Гарсон, кружку пива!.. [Ги де Мопассан] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Ги де Мопассан Гарсон, кружку пива!..
Хосе Мария де Эредиа[1]Почему в этот вечер я зашел в пивную? Сам не знаю. Было холодно. От мелкого, как водяная пыль, дождя газовые рожки, казалось, были окутаны прозрачной дымкой, а тротуары блестели, отражая витрины, бросавшие свет на жидкую грязь и забрызганные ноги прохожих. Я бродил без всякой цели. Мне просто вздумалось немного погулять после обеда; я прошел мимо здания Лионского кредита, по улице Вивьен, еще по каким-то улицам. Вдруг я заметил большую пивную, где было не очень людно, и вошел без определенного намерения. Мне вовсе не хотелось пить. Оглядевшись, я отыскал столик посвободнее и присел рядом с пожилым человеком, курившим дешевую глиняную, черную, как уголь, трубку. Шесть или семь стеклянных блюдец, стоявших стопкой перед ним, указывали количество уже выпитых им кружек. Я не стал разглядывать своего соседа. Я сразу понял, что передо мною любитель пива, один из тех завсегдатаев, которые приходят с утра, когда пивную открывают, и уходят вечером, когда ее закрывают. Он был неопрятен, с плешью на темени; сальные, седеющие пряди волос падали на воротник сюртука. Слишком широкую одежду он, очевидно, сшил себе еще в те времена, когда у него было брюшко. Чувствовалось, что брюки еле держатся и он не может сделать и десяти шагов без того, чтобы не подтянуть их — так плохо они были прилажены. Был ли на нем жилет? Одна мысль о его башмаках и о том, что они прикрывают, бросала меня в дрожь. Обтрепанные манжеты заканчивались черной каемкой, так же, как и его ногти. Едва только я сел, мой сосед невозмутимо спросил меня: — Как живешь? Я резко повернулся и пристально на него взглянул. Он снова спросил: — Не узнаешь меня? — Нет. — Де Барре. Я остолбенел. Это был граф Жан де Барре, мой старый товарищ по коллежу. В замешательстве я протянул ему руку, не зная, что сказать. Наконец я пробормотал: — А ты как живешь? Он ответил все так же невозмутимо: — Я? Живу, как умею. Он умолк. Я подыскивал какую-нибудь любезную фразу. — Ну, а... что ты делаешь? Он равнодушно ответил: — Ты же видишь. Я почувствовал, что краснею, и пояснил: — Нет, обычно? Пуская густые клубы дыма, он сказал: — Каждый день одно и то же. Затем, постучав по мраморной доске столика серебряной монетой, валявшейся тут же, крикнул: — Гарсон, две кружки! Голос вдалеке повторил: «Две кружки на четвертый!» И другой, еще дальше, отозвался: «Даю!» Потом появился официант в белом переднике; он нес две кружки, расплескивая на ходу пену, которая падала желтыми хлопьями на усыпанный песком пол. Де Барре разом опорожнил кружку и поставил ее на стол, обсосав пену с усов. Затем он спросил: — Ну, а у тебя что нового? Я, право, не знал, что сказать, и пробормотал: — Да ничего, дружище. Я стал коммерсантом... Он произнес все тем же безразличным голосом: — И это... тебе по вкусу? — Нет, не могу сказать. Но надо же что-нибудь делать. — А зачем? — Да так... Надо же иметь занятие. — А для чего это, собственно, надо? Вот я ничего не делаю, как видишь, совсем ничего. Я понимаю, что нужно работать, когда нет ни гроша. Но если у человека есть средства, это ни к чему... Зачем работать? Ты что же, работаешь для себя или для других? Если для себя, значит, тебе это нравится, тогда все великолепно; но если ты стараешься для других — это просто глупо. Положив свою трубку на мраморную доску, он снова крикнул: — Гарсон, кружку пива! — И продолжал: — Разговор вызывает у меня жажду. Отвык. Да, вот я ничего не делаю, на все махнул рукой, старею. Перед смертью я ни о чем не буду жалеть. У меня не будет других воспоминаний, кроме этой пивной. Ни жены, ни детей, ни забот, ни огорчений — ничего. Так лучше. Он осушил кружку, которую ему принесли, провел языком по губам и снова взялся за трубку. Я смотрел на него с изумлением, потом спросил: — Но ты ведь не всегда был таким? — Нет, извини, всегда, с самого коллежа. — Да это же не жизнь, голубчик. Это ужас. Сознайся: хоть что-нибудь ты делаешь, любишь хоть что-нибудь? Есть у тебя друзья? — Нет. Я встаю в полдень, прихожу сюда, завтракаю, пью пиво, сижу до вечера, обедаю, пью пиво; в половине второго ночи возвращаюсь домой, потому что пивную закрывают. Вот это самое неприятное. Из последних десяти лет не меньше шести я провел на этом диванчике в углу. А остальное время — в своей кровати, больше нигде. Изредка я беседую с завсегдатаями пивной. — Но что ты делал вначале, когда приехал в Париж? — Изучал право... в кафе Медичи. — Ну, а затем? — Затем перебрался на эту сторону Сены и обосновался здесь. — А чего ради ты перекочевал сюда? — Нельзя же в самом деле прожить всю жизнь в Латинском квартале. Студенты слишком шумный народ. Теперь я уж больше никуда не двинусь. Гарсон, кружку пива! Я решил, что он смеется надо мной, и продолжал допытываться: — Ну скажи откровенно: ты перенес какое-нибудь горе, может быть,
Последние комментарии
42 минут 39 секунд назад
6 часов 48 минут назад
6 часов 59 минут назад
7 часов 1 минута назад
7 часов 8 минут назад
7 часов 8 минут назад