Фантастическое путешествие [Айзек Азимов] (fb2) читать постранично, страница - 3

после этого содержал в себе, так сказать, собственного фотографа, работающего на лазерном принципе, дающем объемное изображение.

– Ну, неважно, как, – говорил Мичелз в этом месте. – Вы получаете картину всей кровеносной системы в трех измерениях, которая потом может быть записана в виде большого количества сечений и проекций, сколько потребуется для работы. Если изображение соответственно увеличить, вы сможете проникнуть в мельчайшие капилляры. Вам это, вероятно, понятно. И это делает из меня настоящего географа, – добавлял Мичелз. – Географа человеческого тела, наносящего на карту его реки и заливы, его фиорды и ручьи. Многие из них более запутаны, чем любые другие на земле, уверяю вас.

Рейд взглянул на карту через плечо Мичелза и спросил:

– А это чья, Макс?

– Не того, о ком бы стоило говорить.

Мичелз отложил ее в сторону.

– Я жду вот и все. Другие во время ожидания читают книгу. Я читаю кровеносную систему.

– Вы тоже ждете, а? Так же, как и он?

Рейд кивнул головой в направлении кабинета Картера.

– Ждете того же самого?

– Жду, когда Бенеш будет здесь. Конечно. И еще, знаете ли, я не совсем верю в это.

– Не верите во что?

– Я не уверен, что у этого человека есть то, о чем он говорит. Я физиолог, конечно, а не физик.

Мичелз пожал плечами, словно подтрунивая над самим собой.

– Но я предпочитаю верить специалистам. Они утверждают, что это не тот путь. Я слышал, они говорят, что принцип неопределенности не дает возможности осуществить это дальше, чем на определенное время. А можете ли вы поспорить с принципом неопределенности?

– Я тоже не специалист, Макс, но те же самые специалисты говорят нам, что Бенеш – самый большой специалист в этой области. Другая сторона, у которой он был, сохраняла равенство с нами только благодаря ему. У них нет больше никого из перворазрядных специалистов, в то время как у нас есть Залецкий, Крамер, Ритчхейм, Линдсей и все остальные. И наши самые значительные лица верят, что если он говорит, что у него что-то есть, то это действительно так.

– Верят? Или просто считают, что мы не можем себе позволить не использовать этот шанс?

В конце концов, даже если окажется, что у него ничего нет, мы будем победителями и в этом случае. Другая сторона больше не сможет воспользоваться его услугами.

– Зачем ему лгать?

– Почему бы и нет? – сказал Мичелз. – Благодаря этому его вытаскивают оттуда и привозят сюда, где, как я полагаю, ему хочется быть. Если окажется, что у него ничего нет, мы же не отправим его обратно, не правда ли? Кроме того, он может и не лгать, он может просто ошибаться.

– Уф-ф…

Рейд наклонил свое кресло назад и положил ноги на письменный стол, совсем не по-полковничьи.

– В этом есть резон. И если он надувает нас, это будет на руку Картеру. На руку всем им, дураками.

– Вы ничего не получили от Картера?

– Ничего. Он не хочет заниматься делами, пока не прибудет Бенеш. Он считает минуты так же, как это теперь делаю я. Осталось 42 минуты.

– До чего?

– До того момента, когда самолет, на котором летит Бенеш, приземлится в аэропорту. А биологическая наука ничего не получит. Если Бенеш заключил сделку только для того, чтобы сбежать с другой стороны, мы ничего не получим. И если это правда, мы тоже ничего не получим. Оборона заберет все, каждый ломтик, каждую крошку, даже запах. Будет слишком заманчиво поиграть с этим, и они никогда не упустят этой возможности.

– Чепуха. Разве что в самом начале. Они уцепятся, но у нас тоже есть возможность надавить. Мы свободно можем напустить на них Дьювола, ревностного богобоязненного Петра.

Гримаса отвращения пересекла лицо Рейда.

– Я бы с удовольствием пустил его на военных. А учитывая то, что я чувствую сейчас, я бы с удовольствием бросил его и на Картера тоже. Если бы Дьювала зарядить отрицательным зарядом, а Картера – положительным и столкнуть их вместе, чтобы они испепелили друг друга…

– Не будьте таким кровожадным, Дон. Вы воспринимаете Дьювала слишком серьезно. Хирург – это артист, скульптор живой ткани. Великий хирург – великий артист и имеет соответствующий темперамент.

– Ну, у меня тоже есть темперамент, но я не пользуюсь им, чтобы быть таким въедливым. Кто дает Дьювалу исключительное право быть агрессивным и высокомерным?

– Если бы у него было это исключительное право, мой полковник, я был бы счастлив. Я бы оставил его за ним со всеми возможными благодарностями, пусть это будет только его право. Несчастье в том, что в мире есть очень много других агрессивных и высокомерных характеров.

– Полагаю, что так, – пробормотал Рейд, но не успокоился. – 37 минут.

* * *

Если бы кто-нибудь повторил данную Рейдом оценку характера Дьювала самому доктору Питеру Лоуренсу Дьювалу, то услышал бы в ответ такое же короткое фырканье, как и в случае объяснения в любви. И не потому, что Дьювал был нечувствителен как к оскорблению, так и к обожанию, а потому, что он реагировал на это только тогда, когда имел время, а имел он его очень редко.

Обычное