Пьяный в полдень [Марек Хласко] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Марек Хласко
Пьяный в полдень
© С.Тонконогова, перевод на русский язык, 2000.
Случилось это в самый полдень, когда мучительный зной проник во все закоулки каменного города; листья на деревьях поникли, от горячего асфальта несло смолой. По улице шел пьяный. Шляпа странным образом держалась у него на самой макушке - так умудряются носить шляпу только пьяные; у трезвого она свалилась бы с головы через пару шагов, пьяный же пройдет в ней все круги ада. Шел он широким, но не поддающимся измерению шагом; искуснейший геометр сел бы в калошу, заставь его измерить это переплетение ромбов, эллипсов, зигзагов. Прохожие оглядывались на пьяного, а он себе шел; у него было пугающее лицо безумного пророка, а руками он с такой силой раздвигал воздух, будто то и дело натыкался на препятствие. И невнятно бормотал при этом. Впрочем, путь его был недолог. Вот он пошатнулся, повалился на траву, да так и остался лежать там. Шляпа, ясное дело, продолжала держаться на его голове, лицо - красное, опухшее - оказалось на самом солнцепеке. Изо рта струйкой стекала слюна, глаза закатились; когда он падал, рубаха вылезла у него из штанов, и обнаженное, потное тело являло зрелище в высшей степени отвратительное. Понемногу начали сходиться люди; дело происходило на Праге, где, как известно, всех развлечений - медведи да пьяные. Прага и сейчас словно бы другой город в составе Варшавы, человека из центра многое здесь удивляет. Тут полно «человеческих обломков» - как выразился один молодой одаренный критик, который, очевидно, полагает, что человек, как и машина, может в конце концов сломаться. Для людей, смотревших на пьяного, зрелище это было обыденным. Стоял среди них человек в темно-синем костюме и светлой кепке. Он говорил: - Была жизнь? Была. Жил я? Жил. Бывало, мог что ни день напиваться в стельку, и свояк мой тоже мог. Прежде была забегаловка на Ратушовой; когда мы со свояком туда входили, оркестр «Легкую кавалерию» играл. Литр, помню, стоил четыре злотых; и свояк был пьяный, и я был пьяный. Что ни день - в дымину. А теперь что? Да ничего. Теперь если я подзаправлюсь раз в неделю, считай, уже хорошо. Очень даже хорошо. А бывало, каждый божий день. Со свояком. Тут, на Праге, кого ни спроси, все Владека Майтлоха знают. - А что сталось с вашим свояком? - спросил один из толпы. Низенький, сухой человечек с загорелой лысиной. Мужчина в синем костюме повернулся к нему. - А тебе-то что за дело? - спросил он с вызовом. - А я, может, знал вашего свояка - сказал низенький. - Я двадцать лет на Праге живу. Кучу людей тут знаю. - Генека Яблоновщака знал? - спросил человек в синем костюме. - С Бялостоцкой, что ли? - Нет. У него еще на Зомбковской мастерская была. - Нет, - сказал человек с загорелой лысиной. - Этого не знал. - Так на хрена встреваешь? - сказал тот, что в синем костюме. - Страх как не люблю проныр, которые повсюду нос суют. У меня правило твердое: держать язык за зубами. Пьяный лежал на солнце, людей вокруг все прибывало. Среди них стояла девушка; вздернутый носик, светлые волосы; лет двадцати от силы. Девушка говорила: - Как можно было так напиться? Ну не стыдно? Облик человеческий теряет, здоровье губит - за свои же денежки. Мне его нисколечко не жалко. Пусть бы загребли в милицию да ночку там продержали. Что он, жить иначе не может? Может. Работать может, семью завести. А если у него есть семья? И сейчас его дома ждут? И учиться он мог бы, теперь даже старые люди еще могут учиться. - А с чего вы взяли, что ему учиться охота? - сказал кто-то сзади. - Может, он сам по себе? Может, его никто отродясь не любил и не любит? Может, он один живет и ему неохота в пустой дом возвращаться? Может, он один-одинешенек… Девушка обернулась, с минуту смотрела на говорившего, потом разразилась смехом. - Ну, вы прямо как ребенок! Никто не любил… одинешенек… Ему надо цель себе в жизни найти. Ясно? Цель. Одиночество? Да не бывает такого. Нет теперь ни одиноких, ни несчастных. Нету. - Понял, - сказал тот, что перед тем обращался к девушке. - Спасибо. К девушке подошел парень в чудной какой-то рубахе; его коротко остриженные волосы торчали ежиком. - В кино пойдете? - спросил он. - У меня два билета. - А на что? - Не знаю. Про любовь вроде. - Муть небось? - А кто его знает, - пожал плечами парень. - Может, и ничего… Пойдем, скоро начинается. Он взял ее за руку, и они ушли. Человек в синем костюме и светлой кепке говорил, прикрыв глаза: - Был в шестом отделении сержант знакомый. Бывало, заберут нас: меня и свояка. Как всегда, на двадцать четыре часа. Ну, сержант свояку и говорит: «Я, Хенек, тебя посажу. Будешь ты у меня, Хенек, сидеть. Чтоб мне провалиться, упеку как миленького». Но дольше суток мы никогда не сидели. Горя не знали… мы со свояком. - Порядочная свинья, должно быть, этот ваш свояк, - сказал кто-то сзади. Это был приземистый человек в таких вытертых штанах, что и в аду по ним можно было признать монтажника. На нем была спортивная майка, на левом плече - татуировка в виде змеи. Был он приземистый и коренастый,
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Последние комментарии
4 часов 5 минут назад
4 часов 13 минут назад
4 часов 22 минут назад
4 часов 28 минут назад
5 часов 57 минут назад
6 часов 23 секунд назад