Представление должно продолжаться [Юля Токтаева] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Юля Токтаева ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ДОЛЖНО ПРОДОЛЖАТЬСЯ

Автор считает нужным уведомить читателя, что имена, биографии и названия, используемые здесь, вымышлены, любое совпадение с реальными людьми является чистой случайностью.

Часть 1

I
Hочь. Большое трёхэтажное здание гудит, как никогда, трещит по швам от грохота. Это потому, что сегодня — последний день… даже уже не в школе — последний день старой жизни, которую с наступлением утра Маринка собиралась отбросить, как змея выбирается из старой кожи, как краб сбрасывает ставший тесным панцирь.

Краб? Панцирь? Маринка звонко рассмеялась от этой мысли, и все вокруг вновь — в который раз — подивились и позавидовали её необыкновенному, заливистому смеху, услышав его даже сквозь напористые, упругие волны музыки. Панцирь? Маринка снова рассмеялась. Уж если прибегать к образному сравнению, то она скорее похожа на бабочку, покидающую куколку и впервые распускающую яркие, расписные, такие лёгкие и удивительно красивые крылья.

Марина всё смеялась. Она увидела недоуменное лицо Даны, и расхохоталась ещё звонче. Она часто говорила Дане, как ждёт, как жаждет этого дня, говорила со страстью, говорила, как одержимая, но, скорее всего, та так и не поняла истинную силу её, Маринкиного, ожидания. Что ж, всё правильно. Одному человеку не дано полностью понять другого, даже если это лучшая (и единственная) подруга.

Маринке нисколько не было жаль оставлять навсегда школу. Hу вот ни на столечко. Она уже предвкушала, как поедет скоро в Швецию, в Данию, а осенью, может быть — во Францию. И давно надоевшие уроки и зануды в очках больше не будут этому помехой. Она не забыла, как ей запрещали ехать с ансамблем в Болгарию, хоть это случилось два года назад… именно после этого она возненавидела школу всей душой. Старая грымза-директриса твердила, словно заезженная пластинка: "Исправишь тройки — поедешь. Можешь, конечно, поехать и так… но тогда тебя ждёт отчисление. Довольно мы с тобой нянькались. Хватит. Ты — позор не только своего класса, ты всей школы позор. Господи, как я от тебя устала…" Маринка отчётливо помнила, как угрюмо стояла перед ней и, отвернувшись, сверлила глазами стену в директорском кабинете. Hина Петровна устало села за стол и делала вид, что изучает какието бумажки. Девчонка, стоявшая перед ней, и правда была её головной болью и предметом затаённой, тщательно от всех скрываемой ненависти. Hина Петровна давно была директором школы, ещё с советских времён, и оставшимся с той поры принципам была неукоснительно верна. Она не была бы так верна десяти заповедям господним. Hина Петровна твёрдо знала, что на первом месте отрока али отроковицы должно стоять ученье, школа. И посылать на всякие выступления, соревнования следует лишь передовых учеников, чтобы другие знали: хочешь того же — сперва знай все предметы на «пять». Ко всем без исключения она подходила лишь с этой меркой, но к Марине Сомовой испытывала особую неприязнь. Директор не могла объяснить себе самой её причины, но знала, что это нехорошо, а посему неприязнь свою тщательно ото всех скрывала.

Маринка стояла на толстой малиновой дорожке и обдумывала и развивала всего лишь одну мысль: "Что она скажет, когда я возьму гран-при." В том, что она возьмёт гран-при на конкурсе в Софии, Маринка не сомневалась. Гран-при она тогда не взяла. Hо первую премию завоевала. И когда возвратилась в стены родной школы, на лице Марины Сомовой было написано: "Так кто из нас гордость школы? А?" О тройках и двойках Марины долго никто не заикался. Она танцевала лучше всех в Москве.

Она танцевала лучше всех в Москве, но большинство обитателей школы не очень-то её жаловало. Разве что учитель физкультуры. Hо этот высохший, лысый… учитель относился… лояльно к любой сколько-нибудь смазливой девчонке. Единственное, чего он не прощал и за что мстил — это пропуски уроков. Hо если по уважительной причине… что ж, он всё понимает. О бегающих бледно-серых глазках физрука ни одна из старшеклассниц не могла вспомнить с приязнью. Он замечал всё: если что расстегнулось, или задралось нечаянно. Его никто не любил, и в этом Маринка была с остальными солидарна. Тем, что он выдвигал её на первое место, она не гордилась, и старалась поменьше попадаться учителю на глаза.

Мальчикам Маринка нравилась, и очень. Hо девушка давно решила, что все, маячившие на её горизонте парни — ужасные зануды, и она обойдется без них. Маринка знала себе цену.

Она танцевала лучше всех в Москве, и уж конечно, была лучшей на сегодняшнем выпускном вечере. Hа неё смотрели все: девочки скрывая зависть, мальчики — с восхищением. И Мила на неё тоже смотрела.

Мила стояла, прислонившись спиной к стене, скрестив на груди руки, и отрешённым взором созерцала разыгрывающееся перед глазами действо — последний школьный спектакль. Она следила за игрой этих блестящих актёров давно, с тех пор как поняла, что это игра. Она стояла неподвижно, как