, я <над строкой: хотела> чуть не назвала станцию метро) за ту замшевую <над строкой: верблюжью> книжечку под бешамелью и тогда, вместо комплиментов Вы получите соболезнования К тому же, я Вам никогда не была нужна.
Und dort bin ich gelogen, wo ich gelogen bin[246]
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. 9 об. — 10, 11-14 об.). Написано по-французски. Публ. в пер. В. Лосской, расшифровка черновика выполнена К. Беранже.
49-33. В.С. Гриневич
26 июля 1933 г. Многоуважаемая Вера Степановна, Пишу Вам по совету Г<оспо>жи Маклаковой[248], много и долго говорившей мне о Вас. Осенью мой сын поступит в русскую гимназию в первый приготовительный класс, <зачеркнуто: а мне очень хотелось бы подробно узнать> значит — к Вам[249], и мне очень хотелось бы, до его поступления, узнать о гимназии возможно больше <зачеркнуто: Какие знания с него требуются, об общем духе гимназии, порядке преподавания, распорядок учебного дня, физические условия и много другого. Не разрешили ли бы Вы мне побывать у Вас на дому, может быть и с мальчиком, чтобы Вы на него посмотрели, чтобы спокойно поговорить — звать Вас к себе, ввиду Вашей занятости не решаюсь> Вопреки всем советам окружающих русских я упорствую в своем желании отдать его в русскую школу, <зачеркнуто: на 10 русских детей на сто русских детей — 95 в лицеях!> чтобы сохранить язык, а может быть и русскую сущность. Вот об этом и о многом другом — общем духе гимназии, методике преподавания, распорядке школьного дня, знаниях с него требуемых, физических условиях — я бы и хотела побеседовать с Вами. Если бы Вы разрешили мне сначала заехать к Вам на дом, чтобы спокойно и без свидетелей смогли побеседовать, я была бы Вам очень благодарна, но если это сложно, приеду в гимназию, только назначьте <сверху: сообщите мне>, пожалуйста, в обоих случаях, точный день и час, а — если к Вам — и Ваш адрес. Могу приехать и вечером, как Вам удобнее. Итак жду вестей и благодарю Вас заранее. МЦ.Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп, 3, ед. хр. 24, л. 14 об. — 15).
50-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
<Лето 1933>[250]Дорогая Саломея, Сердечное спасибо, хотя — увы, увы — эти деньги мне придется сдавать Извольской, которая как дракон на страже моих термовых интересов[251]. (Какое жуткое слово terme, какое римско-роковое, — каменное, какое дважды-римское — Рима Цезарей и Рима Пап[252], — какое дантовское слово[253], если бы я была французским поэтом, я бы написала о нем стихи.) А Вы знаете, Саломея, что мы должны переехать в Булонь, потому что Мур с осени поступает в русскую гимназию: вернее, мы с Муром (я тоже все забыла). Прохожу с ним сейчас дни творения, не менее, а более недоступные разуму, чем Апокалипсис. — Ну, Мур, какое же небо сотворил Бог в первый день? Небо… Мур, перебивая: — Знаю. Сам скажу. Святое пространство.
— Что же такое твердь? — Вместилище для… освещения.
_____
Дорогая Саломея, могла бы писать Вам без конца. Обнимаю Вас. Спасибо. МЦ.Впервые — СС-7. С. 156–157 Печ. по СС-7.
51-33. В.Н. Буниной
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 6-го августа 1933 г.Дорогая Вера Николаевна, — Если Вы меня еще помните. — Я сейчас погружена в наш трехпрудный дом (мир) и обращаюсь к Вам, как к единственной свидетельнице (жутко звучит, а?), — как к единственной-здесь-свидетельнице[254]. Но до вопросов хочу сказать Вам, что вещь, которую Вы м<ожет> б<ыть> на днях прочтете, мысленно посвящена Вам, письменно не решилась, п<отому> ч<то> не знаю, та́к ли Вы всё это видите как я — глазами моего раннего детства. У меня с собой ни одной записи: одна память. Ряд вопросов: 1) Вашего отца[255] или его брата Сергея[256] любила Варвара Димитриевна Иловайская?[257] (Хотелось бы, чтобы Вашего). «В<арвара> Д<митриевна> любила Муромцева, но отец не позволил» — такова твердая легенда нашего трехпрудного дома[258]. Почему не позволил? Либерализм Муромцевых и консерватизм Иловайского?[259] Если Вы что-нибудь об этой любви знаете — дайте мне всё, что знаете. Если не хотите гласности, могу не называть имен, как не назвала Вашего. Тогда дайте приметы того из братьев, которого она любила (он ведь ее, наверное, тоже?). Приблизительный возраст обоих, его внешность, место и длительность знакомства, встречались ли потом, как встречались… (Не боитесь меня: мною движет — любовь). 2) Что́ Вы знаете о дружбе Иловайских с Муромцевыми? Откуда повелась (и как могла — при такой разнице — всего?!) Знаю только, что Цветаевы — в их Иловайской части — с Муромцевыми чем-то связаны. Чем? Помню, что мой отец постоянно встречался с ними (вами?) у Анны Александровны Адлер[260], крестной моего брата Андрея. Там я, по-мо́ему, девочкой встречала Вашу двоюродную сестру[261] (блондинку?), всю какую-то острую. 3) Всё, что знаете об Иловайских. Во-первых — год его рождения. (По-моему — 1825 г., п<отому> ч<то>, со слов брата Андрея, умер в 1919 г., 94 лет)[262]. На ком был женат первым браком Д<митрий> И<ванович>, т. е. кто мать Варвары Димитриевны. Имена и возраст ее умерших братьев (двое! Помню детские лица в иловайском альбоме, а м<ожет> б<ыть> — одно лицо в двух видах, к<отор>ое я принимала за два). От чего умерли?[263] 4) Знаете ли Вы что-нибудь о прабабке румынке «Мама́ке»? Ее еще несколько дней застала в доме наша мать. Умерла она в моей комнате. Чья она прабабка? М<ожет> б<ыть> мать первой жены Д<митрия> И<вановича>? Но почему румынка? Это — твердо знаю. 5) Помните ли Вы В<арвару> Д<митриевну>? Если Вы сверстница Валерии — это вполне возможно. Какая была? (хотя бы самое Ваше детское впечатление). Всё, что о ней и о доме Иловайских помните, вплоть до пустяков. Я у Иловайских в доме была только раз, с отцом, уже после смерти моей матери, но их дух жил — в нашем. 6) Видели ли Вы когда-нибудь мою мать? (Марию Александровну Мейн)[264]. Какая она была? Если даже не нравилась (я ведь тоже не нравлюсь!) — почему, чем? Были ли Вы когда-нибудь в нашем доме при моей матери (мы уехали осенью 1902 г., а умерла она летом 1906 г.) Если да — каков был дом при ней? Дух дома. М<ожет> б<ыть> и нашего с Асей деда, Александра Даниловича Мейн[265], помните? Если да — каков был? (Он умер, когда мне было 7 лет, я его отлично помню, как, впрочем, всё и всех — с двух лет, но ведь это воспоминания и́знизу]) Если видели хоть раз — каков остался в памяти? М<ожет> б<ыть> и нас с Асей, маленькими, помните? (Валерия меня очень любила, а мать — больше — Асю.) Я ведь помню «Вера Муромцева», и в альбоме Вас помню. Вы с Валерией[266] вместе учились в институте? Или я путаю? 7) О моем отце — всё, что можете и помните. Вы ведь были его любимой слушательницей?13 Что́ (в точности) Вы у него слушали? Каков он был с учащейся молодежью? Каков — дома, со всеми вами? Я ведь всего этого не застала, знаю его уже после двух потерь, п<отому> ч<то> большой кусок детства росла без него. 8) Возвращаюсь к Иловайским. Всё, что знаете о смерти Нади и Сережи[267]. Я их отлично помню, и в Трехпрудном («живые картины») и у нас в Тарусе (Сережа рыл в горе лестницу и я, семи лет немножко была в него влюблена) — и в Nervi. Моя мать их очень любила (и любила, и любовалась!) и всегда выручала и покрывала (Надю. Сережа был очень тихий, и всегда при матери). Помню один Надин роман — с тоже молодым, красивым и больным — я тогда носила письма и ни разу не попалась! И «bataille de fleurs»[268] помню, когда в Надю бросали цветами, а в А<лександру> А<лександровну> какой-то дрянью в бумажках (не конфетти, а чем-то веским, — песком кажется!). После Nervi — в Спасское? А умерли — в 1904 г. или в 1905 г.? Кто раньше? (Кажется, Сережа?) Знали ли, что умирают? Отец рассказывал, что Надя была необычайно-красива перед смертью — и после. Отношение Д<митрия> И<вановича>. Отношение А<лександры> А<лександровны>. (С<ережа> любимец был?) 9) Судьбу Оли. За кого вышла?[269] (знала, но забыла). Жива ли еще? Есть ли дети? Счастливый ли оказался брак? 10) Жива ли А<лександра> А<лександровна>[270], а если нет, когда умерла? У кого из родителей был в молодости туберкулез? (Иловайская «овсянка».) В 1918 г. или в 1919 г. умер Иловайский? Все даты, которые помните.
_____
Когда будете отвечать, дорогая В<ера> Н<иколаевна>, положите мое письмо перед собой: упомнить мои вопросы невозможно, я и то списала их себе в тетрадь. Помните, что каждый вопрос мне важнее всех остальных, и ответьте, по возможности, на все. Можете совершенно сокращенно, в виде конспекта, пробелы заполню любовью, мне важны факты, я хочу воскресить весь тот мир — чтобы все они не даром жили — и чтобы я́ не даром жила! Знаю, что это — целая работа (говорю о Вашем ответе), целый спуск в шахту или на дно морское — и еще глубже — но ведь и вы этому миру причастны, и Вы его любили… Взываю к Вам как к единственной свидетельнице! Получив мое письмо, отзовитесь сразу открыткой, а письма буду ждать. Его нельзя писать сразу. Но, когда начнете, увидите, что совсем не так невозможно его написать, как казалось, пока не начинали… Теперь — слушайте: (Открытка с видом Музея Александра III, сверху снятого, во всем окружении зеленых дворов и домов. Прекрасная.)[271]Дорогая Марина! Пишу Тебе, чтобы сообщить печальную весть: 8-го апреля в 11 ч<асов> 50 мин<ут> вечера умер (от маминой болезни) брат Андрей, почти 43 лет. Был в сознании, умер недолго мучаясь, легче мамы. Жена его[272] и я три года слали его к врачу, он же не шел, а когда пошел — было поздно. Питание имел до конца исключительное, жена делала всё, что могла. Лежал он 2 месяца 3 недели. Я говорила с ним за три дня, сидела у него долго, наедине, днем. Вдруг сказал: — А болезнь не умеют описывать… (писатели). — И смерть не умеют. Я не стала убеждать, что смерти не будет — ложь ведь. Я сказала, почему я думаю, что не умеют, о своем отсутствии страха перед смертью, а потом стала говорить о кумысе, о лете, о санатории. Он то думал, что будет жить, то нет. Девочке 2 года 2 мес<яца>[273]. Большая, очень милая. Когда уходила, целуя его, видела, как он нежно, светло, по-новому смотрит, глаза широкие — и полу-улыбка. А 8-го днем ему стало хуже и он сказал жене: — Женечка, я умираю. А я как раз вдруг позвонила из загорода, с работы. — «Ему хуже». Я поехала. И он уже был неузнаваем, полусидел, задыхался, часто и мелко дышал, полузакрытые глаза. Увидев меня: — Зачем все пришли? Ничего такого особенного со мной пег. — Но когда я отошла к столу — тихонько позвал. Я подошла. Он стал правой рукой делать ловящие, гладящие движения — ко мне. Я гладила и держала его руку. Жалею, что не поцеловала ее, но не хотелось жеста, ему (весь — сдержанность). После лекарства стал засыпать. (За лекарством ходила я в аптеку, когда он: «Дайте лекарства», а их не признавал, обычно.) В мое отсутствие пришла Валерия (не видела последние 3 месяца). Он ей сказал: — Ведь я еще могу жить, мог бы — у меня еще целое легкое. Удушье? Пройдет? Но от него можно задохнуться — ночью. — Ну, что́ ты! (Валерия). — Проснешься. Мы ушли, когда он стал дремать. Уходя, я поцеловала его, спросила, не хочет ли он поесть — ответ тот же, что мамин — нет, головой. Передала привет от сына[274], ушла. Придя позвонила о горячих бутылках и узнала, что скончался. Поехала туда, помогла одевать, причесать, и всю ночь была над ним, и жена. Утром прилегла на час тут же. Похоронили в папиной могиле (папа считается мировым ученым I категории А). Папин гроб цел. Начинается весна на кладбище. Он рядом с мамой — она так его любила. Его девочка (Инна) це́лую неделю всё: — А где папа, мама? Где папа? Нет папы — папа ушел? — Он в день смерти простился с женой и обеими девочками: дочкой и падчерицей (11 л<ет>)[275], которую очень любил. Тебя вспоминал за несколько дней.
(Всё письмоневероятно мелким почерком, ибо уместилось на открытке. Последнее: Тебя вспоминал… разобрала только сейчас, пере писывая, даже не разобрала, потому что разобрать — невозможно, а сразу прочла.)
_____
Теперь Вы может быть поймете, дорогая Вера Николаевна, почему мне нужно воскресить весь тот мир — с его истоков. До свидания, буду ждать с чувством похожим на тоску. Марина ЦветаеваУмоляю этого письма (ни Асиного ни моего) не показывать никому. Не надо. — Только Вам. —
<Приписка на отдельном листе.> Письмо написано давно, только сейчас узнала Ваш адрес от А<вгусты> Ф<илипповны> Даманской[276], которую видала вчера и которая шлет Вам сердечный привет. МЦ. 12-го авг<уста> 1933 г.
Впервые — НП. С. 407 414. СС-7. С. 239 243. Печ по СС-7.
52-33. В.Н. Буниной
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 19-го авг<уста> 1933 г.Дорогая Вера Николаевна, Самое сердечное и горячее (сердечное и есть горячее! Детская песенка, под которую я росла:
«Kein Feuer keine Kohle
Kann brennen so heiss…»)[277]
Я вежлив с жизнью современною…[279]
_____
До свидания. Жду. И письма и встречи — когда-нибудь. Вы зимою будете в Париже? Тогда — мне — целый вечер, а если можно и два. Без свидетелей. Да? Обнимаю. МЦ.<Приписки на полях:> Рада, что Вам понравился Волошин[286]. У меня много такого. Ваш отзыв из всех отзывов — для меня самый радостный. Сердечный привет от мужа, он тоже Вас помнит — тогда.
Впервые — НП. С. 414–418. СС-7. С. 243–245. Печ. по СС 7.
53-33. В.Н. Буниной
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 21-го авг<уста> 1933 г.Дорогая Вера Николаевна, Рукопись «Дедушка Иловайский» ушла в 11 ч<асов> утра в далекие страны[287], а в 11 ½ ч<аса> — Ваше письмо, которому я столько же обрадовалась, сколько ужаснулась — особенно сгоряча. Дело в том, что у меня Д<митрий> И<ванович> встает в 6 ч<асов> утра (слава Богу, что не в 5 ч<асов> — как казалось… и хотелось!), а у Вас, т. е. на самом деле — в 10 ч<асов>. Еще: у меня он ест в день одно яйцо и три черносливины (рассказ Андрея, у них жившего и потом часто гостившего), а оказывается — болезнь почек, значит и одного-то своего (моего!) яйца не ел. Что бы мне — овсянку!!! Но яйцо помнила твердо, равно как раннее вставание. Третье: у меня Ал<ександра> А<лександровна> выходит хуже Д<митрия> И<вановича> (который у меня, должно быть, выходит настолько если не «хорошим» — так сильным, что Милюков не захотел) — выходит и суше и жестче и, вообще, отталкивающе, тогда как дед — загадочен. Но это уже дело оценки: бывали «тираны» и похуже Иловайского, и именно у этих тиранов бывали либо ангелоподобные (Св<ятая> Елизавета[288], чудо с розами), либо неукротимо-жизнерадостные жены. У меня А<лександра> А<лександровна> выходит немножко… монстром. (Не словесно, а некое, вокруг слов, веяние: ничего не сказала — и все.) Как Вы думаете — обидится, вознегодует, начнет ли опровергать в печати — Оля? Вставание в 6 ч<асов>, когда в 10 ч<асов>, мое «яйцо» и леденящую (хуже у меня нет) мать. И еще одно: важное, у меня, по семейной традиции, было впечатление и даже уверенность, что Оля сбежала с евреем. А м<ожет> б<ыть> Кезельман — не еврей? М<ожет> б<ыть> — полукровка? А м<ожет> б<ыть> — немец, а еврей — Исаев[289], и я спутала? Плохо мое дело, п<отому> ч<то> рукописи не вернуть, и так уже отправка стоила около 10 фр<анков> (писала от руки и пришлось отправить письмом). Остальное всё совпадает. В Наде я всегда чувствовала «тайный жар», за это ее так и любила. Сережу же у нас в доме свободомыслящие Валериины студенты звали маменькиным сынком и белоподкладочником, не прощая ему двух — таких чудных вещей: привязанности к матери — и красоты. (С<ережа> и Н<адя>, как и Оля, у меня только упомянуты, я же все время должна была считать строки и даже буквы!) Думаю, для очистки совести, сделать следующее: если вещь в «дальних странах» (NB! не в России!) напечатают, то в следующем очерке, «Конец историка Иловайского», я принесу повинную, т. е. уничтожу и 6 ч<асов> утра, и яйцо, и, если нужно, еврея. Если будете писать мне, милая (выходит — давно-родная!) Вера Николаевна, не забудьте подтвердить или разрушить еврейство Кезельмана или Исаева, это важнее часов и яиц, и Оля серьезно может обидеться, а я не хочу. Из Ваших записей не вижу: жива ли или умерла Ал<ександра> А<лександровна>? Если умерла — когда? И сколько ей могло быть лет? А молодец — не боялась, не сдавалась, судилась. И крепкая же у нее была хватка — (Так и вижу эти корзины и сундуки с муарами и гипюрами, такие же ежевесенне проветривались и нафталинились на трехпрудном тополином дворе — «иловайские» сундуки покойной В<арвары> Д<митриевны>, Лёрино «приданое». У меня об этом есть. Сколько у нее было кораллов!). Страшно жалею, что до П<оследних> Нов<остей> не отправила «Дедушку Иловайского» Вам. Обожаю легенду, ненавижу неточность. Мне эти яйца и ранние вставания и еврейские мужья теперь спать не дадут, вернее: все время будут сниться. Туда, куда нынче отослала, никогда не посылала, поэтому — сразу опровержение — неловко. Точно сама не знаю, что́ писала. Но еще хуже будет, если Оля вздумает опровергать. Когда я писала, я не знала, что она в Белграде, а то бы вообще «еврея» не упоминала. (Хотя будучи дочерью Иловайского — конечно — к ее чести!) А если в старике что-то трогательное, хотя бы этот ужас внуку с еврейской кровью. Нечеловечно, бесчеловечно даже, но — на некую высокую ноту. Вообще, всякий абсолют внушает трепет, — не страха, а… но по-немецки лучше: «heilige Scheu»[290]. Судить такого — бесполезно. Вот эту-то неподсудность: восхищение всему вопреки — и учуял Милюков[291].
_____
Сейчас переписываю очередную, м<ожет> б<ыть> тоже гадательную, вещь для Посл<едних> Нов<остей> — Музей Александра III[292]. «Звонили колокола по скончавшемуся Императору Александру III, и в это же время умирала одна московская старушка и под звон колоколов сказала: „Хочу, чтобы оставшееся после меня состояние пошло на богоугодное заведение имени почившего Государя“» — боюсь, что Милюков дальше этих колоколов не пойдет. Но ведь все это — чистейшая, точнейшая правда, и колокола, и старушка, и покойный Император Александр III, — постоянный изустный и даже наизустный! рассказ отца. — Посмотрим._____
Спасибо за всё. Тороплюсь отправить. Обнимаю. В Вас я чувствую союзника. МЦ.P.S. Оля у меня венчается во Владивостоке, а оказывается — в Томске?! Если сразу ответите и про еврея и про Томск (наверное ли?), все-таки отправлю письмо вдогон, ибо я́ бы, на месте Оли, рассвирепела.
Впервые — НП. С. 418–421. СС-7. С. 245–246. Печ. по СС 7.
54-33. В.Н. Буниной
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 24-го августа 1933 г.Дорогая Вера! Пишу Вам под непосредственным ударом Ваших писаний, не видя ни пера, ни бумаги, видя — то. Ваша вещь[293] — совсем готовая, явленная, из нее нечего «делать», она уже есть — дело. И никогда не решусь смотреть на нее, как на «материал», либо то, что я пишу — тоже материал. И то и другое — записи, живое, ЖИВЬЕ, т. е. по мне тысячу раз ценнее художественного произведения, где все переиначено, пригнано, неузнаваемо, искалечено. (Поймите меня правильно: я сейчас говорю об «использовании» (гнусное слово — и дело!) живого Вашего Иловайского напр<имер> — для романа, где он будет героем: с другим именем — и своей внешностью, с домом не у Старого Пимена[294], а у Флора и Лавра[295], и т. д. Так делали Гонкуры, дневник которых я люблю, как свой, вернее чувствую — своим (т. е. ЖИВЫМ!), а романы которых, сплошь построенные на видоизмененной правде, забываю тут же после прочтения и даже до прочтения — шучу, конечно! — не забываю, а хуже: на каждом шагу изобличаю авторов в краже — у себя же, т. е. у живой жизни и у живого опыта. Преображать (поэт) — одно, «использовывать» — другое. — Какая длинная скобка!) …Какова цель (Ваших писаний и моих — о людях). ВОСКРЕСИТЬ. Увидеть самой и дать увидеть другим. Я вижу дом у Старого Пимена, в котором, кстати, была только раз, в одной комнате, в одном из ее углов, самом темном, из которого созерцала стопы Кремля[296] до половины окна, глядевшего в сад, в котором я бы так хотела быть… (Комната — внизу, м<ожет> б<ыть> Надина? Освещение, от гущины листьев — зеленое, подводное: свет Китежа-града…) Не знай бы я Иловайского, я бы его — у Вас — узнала, (А как чудно: рог! Явно — Роландов, раз не охотников. Об этом роге, сейчас вспоминаю, слышала от Андрея)[297]. Словом, я совершенно пленена и заворожена и совсем, бескорыстно, счастлива Вашими писаниями. И хорошо, что они пришли (½ часа!) после отправки моих. Пусть каждый — свое и по-своему, а в общем — сумма цифр, т. е. правда. У Вас, напр<имер>, Иловайский, читая, носит две пары очков, стало быть достоверно-слабое зрение, у меня он никогда не знает, кто́ Ася, кто́ я, и не по слабости зрения (о которой я не знала, ибо в очках его не видала никогда), а потому что ему вообще нет дела до неисторических лиц. («И какое ему дело, сколько лет стоящей перед ним Марине, раз она не Мнишек, а самому восемьдесят с лишком… зим»…). Я, конечно, многое, ВСЁ, по природе своей, иносказую, но думаю — и это жизнь. Фактов я не трогаю никогда, я их только — толкую. Так я писала все свои большие вещи. Милая Вера, Вы мне в эту пору самый родной человек из всех, и это вполне естественно: мы с вами на дне того же Китежа! Кто же захочет жить на дне чужого Китежа? (NB! Только я, с наслаждением, на дне любого, на любом дне, самом провале́нном, — лишь бы не «жизнь», или то, что они сейчас так зовут…) Так я весь 1921 г. жила на дне Волконского Китежа, переписав ему ВОТ ТАК, ОТ РУКИ, больше тысячи страниц его воспоминаний (т е. моя переписка дала 1000 печатн<ых> страниц, а м<ожет> б<ыть> 1200, стало быть, от руки, вдвое. «Лавры», «Странствия», «Родина» — все три его тома)[298]. Мои живут другим, во времени и с временем. Никто не хочет сна — наяву (да еще чужого сна!). С<ережа> сейчас этот мир действенно отталкивает, ибо его еще любит, от него еще страдает, дочь (скоро 20 лет) слушает почтительно и художественно-отзывчиво, но — это не ее жизнь, не ее век, и конечно (такой страстный отрыв от жизни) — не ее душевный строй, она очень «гармонична», т. е. ничего не предпочитает, все совмещает: и утреннюю газету, и мой отчаянный прыжок в сон, как-то все равнозначуще — не я, не мое. Сын (8 л<ет> весь живет не текущим днем, а завтрашним, набегающим, — планами, обещаниями, будущими радостями — т. е. я в обратном направлении — и меня слушает… даже с превосходством. («Бедная мама, какая Вы странная: Вы как будто ОЧЕНЬ старая!») Остальные восхищаются «художественностью», до которой мне нет никакого дела, которая есть только средство, и средство очевидно не достигающее цели, раз говорят не о что́, а о ка́к. Кроме того, — события, войны, Гитлеры, Эрио, Бальбо, Росси[299] и как их еще зовут — вот что людей хватает по-настоящему за́живо: ГАЗЕТА, которая меня от скуки валит за́мертво. Вы не знаете, до какой степени (NB! разве это имеет степени?) я одинока. Естественное и благословенное состояние, но не на людях, в тройном кольце быта. Веяние этой одинокости идет и от Вас, но у Вас, по крайней мере надеюсь, есть фактический покой, т. е. никто Вас не дергает, не отрывает, не опровергает, Вы — и тетрадь. У меня же — между тетрадью и мною…
_____
Очень хороша Ваша вещь о «дяде Сереже»[300]. Он дан живой. И на всем, от всего — дуновение неназванной Англии. Ваши обе вещи я, положив в отдельный маленький портфель, вчера с собой возила, просто не желая расставаться, с собой в Ste-Geneviève-des Bois, в Русский Дом, к своей польской женской родне: трем старушкам: двум двоюродным сестрам моей матери (60 л<ет> и их матери (83 г<ода>)[301]. Двух из них я видела в первый раз. Была встречена возгласом 83-летней: «Наконец-то мы с вами познакомились!» Узнала об отце прадеда: Александре Бернацком, жившем 118 лет (род. в 1696 г., умер в 1814 г.), застав четыре года XVII в., весь XVIII в. и 14 лет XIX в., т. е. всего Наполеона! Прадед — Лука Бернацкий — жил 94 года. Зато все женщины (все Марии, я — первая Марина) умирали молодые: прабабка гр<афиня> Ледуховская (я — ее двойник), породив семеро детей, умерла до 30-ти лет, моя бабушка Мария Лукинична Бернацкая — 22 лет, моя мать, Мария Александровна Цветаева — 34 л<ет>. Многое и другое узнала, напр<имер> что брат моей прабабки был кардиналом и даже один из двух кандидатов в папы. В Риме его гробница, та старушка (мне рассказывавшая) видела. А про деда Мейна узнала, что он не только не был еврей (как сейчас, желая меня «дискредитировать», пустили слухи в эмиграции), а самый настоящий русский немец, к тому же редактор московской газеты — кажется «Голос»[302]. Приняли меня мои польские бабушки с самым настоящим сердечным жаром, самая старая подарила мне фотографию трех сестер, с грустными лицами, в пышных платьях, из которых самая красивая и самая печальная — мать моей матери, умершая 22 лет (Мария Лукинична Бернацкая). Узнала, что семья (с самого того 118-летнего Александра) была страшно-бедная, что «паныч» (прадед Лука), идя учиться в соседнее село к дьячку, снимал сапоги и надевал их только у входа в деревню, а умер «при всех орденах» и с пенсией, «по орденам», в 6.000 руб<лей>. И еще многое. Водили меня мои бабушки по чудному парку, показывали груши в колпаках, спаржу «на семена» (похожа на иву!), 85-летнего военно-начальника Московского Округа Мразовского (целый день бродит и ничего не помнит) и — вдалеке — островок с крестами, «места нашего будущего упокоения»[303]. Древний муж одной из бабушек, отстав и тем старушек обеспокоив, принес мне на ладони ежевики. Все они моим приездом были счастливы, очевидно почуяв во мне свою бернацкую, а не мейневскую («немцеву») кровь. Кстати, в полной невинности, говорят «жиды», а когда я мягко сказала, что в моем муже есть еврейская кровь — та старая бабушка: «А жиды — разные бывают». Тут и я не стала спорить. «Русский дом» (страстно хочу о нем написать, но нельзя) старый, даже древний замок, в чудном парке, дальше луга, поля… И такое огромное небо, которого я не видела уже три года (три лета никуда не уезжала). Русское небо и даже — курское. На горизонте — ряд серебристых тополей…_____
Так я Вашего дедушку Иловайского и Вашего дядю Сережу возила в гости к моему Александру Бернацкому 118-ти лет… — Вот — Обнимаю МЦ. PS. Боюсь, что Олин «еврей» уже печатается…[304] Дай Бог, чтобы не прочла!<Приписки на полях:> Между прочим, Ваш Иловайский тоже встает рано (от руки: НЕ)
— Va, ce n’est pas toujours la légende qui ment!
Un rêve est moins trompeur parfois qu’un document…[305]
Впервые — НП. С. 422–427. СС-7. С. 247-249. Печ. по СС-7.
55-33. В.Н. Буниной
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 26-го августа 1933 г.Дорогая Вера, Большая просьба: у кого и где бы можно было узнать точную дату открытия Музея Александра III — во вторник, так мне сказали в редакции, появится мой «Музей Александра III»[308], семейная хроника его возникновения до открытия — и теперь мне нужно писать конец. Я, как дочь, не вправе не знать, а я НЕ ЗНАЮ, только помню чудную погоду, лето и слово (и чувство) май: майские торжества… (а м<ожет> б<ыть> ассоциация с романовскими или, что́ несравненно хуже — с «первомайскими»??). Знаю еще, что до Музея, по-моему за́ день, открылся памятник Александру III — я присутствовала. Были ли Вы на открытии Музея и, если да, что́ помните (я больше всего помню взгляд Царя, — к своему ужасу перезабыла все статуи, бедный папа!)? А если нет — не знаете ли Вы кого-нибудь здесь из постарше, кто был и к кому бы я могла обратиться? Я уже думала о с<ен->женевьевском «Русском доме», но, кажется, те старики совсем уже все забыли, а те, что не забыли — злостные, и ничего не захотят рассказать, — просто выгонят. Я все помню эмоционально, и почти ничего не помню достоверного: ни числа, ни часа, ни залы, в к<отор>ой был молебен (С<ережа> говорит — в большой зале, а я помню — в греческом дворике, и на этом у меня построен весь разговор отца с Царем, вернее Царя — с отцом, разговор, который помню слово в слово). Словом, помню как во сне. А есть же, наверное, помнящие наяву! ГДЕ их ВЗЯТЬ?! (Это жизнь мне мстит — за мои глаза, ничего не видящие, ничего не хотящие видеть, видящие — свое). Напишу нынче в Тургеневскую Библиотеку, м<ожет> б<ыть> есть какая-нибудь книжка или хотя бы статья — о Музее, или о московских торжествах. Вырубова пишет «была чудная погода, все московские колокола звонили»[309], — это я знаю, и НЕ ХОЧУ так писать. Мне, чтобы написать хотя бы очень мало, нужен огромный материал, весь о данной (какой угодно!) вещи, сознание — всезнания, а там можно — хоть десять строк! Мне стыдно.
_____
Помню отлично всё — дома: отца в старом халате, его смущение нашему подарку (с датой — где она?!), помню его, после открытия, у главного входа, в золотом мундире, спокойного — как капитан, благополучно приведший корабль в гавань, все душевное помню, фактического — ничего, какой ужас — ни одной статуи! М<ожет> б<ыть> Вы, милая Вера, помните хотя бы две, три… (Знаю, что у лестницы стоял Давид[310], ну а потом? Неужели так и писать «белые статуи», «боги и богини», без ни одного имени? Или ВРАТЬ — как Георгий Иванов?![311] (Простите за безумный эгоизм письма, я уже та́к поверила в наше союзничество, что пишу как себе, не думая о том, что у Вас своя жизнь, свои заботы и т. д.) Самое горячее спасибо за яйцо — шесть утра — еврея. Да! Узнала, что Иловайский родился в 1832 г. и ОЧЕНЬ была огорчена, ибо Андрей в 1918 г., когда деда арестовали, меня уверял, что ему 93 года. Дорогая Вера, если будете писать: когда умер Д<митрий> И<ванович>? Мне помнится — в 1919 г., но м<ожет> б<ыть> (тайная надежда) — позже, т. е. до 90 л<ет> — все-таки дожил? Оля наверное знает. И КОГДА была убита (какой ужас!) Ал<ександра> А<лександровна>? В каком году?[312] Какой страшный конец! ДОМ ТОЧНО ТОЛЬКО ЭТОГО И ЖДАЛ._____
Не бойтесь, ни Надю ни Олю не дам и не давала затворницами. Есть хуже затвора, по себе знаю, когда училась в «либеральных» интернатах: «Можешь дойти до писчебумажного магазина „Надежда“ но не дальше». Я эти полу-, четверть-свободы! — ненавидела! Дозволенные удовольствия, даже — соизволенные. «Поднадзорное танцевание»…_____
Насчет Д<митрия> И<вановича> — возвращаюсь к Вашему письму — Вы правы: насквозь органичен. А в ней — А<лександре> А<лександровне> — жила подавленная, задавленная молодость, все неизжитое, войной пошедшее на жизнь дочерей. (Подсознательно: «Я не жила — и вы не живите!» Заедала их век, а самой казалось, что оне задают ее (несбывшийся). Все это в глубоких недрах женского бытия (НЕБЫТИЯ). Существо не единолично, но глубоко-трагическое. (Трагедия всех женских КОРНЕЙ.)_____
Итак, récapitulons[313]: 1) Что́ можете — о Музее (дату, статуй) 2) Даты / годы смерти Д<митрия> И<вановича> и Ал<ександры> А<лександровны> 3) Как он умирал если знаете._____
Милая Вера, отпишу — и тогда буду Вам писать по-человечески. Есть что́. Но сейчас беда и из-за внешнего: 1-го Окт<ября> мы должны переехать в Булонь, где гимназия сына, а просто не с чего начать. Вот я и тщусь. Обнимаю Вас. Вашего Иловайского вчера читала вслух, люди были глубоко взволнованы. МЦ.<Приписки на полях:> P.S. Сейчас выяснила, что Музей был открыт не в 1913 г., как я думала, а в 1912 г., совместно с торжествами памяти 1812 г. Видите — могу ошибиться на́ год! Отец еще больше году жил, и его травили в печати за «казармы» и слишком тонкие колонки[314]. Он умирая о них говорил. Бесконечное спасибо Вам за помощь.
Впервые — НП. С. 428-431. СС-7. С. 250–251. Печ. по СС-7.
56-33. В.Н. Буниной
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 28-го авг<уста> 1933 г.Дорогая Вера, Сообщаю Вам с огорчением и не без юмора, что моего Дедушку Иловайского опять выгнали — на этот раз из «Сегодня», тех «дальних стран»[315], которые я, боясь сглазу — и не Вашего, а своего, и не сглазу, а словом: сказу — не называла. Но, как видите, не помогло, и Дедушка опять вернулся — в сопровождении очень резкого, почти что дерзкого письма, подписанного Мильрудом (?)[316]. Вывод: мой Дедушка не простой, а на внука, 2) никогда не надо поступать так, ка́к никогда не поступал. Вера! Я печатаюсь с 17 лет и неделю назад в первый раз сама предложила сотрудничество, и вот: …«Так как мы завалены злободневным материалом, мы должны отказаться от предлагаемого Вами». Подпись. — Знаете мое первое движение? Открытку: — БЫЛА БЫ ЧЕСТЬ ПРЕДЛОЖЕНА. Подпись. Второе: СЕГОДНЯ, НЕ ИМЕЮЩЕЕ ВЧЕРА, НЕ ИМЕЕТ ЗАВТРА. Третье — ничего, Schwamm[317] и даже Schlamm drüber[318], третье — коварный замысел наградить кроткого (если бы Вы знали, как сопротивлялся Волошину!) Руднева[319] очередным «Живое о живом» — не очень-то живом (а, правда, Д<митрий> И<ванович> — немножко «La Maison des hommes vivants»[320] — если читали) — словом, убедить его в необходимости для С<овременных> 3<аписок> никому не нужной рукописи. Боюсь только, что слух уже дошел. Теперь это уже у меня вопрос «чести» (польской), азарта… и даже здравого смысла: может ли быть, чтобы в эмиграции не нашлось места для Иловайского? Куда же с ним?? Неужели — в С.С.С.Р.? Ведь третьего места: ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО — нет, третье — Царство Небесное! Но — нет худа без добра, и я счастлива, что не огорчила Олю опрометчивым «евреем». Все свои неточности я, благодаря Вам и с благодарностью Вам, исправлю: вместо яйца будет овсянка, «еврея» — еврейская при́кровь (люблю это слово!), а деда, взамен рано-встающего, дам бессонным (еще страшней!)
И земля-то спит,
И вода-то спит,
И по селам спят,
По дере́вням спят,
Одна баба не спит,
На моей коже сидит,
Мою кожу суши́т,
Мою шёрстку прядет,
Мое мясо вари́т!..[321]
_____
Получила ответ от Кн<язя> С<ергея> М<ихайловича> Волконского: даже Бенуа[322] не знает даты открытия Музея. Твердо, должно быть, знал только мой отец[323]. Надеюсь, что отчаюсь в точных датах и фактах и буду писать, как помню. Во мне вечно и страстно борются поэт и историк. Знаю это по своей огромной (неконченной) вещи о Царской Семье[324], где историк поэта — загнал. Почему Вы не в Париже (себя — там — не вижу: не хватает воображения на билет даже III класса: честное слово!) — нам бы сейчас нужно было быть вместе._____
И вот, тяжелое раздумье: говорить Рудневу, что нас с Иловайским уже выгнали из двух мест, или, наоборот, распускать хвост?_____
1-го сентября 1933 г. — Письмо залежалось: мне вдруг показалось, что все это нужно мне, а не Вам, но получив Ваше вчерашнее письмо, опять поверила в «общее дело» (cause commune[325] — лучше, п<отому> ч<то> в «cause» — защита, а что мы делаем, как не защищаем: бывшее от сущего и, боюсь — будущего). Будущего боюсь не своего, а «ихнего», того, когда меня уже не будет, — бескорыстно боюсь. Если бы Вы знали, как я его знаю: в детстве (лет 13-ти) меня однажды водили в идеальное детское общежитие «Сэтлемент», где всё делали сами и всё делали вместе. И вот, на вопрос: — Как понравилось? — я, руководительнице, с свойственным мне тогда лаконизмом: — Удавиться. Будущее — в лучшем случае (NB! удавленническом!) — «Сэтлемент». Кончаю II ч<асть> Музея (а I Милюков д<олжно> б<ыть> тоже похерил[326], Демидов[327] обещал во вторник, а нынче пятница, — Бог с ними всеми!) — музейно-семейную. Если не поместят пришлю. Остается III ч<асть> — Открытие[328], и смерть отца (неразрывно связаны). Отец у меня во II ч<асти> получился живой: слышу его голос, наверное и Вы услышите. Да! Было у меня на днях разочарование: должна была ехать с С<ергеем> М<ихайловичем> Волконским к своим бабушкам-полячкам, п<отому> ч<то> оказывается — он одну из них: 84-летнюю! девятилетним мальчиком венчал — с родным братом моей бабушки. (Эта старушка жена брата моей бабушки.) И вот, в последнюю минуту С<ергей> М<ихайлович> не смог: вызвали на свежевыпеченный абиссинский фильм. А я так этой встрече радовалась: 75-летнего с 84-летней, которую венчал! Старушка отлично помнит его мальчиком, а также и его деда-декабриста, «патриарха» с белой бородой и черным чубуком[329]. — Поехала одна, угрызаясь, что еду чудной местностью (серебристые тополя, ивы, река, деревня), а дети в нашем заплеванном, сардиночном, в битом бутылочным стекле — лесу. Но узнав что моя бабушка 12 лет вместе с сестрами 14-ти и 16-ти во время польского восстания в Варшаве прятала повстанческое оружие (прадед был на русской службе и обожал Николая I), узнав себя — в них, их в себе — утешилась и в С<ергее> М<ихайловиче> и во всем другом. Об этом, Вера, только Вам. Это моя тайна (— с теми!). Дату Музея еще не узнала и пока пишу без. Но до «Открытия» еще далёко и непременно воспользуюсь Вашими советами. (Ненавижу слово «пользоваться»: гнусное.) Обнимаю Вас и люблю. М.Впервые — НП. С. 431-435. СС-7. С. 252–254. Печ. по СС-7.
57-33. Н. Вундерли-Фолькарт
Милая, милая госпожа Нанни, три Ваших подарка неспешно путешествовали за мною следом[330], пока, наконец, вчера вечером не настигли меня все разом словно три ангела, что идут за человеком и, как подобает ангелам, никуда не торопятся. Я несказанно счастлива, даже более чем счастлива — насыщена счастьем, какое бывает только с Р<ильке>. (Счастьем — тоже не точно; быть может: родиной? Вы меня понимаете.) Спасибо, спасибо, спасибо._____
А теперь — открытку в несколько слов: как Вам живется, каким было лето, какова осень, какой будет зима. Так долго — два года, наверное, — я не слышала Вашего милого далекого голоса. (Чем дальше — тем звучней!) Люблю и приветствую, и бесконечно благодарю Вас. МаринаFrance, Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot, 7-го сентября 1933 г.
Впервые Небесная арка. С. 222. СС-7. С. 370. Печ. по СС-7.
58-33. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 9-го сент<ября> 1933 г.Милый Вадим Викторович, Посылаю Вам своего «Дедушку Иловайского», которого не приняли в Последних Новостях, как запретную (запрещенную Милюковым) тему[331]. «Высоко-художественно, очень ценно, как материал, но <подчеркнуто три раза>» — вот точный отзыв Милюкова. Если эта тема у Вас не запрещена, что́ Вы скажете об этой вещи для С<овременных> 3<аписок>? Это — только I-ая ч<асть>, к ней приросла бы II-ая, где бы я дала арест; допрос и конец старика (1918 г. — 1919 гг.) и очень страшный конец его жены — как в страшном сне[332]. Вообще, мне бы для маленькой, по исчерпывающей повести — и даже были, которую я бы хотела написать об этом страшном доме, нужно было бы 2 листа. Дала бы судьбы детей, жен, — комнаты, жившие в таких домах не менее сильно, чем люди, дала бы огромный сырой (смертный!) сад, многое бы дала, чего здесь и не затронула. (Для газеты писать — одно горе! Все время считаешь строки и каждый раз — неверно! Но очень приятны растроганные отзывы (даже Бунина!) о моем «Музее», напр<имер>[333]. Значит, этот мир кому-то нужен.) Если бы имя Иловайского кого-нибудь из Редакции устрашило или оттолкнуло (не думаю: вы все другого поколения, а Милюков с ним, очевидно, повздорил лично! Кстати, Иловайскому бы сейчас было больше ста лет!) Итак, если дело в имени, готова назвать вещь «У Старого Пимена» — по названию московского тупика, в котором он жил. Мне очень жаль было бы, если бы эта вещь пропала, я над ней очень старалась, и тема, по-моему, стоящая. Ведь раз вещь кончилась, неужели она не вправе была быть? Раз она была <подчеркнуто два раза>. Не понимаю политического подхода Милюкова к явлению, данному явно в области жизненной, человеческой и даже мистической. (Ведь мой Иловайский — жуток! Эту жуть, в истории его жен и детей, в их смертях — усилю.) Очень жду Вашего ответа. Если были бы маленькие, чисто-словесные, загвоздки (там есть одно место насчет «либеральных гимназий») — отметьте сразу, если дело в словах и этих слов немного — пошла бы на уступки. Но на мой взгляд — все приемлемо, если только не оттолкнет имя, которого ни изменить, ни заменить не могу. Рукопись посылаю только на просмотр и очень прошу, милый Вадим Викторович, вернуть заказным — в то́м или ино́м случае. Сердечный привет. Довольны ли своим летом? Я писательским да, человеческим — нет: до тоски хочется новых мест, и не столько новых, как — просторных! МЦ. М<ожет> б<ыть> скоро будем соседями.
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 194–195 СС-7. С. 445-446. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 28 29.
59-33. В.Н. Буниной
Clamart (Seine) 10. Rue Lazare Carnot 12-го сент<ября> 1933 г.Дорогая Вера, Вот ответ Руднева на Иловайского. Все подчеркнутые места — его.
Дорогая М<арина> И<вановна>, Письмо Ваше получил вчера утром, а рукописи еще нет. А м<ожет> б<ыть> и к лучшему — написать Вам (NB! он от меня усвоил мои тире!)[334] в порядке предварительном, до ознакомления с рукописью, о тех сомнениях, какие у меня есть a priori, по поводу темы. Не сомневаюсь, что рукопись — интересна и талантлива, как все, что Вы пишете. И о Музее читал с большим интересом в «Посл<едних> Нов<остях>». Все это так, — и всё же чувствую или предчувствую одно «но». Не в имени Иловайского, поверьте, в смысле его «одиозности», а в смысле его значительности. Мы когда-то собирались поместить статью бывшей Е.Ю. Кузьминой-Караваевой (а ныне матери Марии.)[335] о Победоносцеве[336]: казалось бы, чего уж одиознее, — но фигура в истории русской культуры. А Иловайский? Думаю, что весь несомненный интерес Вашей статьи будет вероятно в описании старого московского интеллигенческого быта. (NB! Вера, разве Иловайский «интеллигент»? Мой отец — «интеллигент»? Интеллигент, по-моему, прежде всего, а иногда и после всего студент.
А сзади, в зареве легенд,
Идеалист-интеллигент
Печатал и писал плакаты
Про радость своего заката…
(Б. Пастернак, 1905 год)
(Дальше Руднев:) …Хорошо, — но мы — жадные (посчитайте тире! МЕНЯ обскакал!), и от Вас ждем Вашего лучшего. На мой личный вкус — таковыми могли бы быть Ваши часто-литературные воспоминания и характеристики. (NB! А он не — просто дурак? Хоти старик, но к сожалению дурак. Пусть писатели пишут о писателях, философы о философах, политики о политиках, священники о священниках, помойщики о помойщиках и т. д. — ведь он вот что предлагает!) Но это — о том, чего у Вас нет в руках, а Вы спрашиваете о том, что имеется. Получу, прочту — скажу свое личное впечатление. Переберетесь ли Вы, наконец, в Булонь? (Он этого дико боится, п<отому> ч<то> в Булони всего один дом, и в нем он живет!)[338] У меня такое чувство: мы с Вами можем переписываться, но не сумеем разговаривать. Всего доброго, и не сердитесь за предварительный скептицизм. Преданный Вам (— в чем выражается?!) В. Руднев
P.S. А нет ли у Вас стихов 1) новых и 2) понятных для простого смертного. Чувствую, что это задание противоречиво для Вас.
_____
— Вот, Вера, нашего «дедушку» еще раз прогнали. Всё это письмо — не опасение, а предрешение, только Р<уднев>, прослышав о Милюкове, не хочет быть смешным и упор сделал на другом (неисторичности лица). Почему Степун годами мог повествовать о своих женах, невестах, свояченицах и т. д.[339], а я — о единственном своем (!) дедушке Иловайском не могу?? В единственном № С<овременных> 3<аписок>? Думаю, что для редактора важнее всего: как вещь написана, т. е. кто ее написал, а не о ком. И думать, что мои воспоминания о знаменитом, скажем, литераторе ценнее моих же воспоминаний о сэттере «Мальчике» напр<имер> — глубоко ошибаться. Важна только степень увлеченности моей предметом, в которой вся тайна и сила (тайна силы). С холоду я ничего не могу. Да Вы, милая Вера, это и так, и из себя — знаете! Чувство, что литература в руках малограмотных людей. Ведь это письмо какого-то подмастерья! Впрочем, не в первый раз! Если бы Вы знали, что́ это было с Максом!![340] Пишу сейчас открытие Музея, картина встает (именно со дна подымается!) китежская: старики — статуи — белые видения Великих Книжен… Боюсь, что из-за глаз Государя весь «фельетон» провалится, но без глаз — слепым — не дам. О будь они прокляты, Милюковы, Рудневы, Вишняки, бывшие, сущие и будущие, с их ПОДЛОЙ: политической меркой (недомеркой?)._____
Скоро напишу о совсем другом: перепишу Вам отрывки из недавнего письма Аси[341]. А сейчас кончаю, хочу опустить еще нынче. Обнимаю Вас. Только к Вам иду за сочувствием (СО-ЧУВСТВИЕМ: не жалостью, a mieux![342]).Впервые — Н.П. С. 436–439. СС-7. С. 254 255. Печ. по СС-7.
60-33. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 19-го сен<тября> 1933 г.Милый Вадим Викторович, Очень рада, что мой Иловайский Вас не устрашил, т. е. м<ожет> б<ыть> и устрашил, но иначе. (Он, по-моему, долженустрашать, и мой, семейный, еще больше, чем тот, общественный.) Вторая часть будет куда сильнее: антитеза с цветущими умирающими детьми, жизнь вещей в доме…[343] Особенно страшна смерть жены, когда-то — красавицы, — одной, с сундуками в полуподвальной комнате, где день и ночь горел свет… Ее зверски убили, надеясь на «миллионы» и унеся 64 руб<ля> с копейками… (1929 г.) Словом, напишу хорошо, потому что очень увлечена. А когда-нибудь (не сейчас, сейчас я вся в семейном) с удовольствием дам в Совр<еменные> 3<аписки> весь свой материал о Блоке[344] — много и интересно. Итак, скоро примусь за Дедушку. Сейчас кончаю Музей и отца. Всего лучшего. МЦ.
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 195–196. СС-7. С. 446–447. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 31.
61-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Clamart (Seine) 10. Rue Lazare Carnot 23-го сент<ября> 1933 г.Дорогая Саломея, Разрешите мне совершенно чистосердечный вопрос: можем ли мы рассчитывать на Ваш сбор к октябрьскому терму? Дело в том, что с Е<леной> А<лександровной> И<звольской>, неизвестно почему и как, создались такие сложные отношения, что выяснить ничего невозможно, сам вопрос уже невозможен. Не удивляйтесь: там, где психика вмешивается в деловое — обоим плохо. Умоляю, милая Саломея, никогда ни звуком не обмолвиться ей об этом письме, она человек страстей, и плохо придется уже не «делам» и не психике, а просто мне. Но не объяснить этого моего Вам запроса было невозможно. Мур на днях поступает в школу, пока что во французскую, здесь же, п<отому> ч<то> на переезд и устройство в Булони (русская гимназия) не оказалось денег. Я пишу прозу, к<отор>ую Вы, м<ожет> б<ыть>, иногда в Посл<едних> Нов<остях> читаете[345]. Стихов моих они решительно не хотят, даже младенческих[346]. Аля кончила свою школу живописи и теперь будет искать работы по иллюстрации. О С<ергее> Я<ковлевиче> Вы наверное знаете[347]. Вот и все пока. А что — у Вас, с Вами? Жду ответа и сердечно обнимаю МЦ.
Впервые — СС-7. С. 157. Печ. по СС-7.
62-33. Н. Вундерли-Фолькарт
France, Clamart (Seine), 10, Rue Lazare Carnot, 23-го сентября 1933 г.Милая, милая госпожа Нанни, огромная, огромная просьба. Не могли бы Вы послать в издательство «Insel» это мое благодарственное письмо к княгине Турн унд Таксис[348], вернувшееся ко мне из Берлина и Цюриха. Может быть, в издательстве знают адрес княгини, ведь они печатают ее письма[349]. Боюсь делать это сама, ибо мне так не повезло с первого раза. Вот целую неделю письмо лежит в ящике моего письменного стола и тяготит меня, я не хочу его открывать, его уже коснулась судьба — эти два путешествия и возврат, и холодные печатные буквы: адресат неизвестен. Если княгиня его получит — пусть получит его в таком виде. Поэтому прошу Вас, милая госпожа Нанни (сейчас я написала Ваше имя с русским «Н» — Нанни: так зовут Вас, если писать по-русски!), милая госпожа Нанни, поместите, вложите его, как оно есть, в другой конверт! и сами надпишите адрес. Возможно, у Вас более легкая рука и княгиня его все же получит. Будьте добры указать и обратный свой адрес, чтобы письмо не потерялось, если и издательство «Insel» не сможет отыскать следа княгини. (Я чувствую, как ужасно пишу по-немецки, но ведь за несколько лет я не написала ни одной немецкой строчки!) Это — моя благодарность за ее высокую, подлинную книгу о Рильке[350] — насколько выше, проще и подлинней, чем книга Лу Саломе, не правда ли?[351] И в заключение — счастья Вам и радости: с великим началом — новым человеком — новым ребенком![352] Кто он? Как его назвали? От имени многое зависит… Настоящее письмо к Вам — следом. С любовью и благодарностью Марина
— Турн унд Таксис Гогенлоэ, верно?
Впервые — Небесная арка. С. 223-224. СС-7. С. 370–371, Печ. по СС-7.
63-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 26-го сент<ября> 1933 г.Милая Саломея, Итак, начистоту: Е<лене> А<лександровне>[353] все это — просто — надоело. Если она узнает, что у Вас что-нибудь имеется, она на Ваших лаврах опочит и преподнесет мне Ваше — как свой собственный сбор. Нужно, чтобы Вы, если она Вас запросит, ответили ей неопределенно, а деньги послали ей не раньше 10-го, чтобы дать ей время, обеспокоившись, самой что-нибудь сделать. И очень попросила бы как-нибудь обмолвиться в сопроводительном письме или при встрече, что Вы меня известили. Важно, чтобы она знала, что я знаю, что столько-то — Ваше. А то в прошлый раз была очень неприятная неопределенность, я многое знала, чего не могла сказать. Она с БОЛЬШИМИ СТРАННОСТЯМИ. Умоляю меня не выдавать А сообщение мне Вы можете объяснить моим беспокойством (СУЩЕМ!) о терме и Муриной школьной плате. Но все это не раньше 10-го. Пока же — отмалчивайтесь. Пусть сама постарается. Простите за эти гадости. Целую и благодарю МЦ.
Впервые — СС-7. С. 157–158. Печ. по СС-7.
64-33. В.Н. Буниной
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 29-го сентября 1933 г.Дорогая Вера, Почему замолчали? Я по Вас соскучилась. Я Вам писала последняя, — это не значит, что я считаюсь письмами, я только восстанавливаю факты. Знаете ли Вы, что мой Иловайский «потенциально»[354] (русского слова, кажется, нет) принят в Современные Записки? Нынче я, после долгого перерыва, опять за него принялась, и вот, естественно, вернулась к Вам. Многое вскрывается в процессе писания. Эту вещь приходится писать вглубь, — как раскопки. Напишу обо всем, если например, т. е. если буду знать, что всё это Вам еще нужно. Обнимаю Вас. МЦ.
<Приписки на полях:> Здоровы ли Вы? А м<ожет> б<ыть> — уехали? Не собираетесь ли в Париж? Я бы ОЧЕНЬ хотела! С «Посл<едними> Нов<остями>» очередные неприятности, впрочем «шитые и крытые»[355].
Впервые — НП. С. 439–440. СС-7. С. 256. Печ. по СС-7.
65-33. В.В. Рудневу
10, Rue Lazare Carnot Clamart (Seine) 3-го Окт<ября> 1933 г.Милый Вадим Викторович, Большая просьба: об авансе на терм. Надеялась, что обойдусь сама, но только что получила (очень позднее) предупреждение от Е<лены> А<лександровны> Извольской, что комитет помощи мне свое существование прекратил[356] и что у нее нет для меня ни франка. Поэтому совершенно не знаю, что́ мне делать: нынче уже третье, а срок — пятнадцатого, а предупредила меня Е<лена> А<лександровна> Извольская только сейчас. На прошлые термы она, с помощью других моих друзей, все-таки собирала по несколько сотен, и я, не предупрежденная, естественно на что-то рассчитывала. А сейчас — ничего. В Булонь из-за того же безденежья не переехали, и сын мой, пока, во франц<узской> школе, но мечты своей о русской не оставляю ибо не могу и не хочу видеть, как ребенок на моих глазах, неотвратимо и неудержимо, превращается в нечто чуждое — не только мне, а всем своим корням. Слава Богу — время еще не упущено, но что́ делать, чтобы в будущем году переехать? Я бы с наслаждением запродала всю свою работу на пять лет вперед, а работаю я — когда дает жизнь, верней: быт — за пятерых.
_____
Итак, милый Вадим Викторович, сделайте, что́ можете с авансом. Мечтала бы о 300 фр<анках>, чтобы было с чего начать. Ведь я непременно отработаю, мой Иловайский у меня почти кончен, и II ч<асть> лучше первой, лиричнее, с большей силой тоски. Почти вся она о его чудных детях, именно чудных, — прекрасных как из мифа. Их молодость и смерть на фоне его старости и долголетия. Думаю, что из всего пока написанного, это будет моя лучшая проза. Кроме того, в более отдаленном будущем, предстоит Блок, моя встреча с ним и его окружением. Убеждена, что 300 фр<анков>, о которых прошу, отработаю. Очень прошу, милый Вадим Викторович, откликнуться возможно скорее. Идет зима, т. е. уголь, но — не хочу походить на Ремизова, которого уже больше никто не слушает и к<оторо>го (между нами!) я недавно встретила здесь в Кламаре, в гостях, в очень подавленном состоянии, за десятой чашкой чернейшего чая (адского!), ибо, по его словам, напивался в прок. До свидания! МЦ.Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 31–33. Печ по тексту первой публикации.
66-33. В.Н. Буниной
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 5-го октября 1933 г.Дорогая Вера, Написала Вам большое письмо, но к сожалению себе в тетрадку — было мало времени, а сказать хотелось именно сейчас и именно то, записала сокращенно, т. е. для Вас бы абсолютно нечитаемо, а сейчас опять нет времени переписывать, но — не пропадет и Вы его все-таки получите и «современности» (будь она треклята!) не утратит. Пока же: Сын поступил в школу, значит и я поступила. Целый день, по идиотскому методу франц<узской> школы, отвожу и привожу, а в перерыве учу с ним наизусть, от чего оба тупеем, ибо оба не дураки, Священную Историю и географию, их пресловутые «résumé», т. е. объединенные скелеты. (Мур: «Так коротко рассказывать, как Бог создал мир, по-моему, непочтительно: выходит — не только не „six jours“[357], a „six secondes“[358]. Французы, мама, даже когда верят — НАСТОЯЩИЕ безбожники!» — 8 лет.) С тоской и благодарностью вспоминаю наши гимназии со «своими словами» («Расскажите своими словами»). И, вообще, человечные — для человека. У нас могли быть плохие учителя, у нас не было плохих методов. Растят кретинов, т. е. «общее место» — всего: родины, религии, науки, литературы. Всё — готовое: глотай. Или — плюй.
_____
«Открытие» мое замолчали[359], я теперь о другом рассаднике «общего места» — Посл<едних> Нов<остях>. Ни да, ни нет. И, другое открытие, даже озарение: все Посл<едние> Нов<ости> — та игра, помните? «Черного и белого не покупайте, да и нет не говорите»… Должно быть, у них нечистая совесть, раз не вынесли (совершенно невинных!) глаз Царя._____
Иловайского кончаю совсем. Сейчас пишу допрос (который знаю дословно — от следовательницы, не знавшей, что я «внучка»: рассказывала в моем присутствии, не называя Иловайского, и когда я спросила: «А это, случайно, не Иловайский был?», она: «Откуда вы знаете?»). Какова вещь, литературно — не знаю, да об этом сейчас, т. е. в первый раз пиша, и не думаю, думать буду, когда начну делать, т. е. править. Сейчас пишу как на курьерских (тоже анахронизм!) — сама обмирая — и больше всего от жути картины. Вещь, милая Вера, примут или не примут, посвящаю Вам: возвращаю — Вам. Эпиграф:— И все они умерли, умерли, умерли[360]…
— Как хороши, как свежи были розы…
_____
Вы спрашиваете об Асе[361]. Вкратце: человек она замечательный и несчастно-счастливый. «Несчастно» — другие, «счастливый» — сама. Мы очень похожи, но я скорее брат, чем сестра: моя мать ведь хотела мальчика и с первой минуты моего (меня) осознания назвала меня Александр, я была Александр, — так вот всю жизнь и расплачиваюсь. Ася — я — минус Александр. А назвала она в честь той Аси[362] («Вы в лунный столб въехали, Вы его разбили!»). Бегу за своим Георгием (Муром). Обнимаю Вас и скоро напишу еще. МЦ.Впервые — НП. С. 440–442. СС-7. С. 256–257. Печ. по СС-7.
67-33. В.В. Рудневу
8-го Окт<ября> 1933 г.Дорогой Вадим Викторович, Самое глубокое и растроганное спасибо за помощь. Адр<ес> Ремизовых[363] попытаюсь нынче же достать у Евгении Ивановны (быв<шей> Савинковой)[364], она о ремизовских делах очень печется и, наверное, знает. О рукописи[365]. В черновике она у меня очень большая и, конечно, вся не поместится. Теперь, очень прошу Вас, милый Вадим Викторович, определите мне ее предельный размер в печатных буквах <подчеркнуто карандашом>.<Приписка карандашом:> (Я научилась считать.). Моя мечта была бы — 2 полных печатных листа (лист — 40.000 букв?) на всё, с уже у Вас имеющимся, которое (1-ая ч<асть>) очень прошу мне выслать возможно скорее — у меня там ряд неточностей. Еще раз спасибо за подмогу. Сердечный привет МЦ.
<Приписка на полях:> P.S. Можно мне будет попросить об отдельных оттисках Макса: 2-го, а по возможности и 1-го? (если еще не разбит шрифт)[366]
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 196 197. СС-7. С. 447. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 33.
68-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 12-го Окт<ября> 1933 г.Дорогая Саломея, Огромное спасибо — и вес, как нужно. Кстати, Е<лена> А<лександровна> И<звольская>, которая сама всю эту «мне-помощь» затеяла, сейчас от нее решительно отказывается, полагаясь на мое «устройство» в Посл<едних> Нов<остях> (раз в полтора месяца статья в 200 фр<анков>)[367] и вообще на Бога. Бог с ней, но свинство большое, тем более что не откровенное, а лицемерное. 2) С<ережа> здесь, па́спорта до сих пор нет, чем я глубоко-счастлива, ибо письма от отбывших (сама провожала и махала!) красноречивые: один все время просит переводов на Торг-Фин (?), а другая, жена инженера, настоящего, поехавшего на готовое место при заводе, очень подробно описывает как ежевечерне, вместо обеда, пьют у подруги чай с сахаром и хлебом. (Петербург)[368]. Значит С<ереже> остается только чай — без сахара и без хлеба — и даже не — чай. Кроме того, я решительно не еду, значит — расставаться, а это (как ни грыземся!) после 20 л<ет> совместности — тяжело[369]. А не еду я, п<отому> ч<то> уже раз уехала. (Саломея, видели фильм «Je suis un évadé»[370], где каторжанин добровольно возвращается на каторгу, — так вот!)[371] 3) Веру Сувчинскую видаю постоянно, но неподробно. Живет в городе, в Кламар приезжает на побывку, дружит с неизменно-еврейскими подругами, очень уродливыми, которые возле нее кормятся (и «душевно» и физически), возле ее мужских побед — ютятся («и мне перепадет!»), а побед — много, и хвастается она ими, как школьница. Свобода от Сувчинского ей ударила во все тело: ноги, в беседе, подымает, как руки, вся в непрерывном состоянии гимнастики. Больше я о ней не знаю. Впрочем есть жених — в Англии[372]. 4) Я. Весь день aller-et-retour[373], с Муром в школу и из школы. В перерыве зубрежка с ним (или его) уроков. Франц<узская> школа — прямой идиотизм, т. е. смертный грех. Всё — наизусть: даже Священную Историю. Самое ужасное, что невольно учу и я, все вперемежку: таблицу умножения (к<отор>ая у них навыворот), грамматику, географию, Галлов[374], Адама и Еву, сплошные отрывки без связи и смысла. Это — чистый бред. Наши гимназии перед этим — рай. ВСЁ НАИЗУСТЬ. Писать почти не успеваю, ибо весь день раздроблен — так же как МОЗГИ. Кончаю большую семейную хронику дома Иловайских, резюме которой (система одна со школой!) пойдет в Совр<еменных> Записках, т. е. один обглоданный костяк[375]. Вот моя жизнь, которая мне НЕ нравится! Аля пытается устроить свои иллюстрации, дай Бог, чтобы удалось, дела очень плохие.
_____
Мне нравится Ваше «неудержимо-старею», в этом больше разлету, чем в теннисовой ракетке, к которой ныне сведена молодость. Точно Вы́ «старость» оседлали, а не она Вас. Милая Саломея, разве Вы можете состариться?! И если бы Вы знали, как мне с «молодежью» скучно! И — глупо. Обнимаю Вас, спасибо, — и, по системе Куэ[376]: — «Все хорошо, все хорошо, все хорошо». МЦ.Впервые — ВРХД. 1983. № 138. С. 186–187 (с купюрой). (Публ. Г.П. Струве). СС-7. С. 158 159. Печ. по СС-7.
69-33. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 12 го Окт<ября> 1933 г.Дорогой Вадим Викторович, Все получила: аванс, доплату, журнал, оттиски. Бесконечно-тронута. Обе расписки прилагаю. Иловайского (цельного) вышлю не позже как через две недели, может быть — раньше. Как Вы думаете, не лучше ли назвать вещь (по названию 2-ой ч<асти>) Дом у Старого Пимена, что́ отчасти избавляет ее от излишней «историчности» (ассоциации с учебником истории), Ваш журнал — от нареканий либеральных читателей и прибавляет ей человечности: вечности. Мне такое название больше нравится: оно глубже, шире, внутреннее и больше соответствует теме: истории дома, не самого Иловайского. Итак, еще раз спасибо. Убеждена, что II-ая ч<асть> Вам понравится, т. е. Вас взволнует. Мне ее, иными поздними часами, даже жутко писать. Всего лучшего МЦ.
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 197, СС-7. С. 447-448. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 34.
70-33. В.Н. Буниной
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 24-го Октября 1933 г.Дорогая Вера, Ваше письмо застало меня на словах, фактически легло на слова: «…гнёл глубокими нишами окон, точно пригнанными по мерке привидений…»[377] (NB! Дом. Ряд перечислений: чем гнёл, ибо у меня дом гнетёт, и родители сами — гнето́мые.) И первым моим движением было — рукопись влево, писчий листок перед собою, но нет времени, нет времени, нет времени! — и пересилил, как всегда, долг, т. е. в данном случае — рукопись (а пять минут спустя долгом будет — ставить суп, а рукопись — роскошью. Нет неизменных ценностей, кроме направляющего сознания долга. Долг, Вера, у меня от матери, всю жизнь прожившей как решила: как не-хотела. Не от отца, кроме должного ничего не желавшего). И, возвращаясь к рукописи: впрочем, «Старый Пимен» — тоже Вам письмо, то же Вам письмо, только куда открытейшее и сокровеннейшее, чем те, в конвертах. (А то письмо, неотосланное, лежит и ждет своего часа. Я ничего не забываю, но — ничего не тороплю.) Милая Вера, я по Вас соскучилась, не остро — это острие у меня за с двух лет-саморанения — пообтупилось, а может быть — я́ отупела, и, чтобы чувствовать, нужно время, у меня его нет — кроме того, всё это, пока, только голос, даже не голос, — мысленный голос — вот если бы Вы здесь были и потом бы Вас не было — о, тогда другая песенка, и может быть волчья: волчьего зарезу: тоски, пока же: когда долго нет Ваших писем я, как все люди, скучаю (м<ожет> б<ыть> немножко больше, чем все люди!).
_____
Милая Вера, не надо благодарить за посвящение, которое прежде всего возвращение — вещи по принадлежности. Но если Вы этому возврату рады — я счастлива. Но, милая Вера, так как я себе, чувству меры в себе, все-таки не доверяю, — ибо у меня иная мера (единственное, чему в себе доверяю — безмерность, то до напечатания (проставления посвящения) непременно постараюсь, чтобы Вы прочли, а то вдруг Оля на Ва́с вознегодует, или, упаси Боже, Вы́ — на меня? Была когда-то такая книга Альтенберга[378] «Wie ich es sehe»[379] — так всё у меня «wie ich es sehe». Когда я стараюсь «как другие» — я просто не вижу — ничего._____
Еще вопросы: 1)… «с головкой античной статуи», может быть «ВОЗРОЖДЕНСКОЙ» статуи, что́ Вам ближе и что́ больше Вы́? Даю Вас с Надей глядящими на вынос Сережи. Чтобы увидели другие, должна, очень точно, увидеть я. Ва́м — виднее! 2) В каком месяце или хотя бы в какое время года была убита А<лександра> А<лександровна>? У меня — поздней осенью (последние листья), и все на этом домысле построено. Но как обидно гадать, когда можно знать! 3) Помнится мне, что Надя — в феврале. А Сережа? На месяц? полтора? два? раньше. (А может быть просто — с возрожденской головкой? Живее. Или важна именно статуя! Как бы я хотела Ваш тогдашний портрет! Зачем — портрет: Вас — тогдашнюю!) Но вчера Вы для меня неожиданно, незабвенно воскресли. Дворянское собрание, короткие (после тифа?) до плеч волосы, красное платье с шепчущим шлейфом успеха. Вера, по описанию («нет, не широкие, скорее длинные, и не голубые, — светлые, серовато-еще что-то…») у Вас, не сердитесь, КОЗЬИ глаза[380]. Вы когда-нибудь видели козьи глаза? Не ланьи (карие, влажные, и т. д.) а именно козьи, у самой простой козы: светлые, длинные, даже изогнутые (mit einem kecken Schwung[381], как бывает смелый росчерк), холодные и в тысячу раз более гадательные, притягательные, чем пресловутые русалочьи, в которых, как у рыбы, только испуг и вода. Рядом с Вами шла, можно сказать, шествовала — тоже, тогда, красавица, нынешняя Кн<ягиня> Ширинская, а тогда даже еще не Савинкова, у которой до сих пор глаза совершенно невероятной красоты[382]. Мы с ней, часто видимся, они вместе с моей дочерью набивают зайцев и медведе́й («Зайхоз»), зашивают брюхи, пришивают ухи и хвосты (у зайцев и медведе́й катастрофически маленькие, т. е. очень трудные: не за что ухватиться) и зарабатывают на каждом таком типе[383] по 40 сант<имов>, т. е., дай Бог — 2 фр<анка> в час, чаще — полтора. Она мне говорила о своих угрызениях совести, что до сих пор не ответила на Ваше чудное письмо, а я утешала, что Вы сами подолгу не отвечаете, и по той же причине — исчерпывающей) ответа. Нравитесь Вы себе в красном платье, с козьими глазами? (NB! в рукописи этого не будет!) Непременно откликнитесь, козьи или нет, но до этого непременно подробно рассмотрите козу (именно козу, ибо у козла, может быть, и даже наверное — другие!). Вера, а Елпатьевский (С<ергей> Я<ковлевич>)[384] — мой троюродный дядя: двоюродный брат моего отца — через поле — в тех же Талицах. Мы жили у него на даче в Ялте, зимой 1905–1906 г.[385], под нами — какие-то «эсдеки», с грудным ребенком, над нами Горькие, и весь сад по ночам звенел шпорами околоточных. Мне бы очень хотелось прочесть Ваше про Елпатьевского — нет ли у Вас машинною оттиска? Давайте обмениваться «отверженцами». Музей мой окончательно закрыт, даже зарыт, с подобающим надгробным словом Милюкова («пристрастие к некоторым членам Царской Фамилии», — в том-то и дело, что она для него «Фамилия», для меня — семья). Если кто-нибудь по дружбе отпечатает (всего 7 рукописных страниц) — пришлю. А Вы мне — Елпатьевского (а м<ожет> б<ыть> П<оследние> Н<овости> почуяли, что Елпатьевский — мой троюродный дядя? смеюсь, конечно! Кстати, у Милюкова с Новостями одни инициалы)._____
А «Дедушка» настолько принят, что уже проеден, увы не нами, а «gérante» в виде % терма. Теперь, просьба. Когда, дней через десять, сдам, и начнется бесконечная торговля с Рудневым: сократить, убрать и т. д. — Вера, вступитесь и Вы: моя мечта, чтобы вещь напечатали целиком, а м<ожет> б<ыть> вместо положительных — отпущенных на нее С<овременными> 3<аписками> — 65.000 знаков окажется 90.000. Видел Руднев только I, анекдотическую, часть «Дедушка Иловайский», увиденный глазами ребенка. II ч<асть> — Дом у Старого Пимена — есть часть осмыслительная, м<ожет> б<ыть> менее «развлекательная», но более углубительная: судьба до́ма, ро́да, — Рок. Уже не картинки, а картины, и некоторые — очень жуткие. Пусть платят за 65 тысяч знаков, пусть печатают — хоть петитом (я бы предпочла курсивом, настолько все это — изнутри!), мне все равно, лишь бы — всё, всю. Пусть разбивают на 2 №, как Макса, бывшее — не торопится. Итак, когда начнутся распри, я к Вам возоплю, — м<ожет> б<ыть> надавите на Фундаминского[386] (к<оторо>го пишу от (фундамент). А то с Максом было ужасно, и все Максино детство, всю Максину чудную мать мне выкинули — и совершенно зря. Они всё боятся, что «их читателю» — «скучно». (Когда стихи — «непонятно»). А тот же читатель отлично все понимает — и принимает у меня на вечерах. Кончаю Только еще одно. Никакого «каприза», т. е. прихоти, к<отор>ую я презираю. Все мои «стаканы» — органические, сорождённые со мною стаканы защиты, и никогда — себя: мира высшего (wie ich es sehe) — от мира низшего, в данном Сарином[387] случае — гения, старости, бывшей славы — от дряни. А деспотизм — да, только просвещенный, по прямой линии от деда А<лександра> Д<аниловича> Мейна, который разбил жизнь моей матери и которого моя мать до его и своего последнего вздоха — боготворила[388]. А поляки — особ статья, но статья очень сильная. Обнимаю Вас. А отвечать — не спешите. Сущее тоже не торопится. МЦ.Впервые — НП. С. 443-447. СС-7. С. 257–260. Печ. по СС-7.
71-33. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 4-го ноября 1933 г.Милый Вадим Викторович, Во-первых, очень огорчена Вашей болезнью (хотя не знаю — что́, «маршаковское лечение» звучит загадочно, ибо кроме как режущим его не вижу)[389] и сердечно желаю скорого выздоровления. Во-вторых спешу сообщить, что ничем кроме рукописи с самого того письма к Вам не занята. Переписываю ее в четвертый раз и очень хотела бы еще и еще вплоть до седьмого, — и долго рассказывать, но метод писания прозы у поэта — всегда поэтический, т. е. стремление к абсолюту каждого слова, и, пока этого нет, полная неудовлетворенность, как бы окружающим ни нравилось. (Тайное знание всех изъянов.) Другая же причина такой задержки — тема, мстящая за себя: дом у Старого Пимена, всей своей тяжестью севший мне на плечи и даже на́ голову, — живу как под горой. Нельзя даром тревожить иных вещей, а вещи, в «Пимене» тревожимые, — страшные. Решила следующее: вышлю Вам (надеюсь, нынче же, а нет — не позже понедельника, первую часть второй, чтобы сбыть — хоть часть горы. Хорошо, что Вы меня окликнули, иначе бы я никогда не кончила. Я вдруг в один прекрасный день поняла, что «Пимена» вообще нельзя кончить, что дело — в нем, что так в жизни и буду ходить кругом да около — той церкви в том переулочке. Кстати, недавно удостоверила на плане новой Москвы (так и называется) что оба переулка — и мой Трехпрудный и иловайский Старо-Пименовский — целы[390], т е. не переименованы, чему бурно обрадовалась. Итак, сбыв первую часть второй, к середине недели сбуду и вторую. Мне очень интересно Ваше впечатление. Пока же всего доброго, желаю поправки и простите за задержку. МЦ.
<Приписки на полях:> Живем в совершенном холоде с дымящимися, чадящими и гаснущими печами, всё истратив на терм, у сына сильное малокровие и болезнь печени, нужна диета и лекарства, кроме всего — нечем платить за школу. P.S. Перечтя письмо, обнаружила карбункул и поняла маршаковское «лечение» (НОЖ).
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 34–36. Печ. по тексту первой публикации.
72-33. В.Н. Буниной
9 ноября 1933 г.Vera Bounine Belvedere Grasse Premier prix Nobel noblesse persévérance féminine Marina[391]
Впервые в кн.: Саакянц А. Марина Цветаева С. 586. Печ. по тексту первой публикации.
73-33. В.Н. Буниной
Clamart (Seine) 10-го ноября 1933 г., канун Armistice[392] ( — a y нас, Вера, война никогда не кончилась).Дорогая Вера, Это письмо должно быть коротко — Вам их много придется читать[393]. И ответа на него не нужно Вам их много придется писать. Хочу только, чтобы увидели: Кламар, в котором Вы может быть никогда не были, но всё равно, — любая улица — любой ноябрьский день с дождем — я, которую Вы наверное в лицо не помните — с Муром, которого Вы никогда не видели (4 ч<аса> дня, разбег школьников) — и: — Мама, почему Вы плачете? Или это — дождь? — Дождь, Мур, дождь!
И не знаю — дождь иль слезы
На лице горят моем![394]
Впервые — НП. С. 448–449. СС-7. С. 260–261. Печ. по СС-7.
74-33. В.В. Рудневу
Clamurt (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 11-го ноября, Armistice (a y нас война — никогда не кончилась!..)[399]Милый Вадим Викторович, — Вот. — Остается еще хвост, который не позже четверга. Про Мура подробно — тогда же. Спасибо за добрый помысел. Поздравляю с Буниным[400]. (С Верой Муромцевой мы — почти родня: через Иловайских.) Исписала все чернила. До свидания! МЦ. Хвост — 20 страниц.
<Приписка на обороте:> Вставку на 11 стр<анице>. (Цитата с глазом Митридата) пришлю с четверговым[401]. I Дедушку пришлось переписать — очень затаскался и выглядел не древностью, а ветошью. На Пимене потеряла 3 фельетона в Посл<едних> Нов<остях>[402], т. е. 600 фр<анков>, — но двух вещей зараз никогда писать не могла, — лучше ни одной (чего никогда не было!) Последние дни у нас перегорело все электричество, писала как Д<митрий> И<ванович> при свече, в дыму гаснущей печки. Но все это — но и это пройдет (Соломонов перстень)[403].
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 197 198. СС-7. С. 447-448. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 36–37.
75-33. В.В. Рудневу
<Около 16 ноября 1933 г.>[404]Милый Вадим Викторович, Наконец конец. Вписку про глаз — прилагаю[405]. Мой сын Мур учится в École secondaire de Clamart[406], в 9 кл<ассе> за плату 75 руб<лей> в месяц. Если нужно будет свидетельство от директора — пришлю. Платить мне невмоготу, а переехать в Булонь (русск<ая> гимназия) не могла по той же причине. Надеюсь — будущей осенью. Вообще — надеюсь.(??) Всего доброго МЦ. P.S У меня есть две квитанции за его учение: Октябрь и Ноябрь.
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 198. СС-7. С. 448. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 37.
76-33. В.Н. Буниной
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 20-го ноября 1933 г.Милая Вера, Ваше письмо такое, каким я его ждала, — я Вас знаю изнутри себя: той жизни, того строя чувств. Вы мне напомнили Блока, когда он узнал, что у него родился сын (оказавшийся потом сыном Петра Семеновича Когана, но это неважно: он верил)[407]. Вот его слова, которые я собственными глазами читала: — «Узнав, не обрадовался, а глубоко́ — задумался…»[408] А что Вы лучше одна, чем когда Вы с другими — Вера, как я Вас в этом узнаю, и в этом узнаю! У меня была такая запись: «Когда я одна — я не одна, когда не-одна — одна», т. е. как самая брошенная собака, не вообще-брошенная (тут-то ей и хорошо!), а к волкам брошенная. А м<ожет> б<ыть> я́ — волк, а они собаки, скорей даже так, но дело не в названии, а в розни. А Вы, Вера, не волк, Вы — кроткий овец (мне кто-то рассказывал, что Вы все время читаете Жития Святых, — м<ожет> б<ыть> врут? А если не врут — хорошо: гора, утро, чистота линий, души, глаз, — и вечная книга…) Все лучшие люди, которых я знала: Блок, Рильке, Борис Пастернак, моя сестра Ася — были кроткие. Сложно-кроткие. Как когда-то Волконский сказал о музыке (и пространстве, кажется) ПОБЕДА ПУТЕМ ОТКАЗА[409] А природное, рожденное овечье состояние я — мало ценю. (Начав с коз, перешла к овцам!)
_____
Итак, скоро увидимся? Радуюсь. Хотела бы, Вера, долгий вечер наедине как в письме. Но Вас люди съедят. Знайте, что на дорогах жизни я всегда уступаю дорогу._____
Честолюбия? Не «мало», а никакого. Пустое место, нет, — все места заполнены иным. Всё льстит моему сердцу, ничто — моему самолюбию. Да. по-моему, честолюбия и нет: есть властолюбие (Наполеон), а, еще выше, le divin orgueil[410] (моё слово — и моё чувство), т е. окончательное уединение, упокоение. И вот, замечаю, что ненавижу всё, что -любие: самолюбие, честолюбие, властолюбие, сластолюбие, человеколюбие — всякое по-иному, но все — равно́. Люблю любовь, Вера, а не любие. (Даже боголюбия не выношу: сразу религиозно-философские собрания, где всё, что угодно, кроме Бога и любви.)_____
Об Иловайском пока получила следующий гадательный отзыв Руднева: «Боюсь, что Вы вновь (???) отступаете от той реалистической манеры (???), которой написан Волошин». Но покровительствующая мне Евгения Ивановна уже заронила словечко у Г<оспо>жи Фондаминской[411] (мы незнакомы) и, кажется, (между нами) Дедушку проведут целиком. Я над ним дико старалась и потеряла на нем (1 ½ месяца поправок) около пятисот фр<анков> на трех фельетонах в Последних Новостях. Кое-что, думая о Вас и об Оле, смягчила. Напр<имер>, сначала было (А<лександра> А<лександровна>) — «Она, сильно говоря, конечно была отравительницей колодца их молодости», — стало: огорчительницей (курсивом)._____
Ну, вот.Теперь во весь опор пишу Лесного Царя, двух Лесных Царей — Гёте и Жуковского[412]. Совершенно разные вещи и каждая — в отца. И в тот же весь опор сейчас мчусь за Муром в школу. Он Вам понравится, хотя целиком дитя своего века, который нам не нравится.
_____
Орден[413] отослан в субботу, думала, что Вы уже в Париже и что — разминетесь, но кто-то сказал, что Вы задержались. Обнимаю Вас и Glück auf![414] И — Muth zum Glück![415] Во всяком случае — Muth! (Рифма — gut[416]). МЦ.<Приписка на полях:> Из ляписа-лазури (ордена) в древности делали краску ультрамарин.
Впервые — НП. С. 449–452. СС-7. С. 261–262. Печ. по СС-7.
77-33. А.А. Тесковой
France Clamart (Seine) 10, Rue Lasare Carnot 24-го ноября 1933 г.Дорогая Анна Антоновна, Наконец — письмо! Пишу Вам в передышку между двумя рукописями: «Дом у Старого Пимена» — семейная хроника дома Иловайских (историк Иловайский — Вы наверное знаете? Мой отец был первым браком женат на его дочери, я не ее дочь) очень мрачная и правдивая история: дом, где все умирали, кроме старика, — вещь может быть пойдет в Совр<еменных> Записках[417], пишу стало быть в перерыв между «Старым Пименом» и «Лесным Царем»[418] (попытка разгадки Гёте). На помещение последней вещи мало надежды: кто сейчас, в эмиграции, интересуется Лесным Царем (Erlkönig) и даже Гёте! Я, которую так долго травили за «современность» стихов — теперь вечно слышу упреки в несовременности тем моей прозы. (А Вы не думаете, что та «современность» и эта «несовременность» — одно, т. е. я?!) Стихов я почти не пишу, и вот почему: я не могу ограничиться одним стихом — они у меня семьями, циклами[419], вроде воронки и даже водоворота, в который я попадаю, следовательно — и вопрос времени. Я не могу одновременно писать очередную прозу и стихи и не могла бы даже если была бы свободным человеком. Я — конце́нтрик. А стихов моих, забывая, что я — поэт, нигде не берут, никто не берет — ни строчки. «Нигде» и «никто» называются «Посл<едние> Новости» и «Совр<еменные> Записки», — больше мест нет. Предлог — непонимание меня, поэта, — читателем, на самом же деле: редактором, а именно: в Посл<едних> Нов<остях> — Милюковым, в Совр<еменных> Зап<исках> — Рудневым, по профессии врачом, по призванию политиком, по недоразумению — редактором (NB! литературного отдела)[420]. «Все это было бы смешно, когда бы не́ было так грустно»[421]. Эмиграция делает меня прозаиком. Конечно — и проза моя, и лучшее в мире после стихов, это — лирическая проза, но все-таки — после стихов! Конечно, пишу иногда, вернее — записываю приходящие строки, но чаще не записываю, — отпускаю их назад — ins Blaue![422] (никогда Graue[423], даже в ноябрьском Париже!) Вот мои «литературные» дела. Когда получу премию Нобеля (никогда) — буду писать стихи. Так же как другие едут в кругосветное плавание.
_____
Премия Нобеля. 26-го буду сидеть на эстраде и чествовать Бунина[424]. Уклониться — изъявить протест. Я не протестую, я только не согласна, ибо несравненно больше Бунина: и больше, и человечнее, и своеобразнее, и нужнее — Горький. Горький — эпоха, а Бунин — конец эпохи. Но — так как это политика, так как король Швеции не может нацепить ордена коммунисту Горькому… Впрочем, третий кандидат был Мережковский[425], и он также несомненно больше заслуживает Нобеля, чем Бунин, ибо, если Горький — эпоха, а Бунин — конец эпохи, то Мережковский эпоха конца эпохи, и влияние его и в России и за границей несоизмеримо с Буниным, у которого никакого, вчистую, влияния ни там, ни здесь не было. А Посл<едние> Новости, сравнивавшие его стиль с толстовским[426] (точно дело в «стиле», т. е. пере, которым пишешь!), сравнивая в ущерб Толстому — просто позорны, Обо всем этом, конечно, приходится молчать. Мережковский и Гиппиус[427] — в ярости. М<ожет> б<ыть> единственное, за жизнь, простое чувство у этой сложной пары. Оба очень стары́: ему около 75, ей 68 л<ет>, Оба — страшны. Он весь перекривлен, как старый древесный корень, Wurzelmännchen[428] (только — без уюта и леса!), она — раскрашенная кость, нет, даже страшнее кости: смесь остова и восковой куклы. Их сейчас все боятся, ибо оба, особенно она, злы. Злы — как ду́хи. Бунина еще не видела. Я его не люблю: холодный, жестокий, самонадеянный барин[429]. Его не люблю, но жену его — очень. Она мне очень помогла в моей рукописи, ибо — подруга моей старшей сестры[430] (внучки Иловайского) и хорошо помнит тот мир. Мы с ней около полугола переписывались. Живут они в Grass’e (Côte d’Azur[431]), цветочном центре (фабрикация духов), в вилле «Belvédère», на высочайшей скале. Теперь наверное взберутся на еще высочайшую._____
Дома — неважно. Во-первых, если никто не болен (остро), то никто и не здоров. У Мура раздражение печени, диета, очень похудел — и от печени и от идиотской франц<узской> школы: системы сплошного сидения и зубрения. «Il ne faut pas comprendre, il faut apprendre»[432] — вот лейтмотив и припев. Учат наизусть даже Свящ<енную> историю. А уроки задают и на большую перемену. Учится отлично, ибо отличная память, но грамматики и арифметики не понимает — п<отому> ч<то> не объясняют. Всё сведено к механическому затвержению. А когда я́ пытаюсь объяснить, он просто пугается: — «Мама, у нас не так! У нас — наизусть!» Аля все худеет, сквозная, вялая,видно сильнейшее малокровие. Шесть лет школы, пока что, зря, ибо зарабатывает не рисованием, а случайностями, вроде набивки игрушечных зверей, или теперь м<ожет> б<ыть> поступит помощницей помощника зубного врача — ибо жить нечем. Очень изменилась и внутренне, если это можно назвать «внутренно», — но это уже Париж и недостаток противодействий. Вечное желание «компании» — какой бы ни было, т. е. просто хохотать вместе. Вечное и бессмысленное чтение газет — каких бы ни было — лишь бы «новости». Мне с ней скучно. И ей — со мной. На меня она совершенно непохожа, не только — на меня сейчас (я очень измучена и хочу только здоровья для всех и покоя для себя: работы: покоя от всех) но и на меня — ту. Я никогда не была ни бессмысленной, ни безмысленной, всегда страдала от «компании», вообще всегда была — собой. Но эта не моя, обратная мне, исключающая меня тяга к себе-подобным есть и у Мура. Очевидно, не бывает дважды сряду.Теперь о Вас, дорогая Анна Антоновна, стало быть ряд вопросов: как здоровье Ваше и Ваших? С кем встречаетесь (дружите)? Есть ли радость и от чего? (Кроме книг и погоды!) Что работаете сейчас? Есть ли время? Как с хозяйством — сим бичем Божьем? Есть ли — силы? Есть ли — планы? (Как всегда — бегства!) Жажду большого подробного письма. И знать, что Вы меня еще любите. Горячо обнимаю Вас, никогда не думайте, что я Вас забыла — или остыла. Всё по-прежнему: по-вечному. Сердечный привет Вашим МЦ.
У нас грязь и холод (уголь и его отсутствие). Во Вшенорах тоже была грязь, но была большая уютная плита, за окнами был лес, был уют нищеты и душевный отвод настоящей природы. Все те места помню, все прогулки, все дорожки. Чехию — добром помню. Огромное спасибо за ежемесячные присылки, всегда выручают в последнюю минуту! Вы одна и уцелели.
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 105–107 (с купюрами). СС-6. С. 406-408. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 173–177.
78-33. В.Н. Буниной
Clamart (Seine). 10, Rue Lazare Carnot 27-го ноября 1933 г.Дорогая Вера, Вы в сто, в тысячу, в тысячу тысяч раз (в дальше я считать не умею) лучше, чем на карточке — вчера это было совершенно очаровательное видение: спиной к сцене, на ее большом фоне, во весь душевный рост, в рост своей большой судьбы[433]. И хорошо, что рядом с Вами посадили священника, нечто неслиянное, это было как символ, люди, делая, часто не понимают, что́ они делают — и только тогда они делают хорошо. «Les Russes sont souvent romantiques»[434] — как сказал этот старый профессор[435]. Перечеркиваю souvent и заканчиваю Жуковским: «А Романтизм, это — душа». Так во́т, вчера, совершенное видение души, в ее чистейшем виде. Если Вы когда-нибудь читали или когда-нибудь прочтете Hoffmansthal’a «Der Abenteurer und die Sängerin»[436] — Вы себя, вчерашнюю, моими глазами увидите. И хорошо, что Вы «ничего не чувствовали». Сейчас, т. е. именно когда надо, по заказу, — чувствуют только дураки, которым необходимо глазами видеть, ушами слышать и, главное, руками трогать. Высшая раса — вся — либо vorfühlend либо nachfühlend[437]. Я не знаю ни одного, который сумел бы быть глупо-счастливым, просто-счастливым, сразу — счастливым. На этом неумении (неможении) основана вся лирика. Кроме всего, у Вас совершенно чудное личико, умилительное, совсем молодое, на меня глядело лицо той Надиной[438] подруги — из тех окон. Вера, не делайте невозможного, чтобы меня увидеть. Знайте, что я Вас и так люблю. Но если выдастся час, окажется в руках лоскут свободы либо дайте мне pneu, либо позвоните Евгении Ивановне[439] Michelet 08-49 с просьбой тотчас же известить меня. Но имейте в виду, что я на путях внешней жизни, в частности в коридорах и нумерах никогда не посещаемых гостиниц — путаюсь, с челядью же — дика: дайте точные указания. Если же ничего не удастся — до следующего раза: до когда-нибудь где-нибудь. Обнимаю Вас и от души поздравляю с вчерашним днем. МЦ. А жаль, что И<ван> А<лексеевич> вчера не прочел стихи — все ждали. Но также видели, как устал.
<Приписка на полях:> P.S. Только что получила из Посл<едних> Нов<остей> обратно рукопись «Два Лесных Царя» (гётевский и жуковский — сопоставление текстов и выводы: всё очень членораздельно) — с таким письмом: — «Ваше интересное филологическое исследование совершенно не газетно, т. е. оно — для нескольких избранных читателей, а для газеты — это невозможная роскошь». Но Лесного Царя учили — все! Даже — двух. Но Лесному Царю уже полтораста лет, а волнует как в первый день. Но всё пройдет, все пройдут, а Лесной Царь — останется! Мои дела — отчаянные. Я не умею писать, как нравится Милюкову. И Рудневу. Они мне сами НЕ нравятся!
Впервые — НП. С. 452–454. СС-7. С. 262-263. Печ. по СС-7.
79-33. И.П. Демидову
<Между 6 и 9 декабря 1933 г.>[440]Многоуважаемый Игорь Платонович! Видите — в некультурной Советской России заново переводят Лесного Царя[441], а в культурной эмиграции и о старом переводе Жуковского и о самом подлиннике Гёте считается <зачеркнуто: роскошью> филологической роскошью для немногих читателей[442]. Цитата, приводимая Азовым, вовсе не плоха и нечего ему смеяться: ездок, конечно, в плаще, а у плаща как у всякой раскрывающейся вещи <сверху: одежды> есть полы…[443]
Впервые — Красная тетрадь. С. 172. Печ. по тексту первой публикации.
80-33. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 9-го декабря 1933 г.Милый Вадим Викторович, (Обращаюсь одновременно ко всей Редакции)[444] Я слишком долго, страстно и подробно работала над Старым Пименом, чтобы идти на какие бы то ни было сокращения. Проза поэта — другая работа[445], чем проза прозаика, в ней единица усилия (усердия) — не фраза, а слово, и даже часто — слог. Это Вам подтвердят мои черновики это Вам подтвердит каждый поэт. И каждый серьезный критик: Ходасевич, например, если Вы ему верите. Не могу разбивать художественного и живого единства, как не могла бы, из внешних соображений, приписать, по окончании, ни одной лишней строки. Пусть лучше лежит до другого, более счастливого случая, либо идет в посмертное, т. е. в наследство тому же Муру (он будет БОГАТ ВСЕЙ МОЕЙ НИЩЕТОЙ И СВОБОДЕН ВСЕЙ МОЕЙ НЕВОЛЕЙ) — итак, пусть идет в наследство моему богатому наследнику, как добрая половина написанного мною в эмиграции и эмиграции, в лице ее редакторов, не понадобившегося, хотя все время и плачется, что нет хорошей прозы и стихов. За эти годы я объелась и опилась горечью. Печатаюсь я с 1910 г. (моя первая книга имеется в Тургеневской библиотеке)[446], а ныне — 1933 г., и меня все еще здесь считают либо начинающим, либо любителем, — каким-то гастролером. Говорю здесь, ибо в России мои стихи имеются в хрестоматиях, как образцы краткой речи, — сама держала в руках и радовалась, ибо не только ничего для такого признания не сделала, а, кажется, всё — против[447]. Но и здесь мои дела не так безнадежны: за меня здесь — лучший читатель и все писатели, которые все: будь то Ходасевич, Бальмонт, Бунин или любой из молодых, единогласно подтвердят мое, за 23 года печатания (а пишу я — дольше) заработанное, право на существование без уреза. Не в моих нравах говорить о своих правах и преимуществах, как не в моих нравах переводить их на монету — зная своей работы цену — цены никогда не набавляла, всегда брала что дают, — и если я нынче, впервые за всю жизнь, об этих своих правах и преимуществах заявляю, то только потому, что дело идет о существе моей работы и о дальнейших ее возможностях. Вот мой ответ по существу и раз-навсегда. Конечно — Вы меня предупреждали о 65.000 знаках, но перешла я их всего на 18.000, т. е. на 8 печатных страниц, т. е. всего только на 4 листка. Вам — прибавить 4 листка, мне — уродовать вещь. Сократив когда-то мое «Искусство при свете совести», Вы сделали его непонятным, ибо лишили его связи, превратили в отрывки. Выбросив детство Макса и юность его матери, Вы урезали образ поэта на всю его колыбель, и в первую голову — урезали читателя. То же самое Вы, моею рукой, сделаете, выбросив середину Пимена, т. е. детей Иловайского, без которых — Иловайский он или нет — образ старика-ученого не целен, не полон. Вы не страницы урезываете, Вы урезываете образ. Чтоб на 8 стр<аницах> сказать ВСЁ об этой сложной семейственности, сколько мне самой нужно было ОТЖАТЬ, а Вы и это отжатое хотите уничтожить?![448] Ведь из моего «Пимена» мог бы выйти целый роман, я даю — краткое лирическое Живописание: ПОЭМУ. Вещь уже сокращена, и силой большей, чем редакторская: силой внутренней необходимости, художественного чутья. Если дело только в трате — выход есть: не оплачивайте мне этих 8 стр<аниц>, пусть идут на оплату типогр<афских> расходов: денежному недохвату я всегда сочувствую: это для меня не урез, не это — урез. Если же Вы находите, что вещь внутренне-длинна, неоправдано-растянута и эти 8 стр<аниц> для читателя лишние — Старый Пимен остается при мне (я при нем), а Вам я пишу что-нибудь на те 300 фр<анков> прошлотермового авансу, которым Вы меня когда-то выручили, за что сердечно-благодарна. Чему они в печатных знаках равняются? Сердечный привет Марина Цветаева
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 199-201. СС-7. С. 448 450. Печ по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 38–40.
80а-33. В.В. Рудневу
<Не позднее 9 декабря 1933 г.>[449]Милый Вадим Викторович. Я слишком долго и тщательно работала над этой вещью, чтобы сократить ее хотя бы на строку. Проза поэта — другая работа, чем проза прозаика, в ней единица меры, не фраза, не слово, <над строкой: а слово, а из песни слова не выкинешь. Это Вам подтвердит каждый поэт>, а часто — слог. <зачеркнуто: Дом у Старого Пимена> — Не могу разбивать художественного и живого единства. НЕ МОГУ. Как не могла бы приписать ни одной лишней строки. Поэтому, так как я Вам должна на 3 строки больше… Не можете целиком — пусть останется до другого, более счастливого случая, либо — в посмертное, т. е. в наследство Муру, как добрая половина написанного мною в эмиграции и эмиграции не понадобившегося, хотя всё время и плачется, что нет ни хорошей прозы и стихов. Я в эмиграции Я объелась и опилась горечью. Печатаюсь я с 1910 г. (Моя первая книга стихов имеется в Тургеневской библиотеке), а нынче (1933 г.), а меня всё еще считают <зачеркнуто: девчонкой> либо начинающей, либо любителем, которую можно сокращать. Либо я писатель здесь — либо нет. <зачеркнуто: Противно прибегать к СТАЖУ>, <поверх строк: В России мои стихи используются в хрестоматиях, как образец образной краткой речи, сама держала в руках и я эти книги,> за (1922 г. <зачеркнуто: — 1933 г.) 13 лет эмиграции делаю впервые Кроме того, знаю от В<еры> Н<иколаевны> Буниной, что моя вещь> но меня на это вынуждают. <зачеркнуто: Равно как я бы никогда не сослалась бы на похвалу Бунина, <зачеркнуто: читавшего> объявившего Единственное, что могу Вам и редакции предложить — отказаться от гонорара за лишние страницы что покроет типографские расходы. Так я теряю только деньги, иначе я теряю вещь. У меня в конце концов есть стаж> У меня есть стаж и за меня читатель, и не только читатель читающий, но и читатель пишущий: писатель, <зачеркнуто: например Бунин> ибо спросите самых разных: Ходасевича, Бальмонта, Бунина, Ремизова и каждый Вам скажет, что я в праве быть напечатанной целиком. Знаю от В<еры> Н<иколаевны> Буниной (и письменно и устно), что моя вещь на Бунинском Бельведере читалась в первую голову и объявлена лучшей в книге[450]. Не в моих нравах говорить о моих <зачеркнуто: внешних> правах и преимуществах, как не в моих нравах, также, переводить их на/во внешнее, <зачеркнуто: но моя скромность довела меня не только до полной нищеты / если бы моя скромность доводила меня только до нищеты>: зная себе и своей работе и своему времени цену цены никогда не набавляла, всегда брала что́ дают! но когда дела касаются существа моей работы: моей жизни, я о <зачеркнуто: себе> своем праве на <зачеркнуто: свое> существование как писателя заявить должна. Теперь — <зачеркнуто: Вот моих два реальных> Вот мой ответ по существу. Теперь: два реальных предложения: отказываюсь с радостью от гонорара за лишние 8 страниц на покрытие типографских расходов. В этом случае я потеряю только деньги, иначе сократить — я потеряю вещь. 2) Не идет и это — берите моего Лесного Царя, возвращенного мне из Последних Новостей. Второе: неприемлемо и это — 300 франков Вам долга отработаю. Чему они в прозе равны, какому количеству знаков? Не забудьте ответить. С Муром дело отдельное: первый ученик, не снимает креста[451], а платить нечем и долг уже более 100 франков (месяц учения и 40 франков учебников). Я понимаю, что у Вас на мои 8 страниц может не быть <зачеркнуто: места> денег, я не принимаю, что у Вас на мои 8 страниц может не быть места. И — голод не голод, холод не холод, терм не терм, я с этого места — не сойду, моего глубочайшей и праведной уверенности — не сойду.
Впервые — Красная тетрадь. С. 176, 178. Печ. по тексту первой публикации и с допущениями, принятыми в настоящем издании при публикации черновиков (см. От составителя).
81-33. А.А. Тесковой
Clamart (Seine) 10. Rue Lasare Carnot 11-го декабря 1933 г.Дорогая Анна Антоновна, только что Ваше письмо, откликаюсь сразу и сразу начинаю с просьбы: пришлите мне Вашу карточку! Какую хотите: либо последнюю, либо 1923 г. — 1925 г., когда мы с Вами встречались, и очень бы хотелось Вас — молодую (тогда). Знаете ли Вы — Вы, конечно, знаете! что Вы совсем, целиком, из чудесного женского мира Лагерлёф и Унсет, что те — Ваша порода, а Вы — их. Страшно хотелось бы прочесть ту книгу «Дочь священника»[452], если Вы записаны в немецкой библиотеке и она там есть, вышлите мне почитать, не задержу. Купить — нет возможности, а в Париже только одна крохотная нем<ецкая> библиотека, и там переводов нет, вообще ничего нет, кроме сенсаций о развале немецкой Империи, а затем и демократии. Авторы этих книг сидят по парижским кафе. Все это очень интересно, — и книги, и авторы, и Reich[453] — но все это неминуемо пройдет. А Унсет и Erlkönig[454] и Ваша «Дочь священника» — останется. (Точно кто-то меня с детства заколдовал: не любить ничего преходящего, кроме вечно возвращающегося преходящего природы.) Итак, милая Анна Антоновна, если только имеется нем<ецкая> библиотека, и если только Вы в ней записаны, и если только в ней имеется «Дочь священника», умоляю достать и выслать на короткий срок. Я такой книги — жажду. А Вам очень советую прочесть Olaf Dünn «Die Juwikinges», два тома: I. — Peter Anders und sein Geschlecht, II Odin[455]. По отзыву Унсет лучшая вещь о Норвегии и в Норвегии за последние годы. Совсем молодой.
_____
Мне с моими вещами не везет. Erlkönig'a[456] вернули, как «очень интересное филологическое исследование, но для среднего читателя негодящееся», а теперь Совр<еменные> Записки опять желают, чтобы я выкинула 8 стр<аниц> из своей рукописи «Дом у Старого Пимена». Собравшись с духом наконец ответила, что печатаюсь я 1910 г. — 1933 г., т. е. 23 года, а пишу — еще дольше, что над Старым Пименом я работала все лето, а над этими 8 страничками не менее двух недель, что я не любитель, не дилетант, не гастролер, что пора меня счесть серьезным писателем, либо вовсе оставить в покое. Что от гонорара за эти 8 страниц отказываюсь на покрытие типографских расходов, но что если и это не поможет — пусть мой Старый Пимен остается при мне, а я — при нем. Не знаю. Думаю — не согласятся. Но знаю, что иначе — не могла. Они ведь хотели, чтобы я выкинула всю середину о детях Иловайского, г.е. как раз самое насущное и сказочное: две ранних смерти двух несказа́нно трогательных существ. Им это «неинтересно», они ловят анекдот, сенсацию, юмор. Чуть всерьез — уже «растянуто» и «читатель не поймет». Я — лучшего мнения о читателе. Меня читатель (der Lesende und Liebende[457]) понимал всегда. Конечно с деньгами дело печально: выйдет, что я все лето даром работала. Через 2 недели Рождество — не будет подарков детям. Вообще, это была долгая и последняя надежда, но не могу, чтобы вещь уродовали, как изуродовали моего Макса, выбросив все его детство и юность его матери — всего только 10 страниц[458]. Им 10 страниц, а мне (и Максу, и его матери, и читателю) целый живой ущерб. (Сейчас перерыв: бегу за Муром в школу) Школой я очень недовольна: уже внушили ему отвращение к географии, которую учат наизусть и без карты: одни определения меридианов, широты́, долготы́, и т. д. Он ничего не понимает, а — по географии первый, потому что чудная память. Ни разу не показать глобуса! Ни одной картинки! А дома объяснять нет времени: столько уроков, что еле справляется. В общем — та же система, что 50 л<ет>, а то и целых сто — назад. Зачем все их революции?! (Люди устраивают революции, чтобы дешевым, хотя и кровавым, способом внешнего переустройства избавиться от необходимости внутреннего перерождения. Легче, конечно, бить полицейских и взрывать министров, чем переделать себя или хотя бы — быть. Но Бог с ними!)_____
Во Франции мне плохо: одиноко, чуждо, настоящих друзей — нет. Во Франции мне не повезло. Дома тоже сиротливо. И очень неровно. Лучший час — самый поздний: перед сном, с книгой — хотя бы со старым словарем. Впрочем, это был мой лучший час и в шестнадцать, и в четырнадцать лет. Ваше письмо, дорогая Анна Антоновна, меня и огорчило и обрадовало: с такой возможностью радости — столько внешней (да и внутренной!) тяжести, тяжести извне вовнутрь наваленной! Я всегда говорила, что самая тяжелая ноша в мире — родство. Посылаю, пока, эту маленькую случайную карточку Мура, скоро пришлю хорошую, а эту, тогда, попрошу вернуть: она у меня — одна (электр<ическая> фотография[459], 4 разных позы, повторить нельзя) 1-го февраля ему будет девять лет. А Вы в последний раз видали его 9-ти месяцев (вокзал). Обнимаю Вас от всей души, спасибо за присланное. Сердечный привет Вашим. Пишите! Жду Вашу карточку! МЦ.<Приписка рукой А. Тесковой:> Dopis z Clamart-u (2. ledna 1934) k žàdosti M.I.C. — spâlilà. A. Tesková[460]
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969 (с купюрами). С. 107-109. СС-6. С. 408–409. Печ. по: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 177–180.
1934
1-34. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 4-го янв<аря> 1933 <1934> г.[461]Милый Вадим Викторович, И письмо и корректуру получила. Из иудея-Иловайского уберу подчеркнутые Вами места[462], т. е два слова; изуверское сердце и убийственного Бога, которого заменю ГУБИТЕЛЬНЫМ, с чем уже никто не сможет спорить. А над фразой: ненавидящий иудей есть христианин[463] и ее естественным обратным заключением подумаю, хотя трудно заменить формулу.
_____
Но что с наборщиком, набиравшим?[464] ОН СОШЕЛ С УМА. Где это видано, чтобы в тексте рукописи наборщик вставлял свои домыслы? Если его мое «ГНЕЛИ» так уж схватило за́живо, он бы мог мне написать, приложив отдельный листок. Но читать мне наставления в моем же тексте — это просто неслыханная НАГЛОСТЬ, дальше которой идти некуда. Теперь вчитайтесь, пожалуйста, в его примечание: !! Я ДУМАЮ, ЧТО НЕТ ГЛАГОЛА «ГНЕТЬ», А ЕСТЬ БЫТЬ ГНЕТОМЫМ, ПОЭТОМУ СПРЯГАТЬ ЕГО МОЖНО только с ВОСПОМОГАТЕЛЬНЫМ ГЛАГОЛОМ «БЫТЬ»!! НАБОРЩИК. А ведь если нет глагола, то нет и означаемого им действия, т. е. по мнению этого идиота: есть гнетомые, гнетущих — нет. Хочется ответить ему в рифму: ГЛАГОЛА ГНЕТЬ — НЕТ, ГЛАГОЛ ЖЕ ГНЕСТЬ — ЕСТЬ. ГНЕСТЬ: ГНЕСТИ. Я ГНЕТУ, ТЫ ГНЕТЕШЬ и т. д. Я ГНЕЛ, МЫ ГНЕЛИ, и т. д. Я БУДУ ГНЕСТИ (или ГНЕСТЬ) и т. д.Т.е. полная параллель с ВЕСТЬ (ВЕСТИ), с той только разницей, что там веду, а здесь гнету. И такая филологическая бездарь (от ГНЕЛИ[465] произвести ГНЕТЬ!!!) осмеливается поучать, да еще в тексте, да еще «я думаю». Кто этот — я? Не профессионал, ибо у профессионалов есть честь ремесла, устав, закон. Та́к профессионал не поступит. Во всяком случае интеллигент, вернее «по́лу-», и во всяком случае бесконечно-далекий от корней народного языка. И во всяком случае — редкостный НАХАЛ. Но сейчас его отчитывать не буду, ибо боюсь, что он мне нарочно изгадит рукопись. Наглецы обыкновенно НИЗКО-мстительны.
_____
Вот так подарок на Новый Год!_____
Милый Вадим Викторович, не забудьте меня с термовым гонораром, — можно высылать уже сейчас, и хорошо бы, чтобы я приблизительно могла знать, чего мне ждать и чего ждать «жерану»[466], к<отор>ый у нас женского рода. До свидания! Почему Вы (вы) никогда не берете моих стихов? Вот «Встречи» взяли[467] — и такие ли уж непонятные? Я ведь все-таки — поэт! С Новым Годом! МЦ.Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 42-43. Печ. по тексту первой публикации.
2-34. Наборщику
<Начало января>Милостивый Государь Господин Наборщик[468], Не знаю, из простого ли Вы звания или интеллигентного (предполагаю последнего, но это дело не меняет<)>. В ответ на Ваше развязное примечание. Хорошо набирать внимательно, вчитаться в текст (хотя не знаю, та ли наборщика профессия), но плохо этот текст исправлять ошибочно, а совсем уж плохо, — и даже дерзко — снабжать его своими предположениями <зачеркнуто: домыслами> примечаниями (как то, я думаю, что нет глагола «ГНЕТЬ»[469]. Наборщику набиравшему «Дом у старого Пимена» очевидно — интеллигенту, ибо не знает сих простых русских слов: Глагола ГНЕТЬ действительно нет, и я его как несуществующего не употребляю, но есть глагол ГНЕСТЬ или ГНЕСТИ со всеми временами всему русскому народу известный и всем русским народом во всех временах употребляемый (гнетет, гнело, «Это меня гнетет», …гнея… будет гнести и т. д.). <зачеркнуто: Беда в том, что Вы очевидно знаете глагол угнетать, который Вы не можете не знать — только его производная, как и нагнетать> Глагол же угнетать — только его производная, как и нагнетать. Не знаю, сколько лет Вы наборщик. Вот Вам впредь урок — не учите ученого.
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. 52 об. — 53).
3-34. В.В. Рудневу
<5 января 1934 г.>[470]Милый В<адим> В<икторович>, (Страшно спешу.) Вчера не ответила на ряд вещей, п<отому> ч<то> не знала, что в моем тексте — письмо. О кавычках и тире. Кавычки у меня только в таких случаях: «…это тебя не касается». Тогда я, обиженная… если же … это тебя не касается, сказала мать — то без кавычек. Кавычки только, чтобы не сливалось, а во 2-ом случае слиться не может. Это у меня проведено строжайшим образом, проверьте в любом месте. Прилагаемы 2 листочка — наборщику, там все основное выписано, ему будет легче, а нам с Вами — спокойнее. Если Аля Вас застанет, передайте ей, пожалуйста, бунинские деньги[471], за к<отор>ые — спасибо. Да! А Муру книжку очень хотела бы какую-нибудь русскую — посерьезнее и потолще, не детскую, какого-нибудь классика. И был бы подарок на Рождество. Нет ли, случайно, Жуковского? Но — всякое даяние — благо, и вообще — спасибо. Желаю удачи с №. А что — если бы устроить вечер в пользу С<овременных> 3<аписок>[472] и притянуть Бунина. Я бы охотно и бескорыстно выступила (но не одна). Подумайте! МЦ. Пятница
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 206. СС-7. С 455–456. Печ. с уточнением датировки по кн: Надеюсь — сговоримся легко. С. 44.
4-34. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 8-го янв<аря> 1934 г.Милый Вадим Викторович, Спасибо за «терм». Корректуру отправила Вам, чтобы Вы увидели отрывок «об иудее-Иловайском» в его окончательном виде (стр<аницы> 8 и 9)[473]. Достаточно ли я ясно для наборщика зачеркнула и вписала? Сделала как можно яснее. Переменила посвящение В. Муромцевой[474] и вставила два или три места, пропущенные наборщиком. Полуинтеллигент? Так и думала (т. е. оторвавшийся (от корней народности) и неприставший). Но рада, что без злого умысла. Для меня умысел — ВСЁ <подчеркнуто три раза>. Прилагаю ему в корректуру объяснительную записочку, пусть знает, что ГНЕСТЬ — ЕСТЬ. Очень рада, что понравился Стол. Я ни Встреч, ни Стола, ни гонорара не видела (увижу ли??)[475]. Всего доброго на русские праздники и всегда МЦ.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 45. Печ. по тексту первой публикации.
5-34. Б.К. Зайцеву
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 11-го янв<аря> 1934 г.Милый Борис Константинович, Я как всегда с моим прошением — в последний час. Можно попросить Вас направить его куда следует? Я совершенно потеряла связь с людьми и с событиями: вожу и отвожу Мура в школу[476], топлю, тороплюсь, переписываюсь с Рудневым. Да! Если видаете Веру Николаевну[477], во-первых — кланяйтесь ей от меня, во-вторых — передайте, что Старый Пимен (ей посвященный) принят целиком — за исключением НЕСКОЛЬКИХ СЛОВ (о юдаизме Иловайского)[478]. Обнимаю всех вас. Спасибо. МЦ.
Впервые — ЛО. 1990. С. 106. СС-7. С. 440. Печ. по СС-7.
6-34. В.Н. Буниной
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 16-го января 1934 г.Умница Вы моя! Больше чем умница, — человек с прозорливым сердцем: Ваш последний возглас о Белом попал — как нож острием попадает в стол и чудом держится — в мою строку: — Такая, как он без моих слов увидел ее: высокая, с высокой, даже вознесенной шеей, над которой точеные выступы подбородка и рта, о которых — гениальной формулой, раз-навсегда Hoffmansthal:
Sie hielt den Becher in der Hand.
Ihr Kinn und Mund glich seinem Rand…[479]
<Сбоку, рядом со вторым абзацем, написано:> Писала и видела — Вас.
Впервые — НП. С. 454–455. СС-7. С. 263–264. Печ. по СС-7.
7-34. А.А. Тесковой
26-го января 1934 г.[483] Clamarî (Seine) 10, Rue Lasare CarnotДорогая Анна Антоновна. Вами открываю свой новый блокнот для писем. Приятно та́к обновить вещь — такую вещь. Спасибо, спасибо, спасибо за чудесное, доброе, мудрое, убедительное, неопровержимое письмо. Гений рода? (У греков демон и гений — одно). Гений нашего рода: женского: моей матери рода — был гений ранней смерти и несчастной любви (разве такая есть?) — нет, не то: брака с не-тем. Моя мать с 13 л<ет> любит одного — верховые поездки аллеями ночного парка, дедово имение «Ясенки», где я никогда не была и мимо которого проезжала, уезжая из России — совместная музыка, страсть к стихам. Мой дед, узнав, что он разведенный, запрещает ей выходить за него замуж, а по ее совершеннолетии разрешает с предупреждением, что она и дети, если будут, — да, ее же муж — никогда не будет для него существовать. Моя мать не выходит, выходит год спустя за моего отца: вдовца, только что потерявшего обожаемую жену, с двумя детьми, 8-летней девочкой и годовалым мальчиком (в апреле 1933 г., т. е. 10 мес<яцев> тому назад в Москве умершим моим единственным братом (полубратом) Андреем. Выходит, любя того, выходит, чтобы помочь. Мой отец (44 года — 22 года) женится, чтобы дать детям мать. Любит — ту. Моя мать умирает 35 л<ет> от туберкулеза. Ее мать, Мария Лукинична Бернацкая, моя бабушка, выходит замуж за ее отца (моего деда, того, кто не разрешил) любя другого и умирает 24 лет, оставляя полугодовалую дочь — мою мать. (Фамилия моего деда — Меуп, Александр Данилович, — была и сербская кровь. Из остзейских обрусевших немцев). Мать моей польской бабушки — графиня Мария Ледоховская умирает 24 л<ет>, оставив семь детей (вышла замуж 16-ти). Не сомневаюсь, что любила — другого. Я — четвертая в роду и в ряду, и несмотря на то, что вышла замуж по любви и уже пережила их всех — тот гений рода — на мне[484]. Я в этом женском роду — последняя. Аля — целиком в женскую линию эфроновской семьи, вышла родной сестрой Сережиным сестрам. Моего в ней, значит — того в ней — ни капли. А словесная одаренность при отсутствии сущности поэта — разве что украшение. Как в старину играли на арфе или писали акварелью. Женская линия может возобновиться на дочери Мура, я еще раз могу воскреснуть, еще раз — вынырнуть. Я, значит — те. Все те Марии, из которых я единственная — Марина. Но корень тот же.
_____
С Алей всё по-прежнему. Ходит на какие-то митинги (никакого глубокого интереса к политике, — просто на́-люди), когда только может — убегает, службой своей (с 8 ½ ч<асов> утра до 8 веч<ера>) очень довольна, и довольна, потому что не дома. Как можно, будучи моей дочерью, любить ходить в банк[485], записывать телефоны, болтать с сослуживцами? Ее не только никто не неволил, я всячески отговаривала, говоря, что втянется и совершенно незаметно (жалованье будут повышать!) окажется, вместо художника, помощницей зубного врача. Деньгам ее не только не радуюсь, — они меня удушают. Со мной груба, дерзка, насмешлива, либо совсем не отвечает, либо нагло. На мое малейшее замечание открыто смеется мне в лицо: издевается. Я недавно запретила ей ходить на мои доклады и вечера стихов. — «Твое присутствие меня будет душить». Вот до чего дошло. Люди? Конечно. О, как я знаю этот змеиный шип за спиной — никогда — в лицо. И как — презираю. Она молода, миловидна, услужлива, мягка, смешлива — как же не стать на ее сторону? Кроме того, — никто ведь не знает, какая она со мной. На́-людях она мне, инстинктивно, никогда, ни слова, — сама кротость. И это глубже, чем расчет — инстинкт. Она целиком женственна, где надо — гнется, не думая. На службе от нее в восторге (евреям льстит, что у них служит моя дочь!), знакомые от нее в восторге, а я от нее — в отчаянии. Отец же целиком, всегда, заведомо — на ее стороне. (Для него я «Домострой», феодальная психология, и т. д.). Ни разу он ей не сказал: — Аля, так с матерью не говорят. 176 Письма 1934 года Для него я — ее ровня, забывая, что я ее на 18 л<ет> — и каких лет! — старше. Когда я весь день не могу подойти к столу — ничего, когда же я посылаю ее вынести пепел — он сразу берет ведро. — Письмо было прервано следующим разговором. 11 ч<асов> веч<ера>. Вхожу в кухню: на газе огромный 3-литровый бидон. — Что это? — Буду мыть голову, — Почему не на печке греешь? — Я зарабатываю и имею право жечь газ. — Аля, я тоже зарабатываю и кормила вас всех все эти годы, но я целый день ставлю на печку воду, чтобы не жечь газ. — Ваше дело, а я буду жечь. И еще, я буду брать 100 фр<анков> из своего жалованья себе на лето. (Жалованье — 300 фр<анков> минус 60 фр<анков> дорога и всякие расходы). Если бы Вы слышали этот тон! — И предупреждаю Вас, что я недолго буду жить дома. Тогда у Вас еще меньше останется[486]. Это — ее точные, еще звучащие в комнате слова. — Когда ты уйдешь из дома, та́к уйдешь из дома — ты для меня вообще перестанешь существовать. Идет к себе в комнату и закрывает дверь мне прямо на лицо. Стою на пороге, хочу сказать, ничего не нахожу, иду обратно. Вот — живая сцена, как была. Да, еще: — «А все эти годы я мало на Вас работала? Без всякого жалованья!» Нет, это уж не чужие слова, это природа, поздно (20 л<ет>!), но все же себя сказавшая. Той маленькой девочки, которую я любила — больше нет. Эту я — не могу любить. Могу только о ней заботиться. По привычке. А завтра утром, как ни в чем не бывало, пустые разговоры, сплетни, анекдоты из «Последних новостей», смех. У нее — пустая душа. Этим она не в отца. Я никогда не знала, что́ делать с душевной пустотой. А подумать, что есть гонимые, нелюбимые, притесняемые дети, которые мать — все-таки любят. А знаете, в чем состояла вся ее мне «служба»? По утрам от 10 ч<асов> до 12 ч<асов> гуляла в чудном парке с Муром и раз в день мыла посуду. А с некоторого времени (еще до его поступления в школу) уж и не гуляла. Ей принадлежал весь день. И месяцами не притрагивалась к краскам. Редко какая девушка была так свободна (в семье) как она. А что я ее в 11 ч<асов> отправляла спать — да все взрослые французы ложатся спать в 10 ч<асов>! Все окна темные, п<отому> ч<то> встают в 7 ч<асов>. В гости она ходила к кому хотела, — всегда отпускала. И в кинематограф. Платьев и обуви у нее больше, чем у меня. Дарила ей и книги, и старинные вещи. 6 лет учила ее в школе живописи (4 в школе, 2 — у Гончаровой и у Шухаева[487]). Дважды отпускала ее на лето к Лебедевым в Бретань, и сама целый день гуляла — с тогда маленьким — Муром. Я для Али сделала всё, что могла. До 9 лет она делала в штаны (целый день!) и я эти штаны стирала. До этого года (теперь — кончено) шила ей на руках все белье, и два больших красивых халата, в к<отор>ых она до сих пор спит. Все мое зло было — что я отправляла ее вовремя спать. Но у нее плохая легочная наследственность и сильное малокровие. Кончится тем, что она раздружит меня со всеми друзьями, — это уже началось. Она вес время грозит мне, что ей «есть куда уйти». Своих друзей у нее нет, — и вот потихоньку берет у меня последних моих. Все ей, конечно, сочувствуют: я — тиран, она — жертва…[488] Уже больше никуда не хожу, от чувства, что она только что вчера здесь была или завтра придет. Эти вещи неуловимы. Со мной уже никто о ней не говорит. Иные (иныя! <подчеркнуто трижды> же усиленно хвалят, искоса на меня поглядывая. — «Какое в ней очарование! Какая мягкость! Какая женственность! И какая она умная! Сколько она читала! Как она прекрасно рассказывает!..» И я, не выдерживая (а на это-то и рассчитывают!) — «Немудрено быть умным, выросши со мной, начитанным, выросши со мной. А вот мягкость — ее собственная». И уже идет легенда о моей жестокости, жесткости, бесчеловечности… Увидите: когда она хлопнет дверью, унося свои 300 фр<ранков> жалованья, окажется, что я ее выгнала. А она ведь только ждет, чтобы ей дали 600 фр<анков> и тогда прощайте. А «культура»? Нынче Мур меня в ужасе за́ руку: — Мама, смотрите! На кровати, на его книге — ее башмаки. Подметала и поставила башмаки на книгу. Нет случайных жестов._____
Конечно, нужно быть выше. Вырвать из сердца. Вспомнить, что семья — не всё. Но зачем мне тогда надо было отдавать на нее 20 лет жизни, всю молодость. 18-ти лет я, с друзьями (тогда — были!) должна была ехать из Феодосии (Восточный Крым, порт) в кругосветное плавание — и осталась из-за нее, хотя была чудная надежная дама, с радостью соглашавшаяся взять ее с няней, сама предложившая. Я никогда не увижу ни Египта, ни Цейлона, ничего. Я не жалею, я только глубоко́ — задумываюсь. Зачем все это было? Ведь нынешней горечью отравлено ВСЕ ТО. 5-летний ребенок, приносивший мне в советский голод из детского сада пшено в ладони и 20-тилетняя заявляющая мне, что 100 фр<анков> из 300-т оставляет себе на лето. (Я, было, думала, все деньги ей оставлять, но теперь — нет. А м<ожет> б<ыть> и да, не знаю: как лучше, как хуже. У меня просто — дрожь отвращения)._____
Простите, дорогая Анна Антоновна, за такое письмо, сама не думала, что будет таким. В следующий раз напишу Вам про две смерти: Андрея Белого[489] и одного друга, покончившего с собой в новогоднюю ночь в Брюсселе[490]. Остался чемодан рукописей, которые никому кроме меня не нужны[491]. Он был — настоящий писатель. Теперь, может быть, напечатают._____
Доброй ночи! Добрее, чем моя! — Горько.—_____
Утешаюсь книгами. С жадностью жду Вашей[492]. Книги и природа — это лучшее, что у меня было в жизни. Т. е. души и природа. И — работа._____
Обнимаю Вас с любовью и благодарностью. МЦ.Карточки чудные. Особенно хороша та, уходящая, — живая. Вы и лес. Пороюсь и пришлю свои. А Мур у меня для Вас уже есть. В рамке. Найду подходящую коробочку и пришлю. Постараюсь уложить так, чтобы не сломалось стекло. P.S. Скажите, по-Вашему все Алино поведение — естественно? М<ожет> б<ыть>, мне одной кажется, что это — чудовищно. Ответьте, не называя имен: пойму. Сейчас иду ей варить на утро овсянку: уходит рано и ест в городе плохо, т. е. мало дают.
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 109–110 (с купюрами). СС-6. С. 410–411. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 180 186.
8-34. А.А. Тесковой
Clamart (Seine) 10, Rue Las are Carnot 2-го февраля 1934 г.Дорогая и милая Анна Антоновна, Не знаю, чудо, или случай, или Ваша любящая мысль — но Ваша чудная книга пришла как раз вчера[493]: в день Муриного рождения: девятилетия (1-го февраля), в такую же снежную бурю, как девять лет назад, когда тоже чуть ли не сносило крыши — в Париже вчера сносило, и С<ергей> Я<ковлевич> чуть не был убит огромной железной трубой с крыши семиэтажного дома, упавшей меньше чем на сантиметр от него: пролетевшей по пальто и замазавшей его ржавчиной. Прохожие кинулись к нему, думая, что убит. Такая же история была с моим отцом, давно, в Москве, в оттепель: на неучтимом расстоянии от него, прямо за ним свалилась и разбилась огромная ледяная глыба. И встречный татарин — философ и князь, как все восточные: — Счастлив твой Бог, барин!
_____
Книга лежит рядом с моим изголовьем, смотрю на нее с вожделением, но не читаю, потому что сначала должна кончить «Квентина Дорварда» Вальтера Скотта, которого купила для Мура и читаю с восхищением сама. Помните ли Вы его? Людовик XI[494] (франц<узский> Иоанн Грозный), такой же притягательный и отталкивающий, страшный и несчастный, человечески-безумный и государственно-мудрый, как наш царь — и молодой боевой горячий великодушный и великолепный шотландец, сам Квентин. Такая книга не «литература», а — деяние. Будет случай — перечтите!_____
А вот Вам мой чудный Мур — хорош? Во всяком случае — похож И более похож на Наполеоновского сына, чем сам Наполеоновский сын. Я это знала с его трех месяцев: нужно уметь читать черты, А в ответ на его 6-месячную карточку — Борис Пастернак — мне: «Все гляжу 181 Марина Цветаева и гляжу на твоего НАПОЛЕОНИДА». С 11 лет я люблю Наполеона, в нем (и его сыне) все мое детство и отрочество и юность — и так шло и жило́ во мне не ослабевая, и с этим — умру. Не могу равнодушно видеть его имени. И вот — его лицо в Мурином. Странно? Или не странно, как всякое органическое чудо. Знаете ли Вы гениальную книгу о нем Эмиля Людвига?[495] Единственную его гениальную, даже не понимаю, ка́к он ее написал — принимая во внимание все блистательные, но не гениальные — лучшую книгу о Наполеоне, а я читала — всё. Почему мы с Вами не вместе?? Мы бы с Вами ввек всего не переговорили, а с остальными, почти со всеми — мне так скучно, и им со мной!_____
Все время ловлю себя на мысли: что́ у меня есть такого приятного? Какая-то радость… И, вдруг: A-а! Dixelius! У меня даже чувство, что Вы — ее написали, так и буду читать._____
Очень прошу Вас, милая Анна Антоновна, достаньте Совр<еменные> Записки, только что вышедшие, и прочтите мой «Дом у Старого Пимена», — мне очень хочется знать Вашеподробное и непосредственное впечатление. Я совсем не знаю, что́ это за вещь: я слишком много вписала в строки. (Пишу торопясь, потому так отрывисто, сейчас нужно идти за Муром). Сколько нужно еще сказать, а уже конец! Обнимаю Вас на́спех, но от всей души, спасибо еще отдельно за чудную, глубокую, глубочайшую надпись._____
Скоро напишу еще. Это — только привет с Муриного девятилетия и спешная первая благодарность за благой дар. Марина.Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 110–112 (с купюрой). СС-6 С. 411–412 Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 186 188.
9-34. И.А. Бунину
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 5-го февраля 1934 г.Многоуважаемый Иван Алексеевич, Сердечно благодарю Вас за Вашу память и помощь[496], тем более меня тронувшая, что я ее ничем не заслужила. Марина Цветаева.
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2005. С.31. Печ. по тексту первой публикации.
10-34. В.Н. Буниной
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 5-го февраля 1934 г.Дорогая Вера, Разрываюсь между ежеутренним желанием писать Вам и таким же ежеутренним — писать о Белом, а время одно, и его катастрофически мало: проводив Мура в 8 ½ ч<асов> — у меня моего времени только 2 часа — на уборку, топку, варку и писанье. Вы понимаете как всё это делается (по молниеносности и плохости!). Потом — провести его подышать, потом завтрак, потом посуда, потом опять в школу, и опять из школы, и поить его чаем, и т. д., а вечером — голова не та, слова не те. Вера, был совершенно изумительный доклад Ходасевича о Белом: ЛУЧШЕ НЕЛЬЗЯ[497]. Опасно-живое (еще сорокового дня не было!), ответственное в каждом слоге — и справился: что надо — сказал, всё, что надо — сказал, а надо было сказать — именно всё, самое личное — в первую голову. И сказал — всё: где можно — словами, где неможно (NB! так наши польские бабушки говорили, польское слово, а по-моему и в России, в старину) — интонациями, голосовым курсивом, всем, вплоть до паузы. Дал и Блока, и Любовь Димитриевну, и Брюсова, и Нину Петровскую[498], и не назвав — Асю[499]: его горчайшую обиду (я — присутствовала[500], и мне тоже придется об этом писать: как?? Как явить, не оскорбив его тени? Ведь случай, по оскорбительности, даже в жизни поэтов — неслыханный). Дал и Белого — Революцию, Белого — С.С.С.Р., и дал это в эмигрантском зале, сам будучи эмигрантом, дал, вопреки какому-то самому себе. Дал — правду. Как было. И пьяного Белого дал, и танцующего. Лишнее доказательство, что большому человеку — всё позволено, ибо это всё в его руках неизменно будет большим. А тут был еще и любящий. Вся ходасевичева острота в распоряжении на этот раз — любви. Не знаю, м<ожет> б<ыть> когда появится в Возрождении[501] (не важно, в чем: на бумаге), многое пропадет: вся гениальная интонационная часть, всё намеренное словесное умолчание, ибо что́ многоточие — перед паузой, во́время оборванной фразой, окончание которой слышим — все. Зато в лицо досталось антропософам и, кажется, за дело, ибо если Штейнер[502] в Белом действительно не увидел исключительного по духовности человека (-ли?) — существо, то он не только не ясновидящий, а слепец, ибо плененного духа в Белом видела даже его берлинская Frau Wirthin. Словом, Вера, было замечательно. Мне можно верить, п<отому> ч<то> я Ходасевича никогда не любила (знала цену — всегда) и пришла именно, чтобы не было сказано о Белом злого, т. е. — лжи. А ушла — счастливая, залитая благодарностью и радостью.
_____
Вышло во «Встречах» (№ 2) мое «Открытие Музея», послала бы, но у меня уже унесли. Достаньте, Вера, чтобы увидеть, что́ Посл<едние> Нов<ости> считают монархизмом. И Пимен вышел — видели? Мне второе посвящение больше нравится: оно — формула, ибо в корнях — всё. Корни — нерушимость[503]. Непременно и подробно напишите, как понравилось или не-понравилось. А Вы себе — понравились? Я над этими двумя строками очень работала, хотелось дать Ваш внешний образ раз-навсегда. А мой Сережа — понравился? (Гость.) А моя Надя (посмертная)? Ведь моя к Вам, Вера, любовь — наследственная, и сложно-наследственная._____
— Мама! До чего Вера Муромцева на Вас похожа: вылитая Вы! Ваш нос, Ваш рот, и глаза светлые, а главное, когда улыбается, лицо совершенно серьезное, точно не она улыбается. Вот первые слова Мура, когда мы от Вас вышли. Я «Веру Муромцеву» и не поправляла, это и Вас делает моложе, и его приобщает, вообще — стирает возраст: само недоразумение возраста. Сидим в кинем<атографе> и смотрим празднества в честь рождения японского наследника. (Четыре дочери и наконец сын, как у нас[504].) «Cette dynastie de 2.600 ans a enfin la joie»[505] и т. д. Народ, восторги, микадо на коне[506]. И Мур: — Он не такой уж старый… — Я: — Совсем не старый. На другой день в П<оследних> Нов<остях> юбилей «бабушки»[507] — 90 л<ет>. И Мур: — Что ж тут такого, что 90 лет и еще разговаривает! Вот микадо две тысячи шестьсот лет — и на коне ездит! И сын только вчера родился… (NB! Он знает, что у очень старых маленьких детей не бывает.) Жду большого письма. Обнимаю. МЦВпервые — НП. С. 455–458. СС-7. С. 264–265. Печ. по СС-7.
11-34. В.Н. Буниной
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 26-го февраля 1934 г.Дорогая Вера, Сегодня, придя домой с рынка, остановись посреди кухни между неразгруженными еще кошелками и угрожающим посудным чаном, я подумала: — А вдруг мне есть письмо? (от Вас). И тут же: — Настолько наверное нет, что не стоит спрашивать. И тут же погрузилась — и в кошёлки, и в чаны, и чугуны. И час спустя, С<ережа> — М<арина>, Вам есть письмо. Принятое. И я: — От Веры? Давайте. И — оцените, Вера! — только вымыв руки, взяла. Об этом я пишу, пиша о невытравимой печати хорошей семьи на Белом. Белого кончила и переписала до половины[508]. 15-го читаю в Salle Géographie[509], предварительно попросив у слушателей — терпения: чтения на полных два часа. Но раз уж так было с Максом: и просила — и стерпели. Приглашу и Руднева. Знаю его наизусть: сначала соблазнится, а потом — ужаснется. И полгода будем переписываться, и раз — увидимся, и это, м<ожет> б<ыть>, будет — последний раз. (Спасли Пимена только мои неожиданные — от обиды и негодования — градом! — слезы[510]. Р<удне>в испугался — и уступил. Между нами!) Белый — удался́. Еще живее Макса, ибо без оценок. Просто — живой он, в движении и в речи. Почти сплошь его монолог. Если Руднев не прельстится и надежды напечатать не будет — пришлю тетрадь, по к<отор>ой 15-го буду читать, потому что непременно хочу, чтобы Вы прочли. Он — настолько он, что не удивилась бы (и не испугалась бы!), вскинув глаза и увидев его посреди комнаты. Верю в посмертную благодарность и знаю, что он мне зла — никогда не сделает. Только сейчас горячо жалею, что тогда, в 1922 г. в Берлине, сама не сделала к нему ни шагу, только — соответствовала. Вы это поймете из рукописи. У меня сейчас чувство, что я могла бы этого человека (??) — спасти. Это Вы тоже увидите из рукописи. Из всех слушателей радуюсь Ходасевичу. Я ему всё прощаю за его Белого. (Вы не читали в Возрождении? Я напечатанным — не видела, но в ушах и в душе — неизгладимый след.)[511]
_____
Радио. (Я тоже говорю радио, а не T.S.F.[512], к<отор>ое путаю с S.O.S. и в котором для меня, поэтому, — тревога.) Вера, и у нас радио, и вот как, и вот какое. В Кламаре у нас есть друзья Артемовы[513], он и она (он — кубанский казак, и лучший во Франции резчик по дереву. Его работу недавно (за гроши) купил Люксембургский Музей. Она — акварелистка). И вот, они на всё обменивают свои вещи: и на мясо, и на обувь, и на радио. На́-два. Т. е. получив новое, старое дали нам. И — какое! Длинное, как гроб, а вокруг, на неисчислимом количестве проводов, три тяжеленных ящика, один — стеклянный. И всё это нужно ежедневно развинчивать, завинчивать, чистить наждаком, мазать ланолином (!) — и всё это ежесекундно портится, уклоняется, перерывается, отказывается служить. День он у нас играл, т. е. мы слышали все похороны Короля Альберта[514], но это — всё, что мы слышали, ибо С<ережа> заснул, забыл вынуть что-то из чего-то и ночью он разрядился и совсем издох: даже не хрипит. И занимает у нас целый огромный стол (оставленный уехавшими в Литву Карсавиными[515]), на к<отор>ом мы, в случае гостей, обедали. И гладили. И кроили. Забыла огромную бороду, свисающую со шкафа и в которой, кажется, всё дело и есть. К нам каждый день ходят любители — теесефисты[516] (NB! бастующие шоферы) и каждый утверждает, что дело в этом, и это никогда не совпадает, но на одном все сходятся: 1) что аппарат автомобильный 2) самый первой конструкции (NB! велосипед Иловайского) 3) что он — 6-ти ламповый 4) что ни одна из 6-ти ламп не горит 4)[517] что можно его разобрать и, прикупив на 300 фр<анков> частей, построить новый 5) который будет слушать Россию 6) которую они каждый вечер будут ходить к нам слушать, а 7-ое завтра, п<отому> ч<то> завтра придет очередной шофер-теесефист. Словом, ни стола, ни музыки, только тень Короля Альберта, с которым у меня всякое радио теперь уже связано — навсегда._____
Хорош конец Короля Альберта? По-моему — чудесен. С 100-метро́вого отвеса и один. Король — и один. Я за него просто счастлива. И горда. Так должен умереть последний король. _____ В Vu[518] за месяц до его гибели было предсказание на 1934 астрологический год: «Je vois le peuple belge triste et soucieux: la Belgique se sent frappée à la tête…»[519] A когда подумаешь о его раздробленной голове. То, что могло показаться иносказанием («глава государства»), оказалось самым точным ви́дением (той головой, на которую — камень). Вера, умирать все равно — надо. Лучше — та́к. Ведь до последней секунды вокруг него шумел лес! И чем проваливаться в собственный пищевод (Schlund: по-немецки Schlund и пищевод и ущелье) — ведь лучше в настоящее ущелье, ведь — более понятно, менее страшно??_____
Вы спрашиваете про Мура? Страстно увлекается грамматикой: по воскресеньям, для собственного удовольствия, читает Cours supérieur[520], к<отор>ый похитил у С<ережи> с полки и унес к себе, как добычу. — «Ма-ама! Ellipse! Inversion![521] Как интересно!!» Недавно, за ужином, отвлекаясь от тарелки с винегретом, в которую вовлекается так же, как в грамматику: «Вот я сегодня глядел на учительницу и думал: — Все-таки у нее есть какая-то репутация, ее знают в обществе, а мама — ведь хорошо пишет? — а ее никто не знает, потому что она пишет отвлеченные вещи, а сейчас не такое время, чтобы писать отвлеченные вещи. Так — что же Вам делать? Вы же не можете писать другие вещи? Нет, уж лучше пишите по-своему». В той же грамматике (Cours supérieur) в отделе Adverbe[522] выкопал: Dictée et Récitation[523] — L’Homme tranquille[524]Il se lève tranquillement.
Déjeune raisonnablement,
Dans le Luxembourg fréquemment
Promène son désoeuvrement.
Lit la gazette exactement.
Quand il a dîné largement
Chez son compere Clidamant
S’en va causer très longuement;
Revient souper légèrement,
Rentre dans son appartement,
Dit son Pater dévotement,
Se déshabille lentement.
Se met au lit tout doucement.
Et dort bien profondément[525]
— Et quand il gagne de l’argent?[526]
_____
Милая Вера, берегите свое сердце, упокаивайте его музыкой. Ужасное чувство — его самостоятельная, неожиданная для вас — жизнь. Об этом еще сказал Фет:Я в жизни обмирал — и чувство это знаю.[527]
_____
Я рада, что Вам лучше жить. Я рада, что Вы больше не в Париже[528], под угрозой всех этих, Вам совершенно ненужных дам. Пришлите мне на прочтение Св<ятую> Терезу[529], я о ней недавно думала, читая «L’affaire Pranzini»[530] (подлинное уголовное парижское дело в конце прошл<ого> века)[531]. Обнимаю Вас, Вера, не уставайте над письмами мне, я ведь знаю, что Вы меня любите. М.Впервые — НП. С. 458–464. СС-7. С. 266–269. Печ. по СС-7.
12-34. Ф.А. Гартману
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 2-го марта 1934 г.Многоуважаемый Г<осподи>н Гартман, (Простите, не знаю отчества) С большой радостью и признательностью приеду к Вам в Courbevoie послушать Вас — по моему поводу[532], или себя, в Вашем восприятии, но сейчас болен мой сын, и, пока, неизвестно чем, и я в большой тревоге. Кроме того, я настолько им же, его учением (проводами, приводами, кормежкой, укладыванием) — всем детским жизненным укладом пришита к дому (у меня замены — нет), что никогда никуда не выбираюсь — с ним. 15-го, через четверг, мы, надеюсь, увидимся на моем чтении о Белом[533], — подойдите, пожалуйста, в перерыве, возобновим знакомство и сговоримся. Кончаю большой просьбой распространить, по возможности, билеты между знакомыми. Цена билета 10 фр<анков>. Посылаю десять. (Десятый — Вам и жене, дружеский.) Этот вечер мой единственный ресурс, я почти не зарабатываю, и жить не на что. А теперь еще болезнь сына. Сердечный привет Вам и Вашей жене — заранее радуюсь ее пению[534]. Если будете отвечать, сообщите, пожалуйста, свое отчество, а также имя-отчество Вашей жены. — Как хорошо, что Вы себя пишете Θ., а не Ф., этого уже не делает никто — кроме меня, а Совр<еменные> Записки, сознательно, переправляют миθ на миф. До свидания! М. Цветаева
Впервые — Русская мысль. Париж. 1992. 16 окт., спец. прилож. (публ. Е.Б. Коркиной). СС-7. С, 469. Печ. по СС-7.
13-34. В.А. Богенгардту
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 10-го марта 1934 г.Милый Всеволод, Поздравляю с концом забастовки, поздравила бы раньше[535], но у нас случилась корь — в легкой форме и уже проходит, но все-таки забот было много. (Хотя через бумагу не передается, все же после письма вымойте руки, — для верности.) Мур сегодня первый день читает, а то нас совершенно извел однообразным вопросом, что́ ему теперь делать? Жара нет, и сыпь пропала. Аля живет в городе и, очевидно, не схватила.
_____
Милый Всеволод (и все домочадцы), хотите T.S.F., старой системы, с аккумулятором, 6-ти ламповое (не перегорели), которое нужно заряжать в гараже раз в месяц[536]. Это — длинный узкий ящичек, окруженный тремя маленькими, но весьма-тяжеловесными. Мы в нем слушали все похороны Короля Альберта (какая чудная смерть!)[537] — каждое слово и звук каждого колокола. Аппарат сильный, и при аккуратной зарядке действует совсем прилично. А у Вас и племянник[538] — T.S.F.= ист: и просмотрит и поставит. (А вдруг Вы, любитель старины, ненавидите T.S.F.? Тогда — простите!) Пока до свидания, жду ответа и, вообще, вестей. Как работа? Здоровы ли дети?[539]Сердечно обнимаю всех МЦ
С<ергей> Я<ковлевич> приветствует.
Печ. впервые по копии с оригинала, хранящейся в архиве составителя.
14-34. Н.А. Гайдукевич
France Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 17-го марта 1934 г.Милая Наталья Геевская, (Ибо Вы Геевской были, когда стучались в наш, увы, негостеприимный дом, но дом не виноват, он бы принял!)[540]. Ваше письмо меня не только тронуло — взволновало: тот мир настолько кончен, что перестаю верить, что он был[541] (гляжу на коричневый плед, последний подарок отца, сопровождающий меня с 1912 г. всюду[542], и думаю: неужели — то́т?! Щупаю — и не верю. Это, ведь, пуще Фомы![543]) — и вдруг. Ваш живой голос, и не только голос: живое имя «Вареньки Иловайской» — значит, тоже Варвара, как дочь: первая жена моего отца (тот портрет.)[544] Подумайте, ведь я совершенно тщетно пыталась узнать у немногих уцелевших, кто была первая жена Д<митрия> И<вановича>, это было так давно, что даже самые старые не помнят (так, по-моему, должна начинаться какая-нибудь сказка!), единственная, кто может быть, по слухам, знает — Оля Иловайская, но я ее боюсь пуще огня и живу, как страус, вобрав голову в плечи: что́ мне от нее будет за Пимена[545] — если прочтет! (Она недавно в третий раз вышла замуж и живет в Сербии.) И вдруг Ваш голос, бросающий мне это имя. Теперь ряд вопросов: 1) в каком Вы родстве и как Вы приходитесь Валерии? 2) Что Вы знаете про «Вареньку»? Скольких лет и отчего (от чего) она умерла? 3) Видали ли когда-нибудь ее карточку? 4) Ее имя, отчество и девическую фамилию. Словом, — всё, что знаете, ПОЖАЛУЙСТА. А Валерия, которая Вас не взяла жить к себе (в каком году? она ведь сама не жила в Трехпрудном с 1907-го, приблизительно, года. Когда же это могло быть? Сначала переехала от нас (Цветаевых, т. е. дочерей нашей матери) во флигель, а в 1908–1909 году ее уже не было, жила всегда за́-городом. в жутко-одиноких местах, Бог ее знает — почему… Когда это было и в какой дом, Трехпрудный или Пименовский Вы стучались? Мы с Асей, обе, вышли замуж в 1912 г.[546], она вместо VI, я вместо VIII кл<асса> — Господи, замечаю, что все это — скобка! Итак, начинаю сначала:) А Валерия, которая Вас не взяла жить к себе, — одно из самых жутких существ, которых я знала — не только в жизни. Моя мать не могла ее любить, и самое поразительное, что она ее не ненавидела. Но в моей матери жил дух протестантской, германской — справедливости, думаю, что она себе ненавидеть падчерицу — запретила: именно потому что — падчерица. Если бы Валерия была ее дочерью — она бы ее ненавидела[547]. Я ее ни в чем не виню, как нельзя винить явления природы, я только ее, даже мысленно, сторонюсь. И (не думайте, что я очень жалостлива) — жалею — за какие-то редкие ее прорывы — или попытки — нежности, заботы, — очень редкие, но все же бывшие. За одиночество, сжатость, сдавленность, основную недобрость всего существа. За то, что (она очень поздно вышла замуж, годам к 35-ти, за очень страшного с виду бородатого гиганта: крестьянина[548]) — все ее гигантские дети — умирали, не знаю, уцелел ли кто-нибудь. В последний раз, после девяти лет перерыва (живя в одном городе!) видела ее — нет, даже не видела, а было та́к: на каком-то чтении своих стихов в Кафе Поэтов[549] — в 1921 г. — в Москве, мне на перерыве подают записку: — Пришла тебя послушать и в восторге. — Как-будто узнаю, но все же спрашиваю: кто? какая с виду? — «Маленькая женщина, очень усердно Вам аплодировавшая, черноволосая, смуглая, остролицая». — Она! — Иду, а ее уже нет. Так мы с ней в последний раз не-встретились. Не видала ее уже: 9 + 1921 г. — 1934 г. — итого, двадцать два года. Жутко? Но ведь что-то, вопреки ненависти к моей матери и мне: нам, нашей расе — ее пригнало и заставило мне послать эту записку. У меня, вспоминая ее, всегда сердце щемит. Хотя — объективно — она чудище. Но это чудище все-таки — родное, трехпрудно-пименовское, и я его (чудище) все-таки глубже принимаю в сердце, чем любую бы, благоразумную и любящую «старшую сестру» (Старше меня на 10 лет.) Тяга — через всё — родства. Брат Андрей, недавно скончавшийся на руках у неродной сестры Аси, очень красивый (весь в В<арвару> Д<митриевну> Иловайскую!) был не менее странен, м<ожет> б<ыть> даже еще более, — совсем таинственен, но нас с Асей, по-своему, по-волчьи, скрытно, робко, под покровом шутки и насмешки — любил. И умирать пришел — к нам. Потому-то я так и жажду что-нибудь узнать о их, Валерииных и Андреиных, женских, материнских истоках. Дело здесь явно в матерях, ибо отец — один, и мы все — не в него. Разгадка В<алерии> и А<ндрея> — в первой жене Д<митрия> И<вановича>, их бабушке, той «Вареньке». Мать их (дочь «Вареньки», тоже Варвара) была, по всем рассказам, несложна́: красива, обаятельна, с небольшим певчим голосом, вся — в своей красоте. Уйдя — ушла вся. Всё, что знаете о той «Вареньке», жене Д<митрия> И<вановича> (а может быть Вы ошиблись и хотели сказать про дочь Д<митрия> И<вановича>, первую жену моего отца?) — умоляю! Мне не для рукописи, а для души, хотя рукопись — тоже, та же — душа.
_____
Почему Вы в Вильно? Откуда? Где были в Революцию? Есть ли у Вас дети? Какие?[550] У меня — 20летняя дочь и 9летний сын: Ариадна и Георгий: Аля и Мур. Мур — весь в меня. Ваше письмо человечно, глубо́ко, и — простите за смелость — умно, не письмо умно, а Вы. Прекрасно — о грошевой и о дорогой гордости, прекрасно, прочла это как из себя, да на известной глубине нет своего, потому что нет — чужого, всё — свое, и это свое — одно. Но ощущаю я это — больше с женщинами. И в природе. Голубчик, как Вы могли хоть на миг подумать, что я Вам не отвечу: на такой далекий — из того далека! — зов — не отзовусь? Ведь я, в том же Доме у Старого Пимена, вся на-лицо. Вы меня видите и слышите, читая мои строки. Я могу не отозваться только на подделку, только на «литературу», только на непонимание, т. е. обращение ко мне, как к «литератору». Я — не литератор: я живой человек, умеющий писать. Литературной жизнью, как никакой групповой, общественной — никогда не жила, в этом моя и сила[551], т. е. очевидно она-то меня от такого всю жизнь, с 16-ти моих лет (о, и раньше! просто с рожденья!) и охраняла. Я отзываюсь только на я. И никогда не отзовусь на самую блистательную и соблазнительную его подделку._____
Пишите. Отвечу, хотя, м<ожет> б<ыть>, не сразу: я очень изведена бытом: топкой, готовкой, стиркой, всей дробью дня, в котором у меня — много два часа на писание, да и то не сряду. Живу с 1917 г. изводящей жизнью: нестерпимой. Четвертое лето никуда не поеду: Кламар — парижский пригород. — Спасибо за оклик! МЦ.<Приписка на полях:> Будете отвечать — положите мой листок перед собою.
Впервые — Письма к Наталье Гайдукевич. С. 25–29. Печ. по тексту первой публикации.
15-34. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 18-го марта 1934 г., понедельник[552]Милый Вадим Викторович, Во-первых, самое сердечное спасибо за проданные билеты: знаю, как это трудно, при обилии вечеров[553]. И в такое же первых — спасибо за привет, и отклик, и оклик[554]. Теперь. Посылаю ОДУ ПЕШЕМУ ХОДУ[555], но, увы, в ней 96 СТРОК и она не делится, п<отому> ч<то> это не три отдельных стихотворения, а одно в трех частях. Коротких стихов у меня сейчас нет. Но что́ будет с Белым? В нем, всём, как я Вам уже писала, пять листов с небольшим, раньше как через 2 недели я с перепиской всей вещи не справлюсь: немыслимо, — ведь я пишу ПЕЧАТНЫМ, и «ОДУ», напр<имер>, переписывала — ЧАС. А мой черновик, по к<оторо>му читала, нечитаем. Ведь писала я своего Белого при труднейших обстоятельствах: у Мура была корь, нужно было особенно следить за печами, вообще домашняя работа — удвоилась, утроилась, — я на вечере еле сама разбирала, что́ написала. Можете ли Вы (вы) ждать две недели для получения всей вещи, или удовлетворитесь первой частью, к<отор>ой Вы не слышали[556], и к<отор>ую представлю в следующий понедельник. Ответьте! Рукопись распадается на две равных части. Если вторая больше, то всего на несколько страниц. Название вещи: ПЛЕННЫЙ ДУХ (МОЯ ВСТРЕЧА С АНДРЕЕМ БЕЛЫМ) Эпиграф будет из Фауста:
(Geister auf dem Gange)
Drinnen gefangen ist Einer![557]
Und er hat sich losgemacht![558]
Очень хорошо бы — книгу встреч. (Брюсов (к<отор>ый у меня уже есть), Макс, Белый и Блок[559], материалы к к<оторо>му у меня все уже есть.) Живых бы я не брала — только ушедших. Можно было бы и Есенина, хотя, как человека, я его не любила, была совсем к нему равнодушна и лучше, так относясь — не писать[560]. Только — любя Еще раз спасибо за привет и помощь. Жду. МЦ.
<Приписка на полях:> Умоляю сохранить в Оде мои знаки: они все продуманы!
Впервые — Надеюсь сговоримся легко. С. 46–47. Печ. по тексту первой публикации.
16-34. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 22-го марта 1934 г., четвергМилый Вадим Викторович, На этот раз — вот какое дело: Посл<едние> Новости просят у меня два отрывка из моего Белого, один из I ч<асти>, другой из II ч<асти> (по 300 газет<ных> строк). Меня бы это нельзя более устроило, у Али со вчерашнего дня тоже объявилась корь (только что отболел Мур), и у нее, видно, серьезнее, как всегда у взрослых (ей уже 20 лет!)[561] Д<октор> должен бывать через день, п<отому> ч<то> главная опасность — легкие. И всякие лекарства и, потом, усиленное питание. Поэтому я страшно обрадовалась лишнему заработку. Надеюсь, что редакция ничего не будет иметь против?[562] Ответьте, пожалуйста, поскорее и объясните соредакторам мое положение с болезнями детей. Белого переписываю и в понедельник представлю I ч<асть>. — Как понравилась Ода пешему ходу? Сердечный привет МЦ.
Впервые — Надеюсь сговоримся легко. С. 48. Печ. по тексту первой публикации.
17-34. Ю.П. Иваску
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 3-го апреля 1934 г.Милый Юрий Иваск, Короткая отпись, потому что завтра крайний срок сдачи моей рукописи о Белом в Совр<еменные> Записки (апрельский номер), а переписываю я ВОТ ТАКИМ ПОЧЕРКОМ (всю жизнь!), а в рукописи около четырех печатных листов. — Тронута постоянством Вашего внимания, и внутреннего и внешнего (хотя — внешнего — нет: ни внимания, ни, вообще, ничего) — говорю об ответной марке. Теперь на́спех, по существу: Может быть мой голос (la portée de ma voix[563]) соответствует эпохе, я — нет. Я ненавижу свой век и благословляю Бога (я знаю, что нельзя благословлять Бога, но та́к я говорила в детстве, и, чуть только не подумаю, и сейчас говорю) — что родилась еще в прошлом веке (26-го сентября 1892 г., ровно в полночь с субботы на воскресенье, в день Иоанна Богослова, у меня об этом есть стихи, кажется — в Психее:
<Приписка на полях:> Эпоха против меня не лично, а ПАССИВНО, я — против нее — АКТИВНО. Я ее ненавижу, она меня — не видит.
_____
Вот карточка[569]. Она тоже последняя. Поэтому, большая просьба: верните мне ее. Если она Вам нравится (она очень похожа), дайте переснять, и не будет нескромностью, если я попрошу у Вас несколько оттисков? Только пусть не печатают черно́, эта перечернена́: я, вообще, светлая: светлые глаза и светлые волосы (сейчас уже целая седая прядь). У меня часто просят, а сниматься я не люблю, да и времени нет, — у меня очень тяжелая жизнь. До свидания. Посылаю не перечитывая, могут быть ошибки в падежах. Рада буду, если напишете. Марина ЦветаеваP.S. Голову дайте переснять в медальоне, без этого неоправданного квадрата платья, кончающегося, вдобавок, фотографической туманностью. Нужен — овал.
Впервые — Русский литературный архив. С. 214–215 (с купюрами). СС-7. С. 385–386. Печ. полностью по СС-7.
18-34. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 6-го апреля 1934 г., Страстная пятница.Христос Воскресе, дорогая Саломея! (Как всегда — опережаю события и — как часто — начинаю со скобки.) А Вы знаете, что у меня лежит (по крайней мере — лежало) к Вам неотправленное письмо, довольно давнишнее, сразу после моего Белого, сгоряча успеха[570] — и горечи, что Вас не было, т. е. сознания, что я утратила для Вас свой последний смысл. Но так как основа моей личной природы — претерпевание, даже письма не отправила. А сейчас пишу Вам, чтобы сердечно поблагодарить за коревую помощь, о которой мне только что сообщила Е<лена> А<лександровна> И<звольская> — и окликнуть на Пасху — и немножко сообщить о себе. Начнем с Мура, т. е. с радостного: Учится блистательно (а ведь — французский самоучка! Никто слова не учил!) — умен — доброты (т. е. чувствительности: болевой) — средней, активист, философ, — я́ en beau et en gai[571], я — без катастрофы. (Но, конечно, будет своя!) Очень одарен, но ничего от Wunderkind’a, никакою уродства, просто — высокая норма. Сейчас коротко острижен и более чем когда-либо похож на Наполеона. Пастернак, которому я посылала карточку, так и пишет: — Твой Наполеонид[572]. С Алей — менее удачно: полная эмансипация, т. е. служба (у Гавронского-сына[573], между нами — задешево и на целый день, и, главное, после шести полных лет школы рисования!) — служба, ее изводящая: худоба, худосочие, малокровие, зевота, вялость, недосыпание, недоедание и, теперь, корь. He-моя порода — ни в чем, сопротивление (пассивное) — во всем. Очень от нее терплю. Все это — между нами: слишком много будет злорадства. Главное же огорчение — ее здоровье: упорство в его явном, на глазах, разрушении. И — ничего не могу: должна глядеть. Много зла, конечно, сделали общие знакомые, годами ведшие подкоп. Но это, кажется — всегда. Вообще, всё — всегда.
_____
С<ергей> Я<ковлевич> разрывается между своей страной — и семьей: я твердо не еду, а разорвать двадцатилетнюю совместность, даже с «новыми идеями» — трудно. Вот и рвется. Здоровье — среднее, т. е. все та же давняя болезнь печени. Но — скрипит. А я очень постарела, милая Саломея, почти вся голова седая, вроде Веры Муромцевой[574], на которую, кстати, я лицом похожа, — и морда зеленая: в цвет глаз, никакого отличия, — и вообще — тьфу в зеркало, — но этим я совершенно не огорчаюсь, я и двадцати лет, с золотыми волосами и чудным румянцем — мало нравилась, а когда (волосами и румянцем: атрибутами) нравилась — обижалась, и даже оскорблялась и, даже, ругалась. Просто — смотрю и вижу (и даже мало смотрю!)_____
Главная мечта — уехать куда-нибудь летом: четыре лета никуда не уезжали, Мур и я, а он — так заслужил. («Мама, почему мы ездили на́ море, когда я был ГРУДНОЙ ДУРАК?!») Со страстью читает огромные тома Франц<узской> Революции Тьера[575] и сам, на собственные деньги (десять кровных франков) купил себе у старьевщика не менее огромного Мишлэ[576]. Так и живет, между Мишлэ и Ми́кэй[577]._____
Е<лена> А<лександровна> И<звольская> пишет, что Ваша дочь выходит замуж[578]. Как всё это молниеносно! Помните, ее розовые и голубые толстые доколенные платья, к<отор>ые потом носила Аля?(Милая Саломея, не найдется ли для Али пальто или вообще чего-нибудь? Всякое даяние благо. Она теперь так худа, что влезет в Ваше, а ростом — с Вас, словом живой С<ергей> Я<ковлевич>. Если да́, она сама бы заехала, п<отому> ч<то> скоро возвращается на службу и у нее там обеденный перерыв. Хорошо бы, напр<имер>, юбку. У нее — нет.) Обнимаю Вас, милая Саломея, спасибо за память и помощь. МЦ.
Мы опять куда-то переезжаем: куда?? (До 1-го июля — здесь.)
Впервые — ВРХД. 1983. № 138. С. 187–188 (с купюрами), (Публ. Г.П Струве). СС-7. С. 159–161. Печ. полностью по СС-7.
19-34. А.А. Тесковой
Clamart (Seine) 10, Rue Lasare Carnot 9-го апреля 1934 г. Второй день ПасхиХристос Воскресе, дорогая Анна Антоновна! Сегодня — Ваш голос на маленькой узенькой бумажной полосочке, которую всегда с такой любовью и внимательностью читаю. Слава Богу, что «муха» расправляет крылья, молодец — «муха»! Я ее больше вижу большой птицей, Писала ли я Вам о том, что у обоих детей была корь? У Мура 1-го марта, у Али — 21-го, а все вместе длилось больше месяца. Теперь оба, слава Богу, здоровы. Завтра Мур опять в школу, Аля — на службу. На Пасху были в нашей маленькой кламарской русской церковочке и, как всегда, стояли снаружи, под разноцветными фонариками. Думала о Вас — и о Рильке, как он, двадцатилетним, стоял на соборной кремлевской площади[579]:
…als der grosse Iwan mich ans Herz schlug…[580]
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 112 (с большими купюрами). СС-6. С. 412. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 188-189.
20-34. В.В. Рудневу
<Апрель 1934 г.>[585]Милый Вадим Викторович, Вчера, уже на полдороге от Daviel’а[586], мне вдруг показалось (м<ожет> б<ыть> воздействие надвигающейся грозы!) что в наборе пропущено: (после последнего письма Белого[587], где он просит комнату и извещения в «Руле»[588]: ОТБЫЛ В СОВ<ЕТСКУЮ> РОССИЮ ПИСАТЕЛЬ АНДРЕЙ БЕЛЫЙ). ТАКОЕ-ТО НОЯБРЯ БЫЛО ТАКИМ-ТО НОЯБРЯ ЕГО ВОПЛЯ КО МНЕ. ТО ЕСТЬ УЕХАЛ ОН ИМЕННО В ТОТ ДЕНЬ, КОГДА ПИСАЛ КО МНЕ ТО ПИСЬМО В ПРАГУ, МОЖЕТ БЫТЬ, В ВЕЧЕР ТОГО ЖЕ ДНЯ. Умоляю проверить, и, если не поздно, вписать. (А м<ожет> б<ыть> только жара и авторские страхи!) До свидания! Спасибо за перевязочный материал[589], — уже пошел в дело! МЦ.
Вторник
Впервые — Звезда. 1995. № 2. С. 87 (публ. Е.И. Лубянниковой и Л.А. Мнухина). СС-1. С. 450. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 50.
21-34. В.Ф. Ходасевичу
15-го апреля 1934 г.Когда я, несколько лет тому назад, впервые подъезжала к Лондону[590], он был весь во мне — полный и цельный: сразу утренний, ночной, дождевой, с факелами, с Темзой, одновременно втекающей в море и вытекающей из него, весь Лондон с Темзой aller et retour[591], с лордом Байроном, Диккенсом и Оскар Уайльдом — сосуществующими, Лондон всех Карлов и Ричардов, от А до Z, весь Лондон, втиснутый в мое представление о нем, вневременное и всевременное. Когда же я приехала в Лондон, я его не узнала. Было ясное утро — но где Лондон туманов? Нужно ждать до вечера; но где Лондон факелов? В Вестминстерском аббатстве я вижу только один бок — но где оно — целиком, со всех сторон сразу? Мгновенности: места в автобусе, табачные лавки, монеты, опускаемые в отопление, случайности времяпрепровождения и собственного самочувствия, и — всюду лицо N., в моем Лондоне непредвиденного. Город на моих глазах рассыпа́лся день за днем, час за часом рассыпался на собственные камни, из которых был построен, я ничего не узнавала, всего было слишком много, и всё было четко и мелко — как близорукий, внезапно надевший очки и увидевший ¾ лишнего. Лондон на моих глазах рассыпа́лся — в прах. И только когда его не стало видно, отъехав от него приблизительно на час, я вновь увидела его, он стал возникать с каждым отдаляющим от него оборотом колес — весь целиком, и полнее, и стройнее; а когда я догадалась закрыть глаза, я вновь увидела его — мой, целый, с Темзой aller et retour, с Гайд-Парком, соседствующим с Вестминстерским аббатством, с королевой Елизаветой[592] об руку с лордом Байроном, Лондон единовременный, единоместный, Лондон вне- и всевременный. Конечно, это — налет. Останься я в нем, живи я в нем, без посещений Музеев и Аббатств, где-нибудь в норе, не глядя на него, но та́к, круго́м ощущая — он бы вошел сквозь мои поры, как я в него — сквозь его, каменные. Есть три возможности познания. Первое — под ве́ками, не глядя, всё внутри, — единственное полное и верное. Второе — когда город рассыпается, не познание, а незнание, налет на чужую душу, туризм. Третье — сживанье с вещью, терпение от нее, претерпевание, незанимание ею, нопроникновение ею. Так во́т — не удивляйтесь, милый В<ладислав> Ф<елинианович> — вот почему, когда Вы написали о встрече, беседе, я — задумалась. Вовсе не претендуя на «целого и полного» Вас, на это исчерпывающее и одновременно неисчерпаемое творческое знание, я все же, наедине хотя бы со звуком тех Ваших интонаций в ушах или букв Вашего письма — больше, лучше, цельнее, полнее, вернее Вас знаю, чем — сидя и говоря с Вами в кафе, в которое Вы придете из своей жизни, а я — из своей, и — того хуже: каждый из своего дня, никогда ничего общего с жизнью не имеющего. Если бы, как люди в старые времена, когда было еще время на дружбу, вернее — когда дружба считалась хлебом насущным, когда для нее должно было быть время, хотя бы четвертый час утра… итак, будем говорить просто <нрзб.> — если бы у этого кафе было будущее, завтрашний день, длительность, я бы сказала да (не Вам, это я не так скажу, а внутри себя!) — я бы просто перевела то общение на это, там — на здесь (хотя мне это всегда безумно трудно, я не привыкла к теснотам, а никогда в жизни такой не бывает свободы, полной и предельной, как внутри, — и не может быть)… О да, у жизни, как она ни тесна, есть своя прелесть и сила — хотя бы звук живого голоса, ряд неуловимостей, которых не вообразишь. Но та́к, туристически, налетом… Смотреть, который час (я же первая буду смотреть, только об этом и буду думать…). Для этого надо быть человеком городским, общительным, бронированным, дисциплинированным, отчасти даже коммерческим, неуязвимым всем своим равнодушием — к душам, безразличием — к лицам. Ничего этого во мне нет, а всё — обратное. Этот (девятый уже!) мой Париж[593] я вообще ни с кем не вижусь, все мои реальные отношения с людьми роковым образом (и рок этот — я, т. е. все мое — от меня) — разрушаются, вернее — рассеиваются, как дни, а последние годы — годы — я вообще ни с кем не общаюсь — само случилось, — и знаю, почему: связанность домом, отдаленность Кламара, мое отсутствие привычки к женской «теплоте» — это все ищут, а вовсе не:
легкий огнь, над кудрями пляшущий,
Дуновение — вдохновения…[594]
Впервые — Новый мир. 1969. № 4. С. 205-207 (публ. А.С. Эфрон). СС-7. С. 464-466. Печ. по СС-7.
22-34. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Дорогая Саломея! Итак, будем у Вас, — Мур и я — в пятницу к 12 ч<асам> 30 — 1 ч<асу>. А Аля, если разрешите, зайдет к Вам в другой раз, — мне гораздо приятнее повидаться с Вами наедине, вернее: приятность здесь ни при чем, а просто, когда два говорят (а говорить будем мы, п<отому> ч<то> мы, Вы как и я, не-говорить не можем!) — итак, когда двое говорят, а третий слушает — нелепость. А Мур — не третий, п<отому> ч<то> не только не слушает, но — не слышит: читает книжку или ест. Итак, до послезавтра. Наконец. Обнимаю Вас, люблю и радуюсь. МЦ.Среда, каж<ется> 18-го апреля 1934 г.
Мур Вас помнит и тоже очень радуется.
Впервые — ВРХД. 1983. № 138. С. 189 (публ. Н А Струве). СС-7. С. 161. Печ. по СС-7.
23-34. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10. Rue Lazare Carnot 19-го апреля 1934 г.Милый Вадим Викторович, Давайте — сноску[596]: * Kaufhaus des Westens — универсальный берлинский магазин. Та́к — все ясно. Сердечный привет МЦ.
Впервые — Надеюсь сговоримся легко. С. 51. Печ. по тексту первой публикации.
24-34. В.Ф. Ходасевичу
<Апрель 1934 г.>[597]Буду писать без лести Не бесцветное а двуцветное, черное: белое и не аллегоричное, в смысле + —, нет, черное и белое, и на бумаге, то есть именно писание (слово) а не живопись. Чтобы читать Гоголя не надо быть читателем творителем, ничего не надо досоздавать, нужно просто не быть слепым, чтобы увидеть Вашего Державина[598], нужно быть зрячим, то есть художником. Поэт это книга для немногих (а Пастернак, например, поэт живой <нрзб.> свой для всех…). Ваш Державин может быть написан разливанием красок на огромных полотнищах. (NB! С какой радостью я бы о нем написала, но — куда? Такие вещи не должны лежать.)[599] Вы уписали его в поэтический размер тетрадочной страницы, при чем, поймите, это не упрек, и не хвала, а отмечание своеобразия. А размер поэтической страницы ведь для любого полотнища безмерен как зрачок и та самая мозговая извилина. Отказ от размеров. И еще: сквозь эпоху Вы неустанно твердой рукой проводите черную (и <нрзб.> красную) линию судьбы Державина, не вдаваясь в срок, не соблазняясь им. Но — очень важное упущение: у Державина детей никогда не было[600], и вместе с тем он не назван бездетным. Неужели он нигде никогда ни словом об этом не обмолвился. В те времена, в таком семейственном сроке, в таком детном (sic!) воздухе, на такой плодородной почве — неужели ни одного стиха? В таком изобилии плодов мира и немира — неужели ни одного стиха? Вне жажды нового Державина, еще раз и нового себя, — есть, конечно, отцовство раненое. И в любви к многодетному Аксакову этого мотива не могло не быть[601]. Самое предельно и беспредельно волнующее, конечно, его последняя радость: Аксаков более чистый острый, и радуется молодому Пушкину (ибо Аксаков Державину давал Державина)[602]. Радость тому лицеисту — уже елисейская, уже с того берега.
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. НО—80 об.).
25-34. В.Н. Буниной
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 25-го апреля 1934 г.Дорогая Вера, — Наконец! — Но знайте, что это — первые строки за много, много недель. После бе́ловского вечера (поразившего меня силой человеческого сочувствия) сразу, на другое же утро — за переписку рукописи, переписку, значит — правку, варианты и т. д., значит — чистовую работу, самую увлекательную, но и трудную. Руднев ежеминутно посылал письма; скорей, скорей! Вот я и скакала. Потом — корректура, потом переписка двух больших отрывков для Посл<едних> Нов<остей>[603], тоже скорей, скорей, чтобы опередить выход Записок, но тут — стоп: рукопись уже добрых две недели как залегла у Милюкова, вроде как под гробовые своды. А тут же слухи, что он вернулся — инвалидом: не читает, не пишет и не понимает. (Последствия автомобильного потрясения.) Гм… Очень жаль, конечно, хотя я его лично терпеть не могу, всю его породу англизированного бездушия: Англия без Байрона и без моря — всю его породу — за всю свою (Байрона и моря без Англии!) — но все же жаль, п<отому> ч<то> старик, и когда-то потерял сына[604]. Жаль-то жаль, но зачем давать ему в таком виде — меня на суд?? Теряю на этом деле 600 фр<анков> — два фельетона, не считая добрых двух дней времени на зряшную переписку. После переписки, и даже во вре́мя, грянули нарывы, целая нары́вная напасть, вот уже второй месяц вся перевязанная, замазанная и заклеенная, а прививки делать нельзя, п<отому> ч<то> три-четыре года назад чуть не умерла от второго «пропидона» (?) и Н<адежда> И<вановна> Алексинская[605] (прививала она) раз-навсегда остерегла меня от прививок, из-за моего неучтимого сердца. Вот и терплю, и скриплю. Но главное, Вера, дом. Войдите в положение: С<ергей> Я<ковлевич> человек не домашний, он в доме ничего не понимает, подметет середину комнаты и, загородясь от всего мира спиной, читает или пишет, а еще чаще — подставляя эту спину ливням, гоняет до изнеможения по Парижу. Аля отсутствует с 8 ½ ч<асов> утра до 10 ч<асов> вечера. На мне весь дом: три переполненных хламом комнаты, кухня и две каморки. На мне — еде́льная (Мурино слово) кухня, п<отому> ч<то> придя — захотят есть. На мне весь Мур: про́воды и приво́ды, прогулки, штопка, мывка. И, главное, я никогда никуда не могу уйти, после такого ужасного рабочего дня — никогда никуда, либо сговариваться с С<ергеем> Я<ковлевичем> за неделю, что вот в субботу, напр<имер>, уйду. Так я отродясь не жила. И это безысходно. Мне нужен человек в дом, помощник и заместитель, никакая уборщица делу не поможет, мне нужно, чтобы вечером, уходя, я знала, что Мур будет вымыт и уложен во́время. Одного оставлять его невозможно: газ, грязь, неуют пустого жилья, — и ему только девять лет, а дети все — безумные, оттого они и не сходят с ума. А человека в дом это деньги, минимум полтораста в месяц, у меня их нет и не будет, п<отому> ч<то> постоянных доходов — нет: вот рассчитывала на П<оследние> Нов<ости>, а Милюкову «не понравилось» (пятый, счетом, раз!). Аля окончательно отлепилась от дома, с увлечением выполняет в чужом доме куда более трудную, чем в своем, берущую все время, весь день, тогда как дома у нее оставалось добрые ¾ на себя. Причем работает отлично, а дома разводила гомерическое свинство, к<отор>ое, разбирая, обнаруживаю постепенно: комья вещей под всякими кроватями, в узлах, чистое с грязным, как у подпольных жителей, не буду описывать — тошнит. Достаточно сказать Вам, что три дня сряду жгу в плите, порезая на куски, ее куртки, юбки, береты, равно как всякие принадлежности С<ергея> Я<ковлевича>, вроде пражских, иждивенских еще, штанов и жилетов, заживо сожранных молью — нафталина они оба не признают, издеваются надо мной, все пихают в сундуки нечищенное и непереложенное, и, в итоге — залежи молиных червей, живые гнезда — и сквозные вещи, которые только и можно, что мгновенно сжечь. Вода кипит — надо стирать, а сушить негде: одно кухонное окно. В перерыве бегаю за Муром и вожу его гулять — и сама дышу, с содроганием думая об очередном «угле», из которого: одна нога примуса, одинокая эспадрилья (где пара?), комок Алиных вылезших волос, к<отор>ые хранит!!! неописуемого вида ее «белье» и пять бумажных мешков с бутербродами, к<отор>ые ей давала с собой на 4 ч<аса> — зеленое масло, зеленое мясо, зеленый хлеб (все это она потихоньку выкидывала, предпочитая, очевидно, «круассан» в кафе, — меня легко обмануть!). Понимаете, Вера, из всех углов, со всех полок, из-за всех шкафов, из-под всех столов — такое. Неизбывное. И какое ужасное действие на Мура: я в вечной грязи, вечно со щеткой и с совком, в вечной спешке, в вечных узлах, и углах, и углях — живая помойка! И с соответствующими «чертями» — «А, черт! еще это! а ччче-ерт!», ибо смириться не могу, ибо все это — не во имя высшего, а во имя низшего: чужой грязи и лени. Мур — Людовиков Святых и — Филиппов — я — из угла, из лужи — свое. Прискорбный дуэт, несмолкаемый. Смириться? Но во имя чего? Меня все, все считают «поэтичной», «непрактичной», в быту — дурой, душевно же — тираном, а окружающих — жертвами, не видя, что я из чужой грязи не вылезаю, что на коленях (физически, в неизбывной луже стирки и посуды) служу — неизвестно чему! Если одиночное заключение, монастырь — пусть будет устав, покой, если жизнь прачки или кухарки — давайте реку и пожарного (-ных!). И еще лучше — сам пожар! И это я Богу скажу на Страшном Суду. Грехи?? Раскаяние? Ого-о-о!
_____
А, впрочем, я очень тиха, мои «черти» только припев, а м<ожет> б<ыть> лейтмотив. Нестрашные черти, с облезшими хвостами, домашние, жалкие._____
Страшно хочется писать. Стихи. И вообще. До тоски. Вчера — чудная встреча на почте с китайцем, ни слова не говорившим и не понимавшим по-франц<узски>, говорившим, Вера, по-немецки! в полной невинности[606]. И почтовая барышня (он продавал кошельки и бумажные цветы) — C’est curieux! Comme le chinois ressemble à l’anglais![607] — Я: — Mais c’est allemand qu’il vous parle![608] И стала я при моем китайце толмачом. И вдруг — «Ты русский? Москва? Ленинград? Хорошо!» — Оказывается, недавно из России. Простились за руку, в полной любви. И Мур, присутствовавший: — Мама! Насколько китайцы более русские, чем французы! Милая Вера, как мне хотелось с этим китайцем уйти продавать кошельки или, еще лучше, взять его Муру в няни, а себе — в отвод души! Как бы он чудно стирал, и гладил, и готовил бы гадости, и гулял бы с Муром по кламарскому лесу, играл бы с ним в мяч! Мои самые любимые — китайцы и негры. Самые ненавистные — японцы и француженки. Главная моя беда, что я не вышла замуж за негра, теперь у меня был бы кофейный, а м<ожет> б<ыть> — зеленый Мур! Когда негр нечаянно становится со мной рядом в метро, я чувствую себя осчастливленной и возвеличенной. А мой не-зеленый Мур дивно учится, умнеет не по дням, а по часам, не дает себя сбивать с толку помойками. (— Плюньте, мама! Идите писать! Ну́, мо́ль, ну́, Алины мерзости… — при чем тут Вы??) Выстирала его пальто, детское, верблюжье, развесила на окне, — «Смотри, Мур, вот твое детское, верблюжье. Видишь волосы?» — Мур с почтением: — Неужели верблюд??? (Озабоченно:) — Но где же его горб?? После ужасающей молино-нафталиновой сцены: — Вот ты видишь, Мур, что́ значит такой беспорядок. Ведь — испугаться можно! — Га-дость! Еще chauve-souris[609] вылетит!_____
Получила, милая Вера, Терезу[610]. Сберегу и верну. Но боюсь, что буду только завидовать. Любить Бога — завидная доля!Бог согнулся от заботы —
И затих.
Вот и улыбнулся, вот и
Много ангелов святых
С лучезарными телами
Сотворил.
Есть — с огромными крылами,
А бывают и без крыл…
Оттого и плачу много,
Оттого —
Что взлюбила больше Бога
Милых ангелов Его.
(Москва, 1916 г.)[611]
<Приписка на полях:> Письмо написано залпом. Не взыщите! М<огут> б<ыть> — ошибки. Бегу за Муром.
Впервые — НП. С. 464–468 (с купюрами). СС-7. С. 269–272. Печ. полностью по СС-7.
25а-34. В.Н. Буниной
<Конец апреля 1934 г.>[612]Дорогая Вера. 1) <зачеркнуто: Спасибо за доверие, верно знаете меня>. 1) Все по прежнему (мы с вами уже в той стране, где времени нет, то есть измененной). 2) Не писала: из-за переписки и правки Белого 2) <зачеркнуто: из-за нарывов, которые меня едят поедом> из-за нарывной напасти, которая длится уже два месяца, мне два года назад делали прививку, даже -ки, но я после второй чуть не умерла и врач отказался делать третью (пропидон). Живу в непрерывном чувстве боли, нытья, похожих на зубную. Хожу на перевязку. Лечусь кустарно. А третья причина — моль. Мои домашние презирают меня за нафталин, наводнение дома молью. Раз днем и вечером жгу сквозные штаны, такие же юбки и так далее. Жгу и в плите. Жгу и вместилище. Каждый день — стираю, сушу. Вообще сейчас убираю — и конца края не видно. Дом переполнен неизвестными предметами, с которым владельцы их расставаться не хотят, им — дела нет: даже не глядят, а когда я умоляю заняться разборкой, объявляют меня сумасшедшей. Уже две недели не пишу ни строки. Выбраться некуда, вот и жду
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. 86).
26-34. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 2-го мая 1934 г.Милый Вадим Викторович, Большая просьба: так как, очевидно, мои стихи «Ода пешему ходу» в С<овременных> 3<аписках> не пойдут[613], верните мне их, пожалуйста, чтобы не пропала работа по переписке, — м<ожет> б<ыть> еще куда-нибудь пристрою, а нет — отправлю кому-нибудь из моих далеких корреспондентов (есть в Харбине, есть в Эстонии)[614] которому это будет — радость. А у меня в П<оследних> Нов<остях> сидит враг[615], могущественный, к<отор>ый не пропускает моего отрывка из «Пленного Духа»[616], горячо прошенного у меня рядом членов редакции, и этим лишает меня 300 фр<анков> — жизни. Я даже подозреваю — кто́: по личному своему к нему отвращению — вернее: от него (отвращаться от). Сердечный привет и очень жду «Оды», если еще не погибла в корзине. МЦ.
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 201. СС-7. С. 450. Печ по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 51.
27-34. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 9-го мая 1934 г., средаДорогой Вадим Викторович, Спасибо за заботу. Деньги очень нужны, хорошо бы — 300 фр<анков> (режет Мурина школа!). До последней минуты я надеялась на Посл<едние> Нов<ости>, но они моего Белого явно похоронили, хотя сами же просили и даже торопили[617] — (Сами — да не те!) Дело, думаю, в Милюкове, которому, как материалисту, все ду́хи, а особенно «пленный», вроде Белого, ничего на земле не умеющие — должны претить, как мне — все обратное, т. е. все́умение. Это гораздо глубже, чем вражда личная (да ее и нет!), это вражда — рас, двух особей, и моя, конечно, побита — везде, всегда. И это мне еще наказание за отвращение к газете — ко всякой, всем![618] Вид ненавижу, лист ненавижу. Брезгую. Такая роскошь — оплачивается. Если увидите Демидова[619], запросите — в чем дело? Хотя уверена, что — в том. Сердечный привет и еще раз спасибо. МЦ.
<Приписка на полях:> Будут мне оттиски Белого? Впрочем, Вы всегда даете, а как это меня выручает! Идут но всему свету, даже завидно.
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 201–202. СС-7. С. 451. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 52.
28-34. Н.А. Гайдукевич
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 9-го мая 1934 г., средаДорогой друг, — Наконец-то! Была корь — сначала у сына, потом у дочери, была срочная переписка и правка моего Белого (Пленный дух, — пойдет в следующем № Совр<еменных> Записок) была переписка двух отрывков из него же — для Последних Новостей, заказанных Новостями и не взятых (не выносит меня! да и Белого) Милюковым, наглухо положенных им под сукно, без объяснения причин. Были и есть — хотя это и неэстетично — нарывы, целая нары́вная напасть, по железа́м, вот уже полных два месяца: компрессы, пластырь, примазка и т. д., а прививки делать нельзя, п<отому> ч<то> я уже, года три назад, чуть не отправилась, после второй, на тот свет — я, с моим железным, но неучтимым (сюрпризным!) сердцем. А теперь — поиски квартиры, плачевные, потому что ищем мы: Мур и я, — я, совершенно, до ужаса, до неправдоподобия лишенная «Orientirungssinn»[620], с полной атрофией чувства местности, мало — атрофией: с каким-то злостным рожденным даром идти всегда — не туда, и даже не в обратную сторону (тогда было бы просто!) но еще куда-то в третьем направлении, неучтимом, как мое сердце, я, у́чащая свою улицу наизусть, как когда-то «точные науки», которых не понимала, я, после года житья не узнающая своей «Lazare Carnot», я, умеющая ходить только по прямой линии и которую бы нужно было водить как слепца — и Мур, которому девять лет, которому все время хочется свистеть, который, зная меня, не верит ни в какие бытовые удачи, которого на «новой квартире» интересует только собака (будет или нет?) или качели (если «павильон с садом») и, во всяком случае, забор перед носом, через который ему никак не удается заглянуть в чужой (м<ожет> б<ыть> наш будущий) двор. Так что, выходит, не он меня водит — как собака — слепого, а я — его, как ручного тигренка или львенка, рвущегося из рук. И ясно, что мы — эта данная пара — никакого доверия «propriétair» aм и «agences de location»[621] внушить не можем. У меня вид — не дамы, а у него совершенно определенный вид — льва на привязи. Мур, который отлично ориентируется, совсем не видит ну́жды менять квартиру — «раз зима прошла и печек нет», забывая, что они, т. е. угар, холод, грязь, зола, тасканье угля на 4 этаж и стаскивание с него золы — тоннами — опять будут, и как скоро! Дочь служит. Значит, мы с Муром — в виде прогулки. Хороши прогулки — агентства, которые не доверяют (я прилично одета, но, повторяю, не дама: не похожа ни на кого, это — роковое!), владельцы, которые не впускают, звонки, которые не звонят — я всё еще пытаюсь (уже 9 лет, с самого приезда во Францию!) найти за 4 тыс<ячи>, в год «un pavillon avec jardin»[622] — просто: нечто обитаемое с садиком — то́, что сейчас у всех русских, у которых дети, и даже у еще более нищих, но у всех есть бабушки, тетушки, какие-то пожилые шнырялы, — а у меня — никого, мало того — я и через 20 лет не буду такой шнырялой: не дано. Изредка, себе в утеху, вернее: чтобы продышаться, опомниться — пишу стихи, которые мне аккуратно и вежливо, даже с соболезнованиями, возвращают Совр<еменные> Записки, как непонятные для среднего читателя — а Посл<едние> Нов<ости> и посылать не позволяют: раз навсегда Ваших стихов не берем: ни старых ни новых ни понятных ни непонятных ни лирических ни эпических — никаких[623]. (Приказ идет от Милюкова.) Вот моя жизнь. А еще вчера, как последнее издевательство, квартирный налог в 475 фр<анков> — за что́?? И Мур: — «Мама, Вы вот радовались ландышам, а они „porte-malheur“»[624] (NB! У французов первомайские ландыши «porte-bonheur»[625], точно еще какое-нибудь бо́льшее счастье может быть от ландыша, чем он сам!) — Почему?? — После них сразу налог пришел: столько франков сколько этих белых бубенчиков. Хотите посчитать?
_____
Ваше письмо — прекрасно. Ваша юношеская повесть[626] — прекрасна. И личико прелестно — на той юношеской (девической) карточке, точно — вслушивающееся. Чудные глаза. Но, милый друг, будь Вы тогда в тысячу раз «красивее» — тот бы все равно ушел, п<отому> ч<то> никакая «красота» не в состоянии была бы убить Вашего лица, лица Вашей души, которой все «jeune-premiers»[627] на сцене и в жизни — бегут как пожара: театрального занавеса, охваченного достоверным пламенем. Дело не в красоте, дело в лице, которое мужчинам не только не нужно — страшно. Красота не при чем: не влюбился же Пушкин в гениальную красавицу Россет[628] (позже — Смирнову) а влюбился в бревно Гончарову. А — недалеко ходя — Маяковский с его пожизненной страстью к кукле, Лиле Брик[629], и смертью из-за другой куклы, которой даже имени не знаю[630]. А если уж поэты — та́к, то чего же ждать от вообще-мужчины? Нас могут любить — только духи. (Почитайте моего «Пленного духа».) Но об этом всём — в другой раз, хочу чтобы это письмо ушло нынче, а через 10 мин<ут> надо бежать за Муром в школу._____
Вы спрашиваете, дорогой друг, что́ Вы для меня можете сделать. В будущем — очень много (у меня целый план, вполне осуществимый, но отдаленный, много зависит от Вас, да всё — кажется. Напишу подробно. По-моему — чудный! Для нас обеих.) Пока же — подарите мне книгу: Olav Duun Die Juwikinger[631] Herausgegeben von J. Sandmeier Verlag Rutten und Loenig Frankfurt am Main Два тома: 1. Band — Per Anders und sein Geschlecht 2. Band — Odin[632] Об этой вещи я люто мечтаю вот уже пять лет. Не куплю ее никогда, ибо дорога́, как все немецкие книги. Особенно — в переплете, а переплет — душу отдать! (видела у знакомых книгу в том же издании) — полотняный, с цветным скандинавским орнаментом. Olav Duun — лучший (после Сигрид Унсед)[633] писатель Норвегии, эта вещь — эпопея. Жизнь моря, фьорда, рода. Лютая мечта! Счастье наверняка на три, по крайней мере, месяца, п<отому> ч<то> читаю только поздней ночью, когда всё кончено, и все спят — и заботы спят! их укладываю в десять, и — слушаются. Счастье не на три месяца, а на всю жизнь, п<отому> ч<то> с такой книгой не расстанусь никогда. Когда я читала эпопею Sigrid Unsed — дали на все лето! — («Kristin Law ranstochter», в трех томах) я была счастлива, и вспоминаю это лето — как блаженство, которое вечно оплакиваю.— Вот. —
_____
— Десять минут прошли. Обнимаю. МЦ. <Приписки на полях: > Не написала Вам ни о детях (Ваших, чудных!), ни о карточках, ни об открытках, ни о своей Польше[634], ни о своей «некрасоте», — знаю, сознаю, но есть часы, и часы показывают 10 ч<асов> 30 мин<ут> (даже больше) а я непременно хочу, чтобы письмо ушло сегодня, сейчас, иначе — разонравится, не отправлю, опять месяц буду собираться… И мы с Вами — только начинаем! У меня для Вас лежат оттиски моих вещей, прозы и стихов, но нужно — упаковать, т. е. найти бумагу — и минуту. Но — сделаю. Пришлите карточку. Скоро еще напишу.Вильна — мой город: обожаю холмы. Их мое сердце — выносит — и как![635]
Впервые — Письма к Наталье Гайдукевич. С. 35-43. Печ. по тексту первой публикации.
29-34. В.Ф. Ходасевичу
<Май 1934 г.>Нет, надо писать стихи. Нельзя дать ни жизни, ни эмиграции, ни Вишнякам, ни «бриджам»[636], ни всем и так далеям — этого торжества: заставить поэта обойтись без стихов, сделать из поэта — прозаика, а из прозаика — покойника. Вам (нам!) дано в руки что-то, чего мы не вправе ни выронить, ни переложить в другие руки (которых — нет). Ведь: чем меньше пишешь, тем меньше хочется, между тобой и столом встает уже вся невозможность (как между тобой и любовью, из которой ты вышел). Конечно, есть пресыщение. Но есть и истощение — от отвычки. Не отрешайтесь, не отрекайтесь, вспомните Ахматову:
А если я умру, то кто же
Мои стихи напишет Вам?[637] —
Впервые — Новый мир. 1969. № 4. С. 207 (публ. А С. Эфрон). СС-7. С. 466. Печ. по СС-7.
30-34. Ю.П. Иваску
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 12-го мая 1934 г.Конечно — старого[638], во мне нового ничего, кроме моей поэтической (dichterische) отзывчивости на новое звучание воздуха. За меня бы дорого дали, если бы я существом отзывалась, как дорого дали — за Маяковского и, дорого дав, и то не удержали! Как я могла родиться — нового?! Я — дважды, как факт и как суть. Неужели Вы думаете, что я могу снизойти до перевода, прибавки тринадцати дней[639] — и ради чего, чтобы оказаться рожденной по ненавистному мне, не-моему календарю, которого тогда и в помине не было, а в моем помине (помине обо мне) и не может быть и не смеет быть! Да еще в сентябре — вместо октября!
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.
Между воскресеньем и субботой
Я повисла, птица вербная,
На одно крыло — серебряная,
На другое — золотая…
Москва, 1920 г.[641]
_____
Конечно, Толстого не люблю, т. е. люблю его жизнь и смерть, его одинокую муку, его волчиное сердце, но почти — сочувственно, как grand camarade de malheur[642] — и еще сундук с Наташей Ростовой, и «поцелуйте куклу», и танец, и окно, но это уже — Mignon[643], а не Толстой. (И неизмеримо больше Толстого люблю — Гёте.) Достоевский мне в жизни как-то не понадобился, обошлась, но узнаю себя и в Белых Ночах (разве Вы не видите, что все Белые Ночи его мечта, что никакой Вареньки не было, т. е. была — и прошла (мимо), а он этим мимо — жил) и, главное, запомните, — в Катерине Ивановне[644] с шалью и голыми детьми, на французском диалекте. Это я — дома, и в быту, и с детьми, и в Сов<етской> России и в эмиграции, я в той достоверной посудной и мыльной луже, которая есть моя жизнь с 1917 г. и из которой — сужу и грожу. И — кажется последнее будет вернее всего — я в мире люблю не самое глубокое, а самое высокое, потому русского страдания мне дороже гётевская радость, и русского метания — то уединение. Вообще, не ошибитесь, во мне мало русского (NB! сгоряча ошибаются все), да я и кровно — слишком — смесь: дед с материнской стороны (Александр Данилович Мейн — Meyn) — из остзейских немцев, с сербской прикровью, бабушка (урожд<енная> Бернацкая) — чистая полька, со стороны матери у меня России вовсе нет, а со стороны отца — вся. Так и со мною вышло: то вовсе нет, то — вся. Я и духовно — полукровка. Толстого и Достоевского люблю, как больших людей, но ни с одним бы не хотела жить, и ни в курган ни на остров их книг не возьму — не взяла же. Из русских книг больше всего люблю Семейную Хронику и Соборян[645], — два явно-добрых дела. За добрую силу. Время года? Осень, конечно, с просветами и просторами, со сквозью, с собственными большими шагами, всегда большими, а осенью — гигантскими. Я — рожденный ходок. Кстати, мне недавно вернули из Совр<еменных> Записок мою «Оду пешему ходу», уже набранную, — в последнюю секунду усумнились в понятности «среднему читателю». Хотите — на память?[646] Стихи Милонова[647] восхитительны; уже от первой строки озноб (со-вдохновения).Теперь — просьба. Вы можете меня сделать наверняка — счастливой. У меня есть страстная мечта, уже давно: а именно III том трилогии Sigrid Undset «Kristin Lawranstochter»[648] — У меня есть I ч<асть> и II ч<асть> (Der Kranz, Die Frau[649]) но III ч<асти> — Das Kreuz[650] нет. Sigrid Undset Kristin Lawranstochter Band III. Das Kreuz
Herausgegeben von J. Sandmeier. Rutten und Loening Verlag Frankfurt am Main. Но книга дорога и просьба нескромна, и, чтобы быть вполне нескромной — в переплете, ибо две другие у меня в переплете сером полотняном, с норвежским сине-красным орнаментом — душу отдать! Это, именно эта III ч<асть>, моя любимая книга в мире. И Вы бы мне ее надписали. Только — не сделайте та́к, как сделал один здешний молодой поэт: с радостью обещал, каждый раз встречаясь говорил, что выписал вот-вот придет, я ждала полгода («…ich bin leicht zu betrügen» Goethe[651]) <далее на полях:> и наконец он признался, что никогда и не заказывал[652]. Правда низость? (дважды). Теперь — Вам — вопрос: что из моих вещей у Вас есть: книги и из периодической прессы. Пришлите точный перечень (отдельных стихов в журналах не помечайте, поэмы — да). Дело в том, что я к 1-му июля переезжаю[653], и около 15-го июня буду перебирать все свое рукописное и печатное добро — залежи! Возможно, что многое найдется, чего вы не знаете. Просмотрите внимательно и отпишите точно, тогда в один прекрасный день получите веский пакет — с Вам неизвестной мной. Спасибо за карточки. Буду рыться — еще пришлю. Ученика[654] перепишу — обещаю — но прежде <слово нрзб.>. На статью Вашу у меня ряд отзывов — себе в тетрадь. Выберу час я перепишу. Напишите — как Вы меня видели во сне? Отвечу честно — я́ это была или нет.
В век сплошных Скоропадских,
Роковых скоростей —
Слава стойкому братству
Пешехожих ступней!
Все́утёсно, всерощно.
Прямиком, без дорог,
Обивающих мощно
Лишь природы — порог,
Дерзко попранный веком.
(В век турбин и динам
Только жить — что калекам!)
…Но и мстящей же вам
За рекламные клейма
На вскормившую грудь!
— Нет, безногое племя,
Даль — ногами добудь!
Слава толстым подметкам,
Сапогам на гвоздях,
Ходокам, скороходкам —
Божествам в сапогах!
Если есть в мире ода
Богу сил, богу гор —
Это взгляд пешехода
На застрявший мотор.
Так солдат на дивчину
Не осклабит лица:
Пешехода на шину
Взгляд — что лопается!
Поглядите на чванством
Распираемый торс.
Паразиты пространства,
Алкоголики верст,
Что сквозь пыльную тучу
Рукоплещущих толп
Расшибаются. — Случай?
Дури собственной — столб.
2.
Вот он, грузов наспинных
Бич, мечтателей — меч,
Красоту, как насильник
С ног сшибающий: лечь!
Не ответит и ляжет
Как могила — как пласт, —
Но лица не покажет
И души не отдаст…
Ничего не отдаст вам
Ни апрель, ни июль —
О безглазый, очкастый
Лакированный нуль!
Между Зюдом и Нордом —
Поставщик суеты!
Ваши форды (рекорды
Быстроты: пустоты),
Ваши Рольсы и Ройсы —
Змея ветхая лесть!
Сыне! Господа бойся,
Ноги давшего — бресть.
(На ногах, что не пухли
Вдоль равнин и моррэн —
Вижу тихие туфли
Мертвецовы — взамен
Лакированных лодок.
О, холодная ложь
Манекенных колодок,
Неступивших подошв!)
Слава Господу в небе,
Богу круч, Богу гряд,
За гранит и за щебень
И за кварц и за шпат —
Чистоганную сдачу
Под пятою — кремня
И за то, что — ходячим
Чудом — создал меня!
3.
Дармоедством пресытясь,
С шины спешится внук.
Пешеходы! Держитесь
Ног, как праотцы — рук.
Где предел для резины —
Там простор для ноги.
Не хватает бензину?
Вздоху — хватит в груди!
Как поток жаждет прага,
Так восторг жаждет — трат.
Ничему, кроме шага
Не учите ребят!
По ручьям, по моррэнам,
Синей зыбью степной,
Чтобы Альпы — коленом
Знал, Саванны — ступней.
Я костьми, други, лягу —
За раскрытие школ!
Чтоб от первого шага
До последнего — шел
Внук мой, отпрыск мой! мускул,
Переживший Аид!
Чтобы в царстве моллюсков —
На своих-на двоих!
<Приписки на полях:> NB! А моррэна — почти-что Марина! Правда, чудное слово? МЦ. И сколько таких стихов во мне еще спит, ненаписанных, незаписанных — из-за подлой жизни! Мне всегда хочется писать.
Впервые — Русский литературный архив. С. 215–217 (с купюрой). СС-7. С. 386–389. Печ. полностью по СС-7 (с дополнением «Оды пешему ходу» и уточнениями).
31-34. В.В. Рудневу
17-го мая 1934 г. Clamart (Seine) 10, Rue Lazare CarnotМилый Вадим Викторович, Спасибо за аванс (300 фр<анков>) и книгу. Страшно рада, что рядом с письмами[655]. Их прочла в первую голову — потрясающий документ: целый обвинительный акт — БЫТУ. Себя еще не читала, — листала, и, пока, опечаток нет. Спасибо! МЦ.
<Приписка на полях:> А Ода ушла[656] в Tallin Kopli Estonie — И явно — ПЕШКОМ!
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 53. Печ. по тексту первой публикации.
32-34. М.Л. Кантору
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 23-го мая <1934> средаМилый Михаил Львович, Умоляю о корректуре, верну в день получения, сама завезу куда надо[657]. Очень грязная рукопись, — правила до последней минуты, много вставок, перечерков, — непременно напутают. И очень важно расположение двух последних строк.
_____
т. е. чтобы подпись посредине, а не сбоку, п<отому> ч<то> она часть текста, сами увидите[658]. У-МО-ЛЯ-Ю! (корректуру). Если надо — приеду сама, куда скажете. В Clamart ходят pneu. Сердечный привет. МЦ.Впервые — НП. С. 392. СС-7. С. 471. Печ. по СС-7.
33-34. Ю.П. Иваску
Clamart (Seine) 10 Rue Lazare Carnot <25> мая 1934 г.[659]Знаете, что мне первое пришло в голову, когда я ощутила в руках всю весомость «Das Kreuz»…[660] (Даже руки, не ждавшие, ждавшие обычной хламной невесомости «Последних Новостей», немножко сдали, пошли вниз, — так с моей матерью было на Урале[661], на заводе, когда директор, шутки ради, положил ей в руки плитку золота, тяжести которого она не могла учесть.) Этому человеку я бы оставила все мои рукописи. — Это была моя благодарность — невольная, крик всего моего существа, настоящий инстинкт самосохранения, — непогрешимый жест — сна. И — не отказываюсь: у меня никого нет, кому бы я это доверила. Пастернак — мой несколько старший сверстник, и даже, если бы — на такого такую гору обвалить — убить. (Он после каждой моей строки ходит как убитый, — от силы потрясения, силы собственного отзыва, — он бы в первой уже странице (моих несчетных, огромных черновых тетрадей!) зарылся, был бы завален мной как шахтер — землей.) Ася? (Сестра, в Москве, перебираю близких) Ася любит меня безмерно, но — «земля наша богата, порядку в ней лишь нет»[662], кроме того, в одну великодушную минуту — могла бы сжечь всё, как всегда жгла всё свое. Кроме того, мы с ней тоже сверстницы (немножко моложе). Аля? (Дочь.) У нее будет своя жизнь, да и рукописи мои, нужно думать, один уже вид моих синих огромных, беспощадных каких-то, тетрадей, ей за жизнь — успеет надоесть! Ведь, как родилась — всегда тетрадь, и я всегда над ней, на ней (добычу терзает и треплет над ним). Мур? (Сын.) Ему сейчас девять лет и он активист — а не архивист. Плохой был бы подарок? Итак, у меня никого нет, кроме Вас и — хотите-не хотите — придется. Объективные данные: Вы намного моложе меня (я родилась в 1892 г., в паспорте по ошибке написано 1894, т. е. я умоложена на два года, но я не «пользуюсь», — какие же два я бы из своей жизни вычеркнула?! — т. е. этого 26-го старого (прибавьте 13 дней[663] и в тот день непременно поздравьте, — меня давно никто не поздравляет, а, по-мо́ему, все-таки есть с чем! Когда мне (молчаливо и уединенно) исполнилось сорок, я мысленно надписала на своей могильной плите: — Quarante ans de noblesse[664] —) — итак, этого 26-го старого сентября мне будет сорок два года, — а Вам? Итак (данные) 1) Вы намного моложе меня 2) Вы ЛЮБИТЕ стихи, т. е. без них жить не можете и не хотите 3)Вы где-то далёко одиноко, по собственному почину, без великого воспомоществования личной встречи (ведь и Мирский и Слоним писали зная меня, стали писать потому что знали) без всякой личной затронутости (какова бы она ни была) без всяких подстрочников — чисто — как если бы я умерла сто лет назад — «открыли» меня, стали рыть, как землю 4) Вы — все-таки — немец? Т. е. какой-то той (и моей также! мой дед, Александр Данилович Мейн, был выходец из остзейских краев, о нем его знавшие говорили «важный немецкий барин») — мне родной — крови: волевой, превозмогающей, идущей ноши, Pflicht-Blut[665] — верной как ни одна! (Вы эстонец? А кто — эстонцы? Германцы? Скандинавы? Монголы? Я ничего не знаю, непременно ответьте. Смесь чего — с чем? Какова, в двух словах, история края и народа? Не сейчас, а — тогда. Есть ли эпос? Какой? Хочу знать своего душеприказчика.) Откуда в Вас страсть к стихам? В Вас ведь двое: стихолюб и архивист. Ведь надо же вырыть те стихи к Державину[666]. Кто в роду — любил? У меня — достоверно — мать и дед (ее отец), стихотворная моя жила — оттуда, а чисто-филологическая — от отца, хотя мать тоже была предельно одарена — знала пять языков, не считая родного русского, а шестой (испанский) выучила уже незадолго до смерти (умерла молодая, как все женщины по ее польской материнской линии)[667]. — Итак, принимаете? «Бедных писаний моих Вавилонская <sic!> башню…» (Москва. 1916 г.)[668] — уже тогда знала, что «бедных» и что — Вавилонская — и что — башня.
J’étais repoussé du genre humain
Et j’étais assis à l’ombre d’un veau marin.
J’étais le jouet des lames de la mer
Et je me maudissais d’avoir quitté mon père
Et d’avoir repoussé tout le genre humain
Et de m’être assis à l’ombre du veau marin
Впервые — Русский литературный архив. С. 217 (фрагмент). СС-7. С. 389–390 (полностью). Печ. по СС-7.
34-34. А.А. Тесковой
Clamart (Seine) 10, Rue Lasare Carnot 26 гомон 1924 г.Дорогая Анна Антоновна, День начался та́к. У меня с вечера всегда все готово, но вышло та́к, что не оказалось ни масла, ни молока, и я с вечера Але: — Аля, ложись пораньше, п<отому> ч<то> завтра придется сходить за маслом и молоком. (Молочная в пяти минутах). Утром, в 7 ½ ч<асов> спрашиваю: — Аля, ты скоро идешь? — Ответ: — Я уже ушла. (М<ожет> б<ыть> это остроумие, по мне не остро́ и не умно́). Наконец — уходит, приходит, начинает мыть посуду, потом вытирать, и когда я хочу ей налить кофе: — Вы бы мне раньше налили, теперь я уже не успею — и уходит к себе в комнату. Я — ей: — Аля, но зачем же ты тогда мыла посуду? — Когда я не мо́ю, Вы тоже недовольны. — Но я еще менее довольна, когда ты уходишь без еды. Кроме того, сейчас только 8 ч<асов> 10 мин<ут>, ты же всегда уходишь в 8 ч<асов>30 мин<ут>. — А сегодня суббота. — При чем тут суббота? — (Захлопывает дверь. Я посылаю Мура открыть.) Она: — А, Вы еще не кончили? А я думала — давно. После чего, минут через десять, уходит, вместо прощания хлопнув дверью. Вот мой ответ на голубоглазую девочку и «богиню». Да, в молочную не пошла я, п<отому> ч<то> у меня с вечера был компресс, с ватой, с клеенкой (два месяца — нарывы. А сейчас два сразу — не подмышка, а сплошная болячка, а прививки делать нельзя из-за сердца, ненадежного) — так во́т, из-за компресса пойти не могла, попросила ее. И все это — со зла, ибо знаете как я забочусь о ее здоровье и что мне этот ее уход натощак — нож в сердце. Эта сценка — весь тон наших с ней отношений, возникает по всякому поводу. С ней жить я уже больше не могу. И не буду. Если уйдет с этого места, на к<отор>ое я ее не посылала, от к<оторо>го всячески отговаривала, ибо 6 мес<яцев> уже карандаша в руки не берет, а училась 6 лет, — не говоря уж о том, что это было — убить в корне мою работу, обречь меня делать по дому — всё, целый день — всё, без смены и замены: и Мур, и рынок, и варка, и стирка, и посуда, и штопка, — всё, всё — итак, если уйдет с этого места — пусть ищет другое, я ее больше не выношу. Пусть хлопает дверью — другим, дерзит — другим, остроумничает — с другими. Но, конечно, все это только дома, с другими она мила, предупредительна, скромна, все очарованы, и только один голос: — «Какой у нее шарм!» Т. е. именно то, чего у меня никогда не было: у меня было одно: да — да, нет — нет, остальное есть от лукавого. Но людям нужна — видимость, а видимость, во всех смыслах, у нее очень приятная. Внутренности же я ее не знаю. Думаю, что в глубине она добра, а на самой глубине — равнодушна. Когда-то она любила меня, теперь она никого и ничего не любит, отношение — вкусовое: «нравится», «не нравится», «интересно» — «скучно», «приятно» — «не приятно», потому она и ладит со всеми (кроме меня!), п<отому> ч<то> людям тоже — «нравится» — «не нравится», т. е. в конце концов все равно. Этим она совершенно не в С<ергея> Я<ковлевича>, к<отор>ый, при всей своей обходительности, очень страстный человек, идейно-страстный, что́ доказывает его жизнь. Моего в ней ничего, кроме словесной одаренности, но что́ вся одаренность — без страсти и воли. «Talents de bonne compagnie»…[670] Может быть, если встретит сильного и во всем себе обратного человека и сделается человеком, но — между нами — такая человечность через брак или любовь, — через другого — и непременно — его — для меня не в цене. Согласны ли Вы со мной? Ведь иначе выходит, что та́к, какая-то половинка, летейская тень, жаждущая воплощения… А Сельма Лагерлёф никогда не вышедшая замуж? А — Вы? А я, пяти, пятнадцати лет? Брак и любовь личность скорее разрушают, это испытание. Так думали и Гёте и Толстой. А ранний брак (как у меня) вообще катастрофа, удар на всю жизнь[671]. Я в такое лечение не верю. Не человеком станет — через любовь, а растворится в любви, в человеке, т. е. личность окончательно исчезнет в роде и в поле. Это — обычный путь, и м<ожет> б<ыть> ей он и сужден. Тогда еще лишний раз — не моя дочь. — О другом. Тоже ищем квартиру, и тоже понравился дом с садом, и тоже не достался (перебили другие, с деньгами), и уже мысленно взгромоздились на 6-й этаж, но зато с двумя балконами и центр<альным> отоплением, значит — чистый воздух и тепло. Переезжаем к 15-му июля, уже заплатили часть терма. Цена в год (три комнаты, коридор, кухня, ванна, отопление) — 4.500 фр<анков>, это самое дешевое что мы здесь нашли, но подъемника нет, с подъемником бы — на тысячу больше. Мне — ничего, но жалею С<ергея> Я<ковлевича>, (к<отор>ый, как из этого видите, еще здесь, и, надеюсь — надолго. Я с ужасом думаю о его отъезде: 5/18-го мая было двадцатитрехлетие нашей первой встречи — в Коктебеле, у Макса[672], а это уже — расставание на всю жизнь!). Мурино учение идет отлично[673]. Он не только изумительно одарен, но так же трудоспособен и даже трудо-страстен, сам, с утра, чуть свет, повторяет свои уроки, его никогда не надо заставлять, скорее — отрывать. Кстати, уроки иногда готовит в лесу, забираем с собой всё и сидим на полянке. Лес от нас — 20 мин<ут>, но сто́ит проделать скучную дорогу, чтобы побыть в тишине и зелени. Это у всех моих знакомых зовется «моим безумием», а — по мне — чего естественней? Чем сидеть в комнате и слушать автомобильные гудки. Меня все судят (большинство — за спиной, шипят), а что́ я такого «безумного» делаю? Разве не безумие до 15-го июля Мура держать в комнате — то школьной, то квартирной? Разве не безумие (бы) отпускать его одного на улицу, под автомобили, в драку с мальчишками, и т. д. — как делают все со своими «Мурами»? Я, честное слово, других считаю безумными, а вернее — бессовестными. Пока я жива — ему (Муру) должно быть хорошо, а хорошо — прежде всего — жив и здоров. Вот мое, по мне, самое разумное решение, и даже не решение — мой простой инстинкт: его — сохранения. Ответьте мне на это, дорогая Анна Антоновна, п<отому> ч<то> мои проводы в школу и прогулки с ним (час утром, два — после обеда) считают сумасшествием, С<ергей> Я<ковлевич> — первый. Дайте мне сад — или хорошую, мне, замену — либо оставьте меня в покое. Никто ведь не судит богатых, у которых няньки и бонны, или счастливых, у кого — бабушки, почему же меня судят? А судят все — кроме А<нны> И<льиничны> Андреевой (помните ее? как она танцевала на вшенорском вокзале, от радости, что — хорошая погода??), которая меня по-настоящему любит и понимает и которую судят — все[674]. У нее четверо детей, и вот их судьба: старшая (не-андреевская) еще в Праге вышла замуж за студента-инженера и музыканта[675]. И вот А<нна> А<ндреева> уже больше года содержит всю их семью (трое), ибо он работы найти не может, а дочь ничего не умеет. Второй — Савва танцует в балете Иды Рубинштейн[676] и весь заработок отдает матери. Третья — Вера[677] (красотка!) служит прислугой и кормит самое себя, — А<нна> А<ндреева> дала ей все возможности учиться, выйти в люди — не захотела, а сейчас ей уже 25 лет. Четвертый — Валентин[678], тоже не захотевший и тоже по своей собственной воле служит швейцаром в каком-то клубе — и в отчаянии. Сама А<нна> А<ндреева> держит чайную при балете Иды Рубинштейн и невероятным трудом зарабатывает 20–25 фр<анков> в день, на которые и содержит своих — себя и ту безработную семью. Живут они в Кламаре, с вечера она печет пирожки, жарит до 1 ч<аса> ночи котлеты, утром везет все это в Париж и весь день торгует по дешевке в крохотном загоне при студии Рубинштейн, кипятит несчетное число чайников на примусе, непрерывно моет посуду, в 11 ч<асов> — пол, и домой — жарить и печь на завтра. А Аля могла жить дома, работать в своей области, гулять, немножко помогать мне, — нет, не захотела, дома «скучно», интереснее весь день видеть испорченные зубы и дышать парижским (этим все сказано!) воздухом.
_____
Сдала в журнал «Встречи» маленькую вещь, 5 печатных стр<аниц>-Хлыстовки[679]. (Кусочек моего раннего детства в гор<оде> Тарусе, хлыстовском гнезде.) Большого ничего не пишу, Белого написала только потому, что у Мура и Али была корь, и у меня было время. Стихов моих нигде не берут, пишу мало — и без всякой надежды, что когда-нибудь увидят свет. Живу, как в монастыре или крепости — только без величия того и другого. Так одиноко и подневольно никогда не жила. В ужасе от будущей войны (говорят — неминуемой: Россия — Япония), лучше умереть. А теперь бегу за Муром и обнимаю Вас нежно и прошу прощения, что так мало «порадовала», но у меня никого нет (кроме Андреевой), ни одного человеческого сочувствия, все заняты своим, да и я, выходит, ни на кого не похожа… Непременно пишите. Скоро получите маленькую, но верную — радость. Желаю здоровья всей семье и чудного дома. А жаль того — двадцатилетнего! МЦ.Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 112–113 (с купюрами). СС-6. С. 412–414. Печ. полностью по кн.: Письмах Анне Тесковой, 2008. С. 190–194.
35-34. В.В. Рудневу
28-го мая 1934 г. Clamart (Seine) 10, Rue Lazare CarnotМилый Вадим Викторович, Дошлите мне, пожалуйста то, что мне еще причитается за Белого. Присмотрели квартиру и нужно вносить задаток. С садом опять не вышло — дешевле 6-ти тыс<яч> <франков> нет, а если есть — ужас, так что залезли за 4 ½ т<ысячи> на шестой этаж, но зато с отоплением. Сердечный привет. Спасибо за оттиски. МЦ.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 53. Печ. по тексту первой публикации.
36-34. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 31-го мая 1934 г.Милый Вадим Викторович, Из Вашего письма выходит[680], что мне за 3 ½ листа полагается 630 фр<анков> гонорару (600 я получила в два приема, а 30 фр<анков> у Вас), т. е. за печатный лист художественной прозы вы платите 180 фр<анков>, тогда как у меня хранится Ваше письмо перед началом напечатания Волошина, где Вы напоминаете мне условия: стихи — 1 фр<анк> 35 с<антимов> строка, лист художественной прозы — 300 фр<анков>. Вы пишете — «еще раз сбавили 20 % с прошлой книги». Что́ значит — еще раз? Ни о первой сбавке, ни о второй Вы меня, при нашем постоянном письменном обращении, не предупредили, и вот, неожиданно, вместо 300 фр<анков>, на которые я, непредупрежденная, естественно рассчитывала, предлагаете мне 180 фр<анков>, разбивая этим все мои планы. Как же сбавлять post-factum, да еще, как Вы пишете, дважды? Во всяком случае я второй сбавки принять не могу, ибо я на гонорары живу и других источников у меня нет. Итак, даже принимая одну post-fact’ную сбавку, мне еще надлежит дополучить с редакции: 300 фр<анков> — 20 % = 240 фр<анков> 240 х 3 ½ = 840 фр<анков>, я же получила 600 фр<анков>. Итого мне надлежит дополучить 240 фр<анков>. Думаю, что Вы и вся редакция не сможет <не> признать моей абсолютной правоты, и моральной, и юридической. МЦ.
Первую сбавку, очевидно уже произведенную на Старом Пимене, я могла не заметить только потому, что, полагаясь на редакцию, никогда гонорара полистно не проверяю, нынче в первый раз — из-за удивительности суммы: столько работы (хотя бы по переписке!) 3 ½ печатных листа густого шрифта (не алдановской пещеры или шмелевской няни[681]), почти без пропусков и вдруг — 630 фр<анков>! Но раз я тогда, в Старом Пимене, не заметив — не оспорила, значит — приняла. Нынче же я заметила и, сердитесь не сердитесь, несмотря на всю мою скромность и непритязательность и внешнюю, жизнью, униженность, новой post-fact’ной сбавки принять не могу: мне нужно платить за сына в школу, мне 1-го нужно переезжать и, наконец, мне нужно сделать шесть платных прививок, ибо я уже два месяца серьезно больна (нарывы), и у меня затронуты железы и жилы левой руки. Может быть всё это редакции не касается, но я и не упоминала бы об этом, если бы не знала за собой и юридической правоты. Просить о помощи, иногда, бестактно, но просить своего — только разумно. «240 фр<анков> не спасут». Никакие сотни не спасут, но всякий франк выручит. Если нужно, милый Вадим Викторович, сообщите мое письмо редакции, и если она найдет нужным доплатить причитающуюся мне сумму, очень прошу — поскорее: на мне висит школьный долг и мне не на что начать лечение[682]. Всего доброго М.Цветаева
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 54–56. Печ. по тексту первой публикации.
37-34. Н.А. Гайдукевич
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 1-го июня 1934 г.Если Вы со мной согласны, что лучшая благодарность — радость дару (и дарящему!) я бы хотела, чтобы Вы посмотрели на мою, именно посмотрели — глазами — во-первых, как пакет открывала, нет — до открытия восхитилась его весу (столько надежной радости!) потом — виду: синему охранному картону, в котором лежали, и даже стояли, вросши друг в друга оба тома, затем — готическому шрифту (обожаемому!) затем — виду имен — северных, норвежских, любимых[683]. И вот, поймите меня: <крутилась> до вечера 2-го дня, не только не читала и не листала, руками не трогала: как зарыла в изголовье кровати, (совершенно как пес — любимую кость!) так даже и не касалась, и м<ожет> б<ыть> даже, как пес, потихоньку рычала — как достоверности ожидаемой радости: пира: Schmaus![684] (Так я, с самого детства, никогда сразу не читала письма́. Теперь — читаю, п<отому> ч<то> большинство из них от редактора Совр<еменных> Записок — последнего московского городского головы — Руднева[685] — с очередной гадостью, то ли — гонорарной, то ли рукописной, а впрочем одной и той же: либо гонорар сокращен, либо рукопись сократить. Такие письма (гадостные) читаю — сразу: так пес сразу кидается на подозрительную вещь.) Теперь о книге (ведь Вы ее — отчасти — автор!) Прочла пока треть I тома. Это — поток. Поток рода, кровь создающая и передающая те же лица вдоль недвижных берегов времен. Лиц нет, есть лицо — рода. (Помните, Вы мне писали о той первой Вареньке и затем о второй: «не верю в простоту в этой семье», — значит: в этой крови́! Значит Вы эту силу — знаете. Как мне спокойно, уверенно, свойственно — Вам писать!) Лицо — рода и лицо — природы. Такую книгу (не книгу, а глыбу!) мог написать, поднять только мужчина, я́ бы — не могла, (и Унсет, моя равная сила, уже не смогла), у меня всякий — о́н, данный, невозвратный, и даже себя, такую переполненную предками, я не ощущаю — ими. Они все, вместе сложась (скрестясь, смеся́сь) дали — меня. И да́льше меня — не будет. На мне — та — кончается, хотя у меня есть дети. (Дочь — не в меня: не в них: не в то, она целиком в семью отца, сын — мой — только по силе, но наполнение ее — другое: не лирик. Мой сын — побег моей силы, не моей сути: ветвь, имеющая далеко отойти и покрыть своей тенью другую землю.) А у этого Олафа Дууна — впрочем, только треть I тома и м<ожет> б<ыть> и он дойдет до последнего в роду — отец — тот же сын — тот же внук — тот же правнук, так что в конце концов читаешь всё про одного. Великолепные ландшафты. Как беден богатый юг перед бедным севером! Я теперь четырех северян знаю: Андерсен, Лагерлёф, Сигрид Ундсет и Олаф Дуун — и это всё одной породы: порождение почвы. И один сильнее и богаче другого. (В каждом почва еще раз сильней!) Гамсуна забыла — тоже родную силу, переборовшего (как впрочем, и его современница гениальная Лагерлёф) убийственный для творчества конец прошлого века. Самый волшебный — Андерсен, самая своеобразная — Лагерлёф, самая человечная — Ундсет, и самый целеустремленный (упорный) — Олаф Дуун. (Все — волшебные, все своеобразные, все — человечные, я только говорю о перевесе — на фоне той же силы.)[686] Но простите за этот «северный обзор», во-первых — это некий естественный возврат к источнику (Вам), во-вторых — север моя совсем не «литературная», а жизненная, кровная, душевная, жаркая страсть, весь, с Нибелунгами[687], с финнами, с фьордами, с той природой, которой я никогда не видала и не увижу, но которая — моя. Которую — узнаю́. Север — любовь с преткновением, юг слишком просто любить, кто его не любит? (а я́ — как люблю!) То же самое, что любить сиамского кота. [Даже стыдно] (от заведомости, навязанности в любовь.) О как мне бы хотелось еще прожить сто жизней (назад, не вперед!) чтобы познакомиться со всем, что я знала, глазами увидеть все, что видела — закрыв глаза! Нищенство [моей] жизни — го-о-ды! — Вы себе не представляете. Нищенство, т. е. просто отсутствие впечатлений. Вот уж пятое лето (и зиму, но лето — особенно больно) всё та же опушка кламарского «леса» — с сардиночными коробками и жирными газетами, с вытоптанной навсегда травой. А как я и за такую мизерию — держусь! Все-таки — листья. Ведь — либо Париж на круглый год, либо — это (подобие природы и свободы.) И вот, выбрала еще раз это (разве это — выбор??) т. е. сняла квартиру на 6-ом этаже (без лифта, но это другие боятся — без лифта, я — лифта боюсь! Кроме того с лифтом сразу дороже на тысячу годовых франков), итак, без лифта, под самой крышей, летом будет свинцовая камера Эдгара По[688], зимой — холодильник, хотя консьержка и заверяет, что — теплица. С двумя отвесными, узкими и очень страшными, как из страшного сна, балконами, которых я, помимо всякой лирики, боюсь из-за сына, не могущего равнодушно видеть выступа, чтобы не поставить на него ногу, — придется делать дополнительные решетки, т. е. превратить балкон — в <клетку> (NB! от этого птицей не станешь)! Предстоит ужасный переезд: всё на руках, п<отому> ч<то> дом — рядом, на руках на 6-ой этаж, а у меня как раз — беда: после двухмесячных упорных нарывов оказалось, что у меня уже захвачены железы и жилы, теперь через день езжу в город в бесплатную (5 фр<анков> осмотр) лечебницу для безработных и мне через день делают впрыскивание — в ногу, то в одну, то в другую, и такая боль, что еле перехожу из комнаты в комнату, а впрыскиваний предстоит еще много. Но — простите за отвлечение. Нищенство впечатлений (т. е. полное их отсутствие: нуль: ноль!) и глубочайшее одиночество среди всего того же десятка людей (своих включая) которым я живу. — «Вы этого хотели»[689]. (Так мне все говорят, даже — злостно.) О, нет. Не этого. Я вообще ничего не хотела. Всё — вышло (не вышло?) А если хотела (бы) — то не этого, а: полного одиночества за большой стеной (крепостной? монастырской? — бывшей!), маленького окошка, большой лестницы, большого вида, большого сада, большой тишины. А не брошенности среди людей, не кипения, толчения, мотания — в квартирном доме с его сомнительными, да мне вовсе ненужными «удобствами», т. е. водой, льющейся из крана и огня, зажигающегося по мановению. В Чехии я ходила на колодец и в ведре приносила — луну, в Чехии я перетаскала на себе возы хворосту, — и как чудно он горел, как удовлетворяюще — даже, когда дымил! Ну, дымил, ну — злилась, но это было живое: ссора меня с огнем или с бревнами, на такое я никогда не пеняла. А выйдешь — лес. Глубокий, надежный, без шляющихся личностей в кепках, без окурков, голый (т. е. очень лохматый!) лес без человека. И сразу от нашего дома — далее хаты — последней в деревне! — десять дорог, все в гору, все на разные горы. И гуси были, которых я безумно боялась, но теперь оплакиваю. А главное — ручей![690] …Кроме моей нескрываемой, роковой ни на кого не-похожести оттолкнули от меня людей моя нищета — и семейность. Нищая — одна — ничего, но нищая — «много»… А семейного уюта, круга — нет, все — разные и все (и всё) — врозь, людям не только у меня, но и у нас не сидится (никакого «у нас» — нет). По всякому поводу (газ пустили сильно, тряпка исчезла и т. д.) — значит, по глубокой основной причине, взрывы: — Живите одна! или (я): — Заберу Мура и уеду! или (дочь): — Не воображайте, что я всю жизнь буду мыть у Вас посуду! (NB! дело в одной, ее собственной, тарелке, к<отор>ую нужно вымыть — ибо обедает в 10 ч<асов> вечера, после службы, а я, весь день мывшая, уже больше не могу — и не хочу.) И все-таки — не расходимся, ни у кого духу нет, и все-таки (у меня с мужем) двадцать с лишним лет совместности, и он меня — по-своему — любит, но — не выносит, как я — его. В каких-то основных линиях: духовности, бескорыстности, отрешенности — мы сходимся (он — прекрасный человек), но ни в воспитании, ни в жизнеустройстве, ни в жизненном темпе, — всё врозь[691]. Я, когда выходила замуж, была (впрочем, отродясь) человеком сложившимся, он — нет, и вот, за эти двадцать лет непрестанного складывания, сложился — в другое, часто — неузнаваемое. Главное же различие — его общительность и общественность — и моя (волчья) уединенность. Он без газеты жить не может, я в доме и в мире где главное действующее лицо — газета — жить не могу[692]. Я — совершенно вне событий, он — целиком в них. Встретила я чудесного одинокого мальчика (17 лет) только что потерявшего боготворимую мать и погодка-брата[693]. Потому и «вышла замуж», т. е. сразу заслонила собой смерть. Иначе бы — навряд ли вообще «вышла». Теперь скажу: ранний брак — пагуба[694]. Даже со сверстником. Ах, я на многих похожа, я совсем не одна такая, но если этих многих — много в мире, то в жизни их — немного, и они всегда одни, каждый из них — один. Если их много в пространстве (земном и временно́м) то помногу даже по двое! их никогда не бывает, вокруг каждого — круг одиночества. Точно члены мирового заговора, которые не должны встретиться. Потому я так бы и хотела с Вами встретиться — в жизни. А то, какое отличие от того света? Там ведь тоже — голоса… И еще — как я давно никого не любила, никому не радовалась, никого — ничего — не ждала! О, мне все равно: мужчина, женщина, ребенок, старик — лишь бы любить! Самой любить. Раньше я только этим жила. Слушаешь музыку или читаешь (пишешь) стихи, или просто — красное облако — и сразу лицо, голос, имя, адрес моей тоски. А сейчас — и как уж давно — го-о-о-ды! — никто не возникает. И ложится мое облако на меня всей тяжестью. — Потому и вживаюсь в такие огромные книги. Спасибо — за Вашу. Пишите. Простите, если омрачила. Мне некому всё это сказать. Есть у меня — из всех людей — одна приятельница, уже пожилая, — вдова Леонида Андреева, с которой я дружу с Чехии, но у нее — свои беды: т. е. четверо детей — и все врозь[695]. Кроме нее у меня во всем Париже нет ни души. А вне Парижа — в мире — есть, в Москве, сестра Ася и Борис Пастернак. Был Рильке, но он умер, и теперь он тоже — голос[696]. Читали ли моего Белого? Постараюсь выслать оттиск в собственность. Есть еще небольшая вещица, в последних «Встречах» — Хлыстовки: кусочек детства[697]. Обнимаю Вас. МЦ.
Адрес до 1-го июля — прежний.
— Похожа я на своих карточках? («Лев» — похож?)[698]
<Приписка на полях:> Напишите мне, пожалуйста, Ваше отчество!
Впервые — Письма к Наталье Гайдукевич. С. 45–54. Печ. по тексту первой публикации.
38-34. Ю.П. Иваску
Clamart (Seine) 10 Rue Lazare Carnot 4-го июня 1934 г.«…Ho души не отдам». Первый ответ: — А другого мне не нужно, Второй: — Не надо было этого говорить, ибо со мной: сказано — сделано. Т. е. уже неотдали (в одном слове) Не отдать душу, это не: чего-то не сделать, а — сделать, — активное: невозвратное. Третье, себе (впрочем, всё — себе). — Что значит?: Отдать. Не отдать. Разве ты можешь отдать — не отдать? Разве ты — отдаешь? Разве ты — хозяин, а она собака, ты — владелец, а она — вещь? Это она тебя отдает, предает Богу или человеку в руки, не ты — ее. Четвертое: — Этого не поняв, это мне сказав, ничего во мне не понял — и не годится. Годится — физически, фактически, практически, т. е. годится его терпеливая кровь, весь его состав, но не он. Моя просьба (взять на себя гору) должна была быть его просьбой, и его предупреждение: …но души не отдам (NB! только контракт) — моим остережением: — лучше не отдавай! — из чистейшего моего великодушия, ибо зла от такой отдачи, мне, мне души пока еще никто не ведал, только добро.
<Приписка между строками, вверх ногами:> (Мое «лучше не отдавай» значит: будет больно, но что́ — не больно? И боль разве — зло??)
А без души, вне души — мне что-нибудь нужно?? А что я с ней буду делать, если отдашь? В банк положу, или перепродам, или, растопив, выпью жемчугом? (или аспирином?) В те далекие времена, когда я еще была действующим лицом жизни, я всё могла стерпеть, кроме этого слова, этого чувства, да ни разу и не пришлось — и все признания, — остережения вверявшейся мне — звучали как раз обратно: — Не отдам тебе ни, — ни, — ни, — (подставляйте, одно за другим, всё), но душу — отдам. Людям — как это теперь вижу — это было удобно, или они полагали, что им это удобно, я же, знающая цену слову, всю невозвратность и страшность его, знала, что получила — всё (мне могущее быть данным, т. е. желание отдать мне душу, в котором никогда не сомневалась, Так море не сомневается в рожденном желании реки: влиться и раствориться и не спрашивает у реки, почему не влилась, а напротив — соболезнует… (Да большинство и не доходит! Иссякает или, приняв другую реку, чуть побольше, за море…) Морю важно желание реки: большой воде — желание малой воды (малой количественно, а не качественно)[699], ему не важно, влилась или нет, ему с нее не прибавится и не убавится… И всякая река, пожелавшая — уже влилась! Так в меня вливались человеческие души, и я их все несу, а тела (с делами) оставались — и остались — где-то. Река, влившись в море, стала больше на целое море, на целого Бога, на целое всё. Река стала морем. Если это Вас страшит… (Когда-нибудь, в каких-нибудь «Последних Новостях» или dans un autre mauvais lieu[700] прочтете как я, лет трех, исступленно мечтала потеряться — и потерялась, — в Александровском пассаже[701], где-то между белым медведем и гипсовым крашеным негром над сухим фонтаном. Потому мне так дико непонятен Ваш страх. И всю жизнь я только этого хотела: потеряться[702], раствориться — в чем бы то ни было. Когда прочтете «Поэму Конца», немножко лучше ее поймете.)
_____
Автобиография и характеристика — нравятся. То́чно и беспощадно. Очень — яснозряще. А «заливает лимфой» — совсем замечательно. Лимфа, ведь это наличность в крови — Леты. (Не лимфа нравится, а смелость признания и точности осязания (названия). Вы — умны._____
Переоценила подарок? Этим словом Вы его обесцениваете. Нарочно? Нарочно или нечаянно, — всё равно и равно́ жаль — за Вас. (Мы с Унсет не пострадаем. Мы — союз.) Слово эгоизм («я эгоист», а еще хуже Ваше «я эгоистичен») не люблю, потому что серьезно, на глубину взятое, оно требует слишком долгих разъяснений, т. е. уже не слово, не то слово, ибо на каждую вещь должно быть свое слово — и одно, взятое же элементарно — не заслуживает даже собственного звучания и моего ушного слы́шанья. Просто — миную. Но, чтобы Вы меня хорошо поняли, снизойду на этот раз до нескольких пояснительных слов: эгоизм, это сосредоточение не на том себе, сосредоточение на не-том: на своем желудке, напр<имер>, или на своей (физической) болячке, словом: «Selbst essen — macht fett»[703]. — Кому интересно?? Духовного эгоизма — нет. Есть — эгоцентризм, а тут уже всё дело в вместительности ego и, посему, величины (емкости) центра. Большинство эгоцентриков — т. е. все лирические поэты и все философы — самые отрешенные и не-себялюбивые в мире люди, просто они в свою боль включили всю чужую, еще проще — не различают. (Пишу Вам кстати с безумной болью в обеих ногах, я уже два месяца больна — истощение перекинулось в нары́вную напасть, затронуты железы и жилы, и вот через день в бесплатную (1 фр<анк>!) лечебницу для безработных русских, — впрыскивания, нынче второе — т. е. погибает (временно деревенеет) вторая нога. Это после Оды пешему ходу![704] Да, друг, это и есть искус, со мной дружбы: я насквозь-человечна, т. е. сочувственна, и требую этого от другого (не для себя, а для него!), а если не нахожу — ухожу. Если у Вас от слова нарыв брезгливая гримаса, знайте заранее, что я — улыбаюсь: улыбкой суда.) Вы спрашиваете: любимая еда. Разве это важно? Ненавижу каши, все, кроме черной, и даже в Москве 1920 г., в самый лютый голод пшена — не ела. А так, очень скромна и проста, ем всё, и даже мало отличаю, чем во времена нашей дружбы сердечно огорчала Мирского (страстного едока и ценителя, как, часто, очень одинокие люди) водившего меня по лучшим — тайно, знатовщи
— лучшим — ресторанам Парижа и Лондона. — «Вы всё говорите! сокрушенно воскликнул однажды он, — и Вам всё равно, что́ есть: Вам можно подложить сена!» Но не пшена. —
Никогда не выброшу ни крохотнейшего огрызка хлеба, если же крошки, — в печь и сжечь. Корка — в помойке — ЧУДОВИЩНО, так же как опрокинутый вверх дном хлеб или воткнутый в хлеб — нож. Меня из-за этого в доме считают скупой (объедки), я же знаю, что это — другое. Непритязательность и от отца и от матери: не снисходившей, не снижавшейся до любимого блюда (вообще — протестантски и спартански!) не подозревавшего, что может быть НЕ-любимое.
Как отношусь к пожиранию мяса? Чудесно, т. е. охотно «пожираю» — когда могу, когда не могу — обхожусь. (Всё моё отношение ко всему внешнему миру, т. е. ко всему, что со мной здесь может хорошего случиться, ко всему хорошему — в не — в этом одном слове «обхожусь», и даже теперь кажется уже вправе сказать: — обошлась.)
Ученик написан (тогда 62-летнему, ныне 75-летнему) Князю Сергею Михайловичу Волконскому (внуку декабриста, писателю), который этих стихов никогда не читал — я никогда не посмела, да он бы и не понял: есть люди, очень глубокие, и тонкие, и одаренные, но которым стихи (понимать) мешают. Он очень любит поэтов и постоянно их цитирует, но — по-другому (не цитирует по-другому, а любит). Латинский склад. Подружилась с ним в Москве 1921 г.[705] и полгода переписывала ему на́чисто — из чистейшего восторга и благодарности его рукописи, — трех его больших книг[706] — ВОТ ТАКИМ ПОЧЕРКОМ, и ни строки своей не писала — не было времени — и вдруг прорвалась Учеником: Ремесло[707].
<Приписка на полях, вверх ногами:> (Достаньте Быт и Бытие Кн<язя> С. Волконского, там есть большое, вводящее, посвящение мне[708]. Тогда поймете нашу дружбу — и Ученика — и всё. Книга доступна, м<ожет> б<ыть> даже есть в библиотеке.)
Из крупных вещей Вы не знаете моей Поэмы Конца (в пражском сборнике Ковчег, каж<ется,> 1924 г.[709]). Это, кажется, была моя последняя любовь[710], т. е. первая и последняя такая (вовсе не самая высокая) и м<ожет> б<ыть> даже вовсе-лежачая, может быть и сильная тем, что — лежачая, о, не думайте дурного, это целый мир, очень сильный, только — низкий, без всякого презрения, а топографически, линейно-низкий: — ДОЛЬНИЙ — тише воды, ниже травы — блаженный мир! в котором я никогда не жила, в который только погружалась, ибо он — самое низкое, что́ есть, самый уровень низости — море, а м<ожет> б<ыть>, — ниже уровня, минуя — уровень: родная бездна сна.
_____
Ваши сны до жути правильны. Всегда (когда впервые — с родным) много-много говорю и гляжу мимо. Это (миновение) — мое основное свойство, моя отмета. Даже старый Князь Волконский мне, однажды: — О Вас не говорю, во-первых — Вы вне суда, во-вторых — Вы просто говорите в профиль. (До этого он говорил о необходимости всё время глядеть прямо в глаза собеседнику. Я иногда тоже гляжу — но тогда уж совсем не вижу, вижу — другое, выходит — гляжу — сквозь.)_____
Да, Кламар далёко, а Ревель — еще дальше._____
Итак, снимаю с Вас…Бедных писаний моих Вавилонскую башню,
Писем — своих и чужих — огнедышащий холмик…[711]
<Приписка поперек страницы:> Во мне всё сосуществовало, создано́ было, с самого начала: с самого моего двухлетия и рождения и до-рождения, с самого замысла матери, хотевшей, решившей сына Александра (оттого я и вышла поэт, а не поэтесса)[712]. Поэтому, Вы правы, хронология не подходит, но она всё же — дорожный посох. Кроме того, напоминаю, Психея единственная из моих книг — СБОРНИК, т. е. составлена мной по примете чистого и даже женского лиризма (романтизма) — из разных времен и книг. Она — не этап, а итог[713]. В нее напр<имер> не вошла вся моя тогдашняя — русская, народная стихия — а как бывшая! Просто — Гржебин[714] в Москве 1921 г. заказал небольшую книжку. Я и составила Психею, выбрала ее из огромного неизд<анного> материала 1916 г. — 1921 г. Выделила данную, эту, такую себя. (Из меня, вообще, можно было бы выделить по крайней мере семь поэтов, не говоря уже о прозаиках, рода́х прозы, от сушайшей мысли до ярчайшего живописания. Потому-то я так и трудна — как целое, для охвата и осознания. А ключ прост. Просто поверить, просто понять, что — чудо.) Принять.
<Приписка на полях слева:> О статье в Нови напишу непременно, не напоминайте и не торопите: за мной ничто не пропадает[715].
<Приписка на полях сверху, вверх ногами:> Хорошо, что мы в Вашем сне гуляли, т. е. ходили. Сижу я только, когда пишу, а с человеком это для меня нестерпимая тяжесть. Я всегда из дому — увожу.
Впервые — Русский литературный архив. С. 217-220 (с купюрами). СС-7. С. 391–394 (полностью). Печ. по СС-7.
39-34. Ф.А. и О.А. Гартман
Милые друзья, Итак, ждите меня в эту субботу, часам к семи, семи с половиной (NB! не галлицизм!)[716]. Тронута постоянством Вашего желания и даже решения — меня видеть. До скорого свидания! Очень радуюсь встрече и музыке. МЦ. Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 14-го июня 1934 г., четверг.Печ. впервые. Письмо хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 97, л. 5).
40-34. Ф.А. и О.А. Гартман
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 19-го июня 1934 г.Милые друзья, Я приготовила для вас пакет с красной курткой, Героем груда, Тезеем[717] и стихами и попросила дочь, не ехавшую за́-город, снести его к Бальмонтам. Она обещала. Вернувшись же домой в 2 ч<аса> ночи обнаружила его на сундуке, где его оставила, — в аккуратном виде, с приколотым письмом, которое посылаю как вещественное доказательство. Остальное тоже вышлю, но — какая обида: я знаю, что куртка нужна, главное же, я перерыла весь сундук, чтобы найти обещанного Героя труда и, что́ всего главнее — обидно, что вы не могли не обвинить меня в небрежности: не моем грехе! Самое удивительное (хотя — пора бы привыкнуть!) что дочь, уходя утром на службу, ни слова не сказала мне о недоставленном пакете. Забыть о нем она не могла, ибо я, уезжая в Nogent[718], ей раза три настойчиво о нем сказала, и кроме того она видела как я рыла сундук, ища для вас рукописи. Простите за невольное невежество, Господи, как немцы правы с их «treu im kleinen!»[719] Я ненавижу распущенность, которая, утверждаю вовсе не есть атрибут поэта. Не могу глядеть в угол, где все еще лежит мой беспомощный и аккуратный пакет. Но довольно об этом, ибо потихоньку прихожу в ярость. Вещи получите. Сердечный привет. МЦ. Печ. впервые. Письмо хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 97, л. 6–6 об.)
41-34. В.А. Богенгардту
Дорогой Всеволод, Вот, в точности, как было дело: В-p нахамил, тот ударил, сцепились, и выбежавшие сотрудники — розняли. Никто ни побит ни спущен с лестницы не был. Поздно вечером, когда все свидетели ушли, В-p сел и написал ту заметку, как видите враную[720]. Рассказывал один из присутствовавших. Расскажите, кому интересно, но меня не называйте: будет лишний враг. За точность рассказа — ручаюсь. С упоением читаю Монте-Кристо. Сердечно обнимаю всех. МЦ. 21-го июня 1934 г., пятницаСвидетели (те самые сотрудники, якобы офицера бившие) В-ром возмущены: и хамством и ложью. — Вот как пишется «история». И вот цена — газетам!
Печ. впервые по копии с оригинала, хранящейся в архиве составителя.
42-34. Н.А. Гайдукевич
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot 24-го июня 1934 г.— Наташа, — (не обращаюсь, а говорю себе вслух, проверяя звук). Помните ту Наташу из «Записок Ковякина» Леонова?[721] (Барнаул, ребенок, смерть.) Правда — какой обаятельный образ, и чудная любовь, и чудные стихи? («Не ждал Наташи я от Вас — А ждал скорее Гришки…») Пишу Вам вслепую и ставлю (как на лошадь) — на чудо.
Катя-Катерина,
Разрисована картина.
Катя коврик вышивает,
Офицера поджидает.
— Офицерик молодой,
Проводи меня домой!
А мой домик на горе,
Два окошка во дворе.
Париж меня видел розовой,
Париж не увидит — мазаной!
______
А это письмо может упасть в Вашу большую беду (сестра)[732]. Тогда простите. Вижу Вас мысленно при ней: я росла среди туберкулезных, т.е. смертей — и знаю[733]. И голос их знаю — последний. И страшную остроту взгляда: точно ножом. И подобие улыбки, страшно робкое. И запахи их комнат. И порядок на их стеклянных санаторских столиках: пилюли, шприцы, пузырьки, точно игрушки: бирюльки. Тогда — пахло эфиром. Мать умирала (†5-го июля 1906 г.) — пахло эфиром и жасмином, который лез в окно, как человек — или нечеловек. Эфиром, жасмином и свежим сосновым тёсом — матери, для умирания, пристроили комнату: бо-ольшую, темноватую из-за жасмина, которого не догадались (а м<ожет> б<ыть> и лучше!) подстричь. Ехали из Ялты в Москву, но до Москвы не доехали, слезли на станции «Ока», в 138 верстах от Москвы — это и есть Таруса, т. е. с «Оки» еще 17 верст на лошадях. А когда мать умерла, и ее проносили в Церковь Воскресенья (с нашей одинокой дачи — в Тарусу) — высоким берегом Оки, весь встречный пароход снял шапки точно отдал салют: пароход — кораблю: царю. Помню, что я тогда была этим жестом — счастлива. 5-го нынешнего русского июля будет 1934 — 1906 ____ " " 28 — двадцать восемь лет._____
О себе (если это есть «себе»!) Дали 500 фр<анков> авансу, т. е. половину терма за никуда негодную и опасную для жизни квартиру. Целый месяц старались получить обратно: ничего не получили. 500 фр<анков> — почти весь мой гонорар за Белого. Полная нищета. Нужно платить за Мура 100 фр<анков> в школу. Нужно — 15-го — платить 750 фр<анков> за терм новой (другой) кв<артиры>, уже снятой. Надежд — никаких. Посл<едние> Нов<ости> не дали мне ни франку аванса, хотя знают, что я-то — отработаю. Что́ делать — неизвестно. «Совр<еменные> Записки» — пу́сты, журнальчик «Встречи» кончается. Появился в «Числах» мой «Лесной Царь» (проза) но — даром. Вот я и ухожу в — двадцать восемь лет назад, в тот жасмин, зарываюсь в него с головой. Пять лет не было лета — и опять не будет. Мне — что́ (должно быть не заслужила, — заслужила, чтобы не было!) но Мур — ревностным учением, недвусмысленной красотой и всем своим девятилетием — заслужил: он непременно хочет увидеть живую корову — и это вопиет к небу! Обнимаю. Пишите МЦ.<Приписка на полях:> До 15-го адрес старый[734].
Впервые — Письма к Наталье Гайдукевич. С. 57–62. Печ. по тексту первой публикации.
43-34. В.В. Рудневу
Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot (до 15-го) потом: 33, Rue Jean-Baptiste Potin[735] 3-го июля 1934 г.Милый Вадим Викторович, Не написала Вам не по небрежности, а из-за ряда бед, свалившихся: сняли квартиру на 6 эт<аже> без лифта, д<окто>р из-за сердца таковую наотрез запретил, а денег не вернули, судиться же (правы были — мы, есть ряд подробностей, которые опускаю) не могли из-за того, что расписку нам дали без марки, и нас бы наравне с хозяином оштрафовали на «des sommes incalculables»[736] — так мне сказали в комиссариате, куда я ходила советоваться. Так и ухнули денежки, те. половина терма: 500 фр<анков>, т. е. остались в кармане у домохозяина — дома, в к<отор>ый мы никогда не въедем. (Въезжать на 3 месяца, по закону, нельзя, ибо въезд был бы одновременно с отказом, и хозяин бы не впустил.) Это («кляузы») заняло у меня целый месяц. Кончилось тем, что сняли развалину, не только без ванны, но без всех удобств (помните Zossen Белого??[737]) но дешевую, и у меня даже дерево в окне. Но была и крупная удача: Мур кончил свой первый школьный год первым учеником всей школы: первым по всем предметам, кроме арифметики: 16 fois nommé, 15 fois couronné[738], с отдельным для него созданным («Il a été créé pour l’élève Georges Efron…»[739]) — prix d’honneur[740] — за небывалое, в стенах школы, рвение. Ему надавали столько красных[741] книг и таких веских, что — еле дотащили, Словом, был полный триумф, такой, какого в моей жизни — не было. О бедах: сейчас надо мной висит 1) срочный (сдать до 7-го) огромный анонимный и абсолютно-гадательный мопассановский сценарий[742]: — негрский: за другого, с абсолютным вопросительным знаком в виде гонорара — 2) с 10-го — переезд — перевоз — перенос с квартиры на новую (ту, «на лоно природы», «где угодно») 3) разборка и устройство. После 25-го вздохну впервые (если не сдохну). Но до этого известите: сколько (максимум) места Вы можете мне дать в следующем №, у меня ряд замыслов, один другого соблазнительнее. Хотите — из детства? Я сейчас в этой полосе (если читали моих «Хлыстовок») но Хлыстовки — отрывок, могу дать законченную вещь[743]. Пришлите мне слова ободрения и одобрения, ибо — издыхаю. Да! Вылечилась без пропидона (вылечивающего, по мо́ему, — от жизни) какими-то другими вспрыскиваниями, д<окто>ра КРЕССОНА[744], от к<отор>ых хромала, но не умирала. Очень послужил Ваш перевязочный материал, за к<отор>ый, часто, мысленно Вас благодарила. Сейчас же у меня разливанное малокровие, от к<оторо>го весь день в ушах звенит, как от хины. <Приписка на полях:> Сердечный привет, жду весточки. До 15-го по стар<ому> адр<есу> МЦ.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С 59–60. Печ. по тексту первой публикации.
44-34. В.В. Рудневу
Милый В<адим> В<икторович>, Не диффамация[745] Л<юбови> Д<митриевны>[746], а прославление Блока (оплакивать чужого, как своего) — на этом буду строить свою «защиту», если понадобится. Упомянула же — со слов Андрея Белого («от него я впервые узнала, что тот „Митька“, к<оторо>го оплакивал Блок, не блоковский и не беловский, а ее» …в этом роде, перечтите)[747] — и с утверждения в Берлине 1922 г. издателя Альконоста[748], при Эренбурге и еще ком-то (не помню, ах, да — А.Г. Вишняке) что у Блока никогда не было детей. Я, в полной невинности, думала, что это давно известно. (Знали, конечно, все, но не знаю — писали ли.) Вам (С<овременным> 3<апискам>) мой Блок не подойдет, ибо там мною о взором его мнимом сыне[749], в к<оторо>го я та́к поверила, что посвятила ему целый цикл стихов («Стихи к Блоку», Берлин, <19>22 г.) и рассорилась из-за него с «Альконостом» — тогда же. Безумно спешу, ибо последний срок сценарию. Посоветуюсь еще с Х<одасеви>чем, он знает всё вышедшее о Блоке и, м<ожет> б<ыть>, выручит и документом. До свидания до 18-го, 20-го (письма́). МЦ. 5-го июля 1934 г.— Не бойтесь! «Защищаясь» — и Вас выручу, т. е. все свалю на себя, мне все равно, у меня совесть чиста. За гнев — МЕЛОК!
Впервые — Звезда. 1995. № 2. С. 89 (публ. Е.И. Лубянниковой). СС-7. С. 451 452. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 61.
45-34. Ф.А. и О.А. Гартман
Clamart (Seine) пока еще — 10, Rue Lazare Carnot 8-го июля 1934 г.Милые друзья! В ответ на такое свинство (КОФТЯНО́Е, — кофту завезла, как гоголевские купцы девчонку[750]) — такое прелестное письмо! Но свинства не было: было — полу-свинство. Не смогши ехать, отнесла аккуратный, чудно-упакованный (немецкая кровь[751]) пакет Бальмонтам, с письмом, всё честь-честью… и — Бальмонты сами не смогли поехать! Тут-то и было отнести пакет на почту, но …довлеет дневная злоба его, и пакет как-то в злобу не попадал, словом — начала́ осуществляться свинья (NB! русская «судьба») с каждым днем все явственнее и непобедимее. Так, или иначе: 1) вину — сознаю 2) великодушием сражена 3) 11-го всё доставлю самолично — и с довеском. Спасибо и до скорого свидания! МЦ. Насколько добро — с добрым лучше зла! И насколько зло — с злым лучше добра!
_____
А будет Ваша приятельница — поэтесса? Она прелестная, страшно-трогательная, и я бы с радостью повидала ее еще раз[752].Печ. впервые. Письмо хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 97, л. 7).
46-34. К.П. Кротковой
Vanves (Seine) 33, rue Jean-Bapt<iste> Potin 20-го июля 1934 г.Многоуважаемая Кристина Павловна, Только сейчас разыскала Ваше письмо с новым адресом и спешу возобновить свою просьбу — присмотреть мне какое-нибудь жилище с 1-го авг<уста> по 1-ое октября, т. е. на два месяца. Хотелось бы что-нибудь самостоятельное и недорогое (le rêve![753]), т. е. чтобы не ходить «через хозяев», мочь готовить и т. д. Хотелось бы не на самом шоссе, п<отому> ч<то> боюсь для мальчика автомобилей, с чем-н<и>б<удь> вроде садика или дворика, где бы он мог проводить время без опасности для жизни. Ряд вопросов: 1) как с продовольствием? Где ближайшая лавка? Есть ли рынок? Есть ли на месте зелень (овощи и фрукты)? Что можно достать и чего нельзя? (В самой деревне). Как, напр<имер>, с керосином? (Для примуса и лампы). Если бы что-нибудь имелось подходящее, я бы тотчас же приехала посмотреть и дала бы задаток, ибо хотела бы выбраться с мальчиком возможно скорее, м<ожет> б<ыть> в последних числах июля и во всяком случае не позже 1-го авг<уста>[754]. Мы с сыном уже 5 лет ничего не видели, кроме Кламара[755], а главное, ничем другим не дышали. Есть ли поблизости какая-нибудь вода (хотя бы в 2-3 километрах)? Каким поездом (с Монпарнаса) советуете ехать? Лучше всего, если бы Вы в своем ответе назначили мне число и время дня, чтобы я наверное Вас застала. Сердечный привет Вам и мужу[756]. М. Цветаева. Мы только что перебрались на новую кв<артиру> из Кламара — в Ванв, потому пишу карандашом.
Наш ад<рес>: M<ada>me M<arina> Efron 33, rue Jean-Baptiste Potin Vanves (Seine)
Нет ли москитов или «аутов», от которых человек чешется два месяца и больше? Я однажды так гостила под Фонтебло. Хотелось бы комнату и кухню, но не знаю цен. В крайнем случае — комнату с правом готовить. Очень жду ответа. МЦ. Впервые — Минувшее. С. 378–379. Печ. по тексту первой публикации.
47-34. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 33, Rue Jean Baptiste Potin 24-го июля 1934 г.Милый Вадим Викторович, Наконец, вновь обрела дар письменной речи, и перо, и чернила. Пишу после ужасающего переезда и в еще очень несовершенном устройстве: совершенном расстройстве. Газа нет, света нет и когда будут — неизвестно, ибо денег — нет. Но Бог с моими делами (Вы все равно помочь не можете!) и обратимся к нашему делу, а м<ожет> б<ыть> и делам. Итак: С Люб<овью> Дим<итриевной> история не страшна[757]. В моем тексте, по словам знатоков: адвокатов — ничего порочащего — нет: всё во славу Блока, а не в посрамление ее. Во-вторых же — это пересказ, что́ уже сильно ослабляет всякую могшую бы быть виновность. Явный пересказ слов Белого. В-третьих: ведь это — СЛУХ. Кто-то сказал Алданову. А м<ожет> б<ыть> — не сказал, не то сказал, не так сказал. Как же мне на этот анонимат — отзываться, да еще — публично? Да что, в конце концов, я могла бы сказать? Отказаться от факта, от к<оторо>го не может отказаться сама Любовь Дим<итриевна>, я не могу — смешно — да и низко. А от порочащего умысла, — да у меня же его и нет! И откуда бы она подала в суд?? Да если бы и подала, разбор дела был бы не раньше чем через два года. (Последнее мне говорило лицо сведущее, юрист.) Итак, давайте успокоимся. Впрочем, если лицо, передавшее якобы обиду Л<юбови> Д<имитриевны>, назовется, охотно ему отвечу: когда услышу в точности — что́ я такого, якобы, сделала и что́ она, в точности, сказала.
_____
Второе дело. Нужна ли вещь для С<овременных> 3<аписок>, и когда, и максимальный размер. О Блоке писать не могу. Вся моя встреча с ним по поводу его другого сына и кажется такого же не-его, как «Митька». А мать — весьма жива и очень когтиста, кроме того ежелетно ездит за границу — и эта уж — непременно засудит![758] Предлагаю вещь из детства, то, о чем я Вам уже писала[759], она уже вчерне написана, но доканчивать я ее буду только, если будет надежда на помещение, иначе придется взяться за какой-нибудь солидный перевод — жить не на что. Очень прошу Вас, милый Вадим Викторович, поскорей ответьте: нужна ли, размер, и сообщите новые условия, которых я так и не знаю. Всего доброго, жду весточки МЦ.Впервые — Новый журнал. 1978. С. 202-203. СС-7. С. 452. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 62-63.
48-34. А.А. Тесковой
Elancourt, par Trappes (S. et O.) chez M<ada>me Breton 24-го августа 1934 г.Дорогая Анна Антоновна! Нс удивляйтесь карандашу, я не больна, но я в деревне, где нельзя купить пера, а мое так дерет бумагу, что вся энергия уходит на выведение букв — начинаю понимать скучные и короткие письма детей, начинающих писать чернилами. В деревне мы с Муром уже с 31-го июля, недалеко от Парижа (вторая станция за Версалем), но настоящая деревня, — редкому дому меньше 200 лет и возле каждого — прудок с утками. Жизнь не легкая, почти все продукты таскаем на себе из соседнего городка — Trappes (8 кил<ометров> туда и обратно), воду надо качать, стирать очень неудобно, пропустишь булочника — купить негде, и т. д., — но настоящий простор и покой, как только выйдешь. Нужно только чаще выходить (реже входить!). Это наше с Муром первое лето на воле за 5 лет. Цена (чтобы Вы немножко представили себе французские цены на жилье) — 2 больших, совершенно пустых комнаты (в одной — готовим) 120 фр<анков> в месяц. Часть мебели привезли, часть дружески дали местные русские — муж и жена — цветоводы. Местность вроде чешских Иловищ — только Иловищи[760] — лучше — должно быть оттого, что — выше. Но мы, по старой памяти, все-таки ухитрились поселиться на холму. С собой взяла Kristin Launnstochter, к<отор>ую перечитываю каждое лето, — вот уже пятый раз. Т. е. пятый раз живу ее жизнь. Второй том — с Вашей надписью, — помните? Значит и Вас взяла с собой в Elancourt — в русск<ом> переводе олень (старинное ЕЛЕНЬ) бежит. Была у меня здесь в гостях мой — уже старый: 10 лет! — и верный друг, А<нна> И<льинична> Андреева, наслаждалась простором и покоем. Ее сын Савва, к<оторо>му уже 25, а Але осенью будет 21 год! — принят в Casino de Paris[761] послужила ему его обезьянья лазьба по вшенорским деревьям! — танцор, и танцор замечательный. А весь облик — облик Парсифаля[762]: невинность, доверчивость, высокий лад, соединенный с полным дикарством (не знает, что такое социализм, и — знать не хочет) — полная мера своеобразия. Да и она очень своеобразна, — только жестче сына, — м<ожет> б<ыть> потому, что — старше. Аля на́ море, учит по-франц<узски> целое семейство (бабушку включая), нем<ецко>-еврейских эмигрантов. 150 фр<анков> в месяц, но — море! И хороший корм (семья ест весь день), и добродушное отношение. Между нами идет дружеская переписка, не слишком частая. Я, наконец, поняла (всегда знала, но теперь узнала на опыте), что кровное родство — не Wahlverwandschaft[763], и что требовать (ждать) близости можно только от второго. Ибо первое (кровное) — случайное: от случайности брака: нашего или наших родителей минутного выбора и решения. Чудо — когда совпадает. О Муре могу сказать, что он растет большой и своеобразный, но, по мне, слишком мужественный: слишком мальчик. Но надо быть умнее и не ждать второй раз — себя, второй себя. Читали ли новую вещь Унсед: Anna-Elisabeth?[764] И, если да, — что́ это? Какое время? (С огорчением:) — неужели наше? Где происходит вещь? В какой стране? (С огорчением:) — Неужели не в Норвегии? Непременно напишите: той же силы вещь, или слабее, или, вообще, иное? Жажду знать.
_____
Моего Белого (С<овременные> Зап<иски>) не ищите — пришлю как только вернусь. Обещаю. У меня есть отдельные оттиски. Напишите мне разок сюда: я здесь до 25 сент<ября>. Так приятно будет получить Ваше письмо от деревенского почтальона! Боюсь, что у Вас уже в глазах рябит от моего карандаша! Обнимаю Вас и жду отклика. МЦ.С<ергей> Я<ковлевич> живет наполовину в Кламаре, наполовину здесь, езды из Кламара 40 мин<ут>, а полная глушь: поля, старые фермы, коровы…
Впервые — Письма к А. Тесковой, 1969. С. 114 (с купюрами), СС-6. С.414. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 194–196. (С незначительными уточнениями по кн.: Письма к Анне Тесковой. 2009. С. 240–241).
49-34. Н.А. Гайдукевич
Elancourt, par Trappes (S. et O.) chez M<ada>me Breton (не забудьте France!) 6-го сентября 1934 г.Дорогая Наташа, пишу Вам в самый неудачный для письма час: после обеда (по-французскому — завтрака) во время спящего Мура (он у меня до сих пор (9 лет) днем спит — и бу́дет; ему — покой, и мне — покой, а Вам (иногда) — письмо), итак, во время спящего Мура, т. е. не в большой, чистой, ибо беспредметной, письменной и спальной комнате, а в готовильной и еде́льной[765], т. е. — кухне: значит, беспорядочной, перегруженной, люто-мушиной и осиной (осень: яблоки, и подобия, из них, варенья). Кроме того, мимо окна непрерывно шляются: велосипедисты с велосипедами (за́-руку), мужики с быками, старухи с козами, ибо живу на шоссэ, и все (три с половиной человека) непременно куда-то идут и непременно мимо меня. Сейчас за окном разговор: — L’air est bon: elle a bonne mine, hein? — Oh oui, elle a bonne mine. Mais elle n’est pas grosse. — Oh non, elle n’est pas grosse. — Elle reste jusqu’à la fin du mois? — Oh oui, elle reste jusqu’à la fin du mois. — Ce n’est pas pour toujours, hein? — Oh non, ce n’est pas pour toujours[766]. Elle, это, конечно, я: первая и единственная иностранная жительница деревни Эланкура. Они — мужской голос и женский, оба — старые. Я здесь с Муром, с 31-го июля. Платим за две совершенно голых комнаты (одна обращена в кухню, т. е. в неустанно-кипящий примус) — 120 фр<анков> в месяц. Без ничего. Две кровати одолжили недалекие соседи, два стола привезла, третий и два табурета купила. Но пришлось привезти всю посуду, в узлах и мешках, — багаж был совершенно советский. Иногда приезжает Сережа, спит на чем-то совсем продавленном, что́ мне дали чтобы здесь оставить, и всю ночь ворочается, зажигает свечку и читает, а иногда закусывает. Здесь ужасные ау́ты (от слова août: август) незримые пауки, кусающие — поясами: вокруг шеи, вокруг пояса, полукружие живота, не брезгуя и ногами и руками. Зуд — нестерпимый, и часто кончается экземой. Не комары. Есть ли эта нечисть в Польше? Она — по всей Франции и появилась года три назад. Настоящая деревня. Раньше был лес, т. е. и теперь стоит, но ходить нельзя, п<отому> ч<то> под каждым кустом — либо куропатка, либо охотник, чаще — охотник и во всяком случае — смертная опасность. Охотники в первый день охоты убили мою собаку Феликса, — молодую, веселую, рыжую и верную, всегда убегавшую и всегда возвращавшуюся. На этот раз — не вернулась. Ждали весь вечер, всю ночь, всё утро, — пошли разыскивать в те поля и перелески, где с ней гуляли, — никого: только выстрелы. У меня всегда горе с собаками. Эту мне подарили на шоссэ: приласкала, а хозяйка: — Le voulez-vous?[767] Я, конечно, да, — и привязалась, сжилась — и вот… Пес был неотразимый. (Зачем я Вас им растравляю? Эгоизм. Впрочем, письмо было бы не мое, если бы не было про Феликса, это моё настоящее: горе, которым живу.) Здесь буду во всяком случае до 20-го сентября. (Ученье — 3-го Октября). Милая Наташа, неужели Вы правда приедете в Париж весною? Сделайте это. Хорошо бы на Пасху, т. е. во время Муриных каникул, чтобы мне не так быть связанной его про́водами и приво́дами. (Он — путешествовать один?? Я его и в школу за три дома одного не пускаю. Самостоятельность детей есть только беззаботность матерей. «Мой сын такой самостоятельный», это значит, — «Я решила не обращать на него никакого внимания». Но об этом — потом.) Напишите мне еще сюда, успеете. Давайте помечтаем — о совместном весеннем (блаженном!) Версале, о растравительном Трианоне[768], просто о нашем ванвском (я теперь в Ванве — Vanves, но это тот же Кламар, т. е. близкий пригород)[769] форте: пустыри с солдатами, где мы все вечера будем гулять. Жалко, что Вы меня увидите в неволе (дома), торопящейся и торопящей всех, не терпящей — ничего, терпящей — всё. Но иногда будем сбегать. Напишите — серьезно ли? Т. е. сколько-процентная мечта? Обнимаю Вас и жду весточки МЦ.
<Приписка на полях, в начале письма:> а меня пишите без Цветаевой, просто — Efron, Цветаеву они не одолеют и просто не отдадут письма, — здесь ввиду простоты нравов двойных фамилий не бывает, здесь на всю деревню две фамилии: La Montagne и L’eau[770], моя, Efron, третья. <Приписка на полях в конце письма:> Мой постоянный адр<ес>: 31[771], Rue Jean-Baptiste Potin Vanves (Seine) France Но сюда написать вполне успеете, я наверное задержусь до 25-го, хочется чтобы Мур на подольше надышался коровами и курами, — он ведь, увы, городской, и здесь в первый раз в жизни увидел свинью. Сказал: «грозная и грязная».
Впервые — Письма к Наталье Гайдукевич. С. 67–70. Печ. по тексту первой публикации.
50-34. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 33, Rue Jean Baptiste Potin 23-го сент<ября> 1934 г.Милый Вадим Викторович, Узнала — по слухам — будто Вы запрашивали обо мне Сосинского[772]: где я и что́ я — и что́ с рукописью. Перед отъездом, т. е. в конце июля, я получила от Вас письмо, на которое ответила. Летом неопределенно ждала от Вас оклика, но так как Вы не окликали, я и не торопилась. Рукопись есть. — «Мать и музыка» — но, кажется, велика: по моему расчету 62.220 знаков. Хотела ее для вечера, но если Вы возьмете — дам Ва́м. Другого у меня ничего нет. Когда нужно сдать? Она почти переписана. Жду ответа. Были с Муром на ферме возле Trappes и только что вернулись. МЦ.
<Приписка на полях:> Когда выходит №? Мне важно — для вечера[773].
Впервые — Новый журнал. 1990. СС-7. С. 453. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 63–64.
51-34. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 33. Rue Jean Baptiste Potin 26-го сент<ября> 1934 г.Милый Вадим Викторович, — Ничего. — Во-первых, я сама виновата, что еще раз Вас не окликнула — для верности. Во-вторых, пойди вещь сейчас, у меня бы ничего не было для вечера, который мне нужен до зарезу. Итак — до следующего номера! А в Посл<едние> Нов<ости> я и не собиралась давать отрывков, тогда дала только потому что они просили, а просили из-за Белого (имени)[774]. В данной же вещи ничего именно́го и злободневного нет, — мое младенчество и молодость моей матери. Сердечный привет МЦ.
— А стихов Вам не нужно? Иль № уже отпечатан?
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 203-204. СС-7. С. 453. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 64.
52-34. О.С. Франкфурту и К.П. Кротковой
Vanves (Seine) 33, rue Jean-Baptiste Potin 26-го сентября 1934 г.Милые Осип Самойлович и Кристина Павловна, Выехали мы в 5 ½ ч<асов> утра и последний взгляд на Эланкур был на Ваш (скоро уже бывший: ex-ci-devant![775]) дом под клубами тумана. В последнюю минуту взяли кошку, маявшуюся у дверей, запихали в корзинку и завязали моим многострадальным фартуком (как только она не задохнулась??) и в последнюю же минуту забыли: 1) метлу, 2) маленькую деревянную вешалку для полотенец, желтенькую (обе вещи были в кусте) — так что если будет возможность — привезите их нам, когда будете в наших краях. Помните, что наш Ванв — у самого Кламарского вок<зала>. От него начинается Av<enue> de Clamart[776], на к<отор>ую и выходит наша крохотная Jean Baptiste Potin, наш дом (33) как раз — угловой. А то Ванв — велик. Очень рады будем повидаться — соскучились. Я всегда дома до 1 ч<аса> и часто — после 4 ч<асов>. А от 1 ч<аса> до 3 ч<асов>, 4 ч<асов> у нас в доме сонное царство, так что в эти часы никого не зову, а сама — стираю или еще что-нибудь. Хорошо бы, если бы известили, когда будете, — угостила бы Вас вегетарианским завтраком (12 ½ ч<асов> — 1 ч<ас> или обедом (7 ч<асов>). Пока до свидания, С<ергей> Я<ковлевич> едет в город. Да! Если Вы скоро соберетесь, попрошу Вас выписать меня у мэра, сейчас нет денег на заказное письмо с моей identité[777], а посылать простым — страшно. Всего доброго и спасибо за все. МЦ.
(Мы на 2-м эт<аже>, правая дверь).
Впервые — Минувшее. С. 379–380. Печ. по тексту первой публикации.
53-34. К.П. Кротковой
27-го сент<ября> 1934 г., четверг.Милая Кристина Павловна, Обнаружилось, что мы еще забыли тросточку (ровную, желтую, с ремешком)[778]. А она еще чешская, я с ней облазила все те холмы. Так что, если не трудно, прихватите и ее. И теперь, кажется, все. Сердечно приветствую. МЦ. Vanves (Seine) 33, rue Jean-Baptiste Potin /Trappes/ (NB! Я с ума сошла!)[779]
Впервые — Минувшее. С. 380–381. Печ. по тексту первой публикации.
54-34. Н.А. Гайдукевич
Vanves (Seine) 33 Rue Jean-Baptiste Potin 29 го сентября 1934 г.Дорогая Наташа, А Ваше письмо, несмотря на 31, все-таки дошло, что совершенно удивительно, потому что нет недогадливее (равнодушнее!) французских почтальонов. Но мы в Кламаре своего рода знаменитость: постоянно переезжаем, а у почтальонов руки и ноги отваливаются, ища и нося. Словом, не забудьте № 33[780], а не 31 — и это уж на всю зиму, пока весной опять не захочется новых мест. Как кочевникам и собакам (приблудам. Других у меня не было.) Милая Наташа, давайте помечтаем — о лете. Во-первых, выясним, чего Вы хотите: меня — или Парижа? Или — меня и Парижа? Или — Парижа и меня? Ибо, увы, в июле я наверное опять уеду на какую-н<и>б<удь> недалекую ферму — для Мура, из-за Мура, и не только для здоровья — для души, уже опасно-городской и иссушенной зрелищами: сменой реклам, воззваний, витрин, всем тем даровым и развращающим хламом стен, заслоняющих — суть. Может быть мне — ничего не удастся, ибо растет явно-современной и в меня только силой — человек: неуязвимый. Неуязвима и я, но только потому, что через все́уязвимость — прошла: от все́чувствия, а не от нечувствия. Оттого — что этой стены (рекламной, тюремной) не вижу: вижу сквозь нее: ее — просто нет: есть я и вещь, без средостения. Я ее взглядом валю! (Но ка́к — ненавижу: заклеенную, заплеванную, с отпечатками всех вожделений!) А для Мура это — рай: — «Ма-ама! Новая реклама! Ма-ама! Новое „avis“»[781]. Словом, как в моей давешней вещи о Лозэне: — Всё, всё ему по нраву — лишь бы ново![782] И единственный отвод — коровы. А я, Наташа, в детстве коров не любила, в деревне не коров любила, а — деревья: собственную душу[783]. А зрелища (всё, на что надо глядеть) с младенчества ненавидела: оперу, балет, Centenaire du Canton de Vaud[784] — какая му́ка! Сидеть — и глядеть. Как ненавидела — играть, считая это позором и глупостью, — и сейчас не могу проглотить — даже тенниса, и Вашего мяча с сеткой, Наташа, не проглатываю. Оттого я всю жизнь была одна (и в любви), с человеком любила только разговаривать — и ходить, большими шагами по большой природе. Мне от всего иного было невыносимо — скучно и глупо. И это с тех пор как себя помню. И в Муре — ничего не узнаю́. У него две страсти: УЧЕНИЕ и РАЗВЛЕЧЕНИЯ: две мои контр-страсти, ибо я и учиться — ненавидела, никогда ничему не училась, ничего не изучала, что́ знаю — пришло само: от вживания в вещь, от сращения с ней. Так знаю Гёте, Наполеона, женский XVIII век[785], теперь — Норвегию, и м<ожет> б<ыть> единственное, что я знаю — человеческую душу: сильную и уединенную. Газетами всю жизнь брезговала, а Мур — из них пьет, и я ничего не могу поделать, ибо наш дом завален газетами, и нельзя весь день — рвать из рук. У него дивная детская (юношеская) библиотека, лучшие книги — франц<узские> и русские — но он перечитывать не любит: — «я уже два раза читал», он не живет в книге, он по ней скачет, ее ест — и дальше. А «дальше» — авантюрные романы, либо в руках, либо в глазах (витринах), и весь словарь оттуда, с «le sang giclait (какая гадость!) de son crâne fracasse»[786] — сплошные тирады, вроде школьных. Я одна борюсь, и одна с ним бы справилась, но я не одна, а отец всё позволяет: во-первых — так спокойнее, во-вторых — он сам целиком поглощен общественностью, весь в газетах, а «авантюрные романы — это детская романтика». А Муру 9 ½ лет. Поймите меня: как мне быть против — Авантюры? Но с большой буквы, из первых рук: Ж. Верн — да, Дюма — да, но не «их имена суть многи», не макулатура для наживы — писак и издателей. Мур пьет помои — и я должна смотреть. Ибо как только я — слово, отец: — «Вы — тиран, Вы портите ему детство, Вы — жандарм, Вы не даете ему дышать…» и т. д. При нем. Отсюда у Мура — род снисхождения ко мне: — Бедная мама, Вы всего этого не понимаете! (Ни газет, ни техники, ни спорта, ничего, чем он живет). Не понимая, что это моя сила, а не слабость, ибо «понять» теннис или очередную разрезанную женщину или очередное падение проворовавшегося министерства — не хитро́. Но я всего этого зна́ть не хочу! А Мур, с соболезнованием: — бедная мама! С утра до вечера он меня судит: по мелочам и по-крупному: и не так воспитываю, — «всего боитесь: смешно!» и не знаю, как с Rue Victor Hugo попасть на Rue de Paris[787], и пишу так, что никто не печатает, и не хочу поднять головы на очередной (валящийся на нее!) аэроплан, словом «несовременная» и завтра скажет: «неинтересная». И — прав: ибо ему со мной скучно: играть я отродясь не умею, только разговаривать, а ему интересно — только о техническом Concours Lépine[788], или о крестословице из Посл<едних> Новостей, или о новой марке автомобиля. Sans Famille[789] (знаете, наверное?) он не любит, Лорда Фаунтелероя — не выносит, и я одна с его (моими!) детскими книгами[790]. Не малейшего давления я на него с его рождения — и будучи с ним непрерывно — не оказала. Он — готовый человек с готовыми вкусами — и пуще. Вижу безнадежность — и все-таки борюсь — за себя в нем[791]. И — не добьюсь. С Алей — еще хуже (у Мура — хоть моя физика — и сила: мой материал). Аля, прежде всего, «гармоническое существо», каким я никогда не была и каких я никогда не любила: всё в меру: даже ум — в меру, хотя очень умна, но не боевым (моим) умом, а — любезным, уступчивым. Всех (без исключения!) очаровывает. «— Какая разумная, плавная, спокойная. И — какая умная. И — какая одаренная. И — как чудно вяжет: золотые руки! И как чудно играет с детьми…» И т. д. И т. д. Ни одного угла, ни одного острия. Меня в детстве любила до безумия, это была болезнь, теперь это прошло. Она меня непрерывно судит: я не дала ей среднего образования (дала 6 лет школы живописи)[792], я загубила ее детство и юность (каждое утро с 10 ч<асов> до 12 ч<асов> гуляла с маленьким Муром — в чудном парке Bellevue, а потом в мёдонском лесу и нерадиво мыла посуду) — я долгие годы одна содержала всех и не могла гулять утром. Прошлой осенью, когда она во что бы то ни стало решила поступить на место — очень трудное и невыгодное и совсем непонятное: помощницей к зубн<ому> врачу — я ей сказала: — «Аля, ты знаешь, кто́ я и что́ я. Мне нужно два часа утром для писания. У меня никого нет на выручку. Своей службой ты меня обрекаешь на неписание. Думай». Ответ: — «А Вы думали — я всю жизнь буду служить у Вас femme de menage?»[793] И — мой ответ: — «Для femme de menage ты слишком ПЛОХО служишь. Так служат — только дочери». И вот — ушла служить за 300 фр<анков> без еды (потом стало 600 фр<анков>) с 8 ½ ч<асов> утра до 9 ч<асов> веч<ера>, падая с ног от усталости — лишь бы не дома: не провожать Мура в школу и не мыть посуду. А весь остальной день был — ее: ходила она — куда хотела, она с 13 л<ет> пользовалась почти полной свободой. Нет, я ей непереносима: я с моей непохожестью ни на кого, и с моим внутренним судом всего, что не ПЕРВЫЙ сорт. Со мной — душевно трудно. И — вечные укоры: — Ни в одном доме не моют посуду холодной водою. — Ни в одном доме не готовят на два дня. — Ни в одном доме пять дней из семи не едят котлет. — (С<ережа> и Аля — хором) — не понимая, что мне-то гораздо проще было бы: мыть горячей — давать каждый раз «новое» — вместо котлет, к<отор>ые очень долго делать, напр<имер> «tranche de veau»[794] или вовсе — ветчину. Что я не от «скупости», а п<отому> ч<то> нет денег. И всё это создает озлобление: и их — и мое. Им всюду лучше, чем дома — и мне со всеми легче, чем с ними. Выслушайте до конца. Пример: С<ережа> уронил что-то под стол и шарит (он очень высокий, а в кухне тесно). Мур, не дрогнув, продолжает есть. Я: — Мур, подыми же! Как же ты можешь сидеть, когда папа ищет? С<ережа>, перестаньте искать! — С<ережа> искать не перестает, а Мур спокойно продолжает есть — и сообщать последний фельетон из Посл<едних> Новостей. Ни слова — мне в подтверждение, и как часто — мне в посрамление. Или: — Я в его воспитание не вмешиваюсь. То, что Вы делаете — чудовищно. (При нем.) А «чудовищно», что я, наконец, не вытерпев его полной тарелки и полного словами рта, наконец беру ложку и сую ему в рот. Тогда — буйный скандал. А Мур за едой говорит непрерывно: обед (суп и котлеты) длится час. А в школе он ведет себя отлично, ибо как всякая сила жаждет власти: над собой. А в доме — анархия, и в доме он томится: — Какая у нас ужасная семья! И это — весь день. Проще: таков мой день. А вернется Аля (она сейчас на́-море) — еще хуже будет, уже мысленно холодит от ее холодно-дерзкого тона и такого же взгляда (у нее огромные светло-голубые глаза) — и всей ее неуязвимости: не моей. Она до меня не снисходит. Я — «vieux jeu»[795], бедная «больная» женщина, к<отор>ая нынче, очевидно, опять не выспалась. — «Вы бы лучше раньше ложились спать». Боюсь, что ее детей я любить не буду, — никто меня та́к не оскорблял. Весь прошлый год был живой му́кой. Ибо отец — за нее: я загубила ее жизнь, я лишила ее юности, превратив ее в няньку (я, кроме как от 10 ч<асов> до 12 ч<асов>, была с Муром, с самого его рождения, целый день) от меня все бегут, я — притча во языцех — и всё это при ней. А она холодно слушает. Не снисходя[796]. А потом: — Мама! Как Вы чудно читали! (на вечере). — Мама, какая Вы были красивая! — Мама, как Вы изумительно сказали о лете «красное и сладкое»… За — чем? Зачем — это? Ведь это — себе приговор. Ведь я-то — одна: на эстраде — и в кухне над котлетами. Ведь это я-над котлетами написала то, что читала — я-на эстраде. Чувствительность к звукам — знаю. Муру: — Не свисти! (сама от нестерпимости почти свищу!) Але: — Не пой! Реплика (ее) — Да что Вы, мама! И петь нельзя! Разве у нас (протяжно) — тюрьма — а? — Я занимаюсь. — Но даже в тюрьме, кажется, не воспрещается петь? — А у себя на службе? — Но разве у нас дома — служба? — и т. д. — Тихо говорю: — Это — ад.
Как же — лето? Хотите со мной на ферму? Надежды на море у меня мало.
Никуда не уехали — сын и я:
Обернулись прорехою — все моря:
Совладельцам пятерки рваной десятки
Океаны — не по карману![802]
(1933 г.)
<Приписки на полях:> У нас сейчас чудные дни. Как бы мы с Вами гуляли! Не погода, а растрава! У меня для Вас есть чудный подарок, но послать — невозможно таможня. Не будет оказии? Не забудьте ответить. Нет, не скажу, что́, но — чудное. А до лета ждать — долго. Подарок — на всю жизнь.
Не рассказывайте обо мне (моих горестях) НИКОМУ. Я и Асе в Москву не пишу: ненавижу гласность. Я Вам пишу п<отому> ч<то> Вы меня не знаете — и знаете, п<отому> ч<то> с Вами я на полной свободе — СНА. С Белым у нас не́ было ничего общего, кроме трагической доли поэта: собачьести: одиночества. Ведь нет поэтов, а есть — поэт. Один во всех. Вот мы с ним ИМ и были… У Вас, видно, чудная собака: ПСИ́ЩЕ! Даже читала Муру. Пришлите фотографию. Какая чудная смесь! А меня в детстве за злобность и верность звали «овчаркой». А недотрога — конечно. Когда-нибудь расскажу.
Впервые — Письма к Наталье Гайдукевич. С. 73–85. Печ. по тексту первой публикации.
55-34. А.В. Эйснеру
3-4 октября 1934 г.[808]Милый Эйснер, Вы меня своим укором о челюскинцах…[809] (почему не написали? всех собак спасли![810] в этом же — Ваше) задели за живое мясо совести и за живую жилу силы. Ведь многие годы уже я — лирически — крепко сплю (и без всякого синего плаща[811] во сне и там с сырой ночью, с пустой сырой ночью, в которой я сама, сама и сплю) — и вот: оклик: запрос. Степень моего одиночества здесь и на свете Вы не знаете. А теперь я написала Челюскинцев, не я написала, сами написались, и посвящала их — возвращала их — Вам. Вы, может быть, очень плохой человек в жизни, но жизнь сама очень плохая, — плохое место (и я в ней не живу), а встретились мы с Вами не в жизни, а скажем смело: над, там, откуда, мы на нее даже не глядим, а если глядим, то слава Богу — видим только больше. — Та. Я не такая дура, чтобы это высокое место <нрзб.> совместно, менять на — что бы ни было, ибо кроме этого высокого места не вижу и не знаю ничего. Какое бы ни было другое: Поэтому в жизни у нас с Вами встреч (и РАЗМИНОВЕНИЙ) нет — ибо в ней Вы меня не встретите никогда: я в ней не бываю. А сегодня — на Челюскинцах (нос, пароход, глыба, авион, ибо это все — одно) С настоящим наслаждением (слово, которое в рот не беру!) думаю, как буду читать эти стихи — здесь[812]. Последним. Скоро. Хочу Вам их прочесть. Приходите на авось — вечером, ибо дождаться от Вас <зачеркнуто: срока> дня и часа — заведомо не дождаться Вас. (Это тоже отношение и, плохое: Ваше к жизни) Я нарочно пишу о Вас плохо, чтобы Вы знали что я не вслепую дружу с Вами — тогда (для Вас) цены нет! От дружбы через плохое — к через болото (и просто за поэтичность) как через болото — радуга (и под каждым концом радуги — клад, то потому она и встречает: держит. Радуга (целое) есть эманация двух кладов — т. е. обе стороны. От клада к кладу, — та́к я Вас чувствую. Радуга есть протянутые руки сокровищу). Я не могу защищать четырех оставленных девушек и ошельмованных друзей которых бы я сама не любила. Вот если бы Вы такую (ТАКОЕ) как я — оставили… <нрзб.> (простите за гиперболу, но есть такая весть, на которой все равны) иначе пришлось бы ежесекундно судить Пушкина, и презирать его, а <зачеркнуто: положить на весы, что ценнее: — страдать> я не хочу, т<ак> к<ак> Пушкин мне — такой какой есть — дороже всех кого он унизил раз, всех кого я уважаю — два, потому что Пушкину я благодарна, то ему (то есть поэтам, поэту) из всех мне делавших добро, и благодарна. Я бы хотела, Эйснер, пойти с Вами на Symphonie inachevée[813], где доля поэта (вся — всех поэтов) как на ладони. С Вами я хочу по возвышении <нрзб.> До свидания. МЦ
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 77).
56-34. К.П. Кротковой
Vanves (Seine) 33, rue Jean-Baptiste Potin 5-го Окт<ября> 1934 г.Милая Кристина Павловна, Вот мой паспорт с большой просьбой: тотчас же выписать, и выписать задним числом, т. е. что уехала я в первых числах октября (возможно — позже!), а то меня здесь, в Ванве, оштрафуют за неявку[814]. Я думаю, и даже очень надеюсь, что мэр не знает — или не помнит — когда я уехала. Не знаю, как лучше: обманом с ним, или правдой — с нею, — раз Вы с ней дружите. Муж, как приехал, заболел — головная боль и 40 с лишним, докторша сказала, что вроде солнечного удара, — только вчера встал. Сошлитесь, если будете говорить с ней, на его болезнь. Но хорошенько подумайте, а то я очень боюсь штрафа. Сердечный привет вам обоим. Если можно, верните заказным, при встрече сочтемся. МЦ.
Впервые Минувшее. С. 381. Печ. по тексту первой публикации.
57-34. К.П. Кротковой
Vanves (Seine) 33, rue Jean-Baptiste Potin 7-го Окт<ября> 1934 г.Милая Кристина Павловна, Большая просьба: не могли бы Вы на машине доставить наши ведра (и щетку, и вешалку) куда-нибудь в Париж, по какому-нибудь адресу, где бы мы могли их ваять. Началась топка и обнаружилось, что у нас ничего нет для золы и угля, т. е. ведра срочно нужны. Вот я и вспомнила свои эланкурские. Ответьте мне, пожалуйста, поскорее: возможно ли это, а если возможно — то где и в какие часы можно будет вещи взять? А то мы завалены и залиты золой — по всем углам и ящикам, и страшная грязь в квартире и на лестнице. А новые покупать — я и так уже 30 фр<анков> истратила на разные печные щиты и т<ому> п<одобное>. Очень прошу Вас, если можно, оказать мне эту большую услугу. И «Совр<еменные> Зап<иски>» кончаются: ныне получила письмо от Руднева[815]. Следующий № — последний. Даю «Мать и музыку» — как лебединую песнь. Может быть — и бесплатную. Желаю удачи с сыновней школой и родительской оранжереей! Сердечный привет обоим и даже — троим. МЦ.
А пса не завели? Огромноголового? Кошка — живет. Итак: адрес и часы, когда всегда кто-н<и>б<удь> есть, чтобы взять. А м<ожет> б<ыть> и фамилию того места, чтобы списаться. (Помнится, Вы мне писали, что где-то па Italie[816], но страшно ехать в такую даль, не зная дома ли).
Впервые — Минувшее. С. 381–382. Печ. по тексту первой публикации.
58-34. О.С. Франкфурту и К.П. Кротковой
16-го Окт<ября> 1934 г. 33, rue Jean-Baptiste Potin Vanves (Seine)Дорогие Франкфурта, Самое сердечное спасибо за паспорт, — всё обошлось благополучно и даже (тьфу, тьфу!) блистательно, бет малейшей задержки[817]. А сколько событий (покойников!) с нашего расставания! Вчера с величайшим трудом уплатили терм, когда-н<и>б<удь> расскажу о глубочайшем свинстве (хотя прилагательное здесь неудачно!) «Посл<едних> Новостей»[818]. У Мура громадный нарыв под ногтем и в школу сейчас не ходит, п<отому> ч<то> ни писать, ни драться не может. Учится дома (временно). Я насквозь простужена, — у нас страшный холод, а угля нет и долго не будет, ибо я уже три мес<яца> ничего не зарабатываю. («Совр<еменные> Зап<иски>» потеряли мой адр<ес>, и книга выходит без моей «Музыки»[819]). Очень рада, что обошлось с Павлушиной[820] школой. Да! Книга Р<имского>-Корсакова выписана из Москвы[821]. Не покупайте. До свидания и еще раз спасибо за все. Простите за бессвязное письмо и ужасное перо. Сердечный привет от всех нас. МЦ
Как Ваш новый адр<ес>? (Хозяин).
Впервые — Минувшее. С. 382 383. Печ. по тексту первой публикации.
59-34. А.К. Богенгардт
Дорогая Антонина Константиновна! Вы предвосхитили мое желание — и письмо. Каждый день собиралась окликнуть и каждый вечер, ложась, угрызалась, что опять не успела — но как раз был терм, и связанная с ним потеря времени (три напрасных поездки в Последние Новости за деньгами, не считая беготни к телефону и писем) — и столько штопки к зиме (всё — рваное!) и еще Мур заболел, т. е. у него огромный нарыв под ногтем, — нужно было возить в город. Словом, еле успевала опомниться. Но теперь, слава Богу, терм миновал, и Муру лучше, и в четверг все приедем, мы (Аля, Мур, я) пораньше, Сережа — попозже. Страшно радуемся, все, встрече. Привезу кое-что посильное для мальчиков[822] — и еще будет один сюрприз! Итак, до после-завтра! Страшно интересно будет посмотреть Олечку[823] и узнать, что́ с толстой Машей[824]. До скорого свидания! Марина16-го Окт<ября> 1934 г., вторник 33, rue Jean-Baptiste Potin Vanves (Seine)
<Приписка на полях:> Мур из-за пальца не сможет играть в буйные игры — и тем лучше!
<Приписка сверху:> С<ергей> Я<ковлевич> сможет быть к 1 ч<асу>, мы — пораньше.
Печ. впервые по копии с оригинала, хранящейся в архиве составителя.
60-34. К.П. Кротковой
17-го Окт<ября> 1934 г. 33, rue Jean-Baptiste Potin Vanves (Seine)Дорогая Кристина Павловна, Только что получила из типографии билеты на мой вечер[825]. Помятую Ваше летом милое (и редкое в таких случаях!) предложение помочь в продаже посылаю Вам десять. Цена билета — 10 фр<анков>. Только что миновала катастрофа терма, на который Демидов[826] мне дать 300 фр<анков> авансу под вещь, уже принятую в «Посл<едних> Нов<остях>», наотрез отказался, ссылаясь на ангину кассира Могилевского[827]. А «Совр<еменные> Записки» сами обнищали, кроме того потеряли оптом мой адр<ес>, и книга выходит без меня, т. е. моей веши «Мать и музыка», которую и буду читать 1-го. (Кстати, Вы единственный человек, к<оторы>й ее слышали!). Спасибо заранее и все courage[828] — с билетами и вообще! (У меня куражу — не очень: страшный холод, а денег на уголь нет, лязгаем зубами и все простужены). 1-го будете? Сердечный привет всем троим. МЦ.
Впервые — Минувшее. С. 384. Печ. по тексту первой публикации.
61-34. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Дорогая Саломея! Огромное спасибо за терм и смущенная просьба: попытаться пристроить мне 5 билетов на мой вечер 1-го. Вещь (проза) называется: Мать и Музыка[829]. Мне этот вечер необходим до зарезу, ибо вот уже четвертый месяц не зарабатываю ничем, а начались холода. Мы переехали в двухсотлетний дом, чудный, но от природы, а м<ожет> б<ыть> старости — холодный. Пишу, дрожа, как Челюскинцы и их собаки[830]. Обнимаю Вас (ледяными руками) и горячо благодарю за все бывшее и… еще быть имеющее. МЦ.33, Rue Jean-Baptiste Potin Vanves (Seine) 18-го Окт<ября> 1934 г.
Впервые — СС-7. С. 161. Печ. по тексту первой публикации.
62-34. В.Н. Буниной
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Patin 20 го Октября 1934 г.Дорогая Вера, Я кругом перед Вами виновата: до сих пор не вернула книги[831], до сих пор не отозвалась, а теперь еще обращаюсь с просьбой, и даже двумя. Да послужит мне это самообвинение смягчающим обстоятельством, хотя нашлись бы и другие! Когда я нынче открыла газету, нет, даже не так: вбежал Мур с криком: — Мама! Волконский умер! Я похолодела и ринулась и — слава Богу! — не мой: брат: протоиерей Александр Михайлович Волконский[832]. Тут же заметка о его католичестве — тут же по ассоциации — petite Sainte Thérèse[833] — и тут же Вы — и сознание: перст! (Вы еще ничего не понимаете, сейчас поймете.) А до газеты было pneu от кассира П<оследних> Нов<остей> Могилевского[834], где он извещает меня, что обещанного им (на свой страх и риск) аванса дать не может, ибо оказалось, что Пав<ел> Ник<олаевич>[835] моего «Китайца» еще не читал. Теперь слушайте внимательно: этот «Китаец» мною был сдан в П<оследние> Нов<ости> 15-го июля, и с тех пор (15-ое июля — 20-ое октября) моего не было напечатано Посл<едними> Новостями — ни строки[836]. На все мои напоминания и запросы — успокоительный ответ Демидова[837]: — Вещь Павлом Ник<олаевичем> читана и принята. На днях появится. — Дни шли, приближался терм, вещь не появлялась. (А ресурсов у меня, Вера, никаких.) Наконец я возопила к Могилевскому (кассиру), не выдаст ли он мне 300 фр<анков> до напечатания, раз вещь по словам Демидова принята — просто к терму. Он — обещал. Прихожу 12-го- его нету: болен ангиной. Прихожу 14-го — то же самое. Т. е. все напечатавшие получили, а мне Демидов дать отказывается, ссылаясь на личную ответственность Могилевского; придет-де — выдаст. Хорошо. С величайшим трудом в последнюю минуту собираю эти 300 фр<анков> по совершенно нищим, свято обещая отдать в первый же день прихода Могилевского в Новости — и уплачиваю герм. Вчера перв<ый> день выздоровл<ения> М<огилев>ского, посылаю Алю в П<оследние> Нов<ости> за деньгами — Могилевский ей не дает — а нынче, в 7 ч<асов> утра следующее pneu:
Многоуважаемая М<арина> И<вановна> К сожалению, до сих пор не выяснено не только, когда пойдет Ваш рассказ, но и принят ли он, так как Павел Николаевич его еще не читал. Игорь Платонович обещал сегодня выяснить вопрос и я завтра же сообщу Вам о результатах. Если я получу уверенность, что он принят, я сейчас же выдам Вам аванс, но не в размере 300 фр<анков>, а увы! только 200 фр<анков>. Больше мне не разрешено. (Подпись)
_____
Три месяца вещь лежала в Новостях, и дважды и даже трижды Демидов врал мне, что вещь Милюковым принята. Зная, что такое для нищего — терм, выдать мне на него 300 фр<анков> авансу — отказался. А теперь, явно, запретил Могилевскому дать мне триста, даже если принят. Что это, Вера, как не выпихиванье меня обеими руками — из эмиграции — в Сов<етскую> Россию. На какие деньги мне жить? Совр<еменные> Записки за 20 стр<аниц> тексту стали платить 216 фр<анков>, да и то следующая книга выходит без меня, п<отому> ч<то> Руднев летом потерял мой адр<ес>. У меня ничего нет. Единственное платящее место — П<оследние> Нов<ости>, и я не могу добиться, чтобы меня печатали в них хоть раз в три месяца, на 300 фр<анков> — к терму. А они печатают — всех. Ведь меня, Вера, сдавили так, что мне остается только выскочить — пробкой из бутылки с гниющей жидкостью (ибо это — не шампанское, а пробка — они! шампанское — я!). ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ? Пишу я — не хуже других, почему же именно меня заставляют ходить и кланяться за свои же труды и деньги: — Подайте, Христа ради! Хоть раз — к терму… — и не дают, как не дали в этот раз. А в прошлый терм, Вера, был целый скандал: т. е. внезапно, посреди редакции, хлынувшие слезы и мой собственный голос, помимо меня говоривший (а я — слушала) — Если завтра вы, г<оспо>да, услышите, что я подала прошение в Сов<етскую> Россию, знайте, — что это вы: ваша злая воля, ваше презрение и плевание! Тогда М<огилев>ский, меня пожалев (он очень добр!), мне аванс — дал. А на этот раз — заболел, а после болезни ему Демидов — запретил, это ясно из конца его письма. — Что мне делать с Демидовым? Ибо он в П<оследних> Нов<остях> — всё (хотя у газеты с Милюковым и одни инициалы!). И он меня — не хочет. А ресурсов — нет. И что мне делать — с собой? Итак, Вера, подумайте: через кого бы воздействовать на Демидова? Кого он боится? Не вступился ли бы за меня Иван Алексеевич[838], разъяснив Демидову, что я все-таки заслуживаю одного термового фельетона (хорошо бы двух!). Что та́к делать — грех. Что нельзя, без объяснения причин, от чистейшей подлости, обрекать настоящего писателя — на нищенство и попрошайничество (да никто уже и не дает!). Либо, если И<вану> А<лексеевичу> так — неудобно, пусть бы запросил Демидова, почему меня никогда не печатают[839], — что у меня все же есть читатель, что я, наконец, стою чего-то… А если И<ван> А<лексеевич> не захочет — через кого? Подумайте, Вера. Ибо у меня уже сердце кипит и боюсь, что кончится пощечиной полной правды — т. е. разрывом. Ибо у меня много накипело._____
Вторая просьба: на погашение термовых долгов 1-го устраиваю «вечер», т. е. просто стою и читаю вещь, к<отор>ая не пойдет, верней уже не пошла в следующей книге Совр<еменных> Зап<исок>, п<отому> ч<то> Р<удне>в потерял мой адрес. — Мать и Музыка (мое музыкальное детство). И вот, просьба, милая Вера: посылаю Вам 10 билетов, разошлите их от себя своим парижским знакомым, которые Вас любят или с Вами считаются, пусть возьмут, а деньги пришлют мне по адр<есу>:33, Rue Jean Baptiste Potin Vanves (Seine)
Мое положение — отчаянное. За Мура в школу не плочено (75 фр<анков> в месяц + страховка здоровья + учебники — т. е. не меньше 125 фр<анков>), угля — нет, а дом старый и страшно мерзнем, у Али совсем нет обуви, — и всё — та́к. (Аля, оказыв<ается>, служила летом у немецких Ротшильдов — банкиров Bleichröder[840] и получила 150 фр<анков> в месяц, уча и воспитывая троих детей и бабушку (бабушку — французскому! Ей 80 л<ет>, и вся в заплатах). А когда Аля от них приехала и стала рассказывать, оказалось, что она служила у гамбургских миллионеров, если не миллиардеров. Самый крупный банкирский дом Германии. Была с ними в Нормандии.)
_____
Ну, вот, Вера. — Невесело? —_____
Ради Бога, Вера, управу на Демидова! Взывать к его совести — бесполезно. Он — подл. Нужен — страх. И это еще потомок Петра[841] — о, Господи! Меня в редакции очень любят: и Могилевский, и Гронский[842], и Ладинский[843], и Берберова[844], и Поляков[845] (и я его — очень!) и Алданов[846], но все они — ничто перед Демидовым, Посл<едние> Нов<ости> — он. Ответьте мне поскорее, что́ Вы думаете. Вы-то, Вера, не будете меня судить, когда узнаете, что я подала прошение? Но — еще погожу. НЕ ХОЧЕТСЯ! Обнимаю вас. МЦ.Книга цела. Пришлю заказным после вечера. Билеты посылаю нынче же imprimé[847].
Впервые — НП. С. 468-473. СС-7. С. 272–274. Печ. по СС-7.
63-34. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 24-го Октября 1934 г.Дорогая Анна Антоновна, Знаете, что с нашего расставания 1-го ноября будет уже — 9 лет? А тогда Муру было — день в день — д е-в-я-т-ь месяцев. Правда, жуть? И эта жуть — жизнь.
_____
Wenn die Noth am höchsten ist, so ist Gott am nächsten[848]: вчера мы совершенно погибали от безденежья: в доме ничего не было (как мышь — всё приели), а денег — никаких, ибо только что (15-го) выплатили терм. И вдруг — Ваша присылка! Я почувствовала себя Ротшильдом, или гамбургским банкиром Bleichroder’ом[849], в семье которого Аля, этим летом, за 150 фр<анков> в месяц обучала французскому — и всему, мытье ушей включая — троих детей и их 80-летнюю бабушку, главную банкиршу (ее — только французскому). Как видите, с фермы вернулись. Мур ходит в школу, Аля пока дома и нужно сказать, пока ведет себя хорошо. Мы живем в чудном 200-летнем каменном доме, почти-развалине, но надеюсь, что на наш век хватит![850] — в чудном месте, на чудной каштановой улице, у меня чу-удная большая комната с двумя окнами и, в одном из них, огромным каштаном, сейчас желтым, как вечное солнце. Это — моя главная радость. Пишу очередную главу своего детства «Чорт»[851]. Думаю, что после нее эмиграция от меня совсем открестится, хотя бы из-за своего глубокого лицемерия и самого поверхностного ханжества. Здесь все стали «святые», а как мало настоящей человечности!_____
Очень хочу, чтобы Вы прочли моего «Китайца» — 24-го Октября, среда, Последние Новости. Достаньте, пожалуйста! А м<ожет> б<ыть> я сама пришлю Вам, если достану в пятницу в редакции. Очень спешу. Это только короткая благодарность и привет. МЦ.Впервые — Письма к Анне Тесковой. 1969. С. 115 (с купюрами). СС-6. С. 415. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С 196–197. (С незначительными уточнениями по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2009 С. 242.)
64-34. В.Н. Буниной
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 24-го Окт<ября> 1934 г.Дорогая Вера! Читали моего Китайца? Этот Китаец провалялся у Демидова 3 с лишним месяца и Демидов не дал мне за все эти три с лишним месяца заработать в П<оследних> Н<овостях> — ни копейки. Я честно читала, Вера, ибо своего Китайца за лето совершенно и на́чисто забыла и читала как чужого (китайца!) — по-моему, не хуже того, что печатается в П<оследних> Н<овостях>. Так — почему-же? Имейте в виду, что заставил, наконец, прочесть Милюкова и, этим, напечатать — НЕ Демидов, а кассир Могилевский, который меня пожалел и которому запретили мне до напечатания выдать аванс[852]. Что я хочу? Добиться, чтобы меня печатали — скажем два раза в три месяца. Разве я не заслуживаю? За Мура я плачу́ в школу теперь уже 100 фр<анков> в месяц (у них провели центральное отопление) а в этом месяце еще счет за учебники — 89 фр<анков>, т. е. без 11 фр<анков> — сто. Откуда-же мне брать деньги? И почему эмиграция (имущая) об этом не подумает? Ведь я же не хочу, чтобы Мура выгнали из школы, а меня с квартиры за неплатеж?! Ведь я — работаю. Ведь я чего-то — сто́ю. Я и так живу в развалине за 3.300 фр<анков> в год, скромнее — нельзя. Есть пассивность (в данном случае говорю об имущей эмиграции) к<отор>ая уже есть активность: не сделать — сделать. Вера, меня обеими руками выпихивают — в полном безмолвии. Итак, нужно по другому: теперь нужно похвалить Демидову Китайца сразу, по свежему следу[853] — и удивиться, почему меня никогда не печатают, и тут же упомянуть о катастрофическом имущественном положении, а м<ожет> б<ыть> и вспомянуть моего отца, который столько сделал для русской интеллигенции. (Демидов его лично знал[854], и этим его скотство только усугубляется.) Очень жду Вашего ответа. Вера, мне не на кого надеяться, некого, кроме Вас, просить о воздействии. Китаец — среда, 24-го Октября. Обнимаю Вас, МЦ.
Немножко выбьюсь — напишу Вам по человечески, не по-«китайски» и не о Демидове.
Впервые — Русская мысль. Париж, 2000, 12-18 окт. Публ. Л.А. Мнухина. Печ. по тексту первой публикации.
65-34. А.А. Полякову
Vanves (Seine) 33, Rue Jean Baptiste Potin 24-го Окт<ября> 1934 г.Милый Александр Абрамович, Посылаю Вам два редакционных билета на мое чтение 1-го, и очень рада буду, если Вы придете. — Рассказ из детской жизни[855]. Мы очень давно с Вами не видались и без Вас мне в Посл<едних> Нов<остях> — не везет: Демидову я не пришлась. Я всем говорю: вот если Поляков мне скажет, что моя вещь не подходит — я поверю, и не обижусь, и принесу другую, п<отому> ч<то> я ему верю, и как редактору, и как человеку… А когда… Да! А раз я это всем говорю, то справедливо сказать и Вам. До свидания — когда-нибудь! М. Цветаева
Впервые — ЛО. 1990. С. 105. СС-7. С. 472. Печ. по СС-7.
66-34. В.Н. Буниной
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 29-го Окт<ября> 1934 г.Дорогая Вера, Короткое словцо благодарности: я вся в черновиках, похожих на чистовики, и в чистовиках — всё еще черновиках, и в письменных воплях о напечатании сообщения о моем вечере, и в Муриных — и для меня убийственных — арифметических système métriqu’овых задачах. Только стихов мне не удается писать! Итак, сердечное спасибо за присланное: мне и в голову не приходило, что, отсутствуя, можно купить. Ваши деньги — первая ласточка, на них живем уже который день. (Правда, странно — жить на ласточку?!) Обнимаю Вас и после вечера сейчас же напишу и, главное, пришлю книгу — и даже две, Вера. — Вы знаете латынь? Я — нет. МЦ.
Спасибо за заботу о пальто![856]
Впервые — НП. С. 473-474. СС-7. С. 274–275. Печ. по СС-7.
67-34. В.Н. Буниной
Vanves (Seine) 33, Rue Lazare Carnot[857] 2-го ноября 1934 г.Дорогая Вера, В первую голову — Вам. Самое мое сильное впечатление от вечера: — Я так хотела продать билет одному господину, очень богатому, — у него, у нас — такие счета! («у нас» — у Гавронского, говорит его помощница Тамара Владимировна, бывшая Волконская)[858]. Но знаете, что́ он мне сказал: — «Цветаева ОЧЕНЬ вредит себе своими серебряными кольцами: пусть сначала продаст…» Это, Вера, в ответ на предложение купить десяти-франковый билет на целый вечер моего чтения, авторского чтения двух неизданных вещей… Как мне хочется, Вера, в громкий и молчаливый ответ ему написать вещь «Серебряные кольцы»[859] (Блок) — о том, как моя кормилица, цыганка, вырвала их из ушей и втоптала в паркет — за то, что не золотые[860], и еще про солдата-большевика в Революцию, который мне помог на кровокипящей ненавистью к буржуям станции «Усмань» и которому я подарила кольцо с двуглавым орлом (он, любовно: — А-а-рёл… По крайней мере память будет)[861]… и еще:
О сто моих колец! Мне тянет жилы —
Раскаиваюсь в первый раз —
Что столько их я вкривь и вкось дарила. —
Тебя не дождалась…[862]
_____
Вечер прошел очень хорошо[864]. Зал был маленький, но полный, и дружески-полный: пришли не на сенсацию (как тогда, после смерти Белого)[865], а на меня — мои вечные «Getreue»[866]. Многих я знаю уже по вечерам, напр<имер> странную женскую пару: русскую мулатку и ее белокурую подругу. И старики какие-то, которые всегда приходят и всегда спят: русские старики, входные, — не по долгу совести клиента Гавронского, пришедшего потому что заплатил. И старушка из Русск<ого> Дома в Свя<той> Женевьеве, — поверх кофты — юбка, а поверх юбки — еще кофта — и так до́ бесконечности… И всякие даровые, приходящие явно — пешком… О, как я бы хотела читать ДАРОМ и всем подарить по серебряному кольцу. Но я, Вера, теми «кольцами» — «пускай продаст» меньше уязвлена, чем удовлетворена: формула буржуазного (боюсь еврейски-буржуазного) хамства. Читала я, Вера, Мать и Музыка — свою мать и свою музыку (и ее музыку!) и — пустячок, к<отор>ый очень понравился, п<отому> ч<то> веселый (серьезно-веселый, не-совсем-ве́село-веселый) — «Сказка матери» малолетним Асе и мне. Надеюсь, что из-за успеха (явного) возьмут в Посл<едние> Новости[867]. Чистый доход, Вера, (Вас — включая) 500 фр<анков>, уже уплатив за залу. 290 уже вчера заплатила за Мурину школу: Октябрь и Ноябрь — и учебники (89 фр<анков> 50! за девятилетнего мальчика, и всё это он учит наизусть: идиотизм!) — и обязательную страховку. Словом, гора с плеч до 1-го декабря. И уже заказала уголь — на 50 фр<анков> и сейчас Аля поехала в Hôtel de Ville[868] — по горячему следу уже убегающих денег! — за ведрами и совками и щитками — и черт (именно он, черный!) еще знающий за чем: ВСЕМ ПЕЧНЫМ. Печи, слава Богу, есть. Холод у нас лютый, все спим — под всем. А серебряные кольцы я все-таки не продам (кстати, за них бы мне дали франков десять — не шутка, конечно: пара — да и то… А танцор Икар[869] обещал мне медное кольцо — с чертом!). Вера, сколько во мне неизрасходованного негодования и как жалею, что оно со мной уйдет в гроб. Но и любви тоже: благодарности — восхищения — коленопреклонения — но с занесенной — головой! А я сейчас пишу чорта[870], мое с ним детство, — и им греюсь, т. е. по-настоящему не — замечаю, что два часа писала при открытом окне, — только пальцы замечают — и кончик носа… Вера, спасибо за всё! Да, Аля, к<отор>ая сидела в кассе, рассказывала про господина (седого), давшего 50 фр<анков>. Наверное — Ваш. Кончаю, п<отому> ч<то> сейчас придут угольщики и надо разыскать замок для сарая и, самое трудное, к нему — ключ. Обнимаю Вас. МЦ.<Приписка на полях:> Вера, Вы меня за моего Чорта — не проклянете? Он — чу-у-удный (вою — как он, п<отому> ч<то> он, у меня — пес).
Впервые — НП. С. 474–478. СС-7. С. 275–276. Печ. по СС-7.
68-34. В.Н. Буниной
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 3-го ноября 1934 г.Дорогая Вера, Только что потеряла на улице письмо к Вам — только что написанное[871]: большое, о вечере, — на такой же бумаге, с маркой и обратным адресом. Немец — до-гитлеровский — бы опустил (гитлеровский бы выкинул из-за иностранной фамилии) — но так как здесь французы и русские… Словом, если не получите — а, если получите, то одновременно с этим — известите; напишу за́ново. Выронила из рук. Пока же, вкратце: вечер сошел благополучно, заработала — по выплате зала — 500 фр<анков> (Ваши включая) — был седой господин, к<отор>ый дал 50 фр<анков>, наверное — Ваш. Уже заплатила за 2 месяца Муриного учения, страховку и учебники — 300 фр<анков> и заказала уголь. — Вот. — Но самое интересное — в том письме. (Помните Gustav Freytag[872]. «Die verlorene Handschrit't»?[873]) Непременно известите. Обнимаю Вас. МЦ.
<Приписка на полях:> Письмо потеряно в 11 ч<асов> дня, на полном свету, на широкой, вроде Поварской, улице — и вдобавок конверт — лиловый. Значит, если не дойдет — французы — жулики: такая новая красивая красная марка в десять су! А русский не опустит, п<отому> ч<то> пять лет проносит его в кармане.
Впервые — НП. С. 478–479. СС-7. С. 277. Печ. по СС-7.
69-34. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 33, Rue Jean Baptiste Potin 7-го Октября <ноября> 1934 г.[874]Милый Вадим Викторович, Очень жаль, что не были — вечер прошел очень хорошо, и было даже уютно — от взаимной дружественности. А та вещь[875], которую вы просите прислать на просмотр — пустячок, на 10 мин<ут> чтения вслух — и никакого отношения к «Мать и Музыка» не имеет: просто диалог, верней триалог[876], а успех имела, потому что — веселая. Кроме того, она сразу была предназначена для Посл<едних> Новостей — на небольшой фельетон. «Мать и Музыка» вышлю на днях, кто-н<и>б<удь> завезет на Rue Daviel[877]. М<ожет> б<ыть> и стихи какие-нибудь присоединю, хотя мало верю, что вы (множеств<енное> число!) — поместите[878]: из-за ЛЕГЕНДЫ, что мои стихи — темны. Пока до свидания — в рукописи! Неужели эмиграция даст погибнуть своему единственному журналу?![879] Какой позор. На всё есть деньги (— у богатых, а они — есть!) — на картеж, на меха, на виллы, на рулетку, на издание идиотских романов — всё это есть и будет — а журналу дают сдохнуть. Это — настоящий позор: исторический.
_____
Во всяком случае, у Вас должно быть чувство полного удовлетворения: Вы, своими силами, делали все, что могли — до конца. Но что́ «силы» перед — КАРМАНАМИ: ПОРТФЕЛЯМИ. Какая все это — мерзость! И как хочется об этом сказать — открыто: в лица гем, у которых на лице вместо своей кожи — КОЖАНАЯ (нет, лучше нашла!) — СВИНАЯ. Итак — до свидания: может быть — последнего. МЦ.Впервые — Новый журнал. 1978. С. 204–205. СС-7. С. 453-454. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 65–66.
70-34. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 21-го ноября 1934 г.Дорогая Анна Антоновна, Видали ли Вы немецкий фильм «Leise flehen meine Lieder»[880] (по-французски «Symphonie inachevée»)[881] — из жизни Шуберта?[882] Вот — прекрасная трагедия поэта, а моя — уродливая, и, может быть, отчасти из-за ее уродства и плачу. Там — его «не любит», верней — его любя от него уходит прелестная девушка, и он остается один — с песнями. А от меня уходит, не любя, моя дочь, которой я отдала двадцать один год жизни, т. е. всю свою молодость. И я остаюсь — не с песнями, а с С<ережей>, к<отор>ый рвется в Россию и скоро возненавидит меня (а подсознательно уже, временами, ненавидит) за то, что я не еду, и с Муром, который проделает то же, что Аля, только раньше. С двумя — уйдут или не уйдут — которые от меня рвутся в жизнь и для которых я препятствие и помеха, которые без меня были бы счастливее. (О, не возражайте: ЗНАЮ). Знаю и то, что, может быть МУР, через тридцать лет (о, раньше — нет!), когда меня давно не будет, — поймет и меня и мою любовь[883], — но меня-то — не будет! А там, где я тогда буду — всё — всё равно. С Алей было так. Вернувшись после лета, она дней десять, по инерции (была в немецкой семье) мыла посуду и держала дом в чистоте. И была вежлива. Потом на одиннадцатый (шучу: м<ожет> б<ыть> на двенадцатый) стала собой, впала в себя: в лень, в дерзость, в равнодушие ко всему, что́ не развлечение, в непрерывное бегание по знакомым: утром, днем, вечером (до 1 ч<аса> ночи), все вечера стала уходить, совершенно не считаясь, что и мне иногда хочется уйти (Мура я одного вечером не оставляю никогда) а особенно в таком доме, как наш «новый» (200 лет!) с постоянной возможностью угара и жуткими соседями) — не считаясь и с тем, что мне, иногда, приятно было бы с ней вечером (все лето не виделись!) посидеть, почитать, пошить, а главное не считаясь — с моей вечной о ней заботой: она очень малокровна и истощена, и у нее отцовская физика (наследственность), а каждый вечер, без исключения, ложиться спать в 1 ч<ас> и вставать в 7 ч<асов> — кого угодно с ног собьет. Я не могла спокойно смотреть на это глупое саморазрушение, ибо: один вечер — гадать, другой — к какой-то подруге за тридевять земель, третий — к другой «подруге», просто для хохота и сплетен, иногда и на лекцию, но опять-таки как развлечение: чтобы не сидеть дома. Когда она вернулась с моря, я предложила ей кончить в этом году свою живописную школу и получить аттестат — нужный в жизни. И она семь недель не удосужилась пойти в эту школу и сговориться. Наконец, в один прекрасный день, является после делового (с какой-то редакторшей) свидания домой и — как ни в чем не бывало — в свою комнату, писать письма (все тем же «подругам», которых у нее — сколько угодно). Я: — «Ну, как, Аля, свидание? Есть надежда на заработок?» (Она, из комнаты) — «Да. 500 фр<анков> в месяц — переводить статейки, иногда писать на машинке, рисовать картинки[884]. Но для этого мне придется снять комнату в городе». — И всё. Всё, что она нашла мне сказать, меняя жизнь. Ибо это, прежде всего, уход из дома. Для того и делается. Не переезд в комнату, а в другую жизнь: отдельную, свободную, парижскую, с кафе и кинематографами, без контроля, без заботы, без ответственности, ибо все эти статейки и картинки для нее — забава, ибо в редакции, т. е. опять в компании: шутки, хохот, новые знакомства. Она очень даровита и, конечно, ей через 2 месяца дадут не 500 фр<анков>, а тысячу, кроме того, она всем нравится, без исключения, и не сомневаюсь, что ее жизнь будет очень веселая. (Забыла Вам сказать, но очень прошу, МЕЖДУ НАМИ! — что журнал этот детский коммунистический французский, по ее словам «очень грубый и пошлый» И — идет сотрудничать!) Моя ли это дочь?! На торжествах Октября[885] (я не была! не мои это торжества!) перешла на ты с людьми, о существовании которых час назад и не подозревала, т. е. сразу — в товарищи. (Совершенно ко всем октябрям равнодушна, а так — из-за компании). Да, возвращаясь к тому разговору. Я — е́й: — «Но 500 фр<анков> на жизнь — мало. Комната не меньше 200 фр<анков>, а еда? Езда? Стирка? Обувь? Живи здесь, т. е. приезжай ночевать, как половина всех живущих за́ городом, тогда и комнаты не нужно», — «Нет, ибо живя дома, мне иногда придется убирать, а мне нужно все время на работу». (Причем это не служба, а именно домашняя работа, ибо никто не пишет и не рисует в редакции!). Ей не на работу нужен весь день, а на свободную жизнь — без меня. Вот и всё. Все это, конечно, было за моей спиной подстроено С<ережей> и его новыми друзьями — бедная девушка погибает в буржуазной (это я-то!) обстановке, мать — тиран, она задыхается, и т. д. И — ни оборота на меня, на мысль. Анна Антоновна, я ее вырвала из сердца и болит только рана. И трудны только эти дни, пока она еще здесь. Со мной что-то вроде столбняка: во мне всё сжалось. Ни в поисках комнаты, ни в устройстве я участвовать не буду: не могу: это было бы духовное самоубийство, соучастие в собственном убийстве. Пусть живет как хочет и как может. Я для нее больше ничего не могу. Но и в «комнату» ее войти не смогу, ноги откажутся. Дело не в том, чтобы «простить», я просто ничего не понимаю: меня продали за развлечения и удобства. Меня — за кафе и хохотанье. М<ожет> б<ыть>, все это — вполне нормально: выросла, надоело дома — хочется собственной жизни — ей 20 лет: веселья! Но я-то воображала, что это связь — нерушимая, что и речи быть не может…, что никакие силы…и т. д. А — какие — там — силы! Просто надоело мыть посуду, а там — ресторан. Надоели укоры в 1 ч<ас> ночи — а там — свобода! Эта простота-то меня и сражает. Я для нее: мытье посуды + уборка ее собственной комнаты. Она всё забыла. Предстоит тяжелая процедура разбора и увоза вещей, это уж — почти вынос тела. «Это я беру, а это я оставляю. Мольер мне не нужен — оставляю Муру» — и т. д. И на Мура не оглянулась. И самое удивительное, что это не роман. Не любовь, а беспредметная «свободная жизнь». А<нна> А<нтоновна>, жесткой всю жизнь слыла и слыву — я. А помните мою «Поэму конца»? (Прага, 1924). Ведь как меня человек любил, как звал! Но я не могла, помню свое ему последнее слово: — «Я не могу жить с язвой. Вы для меня — чистая рана, а разбей я семью — будет язва, и она меня загрызет». Это была самая сильная любовь моей жизни[886].
_____
И — ни оглядки на меня — поэта! Ведь она знает, что уходя из дому обрекает меня на почти-неписанье. Ведь я 4 раза (дурацкая система) хожу в школу за Муром, т. е. 8 концов, т. е. 2 часа — и все по ¼ часа. — Пусть ходит сам. — Но автомобили тоже сами ходят. А топка печей, а принос угля, а стирка, а готовка, а уборка, а рынок, — всё на мне. Ведь у нас — квартира. Когда же писать? И по скольку минут? (С<ережа> — не в счет, его почти никогда нет, и, когда возвращается — без ног. Иногда с 9 ч<асов> до 1 ч<аса> ночи в городе (NB! Белое место слева — от огромной слезы, которая никак не могла просохнуть, а я не хотела, чтобы чернило расплылось.)_____
Мне все эти дни хочется написать свое завещание. Мне вообще хотелось бы не-быть. Иду с Муром или без Мура, — в школу или за молоком — и изнутри, сами собой — слова завещания. Не вещественного — у меня ничего нет — а что-то, что́ мне нужно, чтобы люди обо мне знали: разъяснение. Свести счеты, хотя Маяковский и сказал:Кончена жизнь — и не к чему перечень
Взаимных боле́й, и ран, и обид…[887]
_____
Внизу, как раз под моей комнатой, русская семья[890]: старушка 81 года, помнящая Аделину Патти[891]. Красивая, серебряно-седая, изящная. И вот нынче слышу: навзрыд плачет. У нее две внучки, двадцати лет, когда бабушка роняет вещь — ни одна не двигается, а говорит — прерывают или смеются. Старушка весь день бегает вверх и вниз по лестнице, п<отому> ч<то> кухня внизу, а едят наверху. Готовит на семь человек, одна моет посуду. А внучки лежат на кроватях и — мечтают. Или негодуют на нищенскую жизнь. Бабушка тихо угасает, скромно. Понесла кому-то пирог — нечем дышать. «А воздух свежий. Значит — сердце». Я вдвое моложе ее (как вдвое старше Али и вчетверо — Мура). Вчера я принесла ей свой граммофон с лучшими пластинками, — как она блаженствовала! Но внук у нее — чудный, красавец, как она, — двадцать пять лет. Между нами — 15 лет — и начало дружбы, из которой конечно ничего не выйдет, — он боится моей «славы», а я его молодости[892]. Так и пройдем мимо. Но приятно — когда в глазах — восторг. Бываю я у них, именно потому что — соседи — редко, раз в две недели, но всегда отдыхаю душевно — от бабушки и от внука. Почему людям нельзя сказать, что их любишь?_____
Была ссора с С<ережей>. Он говорит, что я Алю выжила из дома. (Я хотела для нее школы или места в семье). Мур меня ревностно защищал. А я просто — как собака — выла, затопя весь стол слезами. Боюсь — глаза пропадут. А сердце — уже пропадает: я, рожденный ходок, стала задыхаться на ровном месте и с каждым днем хуже. Жаль сердца — хорошо служило. Сейчас лягу, и слезы потекут за́ уши.Und schlafen möchte ich, schlafen
Bis meine Zeit herum![893]
Я отчасти и из-за бабушки плачу: из-за ея́ слез, — от всех вместе. У меня еще одно горе, — не горе: обида, дико-незаслуженная![894] Но о ней в другой раз.
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 115–117 (с купюрами). СС-6. С. 415–417. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 198–203. (С незначительными уточнениями по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2009. С. 243–246).
71-34. В.Н. Буниной
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 22-го ноября 1934 г.Дорогая Вера, Бели все мои письма — между нами, то это — совсем между нами, потому что это — мое фиаско, а я не хочу, чтобы меня жалели. Судить будут — все равно. Отношения мои с Алей, как Вы уже знаете, последние годы верно и прочно портились. Ее линия была — бессловесное действие. Всё наперекор и всё молча. (Были и слова, и страшно-дерзкие, но тогда тихим был — тон. Но — мелкие слова, ни одного решительного.) Отец ее во всем поддерживал, всегда была права — она, и виновата — я, даже когда она, наступив в кошелку с кошачьим песком и, естественно, рассыпав, две недели подряд — так и не подмела, топча этот песок ежеминутно, ибо был у выходной двери. Песок — песчинка, всё было так. Летом она была на́ море, у нем<ецких> евреев[895], и, вернувшись, дней десять вела себя прилично — по инерции. А потом впала в настоящую себя: лень, дерзость, отлынивание от всех работ и непрерывное беганье по знакомым: убеганье от чего бы то ни было серьезного: от собственного рисованья (были заказы мод), как от стирки собственной рубашки. Когда она, после лета, вернулась, я предложила ей год или два свободы, не-службы, чтобы окончить свою школу живописи (училась три года и неожиданно ушла служить к Гавронскому, где дослужилась до постоянных обмороков от малокровия и скелетистой худобы: наследственность у нее отцовская), итак, предложила ей кончить школу (где была лучшей ученицей и училась бесплатно) и получить аттестат. — Да, да. отлично, непременно позвоню… (Варианты: пойду, напишу…) Прошло 7 недель, — не пошла, не позвонила, не написала. Каждый вечер уходила — то в гости, то в кинемат<ограф>, то — гадать, то на какой-то диспут, все равно куда, лишь бы — и возвращалась в час. Утром не встает, днем ходит сонная и злая, непрерывно дерзя. Наконец, я: — Аля, либо школа, либо место, ибо та́к — нельзя: работаем все, работают — все, а та́к — бессовестно. Третьего дня возвращается после свидания с какими-то новыми людьми, ей что-то обещавшими. Проходит в свою комнату, садится писать письмо. Я — ей: — Ну́, как? Есть надежда на заработок? Она, из другой комнаты: — Да, нужны будут картинки, и, иногда, статейки. 500 фр<анков> в месяц. Но для этого мне придется снять комнату в городе. Я, проглотив, но, по инерции (деловой и материнской) продолжая: — Но на 500 фр<анков> ты не проживешь. Комната в П<ариже> — не меньше 200 фр<анков>, остается 300 — на всё: еду, езду, стирку, обувь, — и т. д. Зачем же тебе комната, раз работа как раз на дому? Ведь — только отвозить. — Нет, у меня будет занят весь день, и, вообще, дома всегда есть работа (NB! если бы Вы видели запущенность нашего! т. е. степень моей нетребовательности), а это меня будет… отвлекать. Вера, ни слова, ни мысли обо мне, ни оборота. «Снять комнату». Точка. Она никогда не жила одна. — в прошлом году служила, но жила дома, летом была в семье. Она отлично понимает, что это не переезд в комнату, а уход из дому — навсегда: из «комнат» — не возвращаются. И хоть бы слово: — Я хочу попробовать самостоятельную жизнь. Или: — Как вы мне советуете, брать мне это место? (Места, по-моему, никакого, но даже если бы…) Но — ничего. Стена заведомого решения. Вера, она любила меня лет до четырнадцати — до ужаса. Я боялась этой любви, ВИДЯ, что умру — умрет. Она жила только мною. И после этого: всего ее раннего детства и моей такой же молодости, всего совместного ужаса Сов<етской> России, всей чудной Чехии вместе, всего Муриного детства: медонского сновиденного парка, блаженных лет (лето) на море, да всего нашего бедного медонско-кламарского леса, после всей совместной нищеты в ее прелести (грошовых подарков, жалких и чудных елок, удачных рынков и т. д.) — без оборота. Очень повредила мне (справедливей было бы сказать: ей) Ширинская[896], неуловимо и непрерывно восстанавливавшая ее против моего «тиранства»[897], наводнявшая уши и душу сплетнями и пересудами, знакомившая с кем-попало, втягивавшая в «партию» Ширинского[898] — ей Аля была нужна как украшение, а м<ожет> б<ыть> немножко и как моя дочь — льстившая ей из всех сил, всё одобрявшая (система!) и так мечтавшая ее выкрасить, в рыжий цвет. С Ш<ирин>ской я, почуяв, даже просто увидев на Але, раззнакомилась с полгода назад, несмотря на все ее попытки удержать. (Ей все нужны!) Но Аля продолжала бывать и пропадать. Еще — служба у Гавронского и дружба с полоумной его ассистенткой, бывшей (по мужу) Волконской, глупой и истерической институткой, влюбившейся в Алю институтской любовью, — с ревностью, слезами, телеграммами, совместными гаданьями, и т. д. (Ей 36 лет, Але — только что — 21.) А еще — ПАРИЖ: улица, берет на бок, комплименты в метро, роковые женщины в фильмах, Lu et Vu[899] с прославлением всего советского, т. е. «свободного»… Вера, поймите меня: если бы роман, любовь, но — никакой любви, ей просто хочется весело проводить время: новых знакомств, кинематографов, кафе, — Париж на свободе. Не сомневаюсь (этой заботы у меня нет), что она отлично устроится: она всем — без исключения — нравится, очень одарена во всех отношениях: живопись, писание, рукоделие, всё умеет — и скоро, конечно, будет зарабатывать и тысячу. Но здоровье свое — загубит, а может быть — и душу.
_____
Теперь судите. Я в ее жизнь больше не вмешиваюсь. Раз — без оборота, то и я без оборота. (Не только внешне, но внутри.) Ведь обычными лекарствами необычный случай — не лечат. Наш с ней случай был необычный и м<ожет> б<ыть> даже — единственный. (У меня есть ее тетради.) Да и мое материнство к ней — необычайный случай. И, все-таки, я сама. Не берите эту необычайность как похвалу, о чуде ведь и народ говорит: Я — чудо; ни добро, ни худо. Ведь если мне скажут: — та́к — все, и та́к — всегда, это мне ничего не объяснит, ибо два семилетия (это — серьезнее, чем «пятилетки») было не как все и не как всегда. Случай — из ряду вон, а кончается как все. В этом — тайна. И — «как все» — дурное большинство, ибо есть хорошее, и в хорошем — так не поступают. Какая жесткость! Сменить комнату, все сводить к перевозу вещей. Я, Вера, всю жизнь слыла жесткой, а не ушла же я от них — всю жизнь, хотя, иногда. КАК хотелось! Другой жизни, себя, свободы, себя во весь рост, себя на воле, просто — блаженного утра без всяких обязательств. 1924 г., нет, вру — 1923 г.! Безумная любовь, самая сильная за всю жизнь[900], — зовет, рвусь, но, конечно, остаюсь: ибо — С<ережа> — и Аля, они, семья, — как без меня?! — «Не могу быть счастливой на чужих костях»[901] — это было мое последнее слово. Вера, я не жалею. Это была — я. Я иначе — просто не могла. (Того любила — безумно.) Я 14 лет, читая Анну Каренину, заведомо знала, что никогда не брошу «Сережу». Любить Вронского[902] и остаться с «Сережей». Ибо не-любить — нельзя, и я это тоже знала, особенно о себе. Но семья в моей жизни была такая заведомость, что просто и на весы никогда не ложилась. А взять Алю и жить с другим — в этом, для меня, было такое безобразие, что я бы руки не подала тому, кто бы мне это предложил. Я это Вам рассказываю к тому, чтобы Вы видели, как эта Аля мне дорого далась (Аля и С<ережа>). Я всю жизнь рвалась от них — и даже не к другим, а к себе, в себя, в свое трехпрудное девическое одиночество — такое короткое! И, все-таки, — чтобы мочь любить, кого хочу! Может быть даже — всех. (Из этого бы все равно ничего не вышло, но я говорю — мочь, внутри себя — мочь.) Но мне был дан в колыбель ужасный дар — совести: неможе́ние чужого страдания. Может быть (дура я была!) они без меня были бы счастливы: куда счастливее чем со мной! Сейчас это говорю — наверное. Но кто бы меня — тогда убедил?! Я так была уверена (они же уверили!) в своей незаменимости: что без меня — умрут. А теперь я для них, особенно для С<ережи>, ибо Аля уже стряхнула — ноша, Божье наказание. Жизнь ведь совсем врозь. Мур? Отвечу уже поставленным знаком вопроса. Ничего не знаю. Все они хотят жить: действовать, общаться, «строить жизнь» — хотя бы собственную (точно это — кубики! точно та́к — строится! Жизнь должна возникнуть изнутри — fatalement[903] — т. е. быть деревом, а не домом. И как я в этом — и в этом — одинока!). Вера, мне тоже было 20 лет, мне даже было 16 лет, когда я впервые и одна была в Париже. Я не привезла ни одной шляпы, но привезла: настоящий автограф Наполеона (в Революцию — украли знакомые) и настоящий севрский бюст Римского Короля. И пуд книг — вместо пуда платья. И страшную тоску внутри, что какая-то учительница в Alliance Française[904] меня мало любила. Вот мой Париж — на полной свободе. У меня не было «подружек». Когда девушки, пихаясь локтями, хихикали — я вставала и уходила._____
Вера, такой эпизод (только что). С<ережа> и Аля запираются от меня в кухне и пригашенными голосами — беседуют (устраивают ее судьбу). Слышу: …«и тогда, м<ожет> б<ыть>, наладятся твои отношения с матерью». Я: — Не наладятся. Аля: — А «мать» слушает. Я: — Ты так смеешь обо мне говорить? Беря мать в кавычки? — Что Вы тут лингвистику разводите: конечно мать, а не отец. (Нужно было слышать это «мать» — издевательски, торжествующе.) Я — С<ереже>: — Ну, теперь слышали? Что же Вы чувствуете, когда такое слышите? С<ережа> — Ни — че — го. (Думаю, что в нем бессознательная ненависть ко мне, как к помехе — его новой жизни в ее окончательной форме[905]. Хотя я давно говорю: — Хоть завтра. Я — не держу.) Да, он при Але говорит, что я — живая А<лександра> А<лександровна> Иловайская, что оттого-то я так хорошо ее и написала. Нет, не живая Иловайская, а живая — моя мать. Чем обнять (как все женщины!) на оскорбление — я — руки по швам, а то и за спину: чтобы не убить. А оскорбляют меня, Вера, в доме ежедневно и -часно. — Истеричка. Примите валерьянки. Вам нужно больше спать, а то Вы не в себе (NB! когда я до 1 ч<аса> еженощно жду Алю — из гостей, и потом, конечно, не сразу засыпаю, не раньше 2 ч<асов>, а встаю в 7 ч<асов>, из-за Муриной школы. Ходасевич мне даже подарил ушные затычки, но как-то боюсь: жутко, — так и лежат, розовые на черном подносе, рядом с кроватью.) Аля вышла в С<ережин>ых сестер, к<отор>ые меня ненавидели и загубили мою вторую дочь, Ирину (не было трех лет)[906], т. е. не взяв к себе на месяц, пока я устроюсь, обрекли ее на голодную смерть в приюте. — А как любили детей! († 2-го февраля, в Сретение. 1920 г., пробыв в приюте около двух месяцев.) А сестры служили на ж<елезной> д<ороге>, и были отлично устроены и у них было всё, но оне думали, что С<ережа> убит в Армии. — Чудный день, Вера — птицы и солнце. Вечером еду с Муром в дом, где будет какая-то дама, к<отор>ая м<ожет> б<ыть> устроит мою французскую рукопись[907]. Были бы деньги — оставила бы их с С<ережей> здесь, пусть я уйду, — и уехала бы куда-нибудь с Муром. Но та́к — нужно ждать событий и выплакивать последние слезы и силы. У меня за эти дни впервые подалось сердце, — уж такое, если не: твердокаменное, так — вернопреданное! Не могу ходить быстро даже на ровном месте. А всю жизнь — летала. И вспоминаю отца, как он впервые и противоестественно — медленно, шел рядом со мной по нашему Трехпрудному, все сбиваясь на быстроту. Это был наш последний с ним выход — к Мюрилизу, покупать мне плед. (Плед — жив.) Он умер дней десять спустя. А теперь и Андрея нет. И Трехпрудного нет (дома). Иногда мне кажется, что и меня — нет. Но я достоверно — зажилась. МЦ.Впервые — НП. С. 479 (фрагмент). Печ. полностью по СС-7. С. 277–281.
72-34. Н.Н. Гронской
<27 ноября 1934 г.>[908]Дорогая Нина Николаевна. Когда поток людей жизненно, а может быть еще как-то более к Вам близкий — схлынет, позовите меня — я приду. Меня всегда нужно звать, ибо нет человека, менее уверенного в своей нужности, более уверенного в своей ненужности, чем я. Ненужности этой я не понимаю, но вижу ее ежедневно и часто: всю жизнь. А может быть она есть только вид ее особости, от этого не легче. Помню мое первое чувство к <сверху: от> Н<иколаю> П<авловичу>, как его первый ко мне приход — без зова! — ибо по той же причине не зову, была благодарность, за то что я все-таки кому-то нужна, хотя бы в виде моих книг, за которыми он пришел. Это был последний человек — должно быть, на земле, которого я любила, моя последняя — хотелось сказать земная, нет: на земле любовь. Последнее видение моей юности (юноши с факелом, каким он мне предстал тогда в черноте нашего <зачеркнуто: дома> — внезапно погасшего <над этими словами: и тут же прозревшего — дома> — от его руки прозревшего. О, я конечно не смогу написать о нем так, как могла бы! Всего этого — то есть всей моей любви к нему, его ко мне — конечно не смогу. Придется писать одну дружбу, то есть целое рассечь пополам. Сейчас с полным счастьем думаю, что он со мной был по-настоящему: по-сво́ему: по <нрзб.> <над этим словом: по-особому>, по-сказочному — счастлив. Все-таки эти день и час были. Когда-нибудь дам Вам все мои письма к нему, его ко мне[909]. Свои дам, даже не перечитывая, дам просто — прочитать их все, если уцелею, и многое расскажу, чего не смогу написать. Смотрела вчера на <нрзб.> возле Вас и думала — свое. Дорогая Нина Николаевна. Живите! Будем работать над оставшимся его материалом, нельзя, чтобы это пропало, а одна без Вас я ничего не смогу. Это — Ваш долг. Перед ним. И написать его нужно: оставить живым. А потом — уйти, но ждать — пока кончится.
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 25, л. 72 об. — 73).
73-34. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 27-го ноября 1934 г.Милый Вадим Викторович, А у меня случилось горе: гибель молодого Гронского[910], бывшего моим большим другом. Но вчера, схоронив, — в том самом медонском лесу (новое кладбище), где мы с ним так много ходили — п<отому> ч<то> он был пешеход, как я — сразу села за рукопись[911], хотя та́к не хотелось, — ничего не хотелось! Она совсем готова, только местами сокращаю — для ее же цельности. Надеюсь доставить ее Вам в четверг: Мурин свободный день, а то не с кем оставить, меня никогда нет дома, а в доме вечный угар — и соседи жутковатые. Есть и стихи, м<ожет> б<ыть>, подойдут[912]. Длина рукописи — приблизительно 52.200 печатн<ых> знаков, но это уже в сокращенном виде. До скорого свидания! МЦ.
Жаль твердого знака, не люблю нецельности, но это уже вопрос моего максимализма, а конечно, прочтут и без твердого. Вообще, жить — сдавать: одну за другой — все твердыни. (Я лично твердый знак люблю, как человека, действующее лицо своей жизни, так же, как ѣ).
Впервые — Новый журнал. 1990. С. 268–269. СС-7. С. 454–455. Печ по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 66.
74-34. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 29-го ноября 1934 г.[913]Милостивая государыня, не правда ли — у нас столько же душ сколько языков, на которых мы пишем? Вам пишет мое французское я. Я Вам бесконечно признательна за Ваше письмо. Что такое признательность? Дать знать о своей радости, радоваться перед ним, перед тем (от кого происходит нам эта радость). Вот я радуюсь перед Вами — и в этом вся моя признательность. Я никогда не знала и не принимала другой. Не могли бы ли Вы поменять субботу на воскресенье? Сын мои выходит из класса только в 4 ч<аса>, так что мы могли бы поспеть только на поезд в 5 ч<асов> 30 <минут> и я боюсь, что нам останется мало времени для обсуждения (потому что таковое будет! ведь мы очень упрямы, моя рукопись[914] и я, — пожалуй ослицы, чем любое другое животное. Пегас, удвоенный и подкрепленный ослом… Увы, увы, я Вас предупреждаю заранее!) Итак, жду Вашего ответа. Если воскресенье не подходит, мы приедем в субботу с поездом в 5 ч<асов> 30. Как это любезно и даже гениально с Вашей стороны, что вы хотите прийти на вокзал. У меня совершенно неправильное чувство ориентации (нет: чувство совершенно неправильной или исковерканной ориентации, это не то же самое) и я никогда ничего не нахожу, я нахожу всегда обратное тому, что ищу, и моя забота всегда была и всегда будет дойти: не до душ людей, а до их двери. Я не шучу, это очень серьезно: какое-то топографическое идиотстве и рок. Мой сын обожает передвижения и новые знакомства. Вы ему доставляете большую радость. До свидания, и спасибо! М. Цветаева
Есть ли поезд в 2 ч<аса> 30 <минут> — в воскресенье? (Если воскресенье Вам подходит.) Тогда, мы им и приедем. Простите мне безобразие конверта: не имею другого. Как и «красоту» бумаги.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 12-13. СС-7. С. 473-474. Печ. по СС-7.
75-34. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean->B<aptisté> Potin 13-го дек<абря>, четверг <1934 г.>Милый Вадим Викторович, Корректуру — самое позднее — получите завтра, в пятницу. Не сердитесь, но два подсомненных для Вас места (о нотах и, позже, о «правой» и «левой»[915]) я отстаиваю, ибо и так уж рукопись сокращена до предела. Кроме того, первого еще никто не отмечал, а второе — вообще показательно для ребенка (невозможность представить себе вещь с другой стороны) — и кроме всего — ведь это такое маленькое! (А какая грязная была рукопись! У-жас-ная! Отсылала ее с отвращением…) А почему Вы против «УМОЛКШЕЙ птице»[916]. Ведь две формы: умолкший и умолкнувший, я беру короткую. Я там, выскребая Вашу поправку, до дыры проскребла и теперь не знаю, что́ делать. (Мне УМОЛКШЕЙ — милее ритмически.) Да, в подтверждение мне: несмолчность — несмолкаемость, тоже две формы, — немолчность — неумолкаемость. Это уж — корень такой? Приложу отдельный листок особенно-опасных опечаток. А корректор Вы — чудный, после Вас почти ничего не остается делать. Всего доброго! МЦ.
Читали в Посл<едних> Нов<остях> поэму Гронского?[917] Погиб настоящий поэт.
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 205-206. СС-7. С. 455. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 67.
76-34. А.Э. Берг
33, Rue J<ean->B<aptiste> Potin, Vanves 17-го декабря 1934 г., понедельник.[918]Вы чрезвычайно милы и добры, что не рассердились на мое длинное и полное молчание, непонятное и такое непохожее на меня. Я потеряла молодого друга[919] — трагически — он любил меня первую, а я его — последним (тому шесть лет). И вот всё заново переживаю. Действенно, душой действия (не «человеком») разбираю, раскладываю, перечитываю его письма и мои — уцелевшую переписку, он хранил даже мою последнюю записку карандашом двухлетней давности, я в ней о чем-то запрашивала. (Мы с ним не общались целых четыре года.) Это раскололо мне сердце, я ведь думала, что он меня совершенно забыл. — Итак, простите. Почти все свое свободное время (??) я провожу с его родителями, такими разными и которым, что́ я могу дать? Я не могу вернуть им их сына Вчера я была на кладбище с его матерью: деревья входят в него свободно, это вход в лес, в (наш!) Медонский лес. Как оттуда уходить, оставлять его одного в холоде и в ночной тьме, — в глине? Ему было 25 лет, когда он умер; 18 — когда он меня (я его) любил(а); 16 — когда я с ним познакомилась. — И вот. — Еще раз простите, Я много о Вас думала, и не знаю, на глубине самой себя (там, где уже нет «формы»), я все же была в Вас уверена.
Я ничего не сделала для своей рукописи — своих рукописей[920], но сегодня поеду в город и постараюсь найти кого-нибудь, чтобы их переписать (на машинке: ненавижу слово «перестукать», как звук, как вещь). Я Вам скоро снова напишу. Простите меня! МЦ.
У меня хороший рождественский подарок для Ваших дочерей[921], я Вам его дам, когда мы снова увидимся, надеюсь скоро. Хотите ли, можете ли приехать в четверг, в этот четверг, к пяти? Жду ответа.
<Приписка на полях:> Садитесь в Кламарский поезд на вокзале Montparnasse. Монпарнас 4.31 4.50 5.10 Кламар 4.43 5.01 5.17 Скажите, каким поездом поедете. Я приду на вокзал. Это совсем близко, но найти нелегко, так как это Vanves. Я Вас жду.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 15–16. СС-7. С. 474–475. Печ. по СС-7.
77-34. В.Ф. Ходасевичу
С праздниками, дорогой В<ладислав> Ф<елицианович>! И с очередной срочной — просьбой (завершительные строки статьи о Гронском)[922]: кто из русских поэтов умер до 30 л<ет>? Лермонтов, Веневитинов (??), Бенедиктов, Надсон[923], — еще кто? Можно и XVIII в., но там, по-моему, жили поздно. А среди нас? Наверное кого-нибудь основного забываю. — Умоляю! Если можно — pneu, п<отому> ч<то> надеюсь к сороковому дню (31-го)[924]. Сердечный привет Вам и О<льге> Б<орисовне>[925]. МЦ. <26 декабря> 1934 г. Vanves (Seine), 33, Rue J<ean->B<aptiste> PotinВпервые — Новый журнал. 1967. С. 112. СС-7. С 467. Печ. по СС-7.
78-34. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 27-го декабря 1934 г., 3-ий день Рождества.С праздником и наступающим Новым Годом, дорогая Анна Антоновна! Это уже второе мое письмо Вам к праздникам, ибо перечтя первое, устрашилась его безрадостностью и решила не отправлять, верней — не решилась отправить. Письмо, как Вы уж догадываетесь, было о делах семейных: дочерне-материнских, — а Бог с ними! — На этот раз, еще другое в жизни есть. Бывает горе на нас похожее, наше, а бывает и чужое, несвойственное, в котором ничего не узнаешь, вроде бытовых бедствий или уж слишком обще-человеческих, почти прописны́х: неблагодарность детей, и т. д. Мне вдруг стало стыдно идти к Вам, человеку с исключительной душой и судьбой, с такими обычными и не-моими катастрофами — ведь случай потрясающе банален, и изумителен он только приуроченностью ко мне. Что́ страдать от поговорки?
_____
А вот другое горе: мое. Чистое и острое как алмаз. 21-го ноября погиб под метро юноша — Николай Гронский. Он любил меня первую, а я его — последним. Это длилось год. Потом началось — неизбежное при моей несвободе — расхождение жизней, а весной 1931 г. и совсем разошлись: на́глухо. За все три года я его видела только раз, в поезде, — позвала — не пришел. (Позвала «заходить» и он, не поняв словесного прикрытия, оскорбился). И вдруг, 21-го ноября утром в газете…[926] — Но это не всё. Юноша оказался большим поэтом. Вот его вещь, — мой грустный подарок Вам на Новый Год. Он и при мне (18, 19 лет!) писал стихи и были прекрасные строки, и я все спрашивала его, верней — себя: — Будешь ли ты — или нет — поэтом? И вот, расставшись, стал. Сохранилась вся наша переписка (лето 1928 г.) — целое Briefbuch[927]. Он писал мне из Bellevue (под Парижем, где и мы жили первый год) в Pontaillac на океан. Он должен был ко мне приехать, но придя перед поездом проститься с родителями, застал разъяснение: мать уходила от отца[928]. Поставив чемодан у двери, вступил в «беседу» — третьим, — и сразу скажу, что чемодан этот 6 ч<асов> спустя унес обратно на свой чердак, где жил, т. е. остался — чтобы мать осталась — и никогда ко мне не приехал — и никогда уже не увидел Океана. А мать, 6 мес<яцев> спустя (он заработал по месяцу на час!) все равно ушла, и жертва была — зря. Все это сохранилось в его и моих письмах. Он подарил мне свой детский крестильный крестик, на котором «Спаси и сохрани». — «Я все думал, что́ Вам подарить. И вдруг — понял: ведь больше этого — нет. А пока Вы со мной — я уже спасен и сохранен». Я надела ему — свой, в нем он и похоронен, — на новом медонском кладбище, совсем в лесу: был лес, огородили — и всё. Там он и лежит с 26-го ноября (вчера как-раз был месяц!) под стражей деревьев, входящих в кладбище, как домой. Сколько раз мы мимо него ходили! 9-го дек<абря> появилась его поэма Белла-Донна (савойская горная цепь), я написала о ней «статью»[929], и вот, просьба: не могли бы Вы, дорогая Анна Антоновна, ее перевести и поместить в Чехии? Статья небольшая: на полтора газетных фельетона. Если бы была надежда, я ее бы Вам переписала и послала, но это все-таки полных два дня работы, так что — без надежды — трудно приняться. Может быть пойдет в Посл<едних> Нов<остях>. Статья интересная, ибо касается всей поэзии и, главным образом, отвечает на вопрос о языке, среде, почве, корнях поэта. Это — первый поэт, возникший в эмиграции. Первый настоящий поэт. Вы это сами увидите. После него осталось 500 рукописных страниц стихов: много больших поэм (знаю, пока, только одну) и драматическая вещь «Спиноза». Через несколько месяцев выйдет первая книга, стран<иц> на 130[930]. Издает — отец. Отец его один из редакторов «Посл<едних > Новостей». Да, он был необычайно красив: как цветок. У меня осталось к нему несколько стихотворений[931]. Вот одно (1928 г., весна)Лес! Сплошная маслобойня
Света: быстрое, рябое,
Бьющееся без забрал…
Погляди, как в час прибоя
Лес играет сам с собою!
— Так и ты со мной играл.
— Не показывайте никому. Жду отзыва на поэму. Обнимаю и люблю. МЦ.
А поэму непременно покажите Бему. Я бы хотела, чтобы он о ней сказал в печати — это все, что осталось у родителей: посмертная слава сына. Объясните ему, ибо если не понравится, пусть лучше не пишет[932]. Это мой настоящий духовный выкормыш, которым я — горжусь. Правда, какое бездарное предисловие Адамовича? А мне написать — не дали.
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 117-119 (с купюрами). СС-6. С. 417—418. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой. 2008. С. 204–208.
79-34. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 31-го декабря 1934 г.С Новым Годом, дорогой Вадим Викторович! Дай Бог — Вам и журналу… А пока, как новогодний Вам подарок — 4 артистически-урезанные, в самом конце, строки — переверстывать придется самую малость. Новый Год встречаю одна, как большевики пишут: «Цветаева все более и более дичает»[933]. Алю наверное увидите на вечере Красного креста[934]. Большая просьба: я давным-давно должна А<нне> И<льиничне> Андреевой деньги, и всё не могу вернуть из-за тянущейся канители с «Посл<едними> Новостями». Если можно, вышлите ей из моего гонорара 60 фр<анков> по адр<есу>
M<ada>me Anna Andreieff 24, Rue de la Tourelle Boulogne (Seine)
— она в кровной нужде: стирает белье, и т. д., и я уже ей не могу на глаза показаться. Сердечный привет и лучшие пожелания. МЦ.
Выпуск отчеркнут красным: ровно 4 строки в конце последней стр<аницы>[935].
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 207. СС-7. С. 456. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 68.
1935
1-35. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean >B<aptiste> Potin 4-го января 1934 <1935>г.[936]Милый Вадим Викторович, Оказывается — 15-го терм. Умоляю прислать мне, если только возможно, мой гонорар — полностью, — он, наверное, маленький? «П<оследние> Нов<ости>» одну мою рукопись заваляли и за три месяца не напечатали ни одной моей строки[937], у них — свои, и перебороть я этого не могу. Доколе буду сопротивляться очевидности невозможности здешнего существования — не знаю. Одним здесь духовно нечем жить, а мне — физически. Написала для «П<оследних> Н<овостей>» о поэме молодого Гронского «Белла-Донна»[938], но не знаю точки зрения другого П.Н. (редактора)[939] на происхождение поэта, к<оторо>го я веду помимо общества: эмиграции, революции, и т. д. — от природы[940]. Временами впадаю в отчаяние, ибо какая-н<и>б<удь> удача быть должна: либо духовная, либо материальная, а у меня — никакой[941]. И, возвращаясь к терму: умоляю выцарапать мой гонорар. Живу в нетопленой комнате, но мне совершенно всё равно, п<отому> ч<то> это мое дело с собой, а терм — мое с хозяином, и здесь конец покою. Новый Год не встречала, но елка была. Спасибо за Мурину книгу, пока что читаю и услаждаюсь — я. Всего доброго. Простите за просьбу. Но 60 фр<анков> Андреевой — в первую голову! МЦ.
<Приписка на полях карандашом:> Рукопись с письмом занесла 31-го — никого не было — опустила в ящик.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 69–70. Печ. по тексту первой публикации.
2-35. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 7-го января 1935 г. (с цифрой 5 я продолжаю ошибаться!)[942]Милостивая государыня, Мы не смогли приехать, ибо должны были нанести традиционный визит, полу-русский, полу-французский, скажем франко-русский, с тем оттенком лицемерия, заключенным в этом политическом слове. Была там очень старая дама, несколько дам менее старых и довольно молодой господин — все из высшей знати; забыла маленького мальчика, который с первого взгляда различал госпожей от не-госпожей для целования руки (в девять лет!) — словом, все было абсолютно ложным, начиная от маленького поцелуйщика вплоть до бутербродов, сделанных для глаза. Мур на все смотрел глазами судьи. Подумайте, как мы пожалели — вспомнили, он и я, о Вашем доме с настоящими детьми и настоящей симпатией! (Самая старая дама была особенно страшна своей усиленной любезностью!) Я буду очень счастлива Вас снова увидеть в субботу, но Вы наверняка будете заняты ужином или «возле-ужина», а я уверена, что не помню маршрута, потому пришлите мне пожалуйста подробный план с названиями улиц и поворотов, чтобы я могла Вас найти одна. Но главное — название улиц, чтобы у меня была какая-то уверенность в руках. С каким поездом ехать, чтобы быть у Вас вовремя? Я привезу переписанную прозу. Итак, до субботы, и спасибо. Жду плана. МЦ.
Выйдя из вокзала, я должна спрашивать Vaucresson или Garches?
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 17–18. СС-7. С. 475. Печ. по СС-7.
3-35. А.Э. Берг
Пятница <Около 10 января 1935 г.>[943]Спасибо и до завтра (субботы) на вокзале в указанный час. Мур еще ничего не знает, так как за 24 часа вперед он будет бояться, что опоздает. Я очень радуюсь, что Вас всех снова увижу. МЦ.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 18. СС-7. С. 475. Печ. по СС-7.
4-35. В.Н. Буниной
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean->B<aptiste> Putin <Зачеркнуто: 9-го> 10-го января 1935 г.С Новым Годом, дорогая Вера! Я все ждала радостной вести о Вашем приезде, потом усумнилась в Вашем желании меня видеть из-за моего неответа, и вдруг, вчера узнаю от Даманской[944], что в редакции (П<оследних> Н<овостей> говорят, что Вы вообще не приедете, п<отому> ч<то> пять этажей, и что И<ван> А<лексеевич> не то уехал, не то на днях уезжает в Grasse. Конечно, это слух, но мне приятно, что нет доказательства Вашей на меня обиды. Знайте, дорогая Вера, что я вообще в жизни делаю обратное своим желаниям, живу, так сказать, в обратном от себя направлении, — в жизни, не в писании Ну, вот. — Живу сейчас под страхом терма — я НЕ богема и признаю все внешние надо мной права на к<отор>ый (терм) у меня пока только 200 фр<анков> от Руднева, который по сравнению с Демидовым оказался моим добрым гением. На Демидова, кстати, жалуются все — кроме Алданова, которого все жалуют. Даманская спросила в редакции, почему не идет мой рассказ[945]. — И не пойдет, он слишком длинен, а она отказывается сократить. (Поляков[946], очень ко мне расположенный, но совершенно бессильный.) — Сколько строк? 384. — Но у меня (говорит Даманская) — постоянно бывает 360, а у других — еще больше. В чем[947] дело? — Молчание. Тогда она стала просить Алданова вступиться, но Алданов только развел руками[948]. Но с этим рассказом (qui n’en est pas un[949] — Сказка матери: говорят мать и две девочки — наперебой) — странная вещь. Ко мне пришел Струве[950] и заявил, что они требуют доведения его до 300 строк — и подал мне мысль обратиться к И<вану> А<лексеевичу> с просьбой урезонить Демидова. Я тут же написала письмо и приложила рукопись, с просьбой хотя бы глазами удостовериться, что сократить немыслимо, ибо всё — от слова к слову, или — как играют в мяч. Струве все это забрал и обещал доставить И<вану> А<лексеевичу> в собственные руки. Прошел месяц, — ответа от И<вана> А<лексеевича> нет (да я и не очень надеялась), но вот что удивительно — и от Струве нет, на два моих письма, достоверно — полученных. М<ожет> б<ыть> он просто рукопись — потерял? — Второй эпизод. — Погиб Н<иколай> П<авлович> Гронский, оказавшийся (поэма Белла-Донна) настоящим, первокачественным и первородным поэтом. Я знала его почти мальчиком (1928 г.), потом мы разошлись. Я написала о его поэме статью на 2 фельетона, к<отор>ую мне его отец[951] («П<оследние> Нов<ости>») посоветовал разбить на две отдельные вещи под разными названиями. Я, из любви к ушедшему и сочувствия к оставшимся (родители его обожали, и каждое слово о нем в печати для них — радость), согласилась, т. е. подписала вещь посредине[952]. (Чудовищно!) И — молчание. А ведь это — отец, и этот отец — друг Демидова, Демидов его вел за гробом.
_____
Дома мне очень тяжело, даже (другому бы!) нестерпимо — у меня нет Вашего дара окончательного отрешения, я все еще ввязываюсь. Все чужое. Единственное, что уцелело — сознание доброкачественности С<ергея> Я<ковлевича> и жалость, с к<отор>ой, когда-то, все и началось. Об Але в другой раз, а м<ожет> б<ыть> лучше не надо, ибо это — живой яд. А бедного Мура рвут пополам, и единственное спасение — школа. Ибо наш дом слишком похож на сумасшедший. Все — деньги: были бы — разъехались бы, во всяком случае поселила бы отдельно Алю, ибо яд и ад — от нее. Но у меня над столом карточки Рильке и 3<игрид> Унсет, гляжу на них и чувствую, что я — их[953]. Простите за эгоизм письма, будьте таким же эгоистом, чтобы мне не было стыдно. Обнимаю Вас и бегу за Муром в школу. МЦ.Впервые — НП. С. 480–482. СС-7. С. 281–282. Печ. no СС-7.
5-35. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 15-го января 1935 г.Милый Вадим Викторович, Спасибо за присланное, — очень помоглоtitle="">[954]. И спасибо также за андреевское, — она глазам своим не поверила, ибо давно считает на франки, а не на десятки. Словом, всё хорошо. И блины (в пользу С<овременных> 3<аписок>) — хорошо[955]. (Почему люди не могут дать без блинов? Неужели — такой уж соблазн??) Бесконечно хуже у меня с Посл<едними> Нов<остями>: они уже четвертый месяц не напечатали ни одной моей строки, т. е. у них не заработала ни франка, и угробливают уже вторую мою вещь («Посмертный подарок» — о поэме Н<иколая> Гронского, — а отец в редакции и в восторге от статьи, кроме того личный друг Демидова.)[956] — Все меня посылают к Милюкову, но, боюсь, при моем нраве такой разговор — разрыв. Ибо не просительницей приду — на бедность, это особ-статья, а с простым запросом: почему всех, кроме меня? Переписываю сейчас начисто I ч<асть> воспоминаний о Блоке, к<отор>ую буду читать на совместном выступлении с Ходасевичем[957]. — Придете? Еще раз спасибо и, если не трудно, милый Вадим Викторович, наведите справки, в чем дело с Посл<едними> Нов<остями>. Ибо здесь что-то есть. — И вовсе Вы передо мной не «буржуй». Буржуй начинается за чертой полной обеспеченности, т. е. безнаказанности. А немножко лучше, немножко хуже — je n'y regarde pas de si près[958] — и все там будем.
Вот, ниже меня (этажом) живут русские — в настоящей трущобе; советской: несказанной. И еще какого-то слепого с улицы у себя поселили. Так что Вы правы: все — относительно[959]. Сердечный привет. МЦ. Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 72–73. Печ. по тексту первой публикации.
6-35. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin Ванв. 24-го января 1935 г.Дорогая Анна Антоновна, Ваше письмо я прочла матери Гронского, в ее огромной и бедной студии (она скульптор), где из стеклянного шкафчика глядит ее сын — то десятилетним фавнёнком (острые ушки!), то 16-летним почти-собой, и последняя скульптура — статуэтка во весь рост: сидит с чуть-наклоненной головой, руки в карманах, нога-на́-ногу, — вот-вот встанет: сидение, как бы сказать, на отлете, дано ровно то мгновение до-приподымания. Вещь меньше, чем в ½ метра: как в обратную сторону бинокля…[960] А Аля только что дала пощечину — рукой в грязной у́гольной перчатке — Муру за то, что вез по комнате стул и «обещала» изрисовать все его школьные книги (21 год, а по чести — 22, п<отому> ч<то> ей случайно когда-то год убавили) за то, что он к какой-то картинке пририсовал усы. Я на удар ответила ударом, ибо не могу, чтобы Муру давали по лицу. Я ее ненавижу. Сегодня утром молча отказалась идти за молоком и пошел отец, к<оторый> еле ноги таскает. Но — довольно об этой язве.
_____
…Счастлива, что так отозвались на поэму Н<иколая> П<авловича>. 21-го с его смерти было 2 месяца, я случайно оказалась в этот вечер у его матери (мать и отец живут врозь) и слезла на том самом метро Pasteur, где он погиб. Долго смотрела — спрашивала. Совсем не знаю, возьмут ли Посл<едние> Нов<ости> мой «Посмертный подарок»[961]. Вещь, разрубленная пополам и подписанная мною ровно 300-ой строкой, чуть ли не посреди фразы, валяется. За 4 месяца не напечатали ни одной моей строки. Нынче сговорилась с А<нной> И<льиничной> Андреевой о печатании на машинке, она это охотно сделает, тогда — пришлю. Она живет очень далеко и вижу се редко, это для меня большое лишение. И для нее. Огромное спасибо за подарок. Были с Муром два раза в кинематографе и 1-го (десятилетие!) подарю ему от Вас какую-нибудь хорошую книгу. Хочу отправить сейчас — это не письмо — привет и отклик. Будет минута — пришлю стихи. Я их почти никогда больше не пишу: нет времени: хотят прозы и все (!!!) время уходит на нее: а потом — не берут. Обнимаю Вас и люблю. Спасибо за все. МЦ.Мать Н<иколая> П<авловича> — тех юношей везших мать в храм — знала[962]. Она, как и он, чудно знает античный и мифический мир.
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 119 (с купюрами). СС-6. С. 419. Печ. полностью по кн. Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 206–208.
7/8-35. В.Н. Буниной
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 6-го февраля 1935 г.Дорогая Вера. Знаете ли Вы, что я ничего не получила с писательского вечера? Было — так: я послала Алю с вежливым письмом к Зеелеру — 1-го февраля, решив, что достаточно ждать — и вот их беседа. Он: — Привет принимаю, а суммы никакой не дам. Аля: — Почему? — П<отому> ч<то> мне сказали, что Ваша мать уже получила с бриджа для молодых писателей[963]. Мы же получили всего 89 прошений и 50 удовлетворили. Аля: — Моя мать ни о каком бридже не слышала. Он: — Да? Если это та́к — пусть подтвердит письменно — проверять не буду — и тогда постараюсь ей что-нибудь наскрести. Вера! Я — взорвалась. Во-первых — на Алю, — вот уж не моя кровь! Стоять такой овцой, — ни слова негодования, ни звука в защиту — а как умеет дерзить! (мне). Во-вторых — на Зеелера. Кто-то сказал, и этот, не проверив, сразу исключил меня из числа получающих. И «наскрести», — точно я нищенка, последняя из последних. Вот мое письмо к нему:
1-го февр<аля> 1935 г. Милостивый государь, Г<осподи>н Зеелер, Новогодний вечер писателей устраивается для неимущих писателей. Я — писатель: 25 лет печатной давности, и я — неимущий: пожалуйте ко мне по адр<есу> на заголовке и удостоверьтесь. Поэтому я на пособие в абсолютном праве. Вам «кто-то сказал», что я, в качестве «молодого писателя» (25 лет давности!) «получила» с какого-то «бриджа», и Вы, не дав себе труда проверить, не запросив меня, исключили меня из числа получающих с писательского новогоднего вечера и удовлетворили все прошения — в числе нескольких десятков — кроме моего. Когда же Вы узнали, что я ни о каком бридже и не слышала, Вы предложили мне подтвердить это письменно и обещали тогда «наскрести» — что́ сможете. Предупреждаю Вас, что никаких «оскребков» не приму, ибо не подачки прошу, а законно мне полагающегося. Если вечер устраивают, то в первую голову для таких вопиюще-неимущих несомненно-писателей, как Бальмонт, Ремизов и я. Когда я, на вопрос: — Хорошо, по крайней мере, получили с писательского вечера? — отвечаю: — Ничего, — люди сначала не верят, а потом негодуют — те самые, что шли на этот вечер с целью помочь. Моя неполучка компрометирует всё учреждение. Сообщите, пожалуйста, мое письмо в Ревизионную Комиссию Союза Писателей и знайте, что я от своего права не отступлюсь и буду добиваться его всеми средствами общественной гласности. Марина Цветаева
_____
Послано 1-го, нынче 6-ое, ответа нет и наверное не будет. Нарочно сообщаю Вам точный текст письма, ибо наверное до Вас дойдут слухи, что я написала «ужасное» и т. д. письмо — чтобы Вы знали меру этих ужасов. Я не знаю — кто распределяет. Если у Вас среди них есть знакомые — Вера, вступитесь — потому что я в нищенстве и в бешенстве и, если не дадут, непременно заявлю об этом с эстрады в свое следующее выступление «Последняя любовь Блока» — через месяц[964]. Я уже теперь хотела (2-го февр<аля>, совместное выступление с Ходасевичем)[965], но я только что отправила письмо, а кроме того — не хотелось вмешивать Ходасевича, т. е. устраивать скандал на общем вечере. — Народу было — зрительно — много: полный зал, но зал маленький: «Sociétés Savantes», человек 80. Заработали мы с Ходасевичем ровно по 100 фр<анков>, так что я не смогла даже оплатить двух мес<яцев> Муриного учения (160 фр<анков> — как мечтала. 100 фр<анков>, два фр<анка> мелочью и метро́вый билет — на возврат._____
Вера! Другое. Мне очень спешно нужен возможно точный адр<ес> Оли Иловайской (не знаю ее нынешней фамилии) для очень[966] важного для нее дела, пока — тайного[967]. Если Вы мне в следующем письме дадите слово, что никому не скажете, расскажу — всё. Повторяю, очень важное и радостное для нее._____
С<ергей> Я<ковлевич> едет в город, хочу отправить с ним, обрываю и обнимаю. Жду 1) впечатления от «писательского вечера» и по возможности содействия 2) Олиного адр<еса> 3) Слова. МЦ.Не забудьте Олину фамилию.
Впервые — НП. С. 483–486. СС-7. С. 283–284. Печ. по СС-7.
9-35. В.Н. Буниной
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 11-го февраля 1935 г.Дорогая Вера, Во-первых и в срочных: с Зеелером — улажено, т. е. очень обиделся и выдал мне 150 фр<анков>. Больше было дано только слепому Плещееву[968], слепому Амфитеатрову[969] и Миронову[970] — на похороны. Оказалось, что Зеелера кто-то (кого он так, по благородству, и не назвал, но мне кажется — Ю. Мандельштам[971]) уверил, что я получила не то 300, не то 500 с какого-то бриджа, и он, естественно, усумнился — давать ли мне еще. Но — что́ для меня самое важное — оказывается — он и «дамы» (Цейтлин[972], Ельяшевич[973] и еще другие мои bête-noi’*ы[974] — совершенно разное: я-то ведь вознегодовала на их недачу (с какого права?!), их хотела посрамить, а оне в это дело и не влезали. Во всем виноват какой-то досужий сплетник и, даже, врец. — В конце концов мы с Зеелером даже подружились: он тоже похож на медведя и даже-дя. (КАМЧАТСКИМ МЕДВЕДЁМ НА ЛЬДИНЕ…[975]) Значит, всё спокойно. Спасибо за готовность помочь.
_____
Второе: я сейчас внешне закрепощена и душевно раскрепощена: ушла — Аля, и с нею относительная (последние два года — насильственная!) помощь, но зато и вся нестерпимость постоянного сопротивления и издевательства. После нее я — вот уже 10 дней — все еще выношу полные углы и узлы тайной грязи, всё, годами скрытое от моих доверчивых и близоруких глаз. Были места в кухне, не подметенные ни разу. Пуды паутины (надела очки!) — и всё такое. Это было — жесточайшее и сокровенно-откровеннейшее наплевание на дом. Сор просто заметался (месяцами!) под кровать, тряпки гнили, и т. д. — Ох! — Ушла «на волю», играть в какой-то «студии», живет попеременно то у одних, то у других, — кому повяжет, кому подметет (это для меня возмутительней всего, после такого дома!) — всех очарует… Ибо совершенно кругла, — ни угла. А я, Вера, нынче в первый раз смогла подойти к столу в 6 ч<асов>, когда начала это письмо — и уже гроза близкого ужина. С утра протрясла 3 печи, носила уголь, мела, выносила и приносила помойку, ставила и снимала (с печей) чайники, чтобы не жечь газа, 8 концов за Муром (total — 2 heures[976]), готовила, мыла посуду, мыла пол в кухне, опять подкладывала и протрясала… Всё в золе, руки — угольщиковы, неотмываемые. Но — нет Алиного сопротивления и осуждения, нет ее цинической лени, нет ее заломленных набекрень беретов и современных сентенций и тенденций, нет чужого, чтобы не сказать больше. Нет современной парижской улицы — в доме. Ушла внезапно. Утром я попросила сходить Муру за лекарством — был день моего чтения о Блоке и я еще ни разу не перечла рукописи — она сопротивлялась: — Да, да… И через 10 мин<ут> опять: — Да, да… Вижу — сидит штопает чулки, потом читает газету, просто — не идет. — «Да, да… Вот когда то-то и то-то сделаю — пойду…» Дальше — больше. Когда я ей сказала, что так измываться надо мной в день моего выступления — позор, — «Вы и так уж опозорены». — Что? — «Дальше некуда. Вы только послушайте, что о Вас говорят». Но было — куда, ибо 10 раз предупредив, чтобы прекратила — иначе дам пощечину — на 11 раз: на фразу: «Вашу лживость все знают» — дала. — «Не в порядке взрослой дочери, а в порядке всякого, кто бы мне это сказал — вплоть до Президента Республики». (В чем — клянусь.) Тогда С<ергей> Я<ковлевич>, взбешенный (НА МЕНЯ) сказал ей, чтобы она ни минуты больше не оставалась, и дал ей денег на расходы. Несколько раз приходила за вещами. Книг не взяла — ни одной. — Дышу. — Этот уход — навсегда. Жить с ней уже не буду никогда. Терпела до крайности. Но, Вера, я не бальмонтова Елена[977], которой дочь[978] буквально (а м<ожет> б<ыть> и физически!) плюет на́ голову. Я, в конце концов — трезва: ЗА ЧТО? Моя дочь — первый человек, который меня ПРЕЗИРАЛ. И, наверное — последний. Разве что — ее дети. Родство для меня — ничто. Т. е. внутри — ничто. Терпя годы, я внутри не стерпела и не простила — ничего. Это нас возвращает к «дедушке» Иловайскому.— Вера! Через меня Оле будет большое наследство. Да, да, через меня, через «Дом у Старого Пимена». Было — та́к. Летом я получила письмо от одного парижского адвоката, мне незнакомого, просившего о свидании. Пошла с моим вечным компаньоном и даже аккомпанементом — Муром. — У меня для Вас радостная весть. Я знаю, что Вы очень нуждаетесь. Вы — наследница порядочного состояния. — Я?? Но у меня же никого нет, — из тех, все же умерли. — Вы же внучка Д.И. Иловайского? Нет. — Но как же? (Объясняю.) — Значит, я плохо читал… Вот — жалость! Дело в том, что у Д<митрия> И<вановича> здесь остались бумаги, и на них заявила права одна дама в Ницце… (рассказ о явной авантюристке)… но я из Вашей вещи знал, что есть — внучка, только я понял, что — Вы… — Не только внучка, но дочь — Оля Иловайская, в Сербии, и еще правнучка — Инна, дочь его внука Андрея. Но и внучка есть — Валерия. Три женских поколения: Ольга — дочь, Валерия — внучка, и Инна — правнучка[979]. А я ни при чем. И опять refrain «какая жалость»… Человек оказался сердечный, расстались друзьями, — все горевал, что Муру ничего не попадет (Мур его очаровал солидностью и басовитостью.)
_____
Написала Асе — узнать адр<ес> Валерии и польских дедушки и бабушки этой самой «Инны» — Андрей был женат на польке[980]. Ответа не получила. А на чтении о Блоке — опять он. — В чем же дело? Где же наследницы? А то — дама не унимается. Нынче же сообщу ему адрес Оли. Не удивитесь, что тогда же не известила ее: мне важно было сперва снестись с теми, в России, хотя бы из-за трудности этого, — я знала, что Олю-то легко найти, мне хотелось — всех сразу. Еще напишу Асе — иносказательно, конечно. Но Оля, во всяком случае, получит — и, как дочь — бо́льшую часть. А авантюристка — ничего. (П<отому> ч<то> мы обе — не внучки!) Вот — мой секрет. А тайна — от сглазу, просто — от глазу, не надо — до поры. Вот, когда — получит, или сама — объявит… Но все-таки, Вера, здо́рово — через «Старого Пимена». Сослужил — святой._____
И мне простите почерк. (Ваш — чудный! Не прощать, а — благодарить: ЛИЧНОСТЬ.) Рада, что понравилось «Мать и Музыка». А сама мать — понравилась? Я ей обязана — всем._____
Пишете ли? Пишите, Вера! Времени никогда нет, а писать — нужно, ведь только тогда из него и выходишь, ведь только та́к оно и остается! Сердечно желаю И<вану> А<лексеевичу> быстрого выздоровления, — какая обида! Обнимаю Вас и люблю. Спасибо за все. МЦ. А Вы — никогда не приедете?Впервые — НП. С. 486 489 (с купюрами). Печ. полностью по СС-7. С. 284 286.
10-35. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 13-го февраля 1935 г., среда[981]Милостивая государыня. Хотите ли в воскресенье, 17-го февраля? (Это воскресенье?) Я очень счастлива, что имела от Вас известия, я уже думала, что Вы нас забыли. Вы могли о нас подумать то же самое, я знаю, — раз я не давала никаких признаков жизни, но — видите, какое отсутствие логики! — я знала, что это не так, в то время как не могла быть столь же уверенной в Вас. Словом — все хорошо. Я также могу Вам сообщить кое-какие новости — в общем — хорошие.
_____
Маленькое предложение. Я нахожусь в крайней нужде и хотела бы реализовать книгу — сочинение — которую получила вторично, и вот — как. У меня есть друг в Чехословакии — одна старая очаровательная чешская дама[982], которая мне присылает каждое Рождество в подарок книги. И вот она прислала мне снова ту же книгу, о которой я мечтала и которую получила в прошлом году — сочинение поэта (я говорю поэт, хотя он пишет прозой) Олава Дууна — Die Juwikingei[983] — история норвежской семьи в трех или даже четырех поколениях. Но тут важна не семья — а море, фьорд, труд, рок. Вещь самой первой силы. Написанная самими стихиями через людей. Дуун должен получить следующую нобелевскую премию[984]. По-немецки. Красивое издание. Два тома в переплете, совершенно новые, так как не раскрытые; я продаю оба за 50 фр<анков>, цена одного тома. Я бы Вам их подарила от всего сердца, но я в такой полной нищете. Мур имеет только две пары чулок, которые я починяю (какое некрасивое слово!) каждый вечер, — только две рубашки, одну пару сапог (которые всегда сохнут перед часто негорящей печкой) — а вот и уголь кончается. Может быть Вы купите эту книгу для Вашего мужа[985], — это будет чудный подарок. Если Вы сейчас не при деньгах, то я временно удовлетворюсь половиной суммы (25 фр<анков>) — что составит мне два мешка «булетов» (спрессированного угля). (Море, превращенное в огонь!)До свидания, — до воскресенья: Я приеду с Муром и с моим товаром. Если он Вам не подходит — просто о нем не говорите.
Я Вас обнимаю, а Мур передает привет Вашим дочкам[986], которым он в конце концов простит их «женственность» — чтобы не произнести безобразное слово: пол. МЦ.
Мы поедем с поездом в 2 ч<часа> 30. Мы: Мур, все живые герои и фантомы[987] «Juwikinger» — и я. Поезд будет перегружен.
<Приписка на полях: > Я привезу стихи — на этот раз, русские. Прибавьте и это к грузу поезда.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 21–22. СС-7. С. 476 477. Печ. по СС-7.
11-35. А.Э. Берг
<15 февраля 1935 г.>[988] ПятницаУвы с воскресеньем — и может быть надолго. У Мура грипп с воспалением ушей (среднее ухо) и большой жар. Бог знает, сколько это продлится. Я Вас целую и детей также и скоро дам о себе знать. МЦ.
Вагон в воскресенье уедет свободный от всех наших грузов. Мур заболел (рвота, сильный насморк) сразу после того, как я Вам отправила письмо, — пять минут после!
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 23. СС-7. С. 477. Печ. по СС-7.
12-35. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 18-го февраля 1935 г., понедельникДорогая Анна Антоновна! В этом письме всё— во-первых. Во-первых — ушла — Аля[989]. Во-первых, у Мура и С<ергея> Я<ковлевича> грипп, у Мура — с воспалением среднего уха в обоих ушах, у С<ергея>Я<ковлевича> с ужасающим кашлем и сильным жаром. Оба лежат уже шестой день. Во-первых — читала статью Бема в Мече. Хорошо. Всерьез — не только к автору и к поэме, но и к стиху[990]. Во-первых — огромное спасибо за освобождающее, окрыляющее письмо. Во-первых — около двух недель не держала пера в руках: убирала и «умывала» — верней — отмывала квартиру после Али. Но еще одно во-первых: то, с чего началось: 2-го числа было мое чтение о Блоке, совместное с Ходасевичем[991]. Я — «Моя встреча с Блоком», он — «Блок и его мать». (Пишу себя первой п<отому> ч<то> читала первой). Да. До самого утра 2-го февраля не успела ни разу прочесть рукописи. И вот, утром — заболевает Мур. (Первая болезнь). Посылаю Алю за лекарством в аптеку. «Да, да» — «Иди скорей, а то надо принять натощак» — «Да, да». — Полчаса проходит. Захожу: сидит, штопает чулки. — «Аля, ведь надо в аптеку». — «Да, да». — «И еще вытрясти печку. (NB! их с Муром). Я — не успею, п<отому> ч<то> последний срок для рукописей». — «Да, да». Словом, с 7 ½ ч<асов> до 10 ч<асов> не пошла. Штопала чулки, примеряла вязаные береты, причесывалась, — все это 2 ½ ч<аса>. Мур не ел, — ждал. Наконец, я — после 10-го или 20-го напоминания: — Ты — издеваешься. Сегодня мое чтение, ты не даешь мне работать. Мур — болен, ты не идешь в аптеку. Печка не прочищена. Это — позор! — По-моему, позор — с Вашей стороны, — та́к говорить с взрослой дочерью. Впрочем, Вас уже все знают! Я: — Все или не все, — иди тотчас в аптеку. — А если Вы будете со мной говорить таким тоном — я вообще не пойду. — Пойдешь. — Нет. — Берегись. — Очень я вас боюсь! Эти времена прошли. Вы — берегитесь! (и т. д.). Я несколько раз остерегала ее. что дам пощечину. Она не унималась и после слов: — Это Вы — лживая. Вашу лживость все знают! — ее получила. Тут С<ергей> Я<ковлевич> ударил меня, я бросила в него чашкой (попала в стену), Мур (больной!) побелев кинулся на отца. Вот уже 2 недели живет у знакомых в Медоне, очевидно всех «очаровывает». За болезнь была два раза — и оба раза за вещами (не книгами: — тряпками). Зная, что я одна, видя мою работу — не предложила помочь. Заходит «на минутку». Нынче впервые пришла намазанная: щеки, и губы, брови, все. С огромными поддельно-бирюзовыми серьгами в ушах. Я попросила ее разобрать со мной ее вещи — их груда и они всюду и особенно у Мура: узлы тряпья, стопы кинематогр<афических> журналов, куски вязанья и т. д. — все замшенное многомесячной пылью. — Приду в четверг. — Аля, больше двух недель прошло, Мур болен и не может лежать в такой пыли, а я за тебя не могу разобрать. Приходи завтра. — Завтра я целый день рисую. — А в среду? — В среду у меня школа. — Не целый же день. Мне до четверга неудобно. — А Муру — удобно дышать грязью? — А Вы, пожалуйста, не кричите! Кончилось полным одобрением Али — С<ергеем> Я<ковлевичем> и его руганью — меня: — «Вы выжили, из дому! Вы — мачеха! Вы — мопассановский тип! Вы мещанка!» — ОБЫЧНОЕ. —
_____
Я не узнаю ни его, ни ее. Оба меня когда-то любили — больше жизни. С<ергей> Я<ковлевич> меня давно уже не любит (иногда, все реже и реже — жалеет, а бессознательно — ненавидит, как помеху его отъезду в Россию. Я него — препятствие, колодка на ноге. И «мещанка»), А эта накрашенная, самоуверенная, беспощадная (не поухаживать за отцом, который ее любит до слепости!) современная барышня с поддельной огромной бирюзой в ушах (есть — настоящая, ее бросила дома) — явно не моя дочь: я с ней просто — незнакома. — Бог с ней! —_____
Постепенно перестирываю все залежи, — простынь, — снимала и прятала по узлам и углам, чтобы не стирать. Не стирала — месяцы. То же — наволочки и полотенца. Стирала только нарядное и показное. (Вижу, что опять о ней, — но я полна негодования!). Если бы Вы знали, что́ это были за пуды грязи, которые я вынесла! Комки чулок, носовых платков, которыми мыла кастрюли и потом прятала под шкафы и матрасы. Unkennbar![992] После ее ухода я просто надела очки — и прозрела. Это было самое циническое издевательство над домом — годами. Та́к, в прошлом году обнаружила за шкафом в десяти сальных бумажных мешках — бутерброды за месяц, которые я ей давала на службу: масло, сыр, котлеты, — что было. Все выкинула и сгноила. В 21 год. Это уже не «детское». О, нет. А хлеб — годы бросала в уборную, от чего та затыкалась. После голодной Москвы и голодного приюта, где ее сестра 3-ех лет умерла — с голоду. По-моему — это порочность._____
Начала было — точно уже в ответ на Ваше письмо приводить в порядок все свои стихи после «После-России», — их много, но почти нет дописанных: не успевала. Но вот — уход Али (чистка) и болезнь Мура и С<ергея> Я<ковлевича>. Но — ничего: постараюсь. Это — нужно сделать, чтобы что-нибудь от этих лет — осталось, кроме Алиного померанцевого румянца и бирюзовых пуговиц в ушах. Сделаю. Ибо никто из нас не знает — когда._____
П<авел> П<авлович> Гронский в восторге от статьи А<льфреда> Л<юдвиговича> о Белла-Донне. Передайте, пожалуйста. Прямо — сиял. Матери, после чтения, еще не видела. Она все хворает. …Мне очень нравится о сложности, которая не-сложность[993]. Тонко и точно. Я, в конце концов, человек элементарный, люблю самые простые вещи. Сложна я была только в любовной любви, да и то — если гордость — сложность. (По мне — сама простота. Но дает — сложные результаты.) Да и Пруст[994] — прост. И Рильке. — Утверждаю._____
Андреева переписала мне мое о Гронском на машинке, — только нужно вставить К (эта буква — выпала). Засяду, сделаю, пришлю. Посл<едние> Нов<ости> вчера, 17-го, воскр<есенье>, напечатали мою Сказку матери, сократив и исказив до неузнаваемости. Сокращено в сорока местах, из к<оторых> в 25-ти — среди фразы. Просто — изъяты эпитеты, придаточные предложения, и т. д. Без спросу. Даже — с запретом, ибо я сократить рукопись — отказалась. Потому и лежала 3 месяца. И вдруг — без меня. Я, читая, — плакала. Пришлю Вам и Посл<едние> Нов<ости> — и свое. Расскажите Бему. Сделал это негласный редактор П<оследних> Нов<остей> — Демидов. М<ожет> б<ыть> Бем его знает._____
Книжку Белла-Донна? Было бы — чудно. Но надо запросить отца — он собирается издавать книгу стихов, но, кажется, одних стихов — без поэм[995]. Запрошу его — в виде отдаленного плана — при встрече. Кончаю и отсылаю не успев перечесть. Благодарю. Обнимаю. МЦ<К письму приколота фотография, на обратной стороне надпись рукой Цветаевой:> Кусок комнаты Н. Гронского. Книжный шкафчик, — тут и мои книги стоят. Наверху — горная фляжка. Над шкафом — альпийский топорик. Справа, внизу — горные башмаки. Так мы сняли, по частям, всю комнату. Покажите Бему и в каком-нибудь письме — верните. МЦ. Февраль 1935 г.
(Снято в первых числах декабря 1934 г.)[996]
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 119–120 (с купюрами). СС-6. С. 419–420. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С, 208–212.
13-36. А.Э. Берг
Понедельник, 18-го февраля 1935 г.[997]Милостивая государыня, У меня теперь двое больных: Мур, и мой муж — самый больной из двух. Жар не хочет спадать, кашель сокрушительный, тот же грипп, но в более острой форме. Если Вы не опасаетесь заразы (кто знает?), приходите в среду к 4 ч<асам>, я буду бесконечно рада Вас видеть. Метро до Mairie d’Issy (конечная станция), подымайтесь по Av<enue> Ernest Renan (на углу кафе, улица в гору), затем идите по Rue Baudin, которая Вас приведет к Av<enue> de Clamart, затем Rue J<ean-> B<aptiste> Potin (мой дом № 33 угловой). Спрашивайте от времени до времени каждую следующую улицу, если Вы начнете с J<ean-> B<aptiste> Potin — никто ее не знает, ибо это щель. Я Вас жду и обнимаю. Спасибо за посылку — Ваши книги Вас ждут. МЦ
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 24. СС-7. С. 477. Печ. по СС-7.
14-35. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 23-го февраля 1935 г.Дорогая Анна Антоновна! Вчера тщетно прождала весь вечер А<ллу> Головину[998], к<отор>ая сама попросила придти ко мне вторично, чтобы прочитать свои стихи. Мое впечатление? Совсем не очарована. Ни малейшего своеобразия, — чистейший литературный тип. И интересы только литературные. За весь вечер — ни одного своего слова, — чужие умные. Скучно! — Кроме того, каждые пять — для честности: десять минут — вынимала зеркало и пудрила нос, с напряженным вниманием вглядываясь, точно не ее (нос). Так же часто и peinlich[999] расчесывалась, прижимая волосы к ушам. Ничего личного — от нее ко мне, ни от меня к ней — я не почувствовала. Передо мной сидела литературная барышня (хотя она и «дама»), перед нею — усталая, загнанная, заработавшаяся, совсем не литературная — я. Я перед ней себя чувствовала начинающей, — нет, никогда и неначавшей! (Поймите — о чем я говорю: о причастности к литературной среде.) Она очень бойкая — все находит, всюду проникает, никого и ничего не смущается. Ни сло́ва (мне — всё равно, но характерно для нее) не спросила о моем писании, — все время о себе: напр<имер> стоит ли ей писать прозу. (Откуда я знаю?? Я — никого не спрашивала — и 6-ти лет.) Полная литературная поглощенность собой. — Что́ мне с этим делать? — Намеревалась идти к Ходасевичу советоваться с ним о своих писаниях[1000]. Ну, он пожёстче, помэтристее (maître) — меня, я — что́? могу только сказать — как я пишу, и совсем не возвожу этого в закон. Я — литературно — бесконечно, бездонно-невинна, — точно никогда и не писала.
Воспитана — неважно. Я, в ответ на ее запрос, просила ее придти в четверг, чтобы познакомить ее с отцом Н<иколая> Гронского (думала — о Вас), к<отор>ый должен был принести фотографии сына. Хотела, чтобы она рассказала, как понравилась поэма в Праге — он этим живет. Кое-что из этого упомянула в письме. Пришла в среду — «насчет четверга я не была уверена». (В чем??). Значит — мало-человечна[1001]. (Отец). Дальше: сама попросила придти еще в пятницу — почитать, вчера весь вечер жду, — нет. (В Париже молниеносная почта pneumatique, всегда можно предупредить).
_____
Бему обо всем этом — ни слова: не надо — огорчать[1002]. Это я — только Вам. Мой вывод: до чужой души мне всегда есть дело[1003], а до чужой литературы — никогда. Ко мне надо — с душой и за душой, все остальное — тщетно._____
Приготовила ей для передачи Вам: на машинке мое — о Гронском (Посмертный подарок) и подарочек — Вам: Думаю — уже не придет Тогда — почтой._____
А вот стихи Н<иколая> П<авловича> Гронского — мне — тогда — (1928 г.) — которых он мне никогда не показал:Из глубины морей поднявшееся имя.
Возлюбленное мной — как церковь на дне моря,
С Тобою быть хочу во сне — на дне хранимым
В глубинных недрах Твоего простора.
Так, веки затворив, века́ на дне песчаном,
Ушед в просторный сон с собором черным,
Я буду повторять во сне «осанна!»
И ангелы морей мне будут вторить хором.
Когда же в день Суда, по слову Иоанна,
Совьется небо, обратившись в свиток,
И встанут мертвые, я буду говорить «осанна»
Оставленный на дне — и в день Суда — забытый.[1004]
Bellevue 1928 г.
_____
С<ергей> Я<ковлевич> все болеет, — грипп не кончается. Мур нынче в первый раз вышел. Аля «заходит». Нынче стирала и даже не выжала своего белья: ушла, бросив на умывальнике. Увидев у меня на голове красный платок (от пыли) — «Это — мой». Ведет себя мелко: от еды неизменно отказывается: — Мне — некогда. Меня — ждут. Дом немножко налажен. Выношу тазами Алино наследство: чем разбирать — выбрасывает всё. А м<ожет> б<ыть> отвратительно всё домашнее. Бог — с ней!_____
Почти не пишу. Работа, работа, работа. Дом невероятно запущен. (Кв<артира> темная, с большими коридором и полками, туда-то всё и пихала, зная, я не вижу). Выкрала у меня детский Мурин альбом и выдрала лист. Другие фотографии (оттуда же) нашла в ящике с грязным бельем. По-моему, это — порочность. Я ее — боюсь._____
Кончаю, надо готовить ужин. Пишу ужасным почерком, — знаю. Подожду еще два дня (Головину) и вышлю рукопись. Бему — о ней — ни слова. Пусть — любуется! И верит… Обнимаю Вас и жду письма. МЦ.Головина целиком занята собой: литературой и носом. А я ни тем ни другим никогда не была занята. Отсюда — разминовение.
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 121 123 (с купюрами). СС-6. С. 420–422. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой. 2008. С. 212–216.
15-35. Ю.П. Иваску
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean>-B<aptiste> Potin 26-го февраля 1935 г.Милый Юрий Иваск, Пишу вам наспех — это письмо совсем не то — но те письма так и остаются, и корреспондент не получает ничего — кроме обиды. Пишу Вам среди рукописи — даже-сей — целых трех! — Гронском, которые должна слить — сбить — в одну. Одна была для П<оследних> Нов<остей> (не взяли, т. е. заваляли — и я взяла)[1008], другая для сербского «Русского Архива»[1009] (мы с Гронским — в архив! Si jeu-eunes[1010]. Он — éternellement, но я, кажется — тоже — éternellement[1011]…), а третья — собственные мысли. Всё это буду читать 10-го, в Salle de Géographie его и моим друзьям[1012]. Это — моя единственная гласность. М<ожет> б<ыть> — потом — возьмет Сербский Архив — по-сербски. По-русски мне о Гронском сказать не дали.
_____
Наспех ответ: Vanves — banlieue[1013] — пригород, в 15 мин<утах> ходу от последнего парижского метро. Развалина — 200 лет — каштан в окне — я. Н<иколай> П<авлович> трагически погиб (случайность), но никаких «трагических» обстоятельств не было, — в полном цвете и силе. Обо всем этом — пишу, а Вы — не прочтете[1014]. Вы первый сказали «сын Цветаевой». Первый — осознали. Спасибо. Георгий (материнская транскрипция)[1015] — Мур — родился 1-го февраля 1925 г., в воскресенье, в полдень — в чешской избе — в метель — в синем пламени загоревшегося спирта. В меня: квадратом плеч, крупной головой, упорством, мыслью, словесной, верней — филологической одаренностью и математическим ничтожеством (первый во всем, кроме) — и более всего в меня — тем, что — в себя. Обрываю. Пишите. МЦ.Впервые — Русский литературный архив. С. 224–225 (с купюрой). Печ. полностью по СС-7. С. 394–395.
16-35. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 4-го марта 1935 г.Милостивая государыня, Я буду очень рада Вас снова повидать. Я была глубоко, высоко удивлена, узнав, что я по отношению к Вам даритель, я, такая повязанная той маленькой жизнью, которую веду и буду вести вероятно до смерти. Вы меня никогда не видели на свободе — никогда — самое меня
…Und dort bin ich gelogen
Wo ich gebogen bin…[1016]
Итак, в среду, поезд в 2 ч<аса> 30. Вопрос Вашего поселения меня живо интересует[1017]. Или Вы будете его искать в другой стране, под другими небесами и деревьями? В Вашем письме как бы дуновение отъезда.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 25–26. СС-7. С. 477–478. Печ. по СС-7.
17-35. Ю.П. Иваску
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean>-B<aptiste> Potin 5-го марта 1935 г., пятницаЧитая Ваше последнее письмо, я с третьей строки вслух сказала: — Умник! (Мур: — Кто? Я? — Нет, он, — Кто? — Иваск. — Что́-о-о?) — и еще раз: — Умник! — и еще, и еще. Ваше письмо читалось под вслуховой припев — «Нарцисс» Вы или нет (какая пошлость! 1) брать нарцисс — цветок — и миф — и кавычки, подразумевая им нечто недоброкачественное, развоплощать его — та́к. Ваша, пока, по мне, единственная погрешность — безвкусия <, в> котором всегда винили меня и которым я совсем <не> грешу — итак, самовлюблены Вы или нет, но — (несколько) перестроим фразу: — Во всех Ваших писаниях — ко мне и, вообще, мне известных — если хотите — сознание своей силы, знание себе цены, радость своему уму, но самолюбования (влюбленности) во всей русско-интеллигентской земск<ой> и врачебной осуждающей невылазной бездарной чеховщине этого слова — нет. Самолюбуются все молодые парижские (пражские, варшавские, а также и царёвококшайские)[1018] поэты: бездари; самолюбуется, нап<ример> — Поплавский[1019] — предельный пошляк. Самолюбуются — когда нечем. А не знать себе цены, зная цену всему остальному (особенно — высокому!), из всего ценного не знать цены именно себе — это какая-то местная слепость или корыстнейшее лицемерие. Все настоящие знали себе цену — с Пушкина начиная. (До Пушкина! Или, м<ожет> б<ыть> — кончая, ибо я первая после Пушкина, кто так радовался своей силе, так — открыто, так — бескорыстно, так непереубедимо!). Цену своей силе. Свою силу (Не свою!). «Я — последний из последних» есть предательство и чернейшая неблагодарность. (Не понимаю Серафима Саровского[1020] и вообще ни одного смиренного святого. Понимаю А<постола> Павла[1021], — Il faut obéir â Dieu plutôt qu’aux hommes[1022],) Если красавица невинно уверяет Вас, что она не красавица — она слепая. Или кокетка. Или дура. То же об уме. Не то же, ибо ум есть прежде всего зрячесть. Умный, не видящий своего ума только потому что это он — дурак. (Красавица же остается красавицей.) Ум (дар) не есть личная принадлежность, не есть взятое на откуп, не есть именно́е. Есть вообще — дар: во мне и в сосне. И какая мелочность — не радоваться ему, п<отому> ч<то> он у тебя подчерепом! Какое себялюбие! Какое сведение всего к только-сему. Нельзя не знать своей силы. Можно только не знать ее пределов. Нельзя их знать. Внешняя скромность — только воспитанность. Именно потому, что я Рокфеллер[1023], мне у тебя в гостях всё нравится. Но не подавай мне жареной подошвы, п<отому> ч<то> я — тоже человек. Вся наша жизнь — сплошное снисхождение (человека в нас, а может быть — божества) к малым сим. Но как иногда от сих малых — тошнит и как хочется — великих тех! Не глотать. Встать во весь рост — не боясь испугать: убить. Итак, нарцисс — достоверный, звездообразный, б<ывают> белые и желтые, — цветок, которым всегда зимой и летом, пахло в конце нашего пансионного коридора, возле огромной чугунной печки, гудевшей от моего бега — 1903—<19>04 г., Лозанна, Ouchy (3, Boulevard de Grancy, 3 Pensionnat de M<ademois>elles Lacaze)[1024]. 2) Миф о юноше, отчаявшемся когда-либо встретить еще такую красоту и обреченном на эту невозможную неизбежность: любить — себя, которого нельзя любить[1025]. Милый друг, я ведь сама, в они дни, выла (о, не громко! в стихах и внутри) от того, что я — я, я, а не мой сосед. Как бы я себя любила — и человека и поэта, и всё innombrable и innomable[1026], что́ я есмь — если бы не была — я. Но не смогла (и Нарцисс не смог, хотя его дело было несравненно-проще) и всю жизнь напролет пролюбила — не тех, в моем мире (единственном мною ценимом) меньших, слабейших, неравных, неровень. (Есть другой мир, где я слабейшая, последняя из последних, но этот мир для меня сам — последний из последних: активизм, строительство — «жизни» и заводов, и т. д.). Из равных себе по силе я встретила только Рильке и Пастернака. Одного — письменно, за полгода до смерти, другого — незримо. О, не только по силе — поэтической! По силе всей + силе поэтической. (Словесно-творческой.) Ибо вся сила вне словесной для меня не может быть. Для меня (во мне и в моих требованиях) они — одна. Немого себя — и Р<ильке> и П<астернака> — я не мыслю. А я на всех (кроме Наполеона, который знал. — Je désire que mes cendres reposent sur les bords de la Seine, au milieu de ce people français que j’ai tant aîmé[1027]) на всех, кроме Наполеона, в каком-то смысле гляжу как на глухонемого, которому не дано осознать, кто он и потому — сказать. А они на меня (те иные великие: великие действия) — как на безрукого. Которому ничего не дано сделать. Об этом — с иного краю — Вы говорите, говоря о бескрылых вождях и крылатых ведомых. (Я доострила Вашу фразу. А можно и: о бескрылых тиранах — и крылатых рабах. А можно и — крылатых когортах. Так, кажется, всего лучше. Но формула (наблюдение, начало сопоставления) — Ваша)[1028].
_____
О Н<иколае> П<авловиче> Гронском. Вы правы, Гронский был моей породы[1029]. Откуда вы знаете о нашей дружбе и ее плацдарме (ибо дружба была — боевая) — медонском королевском лесе и, даже, лесах? Я была его первая любовь, а он — кажется — моя последняя. Это был мой физический спутник, пешеход, тоже го́рец, а не мо́рец. Потом мы разошлись (c’est le cas de dire[1030], — мы, так много ходившие вместе, — сошедшиеся — как спевшиеся!) из-за вещи, которой никто не понимает (отец, мать — и даже я сама). Значит — не из-за нее. Значит, она — повод, и расхождение было заложено — м<ожет> б<ыть> именно в этом большом согласии нашего пешеходчества. …Я читала его тетрадку, которая выйдет книгой, первой книгой (всех будет — три). И выйдет — в Ваших краях. Кажется, в нашем бывшем Юрьеве[1031]. (Отец сидел и читал его письма ко мне, а я его тетрадку — тоже ко мне.) Там одно посвящение мне[1032] (м<ожет> б<ыть> есть маленькая неточность, привожу из памяти)Марине Цветаевой
Из глубины морей поднявшееся имя,
Возлюбленное мной, как церковь на дне моря.
С тобою быть хочу во сне, на дне хранимым
В бездонных недрах твоего простора.
Ушед в………сон с собором черным
И ангелы морей мне будут вторить хором[1033],
Когда же в день Суда, по слову Иоанна,
Совьется небо, превратившись в свиток,
Я буду повторять во сне: — Осанна!
Оставленный, и в день Суда — забытый.
(1928 г., 18 лет)
_____
Я написала о Белла-Донне короткий исчерпывающий отзыв (ПОСМЕРТНЫЙ ПОДАРОК)[1036], который до сих пор — три месяца! — валяется в Послед<них> Новостях. О их же поэме, о сыне их сотрудника и даже больше — и не хотят: молча, как ничего (всего) моего. Статья разрублена мною, по подневольному требованию отца, — ПОПОЛАМ, просто под трехсотой печатной новостной строкой — подпись[1037]. Остающаяся часть, по тайному сговору с П<авлом> П<авловичем> Гронским, воровски должна была идти под другим названием (Корни поэзии) с ввинченной вводной фразой. Ибо двойного фельетона мне не дают, а вещей с продолжением — не печатают. Но и это не помогло. (Демидов, от которого всё зависит, П<авла> П<авловича> Гронского вел за гробом, и он знает, что́ для отца каждое слово в печати — о его сыне, знает и мою дружбу с Н<иколаем> П<авловичем> — и именно мне не дают сказать о Белла-Донне. (Были уже статьи Адамовича и Бема (в Мече)[1038]. Надо мной здесь люто издеваются, играя на моей гордыне, моей нужде и моем бесправии. (Защиты — нет.) Мою последнюю вещь (Сказка матери) — изуродовали: сорок самовольных редакторских сокращений посреди фразы. Убирали эпитеты, придаточные предложения, иногда просто два слова (главных! то, ради чего — вся фраза. Ведь это — детская речь!). Сказка матери — не моя вещь. Отказываюсь[1039]._____
От меня, после 2-летнего невыносимого сосуществования, ушла дочь — головы не обернув — жить и быть как все[1040]. Та самая Аля. Да. От черной работы и моего гнета. У меня — само-вес, помимовольный. Не гнету я только таких как я. А она — обратная. Круглая, без ни одного угла. Мне обратная — во всем.<Приписка на полях слева.> Письмо не кончаю, а обрываю[1041]. Если быстро отзоветесь — напишу еще. Сколько подчеркнутых мест! Я вся — курсивом. До свидания — в письме. МЦ.
Впервые — Русский литературный архив. С. 221-224 (с купюрами). Печ. полностью по СС-7 С 395-399.
17а-35. Ю.П. Иваску
<8 марта 1935 г.>[1042] <…> Что пишу? Ничего. Зарабатываю переводами бездарных революционных <зачеркнуто: стихов> песен[1043]. Посылаю два образца — и переводы, <…> Мне жаль себя, своей головы, своих рук — на это. Оплачивают — 12 строк из 40 — равно 25 франкам. Переводя песни, я работала неделю, всё свое свободное время, а денег еще не видела. Топлю, вытрясаю из печи, все время гаснущей, готовлю, мою посуду, 4 раза (8 концов) хожу за сыном в школу, штопаю, стираю, мету. С уходом дочери весь дом на мне. От этой помощи и ушла. Бог с ней! У меня позорно-черная жизнь, которой Вы не мыслите. Даже вечером не могу уйти продышаться — сын не хочет оставаться один, да я бы никогда и не оставила, ибо я немецкая мать, ежеминутная и комнатная. Так же растила и Алю. У меня вся жизнь (18 лет — 40 лет) ушла на детей. Жизнь — как последний год в Советской России. Там тогда были — друзья. И мои стихи были нужны. Здесь — никому. Здесь я не числюсь. Мое единственное утешение — сын (очень своеобразный и <нрзб.>, в меня по характеру) и дерево: каштан перед окном комнаты, в окне комнаты. Он скоро будет цвести. Но у других природа — фон. У меня она сама — действующее лицо._____
Н<иколай> П<авлович> Г<ронский> — литовского происхождения. Шляхтич[1044]. Невероятная самостоятельность (из-за нее и разошлись)[1045]. Из него ничего не могло выйти, кроме поэта, Это мой единственный поэт выкормыш, кость от кости. Божнев? Андреев? Ничем не связана, кроме случайного личного (поверхностного) знакомства, и может быть — говорю об Андрееве, Божнева не знаю[1046] — <зачеркнуто: истинности призвания> приверженности к рабочему столу. А так — белокровие. Думаю, в конце концов, что единственна верное связующее между людьми — сила. Мне чуждая сила роднее родной (по содержанию) слабости. Просто весь Маяковский роднее — всех воспевающих старою мира. Завод, площадь Маяковского роднее белых колонн феодальною замка поэта Бунина[1047]. <зачеркнуто: Мне дано — маяковским голосом — феодальные замки> И эмиграция, не приняв меня в лоно права. Она, как слабое издыхающее животное, почуяло во мне врага. Ибо если сила всегда прощаем слабости, то слабость силе никогда, ибо это для нее вопрос жизни и смерти. А сила силе всегда прощает — всё. Поэтому Советская Россия: чуждая мне и моему мировоззрению ненавистна — мне все наперед простит, зная, что я в какой-то мере — свой. Почему не еду? Не хочу и не могу еще раз ломать жизни — мне вообще не хочется жить. Мне бы хотелось: большой пустой комнаты, одинокого чистого стола — и свободы двух локтей. Надоело бороться за жизнь, которую я вообще не люблю (процесс). Я бы хотела, чтобы кто-то взял бы меня на откуп как Сибирь[1048]._____
О другом. В моем Посмертном подарке о Гронском — 600 печатных строк Последних Новостей. Сделайте доброе дело, возьмите вещь в Новь[1049], — даром даю и больше в Вашем журнале просить не буду. Мне это нужно для него. А то — вещь появится на сербском и на чешском[1050], а на русском — нет. И это мне бесконечно — горько. Сделайте это для меня и для него в порядке исключения — хотя бы его, настоящего поэта из числа живых — для включения в число живых. Сделайте это. Жду ответа. Но — без сокращения (написано очень коротко). Это была бы мне большая радость.Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3. ед. хр. 26а. л. 10–13, 16).
18-35. Ю.П. Иваску
<Март 1935 г.>[1051] Приезжайте в П<ариж>. Расскажу[1052]. То, чего никогда не прочтете — даже в моей рукописи о нем, живом, даже в нашей переписке, где он считался с детской ревностью моей дочери, а я — не хотела быть ему слишком всем. Переписка с обеих сторон чрезвычайно бережная. Он считался с моей семьей, я — с его юношеством, — и оба с временем и местом. Мы же должны были скоро, скоро встретиться и всё друг другу сказать! Я бы Вам не рассказала, я бы Вам показала его._____
«Трагических обстоятельств» не было. Он был счастлив. Его все любили. Он готовил свою книгу и ни в кого не был влюблен. Он только что был у матери, только что посадил ее на автобус (Мама! осторожней!) и вез своему старому морскому другу — в Медон — чужой морской бинокль. Мы с Г<ронским> под поезд с чужими Цейесами[1053] не бросаемся.Впервые — НСТ. С. 505–506. Печ. по тексту первой публикации,
19/20-35. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 12-го марта 1935 г.Дорогая Анна Антоновна, Г<оловина> мне, с того письма, еще два раза назначала, второй — сегодня. Ждала ее с рукописью и подарочком для Вас, — конечно, не явилась. Мур уж мне с утра говорил: — «Какая Вы доверчивая! Разве Вы не видите, что она нарочно назначает, чтобы не прийти. Устроила себе такую глупую игру». От себя добавлю, что даже если она больна — так не делают, ибо нужно знать — либо свою болезнь, либо свою любовь (ибо она меня, ведь, «любит!». «Мы все в Праге Вас так любим!» Если та́к — слабо!). Я бы, назначь мне Анна Ахматова свидание в 2 ч<аса> ночи — пешком бы пошла в Париж с t°— 40 (поднялась бы доро́гой от волнения свидания)[1054]. Я всю жизнь — та́к — любила. А э́то — вздор. Какой же ее минимум, если максимум — таков? Только время с ней потеряла на переписку. Характерно, что она не вызвала из (говорят, у, во, а по мне — из) меня ни одного живого слова. Это — литературная барышня, стихопи́сица. Я предпочитаю поживее — и без стихов![1055]
_____
Не везет моему Гронскому. Вот мое письмо к литературному хозяину Посл<едних> Нов<остей>, некоему Игорю Платоновичу Демидову, ничем не соответствующему благородному звучанию своего имени (NB! вдобавок — потомок Петра, по боковой линии[1056] — из себя — огромный скелет с губами упыря).— Многоуважаемый И<горь> П<латонович>. Прошу считать мою рукопись о поэме Н. Гронского «Белла-Донна» — Посмертный подарок, пролежавшую в редакции Посл<едних> Новостей больше трех месяцев в ожидании «очереди» — аннулированной. Подпись.
Вслушайтесь и вдумайтесь. 1) Н<иколай> П<авлович> Гронский единственный сын их соредактора П<авла> П<авловича> Гронского. 2) Демидов Гронского вел за гробом. 3) П<авел> П<авлович> Гронский каждые 5 дней в течение Зх месяцев запрашивал Демидова о судьбе рукописи — («Пойдет, пойдет»), (Варианты: — Когда-нибудь пустим). 4) Они сами напечатали Белла-Донну, и их прямая выгода — дать мой отзыв о вещи, у них появившейся. 5) И, что́ громче всего — отец потерял единственного сына, так потерял — такого сына, и каждой строкой о нем — живет.
_____
Письмо залежалось. Нынче уже 22-ое. Вчера как раз был день его смерти — 4 месяца. И — одна из сопутствующих странностей. Единственный человек, которого я люблю и с которым я вижусь — А<нна> И<льинична> Андреева. Она живет в Boulogn’e, другом за́городе, очень далеко и вижусь редко. Наконец — собралась. Мы должны были вместе идти на фильм «La Bataille»[1057]. Прихожу — она больна, никак не может. Сижу до 9 ч<асов> 40 мин<ут>, решаю пораньше вернуться домой, сажусь в метро, читаю Андерсена: «Nur ein Spilmann»[1058] (чу-удная книга!) и впервые подымаю глаза от книги на надпись: Pasteur. Выхожу как по команде (метро стоит 3–4 секунды) и иду к его матери, Вы уже поняли — матери Н<иколая> П<авловича>, Pasteur — станция его гибели, а она рядом живет, — ее метро! Уже 10 ч<асов> 30 мин<ут>, вижу — ее окно освещено (она живет в общежитии бедных художников, с другим мужем[1059] — к<оторо>го никогда нет), вхожу. Она — и барышня. Ее ученица, евреечка из богатой семьи, к<отор>ая себя считала невестой Н<иколая> П<авловича>. (Он — нет, и родители — нет). Первое слово Нины Николаевны — о сыне. — «Вот Николай всегда говорил»… и т. д. Говорим — она и я: обо всем (о нем, конечно) — о его будущей книге, о моей злосчастной рукописи, она показывает его фотографии, — детские и последние, говорим полтора часа, и полтора часа девушка молчит — ни звука. (Она у Н<ины> Н<иколаевны> учится скульптуре — из любви к нему.) Потом — вместе выходим. Она предлагает проводить меня на вокзал. Идем. И вдруг, она: — «Николай мне как раз в понедельник говорил о Вас». (Погиб — в среду, 21-го ноября). Я: — «Да? Мы с ним ведь так давно не виделись, — так давно разошлись». Вдруг голос: — Марина Ивановна! Оказывается — второй муж Н<ины> Н<иколаевны>, — шофер — едет домой с работы. — Давайте, подвезу! Садимся. Я — ей: — А что́ Н<иколай> П<авлович> говорил обо мне? Она, нервно: — Я сейчас не помню (Молчу)… — Он тогда много говорил о Вас. Когда-нибудь расскажу._____
Четыре месяца молчала. Видела меня на похоронах, слышала мое слово над могилой, нет — еще ямой! Знала, как я о нем горюю и — ни слова. И сейчас мне сказала. И — скажет ли когда-нибудь? И — то ли скажет? Я — больше не спрошу._____
Как беззащитны умершие! Как рукопись! Каждый может сжечь._____
А Головина — уехала, даже не отозвавшись на мое последнее приглашение, — днем, когда ей удобно. И — ни слова привета. Какая она — невоспитанная! У меня для Вас: 1) Посмертный подарок (о Н<иколае> П<авловиче>, для перевода — если не раздумали), 2) оттиск «Мать и Музыка»[1060] — Вам в собственность. Был еще прелестный платок, который собиралась послать с Головиной, но теперь даже рада: если бы не забыла в метро, заваляла бы у себя дома. Она — всяческая неряха, а стихи ее, по мне, — мозговые, homunculus’ные, — мертворожденные. (Не передавайте Бему, не надо — огорчать!)_____
Але С<ергей> Я<ковлевич> снял комнату в городе, но живет она в Медоне, у знакомых, п<отому> ч<то> «приятные, веселые, много народу». Сколько я бы отдала за такую комнату — на 7-ом эт<аже>, почти пустую, — стол, локти, я. Иногда заходит, — нарядная, веселая, в новом голубом платье, — щебечет… Уверяю Вас, что — ни малейшей трагедии. Я из ее жизни — давно ушла. Была всем — стала ничем. Бывает редко, сидит недолго, даже не сидит, перебирает вещи, бродит. — Вот и все. —_____
Решила свою рукопись о Гронском — расширенную и углубленную — читать на отдельном вечере его памяти. М<ожет> б<ыть> (сомневаюсь) возьмут «Совр<еменные> Записки» — для через следующей книги. Либо — в сербский «Русский Архив»[1061]. Жаль, что не пойдет по-русски._____
Жду обещанного на красном листочке письма. М<ожет> б<ыть> — завтра? Обнимаю. МЦ.«Посм<ертный> подарок» и оттиск «Мать и Музыка» постараюсь выслать завтра. В крайнем случае — в понедельник, ибо надо еще проверить опечатки.
<Приписка на полях:> — Самое главное: оказалось, что я к ней пришла 21-го — в четырехмесячие его гибели. Ноги привели!
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 123 (с купюрами). СС-6. С. 422-423. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 217-221.
21-35. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 22-го марта 1935 г., пятницаМилый Вадим Викторович, Отлично сознаю свою вину перед Вами, о которой Вы имели деликатность и не упомянуть: не отозвалась ни на книгу С<овременных> 3<аписок>, ни на оттиски[1062] (а м<ожет> б<ыть> и на гонорар??) Сейчас объясню: сначала спешно писала статью о молодом Гронском, чтобы первой сказать о нем. Статью (600 столбцовых газетных строк, — ровно два маленьких «подвала») пришлось разрубить пополам: под 300-ой газетной строкой — подпись. II же часть должна была идти обманом, под другим названием, с ввинченной вводной фразой[1063]. Я на всё согласилась — из-за отца и матери, которые живут памятью сына. Дни шли, недели, месяцы. О Гронском успели написать? Бем — в «Мече» и Ю<рий> Иваск — в «Нови»[1064], я же была обречена на молчание. Когда этому молчанию: валянию моей статьи в демидовском ящике — стукнуло 3 ½ месяца (за к<отор>ые я у них не напечатала ни строки), я изъяла ее оттуда[1065], и вот, ныне, дополненную и расширенную, буду читать на своем вечере памяти Н<иколая> Гронского. Это все, что мне осталось — глотка, к<отор>ой мне не могут заткнуть. Еще — писала стихи его памяти[1066]. Посылаю три. Всего 52 строки. Очень прошу — не разъединять. Понятные. Еще — уже подневольное! — переводила бездарные немецкие революционные песни для какого-то хора[1067]. Но пока не заплатили. Еще — Аля отделилась, живет самостоятельно, и весь дом на мне, окончательно. И наверное — еще найдется… — Может быть Вы возьмете статью о Гронском — для через следующей книги?? (Далеко загадано!) Приходите на чтение, когда — извещу[1068]. Статья не только о Гронском, о судьбе поэта, корнях поэзии, поэтических жизнях и смертях… О страсти к горам (Гронский был альпинист.) — О многом. О — всем.
_____
Отзовитесь на стихи! Мне очень важно — для отца и матери. Отец сейчас издает в Ревеле I том его стихов[1069], мать по памяти лепит лицо[1070] (она — скульптор, и очень даровитый, известна во французских кругах.) Их горем жила и живу. Так что просьба о всех трех стихотворениях целиком — вовсе не авторская, а человеческая, личная, в порядке сочувствия. П<авел> П<авлович> Гронский каждые 5 дней (3 ½ месяца!) напоминает Демидову о статье. — «Да, да, как-нибудь пустим!» А сам вел его за гробом. Дико — для христианина. И вообще для человека. А чего только не печатают!_____
Итак, жду отзыва. И еще раз прошу простить за немоту. Всего лучшего. Спасибо за все. МЦ.Стихи пошлю в понедельник, — сейчас не успею переписать, а хочется поскорее снять с себя зуд неотвечания. Получите во вторник. Наверное.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С 73–74. Печ по тексту первой публикации.
22-35. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean>-B<aptiste> Potin 28-го марта 1935 г., четверг— А обещала — во вторник! И даже — в понедельник. Но были хлопоты по съемке зала и с теми переводами для хора. О стихах. Если <зачеркнуто> Очень хотелось бы — поскорее ответ. (Еще ничего не говорила родителям, а то обрадуются, а вдруг — не подойдут?) Чтение мое о Н<иколае> П<авловиче> Гронском будет в Salle Géographie, 11-го апреля, в через следующий четверг. — Будет в газетах[1071]. — Очень хотелось бы, чтобы Вы пришли Пока до свидания, всего доброго, жду весточки. МЦ.
«Белла-Донна» Гронского — настоящее событие в поэзии, это поняли уже и Бем (руководитель пражского «Скита поэтов») написавший о ней большую статью в «Мече», а сейчас пишет в ревельской «Нови»[1072] — Ю<рий> Иваск, выдающийся филолог и один из лучших знатоков поэзии.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 75. Печ. по тексту первой публикации.
23-35. А.А. Полякову
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean>-B<aptiste> Potin 29-го марта 1935 г., пятницаДорогой Александр Абрамович, Не в службу, а в дружбу. Умоляю поместить прилагаемое оповещение о моем чтении памяти Н<иколая> П<авловича> Гронского в это воскресение, по возможности на видном месте[1073]. Посылаю такое же оповещение и Струвэ[1074], на случай, если бы Вы эти дни случайно отсутствовали. П<авла> П<авловича> Гронского не прошу, потому что он из деликатности (здесь — странной) поместит сына на последнем месте, а я хочу, чтобы многие прочли и пришли, потому что юноша этого — заслуживал, и п<отому> ч<то> у меня нет возможности общаться с русским читателем иначе, как устно. (Статья эта пойдет и по-сербски, и по-чешски.)[1075] Буду очень рада, если придете. Сердечный привет и, заранее, благодарность. Марина Цветаева
Пока Демидов жив — я навряд ли буду у вас печататься, а такие люди иногда до-олго живут. Пока что, он меня — выжил. Да! Предупреждаю, что буду беспокоить Вас этой же просьбой еще дважды, а м<ожет> б<ыть> и трижды (не считая этого воскресенья — в четверг, в то воскресенье и в день чтения: четверг), с небольшими вариантами. Предупреждаю — чтобы не раздражались каждый раз заново.
Впервые — ЛО. 1990. С. 105. СС-7. С. 472. Печ. по СС-7.
24-35. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean->B<aptiste> Potin в глупую дату 1-го апреляДорогой Вадим Викторович, Если у Вас случайно сохранилось мое последнее письмо, там есть зачеркнутое слово. Оно: — Если <слово подчеркнуто> Продолжение:…Вас огорчат или смутят (за читателей) «попы», можете упразднить всё четверостишие. Потом я подумала: — Зачем наводить на мысль? — и зачеркнула. А все-таки вышло — «по-мо́ему». Итак, упраздняйте всё четверостишие[1076], — мне, лично, жаль — из-за последней строки, но именно она была бы тяжела — для родителей (ЧЕРВЬ — СЛИШКОМ ЧЕРВЬ!) Обойдемся без червя. Пока до свидания — надеюсь, 11-го. Сердечный привет МЦ
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 75–76. Печ. по тексту первой публикации.
25-35. Богенгардтам
<5 апреля 1935 г>[1077]Милые Богенгардты! Будем — мы с Муром наверное (час<ам> к 12-ти), Аля — наверное нет, С<ережа> — может быть, но не надолго. Обнимаю всех и радуюсь встрече. МЦ. Пятница
Печ. впервые по копии с оригинала, хранящейся в архиве составителя.
26-35. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 7-го апреля 1935 г., воскресенье[1078]Милостивая государыня, В этот четверг, 11 апреля, я читаю лекцию о поэзии Николая Гронского — и более обще, о судьбе поэта.
184, бульвар Сен-Жермен — Зал Географии Четверг, 11 апреля, 8 ч<асов> ½ вечера — ПОЭТ-АЛЬПИНИСТ —
Если можете — приходите. Я Вас обнимаю и буду очень рада Вас снова увидеть. МЦ.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 27. СС-7. С. 478. Печ. по СС-7.
27-35. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Patin 15-го апреля 1935 г., вербный четвергДорогая Ариадна, — Простите, забыла отчество, но — хотите? пусть так и останется: без отчеств: у нас хорошие имена, а Ваше я настолько люблю, что 21 год назад назвала им свою дочь. — А я ведь Вам совсем недавно писала — числа 8-го, 9-го, звала Вас на свое чтение «Поэт-альпинист» (11-го) — если не ошибаюсь даже вложила билет и очень была огорчена 1) не увидев Вас в зале, 2) так долго ничего не слыша. Я уже думала, что Вы, в горячке переезда, навек потеряли мой адрес, — и мы бы никогда не свиделись, ибо, очевидно, мое то письмо до Вас уже не дошло, и второе бы не дошло, и Вы бы навряд ли догадались написать мне на Посл<едние> Новости? (Кстати, не забудьте, на всякие случаи переездов и перемен — это мой (условно!) вечный адрес.) Итак, очень счастлива, что опять сошлись.
_____
Если хотите видеть и даже приютить нас с Муром на несколько дней (вдвойне соблазнена: дружбой и лесом: это — мои стихии! Не: море и любовь), итак, если хотите нас у себя — торопитесь. У Мура сейчас каникулы, кончая 29-тым апрелем, т. е. 2-ым днем русск<ой> Пасхи, но дома мы должны быть уже в Страстной Четверг, чтобы Мур успел говеть. Нынче — четверг, 18-ое. Мы могли бы приехать к Вам начиная от воскресенья, скажем — на три дня, чтобы в среду утром — уехать. Отвечайте скорее и подробно опишите маршрут, всё, всё, начиная от парижск<ого> вокзала и поездов, кончая остановкой и, если Вас бы не было на вокзале, маршрутом до дома. Увести куда-нибудь на волю Мура на эти дни была моя большая и несбыточная мечта. Но, боюсь, очень дорога́ дорога, видела в путеводителе, что 69 кил<ометров>, а мы только что, с большим трудом, уплатили терм и очень обнищали. Не забудьте — цену билетов! Можем тоже выехать и в понедельник, но лучше в воскресенье, чтобы раньше вернуться — перед Пасхой много работы по дому, нужно натереть все полы, это уже дело чести. (С меня никто не требует, требую — я.) Да! Сможет ли Мур спать днем? Это очень важно, т. е. будет ли у нас с ним отдельная непроходная комната? Простите за бесцеремонность вопроса, но для него дневной сон — очень важен, он очень малокровен, это мне говорят все доктора. Будете отвечать — положите мое письмо перед собою. Позже понедельника выехать не сможем, ибо в четверг, с утра — ему — говеть, мне тереть. Целую и жду скорого ответа. Любящая Вас и радующаяся Вам Марина Захвачу Поэта-альпиниста и м<ожет> б<ыть>еще что-нибудь (И последняя наглость) будет ли у меня кофе «â volonté»[1079]??? Целый мой кофейник, чтобы никого не спрашивать. Могу привезти свой. Я еще ни разу — за всю весну — не была в лесу! (Наш от нас 45 мин<ут> не — хода, а бега.)<Приписка на полях>: А адрес, как эхо: Vaumoise[1080] (эхо): — Oise… (И получились — стихи: А адрес, как эхо: — Vaumoise. (Эхо): Oise… ТАК СТИХИ И ПИШУТСЯ. М<ожет> б<ыть> так сделаем, если дорога́ дорога, к Вам — мы, а от нас — Вы? (Иначе навсегда останемся! Состаримся…)
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 27–29. СС-7. С. 478-479. Печ. по СС-7.
28-35. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 22-го апреля 1935 г., понедельникДорогая Ариадна, (Как хорошо, что вы мне не сообщили отчества, которого я, очевидно, так никогда и не узнаю, — разве что Гартманы[1081] воскреснут, в чем — сомневаюсь.) Итак — телеграммы нет, стало быть — все в порядке (в Вашем порядке, т. е. в порядке Вашей жизни). Хотите — следующее (единственно — возможное): мы приезжаем 30-го, на третий день русской Пасхи, т. е. в первый Мурин учебный день, который он пропустит + еще два. Ибо посреди учения, уже начав, — пропустить три дня — он первый не захочет. А так выйдет — законное продление русских праздников. А я даже рада, что так случилось: 1) люблю ждать (хорошего), 2) успею убрать дом, все перестирать, и т. д. 3) подарю Муру лишних три свободных дня, 4) исправится погода (должна), 5) успею разыскать для Вас оттиск Тезея[1082] и др. (у меня — залежи!), 6) будем у Вас есть пасху, да, непременно, — чего бы не было, если бы мы приехали сейчас, на Страстной (м<ожет> б<ыть> Вы католичка и пасху едите как раз сейчас и всю съедите?? (Стон: о-о-о!) Впрочем, католики пасхи не едят, едят — русские, а так как Вы — русская, то будете есть на русскую пасху. В пасхе так уверена, потому что сама ее буду делать на днях и уже по инерции — у Вас, т. е. я так буду переполнена ею (NB! душевно), что мы с вами невольно пойдем покупать творог. Вот — разве что творога нет в Vaumoise… Тогда привезу (и приеду совершенно мокрая, п<отому> ч<то> он протечет). Нет, серьезно: если творогу у Вас нет, напишите — постараюсь привезти сухого, закажу заранее, только напишите — сколько. Но — так как aller guter Dinge sind sieben (а не drei)[1083] должен быть еще седьмой пункт радости; ах — май, 1-oe мая! Итак 7) увидимся в апреле, а расстанемся в мае, что длительнее и богаче только апреля. Теперь, кажется, всё. Итак, жду ответа. Во вторник, 30-го апреля, третий день русской Пасхи. Предполагаю — поездом. Если будете отвечать, напишите, если помните: grande banlieue[1084] на кассе или что-нибудь другое? И № платформы. А если забыли — неважно, потычемся с Муром и обнаружим. Итак: 1) подходит ли Вам 30-ое? 2) Касса и платформа. 3) Нужно ли везти творог и в каком количестве? 4) Сумеем ли мы с Вами, общими силами, сшить Муру рубашку с длинными рукавами, т. е. списать ее с уже имеющейся старой? Или Вы так же не умеете кроить, как я? (Умею только рабски шить…) М<ожет> б<ыть> Fraulein умеет?? Или — ее уже нет??? Будете отвечать — положите письмо перед собой. МЦ
Сладкое очень люблю, а Мур — еще больше. Вы — en veine de[1085] кондитерства, а Мур — как раз en veine de потребления, но как раз ничего нет, так что он будет копить — жадность и привезет Вам целый клад. Обнимаю. Сердечный привет детям.
<Приписка на полях>: Я люблю поезд, п<отому> ч<то> он старый и скоро совсем кончится. Из чистой преданности.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 29–31. СС-7. С. 480–481. Печ по СС-7.
29-35. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 23-го апреля 1935 г., третий день католической Пасхи и русский Страстной вторник.Христос Воскресе, дорогая Анна Антоновна! Ничего о Вас не знаю, кроме записочки о переезде — туда же. (Так оставаться — значит переезжать. Так, старое все же оказалось лучшим. Вам (нам!) не новая квартира нужна, а старая жизнь: террасы, деревья, тишина, — просто парк Кинского[1086]. Видели ли Вы, кстати, изумительный фильм, один из лучших за мою жизнь — Symphonie inachevée («Leise flehen meine Lieder»[1087]) — с живым Шубертом?[1088] Не забудьте ответить. Начинается со старой Вены и гитары. Должно быть Вы, как я, любите только свое детство: то, что было тогда. Ничего, пришедшего после, я не полюбила. Та́к, моя «техника» кончается часами и поездами. (NB! Со светящимся циферблатом, очень удобных, но еще более — страшных, не выношу. На автомобили, самые «аэродинамичные», смотрю с отвращением и т. д.). Даже — такая деталь: почему-то у меня никогда, ни на одной квартире, в коридоре нет света. И вдруг, недавно, поняла: — Господи, да у нас в Трехпрудном[1089] был темный коридор, и я еще всегда глаза зажимала, чтобы еще темней… Ведь это я — восстанавливаю. И жажда деревьев в окне — оттуда, где в каждое окно входил весь зеленый двор, — огромный как луг, настоящий Hof — феодальный: с сараями, флигелями, голубятней, и, еще, постепенностью каких-то деревьев сзади, не наших, чьих-то, ничьих, кончавшихся зеленоватым рассветным небом, и о которых я никогда не узнала — где. Как бы я написала свое детство (до-семилетие) если бы мне — дали.
_____
Был мой вечер Гронского[1090]. Я за два дня лишилась голоса (глубокая горловая простуда), но отменить уже нельзя было — зал был снят за 2 недели, даны объявления и т. д. И вот, прошептав два дня, в вечер третьего — прочла, громко. Сама удивилась, но чему-то в себе верила: не подведет. Зал был небольшой, но полный. Было много стариков и старушек. Был Деникин[1091], с к<отор>ым Н<иколай> П<авлович> дружил — сначала в Савойе, потом в жизни. Слушали внимательно, но вещь местами не доходила. Аудитория была проста, я же говорила изнутри поэмы и стихотворчества. А им хотелось больше о нем, а может быть — о себе. Родители отнеслись сдержанно. И С<ергей> Я<ковлевич> и Мур (порознь!), оба сказали: ревность. (К такой близости). Не знаю. Я сделала все, что могла. Во всяком случае, отец не подошел ни на перерыве, ни после, и не написал ни строки. Мать, к<отор>ую я много раз видела, отзывалась сдержанно. М<ожет> б<ыть>, им совсем другого было нужно, даже наверное. Я рассматривала Гронского как готового поэта и смело называла его имя с Багрицким[1092] и другими… Им это м<ожет> б<ыть> было чуждо, они сына — не узнали. Кончилось тем, что сюрпризом отдала две его карточки — впервые отпечатать и увеличить, — подарок на Пасху. Величиной с этот лист. Одну из них, самую лучшую, посылаю. Я знала его — моложе, мягче, с более льющимся лицом, менее твердым. Я знала его — между Jüngling и Mädchen[1093], еще душою. Мой о́н — другой. Это — и́х — все́х. Но знаете, жуткая вещь: все его последующие веши — несравненно слабее, есть даже совсем подражательные. Чем дальше (по времени от меня) — тем хуже. И этого родители не понимают. (Они, вообще, не понимают стихов.) Приносят мне какие-то ложно-«поэтические» вещи и восхищаются. И я тоже — поскольку мне удается ложь. Какие-то поющие Музы, слащавые «угодники», подблоковские татары. — Жаль. — О его книге навряд ли смогу написать[1094]. Боюсь — это был поэт — одной вещи. (А может быть — одной любви. А может быть — просто — медиум.) Я не все читала — отец не выпускает тетрадь из рук — но то, что читала, — не нравится. Нет силы. Убеждена, что Белла-Донна лучшая вещь. Бему об этом ни слова: 1. не хочу, волей-неволей, влиять на его оценку 2) боюсь испортить его отзыв о будущей книге (появится в июне) и этим огорчить родителей 3) любопытно — проверить. — Теперь Вы знаете героя Белла-Донны — спасшегося, чтобы затем погибнуть. Напишите — таким ли Вы его видели по стихам. Эту же карточку родители получат в величину с этот лист, и еще другую, где он у одного из трех озер Белла-Донны. Пасхальный подарок. Мать сейчас лепит его большое лицо, а маску не сняла из-за того, что на лице были легкие ссадины. Я бы — сняла. Теперь она жалеет. — Жду большого письма обо всем. Все никак не соберусь выслать «Посмертный подарок», — сколько мелких дел! Но это Вы знаете… Обнимаю. МЦ. Покажите карточку Бему.<К письму приложен лист бумаги с оторванным верхом, осталась часть фразы>[1095] — Вы: душа. У Вас и для Вас.
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 123–125 (с купюрами). СС-6. С. 423-424. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 221–223. С уточнением по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2009. С. 264–265.
30-35. Н.А. Гайдукевич
France Vanves (Seine) 33, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 24-го апреля 1935 г., Страстная средаДорогая Наташа, Как я обрадовалась виду Вашего почерка на конверте, — аккуратного, институтского, первоученического. Эти почерка похожи на жизнь прежних нас, непохожую на нас: с нами незнакомую. …Думаю о Вашем горе[1096], о силе его и думаю, что так же Вы бы горевали о каждой и каждом, данном Вам на́ руки — умирать. Есть вещи пуще, чем родство: родство — человеческое. Так Царица никогда не могла забыть своего солдата, который ее звал ночью — проститься — и не дозвался, ибо ее, вопреки приказанию, не разбудили[1097]. Думаю, это горе — безнадежность помочь: ибо умри Вы даже взамен — она бы все равно умерла. Ибо ей не Ваша любовь от Вас нужна — а ее жизнь. Я всю эту зиму провела в чужом горе. 21-го ноября погиб на метро юноша, — Н<иколай> П<авлович> Гронский, сын одного из постоянных сотрудников Посл<едних> Новостей. Мы с ним дружили, и даже жили вместе, в 1928 г. — 1929 г., в Bellevue, — мы въехали в их квартиру, а они переехали рядом. Потом он у меня постоянно бывал в Медоне, мы с ним целый год прошагали по лесам. Он тогда безумно любил меня и мои стихи. Потом мы разошлись. И вдруг 21 ноября — читаю…[1098] А 9-го декабря, также неожиданно — в тех же «Новостях» — поэма «Белла-Донна» (савойская Jungfrau[1099]), в которой непрерывно, ежестрочно, до улыбки — узнаю себя: свою хватку. И, самое изумительное, — не «под меня», а — я, живая я, — точно я написала. Это со мной случилось в первый раз в жизни. Написала о нем большую статью, с которой ткнулась туда-сюда, но кому нужен начинающий поэт в таком максимальном преподнесении? Словом, прочла ее в виде доклада — Поэт-альпинист — а затем сдала в Сербию — журнал «Русский Архив» — русские современные авторы по-сербски. Стихи (цитаты) будут даны по-русски, с сербским прозаическим подстрочником. …Вижусь с отцом и матерью. Единственный сын, обожаемый. (Есть дочь, но она — замужем и чужая). Отец и мать в 1928 г. разошлись, — мать ушла к другому, тогда сын (19 лет) так ко мне и кинулся. Мать — скульптор. Красавица. Сын был также красавец, и в мать и в отца — живого Николая I. Отец — из литовцев, мать полька (Слободзинская). Юноша и видом и нравом был настоящий шляхтич. Теперь всё это в земле, под землей, под травой лесного медонского кладбища. Ему только что исполнилось 25 лет. Осталось три большихтетради стихов. I том выходит в июне[1100]. Отец (активист и общественник) — весь в стихах сына (NB! стихов не понимает), — радуется удачной бумаге, шрифту, сам написал предисловие, и т. д. — мать — мать «плачет о детях своих и не может утешиться потому что их нет»[1101]. С ними обоими у меня и прошла зима — Осенью, постепенно, а в феврале — окончательно ушла из дому моя дочь — не к кому-нибудь, а от меня. Сосуществование давно уже было невыносимо: все обратное. А это ведь — не квартирант в доме. Видеть ее такой, как она есть — я не могла: моя дочь. И — предпочла не видеть вовсе. Т. е. приходит, «заходит», и внешне всё хорошо. А внутри — пусто. Конечно, я, по своей природной пассивности, и еще многому другому никогда бы не сделала окончательного шагу, но он — сам сделался, помимо меня, волей жизни. Одно знаю: никогда с ней больше жить уже не буду. Я ею, в доме, была — раздавлена. Годы. И терпела от нее такое, что даже вспоминать — дико. Она всем нравится, — пусть с ними (всеми) и живет. Я ей — НЕ нужна. Но сейчас даже уже и горечи нету. — Пусто. — — А наше море? Или уже уплыло? Ответьте непременно, ибо начинаю думать о своем с Муром (на море не была с лета 1928 г., итого 7 лет)[1102]. Если уедем, то после 1-го июля. Думайте и отвечайте. Из Парижа есть билеты aller et retour[1103] 250 фр<анков>, на два месяца, т. е. почти вдвое дешевле. (Думаю о Средиземном море.) Я еще ничего не знаю, но надеюсь. Комнаты — недорого, кажется от 150 фр<анков> т. е. то же, что в Париже и окрестностях, без всякого моря. Обнимаю Вас и жду скорой весточки МЦ.
<Приписка на полях:> Как Ваши дети? Как бы Вы сделали летом? С собой? Или — одна? Напишите обо всем. И поскорее, чтобы мне знать в каком направлении мечтать.
Впервые — Письма к Наталье Гайдукевич. С. 87–92. Печ. по тексту первой публикации.
31-35. В.Н. Буниной
Дорогая Вера. Хотите — в среду, т. е. послезавтра, 1-го мая, — только не к завтраку, а к обеду? Могли бы быть у Вас начиная с шести. А то, в четверг мы едем с Муром в другой за́город, с утра, а до воскресенья — далёко. Если среда (6 ч<асов>, 6 ½ ч<асов>) подходит — не отвечайте. Целую Вас, сердечный привет Вашим. МЦЛюблю не четверги и воскресенья, а среды и субботы: кануны (свободы, которой нет). Vanves (Seine) 33. Rue J<ean->B<aptiste> Potin 29-го апреля <1935>, понедельник, 2-ой день Пасхи.
Впервые — НП. С. 489. СС-7. С. 287. Печ. по СС-7.
32-35. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 33 Rue Jean-Baptiste Potin 29-го апреля, понедельник, 2-ой день Пасхи.Милая Ариадна, Ждали мы ждали с Муром какого-нибудь ответа и — ни слова, а завтра начинается его школа. Может быть мое письмо пропало, где я предлагала приехать в понедельник, 29-го? (сегодня). Большое письмо. А может быть Ваш ответ, — тот или иной? (пропал.) Очень странно, что ни звука. — Так или иначе, — Христос Воскресе! МЦ.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 31. СС-7. С. 481. Печ. по СС-7.
33-35. В.Н. Буниной
Дорогая Вера, — Отлично. — Будем в субботу к 6 ч<асам>. Целую. МЦ.Vanves (Seine) 33, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 30-го апреля 1935 г., вторник
Впервые — НП. С. 490. СС-7. С. 287. Печ. по СС-7.
34-35. В.Н. Буниной
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 7-го мая 1935 г.Дорогая Вера, Я слышу — что-то дают писателям с Пушкинского вечера[1104], или — будут давать — (а писатели, как шакалы, бродят вокруг и нюхают…) Я нынче написала Зеелеру[1105] и ему же подала прошение, но, м<ожет> б<ыть> — вернее — еще кого-нибудь попросить? Мне до зарезу нужны деньги — платить за Мура в школу (2 месяца, итого 160 фр<анков> + неизбежные «fournitures»[1106], — в общем 200 фр<анков>). — Почему он не в коммунальной? — П<отому> ч<то> мой отец на свой счет посылал студентов за границу, и за стольких гимназистов платил и, умирая, оставил из своих кровных денег 20.000 руб<лей> на школу в его родном селе Талицах Шуйского уезда — и я вправе учить Мура в хорошей (хотя бы тем, что в классе не 40 человек, а 15!) школе. Т. е. — вправе за него платить из своего кармана, а, когда пуст — просить.
Только всего этого, милая Вера, «дамам» не говорите, просто напомните, чтобы меня, при дележе, не забыли, и внушите, чтобы дали возможно больше.
В очередных «Совр<еменных> 3<аписках>» будут только мои стихи[1107], а это — франков сорок, да и то — когда??
Простите за просьбу, целую, спасибо за Мура, который в восторге от того мальчика, говорит: — умный и хорошо дерется. МЦ.
Черкните, есть ли надежда на получку, чтобы мне знать, можно ли мне обнадежить директора. Расскажу, при встрече, очень смешную вещь про Мура в школе. — Когда увидимся?
Впервые — НП. С. 490–491. СС-7. С. 287–288. Печ. по СС-7.
35-35. В.Ф. Зеелеру
<7 мая 1935 г.>[1108]Дорогой Владимир Феофилович! Очень прошу уделить мне что-нибудь с Пушкинского вечера. Прилагаю прошение. И конверт с адресом и маркой — не обижайтесь!!то я, зная Вашу занятость, для простоты и быстроты — с большой просьбой черкнуть ровно два слова: есть ли надежда на получку и когда за ней. Я ведь по телефону звонить не умею, а ехать на авось мне невозможно, я ведь целый день (8 концов!) провожаю сына в школу. Сердечный привет! М. Цветаева
Впервые — Швейцер В. С. 417. СС-7. С. 442. Печ. по СС-7.
36-35. В союз русских писателей и журналистов
В Союз Писателей и Журналистов Марины Ивановны Цветаевой Прошение Покорнейше прошу Союз Писателей уделить мне, что можно, с Пушкинского вечера. М. Цветаева Vanves (Seine) 33, Rue J<ean->B<-aptiste> Potin 7-го мая 1935 г.Впервые — Швейцер В. С. 416. Печ. по тексту первой публикации.
37-35. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 7-го мая 1935 г., вторникДорогая Ариадна! Вы, конечно, уже слышали о безумии Бальмонта[1109]. О нем (и норме) можно сказать как Ségur[1110] о Наполеоне в России: Sa mesure était grand mais il l'а dépassée quand-même[1111]. Он ненормален даже для поэта, даже для себя. 17-го его вечер[1112] (где, сейчас не знаю, узнаю — извещу) — будьте непременно, зову Вас не как на курьез, а как на конец поэта. Ибо это — конец, ему на днях 70 лет[1113]. Зал будет полный, необходима хоть горстка своих, предпочитающих безумие Бальмонта — разумию всех остальных. Вечер будет непременно, он всё забыл, а об этом — помнит. (Верней, ничего не забыл, всё вспомнил — в этом-то и безумие!)
_____
Обнаружились Гартманы. Были в Ницце, сейчас в Лондоне адреса не дают, просят писать на Courbevoie, а я совершенно забыла: 1) Courbevoie ли? 2) если Courbevoie — № и улицу, 3) ее имя-отчество. Очень прошу, сейчас же сообщить все три пункта. Про возвращение не пишут и хочется поскорее отозваться._____
Если собираетесь в Париж, очень прошу известить намного заранее, — я ведь абсолютно связана Муром: его школой и, вообще, им. Лучше бы — Вы бы все же доехали до Ванва, к вечеру я свободней (от 5 ч<асов>). Пообедали бы у нас, а потом я бы Вас проводила На Париж у меня мало надежды, а пропускать Муру сейчас нельзя ни дня, — он и так затянул каникулы из-за русской Пасхи и 6-го (23-го апр<еля> праздновал Егорьев день — он ведь Георгий. До свидания! Жду весточки. Целую. МЦ. Горячо сочувствую зубным бедам — и победам Вашей младшей. Свирепая вещь — природа!<Приписка на полях:> Говорю о mesure[1114] бальмонтовской нормы, как Сегюр — о мере наполеоновского воображения.
Не теряю надежды на — когда-нибудь — поездку к Вам. Но когда??
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С 32-33. СС-7. С. 481–482. Печ. по СС-7.
38-35. Н.А. Гайдукевич
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 10-го мая 1935 г., субботаДорогая Наташа, Деловое, Если Вы серьезно решили ехать, напишите мне тотчас же: 1) во Францию — вообще или — на́ море 2) так или иначе, на сколько времени на́-море 3) сколько у Вас на месяц жизни на́-море. Я написала одной незнакомой даме[1115], у которой в Фавьере, деревеньке на Средиземном море — (хотя странно: «деревенька», — поселке) — пансион. Дешевый. Может быть подходящий — Вам, раз едете одна. Мне — нет, ибо нас двое, и самый дешевый пансион звучит уже угрожающе. Жду от дамы ответа, ибо запрашиваю ее про комнату (или — ты) со своим хозяйством, т. е. полной душевной свободой. Я — нелюдима и всё люблю по-своему. Мне Ваш ответ нужен срочно, ибо все дешевые помещения и устройства разбираются уже сейчас, через две недели ничего не будет. Могли бы, конечно, если на месяц (на меньше навряд ли сдадут, и нужно знать — на какой) тоже снять комнату и столоваться у нас: мне все равно: две или три тарелки мыть, но — м<ожет> б<ыть> Вы на диете? не всё едите? привыкли к разнообразию и, просто, к хорошей кухне? У нас просто — едят. Что́ есть. И почти всегда два раза в день то же самое. Но зато много — и дешево. Вот. — Надеюсь — ничего еще не знаю — выехать в первых числах июля, после Муриной «distribution de prix»[1116]. На́-море (океане) в последний раз была в 1928 г. — итого 7 лет назад, а на Средиземном — но это уже доистория — весной 1912 г., только что выйдя замуж, — в Сицилии, итого — 23 года назад![1117] Да, м<ожет> б<ыть> даме придется сразу дать деньги, на снятие, п<отому> ч<то> без денег никто не поверит. Имейте и это в виду и при первом моем извещении действуйте молниеносно. Где, в точности, Фавьер (Favières) — не знаю[1118], кажется — против крохотных Iles d’Hyères. Но достоверно знаю, что: сосны, песчаный пляж (на Средиземном — редкость), море. И, главное — лохматые, курчавые горы. Знаю еще, что поблизости курорт Lavandou. Если есть большая карта Франции — найдете. (Ищите Iles d’Hyères: d’Hier[1119] как раз для меня! В «Demain»[1120] бы — не поехала!) Будете отвечать — положите письмо перед собою: ни один мой вопрос не зря.
_____
А девочка похожа на козочку. — Старинное лицо, не только косами, но овалом. Ужаснулась многочисленности чужой семьи: вот меня бы посадить на такую карточку! Как страшно, что такая старая свекровь[1121]. Старость, ведь это власть. Всякая чужая старуха — свекровь и страшный суд У мужа очень польское лицо, кошачье. (Не обидьтесь!) А он — добрый?_____
Если собираетесь «осматривать» Францию, да еще ничего не пропуская — конечно, не отдохнете. Я после часа выставки — опустошена. Для меня самое мучительное — насильно, т. е. нарочно — глядеть. Это у меня — с до-семи лет, с младенчества. Я хочу с вещью (городом, собором, забором) — жить. Но м<ожет> б<ыть> Вы — как Мур — любознательная, т. е. способны познавать вещь извне, не сделав ее тут же собою: живым мясом души. Видеть вещь отдельно от себя, а не в своем (бездонном) колодце. Тогда Вам Франция — нужна. Словом, отвечайте и по существу и применительно и возможно точнее — и скорее. Я на-днях буду видеться с дамой, послала ей для верности конверт с адресом и маркой._____
Спасибо за рябину (зарю: для меня она — заря, синоним). Вы одна — поняли. Все: — А что значит последняя строка? Почему оборвано? (Один даже: — А разве есть кусты рябины? Я: — Знаю. Дерево. Всё равно.) Всё стихотворение — из-за последних двух строк, что же понимают, когда их не понимают[1122]. — Эти стихи могли бы быть моими последними[1123].А вот мой 1916 года:
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.
<Приписки на полях:> Я родилась 26-го сентября 1892 г., в полночь с субботы на воскресение, и мать меня пометила субботой, и этим всё предопределила: …Между воскресеньем и субботой Я повисла, птица вербная На одно крыло — серебряная, На другое — золотая…[1125]
_____
А Мур родился в воскресенье, ровно в полдень 1-ro февраля 1925 г… звонил колокол. Обнимаю и жду скорой вести. МЦ.Впервые — Письма к Наталье Гайдукевич. С. 95–99. Печ. по тексту перво! публикации,
39-35. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 14-го мая 1935 г., вторникМилый Вадим Викторович, Вот — корректура[1126], кроме Ваших — поправок нет, только бы не забыли вставить в последнем четверостишии строку! А письмо Вами пересланное — письмо сумасшедшего математика, всё в алгебре и геометрии, которых я не знаю. Но что сумасшедший — знаю, уже хотя бы потому, что идет со своей «новой математикой» — ко мне, явно не знающей и старой. — Все-таки неприятно: старый человек и старался: 12 стр<аниц> мельчайшего почерка[1127]. А моего родного, однопородного и, даже, земляка — сумасшедшего[1128] (мой отец — того же Шуйского уезда Владимирской губ<ернии>, откуда и он) встретила дней пять назад в Кламаре, с невероятным глазом, который ему подбил «большевик» в кафе — в ответ на пощечину. (Разъяснения Елены[1129]: «они говорили о выборах, он приставал к ним, приставал — они отшучивались, очень мило себя вели. Наконец, я его увела. Но он вдруг заметил, что забыл папиросы. Подкрался к столу и дал одному пощечину. Тот ответил — в глаз»). — Звал меня в кафе — знаем мы эти кафе! — я, упорно: нет, злостно ломал мне руку, я — ничего, и в конце концов трижды меня проклял по французски: — «Je te maudis, je te maudis, je te maudis»[1130]. Кончится S<ain>te Anne[1131] — вне всякого сомнения, удивляюсь, что еще на свободе. — Ну́, вот. — Не нужно ли прозы для следующего №, хотя бы — предположительно. У меня есть: «Встреча с Блоком», которой Вы, кажется, не слышали (читала совместно с Х<одасеви>чем)[1132]. И есть о Гронском «Поэт-альпинист» — которую бы сократила. При случае, отзовитесь. До свидания ! Спасибо за хорошую корректуру МЦ.
P.S. Встреча с Б<локом> совершенно невинная, без всяких незаконных детей и законных жен, — история моих стихов к нему.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 76-77. Печ. по тексту первой публикации.
40-35. Н.А. Гайдукевич
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 16-го мая 1935 г.Дорогая Наташа, Le sort en est jete![1133] Сняла мансарду за 600 фр<анков> в лето и уже дала 200 фр<анков>. — На полной свободе: можно готовить и, даже, некрупное — стирать[1134]. Всё остальное было дороже и хуже, т. е. «лучше» — с 10 % за обязательную хозяйскую уборку, т. е. проверку, — с запретом готовить, т. е. «хорошей обстановкой», и даже, в одном месте «без мальчика» (о-го-го!) Теперь — о Вас и для Вас. Комнаты (без пансиона) сдаются только на сезон (3 месяца) — и они совершенно правы. Значит — остается пансион. Их — несколько. Я говорила с владелицей одного из них, Г<оспо>жой Богдановой: 20 фр<анков> в день с комнатой[1135]. По франц<узским> ценам, особенно морским — дешевка. Утром кофе — сколько угодно с чем угодно (NB! масло и мед), обед — много всего, фрукты и чай (NB! по-русски — много, т. е. на двоих!), ужин — легче, но тоже достаточный. В 4 ч<аса> — ничего, но это — везде. Мясо, в обед, — «жарко́е», на ужин — аранжировка (котлеты, зразы и т. п.) Решайте скорее и, если решите (решитесь), тотчас же пишите Г<оспо>же Богдановой по следующему адр<есу>: <пустая строка> и высылайте задаток — не менее 100 фр<анков>. Необходимо написать, когда собираетесь и на сколько (приблизительно). Мы с Муром (тьфу, тьфу!) очевидно тронемся 21-го июня, с первым train de vacances[1136] — льготным. Так что увидимся уже — там[1137]. И — лучше: я перед отъездом — уже сейчас! — в непрестанной тревоге: дроби<,> дрожи: этого не забыть, то захватить, что захватить? — et n’ai ni d'yeux ni d’oreilles[1138] для чего бы то ни было. Вы бы от такой меня — просто пришли бы в отчаяние: тихая сумасшедшая. (Вот и сейчас, пока пишу: стиральная доска — но как везти?? — большой чан — брать?? — м<ожет>б<ыть> примус — в ведро — а ведро — в чан?? и т. д. и т. д., с припевом: «а во сколько всё это влетит???!!!») И та́к будет — до train de vacances, боюсь, что и несколько дней спустя. (А как везти Мурин горшок?? Неужели — в руках? Как букет или огромную бомбоньерку. А без горшка нельзя: он верный, преданный, — и я с 17 лет путешествую с горшками. — Да. — ) Милая Наташа, как люди возят горшки? В портплэдах?? Целую Вас и жду молниеносного ответа и решения. МЦ.
Ж<елезная>д<орога> — Paris — Lyon — Méditerannée[1139]. Маршрут: Тулон (рифма: Наполеон), а последняя ж<елезно-> д<орожная> станция — Levandou, или -doux, или Lavandou (от lavande, а лучше всего: Lavandoux (doux[1140] п<отому> ч<то> — lavande), но, кажется, всё-таки: Levandou[1141]. Поселок La Faviere, где будем жить — в 1 к<илометре с> ¼ ходу. Сосны, песчаный пляж, другой — каменистый, горы — крымские, курчавые (1200 метров), лаванда. Москитов — нет. Везти: купальный костюм, побольше полотняной обуви (может купить здесь, есть чудная, цветная, непроноская: 6 фр<анков>), голые платья (спина!), рекомендуют гамак, но у меня — нету и меня в нем тошнит (даже от вида!) Сетку для креветок, но я слепая и не туда попаду. У Мура — будет.
_____
Наташа, хотите меня осчастливить? Пришлите мне 50 фр<анков> на настоящий шведский примус, несокрушимый, который буду жечь, беречь и любить — всю жизнь[1142]. (До сих пор горюю о 13 лет назад оставленном таком в России, — забыть не могу: жжёт!) Это будет главное действующее лицо моей фавьерской жизни, — главнее моря. В прошлом году у меня был чужой, я его починила, но пришлось вернуть. Так привязалась к нему, что насилу отдала. Обещаю Вам написать про него стихи и, даже, поэму. (Есть у Чуковского, но 1) я не читала 2) детское, — а мой взрослый.)[1143] Честное слово — напишу. И посвящу — Вам. Я даже знаю посвящение: — Ваше имя — с благодарностью за — ПРИМУС не повторяя слова вторично._____
Жду скороспешных вестей. И таких же деловых, как мои. Я всю лирику из письма выкинула, а много есть: про даму, у которой сняла, — целая поэма! Но лирика — потом. Самое важное — мне — знать Ваши точные планы. Торопитесь: места в пансионе разбираются загодя, т. е. сейчас. Жду.<Приписка на полях:> У Вашего Пильсудского орлиное лицо[1144]. Нельзя было ждать иных последних слов — чем те, к<отор>ые, м<ожет> б<ыть>, — выдуманы. …Сейчас думаю: поэт не бесстрастен, а все-страстен, — даже против себя. Отлично могу понять ненависть к России — по́ляков[1145]. Но сама не умею ненавидеть — страну. И даже — человека. Только — особь. Но зато — страстно.
Впервые — Письма к Наталье Гайдукевич. С. 101–104. Печ. по тексту первой публикации.
41-35. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 22-го мая 1935 г.Милый Вадим Викторович, Обращаюсь к Вам с большой заблаговременной просьбой: не могли бы Вы добыть мне в Современных>3<аписках> 300 фр<анков> авансу к 15-му — 20-му июня? Под какую-нибудь очередную прозу. Твердо решила этим летом увезти Мура на море, нашла дешевое помещение в Фавьере и уже часть платы — внесла. Но необходимо достать на 2 билета aller-et-retour[1146] в льготном поезде, т. е. 430 фр<анков>, которые нужно внести сразу. Касса на поезд, отходящий 2[8] июня, открывается 21-го, поэтому и пишу о 15-том. (Сколько цифр!) Все дело в дороге, ибо стоимость помещения в Фавьере (Средиземное) только на 25 фр<анков> в месяц дороже нашей прошлолетней деревни[1147] с запретным (маркизиным!) лесом и загороженным (бычьим) полем. А там — горы, сосновый лес, песчаный пляж, все в один голос говорят: рай. Как Вы думаете — есть надежда? И, если — да, напишите мне, какую из трех вещей Вы хотите? Встречу с Блоком? (никого не компрометирующую), Поэта-альпиниста (сокращенного) — или Чорта (из книги моего детства)[1148]. Я бы тогда стала переписывать — сейчас, чтобы не везти с собой толстенных черновых тетрадей. Напишите — предпочтительно, а то всех трех мне сразу не одолеть. С большим волнением жду ответа. 15-го думаю устроить еще чтение, — ведь помимо дороги и комнаты на что то еще нужно — жить. Комната — мансарда, но зато можно стирать и готовить, чего в «хороших» комнатах — не разрешают.
Итак — до письма! МЦ
<Поздняя приписка рукой В.В. Руднева:> 1) аванс невозможен под 59 книгу, — пока не обеспечена еще 58-я. Из предлагаемых вещей прошу показать «Чорта», без обязательств пока для меня, размер — не больше 20 стр<аниц>.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 78–79. Печ. по тексту первой публикации.
42-35. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 23 го мая 1935 г.Дорогая Ариадна, Буду рассказывать все по порядку. Этим летом я твердо решила увезти Мура на море, ибо вот уже в течение семи лет (а ему — десять!)
Никуда не уехали, сын и я, —
Обернулись прорехами все моря!
Совладельцам пятерки[1149] рваной —
Океаны — не по карману!
Нищеты — вековечная сухомять!
Снова лето, как корку, всухую мять.
Обернулось нам море — мелью:
Наше лето — другие съели![1150]
— и т. д.
Так вот я, на этот раз решила: е́ду — и — будет. Стала раздумывать и узнала, что есть на Средиземном море, под Тулоном (рифма: Наполеон) местечко — несколько русских дач[1151]: песчаный пляж, сосны и — простота. Дали адреса здешних владельцев, пошла и нашла (перипетии — опускаю: когда-нибудь — устно) мансардное помещение за 600 фр<анков> в лето, с полной свободой, т. е. могу стирать и готовить. Тут же внесла накануне полученные 200 фр<анков> перевод «Поэта-альпиниста» на сербский. Т. е. внесла — треть. Теперь: 400 остающихся фр<анков>, так или иначе, добуду: хочу устроить вечер числа 15-го июня. Но на что́ у меня нету и навряд ли будет — на 2 билета aller-et-retour в train de vacances[1152] т. е. 430 фр<анков> за обоих в два конца. Вносить нужно — сразу, в окошечко, к<отор>ое открывается 21-го июня в 7 ч<асов> утра (стоять надо с 5 ч<асов> — очередь огромная). Поезд идет 28-го июня (ходят они 2 раза в месяц) будет ад, которого — не мыслю. — — И вот, я подумала о — когда-то Вашем — предложении: а что если несколько человек, к<отор>ые ко мне хорошо относятся и любят то. что я делаю, стали бы мне помогать, немножко, жить? Я тогда ответила: — А чем я заслужила? Если бы Вы мне у них, дорогая Ариадна, могли раздобыть к 15-му деньги на билет — я была бы счастлива. Ибо подумайте: все дело — в дороге. В прошлом году — в безводной деревне Elaneourt под S<ain>t Cyr’ом[1153] — с запретным (маркизиным!) лесом и загороженным (бычьим!) полем, за голые стены без мебели (пришлось всё вести из Ванва) я платила 175 фр<анков> в месяц, т. е. на 25 фр<анков> меньше, чем с меня просят — в этом раю! А где взять? Ибо если я даже заработаю на вечере 300 фр<анков> (максимум!), то мне нужно за комнату внести еще 400 фр<анков>! И — до отъезда, и владельцы — совершенно правы: сдают дешево, но хотят — без канители. А то — въеду, а платить не буду! Кроме того, столько предварительных расходов! Примус, купальное себе и Муру, аптеку, кое-что из продуктов — там все втридорога, меня предупреждали. Обувь… Здесь — дешевка, а там каждый четвертак будет на счету. Но, опять-таки, все это, кроме купального, мне все равно необходимо — здесь, тот же примус (в прошлом году ездила с чужим) и та же обувь — только обидно на здесь, т. е. какую-нибудь дыру, п<отому> ч<то> хорошее под Парижем — дорого, Вы сами знаете. Но — самое главное — дорога, т. е. 430 фр<анков> poids brut — и даже brutal[1154]. Этого мне — не осилить[1155]. О них прошу.
Можете сказать, если и когда будете просить, что у меня сильное малокровие (это правда, есть свидетельство от Маршака[1156]) — постоянные нарывы на этой почве — что я замучена черной работой, что мне никто не помогает, что у меня нет никакой стипендии (у всех писателей — есть!) — что это — не partie de plaisir[1157], а — необходимость. Знаю, что жизнь там будет — не легче здешней! Мансарда, т. е. дикая жара, хождение на рынок в соседний городок и ношение на себе всех закупок (есть поставщики на машинах, но это — намного дороже), хождение на далёкий колодец (есть цистерна, но только для питья, а мне надо — стирать на двоих и мыть посуду) — словом, даже труднее чем здесь, где кран и на каждом углу — Магги[1158]. Но — сосны (мое до безумия любимое дерево! север и юг в одном) — море, имя которого я ношу, — и Мур на воле, голый, коричневый и соленый. Мур своим чудным учением — заслужил.
_____
Вечер не состоялся: публика пришла, Бальмонт — не пришел[1159]. После нескольких месяцев благородного всегда идейного — буйства водворен, наконец, в лечебницу в Epinay. Собирают на него 2 тысячи в месяц, м<ожет> б<ыть> — отчасти из страха, что опять начнет среди ночи приходить из Кламара в Париж — в гости и говорить без конца… и все такие возвышенные вещи. Так или иначе — на безумного — нашлось, а пока был «разумен» ел манную кашу на воде, ибо в доме другого ничего не было, я свидетель, ибо сколько раз приносила ему есть. Нужда была — черная. К нему никого не пускают и говорят, что он после первых бешеных дней немножко успокоился. Этим летом ему будет (а м<ожет> б<ыть> уже исполнилось) семьдесят лет._____
Кончаю. Пишу Вам с утра, в еще неубранном доме. Идея: м<ожет> б<ыть> Вы и у Гартманов попытаетесь что-н<и>б<удь> извлечь Я — сама не могу, но за другого — за Вас бы — смогла и сумела. Ведь = сумму — 430 фр<анков> набрать не легко, а — Бог их знает — может дадут 100 фр<анков> — раз однажды послали 50 фр<анков> Бальмонтам на приезд в Courbevoie (а они проели, помните?). Они ко мне чудно относятся. Нужно только живописать положение. Словом, Вам видней. Ведь если Вы напишете: собираю по друзьям на поездку Ц<ветае>вой на́ море — они навряд ли откажут. Только надо — скорей. И лучше: на билеты, это — конкретнее._____
С волнением жду ответа. Писала — с абсолютным доверием. Обнимаю МЦ.<Приписка на полях:> Простите за эгоизм письма. Ничего не спросила ни о Вас, ни о детях, ни о новом (?) жилище, к<оторо>го наверное уже не увижу. Хорошо у Вас? А главное — Вам? Пишите обо всем. А как зубки? В нашей судьбе — что-то похожее. «Звери в неволе».
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 33–37. СС-7. С. 482-484. Печ. по СС-7.
43-35. Октаву Обри
<1935 г.> Месье, это письмо было начато давно — в марте, когда я в первый раз прочла Вашего «Наполеона на острове Святой Елены»[1160]. Я купила его в маленькой книжной лавке, где Ваш «Наполеон» почти безраздельно царил на витрине, затмевая все прочие редкости. Сколько раз я собиралась… Месье, Вы за или против Гаспара Хаузера?[1161] За или против легенды о нем? (ибо и легенда, и Вассерман, воспевший его как поэт, — за него). Я спрашиваю потому, что люблю Вас — за исключительное благородство Вашего «Наполеона на Святой Елене» — и потому, что я Вам верю — и именно потому, что я Вас люблю и верю Вам, я не хочу читать Вашего «Гаспара Хаузера»[1162], если Вы против него. И причина лежит даже глубже: любя Вас и любя Якоба Вассермана, я остаюсь самой собой; я люблю Вас обоих за то же самое <и посредством того же самого>, что есть душа (единственное слово на всех языках, которое не нуждается в пояснениях, в прилагательных) и посредством того же самого, что есть душа, — и я не хочу разрываться, не допускаю, чтобы два человека одной породы — лирической (единственной, которую я чту и к которой имею честь, счастье и несчастье принадлежать — со всеми потрохами) — могли бы думать — нет, чувствовать по-разному применительно к одному и тому же, к явно одной и той же идее. Весь мир — Вы должны это знать, и Вы наверняка знаете, — разделен на два лагеря: поэты и все остальные, неважно, кто эти все: буржуа, коммерсанты, ученые, люди действия или даже писатели. Только на два лагеря: и Вы, Ваш «Наполеон на Святой Елене», герцог Рейхштадтский[1163], Гаспар Хаузер, Вассерман и я, пишущая Вам эти строки, принадлежат к одному лагерю. Мы защищаем одну и ту же идею — самим фактом своего существования. Поэтому поймите: как больно мне было бы осознать, что в этом лагере Великих Одиноких налицо разлад. Что, любя герцога Рейхштадтского, можно не любить Гаспара Хаузера; что Вассерман любил своего героя, а Октав Обри способен был бы этим пренебречь. На определенном высоком уровне уже нет ни имен собственных, ни конкретных адресатов. И герцог Рейхштадтский, и Гаспар Хаузер — это один и тот же вечный королевский сын, наследник без наследства, и у каждого свой вечный Верный Слуга, как Вы, как Вассерман <Орфей, Р<айнер> М<ария> Рильке, все лирические поэты>. Вы не обиделись на эти слова? <Ведь имена — верхний слой, шелуха>. Вся история — игра с участием всего нескольких персонажей; они всегда одни и те же и они больше, чем принципы, — они стихийные силы <стихии принципов>. Герцог Рейхштадтский и Прокеш[1164] — это же Давид и Ионафан[1165]. И я нашла наконец слово: Вы пишете миф. Когда я читала Вашего «Римского короля»[1166] (ту часть, которая о герцоге Рейхштадтском), мне столько раз приходила в голову мысль: вот кто должен был бы написать историю Гаспара Хаузера — и можете себе представить мое потрясение <изумление, удивление>, когда я узнала, что эта история, оказывается, уже написана, что Вы до этого «додумались» раньше, чем я! Итак, все говорит за то, что Вы должны быть на стороне этого странного Гаспара Хаузера (это и моя любовь — звучит глупо, но другого слова все равно нет). Это как чудо: было желание без надежды на исполнение — и вдруг оно осуществляется, уже осуществилось! И какая была бы обида, какая насмешка, если бы и правда все сошлось — кроме Вашего отношения к герою. Я читаю у Вас о герцоге Рейхштадтском и думаю… — Я ведь историк, и поэтому… — Да, Вы историк. Вы и историк тоже, но Вы гораздо больше, чем историк. Историки пишут историю, а вы пишете судьбы, души. Вы — настоящий поэт. Поэт во всем, вплоть до удивительной смелости языка <…> Вас увлекают, ведут за собой ритм, интонация — да Вы это и сами знаете. Я многое могла бы Вам сказать по поводу «Наполеона». (Но первое письмо не должно быть чересчур длинным. Я не пишу Вам, я Вас окликаю, как окликали когда-то паромщика.) По поводу «Наполеона», которого я еще раз прочла и еще раз увидела: это одна из трех книг, которые я взяла с собой на море, чтобы прожить их за лето — как бы ни повернулась жизнь[1167] — прожить именно их. <…>. В Вашем случае хочется сказать: в документе иногда больше поэзии, чем в поэзии. Будучи точным в фактах, Вы безграничны во взглядах <выводах / мнениях>, в способности видеть. И тем самым вырастаете до настоящего поэта. Ибо поэт, милый Октав Обри, это прежде всего точность, безошибочность ведения[1168]. Он никогда не искажает естество факта[1169], он воссоздаст его истинную природу. Шиллер, приписав Жанне влюбленность в Дюнуа[1170], поступил не как поэт, а как автор авантюрного романа. Напротив, маленький Том из одной очаровательной английской книжки[1171] поступил как истинный поэт, когда написал в своем школьном сочинении такую фразу: «Дул ветер; ива подметала ветками землю». И, написав ее, специально прошел двенадцать миль до первой ивы, чтобы убедиться, что ее ветки на ветру действительно достают до земли. Вот и Вы — такой маленький Том: недаром Вы поехали на Святую Елену своими глазами увидеть то, что Вы знали и так от рождения. Все сходится, включая иву. Вам, Октав Обри, — все права. Мне очень понравился и Ж<орж> Ленотр[1172] (хотя он меня немало удивил и огорчил неблагородными высказываниями о Германии. Он писал это, правда, во время войны, но по мне это его не извиняет, а наоборот — обвиняет. Но не в этом дело). Итак, Ж<орж> Ленотр мне понравился, но я знала, что он далеко не молод и вряд ли обрадуется какому-то новому голосу. А Вас, Октав Обри, я представляю себе еще молодым (и восприимчивым) — и думаю, что у Вас есть достаточно мужества для того, чтобы принять благодарность полной мерой и даже с избытком. Я чувствую, что говорю Вам слишком много, но чрезмерность всегда определяла мой внутренний мир.Впервые — Труды симпозиума в Лозанне. С. 401–403 (на фр. языке, публ. Жоржа Нива по черновику в рабочей тетради Цветаевой). Первая публикация на русском языке: Нива Жорж. Миф об Орленке. Звезда. 1992. № 10. С. 141–142. Пер. с фр. И. Шафаренко. СС-7. С. 553–556. Печ. по СС-7.
44-35. В.А.А.[1173]
<Середина 1930-х гг.>[1174]<…> Поэт: определенный духовный строй и определенный словесный дар. Поэт: определенный духовный строй, осуществляющийся только в слове (певчем). Поэт без стихов (т. е. только духовный строй) — не поэт. Стихи без поэта (т. е. голый словесный дар) просто рифмованные строки. Можно ли быть поэтом «в душе»? А музыкантом? А живописцем? А инженером? Что бы вы сказали об инженере, строящем «мост в душе»? О летчике — в душе — летающем? Если ты инженер — строй, либо ты не инженер, а мечта об инженере. У поэта нет других путей к постижению жизни кроме слова, этим он отличается от не-поэта, у которого — всё (кроме)… <нрзб.>. Называя — постигает. А вот вам живая запись (внезапное озарение, в которое верю) — живая, ибо внезапная, ибо о вещи не думала — на полях же этой тетради: Я ВЕЩЬ ОКОНЧАТЕЛЬНО ПОНИМАЮ ТОЛЬКО ЧЕРЕЗ СЛОВО (СОБСТВЕННОЕ). Слово для поэта совершенно самостоятельная единица ценности. Не звук (иначе бы нас удовлетворяло и — а — о, и др.), а данный звук, соответствующий данному смыслу. Ища слова, поэт ищет смысла. Поэт неизбежно терпит крах на всех других путях осуществления. Привычный, приученный (собой же) к абсолюту, он требует от жизни то, чего она дать не может, ибо она то, из чего, а не то, что. Впрочем, бывают поэты-двоеженцы: Гёте, напр<имер>, Тютчев, сумевшие совместить. Но они были не только поэтами, м<ожет> б<ыть> и больше, Гёте — неизмеримо больше. Поэт не самое большее, что есть, т. е. — самая высшая ступень на лестнице ремесла, и самая низшая от точки, где ремёсла полагаются. Ибо молитва (святость)[1175] не ремесло, а стихи — все-таки ремесло. Artisant du chant — вот что, в конце концов, поэт. Мастер певчего слова. Еще. Область поэта — душа. Вся душа. Над душой — дух, не нуждающийся в поэтах, если нуждающийся — в пророках. Пророчество в поэте как соприсутствие, не как сущность — как поэзия в пророке. «Какие большие поэты пророки», так говоря — пророка снижаете. «Какие большие пророки поэты», так говоря — поэта возвеличиваете. Слово «поэзия» вообще возвеличено и затуманено. Почему вы лучшее в человеке и в мире называете «поэзией» (иные — «музыкой»)? Бог в человеке — да. А ведь это несравненно больше и точнее. Бог в вашем эмбрионе, а не поэзия. Поэзией станет, когда вы его, в стихах, явите. — Прозу люблю почти так же, как и стихи, и отнюдь не придаю ей оскорбительного общепринятого значения. «Житейская проза» — не знаю. Проза — проработанная в слове жизнь. То есть, как всякое завершение, уже над-жизнь. Как ваш мост — над-река. (Мосты рушатся и книги проходят, но в данном отрезе — они — вечность; победа над хаосом — душ и рек.) Прозу от поэзии отличает ритмическая стихия, иногда наличествующая и в прозе, но — иная. (Стихотворные и прозаические ритмы не согласны, а враждебны. Неслиянны). Прозу отношу более к сознанию, стихи к бессознанию (осознанному!) не даром все первые стихи — за́говоры. Еще: проза поэта — отличная проза, стихи прозаика — дрянные стихи, ибо мог он их писать, он бы только их и писал. (Исключение — тот же Гёте, вообще — исключение). Проза Пушкина — проза поэта. Стихи Гоголя[1176] — стихи прозаика. У поэта, приступающего к прозе, та школа стихотворного абсолюта, которой нет у прозаика, приступающего к стихам. «В эту строку я должен вместить всё». У прозаика строка не считана, во всяком случае — не слог. Работа прозаика протекает, главным образом, в мысли, а не в слове, в замысле, а не в слове — мысль переводится в слово — у поэта мысль и слово рождаются одновременно, вся работа протекает в слове, нельзя задумать прозой и написать стихами, нельзя переложить в стихи, что, впрочем, делают посредственные стихотворцы. Одно: писать стихами, другое — писать стихи. Вся Италия XVIII в. обменивалась сонетами, а поэты все-таки наперечет. Нужно, чтобы ты вещь не мог сказать нестихами. Тогда будут — стихи. И еще: нет стихов без чар. (Не очарованы, а чарованы.) Проза есть — и отличная, весь Толстой, например. Поймите правильно: чары беру не как прикрасу, а как основу, как одну из первозданных сил, силу природы. Нет чар — нет стихов, есть рифмованные строки. «И сквозь магический кристалл…»[1177] (Пушкин). Пушкин, всё это зная отлично, не даром кому-то сказал: «Если бы я мог (материальные причины), я бы никогда ничего не писал, кроме стихов», А — какой прозаик! Чары как исток прозаического дарования — Гоголь (полюс Толстого!). <…>
Впервые — Родные Перезвоны. Брюссель. 1952. № 1. С. 2–3. СС-7. С. 556–558. Печ. по СС-7.
45-35. В.Н. Буниной
Vanves (Seine) 33, Rue Jean Baptiste Potin 2-го июня 1935 г., воскресеньеДорогая Вера, Я не так просто смотрю на Вас — и на себя, чтобы подумать, что Вы меня просто — забыли. Не увидься мы с Вами ни разу за все Ваше пребывание — я бы этого не подумала. О Вас говорят, что Вы — равнодушная. И этого не думаю. Вы — отрешенная. От всего, что — Вы («я»). Все для Вас важней и срочней собственной души и ее самых насущных требований. А так как я — все-таки — отношусь к Вашей собственной душе, то и мною Вы легко поступитесь — для первого встречного, Вам ненужного — гостя или дела. Если бы я Вам была менее родная — простите за гиперболизм, но он уясняет: если бы я для Вас была менее — Вы, Вы бы со мной больше считались — в жизни дней, — и совсем уже гипербола: — и считали бы себя в большем праве на ту радость, которой — все-таки являюсь для Вас я. Вера, хотите совсем грубо? — Ведь от меня — дому — никакого проку, а живете Вы — для дома. Я — не общая радость, а Ваша. А какое Вам дело до себя самой?? Вы меня «забываете» в порядке — себя. И, конечно, Вера, никогда бы не променяла этой тайной полноты власти на явное предпочтение и процветание. Я — тайну — люблю отродясь, храню — отродясь. Корни нашей с Вами — странной — дружбы — в глубокой земле времен. — Знаю еще, что могла былюбить Вас в тысячу раз больше, чем люблю, но — слава Богу! — я сразу остановилась, с первого, нет — до первого шагу не дала себе ходу, не отъехав — решила: приехала. Вы — может быть — мой первый разумный поступок за жизнь.
_____
А пошло бы по-другому (та же я и та же Вы), т. е. разреши я себе хотя бы укол — тоски: — Боже, какая это была бы мука! (для меня: не для Вас). Я бы жила от встречи до встречи, от письма до письма: встречи бы — откладывались, письма — не приходили, или приходили — не те (всегда — не те, ибо те пишешь только ты сам!). — Вера! я Бога благодарю за то, что люблю Вас в тысячу раз меньше чем — знаю — могла бы._____
Теперь — дела́. Вера, скажите: тьфу, тьфу не сглазить! (Трижды — в левую сторон) Едем с Муром в Фавьер. Мансардное помещение — 600 фр<анков> все лето. Внесла уже половину. Можно стирать и готовить. Есть часть сада, а в общем — 4 мин<уты> от моря. У Людмилы Сергеевны Врангель[1178], оказывается — рожденной Елпатьевской, т. е. моей троюродной сестры, ибо мои отец с С<ергеем> Я<ковлевичем> Елпатьевским[1179] — двоюродные братья: жили через поле. Знаете ли Вы ее — и какая? Мне очень понравилась ее мать[1180], и — на свое удивление — я ей, кажется, тоже, ибо она во вторую встречу меня первая поцеловала, почуяв во мне современницу, как все старики и старухи свыше 70-ти лет. Теперь все дело — в train de vacances[1181] (28-го июня) 1) достать билеты 2) оплатить. 430 фр<анков> — 2 билета — в оба конца. Билетных денег у меня нет. Просила у Руднева аванс — не дал ни копейки. Хочу устроить к 15-му — 20-му вечер, без предварительной продажи. Буду читать своего «ЧЕРТА», которого конечно не возьмут Совр<еменные> Записки[1182]. Эпиграф: «Связался черт с младенцем». (До-семилетнее.)_____
Бальмонт — сидит. Не сумасшествие, а начало белой горячки[1183]. В Epinay, в санатории Д<окто>ра Азербейджана[1184], со скидкой. Чудный парк, гуляет до 2 ч<асов> ночи. Влюбился в юную surveillante[1185] и предложил ей совместно броситься в Сену. «Отказалась. Тогда я предложил ей ее сбросить, а потом — спасти, ибо — не правда ли, дорогая? — я легко проплываю два километра? Отказалась тоже — и весь день пряталась — везде искал — чуть с ума не сошел. Дорогая! Я безумно люблю (следует имя) — как никогда еще не любил. Пришли мне 12 пузырьков духов — échantillons[1186] — фиалку, сирень, лаванду, гвоздику, а главное — розу и еще гелиотроп, что́ найдешь — для всех surveillantes, чтобы не завидовали. Я Жанне подарил весь свой одеколон и всю свою мазь для рук — у нее ручки — в трещинах! А ручка еще меньше, чем у (имярек, — женское). Дорогая! Пришли мне побольше папирос, — сумасшедшие выкурили весь мой запас»… Кончается письмо диалогом: — Bonsoir, mon premier, mon dernier, mon unique amour! — Bonsoir, mon chéri![1187] Отрывок — почти дословный, с разницей — словаря: Бальмонт, напр<имер>, не напишет «запас». Читала на улице, из рук Елены[1188]. Елену, пока, к нему не пускают, она убивается. Во вторник переезжает в Epinay. Вера! Бальмонт безумно счастлив. Двенадцать девушек, которым всем вместе только 240 лет, т. е. столько же, сколько Бальмонту в его обычном окружении. Елены, тети Нюши и какой-то полу-датчанки-полу-швейцарки-полу-писательницы. Мечтает по выздоровлении остаться там садовником._____
Наследство Оли?[1189] Была у юрисконсульта, по вызову. Долго убеждала его, что я НЕ внучка. Нарисовала нашу цветаевско-мейновско-иловайскую семейную хронику. Тогда он ПЕРЕСТАЛ ПОНИМАТЬ. — Как же Вы пришли?! — (Я):? — Т. е., неужели Вы только из дружеских чувств обеспокоили себя ответом на мой запрос и приездом, да еще с мальчиком? Начал убеждать меня попросить что-нибудь у Оли — в случае… Я: — «Сеньор! Я бедна, но душой не торгую…» А знаете, Вера, в чем загвоздка? Оказывается — было два Дмитрия Ивановича Иловайских, да: два. Один — наш, настоящий пайщик, а другой — еще какой-то, не пайщик, но вдова не-пайщика представила расписку, а председатель Страхового о<бщест>ва отлично помнит, что пайщиком был именно наш Д<митрий> И<ванович>, но расписки у него нет. А та расписка — Бог ее знает…Дала юрисконсульту адр<ес> Оли. Оля — боевая, авось взыграет в ней материнская кровь — и отстоит. Напишите ей всё это. Акции Страхового О<бщест>ва, пайщиком к<оторо>го был Д<митрий И<ванович>, 200.000 франков. Но упомяните, в случае удачи, и сонаследниц: Валерию и Андреину дочь — трехлетнюю Инну. Знает ли Оля и об Андреиной смерти (вербная суббота, апрель 1932 г.[1190], запущенный туберкулез: не лечился).
_____
Письма Goethe к Frau Charlotte von Stein…[1191] «Charlotte von Stein starb nach Vollendung ihres 85-ten Lebensjahres am 6. Januar 1827. Sie hatte noch angeordnet, dass ihr Sarg nicht an Goethes Haus vorübergetragen werden sollte, weil ihn der Anblick angreifen könnte. Aber die städtischen Begrabnisordner richteten sich nicht nach diesem. Wunsch, da so eine vornehme Tote nur auf dem Hauptwege zum Friedhof geleitet werden dürfte. Goethe liess sich bei der Bestattung durch seinen Sohn vertreten»[1192]._____
Это Вы — знали? У меня есть хорошая книга про Гёте — по-французски[1193]. (Выдержки из записей о нем современников.) Хотите — пришлю? Не забудьте ответить. Письма Goethe к Frau von Stein я читала 17 лет, равно как переписку с матерью[1194], — какая чудная! Напоминает мне Пра[1195]. Бедная Frau von Stein, слишком поздно — сдавшаяся. Как ужасно он с ней — после всего — шутит. («А кто моя деточка? А кто — мой цветочек? М<ожет> б<ыть> ты угадываешь?» и т. д. — после всего того чистого ада — и жара!)_____
Ну вот, Вера, полночь. Устала — не от письма, а от целого дня работы по дому, и не от работы, а от толчеи: своей собственной. (Стала было перечислять содеянное, но самой стало скучно). Устала от несвоего дела, на которое уходит — жизнь. В Фавьере тоже будет очень трудно: жара (мансарда), примус, далекий рынок, стирка без приспособлений и, кажется, даже без воды. Писать навряд ли придется, во всяком случае не прозу — требующую времени. С Посл<едними> Нов<остями> у меня — конец. Они четыре месяца продержали ту мою статью «Поэт-альпинист», к<отор>ую Вы потом слышали в разросшемся виде[1196]. (Была — ровно 300 строк.) Тогда я, с резким письмом Демидову, взяла обратно и больше ничего не даю, зная, что не возьмут. Они меня выжили. Кстати, Гронские, и отец и мать, оба остались недовольны моим докладом. «Не сумела дать Николая»… Вопрос — какого? Но все же — обидно. Я многое упростила — для отца. Он — совсем болен, разом рухнул, в санатории. Называется «острая неврастения». Просто — тоска, конец всему. Вера, помните, Вы мне подарили книжку?[1197] Перепишу в нее нашу переписку с Гронским: его письмо, моё, — и т. д. — до последнего. Я писала с моря, он — из Медона, 7 л<ет> назад, лето 1928 г. <Далее на полях и между строк:> В следующий раз напишу про Мура. Очень обрадовался привету и сам приветствует. Вас он зовет «Вера». Напишите впечатление от семейства Врангелей. Они Вас знают. Какой — он?[1198] Пишите и не забудьте: прислать ли Гёте? Книга — стоящая. — Вы ко мне приедете летом? (Конечно — нет!) Сердечный привет Вашим, Вас — целую. МЦ.Впервые — НП. С. 491-498. СС-7. С. 288–291. Печ. по СС-7.
46-35. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 3-го июня 1935 г.Дорогая Ариадна, Спасибо за быстрый ответ и хлопоты. Пока что еще никто не отозвался, но — может быть — рано? Провожу дни в обычных срочных делах и передотъездных задолгих мыслях Главная забота — Вы улыбнетесь — огромная стиральная доска, одно из главных действующих — и вспомогательных! — лиц моей жизни: брать или не брать? Много таких «стиральных досок»… Мой вечер — кажется — будет 20-го[1199], буду читать либо Последнюю любовь Блока[1200], либо детское: черт. Когда вырешится (число) — извещу. Неужели так и не увидимся до отъезда. «Мой поезд» (как гордо!) идет 28-го, в 5 ч<асов> 20 мин<ут> дня, с Лионского (львиного) вокзала. Привожу в порядок стихи за долгие годы. С тех пор как прекратился мой (эсеровский) журнал «Воля России» всё у меня бравший — заочно, по доверию и одну мою поэму печатавший (7 глав) — 7 месяцев[1201], — я перестала писать большие поэмы, ибо стала — прозу, которую люблю, но — все-таки не та́к — и не то́. А стихи есть хорошие, но ни одних — дописанных, а сколько — вовсе не записанных… Хочу — летом, хотя жизнь будет очень трудна.
_____
У Мура нарывы (малокровие). Совершенно неожиданные, но непрерывные. Сейчас — огромный ячмень. Очень бледен — до зелени. Ему отъезд еще больше нужен, чем мне. Учится отлично. Но убивает меня страстью к газетам и к событиям, — такой не моей! Алю почти не вижу, заходит раз в две недели на пять минут. Говорит, что много работает в школе. Не знаю. Но — ее жизнь. Осенью ей будет 22 года[1202] — в ее возрасте ей, в моей жизни, было уже четыре года: четыре года моей ответственности. Но я была другая — вся. — Ну, во́т… Напишите, увидимся ли? Целую Вас и, еще раз, спасибо за всё. Не можете ли Вы, в мою пользу, утянуть из своего хозяйства какую-нибудь среднего роста алюминиевую кастрюлю и нет ли у Вас лишнего алюминиевого кофейника? Я сейчас неспособна ни на франк, ибо — ведь еще примус! Купальные костюмы и халаты! Не найдется ли у Вас купального халата? Простите за вечные просьбы, но, мне почему-то — совсем не неудобно — просить у Вас. (Я вообще ничего ни у кого не прошу.) Обнимаю. МЦ. Пишите о себе. Привет детям. Пишете ли и что́?Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 37–38. СС-7. С. 484–485. Печ. по СС-7.
47-35. Н.А. Гайдукевич
France Vanves (Seine) 33. Rue J<ean->B<aptiste> Potin 7-го июня 1935 г. пятницаДорогая Наташа, Знаете, что мне в Вас больше всего нравится? Бесстрашие. Есть вещи, которые человек не хочет говорить даже себе, Вы их говорите — вслух (не хочу говорить — «мне», во-первых потому что не хочу присваивать, во-вторых потому что: что́ же я как не самый острый слух: дохождение по адресу всего сказанного «в воздух»?) Я долго, долго, недели три носила в сумке письмо к Вам с подробной, но недостаточно (не узнала № дома и точной цены курса) отписью про Alliance Française[1203] — летний трехмесячный курс с экзаменами, три группы, возможность золотой медали, Париж, Boulevard Raspail, белый дом с толпящимися у подъезда преимущественно девушкам — если такие еще есть. Всё мечтала и надеялась узнать цену старшей группы и — № дома (с лица дом знаю) — и, вот, нынче, когда должна была идти с этим зданием на свидание (ЧЕСТНОЕ СЛОВО! после Муриной школы) — именно нынче — Ваше письмо. Жаль, что не сохранила или сразу не отправила того, как вещественного доказательства моей заботы о Вас: убеждала Вас на юг (ко мне) не ехать, ибо «на время не сто́ит труда»[1204], а курс в старшей группе серьезный и увлекательный, с лекциями лучших профессоров в бывших отслуживших церквах — S<ain>t Roch[1205] напр<имер>, где старик профессор читает с кафедры — проповедника! — про Виллона (если не Вольтера, — но это уже кощунство!)[1206] Я в свой первый Париж[1207] (лето моих 16-ти лет) блистательно окончила старший курс, с медалью бы — если бы не полное, тотальное, изумленное и всех изумившее, невинное, грудного возраста незнакомство с грамматикой (теорией). Mais comment faites-Vous pour faire ce que Vous faites, sans avoir la moindre notion grammaticale? — Je fais de la prose sans le savoir! — Et de la poésie aussi. Vous devez etre poete dans Votre langue.[1208] (Слово знаменитого историка литер<атуры> Emile Faguet)[1209]. — Et voila.[1210] Но медали — не получила. Синклит профессоров (экзамены были в Сорбонне!) сказал, что это первый такой случай за всё существование Alliance Française. — Бесстрашие. Вы бесстрашней — даже меня![1211] Я всегда боюсь сглазить моих, когда на них жалуюсь, причинить им зло. (Не «жалуюсь», а бесстрастно и бесстрашно — оцениваю). А знаете, что́, Наташа, если кончилось с школой, — пишите! Напишите ту книгу, которую за Вас никто не напишет: себя. Помните, Толстой говорил: «Каждый человек может и должен написать за свою жизнь — одну книгу: книгу своей жизни». (Он не так сказал, у него — правда, наглость? — не было моей остроты формул, но смысл — его.)[1212] Вы будете в этой книге — жить, день за днем, те дни будут как на широких надежных бесстрашных крыльях нести — эти. Вам станет все равно — вокруг, Вы станете — неуязвимы. Есть вторая жизнь — чтения, но есть неизмеримо-сильнейшая и уж никак не «вторая» — писания.
…Мое убежище от диких орд,
Мой щит и панцирь, мой последний форт
От злобы добрых и от злобы злых —
Ты — в самых ребрах мне засевший стих![1213]
(1918 г., я)
О, ты, чего и святотатство
Коснуться в храме не могло
Моя напасть — мое богатство —
Мое святое ремесло!
(Каролина Павлова, сороковые годы)[1214]
_____
Ведь не важно — стих или нет! Просто — тетрадь[1215]._____
Вспоминая начало нашей встречи, Вашу девическую семейную хронику и прибавляя… просто ту семейную группу — ах, Наташа, Vous etes bien servie![1216] Не много́нько ли — на одну женскую голову — и сердце? Напишите — всех: мать, сестер, — Иловайский переплет, — любовь —, не их всех в мире, а их — всех, и на себе, как печать[1217]. Я — серьезно говорю. Это будет — урок Ва́шим детям, Вашей дочери._____
«Лето». Нужно чинить Муру зубы и прививать оспу. А у него сейчас examens trimestriels[1218]. — А живем мы за 1 ½ ч<аса> езды (и ско́льких — ожидания в приемной?) от зубного врача, того, который — даром. Взываю на-круговую к знакомым дамам, чтобы подарили прошлогодний прошлосредиземный или = океанский купальный костюм. Два: Муру и мне. Дамы — молчат. А нужны еще — купальные халаты, без них на берег идти не разрешено, а раздеваться на берегу — мне — с моими старомодными лифчиками на пуговках… (здесь все носят «бюстгалтеры», с полушариями, — преимущественно розовые и деликатные и, у меня, ничем не заполнимые! Шью на заказ. ( ! ! ! ) И не только — лифчиками: желтыми штанами и лиловыми рубашками, ибо покупаю всегда самое дешевое и недомерочное: вес — 50 кило и соответствующая худоба. Моей тальи (60) в большинстве магазинов нет, нужно брать «jeunes filles»[1219] а у jeunes filles всё соответственно-узенькое, я же в плечах — верста. «Идеально-спортивная… мужская фигура», как мне в полной невинности сказала 84 летняя старушка-соседка, которая на меня шьет… за соответствующую старинную цену. Как я бы хотела об этом написать!Лето будет… трудное. Там ни молока, ни масла, ни мяса, а рыба, как всегда на́ море, не по средствам. Яиц нет, п<отому> ч<то> курам слишком жарко. Есть, но — крокодиловы. Боюсь Муру — с непривычки. (А гомерическое зрелище — крокодилова яичница! А вдруг одно — с зародышем?? Уже — с зубами[1220]!) Про крокодилов — вру. Наташа, как я ску—учно живу, и сколько во мне неизбытого — неизбывного! — веселья. — Почему я, как дура, верила что Вы — приедете? Так сразу и твердо поверила в наше лето? Так его — видела? (Яснее, чем — море.) El voila[1221]. — Если уеду, то 28-го. В 5 ч<асов> 20 мин<ут>. Подумайте обо мне, пожалуйста. И еще 22-го, в 5 ч<асов> утра — увидьте меня во сне: я в это время буду стоять у кассы Train de vacances[1222] на Gare de Lyon[1223], — которая открывается в 7 ч<асов>. Боюсь этого до содрогания. 20-го у меня очередной вечер. Чтение моего Чорта, чорта моего детства и, даже, младенчества[1224]. Эпиграф: — Связался чорт с младенцем. Пишу эту вещь — с усладой. Не пишите иронически о примусе, это — друг. Сниму его отдельно и пришлю. Спасибо за него — и за всё. Пишите чаще. Бегу за Муром в школу. Обнимаю МЦ.
<Приписка на полях:> Вы даже WILNO стали писать VILNO, через одну палочку, чтобы нанести ей моральный ущерб. Но я побоялась — что не дойдет и восстановила ее в правах. А та́, наверное, из породы — чортовых старушек? (Вечных его внучек.)
<К письму приложена фотография Мура с надписью на обратной стороне:> Мой сын Георгий Эфрон Мур — Пасха 1935 г., только что 10 лет — живая я в том же возрасте — (а немножко — и в этом!)
Дорогой Наташе — МЦ. Vanves, июнь 1935 г.[1225]
<Приписка на полях:> — Храните! —
Впервые — Письма к Наталье Гайдукевич. С. 107—112. Печ. по тексту первой публикации.
48-35. В.Н. Буниной
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 11-го июня 1935 г., вторникДорогая Вера, Хотя очень мало времени до 20-го[1226], — но может быть попытаетесь? Посылаю пять. (С Вами хорошо, что можно говорить без прилагательных (лгательных!) и даже, иногда — без существительных!) Итак — пять. — А у Мура третий день смутное нытье живота, и резкая боль при согбении и распрямлении — боюсь аппендицита — тогда, прощай наше лето! Завтра веду к врачу. А нынче до 12 ч<асов> ночи — буду писать собственноручные билеты и такие же, к ним, просьбы — ну-у-дные! Все-таки — противоестественно — вечно клянчить. Проще — деньги в банке, тем более отцом и дедом — делом! — заработанные. (Мой дед А<лександр> Д<анилович> Мейн был редактором московской газеты «Голос» — чей, интересно??)[1227] До свидания, милая Вера, мне совсем не стыдно Вас просить. П<отому> ч<то> Вам все равно — как и мне. Пишите! МЦ.
Впервые — НП. С. 498–499. СС-7. С. 291. Печ. по СС-7.
49-35. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 21-го июня 1935 г.Дорогая Ариадна, Что же Вы замолчали? А вот — мои «новости»: у Мура три дня слегка побаливал живот (впервые за всю жизнь!) — повела к русской докторше, та обнаружила аппендицит и посоветовала немедленно показать Алексинскому[1228]. К концу второго дня безрезультатной езды, наконец, Алексинского застали, тот велел сегодня же доставить в клинику Ville-Juif[1229], чтобы завтра утром оперировать. 14-го утром его оперировали, нынче пошел седьмой день, пока всё благополучно. Вел и ведет себя мужественно, — лучше чем взрослый. Все это, конечно, сильно расстроило наши материальные дела, ибо хоть с нас, с точки зрения клинической, взяли грош, но этот грош был насущно-отъездный — или квартирный, — насущный. (Алексинский за операцию ничего не взял.) Но сейчас тверже чем когда-либо решила вести его на море: все последнее время он выглядел очень плохо, был желт, как лимон, и все ложился, — прикладывался — сам не сознавая, что болен. (Дети не жалуются.) А сейчас, после операции (пять дней приблизительного неедения) он конечно будет очень истощен.
_____
Вчера был мой вечер: 200 фр<анков>. Из Ваших, пока, никто не отозвался, и — думаю — уж не отзовется. (Удивляют меня — Гартманы[1230], всегда такие сердечные. Но они так же «мои», как «Ваши».) Ну, вот. Тороплюсь, ибо каждый день езжу к Муру на три часа, итого, с дорогой — 6 ч<асов> — Это на краю света. До свидания! Вы меня совсем забыли. Целую Вас и детей, — все ли вы здоровы? МЦ.Непременно пишите о себе.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 39–40. СС-7. С. 485–486. Печ. по: СС-7.
50-35. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 21-го июня 1935 г.Дорогой Вадим Викторович, Мне вчера не удалось подойти к Вам, потому что Вас всю «большую перемену» загораживала г<оспо>жа Федотова[1231]. — Я несколько раз пыталась. Две просьбы: 1) Выслать мне гонорар за стихи (я ведь наскребаю на train de vacances[1232]) 2) Написать Ваше впечатление о Чорте, применительно к Совр<еменным> Запискам. И что бы Вам — не хотелось (ибо весь Чорт — велик.) Ну́, вот. Простите, что не послала билета, но совсем замоталась с ежедневными поездками к Муру[1233] — на край света, и ежедневно на 3 часа, ибо скучает. Переписку рукописи кончила в последнюю минуту, но дать ее — на прочтение не могла бы, ибо опять оказалась — черновиком. Сердечный привет МЦ.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 79–80. Печ. по тексту первой публикации.
51-35. Богенгардтам
La Favière, par Bormes (Var) Villa Wrangel 29-го июня 1935 г., понед<ельник>Дорогие Богенгардты, Только что получила Цепь Благоденствия и тотчас же передаю ее вам. Очень прошу серьезно вчитаться и точно выполнить все (очень скромные) условия. Обойдется это вам ровно в 4 фр<анка> (5 писем по 50-ти сантимов и мандат в 1 фр<анк> 50 сант<имов>, (либо 3 марки по 50 сант<имов>). Риск — небольшой, даже для нас с вами, а прибыль может быть (не особенно верю в десять тысяч!) хоть в несколько сотен: и то хлеб! Получила я эту цепь из верных, очень озабоченных моей жизнью, не мистификаторских рук. Но — просьба: разошлите не только русским, но и французам, чтобы цепь в конце концов не оттолкнула последних видом своих иностранных фамилий. — Так делаю и я. Не спутайте: рассылать цепь будете своим знакомым, а не тем, что написаны: те — список. Впрочем, там все очень точно сказано, только не ошибитесь. Вам посылаю — в первую голову. Советую заняться этим делом — вечером, когда дети спят, а сам еще не спишь. (Интересно, кто больше всех увлечется? <)> Детям об этом говорить не надо, — я Муру не говорю: во-первых не люблю соединения детей с деньгами, во-вторых — м<ожет> б<ыть> тщетные надежды, в третьих — одолеют, в четвертых — разболтают. (А что будет с почтальоном, к<отор>ый должен будет переносить 15.625 писем или мандатов?? Не могут за это — выселить из Франции???)
_____
Как видите — мы на Юге. Ныне ровно месяц. Мур (тьфу! тьфу!) совсем поправился, отлично ходит, купается и загорает. Живем в дешевой мансарде в 5 мин<утах> от моря. Ехали train de vacances, т. е. за полцены. Но жизнь очень дорога, нет сравнения с нашими ценами. Рынка нет. Всё дорого: к рыбе не подступишься (самая дешевая — 4 фр<анка> фунт), овощи редки из-за сухости почвы, фрукты — тоже (персики — 3 фр<анка> 50 <сантимов>, груши — 2 <франка>, и очень плохие), молока нет совсем. Спасаемся кооперативом, где иногда бывает дешевка. За всем ходим в соседний курорт Lavandou. Фавьер — русский поселок, состоящий из хозяев пансионов и их пансионеров. Есть одна единственная лавка — тоже русская, но так как в ней всё дороже, предпочитаем ехать в Lavandou. Живем мы пока одни, наши хозяева еще в Париже. Баронесса Врангель, у к<отор>ой мы сняли, оказалась рожденной Елпатьевской, дочерью писателя и врача Елпатьевского, который был двоюродным братом моего отца[1234]. Ее это мало взволновало, меня — очень (не ее врангельство, а ее елпатьевство: наше общее владимирство)._____
Природа здесь — слишком роскошная. Просто — всё: пальмы, мимоза, мирта, олеандр, кактус не куст, а дерево, похожее на змею, вставшую на хвост, эвкалипт, — целый ботанический сад. И море. И горы. Было бы меньше — было бы лучше. Я даже немножко томлюсь от такого пиршества. Что очень хорошо — горный феодальный городок Борм, с XIII в<ека> так и не двинувшийся и знаменитый только своей чумою[1235]. Это — скромнее. Сейчас перепишу Вам цепь, чтобы ныне же отправить. Непременно известите о ее дальнейших судьбах — и, в первую голову, — о своих. В начале августа к нам собирается Сережа. Обнимаю и жду вестей. МЦ.Печ. впервые по копии с оригинала, хранящейся в архиве составителя.
52-35. А.А. Тесковой
2-го июля 1935 г., вторник La Favière, par Bormes (Var) Villa Wrangel (Не забудьте: France!)Дорогая А<нна> А<нтоновиа>! Вкратце: перед самым концом блистательного учебного года и за 2 недели до нашего train de vacances — на юг (вместо 400 фр<анков> — 215 фр<анков> в оба конца) — у Мура стал побаливать живот: — аппендицит — немедленная операция. 14-го его оперировали: Алексинский[1236], еще российское светило. Пролежал 10 дней в Ville-Juif’cком госпитале (еврей — ни при чем: старинное название пригорода) и на 14-ый день с Божьей и дружеской помощью, выехали с ним — тем самым поездом — на юг. Нынче морю и Югу — четвертый день. Сняли мансарду — просторное, но — пёкло, пёкло — но просторное — и дешевое: чердак баронессы Врангель[1237], к<отор>ая оказалась моей троюродной сестрой: ее отец, писатель-народник (и врач) — поколения Чирикова, — С<ергей>Я<ковлевич> Елпатьевский[1238] — был двоюродный брат моего отца. Но я — больше взволновалась этим открытием, чем она. (Баронесса она по мужу: не Главнокомандующему[1239], а земскому деятелю[1240], но — очевидно — одна семья). Хозяева еще в Париже, мы с Муром на чердаке — одни царствуем. Жизнь — тяжелая: продуктов нет (Favière — несколько русских вилл, между прочим — две милюковских, обе заколоченные), за всем нужно в соседний курорт, а мне из-за Мура — невозможно: 6 верст в два конца, а ему вообще, пока, ходить — опасно (17-ый день), а одного оставить — страшно: очень крутая внешняя лестница, — вдруг свалится и разойдется шов? Или на солнце снимет шляпу (неминуемый солнечный удар). Но завтра все-таки пойду, п<отому> ч<то> ни хлеба, ни марок. (Есть единственная — русская — и даже княжеская лавочка, но, естественно, на всем переплачиваешь, а денег — меньше, чем в обрез). Вся русская колония знает, что у Мура была операция, здесь все бездельничают — и никто не предложит за ним присмотреть — всего 2 часа, у себя же в саду. За 1 ½ километра с ближайшего ж<елезно->д<орожного> пункта до Фавьер’а с нас взяли 15 фр<анков> — на русском автомобиле. Имущие русские — беспощадны. Единственный человек, пока, — старушка-докторша, 70-ти лет, сама подошедшая на пляже и предложившая снять Муру пластырь. Она же свела меня с овощником и она же, завтра, ведет меня в Lavandoux — тот ближайший курорт. (Нужно знать тропинку, — дороги — нет).
_____
Море — блаженное, но после Океана — по чести сказать — скучное. Чуть плещется, — никакого морского зрелища. Голубая неподвижность — без событий. Пляж — чудесный: песчаный и дно очень долго — мелкое. Вода — изумительного цвета. Но (Вам — скажу) — скучно. Я плохой пловец, — не моя стихия, а лежать для меня — самый тяжелый труд. С Муром же ходить — нельзя, и долго нельзя будет. А какие вокруг горы! Сосна, лаванда, мирт, белый мрамор. И какие — доступные. Я нынче писала С<ергею> Я<ковлевичу>: здешние горы — Чехия, выигравшая 5 милл<ионов> в Национ<альную> Лотер<ею>, но — Чехия: то же обожаемое мною соединение сосны, камня и суши. (Чехия осталась у меня в памяти как один синий день. И одна — туманная ночь.) Наш сад переходит в горку, немножко нынче с Муром побродили, я сразу влюбилась в какой-то куст, оказался — мирт, — посылаю веточку. О встрече с Пастернаком[1241] (— была — и какая невстреча!) напишу, когда отзоветесь. Сейчас тяжело — и неуверенно, м<ожет> б<ыть> Вы уже переехали на дачу и письмо не дойдет? Но все же — надеюсь. — О многом напишу, о чем не могу писать никому. О том, что я — aus dem Spiel, совсем, aus jedem[1242]. Смотрю на нынешних двадцатилетних: себя (и все же — не себя!) 20 лет назад, а они на меня — не смотрят, для них я скучная (а м<ожет> б<ыть> «странная») еще молодая, но уже седая, — значит: немолодая — дама с мальчиком. А м<ожет> б<ыть> просто не видят — как предмет. Горько — вдруг сразу — выбыть из строя —живых. Вечера — самое тяжелое. Мур в 9 ч<асов> спит, в мансарде — жарко и крохотная керосиновая лампа, на воле темно и писать нельзя. К морю — тоже нельзя. Никуда нельзя. И никого нет. Вокруг русские радостные голоса: — идем? идем! — не забудьте кофточку: свежо! — палку взяли? И — пошли. А я хожу — быстрее их!_____
Мур на берегу — красивый: невероятной длины — ноги, что́ всегда придает — полет. Очень выровнялся. С увлечением играет в песок и успел уже потерять — прозевать! унесло из-под носу — два ведра. Купаться нельзя — полощется. Дай Бог ему здоровья! Я давно уже выбита из колеи писания. Главное — нет стола, а если бы и был — жара на чердаке тропическая. Но еще главней: это (вся я) никому не нужно. Это, в лучшем случае, зовется «неврастения». Век меня — миновал. Но об этом — в другой раз. Целую Вас, дорогая Анна Антоновна, и жду быстрой весточки, что — дошло. МЦ. <К письму приколот засушенный цветок.>Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 125–127 (с купюрами). СС-6. С. 424–426. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 223–226. С уточнениями по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2009. С. 267–268.
53-35. А.Э. Берг
La Faviére, par Bonnes (Var) Villa Wrangel 4-го июля 1935 г.Дорогая Ариадна, Пока — два слова. Ваше письмо долетело, верней — доползло, — спасибо. На 14-тый день после Муриной операции мы с Божьей и дружеской помощью тронулись, на train de vacances, на Юг. Фавьер — несколько русских вилл и французских ферм, без улицы и почтового ящика. Огромный пляж, на котором мы с Муром, от 4 до 6 ч<асов> — одни, не считая прибегающих собак. Виноградники подходят прямо к морю, уступая последнюю близость — соснам. Растительность — сосны, всякого рода деревца и кусты, среди которых — мирт. На миртовом дереве повесилась Федра, у меня говорящая:
На хорошем деревце
Повеситься не жаль!
Федра: — Ввериться? Довериться?
На хорошем деревце
Повеситься не жаль![1243]
______
Жизнь здесь трудная, густо-хозяйственная, все нужно добывать — и весьма в поте лица. Самое, для меня, тяжелое: нельзя ходить. Муру нельзя ходить, — значит и мне нельзя. А — какие горы!! И горный городок — Bonnes — феодальный: мой — и всего только в 6 кил<ометрах> всходу! Дразнит — пуще чем лисицу — виноград. Ногой подать! Мур, конечно, не купается, полощется руками и ногами и ухитряется ходить на четвереньках, не моча бандажа. Он очень сознателен.Спасибо Вам и Вашим дочкам за память. Мур с удовольствием писал им ответ. Это — первые девочки, к которым он хорошо относится. — Жаль Вас на морковь и горошек! Как себя. Такая работа — сон, дурман, как всё, что не тетрадь, либо: не в тетрадь. Целую Вас и сердечно рада буду, если еще напишете. От Г<артман>ов перед отъездом получила 70 фр<анков>, еще не успела поблагодарить. Courbevoie (Seine)? — Carle Hébert (37? Не помню, умоляю сразу, а то выхожу — невежей). Дай Бог, чтобы и остальные последовали их примеру: перешлют. Еще раз спасибо за память. МЦ.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 40–41. СС-7. С. 486–487. Печ. по СС-7.
54-35. Н.С. Тихонову
La Favière, par Bonnes (Var) Villa Wrangel 6-го июля 1935 г., субботаМилый Тихонов, Мне страшно жаль, что не удалось с Вами проститься[1244]. У меня от нашей короткой встречи осталось чудное чувство. Я уже писала Борису[1245]: Вы мне предстали идущим навстречу — как мост, и — как мост заставляющим идти в своем направлении. (Ибо другого — нет. На то и мост.) Что Ва́м этот край — по́ сердцу и по силам — я верю и вижу. Вы сам — этот край. Факт своего края, а не свидетельство о нем. Вы сам — тот мост — из тех; что сейчас так много строят. Видите — начав с иносказательного моста, кончила — достоверным, и рада, как всему, — что — само́. С Вами — свидимся. От Б<ориса> у меня смутное чувство[1246]. Он для меня труден тем, что все, что для меня — право, для него — его, Борисин, порок, болезнь. Как мне — тогда (Вас, впрочем, не было, — тогда и слез не было бы) — на слезы: — Почему ты плачешь? — Я не плачу, это глаза плачут. — Если я сейчас не плачу, то потому, что решил всячески удерживаться от истерии и неврастении. (Я так удивилась — что тут же перестала плакать.) — Ты — полюбишь Колхозы!
…В ответ на слезы мне — «Колхозы»,
В ответ на чувства мне — «Челюскин»![1247]
Впервые — альманах «Поэзия». М., 1983. № 37. С. 144 (публ. Е.Б. Коркиной). СС-7. С. 552. Печ. по СС-7.
55-35. В.В. Рудневу
La Favière, par Bormes (Var) Villa Wrangel 6-го июля 1935 г.Милый Вадим Викторович! Ваше письмо я получила за день или два до отъезда — очень трудного — так что при всем желании не могла ответить. Сейчас нашему Фавьеру уже седьмой день, — обжились: знаем, что на той ферме бывают огурцы, а на той вилле — яйца (чаще не бывает ничего), знаем — впрочем, это я одна знаю, ибо Мур еще не ходок — как идти в Лаванду, т.е. на почту и в кооператив за всем, знаем, что море — всегда на том же месте (не как Океан!), а что змеи иногда появляются — непосредственно под ногой и от испуга — тан<цу>ют: вчера еле успела удержать ногу, с судорожным криком: — Мур! Змея! Назад! — а так как здесь только желтобрюхи в два метра — или гадюки, а змейка была светло-серая и очень остренькая, то ясно, что это — не желтобрюх. (Желтобрюхи подползают к самым дачам и жрут цыплят. Это мне рассказывают хозяйки пансионов, очень в цыплятах заинтересованные.)
_____
Мур не купается, ибо операции его — всего 20-ый день (поехали на 14-ый — на волю Божию, предварительно еще, в один день, запломбировав три зуба и вырвав — один: бедный мальчик!) — Мур не купается, но полощется и плещется, как само Средиземное море. Жизнь трудна, но окружение — чудесно: сосны (седые, метелками), мирт, бесконечное разнообразие кустов, которых не знаю по имени, море — в 5 мин<утах> спуску, пока — пустынное: только собаки прибегают купаться, или famille peu-nombrouse[1252]: отец, мать, дитя (сопротивляющееся купанию) — с непременной собакой. Живем мы на вышке у Л<юдмилы> С<ергеевны> Врангель, рожд<енной> Елпатьевской, а Елпатьевский и мой отец были двоюродные братья[1253] — росли через поле. (Село Талицы, Шуйского уезда, Владимирской губ<ернии>. Лет 70 — назад!) Хозяев еще нет, мы с Муром одни царствуем, к чердачной жаре уже привыкли. Зато — просторно._____
Завтра начну переписывать Чорта — Вам на просмотр. Отошлю, примерно, через неделю. Здесь — негде писать (большое), внутри — пёкло, на воле только крохотная площадка от лестницы, на к<отор>ой и примостилась. Шлю Вам самый сердечный привет МЦ.Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 80–81. Печ. по тексту первой публикации.
56-35. В.Н. Буниной
Дорогая Вера! Вы уже видите: Фавьер[1254]. Живем 9-тый день, — Мур и я, я и Мур, Мур, морс и я, Мур, примус и я, Мур, муравьи и я (здесь — засилье!). Дом — дико беспорядочный, сад в ужасном виде — настоящее «Дворянское гнездо» (хотя здесь — баронское[1255]. А вдруг — я напишу повесть — Баронское гнездо??). Писать, еще, невозможно, почему — в письме. Вообще, ждите письма (целой жалобной книги на фавьерскую эмиграцию). С<ергей> Я<ковлевич> пе́реслал мне Цейтл<инские>[1256] 50 фр<анков> (собств<енно> — Ваши!). МЦ.<Приписка на полях:> Огромное спасибо — Вам, не ей!
Favière, par Bonnes (Var) Villa Wrangel 8-го июля 1935 г.
Впервые — НП. С. 499. СС-7. С. 291 292. Печ. по СС-7.
57-35. А.А. Тесковой
La Favière, par Bonnes (Var) Villa Wrangel 12-го июля 1935 г.Дорогая Анна Антоновна, Начну с большой просьбы: подарите мне сто фр<анков>. Я совсем не знаю, что делать: я заехала сюда, а жить не на что, т. е. кормить. Мура — не́ на что. Как раз хватило на дорогу и на первую неделю. Здесь у меня никого нет: русские либо равнодушны, либо (тайно) враждебны. А у С<ергея> Я<ковлевича> просить невозможно: он себя ободрал, чтобы нас отправить. Страшно подкосила Мурина операция — такая неожиданная! — за которую мы внесли 450 фр<анков> (и еще должны 400 фр<анков>, хотя проф<ессор> Алексинский за операцию — ничего не взял. Это долг — лечебнице). Я не говорю о мясе или о рыбе (здесь цены — курортные) — мы их здесь и не видели, но масло Муру необходимо, так же, как и сахар. А едим одну картошку, и просвета нет. Просила у Совр<еменных> Зап<исок> аванс — под любую прозу (у меня — три вещи на выбор) — не́ дали ничего. («Касса пуста», и прочие отговорки. Просто — я им не нужна). Итак, если только можете, дорогая Анна Антоновна, выручите меня еще раз! Тяжело смотреть на разочарованную морду Мура (он после лежания в госпитале, а особенно сейчас, на́ море, всегда голоден): — Ка́к, опять суп без ничего? А когда же мы будем есть — как в Ванве? Беда в том, что ни в Фавьере, ни в ближайшем курорте Лаванду́ — нет рынка. Большинство здесь живущих — здесь на пансионе, значит — им дела нет до цен, а ни на какой пансион, хотя бы 20 фр<анков> в день (а здесь есть такие, но — за одного, конечно) мы с Муром не способны, — мы и 10 фр<анков> в день на двоих не тратим, и не можем тратить.
_____
Живем вторую неделю. Я — томлюсь. Сейчас объясню, и надеюсь Вы меня поймете. Мне вовсе не нужно такой красоты, сто́лькой красоты: море, горы, мирт, цветущая мимоза и т.д. С меня достаточно — одного дерева в окне, или моего вшенорского верескового холма[1257]. Такая красота на меня накладывает ответственность — непрерывного восхищения. (Ведь сколько народу, на моем месте, было бы счастливо! Все.) Меня эта непрерывность красоты — угнетает. Мне нечем отдарить. Я всегда любила скромные вещи: простые и пустые места, которые никому не нравятся, которые мне доверяют себя сказать — и меня — я это чувствую — любят. А любить — Côte d’Azur[1258] — то же самое, что двадцатилетнего наследника престола, — мне бы и в голову не пришло. (Пришло — Марии Вече́ре[1259], но тому не было — двадцати лет, было за́ тридцать, а ей — семнадцать, и он не́ был красавцем — и это она его одаривала!) …Так же как не могла бы любить премированную собаку, с паспортом высокорожденных дедов и бабок (то, из-за чего обыкновенно и любят!) Второе: я, из-за Мура, целый день должна сидеть или лежать у моря: на него (море) глядеть: ничего не делать, ибо писать на воле никогда не могла, а читать — это в каком-то смысле — тоже ничего-не-делать. Третье: у меня здесь никого нет, ни души — для беседы, как у Мура — никого — для игры. Нас русские, явно, бойкотируют. Никто (а много — знакомых, напр<имер> вся семья кн<язей> Оболенских[1260]) за 2 недели нас ни разу не позвал к себе —хотя бы на террасу, не говоря о том, что — не зашел. М<ожет> б<ыть> наша явная бедность, — не знаю. С 9 ч<асов> веч<ера>, уложив Мура, томлюсь. Ведь весь день, либо зажигала примус, либо бессмысленно переливала песок из ладони в ладонь. Сижу в кухне, открыв дверь на лестницу (окна нет), слушаю чужие голоса: кто-то идет на́ море, кто-то — в гости, — Бог с ними, конечно, — и не мое это «море», и не мои это «гости» и м<ожет> б<ыть> я бы первая от всего этого веселья отстранилась: слишком много уж женскою визгу и мужского хохоту! — но все-таки, каждый вечер сидеть на кухне, без ни-души… Купаюсь, но мало: я мало люблю — воду: плохо плаваю и сразу замерзаю. Муру доктора разрешили, сняв бандаж, немножко полоскаться. Но и он скучает: играть не с кем, а он в школе привык к детскому обществу. Наш день: с 7 ч<асов> до 9 ч<асов> — примус, потом я пишу — пока что — только письма: и С<ергей> Я<ковлевич> — каждый день (он очень о нас беспокоится, и ему я — все хвалю), и разные благодарственные, и просто — дружеские, к 11 ч<асам> — на море, к 1 ч<асу> — домой — есть, от 2 ч<асов> до 4 ч<асов> Мур спит, я — томлюсь, ибо отойти от дому не решаюсь, да и ужасная жара! В этот час — все в домах, итак, томлюсь в той же кухне, к 4 ч<асам> опять на́ море — до 7 ч<асов> Затем — есть, и к 9 ч<асам> Мур — спать. И так — каждый день, и не знаю, как я так буду жить до 1-го Октября. Главная беда: у меня нет твердого места для писания: в хорошей комнате, с окном и сосной в нем, спит Мур (днем и с 9 ч<асов> веч<ера>, а в кухне — нет окна, и вся еда, и лук, и жара от примуса, и стол — непоправимо целиком расшатанный, на к<отор>ый гляжу с отвращением, всячески — взглядом — обхожу. Еще беда, что здесь нет органического населения: что́ я, всегда, так люблю, — ни одного старого дома, ни одной старой стены: только дачи и дачники, не считая нескольких франц<узских> ферм, тоже — со вчерашнего дня. Это — эмигрантский поселок в сосновом лесу. Зажиточно-эмигрантский, т. е. буржуазный. (Рядом со мной 2 дачи Милюкова, где никто не живет — и не будет жить.) Мы в этот поселок не вошли, здесь все — либо хозяева пансионов, либо пансионеры. Мы — сбоку, на вышке чужого (пока-пустого) дома, — как на маяке[1261]._____
Если не сразу ответите, на эту часть моего письма — не отвечайте вовсе, — может быть, к нам недели через две приедет С<ергей> Я<ковлевич>, он может спросить: — А что пишет А<нна> А<нтоновна>? — Мне придется прочесть, и он узнает, что мне здесь плохо, а я — не хочу: он так старался устроить нам этот отъезд!_____
Пишите о себе. Нашли ли дачу: На новом ли месте или на прежнем? Как здоровье Вашей матушки? Все ли Вы вместе? — Пишите о душевном: главном. Обнимаю Вас и очень прошу простить за просьбу. МЦ.<К письму приклеен засушенный цветок с надписью> Цветок олеандра.
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 127–129 (с купюрами). СС-6 С. 426–427. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой. 2008. С. 226–229 С уточнением по кн.: Письма к Анне Тесковой. 2009. С. 270–272.
58-35. Н.А. Гайдукевич
France La Favière, par Bonnes (Var) Villa Wrangel 13-го июля 1935 г.Дорогая Наташа, Пишу Вам под пинией, рядом с кактусом, — и не думайте, что я от этого счастливее. La Favière — роскошное место, природой — роскошное, а я никакой роскоши никогда не терпела, кроме — словесной (гоголевской и, иногда, — собственной: вся «Царь-Девица», например)[1262] — и бирюзы на серебре (у меня был такой курганный браслет, сплошь осыпанный, — его у меня в Медоне украли)[1263]. Здесь: пальмы, кактусы, эвкалипт, кипарис, мирт, мимоза, олеандр над головой, <пропуск одного слова> рукой и под ногой. (NB! Масса змей, но только две породы: либо двухметровые желтобрюхи, жрущие цыплят либо гадюки (и даже «чки»,) — на одну такую чуть было не наступила: еле удержала ногу, а она от страху совершенно исступленно затанцевала. — Змеи ведь тоже относятся к роскоши. — Дальше море, тоже — роскошь — драгоценное, раз «средиземное» (иначе бы земли его не хранили) — нестерпимо-великолепных цветов. И приморские Альпы. И — виноградники. Словом, по чести, угнетена этой роскошью — этой ответственностью[1264]. Сколько народу мне сейчас завидуют или — завидовало бы. (Я к этому не привыкла. Внутренним дарам никто не завидует всерьез, а внешней славы у меня слишком мало…) Такую природу — трудно любить. Мне — трудно. Да ей моя любовь и не нужна. Она — красавица. Она любви — требует, и ее не понимает. Что́ тут делать поэту? (Положим — Пушкин. Но Пушкин Гончарову любил обратным поэту — мужчиной. С некоторым трепетом и даже раболепством и, позже, злорадством черной крови перед белой). Возвращаясь к природе: я куда более любила мой единственный и одинокий можжевеловый куст в Чехии, чем все здешние олеандры и тамариски. Нельзя любить Ботанический сад. Это — пока. Нынче — ровно две недели с нашего приезда.
_____
Назад — вкратце: за неделю до начала переходных, верней — триместриальных экз<аменов> — т.е. около 7-го июня — Мур вдруг стал жаловаться на живот, — сначала смешливо: — О — ох, живот болит, подымите меня, не могу встать! (не подумайте, что с горшка, — с постели), потом более серьезно, хотя все же с оттенком шутки (для детей живот сам по себе — вещь смешная, м<ожет> б<ыть> из-за пупка? к<отор>ый тоже смеется) на третий день (он всё время ходил в школу и, дома, бегал) повела к знакомой русской — докторше — обнаружила аппендицит и направила к Проф<ессору> Алексинскому[1265] (хирургу, — нашей еще московской и давнишней знаменитости, — Вы не могли не слышать). Два дня разыскивали А<лексин>ского, — исходили вёрсты и вёрсты! — наконец, 13-го вечером — добились. Посмотрел, опросил. Да, аппендицит. Я — «Не резать, конечно?» — Нет, резать — и завтра же. (А 28-го с train de vacances — ехать. Понимаете мой ужас?) Словом, 14-го утром был оперирован — первым. Лежал 10 дней. На 14-тый — поехали. Доехали. А завтра — ровно две недели как — здесь, и месяц — с операции. Еще носит бандаж, но уже можно снять. Уже ходили с ним за 1 ½ в<ерсты> за продовольствием и на почту. Уже — дня четыре — купается — тихонечко, конечно. И всё это — с разрешения и даже усиленного совета докторши, старой, русской и очень опытной. Но — одна беда: почти что нечего есть. Верней: не́ на что. Ему после операции нужно поправляться, а у нас в день на обоих — 7 фр<анков> при цене — мяса — 7 фр<анков> фунт, помидоры — 2 фр<анка> ф<унт>, яблоки — 3 фр<анка> 50 <сантимов>, и всё в таком роде. Здесь — обдираловка. Поэтому сидим на водяных супах и голой картошке. Умоляю, милая Наташа, если только можете, пришлите мне сто фр<анков> — Муру на еду. Как страшно подкосила операция: 700 фр<анков>, — причем А<лексин>ский от гонорару отказался, — только в лечебницу, да еще со сбавкой — и 10 дней пансиона, расходы по операции, оплата персонала, такое). Мы заплатили 400, и 300 остались должны. Уехали на деньги с моего вечера (читала своего «Черта» — повесть, о себе, конечно). Путешествие обошлось 500 фр<анков> — вдвоем, конечно, и с обратными билетами. Но на жизнь осталось — 7 фр<анков> в день. Совр<еменные> Записки в авансе отказали. А С<ергея> Я<ковлевича> просить невозможно: он 15-го должен заплатить кв<артирный> терм, т. е. 750 фр<анков>. Он и так себя ободрал, чтобы нас отправить. Ему я пишу (по системе Проф<ессора> Куэ[1266]) — Всё хорошо. Всё — очень хорошо. Всё — нельзя более хорошо. Он — живая совесть, т. е. — терзание, особенно, когда — в разлуке. И у него ничего нет. Кормится сейчас по знакомым, — его, к счастью (тьфу, тьфу!) все любят. Мур пишет отцу (про Лаванду, — соседний курорт, куда бегаем опускать письма, когда пропустили почтальона:) — «Лаванду — довольно простой курорт. (NB! На курорте в первый раз!) Но есть и щеголи, и пальмы». Правда — хорошо? Пальма, ведь, сама — щеголь. (Не люблю.) — Довольно эгоизма. — О Вас. — Как детские экзамены? Когда отъезды — и куда? Как семейные, даже семейственные дела (с карточки)? Как — душа? О чем — болит. (Душа есть — боль. Остальное есть — тело. Или — мысль.) О встрече с Пастернаком и еще одной другой — когда откликнитесь[1267]. —Скорее. — А Ваш адр<ес> — никогда не помню адресов — отпечатался у меня зрительно: вижу оборот Вашего конверта: Poplawska, 27а m. 1. А вот фамилия — трудновата: всегда ее списывала: Hajdukiewiczowa? или ck. Лучше — одно К. Пишу на тряском столе, сидя на ящике, — простите за почерк. Облеплена мухами и об=трещена?=тре́ска=на? цикадами. Я не знала, что они живут на деревьях и так диаболически трещат. Хуже мотора, ибо — сотни моторов, без устали, с 6 ч<асов> утра до 7 ч<асов> веч<ера>. Обнимаю Вас и умоляю простить за просьбу. Примус — чудный, блестит как негр (не цвет, а блеск!) и работает — (тьфу, тьфу!) как китаец. Настоящий, шведский с надписью — даже по-русски. Вот его — люблю. Когда снимут — пришлю карточки. Целую МЦ.Впервые — Письма к Наталье Гайдукевич. С. 117–121. Печ. по тексту первой публикации.
59-35. Б.Л. Пастернаку
<Июль 1935 г.>[1268]Дорогой Б<орис>, я теперь поняла: поэту нужна красавица, т. е. без конца воспеваемое и никогда не сказуемое, ибо — пустота et se prête à toutes les formes[1269]. Такой же абсолют — в мире зрительном, как поэт — в мире незримом. Остальное всё у него уже есть. У тебя, напр<имер>, уже есть вся я, без всякой моей любви направленная на тебя, тебе экстериоризировать меня — не нужно, п<отому> ч<то> я все-таки окажусь внутри тебя, а не вне, т. е. тобою, а не «мною», а тебе нужно любить — другое: чужое любить. И я дура была, что любила тебя столько лет напролом[1270]. Но мое дело — другое, Борис. Женщине — да еще малокрасивой, с печатью особости, как я, и не совсем уже молодой — унизительно любить красавца, это слишком похоже на шалости старых американок. Я бы хотела бы — не могла. Раз в жизни, или два? — я любила необычайно красивого человека, но тут же возвела его в ангелы. Ты был очень добр ко мне в нашу последнюю встречу (невстречу), а я — очень глупа. Логически: что́ ты мог другого, как не звать меня <оборвано>. Раз ты сам не только в ней живешь, но в нее рвешься. Ты давал мне лучшее, что́ у тебя есть. Но под всеми твоими навязанными в любовь бабами — была другая правда: и ты со мной был — по одну сторону спорящего стола. Я защищала право человека на уединение — не в комнате, для писательской работы, а — в мире, и с этого места не сойду. Ты мне предлагал faire sans dire[1271], я же всегда за — dire[1272], к<отор>ое и есть faire:[1273] задира этого дела! Вы мне — массы, я — страждущие единицы. Если массы вправе самоутверждаться — то почему же не вправе — единица? Ведь «les petites bêtes ne mangent pas les grandes[1274]» — и я не о капиталах говорю. Я вправе, живя раз и час, не знать, что́ такое К<олхо>зы, так же как К<олхо>зы не знают — что́ такое — я. Равенство — так равенство. Мне интересно всё, что было интересно Паскалю[1275] и не интересна всё, что было ему не интересно. Я не виновата, что я так правдива, ничего не сто́ило бы на вопрос: — Вы интересуетесь будущим нарсуда? ответить: О, да. А я ответила: нет, п<отому> ч<то> искренно не интересуюсь никаким и ничьим будущим, к<отор>ое для меня пустое (и угрожающее!) место. Странная вещь: что ты меня не любишь — мне всё равно, а вот только вспомню твои К<олхо>зы — и слёзы[1276]. (И сейчас пла́чу.) Однажды, когда при мне про Микель-Анджело сказа<ли> бифштекс и мясник, я так же сразу заплакала — от нестерпимого унижения, что мне (кто я, что́бы…) приходится «защищать» Микель-Анджело. Мне стыдно защищать перед тобой право человека на одиночество, п<отому> ч<то> все сто́ющие были одиноки, а я — самый меньший из них. Мне стыдно защищать Микель-Анджело (одиночество) — оттого я и плачу. Ты скажешь: гражданские чувства М<икель>-А<нджели>. У меня тоже были гражданские — т. е. героические — чувства, — чувство героя — т. е. гибели. — Не моя вина, что я не выношу идиллии, к к<отор>ой всё идет. Воспевать к<олхо>зы и з<аво>ды — то же самое, что счастливую любовь. Я не могу.
<Запись после письма:> (Набросок письма карандашом, в книжку, на скворешной лестнице, в Фавьере, пока Мур спал. Письмо было лучше, но Б<орис> П<астернак> конечно его не сберег.)
Впервые — НСТ. С. 506 507. Печ. по кн.: Души начинают видеть. С. 554–556.
60-35. Е.И. Унбегаун
<Лето 1935 г.>[1277]Милая Елена Ивановна, 1) Что Вы сейчас делаете, т. е. где сидите? 2) Если идете на море, захватите с собой бормскую группу[1278] — мне очень хочется посмотреть. 3) Если Вас нет — зайду в 4 ч<аса>, 4 ½ ч<аса>, МЦ.
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 253. Печ. по тексту первой публикации.
61-35. А.А. Тесковой
La Favière, par Bonnes (Var) Villa Wrangel 11-го августа 1935 г.Дорогая Анна Антоновна, Я недолго жила в Чехии и собственно жила не в Чехии, а на краю деревни, так что жила в чешской природе, за порогом культуры, т. е. природы + человека, природы + народ. И руку на сердце положа люблю. Люблю бескорыстно и безответно — как и полагается любить. И — может быть — даже безнадежно, ибо: увижу ли еще когда? (Люди, когда безнадежно — перестают любить.) То малое, что я видала от Праги — так далеко живя — навсегда для меня включилось в Märchen meines Lebens[1279], как свою жизнь назвал Андерсен[1280]. А Пражский Рыцарь — навеки мой[1281]. Еще расскажу Вам: иногда в T.S.F.[1282] слышится музыка, от которой у меня сразу падает и взлетает сердце, какая-то повелительно-родная, в которой я всё узнаю — хотя слышу в первый раз. И это всегда — Сметана[1283]. Вообще — чешское. Так я под прошлое Рождество прослушала целый концерт чешских народных песен — нечаянно попала — и была заворожена. Ваша русская пианистка (простите!) — бревно, ей бы столбом у рояля стоять, а не сидеть за клавиатурой. Народ — весь — в пении, а чешский народ есть пение, знак равенства. Но — будьте уверены — Ваши соседи-патриоты и своей Patria[1284] не знают, разве что казачий хор по граммофону и несколько мелких рассказов Чехова. Ибо — знающий Россию, сущий — Россия, прежде всего и поверх всего и самой России — любит всё, ничего не боится любить. Это-то и есть Россия: безмерность и бесстрашие любви. И если есть тоска по родине — то только по безмерности мест: отсутствию границ. Многими же эмигрантами это подменено ненавистью к загранице, тому, что я из России глядя, называю замо́рщиной: за́морьем. Вспомните наши сказки, где всегда виноград, которого ни одна баба в глаза не видала. И всегда — орел. И всегда — в самых степных местах возникшие — горы, да еще свинцовые или железные. — Мечта. — А вот эти ослы, попав в это заморье, ничего в нем не узнали — и не увидели — и живут, ненавидя Россию (в лучшем случае — не видя) и, одновременно, заграницу, в тухлом и затхлом самоварном и блинном прошлом — не историческом, а их личном: чревном: вкусовом: имущественном, — обывательском, за которое — копейки не дам. Презрение к Чехии есть хамство. И больше ничего. Жаль только, что чехам приходится так долго таких гостей терпеть. Недавно, на пляже — пристает лодка. Трое в купальных костюмах: отец, мать, дочь. (Все молодые.) Слышу родное, но не русское. И вдруг, к своему удивлению, хотя не русское — все понимаю. — Чехи! — (Удивилась, п<отому> ч<то>не ждала, Фавьер — не курорт: глухой уголок.) Было приятно смотреть как они радовались. Вот уж воспользовались «заморьем»! Ныряли, валялись в песке (как дети, как собаки!) лазили на камни, скакали с них в воду, всё это громко крича и даже визжа и совершенно не думая о зрителях. Потом по команде отца вскочили в лодку и совершенно мокрые, песочные и счастливые — отплыли — поплыли. Больше я их не видала. Очевидно на своей лодке объезжали всю Côte d’Azur. Какой-нибудь чиновник, наверное долго мечтавший и копивший — и ждавший, чтобы дочь кончила школу.
_____
Сейчас у нас С<ергей> Я<ковлевич> — на короткий срок. В первый же день, воровски уйдя на́ море (уже был с нами и купался) сразу заснул — и спал неизвестно сколько — и дико обжегся: ноги — колоды, жар, тошнота, — солнечный удар. Следующий день пролежал, а через следующий провел в тени, на третий же обошелся, — но жаль: из 10-ти дней потерял два и все из-за непослушания, ибо от 2 ч<асов> до 4 ч<асов> на море — самое пёкло и никто, даже собаки не выходят из тени. После С<ергея> Я<ковлевича> приезжает Аля, к<отор>ая сейчас гостит в Савойе, в том замке-пансионе, где однажды долго лечился С<ергей> Я<ковлевич>[1285]. В следующий раз напишу о короткой и прелестной встрече с русской швейцаркой[1286], д<окто>ром Базельского Университета, которая мне напомнила Вас Я здесь (тьфу, тьфу, не сглазить!) до конца сентября, так что еще долго можно писать сюда. Спасибо за все, обнимаю Вас, сердечный привет и пожеланье здоровья и хорошего конца лета всем вам. Есть ли у Вас зверь? (Собака, кошка, хотя бы чужая) Пишите. МЦ.Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 128–130 (с купюрами). СС-6. С. 427–429. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 229–232. С уточнениями по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2009. С. 273-274.
62-35. Н.А. Гайдукевич
France La Favière, par Bormes (Var) Villa Wrangel 14-го авг<уста> 1935 г., четвергДорогая Наташа! Одно мое письмо явно пропало — раз Вы спрашиваете, получила ли я 70 фр<анков>. Конечно сразу ответила — большим письмом (три таких листка) и давным-давно уже. Одного сейчас не могу восстановить: опустила ли его в Лаванду́ на почте — или в местный фавьерский — несколько сомнительный — ящик, в который никогда не опускаю без ущемления сердца (не забудет ли почтальон забрать, не вытрясет ли лавочница в песок — висит на лавке и вручает почтальону — для верности — лавочница, потому что почтальон… задумчивый: бывший пастух, привыкший к однообразию овец: к волнам овец и гор. Недавно научился подписывать свою фамилию.) Так или иначе — сердечно жаль, что я — писала, а Вы — не читали и, главное, что могли счесть меня за простую невежу. Еще раз спасибо — за прежнее, и — новое — за нынешнее, за всю Вас ко мне, за всё.
_____
Только что проводила мужа, прогостившего у нас неделю: довез на автомобиле знакомый — через всю Францию (я бы умерла от морской болезни и от страха). И вот, проводив, вижу — насколько для меня чужая радость действеннее — радостнее — собственной. Пока он был здесь, я с радостью купалась, с радостью ходила за продовольствием, с радостью пила местное rose[1287], словом — купалась, ходила и пила через него: его радость всему этому. А сейчас, когда его нет, ничего нет, кроме обиды — что всё это мне, а не ему. Не в коня корм, вся красота даром — зря пропадает. Он за эти семь дней — помолодел, поздоровел, подобрел, всё городское — отпало, купался с упоением, как Мур, не мог нарадоваться волне — тишине — водорослям — песку — всему — каждому шагу и виду, каждой минуте дня. А я — Что-то во мне оборвалось: гоню дни и рада когда кончаются. Может быть — потому что у меня совершенно нет будущего, что всё — было. Чего мне ждать? Внуков? Но это сердце у меня уже растрачено. Мне иногда кажется, что жизнь — слишком длинная, а когда думаешь, что вся эта нескончаемость — из минут… — Почему все думают, что я сильная и полная, когда я полна — только вдохновением, как грудь — дыханием. Разве вдохновение (дыхание) — содержание? Я в себе чувствую пустоту и огонь._____
А может быть — все эти бесконтрольные признания — только потому, что день — без колеи? (Проснулась сначала в 3 ч<аса>, потом в 5 ч<асов>, подняла Мура, провожали на поезд, словом, весь день сдвинут, а я этого больше всего боюсь, — я ведь себя, как монашка, уколейла[1288] — от самой себя.) Простите, милая Наташа, за бессвязное письмо, но лучше такое, чем еще один день Вашей мысли, что я — невежа. На «историю» сейчас нет пороха, — длинная повесть[1289]. Расскажу только конец: — Тогда я написала ему: «Гете — только взвесьте в себе звук этого слова — всю жизнь пролюбил безнадежно, и той женщине, которую любил больше всего, дольше всего, безнадежней всего, сказал:Die Sterne — die begehrt man nicht:
Man freut sich ihrer Pracht.[1290]
_____
Потом расскажу начало — чудное, и середину — которой не было — и совсем — конец. Словом, еще раз своими руками — разрушила — как делала — всю жизнь. Может быть — в последний раз. А Мур об отце не скучает. И это ужасно. (Я отродясь скучавшая обо всех! Не — без всех, обо всех: тоска как устремление, нет: СТРЕМНИНА! как основной двигатель.) Отец его безумно любит и был с ним — нежнее нельзя, добрее нельзя, всё исполнял: задарил. (Посильно!) Что́ это за беспощадное поколение! Вот он — новый человек. БОЮСЬ его. Нужно всё отдавать детям без всякой надежды — даже на оборот головы. Потому что — нужно. Потому что — иначе нельзя — тебе. Мур не будет ходить на мою могилу. (Неприятно. Зачем? Всё равно, там никого нет. И т. д.) Физическая энергия — и головная. (Силён и умён.) А — душа?? Где? Когда? И даже не знаю — желать ли. Хороша я — со своей «душою». Живого места нет.Простите, Наташа. Следующее письмо будет в колейный день, более моё. С утра, со свежей головой и с поменьше-сердца. Обнимаю Вас МЦ.
Я здесь до 25-го сентября.
Впервые — Письма к Наталье Гайдукевич. С. 123-126. Печ. по тексту первой публикации.
63-35. В.В. Рудневу
La Favière, par Bormes (Var) Villa Wrangel 17-го авг<уста> 1935 г., субботаДорогой Вадим Викторович[1293], Мне ужасно жалко тех полутора страничек про двуголосое пение, тем более, что я после чтения получила четыре письма с просьбой прислать текст песни: Если набор немецких слов — мой, конечно плачу́ — я, — и вовсе не пла́чу, потому что эту песню люблю до безумия, и ее нигде нет, кроме как в моей памяти, и хочу, чтобы она осталась. Это просьба.
_____
Сейчас занята своими стихами, запущенными — годы. Прозы не пишу по еще одной причине: отсутствию стола и твердого места. Один стол (кухонный и весь расшатанный и весь загроможденный) — в комнате без окна, а другой — с другим соломенным таскаюсь по ноголомной лестнице в сад, но так как тоже не стоит, вообще весь — ходит, прислоняю его к огромной кадке (подложить невозможно, у него пляска Св<ятого> Витта[1294]) и подперев коленом — пишу. А в кадке живут змеи сына хозяина, а я их безумно боюсь (не хозяев, а змей) верней — меня тошнит от мысли — такого соседства, и я больше думаю о них, чем о стихах, — честное слово. Все время поверх тетради кошусь на бак с ними, они — в какой-то жиже, их — три, одна через другую, и Мур говорит, что — свистят. Живем очень хорошо, единственная беда — продовольствие: почти все утра уходят на доставку. Утешение — дынная и виноградная дешевка, но Муру злоупотреблять нельзя и нужна пища посолиднее, за ней и бегаю, с неизбежным спутником — мешком. (Ах, если бы мне немецкий мешок с ремнями, я с таким бы — танцевала!) Юг — уже свежеет, вечера просто свежие. Был за все время один дождь и один — незабвенный — день мистраля. (А змеи, пока пишу, плетут узлы)._____
До свидания и, если только можете, подарите мне эти полторы страницы — как подарок. Если можете. Сердечный привет и пожелания доброго конца лета. МЦ.Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 82–83. Печ. по тексту первой публикации.
64-35. В.Н. Буниной
La Favière, par Bormes (Var) Villa Wrangel 28-го августа 1935 г.Дорогая Вера, Я знаю, что мое поведение совершенно дико, но знаю также, что я совершенно взята в оборот фавьерского дня. Во-первых — у меня нет твердого места для писания, во-вторых — при нетвердости места — отсутствие твердого стола: их — два: один — кухонный, загроможденный и весь разъезжающийся от малейшего соприкосновения, к тому же — в безоконной комнате, живущей соседним окном, другой — на к<отор>ом сейчас пишу — плетеный, соломенный, стоящий только когда изо всех сил снизу подпираешь коленом, т. е. — весь какой-то судорожный. С этим столом я в начале лета таскалась в сад — пока Мур днем спал — от 2 ч<асов> до 4 ч<асов> — но это была такая канитель: то блокнот забудешь, то папиросы, то марки у Мура остались, кроме того — в двух шагах кверху — тропинка, по к<оторо>му <которой> весь Фавьер на пляж или с пляжа — и всё слышно, все отрывки, и я сама — видна, а я никогда не умела писать на людях, — словом, я совершенно прекратила писать письма, — только Сереже — коротенькие листочки. Конечно, будь я в быту нрава боевого — я бы добилась стола, и мне даже предлагали ходить на соседнюю дачу, — но это — душевно-сложно: похоже на службу — и все те же сборы: не забыть: блокнота, марок, портсигара, зажигалки (не забыть налить бензин), — тетради на всякий случай (вдруг захочется перечесть написанное утром) — и т. д. Нет, стол должен быть — место незыблемое, чтобы со всем и от всего — к столу, вечно и верно — ждущему. (Так Макс возвращался в Коктебель.) Мой день: утром — примус и писанье своего — до 11 ч<асов>, с 11 ч<асов> — 1 ч<аса> купанье, т. е. пляж, около 2 ч<асов> обед, от 2 ч<асов> — до 4 ч<асов> — Мурин сон в комнате с окном и моя беспризорность (бесстоловость), 4 ч<аса> — чай, 5 ч<асов> — 7 ч<асов> прогулка или пляж, около 8 ч<асов> — ужин, а там — тьма и ночь, т. е. опять Мурин сон, а я в кухне — при открытой двери освещенная, верней — светящая — как маяк, при закрытой — закупоренная как бутылка, и опять нет стола, а доска годная разве только для кораблекрушения[1295]. Словом, у меня третий месяц нет своего угла, и поэтому я очень мало сделала за это лето, хотя как будто было много свободного времени. (Вот сейчас пишу Вам вместо стихов, т. е. утром, и к тетради за весь день уже не прикоснусь: не смогу. Т. е. буду таскать ее на пляж, и буду сидеть с ней на коленях на своей скворешенной лестнице, но в лучшем случае — несколько строк. Повторяю: без стола — не могу, не говоря уже о карандаше: символе бренности и случайности.) А все входы и выходы! Один Мур чего стоит: — Мама, скоро купаться? — Мама, огромный паук: наверное тарантул! — Мама, мяч раздулся (т. е. выдохся). — Мама, я кончил «Dimanche Illustré»![1296] и лейтмотив всех каникул: — Ма-ама! Что-о мне де-е-е-лать?! Но лето (помимо писанья, а оно главное: после Мура — главное, второ-главное) — было чудное. Говорю было, п<отому> ч<то> оно явно кончилось. Остатки. Улыбки. И если бы я могла быть как все — или хотя бы — жить как все — я этим летом была бы счастлива. Но все — отдыхали от работы: службы, очевидно нелюбимой, мой же отдых и есть моя работа. Когда я не пишу — я просто несчастна, и никакие моря не помогут. Теперь — о другом. За последние годы я очень мало писала стихов. Тем, что у меня их не брали — меня заставили писать прозу. Пока была жива «Воля России»[1297], я спокойно могла писать большую поэму, зная — что возьмут. (Брали — всё, и за это им по гроб жизни — и если есть — дальше — благодарна.) Но когда В<оля> Р<оссии> кончилась — остался только Руднев, а он сразу сказал: — Больших поэм мы не печатаем. Нам нужно на 12-ти страницах — 15 поэтов. Куда же мне было деваться с моими большими вещами? Так пропал мой Перекоп — месяцев семь работы и 12 лет любви — так никогда не была (и навряд ли будет,) кончена поэма о Царской Семье. Так пропал мой французский Мо́лодец — Le Gars[1298] и по той же причине: поэмы не нужны. А мне нужно было — зарабатывать: и внешне оправдывать свое существование. И началась — проза. Очень мной любимая, я не жалуюсь, Но все-таки — несколько насильственная: обреченность на прозаическое слово. Приходили, конечно, стихотворные строки, но — как во сне. Иногда — и чаще — так же и уходили. Ведь стихи сами себя не пишут. А все мое малое свободное время (школьные проводы Мура, хозяйство, топка, вечная бытовая неналаженность, ненадежность) — уходило на прозу, ибо проза физически требует больше времени — как больше бумаги — у нее иная физика. Отрывки заносились в тетрадь. Когда 8 строк, когда 4, а когда и две. Временами стихи — прорывались, либо я попадала — в поток. Тогда были — циклы, но опять-таки — ничего не дописывалось: сплошные пробелы: то этой строки нет, то целого четверостишия, т. е. в конце концов — черновик. Наконец я испугалась. А что́ если я — умру? Что же от этих лет — останется? (Зачем я — жила??) И — другой испуг: а что если я — разучилась? Т. е, уже не в состоянии написать цельной вещи: дописать. А что́ если я до конца своих дней обречена на — отрывки? И вот, этим летом стала — дописывать. Просто: взяла тетрадь и — с первой страницы. Кое-что сделала: кончила. Т. е. есть ряд стихов, которые — есть. Но за эти годы — заметила — повысилась и моя требовательность: и слуховая и смысловая: Вера! я день (у стола, без стола, в море, за мытьем посуды — или головы — и т. д.) ищу эпитета, т. е. ОДНОГО слова: день — и иногда не нахожу — и — боюсь, но это, Вера, между нами — что я кончу как Шуман, который вдруг стал слышать (день и ночь) в голове, под черепом — трубы en ut bemol — и даже написал симфонию en ut bemol — чтобы отделаться — но потом ему стали являться ангелы (слуховые) — и он забыл, что у него жена — Клара, и шестеро детей, вообще — всё — забыл, и стал играть на рояле — вещи явно-младенческие, если бы не были — сумасшедшие. И бросился в Рейн (к сожалению — вытащили). И умер как большая отслужившая вещь[1299]. Есть, Вера, переутомление мозга. И я — кандидат. (Если бы видели мои черновики, Вы бы не заподозрили меня в мнительности. Я только очень сознательна и знаю свое уязвимое место.) Поэтому — мне надо торопиться. Пока еще я — владею своим мозгом, а не о́н — мной, не то́ — им. Читая конец Шумана, я всё — узнавала. Только у него громче и грознее — п<отому> ч<то> — музыка: достоверный звук. Но — пожалуйста — никому ничего. Во всяком случае, пока — я справляюсь. — Ну́ вот. Я ничего не написала о людях, но в конце концов я никого сильно не полюбила за это лето, а только это — важно. Мур (тьфу, тьфу!) совсем поправился. Говорят — очень красив. Мне важно, что — живой Наполеон: раскраска, сложение, выражение, не говоря уже о чертах. Только — светловолосый. — Еще бы написать Святую Елену[1300]: дань любви — за жизнь. Обнимаю Вас. Простите и пишите. МЦ.
Впервые — НП. С. 500-504. СС-7. С. 292-294. Печ. по СС-7.
65-35. А.А. Тесковой
France La Favière, par Bormes (Var) 31-го авг<уста>1935 г., субботаДорогая Анна Антоновна, Началось с того, что разлила на хозяйскую клеенку чернила — и час замывала — я во всех таких работах неловка́ и тщательна: в шитье, в мытье… Неловкость — мужская, тщательность — немецкая. Подвела —чернильница: яблоко ванька-встанька, с очень небольшим вместилищем для чернил: я нечаянно налила с краем и желая перелить обратно в бутылку — что́ невозможно: лить из яблока! — залила́ — стол. — Ну́ вот. — Сейчас — наконец!! — вечер, и если бы не качкий стол — все было бы хорошо. Вторую неделю здесь живет Аля — даже не здесь, а через три дома — и все же изводит меня до головной боли — пустой болтовней, хихиканьем, дразнением Мура, непрерывным напеваньем (чего не выношу!), аккуратными запаздываниями к каждой еде, ленью, — напр<имер> упорным отказом участвовать в фильме с платой 25 фр<ранков> в день и полным содержанием — участвует статистами вся местная молодежь и многие уже заработали по 300 фр<ранков> — «Не хочется». Зная, что отец — надрывается. Да и я. — Кроме быта, в котором нестерпима и возмутительна: вытирает посуду чуть ли не половой тряпкой, а выстирать — «как-нибудь»… т. е. за 10 дней не удосужилась: еле терплю! кроме быта — есть еще внутреннее: неприемлемое. Уезжает один или одна — сразу дружит, т. е. непрерывно проводит время — с другим, одна не остается ни часу, — все равно с кем — лишь бы болтать и хохотать. (Со мной почти не бывает, — только за едой и — изредка — на прогулках. Ей со мной — неинтересно). Отцу, к<отор>ый с величайшим трудом устроил ей эту поездку, за 10 дней не написала ни разу, — всем, кроме него. Она — неверная. Я ей ни в чем не верю, ни ей — ни в нее. Жить зимой я с ней не буду: уйдут остатки сердца (физического). Мура непрерывно учит глупостям и он при ней — просто труден. Напр<имер>, каждый раз как спать — смешит, дово́дит до хохота, зная, что он нервен, а главное — видя, как я извожусь. Иногда — просто ее выгоняю. Она не зла, но недоразвита морально: ни ответственности, ни обязанности, ни воли, ни верности. Других чарует. Заговорит — хоть кого. Причем — с виду, с боку — виновата — я́: я́ громко говорю, ее — не слышно. И — главное — она молода и привлекательна, я — ни то, ни другое — и у всех мужчин права́ будет — она. (Я — тиран, тяжелый характер, нелюдим[1301], — она полна радости и прелести — и т. д., не зная, что «тяжелым характером» меня в большей степени сделали последние годы — с ней). Нет, жить с ней я больше никогда не буду. (Кроме всего, у нее еще смутное поползновение — думаю: инстинкт — отбивать всех моих друзей — как кошка. Там, где это невозможно — в силу настоящей ко мне привязанности — она просто не бывает. Но там, где — начало дружбы — она сразу налицо, — а меня легко вытеснить: когда я вижу, что человек — мне: моим стихам, душе (больше у меня нет ничего) предпочел болтовню и молодость (ибо больше у нее нет ничего, ибо остальное — мое, сильно ослабленное), часу со мной — час с ней — я не оглядываюсь: для меня человек — осужден. Вы скажете — гордыня. Да. Она. Но она, а не смирение, спасала, спасает и спасет меня всегда — от всего: не только низостей (не соблазнялась!) — но от малейшей défaillance[1302]. — На пляже много молодых чудесных лиц — юношеских. А я все-таки — поэт. И еще — женщина. И ни одного укола сожаления — что меня никто уже не будет любить — никогда, что я не в счет: потому что у меня взрослая дочь и седые (незакрашенные!) волосы. Мне — смешно (иногда — с добротою). А сколькие — голову бы себе разбили! И — разбивают! Гляжу на все это — из такого далёка. Без сожаления. Без вожделения.
…Брала истлевшие листы
И странно так на них глядела,
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело…[1303]
Ты — сей руки своей лишусь:
Хоте, двух! — губами подпишусь
На плахе. — Распрь моих земля:
— Гордыня! — Родина моя![1306]
МЦ.
Спасибо за все. Простите эгоцентризм письма: вопль души. Но этот вопль — к Вам. Здесь мы до 25-го сентября. Карточки будут осенью: много снято, но проявляться будут в Париже, здесь все втридорога. Пришлю непременно.
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 232–235. Печ. по тексту первой публикации.
66-35. А.Э. Берг
La Favière, par Bonnes (Var) Villa Wrangel 2-го сентября 1935 г.Дорогая Ариадна, Я конечно сразу ответила Вам на письмо, но это уже не первый случай недохождения по адресу; я так же писала Буниной в Грасс[1307] — давным-давно — и от нее ждала ответа, а получила запрос — почему молчу. Дело в том, что в начале лета не было почтового ящика и я оставляла свои письма то на одной, то на другой даче, то в лавке — на милость частного внимания — «когда пройдет почтальон». Очевидно — кто-то забыл, тем более, что клала их то на подоконник, то на кухонный стол, вообще — ненадёжно. Очень жаль, что не дошло, но сердечно рада, что не усумнились в моей дружественности. Я, как видите, еще на Юге — приблизительно до 25-го, на Юге, который постепенно перестает быть югом (так же неуловимо и неуклонно, как друг — другом (на этот раз и смысловая — рифма!) — напр<имер> ныне сосна в окне — явно северная, п<отому> ч<то> сквозь нее — не синь, а серебро: прохладного равнодушного неба. Купаться уже не хочется: либо жарко на воле — холодно внутри, либо обратно, но всегда — предвкушение, верней — угроза — озноба. Да я вообще землю (сухую, горную) несравненно предпочитаю морю: хождение (восхождение) — своему плохому плаванью, ибо я глубины — боюсь: трус, самый простой — физический. Прогулки здесь чудные, но — скучно о чужих чудных прогулках? Нам и открытки чужие — скучны, если не особенно уж красноречивы. Но спутника — верного у меня за лето не нашлось: такого, с которым бы одинаково хорошо — идти, говорить, молчать. Были либо ходящие и неговорящие (говорящие — не то и не о том), либо говорящие — и неходящие — одна замечательная русская швейцарка[1308], написавшая огромную книгу-труд — о русском при́чете (плачу по мертвым) — умница, красавица, но с больной ногой. И побыла недолго. Остальное — сменялось. Был у меня и молодой собеседник — моложе меня на десять лет — который приходил ко мне по вечерам на мою скворешенную лестницу — вечером гулять нельзя, п<отому> ч<то> совершенно черно и все время оступаешься, а в комнате спит Мур — вот и сидели на лестнице, я повыше, он — пониже, беседовали — он очень любил стихи — но не та́к уж очень, ибо с приездом моей дочери (я не хотела, чтобы она летом сидела в Париже, да и случай был хороший — даром, на автомобиле) — сразу перестал бывать, т е. стал бывать — с ней, сразу подменив меня, живую, меня — меня, — понятием «Votre maman»[1309]. Пишу Вам об этом совершенно просто, ибо я все еще — на верху лестницы, и снижаться не собираюсь, рада бы — да не выйдет. Положение ясное: ей двадцать лет, мне — сорок, не — мне, конечно, — мне никаких лет, но — хотя бы моим седым волосам (хотя начались они в 24 года: первые) — и факт, что ей — двадцать. А у нее — кошачий инстинкт «отбить» — лапкой — незаметно. Там, где это невозможно — она и не бывает, т.е. заведомо неравный бой: всех средств — и их полного отсутствия: ибо — у меня ни молодости, ни красоты, ни — не только воли к бою (нра́влению), а мгновенное исчезновение с поля битвы: меня не было. Там где может быть другая (другая, чем голая душа: я) — меня не было. Такова я была и в 20 лет. И меня так же променивали. Не думайте, что это — рана. Честное слово: даже не царапина. Может быть — крохотная заноза, которую лучше всего — йодом. У меня бесконечная трезвость, до цинизма. Я все знаю вперед — и все знала — и на этот раз. (Какое маленькое «всё»!) Кончилось тем (он нынче уезжает) что вчера он совершенно официально обратился ко мне за разрешением пригласить Алю (Votre fille)[1310] на прощальный обед в ресторан, на что последовал ответ: — «Il у a un an qu’elle est majeure. (— Marina, que dois-je faire dans la vie? Puis-je être écrivain? Je ne puis demander cela qu’a Vous. Etre écrivain — comme Vous l’êtes…» и т. д. — Soyez grand. Soyez plus grand que nature. Quant à écrire — personne ne Vous le dira, même moi: surtout — moi[1311]. — Таковы были первые разговоры. И «Marina», без разрешения — но и без наглости — под наплывом душевной тревоги — к большой птице — под крыло. Было еще и: — Comment ferai-je sans Vous? Я, мо́лча:— comme tous)[1312]. Вот и вышло — comme tous. Мур — чудный, как вы точно сказали — белый негр. Но белого — мало: он совсем коротко — острижен, вот только — глаза, совсем беспощадные на этой бронзе. Страстный купальщик — частые скандалы по этому поводу: закупывается. Научился отлично плавать и нырять. Пляж здесь (тьфу! тьфу!) слава Богу — мелкий. И ходок отличный. Единственный из здешних детей, ходящий с нами на далёкие прогулки — и не устающий. Это в меня — моё. Душевно — томится без дела, скучает пошколе, читает всякую рвань (лучшее из рвани, но — рвань: Benjamin, Mickey, Dim<anche> Illustré>[1313], но и Диккенса — «Лавку Древностей», — ему бы лучше всего в хорошую — швейцарскую или английскую — мальчишескую колонию: спорт, дисциплина, себе — подобные. Я ему — ни к чему, да я и слишком (словесно и душевно) — уязвима, требую всё обратное — веку, а он весь — свой век: весь свой век. — Ну, вот. Это письмо опущу собственноручно в ближайшем городке Lavandou. — Никаких вестей от Вашей belle-soeur[1314] — нет. (Хорошо бы! Но не надеюсь.) Принят в Совр<еменные> Зап<иски>, в сокращенном виде, мой Чорт (из детской жизни). Писала — мало. Приводила в порядок стихи последних лет. Кое-чего — добилась. Целую Вас и детей и жду письма. МЦ.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 42–45. СС-7. С. 487–489. Печ. по СС-7.
67-35. <Б.Г. и Е.И. Унбегаун>[1315]
Mittelländischer Sommer[1317]
<Сентябрь>1935 г. МЦ.
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 253. Печ. по тексту первой публикации.
68-35. В.В. Рудневу
La Favière, par Bonnes (Var) Villa Wrangel 21-го сентября 1935 г.Милый Вадим Викторович, Простите за долгое молчание. Домой возвращаюсь к 1-му, во всяком случае — не позже, а так как может быть и раньше — то корректуру лучше туда, т. е. 33, Rue J<ean->B<aptiste>Potin Vanves (Seine) А самое лучшее — в самый день приезда извещу Вас, чтобы корректуру чего доброго не переслали мне в Фавьер, если придет на день-два раньше меня. Посылаю стихи. Если в 4-ой строке 1-го четверостишия преткнетесь о слово СПОРТСМЕДНЫЙ (лоб), то прошу его подчеркнуть, т.е. напечатать в разрядку, чтобы остановить внимание. (Игра слов: спорт — смэнский — спортсмедный — т. е. медный лоб спортсмэна)[1318]. В этих стихах — ряд подчеркнутых слов, чтобы знать куда ударять, все эти слова прошу не жирным шрифтом (навязчиво и уродливо) а вразрядку, у цель достигнута (остановка внимания) — и вид скромный. А то — жирный шрифт — сразу орет! Кончается мое фавьерское блаженство и начинается расплата: умножившиеся (морскими ценностями, в частности двумя пробковыми спасательными собственноручными — от сетей — поясами, и ценностями сухопутными: мешками лаванды и эвкалиптового листа) багажи́, полная неизвестность расписаний, страх, в Париже, не вместиться со всем этим в такси — и т. д. Так что последние дни — изгажены. Слава Богу — обратные билеты есть! А жаль уезжать: погода — блаженная, пляж — почти пуст и будет пуст — совсем, всюду — ведра и кадушки винограда, скоро все виноградники будут красными, вообще — осень, мое любимое время года, да еще — морская. Но Мур рвется в школу — и ничего не поделаешь. Итак, к 30-му — 1-му присылайте корректуру в Ванв — к 30-му извещу на почту, чтобы пересылку сюда прекратили, не беспокойтесь, будет сделано — и корректуру верну молниеносно. Сердечный привет — и, еще раз, простите за долгое неотвечание. МЦ.
О судьбе стихов, если захотите, успеете сообщить мне еще сюда, ибо раньше 27-го не тронусь. Но время терпит (особенно после моего промежутка!). А спортсмедный подчеркну сейчас: яснее. Только помните разрядку.
<Приписка на полях:> Умоляю о сохранении под стихами года: 1932 г.[1319]
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 84–85. Печ. по тексту первой публикации.
69-35. <Б.Г. и Е.И. Унбегаун>[1320]
О Beigesterung! So finden
Wir in Dir ein selig Grab,
Und in Deine Wogen schwinden
Still frohlockend wir hinab —
Bis der Hore Ruf wir hören
Und mit neuem Stolz erwacht.
Wie die Sterne wiederkehren
In des Lebens kurze Nacht.
Holderlin[1321]
La Favière, par Bormes (Var) 27-го сентября 1935 г.
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 254. Печ. по тексту первой публикации.
70-35. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 30-го сентября 1935 г.Дорогая Анна Антоновна, Ваше письмо в Фавьере получила последним, — прямо в последнюю минуту, так что читала его уже в вагоне. Переезд был трудный и сложный, — я с 18 лет путешествую с кастрюлями (дети!) — но море до последней минуты было блаженно-синим, и часть души моей — надолго там. Итог лета: ряд приятных знакомств (приятельств) и одна дружба — с молодым русским немцем — в типе Даля, большим и скромным филологом, — о нем был отзыв в последней книге Совр<еменных> Записок: специалист по русскому языку XVI в<ека> с странной фамилией (Унгеб) — вот и ошиблась: Унбегаун[1322]. У него милая молодая шалая жена — такая же жгуче-черная, как он — белый, и так же страстно танцующая, как он — пишущий. Кончится плохо, ибо пишут наедине, а танцуют — с кем-нибудь. Он допишется до славы, а она дотанцуется — до непишущего. Итог другого лета — не людского — три пробковых пояса из таких вот <нарисованы два концентрических кружка. — Примеч. сост.> круглых аккуратных пробочек от сетей, морем выброшенных и мною подобранных, и благодаря им — полная свобода в воде — как на земле, свобода в страшной для меня стихии воды. Могу сказать, что плавала даже не в море, а над морем (я очень мало вешу, так что пояса́ меня выносили) — вроде хождения по вода́м. И целые связки эвкалипта, мирта, лаванды. И еще итог — несколько стихов: немного, и половина поэмы (о певице: себе)[1323] — чудный мулатский загар, вроде нашего крымского. Люди думают, что я «помолодела», — не помолодела, а просто — вымылась и, на 40—50-градусном солнце — высушилась. Много снимали, но проявлять будем здесь — там было втридорога. Непременно пришлю карточки, — и свою. Дом в ужасном виде (без меня хозяйничали С<ергей> Я<ковлевич> и переехавшая из города Аля) — уборки на добрую неделю. Аля прожила с нами месяц — в отдельной комнате, но обедала и т. д. с нами — и ни разу не пришла вовремя, заставляя греть и ждать Но в общем вела себя сносно. Сейчас, до 15-го, живет у нас, — потом переедет в город. У Мура завтра начинается школа. На Ваш подарок (огромное спасибо!) купила ему все школьное: тетради, карандаши и т. д. Он страшно рвется в школу и совсем не оборачивается на Фавьер, — вот уж не в меня! Я в его возрасте, да и раньше, — с тех пор как себя помню — прощалась с каждым деревом, с каждой тропинкой, с каждым видом, — он все последнее утро читал дрянной бездушный комический детский журнал. — Другая раса. — Но — не надо об этом.
_____
Получила от той, что Вас напоминает (Frau D<okto>r Elsa Mahler, Basel[1324], — в Праге ее знают филологи) — сказки Андерсена в изд<ательстве> Reclam, — я как-то при ней сказала (длилось это всего 3 дня), что скучаю без Андерсена — и вдруг — подарок! Ваш жест. Кати Кист я не видела, ибо приехала только 29-го, а Юлия (сестра) совсем поселилась с О. Сергием (Булгаковым) в порядке духовной дочери, а жена — выехала, живет с сыном[1325]. Старая жена, преданная и глубоко-обиженная. Юлия, конечно — умнее, но добрее — та. Она летом была в Фавьере, и часто — такие фразы: «Почему Юлия не увезла О. Сергия в горы? Ему бы так полезно»… или: — «Не знаю, мне этот институт духовных дочерей — не по сердцу…» (Еще бы!)_____
Кончаю, даже обрываю, ибо хочу, чтобы письмо пошло нынче же: обрываю — и обнимаю. МЦ.Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 130-131 (с купюрами). СС-6. С. 429. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 235–237.
71-35. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 33, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 3-го Октября 1935 г.Милый Вадим Викторович, Вот корректура[1326]. Важнейшие пункты: Стр<аница> 1 — прошу оставить поддержание, к<отор>ое здесь значит поддержка и являет собою сознательную игру слов. Стр<аница> 2 самый низ — неясен шрифт, прошу проверить. Стр<аница> 3 середина: Михаил Иваныча Покровского[1327]: м<ожет> б<ыть>придется заменить Иваныча, ибо речь о впоследствии знаменитом Михаиле Покровском (кажется, советском историке, во всяком случае известном коммунистическом деятеле), к<отор>ый и был Валерииным женихом. Мне помнится — Иваныч, но м<ожет> б<ыть> Михайлыч, выясню и тотчас же извещу. Стр<аница> 3. Потом, чтобы успокоить читателя, обнаружилось… чтобы успокоить читателя прошу взять в скобки, тогда — ясно. (Отметила на полях, последите, пожалуйста.) Стр<аница> 7 спасибо за незазубренный рубль. Заменила ОТТОЧЕННЫМ[1328]. Перед ангелами прошу пропуск, ибо новая тема и главка. То же перед: Вечерами, сначала… Очень важное на 8 стр<анице> gar treu, а не war[1329], как Вы думали, ибо полный текст гётевского стихотворения такой:
Es war ein König im Thule
Gar treu bis an sein Grab[1330]
_____
Почему Вы убрали: Ванв, 1934 г.[1331] Читатель всегда радуется времени и месту, а автору это — необходимость. А что же со стихами?[1332] Чем не подошли? Неужели неясно? Или «революционно»? Ведь та́к сейчас открыто говорит три четверти эмиграции. Я эти стихи читала в Фавьере самой разнообразной публике и они никого не задели и всех взволновали — и все поняли. Умоляю к 15-му — немножко раньше — аванс к терму, я абсолютно обнищала с переездом. Если можно — 300 фр<анков>. Без них пропаду. Сердечный привет и спасибо за внимание, корректуру. МЦ.Мура без его ведома перевели через класс за отличные успехи. Сидит и учит английские стихи.
<Приписка на обороте листа:> Восстановите gar, боюсь, что выйдет недоразумение.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 85–87. Печ. по тексту первой публикации.
72-35. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Vanves (Seine) 33, Rue Jean-Baptiste Potin 8-го Октября 1935 г.Дорогие Унбегауны! Смотрели вас и в Марселе и на Лионском вокзале — тщетно[1333]. Затем ежедневно вспоминали — и тоже тщетно. Затем звонили Littré 55-39 (утром) — всё с той же тщетой. Вы точно провалились в глубокую ямину (Борм, старый скелет или Силен, топчущий виноград)[1334]. Наконец — пишу. Свободны ли вы в воскресенье? (13-го, тьфу, тьфу!) Так, чтобы надолго? К 4 ч<асам>, чтобы пойти в соседский парк Falleray (от нас в 5 мин<утах>), а если плохая погода — просто пить чай и потом ужинать, а потом слушать T.S.F.[1335] или граммофон, и показывать карточки, и вспоминать Фавьер. Самый простой маршрут: на метро до Mairie d’Issy (последняя остановка), вылезши — мимо кафе, где стоянка такси[1336], по улице вверх и всё вверх пока не завидите слева большого белого дома 29, rue Barbés, не доходя до него повернуть налево и по первой большой пересекающей улице (Avenue de Clamart) несколько шагов влево. Наш дом с правой ее стороны, угольный (угол Av<enue> de Clamart и J<ean->B<aptiste> Potin) с двумя нумерами: 33 и 65. Входите в угрюмого вида дверь по мрачнейшей лестнице 2-ой эт<аж>, правая дверь — стучите. — Всё. — Будьте в 4 ч<аса>, чтобы успеть погулять — и непременно надолго, до позднего вечера, потому что «на время не стоит труда»[1337].
Жду, верней — ждем — ответа, надеюсь (=емся) — утвердительного. Если спутаетесь, спрашивайте Av<enue> de Clamart, а не J<ean-> B<aptiste> Potin, к<отор>ую никто не знает. Самый сердечный привет от нас всех. Ждем. МЦ.
<Приписка на полях:> Непременно ответьте и непременно: да.
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 255. Печ. по тексту первой публикации.
73-35. Ю.П. Иваску
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 11-го Октября 1935 г.Если письмо действительно затерялось — потеря невозвратная, ибо в нем был негатив Гронского у подножья Белла-Донны. Молчите об этом, ибо родители даже не знали, что он у меня остался, — да и остался случайно: я отдавала увеличивать (для них) ряд его карточек, все негативы вернула, а этот случайно застрял[1338]. А заказным я не послала — вот почему: Ваша марка (как и сегодняшняя: возвращаю обе) оказалась недействительной, ибо просроченной (срок — 6 месяцев) и мне бы сразу пришлось платить 3 фр<анка>, а я этого не могла. Вот и положилась — на почты: французскую и эстонскую. Очень печально, тем более, что снимок был отличный: юноша у горного (ледяного, снежного) озера, над ним — Белла-Донна. Лицо — веселое, горячее, обожженное снегом: тёмное. В том письме я просила Вас отозваться немедленно, чтобы я не успела выйти из строя мыслей о Гронском. Была его краткая биографиях[1339] с рядом показательных случаев. Родословная. Физический портрет. Письмо, если Вы его любите. для Вас — незаменимое — и невосстановимое, как тот негатив. Обратно не пришло — и конечно не придет.
_____
У Гронского-отца (тоже писала) был удар, даже два, один на Пасху, другой летом, сейчас он в санатории и, в общем — конченый человек, во власти первого сильного волнения. Ему даже запрещена карточка сына. Книгой ведает мать — и книга выйдет. Мать лепит его большую голову — по прежним своим работам — и карточкам. Он, но — собирательный, основной, и — жёстче, чем в жизни. Он — че́рт, не он — выражений. Да этого должно быть скульптура дать не может. Можно будет добыть — для Вас, если очень захотите. Но так как она — нищая придется оплатить отливку. Не думаю, чтобы это превзошло средние возможности. Лепит она его в терракотовом пластилине: живом цвете и материале._____
Да, если хотите книгу одним из первых — вышлите матери 12 фр<анков> по адресу: Mme Nina Gronsky 14, Cité Falguière Paris, 15-me Ряд его и ее друзей вносят сейчас, чтобы помочь оплатить типографию. А Вам корысть — полу́чите до официального выхода. Экземпляров — всего — 300. Там есть посвящение и мне, которого он мне никогда не прочел[1340]. А вот — случайно сохранившиеся записи, в ответ на предыдущее письмо (я его не очень помню, м<ожет> б<ыть> вспомните — Вы) — тогда — Гронский занял всё место — в дело не пошедшие. Просто — списываю:«Уразумевать» нечего, ибо вещь — чисто внешняя. Психея — не этап (физический), это — сборник, т. е. собранные стихи, написанные в разное время (от 1916 г. до 1920 г., а м<ожет> б<ыть> и позже), если хотите — избранные стихи, выбранные по примете романтики: чистой душевности. Все мои книги — хронологические этапы: что в жизни — то в тетради, что в тетради — то в книге. (В жизни, читай: в мне данного дня.) А Психея — отбор, поэтому не этап: не часть пути, а, если хотите, вечное сопутствие. Психея частично входит в Версты I, в Версты II[1341] (никогда не вышедшие), в Ремесло. Психеи — как книги — нет. Последовательность: Вечерний Альбом (1910 г.), Волшебный Фонарь (1912 г.). Юношеские стихи (неизданные: 1912–1916 г.), Версты I (изданные частично в советском сборничке того же имени: моем сборничке), — 1916 г., — Версты II (неизданные: 1916 г-1921 г.), Ремесло (1921 г.), После России (1921 г. — 1925 г.; кажется)[1342]. После 1925 г. не издано ничего. Ясно? Это — мои этапы: мои тетради. А Психея — из разных тетрадей, т е. разных лет. Психею, как всё, что написала — очень люблю. Вот уже не:
— Я вас не писал никогда![1343]
_____
По поводу чувства (NB! наивный вопрос: есть ли у меня чувства) — чувство у меня всегда было умное, т е. зрячее, поэтому всю жизнь упрёки: Вы не чувствуете, Вы — рассуждаете. Если чувство есть слепость — я никогда не чувствовала. (Das Gefühl seiner Jugend ist schon übersinnliche[1344] Jugend[1345]) Все мои Gefühle были — übersinnlich, потому-то они и были — Gefühle. A Sinne[1346] — их кажется, 5, нет — 6 (Orientierungssinn[1347]). Единственно-острое (до болезненности) — СЛУХ. Зрение — никакое (никогда бы не взяли в солдаты), осязание — среднее (обоняние впрочем — исключительное, но оно так сразу становится душевным состоянием, что его никогда отдельно не ощущала) — пошла спрашивать Мура, какое пятое, деловито высунул язык, итак, вкус — самый непритязательный. И — минус — чувства места: идиотизм на места́: чувство контрнаправления. И основное — над всеми и под всеми — чувство КОНТР — чисто-физическое: наступательное — на пространство и человека, когда он в количестве. Отсюда — мое пешеходчество и полное одиночество: передо мной всё отступает._____
«Чувств» много в После России, почти сплошь. Если это не чувства, то у меня их — нет._____
«По-русски трудно мыслить». — По-русски (по-всячески) ЧУДНО мыслить. Были бы косточки, а мясо вырастет._____
О кубизме[1348] ничего не знаю: мне пришлось бы не говорить, а слушать._____
Стихи двух родов, — и не двух: больше. Есть чистая лирика, есть гражданские страсти (1917 г. — 1920 г. — Царская семья — Перекоп (заграница), есть ПЕСНЯ, — ЧЕГО — НЕТ???_____
Неудача в Молодце и Переулочках???[1349] Здесь придется воззвать — к большинству голосов моего читательского меньшинства (+ мой голос: большой, большинство моих голосов, ибо я — не забывайте — довоенная Россия по составу народонаселения!). Переулочки (Вы этого не знали?) — история последнего обольщения (душою: в просторечии: высотою). Если Вы не любите этих вещей — Вы просто чужды русской народной стихии. Народной стихии. Стихии. (С. Маковский[1350] (оцените эпоху: Аполлон, Золотое Руно, Весы[1351], примат Петербурга) мне — обо мне, в 1924 г. — Это не всегда стихи, но это всегда — стихия!) Русская стихия во мне обескровлена? обездушена?[1352] NB! Стр<аница> 7. О Мо́лодце только один отзыв: — Живой огонь![1353] — Что это? Революция? Любовь? — так говорят самые неискушенные. Вы бы прочли отзыв Пастернака[1354]. Мне Ва́ш отзыв просто смешон, как если бы мне сказали: — Такая брюнетка, как Вы. До того — не по адресу!_____
А «греческим» Вы обольщены из-за Вашего тяжкомыслия, -думия (у Вас Schwerblut[1355], вообще, Geist der Schwere[1356] это не плохо — я только отмечаю…)[1357]. Вам труднее понять непосредственное._____
«Народный элемент»? Я сама народ, и никакого народа кроме себя — не знала, даже русской няни у меня не было (были — немки, француженки, и часть детства — к отрочеству — прошла за границей) — и в русской деревне я не жила — никогда. В русской природе — да. И отец — владимирский: из старого (непрерывного и непрервавшегося) священнического рода: дремучего. Мы, по отцу с Бальмонтом — земляки[1358]._____
Лучшая вещь Гронского — Белла-Донна. Вещь его 18—19—20-летия: когда дружил со мной. О его книге[1359] я бы написать не взялась[1360]: всё было дано в Белла-Донне, и всё дальнейшее — постепенное отбирание этого всего. «Муза Горных Стран»[1361] — просто скучна. После меня он впал в церковность, а от священников — какие стихи?? У Гронского одна вещь Белла-Донна. (Впрочем, Спинозы[1362] я не знаю. Есть кажется еще одна моя (т. е. сильная — и в мои времена) — о летчике[1363]. Отец мне читал отрывки. Но увидите, что Б<елла>-Д<онна> окажется — лучшей.)_____
Слух — без ушей, взгляд — без очей.[1364]
(Н<иколай> Г<ронский>)
_____
Жатвы без рук, клятвы — без губ.
(МЦ. — те самые Переулочки)
и еще, в 1 ч<асти> Тезея — Ариадне, сейчас словами не помню, но то же самое[1365]. Когда вещь сильна, она еще не переимчивость, а — преемственность. В слабой вещи — о лесах севера[1366] — у Г<рон>ского явное подражание Блоку (кажется 1932 г. — т. е. давно́ — о — расставшись со мною). Гронского в Белла-Донне я чувствую своим духовным сыном[1367]. Он был собой — пока он был мной.
_____
Поплавского не только последним певцом, но вообще поэтом — не считаю[1368]. У него была напевность, ничуть не лучше чем у Д<аниила> Ратгауза[1369]. Только Ратгауз брал у Фета, скажем, а Поплавский КРАЛ у раннего Блока и всегдашнего Пастернака. ПЛАГИАТ. Доказать — берусь._____
Ну, вот. Устала. Возвращаю два купона. — Жаль негатива. — Повторяю: — молчите. Простите, что перепутала страницы, но писала с зверской головной болью: отписывалась, зная, что если не сразу — то никогда. МЦ.Пример «дубасят…» (М<аяков>ский и Ц<ветае>ва «дубасят»)
Никто ничего не отнял!
Мне сладостно, что мы врозь!
Целую Вас — через сотни
Разъединяющих вёрст![1370]
_____
В Ваших стихах хороши строки:И в потомстве ты не тот
И в раю — не тот, не ты.[1372]
Впервые — Русский литературный архив. С. 225–228 (с купюрами). Печ. полностью по СС-7. С. 399–403. Марина Цветаева
74-35. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 33-65, Rue J<ean->B<aptiste>Potin 12-го Октября 1935 г. <Приписка на полях:> NB! 33 — бывший, № 65 — новый, пишите оба, учитывая консерватизм французов.Милая Ариадна, Начну с срочной просьбы: добыть и вернуть мне обе рукописи: 1) le Gars (поэму) и 2) Neuf lettres (прозу), данные Вашему знакомому французу[1373] (секретарю? какого-то журнала) на просмотр. Мне обе вещи срочно нужны для (возможного) выступления в Швейцарии[1374] и, тогда, — возможного их напечатания — там же. Других экз<емпляров> у меня нет, есть только черновики, а дело спешное, ибо мне, чтобы получить приглашение, нужно сначала послать материал. Я в отчаянии при мысли, что француз мог их потерять — ибо так уже однажды, в салоне Nathalie Clifford-Barney[1375] — со мной (теми же вещами) — было. Ничего не сделала (всё обещав! у нее было свое издательство) и потеряла. (Я не ассоциирую Ва́с с Barney — сохрани Бог! Я знаю Вашу добрую волю ко мне, но ведь вещи — у чужого!) Умоляю. Если бы вещи были у меня на руках этим летом — швейцарское выступление было бы наверное, — я на Юге встретилась с русской швейцаркой, д<окто>ром словесности при базельском Университете[1376], и от нее всё зависело, но без вещей она не смогла и не сможет — ничего. — Умоляю! — Приглашения делаются в течение Октября, чем раньше пошлю — тем лучше, собственно давно должна была бы послать, но все надеялась, что обнаружу еще оттиски у себя[1377]. Наконец, перерыв все свои архивы (работала пять дней!) удостоверила, что все раздала и ничего не имею. Те, французу — последние.
_____
Из факта письма видите, что я в Ванве. Лето было чудное, но с вынужденным безделием (писательским). Теперь — навёрстываю. У нас все простужены, холод и беспорядок. Жду отклика и целую. Детям сердечный привет. МЦ.<Приписки на полях:> На Юге были еще и Паррэны[1378] (N<ouvelle> R<evue> F<rançaise>, и я отлично могла уст роить свою прозу (Lettres)[1379]. РОКОВОЕ. Когда немножко обойдусь, попытаемся устроить встречу. Мура за «esprit trop mûr pour son âge»[1380] перевели через класс. Сейчас он учит англ<ийский> яз<ык>.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 45–46. СС-7. С. 489–490. Печ. по СС-7.
75-35. В.В. Рудневу
15-го Окт<я6ря> 1935 г.Милый Вадим Викторович, Приехала за авансом нынче, 15-го, в 2 ½ ч<аса> дня, согласно Вашему приглашению — письмо оставляю: датировано 14-тым и написано: завтра — и никого и ничего. Завтра уже выбраться не смогу, потому очень прошу Вас тотчас же выслать мне обещанные 300 фр<анков>. Корректуру — стихов[1381], сгоряча оставленную дома, вышлю нынче же: поправок нет. Всего доброго. Итак, надеюсь МЦ.
<Приписка на полях:> Немецкую цитату выправила на Вашем листке[1382].
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 87. Печ. по тексту первой публикации.
76-35. Б.Г. Унбегауну
Милый Борис Генрихович! К сожалению, фотографии все перепутались и Вам отобранные, очевидно, потонули. Привезем в субботу все и выберете заново. Итак — до субботы. Приедем с Муром сразу после школы, т. е. у вас будем около 5 ч<асов>. Спасибо за детскую группу. Сердечный привет обоим. Танин корабельный шоколад привезем. МЦ. 17-го Октября 1935 г., (NB! историческая дата)[1383] — четверг
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 256. Печ. по тексту первой публикации.
77-35. А.Э. Берг
65 (ancien 33), rue J<ean->B<aptiste> Potin Vanves (Seine) 18-го Октября 1935 г.Дорогая Ариадна, Убеждена, что операция удалась и что Бутя[1384] на Ваших глазах начнет поправляться — начиная с первого пюре — так было с Муром. Только одно: после операции — непременно — бандаж: что бы Вам ни говорили. Сейчас «мода» — не надевать бандажа, но мода может завтра пройти, а живот (Бутин) останется, и важно, чтобы остался в наилучшем виде. Алексинский — светило аппендицита и вообще виртуоз операции — бандажа не предписал, а Мур носил — недолго — ровно месяц после того как встал, и снял по предписанию врача, в Фавьере. Не забудьте, что у детей вообще резкие движения, а инстинкта самосохранения — как у животных — нет. И, вообще, неопрятно, ненадежно — говорю о самом ощущении — ничем не защищенный живот, после такой встряски. (Мур упорно не хотел снимать бандажа и проносил его несколько лишних дней — в бандаже-же, к концу третьей недели, бегал.) Ну — вот. Бандаж заказывается заочно, точно (не стягивая и не прибавляя) сняв мерку, какую — Вам скажут в магазине, только не забудьте резинки (Муру не сделали, ибо был июль и никто не носил чулок), а то все время лезет вверх.
_____
Рукопись от Juillard’a уже получила. — молодец! Не только не затерял, но выслал заказным. Теперь смогу заняться своей поездкой: пока что выслала им свою прозу о Рильке (1927 г. — Твоя смерть) — м<ожет> б<ыть> найдут переводчика: моя проза, говорят, трудна (NB! — точна) — я бы сама перевела, но сейчас, после 12-ти лет Франции[1385] — физически отвыкла от немецкого, хотя на глубину знаю его лучше французского, ибо он — роднее. (Только что заметила, что Жюльяра произвела от Juillet, а не от Julie[1386]: надо Julliard…) Напишите, когда собираетесь домой и всё об операции и ходе выздоровления. Целую Вас и девочек, особенно — пострадавшую. Мур тоже о них вспоминает с большой дружественностью. Учится он — перескочив — отлично.Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 47–48. СС-7. С. 490–491. Печ. по СС-7.
78-35. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 18-го октября 1935 г.Дорогой Вадим Викторович, По уши виновата — не поблагодарила ни за что, а благодарна за всё. Прилагаю — может быть слегка-искупительный — билет на свой вечер стихов[1387] — 20-го. Всего доброго! Не сердитесь. МЦ.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 88. Печ. по тексту первой публикации.
79-35. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
<Между 17 октября и 5 ноября 1935 г.>[1388]Дорогие Борис Генрихович и <пропуск слов>. Не окликала так долго, потому что <зачеркнуто: мне показалось, что> ведь — вот как было дело. Я сказала: когда Вы к нам? Назначали сейчас. А Е<лена> И<вановна> ответила: следующая неделя у нас вся занята, а потом — видно будет. Ну, видно, так видно. И стала ждать — пока увижу и ничего не увидела, а если теперь пишу — так для очистки совести: во избежание недоразумения. Я в отношениях не самолюбива, но совершенно разумна: пока я нужна — нужны мне. Любить можно не взаимно (я совершенно не понимаю, как можно любить взаимно: толчение на месте) но дружить не взаимно — бессмысленность. Дружба — 2 — <зачеркнуто: совместная дорога> <над этим словом: спутнический>: вместе идти в Борм: с одним главным действующим «лицом» Бормом, но с соединенными усиляниями (sic!) и объединенными заботами <над этими словами: в четыре ноги, в две души, головы и так далее>. (Для меня нет частных случаев, я всегда ищу закона. Итак, мне совершенно не жаль будет потерять Вас обоих, если я Вам не нужна, ибо я так понимаю, что наше <нрзб.> спутничество было чисто — физическим (случайным) — спутническая ночь. (И руки, Е<лена> И<вановна>, виноградно-грабительские!) Руки и <запись оборвана>
<…> не жду (к себе, и вообще). Я — как вы.
_____
P.S. Пишу только для себя. Аля, вообще, над такими вещами не задумывается, живет в инерции данного места, круга и т. д. А Мур вас обоих очень любит. А С<ергей> Я<ковлевич> недостаточно успел с вами сблизиться, чтобы замечать ваше отсутствие. Но, во всяком случае, у него к вам обоим полная приязнь. — Ну́, вот. — МЦ. <На обороте листа> Разница любить и дружить видна и в падежах: Любить — кого-нибудь. Дружить — с кем-нибудь (взаимность) И еще: «Я люблю собаку» Это не значит, что собака меня любит. «Я дружу с собакой» Это значит, что собака со мной дружит. Поэтому, не ждите, дорогие, что я буду по вас скучать — если вы по мне не скучаете. Я так же забуду вас — как вы меня, а — если вы меня уже забыли — уже забыла.Начало письма (кончая словами «Руки и») печ. впервые по черновику, хранящемуся в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 26, л. 113). Продолжение письма впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С, 257. Печ. по тексту первой публикации.
80-35. Б.Л. Пастернаку
<Октябрь 1935 г.>Дорогой Борис. Отвечаю сразу, — бросив всё (в то полу-вслух, как когда читаешь письмо). Иначе начну думать, а это заводит далёко. О тебе. Тебя нельзя судить как человека, ибо тогда ты — преступник <вариант: чудовище>. Убей меня, я никогда не пойму, как можно проехать мимо матери, на поезде — мимо 12-летнего ожидания. И мать не поймет — не жди. Здесь предел моего понимания, нашего понимания, человеческого понимания[1389]. Я, в этом, обратное тебе: я на себе поезд повезу, чтобы повидаться (хотя м<ожет> б<ыть> так же этого боюсь и так же мало радуюсь). Не проси понимания от обратного (обратнее нет. Моя мнимая резкость). И здесь уместно будет одно мое наблюдение: все близкие мне — их было мало — оказывались бесконечно-мягче меня, даже Рильке мне написал: Du hast recht, doch Du bist hart[1390] — и это меня огорчало, п<отому> ч<то> иной я быть не могла. Теперь, подводя итоги, вижу: моя мнимая жестокость была только — форма, контур сути, необходимая граница самозащиты — от вашей мягкости, Рильке, Марсель Пруст и Б<орис> Пастернак. Ибо вы в последнюю минуту — отводили руку и оставляли меня, давно выбывшую из семьи людей, один на один с моей человечностью. Между вами, нечеловеками, я была только человек. Я знаю, что ваш род — выше, и мой черед, Борис руку на сердце, сказать: О не вы! Это я — пролетарий[1391]. Рильке умер, не позвав ни жены, ни дочери, ни матери. А все — любили. Это было печение о своей душе. Я, когда буду умирать, о ней (себе) подумать не успею, целиком занятая: накормлены ли мои будущие провожатые, не разорились ли близкие на мой консилиум, и м<ожет> б<ыть> в лучшем, эгоистическом случае: не растащили ли мои черновики. М<ожет> б<ыть> от того, что буря (как женщина) любит домоводство. Собой (ду-шой) я была только в своих тетрадях и на одиноких дорогах — редких, ибо я всю жизнь — водила ребенка за руку. Но именно п<отому> ч<то> всю жизнь — заботилась, всю жизнь и огрызалась — отгрызалась. На «мягкость» в общении меня уже не хватало, только на общение: (служение, бесполезное) жертвоприношение. Мать-пеликан, в силу создавшейся системы питания — зла. — Ну́, вот. — О вашей мягкости. Вы — ею — откупаетесь, затыкаете этой ватой <над строкой: гигроскопической> дыры <варианты: зевы, глотки> ран, вами наносимых, вопиющую глотку — ранам. О, вы добры, вы при встрече не можете первыми встать, ни даже откашляться для начала прощальной фразы — чтобы не обидеть <над строкой: человек не подумал, что…>. Вы «идете за папиросами» и исчезаете навсегда[1392]. И оказываетесь в Москве, Волхонка, 14, или еще дальше. Роберт Шуман забыл, что у нею были дети, число забыл, имена забыл, факт забыл, только помнил <вариант: спросил> о старшей девочке: — Всё ли у нее такой чудесный голос? Но — теперь ваше оправдание — только такие создают такое. Ваш был и Гёте, не пошедший проститься с Шиллером и X лет не проехавший во Франкфурт повидаться с матерью — бережась для Второго Фауста (или еще чего). Но — скобка — в 74 года осмелившийся влюбиться и решившийся жениться — здесь уже — сердца (физического!) не бережа. Ибо в этом вы — растратчики, ты — как «все». И будь я не я, Рильке ко мне бы со смертного одра приехал — последний раз любить! Ибо вы от всего (всего себя, этой ужасной жути: нечеловека в себе: божества в себе), как собаки <над строкой: собственным простым языком от ран> лечитесь — любовью, самым простым. И когда Ломоносова мне с огорчением писала о твоей «невоздержанности», по наивной доброкачественности путая тебя с Пушкиным и простой мужской страстностью истолковывая твой новый брак, — да, милая, — слава Богу! ибо это его — последний прицеп. Только пол делает вас человеком, даже не отцовство. Поэтому, Борис, держись своей красавицы.
_____
«Абсолюты»… Слова не помню (да и не личное) — очевидно: «рассчитывала на тебя, как на каменную гору, а гора оказалась горбом анаконды (помнишь, путешественники развели костер на острове, а остров, разогретый <над строкой: раздраженный огнем>, перевернулся — и все потонули <вариант: пошли ко дну>…» Такое? Ну, что ж… И все-таки на меня со стены глядят: твоя Мария Стюарт (Car mon pis et mon mieux — sont les plus déserts lieux[1393], эту строку, подаренную мне тобой, у меня перед смертью выпросил Рильке, словами, робкими. Это было им последнее на земле полученное. Последняя получка) — в бок глядит, с условным коварством всех женских лиц того времени (Марины Мнишек время?) — подавленная <варианты: утвержденная, держимая, упроченная> своим кольчужным платьем — в одной руке перчатки, в другой, взятый на отвес, медальон — и руки не знают <вариант: ведают>, что творят[1394]. И Рильке глядит — ею, последней, одаренной (М<ария> Стюарт — ты — я Рильке — о, цепь!) и годовалый Мур глядит с сен-жильского плажа[1395] (Ich kann nicht zu Dir nach Wallis, ich habe einen einjahrigen Riesen — Napoleon — Sohn, der meiner <пропуск одного слова> bedarf[1396]) и еще, Борис, мой пражский каменный рыцарь[1397], самый человечный из всех вас. Я сама выбрала мир нечеловеков, что же мне роптать??? — Это как Розанов, однажды, Асе: — Ты же понимаешь, что кроме Людей Лунного Света — нет никого[1398] (нет ничего стоящего)._____
Моя проза. Пойми, что пишу для заработка: чтения вслух, т. е. усиленно членораздельно, пояснительно. Стихи — «для себя», прозу — «для всех» (рифма — успех). Моя вежливость не позволяет час стоять и читать моим «последним верным» явно-непонятные вещи — за их же деньги. Т. е. часть моей тщательности (то, что ты называешь анализом) вызвана моей сердечностью. Я — отчитываюсь. — У меня было так, но (ряд примеров) ведь и у вас было так, вы только забыли… А Бунин еще называет мою прозу: безумно-трудной <над строкой: (Прекрасная проза, но безумно трудная)>, когда она для годовалых детей. — Скоро пришлю тебе летние фотографии, посмотришь — передашь Асе. (Ты ведь всё жжешь: не хочу, чтобы Мура сожгли.) Вообще, давай переписываться — спокойно. А из-за тебя я разошлась с человеком, который меня любил весь прошлый год и во всем помогал[1399]. Помнишь, ты с внезапной мужской подозрительностью (нюхом!) — А кто этот человек? — Это шофер, русский. — Я знаю, что русский. Но вообще — кто? — Это мой сосед, с Юга России… <над строкой: семья> В тот же вечер (ночь) — он всегда у меня что-нибудь чинил, и свободен был только от 12 ночи — А Вы Пастернака давно знаете? — Это самый мой близкий человек. Вслух — не посмел, в письме поставил на вид, я — рассмеялась <вариант: задохнулась от негодующего смеха> — Как? Я — перед Вами отчитыв<аться>. Я, из-за каких-то соображений, должна скрывать, что Б<орис> П<астернак> мой самый близкий человек (Он думал, что самый близкий он!) Словом — разошлись (я только и умею!). Перестал писать и после моего приезда ни разу не пришел. И не придет. А я — очень рада. П<отому> ч<то> еще раз защитила невидимое от видимого и еще раз — всё проиграла. (Ибо ты же меня первый будешь укорять за жёсткость)Образец взрывчатой силы вещества поэта. Бровью не повел, дыхание затаил — и уже обрушился свод. Вот видишь, Борис, ты на меня и не посмотрел, а от твоего непосмотрения я потеряла человека.
_____
Про отъезд (приезд) я ничего не знаю[1400]. <Над строкой: Очевидно — Москва.> Поеду — механически, пассивно, волей вещей. Про твой приезд? Тебе нужно приехать с женой, иначе ты истерзаешься. Приехать, чтобы пожить, чтобы не быть новинкой <над строкой: никуда не ходить>, чтобы на тебя не ходили. Просторно — приехать, с <пропуск одного слова> (м<ожет> б<ыть> стол не столь широк[1401] — ах, Борис, Борис). Совсем и ни в чем не считаясь со мной: наша повесть — кончена. (Думаю и надеюсь, что мне никогда уже от тебя не будет больно. Те слёзы (а ты думал п<отому> ч<то> не хочу ехать) были — последние. Это были слёзы очевидности: очи видели невозможность и сами плакали. Теперь — не бойся после того, что ты сделал с отцом и матерью ты уже мне никогда ничего не сможешь сделать. Это (нынче, в письме: проехал мимо…) был мой последний, сокрушительный удар от тебя ибо я сразу подумала — и вовсе не косвенный, а самый прямой, ибо я сразу подумала: если так поступил Б<орис> П<астернак>, лирический поэт, то чего же мне ждать от Мура? Удара в лицо? (Хотя неизвестно — что легче…) Твоя мать, если тебя простит, та самая мать из средневекового стихотворения — помнишь, <над строкой: он бежал и сердце выпало> сердце упало из рук, и он о него споткнулся. «Et voilà que le coeur lui dit: T’es-tu fait mal, mon petit?»[1402]._____
Ну́, живи. Будь здоров. Меньше думай о себе. Але и С<ереже> я передала, тебя вспоминаю! с большойнежностью и желают — как я — здоровья, писанья, покоя. Увидишь Тихонова — мой сердечный привет <вариант: поклонись>._____
Я тогда принесла твоему сыну глобус-чинилку, и всё время держала <вариант: нащупывала> в сумке, а ты всё говорил про ненависть к вещам — и я так и не решилась дать. А тебе — старинного Бальзака. Ты не знаешь всей бездны моей робости.Впервые — Новый мир. 1969. № 4 (с купюрами; публ. А.С. Эфрон). С. 197–198. СС-6. С. 276–278. Печ. полностью по кн.: Души начинают видеть. С. 558–562.
81-35. В.Ф. Ходасевичу
<Начало ноября 1935 г.>[1403]Наоборот, я о Вас всегда с большой любовью говорю и думаю (у меня — это одно). Так, этим летом — с русским немцем, филологом Унбегауном, с которым <над этим словом: которого> я очень хочу, автором большого труда о русском языке XVII века[1404]. И — оцените наглость! — даже обещала ему его с Вами познакомить. И, помимо Унбегауна, всегда, во всем стихотворческом, лирическом, поэтовом (попранном, конечно) оборачиваясь на Вас за подтверждением, п<отому> ч<то> кроме Вас и тверда-засевшего Бальмонта, а здесь поэтов — никого, а оборачиваться на Бальмонта, — пожалуй, сам сядешь. И когда Струве восторженно стал рассказывать мне Вашу статью о Поплавском[1405], я ему все подсказывала, потому что, поняла, что это — защита лирического поэта вообще и еще больше — обвинение его всегдашнему убийце — обществу. (Струве мне обещал этот фельетон у Вас для меня по телефону выпросить и, конечно, ничего не сделал, п<отому> ч<то> у него такая же короткая память, как у обезьян, которых я недавно в Toussaint[1406] (!) наблюдала в огромном количестве в Parc de Vincennes[1407] и от которых у меня потом до вечера болела голова — и тошнило. (Да. Простите за грубую игру слов: это было не Toussaint, а Toussinge[1408].) Ну́, вот. Свидание. Так как я живу замурованная — уже нечаянная игра слов: у меня сын — Мур — (и разваленный дом) то есть в непрерывном состоянии сторожа разваленного дома — и меня никто не заменяет — то я с большим трудом отпросилась у своих на <зачеркнуто: пятницу> какой-нибудь вечер и мне дали эту пятницу <пропуск слова> à prendre ou à laisser[1409]. Лучше à prendre, потому что, Бог знает, когда еще такое счастье выпадет. Честное слово, я за целый месяц как приехала отлучилась одна из дому вечером тот раз. Была Алей отпущена только раз <зачеркнуто: не потому что я хочу сидеть дома>. Ко мне дома у них отношение как к старой кляче: есть стойло — и ладно. Но это уже и семейная хроника… Итак, хотите пятницу?[1410] Я у Вас в 9 часов. Если да — не отвечайте.
_____
Господи, про свое то чтение я Вас[1411]. Вы конечно не могли всерьез подумать, что я могу на Вас сердиться — мы за что бы то ни было — мы уже из этих детских игр выросли. Убейте завтра, честное слово — оправдаю, потому что, Вы поэт. Про тот свой вечер я и думать забыла: начинаю думать про очередной[1412], но это раз — стихи, сплошь — стихи: первых и последних лет, начиная с первого:Итальянские танцуют.
К ним мальчишки подбегают.[1413]
Ты царь живи один. Но у царей — наложниц
Минута. Бог один. Там в пустоте небес.
Двух станов не боец: судья, истец, заложник
Двух — противу боец дух — противубоец.[1415]
_____
Итак, не жду ответа, вернее: жду не-ответ. Дорогу помню. Дом помню — с чей-то купальней и, кажется, кошкой в сухой ванне[1416]. Обнимаю Вас и О<льгу>Б<орисовну>[1417]. Любящая Вас МЦ.Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 26, л. 112–113).
82-35. Е.И. Унбегаун
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 5-го ноября 1935 г., вторникМилая Елена Ивановна! Только вчера вечером я отправила Вам (вам) свое письмо, как сегодня утром Ваше — Але, из которого явствует, что Вы и меня не забыли[1418]. — Очень приятно. — А теперь — срочная просьба. Завтра (в среду, б-го) большой открытый доклад советских архитекторов, виднейших, — между ними и строитель московского метро[1419] — с множеством снимков (волшебный фонарь) советских городов и построек. Нужно дать возможность придти всем интересующимся, — жаль, если русские своего не увидят. Поэтому очень прошу Вас, взывая к Вашему — в Последних Новостях[1420] — всемощию, срочно добиться к завтрашнему дню помещения соответствующей заметки в хронике, — естественно не называя меня, ибо я там ни престижем, ни успехом не пользуюсь. А они, по-моему, подобные заметки уже помещали. Вечер — совершенно не политический, доказательство — что будем мы с Муром. И будут, конечно, все французы, — важно, чтобы были и русские. Сердечный привет Вам и Борису Генриховичу от нас всех. Не забудьте, что дело срочное (доклад — завтра) — и простите эту срочность, но не получая от Вас так долго ничего, я, естественно начала думать, что Вы меня забыли и не решалась напомнить о себе — просьбой. А теперь, раз оказалось — помните, я и — прошу. Надеюсь завтра с вами обоими увидеться. МЦ.
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 258. Печ. по тексту первой публикации.
83-35. Е.И. Унбегаун
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 28-го ноября 1935 г., четвергДорогая Елена Ивановна! Во-первых — огромное спасибо за билеты: будем все и очень надеемся Вас (вас) увидеть. Во-вторых — если Вас на Шмидте[1421] не будет сердечно-рада буду Вашему прибытию в воскресенье, хотя очень огорчена, что без Б<ориса> Г<енриховича>, которого я тоже очень люблю и по которому тоже очень соскучилась. Если бы весна — чудно было бы взять с собой Таню, потому что пошли бы в парк Фальрэ — или на зеленый форт — но в доме ей конечно будет скучно, да и простудиться можно — при нашем ледяном коридоре и кухне. Итак, либо до Шмидта (завтра), либо до воскресенья — если можно к 4 ½ ч<аса>, п<отому> ч<то> до этого Мур спит: отсыпается за школу. Как жаль Вашу тетю, вернее — Вас, утратившую[1422]. Я отлично помню, как Вы мне о ней рассказывали в море, около правых камней… Да! Если мы (у нас дома) будем все вместе и если Вы вздумаете пригласить нас к себе — не зовите меня вместе с Алей — она отвратительно себя со мной (да и с отцом, да и вообще —) ведет, и моя вся радость будет испорчена. Когда через 20 лет (а м<ожет> б<ыть> и раньше!) Ваша Таня[1423] Вам покажет то, что Аля — мне, Вы меня вспомните — и поймете. А пока — верьте на́-слово. И мы просто сговоримся с Вами о моем приходе (м<ожет> б<ыть> с Муром, но он мне никогда ни в чем не мешает, я им очень довольна: он мне по-настоящему: по-мужски — серьезно — безусловно — предан.) Тем более, что мы с Алей нигде вместе не бываем: ни ей, ни мне — в голову не придет! Целую Вас, и еще раз благодарю за память — и жду. МЦ.
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 259-260. Печ. по тексту первой публикации.
84-35. В.Н. Буниной
Дорогая Вера, Тоже ежедневно о Вас думала. И убеждена была, что виноватая — я. А так как, оказывается, виноваты мы обе, то виноватого — нет, вины — нет. Есть — жизнь; быт.Буду у Вас завтра, в пятницу, одна, на минутку — с билетами[1424] — в четвертом часу (дай Бог только найти улицу!). А пока целую и благодарю и радуюсь встрече. МЦ.
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean>-B<aptiste> Potin дом — старый, номер — новый 5-го декабря 1935 г., четверг
Впервые — НП. С. 504–505. СС-7. С. 294. Печ. по СС-7.
85-35. Б. Г. Унбегауну
Милый Борис Генрихович, Зеленое кашнэ оказалось если и ангорским, то вовсе не таким прекрасным, поэтому совместно с Алей (моя шерсть (NB! точно баран говорит) ее — работа) осуществили и преподнесли Вам прилагаемое. Носите на здоровье! Оно — непроносное. Сердечный привет! Очень надеюсь увидеть Вас 20-го[1425]. МЦ. 11-го декабря 1935 г.Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С, 261. Печ. по тексту первой публикации.
86-35. Е.И. Унбегаун
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 25-го декабря 1935 г.Дорогая Елена Ивановна, Не то́, что Вы думаете: — мы придем, но, боюсь, что нас придет слишком много: т. е. все четверо, ибо я на вечере так и поняла — и передала — и С<ергей> Я<ковлевич> очень обрадовался приглашению (Аля тоже) — и даже отложил из-за него какое-то дело, и — оцените! — самолично — 24-го декабря — отправился в Самаритэнку[1426] (NB! до сих пор не опомнился!!!) выбирать Тане игрушку. Так-что-я, получив Ваше письмо, где Вы говорите о нас с Муром, никак не могла его и Алю разочаровать. И вот — на гнев или на милость — все четверо в полном составе. Но — чтобы Вы и Б<орис> Г<енрихович> не испугались — оповещаю pneu[1427]. Целую Вас и самый сердечный привет Б<орису> Г<енриховичу>. Как-нибудь завтра совместно нас стерпим! МЦ. P.S. Опять была у Буниных, и опять была речь о вас обоих. Завтра — в лицах.
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 261–262. Печ. по тексту первой публикации.
87-35. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Putin 26-го декабря 1935 г.Милый Вадим Викторович, Спасибо, что не сердитесь. А вот стихи[1428] — бесспорно мои лучшие за последнее время. Очень прошу известить о их судьбе.
Сердечный привет и пожелания к Новому Году — что-то даст?? МЦ.
Если стихи подойдут, умоляю о корректуре: абсолютно важны знаки, курсив и т. д.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 88. Печ. по тексту первой публикации.
88-35. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 28-го декабря 1935 г., субботаС наступающим Новым Годом, дорогая Анна Антоновна! Встречу его, по-видимому, одна — с спящим или неспящим Муром и сторожащим мое окно каштаном — скоро! уже зеленым (для меня сущее, — сейчас зима, например, — уже всегда прошло: вплоть до жизни!) Предлагают идти на вечер русск<ого> Красного Креста (помощь политическим, вся интеллигенция)[1429] — и на вечер Союза возвращения (где я никогда не была!)[1430] — но для первого у меня нет денег (там нужно: нравственно-нужно — тратить, ибо весь сбор — тюрьмам), а для второго — охоты, да вообще нет охоты на́ люди, в залу, Год — вещь серьезная, нужно Ehrfurcht[1431].
_____
Со всех сторон слышу вопросы: правда ли, что Ваша дочь едет в Россию? — И уже раскрыв рот для правдивого ответа, сразу его закрываю: конфликт между естественным, рожденным состоянием прямоты и правды — и страхом предать «своих». (Физически. Вернее, что́ касается Али: фактически-своего: в ней ничего моего: ни кровинки). Правда была бы: — «да, собирается»… Т. е. все время проводит среди возвращен-ческой молодежи, где, ввиду культурного превосходства и приятной наружности, имеет легкий успех… Не верит — ни во что. Убеждений — никаких. Стыда — никакого. Совести — никакой. Достоинства — никакого. Поэтому-то и «собирается», а не — едет. Ибо — ехать: ехать на работу, а работать — не желает, кроме как языком болтать. Очень удивлена буду, когда и если действительно уедет. Впрочем, возможно, что как «парижанка» и дочь своих родителей (нас обоих в России, во всяком случае — в Москве — знают, и с хорошей стороны) — устроится и без работы, т. е. «удачно» выйдет замуж: с прицелом, — помяните мое слово: непременно за имя, а имя там — положение, и т. д. Моей блаженной семнадцатилетней глупости — да и всей жизни — глупости! — она не повторит._____
Продолжает жить дома — у отца нет денег — отдельно ее содержать, а работать — не хочет, итак, живет дома, верней, с утра до вечера «гуляет» (сюда включаю и всю союзную ее «деятельность»: доклады по сов<етским> газетам, о советской матери и ребенке, лекции по Политграмоте, — все это на шаромыжку, пользуясь низким уровнем слушателей, — да и память у нее отличная) — ходит по гостям, домой возвращается в час, утром валяется, шляется от зеркала к зеркалу (кстати: 22 года! — красится, и губы, и щеки — недавно случайно встретила ее в дешевом магазине — Uni-Prix[1432] — прямо пожар, а не лицо!). И все это под аккомпанемент изречений из Бухарина[1433] или Сталина. Я ни одного вечера не свободна, никуда и никогда не могу без Мура уйти, вообще живу в предельном унижении — если бы что-нибудь внешнее могло меня унизить._____
Мур живет разорванным между моим гуманизмом и почти что фанатизмом — отца. Уже судит того и другого, не в смысле: осудить, а рассудить («рассуди ты нас», как в сказках, т.е. — кто прав?) Растет с развращающим примером Алиного безделья и бессовестности. Она для него — яд[1434]. Очень серьезен. Ум — острый, но трезвый: римский. Любит и волшебное, но — как гость. По типу — деятель, а не созерцатель, хотя для деятеля — уже и сейчас умен. Читает и рисует — неподвижно — часами, с тем самым умным чешским лбом. На лоб — вся надежда. Менее всего развит — душевно: не знает тоски, совсем не понимает Лоб — сердце — и потом уже — душа: «нормальная» душа десятилетнего ребенка, т. е. — зачаток. (К сердцу — отношу любовь к родителям жалость к животным, все элементарное. — К душе — все беспричинное болевое.) Художественен. Отмечает красивое — в природе и везде. Но — не пронзён. (Пронзён = душа. Ибо душа = боль + всё другое.) Меня любит как свою вещь. И уже — понемножку — начинает ценить. Часто и даже почти всегда — защищает. Видит мое унижение._____
О себе: так как выгребаю и топлю три печки, стираю на троих — всё, хожу на рынок, готовлю, мо́ю посуду и т. д. — прислуга за всё и на всех — пишу мало, урывками, последнее время — стихи. Весной будет легче: отпадет весь уголь и вся зола. (Я бы и золу любила — и все — да и любила: в Советской России — и в Чехии — и в сказках — если бы меня на нее не обрекали, если бы рядом со мной не зевала, не потягивалась, не хихикала и не красовалась — та́, старшая сестра из сказки, которая — на бал[1435]. (Я сейчас вспомнила расхождение Ж<орж> Занд и Шопена — из-за дочери Ж<орж> Занд, с нарядным именем — Solange[1436] — Шопен считал, что Ж<орж> Занд холодно к ней относится (NB! девушка была — как лед). Другие же биографы Ж<орж> Занд предполагают, что она хотела Шопена у матери — отбить: не любя, конечно — из спорта: утвердить власть. Так или иначе Ж<орж> Занд и Шопен, Ж<орж> Занд и «Solange» — разошлись, и не сошлись уже — никогда. Если бы меня любил — скажем, по старой памяти — Борис Пастернак — Аля всегда была бы у него права, а я виновата: ибо ей 20 лет. И кончилось бы так же. Вот Вам, дорогая Анна Антоновна — пример: образец. Я — годы — дружу с Верой Буниной, урожденной Муромцевой, бывшей подругой моей Halbschwester[1437] Валерии[1438], ученицы, по истории искусств, моего отца, — счастливейшие дни своей жизни проведшей в нашем доме в Трехпрудном — Вы, наверное, о нем читали. Познакомилась и подружилась я с ней — здесь. Она мне написала, я отозвалась — и пошло, и продолжается, и никогда не кончится — ибо тут нечему кончаться: всё — вечное[1439]. Вы, м<ожет> б<ыть>, знаете, что у Бунина — лет 10 как молодая любовь (приемная дочь? роман? — любовь) — бывшая пражская студентка, Галина Кузнецова[1440]. Живет с ними, ездила с ними в Швецию, ихняя. Вера стерпела — и приняла. Все ее судят, я — восхищаюсь: Бунин без нее, Веры, не может, значит — осталась: поступила, как мать. С Галиной я — вежлива. С Буниным у нас дружественные отношения[1441], без близости: прихожу к Вере. — Ну, вот. — Недавно, на моем вечере стихов[1442], Бунин у кассы познакомился с Алей, не зная, что моя дочь. — «Милая барышня» — и так пробеседовал, прошутил с ней мин<ут> 10. В антракте — опять к ней. Тут — выяснилось. Всю вторую часть в залу не входил, сидел с ней у кассы. Тут же пригласил ее к себе — на завтра — обедать. Весь обед (по ее отрывочным, торжествующим рассказам) был занят ею одной, провожал до лифта (этого с ним не бывает) и — как выяснилось только сегодня, накануне) — пригласил ее на следующее воскресенье в кинематограф. Ему — 67 лет, ей 22, т. е. втрое. Что́? Душа́? («Милая барышня»…) Ум? — Нет, двадцать лет. И вот я постепенно начинаю понимать: прозревать. Я всю жизнь была — душою. И в двадцать лет. И — в два. Я была красивее Али. Но если бы мне большой писатель сказал: — «Милая барышня…», я бы и в 15 лет ответила: отметила: Меня зовут — Марина — (и, подумав:) — Ивановна. (Bin weder Fräulein, weder schön — kann imgeleitet nach Hause gehen![1443]) Потому меня не любили. (Так — мало! Так — вяло!) По-мужски — не любили. Даже — тогда (Ду́хи любили, души — любили: поэты, одинокие старики, собаки, чудаки…) Забыла прибавить, что сейчас Кузнецова в отъезде, кажется где-то лечится… а м<ожет> б<ыть> — другое: устала. Словом, ее в доме давно нет. И Аля это знает. Поэтому я и говорю: ни малейшего собственного достоинства. Ей — лестно. И — особенно-лестно: уязвить меня, которую Бунин никогда не приглашал. Завтра (воскресенье, 29-го) у нас гости — фавьерские друзья Унбегауны и Замятины[1444], он и она. И Аля, в последнюю минуту: — А я у Буниных. Мы с ним сговорились в кинематограф. — Почему раньше не сказала? — Говорила. — В первый раз слышу, иначе бы не звала всех на 29-ое. — Значит, Вы плохо слышите. Это — русалка: и лед души, и лед глаз, и вечный хохот, и желание заиграть. Она никого не любит._____
Кончаю. Стемнело. Бегу на почту опускать — хочу (хоть письмо и невеселое!), чтобы получили к Новому Году. (А м<ожет> б<ыть> лучше — еще в этом? ибо нового в письме — ничего. «Es ist eine alte Geschichte»…[1445]) Целую Вас, помню, очень жду весточки. Дай Вам Бог в Новом Году — того же, что и мне: душевного покоя. Лучше — не знаю ничего._____
МЦ.Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 131-132 (с купюрами). СС-6. С. 430–431. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 237–242. С уточнениями по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2009. С. 280–283.
1936
1-36. Е.И. Унбегаун
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 6-го января 1936 г. Fête des Rois-Ephiphanie[1446].Дорогая Елена Ивановна, Не могла быть никак, и очень жалею, потому что — говорят — было замечательно[1447]. Жажду Вас увидеть, чтобы услышать именно от Вас. Во всяком случае — огромное спасибо, что вспомнили. Это — первое. Второе: огромная просьба <к> Б<орису> Г<енриховичу>. Пока Женя[1448] не взял негативов, умоляю Б<ориса> Г<енриховича> прислать мне в письме заказным (марки прилагаю) следующие негативы:
1) мы с Б<орисом> Г<енриховичем> в Кабассоне, сидя на берегу[1449]. 2) Мур и я на моей лестнице[1450]. 3) Аля одна перед своим домом (Го́льдэ)[1451].
У меня еще осталось чуть-чуть своих денег с вечера[1452], хочу заказать теперь же. А так как мы с вами редко видимся — и Женя может востребовать негативы — то и умоляю Б<ориса> Г<енриховича> послать мне их почтой. За сохранность — ручаюсь верну тотчас же по отпечатанию — и даже с прибылью. Это — второе.
Третье же — потрясающая новость: бракосочетание[1453] — которое узнаете устно. Жду Вас к себе или себя к Вам — как хотите — только поскорее. Целую Вас. Б<орису> Г<енриховичу> сердечный привет. Была у «Муни» — очень понравился муж[1454]. Допили с ним остатки новоселья. МЦ.
Получила письмо от Гали[1455]. КОГДА ПЕРЕЕЗД и ДОКОЛЕ СТАРЫЙ АДРЕС? И КАК — НОВЫЙ?[1456]
И — то, с чего следовало начать — — С Новым Годом! — который я встретила так же, как та́ — 1918 год:
…Новый Год я встретила одна:
Я, богатая, была бедна,
Я, крылатая, была проклятой.
Где-то было много-много сжатых
Рук — и много старого вина.
— А крылатая была — проклятой!
А единая была — одна![1457]
(Москва, 31-го декабря 1917 г. — т. е. 18 лет назад: Але было четыре года, как Тане.)[1458] Только теперь бы я как-нибудь перевернула та́к, что (будучи одной)… бедная оказалась богатой, и проклятая — крылатой. А, в общем (1917 г. — 1935 г.) plus (я, то есть) ça change — plus c’est la même chose![1459]
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 262–265. Печ. по тексту первой публикации.
2-36. В.Н. Буниной
65[1460], Rue J<ean->B<aptiste> Potin Vanves (Seine) 7-го января 1936 г.С Новым Годом, дорогая Вера! Желаю Вам в нем — нового; какой-нибудь новой радости. Я его встречала одна — при встрече расскажу — немножко по-своему трехпрудному сну. Когда увидимся? Слыхала про «бал прессы» — будут ли что-нибудь давать? Хорошо бы… Целую Вас. Мур еще раз — и еще много-много раз! — благодарит за перо. Жду весточки. МЦ.
<Приписка на полях:> «Бал прессы»: «кадриль литературы»[1461]. (Помните?)
Впервые — НП. С. 480. СС-7. С. 281. Печ по СС-7.
3-36. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, rue J<ean->B<aptiste> Potin (старый дом, но новый №) 7-го янв<аря> 1936 г.С Новым Годом, дорогая Ариадна! Давно жду весточки. Последнее от Вас — известие о Бутиной операции[1462], я тотчас же ответила (в Бельгию) — и молчание. Надеюсь, что Бутя совсем уже поправилась и никаких новых болезней в Вашем семействе — нет. Очень жду ответа, а пока сердечно приветствую и желаю Вам в Новом Году — нового. МЦ.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 48. СС-7. С. 491. Печ. по СС-7.
4-36. Е.И. Унбегаун
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 15-го января 1956 г., средаДитя! Где́ вы и что́ вы? Как квартира? Не забудьте, что с большой радостью вызываюсь Вам помогать в устройстве: приколачивании, расколачивании (ящиков!), разворачивании, выворачивании — и т. д. Я слишком знаю, как в тяжелую физическую минуту — человек всегда одинок. (С меня, как наверное и с Вас, люди всегда лизали сливки — в виде беседы, хорошего настроения, и т. д. — а когда нужно было — хотя бы дров наколоть — никого: НИ-КОГ-ДА.) Итак, с удовольствием. Жду оклика. Буду приходить с Муром, к<отор>ый будет готовить уроки и вообще не мешает. Могу после 5 ч<асов>, либо — в четверг и в воскресенье — с утра. Получила большое и очень милое письмо от Гали — захвачу. Пока же целую. Б<орису> Г<енриховичу> сердечный привет. МЦ.
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 265. Печ. по тексту первой публикации.
5-36. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 20-го января 1936 г.С Новым Годом, дорогая Анна Антоновна! Тогда с наступающим, ныне — с уже идущим. Ваше большое письмо получила. О таком (ручно-умственном) объединении мечтаю уже давно, хотя бы в самой элементарной форме: кто-то читает, я — шью. Но мне никто не читает, Муру — некогда (школа, уроки), С<ергея> Я<ковлевича> и Али нет никогда. Сижу вечерами и до одурения вяжу — уже три месяца — Муру огромное одеяло из всех остатков шерсти (Аля раньше много вязала на заказ, пока пол ей не ударил в голову — и в руки!) Ручной труд есть — круг (вокруг лампы, лучше — керосиновой, на тяжелой лапе, была у нас такая в Трехпрудном, — медная: медведь лезет в улей). Кстати «Трехпрудный» — в моих вещах — Трехпрудный переулок, где стоял наш дом, но что был целый мир, вроде именья (Hof), и целый психический мир — не меньше, а м<ожет> б<ыть> и больше дома Ростовых[1463], ибо дом Ростовых плюс еще сто лет. Еще в 1909 году — совсем девочкой — я писала.
Засыхали в небе изумрудном
Капли звезд — и пели петухи…
Это было в доме старом, в доме — чудном…
Чудный дом, наш дивный дом в Трехпрудном —
Превратившийся теперь в стихи![1464]
_____
Мне хорошо только со старыми людьми — и вещами. Из молодости люблю только молодую листву и траву. Сейчас — культ молодости. В мое время молодость себя стеснялась. Сейчас: «мне 20 лет — кланяйся в ноги!» А я не кланяюсь — п<отому> ч<то> это — кумир. На глиняных ногах, п<отому> ч<то> завтра 20-летнему будет сорок лет, как мне — вчера — было двадцать. Хвастаться титулом — хвастаться состоянием — хвастаться молодостью. Но первое и второе хоть — если не твоя — то чужая заслуга! — Хоть чей-то — труд. Там — кичиться чужим титулом, здесь — обыкновенным ходом вещей, вне человека лежащим, то же самое, что гордиться — солнечным днем. Помимо всего — мне с молодыми скучно — п<отому> ч<то> им с собой скучно: оттого непрерывно и развлекаются. Аля месяца́ми ни вечера не проводит дома: «собрания», «лекции» (меньше всего — лекции, п<отому> ч<то> там нужно — слушать), «репетиции» — больше всего репетиции, п<отому> ч<то> повторение чужих слов — громких. Презираю всякое любительство как содержание жизни. А здесь она жертвует моей свободой: я никогда не могу уйти вечером, ибо она — всегда. А «отпрашиваться» у нее — нет, я — феодал. Кроме того, она все равно сошлется на «репетицию» и уйдет, т. е. наплюет. (Вчера, кстати, был их спектакль, и С<ергей> Я<ковлевич> — бывший (я — не была) говорит, что она совсем не дала образа серьезной девушки — химички. (Ставили пьесу «Чудесный сплав»[1467] — м<ожет> б<ыть> Вы видели). А теперь, дорогая Анна Антоновна, увидите нас с Муром на лестнице нашего фавьерского скворечника[1468] — видите, какая крутая? С нее я ежедневно сносила стол (с чернильницей, книгами и тетрадями) — в сад, пока Мур, днем, спал. И вот однажды полетела и страшно ссадила себе руку — хорошо, что не голову! Скоро пришлю другую карточку, где я в повязке. Шрам д<о> с<их> п<ор> не прошел. Карточек — много: выкупила их нынче на Вами присланное, и теперь в каждом письме будет по карточке. Пока же — обнимаю Вас и спешу на нашу ванвскую почту, чтобы нынче ушло. Пишите! МЦ.Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 132–134. (с купюрами). СС-6. С. 431–432. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 242–244.
6-36. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 21-го января 1936 г.Милый Вадим Викторович, — Странно. Вчера я с утра отвечала на залежавшиеся письма: целых семь, и Вы были седьмым, и я уже не смогла (два раза бегала на почту из суеверного и очень распространенного отвращения к виду запечатанного и неотправленного письма). Словом, нынче утром Вы были (должны были быть) — первым И вдруг — Ваше письмо, одновременно с вестью о кончине Георга V[1469]. И я сразу подумала — с большой горечью — о нашем царе, его двоюродном брате[1470] — как он ужасно умер — и как этот — прекрасно: достойно, спокойно, окруженный любовью семьи и народа — а ка́к были похожи (ли́цами!) И еще я подумала, что сейчас — вся Англия горюет, а во Франции (республике) никого такого нет, о ком бы она вся горевала, наоборот: умри любой — три четверти будут радоваться. Очевидно, в республике нужна личность, а в монархии достаточно просто-порядочного человека + сан. Словом, я очень расстроена: 17-го — Киплинг[1471], 20-го — король: два короля. И король еще 17-го посылал осведомляться о его здоровье. Вес дни болезни Киплинга мы с Муром читали его книгу Джунглей, он — один том, я — другой. Гениальная книга. Он ведь тоже — из поколения отцов[1472], хотя на английский лад. Возвращаю корректуру[1473]. Поправки: 1) Из фамильных богатств, — (опущена запятая) 2) Вы, <запятая зачеркнута> ребенку, поэтом Вы — ребенку, поэтом — (нужно убрать первую запятую и заменить тире) (это нужно проследить, в корректуре вышло неясно) 3) Всё — внушившие — ЧТИШЬ нужно — ЧТИТЬ 4) Поколенью с провалом — (опущено тире) — И всё —
P.S. ОТЦАМ <точка зачеркнута> нужно уничтожить точку, ибо это — название. О книгах Муру. Если будет Ваша милость — конечно I т<ом> Войны и Мира: не ему — мне. Ему — рано. Дала ему, напр<имер>, Детство и Отрочество[1474] — почему-то возненавидел отца (по-мо́ему — очаровательного) и не стал читать. Должно быть ничего (в таком отце) не узнал. Да и вообще рано — Толстой себя десятилетнего писал не для десятилетних. Да и мир — другой, в к<отором> он ничего не узнаёт. А я — всё, п<отому> ч<то> дом Ростовых[1475] — наш дом в Трехпрудном[1476], с сундуками, тополями и слезами. У этих детей — нет до́ма. Итак, очень хочу Войну и Мир — для себя. А Мур пускай дорастает.
До свидания, сердечный привет и спасибо, что не се́рдитесь — я сама первая на себя сержусь. МЦ. P.S. У нас на старом доме — новый №: 65
Впервые Надеюсь — сговоримся легко. С. 89–90. Печ. по тексту первой публикации.
7-36. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 23-го янв<аря> 1936 г., четвергДорогая Ариадна, Значит, Вы живы и всё хорошо. А я уже думала, что Вы навсегда остались в Бельгии, и Ваше молчание истолковывала циническим à quoi bon?[1477] (раз всё равно уже не встретимся). Нет, та́к лучше: Vaucresson и S<ain>t-Lazare[1478]. Итак, встречайте нас в воскресенье с означенным поездом. Сердечно радуюсь встрече. Я как раз на-днях написала Гартманам[1479] с запросом о Вас, а ответили — Вы. (Они мечтали нас с Вами совместно пригласить.) Обнимаю Вас и девочек, Мур шлет мужской привет и тоже очень радуется встрече. Итак, мы выезжаем с поездом 11 ч<асов> 30 с С<ен->Лазара и слезаем в Vaucresson’e. МЦ.
<Приписка на полях:> Какая у Вас легкомысленная вилла! Особенно в соседстве с аббатом. Что-то мопассановское[1480].
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 49. СС-7. С. 491–492. Печ. по СС-7. (Открытка с видом avenue du Bois de Boulogne в Кламаре.)
8-36. Л.Ф. Зурову
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 12-го февраля 1936 г.Милый Зуров, Простите за задержку — невольную: Вы написали 55 вместо 65, и письмо добрело только вчера, 11-го. Выступить согласна. Надеюсь — завтра будет оповещение, где и что — я ведь ничего не знаю[1481]. До свидания — в субботу[1482]. Сердечный привет В<ере> Н<иколаевне>, И<вану> А<лексеевичу>[1483] и Вам. МЦветаева
Впервые — ВРХД. 1995. № 171. С. 179. Публ. Е.И. Лубянниковой и Л.А. Мнухина. СС-7. С. 558. Печ. по СС-7.
9-36. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean >B<aptiste> Potin 12-го февраля 1936 г.Милый Вадим Викторович, До сих пор не поблагодарила Вас за Ваш чудный подарок — книги, которые пришли как раз в день Муриного одиннадцатилетия[1484]. Читаем — все — с увлечением. (Я, из чтения, люблю только стихи, жизнеописания и путешествия.) В субботу, 15-го, смотр всем поэтам, старым и малым[1485]. Не придете ли? (Где — не знаю, очевидно будет завтра в Посл<едних> Новостях.) Сердечный привет и еще раз, от души, спасибо. МЦ.
P.S. У нас зверская гололедица, вчера на моих глазах и на моей же обратной дороге — от Mairie d’Issy в Ванв — человек сломал себе ногу и был усажен в автомобиль, который м<ожет> б<ыть> потом его и доломал. Все население ходит в носках или тряпках поверх башмаков, некоторые в корзиночке несут золу. Я вчера перешеек в минуту — ползла десять: оледенелая булыжная зыбь. Впрочем, у вас, в Булони[1486], наверное то же самое?
_____
Да! Вы как-то спрашивали, собирается ли Аля в Россию. Собирается, но — вяло, вроде отдаленных перспектив[1487]. Я — не собираюсь[1488], но когда поеду — то поеду с книжками, с тетрадками. Получила письмо от сестры[1489] из России: живет уроками англ<ийского> яз<ыка> — не только безбедно, но отлично (даже есть рояль), этим летом ездила к сыну[1490] на Алтай в гости: СКАЗКА: дичь, красота — и T.S.F.[1491], электрическая печь — ни грязи, ни мази. (Сын три года на Алтае: начинающий инженер, не партийный, а сестра очень религиозная и такая же непрактичная, как я. Очень зовет меня в Россию: вместе поехать на Алтай. Соблазнительно. Пишет, что лучше Альп. Верю. Землянику киргизята носят ведрами.)Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 91-92. Печ. по тексту первой публикации.
10-36. Б.Г. Унбегауну
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean>B<aptiste> Potin 13-го февраля 1936 г., четвергДорогой Борис Генрихович, Премия Ва́с в моих глазах не повышает[1492] — Вы с первой минуты были в них — превыше премий — но повышает — французов. (Не удивляйтесь на тире: это моя интонация.) Нам премии — не нужно, они нужны — для других: как паспорт или пригласительный билет. Премии нужны — нашей немецкой скромности, нашему уединению и неумению (неможе́нию) пролезать, или хотя бы — с должной важностью входить в «салон». (В этом смысле Бунину премия совершенно не была нужна.)[1493] Помните — та профессорская жена (фамилию забыла), учившая меня русскому яз<ыку>[1494] и на мое предложение пригласить Вас в качестве почетного гостя на юбилей Мережковского[1495], со снисходительной улыбкой возразившая: — Унбегауна среди русских никто не знает. А теперь будут знать. <Строка зачеркнута> (Зачеркнутое не про Вас, а про ту «профессоршу»)
_____
А теперь о другом: — хотите к нам на блины? Вечерние, уютные и, во всяком случае — первые. Подробно пишу об этом Е<лене> И<вановне>. По-мо́ему — чудный замысел! Хорошо бы — не позже 8 ч<асов>, но если раньше не можете уйти из библиотеки, то можно и в 9 ч<асов>. О дне сговоритесь с Е<леной> И<вановной>, а я — с С<ергеем> Я<ковлевичем> — авось окажется у всех свободный вечер.(А м<ожет> б<ыть> Вы ненавидите блины? Тогда — без блинов. Бунин, напр<имер>, ненавидит пасху: видеть не может: зажимает глаза. Любит, в общем, только большую баранью кость.)
_____
До свидания! Надеюсь — скорого. Убеждена, что из всех Ваших друзей никто так не радуется — как я. МЦ.Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 266–267. Печ. по тексту первой публикации.
10а-36. Е.И. Унбегаун
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 15-го февраля 1936 г., четвергДорогие — впрочем, не умею писать вместе: — Дорогая Елена Ивановна, Сердечно поздравляю Вас с удачей Б<ориса> Г<енриховича> и радуюсь вместе с Вами. Давно ничему (в газете) так не радовалась[1496]. (Не то слово — удача: удача бывает в лотерее, но если сейчас буду искать слова — не отправлю письма. Впрочем, и удача: в мире где настоящая заслуга награждается раз в сто лет и на десять тысяч человек!) То или не то слово — но радость — то слово. Самая горячая.
У меня есть для Тани к этому торжественному событию маленький подарок. В субботу (15-го) читаю на каком-то огромном вечере поэтов[1497], но где не знаю — посмотрите субботние «Посл<едние> Нов<ости»>. М<ожет> б<ыть> — придете? Будут — все. А не сможете — напишите, когда и как повидаемся. Я очень по Вас (и вас) соскучилась. Аля дважды встретила Вас в метро, но мне от этого — мало проку, Что́ Вы скажете о вечерних пробных преждевременных черновых блинах? У нас, часов в 7, 8. О дне спишемся. Я совсем не знаю, когда масленица, но по-моему — пора. Если улыбается (верней: = ются) — отзовитесь и устроим. Не думайте, что — сложно, часть напеку у нижних, часть у себя, и холодные не будут. И ждать (часами!) не будем, тоскливо гложа селедку.
Напишите непременно: 1) хотите ли? 2) когда вечером на этой неделе не[1498] можете. Из можных вечеров сговорюсь с С<ергеем> Я<ковлевичем>. И отпразднуем премию. А пока — целую и бегу опускать. МЦ.
P.S. Напишите — непременно — какой Б<орису> Г<енриховичу> подарить подарок. Что́ он любит? М<ожет> б<ыть> что-н<и>б<удь> в комнату? (Помните то злосчастное зеркало?) Не на́ стену! Что́ ему нужно? Ибо такие люди любят только нужные вещи — и пра́вы. Не забудьте ответить.
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 267-269. Печ. по тексту первой публикации.
11-36. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 15-го февраля 1936 г.Дорогая Анна Антоновна, Когда я прочла Furchtlosigkeit[1499] — у меня струя по хребту пробежала: БЕССТРАШИЕ: то слово, которое я всё последнее время внутри себя, а иногда и вслух — как последний оплот — произношу: первое и последнее слово моей сущности. Ро́знящее меня — почти со всеми людьми![1500] Борис Пастернак, на к<оторо>го я годы подряд — черезсотни верст — оборачивалась, как на второго себя, мне на Пис<ательском> Съезде[1501] шепотом сказал: — Я не посмел не поехать, ко мне приехал секретарь С<тали>на, я — испугался. (Он страшно не хотел ехать без красавицы-жены, а его посадили в авион и повезли.) …Не знаете ли Вы, дорогая Анна Антоновна, хорошей гадалки в Праге? Ибо без гадалки мне, кажется, не обойтись, Всё свелось к одному: ехать или не ехать. (Если ехать — так навсегда). Вкратце: и С<ергей> Я<ковлевич> и Аля и Мур — рвутся[1502]. Вокруг — угроза войны и революции, вообще — катастрофических событий. Жить мне — одной — здесь не на что. Эмиграция меня не любит, Посл<едние> Новости (единственное платное место: шутя могла бы одним фельетоном в неделю зарабатывать 1800 фр<анков> в месяц) — П<оследние> Нов<ости> (Милюков) меня выжили: не печатаюсь больше никогда[1503]. Парижские дамы-патронессы меня терпеть не могут — за независимый нрав. Наконец, — у Мура здесь никаких перспектив. Я же вижу этих двадцатилетних — они в тупике. В Москве у меня сестра Ася, к<отор>ая меня любит — м<ожет> б<ыть> больше, чем своего единственного сына[1504]. В Москве у меня — все-таки — круг настоящих писателей, не обломков. (Меня здешние писатели не любят, не считают своей.) Наконец — природа: просторы. Это — за. Против: Москва превращена в Нью-Йорк: в идеологический Нью-Йорк, — ни пустырей, ни бугров — асфальтовые озера с рупорами громкоговорителей и колоссальными рекламами: нет, не с главного начала́: Мур, к<оторо>го у меня эта Москва сразу, всего, с головой отберет. И, второе, главное: я — с моей Furchtlosigkeit, я не умеющая не-ответить, я не могущая подписать приветственный адрес великому Сталину, ибо не я его назвала великим и — если даже велик — это не мое величие и — м<ожет> б<ыть> важней всего — ненавижу каждую торжествующую, казенную церковь. И — расстанусь с Вами: с надеждой на встречу! — с А<нной> И<льиничной> Андреевой, с семьей Лебедевых (больше у меня нет никого). — Вот. — Буду там одна, без Мура — мне от него ничего не оставят, во-первых п<отому> ч<то> всё — во времени: здесь после школы он — мой, со мной, там он — их, всех: пионерство, бригадирство, детское судопроизводство, летом — лагеря, и всё — с соблазнами: барабанным боем, физкультурой, клубами, знаменами и т. д. и т. д. Алю я — уже потеряла. Она — чужая. Чужая — всей природой. После длительного самообмана родства — полная чужесть. (Помимо непереносности, нестерпимости совместной жизни — лень, мелкая ложь, издевательства в лицо — говорю о самой сущности, вне взаимоотношения). А в Москве отпадет и Мур — по-другому, физически, фактически. Может быть — так и надо. Может быть — последняя (-ли?) Kraftsprobe[1505]? Но зачем я тогда — с 18 лет — растила детей?? Закон природы? — Неутешительно. — — Сейчас, случайно подняв глаза, увидела на стене, в серебряной раме, лицо Сигрид Ундсет — un visage revenue de tout[1506] — никаких самообманов! И вспомнила — Kristin[1507], как от нее постепенно ушли все дети и как ее — помните, она шла на какое-то паломничество — изругали чужие дети — так похожие на ее!
_____
Ну́, вот. Как же без гадалки? Погадайте на меня, за меня! (Француженкам я не верю; ясно видят — только вещь в витринах!)_____
Положение двусмысленное. Нынче, напр<имер>, читаю на большом вечере эмигрантских поэтов[1508] (все парижские, вплоть до развалины — Мережковского, когда-то тоже писавшего стихи). А завтра (не знаю — когда) по просьбе своих — на каком-то возвращенческом вечере[1509] (NB! те же стихи — и в обоих случаях — безвозмездно) — и может выглядеть некрасивым. Это всё меня изводит и не дает серьезно заняться ничем. Обрываю письмо, чтобы сразу отправить. Могла бы писать Вам не отрывая пера еще два часа, но сделаю это в другой раз, сейчас это только отклик. МЦ.Сердечно радуюсь (тьфу, тьфу, не сглазить!) намечающейся удаче с обществом. Непременно закажу у Вас словацкий ковер — надеюсь, рисунки будет старые? Напишите подробнее. Очень жду ответа и совета (знаю — как трудно!!) Простите за эгоизм письма, но мне не с кем, некому говорить. Обнимаю и благодарю за всё. МЦ.
Есть еще три карточки, и еще будут…
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969 (с купюрами) С. 134–136. СС-6. С. 433–434. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 245–247,
12-36. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 65. Rue J<ean->B<aptiste> Potin 15-го февр<аля> 1936 г., субботаДорогая Ариадна, Ужасно жаль, но в воскресенье у нас две вещи: в 4 ч<аса> семейный визит и в 9 ч<асов> концерт — о<бщест>ва, в к<отор>ом я сотрудничаю (переводы нем<ецких> и русск<их> песен на французский)[1510]. Поэтому — дважды невозможно. Другое предложение: нельзя ли было бы к Вам — с ночёвкой? (Можем с Муром на одной постели — неважно.) — Соблазнительно. — Уложив детей, целый вечер бы с Вами пробеседовали, никуда не торопясь и ни на что не озираясь. Без помехи. Приехали бы, скажем, в субботу (или среду) часам к 6-ти и уехали бы на др<угой> день в то же время. Отвечайте скорее и, если да, назовите поезд. Можем в эту среду (у Мура четверг свободный) и в эту субботу. А то ужасно неуютно именно вечером, когда хочется сидеть, уходить в какую-то тьму. Но если места нет или вообще неудобно — предлагаю этот четверг (поездом 11 ч<асов> из Парижа) или следующее воскресенье. (Не примите за навязчивость: я думаю о нас обеих. Вы бы мне почитали — что́ за это время написали, вообще бы побеседовали, — ведь вечером говорится и живется совсем иначе!) Итак: 1) либо в эту среду или если с ночёвкой эту субботу в 6 ч<асов> (сообщите поезд: час отхода) 2) либо в этот четверг или в след<ующее> воскр<есенье> поездом 11 ч<асов> 30. Жду ответа — возможно скорого. Целую Вас и детей. МЦ.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 50. СС-7. С. 492. Печ. по СС-7.
13-36. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 18-го февраля 1936 г.Дорогая Ариадна, Sauf contre-ordre[1511] — выезжаем завтра (в среду) с Муром поездом в 6 ч<асов> и вылезаем в Вокрессоне. Мечтаю, чтобы belle-mère[1512] задержала свою поправку — что́ ей стоит??[1513] Девочкам везу подарок — только не говорите, пусть будет сюрприз. Обнимаю Вас и радуюсь. МЦ. Если же контрраспоряжение — то в четверг, поездом 11 ч<асов> 30.
Впервые Письма к Ариадне Берг. 1990. С. 51. СС-7. С. 493. Печ. по СС-7.
14-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 18-го февраля 1936 г.Дорогие Унбегауны, Итак — в воскресенье, 23-го, к 7 ч<асам>. Чудно — что любите блины. Страшно огорчена, что тогда не застали: а Мур, как хищник, сразу накинулся на добычу, с криком: — Я знал, что — мне!!! (Еще не знал, кто и что́. Оказался — прав). Может быть к воскресенью вернется T.S.F., отданный в починку на следующий день после катастрофы[1514] и до сих пор чинимый. Это называется (о Муре говорю) — faire beaucoup de besogne en peu de temps[1515]. Итак, ждем все. Без перерешений — да? Я страшно по вас обоих соскучилась. Расскажу о вечере поэтов[1516]. За обещание красной икры очень благодарю, только не преувеличивайте (не благодарности, а икры!) Сердечно обнимаю обоих. Для Тани есть подарок «за папу» — но папе тоже будет. МЦ.
<Приписка на полях:> Мур очень благодарит за память и шоколад и собирается писать — но боюсь — так же как Аля в Россию. Впрочем, для ускорения — в Мурином случае — еще существую — я. (— «Шоколад съел — а не написал?!» — т. д)
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С, 269–270. Печ. по тексту первой публикации.
15-36. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 65. Rue J<ean->B<aptiste> Potin 2-го марта 1936 г.Дорогой Вадим Викторович, У меня к Вам большая просьба: не могли бы Вы сейчас выслать мне гонорар за стихи, доведя его (если меньше) до ровной суммы 50-ти франков? Мне они до зарезу нужны, а книга — всё равно — скоро выходит[1517]. Я два месяца не платила в школу за Мура и нужно наскрести. Очень, очень прошу!
_____
Вчера видала старушку[1518] — приятельницу Бальмонтов, сейчас живущую с ними. Со вторника Бальмонт в Париже (район Alésia) — сидит в комнате без воздуха, п<отому> ч<то> на улице даже обе его спутницы[1519] с <подчеркнуто два раза> ним не совладают. (Он восемь месяцев не пил, а всё еще не забыл!) Он совсем не выздоровел[1520], всё время галлюцинирует: видит гоголевскую панночку и просит его перекрестить, часами выстукивает на машинке бессвязные строки, непрерывно курит, а если не дают — грозит (он очень сильный), спит по 3 часа в сутки, а все остальное время — говорит. При нем непрестанно дежурит либо жена, либо та старушка, их, можно сказать — по-жизненный: всю-жизненный друг. В комнате (одной на всех) огромное окно на асфальтовый двор. М<аргарита> Н<иколаевна> Лебедева[1521] — к<отор>ую Вы знаете — бывает у них и говорит, что может кончиться — трагически. Живут они все на старушкин шомаж[1522]. Старушку зовут Анна Николаевна, и я знаю ее как скромного, честного, преданного и абсолютно правдивого человека. Что́ делать??? Подписные листы по заграничным богачам пока не дали ни одного франка[1523]._____
Возвращаясь к моим — умоляю о 50-ти — возможно скорее! Сердечный привет МЦ.<Приписка на полях:> А в Москве — лютая испанка. Боятся мора. Говорят — навели немцы!
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 92–93. Печ. по тексту первой публикации.
16-36. A.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Putin 6-го марта 1936 г., пятницаДорогая Ариадна, С радостью приедем к Вам (к вам!) в воскресенье, означенным поездом, — но с большой просьбой: возместить нам дорогу: железную — на 4 метро мы способны. Иначе эта непосильная для меня трата может стать серьезным препятствием к нашему общению, — а жаль! Ведь не знаешь дальнейших судеб[1524], и жизнь чаще разводит — чем сводит… Но заранее предупредите девочек, что мы уедем сразу после обеда (вечернего), т. е. что в 7 ½ ч<асов> должны быть в вагоне: до нас очень далёко, и доберемся не раньше 9 ½. А то — будут м<ожет> б<ыть> огорчены, что «так коротко»… (Впрочем — всегда коротко, кроме случаев, когда — очень длинно…) Итак, целую Вас и прошу простить за откровенное признание — в несостоятельности.
Привезу Вам замечательную книгу — скандинавскую: историю чьей-то прабабушки[1525].
Итак в воскресенье, в 11 ч<асов> 30. Детям — сердечный привет. МЦ.
Мур еще ничего не знает, а то изведет — до воскресенья! По арифметике (классной) он нынче получил — 0. Но почему-то убежден, что это «не считается».
_____
Обратите внимание на марку и догадайтесь, что́ это изображает._____
Посылаю Вам младенческого Мура (3 года 1 мес<яц>)[1526]Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 51–52. СС-7. С. 493. Печ. по CC-7.
17-36. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 6-го марта 1936 г.Дорогой Вадим Викторович, Огромная и насущная просьба: мне необходимо попасть на завтрашний доклад Керенского о Царской семье — это моя тема[1527], у меня есть об этом большая вещь — к<отор>ую как раз сейчас привожу в порядок — это не праздное любопытство, а необходимость. И, конечно — у меня нет билета, п<отому> ч<то> понадеялась на при входе, а никакого при входе нет и уже все распродано. Картина ясная: будет толпа — таких же как я желающих, и я сквозь нее во всяком случае не продерусь, и никакие заявления о том, что я — такая-то — не помогут. В таких случаях — все такие-то, и все пролезают кроме меня.
Мне нужен билет, о котором — умоляю. Умоляю ответить мне pneu (не ввожу в расход, п<отому> ч<то> мне за стихи, по расчету 1 фр<анк> строка, полагается 52 фр<анка> — так пусть недополученные 2 — на pneu) и умоляю ответить положительно, т. е. войти в мое положение и всё сделать, чтобы меня провести. Как бы ни была полна зала — вместить меня она еще может. Самое лучшее бы, если бы в ответном pneu Вы указали, где будет билет и когда за ним, — Аля съездит. Только, ради Бога, не «в кассе»! <абзац отчеркнут карандашом>. Либо — если уж действительно ни одного — однозначущую бумажку, но — верную: боюсь, что у входа будет полиция, не считающаяся с бумажками. Вообще, я в таких случаях — совершенно беспомощна: помню, как я в России неизменно пропускала свою законную очередь. Сделайте это для своего старого (шестнадцатилетней давности — первые стихи, еще заочные, приехавшие с Бальмонтом — в 1920 году!) сотрудника, по старой — все-таки дружбе?[1528] МЦ.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 93–94. Печ. по тексту первой публикации.
18-36. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 9-го марта 1936 г., понедельник (в России была — весна!)Дорогая Ариадна, — Увы, увы! — Я у Вас вчера забыла свою преданную зажигалку — на круглом столике возле большого кресла — там где вечная желтая стеклянная заря. Умоляю положить ее в маленькую коробочку, которую крепко напихать ватой — чтобы не болталась — и отправить échantillon sans valeur, recommandé[1529]. Зажигалка — моя правая рука, и не только моя — всего дома.
_____
Спасибо за чудный день. Ваша belle-soeur[1530] очаровательна: именно belle и sœur[1531]. (Красота + один ум дает страшную сушь, а сердце всё разряжает — и разоружает.) Целую Вас обеих. Если О<льга> Н<иколаевна> решит идти 17-го на Керенского (будет отвечать на все вопросы) — прошу тотчас же известить: достану билет. Очень ей советую, это — 20-летние итоги и история. Только — сразу ответ: билеты нарасхват._____
Пока же целую обеих. МЦ.Мур сердечно приветствует детей и взрослых: сейчас он у зеркала яростно начёсывается, мечтая довести голову до зеркальной поверхности: хорошо, что еще не догадался, что есть — arachide![1532]
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 53. СС-7. С. 494. Печ. по СС-7.
19-36. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 65. Rue J<ean->B<aptiste> Potin 11-го марта 1936 г.Милый Вадим Викторович, Во-первых — спасибо: попала — одобрила — и надеюсь еще попасть (17-го). (Вообще — присылайте мне билеты на вечера С<овременных> 3<аписок> — я ведь ваша долголетняя сотрудница, кроме того — другие писатели ведь получают!) Во-вторых: очень благодарна буду Вам, если пришлете мне на прочтение (не задержу) книгу Керенского[1533], — я ее никогда не читала, и она мне нужна для проверки других источников. (Все факты его доклада знала, как Вы и думали, но так как знала из других источников — <что> есть некая объективная правда. Это мне было важно, но в книге конечно подробнее.) (Но чудак он — великий. Когда я на перерыве подошла (я когда-то сотрудничала в Днях, и мы вообще встречались)[1534] — он очень обрадовался и сразу: — Пишите, пишите нам![1535] Только не стихи. И не прозу. Я: — Так что же? — Общественное! — Тогда Вы — пишите поэмы! (Он засмеялся, я тоже.)
_____
Третье. Оставьте мне, если можете, в следующих С<овременных> 3<аписках> лист на прозу — хочу написать о только что умершем в Петербурге поэте Михаиле Кузмине[1536] — свою единственную встречу с ним в Петербурге, в войну. Больше листа не будет, но и меньше — нет: он, дом, где мы встретились, эпоха, его стихи (чтение вслух) — хочу дать островок. Очень благодарна буду, если отзоветесь — что́ Вы об этом думаете. И не забудьте книгу К<ерен>ского. Сердечный привет и еще раз благодарность, — билет. МЦ.Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 95–96. Печ. по тексту первой публикации.
20-36. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 12 марта 1936 г., четвергДорогие, — Ein Einfall[1537] — Хочу быть у вас в субботу 14-го — одна — (у Мура examens trimestriels[1538]) — поездом, выходящим в 10 ч<асов>утра, чтобы уехать в 4 ч<аса> 30. — С рукописью «Лазарет Ея Величества»[1539], которую бы мне хотелось прочесть вам обеим — это ведь последний день Ольги Николаевны? (Отъездный — не в счет.) И мы бы серьезно сговорились о моей бельгийской поездке — назначили бы хотя бы приблизительный срок, сговорились бы о визе, чтобы это потом не помешало «исполнению желания» (как на картах). Вообще — хорошо провели бы вместе полдня. Меня это осенило как раз в ту минуту, когда садилась писать благодарность за зажигалку — и не только. Только большая просьба: встретьте, если можете, я без Мура — запутаюсь, О́Н — мой Orientierungssinn[1540]: глаза — и здравый смысл. Да! у меня для О<льги> Н<иколаевны> — приятная весть: совершенно неожиданная — и даже немножко чудесная. Но хочу — устно. Есть и две грустные, но уже не личные.
_____
Целую обеих. — До субботы! МЦ.Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 54 СС-7. С. 494–495. Печ. по СС-7.
21-36. Б.Г. Унбегауну
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin <Март 1936 г.>Дорогой Борис Генрихович, Не хотите ли в следующее воскресенье — в Зоологический сад, мне почему-то кажется, что с Вами в Зоологическом должно быть — чудно. Если будет хорошая погода, конечно, потому что — какая грусть: мокрые львы! (И мокрые — мы. А СУХИЕ моржи тоже грусть…) Словом, давно собираюсь с Муром открыть весенний звериный сезон, но без Вас — как-то грустно: и Вы ведь — тоже любитель… Итак, буду ждать ответа. По-моему — если ехать — непременно пораньше с утра (можем с Муром за Вами (вами) зайти в любой ранний час — без опоздания. Еду́ можно взять с собой — чтобы im Grünen и im Thierischen (сверху слово: Viehischen)…[1541] Утром, — народу мало, и поэтому зверей — много. Если и Е<лена> И<вановна> соберется — буду бесконечно рада: давайте все вместе обновим приезжего морского льва? (Весит 180,000 тонн, ест сразу 40 кило рыбы) МЦ.
<Приписка на полях:> Если да — пиши́те точно: час, берем ли завтрак, степень приемлемой дурной погоды и, главное: так же ли Вам хочется в Vincennes[1542], как мне (мне — страстно!) …Как «Урсо́ны» и «Бо-Мино́ны?»[1543]
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 270–271. Печ. по тексту первой публикации.
22-36. Б.Л. Пастернаку
<Март 1936 г.>Борис! Ты был бы собой, если бы на своем Пленуме[1544] провозгласил двадц<атилетнее> <над строкой: юношеское> вещание, сорокалетнее безумие и бессрочное бессмертие Гёльдерлина (о котором Горький, кстати, запрашивал меня в письме, и когда я всё живописала[1545] — оказывается, недоразумение: ошибся немецким именем), итак провозгласил бы имя <вариант: неизвестное имя> Гёльдерлина, а не мазался бы, полемизируя с Безыменским[1546]. Литературная газета (где твоя речь) — о, Господи! «Мы в непогодь, в стужу шли на подъем (хотя бы — напролом!) Мы пляшем и дружим и песни поем — Ласкаем детишек, растим города…», впрочем это уже не Безыменский, а Беспощадный[1547], т. е. та же бездарь, только с другой начинкой, что здесь, на всепарижском смотре поэтов, то же, ибо то же чувствую: встать и уйти. То, что у вас счит<ается> бесстрашием (очевидно, так надо понимать твою речь) — не у «нас» (у нас — нет), не у нас, в Париже, а у нас — в Лирике — Ничего ты не понимаешь, Борис (о лиана, забывшая Африку!) — ты Орфей, пожираемый зверями: пожрут они тебя. Тебя сейчас любят все, п<отому> ч<то> нет Маяковского и Есенина, ты чужое место замещаешь — надо же кого-нибудь любить! — но, любя, уже стараются <над строкой: ломают, обкарнывают по своему образу-подобию> («Откровенный разговор» кстати, без подписи[1548] — откровенностию заборов, где тоже всё сказано и даже нарисовано — только не подписано) по белому месту своего лица. Тебя никакие массы любить не могут, так же как ты — никаких масс любить не можешь п<отому> ч<то> для тебя это либо: самум или урожай вообще стихийное бедствие или благодеяние — либо 160 миллионов одиноких голов: разновидностей — но душ, что тоже массы не дает. И, по чести: чем масса — судья? (твоим стихам и тебе). На 40 учеников в классе сколько — любящих стихи? Ты — да я? (Процент по моему великодушию) <над строкой: а на самом деле — на 400, 4.000, 40.000 — один>. Так почему же эти четырежды сорок миллионов нелюбящих тебе — судья? Ты скажешь, целая страна и есть единица. Согласна. Но единолично явленная, через единицы, т. е. через тех же тебя и меня. Я тебе судья — и никто другой. Откуда взял свои слова Montaigne, нет — тот безымянный, на кого Montaigne ссылается: Il me suffit de pas un[1549]. Судья тв<оим> стих<ам>, Борис — твоя совесть, неуют от не того слова: слога, судья тебе — твой локоть, твой висок, твоя тетр<адь>. Зачем ты объявл<яешь>, что будешь писать по-другому. Это твое дело — с утробой[1550]. Кому до этого дело? («Я рождала всё черных, а теперь решила породить рыжего». Или у вас это уже практикуется?) Знаю, что т<ебе> — трудно. Но Новалису в банке тоже было трудно. И Гёльдерлину — в дядьках (няньках). И Гёте — в Веймаре (настаиваю) С<ергей> Я<ковлевич> говорит: — Там, по крайней мере, им (Пастернаком) живут, здесь бы его просто замолчали. Господи, mais c’est le rêve![1551] Т.е. — не мешали бы ему хотя бы… надеждами! Милый Борис, если бы мне дали тысячу франков в месяц за расп<иску> ни одной строки при жизни больше не напечатать — … Но, милый Борис, если бы мне всю родину с ее Алтаем, Уралом, Кавказом и Б<орисом> П<астернаком> — как на ладони подали — за согласие никогда больше не увид<еть> своих черновиков — еще всю Канаду и всю…. прибавь — нет. Мур мне говорит: — Мама <над строкой: как странно>, Вы в маленьком — совсем не эгоист: всё отдаете, всех жалеете, но зато — в боль-шо-ом — Вы страшный эгоист, и совсем даже не христианин. Я даже не знаю, какая у Вас религия. — Не христианин, Мур, а фараон, всё забираю в гробницу! — дабы через тысяч<елетия> проросло зерно. Я знаю, что я своими делами больше права, чем вы с вашими словами. Постарайся дожить до девяноста лет, чтобы это застать. П<отому> ч<то> слова о стихах не помогают, нужны — стихи.
Впервые — Души начинают видеть. С. 562-564. Печ. по тексту первой публикации.
Письму в тетради предшествует запись: «NB! Если я думаю так, а не иначе, как же с меня можно требовать, чтобы я говорила (жила, писала) иначе, а не так? Написать Старовера» (Там же. С. 705).
23-36. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 19-го марта 1936 г.Дорогая Анна Антоновна, Последние мои сильные впечатления — два доклада Керенского о гибели Царской Семьи (всех было — три, на первый не попала)[1552]. И вот: руку на сердце положа́, скажу: невинен. По существу — невинен. Это не эгоист, а эгоцентрик, всегда живущий своим данным. Та́к, смешной случай. На перерыве первого доклада подхожу к нему (мы лет 7-8 назад часто встречались в «Днях», и иногда и в дома́х[1553]) с одним чисто фактическим вопросом (я гибель Царской Семьи хорошо знаю, и К<ерен>ского на себе, себя — на нем (NB! наши знания) проверяла) — кто был при них комиссаром между Панкратовым и Яковлевым. — Никого. Был полковник Кобылинский[1554]. — Но он же не был комиссаром. — Нет. Комиссара три месяца не было никакого. (И вдруг, от всей души): — Пишите, пишите нам!! (Изумленно гляжу. Он, не замечая изумления, категорически): — Только не стихи. И не прозу. Я: — Так — что́ же?? — Общественное. Я: — Тогда Вы пишите — поэмы! Он — слепой (слепой и физически, читает на два вершка от книги, но очков носить не хочет[1555]). Увидел меня: ассоциация: — пишет, а писать — значит — общественное (…«нам» в его возгласе означало — в новый, его, журнал[1556] — не знаю, как называется). О докладе, в двух словах: хотел спасти, в Царском Селе было опасно, понадеялся на тишину Тобольска[1557]. О царе — хорошо скатал: «Он совсем не был… простым обыкновенным человеком, как это принято думать. Я бы сказал, что это был человек — либо сверхъестественный, либо подъестественный…» (Говорил это по поводу его невозмутимости). Открыла одну вещь: К<ерен>ский Царем был очарован — как все хоть раз с ним говорившие, и Царь был К<ерен>ским — очарован, ему — поверил — как вся Россия. Царицы К<ерен>ский не допо́нял: тогда — совсем не понял: сразу оттолкнулся (как почти все!), теперь пытается, но д<о> с<их> п<ор> претыкается о ее гордость — чисто — династическую, к<отор>ую, как либерал, понимает с трудом. Мой вывод: за 20 лет — вырос, помягча́л, стал человеком. Доклад — хороший: сердце — хорошее. Публика на втором (последнем) докладе ставила вопросы и возражала. Был вопрос: — Почему Вы из России бежали и правда ли что в женском платье? — но он на него (было за́-полночь — и зал закрывали) не успел ответить. Отвечает — блистательно и с обезоруживающей правдивостью. Этот человек — куда лучше всех «гениальных», «великих», «незабвенных» тамошних — вместе. Это — человек. (Спаси нас Бог от правящих «Гениев»! Последний — Наполеон).
Второе: смерть поэта Кузмина, Михаила Кузмина — петербургского, царскосельского, последнего близкого друга Ахматовой[1558]. Я его встретила раз — в первых числах, а м<ожет> б<ыть> и 1-го января 1916 г<ода> — последнего года старой России. В Петербурге. В полную вьюгу. В огромной (домашней) зале. Сейчас — пишу: его — и себя тогда. Он был на 20 с чем-то лет меня старше: такой — тогда, как я — теперь. Доклад К<ерен>ского о Семье и мое о Кузмине — вот и тогдашняя Россия. Руднев обещал взять в Современные <3аписки>[1559].
_____
Дома — всё то же. Открываю в углу темного коридора пять тазов с непрогорелым углем вперемежку с бумагами и очистками. (NB! Купила отдельную протрясалку, механически протрясающую золу — остается уголь). Говорю Але (NB! дело ее рук, т. е. недели две сваливала всё в кучу, давшую пять глубоких тазов) — Ответ: «Вытрясать не буду». (Отец слышит и молчит). Стою у окна и час протрясаю, — мой утренний письменный час. Она — невидимым крючком поднимает петли на тончайших — тоже невидимых! — шелковых чулках, к<отор>ые упорно покупает, хотя прорываются в первый день. Это называется — стахановка[1560]. Вообще — издевательство. (А Мур всё свободное время читает газеты, к<оторы>ми наш дом наводнен. — Тоже мало радости). Спасаюсь — в одиночество тетради._____
Спешу отправить, целую, благодарю, помню всегда. МЦ.Пишите. P.S. Конечно, ни на какое смирение (в России) неспособна. Наоборот!!! Есть — что́ — сказать!
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 136–137 (с купюрами). СС-6. С. 434–435. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 248-250.
24-36. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 29-го марта 1936 г.Дорогая Анна Антоновна, Живу под тучей — отъезда. Еще ничего реального, но мне — для чувств — реального не надо. Чувствую, что моя жизнь переламывается пополам и что это ее — последний конец. Завтра или через год — я всё равно уже не здесь («на время не сто́ит труда…»[1561]) и всё равно уже не живу. Страх за рукописи — что́-то с ними будет? половину — нельзя везти! а какая забота (любовь) — безумная жалость к последним друзьям: книгам — тоже половину нельзя везти! — и какие оставить?? — и какие взять??[1562] — уже сейчас тоска по здешней воле; призрачному состоянию чужестранца, которое я так любила (stranger hear[1563])… состоянию СНА <подчеркнуто дважды> или шапки-невидимки… Уже сейчас тоска по последним друзьям: Вам, Лебедевым, Андреевой (всё это мне дала Прага, Париж не дал никого: что́ дал (Гронского) — взял… Уже сейчас ужас от веселого самодовольного советского недетского Мура — с полным ртом программных общих мест — уже и сейчас нелады из-за С<ергея> Я<ковлевича>, Али, газет <подчеркнуто дважды>, но здесь за меня — все-таки — школа, здесь — уважают мать… Мне говорят: а здесь — что́? (дальше). — Ни-че-го. Особенно для такого страстного и своеобразного мальчика — иностранца. Знаю, что отчуждение все равно — будет, и что здешняя юношеская пошлость отвратительнее тамошней базаровщины, — вопрос только во времени: там он уйдет сразу, здесь — оттяжка… (Hé дал мне Бог дара слепости!)
_____
Та́к, тяжело дыша, живу (не-живу). То, встав утром радостная: заспав! — сразу кидаюсь к рукописи Царской Семьи (поэма, дописанная до половины и брошенная 5 лет назад, ныне — возобновленная), то — сразу вспомнив — à quoi bon?[1564] все равно не допишу, а — допишу — все равно брошу: в лучшем случае похороню за́живо в каком-нибудь архиве: никогда не смогу перечесть! (не то, что: прочесть или — напечатать)… С<ергея> Я<ковлевича> держать здесь дольше не могу — да и не держу — без меня не едет, чего-то выжидает (моего «прозрения») не понимая, что я — такой умру. Я бы на его месте: либо — либо. Летом — еду. Едете? И я бы, конечно, сказала — да, ибо — не расставаться же. Кроме того, одна я здесь с Муром пропаду. Но он этого на себя не берет, ждет чтобы я добровольно — сожгла корабли (по нему: распустила все паруса). Всё думаю, что сделала бы на моем месте Сельма Лагерлёф или Сигрид Унсет, которая (которые) для меня — образец женского мужества. — Помните, в сказке, Иван-Царевич на раздорожье: влево поедешь — коня загубишь, вправо поедешь — сам пропадешь. Мур там будет счастлив. Но <подчеркнуто трижды> — сохранит ли душу живу (всю!) Вот франц<узский> писатель Мальро[1565] вернулся — в восторге. М<арк> Л<ьвович> ему: — А — свобода творчества? Тот: — О! Сейчас не время… Сколько в мире несправедливостей и преступлений совершалось во имя этого сейчас: ЧАСА — СЕГО! — Еще одно: в Москве жить я не могу: она — американская. (Точный отчет сестры). С<ергей> Я<ковлевич> предлагает — Тифлис. (Рай). — А Вы? — А я — где скажут: я давно перед страной в долгу. Значит — и жить не вместе, ибо я в Москву не хочу: жуть! (Детство — юность — Революция — три разные Москвы: точно живьем в сон, сны — и ничто не похоже! всё — неузнаваемо!)_____
Вот — моя ли́чная погудка… О лете — не знаю ничего. Туда, на Юг — не хочется: не было места, где работать (я там почти ничего не сделала) — очень трудные бытовые условия — и не будет моих друзей Унбегаунов: они, счастливцы, едут в Чехию в командировку (ждите подарков!) Но С<ергей> Я<ковлевич> страстно хочет — именно на Юг. Всегда́ так._____
Больше всего бы мне хотелось — к Вам в Чехию — навсегда. Нашлись бы спутники, обошла бы пешком всю Чехию, увидела бы за́мки, старые городки… А — лес!!! А — Вы!!! Дружба — с Вами! (Меня ни один человек по-настоящему не любит.) Мне бы хотелось берлогу — до конца дней. В следующий раз опишу свой инцидент с Керенским[1566]. Пока же целую и тороплюсь опустить. Пишите! МЦ.Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 137–139 (с купюрами). СС-6. С. 436–437. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 250–253.
25-36. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 3-го апреля 1936 г.Милый Вадим Викторович, Когда Вам нужна рукопись о Кузмине? Я сейчас так вовлеклась в свою большую поэму[1567], что без срочной — или по́лу-срочной — необходимости не выберусь. (Мне ведь ее нужно переписывать.) Кроме того, мне необходимо ее — до напечатания — в целях заработка прочесть. Когда — номер? Если нужны и стихи — известите.
_____
В книге К<ерен>ского — ничего нового, но мне нравится общий (человеческий) тон, а кроме того — она мне вроде сводки. Большое Вам за нее спасибо: обернула — и скоро верну. Итак, жду весточки и сердечно приветствую. МЦ. М<ожет> б<ыть> увидимся на Лифаре?[1568]<Приписка на полях:> PS. Если обнаружите меня на Лифаре (ложа № 2) окликните, пожалуйста, а то ведь я — слепая.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 96–97. Печ. по тексту первой публикации.
26-36. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 12-го апреля 1936 г., первый день ПасхиХристос Воскресе, милый Вадим Викторович, Что же Вы меня обманули? Или — забыли? В пятницу я ждала Вас. По условленному, с 4 ч<асов> и даже до 7 ч<асов>, и был даже пробный кулич. И Мур ждал, т. е. на каждый стук выбегал.
Надеюсь, что Вы здоровы, и неприход — случайный.
Только что закончила свое о Бальмонте[1569] — для вечера «Поэту — писатели» (хорошее — название!) — минут на 15 чтения. Вчера стояли с Муром в нашей трубецкой Кламарской церкви[1570], верней — перед нею — и вспоминали, как лет пять подряд стояли та́к — с Бальмонтом. И вдруг сгорел — заполыхал и прополыхал — большой одинокий рыжий фонарь в черном кусту. — Жду весточки. МЦ. Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 97. Печ. по тексту первой публикации.
27-36. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 12-го апреля 1936 г., первый день Пасхи.Христос Воскресе, дорогая Ариадна! Жду весточки. Надеюсь, что переезд совершён[1571] и завершён и вообще очень по Вас соскучилась. Вчера получила милейшее — сердечное и деловое (а это — редкость!) письмо от О<льги> Н<иколаевны>[1572]. Думаю, что мой вечер в Брюсселе состоится в конце мая. Ваши книги — целы и здоровы. От души обнимаю Вас и детей. (Я наверное очень не понравилась Вашему мужу, — да оно и понятно: я тогда так неожиданно ворвалась.) Пишу по старому адр<есу>, ибо нового не знаю. Мур дружески жмет руку девочкам. Он их — любит. МЦ.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 55. СС-7. С. 459. Печ. no СС-7.
28-36. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 22-го апреля 1936 г., средаМилый Вадим Викторович, Кузмина — и страничка о Гронском — и стихи[1573] — всё принесу на Бальмонта, ибо раньше, все равно, не до-перепишу. То, о Гронском, вышло моим невольным ответом на Газданова[1574], но без противупоставления его правды — моей: ибо 1) он говорит о прозе — я о поэзии (а это — разное) 2) он говорит о немощных, я показываю — мощь: человека — смогшего. Давшего. Я говорю о самой сути лирической поэзии: ее — от всего — свободы, ее — по существу — одиночности — и одинокости. Словом — прочтете. А о прозе — я, боюсь, — ничего сказать не смогу, ибо моя проза — та же лирика, либо — мысль, а обе эти вещи с местом не связаны. Кроме того, всегда защищая слабых — в жизни (слабые в жизни обыкновенно бывают сильные в духе) — обиженных, униженных, оскорбленных и побежденных — я никогда не защищаю слабых в творчестве, т. е. духовную слабость. — Вам дана полная свобода писать всё. Почему же вы не пишете? — Потому что нам не́ о чем! — Значит, вы — нищие. Я этого не говорю, п<отому> ч<то> говорить такое — <больно>, я этого не пишу — лежачего не бьют! — но защищать этого духовно-лежачего — я не могу, — п<отому> ч<то> его не понимаю. Я, сама, в своей трудной и даже невыносимой жизни — завалена богатством тем: всё — тема! что́ — не тема?! И Гронский был такой — избыточный[1575]. Трагичен случай, когда человек, задыхающийся от избытка, приставлен к станку или припаян к шоферскому рулю, — но такого среди молодых писателей — нет: большинство даже не шоферы и время у них на кафе есть, а духовного (и творческого) избытка — нет. Им не помочь. И в России они будут писать так же безлично, — только общественное, от чего — не легче. Всего этого — в отзыве о Гронском — не пишу. Показываю обратное — мощь. Очень прошу Вас (и заклинаю — не потерять дорогой! — единственный экземп<ляр>, а все черновики сожгла жена — ушедшая к другому: потому и открыл под Новый — 1934 — Год — газовый кран![1576]). Стало быть, очень прошу Вас принести на Бальмонта — Обедню[1577]. Только Вы меня на Бальмонте сами окликните: я — слепая. Если же на Бальмонте — не будете, буду у Вас в субботу, в 11 ч<асов> утра (6, Rue Daviel[1578]) — с рукописями и за рукописью.
Очень интересно — как Вам понравилась или не-понравилась «Обедня» У меня другая его рукопись есть — «Записки безработного»[1579] (была, в переводе, напечатана в Esprit, — на русском — нигде.) Итак — до пятницы, 24-го. Сердечный привет МЦ.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 98–99. Печ. по тексту первой публикации.
29-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 22-го апреля 1936 г., средаХристос Воскресе, дорогие! — Позднее — но от всей души. Не было дня, чтобы я о вас обоих не думала — «— НО — Словом: утром — писала и готовила, после обеда стерегла спящего Мура (а спал он — запоем: отсыпался за весь задачник!) — а там — чай, и обычное малодушие: застанем ли? — и законная одумка: не помешаем ли? — « — "завтра с утра напишу"», а — завтра с утра — опять рукопись, даже две: Кузмин и Бальмонт[1580], и опять — рынок, и опять — Мур спит, а я штопаю (все наши семейные залежи!) — и дрожу, ибо мы ни разу за холода́ не топили — потому что весна. Всё это усугублялось тем, что не было ни малейшей бытовой помощи: Аля из-за своего союзного вечера уходила с утра[1581], та́к что — всё на мне. За всё время только раз вырвалась к моему дорогому Сергею Михайловичу (Волконскому) — в лечебницу[1582]. Это были все мои «гости». Так прошли каникулы. Сейчас гоню переписку рукописей: 24-го должна сдать Рудневу целых две и прочесть третью. (Да, мне поручили, верней — разрешили написать в Совр<еменных> Зап<исках> о книге Гронского. При встрече расскажуразное интересное современно-записочное.) Когда — встретимся? Умоляю (NB! Елену Ивановну) придти на Бальмонта[1583], если разрешит нога — или рука — то, куда вспрыскивают, ибо вспрыскиванья эти — лютые, и от разу к разу будет хуже: болезненней: в конце концов от лечебницы поползете.) Нынче на Ладинском быть не могу, п<отому> ч<то> напригласился Икар[1584], а оставлять его перед глухой дверью — жалко: он всегда приезжает на последние.
_____
Таня чудно написала. Мо́лодец! И молодцы вы — что не боитесь «слишком раннего развития». Дай ей Бог всегда писать так чисто и твердо. Обнимаю обоих и очень надеюсь на скорую встречу. МЦ.<Приписка на полях:> Б<ориса> Г<енриховича> на Б<альмон>та не зову 1) из-за ноги 2) из-за скромности. (Нога — его, скромность — моя. Кроме того, у вас — Таня, а у него вечернее писанье. А Вас, Е<лена> И<вановна>, очень зову — хотя у Вас тоже нога — и Таня.)
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 271–274. Печ. по тексту первой публикации.
30-36. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 30-го апреля 1936 г., средаДорогая Ариадна, Страшно счастлива, что Вы нашлись. (Вы всегда теряетесь!) На Бальмонте[1585] встретила Гартмана[1586], очень про Вас расспрашивал и говорил, что мечтает нас совместно пригласить, но больна — жена (ее — не было).
_____
Нынче наконец подала прошение о бельг<ийской> визе[1587]. Было очень сложно, п<отому> ч<го> во-первых — пропало (т. е. переехало) консульство, во-вторых — множество непредвиденных вопросов: полная анкета непредвиденностей! Был и комический эпизод, к<отор>ый расскажу при встрече._____
В Брюссель собираюсь (тьфу, тьфу!) 20-го мая — на десять дней. Больше всего мечтаю о его садах — и о лесе. И — безумно — о Брюгге, если удастся попасть. Еду с неизменным Муром, к<оторо>го дома не с кем оставить, ибо: мой дом — это я. (Вам ли — не знать???)_____
Очень надеюсь повидаться еще до отъезда. Чем больна Вера?[1588] Грипп?_____
Бальмонтовский вечер прошел — лучше нельзя. Полный зал, и слушали всей душой. Читали: Шмелёв[1589], я[1590], — ПЕРЕРЫВ — Б<орис> Зайцев[1591] — Поляков-Литовцев[1592] — Тэффи[1593]. Ремизова не было — болен. Сколько набрали — не знаю. Повод: 50-летие литер<атурной> деятельности, а по существу — на лечебницу. М<ожет> б<ыть> прочту свою вещь о нем в Брюсселе. Жена[1594] сказала, что Бальмонт у меня ЖИВОЙ и что я сказала всё то, что хотела бы и не решилась бы сказать — она. Для меня это — высшее из признаний, ибо она на Бальмонта положила — жизнь._____
Итак, буду ждать Вашего зова, пока же от души обнимаю Вас и детей. Привет Вашей маме и брату[1595], когда увидите. Мур тоже очень рад, что Вы (вы все) нашлись. МЦ.Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 55–56. СС-7. С. 495-496. Печ. по СС-7.
31-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 2-го мая 1936 г., субботаДорогие, Увы! — завтра мы с Муром на целый день приглашены в другой загород, а С<ергей> Я<ковлевич>, к<отор>ый было мысленно к вам направился, пожелал воочию убедиться — упомянут ли и он, и себя на бумаге не увидев — отступил. Хотя я его и убеждала, что конечно и его звали.
Итак до другого раза.
Сердечный привет и сожаления МЦ.
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 274. Печ. по тексту первой публикации.
32-36. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 6-го мая 1936 г., среда.Дорогая Ариадна, Итак, жду Вас в пятницу, начиная от 4 ч<асов>. Если Вы действительно отчаялись потребить весь салат самостоятельно — привезите, пожалуйста! мы за чтением о нем совсем забыли и я потом раскаивалась (où le remords ne va-t-il pas se nicher![1596]). Верну Вам Большого Meauln'а[1597] — замечательного. Обнимаю Вас и жду. МЦ.
От станции Mairie d’Issy — мимо кафе, где стоят автомобили, всё вверх до небольшой площадки с небольшими деревцами. Перейдя ее влево наискось — попадаете по правую руку на Rue Baudin, пройдя ее, идете вправо по Av<enue> de Clamart и на той ее стороне, очень скоро, наш угловой дом (руина) — второй этаж — стучите.
<Приписка на полях:> И сирени!!! —
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 57. СС-7. С. 496–497. Печ. по СС-7.
33-36. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 6-го мая 1936 г., средаМилый Вадим Викторович, Получила письмо и корректуру. О Есенине, в Нездешнем вечере, я сознательно не распространяюсь, ибо мне не́чего сказать о нем хорошего: я его знала годы (1916 г. — 1922 г.) и все годы подряд дивилась малости этой личности, мелкости ее. Поэтому ни словом не отозвалась на его смерть: не смогла, ибо кроме: «как жаль! такой молодой! и такой даровитый поэт!»[1598] — ничего бы не смогла сказать, а это — меньше, чем ничто — для человека, знавшего — годы. Ряд же живых его высказываний[1599] — о людях: о друзьях (Блоке, Леониде К<аннегисере>, Айседоре Дункан) — я просто унесу с собой в гроб, чтобы не унизить понятия поэта.
_____
Отзыв о Гронском. Во-первых — я говорю о поэте и, раздвигая это слово: о лирической сущности, Газданов же и другие молодые прозаики — бытописцы. (Конечно, могла бы прибавить, что и быт не ограничивается бытом своего отечества (не забудьте, что речь больше об отечестве, чем о родине: многие из молодежи родины просто не помнят, а молодой Савинков[1600] кажется и родился́ в Париже — между тем его книга неотличима от книг советских молодых поэтов, просто — написана там.) Итак, и бытописец не обречен на исключительный быт своего отечества. Ремизов[1601] — самый русский из писателей! — отлично дал немецкий и бретонский быт — и дал его по-русски. Но я нарочно не трогала бытописателей, чтобы не оказаться заодно с заинтересованными наладчиками, ибо для меня это — вопросы творческие, человеческие, а отнюдь не политические. Убеждена, что Газданов себя задетым не почувствует, а Эйснер[1602], напр<имер>, — почувствует — очень, ибо я говорю о поэтах, и ей-богу не знаю, что́ мне можно возразить. …Могу, конечно, приписку или вставку: де вполне одобряю мужество и скромность Гайданова[1603], но — боюсь — не будет ли хуже? Ибо, по слову обо мне — 19 лет назад — Бальмонта:КОЛИ СКАЖЕШЬ — БУДЕТ ЛИШКУ,
КОЛЬ СПОЕШЬ — ТАК СЛИШКОМ ЗВОНКО,
ТЫ ПОХОЖА НА МАЛЬЧИШКУ,
ХОТЬ ПРЕЛЕСТНА — КАК ДЕВЧОНКА![1604]
_____
До свидания, корректуру вышлю завтра — не позже. Да! У меня только I ч<асть> Записок безработного[1608], не знаю — дописал ли он их, могу осведомиться, тогда — вещь большая. Та часть. к<отора>я у меня — очень мрачная и сильная. Зря не взяли Обедню[1609], в ней же никакого богоборчества, только одиночество и страдание. Назначьте мне, пожалуйста, день и час — только наверные! — когда я смогу получить аванс (просила бы — весь гонорар) — только не позже 15-го, если можно <абзац отчеркнут сбоку карандашом>. Всего доброго МЦ.Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 100–102. Печ. по тексту первой публикации.
34-36. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 15 го мая 1936 г., среда.>[1610]Дорогая Ариадна, Увы — страшно жаль — но завтра 77-летний день рождения моего дорогого Сергея Михайловича Волконского, который вот уже полтора месяца лежит в лечебнице с переломом бедра. Дай Бог — чтобы когда-нибудь встал![1611]
_____
Я должна ехать 20-го, а визы все еще нет. Написала вчера и нынче Ольге Николаевне[1612] с просьбой нажать оттуда, ибо с моей стороны — всё сделано. Увидимся уже после моей Бельгии, ибо сейчас должна буду приводить в окончательный вид 1) рукописи 2) нас с Муром — хотя бы и приблизительно. Целую и жалею. Муру даже не сказала о приглашении — чтобы не огорчать[1613]. МЦ.Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 57–58. СС-7. С. 497. Печ. по СС-7.
35-36. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 17-го мая 1936 г., воскресеньеМилый Вадим Викторович, Вот стихи. Порядок напечатания — таков[1614]:
РОДИНА ДОМ ОТЦАМ
Это необходимо.
_____
Очень буду просить Вас о корректуре стихов — и Гронского. Вернусь я не позже 1-го июня. Мой брюссельский адрес[1615]:M<ada>me Wolters Pour M<ada>me Zvetaieff 47, B<oulevar>d-S<ain>t Michel Bruxelles Belgique
Корректуру — если спешно — смело шлите туда, ибо неизменно приходит на другой день, и я тотчас же верну, на этот раз — не забыв (забыла я тогда только из-за этой самой поездки, а там стол у меня будет — чистый). Вчера Аля ездила за́-город и привезла ведро ландышей: я ничего подобного в жизни не видела и — не обоняла: мы должны пахнуть до самой Porte de Versailles[1616].
_____
Итак, буду ждать корректуры — там, или уже здесь — Вам виднее. Как Вам понравился Степанов?[1617] Узна́ю про рукопись и напишу. Сердечный привет и пожелание хорошего отдыха. МЦ. Не потеряйте адреса. Он годен с 21-го.Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 102–103. Печ. по тексту первой публикации.
36-36. З.А. Шаховской
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 18-го мая 1936 г., понедельникМилая Зинаида Шаховская, очень рада буду встрече в «Журналь де Поэт»[1618] — поблагодарите Вивье[1619], — но визы нынче, 18-го, у меня еще нет. Всё же надеюсь не позже пятницы быть в Брюсселе и выехав ранним поездом к поэтам поспею. Виза может быть и завтра, тогда поеду в среду, 20-го. Очень глупо — сидеть и ждать и знать, что ничего не попишешь, — закон, а он, если захочет, меня вдребезги. До свиданья, сердечное спасибо за память. МЦ.
Впервые — Новый журнал. 1967 (2). С. 136. СС-7. С. 558–559. Печ. по СС-7.
37 36. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 28-го мая 1936 г., четвергДорогая Ариадна, — с радостью. Множество впечатлений и рассказов, очень по Вас соскучилась и давно бы Вам написала, но в Брюсселе всё время была спешка, п<отому> ч<то> одна неделя — на всё. Итак — до воскресенья, нашим поездом. Обнимаю Вас, привет детям. МЦ.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 58. СС-7. С. 497. Печ. по СС-7.
38-36. З.А. Шаховской
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 28-го мая 1936 г., четвергДорогая Зинаида Алексеевна, Дошло ли кольцо и как пришлось?[1620] Ждала с ним до последней минуты — хотелось с пальца на палец. Мои «Лэтр»[1621] через неделю — 10 дней попросите у О<льги> Н<иколаевны> Вольтерс, а если их еще нет, попросите, чтобы она напомнила вернуть. (Они у господина, которого зовут Люсьен[1622], дальше не знаю.) И потом непременно напишите впечатление. Сердечный привет от нас с Муром. МЦ.
Впервые — Новый журнал. 1967 (2). С. 136. СС-7. С. 559. Печ. по СС-7.
39-36. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 1-го июня 1936 г., понедельникДорогая Ариадна, Большая просьба: я у Вас вчера забыла свою рыжую тетрадь, из к<отор>ой читала (школьную, на первой стр<анице> Lettre à l’Amazone[1623], — на столике), а, как раз, вернувшись, застала письмо Шаховской, где просит поскорее выслать рукопись, чтобы показать Journal des Poètes[1624]. Поэтому очень прошу Вас по возможности тотчас же выслать тетрадку (recommandé, ибо у меня есть только первый черновик и многое найдено — в процессе переписки). Буду Вам очень благодарна (Фрейд говорит, что забывающий вещь у другого забывает ее для того, чтобы не совсем уйти. В такой забывчивости — прежде всего — доверие.)[1625]
Хотите к нам в субботу? Если можно — к 4 ч<асам>, чтобы побольше успеть прочесть и проштудировать Вашего[1626], — возьмите любой отрывок: дело в принципе. Если не опоздаете, пойдем с тетрадью в ближний парк или на вал.
От О<льги> Н<иколаевны> нет ничего, Шаховская написала сразу, очень мечтает о моей франц<узской> книжке, но торопит с рукописью, поэтому еще раз прошу Вас, дорогая Ариадна, — высылайте сразу, не ждя до субботы, п<отому> ч<то> день-два должны уйти на окончательные поправки. Целую Вас и жду в субботу, к 4 ч<асам>. МЦ.
P.S. Пришлите мне, пожалуйста, адрес и точное начертание фамилии Люсьэна[1627]: (de Neck? Denek? или — третье?) Хочу запросить его о судьбе моей другой рукописи, оставленной у него, — я как кукушка, разбросавшая птенцов — и рассказать о Вас, о нашей совместной о нем дружественной беседе — ему приятно будет. Он — тоже птенец (как и мои рукописи!)
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 58 59. СС-7. С. 497 498. Печ. по СС-7.
40-36. <Люсьену де Неку>[1628]
<3 июня 1936 г.>[1629]«Милостивый Государь, я мыслю о Вас, но для письменных мыслей требуется время. И чем они стихийнее, тем больше его надо, ибо записать мысль — значит уловить ту первую, первичную, стихийную, мгновенную форму, в которой она появилась изначально. Как и вся работа жизни с нами (NB! Говорят: „работать над чем-то“. Я работаю над рукописью. Но нельзя сказать: работа жизни над нами. Тогда надо с нами?) состоит в том, чтобы возвратить нам первую и единственно истинную форму нашего облика и ощущений. Совсем маленькие дети — совсем старые старики. Всё, что между и называют „жизнь“, — только черновик, бумага с тьмой помарок, только затмение. Я не только мыслю о Вас, я действую. Так как Вы первый, кто увидел настоящее во мне в моей французской транскрипции[1630], я посылаю Вам — Вам одному — несколько листков, продолжающих те письма, которые Вы имели глубину счесть глубокими. „Послесловие к Послесловию“[1631]. Сначала я их писала для себя, потом для Вас. Вы будете их единственный читатель и даже автор, поскольку без Вас я бы их не написала. Это наименьшее, на что я способна. У моей благодарности всегда один и единственный жест: дать другому узнать меня еще глубже. Возможно, было бы тактичнее и даже более по-моему, не предупреждать Вас, но жизнь медленна, и есть вещи, которые должно если не делать, то по меньшей мере постичь вовремя. Спасибо за всё. P.S. Только что посмотрела в „Лярусс“[1632] слово „Послесловие“ (Postface) и вот, что я прочла: postface — существительное женского рода (от латинского post — после и fari — говорить); извещение, помещаемое в конце книги. NB! Странное извещение! Если это извещение, не находите ли Вы, что оно делается слишком поздно? Смотрю слово „извещение“ (avertissement) и читаю: Сообщение, информация, род предисловия. Итак, получается: предисловие, помещаемое в конце книги — нонсенс»
Впервые — Клюкин Ю.П. Иноязычные произведения Марины Цветаевой. — Филологические науки. М., 1986. № 4. С. 70. СС-7. С. 564 565. Печ. по СС-7 (пер. Ю.П. Клюкина). Настоящее письмо (вернее его набросок), написанное Цветаевой по французски, без конкретного обращения, было приведено С. Витале на последних страницах рукописи первой редакции «Письма к Амазонке» во вступительной статье к кн.: Marina Cvetaeva. Lettera al l'Amazzone. Milan, Guanda, 1981, C. 17–18.
41-36. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 5-го июня 1936 г., пятницаСердечно радуюсь завтрашней встрече, — только не передумайте. Большая просьба: привезите нам завтра салату и вообще зелени — какой можете: мы все зеленое́ды и даже — жо́ры, словом: jegliches Grün ist willkommen[1633]. — Получила письмо от О<льги> Н<иколаевны> — и деловое, и, если хотите, личное (пишет о своей тоске) — и все-таки прохладное. Эта женщина заперта (сама от себя) на семь, а м<ожет> б<ыть> семижды семь — замко́в. Уж если я не развязала ей уст… и чувств и — неожиданное заключение: …развяжет только тот, в к<оторо>го влюбится — если влюбится.
_____
Маршрут: от terminus Maine d’Issy — наверх мимо кафе со стоянкой автомобилей — и всё наверх до небольшой площадки с деревцами (молодыми), ее перейти наискосок влево и первая улица направо: Baudin, пройти Baudin насквозь и оказаться на Av<enue> de Clamart, по которой немножко пройти направо, и наша улица первая налево (NB! нужно перейти), с нашим же домом (руиной) на углу и на нем дощечкой с названием улицы. Возьмите листок и идите по нему, никого не спрашивая, ибо есть другая дорога — и она — час._____
Захватите любую из рукописей, ведь дело в принципе[1634]. Всё дело у Вас в заострении эпитета и избежании общих, напрашивающихся образов и оборотов. Но это можно показать только на примере. Кроме того — не думая об этом пишет большинство пишущих французов, это, увы, в самом языке, так что я «требую» с Вас — не как с француза.Словом, очень радуюсь и жду. Скромно напоминаю про салат. Детям сердечный привет. МЦ.
<Приписка на полях:> Огромное спасибо за пересылку Amazone[1635]. Спешно переписываю.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 59–60. СС-7. С. 498–499. Печ. по СС-7.
42-36. 3.А. Шаховской
Vanves (Seine) 65. Rue J<ean->B<aptiste> Potin 5-го июня 1936 г., пятницаМилая Зинаида Алексеевна, — а вот Вам другая пара[1636], и, верьте мне на слово: они страшно похожи — по благородству и сиротству — на Бальмонта с Еленой[1637]: на Елену с Бальмонтом («О, Елена! Елена! Елена! — Ты красивая пена морей»[1638]. — 35 лет назад сказано, а живо в нем — и посейчас). О рукописи, хотя она на машинке, — дайте ее прочесть, по собственному прочтению, кому нужно из «Журналь де Поэт». Мне очень хочется издать ее отдельной книжкой, но так как на книжку — мало, у меня есть еще другая однородная, физически ме́ньшая. Та и эта дали бы томик, вроде «Проз д’Анфан»[1639]. Ту вышлю (а вот Вам еще другая пара)[1640] Вам, когда Ваша редакция отчитает «Лэтр» и как-то выскажется… Словом, буду ждать Вашего ответа. И личного отзыва — независимо от возможностей издания о «Лэтр» как Вам «пришлось»? На 50-летнем юбилее Ходаеевича видела весь Монпарнас[1641], — и милее, живее всего — женщины: очевидно, по живучести в них души. Подарила Ходасевичу хорошую тетрадку «для последних стихов» — может быть — запишет, т. е. сызнова начнет писать, а то годы, — ничего[1642], а — жаль. Один из пишущих, узнав, что я из Брюсселя, сказал: «А Шаховская там в роли Рекамье?»[1643] Я: — «Не заметила. Она просто очень любит литературу — и очень серьезно работает». Тогда тот — перестал. До свидания! Жду весточки. Вашим поэтам — привет. МЦ. Привет Петру в овраге[1644].
_____
Можно Вас попросить передать при случае прилагаемую открытку Ольге Влад<имировне> Орловой?[1645] Cпасибо заранее! МЦ[1646].Впервые — Новый журнал. 1967 (2). С. 136-137. СС-7. С. 559–560. Печ. по СС-7.
43-36. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 7-го июня 1936 г., воскресеньеДорогая Анна Антоновна, Из Бельгии я Вам писала коротко[1647], — там у меня не было письменного стола: только круглый, качкий, о нелепость! соломенный — заранее обескураживающий, кроме того я всё время была на́-людях и в делах. И чужой дом — особенно такая крепость быта, как на той открытке, всегда для меня — труден. Я Вам тогда писала до моих чтений, — они прошли очень хорошо — и французское, и русское. Читала — для бельгийцев — «Mon Père et son Musée»[1648]: как босоногий сын владимирского священника (не города Владимира, а деревни Та́лицы) голыми руками поставил посреди Москвы мраморный музей — стоять имеющий пока Москва стоит[1649]. Для русских читала: Слово о Бальмонте[1650] и, второе, Нездешний вечер[1651] — памяти поэта М<ихаила> Кузмина: свою единственную с ним встречу в январе 1916 г<ода>. На заработок с обоих вечеров имела счастье одеть Мура, и еще немножко осталось на лето. Вечера были в том самом доме, к<отор>ый Вы видели на открытке, — частные, организованные моей недавней бельгийской приятельницей[1652] (русской, вышедшей замуж в бельгийский дом, тот самый). Но — я мечтала о дружбе с ней, за этим и с этим ехала — а дружбы не вышло: она поглощена домом и своей женской тоской по любви и от надвигающихся неженских лет (ей сейчас 32 года, но она живет вперед) — и для меня в ее душе не оказалось места. Поэтому, несмотря на всю успешность поездки, вернулась с чувством неудачи: с пустыми руками души. Мне все еще нужно, чтобы меня любили: давали мне любить себя: во мне нуждались — как в хлебе. (И скромно — и безумно по требовательности.) Ездила с Муром, и только там обнаружила, насколько он невоспитан (11 лет!). Встречает утром в коридоре старушку-бабушку — не здоровается, за обед благодарит — точно лает, стакан (бокал, каких у нас в доме нет) берет за голову, и т. д. Дикарь. Я к этому, внутри себя, отношусь с улыбкой: знаю, что всё придет (от ума!) другие же (молча) меня жалеют и… удивляются: на фоне моей безукоризненной, непогрешимой воспитанности, вдруг — медведь и даже ведмедь! Не понимая, что воспитанность во мне не от моего сословия, а — от поэта во мне: сердца во мне. Ибо я получила столько воспитаний, что должна была выйти… ну, просто — морским чудищем! А главное — росла без матери, т. е. расшибалась обо все углы. (Угловатость (всех росших без матери) во мне осталась. Но — скорей внутренняя. — И сиротство.) К сожалению, нигде кроме Брюсселя не была: мои хозяева и их дети все время болели, да и времени было мало: на седьмой день выехала. Да и не умею «бывать», я хочу жить и быть, пребывать. В Брюсселе я высмотрела себе окошко (в зарослях сирени и бузины, над оврагом, на старую церковь) — где была бы счастлива. Одна, без людей, без друзей, одна с новой бузиной. Сто́ило оно, т. е. полагающаяся к нему комната, 100 бельг<ийских> франков, т. е. 50 французских… с услугами и утренним завтраком. Таковы там цены. Но не могу уехать от С<ергея> Я<ковлевича>, к<отор>ый связан с Парижем. В этом — всё. Нынче, 5/18 мая, исполнилось 25 лет с нашей первой встречи — в Коктебеле, у Макса, я только что приехала, он сидел на скамеечке перед морем: всем Черным морем! — и ему было 17 лет. Оборот назад — вот закон моей жизни. Как я, при этом, могу быть коммунистом. И — достаточно их без меня. (Скоро весь мир будет! Мы — последние могикане.)
_____
Жду весточки, дорогая Анна Антоновна! Как лето? Мое — неизвестно, из-за того же С<ергея> Я<ковлевича>. Хотелось бы, чтобы и ему перепало, а заедем далёко — он не выберется. Мечтаю об Эльзасе: говорят, что тот же Шварцвальд[1653], на к<отор>ый всю жизнь оборачиваюсь, как на рай. — Может быть. — А о чем — Вы? (мечтаете). Как — и это важнее всего — Ваши все здоровы? С кем встречаетесь (для души)? Обнимаю Вас и жажду видеть Вашу руку на конверте. МЦ.Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 139-141 (с купюрами). СС-6. С. 437-439. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой. 2008. С. 253 255.
44-36. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 7-го июня 1936 г., воскресеньеДорогая Ариадна, У меня все дни этой недели заняты: то от 4 ч<асов>, то от 7 ч<асов>, т. е. не предвидится ни одного большого спокойного отреза времени — следующее воскресенье включая. Итак, с понедельника, 15-го — когда хотите, только назначайте сразу, а то — не знаю, что́ сталось с моей жизнью — сплошные приглашения и наглашения, хочу, чтобы нам никто не помешал ни с рукописью ни вообще.
_____
Написала письмецо Люсьену. Приятно писать незнакомому: все возможности. О<льге> Н<иколаевне> (дательный падеж) тоже написала, — м<ожет> б<ыть> резко. Не зная, от чего тоска, что́ болит — помочь не могу. И еще о неправедности служения одному дому. (При встрече — расскажу подробнее.)_____
Милая Ариадна, Вы совершенно правы: события не в нашей власти[1654], и лучше всего — запастись стоицизмом. Это иногда — вернее керосина и муки. Честное слово. Да чего бояться — нам, пережившим русскую революцию? Здесь такого быть не может: всё будет легче. …Бестактность взрослых, и даже пожилых, не понимающих, что их опасения для детей — ужасы. Оберегайте.Целую Вас и жду весточки, а саму Вас — с понедельника, 15-го. Любящая Вас МЦ.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 61. СС-7. С. 499. Печ. по СС-7.
45-36. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin <Июнь 1936 г.>Милый Вадим Викторович, Вернулась и я, очень довольная Бельгией (и жизнью, и видами, и людьми) и даже с тоской по ней. Но сначала о корректуре: Опечаток нет, но 1) в стихотворении ДОМ прошу печатать строки подряд, без промежутков, т. е. не четверо- и двустишиями, а сплошь, — так выходит маленькая поэма. И — зрительно приятнее: единство. Это я в корректуре и отметила и надписала. Другие два с вилками, т. е. как отмечено Вами. 2) Вместо Из стихов «Отцам» я поставила просто — Отцам. Так получается цикл: Родина — Дом — Отцам. 3) — и в главных: При перечтении Гронского я увидела некую небольшую смысловую неясность и уточнила, но пришлось вырезать и вклеить, ибо был ряд маленьких вставок и замен, к<отор>ые могли бы сбить наборщика с толку. (Стало — не длинней, но — куда ясней! И мне очень нравится формула: ПОДНОЖНЫМ КОРМОМ ВРЕМЕНИ И МЕСТА[1655])
_____
Сейчас перевожу два лучших и труднейших стихотворения Пушкина[1656] — для юбилейного бельгийского сборника 1937 г., а именно: песню из Пира во время Чумы <приписка на полях, вставленная в текст:> (Когда могущая зима — Как бодрый вождь ведет сама — и т. д.) — и Пророка. Счастлива, что дали их — мне. И дорабатываю свои отдельные стихи. О лете не знаю ничего._____
Мур одет — и это большое достижение._____
Скоро пришлю Вам (с возвратом) статью Бема[1657] о сборнике Якорь, там есть лестное (NB! всё льстит моему сердцу и ничто — моему самолюбию) обо мне, т. е. о Соврем<енных> Записках. Редакции будет приятно. Но самое интересное — на обороте[1658]. До свидания. Кончаю с листком МЦ.<Приписка на полях:> А П<авел> П<авлович> Гронский — совсем плох: убила — смерть сына!
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 103–104. Печ. по тексту первой публикации.
46-36. A.3. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 13-го июня 1936 г., субботаДорогая Ариадна, Жду Вас, с большой радостью, во вторник, ибо понедельник у меня уже взяли — молодые муж и жена, оба пишущие[1659], — так что нам с ва́ми не удалось бы как следует ни побеседовать, ни почитать своё. Итак, во вторник, к 4 ч<асам>, — дай Бог хорошую погоду, тогда пойдем в соседний парк, где даже есть павлин (один!) — а то та́к посидим[1660]. Приезжайте надолго, с обедом, постараюсь Вас хорошо угостить. Но ни за что уже не отменяйте. О четверге сговоримся устно. Целую Вас и жду, захватите маршрут. МЦ. Прочту Вам свои переводы песни из Пира во время Чумы и Пророка[1661] — для бельгийского сборника 1937 г.
P.S. А листок оказался начатым с другой стороны — простите![1662] Но нет времени переписывать, п<отому> ч<то> сейчас Аля едет в город и опустит.
_____
И еще буду жаловаться на Люсьена. — Уже? — Да.[1663]_____
Словом — жду всячески.Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 62. СС-7. С. 500. Печ. по СС-7.
47-36. З.А. Шаховской
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 22-го июня 1936 г., понедельник, жара.Милая Зинаида Алексеевна, Оба перевода давно готовы, сейчас они на рассмотрении у Поля Буайе[1664], — моя мечта, чтобы он дал мне весь Пир во время Чумы, — что значит «дал»? А то, чтобы потом — взял, ибо переводить себе в тетрадку — окончательный люкс… и глупость. Переводы хороши[1665], и таковыми останутся, если даже Поль Буайе не одобрит. Нет ли еще чего-нибудь — для того же сборника, или для «Журналь де Поэт», м<ожет> б<ыть> они захотят (по прочтении Песни и Пророка) чего-нибудь пушкинского — в моей транскрипции? Отзывайтесь скорее — тогда сразу вышлю — мне всегда в фактическом осуществлении сделанного нужен стимул. Кроме того, я скоро уезжаю — и оттуда (пока что неизвестно откуда, все ближайшие дни буду смотреть по окрестностям) труднее будет: деревня, почты нет, почтальон потеряет и т. д. Запросите О<льгу> Н<иколаевну> о моей рукописи. Дело в том, что я тому господину, который так хорошо меня слушал, которому я потом «на перемене» рассказала моего «Мо́лодца» и которому, в конце (очень быстрых) концов, дала свои «Лэтр», он — не пишущий, но чудно читающий, дело в том, что я этому господину (его зовут Люсьен, это приятель О<льги> Н<иколаевны>) написала — и он мне (как столько господинов и так мало господ! в моей жизни) не ответил[1666] — и я больше писать не могу. Почти всегда писала первая и НИКОГДА — вторично. Хорошо бы эти «Лэтр» — выручить, ибо человек, который может не ответить на письмо, может и потерять рукопись, — кроме того, мне очень хочется, чтобы Вы и Ваше окружение их прочли. Я мечтаю, если они понравятся, набрать денег и напечатать их, с еще одной небольшой вещью как раз выйдет томик, в Вашем издательстве, а то всё это на мне лежит. Но той вещи не могу Вам послать раньше Вашего и общего отзыва на «Лэтр», ибо — если они не подойдут, то и она не подойдет: вся я не подошла. Бывает. Спасибо за стихотворную открыточку: чувство — близко, и вид (по-иному) — тоже. О<льга> Н<иколаевна> не пишет, но на ней бремя дома. На мне тоже — и может быть пущее — ибо всё — моими руками! Я — целые дни стираю и штопаю — но это во мне немецкая механика долга, а душа — свободна и ни о чем этом не знает: еще не пришила ни одной пуговицы! Обнимаю Вас и жду отзыва. МЦ. Как только напишете, перепишу и вышлю обоих Пушкиных.
Впервые — Новый журнал. 1967 (2). С. 137–138. СС-7. С. 560. Печ. по СС-7.
48-36. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 23-20 июня 1936 г., вторникДорогая Ариадна, У меня есть для Вас — для нас с вами — один план, не знаю подойдет ли Вам. Дело в том, что мне безумно — как редко что хотелось на свете — хочется того китайского кольца — лягуша́чьего — Вашего — бессмысленно и непреложно лежащего на лакированном столике. Я всё надеялась (это — между нами, я с Вами совершенно откровенна, — в этом вся ценность наших отношений, но ОТКРОВЕННОСТЬ требует СОКРОВЕННОСТИ) — итак, я всё надеялась, что О<льга> Н<иколаевна>, под императивом моего восторга мне ею в конце концов подарит — я бы — подарила и всю жизнь дарила — вещи и книги, когда видела, что они человеку нужнее, своее — чем мне — но она ничего не почувствовала, т. е. — полной его законности и даже предначертанности на моей руке (у меня руки не красивые, да и кольцо не «красивое», а — mieux или pire[1667], — да и не для красоты рук ношу, а ради красоты — их и для радости своей) — но она ничего не почувствовала, п<отому> ч<то> она — другая, и к вещам относится не «безумно», а — трезво — итак, возвращаясь к лягушке (в деревне их зовут ЛЯГВА). Если бы Вы мне каким-нибудь способом добыли то кольцо (ибо Вы бы мне его — подарили — мы одной породы), я бы взамен дала Вам — теперь слушайте внимательно и видьте мысленно: большое, в два ряда, ожерелье из темно-голубого, даже синего лаписа, состоящее из ряда овальных медальонов, соединенных лаписовыми бусами. Сейчас посчитала: медальонов — семь, в середине — самый большой (ложащийся под шейную ямку), потом — параллельно — и постепенно — меньшие,
но оба, против рисунка, немножко меньше, ибо я очерчивала, черточки указывают настоящий размер.[1668]
Вещь массивная, прохладная, старинная и — редкостной красоты: настолько редкостной, что я ее за десять лет Парижа надела (на один из своих вечеров) — один раз: ибо: — овал требует овала, а у меня лицо скорей круглое, даже когда я очень худею такая явная синева требует синих или хотя бы серых глаз, а у меня — зеленые, а иногда и желтые такая близость к лицу (первый ряд почти подходит под горло, второй лежит на верху груди) невольно требует красоты, а ее у меня — нету Но вещь, даже на мне, была настолько хороша, что — все сразу поняли мои стихи, потому что их не слушали, а только на меня — смотрели (на нее!) И старый кн<язь> С<ергей> Волконский — виды видывавший! все виды красоты — — Это одна из самых прекрасных вещей, которые я видел за жизнь. — C’est quelque chose[1669]
_____
Вам эта вещь — предначертана. Она настолько же — Ваша, Вы — как то кольцо — мое и я. У Вас лицо — с портрета, и даже — портрета, и вещь — с портрета. Вы — абсолютно похожи. И мы бы только поменялись — своим, вернее — вернули бы вещи на их настоящие места. Продать мою красоту я бы никогда не смогла, лучше бы зарыла в землю — для будущих. Подарить Але? Но Аля с вещами (да и не только с вещами!) обращается так небрежно, — я ей когда-то, в числе многого другого, подарила дивные крупные серебряные бусы — каждая бусина другая — на цепочке, порвала цепочку, половину бус постепенно растеряла, — ничего. Сначала я ей говорила: собери, нанижи. — Да, да. — И так продадакала пять лет подряд. Колец моих тоже не носит, — бессмысленно. Я люблю дарить в верные руки._____
Но теперь главное: Как выцарапать кольцо (которое им не нужно, — вещь среди других). Если бы Вы, не упоминая о ме́не ни звуком, просто бы сказали (написали) О<льге> Н<иколаевне>, что я в то кольцо влюбилась и что Вам страшно хочется мне его подарить — она бы — дала? Или — выпросите у брата? Раз — его́. И предложите ему что-нибудь взамен — на выкуп. (Но что́ он любит? и у него — всё есть.)_____
Как было бы чудно! У Вас — ожерелье, у меня — кольцо. Ожерелье — сейчас держу в руке — холодное как лед, по холоду узнают настоящестъ камня. (Символ!) А я бы Ваше кольцо — никогда бы не снимала. (Оно — перстень) — Словом, думайте. И отвечайте поскорее, ибо я в страсти нетерпения, а м<ожет> <быть> и в нетерпении (нетерпеже́!) — страсти._____
Прочла Curé de campagne[1670]. Мрачная книга: все умирают или погибают. Hé на чем отвести душу. И вся эта — кровь. Я с самого начала почувствовала рак — а Вы? Это verunglückte[1671] бордо + кровохарканье, всё одного буро-винного-кровавого цвета. И низкое небо. И вода под ногами. Мрачнее не читала. Бедные — все!_____
Надеюсь немножко отойти на Petits Enfants Bleus[1672] (как ожерелье, нет, то — синее!)_____
А я, должно быть, скоро уеду. У Мура 28-го школьное празднество, а накануне я, кажется, поеду смотреть комнату в какой-то лесной и речной местности — час от Парижа[1673].Кто знает — если устроюсь — м<ожет> б<ыть> ко мне соберетесь — на целый вольный синий беззаботный речной лесной блаженный бессрочный день? Целую Вас и жду ответа. МЦ.
<Приписка на полях:> P.S. От Люсьена — ни звука, и звука не будет: все сроки прошли! Отослано 3-го июня (а ныне 23-ье)[1674]. Хорошо бы выяснить — дошло ли? Ради него — хорошо. (Я — привыкла).
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 63–67. СС-7. С. 500–502. Печ. по СС-7.
49-36. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 28-го июня 1936 г., воскресеньеДорогая Ариадна! Кольцо я видела только одно: с цветной (мне показалось — зеленой) лягушкой, значит — не Ваше. Сплошного серебряного с лягушкой я не видела — ни на руках ни на столах — а вдруг его уже нет?? (Подарили, потеряли, и т. д.) У нас с кольцами в семье — роман: моя мать, шестнадцати лет от роду, проезжая на пароходе по месту гибели Людовика Баварского и явственно услышав подводную музыку (все завтракали в каюте, она была одна на палубе, и музыка была для нее) бросила ему, т е. в воду, свое первое, обожаемым и обожающим отцом подаренное, кольцо[1675]. Моя сестра Ася, тех же шестнадцати лет, в ответ на какое-то слово ее 18-летнего мужа (он погиб двадцати одного[1676]), слово, разверзшее бездну непонимания глубже того озера, при мне сбросила с пальца — далеко́ в зеленую херсонскую степь — из окна курьерского поезда — свое первое кольцо — его подарок[1677]. А я — всю жизнь — дарила[1678], надевала на все руки, это был мой рожденный жест, при встрече расскажу — и покажу — и перечислю[1679]. И все — теряли:кто дарил невесте, а один даже распилил на́ два (и не получилось ничего). А мне, кажется, никто не дарил. Нет, одна женщина — Таня — муж которой меня любил[1680] (и мне не подарил, подарила — она). Возвращаясь к лягушке: если то́, с не — голубой, Ва́ше, — такое же: мужское, простое, тяжелое, не objet de luxe, а — de nécessité, и даже — de peine[1681], — еще страстнее хочу его — если оно только живо, ибо я его не видела, и — спрашивала Мура — на руке у Вашего Бориса[1682] его нет — «только такое желтое обыкновенное — женатое» (Мур). Чудно, что не надо будет тревожить О<льгу> Н<иколаевну> и испытывать ее, ко мне, чувства. Но как Вы объясните брату?? А вдруг он меня — возненавидит? Гостила неделю — да еще кольца лишила! А вдруг — внезапно ожаднев (смеюсь) не отдаст? Станет носить, не снимая? Влюбится? Бросив жену и детей — уедет в Китай? Никогда не вернется? Станет мудрецом с вислыми усами? Китайским святым? И всё буду виновата — я.
_____
О четверге. В четверг я неминуемо должна быть в 9 ч<асов> веч<ера> на Convention у дружественной (он — немец) пары[1683], я свято обещала и переменить нельзя, п<отому> ч<то> это последняя встреча до разъездов. Значит, пришлось бы от Вас уехать никак не позже 6 ч<асов>, а м<ожет> б<ыть> и в 5 ½ ч<асов>, ибо мне дома нужно еще накормить и уложить Мура, переодеться в гостевое, и т. д., — и вообще поспеть. Значит, милая Ариадна, предупредите детей, что мы не как всегда, до вечера, а я предупрежу Мура — чтобы не было огорчений. Итак, с поездом 11 ч<асов> 30 мин<ут> — в четверг._____
А Ваш лапис буду носить по ночам, из-за его красоты, и вообще приятно — чтобы никто не видел! Угревать его своими снами — и сном — так он будет совсем мой, ибо во сне я — на полной свободе: le moi du moi[1684]. Теперь до свидания. Пишу в 7 ч<асов> утра — Мур еще спит — о других говорить нечего, ибо если Мур спит — весь дом спит. Привезу Вам еще один перевод: «Для берегов отчизны дальной», у меня вообще мечта перевести все мои любимые стихотворения Пушкина, — все самые любимые. Обнимаю Вас и радуюсь встрече. МЦ.Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 67–69. СС-7. С. 503–504. Печ. по СС-7.
50-36. A.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin <29-го или 30-го июня 1936 г.>[1685]Дорогая Ариадна, Судьба решительно против нашего последнего (на днях уезжаю) свидания, но будем — против судьбы, и всё же увидимся в четверг, только на еще — короче, ибо мне необходимо быть в городе в 5 ч<асов> по отъездным делам, т. е. выехать от Вас не позже 4 ч<асов>. А то — совсем не увидимся, п<отому> ч<то> мне нужно убрать весь дом, уложиться — и т. д. Но верю, что Вы ко мне выберетесь — хотя билет и дорог (21 фр<анк> aller et retour[1686], за Фонтенбло, на двух реках). Итак — до четверга, хотя и нако́ротко. Целую Вас, сердечный привет детям от нас обоих. МЦ.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 69–70. СС-7. С. 504. Печ. no СС-7.
51-36. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin <4 июля 1936 г.>[1687]Милый Вадим Викторович, Сердечно жалею, что книгу доставить не могу[1688], только что вернулась из города и получила pneu (6 ч<асов> веч<ера>), а завтра утром уезжаю на 3 месяца с Муром в деревню — и сейчас последняя уборка и укладка. Простите. Книгу поручу Але Вам отвезти завтра — или еще кому-нибудь — книга будет доставлена не позже понедельника, — это всё, что я могу сделать.
<На обороте открытки:> Мой адр<ес> 18, Rue de la Tannerie, chez M<ada>me V<eu>ve Thierry[1689] Moret-sur-Loing[1690] (S<eine> et M<arne>)
Сердечный привет и простите МЦ.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 105. Печ. по тексту первой публикации.
52-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
<4 июля 1936 г.>[1691]С благодарностью и сердечным приветом и надеждой на скорую встречу (только с непременным предупреждением!) В Moret-sur-Loing 18, Rue de la Tannerie chez M<adam>e V<eu>ve Thierry — мы с Муром — Тогда вышлю и хорошие поезда и точный маршрут[1692], а лучше всего — встретим. Обнимаю обоих. МЦ. Суббота
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 274–275. Печ. по тексту первой публикации.
53-36. А.Э. Берг
Moret-sur-Loing (S. et М.) 18, Rue de la Tannerie, chez M<ada>me V<eu>ve Thierry 8-го июля 1936 г. средаДорогая Ариадна, вчера, в грозу и ливень въехали с Муром в Moret. Выгрузив вещи, зашли в кафе, а когда вышли — все улицы были превращены в глубокие и бурные потоки. Пока Мур изумлялся и негодовал, я быстро и молча разулась и пошла вперед — в воде выше щиколки, держась за край домов, ибо поток — уносил. (То же, конечно, пришлось сделать и Муру — но ка́к он потом ворчал! — «Все из окон на нас смеялись… Думают, что мы всегда ходим босиком»… и т. п. рассуждения горожанина.) Квартира очень уютная и чистая, уличка тихая, за самой церковной стеной (спиной). Окрестности редкостной красоты: две реки — Loing и Сена — близкий лес (есть и сосна), холмы… Мы уже сделали две прогулки и уже нынче ели свои маслёнки. Лавок — залиться: целая улица кооперативов и всяческих Familistér’oв[1693]. Цены — не дороже Ванва. Словом, быт устрое́н, т е. — почти устранён.
За этой церковью я живу[1694], и у меня есть своя химера, и у Мура тоже: живем почти под ними. Церковь начата в 1166 г., т е. 870 лет назад, т е. без 30-ти — 900. — Население приветливое, а вот слово Мура: — «Как странно: отчего это в старых городах столько стариков? Наверное в Париже — их давят». (NB! — машины.) Это же слово, кроме реалистического толкования, я читала не то у Бодлера, не то у Верхарна[1695] — во всяк<ом> случае у кого-то Муром нечитанного.
_____
Пишите о себе. Приехал ли Н<иколай> О<скарович>[1696] — и на сколько? Кончились ли детские экз<амены> — и каковы результаты? (Мне уже кажется, что мы с вами — сто лет не виделись.) А мандат??? Носится ли синее ожерелье и всё так же ли нравится? Отозвалась ли О<льга> Н<иколаевна> на кольцо — и есть ли надежда??!! Словом, пишите все свои новости. И — непременно — когда (приблизительно) ко мне собираетесь? Лучше не в воскр<есенье> (хотя и дешевле) в воскр<есенье> у меня — именно из-за этого — всегда будет народ, и ничего не удается, не считая общеприездной толчеи на берегу. Непременно напишите, когда приблизительно и сможете ли с ночевкой? Погуляли бы по ночному городку — набережным — под химерами и с привидениями. МЦ.Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 70–71. СС-7. С. 504–505. Печ. по СС-7.
54-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Moret-sur-Loing (S. et М.) 18, Rue de la Tannerie chez M<adam>e V<eu>ve Thierry, 8-го июля 1936 г., среда[1697]Дорогие Унбегауны! Этими воротами вы ко мне войдете. Городок и окрестности — чудные. Церковь, начатая в 1166 г., т. е. — без малого 900 лет назад. С химерами. Сам городок напоминает Борм, а у воды — Брюгге[1698]. Две реки: Loing и Сена. Жду вас к себе непременно. В воскресенье — вдвое дешевле и вдвое, а то и вдесятеро, хуже, ибо — не только мои гости, а вообще — парижане. Но, если временно бедны́, то приезжайте в любое из воскресений, только — непременно предупредив. Выписываю вам поезда[1699]:
Почт<овый> адр<ес>:
Moret-sur-Loing,
Ж<елезно->д<орожная> станция Moret-Sablons
G<are> de Lyon
(позже выезжать, если воскресные alles-et-retour[1700] — не сто́ит.) Но вообще — отзовитесь, когда и как собираетесь: воскресным, простым, скоро, спустя? Непременно — а вот ворота на́ реку — непременно захватите аппарат: одни химеры чего сто́ят![1701] Есть неподалёку сосновый бор. Слияние рек — в 20 мин<тах> ходу (как нога Б<ориса> Г<енриховича>?) Сло́вом лучше места не знаю, и от души приглашаю. А каковы вообще ваши летние планы — и возможности? Куда? Жду весточки. Захватите, на всякий случай, и купальные костюмы, хотя пляжа я еще не обнаружила: наша речка — то мелка́, то — запруда, а к Сене я отношусь подозрительно, ибо хотя Мур и убеждает меня, что он отличный пловец… Думаю, однако, что вместе бы разыскали. Ничего не везите из города, у меня примус, а что́ смогу — приготовлю заранее, чтобы обедать на воле. Поэтому и прошу предупредить — когда и каким поездом, тогда — встретим. Воскр<есный> билет alles-et-retour 11 фр<анков>, в будни — вдвое, Итак, жду 1) письма 2) вас. Дошли ли мои 50 фр<анков> (прост<ым> письмом)? МЦ. <Приписка на полях:> У меня есть спинной мешок для еды.
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 275–276. Печ. по тексту первой публикации. Письмо написано на двух открытках с видами городских ворот.
55-36. З.А. Шаховской
Moret-sur-Loing (S. et М.) 18, Rue de la Tannerie, chez M<ada>me V<eu>ve Thierry 9 го июля 1936 г., четвергМилая Зинаида Алексеевна, как видите — я уже на воле, а именно: в чудном старинном городке под Фонтенбло. Быт устроен, т. е. по возможности устранен, а для души — непосредственно над головой — две химеры: Мурина и моя (поделили) — ибо живем непосредственно за церковной спиной. Я сюда приехала, чтобы беспрепятственно работать, т е. переводить Пушкина — лучшие стихи, не взирая — переведены ли уже, или нет, ибо я ни одного перевода не знаю, да и знала бы — не слушала бы. Хотите — чтобы я с этим осенью приехала в Бельгию, т. е. с вечером моих переводов + предисловие. Я серьезно запрашиваю. Давать заочно мои стихи мне бы не хотелось — и вот почему: у меня много вариантов, и Ваши поэты из «Журналь де Поэт» мне м<ожет> б<ыть> помогли бы утвердить лучший (беда, что один другого лучше: один — содержательно ближе, другой французски — или образно — лучше, вообще хорошо бы посоветоваться — устно, по горячему следу первого впечатления). Пока сделаны: Когда могучая зима — Пророк — Для берегов отчизны дальной — К няне — и сейчас идет, именно волнами идет! Свободная стихия (К морю). Но я хочу — целый сборник: всё, что есть лучшего[1702]. Посмотрим, что успею за лето. Как Вы думаете, есть ли надежда приехать с этим в Брюссель, т. е. с рядом стихов и с словом о Пушкине. Т. е. наработаю ли я на поездку (паспорт у меня есть). Что будет с самой книжкой — не знаю: я могу дать бесплатно несколько стихов, я вообще бы с радостью работала бесплатно — если бы государство — или какой-нибудь меценат мне бы оплачивал мое скромное существование, но пока — это мой единственный источник существования, а напечатай я пушкинский сборник в Из<дательст>ве «Журналь де Поэт», не только ничего не дадут, а еще приплачивать нужно, — за много месяцев непрерывного труда… Но обещанное в Ваш сборник — дам. Дальше: всего Пира переводить не буду: там лучшее — обе песни[1703], а остальное — для перевода мало увлекательно, ибо беспрепятственно. Я не люблю стиха без рифмы — и этого размера не люблю: скучаю. Подумайте, пожалуйста, и ответьте — хотя бы предположительно. Получили ли мою франц<узскую> рукопись (NB! машинную). Вот ее бы другую маленькую в из<дательст>ве издать — хотела, так как продать мне ее (при моем характере) навряд ли удастся, — у меня у французов нет имени, а в кредит — ничего не хочу. Я бы хотела, чтобы издательство «Журналь де Поэт» ее до моего приезда прочло и как-нибудь отозвалось. Тогда бы привезла ту другую — тоже письмо (если бы Вы знали — кому и о чем!) и получилась бы небольшая книжка, к<отор>ую бы и предложила из<дательст>ву — на его условиях (кажется 600 бельг<ийских> фр<анков> доплаты?) Ответьте мне, пожалуйста, дорогая Зинаида Алексеевна, по обоим пунктам, если можно не открыткой, п<отому> ч<то> в открытки я как-то не верю, слова на ветер. Я здесь буду до середины сентября, но ответ хотела бы поскорей. Мне бы очень хотелось съездить в Бельгию, у Вас хороший дух, поскольку я могла почувствовать и что я безусловно увидела в факте издания «Проз д’Анфан». Так вот, та моя проза — той же породы, оттого у меня есть надежда. (Неужели тот Люсьен — ее потерял?? Запросите О<льгу> Н<иколаевну> — она мне ни слова больше не пишет. И Люсьен — тоже не ответил.) Итак — до письма! Сердечный привет и пожелания хорошего — всячески — <нрзб.>. Выросла ли собака и как на нее смотрят кондуктора? М<ожет> б<ыть> уже — снизу?? МЦ.
Впервые — Новый журнал. 1967(2). С. 138-140. СС-7. С. 561 562. Печ. по СС.-7.
56-36. А.А. Тесковой
Moret-sur-Loing (S. et М.) 18, Rue de la Tannerie, chez M<ada>me V<eu>ve Thierry > 10-го июля 1936 г., пятница.Дорогая Анна Антоновна, а это — ответ на за́мок. Этими воротами выходили на́ реку, собственно — речку, с чудным названием Loing (loin!)[1704]. Речка — вроде той, где купалась в Тульской губ<ернии>, 15-ти лет, в бывшем имении Тургенева, — там, где Бежин луг. Но — там не было ни души (только пес сидел и стерег), а здесь — сплошь «души»: дачи, удильщики, барки, — ни одного пустынного места. Приехали — мы с Муром — 7-го, сразу устроились и разложились — и расходились: в первый же день — три длинных прогулки: и на́ реку, и на холм, и в лес. Мур — отличный ходок. Moret — средневековый городок под Фонтенбло, улички (кроме главной, торговой) точно вымерли, людей нет, зато множество кошек. И древнейших старух. Мы живем на 2-ом этаже, две отдельных комнаты (потом приедет С<ергей> Я<ковлевич>), выходящих прямо в церковную спину. Живем под химерами[1705]. Наша церковь (эта) основана в 1166 г., т. е. ей 770 лет. (И сколько таких церквей во Франции! Лучшие — не в Париже.) Но внутри хуже, чем снаружи. Чудные колонны переходящие в арки, купола покрыты известкой, не давая дышать старому серому камню, вместо скромных и непреложных ска́мей — легкомысленные суетливые желтые стулья. Церковь люблю пустую — без никого и ничего. Хорошо бы пустую — с органом. Но этого не бывает. Хозяйки тихие: старушка 75 лет — с усами — и дочь, сорока, сорока пяти — в параличе: 7 лет не выходила на улицу. Мы им все покупаем и они за это нам трогательно благодарны. Дом — очень католический, и не без католической лжи: напр<имер> два достоверных портрета Иисуса Христа и Богородицы: один «tel qu’il fut envoyé au Sénat Romain par Publius Lentulus abors gouverneur de Judée»[1706], другой (Богородицын) «peint d’après-nature par S<ain>t Luc, Evangéliste, lors de son séjour à Jérusalem»[1707] — и где Богоматерь 20 лет!!! (а писал — уже Евангелист). Оба — с злыми, надменными, ледяными лицами и одеты в роскошные мантии. — Чудовищно! — А невинные люди — верят. (Носы у них орлиные.)
_____
Перевожу Пушкина[1708] — к годовщине 1937 г<ода>. (На французский, стихами). Перевела: Песню из Пира во время чумы (Хвалу Чуме), «Пророка», «Для берегов отчизны дальной», «К няне» и — сейчас — «К морю» (мои любимые). Хочу за лето наперевести целый сборник — моих любимых. Часть (бесплатно) будет напечатана в бельгийском пушкинском сборнике. Знаю, что та́к не переведет никто. Когда отзоветесь, пришлю образцы.______
У Али ряд приглашений на лето: и в Монте-Карло, и в Бретань, и на озеро, и в деревню. С грустью отмечаю, что меня за 11 лет Франции не пригласил никто. Спасибо за Прокрасться[1709]. Размер — тот, но это всё, о чем я могу судить. Как я понимаю перевод — увидите из моих. (Пришлю непременно, только отзовитесь.) Целую Вас и жду точного адр<еса> и вообще — весточки. Сердечный привет Вашим. МЦ.Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 141–142. СС-6. С. 439–440. Печ. по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 255–257.
Письмо написано на трех открытках с видами города Moret-sur-Loing: Бургундские ворота и мост; дом Совэ, Бургундский мост и церковь; старые деревянные дома XV в., где продаются петушки-леденцы на палочках, изготовленные монахинями из Морэ. (Письма к Анне Тесковой, 2009. С. 300).
57-36. А.Э. Берг
Moret-sur-Loing (S. et М.) 18, Rue de la Tannerie, chez M<ada>me V<eu>ve Thierry 15-го июля 1936 г.Дорогая Ариадна, получила нынче письмо от О<льги> Н<иколаевны> — уже сюда, очевидно адрес мой у нее от Вас, т. е. — Вы мое письмо получили. От О<льги> Н<иколаевны> узнала о наконечном возвращении Вашего мужа[1710], — рада за Вас, авось Ваши бедствия кончились. Оказывается, О<льга> Н<иколаевна> уже писала мне 12 дней тому назад — ничего не получила, хотя тогда была еще в Ванве. Не знаю, что в том письме, в этом — о кольце ни слова. М<ожет> б<ыть> не сочла нужным и даже возможным написать о нем мне, считая (как оно и есть) это ва́шим делом? Очень хотела бы знать, нашлось ли оно у них, и написали ли они что-нибудь Ва́м, — и что́??? (Сплю и вижу его во сне, честное слово!) Живем под дождем, — привыкли. Вчера было событие рынка (раз в неделю). Вчера же — событие 14-го июля[1711]. (Первое для меня, второе — для Мура.) В оба праздника (воскр<есенье> и вчера) приезжали гости. Здесь чудные прогулки, но купанья нет, несмотря на две реки. Отзовитесь — тогда напишу настоящее письмо. Пока же целую — и желаю МЦ.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 72. СС-7. С. 505. Печ. по СС-7.
58-36. А.С. Штайгеру
Moret-sur-Loing (S. et М.) 18, Rue de la Tannerie, chez M<ada>me V<eu>ve Thierry 29-го июля 1936 г.Первое (и единственное) разочарование — как Вы могли называть меня по имени-отчеству — как все (нелюбимые и многоуважающие). Ведь мое имя било из каждой моей строчки, и если я, написав мысленно — зовите меня просто М<ариной> — этого не написала письменно — то только из нежелания явности (грубости), как часто — не забудьте — буду умалчивать — вопиющее. Мне не захотелось своим словом становиться поперек своему имени на Ваших устах, не хотелось становиться между именем и устами, почти что entre la coupe et les lèvres[1712], Я знала, что Вы напишете — М<арина>. Вся Ваша исповедь[1713] — жизнь Романтика. Даже его штампованная биография. Вся Ваша жизнь — история Вашей души, с единственным, в ней Geschehniss’ем[1714]: Вашей душой. Это она создавала и направляла события. Вся Ваша жизнь — ее чистейшее авторство. И что можно в ответ на всё это: всего Вас, с Тетей и с Fr<äu>l<ein> Martha[1715] — и с тем корабельным канатом, режущим жизнь и душу на́двое — и с нищенством — и с тем боевым прадедом — и с той ниццкой голубой рубашкой — и с Вашей белой санаторской (у Вас на руке перстень — по белизне блеска — серебряный — чей? Что — на нем — за ним — в нем?) что можно, в ответ на Geschehniss — Sie, — как не обнять? Всего Вас со всем внутри имеющимся: с Вашим безмерным сердцем — и недостаточными легкими, ибо — предупреждаю: мне в (…«таком как Вы» — Вам будет холодно, …«в Вас» — не поверите) — в НАС всё дорого, вплоть до ущербов, и недостаточные легкие — не меньше избыточного сердца — и если я сказала мать — то потому что это слово самое вмещающее и обнимающее, самое обширное и подробное, и — ничего не изымающее. Слово перед которым все, все другие слова — границы. И хотите Вы или нет, я Вас уже взяла туда внутрь, куда беру всё любимое, не успев рассмотреть, видя уже внутри. Вы — мой захват и улов, как сегодняшний остаток римского виадука с бьющей сквозь него зарею, который окунула внутрь вернее и вечнее, чем река Loing[1716], в которую он вечно глядится. Это мой захват — не иной. (В жизни, я может быть никогда не возьму Вашей руки, которая — вижу — будет от меня на пол-аршина расстояния, вполне достижима, так же достижима, как мундштук, который непрерывно беру в рот. Взять вещь — признать, что она вне тебя, и не «признать», а тем самым жестом — изъять: переместить в разряд внешних вещей. С этой руки-то все расставания и начинаются. Но, зная, что, может быть все-таки возьму — потому, что как же иначе дать? … хотя бы — почувствовать.) — Приеду к Вам показаться. Дитя, мне показываться — не надо. И наперед Вам говорю — каким бы Вы ни были, когда войдете в мою дверь, — я всё равно Вас буду любить, потому что уже люблю, потому что — уже случилось такое чудо — и дело только в степени боли — и чем лучше Вы будете — тем хуже будет — мне. Я — годы — по-мо́ему уже восемь лет — живу в абсолютном равнодушии, т. е. очень любя того и другого и третьего, делая для них всех всё, что могу, потому что надо же, чтобы кто-нибудь делал, но без всякой личной радости — и боли: уезжают в Россию — провожаю, приходят в гости — угощаю. Вы своим письмом пробили мою ледяную коросту, под которой сразу оказалась моя родная живая бездна — куда сразу и с головой провалились — Вы.
_____
…«Об этом пишет André Gide (в том-то и том-то), но у меня это не вычитаете». Мы не только не вычитываем, мы — вчитываем, и нисколько не буду удивлена, если прочтя вдоль и поперек Faux-Monnayeurs и даже Journal de Faux-Monnayeurs[1717] (не читала ни того, ни другого), никогда и нигде не обнаружу Вашего «об этом пишет André Gide»… Я так вдоль и поперек исчитала всего Lenau и никогда не нашла четырех моих любимых его строк[1718]._____
— «Да знаете ли Вы, что такое — я…?» — Нет, но я знаю, кто такое — Я: хватит на обоих, т. е. на всю боль: Вашу от меня, мою от Вас, нас обоих — от нас — варьируйте как хотите, ибо комбинации неисчислимы — хватит._____
…«НО, которого я боюсь больше всего на свете, и ненавижу — и всегда заранее на всех губах вижу —» (— на моих, дружочек. Вы увидите только: — НА́.)Насчет «приходит в пах»: — Вы меня не поняли. Это — им приходит в пах, нам — только в душу, и не приходит — было всегда. Знайте одно: когда душа есть, она — всё: не-души — нет, и никакого отдельного паха нет: это для докторов есть: «ранен в пах», мы — всегда в душу, как тот средневековый голый герцог, в ответ на удивление крестьянина — не холодно ли ему: — Ты же ходишь с открытым лицом, и тебе не холодно. Так я — «весь лицо». Я в очень раннем детстве например никогда не могла понять: — «Мама, у меня тоска или меня тошнит?»… А теперь утверждаю, что всегда — тоска, что тошнит — нет.
_____
— «Ведь требовал я невозможного, понимая, что требую невозможного…» Не забудьте, что мнящаяся нам невозможность вещи — первая примета ее естественности, само собой разумеемости — в мире ином. Ведь все мы удивлены, что нельзя ходить по́ морю: раз море есть — и ноги есть. И когда Христос идет по водам[1719] — мы сразу узнаем — и успокаиваемся. Как сразу, во сне, узнаём упругость (держательскую способность) воздуха. И разве, сейчас, не естественно, — что я Вам пишу — что́ пишу? Разве не чудовищно было бы — мне (будучи мной) на Ваше письмо отозваться — иначе? Разве не то было бы — чудо (гнусное). Всё, что не чудесно — чудовищно, и если мы в этом чудовищном обречены жить — это не значит, что оно — закон, это значит только, что мы — вне нашего закона._____
(Всё о том же, т. е. Вашей «невозможности»)… Мы играем — не с теми. (Те есть). Мы от нетерпения (у души — свои сроки) опережаем настоящего партнера и клонимся к любому, внушая ему быть — любимым. Заметьте, кстати, какие мы не-с теми (с не-теми!) — жалкие: ни на что непохожие, нелепые, уроды какие-то… Когда Вы себе с другим перестаете нравиться (хотите «исправиться» — или развратиться) — уходите от него, потому что он Вам — яд. Будьте только с тем, кто Ваше самоощущение повышает, подтверждает ( — Значит: будь один? — Да, значит — будь один. — Нет, значит — будь со мною) — на выбор, ибо оба ответа — одновре́менны и — предельно мои. — Пишу Вам в свой последний свободный день. Завтра — 30-го — укладка, послезавтра — отъезд: пока что в Ванв, а оттуда — возможно — в тот самый замок[1720], где мы нынче были с Вами — в моем сне. У нас с Вами была своя собака, т. е. особая, отдельная от всех, и всё дело было в ней. Я была озабочена Вашей светящейся белизной среди других загорелых лиц. Ваше лицо сверкало как серебро, и по этому сверканию (я и во сне близорука) я Вас узнавала. Замок этот — в горах — и оттуда мне еще легче будет с Вами дружить. (Замок очень темный, весь в елях, — оттого Ваше лицо так и сверкало. —) Спасибо за тетрадь о прадеде[1721]. Орел был! Я бы за такого прадеда — дорого дала и много из него сделала. Напишите о нем: его. Ведь, честное слово — сто́ит всех синих рубашек мира![1722] Напишите — поэму: ведь Вы умеете писать стихи. Дайте его в ряде видений. Кто был — должен быть всегда, а это — забота поэтов. Вспомните рильковского Корнета[1723], только Р<ильке> — в нем — почувствовал себя ребенком, а Вы в своем — почувствуйте себя мужем. (Это навряд ли Вам будет — в жизни — дано, на Вас неизгладимая женская печать: женских рук над Вашим младенчеством, та же печать, что на Р<ильке> — он никогда не стал мужем, хотя умер пятидесяти лет. Но дал он — и Мазепу[1724] и нашего Riese von Murom (Sass Ilya — der Riese von Murom)[1725] и Авессалома[1726] — и мужа из мужей — Царя Давида[1727], и ско́льких!) Дайте — деда и подарите его — мне._____
Не пишите мне до верного адреса — не хочу пересылок. Т е. пишите — и не отсылайте, извещу — скоро. Дома (в Ванве) постараюсь напасть на след своих Юношеских стихов — только не затеряйте, вторых у меня нет — (стихи 1912 г. — 1916 г., не печатались) и всё сделаю, чтобы достать Вам Стихи к Блоку (одна книжечка должна где-то быть) — я хотела Вам перстень[1728] (серебряный) — но у Вас есть, и двух — нельзя. (Мой перстень — который хотела — и который ношу на левой руке — абсолютно Ваш: весь — Вы, но, повторяю, не надо и нельзя — двух, у Вас тогда будет: «main baguée»…[1729] и каждый из двух потеряет свой смысл. Поверьте, мне очень трудно от этого видения отказаться (своего перстня на Вашей руке), но делаю это — для Вас. Когда Вы мне напишите, что на Ва́шем, я Вам напишу, что на моем-Вашем. Не забудьте!). Карточку тоже пришлю: себя в 1916 г. и себя в 1936 г. (собственно, летом 1935 г. — mais c’est tout comme[1730], a 1916 — 1936 — дата). Ну! — вот. МЦ. <Приписка на полях:> Тетрадь сохраню и верну по первому слову. — Какая скука — рассказы в «Совр<еменных> Зап<исках>» — Ремизова и Сирина[1731]. Кому это нужно? Им — меньше всего, и именно поэтому — никому. Прочтите: Письма оттуда[1732] и непременно напишите, дошли ли. Лучшая вещь в книге.Впервые — Опыты. V. С. 45–50 (с купюрами). Печ. полностью по СС-7. С. 565–568.
59-36. А.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 31-го июля 1936 г.Дорогая Ариадна, Пишу в последнюю moret'скую минуту — обуянная страхом, что вдруг, не предупредив, приедете — а нас — нет! Уезжаем из-за отчаянной сырости: двух рек, самого дома, небес и земли — а главное из-за подозрения, у Мура, ревматизма: болит то одна нога, то другая, иногда — до хромоты. Из Ванва напишу о своей дальнейшей судьбе: возможно, что уеду в горы — было приглашение, но нужно еще проверить, а главное добыть деньги на билеты. Если сразу напишете, застанете меня еще в Ванве (уедем, если (тьфу! тьфу!) не раньше 4-го/5-го). Пока целую вас и детей, простите, что не отозвалась раньше, но необходимость решения дальнейшей (или ближайшей) судьбы — мешала. Пишу на узлах (littéralement)[1733]. Горюю об этом чудном городке, где мне чудно жилось и работалось. Жду скорой весточки, — как здоровье мужа, и где он — и что́ дальше, намечается с вами и, главное — с Вами? Работаете ли? Сердечный привет родителям и брату. Как здоровье отца?[1734] МЦ.
<Приписка на полях:> От О<льги> Н<иколаевны> получила большое приветливое письмо — давно уже.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 73. СС-7. С. 506. Печ. по СС-7.
60-36. А.С. Штайгеру
Vanves (Seine), (55, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 2-го августа 1936 г., воскресенье.Дружочек! Пишу Вам из Ванва, где я до 7-го. Если очень поторопитесь — еще застанете. Но если Вам сейчас не хочется — или не можется — торопиться — ждите моего письма из того замка, куда я Вас с собой увожу 7-го, в 7 ч<асов> утра — как 31-го — с собой — увезла из Moret-sur Loing — как отныне буду увозить с собой — всюду (и, вещь маловероятная) — вплоть до того часа, когда повезу Вас — к Ва́м. Тогда познакомитесь: Sie — Ihrer mit Sie — meinem, Sie — Sie mit Sie — ich[1735], и может быть совпадут — совпадете — как совпадают наложенные друг на друга лица преступников и биографии поэтов. (Вот и объяснение тому штампу, который Вас может быть в том письме смутил. Я иногда думаю, что Вы — я, и не поясняю. Когда Вы будете не я — спрашивайте.) Но Вы, минутами, я — до странности: 1) игра в лодочку: вечно на ней проверяла себя и другого (отродясь!) — кого выброшу — выбросим (и всегда — меня!) Но одного Вы еще не знаете: вопля одной молодой женщины XVIII в. — Je sauverais mon mari et me noyerais avec mon amant![1736] И ничего от нее не осталось, кроме этого вопля. Всё осталось. Вся осталась. Это ведь сто́ит — всех наших стихов?
_____
Дальше: слово Уайльда, которого особенно (воинствующе, оскорбленно) люблю — сейчас из-за немодности, как когда-то сумела любить вопреки моде — еще более оскорбительной. Только оно, в точности — та́к: — Сначала дети родителей любят, потом дети родителей — судят, под конец они им прощают[1737]. Начинаю держать обещания (карточки). Про дружбу с Вами не говорю никому. МЦ.Впервые — Опыты. V. С. 50–51. СС-7. С. 569. Печ. по СС-7.
61-36. В.В. Рудневу
Vanves (Seine), 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 5-го авг<уста> 1936 г.Милый Вадим Викторович, Простите за долгое молчание. Всё получила[1738]: письмо, журнал и оттиски. Я временно в Ванве, потом мы с Муром м<ожет> б<ыть> опять уедем, но, пока, адрес — ванвский. В Moret оказалось очень сыро, у Мура стали болеть колени, и я испугалась ревматизма. Непременно напишу Вам подробно о журнале — вот только немножко справлюсь с домом. Письма оттуда — замечательные: в них говорит — эпоха. Но та «Аня»[1739] — вовсе не Ахматова (под измененными именами узнала, приблизительно, всех). Есть там и обо мне (и сестре)[1740]. Писавшая их — большой друг Гершензона[1741] и некоторых еще ныне здравствующих писателей. Сердечный привет! МЦ.
P.S. Совершенно пуст рассказ Сирина[1742]. Но обо всем подробно — в другой раз.
Впервые — Надеюсь сговоримся легко. С. 105-106. Печ. по тексту первой публикации.
62-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d’Arcines 8-го августа 1936 г.Вот, дружочек, поистине сыновний поступок: сложная операция — туберкулезная опухоль — на днях режут — может зарежут… Если это сознательно, т. е. — чтобы сделать мне больно, т. е. — чтобы я больше Вас любила — дружочек, мне всё равно уже больно, и не забудьте, что я всегда всё обскакиваю.
…тот поезд, на который — все
Опаздывают:[1743]
_____
Как только сможете писать — напишите: что́ у Вас, в точности, с легкими — и в легких? Я туберкулез — знаю, это моя родная болезнь[1744]. И что́ это была за опухоль? Где? Словом, всю историю болезни. И о само́й операции напишите. Чем усыпляли? И что́ Вы, последнее, ощутили? Подумали? И — как проснулись? С чем? Всё, всё._____
Это — тоже не письмо. Письмо — впереди, и — большое. Но не могу писать Вам, пока не знаю — что́ с Вами (беседовать с Вашей душой, пока не знаю — что́ с Вашим телом — которым Вы вольны пренебрегать, я — нет: потому, что оно — не моё.) Между Вашей страной и моею — всего только 25 верст. Пришлите мне вид Вашего Heiligen Schwendi, а я — потом — свои. У меня есть для Вас две маленьких радости, верных, но это всё — потом. Кончаю, потому что иначе начну беседовать с Вашей душою. Жду вести, по возможности — скорой, если сами не можете — попросите написать своих — всего несколько слов: жив, здоров, благополучно. Обнимаю Вас и непрерывно о Вас думаю. МЦ.Спасибо за Р<ильке>. И я Вам о нем расскажу У меня чувство, что нам с вами надо прожить целую жизнь — назад и вперед. (О прожить и жизнь напишу отдельно, я нынче с этим проснулась.)
Впервые — Опыты. V. С. 51 52. СС-7. С. 569–570. Печ. по СС-7.
63-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d’Arcine 9-го августа 1936 г.[1745]Нынче начинается звездный дождь и, может быть, кончается мир. С нетерпением жду вести о благополучном исходе[1746]. Большего на открытках писать не полагается. МЦ.
<Приписка карандашом:> Ждите подарков.
Адрес: Monsieur А. de Steiger, Belpstrasse, 53, Bern, Suisse.
И опять звезда ныряет
В легкой зяби невских волн,
И опять любовь <вве>ряет
Ей таинственный свой челн.
И меж зыбь<ю> и волною
Он скользит как бы во сне
И два призрака с собою
Вверх уносит по волне…[1747]
Впервые — Марина Цветаева и Франция. 2002. С. 99 (публ. Л. Шура). Печ. по тексту первой публикации. Почтовая карточка стандартного размера (10,5 х 14,5 см), на обороте — вид Прачечного моста у Летнего сада и Летнего дворца Петра I в Ленинграде. Открытка издана в Ленинграде, вероятно, в конце 1920-х гг. На таких почтовых карточках Цветаева несколько раз писала Штейгеру.
64-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d ’Arcine 12-го августа 1936 г., средаПервый ответ на вид Вашего письма: удар в сердце — и ком в горле и пока я письмо (аккуратно) вскрывала — ком рос, а когда дело дошло до вида букв — глаза уже были застланы, а когда я, приказав им — или себе — подождать — прочла и дочла — я уже ничего не видела — и всё плыло. И я сама плыву сейчас, вместе с глазами и буквами. (Описываю, как с Марса — или даже — Сатурна — но это со мной — та́к редко, та́к никогда.) Мой родной, ведь это тоже была — операция, вскрытие письма было вскрытие нутра, и я так же честна и точна в своем описании, как Вы — в своем — и я тоже больше сегодня ничего не напишу Вам, кроме Любящая Вас М.
Впервые — Опыты. V. С. 52–53. СС-7. С. 570–571. Печ. по СС-7.
65-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d’Arcine 13-го августа 1936 г., четверг.Большое письмо, когда окрепнете: в нем много мыслей, и еще больше чувствований — много всего — вся я — а это (говорят) и здоровому — много. Будем ждать. Пока же — очередной Петербург[1748], и привет, и заверение в непрерывности моей памяти — и умоляю не писать, если трудно — и умоляю написать, если можно: как t°, боль, сон, хочется ли есть, можно ли читать, всё, всё, — но по слову обо всем, чтобы не уставать, п<отому> ч<то> я хочу во всем Вам быть радостью и силой, и никогда не сделаю Вам ни больно, ни вредно, и я готова целый месяц Вам не писать и даже о Вас не думать (оставить внутри) — если это нужно. Мой мальчик родной. Вам сейчас надо вылежать — и отложить все мысли — на потом. Чувствуйте себя, пожалуйста, хотя бы на эти дни, в большом глубоком облаке (О Господи, насколько бы проще — подойти и взять за́ руку — вместо стольких слов!). (Я вчера целый день переписывала Вам из записной книжки то́ письмо.) Если это Вас радует — и не утомляет — буду писать Вам понемножку каждый день. А большое письмо — когда по чести скажете: можно. А читать (книжки) Вам можно? У меня есть одна — чудная и очень легкая на вес. Узнаете Петербург? М<ожет> б<ыть> на этом мосту — в детстве — стояли? Вчера, бродя по своему огромному замковому чердаку, вдруг вижу: какие-то снимки. Наклоняюсь; Тунское озеро[1749] — и двое юношей. И подпись: фотография С. Штейгера. Это — Ваш отец?[1750] Даже не знаю Вашего отчества. Храни Вас Бог! Выздоравливайте, милый! МЦ.
Впервые — Опыты. V. С. 53–54. СС-7. С. 571. Печ. по СС-7.
66-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rutnilly Haute Savoie Château d'Arcine 14-го августа 1936 г., пятница.— Это моя самая любимая открытка[1751] — из всех присланных — п<отому> ч<то> она самая бедная. Эти открытки, кстати, все краденые — их было очень много, и я скромно выкрала лучшие — Вы как раз тогда мне написали, что по зимам жили в П<етербур>ге. Теперь мой улов кончен и буду посылать Вам здешние виды: замка и природы, но лучшего (внутреннего) замка, увы — нет. Я из всего него больше всего люблю кухню — решетчатую, сводчатую — и чердак: самое жаркое (день и ночь кипят котлы) и самое холодное: день и ночь шум деревьев и каких-то верхних потоков а, может быть — шум времен. Я здесь живу совсем без людей — хотя их сорок человек — с одними Вами. Отсюда часто ездят в Женеву, т. е. в Швейцарию, и это немножко растравительно, но я не завистлива и знаю, что в конечном счете блага распределены правильно: у меня такая сила мечты, с которой не сравнится ни один автомобиль. Мне только — просто — жалко, что я сейчас не могу быть с Вами, п<отому> ч<то> Вам наверно скучно и долго лежать. Не прошу: пишите — п<отому> ч<то> наверно сами напишете, когда сможете. Не утомляет ли Вас мелкость моего почерка: мне всегда так много нужно Вам сказать. Храни Вас Бог! МЦ.
<Приписки на полях:> Кончаю перевод пушкинских Бесов. — Увлекательно. Замечаю, что пишу Вам как здоровому, — но это не эгоизм, а ужас перед физической болью, которой не могу помочь. Я о ней просто стараюсь не думать, п<отому> ч<то> иначе — отчаяние.
Наверху над замком совсем одна в брошенной мельнице живет гадалка. Соблазнительно. Но — страшно. И немножко — как-то — недостойно. И наверное не пойду. Если она — гадалка — она ко мне должна придти. Я Вам обещала спокойные письма и, видите — слово держу.
Впервые — Опыты. V. С. 54–55. СС-7. С. 571 572. Печ. по СС-7.
67-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d’Arcine 15-го августа 1936 г., суббота.Милый друг, мне кажется — Вы не писали уже целую вечность, а на самом деле — только три дня. Но я сейчас немножко беспокоюсь, — беспокоилась бы и множко — если бы дала себе волю. Если бы я была уверена, что Вы не пишете для здоровья, а не от нездоровья… Теперь о другом (хотя о том же самом): м<ожет> б<ыть> Вам неловко — ведь это папа приносит Вам письма — ежедневно получать письмо тем же почерком и с тем же штемпелем: ежедневно всё то же письмо. Может создаться — у такого, как Вы, как мы — положение — etwas peinlich[1752].Непременно ответьте, ибо, м<ожет> б<ыть>, лежать Вам придется еще долго, а я обещала писать Вам каждый день — и теперь боюсь остановиться, ибо — как сказал однажды Гёте одной девушке: Fahre fort mir zu schreiben und rechne mir die Bitte nicht zu hoch an — denn Gewohnheit ist ein gar zu liebes Ding[1753] — так, м<ожет> б<ыть>, у Вас уже — Gewohnheit, и — что важнее всех обещаний другому — я сама себе обещала никогда — ни в чем — ничем не огорчать Вас и не смущать. Словом, решайте сами и знайте, что я всегда всё пойму. Не спрашиваю о здоровье, п<отому> ч<то> это было бы просить писать. Не спрашиваю, но конечно — думаю. Помните, я Вам вчера писала о Женеве, а нынче с утра меня в Женеву — звали — на целый день — и даром. И я не поехала, п<отому> ч<то> не знала, что с Вами, и никакой радости, даже щемящей — от одной страны, одной земли — бы не вышло. А вчера вечером, когда хозяйка горного кафе, произнесла слово: Берн: — «J’ai vu cela à Zurich, et dans la cave de Berne. Car elle est immense — la cave de Berne»[1754] — я сразу обернула голову, точно меня позвали. Я послала Вам отсюда: небольшое письмо (на которое Вы отозвались), 4 открытки — петербургские[1755] — и книжечку. Одну из открыток (конную) и книжку — с оказией из Женевы. Большое письмо лежит и, от времени до времени, — прирастает, но читать его — как и писать — работа, а м<ожет> б<ыть> и тревога, поэтому — пускай вылеживается — как Вы. Если неудобно, чтобы я писала ежедневно — напишите непременно: хотя бы два слова. Вчера лазила на высокую, высокую гору, собирала орехи и цикламены. Ваши орехи я съела (Вам сейчас всё равно нельзя), а Ваши цикламены стоят у меня в стакане. МЦ.
Впервые — Опыты. V. С. 55–56. СС-7. С. 572–573. Печ. по СС-7.
68-36. A.C. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d'Arcine 17-го августа 1936 г., понедельник.Пишу из соседнего городка — бывшей столицы Савойи — Бонневилл’я[1756]. От вас много дней ни слова, очень беспокоюсь о здоровье, если можете — известите. Буду ждать и — пока — не пишу. МЦ. Ничего о Вас не знаю с 11-го.
Впервые — Письма Анатолию Штейгеру. С. 31. СС-7. С. 573. Печ. по СС-7.
69-36. A.C. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d’Arcine 18-го августа 1936 г., вторник.Из непрерывности внутреннего письма (день за днем, дойдем и до 12-го)
Еще в Moret, значит до Вашего Берна[1757]: — Почему Ваши письма настолько лучше Ваших стихов? Почему в письмах Вы богатый (сильный), а в стихах — бедный. Точно Вы нарочно изгоняете из своих стихов всего себя, всё свое своеобразие — хотя бы своей беды, чтобы дать вообще-беду, общую беду: бедность. Почему Вы изгоняете всё богатство своей беды и даете беду — бедную, вызывающую жалость, а не — зависть. (Не думайте, что меня обольщает на-меня-направленность Ваших писем — это во мне никогда ничего не предрешало — и — все стихи всё равно на меня направлены.) — Вам в стихах еще надо дорасти до себя-живого, который и старше и глубже и ярче и жарче того. Вы (живой) из близнецов: Кастора и Поллукса — то́т близнец, которому отец — Зевес[1758].
_____
Мой за́мок, 8-го августа 1936 г.— Не удивляйтесь гигантскости моего шага к Вам: у меня нет другого.
_____
Вы тоже человек одной ночи — одного взгляда — и целой жизни тоски — Sehnsucht — оборота на́. (Потом этих взглядов становится много, но каждый — нож.) Вы тоже сразу хотите не-жить, чтобы не было ни потом, ни дальше. (Продолжения не будет.) Сколько бы мы раз уже умирали, если бы боги нас слушались!_____
Ваша младенческая привязанность к Тёте[1759], то есть: чистая страсть тоски — лейтмотив всей Вашей жизни. Другого не будет, ибо с душой ничего другого не бывает, ничего кроме нее самой, которая есть: чистая страсть тоски. Душа (когда она есть: ее нет — никогда) рождается готовая, не рождается — продолжается — со всем грузом бессознательной и бесполезной памяти. Бессознательной — так руки сразу узнают клавиши, плечи — волны. — Бесполезной — все ошибки за́ново, как будто бы никогда не расшибался — и это уже можно проследить в короткой нашей, в короткой Вашей жизни: от чего Вы в жизни излечились, чему — научились? Ни от чего. Ничему. И вся я к Вам этому — живой пример. В который раз? И разве я не знаю, что всё кончается, и разве я верю, что (это во мне к Вам) когда-нибудь кончится, когда-нибудь меня отпустит, что я от Вас — опустею: стану опять пустым — и холодным и свободным домом: domaine’ом?[1760] Ведь стоило Вам только подать мне знак — так ивы на краю дороги подавали мне в летящее окно — знак — как я на этот ивовый знак — вся ринулась, ринулась, кинулась, зная всё и не веря — ничему._____
В жизни с этим делать нечего, и Вы это знаете. Давайте вместе нежить: действенно, воинствующе, победоносно._____
Мой перстень был: сплошь ровный серебряный широкий с серединной лилией — по бокам по кресту — вокруг (всего пальца) розы. И он никогда уже не станет моим._____
9-го августа 1936 г., понедельник.Если бы можно было запустить руку в душу — как в море — Vous retireriez Votre main pleine de Vous[1761]. Не удивляйтесь. Если распределить всё это но годам нашего незнакомства (с Вашего рождения или даже с того часа, когда Вы впервые подошли ко мне на одном из моих чтений) — вышло бы вполне нормально, а сейчас Вы всё это получаете сразу — только не пугайтесь и не подломитесь и не усумнитесь.
_____
Сколько сказок бы я Вам рассказала, если бы мы были вместе! Сколько — Märchen meines Lebens![1762]_____
Никогда никто к Вам так всем существом не шел, как я сейчас. Так только море идет — всем собой. (Прилив.)_____
Ваше письмо (последнее) лежит у меня во Втором Фаусте: спит в нем, обнятое гётевским восьмидесятилетием — и всею игрою тех Нереид и Наяд[1765]. Это Ва́ш дом, Вы в нем живете. Сколько у Вас сейчас домов, кроме бернского: я, моя тетрадь, мой замок, Второй Фауст. Какой Вы сейчас любимый и сохранный — если бы Вы знали! Раз мы всё равно не расстаемся (я говорю мы, п<отому> ч<то> иначе нет ничего, т. е. обычное: я и ein Idol[1766]) раз мы всё равно не расстаемся — бессмысленно не быть вместе. Но я бы хотела быть с Вами совсем без людей, совсем одна в огромной утробе — за́мка — и нам прислуживали бы руки, как в сказке Аленький Цветочек[1767]. — Хочешь? — И я знаю, что к нам, привлеченные чистотой и жаром, пришли бы все прежние жители этого за́мка, все молодые женщины, и все юноши (я тебе скоро пришлю их портреты: я их для тебя украла) и все бабушки в чепцах и прадеды в халатах, и любили бы нас, и мы бы царили над ними и, в конце концов — незаметно перешли бы к ним в стены и когда пришли бы другие — никого бы не нашли._____
Я хочу с Вами только этого, только такого, никак не называющегося, не: сна наяву, сна — во сне, войти вместе с Вами в сон — и там жить. Потому, что Вы тоже пленный дух[1768], как я, — не дух (духовность) a ein Geist: ein Gast[1769]. Я это знаю, поняла по первому зову._____
(Всё еще 9-го, понедельник).Нынче, открывая дверь в свою заведомо-пустую комнату, я на секунду задержалась на пороге с мысленным вопросом: — Можно? — И удивиться не успев (на свою рассеянность) поняла: она до того заселена Вами, что если меня в ней нет, то в ней, конечно — Вы.
_____
Я не люблю детского общества: грубо, мальчишески и девчончески-профессионально, громко, и если я гуляю с детьми, то всегда внутренне-насильственно — а нынче я и внутренно согласилась, из соображения: — Раз я иду с другим, то естественно, чтобы и Мур шел с товарищем. И только потом установила, что я ни с кем не иду._____
До Вашего письма я все время переводила Пушкина — целыми потоками — лучшие его стихи[1770]. (Когда-нибудь пришлю — или прочту.) С тех пор — ни строчки. Сейчас я думаю о Вас: думаю — Вас. Это очень серьезное занятие (Бедный Р<ильке>! Мне одна люба́я, любезная французская дама рассказывала: — Il nous lisait toujours ses écrits français, en nous demandant à mon mari et à moi (муж — корректный морской офицер-француз) — si c’était assez clair. Un jour il nous lit: — Cette femme a les mains sur les genoux. Elle ne bouge pas. Elle pense un enfant. — À un enfant? Non, non, elle pease un enfant. C'était lui qu’elle pense et non pas à lui. — Mais c’est absolument impossible en français, cher Rilke, personne ne comprendrait, on prendrait ça pour une erreur d’impression. On peut probablement dire ça en allemand, mais en français (NB! Прерываю: si on peut dire en allemand, c’est qu’on peut le sentir en allemand, car: «sie denkt ein Kind» n’est pas plus dit en allemand qu’en français… Toute la différence est que le lecteur allemand croit le poète sur parole, l’honore et la suit dans chacune de ses particularités, tandis que le lecteur français — le juge.) Тогда, Р<ильке>, жалобно: Alors, Vous dites — c’est absolument impossible? Incompréhensible? Absolument. — Alors il ajouta — â — Et moi je n’ajoute rien. Je Vous pense. Et un jour — nous en recauserons[1771]._____
10-го августа 1936 г., вторник.Когда я нынче думала о комнате, в которой мы бы с вами жили, и мысленно примеряла и отбрасывала — одну за другой — все знаемые и незнаемые, я вдруг поняла, что такой комнаты — нет, потому что это должна быть не-комната: отрицание ее: обратное ее, а именно: комната сна, растущая и сужающаяся, возникающая и пропадающая по необходимости внутреннего действия, с — когда-на́до — дверью, когда не-надо — невозможностью ее. Комната сна (Вы видите сны?), та комната, которую мы сразу узнаём — и на которую немножко похожи, в памяти, наши детские.
_____
(Нынче я начала пушкинских Бесов, и Вы́ меня немножко отпустили.)_____
11-го августа 1936 г., среда.Вчера, к концу вечера, я заметила (здесь больше сорока человек народу), что я стала бесконечно-ласкова, и как-то ро́вно-радостна — и заметила это по ласковости остальных — и поняла, что это — Ва́ше, к Ва́м, т. е. от Вас — идущее. И у меня было чувство, что я растрачиваю Ваши деньги.
_____
— О ступеньке (на карточке). Сначала: — Нет, ближе! Потом: — Правильно, потому что — и Вы конечно об этом не думали — самое дорогое и драгоценное: голова — сама и сразу — на коленях. — Где эта лестница??_____
Я себя сейчас чувствую своим за́мком, в котором Вы живете Пустынно, огромно, сохранно и обнимающе Вас со всех сторон — но таким просторным объятием![1772] — и сколько в нем места, и Вы всюду можете ходить, в нет запретной комнаты — а надо всем огромный пустынный гулкий чердак с готическим корабельным сводом — над которым — еще свод — а на самом верху — колокола. Которые никогда не звонят. И они бы сами зазвонили._____
12-го августа, среда —, после письма.Ва́м письмо принес — отец, мне — сын, и оба не знали, что́ несут.
_____
Когда я прочла: боль выносимая, т. е. глазами увидела слово: боль — у меня всё внутри — от горла до коленных чашек — физически задрожало, и я еще удивилась, как можно так неподвижно стоять — и та́к дрожать._____
13-го августа 1936 г.— Когда мы нынче — мы: три женщины, двое мужчин — сидели, в деревенском кафе, на воле, вокруг столика — у каждого была своя отсутствующая рана — у кого давняя, у кого свежая — и я, столько лет за такими столиками сидевшая без, прямая как ствол и неуязвимая — вдруг удивленно почувствовала, что и я — что и у меня (Ваша болезнь, Ваша судьба —). Может, Вы оказали мне дурную услугу — позвав меня и этим лишив меня душевного равновесия. А может — это единственная услуга, которую еще можно оказать человеку?
_____
14-го августа.Когда Вы в печати когда-нибудь увидите моих французских Бесов Пушкина[1773], Вы будете знать. Вы один будете знать, ка́к они переводились — за какие тридевять земель от пишущей руки — и души. Но, может — и сам Пушкин их так писал?
…Всё же промчится скорей — песней обманутый день.
(Овидий)[1774]
_____
Нынче, 17-го августа 1936 г., понедельник.Я, м<ожет> б<ыть> несколько дней не смогу Вам писать. Во всяком случае, сразу известите о перемене адреса, чтобы я знала — куда думать. Я ничего о Вас не знаю — с 12-го. Если бы Вы не были после операции — я бы этим не смущалась, а так — жестоко не знать. Ну, будем надеяться, что причины — хотела сказать внутренние, но что — внутреннее операции? тогда скажем — душевные. Как бы то ни было — пишете или не пишете, пишу или не пишу — я о Вас думаю. Храни Вас Бог! МЦ.
<Приписка снизу:>
Нынче, 18-го августа 1936 г., вторник.
Пришел мой огромный сын (11 л<ет> — почти с меня) — своим огромным шагом и, лаконически: Вот Вам письмо от Штейгера. И я, деловито: — Ну и отлично. А сейчас — волей судеб — иду на свидание с собакой, которая меня любила больше, чем все люди вместе, и которую я не видала шесть лет. (Собаки помнят два года, гениальные — четыре. Любящие — X лет.) Его зовут Подсэм[1775] (чешское: Поди сюда). Я Вам о нем напишу отдельное письмо, из к<оторо>го Вы меня больше узнаете, чем из всего доселе Вами читанного. Это — большое — отсылаю не перечитывая. Оно Ваше, и я чужих писем не читаю. Обнимаю Вас, моя радость (и боль). М.
Впервые — Опыты. V. С. 56-64. СС-7. С. 573–578. Печ. по СС-7.
70-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d’Arcine 19-го августа 1936 г.Что мне безумно хочется к Вам — Вы конечно знаете, но мне хочется к Вам на полную свободу — какой нет на свете: на свободу того света. Но даже примирившись с несвободой этого: если отсюда ездят в Женеву — то компанией, взяв сообща машину, к<отор>ая в вечер того же дня — отвозит. Едут без виз. Визы я получить не могу, п<отому> ч<то> у меня нет с собой нансеновского паспорта[1776] — остался в Ванве, в дебрях — так что и поручить нельзя. Итак, чтобы к Вам попасть, нужен был бы целый ряд (звено в звено) совпадений: во́-время выехать (не от меня зависит: едем «мы»), в Женеве сразу попасть на подходящий поезд, в Б<ерне> оказаться в Ваши приемные часы (которых я не знаю), от Вас не опоздать на обратный поезд и, наконец, — застать машину. — Видите? — Еще одно: я совершенно не ориентируюсь (ни даже в доме), это у меня — болезнь, я сразу теряю направление, верней отродясь его не имела — никакого — ни на час, — это моя пожизненная беда и вместе с тем услада (равно как и близорукость) — я всегда неизвестно где, но в быту это — неодолимое препятствие. (Подробность: я ведь Вас, конечно, в палате не узнаю 1) п<отому> ч<то> я близорука, а больница не театр, чтобы смотреть в лорнет, 2) п<отому> ч<то> я Вас вообще не знаю: ли́ца помню только выучив наизусть. Что́ помню: чернота и белизна (та́ хвоя и то́ серебро), во сне я бы Вас сразу узнала, но — в жизни… — И главное: без Мура я в Женеву поехать не могу, а у всех там — свои дела: родня, покупки, встречи… Везти его к Вам?? За — чем? (Тире передает недоуменность интонации, но слово одно, — а не два.) Если бы Вы сейчас не́ были после операции — Вы бы ко мне приехали, ибо у Вас паспорт, очевидно, есть, и Вы, кажется, швейцарский подданный? Деньги бы я достала, Вы были бы мой гость — и мы были бы на воле. Звать Вас сюда сразу после операции — безумие, но если, мой дорогой и родной, Вы хорошо поправитесь и не будет ни малейшего риску — я здесь до конца сентября, и деньги на дорогу Вам вышлю по первому слову. — Идет? — Словом, Вы сейчас вылеживаетесь, затем едете к себе auf die Alm[1777] — и там пасетесь, гремя бубенцами моих писем. Поправившись, отпрашиваетесь на́ два дня — по неотложным делам — и приезжаете. И здесь мы с Вами — воочию и воушию — дружим, если хотите перескочив — знакомство. Сразу же ответьте, возможно ли, т. е. выпускают ли из Schwendi — на́ 2 дня. Утомлять я Вас не буду, если не сможете подняться ко мне на́ гору, я Вас устрою в деревенской гостинице у самой станции и весь день буду у Вас сидеть, или — сколько захотите. Ни шагу не будет подъема. Еще лучше — что не сейчас: 1) я всегда любила откладывать радость — на потом, 2) Вы за этот месяц окрепнете, в письмах мы еще больше подружимся, и это будет венец нашего лета, для меня начавшегося Вашим первым письмом. — Хорошо ведь? — Непременно сразу ответьте. Если нужно будет, сообща выдумаем неотложное дело — можно и литературное, — чтобы отпустили. Узнайте — если не сложно — и цену дороги: от Вашего Schwendi до моей деревни — и обратно. Ближе к делу — узнаю Вам женевско-с<ен->пьерские поезда, ибо в С<ен->Пьере (деревенька) останавливаются не все. Я во всем осуществительном очень точна: во мне немецкая кровь[1778]. Убеждена, что месяц спустя операции Вы поехать сможете: нынче 19-го авг<уста> не поздно будет и 19-го сентября (лучше — раньше, но — как сможете, я тогда задержусь до 25-го). Только — уговор лучше денег — Вы серьезно должны приняться за свою поправку: не делать глупостей, не переутомляться, не пить, ничем себе этот месяц не вредить, п<отому> ч<то> дело уже будет в Вас, т. е. всё зависит от степени Вашего желания («Я от Вас ни копейки не возьму» — этого я от Вас не услышу, ибо я от Вас миллион возьму, когда у Вас будет — два. Идет?). Что еще очень важно: здесь я дома, т. е. сама-своя, т. е. больше всего на себя похожа, — я новых мест и неопределенных положений боюсь — здесь мне с Вами (Вам со мной) будет — вольно. Здесь — природа, покой, — только коровы, которые тогда уже спустятся со своих высот, будут бубенцами греметь, верней: в колокола звонить. Ответьте молниеносно, чтобы я знала, что уже могу радоваться. Нам с Вами будет чудно. А месяц — скоро пройдет. На Ваше письмо — отвечу завтра. Храни Вас Бог! Я храню — ка́к могу. МЦ.
Впервые — Опыты. V. С. 64–66. СС-7. С. 578–579. Печ. по СС-7.
71-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d'Arcine 20-го августа 1936 г., четверг.Это еще не ответ на Ваше письмо — эти дни я почти не бываю одна — я даже нынче не смогла отправить Вам — хотя бы открытки, ибо отправляю, как пишу — собственноручно: не только не доверю другому, а не могу стерпеть, чтобы прошло через чужие руки (почтальон — не в счет, ибо — судьба: независящий от нас ход событий, так же не зависящий — как ход облаков или войск). Я каждое письмо (Ва́м) мысленно сопровождаю в ящик, как в колодец — куда камень летит сто лет. Всё не просто. Поэтому нынче Вы без привета. Но знайте наперед, что никогда я «просто» Вам не напишу (Я совсем не знаю, та́к ли Вам нужно и важно, как мне это кажется. Но мне ведь всё — «кажется». И с какой силой!) На то́ письмо, мой родной, отвечу непременно и отдельно, ибо оно — существенное: такое же серьезное, как объявление войны — или мира, в нем что-то от поединка, это — условия игры — Вами мне ставимые. Вы совершенно правы, ибо играть вслепую — достаточно. В следующем письме напишу Вам еще об одной своей дружбе — в связи с Вами. А сама буду ждать ответа на зов сюда — или в Annecy[1779] — если хотите, хотя там будет сложней, п<отому> ч<то> у меня там нет крова, и та́м я суток с Вами — провести не смогу. (Но там — дивное озеро и сновиденные дома, и всё, и мы сами — двести лет назад.) Кончаю, — потому что пора. Впрочем, успею еще разъяснить Вам свое: скучаю по Вас. Никогда — без Вас. Ибо — скучать по хлебу — только о нем и думать. Скучать без хлеба — именно им пустовать. Я в жизни не скучала — без человека. Одно — переполненность, другое — пустота. Я никогда не буду пустовать — Вами. — Надеюсь. (Мне, кажется, я отродясь не пустовала ни секунды.)
_____
— Ну, вот. Теперь по-настоящему пора. МЦ. Скоро Вам будет маленькая радость.Впервые — Опыты. V. С. 66–67. СС-7. С. 581. Печ. по СС-7.
72-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d’Arcine 21-го августа 1936 г., пятница.Ответ на тот ультиматум Непроставленный эпиграф к Вашему письму: — На время не сто́ит труда…[1780] т. е. всё оно сводится к вопросу — и даже запросу: не уйдет ли объемлющее Вас облако — дальше, обронив пассажира. Друг, у облаков свои законы — простой природы, и облака — пар, а если не пар, то только потому, что мы их надуваем — как 16-летний Лермонтов свой парус[1781] — своим дыханием. Мое отношение к Вам — дело не только непосредственного чувства, но и разума, и твердой памяти, и совести (погодите сердиться! я знаю, что этого слова — не любят), я уже за Вас перед кем-то — отвечаю, и знала это с первого слова своего первого письма к Вам. Любить пока любится, дружить пока дру́жится — вздор, надо чтобы не перестало любиться. Мое отношение к Вам — помимо моей отнесённости к Вам: так волна несется — решение. А то — выходит обычное лизание сливок, занятие кошачье, а не человечье. Потому я сразу и сказала слово мать. Которое точно значит — навсегда. — Конечно, дружочек, полноты материнской отдачи у меня с Вами быть не может, ибо иначе я бы эти дни от Вас физически не отходила (как сейчас — клянусь, — не отхожу от Вас — мысленно). Этого счастья — payer de ma présence[1782] (счастья, между прочим, для меня самого трудного) — я с Вами лишена. Даже того (блаженнейшего!) возгласа той восемнадцатилетней восемнадцатого века[1783] — я с Вами лишена, — потому что мне и me noyer[1784] придется со своими — но закончу словом матери человека, которого я больше всех и мое́е всех, на свете, любила — еще молодой тогда матери ныне 76-летнего кн<язя> Сергея Волконского (ему написан мой Ученик, если его помните: «Быть мальчиком твоим светлоголовым…»), на вопрос подростка и любимца-сына: (Сын ее, очень робко и почтительно — и должно быть жгуче, — ибо вопреки легенде и очевидности он всю жизнь, с малых лет, любил только женщин, с матери начиная и мною кончая, говорю: любил, не другое! — итак, сын очень сдержанно и жгуче ревновал ее к дружбе с Владимиром Соловьевым: — Ты его больше всех нас любишь: больше меня…) — Больше всего я, конечно, люблю вас, мои дети, но в просторах души моей…[1785]
_____
Мой друг, я — совсем старинная женщина, и не себе — современница, а тем — сто лет — и так далее дальше — назад. Породив детей (говорю о сыне, об Але — когда-нибудь расскажу) — я обязана его, пока он во мне нуждается, предпочитать всему: стихам, Вам, себе, — всем просторам души моей. Фактически и физически — предпочитать. Этим я покупаю (всю жизнь покупала!) свою внутреннюю свободу — безмерную. Только потому у меня такие стихи. На этой свободе нам с Вами жить и быть. Наше царство с вами — не от мира сего. Конечно, будь я свободна, т е. не нуждайся во мне мои, я бы просто не отошла от Вас эти дни Вашей жизни —. (Но я совсем не знаю, поскольку Вам это нужно: живое присутствие. Ибо, если не нужно Ва́м — не нужно и мне. (Потом Вы узна́ете, что меня — просто нет.) Поняв всё это. Вы теперь знаете, в какой области Вам может быть предпочтение — или — Ва́м — замена. Только в области живой жизни и родства, и проще сказать: моего долга. Внутри же, мой друг, на той свободе сна, Вы мне сейчас — самый близкий, Вы просто у меня больнее всего болите (другой меры близости — не знаю). Это место во мне Ваше и свято. …Я Вас не знаю. Если Вы из тех соловьев, которых баснями не кормят[1786] — этого Вам будет мало (— письма и письма, а никогда ничего живого, а вечером опять один — и т. д.) — Вы просто в один прекрасный день запустите мне в голову всеми моими письмами и чувствами. (Это, в фейерверке, называется: le bouquet[1787]). — Но я́-то — тако́й соловей, басенный, меня — хлебом не корми — только — баснями! я так всю жизнь прожила, и лучшие мои любови были таковы — так что здесь нам нужно сговориться, ибо здесь der Hund (могущего быть расхождения) begraben[1788]: в моей невозможности реально быть с Вами: отдать Вам жизнь. Конечно, живи Вы в Париже — Вы бы у меня бывали, и я у Вас, — но — боюсь — это была бы грустная радость, одна растрава. «Бывать» — вместо быть. «Бывать» — т. е. непременно уходить, как вошел — уходить. Никогда не: — Который час? его спросили здесь. А он ответил любопытным — ВЕЧНОСТЬ[1789]. Я Вас не знаю, сужу по себе. Я отлично умею без всего — и насколько мне отлично — с немножким. Такой непрерывности внутренней может быть не соответствует никакая непрерывность суточная, но заведомо-знать, что ее и тени быть не может — горько. Вит в чем мо́я боль (от Вас): не мочь Вам быть всем тем, чем — могу и уже (внутри) — есмь. Потому что — как мало ни умей я жить — любить (хранить, служить) я — умею — до мельчайших подробностей заблаговременно пришитой пуговицы: отнять у другого и тень заботы! Непрерывно — руками — выручать. (Я бы никогда не могла любить богатого[1790]: мне бы нечего было с ним делать. Нельзя же целый день писать или читать ему — стихи. Для меня любить — прежде всего делать дело. Руками делать.) Видите — совсем просто, и может быть даже проще, чем Вы бы хотели. Вы — может быть — мучиться от меня хотели? Тогда — не удастся._____
— «Тогда я не играю». — Да будет Вам известно, что в каждой моей игре — ставкой всегда была — я: вплоть до бессмертия моей души. И проигрыш всегда был — мой: я себя другому всегда проигрывала, но так как я была бессмертная моя душа, то этого другому было — много — и часто ставка оставалась на столе — или смахивалась локтем под стол. Вот Вам ответ на игру. Можно только бояться серьезности моей игры. (Мне один умный еврей — в ответ на мои юношеские стихи: Легкомыслие (мне не было двадцати лет) очень серьезно сказал: Вы — легкомысленны? Вы — на фоне людского — и мужского и женского — легкомыслия — просто подводная яма по глубине. Вас — бояться надо. И — боялись. <)>[1791]_____
Вчера вечером в большой за́мковой зале были танцы: сначала — ваши, потом — наши, и чудно танцевала одна пара — венгерку: люто. Вся Венгрия вставала — с Марией Вече́рой[1792]. А потом одна женщина пела — изумительные стихи Фета — помните?Рояль был весь раскрыт — и струны в нем дрожали.
Как и сердца у нас — за песнею твоей.[1793]
— Как только веровать в рыдающие звуки, —
Тебя любить — обнять — и плакать над тобой
22-го августа 1936 г, суббота[1796]
Мой дорогой деточка! Разве мы с вами — оба вместе взятые — не стоим 50-ти швейцарских: 250-ти французских, да еще — дутых! — франков, да еще данных мне — ни за́ что ни про́ что — бельгийцами??? Ваш приезд у меня есть — и он собственно заработанный — двухчасовым стоянием и чтением — этим маем в Бельгии[1797]. Только я, за ненужностью, эти бельг<ийские> франки оставила в Ванве и всё дело в том, чтобы их здесь у кого-нибудь получить. Теперь — всерьез: моей просьбы о Вашем приезде — не ждите. (Мне хочется — не резон, а пожалуй — и обратный резон.) Я — активист обратного направления: отказа. «Entbehren sollst du, selbst entbehren»[1798]. Ho entbehren[1799] я — только за себя. Для меня — довод — Вы́, Ва́ше желание (или необходимость). Тогда — желайте сильнее — и приезжайте. Мне нужно — если Вам нужно. (Потому что я Вас люблю, а не себя.) Итак: деньги мои и настолько несуществующие, что даже (с мая) не разменяны. У нас е Вами — cause commune[1800]. Кроме того. Вы — весь — моя тайна, всё Ваше и к Вам у меня — втайне, это наше дело, мы — наше с Вами дело — поняли? Не считайтесь ни с чем, кроме своего здоровья и насущности своего желания. Вам — знать. Не прогадайте! Не променяйте первенства на чечевицу бытовой (хотя бы самой похвальной) одумки. Нас с детства учили: деньги — грязь. Не промельчите — и себя, и меня, и всей чудесности нашей встречи. Разве это та́к уж часто бывает?? Итак: 1) Когда бы Вы могли приехать (надо предупредить, чтобы была комната), 2) Когда Вам нужны деньги? На возобновление паспорта вышлю по первому слову, к<отор>ое — просто — да. Остальное — по достаче. Последний вопрос — уже не бытовой: почему Вам именно сейчас хочется (или нужно) меня видеть? Проверяете — кого и что́? На все три вопроса ответьте возможно точней — и быстрей. До этого, пожалуй, писать не буду. Потом — сообщу все бытовые детали. М.
И пишите мне, пожалуйста, настоящие письма, а не картонки![1801] (Шучу). — Как новый госпиталь? Вы там один в палате? Расскажите подробно всё докторское: как рана (или уже шрам?) — когда встаете — всё, всё. А в ноябре я Вас в Париж не пущу — худший месяц. В Париж ты ко мне приедешь весной.
<Приписка на полях:> Вам здесь со мной будет чудно. Хотите — сад, хотите — моя берлога, Вы будете лежать, а я буду сидеть рядом — можете даже спать при мне: я люблю спящего человека. За два-три дня отдохнете, я Вам не дам уставать. — Жду решения.
Впервые — Опыты. VII. С. 8–13. СС-7. С. 580–584. Печ. по СС-7
73-36. A.3. Берг
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d’Arcine 28-го августа 1936 г., русское УспеньеДорогая Ариадна! А я Вам последняя писала — из Ванва, сразу после Moret. Как видите — я в Савойе — (мы с Муром) — в настоящем феодальном замке — XIII века, для меня, к сожалению, слишком сохранном, слишком приспособленном к человеческому образу жизни — есть и вода, и электричество, и — увы — мебель, хотя и не новая, но явно — не та́ — но я забралась на чердак, в никем не оценённую комнату — вроде пещеры, с крохотным оконцем, пробитым во всей толще стенки — и каменным полом en pierres de taille[1802] — и здесь блаженствую, т. е. пишу все утра. А Мур в ней только спит — целый день гоняет (как у Вас с Верой) с на́ год младшим мальчиком и на́ пять младшей девочкой — под надзором одного 15-летнего полуюноши. Погода — дивная — и заслуженная. Но спутников, увы, для пешего ходу — нет, все ездят на автомобиле — то в Chamonix, то в Annecy, а мне нужно — просто горы, без названия и — главное — без компании. Поэтому хожу одна — не особенно далёко, п<отому> ч<то> не только теряю чувство направления, а как родилась — потеряла. Рву орехи — единственное, что здесь есть в изобилии, ибо фрукты погибли — все. Пишу немножко своё. Перевожу Пушкина[1803]. Очень жду от Вас весточки — о себе, о Вашей работе, о планах, о детях. Не поленитесь! Я здесь наверное еще пробуду дней десять. Мур приветствует девочек — и Вас, конечно. А я — обнимаю. МЦ.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 74. СС-7. С. 506–507. Печ. по. СС-7.
74-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d’Arcine 29-го августа 1936 г, суббота, третий час дня.(Списано из моей черновой тетради, куда записываю всё)
Чтобы делать пометки на Фаусте (на этот раз — не гётевском, а народном: «Historia von Doktor Johann Fausten, dem weitbeschrieenen Zauberer und Schwarzkünstler, wie er sich dem Teufel auf eine gewisse Zeit verschrieben, was er hierzwischen für seltsame Abenteuer gesehen, selbst angerichtet und getrieben, bis er endlich seinen wohlverdienten Lohn empfangen — 1587. —»[1804] — оттачиваю карандаш и обогнув спящий послеобеденным сном замок — мимо спящих собак — по страшной жаре, от которой сосны трещат, точно их жарят — иду с книгой — куда глаза глядят, т. е. приблизительно зная, что выйду на верхнюю скамейку по дороге в С<ен-> Лоран. И — внезапно понимаю, что иду к гадалке. Но для этого нужно отыскать те самые скалы, где, по слухам, она живет. Скал — много: верхних — нижних — дальних — ближних — где? Сверху вижу группу камней — что-то не ту, и без всякого дома, и нижнюю и — зная, что надо подниматься — спускаюсь. Три больших камня, внизу — Борн (как на мосту написано: Le Born (der Born, Oheim Kühlebom[1805] (Ундина). — Не то. — Обратно вверх по тропинке на кру́то-восходящее шоссе. Над головой — если очень закинуть — холм с смутным гребнем скал. Карабкаюсь мимо одинокого дома, по явно-принадлежащему ему свежее-скошен-ному — бритому — откосу, упираюсь в каменную стену — невысокую, но неудобную — смутно слышу мужской голос: — «En voilá encore une qui…» (a une[1806] — в голубом немодно-широком с воланами платье — и с седою головой! И лазит как коза: беспрепятственно) — итак, упираюсь в стену и не желая пуще изумлять — голос и его собеседника, т. е. откровенно по-козьему пересекать — отыскиваю в стене брешь, и так, по отдельным камням, перелезаю. Новый подъем, на этот раз уже отвес — уже лесной. Лезу и чувствую — то. Сердце гулко (ушами слышу) бьется: ух! ух! ух! — но — приятно, без задыхания, от чистого волнения. (Так, впрочем, бывает — и разрывается.) Перед самым верхом обнаруживаю всё время сопутствовавшую мне лесную тропинку, но решаю — кончить как начала́ — по отвесу. Долезла. Те скалы. (Пот льет и сохнет. Слизала каплю — солёная как слеза. И кровь — соленая. Не может быть человеку — весело.) Иду по вьющейся между скалами тропинке, местами — лестницы. Высота, даль, внизу Борн, никого и ничего. Тропинка огибает низ скалы — огибаю с ней и я, я ее просто слушаюсь, и до последней минуты ничего не видя (иду минут пять между скал и сосен) — упираюсь в дом. Старую ферму. (Hof.[1807]) Мину́ю одну дверь — запертую (очевидно — хлев) — и другую — тоже запертую — и такую же третью (кажется, всё разные постройки), а четвертая — открыта. Черно. Круглолицая румяная очень старая старуха на черном (от старости) и чистом (от служения) столе гладит черную юбку — Bonjour, Madame… On m’avait dit — pardonnez-moi si je me trompe… — c’est bien Vous — la tireuse de cartes? — C’est moi, c’est moi, entrez, Madame[1808]. (В ее голосе — покой — знающей, в моем — непокой хотящей знать.) — Les autres m’avaient dit que Vous tiriez très bien les cartes… Et je suis venue comme les autres[1809]. Проходим в комнату (та была кухня) — садимся. На столе разложенная колода. — Je viens de commencer un très beau jeu de cartes, ça nous portera chance[1810]. — Сидим друг против друга, глядим друг на друга, посредине — колода. — Madame, avant de commencer à faire les cartes pour moi[1811] (чувствую молящесть своего голоса и стараюсь совладать: не испугать, ибо та́к просят — только о преступлении — если не о помиловании)… je voudrais Vous demander: est-ce que Vous pourriez aussi faire les cartes pour un absent?[1812] Ее лицо неуловимо и сразу — настораживается. — Mais ce ne sera pas pour rire? Je n’aurai pas d’ennuis? çà ne sera pas pour me moquer? — Non, c’est très sérieux. C’est lui qui le veut, et il le veut très sérieusement. D’ailleurs — il ne se moque jamais[1813]. (Рассказ, как ей за правду досталось — гадала девушке на любимого — и обнаружила, что любимый хочет не-жениться, а — та́к… и девушке — сказала, а девушка сказала — ему, — и отказала — а любимый озверел в пришел к гадалке et m’a démoli deux chaises «Et ce soir on public les bans»[1814] (ее — с другим). — C’esi, c’est pour Vous ou pour l’absent? (Я, желая принять на себя первое — не знаю — что́.) — Ceci, c’est pour moi[1815]. — C'est comme ça qu’on brasser[1816]. (Перетасовывает трижды.) Ensuite. — Vous coupez[1817]. — Повторяю в точности. (Карты — тяжелые и идут с трудом.) Снимаю и — на какое-то мое смутное неуловимое движение к ней: — Oh, non, non! Je n’ose plus y toucher![1818]
(Моё гадание — опускаю)
_____
Pour l’Absent — Comment c’est — son petit nom? — Называю. — Повторяет. — Il y a beaucoup de jeux — car ce n’est pas le même jeu — c’est le grand cours des jours.
Le grand cours des jours …Fatigué, voyagé, souffrant. Des parcours dans des hôpitaux. — Voilà la lettre des grandes surprises! — Il est guéri, en ce moment. — Tout s’monde! Tout s’monde! — Il a très souffert, c’est un brave garçon, un très bon garçon. Il a eu beaucoup d’argent, ça lui reviendra un peu, il est très intelligent. — Voilà la lettre! — Ça le baisse un peu, la maladie, il est très nerveux. Il aime beaucoup une dame (недоуменно и решительно): — il Vous aime beaucoup, et Vous l’avez vu — il y a bien dix mois — il y a dix cartes — ou c’est y dix ans? Il Vous est cher, il est parent avec Vous. Il avait beaucoup maigri, mais il a un peu repris. Le petit cher — l'as de coeur. Il a très bonne conduite, c’est le bon garçon. Très. Il a été délaisse de tout le monde, Vous êtes venue vers lui — il était bien en danger — il est hors de danger. Pas de mort — il l’aurait désirée passé un moment. Non! non! non! Ce n’est pas la mort… Il lui reste encore de beaux jours à vivre. C'est quelqu’un qui Vous aime, c’est un parent, c’est comme Votre fils. Ne me dites rien, ne me dites rien! — Voilà la lettre! (Ce retard, cet homme, cet ami fidèle…) Je l’ai à côté de Vous. Mais c’est lui — le petit valet de coeur! Il y a des événements nouveaux qui Vous mettent près de lui: Vous ne resterez pas dix ans sans vous revoir. Il y a un autre jeune honune; il est auprès de lui? Oh nom d’un gueux![1819] …Il y a une autre dame qui a peiné pour lui, malade elle-même. …grande surprise, grand bonheur… …Il n’écrit pas, mais c’est parce qu’il est un peu insensé après sa maladie. On ne fait pas ce qu’on veut dans un hôpital. Très nerveux, un peu insensé. Je vois bien une lettre, mais ce n’est pas encore pour demain. C’est peut-être pas lui qui Vous écrira, c’est un infirmier. (Большая пауза) — Vous avez bien tout dit? — Il ne faut pas tout dire. Il y a des choses qu’on doit garder. Il ne faut dire que le trois par trois. Trois par trois. Je Vous en ai déjà trop dit. — Alors, Vous avez bien fini? — Bien fini, et ne Vous mettez pas en peine: il guérira. — Alors, Vous ne direz plus rien? — Chère dame, je Vous en ai dit long. — Alors, c’est moi qui Vous dirai: il est dans un hôpital, il vient d’être opéré, il ne m’écrit pas, je ne connais pas ses parents … et je n’ose pas trop souvent lui écrire — et je ne sais rien sur lui — et c’est pourquoi je suis venue — Vous demander à Vous — qui savez. Она, показывая на трефовую даму внизу, сочувственно: — Pauvre gars! Je le savais: j'étais à côté. …Qu’est-ce que je Vous dois? — C’est toujours ce qu’on veut. Je suis toujours contente. Кладу, — Oh, c’est trop, c’est bien trop! Vous allez être gênée… — Prenez. Vous m'avez fait beaucoup de bien. — Il a beaucoup de jeux. C’est le premier. Et j’aurai beau ne pas Vous reconnaître — quand Vous reviendrez — il en vient tant! — je Vous reconnaîtrai à Votre jeu. Vous aurez beau avoir un grand manteau blanc, et avoir les cheveux arrangés par le coiffeur, et être maquillée — je Vous reconnaîtrai à Vos cartes, ça sera toujours le second jeu. J’aurai beau Vous oublier, comme j’ai oublié Vos cartes — les cartes me diront. Il y a le grand cours des jours. Il y a le cours des jours — qui vont et viennent. Il y a le Trois par trois. Et tant d’autres encore… — Qui Vous a appris à faire les cartes? Vous avez ça dans la famille? — Non, Madame. J’ai commencé à 17 ans. J’étais avec une dame qui savait faire les cartes. Mais elle les faisait pour elle. Un soir elle m’a envoyée en commission — où j’ai eu peur. Le matin en faisant les cartes elle m’avait dit: — Je vois quelqu’un courir — et c’est moi qui ai dû courir, car le soir elle m’a envoyée dans de mauvais lieux, et je lui ai dit que c’étaient des voyous qui étaient après moi — mais c’était bien le contraire. Si j’avais su tirer les cartes — je n’y serais pas allée… — Прощаемся. — Je reviendrai. Je reviendrai pour faire mon second jeu, nos seconds jeux. — Soyez heureuse, chère Dame, et tâchez de profiter un peu, et grand merci à Vous[1820].
<Приписка на полях:> Записано у нее же, пока говорила, слово в слово — 29 авг<уста> 1936 г., на скалах над С<ен->Пьером, в субботу, в третьем часу дня. МЦ.
Впервые — «Хотите ко мне в сыновья?» С. 26–26 (с купюрами). Полностью — Письма Анатолию Штейгеру. С. 53–62. СС-7. С 584–589. Печ. по СС-7.
75-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d'Arcine 31-го августа 1936 г., тотчас же после получения Вашего письма, понедельник.Дитя! Начнем с дела. Вы отлично сделали, что не приехали. Вы поступили как умный хороший зверь, который пошел отлёживаться в берлогу. (Если бы Вы тогда приехали — это был бы удар радости, которого я не мыслю. У меня всегда чувство — что я умру от радости — или от страха.) Но оставим — неприезд, будем — о приезде. Скованная Вашим молчанием, упорством его, всё бо́льшим и бо́льшим ростом его, на мне — весом его, скованная внешне как и внутренне, я ничего решительного не предприняла — и не могла предпринять. Я только запросила домой, докуда я здесь, и еще — и еще — одну свою приятельницу — сможет ли она временно одолжить требуемую сумму. Докуда — еще не знаю, деньги будут в любую минуту (Вашей в них надобности — любо́й — помните). Всё дело сейчас 1) в степени Вашей поправки, 2) в сроке моего пребывания, ибо не от меня зависит[1821]. — Голубчик,знаю, что пишу не о том, но ведь в том я (пока) бессильна — потому что не знаю точного состояния Ваших легких и, вообще, Вашей физики: сопротивляемости, едоспособности и способности усвоительной, не знаю Вашего физического материала — будьте другом, напишите мне серьезно и подробно — а не капризно (напр<имер> «резали что-то возле печени» — что́ это за ответ? Неужели Вам самому не интересно — что́, а если самому не́ — неужели Вы не понимаете, неужели Вы до сих пор не понимаете — что́ для меня — Вы — весь, со стихами, — как с кишками). Но — к делу: напишите мне всё, что Вы о физическом себе знаете — и больше, чем знаете — узнайте, чтобы узнала — я. Тогда — можно говорить.
_____
Другое: предположим, что этот Ваш приезд ко мне к 15-му сентября — не удастся — либо потому, что Вы недостаточно окрепнете, либо потому что мне придется уехать раньше, — что́ Вы хотите, на выбор: чтобы я к Вам осенью в Schwendi приехала — и уже не на ча́с (сейчас, при максимальной удаче, это был бы час — если это вообще мыслимо — в один день — из Арсина в Швенди — в один день — с невозможностью ночевки, ибо я без заграничн<ого> паспорта и не могу получить визы) — уже не на час, а на несколько дней. У меня в Париже загр<аничный> паспорт есть, и есть друзья, и они мне с визой помогут. Только — важная подробность — где я в Schwendi буду жить? Можно там жить? Это (помимо санатории) — деревня? Комнаты — сдаются? Цены — астрономические или человеческие? (Хотя вся Швейцария — астрономическая, только зажигалки — человеческие.) А если не в Schwendi — так где? Чтобы каждый день видаться. А можно — каждый день видаться? Второе: хочешь — ты — приехать осенью в Париж — и вот для чего. У меня есть друг — женщина — русская — изумительный врач и человек[1822] — и с изумительным врачебным даром (génie[1823]). Когда — в 1929 г. — у близкого мне человека[1824] никто в легких не находил ничего — она первая прослышала и забила тревогу и добилась немедленного отъезда сюда же — откуда пишу. Она абсолютно-подробна и, одновременно — le grand coup d’oeil[1825], т е. никогда не рассматривает больного только в данности больного органа, а — неизменно в совокупности всего его физического и духовного явления — в соответствии всего со всем. Я ей не только верю абсолютно (что́ «я» — и что́ — «верю») я знаю — своим, и всех своих друзей, и знакомых и даже чужих людей за 14 лет опытом — что лучшего врача быть не может. Хочешь — пойдем к ней? Она скажет всю правду — все твои возможности и невозможности — и перспективы — и запреты, всего тебя физического даст как на ладони. Она очень любящая (и очень меня любит) и совсем особенная, с таким же душевным génie, как врачебным. (Она — эмигрантка еще царского времени, 20 лет в Париже, непрерывная практика, работает у самых больших профессоров, у нее ход ко всем именным врачам (светилам), которые всегда — не было исключения — подтверждают ее диагноз.) И это мне родной человек, и к тебе отнесется, как к родному. — Хочешь? Тогда ты приедешь ко мне, я тебя устрою в Ванве, возле, и буду с тобой всё время, которое захочешь и сможешь. (А утром буду приходить здороваться.) Ты будешь мой гость. В город от нас — рукой подать: 7 мин<ут> ходу до метро и столько же до автобуса. Но — как ты ходишь? (Сколько вопросов — и насколько бы проще…) Т. е. — как ходил до операции? Сильно ли задыхаешься? (Я теперь рада, что тогда проводила твою сестру[1826] — точно — немножко — тебя.) Одолеваешь ли подъем, — и какой? И есть ли такой, который не одолеваешь? (Говорю не о горах, а в размерах холмистого города. Впрочем, у самого метро — стоянка автомобилей, а до нас — на машине — минута.) Еще подробнее: сразу ли ты чувствуешь — что в го́ру? (Незаметный для глаза подъем.) Вообще — что́ у тебя с легкими? В точности. (Есть правое и левое, есть верхушка и низ — и середина, наверное, так что — с каждым и в каждом??) Значит, решай — как тебе лучше. И реши — немножко заранее, хотя бы в виде плана. Я бы бесконечно хотела тебя ей показать. (Ее зовут Маргарита Николаевна, ее дом в Париже — единственный, куда я прихожу без зова — могу придти в любой час суток — и несуток — в любой час души.) Тогда вместе с М<аргаритой> Н<иколаевной> всё выясним: всего тебя — и будет легче — и тебе и мне._____
Но о себе — сейчас — не хочу тебе писать, проглочу. Эти дни (твоего молчания) одни из моих самых тяжелых за жизнь. (Знай раз-навсегда, что я ничего не преувеличиваю: всё преуменьшаю.) Сейчас одно важно: твоё здоровье, — и моё к тебе — только, поскольку я могу тебе помочь: от помочь до развлечь. Еще одно: не оставляй меня та́к — подолгу — без вестей, ради Бога! Ведь есть — открытки. Только два слова, чтобы мне та́к не мучиться — как эти дни. (Ка́к — ты не узнаешь никогда. Да и я не знала, что так — можно. Каждую минуту целого дня, и всей моей силой — а сколько их было — дней!) Но ты это — забудь, ты мне ответь: 1) что́ показал снимок, 2) есть ли, в связи с этим, надежда на приезд в S<ain>t Pierre не позже 15-го (позднее — боюсь — будет мой отъезд). 3) что́ решаешь: мо́й Берн или тво́й Париж. 4) если Берн, т. е. Schwendi — ка́к там устроиться (цены). Всего 4 вопроса и умоляю тебя ответить на них возможно скорее и точнее: можно вместить ровно в 8 строк. 5) Как ходишь? (Тогда — 10.)_____
Теперь жди — с завтрашнего дня — ряда приятных вещей, все дни подряд, ибо я тебе не писала только потому, что не знала, нужно ли тебе это, не слишком ли много? трудно? — вся я (хотя и пытающаяся уменьшить свой вес, как в детстве — физически — 17 вёрст в тарантасе, на чьих-то коленях — не давить, не весить, сплошь на мускулах сердечного страха). Убеди меня, что я тебе — нужна. (Господи, в этом всё дело!) раз-навсегда убеди, т. е. сделай, чтобы я раз-навсегда поверила, и тогда всё будет хорошо, потому что я тогда могу сделать — чудо. Итак, я жду — делового ответа, а ты жди — ряда непременных радостей. (Знаешь сонет у Гёте, который называется:Sie kann nicht enden…[1827]
<Приписка на полях:> Я больше не хочу писать Вам Monsieur[1828] — какой вы Monsieur? — Вы гораздо больше Herr[1829], чем Monsieur — только вспомните производные: herrisch, herrlich, Herrlichkeit[1830] — и Heer[1831] по соседству (himmlische Heere[1832])
Впервые — Опыты. VII. С. 14-18. СС-7. С. 589–592. Печ. по СС-7.
76-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d’Arcine 1-го сентября 1936 г., среда.Письмо о стихах[1833] — Что́ я об этих стихах думаю? Первое и резкое: убрать кавычки — отличные стихи[1834]. Зачем и откуда — с Вашим чудесным сердцем — кавычки на таких чудесных, чудодейственных вещах, как жалость, груд, страдание, любовь, подвиг? Что такое кавычки? Знак своей непричастности — данному слову или соединению слов, как знак его условности в наших устах. Подчеркнутая чуждость их простому употреблению и толкованию. Знак своего превосходства — над той простотой. Кавычки — ирония. То же самое, что «так называемая жалость». Так называемая, а мною так не называемая, мною не та́к называемая, мною называемая — слабость (либо глупость). Но, родной мой, вычеркнув из своего душевного обихода и словаря — слова (и понятия) — совесть, расплата, нищенство, больница, тюрьма, братство, любовь, труд — что́ тогда от мира и от сердца останется? Вы скажете: — М<арина> И<вановна>, Вы передернули. Вы подменили пошлые (ставшие пошлыми) словесные соединения — именами существительными, пошлыми быть не могущими. Но, мой друг: что пошлого — в больничной палате? Это не пошло, — а точно. То же и о нищенской суме (я, кроме этой нищенской сумы, в России, с 1917 г. по 1922 г. ничего не видала, но ее зато — непрерывно). И расплата за день — не пошлость. М<ожет> б<ыть> немножко общё. Беря эти слова в кавычки, Вы в кавычки берете не словесные трафареты, ибо эти слова — не трафарет: слишком уж насущны, как слово «черный хлеб», как сам черный хлеб. Остаются другие: «равенстве, братстве, и труде» (привожу из памяти)[1835] и «мысли о ме́ньшем, страдающем брате» — да, эти слова — трафарет, но зачем же Вы их берете? Зачем же Вы пользуетесь грошовым орудием чужого неумения — чтобы разбить бессмертные вещи? Ведь два вывода: либо Вы, в этих стихах, сражаетесь с словесными трафаретами, а не вещами, тогда — сто́ит ли? Либо Вы наивно отождествляете бессмертные понятия с пошлыми наименованиями (из которых половина не пошла,́ а — до ужаса <не>выразительна). По́ чему́ Вы в этих стихах бьете? По громким фразам 60-тых годов? Но для них это не были фразы, они за них — умирали (вспомните последнее письмо Софии Перовской[1836] — матери — о «воротничках», сто́ящее последнего: «Mon cher Papa»[1837] …Шарлотты Кордэ)[1838]. По самим вещам (жалость, любовь, труд)? По себе — такому дураку, что в них — поверили и на них — оборвались? Стихи эти я читаю — наоборот: без кавычек, и — честное слово — даже в «ме́ньшем брате» никакого трафарета не чувствую. Простая болевая правда их — уничтожает их некоторую о́бщесть, слова эти здесь (д<олжно> б<ыть> от Вашей внутренней правды) звучат за́ново, совершенно не смешно, — в полный и смертный серьез. (Как я хотела бы — чтобы они та́к были написаны, и до чего они та́к — внутри — написаны!) Конечно (и в этом сочувствую Вам — как пишущий) куда тогда девать дребедень и ерунду (которым, кстати. Вы противупоставляете какую не-дребедень и не-ерунду?) Заметьте, что Вы здесь, в 8-ми строках израсходовали всё человеческое величие, что у Вас на противупоставление не остается ничего — кроме всей человеческой малости. — Компромиссный совет: если Вы так уж держитесь за жестокие, неправедные определения жертвы — как ерунды и дребедени, всё же уберите кавычки, ибо помимо их оскорбительности и моей оскорбленности, в них, за Ва́с — нехорошо в стихах — столько кавычек, это уже — вроде статьи. Стихи должны писаться словами безусловными — а не условными. Сам прием — дешев — не сердитесь, то же самое, как какой-нибудь пурист из «Посл<едних> Нов<остей>», за ленью, употребляет какой-н<ибудь> советский ходкий, якобы ненавистный ему, а по существу — необходимый — оборот. Если Вы эти вещи (жалость, любовь, труд) — ненавидите, разбивайте их по существу. (Ницше.) Если Вы эти словесные трафареты ненавидите — не употребляйте их. Нельзя отказываться от вещи полным е́ю же — ртом. Отречение прежде всего — изъятие себя из её, её из своего оборота. …Тут двое стихов, неслитых и неслиянных. Вторые — 5 строк, законченных и замечательных. Это совсем отдельные стихи, с теми незнакомые, связанные только одинаковостью размера. Прочтите сами, забыв начало:
Бедность легко узнают по заплатке,
Годы — по губ опустившейся складке,
Горе?
_____
Только, не у собеседников, а у собеседника. Непременно. 1) Та́к мне запомнилось, а мне всегда[1840] запоминается по лучшему. Так напр<имер> у Бальмонта — Морское дно — последние слова поэмы: — Два слова сказала мне дева со дна — Мне вам передать их дано. — Я видела солнце, сказала она — Что дальше — не всё ли равно. Так я, 14 лет, прочтя — запомнила. А у него оказалось: после[1841]. Ведь насколько хуже — и по звуку (да—а—альше и после) и по ограниченности понятия «после» — временем (дальше — и время, и пространство: даль годов и верст, просто — даль). Кроме того, с первой строки до последней мы видим у Вас не ряд лиц, а одно лицо, лицо одного человека — бедного, стареющего — работу жизни над одним, данным человеческим лицом. И (последнее, фактическое) нас всегда спрашивает (Как поживаете?) один собеседник, а не двое и не трое. Проведите стихи на единстве — показуемого и вопрошающего, тогда каждый в них себя узнает, ибо в этом назначение и победа стихов, чтобы каждый себя в них узнал, а невсе. (Всех — нет, т. е. есть — и тогда нет никого.) Вот, мой родной, по полной чести и совести, что́ я думаю об этих Ваших стихах. Пришлите еще, если есть. И — пишите еще, этого дыхания Вам ничто не сузит. Пусть стихи будут Вашим безграничным вздохом. И опять возвращаюсь к письмам и стихам. Слейте. Берите из себя письменного (не из писем, а из того, кто — или верней: что́ их в Вас) пишет.) Отождествите поэта с человеком. Не заставляйте поэта говорить ни жёстче, ни презрительнее, ни горше, чем говорит человек (не когда с другими говорите, и м<ожет> б<ыть> даже — не когда со мною, а — с собою). Ведь смотрите: Ваше письмо и Ваши стихи — на той же бумаге, тем же чернилом, тою же рукою, тем же присестом руки — и два разных существа. Человек (Вы́) — несправедливо и неправедно — беззаботностью друзей и близких, пропустивших начало болезни — обреченный, 26 лет (?)[1842] — не-жить, отсутствовать, смотреть на горы — вместо того чтобы их брать, да еще — поэт, т. е. самая уязвимая, и в полном здоровье непрерывно ранимая природа — этот человек, почти мальчик, находит в себе мужество сказать: «…и умирают от чахотки под мостом, тогда как я сейчас в отличных условиях» тогда как в священном праве был бы прямой удар Богу: — Почему столько идиотов, моих сверстников, растрачивают свой избыток сил: мускулов — дыхания — сердца — крови — по футбольным и иным площадкам, топчут его — на этих площадках — ногами — Твое дыхание — ногами топчут! — тогда как я, существо разумное и одушевленное, а м<ожет> б<ыть> и избранное — просто не могу дышать. Кто взял мои легкие? За что? — Нет, Вы думаете о несчастнейших себя: о подмостных, о вконец недвижных — во всем Вашем вопле (чистого отчаяния) ни звука — упрёка и справедливого бы негодования — никакого равнения по счастливейшим. Ваш вопль — чист. А поэт — Вы́ — больничную палату берете в кавычки. И Вы думаете я́ ему — верю?? О Вашей болезни («так может длиться годами, десятилетиями…») я Вам напишу отдельно, я об этом непрерывно думаю — и тут нужно что-то решить раз-навсегда. Но так как я Вам каждый день обещала — радость (а письмо невольно вышло серьезное) — вот стихи, единственное достоинство которых — тождество с бывшим (и сущим во мне каждый день и час моей жизни). До завтра! М.Снеговая тиара гор —
Только бренному лику — рамка.
Я сегодня плющу — пробор
Провела на граните замка.
Я сегодня сосновый стан
Догоняла на всех дорогах.
Я сегодня взяла тюльпан —
Как ребенка за подбородок.[1843]
_____
МЦ. 16-го — 1 7-го августа 1936 г. Савойя.Впервые — Опыты. VIII. С. 21 25. СС-7. С. 592-595. Печ. по СС-7.
77-36. А.С. Штайгеру
Женева 3-го сентября 1936 г.[1844]— Может быть только во времена Герцена и Огарева и их Наташ[1845] с такой горечью из Швейцарии — в Швейцарию же — посылались приветы МЦ.
Впервые — Труды симпозиума в Лозанне. С. 75. (публ. С. Карлинского). СС-7. С. 595. Печ. по СС-7.
78-36. Б.Г. Унбегауну
Приветствую дорогого и милого Бориса Генриховича из Женевы, где я зайцем — на несколько часов[1846]. Очень, очень жалею, что не дождалась Вас в Moret. До скорой встречи! — которой очень жду и радуюсь. МЦ. Женева, 3-го сент<ября> 1936 г.Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 277. Печ. по тексту первой публикации.
79-36. А.С. Штайгеру
Я сама хотела бы быть этой курткой[1847]: греть, знать, когда и для чего — нужна. МЦ. 3-го сентября 1936 г., кажется — четверг. С<ен>-Пьер — ЖеневаВпервые — Труды симпозиума в Лозанне. С. 74 (публ. С. Карлинского). СС-7. С. 595. Печ. по СС-7.
80-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre de-Rumilly Haute Savoie Château d’Arcine 3/4-го сентября 1936 г.МОЯ ЖЕНЕВА (3-го сент<ября> 1936 г.) Вчера, после женевской поездки, я окончательно убедилась в полнейшей безнадежности нашего личного свидания. — И вдруг мне вспомнилось странное по жестокости слово совсем молодого Государя — земцам, кажется: — Не смейте мечтать[1848]. (И — посмели.) Итак, я после вчерашней поездки поняла, что не смею и мечтать. Теперь слушайте внимательно, ибо во мне, как Вы уже могли заметить, живет тот самый пастернаковский — Всесильный бог деталей[1849] — и я бы себя определила как некоего «miniaturiste en grand» et même — en geant — et même en immense[1850]. Итак — накануне меня запросили: — Хотите завтра в Женеву? — И я сказала да, п<отому> ч<то> у меня были для Вас вещи, и я не хотела отправлять через чужие руки — чтобы другой писал квитанцию. И — одинаково-главное, ибо я не́ эгоист — хотела показать Муру Женеву, т. е. дать ему возможность, в близком уже, классе его — хвастаться. На другое утро и целое утро — занималась упаковкой Ваших посылок и приведением нас с Муром в более или менее швейцарский вид. Жду машины с 10 ч<асов> и — со страхом: башмаки еще не начищены, identité[1851] еще не вынуто, Мур еще не мыт — и т. д. Но 10 ч<асов> — 11 ч<асов> — 12 ч<асов> машины нет. Вылезаю из своей пещеры — в сад, наведаться. Хозяйский сын (тот, что пишет о Радищеве, — мой умственный друг)[1852] — М<арина> И<вановна>, Вы с Муром одни поедете в Женеву — ни мама ни Вера[1853] не едут. — Тогда я не поеду — ибо я в Ж<еневе> ничего не найду — ни даже озера — а если найду, то там и останусь и уже во всяком случае не найду машины. Что́ я буду делать одна, да еще с Муром, в чужом городе, без паспорта и будучи мной?? — Бегу оповещать Мура. Он — убит, но не показывает. Но как всегда в моей жизни — я-то приняла всерьез — да еще в какой, а — оказывается, так, слова, неопределенность. Иду к хозяйке и слегка уговариваю (знаю одно: мне нужно отправить вещи!). Она неопределенно отказывается и соглашается. А уже — час, уже обед (бесконечный), — уже два, автомобиля — нет. Словом, чтобы не изводить Вашего внимания и зрения зря — машина приехала в 4 ч<аса> (вместо 10 ч<асов>!) — ее заказывали по телефону через почту и произошла путаница — а выехали мы — со всеми сборами — в 4 ½ ч<аса>. Дорога — дивная, но я думаю о своих пакетах, уже совсем готовых и надписанных[1854]. Мне — все — советуют развязать, но я — противлюсь, ибо завязанная вещь — уже Ваша, то же самое, что распечатывать свое же письмо. Границы — три: бензинная, французская и швейцарская. — Pas de marchandises? — Rien[1855]. (Ибо я же — не продаю!) — Миновали. — Новая забота: я в Швейцарии не была с 1903 г.[1856] — и тогда посылок не посылала — сумею ли на чужой почте отправить? И — наберусь ли мужества остановить полный автомобиль людей — перед своей почтой? По дороге мне показывают Jardin Anglais, Rade[1857], озеро, но я ни на что́ не смотрю — велю смотреть Муру. Но и это — одолено. (В Швейцарии люди так же вежливо отвечают, как я — спрашиваю.) Теперь я могу ехать назад. Но — начинаются Uni-Prix[1858], пассажи, сло́вом, тот самый хозяйственный и женский ад. Мур сразу просит stylo[1859] и еще ряд вещей, я непрерывно заставляю его множить на пять, хозяйка замка (русская швейцарка[1860] — милейшая) выбирает воротнички для дочек, к<отор>ые в России (посылает в письмах), полковник-хозяин[1861] хочет пива. Муру на́ пять не множится — словом, добрый час стояния над вещами, погруженности — с мордой — в те детали, к<отор>ые я ненавижу — в ответ на шоколадный избыток не покупаю ничего (Вам, наверное, после операции нельзя, а Муру купила хозяйка) — сидим в кафэ, внутри жара безумная, пишу Вам открытку, чем пользуясь Мур заказывает себе невероятную кружку пива (Gargantua!)[1862] — и опять Uni-Prix — и опять требования stylo, (у него — два), а тут еще и автомобильчики за 40 и 75 швейц<арских> санти<мов> — занимаемся умножением — (хозяева все время тут же — только в продовольст<венном> отделении: закупают для пансиона) — и когда с Муром наконец выходим — нет никого. Долго нет. Совсем нет. Умоляю Мура отыскать автомобиль. Пересмотрев штук 50 — отыскивает (я бы в жизни не узнала, для меня они все на одно лицо: нечеловеческое) — вовсе не на том месте, где было условлено. Вижу — Tabac, покупаю зажигалку, чудную, за 1 швейц<арский>> франк — но так как у меня уже моя есть и будет граница, кладу ее себе за пазуху — поглубже. Потом влезаю — в раскалённый автомобиль — и жду. Мур мотается возле, то возникает, то пропадает, боюсь машин, выхожу, гляжу, опять сажусь. 7 ч<асов>, 7 ½ ч<асов>. Подходит от времени до времени возница: Et alors? Vous n’avez pas vu le colonel? — Non. — Et moi non plus[1863]. Потом уводит Мура пить пиво. Все магазины закрылись. 8 ч<асов>. И — усугубите внимание — начинаю чувствовать, что жжет. Т. е. давно жжет, с первой минуты. В ямке между расхождением ребер. И — здо́рово жжет. Она. Зажигалка. Как на грех на́литая бензином. Пытаюсь извлечь, но — как? Платье сверху узкое (застежка на спине) достать сверху — невозможно. Словом — примите на веру: чтобы извлечь зажигалку, нужно платье — снять. Кроме того, у меня чувство, что она вроде как приросла, пытаюсь рукой — сверху — двинуть: не двигается. Начинаю думать — обсуждать — может она или не может загореться, т. е. бензин — от моего жару — загореться. На это ведь есть — законы. Т. е. точно известно может или не может. Но я-то их не знаю и могу ждать — всего. Пытаюсь себя утешить (а жжет — болит — нестерпимо!) что никогда о таком случае не слышала. Но м<ожет> б<ыть> потому, что никто наполненной зажигалки в продолжение 2 ч<асов> в такой тесноте на теле не держит? А вдруг загорится — как раз, на границе? Со мной — бывает. (И платье сгорит, и автомобиль сгорит, и граница сгорит!) От времени до времени (а час да-авно девятый) справляюсь рукой сверху — не тлеет ли платье — и нюхаю — не пахнет ли горелым? Нет! но пахнет — бензином. Та́к — точно меня в нем выкупали. А — спутников всё нет, а Мур непрерывно пьет с шофером пиво, и потом оба подходят — и опять уходят; другая группа ждет нас в Аннемассе[1864] с 7 ч<асов> — Сейчас девять. Заблудились? Но хозяйка — уроженка Женевы. Что случилось? — Ох, жжет! В 9 ¼ ч<асов> — явление полковник: жене в Uni-Prix стало дурно — упала — отвез к врачу, ей сделали вспрыскиванье (сердце), нас искал на каком-то Molé (?) где якобы уговорились с шофером — и т. д. Едем — за ней — к врачу. Ей совсем плохо, полу-сводят, полу-вносят. И — в обратный путь. Граница. 1, 2, 3-ья. Rien à déclarer?[1865] Мур протягивает автомобильчик за 40 сант<имов> и 2 шокол<адные> бутылочки — обе за 20 — он серьезен, пограничники хохочут — хозяйка — слабой рукою «raisins sees»[1866], а я — ничего, ибо то́, что могла бы и должна бы — непоказуемо в данную минуту никакими человеческими способами. Да! еще одно: перед отъездом прошу шофера взять на себя мои папиросы (у меня уже есть — в портсигаре) и тут же думаю: не получу обратно, он — забудет, а я не напомню, ибо папиросы — вещь мужская, а не женская, и нельзя у мужчин отбирать папиросы — хотя бы свои же. (Своих женских папирос — нет.) (NB! Пишу Вам — уже третью страницу — глупостей, но — нынче пятница, 4-ое — я на те мои вопросы еще ответа не получила, значит — не могу говорить о Ва́с: просто ничего не знаю: бело́, а я надеюсь Вас немножко развлечь: отвлечь.) Кончены — границы. Возница — мне — пакет. И я, сраженная его памятью, в полном смущении благодарности — чтобы чем-то эту свою радость — компенсировать — возвратным движением — Gardez. — Merci alors[1867]. Курим оба: он угощает и я, конечно, не отказываюсь. В Аннемассе берем отчаявшихся спутников. Дорога — дивная. Прохлада. Весь жар дня, машин, шоколадок, покупок и пр. сосредоточился в одном месте: зажигалочном. Но раз — 2 ½ ч<аса> жжет и не загорается — значит, уже не загорится. Событие восходящей луны. (А есть другое:
Was niemand sieht und sah: Monduntergang[1868] —
— Не рассказала Вам о своих дорожных (под сурдинку зажигалочного жжения) мыслях — о том, как я согласилась бы всю дальнейшую жизнь быть так жго́мой (привыкла бы) — чтобы вместо шофера рядом со мной сидели — Вы. Но — трезвая мысль: — Но тогда он должен был бы уметь править, а если бы он мог править — я бы м<ожет> б<ыть> так не хотела сидеть рядом с ним, — Но, если не он — то все-таки кто бы правил? — А — никто. Автомобиль бы стоял. Потом я подумала, что Вам было бы холодно и я бы за Вас беспокоилась, п<отому> ч<то> на себе у меня ничего теплого не было — чтобы отдать. (Кроме зажигалки внутри.) Потом я подумала, что ведь всегда можно обнять, чтобы согреть. Видение полюса. Все полярные экспедиции в одном видении: двоих в обнимку: старшего, согревающего младшего своим телом. (Когда пришли — младший оказался жив.) А мой спутник наверное думал о доме, и о завтрашней поездке, и о нас всех, внезапно заболевающих — и внезапно пропадающих — и внезапно дарящих папиросы, — Drôle de gens, les Russes, mais bien gentils quand-même…[1871] Что же нам остается, Russes или не Russes — как не быть bien gentils — друг с другом — до одиночества лунной планеты? М. 4-го сент<ября> 1936 г.
Впервые — Звезда. 1992. № 10. С. 39-41 (публ. С. Карлинского и И. Кудровой). СС-7. С. 595–599. Печ. по СС-7.
81-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d'Arcine 5-го сентября 1936 г.[1872]Дружочек, вот наш за́мок. Справа с краю — Мур, а я еще правей — за краем карточки. А вот тот плющ[1873]. МЦ.
Впервые — Письма Анатолию Штейгеру. С. 85. СС-7. С. 599. Печ. по СС- 7.
82-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d'Arcine 7-го сентября 1936 г. понедельник.Родной! Нашла. Как по озарению, т. е. всем напряжением необходимости Вас выручить — во всем — всегда — следовательно — (прежде всего) — сейчас[1874]:
В сущности, это — как старая повесть,
(«Шестидесятых годов дребедень»):
Каждую ночь просыпается совесть
И наступает расплата за день.
Мысли о младшем страдающем брате,
Мысли о нищего жалкой суме,
О позабытом в больничной палате,
О заключенном невинно в тюрьме,
И о почившем за дело Свободы,
Равенства, Братства, Любви и Труда
Шестидесятые… годы.
(«Сантиментальная ерунда»)
<Приписка на полях:> NB! Скобками при кавычках Вы себя окончательно отмежевываете. Скобки + кавычки здесь дают чью-то пошлейшую скороговорку, физически дают. Только — та́к. Но опускаю все доказательства, ибо если сам вид и смысл стихов не убедит — все мои слова — бессильны. Но, вместо всех доводов — один (живой) голос: я, обеспокоенная за Вас в этих стихах с первой минуты их прочтения (не за Вашу бессмертную душу, в которой не сомневаюсь, но за Ваше доброе имя) сразу дала прочесть Ваш листок (не говоря — кто) — своему здешнему пишущему другу[1875]. — Что скажете? Не думайте, не думайте! Самое, самое первое! — Aigreur[1876], — досада, что во всё это — поверил, всему этому — служил, и в конце концов — оказался в дураках. Такой же дурак был — как ты. (Пауза.) Тяжелое впечатление. И это, мой друг, лучшее толкование Ваших стихов: Вы, морально, в лучшем случае. И я, и этот Миша — абсолютные читатели (читатели умыслов!) — и это всё, что мы по прочтении стихов в их первой транскрипции, можем сказать в Ваше оправдание, т. е. помнить, что: «— и я, и если дурость — так общая». Когда же, только что, сгоряча моей огромной радости, я в огороде достала Мишу и доставила его к себе на чердак — листок с данной транскрипцией в руки — читайте! — он, просияв: — замечательно! То, что нужно. Так — это для других — сантиментальная ерунда и дребедень, а для него — святая святых. Под этими стихами — подпишусь. Вот Вам — читатель. (Я не сказала — ни слова.) Да и не только — он. И ребенок не ошибется. (Проверю на Муре.) Теперь, на Ваше усмотрение:
Шестидесятые ч_и_с_т_ы_е годы
Шестидесятые в_е_ч_н_ы_е годы.
Шестидесятые ч_и_с_т_ы_е годы
_____
Возвращаясь к первой транскрипции: Ваша (да еще нарочитая) confusion[1878] — словесных штампов — и простых обиходных выражений — и бессмертных понятий — больше, чем неудачная — невозможная. Вы хотите быть понятым вопреки себе, вопреки знакам, и смыслу слов, — à rebours[1879]. Это можно только в любви, в дружбе — нельзя. Не можете же Вы рассчитывать на точь-в-точь такого же как Вы (чего и в любви не бывает), даже не на близнеца: на двойника. Лучший читатель — только абсолютный друг, а абсолютный читатель — только любящий, т. е. всё равно — другой, непременно — другой: для того и другой — чтобы любить. (Себя не любят.) Если я усумнилась, то что же будет — с любым, с первым встречным? — Я не для него пишу. — Нет, здесь — для него и о нем, ибо кто же лежит в больнице, сидит в тюрьме и т. д., как не Ваш первый встречный читатель — и подзащитный? Но — его защищая и о нем вопия — делайте это та́к, чтобы он первый Вас понял, чтобы он, по крайней мере, Вас — понял: ведь это — тоже помощь! (Память.) (Как одна меня безумно любившая молодая женщина — смертельно-больная и совершенно-нищая — мне — из своих далеких: со своих высоких — Пиреней: — Марина! Я не могу вернуть Вам чешского иждивения, я не могу послать Вам ни франка, но я изо всех сил — из моих последних сил, Марина, — непрестанно, день и ночь о Вас думаю.)[1880] Что же Вы, со своим безымянным подзащитным, своими кавычками — делаете? Простой умирающий (русский шофёр в госпитале — а сколько их — госпитале́й и шофёров!) Ваши стихи примет как последний плевок на голову (с бельведера Вашего поэтического величия). — Стоило жить! Нет, друг, оставьте темно́ты — для любви. Для защиты — нужна прямая речь. Да — да, нет — нет, а что больше — есть от лукавого. Вы приво́дите строки Г<еоргия> Иванова: Хорошо, что нет Царя — Хорошо, что нет России[1881]. — Если стихи (я их не помню) сводятся к тому, что хорошо, что нет ничего — они сразу — понятны, — первому встречному понятны, ибо имеют только один смысл: отчаяния.Лучше всего человеку вовсе на свет не родиться
И никогда не видать зоркого солнца лучей.
Если ж родился — скорее сокрыться под своды Аида
И под покровом лежать тяжко-огромной земли.[1882]
Я с горечью подозреваю Вас в ницшеанстве? — Ого! — Во-первых, ницшеанство — и Ницше. Ницшеанство — как всякое «анство» — ЖИРЕНЬЕ НА КРОВИ. — Заподозрить Вас в нем, т. е. в такой вопиющей дармовщине — и дешевке — унизить — себя. Но был — Ницше. (NB! Я без Ницше — обошлась. Прочтя Заратустру[1885] — 15 лет, я одно узнала, другого — не узнала, ибо во мне его не было — и не стало никогда. Я, в жизни, любила Наполеона и Гёте, т. е. с ними жизнь прожила.) Но помимо нашей необходимости в том или ином явлении, есть само явление, его необходимость — или чудесность — в природе. И Ницше — есть. И рода мы — одного!
Ja, ich weiss woher ich stamme!
Unersättlich wie die Flamme
Nähr ich und verzehr ich mich.
Glut wird alles, was ich fasse,
Kohle-alles was ich lasse.
Flamme bin ich sicherlich.[1886]
Wenn Du dieses Eins nicht hast:
Dieses: stirb und werde —
Bist Du nur ein trüber Gast
Auf der dunkeln Erde.[1887])
Dionyseus, der Gekreuzigte[1888]
_____
Ницше — одно из предельных воплощений человеческого (нечеловеческого!) страдания. И если я сказала: — тогда будьте как он — это только значило: страдайте с его чистотой. Убивайте (прежде всего — себя) бескавычечно. Но и любите — бескавычечно._____
На сегодня — ни о чем другом. М.<Приписки на полях:> Спасибо за собеседника[1889]. Первая транскрипция — как сразу сказалось — часто — лучшая. P.S. Нынче еще буду опрашивать — в этой транскрипции и дословно — как гадалку — сообщу.
Впервые — «Хотите ко мне в сыновья?» С. 43–47. СС 7. С. 599–603. Печ. по СС-7.
83-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d’Arcines 8-го сентября 1936 г. — ровно месяц, как я здесь.Родной! Вчера было письмо о стихах, а сегодня — о делах. Но, чтобы кончить о стихах — вот Вам еще один отзыв — на этот раз читательницы: «Противно стало от всей нашей гадости — материализма, практицизма — вот и вспомнил — тех. Пусть сейчас все это называют сантиментализмом и глупостями — а для него это единственное, что́ есть». Словом, тот самый: bon — très bon — brave — très brave. Très[1890] — который, очевидно, Вас задел (Обидно быть «brave»[1891]…) Но — к делу: — вот Вам уже два свидетельства, мое третье. Если убедила во второй транскрипции — счастлива. Если нет — спокойна. (Переправьте, пожалуйста, в моем списке: И о почившем на: И о почивших — нечаянно[1892]. Неприятно, чтобы та́к осталось — хотя бы на час.)
_____
Дело же — следующее. Вчера, по прочтении Ваших стихов, она́ — Ваша читательница[1893] — сама предложила мне устроить ряд моих чтений по Швейцарии — этой осенью. Т. е. — я просто спросила, можно ли жить в Leysin[1894] в-непансионе, ибо я ни на какой пансион неспособна, она спросила: зачем? — я сказала: к автору этих стихов — повидаться — тогда она сразу и очень подробно предложила мне столовую для неимущих (я думаю — беспризорных, или, как их раньше называли — бродяг) — «и там 15 сант<имов> суп. Это Вы можете?» Я, очень серьезно: — Могу. (И, точно, уже этот суп съела:) — Спасибо большое. — Словом, нечто антиалкоголическое — для chemineaux (и cheminelles[1895] — мысленно добавила я, и, уже совсем обнаглев, вслух): — А на какие же я деньги поеду? (точно она мне предлагала эту поездку). И — но тут начинается полный серьёз — вполне серьезное, реальное, достоверное, с именами и отчествами — даже фамилиями — предложение: организовать мою осеннюю — нужно думать — ноябрьскую поездку по Швейцарии: Женева — Лозанна — Цюрих (Берна — не было) — с рядом чтений. И тут же написала письмо одному из действующих лиц, которое я опускаю одновременно с этим. В письме (лицо — в Аннемассе)[1896] просьба назначить нам обеим свидание на ближайших днях. Словом (тьфу, тьфу, не сглазить!) дело — пошло́. Но, дитя, взываю к Вашему серьёзу: моя Швейцария — дело очень трудное: мне, помимо всех чужих усилий — нужно огромное свое: — устроить Мура в надежные руки, каковых у меня в доме нет: отец его всегда занят, Аля — не в счет. Значит — отдать его той же М<аргарите> Н<иколаевне>[1897] — в Париж, но этим самым — изъять его из школы, к<отор>ая в Ванве, т. е. найти и оплатить учителя. Вся история с паспортом и визами, помноженная на всю мою роковую бытовую неумелость. Наконец, моя невозможность никакого пансиона — самого дешевого, не говоря уже о швейц<арских> ценах, хотя бы шв<ейцарских> 5 фр<анков> в день. Т. е. Ваша необходимостьотыскать мне «там» — комнату. Но — всё это — ничто — при одном условии: Вашей уверенности в необходимости Вам моего приезда. …Второе (бытовое) — если хотите меня видеть у себя в Швейцарии в ноябре — я должна начинать это сейчас. Т. е. должна быть твердо уверена, что Вы осенью в Париж не приедете, ибо если Вы — осенью, я к Вам в Швейцарию (если всё будет хорошо) — весной, а то нелепо — всё сразу, а потом — никогда — ничего. Думайте, решайте, но — решив — не перерешайте, ибо я перерешить — не смогу. Сборы — для таких вечеров — весьма громоздкие, всё на доброй воле нескольких чужих людей, а я да́ром ничьей силы не трачу, т. е. даже если Вы в это время (неожиданно) окажетесь в Париже — поеду. A Leysin или Schwendi или ещё что — мне всё равно: т.е. равно́желанно — лишь бы не оказался Тироль — или Шварцвальд — куда мне ходу — нет. Ну́ — думайте. МЦ.Впервые — «Хотите ко мне в сыновья?» С. 47 49. СС-7. С. 603-604. Печ. по СС-7.
84-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d'Arcine 10-го сентября 1936 г.[1898]— Я как раз думала над Вашей болезнью, выясняла ее для себя, чтобы выяснить для Вас — но это не сразу, мне нужно <> понять — отложим <и обратимся> к срочному: Вашим стихам[1899]. Первое и твердое <правило> никаких <кавычек> кроме о слов — разве Вы не видите, что <невоз>можно одними знаками <> — разная — «сантиментальная ерунда» не <> место <> не словесно, а по содержанию, то <> «страдающего брата» Вы берете только словес <> младшего брата (<>: — начиная от Вениамина[1900]) — и брата — и <> неудачна здесь только словесная ассоциация, и — мой друг — un petit effort[1901] — о <> grand effort[1902] — стерпите, примите всерьез — и на себя, реабилитируйте — хотя бы ценой упрека Вас, поэта, в общем месте. (Стихи настолько серьёзны, что никому в голову не придет. Либо — какому-нибудь «ницшеанцу», тогда это — патент на благородство. Реабилитации сущности путем взятия слова в кавычки быть не может. Наоборот: снимите кавычки. Тогда эта строка будет звучать как детский и смертный серьёз. И — поверяю на последнюю чистоту — еще одно: если всё же боитесь, на себя — не берёте, можете прибегнуть к другому типографическому знаку: разрядке. Глядите:
Мысли о младшем СТРАДАЮЩЕМ брате
Мысли о МЛАДШЕМ СТРАДАЮЩЕМ брате[1903]
<Приписки на полях:> О разрядке: это самая скромная остановка внимания, то же самое что указать глазами. А — чаще без разрядки, проще, мужественнее. Я бы — без: пусть думают — что́ хотят.
Второе: — никакого то есть, ради Бога! Вы просто — портите. 1) — мозговое, статейное, 2) неверно, ибо страдание и нищенская сума — не однозначущее: страдание без сумы и сума (mon cas[1904]) — без страдания, Вы этим стихи губите.
Третье: нельзя «свободу, равенство и братство» — в кавычки, Любовь и Труд — вольно, это уж сплошной миниатюризм и микроскоп, и — простите — введение в большое человеческое — чего-то мелко-личного: автобиографического: для меня «свобода, равенство и братство» — ничто, зато́ вот — Труд и Любовь… Но кому, в этих стихах, до Ва́с (данного) дело, эти стихи не Вы пишете — и не о себе — а главное не для себя: только — из[1905] себя. Кроме того, все перечисленные вещи — большие, и все — тысячу тысяч раз повторены, это — родня, нельзя ро́знить семьи понятий, и — честное слово — никто Вас не поймет, а если поймет — то только через остановку внимания на Вашем личном (частном) случае — значит в полный ущерб стихам. В мое бескорыстие Вы верите. У меня две корысти: сами стихи — Ваш правильный облик. — Конечно, вечные, а не чистые. И очень рада, что мы с вами совпали. В ВЕЧНОСТИ шестидесятых годов — предельный вызов. Бо́льшего мы о них сказать не можем.
_____
О других стихах. Первое[1906] — оставите как есть, в первой транскрипции. Т. е.: Но не каждый ведь скажет: — «Брось, — Не надейся» — слепцу, калеке. (Если: скажешь — Вы вместо другого подставляете себя — и не выходит противопоставления.)Третье[1907]:
…И даже сны… И даже (как старо!) —
Здесь вензель чертит и сейчас перо…
…И даже сны… И даже (как старо!) —
Вот вензель чертит и сейчас перо…
_____
Последнее: (Мы произносим дружба, счастье, Бог…)[1908] 1) О, если б человек вдруг научиться мог — в одну строку, иначе нарушается единство вздоха. 2) Есть о, есть но, и есть а. О — возглас, но — рассуждение, а — вопрос, запрос на авось (соответствующий французскому: et…) Я за а — чище, беспомощнее и отчаяннее. И — человечнее, похожее (А что́ если…) С последней строкой — не знаю, что делать. Во-первых Вы из трех вещей берете меньшую и всегда составную, т. е. отродясь пустую, как данность и са́мость — несуществующую. (Бог — Бог, дружба — дружба, а — счастье? И начинается: — Покой. — Отсутствие желаний. — Исполнение желаний — и т. д. Самой вещи — нет.) — итак, берете самую малую и выделяя ее — даже помимо ее личной малости — умаляете обе, другие — и себя. (Только-то!) Во-вторых — взамен чего? Что́ это, в точности, значит? Человек перестал лгать, т. е. научился говорить правду, и сказал: Бога — нет, дружбы — нет, счастья — нет, и взамен получил счастье. Какое? Единственно-возможное: веру — и еще лучше — достоверность: Бог — есть, дружба — есть, счастье — есть. Так где же у Вас об этом сказано, если Вы это хотели сказать. (Если же не это — то не знаю что́.) Всё будет спасено, если Вы в одной последней строке сумеете дать всю эту получку. «Господи, воззвах к Тебе и услыши мя»… Это, а не другое. Иначе — какая-то сделка: я — правду, а Бог мне — счастье. Разве Вы не чувствуете, что это вещи — несоизмеримые? Что Вы и Бога-то здесь умаляете. (А себя — так совсем продешевляете!) Куда лучше: То неужели Бог ему бы не помог И смерти не нашлось, взамен, для нас — у Бога. (Пробовала: веры, верно, но — слабо. Чуда лучше, но — слишком уж элементарно. Но и вера и чудо — тысячу раз лучше счастья. А смерти — лучше всего, ибо чистое отчаяние. Вопль. — Думайте, ибо это совершенно меняет Ваш смысл. Смерть (прекращение муки) — как высшая награда. Хорош, должно быть — мир был. Хорош и есть.) Стихи эти очень элементарные, их может спасти только острота и сила последней строки, к<отор>ая (все они — рассуждение) может быть только воплем. — Думайте. —_____
Но и о другом думайте — и решайте. На самых днях я должна буду сказать одному из устроителей писательских швейцарских поездок — когда хочу читать. Скажу — ноябрь — будет ноябрь — а ноябрь по всей вероятности 1) и п<отому> ч<то> подходящий для чтений месяц, и п<отому> ч<то> еще будет действовать мой 1936 года паспорт. Загадывать на 1937 г. — далёко. Особенно — на весну. Мой друг, поймите меня: мне Швейцария не нужна: вне Вас — не нужна. Но — не хочу лишать Вас Вашего парижского ноября, ноябрьского Парижа: у Вас друзья — дела — Вам в санатории надоело — Вы уже сейчас рветесь — что́ будет через два месяца? М<ожет> б<ыть> — так сделаем: сначала я свое отчитаю, а потом вместе поедем — в Париж? Лучше та́к, чем: сначала Ваш Париж, а потом — вместе в Швейцарию. По-разному — по-многому — лучше. Начнем с Вас: как бы мы ни встретились (в Швейцарии) — остается Париж, и Париж остается Парижем, т. е. либо радостью, либо необходимостью, либо развлечением — вне моего, в нем, присутствия. Учтите и свое сравнительно-здоровое, после долгой санатории, состояние. А из Парижа Вы поедете — растраченным — как зверь в берлогу, зализываться, обрастать мясом и мехом, а вдруг — Вам встреча со мной не даст всего, или хотя бы — того, что Вы ждали? — Физическая растрата, (возможная) душевная утрата, и перспектива санатории. Для меня же — если наша встреча не удастся — Швейцария потеряет всякий смысл, т. е. — свой единственный. Это будет — повинность. Очень тяжкая. Но, опять-таки, — решайте, как хотите — Вы. (Я знаю как трудно — хотеть.) Только — твердо и сразу. Если Вы уже твердо решили — к 1-му ноября, то мой план — не удастся, ибо до этого в Швейцарии побывать навряд ли успею. Но — на сколько, в таком случае, Вы едете в Париж? П<отому> ч<то> в декабре в Швейцарию мне — может оказаться — уже поздно. Тем более, что мне предстоит еще бельгийская поездка — и тоже осенняя. Так или иначе, я мысленно ноябрь оставляю на нас. Боюсь, что моя поездка придется на середину ноября, т. е. в самое для Вас неудобное время. Но все-таки что-то решить надо. Со дня на день (того господина зовут Фелькнер[1909] — он женевец — м<ожет> б<ыть> Ваш отец его знает) жду письма из Аннемасса — и тогда дело пойдет вне моей воли. Не забудьте, что я назначать — не могу. Перерешать — тем более. — М<ожет> б<ыть> Вы все это совсем иначе увидите? Может быть Вам грустно будет ехать одному в Швейцарию (не забудьте: мой план — ехать вдвоем в Париж после моей Швейцарии, т. е. после нашей черновой встречи) — с чувством то́й или ино́й утраты, и, во всяком случае, без перспективы, — Парижа. Есть люди, которым от всего больно, по-всякому — больнее. Да, да, иным всё удар. И эти Ваши стихи — сплошное sous le coup[1910]. А последнее слово третьего стихотворения мне напоминает слово какого-то маленького принца крови — в XVIII в<еке> — своей воспитательнице: Je t’aimerai — même mort. Не — jusqu’à ma mort не: après ma mort — a: mort[1911]. И это — пяти лет. (Больше ему — никогда не стало.) И как она могла — потом — жить?_____
Récapitulons[1912]: Вы откладываете свой отъезд дней на 10, ждете меня в Швейцарии, там мы начерно встречаемся и вместе едем в Париж, в котором встречаемся уже на́бело. Теперь, если Фелькнер назначит мои чтения в конце ноября — придется сделать иначе, т. е. сначала Вы — в Париж, а потом видно будет, поедем или нет — вместе — в Ваш обратный путь. Самое трудное — если мне ехать к 15-му, та́к я разбиваю Ваш ноябрь. Думайте. А я Вас тотчас же извещу, как только договоримся с Фелькнером — если сразу договоримся, чего, кажется, быть не может: ведь читать мне придется в трех городах, и он — не один, а только один из… и го́рода целых три. Где Вы в Париже будете жить? С сестрой?[1913] А где и ка́к — она? (живет). Хотите у меня? Я Вам уступлю свою комнату и буду о Вас заботиться, — я к заботе привычна — и знаю меру. Сыты тоже будете. — Думайте. Одна беда: поздно вечером автобусы ходят редко (подходят близко), а от метро к нам большой подъем. Кроме того, нет ни центр<ального> отопления, ни ванны, дом старый — лет полтораста — и скорее холодный, а Вы — санаторией избалованы. Но — чудный воздух: улица — сплошные каштаны, и вообще — простор: форт, огороды, — ни одной трубы. Думайте — как Вам лучше, я совсем не знаю Ваших дел и предлагаю Вам на всякий случай. И совсем не обижусь — если найдете лучше. До свидания, родной — у меня голова разболелась от всех этих aller-et-retour’ов[1914]. МЦ.<Приписка на полях:> Самое сердечное спасибо за точный ответ — про легкие. Тронута Вашим вниманием и пониманием. Сегодняшнее письмо — о болезни. Оно — во мне уже давно пишется.
Впервые — «Хотите ко мне в сыновья?» С. 49–54. СС-7. С. 605–609 Печ. по СС-7.
85-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d'Arcine 12-го сентября 1936 г., суббота (мой любимый день — и день моего рождения: с субботы на воскресенье: в полночь. Мать выб<рала> субботу, т е. назад)[1915]— О Вашей болезни. Мне хочется самой понять и об этом Вам сказать раз-навсегда. Поверим, что Ваша болезнь по существу неизлечима, что Вы уже никогда не будете здоровым человеком. Примем это — и попробуем найти лечение — неизлечимости, выход — из явного тупика. Я всегда работаю на примерах и вне примеров не понимаю ничего. Поэтому — оборотом головы — на Р<ильке>. Это был отродясь больной: больной уже потому и тем, что мать хотела SOPHIE, а получила — Rene[1916] (так его звали в детстве, Rainer’a он открыл et imposa[1917]), что его до 5 л<ет>, а м<ожет> б<ыть> и позже, водили девочкой, этим подтачивая без того уже половинную мужественность поэта. (А потом сразу отдали в корпус. Сохранился один вопиющий отрывок, страшнее которого я ничего не знаю.) В его письмах жене — женился рано[1918] — непрерывные таинственные упоминания о каком-то — недуге, хотя внешне был совершенно здоров. Нечто вроде «mon mal»[1919]. (Знаю, знаю: — «Но у меня не mon mal, а вообще — mal, весьма даже достоверное», — погодите.) Ему всю жизнь немоглось: ни жить, ни есть, ни спать, ни писать. Писанье было для него — мученье, терзанье. Он — от России до Египта — весь свет исколесил, ища места, где может писать (мне это совершенно чуждо, я бы скорей искала места, где не могу писать, но моя обязанность понять его — и Вас). И не только места искал, — и срока. — Здесь, может быть, и сейчас, может быть, я начну — то… Здоровому человеку — дико. Даже мне — дико. Мне — особенно-дико. Ибо, как я говорю о столе:
Твердивший, что каждой строчки
Сегодня — последний срок.[1920]
_____
О роде Вашего поэтического дара — в другой раз. Пока же — скажу: у Вас аскетический дар. Служебный. Затворнический. Бог Вам дал дар и — к нему — затвор._____
— Мой друг, письмо из Аннемасса, только что. Вот — отрывок: «…Ваше сообщение душевно нас порадовало и ждем Вас с глубокоуважаемой М<ариной> И<вановной> у нас в наступающее воскресенье 13-го сентября к часу — обязательно к обеду — простому деревенскому — но от всей души. …Прилагаю маршрут: правда, он уступает по точности и по количеству стрелок и крестиков тому, к<отор>ым снабжал М<арину> И<вановну> Андрей Белый, поджидая ее в Цоссене… (Подробный внимательный старческий маршрут)[1934]. …Сегодня же напишу моему старому другу 30-летней давности Вл<адимиру> Вл<адимировичу> Муравьеву-Апостолу, а завтра повидаю Федора Степановича Гонч-Оглуева[1935] (NB! совершенный Гоголь). Словом, вопрос будет двинут. Разумеется, перспективы для пушкинского Комитета весьма соблазнительные, несмотря на то, что в Феврале М<арину> И<вановну> уже законтрактовали»[1936]. (NB! оцените деликатность и хитроумие моей приятельницы: я, не зная, что Вы в ноябре будете в П<ариже> и стро́я на Вашем цело-зимнем Leysin’e, сразу сказала ей, что хорошо бы — еще в 1936 г., чтобы мне не покупать нового загр<аничного> паспорта — а она дело изложила — та́к, чем, конечно, повысила мою, для швейцарцев, сто́имость.) — Словом, дружочек, завтра еду к тому господину на целый день — и совсем не знаю, что́ ему говорить — до того запуталась с нашими aller-et-retour’ами (голова болит с тех пор, т. е. второй день, и именно от этого: я совсем не умею жить). А не лучше ли действительно — в феврале, на пушкинское поминание, а Вы — в Париж — в ноябре. П<отому> ч<то> тогда у нас будет перспектива — ещё-встречи, и промежуток уж не такой большой — 2, 2 ½ месяца. Как жаль, что я так сразу в Ваш сплошной зимний Leysin поверила, но м<ожет> б<ыть> еще исправимо? Словом, жду точного отчета. Постараюсь завтра окончательно не связываться. Умоляю ответить мне что-нибудь разумное, здравосмы́сленное, совершенно со стороны — если умеете. (Я — не.) Устала — и давно уже нет папирос — сосу пустую соску мундштука, удивляясь, что ни — че — го. Я уже недели 2 как ничего не делаю, ибо когда я Вам письма́ не пишу — я его думаю. Но это скоро кончится — п<отому> ч<то> скоро — домой, а дома проснется — совесть — и здравый смысл: что́ я буду делать на пушкинских вечерах? Весь мой расчет (для Бельгии и Швейцарии) на прозу: Мой Пушкин. А ее и первой строки нет. Мне нужно будет временно из нас выключиться. Но это — потом. Пока я здесь — будет та́к. Обнимаю Вас МЦ.Впервые — «Хотите ко мне в сыновья?» С. 54 59. СС-7. С. 609-613. Печ. по СС-7.
86-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d’Arcine 12-го сентября 1936 г., суббота (вчера — ошиблась)…У меня так мало дней осталось — Ваших: почти ничего — и из этого ничего еще весь завтрашний день уйдет на того — гоголевского и даже державинского — старика. (А нынче жена написала — ответно — подтвердить приглашение.) До отъезда постараюсь успеть переписать Вам все из моей с<ен>-пьерской «хроники», не вошедшее в письма и Вам по праву принадлежащее. И, хотя Вы ничем не отозвались на стихи, переписать и отослать Вам другие. Но боюсь — та́к, как всё это время, мне уже отсюда Вам не́ будет писаться — п<отому> ч<то> нынче наконец решила, и вслух объявила — дату, и уже всё считанное. Вчера я поднялась на 1600 метров высоты, т. е. на 1100 от С<ен>-Пьера и оттуда еще раз прощалась с Вами. Вообще, эти дни будут — сплошная растрава. Теперь Вы м<ожет> б<ыть> понимаете мой — как будто бы гадательный и даже ошибочный — стих:
Терзание! Ни берегов, ни вех…
Да, ибо утверждаю, в счете сбившись,
Что я в тебе утрачиваю — всех,
Когда-либо и где-либо небывших.[1937]
Впервые — «Хотите ко мне в сыновья?» С. 60. СС-7. С. 613. Печ. по СС-7.
87-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d'Arcine 14 го сентября 1936 г., понедельник.Дружочек! В феврале — либо 11-го, либо 15-го, — с моим французским Пушкиным. Ноябрь — сам отпал, ибо для моего выступления в ноябре понадобилось бы 1) кому-то уступить мне место, 2) м<ожет> б<ыть> мне самой оплатить ½ дороги, ибо данный комитет — нищ, а есть другой какой-то, с крупнейшими швейцарскими писателями и филологами во главе, — и тот способен на всю дорогу[1938]. Но тот — только в феврале. (Просто: первый — русский, второй — швейцарский.) Что́ это был за день, за визит, за комната! Начав с последней: ни приметы обой, ни приметы стен: сплошь лица: от эмигрантской девицы в боярском кокошнике до родственного Суворова[1939] (жена Фелькнера — потомица Суворова), весь XIX в<ек> в родственных и неродственных лицах и Widmungen[1940] — на всех языках — четыре стены знаменитостей. А хозяин — не державинских, а Александра III-го времен[1941], с лица — немецкий пастор — кудри, голубые глаза — в прошлом attaché financier et commercial[1942], в настоящем — член всех существующих (и существовать перестающих) комитетов, а по призванию — оратор непрерывный. Что ни фраза — то комитет, и он его активный член, и он приветствовал X, и подносил адреса Y, и отвечал на приветствие Z, и на всех на них возлагал венки. Из имен (м<ожет> б<ыть> Вам что-нибудь скажут) запомнила: Robert Traz и Cheneviére (?) и Bernen Bouvier и Ziegler — больше не смогла: пока учила наизусть эти — проскочили все остальные[1943]. Реально: за 5 дней уже 4 письма его́ к лицам и 4 — лиц к нему, читал и показывал — отношение к моему приезду самое благоприятное, но пока речь только о Женеве, — а мне нужен Берн — как его добьюсь — не знаю — надеюсь — тогда до Вас близко — либо Вы сами спуститесь на́ день в Берн — на целый весь наш день. Я к Вам в Швейцарию приеду на Пушкине (на — Бесах)[1944]. Да! Оказывается он был в Варшаве слушателем моего дяди — историка — Д<митрия> В<ладимировича> Цветаева, и безумно умилился тому, что я его племянница — и стал вспоминать Варшаву — и как нас ненавидели поляки — и как ни один польский студент ни копейки не дал на похороны русского (NB! насильного) профессора Барсова[1945] (?) и как мой дядя шел за гробом Барсова, а студенты обоим грозили кулаками — мой дядя после Варшавы был один из самых видных черносотенцев Москвы — Союз Русского Народа — очень добрый человек — иначе как жид не говорил. У него я, девочкой, встречала весь цвет черной сотни. Но — passions[1946] — а то я — в роли Фелькнера. Предок Фелькнера 200 л<ет> назад пришел из Саксонии в Россию с уставом Горного Института, который Анна Иоанновна и утвердила[1947]. В честь его — минерал на Урале: фелькнерит («в витрине — если большевики не разбили». NB! — и витрины и минерала). …И бывший секретарь незабвенной Марии Гавриловны Савиной[1948]. (— «Ваш секретарь? Это больше, чем статс-секретарь!») И сводил Художественный Театр с немцами. И устроил ввоз в Россию тела Чехова[1949]. («Мы с Ольгой Леонардовной ехали в ландо и она так была рада»…)[1950] Я сжимала и разжимала руку на ручке кресла и старалась не глядеть на всё, что на меня глядело (желтыми фотографическими глазами) с четырех стен его чиновно-артистического прошлого. Несколько раз у меня был соблазн спросить о Вашем отце, которого он не может не знать (знает всю прошлую чиновную и аристократическую Россию — всю нынешнюю русскую и нерусскую Швейцарию) — но каждый раз удерживалась — из сложных чувств, одно из которых — словами: — я не хочу, чтобы среди этого потока равнодушных мне имен было произнесено Ваше имя — ради которого я этот поток имен и лиц — на себя и приняла, которым (непроизнесенным) его и вызвала. Ибо знайте одно: мне Швейцария не нужна: мне нужна Ваша радость, нужна своя нужность — Вам, мне нужен наш день (по возможности — два, по невозможности — один). И только ради этого — все эти комитеты, комиссии и express’ы (NB! у меня уже есть свое dossier, глазами видела!) — и даже моего Пушкина, т. е. впервые настоящего Пушкина по-французски[1951] — швейцарцы услышат из-за Вас. Итак, нуждайтесь во мне и радуйтесь мне до февраля.
_____
Иногда, когда уже совсем нестерпимо становилось — слушать и воображать (у меня роковой дар — тут же — глазами — видеть — всё)… все эти безразличные вещи («Лига Наций», «председатель», «вице-председатель», Вильгельм, надевающий брошку Савиной — и вдруг — Савинков кн<язь> Львов, <19>19 г<од>, зеленый стол, Париж — и вдруг Сэр X, а за ним Литвинов, и только за нам — какой-то поляк)[1952] я вдруг мысленно ставила перед собой Ваше лицо — которое так мало знаю, в которое никогда не глядела — (но я знала: Ваше!) и словами говорила себе: — Ничего. Только та́к достают — сокровище. И мне самой смешно и радостно, что все это (до февраля не меньше 60-ти писем: людей друг к другу, их — мне, моих им) из-за человека, которого я не знаю, лица которого не помню и который мне, очевидно, дороже дорогого. …Обстановка нищая, 2 комн<аты> — 5 человек. Жалобная мебель. Жалобный (наш, ванвский — наизустный) обед. Сердечность. …А поток — покойников. (Ф<елькне>ру минимум 70 лет). — «Когда я хоронил такого-то»… — …Мой 45-летний приятель, к<оторо>го я на днях хоронил… — «Когда мы с вами (обращ<аясь> к моей спутнице) хоронили милейшего Григория Иваныча»… и т. д. После обеда я читала свои переводы — Пророка — Чуму — К няне — Для берегов отчизны дальной — и, конечно, победа (я знаю, что во всем мире никто так не может) — но особенно поняли и отозвались, как всегда, женщины — даже 14-летняя швейцарочка, даже паралитичная 75-летняя тетушка, — не он, он с трудом слушал, на глазах разрываясь от накопившихся очередных покойников и комитетов, стерегших щель его рта — проскочить и затопить. У него были свои няни, свои дальние отчизны, — и он сам был ПРОРОК и ЧУМА. — Жара была до́бела, до́синя. Чуть было не опоздали на поезд (они живут за Аннемассом, на пустыре), галопировали всем семейством по всему воскресному удивленному городу, и он, под галоп, успел рассказать мне свою встречу с Милюковым, а кстати и с Платоновым[1953] — а поезд явно уходил, а до следующего — 5 часов (комиссий и мертвецов!) — но поезд не ушел, и мы из последнего дыхания в него сели, и минут пять сидели — дама и я (NB! нынче она совсем больна, а я — совершенно здорова) дыша широко, как рыбы и громко, как моржи. Итак, мой родной, без нас решено — февраль. Жаль, что не будет совместного поезда (уносящего третьего!) я бы дорого дала (такие вещи живут сослагательными наклонениями!) за несколько часов поезда с Вами, но м<ожет> б<ыть> к лучшему, и м<ожет> б<ыть> эти часы когда-нибудь все-таки будут. Мне с Швейцарией — из-за Вас — необходимо связаться: необходимо, чтобы меня там полюбили — и полюбят. Видите — вот и вышло письмо навстречу: сначала ноябрю, потом февралю. Я отсюда уезжаю 17-го, в четверг — в 11 ч<асов> 23 мин<уты> утра. С 15-го пишите мне уже на Vanves:65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin Vanves (Seine) без себя и адр<еса> на обороте, я их знаю, и — как мне сейчас кажется — никогда уже не забуду. Прилагаемый листочек[1954] прошу прочесть не сразу, а — вечером — да? Перед сном. МЦ.
Впервые — «Хотите ко мне в сыновья?» С. 60 63. СС-7. С. 614 616. Печ. по СС-7.
88-36. Б.Г. Унбегауну
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d’Arcine 14-го сентября 1936 г., понедельникДорогой Борис Генрихович! Жажду Вас видеть; чтобы рассказать Вам (в лицах) — ту свою Женеву (на к<отор>ую Вы так мило отозвались) и вчерашний Аннемасс. Оба неожиданные. Но теперь уже писать не стоит: мы с Муром 17-го отсюда уезжаем, а Вы — со своими — когда? Лето было чудное: и Moret и Савойя, но пора уезжать: Мур совершенно ошалел от полноты свободы и непрерывности людского общения: ведет себя, как тогда в Борме, т. е. с утра лезет на стену. Впечатлений от него в замке останется, что «шутит шутки не гораздо хорошие». Было одно большое горное восхождение — на Mont Brizon[1955], где один горный восхитительный щенок от любви чуть не выкусил мне глаз — на высоте 1600 метров.
_____
Если не лень, напишите уже в Vanves, когда думаете возвращаться. Очень интересно будет увидеть и услышать выросшую Таню. Обнимаю всех троих и сердечно радуюсь встрече. МЦ. <Приписка на полях:> 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin — Vanves (Seine)Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 277-278. Печ. по тексту первой публикации. Написано на открытке с изображением стаи городских собак.
89-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly Haute Savoie Château d’Arcine 15-го сентября 1936 г. — вторник — чердак — под шум потокаЯ вовсе не считаю Вас забытым, заброшенным и т. д. Я уверена, что Ваши родители, и сестра, и друзья — Вас — по-своему — как умеют — любят. Но Вы хотите, чтобы все Вас любили не по-своему, а по-Вашему, не как умеют, — а как не умеют: Вы хотите, чтобы все Вас любили — как Вас люблю — я. И если Ваша мать[1956] сейчас, как я нынче в 5 ч<асов> утра, не просыпается от ожога: с такими легкими навряд ли можно танцевать, это не значит, что она Вас мало любит, это значит, что sie denkt Sie[1957] не так подробно, как я — м<ожет> б<ыть> и потому еще, что она Вас знает больным — 10 лет, а болезненным — и все 26, я же впервые и одновременно узнаю, что у меня где-то — сын — и что этот сын — больной, и не могу не потрястись этим всей своей привычкой ко всему исключительно-здоровому — и даже как бы несокрушимому — от меня исходящему. То же самое, как если бы обо мне сказали, что у меня больные стихи.
_____
Встречи с Вами я жду не как встречи с незнакомым, а как встречи с сыном — не только заведомо-родным, но мною рожденным, и которого у меня в детстве, в моем и его сне, отняли. Встречи с Вами я жду как Стефания Баденская[1958] встречи с тем, кто для людей был и остался Гаспаром Гаузером, и только для некоторых (и для всех поэтов) — ее сыном: через сложное родство — почти что Наполеонидом._____
— О чтении. Давно хочу. Живете в книгах? — Не о стихах говорю: Вы — поэт. Потребность? Вторая жизнь? Развлечение? Способны на трудное (и физически-трудное). Ибо раньше чем не узнаю Вашего отношения к книгам — не могу прислать Вам на прочтение — ни одной любимой, а сколько их у меня (Не даю — никому). Wassermann’a — знаете? Fall Maurizius — Etzel Andergast — Kaspar Hauser?[1959] Немецкий — знаете? Итак, отнеситесь так же серьезно, как к вопросу о ходьбе, на который так хорошо ответили — пожалуйста, к вопросу себя — чтеца. Ибо до ноября — 1 ½, 2 месяца, сможете прочесть ряд чудных немецких (да и французских) книг. — Или хотя бы одну. — Пруста знаете (всего)? Vigny — Journal d'un Poète?[1960] — Ведь y Вас — пласты времени. Вы же не целый день пишете. (Что Вы целый день делаете?) — Не бойтесь: не завалю: только одну зараз. И с непременным условием (мое первое Вам, кажется) — никому из рук, так и говорите: прислана на самый короткий срок, отсылаю обратно. Ибо — и это мое единственное чувство собственности — книга не должна ходить по рукам, уж лучше — автор! Если Вы ничего не знаете о Kaspar Hauser’e и мне верите, пришлю Вам его тотчас же по возвращении в Ванв — с тем, чтобы Вы его мне либо прислали, либо привезли. Это мой любимый немецкий современник (недавно умер от разрыва сердца, а до него — вскоре после Р<ильке> — большой австрийский поэт Hugo von Hoffmansthal — выстрелил в себя после смерти единственного сына. Я думаю — в нестерпимую боль выстрелил — чтобы кончилась). Wassermann очень большой писатель. Вашей породы — страдальческой. И герой — Вашей породы, — и конец обоих — одна из самых больших человеческих, общественных и исторических низостей._____
Тогда же, после почты: — Ничего Это похоже на мою жизнь. Постоянно-повторяющаяся случайность есть судьба. Но, по крайней мере, Вы этим освобождаете меня и от Цюриха и от Берна, а в Женеву — ненадолго, и в конце концов — почему швейцарцам не узнать настоящего Пушкина? О Вашем Париже — жалею. Там — сгорите. Париж, после Праги, худший город по туберкулезу — в нем заболевают и здоровые — а больные в нем умирают — Вы это знаете. Ницца для туберкулеза — после гор — вредна. Жара — вредна. Раньше, леча ею — убивали. Так убили и мою мать, но может быть она счастливее, что тогда — умерла._____
Может быть Вы — внутри, — больнее чем я думала и верила — хотела видеть и верить? Ибо ждать от Адамовича откровения в третьем часу утра — кем же и чем же нужно быть? До чего — не быть! Если Вы — поэтический Монпарнас[1961] — зачем я Вам? От видения Вас среди — да все равно среди кого — я — отвращаюсь. Но и это — ничего: чем меньше нужна Вам буду — я (а я не нужна — когда нужно такое: Монпарнас меня исключает) тем меньше нужны мне будете — Вы, у меня иначе не бывает и не может быть: даже с собственными детьми: так случилось с Алей — и невозвратно. Она без меня блистательно обошлась — и этим выбрала — и выбыла. И только жалость осталась (на всякий случай) — и помощь (во всяком) — и добрые пожелания. Без меня — не значит без присутствия, значит — без присутствия меня — в себе. А я — это прежде всего уединение. Человек от себя бегущий — от меня бежит. Ко мне же идущий — к себе идет: за собой, как за кладом: внутрь себя: внутрь себя — земли, и себя — моря, и себя — крови, и себя — души. Поскольку я умиляюсь и распинаюсь перед физической немощью — постольку пренебрегаю — духовной. «Нищие духом» не для меня. («А разве Вас не трогает, что человек говорит одно, а делает другое, что презирает даже дантовскую любовь к Беатриче, а сам влюбляется в первую встречную, — разве Вам от этого не тепло?» — мне — когда-то — в берлинском кафе — Эренбург. И я, холоднее звезды: — Н Е Т.)[1962] И Вам — нет. На всё, что в Вас немощь — нет. Руку помощи — да, созерцать Вас в ничтожестве — нет. Я этого просто не сумею: ноги сами вынесут — как всегда выносили из всех ложных — не моих — положений:Und dort bin ich gelogen — wo ich gebogen bin.title="">[1963]
Спасибо за Raron[1965]. Спасибо за целое лето. Спасибо за правду.
Behüt Dich Gott! — es war zu schön gewesen
Behüt Dich Gott — es hat nicht sollen sein.[1966]
_____
<Приписка на полях:> А рождение мое — 26-го русск<ого> сентября (9-го Окт<ября> по-новому)[1967] день Иоанна Богослова
— с субботы на воскресенье —
полночь
Впервые — «Хотите ко мне в сыновья?» С. 64–66, СС-7. С. 616–618. Печ. по СС-7.
90-36. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin — но пишу еще из Савойи: последний день! — 16-го сентября 1936 г., среда.Дорогая Анна Антоновна — Вы меня сейчас поймете — и обиды не будет. Месяца два назад, после моего письма к Вам еще из Ванва, получила — уже в деревне — письмо от брата Аллы Головиной — она урожденная Штейгер, воспитывалась в Моравской Тшебове — Анатолия Штейгера, тоже пишущего — и лучше пишущего: по Бему — наверное — хуже[1968], но мне — лучше. Письмо было отчаянное: он мне когда-то обещал, вернее я у него попросила — немецкую книгу[1969] — не смог — и вот, годы спустя — об этом письмо — и это письмо — вопль. Я сразу ответила — отозвалась всей собой. А тут его из санатории спешно перевезли в Берн — для операции. Он туберкулезный, давно и серьезно болен — ему 26 или 27 лет. Уже привязавшись к нему — обещала писать ему каждый день — пока в госпиталь, а госпиталь затянулся, да как следует и не кончился — госпиталь — санатория — невелика разница. А он уже — привык (получать) — и мне было жутко думать, что он будет — ждать. И так — каждый день, и не отписки, а большие письма, трудные, по существу: о болезни, о писании, о жизни — всё сызнова: для данного (трудного!) случая. Усугублялось всё тем, что он сейчас после полной личной катастрофы — кого-то любил, кто-то — бросил (больного!) — только об этом и думает и пишет (в стихах и в письмах). Мне показалось, что ему от моей устремленности — как будто — лучше, что — оживает, что — м<ожет> б<ыть> — выживет — и физически и нравственно — словом, первым моим ответом на его первое письмо было: — Хотите ко мне в сыновья? — И он, всем существом: — Да.
_____
Намечалась и встреча. То он просил меня приехать к нему — невозможно, ибо даже если бы мне швейцарцы дали визу, у меня не было с собой заграничного паспорта — то я звала (мне обещали одолжить денег) — и он совсем-было приехал (он — швейцарец и эта часть ему легка) — но вдруг, после операции, ухудшение легких — бессонница — кашель — уехал к себе auf die Höhe[1970] (санатория в бернском Oberland’ е). Дальше — письма, что м<ожет> б<ыть> на зиму переедет в Leysin, и опять — зовы. Тогда я стала налаживать свою швейцарскую поездку этой осенью, уже из Парижа, — множество времени потратила и людей вовлекла — осенью оказалось невозможно, но вполне-возможно — в феврале (пушкинские торжества, вернее — поминание, а у меня — переводы). Словом, радостно пишу ему, что всё — сделано, что в феврале — встретимся — и ответ: Вы меня не так поняли — а впрочем и я сам то́чно не знал — словом (сейчас уже я говорю) в ноябре выписывается совсем, ибо легкие — что́ осталось — залечены, и процесса — нет. Д<окто>р хочет, чтобы он жил зиму в Берне, с родителями, — и родители тоже, конечно, — он же сам решил — в Париж — п<отому> ч<то> в Париже — Адамович — литература — и Монпарнас[1971] — и сидения до 3 ч<асов> ночи за 10-ой чашкой черного кофе — — п<отому> ч<то> он все равно (после той любви) — мертвый._____
(Если не удастся — так в Ниццу, но от этого дело не меняется.)_____
Вот на что́ я истратила и даже растратила le plus clair de mon été[1972]._____
На это я ответила — правдой всего существа. Что нам не по дороге: что моя дорога — и ко мне дорога — уединенная. И все о Монпарнасе. И все о душевной немощи, с которой мне нечего делать. И благодарность за листочек с рильковской могилы. И благодарность за целое лето — заботы и мечты. И благодарность за правду. Вы, в открытке, дорогая Анна Антоновна, спрашиваете: — М<ожет> б<ыть> большое счастье? И, задумчиво отвечу: — Да. Мне поверилось, что я кому-то — как хлеб — нужна. А оказалось — не хлеб нужен, а пепельница с окурками: не я — а Адамович и К0. — Горько. — Глупо. — Жалко._____
Никому ни слова: ни о нашей дружбе, ни о его Париже — уезжает он, кажется, обманом — ибо навряд ли ему удастся убедить родителей и врачей, что единственное место, где он может дышать — первое по туберкулезу место Европы. Есть у меня к нему несколько стихов. Вот — первое:Снеговая тиара гор —
Только бренному лику — рамка.
Я сегодня плющу — пробор
Провела на граните замка.
Я сегодня сосновый стан
Догоняла на всех дорогах.
Я сегодня взяла тюльпан —
Как ребенка за подбородок.[1973]
_____
Лето прошло как сон. Все утра уходили на: ежедневное письмо — ему, ежедневное письмо — домой. В перерыве переводила Пушкина. Много ходила. Мур был на полной воле и совершенно одичал — но не моей дикостью: одинокой, а — дикостью постоянного и невозбранного общения — здесь были дети и подростки — совсем вышел из берегов. Поскольку он легок, послушен и даже покладист — наедине, постольку труден (для меня!) — на́-людях. Он глубоко́-невоспитан, просто — диву даюсь — при моем постоянном нажиме — и примере. Об осно́вах человеческого общежития не имеет понятия. Знает только свои страсти и желания. Но — правдив, полная невозможность позы, умен, по-своему добр (особенно — к животным), вообще — внутренно — доброкачественен. Но формы — никакой. Ростом почти с меня, это ему очень вредит, ибо обращаются с ним и требуют с него как с 15-летнего, забывая, что это просто — громадный ребенок. Скоро — школа, и, авось, войдет в берега._____
Не се́рдитесь, дорогая Анна Антоновна? Просто — я вся была взята в оборот этой моей огромной (и м<ожет> б<ыть> — последней) мечты. Еще раз — поверила. Но ни Вас, ни о Вас я не забываю — никогда._____
Итак, буду ждать весточки в Ванв. Ежедневные письма кончились — с летом, но не только из за лета. Теперь усиленно принимаюсь за Пушкина, — сделано уже порядочно, но моя мечта — перевести все мои любимые (отдельные) стихи. Это вернее — спасения души, которая не хочет быть спасенной. Обнимаю Вас, люблю и помню всегда. МЦ.Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 142-145 (с купюрами). СС-6. С. 440–442. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 257–261.
91-36. А.С. Штайгеру
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin <16 сентября 1936 г.>.[1974]<…> Мне для дружбы, или, что то же, — службы — нужен здоровый корень. Дружба и снисхождение, только жаление — унижение. Я не Бог, чтобы снисходить. Мне самой нужен высший или по крайней мере равный. О каком равенстве говорю? Есть только одно — равенство усилия. Мне совершенно всё равно, сколько Вы можете поднять, мне важно — сколько Вы можете напрячься. Усилие и есть хотение. И если в Вас этого хотения нет, нам нечего с Вами делать. Я всю жизнь нянчилась с немощными, с не хотящими мочь, и если меня от этого не убыло, то только потому, что меня, должно быть, вообще убыть не может; если меня от этого не убыло, тем от меня — не прибыло. С мертвым грузом нехотения мне делать нечего, ибо это единственный, которого мне не поднять. Если бы Вы ехали в Париж — в Национальную библиотеку или поклониться Вандомской колонне[1975] — я бы поняла; ехали бы туда самосжигаться на том, творческом, Вашем костре — я бы приветствовала. Если бы Вы ехали в Париж — за собственным одиночеством, как 23-летний Рильке, оставивший о Париже бессмертные слова: «Я всегда слышал, что это — город, где живут, по-моему — это город, где умирают»[1976] — ехали в свое одиночество, я бы протянула Вам обе руки, которые тут же бы опустила: будь один! Но Вы едете к Адамовичу и К0, к ничтожествам, в ничтожество, просто — в ничто, в богему, которая пустота бо́льшая, чем ничто; сгорать ни за что — ни во чью славу, ни для чьего даже тепла — как Вы можете, Вы, поэт! От богемы меня тошнит — любой, от Мюргера[1977] до наших дней; назвать Вам разницу? Тогда, у тех, был надрыв с гитарой, теперь — с «напитками» и наркотиками, а это для меня — помойная яма, свалочное место, — и смерть Поплавского, случайно перенюхавшего героина (!!! NB! всё, что осталось от «героя») — для меня не трагедия, а пожатие плеч. Не жаль, убей меня Бог, — не жаль. И умри Вы завтра от того же — не жаль будет. Да, недаром Вы — друг своих друзей, чего я совершенно не учла и не хотела учитывать, ибо свое отношение к Вам (к Вашему дару) — построила на обратном. Бедное «дитя города»! Вы хотите за такое — жизнь отдавать? Да такое ее и не примет. Этой зимой я их (вас!) слышала, — слушала целый вечер в Salle Trocadéro — «смотр поэтов»[1978]. И самой выразительной строкой было:
И человек идет домой
С пустою головой…[1979]
Впервые — Новый мир. 1969. № 4. С. 209-210 (с купюрами, публ. А.С. Эфрон). СС-7. С. 618–619. Печ. по СС-7.
91а-36. А.С. Штайгеру
<16 августа <сентября> 1936 г., среда>[1980]Послесловие к последнему лету На прощание или на встречу, <зачеркнуто: послесловие не предисловие> — как захотите и сможете. Мой друг, мне для <зачеркнуто: работы как живому существу> дружбы, или, что то же, — службы — нужен здоровый корень. Дружба и снисхождение, только жаление — унижение. Я не Бог, чтобы снисходить. Мне самой нужен высший или по крайней мере равный. О каком равенстве говорю? Есть только одно — равенство усилия. Мне совершенно всё равно, сколько Вы можете поднять, мне важно — сколько Вы можете напрячься. Усилие и есть хотение. И если в Вас этого хотения нет, нам нечего с Вами делать. Мой друг, я всю жизнь нянчилась с немощными, с не хотящими мочь, и если меня от этого не убыло, то только потому, что меня, должно быть, вообще убыть не может — и если меня от этого не убыло, тем от меня — не прибыло. С мертвым грузом нехотения мне делать нечего, ибо это единственный, которого мне не поднять. Если бы Вы ехали в Париж — самосжигаться на том Вашем костре (вероятно — блудном коне) я бы — претерпела. Если бы Вы ехали как Гронский[1981] — в Национальную библиотеку или поклониться Вандомской колонне: стати — я бы приветствовала. Если бы Вы ехали в Париж — за собственным одиночеством, как 23-летний Рильке, оставивший о Париже бессмертные слова: «Я всегда слышал, что это — город, где живут, по-моему — это город, где умирают» — ехали в свое одиночество, я бы протянула Вам обе руки, которые тут же бы опустила: будь один! Но Вы едете — к Адамовичу и К0, к ничтожествам, в ничтожество, просто — в ничто — сгорать ни за что — ни во чью славу — ни для чьего даже тепла — как Вы можете, Вы — написавший такие стихи. Конечно, я бы за Вас постояла. Поплавский — вообще справедливо — ибо это во всяком случае верный и быстрый рецидив, а так — конечно — как Бог. Но боюсь, что я за Ваш такой Париж — и страдать то не смогу, ибо нет наличия трагедии. Т.е. буду, конечно, но как за всякое <зачеркнуто: милое существо> погибшее, но малое создание — которое здесь обернется милым, но погибшим, — без тех городских утех даже, что встретили Вы меня — и ничего <зачеркнуто: иного не сталось>, а это для меня большое признание, некая объективная мера ценностей, ибо я вещь не субъективная, Мой друг — сказать Вам разницу? Тогда у тех — был надрыв с гитарой, теперь у всех — надрыв с кокаином, а это для меня помойная яма, свалочное место, — и смерть Поплавского — случайно перенюхавшего героина (!!! — NB! всё, что осталось от героя) для меня не только не трагедия, а пожатие плеч. Не жаль — убей меня Бог, — не жаль. И умри Вы завтра от того же — не жаль будет, себя жаль, что на такое —.
_____
Да, недаром Вы брат Вашей сестры[1982], чего я совершенно не учла и не хотела учитывать. Я всего Вас, все свое отношение к Вам построила на обратном всей ей и своему отношению к ней: определенно — сразу — и навсегда — оттолкновению. Ваша сестра — дитя города, теперь вижу, что Вы — тоже, что Вы с ней споетесь, с ней сойдетесь — а не со мной. Мой друг, я их (вас!) этой зимой слышала, — слушала целый вечер в Salle Trocadéro — «смотр поэтов». И самой выразительной строкой было:И человек идет домой
С пустою головой…
_____
Друг, я могу на себя взять судьбу — всю. Но не могу и не хочу брать на себя — случайности (тей). Лень и прихоть — самые меня отвращающие вещи, слабость — третья. Когда человек о себе говорит: я мертв — что ж: попробуем воскресить! (И воскрешала!) Но когда человек о себе говорит: я — мертв и не хочу воскресать, хочу быть мертвым — друг, что же мне делать с трупом??? (Я, совсем молодая, много над настоящими мертвыми стояла, — и над своими, и над чужими, — и если боялась, так перебарывала из сознания необходимости кого-то над человеком, в эти последние его часы на земле). Но над живым… Был такой — Тихон Чурилин[1983] — большой поэт, один из самых больших русских поэтов — и он, после встречи со мной (а мертв был до того, что на улице отшатывались) — в 1916 г.Быть может — умру,
Наверно — воскресну![1984]
Ressuscitans <sic!> resurgam[1986]
(может быть путаю первое слово, но смысл: Воскрешая — воскрешаю.) Друг, я не ухожу — Вы сами уходите — туда, где <зачеркнуто: мне доступа нет> моей ноги не было и быть не может. Я оставаясь на том же самом непреложном недвижимом месте, могу быть преданной и готовой — служить, когда буду нужна.
_____
Итак: живите — как хотите и как можете. Где меня найти — Вы знаете, а чего и за чем ко мне идти — Вы знаете.Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27, л. 106-108).
92-36. З.А. Шаховской
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 21-го сентября 1936 г.Милая Зинаида Алексеевна, Все это — недоразумение: спешно уезжая в Савойю, забыла закрепить в своей памяти — или, что лучше: на бумаге — Ваш адрес, который совершенно — канул. На днях вернувшись — разыскала: 4, рю Вашингтон, и одновременно получила Вашу недоуменную открытку — и вот — пишу: спешу снять и тень в могущей — не могущей! — быть у меня на Вас обиде — за что? Я, наоборот, сохранила о нашей встрече — Петре в саду[1987], рытье в книжках, псе, лесе — самую хорошую память, ничем не омраченную. И Ваш черный идол[1988] до сих пор мне благоприятствует. Желаю Вам успеха с Вашим сборником и шлю самый сердечный из приветов. МЦ.
Впервые — Новый журнал. 1967 (2). С. 140. СС-7. С. 562. Печ. по СС-7.
93-36. В.В. Рудневу
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 23-го сент<ября> 1936 г., средаМилый Вадим Викторович, 1) Буду у Вас на завтра, в четверг, к 3 ч<асам>. 2) Теряюсь в догадках — что бы такое могло случиться с «Совр<еменными> Записками»[1989] — кроме обычного: нет денег. Словом, завтра побеседуем. Стихи доставлю завтра же[1990]. Только будьте непременно, мне очень трудно выбираться: я только что вернулась и полны руки работы по дому. Сердечный привет! МЦ.
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 106. Печ. по тексту первой публикации.
94-36. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 24-го сентября 1936 г.Дорогая Анна Антоновна, С большой грустью получила Вашу скорбную весть, ибо знаю, что для Вас была мать[1991]. И никаких слов, конечно — нет. Ибо ее стул — пуст. Когда сможете, напишите мне — ка́к пришла смерть: ушла — жизнь. …Я как раз переводила в те дни «Брожу ли я вдоль улиц шумных», и кончается — так:
Oú me prendra la Destinée?
En mer, en guerre, ou en chemin?
Ou bien les fleurs de ma vallée
Recouvriront mes restes vains?
Ou’importe pour un corps sans vie
Dans quel recoin s’anéantir!
Et cependant — en terre amie,
Chérie — je voudrais dormir.
Que sur ma dalle blanche ou noire
L’enfance joue tout l’été,
Et que la Mère sans Mémoire
Y mire et mire sa beauté…[1992]
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 261–262. Печ. по тексту' первой публикации.
95-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 25-го сентября 1936 г., пятницаДорогие Унбегауны, Сердечно приветствую обоих — и даже всех троих. Елена Ивановна! Я ни звука от Вас из Спа[1995] не получала, а Б<орису> Г<енриховичу> написала отдельно, потому что — получила (пересланное из Ванва) — и никакого разочарования в Вас у меня нет и быль не может, и если были обижены — раз — обидьтесь, пожалуйста! Кроме того, в письме Б<ориса> Г<енриховича> я Вас приветствовала, правда — совместно с Таней. Так-что все обвинения и подозрения — напрасны. Очень рада буду всех вас видеть — когда и как? В воскресенье и в понедельник я занята, а 2-го в пятницу у Мура начинается школа. Думайте и зовите. Вас позову, когда вернется С<ергей> Я<ковлевич>[1996], а то жаль без него — он вас очень любит. Сердечно ваша (общая). МЦ.
P.S. Если бы Вы мне не нравились, я спокойно дружила бы с Б<орисом> Г<енриховичем>, п<отому> ч<то> дружба — вещь вольная. Но Вы мне — нравитесь,
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 278–279. Печ. по тексту первой публикации.
96-36. А.С. Штайгеру
29-го сентября 1936 г.— Что́ бы Вы сказали о человеке, который получив два рукописных стихотворения от Ахматовой, — не посвященных, а обращенных — не отозвался о них ни одним звуком, так сказать — даже не расписался в получении?? А ведь это, а не иное произошло. Или я, писавшая Вам ежедневно письма, этим самым перестала быть поэтом? И мои стихи, оттого что они мои, или оттого что они Вам — стали хуже? Перестали быть стихами? Круг, есть форма. И это говорю — я[1997].
_____
Я — убит, я — разбит… и т. д. Но это ведь — чудовищный эгоизм. Если двое дружат — то есть другой, и этот другой сегодня — я. Значит, в наших отношениях меня не было, в Вашем — ко- мне — меня не было, было Ваше к себе, только глядение в прикрашивающее — вернее окрашивающее — и совсем верно — усиливающее зеркало. И вдруг это зеркало отразило Ваше лицо: простое, как простое стенное… Но я не зеркало, я — человеческое лицо.Печ. впервые. Письмо (набросок) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, on. 3, ед. хр. 27, л. 84).
97-36. А. С. Штайгеру
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 30-го сентября 1936 г., четверг.— Между первым моим письмом и последним нет никакой разницы…[1998] — Да, но между Вашим первым письмом и последним была вся я к Вам — Вы скажете: два месяца! — но ведь это не людских два месяца, а моих, каждочасных, каждоминутных, со всем весом каждой минуты — и вообще не месяцы и не годы — а вся я. Вы же остались «мертвым» и — нехотящим воскреснуть. Это-то меня и убило. В другом письме, неотосланном, я писала Вам о мертвом грузе нехотения, который, один из всех, не могу поднять[1999]. Я обещала никогда Вам не сделать больно, но разве может быть больно от того, что человек не может тебя видеть в ничтожестве, что он для тебя хочет — самого большого и трудного, что он в тебя верит — вопреки очевидности, что он требует с тебя — как с себя. Поверьте, что если бы я Вас только жалела — Вы бы правды от меня не услышали: чем бы дитя не тешилось, лишь бы… Но я приняла Вас за своё дитя, которое лучше пусть — плачет, только не тешится. Только не тешится. В моем последнем письме была вся настойчивость моей веры в Вас, оно, единственное из всех, было не любимому, а — равному (и только потому — суровое) — и может быть в нем я Вас больше всего — любила. И об этом стих моих — тогда — 26-ти лет:
Бренные губы и бренные руки
Слепо разрушили вечность мою.
С вечной душою своею в разлуке
Бренные губы и руки пою.
Рокот божественной Вечности — глуше.
Только порою, в предутренний час
С темного неба — таинственный глас:
— Женщина! Вспомни бессмертную душу![2000]
— Et voilà que le coeur lui dit:
— T'es-tu fait mal, mon petit?[2003]
_____
Мой друг — совершенно уже по-иному — без той радости — но может быть еще глубже и моее — Я Вас из сердца не вырвала и не вырву никогда. Вы — моя боль, это был мой первый ответ на то Ваше письмо, я сразу поняла: — беда! И с тех пор — почти непрерывная боль: сначала Вы сам, потом операция и страх за жизнь — потом известие об ухудшении — потом известие о почти-приезде в С<ен->Пьер — потом разминовение с моей Швейцарией — потом конечный удар — последнее письмо: перспектива Вашего Монпарнаса и расписка в смерти… Потом — молчание на стихи, которого я не могла принять иначе, как оскорбления, в моем лице, всех поэтов… И, наконец, последняя боль — что невольно, невинно — только тем, что встала во весь рост — на секунду распрямила наклон своей нежности — и сказала во весь голос — на секунду вышла из того вполголоса нежности — Вам сделала больно: только тем, что на секунду была — всей собой._____
Родной, неужели Вы думали, что это так просто: очаровалась — разочаровалась, померещилось — разглядела, неужели Вы правда поверили — в такую дешевку? Конечно, не напиши Вы мне, я бы Вам не написала — никогда (я себя знаю) ибо в Вашем молчании было оскорблено бо́льшее меня, то — за что жизнь отдам, — в моем лице (я — последняя моя забота!) — все та́к оскорбленные до меня: от Франца Шуберта, чья любовь не понадобилась[2004] — до le petit Marcel[2005]… в этом молчании было оскорблено всё мною на земле любимое — обычным оскорблением — незаслуженного презрения. И такое прощение было бы предательством. Но, если бы Вы мне даже никогда не написали, и этим лишили меня возможности когда-либо окликнуть Вас — у меня навсегда, всюду, даже с очередной горячей головой на груди, в этой груди осталась бы трещина. Не надо — другой головы. Ибо — верьте мне — я человек такой сердцевинной, рожденной верности, такого единства, что — вовсе не уверенная, что это другому нужно или хотя бы — радостно — одна, для себя, из-за себя, сама с собой, сама перед собой, в силу своей природы не могу раздвоить своего существа иначе чем та река в моих стихах: чтобы остров создать — и обнять[2006]. (Как я счастлива, что это точнейшее подобие мне дали — Вы! И как я Вам за него благодарна.) Я ухожу от человека только когда воочию убедилась, что я[2007] (такая как я есть) ему не нужна — просто по бессмысленности положения. Но до этого — много еще воды утечет — и беды притечет! Итак — М.<В черновой тетради приписка:> Отослано 1-ro Октября 1936 г., вечером, вместе с Ch<evalier> des Touches[2008]. (PS. Это я уже для себя при перечитывании). Это называется — как в действительности — давайте помиримся (а я хотела — померимся)[2009].
Впервые — «Хотите ко мне в сыновья?» С. 70–74. СС-7. С. 619-622. Печ. по СС-7.
98-36 А.Э. Берг
Vanves (Seine) 65, Rue. J<ean->B<aptiste> Potin 30-го сентября 1936 г.Дорогая Ариадна, Почему Вы ни разу не отозвались — голосу не подали за все лето? Писала Вам дважды: из Moret и из Савойи. Неужели Вам было так плохо, что даже мне не захотелось написать?? В 20-тых числах мы с Муром вернулись из Савойи — и я все надеялась на весточку от Вас — но вместо Вашей получила наконец (4 месяца спустя!) от Люсьена, но — если бы Вы знали какую никакую: Chère Madame и — pardonnez — и enchanté — в таком роде, а какие, по существу, всё слова и вещи — чудесные: и chère и ma dame (Dame!) и pardon и enchantement[2010], но не дано людям осознавать что́ говорят! Ни — чувствовать. Итак, дорогая и неверная Ариадна, как видите — не сержусь, а верю, люблю и надеюсь (вчера как раз был этот тройной праздник)[2011]. Если Вы нынче — 18-го русск<ого> сентября — имянинница — поздравляю и желаю. МЦ. Мур завтра идет в школу, и мы вчера купили пуд тетрадей — еле дотащили. Он очень приветствует Вас и девочек.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 75. СС-7. С. 507. Печ. по СС-7.
99-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Ждем вас в четверг, 8-го, (Сергиев день: 25-го русск<ого> сентября)[2012] к 7 — 7 ½ ч<асам>. Обнимаю и радуюсь. МЦ. Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 5-го сент<ября>1936 г., понед<ельник>[2013]— Одевайтесь потеплее!! —
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. С. 279. Печ. по тексту первой публикации.
100-36. А.С. Штайгеру
21-го Октября 1936 г.[2014]Сердечно рада за Вас — что все так оказалось, а не по-другому, — слишком выходит по-обычному, пошлому, мужскому, по-обычному бездуховному. Теперь Вы оказывается — только легкомысленный, уезжать не оставляя адреса и, так, заезжать дальше, имея все основания предполагать, что мое письмо Вам жест, и, в письме, живой <пропущено слово> — человек, ибо что́ письмо, как не протянутая рука, — жест, к которому не приравняю ни один из человеку данных… — Ну́, ладно. — Из Вашего письмеца вижу, что переписку нашу Вы решили закончить. Что до встречи — поскольку я Вам нужна, я всегда Вам рада. Но если Вы приходите ко мне — чтобы благодарить — бросьте! Единственная благодарность, которая мне не в тягость, это — чистая радость дару <зачеркнуто: (и владение им — себе на здоровье)> радуйтесь мне — вот и будет благодарность. И так как мой дар был — моя душа — радуйтесь ей без меня, которую моя душа не спросила. но благодарность — оставьте: единственную. <…> <нрзб> но если мое, нужное Вам равенство сводится к желанию выразить как благодарность — мне благоверной — не нужна, предположим, что Вы уже поблагодарили, а я — уже выслушала. Помните, как в балладе:
Den Dank, Dame, begehr ich nicht.[2015]
Ich singe wie der Vogel singt,
Der in den Zweigen wohnet;
Das Lied, das aus der Kehle dringt,
Ist Lohn, der reichlich lohnet.[2016]
Das Blut das aus der Seele dringt.[2017]
А та́к я еще Ваш — в прошлом — должник! МЦ.
Печ. впервые. Письмо (набросок) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27, л. 88–88 об.)
101-36. А.С. Штайгеру
23-го Октября 1936 г.На Ваше короткое письмо многое можно было бы ответить, но так как оно, по-видимому, нашу переписку заканчивает, то отвечу на единственное в нем в ответе нуждающееся <сверху: требующееся> — ответа не требующее. Можно ли Вам придти ко мне в Париже, чтобы выразить свою благодарность на словах? <поверх строки: Вы спрашивали меня разрешения можно ли Вам навестить меня.> <зачеркнуто: Нет, мой друг, я вполне удовлетворена Вашим письмом> <зачеркнуто: Благодарить — за что? Мне кажется — и оправдываться трудно, и> Нет, мой друг, не надо, мне этого совсем не надо, не надо — потому что не за что. Но так всегда благодарят — каких-то дальних патронесс. Это Вы сами решите. Нет, мой друг, я вполне удовлетворена Вашим письмецом: и письмо и книгу Вы получите — и благодарите — и все в порядке. А приходить Вам ко мне или нет — это Вы сами решайте, <зачеркнуто: хорошенько подумав, и даже — задумавшись.> Человек, который сам прерывает беседу, не должен спрашивать другого — что ему дальше делать. Здесь я ни помочь, ни посоветовать не могу. И если я на Вашу отписку отозвалась, то только потому что всегда отвечаю на каждый оклик, поскольку она не явное оскорбление или издевательство. Ваше письмецо вежливо, и Вы в нем спрашиваете <поверх строки: в нем есть вопросы>. Вот и ответ.
Печ. впервые. Письмо (набросок) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп, 3, ед, хр. 27, л. 89).
102-36. П.П. Балакшину
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 25-го октября 1936 г., субботаПИСЬМО В ЗЕМЛЮ КОЛУМБА
— На такое письмо нельзя не отозваться: если бы я на такое письмо могла не отозваться, я бы не могла написать Нездешнего Вечера и, следовательно, такого письма — получить. Если бы я могла Вам не ответить — Вы бы не могли мне написать. Такой отзвук — дороже дорогого. Рука через океан — что больше? Рада, сердечно рада и Вашей зависти, которая есть не зависть, а чистый восторг, чистейшее из чувств. Еще одному рада, что Вы из Нездешнего Вечера отметили не Кузмина, не фигуры несхожих друзей (кто «Леня» — Вы наверное догадались: лицо историческое и даже роковое)[2019]… а скромные, второстепенные, еле выведенные мною из уже вечного тумана фигуры моих дорогих редакторов, которые столько сделали добра писателям и особенно поэтам, и которых все забыли. Вам спасибо — мы им позавидовали!А теперь, после благодарности, просьба. Вы бы мне очень удружили, если бы — из Вашей колумбовой земли — на Вашем редакторском бланке (NB! сейчас объясню) написали бы несколько удовлетворенных слов о моей прозе — Современным Запискам. Каждый раз, когда посылаю свою прозу (да и стихи!) — мука настоящая. Здесь сократят, это уберут, это не относится к теме, то носит частный характер — там мне выбросили всю мать поэта Макса Волошина, выросшую на коленях пленного Шамиля, настоящую героиню романа, и, еще лучше, лесковской повести, — там, например, пытались выключить (и только письмо из заграницы — а именно: Штутгарта[2020], подписанное рядом лиц, подействовало) весь конец (конец поэта и конец вещи) моего Живого о живом (о М<аксе> Волошине), от последних слов поэта: — Схороните меня на самом высоком месте — до этих похорон его на головокружительном утесе в скале. Так, например, не взяли («читателям неинтересно») мою встречу с Блоком, с собственноручной записью моей тогда шестилетней дочери о Блоке[2021], — так и лежит вещь, никому не понадобившись[2022], а была она (да и есть) ничуть не хуже Пленного Духа или Нездешнего Вечера, а по теме (Блок) м<ожет> б<ыть> и покрупнее. Дело в том (это совершенно между нами), что редакция С<овременных> 3<аписок> состоит из общественных деятелей, о Максе Волошине, напр<имер>, Осипе Мандельштаме и т. д. от меня слышавших впервые, а Белого знающих по берлинским скандалам: исступленным его танцам, пьянству и т. д. Ваш отзыв, как редактора, да еще из такого далека, мне будет большим подспорьем. Я очень одинока в своей работе, близких друзей, верней — у нее (моей работы) среди писателей нет: для старых (Бунин, Зайцев и т,д.) я слишком нова (и сложна), для молодых — думаете: стара? — не-ет! слишком сильна (и проста). «Молодые» в большинстве — эстеты и воспевают неодушевленные предметы, либо — самый одушевленный из них — человека превращают в неодушевленный предмет. Мне здесь (и здесь!) ни с кем не по дороге. Мне, например, страшно хочется написать о Пушкине — Мой Пушкин — до-школьный, хрестоматический, тайком читанный, а дальше — юношеский — и т. д. — мой Пушкин — через всю жизнь — Вы же знаете, как я пишу — но поймите: буду работать по крайней мере месяц, поёт — Я, работаю: всем существом, ни на что не глядя, а если и глядя — не видя — а могут не взять (как не взяли моего Блока), а у меня же столько невзятых рукописей. Просто — руки опускаются. Если бы Вы, например, посоветовали (Современным> 3<апискам> — в виде пожелания (да еще на бланке, да еще на машинке!) — «…Хорошо бы если бы Ц<ветае>ва написала о Пушкине». На них такие вещи (со стороны — да еще из другой страны — не говоря уже о другом материале) производят неотразимое впечатление[2023]. Благодарность. Просьба. И — должно же быть третье, и оно есть — подарок, а именно: в С<ан>-Франциско наверное будет мой большой друг Владимир Иванович Лебедев, бывший редактор пражской «Воли России»[2024]. (Он только что приехал в Нью-Йорк, будет объезжать обе Америки с рядом лекций.) Я напишу ему о Вас, чтобы он Вас посетил, и он Вам обо мне расскажет, и — что лучше — сможет быть Вам очень полезен в Вашем журнале, как опытный, долголетний, просвещенный («Воля России» — единственное место в эмиграции, где меня не обижали!) редактор. Ныне он редактор сербского «Русского Архива» — русского ежемесячника на сербском языке в Белграде, где я тоже сотрудничаю. И что еще проще — вот его адрес, напишите ему сами, пошлите журнал, пригласите побывать, когда будет в С<ан->Франциско — и сошлитесь на меня. Дружу с ним с 1922 г<ода>, — моего приезда за границу. Человек он всячески редкостный. И мне пришлите журнал: если не явно политический (я вне) с большой радостью буду участвовать, но до посылки Вам чего-нибудь хочу увидеть — и общий дух, и физические размеры. Напишите, если будете писать, и о гонораре (хорошее слово с хорошим корнем). Да и свое имя-отчество, пожалуйста. Ну вот. Вот и состоялось — рукопожатие через океан. М. Цветаева
Впервые — Современник. Торонто. 1975 № 28 29. С. 63–65. СС-7. С. 636-637. Печ. по СС-7.
103-36. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 26-го Октября 1936 г.Дорогая Анна Антоновна, Всего несколько слов: что я в эти тяжелые Ваши дни[2025], в этой наступившей пустыне Ваших дней — неизменно с Вами, что если не писала — то только изсвоего прирожденного и здесь законного страха быть лишней — да кто в такой час не лишний? все, кроме того, кого нет — не писала, потому что не́ о чем писать, потому что здесь нужно не писать, а присутствовать — молча (вместе пойти на кладбище, как я ходила с матерью молодого Гронского, на чудное просторное лесное кладбище, мимо которого мы так часто с ним ходили — в наши дни…) — потому что здесь невозможно — о себе, а о другом — страшно. Так что не сочтите это, дорогая Анна Антоновна, за письмо, и из всех этих строк услышьте только два слова: люблю и помню. МЦ.
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 145. СС-6. С. 443. Печ. по кн: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 262.
104-36. В.Н. Буниной
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 26-го Октября 1936 г.Дорогая Вера, Мне О<льга> Б<орисовна> Ходасевич[2026] передала Ваш привет — значит я все-таки для Вас еще существую (сегодня), а то наша с вами дружба постепенно и неуловимо начала для меня перемещаться в родные туманы прошлого, где мы обе так охотно и свободно живем. Вы ведь тоже ничего не удерживаете, всё отпускаете. — Сколько я так отпустила и упустила! — Но давайте попробуем еще — посуществовать друг для друга — нынче. Целую Вас и жду весточки. МЦ.
Впервые — НП. С. 505. СС-7. С 294–295. Печ. по СС-7.
105-36. Б.Г. Унбегауну
<Без даты>[2027] Милый Борис Генрихович, Не хотите ли нынче с утра на семафоре? Погода дивная. Вы. Аля, Мур и я — и никого больше. (Е<лена> И<вановна> навряд ли соберется, но если бы да — чудно!) Самое лучшее — возможно раньше. Чудно будет идти по ветру. Ответьте через Мура. МЦ.Курю из всех мундштуков.
_____
С благодарностью возвращаю чашку.Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 279. Печ. по тексту первой публикации.
106-36. В.Н. Буниной
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 3-го ноября, 1936 г., вторникДорогая Вера, Совершенно потрясена происшествием с И<ваном> А<лексеевичем> в Германии[2028]. Вот тебе и:
…Нет ни волшебней, ни премудрей
Тебя, благоуханный край,
Где чешет золотые кудри
Над вечным Рейном — Лорелей![2029]
Прочтя в П<оследних> Н<овостях>[2030], я раскрыла рот как рыба, я буквально захлебнулась негодованием, и так и живу эти дни с разинутым ртом, и еще удивляюсь, что нету — пены. Милая Вера, перешлите пожалуйста это письмо Вере Зайцевой[2031], это чужое дело, за которое я взялась, срочное, а Аля сказала, что у них, кажется, новый адрес. Целую Вас и жду весточки. МЦ. И<ван> А<лексеевич> очень хорошо написал, по-олимпийски, совершенно сторонне и созерцательно, и непричастно —
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело,[2032]
Впервые — ВРХД. 1973. № 108–110, С, 193–194 (публ. М. Грин). СС-7. С. 295. Печ. по СС-7.
107-36. А.А. Тесковой
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 14-го ноября 1936 г.Дорогая Анна Антоновна, Вот Вам — вместо письма последняя элегия Рильке, которую, кроме Бориса Пастернака, никто не читал. (А Б<орис> П<астернак> — плохо читал: разве можно после такой элегии ставить свое имя под прошением о смертной казни (Процесс шестнадцати)?!)[2035] Я ее называю — «Marina Elegie» — и она завершает круг «Duineser Elegien»[2036], и когда-нибудь (после моей смерти) будет в них включена: их заключит. Только — просьба[2037]: никому — кроме Вас и сестры: никому. Это — моя тайна с Р<ильке>, его — со мной. И к этой тайне я всегда возвращаюсь, когда меня так явно оскорбляют — недостойные развязать ремня его подошвы. Обнимаю Вас. Сердечное спасибо за присланное. МЦ.
Это последнее, что написал Р<ильке>[2038]: умер 7 мес<яцев> спустя. И никто не знает. В декабре 1936 г<ода> — через полтора месяца — будет 10 лет с его смерти. Я помню день: утром 31-го пришел Слоним — приглашать на встречу Нового Года в ресторан — и: — «А Вы знаете? Р<ильке> умер». (Умер 30-го.)[2039] Впрочем, м<ожет> б<ыть> Вы читали мое «Новогоднее» в «Верстах» — там всё есть. — Десять лет. Муру было десять месяцев. Теперь он почти с меня, сороковой № обуви. У меня седая голова (я была совсем молодая — помните?). Рильковской второй внучке — почти десять лет (родилась после его смерти). В России одни съели других… Ну, читайте. Здесь ответ — на всё. МЦ.
…Ich schrieb Dir heut ein ganzes Gedicht zwischen den Weinhügeln, auf eines warmen (leider noch nicht ständig durchwärmten) Mauer sitzend und die Eidechsen festhaltend mil seinem Aufklang. Château de Muzot s/Sierre (Valais) Suisse am 8. Juni 1926 (abends).[2040]
ELEGIE FÜR MARINA
О die Verluste ins All, Marina, die stürzenden Sterne!
Wir vermehren es nicht, wohin wir uns werfen, zu welchem
Sterne hinzu! Im Ganzen ist immer schon alles gezählt.
So auch, wer fällt, vermindert die heilige Zahl nicht.
Jeder verzichtende Sturz stürzt in den Ursprung und heilt.
Wäre denn alles ein Spiel, Wechsel des Gleichen, Verschiebung,
nirgends ein Name und Kaum irgendwo heimisch Gewinn?
Wellen, Marina, wir Meer! Tiefen, Marina, wir Himmel!
Erde, Marina, wir Erde, wir tausendmal Frühling, wie Lerchen,
die ein ausbrechendes Lied in die Unsichtbarkeit wirft!
Wir beginnen als Jubel: schon übertrifft es uns völlig.
Plötzlich, unser Gewicht biegt zur Klage den Sang, abwärts.
Aber auch so: Klage? Wäre sie nicht jüngerer Jubel nach unten?
Auch die unteren Götter wollen gelobt sein, Marina.
So unschuldig sind Götter, sie warten auf Lob wie die Schüler.
Loben, du Liebe, lass uns verschwenden mit Lob.
Nichts gehört uns. Wir legen ein wenig die Hand um die Hälse
ungebrochener Blumen. Ich sah es am Nil, in Köm-Ombo:
so, Marina, die Spende selber verzichtend, opfern die Könige.
Wie die Engel gehen und die Thüren bezeichen jener zu Rettenden,
also rühren wir dies und dies, scheinbar Zärtliche, an.
Ach, wie weit schon Entrükte, ach, wie Zerstreute, Marina,
auch, noch beim innigsten Vorwand. Zeichengeber, sonst nichts.
Dieses leise Geschäft, wo es der Unsrigen einer
nicht mehr erträgt und sich zum Zugriff entschliesst,
rächt sich und tötet. Denn dass es tödliche Macht hat,
merkten wir alle an seiner Verhaltung und Zahrtheit
und an der seltsamen Kraft, die uns aus Lebenden zu
überlebenden macht. Nichtsein: weisst Du‘s wie oft
trug uns ein blinder Befehl durch den eisigen Vorraum
neuer Geburt… Trug…: uns? Einen Körper aus Augen,
unter zahllosen Lidern sich weigernd. Trug das in uns
niedergeworfene Herz eines ganzen Geschlechts. An ein Zugvogelzirel
trug er die Gruppe, das Bild unserer schwebender Wandlung.
Liebende dürften, Marina, dürfen so viel nicht
von dem Untergang wissen. Müssen wie neu sein.
Erst ihr Grab ist alt, erst ihr Grab besinnt sieh, verdunkelt
unter dem schluchzenden Baum. Besinnt sich auf Jeher.
Erst ihr Grab bricht ein; sie selber sind biegsam wie Ruthen,
was übermassig sie biegt, rundet sic reichlich zum Kranz.
Wie sie verwehen im Maiwind! Von der Mitte des Immer,
drin Du athmest und ahnst, schliesst sie der Augenblick aus.
(О wie begreif ich Dich, weibliche Blüthe am gleichen
unvergänglichen Strauch. Wie streu ich mich stark in die Nachtluft,
die dich nächstens bestreift). Frühe erlernten die Götter
hälften zu heucheln. Wir, in das Kreisen bezogen,
füllten zum Ganzen uns an, wie die Scheibe des Monds
Auch in abnehmender Frist, auch in den Wochen der Wendung,
niemand verhülfe uns je wieder zum Vollsein, als der
einsame eigene Gang über der schlaflosen Landschaft.
R.
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 145–147. (с купюрами). Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 263–267.
108-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 18-го ноября 1936 г., средаДорогие друзья, Если бы можно было переменить четверг на воскресенье — пришли бы все, а то завтра, в четверг, С<ергей> Я<ковлевич> никак не может, о чем очень сожалеет — п<отому> ч<то> вас обоих любит. Давайте та́к: если в воскресенье — можно — молчите, а если нельзя — дайте pneu, тогда придем завтра вдвоем, Мур и я, — а то уж и так сто лет не виделись, а у С<ергея> Я<ковлевича> свободный день и вечер — неизменно и только воскресенье. Итак, молчание — воскресенье. А не можете в воскресенье и хотите нас видеть завтра с Муром — дайте pneu. Только, по возможности, с утра. В ожидании того или другого — всегда любящая и помнящая вас. МЦ. Только (если мы одни с Муром) никаких пирогов и осложнений — это оправдывается только семейным составом!
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 280. Печ. по тексту первой публикации.
109-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin <20 ноября 1936 г.>[2041]Дорогие, Ждем ровно к 7 ч<асам> — да? Лучше нам подождать блинов, чем блинам — нас, ибо мы не остынем. И не забыли, что в воскресенье? Радуюсь встрече[2042]. МЦ. Пятница
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 280–181. Печ по тексту первой публикации.
110-36. Ю.П. Иваску
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 23-го ноября 1936 г., понедельникМилый Юрий Иваск, Никакой статьи не получила — потому и задержала ответ, что каждый день я ее ждала, но очевидно она пропала в Совр<еменных> Записках или просто по дороге — если простое imprimé[2043] — так что не вините меня в небрежности. Очень жаль, что не прочту до печати (если появится!)[2044] но м<ожет> б<ыть.> — для Вас — лучше, та́к Вы будете вполне самостоятельны в своей оценке: всё равно всей меня не дадите, дадите свою меня — и пусть будет та́к. Вчера у меня был молодой поэт А<натолий> Штейгер[2045], очень больной, хотя вид — здоровый — впервые в Париже после 1 ½ года санатории — я спросила, что́ он делает, когда лежит (лежит — всегда) — ответ: — Составляю антологию русской поэзии, от самых ее истоков — для себя. — Тогда я подумала о Вас (эта антология — просто тетрадь его любимых стихов), знающем столько чудных старых, и дала ему Ваш адрес, чтобы послал Вам свои книги[2046] (он давно собирался, но никто из друзей (а по мне — «друзей») ему Вашего адр<еса> — по небрежности или другому чему — не давал, а я сама предложила, и он страшно обрадовался, и Вы наверно на днях получите от него письмо и книги. С ним сто́ит переписываться, и, во всяком случае, ему нужно ответить, он очень доброкачественен, несмотря на любовь к Поплавскому[2047] и дружбу с Адамовичем. И — не забудьте — трудно-больной.
_____
А нынче получила книжку Kamena[2048] с переводом моего Прохожего. По-мо́ему — у меня — проще. Я бы нашла двусловный возглас (лейтмотив всей вещи) — Прохожий! Остановись. — Говорю, что нашла бы, п<отому> ч<то> только и делаю, что ищу и нахожу, переводя на французский Пушкина[2049] (стихами, конечно, и правильными стихами). М<ожет> б<ыть> некоторые мои переводы появятся, тогда пришлю Вам, — это сейчас моя главная работа._____
Итак, статья не дошла и очевидно пойдет без моего просмотра. В добрый час! Во всяком случае Вы — первый (за 25 лет печатания и добрых 30 серьезного непрерывного писания) который отнеслись ко мне всерьез. Сердечный привет и благодарность. МЦ.P.S. Пришлите мне, пожалуйста, виды Печор[2050] — побольше, с природой. Я там никогда не была, но места — родные. И нет ли там, у крестьян, старинных серебряных вещей, — я видела оттуда чудную огромную серебряную цепь, вроде как из серебряных ракушек привезла поэтесса 3<инаида> Шаховская — и на открытках с крестным ходом, у всех крестьянок — такие. И, кажется, у вас замечательный янтарь. Но искать нужно по домам, а не в антиквариате. Узнайте и напишите мне цену (серебра и янтаря) — у меня за переводы могут быть деньги и хорошо было бы их превратить в такое, сказочное. Переслать можно было бы с оказией.
_____
Очень надеюсь на Вашу исполнительность — другого бы не просила.Впервые — Русский литературный архив. С. 228-229 (с купюрами). Печ. полностью по СС-7. С. 403-404.
111-36. В.В. Вейдле
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 30-го ноября 1936 г., понедельникМногоуважаемый Владимир Васильевич, Ряд моих пушкинских стихов сейчас на руках у М<арка> Л <ьвовича> Слонима, который обещал мне их, по возможности, устроить[2051] (упоминал о Mesures)[2052] — но это уже было давно, и я о дальнейшей судьбе их ничего не знаю. Одновременно пишу и ему, выясняя — если взяты — то какие, и куда, и наверное ли. Тотчас же по получении ответа извещу Вас — надеюсь, еще до Вашего пятничного свидания с Mesures[2053]. У меня переводов много, хватило бы на ряд мест. Итак — ждите весточки. Сердечное Вам спасибо за участие. МЦ. Если увидите В<ладислава> Ф<елициановича>[2054] — сердечный мой привет ему.
Впервые — ЛО. 1990. С. 104. Печ. по СС-7. С. 638.
112-36. Л.Б. Савинкову
12-го декабря 1936 г., суббота.Милый Лёва[2055], Мне срочно нужен точный почтовый адрес Штейгера — в связи с его вечером[2056]. Во-вторых: не знаете ли Вы где он в данную минуту — в Париже или за́городом. В-третьих: если он за́городом — не знаете ли Вы точный маршрут к нему: ехать до Chateau de Vincennes[2057] — а потом? Очень прошу Вас сразу мне ответить, по возможности — pneu. Марки прилагаю. Всего доброго. Спасибо заранее. М.Цветаева Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin
<Приписка снизу:> Наш № 65, а не 33, а то может выйти путаница.
Впервые — Письма Анатолию Штейгеру. С. 142. СС-7. С. 640. Печ. по СС-7.
113-36. Ю.П. Иваску
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 18-го декабря 1936 г., пятница.Милый Юрий Павлович, В Вашем отчестве я утвердилась после вчерашнего знакомства с Вильде[2058] — Вы его помните? Вы учились с ним во II или III к<лассе> гимназии — и Вас тогда звали Теленок. Все к Вам собираются летом: Штейгер, Унбегауны[2059] (он и она), Зуров[2060], Вильде — все кроме меня, которая ничего не знаю ни о лете ни о своих будущих ле́тах. Вы заинтересовались Штейгером — расскажу Вам о нем. Это — обратное Гронскому — м<ожет> б<ыть> я уже всё рассказала — и сказала. Я с ним дружила (письменно) всё лето, теперь встретилась, и мне с ним трудно потому что он ничего не любит и ни в чем не нуждается. Всё мое — лишнее. Но Вы все-таки — попытайтесь, Вам — мужской дружбе — он м<ожет> б<ыть> и откроется (приоткроется). Живет он далеко за́городом, в русском доме отдыха, адрес — если Вам нужно — 26, Avenue Chilpéric Noisy-le-Grand (Seine). Сейчас он приблизительно-здоров, т. е. зале́чен. А сестра его, Головина[2061], совсем погибает от туберкулеза — недавно был в пользу ее большой вечер поэтов[2062], но везти ее сейчас в Швейцарию нельзя — до того плоха. Оба они — существа городские. — Ну, попытайтесь, м<ожет> б<ыть> и воскресите — не его (думаю, его тайна: Und wir sind von jenen Asren — Welche sterben wenn sie lieben[2063], я его тайны не выдаю, она в каждой его напечатанной строке) — не его, а что́-то — в нем, хотя бы интерес к самому себе. Мне это не удалось, и я с этим интересом к нему — одна осталась. Если когда-нибудь встретимся — расскажу. В воскресенье, 20-го, его вечер[2064], два стиха прочтет сам, остальное — Смоленский[2065] и Одоевцева[2066], самые непереносимые кривляки из всех здешних молодых поэтов. Еще — Адамович почитает: Ш<тейге>р — его выкормыш[2067].
_____
Вчера, у Унбегаунов (Вы о нем наверное слышали: блестящий молодой ученый — филолог — получил премию[2068] — читает здесь и в Бельгии — русский немец вроде Даля[2069] — неустанный пешеход — мой большой друг) — много говорили о Вас, с моей помощью — целый вечер. Wilde рассказывал про теленка, Зуров про летнюю встречу с Вами и биографическое, я противуставляла Вас одного — всем молодым парижским (м<ожет> б<ыть> были и обиды…), цитировала: — «Хочу в Испанию, хочу в Россию, хочу в Германию… — но мне хорошо и здесь» — (А Штейгер не хочет ни в Испанию, ни в Россию, ни в Германию, ни ко мне в Ванв, ни, главное, к себе). Дать можно только богатому и помочь можно только сильному — вот опыт всей моей жизни — и этого лета. Но не слушайте меня, Юрий Павлович, — попытайтесь. М<ожет> б<ыть> Ваши дары (в меру) — и придутся.<Приписка на полях:> Спасибо за Германию. С нею — умру.
_____
Бальмонт совсем выздоровел, провела с ним недавно три часа в восхищенной им беседе, но продолжает жить в сумасшедшем доме[2070], п<отому> ч<то> там — больше чем за полгода — задолжал. (Так продолжают брать в кредит с отчаянья…) Бунин то в Риме, то в Лондоне. Зайцев потолстел, поважнел и всей душой предан Генералу Франко[2071] — так и ходит с поднятой рукою и даже — ручкой. («Merci, merci, merci…») О себе. Пишу Мой Пушкин (прозу) и жду у моря погоды с моими пушкинскими переводами, за устройство которых (с любовью) взялись Слоним и Вейдле, но о которых пока ни слуху ни духу[2072]. Еще о себе: погибаю под золою трех дымящих печей qui me prennent le plus claire de mon temps[2073] (пол-утра сжирают!) — под грудами штопки — сын растет и рвет, а у меня нет Frau Aja, которая бы посылала, как — помните? «Da — die neuen Hemde[2074] fur den lieben Aug<u>st! Mag er sie gesund und fröhlich verwachsen und zerreissen…»[2075] и под грудами посуды — и под грудами стирки: нас четверо, а руки одни: мои. Сначала 1917 г.—1922 г. — зола России, потом: 1922 г.—1937 г. — зола эмиграции, не иносказательная, а достоверная, я вся под нею — как Геркуланум[2076] — так и жизнь прошла. Не жалейте! МЦ. <Приписка на полях:> Что мне Вам подарить: вещь, а не книжки и фотографии. Летом будет оказия. Я серьёзно спрашиваю — подумайте. Вещь на каждый день и навсегда. У меня есть флорентийский портсигар — Вы курите?Впервые — Русский литературный архив. С. 229-230 (с купюрами). Печ. полностью по СС-7. С. 404-406.
114-36. А.С. Штайгеру
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 30-го декабря 1936 г., среда.Я не хотела писать Вам сгоряча того оскорбления, хотела дать ему — себе — остыть, и тогда уже — из того, что останется… (Осталось — всё.) Но нынче этому письму — последний срок[2077], я не хочу переносить с собой этой язвы в Новый Год, но по старой памяти бережения Вас не хочу также начинать им Вашего нового, нет, получи́те его в последний день старого, в последний день нашего с вами года, а дальше уж — у каждого свой: год — и век. Начну с того, что та́к оскорблена как Вами я никогда в жизни не была, а жизнь у меня длинная, и вся она — непрерывное оскорбление. (Не оскорбляли меня только поэты, ни один поэт — никогда — ни словом ни делом ни помышлением (Вы — первый), но с поэтами я мало жила, больше — с людьми.) Но если Вы, самим фактом оскорбления меня, попадаете в закон моей судьбы, то содержанием его Вы из него выступаете. Если бы между тем Вами непрерывных зовов к себе — и тем — «большого путешествия по Швейцарии» без оставления адреса[2078] была бы наша живая встреча — я бы, пожав плечами, поняла: Вы могли ждать меня не такою, Вас например могли испугать мои седые волосы[2079] (говорят, в юности это очень страшно) — хотя, по мне, матери взрослого сына и не полагается молодости, — могло удивить, что я на 6 лет старше, чем на своем последнем вечере[2080], могли не понравиться мои пролетарские руки, которых Вы на моих вечерах могли не разглядеть и никак уже не могли разглядеть в моих письмах — Вы просто могли меня (ту, в письмах) не узнать — бывает — — и я бы вчуже, по слухам (такого «бывания») — поняла. Но между Вами, непрерывно звавшим меня к себе сейчас, именно — сейчас, сейчас, а не потом — и т. д. — и Вами «большого путешествия по Швейцарии» и «разрешите мне заехать к Вам Вас поблагодарить» — нашей встречи не было, нашей очной ставки не было, ничего не было, кроме все той же моей любви к Вам. Я Вам разнадобилась до встречи, до которой Вы не дотянули, и ко мне в Ванв Вы пришли чужой, а не от меня — чужим — вышли.
_____
…17-го августа 1936 г[2081]. …У меня силы Вашей мечты нет и я без всякой покорности думаю о том, что мы живем рядом, а видеть и слышать я Вас не могу. От Вас до Женевы час, от Женевы до Берна — два часа — и от этого трудно не ожесточиться… …поклянитесь мне, что прежде чем меня прогнать, разлюбить, об речь на опалу, заменить — Вы действительно серьезно подумаете или хотя бы сосчитаете до ста — что́ бы я ни сделал, что́ бы ни случилось, что́ бы Вам ни показалось. Потому что я слишком устал и не хочу больше оставаться на улице. Если что-нибудь случится — Вы будете виноваты, а не я. Предупреждаю Вас об этом заранее. …М<ожет> б<ыть> за 10 дней случится чудо и Вы приедете? Если хотите и умеете до гроба Ваш
_____
16 или 17-го декабря[2082] 1936 г. Я: — Вам от людей (NB! Вы знали — от каких) ничего не нужно? Вы, с блаженной улыбкой: — Ни — че — го. И дальше: — Разве Вы не можете допустить, что мне с вами — приятно? Мой друг, Вы может быть знаете, что́ между тем до гроба и этим приятно — произошло, я — не знаю. Я только знаю одно: Вы, к концу этого лета, постепенно начали меня — молчаньями своими, неотвечаньями, оттяжками, отписками, изъявлениями благодарности — с души — сбывать, а тогда, 16-го или 17-го, прямым: — Мне ничего не нужно — окончательно сбросили. Но оскорбление даже не в этой ненужности: она для меня только глубокое изумление (как я — да еще поэту — могу быть не нужна?) Оскорбление в этой «приятности», которой Вы подменили — сыновность — которую тогда приняли, которую тогда — вызвали, и которой я ни словом, ни делом, ни помышлением не предала и остановить которой в себе — потом — уже не могла и наверное уже никогда не смогу. И, апогей всего, слово не для меня сказанное, при мне сказанное, мною только, во всей своей неслыханности, услышанное: — Меня в жизни никто никогда не любил. После этого я вся, внутренне, встала и, если еще досиживала, то из чистого смущения за Вас. (Когда я прочла: до гроба Ваш — я сказала: Я от него не уйду никогда, что бы ни было — не уйду никогда, я от него в Советскую Россию не уеду. Никуда. Никогда.)_____
Теперь в двух словах: Вам было плохо и Вам показалось, что Вас все забыли. Вы меня окликнули — словами последнего отчаяния и доверия — я отозвалась всей собой — Вы выздоровели и на меня наплевали — простите за грубое слово, это та́к называется._____
Друг, я Вас любила как лирический поэт и как мать. И еще как я[2083]: объяснить невозможно. Даю Вам это черным по белому как вещественное доказательство, чтобы Вы в свой смертный час не могли бросить Богу: — Я пришел в твой мир и в нем меня никто не полюбил. МЦ. От меня Вы еще получите те — все — стихи[2084].Впервые — «Хотите ко мне в сыновья?» С. 75–77. СС-7. С. 622–624 Печ. по СС-7.
115-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 31-го декабря 1936 г.С Новым Годом, дорогие Унбегауны! Здоровья, согласия, успеха! Очень хочу знать что с Таней и очень хочу повидаться. Обнимаю. МЦ.
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 281. Печ. по тексту первой публикации.
116-36. Богенгардтам
Vanves (Seine) 65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin 31-го декабря 1936 г., четвергС Новым Годом, дорогие Богенгардты! Получила ваш привет через Штейгера и жажду вас всех видеть, давно жажду и вообще никогда не забывала, потому что навсегда люблю. Всеволод, когда Ваш очередной свободный день? Зовите, пожалуйста! Хорошо бы на русскую елку, за наш с Муром приезд ручаюсь — как только и когда позовете. Но м<ожет> б<ыть> и Аля и С<ергей> Я<ковлевич> выберутся — ему очень трудно, он очень занят и никогда не может распорядиться своим временем, но если сразу и заранее назначите — может быть и отстоит себе несколько свободных часов. Я знаю, что он очень хочет вас всех видеть. Приеду, по возможности, с подарками. И стихи привезу, т. е. своего французского Пушкина. Почитаем. Пока же от всей души поздравляю и обнимаю вас всех и всем вместе и каждому в отдельности желаю всего самого, самою лучшего. Любящая вас Марина
Ответьте. По возможности, тотчас же праздники очень разбираются. И мне хотелось бы, чтобы и С<ергей> Я<ковлевич> смог освободиться, а это он может только заранее.
_____
Будете писать, сообщите остановку метро и № автобуса. Я от разу до разу всегда забываю.Печ. впервые по копии с оригинала, хранящейся в архиве составителя.
117-36. А.С. Штайгеру
31-го декабря 1936 г., 9 ч<асов>, начало 10-го вечера, четвергКак Вы встречаете Новый Год, мой сын, которому я не понадобилась — распонадобилась. Я понимаю, что можно не хотеть такой женщины как я (неженщины), но — как матери. Загадка все-таки: и поэт, и мать, и стихи, и забота, и еще я, и все это — даром, без всяких требований — и надежд — а просто: дай себя любить, дай себя — давать, дай мне себя тебе дать. Без угроз частых посещений, с одной только угрозой частых писем. Но тогда ведь их можно не читать, не очень — читать. Но чтобы я, со всем, что есть во мне — вообще, и во мне — к нему, — так, вдруг, оказалась ненужной, совсем ненужной, не нужнее любого товарища и любой дамы, с которой познакомят — загадка — задача. Не решу — нет средств. Или же: у него нет — рук. Но что же эти (летние) руки — протянутые? Эти — вопли? Эти — зовы — (сейчас, сейчас)? Или на минуту выросли руки (как в сказке вырастают крылья). …Миф Икара (воск)[2085]. Где еще — такая сказка? Такой миф? Юноша — старшую (но не старую) позвал — из смертной муки — та отозвалась — всей собой — ничего не произошло, т. е. еще до встречи — тот — на этот ответ — замолчал, та, которую звали, то, о чем вопил — не понадобилась, не понадобилось: разпонадобилось без всяких причин. Как можно обрести такую мать — и потом без нее обойтись? Без моих писем, без моей мысли, без моего заочного постоянного присутствия — такого просторного.
_____
Неужели трудно быть любимым? Мне, любящей, трудно (быть любимой) — не ему. Или — может быть — он тоже — любящий (порода, призвание). И — нет. Любить — это не только быть распластанной, это <письмо оборвано>Печ. впервые. Письмо (набросок) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27, л. 105–106).
Дополнение
Дополнение
1929
26а-29. С.В. ПОЗНЕРУ
Meudon (S. et О.) 2, Avenue Jeanne d’Arc 9-го марта 1929 г.Милый Соломон Владимирович, Сердечное спасибо за досланную сотню, а я уже отчаялась и как раз накануне упомянула о ней в новом прошении, — хорошо бы вычеркнуть[2086]. Была на докладе Слонима[2087], очень хорошо говорил о книге стихов Вашего сына[2088] (или племянника?) Всего лучшего, еще раз благодарю. МЦветаева
Впервые — «Intelligentsia». Entre France et Russie, archives inédites du XX-e siècle. Le catalogue de l’exposition[2089]. Paris, 2012. C. 77 (факсимиле). Печ. по тексту первой публикации.
Приложение
От составителя
В настоящем издании, являющемся продолжением публикации эпистолярного наследия М.И. Цветаевой, сохранены, в основном, принципы подготовки текста, принятые в предыдущих томах (Цветаева М. Письма 1905–1923, Письма 1924–1927 и Письма 1928–1932). Как и в предыдущих изданиях, в настоящем томе письма расположены в хронологической последовательности. Письма печатаются по оригиналам или копиям с оригиналов, а при их недоступности — по первой полной публикации. Большинство писем, опубликованных ранее, сверены или исправлены по оригиналам или их копиям. Все тексты писем печатаются по современной орфографии, но с максимальным сохранением индивидуальных авторских особенностей написания и произношения отдельных слов, а также пунктуации. В авторской транскрипции приводятся также некоторые названия, имена и фамилии. Пропуски в текстах обозначены угловыми скобками. В угловых скобках также раскрываются недописанные и сокращенные слова, выражения и слова, зачеркнутые в рукописи или вписанные между строк с ремарками соответственно <зачеркнуто>, <поверх строки> и т. д. Слова и фразы, подчеркнутые в подлиннике, выделяются курсивом. Тексты расшифрованных черновиков, содержащие большое количество недописанных Цветаевой слов (для рукописных тетрадей 1930-х гг. это особенно характерно), для удобства читателей печатаются без обозначения сокращений, т. е. без угловых скобок. При этом необходимо оговориться, что расшифровка слишком отрывочных записей не всегда могла сопровождаться точным их прочтением (падежные окончания, варианты слов и т. д.). Тем не менее, настоящая работа в части расшифровки черновиков писем, несмотря на указанные проблемы, может оказаться весьма полезной для будущих научных публикаций (с вариантами расшифровок, подробными их комментариями и т. д.) Для указания мест в рукописи, которые трудно поддаются чтению, применяется ремарка <нрзб.>. Авторские даты и указания мест написания помещены слева (вверху или внизу, в зависимости от места их указания в оригинале). Даты, установленные по почтовым штемпелям или по содержанию, заключены в угловые скобки. Слова, введенные Цветаевой в датировку (обозначение дня, название праздника и т. д.), сохранены. Варианты писем или черновики к ним содержат дополнительное буквенное обозначение (например. 25а-33). Переводы иноязычных слов даются подстрочно.Сведения об адресатах писем включены в отдельный указатель.
Составитель приносит благодарность за помощь в работе З.Н Атрохиной, А.С. Балакину, Л.О. Мистрюковой, Г.Л. Мазалецкой (Мемориальный Дом музей Марины Цветаевой, Болшево), Г.Н. Датновой, М.Ю. Мелковой, О.А. Ростовой, ТА. Тепляковой, О.Ю. Тесленко, О.Л. Фатеевой (Дом-музей Марины Цветаевой, Москва), Н.И. Рыжик, Т.И. Дубровиной (Российская государственная библиотека), Т.М. Горяевой и сотрудникам Отдела рукописей (РГАЛИ), Д.И. Зубареву, М.М. Уразовой, Т.Н. Полуэктовой, В.Л. Телицыну, Г.А. Чесновицкой (все — Москва), Е.И. Лубянниковой (Санкт-Петербург), Р. Дэвису (Лидс, Англия), Ж. Шерону (США), М. Авриль, К. Беранже, Т. Гладковой, А. Корлякову, В. Лосской, С. Хавину. А. Хананье (все — Париж).
УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ, принятые в комментариях
Архив А.Л. Бема. — Архив А.Л. Бема. Литературный архив Музея национальной письменности в Праге. Архив редакции СЗ. 1, 2, 3, 4. — «Современные записки» (Париж, 1920–1940). Из архива редакции / Под. ред. Олега Коростелева и Манфреда Шрубы. — М.: Новое литературное обозрение, 2011–2014. — Т. 1–4. ВРХД. — Вестник русского христианского движения. Париж — Нью-Йорк — Москва. Отв. ред. Н.А. Струве. Годы эмиграции. — Марина Цветаева в воспоминаниях современников: Годы эмиграции / Сост. Л.А. Мнухин и Л.М. Турчинский. М.: Аграф, 2002. Души начинают видеть. Марина Цветаева. Борис Пастернак. Души начинают видеть. Письма 1922-1936 гг. Изд. подгот. Е.Б. Коркина и И.Д. Шевеленко. М.: Вагриус, 2004. Красная тетрадь. — Цветаева М.И. Красная тетрадь / Сост., подгот. текста. примеч. Е.И. Лубянниковой и А.И. Поповой. Перевод А.И. Поповой. СПб.: Изд-во Пушкинского Дома, 2013. (Изданию тетради на русском языке предшествовало издание на французском, подготовленное Каролиной Беранже и Вероникой Лосской: Tsvetaeva М. Le Cahier rouge. Paris: Edition des Syrtes, 2011. Все письма Цветаевой в этом томе были опубликованы только на французском языке, а также воспроизведены как факсимиле. ЛО. 1990. — Цветаева в письмах. Публ, Дж. Мальмстада // Литературное обозрение. 1990. № 7. Марина Цветаева в XXI веке. 2005. — Цветаева и Бунин. Публ. Ричарда Дэвиса и Льва Мнухина. — Марина Цветаева в XXI веке: XV и XVI. Цветаевские чтения в Болшеве. Сб. докладов. — М.: Издательский дом «Стратегия»: Музей М.И. Цветаевой в Болшеве, 2005. Марина Цветаева в XXI веке. 2011. — Из эпистолярного наследия М. Цветаевой: Письма М.И. Цветаевой к Б.Г. и Е.И. Унбегаунам Публ. Л. А. Мнухина. — Марина Цветаева в XXI веке: Цветаевские чтения в Болшеве 2007, 2009. Сб. материалов, — г. Королев: Дом-музей М.И. Цветаевой в Болшеве, 2011. Марина Цветаева и Франция. 2002. — Марина Цветаева и Франция: Новое и неизданное / Под. ред. Вероники Лосской и Жаклин де Пройар / М.: Русский путь; Paris: Institut d’Etudes Slaves, 2002. Марина Цветаева и Франция. 2014. — Марина Цветаева и Франция: каталог выставки. (К 75-летию возвращения из Франции на родину) / Под общей ред. Л.А. Мнухина. М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2014. Минувшее. — Письма М.И. Цветаевой к Х.П. Кротковой / Публ. В.П. Нечаева. — Минувшее: Ист. альм. № 21. — М.; СПб.:, Atheneum-Феникс, 1997. Надеюсь — сговоримся легко. — Марина Цветаева. Вадим Руднев. Надеюсь сговоримся легко. Письма 1933–1937 годов / Изд. подгот. Л.А. Мнухиным. Предисл. В.К. Лосской. — М.: Вагриус, 2005. Небесная арка. — Небесная арка: Марина Цветаева и Райнер Мария Рильке / Вступ. статья, сост., подгот. текстов, пер. и примеч. К.М. Азадовского. — СПб.: Акрополь, 1992. НЗК-1 и НЗК-2. — Цветаева М. Неизданное: Записные книжки: В 2 т. T. 1 и 2 / Сост., подгот. текста, предисл. и примеч. Е.Б. Коркиной и М.Г. Крутиковой. М.: Эллис Лак, 2000, 2001. НИСП. — Цветаева М. Неизданное. Семья: История в письмах / Сост. и коммент. Е.Б. Коркиной. М.: Эллис Лак, 1999. Новый журнал. 1961. — Письма М. Цветаевой к Г.П. Федотову / Публ. Е.Н. Федотовой // Новый журнал. Н.-Й. 1961. № 63. Новый журнал. 1967. — Письма М. Цветаевой к В. Ходасевичу / Публ. и коммент. С. Карлинского // Новый журнал. Н.-Й. 1967. № 89. Новый журнал. 1967(2). — Письма М. Цветаевой к 3, Шаховской / Публ. и коммент. 3. Шаховской // Новый журнал Н.-Й. 1967. № 87. Новый журнал. 1978. — Письма Марины Цветаевой к В.В. Рудневу / Публ. Г.М. Лимонз // Новый журнал. Н.-Й. 1978. № 133. Новый журнал. 1990. — Марина Цветаева и «Современные записки» Публ. В. Крейда // Новый журнал. Н.-Й. 1990. № 178. НП. — Цветаева М. Неизданные письма. Под общей ред. Г. Струве и И. Струве. Париж: Ymca-Press, I 992. HCT. — Цветаева М. Неизданное. Сводные тетради / Подгот. текста, предисл. и примеч. Е.Б. Коркиной и И.Д. Шевеленко. М.: Эллис Лак, 1997. Несколько ударов сердца — Марина Цветаева. Николай Гронский. Несколько ударов сердца. Письма 1928–1933 годов / Изд. подгот. К).И. Бродовская и Е.Б. Коркина. М.: Вагриус, 2005. Опыты. V, VII, VIII. — Марина Цветаева. Письма Анатолию Штейгеру / Публ. и вступ. статья К. Вильчковского / Опыты. Литературный журнал. Н.-Й. 1955, V; 1956, VII; 1957, VIII. Письма Анатолию Штейгеру. — Цветаева М. Письма Анатолию Штейгеру / Публ. С.Н. Клепининой, коммент, Р.Б. Вальбе // Калининград, Московская обл.: Музей М.И. Цветаевой в Болшеве; Издательство «Луч-1», 1994. Письма к Анне Тесковой. 1969. — Цветаева М. Письма к Анне Тестовой / Вступ. статьи 3. Матгаузера, В.В. Морковина. Подгот. текста и примеч. В.В. Морковина, науч. ред. 3. Матгаузер. Прага: «Academia», 1969. Письма к Анне Тесковой, 2008. — Цветаева М. Письма к Анне Тестовой / Сост., подгот. текста и коммент. Л.А. Мнухина. Вступ. статья А. Главачека. М.: Мемориальный Дом-музей Марины Цветаевой в Болшеве, 2008. Письма к Анне Тесковой. 2009. — Цветаева М. Спасибо за долгую память любви…: Письма Марины Цветаевой к Анне Тестовой. 1922 1939 / Предисл., публ. и примем. Г.Б. Ванечковой. М.: Русский путь, 2009. Письма к Ариадне Берг. — Цветаева М. Письма к Ариадне Берг (1934–1939) Подгот. текста, переводы и коммент. Н А. Струве. — Paris: YMCA-Press, 1990. Письма к Наталье Гайдукевич. — Цветаева М. Письма к Наталье Гайдукевич / Сост., подгот. текста и примеч. Л.А. Мнухина. Вступ. статья В Завистовского. М.: Русский путь, 2002. Письма 1905–1923. — Цветаева М. Письма 1905–1923 / Сост. Л.А. Мнухина (при участии Л.Г. Трубицыной). Подгот. текста Л.А. Мнухина. М.: Эллис Лак. 2012. Письма 1924-1927. — Цветаева М. Письма 1924–1927 / Сост. Л. А Мнухина (при участии Л.Г. Трубицыной). Подгот. текста Л.А. Мнухина. М.: Эллис Лак, 2013. Письма 1928–1932. — Цветаева М. Письма 1928–1932 / Сост. Л.А. Мнухина (при участии Л.Г. Трубицыной). Подгот. текста Л.А. Мнухина. М.: Эллис Лак, 2015. Поэт и время. — Марина Цветаева. Поэт и время: Выставках 100-летию со дня рождения. М.: Галарт. 1992. РГАЛИ. — Российский государственный архив литературы и искусства. Родство и чуждость. — Марина Цветаева в критике современников: В 2 ч. Ч. 1. 1918-1941 годы. Родство и чуждость / Сост. Л.А. Мнухина, подгот. текста и коммент. Л.А. Мнухина и Е В. Толкачевой. М.: Аграф, 2003. Рождение поэта. — Марина Цветаева в воспоминаниях современников: Рождение поэта / Сост. Л.А. Мнухин и Л.М. Турчинский. М.: Аграф, 2002. Русский литературный архив. — Письма Марины Цветаевой к Ю.П. Иваску (1933–1937) / Публ. Ю.П. Иваска. — Русский литературный архив. Сб. Под ред. М. Карповича и Дм. Чижевского. Н.-Й., 1956. Саакянц А. Марина Цветаева. — Саакянц А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. М.: Эллис-Лак, 1997. СС 1–7. — Цветаева М. Собр. соч.: В 7 т. / Сост., подгот. текста и коммент. А.А. Саакянц и Л.А. Мнухина. М.: Эллис-Лак, 1994–1995. Труды симпозиума в Лозанне. — Цветаева М. Труды 1-го международного симпозиума (Лозанна, 1982) / Под. ред. Робина Кембала в сотрудничестве с Е. Эткиндом и Л. Геллером. Bern. Berlin. Frankfurt М.; New York, Paris, Wien, Peter Lang. 1991. «Хотите ко мне в сыновья?» — Марина Цветаева. «Хотите ко мне в сыновья?»: Двадцать пять писем к Анатолию Штейгеру / Подгот. текста, вступл., сопроводительные пояснения Анны Саакянц / М.: Дом Марины Цветаевой, 1994. Хроника. I-IV. — Русское зарубежье. Хроника научной, культурной и общественной жизни. Франция. 1920 1940. T. 1 4. Под общей ред. Л. А. Мнухина в сотрудничестве с М. Авриль, Г. Гладковой, В. Лосской и Н. Струве. — Москва. ЭКСМО; Paris, YMCA-Press, 1995 1997. Цветаева. Библиография. — Марина Цветаева. Библиография Bibliographie des œuvres de Marina Tsvetaeva. Сост. T. Гладковой и Л. Мнухина. Paris, Москва Institut d’Etudes slaves, Дом Марины Цветаевой, 1993. Цветаева А. — Цветаева А. Воспоминания. 3-е изд, испр. и доп. М.: Сов. писатель, 1983. Швейцер В. — Швейцер В. Быт и бытие Марины Цветаевой. Fontenay-aux-Roses; Синтаксис, 1988. Эфрон А. — Эфрон А. О Марине Цветаевой: Воспоминания дочери / Сост. и автор нету 11. статьи М.И. Белкина. Коммент. Л.М. Турчинского. М.: Сов. писатель, 1989. Фотолетопись. 2000. — Цветаева М.И. Фотолетопись жизни поэта. Альбом / Сост. А.А. Саакянц, Л.А. Мнухин. — М.: Эллис-Лак, 2000.АДРЕСАТЫ ПИСЕМ М.И. ЦВЕТАЕВОЙ
АДАМОВИЧ Георгий Викторович (1892–1972) — поэт и литературный критик. Входил в созданный акмеистами «Цех поэтов». С 1923 г. в эмиграции, обосновался в Париже. Один из ведущих критиков русского зарубежья, руководил литературно-критическим отделом журнала «Звено», постоянно вел отдел критики в «Последних новостях». Г.В. Адамовичу принадлежат более 40 откликов на произведения Цветаевой, откликов самых различных, от хулы до хвалы, но чаще всего содержащих и то и другое. Его критические статьи о поэтах в периодике, вместе с подобными статьями еще нескольких критиков, послужили поводом для написания Цветаевой статьи «Поэт о критике» (СС-5). Знакомство Цветаевой с Адамовичем состоялось в январе 1916 г в доме Каннегисеров в Петербурге (см. комментарии к очерку «Нездешний вечер». СС-4). В эмиграции их встречи с начала 1926 г. были частыми и более или менее регулярными. Происходили они, главным образом, на литературных вечерах Союза молодых поэтов, объединения «Кочевье», франко-русских собеседованиях, вечерах «Чисел» и др. ипродолжались вплоть до 1938 г. АНДРОНИКОВА-ГАЛЬПЕРН Саломея Николаевна (Ивановна) (урожд. Андроникова, в первом браке Андреева; 1888–1982) «петербургская красавица», близкая знакомая многих известных русских поэтов и художников, благотворитель. В 1910-е входила в литературно-художественный мир С.-Петербурга. Была дружна с Анной Ахматовой, Осипом Мандельштамом, Артуром Лурье и др. В 1919 г. эмигрировала в Париж. Работала в модном журнале «Vu et Lu». Знакомство (а затем и переписка) Цветаевой и Андрониковой состоялось в 1926 г. и продолжалось вплоть до отъезда Цветаевой в СССР. В 1930-е гг. входила в Комитет помощи М. Цветаевой. В 1937 г. переехала в Лондон.БАЛАКШИН Петр Петрович (1898 1990) — писатель, литературный критик. После революции эмигрировал. Редактор журнала «Земля Колумба» (Сан-Франциско. 1936–1937). В начале октября 1936 г. Цветаева получила от П.П. Балакшина письмо с восторженным отзывом о ее прозе: «Я только что прочел Вашу статью „Нездешний вечер“ и вспомнил статью об Андрее Белом „Пленный дух“ н другой книге „Современных Записок“… Как это ценно и важно, какой глубокий памятный след оставляют эти Ваши прекрасные взволнованные вещи…» (Современник. Торонто. 1975. № 28–29. С. 62). На такое письмо Цветаева, по ее словам, «не могла не отозваться». БЕРГ Ариадна Эмильевна (урожд. Вольтерс; 1899-1979) — теософ, литератор. Дочь бельгийского инженера, приехавшего в Россию строить первые трамваи, по матери русская. Родилась и училась в России, после революции жила за границей: сначала во Франции, затем в Бельгии. Писала стихи. Знакомство с Цветаевой состоялось в конце 1934 г., вскоре переросло в настоящую дружбу, продолжавшуюся вплоть до отъезда Цветаевой в Россию. Подробнее см. вступительную статью Н.А. Струве в книге «Письма к Ариадне Берг». БОГЕНГАРДТ Антонина Константиновна (урожд. Никольская; 1867 1948) — педагог, преподаватель. Мать В.А. Богенгардта. Бывшая начальница Женской гимназии в Красноярске. В начале 1920-х гг. выехала к сыну за границу. Жила в Чехословакии. Работала в Русской гимназии в Моравской Тршебове, преподавала французский и немецкий языки. В середине 1920-х гг. уехала во Францию. БОГЕНГАРДТ Всеволод Александрович (1892 1961). Капитан Марковского полка, педагог. Учился в Московском университете. В Первую мировую войну служил в санитарном отряде. В Гражданскую войну воевал в составе Марковского полка Добровольческой армии, участник 1-го Кубанского похода. Однополчанин С.Я. Эфрона. Эмигрировал через Галлиполи в Константинополь, затем переехал в Чехословакию. Работал воспитателем в Русской гимназии в Моравской Тршебове, где училась Ариадна Эфрон. В середине 1920-х гг. уехал с семьей во Францию. Работал шофером. БОГЕНГАРДТ Ольга Николаевна (урожд. Стенбок-Фермор; 1893 1967) — педагог. Жена В.А. Богенгардта. Участница Гражданской войны. Эмигрировала в Константинополь, затем переехала в Чехословакию. Работала воспитателем в Русской гимназии в Моравской Тршебове. В середине 1920-х гг. уехала во Францию. БУНИН Иван Алексеевич (1870–1953) — писатель, поэт, переводчик. В 1920 г. эмигрировал через Константинополь в Белград. В том же году обосновался во Франции (Париж, Грасс). Член Комитета помощи русским писателям и ученым во Франции Лауреат Нобелевской премии в области литературы (1933). Член Президиума Центрального Пушкинского комитета в Париже (1935–1937). Сотрудничал во множестве периодических изданий русской эмиграции. Отношения Цветаевой с Буниным были сложными, сопровождались резкими взаимными упреками (особенно в 1920-е гг.). Он не признавал поэзии Цветаевой ни ранней, ни зрелой. В 1930-е гг. их отношения, главным образом человеческие, а отчасти и литературные, приняли совсем иной характер. Подробнее ем. в статье Ричарда Дэвиса и Льва Мнухина «Цветаева и Бунин» (Марина Цветаева в XXI веке. 2005. С. 22 35). БУНИНА Вера Николаевна (урожд. Муромцева; 1881 1961) — писательница, мемуаристка, переводчик. Жена И.А. Бунина (вторая). Окончила естественный факультет Высших женских курсов в Москве. В эмиграции с 1920 г. Член Комитета помощи русским писателям и ученым во Франции, участвовала в его благотворительной работе. Переписка М.И. Цветаевой с В.Н. Буниной началась во Франции весной 1928 г. и продолжалась без малого десять лет. «Она мне написала, я отозвалась и пошло, и продолжается, и никогда не кончится ибо тут нечему кончаться: все — вечное…» — писала позднее Цветаева о Вере Николаевне (СС-6. С 430). Ей Цветаева посвятила свою автобиографическую прозу «Дом у Старого Пимена».
В.А.А. Установить имя адресата не удалось. По осторожному предположению З.А. Шаховской (в беседе с составителем), за умышленно переставленными в обратном порядке инициалами В.А.А. мог скрываться Алферов Анатолий Владимирович (А.А.В.), которого она хорошо знала и с которым переписывалась. Алферов А.В. (1903 1954) — поэт, литературный критик. Жил в Париже, Брюсселе. Секретарь правления Объединения поэтов и писателей. Публиковался в журналах «Числа», «Встречи». Никакого подтверждения версии З.А. Шаховской обнаружено не было. В то же время знакомство Цветаевой с Алферовым вполне могло иметь место. Они могли видеться на литературных вечерах, диспутах. Достоверно, что они были вместе 26 ноября 1934 г. на Новом кладбище в Медоне на похоронах Н.П. Гронского. Спустя дна дня Алферов писал Шаховской: «…Цветаева произнесла слово — твердо, толково и умно, точно на диспуте, и все понемногу разошлись, оставив у могилы лишь П<авла> П<авловича> и его жену (бывшую)» (Шаховская 3. Отражения. Paris, 1975. С. 112). ВАССЕРМАН Якоб (1873 1934) — немецкий писатель. Жил в Австрии, Автор многочисленных романов, а также множества рассказов и эссе. В свое время один из популярнейших и наиболее широко читаемых писателей Германии. Цветаева называла его «любимым немецким современником» и «очень большим писателем» (из письма к А.С. Штейгеру от 15 сентября 1936 г.). ВЕЙДЛЕ Владимир Васильевич (1895–1979) — историк искусства и церкви, литературный критик, поэт. Окончил историко-филологический факультет С.-Петербургского университета, был его доцентом по кафедре искусств. В 1924 г. через Финляндию эмигрировал во Францию, жил в Париже. С 1925 по 1952 г. преподаватель Богословского института в Париже Участник собраний литературных объединений «Зеленая лампа», «Кочевье», Франко-русских собеседований, вечеров Объединения русских поэтов и писателей, Союза русских писателей и журналистов и др. Печатался в журналах «Современные записки», «Новый град», «Числа», «Встречи», газетах «Последние новости», «Возрождение» и др. Работал в отделе критики газеты, а затем журнала «Звено». Автор нескольких статей, посвященных творчеству Цветаевой. Познакомил ее с Вейдле В.Ф. Ходасевич. Подробнее см. воспоминания В.В. Вейдле (Годы эмиграции. С. 264–267). ВУНДЕРЛИ-ФОЛЬКАРТ Нанни (1878 1962) — близкая знакомая Рильке в последний период его жизни. Согласно завещанию Рильке, была его душеприказчицей и распоряжалась его литературным и эпистолярным наследием. Поводом для возникновения переписки между Цветаевой и Вундерли-Фолькарт послужило письмо последней, в котором она обратилась к Цветаевой с вопросом, как поступить с ее письмами к Рильке, находящимися в архиве поэта.
ГАЙДУКЕВИЧ Наталья Александровна (урожд. Геевская; 1890 1978) преподавательница иностранных языков. Из семьи педагогов. Окончила курсы учителей французского языка при Сорбонне в Париже, в 1913–1914 гг. посещала педагогические курсы при Московском университете. Была знакома с Валерией Цветаевой. Жила в Литве (Вильно), Польше (Гданьск). Прочитав в «Современных записках» очерк М. Цветаевой «Дом у Старого Пимена», Н. Гайдукевич в 1934 г. написала ей письмо. Завязалась переписка, которая, как было известно семье, продолжалась вплоть до 1939 г. Письма 1936–1939 гг., вероятнее всего, не сохранились. ГАРТМАН Ольга Аркадьевна (урожд. Шумахер; 1885–1979) — певица. Жена Ф.А. Гартмана. В эмиграции с 1921 г., жила в Париже, выступала вместе с мужем на его концертах. Исполняла романсы мужа на стихи М. Цветаевой. В 1951 г. уехала в Нью-Йорк. ГАРТМАН Фома Александрович (1885–1956) — композитор, дирижер, музыкальный критик, Учился в С.-Петербургской консерватории. В 1919–1921 гг. преподавал в Тифлисской консерватории. В 1921 г. эмигрировал. Жил в Константинополе, Берлине, обосновался в Париже. Профессор Русской консерватории в Париже, Написал виолончельный и фортепианный концерты, две симфонии, балладу на стихи Г. Адамовича, романсы на стихи М. Цветаевой, П. Верлена и ряд других произведений. Исполнял свои произведения на парижских концертах Colonne и Lamoureux. В 1951 г. переехал в США. ГОЛИЦЫНА Екатерина Георгиевна (урожд. графиня Мекленбург-Стрелиц фон Карлов; 1891–1940) — жена представителя в Лондоне русской колонии князя В.Э. Голицына. Была дружна с Д.П. Святополк-Мирским, близка к евразийцам. Оказывала финансовую помощь газете «Евразия» (редактор С Я. Эфрон). ГРИНЕВИЧ Вера Степановна (урожд. Романовская; 1873? — не ранее 1948) — переводчик, библиотекарь, педагог. Дочь коменданта Генуэзской крепости в Судаке, племянница Е.П. Блаватской, давняя знакомая М. Цветаевой. Находилась в дружеских отношениях с М.А. Волошиным, С.Я. Парнок. А.К. и Е.К. Герцык, Н.А. Бердяевым и др. Была поборником новой системы школьного воспитания в России, открыла в начале 1910-х гг. в Москве собственную домашнюю гимназию (Остоженка, Савеловский пер., 6). В эмиграции с 1923 г., жила в Болгарии и Франции, в Севре (под Парижем). Была близка к теософским кругам Парижа. Занималась вопросами педагогики, сотрудничала в Русской гимназии в Париже. ГРОНСКАЯ Нина Николаевна (урожд. Слободзинская, во втором браке Гронская-Лепехина; 1884–1957) — скульптор. Мать Н.П. Гронского. Совершенствовалась в скульптуре в Мюнхене в ателье Швегерло. В эмиграции с 1921 г., жила в Париже. В 1926 г. впервые выставила свои работы в салоне Независимых, затем была многократно его участником. Автор скульптурных портретов А.И. Деникина. П.П. Гронского, Б.К. Зайцева, П.Н. Милюкова и др. ГРОНСКИЙ Николай Павлович (1909 1934) — поэт. Во Франции с 1920 г., жил в Медоне (под Парижем). Учился в Русской гимназии. Окончил филологический факультет Парижского университета. Писал диссертацию о Г.Р. Державине. Цветаева и Гронский подружились в 1928 г., она высоко ценила его стихи. Сохранилась переписка Цветаевой с Гронским за 1928–1933 гг. После смерти Гронского его родители вернули Цветаевой ее письма, и она намеревалась издать эту переписку. Гронскому посвящены стихотворный цикл «Надгробие» (СС-2) и эссе «Поэт-альпинист» (СС-5). Погиб в результате несчастного случая в парижском метро Посмертно вышел его сборник «Стихи и поэмы» (Париж, 1936), куда вошли стихотворения «Отпер дверь я. — Два синих крыла…» и «Из глубины морей поднявшееся имя…», обращенные к Цветаевой.
ДЕМИДОВ Игорь Платонович (1873–1946) — журналист, в прошлом — член Государственной Думы, кадет. Окончил юридический факультет Московского университета. В 1920 г. эмигрировал, жил в Париже. В 1924–1940 гг помощник редактора газеты «Последние новости», фактически был ее редактором. Публиковал в газете рассказы, очерки, статьи по церковным вопросам и др. Член Союза русских писателей и журналистов. Член Центрального Пушкинского комитета в Париже (1935–1937).
ЗАЙЦЕВ Борис Константинович (1881–1972) — писатель, мемуарист, переводчик. Учился в Горном институте в С.-Петербурге, на юридическом факультете Московского университета. В 1921 г. избран председателем московского отделения Всероссийского союза писателей. В 1921 г. Аля Эфрон гостила за городом в доме родителей Б.К. Зайцева. В 1922 г. с семьей эмигрировал в Берлин. С 1924 г. жили в Париже. Член правления Союза русских писателей и журналистов в Париже (с 1924). В эмиграции он и жена продолжали помогать Цветаевой. Их дочь Н.Б. Зайцева-Соллогуб была подругой Ариадны Эфрон. Оставил воспоминания о Цветаевой (Рождение поэта. С. 104–107). ЗЕЕЛЕР Владимир Феофилович (1874–1954) — адвокат, журналист. Окончил Харьковский университет. Один из участников организации Добровольческой армии. Министр внутренних дел в правительстве А.И. Деникина. В 1920 г. эмигрировал во Францию. Руководил парижским банком «Crédit mutuel» до его закрытия в 1940 г. Принимал активное участие в культурной и общественной жизни русского Парижа Многолетний генеральный секретарь Союза русских писателей и журналистов, генеральный секретарь Центрального комитета по организации Дней русской культуры. Член Центрального Пушкинского комитета в Париже (1935–1937). ЗУРОВ Леонид Федорович (1902–1971). Писатель, археолог, искусствовед. В эмиграции жил в Эстонии, в Чехословакии. В 1929 г. перебрался во Францию, некоторое время работал личным секретарем И.А. Бунина, С 1930 г. член Союза молодых поэтов и писателей, в 1937–1940 гг. председатель Объединения русских писателей и поэтов. Член Центрального Пушкинского комитета в Париже (1935–1937). Печатался в журналах «Современные записки», «Иллюстрированная Россия», газете «Последние новости» и др. Наследник архива И.А. Бунина.
ИВАСК Юрий Павлович (1907–1986) — поэт, критик, историк литературы. В 1920 г. семья Иваска переселилась из России в Эстонию. В 1932 г. Иваск окончил юридический факультет Тартуского университета. Во время войны попал в Германию, в 1949 г. переехал в США. Автор статей о творчестве Цветаевой, а также нескольких стихотворений, ей посвященных. Активная переписка между ними завязалась в 1933 г. В своих письмах Иваск постоянно интересовался творческой работой Цветаевой, ее повседневной жизнью. В 1938 г., во время пребывания Иваска в Париже, они несколько раз встречались. О трех таких встречах Иваск оставил запись в своем парижском дневнике (Годы эмиграции. С. 296–300). ИЗВОЛЬСКАЯ Елена Александровна (1896–1975) — писатель, переводчик. Дочь государственного деятеля, дипломата А.П. Извольского. Во Францию приехала до революции. Работала сестрой милосердия в Русском госпитале в Париже. В 1918 г. сдала экзамены на степень бакалавра в Сорбонне. Переводила на французский язык современную русскую и советскую поэзию. Первую книгу «Les Rois aveugles» («Слепые короли») выпустила в соавторстве с Жоржем Кесселем (1925). Знакомство с Цветаевой, состоявшееся в Париже в 1920-е гг., вскоре переросло в дружбу. В 1931 г. организовала Комитет (Общество) помощи Марине Цветаевой. В 1941 г. уехала в Америку. Автор воспоминаний о Цветаевой: «Тень на стенах», «Поэт обреченности» и др. (Годы эмиграции. С. 219–241).
КАНТОР Михаил Львович (1884 1970) юрист, поэт, литературный критик, редактор. Окончил юридический факультет С.-Петербургского университета. После революции эмигрировал в Берлин. В 1923 г. переселился в Париж. Был редактором журнала «Звено». Основатель и соредактор журнала «Встречи» (1934). Составитель совместно с Г.Н. Адамовичем антологии «Якорь» (1936). Член Союза русских писателей и журналистов в Париже КОМИТЕТ ПОМОЩИ РУССКИМ ПИСАТЕЛЯМ И УЧЕНЫМ ВО ФРАНЦИИ. Образован в Париже в 1919 г. Комитет ставил своей задачей оказание материальной и моральной помощи русским писателям и ученым, «проживающим во Франции и ее владениях, а равно в странах, где нет местных обществ помощи русским писателям и ученым». Главным в работе Комитета была организация добывания средств (благотворительные вечера и издания, поиски меценатов, связи с аналогичным комитетом в Америке и т. д.) и последующее распределение этих средств среди нуждающихся писателей и ученых. С начала 1930-х гг. функции распределения и выдачи пособий отошли к Союзу русских писателей и журналистов в Париже (см.). КРОТКОВА Кристина (Христина) Павловна (в первом замужестве Франкфурт; 1904 1965) — поэтесса, литературный критик, переводчик, журналист. Литературный псевдоним К. Ирманцева. Жена И.С. Франкфурта. В 1922 г. эмигрировала в Чехословакию. Окончила химический факультет Карлова университета. Член литературного кружка «Скит поэтов». В 1929 г. переехала во Францию. Зарабатывала на жизнь вязанием. Посещала собрания литературного объединения «Кочевье». В 1937 г. уехала в Канаду. О своих встречах с Цветаевой оставила небольшие записи «Из дневников» (Годы эмиграции. С. 213–218).
НЕК Люсьен, де — фламандец, приятель О.Н. Вольтерс, подруги детства Ариадны Берг. После смерти мужа А. Берг был в течение нескольких лет ее близким другом (ум. в 1970-х годах).
ОБРИ Октав (1881–1946) — французский историк, славист, писатель. Автор огромного количества исторических трудов, в том числе о Наполеоне Бонапарте и Жозефине Богарне, Людовике XVII, Наполеоне II и др.
ПАСТЕРНАК Борис Леонидович (1890–1960) — поэт, прозаик, переводчик. С ним Цветаева познакомилась в Москве после октябрьских событий па поэтическом вечере. Горячая дружба завязалась летом 1922 г., когда Пастернак написал Цветаевой в Берлин восторженное письмо о ее сборнике «Версты» (1921), а Цветаева с восторгом отозвалась о его книге «Сестра моя — жизнь». Завязавшееся эпистолярное общение достигло апогея в 1926 г., но к 1936 г. постепенно сошло на нет. Пастернак посвятил Цветаевой стихотворения «Не оперные поселяне…» (1926), «Марине Цветаевой» (1929), акростих «Мгновенный снег, когда булыжник узрен…» (1929), «Памяти Марины Цветаевой» (1943) и вспоминал о ней в автобиографическом очерке «Люди и положения» (1956, 1957). Она стала одним из прототипов главной героини поэмы Пастернака «Спекторский» (1924–1930) и др. Цветаева написала на книгу Пастернака «Сестра моя — жизнь» рецензию «Световой ливень» (1922), о его стихах говорила в статьях «Эпос и лирика современной России» (1932), «Поэты с историей и поэты без истории» (1933). К «собрату по песенной беде» обращен цикл стихов «Провода» (1923) и стихотворения «Неподражаемо лжет жизнь…» (1922), «Сахара» (1923), «Строительница струн — приструню,» (1923), «Двое» (1924). «Расстояние: версты, мили…» (1925), «В седину — висок…» (1925), «Русской ржи от меня поклон…» (1925). Поэма с «С моря» (1926) написана как поэтическое послание к Пастернаку. К нему и Р.М. Рильке обращена поэма «Попытка комнаты» (1926). История переписки Цветаевой и Пастернака и сама их переписка составили отдельный том (Души начинают видеть). ПОЗНЕР Соломон Владимирович (1876–1946) журналист, юрист, общественный деятель. Окончил юридический и историко-филологический факультеты С. Петербургского университета. С 1921 г. в эмиграции во Франции, жил в Париже. Постоянный сотрудник газеты «Последние новости», редактор еженедельника «Еврейская трибуна». С 1920-х гг. в течение многих лет член правления, секретарь парижского Союза русских писателей и журналистов. В 1924–1934 гг. — секретарь Комитета помощи русским писателям и ученым во Франции. ПОЛЯКОВ Александр Абрамович (1879–1971) — юрист, писатель, журналист. Окончил юридический факультет С.-Петербургского университета. В 1920 г. эмигрировал, жил в Париже (с 1922 г.), затем в Нью-Йорке (с 1942 г.). С 1922 до 1940 г. выполнял обязанности секретаря редакции газеты «Последние новости», затем заместителя главного редактора вплоть до ее закрытия, публиковался на ее страницах. Благоволил к Цветаевой. «Меня в редакции очень любят <…> Поляков (и я его — очень!)…» — писала она 20 октября 1934 г. В.Н Буниной.
РУДНЕВ Вадим Викторович (1879–1940) — врач но образованию, политический и государственный деятель, издатель, публицист, редактор. После Февральской революции состоял Московским городским головой. Депутат Учредительного собрания. После революции эмигрировал, жил в Париже. Один из основателей и бессменный соредактор журнала «Современные записки», последние годы секретарь редакции, выполнявший всю техническую и административную работу. Соредактор журнала «Русские записки» (1937 1939), член правления Союза русских писателей и журналистов в Париже. Член Центрального Пушкинского комитета в Париже (1935–1937). Многолетний член Главного комитета Российского Земско-городского объединения (Земгор) в Париже. С В.В. Рудневым М. Цветаева близко знакома не была никогда. Преобладающий тон их переписки — деловой. В письмах прослеживается история публикации в «Современных записках» крупных прозаических вещей Цветаевой: «Живое о живом», «Дом у Старого Пимена», «Пленный дух», «Мать и музыка» и др. Подробности о взаимоотношениях Цветаевой с редакцией журнала см.: Вишняк М.В. «Современные записки». Воспоминания редактора. (Indiana University Publications. 1957. С. 146–148); Крейд В. Марина Цветаева и «Современные записки» (Новый журнал. 1990. № 178. С. 258–269). В 2005 г. вышла переписка Марины Цветаевой и Вадима Руднева (Надеюсь — сговоримся легко.)
САВИНКОВ Лев Борисович (1912–1987) — поэт, журналист. Сын писателя и видного деятеля партии эсеров Б.В. Савинкова Летом 1928 г. в Понтайяке (на берегу Атлантического океана) был в группе отдыхающих вместе с Цветаевой. В 1936 г. выпустил в Париже единственный сборник стихов «Аванпост». СОЮЗ РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ И ЖУРНАЛИСТОВ В ПАРИЖЕ. Образован в 1920 г. Первым председателем был избран И.А. Бунин. С 1921 г. во главе Союза стал П.Н. Милюков и был в течение многих лет почти бессменным его председателем. Работа Союза была направлена, главным обратом, на благотворительную деятельность, на организацию мероприятий, которые приносили бы средства для нуждающихся его членов. Другой своей задачей Союз ставил пропаганду лучших достижений русской культуры и литературы Проводились ежегодные Пушкинские праздники (с 1924 г. получившие название «Дней русской культуры»), вечера памяти русских писателей и поэтов и т. д. Цветаева была членом Союза.
ТЕСКОВА Анна Антоновна (1872–1954) — чешская писательница, переводчица произведений Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, Д.С. Мережковского и др. Общественная деятельница, одна из основателей Чешско-русской Едноты. Цветаева познакомилась с ней в конце 1922 г., когда Тескова написала ей письмо с просьбой выступить на литературном вечере. Личное знакомство длилось до отъезда Цветаевой во Францию, дружеские, доверительные отношения и переписка сохранились до 1939 г. В течение всего времени их знакомства Тескова оказывала Цветаевой действенную материальную и моральную помощь. Цветаева посвятила Лесковой стихотворный цикл «Деревья» (1922–1923). ТИХОНОВ Николай Семенонич (1896-1979) — русский советский писатель. Начинал как многообещающий поэт (первые две книги стихов «Орда» и «Брага» вышли в 1922 г.). М.А. Осоргин назвал в 1924 г. Тихонова, Есенина и Цветаеву «лучшим трио» современной русской поэзии (Последние новости. 1924. 23 окт.) Знакомство Цветаевой с Тихоновым состоялось в 1935 г. в Париже на Международном конгрессе писателей в защиту культуры. «Марина Цветаева тоже очень часто бывала на конгрессе, и мы с ней подружились. Ее муж был в то время секретарем Общества возвращения в Советскую Россию. И сама она была переполнена самыми добрыми чувствами» (Тихонов Н. Устная книга. Вопросы литературы. 1980. № 8. С. 175). Б. Пастернак писал М. Цветаевой 11 июля 1926 г.: «Тихонову очень понравился „Крысолов“» (Души начинают видеть. С. 259).
УНБЕГАУН Борис Генрихович (1898 1973) — ученый-лингвист, филолог-славист, библиограф. Эмигрировал в Югославию. Окончил историко-филологический факультет Люблянского университета. В 1924–1937 гг. жил в Париже. Окончил курс Школы восточных языков и Сорбонну. В 1935 г. защитил две диссертации на степень доктора филологии: «La Langue russe au XVI siècle») («Русский язык XVI века») и «Les Débuts de la langue littéraire chez les Serbes» («Возникновение литературного языка y сербов»). Заведовал библиотекой Славянского института, затем преподавал в университете в Страсбурге. После войны жил в Англии, США. Знакомство Цветаевой с семьей будущего ученого состоялось летом 1935 г. на юге Франции, в местечке Ла Фавьер. Новое знакомство очень быстро переросло в дружбу, которая поддерживалась в течение последующих лет уже в Париже. УНБЕГАУН Елена Ивановна (урожд. Мансурова; 1902–1992). Жена Б.Г. Унбегауна. В эмиграции поселилась во Франции. Принимала участие в работе Республиканско-демократического объединения. После войны жила в Англии, США, Канаде.
ФЕДОТОВ Георгий Петрович (1886 1951) публицист, историк, религиозный мыслитель, переводчик. Окончил историко-филологический факультет С.-Петербургского университета. В 1925 г. получил разрешение поехать в Германию для изучения истории средних веков. В Россию не вернулся Переехал во Францию. Профессор Богословского института в Париже (1926–1939). Участвовал в собраниях литературных объединений «Числа», «Кочевье», «Зеленая лампа». Один из редакторов журнала «Новый град». С 1926 г. сотрудничал во многих русских и французских периодических изданиях. В 1941 г. переехал в США. ФЕДОТОВА Елена Николаевна (урожд. Нечаева; 1885–1966) — историк, переводчик. Жена Г.П. Федотова. Окончила исторический факультет Высших женских курсов в С.-Петербурге. До эмиграции занималась переводами. Во Францию приехала в 1927 г. В 1941 г. переехала в США, в 1947 г. вернулась во Францию. После смерти мужа много сделала для сохранения и пропаганды его наследия. Опубликовала письма М.И. Цветаевой к Г.П. Федотову в «Новом журнале» (1961. № 63). Покончила жизнь самоубийством. ФРАНКФУРТ Иосиф Самуилович (Осип Самойлович; 1905 1986) физик, цветовод, генетик. Муж К.П. Кротковой. В 1941 г. К.П. Кроткова и И.С. Франкфурт разошлись.
ХОДАСЕВИЧ Владислав Фелицианович (1886–1939) — поэт, прозаик, критик, историк литературы. Учился на историко-филологическом факультете Московского университета. В 1918 1920 гг. заведовал московским отделением издательства «Всемирная литература». С 1922 г. в эмиграции, жил в Берлине, с 1925 г. в Париже. Ведущий критик русского зарубежья. Сотрудничал в многочисленных эмигрантских журналах и газетах. Возглавлял литературный отдел в газете «Возрождение». Во взаимоотношениях Цветаевой и Ходасевича были разные периоды — от непонимания и личных выпадов до взаимного признания. Цветаева посвятила Ходасевичу свой очерк «Пленный дух» (1934). Подробнее историю отношений Цветаевой с Ходасевичем см во вступительной статье С. Карлинского к его публикации их переписки (Новый журнал. 1967. № 89. С. 102–109) и статью Л. Мнухина «Марина Цветаева и Владислав Ходасевич: новые материалы» (сб.: Русскоязычные писатели в современном мире. Под ред. М. Полехиной. Вена, 2014. С. 52 57).
ШАХОВСКАЯ Зинаида Алексеевна (княжна, в замужестве Малевская-Малевич, графиня; 1906–2001) — поэт, прозаик, мемуарист, журналист, редактор. Сестра архиепископа Иоанна (Шаховского Д.А.). Писала на русском, французском и английском языках. Литературные псевдонимы Jacques Croisé. Зинаида Сарана. В 1920 г. вместе с семьей эмигрировала в Константинополь. В 1925 г. переехала в Париж. Была парижским представителем журнала «Благонамеренный» (Брюссель, 1926). В начале 1930-х гг. обосновалась в Брюсселе, часто приезжала в Париж. Член Союза молодых писателей и поэтов в Париже. Автор поэтических сборников, публиковала стихи в «Современных записках» и «Русских записках». В 1936 г. редактировала сборник «Hommage à Pouchkine» («Похвала Пушкину»), Оставила воспоминания о Цветаевой (Годы эмиграции. С. 288 295). Она писала: «…дружбы настоящей между нами не было — но было какое-то внутреннее доверие, которое ее заменяло» (С. 290). ШТЕЙГЕР Анатолий Сергеевич, барон (1907–1944) поэт, прозаик. В 1920 г. с семьей эмигрировал в Константинополь. Окончил Русскую гимназию в Моравской Тршебове в Чехословакии. Недолго пробыл в Праге, затем переехал во Францию, жил в Париже, Ницце. Примыкал к Объединению младороссов. Член Объединения русских писателей и поэтов. В 1932 г. Штейгер прислал Цветаевой свой сборник «Эта жизнь», она ответила. Однако в этот год продолжения переписки не последовало. В 1936 г. Цветаева вновь получает от Штейгера его сборник, на этот раз под названием «Неблагодарность» (1936). Тяжело больной туберкулезом, он находился на излечении в швейцарском санатории. Цветаева сразу откликнулась. Завязалась переписка, длившаяся в течение нескольких месяцев и с первых же писем перешедшая в эпистолярный роман. К Штейгеру обращен цикл «Стихи сироте» (СС-2). Цветаевой Штейгер посвятил стихотворение «60-е годы» («В сущности, это как старая повесть…», 1930-е), вошедшее в его посмертный сборник «2x2=4. Стихи 1926–1936» (Н.-Й., 1982).
ЭЙСНЕР Алексей Владимирович (1905–1984) — поэт, прозаик, один из наиболее ярких представителей молодой поэзии русского зарубежья. С 1925 г. жил в Чехии, с 1931 г. — во Франции. Цветаева познакомилась с ним в 1932 г., и он ей «решительно нравился» (из письма к А.А. Тесковой от 8 апреля 1932 г.) Автор воспоминаний о Цветаевой «Она многое понимала лучше нас…» (Годы эмиграции. С. 202–212).
УКАЗАТЕЛЬ ПИСЕМ ПО АДРЕСАТАМ[2090]
Адамовичу Г.В. 1933 — 20, 20а, 27, 32 Андрониковой-Гальперн С.Н. 1933 — 1, 22, 28, 33, 50, 61, 63, 68; 1934 — 18,22, 61 Балакшину П.П. 1936 — 102 Берг А.Э. 1934 — 74, 76; 1935 — 2, 3, 10, 11, 13, 16, 26–28, 32, 37, 40, 42, 46,49, 53, 66, 74, 77; 1936 — 3,7, 12, 13, 16, 18, 20, 27, 30, 32, 34, 37, 39, 41, 44, 46, 48–50, 53, 57, 59, 73, 98 Богенгардтам 1935 — 25, 51; 1936 — 116 Богенгардт А.К. 1934 — 59 Богенгардту В.А. 1934 — 13, 41 Буниной В.Н. 1933 — 51-56, 59, 64, 66, 70, 72, 73, 76, 78; 1934 — 6, 10, 11, 25, 25а, 62, 64, 66-68, 71; 1935 — 4, 7/8, 9, 31, 33, 34, 45, 48, 56, 64, 84, 104, 106; 1936 — 2, 104, 106 Бунину И.А. 1934 — 9 В Комитет помощи русским ученым и журналистам 1933 — 2 В Союз русских писателей и журналистов 1935 — 36 В.А.А. 1935 — 44 Вассерману Я. 1933 — 38 Вейдле В.В. 1936 — 111 Вундерли-Фолькарт Н. 1933 — 57, 62 Гайдукевич Н.А. 1934 — 14, 28, 37, 42, 49, 52; 1935 — 30, 38, 47, 58, 62 Гартману Ф.А. 1934 — 12 Гартман Ф.А. и О.А. 1934 — 39, 40, 45 Голицыной Е.Г. 1933 — 31 Гриневич В.С. 1935 — 49 Гронской Н.Н. 1934 — 12 Гронскому Н.П. 1933 — 5 Демидову И.П. 1933 — 18, 79; 1935 — см. письмо 20/21 А.А. Тесковой Зайцеву Б.К. 1933 — 8; 1934 — 5 Зеелеру В.Ф. 1933 — 10, 39; 1935 — см. письмо 7/8 В.Н. Буниной. 35 Зурову Л.Ф. 1936 — 8 Иваску Ю.П. 1933 — 25, 25а; 1934 — 17, 30, 33, 38; 1935 — 15, 17, 17а, 18, 73; 1936 — 110, 113 Извольской Е.А. 1933 — 1 Кантору М.Л. 1934 — 32 Кротковой К.П. 1934 — 46, 53, 56, 57, 60 Наборщику <типографии> 1934 — 2 Неизвестной 1933 — 21,41 Неизвестному 1933 — 25б, 29, 29а, 48 Неку Л. де 1936 — 40 Обри О. 1935 — 43 Пастернаку Б.Л. 1933 — 30, 36; 1935 — 59, 80; 1936 — 22 Полякову А.А. 1934 — 65; 1935 — 23 Рудневу В.В. 1933 — 3, 6, 9, 12, 14, 15, 24, 34, 34а, 37, 37а, 40, 43, 44, 47, 58, 60, 65, 67, 69, 71, 74, 75, 80, 80а; 1934 — 1, 3, 4, 15, 16, 20, 23, 26, 27, 31, 35, 36, 43, 44, 47, 50, 51, 69, 73, 75, 79; 1935 — 1, 5, 21, 22, 24, 39, 41, 50, 55, 63, 68, 71, 75, 78, 87; 1936 — 6, 9, 15, 17, 19, 25, 26, 28, 33, 35, 45, 51, 61, 93 Савинкову Л.Б. 1936 — 112 Тесковой А.А. 1933 — 19, 42, 77, 81; 1934 — 7, 8, 19, 34, 48, 63, 70, 78; 1935 — 6, 12, 14, 19/20, 29, 52, 57, 61, 65, 70, 88; 1936 — 5, 11, 23, 24, 43, 56, 90, 94, 103, 107 Тихонову Н.С. 1935 — 54 Унбегауну Б.Г. 1935 — 16, 85; 1936 — 10, 21, 78, 88, 105 Унбегаун Б.Г. и Е.И. 1935 — 67, 69, 72, 79; 1936 — 14, 29, 31, 52, 54, 95, 99, 108, 109, 115 Унбегаун Е.И. 1935 — 60, 82, 83, 86; 1936 — 1, 10а Федотову Г.П. 1933 — 4, 11, 13, 16, 17, 23, 26 Федотовым Г.П. и Е.Н. 1933 — 35 Франкфурту О.С. и Кротковой К.П. 1934 — 52, 58 Ходасевичу В.Ф. 1933 — 45, 46; 1934 — 21, 24, 29, 77; 1935 — 81 Шаховской З.А. 1936 — 36, 38, 42, 47, 55, 92 Штейгеру А.С. 1936 — 58, 60, 62–72, 74–77, 79–87, 89, 91, 91а, 96, 97, 100, 101, 114, 117 Эйснеру А.В. 1934 — 55Дополнение Познеру С.В. 1929 — 26а (с. 768)
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН[2091]
Авриль М. 772, 776 Агаджанян Г.С. 432, 436 Агаджанян К С. 432, 436 Адамович Г.В. 23, 32–35, 37, 52, 58–60, 170, 251, 337, 338, 343, 380, 382, 500, 530, 547, 552, 574, 599, 634, 712, 715, 717, 718, 720–722, 724, 732, 735, 754, 759, 761, 777, 780, 783 Адлер А.А. 97, 101 Азадовский К.М. 513, 514, 645, 774 Азов В.А. 158, 159 Айканов М.М. 325, 327, 511, 514 Айканов М.П. 327, 351, 352 Айканова А. 325, 327 Айхенвальд Ю.И. 464, 500 Алданов М.А. 156, 280, 253, 254, 280, 308, 309, 337, 338, 348–350, 461, 571, 574, 712, 715 Александр II, имп. 671 Александр III, имп. 55, 99, 102, 18, 109, 114, 115, 121, 123, 126, 128, 134, 595, 704,707 Александр Невский 368 Александра Федоровна, имп. (1798–1860) 233 Александра Федоровна, имп. (1872–1918) 404, 405, 564, 640 Алексеев Володя В. 609 Алексинская Н.И. 222, 225 Алексинская Т.И. 101 Алексинский И.П. 445, 449, 451, 458, 462-464, 506 Аллой B E. 15 Альберт I, король 187, 188, 192, 195, 196 Альтенберг П. 140, 142 Аксаков И С. 220 Аксаков К.С. 220 Аксаков С.Т. 124, 126, 218, 220, 221, 241, 645 Аксакова В.С. 220 Алферов А.В. 430, 593, 779 Альконост см. Алянский С.М. Алянский С.М. 276, 277 Альтшуллер Катя (Еленева, Кист) см. Рейтлингер Е.Н. Амари см. Цетлин М.О. Амфитеатров А.В. (Кадашев) 356, 360, 500 Андерсен Х.К. 256, 259, 388, 390, 468, 470,489, 569 Андреас-Саломе Лу 129, 130, 211 Андреев Вадим Л. 37, 52, 383, 384 Андреев Валентин Л. 249, 251 Андреев Л.Н. 250, 258, 384 Андреев Савва Л. 249, 251, 281 Андреева А.И. 28, 30, 281, 249–251, 258, 281, 324, 344, 345, 351,353, 366, 371, 387, 546, 566 Андреева Вера Л. 249, 251 Андреева Ирина 209, 210 Андреева-Бальмонт Е.А. 552 Андреевы 260 Андроникова-Гальперн С.Н. 7, 11, 15, 17, 28, 32, 33, 36, 37, 52, 53, 62, 82, 85, 95, 117, 128, 130, 133, 136–138, 148, 207–210, 216, 233, 260, 298, 304, 367, 464, 777 Анна Иоанновна, имп. 705, 708 Анненков Ю.П. 576 Антокольский П.Г. 609 Антуфьев (Антюфеев) Н.Д. см. Демидов Н.Д. Ардов B.E. 390 Ардовы 390 Артемов Г.К. 191, 192 Артемова Л.А. 191, 192 Артемовы 187, 192, 196 Атрохина З.Н. 772 Афанасьев А.Н. 39 Ахматова А.А. 11, 234, 259, 387, 390, 564, 566, 629, 730, 750, 777Бабель И.Э. 565 Багрицкий Э.Г. 401, 404 Баденский К.-Л.-Ф., герц. 713 Байрон Дж. Н.Г. 213, 214, 221 Балакин А.С. 772, 777 Балакшин П.П. 740–742 Бальбо Ч. 111, 113 Бальзак О. де 513 Бальмонт К.Д. 58, 60, 61, 66, 67, 81, 160, 163, 172, 355, 360, 367, 410, 411, 416, 423, 425, 433, 497, 501, 515, 551, 552, 554, 555, 570–572, 575-579, 581, 583, 592-594, 669, 672, 759 Бальмонт М.К. 358, 360 Бальмонты 80, 267, 277, 424, 551, 552 Баранова-Шестова Н.Л. 67 Баратынский Е.А, 569 Бараш Л.С. 16, 17 Барсов Н.П 704, 707 Барятинский В.А., кн. 202 Бастидон Е.Я. 220 Бахрах А.В. 333 Башкирцева М.К. 28 Безыменский А.И. 560, 562 Белкина М.И. 776 Белый А. 174, 179, 180, 183-187, 194, 195, 201 204, 206, 207, 209, 211-213, 225-229, 242, 249, 252, 254, 258, 265, 274 276, 280, 282, 287, 294, 316, 646, 700, 741, 777 Бем А.Л. 30, 32, 338, 342, 363, 365–367, 370, 372, 373, 380, 382, 389, 391–393, 402, 452, 574, 598, 599, 619, 620, 716, 719, 773 Бенедиктов В.Г. 45, 47, 340 Бенуа А.Н. 119, 121 Беранже К. 51, 82, 93, 569, 772, 773 Беранже П.Ж. 596 Берберова Н.Н. 185, 308, 309 Берг А.Э. 93, 167, 193, 233, 335, 336, 338, 339, 347, 348, 360–363, 368, 375, 376, 396-400, 406, 407, 410, 411, 416, 419, 421–425, 436–438, 444, 445, 451–453, 464, 482–484, 501–506, 532, 538, 539, 548, 549, 552, 553, 555, 556, 558, 559, 572, 576 580, 583, 584, 586-588, 590, 591, 595–597, 600, 601, 603–610, 612, 613, 620, 626, 627, 645, 656, 715, 736, 775, 778, 783 Берг Вера 339, 361, 362, 452, 572, 577, 578, 586, 656 Берг Елена (Люля) 339, 361, 362, 452, 572, 586, 606, 656 Берг М.-Г. (Бутя) 339, 361, 362, 452, 505, 506, 529, 572, 586, 656 Берг Н.О. 361,362, 572, 612, 613, 620 Бердяев Н.А. 7, 8, 13–15, 17, 37, 47, 626, 781 Берия Л.П. 548 Бернанос Ж. 606 Бернар С. 142, 143 Бернацкая А.С. 111, 114 Бернацкая Е.М. 111, 114 Бернацкая М.Л. 102, 111, 112, 175, 233, 236, 246 Бернацкая О.М. 111, 114 Бернацкие 111, 112, 114, Бернацкий Александр 111, 112 Бернацкий (дядя) 104, 105 Бернацкий Лука 111, 112 Вернет Ф. 295 Беспощадный П.Г. 560, 562 Бетховен Л. ван 698 Билибин И.Я. 576 Блаватская Е.П. 781 Блок А.А. 33, 41, 61, 127, 132, 149, 151, 184, 186, 202, 203, 242, 276, 277, 280, 294, 296, 298, 315, 317, 351, 352, 355–357, 359, 363, 367, 385, 416, 420, 437, 438, 498, 499, 517, 580, 624, 740-742 Блок Л.Д. 184, 186, 276, 279, 280, 299 Блюм Л. 597 Бляйхрёдер Г. фон 307, 309, 310 Богарнс А., виконт 713 Богарне Ж. 713, 783 Богарне К. 713 Богарне Ст. 710, 713 Богатырев К.П. 22 Богданова (хозяйка пансиона) 417 Богдановы 419 Богенгардт Александр В. 303 Богенгардт Антонина К. 302, 303, 778 Богенгардт В.А. 195, 196, 268, 303, 778 Богешардт Ольга В. 196, 202-302, 303 Богенгардт Ольга Н. 196, 778 Богенгардт С.В. 196, 303 Богенгардты 395, 436, 447, 448, 765, 766 Бодлер Ш. 612, 613 Божнев Б.Б. 383, 385 Болдырев Н. 211 Боеенко В.И. 599 Брайль Л. 101 Брамс И. 570 Бренгано Б. 637 Брентано К. 699, 702 Брешко-Брешковская Е.К. 185, 186 Брик Л.Ю. 231,233 Бродовская 774 Брунсвик 468, 470, 511, 514 Брюсов В.Я. 184, 202, 203, 267. 500 Буайе Ж.П. 602, 603 Бувье Б. 704, 707 Булгаков В.Ф. 259, 265, 609 Булгаков С.Н. (о. Сергий) 489, 490, 531 Булгаков С.С. 498, 490 Булгакова Е.И. 489, 490 Бутакова М.С. (Муня, Муна) 530, 531, 601 Бунин И.А. 26, 43, 101, 109, 122, 123, 143, 145–147, 153-158, 160, 163, 164, 171, 172, 183, 193, 307, 309, 313, 348, 349, 359, 383, 511, 525, 526, 528, 539, 542, 543, 547, 582, 583, 593, 707, 741, 745, 746, 760, 778, 779, 782, 785 Бунина В.Н. 52. 53, 55, 81, 96-121, 123-126, 131, 133–136, 138-143, 145–147, 149-152, 155–158, 163, 173, 174, 180, 183-190, 196, 200, 208, 209, 213, 221–227, 233, 277, 278, 280, 296, 301, 304–307, 312 319, 321, 327–332, 343, 346, 348–350, 354–360, 367, 375, 382, 390, 395, 406-408, 411, 416, 419, 421, 428, 431–436, 438, 443, 444, 448, 451, 457, 475-477, 481, 482, 484, 517, 520, 525, 528, 531, 536, 539, 541, 576, 579, 608, 648, 743–746, 761, 779, 784 Бунины 143, 164, 193, 313, 385, 521, 522, 526 Бурдель П. де (сеньор Брантом) 513 Буржуа Ж.-М. 270, 273 Бутя см. Берг М.Г. Бухарин Н.И. 524, 527 Бушардон П. 193 Бюффон Ж.-Л. де 569
В.А.А. 162, 346, 428-430, 779 В.Б. 382 В.Д. 371, 373, 379, 380, 382 В-p, неизв. лицо 268 Вайян-Кутюрье П. 33, 34 Валери П. 70, 73, 251 Валериан 474 Вальбе Р.Б. 481, 774 Ванечкова Г.Б. 775 Варшавский В.С. 574 Вассерман Я. 78, 79, 425–427, 711, 713, 779 Вейдле В.В. 202, 599, 708, 755-757, 760, 761, 779, 780 Веневитинов Д.В. 340 Вересаев В.В. 211, 212, 686 Верлен П. 780 Верн Ж. 275, 290 Верхарн Э. 612, 613 Вечера М. 458, 460, 461, 652, 655 Викье Р. 586 Вийон Ф. 439. 442 Вильгельм II, имп. 705, 708 Вильде Б.В. 753, 758, 760 Вильмонт H.Н. 685 Вильчковский К.С. 774 Виньи А. де 569, 711, 713 Витале С. 589, 590 Витт, св. 473, 474 Вишняк А.Г. 31, 276 Вишняк М.В. 47, 67, 86, 88, 89, 126, 234, 321, 728, 785 Волконская Е.Г. 650, 654 Волконский А.М., кн. 305, 308 Волконский С.Г., кн. 120, 121 Волконский С.М., кн. 27, 46, 74–76, 110, 113, 119–120, 149, 151, 152, 263 265, 305, 308, 375, 408, 570, 575, 576, 583, 584, 604, 650, 654, 655 Волошин М.А. (Макс) 9, 10, 12, 19, 22–26, 29, 38, 51, 52, 63–66. 68, 73–76, 81, 85, 88, 89, 106, 118, 125, 136, 142, 150, 160, 166, 186, 187, 202, 203, 248, 250, 252, 295, 475, 595, 740, 741, 781 Вольтер 439, 442 Вольтерс Б.Э. 556, 572, 607, 609 Вольтерс Л.Э. 578, 579, 605 Вольтерс М. см. Рудзинская М. Вольтерс О.Н. 556, 558, 559, 572, 584, 587, 588, 590, 594, 596, 602, 603, 605, 607, 612, 620, 627, 783 Вольтерс Э.Г. 627 Вольф М.О. 95 Врангель Л.С. 419, 432, 436, 448, 449, 451, 456, 457 Врангель Н.А.; бар. 419, 432, 436, 449, 451 Врангель П.Н., бар. 449, 451 Врангели 435 Всеволжекий И.А. 708 Вундерли-Фолькарт Н. 17, 121, 122, 129, 130, 327, 780 Вырубова А.А. 115, 117 Вышеславцев Б.П. 367
Г. см. Гомолицкий Л.Н. Габсбург Р. фон 460 Гавронский Б.О. 208, 209 Гавронский Я.О. 315–317, 328, 329 Газданов Г.И. 572, 574, 580, 581, 583 Гайдукевич Елена 200, 405, 412, 414, 440 Гайдукевич М.А. 271, 273, 405 Гайдукевич Н.А. 36, 167, 196-200, 228–233, 250, 254–260, 265, 268 273, 283–285, 289-296, 303, 333, 362, 367, 382, 403-405, 411–414, 416–419, 421, 438-443, 461-464, 470–473, 481, 493, 501, 547, 654, 775, 780 Гайдукевич Юзефа 413, 414 Гайдукевич Юрий (Ежи) 200, 405 Гайдукевичи 232, 414, 443 Галина Г. 146 Гальперн А.Я. 210 Гамсун К. 256, 259 Ганфман М.И. 109 Гартман О.А. 194, 195, 266, 267, 277, 400, 445, 539, 577, 578, 780 Гартман Ф.А. 194, 195, 266, 267, 277, 400, 445, 538, 539, 577, 578, 780 Гартманы 399, 410, 424, 445, 453, 538 Гарэтто Э. 186 Гаузер Г. см. Хаузер К. Геевская М.А. см. Гайдукевич М.А. Гейне Г. 31, 44, 78, 79, 528, 698, 761 Геллер Л. 775 Гёльдерлин Ф. 487, 560–562, 698 Генч-Оглуев Х(Ф.)С. 700, 702 Георг V. король 536, 537 Гермоген Саратовский 514 Геродот 354 Герцен А.И. 672 Герцен Н.А. 672, 673 Герцык А.К. (Аня) 626, 629, 630, 674, 781 Герцык Е.К. 630, 781 Гершензон М.О. 629, 630 Гёте И.В. 74, 76, 78, 150, 152, 158, 159, 236, 237, 241, 248, 290, 429, 434–436, 472, 473, 491, 492, 510, 528, 561, 569, 636, 637, 640, 645, 655, 666, 684, 685, 687, 739 Гёте К.-Э. 435, 436, 510 Гибер Ф. де 61 Гийемен М. 461 Гингер А.С. 601 Гингеры 601 Гиппиус З.Н. 151, 153, 156, 547, 582, 583 Гитлер А. 44, 47, 111 Главачек А. 775 Гладкова Т.Л. 772, 776 Глез А. 499 Гоголь Н.В. 52, 60, 211, 212, 217, 233, 277, 278, 429, 431, 700 Годунов Борис 409 Годюшо Б. 312 Голицын В.Э., кн. 55, 57, 780 Голицын Г.В 55, 57 Голицын Н.В. 55, 57 Голицын О В. 55, 57 Голицына Е.Г. 55–57, 73, 780 Головина А.С. 369, 370, 372, 373, 386, 389, 390, 530, 593, 634, 665, 667, 694. 695, 710, 716, 719, 724 726, 758, 760 Голлидэй С.Е. (Сонечка) 195, 609, 686 Гольдшмидт Г. 735 Гомер 212 Гомолицкий Л.Н. 392, 499, 599 Гонкуры Ж. и 3., бр. 109, 207 Гонч-Оглуев Х.(Ф.)С. см. Генч-Оглуев Х.(Ф.)С. Гончарова Н.Н. см. Пушкина Н.Н. Гончарова Н.С. 29, 50, 178, 180, 192, 212, 233, 295, 478, 499, 536, 726 Горбунова Л. 723 Горгулов П.Т. 47 Горькие 141 Горький М. 47, 153, 560, 562 Горяева Т.М. 772 Гостомысл, вел. кн. славян 246 Гофмансталь Г. фон 156, 158, 174, 711 Грамон Д. де 543 Гржебин З.И. 265, 266 Грибоедов А.С. 634 Гримм В. и Я., бр. 207 Грин М. 101, 313, 746 Гриневич В.С. 93, 94, 781 Гронская Н.Н. 333, 334, 338, 339, 341, 343, 352, 353, 365, 368, 371, 384, 386, 388, 391, 393, 401, 402, 404, 435, 494, 781 Гронский Н.П. 11, 82, 225, 230, 232, 309, 327, 333–335, 337 343, 345, 349, 351–353, 366-370, 373 375, 379, 380, 382–384, 386–389, 391–395, 396, 401,403, 404, 406,408, 416, 431, 435, 436, 493, 497–499, 501,502, 566, 572–574, 576, 580, 582, 585, 597, 598, 674, 713, 723, 726, 743, 758, 774, 779, 781 Гронский П.П. 11, 202, 308, 309, 341–343, 349–351, 353, 365, 366, 369, 371, 379, 380, 387, 391–394, 402-404, 435, 494, 498, 598, 779, 781 Гронские 368, 403 Гуль Р.Б. 151, 283, 557 Гумилев Н.С. 104, 106, 582 Густав Ф. 319 Гюго В. 275, 290, 569
Д’Аламбер 295 Даль В.И. 488, 761 Даль И.М. 761 Даль М.Х. 761 Дальтон М. 626 Даманская А.Ф. 28, 30, 33, 100, 103, 348-350 Данте А. 95, 96 Датнова Г.Н. 772 Де ла Мотт Фуке 663 Дебюсси К. 570 Демидов И.П. 27, 120, 121, 128, 155, 158, 167, 228, 304-309, 312, 313, 348, 349, 351, 366, 380, 387, 390, 392, 394, 435, 705, 709, 781 Демидов Н.Д. 309 Демидовы, род 309 Деникин А.И. 401, 403, 781, 782 Деникины 403 Державин Г.Р. 217, 218, 220, 221, 241, 245, 403, 781 Джойс Дж. 750 Диккенс Ч. 213, 484 Дикселиус X. 167, 182 Добкин А. 15 Доде А. 569 Достоевский Ф.М. 60, 236, 241, 532, 785 Дросте-Хюльсхоф А. фон 327 Дружинина Е.С. 662 Дубровина Т.И. 772 Дункан А. 580, 582 Дункан Р. 527 Думер П. 47 Дурново Е.П. 258, 260, 293 Дуун У. 165, 167, 231, 233, 255, 256, 361, 362 Дэвис Р. 156, 528, 772, 773, 770 Дьякова Д А 220 Дьякова О., изд. 117 Дьячковы А. и О 193 Дюдеван С. 525, 527, 725, 727 Дюма А., отец 275, 290, 569 Дюнуа Ж., гр. 427, 428 Дюпуи Р. 461
Екатерина II, ими. 707 Еленев Н.А. 212, 288 Еленева Е.И. см Рейтлингер Е Н Елизавета I Тюдор, англ. королева 214, 216 Елпатьевская Л.И. 432, 436, 448, 456 Елпатьевский С.Я. 141, 143, 432, 436, 449, 451, 456 Ельяшевич В.Б. 172 Ельяшевич Ф.О. 356, 360 Ерофеев А.С. 333 Ершов П.П. 517 Есенин С.А. 202, 203, 561, 580-583,
Ж. 50, 51 Жанна д’Арк 427, 428 Жид А. 33-35, 58, 61, 200, 622, 625 Жильяр Р. 502, 504, 506 Жуковский В.А. 150, 156, 158, 159, 171, 233, 472, 663 Жуковский Д.Д. 674 Жюльер Р. 502-504, 506
Завадский Ю.А. 609 Завистовский В. 775 Зайцев Б.К. 12, 16-18, 43, 133, 156. 172, 173, 571, 577, 578, 741, 746, 760, 781, 782 Зайцева В.А. 16, 17, 746. Зайцева Н.Б. см. Зайцева-Соллогуб Н.Б. Зайцева-Соллогуб Н.Б. 180, 746, 782 Замятин Е.И. 528 Замятина Л. 11 528 Замятины 526, 528 Зандмейер Й. 231 Заяцкий С. 159 Звягинцева В.К 333 Зеелер В.Ф. 12, 16, 18, 80, 354, 355–357, 407-409, 571, 578, 782 Зелинская В.И. 683, 686 Зелинский Ф.Ф. 646 Зибер К. 701 Зибер-Рильке Р. 509, 701 Зиновьев Г.Е. 749 Зубарев Д.И. 234, 772 Зуров Л.Ф. 143, 539, 753, 758-760, 782
Иван IV Грозный 181, 210, 211 Иванов Вяч. И. 39, 40, 46, 270, 273, 726 Иванов Г.В. 84, 85, 115, 117, 547, 593, 683, 686, 699 Иванова А. 478 Иванова А.Н. 551, 552 Иваск Ю.П. 39, 45, 46–51, 86, 89, 155, 204–207, 227, 232, 235–246, 260–265, 340, 367, 374, 383–386, 391–393, 395, 415, 424, 443, 493–499, 501, 502, 517, 538, 648, 735, 753–755, 758-760, 764, 775, 782 Иветка 553 Извольская Е.А. 8, 10, 13–14, 36, 37, 95, 128, 130 132, 136, 208, 209, 251, 782, 783 Извольская М.К. (Толь), бар. 13, 14 Извольский А.П. 14, 782 Икар (Барабанов Н.Ф.) 316, 318, 576 Иловайская А.А. (Коврайская) 98, 102, 107, 115, 116, 122, 123, 127, 140, 150, 273, 332 Иловайская В.Д. см. Цветаева В.Д. Иловайская В.Н. 197, 198, 200,255 Иловайская Н.Д. (Надя) 98, 102, 107, 110, 116, 127, 134, 140, 157, 158, 185, 269, 273 Иловайская О.Д. (Оля) 98, 102, 107, 108, 112, 115, 116, 119, 150, 197, 200, 355, 356, 358-360, 433, 434, 436 Иловайский Д.И. 96–98, 101, 102, 105–110, 112 116, 118, 119, 121–125, 127, 131, 132, 134, 138, 139, 142, 147, 148, 150, 152, 154, 161, 165, 170, 172, 173, 188, 198, 200, 273, 358, 440, 443, 534 Иловайский С.Д. (Сережа) 98, 102, 107, 127, 134, 140, 185, 273 Иловайские 97, 98, 101, 113, 137, 147, 152, 200, 436 Инкижинов В.И. 390 Исаев, неуст. лицо 107, 109
Каверин В.А. 191 Кадашев В. см. Амфитеатров А.В. Каменев Л.Б. 749 Каннегисер Е.И. (Лулу) 59–62 Каннегисер И.С. 558 Каннегисер Л.И. 59, 61, 580, 582, 583, 740, 742 Каннегисер С.И. 59, 61, 582, 583 Каннегисеры 777 Кантор М.Л. 170, 243, 251, 599, 783 Карл Великий 113 Карлинский С. 87, 672, 677, 679, 774, 787 Карницкая Н.К. 249, 251 Карпович М. 775 Карсавин Л.П. 37, 89, 192 Карсавины 187 Касаткин-Ростовский Ф.Н., кн. 43, 47 Кезельман С.М. 102, 107 Кембалл Р. 775 Керенский А.Ф. 487, 553, 555–558, 563–566, 568, 569, 611 Кессель Ж. 782 Кинские, кн., род 401, 403 Киплинг Р. 536, 537 Кириенко-Волошина Е.О. (Ира) 142, 160, 166, 435, 436, 740 Кирпотин В.Я. 600 Киршон В.М. 536 Кист Е. см. Рейтлингер Е.Н. Клейн Р.И. 101 Клепинина С.Н. 774 Клиффорд-Барни Н. 37, 503, 504 Клюкин Ю.П. 589, 590, 599, 756 Книппер-Чехова О.Л. 705, 708 Кобылинский Е С. 563, 565 Ковалевский П.Е. 436 Коврайская А.А. см. Иловайская А.А. Коган П.С. 147, 151 Колбасина-Чернова О.Е 152, 272, 376 Коломийцев В.П. 158 Колумб X. 740, 777 Корде Ш. 668, 672 Коркина Е.Б. 55, 273, 415, 424, 455, 555, 773, 774 Корляков А.А. 772 Коростелев О.А. 773 Крачковский Д.Н. 75 Крейд В. 774, 785 Кременецкий Б. см. Айхенвальд Ю.И. Крессон Ф.Е. 275 Кропоткин П.А. 159 Кроткова К.(Х.)П. 278, 279, 287, 288, 299–303, 308, 313, 314, 774, 783, 787 Крутикова М.Г. 774 Крылов И.А. 73, 218, 219 Ксения Александровна, вел. кн. 344 Кудрова И.В. 679 Кузмин М.А. 39, 45, 59–61, 557, 558, 564, 566, 569, 572, 575, 576, 594, 740 Кузминская Т.А. 652, 655 Кузнецова Г.Н. 143, 525, 526, 528 Кузьмина-Караваева Е.Ю. 124, 126 Кулаковский С. 367 Кульман Н.К. 172 Куприн А.И. 172, 436 Куприяновский П.В. 571 Курочкин (повар) 315 Куэ Э. 137, 138, 463, 464
Лагерлеф С. 165, 248, 256, 259, 567 Ладинский А.П. 308, 309, 576 Лазарев П.Г. 220 Лаказ Л. и М., сестры 379, 679 Ламарзин А. 672 Ланцкоронский К. 749 Ларионов М.Ф. 576 Ласказ Э., гр. 381, 382 Ле Рой М. 138 Лебедев В.И. 552, 741, 742 Лебедева М.Н. 17, 37, 54, 551, 552, 664, 665, 667, 688, 689 Лебедевы 178, 546, 552, 566 Левик В.В. 613, 761 Легр Ж. 89 Ледуховская М. 105, 111, 175 Ленау Н. 569, 625 Ленотр Ж. 427, 428 Лентул Публий 618, 619 Леонов Л.М. 268, 272 Лепехин Н.А. 388, 390 Лепин Л. 291,295 Лермонтов М.Ю. 35, 95, 155, 233, 296, 340, 568, 650, 654, 698 Лесков Н.С. 52, 241 Леспинас Ж. де 59, 61, 295 Ливак Л. 34 Лилеева И.А. 100, 103 Лимонт Г.М. 774 Липшиц Ж. 126 Литвинов М.М. 705, 709 Лифарь С.М. 570 Ллойд-Джордж Д. 537 Лозен, герцог 289, 295 Лозинский Г.Л. 11 Ломовская М. 191, 192, 373 Ломоносова Р.Н. 27, 93, 227, 336, 510, 555 Лосская В.К. 34, 35, 51, 82, 93, 180, 189, 245, 311, 312, 575, 772–774, 776 Лубянникова Е.И. 213, 276, 540, 609 772, 773 Лурье А.С. 777 Львов Г.Е., кн, 705, 709 Людвиг Э. 182, 183 Людовик Баварский 607 Людовик XI 181, 183 Людовик XVI 428 Людовик XVII 782 Людовик св. 223
Мазалецкая Г.Л. 772 Мазепа И.С. 408, 624, 626 Мазон А. 756 Маклаков В.А. 31, 156, 707 Маклакова М.А. 93, 94 Маковский С.К. 497, 500 Максиола Ж. 191 Малер Е.Э. 469, 470, 482, 484, 489, 503, 504, 687, 689 Мало Г. 295 Мальмстад Дж. 773 Мальро А. 567, 569 Мамака 97 Мандельштам О.Э. 41, 419, 502, 655, 741, 777 Мандельштам Ю.В. 356, 360 Манциарли И.В. де 46 Марати Ж.-П. 672 Маргарита Б. 382 Мария Федоровна (1759–1828), имп. 233 Маркс А.Ф, изд. 628 Марс Ф., чешск. чиновник 543 Марсель мал., см. Пруст М. Мартен Т. см. Тереза св. маленькая Маршак А.О. 144, 432, 424 Матгаузер З. 774 Маша, неизв. лицо 302, 303 Маяковский В.B. 10, 27, 33, 36, 231, 233, 235, 324, 326, 383, 498, 502, 561 Медичи Е. 513 Медов И. 300, 301, 302 Мейлах М.Б. 674 Мейн А.Д. 97, 102, 111, 114, 142, 143, 175, 236, 245, 278, 444, 648 Мейн М.А. см. Цветаева М.А. Мелкона М.Ю. 772 Мережковский Д.С. 33, 34, 47, 153, 156, 367, 542, 543, 546, 547, 785 Мечников И.И. 436 Мещанинов О.С. 126 Микеланджело Б. 117, 466 Милонов М.В. 237, 241 Мильруд М.С. 118, 121 Милюков П.П. 107–109, 120, 122,123, 125, 126, 141, 153, 157, 221, 222, 225, 227, 229, 230, 305–308, 312, 345, 346, 351, 460, 545, 706, 707, 709, 781, 785 Милюков С.П. 221, 225 Минц А.М. (Алеша) 105, 106 Минц М.А. 105, 106 Миронов М.П. 356, 360 Мистенгет см. Буржуа Ж.-М. Михельсон М.И. 311, 528 Мицкевич А. 60 Мишле Ж. 209, 210 Мнишек М. 110, 511 Мнухин Л.А. 87, 156, 213, 227, 313, 326, 487, 528, 540, 558, 609, 773–776, 779, 787 Могилевский В.А. 303–306, 308, 312 Молчанов А.Е. 708 Молчанова Н.А. 571 Мольер 259, 323, 569 Монтень М. 563 Монтессорио (Монтессори) М. 56, 57 Мопассан Ги, де 274, 275 Моравская М.Л. 36 Морже А. 722, 723 Морковин В.В. 403, 749, 750, 774 Моруа А. 528 Москвин М. 75, 76 Мочалова О.А. 609 Мочульский K.B. 11, 62, 202 Мрозовский И.И. 112, 114 Муравьев-Апостол В.В. 700, 702 Муратов П.П. 117 Муромцев Н.А. 96, 101, 104, 106 Муромцев С.А. 96, 101, 111, 112, 114 Муромцева В.Н. см. Бунина В.Н. Муромцева О.С. 98, 101 Муромцевы 97 Мюр Э. и Мерилиз А. (владельцы магазина) 200, 332 Мюргер см. Морже А. Мюссе А. де 569 Мятлев И.П. 3 18
Набоков В.В. 574, 625, 626, 629, 630, 757 Наборщик (типографии) 170–172 Надсон С.Я. 340 Нансен Ф. 648 Наполеон I Бонапарт 111, 150, 181–183, 208, 290, 331, 378, 381, 410, 411,422, 425–427, 477, 478, 511, 514, 564, 684, 713, 723, 783 Наполеон II см. Рейхштадский герцог Недович Д.С. 102 Неизвестная L. 35, 36 Неизвестная 82 Неизвестный (Ж., Женя) 50, 51, 53–55, 90–93 (Евг. Е. Сталинский?) Нейгауз З.Н. см. Пастернак З.Н Нек Л. де 587–590, 596, 601–603, 606, 616, 736, 783 Некрасов К.Ф., изд. 723 Некрасов Н.А. 735 Несмелов А.И. 226, 227 Нечаев В.П. 774 Нива Ж. 427 Николай 141, 120, 404 Николай II 120, 126, 405, 505, 536, 538, 564-566, 674, 674, 683 Николюкин А.Н. 514 Нилендер В.О. 686 Ницше Ф. 669, 684-687 Нобель А. 153 Новалис 561,699, 702 Нолле-Коган Н.А. 151, 280, 437, 438 Нольде А.В. 210 Нольде Б.Э., барон 210
Оболенская А.В. (Бландина, монах.) 461 Оболенская О.В., кн. 461 Оболенский А.В. 259, 461 Оболенский В.А. 81, 461 Оболенский Л.В. 461 Оболенские, кн. 459, 461 Обри О. 79, 425–428, 713, 783 Овидий Назон 644, 646 Огарев Н.П. 672, 673 Огарева Н.А. 321, 672, 673 Одоевцева И.В. 530, 547, 593, 601, 759, 761 Оман Э. 156, 158 Онеггер А. 251 Орлова О.В. 592, 593 Осоргин М.А. 574, 786 Островский А.Н. 708 Оцуп Н.А 34, 46
Павлова К.К. 440, 443, 569 Панкратов В.С. 563, 565 Паппер М. 85–88 Парнок С.Я. 781 Парэн Б. 504 Парэн Н.Г. 504 Парэны 503, 504 Паскаль Б. 19, 20, 466, 467 Пастернак Б.Л. 10, 19, 36, 40, 43, 55, 68–72, 83, 103, 106, 124, 149, 181, 203, 206–209, 217, 220, 244, 258 260, 265,273, 293, 295, 296, 324, 373, 375, 378, 385, 443, 450-452, 454, 455, 463–467, 473, 485, 491, 497, 498, 500, 509–515, 525, 526, 545, 547, 560–563, 582, 599, 600, 625, 655, 675, 679, 746, 749, 750, 773, 784, 786 Пастернак Е.Б. (сын) 513 Пастернак Е.В. (Женя) 70, 72, 73 Пастернак З.Н. (Зина) 72, 452, 512, 545 Пастернак Л.О. 485, 512, 513 Пастернак Р.И. 485, 509, 512, 513 Пате Ш. и Э., бр. (курсы) 23 Патон Фантон де Верайон П.И. 697, 701 Патти А. 325, 327 Перовская С.Л. 668, 671, 672 Перро Ш. 527 Петкович В.А. 704, 707 Петр I Великий, имп. 18, 21, 102, 308, 309, 387, 390, 503, 592, 593, 632, 727 Петровская Н.И. 184, 186 Петровский А. 686 Пигарев К.В. 632 Пикассо П. 499 Пилсудский Ю. 419 Пильский П. 276, 419 Писемский А.Ф. 52 Платонов см. Демидов И.П. Плещеев А.А. 356, 359 Плещеев А.Н. 359 Плотин 67 Плуцер-Сарна Н.А. 607, 609 Плуцер-Сарна Т.И. 607, 609 По Э. 256, 259 Победоносцев К.П. 124, 126 Познер В.С. 768 Познер С.В. 768, 784 Покровский М.Н. 490, 491 Полан Ж. 757 Полехина М.М. 88, 787 Полуэктова Т.Н. 772 Поляков А.А. 308, 309, 313, 314, 348, 350, 394, 784 Поляков С.Н. 500 Поляков-Литовцев С.Л. 577, 578 Полякова С.В. 60, 674 Поплавский Б.Ю. 220, 377, 381, 498, 502, 515, 517, 699, 723, 724, 754. 755 Попова А.И. 773 Поскребышев А.Н. 547 Пранцини А. 190, 193 Присманова А.С. 593, 600, 601 Пройар Ж. де 773 Прокеш-Остен А. фон 426, 427 Прокопенко A.П. 37 Пруст М. 366, 367, 509, 701, 702, 711 Пуни И.А. 576 Пушкин А.С. 31, 55, 75, 102, 143, 155, 200, 212, 220, 221, 230, 233, 259, 297, 317, 377, 408, 429, 431, 462, 510, 527, 569, 595, 598, 599, 601, 603, 608, 615, 616, 618, 635, 641, 642, 644, 646, 656, 695, 701, 703–705, 707, 711, 718, 719, 729, 741, 742, 754, 760, 765, 788 Пушкина Н.Н. 231, 233, 462
Рабле Ф. 680 Радищев А.Н. 675, 676 Радзинский Э.С. 537 Ратгауз Д.М. 498, 502 Ржиха Я. 619 Рейтлингер Е.Н. (Еленева, Кист) 29, 210, 212, 288, 489, 490 Рейтлингер Ю.Н. (сестра Иоанна) 29, 31, 489, 490 Рейхштадский, герцог 331,425–428 Рекамье Ж. 592, 593 Рельштаб Л. 326 Ремизов А.М. 22, 51,52, 133, 136, 163, 265, 355, 571, 577, 581, 583, 625, 626, 757 Ремизова С.П. 136 Ремизовы 135 Рильке Р.М. 21, 22, 41, 59, 61, 121, 122, 129, 130, 149, 190, 207, 210, 211, 219, 258, 260, 293, 295, 296, 324–326, 350, 366, 376, 378, 426, 506, 509-511, 513, 514, 624, 626, 631, 641, 642, 645, 696, 697, 701, 711, 716, 722-724, 746-751, 774, 780, 784 Рильке С 509, 696 Рильке К. 509, 696, 701 Римский король см. Рейхштадский, герцог Римский-Корсаков Н.А. 301, 302 Ричард, англ, король 213 Ричардс М. 629 Ришпен Ж. 515 Родионова Г.С. (Галя) 461, 530, 531, 533 Родзевич К.Б. 264, 266, 273, 288, 324, 326, 333 Розанов В.В. 511, 514, 608 Рокфеллер Дж. 377, 381 Рокфеллеры, род. 381 Романова И.П., кн. 15 Романовы, царск. династия 537 Романченко М.И. 136, 138 Романченко Н.Т. 136, 138 Россет см. Смирнова-Россет А.О. Росси П. 111, 113 Ростан Э. 88, 89 Ростова О.А. 772 Ротшильды, семья 307, 309, 310 Рубакин Н.А. 679 Рубинштейн И.Л. 249, 251 Рудзинская М. 578, 579 Руднев В.В. 8-10, 12, 16, 17, 19 26, 32, 37, 38, 43, 47, 51, 63, 64, 66–68, 73–77, 81, 83–86, 88, 89, 95, 118, 119, 121 127, 132, 133, 135, 136, 138, 139, 142–144, 147, 148, 150, 153, 155, 157, 159–164, 167-169, 171–174, 180, 183, 187, 190, 201–204, 212, 213, 216, 221, 226–228, 242, 252–255, 259, 260, 274–276, 279, 280, 286, 287, 300, 301, 320, 334, 337, 339, 343, 344–346, 348, 350–352, 356, 367, 382, 384, 385, 391 393, 395, 414–416, 420, 424, 432, 446, 455, 456, 473, 474, 476, 485, 486, 490–492, 504, 507, 517, 521, 522, 528, 531, 532, 536, 540, 541, 550, 551, 553 557, 564-566, 569–573, 575, 576, 578, 580–585, 595, 597–599, 610, 611, 617, 619, 626, 629, 727, 728, 742, 774, 785 Рыжак Н.В. 772 Руставели Ш. 60 Рябушинский Н.П. 500
Саакянц А.А. 145, 298, 541, 549, 776 Сабашников М.В. 26 Сабашникова М.В. 26, 63, 64, 66, 74, 77,742 Савина М.Г. 705, 708 Савинков Б.В. 143, 705, 708, 785 Савинков Л.Б. 143, 581, 582, 757, 758, 764, 785 Сазонова Ю.Л. (Сазонова-Слонимская) 159 Санд Ж. 525, 527, 528 Сарач Б.М. 81 Свасьян К.А. 686, 687 Святополк-Мирский Д.П. 56, 57, 62, 215, 244, 263, 500 Cегал Л. 672 Сегюр П.Ф. 410, 411 Серафим Саровский 377, 381 Сергий Радонежский 368 Сеславинский М.В. 428 Сивер Ж. 570 Cирин см Набоков В.В. Скоропадский П.Н. 238 Скотт В. 181 Словцов P. 159 Слоним М.Л. 33, 34, 37, 44, 47, 52, 244, 567, 747, 755, 756, 760, 768 Сметана Б. 468, 470 Cолженицын А.И. 750 Cмирнов А. 117 Смирнова А.О. см. Смирнова-Россет А.О. Смирнова-Россет А.О. 155, 230, 233 Смоленский В.А. 185, 587, 593, 759, 761 Сойкин П.П. (изд-во) 538 Соколов Н.А. 565 Соллогуб А.В. 180 Cоломон, царь 147, 148 Соловьев В С. 650, 654 Сосинский В.Б. 19, 20, 37, 52, 286, 565, 609 Спиноза Б. 342, 371, 498, 501 Сталин И.В. 44, 47, 524, 545, 546, 600 Cталинский Е.А. 481 Сталинский Евг. Е. 92, 481, 529, 529, 531 Сталь Ж. де 295 Стаханов А.Г. 566 Степанов И.В. 179, 180, 559, 574, 585 Степун Ф.А. 125, 126 Стефания Баденская см. Богарне Ст. Стравинская И.А. 708 Страхов Н.Н. 443 Струве Г.П. 138, 209, 210, 436, 578, 774, 776 Струве M.A. 349, 350, 394, 395, 515, 517 Струве Н.А. 216, 336, 339, 584, 773, 774, 775, 778 Струве П.Б. 350 Cтруве Ю.Ю. 500 Cтюарт М. 61, 511, 513, 514 Стюарты, династия 514 Суворов А.В. 704, 707 Суворова К.Н. 390, 704 Сувчинская Н.А. 55, 62, 137 Сувчинский П.П. 46, 57, 89, 137, 192, 216, 376 Сумеркин А.Е. 246 Сутин Х.С. 576 Сухомлин В. В. 47 Сухотина-Толстая Т.Л. 180 Cцепуржинская М.С. см. Булгакова М.С. Сцепуржинский В.А. 530, 531 Сюжер, аббат 538
Таганов А.Н. 367 Тагор Р. 105, 106 Тамара Владимировна (Волконская?) неуст. лицо 315, 317, 329 Тансен М. де 295 Телицын В.Л. 514, 772 Теплякова Т.А. 772 Терапиано Ю.К. 530, 761 Тереза, св. маленькая (Лизьеская М.) 190, 193, 224, 308 Тереза св. (кармелитка) 193 Тесленко О.Ю. 772 Тескова А.А. 7, 11, 24, 28–30, 33, 34, 36, 37, 45, 82, 83, 93, 94, 103, 144, 146, 152–155, 158, 164–167, 174, 176–183, 190, 195, 200, 202, 209–212, 233, 241, 242, 246-250, 260, 279, 281–283, 285, 295, 296, 299, 310, 311, 318, 321-327, 335, 336, 338, 341–343, 346, 350, 352, 353, 361–367, 369–372, 375, 381, 382, 385–390, 392–394, 400–403, 419, 436, 443, 449–452, 455, 457–460, 464, 467–470, 478–481, 484, 485, 488, 489, 490, 493, 499, 501, 503, 513–515, 523–527, 531, 533–536, 540, 541, 544–547, 550, 553, 559, 563–569, 574, 578, 583 585, 593–596, 613, 615, 617-620, 646, 655, 667, 689, 695, 714, 716–721, 723, 726, 728, 729, 735, 743, 746–749, 756, 760, 761, 768, 774, 775, 785, 786, 788 Тескова Авг. А, 729 Тескова Анна А. (мать) 30, 460, 728, 729 Тимашев А.Е. 246 Тихон, патр. 571 Тихонов Н.С. 454, 455, 467, 513, 786 Толкачева Е.В. 775 Толстая С.А. 655 Толстой А.К. 246 Толстой Л.Н. 34, 35, 153, 156, 236, 241, 248, 333, 430, 439, 443, 535, 537, 538, 652, 655, 785 Толстой С.Н. 652, 655 Толль(Толь) М.К. см. Извольская М.К. Томская А. 382 Траз Р. де 704, 707 Трейл Р. 62, 137 Трубецкой Г.Н., кн. 571 Трубицына Л.Г. 775 Трубников И. см. Нильский П. Трухачев А.В. (Андрюша) 100, 105, 541, 547 Трухачев Б.С. 105, 106, 200, 607, 608 Тургенев И.С. 80, 134, 135, 455, 617 Тургенева А.А. (Ася) 184,186 Туржанский О.Н. 288 Турн унд Таксис М. 129, 130 Турчинский Л.М. 773, 775, 776 Тьер А. 209 Тэффи Н.А. 571, 577, 579 Тютчев Ф.И. 429, 481, 632, 738, 746
Уальд О. 213, 628, 629 Ульберт М.Я. (Марта) 621, 625, 639, 645 Унбегаун Б.Г. 309, 318, 485, 487–189, 492, 493, 505, 507, 515, 517–522, 529–531, 533, 542-544, 549, 550, 559, 560, 575, 576, 579, 608, 609, 611, 613, 614, 625, 673, 709, 729, 730, 737, 744, 752, 761, 765, 773, 786 Унбегаун Е.И. 309, 318, 461, 467, 485, 487–189, 492, 493, 507, 508, 518–522, 529, 543–545, 549, 550, 560, 575, 576, 579. 608, 609, 611, 613, 614, 625, 729, 730, 737, 744, 752, 765, 773, 786 Унбегаун Т.Б. (Таня) 505. 519, 521, 543, 550, 560, 576, 709, 729, 765 Унбегауны 485, 492, 493, 509, 518, 520, 526, 528, 531, 560, 568, 611, 613, 615, 654, 729, 730, 752, 758, 760, 765 Унсет С. 165, 231–233, 237, 241, 255, 256, 262, 282, 324, 326, 350, 546, 547, 567, 719 Уразова М.М. 772 Урицкий M.C. 582 Устрялов Н.Г. 102
Фаге Э. 439, 443 Фаркас Н. 390 Фаррер К. 121 Фатеева О.Л. 772 Федотов Г.П. 7, 9, 10, 12, 15, 18 21, 24–26, 33, 37, 46, 47, 51, 52, 63, 67, 68, 143, 286, 446, 467, 774, 786, 787 Федотова Е.Н. 10, 67, 446, 774, 787 Федоров М.М. 707 Фельдштейн М.С. 655 Фелькнер В.М. 688, 689, 693–695, 702-708 Фелькнер И.Ф. 707 Фелькнер Н.А. 707 Фелькнер Ф.И. 707 Феогнит из Мегары 686 Фет А.А. 180, 190, 193, 498, 569, 652, 655 Философов Д.В. 367 Флейшман Л. 385, 452, 600, 749 Фокин М.М. 251 Фондаминская А.О. 150, 152 Фондаминский И.И. 19, 20, 24, 142, 143, 152, 172 Форет В. 326 Франк В.С. 749, 750, 751 Франк С.Л. 750 Франко Б.Ф. 760, 761 Франкфурт И.С. 278, 279, 287, 288, 301, 783, 787 Франциск II, фр. король 61 Фрейд 3. 588 Фрейтаг Г. 319 Фурнье А. 580
Хавин С. 772 Хананье А. 772 Харджиев Н.И. 390 Хаузер К. (Гаузер Г.) 78, 79, 425–127, 710, 711, 713 Хлебников В. 461 Ходасевич В.Ф. 84–89, 126, 160, 163, 184–187, 213-215, 217, 218, 220, 221, 234, 242, 265, 276, 332, 340, 351, 352, 355, 356, 363, 369, 373, 416, 500, 515–517, 520, 530, 547, 560, 592, 593, 744, 756, 757, 774, 780, 787 Ходасевич О.Б. 340. 517, 743, 744 Холодковский Н. 655 Хольтхаузен Г.Э. 211 Хохлов Г. 344
Цвейг С. 702 Цветаев Андрей И. 55, 97, 99-101, 103, 104–106, 110, 115, 175, 198, 200, 270, 332, 358, 359, 434, 436, 534, 536 Цветаев И.В. 55, 97, 98, 100-102, 104, 108, 114, 115, 117, 119, 120, 124, 127, 139, 141, 152, 175, 197, 198, 200, 236, 245, 246, 263, 273, 313, 332, 337, 360, 408, 411, 415, 432, 434, 448, 449, 456, 497, 501, 525, 534, 594, 595, 707 Цветаев Д.В. 704, 707 Цветаева А.И. (Ася) 55, 72, 97, 100–106, 110, 117, 126, 134, 135, 143, 149, 197, 198, 200, 244, 258, 294, 316, 321, 359, 381, 480, 481, 511, 514, 541, 545, 547, 568, 596, 607-609, 630, 679, 686, 776 Цветаева Валерия И. (Лера) 97, 99, 102, 105, 107, 108, 154, 156, 175, 197, 198, 200, 358–360, 434, 474, 490, 525, 528, 780 Цветаева Варвара Д. 96, 97, 101, 152, 175, 197, 198, 200, 360, 474, 534 Цветаева Е.М. (Женечка; Пшицкая) 99, 100, 103, 359, 360 Цветаева Инна А. 99, 100, 103, 358–360, 434 Цветаева M.A. 97, 100, 102, 105, 111, 135, 139, 142, 175, 197, 198, 200, 228, 236, 244–246, 263–265, 269, 271, 273, 275, 280, 286, 287, 294, 296, 300, 301, 303, 304, 307, 316, 318, 320, 321, 332, 335, 337, 349, 350, 359, 366, 380, 382, 389, 390, 392, 414, 547, 596, 607, 631, 696, 712, 785 Цветаевы 97, 199, 436 Цветковская Е.К. 81, 358, 360, 415, 416, 433, 436, 552, 577, 579, 592, 593 Цейс К.Ф. 386 Цезарь Ю. 95, 96, 419, 619 Цетлин М.О. (Амари) 26 Цетлина М.С. 26, 63, 64, 151, 356, 360, 457 Циглер X. 704, 707
Черниговский Михаил 368 Чернова А.В. 443, 500 Черносвитова Е.А. 324, 327 Чернышов С.Е. 519 Чесновицкая Г.А. 772 Чехов А.П. 468, 705, 708 Чижевский Дм. 775 Чириков Е.Н. 449, 451 Чуковский К.И. 418, 419 Чурилин Т.В. 725, 726
Шайкевич А.Е. 570 Шамиль 740 Шамиссо А. 569 Шафаренко И. 427 Шаховская З.А. 430, 431, 560, 586–588, 590, 592, 593, 599, 601–603, 609, 615-617, 646, 727, 754, 755, 761, 774, 779, 787, 788 Шаховской Д.А. (арх. Иоанн) 787 Шваб Г. 39 Швейцер В.А. 8, 409, 776 Шевеленко И.Д. 773, 774 Шевлягин С.Н. 105, 106, 198, 200 Шекспир У. 269, 272, 273 Шеневьер Ж. 704, 707 Шерон Ж. 772 Шестов Л.И. 66, 67, 126, 464 Шиллер Ф. 427, 428, 510, 739 Ширинский-Шихматов Ю.А. 329, 333 Ширинская-Шихматова Е.И. 135, 136, 141, 143, 146, 147, 150, 157, 158, 329, 332, 333 Шишков А.С. 39, 45, 48 Шмелев И.С. 202, 253, 254, 571, 577, 578 Шмидт О.Ю. 519, 520 Шмидт П.П. 72 Шопен Ф. 525, 527, 528 Шпис И. 657 Штайн Ш. фон 434-436 Штейгер Д.С., барон 79, 233, 242, 376, 609, 621–626, 628–655, 657-706, 710–716, 719–726, 730–735, 737–739, 753, 755, 757—759, 761–767, 774, 776, 779, 788 Штейгер Н.Ф. фон 624, 626 Штейгер С.З., фон 634, 643, 693, 705 Штейгер А.П. 710, 713 Штейнер P. 184, 186 Шторм Т. 485, 625 Штранге Вера 675, 679 Штранге М М. 675, 679, 681, 686, 697, 701 Штранге М.Н. 676, 679 Штранге Э.М. 675, 676, 679, 680 Щруб М. 773 Шуберт Ф. 321, 326, 401, 698, 734, 735 Шур Л. 373, 632 Шуман К. 477, 478, 510 Шуман Р. 477, 478 Шухаев В.И. 178, 180, 295 Щеголев П.Е. 569 Щепкина-Куперник Т.Л. 88, 89
Эйснер A B. 37, 52, 297, 298, 304, 326, 581, 583, 788 Эренбург И.Г. 39, 46, 48, 276, 712 Эрио Э. 111, 113 Эстергези К., графиня 326, 735 Эткинд Е.Г. 478, 775 Эфрон А.С. (Аля) 16 18, 22, 29, 31, 43, 55–57, 69, 71, 73, 80, 83, 128, 137, 141, 154, 171, 176-180, 195, 198, 203, 208-210, 215, 216, 222-224, 228, 234, 244, 246–250, 255, 264, 267, 281, 282, 291–293, 295, 298, 302, 305, 307, 310, 317, 321–323, 325 332, 344, 346, 349, 352, 354, 357, 358, 363-365, 367, 372, 380, 381, 383, 385, 389, 391, 393, 396, 397, 405, 437, 438, 466, 478, 480, 481, 483, 488, 508, 513, 516, 518–527, 529, 530, 531, 534, 535, 538, 540, 541, 544-546, 549, 550, 552, 554, 564, 567, 576, 583, 585, 601, 605, 610, 618, 650, 654, 688, 712-713, 715, 723, 740, 742, 744-746, 765, 776, 778, 782 Эфрон Г.С. (Мур, Георгий) 11, 30, 32, 43, 56, 71, 83, 84, 87, 89, 93-95, 111, 116, 128, 130, 132, 133, 135, 137, 144-148, 150, 154, 155, 160, 163, 164, 166, 171, 173, 174, 176 179, 181, 182, 184, 185, 188-190, 194, 198, 201, 203, 208-211, 215, 216, 222–225, 227, 229–231, 242, 244-248, 250, 255–257, 272–274, 278, 281–286, 289-296, 301, 302, 305, 307, 310, 312, 314, 316, 319, 321–326, 329, 331, 332, 335, 336, 345–347, 349, 350, 352, 353, 355, 357–359, 361–365, 368, 372, 374, 376, 383, 386, 396–401, 405–410, 412–414, 417, 418, 420–423, 432, 435, 437,439-447, 449 453, 456–459, 463, 466, 471–479, 481, 482, 484, 486, 487, 489, 491, 496, 503, 505, 506, 508, 511, 512, 514, 515, 518, 519, 522, 524, 529, 532-537, 539-541, 545, 546, 550, 551, 553, 556, 558–560, 562, 565, 567, 570–572, 575, 577–579, 584, 587, 594, 598, 606–608, 610-612, 614, 615, 620, 627, 629, 641, 643, 645, 647, 650, 656, 675-677, 680, 682, 688, 699, 700, 709, 710, 718, 719, 729, 736, 744, 747, 752, 765 Эфрон В.Я. 176, 317, 332 Эфрон Е.Я. (Лиля) 138, 176, 250, 296, 332, 346, 541 Эфрон И.С. (Ирина) 332, 333, 365 Эфрон К.Я.(Костик) 258, 260, 293 Эфрон С.Я. (Сережа) 23, 43, 70 73, 80, 83, 110, 115, 128, 136, 138, 176, 177, 181, 187, 190, 193, 196, 200, 208, 209, 222, 225, 247–250, 255, 257, 258, 260, 282, 284, 288, 290, 292, 293, 296, 299, 302, 317, 321, 323 325, 328, 330-332, 346, 349, 353, 356, 358, 363 365, 367, 368, 372, 389, 396, 401, 414, 423, 448, 450, 457-460, 463, 469, 470, 472, 475, 479, 481, 488, 508, 513, 519, 521, 524, 533, 535, 541, 543, 545, 561, 567, 568, 578, 579, 595, 608, 617, 631, 667, 688, 752, 765, 766, 778, 780, 786 Эшенбах В. фон 283
Юсупов Ф.Ф. 126
Яковлев А.Е. 180 Яковлев В.В. (Мячин К.А.) 563, 565 Яковлева Т.А. 231, 233 Яновский В.С. 295, 333, 481, 593 Ярхо Б.И. 159
Carre J.M. 436 Dupouy R. 531 Fague E. 439, 443 Faucher F. 531 Guillemam M. 531 Kriegk G.E. 311 Obolensky A. 531 Schwab G. 45
Примечания
1
См коммент. 1 к письму Г.П. Федотову от 8 января 1933 г. (обратно)2
Имеется в виду переведенная Цветаевой на французский язык собственная вещь «Флорентийские ночи» («Девять писем, с десятым невозвращенным и одиннадцатым полученным и Послесловием»). При жизни поэта опубликована не была (см. СС-5, а также письмо к А.А. Тестовой от 7 марта 1933 г.). (обратно)3
Опубликовано в журнале «Современные записки» (1933. № 52, 53). См. СС-4. (обратно)4
Перевод статьи Бердяева. — См. письмо к Е.А. Извольской и коммент. 3 к нему. (обратно)5
Цветаева еще по обыкновению пишет прошение на имя Комитета помощи, хотя реально распределением пособий в эти годы уже занимался Союз русских писателей и журналистов в Париже. См. следующее письмо. (обратно)6
Благотворительный новогодний вечер-бал Союза должен быть пройти традиционно 13 января в зале отеля «Lutétia». (обратно)7
Ответ на просьбу В.В. Руднева прислать «2–3 стихотворения» из новых для очередного 51-го номера «Современных записок». К тому времени редакция журнала уже получила от Цветаевой стихотворение «Дом» («Из-под нахмуренных бровей…», 1931) и написанный ею в октябре 1932 г. цикл из четырех стихотворений под называнием «Ici Haut» («В поднебесье» — фр.), посвященный памяти Максимилиана Волошина. По соображениям объема, цикл не был принят редакцией, а разбивать его, как следует из письма. Цветаева не сочла возможным. Опубликованным в этом номере журнала в разделе поэзии остался лишь «Дом». (обратно)8
См. прошение от 6 января 1933 г. (обратно)9
До 15 января 1933 г. Цветаева жила по адресу: Clamart, 101, Rue Condorcet. (обратно)10
Речь идет о статье «Эпос и лирика современной России (Владимир Маяковский и Борис Пастернак)», вскоре напечатанной в журнале «Новый град» (1933. № 6,7). См. СС-5, а также предыдущие письма к Г.П. Федотову {Письма 1928–1932). (обратно)11
Стихотворение Цветаевой «Дом» («Из-под нахмуренных бровей…») напечатано в № 51 «Современных записок» (см. предыдущее письмо), три стихотворения памяти Волошина опубликованы в журнале «Встречи» (№ 4, 5 за 1934 г.). (обратно)12
См. письмо к Е.А. Извольской и коммент. 3 к нему. (обратно)13
Описка Цветаевой. Должно быть Е.Н. (Федотова). (обратно)14
Датируется по содержанию. (обратно)15
Цветаева намеревалась с осени отдать в Русскую гимназию Мура. Николай Гронский учился в этой гимназии, в ней преподавал историю его отец, П.П. Гронский. См. письмо к А.А. Тесковой от 7 марта 1933 г. и коммент. 4 к нему, см. также письмо к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 23 сентября 1933 г. (обратно)16
…того преподавателя… — Возможно, Гронский говорил о писателе и критике Константине Васильевиче Мочульском (1892–1948), преподававшем одно время в Русской гимназии литературу. В эмиграции с 1920 г., в Париже — с 1922 г. В 1922 г. он опубликовал в еженедельнике «Звено» (Париж) статью «Русские поэтессы (Марина Цветаева и Анна Ахматова)». Читал лекции по русской литературе в Парижском университете. См. Родство и чуждость. С. 127–132. Также речь могла идти и о филологе и переводчике Григории Леонидовиче Лозинском (1889–1942), много лет преподававшем в гимназии русский язык. (обратно)17
См. предыдущее письмо. 11 (обратно)18
…а вот и I ч<асть> Волошина. — Речь идет об очерке о М.А. Волошине «Живое о живом». (обратно)19
См. коммент. I к письму Г.П. Федотову от 8 января 1933 г. См. также письма к Г.П. Федотову (Письма 1928–1932). (обратно)20
В стихотворении «Дом» («Из-под нахмуренных бровей…») в строках «Меж обступающих громад — / Дом пережиток, дом — магнат. / Скрывающийся между лип» и т. д. См. СС-2. (обратно)21
О выдаче пособия Цветаевой см. письма к Б.К. Зайцеву от 31 января и к В.Ф. Зеелеру от 4 февраля 1933 г. и коммент. к последнему. (обратно)22
…мама́. — Маргарита Карловна (урожд. баронесса Толь (Толль); ок. 1860–1942; ум. в Америке), мать Е.А. Извольской, жена А.П. Извольского (1856–1919) — дипломата, посла России во Франции. Помогала дочери в сборе средств для Цветаевой на выплату ее квартирной платы. Этим занимался созданный в Париже по инициативе Е.А. Извольской Комитет помощи Марине Цветаевой. (См. коммент. 3 к письму к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 3 апреля 1933 г.). В платье М.К. Толь 30 мая 1931 г. Цветаева выступала с чтением посвященного Е.А. Извольской очерка «История одного посвящения»: «Читала я в красном до полу платье вдовы Извольского и очевидно ждавшем меня в сундуке 50 лет. Говорят — очень красивом…» (Письма 1928–1932. С. 472). (обратно)23
См. письмо к Г.П, Федотову от 8 января 1933 г. и коммент. 3 к нему. (обратно)24
Речь идет о переводе статьи Н А. Бердяева «Человек и машина: Проблема социологии и метафизики техники» на французский. Вот как описывает ситуацию с переводом сам автор в письме от 29 января 1933 г. Адресат письма — Романова Ирина Павловна, княгиня (княжна Палей; 1903–1990) — общественная деятельница, благотворительница. Была дружна с Бердяевым, переводила на французский его книги, статьи, доклады. Он писал: «Дорогая княгиня! Памятуя о Вашем милом отношении, опять принужден прибегнуть к Вашей помощи, хотя и боюсь Вас затруднить. Дело вот в чем. Я написал статью „Человек и машина“, которая должна быть напечатана в журнале „Esprit“ („Дух“ фр.; сост.)… Мне говорили, что М.И. Цветаева хорошо переводит на французский язык. Так как она нуждается и хотелось ей дать заработок, то я поручил ей перевод этой статьи. Она представила перевод, и он оказался плохим. Не может быть даже отдаленного сравнения с качеством Ваших переводов. Это есть буквальное переложение, язык совсем не французский, есть и ошибки, хотя их и не так трудно исправить. В таком виде статью нельзя читать и печатать <…> Вот я и решаюсь просить Вас посмотреть этот перевод и, если это окажется возможным, сделать некоторые исправления. <…>» («В четвертом измерении пространства…». Письма Н.А. Бердяева к кн. И.П. Романовой. 1931-1947 / Публ. В. Аллоя и А. Добкина. Минувшее: Ист. альм. 16. М.; СПб: Atheneum, Феникс, 1994. С. 217 218). Справедливости ради, необходимо отметить, что Цветаева проделала огромную и сложную работу переводчика, завершив ее, как следует из письма Бердяева, в назначенный срок. Статья отличалась слишком большим объемом для журнала и перевода (напечатанная в журнале «Путь», 1933, № 38, она заняла около 40 страниц) и была насыщена множеством специальных терминов (метафизика, сверхфизика, машинизм, гетерогенное орудие, рационализация промышленности и т. п), практически не знакомых для писателя, взявшегося за перевод. В итоге статья Бердяева на французском была опубликована не в журнале, как предполагалось, а в его сборнике «L’homme et la machine» (Paris: «Je sers», 1933). (Там же. С. 218). И поскольку сборник к печати готовила И.П. Романова, то, очевидно, что перевод Цветаевой был ею исправлен и отредактирован. См. также письма к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 5 января 1933 г. и Г.П. Федотову от 8 января 1933 г. (обратно)25
Отчуждение (фр.). (обратно)26
См. письмо к В Ф. Зеелеру от 4 февраля 1933 г. Год назад Цветаева также обращалась к Б.К. Зайцеву с аналогичной просьбой (см. письмо к Б.К. и В.Л. Зайцевым от 11 января 1932 г.; Письма 1928–1932. С. 518). (обратно)27
На рассмотрение прошений о пособии писателям из средств, полученных от новогоднего бала, у правления Союза уходило, как правило, две-три недели. (обратно)28
В письме к Н. Вундерли-Фолькарт от 22 ноября 1932 г. Цветаева писала: «…я билась над чужими переводами, хочу сказать: если кто-то сделал плохо, мне приходилось переделывать, то есть все переписывать наново: за неделю такой работы — примерно 100 франков, часто меньше» (Письма 1928–1932. С. 564–565). (обратно)29
Силуэт, рисунок (фр). (обратно)30
Группа уцелевших друзей… — Речь идет, скорее всего, о членах Комитета помощи Марине Цветаевой (Е.А. Извольская, С.Н. Андроникова-Гальперн, М.Н. Лебедева, И.А. Бердяев). См. также коммент. 1 к предыдущему письму и письмо к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 3 апреля 1933 г. (обратно)31
Люда и Наташа. — Подруги А.С. Эфрон. Люда Бараш Людмила Самойлова (1908–2002) — артистка музыкальной драмы, танцовщица. С 1926 г. жила в Париже. Наташа — Соллогуб Наталья Борисовна (1912–2008) общественный и церковный деятель, дочь Б.К. и В А. Зайцевых. В 1922 г. эмигрировала с родителями в Берлин, в 1924 г. переехала в Париж. (обратно)32
Вера. — Зайцева Вера Алексеевна (урожд. Орешникова; 1878–1965), жена Б.К. Зайцева (во втором браке). (обратно)33
Очередной номер «Современных записок» (№ 51) с публикацией окончания эссе Цветаевой «Искусство при свете совести» и ее стихотворения «Дом» («Из-под нахмуренных бровей…») вышел в свет в феврале. (обратно)34
См. письмо к Б.К. Зайцеву от 31 января 1933 г. Сохранилась расписка А.С. Эфрон:Расписка Получил<а> от Правления Союза Русских Литераторов и Журналистов в Париже шестьдесят франков, каковы обязуюсь возвратить Правлению при первой возможности. По доверенности матери своей М.И. Цветаевой. Ариадна Эфрон Париж, 1933 года февраля 4-го дня. (СС-6. С. 665). (обратно)
35
Так как статья «Эпос и лирика современной России» печаталась в двух номерах журнала, то Цветаева предложила н письме к Г.П. Федотову от 16 декабря 1932 г. (Письма 1928-1932. С. 569), чтобы редакция провела деление статьи на отрывке («О, как он велик был!..») из стихотворения Б. Пастернака «Петербург» (1915). Пожелание Цветаевой было выполнено. (обратно)36
В своих трудах французский философ Блез Паскаль (1623–1662) развивал представление о трагичности и хрупкости человека, находящегося между двумя безднами — бесконечностью и ничтожеством. (обратно)37
Историю публикации очерка «Живое о живом» см. в письмах к В.В. Рудневу. Фундаминский. — Правильно: Фондаминский. См. коммент. 1 к письму к Г.П. Федотову от 4 марта 1933 г. (обратно)38
Буквально: всё хорошее, как и плохое, приходит в количестве трех (нем.). (обратно)39
Сосинский Владимир Брониславович (1900-1987) — писатель, критик, журналист. Многолетний друг семьи Цветаевой. См. письма к нему (Письма 1924–1927 и Письма 1928–1932). (обратно)40
Датируется по содержанию с учетом предыдущего и последующего писем к Рудневу. (обратно)41
Не совсем ясно, какие стихи имеются в виду. Из тех, что уже «подошли», видимо, речь идет о стихотворении «Дом» (1931, а не 1928). Что же касается вновь посланных Цветаевой стихотворений, то в следующем, 52-м номере журнала «Современные записки» было опубликовано лишь одно, «Стихи растут. как звезды и как розы…» (1918). Дальше, вплоть до 1935 i:, стихи Цветаевой в журнале не печатались. В последующих номерах шла ее проза. (обратно)42
Речь идет о корректуре первой части очерка «Живое о живом» (для № 52). (обратно)43
Датируется на основе письма от 14 февраля 1933 г. («Корректуру… доставлю… завтра») и указания дней недели (вторник — среда). (обратно)44
Все поправки относятся к статье «Эпос и лирика современной России». (обратно)45
Их цель была цвести, а мы хотим трудиться незаметно (нем.). — Неточная цитата из стихотворения Р.М. Рильке «Im Saal» («В зале», 1906). В оригинале: «Sie wollten blühn, / und blühn ist schön sein; doch wir wollen reifen und das heißt dunkel sein und sich bemühn» («Их цель была цвести, / иначе — хорошеть. Мы — только зреем, / зреть это значит исподволь расти». Пер. К П. Богатырева — Рильке Р.М. Новые стихотворения. М.: Наука, 1977. С. 64). (обратно)46
Приписка карандашом. (обратно)47
<подчеркнуто дважды. (обратно)48
…ушел на уплату медонских… — До Кламара Цветаева в 1927–1932 гг. жила в другом предместье Парижа — Медоне. (обратно)49
Выселение (фр.). (обратно)50
Ремизов Алексей Михайлович (1877–1957) с 1923 г. жил в Париже. Как нигде официально не работающий (безработный), он был, по поданному им самим в мэрию заявлению, от налогов освобожден. Цветаева не имела подобных льгот, возможно, по причине того, что ее муж, С.Я. Эфрон, время от времени был трудоустроенным (окончив кинематографические курсы Пате, недолго служил во французском кинематографическом обществе, затем в частной лаборатории и т. д.). (обратно)51
Скорее всего, речь идет об оттисках окончания статьи «Искусство при свете совести» и стихотворения «Дом» («Из-под нахмуренных бровей…»), опубликованных в только что вышедшем № 51 «Современных записок». (обратно)52
В «Последних новостях» (2 марта) в рецензии на очередной номер «Современных записок» (№ 51) Г.В. Адамович «милостиво» писал: «Особняком, как всегда — Марина Цветаева. Кто ее стихи любит, тому придется по сердцу и „Дом“. Почти то же самое мне хотелось бы сказать и о цветаевской статье, в этом номере законченной, — „Искусство при свете совести“: — кто Цветаеву любит, тот с увлечением прочтет и эти ее размышления. Ни об искусстве, ни о совести, ни об искусстве при свете совести он решительно ничего не узнает. Но кое-какие сведения о самой Цветаевой, кое-какие данные для постижения ее щедрой и капризной натуры получит. Цветаева принадлежит к тем авторам, которые только о себе и могут писать. Пишет она, во всяком случае, интересно. Спасибо и на этом» (Родство и чуждость. С. 411). (обратно)53
О задолженности Цветаевой по уплате налогов см. письмо к А.А. Тесковой от 7 марта 1933 г. (обратно)54
Имеется в виду окончание очерка «Живое о живом» См. СС-4. (обратно)55
Вашей оценкой («раболепство»)… Об оценке В.В. Руднева портрета Волошина в очерке «Живое о живом» см. письмо к Г.П. Федотову от 6 марта 1933 г. Руднев, отвечая на данное письмо Цветаевой, писал по этому поводу: «Перечитывал еще раз всю вещь целиком, и по-прежнему, даже при <нрзб.> несогласии с Вашей оценкой М. Волошина, она мне очень нравится» (Надеюсь — сговоримся легко. С. 17). Цветаева сделала запись в тетради о работе над очерком: «Я о М. В<олошине> — пишу, и с увлечением» (НСТ. С. 496). (обратно)56
Фондаминский Илья Исидорович (псевдоним Бунаков; 1880–1942) — один из редакторов «Современных записок». Больше других редакторов благоволил к Цветаевой. (обратно)57
Речь идет о гонораре за публикацию первой части статьи «Эпос и лирика современной России». (См. следующее письмо). Полностью деньги за статью Фондаминский выплатил Цветаевой летом, о чем сообщил Г.П. Федотову в письме от 8 августа (Архив редакции СЗ. 4. С. 607). …приходили описывать… — См. письмо к А.А. Тесковой от 7 марта 1933 г. (обратно)58
В.В. Руднев и М.А. Волошин встречались в Одессе в начале 1919 г. Руднев, до момента своего отъезда за границу (5 апреля 1919 г.), находясь в Одессе, возглавлял Бюро земств и городов Союза городов. Волошин в это время приехал в Одессу из Крыма по приглашению своих друзей: Михаила Осиповича (1882 1945) и Марии Самойловны (1882 1976) Цетлиных (о них см. письма к М.С. Цетлиной, — Письма 1905–1923). О пребывании Волошина в Одессе см.: Бунин И. Воспоминания (Париж: ЛЕВ, 1981. С. 189–195). (обратно)59
Амари. — М.О. Цетлин, постоянный рецензент «Современных записок», консультант отдела поэзии. (обратно)60
Сабашникова Маргарита Васильевна (1882–1973) — художница и поэтесса, первая жена М.А. Волошина. В то время жила н Германии. О ее чудном письме см. коммент. 2 к письму к В.В. Рудневу от 19 мая 1933 г. (обратно)61
Сабашников Михаил Васильевич (1871–1943) издатель, меценат. Двоюродный дядя М.В. Сабашниковой (а не ее брат, как пишет Цветаева). (обратно)62
См. коммент. 3 к письму к Г.П. Федотову от 8 января 1933 г. (обратно)63
Датируется условно. (обратно)64
Возможно, речь идет о проводах С.М. Волконского в 1931 г. на Ривьеру («болен, в Париже жить запрещено») (См. письмо к Р.Н. Ломоносовой от 12 апреля 1931 г. Письма 1928–1932. С. 464). (обратно)65
К письму были приложены стихи: 1) «Посвящаю эти строки…» (1913) и 2) «Смертный час Марии Башкирцевой» (1912) под общим заголовком «Из книги „Юношеские стихи“». Второе стихотворение известно по первой строке: «Он приблизился, крылатый…», так как впоследствии Цветаева сняла его название (СС-7. С. 175). В газете стихи напечатаны не были. Письмом к И.П. Демидову, помощнику редактора газеты, Цветаева предпринимает попытку возобновить публикацию своих стихов в «Последних новостях», прерванную редакцией в конце 1928 г. из-за напечатанного в газете «Евразия» ее приветствия Маяковскому. «Знаете чем кончилось мое приветствование Вас в „Евразии“? Изъятием меня из „Последних новостей“, единственной газеты, где меня печатали да и то стихи 10–12 лет назад! (NB! Последние новости!)» (Из письма Цветаевой Маяковскому от 3 декабря 1928 г. См. Письма 1928–1932. С. 207). В 1933 г. стихи Цветаевой печатались в газете лишь один раз (29 июня): «Нет, легче жизнь отдать, чем час…» и «На бренность бедную мою…» (1920 г.). См. также письмо к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 23 сентября 1933 г. (обратно)66
Эпиграф к стихотворению «Смертный час Марии Башкирцевой» (четверостишие «Принцесса, на земле не встретившая принца…») позднее также был снят Цветаевой. См. коммент. к стихотворению «Он приблизился, крылатый…» в СС-1 (С. 597). (обратно)67
Андреева Анна Ильинична. — См. письмо к А. А. Тесковой от 26 мая 1934 г. и коммент. 3 к нему. Даманская Августа Филипповна (1877–1959) — писательница, переводчик, журналист. В Париже с 1923 г. Постоянный сотрудник газеты «Последние новости». Опубликовала свои впечатления от выступления Цветаевой на вечере памяти А.С. Пушкина в Париже в 1937 г. (Сегодня. Рига. 1937. 6 марта). (обратно)68
Наложение ареста (на имущество) (фр.). (обратно)69
Послесловие, или посмертное лицо вещей (фр.). (обратно)70
…перевод своей собственной вещи на французский… — Речь идет об эпистолярной прозе «Флорентийские ночи» («рассказом в письмах» называла ее А.С. Эфрон), в основу которой были положены письма Цветаевой к владельцу русского издательства «Геликон» в Берлине — Абраму Григорьевичу Вишняку (1895 1943), который в начале знакомства с ней передал ей для перевода новеллу Г. Гейне «Флорентийские ночи». Их переписка длилась недолго, все письма Цветаевой были ей адресатом возвращены. См. письма к А.Г. Вишняку (Письма 1905–1923) и также двуязычное издание: Цветаева М. Девять писем с десятым, невернувшимся, и одиннадцатым, полученным, — и Послесловием. М: Дом-музей Марины Цветаевой, 1999. (обратно)71
Рейтлингер Юлия Николаевна (в монашестве сестра Иоанна; 1898–1988) — художник, иконописец. В 1919 г. эмигрировала в Польшу, в 1920-м переехала в Прагу. Училась в Академии художеств, изучала искусство иконописи. Как и Цветаева, с 1925 г. жила в Париже. В 1935 г. приняла монашество «в миру». Одной из ее работ была роспись церкви Иоанна Воина в Медоне. В 1933 г. Религиозно-педагогический кабинет при Православном богословском институте в Париже предпринял издание серии «Листков для детского чтения». Всего было издано 24 выпуска. Начиная с 10-го в качестве художницы была привлечена сестра Иоанна (Рейтлингер). О своем предложении Цветаевой написать тексты для детских листков Юлия Николаевна рассказывает: «…когда я, отчаявшись найти человека для писания текстов религиозных листков для детей, обратилась к ней с просьбой писать их, она очень живо откликнулась, но сказала, что может писать только о том, что сама пережила, и набросала свое переживание: стоя девочкой в церкви, она глядела в окно на ветку дерева эта ветка очень много выражала, и она хотела идти от нее в своем описании» (Воспоминания о Марине Цветаевой: Сборник. — М.: Сов. писатель, 1992. С 291). В итоге сотрудничество поэта и художника не состоялось. В 1989 г. все выпуски «Листков» были изданы отдельной книгой: «Христос и его Церковь: Листки для детского чтения» (Paris: YMCA-Press). (обратно)72
Новая школа (фр.). (обратно)73
Цветаева пишет о единственной в Париже Русской гимназии, основанной в 1920 г. и просуществовавшей до 1961 г. Первоначально находившаяся в самом Париже, в здании посольства на rue de Grenelle на квартире бывшего посла Временного правительства в Париже В.А. Маклакова, затем по адресу 7. rue du Docteur Blanche, 16-е. В 1928 г, в результате финансового кризиса она переехала в парижский пригород Булонь-Бийанкур (6, bd d'Auteuil). Обучение в этой гимназии проходило по дореволюционным программам русских гимназий и реальных училищ с углубленным изучением французского и английского языков, гимназия была в подчинении французского Министерства просвещения, которое предоставляло ей права французских лицеев. Ее аттестаты приравнивались к французским и открывали выпускникам двери высших учебных заведений. Цветаева была на акте выпускных экзаменов в гимназии. См письмо к В.В. Рудневу от 19 июля 1933 г. и коммент. 8 кнему. Однако переезд Цветаевой в Булонь и поступление Мура в гимназию не состоялись. См. письмо к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 23 сентября 1933 г. Осенью Мур поступил во французскую школу. См. также письмо к В.В. Рудневу от 3 октября 1933 г. (обратно)74
Возможно, речь идет о стихотворении «Роландов рог», которое сохранилось в архиве А.Л. Бема с надписью: «Марина Цветаева — без даты — ибо всю жизнь. Альфреду Людвиговичу Бему на добрую память. М.Ц. Париж, 1933 г.». Бем А.Л. (1886–1945) — историк литературы, публицист, переводчик. критик. С 1922 г. жил в Праге, Один из ведущих литературных критиков русской эмиграции. А.Л. Бем отводил Цветаевой первое место среди современных поэтов эмиграции, неоднократно откликался в своих статьях на публикации Цветаевой в периодической печати. (См. письмо к нему в кн.: Письма 1928–1932). (обратно)75
О вечере 20 апреля 1933 г. см. коммент. 2 к письму к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 3 апреля 1933 г. «Эпос и лирика современной России» см. СС-5 и письма к Г.П. Федотову. (обратно)76
Речь идет о <«Флорентийских ночах»>. См. предыдущее письмо (к А.А. Тесковой) и коммент. 2 к нему. (обратно)77
Сведений об участии Г. Адамовича в вечере Цветаевой обнаружить не удалось, скорее всего, его там не было. (обратно)78
Зачеркнуто. (обратно)79
Жид Андре (1869–1951) — французский писатель. См. письмо к нему от января 1937 г. (СС-7. С. 640–645). Дискуссионный вечер под названием «Андре Жид и СССР», организованный журналом «Числа», состоялся 28 марта 1933 г. в зале Социального музея (5, rue Las-Cases, 7е). В № 9 «Чисел» был напечатан о нем краткий отчет (С. 199): «После вступительного слова Г. Адамовича, пытавшегося уяснить психологические причины эволюции Андре Жида, Д.С. Мережковский красноречиво охарактеризовал советский строй, как неслыханное рабство, уничтожающее и умерщвляющее не только тело, но и дух. После выступлений А. Даманской и Г. Федотова слово было дано Вайяну-Кутюрье, выступившему с крикливой апологией советского строя и коммунизма. Вайяну-Кутюрье чрезвычайно убедительно возразил М. Слоним, подчеркнувший, что он говорит от лица соц<иал>-революционеров и критикует утверждения Вайяна-Кутюрье не справа, а слева, и, перефразировав слова самого А. Жида, заявил, что „коммунизм есть плохо играемая пьеса“. Речь Слонима вызвала шумное одобрение большинства и не менее шумные протесты многочисленных коммунистов, присутствующих в зале. После вторичного, демагогического выступления В.-Кутюрье Н. Оцуп закончил прения, вновь их переведя в область литературно-психологическую». Цветаева уже один раз была на подобном вечере. 25 марта 1930 г. на Литературном Франко-русском собеседовании на тему «Творчество и влияние Андре Жида» Г. Адамович также выступил со вступительным словом (Le Studio Franco-Russe. 1929–1931. By Leonid Livak (Ливак Л. Франко-русская студия). — Toronto, University of Toronto. 2005. C. 196–201). (обратно)80
Собакой и духами (фр.). — См. выше отчет о вечере. Мережковский Д.С. — См. письмо к А.А. Тесковой от 24 ноября 1933 г. и коммент. к нему. (обратно)81
Вайан. — Вайян-Кутюрье Поль (1892–1937) — французский писатель, видный деятель коммунистического движения, главный редактор газеты «Юманите» (с 1926 г.). (обратно)82
Датируется по расположению в черновой тетради и с учетом предыдущего письма. (обратно)83
…пример с Толстым абсолютно убедителен, — как писали «Последние новости» (1933, 30 марта), в своем докладе Адамович остановился на отношении А. Жида к большевизму. «Он попытался вскрыть внутренние причины, приведшие Жида к коммунизму и выразил удивление, что человек такой культуры мог найти разрешение своих сомнений в советской идеологии. До сих пор Жиду многие верили, как учителю. Его обращение, чем бы оно ни было вызвано, подрывает его авторитет! Достаточно представить себе Толстого в роли апостола советского режима, чтобы убедиться, что на известной нравственной и духовной высоте такое обращение невозможно». Похоже, что в этом выступлении Адамович повторил свои слова о Толстом и Жиде, сказанные им ранее на уже упомянутом Франко-русском собеседовании 25 марта 1930 г.: «Что такое роман? Все об этом спорят и не находят ответа. Цитируют Толстого, как квази-идеального рожденного романиста. Однако не в этом подлинное величие Толстого, а в неслыханной жизненной интуиции, которой он обладал. Есть рожденные романисты и настоящие рассказчики, но их не хочется даже называть, из-за скуки, которая выделяется от одного упоминания их имени! Оставим этот спор. Во всяком случае, то, что правда, это что Жид является самым живым и самым гуманным из всех французских писателей, на сегодняшний день» (Le Studio Franco-Russe. 1929 1931. С. 198. Пер. с фр. В Лосской). В опубликованном в «Числах» отчете о вечере данный эпизод отражения не нашел. (обратно)84
См. перевод на с. 33. — Собакой и духами (фр.). (обратно)85
Заставить себя полюбить, уверяя <поверх строки: доказывая, свидетельствуя>, что любишь меньше, чем на самом деле. Это все равно, что заполучить трон, отказавшись быть его величеством, заполучить трон деревянный или картонный. (Пер. с фр. В. Лосской). (обратно)86
Датируется по расположению в черновой тетради. (обратно)87
Начальная буква имени адресата дается условно (ее трудно читаемое написание ближе всего к заглавной букве «L»). (обратно)88
Видоизмененные начальные строки из стихотворения Марии Людвиговны Моравской (1889-1947) «Короткая память» (1915). У автора: «…Ах, дружба, любовь двухдневная, — / А забвенье на тысячу дней!» Цветаева уже приводила их в письмах к А.А. Тесковой от 7 апреля 1929 г. (см. также коммент. 8 к нему) и 1 января 1932 г. (Письма 1928–1932). (обратно)89
См. коммент. 13 к письму к Н.А. Гайдукевич от 29 сентября 1934 г. (обратно)90
См. письмо к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 12 августа 1932 г. (Письма 1928–1932). (обратно)91
Доклад Цветаевой «Эпос и лирика современной России. Маяковский и Пастернак» состоялся 20 апреля 1933 г. в Доме Мютюалите. Участвовать в собеседовании были приглашены Г.В. Адамович, В.Л. Андреев, д-р А.П. Прокопенко, МЛ. Слоним, В.Б. Сосинский, Г.П. Федотов, А.В. Эйснер (Хроника, II. С. 415). (обратно)92
Извольский фонд. — В начале 1930-х гг. в Париже по инициативе Е.А. Извольской был организован Комитет (Общество, Фонд) помощи Марине Цветаевой, куда вошли Е.А. Извольская, С.Н. Андроникова-Гальперн, Л.Н. Карсавина, М.Н. Лебедева, французская писательница Натали Клиффорд-Барни и др. О создании Комитета см. также коммент. 1 к письму Цветаевой к А.А. Тесковой от 31 августа 1931 г. (Письма 1928-1932. С. 495-496). В задачу Комитета входила помощь Цветаевой в оплате квартиры (терм). (обратно)93
См. письмо к В.В. Рудневу от 19 мая 1933 г. (обратно)94
Н.А. Бердяев жил недалеко от Цветаевой в Кламаре (83, Rue du Moulin-de-Pierre). (обратно)95
На почтовой корреспонденции и в качестве владельческого знака В.Б. Сосинский применял печатку с гербом, на котором на фоне равностороннего креста были изображены перекрещенные сабля и гусиное перо. (обратно)96
Датируется по содержанию и с учетом предыдущего письма Г.П. Федотову. (обратно)97
См. письмо В.В. Рудневу от 2 марта 1933 г. и коммент. 5 к нему. (обратно)98
О предлагаемых сокращениях очерка «Живое о живом» Руднев писал Цветаевой: «Не распространяюсь перед Вами об ограниченности наших журнальных возможностей, мешающих принять вещь к напечатанию целиком, а прямо перехожу к реальному Вам предложению. В рукописи приблизительно 75 печ<атных> страниц нашего формата. Как ни тесно в „С<овременных> 3<аписках>“, мы могли бы все же напечатать в двух книгах журнала (52 и 53 или, в кр<айнем> случае 53 и 54) около 50 стр<аниц>. Сокращения мне намечаются по преимуществу во второй части, их мы произвели бы, разумеется, по взаимному соглашению» (Надеюсь — сговоримся легко. С. 17). (обратно)99
…литературного периода. — Период (от греч. periodos — обиход, круговращение) синтаксическая конструкция, представляющая собой развернутое сложноподчиненное предложение. Хотя оно само по себе и отличается полнотой раскрытия мысли, но без придаточных предложений, которыми оно насыщено внутри и которые подчеркивают его главную идею, теряет завершенность и образность. (обратно)100
Иваск прислал Цветаевой свою статью о ней, в сокращенном виде позднее опубликованную в сборнике «Новь» (издание комитета «Дня русской культуры» в Таллине. 1934. № 6. С. 61–66). Публикацию статьи автор предварил следующей репликой: «В этой статье лишь намечены главные мысли из моей книги о Цветаевой. За недостатком места принужден отказаться от полного развертывания моих утверждений на матерьяле цветаевского творчества, и опустить целый ряд тем, с Цветаевой связанных». Замысел Иваска написать книгу осуществлен не был. (обратно)101
Шишков Александр Семенович (1754 1841) — писатель, адмирал. Возглавлял литературное общество «Беседа любителей русского слова», был поборником высокого гражданского стиля. Цветаева имеет в виду приведенные Иваском две цитаты из «Рассуждения о старом и новом слоге российского языка» (1803) А С. Шишкова: «Уметь высокий Славянский слог с просторечивым так искусно смешивать, чтобы высокопарность одного из них приятно обнималась с простотою другого». «Уметь в высоком слоге помещать низкие слова и мысли …не унижая ими слога и сохраняя всю важность оного». (обратно)102
В.И. Иванову Цветаева посвятила в 1920 г. стихотворный цикл «Вячеславу Иванову» (см. СС-1). (обратно)103
Стихотворение М.А. Кузмина «Св. Георгий (Кантата)» написано в 1917 г. (опубликовано в его сборнике «Нездешние вечера». Пг., 1921); цветаевский цикл «Георгий», вошедший в сборник «Ремесло», создан позже, в июле 1921 г. См. СС-2, а также очерк «Нездешний вечер» (СС-4). (обратно)104
Стихотворение М.А. Кузмина «Пламень Федры» (1921), вошедшее в его сборник «Параболы» (Пг.; Берлин, 1923). (обратно)105
Речь идет о книге: Gustav Schwab. «Die schönsten Sagen des klassischen Altertums». У Цветаевой эта книга была: «Толстый, коричневатый, несколько разъехавшийся том. Там же имя с припиской: книга на всю жизнь» (Из письма к А.А. Тестовой от 8 июня 1926 г. Письма 1924–1927. С. 406). (обратно)106
…материалы Царь-Девицы и Мо́лодца… См. СС-3. (обратно)107
См. письма к И.Г. Эренбургу (Письма 1905-1923). (обратно)108
Сборник стихов Цветаевой «Психея. Романтика» (Берлин, 1923). См. письма к Ю.П. Иваску от 4 июня 1934 г. и от 11 октября 1935 г. (обратно)109
В статье Иваск привел метрический разбор ряда стихотворений Цветаевой. (обратно)110
Вячеславу Иванову. (обратно)111
Цикл стихов «Ученик», посвященный С.М. Волконскому (см. СС-2). Учитель — С.М. Волконский. (обратно)112
Речь идет о трагедии Цветаевой «Ариадна» («Тезей»). См. СС-3. (обратно)113
В стихотворении Цветаевой «Наяда», впервые появившемся в «Числах» (1930, № 2/3) под названием «Нереида», в качестве лейтмотива повторяется строка: «Вечный третий в любви» (см. СС-2). (обратно)114
Цветаева имеет в виду строку из стихотворения «Есть некий час…» цикла «Ученик»: «Ты — одиночества верховный час!» У Иваска в статье: «Цветаева в одиночестве. Но в этом своем одиночестве Цветаева разрабатывает, в сущности, очень современные темы». (обратно)115
Финальные строки поэмы «Мо́лодец». (обратно)116
В статье Иваск пишет: «Стихии современности еще пребывают в младенческом состоянии. В поэзии Цветаевой они уже достигли зрелости. Стихия — стихия-страсть, мятущаяся в вещах и в человеке главный герой цветаевской поэзии» и дает три образа стихии-страсти у Цветаевой: Вакхический рай — Спартанское небо — Бог (см.: Новь. Таллин. 1934. № 6. С. 64–66). (обратно)117
Цитата из стихотворения Цветаевой «Купальщицами, в легкий круг…» (1922) из цикла «Деревья». См. СС-2. (обратно)118
В рукописи неразборчиво: можно прочесть как XVII, так и XVIII в — Сост. (обратно)119
Имеется в виду строфа из стихотворения «Моим стихам, написанным так рано…», опубликованного в «Числах» (1931, № 5) как ответ на анкету журнала. (обратно)120
См. ответ на анкету 1926 г. (СС-4). (обратно)121
Об издании журнала «Версты» и евразийцах см. письма к П.П. Сувчинскому и коммент. к ним (Письма 1924–1927). (обратно)122
Литературно-художественный сборник «Числа» издавался в Париже в 1930–1934 гг. (вышли десять номеров). Первые четыре номера редактировались совместно И.В. де Манциарли и Н.А. Оцупом, следующие шесть — одним Н.А. Оцупом. (обратно)123
См. письма к Г.П. Федотову (Письма 1928–1932). (обратно)124
…будь они трекляты! — Совр<еменные> Записки. — Соредактор и секретарь редакции журнала Марк Вениаминович Вишняк (1883–1975) в своих воспоминаниях отвечает на упреки Цветаевой: «За время существования „Современных Записок“ приходилось многократно выслушивать недовольство, иногда даже возмущение сотрудников отдельными редакторами и редакцией в целом. Но о „проклятиях“ журналу, „Современным Запискам“, приходится слышать впервые… Объяснение ее словам можно найти, конечно, в материально-безысходном и тяжелом душевном состоянии М.И. Цветаевой того времени. Оно, действительно, было трагичным. Но оправданы ли ее „проклятия“? На мой взгляд, они не имеют под собой даже того основания, на которое Цветаева ссылается. Из 70 книг „Современных Записок“ Цветаева печаталась в 36, — столько же до ее проклятия, сколько и после него… Прибавлю, что некоторые взгляды Цветаевой были очень далеки и чужды всем членам редакции… Что же касается совершенно „непонятных для себя вещей“, как издевалась Цветаева над теми, кто „не уставали (их) печатать“, — действительно скажу за себя, я всегда противился их напечатанию» (Вишняк М. «Современные записки». Воспоминания редактора. Bloomington, 1957. С. 146–148). См. также письма К В.В. Рудневу. (обратно)125
В напечатанной статье у Иваска обратное: «Цветаева слишком сильна для литературных сфер эмиграции это не обвинение, лишь констатирование факта». На письме Цветаевой в этом месте Иваск пометил: «Я написал „сильна“ — описка!!!» (обратно)126
Касаткин-Ростовский Федор Николаевич, князь (1875–1940) — литератор, поэт. Сотрудничал в белградских изданиях. (обратно)127
Речь идет о несостоявшейся поездке Пастернака за границу в 1930 г. Его хлопоты о поездке были безуспешными. Не помогло и обращение за помощью к Горькому: «…без Вашею заступничества разрешения на выезд мне не получить. Помогите мне, пожалуйста…» (Письмо от 31 мая 1930 г.) Горький ответил отказом: «…Просьбу Вашу я не исполню и очень советую Вам не ходатайствовать о выезде за границу — подождите!..» (Известия Академии наук. Серия языка и литературы. 1986. № 3. С. 280–281). Марбург — в университете в Марбурге Пастернак в 1912 г. изучал философию. (обратно)128
Смертный приговор был вынесен русскому эмигранту Павлу Тимофевичу Горгулову (1895–1932), смертельно ранившему французского президента Поля Думера (1857–1932). В архиве Цветаевой сохранилась заложенная между страницами рабочей тетради газетная вырезка «Казнь Горгулова». (обратно)129
«Утверждения» — журнал объединения послереволюционных течений (Париж, 1931–1932). Вышло всего три номера. (обратно)130
Младороссы — эмигрантская организация монархического толка, считавшая, что можно найти понимание у советской молодежи. Цветаева пишет о состоявшемся 10 марта 1933 г. в Париже в зале Социального музея диспуте на тему: «Гитлер и Сталин», который открывался докладом М. Слонима «Два диктатора». В прениях участвовали Н.А. Бердяев, Д.С. Мережковский, В.В. Сухомлин, Г.П. Федотов и др. (Хроника, II. С. 394). (обратно)131
«Стихотворение Бенедиктова „Переход“, на другие его стихи не похожее, меня восхищало, и я послал его Цветаевой» (примеч. Ю.П. Иваска). Бенедиктов Владимир Григорьевич (1807–1873) — русский поэт. (обратно)132
См. также письмо к В.В. Рудневу от 9 декабря 1933 г. (обратно)133
Черновик представляет собой предварительный набросок ответа Цветаевой на статью Ю.П. Иваска. (См. выше отправленное письмо и коммент. к нему). По ряду пунктов имеются некоторые разночтения, заметно отличается конец письма. (обратно)134
Под чертой следует набросок письма, написанный по-французски и по существу не связанный с письмом к Ю.П. Иваску (см. ниже). Юрий (на французский лад — Жорж) Иваск в это время жил в Эстонии. Просто по имени Цветаева в письмах до этого и после к нему не обращалась. Что касается возможной встречи, то известно лишь об одной, которая прошла в Париже, в 1938 г. (См.: Годы эмиграции. С. 296–300). Очевидно, приписка здесь случайна, относится она к адресату с именем Женя (см. следующее письмо). (обратно)135
Датируется условно по расположению в черновой тетради. Данный набросок написан на одной странице с письмом к Иваску от 4 апреля. (обратно)136
Набросок начитается со слов: «Cher Ж, <sic> et voilà encore un mercredi…» См. также письмо к неизвестному от 24 июля 1933 г. Возможно, это одно и то же лицо. (обратно)137
Гермес (греч., у римлян — Меркурий) — один из древнейших богов греческой мифологии, покровитель торговли, промышленности, путешественников, юношества и др. Гермес почитался на празднике пробуждения весны и памяти умерших. Также Гермесу посвящался первый день каждого месяца. Здесь Цветаева называет днем Гермеса первую среду, 5 апреля. Герметически герметически закрытый, что означает: закрытый так, что не может проникнуть даже воздух, ибо Гермесу приписывали искусство закрывать магической печатью клады и сосуды так, чтобы сделать их недоступными. (обратно)138
Речь идет о вечере Цветаевой 20 апреля 1933 г. См. коммент. 2 к письму к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 3 апреля 1933 г., а также письмо к Г.В. Адамовичу от 31 марта 1933 г. (обратно)139
31 марта 1933 г. в зале «Lutétia» прошел вечер А.М. Ремизова, на котором писатель прочел свои ненапечатанные рассказы, повесть «Учитель музыки», а также произведения Лескова, Писемского, Гоголя. К вечеру была организована выставка иллюстрированных рукописных альбомов А.М. Ремизова (Последние новости. 1933. 2 апр.). О похожей ситуации Цветаева писала В.Н. Буниной 4 мая 1928 г.: «Вечерами объелись и опились. Последний вечер ремизовский окончательно подкосил» (Письма 1928-1932. С. 49). (обратно)140
Г.П. Федотов был в числе участников, согласившихся выступить в прениях. Кроме него, такое согласие дали Г. Адамович, В. Андреев, М. Слоним, В. Сосинский, А. Эйснер и др. (обратно)141
Могила Волошина расположена в Коктебеле на вершине хребта Кучук-Янышар. Ср. строки стихотворения «„Переименовать!“ Приказ — …» из цикла «Ici Haut», посвященного Волошину: «…у почтительных татар: / — Гора Большого Человека» (СС-2. С. 306). (обратно)142
См. также письмо к В.Н. Буниной от 20 ноября 1933 г. (обратно)143
Датируется условно по расположению в черновой тетради. (обратно)144
Датируется по расположению в тетради. (обратно)145
М.Н. Лебедева. (обратно)146
Скорее всего, речь идет об эссе «Поэты с историей и поэты без истории» (CC-5). (обратно)147
Датируется по содержанию и с учетом письма к В.Н. Буниной от 6 августа 1933 г. (обратно)148
Текст известия сестры Анастасии о смерти брата Цветаева приводит в указанном письме к В.Н. Буниной (см.) Цветаев Андрей Иванович (1890–1933) — искусствовед, сын И.В. Цветаева от первого брака. (обратно)149
Пастернак жил рядом с бывшим Музеем императора Александра III (ныне Музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина) по адресу: Волхонка, 14, кв. 9. (обратно)150
Адресат установлен по содержанию предположительно (см. ниже). (обратно)151
По-видимому, Голицына искала воспитательницу для занятий русским и французским языками с ее тремя сыновьями. (обратно)152
А.С. Эфрон шел 21-й год. (обратно)153
Система Монтессорио (Монтессори) — известная система воспитания, предложенная в первой половине XX в. итальянским педагогом Марией Монтессори (1870–1952). Ее основные принципы: самостоятельность ребенка, свобода в установленных границах, естественное развитие ребенка. Речь в письме, возможно, идет о какой-то русско-французской организации, занимающейся распространением этой системы. (обратно)154
Искусство и реклама (фр.). (обратно)155
Имеется в виду, что А.С. Эфрон, будучи в Лондоне на службе воспитательницей у Голицыных, продолжит обучение в парижской школе заочно. (обратно)156
В письме П.П. Сувчинскому от 15 марта 1926 г., описывая свою поездку в Лондон по приглашению Д.П. Святополк-Мирского, Цветаева упомянула о посещении Голицыных: «Была у Голицыных — чудный и странный дом» (Письма 1924–1927. С. 311). (обратно)157
В 1926 г., когда Цветаева посетила К.Г. Голицыну, ее сыновьям было: Николаю 12 лет; Георгию 10 лет; Эммануилу 8 лет. (обратно)158
Граф — Голицын Владимир Эммануилович, князь (1884–1954). (обратно)159
Вечер Бальмонта состоялся 6 мая 1933 г. в зале Социального музея. Поэт выступил с программой: Вступительное слово «Как возникает стих» (Стих и музыка — слияние двух начал. Руставели, Гоголь, Мицкевич. Достоевский о слове и музыке. Власть стиха). Во втором отделении — Серебряные туфельки (слова любви). Веянье весны (новые стихи). Светослужение (из неизданной книги). Песни о России (Последние новости. 1933. 9 мая). Вы чудесно написали о… вечере Бальмонта. — «Редко устраиваются литературные вечера, целиком посвященные одному поэту», — писал Георгий Адамович в заметке «На вечере К.Д, Бальмонта». — «Обыкновенные стихотворцы выступают группой: человек пять-шесть. Или даже десять в вечере. Делается это во избежание скуки. Однако слушатели большей частью скучают. Они не успевают уловить темы, вникнуть в тон, вообще понять читающего, как его уже сменяет другой. Сущность поэзии исчезает, остается только ее однообразная. у всех приблизительно одинаковая, оболочка. Бальмонт читал весь вечер. Было интересно следить, как зал мало-помалу подчинялся поэту осваивался с его внутренним миром. Некоторые стихи были знакомы, другие нет. Но различие между новыми и уже известными стерлось. Собравшиеся на вечере Бальмонта не только слушали голос поэта, но и вслушивались в него, вновь его „узнавали“, вновь радовались своим полузабытым, чуть-чуть потускневшим и внезапно восстановленным впечатлениям. Бальмонт не изменился за эти годы: изменились мы. На вечере его поэзии мы вернулись в прошлое и почувствовали, что оно по-прежнему живет. Эта поэзия хочет быть „вселенской“, надвременной, связанной только с вечными космическими силами. Ей близки только стихии, только природа. Ей нет никакого дела до человека и бедной повседневной человеческой жизни. Она торжественна и высокомерна. Человек встречает ее с удивлением, иногда даже — признаемся — с чем-то похожим на „протест“. Но затем он понимает, что и так, в плоскости какого-то вечного ликования, может быть воспринято бытие, и что творчество может быть не только мученичеством, — как у Блока, — но и освобождение. „Сон золотой“ хотя и обманчивый, людям все-таки дорог. Кроме стихов, Бальмонт прочел статью „Как возникает стих“, в которой развиты его давние мысли о магическом происхождении поэзии. В зале было напряженное внимание. Поэта горячо и длительно благодарили за чтение» (Последние новости. 1933. 9 мая, Подпись: Г.А.). Цветаева, видимо, не могла присутствовать на вечере Бальмонта из-за болезни. См. ее запись: «5 mai 1933 — vendr<edu> (пятница) (вечер Бальм<онта>, флюс в 3 апельсина); (7 мая 1933 г. разб<ухшая> щека)». (НЗК-2. С. 385; 389). (обратно)160
Поперек страницы проведена соединительная линия от * к * (Сост.). (обратно)161
Из породы проклятой (или благословенной) Поэта (фр.). (обратно)162
После Жида… — Речь идет о вечере журнала «Числа», посвященном творчеству А. Жида. См. письмо к Г.В Адамовичу от 3 I марта 1933 г. и коммент. 4 к нему. (обратно)163
Полная свобода действий (фр.). (обратно)164
Ср.: в письме к Рильке от 6 июля 1926 г. Цветаева приводит строки из стихотворения М. Стюарт, написанного ею на смерть мужа, французского короля Франциска II: «Car mon pis et mon mieux / Sont les plus déserts lieux?» (Ибо худшее и лучшее во мне — / Места, что всего пустынней. — (фр.). (Письма 1924–1927. С. 431). (обратно)165
И недавно читала в письме Lespinasse… Жюли де Леспинас (1732–1776) — французская писательница, хозяйка парижского салона. Автор книги, составленной из писем к горячо любимому человеку, графу Франсуа де Гиберу (1744 1790), военному деятелю и писателю. Опубликована в 1809 г. Цветаева упоминает, вероятнее всего, дополненное издание 1906 г. («Correspondance entre Mlle de Lespinasse et le Comte de Guibert»). (обратно)166
Намерение (фр.). (обратно)167
Выставлению напоказ (фр.). (обратно)168
Сережа и Леонид Каннегисеры персонажи очерка Цветаевой «Нездешний вечер», посвященного М.А. Кузмину (СС-4). Лулу, их сестра — Каннегисер Елизавета Иоакимовна (1897 1943). В эмиграции во Франции. В годы войны депортирована в Германию. (обратно)169
Адамович был дружен с Лулу, посещал ее дом. «Лулу для всех ее бесчисленных петербургско-парижских приятелей, чудный человек, воплощенная, беспредметная, непрерывная восторженность и восхищенность, все схватывающая с полуслова, инстинктом, „кожей“ мгновенно понимавшая то, что другим надо было бы втолковывать часами…» (Адамович Г. Смерть и время. Русский сборник. Париж. «Подорожник», 1946. Кн. 1. С. 180). Цветаева, по-видимому, также бывала в этом доме. В ее записной книжке сохранился парижский адрес Е.И. Каннегисер: Ibis rue Troyon, 17-е (НЗК-2. С. 430). (обратно)170
См. письмо к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 3 апреля 1933 г. (обратно)171
К.В Мочульский. — См. коммент. 3 к письму Н.П. Гронскому от начала января 1933 г. (обратно)172
Трейл Роберт — шотландец, славист, одно время работал в Москве. Был коммунистом, в июле 1937 г. погиб, сражаясь в Испании. (обратно)173
Д.П. Святополк-Мирский в сентябре 1932 г. вернулся в СССР. В мае 1933 г. совершил поездку в Ташкент и Сталинабад с целью сбора материалов для «Истории фабрик и заводов». (обратно)174
На все упреки Цветаевой Руднев ответил пространным письмом от 22 мая 1933 г. См. ниже. (обратно)175
В начале 1933 г. Цветаева послала текст своих воспоминаний о Волошине М.В. Сабашниковой, его первой жене (см. о ней в письме Г.П. Федотову от 6 марта 1933 г. и коммент. 3 к нему), с указанием мест в очерке, выкинутых редакцией. Сабашникова ответила Цветаевой (письмо не сохранилось) и по тому же поводу написала 28 марта 1933 г. письмо другой своей корреспондентке — М.С. Цетлиной, как имеющей отношение к редакции журнала. В нем Сабашникова писала: «<…> Когда получилось известие о смерти Макса и мне стали посылать эти плоские и частью издевательские статьи о нем, мне хотелось найти Вас, и, зная, как Макс любил Вас обоих и как Вы с ним были дружны, просить Вас что-нибудь сделать, чтобы сохранить его образ, таким путем искаженный в эмиграции. Неужели мало его мученичества в Советской России! Между тем я получила от Марины Цветаевой ее прекрасные воспоминания о нем. Это миф о Максе, то есть правда о нем. Для многих эти воспоминания были большим удовлетворением. Макса больше знают и ценят в культурном мире, чем это можно думать. Один известный немецкий композитор, живший всегда в России, побывав теперь в Париже, где исполнялись его вещи, говорил мне, что в эмиграции подчас так же преследуется все духовное, как в Советской России. Я поверила ему, когда видела, что вычеркнула редакция „Современных Записок“ из воспоминаний. Это такое же безвкусие, как если бы в равеннских мозаиках замазали золотой фон. Все остальное без конца, который целиком вычеркнут, просто не имеет смысла, или имеет стиль анекдотов Я слышала, что Вы имеете отношение к „Совр<еменным> запискам“ и хотела просить Вас заступиться за Макса, спасти его истинный образ. Помните, каким верным другом он был всегда; он бы за каждого из нас заступился, и я думаю, что во имя этой дружбы Вы, верно, что-нибудь можете достичь в этом направлении. Эти последние страницы воспоминаний, как завет самого Макса лучшее, что он дал нам. Это, действительно, „живое о живом“! И нужное душам, захлебывающимся в болоте» (Новый журнал. 1990. С. 259.) 16 мая Руднев переслал это письмо Цветаевой: «Посылаю Вам письмо М. Сабашниковой-Волошиной, которое переслано нам получившей его М.С. Цетлиной. Поскорее верните его по прочтении, я его должен сообщить редакции. Вы, конечно, легко можете себе представить, насколько мне важно знать, что думаете ВЫ по поводу данной в этом письме квалификации поведения реакции в отношении Вас, как автора „Живого о живом“. Буду ждать Вашего ответа, в надежде, что он рассеет неуютную атмосферу, созданную интервенцией М. Сабашниковой, и избавит от необходимости искать какие-то экстренные выходы из непривычного для „С<овременных> 3<аписок>“ положения» (Надеюсь — сговоримся легко. С. 18).В.В. Руднев — М.И. Цветаевой. 22 мая 1922 г.
Нет, дорогая Марина Ивановна, Ваше письмо не дало мне прямого ответа на беспокоящий меня вопрос. Вы предпочитаете оставаться на почве формальных недоговоренностей, позволяющих не вскрывать существа той моральной проблемы, о наличности которой я впервые узнал только из письма Сабашниковой. Это — Ваше право, и настоящим своим письмом я вовсе не собираюсь вынуждать Вас на откровенное объяснение, раз Вы его определенно не хотите. Но уж мое право — за себя говорить по существу и с полной определенностью. Следую положениям Вашего письма. 1. «Мое отношение к М<аксимилиану> Вол<ошину> Вам известно из моей рукописи». — Разумеется, было известно, и хотя лично его не разделяю, это обстоятельство, конечно, ни в коей мере не могло служить ни препятствием к помещению Вашей прозы в «С<овременных> 3<аписках>», ни основанием для каких либо «изъятий» из нее. Я вынужден был сокращать рукопись по соображениям чисто внешним (размера), и конечно, при этом добросовестно старался, поскольку мог, сохранить в неприкосновенности даваемый Вами облик М<аксимилиана> Вол<ошина>, и Вашу личную ею оценку. Насколько мне это удалось, не мне, разумеется, судить, хотя кое-какой редакторский опыт за мной известен. Но, признаюсь, я был очень далек от мысли, что Вами может быть заподозрена моя редакционная корректность. 2. «Мое отношение к изъятию из моей рукописи самого ценного: М<акса> в революции, его конца и всего конца, Вам известно из моего устранения от всякого соучастия». 3. «Причины, заставившие моей рукописи не взять обратно, Вам не могут не быть известны». Эти Ваши строчки меня очень огорчают и задевают. До этого Вашего письма я и не подозревал, что в Ваших глазах намеченные мною сокращения уничтожают «самое ценное» в характеристике М<аксимилиана> В<олошина> Вы теперь утверждаете (без всяких к тому оснований), что я «знал», принимая рукопись в «С<овременные> 3<аписки>» и Ваше мнение, и что из нее изъято «самое ценное», и причины, не позволившие Вам взять рукопись обратно, Иными словами, Вы полагаете, что я, пользуясь Вашей материальной нуждой, вынудил вас пойти на опубликование заведомо изуродованного и обессмысленного в самом главном очерка о столь дорогом для Вас писателе и друге… Не собираюсь защищаться от такого дикого обвинения, не могу только оставить его без самого решительного протеста. И не ссылайтесь на Ваше давнишнее письмо, которым Вы давали согласие на печатание статьи: в нем, утверждаю по памяти, нет даже намека на то, что предполож<ительные> сокращения настолько обессмысливают Вашу рукопись. Вы писали только, что в виду коренного расхождения со мною и в оценке личности М<аксимилиана> Вол<ошина>, и в понимании интересов читателей, Вы предоставляете сделать все необходимые сокращения мне самому. Можете, если угодно, считать меня недогадливым, — но в своей чистой в отношении Вас совести я в этих Ваших словах увидел тогда как раз обратное тому, что узнаю теперь: я понимал так, что Вы сами убедились, что намеченные сокращения не затрагивают главного в характеристике М<аксимилиана> Вол<ошина>, а в частностях, расходясь со мною, Вы доверяетесь моему такту. Видите, насколько я ошибся. Если бы не ошибся, — разумеется не принял бы на очень важных для Вас и унизительных для «С<овременных> 3<аписок>» условий <принятия — рукописи к печати. Что же делать теперь? <…> (Надеюсь — сговоримся легко. С. 19–21). (обратно)176
Сокращению Современными <3аписками> моей рукописи для Вас вне сомнений. (Сноска М. Цветаевой.) (обратно)177
…прецеденты с Шестовым и с Бальмонтом. — У редакции «Современных записок» постоянно возникали споры с авторами по вопросам сокращения присланных ими текстов, переноса публикации из номера в номер и т. д. Дочь религиозного писателя и философа Льва Исааковича Шестова (1866–1938) Наталья (по мужу Баранова, 1900–1993) писала позднее, что у ее отца «бывали часто столкновения с журналом, главным образом из-за того, что журнал, давая обещание напечатать быстро полученную им статью, делал это с большим опозданием» (Баранова-Шестова Н.Л. Жизнь Льва Шестова. По переписке и воспоминаниям современников. Paris: La Presse Libre, 1983. T. 1. C. 187–188). Возможно, Цветаева вспоминает самый громкий конфликт между Шестовым и редакцией журнала, который разыгрался в 1926 г. Автор резко выразил свое недовольство проволочками с печатанием давно (полтора года назад!) переданной журналу статьи. В итоге Шестов свою статью «Неистовые речи» (по поводу экстазов Плотина. — Сост.) отдал в журнал «Версты», 1926, № 1, что вызвало бурю негодования со стороны «Современных записок». (См.: Архив редакции СЗ. 4. С. 766). О характере «прецедента» с Бальмонтом можно судить по его письмам редакторам журнала. 3 ноября 1932 г. поэт с упреком пишет В.В. Рудневу: «…редакция „Современных записок“ относится ко мне с непостижимым для меня невниманием и держит мои стихи по году ненапечатанными…» (Архив редакции СЗ. 2. С. 157). В письме М.В. Вишняку от 17 марта 1933 г. Бальмонт возмущается по поводу судьбы очередной своей рукописи, переданной в журнал: «Многоуважаемый Марк Вениаминович, посылая В.В. Рудневу „Литву и песни“ (сравнение болгарских, сербских, русских и литовских народных песен. — Сост.). я сообщал, что если очерк мой не будет напечатан, я прошу рукопись вернуть. Недоумеваю, почему этого не сделано. Прошу это сделать без промедления» (Там же. С. 158). Очерк «Литва и песня» в журнале напечатан не был. Скорей всего, именно об этом прецеденте упоминает в черновике письма Цветаева. (обратно)178
См. коммент. к предыдущему письму. (обратно)179
Речь идет о книге Б. Пастернака «Стихотворения в одном томе» (Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1933). На форзаце была сначала одна надпись, адресованная Цветаевой (Души начинают видеть. С. 542–543), затем поверх стертой первой записи была сделана следующая:Марине. Прости меня. Целую Сережу. Сергей Яковлевич, простите и Вы меня. Я бы хотел, чтобы главное вернулось. Я это должен еще заслужить. Простите, простите. Простите. Боря. Сначала надписал, как книгу. Хоть и горячо, но как ни в чем не бывало; и стер. Потому что никакой книги нет, а только привет, — тебе и Вам. И — никакой надписи, а только: Простите.…стихи на 403 стр<анице>, явно-мои, — не мне? — Имеется в виду стихотворение «Любимая, молвы слащавой…» (1931), обращенное к З.Н. Нейгауз (1897–1966), второй жене Пастернака. (обратно)
180
…«Есть рифмы в мире сем, Разъединишь — и дрогнет»… — Начальные строки первого стихотворения Цветаевой из цикла «Двое» (1924) (СС-2. С. 235). (обратно)181
В указанном стихотворении Пастернака были такие строки о рифме: «И я б хотел, чтоб после смерти, / Как мы замкнемся и уйдем, / Тесней, чем сердце и предсердье, / Зарифмовали нас вдвоем». (обратно)182
«Уходит с запада душа…» — Из стихотворения Б. Пастернака «Весеннею порою льда…» (1932), впервые опубликовано в «Новом мире». 1932. № 3 (Пастернак Б. Стихотворения в одном томе. С. 420–421). (обратно)183
Зачем с Высокой Болезни снял посвящение?.. — В сборнике «Поверх барьеров» (1929) поэма «Высокая болезнь» первоначально имела посвящение А.И. Цветаевой, сестре М.И. Цветаевой, в книге 1933 г. оно было снято. (обратно)184
Где мой акростих? — Акростихом «Посвящение» («Мельканье рук и ног, и вслед ему…», 1926) открывалась публикация в «Новом мире» (1926. № 8/9. С. 33) поэмы «Лейтенант Шмидт». В 1927 г. было перепечатано в журнале «Воля России» (№ 2. С. 34). Другой акростих, о котором может идти речь: «Мгновенный снег, когда булыжник узрен…», опубликованный в журнале «Краснаяновь» (М.; Л. 1929. № 5. С. 159), затем перепечатанный в газете «Руль» (1929. 16 июня). Акростих (с разночтением «Минутный снег, когда булыжник узрен…») Пастернак написал от руки на шмуцтитуле сборника «Избранные стихи» (М.: Огонек, 1929), посланного Цветаевой (Поэт и время. С. 129-130). В книге 1933 г. нет ни того ни другого стихотворения. (обратно)185
Педантично (нем.). (обратно)186
Мелочно (нем.). (обратно)187
Какие жестокие стихи Жене… — Речь идет о стихотворении «Не волнуйся. не плачь, не труди…», обращенном к первой жене (Стихотворения. В одном томе. С. 347). Женя — Пастернак Евгения Владимировна (урожд. Лурье; 1899-1965) — художница. (обратно)188
Из басни И.А. Крылова «Лиса и журавль», написанной по мотивам известной сказки. (обратно)189
Как росток на свету распрямись. Ты посмотришь на все по-другому. (Заключительные строки стихотворения «Не волнуйся, не плачь, не труди…»). (обратно)190
Valéry. — Валери Поль (1871–1945). французский поэт, философ. (обратно)191
С<ережа> целиком живет — чем знаешь, и мне предстоит беда… — Летом 1931 г. С.Я. Эфрон подал прошение о советском гражданстве и одновременно обратился письмом к Пастернаку с просьбой о содействии. См. также письмо Цветаевой к Пастернаку, написанное между 2 и 10 июля 1931 г. и коммент. 13 к нему (Письма 1928-1932. С. 481, 483). (обратно)192
Аля (19 лет) чудно, изумительно рисует и работает гравюру и литографию. — А.С. Эфрон училась в Школе прикладного искусства при Лувре («Arts et Publicité»). См. письмо к Е.Г. Голицыной. (обратно)193
См. письмо Цветаевой к В.В. Рудневу от 19 мая 1933 г. и коммент. к нему, в том числе ответное письмо В.В. Руднева. (обратно)194
…факт перепечатки из «Последних новостей». — В заключительной главке очерка Цветаева привела отрывок из воспоминаний российского беженца некоего Москвина о короткой встрече автора с Волошиным в последние годы жизни поэта, дав при этом ссылку: «Перепеч<атано> из Посл<едних> Нов<остей>». Москвин: Хождение по ВУЗам (СС-4. С. 218–219). Воспоминания Москвина печатались в 44 номерах газеты с сентября 1932 г. по июнь 1933 г. Указанный отрывок можно было прочесть и в кн.: Москвин М. Хождение по вузам: Воспоминания комсомольца. Париж, 1933. (обратно)195
Подобный образ эха нередко встречается у Цветаевой: «гысячегрудое эхо всех его Кавказов» («Световой ливень», СС-5. С. 234), «ослабленное эхо души» («Поэт о критике», СС-5. С. 284), «стотысячное эхо» («Поэты с историей и поэты без истории», СС-5. С. 425) и др. (обратно)196
Статья Цветаевой «Кедр. Апология. (О книге кн. С. Волконского „Родина“)» опубликована в литературном сборнике «Записки наблюдателя. I» (Прага, 1924). (обратно)197
…я слышала от редактора… Имеется в виду Крачковский Дмитрий Николаевич (1882–1947), прозаик, с 1918 г. жил в эмиграции. Цветаева считала его «горе-писателем и издателем, воплощением Mania Grandiosa» (Письма 1924–1927. С. 62). (обратно)198
Слишком много воображения, слишком мало логики (фр.). (обратно)199
Буйная (фр.). (обратно)200
Цитата из «Поэмы Конца» Цветаевой (СС-3. С. 32). (обратно)201
Зерно зерна. — В главке «Зерно зерна» в эссе «Искусство при свете совести» Цветаева писала: «He-поэт, над-поэт, больше чем поэт, не только поэт — но где же и что же поэт во всём этом? Der Kern des Kernes, зерно зерна. Поэт есть ответ. От низшей степени простого рефлекса до высшей — гётевского ответствования — поэт есть определённый и неизменный душевно художественный рефлекс: на что́ — уже вопрос — может быть, просто объема мозга. Пушкин сказал: на всё. Ответ гения. Этот душевно-художественный рефлекс и есть зерно зерна…» (CC-5. С 363–364). (обратно)202
Переписывая письмо набело, Цветаева датировала его днем ранее даты чернового наброска. (обратно)203
Фрагмент очерка «Макс и собаки» был оставлен редакцией (Современные записки. 1933. № 53. С. 225–227) (СС-4. С. 197–199). (обратно)204
Эпиграф к первой части романа Вассермана «Этцель Андергаст» (без указания автора) первая строка стихотворения Г. Гейне «Nachtgedanken» («Ночные мысли») из его книги «Neue Gedichte» («Новые стихотворения», 1844): «Denk ich an Deutschland in der Nacht…» («В ночи я думаю о Германии…»). (обратно)205
Этцель Андергаст, герой романа, по ходу действия из романтического юноши превращается в борца за свободу и справедливость. (обратно)206
Каспар Хаузер (Гаспар Хаузер) — юноша, которого нашли ребенком в 1828 г. под Нюрнбергом. При нем была записка с указанием года рождения и имени Отличался крайней неразвитостью. В 1833 г. убит неизвестным злодеем. Я. Вассерман посвятил ему кишу «Gaspar Hauser oder die Trägheit des Herzens», 1908 («Гаспар Хаузер, или Леность сердца»). См. также письма к О. Обри (1935) и А.С. Штейгеру от 15 сентября 1936 г. (обратно)207
Verlag S. Ficher — издательство в Берлине, где печатались романы Я. Вассермана. (обратно)208
«Faber oder Die verlorenen Jahre» («Фабер, или Потерянные годы», 1924) роман, завершающий цикл «Der Wendekreis» («Поворотный круг», 1920–1924). (обратно)209
Описка Цветаевой в отчестве адресата. Правильно: Феофилович. (обратно)210
Торжественное собрание, посвященное И.С. Тургеневу, состоялось 10 июня 1933 г. в Сорбонне. В.Ф. Зеелер был председателем оргкомитета. Вечер проводился в рамках Дня русской культуры с концертным отделением и носил благотворительный характер (Хроника, II. С. 440). Сохранилась расписка о получении Цветаевой денег.Расписка
Париж, 1933 года Июня 10 дня выдал эту расписку Правление Союза русских литераторов и журналистов в том, что сего числа получал<а> от него ссуду в сумме ста пятидесяти франков, каковую обязуюсь возвратить Союзу при первой возможности. По доверенности матери своей Марины Цветаевой дочь ее. Ариадна Эфрон (СС-6. С. 665). (обратно)211
Бальмонты. — Поэт К.Д. Бальмонт и его жена, Елена Константиновна Цветковская (см. коммент. 9 к письму к В.Н. Буниной от 11 февраля 1935 г.). (обратно)212
Удостоверения личности (фр). (обратно)213
Каждый иностранец, живущий во Франции, обязан был иметь carte d’identité. Эти карты были трех видов: 1) в 100 франков, 2) в 20 франков, 3) бесплатная (выдавалась «участникам великой войны, состоявшим в рядах французских полков»). Без свидетельства от Союза писателей Цветаева с мужем могли получить только удостоверение первого вида, так как на удостоверение за 20 франков имели право лишь «1) студенты или учащиеся учебных заведений не профессионального характера. <…> 2) журналисты и писатели, состоящие в союзе иностранной прессы журналистов, или в соответствующих синдикатах». Carte d’identité была действительна на два года (Русский альманах. Под ред. кн. В. А. Оболенского и Б.М. Сарача. Paris. 1930. С. 69). (обратно)214
В итоге заключительная часть «Живого о живом» («Макса Волошина в Революцию…» и «Последнее видение», всего 3 ½ журнальные страницы) была напечатана. (обратно)215
О единственном за 1933 г. (20 апреля) вечере М. Цветаевой см. коммент. 3 к письму Цветаевой к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 3 апреля 1933 г. (обратно)216
Датируется условно по расположению в черновой тетради и содержанию. Адресовано, по-видимому, какой то молодой французской художнице. (обратно)217
О намерениях Цветаевой отдать сына в Русскую гимназию см. письма к Н.П. Гронскому от начала января, к А.А Тесковой от 7 марта, к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 23 сентября 1933 г. и коммент к ним. (обратно)218
В Посл<едних> Нов<остях> or 16-го июля… «Башня в плюще»… М<ожет> б<ыть> видели? — По-видимому, Цветаева заранее оповещает Тескову о своей публикации (письмо датировано 5 июля). Не исключено также, что дата 5 июля проставлена Цветаевой ошибочно, а письмо было написано позже. (обратно)219
См. коммент. 10 и 11 к письму Б.П. Пастернаку от 27 мая 1933 г. (обратно)220
Фамилия и адрес отправителя (фр.). (обратно)221
Корректура второй части очерка «Живое о живом» (Современные записки. 1933. № 53). (обратно)222
Речь идет об эпизоде в «Живое о живом», связанном с В.Ф. Ходасевичем и поэтессой Марией Паппер. См. очерк (СС-4) и письмо к В.Ф. Ходасевичу от 12 июля 1933 г. (обратно)223
«Прекрасная роль» (фр.). (обратно)224
<подчеркнуто два раза. (обратно)225
«Автором лже-воспоминаний» назвала Цветаева Г. Иванова в письме к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 31 мая 1931 г. (Письма 1928-1932. С. 472). Имелись в виду его мемуарные очерки, составившие книгу «Петербургские зимы» (Париж: Родник. 1928). Но раз он на меня нарвался — и ему досталось по заслугам. — Имеется в виду публичное чтение Цветаевой 30 мая 1931 г. очерка «История одного посвящения». См. указ. письмо к С.Н. Андрониковой-Гальперн. (обратно)226
Пневматическая почта (фр.). (обратно)227
См. письмо к В.В. Рудневу от 19 июля 1933 г. и коммент. 3 к нему, а также «Живое о живом» (СС-4). (обратно)228
Корпоративный дух (фр.). (обратно)229
В хорошей роли (фр.). (обратно)230
М.В. Вишняк, — См. о нем. коммент. 24 к письму Ю.П. Иваску от 4 апреля 1933 г. См. также письмо к нему (Письма 1924-1927). …убежденный, что все поэты «немножко не того»… — См. указ. письмо к В.В. Рудневу и коммент. 2 к нему. (обратно)231
Один из двух примеров «поэзии» Марии Паппер, из ее сборника «Парус», цитируемых Цветаевой в «Живое о живом» (СС-4. С. 208). (обратно)232
Историю взаимоотношений М. Цветаевой и В. Ходасевича см., например, вступительную статью С. Карпинского к его публикации писем Цветаевой (Новый журнал. 1967. С. 102–109), публикацию Л. Мнухина «Марина Цветаева и Владислав Ходасевич: новые материалы» (в сб. «Русскоязычные писатели в современном мире». Под науч. ред. М. Полехиной Вена, 2014. С. 52–57) и др. (обратно)233
Ходасевич жил в предместье Парижа Булонь-Бийянкур. Переезд Цветаевой в Булонь не состоялся (см. письмо к В.В. Рудневу от 3 октября 1933 г.). (обратно)234
См. письма к В.В. Рудневу от 11 июля и В.Ф. Ходасевичу от 12 июля 1933 г. (обратно)235
…с Вишняком у меня никакой давности… — См. коммент 24 к письму к Ю.П. Иваску от 4 апреля 1933 г. (обратно)236
Воспоминания В.Ф. Ходасевича о встрече с Марией Паппер были опубликованы в газете «Возрождение» (1935. 10 янв; «Неудачники. Из воспоминаний»). Автор воспоминаний предварил их словами: «…пересказ Цветаевой вышел неточен — не по ее вине: я рассказывал Волошину, Волошин ей — да и то было, по крайней мере, лет пятнадцать тому назад». (обратно)237
Ср. у В.Ф. Ходасевича: «Мы же с Цветаевой <…> выйдя из символизма, ни к кому и ни к чему не пристали, остались навек одинокими, „дикими“» («Младенчество» — Возрождение. 1933. 12 окт.). (обратно)238
См. перевод на с. 85. — Корпоративный дух (фр.). (обратно)239
См. статью В.Ф. Ходасевича «О Верстах» (Современные записки. 1926. № 29), а также коммент. к письму к 11.11. Сувчинскому и Л.П. Карсавину от 9 марта 1927 г. (Письма 1924–1927). (обратно)240
Слова Роксаны из 4-го акта комедии Э. Ростана «Сирано де Бержерак» в переводе Татьяны Львовны Щепкиной-Куперник (1874-1952). (обратно)241
…сама раскрывала окно и дверь от его астмы. — См. в очерке «Живое о живом» (СС-4. С. 164): «У меня астма, и я совсем не переношу низких потолков, знаете, задыхаюсь». Осторожно свожу по узкой мезонинной лестнице. В зале — совсем пустой и ледяной вздыхает всей душой и телом и с ласковой улыбкой, нежнейше: «У меня как-то в глазах зарябило — от звезд». (обратно)242
Речь идет о стихотворном цикле «Стол» (см. СС-2). (обратно)243
Акт выпускных экзаменов в Русской гимназии состоялся 3 июля под председательством профессора Сорбонны Ж. Легра. Из 26 абитуриентов аттестатов зрелости удостоен 21 человек (Последние новости. 1933. 5 июля). (обратно)244
С некоторой долей вероятности можно предположить, что за именем Женя скрывается «молодой собеседник» Цветаевой, Евгений Сталинский. См. письмо к А.А. Тесковой от 31 августа 1935 г. и коммент. 3 к нему. (обратно)245
Датируется по расположению в черновой тетради. (обратно)246
Ибо где я согнут — я солган… (Перевод с нем. М. Цветаевой.) — См. коммент. 1 к письму к А Э. Берг от 4 марта 1935 г. (обратно)247
Ср. в письме к Р.Н. Ломоносовой от 29 августа 1931 г.: «Мне еще цыганка в Москве, в грозу, помню ее руку в серебре, вцепившуюся в мою — тогда восемнадцатилетнюю — говорила: — Линий мало: мало талону — (Талан, по-народному, везение, удача, „счастье“)» (Письма 1928-1932. С. 492). (обратно)248
Маклакова Мария Алексеевна (1877/79-1957) — общественная деятельница. В эмиграции во Франции с 1917 г. Одна из основательниц Русской гимназии и Париже (1920). Председатель Попечительского совета гимназии. О Русской гимназии см. коммент. 4 к письму к А. А. Тесковой от 7 марта 1933 г. (обратно)249
В.С. Гриневич вела в Русской гимназии подготовительный класс. За несколько дней до отправки этого письма Георгий Эфрон (видимо, не без помощи матери) подготовил письмо (и отослал?):«Cl<amart> Seine 10, rue Lazare Carnot 10-го июля 1933 г.
Милая Вера Степановна, Я очень рад поступить в гимназию. Мне кажется, что мне там будет интересно, п<отому> ч<то> я никогда не был в наст<оящей> школе. Я всегда что-н<и>б<удь> переписываю, и занимаюсь арифм<етикой> с папой, и учу стихи. Мои любимые стихи „Возд<ушный> корабль“ Лермонтова. А моя любимая русская книга — это Дневник Мурзил<ки>». До свидания. Кланяюсь Вам. Георгий Сергеевич Эфрон».
«Дневник Мурзилки». — Детское дореволюционное издание под названием «Дневник Мурзилки. Повесть-сказка о путешествиях, странствованиях, шалостях и проказах маленьких лесных человечков» (СПб., М.: М.О. Вольф, [1913]). (НЗК-2. С. 413, 509). (обратно)
250
Датируется по содержанию. (обратно)251
См. письмо к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 3 апреля 1933 г. и коммент. 3 к нему, а также письмо В.В. Рудневу от 3 октября 1933 г. (обратно)252
…terme… (от греч. therme — тепло, жар) термы — общественные бани в Древнем Риме, включавшие в себя также парильни, залы для спорта, собраний, библиотеку и др. Полы и стены были выложены плитами из мрамора. Рима Цезарей и Рима Пап… — в термах собиралась императорская знать, изысканная публика. В XVI в. развалины одной из крупнейших римских бань по распоряжению Папы Римского были реставрированы, затем превращены в церковь Санта-Мария дель Анджели. (обратно)253
Какое жуткое слово terme… Дантовское слово. — Возможно, имеются в виду события начала XIV в., когда Данте в период своего пребывания в Риме был приговорен к сожжению враждебной ему политической партией. (обратно)254
Цветаева к этому времени начала писать воспоминания «Дом у Старого Пимена». Общая для нее и В.Н. Буниной тема из их прошлою нашла отражение в их возобновившейся после некоторого перерыва интенсивной переписке Возможно, перед этим, в начале 1933 г., Цветаева и Бунина уже обменялись письмами после перерыва. Иначе, в связи с началом данного письма Цветаевой, трудно объяснить тот факт, что в письме от 23 января 1933 г. В.Н. Бунина сообщает своей подруге Т.И. Алексинской: «У меня новая дружба в письмах с Мариной Цветаевой, — все бывает на свете» (Возрождение. 1963. № 133. С. 86). Получив письмо, В.Н. Бунина 20 августа записала в дневнике: «От Цветаевой письмо <…> Хочет написать об Иловайских и своем доме. Просит у меня материалов. По ее вопросам сужу, что у нее материала мало и многие легенды Я уже отослала ей 2 письма…» (Устами Буниных: Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны и другие архивные материалы: В 3 т. Под ред. М. Грин. Т. 2. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1981. C. 289). (обратно)255
Муромцев Николай Андреевич (1852–1933) — член Московской городской управы. (обратно)256
Муромцев Сергей Андреевич (1850-1910) — юрист, профессор Московского университета, общественный и государственный деятель, председатель 1-й Государственной Думы. (обратно)257
Иловайская Варвара Дмитриевна (1858–1890) — первая жена И.В. Цветаева (свадьба состоялась в Москве 23 июня 1880 г.), дочь Д.И. Иловайского. (обратно)258
В очерке Цветаевой «Дом у Старого Пимена» этот вопрос не нашел отражения. (обратно)259
Иловайский Дмитрий Иванович (1832–1920) — историк, общественный деятель консервативного толка, публицист, педагог. Автор учебников по всеобщей и русской истории (выдержали более 150 изданий!). Издатель православно-патриотической газеты «Кремль». В 1918 г. был арестован большевиками. Цветаева ходатайствовала о его освобождении (подробнее см. в очерке «Дом у Старого Пимена»; СС-5). (обратно)260
Адлер Анна Александровна (1856–1924) — просветительница, книгоиздатель, редактор и педагог, член комитета Музея прикладных знаний, известная в Москве благотворительница. Впервые в России выпустила книги для слепых по системе Луи Брайля, открыла типографию и библиотеку для слепых. Ее имя («большая филантропка») упоминается в одном из писем И.В. Цветаева за 1899 г. (См. в кн.: История создания музея в переписке профессора И.В. Цветаева с архитектором Р.И. Клейном и других документах (1896–1912): В 2 т. T. 1. М.: Сов. художник, 1977. С. 90). Крестная мать сына В.Д. и И.В. Цветаевых — Андрея. (обратно)261
Муромцева Ольга Сергеевна (Шарвина-Муромцева, в замуж. Родионова) — врач. (обратно)262
См. выше коммент 6. (обратно)263
Здесь и далее см. очерк «Дом у Старого Пимена» (СС-5). (обратно)264
Мейн Мария Александровна (1868–1906) — вторая жена И.В. Цветаева, мать Марины и Анастасии Цветаевых. (обратно)265
Мейн Александр Данилович (1848–1899) — публицист. Писал статьи по экономическим и политическим вопросам. Публиковался в московской галете «Русские ведомости» и петербургских изданиях, заведовал московским отделением газеты «Голос». Перевел на французский один из томов «Истории Петра Великого» Н.Г. Устрялова, Был постоянным членом Комитета по устройству Московского музея прикладных знаний (ныне Политехнический), Комитета по устройству Музея имени императора Александра III (ныне Музей изобразительных искусств им. А С. Пушкина). Первым браком был женат на Марии Лукиничне Бернацкой (1841–1868), от этого брака родилась дочь Мария, ставшая впоследствии женой И.В. Цветаева. (обратно)266
Валерия — Цветаева Валерия Ивановна (в замужестве Шевлягина; 1883–1966), единокровная сестра М. Цветаевой. Вы ведь были его любимой слушательницей? — Об этом факте составителям ничего не известно. Что касается лекций И.В. Цветаева, то вот как их описывает один из его учеников Д.С. Недович: «…Курсы его отличались необыкновенным разнообразием: он читал римское искусство — и перед глазами слушателей возникало постепенное развитие форм античного храма и развертывались картины восстановленных Помпей с их богатой и яркой жизнью форума и терм; он читал искусство Древнего Востока — и мы видели сфинксов Египта и крылатых быков Ассирии: он читал искусство христианской эпохи — и мы спускались за ним в катакомбы Рима, изучая гробницы и рассматривая потолки, покрытые росписью; он читал скульптуру Греции — и гипсовые группы как будто оживали перед нами» (Недович Д.С. Цветаев — профессор. Воспоминания ученика. — Известия общества преподавателей графических искусств в Москве. 1913. № 10. С. 386–390. Цит. по: И В. Цветаев создает музей. М.: Галарз, 1995. С. 365). (обратно)267
Всё, что знаете о смерти Нади и Сережи. — См. «Дом у Старого Пимена». (обратно)268
Битва цветов (фр.). (обратно)269
Ольга Дмитриевна Иловайская (1883–1958) — дочь Д.И. Иловайского и А.А. Коврайской, первым браком была замужем за Сергеем Матвеевичем Кезельманом (см. письмо к нему. Письма 1905–1923, а также письмо к В.Н. Буниной от 21 августа 1933 г.), знакомым В.Н. Буниной еще по гимназии. Во втором браке — Матвеева. Жила в Сербии, Германии. В.Н. Бунина поддерживала с ней отношения до самой смерти, помогала ей. (обратно)270
Иловайская Александра Александровна (урожд. Коврайская; 1852–1929) — вторая жена Д.И. Иловайского. Зверски убита грабителями. См. письма к ней (Письма 1905–1923) и очерк «Дом у Старого Пимена». (обратно)271
Цветаева цитирует написанное на открытке письмо своей сестры Анастасии. В записной книжке 27 апреля 1933 г. она отметила: «8-го апр<еля> в Вербную Субботу — почти в Вербное воскресение — в 11 ч<асов> 50 мин<ут> умер от туберкулеза мой единственный брат Андрей (Иванович Цветаев). Только что письмо от Аси» (НЗК-2. С. 382). (обратно)272
Женился Андрей лет девять назад, на польке, с двухлетней девочкой, которой сейчас 11 л<ет>. Собственной его дочке только два (Примеч М. Цветаевой.) — Брат. — Цветаев Андрей Иванович (1890–1933), единокровный брат М. Цветаевой, искусствовед, музейный работник. Жена его Цветаева Евгения Михайловна (урожд. Пшицкая, по другим сведениям Пчицкая: 1895–1987) — агроном, библиограф. (обратно)273
Цветаева Инна Андреевна (1931–1985) — агроном, кандидат биологических наук. (обратно)274
У Аси, вышедшей замуж 16-ти л<ет>, сын Андрей, 29 лет, инженер. Работает на Урале. Хороший сын и юноша. (Примеч. М. Цветаевой.) (обратно)275
Падчерица Андрея Цветаева — Лилеева Ирина Александровна (1921–1983) — дочь Е.М. Цветаевой от первого брака. Специалист по французской литературе. (обратно)276
А.Ф. Даманская — см. письмо к А.А. Тесковой от 7 марта 1933 г. и ком-мент. 1 к нему. (обратно)277
«Ни камень, ни уголь Не могут жечь так горячо» (нем.). (обратно)278
Начальная строка стихотворения Б. Пастернака «Клеветникам» (1917). (обратно)279
Начальная строка стихотворения без названия Н. Гумилева (1913). (обратно)280
В парижской газете «Россия и Славянство» были опубликованы воспоминания H Н. Буниной «У Старого Пимена» (1931, 14 февр). (обратно)281
…огорчена смертью Вашего отца… — Н А. Муромцев См. коммент. 2 к предыдущему письму. (обратно)282
Роман (1915-1916) индийского писателя Р. Тагора (1861–1941). (обратно)283
Трухачев Борис Сергеевич (1892–1919), первый муж А.И. Цветаевой, умер в возрасте 27 лет от тифа. См. письмо к нему (Письма 1905-1923). (обратно)284
Второй ее муж — Минц Маврикий Александрович (1886–1917) — инженер. Сын Алеша (1916-1917). (обратно)285
Шевлягин Сергей Иасонович (1882-1965) — преподаватель латыни. (обратно)286
Воспоминания Цветаевой о М. Волошине «Живое о живом», опубликованные в № 52, 53 за 1933 г. «Современных записок» (СС-4). (обратно)287
Цветаева послала свою рукопись воспоминаний о Д.И. Иловайском в Латвию, в ежедневную газету «Сегодня», выходившую в Риге под редакцией известного журналиста Максима Ипполитовича Ганфмана (1872-1934) (НП. С. 514). См. письмо к В.Н. Буниной от 28 августа 1933 г. (обратно)288
Святая Елизавета — мать Иоанна Предтечи, двоюродная тетка девы Марии, первая узнала в ней Матерь Божию (библ.). (обратно)289
Исаев — лицеист из Петербурга, знакомый В.Н. и И.А. Буниных (1909). (О нем см. в кн.: Муромцева-Бунина В.Н. Жизнь Бунина. Беседы с памятью. М.: Сов. писатель, 1989. С. 444, 445.) (обратно)290
«Священный трепет» (нем.). (обратно)291
Милюков Павел Николаевич (1859-1943) — политический деятель, историк, публицист. Редактор «Последних новостей». (обратно)292
Очерк «Музей Александра III» был опубликован в «Последних новостях» I сентября 1933 г. (См. СС-5). (обратно)293
Цветаева получила, наконец, воспоминания В.Н. Буниной о семье Иловайских. См. письмо к В.II. Буниной от 19 августа 1933 г. и коммент. 3 к нему. (обратно)294
Церковь Преподобного Пимена в районе М. Дмитровки. Разрушена в 1932 г. (обратно)295
Церковь Флора и Лавра была расположена на Мясницкой улице. Разрушена в 1933 г. (обратно)296
«Кремль» газетно-журнальное издание, выходившее в Москве в 1897–1916 гг. Его издателем и редактором был Д.И. Иловайский. См. коммент. 6 к письму к В.Н. Буниной от 6 августа 1933 г. (обратно)297
В доме Д.И. Иловайского на одной из дверей висел охотничий рог, которым хозяин сзывал гостей на трапезу. Роландов рог — Роланд (ум. 778) — рыцарь Карла Великого, по преданию, погибая в неравной схватке с врагами, затрубил в рог; Карл его услышал и отомстил врагам. В 1921 г. Цветаевой было написано стихотворение «Роландов рог» (СС-2). (обратно)298
С.М. Волконский. Мои воспоминания: В 2 т. Берлин: Медный всадник, 1923. См. также статью «Кедр» (СС-5). (обратно)299
Эрио — правильно: Эррио Эдуар (1872 1957) — лидер французской партии радикалов. Бальбо Чезаре (1789-1853) итальянский политик, писатель Был лидером национальной партии Росси Пеллегрино (1787-1848) во времена февральской революция во Франции министр внутренних дел, полиции и финансов. Отличался крайней реакционностью, был убит революционерами. (обратно)300
Воспоминания В.Н. Буниной о ее дяде, С.А. Муромцеве (см. коммент. 3 к письму к В.Н. Буниной от 6 августа 1933 г.) были напечатаны в «Последних новостях» (1931, 9 мая). (обратно)301
Русский дом. — Дом престарелых под Парижем. …трем старушкам. — Бернацкие: мать Аделаида Степановна (1850–1938), дочери: Евгения Михайловна (по мужу Васьянова; 1876 1893); Ольга Михайловна (по мужу Гарязина; 1872–1966). (обратно)302
Газета под названием «Голос» выходила в Санкт-Петербурге. А.Д. Мейн был ее московским обозревателем. Заведовал также неофициальной частью «Московских губернских новостей». См. коммент. 12 к письму к В.Н. Буниной от 6 августа 1933 г. (обратно)303
…«места нашего будущего упокоения»… — Сент-Женевьен-де-Буа (Sainte-Geneviève-de-Bois), где находится главное кладбище русской эмиграции. Мразовский. Правильно: Мрозовский Иосиф Иванович (ок. 1848-1934). (обратно)304
Воспоминания Цветаевой о Д.И. Иловайском в «Последних новостях» напечатаны не были. (Опубликованы в 1934 г. в «Современных записках», № 54.) (обратно)305
Полно, не всегда легенда лжет!
Иногда мечта менее обманчива, чем документ… (фр.)
306
Бернацкие — старинный дворянский род шляхетского происхождения, был внесен в одну из частей книги княжеских родов Смоленской губернии. (обратно)307
Девять писем с десятым невозвращенным и одиннадцатым полученным (фр.). — См. СС-5. (обратно)308
См. коммент. 5 к письму к В.Н. Буниной от 21 августа 1933 г. (обратно)309
Анна Александровна Вырубова (урожд. Танеева; 1884–1964), автор воспоминаний «Страницы моей жизни» (Берлин: Изд-во О, Дьяковой, б.г.) и дневников «Фрейлина ее величества» (Рига: Ориент, 1928). (обратно)310
По-видимому, имеется в виду копия скульптуры «Давид» (1501–1504) работы Микеланджело Буонарроти (1475–1564). (обратно)311
О мемуарах Г.В. Иванова см. очерк «История одного посвящения» (СС-4) и письмо к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 31 мая 1931 г.. (обратно)312
См. «Дом у Старого Пимена» (СС-4), а также в заметке А.И. Цветаевой «Плоды и корпи» (Звезда. 1979. № 4. С. 188). (обратно)313
Вкратце (фр.). (обратно)314
…травили в печати за «казармы» и слишком тонкие колонки. — Музей после открытия пользовался огромным успехом. Однако были и те, кто критиковал создателей за излишнюю помпезность здания. Говорили, что колонны фасада слишком тонки… На это Цветаев отвечал: «Неужели колонны тонки? А по-моему — как раз…» (Смирнов А. Иван Цветаев. История жизни. СПб.: Вита Нова, 2013. С. 307–308). Но, говоря о «травле», М. Цветаева, скорее всего, имела в виду нашумевшую статью известного искусствоведа Павла Павловича Муратова (1881–1950) «Музей изящных искусств в Москве», опубликованную в сентябре 1912 г. в «Аполлоне», одном из ведущих художественных журналов России (№ 9. С. 43–49). Статья практически полностью отрицала и идею музея, и ее реализацию, изобиловала резкими выражениями: «ненужно преувеличенный размер здания», «фасад — малая архитектурная удача», «дисгармоническое впечатление», «колоссальная трата денег, труда и отличного камня, не давшая даже никакой роскоши», «необычайно безотрадные, некрасивые по окраске стены» и т. д. «Итог статьи сводился к следующему: Музей изящных искусств в Москве есть пустая трата денег, времени и сил. Вместо бессвязного набора слепков во дворце нужен был толковый и скромный университетский музей подлинников» (Смирнов А. С. 310). Других статей, подобных опусу Муратова, нами обнаружено не было. (обратно)315
См. письмо к В.II. Буниной от 21 августа 1933 г. и коммент. 1 к нему. (обратно)316
Мильруд Михаил Семенович (1883–1942) — журналист, член редколлегии и ответственный редактор (с 1924 г.), в 1934–1939 гг. главный редактор газеты «Сегодня». (обратно)317
Губка, гриб (нем.). (обратно)318
Оставим это (нем.). (обратно)319
См. письма к В.В. Рудневу. (обратно)320
«Дом живых людей» (фр.). — Роман французского писателя Клода Фаррера (наст, имя Фредерик-Шарль-Эдуар Баргон; 1876–1957). «Много позже прочтя Фарреровских „Hommes vivants“, — писала Цветаева в очерке об Иловайском, — я (прости меня Бог, ибо что — грех) не вспомнила, а глазами увидела Д<митрия> И<вановича>. Книга, в ее страшности, груба. Столетние старики в какой-то каменной пустыне подстерегают и зазывают молодых путников и выкачивают из них кровь, которой живут» и т. д. (СС-5. С. 111). (обратно)321
Присказка из русской народной сказки «Медведь-липовая нога». (обратно)322
Бенуа Александр Николаевич (1870–1960) — русский художник, историк искусства. С 1926 г. жил во Франции. (обратно)323
Музей изящных искусств имени Александра III был открыт 31 мая 1912 г. (обратно)324
«Поэма о Царской Семье» (СС-5). (обратно)325
Дело общее (фр.). (обратно)326
См. коммент. 4 к письму к В.Н. Буниной от 21 августа 1933 г. (обратно)327
И.П. Демидов — см. письмо к нему. (обратно)328
«Открытие музея» было напечатано в парижском журнале «Встречи». 1934. № 2 (СС-5). (обратно)329
Волконский Сергей Григорьевич (1788 I 865) — декабрист, участник Отечественной войны 1812 г. (обратно)330
В январе 1933 г. Цветаева вновь сменила свой адрес. Она переехала в Кламаре на другую улицу — Lazare Carnot. Вероятно, Н. Вундерли-Фолькарт прислала Цветаевой новые издания Рильке. (обратно)331
О непринятии «Последними новостями» очерка об Иловайском см. письмо к В.Н. Буниной. 21 августа 1933 г. (обратно)332
…очень страшный конец его жены — как в страшном сне. — См. коммент. 9 к письму к В.Н. Буниной от 6 августа 1933 г. (обратно)333
Вероятно, речь идет об откликах на публикацию очерка «Мутей Александра III» (Последние новости. 1933. 1 сент.). В.В. Руднев писал Цветаевой: «…о Музее читал с большим интересом в „Посл<едних> Нов<остях>"» (См. письмо к В.Н. Буниной от 12 сентября 1933 г.). Опубликованною отклика И.А. Бунина на очерк Цветаевой обнаружить не удалось. О положительном отзыве Бунина на него Цветаевой могла написать В.Н. Бунина. (обратно)334
Полужирным шрифтом выделен вставной комментарий М. Цветаевой. (обратно)335
Кузьмина-Караваева Елизавета Юрьевна (урожд. Пиленко, по второму мужу Скобцова, в монашестве Мать Мария; 1891–1945) — поэтесса, мемуаристка, автор нескольких эссе, общественный деятель, С 1919 г. в эмиграции, в 1932 г. постриглась в монахини. Участница французского Сопротивления. Погибла в газовой камере немецкого концлагеря Равенсбрюк. (обратно)336
Победоносцев Константин Петрович (1827–1907) — русский государственный деятель, юрист, обер-прокурор Синода в 1880–1905 гг. Преподавал законоведение и право наследникам престола — будущим императорам Александру III и Николаю II. (обратно)337
Писатель С.Т. Аксаков (1791–1859), член-корреспондент Российской Академии Наук. (обратно)338
Что имела в виду Цветаева, когда писала о «всего одном доме» в Булони, не совсем понятно. В этом предместье Парижа с начала 1920-х гг. находилась довольно представительная русская колония. Здесь жили В. Ходасевич, философ Л. Шестов, князь Феликс Юсупов, скульпторы Жак Липшиц и О. Мещанинов и др. (обратно)339
Вероятно, Цветаева имеет в виду автобиографические «Мысли о России» Ф.А. Степуна, публиковавшиеся в «Современных записках» с перерывами с 1923 по 1928 г. (9 номеров). (обратно)340
Т. е. с очерком «Живое о живом». (обратно)341
Следы письма А.И. Цветаевой в бумагах В.Н. Буниной не обнаружены (Н.П. С. 516). Возможно, что отрывки из него Цветаева переписала в тетрадку вместе с неотправленным письмом к В.Н. Буниной (см. письмо к В.Н. Буниной от 5 октября 1933 г.). (обратно)342
Лучше (фр.). (обратно)343
Вторая часть будет куда сильнее… — Цветаева, после решения редакции публиковать очерк, приступила к работе над второй частью под названием «Дом у Старого Пимена». …цветущими умирающими детьми… — дочь и сын Д.И. Иловайского умерли от туберкулеза в возрасте 23 (Надя) и 20 лет (Сережа). (обратно)344
Цветаева собиралась работать над очерком о Блоке («Моя встреча с Блоком» и «Последняя любовь Блока»). В 1934 г. она писала: «Когда буду когда-нибудь рассказывать о Блоке…» («Пленный дух». СС-4. С 241). Замысел Цветаевой подготовить для журнала прозу о Блоке осуществлен не был. См. также письма В.В. Рудневу от 15 января и 14 мая 1935 г. (обратно)345
В течение 1933 г. в газете «Последние новости» были опубликованы «Башня в плюще» (16 июля), «Музей Александра III» (1 сентября). «Лавровый венок» (17 сентября), «Жених» (15 октября). См. СС-5. (обратно)346
См. письмо к И.П. Демидову от 1933 г. и коммент. 3 к нему. (обратно)347
По-видимому, речь идет о решении С.Я. Эфрона вернуться в СССР. См. также письма к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 12 октября 1933 г. и 6 апреля 1934 г. (обратно)348
Турн унд Таксис Мария, княгиня (урожд. принцесса фон Гогенлоэ-Вальденбург; 1855–1934) — друг и покровительница Рильке. Имя Турн унд Таксис упоминает Цветаева в своем очерке «Башня в плюще» (СС-5). (обратно)349
В 1933 г. в журнале «Das Inselschiff» (№ 3) было напечатано одно письмо Рильке к М. Турн ундТаксис. (обратно)350
Marie von Thum und Taxis-Hohenlohe. «Erinnerungen an Rainer Maria Rilke». München — Berlin-Zurich (1932). («Воспоминания о Райнере Мария Рильке».) Вероятно, за эту книгу (вместе с двумя другими) Цветаева благодарила Н. Вундерли-Фолькарт в письме от 7 сентября 1933 г. (обратно)351
Имеется в виду книга: Lou Andreas-Salome. Rainer Maria Rilke. Leipzig, 1928. Андреас-Саломе Лу (урожд. Луиза фон Саломе; 1861–1937) — немецкая писательница. (обратно)352
По-видимому, речь идет о рождении внука Н. Вундерли-Фолькарт. (обратно)353
Е.А. Извольская. Речь идет об организации ею материальной помощи Цветаевой. (обратно)354
Предположительно? (Примеч. М. Цветаевой.) (обратно)355
См. письмо к В.Н. Буниной от 5 октября 1933 г. (обратно)356
…комитет помощи мне свое существование прекратил… См. коммент. 3 к письму к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 3 апреля 1933 г., а также письмо Б.К. Зайцеву от 31 января 1933 г. и коммент, 4 к нему. (обратно)357
Шесть дней (фр.). (обратно)358
Шесть секунд (фр.). (обратно)359
Т.е. очерк «Открытие музея», не принятый «Последними новостями». См. коммент. 11 к письму к В.Н. Буниной от 28 августа 1933 г. (обратно)360
Свое намерение сделать эти слова из стихотворения И.С. Тургенева «Как хороши, как свежи были розы…» эпиграфом к «Дому у Старого Пимена» Цветаева не осуществила. (обратно)361
А.И. Цветаева. (обратно)362
Т. е. героини повести И.С. Тургенева «Ася». (обратно)363
В 1933 г. Ремизов и его жена Серафима Павловна переехали на квартиру по адресу: 7, Rue Boileau, 16е. В ней писатель прожил до конца своих дней. (обратно)364
Е.И. Ширинская-Шихмагова. См. о ней письмо к В.Н. Буниной от 24 октября 1933 г. и коммент. 4 к нему. (обратно)365
«Дом у Старого Пимена». (обратно)366
Имеются в виду оттиски двух частей «Живою о живом» (№ 52 и 53 «Современных записок»). (обратно)367
См. коммент. 1 к письму к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 23 сентября 1933 г. (обратно)368
…один все время просит переводов… — лицо неустановленное. …другая, жена инженера, настоящего… — речь идет, вероятнее всего, об инженере-химике Романченко Николае Тимофеевиче (1902–1987) и его жене Марии Ивановне. Уехали из Парижа в 1933 г. (обратно)369
…я решительно не еду, значит — расставаться, а это (как ни грыземся!) после 20 л<ет> совместности — тяжело. — Сергей Яковлевич тоже болезненно относился к разрыву с семьей из-за своего отъезда в СССР. В письме от 31 октября 1933 г. к сестре Лиле он делился своими переживаниями: «Отъезд для меня связан с целым рядом трудностей порядка гл<авным> образом семейного. Будь я помоложе — насколько бы мне все это было бы легче. В ужасный я тупик залез. И потом у меня с детства страх перед всякими „роковыми“ решениями, к<отор>ые связаны не только с моей судьбой. Если бы я был один!!!!! В Россию я поеду один» (НИСП С. 356–357). (обратно)370
«Я беглец» (фр.). (обратно)371
…уже раз уехала. — Имеется в виду отъезд Цветаевой за границу к мужу в мае 1922 г. «Je Suis un évade». Речь идет о фильме американского режиссера Мервина Ле Роя (1900–1987). Фильм был снят в 1932 г. (обратно)372
См. коммент. 2 к письму к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 15 мая 1933 г. (обратно)373
Туда и обратно (фр.). (обратно)374
Т. е., историю древнего Рима. Галлы — римское название кельтов, населявших территорию Европы между Пиренеями и Альпами, вошедшую в 111 в. до н. э. в Римскую империю. (обратно)375
См. письма к В.Н. Буниной. (обратно)376
Куэ Эмиль (1857-1926) — французский фармацевт и психотерапевт. В частной психотерапевтической клинике в Нанси лечил больных методом, основанным на самовнушении. (обратно)377
Цитата из очерка «Дом у Старого Пимена» (СС-5. С. 117). (обратно)378
Альтенберг Петер (наст. имя Рихард Энглендер; 1859–1919) австрийский писатель. «Как я это вижу» — его первая книга (1896). (обратно)379
«Как я это вижу» (нем.). (обратно)380
В.Н. Бунина записала в дневнике: «Письмо от Марины Цветаевой — страстно-восторженное передо мной в прошлом. Пишет, что у меня „козьи глаза“. Леня и Галя согласны. Леня даже пришел в восторг. Ему нравятся ее портреты: „намешано, намешано, а выходит живой человек“» (Устами Буниных. Т. 2. С. 293; Леня — Зуров Леонид Федорович. См. письмо к нему. Галя — Кузнецова Галина Николаевна (в браке Петрова; 1900–1976) — поэт, прозаик. В эмиграции с 1920 г., во Франции с 1924 г. В 1927-1942 гг. (с перерывами) жила в доме И.А. и В.Н. Буниных в Париже и Грассе). (обратно)381
С дерзким взмахом (нем.). (обратно)382
Ширинская-Шихматова Евгения Ивановна (урожд. Зильберберг, в первом браке Сомова, во втором Савинкова, в третьем Ю.А. Ширинская-Шихматова; 1885–1942), жена Б.В. Савинкова, мать Л.Б. Савинкова (см. письмо к нему). В России участвовала в революционном движении. В эмиграции жила во Франции. См. также письмо к В.Н. Буниной от 22 ноября 1934 г. (обратно)383
От фр. type — образец. (обратно)384
Елпатьевский Сергей Яковлевич (1854–1933) — писатель-народник. (обратно)385
О пребывании Цветаевых в Ялте см.: Цветаева А. С. 185–210. (обратно)386
Правильно: Фондаминский. См. коммент, 1 к письму к Г.П. Федотову от 4 марта 1933 г. (обратно)387
Имеется в виду Сара Бернар…все мои «стаканы» — «…мой стакан — через всю террасу — в дерзкую актрису, осмелившуюся обозвать Сару Бернар старой кривлякой…» («Живое о живом». СС-4. С. 190), См. также стихотворение «Даме с камелиями» и коммент. к нему в СС-1. (обратно)388
См. «Мой Пушкин» в СС-5 («Когда мой дед, А.Д. Мейн, поставил ее…» и т. д. С. 72). (обратно)389
Маршак Аким Осипович (1885–1938) — доктор медицины, хирург. Работал во Франко-русском госпитале. Пользовался в Париже большой популярностью. (обратно)390
Бывший Пименовский переулок, переименован в Старо-Пименовский в 1922 г. Трехпрудный переулок — см. письмо к А.А. Тесковой от 20 января 1936 г. (обратно)391
Вере Буниной Бельведер Грасс Первая премия Нобеля женскому благородству и постоянству Марина (фр.). 9 ноября в Париж пришло известие о присуждении И.А. Бунину Нобелевской премии. В этот же день Цветаева отправила телеграмму. (обратно)392
Перемирие (фр.). 11 ноября 1918 г. состоялась капитуляция Германии, что практически означало окончание Первой мировой войны. Этот день во Франции отмечают как национальный праздник. (обратно)393
Письмо Цветаевой продолжение отклика на присуждение И.А. Бунину Нобелевской премии. См. выше телеграмму В.Н. Буниной, а также письмо к А.А. Тесковой от 24 ноября 1933 г. (обратно)394
Заключительные строки из стихотворения «Новой жизни дуновенье…» русской поэтессы Глафиры Галиной (наст. фам. Эйнерлинг; 1873–1942) (сб. «Предрассветные песни», СПб., 1906, С. 54). Кроме стихов, Галина печатала сказки для детей и рассказы, переводила драматические произведения иностранных писателей. После революции эмигрировала. Эти же строки Цветаева приводит в дневниковой прозе «Мои службы», когда описывает трудное возвращение домой после получения на работе мешка с картошкой. «Обратный путь с картошкой. (Взяла только два пуда, третий утаила.) Сначала беснующимися коридорами, потом сопротивляющейся лестницей, — слезы или пот на лице, не знаю.И не знаю, дождь иль слезы
На лице горят моем…
395
Братство (фр.). (обратно)396
Ср. в стихотворении «В час, когда мой милый брат…» («В час, когда мой милый брат Миновал последний вяз взмахов, выстроенных в ряд), / Были слезы — больше глаз…» и т. д.) из цикла «Провода», 7 (1923). (СС-2. С. 179-180). (обратно)397
«За заслуги» (фр.) (обратно)398
Е.И. Ширинская-Шихматова. См. коммент. 4 к письму к В.Н. Буниной от 24 октября 1933 г. (обратно)399
См. коммент. 1 к предыдущему письму. (обратно)400
См. два предыдущих письма и коммент. к ним. (обратно)401
Вставка относится к эпизоду сдачи Цветаевой экзамена в гимназии по истории по учебнику Иловайского: «…Иловайский мне на экзаменах послужил, и не раз. Однажды, раскрыв его учебник, я попала глазами на следующее, внизу страницы, булавочным шрифтом, примечание: „Митридат в Понтийских болотах потерял семь слонов и один глаз“. Глаз — понравился. Потерянный, а — остался! Утверждаю, что этот глаз художественен!..» и т. д. (СС-5. С. 109). (обратно)402
О каких «потерянных» фельетонах пишет Цветаева, неизвестно. Именно три ее публикации появились в «Последних новостях» в сентябре-октябре 1933 г. См. коммент. 1 к письму к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 23 сентября 1933 г. (обратно)403
По преданию, на перстне царя Соломона было написано: «И это пройдет». См. об этом стихотворение Цветаевой «Минута» (СС-2. С. 217). (обратно)404
Датируется по содержанию данного и предыдущего письма (16 ноября четверг). (обратно)405
См. коммент. 3 к предыдущему письму. (обратно)406
Средняя школа в Кламаре (фр.). (обратно)407
Вы мне напомнили Блока, когда он узнал, что у пего родился сын… — Речь идет о сыне литературоведа Павла Сергеевича Когана (1872–1932) и Надежды Александровны Нолле-Коган (1888–1966), близкой знакомой А.А. Блока. Цветаева действительно верила в то, что это сын Блока, и негодовала, когда эту легенду пытались опровергнуть. Еще в 1924 г. она писала Р. Гулю о «блоковском» мальчике: «Вы спрашивали о сыне Блока. Есть. Родился в июне 1921 г., за два месяца до смерти Блока. Видела его годовалым ребенком: прекрасным, суровым, с блоковскими тяжелыми глазами (тяжесть — в верхнем веке), с его изогнутым ртом. Похож — более нельзя. Читала письмо Блока к его матери, такое слово помню: — „Если это будет сын, пожелаю ему только одного — смелости“. <…> Мальчик растет красивый и счастливый, в П.С. Когане он нашел самого любящего отца. А тот папа так и остался там — „на портрете“. Будут говорить „не блоковский“ — не верьте: это негодяи говорят» (Письма 1924–1927. С. 32–33). (обратно)408
Цитата из воспоминаний о Блоке З.Н. Гиппиус «Мой лунный друг» (Окно. Париж. 1923, № 1). См. письмо Цветаевой к М.С. Цетлиной от 31 мая 1923 г., где она дает оценку этим воспоминаниям (Письма 1905-1923. С 560). (обратно)409
Как когда-то Волконский сказал о музыке… — В письме к С.М. Волконскому от 28 марта 1921 г. Цветаева приводит его слова из главы «Музыка» книги «Художественные отклики» (СПб., 1912): «Есть у Вас в главе о Музыке (Существо) — такая фраза: — Конечно, вездесущее достигнутое не победою над пространством, а отказом от пространства… Читаю сначала в точном применении к Музыке. — Формула. Потом уцелевают три слова: Победа путем отказа» (Письма 1905-1923. С. 390). В письме к О.Е. Колбасиной-Черновой от 28 февраля 1925 г. Цветаева снова возвращается к словам Волконского о музыке: «Есть у Волконского точная формула (говорит о упраздненном пространстве в музыке и, сам не зная, о несравненно большем): „Победа путем отказа“» (Письма 1924–1927. С. 168). Ср. также стихотворение Цветаевой «Прокрасться» («А может, лучшая победа…», 1923) (СС-2. С. 199). (обратно)410
Божественная гордость (фр.). (обратно)411
Фондаминская Амалия Осиповна (урожд. Гавронская; 1882–1935) — жена И.И. Фондаминского. (обратно)412
См. письмо к В.Н. Буниной от 27 ноября 1933 г. (обратно)413
См. письмо к В.Н. Буниной от 10 ноября 1933 г. (обратно)414
Желаю счастья! (нем.) (обратно)415
Мужества к счастью (нем.). (обратно)416
Хорошо (нем). (обратно)417
См. августовские письма 1933 г. к В.Н. Буниной. (обратно)418
Статья под названием «Два „Лесных Царя“» была опубликована в журнале «Числа» (1934, № 10). (СС-5). (обратно)419
За предшествующие три года Цветаевой были написаны стихотворные циклы: «Стихи к Пушкину» (7), «Ода пешему ходу» (3), «Стихи к сыну» (3), «Ici-haut» (4), «Стол» (6). См. СС-2. (обратно)420
См., например, письма Ю.П. Иваску от 4 апреля 1933 г., В.В. Рудневу от 19 июля 1933 г. и коммент. 2 к нему, И.П. Демидову от 1933 г. и коммент. 3 к нему. (обратно)421
Цитата из стихотворения М.Ю.Лермонтова «А.О. Смирновой» (1840). (обратно)422
В синеву (нем.). (обратно)423
Серость (нем.). (обратно)424
Чествование И.А. Бунина русскими организациями по случаю присуждения ему Нобелевской премии по литературе состоялось в Париже 26 ноября 1933 г. в Театре Елисейских полей. Со вступительным словом выступил B. А. Маклаков, Б.К. Зайцев сказал о Бунине как писателе и т. д. (Последние новости. 1933. 28 нояб.; Возрождение. 1933, 28 нояб.). (обратно)425
Мережковский Дмитрий Сергеевич (1865-1941) — писатель, критик. В эмиграции с 1920 г., жил в Париже. Цветаева в юности увлекалась его историческими романами. (обратно)426
Посл<едние> Новости, сравнивавшие его стиль с толстовским… — В статье «Искусство Бунина» ее автор, М.А. Алданов, говоря о «технике» создания образов и «волшебстве внешних приемом» в прозе Бунина, приводит схожие примеры из Л.Н. Толстого (Последние новости. 1933. 16 нояб. С. 2). (обратно)427
Жена Мережковского — Зинаида Николаевна (урожд. Гиппиус; 1869 1945) поэтесса, прозаик, критик, публицист. См. письмо Цветаевой к ней (Письма 1924–1927). (обратно)428
Гном (нем.). (обратно)429
Об отношениях между Цветаевой и Буниным подробнее см.: Дэвис Р, Мнухин Л. Цветаева и Бунин // В со.: Марина Цветаева в XXI веке. 2005. C. 22–34. (обратно)430
В.И. Цветаева. (обратно)431
Грасс (Лазурный берег) (фр.). (обратно)432
Не важно понимать, а важно зубрить (фр.). (обратно)433
Письмо написано под впечатлением чествования И.А. Бунина русскими организациями по случаю присуждения ему Нобелевской премии. См. предыдущее письмо. (обратно)434
«Русские часто бывают романтиками» (фр.). (обратно)435
…старый профессор… — французский славист Эмиль Оман (1859 1942), активный участник франко-русских литературных встреч в Париже в конце 1920-х — начале 1930-х гг. На чествовании И.А. Бунина выступил с приветственной речью. (обратно)436
Гофмансталь. «Авантюрист и певица» (нем.). — Гофмансталь Гуго фон (1874–1929) — австрийский писатель. В драме в стихах «Авантюрист и певица» (1899) героиня вынуждена выбирать между вспыхнувшим чувством к барону В. («авантюрист») и искусством. В результате певица остается верна своему призванию. (обратно)437
Предчувствующая либо сочувствующая (нем.). (обратно)438
Надя Иловайская — «…с …Надей я была закадычной подругой в гимназии», писала В.Н. Бунина (Жизнь Бунина. Беседы с памятью. М.: Сов. писатель, 1989. С. 269). (обратно)439
Е.И. Ширинская-Шихматова. См. коммент. 4 к письму к В.Н. Буниной от 24 октября 1933 г. (обратно)440
Письмо (черновик) связано с отказом «Последних новостей» публиковать статью Цветаевой «Два „Лесных Царя“». См. также письма к В.Н. Буниной от 27 ноября 1933 г. и к А. А. Тесковой от 11 декабря 1933 г. (обратно)441
…заново переводят Лесного Царя… — действительно, в Советской России в течение 1933 г. были опубликованы три новых перевода «Лесного царя» Гёте: 1) «Царь Эльфов» («Кто мчится…»), пер. В.П. Коломийцева. — В кн.: Тексты песен Франца Шуберта в эквиритмическом переводе. Л., 1933. С. 23–24. 2) «Лесной царь» («Кто скачет сквозь ветры…»), мер. Б. Ярхо. — В кн.: Гёте И. В. Избранная лирика. М.; Л., 1933. С. 110–111.3) «Кто скачет в ночи сквозь вихри и тьму…». Пер. С. Заяицкого. — В кн.: Гёте И. В. Собр. соч. (юбилейное издание, приуроченное к 100-летию со дня смерти И В. Гёте): В 13 т. Т. 3. М.; Л., 1933. С. 355–356. (обратно)442
…филологической роскошью для немногих читателей. — За первое полугодие 1933 г. «Последние новости» опубликовали ряд статей, посвященных Гёте: Словцов Р. «От Гёте до Кропоткина» (9 февраля), «Гёте и Россия» (4 мая), «Гёте и русский двор» (9 мая, 11 мая); Сазонова Ю. «Миф о Гёте» (1 июля). Что же касается «недоступности» «филологической» статьи Цветаевой для читателей «Последних новостей», то, действительно, редакция в данном вопросе была последовательной. Газета, действительно, публиковала материалы о Гёте в связи с только что прошедшим 100-летним со дня смерти юбилеем, но эти статьи носили популярный характер. (обратно)443
Цитата, приводимая Азовым <…> есть полы… — В статье «Свет и тени» Азов упомянул перевод Б. Ярхо: «Там (в Советской России. — Сост.) предпринимаются на казенный счет такие солидные издания, как новый перевод всей лирики Гёте, и там устаревший и „дряблый“ перевод „Лесного царя“ В.А. Жуковского заменяется в хрестоматиях новым, действительно, бодрым переводом некоего Ярхо. — Мой сын, что ты прячешь лицо под полой? / — Отец! Ты не видишь? Там царь лесной!.. Бодро и область нежелательной мистики ограничена: лесной царь загнан под полу» (Последние новости. 1933. 6 дек). Азов Владимир Александрович (наст, имя Ашкинази; 1873–1948) — писатель, журналист, переводчик Работал переводчиком в издательстве «Всемирная литература». С 1926 г. во Франции. Сотрудничал в «Последних новостях», «Иллюстрированной России». Ярхо Борис Исаакович (1889–1942) — русский филолог, теоретик и историк литературы, переводчик. (обратно)444
Цветаева отвечает на письмо Руднева от 7 декабря 1933 г., предлагающего сделать сокращения в очерке «Дом у Старого Пимена» (речь идет о страницах, посвященных детям Иловайского). «Дорогая Марина Ивановна! Сегодня было собрание редакции. Ваш „Дом у Старого Пимена“ принят к печатанию, — с теми оговорками, которые я и предвидел. Мы просим Вас просмотреть рукопись с точки зрения приведения ее к условному размеру — не более 65.000 печ<атных> знаков (в рукописи сейчас приблизительно 83.000 знаков). Вы вольны сами искать наименее болезненных сокращений. Как сделаете, так и будет. <Далее зачеркнуто: Позволяю себе высказать свое скромное мнение, что их следовало бы произвести не в первых 14 и не в последних 14 страницах. Не знаю, насколько Вам дорога глава 50–58 стр<аниц>, но она носит эпизодический характер>. Простите за несвязное письмо. Пишу его в разных заседаниях, мечусь по городу. Преданный вам В. Руднев P.S. КАК МОЖНО СКОРЕЕ верните рукопись!! Линотипщик мрачен…» (Надеюсь — сговоримся легко. С. 37–38). (обратно)445
Проза поэта — другая работа… — См. письмо к В.А.А. (обратно)446
К началу 1930-х гг. Тургеневская библиотека в Париже, кроме «Вечернего альбома», располагала еще несколькими книгами Цветаевой: «Версты I» (1922), «Царь-Девица» (Берлин, 1922), «Психея» (1923), «Ремесло» (1923), «Мо́лодец» (1924). (Тургеневская общественная библиотека. Каталог по беллетристике. Париж, 1924. С. 119; вып. II, 1929. С. 50.) (обратно)447
Стихи Цветаевой многократно включались, начиная с 1911 г., в различного рода антологии, сборники «Чтец-декламатор», книги для чтения по русской литературе и др. Подробнее см.: Цветаева. Библиография. С. 415–420. (обратно)448
В конце концов «Дом у Старого Пимена» был напечатан без сокращений. В.В. Руднев писал в ответном письме от 14 декабря 1933 г.: «Присылайте рукопись Вашего „Домика у старого Пимена“: согласно Вашему желанию, она будет напечатана полностью. Мне не хочется сейчас говорить относительно содержащихся в Вашем письме упреков и обвинений по адресу редакции „С<овременных> 3<аписок>“. Я не считаю их справедливыми. Но, во всяком случае, в будущем нам совершенно необходимо договориться так, чтобы исключить самую возможность повторения весьма тягостных и для Вас, и для нас положений» (Надеюсь — сговоримся легко. С. 41). (обратно)449
Датируется исходя из даты отправленного письма (см. выше). (обратно)450
Бунинский Бельведер — так звали дом Буниных в Грассе, на юге Франции …лучшей в книге. — Речь, по-видимому, идет о подготовленном к выпуску 54-м номере «Современных записок», корректуру которого Бунин мог получить от редакции для прочтения. (обратно)451
Имеется в виду существовавшая в то время школьная награда — крест за успехи в учебе, который выдавался каждую неделю лучшим ученикам (по прошествии недели крест переходил к следующему отличившемуся ученику). Официально награда называлась «Croix d’honneur» («Крест чести»), но все называли его просто «la croix» («крест»). Выдавалась только в начальных католических школах учащимся в возрасте от 6 до 11 лет. Интересно, что неуспевающие ученики награждались «ослиным колпаком». (обратно)452
Книга шведской писательницы Хильдур Дикселиус (1879-1969). (обратно)453
Рейх (нем.). (обратно)454
Здесь: Лесной Царь (нем). (обратно)455
«Жители Ювика»…: I — Петер Андерс и его род, II — Один (нем.). — Правильно: Olav Duun — Улав Дуун (1876–1939) — норвежский писатель. Цветаева страстно хотела иметь эту книгу и со временем получила ее в подарок. См. об этом письма к Н.А. Гайдукевич от 9 мая 1934 г. и к А.Э. Берг от 13 февраля 1935 г. (обратно)456
См. декабрьское письмо к И.П. Демидову и коммент. к нему. (обратно)457
Читающий и любящий (нем.). (обратно)458
О спорах между Цветаевой и В.В. Рудневым по поводу сокращений очерка «Живое о живом» см. ее майские письма к нему и коммент. (обратно)459
Речь идет об автоматических фотографических аппаратах Photomaton (устанавливались в магазинах и метро, работали при опускании монет в специальную прорезь), созданных в 1920-х гг. в США и нашедших свое применение в Европе к началу 1930-х гг. (обратно)460
Письмо из Кламара (2 января 1934) по желанию М.И.Ц. — сожгла. А. Лескова (чешcк.). (обратно)461
Датировка письма исправлена по содержанию. 1933 г. — описка Цветаевой. (обратно)462
В письме от 31 декабря 1933 г. В.В. Руднев писал: «Вчера Вам была отправлена корректура, и я обязался написать Вам вот о чем. На 8 и 9 гранках у Вас имеются выражения, которые, вопреки установленной Вашей „филосемитской“ репутации, способны, как оказалось, задеть повышенную чувствительность подлинных семитов. Это — там, где Вы говорите об „изуверском“ сердце Иловайского, об „убийственном“ ветхозаветном Боге и что „ненавидящий христианин — это иудей“. Просьба — убрать что можно, а что убрать нельзя — как-нибудь смягчить» (Надеюсь — сговоримся легко. С. 41–42). (обратно)463
В рукописи очерка «Дом у Старого Пимена» у Цветаевой было: «Я еще нигде не сказала о ветхозаветном, изуверском, иудейском сердце Иловайского… Не-ненавидящий иудей есть христианин, ненавидящий христианин есть иудей. Ибо если нет вещей сильнейших крови, то вещь — одна — есть: дух. Если был у Д<митрия> И<вановича> бог — то бог ветхозаветный, убийственный, губительный, бог с засухой из ноздрей и с саранчой за пазухой — тот бог, не наш» (СС-5. С. 119, 669). В «Современных записках» осталось: «Я еще нигде не сказала о ветхозаветном, иудейском сердце Иловайского… Если был у Д<митрия> И<вановича> бог — то бог ветхозаветный, губительный, бог с засухой из ноздрей и с саранчой за пазухой — тот бог, не наш» (1934. № 54. С. 230). (обратно)464
См. ниже письмо к наборщику. (обратно)465
ГНЕЛИ — от глагола гнести (др.-рус.) — жать, давить, теснить. (обратно)466
Управляющий (от фр. — gérant). (обратно)467
Только что начавший выходить в Париже под редакцией Г.В. Адамовича и М.Л. Кантора журнал «Встречи» напечатал в январском номере два стихотворения Цветаевой из цикла «Стол», а в майском — три стихотворения из не принятого «Современными записками» цикла «Ici-Haut». (обратно)468
Набор «Современных записок» производился в типографии «Union» (13, rue Méchain, 14-е), (обратно)469
См. предыдущее письмо. (обратно)470
Датируется условно по содержанию данного и предыдущего письма и с учетом факта, изложенного в следующем комментарии. Кроме того, 5 января — пятница. (обратно)471
В ноябре 1933 г., сразу же после вручения Бунину Нобелевской премии и заявления лауреата, что часть премии будет передана в Союз русских писателей и журналистов для оказания помощи нуждающимся коллегам, при Союзе была создана Комиссия по распределению, в которую вошли Н.К. Кульман, И.И. Фондаминский и В.Б. Ельяшевич. Бунин собирался пожертвовать определенные суммы персонально Б.К. Зайцеву, А.И. Куприну и К.Д. Бальмонту, а также Союзу 10 000 франков для остальных писателей. Эти деньги были распределены согласно списку, в который была включена и Цветаева. См письмо Цветаевой И.А. Бунину от 5 февраля 1934 г. Позже она запишет в своей записной книжке: «Я получила 1000 франков от Фундаминского (Бунина) но пока молчу надеясь сохранить на лето» (НЗК-2. С. 424). (обратно)472
Редакция «Современных записок» устраивала благотворительные вечера (чаще всего в зале Социального музея), на которых выступали с докладами или чтением своих произведений авторы журнала, писатели, политики. Вечер в участием Бунина и Цветаевой, о котором идет речь в письме, проведен не был. (обратно)473
См. письмо к В.В. Рудневу от 4 января 1934 г. и коммент. 2 к нему. (обратно)474
Публикацию «Дома у Старого Пимена» предваряло посвящение: «Вере Муромцевой, одних со мной корней». См. письма Цветаевой к В.Н. Буниной. См. также письмо к В.В. Рудневу от 11 августа 1933 г. (обратно)475
См. коммент. 6 к письму к В.В. Рудневу от 4 января 1934 г. (обратно)476
Осенью 1933 г. сын Цветаевой был определен во французскую школу. См. также письмо к А.А. Тесковой от 24 ноября 1933 г. (обратно)477
В.Н. Бунина. (обратно)478
О двух выброшенных редакцией фразах из рукописи «Дом у Старого Пимена» см. письмо к В.В. Рудневу от 4 января 1934 г. и коммент. 2 и 3 к нему. (обратно)479
Она держала бокал в руке.
Ее подбородок и рот были вровень с его краями (нем.).
480
См. очерк «Пленный дух» (эпизод с Бишеткой) в СС-4 (С. 224–227). (обратно)481
Это меня преследует (фр.). (обратно)482
Здесь письмо обрывается. По-видимому, его окончание потеряно. (обратно)483
Дата проставлена рукой А.А. Тесковой (вероятно, взята с почтового штемпеля на конверте). (обратно)484
О семье М.И. Цветаевой, ее предках ем. письмо к В.Н. Буниной от 6 августа 1933 г. и коммент. к нему. (обратно)485
В банке работал муж подруги Ариадны Наташи Зайцевой — Андрей Владимирович Соллогуб (1906-1996). Возможно, подруги встречались в банке. (обратно)486
ее денег, к<оторы>е будет брать себе целиком. (Примеч. М. Цветаевой.) (обратно)487
…у Гончаровой… — см. письма к Н С. Гончаровой (Письма 1928–1932). Шухаев Василий Иванович (1887–1973) — художник, график, педагог. В эмиграции с 1920 г., в Париже с 1921 г. Держал вместе с художником А.Е. Яковлевым школу-мастерскую. С 1929 г. преподавал живопись и рисунок в Русской школе живописи Т.Л. Сухотиной-Толстой. В 1935 г. вернулся в СССР. (обратно)488
…я — тиран, она — жертва… — См. письмо к А.А. Тесковой от 31 августа 1935 г. и коммент. 1 к нему. (обратно)489
Белый Андрей (наст. имя Бугаев Борис Николаевич; 1880–1934) поэт, прозаик. Известие о его кончине, последовавшей 8 января 1934 г., стало поводом для написания мемуарного очерка «Пленный дух». Опубликован в журнале «Современные записки» (1934. № 55; см. СС-4). (обратно)490
Имеется в виду Степанов Иван Владимирович (ок. 1896–1933) — писатель, правовед, бывший капитан лейб-гвардии Семеновского полка. В эмиграции жил в Бельгии, возглавлял брюссельскую группу евразийцев. Один из основателей эмигрантского журнала «Утверждения». (См. о нем как авторе «Утверждений»: Руднев В. «Утверждения». Современные записки. 1931. № 47. С. 520 524. Руднев обвиняет Степанова в пробольшевизме). Степанов отравился газом в ночь на I января 1934 г. В редакционном предисловии к посмертной публикации его дневниковых записей «Carnets d’un chômeur» («Записки безработного» — фр.) во французском журнале «Esprit» (Париж. 1934. № 17) сообщалось: «…в Брюсселе покончил с собой безработный человек. Он оставил странички Дневника <…> В нем увидят человека, обнаженного перед лицом Системы, которая лишила его всякою желания продолжать жить, внутреннего или внешнего, и у которого даже нет революционных мифов, чтобы создать себе хоть иллюзию спасения» (пер. с фр. В Лосской). (обратно)491
Чемодан рукописей Некоторые из этих рукописей Цветаева безуспешно пыталась пристроить в печать («Лазарет ее Величества», «Обедня» и др). Рассказ «Обедня» был дан ею на прочтение В.В. Рудневу, как редактору «Современных записок». См. письмо к нему от 22 апреля 1936 г. (обратно)492
См. следующее письмо. (обратно)493
Цветаева сообщает о получении книги X. Дикселиус «Дочь священника». См. далее текст данного письма и письмо к А.А. Тесковой от 11 декабря 1933 г. (обратно)494
Людовик XI (1423–1483) французский король с 1461 г. Боролся за трон с собственным отцом и против крупнейших феодалов, реформировал управление государством и армией. Присоединил к Франции ряд областей, в частности герцогство Бургундское, Пикардию, Анжу и Прованс. (обратно)495
Людвиг Эмиль (1881–1948) — немецкий писатель, автор множества беллетризованных биографий великих личностей, в том числе книги «Наполеон» (1906). Эту книгу Э. Людвига («Napoléon». Paris, 1928) в составе оставшейся части своей библиотеки Цветаева привезла в 1939 г, в Москву. (Сб. «Русские писатели в Париже: взгляд на французскую литературу: 1920–1940». Международная научная конференция. М.: Русский путь, 2007. С. 230). (обратно)496
Цветаева благодарит И.А. Бунина за денежную помощь, выделенную ей из Нобелевской премии. См. письмо к В.В. Рудневу от 5 января 1934 г. и коммент. 2 к нему, а также письмо к А. А. Тесковой от 24 ноября 1933 г. и коммент. к нему. (обратно)497
Доклад В.Ф. Ходасевича, посвященный памяти скончавшегося 8 января 1934 г. Андрея Белого, состоялся 3 февраля 1934 г. Стихи А. Белого прочли Н. Берберова и В. Смоленский. (Salle des Sociétés Savantes, 8, rue Danton). (обратно)498
Любовь Димитриевна. — Л.Д. Блок (урожд. Менделеева; 1881–1939) актриса, жена А. Блока. Петровская Нина Ивановна (1884-1928) — писательница, переводчица. См. о ней: «Жизнь и смерть Нины Петровской» (публ. Э. Гарэтто. — Минувшее. Paris: Atheneum, 1989. № 8. С. 7–138). (обратно)499
Ася. — Тургенева Анна Алексеевна (1890–1966) — художница, антропософка, первая жена Андрея Белого. (обратно)500
Состояние Белого после окончательного разрыва с Асей Тургеневой М.И. Цветаева наблюдала летом 1922 г. в Берлине во время своих встреч с ним. Об этом она написала в очерке «Пленный дух» (СС-4). (обратно)501
Очерки В.Ф. Ходасевича о Белом появились в парижской газете «Возрождение» 28 июня и 5 июля 1934 г., а также 27 мая 1938 г. (обратно)502
Штейнер Рудольф (1861–1925) — австрийский философ, основоположник антропософии. (обратно)503
Речь идет о публикации очерка «Дом у Старого Пимена» и посвящении его В.Н. Буниной. (обратно)504
Т. е. у последней императорской четы в России. (обратно)505
«У династии, которой 2600 лет, наконец-то радость» (фр.). (обратно)506
Микадо. — Обозначение в старину верховного правителя Японии. (обратно)507
Речь идет о юбилее Екатерины Константиновны Брешко-Брешковской (1844–1934), которую называли «бабушкой русской революции». (обратно)508
Имеется в виду очерк «Пленный дух» (СС-4). (обратно)509
См. письмо к А.А. Тесковой от 9 апреля 1934 г. и коммент. 1 к нему. (обратно)510
О трудностях, возникших при публикациях прозы Цветаевой в «Современных записках», см. ее письма к В.В. Рудневу. (обратно)511
См. письмо к В.Н. Буниной от 5 февраля 1934 г. и коммент. 1 и 5 к нему. (обратно)512
T.S.F. (Transmission sans fil — передача без проводов — фр.) — радиоприемник. (обратно)513
Артемов Георгий Калистратович (1892–1965) — художник, скульптор. В 1931 г. выполнил портрет Цветаевой (цветная литография). Его жена, Артемова Лидия Андреевна (урожд. Никанорова; 1895–1938) художница. Под именем Георгия Гордеева и Лизы Тураевой чета Артемоных выведена в романе Вениамина Александровича Каверина (1902–1989) «Перед зеркалом» (М.: Сов. писатель, 1972). Там же, под именем Ларисы Нестроевой введена в роман и Марина Цветаева. Роман построен на письмах героини, Лизы Тураевой, к ее другу, сначала студенту, а потом ученому-математику, Карновскому (наст.: Павел Бессонов). Знакомство Цветаевой с Артемовой, судя по этим письмам, произошло в 1927 г. Встречи их были довольно частыми. О них Л. Артемова писала своей приятельнице Ж. Максиола: «Сейчас у нас никого нет в Париже, кроме мадам Цветаевой, которая приходит довольно часто. Мы ходим вместе в лес по грибы — это наше единственное развлечение…» (Ломовская М. Герои Каверина в романе и в жизни. Звезда. 2011. № 8. С. 142), Более подробно Артемова об отношениях с Цветаевой делилась со своим другом. В декабре 1929 г. она писала ему: «Я часто вижусь в последнее время с Нестроевой, и, хотя между нами (я в этом давно убедилась) не может быть женской дружбы, которой мне так не хватает, наши встречи неизменно волнуют меня. Она — человек сложный, и не моего ума дело разбираться в этой сложности, или, вернее сказать, содержательности. Я только чувствую в ней завидную способность становиться вровень со своей поэзией, причем это происходит естественно, само собой. И еще одно: подчас мне кажется, что в ней соединилось много людей — то ссорящихся между собой, то сохраняющих напряженное согласие. Такова же, по-моему, и ее поэзия. Мне она сказала, что все, что я пишу, — Россия, будь то корсиканский пейзаж или интерьер моей мастерской. Все — через свет снега или через Волгу, в том понимании, о котором я тебе когда-то писала. И говорим мы главным образом о России, которую она каким-то чудом увезла в своей бродячей котомке. У нее всё невольно устремлено туда, а всё, что в ней звенит, — оттуда. Звон этот можно принять за колокольный,потому что слышится он откуда-то сверху. И она заражает этой высотой, внушает ее самой своей личностью, быть может, невольно. Но мы много творим и об искусстве, а на днях даже чуть не поссорились. Я сказала, что она счастливее меня, потому что для нее сама русская речь поэзия, а я — если пятно цвета уподобить слову — невольно говорю на всеобщем языке. Она возразила, что набор слов — еще не поэзия, так же как живопись не случайное соединение пятен. И что в нашей нищете и бесправии лучше не равняться „счастьем“…» (Каверин В. С. 296–297). В 1931 г. отношения между ними были прерваны: «Мы поссорились, должно быть навсегда, потому что она не из тех, кто возвращается, а я не из тех, кто просит вернуться. Дело началось со спора, в сущности, отвлеченного. Ей не понравился интерьер, который я пишу, и она сказала мне об этом, может быть, слишком резко. Потом мы вернулись к нашему разговору о „первоначальности“ искусства, и я первая сорвалась, когда она сказала, что недаром было сказано: „В начале было слово“, и что в сравнении с поэзией „все зрительное — второстепенное“. Я стала доказывать обратное, то есть „первоначальность“ живописи, и не нашлась, когда она возразила, что на необитаемом острове художник — только Робинзон, а поэт — бог. Мы обе сильно волновались, но я сдерживалась, а она с каждой минутой становилась все холоднее и резче. Она преклоняется перед Гончаровой, я знала это и уже нарочно сказала, что как раз у Гончаровой-то и нет той первозданности, того „начала начал“, которое свойственно подлинным большим мастерам. Она посмотрела на меня точно оттолкнула, — мне холодно стало от этого взгляда, — и заметила уже почти небрежно, что между Гончаровой и мной уже та разница, что я только подхожу к искусству, а она им одержима, захвачена. Для нее иного выхода нет, а для меня — есть. И тут она беспощадно сказала о моей пирографии, о зонтиках, точно кнутом стеганула по больному месту. Я расплакалась, она тоже — и вскоре ушла, лишь наружно помирившись. Меня потрясло ее презрение…» (Там же. С. 307–308). В уже упомянутом выше письме своей знакомой Артемова назвала Цветаеву «личностью очень интересной, но до чего же трудной, трудной» (Ломовская М. Там же). Сохранился экземпляр сборника Цветаевой «После России», подаренный ею недавно поселившимся в Кламаре Артемовым с дарственной надписью:Стой себе да пой
В небе голубом!
Весело весной
Строить новый дом!
514
Бельгийский Король Альберт I (1875-1934) стал жертвой несчастного случая, занимаясь альпинизмом в Арденнах. (обратно)515
Карсавин Лев Платонович (1882–1952) — историк, философ, богослов. См. письмо к П.П. Сувчинскому и Л.П. Карсавину от 9 марта 1927 г. (Письма 1924–1927). В 1928 г. переехал в Литву, был профессором всеобщей истории Каунасского университета. Его жена, Карсавина Лидия Николаевна (1881–1961) — преподавательница, переехала в Литву к мужу в 1933 г. (обратно)516
Здесь: игроки в гольф; от фр. tée — метка для мяча (в гольфе). (обратно)517
Так в оригинале. Сост. (обратно)518
Популярный двухнедельный парижский журнал (1928–1938). Выходил также под названием «Vu et Lu» («Зрелище и чтиво»). (обратно)519
«Я вижу бельгийский народ в печали и озабоченным: Бельгия поражена в голову…» (фр). — Цветаева пересказывает фрагмент раздела «Menace pour un roi» («Угроза для королей») астрологического прогноза журнала на 1934 г. (Vu. 1933. 27 дек. С. 3). (обратно)520
Высший курс (грамматики) (фр.). (обратно)521
Эллипс! Инверсия! (лингв., фр.). (обратно)522
Наречие (фр.). (обратно)523
Диктант и чтение наизусть (фр.). (обратно)524
Тихий человек (фр.). (обратно)525
Он встает спокойно, / Завтракает торопливо, / В Люксембургском парке часто / Прогуливается поздно, /Газету читает тщательно, / И после того, как ужинает обильно. / К своему товарищу Клидаману / Отправляется беседовать подолгу; / Возвращается, чтобы поужинать скромно, / Идет домой к себе в квартиру, / Говорит Отче наш набожно, / Раздевается медленно, / Ложится в постель спокойно, / И спит очень крепко (фр.). (Учебный пример на наречие в пер. В. Лосской). (обратно)526
— А когда он зарабатывает деньги? (фр.) (обратно)527
Первая строка стихотворения А.А. Фета «Смерти» (1884). (обратно)528
После поездок, связанных с вручением И.А. Бунину Нобелевской премии, и двухнедельного пребывания в Париже Бунины в феврале 1934 г. уехали в Грасс. (обратно)529
Речь идет о Святой Терезе маленькой: Тереза Лизьеская (Мари Франсуаза Тереза Мартен; 1873 1897; канонизирована в 1925 г.), французская монахиня-кармелитка. Автор автобиографической книги «Vie de Ste Thérèse de l’Enfant Yésus écrite par elle-même» («Житие св. Терезы от младенца Иисуса, написанное ей самой»), (Не путать со Святой Терезой (1515–1582) — основательницей ордена кармелитских монахинь.) (обратно)530
«Дело Пранцини» (фр.). (обратно)531
Книга «L'Affaire Pranzini» (Paris, 1934) французского судьи Пьера Бушардона (1870–1950), автора многочисленных книг и публикаций по уголовным делам. Henri Pranzini (Анри Пранцини; 1857–1887) — преступник, совершивший в 1887 г. в Париже чудовищное тройное убийство. Был приговорен к гильотине. Дело привлекло юную Терезу Мартен, будущую святую Терезу из Лизье. Она молилась о том, чтобы преступник перед казнью раскаялся и тем самым избежал бы попадания в ад. В автобиографической книге Тереза Мартен писала: «Моя молитва была исполнена буквально! Несмотря на то, что папа запрещал нам читать какие-либо газеты, я не считала за ослушание чтение тех мест, которые рассказывали о Пранцини. На следующий день после казни мне под руку попадается газета „La Croix“. С поспешностью открываю ее и что же вижу? Слезы выдали мое волнение, и я была вынуждена спрятаться. Без исповеди Пранцини взошел на эшафот и уже собирался просунуть голову в мрачную дыру, когда вдруг, охваченный внезапным озарением, он оборачивается, хватает протянутое ему священником Распятие и три раза прикладывается к нему… А затем душа его отправилась получать милосердный приговор Того, Кто говорит, что на небе более радости об одном кающемся грешнике, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии! (От Луки, 15, 7) Я получила просимый знак, и это было верным подтверждением тех милостей, которые Господь ниспослал мне, чтобы привлечь к молитве за грешников». Цит. по: Святая Тереза младенца Иисуса. История одной души: Автобиографические рукописи. Пер. с фр. Андрея и Ольги Дьячковых. — Revue «Feu et lumière». France. 1994. C. 49. В ноябре 1937 г. Цветаева возвращается к книге св. Терезы, после бегства подозреваемого в преступлении С.Я. Эфрона из Франции в Советский Союз она пишет Ариадне Берг: «Ариадна, я третий день живу этим деревцем и над этим деревцем: оно рядом, у изголовья, вместе с Vie de Ste-Thérèse de l’Enfant Jésus écrite par elle-même — первой книгой которую я стала читать после моей катастрофы — странной книгой, страшной книгой, равно притягивающей и отталкивающей» (СС-7. С. 511). (обратно)532
Речь идет, вероятно, о домашнем исполнении вокальных произведений Ф.А. Гартмана на стихи М. Цветаевой. В 1930-е гг. Гартман обратился к творчеству Цветаевой, написав музыку на ряд ее стихотворений. На одно из них указывает сама Цветаева. Готовясь к возвращению на родину и приводя в порядок свои рукописи, она под стихотворением «Стихи растут, как звезды и как розы…» (1918) делает приписку: «На эти стихи написана музыка Ф. Гартманом — в Париже, приблизительно в 1935 г., и кажется издана (в 1938–1939 гг.)». Второе стихотворение Цветаевой, переложенное на музыку, — «В мое окошко дождь стучится…» (1919) из цикла «Стихи к Сонечке». Ноты романса хранятся в РГАЛИ. Романсы Ф.А. Гартмана на стихи М.И. Цветаевой были исполнены его женой О.А. Гартман 11 декабря 1936 г. на второй выставке Русского музыкального общества за границей (Последние новости. 1936. 18 дек.). (обратно)533
О вечере Цветаевой 15 марта 1934 г., посвященном А. Белому, см. письмо к А. А. Тесковой от 9 апреля 1934 г. и коммент. 1 к нему. (обратно)534
Жена — Ольга Аркадьевна Гартман, часто выступала вместе с мужем на его концертах. (обратно)535
1 февраля 1934 г. Объединенный синдикат шоферов такси в Париже объявил о начале забастовки с требованиями отменить налог на бензин и предусматривать социальное страхование для таксистов, приравняв их законодательно к рабочим. Забастовка, охватившая столицу и ее предместья, проходила с размахом и длилась целый месяц. 28 февраля министр труда принял делегацию шоферов, после чего их требования были удовлетворены. 3 марта работа таксистов была возобновлена (Последние новости. 1934. 2 февр., 1 и 3 марта). В.А. Богенгардт работал шофером такси и принимал участие в забастовке. (обратно)536
Речь идет о старом приемнике, который достался Цветаевой от Артемовых. См. письмо к В.Н. Буниной от 26 февраля 1934 г. (обратно)537
…похороны Короля Альберта… — см. указанное выше письмо к В.Н. Буниной и коммент. 7 к нему. (обратно)538
О ком идет речь, установить не удалось. (обратно)539
У В.А. Богенгардта и его жены Ольги Николаевны (1893–1967) было трое детей: Сергей (р. 1924), Александр (р. 1926) и Ольга (р. 1932). (обратно)540
Вероятнее всего речь идет о московском доме Цветаевых в Трехпрудпом переулке, № 8, где прошло детство, отрочество и юность Цветаевой. Она покинула его в 1911 г. Этому дому и его обитателям посвящены многие ранние стихи Цветаевой: «„Прости“ волшебному дому», «В зале», «Пробужденье» и др. (СС-1). (обратно)541
Об этом Цветаева писала в 1913 г. в своем стихотворении «Ты, чьи сны еще непробудны…», посвященном дому в Трехпрудном: «…Будет скоро тот мир погублен, / Погляди на него тайком, / Пока тополь еще не срублен / И не продан еще наш дом…» (СС-1. С. 196). О судьбе доме в Трехпрудном переулке см. также письмо к А.А. Тесковой от 20 января 1936 г. (обратно)542
…плед, последний подарок отца… — Плед был куплен в известном московском магазине Мюр и Мерилиз в 1913 г. (а не в 1912 г., как пишет Цветаева). См. письмо к В.Н. Буниной от 22 ноября 1934 г. (обратно)543
Фома — человек недоверчивый, не верящий на слово. По библейскому преданию, апостол Фома не поверил в воскресение Иисуса, пока «не увидел на руках Его ран от гвоздей и не вложил перста свои в раны…» (Ин. 20, 25). (обратно)544
Речь идет о Варваре Николаевне, первой жене Д.И. Иловайского. Полных сведений о ней обнаружить не удалось. …тоже Варвара — имеется в виду старшая дочь Д.И. Иловайского, Варвара, первая жена И В. Цветаева. Ей был отдан отцом в 1880 г. в качестве приданного дом в Трехпрудном, ставший потом домом Цветаевых. Об Иловайских см. очерк «Дом у Старого Пимена» и письмо к В.Н. Буниной от 6 августа 1933 г. и коммент. к нему. …тот портрет. — Посмертный портрет Варвары Дмитриевны Иловайской, написанный художником по фотографиям и указаниям И.В. Цветаева. Висел в зале в доме в Трехпрудном. Хранится в Музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина. Наследниками дома в Трехпрудном были дети И.В. Цветаева от первого брака Валерия и Андрей, единокровные сестра и брат Марины и Аси Цветаевых. См. указанное выше письмо к В.Н. Буниной. (обратно)545
Ольга Дмитриевна Иловайская. — См. коммент. 10 к упомянутому письму к В.Н. Буниной. …мне от нее будет за Пимена… — По-видимому, Цветаева опасалась реакции Ольги на некоторые характеристики героев очерка «Дом у Старого Пимена», например, написанное о самой Ольге: «тайная и упрямая», «расточительная» и др. (СС-5. С. 127). (обратно)546
Цветаева вышла замуж за С.Я. Эфрона в январе 1912 г., ее младшая сестра Анастасия в том же году за Бориса Сергеевича Трухачева (1892–1919). (обратно)547
В очерке «Дом у Старого Пимена» Цветаева писала: «Валерия, до сих пор еще не может простить моей матери (†1906 году) замещения в доме ее матери (†1890 году) и, ненавидя ее в наших, с Асей, голосах, лицах, жестах и даже буквах! Ненавидя так, как можно ненавидеть единственно-ненавистное, дважды воскресшее…» (СС-5. С. 135–136). (обратно)548
С.И. Шевлягин. — См, коммент. 7 к письму к В.Н. Буниной от 19 августа 1933 г. (обратно)549
С января 1919 по 1925 г. в помещении бывшего кафе «Домино» (Тверская ул., 18) размещалась сначала эстрада, затем клуб «Всероссийского Союза поэтов», получивший название «Кафе Поэтов». Здание не сохранилось. (обратно)550
У Н. Гайдукевич было двое детей: Юрий (Ежи: р. 1919), экономист, и Елена (р. 1922), врач, затем детская писательница. (обратно)551
Ср. о том же в письме к Андре Жиду в 1937 г.: «Я не белая и не красная, не принадлежу ни к какой литературной группе, я живу и работаю одна и для одиноких существ» (СС-7. С, 644). (обратно)552
18 марта 1934 г. приходилось на воскресенье, а не на понедельник. (обратно)553
Литературные вечера действительно были частым явлением в Париже. Вот пример «обилия» вечеров в середине марта, предшествовавших выступлению Цветаевой: 9 — вечер журнала «Числа» (среди участников М. Цветаева), 10 вечер И.С. Шмелева, 11 — лекция В.В. Вейдле об искусстве, 13 — выступления в различных русских организациях К.В. Мочульского, П.П. Гронского, писателя и журналиста кн. В.А. Барятинского и т. д. (Хроника. II. С. 539–541). (обратно)554
Цветаева отвечает Рудневу на письмо, написанное им на следующий день после ее вечера (15 марта), посвященного А. Белому: Дорогая Марина Ивановна! Поздравляю Вас! Вечер Ваш был очень удачен, — вещь чудесная, и чтица Вы, надо сказать, тоже неотразимая. По своей собственной вине — опоздал только к началу. Очень, очень рад за Вас, — и за «нас», читателей. Не думали ли Вы о том, что, б<ыть> м<ожет>, когда Вы напишете еще о Блоке, — из Ваших вещей, если их напечатать вместе, вышла бы очень интересная книга? Но сейчас — к делам сегодняшнего дня. Надеюсь Ваши воспоминания о Белом (как Вы их назвали?) дадите нам, в «Совр<еменные> Записки»? Прошу Вас об этом, и чем скорее пришлете рукопись, тем лучше: 55-ая книжка уже набирается и должна выйти в конце апреля. Спасибо за «дружеский» билет. Мне ужасно стыдно, но эти дни я был неотрывно <связан> работой <…> — из трех билетов успел продать только один. Деньги сдал в кассе. <…> (Надеюсь — сговоримся легко. С. 45 46). О вечере 15 марта см. также письмо к А.А. Тесковой от 9 апреля 1934 г. (обратно)555
Эти стихи не были приняты журналом для публикации. При жизни Цветаевой не печатались (СС-2). (обратно)556
…первой частью, к<отор>ой Вы не слышали… — из-за опоздания (см. выше). (обратно)557
(Духи в сенях)
Один из нас в ловушке! (нем.)
558
И он освободился! (нем.) (обратно)559
Очень хорошо бы — книгу встреч, — Отклик Цветаевой на предложение Руднева: очерк о В.Я. Брюсове «Герой труда», о Максе (Волошине) «Живое о живом», об А. Белом «Пленный дух». Рукопись о Блоке не сохранилась. (обратно)560
В письме Б.Л. Пастернаку Цветаева писала о Есенине: «Не верю в него, не болею им, всегда чувство: как легко быть Есениным!» (Письма 1924–1927. С. 231). (обратно)561
Ариадне Эфрон в марте 1934 г. шел 22-й год. (обратно)562
На вопрос о разрешении печатать отрывки из очерка о Белом в газете, Руднев в ответном письме разъяснил позицию редакции:Дорогая Марина Ивановна! Отвечаю на Ваше письмо относительно печатания отрывков из рукописи о Белом в «Посл<едних> Новостях». Вот какое у нас правило насчет этого. Из вещи, печатающейся в «Совр<еменных> Зап<исках>», автор может поместить один отрывок в любой газете, — «П<оследние> Н<овости>», «Возрождение» или «Сегодня», размером не больше одного двойного фельетона, но уже по выходе «С<овременных> 3<аписок>» или незадолго до выхода книжки «С<овременных> 3<аписок>», с обычной ссылкой — «печатается с разрешения редакции „С<овременных> 3<аписок>“ отрывок из вещи, помещенной целиком в таком-то № журнала». Из этого в данном случае, если думать о печатании «Белого» у нас в «С<овременных> 3<аписках>», следует: 1) что Вы можете дать в «Посл<едние> Нов<ости>» отрывок указанного Вами размера, — лучше, если бы только чтобы это не было из обеих частей; и 2) что печатать в «П<оследних> Н<овостях>» можно не раньше числа 20 апреля. Но как же быть до этого с Вашими очередными бедами семейными? Выход вижу один и очень прошу Вас им воспользоваться: как и в прошлый раз, возьмите у меня лично нужную Вам сумму, сочтемся тогда, когда Ваша вещь будет формально принята. Жду Вашего знака, чтобы немедленно перевести Вам франков 300. А заработок от напечатания в будущем отрывка в «П<оследних> Н<овостях>» от Вас тоже не уйдет. Ладно? (Надеюсь — сговоримся легко. С. 49). См. также письма Цветаевой к В.В. Рудневу от 2 и 9 мая 1934 г. и коммент. 4 к первому из них. (обратно)
563
На расстоянии человеческого голоса (фр.). (обратно)564
Стихотворение «Красною кистью…» (1916) было напечатано в цикле «Стихи о Москве» в сборнике «Версты I» (1922), а не в «Психее» (СС-7. С. 273). См. письмо к Ю.П. Иваску от 12 мая 1934 г. (обратно)565
Стихотворение «Между воскресеньем и субботой…» (16/29 декабря 1919), при жизни поэта опубликовано не было(СС-1. С. 504). См. указ. письмо к Ю.П. Иваску. (обратно)566
Неясыть — птица отряда сов. В славянских преданиях сказочная, ненасытная птица. (обратно)567
Персефона — богиня царства мертвых, дочь богини Деметры, часть года могла жить на земле, а остальное время вынуждена была находиться в подземном царстве (греч. миф.). Минос — критский царь, в Аиде, царстве мертвых, участвовал в суде над умершими. Орфей. — В греческой мифологии певец и музыкант. Своим пением очаровывал богов и людей. Миф об Орфее занимает важное место в письмах 1926 г. к Рильке и Б. Пастернаку (см. Письма 1924–1927). (обратно)568
Frau Hölle — сказка братьев Гримм из собрания «Kinder- und Hausmarchen» («Детские семейные сказки» (нем.).) (1812-1814), в которой Блаженное царство фрау Холле находится на дне колодца. Hölle — ад (нем.). (обратно)569
Цветаева посылает Иваску по его просьбе свою фотографию для сборника «Новь». Фотография (1924 г., Цветаева в клетчатом платье) была вклеена перед статьей Иваска в каждый экземпляр сборника (Новь. Таллин. 1934 № 6. С. 61). (обратно)570
О вечере Цветаевой, посвященном Андрею Белому, см. письмо к А.А. Тесковой от 9 апреля 1934 г. (обратно)571
Из хороших и веселых (фр.). (обратно)572
В письме от 3 февраля 1927 г. Пастернак, получив фотографии Мура, был восхищен: «…как он великолепен в своей младенческой надменности и насколько, действительно, — наполеонид» (Души начинают видеть. С. 283). См. также письмо к А.А. Тесковой от 2 февраля 1934 г. (обратно)573
Наиболее известным в Париже из Гавронских был промышленник и врач Борис Осипович (1866 1932). Один из потомков его большой семьи — стоматолог, у которого и работала А.С. Эфрон. (обратно)574
В.Н. Бунина, урожденная Муромцева. См. письма к ней. (обратно)575
Тьер Адольф (1797-1877) — французский государственный деятель, историк. Президент Франции (1871-1873). Автор «Истории французской революции». (обратно)576
Мишлэ. — Мишле Жюль (1798-1874) французский историк, служил смотрителем королевских архивов. Автор многочисленных книг по истории Франции, в том числе Французской революции. (обратно)577
Микэй (Mickey) — еженедельный детский журнал, выходивший в Париже. (обратно)578
В 1934 г. Ирина Андреева (дочь С.Н. Андрониковой-Гальперн от первого брака) вышла замуж за Андрея Борисовича Нольде (1905 1987), сына барона Б.Э. Нольде (последний работал вместе с А.Я. Гальперном). Позже их брак распался. Однако А.Б. Нольде сохранил с С.Н. Андрониковой-Гальперн добрые отношения до самой ее смерти (Струве Г. Еще о кончине С.Н Андрониковой-Гальперн. — Русская мысль. 1982. 19 авг.). (обратно)579
…на соборной кремлевской площади… — Рильке дважды был в России (1899 и 1900). В 1899 г. Пасхальную ночь Рильке праздновал в Кремле. «Событие это оказалось столь мощной силы, что оставалось в памяти поэта в течение всей его жизни» (Хольтхузен Г.Э. Райнер Мария Рильке, сам свидетельствующий о себе и о своей жизни. Пер. с нем. Н. Болдырева. — Челябинск; Урал LTD, 1998. С. 57). (обратно)580
Когда великий Иван ударял меня по сердцу… (нем.) Цветаева по памяти приводит слова Рильке из его письма к Лу Андреас-Саломе, написанного спустя несколько лет после памятной Пасхальной ночи. В письме: «Das war damals in jener langen, ungewöhnlichen, ungemeinen, erregten Nacht, da alles Volk sich drängte und als Iwan Welikij mich schlug in der Dunkelheit (курсив наш. — Сост.), Schlag für Schlag. Das war mein Ostern, und ich glaube, es recht fur ein ganzes Leben aus; die Botschaft ist mir in jener Moskauer Nacht seltsam groß gegeben worden, ist mir ins Blut gegeben worden und ist Herz» (Рильке P. Лирика: Сборник. M.: Прогресс, 1981. На нем. яз. — С. 423). «Это случилось в ту долгую, необычную, необыкновенную, волнующую ночь, когда вокруг теснились толпы народа, а Иван Великий ударял меня в темноте, удар за ударом. То была моя Пасха, и я верю, что мне ее хватит на нею жизнь; весть в ту московскую ночь была дана мне странно большой, она была дана мне прямо в кровь и в сердце» (Хольтхузен Г.Э. Указ. соч. С. 58). (обратно)581
Катя Альтшуллер. — Еленева Екатерина Исааковна (урожд. Альтшуллер; 1897-1982), первая жена Н.А. Еленева (о нем см. коммент. 5 к письму к А.А. Тесковой от 4 октября 1927 г. Письма 1924-1927. С. 636). Эмигрировала в Чехословакию. Жила в Праге, затем в Берлине, Париже. Училась в Сорбонне. Работала в парижском ателье мод и гувернанткой на юге Франции. Переехала в США. После Второй мировой войны в течение тридцати лет была диктором на радиостанции «Голос Америки». Многие годы собирала материалы, связанные с жизнью и творчеством М.И. Цветаевой. (обратно)582
…станцию с воздушной корзиночкой… — Имеются в виду горшочки с цветами, поставленные в корзиночки и подвешенные между столбами, подпирающими крышу станции Вшеноры. (обратно)583
Чтение Цветаевой прозы «Моя встреча с Андреем Белым» состоялось 15 марта 1934 г. в зале Географического общества. Первое отделение — «Предшествующая легенда», второе — «Встреча» (Хроника. II. С 542). (обратно)584
Вересаев Викентий Викентьевич (наст. фам. Смидович; 1867 1945) — писатель, переводчик Гомера и древнегреческих почтой, автор повестей об исканиях интеллигенции на рубеже XIX–XX вв., критико-философских произведений, документальных работ о русских писателях. Его книгу «Пушкин в жизни» (1926–1927) Цветаева использовала в своем очерке «Наталья Гончарова». «Гоголь в жизни» — систематический свод подлинных свидетельств современников (М.; Л.: Academia. 1933). (обратно)585
Датируется условно по содержанию. Журнал «Современные записки» (№ 55), где публиковался «Пленный дух», вышел в первой половине мая 1934 г. Текст, о котором Цветаева сообщает в письме, был в нем напечатан. (обратно)586
Daviel — полный адрес редакции и конторы «Современных записок»: 6, Rue Daviel, Paris, 13e. (обратно)587
Имеется в виду письмо А. Белого Цветаевой, посланное в ноябре 1923 г. из Берлина в Прагу (см. Пленный дух. СС-4. С. 267). (обратно)588
«Руль» ежедневная берлинская газета (1920–1931). Сообщения об отъезде А. Белого в Россию в этой газете обнаружено не было, об этом писали берлинские газеты «Дни» (1923, 28 окт.) и «Накануне» (1923, 4 нояб.). (обратно)589
Цветаева второй месяц болела фурункулезом. См. также письмо к В.Н. Буниной от 28 апреля 1934 г. (обратно)590
Весной 1926 г. Цветаева, по приглашению Д.П. Святополк-Мирского, посетила Лондон. Цель организованной им поездки дать возможность ей заработать выступлением. См. также письма к П.П. Сувчинскому от 11 и 15 марта 1926 г. (Письма 1924–1927). (обратно)591
Приливной и отливной (фр.). (обратно)592
Елизавета I Тюдор (1533–1603) — английская королева с 1558 г. (обратно)593
Ранее Цветаева была в Париже, как минимум, дважды (1909 и 1912 гг.). (обратно)594
Заключительные строки стихотворения Цветаевой «В черном небе слова начертаны…» (1918). (СС-1). (обратно)595
Речь идет о «Пленном духе». См. письма к В.В. Рудневу за март-апрель 1934 г. (обратно)596
Сноска внесена не была. Материал, видимо, уже ушел в печать (Современные записки. 1934. № 55. С. 240). (обратно)597
Дата установлена по расположению в черновой тетради, адресат — по содержанию. (обратно)598
Речь идет о книге В.Ф. Ходасевича «Державин», вышедшей в Париже в 1931 г. в издательстве «Современных записок». До этого небольшие фрагменты романа публиковались в газете «Возрождение», более крупные — в «Современных записках» (1929–1930, № 39-43). (обратно)599
В черновой тетради Цветаевой сохранился набросок ее статьи «Державин». И хотя поводом для ее написания, очевидно, послужила книга Ходасевича, о самой книге в предполагаемом эссе практически не говорится Цветаева, в иносказательной форме, рассуждает об отношениях двух поэтов, которые представлены персонажами известной басни И.А. Крылова «Кукушка и петух» (1841). Ниже приводится текст наброска статьи «Державин» (публикуется впервые; РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 25, л. 4 об. — 7 об.)«Здесь в эмиграции существует мнение, что нам приходится писать друг о друге. Я не буду оспаривать, а хочу постепенно вскрыть. Но друг о друге, о ком же писать как не другу о друге. Ибо не о враге же писать — и не врагу же! Вражда слепа, так же как любовь полуслепа, так же как любовь — так <нрзб>. здесь одно черное — и полнозряща, яснозряща только дружба. <зачеркнуто: Кроме того, что значит, приходится> Равнодушие же — полная слепость, как белая лошадь на оба глаза и глаза уже покрыты сплошь больше: беленой. Но против одного я восстаю: приходится. Что значит приходится? Если судьбинно, внутренно согласна, если по бытовым или иным соображениям нет. Не из кого выбрать — так совсем не выбирать. Так я и девушкам посоветую, не тому пишущим. Вы терпите обывательский припев: Зачем же не боясь греха? Чудесно. Но думали ли вы друзья мои, что кукушку-то он похвалил до ее похвал, от чистого сердца и восторга, от чистого восторга сердца, за это самое ее куку (которое так чудно знаменуется с кукуреку) и что одна чистая душа в этом курятнике уже есть. А если есть одна чистая душа, то почему же не быть второй. — Но кукушка <сверху: петух>-то — обывательское возражение — похвалила его затем, чтобы он ее похвалил. Господи, как сложно́, как иезуитично и макиавельно для таких простых птиц и вещей! А главное при таком пении — откуда корысть? Что проще и естественнее петуху на кукушку и ей на него радоваться, когда на них радуются — сначала до конца все — все дети, все крестьяне и все поэты земли? И главное когда они оба заведомо так чудно поют, <поверх строки: певцы и в пении, своем и чужом, знают толк?> то есть когда оба — для себя и других — уже заведомо ценное. <зачеркнуто: Нет, радоваться проще чем расчитывать> Нет, плохой выбрал <сверху: дал> пример свой обыватель — мне Крылов выбрал именно этих двух несомненных в своей прелести птиц <пропущено слово> и не забудем — радостных <сверху: разностных> птиц. Петуху, пророчествующему <сверху: возвещающему> день и перемену погоды, нечего заискивать у кукушки, однообразной и оплакивающей своих детей, он может <зачеркнуто: только сочувствовать ее горю> сказать, что она <зачеркнуто: его> им хорошо <зачеркнуто: оплакивает> поет, равно как кукушке плакальщице не за чем подольщаться к <зачеркнуто: вестнику дня> петуху, <зачеркнуто: хвала ее скромней>, а <зачеркнуто: благодарна она ему за то, что он ей своей благодарностью может только> Это — разные дары и разные миры. И главное, оба, для лести и корысти, слишком заняты своим: он — солнцем <сверху: восходом>, она — потерянными птенцами, и каждый своим пением. Их взаимная хвала — чистейшая благодарность за то, что каждый другому — пением — помогает жить — украшает жизнь и этим помогает остальным жить. Так что басня Крылова кроме того, что — как большинство басен безнравственна <сверху: аморальна> но и fehlgeschlagen[2092]. Взял бы ворону, скажем, и сову <сверху: филина> — черное, ночное <сверху: кобчика скажем> — да. А этих — <зачеркнуто: его красноперого и ее рябую> невидимую в зелени, но только слышимую, такую любящую в зелени — нет. Всякая хвала — естественна, всякая корысть неестественна. Итак, обратно Крылову, и согласно Рильке — haben sollen wir![2093] А неверен пример — неверна и мысль. <…>
_____
Не буду оспаривать, а попытаюсь вскрыть. Вслушаемся в слово друг о друге и услышим. Дружба с знания начинается, с узнавания <сверху: признания> роднит, дружба есть притяжение родства, духовное родство. И вот от женского скромного, но сильного лица кукушки, протестую <сверху: объявляю>: если я, кукушка, хвалю петуха, то не для того, чтобы он меня похвалил — за то, что я так хорошо плачу <сверху: кукую>, а за то, что я, слыша его обратное моему сторожевое пенье, может быть сама — радостно кукую. А за то, что мне от его „кукареку“ — легче жить. А потому, что он хорошо поет. А потому, что я на его кукареку радуюсь. И вот от мужского боевого лица петуха (которое мне, может быть, лично, больше к лицу) объявляю: Если я, петух, хвалю кукушку, то не для того чтобы она меня похвалила — за то, что я такой Потому что она меня похвалила — и сам знаю, что я хорошо пою! — то есть один за всех не сплю — а потому что мне, красноперому, боевому, сторожевому — ее женское унылое земное куку — нравится, такое другое и такое родное — НРАВИТСЯ._____
То есть вникнуть в корень слов и наконец понять, что мы Вникнем в корень слова друг о друге и постараемся понять, что мы сами говорим. Друг — о друге. О ком же так и как не другу о друге. Сделали так, что обыватель на нас тычет, приписывая нам свои обывательские чувства. Далее: что значит „в эмиграции“, почему именно в эмиграции — приходится. Что меня касается, я здесь так же пишу о Пастернаке, как писала там, а если я иначе пишу о В.Ф. Ходасевиче, то вовсе не по признаку местному, для пишущего не существующему. При том В.Ф. Ходасевич давно <сверху: задолго> до здесь начался, как и я сама. Пишу я о Поплавском, например — скорее уж — по старой дружбе, если не личной, то сопричастной надличной — уходящего поколения». (обратно)600
Гавриил (Гаврила) Романович Державин (1743–1816), поэт, государственный деятель, сенатор, был женат дважды: в первом браке на Екатерине Яковлевне Бастидон (1761–1794), во втором — на Дарье Алексеевне Дьяковой (1767-1842). Первый брак длился 16 лет, второй — 22 года. Детей он не имел ни от первого, ни от второго брака. В 1800 г., после смерти своего друга, сенатора Петра Гавриловича Лазарева (1743–1800), Держании принял на попечение пятерых его детей. (обратно)601
Сергей Тимофеевич Аксаков — отец одиннадцати детей (четырех сыновей и семи дочерей), в том числе впоследствии троих писателей-славянофилов: Константина (1817-1860), Ивана (1823–1886) и Веры (1819–1864) Аксаковых. (обратно)602
…радуется молодому Пушкину… — Державин в одну из первых своих встреч с Аксаковым поделился с ним, как и со многими другими из своего окружения, — впечатлениями о стихах Пушкина, прочитанных юным поэтом на публичном экзамене в лицее, Аксаков Державину давал Державина. — Речь идет о том, что знакомство Державина с Аксаковым в декабре 1815 г. вскоре переросло в едва ли не ежедневные встречи в доме Державина, во время которых Аксаков читал Державину его же произведения «С каждым днем эти чтения становились Державину все более необходимы. Он к ним привык, как к лекарству, утишающему боль» (Ходасевич В. Собр. соч.: В 4 т, Т. 3: Проза. Державин. О Пушкине. М.: Согласие, 1997. С. 383). (обратно)603
В «Последних новостях» (13 мая 1934 г.) был опубликован фрагмент очерка об А. Белом: «Из рукописи „Пленный дух“ (Моя встреча с Андреем Белым (Цоссен)». (обратно)604
Последствия автомобильного потрясения. — 17 января 1934 г. такси, в котором ехал П.Н. Милюков е женой, столкнулось с другим автомобилем. П.Н. Милюков получил травму головы и по совету врачей уехал на несколько недель на юг Франции. …потерял сына — сын П.Н. Милюкова, Сергей, был убит на фронте в 1915 г. (обратно)605
Алексинская Надежда Ивановна (1892–1929) — врач. Работала во Франко-русском госпитале под Парижем. Знакомая Эфрона и Цветаевой, См. также письмо к Н.П. Гронскому от 6 октября 1928 г. и коммент. 15 к нему. (Письма 1928–1932. С. 189, 192). (обратно)606
Этот эпизод Цветаева описала в рассказе «Китаец» (СС-5). (обратно)607
Это любопытно. Как китайский похож на английский! (фр.) (обратно)608
Но он говорит с вами по-немецки (фр.). (обратно)609
Летучая мышь (фр.). (обратно)610
См. письмо к В.Н. Буниной от 26 февраля 1934 г. и коммент. 13 к нему. (обратно)611
Стихотворение Цветаевой из сборника «Версты I» (М., 1922). (обратно)612
Датируется по содержанию предыдущего письма. (обратно)613
Стихотворение «Ода пешему ходу» при жизни Цветаевой так и не было опубликовано. (обратно)614
…есть в Харбине… — Речь идет о поэте и журналисте Арсении Ивановиче Несмелове (наст. фам. Митропольский; 1889–1945); он длительное время переписывался с Цветаевой, находился под ее влиянием, о нем Цветаева упоминала 1 февраля 1930 г. в письме к Р.Н. Ломоносовой: «У меня есть друг в Харбине. Думаю о нем всегда, не пишу никогда». См. также статью Л.А. Мнухина «Марина Цветаева и российские поэты Китая» в его кн.: Итоги и истоки. Мемориальный Дом-музей Марины Цветаевой в Болшеве, 2008. С. 81–84. …есть… в Эстонии — Ю.П. Иваск. См. письма к нему. (обратно)615
П.Н. Милюков. См. следующее письмо к В.В. Рудневу от 9 мая 1934 г. (обратно)616
См. коммент 1 к письму к В.Н. Буниной от 28 апреля 1934 г. (обратно)617
См. предыдущие письма. (обратно)618
«Отношение к газете» у Цветаевой было еще с детства, от матери, которая газеты «с каким-то высокомерным упорством мученика, ежеутренне… с рояля снимала — сметала — и, кто знает, не из этого ли сопоставления рояльной зеркальной предельной чистоты и черноты с беспорядочным и бесцветным газетным ворохом, и не из этого ли одновременно широкого и педантического материнского жеста расправы и выросла моя ничем не вытравимая, аксиомная во мне убежденность: газеты — нечисть, и вся моя к ним ненависть, и вся мне газетного мира — месть» (СС-5. «Мать и музыка». С. 11). Свое отношение к газетам и их читателям Цветаева выразила также в стихотворении «Читатели газет» (1935). (СС-2. 334-336). (обратно)619
Игорь Платонович Демидов. — Помощник редактора «Последних новостей». См. письма к нему. (обратно)620
Способности ориентироваться (нем.). (обратно)621
Владельцам (от: propriétaire — владелец, собственник) и агентствам по сдаче внаем (фр.) (обратно)622
Дом с садом (фр.). (обратно)623
Об отношении редакции «Современных записок» к стихам Цветаевой см. ее письмо к Ю.П. Иваску от 4 апреля 1933 г. Тем не менее, журнал продолжал вплоть до того момента, когда окончательно решился вопрос об отъезде Цветаевой из Франции, публиковать ее стихи. Достаточно сказать, что за период 1933-1938 гг. стихи Цветаевой печатались в 11 номерах из 16, среди них такие, как «Тоска по родине! Давно…», из цикла «Памяти Н.П. Гронского», «Куст», оба стихотворения «Отцам» и т. д. Что касается «Последних новостей», то газета перестала печатать стихи Цветаевой еще в июне 1933 г. (обратно)624
К несчастью (фр). (обратно)625
К счастью (фр.). (обратно)626
Сведений об этой повести в семейном архиве Гайдукевичей не сохранилось. Ее дети вспоминают, что это был, скорее, набросок повести. В то же время, по семейному преданию, в молодости Наталья Александровна увлекалась поэзией, писала стихи. (обратно)627
Первые любовники (фр.). (обратно)628
Россет Александра Осиповна (в замужестве Смирнова; 1809–1882) — фрейлина императрицы Марии Федоровны (1759 1828), а затем и Александры Федоровны (1798–1860), собеседник и друг А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, B. А, Жуковского, М.Ю. Лермонтова и др. Гончарова Наталья Николаевна (1812-1863), жена А.С.Пушкина. Ей посвящены страницы в очерке Цветаевой «Наталья Гончарова» (СС-4. С. 80–93). (обратно)629
Брик Лиля Юрьевна (урожд. Каган; 1891-1978) близкий друг Маяковского, по словам Цветаевой, «громада Маяковской любви», его «Собор Парижской Богоматери» (СС-5. С. 383). (обратно)630
…смертью из-за другой куклы… — Цветаева имеет в виду Татьяну Алексеевну Яковлеву (1906 1991), с которой Маяковский познакомился в октябре 1928 г. во время своего пребывания в Париже. В письме к Саломее Андрониковой-Гальперн в августе 1930 г. Цветаева спрашивала адресата: «…как Вы восприняли конец Маяковского? В связи ли, по-Вашему, с той барышней, которой увлекался в последний приезд?» (Подробнее см.: «…Здесь нет людей его масштаба…» Письма Т. Яковлевой в Россию // ЛО. 1993. № 6. С. 46-54). На смерть Маяковского Цветаева откликнулась стихотворным циклом «Маяковскому» (СС-2. С. 273–280). (обратно)631
Olav Duun. — Улав Дуун. См. о нем коммент. 2 к письму А.А. Тесковой от 11 декабря 1933 г. Желанную книгу Цветаева вскоре получила в подарок (См. письмо к Н.А. Гайдукевич от 1 июня 1934 г.). Любопытно, что такую же книгу прислала Цветаевой ее чешская подруга Анна Тескова. См. указ. письмо к ней. В дни крайней нужды Цветаева предложила купить у нее лишний экземпляр Ариадне Берг. См. об этом в письме к А. Берг от 13 февраля 1935 г. (обратно)632
Олав Дуун. Жители Ювика. Издатель Й. Зандмейер. Издательство Рюттен и Лёниг: Франкфурт-на-Майне… Том 1. — Петер Андерс и его род. Том 2. Один (нем.). (обратно)633
Унсет (Унсед, Ундсет) Сигрид (1882–1949) — норвежская писательница. Главное ее произведение — исторический роман-трилогия «Кристин, дочь Лавранса» (1920–1922) — одно из самых любимых произведений Цветаевой, «первая встреча с Скандинавским Севером». (обратно)634
Возможно, Цветаева имеет в виду свои польские корни по материнской линии. Ее бабушка Мария Лукинична Бернацкая была из старинного дворянского рода шляхетского происхождения, внесенного в одну из частей книги княжеских родов Смоленской губернии. «От М.Л. Бернацкой <у меня> польский нос и мятеж», — записывает Цветаева в записную книжку в 1933 г. (НЗК-2. C. 419). См. также письмо к В.Н. Буниной от 19 августа 1933 г. (обратно)635
Ср.: из дореволюционных «Стихов о Москве»: «…Исходи пешком — молодым шажком! — Все привольное / Семихолмие» (СС-7. С. 268) или, позднее, в Чехии: «С меня достаточно — одного дерева в окне, или моего вшенорского верескового холма. Такая красота на меня накладывает ответственность непрерывного восхищения…» (СС-6. С. 426). (обратно)636
Бриджи, бридж — карточная игра. Ходасевич, заядлый картежник, очевидно, называл ежедневную игру в бридж одной из причин, отвлекающих его от писания стихов (указано Д.И. Зубаревым). Ранее, в комментариях к этому письму в СС-7 (с. 468), отмечалось: «бриджи брюки (англ.), которые обычно носят с высокими сапогами (например, при занятиях верховой ездой). Здесь, вероятно, означает пижонство, дилетантизм». Представляется, что первое пояснение является более точным. (обратно)637
Неточная цитата из стихотворения А. Ахматовой «Покорно мне воображенье…» (1913). У Ахматовой: «И если я умру…» (обратно)638
Речь идет о календарном стиле. (обратно)639
Согласно правилам календаря перевод даты XIX в. на новый стиль производится прибавлением к старой дате двенадцати дней. (обратно)640
См. коммент. 1 к письму к Ю.П. Иваску от 3 апреля 1934 г. (обратно)641
См. коммент. 2 к тому же письму. (обратно)642
Большой друг по несчастью (фр.). (обратно)643
Наташа Ростова — героиня романа Л.Н. Толстого «Война и мир». Mignon — героиня романа И.В. Гёте «Годы учения Вильгельма Мейстера» (1795-1796). (обратно)644
Персонаж романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». (обратно)645
Семейная хроника (1856) — автобиографическая книга С.Т. Аксакова. Соборяне (1872) — роман Н.С. Лескова. В 1926 г., отвечая на вопрос анкеты о любимых писателях, написала: «Русские прозаики — говорю от своего нынешнего лица — Лесков и Аксаков» (СС-4. С. 622). (обратно)646
Возвращенную «Современными записками» рукопись «Оды пешему ходу» Цветаева приложила к данному письму. Листы с текстом поэмы были с помарками и неровно обрезаны (цит. по копии с оригинала из архива составителя). По сравнению с СС-2 (с. 291–294) имеются разночтения. (обратно)647
Цветаева имеет в виду посланное ей Иваском стихотворение поэта Михаила Васильевича Милонова (1792–1821) «На кончину Державина (элегия)» (Милонов М.В. Сочинения. СПб., 1849. С. 98–100), в котором Иваск выделил заключительную строку: «По отзывам лиры ценят времена» (Русский литературный архив. С. 235). (обратно)648
Сигрид Унсет. «Кристин, дочь Лавранса» (нем.). — О трилогии С. Унсет «Кристин, дочь Лавранса» см. письма к А.А. Тестовой от 17 октября 1930 г. и 1/27 января 1932 г. и коммент. к ним. (Письма 1928–1932). (обратно)649
Венок. Женщина (нем.). (обратно)650
Крест (нем.). (обратно)651
«…меня легко обмануть» — Гёте (нем.). (обратно)652
…здешний молодой поэт — А.С. Штейгер. С просьбой к нему Цветаева обратилась в письме от 25 января 1932 г. (См. Письма 1928–1932. С. 528–529). О его обещании достать Цветаевой первый том (Der Kranz) см. также в письме к А.А. Тесковой от 27 января 1932 г. (Там же. С. 531). Вторую книгу (Die Frau) Цветаева получила в подарок от А.А. Тесковой (см. письмо от 17 апреля 1932 г. к ней — Там же. С. 539). (обратно)653
31 июля 1934 г. Марина Ивановна с сыном уехала в деревню, находящуюся недалеко от Парижа. Осенью Цветаева сняла квартиру в Ванве. (обратно)654
См. коммент. 12 к письму к Ю.П. Иваску от 4 апреля 1933 г. (обратно)655
Цветаева получила от Руднева новый, 55-й, номер «Современных записок» со своим очерком «Пленный дух». Следующей за «Пленный духом» была в журнале публикация В.Ф. Ходасевича «Три письма Андрея Белого», в которых А. Белый описывает трагические годы разрухи и террора в Москве, похороны Блока и т. д. (обратно)656
См. письмо к В.В. Рудневу от 2 мая 1934 г. и коммент. 2 к нему. (обратно)657
Речь идет о корректуре очерка «Хлыстовки», публикуемого в № 6 журнала «Встречи». (обратно)658
Цветаева беспокоится о написании двух последних строк очерка:Здесь хотела бы лежать
МАРИНА ЦВЕТАЕВА.
659
Дата уточнена А.Е. Сумеркиным. (обратно)660
См. письмо к Ю.П. Иваску от 12 мая 1934 г. (обратно)661
Летом 1902 г. М.А. Цветаева сопровождала мужа в поездке на Урал за мрамором для фасада здания будущего Музея изящных искусств. (обратно)662
Цитата восходит к древним русским летописям. Со словами «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет; да пойдите княжить и володеть нами» новгородские славяне обратились к варягам (Летопись по Ипатьевскому списку. СПб., 1871. С. 11). Цветаева приводит их в переложении А.К. Толстого (см. его сатирическое стихотворение «История государства Российского от Гостомысла до Тимашева», 1868). (обратно)663
См. коммент. 2 к письму к Ю.П. Иваску от 12 мая 1934 г. (обратно)664
Сорок лет обязывают (фр.). (обратно)665
Долг крови (нем.). (обратно)666
См. коммент. 9 к указ. выше письму к Ю.П. Иваску. (обратно)667
Мать Цветаевой, М.А. Мейн, умерла в возрасте 38 лет, бабушка (по материнской линии), М.Л. Бернацкая — 27 лет. (обратно)668
Неточная цитата из стихотворения Цветаевой «Буду жалеть, умирая, цыганские песни…» (1920). (СС-1. С. 515). (обратно)669
Человеческий род меня отвергал / И я сидел в тени нерпы. / Я был игрой морского вала / И проклинал себя за то, что покинул отца, / За то, что отверг весь род человеческий / И за то, что скрывался в тени нерпы. Георгий Эфрон. Кламар. 22 апреля 1934 г. (Пер. с фр. В. Лосской). (обратно)670
«Не настоящий талант»… (на уровне вежливости) (фр.). (обратно)671
О наболевшем Цветаева в эти же дни пишет также в письме от 1 июня 1934 г. к Н.А. Гайдукевич. В тетради Цветаевой сохранилась ее запись от 5 декабря 1923 г. с поздней припиской в 1933 г.: «Личная жизнь, т. е. жизнь моя (т. е. в днях и местах) не удалась. Это надо понять и принять. Думаю — 30-летний опыт (ибо не удалась сразу) достаточен. Причин несколько. Главная в том, что я — я. Вторая: ранняя встреча с человеком из прекрасных — прекраснейшим, долженствовавшая быть дружбой, а осуществившаяся в браке. (Попросту: слишком ранний брак с слишком молодым. 1933 г.)» (НСТ. С. 270-271). (обратно)672
Максимилиан Волошин. (обратно)673
Мурино учение идет отлично… — С.Я. Эфрон также восхищался способностями сына. Своей радостью он делился с сестрой Лилей: Мур «…учится оч<ень> хорошо, первый в школе. Нравом он буен. Исключительно способен и умен». Правда, из этого он сделал вывод, соответствующий его настроениям: «Ему, конечно, нужно ехать в Сов<етскую> Россию. Здесь он исковеркается» (письмо к Е.Я. Эфрон от 26 августа 1934 г. НИСП. С. 356). (обратно)674
Анна Ильинична (урожд. Денисевич, в первом браке Карницкая; 1883 1948), вдова писателя Л.Н. Андреева. Знакомство М.И. Цветаевой с А.И. Андреевой, состоявшееся в Чехии, со временем переросло в настоящую дружбу, сохранившуюся до самого отъезда Цветаевой из Франции. …которая меня по-настоящему любит… — В своем прощальном письме 8 июня 1939 г. Цветаева писала Андреевой: «Спасибо за всё — от Вшенор до Ванва… Помню и буду помнить — всё… Живописнее, увлекательнее, горячее, даровитее, неожиданнее и, в чем-то глубоком — НАСТОЯЩЕЕ человека — я никогда не встречу» (СС-7. С. 657). (обратно)675
… старшая (не-андреевская)… — Карницкая Нина Константиновна (1906-1987) — дочь А.И. Андреевой от первого брака. (обратно)676
Второй — Савва... — Андреев Савва Леонидович (1909-1970) — художник, артист балета. В эмиграции с 1920 г. Окончил Школу изящных искусств. Увлекся балетом. Был занят в балетных труппах И. Рубинштейн и «Casino de Paris». Рубинштейн Ида Львовна (1885–1960) — балерина, ученица балетмейстера М.М. Фокина (1880-1942). В 1928-1935 гг. руководила в Париже собственной труппой. В 1931 г. у Цветаевой была встреча с Идой Рубинштейн, которую описала в воспоминаниях Е.А. Извольская. Она рассказала балерине о нуждах Цветаевой. Рубинштейн высказала практическую идею: просить Цветаеву перевести на русский поэму Поля Валери для балета швейцарско-французского композитора и литературного критика Артюра Онеггера (1892-1955) «Амфион» (оратория с таким названием была написана Онеггером в 1929 г.). Балерина сама приехала с поручением к Цветаевой в Медон, но ее предложение принято не было (Годы эмиграции: С. 230-231). По-видимому, была, как минимум, еще одна их встреча. Сохранился экземпляр сборника Цветаевой «После России» (1928) с дарственной надписью: «Иде Рубинштейн — Марина Цветаева. Париж, 1-го января 1934 г.» (Архив Национальной библиотеки Белоруссии). (обратно)677
Вера. — Андреева Вера Леонидовна (в замужестве Рыжкова; 1911-1986) — прозаик, мемуарист. В 1920 г. с семьей эмигрировала. Работала прислугой, медицинской сестрой. В 1960 г. вернулась в СССР. Автор воспоминаний о Цветаевой (Годы эмиграции. С. 163-170). (обратно)678
Четвертый — Валентин… — Андреев Валентин Леонидович (1913-1988) — художник, переводчик. В эмиграции с 1920 г. Сотрудник одной из французских технических фирм. Занимался графикой. (обратно)679
Речь идет о корректуре очерка «Хлыстовки», публикуемого в № 6 журнала «Встречи», который основал и редактировал вместе с Г.В. Адамовичем в 1934 г. (№ 1–6, Париж) М.Л. Кантор (см. письмо к нему). Хлысты — христоверы — секта духовных христиан. Возникла в России в XVII в. Считали возможным прямое общение со святым духом, воплощением Бога в праведных сектантах — «христах», «богородицах». Немногочисленные общины были разбросаны по разным районам России. Цветаева писала в этом очерке: «Я бы хотела лежать на тарусском хлыстовском кладбище, под кустом бузины <…> Но если это несбыточно, если не только мне там не лежать, но и кладбища того уж нет, я бы хотела, чтобы на одном из тех холмов, которыми Кирилловны шли к нам в Песочное, а мы к ним в Тарусу, поставили, с тарусской каменоломни, камень: Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева» (СС-5. С. 97). (обратно)680
На просьбу Цветаевой дослать ей остаток гонорара за очерк о Белом, 30 мая Руднев ответил огорчительным для нее письмом: «Дорогая Марина Ивановна! Получил Ваш pneumatique (пневматическая почта — фр. ред.), и, на этот раз, должен Вас огорчить: денег выслать не могу. Дело в том, что ангорского гонорара Вашего за Белого остались самые пустяки что-то 30 fr<anc> кажется… Стоит ли высылать? Во всяком случае, для разрешения Ваших квартирных проблем это — ничто. Объяснение такого, вероятно неожиданного для Вас, положения с Вашим счетом в "Сов<ременных> Зап<исках>": начиная с прошлой книжки мы, за отсутствием средств, вынуждены были еще раз сократить гонорары на 20 % всем сотрудникам без исключения. Не могу, увы, и предложить Вам аванс: ввиду полной неопределенности перспектив журнала, мы можем авансировать лишь под то, что появится в самой ближайшей (56-ой) книжке журнала. А ни мы, ни Вы пока еще не знаем будет ли наверное что-либо Ваше в этой книжке. Таковы грустные обстоятельства. Очень жалею, что никак не могу на этот раз Вас выручить» (Надеюсь — сговоримся легко. С. 54). (обратно)681
Роман М.А. Алданова «Пещера» был напечатан в 1932–1935 гг. в шести номерах журнала, роман И.С. Шмелева «Няня из Москвы» — в трех номерах за 1934 и 1935 гг. (обратно)682
В ответ на это письмо Цветаевой Руднев вновь пытается разъяснить ей систему расчета гонорара и пишет очередное письмо 3 июня 1934 г. (см. в кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 56-58). Неизвестно, отправил он его или у него с Цветаевой была личная встреча. Но больше к этой теме Цветаева не возвращалась. Возможно, редакция выплатила ей требуемую сумму. (обратно)683
См. письмо к Н.А. Гайдукевич от 9 мая 1934 г. и коммент. 7 к нему. (обратно)684
Пиршество (нем.). (обратно)685
См. письма М. Цветаевой к В.В. Рудневу. (обратно)686
Датский писатель Ханс Кристиан Андерсен (1805–1875) был одним из любимых авторов в семье Цветаевой. Она не раз упоминала героев его сказок как в своих ранних стихах, так и в более поздних произведениях. К письму своей восьмилетней дочери к Анне Ахматовой Цветаева сделала приписку: «Аля каждый вечер молится: — „Пошли, Господи, царствия небесного Андерсену и Пушкину, — и царствия земного — Анне Ахматовой“» (Письма. 1905–1923. С. 401). Лагерлёф Сельма (1858–1940) — шведская писательница. Ее роман «Сага о Йесте Берлинге» (1891) входил в число самых любимых книг Цветаевой. Гамсун Кнут (1859-1952) — норвежский писатель. Имя героини Эдварды его романа «Пан» Цветаева упоминает в своих записных книжках (см.: H3K-2. С. 82, 140). (обратно)687
Нибелунги — древнегерманский эпос «Песнь о Нибелунгах», входили у Цветаевой в ряд «любимых книг в мире, тех, с которыми сожгут» (из ответов на анкету для предполагавшегося издания биобиблиографического Словаря писателей XX века, присланную в 1926 г. Б. Пастернаком Цветаевой (СС-4. С. 622). (обратно)688
Цветаева, возможно, упоминает камеру — фамильный склеп, в котором заживо похоронена сестра героя рассказа Э. По «Падение дома Эшеров». (обратно)689
Ср. с известным выражением «Вы этого хотели, Жорж Данден!» из комедии Мольера «Жорж Данден» (1668). Герой пьесы — богатый крестьянин, женившийся на дочери дворянина, испытывает в неравном браке уколы самолюбия и обращается к самому себе со словами: «Вы этого хотели, вы этого хотели, Жорж Данден». Цветаева приводит его, например, с небольшим изменением, в письмах к А.В. Оболенскому («Всё в моей жизни: „Tu l’as voulu, Georges Dandin!“» — Письма 1924–1927. С. 113; CC-6. С. 656), В.Ф. Булгакову (Письма 1924–1927. С. 134; СС-7. С. 7) и т. д. (обратно)690
«Я живу в Чехии (близ Праги), в Мокропсах, в деревенской хате. Последний дом в деревне. Под горой ручей — таскаю воду», — писала Цветаева Б.Л. Пастернаку в ноябре 1922 г. (Письма 1905–1923. С. 227). В Чехии ею написан цикл из двух стихотворений «Ручьи» (СС-2. С. 195–196). (обратно)691
См. также письмо к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 4 апреля 1934 г. (обратно)692
Цветаева не раз подчеркивала свое «отвращение к газете», см., например, письмо к В.В. Рудневу от 9 мая 1934 г., ее стихотворение «Читатели газет», 1935 (СС-2. С. 334–336) и письмо к Н.А. Гайдукевич от 29 сентября 1934 г. (обратно)693
В 1910 г. трагически погиб младший брат С.Я. Эфрона, Константин (Котик; 1895–1910). Не пережив горя, покончила с собой их мать, Елизавета Петровна Дурново (1855–1910), профессиональная революционерка. (обратно)694
См. письмо к А.А. Тесковой от 26 мая 1934 г. и коммент. 1 к нему. (обратно)695
См. о семье Андреевых коммент. к письму к А.А. Тесковой от 26 мая 1934 г. (обратно)696
В 1926 г. между Цветаевой и Рильке завязалась переписка, которая продолжалась чуть более полугода. Их эпистолярная встреча — одна из самых ярких страниц биографии Цветаевой. Подробно об этом см.: Письма 1924–1927 и Небесная арка. (обратно)697
См. коммент. 8 к письму к А.А. Тесковой от 26 мая 1934 г. (обратно)698
Возможно, речь идет о фотографии Цветаевой, где она снята на Колониальной выставке в Париже (1931) у одного из павильонов, стоящей перед скульптурным изображением «льва» (скорее его напоминающего). (См.: Фотолетопись. 2000. С. 235). (обратно)699
Grosse Gewässtr, Kleine Gewässer, а всё — одно. (Примеч. М. Цветаевой.) (обратно)700
В другом дурном месте (фр.). (обратно)701
Возможно, имеется в виду Петровский пассаж (Петровские торговые линии, расположенные между ул. Петровкой и Неглинной). (обратно)702
С других достаточно: потереться! (Примеч. М. Цветаевой.) (обратно)703
Самому есть — становиться тучным (нем.). (обратно)704
Ода пешему ходу. — См. письмо к Ю.П. Иваску от 12 мая 1934 г. и приложенный к письму текст «Оды». (обратно)705
О начале знакомства М.И. Цветаевой с С.М. Волконским в марте 1919 г. см. ее дневниковые записи в СС-4, НЗК-3 и НСТ-1 и письма к нему. (обратно)706
С.М. Волконский. «Мои воспоминания (1. Лавры. 2. Странствия. 3. Родина)». Берлин: Медный всадник, 1923. См. также статью «Кедр. Апология» в СС-5. (обратно)707
Циклом «Ученик» открывается сборник Цветаевой «Ремесло». (обратно)708
Волконский С. «Посвящение». — В его книге: Быт и бытие. (Из прошлого, настоящего, вечного). — Берлин: Медный всадник, 1924. С. VII-XVI. (обратно)709
«Ковчег». Сборник Союза русских писателей в Чехословакии. Вып. 1. Прага, 1926. Появился в свет в конце 1925 г. См. также письма к В.Ф. Булгакову (Письма 1924–1927). (обратно)710
Имеется в виду К.Б. Родзевич. См. коммент. 4 к письму к Н.А. Гайдукевич от 24 июня 1934 г. См. также «Поэму Горы» и «Поэму Конца» в СС-3. (обратно)711
См. письмо к Ю.П. Иваску от 25 мая 1934 г. и коммент. 8 к нему. (обратно)712
См. также начало очерка «Мать и музыка» (СС-5). (обратно)713
Сборник стихов Цветаевой «Психея. Романтика» (Берлин, 1923). См. также письма к Ю.П. Иваску от 4 апреля 1933 г. и от 11 октября 1935 г. (обратно)714
Гржебин Зиновий Исаевич (1877–1929) — художник, издатель. В эмиграции возглавлял «Издательство З.И. Гржебина», где вышли «Психея» Цветаевой, книги А. Белого, Пастернака, Ремизова, Ходасевича и др. (обратно)715
См. письмо к Ю.П. Иваску от 4 апреля 1933 г. и коммент. 1 к нему. Замысел Цветаевой написать о статье Иваска осуществлен, по-видимому, не был. (обратно)716
Галлицизм (фр. gallicisme) — слово или выражение, заимствованное от французского языка. (Sept avec la moitié. — Дословно: семь с половиной). (обратно)717
Герой туда-мемуарный очерк «Герой труда (Записи о Валерии Брюсове)». Опубликован в «Воле России» (1925. № 9/10 11). Тезей «Тезей». Трилогия. Часть вторая. Напечатана в «Современных записках» (1928. № 36, 37). Речь идет, вероятнее всего, об оттисках этих публикаций. (обратно)718
Nogent-sur-Marne — предместье Парижа, лежащее на восточной окраине Венсенского леса. (обратно)719
«Точностью в малом!» (нем.). (обратно)720
Кто такой В-p и о каком инциденте идет речь, установить не удаюсь. (обратно)721
«Записки Ковякина» («Записи некоторых эпизодов, сделанные в городе Гогулеве Андреем Петровичем Ковякиным») Леонова Леонида Максимовича (1899–1994). Впервые опубликованы в журнале «Русский современник» (Л.-.М., 1924. № 1, 2. Отдельной книгой записки вышли в 1925 г. (М.; Л.: Госиздат). Цветаева, вероятнее всего, читала их в журнале. О втором номере «Русского современника» упоминает она в письме к О.Е. Колбасиной-Черновой от 8 января 1925 г. (Письма 1923–1927. С. 116–120). Кроме того, в третьем номере журнала были опубликованы ее стихотворения «Занавес» и «Сахара». Помните ту Наташу… — Речь идет о возлюбленной героя «Записок» Наташе Суроповой, которую увез к себе в город заезжий адвокат из Барнаула. Несчастный А.П. Ковякин писал ей стихи в Барнаул. «Не ждал Наташи я от вас…» — из стихотворения, написанного по поводу рождения у Н.П. Суроповой дочери («На рождение девочки Наташи»). (Русский современник. № 1.С. 119–120). (обратно)722
«Катя-Катерина…» — вариант популярных в конце XIX — начале XX в. частушек-дразнилок. (обратно)723
В конце первого акта трагедии Шекспира «Макбет», в сцене подготовки убийства короля Дункана, Макбет обращается к леди Макбет с возгласом: «Рожай мне только сыновей. Твой дух / Так создан, чтобы жизнь давать мужчинам!» В следующем акте, раскаиваясь в содеянном, он произносит: «А мне никто наследовать не будет. Бесплоден скипетр мой…» (Шекспир В. Трагедии. Л.: Худож. литература, 1983. Пер. Б. Пастернака. С. 204, 219). (обратно)724
Надя Иловайская (1882–1905) — дочь Д.И. Иловайского от второго брака с А.А. Коврайской (1842-1929). Ей и ее младшему брату Сереже (1885–1905), умершим в юности от туберкулеза, Цветаева посвятила многие страницы в очерке «Дом у Старого Пимена». (обратно)725
Цветаева имеет в виду свой роман с Константином Болеславовичем Родзевичем (1895–1988), героем ее «Поэмы Конца» и «Поэмы Горы». Тогда, в 1923 г., она пережила одно из самых глубоких своих чувств. «С Р<одзевича> — никого не любила. Его вижу часто, он мне предан, обожает Мура, ничего не чувствую» (Из наброска письма к Б.Л. Пастернаку от 18 марта 1931 г. — Письма 1928–1932. С. 456). См. также: Марина Цветаева. Письма к Константину Родзевичу Подгот. Е.Б. Коркиной. — Ульяновский Дом печати, 2001. (обратно)726
Мистенгетт артистический псевдоним Жанн-Мари Буржуа (1875–1956), певицы и танцовщицы, «звезды» парижского мюзик-холла. Мистенгетт была признана «в этом веке самым подлинным выражением души Парижа» (Enciclopedia della spettakolo. Vol. 7 / Roma, [1958]. С. 651. Цит. по: Минувшее. Ист. альм. 23. СПб.: Atheneum; Феникс, 1998. С. 555). (обратно)727
Иванов Вячеслав Иванович (1866–1949) — поэт, теоретик символизма. Встречи с Вяч. И. Ивановым и беседы с ним Цветаева описала в записных книжках (см.: НЗК-2. С. 147–150, 165–173 и др.). …обо мне говорил… — Во время одной из бесед Цветаевой с Вячеславом Ивановым, содержание которой Цветаевой удалось сохранить в записной книжке, он сказал, предлагая ей писать прозу: «Вам надо писать Роман, настоящий большой роман. У Вас есть наблюдательность и любовь, и Вы очень умны…» (НЗК-2. С. 170). На что Цветаева чуть позже заметила: «Эх, Вячеслав Иванович, Вы немножко забыли, что я не только дочь проф<ессора> Цветаева, сильная к истории, филологии и труду (всё это есть!), не только острый ум, не только дарование, к<отор>ое надо осуществить в большом — в наибо́льшем — но еще женщина, к<отор>ой каждый встречный может выбить перо из рук, дух из ребер!» (Там же. С. 173). См. также письма к Вяч. И. Иванову в кн.: Письма 1905-1923 (май 1920 г.) (обратно)728
Диана (римск. миф.) — богиня растительности, родовспомогательница, покровительница охоты и женского целомудрия. (обратно)729
Ср.: «Я им <мужчинам> не нравлюсь, у них нюх. Я не нравлюсь полу» (Из письма Б.Л. Пастернаку от 10 июля 1926 г. (Письма 1924-1927). (обратно)730
Желающие мне добра (фр.). (обратно)731
Ср. со стихотворением без названия: «Золото моих волос / Тихо переходит в седость. / Не жалейте! Всё сбылось, / Всё в груди слилось и спелось…» (1922). (СС-2. С. 149–150). (обратно)732
Младшая сестра Наталии Гайдукевич, Маруся (1899 или 1900 — 1935), заболела туберкулезом. (обратно)733
От туберкулеза умерла мать Цветаевой. См. также коммент. 4 наст. письма. (обратно)734
На конверте, после обратного адреса. Цветаева сделала приписку: «ад<рес> старый до 1-го июля». (обратно)735
В июле Цветаева переехала на новую квартиру в Ванве, неподалеку от Кламара, и прожила там до лета 1938 г. (обратно)736
«Огромные суммы» (фр.). (обратно)737
Андрей Белый жил в местечке Цоссен в Германии в «совершенно голой комнате», в доме без удобств (СС-4. С. 251, 255). (обратно)738
16 раз называли, 15 раз награждали (фр.). (обратно)739
«Он был создан для ученика Георгия Эфрона» (фр.). (обратно)740
Почетным призом (фр.). (обратно)741
По-видимому, речь идет о книгах парижского издательства «Hauchette». В течение многих лет издательство выпускало для детей среднего и старшего возраста произведения Ж. Верна, В. Гюго, А. Дюма и др. Одной из отличительных черт этой серии были красные переплеты. (обратно)742
О каком переводе Цветаевой Ги де Мопассана идет речь и для кого он выполнялся, нам неизвестно. (обратно)743
Одним из замыслов Цветаевой был очерк «Мать и музыка» (см. письмо к В В. Рудневу от 7 октября 1934 г.). (обратно)744
Крессон Фортунат Евстафьевич (1874–1945) — доктор, хирург, деятель Красного Креста, один из основателей русско-французского хирургического госпиталя в Вильжюифе, юго-восточном предместье Парижа. (обратно)745
Диффамация — публикование порочащих кого-либо сведений (лат.). (обратно)746
Л.Д. Блок. (обратно)747
Неточная цитата из «Пленного духа». В очерке: «Тут же я впервые узнала о сыне Любови Димитриевны, ее собственном, не блоковском, не беловском — Митьке…» и т. д. (См. в СС-4 вместе с комментарием). В связи с этой публикацией в редакции журнала, возможно, назревал скандал. Ср., например: в рецензии П. Трубникова (П. Пильского) на «Современные записки» (№ 55) рассказ Цветаевой о сыне Блока иронически назван «нежданной новостью» (Сегодня. Рига. 1934. 30 мая). См. письмо к В.В. Рудневу от 24 июля 1934 г. (обратно)748
Альконост издательство «Алконост» (1918-1923). Издатель Алянский Самуил Миронович (1891-1974), руководитель издательства, по сути дела и единственный его технический работник. Первая книга издательства «Алконост», вышедшая в июне 1918 г. (Блок А. Соловьиный сад), имела гриф «Аль-коност». В последующих изданиях ошибка была исправлена. (обратно)749
О «втором» сыне Блока см. письмо к В.Н. Буниной 20 ноября 1933 г. и коммент. 1 к нему. (обратно)750
…кофту завезла, как гоголевские купцы девчонку. — Т. е. не довезла. В поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» описывается сценка, когда хозяйка дома Коробочка, куда заехал Чичиков, напутствует его, как ехать дальше, чтобы не заблудиться: «Пожалуй, я тебе дам девчонку; она у меня знает дорогу, только ты смотри! не завези ее, у меня уже одну завезли купцы» (Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 7 т.. Т. 5. М.: Современник, 1983. С. 000. (обратно)751
Дед Цветаевой по материнской линии А.Д. Мейн был, по ее словам, «настоящий русский немец» (из письма к В.Н. Буниной от 24 августа 1933 г). О ней см. коммент. 12 к письму к ней же от 6 августа 1933 г. (обратно)752
О ком идет речь, установить не удалось. (обратно)753
Мечта (фр.). (обратно)754
Семья К.П. Кротконой в это время жила в деревне Эланкур, под Парижем, а Цветаева искала место для летнего отдыха. См. также письмо к А.А. Тесковой от 24 августа 1934 г. (обратно)755
В Кламаре Цветаева прожила с 31 марта 1932 г. до середины 1934 г., когда переехала в Ванв. (обратно)756
Речь идет об Иосифе Самуиловиче Франкфурте, муже К.П. Кротковой. (обратно)757
См. письмо к В.В. Рудневу от 5 июля 1934 г. и коммент. 3 к нему. (обратно)758
Речь идет о Надежде Александровне Нолле-Коган. См. коммент. 1 к письму к В.Н. Буниной от 20 ноября 1933 г. (обратно)759
См. очерк «Мать и музыка» (СС-5) и письма к В.В Рудневу от 3 июля и от 23 сентября 1934 г. (обратно)760
Иловиши (Йиловиште) — чешская деревня, где на улице Пруездни, 8 Цветаева жила в июне-июле 1924 г. «Живу далеко от станции, в поле, напоминает Россию. У нас, наконец, жаркое синее лето, весь воздух гудит от пчел», — писала она из деревни Р. Гулю 29 июня. (Письма 1924–1927. С. 62). (обратно)761
Casino de Paris (Казино де Пари) — парижский мюзик-холл (не игорный дом, как можно предположить из названия). Является одним из самых известных концертных залов Парижа, с историей, восходящей к XVIII в. (обратно)762
Парсифаль. — Герой одноименной средневековой поэмы, написанной немецким поэтом Вольфрамом фон Эшенбахом (конец XII — начало XIII в). Отличался чистосердечностью и мужеством. (обратно)763
Средство для выбора (нем.). (обратно)764
Правильно: «Ida-Elisabeth» («Ида-Элизабет») — роман, на содержании которого сказалось обращение С. Унсет в 1924 г. в католическую веру. См. также письмо к А.А. Тесковой от 16 июля 1937 г. (Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 278-279). (обратно)765
…в готови́льной и еде́льной… — слова Мура. См. также письмо к В.И. Буниной от 28 апреля 1934 г. (обратно)766
Воздух хороший: она хорошо выглядит, а? Ну да. хорошо выглядит. Но не упитанная. — Да нет, не упитанная. Она будет до конца месяца? — Ну да. До конца месяца. — Ведь это не насовсем, а? — Да нет, не насовсем (фр.). (обратно)767
Хотите ее? (фр.) (обратно)768
Два небольших королевских дворца, большой и малый, в Версальском парке. (обратно)769
По новому адресу в Ванве под Парижем Цветаева поселилась в июле 1934 г. и прожила здесь до лета 1938 г. См. письмо к А.А. Тестовой от 24 октября 1934 г. (обратно)770
Гора… вода (фр.). (обратно)771
Описка Цветаевой. Должно быть 33. (обратно)772
В.Б. Сосинский. См. коммент. 4 к письму Г.П. Федотову от 14 февраля 1933 г., а также письма к нему (Письма 1924–1927 и Письма 1928–1932). (обратно)773
Чтение Цветаевой прозы «Мать и музыка» состоялось 1 ноября 1934 г. (обратно)774
См. письма к В.В. Рудневу от 22 марта и 2 мая 1934 г. (обратно)775
Фр. (перевод дан в строке). (обратно)776
Сейчас улица носит название: Avenue du Général de Gaulle. (обратно)777
Carte d’identité — удостоверения личности (фр.). (обратно)778
Речь идет об альпенштоке (посошке, как говорила Цветаева) для прогулок в горах. С этой тросточкой Цветаева запечатлена на фотографии, относящейся к лету 1923 г., на которой она снята с Е.И. и Н.А. Еленевыми, К.Б. Родзевичем, С.Я. Эфроном и О.Н. Туржанским. (Фотолетопись. 2000. С. 164). (обратно)779
Слово в косых скобках зачеркнуто: Цветаева вместо своего адреса в Ванве стала писать бывший адрес в Эланкуре, т. е. там, где отдыхала с К.П. Кротковой. (обратно)780
<подчеркнуто дважды. (обратно)781
Объявление, извещение (фр.). (обратно)782
Строка из третьей картины пьесы «Фортуна» (1919), посвященной личности и судьбе французского политического и военного деятеля Армана-Луи Бирона-Гонто, герцога Лозена (1747-1793). (См. СС-3). (обратно)783
Ср.: «Меня не обманули только Б. П<астернак> и Р.М. Р<ильке>. <…> Меня не обманули только все деревья, все повороты старых (нехоженных улиц), все старые стены с молодым плющом, все — все — все — Меня обманули только — люди…» (НСТ. С. 156-157). Или: «Деревья! К вам иду! Спастись / От рева рыночного! / Вашими вымахами ввысь / Как сердце выдышано!..» и т. д. («Когда обидой — опилась…», цикл «Деревья», 2; СС-2. С. 142–143). (обратно)784
Столетие кантона Во (фр.). — Canton Vaud, кантон Во на юго-западе Швейцарии, образован, как независимая федеративная единица, в 1903 г. Цветаева была хорошо знакома с этим кантоном. В его административном центре, Лозанне, она жила и училась в 1903-1904 гг. В 1903 г. как раз и отмечалось столетие образования Во. (обратно)785
Речь идет о женщинах-писательницах XVIII в., среди них: Жюли де Леспинас (1732–1776) — хозяйка парижского литературного салона, автор книги, составленной из писем к горячо любимому человеку (вышла в 1809 г.). «Что я — перед этой Liebende! (любящей — нем.). (Если бы не писала стихов, была бы ею — и пуще!..)» — писала о ней Цветаева А.А. Тесковой 9 сентября 1928 г. (Письма 1928–1932. С. 156). Жермена де Сталь (1766–1817) — французская писательница, героиню ее романа «Коринна, или Италия» Цветаева неоднократно упоминает в своих стихах и прозе. Мадам де Тансен (1685–1749) — французская писательница, мать философа и математика Д’Аламбера. «Сейчас читаю M-Me de Tencin, ее биографию» (Из письма М. А. Волошину от 18 апреля 1911 г. Письма 1905–1923. С. 93). (обратно)786
Кровь хлестала из его разбитого черепа (фр.). (обратно)787
Улица Виктора Гюго… Парижская улица (фр). (обратно)788
Конкурс Лепин (фр.). — Concours Lépine — основанный в 1902 г. парижским префектом полиции Луи Лепином (1846-1933) конкурс на лучшее изобретение в различных областях техники и науки. (обратно)789
Без семьи (фр.). (обратно)790
«Sans Famille» «Без семьи», роман французского писателя Гектора Мало (1830–1907). Лорд Фаунтлерой — герой повести американской писательницы Френсис Вернет (1849–1924) «Маленький лорд Фаунтлерой». (обратно)791
Вижу безнадежность — и все-таки борюсь — за себя в нем. — Цветаева сетовала на то, что Мур с возрастом все больше и больше разрывается между «гуманизмом» матери и «фанатизмом» отца (см. также письмо к А.А. Тесковой от 28 декабря 1935 г.). (обратно)792
А.Эфрон училась в конце 1920-х — начале 1930-х гг. в школе рисования при Лувре и французской школе по классу иллюстраций, брала уроки рисования у В. Шухаева и Н. Гончаровой. См. коммент. 4 к письму к А.А. Тесковой от 26 января 1934 г. (обратно)793
Домработница (фр.). (обратно)794
Кусок телятины (фр.). (обратно)795
Старомодна (фр.). (обратно)796
Ср. воспоминания писателя Василия Семеновича Яновского (1906–1989): «Дочь Аля милая, запуганная барышня, тогда лет 18, была добра, скромна и по-своему прелестна. То есть — полная противоположность матери. А Марина Ивановна ее держала воистину в черном теле <…> в быту обижала, эксплуатировала дочь, это было заметно и для постороннего наблюдателя» («Поля Елисейские». Нью-Йорк, 1983. С. 241). (обратно)797
Начальные строки незавершенного стихотворения без названия (1928) (СС-2. С. 69). (обратно)798
…С<ережа> рвется в Россию… — «Почти все мои друзья уехали в Сов<етскую> Россию. Радуюсь за них и огорчаюсь за себя. Главная задержка семья, и не так семья в целом, как Марина. С нею ужасно трудно. Прямо не знаю, что и делать», — жаловался Сергей Яковлевич сестре Лиле в письме от 26 августа 1934 г. (НИСП. С. 358). (обратно)799
…портретов — Муриных детских, Бориса Пастернака, Рильке не развесила. — Ср. с письмами к А.А. Тесковой от 24 октября 1934 г. и к В.Н. Буниной от 10 января 1935 г. (обратно)800
Из стихотворения М.Ю. Лермонтова «И скучно и грустно». (обратно)801
См. коммент. 10 к письму к Н.А. Гайдукевич от 1 июня I 934 г. (обратно)802
Первые строки стихотворения, в окончательном варианте начинающегося с видоизмененных строк: «Никуда не уехали — ты да я — / Обернулись прорехами — все моря! / Совладельцам пятерки рваной — / Океаны не по карману!..» и т. д. (СС-2. С. 308–309). (обратно)803
Остров д’Иё (Бог) (фр.). (Название острова звучит так же, как слово «Бог».) — Остров в Атлантическом океане, недалеко от побережья, административная единица департамента Вандея. В 1926 г., в вандейской деревеньке Сен-Жилль-сюр-Ви на берегу океана, Цветаева с семьей провела лето. «Океан. Сознаю величие, но не люблю…» — писала Цветаева тем летом (А.А. Тесковой. 8 июня 1926 г. Письма 1924–1927. С. 404). Однако для Цветаевой Вандея, центр мятежей во время Великой Французской революции, кроме всего прочего, была олицетворением романтизма и геройства. «Я хочу написать тебе о Вандее, моей героической французской родине… Я здесь ради имени. Когда человек, как я, не имеет ни денег, ни времени, он выбирает самое необходимое: насущное», — писала Цветаева Рильке из Вандеи (Письма 1924-1927. С. 359). (обратно)804
Речь идет о стихотворении А. Блока «На чердаке» («Что на свете выше Светлых чердаков?..» и т. д., 1906). (обратно)805
Пригород (фр.). (обратно)806
Автобиографический очерк «Мать и музыка» был прочитан Цветаевой на литературном вечере 1 ноября 1934 г. в зале Географического Общества (основное место публичных выступлений Цветаевой в эти годы; 184, бульвар Сент-Жермен, 6-е) и затем опубликован в «Современных записках» (1935, № 57). (обратно)807
Сентябрем 1934 г. датированы стихотворения «Уединение: уйди…» и «О поэте не подумал…», при жизни Цветаевой не публиковавшиеся (СС-2. С. 319). (обратно)808
Дата написания письма указана в комментариях А.С. Эфрон и А.А. Саакянц к стихотворению «Челюскинцы» (Цветаева М. Избранные произведения. М.; Л.: Сов. писатель, 1965. С. 759). (обратно)809
Челюскинцы — участники героической экспедиции парохода «Челюскин», отправленного в августе 1933 г. с заданием пройти за одну навигацию всю трассу Северного морского пути (Мурманск — Владивосток) Был раздавлен льдами в Чукотском море. Участники экспедиции высадились на лед, затем были отправлены самолетами на материк. …своим укором о челюскинцах… — О «своем укоре» А. Эйснер позднее вспоминал: «Я сидел тогда в Праге А челюскинцы еще как-то совпали с временем. Это было безумно жаркое лето в Европе. Это же играет роль… Эти льды, эти документальные фильмы. „Красин“, поиски челюскинцев, льды, холод, ветер. А тут все сидят, пьют, едят мороженое. Это стало модной, животрепещущей темой. Я ей и написал: „Как вы это могли миновать?“ <…> Ответное письмо Цветаевой не сохранилось, потому что в тот момент жизни, когда я оказался в соответствующих местах, пропало все, что у меня было» (Годы эмиграции. С. 208). На упрек А. Эйснера Цветаева откликнулась стихотворением «Челюскинцы» (3 октября 1934). При жизни поэта опубликовано не было (СС-2. С. 321–322). (обратно)810
…всех собак спасли! — Ср. в указанном стихотворении: «На льдов произвол / Ни пса не оставили!». См. также письмо к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 18 октября 1934 г. (обратно)811
…синего плаща… — из стихотворения А. Блока «О доблестях, о подвигах, о славе…» (1908). Ср. в очерке «Пленный дух», где Цветаева приводит эти строки Блока: «Тогда же, в Zoo, я узнала, что „Синий плащ“, всей Россией до тоски любимый…Я звал тебя, но ты не оглянулась,
Я слезы лил, но ты не снизошла,
Ты в синий плащ печально завернулась,
В сырую ночь ты из дому ушла… —
812
…буду читать эти стихи — здесь. — Возможно, Цветаева намеревалась прочесть стихотворение «Челюскинцы» 3 ноября на ближайшем, первом в сезоне, литературном вечере Объединения писателей и поэтов, посвященном стихам 1934 г. (в зале Научных обществ). Среди участников М. Цветаева (Хроника, II. С. 624). См. письмо к А.А. Лесковой от 21 ноября и коммент. 2 к нему. (обратно)813
См. письмо к А.А. Тесковой от 21 ноября 1934 г. и коммент. 2 к нему. (обратно)814
Речь, по-видимому, идет о том, что в связи с переменой места жительства (переезд из Кламара в Ванв) Цветаева должна была заявить об этом в мэрии Ванва, но еще не сделала этого. Оправданием могло бы послужить подтвержденная документом задержка отъезда с летнего отдыха из Эланкура. Кроткова в это время находилась там. (обратно)815
В описываемый момент журнал испытывал материальные затруднения, и в редакции наметился раскол. Однако журнал продолжил свое существование. См. письмо Цветаевой к В.В. Рудневу от 7 ноября 1934. (обратно)816
Название площади и улицы в Париже (13е). (обратно)817
См. письмо к К.П. Кротковой от 5 октября 1934 г. и коммент. к нему. (обратно)818
…о глубочайшем свинстве <…> «Посл<едних> Новостей». — О проблемах с публикацией в газете рассказа Цветаевой «Китаец» см письмо к В.Н. Буниной от 20 октября 1934 г. (обратно)819
…книга выходит без моей «Музыки». — Очерк «Мать и музыка» был послан В.В. Рудневу для «Современных записок» лишь в начале ноября 1934 г. См. письма Цветаевой к В.В. Рудневу от 23 и 26 сентября, 7 ноября 1934 г. (обратно)820
Речь идет о сыне К.П. Кротковой — Павле Иосифовиче Медове (1926–2005), впоследствии экономисте. В то время должен был состояться его перевод из одной школы в другую. (обратно)821
Видимо, речь идет о книге композитора Н.А. Римского-Корсакова «Летопись моей музыкальной жизни», изданной впервые в 1909 г. в Петербурге. Здесь, вероятно, имеется в виду ее третье (М., 1926) или четвертое (М., 1932) издание. (обратно)822
Т.е. внуков А.К. Богенгардт, Александра и Сергея. См. коммент. 5 к письму В.А. Богенгардту от 10 марта 1934 г. (обратно)823
Внучка Ольга, 1 августа ей исполнилось два года. (обратно)824
О ком идет речь, установить не удалось. (обратно)825
В архиве К.П. Кротковой сохранился билет на литературный вечер М. Цветаевой, намеченный на 1 ноября 1934 г. (см. коммент. 17 к письму к Н.А. Гайдукевич от 29 сентября 1934 г.):Salle de Géographie, 184, Bd. Saint-Germain, 184
MARINA ZVETAIEVA
SOIRÉE LITTÉRAIRE
Le 1er November 1934 à 8h.30
826
И.П. Демидов. См. письма к нему. Речь идет о публикации рассказа «Китаец». См. подробнее в письме к В.Н. Буниной от 20 октября 1934 г. (обратно)827
Могилевский Владимир Андреевич (1879–1974) — журналист. Управляющий конторой «Последних новостей», исполнял также обязанности бухгалтера и кассира газеты. (обратно)828
Смелость, мужество (фр.). (обратно)829
См. предыдущее письмо, а также письмо к В.Н. Буниной от 2 ноября 1934 г. и коммент. 8 к нему. (обратно)830
Челюскинцы и их собаки. — См. письмо к А.В. Эйснеру от 3–4 октября 1934 г. и коммент. к нему. (обратно)831
…не вернула книги… — Речь идет, по-видимому, о книге Св. Терезы маленькой «Vie de Ste Thérèse de l’Enfant Jésus écrite par elle-même» («Житие св. Терезы от младенца Иисуса, написанное ей самой»), которую Цветаева просила у Буниной на прочтение (см. письмо к В.Н. Буниной от 26 февраля 1934 г. и коммент. 14 к нему). (обратно)832
Волконский Александр Михайлович, князь (1866-1934) — брат С.М. Волконского, русский католик («не мой»). Умер 18 октября в Риме, а 20 октября в «Последних новостях» появился некролог, где, в частности, был упомянут церковно-исторический труд «Католицизм и священное предание Востока», которому А.М. Волконский посвятил свои последние годы. (обратно)833
Святая Тереза маленькая (фр.). (обратно)834
В.А. Могилевский. См. коммент. 3 к письму к К П. Кротковой от 17 октября 1934 г. (обратно)835
П.Н. Милюков (обратно)836
Цветаева неточна. 3 августа 1934 г. «Последние новости» опубликовали ее рассказ «Страховка жизни» (СС-5). Рассказ «Китаец» в газете был напечатан 24 октября 1934 г. (обратно)837
И.П. Демидов. См. письма к нему. (обратно)838
И.А. Бунин. (обратно)839
Кроме упомянутых выше произведений Цветаевой, напечатанных в «Последних новостях» за 1934 г., было еще пять ее публикаций в 1933 г. (Цветаева. Библиография. С. 511). (обратно)840
Bleichröder. — Речь идет о семье одного из потомков известного немецкого банкира Герсона фон Бляйхрёдера (1822-1893), бывшего корреспондентом банка Ротшильдов в Берлине. (обратно)841
…потомок Петра… — Демидовы — род богатейших российских предпринимателей, выдвинувшихся при Петре I благодаря созданию оружейных и горнодобывающих предприятий. Потомками Петра I они не были. Основатель рода — Никита Демидович Антуфьев (Антюфеев; 1856-1725), более известный под фамилией Демидов, происходил из крестьян Тульской губернии. В 1720 г. возведен в потомственное дворянство. Слухи о родстве Демидовых с императором Петром I, возможно, возникли в связи с тем, что, по преданию, разрешение на строительство завода Петр дал во время посещения им Тулы (Отечественная история. История России с древнейших времен до 1917 г. Энциклопедия. Т. 2. М.: Большая Российская энциклопедия, 1996. С. 14–16). (обратно)842
Гронский Павел Павлович (1883–1937) — специалист по праву, профессор С.-Петербургского университета, видный деятель партии кадетов. Отец Н.П. Гронского. С 1920 г. в эмиграции. Преподавал историю в Русской гимназии в Париже, читал лекции в высших учебных заведениях. Работал в редакции «Последних новостей». (обратно)843
Ладинский Антонин Петрович (1896-1961) — поэт и прозаик. В эмиграции с 1920 г., с 1924 г. жил в Париже. Проводил вечера поэзии и прозы, выступал с чтением своих произведений. (См. письмо к Б.Г. и Е.И. Унбегаун от 22 апреля 1936 г.) Член Союза русских писателей и журналистов в Париже. Служил в редакции «Последних новостей», исполнял обязанности секретаря на телефоне. Печатался в газете с 1926 г. Во время Второй мировой войны участник Сопротивления. После войны принял советское гражданство, был выслан из Франции. (обратно)844
Берберова Нина Николаевна (1901–1993) — писательница, литературный критик, поэтесса. В эмиграции с 1922 г. Состояла литературным сотрудником «Последних новостей» с 1925 г. (обратно)845
Поляков А.А. — член редакции «Последних новостей». См. письма к нему. (обратно)846
Алданов Марк Александрович (наст. фам. Ландау; 1886–1957) писатель, автор исторических романов. С 1919 г. в эмиграции. Сотрудник «Последних новостей» со дня основания газеты. (обратно)847
Печатать (фр.). (обратно)848
Когда нужда достигает предела, Бог всего ближе (нем.). — Крылатое выражение религиозной морали. См., например: Georg Ludwig Kriegk. Eine Sammlung von Musterstucken in Prosa Poesie fur das Mittlere Jugenddalter. Frankfurt am Main, 1839. S. 249. Во фразеологическом словаре М.И. Михельсона дано в несколько измененном виде: «Где беда, там и Бог» («Wo die Not am höchsten, da ist Gott am nächsten»). Русская мысль и речь: Свое и чужое: Опыт русской фразеологии: Сборник образных слов и иносказаний: В 2 т. Т. 1. СПб., 1896-1912. С. 182. (обратно)849
См. предыдущее письмо. (обратно)850
Дом, в котором поселилась Цветаева, сохранился. (В 1935 г. была изменена нумерация домов, вместо № 33 стал № 65.) В сентябре 2010 г. на этом доме была установлена памятная доска, посвященная М. Цветаевой, с текстом:De juillet 1934 à juillet 1938 vécu, au deuxième étage de cette maison, la poétesse russe Marina Tsvetaeva 1892—1941
«Chaque fenêtre — un regard,
Et dans toutes — une personne!
Le fronton dans la glaise
Chaque fenêtre — une icône
Chaque regard — une fenêtre,
Les visages, des ruines,
Les arènes de l’histoire,
Marronniers du passé
Moi j’y chante et j’y vis»
Marina Tsvetaeva (La Maison, 1935) Poème traduit par Véronique Lossky
Plaque inaugurée le 18 septembre 2010 par Bernard Gauducheau, maire de Vanves et le Conseil Municipal.
(С июля 1934 по июль 1938 в этом доме на втором этаже жила русская поэтесса Марина Цветаева 1892–1941. «Во все окна! С фронтона / Вплоть до вросшего в глину — / Что окно — то икона, / Что лицо то руина / И арена… За старым / Мне и жизнь и жилье / Заменившим каштаном — / Есть окно и мое» Марина Цветаева (Дом, 1935). Перевод Вероники Лосской. Доска установлена 18 сентября 2010 г. мэром Ванва Бернаром Годюшо и Муниципальным советом (фр.) Стихотворные строки — из стихотворения «Дом» (Современные записки. 1935. № 61. С. 165), представляющего собой начало незавершенной поэмы «Певица» (1935) (СС-3. С. 748). (обратно)
851
Автобиографическая проза «Черт» была напечатана (с редакционными сокращениями) в «Современных записках». 1935. № 59 (СC-5). (обратно)852
Историю публикации рассказа «Китаец» см. письма к К.П. Кротковой от 17 октября и к В.Н. Буниной от 20 октября 1934 г. и коммент. к ним. (обратно)853
…по свежему следу — Демидов часто бывал в доме Буниных. (См., например: Устами Буниных: Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны и другие архивные материалы: В 3 т. Под ред. М. Грин. Т. 2. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1981. Т. 2. Указатель имен.) (обратно)854
Демидов мог знать И.В. Цветаева по Московскому университету. В годы его учения в университете (окончил в 1899) И.В. Цветаев преподавал там историю искусств. (обратно)855
О вечере см. письмо к В.Н. Буниной от 2 ноября 1934 г. (обратно)856
При письме сохранился билет на вечер Цветаевой. См. коммент. 1 к письму к К.П. Кротковой от 17 октября 1934 г. (обратно)857
В адресе Цветаева по инерции написала название своей прежней улицы. Должно быть: Rue Jean-Baptiste Potin. (обратно)858
Возможно, имеется в виду Гавронский Яков Осипович (1878–1948), доктор, эсер, был близок к редакции «Современных записок». Тамара Владимировна — лицо неустановленное. (обратно)859
Из стихотворения А. Блока «Седое утро» (1913). Ср. в воспоминаниях дочери Цветаевой о вечере Блока (1921): «…Чуть только расселись, в толпе проносится шепот: „Блок! Блок! Где он? Блок! За столик садится!“ <…> „Утро туманное, — читает А.А. Блок. — Как мальчик шаркнула, поклон отвешивает. До свиданья! И звякнул о браслет жетон. Какое-то воспоминанье!“ <…> А.А. Блок читает „колокольцы“, „кольцы“, оканчивая на „ы“. Читает деревянно, сдержанно, укорочено. Очень сурово и мрачно. „Ты хладно жмешь к моим губам свои серебряным кольцы“» (Эфрон А. С. 88–89). (обратно)860
Слова из очерка «Мой Пушкин» (СС-5. С. 65). (обратно)861
Эпизод из дневниковой прозы «Вольный проезд». Цветаева приводит его по памяти (СС-4. С. 443-444). (обратно)862
Из стихотворения Цветаевой «Тебе — через сто лет» (1919). (СС-7. С. 481–482). (обратно)863
По-видимому, намек на купленный в 1912 г. Цветаевой с мужем дом в Казачьем переулке, расположенном между Большой Ордынкой и Большой Полянкой (см. письмо к В.Я. Эфрон и коммент. к нему в кн.: Письма 1905–1923. С. 129). (обратно)864
О вечере автобиографической прозы Цветаевой, состоявшемся 1 ноября, обозреватель «Последних новостей» писал: «М. Цветаева прочла на своем вечере, состоявшемся в зале Географическою общества, два новых рассказа, точнее — два новых отрывка из вечной повести о самой себе. Как обычно, у этой замечательной, но парадоксальной писательницы, прочитанные отрывки представляют смесь подлинной лирики и тончайших психологических штрихов с расхолаживающими рассуждениями. Тема обоих отрывков — мать. В первом, более пространном, озаглавленном „Мать и музыка“, особенно много рассудочных отклонений, чаще всего обусловленных фонетическими ассоциациями. <…> Поскольку прочитанный рассказ имеет автобиографический характер, он дает, пожалуй, ключ к творческим особенностям Цветаевой. Ущербленная с детства музыкой, она пытается применять в литературе законы музыкальной гармонии. В творчестве Цветаевой сочетаются столь несочетаемые: розановские и бальмонтовские начала. С одной стороны, попытка обнажить душу до последнего предела, поиски самых подлинных слов. А с другой, увлечение часто звуковыми ассоциациями, музыкой слов. Почти совсем свободен от резонерских отклонений и от фонетических узоров второй прочитанный писательницей отрывок „Сказка матери“. Эта очаровательная „Сказка“ принадлежит к числу самых ярких произведений Цветаевой. Марина Цветаева превосходная чтица. Ее чтение имело большой успех у наполнившей зал публики» (1934, 3 ноября). (обратно)865
Цветаева имеет в виду свой предыдущий вечер 15 марта 1934 г. (См. письмо к В.Н. Буниной от 26 февраля 1934 г.). (обратно)866
От getreu (нем.) — верный. (обратно)867
Действительно, «Сказка матери» была опубликована в «Последних новостях» 17 февраля 1935 г. (обратно)868
Название парижского квартала. (обратно)869
…танцор Икар… — Икар Николай Федорович (наст. фам. Барабанов; 1880–1975) — танцор, пианист, журналист. Артист петербургского театра «Кривое зеркало». В эмиграции жил во Франции. Активный участник культурной жизни русского Парижа. С 1920 г. выступал в концертах, благотворительных вечерах и балах во многих русских организациях Парижа и его предместий. В 1947 г. Икар выехал в СССР. В программе «Вечера Романтики» 26 апреля 1930 г., где участвовала и М. Цветаева, было предусмотрено выступление Икара с показом «Мыслей и сенсаций госпожи Курдюковой» (по поэме Ивана Петровича Мятлева (1796-1844) «Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границей — дан л’этранже») в «подлинных костюмах эпохи» (Хроника, II. С. 50–51). См. также письмо к Б.Г. и Е.И. Унбегаун от 22 апреля 1936 г. (обратно)870
…пишу чорта… — См. коммент. 4 к письму к А.А. Тесковой от 24 октября 1934 г. (обратно)871
Очевидно, письмо от 2 ноября 1934 г., которое благополучно дошло до адресата. (обратно)872
Фрейтаг Густав (1816–1895) — немецкий писатель, драматург, представитель старой реалистической школы. Его роман «Die verlorene Handschrift» («Потерянная рукопись») вышел в 1864 г. и до конца века выдержал 30 изданий. (обратно)873
Густав Фрейтаг «Потерянная рукопись» (нем.). (обратно)874
Датировка уточнена по содержанию («вечер прошел очень хорошо», 1 ноября 1934 г.). (обратно)875
…та вещь… — «Сказка матери». См. о ее чтении письмо к В.Н. Буниной от 2 ноября 1934 г. (обратно)876
Триалог — действующие лица «Сказки матери»: мать, Марина, Ася. (обратно)877
В 1932–1940 гг. адрес редакции «Современных записок» (6, Rue Daviel, 13-е). (обратно)878
…мало верю, что… поместите… — В период 1935-1938 гг. стихи Цветаевой публиковались в 10 (из 18) номерах «Современных записок». (обратно)879
Журнал продолжал выходить еще несколько лет. Последний № (70) вышел в 1940 г. Подробнее см. в кн.: Вишняк М.В. «Современные записки»: Воспоминания редактора. [Блумингтон]: Indiana University Publications, 1957. (обратно)880
Первая строка стихотворения «Ständchen» («Серенада», «Вечерняя серенада») немецкого романиста, поэта и драматурга Людвига Рельштаба (1799–1860). «Серенада», положенная на музыку Ф. Шубертом, вошла в его знаменитый цикл «Песни Шуберта». По первой строке стихотворения был назван посвященный Шуберту австрийско-немецкий художественный фильм (1933) режиссера Вилли Форета (1903–1980), один из самых любимых фильмов Цветаевой. См. также письма к А.В. Эйснеру от 3–4 октября 1934 г. и к A. А. Тесковой 23 апреля 1935 г. (обратно)881
«Песнь моя, лети с мольбою…» (нем.) (Пер. Н.П. Огарева), «Неоконченная симфония» (фр.). (обратно)882
Шуберт Франц (1797–1828) — австрийский композитор, создатель романтических песен-романсов, лирико-романтических симфоний и фортепианных миниатюр. Шуберт был безответно влюблен в графиню Каролину Эстергази (1805–1851). (обратно)883
Спустя девять лет, уже потеряв родителей, Георгий писал сестре, находившейся в заключении: «Во всех твоих письмах сквозит неподдельная горечь по поводу утраты семьи, дома, чего-то солидного, настоящего. У меня в этом отношении совершенно такое же чувство, что и у тебя. Но лишь теперь я понял, какое колоссальное положительное значение имела в моей жизни семья. Вплоть до самой смерти мамы я враждебно относился к семье, к понятию семьи. Не имея опыта жизни бессемейной, я видел лишь отрицательные стороны семейной жизни, по ним судил — и осуждал. Мне казалась, что семья тормозила мое развитие и восхождение, а на деле она была не тормозом, а двигателем. И теперь я тщетно жалею, скорблю о доме, уюте, близких и вижу, как тяжко я ошибался. Но уж поздно» (Эфрон Г. Письма. М., 2002. С. 101). (обратно)884
А. Эфрон работала в редакции журнала «Наш Союз», общественно-политического и художественного издания Союза возвращения на родину. (обратно)885
На торжествах Октября… — Речь, возможно, идет о торжественном заседании Пореволюционного клуба (12, rue Poitiers, 7-е), посвященного 17-й годовщине Октября (Хроника, II. С. 631). Других торжеств по случаю годовщины революции в эмигрантской прессе не обнаружено. (обратно)886
Цветаева имеет в виду свой роман с К.Б. Родзевичем. (обратно)887
Неточно цитируемые Цветаевой строки из предсмертного письма B. В. Маяковского («Как говорят — „инцидент исперчен“…»: «Я с жизнью в расчете / и не к чему перечень / Взаимных болей, / бед / и обид…»). (обратно)888
Фотографии С. Унсет и Р.М. Рильке см.: Марина Цветаева и Франция: каталог выставки. (К 75-летию возвращения из Франции на родину) / Под общей ред. Л.А. Мнухина. М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2014. С. 31, 32 (описание), 83 (воспроизведение). См. также письмо к В.Н. Буниной от 10 января 1935 г. (обратно)889
…русская секретарша и сиделка… — Черносвитова Евгения Александровна (1903-1974) — переводчик, преподаватель иностранных языков. В 1926 г. исполняла обязанности секретаря Рильке. См. письмо к ней (Письма 1924–1927. С. 525-526). В письме к Н. Вундерли-Фолькарт от 5 июля 1930 г. Цветаева писала о Черносвитовой: «…она прислала мне его последний подарок, подарила его фотографию (Мюзот — на балконе) и много рассказывала мне о нем» (Письма 1928–1932. С. 356). Фотография была сделана осенью 1926 г. (обратно)890
Этажом ниже квартиры Цветаевой жила семья Айканова Михаила Порфирьевича (1877-1964) — юриста, выпускника юридического факультета С.-Петербургского университета. В эмиграции жил во Франции. Работал ночным сторожем в Париже в Бюро помощи престарелым рабочим. Писал стихи. Покидая квартиру в Ванве, Цветаева оставила ему свой письменный стол (в настоящее время хранится в Доме-музее Марины Цветаевой в Москве). Это вдохновило М.П. Айканова на создание стихотворения, обращенного к Цветаевой (НСТ. С. 552). …старушка 81 года — мать М.П. Айканова, Анна Айканова (1854–1942). (обратно)891
…старушка 81 года, помнящая Аделину Патти. — Патти Аделина (1843-1919), знаменитая итальянская певица (колоратурное сопрано), легенда оперной сцены. В 1860-х гг. гастролировала в России. Она сохранила голос до глубокой старости и перед официальным завершением своей карьеры дала серию концертов (залы были полны). Даже во время Первой мировой войны А. Патти участвовала в благотворительном вечере. (обратно)892
…внук — сын М.П. Айканова, Айканов Митрофан Михайлович (1905–1995). В 1920 г. эмигрировал с родителями. Сдал экстерном экзамены в Русской гимназии в Париже, поступил в Техническую школу аэронавтики и конструирования автомобилей (1928). Работал инженером. (обратно)893
И спать я хотела бы, спать / До того, как придет мой час! (нем.) — Заключительные строки стихотворения-поэмы «Die Taxuswand» («Стена тисов») немецкой поэтессы XIX в. Аннет фон Дросте-Хюльсхофф (1787–1848). Цветаева цитирует по памяти (в оригинале: «О, schlafen möchte ich…» и т. д. (обратно)894
…еще одно горе… — Если предположить, что Цветаева закончила и отправила это письмо 22 ноября, когда принесли утренние газеты (Последние новости. 22 нояб.), то речь могла бы идти о гибели Н.П. Гронского (см. письмо к А.А. Тесковой от 27 декабря 1934 г.). С другой стороны, написанное Цветаевой письмо В.Н. Буниной от 22 ноября 1934 г. практически повторяет содержание данного письма к А.А.Тесковой. И в том и в другом случае дана картина окончательно испортившихся отношений Цветаевой с дочерью Алей. (Отсюда могли бы быть слова: «обида, дико-незаслуженная».) В письме, датированном именно 22 ноября (В.Н.Буниной), Цветаева не упоминает о гибели Н.П. Гронского. (обратно)895
См. коммент. 9 к письму к В.Н. Буниной от 20 октября 1934 г (обратно)896
В.И. Ширинская-Шихматова. — См. письмо к В.Н. Буниной от 24 октября 1933 г. и коммент. 4 к нему. (обратно)897
Ср. воспоминания писателя В.С. Яновского. См. коммент. 9 к письму Н.А. Гайдукевич от 29 сентября 1934 г. (обратно)898
Ширинский-Шихматов Юрий Алексеевич (1890–1942) — бывший правовед и кавалергард. Муж Е.И. Ширинской-Шихматовой. В эмиграции организовал «Пореволюционный клуб», издавал журнал «Утверждения», главный орган «Объединения пореволюционных течений». Выступал на разных собраниях в Париже от имени эмигрантской «молодежи». Погиб в концлагере. (обратно)899
Чтиво и зрелище (фр.). — Правильно: Vu et Lu. См. коммент. 9 к письму к В.Н. Буниной от 26 февраля 1934 г. (обратно)900
Имеется в виду роман с К.Б. Родзевичем. См. коммент. 6 к предыдущему письму. (обратно)901
Ср. в письме к А.В. Бахраху от 29 сентября 1923 г.: «Счастье на чужих костях — этого я не могу» (Письма 1905–1923. С. 697). (обратно)902
Вронский — герой романа Л.Н. Толстого «Анна Каренина», возлюбленный героини. (обратно)903
Предначертано (фр.). (обратно)904
Летом 1909 г. Цветаева училась в Париже на Курсах французской литературы для иностранцев — Alliance Française. (обратно)905
Т. е. возвращению в Советский Союз. (обратно)906
О смерти младшей дочери Цветаевой см. также письмо к В.К. Звягинцевой и А.С. Ерофееву от 7/20 февраля 1920 г. и коммент. к нему (Письма 1905–1923. С. 287–290). (обратно)907
По-видимому, речь идет о «Письме к амазонке» (СС-5). «Перечитала и переписала в ноябре 1934 еще чуть более поседевшая. МЦ.» (Цветаева М. Письмо к амазонке. Звезда. 1990. № 2. С. 190). (обратно)908
Датируется условно. Исходя из содержания письма, оно могло быть написано на следующий день после похорон Н.П. Гронского (см. следующее письмо и коммент. 1 к нему). (обратно)909
После смерти Н.П. Гронского его родители вернули Цветаевой ее письма к нему. Переписка двух поэтов оказалась единственной двусторонней перепиской Цветаевой, сохранившейся в ее архиве в РГАЛИ и в 2003 г. была издана отдельной книгой: Несколько ударов сердца (см.). См. также Письма 1928–1932. (обратно)910
21 ноября 1934 г. Николай Гронский попал под поезд парижского метро Pasteur и несколько часов спустя скончался в госпитале от потери крови. 26 ноября был похоронен на Новом кладбище н Медоне. Над его могилой Цветаева сказала краткое слово (Похороны Н.П. Гронского. Последние новости. 1934, 27 нояб.). См. также письмо к А.А. Тесковой от 27 декабря 1934 г. (обратно)911
Речь идет о завершении подготовки к публикации очерка «Мать и музыка». (обратно)912
Вместе с очерком «Мать и музыка» редакцией «Современных записок» в № 57 было принято к публикации стихотворение «Тоска по родине! Давно…» (СС-2). (обратно)913
Письмо написано по-французски. Перевод на русский И.А. Струве. (обратно)914
Речь идет о французском «Мо́лодце» («Lе Gars»). А. Берг намеревалась помочь Цветаевой в его издании. Попытки Цветаевой издать поэму-сказку были и раньше. См., например, письма к Р.Н. Ломоносовой от 8 декабря 1930 г. и 10 февраля 1931 г., письмо к А.А. Тесковой от 25 февраля 1931 г. и коммент. 3 к нему и г.д. (Письма 1928–1932). (обратно)915
Речь идет о корректуре очерка «Мать и музыка». …о «правой» и «левой» — т. е. о концах клавиатуры пианино (СС-5. С. 17). (обратно)916
В опубликованном очерке оставлен вариант Цветаевой: «А знал он только всего один мотив — из „Аиды“ наследие первой жены, певчей и рано умолкшей птицы» (об отце И.В. Цветаеве; там же, е. 18). (обратно)917
Поэма «Белла-Донна». Была напечатана в «Последних новостях» 9 декабря 1934 г. со вступлением Г.В. Адамовича Правильно: Белладонна — название горной цепи под Греноблем в Альпах. Поэма имела первоначальное название: «Поэма пика Мадонны и трех альпинистов». Цветаева так отзывалась о поэме: «Лучшая вещь Гронского — Белла-Донна. Вещь его 18 — 19 — 20-летия: когда дружил со мной… Гронского в Белла-Донне я чувствую своим духовным сыном» (Из письма к Ю.П. Иваску от 11 октября 1935 г.). Совпадает с оценкой Цветаевой и суждение А.Л. Бема: «Поэме этой предпослано предисловие Г. Адамовича, в котором он с большим сочувствием отзывается о погибшем поэте и дает высокую оценку его произведению. На этот раз я в полной мере к этой положительной оценке Г. Адамовича присоединяюсь…» (Бем А. О Н.П. Гронском и его поэме Белладонна. Меч. Варшава. 1935. 10 февр.; см. также коммент. 2 к письму А.А. Тесковой от 18 февраля 1935 г.). Показать А.Л. Бему поэму Гронского Цветаева просила А.А. Тескову (см. письмо к ней от 27 декабря 1934 г.). (обратно)918
Письмо написана по-французски. Перевод на русский Н.А. Струве. (обратно)919
Речь идет о гибели Н.П. Гронского. См. письма к Н.Н. Гронской И В.В Рудневу от 27 ноября 1934 г. (обратно)920
Помимо перевода «Мо́лодца» («Le Gars»), у Цветаевой были готовы еще две французские вещи «Neuf lettres avec une dixième retenue et une onzième reçue» («Девять писем с десятым возвращенным и одиннадцатым полученным» («Флорентийские ночи») и «Lettre à l’Amazone» («Письмо к Амазонке»)). См. в СС-5. (обратно)921
У Ариадны Берг было три дочери: Мария-Генриэтта (Бутя, 1924–1937), Вера (р. 1926) и Елена (Люля) (р. 1933). (обратно)922
См. письмо к А.А. Тесковой от 27 декабря 1934 г. и коммент. 3 к нему. (обратно)923
Веневитинов Дмитрий Владимирович (1805–1827) поэт. Умер от простуды. Бенедиктов — умер на 64-м году жизни. (См. коммент. 31 к письму к Ю.П. Иваску от 4 апреля 1933 г.). Надсон Семен Яковлевич (1862–1887) — поэт. Умер от туберкулеза. (обратно)924
…к сороковому дню. — Сороковым днем со дня смерти Н.П. Гронского было 30 декабря. (обратно)925
Ольга Борисовна Ходасевич (урожд. Марголина; 1890 1942) — последняя жена В.Ф. Ходасевича (с 1933 г.) В эмиграции во Франции. Зарабатывала на жизнь вязанием шапочек. Ухаживала за больным мужем. Была арестована во время немецкой оккупации Парижа и погибла в концлагере. См. письмо к В.Ф. и О.Б. Ходасевич от 13 марта 1937 г. (СС-7. С. 468-469). (обратно)926
Первое известие о гибели Н.П. Гронского появилось 22 ноября 1934 г. в газете «Последние новости». (обратно)927
Книга писем (нем.) (обратно)928
Отец, Гронский Павел Павлович. — См. коммент. 11 к письму к В Н. Буниной от 20 октября 1934 г. Мать, Гронская Нина Николаевна — см. письмо к ней. Об ее уходе из семьи см. также переписку Цветаевой и Н.П. Гронского (Несколько ударов сердца, Письма 1928-1932). (обратно)929
Речь идет о статье «Посмертный подарок», вошедшей в более обширное эссе «Поэт-альпинист», напечатанное при жизни Цветаевой лишь по-сербскохорватски в журнале «Руски Архив» (1935, № 32/33). (обратно)930
Единственный посмертный сборник Н. Гронского «Стихи и поэмы» вышел в 1936 г. в Париже в издательстве «Парабола». Рецензия Цветаевой на этот сборник была опубликована в «Современных записках» (1936, № 61; См. CC-5). (обратно)931
На гибель Гронского Цветаева написала стихотворный цикл «Надгробие» (был опубликован под заголовком «Памяти Н.П. Гронского» в «Современных записках» (1935, № 58). (СС-2. С. 324–327). Стихотворение 1928 г. при жизни поэта не публиковалось. (обратно)932
См. письмо к А.А. Тесковой от 18 февраля 1935 г. и коммент. 2 к нему. (обратно)933
В статье «Да был ли мальчик?..», посвященной эмигрантской поэзии, советский журналист Г. Хохлов писал: «…Марина Цветаева — очень талантливый человек, гибнущий от злой патриотической косности и социального одичания» (Литературная газета. 1934. 12 марта). (обратно)934
Вечер Российского общества Красного Креста под покровительством Великой княгини Ксении Александровны состоялся 31 декабря 1934 г. в парижском зале искусств и ремесел (9-bis, avenue d'Iéna, 16-е) (Хроника, II. С. 658). (обратно)935
Речь, по-видимому, идет о строфе, не вошедшей в окончательный текст стихотворения «Тоска по родине! Давно…»:Так, не дано мне ничего,
В ответ на праздник мной даваем —
Так яблоня до одного
Цветы раздаривает маем!
936
Описка Цветаевой. Должно быть: 1935. Исправляется по содержанию. (обратно)937
О проблемах с публикациями в «Последних новостях» см. письмо к В.Н. Буниной от 20 октября 1934 г. и коммент. 5 к нему. (обратно)938
См. коммент. 3 к письму к А. А. Тесковой от 27 декабря 1934 г. (обратно)939
…другого П.Н. — Речь идет о Павле Николаевиче Милюкове, главном редакторе «Последних новостей». (обратно)940
Ср. с письмом ниже (к В.А.А.), написанным примерно в это же время: «…нет стихов без чар. <…> Поймите правильно:чары беру не как прикрасу, а как основу, как одну из первозданных сил, силу природы». (обратно)941
Временами впадаю в отчаяние, ибо какая-н<и>б<удь> удача быть должна: либо духовная, либо материальная, а у меня никакой, — Сергей Яковлевич писал сестре Е.Я. Эфрон несколько позднее, 4 декабря 1935 г. о состоянии семьи и, в частности, жены, в этот период их жизни во Франции: «Что тебе рассказать о себе и о своих? У меня масса работы. Нет минуты свободной. Но все это не то, что хотелось бы. И все потому, что я здесь, а не там. Аля сделалась прекрасной рисовальщицей, настоящим мастером. Но она ужасно пассивна и живет еще в каком-то отроческом полусне (а ей уже 21 год). Мур, наоборот, бурно активен, жаден до всех жизненных впечатлений предельно, богатырского телосложения, очень красив. Прекрасно учится. Марина много работает. Мне горько, что из-за меня она здесь. Ей место, конечно там. Но беда в том, что у нее появилась с некоторых пор острая жизнебоязнь. И никак ее из этого состояния не вырвать. Во всяком случае через год-два перевезем ее обратно, только не в Москву, а куда-нибудь на Кавказ. Последние стихи ее очень замечательны и вообще одарена она, как дьявол. К весне думаю устроить Алину выставку, затем издать часть ее рисунков» (НИСП С. 363). (обратно)942
Письмо написано по-французски. (обратно)943
Письмо написано по-французски. (обратно)944
А.Ф. Даманская — См. коммент 1 к письму к А.А. Тесковой от 7 марта 1933 г. (обратно)945
…рассказ. — «Сказка матери». (обратно)946
А.А. Поляков См. письма к нему. (обратно)947
<подчеркнуто два раза. (обратно)948
М.А. Алданов См. коммент. 15 к письму к В.Н. Буниной от 20 октября 1934 г. (обратно)949
Который не является таковым (фр.). (обратно)950
Струве Михаил Александрович (1890–1948) — поэт, литературный критик, племянник П.Б. Струве, После революции эмигрировал. Сотрудничал в «Последних новостях» и в других периодических изданиях. Одно время работал в типографии «Последних новостей». (обратно)951
П.П. Гронский, См. коммент. 11 к письму к В.Н. Буниной от 20 октября 1934 г. (обратно)952
Статья «Поэт-альпинист». См. письмо к А. А. Тесковой от 27 декабря 1934 г. и коммент. 3 к нему, а также коммент. к этой статье (СС-5. С. 709). (обратно)953
Но у меня над столом карточки Рильке и 3. Унсет… — См. письмо к А.А. Тесковой от 21 ноября 1934 г. и коммент. 8 к нему. (обратно)954
Спасибо за присланное, — очень помогло. — Цветаева благодарит В.В. Руднева за своевременную денежную помощь. В письме от 9 января 1935 г. он писал ей: «С Новым Годом, дорогая Марина Ивановна! Получил Ваш термовый S.O.S. Выскреб до дна тощую кассу „С<овременных> 3<аписок>“, и посылаю Вам — что могу, но, конечно, меньше того, что Вам надо и на что Вы, вероятно, рассчитывали: всего 200 f<ranc>, — да раньше, в Ваш счет послал Андреевой 60, — всего 260. Остальные придется — ждать, и б<ыть> м<ожет>, на этот раз дольше, чем обычно. В поисках денег „С<овременные> 3<аписки>“ пускаются во все тяжкие: не только до „бриджей“, но и до „блинов“, „coctail-party“ и пр<очее> пр<очее>, чем только можно прельстить пресыщенное воображение имеющих солидные кошельки Поучительная картина… Ваше письмо такое грустное. И ободрить нечем. Действительно, жестокие времена и подлые. Но куда денешься? Всюду то же. В Россию — пути заказаны, а и были б свободны, — там, убежден, было бы тысячекрат невыносимее. Просто дышать негде. Одно только: лестница нужды, нищеты и унижений от каждого из нас еще и др<угих> беспредельно вниз. <…> Но глядя на Вас и на других, чувствую себя пока бессовестным счастливцем. Вероятно, Вы, в свою очередь, видите вокруг себя людей в еще более тяжких условиях» (Надеюсь — сговоримся легко. С. 70-71). (обратно)955
См. выше письмо В.В. Руднева. (обратно)956
См. предыдущее письмо. (обратно)957
…буду читать на совместном выступлении с Ходасевичем. — Речь идет о вечере памяти А. Блока, организованном литературной группой «Перекресток» и состоявшемся 2 февраля 1935 г. в зале Обществ ученых. На вечере выступили Цветаева с докладом «Моя встреча с Блоком» и Ходасевич с докладом «Блок и его мать» (Хроника, III. С. 20). (обратно)958
Мне это не важно (фр.). (обратно)959
Вот, ниже меня (этажом) живут русские… — Семья М.П. Айканова. См письмо к А. А. Тесковой от 21 ноября 1934 г. и коммент. 10 и 12 к нему. Так что Вы правы… — См. выше письмо В.В. Руднева. (обратно)960
Н.Н. Гронская выполнила несколько скульптурных портретов своего сына. Один из них (бюст поэта) Цветаева сфотографировала во время своего посещения комнаты Н.П. Гронского после его гибели. См. письмо к А.А. Тесковой от 18 февраля 1935 г. и коммент. 7 к нему. (обратно)961
См. предыдущие письма. (обратно)962
…тех юношей везших мать в храм — знала… — Возможно, Цветаева имела в виду историю, записанную в трудах античного историка Геродота. По преданию, греческую жрицу Геру Аргосскую в храм привозили волы. Однажды они вовремя не прибыли с пастбища, и тогда сыновья Геры — Клеобис и Битон — сами запряглись в колесницу и повезли мать в храм, находившийся на расстоянии около пяти миль. В знак благодарности она попросила богов наградить сыновей высшим благом, доступным людям. Когда же Гера исполнила в храме свой обряд, ее сыновья здесь же уснули в храме, чтобы больше не проснуться (Геродот. Труды. Кн. 1, гл. 31). (обратно)963
Игра в бридж была постоянным увлечением писательской элиты в эмиграции, часть выигрышей от игры шла на благотворительность. (обратно)964
Выступление Цветаевой «Последняя любовь Блока» не состоялось. (обратно)965
…выступление с Ходасевичем. — См. коммент. 4 к письму В.В. Рудневу от 15 января 1934 г. (обратно)966
<подчеркнуто трижды. (обратно)967
См. следующее письмо. (обратно)968
Плещеев Александр Алексеевич (1858-1944) — журналист, театральный критик, сотрудник парижских русских газет. Сын известного поэта А.Н. Плещеева (1825–1893). (обратно)969
Амфитеатров Александр Валентинович (1862–1938) — писатель, журналист, критик. В 1921 г. эмигрировал. Постоянно сотрудничал в газетах «Возрождение» (Париж), «За Свободу» (Варшава), «Сегодня» (Рига). (обратно)970
Миронов Мирон Петрович (1893–1934) — редактор и издатель парижского еженедельного журнала «Иллюстрированная Россия» (с 1924 г.) …на похороны. — М.П. Миронов умер 25 января 1935 г. (обратно)971
Мандельштам Юрий Владимирович (1908 1943) — поэт, критик. Признавая талант Цветаевой, отмечал в ее поэзии истеричность, «кликушество» (Журнал содружества. Выборг, 1936. № 2. С. 8, 9). Погиб в концлагере. (обратно)972
Цетлин Мария Самойловна. См. письма к ней (Письма 1905-1923). (обратно)973
Ельяшевич Фаина Осиповна (1877–1941) — член бюро Комитета помощи русским писателям и ученым во Франции. (обратно)974
Пугалы (фр.). — Цветаева была предубеждена против парижских «литературных дам», причастных к делу помощи писателям. (обратно)975
Измененная цитата из стихотворения Цветаевой «Тоска по родине! Давно…» (1934). В стихотворении: «Камчатским медведем без льдины…» (СС-2. С. 315). (обратно)976
В итоге — 2 часа (фр.). (обратно)977
Елена. — Цветковская Елена Константиновна (1880–1943) — третья жена К.Д. Бальмонта. До революции подолгу жила в Париже. Знала многие европейские языки, под руководством мужа занималась переводами. В эмиграции С 1920 г. (обратно)978
Дочь. — Мирра Константиновна Бальмонт (1907–1970). В эмиграции во Франции. Писала стихи. (обратно)979
Дочь. — Ольга Дмитриевна Иловайская. См. письмо к В.Н. Буниной от 6 августа 1933 г. и коммент. 15 к нему. Внучка. — Валерия Ивановна Цветаева, дочь И.В. Цветаева и В.Д. Иловайской. Правнучка. — Инна Андреевна Цветаева. См. коммент. 19 к указанному письму к В.Н. Буниной. (обратно)980
Евгения Михайловна Цветаева (урожд. Пшицкая). См. коммент. 18 к указанному письму к В.Н. Буниной. (обратно)981
Письмо написано по-французски. (обратно)982
А.А. Тескова. См. письма к ней. (обратно)983
Об Улафе Дууне и его книге см. письма к А.А. Тесковой от 11 декабря 1933 г. и к Н А. Гайдукевич от 9 мая 1934 г. и коммент. к ним. От каждой из них Цветаева получила эту книгу в подарок. (обратно)984
У. Дуун Нобелевскую премию, вопреки предсказаниям Цветаевой, не получил. (обратно)985
Муж. — Берг Николай Оскарович (1888–1937) — юрист по образованию Работал журналистом при Лиге Наций. (обратно)986
У А. Берг было три дочери. См. коммент. 4 к письму к А.Э. Берг от 17 декабря 1934 г. (обратно)987
Три поколения фантомон! Действующих! Это они в нас действуют. Фантомы — это кровь: предки. (Кровь — ток. Течение крови в нас) (Примеч. М. Цветаевой.) (обратно)988
Письмо написано по-французски. Датируется по содержанию предыдущего письма. (обратно)989
…ушла — Аля. — 2 февраля 1935 г., после крупной ссоры с матерью, Аля, с одобрения отца, ушла из дома. Цветаева тяжело переживала случившееся и не могла удержаться от того, чтобы не сообщить о своей семейной драме почти всем друзьям и знакомым, с кем она в это время активно переписывалась, помимо А.А. Тесковой: В.Н. Буниной (11 февраля), Н.А, Гайдукевич (18 февраля), Ю.П. Иваску (8 марта) (обратно)990
«Меч» — еженедельная русская газета, издававшаяся под редакцией Д.В. Философова и Д.С. Мережковского в Варшаве (1934–1939). А.Л. Бем регулярно публиковал в ней свои «Письма о литературе» (критические и обзорные статьи). В письме речь идет о статье «О Н.П. Гронском и его поэме „Белладонна“» (Меч. 1935. № 6. 10 февр.). …но и к стиху. — Отдав должное поэме, Бем не забыл и про стихи Гронского: «Четыре стихотворения, напечатанных „Последними новостями“, убеждают только, что он поэт цельный, с установившимися литературными вкусами». Тонкий и внимательный критик, Альфред Бем, говоря о Гронском как ученике Цветаевой, отмечал уже в то время, что «их глубокое поэтическое сродство здесь не подлежит сомнению. Может быть, это первый случай, где можно говорить о преемственности поэзии Цветаевой. И не только со стороны формальной, но и по глубокой связи поэзии с современностью» (Там же). О том же, чуть позже, писал и польский историк литературы С. Кулаковский в книге «Пятьдесят лет российской литературы. 1884–1934» (Варшава, 1939. С. 354): «На его (Гронского. — Сост.) творчество в значительной мере повлияла поэзия Цветаевой, что нашло отражение в его склонности к эпическим произведениям (поэмам), торжественности поэтической речи, родственной со стилем поэзии 18 века». (обратно)991
О вечере памяти А. Блока см. письмо к В В. Рудневу и коммент. 4 к нему. Текст выступления Цветаевой на этом вечере не сохранился. (обратно)992
Невероятно! (нем.) (обратно)993
В статье А. Бем отмечал, с одной стороны, что поэма Н. Гронского не для «легкого» чтения, и в то же время подчеркивал, что автор при этом находит «простые и сжатые поэтические формулы» (Там же). (обратно)994
Пруст Марсель (1871–1922) — французский писатель. Цветаева высоко ценила его творчество. 25 февраля 1930 г. в Париже на Литературном франко-русском собеседовании, посвященном М. Прусту, она выступила с защитой его творчества, недооцененного, по ее мнению, докладчиком Б.П. Вышеславцевым (СС-7. С. 171), См. об этом коммент. 2 к письму к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 20 февраля 1930 г. (Письма 1928–1932. С. 328). См. также: Таганов А.Н. Марина Цветаева и Марсель Пруст // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Сборник. Иваново. 1993. С. 179-188. (обратно)995
В посмертный сборник Гронского «Стихи и поэмы» (Париж, 1936) все-таки были включены практически все главные поэмы («Миноносец», «Авиатор», «Белладонна», «Михаил Черниговский и Александр Невский», «Повесть о Сергии Радонежском», не окончена). (обратно)996
В архиве Цветаевой сохранился листок с записью рукой неизвестного лица: «Девять фотографий комнаты Н.П. Гронского, сделанные М.И. Цветаевой в квартире Гронских в Париже в 1934 году, после смерти Н.П. Гронского Фотографии хранились в конверте, подписанном М.И. Цветаевой. На одной из фотографий — бюст Н.П. Гронского работы его матери (скульптора), икона в изголовье — также работы его матери — Н.Н. Гронской» (Ф. 1190, оп. 2, ед. хр. 256, л. 1). (обратно)997
Письмо написано по-французски. (обратно)998
Головина Алла Сергеевна (урожд. Штейгер, во втором браке de Pelychy; 1909-1987) — поэтесса, прозаик. В эмиграции с 1920 г. Жила в Чехословакии. Окончила Русскую гимназию в Моравской Тршебове, училась в Пражском университете. Входила в пражский «Скит поэтов». В 1935 г. переехала в Париж. Член Союза русских писателей и журналистов в Париже. Встречалась с Цветаевой и состояла с ней в переписке, которая почти полностью утрачена. (См. Шур Л. Три неопубликованных письма Марины Цветаевой. — Марина Цветаева и Франция. 2002. С. 100–102), Последние годы жила в Бельгии. (обратно)999
Педантично (нем.). (обратно)1000
В отзыве на первый (и единственный прижизненный) сборник А. Головиной «Лебединая карусель» (Берлин, 1935) Ходасевич высоко оценил се стихи, отметив, что поэтесса «…если еще не всегда непогрешимо удачливая, то всегда — талантливая» (Возрождение. 1935, 28 марта). (обратно)1001
Познакомившись ближе с А.С. Головиной, Цветаева изменила свое мнение о ней. В письме к тому же адресату Цветаева писала спустя два года (2 мая 1937 г.): «Вы спрашиваете о моей дружбе с Головиной. <…> очень ко мне привязана, неизменно мне радуется и ничего не требует. Она несравненно лучше своих стихов…» (Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 274). (обратно)1002
А. Бем высоко ценил творчество А, Головиной. Возможно, здесь Цветаева имеет в виду его статью «Поэзия Аллы Головиной», где автор утверждает «несомненность поэтического ее дарования» (Молва. Варшава. 1933. 17 дек). (обратно)1003
Ср. в письме к Б.Л. Пастернаку от 10 июля 1926 г.: «Знаешь, чего я хочу — когда хочу. Потемнения, посветления, преображения. Крайнего мыса чужой души — и своей» (Письма 1924–1927. С. 438) (обратно)1004
Впервые было опубликовано в сборнике Н.П. Гронского «Стихи и поэмы» (С. 16). Цветаева приводит его с незначительными разночтениями. Там же напечатано и второе стихотворение Гронского, посвященное Цветаевой: «Отпер дверь я — Два синих крыла, / Отступила на шаг и вошла. / „Друг, поверь, я…“ — и крыльями складки плаща — / „О, не в дверь, в жизнь твою я вошла“» (октябрь 1928) (С. 15). Из глубины морей поднявшееся имя… — ср. в стихотворении Цветаевой «Душа и имя»: «Но имя Бог мне иное дал: / Морское оно, морское!» (СС-1. С. 149). (обратно)1005
Эпизод с кошкой описан Н. Гронским в его письме Цветаевой от 10 июля 1928 г. (Несколько ударов сердца. С. 17–18). (обратно)1006
Писем любви (фр.). (обратно)1007
Речь идет о стихотворении «Встреча», посвященном В.Д. (лицо неустановленное): «Пусть дважды будет приговор / Над золотой Твоей главою, — Я заключаю договор / С Твоей бессмертною душою, / В крылатости безруких плеч (Курсив мой. — Сост.), / Из стран последних вдохновений, / — Зову Тебя из вихря встреч, / Зову из ветра посещений. / Так, крылья на груди крестом / — Не сломит вероломность. — / Приди, покинь высокий дом, / — Зову тебя в мою бездомность» (Bellevue, 1928) («Стихи и поэмы». С. 21). …крылатой и безрукой женщине. — Такой персонаж изображался в качестве сестры милосердия в плаще-накидке но французских плакатах в 1920-е гг. Указано М. Ломовской. См.: Марина Цветаева и Франция. 2014. С. 88, воспроизведение). (обратно)1008
О несостоявшейся публикации статьи о Н.П. Гронском см. письма к Л.А. Тесковой от 27 декабря 1934 г. и к В.Н. Буниной от 10 января и 2 июня 1935 г. (обратно)1009
Статья о Н.П. Гронском «Поэт-альпинист» в переводе на сербско-хорватский язык («Песник-алпинист») была опубликована в журнале «Руски архив» (Белград, 1935. № 32/33). (обратно)1010
Такие молодые (фр.). (обратно)1011
Вечен, вечна (фр.). (обратно)1012
О вечере памяти Н.П. Гронского см. письмо к А.А. Тесковой от 23 апреля 1935 г. и коммент. к нему. (обратно)1013
Пригород (фр.). (обратно)1014
никаких «трагических» обстоятельств не было… — См. письмо Ю.П. Иваску от марта 1935 г. (обратно)1015
См. об этом также в письме к Б.Л. Пастернаку от 14 февраля 1925 г. («Георгий — моя дань долгу, доблести и добровольчеству…» и т. д.) (Письма 1924–1927. С. 149). (обратно)1016
Ибо где я согнут — я солган… (Перевод с нем. М. Цветаевой.) — Несколько измененная цитата из первой части «Часослова» Р.М. Рильке. Правильно: «Denn dort». Цветаева приводит эту цитату также в письмах к О.Е. Колбасиной-Черновой от 8 января и 14 февраля 1925 г., к П.П. Сувчинскому от лета 1926 г., г., к Неизвестному лицу от 24 июля 1933 г., А.С. Штейгеру от 15 сентября 1936 г. (обратно)1017
Ариадна Берг вскоре после знакомства с Цветаевой переехала в департамент Oise (в 70 километрах от Парижа). (обратно)1018
Царевококшайск уездный город в Казанской губернии. С 1919 г. переименован в Йошкар-Олу. (обратно)1019
Поплавский Борис Юлианович (1903-1936) — поэт, прозаик, один из наиболее ярких представителей молодой поэзии русского зарубежья. Поэзия Поплавского не была близка Цветаевой. Она отмечала отсутствие у него «воли» «довести творённое, до рожденного, за́данное до да́нного…», добавляя при этом: «Сгубил малого Монпарнас» (НСТ. С. 463). Ср. о нем в письме к А.А. Тесковой от 17 марта 1929 г.: «Даровитый поэт, но путаный (беспутный) человек» (Письма 1928-1932. С. 239). См. также письмо к Ю.П. Иваску от 11 октября 1935 г. (обратно)1020
Серафим Саровский (1760-1833) — преподобный, монах Саровской пустыни. Прославился как подвижник. Причислен к лику святых (1903). (обратно)1021
Павел — один из апостолов в христианстве. Сначала гонитель христиан, а после Крещения — самый усердный проповедник учения Христа. Слова «Должно повиноваться больше Богу…», приписываемые Цветаевой Павлу, принадлежат Апостолу Петру и другим Апостолам (Деяния святых Апостолов, 5, 29). (обратно)1022
Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам (фр.). (обратно)1023
Рокфеллер Джон (1839-1937) — американский финансист, промышленник, миллионер, основатель финансовой группы Рокфеллеров. (обратно)1024
О пребывании сестер Цветаевых в Лозанне см.: Цветаева А. С.130-153. Там же приводятся воспоминания автора о Празднике нарциссов Лозанне. (обратно)1025
Речь идет о Нарциссе, прекрасном юноше, который отверг любовь нимфы и за это был наказан Афродитой: влюбился в собственное отражение в воде и умер от неразделенной страсти. Превращен богами в цветок (греч. миф.). (обратно)1026
Неисчислимо и невыразимо (фр.). (обратно)1027
Я желаю, чтобы мои останки покоились на берегах Сены, среди французского народа, который я так любил! (фр.). — Эти слова Наполеона приводит в своих воспоминаниях граф Эмманюэль Ласказ (1766–1842), секретарь Наполеона, проведший с ним первый год его заточения на о. Св. Елены. Вышедшие впервые в 1822 г. (Paris, Gautier) воспоминания Ласказа переиздавались неоднократно. В нашем случае цитата установлена по изданию: «Le mémorial de Saint-Hélène.» Paris, 1985. T. 4. C. 440). (обратно)1028
К этим словам Цветаевой Иваск дает пояснение: «Я имел в виду современных вождей (тоталитарных государств) и обманываемую ими молодежь». См. по этому поводу стихотворения Иваска: «Ты скажешь — вождь преступно туп…» (из цикла «Младший брат» — Современные записки. 1936. № 60. С. 195–196) и «В мире Богом проклятых вождей…» (в его сб.: Северный берег. Варшава, 1938. С. 22). (обратно)1029
Ср. в статье Ю. Иваска «Памяти Николая Гронского»: «Гронский более чем кто-либо из молодых зарубежных поэтов был чуток к современности…»; «В его стихах чувствуется большая страсть,» и т. д. (Журнал Содружества. Выборг. 1935. № 9. С. 30) и в его же статье «Цветаева»: «Стихии современности еще пребывают в младенческом состоянии. В поэзии Цветаевой они уже достигли зрелости. Стихия — стихия-страсть, мятущаяся в вещах и в человеке — главный герой цветаевской поэзии» и т. д. (Новь. Таллин, 1934. № 6. С. 62. 64). (обратно)1030
Если можно так сказать (фр.). (обратно)1031
…выйдет книгой… — См. коммент. 6 к письму к А.А. Тесковой от 18 февраля 1935 г. Юрьев — прежнее название города Тарту. (обратно)1032
Н.П. Гронский посвятил в своем сборнике два стихотворения М. Цветаевой. См. письмо к А.А. Тесковой от 23 февраля 1935 г. и коммент. 6 к нему. (обратно)1033
Полностью вторую строфу см. в том же письме к А.А. Тесковой. (обратно)1034
О «некоей В.Д.» — См. то же письмо к А.А. Тесковой и коммент. 8 к нему. В сборнике Н.П. Гронского имеются и другие посвящения: «В.Б.», «Маргарите Б.», «Алле Томской» и др. (обратно)1035
См. в кн.: Несколько ударов сердца. (обратно)1036
См. коммент. 3 к письму к А.А. Тесковой от 27 декабря 1934 г. (обратно)1037
Об этом же в письме к А.А. Тесковой от 24 января и В.В. Рудневу от 22 марта 1935 г. (обратно)1038
…статьи Адамовича и Бема… — См. коммент. 7 к письму к А.А. Тесковой от 27 декабря 1934 г. (обратно)1039
«Сказка матери» (Последние новости. 1935. 17 февр.; См. также СС-5). (обратно)1040
См. письма к В.Н. Буниной (11 февраля), А.А. Тесковой и Н.А. Гайдукевич (18 февраля) и др. 1935 г. (обратно)1041
В тетради Цветаевой сохранился черновик данного письма (РГАЛИ. ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 26а, л. 10–13, 16). Листы 10–12 отличаются от письма, отосланного адресату, несущественно. Листы 12 об. — 13, 16 представляют собой опущенное в оригинале продолжение. См. ниже. (обратно)1042
Печатается продолжение предыдущего письма. См. коммент. 21 к нему. (обратно)1043
…революционных песен. — См. коммент. 8 к письму В.В. Рудневу от 22 марта 1935 г. (обратно)1044
Мать Гронского происходила из рода Слободзинских, дворян Литовско-Виленской губернии. (обратно)1045
См. переписку Цветаевой с Гронским: Несколько ударов сердца. (обратно)1046
…говорю об Андрееве. — Андреев Вадим Леонидович (1902–1976) — прозаик, поэт. Сын писателя Л.Н. Андреева. В Париже с 1924 г. Один из организаторов Союза молодых поэтов и писателей, член Союза русских писателей и журналистов в Париже. Участник литературной группы «Кочевье». Выпустил в Париже сборник стихов «Недуг бытия» (1928). С Цветаевой был знаком с 1925 г. В 1926 г. к своему стихотворению «Неотступна, как стужа, ты беспокойней…» взял эпиграфом строки из ее стихотворения «Послание» («Федра», 2) («Недуг бытия». С. 87). Оставил о Цветаевой воспоминания (Годы эмиграции. С. 171–177). См. также письма к нему (СС-7. С. 648–649). Божнева не знаю. Божнев Борис Борисович (1898-1969) — поэт, художник. В 1919 г. эмигрировал, жил в Париже. Автор сборников стихов «Борьба за несуществование» (1925), «Фонтан» (1927) и др. Участвовал в собраниях Союза молодых поэтов и писателей (член Союза с 1924) и литературной группы «Кочевье». Цветаева, видимо, запамятовала, она была с ним знакома, встречалась, дарила ему свои произведения. В библиотеке Йельского университета хранится экземпляр «Борьбы за несуществование» с дарственной надписью: «Марине Цветаевой с глубокой благодарностью, особенно за „Стихи к Блоку“ и статью о Пастернаке[2094]. Борис Божнев. 28. XII 1927. Париж» (цит. по статье: Флейишан Л. О Борисе Божневе Божнев Б. Собрание стихотворений: В 2 т. Berkeley, 1987. T. 1. С. 19). (обратно)1047
Непонятно, что имеет в виду Цветаева, у Буниных никогда не было собственной недвижимости. Не похожа на «феодальный замок» и вилла «Бельведер» в Грассе, на юге Франции, где подолгу жили Бунины. (обратно)1048
Я бы хотела, чтобы кто-то взял бы меня на откуп как Сибирь. — Откуп — передача государством монопольного права частным лицам на различные виды деятельности, обеспечивающей доходную часть бюджета. В России система откупов возникла и распространилась в XVII в, в Сибири. Они стали важнейшим источником первоначального накопления капитала, использованного затем для развития сибирских отраслей промышленности, Цветаева, похоже, мечтала стать таким частным лицом и с писательской деятельностью, приносящей заметный доход. (обратно)1049
Новь — литературный сборник, выходивший в Таллине. См. коммент. 1 к письму к Ю.П. Иваску от 4 апреля 1933 г. и коммент. 3 к письму В.В. Рудневу от 22 марта 1935 г. (обратно)1050
См. письмо к А. А. Тесковой от 27 декабря 1934 г. и коммент. 3 к нему. (обратно)1051
Набросок письма. Датируется условно по содержанию (см. предыдущее письмо) и расположению в записной книжке. (обратно)1052
О Н.П. Гронском. (обратно)1053
Цейес — правильно: Цейс Карл Фридрих (1816 1888) — немецкий инженер, основатель фабрики оптических систем «Цейс» (линзы, бинокли, объективы и др.). (обратно)1054
Встреча Цветаевой и Ахматовой состоялась лишь однажды в Москве, после возвращения Цветаевой на родину, 7 и 8 июня 1941 г. Ахматова оставила запись об этой встрече: «Наша первая и последняя двухдневная встреча произошла в июне 1941 г. на Большой Ордынке, 17, в квартире Ардовых (день первый) и в Марьиной Роще у Н.И. Харджиева (день второй и последн<ий>). Страшно подумать, как бы описала эти встречи сама Марина, если бы она осталась жива, а я бы умерла 31 авг<уста> <19>41 г. Это была бы „благоуханная легенда“, как говорили наши деды. Может быть, это было бы причитание по 25-лет<ней> любви, кот<орая> оказалась напрасной, но во всяком случае это было бы великолепно…» (Записные книжки Анны Ахматовой (1958–1966). Сост. К.Н. Суворовой, М.; Torino, 1996. С. 278). См. также: Ардов В. Встреча Анны Ахматовой с Мариной Цветаевой (Грани: Франкфурт-на-Майне, 1970. № 76. С. 110–114; Харджиев Н. Последняя встреча двух поэтов // Вопросы литературы. М., 1989. № 6. С. 227). (обратно)1055
О несложившихся на первых порах отношениях с А. Головиной см. также предыдущее письмо к А.А. Тесковой и коммент. к нему. (обратно)1056
Демидов Игорь Платонович. См. письма к нему. …потомок Петра, по боковой линии… — См. коммент. 10 к письму к В.Н. Буниной от 20 октября 1934 г. (обратно)1057
«Битва» (фр.). — «La Bataille» — французский кинофильм (режиссер Н. Фаркас, 1933). В фильме играл русский актер Валерий Инкижинов. (обратно)1058
«Только скрипач» (нем.). — «Nur ein Spilmann». — Переведенный с датского на немецкий роман Х.К. Андерсена «Kun en spillemand» («Только скрипач», 1837). Роман посвящен трудной судьбе молодого талантливого человека, судьба которого зависит от прихоти «сильных мира сего». (обратно)1059
Вторым браком Н.Н. Гронская была за Николаем Алексеевичем Лепехиным, бывшим офицером Добровольческой армии. В эмиграции работал маляром, шофером. Другими сведениями о нем мы не располагаем. (обратно)1060
См. коммент. 1 к следующему письму. (обратно)1061
См. коммент. 2 к письму Ю.П. Иваску от 26 февраля 1935 г. (обратно)1062
…не отозвалась пи на книгу С<овременных> 3<аписок>, ни на оттиски… — Речь идет о № 57 «Современных записок», который вышел в свет в первой половине февраля 1935 г. с автобиографическим очерком Цветаевой «Мать и музыка». (обратно)1063
Об этом см. также в письмах к А. А. Тесковой от 24 января и Ю.П. Иваску от 8 марта 1935 г. (обратно)1064
Бем — в «Мече». — См. коммент. 2 к письму к А.А. Тесковой от 18 февраля 1934 г. Ю. Иваск — в «Нови». — Что касается статьи Ю. Иваска, то здесь Цветаева ошибается. Возможно, Ю. Иваск и собирался писать о «Белладонне» для «Нови» и сообщил об этом Цветаевой. Но напечатать он свой отклик в журнале уже не мог, так как вскоре вместе с группой литераторов вышел из числа его сотрудников. Восьмой номер сборника с заметкой Л. Гомолицкого вышел без участия Иваска и был последним, после чего издание «Нови» прекратилось. Поэтому речь может идти лишь о напечатанном отзыве Л. Гомолицкого «Несколько слов по поводу „Белладонны“ Н. Гронского». Гомолицкий Лев Николаевич (1903–1988) — поэт, прозаик, литературный критик. В эмиграции жил в Польше. Перу Ю. Иваска принадлежит некролог «Памяти Николая Гронского» (см. коммент. 10 к письму к нему же от 8 марта 1935 г.). (обратно)1065
См. предыдущее письмо. (обратно)1066
…писала стихи его памяти. — Цикл из грех стихотворений «Памяти Н.П. Гронского» был опубликован в № 58 «Современных записок». Позднее (в 1940 г.) цикл получил название «Надгробие» (СС-2). (обратно)1067
…переводила бездарные немецкие революционные песни для какого-то хора. — Цветаева переводила на французский революционные немецкие и популярные советские песни по заказу рабочих самодеятельных коллективов и районных ячеек коммунистической молодежи Франции по линии общества «Франция — СССР» (Эфрон А. С. 275). (обратно)1068
Приходите на чтение, когда — извещу. — См. следующее письмо. (обратно)1069
Отец сейчас издает в Ревеле I том его стихов. — Книга стихов Н. Гронского в Ревеле (Таллин) издана не была. См. коммент. 6 к письму к А.А. Тесковой от 18 февраля 1935 г. (обратно)1070
Н.Н. Гронская. См. письмо к ней. (обратно)1071
Будет в газетах. Объявление о вечере Цветаевой] 1 апреля 1935 г. «Последние новости» дали трижды: 31 марта, 7 апреля, 11 апреля. См. коммент. 4 к письму к А. А. Тесковой от 23 апреля 1935 г. (обратно)1072
…сейчас пишет в ревельской «Нови». — См. коммент. к предыдущему письму. (обратно)1073
О вечере Цветаевой см. предыдущее письмо и коммент. 1 к нему. (обратно)1074
М.А. Струве. См. о нем коммент. 4 к письму к В.Н. Буниной от 10 января 1935 г. (обратно)1075
Статья эта пойдет и по-сербски… — См. коммент. 2 к письму к Ю.П. Иваску от 26 февраля. Перевод статьи на чешский язык осуществлен не был. (обратно)1076
…упраздняйте все четверостишие… — Во втором стихотворении цикла «Памяти Н.П. Гронского» «Напрасно глазом, как гвоздем…» в журнальной публикации было опущено четверостишие (после строк «Здесь слишком здесь, там слишком там…»): Не — не ты — не ты — не ты. Что бы ни пели нам попы, Что смерть есть жизнь и жизнь есть смерть, — Бог — слишком Бог, червь — слишком червь. (СС-2, С. 325) (обратно)1077
Датируется по почтовому штемпелю. (обратно)1078
Письмо написано по-французски. (обратно)1079
Вдоволь (фр.). (обратно)1080
Городок севернее Парижа (департамент Oise). (обратно)1081
См. письмо к Ф.А. Гартману. (обратно)1082
Оттиск трагедии «Тезей» («Ариадна») из журнала «Версты» (1927. № 2). (обратно)1083
Всех хороших вещей семь (а не три) (нем.). (обратно)1084
Большой пригород (фр.). (обратно)1085
В настроении (фр.). (обратно)1086
…парк Кинского. — Имеется в виду так называемый «Сад Кинских», расположенный в северной части района Смихов Праги. Парк окружает виллу Кинских, построенную около 1830 г. Кинские — чешский княжеско-графский род, который восходит к XII в. (обратно)1087
«Неоконченная симфония» (фр.), («Песнь моя, лети») (нем.). (обратно)1088
См. письмо к А.А. Тесковой от 21 ноября 1934 г. и коммент. 1 к нему. (обратно)1089
Т. е. в родительском доме в Москве (Трехпрудный переулок, 8), в котором прошло детство, отрочество и юность Цветаевой. (обратно)1090
Свой доклад «Поэт-альпинист» о поэзии Н.П. Гронского Цветаева прочла 11 апреля 1935 г. в зале Географического общества. Программа доклада: «Может ли в эмиграции возникнуть поэт? — Чего ждать от еще одной поэмы? — Потомок Державина. — Что такое поэтическая „невнятица“. — Смысл гибели Николая Гронского. — Письма с Альп. — Альпинизм спортсмена и альпинизм поэта. — Поэма Белла-Донна: суть и форма. — Белла-Донна и Мцыри. — Эмиграция так же бессильна поэта дать, как поэта — взять, Законы поэтической наследственности. — Корни поэзии» (Последние новости. 1935. 11 апр.). (обратно)1091
Деникин Антон Иванович (1872–1947) — генерал-лейтенант, командующий Добровольческой армией. С 1920 г. в эмиграции. П.П. Гронский, отец Николая Гронского, был знаком с Деникиным со времен Гражданской войны. В 1919 г. он исполнял обязанности товарища министра внутренних дел в правительстве Деникина. Во Франции семьи Деникиных и Гронских (включая Николая) несколько раз отдыхали вместе в деревне Аллемон (департамент Изер) (Несколько ударов сердца. С. 284). (обратно)1092
Багрицкий Эдуард Георгиевич (наст. фам. Дзюбин; 1895–1934) — русский советский поэт. (обратно)1093
Юношей и девушек (нем.). (обратно)1094
Т. е. о книге Н. Гронского «Стихи и поэмы». См. коммент. 4 к следующему письму. (обратно)1095
Примечание В.В. Морковина. (обратно)1096
Цветаева получила от Н. Гайдукевич известие, что ее младшая сестра, Маруся Геевская, умерла. См. коммент. 10 к письму к адресату от 24 июня 1934 г. (обратно)1097
Речь идет о последней российской императрице Александре Федоровне, известной своей активной благотворительной деятельностью. Во время Первой мировой войны она работала в госпиталях и лазаретах сестрой милосердия, помогала при операциях. «Уход за ранеными — мое утешение…» — говорила Александра Федоровна (Письма Императрицы Александры Федоровны к Императору Николаю II: В 2 т. Берлин: Слово, 1922. T. I. С. 3). Упоминаемый Цветаевой эпизод описан императрицей в письме от 2 марта 1915 г. (см.: Там же. С. 71–72). Через два дня, в следующем письме к Николаю II, не в состоянии забыть случившееся, она вновь возвращается к смерти молодого солдата (см.: Там же. С. 74-75). (обратно)1098
Цветаева в очередной раз подробно описывает события, связанные с гибелью Н.П. Гронского. Об этом, а также о его родителях, его поэзии и откликах на нее и т. д. см. предыдущие письма. (обратно)1099
Девушка (нем.). (обратно)1100
Единственный посмертный сборник Н. Гронского «Стихи и поэмы» вышел в 1936 г. в Париже в издательстве «Парабола». Рецензия Цветаевой этот сборник была опубликована в «Современных записках» (1936. № 61). (обратно)1101
Видоизмененная цитата из Библии об осиротевшей Рахили, праматери израильтян, безутешно плачущей о детях своих. В Библии: «Рахиль плачет детях своих и не хочет утешиться о детях своих» (Иер. 31, 15; Мат. 2, 18). (обратно)1102
Лето 1928 г. Цветаева с семьей провела в Понтайяке (около Руайяна, департамент Жиронда), на берегу Бискайского залива. (обратно)1103
Туда и обратно (фр.). (обратно)1104
Речь идет о «Пушкинском вечере», устроенном Союзом русских писателей и журналистов 5 мая 1935 г. (252, Rue du Faubourg St-Honoré, Salle Rameau). Были исполнены сцены из опер «Мазепа», «Борис Годунов», «Пиковая дама» и др. Вступительное слово «Пушкин и Русская опера» произнес С.М. Волконский (Хроника, III. С. 64). (обратно)1105
В.Ф. Зеелер был генеральным секретарем Союза русских писателей и журналистов. См. следующее письмо. (обратно)1106
Поставки (фр.). (обратно)1107
В № 58 «Современных записок», вышедшем в июне, были напечатаны стихи под названием «Памяти Н.П. Гронского». (обратно)1108
Датируется по содержанию. Письмо было отправлено вместе с прошением (см. ниже). (обратно)1109
Бальмонт Константин Дмитриевич (1867 1942) — поэт, переводчик. Родился в деревне Гумнищи Шуйского уезда Владимирской губернии (отец Цветаевой родился в селе Дроздово того же уезда). В эмиграции жил в Париже и его предместьях. В начале 1930-х гг. страдал депрессией. Весной 1935 г. его депрессия переросла в тяжелое душевное расстройство, которое иногда сопровождалось приступами буйного помешательства. Цветаева часто виделась с Бальмонтом в Кламаре, где он снимал квартиру. См. также письмо к В.Н. Буниной от 2 июня 1935 г. (обратно)1110
Segur. — Сегюр Поль Филипп (1780–1873) — граф, французский писатель, генерал, сопровождавший Наполеона в его походах. Его главное сочинение: «Histoire de Napoléon et de la grande armée pendant 1812» [«История Наполеона и Великой армии в 1812 г.» (фр.).] (1824). (обратно)1111
Его мера была велика, но он ее превзошел (фр.). (обратно)1112
См. письмо к А.Э. Берг от 23 мая 1935 г. (обратно)1113
15 июня 1935 г. К.Д. Бальмонту исполнилось 68 лет. (обратно)1114
Мера (фр.). (обратно)1115
См. коммент. 2 к письму к Н.А. Гайдукевич от 16 мая 1935 г. (обратно)1116
Раздачи наград (фр.). — …Муриной «distribution de prix». — См. письмо к В.В. Рудневу от 3 июля 1934 г. (обратно)1117
Март, апрель и начало мая 1912 г. Марина Цветаева и Сергей Эфрон про вели в свадебном путешествии по Европе, во время которого посетили Сицилию. (обратно)1118
Ла-Фавьер — зеленая долина в Провансе, на его морском берегу между Марселем и Ниццей. (обратно)1119
Игра слов: Iles d’Hyères (Иерские острова) звучит так же, как Iles d'Hier (Вчерашние острова) (фр.). (обратно)1120
Завтра (фр.). (обратно)1121
См. пасхальную семейную фотографию Гайдукевичей (Вильно, 1935) в кн.: Письма к Наталье Гайдукевич. С. 142. А девочка похожа на козочку. — Речь идет о Елене, дочери Н. Гайдукевич. …старая свекровь. — Гайдукевич Юзефа (урожд. Норейко; 1860-1942). (обратно)1122
Имеется в виду стихотворение «Тоска по родине! Давно…» (3 мая 1934). опубликованное в «Современных записках», в том же номере, где и «Мать и музыка» (№ 57). Его последние строки: «Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст, / И всё — равно, и всё — едино. / Но если по дороге — куст / Встает, особенно — рябина…» Для Цветаевой куст рябины не является символом ностальгии, как могло показаться после прочтения всего стихотворения (СС-2. С 315–316). Ее «безразличие к миру и к своему в нем существованию, выраженное в предшествующих строках, при видении рябинового куста сменяется ожигающей горечью. Горечью своего рождения в мир, своей „вытолкнутости“ из круга людей, сиротства в „жизни, как она есть“. Но эта горечь — врожденная, данная поэту в колыбель, сопровождающая его на всех дорогах жизни. Рябина — символ этого мироощущения, его овеществленность…» (Саакянц А. Марина Цветаева С. 605). Еще ср. со стихотворением того же года: «Рябину / Рубили / Зорькою! Рябина — / Судьбина Горькая. / Рябина — / Седыми / Спусками… / Рябина! / Судьбина Русская» (СС-2. С 324). (обратно)1123
Такие же слова Цветаева написала под стихотворением и в своей беловой тетради (см.: Цветаева М.И. Стихотворения и поэмы / Подгот. Е.Б. Коркиной. Л.: Сов. писатель, 1990. С. 745). (обратно)1124
«Красною кистью…» — См. также письма к Ю.П. Иваску от 3 апреля и 12 мая 1934 г. (обратно)1125
Первая строфа стихотворения без названия, написанного 16/29 декабря 1919 г. При жизни поэта опубликовано не было. (обратно)1126
Вот — корректура. — Корректура стихов «Памяти Н.П. Гронского». (обратно)1127
О ком и о чем идет речь, установить не удалось. (обратно)1128
…земляка — сумасшедшего… — Цветаева пишет о встрече с Бальмонтом. Описываемый Цветаевой эпизод произошел после выхода Бальмонта из госпиталя, куда он был помещен в первых числах апреля. См. письма к А.Э. Берг от 7 мая и к В.Н. Буниной от 2 июня 1935 г. (обратно)1129
Разъяснения Елены. — Речь идет о Елене Константиновне Цветковской, третьей жене К.Д. Бальмонта, которая была ему верным другом и помощницей до его последних дней. См. также письмо В.Н. Буниной от 7 марта 1935 г. и коммент. 9 к нему. (обратно)1130
«Я тебя проклинаю, я тебя проклинаю, я тебя проклинаю» (фр.). (обратно)1131
S<ain>te Anne — название дома для душевнобольных в Париже. (обратно)1132
…читала совместно с Х<одасеви>чем. — См. письмо В.В. Рудневу от 15 января 1935 г. и коммент. 4 к нему. (обратно)1133
Жребий брошен! (фр.) — Ставшее крылатым выражением восклицание Юлия Цезаря при переходе через Рубикон. (обратно)1134
Цветаева сняла чердачное помещение у баронессы Врангель. См. письмо к В.Н. Буниной от 2 июня и комент. 1 к нему, а также письмо к А. А. Тесковой (по приезде на место) от 2 июля 1935 г. (обратно)1135
Семья Богдановых упоминается в воспоминаниях Л.С. Врангель в числе открывших свой пансион в Ла-Фавьер («Воспоминания и стародавние времена». Вашингтон, 1964. С. 150). Других сведений о хозяйке пансиона обнаружить не удалось. (обратно)1136
Поезд на период каникул (фр). (обратно)1137
Всякое ТАМ — великолепный ФОН (Примеч. М. Цветаевой.) (обратно)1138
Здесь я не могу сосредоточиться (фр.). (обратно)1139
Париж — Лион — Средиземное море (фр.). (обратно)1140
Сладкий, нежный, мягкий (фр.). (обратно)1141
Правильно: Lavandou (Лаванду). (обратно)1142
С похожей просьбой Цветаева обратилась к Ариадне Берг. См. письмо к ней от 3 июня 1935 г. (обратно)1143
Цветаева ошибается. У поэта, публициста, переводчика, литературного критика, литературоведа и детского писателя Корнея Ивановича Чуковского (1882–1969) нет стихотворения с таким названием. Речь идет, скорей всего, о стихотворении «Примус» Осипа Эмильевича Мандельштама (1891-1938), которое вошло в его детскую стихотворную книгу с таким же названием (Л.: Время, 1925). (обратно)1144
Пильсудский (Пилсудский) Юзеф (1867–1935) — польский политический деятель, маршал. После организованного им военного переворота стал фактическим диктатором Польши. В 1920 г. руководил военными действиями против Советской России. …орлиное лицо. — Цветаева пишет, вероятнее всего, об одной из фотографий, опубликованной на страницах мировой печати по случаю кончины Пилсудского. Он умер 12 мая 1935 г. (обратно)1145
В конце XVIII в. Россия вместе с Пруссией и Австрией участвовала в разделе Польши, в результате которого Польша как государство перестала существовать. Часть ее территории отошла к Российской империи. (обратно)1146
Туда и обратно (фр.). (обратно)1147
…прошлолетней деревни… — Свое пребывание в деревне летом-осенью 1934 г. Цветаева подробно описала в письме к Н.А. Гайдукевич от 6 сентября 1934 г. (обратно)1148
…какую из трех вещей Вы хотите?.. Чорта (из книги моего детства). — К моменту написания письма проза Цветаевой «Черт» еще не была закончена. Цветаева поставила последнюю точку в очерке 19 июня, накануне своего литературного вечера. См. коммент. 3 к письму к В.Н. Буниной от 2 июня 1935 г. (обратно)1149
А «пятерки» п<отому> ч<то> тогда (1930 г.) еще были кредитки (Примеч. М. Цветаевой.) (обратно)1150
Стихотворение в окончательном варианте начиналось с видоизмененном строки: «Никуда не уехали — ты да я — …» (см. СС-2. С. 308-309). В тетрадь под стихотворением помета: «Начато в 1932 г. — кончено летом 1935 г. в Фавьере — у моря. Было еще четверостишие с: „Людоеды в английских су́кнах!“» (См.: Цветаева М.И. Стихотворения и поэмы / Подгот. Е.Б. Коркиной. Л.: Сов писатель, 1990. С. 745). (обратно)1151
Имеется в виду Ла-Фавьер. (обратно)1152
Два билета в оба конца удешевленным в дни каникул поездом (фр.). (обратно)1153
См. коммент. 2 к письму Ю.П. Иваску от 26 февраля 1935 г. (обратно)1154
Валовой вес и даже воловий (фр.). (обратно)1155
С<ергей> Я<ковлевич> при всем желании не может поднять этого отъезда, он и так нас везет на себе: и жизнь, и терм, и Мурино учение (80 фр<анков> в месяц). Он — не может. А должать мы не должны. (Примеч. М. Цветаевой.) (обратно)1156
Маршак Аким Осипович. См. коммент. 1 к письму В.В. Рудневу от 4 ноября 1933 г. (обратно)1157
Для удовольствия (фр.). (обратно)1158
Магги (Maggi) — название сети продовольственных магазинов. (обратно)1159
Из-за болезни Бальмонта не состоялся его вечер, намеченный на 17 мая. См. письмо к А.Э. Берг от 7 мая 1935 г. (обратно)1160
Aubry Octave «Sainte-Hélène» («Святая Елена»), I–II. Paris. 1935 (обратно)1161
См. набросок письма к Я. Вассерману (1933) и коммент. к нему. (обратно)1162
В 1928 г. Обри опубликовал книгу «L’orphelin de l’Europe, Gaspard Hauser» («Сирота Европы, Гаспар Хаузер»). (обратно)1163
Образ герцога Рейхштадтского, «Орленка», сына Наполеона, нашел отражение в ранних стихах Цветаевой: «В Париже», «Камерата», «В Шенбрунне», «Расставание», «Герцог Рейхштадтский», «Бонапартисты» (СС-1). (обратно)1164
Слова Антона фон Прокеш-Остена из его книги о герцоге Рейхштадтском — «Mes relations avec le due de Reichstadt» (Paris, 1878) Цветаева взяла эпиграфом к стихотворению «Камерата» (СС-1). (обратно)1165
Ионафан — старший сын царя Саула и близкий друг Давида (библ.) Ионафан любил Давида, «как свою душу» (I кн. Царств, 18,3), дважды спаса. — его от смерти. (обратно)1166
Речь идет о книге Обри «Leroi de Rome» («Римский король») (1932). (обратно)1167
Ср. в письме к В.Н. Буниной от 28 августа 1935 г.: «Еще бы написать Святую Елену: дань любви за жизнь». (обратно)1168
«Обожаю легенду, ненавижу неточность», — писала Цветаева В.Н. Буниной в письме от 21 августа 1933 г. (обратно)1169
«Фактов я не трогаю никогда, я их только — толкую» (см. письмо В.Н. Буниной от 24 августа 1933 г.). (обратно)1170
Жанна д’Арк (ок. 1412–1431); Дюнуа Жан (граф, полководец Франции в войне против Англии; 1402–1468) — герои романа Ф. Шиллера «Орлеанская дева» (1801). (обратно)1171
О какой книге идет речь, установить не удалось. (обратно)1172
Ленотр Жорж (наст, имя Луи Леон Теодор Госслен; 1855–1935) французский писатель. Автор ряда книг на тему наполеоновской эпохи, в частности: «La Fille de Louis XVI» («Дочь Людовика XVI»), Paris, 1908; «Rois sans royaume» («Короли без королевства»), Paris, 1934 и др. Сохранился экземпляр первой из названных книг, принадлежавший Цветаевой с ее владельческое надписью. (Собрание М.В. Сеславинского.) (обратно)1173
При первой публикации письмо было дано под названием «О поэзии и прозе». В 1965 г. журнал повторил публикацию письма: «В нашем распоряжении находилось письмо покойной поэтессы Марины Цветаевой, опубликованное в № 1 „Родных Перезвонов“ с разрешения тоже ныне покойного В.А.А. Письмо это, хотя имеет частный характер и не предназначалось для печати, представляет собою большой интерес в том отношении, что в нем Марина Цветаева высказывает свои взгляды на поэзию. С этими взглядами, выраженными конспективно, порой неясно, можно иногда быть несогласным, но никак нельзя отрицать ни их оригинальности, ни их большой искренности» (Родные Перезвоны. 1965. № 153. С. 1). Установить имя адресата не удалось. См. о В.А.А. в Указателе адресатов писем М.И. Цветаевой. (обратно)1174
Датируется условно. Письмо перекликается с рассуждениями Цветаевой о природе поэтического дара, изложенными ею в программных статьях «Поэт о критике», «Поэт и время», «Искусство при свете совести» и др. (СС-5), и существенно дополняет их. (обратно)1175
Ибо молитва (святость) не ремесло… — В статье «Искусство при свете совести» (1932) Цветаева писала: «Что такое святость? Святость есть состояние, обратное греху, греха современность не знает, понятие грех современность замещает понятием вред. Стало быть, о святости искусства у атеиста речи быть не может, он будет говорить либо о пользе искусства, либо о красоте искусства. Посему настаиваю, речь моя обращена исключительно к тем, для кого — Бог — грех — святость — есть» (СС-5. С. 346). (обратно)1176
Н.В. Гоголь начал писать стихи еще в юношеские годы, учась в Нежинской гимназии. В 1829 г. были опубликованы стихотворение «Италия» (журнал «Сын отечества») и (отдельным изданием) поэма «Ганц Кюхельгартен», получившая отрицательные отзывы критиков. Гоголь сжег все нераспроданные экземпляры. (обратно)1177
Неточная цитата из восьмой главы романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин». У Пушкина: «Я сквозь магический кристалл…». (обратно)1178
Врангель Людмила Сергеевна, баронесса (урожд. Елпатьевская, в первое браке Кулакова; 1877 1969) — писательница, журналистка. В 1920 г. эмигрировала в Югославию, в 1924 г. переехала в Париж. Член Союза русских писателей и журналистов в Париже. Автор книги «Воспоминания и стародавние времена» (Вашингтон, 1964), в которой глава «Ла-Фавьер» посвящена жизнь в 1930-х годах дачной колонии русских. «Куприн, Марина Цветаева и другие читали свои произведения», — упоминает автор о пребывании Цветаевой в Ла-Фавьер. (С. 142). См. также письмо к Богенгардтам от 29 июня 1935 г. (обратно)1179
Елпатьевский Сергей Яковлевич (1854–1933) — русский писатель, публицист. Родственник Цветаевых. На его даче в Ялте семья Цветаевых жила в 1905-1906 гг. (обратно)1180
…ее мать — Елпатьевская Людмила Ивановна (урожд. Соколовская; 1857–1937). (обратно)1181
См. перевод на с. 417. (обратно)1182
Литературный вечер Цветаевой с чтением «Черта» состоялся 20 июня 1935 г. в зале Географического общества (Хроника, III. С. 85). Опубликован очерк в «Современных записках» (1935. № 59). (обратно)1183
См. письмо к А.Э. Берг от 7 мая 1935 г. и коммент. 1 к нему. (обратно)1184
Д-р Азербейджан… — Возможно, описка Цветаевой. В НП (С. 525) Г.П. Струве высказал предположение, что речь могла идти о докторе Агаджаняне Гачике Сергеевиче (1893-1970), враче, общественном деятеле. Однако еще в 1920-е гг. Г.С. Агаджанян перебрался в США. (Новое русское слово. 1970. 31 мая). Вероятнее всего, речь идет о Агаджаняне Карпе Сергеевиче (1876-1955), невропатологе, видном деятеле Общества русских врачей имени Мечникова во Франции (Ковалевский П.Е. Зарубежная Россия. Париж. 1971. С. 143, 307.) (обратно)1185
Смотрительница (фр.). (обратно)1186
Образцы (фр.). (обратно)1187
— Добрый вечер, моя первая, моя последняя, моя единственная любовь! — Добрый вечер, мой дорогой! (фр.) (обратно)1188
Е.К. Цветковская. (обратно)1189
Ольга Дмитриевна Иловайская. См. письмо к В.Н. Буниной от 11 февраля 1935 г. О семье Иловайских см. письмо к В.Н. Буниной от 6 августа 1933 г. (обратно)1190
Описка Цветаевой. А.И. Цветаев умер в 1933 г. (обратно)1191
Штейн Шарлотта фон (урожд. Шард; 1742–1827) — возлюбленная Гёте См.: Briefe an Frau von Stein. Hrsg, von A. Schöll (Frankfurt am Main, Rütten und Loening, 1885. Изд. доп. и перераб.). (обратно)1192
Письма Гёте к госпоже Шарлотте фон Штайн… «Шарлотта фон Штайн умерла по достижении 85 года жизни 6 января 1827 г. Перед смертью она завещала, чтобы ее гроб не проносили мимо дома Гёте, потому что при виде этого он мог бы разволноваться. Но городские распорядители полагали, что столь знатную покойницу должно проводить на кладбище только по главной улице. Гёте попросил своего сына присутствовать на похоронах вместо него» (нем.). (обратно)1193
Имеется в виду книга J.M. Carre «Vie de Goethe» (Paris, Nouv. Revue Franç., 1927). Построена на высказываниях современников Гёте. (обратно)1194
Мать Гёте — Катарина-Элизабет (урожд. Текстор; 1731-1808). (обратно)1195
Кириенко-Волошина Елена Оттобальдовна. (обратно)1196
Речь идет о вечере Цветаевой 11 апреля 1935 г., посвященном Н.П. Гронскому. См. также письмо к А.А. Тесковой от 23 апреля 1935 г. и коммент. 4 к нему. (обратно)1197
Имеется в виду книга для записей (тетрадь). (обратно)1198
Врангель Н.А. — См. коммент. 5 к письму к А.А. Бесковой от 2 июля 1935 г. (обратно)1199
О вечере Цветаевой 20 июня 1935 г. см. коммент. 4 к письму к В.Н. Буниной от 2 июня 1935 г. (обратно)1200
Последняя любовь Блока… — Надежда Александровна Нолле-Коган. См. цикл стихов Цветаевой «Подруга», ей посвященных (СС-2). Текст доклада, по-видимому, не сохранился. (обратно)1201
Речь идет о «Крысолове» (Воля России. 1925. № 4–8, 12; 1926. № 1). (обратно)1202
18 сентября 1935 г. А. Эфрон исполнилось 23 года. (обратно)1203
Учебное заведение «Французский союз», более известное как «Школа языков», находилось и находится поныне по адресу: 101, boulevard Raspail, 6-е. (обратно)1204
См. коммент. 12 к письму к Н.А. Гайдукевич от 29 сентября 1934 г. (обратно)1205
Церковь Святого Рокка — один из самых больших соборов в Париже, расположен в центре города, вблизи парка Тюильри. Интерьер собора украшает богатое собрание картин и скульптур на религиозные темы. Среди прихожан было много писателей, художников, артистов. (обратно)1206
Виллон. — Франсуа Вийон (XV в.), французский поэт, высоко ценимый Цветаевой. Поэт, которого «понимаем целиком… возвращаемся в него, как в родную реку» (СС-5. С. 375). …если не Вольтера… — Цветаева имеет в виду непримиримую вражду французского философа Вольтера (1694-1778) с церковью. (обратно)1207
Летом 1909 г., намереваясь пройти курсы французской литературы в Школе языков в Париже, Цветаева совершила свою первую самостоятельную поездку за границу. См. также ее стихотворение «В Париже», написанное в те дни (СС-1. С. 27-28). (обратно)1208
Но как Вам удается достигнуть всего, что вы делаете, не имея ни малейшего представления о грамматике? — Я не сознаю этого, когда пишу прозу! — И стихи тоже. Вы, должно быть, поэт в вашем собственном языке (фр.). (обратно)1209
Fague Emile (Фаге Эмиль; 1847–1916) — французский литературный критик, историк литературы, автор многотомной «Истории французской поэзии от ренессанса до романтизма». (обратно)1210
Ну и вот (фр.). (обратно)1211
О своем бесстрашии Цветаева писала к А.А. Тесковой (см. письмо от 15 февраля 1936 г.) (обратно)1212
Напишите ту книгу… — Ср. с ее другим наставлением (в 1925 г.) начинающей писательнице, будущей переводчице, Ариадне Черновой (1908–1974): «Один совет, если не обидитесь: давайте себя через других; не в упор о себе, не вообще о себе, а себя — в ответ на: события, разговоры, встречи. Так, а не иначе встает личность… Не отставайте от работы, пусть это — временно — будет Ваша жизнь, поселитесь в ней. Так, а не иначе пишутся книги» (Письма 1924–1927. С. 196). Толстой говорил… — В своих философских произведениях и письмах Л.Н. Толстой неоднократно писал о «книге своей жизни». Например, в «Исповеди»: «Когда-нибудь я расскажу историю моей жизни…» (Толстой Л. Собр. соч.: В 22 т. Т. 16, М.: Худож. литература, 1983. С. 109). О «книге жизни», но уже с других позиций, он пишет в 1879 г. Н.Н. Страхову, задумавшему писать книгу о своей жизни: «…вам писать свою жизнь нельзя. Вы не знаете, что хорошо, что дурно было в ней…» (Там же. Т. 17. 1984. С. 869). Высказывание Толстого в том виде, в каком его приводит Цветаева, нам обнаружить не удалось. (обратно)1213
Стихотворение без названия. Было опубликовано в «Современных записках» (1921. № 7) (СС-1. С. 420). (обратно)1214
Неточная цитата из стихотворения поэтессы Каролины Карловны Павловой (1807–1893) «Ты, уцелевший в сердце нищем…». У К. Павловой первая строка: «Одно, чего и святотатство…» «Изумительной формулой» назвала Цветаева эти строки (СС-6. С. 558). (обратно)1215
О роли тетради в своей жизни поэта Цветаева высказывалась не раз. Например, в письме к Б.Л. Пастернаку в октябре 1935 г.: «Собой (ду — шой) я была только в своих тетрадях и на одиноких дорогах…», «…как родилась — всегда тетрадь, и я всегда над ней, на ней…» (письмо к Ю.П. Иваску от 25 мая 1934 г.) и др. (обратно)1216
И досталось же Вам (фр.). (обратно)1217
По-видимому, Цветаева упоминает первое письмо Натальи Александровны, положившее начало их переписке, и присланную ею групповую семейную фотографию Гайдукевичей (см. в кн.: Письма к Наталье Гайдукевич. С. 144). …иловайский переплет… — Упоминая сестру Натальи Гайдукевич, возможно, Цветаева имеет в виду раннюю смерть от туберкулеза детей Д.И. Иловайского (См. письмо к Н.А. Гайдукевич от 24 июня 1934 г. и коммент. 3 к нему, а также очерк «Дом у Старого Пимена». СС-5). (обратно)1218
Экзамены за триместр (фр.). (обратно)1219
Молодые девушки (фр.) (обратно)1220
<подчеркнуто дважды. (обратно)1221
И пожалуйста (фр.). (обратно)1222
См. перевод на с 417. (обратно)1223
Лионский вокзал (фр.). (обратно)1224
О вечере прозы Цветаевой 20 июня 1935 г. см. коммент. 3 к письму к В.Н. Буниной от 2 июня 1935 г. (обратно)1225
Фотографию Мура и надпись Цветаевой на ней см. в кн.: Письма к Наталье Гайдукевич. С. 140. (обратно)1226
Речь идет о вечере Цветаевой 20 июня. См. коммент. 4 к письму к В.Н. Буниной от 2 июня 1935 г. (обратно)1227
См. коммент.12 к письму к В.Н. Буниной от 6 августа 1933 г. (обратно)1228
Алексинский Иван Павлович (1871–1945) — выдающийся русский хирург. В 1920 г. эмигрировал в Константинополь, в 1923 г. переехал в Париж. Один из основателей франко-русского госпиталя в Вильжюифе (юго-восточное предместье Парижа), работал в нем хирургом. (обратно)1229
Ville-Juif. — Правильно: Villejuif (Вильжюиф). (обратно)1230
Ф.А. и О.А. Гартман. См. письма к ним. (обратно)1231
Мне вчера не удалось подойти к Вам… загораживала г<оспо>жа Федотова. — Речь идет о вечере 20 июня 1935 г. Федотова Е.Н. — жена Г.П. Федотова. См. письма к ним. (обратно)1232
См. перевод на с. 417. (обратно)1233
См. предыдущее письмо. (обратно)1234
См. письмо к В.Н. Буниной от 2 июня 1935 г. и коммент. к нему. (обратно)1235
В 1482 г. город был опустошен эпидемией чумы. (обратно)1236
И.П. Алексинский. — См. коммент. 1 к письму к А.Э. Берг от 21 июня 1935 г. (обратно)1237
Л.С. Врангель. — См. коммент. 1 к письму к В.Н. Буниной от 2 июня 1935 г. (обратно)1238
С.Я. Елпатьевский. — См. коммент. 3 к письму к В.Н. Буниной от 2 июня 1935 г. Поколение Чирикова, — Имеется в виду Чириков Евгений Николаевич (1864-1932) — писатель, драматург, публицист. С 1921 г. жил в Праге. Цветаева была с ним знакома. (обратно)1239
Главнокомандующий. — Врангель Петр Николаевич (1878–1928) — генерал-лейтенант. В 1918–1919 гг. командующий Добровольческой армией, в 1920 г. — Вооруженными силами Юга России и Русской армией. В эмиграции с 1920 г. Основал и возглавил Русский общевоинский союз. (обратно)1240
Врангель Николай Александрович, барон (1887–1961) — специалист в области мостостроения. В 1920 г. эмигрировал в Югославию, в 1924 г. переехал в Париж. Профессор Русского высшего технического института в Париже. (обратно)1241
Речь идет о встрече Цветаевой с Пастернаком в дни Международного конгресса писателей в защиту культуры, который проходил в Париже с 21 по 25 июня 1935 г Цветаева была на нем добровольным зрителем. Пастернак, которому было «приказано» ехать, прибыл на конгресс в подавленном состоянии 24 июня. Их общение происходило в отеле, затем в магазине, где Пастернак хотел купить платье своей жене. В результате она встретила не своего «заоблачною брата», а несчастного, находящегося в депрессии человека Цветаева с сыном 28 июня уехала в Фавьер. (Подробно о поездке Пастернака в Париж см.: Флейишан Л. Борис Пастернак в тридцатые годы. Jerusalem. 1984. С. 236-266). 12 августа А.А. Тескова писала А.Л. Бему: «О Пастернаке писала Цветаева давно (с тех пор 3 письма), совсем коротко, и с обещанием написать о встрече подробно, но до сих пор этого обещания не исполнила. У нее было много забот, Мур болел аппендицитом, ему делали операцию, должна была везти к морю и т. д., но в последнем письме я ее прямо спросила, если узнаю литературные подробности о пребывании Пастернака в Париже, сообщу» (Архив А.Л. Бема). Своего обещания, по-видимому, Цветаева так и не выполнила. (обратно)1242
Вышла из игры,… из всякой (нем.). (обратно)1243
Заключительные строки второй картины трагедии «Федра» (СС-3. С. 662). (обратно)1244
Встреча Цветаевой с Тихоновым состоялась в 1935 г. в Париже на Международном конгрессе писателей в защиту культуры. (обратно)1245
Б.Л. Пастернак. (обратно)1246
Цветаева делится с Тихоновым своими переживаниями по поводу разочарования от встречи с Пастернаком. См. письма к Б.Л. Пастернаку, написанные в июле и октябре 1935 г., а также письмо к А.А. Тесковой от 2 июля 1935 г. и коммент. 6 к нему. (обратно)1247
«Челюскин» — советский пароход, осенью 1933 г. раздавленный льдами в Чукотском море. См. стихотворение Цветаевой «Челюскинцы» (СС-2). (обратно)1248
Герой романа И.С. Тургенева «Отцы и дети» (1860–1861), пропагандирующий принципы общественной полезности и необходимость коренной ломки социальной жизни. (обратно)1249
…болезнью… «высокой»… — Имеется в виду поэма Б. Пастернака «Высокая болезнь» (1923, 1928). (обратно)1250
…дороже радия. — Ср. позднее стихотворение Цветаевой «Родина радия» из цикла «Стихи к Чехии» (СС-2. С. 353–354). (обратно)1251
Орфография… — Цветаева всю жизнь, даже после реформы в орфографии, использовала старое написание слов: твердый знак (Ъ) в конце слова после согласной и букву «ять» (ѣ) вместо «е» в тех словах, где эта буква писалась ранее. Письмо к Тихонову также написано по старой орфографии. (обратно)1252
Малочисленная семья (фр.). (обратно)1253
См. письмо к В.Н. Буниной от 2 июня 1935 г. и коммент. к нему. (обратно)1254
Письмо написано на открытке с видом пляжа около Фавьера. (обратно)1255
Цветаева, по-видимому, намекает на происхождение своей хозяйки, баронессы Л,С. Врангель. (обратно)1256
Цейтл<инские>… — т. е. от Марии Самойловны Цетлиной (1882–1976), многолетнего члена Комитета помощи русским писателям и ученым во Франции. (обратно)1257
…моего вшенорского верескового холма. — Вшеноры, предместье Праги, где Цветаева жила в 1924–1925 гг. В 1928 г. из Медона в письме тому же адресату Цветаева писала: «Вспоминаю чудные вшенорские холмы: холод, хворост. Мне хорошо было там жить…» (Письма 1928–1932. С. 9). Ср. также первое стихотворение из цикла «Деревья» (I, 1922), посвященного А. А. Тесковой: «В смертных изверясь, / Зачароваться не тщусь. / В старческий вереск, / В среброскользящую сушь…» (СС-2. С. 141–142). (обратно)1258
Лазурный берег (фр.). (обратно)1259
Мария Вече́ра — правильно; Мария Ве́чера (1871-1889) — румынская баронесса, возлюбленная эрцгерцога Рудольфа фон Габсбурга (1858-1889). Из-за невозможности заключить брак (эрцгерцог был женат) оба покончили самоубийством в охотничьем замке Майерлинге близ Вены 30 января 1889 г. Фамилию баронессы, превратив ее в «славянку» Вечору (Вече́ру), сознательно изменил В. Хлебников. См. его стихотворение «Мария Вечора» и комментарии к нему в кн.: Хлебников В. Творения (М.: Сов. писатель, 1986). Ср. также у М.А. Алданова: «Мария Вечера была немного Наташа Ростова, немного тургеневская Елена…» (Последние новости. 1438. 29 сент.). (обратно)1260
…семья князей Оболенских… — В Ла Фавьере обосновалась семья известного политического и государственного деятеля князя Владимира Андреевича Оболенского (1869-1950). Эмигрировал в 1920 г. через Константинополь во Францию. Был председателем Российского земско-городского комитета (Земгор). Вместе с женой, княгиней Ольгой Владимировной (урожд. Винберг; 1869-1938), держал летний русский пансион в г. Борм. Им помогал сын Лев Владимирович (1905-1987), по специальности инженер-агроном. В летний период он открывал в городе бакалейную лавку и кафе «Chez Léon». Цветаева была знакома с детьми Оболенских-старших: сыном Андреем (1900-1975) (см. письма к нему в кн.: Письма 1905-1923 и Письма 1924-1927) и дочерью Александрой (будущей монахиней Бландиной; 1897–1974) (см. там же). (обратно)1261
О русской колонии в Фавьере подробнее см.: Les Russes de la Favière. Conception: Dupouy R. et Guillemain M. La Lavandou, 2004 (Русские в Ла Фавьер. Соет. Дюпуи Р. и Гийемен М.). См. также воспоминания Г.С. Родионовой «В Провансе в предвоенные годы», проводившей вместе с Цветаевой лето 1935 г. (Годы эмиграции. С. 285–287. О Г.С. Родионовой см. коммент. 10 к письму к Е.И. Унбегаун от 6 января 1936 г.) (обратно)1262
На эту характерную черту поэмы-сказки Цнетаевой «Царь-Девица» обратил в свое время внимание литературный критик Юлий Исаевич Айхенвальд, (1872-1928): «Хочется отметить красиво изданную „Эпохой“, еще красивее написанную Мариной Цветаевой поэму-сказку „Царь-Девицу“. Талантливая поэтесса создала художественную игрушку в русском народном стиле…» (Кременецкий Б. <псевдоним>. Литературные заметки // Руль. (Берлин). 1922. 17 дек.). (обратно)1263
Кража в Медоне произошла летом 1927 г. Об этом Цветаева писала Льву Шестову 31 июля 1927 г.: «Меня недавно обокрали: чудный старинный браслет (курганный), другой браслет… ряд вещей. Вор — очаровательное женское существо, ошельмовавшее всю русскую колонию» (Письма 1924-1927. С. 610) (обратно)1264
В эти дни Цветаевой написано стихотворение: «Небо — синей знамени! / Пальмы — пучки пламени! / Море — полней вымени! / Но своего имени / Не сопрягу с брегом сим. / Лира — завет бедности: / Горы — редей темени. / Море — седей времени» (СС-2. С. 330). (обратно)1265
И.П. Алексинский. См. письмо к А.Э. Берг от 21 июня 1935 г. и коммент. 1 к нему. (обратно)1266
Куэ Эмиль (1857-1926) — французский фармацевт и психотерапевт. В частной терапевтической клинике в Нанси лечил больных методом, основанным на самовнушении. Систему самовнушения Куэ Цветаева упоминает в письме к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 12 октября 1933 г. (обратно)1267
О встрече с Пастернаком… — См. письмо к А.А. Тесковой от 2 июля 1935 г. и коммент. 6 к нему. (обратно)1268
Датировано по содержанию. Это письмо — отклик на встречи с Пастернаком в Париже 24–27 июня, когда он приехал для участия в Международном конгрессе писателей в защиту культуры. (обратно)1269
и готова принять любую форму (фр.). (обратно)1270
…любила тебя столько лет напролом. — Ср. в письме А.С. Эфрон к Б.Л. Пастернаку от 20 августа 1955 г.: «В маминых записных книжках и черновых тетрадях множество о тебе. Я тебе выпишу, многого ты, наверное, не знаешь. Как она любила тебя и как долго — всю жизнь! Только папу и тебя она любила, не разлюбливая. И не преувеличивая. Тех, кого преувеличивала, потом, перестрадав, развенчивала» (Эфрон А. С. 449). (обратно)1271
Делать, не говоря (фр.). (обратно)1272
Здесь: слово (фр.). (обратно)1273
Здесь: дело (фр.). (обратно)1274
Маленькие звери не едят больших (фр.). (обратно)1275
Мне интересно всё, что было интересно Паскалю… — Паскаль Блез, французский философ. См. письмо к Г.П. Федотову от 14 февраля 1933 г. и коммент. 2 к нему. Ср. также в эссе «Поэты с историей и поэты без истории»: «Всякий поэт может отождествить себя, скажем, с деревом. Пастернак себя деревом — ощущает. Природа словно превратила его в дерево, сделала его деревом, чтобы его человеческий ствол шумел на ее, природы, лад. Если принять за исходное слова Паскаля, что человек — это „мыслящий тростник“, то Пастернак — не тростник, который мыслит, во всяком случае, его тростник мыслит не по-человечески» (СС-5. С. 413) (обратно)1276
…а вот только вспомню твои К<олхозы>… — и слезы. — См. письмо к Н.С. Тихонову. (обратно)1277
Датируется по содержанию. (обратно)1278
…бормскую группу. — Т. е. русских, знакомых адресата, остановившихся в Борме («наша „столица“ — „наш райцентр“ — Борм», как называли городок русские (Годы эмиграции. С. 281). (обратно)1279
Сказку моей жизни (нем.). (обратно)1280
(Das) Märchen meines Lebens. — Художественная автобиография X.K.Андерсена. Вышла сначала на немецком языке (1847), и более пространно на датском языке «Mit Livs Eventyr» (1855). (обратно)1281
См. стихотворение «Пражский рыцарь» (1923) (СС-2. С. 228). (обратно)1282
T.S.F. (Transmission sans fil — передача без проводов — фр.) — радиоприемник. (обратно)1283
Сметана Бедржих (1824–1884) — чешский композитор, дирижер, пианист. (обратно)1284
Родины (лат.). (обратно)1285
…в том замке-пансионе. — Имеется в виду замок д’Арсин (Château d’Arcine) недалеко от города Франжи в Верхней Савойе, в нем размещался русский пансион. С. Эфрон лечился в нем в конце 1929–1930 гг. «Уединенный замок, — ныне пансион для выздоравливающих. Все очень хвалят. Я за него счастлива, — первый отдых за 15 лет», — писала Цветаева А.А. Тесковой 25 декабря 1929 г. (Письма 1928-1932. С. 313). Цветаева побывала здесь дважды (в 1930 и 1936 гг.) (обратно)1286
Речь идет о Елизавете Эдуардовне Малер (1882–1970), профессоре славянской филологии в Базельском университете (Швейцария). С 1920 г. жила в Швейцарии. Уезжая в СССР, Цветаева оставила ей часть своего архива. (обратно)1287
Розовое вино (фр.). (обратно)1288
Так в бумажной книге. Возможно — укелеила (от — келья). OCR (обратно)1289
По-видимому, речь идет о взаимоотношениях Цветаевой и Пастернака. (обратно)1290
На что ж искать далеких звезд? / Для неба их краса (нем.). (Пер. В. Жуковского.) — Из стихотворения Гёте «Trostin Tränen» («Утешение в слезах», 1803). (обратно)1291
Звезду… Господь Бог (нем.). (обратно)1292
Источник цитаты не установлен. Вероятней всего, Цветаева цитирует какое-то несохранившееся письмо к Пастернаку. (обратно)1293
Цветаева отвечает Рудневу на его письмо от 7 августа, где он пишет об очерке «Черт» и предстоящей его публикации в «Современных записках»: «<…> „Чорта“ прочитал, впечатление не слабее, чем от Вашего чтения и отдаю должное Вашей на этот раз покладистости, — Вы устранили то, что могло бы коробить многих по части Вашей антицерковности. Смущает несколько размер (ок<оло> 45.000 знаков, по-моему) и изобилие слов на иностранных языках (двойной тариф набора тех строк, где эти слова попадаются, — за счет автора). Соблазняет мысль: не лучше ли опустить страницу 17-ую, — пение матери и Валерии, эпизод по смыслу мало связанный с темой, и — текст сплошь на двух языках. Что Вы скажете? Как живется на юге? Мне кажется, что должно бы быть и для Вас и для Мура хорошо. <…>» (Надеюсь — сговоримся легко. С. 82). В итоге В.В. Руднев оставил страницы со сценой пения в публикации (Современные записки. 1935 № 59. С. 221 222). (обратно)1294
Пляска Святого Витта… — заболевание (хорея Гантингтона — мед.), связанное с нарушением психики человека и проявляющееся, в частности, в непроизвольных насильственных движениях конечностей и мимике. Больной как бы пританцовывает. Вит (Витт) — святой мученик, в детском возрасте за исповедание христианской веры подвергался истязаниям со стороны правителя Валериана (III в). Погиб мученической смертью. (обратно)1295
Рядом с этим абзацем в письме небольшой чертеж, иллюстрирующий расположение двух комнат, и надпись: «окно», «выемка: Двери нет», «дверь с воли, т.е. с внешней лестницы». (обратно)1296
Воскресный иллюстрированный журнал (фр.). (обратно)1297
Журнал «Воля России» прекратил свое существование в 1932 г. (обратно)1298
Перекоп, Поэма о Царской Семье — см. СС-3. Le Gars. — В 1931 г. Цветаева рассчитывала выпустить отдельным изданием на французском языке (в собственном переводе и с иллюстрациями Н.С. Гончаровой) поэму «Мо́лодец». Издание осуществлено не было. Цветаева сообщала А.А. Тесковой в письме от 31 августа 1931 г.: «Французский мой Мо́лодец (Gars, работа 8-ми мес<яцев>) не понадобился никому» (Письма 1928-1932. С. 494). Подробнее см., например: Цветаева М., Tsvetaeva М. Мо́лодец. Поэма. Le Gars. Poème. Illustration de Nathalie Gontcharova. Сост., подгот. текста, вступ. статья, коммент. А. Ивановой. Статья в прилож. и перевод предисл. М. Цветаевой с фр. Е.Г. Эткинда. Ил. Н. Гончаровой. М.: Эллис Лак 2000, 2005. (обратно)1299
Шуман Роберт (1810-1856) — немецкий композитор. В последние годы жизни страдал психическими расстройствами и слуховыми галлюцинациями. Его жена, Шуман Клара (урожд. Вик; 1819-1896) — немецкая пианистка, композитор, педагог. (обратно)1300
Т.е. о последних годах жизни Наполеона на о. св. Елены. (обратно)1301
Уже на родине, отбывая срок в исправительно-трудовом лагере, Ариадна Эфрон писала своей тетке, Анастасии Цветаевой, о сложных отношениях с матерью: «…Меня любила иначе, чем сына, и иначе, чем когда я была маленькой. Не любила во мне медлительность, лень, склонность к „дешевому“ (журналы, газетному чтению, дружбу с бакалейщиками и дворничихами, смешливость и вообще мой смех). Любила во мне ум, быструю реплику, поэтическое чутье, щедрость, мое рисование и писание. Очень многое во мне просто раздражало ее. <…> Родная мама! Я нижу, с каким молчаливым презрением она оглядывала меня, уныло возвращавшуюся домой с какой-нибудь до глупости невинной прогулки! Но это всегда была любовь, принявшая со временем такие формы. Она всегда любила меня, и это всегда была любовь яростная и героическая, ее любовь, которая была Выше и больше тех, кого она любила. Ее любовь, отдавшая все, требовала так же абсолютного служения, без отклонений и компромиссов, без совместительства. А я тогда пыталась совместить свою любовь к ней с дружбой с девчонками и мальчишками, кино, работой, с „самостоятельностью“. Она, знавшая себе цену, презирала во мне мелкую разносторонность. Мне тогдашней мать была не под силу. Нужно было самой много выстрадать, чтобы явилась эта огромная сила любви, ей теперь ненужная. На самом деле <…> у меня была только одна любовь — она. Пусть были затмения, отступления, собственная глупость и молодость — ни отца, ни брата, ни мужа я так не любила. И она меня всегда любила» (Нева. СПб. 2003. № 4. С 172–173. Публ. Р.Б. Вальбе). См. также письмо к Н.А. Гайдукевич от 29 сентября 1934 г. и коммент. 9 к нему (из воспоминаний В. Яновского). (обратно)1302
Слабости (фр.). (обратно)1303
Неточная цитата из стихотворения Ф.И. Тютчева «Она сидела на полу…». У Тютчева: «Брала знакомые листы / И чудно так на них глядела…» и т. д. Цветаева не раз обращалась к этому стихотворению. См., например, в статьях «Кедр» и «Искусство при свете совести» (СС-5. С. 260 и 362 соответственно), в письмах к А.А. Тесковой от 7 апреля 1929 г. (Письма 1928-1932. С. 244) и B.Н. Буниной от 3 ноября 1936 г. и др. (обратно)1304
По-видимому, этот же самый эпизод, более подробно, позднее изложен в письме А. Эфрон к А.И. Цветаевой (см.: Нева. 2003. № 4. С. 200-201). В комментариях к последнему (с. 201) говорится, что «молодым собеседником» М. Цветаевой, весьма вероятно, был Сталинский Евгений Евсеевич (1905–1995), горный инженер, сын Е.А. Сталинского. Окончил Горную школу в 1934 г. Был дружен с А. Эфрон. Сталинский Евсей Александрович (1880–1952) публицист. В эмиграции с 1919 г. Соредактор журнала «Воля России». В Чехии входил в круг друзей Цветаевой. (обратно)1305
«Марина нас грызет, каждого в отдельности. И волей-неволей спасаемся от ее гнева вместе, то в горы, а то и в море» (из письма А. Эфрон. Там же. C. 200). (обратно)1306
Заключительная строфа стихотворения Цветаевой «Родина» («О, неподатливый язык…», 1932). Опубликовано в «Современных записках» (1936. № 61. См. также СС-2. С. 302. (обратно)1307
Открытка, посланная В.Н. Буниной 8 июля 1935 г. (обратно)1308
…русская швейцарка… — Е.Э. Малер. См. письмо к А.А. Тестовой от 11 августа 1935 г. и коммент. 6 к нему. (обратно)1309
«Ваша мама» (фр.). — См. предыдущее письмо и коммент. 3 к нему. (обратно)1310
Ваша дочь (фр.). (обратно)1311
Вот уже год, как совершеннолетняя. Марина, что мне делать в жизни? Могу ли я быть писателем? Только Вас я могу об этом спросить Быть писателем таким, как Вы… — Будьте большим, большим, чем есть. А что касается писания, никто Вам этого не скажет, даже я, именно я (фр.) (обратно)1312
Как я буду без Вас? Как все (фр.). (обратно)1313
Benjamin, Mickey — детские журналы, в основном состоящие из картинок Dim<anche> Illustré — двухнедельный семейный иллюстрированный журнал. (обратно)1314
Невестка (фр.). (обратно)1315
Датируется условно. Унбегауны к тому времени, по-видимому, покинули Фавьер. Написано на открытке с изображением часовни Св. Франсуа в Борме. См. в кн.: Марина Цветаева и Франция. 2014. С. 91. (обратно)1316
Темные кипарисы!
Мир слишком веселый, —
А ведь все будет забыто! (нем.)
1317
Средиземноморское лето (нем.). (обратно)1318
Посылаю стихи и т. д. — Стихотворение «Сыну» («Не быть тебе нулем…»). Просьба Цветаевой выделить слово «спортсмедный» выполнена не была (Современные записки. 1935. № 59. С. 203). (обратно)1319
Умоляю о сохранении под стихами года… — Дата под стихами в журнале так и не была проставлена. (обратно)1320
Написано на открытке с изображением форта Брегансон. Форт Брегансон находится на островке Средиземного моря, отделенном от побережья небольшим проливом. Сохранилась фотография, на обороте которой рукой Цветаевой сделана запись: «Мы с Муром напротив форта Брегансона, где, возвращаясь с Эльбы, ночевал Наполеон. Лето 1935 г. МЦ.» (Воспроизведена в кн.: Марина Цветаева: Фотолетопись жизни поэта. М.: Эллис-Лак, 2000. С. 257). (обратно)1321
О вдохновение! Мы находим в тебе счастливое упокоение, спокойно-торжествующие, мы погружаемся глубоко в твои волны, — до той поры, пока не услышим зов к молитве и, с пробудившейся вновь гордыней, не возвратимся, подобно звездам, в краткую ночь жизни. Гёльдерлин (нем.). Финальная строфа стихотворения Ф. Гёльдерлина «Диотима». Интересно, что эти же строки Цветаева много раньше адресовала «Романтику Революции» А.Ф. Керенскому, включив их в дарственную надпись на своей книге «Психея» (Берлин, 1923). См. в кн.: Марина Цветаева: Каталог юбилейной выставки. 1892-1992. Собрание Л.А. Мнухина. М.: Дом Марины Цветаевой. 1992. С. 37. (обратно)1322
См. письма к Б.Г. Унбегауну и его жене, Е.И. Унбегаун. (обратно)1323
Речь идет о поэме «Певица». Не была завершена (СС-3. С. 348–352). При жизни поэта было напечатано начало «Певицы» в виде отдельного стихотворения «Дом» («Лопушиный, ромашный…») в «Современных записках» (1936. № 61). (обратно)1324
Госпожа доктор Эльза Малер, Базель (нем.). — Е.Э. Малер. См. коммент. 6 к письму к А.А. Тесковой от 11 августа 1935 г. (обратно)1325
Катя Кист. — Рейтлингер Катерина (Екатерина) Николаевна (в замужестве Еленева, Кист; 1901–1989) — архитектор. В эмиграции с 1919 г. В Праге нередко сопровождала Цветаеву в поездках. Автор воспоминаний о Цветаевой (Годы эмиграции. С. 66–71). В 1955 г. вернулась в СССР. Юлия (сестра)… — Рейтлингер Юлия Николаевна, сестра Иоанна. См. письмо к А.А. Тесковой от 7 марта 1933 г. и коммент. 3 к нему. С С.Н. Булгаковым встретилась в 1917 г., под его влиянием оставалась до конца жизни, впоследствии стала его духовной дочерью. Булгаков Сергий (Сергей Николаевич; 1871–1944). Философ, богослов, протоиерей. В 1922 г. выслан из Советской России. Профессор Богословского института в Париже. Жена — Булгакова Елена Ивановна (урожд. Токмакова; 1868-1945) — церковный деятель. Эмигрировала в 1923 г. Жила в Праге, с 1925 г. в Париже. Сын — Сергей (1911-?), младший сын С.Н. Булгакова. агроном. Жил во Франции. (обратно)1326
Вот корректура. — Корректура очерка «Черт». (обратно)1327
Покровский Михаил Николаевич (1868–1932) — советский историк, партийный и государственный деятель. Автор «Русской истории с древнейших времен» (т. 1–5, 1910–1913). В напечатанном виде осталось: «Михаил-Иваныча». (обратно)1328
Заменила ОТТОЧЕННЫМ. — Замечание В.В. Руднева, с которым согласилась Цветаева, касалось фразы: «Холодный новый круглый, как нуль — полный, рубль как зубами врезался незазубренным своим краем в руку…» (Современные записки. 1935. № 59. С. 219). (обратно)1329
«Очень верный», а не «был» <верным> (нем.). (обратно)1330
Es war ein König im Thule / Gar treu bis an sein Grab. — Строки из баллады И.В. Гёте «Фульский король». — Далее в очерке шли строки «…dem sterben seine Buhle einem golden Becher gab». Перевод всей строфы: «Король жил в Фуле дальной, / И кубок золотой / Хранил он, дар прощальный, / Возлюбленной одной» (пер. с нем. Б. Пастернака). (обратно)1331
Почему Вы убрали: Ванв, 1934 г. — В рукописи у Цветаевой под очерком «Черт» было написано: Ванв, 19 июня 1935. (обратно)1332
А что же со стихами? — По-видимому, Цветаева посылала в редакцию весь цикл «Стихи к сыну» (1932), состоящий из трех стихотворений («Ни к городу и ни к селу…», «Наша совесть — не ваша совесть!..» и «Не быть тебе нулем…»). (СС-2. С.299-301). Принято к публикации было только одно, третье. (обратно)1333
Цветаева и Унбегауны в один день в конце сентября возвращались с юга в Париж через Марсель и Лион. (обратно)1334
Борм, старый скелет — по-видимому, имеется в виду «возраст» города (он существовал уже в эпоху Древнего мира). Известен также своими виноделами. Силен — сын Гермеса и нимфы, спутник бога вина Диониса (Вакха). Часто изображался стариком. (обратно)1335
T.S.F. — См. коммент. 3 к письму к А.А. Тесковой от 1 августа 1935 г. (обратно)1336
Слова, выделенные курсивом, подчеркнуты дважды. (обратно)1337
См. коммент. 13 к письму к Н А. Гайдукевич от 29 сентября 1934 г. (обратно)1338
Фотография Гронского, похожая на описываемую Цветаевой, была воспроизведена в статье Л. Гомолицкого «Несколько слов по поводу „Белла-Донны“ Н. Гронского» в журнале «Новь» (Таллин, 1935. С. 192). По-видимому, фотография в конце концов дошла до Иваска (он был членом редколлегии журнала «Новь»). (обратно)1339
Краткая биография Н.П. Гронского предваряет его сборник «Стихи и поэмы». (обратно)1340
См. письмо к А.А. Тесковой от 23 февраля 1935 г. и коммент. 6 к нему. (обратно)1341
Внизу страницы (3) приписка: (ищите стр<аницу> 4). (обратно)1342
В перечне своих книг Цветаева допускает ряд неточностей. «Версты» II вышли двумя изданиями (1921, 1922), «Ремесло» — в 1923. После 1925 г. был издан сборник «После России» (стихи 1922–1925). И т. д. См.: Цветаева. Библиография. (обратно)1343
Заключительная строка стихотворения А. Блока «Друзьям» (1908). (обратно)1344
Внизу страницы (4) приписка: (ищите стр<аницу> 5). (обратно)1345
Ощущение своей юности есть уже прожитая юность (нем.). (обратно)1346
Чувства (нем.). (обратно)1347
Способность ориентироваться (нем.). (обратно)1348
Кубизм — модернистское течение в изобразительном искусстве первых десятилетий XX в. Развивалось главным образом во Франции. Имена художников-кубистов (П. Пикассо, А. Глез) Цветаева упоминает в очерке «Наталья Гончарова» (СС-4). (обратно)1349
«Переулочки» — поэма, как и «Мо́лодец», написанная на фольклорный сюжет (см. СС-3). (обратно)1350
Маковский Сергей Константинович (1877–1962) — поэт, литературный и художественный критик. В 1920 г. эмигрировал в Прагу, в Париже — с 1925 г. В письме к Ю.Ю. Струве от 30 июня 1923 г. Цветаева, рассказывая о собрании Союза русских писателей и журналистов в Чехословакии, писала: «Бываю в Праге редко, на каждом собрании журналисты сбрасывают старого председателя и голосуют нового. Я неизменно сажусь около Маковского и обезьяню с него все жесты. Он подымет руку и я подымаю, он забудет — а я в глупом положении. Он мил, я его люблю. Он глубоко́-искренен в своих слабостях, в его устах — они очарование. Кроме того, он по-настоящему глубоко́-культурен С ним не попадаешь каждоминутно в безвоздушные пространства неведения, младенческого изумления…» (Письма 1905–1923. С. 578). (обратно)1351
«Аполлон» — литературно-художественный журнал (СПб., 1909-19171 Редактор-издатель С.К. Маковский. «Золотое руно» литературно-художественный журнал (М., 1906 1909). Редактор-издатель Рябушинский Николай Павлович (1876-1951), миллионер, меценат. «Весы» — научно-литературный и критико-библиографический ежемесячник (М., 1904–1909). Редактор-издатель Поляков Сергей Александрович (1874-1942), владелец издательства «Скорпион». Руководил журналом В.Я. Брюсов. (обратно)1352
Внизу страницы (6) приписка (ищите стр<аницу> 7). (обратно)1353
Имеется в виду рецензия Ариадны Черновой «В огнь-синь» на поэму «Мо́лодец», опубликованная в журнале «Благонамеренный» (Брюссель 1926. № 1; см. в кн.: Родство и чуждость. С. 223–230), Чернова Ариадна Викторовна (в замужестве Сосинская; 1908–1974) — переводчик, литератор Автор воспоминаний о Цветаевой (Годы эмиграции. С. 81-83)…только один отзыв… — Цветаева ошибается. На поэму «Мо́лодец» были также опубликованы рецензии: Ю. А<йхенвальда> (Руль. Берлин. 1925. 10 июня), В. Ходасевича (Последние новости. 1925. 11 июня), Г. Адамовича (Звено. 1925. № 129 20 июля), В. Кадашева (Амфитеатрова) (Студенческие годы. Прага. 1925 № 4), Д.П. Святополк-Мирского (Современные записки. 1926. № 27). (См. в кн.: Родство и чуждость). (обратно)1354
Отзыв Пастернака о «Мо́лодце» не публиковался. Скорее всего, речь идет об отзыве в письме Пастернака Цветаевой от 4 января 1926 г.: «…Мо́лодца Вашего я получил <…> Настоящая сказка, несмотря на то, что менее кондовая, уставная, чем Царь-Девица, более своя, более прихотливая. Но все отходы от торной сказочности утверждены, даже самые причудливые. Может быть расписываюсь в собственном невежестве, но кажется, будто есть такая, должна быть, несмотря на неожиданность мраморов в снегах и деревца и всего, в них творящегося. Драматично и больно, трогательно. Не хочется оглядывать в целом, поддаваясь чутью, что сказочное событье несет сторожевую символическую службу. О целом, о единстве не думаешь, не сплывается, а катится, развертывается, роится. Написано очень широко, очень разгоняете приходится говорить о партиях, мельчайшее деленье — совокупность нескольких строф. В этом отношеньи прекрасно строят и подгоняют изложенье, сразу указывая широту неделимых долей и быстроту их следованья, замечательные, лейтмотивные…У Маруси выше всех……
…Проводи меня Маруся до ворот.
1355
Тяжелая кровь (нем.). (обратно)1356
Тяжелый дух (нем.). (обратно)1357
Комментарий Ю.П. Иваска: «В письмах и утерянной статье я говорил о Цветаевой „греческой“ (цикл „Ученик“, трагедии „Тезей“ и „Федра“ и все вообще ее торжественные, патетические стихи) и о Цветаевой „русской“, фольклорной („Царь-Девица“, „Мо́лодец“, „Переулочки“): первой я отдавал предпочтение перед второй» (Русский литературный архив. С. 236). (обратно)1358
Мы, по отцу с Бальмонтом — земляки. — См. коммент. 1 к письму к A.Э. Берг от 7 мая 1935 г. (обратно)1359
Внизу страницы (7) приписка (ищите стр<аницу> 8). (обратно)1360
О его книге я бы написать не взялась… — Об этом же в письме к А.А. Тесковой от 23 апреля 1935 г.: «О его книге навряд ли смогу написать». Тем не менее на книгу Н.П. Гронского Цветаева написала небольшую рецензию. См. коммент. 4 к письму к Н.А. Гайдукевич от 24 апреля 1935 г. (обратно)1361
У Гронского в сборнике два стихотворения с названием «Муза горных стран» («В пустынях горных одиночеств…» и «Был синий вечер горных стран…»). О каком именно стихотворении идет речь, неизвестно. (обратно)1362
«Сцены из жизни Спинозы» (1933–1934) — короткая пьеса в стихах, также вошедшая в сборник «Стихи и поэмы». (обратно)1363
Речь идет о поэме Н.П. Гронского «Авиатор» (1929–1932). (обратно)1364
Цитата из «Белла-Донны» Н.П. Гронского. (обратно)1365
Жатвы — без рук, клятвы — без губ («Переулочки». СС-3. С. 278). — Ср. в первой части «Тезея» «Ариадне»: «Меж мечом и рукою — уст / Клятва. Правой моей подъятье! / Меж рукою и рукоятью — / Честь, безжалостнейший канат / Мною данною клятвой — взят» (СС-3. С. 597). (обратно)1366
Имеется в виду стихотворение Н.П. Гронского «Ангел Севера» («Леса стран Севера — священные, седые…», 1933). (обратно)1367
Очередная приписка: (ищите стр<аницу> 9). (обратно)1368
Поплавский Б.Ю. — См. коммент, 2 к письму к Ю.П. Иваску от 8 марта 1935 г. (обратно)1369
Ратгауз Даниил Максимович (1868–1937) — русский поэт. С 1922 г. в эмиграции. Свыше 100 его стихотворений положены на музыку. (обратно)1370
Начальная строфа стихотворения Цветаевой без названия (1916, обращено к О.Э. Мандельштаму). См. СС-1. С. 252. (обратно)1371
Тем не менее, в статье «Попытка наметить тему» (Меч. Варшава. 1936. 8 марта), где один из разделов посвящен Цветаевой («Новые спартанцы»), Иваск попробовал «загнать» поэта в «схемку»: «Цветаеву нельзя себе представить в роли красного или белого Маяковского, поэта-трибуна, но некоторая связь между эпохой и Цветаевой есть… Связь с эпохой — в пафосе ее напряженной конструктивно-точной поэзии… Цветаева строит большой корабль своей декламативной героической поэзии. Создает некоторую динамическую систему…» (курсив наш. — Сост.). (обратно)1372
Из стихотворения Ю.П. Иваска «Будет новый в жизни смотр…» (сб. «Северный берег». Варшава, 1938. С. 17). (обратно)1373
…le Gars — французский «Мо́лодец», Neuf lettres — Neuf lettres de femme — «Neuf letters avec une dixième retenue et une onzième reçue» («Девять писем с десятым возвращенным и одиннадцатым полученным» <«Флорентийские ночи»>). См. коммент. 2 к письму к А.А. Тесковой от 7 марта 1935 г. …знакомый француз… — Речь идет об издателе Рене Жюльяре (1900–1962). Начал заниматься издательским ремеслом в молодости, работал в издательстве «Séquane», в 1930-е гг. благодаря предпринятой им рекламе своего издательского дела приобрел известность. Основал крупное издательство «Julliard». См. также письмо к А.Э. Берг от 18 октября. (обратно)1374
Поездка и выступление в Швейцарии не состоялись. (обратно)1375
Nathalie Clifford-Barney (Натали Клиффорд-Барни; 1876–1972) — писательница, автор книги «Мысли амазонки». Американка по происхождению, постоянно жила в Париже, держала литературный салон. К ней обращено написанное Цветаевой по-французски литературно философское эссе «Письмо к Амазонке» (СС-5). (обратно)1376
Е.Э. Малер. (обратно)1377
…обнаружу еще оттиски у себя. — О каких оттисках идет речь, неясно. Обе французские вещи при жизни Цветаевой не публиковались и существовали лишь в виде беловых рукописей и черновиков. Возможно, Цветаева имела в виду уже опубликованное. В письме к А.Э. Берг от 18 октября Цветаева сообщала: «…выслала им свою прозу о Рильке». (обратно)1378
Паррэны — правильно Парэны. Парэн Брис (1897–1971) писатель и философ, член редколлегии крупнейшего журнала «Nouvelle Revue Française». Парэн Наталья Георгиевна (урожд. Челпанова; 1897–1958) — художник-график, педагог, жена Б. Парэна. (обратно)1379
Речь идет о прозе «Neuf letters avec…» (см. выше). (обратно)1380
Ум, слишком зрелый для его возраста (фр.). (обратно)1381
Корректуру — стихов… — См. коммент. к письму от 3 октября 1935 г. (обратно)1382
Немецкую цитату выправила на Вашем листке. См. то же письмо. (обратно)1383
17 октября 1905 г. Николаем II был подписан манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», провозглашающий гражданские свободы и законодательную думу. (обратно)1384
Бутя, — Мария-Генриэтта, дочь А. Берг. См. коммент. 6 к письму к А.Э. Берг от 13 февраля 1935 г. (обратно)1385
Во Франции Цветаева жила 10 лет. (обратно)1386
Жюль… Жюли — имена (фр.). (обратно)1387
…свой вечер стихов… — Имеет место небольшая хронологическая неувязка. Вечер новых стихов Цветаевой, на который она приглашает Руднева, состоялся спустя почти два месяца, 20 декабря 1935 г. в зале ученых обществ. Анонс о вечере неоднократно печатали «Последние новости» (начиная с 5 декабря) и «Возрождение» (с 12 декабря). По-видимому, Цветаева заблаговременно позаботилась о напечатанных билетах. Менее вероятно, что в письме у Цветаевой описка: октябрь (в оригинале) вместо декабря. (обратно)1388
Письмо состоит из двух отрывков. Условно, исходя из содержания, окончание письма, сохранившееся в архиве Унбегаунов, предваряет его начало, занесенное Цветаевой в черновую тетрадь. Датируется условно по содержанию дошедшего до нас текста данного письма и следующего за ним от 5 ноября. Письмо Цветаевой и его резкий тон вызван, по-видимому, тем обстоятельством, что Унбегауны какое-то время не писали Цветаевой и не давали о себе знать. (обратно)1389
В черновой тетради Цветаева оставила запись о своем письме к Пастернаку, «о его болезни — как не поехал к родителям: проехал мимо их 12-летнего ожидания — матери!!! — на поезде проехал и — него же, но всё же — не предложил остаться со мной с глазу-на-глаз — после тех же 12-ти лет» (цит. по: Души начинают видеть. С. 703–704.) (обратно)1390
Ты права, но ты жестока (нем.) — …даже Рильке мне написал: Du hast recht, doch Du bist hart… — Неточная цитата из письма Рильке к Цветаевой от 28 июля 1926 г. Ср. в ее письме к А.А. Тесковой от 22 января 1929 г.: «Р<ильке> когда-то мне сказал: „Ich will nicht sagen. Du hast Recht: Du bist im Recht“, im Recht-sein, im Guten-sein…» («Я не хочу сказать, что ты имеешь право: ты просто права», пребывать вправе, пребывать в добре — нем.). (Письма 1928-1932. С. 226). Указанное письмо Рильке (его начало) см.: Небесная арка. С. 98. Перевод К.М. Азадовского. (обратно)1391
О не вы! Это я — пролетарий. Неточная цитата из стихотворения Б. Пастернака «Я их мог позабыть. Про родню…» (1917). (обратно)1392
Вы «идете за папиросами» и исчезаете навсегда. — Эпизод из последней встречи с Пастернаком в парижском кафе. (обратно)1393
Лучшее и худшее во мне — суть две пустыни (фр.) — Car top pis et top mieux — sont les plus déserts lieux… — Строки Марии Стюарт, приведенные Пьером де Бурдейлем, сеньором Брантомом (ок 1540–1614) в своих «Мемуарах». (Вел хронику придворной жизни времен Екатерины Медичи), Цветаева уже цитировала их ранее в письме к Б.Л. Пастернаку от 4 августа 1926 г. (Письма 1924–1927. С. 462). …эту строку, подаренную мне тобой, у меня перед смертью выпросил Рильке… — См. письмо к Рильке от 6 июля 1926 г. и коммент. 5 к нему (Письма 1924–1927. С. 431, 433). (обратно)1394
Цветаева довольно точно описывает знаменитый портрет Марии Стюарт работы кисти неизвестного художника (1560). Хранится в Национальной галерее в Лондоне. (Сообщено В.Л. Телицыным.) Воспроизведен на сайте коллекции «Династия Стюартов»: Ч. 1. Яков I (James I). Магу Stewart (http://www.Iiveinternet.ru/users/andrel954/.) Выставлялся во время проведения салонов в Париже в Grand-Palais. Репродукцию портрета Цветаева могла приобрести во время посещения Лондона в 1926 г. Она упоминает имя Марии Стюарт в письме к Рильке (!) от 6 июля 1926 г. (Письма 1924–1927. С. 430–431). (обратно)1395
…годовалый Мур глядит с сен-жильского плажа. — В 1926 г. Цветаева с семьей проводила лето на берегу Атлантического океана в городке Сен-Жиль-сюр-Ви. (обратно)1396
Я не могу приехать к тебе в Валэ, у меня годовалый богатырь — Наполеон — сын, который во мне нуждается (нем.). — Ich kann nicht zu Dir nach Wallis… — В письме к P.M. Рильке от 3 июня 1926 г. Цветаева писала: «Я не хочу к тебе» (Письма 1924-1927. С 402. Перевод К.М. Азадовского). Цветаева неоднократно и с восторгом обращала внимание своих корреспондентов на сходство сына Георгия с Наполеоном. Ср. в письмах: к Б.Л. Пастернаку от 4 августа из Сен-Жиля — «Вот мой сын: Наполеон на Св. Елене…» (Письма 1924–1927. С. 460) и к А.А. Тесковой от 2 февраля 1934 г. — «А вот Вам мой чудный Мур…» и т. д. (обратно)1397
…мой пражский каменный рыцарь… — Статуя рыцаря Брунсвика у Карлова моста в Праге. См. стихотворение «Пражский рыцарь» (СС-2). (обратно)1398
Это как Розанов, однажды, Асе: — Ты же понимаешь, что кроме Людей Лунного Света — нет никого… — О переписке А.И. Цветаевой с В.В. Розановым см. письма М.И. Цветаевой к В.В. Розанову от 7 марта и 8 апреля 1914 г. (Письма 1905–1923). О книге «Люди лунного света: Метафизика христианства» (СПб., 1911), посвященной вопросам пола и критике христианской морали, епископ Саратовский Гермоген направил доклад в Синод, в котором писал: Розанов «воспевая гимны „священным блудницам“, проповедует разврат… осмеивает евангельское учение о высоте девства, восхваляет язычество с его культом фаллоса… извращает смысл монашества и клевещет на него и издевается над духовенством» (Российский государственный исторический архив, СПб.). Цит по: Розановская энциклопедия / Сост. и гл. ред. А.Н. Николюкин. М.: РОССПЭН. Стб. 1306–1307. (обратно)1399
…из-за тебя я разошлась с человеком, который меня любил… — Речь идет о соседе Цветаевой по дому в Ванве М.М. Айканове, герое ее поэмы «Певица» (1935). О М.М. Айканове и его семье см. коммент. 10 и 12 к письму А.А. Тесковой от 12 ноября 1934 г. (обратно)1400
Про отъезд (приезд) я ничего не знаю. — Речь идет о переезде семьи в СССР. Цветаева знала о намерениях мужа возвратиться в Советскую Россию. Но о том, когда именно состоится переезд, ей было не известно. См., например, ее письма к А.А. Тесковой от 15 февраля и 29 марта 1936 г. (обратно)1401
…стол не столь широк… — Из стихотворения Б. Пастернака «Мой стол не столь широк, чтоб грудью всею…» (цикл «Разрыв»; сб. «Темы и вариации»). (обратно)1402
«И сердце сказало ему: Тебе не больно, малыш?» (фр.) — «Et voila que le Coeur lui dit: T’es-tu fait mal, mon petit?» — Неточная цитата из стихотворения Жана Ришпена(Jеап Richepin; 1849-1926) «Y avait un’fois un pauv’gas», ставшего популярной песней. В оригинале: «Et l’coeur disait en pleurant: „T’es tu fait mal, mon enfant?“» (Души начинают видеть. С. 705). (обратно)1403
Датируется по содержанию. (обратно)1404
…большого труда о русском языке XVII века. — Цветаева неточна. Б.Г. Унбегаун был автором труда о русском языке XVI в.: «La langue russe au XVIe siècle (1500-1550)». Paris: Inst. d’Études Slaves de l’Univ. de Paris, 1935. По данной теме автор в том же году защитил докторскую диссертацию. (обратно)1405
М.А. Струве. См. о нем коммент. 4 к письму к В.Н. Буниной от 10 января 1935 г. …статья о Поплавском. — Речь идет о статье В Ф. Ходасевича «О смерти Поплавского», напечатанной в газете «Возрождение» (1935, 17 окт.). Поплавский Б.Ю — См. коммент. 2 к письму к Ю.П. Иваску от 8 марта 1935 г. (обратно)1406
Праздник всех святых (фр.). (обратно)1407
Parc de Vincennes Венсенский парк, крупнейший общественный парк в Париже, разбит на его восточной окраине. На территории находится большой зоопарк. (обратно)1408
Чихание (фр.). (обратно)1409
Бери или оставайся (фр.). (обратно)1410
Визит Цветаевой к Ходасевичу, по-видимому, состоялся. В своей книге записей ежедневных встреч Ходасевич пометил: «8 <ноября 1935>, пятница / Цветаева» (Ходасевич В. Камер-фурьерский журнал. М.: Эллис Лак 2000, 2002. С. 265). (обратно)1411
Речь, вероятно, идет о совместном вечере Цветаевой и Ходасевича 2 февраля 1935 г., посвященном Блоку См. коммент. 4 к письму к В.В. Рудневу от 15 января 1935 г. (обратно)1412
Очередной вечер — имеется в виду вечер новых стихов, намеченный на 20 декабря 1935 г. См. коммент. к письму к В.В. Рудневу от 18 октября 1935 г. Ходасевич был на этом вечере. (Там же. С 268). (обратно)1413
Из детских неопубликованных стихов. (обратно)1414
Стихи Цветаевой из ее детской тетради. О них она вспоминает в очерке «История одного посвящения»: «Кстати, приведенный отрывок, явно, отзвук пушкинского: „Что ты ржешь, мой конь ретивый“, с несомненным — моря и луга — копытным следом ершовского Конька-Горбунка. Что в нем мое? Туда» (СС-4. С. 132). (обратно)1415
Из стихотворения «Двух станов не боец, а — если гость случайный», написанного 2 октября 1935 г. (СС-2. С. 333-334). (обратно)1416
Ходасевич жил в Булони (предместье Парижа) по адресу: 10 bis, rue des 4 Cheminees. (обратно)1417
О.Б. Ходасевич. См. письмо к В.Ф. Ходасевичу от 26 декабря 1934 г. и коммент. 4 к нему. (обратно)1418
См. предыдущее письмо к Унбегаунам и коммент. к нему. (обратно)1419
…доклад советских архитекторов. — Советская делегация, возвращающаяся с Международного архитектурного конгресса в Риме, представила 6 ноября в парижском зале Мютюалитэ (24, rue Saint-Victor, 6-е) доклад «Советская архитектура» (с иллюстрациями на проекционном аппарате). Строитель московского метро — Чернышев Сергей Егорович (1881–1963), архитектор, автор Генерального плана реконструкции Москвы (1935). Его доклад «Подземные сооружения», посвященный описанию отделки станций и подземных вестибюлей метро, вызвал на конгрессе в Риме повышенный интерес. (обратно)1420
Соответствующая заметка в «Последних новостях» ни в разделе хроники, ни среди отдельных объявлений помещена не была. Извещение о докладе было напечатано в журнале «Наш Союз» (Париж. 1935. № 71. С. 15). (обратно)1421
…спасибо за билеты… если Вас на Шмидте… — Шмидт Отто Юльевич (1891-1956) — советский ученый, академик, один из организаторов освоения Северною морского пути. В 1933–1934 гг. руководил экспедицией на корабле «Челюскин». 29 ноября в помещении Океанического института в Париже (195, rue Saint-Jacques, 5-е). О.Ю. Шмидт выступил с докладом «Арктическиеисследования в СССР» (Последние новости. 1935. 29 нояб.). Событиям, связанным с экспедицией на «Челюскине», Цветаева посвятила стихотворение (СС-2. С. 321). (обратно)1422
Вашу тетю… — лицо неустановленное. (обратно)1423
Таня — Татьяна Борисовна, в замужестве Лорриман, — дочь Унбегаунов. Будущий филолог. (обратно)1424
Билеты на вечер Цветаевой 20 декабря. Бунины пришли на этот вечер (Ходасевич В. Камер-фурьерский журнал. М.: Эллис Лак 2000, 2002. С. 268). (обратно)1425
См. коммент. к письму В.В. Рудневу от 18 октября 1935 г. (обратно)1426
Самаритэнка. — La Samaritaine, один из самых крупных и известных парижских универсальных магазинов. (обратно)1427
Пневматическая почта (фр.). (обратно)1428
А вот стихи… — Вероятнее всего, речь идет о двух стихотворениях цикла «Отцам» («Поколенью с сиренью…» и «В мире, ревущем…»), опубликованных «Современными записками» в 1936 г. (№ 60 и 61) (СС-2. С. 330–332). (обратно)1429
Речь идет о новогоднем вечере Парижского Политического Красного Креста, который состоялся в зале на авеню Ош 31 декабря 1935 г. с участием русских артистов. На вечере в благотворительной лотерее разыгрывались картины русских художников (Хроника, III. С. 130). (обратно)1430
Вечера Союза возвращения на родину организовывались, как правило, редакцией журнала «Наш Союз», органа общественных организаций граждан СССР во Франции. О каком именно вечере пишет Цветаева, установить не удалось, так как объявления о подобных вечерах в разделах хроники русских эмигрантских газет практически не помещались. На вечерах выступали артисты Драматической студии Союза, хор Союза, певцы, танцовщики. Среди артистов, выступавших в любительских спектаклях, и художников, оформлявших залы для вечеров, была Ариадна Эфрон. Известно о двух выступлениях Цветаевой в Союзе возвращения на родину с чтением своих стихов: 16 февраля 1936 г. на концерте союзного хора в помещении Союза и 21 февраля 1937 г. в Театре Раймона Дункана в концертном отделении, посвященном 100-летию со дня смерти А.С. Пушкина. (обратно)1431
Благоговение (нем.). (обратно)1432
Uni-Prix — Название универмага, где все товары продавались «по одной цене» (фр.). (обратно)1433
Бухарин Николай Иванович (1888–1938) — революционер, политический деятель, теоретик большевизма. Был репрессирован. (обратно)1434
<подчеркнуто трижды. (обратно)1435
…старшая сестра из сказки… — Жавотта, одна из сводных сестер Золушки, более злая по отношению к падчерице. Из сказки Ш. Перро «Золушка». (обратно)1436
Жорж Санд (Занд) (наст, имя Амандина Аврора Люсиль Дюпен, в замужестве баронесса Дюдеван; 1804–1876) — французская писательница. В 1837 г. между Санд и Шопеном завязался роман, который продолжался до 1846 г. К разрыву между ними Шопена подтолкнула дочь Санд, Соланж Дюдеван (в замужестве Клезанжо; 1828-1849), настроив его против матери. Из письма Ж. Санд Шопену о своей дочери: «…она ненавидит свою мать, клевещет на нее, чернит ее самые святые побуждения, оскверняет ужасными речами родной дом! Вам нравится слушать все это и даже, может быть, верить этому. Я предпочитаю видеть вас во враждебном лагере, чем защищаться от противницы, которая вскормлена моей грудью и моим молоком» (Моруа А. Лелия, или Жизнь Жорж Санд. М.: Правда, 1990. С. 321). (обратно)1437
Сводной сестры (нем.). (обратно)1438
Валерия Цветаева. — См. письмо к В.Н. Буниной от 6 августа 1933 г и коммент. к нему. (обратно)1439
См. письма Цветаевой к В.Н. Буниной (Письма 1928–1932; в наст. томе). (обратно)1440
Кузнецова Галина Николаевна. — См. коммент. 3 к письму к В.Н. Буниной от 24 октября 1933 г. (обратно)1441
С Буниным у нас дружественные отношения. — См. письма к нему, а также статью «Цветаева и Бунин» (Марина Цветаева в XXI веке. 2005. С. 22–35. Публ. Ричарда Дэвиса и Льва Мнухина). (обратно)1442
…на моем вечере стихов… — См. письмо к В.Н. Рудневу от 18 октября 1935 г. и коммент. к нему. (обратно)1443
Я не барышня и не мила
Дойду без спутников домой, как шла! (Пер. с нем. Б. Пастернака)
1444
Фавьерские — т. е. отдыхавшие вместе с Цветаевой в Фавьере. В предыдущей публикации это слово было прочитано ошибочно: Фаворские (Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 241, 441). Унбегауиы — см. письма к ним. Замятины. — Замятин Евгений Иванович (1884–1937) писатель. С 1932 г. в эмиграции. «Мы с ним редко встречались, но всегда хорошо, он тоже, как и я, был: ни нашим, ни вашим», — писала Цветаева на следующий день после кончины Е.И. Замятина в одном из своих писем (СС-7. С. 298). Его жена — Замятина Людмила Николаевна (урожд. Усова; 1883–1965) — врач. После смерти мужа занималась его наследием, готовила к изданию его произведения. (обратно)1445
«Это одна старая история…» (нем.). Цитата из «Lyrisch Intermezzo» («Лирическое интермеццо», «Книга песен») Г. Гейне. Строки «Es ist eine alte Geschichte / Und bleibt doch ewigneu…» — «Старая погудка на новый лад» (нем.), вошло в русский фразеологический словарь как крылатое выражение (Михельсон М.И. Русская мысль и речь: Свое и чужое: Опыт русской фразеологии: Сборник образных слов и иносказаний: В 2 т. СПб., 1896–1912. Т. 2. С. 311). (обратно)1446
Богоявление (от греч. Эпифания). Fête des Rois-Ephiphame — Католическое Богоявление, праздник Крещения Господня в западной церкви (Русская Православная церковь отмечает его 19 января). (обратно)1447
Не могла быть никак… — Речь идет о вечере в Пореволюционном клубе в Париже, организованном Объединением русских писателей и поэтов в рамках книжной выставки «17 лет эмиграции». На вечере авторы подписывали свои книги (Георгий Адамович, Алла Головина, Ирина Одоевцева, Юрий Терапиано, Владислав Ходасевич и др.). (Хроника, III. С. 133). (обратно)1448
Женя — возможно, речь идет о Евгении Сталинском, который лето 1935 г. также проводил в Ла Фавьере. См. коммент. 3 к письму к А.А. Тесковой от 31 августа 1935 г. (обратно)1449
Мы с Б<орисом> Г<енриховичем> — эта фотография Цветаевой с Унбегауном воспроизведена в каталоге выставки «Les Russes de La Faviére» («Русские в Ла Фавьере») // Сост. R. Dupouy, A. Obolensky, М. Guilleman, F. Faucher). — La Lavandou, 2004. C. 14. Кабассон (Cabasson) — знаменитые пляжи близ Борма. (обратно)1450
Мур и я на моей лестнице. — Такую же фотографию Цветаева послала A. А. Тесковой. См. письмо к ней от 20 января 1936 г. и коммент. 5 к нему. (обратно)1451
Аля одна перед своим домом… — О какой фотографии идет речь, установить не удалось. (обратно)1452
Говорится о вечере Цветаевой 20 декабря 1935 г. См. коммент. к письму B. В. Рудневу от 18 октября 1935 г. (обратно)1453
…бракосочетание… — О чем идет речь, установить не удалось. (обратно)1454
Была у «Муни» — очень понравился муж. — «Муня» (Муна) Булгакова (в первом браке Родзевич, во втором Сцепуржинская) Мария Сергеевна (1898–1979), дочь богослова о. Сергия Булгакова. Цветаева была знакома с ней еще с Праги. Муж — Сцепуржинский Владимир Алексеевич (1895 1977), подпоручик. В эмиграции работал шофером. (обратно)1455
Галя. — Родионова Галина Семеновна (1896–1986), преподаватель. Жена французского военного атташе в Индокитае, Член Французской коммунистической партии. Участвовала в Сопротивлении в годы Второй мировой войны. Активный член парижского отдела Союза советских патриотов (ССП). Вернулась в СССР. Работала преподавателем в институте. Цветаева познакомилась с ней тогда же, когда и с Унбегаунами: летом 1935 г. в Ла Фавьере. О совместно проведенных там с Цветаевой днях Родионова оставила воспоминания (Годы эмиграции. С. 275–287). «Я знала Марину Ивановну Цветаеву и даже была с ней в дружеских отношениях. Я встретилась с ней, когда мы обе прошли половину нашего сложного, с неожиданными поворотами пути, на полдороге очень трудной жизни Марины. Наши стежки-дорожки неожиданно сошлись в жарком синем Провансе в предвоенные годы, и мы сразу же пошли рядом, и на довольно долгое время» (С. 275). (обратно)1456
Речь идет о переезде на новую квартиру. С января 1936 г. Унбегауны жили по адресу: 11, rue Jobbé Duval, в 15-м районе близ rue Vaugirard. (обратно)1457
Новый Год я встретила одна… — Цветаева приводит свое стихотворение без последней строки («…Как луна — одна, в глазу окна…»). (СС-1. С. 382). (обратно)1458
Але в то время шел шестой год (род. 5/18 сентября 1912 г.) (обратно)1459
Много (я, то есть) перемен — но все по-старому! (фр.) (обратно)1460
На улице, где жила Цветаева, была изменена нумерация домов Цветаева продолжала еще некоторое время писать прежний адрес (33). (обратно)1461
Литературный «праздник» в романе Ф.М. Достоевского «Бесы» (обратно)1462
Бутина операция — см. письмо к А.Э. Берг от 18 октября 1935 г. (обратно)1463
Герои романа Л.Н, Толстого «Война и мир» …дом Ростовых — описанный в романе известный дом в Москве на Поварской улице (№ 52). После революции — Дворец Искусств, затем — помещение Союза писателей. (обратно)1464
Эти же стихи Цветаева приводит в главе «Трехпрудный» в очерке «Наталья Гончарова». Под ними приписка: «Этих стихов нигде нет — что знала, то сказала, — и дома нигде нет…» (СС-4. С. 72). (обратно)1465
Единокровных брата и сестры (нем.). (обратно)1466
Умер в 1932 г. в Москве, от туберкулеза. (Приписка М. Цветаевой.) …брат Андрей… — Цветаев Андреи Иванович, единокровный брат М. Цветаевой. См. коммент. 18 к письму к В.Н. Буниной от 6 августа 1933 г. (обратно)1467
Комедия Владимира Михайловича Киршона (1902–1938), советского драматурга. Расстрелян. Реабилитирован посмертно. (обратно)1468
Фотографию см.: Письма к Анне Тесковой, 2008. Ил. между с. 256 и 257. (обратно)1469
Георг V (1 865-1936) — английский король с 1910 г., двоюродный браг Николая II, «который так похож на Ники» (Радзинский Э. «Господи… Спаси и усмири Россию». Николай II: Жизнь и смерть. М.: Вагриус, 1993. С. 242). После ареста царской семьи шли переговоры Временного правительства об отъезде Николая с семьей в Англию и было достигнуто соглашение. Однако вскоре «премьер Ллойд-Джордж посоветовал королю Георгу уклониться от приезда Романовых, чтобы ценой жизни своих родственников купить популярность у левой Англии» (Там же. С. 243). По просьбе Георга велись переговоры о высылке царской семьи в Париж. «Англия вела эти переговоры, отлично зная, что республиканская Франция никогда не согласится» (Там же). (обратно)1470
Речь идет об императоре Николае II Александровиче (1868–1918). В ночь с 16 на 17 июля 1918 г. расстрелян вместе с семьей большевиками в Екатеринбурге. (обратно)1471
Киплинг Джозеф Редьярд (1865–1936) — английский писатель, автор «Книги джунглей» (1894) и «Второй книги джунглей» (1895). Здесь, скорее всего, речь идет о первых двух томах собрания сочинений Р. Киплинга, выходившего отдельными выпусками в русском переводе в петроградском издательстве Сойкина (1916). В очерке «Герой труда» Цветаева упоминает «Книгу джунглей», которую в декабре 1920 г. читала ее дочь Аля (СС-4. С. 34). (обратно)1472
Цветаева говорит о своих стихах «Отцам». Ср, например, из стихотворения «Поколенью с сиренью…» (Отцам. 2): «Вы — ребенку, поэтом / Обреченному быть, / Кроме звонкой монеты / Всё — внушившие — чтить…» (СС-2. С. 332). И т. д. (обратно)1473
Корректура стихотворения «Поколенью с сиренью…». Опубликовано в «Современных записках» (1936. № 60). (обратно)1474
«Война и мир», «Детство» и «Отрочество» — романы Л.Н. Толстого. См. письмо к Ю.П. Иваску от 12 мая 1934 г., в котором Цветаева писала о своем отношении к Л.Н. Толстому. (обратно)1475
См. коммент. 1 к предыдущему письму. (обратно)1476
…дом в Трехпрудном… — см. предыдущее письмо. (обратно)1477
Ради чего? (фр.) (обратно)1478
Vaucresson — город в западном предместье Парижа, St. Lazare — парижский вокзал. (обратно)1479
См. письма к Ф.А. и О.А. Гартман. (обратно)1480
Цветаева отмечает контраст между игривым название виллы «La Frétillonne» (от глагола frétiller: извиваться) и серьезным названием переулка: sente l’Abbé Sugér (тропка аббата Сюжер) — строителя в XII в. базилики St. Denis. (обратно)1481
Речь идет об участии Цветаевой в вечере поэтов 15 февраля 1936 г. См. письмо к А. А. Тесковой от 15 февраля 1936 г. и коммент. 7 к нему и письмо в В.В. Рудневу от 12 февраля 1936 г. (обратно)1482
День проведения вечера (15 февраля) приходился на воскресенье. (обратно)1483
В.Н. и И.А. Буниным. (обратно)1484
Мур родился 1 февраля 1925 г. (обратно)1485
Речь идет о вечере 15 февраля 1936 г. См. письмо к А.А. Тесковой от 15 февраля 1936 г. и коммент. 7 к нему. (обратно)1486
Булонь, где жил Руднев, — ближайшее предместье Парижа, один из «пригородных» русских центров. Здесь в 1920-е — 1930-е годы находились Русская гимназия, Библейская школа для русских, Русский коммерческий институт, Русская лечебница для приходящих больных и др., снимали квартиры русские художники, писатели и т. д. (обратно)1487
Собирается, но — вяло, вроде отдаленных перспектив. — Ср. со словами С.Я. Эфрона о настроении Али в письме сестре Е.Я. Эфрон от 4 декабря 1935 г.: «…она ужасающе пассивна и живет еще в каком-то отроческом сне» (НИСП. С. 363). Но уже вскоре «…Аля получила советский паспорт, радостно собиралась в Москву, навстречу светлому будущему, в которое свято верила. Зараженную фанатизмом отца, ее ничто не могло остановить: ни сомнения в том, что в России она найдет применение своим способностям, ни перспективы полноценной журналистской работы во Франции, ни оставшиеся друзья. Что до семьи, то само собою подразумевалось, что в недалеком времени все соединятся на родине» (Саакянц А. С. 651). Через год А.С. Эфрон уехала в Москву. (обратно)1488
Я — не собираюсь, но когда поеду… и т. д. — Мучительную гему отъезда Цветаева продолжает затрагивать в своих письмах к А. А. Тесковой 15 февраля и 29 марта 1936 г. (обратно)1489
Цветаева Анастасия Ивановна (1894–1993) — писательница, мемуаристка. Автор обширных воспоминаний о детстве и юности М.И. Цветаевой. (обратно)1490
Трухачев Андрей Борисович (1912–1993) — сын А.И. Цветаевой от первого брака, инженер-строитель. (обратно)1491
T.S.F — радиоприемник. См. коммент. 5 к письму к В.Н. Буниной от 26 февраля 1934 г. (обратно)1492
Премия. — Весной 1935 г. Б.Г. Унбегаун защитил две докторские диссертации и был признан заслуживающим степени доктора с почетный отзывом «Mention très honorable». Одним из результатов защиты стало издание в Париже в Институте славяноведения двух его трудов: «La langue russe au XVIe siècle (1500–1550)» и «Les débuts de la langue littéraire chez les Serbes». Вероятно, специальной премией и были отмечены эти работы. (обратно)1493
В этом смысле Бунину премия совершенно не была нужна. — В ноябре 1933 г. И.А. Бунин был удостоен Нобелевской премии. (обратно)1494
…профессорская жена — лицо неустановленное. (обратно)1495
…юбилей Мережковского. — Мережковский Дмитрий Сергеевич (1865–1941) — писатель, критик. В эмиграции с 1920 г., жил в Париже. Цветаева в юности увлекалась его историческими романами. Банкет по случаю 70-летия Д.С. Мережковского состоялся в Париже 14 декабря 1935 г, под председательством И.А. Бунина и представителя министра народного просвещения г-на Марса. С приветствиями выступили: И.А. Бунин, Дюмениль де Грамон (писатель и переводчик Мережковского), ряд французских писателей. Было объявлено о представлении Д.С. Мережковского к ордену Почетного легиона (Хроника. III. С. 123). (обратно)1496
В какой газете Цветаева могла прочесть о присуждении премии Унбегауну, установить не удалось. В «Последних новостях» и «Возрождении», основных газетах русского Парижа, такой информации за эти дни не обнаружено. (обратно)1497
…огромном вечере поэтов. — См. письмо к А.А. Тесковой от 15 февраля 1936 г. и коммент. 7 к нему. (обратно)1498
<подчеркнуто дважды. (обратно)1499
Бесстрашие (нем.). (обратно)1500
См. также письмо к Н.А. Гайдукевич от 7 июня 1935 г. (обратно)1501
См. коммент. 6 к письму к А.А. Тесковой от 2 июля 1935 г. Распоряжение Сталина о поездке Б.Л. Пастернака на конгресс было передано его секретарем, А.Н. Поскребышевым, Пастернаку по телефону. (обратно)1502
«Члены семьи Цветаевой настаивали на ее возвращении в Россию. Частью в них говорила тоска по родине и симпатии к коммунизму и Советскому Союзу, частью же соображения, что Цветаевой не житье в Париже и она там пропадет в пустоте без отклика читателей. Цветаева спрашивала, что я думаю по этому поводу. У меня на этот счет не было определенного мнения…» (Пастернак Б. Люди и положения // Новый мир. 1967. № 1. С. 233). (обратно)1503
«Последние новости» прекратили печатать Цветаеву после публикации ее «Сказки матери» (15 февраля 1935 г.). (обратно)1504
Ася. — А.И. Цветаева. …единственный сын. — А.Б. Трухачев. См. коммент. 6 и 7 к письму В.В. Рудневу от 12 февраля 1936 г. (обратно)1505
Проба сил (нем.). (обратно)1506
Лицо человека, отрешившегося от всего (фр.). (обратно)1507
Героиня романа С. Унсет «Кристин, дочь Лавранса». (обратно)1508
Литературный вечер, устроенный Объединением писателей и поэтов в помещении Общества ученых 15 февраля 1936 г. Для участия в нем были приглашены более тридцати поэтов, среди них: Г. Адамович, И. Бунин, 3. Гиппиус, Г. Иванов, Д. Мережковский, И. Одоевцева, В. Ходасевич и др. (Хроника. III. С. 156). Объявления о вечере были напечатаны в «Последних новостях» (11 и 15 февраля) и «Возрождении» (13 февраля). (обратно)1509
См. коммент. 2 к письму к А.А. Тесковой от 28 декабря 1935 г. (обратно)1510
В письме к Л.П. Берии от 23 декабря 1939 г. Цветаева пишет: «В 1936 г. я всю зиму переводила для французского революционного хора (Chorale Révolutionnaire) русские революционные песни, старые и новые, между ними — Похоронный Марш („Вы жертвою пали в борьбе роковой“), а из советских песню из „Веселых ребят“ („Марш“. — Сост.), „Полюшко — широко поле“, и многие другие. Мои песни пелись» (СС-7. С. 660). К данному перечню можно добавить переводы революционных песен «Смело, товарищи, в ногу…» и «Замучен тяжелой неволей…», упомянутые в статье А. Эфрон и А. Саакянц «Марина Цветаева — переводчик». «Переводы эти, оставшиеся неопубликованными, — отмечается в статье, — делались по заказу рабочих самодеятельных коллективов и ячеек коммунистической молодежи Франции. Некоторые из этих песен завоевали большую популярность и стали своего рода гимнами рабочих районов и окраин города. Лишь небольшая часть переведенных Цветаевой текстов сохранилась в ее архиве» (Дон. 1966. № 2. С. 177). (обратно)1511
Если не будет контрраспоряжения (фр.). (обратно)1512
Свекровь (фр.). (обратно)1513
Ça lui fait si peu de peine et à nous — tant de plaisir! (Примеч. M. Цветаевой.) (Ей так мало горя, а нам столько радости) (фр.). (обратно)1514
…на следующий день после катастрофы — т. е. после поломки приемника. В доме Цветаевой приемник занимал важное место. См., например, письмо к А.А. Тесковой от 11 августа 1935 г. (обратно)1515
Делать больше и без промедления (фр.). (обратно)1516
См. письмо к А.А. Тесковой от 15 февраля 1936 г. (обратно)1517
Очередная книга «Современных записок» (№ 60) со стихотворением Цветаевой «Отцам» вышла через несколько дней. Уже 12 марта в «Последних новостях» Г. Адамович, откликаясь на публикацию Цветаевой, писал, что она «смелее, свободнее, порывистее», нежели другие поэты этого номера журнала. (обратно)1518
Имеется в виду Иванова Анна Николаевна (1877-1939) — поэтесса, переводчица, племянница Екатерины Алексеевны Андреевой-Бальмонт (1867-1950), второй жены К.Д. Бальмонта. Многие годы жила в России и в эмиграции в семье Бальмонт. Бальмонт звал ее своей «няней», заботился о ней. (обратно)1519
Вторая спутница — Е.К. Цветковская. О ней см. коммент. к письму к В.В. Рудневу от 14 мая 1935 г. (обратно)1520
О болезни К.Д. Бальмонта см. указанное письмо к В.В. Рудневу и коммент. к нему. (обратно)1521
Лебедева Маргарита Николаевна (урожд. баронесса Спенглер; 1880-1958) — врач, жена В.И. Лебедева. С 1908 г. в эмиграции. Близкий друг М.И. Цветаевой. По словам А.С. Эфрон, в доме Лебедевых «никогда не уставали от Марининых бед, нужды, неурядиц, никогда не отстранялись от ее неподъемного таланта и неподъемного характера, всегда радовались ей <…Дружба эта не только длилась без спадов, путь ее шел в гору и достиг наивысшей, дозволенной жизнью, точки в самые тяжелые, самые затравленные эмиграцией годы, непосредственно предшествовавшие Марининому возвращению на родину» (Эфрон А. С. 204–205). (обратно)1522
Шомаж — от фр. chômage — безработица, пособие по безработице. (обратно)1523
См. коммент. 1 к письму к В.В. Рудневу от 12 апреля 1936 г. (обратно)1524
См. также письмо у А. А. Тесковой от 29 марта 1936 г. (обратно)1525
О какой книге идет речь, установить не удалось. (обратно)1526
Надпись на фотографии:З-летний Мур с однолеткой — Иветкой. Полный генерал с женой из бедной семьи — и даже не красавицей. Мёдон, март 1928 г. (См. Фотолетопись, 2000. С. 212).(обратно)
1527
Керенский Александр Федорович (1881–1970) — политический деятель, глава Временного правительства. В 1936 г. А.Ф. Керенский выступил в Париже в зале Социального музея с докладами, объединенными общей темой «Трагедия царской семьи». В организации его выступления участвовала редакция «Современных записок». Первый из докладов (а всего их было три) — «Революция, царь и монархисты» состоялся 26 февраля 1936 г., второй «Гибель царской семьи» — 7 марта. 17 марта два первых доклада были объединены в один — «Крушение монархии и гибель царской семьи», при этом было предусмотрено время на вопросы. Цветаева была на двух последних докладах. …это моя тема… — речь идет о «Поэме о Царской Семье», замысел которой возник у Цветаевой в конце 1920-х гг. В письме к Р.Н. Ломоносовой от 1 февраля 1930 г. она сообщала: «Сейчас пишу большую поэму о Царской Семье (конец). Написаны: Последнее Царское — Речная дорога до Тобольска — Тобольск воевод (Ермака, татар, Тобольск до Тобольска, когда еще звался Искер или: Сибирь, отсюда — страна Сибирь). Предстоит: Семья в Тобольске, дорога в Екатеринбург, Екатеринбург — дорога на Рудник Четырех братьев (там жгли). Громадная работа: гора. Радуюсь» (Письма 1928–1932. С. 321). С января по апрель 1936 г. Цветаева как раз была занята поправками к «Поэме о Царской Семье». Полный текст поэмы и ее черновики не сохранились. При жизни Цветаевой была опубликована лишь глава «Сибирь» (Воля России. Прага. 1931. № 3–4). Ряд уцелевших фрагментов поэмы приведен Е.Б. Коркиной в кн.: Цветаева М. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1990. С. 669–672. (обратно)1528
Цветаева напоминает Рудневу о первой публикации своих стихотворений в «Современных записках» (1920, № 1). Стихи в редакцию были переданы К.Д. Бальмонтом. (обратно)1529
Образец без цены, заказным (фр.). (обратно)1530
…belle-soeur: невестка, Ольга Николаевна (урожд. Богданова; 1904-1969) — жена Бориса Эмильевича Вольтерса (1900–1993). Познакомившись с Ольгой Николаевной, Цветаева рассчитывала на теплую дружбу, которая, как видно из писем, не получилась, хотя О.Н. Вольтерс и устроила Цветаевой выступление в Брюсселе. Письма Цветаевой к О.Н. Вольтерс таинственно пропали за несколько месяцев до ее смерти. (обратно)1531
Красивая и сестра (фр.). Игра слов. (обратно)1532
Растительное масло (фр.). (обратно)1533
…книгу Керенского… — Речь идет о только что вышедшей в парижском издательстве «Payot» книге на французском языке «L'Expérience Kerenski» («Опыт Керенского»), Автор дает в ней не только очерки событий революции 1917 г. (во многом уже известные русскому читателю), но и делает выводы из них для оценки современного положения во Франции. В.В. Руднев откликнулся на книгу А.Ф. Керенского развернутой рецензией (см.: Современные записки. 1936. № 62. С. 457-462). (обратно)1534
…мы вообще встречались… — Цветаева и Керенский познакомились 14 или 15 февраля 1924 г. в Праге. «Познакомилась с Керенским — читал у нас два доклада. Вручила ему стихи — свои к нему (17 года) и пастернаковские. Взволновался, дошло», — сообщала Цветаева Гулю 30 марта 1924 г. (Письма 1924–1927. С. 25). Керенскому посвящено стихотворение Цветаевой «И кто-то, упав на карту…» (1917) (СС-1. С. 350–351). В целом же, как считала Цветаева, Керенский ее стихов не понимал. Подробнее см.: Мнухин Л. Цветаева и Керенский, — ВРХД. Париж; Нью-Йорк; М. 1994. № 169. С. 147–163. …сотрудничала в Днях. — Ежедневная газета «Дни» выходила в Берлине (с 1922), затем в Париже (с 1925 г.). В 1928 г. была преобразована в еженедельник. С первых номеров издания А.Ф. Керенский сотрудничал в нем, в частности и как редактор. В 1923–1926 гг. Цветаева опубликовала в «Днях» 32 стихотворения и значительную часть своей дневниковой прозы (Цветаева. Библиография. С. 507–508). (обратно)1535
А.Ф. Керенский предлагал Цветаевой публиковаться в парижском общественно-политическом двухнедельном журнале «Новая Россия», который он выпускал и редактировал с 8 марта 1936 г. (обратно)1536
Кузмин Михаил Алексеевич (1875–1936) — писатель, поэт, композитор. Единственная встреча Цветаевой с Кузминым состоялась в январе 1916 г. в доме инженера-кораблестроителя Иоакима Самуиловича Каннегисера (1860–1930) (Петербург, Саперный переулок, 10). Памяти М. Кузмина Цветаева посвятила очерк «Нездешний вечер», который «Современные записки» опубликовали в июле 1936 г. (№ 61). См. письмо к М.А. Кузмину в кн.: Письма 1905–1923. (С. 402) и очерк «Нездешний вечер» в СС-4. (обратно)1537
Одна идея (нем.). (обратно)1538
Ежеквартальные экзамены (фр.). (обратно)1539
Речь идет о рукописи умершего брюссельского друга Цветаевой, Ивана Владимировича Степанова, которую она больше года безуспешно пыталась устроить в печать. См. письмо к А.А. Тесковой от 26 января 1934 г. и коммент. 7 и 8 к нему. Проза «Лазарет Ея Величества» была напечатана лишь в 1957 г. (Возрождение. Париж. 1957. № 67). (обратно)1540
Чувство ориентации, направления (нем.). (обратно)1541
Здесь: за городом и среди зверей (скота) (нем.). (обратно)1542
Vincennes (Parc de). — См. письмо В.Ф. Ходасевичу от начала ноября 1935 г. и коммент. 4 к нему. (обратно)1543
«Урсо́ны» (фр. oursons) — медвежата. «Бо-Мино́ны» (фр. beaux mignons) — красавчики. Возможно, речь идет о каких-либо игрушках для Тани, дочери Унбегаунов, или, вероятнее всего, открытках (картинках) с изображением медведей. Например, см. письма к З.А. Шаховской от 28 мая и 5 июня 1936 г., написанные на таких открытках. (обратно)1544
…на своем Пленуме… — Письмо является откликом на выступление Пастернака на Пленуме правления Союза писателей СССР в Минске, опубликованное в «Литературной газете» 24 февраля 1936 г. под заголовком «О скромности и смелости». (обратно)1545
…двадц<атилетнее>… вещание, сорокалетнее безумие и бессрочное бессмертие Гёльдерлина (о котором Горький, кстати, запрашивал меня в письме…)… — На запрос Горького Цветаева ответила в письме к нему от 8 октября 1927 г. (Письма 1924-1927. С. 645–646). (обратно)1546
Безыменский Александр Ильич (1898–1973) — русский советский поэт. О полемике Пастернака с Безыменским см.: Души начинают видеть. С. 706. (обратно)1547
Беспощадный Павел Григорьевич (1895–1968) — украинский советский поэт. Его стихотворение процитировано в том же номере «Литературной газеты», где опубликована речь Пастернака. (обратно)1548
…«Откровенный разговор» — кстати, без подписи… — Речь идет о статье «Откровенный разговор: О творчестве Бориса Пастернака» (Комсомольская правда. 1936, 23 февр.) — анонимном отклике на речь Пастернака на пленуме Союза писателей в Минске (Души начинают видеть. С. 706). (обратно)1549
Мне достаточно, чтобы не было ни одного (фр.). II me suffit de pas un. — Сокращенная цитата из первой книги «Опытов» (главы «Об уединении») Мишеля Монтеня (1572–1592). В эпиграфе к эссе «Поэт о критике» Цветаева приводит это изречение Монтеня полностью (СС-5. С. 274). (обратно)1550
Зачем ты объявл<яешь>, что будешь писать по-другому. — Имеется в виду следующий фрагмент речи Пастернака: «Хотя только что я усомнился в целесообразности деления стихов на хорошие и плохие, последние, вообще говоря, мыслимы в несколько другой связи. Так, дли меня, товарищи, наступил подобный период, и я ему радуюсь. В течение некоторого времени я буду писать плохо, с прежней своей точки зрения, впредь до того момента, пока не свыкнусь с новизной тем и положений, которых хочу коснуться» (Литературная газета. 1936, 24 февр.). Цит. по: Души начинают видеть. С. 707. (обратно)1551
Но это же мечта! (фр.). (обратно)1552
Об А.Ф. Керенском см. письма к В.В. Рудневу от 6 и 11 марта 1936 г. и коммент. к ним. (обратно)1553
…встречались и в дома́х… — об их встрече в одном из парижских домов см воспоминания В.Б. Сосинского (Годы эмиграции. С. 183–186). (обратно)1554
Панкратов Василий Семенович (1864–1925) — начальник караула царской семьи в Тобольске, уполномоченный Временным правительством. Яковлев В.В. (наст. фам. Мячин Константен Алексеевич; 1886–1938) — комиссар, направленный ЦИКом вместе с отрядом красноармейцев вывезти царя из Тобольска. Кобылинский Евгений Степанович; 1875-1927) — полковник Лейб-гвардии Петроградского полка, осуществлявший охрану царской семьи в первые дни ее пребывания в Тобольске. Был предан царю. После приезда Панкратова должен был перейти в его подчинение. (Подробнее об этом см., например, в кн.: Соколов Н.А. Убийство царской семьи. Берлин: Слово, 1925.) (обратно)1555
Ср. у И. Бабеля в рассказе «Линия и цвет». На слова автора «Купите очки, Александр Федорович…» Керенский ответил: «Полтинник за очки — это единственный полтинник, который я сберегу» (Бабель И. Сочинения: В 2 т. T. 1. М: Худож. лит., 1990. С. 106). (обратно)1556
…новый, его, журнал. — См. коммент. 3 к письму В.В. Рудневу от 11 марта 1936 г. (обратно)1557
В докладе А.Ф. Керенский говорил: «Мы арестовали царя потому, что в этих условиях свобода становилась опасной для него самого». Тобольск был выбран Керенским, потому что там «хороший губернаторский дом, нет рабочих» (Последние новости. 1936. 10 марта). (обратно)1558
М.А. Кузмин оказал влияние на раннюю поэзию Ахматовой, но близким ее другом, вопреки утверждению Цветаевой, никогда не был. На одном из своих сборников, подаренных Кузмину, Ахматова сделала надпись: «Михаилу Алексеевичу, моему чудесному учителю» (Воспоминания об Анне Ахматовой. М.: Сов. писатель, 1991. С. 66). В поздние годы А. Ахматова пересмотрела свое отношение к личности и творчеству Кузмина, что отразилось в «Поэме без героя». (обратно)1559
См. коммент. 4 к указанному письму к В.В. Рудневу. (обратно)1560
Стахановка участница стахановского движения передовиков производства в СССР за повышение производительности труда (названо по имени его инициатора шахтера А.Г. Стаханова). (обратно)1561
Цитата из стихотворения М.Ю. Лермонтова «И скучно и грустно» (1840). (обратно)1562
Наиболее дорогие для нее книги Цветаева привезла в 1939 г. в Москву. В 1940 г., ввиду тяжелого материального положения и отсутствия постоянного жилья, она вынуждена была начать продавать свою библиотеку. Список книг, подготовленных ею к продаже, сохранился и находится в РГАЛИ в Москве (Ф. 1190, оп. 2). Перечень включает в себя 10 русских книг (Пушкин, Баратынский, Щеголев, К. Павлова, Фет, «Крылатые слова» и др.), 4 немецких («Фауст» Гете, Ленау, Шамиссо, «Сказки» Андерсена) и 54 французских. Большинство французских книг — это классика XVIII–XIX вв. (Беранже, Бюффон, Виньи, Гюго, Доде, Дюма, Мольер, Мюссе и др.). Полный список французских книг см.: Марина Цветаева и Франция. 2014. С. 117-118. (обратно)1563
Чужой здесь (англ.). (обратно)1564
Ради чего (фр.) (обратно)1565
Мальро Андре (1901–1976) — французский писатель и государственный деятель, участник Гражданской войны в Испании, активный борец Сопротивления. В 1959–1969 гг. — министр культуры Франции. Приезжал в СССР в 1934 и 1936 гг. В 1930-е гг. сотрудничал в литературном отделе газеты «Юманите». (обратно)1566
В последующих сохранившихся письмах к Тесковой Цветаева имя Керенского больше не упоминает. Возможно, под инцидентом с Керенским Цветаева имеет в виду их диалог на вечере 9 марта во время перерыва, Об этой встрече Цветаева уже писала 19 марта Тесковой, но, видимо, забыла об этом. В том письме Цветаева почти дословно повторила этот эпизод, описанный ею ранее в письме к В.В. Рудневу 11 марта 1936 г. (обратно)1567
«Поэма о Царской семье». См. коммент. 1 к письму к В.В. Рудневу от 6 марта 1936 г. (обратно)1568
Лифарь Сергей Михайлович (1905–1987) — танцовщик, хореограф. С 1923 г. жил во Франции. 5 апреля 1936 г. «Современные записки» устроили свой очередной вечер, на этот раз посвященный современному танцу. В программе: доклад театрального критика А.Н. Шайкевича «Проблема современного балета и Сергей Лифарь», балетные миниатюры «Фавн» (музыка К. Дебюсси), «Икар» (ритмы С. Лифаря и Ж. Сивера), «Чардаш» (муз. И. Брамса) в исполнении С. Лифаря. Председательствующий С.М. Волконский (Хроника. III. С. 185). (обратно)1569
В декабре 1935 г. исполнилось 50 лет литературной деятельности К.Д. Бальмонта. Воспользовавшись юбилеем, В.Ф. Зеелер обратился к писателям с призывом помочь больному поэту. Б.К. Зайцев, М.А. Алданов и другие писатели обращались за поддержкой к меценатам. Однако если средства какие-то и поступали в пользу Бальмонта, этого было явно недостаточно для его лечения, оплаты пребывания в лечебнице и т. д. Такая ситуация подтолкнула писателей на проведение благотворительного вечера, организованного Союзом русских писателей и журналистов, он состоялся 24 апреля 1936 г. в зале Социального музея под лозунгом «Писатели — поэту» (так значилось в анонсах и программе вечера). Среди выступивших на вечере — И.С. Шмелев, Н.А. Тэффи, А.М. Ремизов, Б.К. Зайцев и др. Цветаева прочла страстную речь «Слово о Бальмонте», главной целью которой был призыв о срочной помощи поэту. На вечере был учрежден фонд Бальмонта, куда и поступили средства от благотворительного вечера. (О вечере см. подробнее в кн.: Куприяновский П.В., Молчанова Н.А. Поэт с утренней душой: Жизнь, творчество, судьба Константина Бальмонта. М.: Изд-во «Индрик», 2003. С.409–410.) «Слово о Бальмонте» Цветаевой при ее жизни было напечатано лишь в переводе на сербскохорватский язык (Руски архив. Белград. 1936 № 38 39; «Rec о Baljmontu». Ruski Arhiv). Русский текст опубликован со значительными сокращениями в «Литературной Грузии» (1977. № 8; полный вариант: СС-4. С. 271–280). (обратно)1570
Церковь святых Константина и Елены в Кламаре, сооруженная трудами князя Г.Н. Трубецкого в усадьбе, где он жил, и прозванная в местной русской колонии «трубецкой» по его имени. Трубецкой Григорий Николаевич, князь (1874–1930) — дипломат, политический и религиозный деятель. Последователь патриарха Тихона. С 1923 г. жил во Франции. Бальмонт, как и Цветаева, поселился в Кламаре в 1932 г. (обратно)1571
Ариадна Берг из департамента Oise снова переехала ближе к Парижу, в западное предместье Garches. (обратно)1572
О.Н. Вольтерс. (обратно)1573
Цветаева переписывала для № 61 журнала свою прозу «Нездешний вечер», рецензию «О книге Н.П. Гронского „Стихи и поэмы“» и три своих стихотворения: «Родина» («О, неподатливый язык!..»), «Дом» («Лопушиный, ромашный…»), «Отцам» («В мире, ревущем…», 2). (обратно)1574
В последнем номере «Современных записок» (№ 60) было опубликовано эссе прозаика и критика Гайто Ивановича Газданова (1903 1971) «О молодой эмигрантской литературе», в котором ставились под сомнение творческие возможности и перспективы молодого поколения русских писателей В числе основных причин такого явления: отсутствие «социально психологических устоев», «ничтожное количество читателей», «устарелость литературных принципов», которые молодые писатели смогли перенять у старших писателей эмиграции и т. д. Г. Газданов утверждал, что за шестнадцать лет молодая эмигрантская литература не дала ни одной крупной фигуры (за исключением В. Сирина-Набокова). Статья вызвала оживленную полемику в эмигрантской печати. См., например, выступления в печати Г.В. Адамовича (Современные записки. 1936. № 61. С. 205–212), М.А. Алданова (Там же. С. 400–409), В.С. Варшавского (С. 409–114), А.Л. Бема (Меч. Варшава. 1936. 3 мая), М.А. Осоргина (Последние новости. 1936. 19 марта и 10 августа) и др. Рецензию Цветаевой на книгу Н.П. Гронского тоже можно рассматривать как участие в полемике. Она, по существу, не касаясь положения дел в молодой эмигрантской прозе, отстаивает молодую поэзию. «Мне кажется, спор о том, может ли быть эмигрантская молодая литература или не может быть, на этот раз сам собой разрешен в недавно вышедшей книге покойного молодого поэта Н.П. Гронского», — утверждает Цветаева в своей рецензии (Современные записки. 1936. № 61. С. 464). (СС-5. С. 460-462). (обратно)1575
Перечисляя темы и названия стихов и поэм Н.П. Гронского, Цветаева вопрошает: «Где же, господа, неизбежное эмигрантское убожество тем, трагическая эмигрантская беспочвенность?» и добавляет, что у молодого поэта «всё здесь» — и темы, и «почва», и «русские истоки», и «мощь и молодость» и т. д. (Там же. С. 464). (обратно)1576
Имеется в виду Степанов Иван Васильевич. См. письмо к А.А. Тесковой от 26 января 1934 г. и коммент. 7 и 8 к нему. (обратно)1577
«Обедня» — рукопись прозы И.В. Степанова. (обратно)1578
6, Rue Daviel — Адрес редакции и конторы «Современных записок». (обратно)1579
«Записки безработного» — J<ean> St<epanov> «Carnets d’un chômeur» («Записки безработного» — фр.) // Esprit. Revue internationale édition française. Paris. 1934. № 17, 18. Публикацию предваряло редакционное вступление: «31 декабря 1933 года, незадолго до полуночи, в Брюсселе покончил с собой безработный человек. Он оставил странички Дневника, которые сегодня нам принес один его товарищ. <…> В нем увидят человека, обнаженного перед лицом Системы, которая лишила его всякого желания продолжать жить, внутреннего или внешнего, и у которого даже нет революционных мифов, чтобы создать себе хоть иллюзию спасения. Мы не изменили ни одной строчки в этих записках, так как их ценность больше, чем литературная» (№ 17. С, 728). (Пер. с фр. В. Лосской). (обратно)1580
…рукопись, даже две: Кузмин и Бальмонт. — Цветаева готовила для публикации в журнале «Современные записки» очерк «Нездешний вечер» (см. коммент. 1 к письму к В.В. Рудневу от 11 марта 1936 г.). О рукописи, посвященной Бальмонту, см. коммент. 1 к письму В.В. Рудневу от 12 апреля 1936 г. (обратно)1581
Аля из-за своего союзного вечера… — Вечер журнала «Наш Союз», организованный Союзом возвращения на родину с участием драматических артистов, музыкантов и певцов, прошел 18 апреля в парижском Зале плодоводства (Salle d’Horticulture, 84, rue de Grenelle, 7-е). В оформлении вечера, наряду с Ю. Анненковым, И. Билибиным, М. Ларионовым, И. Пуни, X. Сутиным и др. участвовала Ариадна Эфрон (Хроника. III. С. 189). (обратно)1582
Волконский Сергей Михайлович (1860–1937) — театральный деятель, критик, писатель. Многие годы Цветаева была с ним дружна. …в лечебницу. — Волконский уже около месяца лежал в лечебнице с переломом бедра. Поправившись, уехал в Америку. См. также письма к нему (Письма 1905–1923). (обратно)1583
… придти на Бальмонта. — См. письмо к А.Э. Берг от 30 апреля 1936 г. (обратно)1584
Ладинский А.П. — См. коммент. 12 к письму к В.Н. Буниной от 20 октября 1934 г. Нынче на Ладинском… — Речь идет о его вечере прозы и стихов, который состоялся 22 апреля в зале Русской консерватории в Париже (Хроника. III. С. 191). Икар (Барабанов Николай Федорович), — танцор. См. коммент. 11 к письму к В.Н. Буниной от 2 ноября 1934 г. (обратно)1585
«В связи с длительностью болезни Бальмонта поэта и необходимостью для него полного отдыха и лечения в санатории Комитет по ознаменованию 50-летия литературной деятельности поэта устроил 21.4.1936 в зале Социального музея вечер „Писатели — поэту“ и учредил особый Фонд Бальмонта: средства от благотворительного вечера поступили в этот фонд» (см. Возрождение. 1936. 21 аир. «Писатели — поэту»). См. также о призыве к пожертвованиям на нужды вышедшего из лечебницы Бальмонта: Зеелер В. Помогите К Д. Бальмонту (Последние новости. 1938. 1 дек.). (обратно)1586
Ф.А. Гартман (см. письмо к нему) высоко ценил поэзию К.Д. Бальмонта 30 апреля 1931 г. принял его приглашение участвовать в качестве композитора в Славянском вечере, организованном поэтом в Hôtel Majestic (Хроника, II. С. 182). Написал песенный цикл на слова Бальмонта, жена композитора. Ольга Гартман, исполняла их на вечерах. (обратно)1587
Поездка в Бельгию состоялась с 20 по 27 мая 1936 г. О ней см, письмо к А.А. Тесковой от 7 июня 1936 г. (обратно)1588
Средняя дочь А. Берг. (обратно)1589
Шмелев Иван Сергеевич (1873–1950) — один из виднейших писателей русского зарубежья. В эмиграции — с 1922 г. После переезда Цветаевой в Париж их отношения не сложились. Г.П. Струве объясняет это политической позицией Шмелева, «близостью его к „Возрождению“ и, без сомнения, резко-отрицательным отношением к настроениям и деятельности С.Я. Эфрона в те годы» (НП. С. 227). Выступление И.С. Шмелева, посвященное Бальмонту, судя по библиографии его произведений, напечатано не было. (обратно)1590
О публикации текста «Слова о Бальмонте», произнесенного Цветаевой на вечере, см. коммент. 1 к письму к В.В. Рудневу от 12 апреля 1936 г. (обратно)1591
Речь Б.К. Зайцева была опубликована в «Современных Записках» (1936. № 61. С. 185–190). (обратно)1592
Поляков-Литовцев Соломон Львович (1875–1945) — журналист, драматург. В Париже жил с 1921 г. Сотрудник «Последних новостей» со дня их основания. (обратно)1593
Тэффи Надежда Александровна (1872–1952). Ее слово о Бальмонте было напечатано в журнале «Возрождение» 20 лет спусти, в 1955 г. (№ 47). (обратно)1594
Жена. — Е.К. Цветковская. См. коммент. 9 к письму к В.Н. Буниной от 11 февраля 1935 г. (обратно)1595
Мама. — Рудзинская Матильда, брат — Вольтерс Лев (Леша) Эмильевич (1903–1988). (обратно)1596
В какую щель только не залезет угрызение (фр.). (обратно)1597
Большой Meauln — Роман «Le Grand Meaulnes» («Великий Мольн», 1913) французского писателя Алена Фурнье (1886-1914). (обратно)1598
…ни словом не отозвалась на его смерть, — В январе 1926 г. у Цветаевой возник замысел поэмы на смерть Сергея Есенина. Она написала письмо Пастернаку с просьбой сообщить подробности трагедии, он подобрал и послал запрашиваемые ею материалы (см.: Души начинают видеть. С. 135–137). Однако замысел Цветаевой осуществлен не был. См. также письмо к В.В. Рудневу от 18 марта 1934 г. и стихотворение, обращенное к Есенину «Брат по песенной беде…» (СС-2. С. 262). (обратно)1599
Содержание «живых высказываний» Есенина, которые слышала Цветаева, нам неизвестно. Каннегисер Леонид Иоакимович (Акимович) (1896–1918) — петербургский поэт, дружил с Есениным. Совершил убийство М.С. Урицкого, председателя петроградской ЧК. Дункан Айседора (1878–1927) — американская танцовщица, жена С. А. Есенина. В 1921–1924 гг. жила в СССР. (обратно)1600
Савинков Лев Борисович. — См. письмо к нему. В 1936 г. выпустил в Париже единственный сборник стихов «Аванпост». Оценка Цветаевой его стихов перекликается с выпадом З.Н. Гиппиус: «Писать о ней (книге Л.Б. Савинкова. — Сост.) „стихочеловеческую“ рецензию почти невозможно: до такой степени мало в ней человека. Надо учитывать, конечно, молодость автора, но всё же! Ведь собственно о стихах и совсем нечего сказать: обычный „модерн“, уже начинающий, кажется, приедаться и СССР-ским „поэтам“» (Современные записки. 1936. № 61. С. 468). (обратно)1601
Ремизов… дал немецкий и бретонский быт. — См., например, его очерк «Три желания», где Ремизов красочно описывает жизнь Бретани («Бретань костюмированная», «Бретань траурная», «Таинственные места Бретани» и т. д.) во время своей двухнедельной поездки по Франции (Современные записки. 1931. № 47. С. 65–85). (обратно)1602
Газданов. — См. коммент. 2 к письму В,В. Рудневу от 22 апреля. Эйснер Алексей Владимирович — см. письмо к нему. (обратно)1603
Гайданова. — Описка Цветаевой, правильно Газданова. (обратно)1604
О дружбе Цветаевой и Бальмонта в послереволюционной Москве см. его воспоминания в кн.: Марина Цветаева в воспоминаниях современников: Рождение поэта. С. 116 123, а также в воспоминаниях А.С. Эфрон (Там же. С. 233–237). (обратно)1605
Все исправления Цветаевой по корректуре, кроме написания слов «Это был Есенин!» заглавными буквами, редакцией были выполнены. (обратно)1606
Сережа и Лёня… — братья Каннегисеры. Сергей Иоакимович Каннегисер (1894–1917), служил в милиции Временного правительства. Погиб. (обратно)1607
З.Н. Гиппиус — см. коммент. 9 к письму к А. А. Тесковой от 24 ноября 1933 г. Поэзия Цветаевой была ей абсолютно чужда, со временем ее неприязнь к Цветаевой только возрастала. См. письмо к З.Н, Гиппиус от мая 1926 г. (Письма 1924–1927. С. 391–395). Бунин И.А. — Бунин, как и Гиппиус, не признавал Цветаеву-поэта, упрекал в «не прекращавшемся всю жизнь ливне диких слов и звуков в стихах…» (Бунин И. Воспоминания. Париж: Возрождение, 1950. С. 43). См. также письма к И.А. Бунину. (обратно)1608
«Записки безработного» были напечатаны в двух частях (см. коммент. к письму к В.В. Рудневу от 6 мая 1936 г. (обратно)1609
Обедня — см. письмо к В.В. Рудневу от 22 апреля 1936 г. и коммент. 5 к нему. (обратно)1610
Дата устанавливается по контексту. С.М. Волконский родился 4/16 мая 1860 г., ему должно было исполниться не 77, а 76 лет (характерная для Цветаевой неточность) (примеч. Н.А. Струве). (обратно)1611
С.М. Волконский поправился, уехал в США, где умер 25 октября 1937 г. в городе Ричмонде (штат Виргиния). (обратно)1612
О.Н. Вольтерс — см. письмо А.А. Тесковой от 7 июня 1936 г. и коммент. к нему. (обратно)1613
Цветаева бельгийскую визу получила вовремя. (обратно)1614
В такой последовательности стихи и были напечатаны. (обратно)1615
О поездке в Брюссель см. письмо к А.А. Тесковой от 7 июня 1936 г. (обратно)1616
Porte de Versailles — площадь и станция метро на юго-западе Парижа, недалеко от Ванва. (обратно)1617
Речь идет о «Записках безработного» См. письмо к В.В. Рудневу от 6 мая 1936 г. (обратно)1618
«Журналь де Поэт» («Le Journal des Poètes») — бельгийское издательство и периодический журнал, где сотрудничала 3. Шаховская. (обратно)1619
Вивье Роберт (1894–1989) — бельгийский поэт и прозаик (писал на французском языке), профессор литературы Льежского университета. (обратно)1620
Серебряный перстень с кораллом, подаренный Цветаевой Зинаиде Шаховской. Впоследствии Шаховская передарила его В. Смоленскому. См. также письмо к А.Э. Берг от 28 июня 1936 г. и коммент. 5 к нему. (обратно)1621
Речь идет о французских рукописях Цветаевой. (обратно)1622
Люсьен. — Люсьен де Нек. См. коммент. 4 к письму к А.Э. Берг от 1 июня 1936 г. и письмо к нему. (обратно)1623
…свою рыжую тетрадь… Lettre à l’Amazone… — Речь, вероятнее всего, идет о так называемой «Красной тетради», на первой странице которой рукой Цветаевой надпись карандашом: «Попытка чистовика. Lettre à l’Amazone». Обнаруженная спустя мною лет, она была издана сначала на французском, затем на русском языке (См. в паст, томе: Условные сокращения). (обратно)1624
См. письмо к З А. Шаховской от 18 мая 1936 г. и коммент. 1 к нему. (обратно)1625
Фрейд Зигмунд (1856–1939) — австрийский врач-психиатр и психолог, основатель психоанализа. В своих лекциях «Введение в психоанализ» дал толкование «ошибочных действий» (лекция 2–4). (См. Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции. М.: Наука. 1989.) (обратно)1626
Речь идет о французских стихах А. Берг. (обратно)1627
Люсьен де Нек — фламандец, приятель О.Н. Вольтерс, после смерти мужа Ариадны Берг был в течение нескольких лет ее близким другом. См. письмо Цветаевой к нему. (обратно)1628
Имя адресата указано С. Витале. См. также упомянутую статью Ю.П. Клюкина, где отмечается тот факт, что первая редакция «Письма к Амазонке» была написана в 1932 г., а письмо к Люсьену может быть датировано лишь 1936 г. (Возможно, когда Цветаева набрасывала черновик письма к Люсьену, или, наоборот, решила переписать себе его готовый текст, у нее под руками оказалась рукопись «Письма к Амазонке»). (обратно)1629
Датируется условно по содержанию письма к А. Берг от 23 июня 1936 г. («От Люсьена — ни звука <…> Отослано 3-го июня…».) (обратно)1630
Ср. письмо к З.А. Шаховской от 22 июня 1936 г., где Цветаева называет Люсьена «чудно читающим». (обратно)1631
«Послесловие к Послесловию» — см. указанные работы Ю.П. Клюкина и С. Витале, где последняя выдвигает гипотезу, что этим «Послесловием (к „Девяти письмам“)» могло быть «Письмо к Амазонке», а Ю.П. Клюкин дает анализ этой гипотезы. Мы же исключаем вариант, при котором Цветаева, направляя рукописи Люсьену (см. письмо к А. Берг от 23 июня 1936 г.), специально для него написала свое «Послесловие» Ср. в письме к нему «…посылаю Вам — Вам одному — несколько листков, продолжающих те письма (т. е. „Девять писем“. — Сост.). …Вы будете их единственный читатель… без Вас я бы их не написала…» (обратно)1632
Серия научных и популярных энциклопедий и словарей, издаваемых во Франции. (обратно)1633
Всякая зелень будет принята с радостью (нем.). (обратно)1634
См. коммент. 4 к письму к А.Э. Берг от 1 июня 1936 г. (обратно)1635
Рукопись Цветаевой «Lettre à l’Amazone», забытую у А. Берг. (обратно)1636
Письмо от 28 мая 1936 г. было написано на открытке, изображающей двух медведей в парижском зоопарке. Данное письмо на двух открытках: одна с изображением двух львов, прижавшихся друг к другу; другая — с изображение двух белых медведей. (обратно)1637
Елена. — Е.А. Цветковская. (обратно)1638
Заключительные строки К. Бальмонта «К Елене» из сборника «Только любовь» (1903). (обратно)1639
Проз д’Анфан («Детская проза») — сборник издательства «Журналь де Поэт». Та и эта — «Письмо к Амазонке» и «Девять писем…». По свидетельству З.А. Шаховской, ни одна из рукописей в итоге к ней не попала (Новый журнал. С. 141). (обратно)1640
См. коммент. 1. (обратно)1641
50 лет В.Ф. Ходасевичу исполнилось 28 мая. Свой юбилей поэт отмечал в монпарнасском бистро в субботу 30 мая. Среди присутствующих, помимо Цветаевой (в перечне ее фамилия стоит первой), писатели и поэты: A. Алферов, И. Бунин, А. Головина, Г. Иванов, И. Одоевцева, А. Присманова, B. Смоленский, В. Яновский и др. (Ходасевич В. Камер-фурьерский журнал. М.: Эллис Лак 2000, 2002. С. 278). (обратно)1642
Последняя прижизненная поэтическая книга В.Ф. Ходасевича «Собрание стихов» вышла в 1927 г. (Париж, Возрождение). После нее Ходасевич опубликовал лишь несколько стихотворений в периодических изданиях (преимущественно в «Современных Записках»). (обратно)1643
Рекамье Жанна (урожд. Бернард; 1780–1849) — жена богатого банкира в Париже, в ее салоне собирался весь цвет культуры того времени. (обратно)1644
В Брюсселе, в овраге Королевского парка, находится бюст Петра Великого. Русские писатели и поэты, приезжающие в Брюссель, по традиции посещали это место. (обратно)1645
Орлова О.В. (1882–1964) — русская художница, преподавательница музыки. После революции эмигрировала и жила в Брюсселе. (обратно)1646
Из первой публикации писем неясно, к какой открытке относится данная приписка и где она была сделана. Помещаем ее в конце данного письма условно. (обратно)1647
Первое письмо Цветаевой из Бельгии, адресованное А.А. Тесковой, по-видимому, не сохранилось. О поездке в Брюссель см. также в письмах к Ариадне Берг. (обратно)1648
«Мой отец и его музей» (фр.). (обратно)1649
Очерк «Отец и его музей». Цикл, состоящий из нескольких новелл, был написан по-французски. При жизни Цветаевой напечатан не был. (СС-5). …музей… — Музей изящных искусств имени Александра III в Москве, ныне Музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. И.В. Цветаев был инициатором его создания. (обратно)1650
См. письмо к В.В Рудневу от 12 апреля 1936 г. и коммент. 1 к нему. (обратно)1651
См. письмо к А. А. Тесковой от 19 марта 1936 г. и коммент. 8 к нему. (обратно)1652
О.Н. Вольтерс. (обратно)1653
Шварцвальд — горная местность на юго-западе Германии. В 1904-1905 гг. юные Марина и сестра Ася учились здесь в пансионе во Фрейбурге. (С 1902 г., когда мать Цветаевой заболела чахоткой, семья подолгу находилась за границей.) См.: Цветаева А. Главы о пребывании Цветаевых в Германии. (обратно)1654
Во Франции сильно обострилось социальное и политическое положение, приведшее в июне 1936 г. к образованию министерства «народного фронта» под председательством Леона Блюма (1872–1950). (обратно)1655
…нравится формула… и т. д. — Целиком фраза в рецензии: «Поэт никогда не жил подножным кормом времени и места, и если Пушкина, к нашей великой, кровной обиде, так и не выпустили за границу, это не помешало ему дать невиденный им Запад лучше видевших» (Современные записки. 1936. № 61. С. 465). (обратно)1656
Сейчас перевожу два лучших и труднейших стихотворения Пушкина… — В феврале 1937 г. исполнялось сто лет со дня смерти великого поэта. В преддверии памятной даты Цветаева начала работу над переводами на французский стихотворений Пушкина. Первые из ее переводов предназначались для пушкинского сборника, который должен был выйти под редакцией З.А. Шаховской. Кроме того, Цветаева предполагала напечатать часть переводов в бельгийском «Журналь де поэт» и составить для французского издательства сборник своих любимых стихотворений. Всего было переведено более двадцати стихотворений. Однако несмотря на все старания Цветаевой, ничего из переводов Пушкина в этих изданиях ей опубликовать не удалось. При ее жизни один перевод («Бесы») был напечатан в однодневной газете «Пушкин. 1837-1937», изданной ко «Дню русской культуры», и еще два (Песня Председателя из «Пира во время чумы» и «Няне») — в доминиканском журнале «La Vie Intellectuelle» (Paris, 1937. Vol. XLVIII. № 2. C. 316–318). Последнюю публикацию Цветаевой устроил профессор православного богословского института Владимир Васильевич Вейдле (1895–1979). См. его воспоминания в кн.: Годы эмиграции. С. 266. Подробнее см.: Клюкин Ю. Пушкин по-французски в переводе Марины Цветаевой. (К истории создания). — В сб.: Цветаева М. Статьи и тексты Wien. Wiener slawistischer Almanach. Sonderband 32, 1992. С. 63 84; Цветаева М. Свободная стихия. М., 2013. (Сост. В. Босенко). (обратно)1657
…статью Бема… и т. д, — См.: Бем А. В тупике (рецензия на: «Якорь». Антология зарубежной поэзии. Сост. Г.В. Адамович и М.Л. Кантор. Берлин: Петрополис, 1936 и Меч. Варшава. 1936, 5 апр.) Антология вызвала у критика «ряд невеселых мыслей», в том числе отсутствие «у эмиграции своего подлинного пафоса», тот факт, что эмиграция «не родила своей идеи», «не осознала своего призвания». В то же время, по сравнению со стихами молодых поэтов, стихотворение Цветаевой «Роландов рог» характеризовано как «страстное, напряженное, трагическое в своей безнадежности и все же оптимистическое по вере в силу своей правоты». «Роландов рог» (1921) впервые опубликован в «Современных записках» (1932. № 50. С. 234). (обратно)1658
Но самое интересное — на обороте. — Цветаева конечно же не могла не обратить внимания в этой газете на статью «Борьба с формализмом. Творческая судьба Пастернака». Статья подписана инициалом Г. и вероятнее всего принадлежит перу Л.Н. Гомолицкого, постоянного литературного сотрудника газеты «Меч» (см. коммент. 3 к письму к В.В. Рудневу от 22 марта 1935 г.). Автор статьи, в частности, писал: «Когда в официальной сов<етской> печати появились первые статьи против „формализма“, писатели, застигнутые врасплох, видимо, не сразу ориентировались в серьезности постановки вопроса. На первых дискуссиях многие из них выступили с очень резкими (по советским условиям) речами, одним словом, что называется, „дали маху“. Попался среди других и официально признанный „соловьем в садах“ советской словесности Борис Пастернак, Он позволил себе заявить, что „к писателям вообще нельзя предъявлять никаких требований ни в области формы художественного произведения, ни в области содержания… Нельзя сказать матери: роди девочку, а не мальчика“[2095]. Вершители судеб литературы в СССР думают, конечно, иначе. Тут же Пастернаку была дана отповедь Кирпотиным[2096], который попросту начал с того, что зажал рот оппонентам именем Сталина. „Для вас, — заявил он, — не прозвучали, как должно, гениально простые слова вождя народов, великого Сталина“. В отчете „Литературной газеты“ прямо говорится, что после этого выступления был поставлен вопрос „о дальнейшей творческой судьбе Пастернака“[2097]. Естественно, что на следующем же заседании союза Пастернак выступил с покаянною речью. Речь эта, судя по газетному отчету, была путаной и неясной в своих положениях, но в конце ее поэт просил „литературную общественность“ помочь ему распутать узел волнующих его противоречий»[2098]. И т. д. Более подробно о полемике вокруг творческой позиции Б. Пастернака в те годы см.: Флейшман Л. Борис Пастернак в тридцатые годы. Иерусалим, 1984. С. 303–352. (обратно)1659
Вероятнее всего, это: Гингер Александр Самсонович (1897-1965) — поэт. С 1921 (1922) г. жил в Париже. Автор двух сборников (на то время), регулярно публиковался в эмигрантских журналах. Его жена — Присманова Анна Семеновна (1898-1960) поэтесса, в Париже жила с середины 1920-х гг. В 1934 г. посвятила Цветаевой стихотворение «Карандаш». Одно из посещений Цветаевой четы Гингеров описала в своих мемуарах Ирина Одоевцева (Годы эмиграции. С. 301–307). (обратно)1660
БЕСПАВЛИННЫЕ… (Примеч. М. Цветаевой.) (обратно)1661
О цветаевских переводах Пушкина на французский язык см. письма к З.А. Шаховской. (обратно)1662
На другой стороне листка при строки зачеркнуты: можно прочитать об ращение к М.С. Сцепуржинской: «Дорогая Марья Сергеевна» — и несколько отдельных слов «…и она одна…. и… вдобавок закрывается» (Письма к Ариадне Берг. С. 150). (обратно)1663
О своих обидах на Люсьена де Нека Цветаева писала З.А. Шаховской 22 июня 1936 г. (обратно)1664
Буайе Жан Поль (1864–1949) — профессор, глава французских русистов. По-видимому, редактор одного из пушкинских сборников. (обратно)1665
См. письмо к З.А. Шаховской от 9 июля 1936 г. (обратно)1666
См. письма к Люсьену де Неку и Ариадне Берг от 30 сентября 1936 г. (обратно)1667
Лучшее или худшее (фр.). (обратно)1668
Цветаева приводит рисунок: два овала, в одном вписаны слова «самый большой», в другом — «самый маленький». (Рис. см.: Письма к Ариадне Берг. С. 64.) (обратно)1669
Это настоящая вещь (фр.). — В этом месте письма изображено ожерелье. (Рис. см.: Там же.) Дочь Ариадны Берг, Елена, помнит, как это ожерелье носила мать. В числе многих других вещей Ариадны Берг ожерелье пропало во время войны. (Письма к Ариадне Берг. С. 151.) (обратно)1670
Сельский священник (фр). — «Сельский священник» — роман французского католического писателя Жоржа Бернаноса (1888-1949), вышедший в 1936 г. (обратно)1671
Несчастное (нем.). (обратно)1672
Детские письма, посланные по пневматической почте (фр.). (обратно)1673
См. письмо к Ариадне Берг от 8 июля 1936 г. (обратно)1674
См. письмо к Люсьену де Неку. О его ответе см. письмо к Ариадне Берг от 30 сентября 1936 г. (обратно)1675
Этот эпизод Цветаева описала в письме к В.B. Розанову от 8 апреля 1914 г. См.: Письма 1905-1923. С. 179. (обратно)1676
Б.С. Трухачев. — См коммент. 6 к письму к В.В. Буниной от 19 августа 1933 г. (обратно)1677
А.И. Цветаева описала два случая «расставания» со своими кольцами: «Мне принадлежал в этот день <эпизод относится к концу 1914 г., когда А. Цветаева возвращалась из Варшавы в Москву> довольно красивый жест: я выкинула за окно кольцо, которое я люблю, подарок С. Э<фрона>… просто из-за сознания красоты этого бесполезного жеста, чтобы его вспомнить, знать, что мое кольцо лежит на каком-то широком болотистом поле Царства Польского, где, может быть, никто никогда его не найдет» (Дым, дым и дым. М., 1916. С. 88). В неопубликованной части воспоминаний (хранящейся в собрании составителя) А.И. Цветаева рассказывает, как несколько лет спустя, желая ответить на внимание одного близкого друга, сняла с пальца кольцо, обручальное, и бросила его со скалы вниз: «Бесцельный романтический жест… Тем, для кого он был сделан, незамеченный». Оба случая, вероятно, в сознании М. Цветаевой слились в один (комментарий Е.И. Лубянниковой). (обратно)1678
Ср. в стихотворении «Тебе — через сто лет» (1919): «О, сто моих колец! Мне тянет жилы, / Раскаиваюсь в первый раз, / Что сколько я их вкривь и вкось дарила…» и т. д., стихотворение П. Антокольскому («Дарю тебе железное кольцо…»; 1919) и др. (обратно)1679
…перечислю — «…дарила и Ю<рию> 3<авадскому>, и Павлику <Антокольскому>, а скольким — до них!» («Повесть о Сонечке»); Зинаиде Шаховской — «Дошло ли кольцо и как пришлось?..» (письмо к ней от 28 мая 1936 г.); Владимиру Сосинскому (см. его рассказ «История одного кольца, или Несостоявшаяся дуэль». Публ. Л. Мнухина. — Русская мысль. 1990, 23 нояб.), по просьбе В.Ф. Булгакова Русскому культурно-историческому музею в Чехии (Воспоминания о Цветаевой. С. 351–352); Ольге Мочаловой — «…хотите взамен мое нефритовое кольцо…» (письмо к ней от 8 декабря 1940 г. СС-7. С. 698) и др. См. также письмо к А. Штейгеру от 29 июля 1936 г. («…я хотела Вам перстень…»). (обратно)1680
Речь идет о чете Плуцер-Сарна, с которой Цветаева дружила в Москве, Татьяна Исааковна (урожд. Левит, во втором замужестве Айзенберг; 1887–1972) и Никодим Акимович (1883–1945). К Н.А. Плуцер-Сарна обращены многие из стихотворений второй половины 1910-х гг. (См. СС-1). В «Повести о Сонечке» есть эпизод, в котором Цветаева принимает в дар еще один перстень, на этот раз от Володи Алексеева: «Володя! Это, кажется, первое кольцо, которое мне дарят, всегда — я…» (СС-4. С. 395). (обратно)1681
Не предмет роскоши, а необходимости, и даже страдания (фр.). (обратно)1682
Б.Э. Вольтерс. См. коммент. 1 к письму к Ариадне Берг от 9 марта 1936 г. (обратно)1683
…дружественная пара — Б.Г. и Е.И. Унбегаун. (обратно)1684
Я моего я (фр.). (обратно)1685
Датировано по содержанию. Письмо написано перед самым отъездом на лето в Морэ. Свидание должно было состояться 2 июля. (обратно)1686
В оба конца (фр.). (обратно)1687
Открытка датируется по почтовому штемпелю. (обратно)1688
Речь, вероятнее всего, идет о книге А.Ф. Керенского. См. письмо от 11 марта 1936 г. и коммент. к нему. (обратно)1689
У вдовы Тьерри (фр.). (обратно)1690
Moret-sur-Loing. — В июле Цветаева с Муром провела три недели в местечке Море-сюр-Луан под Парижем. 31 июля они вернулись в Париж. См. письмо к В.В. Рудневу от 5 августа 1936 г. (обратно)1691
Датируется по содержанию с учетом письма от 8 июля. (обратно)1692
См. следующее письмо. Поездка Унбегаунов в Moret-sur-Loing в итоге не состоялась (см. письмо к Унбегаунам от 3 сентября 1936 г.). (обратно)1693
Familistère — сеть народных продовольственных лавок. (обратно)1694
Письмо написано на двух открытках. На первой изображена церковь «с видом на реку Луэн», на второй — «бургундские ворота и церковь». О пребывании Цветаевой в Морэ см. также письмо к А.А. Тесковой от 10 июля 1936 г. (обратно)1695
…не то у Бодлера, не то у Верхарна. — Ср., например, в стихотворении Бодлера «Семь стариков» строку «будто мертвых давили его сапоги» (Бодлер Ш. Цветы зла. М.: Наука, 1970. С. 148. Пер. В. Левика. Курсив сост.). Верхарн Эмиль (1855–1916) — бельгийский поэт. (обратно)1696
Н.О. Берг — муж Ариадны Берг. См. коммент. 5 к письму к А.Э. Берг от 13 февраля 1935 г. (обратно)1697
Цветаева приехала в деревню во вторник 7 июля, на следующий день выслала Унбегаунам обещанное ранее (в предшествующую «субботу») расписание поездов. О новом месте отдыха Цветаевой см. также письмо к А.А. Тесковой от 10 июля 1936 г. (обратно)1698
Борм — курортный городок на Лазурном берегу, где Цветаева провела лето 1935 г. Брюгге — любимый город Цветаевой в Бельгии. «Брюгге — лучшее, что я видела в жизни», — писала она А.А. Тесковой 26 октября 1929 г. (Письма 1928–1932. С. 300). (обратно)1699
Gare de Lyon — Лионский вокзал (фр.). (обратно)1700
См. перевод на с. 610. (обратно)1701
Одни химеры чего стоят. Фотография дома (за ним церковная стена), где остановилась Цветаева, приведена в кн.: Фотолетопись. 2000. С. 266. (обратно)1702
См. коммент. 2 к письму к В.В. Рудневу от июня 1936 г. (обратно)1703
Из «Пира во время чумы» кроме песни Председателя Цветаева намеревалась перевести еще песню Мэри. (обратно)1704
Далеко (фр.). (обратно)1705
В письме к А. Бему от 4 августа 1936 г. А. Тескова сетовала по поводу выбранного Цветаевой места отдыха: «Цветаева на лето поселилась в маленьком городке — Moret, не понимаю, почему: ни лесу, ни моря; старинные дома ведь не дадут освежения уставшему организму. — Опять все сочувствуем» (Архив А. Бема). (обратно)1706
«Такой, каким его послал римскому сенату Публий Лентул, в то время правитель Иудеи» (фр.). — Такой, каким его послал римскому сенату Публий Лентул. — Цветаева говорит об увиденной иконе, которая вызвала у нее непосредственные ассоциации с письмом-портретом, посланным Лентулом Цезарю, в котором дан живой и яркий портрет Иисуса. «Я слышал, о Цезарь, что ты хотел бы знать о добродетельном муже, который наречен Иисусом Христом и на которого народ взирает как на пророка, как на Бога <…> Он среднего роста, на взгляд — Он добрый и благородный, что выражается и в его лице <…> Его волосы до ушей имеют цвет готовых орехов и оттуда до плеч светящийся светло-коричневый цвет; посередине головы пробор по обычаю назареев. Лоб гладкий, лицо без морщин и чистое. Его борода цвета волос, вьющаяся и так как не длинная, то в середине разделена. Взгляд строгий и имеет силу солнечного луча <…> Его руки красивы и одухотворены и выразительны. Всю Его речь считают приятной и привлекательной. <…> Его выдержка, осанка очень благородна, Он красив. При этом Его мать самая красивая женщина, какую когда-либо видели в этом округе <…>» и т. д. (Твоя библия. Христианский форум: http://bible.maranatha.org.ua/fomm/ftopic). Публий Лентул — управляющий Иудеей (до Понтия Пилата). (обратно)1707
«Рисованный с натуры св. Лукой евангелистом во время его пребывания в Иерусалиме» (фр.). — Лука Евангелист — один из учеников Христа, писатель третьего Евангелия и Деяний Апостольских. По преданию, занимался иконописью, и ему приписывается начертание икон Иисуса Христа и Божьей Матери. Одна икона Богородицы, приписываемая св. Луке, долгое время находилась в Успенском соборе в Кремле. В настоящее время хранится в Государственной Третьяковской галерее. Видимо, ее имеет в виду Цветаева. Другая икона Божьей Матери, им написанная и называемая «Милостивая», находится в монастыре Пресвятой Богородицы Киккской на о. Кипр. (обратно)1708
См. коммент. 2 к письму к В.В. Рудневу от июня 1936 г. (обратно)1709
Стихотворение Цветаевой «Прокрасться» («А может, лучшая победа…») в переводе на чешский Яна Ржихи было напечатано в газете «Národni listy» (1936. № 177. 28 июня) и в антологии «Vybor z ruské lyriky», Hradec Králove (1936. С. 192). В уже упомянутом письме Тесковой к А. Бему есть строки: «…напечатали перевод стихотворения „Прокрасться“ Цветаевой. Вы ли <были> инспиратором?» (Там же). (обратно)1710
Служа журналистом при Лиге Наций, муж Ариадны Берг находился в постоянных отлучках. Однако «наконечное возвращение» не состоялось: через 6 месяцев Николай Берг скончался в одну из своих отлучек в Берлине. Бедствия А. Берг только начинались. (обратно)1711
…событие 14-го июля. — День взятия Бастилии, национальный праздник Франции. (обратно)1712
Между чашей и устами (фр.). (обратно)1713
В ответ на первое письмо Цветаевой (оно не сохранилось) Штейгер прислал ей письмо на шестнадцати страницах, где рассказал о себе и своей жизни. Эта исповедь Штейгера также не сохранилась. (обратно)1714
Событием (нем.). (обратно)1715
Тетя — близкий семье Штейгер человек («Тетя не была нам никакой родственницей…»), полька по происхождению. Fräulein Martha — Марта Яковлевна Ульберг, гувернантка. Их портреты описаны А.С. Штейгером в его воспоминаниях (Новый журнал. 1984. № 154. С. 109–138). (обратно)1716
Река, на берегу которой было расположено селение Moret. (обратно)1717
«Faux-Monnayeurs» («Фальшивомонетчики»,1925). «Journal de Faux-Monnayeurs» («Дневник фальшивомонетчиков», 1926) — опубликованные произведения А. Жида. (обратно)1718
Возможно, речь идет о строках Теодора Шторма, которые Цветаева ошибочно считала принадлежащими австрийскому поэту Николаусу Ленау (1802–1850). См. письмо к Б.Л. Пастернаку от 14 февраля 1923 г. (в кн.: Письма 1905-1923) и письмо к Б.Г. и Е.И. Унбегаун от сентября 1935 г. (обратно)1719
По преданию, чтобы успокоить своих учеников, находящихся в лодке на середине моря, Иисус пошел к ним по воде, как по суше (Мф. 14, 22–27). (обратно)1720
В замок д’Арсин в Верхней Савойе Цветаева выехала 7 августа 1936 г. (обратно)1721
Имеется в виду, несомненно, прапрадед А С. Штейгера, Штейгер Николаус Фридрих фон (1729–1799) — последний шультгейс (староста) Берна и Бернской республики, обладал сильным и неукротимым духом, был известен не только в Швейцарии, но и европейским дворам. Один из современников назвал его «одной из лучших политических голов Европы». (Подробнее см.: Дальтон М. Vive ut vivas. О швейцарских и русских Штейгерах. — Новый журнал. 1984.№ 156. С. 286–289.) (обратно)1722
Цветаева намекает на былые симпатии «младоросса» Штейгера к французским фашистам («Синие рубашки»), «Стыдно, смешно и тяжко / Помнить годами вздор: / Синюю эту рубашку, / Синий ее узор…» — писал Штейгер в 1936 г. в одном из стихотворений цикла «Синяя рубашка» (Современные записки. 1936. № 61. С. 170). (обратно)1723
Герой новеллы Рильке «Die Weise von Liebe und Tod des Cornets Christoph Rilke» («Песня о любви и смерти корнета Кристофера Рильке», 1906). (обратно)1724
Мазепа Иван Степанович (1644-1709) — гетман Украины, стремился к отделению Украины от России. Был сподвижником Петра I, предал его, тайно переметнувшись на сторону Швеции в ходе Северной войны. У Рильке в «Книге образов»: «…Deinen wagrechten Nacken fühl ich, Mazeppa…» («Я чувствую твою удаль, Мазепа…»). Rilke Rainer Marie. Gesammelte Werke. Bd. 1–4. Lpz, Insel — Verlag, Bd. 2 Gedichte. T. 2. Das Buchder Bilder. «Sturm». S. 59. (обратно)1725
Илья Муромец (сидел Илья — муромский исполин) (нем.). — Цветаева неточно цитирует строку из стихотворения, посвященного Илье Муромцу, из цикла «Цари» (1899–1906) из «Книги образов». У Рильке: «war Ilia — der Riese von Murom». (обратно)1726
Авессалом — третий сын царя Давида (библ.). Ему посвящено стихотворение Рильке «Отпадение Авессалома» (1908) из сборника «Новые стихотворения». (обратно)1727
Образ царя Давида нашел отражение в стихотворениях Рильке «Ависага», «Давид поет Саулу», «Плач о Ионафане» (1905–1906, сборник «Новые стихотворения»). (обратно)1728
См. письмо к А.Э. Берг от 28 июня 1936 г. и коммент. 5 к нему. (обратно)1729
Рука в кольцах (фр.). (обратно)1730
Но это все как… (фр.). (обратно)1731
Сирин Владимир — псевдоним (до 1940 г.) Набокова Владимира Владимировича (1899–1977), русского писателя. С 1919 г. в эмиграции. В письме речь идет о его рассказе «Весна в Фиальте» и рассказе А. Ремизова «Болтун», которые были напечатаны в № 61 «Современных записок» за 1936 г. (обратно)1732
В том же номере «Современных записок» (С. 328–353) за подписью X. были опубликованы выдержки «Из писем старого друга. 1931-1935 гг.» под общим названием «Оттуда». В редакционном послесловии В.В. Руднев назвал публикацию «своеобразным свидетельством очень вдумчивого человека о живом образе современной России» и «документом первостепенного значения» (Там же. С. 353). Автор опубликованных анонимно писем — Евгения Казимировна Герцык (1878–1944), переводчица, критик. Цветаева встречалась с ней в Москве и Коктебеле. Ее имя как автора писем обнародовал в 1949 г. Н.А. Бердяев в своей книге «Самопознание» (Париж: YMCA-Press, 1949 С. 176). (обратно)1733
Буквально (фр.). (обратно)1734
Э.Г. Вольтерс. (обратно)1735
Вы — Ваш с Вами — моим. Вы — Вы с Вами — мной (нем.). (обратно)1736
Я спасу своего мужа и утону вместе с моим возлюбленным (фр.). (обратно)1737
Неточная цитата из главы 5 романа О. Уайльда «Портрет Дориана Грея» (1891. У Уайльда в конце высказывания: «…иногда они их прощают» (Уайльд О. Полн. собр. соч.: В 4 т. Т. 2. СПб.: Изд-во А.Ф. Маркса. 1912. С. 67. Пер. М. Ричардса). (обратно)1738
Всё получила… «Современные записки» № 61 и оттиски трех своих публикаций Цветаева получила в двадцатых числах июля. См. коммент. 17 к письму к А.С. Штейгеру от 29 июля 1936 г. (обратно)1739
Аня — под этим именем в письмах Е.К. Герцык выведена Аделаида Казимировна Герцык (1874–1925), ее сестра, поэтесса. Цветаева была с ней дружна. См. также о публикации «Оттуда» н письме к А.С. Штейгеру от 29 июля 1936 г. (обратно)1740
…обо мне (и сестре). — «…две сестры, внутренне очень близкие, а теперь обогащенные таким различным опытом, как М. и А.» (Современные записки. № 61. 1936. С. 346). (обратно)1741
Гершензон Михаил Осипович (1869–1925) — историк русской литературы, философ, публицист. (обратно)1742
Рассказ В. Сирина (В.В. Набокова) — «Весна в Фиальте». (обратно)1743
Из стихотворения Цветаевой «Поэт — издалека заводит речь…» (1923, цикл «Поэты». СС-2). (обратно)1744
От туберкулеза умерла мать Цветаевой. Болел туберкулезом и С.Я. Эфрон. (обратно)1745
Над текстом пометка карандашом рукой неустановленного лица: «9 августа 36». (обратно)1746
А.С. Штейгеру должны были оперировать легкое. (обратно)1747
Два четверостишия написаны Цветаевой на обороте карточки вокруг изображения моста на Неве. Цветаева цитирует по памяти стихотворение Ф. Тютчева «На Неве». В пятой строке у Тютчева: «И меж зыбью и звездою» (Тютчев Ф. Лирика / Изд. подгот. К.В. Пигарев. T. 1. М.: Наука, 1965. С. 124). (обратно)1748
На открытке написано: Ленинград — LENINGRAD. Львиный мостик на канале Грибоедова. А. Штейгер жил в Петербурге всего две зимы перед Первой мировой войной. «Я отдал бы половину моей жизни, чтобы мне в 1912 году было не пять лет, а хотя бы семнадцать, чтобы я мог … сознательно переживать последние дни этого обреченного и удивительного города» (Детство Анатолия Штейгера. Из его воспоминаний). Г. Адамович в статье «О Штейгере, о стихах, о поэзии и прочем» рассказывает: «Штейгер способен был без конца расспрашивать о Петербурге… Для него это был потерянный рай» (Опыты, VII. С. 33). (обратно)1749
Озеро, окруженное высокими горами в Бернском кантоне, в Швейцарии. (обратно)1750
Отец Анатолия Штейгера — барон Сергей Эдуардович Штейгер (1868–1937) — земский деятель, был избран предводителем дворянства Каневского уезда Киевской губернии, где владел поместьем Стебелевская Николаевка, в которой родились его дети от второго брака Анатолий и Алла. В 1913 г. Штейгер был избран в Государственную Думу. В 1920 г. с семьей эмигрировал из России и после долгих скитаний обосновался в Швейцарии, выходцами из которой были его предки. Имел ли он отношение к снятой на Тунском озере фотографии, о которой пишет Цветаева, сказать трудно. В Берн С.Э. Штейгер с семьей приехал лишь в 1931 г. (обратно)1751
Письмо написано на открытке «Ленинград. Прачешный мост через Фонтанку». (обратно)1752
Некой неловкости (нем.). (обратно)1753
Продолжай мне писать и не считай мою просьбу слишком большой ведь привычка очень приятная вещь (нем.). — Речь идет о письме Гёте от 28 июля 1808 г. к Беттине Брентано (в замужестве фон Арним; 1785–1859), включенном в книгу «Переписка Гёте с ребенком» (1835). Цветаева цитирует письмо по памяти. У Гёте: «…reiche mir’s nicht zu hoch an, das ich ungeduldig wurde. Gewohnheit ist eine gar suses Ding». (обратно)1754
Я видела это в Цюрихе и в погребе Берна. Он очень большой, этот погреб Берна (фр.). (обратно)1755
До Вас дошли только две. (Примеч. М. Цветаевой.) (обратно)1756
Письмо написано на открытке «Bonneville — Château des tours et le mole (Alt 1869 m.)». (обратно)1757
До Вашего Берна… — то есть до отправки Штейгера из санатория в Берн для операции. «Непрерывное» письмо было отправлено 19 августа. (обратно)1758
Кастор и Поллукс (Полидевк) — близнецы, сыновья Зевса и Леды. По одному из преданий, бессмертный Полидевк поделился со своим смертным братом частью бессмертия, они оба попеременно в виде утренней и вечерней звезды в созвездии Близнецов являлись на небо (греч. миф.). (обратно)1759
«Единственный человек, которого я любил в жизни чистой, горячей, ненадуманной любовью — это была Тётя», — писал в своих воспоминаниях А. Штейгер (Новый журнал. 1984. № 154. С. 116). (обратно)1760
Сфера, пространство (фр.). (обратно)1761
Вы вынули бы свою руку, полную Вами (фр.). (обратно)1762
Сказок моей жизни (нем.). (обратно)1763
Из «Поэмы о Царской Семье» Цветаевой. (обратно)1764
«Мой раненый» — см. коммент. 1 к письму к А.Э. Берг от 12 марта 1936 г. (обратно)1765
Второй Фауст — т. е. вторая часть «Фауста» Гёте. Нереиды, наяды — нимфы (греч. миф.). (обратно)1766
Идол, кумир (нем.). (обратно)1767
В сказке С.Т. Аксакова (1791–1859) «Аленький цветочек» героине в тереме зверя прислуживают не руки, а люди-невидимки. К. Азадовский в книге «Небесная арка: Марина Цветаева и Райнер Мария Рильке» (С. 81) обратил внимание на то, что впервые у Цветаевой этот мотив появился в поэме «Попытка комнаты» (1926):Прислуживают — руки?
Нет, то, что тише рук,
И легче рук, и чище
Рук….
1768
Ср. образ Андрея Белого в очерке «Пленный дух». (обратно)1769
Дух: гость (нем.; игра созвучий). (обратно)1770
См. письмо к З.А. Шаховской от 9 июля 1936 г. и коммент. 2 к нему. (обратно)1771
Он нам всегда читал свои французские сочинения и спрашивал нас, моего мужа и меня, достаточно ли это ясно. Однажды он нам прочитал: — Эта женщина сложила руки на коленях. Она не двигается. Она думает ребенка. — О ребенке? — Нет, нет, она думает ребенка. Она его думает, а не о нем. — Но это же абсолютно невозможно по-французски, дорогой Рильке, никто не поймет, примут это за бред фантазии. Вероятно, так можно сказать по-немецки, но по-французски… (NB! …если можно сказать по-немецки, значит, можно почувствовать по-немецки, так как (фр.) «она думает ребенка» (нем.) — уже не по-немецки, а по-французски. Вся разница в том, что немецкий читатель верит поэту на слово, чтит его и следует за ним в каждом его повороте, н то время как французский читатель — судит его.) Тогда, Рильке, жалобно: — Итак, вы говорите — это абсолютно невозможно? — Абсолютно. — Тогда он добавил — о — А я не добавляю ничего. Я Вас думаю. И однажды мы об этом поговорим (фр.). (обратно)1772
Ср. стихотворение «Обнимаю тебя кругозором…» (1936). СС-2. (обратно)1773
«Бесы» А.С. Пушкина в переводе Цветаевой на французский («Les Demons») были опубликованы в однодневной газете «Пушкин. 1837–1937», выпущенной в 1937 г. Комитетом по устройству Дня русской культуры во Франции к столетней годовщине гибели поэта. (обратно)1774
Строка из вступления к «Посланиям» римского поэта Овидия Назона (43 г. до н. э. — около 18 г. н. э.), перевод Ф. Зелинского. (обратно)1775
17 октября 1930 г. Цветаева писала А.А. Тесковой: «Оставила в Савойе — в квартире запрещено — безумнолюбимую собаку, которую в память Чехии я окрестила: Подсэм (поди сюда)». (обратно)1776
Временные удостоверения для апатридов и беженцев, введенные по инициативе Фритьофа Нансена (1861-1930), норвежского исследователя Арктики, в а 1920–1921 гг. — верховного комиссара Лиги Наций по делам военнопленных. (обратно)1777
На альпийское пастбище (нем.). (обратно)1778
Дед Цветаевой со стороны матери, Александр Данилович Мейн (1836-1899) был остзейским немцем (см. письма к В.Н. Буниной от 24 августа 1933 г. и к Ю.П. Иваску от 12 мая 1934 г.). (обратно)1779
Столица департамента Верхняя Савойя. (обратно)1780
См. коммент. 13 к письму к Н.А. Гайдукевич от 29 сентября 1934 г. (обратно)1781
Стихотворение «Парус» М. Лермонтов написал, когда ему было 18 лет (1832). (обратно)1782
Плата за мое присутствие (фр.). (обратно)1783
См. письмо к А.С. Штейгеру от 2 августа 1936 г. (обратно)1784
Мне утонуть (фр.). (обратно)1785
Внук декабриста, князь С.М. Волконский был для Цветаевой, как она писала дочери, «почти идеей старого мира», воплощением высокого поколения «отцов». Ему она посвятила в 1921 г., кроме названного ею цикла, стихотворение «Стальная выправка хребта…», а в 1924 г. написала очерк о его книге «Родина» — «Кедр. Апология». См. коммент. 3 к письму Унбегаунам от 22 мая 1936 г. Его мать — княгиня Елизавета Григорьевна Волконская (1839-1897) была автором книг «О церкви» (1888) и «Церковное предание и богословская литература» (1898). О ее дружбе с философом и религиозным мыслителем В.С. Соловьевым (1853–1900) Волконский писал: «Однажды она сказала „Я люблю Соловьева больше, чем кого бы то ни было“. Тут же спохватилась и прибавила: „То есть, конечно, я больше всего люблю вас, детей моих, но для приволья души моей никто мне не дорог, как он“» (Волконский С. Мои воспоминания. Т. 3. Родина, Берлин. 1923. С. 76). (обратно)1786
По русской пословице «Соловья баснями не кормят». (обратно)1787
Букет (фр.). (обратно)1788
Собака <…> зарыта (нем.). (обратно)1789
Строки из стихотворения О. Мандельштама «Нет, не луна, а светлый циферблат…» (1912). (обратно)1790
Ср. стихотворение Цветаевой «Хвала богатым» (1922). (обратно)1791
Возможно, речь идет о М.С. Фельдштейне. 27 мая 1913 г. (Цветаевой шел 21-й год) она писала ему: «Со мной даже бороться нельзя: я внешне ничего не беру — и никто не знает, как много — внутри» (СС-6; Письма 1905–1923). Ср. также стихотворение Цветаевой «Мальчиком, бегущим резво…», которое она посвятила М.С. Фельдштейну 8 июня 1913 г. (СС-1).(обратно)
1792
Мария Вече́ра. — См. письмо к А.А. Тесковой от 12 июля 1935 и коммент. 2 к нему. (обратно)1793
Стихотворение А.А. Фета «Сияла ночь. Луной был полон сад: лежали…» (1847). Эту и следующую цитату Цветаева приводит по памяти. (обратно)1794
Описка Цветаевой. Имеется в виду Татьяна Андреевна Кузминская (1847–1925), сестра С.А. Толстой. Прототип Наташи Ростовой в романе Л.Н. Толстого «Война и мир». (обратно)1795
В ту ночь («эдемский вечер»), когда пела Т.А. Кузминская и рождалось стихотворение Фета, Сергей Николаевич Толстой (1826–1905) при этом не присутствовал. В его отношениях с Кузминской к тому времени уже произошел разрыв (Кузминская Т. Моя жизнь дома и в Ясной Поляне. М.: Правда, 1986; см. также: Фет А. Вечерние огни. М.: Наука, 1971. С. 664–665). (обратно)1796
Письмо написано на обороте второго листа письма от 21 августа 1936 г. (обратно)1797
О поездке Цветаевой в Брюссель см. письмо к А.А. Тесковой от 1 июня 1936 г. (обратно)1798
Ты должен отказываться, сам отказываться (нем.). — Цветаева цитирует по памяти строчку из «Фауста». У Гёте: Entberensollst du! sollstentberen! (ч. 1, сц. 4).
Воздержан будь! Воздержан будь!
Умерен будь! Лишь будь умерен!
Смиряй себя!
1799
Отказываюсь (нем.). (обратно)1800
Общее дело (фр.). (обратно)1801
А. Штейгер писал письма на листочках картона, украшенных баронским гербом. (обратно)1802
Из строительного камня (фр.). (обратно)1803
Пишу немножко своё. Перевожу Пушкина. — За время пребывания в Верхней Савойе (7 августа — 17 сентября) Цветаевой были написаны циклы «Стихи сироте» (16) и «Савойские отрывки» (1–3) (СС-2. С. 337–341 и 342–343), а также выполнен перевод «Бесов» А.С. Пушкина. (обратно)1804
«История о докторе Иоганне Фаусте, знаменитом чародее и чернокнижнике. Как он на некий срок подписал договор с дьяволом, какие чудеса он в ту пору наблюдал, сам учинял и творил, пока, наконец, не постигло его заслуженное наказание» (нем.) — первая обработка легенды о докторе Фаусте, так называемая «Народная книга», изданная И. Шписом в 1587 г. (нем.). (обратно)1805
Борн, дядя Кюлеборн (нем.), Born — поэтический ключ (нем.). Oheim Kühlebom — дядя холодный ключ (устн. нем.). — Ассоциация с романтической сказкой немецкого писателя Фридриха де ла Мотт Фуке (1777–1843), где один из героев носит имя дядюшки Кюлеборна, в переводе В.А. Жуковского он назван дядюшка Струй. (обратно)1806
«Ну вот, еще одна…» (а одна) (фр.). (обратно)1807
Двор (нем.). (обратно)1808
Здравствуйте, мадам, мне скатали извините меня, если я ошибаюсь… — ну, ладно… Вы гадалка? — Это я, это я, входите, мадам (фр.). (обратно)1809
Я слышала, что вы хорошо гадаете на картах. И вот я пришла, как другие <приходили к вам> (фр.). (обратно)1810
Я только что начала превосходную игру в карты… Это нам принесет удачу (фр.). (обратно)1811
Мадам, прежде чем начать гаданье для меня… (фр.). (обратно)1812
Я хотела бы вас спросить: не могли бы вы погадать на отсутствующего? (фр.). (обратно)1813
Так это не на вас? А у меня не будет неприятностей? Это — не чтобы посмеяться надо мной? — Нет, это очень серьезно. Этого хочет он, и хочет очень серьезно. И вообще, он не насмехается никогда (фр.). (обратно)1814
И сломал мне два стула. — «А в тот же вечер было оглашение о свадьбе» (фр.). (обратно)1815
Это для вас или для отсутствующего?.. Это — для меня (фр.). (обратно)1816
Зависит от руки (фр.). (обратно)1817
Затем. — Вы снимаете (фр.). (обратно)1818
О, нет, нет! Я не смею больше коснуться их! (фр.). (обратно)1819
Вместо: nom de Dieu, запрещенного церковью (Примеч. M. Цветаевой.) (обратно)1820
На отсутствующего — Как его зовут? <…> — Много есть гаданий — что другое — это на дальнюю дорогу.На дальнюю дорогу. …Усталость, дорога, болезнь. То и дело в больнице. — А вот письмо — радость нежданная! — Сейчас-то он здоров. — А людей-то, людей! — А перестрадал сколько, человек-то хороший и добрый очень. Денег у него было много, что-то ему вернется, он ведь умный очень. — Вот письмо! — Здесь похуже немного: болезнь и нервничает очень. Даму одну любит очень. <…> — Вас очень любит, и Вы его видели — 10 месяцев назад — тут 10 карт — а может, 10 лет? — Дорог он Вам, и с Вами в родстве. Он было сильно похудел, а потом чуточку поднабрал. Дорогуша — червовый туз. И ведет себя примерно, положительный. Очень. Все его покинули, а Вы пришли к нему, — он был в большой опасности — сейчас он вне опасности. И смерти ему нет — а был момент, хотел он смерти. Нет, нет, нет! Нет никакой смерти. Он еще проживет. И любит он Вас, родня, как бы сын Вам. Только не говорите мне, ничего не говорите! — А вот письмо! — (Вот задержка, мужчина, верный друг…) Его карта выпала рядом с Вашей. Это же он — червовый валет! Новые события Вас сведут: 10 лет не придется ждать, чтобы Вам снова увидеться. Еще один молодой человек, при нем? Ох ты батюшки! …Другая дама печалится о нем, тоже больная. …нежданная радость, большое счастье… …Он не пишет, потому что он после болезни в себя не пришел. В больнице — воля не своя. Нервничает очень, и не в себе. Я вижу хорошо письмо, но это еще не завтра. Может, даже не его письмо, а письмо санитара. <…> — Вы все сказали? — Не нужно всего говорить. Есть вещи, о которых нужно промолчать. На третий раз только можно говорить… Я и так Вам слишком много сказала. — Значит, Вы кончили? — Совсем кончила, а Вы не расстраивайтесь: он выздоровеет. — Значит, вы ничего больше не скажете? — Милая дамочка, я Вам и так слишком много сказала. — Тогда я Вам скажу, что он в больнице и его только что прооперировали, он мне не пишет. Я даже не знаю его родственников… И я не решаюсь слишком часто ему писать, и поэтому ничего не знаю о нем — поэтому пришла к Вам, потому что Вы — знаете. <…> Бедный парень! Я знала, я близко была. …Сколько я Вам должна? — Сколько можете. Я всегда довольна. <…> — О, это слишком много, слишком много! Вы себе в убыток… Берите. Вы мне много добра сделали. — Есть много гаданий. Это первое. Как бы я ни старалась Вас не узнать, когда Вы опять придете — ведь сколько народу ходит! я Вас узнаю по Вашим картам. Даже если Вы наденете роскошное манто, волосы уложите у парикмахера, накраситесь, я Вас все равно узнаю по Вашим картам. Тогда это будет второй расклад. Как бы ни старалась Вас забыть, как забуду Ваши карты? — карты мне все напомнят. Есть гадание на «Что есть», на «Что будет», есть «тройное». И еще сколько других. — Кто Вас научил гадать. У Вас что, в семье гадали? — Нет, Мадам. Я начала в 17 лет. Я тогда жила у одной дамы, которая умела гадать. Но она гадала на себя. Однажды вечером она меня послала по делам — там я и испугалась. Утром она разложила карты и мне сказала: — Я вижу, кто-то убегает — а убегать-то пришлось мне, потому что вечером она меня посылала в темное местечко, и я ей сказала, что за мной гнались хулиганы — но на самом деле этого не было. Если бы я умела гадать на картах, я бы туда не пошла. <…> — Я приду еще. Приду на второй расклад карт. — Будьте счастливы, дорогая дама, и постарайтесь не упустить своего в жизни, и большое спасибо. (Пер. с фр. Е.С. Дружининой). (обратно)
1821
Имеется в виду нависшая над Цветаевой «туча отъезда» в СССР. См. письмо к А.А. Тесковой от 29 марта 1936 г. (обратно)1822
М.Н. Лебедева. (обратно)1823
Гений, талант (фр.). (обратно)1824
Речь идет о С.Я. Эфроне, который в конце декабря 1929 г., ввиду возобновившегося легочного процесса, вынужден был уехать в Савойю на лечение. (обратно)1825
Широкого взгляда (фр.). (обратно)1826
Сестра А.С. Головина. (обратно)1827
Она не может кончиться… (нем.). (обратно)1828
Господин (фр.). (обратно)1829
Господин (нем.). (обратно)1830
Повелительный, превосходный, величие (нем.) (обратно)1831
Армия (нем.). (обратно)1832
Небесные войска (нем.). (обратно)1833
Письмо посвящено разбору стихотворений А. Штейгера. (обратно)1834
Далее идет отзыв на стихотворение «60-ые годы», которое А. Штейгер готовил к публикации в № 62 журнала «Современные записки» за 1936 г. Это стихотворение приведено Цветаевой в письме от 7 сентября. Позже, при подготовке своего последнего сборника «"2x2=4". Стихи 1926–1939», Штейгер поставил к данному стихотворению посвящение «М. Цветаевой». (обратно)1835
Видоизмененный Цветаевой национальный девиз Французской республики, берущий свое начало с времен Великой французской революции. Правильно: «Свобода, равенство, братство» («Liberté, Egalité, Fraternité»). (обратно)1836
Народоволка Софья Львовна Перовская (1853 1881) — одна из организаторов убийства Александра II — 22 марта 1881 г. в ожидании суда писала матери: «Я о своей участи нисколько не горюю, совершенно спокойно встречаю ее. И, право же, милая моя мамуля, она вовсе не такая мрачная. Я жила так, как подсказывали мне мои убеждения… Просьба к тебе есть: купи мне воротничков и рукавчиков с пуговичками, потому что запонок не позволяют носить, и воротничок поуже, а то нужно для суда подправить свой костюм…» (Сегал Е. Софья Перовская. М., 1962. С. 353). (обратно)1837
«Мой дорогой папа» (фр.). (обратно)1838
Шарлотта Корде (1768–1793), заколовшая вождя якобинцев Жан-Поля Марата, за день до суда и казни обратилась к отцу со словами: «Прощайте, дорогой отец, прошу Вас забыть меня или, вернее, порадоваться за мою судьбу. Причина ее прекрасна: Я мстила за многих невинных жертв. Я предупредила много несчастий» (Ламартин А. Жирондисты. СПб., 1911. С. 232–233). (обратно)1839
Это стихотворение А. Штейгера было опубликовано в № 62 «Современных записок» за 1936 г. (обратно)1840
Подчеркнуто три раза. (обратно)1841
Цветаева имеет в виду стихотворение К. Бальмонта «С морского дна» (книга «Будем как солнце»). Она неточно цитирует первую строку последней строфы. У Бальмонта: «Два слова, что молвила дева со дна, — / Мне вам передать их дано: / „Я видела солнце, — сказала она, — / Что после — не всё ли равно!“…» (обратно)1842
Штейгеру шел тридцатый год. (обратно)1843
Цветаева приводит первое стихотворение цикла «Стихи сироте». В первой публикации (Современные записки. № 66. 1938) начальная строка: «Ледяная тиара гор» и 6-я строка: «Обгоняла на всех дорогах» (СС-2. С. 337). (обратно)1844
3 сентября Цветаевой представился случай съездить на машине со знакомыми на один день в Женеву. См. письмо к Штейгеру от 3/4 сентября 1936 г. (обратно)1845
Герцен Александр Иванович (1812–1870) — революционер, писатель и Огарев Николай Платонович (1813 1877) — революционер, поэт, публицист; друзья, соратники, вместе вступили на революционный путь. Долгие годы жили в эмиграции, где и умерли… их Наташ — имеются в виду жена Герцена Наталья Александровна (урожд. Захарьина; 1817–1852) и вторая жена Огарева Наталья Алексеевна (урожд. Тучкова; 1829–1913). (обратно)1846
Написано на открытке с видом Женевы. (обратно)1847
Из Женевы Цветаева отправила Штейгеру в подарок зеленую куртку. В посылку она вложила также записку и свою книгу «Ремесло» с посвящением (на титульном листе): «Анатолию Штейгеру. МЦ. S<ain>t Pierre-de-Rumilly — Женева 3-го сентября 1936 г.<На обороте титульного листа:> У этой книги своя история. Предназначалась она Даниилу Жуковскому[2099], старшему сыну поэта Аделаиды Герцык, одному из мальчиков „Писем Оттуда“[2100] (которою я шестнадцати лет знала двухлетним, потом — не встречала) — взывавшего об этой книге, в письмах — годы. Один такой вопль до меня дошел. Переслать с оказией ее должен был Н<иколай> П<авлович> Гронский — и очевидно не смог, но и отдать не смог, так как книга эта оказалась, после его гибели, у него на полке, рядом с его Ремеслом. Теперь она Ваша, и верю, что подержанность ее — в мечте одного — и в любящих руках другого (одного — далёкого, другого — погибшего) искупит ее некоторую внешнюю — нено́вость Анатолию Штейгеру — с любовью и болью. МЦ. S<ain>t Pierre-de-Rumilly — Женева 3-го сентября 1936 г.» (Труды симпозиума в Лозанне. С. 427-428) (обратно)
1848
Цветаева имела в виду нашумевшее заявление, сделанное 17 января 1895 г. вступившим на престол Николаем II депутатам дворянства, земства и городских управлений — не увлекаться «бессмысленными мечтаниями об участии представителей земств в делах внутреннего управления» (Коммент. С. Карлинского. См.: Труды симпозиума в Лозанне. С. 77) (обратно)1849
Строка из стихотворения Б. Пастернака «Давай ронять слова…» (1917). (обратно)1850
«Миниатюриста в большом масштабе» в гигантском масштабе в безмерном масштабе (фр.). (обратно)1851
Вид на жительство (фр.). (обратно)1852
Речь идет о Михаиле Михайловиче Штранге (1907–1968), в то время студенте историко-филологического факультета Сорбонны. Интерес его к истории русской общественной мысли XVIII в. оказался устойчивым. В годы фашистской оккупации, будучи одним из организаторов отрядов «вольных стрелков» и партизан в Верхней Савойе, он вел переписку со знаменитым библиофилом Н.А. Рубакиным (Швейцария), удивляя его глубиной знаний литературы по этим вопросам. В 1947 г. он возвратился в Советский Союз. В Москве увидели свет монографии М.М. Штранге «Русское общество и французская революция 1789-1794 гг.» (1956) и «Демократическая интеллигенция России в 18 веке» (1965). Радищев Александр Николаевич (1749–1802) — революционный мыслитель, писатель. (обратно)1853
…мама — Штранге Эмма Мельхиоровна (урожд. Рам; ?-1964), хозяйка замка. Вера — младшая сестра М.М. Штранге. (обратно)1854
Цветаева отправила Штейгеру несколько «пакетов». Об их содержании дает представление записка от того же числа и вложенная в один из тех же пакетов книга «Ремесло» с дарственной надписью. (обратно)1855
— Ничего на продажу? Ничего (фр.). (обратно)1856
В 1903 г. Марина и Ася Цветаевы учились в пансионе сестер Лаказ в Лозанне. (обратно)1857
Английский сад, рейд (фр.). (обратно)1858
Универсальные магазины (фр.). (обратно)1859
Вечное перо (фр.). (обратно)1860
Э.М. Штранге. (обратно)1861
Михаил Николаевич Штранге (1864 — не ранее 1936) был полковником царской армии. (обратно)1862
Gargantua (Гаргантюа) — герой романа французского писателя Франсуа Рабле (1494–1553) «Гаргантюа и Пантагрюэль», великан, обладал соответствующим аппетитом. (обратно)1863
Ну, как? Вы не видели полковника? — Нет. — И я тоже (фр.). (обратно)1864
Аннемасс. — Небольшой живописный городок в Альпах, расположен недалеко от Шаго д’ Арсин. (обратно)1865
Ничего не декларируете? (фр.) (обратно)1866
Изюм (фр.). (обратно)1867
Оставьте себе. — Тогда спасибо! (фр.) (обратно)1868
Что никто не видит и не видел: заход луны (нем.). (обратно)1869
Вы предпочли бы, чтобы это были мы? (фр.) (обратно)1870
А впрочем, она не погибла, она проскочила между колесами. Я задавил двух в этом году. Это была бы третья (фр.). (обратно)1871
Странные люди эти русские, но, впрочем, такие милые… (фр.) (обратно)1872
Написано на обороте фотографии. (обратно)1873
Имеются в виду строки Цветаевой «Я сегодня плющу — пробор / Провела на граните замка…» (Из стихотворения, приложенного к письму к А.С. Штейгеру от 1 сентября 1936 г.). (обратно)1874
Цветаева продолжает разбор стихотворения Штейгера «60-е годы», начатый ею в письме от 1 сентября 1936 г. (обратно)1875
М.М. Штранге. (обратно)1876
Горечь (фр.). (обратно)1877
В опубликованном Штейгером варианте — вечные. (Современные записки. 1936. № 62. С. 190). (обратно)1878
Путаница (фр.). (обратно)1879
Наоборот, навыворот (фр.). (обратно)1880
Речь идет о Валентине Иосифовне Зелинской (ок. 1894–1928), близкой подруге Анастасии Цветаевой, члене парижского Студенческого христианского движения. Умерла от туберкулеза 22 апреля 1928 г. во французском городке По (департамент Нижние Пиренеи). (обратно)1881
Начальные строки стихотворения без названия Георгия Иванова (1930). (обратно)1882
Цитата из «Элегий» («Любовь и мудрость», LVII) древнегреческого поэта Феогнида из Мегары (2-я половина VI в. до н. э.) Цветаева приводит ее в переводе В.О. Нилендера (см. об этом: Цветаева А. С. 317–318.) Близок к цитируемому и перевод, выполненный В.В. Вересаевым:Лучшая доля для смертных — на свет никогда не родиться
И никогда не видать яркого солнца лучей.
Если ж родился, — войти поскорее в ворота Аида
И глубоко под землей в темной могиле лежать.
1883
Действие (фр.). (обратно)1884
Причина и вещь (фр.). (обратно)1885
Книга Ф. Ницше «Так говорил Заратустра» (1883–1884). (обратно)1886
Знаю я — откуда родом!
Точно огнь ненасытимый.
Сам себе я корм и смерть.
Жар всё то, что я хватаю,
Уголь всё, что я бросаю,
Я воистину огонь!
Мне ль не знать, откуда сам я!
Ненасытный, словно пламя,
Сам собой охвачен весь.
Свет есть всё, что я хватаю,
Уголь всё, что отпускаю:
Пламя — пламя я и есмь!
1887
Гёте — Огненная смерть:И доколь ты не поймешь:
Смерть — для жизни новой,
Хмурым гостем ты живешь
На земле суровой.
1888
Дионисий распятый (нем.). Свою последнюю неоконченную книгу «Ессе Homo» (1888) Ф. Ницше заключил словами: Дионис против Распятого. Через считанные дни после написания этих слов сошедший с ума автор будет подписываться под почтовыми открытками, рассылаемыми им изТурина по всем направлениям попеременно то как «Дионис», то как «Распятый» (Там же. С. 809. Комментарий К.А. Свасьяна). (обратно)1889
Те, за то, что Штейгер принял предложенное Цветаевой исправление в последней строке стихотворения. См. письмо к А С. Штейгеру от 1 сентября 1936 г. (обратно)1890
Хороший очень хороший — храбрый очень храбрый. Очень (фр.). — Цветаева вспоминает слова гадалки. См. письмо к А.С. Штейгеру от 29 августа 1936 г. (обратно)1891
«Мо́лодцом» (фр.). (обратно)1892
См. 9-ю строку в приведенном Цветаевой стихотворении в письме от 7 сентября 1936 г. В отличие от списка Цветаевой у Штейгера в опубликованном варианте эта строка имеет вид: «И о погибших за дело Свободы». (обратно)1893
По-видимому, речь идет о русской швейцарке Е.Э. Малер. См. письмо к А.А. Тесковой от 11 августа 1935 г. и коммент. 6 к нему. (обратно)1894
Leysin (Лезён) — горноклиматический курорт в Швейцарии, близ Женевского озера. (обратно)1895
Бродяг (и бродяжек) (фр.). (обратно)1896
В.М. Фелькнер. См. коммент. 7 к письму к А.С. Штейгеру от 10 сентября 1936 г. (обратно)1897
М.Н. Лебедева. (обратно)1898
Начало письма залито чернилами. Угловые скобки означают не поддающиеся расшифровке места или предположительную реконструкцию текста. В рукописной тетради черновик этого письма обнаружить не удалось. (обратно)1899
Цветаева вновь обращается к штейгеровскому стихотворению «60-ые годы». (обратно)1900
Вениамин — младший брат библейского патриарха Иакова от любимой его жены Рахили, скончавшейся при родах Вениамина. Поэтому Вениамин был прозван «сыном скорби». Единственный родной брат Иосифа. (обратно)1901
Малое усилие (фр.). (обратно)1902
Большое усилие (фр.). (обратно)1903
У Штейгера в публикации: «Мысли о младшем страдающем брате». (обратно)1904
Мой случай (фр.). (обратно)1905
Подчеркнуто два раза. (обратно)1906
Стихотворение Штейгера «Неужели навеки врозь?..». Опубликовано в журнале «Русские записки» (Париж; Шанхай. 1937. № 2. С. 122). (обратно)1907
Стихотворение Штейгера «Всё об одном… На улице, в бюро…» с изменением одной строки, предложенным Цветаевой, опубликовано там же (С. 123). (обратно)1908
Стихотворение Штейгера, которое разбирает Цветаева, в его сборниках и публикациях не обнаружено. Отсутствует оно и в его итоговом сборнике «2x2=4». (обратно)1909
Фелькнер Владимир Михайлович (1870–1945) — финансово-коммерческий деятель. Служил чиновником по особым поручениям в Европе (1910-1920-е гг.). Издавал в Швейцарии «Вестник Российской торговой палаты» (1917–1920). Один из руководителей Международного комитета по подготовке торжеств в Женеве, посвященных 100-летию со дня смерти А.С. Пушкина. (обратно)1910
Под ударом (фр.). (обратно)1911
Я буду любить тебя — даже мертвым. Не — до смерти, не: после смерти, а: мертвым (фр.). (обратно)1912
Итак (фр.). (обратно)1913
А.С. Головина. См. письмо к А.А. Тесковой от 23 февраля 1935 г. и коммент. к нему. (обратно)1914
Отправлений-и-возвращений (фр.). (обратно)1915
В кн. Письма Анатолию Штейгеру далее идет текст: «Этим определив мою сущность — и судьбу» В копии с оригинала, находящегося в распоряжении составителя (возможно, некачественного), эти слова отсутствуют. (обратно)1916
Рене — имя, которое было дано Рильке при крещении (см. книгу мужа дочери Рильке: Sieber Carl. Rilke Rene. Die Jugend Reiner Maria Rilke. Leipzig. 1932). Cp. также «…maman хотелось, чтобы я был девочкой, а не тем мальчиком, каким все-таки стал <…> каким-то образом я об этом проведал и взял себе за обычай стучать в дверь maman. Иногда она спрашивала, кто там, и я с восторгом отзывался: Софи. <…> Иногда я входил в почти девчоночьем домашнем платьице с вечно засученными рукавами. Я уже был Софи» (Рильке P.М. «Записки Мальте Лауридса Бригге». М., 1988. С. 81). Именем Райнер Рильке стал подписывать свои письма летом 1897 г. (обратно)1917
И утвердил себя (фр.). (обратно)1918
Рильке женился в возрасте 25 лет (1901). Жена — Рильке Клара (урожд. Вестхоф: 1878 1954), художник, скульптор. (обратно)1919
«Моя боль» (фр.). (обратно)1920
Из стихотворения Цветаевой: «Тридцатая годовщина / Союза — верней любви…» из цикла «Стол» (СС-2). (обратно)1921
Мой сосед Энальд… «Истории о господе Боге» (нем.). (обратно)1922
М.М. Штранге. (обратно)1923
Паттон Фантон де Верайон Петр Иванович (1866–1941) — контр-адмирал. (обратно)1924
Маленького Марселя (фр.). (обратно)1925
…le petit Marcel. — Марсель Пруст (1871–1922). Многие мемуаристы упоминают о том, что в светских салонах, завсегдатаем которых был молодой Пруст, его звали «Le petit Marcel» (Малыш Марсель). В последние годы жизни писатель стал затворником и почти не покидал своей комнаты, стены и потолок которой были обиты пробковым панно. …написать еще раз смерть Берготта… — В последнем романе Пруста «Обретенное время» из цикла романов «В поисках утраченного времени» описана смерть героя книги Берготта. В своем эссе «Трагическая жизнь Марселя Пруста» С. Цвейг писал о последних днях писателя: «…умирающий, он бросается навстречу неизбежной смерти с единственным оружием художника — со способностью наблюдать. Героически, до последнего часа, анализирует он свое состояние, и эти последние записи, внесенные им уже в корректуру, покажут смерть героя книги Берготта еще более выразительной, более правдивой, внесут в описание самые интимные детали, те последние, которые писатель знать не мог, которые известны лишь умирающему» (Собр. соч.: В 10 т. Т.10.: Терра, 1993. С. 445). (обратно)1926
Гейлингштадтское завещание. «Уже в 28 лет быть обреченным отказаться от жизни — это жестоко. Для художника — еще более жестоко, чем для кого бы то ни было» (нем.). (обратно)1927
Любящий (нем.). (обратно)1928
Огнестрасти (нем.). (обратно)1929
Новалис (наст. имя и фам.: Фридрих фон Харденберг; 1772–1801) — немецкий писатель, поэт, философ. Представитель немецкого романтизма. (обратно)1930
Брентано Клеменс (Brentano Clemens; 1778–1842) — немецкий писатель, последние годы страдал депрессией. (обратно)1931
На высоте… в пещере (нем.). (обратно)1932
Ныряния (фр.). (обратно)1933
Курортный поезд (фр.). (обратно)1934
Ср. в очерке «Пленный дух»: «Держа в руках подробнейший трогательнейший рукописный и рисованный маршрут — в мужчинах того поколения всегда было что-то отеческое, старинный страх, что заблудимся, испугаемся, где-нибудь на повороте будем сидеть и плакать, — маршрут мало в стрелках и в крестиках, но с трамваями в виде трамваев, с нарисованным вокзалом и, уж конечно, собственным, как дети рисуют, домиком: вот дом, вот труба, вот дым идет из трубы, а вот я стою…» и т д. (СС-4. С. 250). (обратно)1935
Муравьев-Апостол Владимир Владимирович (Муравьев-Апостол-Коробьин; 1864–1937) — бывший камергер Высочайшего двора. Председатель Пушкинского комитета в Женеве. Гонч-Оглуев Христофор (Федор) Степанович (правильно: Генч-Оглуев; 1874–1937) — меценат, благотворитель, член Совета Российского торгово-промышленного и финансового союза в Париже (как и В.М. Фелькнер). Казначей Пушкинского комитета в Женеве. (обратно)1936
Имеются в виду выступления Цветаевой на пушкинских вечерах. (обратно)1937
Из стихотворения Цветаевой «Чтоб высказать тебе… да нет, в ряды…» из цикла «Провода» (1923) (СС-2. С 176). (обратно)1938
Кроме образованного в Париже в феврале 1935 г. Пушкинского зарубежного комитета по подготовке и проведению 100-летней годовщины со дня смерти поэта (председатель — В.А. Маклаков, товарищи председателя — И.А. Бунин, П.Н. Милюков, М.М. Федоров), подобные комитеты были созданы еще в 36 странах. (обратно)1939
Суворов Александр Васильевич (1729-1800) — русский полководец, генералиссимус. Жена Фелькнера — Петкович Вера Андреевна была его пра-пра-правнучкой. (обратно)1940
Посвященный (нем.). (обратно)1941
Александр III (1845–1894) — российский император с 1881 г. (обратно)1942
Финансовый и торговый атташе (фр.). (обратно)1943
Цветаева называет имена членов Международного Пушкинского комитета в Женеве. Robert Traz (Роберт де Траз; 1884–1951) — швейцарский писатель, прозаик. Chenevière (Шеневьер Жак; 1886–1976) — швейцарский писатель-новеллист (франкоязычный). Bemen Bouvier (Бувье Бернар) — писатель, профессор Женевского университета. Ziegler (Циглер Хенри; 1885 — ок. 1970) — швейцарский писатель (франкоязычный). (обратно)1944
Т. е. за счет своих французских переводов Пушкина. (обратно)1945
Дмитрий Владимирович Цветаев (1852–1920) — брат И.В. Цветаева, историк, публицист, педагог. Около двадцати лет преподавал историю в Варшавском университете. Барсов Николай Павлович (1839–1889) — историк, профессор Варшавского университета. На его похоронах 23 ноября 1889 г. Д.В. Цветаев выступал с прощальной речью. Союз русского народа — черносотенная организация (1905–1917). Распущен после Февральской революции. (обратно)1946
Чувства, страсти (фр.). (обратно)1947
Предок Фелькнера… — о ком пишет Цветаева, неизвестно. В роду Фелькнеров был ряд крупных горных инженеров: Николай Александрович (1817–1878) — горный инженер, член Горного совета; Иван Федорович (XVIII в.) — управляющий золотыми приисками; Федор Иванович (1802 1877) — горный инженер, член Горного совета. Горный институт был учрежден в Санкт-Петербурге в 1773 г. в царствование Екатерины II. В известной нам литературе не отражена роль предка Фелькнера в разработке его устава. В каталоге отдела минералогии Горного института действительно числится минерал под названием «фелькнорит», однако в честь какого именно Фелькнера он так назван — неясно. Кроме того, никто из семьи Фелькнера не мог служить при Анне Иоанновне (1693–1740). (обратно)1948
Савина Мария Гавриловна (урожд. Подраменцева; 1854–1915) — актриса Александрийского театра. …бывший секретарь… сводит Художественный театр с немцами — В.М. Фелькнер, находясь в конце 1890-х гг. в Берлине (служил помощником российского финансового агента), помогал М.Г. Савиной и ее издателю, Анатолию Евграфовичу Молчанову (1856–1921; третий муж М.Г. Савиной) берлинскими публикациями о гастролях савинской группы для будущей книги. (См.: Русское сценическое искусство за границей. Артистическая поездка М.Г. Савиной в Берлин и Прагу. СПб., 1909.) (обратно)1949
А.П. Чехов умер в Германии, куда в начале июня 1904 г. уехал для лечения туберкулеза. Гроб с телом Чехова был перевезен в Москву. Захоронение состоялось на Новодевичьем монастырском кладбище. (обратно)1950
Ольга Леонардовна Книппер-Чехова (1868 1959) — актриса МХТ, жена A. П. Чехова. (обратно)1951
Пушкинские переводы Цветаевой воспринимались неоднозначно. B. Вейдле писал по этому поводу: «Для русского уха переводы эти прекрасны, но как только я перестроил свое на французский лад, я и сам заметил, что для французов они хорошо звучать не будут» (Годы эмиграции. С. 266). См. также письмо к В.В. Вейдле от 26 мая 1937 г. и коммент. 2 к нему (СС-7. С. 638) (обратно)1952
В воображении Цветаевой возникает картина, сложившаяся из разных лиц и событий. Вильгельм, надевающий брошку Савиной… — Речь идет об эпизоде, имевшем место в 1899 г. во время гастролей Савиной в Берлине. После спектакля «Василиса Мелентьева» (по пьесе А.П. Островского) присутствующий на нем германский император Вильгельм II (1859–1941) пригласил в свою ложу исполнительниц главных ролей, Савину и Стравинскую (играла царицу Анну) На следующий день в письме к И.А. Всеволожскому Савина писала о встрече с императором: «Удостоена высочайшей благодарности и подарка, браслет (курсив наш. — Сост.), осыпанный рубинами с бриллиантовым орлом, — переданного собственноручно. Его величество был в русском мундире, окружен свитой. …выразил много лестного по моему адресу. …подобную же брошь (курсив наш. — Сост.) получила актриса Стравинская» (Указ. изд. С. 84 85). Стравинская Инна Александровна (1876–1970) — актриса. Лига Наций — международная организация, учрежденная в 1919 г. и имевшая целью развитие сотрудничества между народами. Савинков Борис Викторович (1879 1925) — один из руководителей боевой эсеровской организации; во Временном правительстве — управляющий военным министерством; руководитель ряда восстаний против Советской власти, эмигрант; в 1924 г. при переходе через советскую границу был арестован и по официальной версии покончил жизнь самоубийством. Львов Георгий Евгеньевич, князь (1861–1925) — земской деятель, один из руководителей Земгора. В 1917 г. (март — июль) — глава Временного правительства. В 1918 г. эмигрировал во Францию Литвинов Максим Максимович (наст, имя и фам. Макс Валлах; 1876–1951) — государственный партийный деятель. С 1918 г. — член коллегии Наркоминдела. (обратно)1953
По-видимому, описка Цветаевой, и речь идет о Игоре Платоновиче Демидове (см. письмо к нему от 1933 г.); был ближайшим сотрудником П.Н. Милюкова в редакции «Последних новостей». (обратно)1954
Листочек не сохранился. (обратно)1955
Гора Бризон (фр.). (обратно)1956
Штейгер Анна Петровна (урожд. Михайлова; 1882–1967). (обратно)1957
Она думает о Вас (нем.). (обратно)1958
Стефания Баденская — дочь герцога Клода Богарне (1756–1819), в 1806 г. вышла замуж за герцога Баденского. …сложное родство — жена Наполеона, Жозефина, первым браком была замужем за виконтом Александром Богарне (1760-1794), представителем старшего из рода Богарне (Клод, муж Стефании, относился к младшей линии рода). …ее сыном — см. коммент. 3 ниже. (обратно)1959
Вассермана знаете? Дело Маурициуса — Эктцель Андергаст — Каспар Хаузер (нем.). Wassermann (Вассерман) — см. письмо к О. Орби от 1935 г. и коммент. 2 к нему. (Der) Fall Maurizius (1928) — Etzel Andergast (1931) — часть трилогии Вассермана о жизни немецкой молодежи. Kaspar Hauser — Гаспар Гаузер или Каспар Хаузер (1812–1833) — загадочный юноша, появившийся в 1828 г. в Нюрнберге: он почти не умел говорить, ничего не знал о своем происхождении, так как всю свою сознательную жизнь провел в одиночном заключении. Существовала версия, что он — похищенный сын Стефании Богарне Наполеон, приемной дочери Наполеона Бонапарта, жены Великого герцога Баденского Карла-Людвига-Фридриха. (обратно)1960
Виньи — Дневник поэта (фр.). — Речь идет о посмертном издании «Дневника поэта» (1867) французского писателя Альфреда де Виньи (1797–1863). По свидетельству дочери, Цветаева любила также книгу де Виньи о судьбах поэтов «Стелло, или Голубые бесы» (Эфрон А. О Марине Цветаевой. М., 1989. С. 367). В письме к Н.П. Гронскому от 6 октября 1928 г. Цветаева писала об этой книге (Paris, Fernand Baldensperger, 1925): «Посылаю тебе Stello, читай не пропуская ни строчки… и скажи мне потом — не крупнейшая ли вещь на французском языке за все прошлое столетие?» (Письма 1928–1932. С. 188). (обратно)1961
См. письмо к А А. Тссковой от 16 сентября 1936 г. (обратно)1962
В ответном (единственном сохранившемся) письме от 18 сентября 1936 г. Анатолий Штейгер пишет Цветаевой:18 сентября 1936 Какое счастье, что Вы не отложили отсылки стихов хотя бы на один день. Я бы их тогда наверное не получил. Мне такие стихи…[2101] Впрочем, все Ваши письма были как эти стихи. Вчерашнее письмо… Да, Вы можете быть, если захотите — «ледянее звезды». Я всегда этого боялся, (всегда знал эту Вашу способность) — и поэтому в первом же своем письме на 16 страницах — постарался Вам сказать о себе всё, ничем не приукрашиваясь, чтобы Вы сразу знали, с кем имеете дело и чтобы Вас избавить от иллюзии и в будущем — от боли. Я предупреждал Вас, Марина, (в этом письме, правда, было сказано всё — и о «Монпарнасе» и даже о milieu[2102]) — и в последующих всех письмах я всегда настаивал на том же самом. Между моим этим письмом на 16 страницах и моим письмом последним — нет никакой разницы. Ни в тоне, ни в содержании, ни в искренности, — никакой. Но зато какая разница в Ваших ответах на эти письма… После первого Вы называли меня сыном, — после последнего Вы «оставляете меня в моем ничтожестве». Объясняю это себе тем, что в моих письмах Вы читали лишь то, что хотели читать. Вы так сильны и богаты, что людей, которых Вы встречаете, Вы пересоздаете для себя по-своему, а когда их подлинное, настоящее всё же прорывается, — Вы поражаетесь ничтожеству тех, на ком только что лежал Ваш отблеск, — потому что он больше на них не лежит. Вы совершенно правы, конечно, Вы «визионер». Но каково тем, кого Вы «увидите», насмотритесь и потом — перестаете видеть. Меня Вы не полюбили, а по-русски «пожалели», за мои болезни, одиночество, — хотя я и отбивался всё время и уверял Вас, что мои немощи физические, — для меня второстепенное, что я жду от Вас помощи не от них, а от совсем другой и почти неизлечимой болезни. Потому что, когда мне нужен врач, — я иду к врачу, когда мне нужны деньги — иду к моим швейцарцам, — к Вам же я шел, надеясь получить от Вас то, что ни врачи, ни швейцарцы мне дать не в состоянии. Вы же в ответ: — Да, Вы больнее, чем я думала, — и сразу: — «холоднее звезды». Марина, помните, как в одном из моих писем из Берна, я писал, что боюсь причинить Вам боль, но боюсь также и боли, которую причинить мне можете Вы. Потому что до «встречи» с Вами я, — не слова, — больше уже ни на что не надеялся и не хотел надеяться. Вы обещали мне, что Вы мне никогда боли не сделаете, — не обвиняю Вас, что Вы не сдержали своего обещания: Вы, ведь, это обещали мне воображенному, а не такому, каков я есть. «Чем же и кем же нужно быть», чтобы ждать откровений от Адамовича… Вспоминаю беспощаднейшую и остроумнейшую correction[2103], которую Вы прописали Адамовичу в Благонамеренном[2104]. Но Адамович пишет ведь не только капризные критические статьи по газетам. Если Вы читали его Комментарии в Числах и Совр<еменных> Зап<исках>[2105], «Рамона Ортиса» в Числах[2106], некоторые его стихи, то неужели Вы всё же будете обвинять и Адамовича в ничтожестве… Но этот спор бесполезен, я не хочу спорить с Вами, выискивать аргументы, чуть ли не «полемизировать», — Вы меня благодарите за лето, — я благодарю Вас за чудо:
Behüt Dich Gott! es war zu schön gewesen —
Behüt Dich Gott — es hat nicht sollen sein
1963
Ибо где я согнут — я солган… (пер. с нем. М. Цветаевой). — См. коммент. 1 к письму к А.Э. Берг от 4 марта 1935 г. (обратно)1964
От vision — мечта, видение (фр.). — По поводу «визионерства» Цветаевой см. в письме А. Штейгера. (обратно)1965
По-видимому, Цветаева благодарит Штейгера за фотографию могилы Рильке (на кладбище близ поселка). См. также письмо к А.А. Тесковой от 16 сентября 1936 г. (обратно)1966
Храни тебя Бог, это было бы слишком прекрасно!
Храни тебя Бог, этому не суждено было быть (нем.).
1967
Правильно — 8 октября. Согласно правилам, к датам прошлого века прибавляется 12 дней. Разница в 1 день у Цветаевой образовалась из-за того, что к датам церковных праздников (она родилась в день Иоанна Богослова), отмечавшихся в начале века по старому стилю, при переходе на новый стиль прибавлялось 13 дней. (обратно)1968
Цветаева и А. Бем, действительно, по-разному оценивали творчество брата и сестры. А. Бем критически относился к поэзии А. Штейгера. «Очень „прост“ в своей поэзии А. Штейгер. Но прост не „простотой“, а тем, что за этой простотой ничего нет. Это голая форма простоты и пустоты», — писал в 1934 г. критик (Бем А. Письма о литературе. Praha, 1996. С. 179). Зато иная картина была в его отношении к стихам А. Головиной. Во вступительном слове на вечере Аллы Головиной в Праге осенью 1933 г. Бем охарактеризовал ее как «настоящего поэта во всей полноценности этого слова» (Там же. С. 150). (обратно)1969
…немецкую книгу — Цветаева просила Штейгера о книге: «о которой я давно — третий год — мечтаю, книге, которую — будь я — не я — я бы давно себе подарила. Sigrid Unsed: Christin Laurins-tochter. 1. Theil. Der Kranz.» (Сигрид Унсед: Кристин — дочь Лавранса. Часть]. Венок. — нем.) (Письма 1928-1932. С. 528). (обратно)1970
На высоту (нем.). (обратно)1971
Накануне отправки письма к Тесковой Цветаева получила от Штейгера сообщение, где он, по-видимому, обмолвился о предстоящей встрече в Париже с Адамовичем. Ответ Цветаевой был категоричен: «Там, где нужен Адамович — не нужна я́, упразднена я́, возможен Адамович — не возможна я…» (Письмо А.С. Штейгеру от 30 сентября 1936 г., см.) Сохранилась дневниковая запись А. Штейгера (от 1 января 1937 г.), которая дополняет уже известную историю взаимоотношений Цветаевой и Штейгера и разрыва между ними, которую составитель приводит с некоторыми сокращениями и которую следует рассматривать с учетом содержания сентябрьских писем Цветаевой Штейгеру: «Вчера пришло письмо от Марины Цветаевой, в котором она сообщает, что не хочет перетаскивать в новый год того, что было в старом, и поэтому говорит мне „все“. Что она говорит… Между прочим, теперь я уверен (раньше у меня этой уверенности не было), что то ужасное ее письмо от 15 сентября было продиктовано ненавистью к Адамовичу или даже ревностью. Как она может думать, что наши отношения после этого письма могли оставаться прежними… Написал ей следующее, очень искренно (правда, я мечтал о ее дружбе и от этой дружбы ожидал почти чуда): „Марина, Вы спрашиваете, что случилось между моими тебе зовами к вам и последующим „молчанием, отписками, оттяжками, изъявлениями благодарности“? Вы не знаете, что случилось? „Случилось“ Ваше письмо от 15 сентября, которое меня убило своей незаслуженностью и неожиданностью — так черепица падает с крыши на ничего не ожидающего прохожего, — своим ледяным тоном, своим пренебрежением, почти брезгливостью, своей безжалостностью — Вы, ведь, знали, что помимо самой настоящей невыдуманной болезни, я был как и всегда почти без сил от привычного отчаяния перед жизнью и вообще всем, — Вы все это знали и все же Вы это письмо мне написали и мне отослали… Я был всегда с Вами честен до конца и еще в моем первом письме сделал все, чтобы себя не приукрасить. Вы знали, что я такое (или должны были знать), пока случайная моя фраза о том, что я сижу на Монпарнасе и люблю говорить с Адамовичем (но ведь это было и в первом письме) — Вас не поразила (в первом моем письме Вы об этом наверное просто не захотели читать, этого не заметили), — не поразила Вас настолько, что Вы изменили ко мне все Ваше отношение и, вместо слов и тона, к которым я привык и которых я ждал, — я услышал чужой пренебрежительно ледяной голос о том, что Вы „не распластываетесь перед духовной немощью“, что Вы „холоднее звезды“ говорите „нет“, — что „ноги сами выносят Вас из всякого ложного положения…“ У меня руки опустились. Я не спорю, ни о чем не спорю, — конечно, ничтожество — ничтожно, конечно Монпарнас не Бог весть какое достойное место (только Адамовича не отдам, он говорит замечательные вещи), — да и фраза моя о Монпарнасе и Адамовиче вероятно была неловкая, — но меня просто оглушило то, что Вы, после всех Ваших слов высокого человеческого внимания, высокой любви, высокой дружбы, — вдруг нашли возможность со мной говорить таким тоном и таким ужасным голосом… И я сразу сделал вывод, — значит, никогда меня не любила, значит, не я, такой как я есть, нужен (о Монпарнасе можно было написать, что он ничтожен, но если бы это писалось человеку, которого любишь, — то слова бы пришли совсем иные, и тон иной, — более даже убеждающие в ничтожестве Монпарнаса и могущие действеннее помочь из „Монпарнаса“ выбраться), — значит любила не меня, а кого-то воображенного, на меня не похожего, — если даже руку не смогла остановить самая обыкновенная жалость и пощады не было уже до конца… На наши отношения я смотрел как на чудо и я верил Вам… Я думал, что Вы мне поможете жить, снова жить научите, заразите своей жизнью. Вместо этого Вы вдруг резко выдернули руку…» (Цит. по кн.: Письма к Анне Тесковой. 2008. С. 449-450). (обратно)1972
Большую часть моего лета (фр.). (обратно)1973
См. письмо к А.С. Штейгеру от 1 сентября 1936 г. и коммент. 9 к нему. (обратно)1974
Письмо представляет собой вариант чернового наброска письма из рукописной тетради, по которому он был опубликован А.С. Эфрон (Новый мир. 1969. № 4. С. 185). В черновой тетради сохранились варианты наброска этого письма (один из них см. ниже). В последнем случае Цветаевой проставлена точная дата написания письма. (обратно)1975
Колонна, установленная на Вандомской площади в Париже (1806–1810) в честь победы Наполеона. (обратно)1976
Из «Записок Мальте Лауридса Бригге» Рильке. Ср. в первом издании «Записок» на русском языке: «Так, следовательно, это сюда (в Париж. — Сост.) отовсюду стекаются люди, чтобы пожить, а мне сдается, что скорее умирать» (М.: Книгоиздательство К.Ф. Некрасова. 1913. T. 1. С. 1. Пер. Л. Горбуновой). (обратно)1977
Мюргер — французский писатель Анри Мюржэ (1822–1861), прошедший школу первых литературных навыков в среде аристократической богемы. Автор книг «Сцены из жизни богемы», «Сцены из жизни молодых людей» и пр. (обратно)1978
…«смотр поэтов» — вероятнее всего, речь идет о большом вечере поэтов, состоявшемся 18 февраля 1936 г. в Salle des Sociétés (а не в Salle Trocadéro, как пишет Цветаева.) Предполагалось, что в вечере примут участие более тридцати поэтов. См. также письмо к А.А. Лесковой от 15 февраля 1936 г. (обратно)1979
Автора строк, прозвучавших на вечере, установить не удалось. (обратно)1980
В тетради описка Цветаевой. Письмо написано 16 сентября (в 1936 г. это среда), в один день с письмом к А.А. Тесковой (см. выше). (обратно)1981
Н.П. Гронский. (обратно)1982
Сестра А.С. Штейгера, А.С. Головина. См. письмо к А.А. Тесковой от 23 февраля 1935 г. и коммент. 1 к нему. (обратно)1983
Чурилин Тихон Васильевич (1885–1946) — поэт. Короткое время был другом Цветаевой. Ему она посвятила в 1916 г. стихи «Не сегодня-завтра растает снег…» и «Голуби реют серебряные, растерянные, вечерние…» (СС-1). Чурилин посвятил Цветаевой книгу «Из детства далечайшего. Главы из поэмы» (1916). (обратно)1984
Быть может — умру… — из поэмы Т.В. Чурилина «Кроткий катарсис» («Альманах муз». Пг.: Фелана, 1916). Эти строки Цветаева цитирует дважды в очерке «Наталья Гончарова», когда пишет о его книге «Весна после смерти» (М.: Альциона, 1915) (СС-4. С. 73–74, 111). (обратно)1985
Иванов Вячеслав Иванович (1866–1949) — поэт, переводчик, философ. Цветаева познакомилась с ним в мае 1920 г. Разговор, о котором пишет Цветаева, мог произойти в 1920 г. (а не в 1921 г., к этому времени В.И. Иванов уже уехал в Баку). См. письма Цветаевой к нему (Письма 1905–1923. С. 298–308). (обратно)1986
Правильно: Ressurrexit — воскрес (из мертвых) (лат.) (обратно)1987
См. коммент. 9 к письму З.А. Шаховской от 5 июня 1936 г. (обратно)1988
Идол из черного дерева, привезенный З.А. Шаховской из Африки. (обратно)1989
Речь идет об усилившихся разногласиях внутри редакции журнала. В 1936 г. М.В. Вишняк, один из редакторов, отказался от содержания, которое он получал от журнала, и снял с себя все технические функции редактора. «Руднев перенял их и стал единоличным администратором „Современных записок“, а затем фактически и единоличным редактором: сначала еще по консультации со мной а потом и без предварительного осведомления меня о своих планах и решениях», — писал позднее М.В. Вишняк, как бы подводя итог расколу редакции (Вишняк М. «Современные записки»: Воспоминания редактора. С 320). В своей книге Вишняк подробно излагает всю историю и причины кризиса в редакции (См.: Там же. С. 294–330). (обратно)1990
Вероятнее всего, речь идет о написанном в августе цикле «Куст», опубликованном в № 62 «Современных записок» (вышел в декабре 1936 г.). (обратно)1991
Мать А.А. Тесковой скончалась 20 сентября 1936 г. Цветаева получила от А. Тесковой траурное извещение: «Всем, кто в последний раз увидит нашу дорогую мамочку, от нас в эти минуты наша глубокая благодарность. Анна и Августа Тесковы. В Праге-Жижикове 26 сентября 1936» (пер. с чешск.). (обратно)1992
Три последние строфы стихотворения А.С. Пушкина «Брожу ли я вдоль улиц шумных…»: «…И где мне смерть пошлет судьбина? / В бою ли, в странствии, в волнах? / Или соседняя долина / Мой примет охладелый прах? // И хоть бесчувственному телу / Равно повсюду истлевать, / Но ближе к милому пределу / Мне всё ж хотелось почивать. // И пусть у гробового входа / Младая будет жизнь играть, / И равнодушная природа / Красою вечною сиять» (1829) (обратно)1993
Сестра А.А. Тесковой — Августа Антоновна (1878–1960), учительница. (обратно)1994
Не исчезнуть, не пропасть без вести, только быть впереди! (нем.) (обратно)1995
Спа — место или город с целебными источниками. (обратно)1996
С.Я. Эфрон еще находился в Шато д’ Арсин (Верхняя Савойя). (обратно)1997
Подчеркнуто трижды. (обратно)1998
Слова А. Штейгера из письма к Цветаевой от 18 сентября 1936 г. (обратно)1999
См. письмо от 16 сентября 1936 г. (обратно)2000
Стихотворение Цветаевой из цикла «Комедьянт» (1918; СС-1). (обратно)2001
Штейгер пытается защитить Адамовича (см. его письмо от 18 сентября 1936 г.). Позднее, в письме к Ю.П. Иваску (18 декабря 1936 г), Цветаева назовет Штейгера «выкормышем» Адамовича. (обратно)2002
…внимая ужасам войны… — начальная строка стихотворения без названия Н А. Некрасова (1855). Написано под впечатлением от Крымской войны. (обратно)2003
— А сердце ему сказало: — Не ушибся ли ты, малыш? (фр.) (обратно)2004
Шуберт Франц (1797-1828) австрийский композитор. О неразделенной любви Шуберта к графине Каролине Эстергази один из его современников писал: «Ей он остался верен до конца своих дней. Каролина ценила Шуберта, ценила его гений, но не отвечала на его любовь…» (Гольдшмидт Г. Франц Шуберт. Жизненный путь. М.: Государственное музыкальное издательство, 1960. С. 261). См. также письмо к А.А. Тесковой от 21 ноября 1934 г. о фильме «Неоконченная симфония». (обратно)2005
См. коммент. 5 к письму к А.С. Штейгеру от 12 сентября 1936 г. (обратно)2006
Из стихотворения Цветаевой «Обнимаю тебя кругозором…» из цикла «Стихи сироте», обращенного к А. Штейгеру (СС-2). (обратно)2007
Подчеркнуто два раза. (обратно)2008
Марка алкогольного напитка (фр.). (обратно)2009
Ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27, л. 87. (обратно)2010
Дорогая госпожа… простите… очарован… дорогая… моя дама (Дама!)… прощение… очарование (фр.). (обратно)2011
Святые мученицы Вера, Надежда, Любовь и их мать София празднуются 30 сентября (17-го по старому стилю). Мученица Ариадна празднуется на следующий день. (обратно)2012
Сергиев день. — День памяти преподобного Сергия Радонежского, скончавшегося 25 сентября 1392 г. По новому стилю: 8 октября. Цветаева приглашает друзей на свой день рождения (8 октября). (обратно)2013
Описка Цветаевой. Правильно: 5-го октября (понедельник). (обратно)2014
Датируется условно по расположению в черновой тетради. Письму предшествует запись «Ответ на письмо отосланное 1-го (получила сейчас, 21-го Октября)» и варианты строк стихотворения «Когда я гляжу на летящие листья…», датированные также 21 октября. (обратно)2015
Благодарю, дамы, я отказываюсь (нем.). Из баллады Ф. Шиллера «Der Handschuh» («Перчатки», 1797). (обратно)2016
По божьей воле и пою / Как птичка в поднебесье, / Не чая мзды за песнь свою — / Мне песнь сама возмездье! (нем.) (Пер. Ф. Тютчева). Из стихотворения И.В. Гёте «Der Sänger» («Певец», 1827). (обратно)2017
Кровь из души (сердца) шла (нем.). Источник цитаты не обнаружен. (обратно)2018
Кровь — песня — поток… лишь бы проникала, пронзала (нем.). (обратно)2019
…(кто «Леня»… — Л.И.(А.) Каннегисер. См. о нем коммент. 2 к письму к В.В. Рудневу от 6 мая 1936 г. См. «Нездешний вечер» (СС-4). (обратно)2020
Письмо М.В. Сабашниковой. См. письмо к В.В. Рудневу от 19 мая 1933 г. и коммент. 2 к нему. (обратно)2021
…записью моей тогда шестилетней дочери о Блоке… — Запись от 15 мая 1920 г. «Вечер Блока» юной Ариадны см. в кн.: Эфрон А. С. 87–89. (обратно)2022
…вещь, никому не понадобившись. — Об обстоятельствах неудачи Цветаевой с публикацией прозы о Блоке см. письма к В. В. Рудневу от 5 и 24 июля 1934 г. (обратно)2023
Просьба Цветаевой относительно обращения в «Современные записки» была исполнена Балакшиным незамедлительно. Повлияло ли это письмо на решение редакции журнала, неизвестно, но в № 64 «Современных записок» (1937) «Мой Пушкин» Цветаевой был опубликован. Хотя В.В. Руднев был «не уверен, что о Пушкина она смогла бы дать столь же блестящую статью, как о ряде своих современников» (Письмо В.В. Руднева П.П. Балакшину — Современник. С. 65). (обратно)2024
Лебедев Владимир Иванович (1884–1956) — журналист, политический и общественный деятель, эсер. В эмиграции с 1919 г., жил в Праге, Белграде, Париже. Соредактор журнала «Воля России». (обратно)2025
См. письмо к А.А. Тесковой от 24 сентября 1936 г. и коммент. 1 к нему. (обратно)2026
Ходасевич О.Б. См. коммент. 4 к письму к В.Ф. Ходасевичу от 26 декабря 1934 г. (обратно)2027
Письмо без даты. Хронологически помещено здесь условно (с учетом частых встреч в это время Цветаевой с адресатом). (обратно)2028
В октябре 1936 г. И.А. Бунин ездил в Прагу с выступлениями. По дороге, в немецком городе Ландау, он подвергся унизительному таможенному досмотру. (обратно)2029
Заключительная строфа стихотворения Цветаевой «Германия» («Ты миру отдана на травлю,», 1914). СС-1. (обратно)2030
Все происшедшее с ним И.А. Бунин подробно изложил в письме в редакцию «Последних новостей», напечатанном под заголовком: «Злоключения И.А. Бунина в Германии: русского академика, нобелевского лауреата подвергли на границе неслыханному унижению и издевательствам» (1936, 1 ноября), Это событие вызвало бурю негодования в эмигрантской прессе. Так, в рижской газете «Сегодня вечером» Бунин повторил свой рассказ о происшедшем: «Я стоял перед ним раздетый, разутый, — он сорвал с меня даже носки, —весь дрожал и стучал зубами от холода и дувшего в дверь сырого сквозняка, а он залезал пальцами в подкладку моей шляпы, местами отрывая ее, пытался отрывать даже подошвы моих ботинок… Меня долго вели через весь город под проливным дождем. Когда же привели, ровно три часа осматривали каждую малейшую вещицу в моих чемоданах и в моем портфеле с такой жадностью, точно я был пойманный убийца, и все время осыпали меня кричащими вопросами, хотя я уже сто раз заявлял, что не говорю и почти ничего не понимаю по-немецки…» (1936, 3 ноября). (обратно)2031
Вера Алексеевна Зайцева (урожд. Орешникова; 1878–1965) — жена писателя Б.К. Зайцева. Зайцевы много помогали Цветаевой в 1920-е и 1930-е гг. С 1924 г. жили в Париже. Их дочь Наталия была подругой Ариадны Эфрон См. письмо к Б.К. и В.А. Зайцевым от 11 января 1932 г. (Письма 1928-1932. С. 518). (обратно)2032
Заключительные строки стихотворения Ф. Тютчева «Она сидела на полу…». (обратно)2033
Чувствительность (фр.). (обратно)2034
На письме Цветаевой вверху рукой В.Н. Буниной написано: «К аресту в Ландау»; внизу справа — рукой И.А. Бунина: «Марина Цветаева» (ВРХД. С. 194). (обратно)2035
Речь идет о состоявшемся в августе 1936 г. открытом процессе Зиновьева и Каменева. Среди многочисленных обращений и резолюций собраний «трудящихся» с требованием высшей меры наказания, заполнивших страницы газет, в «Правде» от 21 августа было опубликовано групповое письмо литераторов под заглавием «Стереть с лица земли!». Пастернак вынужден был поставить под ним свою подпись. (Подробнее см.: Флейшман Л. Борис Пастернак в тридцатые годы. Jerusalem, 1984. С, 366–370.) (обратно)2036
Дуинезских элегий (нем.). Приложенная к письму «Элегия» Рильке, обращенная к Цветаевой, была написана им 8 июня 1926 г., в разгар переписки между ними. Стихотворение примыкает к известному сборнику Рильке «Дуинезские элегии». (Подробнее см.: «Небесная арка». С. 277–278). (обратно)2037
Подчеркнуто дважды. (обратно)2038
Цветаева неточна. 10 августа 1926 г. Рильке пишет стихотворение «Ни разума, ни чувственного жара…», обращенное к поэту Карлу Ланцкоронскому. Запись последнего стихотворения Рильке («Ты — цель последняя моих признаний…») относится к середине декабря 1926 г., т. е. сделана за две недели до смерти. (обратно)2039
Рильке умер 29 декабря 1926 г. (обратно)2040
Цветаева, переписав «Элегию» для А. Тесковой, предваряет ее строками из письма Рильке к ней. «Элегия» приведена в переводе Виктора Франка. (Впервые опубликована в ВРХД. Париж; Нью-Йорк. 1972. № 106. С. 243-244). Непосредственным поводом для включения в книгу этого перевода вместо прежних послужило письмо переводчика, адресованное 1 декабря 1969 г. литератору Вадиму Владимировичу Морковину (1906–1973). «Милый Вадим! Не знаю, вспомните ли Вы меня: мы с Вами встречались в допотопные времена, в 1930-1931 гг. в Вашей Праге. Я с радостью сначала узнал о Вашем литературоведческом труде, а затем сам весьма внимательно ознакомился с ним. Вы оказали огромную услугу цветаевоведению, и отныне о Цветаевой нельзя будет писать, не привлекая в качестве одного из главных источников Вашего труда. Очень надеюсь, что Вам удастся выпустить второе издание „Писем“ надеюсь отчасти из-за того, что в первом издании есть целый ряд погрешностей в области немецкого языка… В частности, текст стихотворения Рильке и напечатан с опечатками, и переведен с ошибками… Я позволил себе сделать новый перевод рильковского стихотворения — далеко не совершенный (я — не поэт!), но все же более близкий к подлиннику, чем тот, который Вы печатаете в примечании» (Архив В.В. Морковина). Виктор Семенович Франк (1909–1972), радиожурналист, литературовед, эссеист, переводчик. Сын философа С.Л. Франка. Автор статей о Пастернаке, Ахматовой, Солженицыне, о России, русской культуре и др. Его перу принадлежит перевод романа Дж. Джойса «Портрет художника в юности». Более пятнадцати лет он работал на радио «Свобода», был его руководящим сотрудником.…Я написал тебе сегодня целое стихотворение, сидя среди виноградников, на теплой (но, к сожалению, еще не совсем прогретой) стене и останавливая ящериц его звучанием. Замок Мюзо на Сьерре (Валэ), Швейцария 8-го июня 1926 г., вечером
ЭЛЕГИЯ ДЛЯ МАРИНЫ
О, эта гибель в мирах, Марина, эти падающие звезды!
Нам ее не умножить — куда б, к какой звезде мы ни рвались!
В мире давно все подсчитано.
Падающий не уменьшает святого числа.
Каждое жертвенное падение падает в первоисточник и целит!
Что ж, неужели всё — только игра, перемещение равного, сдвиг?
Всё безымянно? Не укоренено в чем-то родном?
Волны, Марина? Мы — волны! Глубь, Марина? Мы — небо!
Почва, Марина? Мы — почва, мы тысячекратно — весна, как жаворонки,
Которых звенящая песнь бросает в незримую высь!
Начинается всё с ликования: и вот оно нас захватило.
Но вдруг наша плоть обращает песнь долу стенаньем.
Стенанье? Но разве оно не новый восторг, долу идущий?
Ведь и подземные боги жаждут хвалы, Марина.
Боги невинны как дети: они хотят быть хвалимы.
Так хвали ж, моя радость! Давай расточаться в хвале.
Мы ведь ничем не владеем. Еле-еле трогаем стебли
цветов ненадломленных. Я видел это на Ниле, в Ком Омбо:
Так, Марина, от даров отрекаясь, жертву приносят цари.
Так же как ангелы ходят, отмечая двери спасённых,
так и мы трогаем то, что нам кажется хрупким.
Ах, мы уж так далеко, мы так затерялись, Марина,
даже в самом насущном мы — только знакоподатели.
Но это тихое дело — когда один из нас, дойдя до предела,
решает схватить — оно мстит нам и убивает.
Ибо мы замечали по его сдержанной неге,
по странной силе его, которая нас из живущих
делает выжившими, что у него смертоносная сила.
Не-бытие: ты ведь знаешь, как часто
нёс нас слепой приказ к ледяному преддверью
второго рождения… Нёс? нас? Нет, тело с глазами,
не желавшими видеть, под бессчетными веками. Нёс
ввергнутое в нас сердце всего рода людского.
К цели птиц перелётных нёс он всю стаю —
образ реющих наших преображений.
Любящим, Марина, не надо знать столько о гибели.
Они должны оставаться младыми. Лишь их могила стара,
лишь их могила всё помнит в тени плакучего дерева.
Только могила их рушится; они же сами гибки как прутья.
И когда их чрезмерно сгибает, их свивает в венок.
Как они осыпаются в майском ветру! От вечности,
в которой ты дышишь и чуешь, их отделяет мгновенье.
(О, как я чую тебя, женский цветок на том же
непреходящем кусту. Как я отдаю себя ветру ночному,
который скоро коснется тебя). Рано учатся боги
притворяться неполными. Мы же, втянутые в водоворот,
ищем, как серп луны, полноты.
Даже при истекающих сроках, даже в дни перехода,
Нам ничто не вернет полноты, кроме
нашего одинокого шествия над спящей страной.
2041
Датируется по содержанию: согласно пометке: пятница, которая приходится на 20 ноября. По штемпелю письмо отправлено в воскресенье. 22 ноября (получено, по штемпелю, в понедельник, 23 ноября). (обратно)2042
До Нового года Цветаева виделась с Унбегаунами, как минимум, еще раз. 17 декабря она провела вечер в их доме. Присутствовали также писатели Борис Вильде и Леонид Зуров. (См. письмо к Ю.П. Иваску от 18 декабря 1936 г.) (обратно)2043
Здесь: отправление (почтовое) (фр.). (обратно)2044
Речь идет о статье Ю.П. Иваска о Цветаевой, расширенной по сравнению со статьей в «Нови» (см. письмо к Ю.П. Иваску от 4 апреля 1933 г.) и предназначенной для «Современных записок». Подробно Цветаева разбирает статью в письме к ее автору от 25 января 1937 г. (СС-7. С. 406-408). (обратно)2045
См. письма к Анатолию Штейгеру. (обратно)2046
У А.С. Штейгера к этому времени вышло три сборника («Этот день», 1928; «Эта жизнь», 1932; «Неблагодарность», 1936; все — в Париже.). (обратно)2047
…несмотря на любовь к Поплавскому… — Речь, видимо, идет об отношении Штейгера к Поплавскому в последние годы. Ранее Штейгер отрицательно высказывался о его поэзии. См., например, его высказывания: «В Париже носятся с Поплавским. Я только пожимаю плечами» (17 апреля 1928 г.), «Меня раздражает Поплавский…» (1 сентября 1928 г.) и т. д. (Штейгер А. «Я стремлюсь в Париж…». Из писем и дневниковых записей. — Русская мысль. Париж. 1998. 24–30 дек.; 1999. 14–20 янв., соответственно). (обратно)2048
Kamena — польский литературный журнал, выходивший в Люблине. В письме идет речь о № 2 (1936/1937), где опубликовано стихотворение Цветаевой «Идешь, на меня похожий…» в переводе на польский. В предыдущем номере журнала (1935/1936, № 1) были напечатаны в переводе три стихотворения Цветаевой («Со мной в ночи шептались тени…», «И была у Дон-Жуана шпага…», «Имя твое — птица в руке…»). (обратно)2049
См. письма к З.А. Шаховской от 22 июня и 9 июля 1936 г. и коммент. к ним. (обратно)2050
Печоры — город, где жил Иваск (в то время территория Эстонии). Известен своим Псково-Печорским монастырем. (обратно)2051
М.Л. Слоним предложил опубликовать переводы Цветаевой известному французскому филологу-слависту Андре Мазону (1881-1967), но его предложение принято не было. См. письмо к А.А. Тесковой от 26 января 1937 г. (Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 271). Здесь уместно отметить, что к этому времени Слоним уже опубликовал один французский стихотворный текст Цветаевой. Речь идет об автопереводе стихотворения «La neige» («Снег»), который Цветаева предоставила для «Anthologie de la littérature soviétique» («Антология советской литературы») — 1918-1934. Paris, Gallimard, 1935, — по-видимому, по просьбе Слонима как соредактора сборника. Вот его оригинальный текст и подстрочный перевод (выполнен Ю.П. Клюкиным. — Филологические науки. 1986. № 4. С. 70–71): Neige, neige
Plus blanche que linge,
Femme lige
Du sort: blanche neige.
Sortilège !
Que suis-je et où vais-je ?
Sortirai-je
Vif de cette terre[2107]
Neuve ? Neige,
Plus blanche que page
Neuve, Neige
Plus blanche que rage
Slave…[2108]
……
Rafale, rafale
Aux mille pétales,
Aux mille coupoles,
Rafale-Ia-Folle ![2109]
Toi une, toi foule,
Toi mille, toi râle,
Rafale-la-Saoule
Rafale-la-Pâle
Débride, dételle,
Désole, détale,
A grand coups de pelle,
A grand coups de balle.[2110]
Русский оригинал стихотворения «Снег» пока не обнаружен. (обратно)
2052
«Mesures» — французский литературный журнал (1935-1940). (обратно)2053
В.В. Вейдле был лично знаком с одним из редакторов журнала «Mesures» писателем Жаном Поланом (1884–1968), который интересовался русской литературой, публиковал в своем журнале переводы русских классиков прошлого века: Ремизова, Набокова. Переводы Цветаевой, однако, в журнал приняты не были. (обратно)2054
В.Ф. Ходасевич. (обратно)2055
На ксерокопии письма рукой А.С. Головиной написано «Савинкову». (обратно)2056
О вечере А. Штейгера см. письмо к Ю.П. Иваску от 18 декабря 1936 г. и коммент. 7 к нему. (обратно)2057
Венсенский замок (фр.). (обратно)2058
Вильде Борис Владимирович (псевдоним Борис Дикой; 1908–1942) ученый-этнограф, одно время примыкал к русским поэтам в Эстонии. Участник движения Сопротивления во Франции. Казнен фашистами. (обратно)2059
Унбегауны — см. письма к ним в данном томе и в сб.: Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 249–288. (обратно)2060
Зуров Л.Ф. — см письмо к нему от 12 февраля 1936 г. (обратно)2061
Головина Алла — см. письмо к А. А. Тесковой от 23 февраля 1935 г. и коммент. 1 к нему. (обратно)2062
В разделе хроники ежедневных парижских газет «Последние новости» и «Возрождение» сведений об этом вечере не обнаружено. По-видимому, речь идут о «домашнем» благотворительном вечере. (обратно)2063
И мы из рода Азров — Тех, что гибнут, если любят (нем.). Неточно цитируемые стихи Г. Гейне «Романсеро» (кн. 1, истории «Азр»). Правильно: «Und mein Stamm sind von jene Asra, / Welche sterben, wenn sie lieben» («Я из рода Азров — / Тех, что гибнут, если любят». Пер. В.В. Левика). (обратно)2064
Вечер А.С. Штейгера был намечен (и состоялся) 20 декабря (в помещении театральной студии на rue Huyghens, 6, 14-е). В вечере согласились принять участие: Г. Адамович (вступительное слово), И. Одоевцева и В. Смоленский (чтение стихов). (Последние новости. 1936. 17 дек.). (обратно)2065
Смоленский Владимир Алексеевич (1901-1962) — поэт. С 1920 г. в эмиграции в Париже. По воспоминаниям современников, замечательно читал стихи. «Голос у Смоленского был прекрасный, читал он очень хорошо… Вечера чтения стихов, которые в течение ряда лет устраивал Смоленский, неизменно пользовались большим успехом и всегда собирали множество слушателей» (Терапиано Ю. Памяти Владимира Смоленского. — Русская мысль. 1961. 25 нояб.). (обратно)2066
Одоевцева Ирина Владимировна (наст. имя и фам. Ираида Густавовна Иванова, урожд. Гейнике; 1901 или 1895-1990) — поэтесса, писательница. В эмиграции с 1922 г. В своей книге мемуаров «На берегах Сены» (Париж, 1983) посвятила Цветаевой несколько страниц (с. 125–139). (обратно)2067
З.А. Шаховская вспоминала: «Один из самых верных приверженцев Адамовича, Толя (Штейгер. — Сост.), при всякой встрече, не уставая, расспрашивал его о персонажах декадентского Петрограда, ловил всякое его слово, забрасывал вопросами…» (В ее кн.: Отражения. Париж. YMCA-Press, 1975. С. 63). В уже упомянутой статье Г. Адамовича о поэзии А. Штейгера (коммент. 1 к письму А.С. Штейгеру от 13 августа) критик писал позднее: «Я советовал Штейгеру писать стихи ежедневно, как упражнение. Да, верно, упражнение упражнением и останется. Но когда человек непрерывно дышит атмосферой стихотворчества, когда он, работая, гуляя или одеваясь, по привычке бормочет себе что-то под нос, то строчки „неизвестно откуда“ чаще к нему приходят» (Указ. соч. С. 34). (обратно)2068
О работе Б.Г. Унбегауна см. коммент. 2 к письму к А.А. Тесковой от 30 сентября 1935 г. и письма к нему в данном томе. (обратно)2069
К<отор>ый, кажется, был скандинавом? (Примеч. М. Цветаевой.) Отец В.И. Даля, Иван Матвеевич, был выходцем из Дании, мать, Мария Христофоровна — немка. (обратно)2070
См. письмо к В.Н. Буниной от 2 июня 1935 г. и коммент. 5 к нему. (обратно)2071
Франко Баамонде Франсиско (1892–1975) — глава испанского государства в 1939-1973, диктатор Испании. (обратно)2072
См. письмо к В.В. Вейдле от 30 ноября 1936 г. (обратно)2073
Которые отнимают мое лучшее время (фр.). (обратно)2074
В тексте Hembten (Примеч. М. Цветаевой.) (обратно)2075
«Здесь — новые рубашки для любимого Августа! Пусть он в здравии и веселье их износит и разорвет…» (нем. архаич.). (обратно)2076
Геркуланум — город в Италии, частично разрушен и засыпан вулканическим пеплом при извержении Везувия (79 г. н. э.) (обратно)2077
По-видимому, после встречи Цветаевой со Штейгером в Париже 22 ноября 1936 г. (см письмо к Ю.П. Иваску от 23 ноября 1936 г.), вестей от него не было. (обратно)2078
См. письмо Цветаевой Л. Савинкову от 12 декабря 1936 г. (обратно)2079
Ср. строки «Так вплелась в мои русые пряди — / Не одна серебристая прядь!» из стихотворения Цветаевой «Обнимаю тебя кругозором…» (цикл «Стихи сироте»). (обратно)2080
Наиболее вероятно, что речь идет о вечере лирики Цветаевой, который состоялся 5 лет назад. 17 декабря 1931 г. По-видимому, на этом вечере состоялось знакомство Цветаевой со Штейгером, после чего он написал Цветаевой письмо и прислал свой сборник стихов, а она ответила ему письмом от 25 января 1932 г. (Письма 1928–1932. С. 527–529). (обратно)2081
Цветаева приводит выписки из письма Штейгера к ней. (обратно)2082
Описка Цветаевой. Правильно — ноября. (обратно)2083
Подчеркнуто два раза. (обратно)2084
Т. е. цикл «Стихи сироте». (обратно)2085
Икар (греч. миф.) — сын Дедала и рабыни Навкраты. Чтобы спастись с острова Крит от раздраженного Миноса, мастер Дедал сделал для себя и сына крылья, скрепленные воском. Во время полета, забыв предупреждение отца, Икар поднялся очень высоко, приблизившись слишком близко к солнцу. Лучи солнца растопили воск, в результате Икар упал в море и утонул. (обратно)2086
Прошение от 5 марта. См.: Письма 1928–1932. С. 237. (обратно)2087
Речь идет о докладе М.Л. Слонима «Молодая зарубежная литература», который состоялся 7 марта 1929 г. См. письмо к А.А. Тссковой от 17 марта 1929 г. и коммент. 4 к нему. (Там же). (обратно)2088
Имеется в виду сборник «Стихи на случай, 1925–1928» (Париж, 1928) сына С.В. Познера, Владимира (1905 1992), поэта, прозаика, историка литературы. См. письма к нему (Там же). (обратно)2089
«Интеллигенция». Франция и Россия, неопубликованные архивы XX века. Каталог выставки. Париж, 2012 (фр.). Дополнение. (обратно)2090
Для писем, включенных в раздел «Дополнения», указана страница. (обратно)2091
В настоящий Указатель включены косвенные упоминания имен (отец, мать, сестра и т. д.). (обратно)2092
Неудавшаяся (нем.). (обратно)2093
Мы должны иметь (нем.). (обратно)2094
Цветаева М. «Стихи к Блоку». Берлин: Огоньки, 1922; статья о Пастернаке — «Световой ливень». — «Эпопея», литературный ежемесячник. Берлин, 1922. № 3. (обратно)2095
Из речи Б. Пастернака от 13 марта на общем московском собрании советских писателей. (обратно)2096
Кирпотин Валерий Яковлевич (1898-1990) — критик, публицист. В 1936 г. заведовал сектором художественной литературы ЦК ВКП(б). Выступил против Пастернака сначала на собрании, затем в статье «За искусство победившего парода» // Литературная газета. 1936. 15 марта. (обратно)2097
В редакционной статье «Еще раз о самокритике» того же номера «Литературной газеты» было сказано: «Пастернаку предложено задуматься, куда ведет его путь индивидуализма, цехового высокомерия и претенциозного зазнайства». (обратно)2098
Повторное выступление Пастернака состоялось 16 марта Краткое изложение его речи см.: Литературная газета. 1936. 20 марта. (обратно)2099
Жуковский Даниил Дмитриевич (1909-1938, расстрелян) — математик, писал стихи, увлекался вопросами поэтики. Подробнее см: Полякова С.В., Мейлах М.Б. Поэтика Д.Д. Жуковского. Новое литературное обозрение. М. 1993. № 4. С. 24–45. (обратно)2100
См. письмо к А.С. Штейгеру от 29 июля 1936 г. и коммент. 17 к нему. (обратно)2101
Речь идет о посвященном А. Штейгеру цикле Цветаевой «Стихи сироте». (обратно)2102
Среда, окружение (фр.). (обратно)2103
Отповедь (фр.). (обратно)2104
В журнале «Благонамеренный» (Брюссель. 1926. № 2) была помещена статья Цветаевой «Поэт о критике» с приложением выдержек из статей Г. Адамовича под названием «Цветник» (СС-5). (обратно)2105
«Комментарии» — название, которое носили статьи и эссе Адамовича, публиковавшиеся в «Числах» и «Современных записках». (обратно)2106
Рассказ Адамовича «Рамон Ортис» был опубликован в сб. «Числа» (1931. № 5). (обратно)2107
Снег, снег,
Белее белья,
Верная служка
Судьбы: белый снег.
Волшебство!
Кто я и куда иду?
Выйду ль
Живым из этой земли
2108
Новой? снег,
Белее страницы
Новой. Снег,
Белее яркости
Славянской
2109
Вьюга, вьюга
Тысячами лепестков
Тысячами куполов,
Вьюга-Безумство!
2110
Ты одна, ты толпа,
Ты тысяча, ты хрип,
Вьюга-Разгул,
Вьюга-Мертвенность,
Разнуздываешь, распрягаешь,
Разоряешь, убегаешь,
Сокрушающими ударами заступа,
Сокрушающими ударами пуль
2111
Огненная кобылица,
Роковой Монгол,
Вьюга-Женщина,
Вьюга: упоение.
Последние комментарии
1 час 28 минут назад
7 часов 50 минут назад
7 часов 58 минут назад
8 часов 26 минут назад
8 часов 30 минут назад
8 часов 31 минут назад