Дамаск [Ричард Бирд] (fb2) читать постранично, страница - 2

с одного его карего глаза на другой и спросила, не страшно ли ему.

– Нет, – сказал Спенсер. – Только иногда.

– Не бойся, – сказала она. – Нам ведь некуда спешить. Давай-ка разберемся с сегодняшним днем.

Сегодня первое ноября 1993 года, и где-то в Великобритании, в Аллоа или Арунделе, в Линфилде или Дэреме, в Манчестере или Ротернэме, в Мастеге или Гулле выглянуло солнце, а Хейзл Бернс исполнилось десять лет. Со стороны моря появляются чайки, они кружат высоко над берегом, борются с ветром, что постепенно уносит их вдаль, за ними – огромное голубое небо. Иногда, словно напоминая о том, что все происходит здесь и сейчас, чайки резко кричат, но крик тает в вое ветра.

Мистер Бернс, отец Хейзл, снял (на полдня) поле местного гольф-клуба. Над восемнадцатым фервеем^[1] нависает железнодорожная насыпь, изредка с грохотом мимо проносится случайный поезд. Его пассажирам предоставляется редкая возможность подглядеть за участниками скромных торжеств по случаю присвоения мистеру Бернсу международной Европейской премии лучшего торгового представителя года «Удачная продажа-93», спонсором которой выступил «Королевский Дом Мот», или «У. X. Смит», или «Общество Кооперативного Страхования». Преданный своему делу, отмеченный высокой наградой мистер Бернс любит путешествовать, знакомиться с новыми людьми, заводить друзей. Он сожалеет, что не может проводить больше времени с семьей.

Виновник торжества представляет новой секретарше двух своих маленьких дочерей:

– Это Хейзл, ей десять, а это Олив, то есть Оливия, ей восемь. Мои прекрасные дочки. Самые красивые дочки, которые только рождались на земле за всю историю ее существования.

Хейзл широко улыбается и встает со стула. Ветерок треплет подол ее выходного белого платья и каштановые волосы, которые она пытается удержать руками. Олив, одетая в точно такое же платье, сидит за столом, болтая ногами, и читает «Тайный сад», или «Ветер в ивах», или «Дети воды». Время от времени она берет кисть винограда или пригоршню черешни, или дольку апельсина из вазы на столе. Она носит очки в простой оправе и Хейзл это раздражает.

– Ну а, – спрашивает папина секретарша (кремовая блузка, довольно короткая темная юбка, мила с детьми), – кем же хочет стать Хейзл, когда вырастет?

Мистер Бернс замечает коллегу и устремляется к нему. Жена моментально занимает его место, потому что естественно относиться к новой секретарше с подозрением, особенно когда та находится рядом с ее детьми.

– Хейзл хочет стать юристом, – отвечает мама Хейзл, и папина секретарша произносит:

– Похвальное стремление, не правда ли? – но Хейзл не соглашается:

– Вовсе нет. Я предпочла бы стать Олимпийской чемпионкой по фристайлу. Правда.

Мамина рука опускается на плечо Хейзл.

– Или врачом, – говорит она. – Врачом или юристом.

– Нам можно пойти купаться?

– И Олив такая же. Она уже читает, как пятнадцатилетняя. Хочет поступить в Оксфорд или Кембридж и получить диплом врача или юриста.

– Я хочу стать пловчихой, – настаивает Хейзл.

– Молодец, – произносит секретарша и замечает, как изменилось выражение лица миссис Бернс. – Только, конечно, если гы действительно этого хочешь. – Она извиняется и уходит прочь.

– Послушай, милочка, – говорит мать Хейзл, – пора бы уже быть взрослее.

– Но я правда не хочу быть юристом.

– Нет, хочешь. Тебе придется начать жить в реальном мире, как все нормальные люди.

– Тогда я стану футболистом.

– Пожалуйста, Хейзл, не надо.

– Папа говорит, что у тебя бы получилось, – вставляет Олив.

Миссис Бернс вздыхает. Она оглядывается, ища глазами мужа, но того нигде не видно. Потом беспокойно ищет взглядом его новую секретаршу в светлой, тонкой, почти прозрачной блузке, ведь мать Хейзл не сомневается, что беспокойство – правильная реакция на жизнь. Поэтому даже ее скромность как-то агрессивна.

– К тому же, – продолжает она разговор с Хейзл, – в бассейнах полно инфекций.

Удостоверившись в том, что дети приняли различные пилюли и витаминные пищевые добавки для укрепления здоровья, она обращается к Олив с призывом лучше пережевывать фрукты, свято веря в то, что материнская предусмотрительность не может быть излишней. Хейзл замечает, что когда Олив ест, очки у нее на переносице двигаются то вверх, то вниз.

– Это несправедливо. Я хочу пойти плавать.

– Мы не пойдем плавать. Ты должна больше читать, как твоя сестра, тогда, может быть, получишь стипендию в хорошем колледже.

Пассажирский поезд делает незапланированную остановку у насыпи, и Хейзл успевает разглядеть мальчика в футбольной майке, прижавшегося лицом к окну вагона. Она не сомневается: он может делать все, что захочет, в любой день недели, даже есть печенье «Бурбон», или «Джаффа», или шоколад «Кэдбери». И наверняка ходит плавать, когда ему вздумается.

– Раз нельзя пойти плавать, – говорит Хейзл, – я буду строить дурацкие рожи и кричать глупости, пока все папины друзья не решат, что я дура.

– Только не