Полноземлие [Евгений Львович Войскунский] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Евгений Войскунский, Исай Лукодьянов ПОЛНОЗЕМЛИЕ
11 АПРЕЛЯ
Селеногорск взбудоражен. Такое впечатление, что все посходили с ума. Утром, когда я столкнулась в коридоре с Веригиным, я подумала, что, может быть, пригодится моя медицина. У него были красные, воспаленные глаза и вообще, я сказала бы, вид лунатика — если бы это не звучало смешно. Я предложила Веригину выпить экстракта криногена, который он обожал, но он отмахнулся и побежал в радиорубку. Давно я заметила, что с наступлением полноземлия наши ребята взвинчиваются. Да и мне становится как-то не по себе, даром что я уже около четырех лет живу в этой пещере, выдолбленной во внешнем склоне кратера Птоломея: беспричинное возбуждение сменяется беспричинной же грустью, и все время хочется пить. Конечно, тут прежде всего — воздействие сильного света, идущего от Земли. Но не только. У меня накопилось порядочно наблюдений, и я над ними раздумываю. Вообще же мне особенно нечего тут делать. В Селеногорске никто не болеет, если не считать старого Шандора, у которого иногда побаливает новая печень (это бывает первое время, пока печень «осваивается»), да еще Володи Лермана с его вечными ушибами и растяжениями связок. За завтраком астрофизики галдели, как скворцы, наткнувшиеся на ультразвуковое заграждение. Я только и слышала: «тау-частицы, тау-частицы»… Кажется, только Алеша Новиков сохранял относительное спокойствие. Он улыбнулся мне, пододвинул кофейник и сказал: — С наступающим. Марта. Я вспомнила, что завтра День Космонавтики. В столовую вошел Виктор Доля. Глаза у него были воспалены, рыжие волосы — не чесаны. Видно, он только что сменился с вахты у большого инкрата. Все так и накинулись на него; — Ну что, Виктор? Как Стрелец? — Стрелец полыхает, — сказал Виктор и, сморщившись, потер глаза. Я попросила Алешу вразумительно рассказать, что, собственно, произошло. — Выброс материи в центре Галактики, — ответил он с набитым ртом. — Но это не ново. Я слышу это уже много лет… — Выброс колоссально возрос. Резко усилился поток тау-частнц. Ночью Веригин ворвался к Шандору и стащил его с постели. Опять тау-частицы. Только это я и слышу здесь… — Завтра, — продолжал Алеша, — прибывает куча космогонистов. Ларин, Крафт, Воробьева… — Воробьева? Тина Воробьева? — Да, — сказал Алеша и подлил мне кофе. Он говорил что-то еще, но я плохо слушала. Вот как, значит. Прилетает Тина. Давно я ее не видела. — Опять отложили наш вылет, — сказал Алеша. — Сколько можно околачиваться на Луне? «Действительно, сколько?» — подумала я.12 АПРЕЛЯ
День Космонавтики у нас обычно отмечается праздничным обедом — всегда очень веселым. Каждый раз меня бесконечно трогает особо предупредительное отношение ребят. Я тоже смеюсь и шучу и стараюсь изо всех сил победить тоску. Что поделаешь: я твердо знаю, что никто никогда не заменит мне Федора. Добродушного моего гиганта… Но сегодня было не до праздничного обеда. Около полудня мы вышли на поверхность. На террасе, под которой в Море Облаков раскинулся космодром Луна-6, мы ожидали прибытия корабля. Тут были все: астрофизики нашей обсерватории, и космодромная команда, и экипаж «Юрия Гагарина», который вот уже три недели томится в ожидании вылета. Только неугомонный селенолог Володя Лерман залез в танкетку и умчался на ту сторону, к своим бурильным автоматам. Будет лазать по немыслимым крутизнам. А к вечеру заглянет ко мне и, пряча за иронической улыбкой смущение, попросит примочку для ушибов. За четыре года я привыкла к Луне, к ее бурой, ноздреватой поверхности, где все — вверх-вниз; привыкла к обнаженному черному небу, утыканному звездами; даже к коварным колодцам, присыпанным легким, как пена, шлаком. К одному не могу привыкнуть — к полноземлию. Глаз не могу отвести от Земли. Ее огромный диск висит над головой. — Марта. Марта, надо ль плакать, если Дидель вышел в поле… — Перестаньте, — прошу я. Я действительно готова заплакать. Алеша не знает, что Федор тоже любил Багрицкого. Корабль прилунялся долго. Жуками поползли по космодрому банкетки. Прибывшие все в одинаковых скафандрах, не разберешь, кто где. Голоса, голоса — конечно, о тау-частицах. И вдруг — уверенный, быстрый, напористый голос: «Я предупреждал, что это зависит от волокнистого строения туманности…» Значит, и Герман Скрипкин прилетел. Ну что ж… Я вспомнила: кто-то рассказывал, что он никуда Тину одну не отпускает. О нем вообще много говорили. Да он и сам часто высказывался в астрофизических вестниках — всегда запальчиво и резковато. В Селеногорске, когда мы вылезли из скафандров, Тина Воробьева бросилась ко мне. Мы обнялись. — Безумно рада тебя видеть, — сказала она. — И я рада… Тина была все такая же — хрупкая, тоненькая, белокурая. Только вот под глазами у нее появились припухлости. В институтские годы (Тина окончила- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Последние комментарии
35 минут 29 секунд назад
55 минут 30 секунд назад
1 час 20 минут назад
1 час 24 минут назад
10 часов 55 минут назад
10 часов 58 минут назад