Двое в доме [Анатолий Самуилович Тоболяк] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (13) »
Анатолий Тоболяк Двое в доме
1
Звонок — длинный, нервный, пронзительный. Так и видится издерганная телефонистка и кажется, слышно ее бормотание: господи, перемерли они там, что ли! Столик с телефоном стоит в коридоре. Елена Дмитриевна бежит из кухни, предварительно выключив газ; Павел Матвеевич ковыляет из спальни, где собрался прикорнуть часок. — Да, да, квартира слушает! — Здравствуй, мама! Конечно, это Дима, так она и знала. Что бы там ни говорили, а телепатия существует. — Здравствуй, Дима! Павел Матвеевич стоит рядом, как-то полубоком к столику, точно телефонный разговор его интересует постольку-поскольку… — У нас все по-прежнему, Дима. А у тебя как? Губы Павла Матвеевича шевелятся, беззвучно повторяют: «А у тебя как?» — В командировку? Когда? «В командировку? когда?» — повторяют губы Павла Матвеевича, а вслух он говорит: — Спроси, куда едет. Елена Дмитриевна отмахивается от него рукой — не мешай! Он, прихрамывая, уходит в гостиную и тут же возвращается с папиросой во рту. Встает так же полубоком, чуть поодаль, как человек не первой важности, но и не совсем случайный. Елена Дмитриевна смеется; все лицо ее забавно сморщивается, становится ребячески молодым и беззащитным. — Слушай, Дима, перестань глупить. Ты же взрослый человек. — О чем он? Она досадливо поводит локтем — не мешай, пожалуйста! Как будто он ей чем-то мешает; он и стоит-то чуть не на улице… — А как же Вера? Она не будет против? Слушает, и лицо ее тускнеет. Шестьдесят три года медленно возвращаются на него, как вышедшие на несколько секунд безнадежные квартиранты, которых никакими силами не прогнать… Павел Матвеевич хмурится; на правом виске его отчетливо и страшновато бьется под тонкой кожей вздувшийся бугорок. Он тянет руку к трубке — дай мне! Елена Дмитриевна поворачивается к нему спиной — вот упрямая! — он видит только коротко, подковкой подстриженные волосы, подкрашенные, но седина проступает… — Не надо самолетом, Дима. Лучше поездом. А то я буду волноваться. — Дай же мне! Теперь уже локтем от него не отбиться. Елена Дмитриевна успевает сказать: — У нас все в порядке, Дима. Тянем понемногу. Папа прихварывает, я ничего. Вот он хочет с тобой поговорить. Приезжай, мы ждем. До свиданья, — и прежде чем отдать трубку: — Ну, чего вот мешаешь? Все равно ничего путного не скажешь. Павел Матвеевич, не отвечая, берет трубку, прикладывает к уху, прокашливается, как перед долгой речью. — Дима, здравствуй. — Здравствуй, папа! — слышит в ответ далекий голос. — Дима, ты к нам собираешься? Слушает, шевеля губами, кивая… — Дима, сынок, у меня к тебе просьба. Привези мне, пожалуйста, одну селедку. Елена Дмитриевна в сердцах плюет — тьфу ты! — и уходит в гостиную. Когда минуты через две, закончив разговор, он приходит туда же, она сидит в кресле и курит. У Павла Матвеевича озабоченный вид человека, давшего трудное поручение, но сомневающегося в его исходе. Он садится рядом в кресло и разжигает свою папиросу. — Прилетит через неделю, — сообщает он так, точно она не в курсе дела, и только благодаря его переговорам удалось уточнить дату. — Надо рыбный пирог испечь. — Ты мне скажи, пожалуйста, что за дурацкая манера вырывать трубку из рук, а потом говорить какую-то ерунду! Человек летит в командировку, хочет сэкономить пару дней, заглянуть к нам. Есть у него время развозить по стране селедку? Павел Матвеевич дымит в потолок. Возможно, он даже не слушает; на худом породистом лице его выражение задумчивости — Дима, сынок… — Дима, сынок! — вырывается у него вслух. Елена Дмитриевна умолкает. Они сидят, курят в тишине большой квартиры, где когда-то и пятерым не было тесно; настенные часы молчат, телевизор стоит с погашенным экраном, пианино закрыто… Елена Дмитриевна задумалась над звонком Димы. Конечно, хорошо, что он приедет, это такая радость, но Вера болезненно относится к его заездам домой, опять ему достанется, — странная все-таки женщина, откуда такая недоброжелательность, невозможно ее понять, ведь ничего же не просят у Димы, не вмешиваются в их жизнь… Павел Матвеевич вдруг громко говорит: — Опять Ленька давно не пишет. Опять у него неладно. Надо дать телеграмму. — Какая ерунда! На прошлой неделе было письмо. — Почему мне не показала? — Я тебе читала. Ты сам читал. Но пока не увидит конверт с почтовым штемпелем, не успокоится. «Действительно, шесть дней назад…» — «Ну, убедился?» У нее, слава богу, память еще хорошая, хотя тоже появились странности — хоть убей, не вспомнишь, что читала вчера в периодике, а Киплинга, например, как прочла в юности, так до сих пор каждая строчка в голове… А он сильно сдал за последнее время. Живет на лекарствах, сам стал их просить; едва ляжет — Лена, принеси резерпин; Лена, дай, пожалуйста, снотворное, — это уже самовнушение… Года два назад еще много читал, а теперь газеты- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (13) »
Последние комментарии
1 час 53 минут назад
2 часов 26 минут назад
3 часов 23 минут назад
18 часов 24 минут назад
20 часов 58 минут назад
21 часов 27 минут назад