Двор. Книга 2 [Аркадий Львович Львов] (fb2) читать постранично, страница - 169

последовало сразу, других пришлось брать за руку, подталкивать, кое-кто хотел задержаться у гроба подольше, Степа Хомицкий с Зиновием поторапливали и сами же подсказывали, что можно еще раз занять место в очереди, однако так могло продолжаться до бесконечности, старого Чеперуху поставили в хвосте, и больше пристраиваться не разрешали.

Майор Бирюк объявил, что доступ к телу покойного прекращен, слово для прощания предоставляется старейшему жильцу двора и многолетнему сподвижнику Ионы Овсеича Дегтяря товарищу Малой Клаве Ивановне.

Дворничка Лебедева принесла широкий табурет, старухе помогли подняться, кое-где еще слышался говор, однако быстро стихало, наконец, наступила полная тишина, и на весь двор зазвучал горестный голос:

— Товарищи, сегодня мы провожаем в последний путь нашего дорогого и любимого учителя, друга, соседа Иону Овсеича Дегтяря. Наш двор осиротел, мы понесли тяжелую потерю: тридцать пять лет подряд, днем и ночью, мы постоянно чувствовали, что рядом с нами, бок о бок, живет и работает товарищ Дегтярь. Вместе с ним мы шли через разруху и голод, через лишения и войну, и какие бы трудности ни возникали на пути, он всегда был первый, всегда подбадривал, всегда умел сказать теплое, душевное слово другу и в то же время учил нас ненавидеть врага, не давать ему пощады, не жалеть себя, своих сил и самой жизни. Какие выгоды он имел за свой нечеловеческий труд, какие санатории и дворцы он ждал взамен? Зайдите к нему в квартиру, посмотрите на эту обстановку, и вы получите ясный ответ, и, может быть, кой-кому из нас станет стыдно и совестно. Мы были неграмотные и темные, он помог нам получить образование, он заставлял нас учиться, потому что, кто не учится, тот не может построить коммунизм.

Клава Ивановна подняла голову, обвела присутствующих долгим, пристальным взглядом, протянула вперед руку, останавливала палец то в одном, то в другом месте и продолжала:

— Здесь, здесь, здесь я вижу тех, кому он со всей щедростью отдавал частицы своего сердца и радовался, как маленький мальчик, когда мог сказать: «Малая, кое-что уже сделано, но надо еще много и много работать, чтобы довести до конца». Он не успел.

Внезапно раздался крик, словно человек задыхается. Ляля Орлова упала на стол, схватила покойного за голову и прижалась губами с такой силой, что невозможно было оторвать. Андрей Петрович и Степа Хомицкий взяли ее за руки, на миг удалось разжать, но тут же она уцепилась за гроб, в толпе началось волнение, майор Бирюк незаметно нажал снизу на локоть, Ляля жалобно застонала, отпустила гроб, из задних рядов передали пузырек нашатыря, заставили понюхать, бабушка Оля с Катериной обняли Лялю с двух сторон за талию, с трудом смогли пробиться через толпу, и повели к себе в квартиру.

— Дорогой товарищ Дегтярь, — Клава Ивановна опустила голову, видно было, что взгляд устремлен на покойного, — ты всегда будешь жить в наших сердцах, и наши дети, наши внуки будут равняться на тебя, как равнялись их отцы и деды. Ты никогда не покидал строя живой, ты навечно останешься в строю. Прощай, наш верный товарищ, наш боевой друг! Спи спокойно, мой родной!

Клава Ивановна заплакала, послышались горестные вздохи, в толпе кто-то громко зарыдал. Андрей Петрович объявил, что траурный митинг закончен, старуха поцеловала покойного, затем подошли остальные, Тося Хомицкая хотела перекрестить, но успели одернуть. Мужчины подняли фоб, ударили звуки траурного марша, в закрытом дворе получалось с удвоенной, с утроенной силой, буквально выворачивало душу наизнанку, и медленным шагом, чуть-чуть покачиваясь из стороны в сторону, понесли к воротам. В подъезде пришлось замедлить шаг, со всех сторон так наседали и теснили, что в отдельные секунды возникала опасность для самого гроба с телом покойного, те, кто был рядом, подымали истошный крик, даже оркестр не мог заглушить. Передние ряды, сколько было возможно, ускоряли движение, задние, наоборот, придерживали, наконец, фоб вынесли за ворота и поставили на машину. Шофер завел мотор и уже готов был тронуть с места, но старый Чеперуха вдруг взобрался наверх, поднял обе руки и своим зычным голосом потребовал тишины. Получилось совершенно неожиданно, никто не успел остановить его и приказать, чтобы немедленно слез, Иона ударил себя кулаком в фудь и закричал, обращаясь к покойному:

— Дорогой Овсеич, сегодня ты последний раз проводишь время с нами, в своем родном дворе, и слезы не дают сказать, какая боль у меня в сердце, какую рану ты оставил внутри! Все годы советской власти я привык чувствовать тебя рядом. Подходя к воротам своего дома, Чеперуха всегда хорошо помнил, что ты здесь и видишь каждый шаг. В любой семье день не похож на день, бывает лучше, бывает хуже, отец может ударить сына, сын может ответить фубым словом, но все равно отец остается отцом, а сын остается сыном. Потеряв своих детей, ты строил форпост для наших детей; не заботясь о себе, ты заботился о том, чтобы у нас было хорошее жилье со всеми удобствами. Не всякому и не