Тюлька и Булька [Анатолий Прокофьевич Меркулов] (fb2) читать онлайн

Анатолий Меркулов ТЮЛЬКА И БУЛЬКА

ШУРКА

Вместе с отцом из степи приехало много людей и две грузовые машины с ящиками. Когда ящики сгружали, Вовка все время ходил около них и заглядывал в щели. Но, кроме разноцветных камней, там ничего не было. Вовке не терпелось узнать, что же все-таки ему привез из экспедиции отец. Не может быть, чтобы у него не было подарков. А отец, запылившийся, небритый, только поцеловал Вовку, потрепал за вихор и пошел в баню.

Бабушка с мамой хлопотали на кухне. Они жарили мясо и тоже не обращали на Вовку внимания. Ну как тут не обидеться? Вовка ушел в столовую, забрался там на диван и загрустил. Плакать было стыдно, но слезы все-таки так и катились по щекам. Увидела это бабушка, подошла, вытерла Вовке глаза передником, прижала к себе и спросила:

— Чего ты, милый, плачешь?

— Мне папа ничего не привез… — и разревелся.

Насилу успокоила его бабушка.

В это время пришел отец веселый, в чистой белой рубашке с галстуком, в черном костюме — совсем какой-то другой.

— Отчего ты плачешь? — спросил он, схватил Вовку под мышки и поднял его к самому потолку.

— Да… а ты мне ничего не привез…

Отец усадил Вовку на диван, смешно развел руками и сказал:

— Как же так? А ну, проверим…

Он вышел в сени и тут же вернулся с вещевым мешком. В мешке кто-то шевелился. Отец, не торопясь, развязал лямки и вытряхнул на пол сурчонка. Вовка кинулся к нему, но отец остановил:

— Не трогай, укусит.

Сурчонок встал на задние лапки, как столбик, свистнул пронзительно и показал Вовке длинные желтые зубы.

— Видишь, какие? — спросил отец, взял сурчонка на руки и посадил рядом с собой на диване.

Но сурчонок не захотел сидеть. Он кульком свалился на пол и заковылял к шкафу.

— Пусть, — сказал отец. — Не тревожь его. Успокоится — сам выйдет.

Мама с бабушкой постелили на столе скатерть, принесли тарелки с закуской. Отец посадил Вовку к себе на колени, но Вовке не терпелось хоть разок еще взглянуть на сурчонка. От еды Вовка отказался, сполз с коленей отца и потихоньку стал подходить к шкафу. Только он заглянул в угол, сурчонок как свистнет! Вовка испуганно отскочил и оглянулся на мать.

— Смотри… — предостерег отец. Он достал из вазы большой кусок сахару и протянул Вовке. — На вот, брось ему.

Вовка издали кинул сахар, но сурчонок долго не трогал его. Потом воровато огляделся, схватил передними лапками и опять замер столбиком. Но никто не пытался отнять у него лакомство. Сурчонок совсем успокоился и принялся грызть сахар, поправляя кусок лапками, будто человек руками.

— Любит сладкое, — сказал отец Вовке. — Ты его подкармливай.

Отец назвал сурчонка Суркой, но у Вовки никак не получалось это слово: вместо «Сурка» выходило «Шурка». Ну что тут поделаешь? Так и стали все звать сурчонка Шуркой.

Наутро сурчонок освоился с новой обстановкой. Когда отец пошел умываться, Шурка ухватил его передней лапкой за штанину и поплелся следом, смешно переваливаясь с боку на бок. Но как только сурчонок увидел на кухне собаку Бульку, он стремительно бросился в свой угол за шкафом, встал к стене и угрожающе засвистел.

— Перетрусил? — засмеялся отец. — Ничего. Еще подружитесь.

И действительно, с собакой Шурка подружился скорее, чем с Вовкой. Булька подошла к сурчонку, вильнула хвостом, точно приглашая его поиграть, а Шурка еще сильнее засвистел. Только его добродушные глаза выражали не испуг, а любопытство. Собака постояла немного, потом повернулась к нему хвостом и лениво поплелась к дивану: мол, не хочешь играть и не надо. Шурка сделал несколько шагов к собаке. А Булька растянулась на полу и отвернулась. Сурчонок осмелел, подошел вплотную и ткнул Бульку в бок головой. Собака повернулась, обнюхала Шурку и тоже ткнула его носом.

Поймали сурчонка совсем маленьким. Он, наверное, ничего не помнит из своей подземной жизни. Почти с первых дней появления на свет Шурку окружали люди. Они играли с ним, кормили. Может, поэтому сурчонок и был таким добродушным, общительным. Он не мог долго сидеть на одном месте, все время ему надо было что-нибудь делать: то примется таскать какую-нибудь тряпку, то принесет с кухни полено, усядется посреди столовой и начнет его грызть да так, только щепки летят в разные стороны.

Вовка долго боялся сурчонка. Мама с бабушкой сажали Шурку с собой на диван, играли с ним, как с котенком. А Вовка протянет к нему руку, тут же испуганно и отдернет.

Как-то Вовка взял два куска сахару и решил угостить Шурку. Уселся на диване в уголочке и позвал его. Сурчонок сразу же прибежал. Вовка бросил на пол кусок сахару, и Шурка быстро его съел. Второй кусок Вовка положил себе на колено. Сурчонок потянул носом и неуклюже взобрался на диван. Вовка сидел, не шелохнувшись. Шурка взобрался к нему на колено, схватил передними лапками лакомство, быстро съел его и смешно почесал за ухом: «Эх, жалко, что мало».

Вовка в этот день перетаскал весь сахар из вазы.

Осенью Шурка начал готовиться к зимовке. Он решил последовать примеру своих сородичей и залечь спать до весны. В углу за шкафом сурчонок наложил груду тряпок, но уснуть ему не дал Вовка. По утрам он кричал:

— Шурка, на… сахару!

И Шурка покидал свою мягкую, теплую «нору».

За зиму сурчонок так привык к людям, что и часу не мог остаться один. А во время обеда, на правах члена семьи, Шурка садился на маленький Вовкин стульчик и ждал. Отец клал в круглую коробку из-под конфет маленькие кусочки сахара и протягивал их сурчонку. Шурка, точно человек, брал их передними лапами, прижимал к животу и неторопливо закусывал.

Наступила весна. Солнце быстро высушило землю, и стало жарко, пыльно. Шурке разрешили выходить на улицу, и эту свободу он использовал для создания новых удобств в своей жизни. Целыми днями сурок рыл во дворе норы и вылезал из земли взлохмаченный, возбужденный. А если замечал, кого, спешил поиграть с ним, чтобы отвлечься от своей тяжелой работы землекопа.

Когда в доме садились обедать, Вовка подбегал к норе и кричал:

— Шурка, обедать!

Сурчонок появлялся тотчас же.

Отряхнувшись от земли, он ковылял в дом, точно медвежонок, переваливаясь с боку на бок.

Но самое интересное произошло с Шуркой первого сентября. Утром мама повела Вовку в школу. Вначале они не заметили, что за ними увязался сурчонок. Только уже на улице, когда Шурка испугался проходившего верблюда и пронзительно свистнул, они обернулись.

— А ты куда? — крикнула сурчонку мама.

Шурка подошел к Вовке, встал на задние лапы и уцепился за штанину новых Вовкиных брюк.

— Мама, он тоже хочет учиться, — сказал Вовка. — Пусть идет с нами.

— Ладно, — сказала мама, — пусть идет.

Шумливых ребятишек сурчонок не испугался. Когда они окружили его, сурчонок поднялся, прижался спиной к Вовкиной ноге и оглушительно свистнул: чего, мол, раскричались, ведите себя как следует.

Мама взяла Шурку на руки, и в сопровождении шумной ватаги ребятишек они вошли с Вовкой в школу.

В коридоре повстречали директора, хорошего маминого знакомого.

— Я так и думал, что вы принесете своего сурка в наш школьный живой уголок. Ребята любят возиться с животными.

Вовка хотел сказать, что он не отдаст Шурку, что Шурка нечаянно попал сюда. Но мама как-то неуверенно проговорила:

— Да… пожалуй, ему здесь будет лучше.

Вовка хотел заплакать от горя, но постеснялся. И как только маме не жалко отдавать Шурку?

А директор взял у мамы сурка, и они пошли во двор. В самом углу двора был отгорожен вольер. В нем стояло несколько клеток, в которых сидели птицы и зверьки. Свободной клетки не оказалось, и директор выпустил Шурку прямо в вольер.

Только сурок не захотел оставаться в вольере.

Шел последний урок. Учительница объясняла ребятам, как надо правильно держать карандаш, чтобы красиво писать палочки. А Вовка плохо слушал, о чем говорила учительница. Он думал о Шурке. И вдруг в приоткрытую дверь вошел Шурка, остановился у притолки и свистнул: вот, мол, я и пришел.

— Шурка, иди сюда? — закричал Вовка.

И сурок заковылял ему навстречу.

Оказалось, что Шурка подрыл землю под металлической изгородью вольера и отправился разыскивать Вовку.

Вовка увел сурчонка домой и не хотел отдавать его в школу. Но вскоре приехал отец, узнал об этом и сказал, что больше не будет привозить подарков Вовке, раз он такой жадный.

«И действительно, ведь и другим ребятам хочется ухаживать за Шуркой, играть с ним, кормить его», — подумал Вовка и не стал больше спорить.

Отец сам сделал для Шурки большой домик из металлической сетки. И пол в нем тоже из сетки. Теперь уж Шурка не убежит из школы.

ТЮЛЬКА И БУЛЬКА

Старую Бульку любили все: и Вовка, и отец Вовки, и бабушка. Но больше всех любила Бульку Вовкина мама. У них была такая давняя любовь, что ее начала Вовка не помнит.

Мама работала тогда врачом в селе Медведове. Село было большое, красивое. Оно стояло среди густого леса на берегу небольшой речки Кувыки. И хотя Татьяна Петровна, так зовут Вовкину маму, была молодым врачом, в селе ее любили. Никогда и никому она не отказывала в помощи. Привяжет лыжи покрепче, перекинет через плечо сумку, помашет на прощанье рукой, и через минуту ее уже не видно в лесу.

Как-то вызвали Татьяну Петровну в соседнее село. Пришла она, осмотрела больного, достала из сумки врачебные инструменты и велела хозяйке приготовить кипяток. Прокипятила она инструменты, а потом тут же, при свете двух керосиновых ламп, сделала больному операцию. Месяца через два, уже весной, этот больной принес Татьяне Петровне маленького кутенка.

— Вот вам, — сказал он, — подарок. Щенок от моей Дамки. А она лучшая в округе собака. Раньше бегали вы на лыжах одна, а теперь у вас будет хороший друг.

Так появилась в Вовкином доме Булька. Она была потомственной сибирской лайкой. А все лайки честно служат человеку, помогают добывать зверя, выручают в трудную минуту из беды. Булька была точь-в-точь такой же. Когда подросла, стала вместе с Татьяной Петровной ходить в соседние села.

Однажды произошел такой случай. Дело было зимой. Ходили они к больной старушке на лесной кордон и задержались там до поздней ночи. Когда двинулись в обратный путь, погода стояла хорошая. Но вдруг началась метель. Завыла, застонала, закрыла все вокруг белой пеленой. Сухой колючий снег забивался под воротник, под платок, слепил глаза. Татьяна Петровна все отворачивалась от него, шла ощупью, да так и заблудилась. Выбилась из сил, присела в заветрии под старой елкой и так тепло показалось ей, что она начала засыпать.

Вот тут-то и выручила ее Булька: видит она, что замерзает хозяйка, подбежала сбоку, вцепилась в рукав и тянет, рычит, злится: «Вставай, хозяйка! Нельзя спать, замерзнешь!» Потом отпустила рукав и давай громко лаять прямо в лицо. Татьяна Петровна сначала отмахивалась от нее, а потом поняла, что собака не дает заснуть ей. С большим трудом поднялась Татьяна. Петровна и опять побрела против ветра. Так и блуждала она с Булькой всю ночь, пока случайно не наткнулась на лесной кордон, с которого вышла несколько часов назад. К середине дня метель кончилась. Но лесник на этот раз не отпустил Татьяну Петровну одну, а сам проводил ее до Медведова.

Вовки в то время и на свете не было. Он даже и села Медведова не знает. Обо всем этом ему бабушка рассказала. Вовка даже настоящей сосны или елки не видел ни разу. Живет он в степи. Правда, вокруг их дома и во дворе растут клены, но бабушка зовет их не настоящими. Американские это клены, говорит она, да и не клены, а так, недоразумение какое-то.

Бабушке степь не нравится. И Бульке, видно, не по душе пришлись новые места. Хоть метели в степи тоже бывают, буранами их называют, и морозы крепкие, но все равно это не Сибирь. Совсем не похоже. Вероятно, поэтому Булька редко выходит из дому, а может еще и потому, что старая стала. Лежит все на полу около стола, смотрит, как кот Матрос умывается на подоконнике или мух на стекле ловит.

Булька и Матрос жили дружно. Никогда не скандалили. Но один случай навсегда положил конец их дружбе.

Как-то Матрос поймал во дворе цыпленка и принес его домой. Но бабушка заметила это и крикнула:

— Брось, бесстыжий!

Кот с перепугу выронил цыпленка, махнул с подоконника на комод, а оттуда — на шкаф. Преспокойно усевшись там, Матрос склонил голову и пренебрежительно смотрел, как бабушка расправляла помятые крылышки цыпленка.

На бабушкин крик из соседней комнаты пришли Татьяна Петровна и Вовка. Татьяна Петровна привычным движением пальцев ощупала у цыпленка ранки, потом смазала их какой-то мазью.

— Съест его все равно Матрос, — сказала бабушка.

— Нет, не съест, — поднялась Татьяна Петровна. — Булька, иди сюда!

Из соседней комнаты вышла Булька, подошла к хозяйке и вопросительно посмотрела на нее: «Чего, мол, прикажешь?»

— Буленька, милая, ложись.

Булька послушно легла. Татьяна Петровна положила ей на спину цыпленка и сказала:

— Охраняй. Не давай Матросу схватить его, — она подошла к шкафу, сняла оттуда кота и поднесла его к собаке. — Вот этому разбойнику, — и легонько ударила Матроса по голове.

Коту показалось это обидным, он мяукнул, вырвался из рук и вскочил на подоконник.

Булька повернулась и стала следить за котом. Он умылся, полизал бока, а потом спрыгнул на пол и стал потихоньку подходить к собаке. Булька вдруг ощетинилась, оскалила пасть и так рыкнула, что Матрос стремглав убежал в другую комнату. А цыпленок пригрелся около собачьего бока, доверчиво прильнул к нему и задремал.

— Пойдемте отсюда, — сказала Татьяна Петровна, — теперь Булька не даст его в обиду… Только вот надо имя дать цыпленку.

— Тюлька, — подсказал Вовка.

— И правда, — улыбнулась мама, — пусть будет Тюлька.

На другой день Тюлька и Булька уже подружились. Цыпленок все время ходил за собакой. И она, как верный страж, охраняла его от кота. Когда цыпленок выходил гулять, собака шла следом. Она не разрешала в это время появляться Матросу во дворе, и если замечала его, немедленно загоняла на дерево. Собака и цыпленок всегда были вместе. Тюлька даже пытался есть из Булькиной чашки. Но еда часто была неподходящей. Цыпленок не любил суп и пил только чистую воду.

После завтрака Тюлька и Булька выходили во двор гулять. Раны у Тюльки зажили быстро. Только крылышки росли какими-то куцыми. Однако это не мешало Тюльке. Он мигом вскакивал собаке на спину и гарцевал, словно наездник. Но Булька была старой и быстро уставала. Она ложилась где-нибудь в холодок, а цыпленок, примостившись на ее боку, тоже дремал за компанию.

Любил играть Тюлька и с Вовкой. Цыпленок клевал у него с ладони пшено, забирался по руке на плечо и подолгу сидел там, как на насесте. А Булька в это время ревниво следила за своим воспитанником, готовая всегда прийти к нему на помощь.

Осенью, когда начались заморозки, Тюлька почти перестал выходить во двор. Он боялся холода. Да и Булька тоже целыми днями лежала на кухне или в столовой. Вечерами, когда в доме зажигали свет, Булька уходила на кухню. Она ложилась в небольшом закутке между плитой и стеной. Там было темно, тепло, уютно и сухо. А на дворе часто шли дожди со снегом, бушевали метели. В трубе стонал ветер, скрипели расшатанные ставни. От этого Бульке становилось тоскливо, тоскливо. Она вытягивала лапы, клала на них морду, закрывала глаза и время от времени тяжело вздыхала.

В один из таких вечеров в доме вдруг поднялся невероятный шум.

— Приехал! Папка приехал! — орал Вовка и приплясывал от восторга.

Булька вместе с Тюлькой вышла в столовую, радостно завиляла хвостом, подошла к Вовкиному папе и ласково лизнула его руку. А Тюлька не знал Вовкиного папу, и поэтому стоял в стороне. Но потом, недовольный тем, что на него не обратили внимания, он подбежал к столу и закукарекал.

— Кому это из вас потребовалось разводить в доме кур? — спросил папа.

— А что, он тебе мешает? — удивилась мама.

— Явно мешает, — стал сердиться папа.

— Яичницу ты любишь… — вмешалась бабушка.

— К сожалению, цыпленок яиц не несет Ну, Булька законно доживает свой век в тепле и заботе. Она заслужила. А этому кавалеристу нечего делать в доме.

Прогнав цыпленка к двери, папа позвал к себе Бульку, но она отвернулась, всем своим видом показывая, что обиделась.

— Вот это да! — удивленно вскинул брови отец. — Все против меня. А ты, Вовка?

— Пап, не выгоняй Тюльку. Он замерзнет.

— Ладно. Что с вами поделаешь, — сдался папа. — Только хоть в спальню не пускайте этого красавца.

Булька между тем хотела подняться, но не смогла. Тело ее вдруг стало тяжелым и непослушным. Она беспомощно уронила голову и заскулила.

— Что это с собакой? — тревожно сказала Татьяна Петровна и подбежала к ней.

Булька перестала скулить, тяжело вздохнула, хотела лизнуть хозяйкину руку, но глаза у нее вдруг стали мутными, бессмысленными.

А через полчаса Бульки не стало.

На следующий день Тюлька затосковал. Он бегал по дому и призывно выкрикивал свое «ко-ко». Но Булька не появлялась. Может, она спряталась где? Цыпленок заглядывал под стол, за диван, тщательно обыскал весь дом, но так и не нашел Бульки.

Когда Вовка возвращался из школы, Тюлька нырнул в приоткрытую им дверь и выбежал на улицу.

— Тюлька! Тюлька! — крикнул Вовка, — но Тюлька не обратил никакого внимания на своего друга.

— Поймай его, — сказала бабушка. — Замерзнет еще. Ведь он Бульку ищет.

— Бабушка, — жалобно позвал Вовка. — а отчего умерла Булька?

— От старости. Иди, милый.

Вовка бросил на диван портфель и вышел. Тюлька бегал по двору, смешно вытянув вперед свою короткую шею.

— Дурачок, чего ты ищешь. Нет больше нашей Буленьки. Идем лучше гречневую кашу есть.

Тюлька подошел, и Вовка поймал его за шею.

— Идем обедать. Замерзнешь здесь. Видишь, какой морозище.

Тюлька немного успокоился на Вовкиных руках. Дома даже поклевал гречневой каши.

Вечером, когда все сидели за столом, вошла соседка. Она широко раскрыла дверь, и Тюлька выбежал на улицу.

Когда стали укладываться спать, вспомнили о Тюльке. Тут же все отправились на розыски, но Тюлька куда-то исчез.

Мороз ночью был на редкость крепким. А утром, когда бабушка пошла к колодцу за водой, она увидела под забором замерзшего Тюльку.

ВОРОНОК

— И когда ты, Вовка, будешь хорошо учиться? — Эти слова Вовка часто слышал от мамы и бабушки. Отец не уговаривал и не упрашивал Вовку, если он приносил двойку. Взглянет только сердито, нахмурится и скажет:

— Смотри, дождешься.

Вовка любил отца и побаивался. Отец часто и подолгу бывал в отъезде. Когда возвращался из очередной экспедиции, то всегда привозил Вовке или какого-нибудь зверька, или необычную птицу. В свой последний приезд отец привез маленького неуклюжего вороненка, которому было всего несколько дней отроду. Его поместили в большую клетку и повесили ее в столовой около самого окна. Вовка кормил его, поил и почти не отходил от клетки. Из-за этого он не сделал однажды уроки и принес в дневнике двойку.

Отец долго листал дневник, а потом захлопнул его и сказал:

— Вот что, Вовка, если ты еще раз получишь двойку, то вороненка я отвезу в степь. Так и знай.

Отец всегда выполнял свои обещания. И Вовка стал каждый день делать уроки. Вместо двоек в дневнике появились тройки и четверки, но бабушка все равно была недовольна и каждый день твердила:

— И когда, ты, Вовка, будешь хорошо учиться?

Незаметно подошло лето, Вовка перешел в третий класс, а вороненок за это время научился летать. Клетку стали держать открытой, и вороненок сам в нее лазал, чтобы подремать около глубокого блюдца с водой.

Вороненок совсем не боялся людей. Он любил во время обеда сидеть на спинке высокого Вовкина стула и наблюдать, как бабушка разливала блестящим никелированным половником суп в тарелки. Вороненок был необыкновенно прожорлив, но во время обеда сидел смирно и не сводил глаз с половника.

Однажды, когда все уже вышли из-за стола, бабушка убирала посуду и нечаянно забыла на буфете половник. Как только она вышла из комнаты, вороненок перелетел на буфет и схватил клювом тонкую ручку половника. Но половник оказался тяжелым и утащить его было не под силу.

С каждым днем вороненок становился все умнее и проказливее. Как-то бабушка оставила на кухонном окне четыре куриных яйца. Вороненок аккуратно расколол их и выпил. Его стали прогонять из кухни, но это не помогало. Он все равно пробирался туда и каждый раз старался что-нибудь украсть и спрятать. Заметив вороненка в кухне, бабушка кричала:

— Марш, разбойник!

Как-то вечером, когда вороненка загнали на ночь в клетку, вся семья собралась в столовой. Бабушка взяла чулки, Вовкина мама читала книгу, а папа просматривал свежие газеты. Вовка, набегавшись за день, сидел на диване рядом с бабушкой и, прижавшись к ней, засыпал.

В комнате было тихо, тихо. И вдруг раздался резкий, незнакомый голос:

— Марш, разбойник!

Все невольно посмотрели друг на друга. Отец свернул газету и подошел к клетке. Вороненок сидел спокойно и, не мигая, смотрел на него бусинками карих глаз.

— Заговорил, Воронок? — спросил его отец. — Пора бы уж.

И вдруг вороненок снова резко крикнул:

— Марш, разбойник!

Все рассмеялись. И только Вовка продолжал спать. Он не слышал этого интересного разговора.

Вороненок рос очень быстро. Росли также и его дурные наклонности. Сделавшись совсем ручным, он до того привык к дому, что по утрам, точно собака или кошка, ждал, когда ему откроют дверь и выпустят на улицу. Раньше всех поднималась бабушка, она открывала входную дверь и выпускала вороненка на улицу.

Часто вороненок улетал среди дня в поле, где паслась корова Красавка, и проводил с ней несколько часов. Красавка щипала травку; а вороненок, усевшись у нее на спине, отыскивал в густой красной шерсти коровы блох.

Поздней осенью, когда коров перестали выгонять в поле, Воронок прилетал к Красавке в хлев. Он не порывал с ней дружбы и по-прежнему чистил своим большим и крепким клювом ее густую шерсть.

В третьем классе Вовка стал учиться еще хуже. На просьбы матери и уговоры бабушки он не обращал внимания, а отец как уехал в середине лета в экспедицию, так и не возвращался. Когда Вовка был дома, бабушка не отходила от него, заставляла делать уроки и, поминутно вздыхая, твердила:

— И когда ты, Вовка, будешь хорошо учиться?

Вороненок запомнил эту фразу и раза два прокричал ее довольно хорошо. Бабушке понравилось это. Когда пришла с работы Татьяна Петровна, Вовкина мама, бабушка рассказала ей об успехах Воронка и очередных двойках и тройках ее сына. Татьяна Петровна задумалась о чем-то, а потом сказала бабушке:

— Надо привлечь Воронка в Вовкину комнату.

— Зачем? — спросила бабушка.

— Надо… у нас есть жестяная банка из-под консервов?

— Есть, — сказала бабушка. — А зачем она тебе?

— Порежь ее, мама, на небольшие кусочки. Как только Вовка уснет, покажи железку Воронку, а потом отнеси ее в комнату Володи. Только делай это на глазах у Воронка. Воронок обязательно постарается украсть ее.

Бабушка недоверчиво покачала головой.

— Зачем тебе это, Таня?

— А вот посмотришь, мама…

Воронок действительно привык к Вовкиной комнате. Несколько раз кряду он находил на подоконнике блестящие железочки и прятал их на шкафу между рулонами чертежей.

Потом Воронок не нашел на обычном месте железки. Он сел на спинку Вовкиной кровати и, нахохлившись, долго ждал. Но железка не появлялась на подоконнике. Воронок почистил на боках перья, потом потрогал клювом никелированную шишечку на спинке кровати и, точно в раздраженьи, крикнул:

— Марш, разбойник!

Вовка пошевелился в кровати, и Воронок улетел.

Однажды Вовке приснился чудесный сон. Вместе со своими друзьями по школе он очутился вдруг в старом дремучем лесу. Разлапистые ели держали на своих ветвях огромные шапки снега. Ласково грело весеннее солнышко. В лесу было тепло и тихо. Вовка забрался на высокий крутой пригорок, развернул санки и приготовился скатиться вниз. Но в это время из-за елки вышла Люся Калинина, она училась в одном классе с Вовкой и сидела на соседней парте.

— Вовка, посади меня к себе в санки, — попросила она.

Вовка услужливо вскочил, уступая ей место. Он был обрадован, что Люся заговорила с ним. С тех пор, как Вовка стал плохо учиться, она не обращала на него внимания. Люся уселась впереди, а Вовка — сзади. Санки стремительно помчались вниз, и в ушах запел ветер. От удовольствия у Вовки сладко замерло в груди. А Люся вдруг повернулась к нему и сказала:

— И когда ты, Вовка, будешь хорошо учиться?

Санки вдруг заскользили еще быстрее и стали падать вместе с Вовкой в какую-то пропасть. Ему стало страшно. Он испуганно вскрикнул и проснулся.

В окно светила луна, и заснеженная акация тихо терлась веткой о стекло. Вовке вдруг показалось, что какая-то черная тень метнулась к двери. Он испуганно натянул на голову одеяло и, затаив дыхание, стал прислушиваться. Но в комнате было тихо. Вовка постепенно успокоился и заснул.

Утром Вовка наскоро позавтракал, сложил быстро книги в портфель. Бабушка завернула в бумагу бутерброд и сунула его Вовке в карман. Воронок завозился в своей большой клетке и крикнул:

— Будешь хорошо учиться!

Вовка вдруг вспомнил свой сон, хмуро глянул на птицу и погрозил ей пальцем.

Жизнь Вовки стала с тех пор невыносимой. По ночам Вовка стал плохо спать. Однако об уроках забывать перестал. Каждый день после обеда он выполнял домашние задания и, показав Воронку язык, уходил играть на улицу.

А Воронок, точно назло, твердил целыми днями:

— Будешь хорошо учиться. Марш, разбойник!

Вовка уже не мог больше спокойно смотреть на птицу. Он возненавидел ее. Конечно, мама и бабушка не захотят расстаться с такой редкой птицей, но Вовке она не нужна. Надо отнести Воронка как можно дальше от дома и выпустить. Пусть себе живет на воле. Ему же будет лучше.

На другой день Вовка проснулся чуть свет. Но бабушка уже была на кухне и разводила в печке огонь.

— Что это ты так рано проснулся? — спросила она.

— Мы сегодня в лыжный поход идем, — соврал Вовка.

— А далеко ли? — поинтересовалась бабушка.

— Нет, бабушка, за пять километров.

Но бабушка не отпустила Вовку сразу. Она заставила его позавтракать, дала на дорогу два бутерброда с салом и велела поскорее возвращаться домой.

— Ладно, — сказал Вовка, — вернемся. Пойдем, Воронок, на улицу.

Он подошел к нему, схватил за крылья и вышел в сени.

А бабушка в это время доставала из печи чугун и не видела, что Вовка взял Воронка.

В сенях Вовка отыскал свой вещмешок, запихал в него Воронка, закинул мешок за плечи и взял лыжи.

На улице было еще полутемно. За селом разгоралась красная заря, и на небе осталось всего несколько звездочек. Два дня назад выпал снег, но больших морозов не было, поэтому он так и остался ослепительно белым, пушистым.

Вовка ремнями привязал лыжи к валенкам, взял в руки палки и зашагал в степь.

Через час он уже прошел Кривую балку, село точно спряталось где-то за горизонтом, совсем его не видно стало. А Вовка все шагал и шагал. Ему хотелось отнести Воронка как можно дальше, чтобы он не нашел обратно дороги.

За серой пеленой тумана спряталось солнце. Небо вдруг нахмурилось, стало темным и угрюмым. Откуда-то набежал ветерок, и в воздухе заплясали большие снежинки. Вовка завязал на подбородке тесемки шапки и испуганно огляделся.

Ветер крепчал. Снежные змейки заметались по степи. Начинался буран. Вовка, торопливо перебирая палками, заспешил к селу. Но ветер изменил направление, подул навстречу. Липкий снег застилал глаза, прилипал ко лбу, подбородку. Идти стало трудно. Ветер спирал дыхание, рвал полы легкой шубенки. И Вовка не выдержал. Повернувшись спиной к ветру, он побрел по степи, надеясь только на то, что случайно наткнется на какую-нибудь ферму или кошару.

Короткий зимний день быстро таял. Хоть солнце еще и не село, но казалось, что уже наступают сумерки. В двух метрах не видно было дороги: такой густой падал снег. Вовка прикрыл одной рукой глаза и, еле передвигая ноги, упрямо шел вперед.

Через час он до того устал, что ему захотелось посидеть на снегу, чтобы хоть немного отдохнуть. Но Вовка знал по рассказам матери, что обессиленный человек не должен останавливаться во время бурана. Он может уснуть на снегу и замерзнуть. И Вовка шел. Он часто спотыкался, падал, но настойчиво все время поднимался и двигал лыжи дальше.

Когда наступила ночь, силы Вовку оставили совсем. Он уже ни о чем не думал, ему стало все безразлично. Он еще переступал, как автомат, ногами, но они уже переставали его слушаться, а потом подкосились, и Вовка лег на снег.

Очнулся Вовка в своей комнате, в кровати. Это было через день после приключения с ним. На спинке кровати сидел Воронок. Вовка слабо улыбнулся и сказал:

— Буду я, Воронок, хорошо учиться. Вот посмотришь.

Вошла мама. Она положила одну руку Вовке на лоб, а другой — пощупала у него пульс.

— Теперь все хорошо, — сказала она и улыбнулась.

А у Вовки из глаз ручьем побежали слезы.

— Тебя в степи случайно нашли чабаны, — сказала мама. — Они овец искали.

И Вовка заплакал еще сильнее.

— Да перестань ты, — сказала мама. — Ты же не девочка.

— Я не буду больше относить Воронка в степь, — сквозь слезы проговорил Вовка.

ВСТРЕЧА НА ОХОТЕ

Я шел па охоту в займище впервые, поэтому наша удача всецело зависела от Валерия Николаевича. Он был старый охотник, опытный следопыт. В Отечественную воину командовал полковой разведкой и не раз сам хаживал в трудные походы за «языком».

Под ногами шуршали опавшие листья, сухая трава. Темнота леса то расступалась, выпуская нас на поляну, то снова густела, заставляя идти на ощупь. Деревья стояли безмолвные; лишь изредка с легким треском падали желуди, гулко ударяясь о землю.

Неожиданно начался спуск в неглубокий ерик, и когда мы выбрались на противоположную сторону, перед нами открылся плес большого озера.

— Вот и Обильное, — проговорил Валерий Николаевич.

На востоке начал светлеть край неба. От озера поднимался легкий туман и чуть заметной белесой полосой наплывал на берег. Где-то в лесу злобно захохотал филин, ночной хозяин займища. Он недоволен наступлением дня и забивается сейчас в самую гущу деревьев. Рассвет сделает его слепым, беспомощным.

Минут через десять мы пришли на узкую косу, заросшую бурьяном, а у воды — невысоким чаканом. Я наломал веток, устроил сидку, а Валерий Николаевич спрятался в камышах.

Со свистом, разрезая воздух крыльями, пролетела стая уток. Вскинув ружье, я прицелился в первую птицу и нажал спусковой крючок. В предутренней тишине громко прозвучал выстрел. От стайки комочком отделилась утка и, перевертываясь в воздухе, упала на землю.

Небо у горизонта стало совсем алым. Солнце еще не взошло. В глубине озера плыли редкие облака, а ближе к берегу — отражалась заря. С невысокого бугорка склонила к воде свои ветви ива, словно нарочно загородив дорогу торопыге-осине, уже одетой в багряный цвет осени. Зашумела осина своими листьями, быстро, быстро закрутились они; ветерок срывал листья, бросал желтыми пятнами на темную воду.

Из-за леса, как апельсиновая долька, выглянуло солнце. Его лучи заиграли на стволах деревьев и словно облили желтым цветом траву.

Все вокруг ожило — где-то в камышах с надрывом крякнула утка, защебетала пеночка, застучал по стволу, клювом работяга-дятел. Точно сильный порыв ветра, с шумом промчалась стая скворцов, и когда они скрылись за деревьями, в звонком утреннем воздухе послышался трубный крик журавлей. Они летели высоко, небольшим уголком, все время забирая влево, на юг.

Неожиданно из-за леса вынырнула пара уток и, резко снизившись, села в конце озера. От берега отделился дымок, затем донесся выстрел.

Забыв о журавлях, я насторожился, ожидая новой стаи уток. Но птицы не было.

Заря оказалась неудачной, и мы решили походить по озерам и ерикам, чтобы пострелять с подхода. Но и такая охота не принесла нам успеха.

Когда солнце поднялось высоко и начало припекать, мы присели отдохнуть около небольшого продолговатого озера, поросшего по берегам чаканом. Валерий Николаевич снял сапоги, расстелил на траве куртку и лег на спину, подложив под голову руки. Я прилег рядом на бок, и мы разговорились об охоте.

Валерий Николаевич рассказывал, как охотится лиса.

— Обычно осенью на больших озерах утки кормятся у самого берега, на грязях, по росших водорослями. Лиса, вывалявшись в грязи, ползет к ним иногда полчаса, все время замирая при малейшем тревожном движении утки…

— Верно, дяденька, — услышали мы мальчишеский голос.

Я повернулся и увидел около себя вихрастого белобрысого паренька со старой берданкой на коленях. Курносое лицо мальчишки было густо посыпано крупными темными веснушками. Мы не заметили, когда он присел около нас, поэтому были поражены его умением так неслышно ходить.

— Здравствуйте, — не смущаясь, проговорил мальчишка. — Я видел на днях такую лису-охотницу.

— А чего же не убил? — приподнявшись на локте, добродушно улыбнулся Валерий Николаевич. — Ружьишко не достает?

— А чего мех портить? — вопросом ответил паренек — Зимой сгодится. Наша будет.

— Ишь ты… — улыбнулся я. — Сколько же тебе лет?

— Четырнадцать.

— Здешний?

— Хуторские мы.

— А как звать тебя?

— Сенька. — Он положил на землю свое ружье и потянулся к зауэровской бескурковке Валерия Николаевича. — Дяденька, можно посмотреть?

Валерии Николаевич разрядил ружье и протянул ему.

Сенька торопливо вскочил с серьезным видом, сопя и поминутно шмыгая носом, он заглядывал в стволы, пробовал предохранитель, вскидывая ружье к плечу, проверяя прикладистость.

Наконец, закончив осмотр, он с видимым сожалением протянул его Валерию Николаевичу и, вздохнув, проговорил:

— Эх, и ружьишко…

В это время с соседнего озера поднялась пара кряковых уток, низко протянула над землей и села в дальнем конце нашего озера.

Сенька заволновался. Сидя на корточках, он загоревшимися глазами смотрел на Валерия Николаевича и по-мальчишески просительно заговорил:

— Дяденька, дайте мне ваше ружье, ну, дайте, я подкрадусь к ним. Честное слово, убью и принесу вам. Дяденька, ну дайте!..

Валерий Николаевич улыбнулся, зарядил ружье и протянул Сеньке.

— Ну, на. Только осторожно, смотри.

Пригнувшись, почти на четвереньках, прячась за невысоким чаканом, Сенька неслышно пошел вдоль озера. Мы с интересом следили за ним.

Вскоре Сенька совсем скрылся в густом бурьяне, и было видно только, как иногда колышутся стебли.

— Вряд ли у него что получится, — заговорил я.

— Пусть хоть мальчишка душу отведет, — ответил Валерий Николаевич. — Видал, какими глазами он смотрел на меня? Разве откажешь!

В это время из-за чакана показалась Сенькина голова. Осмотревшись, он поднялся во весь рост и громко крикнул:

— Кшшш…

Из травы тяжело поднялась утка и тревожно закрякала. Сенька, почти не целясь, выстрелил, и утка, беспомощно распластав крылья, упала в воду. Во время выстрела из-под самых Сенькиных ног взлетел селезень. Мальчишка, опустив ружье, следил за его полетом, и когда до птицы стало не меньше тридцати-сорока метров, он мгновенно выстрелил. Селезень свечой взмыл вверх, но вдруг, свернувшись в комочек, тяжело шлепнулся на воду невдалеке от утки.

Неторопливо сняв пиджак, Сенька бросил его на землю и бережно положил ружье. Раздевшись, он, не задумываясь, бросился в воду и поплыл к убитым птицам.

Через несколько минут у ног Валерия Николаевича лежали селезень и утка, а рядом стоял с ружьем Сенька.

Ласково поглаживая стволы, он с достоинством говорил:

— Вы, дяденька, наверное торопитесь стрелять, а ружье бьет кучно. Отпускать птицу надо метров на сорок. Потом бей ее наверняка.

Мы молча и с восхищением смотрели на юного охотника.

— А чего же ты ничего не убил? — наконец, спросил я его.

— На сегодня нам с дедкой хватит, я уже отнес домой, надо будет— завтра еще убью. Чего бестолку птицу портить, — рассудительно говорил он. — Хотите, я вам озеро покажу? Там на вечерней заре по десятку убьете. Тут недалеко, километра два.

Сенька привел нас к озеру, месту охоты, рассказал, где лучше всего садиться на вечерней тяге и, распрощавшись, ушел.

Озеро действительно оказалось богатое утками. И мы с благодарностью вспоминали веснушчатого паренька.

Валерий Николаевич сказал:

— Из этого вырастет стрелок, следопыт и разведчик.

Оглавление

ШУРКА

ТЮЛЬКА И БУЛЬКА

ВОРОНОК

ВСТРЕЧА НА ОХОТЕ