Волки [Василий Андреев] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (14) »
Андреев Василий Волки
Василий Андреев ВОЛКИ ГЛАВА ПЕРВАЯ. Ваньки Глазастого отцу, Костьке-Щенку, не нужно было с женой своей, с Олимпиадою, венчаться. Жили же двенадцать лет невенчанные, а тут, вдруг, фасон показал. Граф какой выискался! Впрочем, это все Лешка-Прохвост, нищий тоже с Таракановки, поднатчик первый, виноват: - Слабо, - говорит, - тебе, Костька, свадьбу сыграть! Выпить Прохвосту хотелось, ясно. Ну, а Щенок "за слабо в Сибирь пойдет", а тут еще на взводе был. - Чего - слабо? Возьму, да обвенчаюсь. Вот машинку женкину продам и готово! А Прохвост: - Надо честь-честью. В церкви, с шаферами. И угощение чтобы. Олимпиады дома не было. Забрал Щенок ее машинку швейную ручную, вместе с Прохвостом и загнали на Александровском. Пришла Олимпиада, а машинку "Митькою звали"! Затеяла было бузу, да Костька ей харю расхлестал по всем статьям и объявил о своем твердом намерении венчаться, как и все прочие люди. - А нет - так катись, сука, колбасой! Смех и горе! Дома ни стола ни стула, на себе барахло, спали на нарах, в изголовьи - поленья-шестерка, как в песне: На осиновых дровах Два полена в головах и вдруг - венчаться! Но делать нечего. У мужа - сила, у него, значит, и право. Да и самой Олимпиаде выпить смерть захотелось. И машинка все равно уж улыбнулась. Купили водки две четверти, пирога лавочного с грибами и луком, колбасы собачьей, огурцов. Невеста жениху перед венцом брюки на заду белыми нитками зашила (черных не оказалось) и отправились к Михаилу архангелу. А за ними таракановская шпана потопала. Во время венчания шафер, Сенька-Чорт, одной рукою венец держал, а другой брюки поддерживал - пуговица одна была и та оторвалась. Гости на паперти стреляли - милостыню просили. А домой как пришли - волынка. Из-за Прохвоста, понятно. Пока молодые в церкви крутились, Прохвост, оставшийся с Олимпиадиной маткою, Глашкой-Жабою, накачались в доску: почти четверть водки вылокали и все свадебное угощение подшибли. Горбушка пирога осталась, да огурцов пара. Молодые с гостями - в дверь, а Прохвост навстречу, с пением: Где ж тебя черти носили? Что же тебя дома не женили? А старуха Жаба на полу кувыркается: и плачет и блюет. Невеста - в слезы. Жених Прохвосту - в сопатку, тот - его. Шпана - за жениха, потому он угощает. Избили Прохвоста и послали настрелять на пирог. Два дня пропивали машинку. На третий Олимпиада опилась. В Обуховской и умерла. Только-только доставить успели. Щенок дом бросил и ушел к царь-бабе, в тринадцатую чайную. А с ним и Ванька. -------------- Тринадцатая чайная всем вертепам вертеп, шалман настоящий: воры всех категорий, шмары, коты, бродяги и мелкая шпанка любого пола и возраста. Хозяин чайной - Федосеич такой, но управляла всем женка его, царь-баба Анисья Петровна, из копорок, здоровенная, что заводская кобыла. Весь шалман держала в повиновении, а Федосеич перед нею, что перед богородицей, на задних лапках. С утра до вечера, бедняга, крутится, а женка из-за стойки командует, да чай с вареньем дует без передышки, - только харя толстая светит, что медная сковородка. И не над одним только Федосеичем царь-баба властвовала. Если у кого из шпаны или из фартовых деньги завелись, лучше пропей на стороне или затырь так, чтобы не нашла, а то отберет. - Пропьешь, - говорит, - все равно. А у меня они целее будут, захочешь чего, у меня и заказывай. Хочешь, пей! Водку она продавала тайно, копейкою дороже, чем в казенках. Ванька-Селезень ширмач, один раз с большого фарту не хотел сдать царь-бабе деньги - насильно отобрала. Он даже - в драку, но ничего не вышло. Да и где ж выйти-то? Сила у него пропита, здоровье тюрьмою убито, а бабища в кожу не вмещается. Набила ему харю, только и всего. Так царь-баба царствовала. Одинокие буйства прекращала силою своих тяжелых кулаков или пускала в ход кнут, всегда хранящийся под буфетом. Если же эти меры не помогали - на сцену являлся повар Харитон, сильный, жилистый мужик, трезвый и жестокий, как старовер. Вдвоем они как примутся чесать шпану: куда - куски, куда - милостыня! Завсегдатаи тринадцатой почти сплошь - рвань немыслимая, беспаспортная, беспарточная; на гопе у Макокина и то таких франтов вряд ли встретишь. У иного только стыд прикрыт кое-как. Ванька-Глазастый, родившийся и росший со шпаною, не предполагал, что еще рванее таракановских нищих бывают люди. В тринадцатой - рвань форменная. Например - Ванька-Туруру. Вместо фуражки - тулейка одна; на ногах зимою - портянки, летом - ничего; ни одной заплатки, все - в клочьях, будто собаки рвали. А ведь первый альфонс! Трех баб имел одновременно: Груньку-Ошпырка, Дуньку-Молочную и Шурку-Хабалку. Перед зеркалом причесывается, не иначе. Или, вот, "святое семейство": Федор Султанов с сыновьями: Трошкою, Федькою и Мишкою-Цыганенком. Эти так: двое стреляют, а двое в чайной сидят - выйти не в чем. Те придут, эти уходят. Так, посменно и стреляли. А один раз - обход. "Святое семейство" разодралось - кому- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (14) »
Последние комментарии
1 день 3 часов назад
1 день 7 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 11 часов назад
1 день 17 часов назад
1 день 17 часов назад