Волчьи войны [Анри Лёвенбрюк] (fb2) читать онлайн

Анри Лёвенбрюк Волчьи войны

Выражаю глубокую благодарность Филиппу Мюнху

за великолепное оформление книги

Посвящаю эту книгу моей милой Зоэ

Пролог Память земли

У земли память не такая, как у людей. Мы думаем, что все знаем об истории и о мире, но в давние, забытые ныне времена существовало много чудес, которые сегодня исчезли без следа. Помнят о них только деревья, да небо, да ветер… И вот однажды ночью в те далекие от нас времена земля увидела, как пересеклись пути двух миров.

Чудесный осенний день клонился к вечеру. Лето прошло, и о нем напоминали лишь последние листья да зверьки, рыщущие в поисках припасов на зиму. В кронах хвойных деревьев на склонах Гор-Драка гудел ветер. Наступали сумерки.

Он пришел с юго-запада. С шапкой на голове и мешком за плечами он решительно шагал на север Гаэлии. Его цель, одинокое строение, возвышавшееся на таинственном полуострове, была еще далека. Ему предстояло получить образование в хранилище всех тайных знаний друидов, дворце Сай-Мина.

Это был Катфад, сын Катубатуоса. В самом его имени был знак судьбы. Ему суждено было стать Великим Друидом, прийти в мир людей и поделиться с ними своими знаниями.

Быть может, случай привел его этим осенним вечером именно сюда? А может быть, Мойра? Это место ничем особенным не отличалось, но именно здесь, в нескольких часах ходьбы от Атармайи, у скалы, разделяющей два мира, решил он остановиться на ночлег.

У самого входа в Сид.

Только после ужина, состоявшего из зайчатины и собранных поблизости плодов, юноша обратил внимание на странные очертания скалы, у которой расположился. Это был высокий дольмен с идеально гладкой поверхностью. Подобный каменному великану, он, казалось, наблюдал за путником сверху.

Юноша медленно поднялся и подошел к скале. Она отбрасывала глубокую тень. Было необычайно тихо. Тот, кому предстояло стать друидом, протянул к скале руки, желая коснуться ее. Она имела настолько правильные очертания, что казалась творением божества.

Затаив дыхание, с величайшей осторожностью коснулся юный Катфад серой поверхности скалы. И вместо холодного камня ощутил внезапно нечто теплое, нежное, почти живое. Удивленный юноша сделал шаг назад, и тут ему показалось, что цвет скалы изменился. Катфад поднял голову. Может, это игра лунного света? Нет, свет луны был все таким же бледным, а камень постепенно становился красноватым.

Юноша отошел чуть дальше. Откровенно говоря, он немного испугался. Вдруг скала зашевелилась, и в бликах лунного света на поверхности камня появилась человеческая фигура. Это был силуэт женщины. Необычайно красивой женщины. Очертания ее становились все яснее. Будто понемногу приближаясь, вырисовывались линии тела, лицо, глаза.

Изумленный Катфад в оцепенении наблюдал сказочное видение. Женщина смотрела на него. Она ему улыбалась. Красноватое мерцание за ее спиной исчезло, и вот она уже перед ним, во всей своей реальности.

Она была прекрасна какой-то дикой красотой. Черные волосы, большие голубые глаза, смуглая, как у южан, кожа. Стройная, очень хрупкая.

Она не произнесла ни слова. Плавным движением, будто танцуя, открыла юноше объятия, подошла к нему и, нежно улыбаясь, взяла за руки.

Ни одного слова. Только взгляды и дыхание. Тела их сблизились и, обласканные лунным светом, слились под покровом молчаливой ночи. Вот так все это и произошло. Утром Катфад проснулся и сразу открыл глаза. Осеннее солнце уже давно поднялось. Он огляделся. Женщины не было. Скала при свете дня ничем не отличалась от других.

Изумленный юноша молча поднялся на ноги. Ничто не подтверждало его ночных воспоминаний. Но он был уверен, что это не сон. Его тело помнило все.

Катфад не знал женской любви. И не узнает. Это случилось с ним всего один раз. И никогда больше не увидит он ту, что подарила ему любовь.

Сид навсегда закрыл свои врата.

Глава 1 Лугнасад

Нигде во всей Гаэлии не было волчицы белее, чем эта. Сказители былых времен звали ее Ималой, что на нашем языке означает «белая». Ее нельзя было спутать ни с одним другим волком острова, и не только белый мех отличал ее от сородичей. Все в ней было особенным — походка, взгляд, благородная посадка головы. К тому же в ее жизни уже случались встречи с людьми. Сейчас путь ее лежал к северу. Она не спеша продвигалась вперед, наслаждаясь всеми благами лета: зеленью травы, свежестью земли, обилием растений и дичи — косуль, зайцев и перепелок. Время от времени она ложилась на бок и грелась в солнечных лучах, встряхивая головой, чтобы отогнать слишком близко подлетавших к ней насекомых.

Имала не могла не узнать оставленные повсюду метки. Они означали, что она все еще находится на территории своей бывшей стаи. Но это ее вовсе не беспокоило. Ведь она одержала победу над предводительницей, старой Аэной, в долгой битве на глазах у всех сородичей доказала свое превосходство. Аэна уползла, поджав хвост и волоча брюхо по земле, и остальные волки смирились с этим. Теперь никто из них не посмеет встать на пути Ималы. По крайней мере, в ближайшее время.

Она могла остаться в стае и занять место Аэны. И была бы прекрасной предводительницей. Молодой, сильной, отважной. Но Имала стремилась к иному. К чему-то, неподвластному пока ее разуму. Инстинкт увлекал ее вдаль, на север, и она без сожаления покинула стаю. Теперь волки, наверное, прогонят Аэну, ведь она утратила свой авторитет. Другая молодая волчица вызовет ее на бой и, наверное, победит. Таков закон природы. Редко бывает, чтобы вожак оставался во главе стаи всю жизнь. И Аэна покорно уйдет, Аэна, некогда изгнавшая Ималу, убившая ее детенышей. Но Имала этого не увидит. Ее ожидают другие дела.

Весело помахивая хвостом, она двигалась к северу, следуя за той из мира людей, что явилась ей, приблизилась и обласкала… Волчица, разумеется, не отдавала себе ясного отчета в собственных действиях, она лишь искала эту темноволосую девушку.

Через несколько дней Имала поняла, что вышла за пределы территории, принадлежавшей ее бывшей стае. Нельзя сказать, чтобы она почувствовала себя при этом увереннее, напротив, стала еще более осмотрительной — чаще останавливалась и внимательно прислушивалась к каждому звуку, ниже пригибалась к земле, прижимая уши.

Голод все сильнее давал о себе знать. Но охота на крупную дичь — трудное дело для одиночки. Да и лес, полный разнообразной живности, остался далеко позади. В этих местах зайцев было гораздо меньше, а открытых пространств, где легче убежать от хищника, намного больше.

Так и не добыв никакой пищи, волчица продолжала бежать к северу. Незадолго до наступления вечера она вдруг замедлила бег — до нее донесся какой-то знакомый запах. Подчиняясь инстинкту, Имала затаилась в зарослях высокой травы. Она была уверена, что в нескольких перебежках, на востоке за холмами, пасется стадо баранов, слабых, трусливых и медлительных животных. С ними она легко справилась бы и в одиночку.

Имала облизнулась, осторожно поднялась на лапы и направилась к холмам. Она бежала к цели не прямо, а по кривой, чтобы выйти к стаду сбоку, пока легкий ветерок, который дул ей навстречу, будет относить в сторону ее запах и звук шагов. Вскоре она их увидела. В стаде было не более десятка баранов. Но ей хватит и одного.

Вначале надо выбрать. Наметить самого слабого, того, которого будет легче догнать. К чему лишние усилия?

Время от времени, когда какой-нибудь баран поднимал голову, Имала останавливалась, потом вновь осторожно приближалась, не выпуская стадо из виду. И вот до намеченной жертвы остается уже не больше нескольких метров, а ее так и не заметили. Наконец бараны все же насторожились. Один из них явно почуял опасность и принялся громко блеять, вслед за ним забеспокоились остальные. Пора нападать. Имала изготовилась. Она уже выбрала жертву — молодого барашка, который пасся на ближнем к ней краю стада. Некрупного, хромого, догнать его не составит труда. Волчица уже приготовилась к прыжку, как вдруг до нее долетел еще один запах. Запах другого животного, не барана. Она была здесь не одна.

Имала тотчас замерла и вновь побежала вокруг стада, пытаясь разглядеть сквозь высокую траву источник нового запаха. На этот раз бараны ее заметили. Испугавшись, они на мгновение застыли на месте, но тотчас инстинкт самосохранения одержал верх, и стадо бросилось бежать. Бараны толкались, прыгали, бросались то в одну, то в другую сторону. Что-то тут не так. Что-то непонятное заставляет их менять направление. И все же, несмотря на пугавший ее незнакомый запах, волчица решила догнать стадо. Она приблизилась к баранам, но пока не нападала. И тут внезапно поняла, в чем дело.

Стадо охраняла собака. Только сейчас волчица заметила метавшееся среди белых спин баранов серое пятно. Собака была небольшая, но сильная. И полная решимости защищать стадо. Обычно в таких случаях волки отступают, но Имала сильно оголодала, а ее незримая связь с людьми придавала ей уверенности.

Волчица сделала попытку подойти к стаду с левого края. Намеченный ею барашек был недалеко, и, возможно, ей удастся схватить его, прежде чем собака успеет до них добежать. Резкий прыжок — и Имала бросилась к стаду. Изменив направление, она неслась теперь прямо на обезумевших от страха баранов.

Но собака была начеку и тут же с громким лаем рванулась к волчице. Имала повернулась и медленно побежала прочь от стада.

И вдруг собака решила сама наброситься на хищника. Оскалив клыки и напружинив передние лапы, она громко зарычала, пристально глядя на волчицу.

Имала не спешила вступать в бой. Она была крупнее собаки, но долгий путь и голод истощили ее силы. Она остановилась, не принимая, однако, боевой позы и продолжая поглядывать на прихрамывавшего неподалеку молодого барашка. Собака, должно быть, перехватила этот взгляд. Она зарычала еще громче и в несколько прыжков приблизилась к волчице. Бараны за ее спиной блеяли все громче.

Имала оскалилась в ответ, обнажив длинные острые клыки, и собака прыгнула на нее. Волчица взметнулась вверх, и, широко раскрыв пасти, целясь друг другу в глотку, противницы слились в единый клубок. Упав на землю, они прокатились так несколько метров, не ослабляя хватки. Едва одна из них дотягивалась до горла другой, как тут же задние лапы соперницы страшным ударом отбрасывали ее от цели. Внезапно они вскочили и, переводя дыхание, уставились друг на друга, примериваясь к следующей атаке. Бой шел на равных. Волчица была стремительнее, собака сильнее — не мирное домашнее животное, а свирепый, натасканный на смертельные бои зверь. Зато волчица могла рассчитывать на свои острые зубы и мощные челюсти.

Не переставая громко рычать, собака снова бросилась на нее. Имала едва успела уберечь от ее клыков бок, как собака вцепилась ей в верхнюю часть бедра. Взвыв, волчица вырвалась. Боль удвоила ее злость, и, подчиняясь теперь только одному инстинкту — убивать, она кинулась на соперницу. Ее левая передняя лапа ударила собаку по морде, когти рванули глазное яблоко и вонзились в окровавленную глазницу. Собака взвыла от боли и повалилась на бок, пытаясь высвободиться. Но Имала не дала ей опомниться. Пользуясь секундным замешательством противницы, волчица рванулась к ее горлу и глубоко вонзила в него клыки. Вой собаки затихал по мере того, как волчица рвала ей голосовые связки. Чужая кровь залила белый мех Ималы и густыми ручьями потекла по шее. Она тряхнула головой, мощным ударом расколов затылок обессилевшей собаки, и та уже больше не шевельнулась. Когда волчица разжала зубы, ее противница была мертва, бараны убежали. Не мешкая ни секунды, Имала кинулась догонять оставшееся без охраны стадо, бросив на равнине изуродованный труп своего дальнего сородича.

Это лето могло бы стать обычным для долины песков. Солнце рассыпало по земле блики, будто осколки стекла. Небо напоминало безбрежный спокойный океан. Лишь изредка в нем появлялась хищная птица, прочерчивая на синей глади правильные круги, подобные тем, что расходятся от упавшей капли воды. Нигде ни тени, разве что под камнями, где неосторожным движением можно было разбудить спящих скорпионов.

Да, это лето могло стать обычным, но на горизонте угадывалось какое-то смятение, знаменовавшее начало новой эры. Слышались звуки боевой песни. За красными холмами у края долины, почти на краю земли, медленно продвигались к северу нескончаемые вереницы воинов. Огромными змеями ползли они вдали, поднимая тучи пыли, заполняющие тяжелый полуденный зной.

Это были горгуны. Полчища горгунов. Ряды копий и доспехов, свирепый взгляд налитых кровью глаз, мускулистые зеленые тела, изуродованные шрамами. Никакая сила не сумела бы остановить эти колонны воинов, движущиеся к одной точке, ослепительно сверкающей под августовским солнцем, — чертогу Шанха.

Маольмордха созвал всех горгунов Гаэлии. И вот уже много дней сходились они к нему целыми толпами. Он был Носителем Темного пламени. Он был их Властелином. Воплощением их мести. Во имя него и по его воле должны были они сокрушить друидов. В этом было их предназначение, эта высшая цель заставляла биться кровь в их жилах.

Мало кому из подданных Маольмордхи представлялась возможность — и сама мысль об этом леденила им душу — взглянуть в глаза своему господину. Считалось даже, что это дурное предзнаменование, что те, кому случалось встретиться с Хозяином взглядом, непременно погибали в течение ближайших часов, дней или недель. Тот, кто стоял теперь перед ним, не стал исключением. Едва ступив в тронный зал, самое темное помещение дворца, он сразу понял, что живым ему отсюда не уйти.

Маольмордха молча сидел на троне из человеческих костей. Лава, кипящая в гигантских чашах, отбрасывала на стены тусклые красноватые отблески. В полной тишине слышно было только звяканье цепей на ногах изуродованной рабыни и бульканье лавы. В ожидании гонца Хозяин запретил себя беспокоить. Медлительность горгунов приводила его в ярость. А тому, кто принесет плохие вести, вообще не сносить головы.

Так все и вышло. Узнав о гибели Князя герилимов, Маольмордха пришел в бешенство. Крик его разорвал вязкую тишину тронного зала. Он вскочил и обеими руками схватил гонца за голову, глядя ему прямо в глаза. Тот задрожал всем телом. Ему хотелось закричать, но страх сковал его волю. Он не чувствовал ни слез, текущих из его глаз, ни своего пересохшего горла. Руки Маольмордхи сжимались все сильнее и сильнее, как в тисках сдавливая голову гонца. Щеки несчастного побагровели, глаза налились кровью, она бешено стучала у него в висках, в ушах звенело. Маольмордха стиснул руки еще сильнее, и гонец понял, что это смерть. Кости черепа хрустнули в руках его мучителя. Их острые осколки вонзились в липкую массу, образованную мозгом и кровью, и бездыханное тело гонца рухнуло на пол.

Яростный крик Маольмордхи наконец затих. Даже эхо его, казалось, сразу умерло. Будто само время внезапно остановилось. Или же, напротив, ускорило свой ход и совершило гигантский скачок вперед. Повелитель горгунов сделал шаг назад и вновь уселся на трон.

Значит, эта дрянь победила Зультора. Он не мог в это поверить. Айн'Зультор, Князь герилимов, владеющий ариманом. И его смогла одолеть тринадцатилетняя девчонка! Маольмордха прикрыл воспаленные глаза. Теперь ему нужен другой воин. Новый полководец. Тот, кто поведет горгунов к победе, уничтожит девчонку, а заодно и всех друидов. Но никто из его окружения на это не способен. Ни один из его воинов не мог сравниться с Зультором. Придется искать. Выбора не оставалось. Горгунам нужно найти вожака.

Необычного вожака.

Фингин находился в своем новом жилище, наполненном летним зноем. Это была уже не тесная темная каморка ученика, и даже не комната побольше, в каких жили обычные друиды. Эрнан назначил его Великим Друидом, и теперь Фингину принадлежали роскошные покои, положенные тринадцати друидам его ранга.

Все произошло невероятно стремительно. Через несколько дней после его посвящения события последовали одно за другим, и с каждым днем мир, казалось, становился все безумнее. Смерть Айлина, Аодха и Альдеро. Бегство Алеи, девочки, называющей себя Самильданахом. Уход вслед за ней Фелима и Галиада. Затем Фингин назначил Эрвана своим магистражем, и тот отправился искать Алею на дорогах Гаэлии…

Эрван. Его самый близкий друг, который последние семь лет провел рядом с ним в Сай-Мине, разделяя все его сомнения и его радости. Где он теперь? Разыскал ли он отца? Удалось ли ему спасти девочку? Фингин знал только одно: Эрван жив. В этом он был уверен, ведь связь друида со своим магистражем настолько сильна, что если один из них погибал, другой сразу же это чувствовал… Значит, Эрван жив, но где он теперь?

Фингин подошел к окну. На красном бархате портьер красовался вышитый Дракон Мойры. Несмотря на жару, магистражи проводили на улице занятия с учениками. Дворец Сай-Мина застыл в тревожном ожидании. Вскоре могла начаться война, и, возможно, не одна — с каждым днем стране грозила все новая опасность. Из-за возвращения туатаннов на Гаэлию, казалось, стремительно надвигались неотвратимые потрясения. Если только причиной этого были действительно туатанны…

Самый юный из Великих Друидов приоткрыл окно, впустив в помещение немного свежего воздуха. Лето было в самом разгаре. Завтра, несмотря на тревожные хлопоты Совета, будет отмечаться Лугнасад, королевский праздник. Главные церемонии пройдут в Провиденции, при дворе короля Галатии Эогана и королевы Амины, по всей стране будут праздновать лето, играя свадьбы, устраивая ярмарки и гуляния с пением песен и чтением стихов, а в Сай-Мине друиды совершат обряд в честь Лугнасада у столетнего дуба посреди главного двора. Обычно они приглашали короля во дворец Сай-Мина, и он присутствовал при совершении этого священного обряда. Но в этом году женитьба короля, а также распри с Харкуром помешали организовать его приезд. Фингину, впрочем, казалось, что тому были и другие причины. За официальными объяснениями он видел скрытые разногласия.

Друид вздохнул. За окном обитатели Сай-Мины готовились к предстоящему празднику. Но сам он с трудом заставлял себя об этом думать. Сейчас ему трудно было сосредоточиться на чем бы то ни было. Его терзала печаль. Ему так не хватало Эрвана…

Каждый раз с наступлением вечера трое путников устраивали привал в нескольких шагах от дороги, разводили костер и вместе ужинали, наслаждаясь долгожданной вечерней прохладой. Днем природа дышала, наполненная яркими красками, запахами, сиянием солнца. А летние ночи дарили путникам небеса, полные звезд.

После ужина Фейт брала в руки арфу и играла Мьолльну новые мелодии, которые тот старался повторить на волынке. Она посвящала его в тайны звуков Печали, неизъяснимо грустных напевов, хранимых поколениями бардов. Гном был в восторге. Мечта стать бардом уже не казалась ему столь призрачной. Фейт вела его по верному пути. С ней каждый вечер ему открывались новые глубины в музыке, и дурные воспоминания улетали прочь.

Ежевечерние рыдания волынки как нельзя лучше соответствовали расположению духа Алеи. Гибель Фелима тяжким грузом легла ей на сердце. С каждым днем она все сильнее ощущала, как не хватает ей этого старого человека. Да, он был строг и суров, и она, конечно, много раз обижалась на него, не подчинялась его требованиям, не отвечала на вопросы, и тем не менее очень привязалась к нему: он единственный из друидов взял ее под защиту. Более того, ради нее он пошел на то, что его исключили из Совета. Как ей хотелось теперь отблагодарить его за поддержку, сказать, что, несмотря ни на что, она верит ему. Но Фелима уже не было в живых.

Вот почему после того страшного боя в Борселийском лесу Алеа стала так молчалива. В ее глазах застыло сожаление и огромная неуверенность в себе. Несмотря на то что оба ее друга были рядом, она чувствовала себя очень одинокой. Фейт и Мьолльн пытались развлечь девушку, но в глубине души понимали, что это ей не поможет. Алее надо было получить ответы на свои вопросы. Она увидела так много. Ей открылось столько тайн.

Она замкнулась в себе, лишь изредка сдержанной улыбкой отвечая на безуспешные попытки друзей развеселить ее. Но она по-прежнему была очень красива. Друиды дали ей новую одежду, Фейт подрезала ее волосы до плеч. Алеа больше ничем не походила на жалкую бродяжку, какой выглядела раньше. Голубое с золотой отделкой платье и белый плащ очень шли ей. У нее остался дубовый посох Фелима, и Алеа всегда носила его с собой. Этот посох, а также его брошь, которую она приколола себе на грудь, напоминали ей о друиде, и Алею мало заботило, что скажет об этом Совет. Порой она несла длинный посох на плече, но чаще всего опиралась на него при ходьбе, чувствуя исходящее от него необыкновенное тепло. Словно под резной поверхностью этого дубового посоха скрывалась энергия саймана.

— Мьолльн, у тебя получается все лучше и лучше, — тихо сказала она, когда гном доиграл новую мелодию Печали.

Тот, казалось, удивился. Он уже давно не слышал от Алеи ни слова, а тем более похвалы.

— Благодарю тебя, метательница камней. Но всем, что я умею, я обязан Фейт! Вы, бардесса, мой лучший учитель…

— Благодарю вас, господин Аббак.

Фейт тоже была не в лучшем расположении духа. В ее грустном голосе звучали сожаления о ста днях. Ста днях, которые она провела, расставшись с голубыми одеждами бардов, в неотступных мыслях о мщении. Ей тоже нравилось заниматься музыкой с Мьолльном, но она знала, что это лишь краткая передышка в борьбе, которую она поклялась довести до конца. И каждую ночь мысли о Маольмордхе, гоня прочь сладкий сон, не давали ей покоя.

Некоторое время все трое молчали, с пониманием глядя друг на друга.

— Фейт, — вдруг сказала Алеа, — а я знаю, о чем ты думаешь.

Бардесса удивленно приподняла брови. Ее не переставала поражать проницательность столь юной девушки.

— О Маольмордхе, — продолжала Алеа, — ведь так? О своей клятве. Я пообещала себе то же самое. Отомстить за трактирщика и его жену. И за Фелима.

Фейт задумчиво кивнула:

— Мы должны выполнить наше обещание. У нас нет другого выхода. Но прежде чем мы найдем убийцу, нам надо еще многое успеть сделать.

Гном положил волынку и, приподняв одну бровь, слушал этот разговор. Ему явно не понравился серьезный тон Фейт.

— Эге! Что вы там еще надумали? Хотя, признаться, я не прочь отложить визит к этому Маоль-как-его-там!

Алеа успокаивающе улыбнулась ему и пояснила:

— Сначала мне надо отыскать Эрвана и Галиада.

Гном и певица обеспокоенно переглянулись. Они помнили, какой хаос воцарился после битвы с Зультором. Как внезапно исчезли тогда магистраж и его сын.

— Говорю вам, они живы, — настойчиво произнесла девушка. — Не знаю точно, где они сейчас, но они живы. К тому же…

Алеа помолчала немного, глядя по очереди то на одного, то на другого.

— Помните, я говорила вам, что рассказали мне сильваны в ту ночь, когда мы были у них в лесу? Они сказали, что мне предстоит исполнить… три пророчества.

Она снова смолкла, глядя в пустоту, а потом сказала — уже словно не друзьям, а себе самой:

— Три пророчества. Возможно, это и есть ответы на мои вопросы. Объяснение. Путь, по которому надо идти. Три пророчества.

Фейт с сожалением пожала плечами:

— Я так хотела бы тебе помочь, Алеа, но с пророчествами связано столько легенд, столько разных событий… Я не знаю, о каких именно говорили сильваны. Откровенно говоря, не припомню ничего, что могло бы касаться именно тебя. С другой стороны, все они так или иначе связаны с тобой…

— Ба, Фейт, да вы говорите совсем как друиды, — усмехнулся Мьолльн.

Алеа кивнула, но взгляд ее по-прежнему был устремлен куда-то вдаль.

— Мне надо идти в Мон-Томб, — еле слышно, но уверенно сказала она.

— В Мон-Томб? — воскликнул гном. — Вот это да! В графство Харкур? Не думаю, чтобы там нас очень-то ждали… Как же! Нужен им гном, играющий на волынке, бардесса, исполненная жаждой мести, и девочка, считающая себя величайшим из друидов!

— Я пойду одна, — возразила Алеа.

Гном возмущенно фыркнул в седую бороду.

— Вот еще глупости! — воскликнул он. — Ни я, ни Фейт — мы не отпустим тебя одну, метательница камней! Ты что, совсем с ума сошла?

Фейт положила руку гному на плечо и обратилась к Алее:

— Ты хочешь пойти в Мон-Томб? Что ж, возможно, там и в самом деле найдется разгадка этих таинственных пророчеств. Думаю, ты права. Но мы пойдем вместе, Алеа. Ты ведь знаешь, впредь мы всюду будем следовать за тобой, я и Мьолльн. Но нам следует быть осторожнее. Я уже бывала в графстве Харкур и знаю тамошние обычаи. Я сделаю все, чтобы ты нашла то, что ищешь. Ты же даже читать не умеешь, Алеа, ты не сможешь обойтись без меня. Без нас.

Девушка, улыбнувшись, кивнула.

— Фу, — проворчал Мьолльн, — снова-здорово! Клянусь предками-гномами, вы обе сумасшедшие!

Внезапно Фейт вскочила на ноги.

— Ты слышала? — спросила она.

Алеа кивнула. Она оглядела деревья и скалы в поисках того, что могло произвести звук, который они обе только что услышали.

Подойдя к ней, гном сердито спросил:

— Что там еще?

— Может быть, ничего, — прошептала Фейт, указывая на кроны буков, — но я что-то там слышала. Сейчас посмотрю…

— Подожди! — остановила ее Алеа.

Девушку наполняла энергия саймана. Теперь он всегда был в ней. Неощутимый. Готовый в любую минуту хлынуть в вены. При малейшей опасности он сразу овладевал ее телом. Она закрыла глаза и попыталась припомнить, что делал Фелим в тоннеле Борселии. Понемногу она начала вспоминать. Он направил сайман перед собой и с его помощью обследовал темное пространство.

Алеа сосредоточилась. Осторожно попыталась выплеснуть сайман наружу, как волну, ласково накрывающую песок. Энергия поднялась к ее плечам, перешла в кисти рук, в кончики пальцев. Еще немного — и у нее получится.

Мьолльн и Фейт с тревогой смотрели на девушку. Во взгляде гнома промелькнуло что-то похожее на укор. Друзьям не нравилось, когда Алеа становилась такой. Они не понимали, что с ней происходит. Видели только, что она закрывает глаза, хмурит брови и ведет какую-то неведомую им внутреннюю борьбу. Но они не смели ей мешать. Алеа была еще совсем юной, но в такие минуты она их просто пугала. Им уже приходилось наблюдать ее удивительные способности. И они знали, что не в силах и не вправе ей мешать.

И тут сайман распространился вокруг нее подобно медленно растекающейся лаве невидимого вулкана. Магические волны росли, незаметно пронизывая окружающее пространство. И Алеа мысленно увидела все вокруг. Своих друзей. Деревья. И то, что было дальше, за ними.

Внезапно лицо девушки, до того непроницаемое, совершенно преобразилось. Она вздохнула и широко открыла глаза. Оба ее спутника вздрогнули.

— Ничего страшного, Фейт. Это лошади. Они там, — сказала она, направляясь в сторону деревьев. — Я даже думаю…

— Что? — спросил, следуя за ней, гном.

Но получил ответ на свой вопрос раньше, чем Алеа успела что-либо произнести.

— Алраган! — воскликнул он, увидев своего пони, появившегося из зарослей. — Вот это да! Как ты здесь очутился?

У Фейт вырвался вздох облегчения. Значит, там, за деревьями, их пони. Они пришли, словно почувствовали, где искать своих хозяев. Здесь были и Алраган, и Дулия, пони Алеи, и три лошади.

Алеа подбежала к своему пони, следом за ней к животным бросился Мьолльн. Испугавшись, они бросились наутек.

Друзьям пришлось немало за ними побегать, прежде чем удалось успокоить их и привязать. Животных накормили, а потом вознесли благодарность Мойре за их возвращение.

— Это, должно быть, добрый знак, правда ведь? — радовался Мьолльн.

— Без сомнения, — ответила Алеа.

Девушка подошла к лошади Галиада. На ней, как и на других, было седло. Когда все они входили в лес сильванов, Галиаду пришлось оставить лошадей, и он даже не успел их расседлать. Уже тогда Алеа заметила привязанный к его седлу кожаный мешочек. Он и сейчас был на месте. Заинтересовавшись, она приподнялась на цыпочки и развязала его. Внутри оказалась повязка из голубой ткани, которую Галиад надевал на голову в жаркие дни, когда шлем его сильно нагревался. Алеа вынула ее, бережно сложила и спрятала в сумку. Эта повязка поможет ей чаще вспоминать человека, который в свое время так помог ей. Алеа поклялась как можно скорее разыскать Галиада. Полоска ткани не даст ей забыть об этом обещании.

Друзья вернулись к костру. Уже совсем стемнело, и Мьолльн явно клевал носом.

— Ну, вы ложитесь, а я пойду пройдусь, — сказала Алеа.

Гном пристально посмотрел на Фейт. Он пытался разглядеть в ее лице следы того же беспокойства, какое испытывал он сам по поводу ночных отлучек Алеи. С тех пор как они покинули Борселию, девушка каждый вечер уходила куда-то одна, отказываясь от предложений друзей сопровождать ее, и никогда не рассказывала, куда она отправляется.

Вот и теперь она поднялась и, ничего не объясняя, только махнув друзьям рукой, ушла в темноту.

Мьолльн проследил, как ее силуэт исчезает за ближними деревьями. Вздохнув, он укрылся одеялом в надежде, что сон избавит его от волнений.

За несколько часов до ужина Фингин решительным шагом вышел во двор Сай-Мины. Стараясь не привлекать внимания слуг и магистражей, он подошел к двери пекарни и постучал.

На пороге тут же появился пекарь. Это был улыбчивый, краснощекий юноша с лучащимися добротой глазами. Он вытер о фартук перепачканные мукой руки.

— Учитель Фингин! — воскликнул он, приглашая гостя войти.

Фингин вошел, качая головой.

— Асдем, не называй меня учителем! Ты ведь всегда звал меня просто Фингином, не понимаю, почему теперь…

— Но ты ведь теперь Великий Друид! — возразил Асдем, придвигая гостю стул.

— Да, но мы с тобой друзья. Прошу тебя, зови меня по-прежнему, — сказал друид, устраиваясь за столом пекаря.

Молодые люди с улыбкой взглянули друг на друга, радуясь встрече. События, произошедшие в последнее время, не позволяли им часто видеться.

Пекарь тоже сел за стол. Они с Эрваном были лучшими друзьями друида. Семь лет назад все трое одновременно явились в замок Сай-Мина, и за эти годы между ними возникла и укрепилась самая близкая и искренняя дружба.

— Ну что, прибавил тебе забот Лугнасад? — спросил Фингин, бросив взгляд на булочки, разложенные на противнях.

— Оставь ты Лугнасад… Лучше скажи, что тебя ко мне привело? — ответил Асдем, наливая другу вина.

— А сам ты как думаешь?

— Эрван?

— Ты знаешь, где он? — быстро спросил Фингин.

— Нет.

— Я тоже. Я… Я пришел спросить, нельзя ли разузнать через твоих знакомых, где он сейчас. Ты ведь знаешь стольких ремесленников, бардов, странников…

Пекарь кивнул:

— Постараюсь. Я думал, вы там все знаете… Думаешь, он в опасности? — спросил он взволнованно.

— Эрван жив, это точно. Но я понятия не имею, где он. Он отправился на юг искать ту девочку, которая убежала отсюда. Но куда именно?…

Асдем с улыбкой посмотрел на друида.

— Он что, влюбился в нее? — спросил он.

Фингин только молча улыбнулся в ответ.

— Ох уж эта любовь… — вздохнул пекарь, отхлебнув вина.

С каждым глотком красные щеки его разрумянивались все ярче.

— Почему ты не остановил его? — спросил он, когда друид уже собирался встать из-за стола.

— Я пытался…

— Ты же друид. Тебе стоило только приказать, и он бы остался!

— Я не могу приказывать своим друзьям, Асдем. Но я попросил Эрвана стать моим магистражем, и перед самым уходом он согласился. Так что теперь между нами существует незримая связь, и я знаю, что он жив…

— Ну вот, теперь у тебя нет ни друга, ни магистража!

— Ты собрался меня воспитывать? Я отпустил Эрвана, потому что он влюбился. По-настоящему влюбился. И к тому же не в первую попавшуюся девчонку.

— А кто она, эта девочка? — недоверчиво спросил пекарь.

— Ты что, ничего о ней не слышал? — удивился друид.

— Я слышал столько всего, что уже не знаю, что и думать. Одни считают, что она Самильданах, другие — что она только так говорит, третьи — что она состоит на службе в Харкуре, четвертые — что она пришла вместе с туатаннами… Говорят еще, что она лучшая подруга королевы, а еще толкуют, что она просто воровка из Сарра…

— А еще что ты о ней слышал? — спросил друид.

— Что будто бы она умеет разговаривать с животными, с сильванами… Кто-то думает, что ее прислал Маольмордха, кто-то — что Самаэль… В общем, разговоров о ней много, только вот кто она на самом деле, непонятно! А сам-то ты что о ней знаешь?

— Я знаю только, что в нее влюблен Эрван. И это меня обнадеживает. Мне известно также, что этой девочкой очень интересуется Совет, но им известно о ней очень мало. Я знаю, наконец, что она нашла кольцо Самильданаха и что теперь она может…

— Что?

Фингин помедлил немного. Ему самому с трудом верилось в то, что он собирался сказать:

— Теперь она сама может стать Самильданахом.

Пекарь даже рот открыл от удивления.

Фингин поднялся.

— Как, ты уже уходишь? — огорчился Асдем.

— Да, — ответил друид. — Мне тоже надо участвовать в подготовке к празднику. Прошу тебя, постарайся узнать, где Эрван. Мне… мне не хотелось бы, чтобы он попал в беду. А то, что я сказал тебе о девочке, не говори пока никому.

Асдем кивнул и проводил друга до двери. Фингин ушел не оборачиваясь и скрылся за углом дворца. У него вырвался вздох, в котором угадывалось одновременно и беспокойство и облегчение. Он был полностью уверен в своем друге пекаре. Тот наверняка разыщет Эрвана. Но вдруг будет уже поздно?

Алеа знала, куда идти. Это стало своего рода ритуалом, повторявшимся на протяжении многих дней. Ей надо было отойти подальше от стоянки к югу, чтобы ее не видели друзья. Там, среди редких деревьев, она садилась на влажную от вечерней росы траву и ждала, положив на колени посох Фелима. Она подставляла лицо ветру, и он нежно, как старый друг, гладил ее по лицу. В ветвях деревьев еле слышно хлопотали мелкие лесные зверушки. Как бы вспоминая что-то, Алеа опускала руки к самой земле.

Волчица, как всегда, внезапно появилась из-за ствола могучей липы. Белая. Необычайно красивая. Ее глаза горели в ночи, как два маленьких факела. Когда она отворачивалась, они казались черными и пустыми, но при малейшем движении головы вновь загорались ярким желтым пламенем, пронизывая темноту. После летней линьки ее густая белая шерсть поредела, волчица выглядела более худой, но сохраняла горделивое благородство движений. Казалось, она всегда готова к прыжку. Чуть округлые уши ловили малейший шорох, хвост нервно рассекал воздух.

Каждый раз при виде Алеи волчица приходила в некоторое замешательство. Она начинала тихо поскуливать, в голосе ее слышалось беспокойство. Сделав несколько шагов вперед, она тут же вновь в нерешительности отступала. Приседала на лапах, как бы приглашая девушку поиграть, и опять с рычанием отходила.

Ты сама не знаешь, чего ты хочешь.

Вдруг Алеа заметила кровь на белой шкуре волчицы. Она испугалась, что та ранена, но, увидев, с какой ловкостью животное передвигается, поняла, что это кровь его жертвы.

Ты ведь меня узнала, правда? Конечно, раз ты ходишь за мной. Но ты пока меня боишься…

Волчица была еще не готова. В ней до сих пор живы были тяжелые воспоминания о том, как дыбуны гнали и избивали ее. Она не очень хорошо понимала, что являет собой эта их представительница, к которой ее неотвратимо влекло. Волчица испытывала к девушке врожденное почтение. Как к своей повелительнице.

Красавица. Какая же ты красивая. Ну же, иди сюда…

Волчица принялась ходить кругами. Она боялась и одновременно хотела подойти ближе. Им обеим требовалось время, чтобы между ними образовалась некая связь. И они знали это. Им надо было привыкнуть друг к дружке. И с каждым вечером они сближались все больше. Но пока было еще слишком рано.

Не знаю, почему ты ходишь за мной, моя волчица, не знаю, почему это мне так приятно… Но мы с тобой как-то связаны. Ты ведь тоже это чувствуешь, правда?

Волчица, казалось, успокоилась и тут же уселась, не сводя с девушки глаз. Долго еще сидели они вот так, наблюдая друг за другом, привыкая к близости и сохраняя при этом дистанцию. Одна только ночная темнота знала их тайну, тогда как сами они еще не понимали, что их связывает незримая древняя нить, какое-то смутное воспоминание. Но им было хорошо во время этих встреч, и пока этого было достаточно.

Когда Алеа ушла, волчица подняла голову к небу, и в ночной тьме раздался вой, похожий на радостное пение.

Девушка тихо подошла к месту стоянки. Вой волчицы не разбудил ее друзей. Услышав храп гнома, она улыбнулась и тоже улеглась, укрывшись одеялом, которое приготовила для нее Фейт.

Алеа легла на спину и устремила взгляд к звездам. Небо казалось таким необъятным, что у нее кружилась голова. Но это ощущение было приятным. Она научилась дорожить им. Потому что именно оно помогало ей погружаться в Джар. В тот мир, где она победила Зультора. Туда, где она рассталась с Галиадом и Эрваном.

Что же там, за звездами? Другие звезды? А может быть, вон на той звезде другая девочки, так же как и я, смотрит в бездонную ночь? А где в этом огромном пространстве Мойра? Где-то вне его пределов? Или в самом центре? В каждом мельчайшем предмете… И почему она там? Чего она хочет, если она действительно чего-то хочет? Если бы только я могла понять… Все в мире связано, я осознала это, увидев Дерево Жизни. И Мойра, и сайман, и сильваны, и я сама… Если бы только я могла понять… Возможно, Фелим сумел бы мне помочь. Но его больше нет. А друзьям не понять моих вопросов. Наверное, они меня боятся. Но я должна узнать. Кого спросить? Кто бы мог повести меня за собой?

Где ты, Эрван, где твой отец? В каких краях вы скрылись? Удастся ли мне когда-нибудь вас разыскать?

Я в мире Джар. Я чувствую силу моего разума, он ведет меня, толкает вперед. И если постараться, я могу управлять собой. Здесь я победила Зультора, и для меня нет больше ничего невозможного.

Помню, здесь я уже когда-то видела эту волчицу, но тогда я еще ничего не понимала. Эта белая волчица… Почему она ходит за мной? Почему я понимаю ее? Могу с ней говорить… У меня такое чувство, что мы знакомы, но она словно не помнит этого. Она и боится меня, и тянется ко мне. Она знает, что между нами существует какая-то связь, но не знает какая. Может быть, она просто забыла? А может быть, я сама забыла. Как бы мне хотелось понять…

Я так мало увидела внутри Дерева Жизни. У меня еще столько вопросов. Мойра. Может быть, это и есть самый главный вопрос. Что такое Мойра? Почему я не могу ее почувствовать? Ощутить ее присутствие?

Там есть какая-то скала. Большая скала над дорогой.

Она похожа на каменного великана.

В искусстве лгать и притворяться Самаэль достиг поистине великого мастерства. В его загадочных, звучащих на грани разумного рассуждениях было крайне трудно отличить правду от лжи. На протяжении многих лет скрывался он от Совета Друидов в окружении великих мира сего и мало-помалу поднимался все выше и выше… Сменив имя, он стал одним из самых влиятельных епископов при дворе правителя Харкура, графа Ферена Ал'Роэга.

Самаэль получал немалое удовольствие, скрываясь под именем Наталиена. Его уважали и боялись. Его приверженность христианству казалась даже сильнее, чем у самого Томаса Эдитуса, и для Самаэля было делом чести изображать истово верующего. В храме он делал вид, что усердно молится, и не пропускал ни одной службы, подвергая осуждению грешников и славя верных Воинов Огня, так что никто не смог бы усомниться в его добродетели. Лиловая мантия и митра епископа прекрасно смотрелись на нем. Бывший друид стал безупречным представителем духовенства Харкура.

Томасу Эдитусу и в голову не могло прийти, каковы были истинные намерения епископа Наталиена. Отступник, изгнанный из Совета Друидов, сделался желчным, мстительным и ядовитым человеком. Его целью было лишь одно: лишить изгнавших его друидов их самого главного преимущества — власти. И ради этого он был готов на все, даже на то, чтобы принять сан христианского епископа… Впрочем, до сего дня ему ни разу не встречался епископ, полностью лишенный каких-либо тайных интересов, и это тем более забавляло его.

Во дворце Риа, как во всей стране, было неспокойно. Повсюду незримо ощущалось приближение неизбежной войны. Неясным оставался лишь вопрос союзничества. Было очевидно, что Галатия и друиды сделают все, чтобы восстановить всех остальных против единственного очага христианства на острове — Харкура. Уж очень подходящий случай для лицемера-короля и друидов, использующих его в своих целях! А то, что Совет направил в Харкур Великого Друида Аодха, было лишь попыткой изобразить готовность к переговорам. Друиды точно знали, что ни за что на свете Харкур не заключит с ними мира. И Самаэль перехватил посла друидов, когда тот направлялся к замку графа. Подумать только, бедняга Аодх, человек, наделенный такой властью, в течение многих лет обучавшийся сайману, не смог уйти от простой отравленной стрелы. Самаэль улыбнулся, вспомнив, как пронзенное насквозь тело друида упало с коня на землю.

Ему было приятно уничтожить одного из своих заклятых врагов, но эта смерть, разумеется, ничего не меняла в расстановке сил в предстоящей войне. Не было сомнений в том, что Галатия и друиды сумеют привлечь на свою сторону Сарр и Бизань, а может быть, и туатаннов. Следовательно, у Харкура остается лишь одна неразыгранная карта: Темная Земля, правитель которой, Мерианд Мор Прекрасный, ненавидел своего брата-короля. Самаэль был уверен, что ему без труда удастся убедить Мерианда объединиться с Харкуром и вместе выступить против Галатии, друидов и туатаннов. Война, вне всяких сомнений, обещает быть нелегкой, но у него, Самаэля Хаскатана, Обвинителя, есть неоспоримое преимущество: никому не известно, кто скрывается под именем епископа Наталиена.

Предварительно попросив аудиенции, он вошел в приемную Томаса Эдитуса.

— Садитесь, Наталиен, сейчас я закончу это письмо и буду в вашем распоряжении.

Эдитус был стар, но обладал при этом чрезвычайно живым умом и железной волей. В одиночку, без чьей-либо помощи, он сумел обратить в христианство все графство Харкур. Мало кто в Гаэлии знал о прошлом этого загадочного человека, Самаэлю же, который был некогда Великим Друидом, оно было известно.

Эдитус был родом из Бриттии, расположенной за южными морями. Ему было шестнадцать, когда его захватили в плен галатийские воины, и он попал в Галатию рабом. Легендагласила, что он обрел веру, еще будучи в рабстве, но Самаэлю не очень-то в это верилось. Прослужив одному знатному вельможе шесть лет, юный Эдитус сумел бежать и вернулся в Бриттию, где на протяжении последующих пятнадцати лет изучал теологию. Там, освободившись от тяжких воспоминаний юности, он долго добивался сана епископа, но ввиду темных пятен в его прошлом ему упорно в этом отказывали. Лишь вызвавшись обратить в христианство далекий остров Гаэлия, он наконец получил долгожданный сан и приступил к исполнению своего замысла — воздать сполна тем, кто когда-то его поработил. К Галатии он испытывал особую ненависть и, естественно, поселился в Харкуре. Через десять лет ему удалось обратить в христианство графа Ферена Ал'Роэга, примеру которого последовали все его подданные. Эдитус был назначен высшим духовным лицом Харкура, а также главнокомандующим армией Воинов Огня, ставшей военным оплотом его церкви. Он рукополагал священников, назначал епископов на местах, учредил епархии, созывал церковные соборы и, при содействии основанных им монастырей, обучил письменности все население графства. Затем он присоединил к Харкуру остров Мон-Томб и основал там учебный и религиозный центр, где получали образование будущие представители духовенства.

Обычно Томас Эдитус проживал в своем епископском дворце на Мон-Томбе, но сейчас, в преддверии грядущих распрей, он был призван графом в столицу.

Эдитус медленно сложил только что дописанное письмо и запечатал его горячим воском.

— Чем мы обязаны вашему визиту, Наталиен? — с улыбкой спросил он гостя.

Самаэль улыбнулся в ответ. Чужое имя настолько забавляло его, что он даже опасался, как бы это тайное ликование не вырвалось наружу.

— Ваше Преосвященство, я бы хотел поехать в Темную Землю.

— Понимаю. Неужели вас настолько интересует политика? — В вопросе епископа прозвучала нотка недоверия.

Самаэль знал, что Томас Эдитус что-то подозревает, однако решил не обращать на это внимания. Возможно, епископ был по каким-то своим причинам заинтересован в том, что делает Самаэль, как знать? В их отношениях было столько лицемерия, столько лжи… Они словно шпионили друг за другом, подстегиваемые любопытством даже сильнее, чем недоверием, и при этом наблюдали, как далеко зайдет подобная игра.

— Вам необходихмо оставаться при графе Ал'Роэге, а без вас, Ваше Преосвященство, полагаю, никто, кроме меня, не сумеет убедить Темную Землю объединиться с нами, — уклонился от прямого ответа Самаэль.

— Объединиться с нами для ведения войны или же в христианской вере? — уточнил Эдитус, прекрасно зная ответ.

— Полагаю, что, убедив их выступить вместе с нами в войне, мы впоследствии без труда сможем обратить их в христианство.

— Если только не проиграем войну, Наталиен, — произнес старый епископ. — Ведь мы будем воевать не только с Галатией, но и с друидами, а может быть, еще и с туатаннами.

— Наша армия — сильнейшая во всем королевстве, и, если нам удастся разгромить Галатию, мы возведем на ее трон Мерианда, а там и вся Гаэлия станет христианской.

— Знаю, но друиды…

— Друиды? — с живостью откликнулся Самаэль. — Разве их сила не меркнет перед всемогуществом Бога?

Это было смелое замечание. Слова Эдитуса как нельзя яснее выдавали его страх перед друидами: они означали признание не только того, что Мойра существует, но и того, что она могущественнее самого Бога… А сила друидов действительно была вполне реальной. Настолько реальной, что являлась серьезным препятствием для церкви. Эдитус уже давно понял, что главной помехой на его пути станут именно друиды. Откровенно говоря, это было известно ему с самого начала. Но он еще не встречал никого, кто с таким рвением стремился бы покончить с властью Совета…

— Кажется, вы ненавидите друидов даже сильнее, чем я, — проговорил он, не сводя с Самаэля пристального взгляда.

— У меня есть на то причины, — признал тот.

— Причины есть у всех нас, Наталиен, — отозвался епископ.

Оба надолго замолчали. Затем Эдитус поднялся и отошел к открытому окну в глубине кабинета. Повернувшись к великолепным садам дворца Риа и стоя спиной к собеседнику, он произнес ненатурально-торжественным тоном:

— Я полагаю, что в интересах графства, а также в интересах церкви вам следует отправиться в Темную Землю. Примите мое благословение, Наталиен.

— Благодарю вас, Ваше Преосвященство.

Самаэль встал и, не произнеся более ни слова, вышел из кабинета.

Празднование Лугнасада затянулось глубоко за полночь. Большой двор дворца Сай-Мина постепенно пустел, один за другим гасли факелы, друиды и барды расходились по домам.

Весь день во дворце шли пышные празднества. По обыкновению, в Сай-Мине была устроена самая большая ярмарка: ремесленники с востока Сарра, крестьяне, скотоводы — все приехали продавать, покупать, обмениваться товаром, совершать сделки под покровительством друидов. Среди жителей Сарра, съехавшихся в Сай-Мину, были и те, кто воспользовался праздником Лугнасад, чтобы искать у друидов правосудия. В этот день людям, облаченным в белые мантии, полагалось мирить ссорящихся, разрешать тяжбы и споры, возникающие как между простыми людьми, так и среди знатных граждан. После этого, ближе к вечеру, праздновались свадьбы. Здесь также требовалось благословение друидов. Они объединяли мужчин и женщин именем Мойры здесь, в стенах дворца Сай-Мина. Потом накрывались столы, и барды исполняли новые стихи и песни, пока собравшиеся с аппетитом поглощали изысканные блюда, приготовленные поварами дворца. Только раз в году, во время праздника, у жителей Сарра была возможность так вкусно и сытно поесть. Каждая харчевня в городе готовила свое особое блюдо. В одной подавали приготовленные в листьях щавеля телячьи почки с кресс-салатом. В другой можно было отведать восхитительное фрикасе из молодой крольчатины, приправленной солью, перцем и базиликом, под соусом из белого вина, а также пюре из оливок. В третью гости спешили, чтобы насладиться спинкой кролика, приготовленной в сидре, с гарниром из жареных вешенок и нескольких крупных виноградин, томленных в том же соусе, в котором тушилась крольчатина… И на каждом столе было вдоволь вина.

По окончании застолья люди, большей частью изрядно хмельные, покидали стены дворца или харчевни и направлялись на Саррскую равнину, где по случаю праздника устраивались игры и состязания, а друиды тем временем совершали праздничный обряд у столетнего дуба во дворе Сай-Мины.

Шествие друидов сопровождалось пением и игрой на арфах. Музыка была торжественна и печальна. Огромный деревянный стол возле дуба украшало множество цветов и зажженные свечи, а нижние ветви священного дерева — красные и белые ленты.

В северной части каменного круга на огромном гладком валуне стояла большая чаша, наполненная прозрачной водой, а в южной на таком же большом камне был закреплен горящий факел. Вслед за Великими Друидами, двигаясь с востока на юг, шли барды, друиды, ваты и ученики. Остановившись, Архидруид провозгласил: «Мы вели вас из тьмы к свету, а это — нелегкое путешествие…» Он подошел к северной части круга, погрузил руки в чашу с водой и продолжил: «И все же мы были сильны. И благодаря нашей силе все умножилось и расцвело. Пусть же и впредь Великая Мойра льет свет туда, где сейчас темно, пусть несет нам новую жизнь, и да последуем мы за ней». Шествие продолжилось, пока все не собрались вокруг дуба, с которого женщины сняли красные ленты, а мужчины — белые. Так проходила священная церемония в праздник Лугнасад.

Наконец, когда наступила глубокая ночь, дворец Сай-Мина опустел. Все давно разошлись, остался только Фингин. В глубокой задумчивости сидел он на одном из тринадцати резных черешневых тронов в центральном зале дворца. Его все больше беспокоила судьба Эрвана. Где-то вдали были слышны голоса припозднившихся гуляк. Они что-то кричали в темноте, урывая последние минуты столь редкого в бедняцкой жизни веселья.

— Вам, вероятно, хотелось бы сейчас оказаться вне этих стен?

Фингин вздрогнул, узнав голос Архидруида. Оказывается, Эрнан бесшумно подошел к нему и, наверное, уже давно за ним наблюдает. В другое время Фингин сразу бы его заметил, но сейчас он настолько глубоко погрузился в свои думы, что полностью забыл о внешнем мире. Поднявшись с трона, он попытался не подать виду, что замечание Архидруида застало его врасплох. К тому же ему трудно было привыкнуть к тому, что с того момента, как его возвели в сан Великого Друида, этот пожилой человек обращается к нему на «вы».

Он догадался, что я думаю об Эрване. Ведь он предупреждал меня. Говорил, что мне не следовало делать Эрвана своим магистражем. Как же он тогда сказал? «Это крайне глупо, но очень благородно». Спросив, хочу ли я оказаться вне этих стен, он имел, в виду «рядом с Эрваном»… Придется привыкать. Никто больше не станет говорить со мной так, как раньше. Мне всегда придется искать в чужих словах скрытый смысл. Самый незначительный разговор теперь будет превращаться в состязание умов. Иносказательность вышла за пределы зала Совета, теперь она повсюду… Но ведь я же согласился стать Великим Друидом…

— Вне этих стен? Я никогда не был любителем ночных гуляний. Но мне нравится, когда вокруг весело… Слышите, как там поют? — спросил Фингин, с наивным видом глядя на собеседника. — Им, похоже, вовсе не хочется домой…

— Мы не можем отсюда уследить за всем, что происходит вне стен, — с улыбкой ответил Архидруид.

Он знает, что я его понял. Что ж, разыграем эту партию до конца.

— Не уверен, что это стало бы возможным, даже если бы мы вышли за их пределы, — заметил Фингин. — Если уж кто-нибудь что-то вобьет себе в голову, очень трудно бывает его переубедить. К тому же не каждый день бывает… у людей бывает праздник Лугнасад.

Эрнан улыбнулся. Казалось, ему понравилось, как тонко ведет разговор собеседник. Вероятно, он припомнил свои долгие вечерние беседы с Айлином. Для прежнего Архидруида они были своеобразным ритуалом.

— А вам, Фингин, не хотелось ли когда-нибудь и вам поступить по-своему? Ведь даже Великий Друид не свободен от желаний, не так ли?

Он хочет меня испытать. Но действует слишком прямолинейно… К чему он клонит?

— Самым заветным моим желанием было стать Великим Друидом. И я им стал. Благодаря вам. Теперь я хочу испытать радость исполненного желания. И без всякого сомнения, это важнее всего того, что могло бы заставить меня покинуть эти стены…

— Неужели? — удивился Архидруид, держа обеими руками длинный белый посох. — Вы ведь были здесь во время ссоры Фелима с Айлином? Неужто вы ничего не почувствовали в тот день? Вероятно, вас поразил поступок нашего брата Фелима, или, быть может, вы ему немного завидовали?

Теперь уж и не знаю, испытывает он меня или хочет, чтобы я ответил начистоту…

— Знаете, ведь иногда, — продолжал Эрнан, — ссоры необходимы, порой они даже идут на пользу спорящим.

— Вы полагаете, что уход Фелима принес пользу? — спросил Фингин.

— Как вам сказать, брат мой…

Старик сел на трон справа от Фингина.

— Возьмем, к примеру, стаю волков. С приходом зимы там, где обитает стая, становится меньше добычи. А волков в стае очень много. Волчатам последнего помета нет еще и года, а они — будущее стаи…

— Да, они… продолжение жизни, не так ли?

— Совершенно верно. Волки хорошо знают, что продолжение жизни клана — самое главное. Это его будущее. И бывают случаи, когда им приходится расстаться с кем-то из взрослых волков. Тогда начинаются стычки и бои между семейством вожака и одним из волков стаи. И чаще они бывают настолько жестокими, что этот волк не выдерживает и уходит из стаи. Подобный разрыв всегда очень мучителен. И для уходящего волка, и для всего клана. Зато в стае восстанавливается равновесие. У волков появляется надежда на успешную зимовку. А у изгнанника — возможность основать где-то в другом месте новый клан.

Архидруид выдержал паузу, будто оценивая, какое впечатление произвели его слова на Фингина. Затем он продолжил:

— Самое интересное, Фингин, что изгнанный волк — не самый слабый в стае. Конечно, чаще всего он не слишком праведно соблюдает законы стаи, но физически не уступает другим… Вы понимаете мою мысль?

— Не уверен, — признался Фингин.

— Когда потребности одного становятся сильнее потребностей группы, этому одному лучше уйти, хотя бы на время, чтобы равновесие сохранилось. И знаете, это бывает очень полезно. Надо суметь отстраниться. Самое главное, и Фелим научил нас этому, — оставаться самим собой. Даже если для этого… приходится уйти.

Фингин кивнул. Он не очень хорошо понял, что хочет сказать ему Эрнан, но главную нить его рассуждений уловил… По крайней мере одну из таких нитей. Относится ли это к уходу Фелима или к Эрвану? Возможно, это предостережение… А может быть, и то, и другое, и третье.

Юноша вздохнул и с иронией заметил:

— Вот только непонятно, при чем тут праздник Лугнасад?

Они оба улыбнулись, и Архидруид поднялся.

— Не знаю, как мне все это тебе объяснить…

Почему он перешел на «ты»? Ну конечно, потому, что сейчас говорит от чистого сердца. Без всяких намеков.

— Я думаю, Айлин сумел бы объяснить это лучше, точнее, чем я. И со временем ты бы обязательно все понял. Я… Ты мне очень дорог, Фингин, и, думаю, в Совете многие верят в тебя. У тебя очень сильный сайман, и к тому же ты умеешь слушать. И именно потому, что ты — превосходный друид, тебе надо прислушиваться прежде всего к самому себе. Как это делал Фелим. Совету очень скоро предстоит пережить тяжелейшие в своей истории дни. И если Алеа действительно та, кого мы так боимся в ней увидеть, это может означать конец нашего существования. Мне будет очень трудно добиться единства в Совете. Айлину это удалось бы лучше. Но я твердо убежден в одном, Фингин, — ты оказался здесь не случайно. Тебе предстоит сыграть во всем этом какую-то роль. Тебя прислала сюда Мойра. Не знаю, сумеешь ли ты разрешить наш кризис или, может быть, поможешь нам его пережить, но в любом случае тебе следует прислушиваться к своей интуиции, к своему разуму. К тому, что говорит тебе Мойра.

Больше он не произнес ни слова. Молча повернулся и ушел туда, откуда явился.

Глава 2 Ворота Сида

С каждым днем Филиден становился все более похожим на подземные города Сида. Туатанны украшали улицы и здания, выбирая свои любимые цвета, и город преображался подобно квартире, в которую въехали новые жильцы. Навесы над окнами, знамена, занавески, цветы — все стало синим. Туатанны сносили все дома, выше двухэтажных, и город приобретал привычные для подземного мира плоские очертания.

Кланы расселились по кварталам, и жизнь вошла в свое русло — мужчины и женщины взялись за повседневные дела, а дети с удовольствием привыкали к наземной жизни.

Саркан, Младший вождь клана Махат'ангор и предводитель всех туатаннов, сидел в большой комнате, служившей штабом, перед зеркалом в позолоченной раме, привезенным из Бизани. Только глядя на свое отражение, удавалось ему сдерживать нетерпение, которое побуждало его сполна насладиться каждым мгновением жизни. В зеркале отражалось его великолепное тело: сильные мускулы, стройный торс, широкие плечи и тщательно выстриженный гребень синих волос. Саркан сделал медленный вдох, словно упражняясь в медитации, как это делали молодые друиды, хотя на самом деле просто учился жить вне Сида. Его дневные занятия требовали терпения. Сегодня во второй половине дня он ждал гонца. Важного гонца. Который должен был принести известие о том, что друиды и Галатия признали первую победу Саркана. Первую победу всего его народа.

В ожидании этого признания туатанны поселились в Филидене, а клан Махат'ангор обосновался там, где раньше были городские казармы. Предводитель клана обнаружил здесь невысокие длинные строения, где расселил своих подданных и разместил лошадей. Другие вожди один за другим приходили к нему посоветоваться, поговорить, рассказать о том, что говорят в их кланах. А людям не терпелось снова идти в бой. В одном клане считали, что Филиден как нельзя лучше подходит на роль столицы. В другом женщин было намного меньше, чем мужчин, что могло вызвать конфликты. В третьем предпринимались тщетные попытки постичь секрет могущества друидов… Слово «Сид» старались не произносить. Для многих он оставался лишь прекрасным воспоминанием, которое не хотелось тревожить. Ведь взрослые знали, что, возможно, никогда больше туда не возвратятся, а дети просто сохранили его в памяти.

Туатанны более четырехсот лет провели под землей. А то, что для обычных людей четыреста лет, для обитателей Сида — целая вечность. Ведь в чреве Земли кажется, что время размыто. Оно течет медленно, почти стоит на месте.

Но молодые туатанны забывали прошлое с каждым днем все быстрее. Для них отныне было важно только настоящее. И Тагор, сын Саркана, принадлежал к их числу. У вождя клана часто случались споры с сыном, который, как и многие его сверстники, желал скорейшего окончания битв и продолжения размеренной мирной жизни. Им нравилось жить в Филидене, и ничего большего они не желали, Тагор не понимал, почему его отец так ненавидит людей, живущих в Гаэлии. Не понимал, что Сарканом движет чувство мести. Скоротечность времени и осознание того, что он не вечен, вначале сильно напугали Тагора, но вскоре он освоился с жизнью в Гаэлии и теперь просто хотел спокойно ею наслаждаться. Именно молодежь быстрее ощутила течение времени и теперь не желала терять ни одной драгоценной минуты. А значит, нужно покончить с войнами. Но у туатаннов, как и у многих других, последнее слово было не за молодыми…

Саркан помнил собственное детство. Он помнил о нашествии людей, пришедших с юга, которые убили его отца, его братьев и братьев отца. Он помнил, как ему пришлось спасаться бегством под землей, как он рос, тая в сердце горечь, постоянно видя печаль на лицах немногих уцелевших взрослых. Он никогда не сможет этого простить, и месть — это его долг предкам.

Неожиданно в дверь постучали. Саркан вздрогнул, очнувшись от тяжелых мыслей, как от глубокого сна.

— Прибыл гонец из Галатии, — возвестил воин, стоявший у дверей.

— Пусть войдет, — ответил Саркан.

В комнату вошел высокий, худой юноша, на красной одежде которого виднелся королевский герб в виде алмазной короны. Он не производил впечатления могучего воина, сухощавый, с плохо развитыми мускулами, но в его взгляде читалась решимость, какую встретишь далеко не у каждого. Король знал, кого посылать с донесением.

— Приветствую тебя, Саркан, да признает тебя Земля и твой народ.

Значит, он говорит на языке туатаннов и знает их обычаи.

— Меня зовут Талиендр О'Баллиан, я гонец Его Величества короля Эогана Мора, Верховного Короля Гаэлии, сына Конора Мак Несса, объединителя. Я принес тебе печать Верховного Короля в знак того, что он передает твоему народу часть Темной Земли протяженностью от Тенианского леса до пика Дин.

— Печать? — удивился туатанн. — Ты хочешь сказать, что нет ни соглашения, ни договора? Her ни одного документа?

— В Гаэлии не придают никакого значения письменным документам. Мойра говорит, что нам надлежит делать, а наша память записывает ее слова. От друидов вы получили устное послание, а Верховный Король передает вам печать в знак своего согласия. На этом острове нет более значимого поручительства, чем то, которое я вам принес.

Саркан кивнул:

— В таком случае я его принимаю.

Он поднялся и подошел к гонцу:

— Приветствую тебя, Талиендр, да признает тебя Земля и твой народ. Позволь мне взглянуть на эту печать.

Галатиец протянул ему цилиндр из позолоченного металла. В центре его в небольшом круглом углублении Саркан увидел отпечатанное на расплавленном воске изображение короны.

— Мы даем согласие владеть этой землей, завоеванной кровью наших братьев. Наш народ будет здесь жить. Мы назовем эту страну Эриу, гонец, передай это королю и графам. И в этой стране Эриу я возведу храм туатаннов.

Гонец пробыл в Филидене весь остаток дня и всю ночь, и его принимали как вождя клана. На следующий день рано утром он отправился обратно к равнинам Галатии, раздумывая о том, к каким распрям приведет столь непродуманный договор. Ни за что не уступит Темная Земля ни пяди своей территории. А Харкур не смирится с новыми соседями. Но он, Талиендр, — всего лишь гонец, и не ему решать судьбы мира.

Накануне они весь день шли вперед, к остроконечным вершинам Гор-Драка, ломаная линия которых виднелась на горизонте. Мьолльн пребывал в веселом расположении духа и веселил своих спутниц. В глубине души он знал, что их ждут новые испытания, но старался не думать об этом, наслаждаясь путешествием по равнинам Галатии. Впрочем, он так много говорил, что и думать-то было некогда. Несмотря на то что гному было немало лет и жизнь его была полна приключений, девушки успели узнать о нем абсолютно все. Его рассказы каждый раз начинались неизменным вопросом: «А я вам уже рассказывал?…», что вызывало улыбку у Фейт, но не мешало ему начать очередную историю.

Во второй половине дня, пользуясь тем, что гном наконец ненадолго умолк, Фейт придержала свою лошадь и поравнялась с Алеей.

— Ты упоминала о своей подруге детства… — начала она.

— Об Амине?

— Это ведь она вышла замуж за короля? — спросила Фейт, пристально глядя на девушку.

Алеа удивилась. Вопрос Фейт стал для нее полной неожиданностью.

— Да, я слышала об этом. Недавно сыграли свадьбу. Жаль, меня там не было. Интересно было бы расспросить Амину, как она встретилась с королем… Знаешь, с тех пор, как я покинула Саратею, я только и мечтала с ней повидаться. Я… скажем так, обстоятельства не позволили мне сделать это, — вздохнув, заключила она.

— Думаешь, она вспомнит тебя?

Алеа нахмурилась:

— Ну конечно! Мы были очень близкими подругами.

— Знаешь, время очень меняет людей. В детстве у меня было множество друзей, я их нежно любила, а сейчас они мне совершенно чужие. Подумай, ведь если жизнь далеко увела тебя от нее, то, возможно, ее жизнь увела ее от тебя еще дальше…

Алеа пожала плечами:

— Не знаю. Но я уверена, она меня вспомнит. А почему ты заговорила о ней?

— Алеа, если то, что говорят, — правда, твоя подруга стала королевой! Представляешь себе? Она королева Гаэлии! Может быть, нам стоит увидеться с ней и попросить о помощи…

— Но король по-прежнему нас разыскивает, — напомнила ей девушка.

— Только потому, что его об этом попросили друиды, но, возможно, он изменит свои намерения, если жена скажет ему, что ты — ее подруга детства… Во всяком случае, хорошо бы нам убедиться, что это действительно она.

— Проверим это в первом же городе, — предложила Алеа.

— Вчера во всем королевстве праздновали Лугнасад. День рождения Верховного Короля. Люди обязательно должны знать, как зовут королеву. Только одни мы, ненормальные, живем вне этого мира… Как ее полное имя?

— Амина Салиа, — ответила Алеа и улыбнулась.

— Как? — спросила Фейт.

— Представляешь? Дочь кузнеца, а теперь — королева! А я и вовсе сирота… — Она не договорила. Казалось, само слово «Самильданах» страшит ее. Или она просто не хотела пугать им Фейт?

Они обе замолчали.

— Как ты думаешь, она счастлива? — после долгой паузы задумчиво спросила Алеа.

— Откуда мне знать? — смеясь, ответила Фейт.

— А ты бы хотела выйти замуж за короля?

— Нет.

— Почему ты не замужем?

Фейт осадила лошадь. Алеа частенько умудрялась ставить своих собеседников в затруднительное положение…

— Я же бардесса, — кратко ответила Фейт.

— А барды что, не выходят замуж и не женятся? — бесцеремонно спросила Алеа.

— Очень редко.

— И ты никогда… никогда не была влюблена?

Тут уж бардесса не смогла сдержать улыбки.

— Ты задаешь очень нескромные вопросы, Алеа…

— Ты тогда… не сводила глаз с Галиада…

Фейт засмеялась, но отвечать не стала и отвернулась.

Алеа тоже засмеялась, а это случалось столь редко, что Мьолльн тут же приблизился к ним:

— Что это вас так рассмешило?

— Вас, волынщик, это не касается! — ответила Фейт, подмигнув Алее.

Гном обиженно заворчал, несколько раз хлестнул пони и ускакал вперед.

Послеполуденный зной не мешал путникам. Лошади казались свежими, будто и они наслаждались путешествием.

Алеа снова повернулась к бардессе:

— Фейт, что ты узнала о Мойре, когда обучалась искусству бардов?

— Что ты имеешь в виду?

— Думаю, каждый представляет себе Мойру по-своему. Для саратейцев это высшая сущность, определяющая судьбу каждого человека, для других — сама судьба, для христиан — ошибочное представление об их едином Боге… А что говорили о Мойре тебе, когда ты училась у друидов?

Фейт попыталась собраться с мыслями. Будь Фелим на ее месте, он сумел бы ответить. А она не знала, удастся ли ей найти верные слова.

— Мойра — это принцип истории, — сказала она наконец, — причина различия между прошлым и будущим. Это она руководит движением вперед.

— Какое наивное… какое неполное объяснение! И как только ты можешь так узко понимать это! — рассердилась Алеа. — Ты говоришь о Мойре как о какой-нибудь даме из высшего света, решающей наши судьбы.

Фейт была поражена. Уже не в первый раз видела она Алею такой рассерженной, и это пугало ее. Девушка начала изводить себя подобными вопросами с того самого дня, как увидела Дерево Жизни, и Фейт чувствовала, что ничем не может ей помочь. Несмотря на то что она получила образование, необходимое для бардов, ей было трудно объяснить, что есть Мойра, а ведь Алеа ждала от нее именно этого.

— Фейт, — уже гораздо спокойнее обратилась к ней Алеа, — я думаю, жители Гаэлии так же заблуждаются по поводу Мойры, как христиане заблуждаются насчет своего Бога, а сами друиды — насчет природы саймана. Мне кажется, никто никогда не ставил этот вопрос правильно. Из всего сказанного тобой верным мне кажется одно только слово. Это слово «принцип». Это точное слово. Здесь есть принцип. За всем этим кроется некий принцип, Может быть, даже не один. Мне надо только понять, что это за принцип. В чем доказательство его существования? В чем его суть?

Она замолчала, но Фейт понимала, что девушка не успокоится, пока не получит ответ все эти бесконечные вопросы. Бардесса не смела произнести ни слова. Раз уж она не в силах помочь Алее, лучше не мешать ей разговорами. Она видела, что Алеа с каждым днем преображается, взрослеет телом и душой, не успевая даже оценить преимущества своего возраста. Это печалило Фейт, но вскоре она поняла, что у Алеи нет выбора, что она стала жертвой, жертвой того самого принципа, который стремилась понять.

После продолжительного молчания Алеа вдруг снова заговорила, но в ее голосе уже не было прежней серьезности.

— Фейт, а как сказать «белая» по-туатаннски?

Бардесса ответила не сразу. Интересно, какая связь между этим странным вопросом и теми, что девушка задавала себе только что? Фейт подумала, что ей все труднее становится понимать Алею.

— Я не очень хорошо знаю туатаннский язык, но, кажется, «имала», — наконец ответила она, — а что?

— Имала, — медленно повторила девушка, — да, красивое имя.

— О чем ты?

Алеа ничего не успела ответить, так как в эту минуту послышался радостный возглас гнома.

— Харчевня! — воскликнул он, пуская пони в галоп. — Клянусь Мойрой, это харчевня!

Алеа и Фейт поскакали вслед за ним. Настоящая галатийская еда! Они столько дней мечтали об этом… Теперь можно хоть на один вечер позабыть обо всем, что омрачает их путешествие: и о вопросах Алеи, и о гибели Фелима, и о том, что король объявил их в розыск, и даже о Маольмордхе.

Галиад отер лоб сына обрывком ткани. Солнце стояло в зените, и летняя жара у подножия этого безводного холма была просто невыносима.

Магистраж еще не совсем пришел в себя. Он с трудом вспоминал, что произошло. Как он сюда попал? Он помнил страшный бой. Герилимов. Лес. Помнил, как упал на колени у безжизненного тела Фелима. Помнил, что заплакал. Что почувствовал, как уходит, испаряется жизнь друида. Смутно вспоминались какие-то слова, которые произнесла Алеа. Что-то странное. А потом — ничего. Абсолютная тишина. Вечность. Пустота.

Казалось, он очнулся от глубокого сна. Потом сознание понемногу стало возвращаться к нему, и, глядя в ту сторону, откуда лился ослепительный свет солнца, он стал с трудом подниматься на ноги. И тотчас увидел неподвижное тело Эрвана. На мгновение ему показалось, что тот мертв. Ноги его задрожали. Неуверенно, шатаясь, он подошел и положил руку на грудь сына. Он ждал. Он надеялся. Это мгновение длилось невероятно долго. Решался вопрос жизни и смерти. Бесконечная секунда и один-единственный вопрос. Мой сын жив?

Сердце Эрвана билось. Галиад замер. Дождался следующего удара, чтобы не ошибиться. Левой рукой отер несколько капель пота на висках сына. Опять почувствовал удары сердца. Жив! Галиад с облегчением вздохнул. На дне его фляги осталось несколько капель. Ему очень хотелось пить, но в первую очередь он пытался привести в чувство сына, смачивая водой его губы, лицо… Однако юноша по-прежнему был без сознания.

Уже третий день Галиад ухаживал за сыном. Эрван — это все, что у него осталось. Единственный смысл в жизни. Фелима не было в живых. Совет их изгнал. Ничего худшего для магистража быть не могло. И Галиад ожесточился. Он отказывался смириться с тем, что, судя по всему, уготовила ему Мойра. В течение двух последних дней он делал для Эрвана все, что было в его силах. Он заставил его выпить всю воду, что оставалась во фляге. Перенес его в более прохладное место, подальше от этого ужасного пекла, и, превозмогая сон, стал ждать, когда тот придет в себя.

Наконец, на третий день к вечеру Эрван открыл глаза. На четвертый он смог говорить, а на пятый — встал на ноги и сделал несколько шагов. На его теле не было никаких следов ранений, но он был сейчас слабее, чем тяжелораненый. Галиад и сам чувствовал неимоверную усталость. С ними что-то произошло. Что-то непонятное.

Вечером шестого дня Галиад сварил на костре мясо. Они ели и разговаривали.

— Это Алеа, — с трудом проговорил Эрван, когда ночь уже спустилась на землю, — она привела нас сюда, чтобы спасти. Не знаю, как ей это удалось, но это она нас сюда отправила.

— Тебе вообще не следовало приезжать, Эрван…

— Я хотел тебя предупредить, что Совет вас разыскивает, и я хотел… помочь Алее.

Галиад понимающе улыбнулся:

— Наверное, она была очень рада с тобой встретиться. А ты подоспел как раз вовремя. Ты поступил неразумно, но иногда неблагоразумие приносит пользу. Я тебе благодарен. Твой клинок очень пригодился в этом бою, думаю, все же не напрасном… Надеюсь, Алеа тоже жива. И Мьолльн, и бардесса. Там был этот герилим, самый страшный из них.

— Я уверен, она с ним справилась, — решительно сказал Эрван. — Если уж она смогла нас сюда отправить, значит, ее сила намного больше, чем у друидов.

Галиад решил промолчать. Конечно, сын был прав, но правда эта его страшила. Он знал, что в мире творится что-то такое, что должно перевернуть весь ход вещей. Фелим это предвещал. И похоже, причиной происходящего является юная Алеа. Каким бы невероятным это ни казалось. И если уж Фелим взял ее под защиту и предпочел быть изгнанным из Совета, только бы не оставлять ее одну, то и он, Галиад, верит, что так и должно быть.

— Фелима больше нет, да? — спросил отца Эрван, но дрожь в его голосе говорила о том, что ответ ему известен.

— Да, я не чувствую больше его жизни. Какое… О, это такое ужасное ощущение, сын мой!

Эрван немного помолчал. Ему хотелось так много сказать отцу. Задать так много вопросов. Столько рассказать… А самое главное — спросить, что им теперь делать. Самое главное для него сейчас — это Алеа. Он хотел знать, жива ли она. И если жива, то где она теперь. Он хотел ее найти. Но разрешит ли ему отец отправиться на поиски? И как теперь быть с Советом?

— Отец, я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Прямо перед моим отъездом Фингин попросил меня стать его магистражем. Я очень хотел, чтобы вы были рядом в такой важный для нас день, я хотел вас разыскать, но Фингин не позволил мне уехать прежде, чем я… не свяжу себя с ним. Теперь я понимаю, что объединяет магистража с его друидом. Это что-то… необыкновенное.

Галиад кивнул. Увидев, как сражается его сын с герилимами, он обо всем догадался. Эрван по-новому двигался, уходил от ударов, предвидел выпады противника. Во всем этом Галиаду виделась энергия саймана.

— Раз уж вы оба так решили, то я счастлив. Не думал, что это случится так быстро, но, честно говоря, с тех пор, как появилась Алеа, время ускорило свой бег, и, без сомнения, на то есть воля Мойры.

— Наверное, Фингин о нас волнуется. Мне надо как- то его успокоить. Хотя бы просто поговорить…

— Но сначала ты, наверное, хочешь найти Алею? — продолжил его мысль Галиад.

Эрван кивнул.

— Как думаешь, что мне теперь делать? — покорно спросил молодой магистраж.

— Фелим сказал бы, что нам следует оставаться рядом с Алеей. Мы вместе отправимся на ее поиски, но прежде тебе, Эрван, следует набраться сил, да и мне тоже.

Они заснули очень быстро, но оба спали беспокойно.

Проснувшись на следующее утро, Эрван увидел, что отца рядом нет. Он тотчас приподнялся и с тревогой оглядел место стоянки. Никого не было видно. Он поднял голову и посмотрел вверх на склон горы. Там он заметил Галиада, присевшего на корточки перед высокой прямой скалой.

Удивленный, Эрван встал и пошел туда, даже не съев ничего из того, что приготовил ему отец. Услышав шаги сына, Галиад привстал и сделал знак подойти ближе.

— Смотри! — воскликнул он, указывая на гладкую поверхность огромного камня. — Вот здесь, вот этот знак…

Эрван подошел. И увидел то, на что указывал отец. На скале был высечен какой-то знак. Две руки, прикрывающие сердце и корону.

— Что это? — спросил Эрван, обернувшись к отцу.

— Знак Самильданаха. Он был на кольце Илвайна, которое нашла Алеа… Как странно. Это ведь не простая случайность, как ты думаешь?

— Думаешь, это Алеа оставила нам знак? — поспешно спросил Эрван.

— Вряд ли. Не думаю, чтобы она была здесь…

Тут Эрван сдвинул брови:

— Я… теперь я вспомнил. Нас сюда привела не Алеа. Во всяком случае, не сама она.

— Что ты хочешь этим сказать? — удивился Галиад.

— Не знаю, было это наяву или во сне, но помню, я попал в какой-то другой мир, беззвучный и пустой, там была Алеа, ты, я и последний герилим. Мы были неподвижны. Почти без сознания. И тут Алеа с нами заговорила. Она сказала, чтобы мы уходили. Она говорила мне, что я должен подумать о каком-нибудь месте, чтобы там очутиться. Будто мысль о нем могла меня туда перенести… — Эрван замолчал и посмотрел отцу в глаза. — Наверное, ты думаешь, что я сошел с ума…

— Нет. Нет, Эрван, и я это помню. Я тоже думал, что это сон… Я помню, она говорила: «Подумайте, что вы где-то далеко отсюда» — или что-то вроде того, так?

— Да, и мы очутились тут. Даже не представляю, где мы сейчас находимся.

— Похоже, это горы Гор-Драка. Но почему мы очутились именно здесь?

Сын пожал плечами. И они снова посмотрели на знак, высеченный на камне. Нет, это не было простым совпадением. Здесь крылся некий смысл. Но они его пока не понимали. Им не хватало каких-то недостающих элементов головоломки. Алеа, наверное, сумела бы ее разгадать. Но для этого им надо было ее отыскать.

Однако ни тот ни другой понятия не имели, как это сделать.

В эту харчевню, видимо, редко заходили посетители. Деревянный дом, облицованный терракотовыми плитами, стоял на вершине небольшого холма, по которому бродили лошади и пони в поисках последних пучков уцелевшей на выжженной почве травы. Старый фундамент так просел и перекосился, что оставалось только удивляться, как он еще удерживает эту причудливой формы постройку. С западной стороны крыша выступала в виде навеса, который поддерживали две вертикальные балки, образуя небольшую террасу, где после изнурительной жары можно было насладиться вечерней прохладой. Две каменные трубы поднимались над соломенной крышей: повыше, от камина столовой, — она сейчас не дымилась, — и от очага в кухне. Над входом красовалась вывеска: «Запеченный барашек», а под ней была изображена аппетитная баранья ножка.

— От одного названия слюнки текут! — воскликнул Мьолльн, когда они наконец подъехали к харчевне.

Он первым вошел в помещение и, потирая руки, громко поздоровался. В столовой не было ни одного посетителя, и хозяева приветливо улыбнулись гному. Следом в комнату вошли Алеа и Фейт.

Небольшая столовая была очень уютной, чувствовалось, что хозяева с удовольствием занимались своим делом и любили свой дом. Столы чисто выскоблены, на каждом — горшочек с букетом цветов, на стенах — картины, а под потолком — красивые светильники. Интерьер напоминал внутреннюю отделку корабля: стены до середины обшиты покрытыми лаком деревянными панелями, повсюду медная посуда, сети… Харчевня находилась вдали от больших городов и главных дорог, но выглядела гораздо привлекательнее многих популярных в Галатии заведений.

— Здравствуйте, сударыни, — приветствовала пухленькая хозяйка входящих Фейт и Алею.

Фейт ответила ей улыбкой, секрет обаяния которой знали, как полагала Алеа, одни только барды.

— Вы поужинаете у нас? — спросила хозяйка.

— С большим удовольствием, — поспешил ответить гном. — И, если у вас есть свободные комнаты, останемся на ночь.

Хозяйка улыбнулась.

— Вы сейчас наши единственные гости, — призналась она. — Присаживайтесь, вы, наверное, очень устали. А я займусь вашим ужином. Приготовлю вам свое любимое блюдо, и если никто к нам больше не заглянет, мой муж к вам присоединится!

И она, улыбаясь, пошла на кухню, оставив гостей на попечение своего усатого супруга.

— Хотите чего-нибудь выпить? Сидра, мятной воды? Пива, медового напитка? А может быть, чаю?

Мьолльн, разумеется, ответил первым:

— Пива! О да! Мне, пожалуйста, пива!

— А мне сидра, — сказала Фейт.

— Я… мне тоже сидра, пожалуйста, — застенчиво проговорила Алеа.

Никогда еще в своей жизни она не заказывала сидр в харчевне и не знала, прилично ли это девушке ее возраста. Вся эта ситуация и смущала и забавляла ее одновременно. Какая странная у нее началась жизнь! Она уже стала Самильданахом, а сидр пьет в первый раз в жизни!

Хозяин, любезно улыбнувшись, принял заказ и отправился за напитками.

— Как необычно здесь все выглядит, правда? — шепнула Алеа, наклонившись к подруге через небольшой деревянный столик.

— Да, похоже на кают-компанию корабля, — улыбаясь, ответила Фейт. — Кстати, море не так далеко отсюда, если идти на запад.

— Я никогда не бывала на корабле…

— Да уж, судя по тому, как ты правишь лодкой! — воскликнул Мьолльн и зашелся безудержным смехом. Гостеприимная обстановка харчевни и предвкушение вкусного ужина привели его в прекраснейшее расположение духа.

— Что вы имеете в виду? — спросила Фейт.

— Наше бегство из Сай-Мины, — улыбнувшись в свою очередь, пояснила Алеа. — Признаться, тогда, чтобы ускорить наш путь, я сыграла не по правилам… Сейчас тебе смешно, дорогой Мьолльн, но тогда ты выглядел не лучшим образом!

Гном вдруг сообразил, что впервые открыто заговорил о могуществе Алеи, и его смех тут же угас. Он не знал, вправе ли был это делать, но чувствовал себя так раскованно…

— Мне очень жаль, что я впутала вас во все это, — тихо проговорила Алеа, будто прочитав его мысли.

— Тебе не в чем раскаиваться, — тут же возразила Фейт.

— Я вас пугаю?

— Конечно! Но мы тебе верим, правда, Мьолльн?

Гном уже не смеялся. Он терпеть не мог серьезных разговоров, но понимал, что этот для девочки очень важен. Вздохнув, он решился ответить:

— Мы, гномы, ничего не смыслим в саймане. Это так, хорошо это или плохо. Вы же знаете, среди нас никогда не было ни одного друида. И разумеется, я боюсь…

Он выдержал долгую паузу, рассеянно глядя на причудливый узор деревянной столешницы. Затем продолжил:

— Это эгоизм, вот что я скажу. И в этом истина. Я эгоист, Алеа. Потому что не твое могущество пугает меня… клянусь! Нет, не это. Я боюсь не его, а того, что из-за него могу потерять тебя…

Алеа накрыла рукой руку гнома. Ей трудно было скрыть свои чувства. Но она не могла себе позволить проявить их — сейчас не время и не место. И, глубоко вздохнув, она только грустно улыбнулась:

— Нет, Мьолльн. Ты не потеряешь меня. Я тоже эгоистка, и я тоже не хочу вас терять. Но вы ведь знаете, я должна сделать то… что должна. Правда, откровенно говоря, мне чего-то для этого не хватает. О, вы даете мне очень много, больше, чем я заслуживаю, гораздо больше, чем я смогу вам вернуть, но мне все же чего-то не хватает. Вернее, кого-то.

Гном приподнял одну бровь.

— Нет, — улыбнувшись, ответила Алеа. — Я говорю не об Эрване, хотя действительно по нему скучаю…

— Фелим? — спросила Фейт.

— Да. Мне нужен друид. Такой, как Фелим. Тот, кто наделен сайманом, кто знает, кто я такая, и не захочет от меня избавиться… Кто-то, кто помог бы мне разобраться в том, что со мной происходит, кто научил бы меня… Мне очень неприятно говорить так, но всего этого вы не можете мне дать.

— Ну конечно, Алеа, — сказал Мьолльн, — ты права. В этом, пожалуй, тебе смог бы помочь только один друид — Фелим. Другие — вряд ли, другие не годятся.

— Не может быть, чтобы Фелим оказался единственным хорошим друидом, Мьолльн, — горячо возразила Алеа. — Возможно, среди Великих Друидов он действительно исключение, и то было бы странно. Но чтобы во всей Сай-Мине только он один был хорошим, такого быть не может.

В разговор вступила Фейт, и в голосе ее послышалась нотка беспокойства.

— Вы не забыли, что я училась у друидов? И даже если Совет совершил ошибку, в чем я сомневаюсь, я не позволю вам так говорить о моих братьях!

— И вы еще сомневаетесь? — воскликнул Мьолльн. — Сомневаетесь в том, что Совет ошибся? Архидруид хотел устроить смертельное испытание моей метательнице камней! Нет, у меня нет никаких сомнений! Как вы можете сомневаться, бардесса?

— Это испытание было бы смертельным, если бы Алеа не была Самильданахом, но ведь сегодня мы почти уверены в этом! Алеа обязательно осталась бы в живых, и Айлин наверняка это знал. Не стоит так поспешно судить о поступках и словах Архидруида. Может быть, за его жесткостью по отношению к Алее скрывалось желание убедить остальных друидов признать ее… кто знает?

Алеа кивнула:

— Я думала об этом, и мне это кажется вполне вероятным, Фейт. Но это не доказывает, что Айлин добрый человек. То, в чем я вижу вину друидов, касается меня, и эта их вина гораздо серьезнее, чем плохое отношениелично ко мне.

— У многих моих братьев-друидов доброе сердце. Многие из тех, с кем я общалась, когда обучалась искусству бардов, были честными людьми, и часто их намерения были лучше моих. Они были так же добры, как Фелим. Может быть, им не хватало его мудрости, но в их доброте я глубоко уверена.

— Хочется в это верить, — сказала Алеа.

— Пожалуй, — задумчиво произнес Мьолльн. — Очень может быть. Я помню одного вата, друга Эрвана. Мы его встречали в Сай-Мине, помнишь?

— Да, его звали Уильям. Ты прав. У него было такое же чистое сердце, как у Эрвана. Если бы только я могла с ним встретиться…

— Но он был еще ватом…

— Не важно. Думаю, его вот-вот должны были посвятить в друиды. Может быть, это уже произошло. Наверное, Эрван знает об этом. Надо поговорить с Эрваном. Может быть, он согласится устроить мне встречу со своим другом. А ты оказался прав, Мьолльн, мне нужен все-таки Эрван…

— То-то же! — усмехнулся гном.

Разговор прервался, так как хозяин принес им заказанные напитки. Сидр сначала показался Алее немного горьковатым, но, сделав несколько глотков, она привыкла к новому для нее вкусу, и он пришелся ей по душе.

Не успели они осушить стаканы, как на пороге появилась хозяйка с огромным, аппетитно пахнущим блюдом в руках.

Она приготовила нечто совершенно необыкновенное. Это оказались тонко нарезанные куски бараньего филе, нашпигованного почками и запеченного в слоеном тесте. На гарнир хозяйка подала помидоры, фаршированные пюре из кабачков и картошки.

При виде этого шедевра кулинарного искусства Мьолльн радостно хлопнул в ладоши. Польщенная хозяйка наполнила его тарелку первой, и он сразу начал есть, не дожидаясь, пока обслужат остальных.

Все трое не проронили за едой ни звука, только тихо постанывали от удовольствия.

Поев, они поблагодарили хозяйку и вышли на террасу полюбоваться закатом. И еще немного побеседовать в светлых летних сумерках, затем Мьолльн и Фейт решили, что пора спать.

— Спокойной ночи. Я немного пройдусь, — с улыбкой сказала друзьям Алеа.

Мьолльна уже давно мучил вопрос, куда она уходит каждый вечер перед сном. Сгорая от любопытства, он решил наконец выяснить, в чем тут дело, и последовал за ней. Поданное хозяйкой вино придало ему смелости…

Он шел за девушкой, сторонясь дороги и стараясь не произвести ни единого звука. И хотя Алеа знала о его присутствии с самой первой минуты, она не подала виду — имел же он право знать, что происходит…

Интуиция вела ее к югу. Отойдя подальше от харчевни, она присела в траву и стала ждать, скрестив руки и положив их на колени. В ночной тишине был слышен только звон цикад.

Долго сидела девушка, ожидая. Обычно волчица появлялась гораздо быстрее, но сейчас она, наверное, почуяла, что гном притаился где-то неподалеку.

— Мьолльн! — окликнула его Алеа.

Гном подскочил. Он и не подозревал, что девушка его заметила.

— Иди сюда, сядь рядом!

Мьолльн вздохнул и вышел из своего укрытия. Алеа даже не повернулась, она и так знала, где он находится.

— Сядь здесь и не шуми. Значит, ты за мной следил?

— Ну да. Я беспокоился за тебя, метательница камней. Я не мог понять, зачем ты уходишь каждый вечер. И боялся, как бы с тобой чего не случилось.

— А главное, ты слишком любопытен! Ну, что ж, если хочешь узнать мой секрет, сиди тихо.

Гном кивнул. Ему не терпелось понять…

Ждали они очень долго, так долго, что Алеа уже начала сомневаться, придет ли волчица вообще. Вдруг листья зашуршали, и в темных зарослях мелькнула белая шкура.

Мьолльн схватил Алею за руку. У него мороз пошел по коже.

— Что… что это?

Девушка улыбнулась:

— Не бойся, Мьолльн. Смотри.

Она медленно протянула по направлению к Имале руку. Желтые глаза светились в темноте. Алеа пошевелила пальцами, подзывая волчицу, и та наконец решилась выйти из тени. Она сделала несколько шагов и остановилась, не сводя глаз с гнома.

— Гм, э-э, мне как-то не по себе… — прошептал Мьолльн.

— Тс-с-с, — остановила его Алеа.

Подойди, Имала. Не бойся. Это Мьолльн, мой друг.

Волчица тихо заскулила. Покрутившись на месте, она медленно подошла ближе. Постепенно приближалась Имала к дыбунам. Еще несколько шагов, опять остановка. Она то приседала на передних лапах, поскуливая в нерешительности, то опускала голову, то снова ее поднимала. Алеа опять поманила ее. Волчица подошла ближе. Еще ближе. Хвост ее коснулся ноги Алеи. Девушка попыталась дотронуться до белой волчьей шкуры, но волчица резко отпрянула. Алеа убрала руку.

Имала все еще немного побаивалась ее, да и этот второй дыбун был ей незнаком. Она немного потопталась возле них и вдруг, будто испугавшись чего-то, унеслась галопом в темную чащу.

Алеа поднялась и с улыбкой посмотрела ей вслед.

— Этот… этот… этот волк давно за нами ходит? — спросил Мьолльн дрожащим голосом.

— Это не волк, — поправила его Алеа, — это волчица. Она идет за нами, потому что я попросила ее об этом.

Мьолльн нахмурился:

— Ты уже начала разговаривать с волками?

— Не со всеми волками. Только с ней. Это не простая волчица. В ней есть что-то особенное.

— Неужели? И что же это?

Алеа пожала плечами:

— Не знаю… Но, думаю, она встретилась мне не случайно. Нам вместе предстоит что-то сделать. Я это чувствую.

— Ну ладно… — неуверенно пробормотал Мьолльн. — Если она не опасна…

— Имала — мой друг. И вообще, скорее люди опасны для волков, чем наоборот, ты ведь знаешь.

— Ну да! Люди-то говорят обратное, — поднимаясь, возразил Мьолльн.

Алеа усмехнулась:

— Не стоит верить всему, что говорят.

Гном поморщился, и они направились в харчевню.

— А все же она очень красивая, эта твоя волчица, ничего не скажешь, — признал он, — такая белоснежная! Да, теперь я понимаю. Вот почему ты спрашивала у Фейт, как будет по-туатаннски «белая»… Стоп, а почему по-туатаннски?

— Фелим говорил мне, что первыми обитателями Гаэлии были волки и туатанны. В некотором роде это наши предки… Вот я и подумала, что волки должны называться так, как их назвали туатанны…

— Н-да… пожалуй…

Мьолльн изумленно посмотрел на Алею. Он и вообразить не мог, что у девочки в голове бродят такие мысли. Напрасно он говорил себе, что больше ничему не будет удивляться, Алеа чем дальше, тем чаще приводила его в замешательство. Он вздохнул и больше не задавал девочке вопросов. Да и время было уже позднее, ему безумно хотелось спать. Он ускорил шаг. Вернувшись в харчевню, они разошлись по своим комнатам и тотчас уснули.

Джар. Теперь я сразу понимаю, что нахожусь в этом мире. Я не во сне. Я в пути. Имала, я знаю, что ты близко. Когда-нибудь здесь, в этом мире, мы поймем друг друга. Здесь ты не будешь меня бояться. Но сейчас мне надо заняться другим. Эрван. Мне надо как можно скорее найти Эрвана.

Куда он мог пойти? Я велела ему уйти со своим отцом как можно дальше. Мысленно перенестись подальше от того места. Удалось ли ему это? Он не знает Джар, не представляет себе, как можно перемещаться силой мысли.

Тогда мы были в южной части острова. Нет, место на острове здесь ни при чем. Эрван не смог бы переместить свое тело во внешний мир. Если ему удалось уйти, то он оказался в противоположной стороне Джара, а не реального мира… Может быть, он и Галиад все еще там. Надеюсь, с ними ничего не случилось.

Но… Что происходит? Все расплывается. Свет! Невозможно смотреть на этот свет! Большой белый луч. Он кружится передо мной. Закрыть глаза. Мне надо закрыть глаза. Но возможно ли это здесь? Не получается. У меня должно получиться. Я должна это сделать. Очень больно от этого света.

Закрываю глаза.

Ветер. Через все тело проходит волна ветра. Что-то произошло. Наверное, из-за света. Может быть, я снова могу открыть глаза. Сейчас.

Открываю глаза.

Фелим. Передо мной Фелим.

— Друид? — Это все, что я могу сказать.

Он улыбается:

— Здравствуй, Алеа…

— Как?…

— Я могу приходить сюда, Алеа. Я могу приходить, но ненадолго. Это нелегко. Это… очень трудно!

— Фелим, у меня столько… Невозможно…

— Ты нашла Джар. Ты теперь такая сильная, Алеа!

Мне нужно ему ответить. Поговорить с ним обо всем. Он же здесь. Только бы не упустить эту возможность.

— Сильная? Я не понимаю и половины из того, что хотела бы понять. Если бы вы только были рядом…

— Ты уже понимаешь намного больше, чем большинство друидов… У меня нет времени, чтобы ответить на все твои вопросы… О, у меня кончаются силы. Мне здесь так тяжело…

— Эрван?

— Есть дверь, ведущая во все миры. Дверь, соединяющая Джар и Гаэлию. И другие миры… Ищи ее. Дверь Джара. Через эту дверь любой может попасть в мир Джар или выйти из него. Это что-то вроде манита Джара.

— Дверь?

— Да. Мы тоже можем через нее входить…

— Кто это — мы?

— Мертвые, Алеа.

Его облик тает. Фелим исчезает. Нет!

— Постойте!

Он меня не слышит. Пойти за ним. Нет, я не могу пойти за ним. Разумеется. Я не имею права. Фелим. Благодарю вас, Фелим. Как хорошо было снова увидеть вас!

Я закрываю глаза.

Дверь. Дверь Джара. Как ее найти?

Имала. Может быть, она знает.

Я иду. Мне остается только одно — уйти подальше отсюда. Теперь я сажусь. Вот здесь, посреди пустоты. Подожду, и она придет, моя волчица.

Кружится голова. Здесь так пусто. Не надо об этом думать. Перед глазами все плывет. Мне просто надо поверить. Надо оставаться здесь. Сделать вдох. Широко открыть глаза, поверить и ждать.

Она пришла. Имала. Моя волчица. Она подходит ко мне. Здесь она не боится.

Ты не боишься. Ты меня понимаешь. Я читаю в твоих глазах. Я понимаю, как ты воспринимаешь нас. Как боишься людей. Вижу твои воспоминания. Аэна. Ты победила эту волчицу. А твои дети… Да. Их я тоже вижу. Ведь она их убила, да?

Как ты приходишь сюда, ведь ты волчица? Откуда тебе известно о мире Джар? Он, наверное, был у тебя в памяти? Не хочешь мне показать? Ты тоже боишься?

Когда-нибудь нам придется посмотреть вместе. Заглянуть в твою память, Имала. Нам ведь надо понять, правда? Откуда ты так хорошо знаешь этот мир?

Отведи меня, Имала. Отведи меня к двери Джара. Мне нужно, чтобы ты меня туда отвела.

Да, я иду за тобой. Не бойся. Я с тобой. Не знаю, куда ты меня ведешь, как ты узнаёшь дорогу, но я здесь, следую за тобой. Веди меня, Имала.

Там. Там опять свет. Да, я понимаю. Подожди.

Она исчезла. Волчица. Должно быть, я пришла.

Какой-то свет. Просто свет. Надо подойти. Иду. Мне страшно. Конечно. Здесь сходятся все миры. Все миры? Сколько их, Фелим? Вы говорили о многих мирах?

Вижу проем. Проем в потоке света. Может быть, это опасно. Все равно. Я хочу увидеть. Я подхожу. Еще ближе, еще, чтобы заглянуть. Туда. В эту другую пустоту. Синий свет. Небо. Там, ниже, — гора. Еще ниже. Мне надо подойти. Скала. Скала у подножия горы. Два силуэта. Там. Они сидят возле этой огромной скалы. Две знакомые фигуры. Галиад и Эрван. Да. Это они. Мне надо их окликнуть. Они меня не видят.

Эрван! Я здесь! Эрван!

Он поднимает голову.

Все гаснет.

Проснувшись, Алеа подскочила. Кто-то стучал в дверь. Где она? Ах да. Она в харчевне. Девушка встала с постели, протирая глаза. Было еще темно. Почти ничего не видно. Только луч света пробивался под дверью.

Алеа подошла к двери и на минуту замерла, прислушиваясь.

— Сударыня!

Это была хозяйка. Милая толстушка, которая так тепло их приняла. Что ее привело сюда посреди ночи?

Алеа решила открыть. Хозяйка вошла в комнату. Казалось, она немного смущена. В правой руке она держала подсвечник, а левой сделала Алее знак не шуметь.

— Сударыня… Вас ведь зовут Алеа, не правда ли?

— Что случилось?

— Только что сюда явились солдаты короля. Прямо среди ночи. Я подождала, пока они лягут спать, и пришла предупредить вас…

— Зачем меня предупреждать?

— Видите ли, сударыня… Вас ищут по всей стране! Ведь это вы, правда?

Алеа ничего не ответила. Вновь судьба ее настигала. Неужели не будет никакой передышки?

— Мне думается, вам лучше уехать, пока не рассвело, — посоветовала ей хозяйка.

А может быть, это все подстроено? Как она могла узнать, кто я? Нет. Нужно ей верить. Не могу же я всю жизнь всех подозревать. Она честная женщина, я это чувствую.

— Почему вы мне помогаете? Почему не выдали меня?

— Как почему? — удивилась хозяйка.

— Ведь за мою поимку назначили большое вознаграждение.

— На что оно мне? У меня есть все, что мне нужно. И я ни за что не поверю, что вы плохой человек. Ни вы, ни ваши спутники — прекрасная бардесса и милый гном.

— Благодарю вас, сударыня.

— К тому же о вас ходит много разговоров…

— Обо мне?

Щеки хозяйки покраснели. Она не осмеливалась смотреть девушке в глаза.

— Говорят, что вы… Самильданах. Это девушка-то! Девушка — и Самильданах! Да любая женщина может только мечтать об этом!

Алеа удивленно посмотрела на нее:

— Мечтать?

— Госпожа Алеа… Это правда, что про вас говорят? Это правда, что вы Самильданах?

— Это слово уже ничего не означает. Это не больше, чем древнее поверье. Это уже не важно. Самое главное — что есть такие люди, как вы. Вы напомнили мне другую женщину, которая тоже была ко мне очень добра. И это мне так приятно… Но вы правы. Мне надо бежать. Я сейчас не могу с вами обо всем поговорить. Мне очень жаль. Надо разбудить Мьолльна и Фейт…

— Как скажете, сударыня.

Алеа вздохнула. Она только что поняла, что в ее жизни появилось нечто совершенно новое. И теперь об этом надо всегда помнить. Люди. Вернее, то, что они о ней думают. Оказывается, слух о ней прошел по всему королевству. Это могло сделать ее еще сильнее или же, напротив, обернуться ей во вред. Об этом нельзя забывать. Надо все обдумать… А сейчас пора бежать.

— Сударыня, — обратилась она к хозяйке, — у меня к вам еще одна просьба.

Лицо женщины просияло. Было ясно, что она считает для себя великой честью выполнить просьбу Самильданаха.

— Нет ли у вас знакомого барда? Барда, которому бы вы полностью доверяли?

Казалось, хозяйка удивилась. Она не ожидала подобного вопроса. Но тут же кивнула в ответ:

— Да, есть. Таэльрон. Он часто сюда заглядывает. Это очень хороший человек. Он не только славно поет и рассказывает, он верный друг.

— Вы ему полностью доверяете? — уточнила Алеа.

— Если бы была жива моя дочь, лучшего мужа я ей не пожелала бы.

— Хорошо. Не могли бы вы попросить его от моего имени об одной вещи?

— О чем? — поспешно спросила хозяйка.

— Попросите его отправить весточку в Сай-Мину. Но пусть будет осторожен. Это послание нужно передать определенному человеку. И больше никто не должен об этом знать. Скажите вашему другу, чтобы он не пользовался обычным способом передавать вести через бардов, а передавал это послание только тем из них, кому сам полностью доверяет. Об этом не должен узнать ни один друид, кроме того, кому послание предназначено.

— Какой друид? Что это за послание?

— Уильям. Это самый молодой из всех друидов. Уильямом его зовут среди людей, а как у друида у него другое имя. Я его не знаю, но барды смогут узнать. А послание звучит так: пусть найдет меня в Мон-Томбе.

— Это все? — спросила хозяйка. — Просто в Мон-Томбе? Это не очень точный адрес…

— Пусть придет в Мон-Томб, я сама его найду.

Хозяйка серьезно кивнула. И в эту минуту Алеа поняла, что может ей доверять. Славная женщина сделает все, что в ее силах, чтобы выполнить поручение. Это читалось в ее глазах. В них сиял огонек решимости, который никогда не обманывает.

— А теперь пойдем будить остальных.

Карета человека, называвшего себя Наталиеном, была запряжена шестеркой сильных лошадей, ее сопровождало более полусотни Воинов Огня. Несмотря на палящий летний зной, все они были в латах и шлемах цилиндрической формы. На их щитах были изображены языки пламени — герб Харкура.

Епископ держал путь к югу, за пределы графства, поэтому его охраняли воины-христиане.

Для этого нелегкого и долгого путешествия Самаэль мог бы воспользоваться сайманом, но он не хотел демонстрировать свое могущество людям, которые знали его как епископа Наталиена. Тайна его настоящего имени была залогом успеха всего предприятия.

Они выехали из Риа уже несколько дней назад, и выносить августовскую жару становилось все тяжелее. До столицы Темной Земли было еще довольно далеко.

Самаэль рассчитывал убедить графа Мерианда Мора объединиться с Харкуром против друидов и туатаннов. Это путешествие — самое главное звено в осуществлении его плана. Хотя войско Харкура было лучшим на острове, в одиночку оно бы не смогло одолеть Совет. Самаэль жаждал лишить друидов влияния в Гаэлии и установить там собственную власть. А для этого надо было по крайней мере заручиться поддержкой Темной Земли.

Когда они уже пересекли границу Харкура и проезжали мимо хребта Гор-Драка, весь отряд неожиданно остановился. Самаэль услышал голос командира отряда, отдающего приказы солдатам. Что-то произошло. Из ножен показались клинки. От седел отстегивались щиты. Тот, кого некогда называли Великим Друидом, наклонил голову, посмотрел в небольшое окошко кареты и увидел, что солдаты строятся в боевой порядок. Он не мог разглядеть, что именно послужило причиной тревоги. Но тотчас к упряжке подъехал командир отряда.

— Ваше Преосвященство! Прямо на нас движется племя туатаннов, — не спешиваясь, доложил он.

— У нас нет возможности избежать встречи?

— Нет, Ваше Преосвященство, мы находимся на равнине и не успеем скрыться…

— Они тоже нас заметили?

— Скорее всего. Они остановились. Прикажете идти в наступление?

Самаэль нахмурился. Он сделал собеседнику знак подождать и приподнялся, чтобы выйти из кареты.

— Подать мне коня, — приказал он.

Епископ был стар, но отличался необыкновенно крепким здоровьем, и каждый раз при виде его горделивой осанки и ловких движений командиру охраны приходило в голову, что раньше этот человек наверняка был воином. Самаэль снял лиловую мантию, митру и положил их в карету на кожаное сиденье. Затем ловко вскочил в седло.

— Следуйте за мной, — велел он подчиненному и галопом поскакал к головной части отряда.

При его приближении солдаты почтительно склоняли головы. Поравнявшись с первыми рядами воинов, он осадил коня.

— Они уходят в сторону! — воскликнул Самаэль, вглядываясь в даль. — Вы уверены, что это туатанны?

— Без сомнения, Ваше Преосвященство. Это их цвета, их одежда, я также узнаю их построение.

— Откуда вам все это известно? Вы уже встречались с варварами?

— Я был в Филидене, когда они напали на город, и один из немногих остался в живых. Туатанны — грозные воины.

— Почему же тогда они избегают встречи с нами?

— Возможно, хотят атаковать с фланга.

— Вздор! Они прекрасно видят, что мы их заметили, а этот маневр имеет смысл только в случае внезапного нападения. Нет, у меня такое впечатление, что варвары избегают сражения.

— Мне трудно в это поверить, Ваше Преосвященство.

— Я не требую веры, я требую послушания. Повторяю вам: они уходят. Я знаю, что такое поведение этих свирепых воинов кажется странным, но, возможно, сейчас у них есть более серьезная задача, чем бой с нами. Возможно, они везут что-то и не хотят, чтобы это обнаружилось. Они не боятся нас, в этом нет сомнений. Скорее что-то скрывают. Я хочу знать что. Мы атакуем.

— Ваше Преосвященство, нас меньше, а я получил приказ благополучно доставить вас в Темную Землю. Было бы досадно потерять здесь людей и не иметь возможности обеспечить вашу защиту, когда мы будем в Темной Земле. Не лучше ли…

— Молчать! — оборвал его Самаэль. — Из-за вас мы теряем время! Немедленно прикажите вашим людям атаковать. Нам надо догнать этих варваров.

Подчиненный медлил. Приказ епископа был чистым безумием. Туатанны, несомненно, одержат верх. Он видал их в деле и знал, что один туатаннский воин стоит трех его солдат. Но он не мог ослушаться епископа. И хорошо это понимал. Пытаясь скрыть смятение, он повернулся к своим солдатам и приказал им готовиться к атаке.

— Шестеро останутся при Его Преосвященстве! — прибавил он.

Но Самаэль снова ему возразил.

— Нет! — громко, так, чтобы все воины его слышали, крикнул он. — Я буду сражаться вместе с вами. И да поможет нам Бог!

Воины Огня криками приветствовали епископа. Им еще не приходилось видеть священника, готового идти в бой…

Командир отряда первым пришпорил коня. Мгновение спустя в галоп пустились все его воины и среди них Самаэль.

Туатанны находились уже в центре долины, но они были пешими и, конечно, не смогли бы уйти от преследования. Поняв, что сражение неизбежно, они остановились и развернулись лицом к противнику. Потом мгновенно выстроились в широкую цепь вдоль склона холма, выставив по флангам лучников, а в центре — широкоплечих, обнаженных до пояса, с боевой раскраской на руках и на груди воинов, вооруженных копьями, боевыми топорами или мечами.

Самаэль не ошибся: за спинами воинов находилась огромная крытая повозка. Они что-то везли. Что-то ценное. Теперь в этом не оставалось никаких сомнений.

Воины Огня, не сбавляя хода, подняли щиты. Они видели, как лучники противника натянули тетиву и направили на них наконечники стрел.

— Рассредоточиться! — крикнул командир отряда. — Не смыкать ряды!

Солдаты повиновались, образуя широкую волну, поднимавшуюся по залитому солнцем склону холма.

Самаэль чуть придержал поводья. Он скакал теперь позади первой линии солдат.

Мне надо воспользоваться сайманом. Если все получится, солдаты примут это за знак Божий. Надо, чтобы они получили преимущество и прорвали цепь туатаннов, тогда я смогу посмотреть, что там, в той повозке.

Бывший друид сосредоточился. На полном скаку овладевать сайманом было нелегко, но все же вскоре ему это удалось.

Купол. Я накрою их куполом, чтобы защитить от стрел. А как только они поравняются с пешим противником, я обрушу этот купол на туатаннов и, если повезет, убью нескольких из них.

Противник был уже близко. Самаэль направил сайман, слетевший с кончиков его пальцев, далеко вперед. Так он потратит очень много энергии. Придется накрыть слишком большую площадь. Оборонная тактика, которую избрал командир отряда, мешала ему. Проще было бы прикрыть солдат, сгруппированных в одном месте. Но командир не мог этого знать.

В рядах туатаннов послышался крик. Это был сигнал к бою. Одним слаженным движением лучники пустили стрелы прямо в цепь солдат, приближающихся к ним галопом.

Однако стрелы вдруг изменили траекторию полета. Туатанны не могли поверить своим глазам. Что случилось? Как стрелы могли отклониться от цели?

А что до солдат Харкура, то они поверили в чудо. Чудо, случившееся благодаря тому, что с ними был епископ. И ни один из них не замедлил хода.

До туатаннов оставалось всего несколько метров. Самаэль, сколько мог, удерживал над солдатами купол саймана. Он ждал последнего мгновения. Последнего перед столкновением двух армий. Если он слишком рано обрушит на противника невидимую массу, это будет очень заметно и может вызвать преждевременную панику. А если он нанесет удар в самый последний момент, потрясение полностью расстроит вражеские ряды.

Для того чтобы удержать далеко впереди себя огромную массу купола, требовалась немалая энергия. Сайман начинал иссякать в венах Самаэля. Ему даже стало трудно дышать. Остается всего несколько метров. У него закружилась голова. Туатанны подняли мечи. Скрежет металла. Боевые крики. Сражение вот- вот начнется. Подождать еще немного. Еще чуть-чуть…

И тут, почти обессилев, Самаэль прекратил удерживать сайман. С трудом, собрав последние силы, он постарался направить невидимую огромную массу на ряды туатаннов. Последовавшее за этим напоминало взрыв.

В первый момент Самаэль не понял, попал ли он в цель. Множество тел взметнулось в воздух, но повсюду царил такой хаос, что трудно было понять, что стало его причиной, сайман или просто само столкновение двух армий. В центре схватки висело густое облако пыли. Стоял ужасный шум. Но как только началась рукопашная, когда, остановив свой бег, кони начали беспокойно топтаться на поле боя, Самаэль увидел, что многие из туатаннов уже лежат на земле. Его удар достиг цели. Он не стал ждать более ни минуты. Теперь сражение продлится недолго. Нужно как можно скорее пробраться к повозке.

Когда до места боя оставалось всего несколько метров, Самаэль спешился и встал на колени. Ему надо было снова сосредоточиться, сконцентрировать в себе сайман. Силы его были на исходе. Но ведь он был когда-то одним из самых могущественных Великих Друидов Совета Сай-Мины. И не утратил своего мастерства. Стоило ему несколько раз сделать глубокий вдох, и он снова обрел дремавшую в нем великую силу. Еще один поток энергии. Еще один источник саймана. На этот раз все будет не так утомительно. Подобное он проделывал уже не раз. Надо окружить себя сайманом, чтобы стать совершенно невидимым. Раскрутить поток энергии наподобие смерча, обвивающего тело, чтобы оно практически исчезло из виду.

Став невидимым для врагов и для своих, Самаэль встал с колен и побежал к повозке, которую продолжали охранять четыре варвара. Очень скоро он миновал место основной схватки, где противники бились с удвоенной силой. Обнаженные до пояса, туатанны имели преимущество в скорости и ловкости по сравнению с облаченными в тяжелые доспехи солдатами Харкура. Сначала воины Сида наносили сильный удар рукояткой меча или топора по шлему противника, на долю секунды оглушая солдата грохотом металла. Этого времени хватало, чтобы нанести точный удар лезвием между пластинами лат, туда, где тела их жертв прикрывала лишь ткань.

Солдаты Харкура падали один за другим. Те из них, кто оставался в седле, были недосягаемы для таких ударов, но им было трудно уязвить пешего противника, к тому же более подвижного. И все же Воины Огня проявляли беспримерную храбрость. Хоть они и уступали противнику в ловкости, но зато были намного сильнее, а латы, затрудняющие их движения, тем не менее надежно защищали от большинства ударов.

Заметив тактику туатаннов, командир отряда спешился и закричал как можно громче:

— Сомкнуть ряды! Стройся в круг! — вопил он. — Спешиться! Стройся в круг!

Солдаты поспешили выполнить его команду и передать ее по рядам.

— В круг! Спешиться!

Некоторые из них, обессилев от тяжести, снимали часть доспехов. Сражение принимало организованный характер. Многие из солдат пали, но Бог был на их стороне.

— Именем Господа и графа Харкура! — кричал командир и вновь очертя голову бросился в бой.

Солдаты брали с него пример. Их мечи, взлетая, обрушивались на туатаннов. Там летела прочь голова, тут — рука. И повсюду кровь лилась потоками. Вскоре земля под ногами сражавшихся превратилась в рыхлую кровавую массу.

Тем временем в стороне от смертельного круговорота Самаэль приближался к цели. Несмотря на жестокий бой, кипевший рядом, воины Сида, охранявшие повозку, стояли как вкопанные. Самаэль обошел их кругом. Хотя он по-прежнему оставался невидим, любое неосторожное движение могло его выдать. Благодаря волшебной силе и годам тренировок его тело обладало юношеской гибкостью. Осторожно опустившись на землю, он пополз к повозке. Оказавшись рядом с ней, поднялся на ноги и огляделся, проверяя, не заметил ли его кто-нибудь. Верх повозки был закрыт кожаной накидкой и закреплен веревками. Вынув из-за пояса кинжал, Самаэль перерезал веревки с одной стороны. С величайшей осторожностью приподнял он освобожденный край накидки и увидел то, что больше всего хотел увидеть. Именно то, о чем он мечтал.

Здесь были все четыре священных манита. Те самые, которые друиды разыскивали в течение нескольких последних столетий. Четыре самых главных магических атрибута, изготовленные Самильданахами прошлого. Камень Судьбы, Копье Луга, Меч Нуаду и Котел Дагда. Все четыре. В целости и сохранности. Он сразу узнал их, несмотря на то, что они были обернуты плотной тканью.

Самаэль пришел в восторг. Маниты считались навсегда утраченными. Многие друиды считали, что их похитили туатанны и унесли с собой в Сид, но доказательств этому не существовало. А ведь эти маниты могли изменить весь ход истории. Они были поистине бесценны. И вот они здесь, перед ним, Самаэлем.

Старик затаил дыхание. Он перевел взгляд на поле боя. Казалось, туатанны брали верх. У него не было уверенности, что его люди победят и сокровища достанутся им как трофеи. А значит, надо забрать маниты теперь. Он помедлил долю секунды, раздумывая, как это сделать. Руки его дрожали. На лбу выступили капли пота.

Наконец Самаэль решился. Придерживая край накидки правой рукой, он просунул левую внутрь и потянулся за ближайшим к нему манитом. Без всякого сомнения, это был Меч Нуаду. Самаэль крепко ухватил его и осторожно вытащил.

В этот миг рядом с ним послышался громкий крик.

Кричали по-туатаннски, но, даже не зная языка, Самаэль понял, что его присутствие обнаружили. Все четыре охранника тоже громко закричали. Так как они смотрели сквозь него, Самаэль понял, что самого его они не видят, но, вероятно, заметили, как приподнялась накидка, и, может быть, увидели ускользающий меч.

Он бросился на землю, пытаясь спрятать меч под собой. Один из туатаннов подбежал к передней части повозки. Другой прыгнул внутрь. В следующее мгновение лошади уже уносили повозку бешеным галопом.

Откатившись в сторону, Самаэль едва увернулся от колес. Когда он поднял голову, то увидел, что туатанны спешно покидают поле боя и устремляются вслед повозке. Сокровища были для них важнее победы над врагом.

Воины Огня в растерянности наблюдали, как их противник бежит… Некоторые из них пустились в погоню пешими, но тяжелые доспехи делали эту затею бессмысленной. Другие бросились преследовать врага верхом. Сражение продолжилось на вершине холма, но там, из-за численного превосходства туатаннов, воины Харкура продержались недолго. И вскоре воины Сида скрылись за холмом, оставив на поле боя многочисленные трупы своих братьев и не более пятнадцати уцелевших Воинов Огня.

Растянувшись в тени на свежей траве, Имала отдыхала. Она только что встречалась с девушкой, которая на этот раз пришла вместе с одним из своих сородичей. Вначале волчица немного испугалась, но этот второй дыбун не проявлял никакой враждебности. Он, не шевелясь, сидел рядом с девушкой.

Дни шли за днями. Люди передвигались медленно, и Имала без труда следовала за ними. Иногда она даже забегала немного вперед, но потом легко их находила. Она чуяла запахи даже на значительном расстоянии.

Внезапно позади нее раздался какой-то звук, похожий на хруст ветки. Звук послышался издалека, но Имала все же поднялась и перешла туда, откуда ей было удобно вести наблюдение. Что это было? Кто-то из дыбунов? А может быть, добыча? Подняв морду, она принюхалась. В роще витало множество различных запахов, но ни один из них не объяснял происхождение звука. Ползком волчица продвигалась к западу. Имала знала свое слабое место: белый цвет. Она уже привыкла, что ее замечают быстрее, чем ее серых собратьев, и стала из-за этого еще более осторожной.

Сделав несколько перебежек, волчица заметила движение среди зарослей. Там было какое-то животное, теперь она точно это знала. Ни один человек не мог так передвигаться. Даже те грациозные дыбуны с кожей цвета дубовой коры, которых она встречала после того, как покинула стаю.

Имала прижалась к земле и снова поползла. Хвост ее вытянулся в струну, уши стояли торчком, она приготовилась к бою.

Опять какое-то движение. Теперь до нее донесся запах. Знакомый запах. Она зарычала. Это был волк.

Выпрямившись во весь рост, волчица уже не пыталась скрыться, наоборот, хотела, чтобы ее заметили. Она всегда метила свой путь, и этот чужак не смел подходить так близко. Имала старалась понять, одиночка ли это, или же ей придется иметь дело с целой стаей. Она снова побежала на запад и остановилась, поднявшись на небольшой холмик.

Перед ней был серый волк, без всякого сомнения, ее ровесник, но гораздо крупнее. Он тоже застыл на месте, глядя прямо на нее.

Они долго пристально смотрели друг на друга, подняв морды и угрожающе обнажив клыки.

Имала начала приближаться к противнику первой. Передвигаясь небольшими резкими скачками и грозно рыча, она старалась отогнать волка. Но тот не двигался с места. Имала заметила, что он расслабил мускулы, перестал скалиться и принял менее воинственную стойку. Но волчица знала, что это может оказаться обманным маневром. Не переставая рычать, она подходила все ближе и ближе и, лишь когда до незнакомца оставалось всего несколько шагов, замерла. Шерсть у нее на загривке стояла дыбом, лапы были напряжены. Волчица помедлила, оценивая силы противника. Прыгнет? Убежит? Или набросится на нее? Она пыталась уловить малейшее движение серого волка, но тот выглядел вполне дружелюбным.

И тут она прыгнула на него, стремясь взлететь как можно выше, чтобы оказаться сверху и попытаться повалить на землю. Но в последний момент волк увернулся и отскочил в сторону. Имала не растерялась и снова бросилась на чужака. На этот раз ей удалось прыгнуть ему на плечи, но, едва она его коснулась, он сам повалился на спину в знак полного повиновения.

Боя не получилось. Волк охотно подчинился ей. Признал, что находится на ее территории. Он пришел не для того, чтобы драться.

Он пришел в поисках родственной души.

Фингин вспомнил, как в первый раз вошел в Зал Совета. Тогда он еще не был Великим Друидом, но осмелился высказать свое мнение. Он вспомнил, как разгневался Айлин, какая необычная атмосфера царила тогда в зале.

Столько великих умов спорили в этой потаенной комнате. Столько разных интересов сталкивалось, столько конфликтов разгоралось, столько ответственности возлагалось. Если обычный друид призван обучать, то задача Великого Друида — управлять, а это не всегда удается делать мирным путем. Такова была истина. Истина, которую тем, кто стал Великими Друидами в юном возрасте, приходилось постигать самостоятельно. Эту истину порой было трудно принять, и все же Фингин знал, что судьба всего острова будет в большей безопасности в руках друидов, чем в руках любого из правителей страны.

Да, Совету иногда приходилось прибегать к манипуляциям, но это было необходимо. И теперь, когда Фингин стал членом Совега, он искренне намеревался употребить все свои силы на то, чтобы его братья принимали только справедливые решения. Ему хотелось бы сыграть роль того, кто оградит их от ошибок. Сознавая тщеславность собственных побуждений, он успокаивал себя тем, что тщеславие не бывает чрезмерным, если служит доброму делу.

На последнем заседании Совета были назначены дата и тема следующего. Было решено обсудить вопрос о Маольмордхе. О том, кто был когда-то Великим Друидом, но покинул Совет и выступил против него, объединившись с герилимами и получив от них магическую силу — ариман. Соединение саймана с этой новой энергией сделали Маольмордху могущественным и опасным. Многие годы Совет пытался его найти, и Альдеро все же удалось это сделать. Великий Друид погиб в поединке с Отступником, но его смерть позволила Совету обнаружить врага. Маольмордха находился в чертоге Шанха. Фингин, в отличие от остальных Великих Друидов, не имел представления о том, где находится это мрачное место. По их глазам можно было понять, что даже им оно внушает ужас.

Заседание, однако, состоялось гораздо раньше намеченного срока. Такое случалось все чаще и говорило о возрастающем по всей стране напряжении.

Фингин брил голову, когда в его дверь постучали. Служитель сообщил, что заседание Совета состоится через полчаса. Юный друид поблагодарил его и закончил приготовления. Обычно Великим Друидам брили головы слуги, но Фингин всегда делал это сам. Это стало для него своего рода ритуалом. Приятным обрядом, который он совершал с неизменным удовольствием. Ему нравились и прикосновения лезвия к коже, и точность движений, позволяющая избежать порезов, и то, что при этом нужно было сохранять немалое самообладание…

Бритые головы стали отличительным знаком друидов. Но этот обычай имел свою предысторию. Когда- то давным-давно головы брили воины, чтобы при рукопашном бое враг не смог схватить их за волосы. Позже бритая голова стала символом искренности, чистоты помыслов…

Фингин надел белую мантию с вышитым на груди красным Драконом Мойры — знак своей касты. Затем не спеша оглядел свой наряд, взял дубовый посох и вышел из комнаты.

Он шел по оживленным коридорам Сай-Мины и думал о том одиночестве, какое он ощутил, став Великим Друидом. То ли подобная холодность принята среди членов Совета, то ли ему не могут простить его юный возраст… Фингин не только оказался самым молодым Великим Друидом за всю историю существования братства, но и, что еще хуже, пробыл простым друидом меньше года. И тем, кто еще недавно относился к нему как к ученику, сегодня приходится общаться с ним на равных. Впрочем, поговорить с Фингином приходил один только Эрнан, Архидруид. Разумеется, это тоже нравилось далеко не всем… Фелим относился к Фингину по-братски, но он и раньше редко бывал здесь, а теперь его вообще изгнали из Совета! Подумав об этом, юный Великий Друид сразу же вспомнил об Эрване. Удалось ли ему найти Алею? И где Фелим? Ах, как не хватает их теперь здесь, в Сай-Мине, с их свободным образом мысли, свежестью восприятия… Фингин почувствовал, что ему тоже хочется уехать куда-нибудь, где идет жизнь, туда, где он мог бы послужить доброму делу. Здесь он чувствовал себя таким ненужным…

Но он знал, что должен учиться убеждать. Настанет день, когда он уже не будет самым юным Великим Друидом, а когда-нибудь станет и одним из старейших. Если, конечно, к тому времени Сай-Мина еще будет существовать. Тогда, в день празднования Лугнасада, Эрнан был настроен мрачно, и Фингин не забыл его слов.

Войдя в Зал Совета, он увидел, что все Великие Друиды уже собрались и рассаживаются на свои резные черешневые троны. Фингину нравился этот приглушенный гул перед началом заседания. В негромком бормотании можно было различить и слова беспокойства, и откровенные признания, и даже выбалтываемые тайны… Шехан, Тиернан и Аэнгус тоже были здесь. Это означало, что они вернулись из поездки, куда были посланы Советом на поиски Фелима, покинувшего Сай-Мину без согласия Архидруида и потому исключенного из Совета, и его магистража Галиада. Фингину тотчас стало ясно, зачем собрался Совет: речь пойдет о Фелиме…

Юный друид сел на свое место и поставил дубовый посох рядом с собой. Он не уставал восхищаться красотой этого места. Каждый раз ему открывались новые детали. Загадочные символы были повсюду: на картинах, посвященных истории братства, искусных фризах на стенах, мебели, вырезанной из дерева великими мастерами, в этой витой веревке, которая опоясывала весь Зал Совета. Приходя сюда, Фингин находил все новый и новый смысл в надписях на древнем языке, выведенных золотыми буквами на стенах:

Друид — это сын Поэзии,

Поэзия — дочь Размышлений,

Размышление — дитя Созерцания,

Созерцание — дочь Науки,

Наука — дочь Поиска,

Поиск — сын Великой Науки,

Великая Наука — дочь Великого Ума,

Великий Ум — сын Понимания,

Понимание — дитя Мудрости,

Мудрость — дочь Мойры.

Как он всегда делал, бывая в этом зале, Фингин перечитал написанное, стараясь постигнуть смысл этого изречения, всю его полноту. Ум, Понимание и Мудрость есть порождение Мойры. Это объясняло смысл Мойры в большей степени, чем целый доклад о ней. И все же… Мог ли кто-нибудь, даже находясь здесь, в этом зале, утверждать, что понял истинную суть Мойры? Не позабыли ли Великие Друиды, думал Фингин, об этом поиске? О поиске смысла?

Рядом с этим текстом колонками были высечены триады. Фингину уже не надо было их читать. Как и все друиды, он знал их наизусть.

Судьба,

Истина,

Точка Свободы, или место, где воздастся всякому противостоянию.

«Точка Свободы», — мысленно повторял он. А свободна ли Гаэлия?

Он посмотрел на братьев и глубоко вздохнул. Десять человек из числа самых влиятельных людей острова находились здесь, и он среди них. Фингин никак не мог свыкнуться с этой мыслью. Ему всегда вспоминался первый урок, который он еще в детстве получил от одного друида. Всю свою жизнь Фингин стремился к заветной цели: стать членом этого Совета. Сидеть здесь и выполнять предназначение друида. Вести людей по пути Мойры. И вот сегодня, добившись этого, он мучится сомнениями. Их не было в годы ученичества. Но сейчас, когда он преодолел самое трудное, когда достиг своей первой цели, когда задача, стоящая перед ним, была ему ясна, оставалось понять, как ее решать…

Эрнан постучал посохом по мраморному полу зала.

Фелим, Алеа, Эрван. Где они? Что они сейчас делают? А главное, что делать нам? Как мне жаль вас, Эрнан. Прежде вы так свободно говорили со мной, но сейчас вам придется выполнять роль Архидруида. То, что скажете вы, будет нашим общим словом.

— Благодарю вас, братья, за то, что вы так скоро собрались здесь. Как видите, Шехан, Тиернан и Аэнгус вернулись к нам. И мне пришлось собрать вас снова, чтобы сообщить очень тяжелую весть, — произнес Архидруид звучно и значительно.

По большому залу пронесся тихий гул.

Значит, Фелим мертв. Я должен был об этом догадаться. О Мойра, сделай так, чтобы с Эрваном и с Алеей ничего не случилось…

— Трое наших братьев нашли тело Фелима в Борселийском лесу. Фелим умер. Печаль моя велика. Но он умер до того, как Совет объявил о его исключении. А посему пусть сегодня будет возвещено о том, что достопочтимый Карон Катфад, сын Катубатуоса, названный Фелихмом, достойно принял смерть на пути Мойры в звании Великого Друида Совета Сай-Мины. А решение о том, что он исключен из Совета, пусть будет отменено и запись об этом вычеркнута из летописи.

Шехан, занявший место летописца, когда Эрнан стал Архидруидом, тотчас исполнил это решение. Летописец был единственным друидом, которому разрешено было вести записи, а летопись Совета — единственным письменным документом, который признавали друиды. История ордена не была тайной, но ее не следовало изучать. При этом ей надлежало оставить свой след в истории. А вот обучение друидов, напротив, осуществлялось только в устной форме и должно было отвечать духу времени. Поэтому в огромном замке Сай-Мина не было ни одной книги, только летописи, которые столетиями копились в комнате сменявших один другого архивариусов.

Ни один из братьев не возразил противвыдвинутых Эрнаном доводов. В Совете хорошо относились к Фелиму, и его размолвка с Айлином для многих осталась не более чем неприятным воспоминанием, которое они были рады поскорее забыть. К тому же исключение одного из друидов ни в коей мере не украшало братство…

Значит, память о Фелиме не будет запятнана… И наша честь тоже. А его жизнь? Может быть, вместо того чтобы его исключать, нам следовало ему помочь? Эрнан сказал мне, что Айлин изгнал Фелима из Совета именно для этого. Чтобы освободить. Ничего себе освобождение — смерть!

— Тело брата нашего Фелима захоронено в Борселийском лесу, а поминовение его состоится завтра здесь, во дворце. Лоркан, согласно высказанному им желанию, будет назначен Великим Друидом и займет место Фелима. Но нам предстоит сделать еще очень многое, принять и другие важные решения. Тиернан, прошу вас, расскажите Совету о том, что вы обнаружили.

Великий Друид кивнул и произнес:

— С помощью трех наших магистражей мы проследили путь Фелима по всему острову. Действительно, он и трое его спутников дошли до южной части Галатии, до леса сильванов.

Спутников? Значит, с ним был кто-то еще, кроме Галиада? Значит ли это, что он нашел Алею?

— Кто эти спутники? — спросил Архидруид, будто прочитав мысли Фингина.

— Его магистраж Галиад, а также девушка, гном и еще один человек, личность которого мы не смогли установить. Некая женщина.

Женщина? Кто бы это мог быть? Как Фелим и Галиад могли допустить, чтобы их и Алею сопровождала какая-то женщина? Если все действительно так, это может быть только женщина-воин или бардесса. Или кто-то из близких Алеи, может быть, какая-то ее родственница. Но, говорят, она сирота…

— А Эрван, юный магистраж Фингина? Он ведь тоже сбежал из Сай-Мины… — спросил Хенон с явственным неодобрением в голосе.

Почему Хенон говорит таким тоном? В его глазах ненависть. Как будто он опасается, что почва ускользает у нас из-под ног…

— Его мы с ними не видели.

— Что они делали в Борселии? — спросил Архидруид.

Как быстро он это проговорил. Он дает понять Хенону и всем остальным, что хочет один задавать вопросы. Эрнан стал настоящим Архидруидом.

— Этого мы не знаем, но недалеко от того места, где лежало тело Фелима, мы обнаружили следы жестокой схватки. Там были тела четырех герилимов, а также…

— Вы полагаете, что Фелима убили герилимы?

Он не дал ему договорить. Они нашли там еще что-то. Эрнан не желает, чтобы мы знали, что именно. Опять тайны…

— Мы не можем этого утверждать. Но… мы были удивлены. Фелим погиб, а мы не обнаружили никаких следов Галиада и даже той девушки… Трудно сказать, что там произошло на самом деле. На чьей стороне была девушка…

На чьей стороне? Уж не намекает ли он на то, что Алеа заодно с герилимами?! Какая глупость! Надеюсь, Эрнан не верит ни одному их слову. Но почему он перевел разговор на эту тему? Чтобы очернить Алею?

У Архидруида не было больше вопросов. Он выдержал значительную паузу, будто желая, чтобы присутствующие смогли в полной мере осмыслить все услышанное. Фелим мертв. Уже одно это было трудно осознать.

Эрнан больше ничего не говорит. Он никак не отреагировал на намек. Тиернана. Должно быть, они успели предварительно все обсудить. Это ясно. Наверное, Эрнан дал Тиернану указания, что именно тот должен говорить… А Тиернан чуть не проговорился, чуть не выдал того, что Архидруид предпочитал скрыть. Чуть не рассказал, что они нашли там, в лесу. Уж слишком поспешно Эрнан его перебил. А сейчас, после намека Тиернана, он промолчал. Как будто сам все это подстроил. Но я ведь знаю, что он не может плохо думать об Алее. А может быть, он хочет поступить так же, как когда-то поступил Айлин? Сделать так, чтобы Алеа и Совет оказались противниками, чтобы она могла действовать независимо? Нет, вряд ли. Ведь смерть Фелима доказывает, как это опасно.

Тишина в Зале Совета становилась все более гнетущей. Повернув голову, Фингин заметил, что в глазах Киарана стоят слезы. Он один оплакивал смерть Фелима.

— Четыре герилима в Борселийском лесу… — проговорил наконец Эрнан мрачно. — Плохой знак! Это может означать только одно. Маольмордха.

Вне всякого сомнения. Тут он прав. Но какая может быть связь между Маольмордхой и Алеей? А связь, конечно, существует. Вот куда он клонит.

— Эрнан, мы не можем больше себя обманывать, — медленно произнес Киаран, и, когда он заговорил, все увидели слезы на его лице.

Он глубоко вздохнул, оглядел братьев, затем медленно, с глубокой печалью продолжил:

— Алеа — Самильданах.

Не успел он договорить, как послышался протестующий ропот. Киаран же продолжил во весь голос:

— Все говорит об этом! Теперь мы имеем все доказательства. Сколько еще времени нужно, чтобы посмотреть правде в глаза? Когда мы решимся что-то предпринять?

Опять Киаран меня удивляет! Я должен был сказать это вместо него. Как же он прав! Эрнан и сам знает, что малышка — Самильданах. Он говорил мне это. А здесь это даже не обсуждалось. Никто не может с этим примириться.

— Довольно! — крикнул Шехан. — Киаран, вы впадаете в заблуждение, которое уже стоило жизни Фелиму.

Нет. В смерти Фелима виноваты мы все, он погиб из-за нашей трусости. Он правильно все понял. Мы должны быть с Алеей. Во что бы то ни стало.

Шум в зале нарастал. Все говорили, не слушая друг друга. Эрнан стукнул посохом об пол, требуя тишины.

— Если мы не в состоянии соблюдать порядок в этом зале, я немедленно закрою заседание! Мы пришли сюда, чтобы все обсудить, и каждый может высказать свое мнение. Вы же ведете себя как самые непослушные из наших учеников! — вспылил он.

Наконец Великие Друиды успокоились, и те, кто вскочил со своих мест, снова уселись. Хотя Эрнан и не обладал непререкаемым авторитетом Айлина, он все же умел заставить себя слушать.

— Я, так же как и Киаран, полагаю, — продолжил он, — что эта девушка — Самильданах.

Наконец-то! Может быть, и мне следовало это сказать? Надо, чтобы мы это обсудили.

Вновь поднялся ропот.

— Тихо! — крикнул Архидруид. — Я полагаю, что она Самильданах, и мы все должны это осознать, потому что если это так, то мы должны или подчинить ее себе, или уничтожить!

Подчинить ее себе? Нет, мы должны помочь ей, и Эрнан это прекрасно знает. Почему он так говорит? Может быть, он хочет постепенно подвести самых ярых противников своего плана к тому, что у них не остается иного выхода, кроме как пойти по пути, указанному Мойрой?

— Мы не можем признать ее Самильданахом, не подвергнув испытанию манитом Габхи, — возразил Шехан.

Опять… А если Алеа вернется и пройдет испытание, что нам тогда делать?

— Самильданах не может быть девушкой, — возразил Калан, — и к тому же такой юной!

— У нее кольцо Илвайна, — ответил ему Эрнан. — Она нашла его тело в ландах, и в тот же день туатанны вышли из Сида. Она сирота. Маольмордха послал за ней герилимов. Отсюда, из Сай-Мины, она бежала, и никто из нас и думать не смеет о том, как ей это удалось. С того дня, как она явилась, все в Гаэлии изменилось. Какие еще вам нужны доказательства?

В Зале Совета послышались отдельные негромкие голоса.

— Я видел ее в мире Джар, — тихо проговорил Киаран.

Все тотчас смолкли.

— Как вы сказали?

— Я видел ее в мире Джар много раз!

— В мире Джар? — усмехнулся Шехан. — И как же вы туда попали, уважаемый брат? Ведь никому не известно, где находится манит Джара.

— Мне не нужен манит, чтобы попасть в мир пустоты, Шехан, и ей тоже. Как и многим другим. Тем, кто умеет это делать, и тем, кто туда попадает, сам не зная как… Таким, как наш брат Фингин, например. Не говоря уже о душах умерших. Джар гораздо больше, чем вы можете себе представить…

Наш брат Фингин? Я? В мире Джар? О чем это он? Я никогда не был в мире Джар! Да он совсем с ума сошел! Наверное, ему здесь не место. Он совершенно не похож на других. Иногда он говорит очень правильные вещи, а иногда просто несет невесть что. И никогда не поймешь, к тебе ли он обращается. Он как будто никого не слышит. Он и мудрец и сумасшедший одновременно. Но, наверное, здесь ему очень плохо. Нет, все же ему не место среди нас. Ему надо быть свободным, вдали от всех, в полном одиночестве. А может быть, он и есть самая значительная личность в Совете? Чуть-чуть безумия, чуть-чуть мудрости… Никак не могу понять, о чем это он говорит. Я никогда не был в мире Джар. И даже не знаю, как туда попасть!

Все молчали, потрясенные. Даже Эрнан не мог произнести ни слова. Все смотрели на Киарана. Все понимали, что это не ложь. Великий Друид не может лгать. А тем более Киаран. Но как это могло быть правдой? Ни один друид никогда не попадал в мир Джар без помощи манита, по крайней мере, так говорили летописи. Должно быть, Киаран сошел с ума.

После долгого молчания Архидруид заговорил:

— Киаран, мы обсудим это позже. Если вам действительно удается попадать в мир Джар без помощи манита, вы должны научить этому наших братьев. Это послужило бы нам во благо. Но вернемся к девушке. Самильданах она или нет, это ничего не меняет. Из-за нее произошло слишком много непонятных нам событий, чтобы можно было оставить ее без присмотра. Я хочу знать все: кто она такая, кто ее родители, где она росла, чем занималась. А самое главное, я хочу, чтобы ее привели сюда, чтобы мы могли контролировать ее действия.

— Если она настолько опасна, возможно, нам следует просто устранить ее, — сказал Хенон. — Зачем рисковать?

Хенон становится все более опасным. Я уже не в первый раз замечаю это. Откуда в нем такая ненависть к Алее?

— Мы рассмотрим это, как только она окажется здесь. Тогда мы сможем расспросить девушку обо всем, изучить ее способности, если она действительно ими обладает, и, возможно, устраним ее.

Ну, это уж слишком. Я не могу больше молчать.

— Как? — воскликнул Фингин. — Убить? По какому праву?

— По необходимости защитить весь остров от бед, которые она ему принесет, — ответил ему Шехан.

— Убить девушку, чтобы защитить остров? — воскликнул Фингин. — Кажется, вы придаете гораздо большее значение ее возможностям, чем это могло показаться только что. Если вы так боитесь этой девочки, что готовы ее убить, значит, она действительно Самильданах!

— Тихо! — прервал его Эрнан. — Сейчас речь идет не о том, чтобы ее убить, а лишь о том, чтобы привести сюда.

Он не дает мне говорить. У него, наверное, есть по этому поводу свои соображения. Возможно, он думает, что если немного уступить тем, кто считает Алею врагом, ее скорее удастся привести во дворец, а потом он употребит все свое влияние, чтобы убедить Совет изменить свое отношение к ней на более… разумное и терпимое. Но как можно быть в этом уверенным? А вдруг, под тяжестью возложенных на него обязанностей Архидруида, он и вправду решил от нее избавиться?

— Если она Самильданах, — продолжал настаивать Фингин, — ее место не здесь, а среди людей! Если она Самильданах, то ей предстоит сделать тысячу добрых дел на этом острове!

— Если она Самильданах, — возразил Шехан, — то от острова скоро ничего не останется.

— Почему?

— Вам, юноша, даже неизвестно о существовании трех пророчеств?

— Нет. Но мне известно, что такое уважение к братьям, и я бы попросил вас не обращаться ко мне как к ученику.

— Успокойтесь! — вмешался Эрнан. — Речь идет не о пророчествах и не о Самильданахе, а о том, что девочка должна быть здесь, в Сай-Мине, прежде чем закончится этот месяц. А до тех пор я не хочу слышать о ней больше ни слова. Ни одного слова. Через неделю мы, как и было назначено, соберемся здесь и поговорим о Маольмордхе. Заседание окончено, возвращайтесь, пожалуйста, к своим обязанностям.

Нет, я так не могу. Эрнан говорил мне тогда, что иногда волку приходится покидать стаю. Я не могу оспаривать то, что здесь было сказано. У меня нет на это права. Но я принес клятву Мойре, а не Совету. И обязан служить ей. И если она избрала Алею, я буду вместе с Алеей.

Глава 3 Путь волчицы

Фингин постоянно думал о Фелиме и об Эрване. После них он был третьим друидом, покинувшим дворец без согласия Совета. Наверное, братство никогда не переживало столь неспокойных времен. Конечно, еще раньше ушли Самаэль и Маольмордха, но то был совсем другой случай. По крайней мере, Фингин на это надеялся. Он не думал, что покидает Совет навсегда, как раз напротив, он помнил слова Эрнана: «Айлин говорил, что из тебя получится хороший Архидруид». Такие слова не забываются. Ведь, откровенно говоря, Фингин и правда надеялся стать когда-нибудь Архидруидом. И все же сегодня он покинул Сай-Мину, не предупредив об этом своих братьев, и лишь оставил Эрнану очень короткую записку: «Я ушел, чтобы выполнить свой долг»…

Он все глубже погружался в океан сомнений и душевных мук. Ему никак не удавалось окончательно убедить себя в том, что он поступает правильно, но он на это надеялся. Просто надеялся.

Наверное, Фелим, уходя из Сай-Мины, чувствовал нечто подобное. Такую же тревогу, те же сомнения. Только бы Мойра не уготовила ему, Фингину, ту же участь! Сколько же еще друидов должны погибнуть, чтобы Совет понял наконец, что Алеа — это теперь самое важное. Юный Великий Друид все время думал, как убедить их в этом. Он уже не помнил, когда именно сам поверил в Алею. В то, что ей предназначена особая роль. Больше того, он даже не очень хорошо представлял себе, в чем именно состоит ее роль. Эта девочка поистине загадка для всех.

Единственное, в чем Фингин был уверен, так это в том, что Фелим согласился принять за нее смерть, и в том, что Эрван, без сомнения, дал себе ту же клятву. Фелим был самым справедливым из всех Великих Друидов, а Эрван — лучший друг Фингина. Других доказательств ему не требуется.

День клонился к закату, и, увидав небольшое селение, Фингин задумался о ночлеге. Но не слишком ли рискованно останавливаться на ночь так близко от Сай-Мины? Возможно, Эрнан послал за ним своих людей, хотя Фингин и сомневался в этом. С той минуты, как он покинул Сай-Мину, ему все время вспоминался странный разговор с Архидруидом в день празднования Лугнасада. Эрнан, казалось, убеждал его уйти, покинуть дворец. Тогда юный друид решил, что старик подталкивает его таким образом к поискам Эрвана. Но теперь, после всего услышанного им на Совете, Фингину пришло в голову, что Эрнан призывал его последовать за Алеей. Во всем этом было столько неясного. Столько загадочного. Надо было как-то понять, истолковать слова, сказанные Архидруидом… И Фингин пришел к выводу, что Эрнан все-таки не вышлет за ним погони.

Он направился к деревушке прямо в белой мантии с дубовым посохом друида. С наслаждением вдыхал свежий воздух, прислушивался к разноголосому пению птиц. Яркие бабочки перелетали от цветка к цветку под звуки мелодичного стрекота цикад. Долина была так светла и безмятежна, что Фингин позабыл обо всех тревогах и сомнениях, мучивших его с того момента, как он покинул Сай-Мину. После их с Эрнаном поездки к туатаннам с предложением о мире он никуда не отлучался из замка друидов. Как прекрасна Гаэлия летним вечером! Какое спокойствие, какая тишина. Казалось, ни деревья, ни их обитатели не знают о бурных событиях, разворачивающихся в стране. Эта долина казалась крошечным островком безмятежности на зеленых просторах галатийских равнин.

К вечеру Фингин добрался до деревушки. Она представляла собой горстку домов вокруг большого колодца, а немного поодаль в поле виднелось две или три фермы. Здесь была всего одна харчевня, да и в ней посетителей наверняка немного. Фингин заметил возле нее ярко раскрашенную повозку. Похоже, в харчевне остановилась труппа бродячих актеров, подумал он и обрадовался предстоящей встрече с теми, кого называли детьми Мойры.

Он ускорил шаг и вскоре уже стоял у дверей харчевни. Внутри было не более десятка человек. Хозяин, служанка, несколько посетителей — судя по всему, жители деревни, а также двое путников, мужчина и женщина, заканчивавшие ужин. Все уставились на друида. Хотя деревня была совсем недалеко от Сай-Мины, друиды сюда, видимо, заходили нечасто. Фингин дружелюбно улыбнулся всем и устроился за столиком неподалеку от актеров.

Служанка направилась к нему, но хозяин остановил ее и сказал, что заказ примет он. Ему, наверное, хотелось самому обслужить такого важного посетителя. Разочарованная девушка скрылась где-то в подсобных помещениях.

— Здравствуйте, друид, добро пожаловать в нашу харчевню. Этим вечером Мойра щедра к нам! Видите, сначала она прислала к нам двоих своих детей, теперь вас! Что желаете на ужин?

Фингин вежливо улыбнулся. Он впервые зашел в харчевню в одеянии друида. Никогда еще не доводилось ему ловить на себе такого взгляда, полного страха и восхищения одновременно…

— Принесите, пожалуйста, супа.

— Не желаете ли сначала что-нибудь выпить? — спросил хозяин.

— Нет, благодарю вас. Только суп, — повторил Фингин.

Хозяин удалился на кухню, и он повернулся к актерам. Они были, должно быть, немного моложе его. Какое-то неуловимое сходство в их лицах — тонкие черты, выражение глаз — говорило, что это брат и сестра. Актер был высокий стройный молодой человек с рыжими, коротко подстриженными вьющимися волосами. Сдвинутые брови придавали решимость его взгляду, но улыбка была полна обаяния. А актриса…

Она была самой прекрасной женщиной из всех, кого Фингину доводилось видеть. По-видимому, чуть старше Алеи, с таким же невинным взглядом. Светлые волосы, длинные и прямые. В глазах огонек, руки тонкие, изящные. Весь ее облик словно излучал женственность.

Оба они были в пестрых костюмах комедиантов. На манжетах бахрома, широкие брюки, под яркими куртками белые блузы с большим воротником.

Молодая женщина, должно быть заметив взгляд друида, повернулась к нему с улыбкой.

— Садись к нам, — предложила она со свойственной вечным бродягам фамильярностью, — мы еще не закончили ужинать…

Фингин испытывал некоторую неловкость, но старался этого не показать. Откровенно говоря, ему нравилась непосредственность актеров и хотелось понять, почему дети Мойры получили такое почетное имя…

Нельзя отказываться от приглашения. Какая же она красивая. В ее глазах можно утонуть… Чепуха, я ведь теперь друид и могу контролировать свои чувства…

— С удовольствием, — ответил он и, встав из-за стола, пересел к ним.

— Меня зовут Кейтлин, а это мой брат Мэл.

— Да хранит вас Мойра! Меня зовут Фингин.

Молодой человек протянул друиду руку:

— Добрый вечер, Фингин. Что ты здесь делаешь? Я думал, сейчас в Сай-Мине переполох. Скоро ведь война…

— Так говорят? — спросил Фингин.

А парень хитер, видно по глазам, да и по голосу. Говорит, а сам будто подсмеивается.

Актер весело улыбнулся.

— Судя по тому, что творится в стране, думаю, говорят правду! — воскликнул он.

Фингин тоже улыбнулся.

Ему прекрасно известно, что ни один друид не станет рассказывать о том, что творится в замке Сай-Мина. Он просто меня проверяет.

— То, что происходит в стране, касается всех. И вас, и остальных жителей, и моих братьев из Сай-Мины…

Мэл состроил насмешливую гримасу:

— Ты еще слишком молод, Фингин, чтобы рассуждать, как старый друид!

А ты еще моложе, но позволяешь себе подшучивать над друидом из Сай-Мины! Но мне все же нравится наша беседа…

Фингин поставил локоть на стол и оперся подбородком на руку.

— Вы что, встречали так много друидов? — спросил он.

— Мой дядя, брат матери, — Великий Друид из Сай-Мины. Так вот, он говорит точно так же, как ты… Никогда не ответит на вопрос, скажет непонятно, но зато многозначительно. Это ужасно веселит нас с Кейтлин. Похоже, вас там очень рано начинают учить риторике…

— Как имя вашего дяди? — заинтересовался Фингин.

— Эйдан Эмар. Вы, кажется, зовете его Киаран.

Киаран! Это племянники Киарана! Надо же, как интересно…

Фингин не смог сдержать улыбки:

— Разумеется, если судить по тому, как изъясняется Киаран, можно и в самом деле подумать, что мы говорим загадками!

— Что ж, если ты не такой, как наш дядя… тем лучше!

— Я очень уважаю Киарана. Больше того, честно говоря, я им просто восхищаюсь, — признался Фингин очень серьезно, — и, поверьте, говорю так не потому, что он ваш дядя! Но я думал, что в семье актера все становятся актерами… Как же получилось, что Киаран стал друидом?

Мэл посмотрел на сестру. Вздохнув, она вступила в разговор.

Должно быть, она лучше знает историю семьи. Клянусь Мойрой, как она прекрасна! А глаза такие же умные, как у брата…

— До того как пойти в Сай-Мину, он тоже был бродячим актером, но не чувствовал себя счастливым. На самом деле все видели, что в нем есть что-то особенное. Он был совсем другой, и ему необходимо было общаться с теми, кто мог бы ему помочь. Понять его… Никто из нас не мог ему этого дать. Когда дядя сказал, что пойдет в Сай-Мину, никто не стал возражать. Ведь его место там, не правда ли?

— Вы не поверите… Только вчера вечером я задавал себе именно этот вопрос. Киаран очень… странный. Надеюсь, вы не обиделись, что я так говорю. Мне кажется, что его связь с Мойрой, так же как и связь с братством, чрезвычайно глубока, гораздо глубже нашей, но это совершенно иного рода связь. Она у него от природы и очень сильна. Такое впечатление, что он находится в постоянном поиске и у него бывают внезапные озарения… Но я вам, наверное, наскучил…

— Вовсе нет, — возразил Мэл, — наконец-то ты говоришь искренне!

Да, это так. И это приятно. Эти люди внушают доверие. Они такие свободные…

— Как бы там ни было, — сказал Фингин, — любопытное совпадение, правда?

— Действительно, — улыбнулась Кейтлин. — Но мы так давно не видели дядю, что теперь ты, наверное, знаешь его лучше нас.

Пришел хозяин и принес большую миску супа. Он с поклоном поставил ее перед друидом, посмотрел на актеров, взял их пустые тарелки и ушел на кухню.

— И все-таки мы так и не поняли, что ты здесь делаешь, — с хитрым видом спросил Мэл.

А может, сказать им правду? Ведь друид всегда должен говорить правду. Или избежать ответа на вопрос? Вроде бы и ответить, а по сути ничего не сказать. Но мне не хочется этого делать. Мне кажется, я должен быть с ними честен. Показать, что я их уважаю. А нужно ли мне это? Как знать? Впервые за долгое время я остался один. Сай-Мина позади, и я здесь не по заданию Совета. Мне надо учиться доверять себе. Именно так. Поступать по велению сердца. Правда не может быть губительной. Иначе зачем тогда жить…

— Я ищу девушку по имени Алеа. Вы о ней что-нибудь слышали?

Брат и сестра молча переглянулись. Они явно не ожидали от него такой прямоты.

— Ты ищешь ее, чтобы вернуть в Сай-Мину? — спросила Кейтлин.

— Нет. Я хочу ей помочь. Еще я хочу найти своего друга, я думаю, он рядом с ней. Но это длинная история!

— Неужели у друида может быть лучший друг? — удивилась Кейтлин.

Фингин снова улыбнулся:

— Конечно! К тому же я имел глупость сделать его своим магистражем.

— Если он твой магистраж, то что же он делает рядом с этой девушкой?

Юный друид ответил не сразу.

Я рассказал слишком много. Увы, что сказано, то сказано, назад не воротишь. Но мне надо знать, кто они такие на самом деле, что у них на душе, чтобы потом не раскаяться в своей откровенности. Если они хорошие люди — а я верю в это, — значит, я поступил правильно.

— А вы как думаете? — спросил, помолчав, Фингин.

— Он что, влюбился в нее? — с улыбкой спросила Кейтлин.

Фингин кивнул.

— Влюбиться в Самильданаха! — рассмеялся Мэл. — Вот бедняга, у него будет много соперников!

Значит, им известно, что Алеа Самильданах. Сколько еще людей в Гаэлии знают или верят в это? В Совете и понятия не имеют, как далеко зашло дело!

— Не знаю, как насчет соперников, но врагов у нее столько, что сейчас моему другу наверняка приходится несладко. Что вам о ней известно?

— То же, что и всем нашим, — ответил Мэл.

— Ну вот, теперь ты сам заговорил как старый друид, — усмехнулся Фингин.

— О ее приходе объявили сильваны, — объяснил Мэл, — они рассказали это бродячим актерам, когда те были в Борселии, и так все наши об этом узнали. Сильваны называли ее Кайлианой. Но мы не знаем, хорошая это весть или плохая…

— Мы тоже, — признал Фингин, — честно говоря, никто этого не знает.

— Совет одобрил твое решение? — спросила Кейтлин.

Какие умные вопросы задают эти люди. Надеюсь, они не лазутчики. Нет, это невозможно. Быть может, мне удастся больше узнать о них при помощи саймана? Может, стоит попытаться прочитать их мысли? Я никогда не упражнялся в этом, но можно попробовать. Надо просто сосредоточиться и сделать так, чтобы сайман усилил мои чувства. И услышать, о чем думают эти двое. Почувствовать их мысли. Увидеть их.

— Фингин, — обратилась к нему Кейтлин, — ты слышал, что я спросила?

Юный друид вздрогнул. Он весь отдался сайману и на какое-то время потерял связь с действительностью.

— Я… Нет. Нет. Совет даже не знает, что я здесь. Но ведь я, как и ваш дядя, — Великий Друид, и мне не обязательно получать их согласие. Я здесь, чтобы служить Мойре…

Брат и сестра не сказали больше ни слова. Фингин старался прочитать их мысли с помощью саймаиа, они же в свою очередь, казалось, пытались его понять, оценивали.

Фингин очень скоро оставил свои попытки применить сайман. Ему было очень неловко использовать свои возможности в таких, довольно сомнительных, целях. И он решил просто поверить, что у этих двоих чистые души.

Разговор закончился, и Фингин принялся за суп, хотя даже не чувствовал его вкуса. Он пытался осмыслить все, что сейчас было сказано. Представить, как восприняли это его собеседники. Что он теперь может им сказать? Чем закончится разговор? Впрочем, ему вовсе не хотелось его заканчивать. Мэл был приятным собеседником, и Кейтлин тоже. Разумеется, Фингин охотно предложил бы им присоединиться к нему. Путь обещал быть долгим, а он к тому же не очень хорошо представлял себе, куда идти. Как было бы хорошо, если бы они пошли дальше вместе. Он бы столько узнал о жизни бродячих актеров…

Но ему нельзя было брать их с собой. Он не знал, что ждет его в пути. Да и у них наверняка есть свои дела.

Поев, он встал из-за стола и сказал:

— Приятно было побеседовать с вами. Спасибо.

Брат и сестра улыбнулись, но ничего не ответили. Они смотрели на него, как ему показалось, задумчиво, и Фингин не понимал почему. Он взял в руки дубовый посох, подошел к хозяину, и тот отвел его в комнату.

Хребет Гор-Драка остался позади справа, и вскоре они должны были вступить в пределы Харкура. С западной стороны, насколько хватало взгляда, простиралось море, сверкающее отблесками солнечного света. На небе не было ни облачка.

В пути они никого не встретили. Здесь так редко кто-то ходил, что осталась только небольшая тропа, едва заметная на фоне высохшей земли и буро-зеленых холмиков торфяника.

Мьолльн ехал впереди на своем пони Алрагане, Фейт с Алеей разговаривали, чуть поотстав.

— Смотри! Вон там вдалеке Мон-Томб! Его видно даже отсюда!

Алеа остановила пони и повернулась в ту сторону, куда указывала бардесса.

— Там, за морем. Видишь этот утес?

— Вижу! Вижу! — воскликнула Алеа.

— Это Мон-Томб! Мы еще так далеко, а его уже видно…

— А почему бы нам не добраться туда по морю? — предложила Алеа. — Ведь тогда мы двигались бы напрямик!

— Устье реки, выходящее в море, очень опасно, — возразила Фейт. — Там много острых подводных скал, они могут пробить днище корабля… Но когда мы, двигаясь на запад, окажемся южнее Риа, мы действительно сможем добраться до Мон-Томба по морю, если Мьолльн не возражает…

Гном не ответил. Возможно, он просто не слышал.

— Он мне рассказал о вашей вчерашней прогулке, — шепнула Алее Фейт. — Оказывается, за нами идет волчица! Это правда?

Алеа улыбнулась:

— Ее зовут Имала.

— Понимаю.

— Она действительно за нами идет, но не волнуйся, это совсем не опасно. На самом деле это я за ней иду, ведь я сама ее позвала.

— Ты что, можешь с ней разговаривать?

Ничего не объясняя, Алеа просто кивнула.

— А я вот никогда близко не подходила к волкам, — сказала Фейт. — Просто удивительно, что тебе это удается! Они ведь такие осторожные.

— Знаю, но Имала не такая, как все…

— Ты тоже не такая, как все, — усмехнулась Фейт. — Значит, вам суждено было встретиться, не так ли?

— Совершенно верно. Но, я думаю, все гораздо сложнее.

— Ты права. А можно мне тоже посмотреть на твою волчицу?

— Мы, скорее всего, увидимся с ней сегодня вечером. Но мне придется сказать ей, чтобы она ушла.

Фейт удивилась:

— Ушла?

— Мне надо, чтобы она нашла Эрвана и Галиада, — объяснила девушка.

— А ты знаешь, где они?

— Не совсем. Но мне кажется, волчица знает. Чувствует.

— Ничего не понимаю, — призналась Фейт.

— Мне трудно это объяснить. Ты что-нибудь слышала о мире Джар? — спросила Алеа очень тихо.

— Да. Я знаю, что он существует. Мне известно множество сказаний, связанных с ним…

— Фейт, я бываю в нем каждый вечер.

Бардесса уставилась на девушку и хмыкнула. Впрочем, смех этот был скорее нервным. Каждый день Алеа преподносила ей одну за другой совершенно невероятные новости, причем Фейт была уверена, что все это правда. А больше всего она удивлялась, как может такая юная девушка переносить все, что выпадает на ее долю по воле Мойры.

— Что точно тебе известно о мире Джар? — настойчиво переспросила Алеа, не обращая внимания на замешательство подруги.

— В легендах говорится, что существует несколько миров. Есть мир Сид, где не существует понятия времени, мир мертвых, где бродят души умерших людей, наш мир и мир Джар. В некоторых сказаниях его называют миром снов. Там существует то, что нам снится. Говорят еще, что этот мир неподвластен Мойре.

— Как это понять? — спросила Алеа.

— Сама не представляю. Тебе, наверное, виднее, если ты бываешь там каждый вечер… Может быть, это значит, что в мире Джар нет понятия Судьбы? Ничего не предопределено заранее? Все зависит от случая? Даже не знаю. Лучше ты сама мне скажи.

— Фелим мог бы мне это объяснить. Я не совсем представляю себе, что это такое. Знаю, что могу туда попасть, знаю, что могу там делать, но не понимаю, что это такое, — призналась Алеа.

Они двигались все медленнее и медленнее и вскоре совсем отстали от Мьолльна. Но Алею это не беспокоило. Ей хотелось, чтобы этот разговор остался между нею и Фейт, гнома он мог бы напугать. Мьолльну и так уже досталось, и Алеа чувствовала свою вину перед ним.

— Не думаю, чтобы это действительно был мир снов, — поразмыслив, сказала она, — иначе я встречала бы там гораздо больше людей. Нет, скорее это мир мысли. Или, может быть, силы воли. Там можно перемещаться при помощи мысли, действовать с помощью мысли. С помощью желания.

Она помолчала. Фейт внимательно слушала ее.

— В этом мире я победила Князя герилимов, — прибавила Алеа, — и потеряла Галиада и Эрвана. Но вчера я их видела. Меня привела к ним волчица…

— Она тоже бывает в мире Джар? — удивилась Фейт.

— Да, поэтому я и расспрашиваю тебя о нем. Видишь, во всем этом есть еще что-то. Ох, был бы здесь Фелим, он бы мне все объяснил!

— Не уверена, что он смог бы это сделать…

— Ты права. Не знаю, можно ли мне об этом говорить, но, знаешь, Фелима я тоже там видела.

Тут Фейт даже остановила лошадь:

— Что ты сказала?!

— Он пришел в мир Джар очень ненадолго, поговорить со мной. Пришел из мира мертвых. Из каждого мира можно попасть в другой. Где-то есть путь. И где-то рядом с ним сейчас Эрван и Галиад. Ты ничего не слышала об этом пути?

— Ничего, — тихо, в полной растерянности проговорила Фейт.

— Путь, объединяющий все миры. Сид, Гаэлию, Джар, мир мертвых…

— Если он существует, значит, по нему и пришли туатанны… Это хоть какое-то указание!

— Верно… Нам предстоит это выяснить. Но пока что я хочу послать туда волчицу. Я почти уверена, что она знает этот путь. Нельзя терять времени. Прежде всего нам надо попасть в Мон-Томб.

Фейт рассеянно кивнула. На сегодня с нее было достаточно открытий. Кое-что из услышанного ею от Алеи было еще невероятнее сказаний, которые она передавала людям, когда была бардессой. Должно быть, сильваны правы. В легендах, наверное, есть ответы на все вопросы. Но в каких именно?

— Что это там за строение? — крикнул Мьолльн, указывая на холм, видневшийся с северной стороны.

Фейт и Алеа подъехали к гному поближе и остановились. Перед ними было невысокое, вытянутое в длину строение из белого шлифованного камня с крышей из красной черепицы, в стенах которого виднелись немногочисленные маленькие окна. Сверху на крыше возвышался крест.

— Это монастырь, — с дрожью в голосе произнесла Фейт.

— А что это такое? — спросила Алеа.

— Здесь живут монахи-христиане, — объяснила Фейт. — Ну, вот мы и в Харкуре. В этом графстве много церквей и монастырей. А здесь, на юге, нет ни одной харчевни, поэтому путники останавливаются на ночлег в монастырях.

— А они под началом графа и Томаса Эдитуса? — поинтересовалась Алеа.

— В общем, да. Но они существуют настолько обособленно, что мало интересуются политическими делами Харкура…

— Ты хочешь сказать, что мы ничем не рискуем, если остановимся у них?

— Не уверена. Но когда я проезжала здесь в прошлом году, монахи были очень немногословны. Они пустили меня на ночлег, и хотя жилье у них не такое удобное, как в галатийских харчевнях, они, по крайней мере, не докучали мне расспросами, а в одном из монастырей меня даже попросили сыграть на арфе…

— Но ведь христиане на дух не переносят друидов и бардов! — удивился Мьолльн.

Фейт пожала плечами:

— Монахов, кажется, не очень-то это волнует. В Харкуре у меня было немало неприятных встреч: Воины Огня, священники, да и простые верующие были весьма враждебно ко мне настроены, но вот с монахами у меня никогда не возникало недоразумений… Впрочем, я приходила к ним просто как бардесса. Сейчас, наверное, все будет иначе. Отношения между Галатией и Харкуром в последнее время осложнились, к тому же непонятно, знают ли здесь что-нибудь о тебе, — повернулась она к Алее.

Девушка вздохнула. Именно об этом она сейчас и думала.

— Если только им известно, что ты Самильданах, к тебе будут относиться еще хуже, чем к друидам… — продолжала Фейт. — Мы в полной неизвестности: может, они ничего о тебе не слышали и примут нас за простых путников, а может быть, здесь, как и в Галатии, ты объявлена в розыск!

Алеа долго смотрела на монастырь, видневшийся вдали, а затем, не сводя с него глаз, произнесла:

— Мы все же поедем в этот монастырь.

Мьолльн вздохнул:

— Все ясно! И говорить тебе, что я считаю это неразумным, конечно же совершенно без толку, верно?

— Я хочу посмотреть на этот монастырь. Познакомиться с монахами. Хочу послушать, что они говорят, узнать, кто их бог…

— Да ну! А я-то думал, мы очень торопимся в Мон-Томб! — усмехнулся гном.

— Может быть, тут я тоже смогу чему-нибудь научиться. Мне это очень интересно. К тому же мы точно узнаем, ищут меня здесь или нет!

— Не думаю, чтобы это был самый безопасный способ все выяснить, — заметил Мьолльн, — впрочем, я совсем не прочь наконец провести ночь в постели!

— Не сегодня, — возразила Алеа. — Мы поедем завтра. Сегодня мы и так немало проехали…

— Вот и славно! Отлично! Тогда ужинать. Сейчас я приготовлю вам отличный ужин!

Король Гаэлии Эоган Мор поднялся с постели и подошел к большому окну своих покоев. На лбу у него выступили капли пота. Ни единого дуновения ветерка, ни намека на ночную прохладу, которая дала бы передышку от дневной жары. Эоган не мог припомнить такого жаркого лета.

Обширный дворцовый парк был ярко освещен. Много раз за ночь слуги меняли догоревшие факелы.

Верховный Король услышал, как вздохнула жена. Он обернулся и увидел, что она приподнялась на кровати. Она была прекрасна. Прекрасна той неброской пленительной красотой, какая нечасто встречается. Амина родилась в семье кузнеца, и, когда король объявил о своей помолвке с простолюдинкой, все королевство до самой Бизани было возмущено. Но когда он представил невесту высшему обществу Бизани и Сарра, а также своему двору, никто не осмелился осудить его выбор, настолько Амина была прекрасна и так уверенно держалась, такое благородство светилось в ее взгляде, так смела была речь. После смерти отца совсем юной девочкой покинула она Саратею и вместе с теткой перебралась в Провиденцию. Девочку отдали на обучение одному друиду, и она мечтала стать бардессой. И тут ее повстречал Эоган. К тому времени она уже была посвящена в барды, но выступала лишь для гостей короля и для него самого.

— Как вы находите сегодняшнюю ночь? — спросила она, улыбнувшись королю.

— Она, как вы, душа моя, загадочна и прекрасна!

Амина тоже поднялась с постели и, обнаженная, без тени смущения прошла через спальню. Впрочем, ей нечего было стыдиться. Тело ее было безупречно. Стройные бедра, длинные ноги, гладкий упругий живот, восхитительная грудь, будто изваянная искусной рукой лучшего скульптора Бизани. А юное лицо королевы выражало спокойную уверенность.

— Какая жара! — вздохнула она.

— Если желаете, я прикажу приготовить прохладную ванну, — предложил король.

— Подождите. Мне хочется сейчас побыть рядом с вами и посмотреть на небо.

— Вас могут увидеть слуги, — предупредил он.

— Ну и что? Пусть увидят, их королеве нечего скрывать. Вас это смущает?

— Боюсь, как бы они все не влюбились в вас.

— Может быть, они уже немного влюблены? — пошутила Амина.

Она обняла мужа сзади и, поднявшись на цыпочки, нежно поцеловала в шею.

— На свадебную церемонию к нам не приехал ни один Великий Друид, — прошептала она.

— Они все сейчас так заняты… Они предупреждали меня.

— Все равно, нельзя не явиться к королю на праздник. Если не приехали сами, могли хотя бы послать кого-нибудь из простых друидов!

Эоган медленно повернулся и посмотрел жене в глаза. Он взял ее нежное лицо в свои широкие ладони.

— Не понимаю, почему это так вас удивило, моя радость…

Амина медленно, лаская, провела пальцами по рукам короля сверху вниз.

— Я хорошо знаю друидов. Они говорят, что Совет нужен для того, чтобы вести людей по пути Мойры… Но на самом деле им нужно только одно — власть. И каждый раз, когда у них появляется возможность показать народу, что вы тоже их подданный, а правят страной на самом деле они, друиды делают это… Вам не следует терпеть такое, Эоган. Вы Верховный Король Гаэлии, и ваши подданные должны знать это. На пути Мойры нет никого выше вас, вы Верховный правитель.

— Друиды нужны мне, — возразил король. — Если бы не они, я бы наверняка давно уступил власть Харкуру или, теперь уже, туатаннам. Моя армия не смогла бы справиться с ними, и оставалось бы только подчиниться их силе.

— Вы говорите о силе оружия, а я — о политической власти.

— В наше время второе зависит от первого.

— Но не для Верховного Короля Гаэлии. Ваше положение дает вам такую силу, какой нет ни у одной армии. Вам следовало бы пользоваться ею в большей мере, любовь моя.

Эоган улыбнулся. Мойра подарила ему в супруги не только красивейшую из женщин острова, но и тончайшего политика. Он поцеловал Амину долгим поцелуем и снова улегся на широкую кровать красного дерева.

— Что же мне, по-вашему, надо было делать? — потянувшись, спросил он.

— Вам следовало потребовать присутствия на свадебной церемонии одного из Великих Друидов и поручить ему какую-нибудь роль. Безусловно, почетную, но такую, чтобы ваши подданные ясно увидели, что вы стоите выше Совета. Но что сделано, то сделано… И все же друиды выказывают вам недостаточно уважения…

Король приподнялся на локтях и нахмурился:

— Почему вы так считаете?

Амина поняла, что ее слова произвели нужное действие. Она медленно подошла к кровати и села рядом с мужчиной, ставшим ее супругом.

— Маниты. Знаете ли вы, что в обмен на мирный договор, который они вынудили вас подписать, друиды потребовали у туатаннов маниты?

Эоган поджал губы.

— Они заставили вас уступить Темную Землю захватчикам, — продолжала наступление Амина, — и в обмен на это получат теперь четыре самых драгоценных вещи на этом острове.

Верховный Король поднялся во весь рост. Вид его был грозен.

— Откуда вам это известно, если даже я этого не знаю? — вскричал он.

— Потому что я была бардессой, мой повелитель. И у меня есть время слушать все, о чем говорят люди. Именно поэтому вы и взяли меня в жены.

Эоган встал:

— Я прикажу тотчас созвать моих советников! Я хочу знать об этом больше! Не хватало еще, чтобы друиды манипулировали мной!

Он еще раз поцеловал супругу и поспешно вышел из спальни. Амина улыбнулась. Это было только начало.

Алеа вздохнула. Она сидела поодаль от места ночлега, прижав колени к груди и обхватив руками ноги. Девушка понимала, что короткая передышка окончена. С тех пор как она вышла из Борселийского леса, жизнь ее, казалось, вошла в привычное русло. Ей нравилось путешествовать и, беседуя с друзьями, пополнять свои знания. Герилимы больше не гнались за ней, друиды, наверное, давно потеряли ее след, и то паническое предчувствие опасности, которое привело ее к Дереву Жизни, теперь затихло. И вот уже несколько дней она спокойно продвигалась вперед верхом на своем пони.

Но сегодня вечером, завидев монастырь, Алеа поняла, что это последний мирный вечер. Завтра опять начнется жизнь, полная опасностей. Она Самильданах. От этого никуда не деться. Перед ней, насколько хватало глаз, простирались земли Харкура, где, как она чувствовала, должна решиться ее судьба. Здесь у нее одни враги. На ее пути множество преград, быть может, роковых. И как всегда, столкнувшись с очередной из них, Алеа задумалась о том, стоило ли ей вести за собой Фейт и Мьолльна. По какому праву она обрекает их на неминуемые страдания?

Звезды сияли, как блестки на веере, развернутом над невысокими холмами Харкура. На западе слышался шум прибоя, ветер шелестел в травах на прибрежных склонах, по вершинам которых расхаживали одинокие чайки. Такая безоблачная ночь, такое огромное небо над головой. Такое огромное.

Гаэлия всего лишь крошечная точка в огромной вселенной. Что есть Самильданах перед вечностью? Столько всего случилось до меня и столько произойдет после. Все, что я видела внутри Дерева Жизни — смерть сильванов, друидов и моя собственная, — все это ничто. Всего лишь знак, просто одна история. Но как же трудно это осознать и с этим смириться!

Вдруг в нескольких шагах от нее послышался звук, который она тотчас узнала. Волчица. Алеа улыбнулась. Погрузившись в свои мысли, она почти позабыла о ночном свидании. Даи волчица сегодня долго не появлялась.

Девушка тотчас заметила, что Имала ведет себя не так, как обычно. Что-то изменилось в ее походке, и смотрит она иначе.

Что случилось?

Волчица медленно подошла, но на этот раз совсем без страха. Желтые глаза ее горели в темноте, а шерсть казалась серой. Она остановилась в нескольких шагах от девушки.

Какая ты сегодня смелая!

Волчица сделала два шага назад, не сводя с девушки глаз. Алеа медленно поднялась, волчица отступила еще.

Хочешь, чтобы я пошла за тобой? Хочешь мне что-то показать?

Волчица развернулась и затрусила по направлению к югу. Алеа, немного помедлив, отправилась вслед за ней. Вскоре ей пришлось уже бежать, чтобы не отстать от Ималы. Они бежали довольно долго, пока Алеа не потеряла из виду силуэт волчицы. Она замедлила бег, немного отдышалась и огляделась в поисках Ималы. Ничего.

Алеа остановилась. Она ушла очень далеко от места стоянки. Отсюда даже не было видно здания монастыря. По спине у нее пробежал холодок. Наверное, это ночной ветер. Девушка медленно пошла вперед. Оказавшись у подножия невысокого холма, она подумала, что, взобравшись наверх, сможет увидеть Ималу. Так она еще немного удалится к югу, но хотя бы убедится, что бежала не зря.

Алеа ускорила шаг и, очутившись на вершине холма, сразу поняла, что хотела показать ей Имала. Там, внизу, в небольшой долине белая волчица играла с крупным серым волком. Иногда казалось, что они дерутся, но это было игрой, Алеа понимала это.

Она присела на корточки и стала смотреть, как оба зверя бегают по 6ерегу небольшой речушки.

Значит, ты нашла друга! Ты тоже хочешь показать мне своих друзей!

Внезапно Имала закончила игру с волком и побежала на вершину холма, прямо к Алее. Девушка едва не вскочила на ноги, так стремительно неслась на нее волчица, но взяла себя в руки и осталась сидеть. Не добежав до нее нескольких метров, Имала перешла на шаг. Она подошла совсем близко и вела себя гораздо увереннее, чем раньше. Девушка протянула ей руку, и Имала принялась лизать ей пальцы. Алеа сидя придвинулась к волчице и обняла ее, поглаживая ей живот. У девушки сильно билось сердце. Никогда еще они не находились так близко друг к другу. Но Имала не отошла. Она завиляла хвостом и, высунув язык, несколько раз с гордостью взглянула на своего серого приятеля, который с тревогой наблюдал эту сцену, стоя внизу холма.

Хорошо, Имала! Я рада за тебя! Иди, иди сюда, сестричка! Твой друг такой красивый. Можешь сказать ему, чтобы он меня не боялся.

Наконец волчица уселась прямо перед Алеей. Ее хвост, виляя, терся о траву холма. Приподняв морду, смотрела она на девушку горящими глазами. Все говорило о том, что она счастлива. Алеа продолжала ее гладить.

Хорошо, что ты теперь не одна, Имала. Очень хорошо, потому что мне надо тебя кое о чем попросить. Нам придется расстаться, моя волчица, и мне надо, чтобы ты сделала для меня одну вещь. Надеюсь, ты поймешь, ведь я не знаю даже, слышишь ли ты меня.

Не переставая гладить волчицу, Алеа достала из сумки синюю матерчатую повязку Галиада, которую всегда носила с собой, и поднесла ее к морде Ималы.

Смотри. Понюхай эту повязку. Она принадлежит Галиаду. Я хочу, чтобы ты его разыскала. Ты видела его той ночью, ты привела меня к нему. Ты знаешь, кто он. Ты узнаешь его запах, правда? Имала, я хочу, чтобы ты нашла Галиада и его сына Эрвана. Я хочу, чтобы ты их нашла и чтобы ты привела их за собой к северо-западу, к Мон-Томбу, туда, где море далеко врезается в берег. Мне надо, чтобы ты сделала это для меня, сестричка, ты понимаешь?

Имала заскулила и всего один раз понюхала повязку, но Алеа была уверена: она поняла, что от нее хотят. Волчица переступала с лапы на лапу. Девушка привлекла ее к себе и обняла обеими руками.

Спасибо тебе, моя волчица, удачи тебе! Но до того, как ты уйдешь, разреши мне надеть тебе эту повязку на шею! Не бойся, Имала, просто я хочу, чтобы Галиад понял, что это я прислала тебя за ним.

Но как только Алеа потянулась к волчице, чтобы надеть ей на шею повязку, та отпрянула и негромко зарычала. Девушка была к этому готова и на секунду опустила руки. Затем она вновь очень медленно приблизилась к волчице, но та отступила еще дальше. Алеа попыталась успокоить ее ласковыми словами, но Имала продолжала отдаляться.

Алеа оставила свои попытки и, увидев, что волчица уже далеко, встала. Она посмотрела вслед Имале и просто улыбнулась.

Хорошо, беги! — подумала она, и волчица побежала вниз, к долине, где ее поджидал серый друг.

Алеа сжала кулаки. Она надеялась, что Имала поняла ее, а главное, если поняла, то обязательно справится с порученным ей делом. Девушка надеялась также, что попытка надеть ей на шею повязку не очень испугала волчицу. Имала не пожелала ничего носить на себе, словно давала таким образом понять, что она не принадлежит Алее. Что она не принадлежит никому из мира людей и никому никогда не удастся ее приручить. Таковы все волки, подумала Алеа, и это, наверное, даже хорошо.

Самаэль продолжал путь в сопровождении горстки солдат числом не более пятнадцати человек. Бой с туатаннами обошелся гарнизону очень дорого, и теперь его командир наверняка затаил на епископа обиду. Но ему было невдомек, что именно выиграл Самаэль в результате этого боя. Похитив у туатаннов Меч Нуаду, он ни разу не вынимал его из ножен. Он бережно спрятал его в сундук, не смея даже рассмотреть поближе, как будто боялся его. Друиды столько лет старались разыскать это рукотворное, воспетое в легендах сокровище, что Самаэль никак не мог поверить, что теперь, по воле случая, стал его обладателем. Это приводило его в оцепенение и одновременно забавляло. Если Мойра действительно существует, весело размышлял он, неужели она позволила бы ему так легко завладеть мечом?

Кавалькада приближалась к Тенианскому лесу, и хотя Мерикур был уже недалеко, угроза нападения туатаннов по-прежнему была вполне реальной. Оставалось два или три дня пути к югу, и они будут в столице Темной Земли, где Самаэль рассчитывал встретиться с графом и предложить ему помощь Харкура. Епископ не хотел терять времени. Несмотря на то что люди и лошади были совершенно измотаны, он отдавал распоряжение о привале только поздно вечером, а наутро чуть свет вновь трогался в путь. Но Воины Огня не жаловались. Они были подготовлены к подобным испытаниям лучше всех остальных обитателей острова. Но вот лошади с каждым днем шли все медленнее, некоторые из них уже начали прихрамывать.

Этим вечером Самаэль выждал, пока окончательно не стемнеет, и только тогда отдал приказ о привале. Отряд остановился невдалеке от какого-то селения, и солдаты быстро организовали стоянку. Они нашли участок земли для выпаса лошадей, разожгли костер, поставили палатку для епископа, соорудили несколько столов, положили возле них бревна и выставили часовых.

Самаэль вызвал командира отряда.

— Да, Ваше Преосвященство, — подойдя, поклонился ему тот.

— Возьмите с собой двоих людей и идите в селение. Отведите туда четырех самых ослабевших лошадей и выясните, есть ли там кузнец, который мог бы ими заняться, или же, что еще лучше, нельзя ли их будет обменять. Я хочу, чтобы вы лично пошли туда вместе с вашими людьми, так как необходимо также разузнать обстановку: где сейчас туатанны и где граф Мерианд Мор.

— Не слишком ли поздно, там все, наверное, давно спят, — удивился воин.

— Так разбудите их и скажите, что вы выполняете приказ графа. Вы ведь военный, и крестьяне отнесутся к вам с почтением!

— Слушаюсь, Ваше Преосвященство.

Командир отряда тотчас направился в селение, взяв с собой двоих солдат и четырех самых изможденных лошадей.

Он вернулся не скоро, когда солдаты поели и большинство из них уже спали. На ногах оставались лишь четверо часовых. Епископ в палатке при свече читал книгу.

Он, казалось, совсем не нуждался в отдыхе. За все эти долгие дни пути ему достаточно было чуть-чуть расшевелить в венах сайман, и усталость как рукой снимало. Все солдаты засыпали, считая, что епископ усердно молится, а он не ложился раньше, чем произойдет вторая или третья смена часовых. Сидя в уютной палатке, Самаэль читал книги, которые были недоступны ему, когда он был друидом. С восторгом окунался он в этот кладезь знаний, таинственных чудес, путешествий, необыкновенных событий и мыслей…

— Ваше Преосвященство! — окликнул его командир отряда.

Самаэль захлопнул книгу на древнем языке, которую только что листал, стянул ее узкой полоской кожи, чтобы она не раскрывалась, и встал:

— Входите, садитесь.

Каждый вечер солдаты тщательно готовили палатку для епископа. Они знали, что там должен быть небольшой стол, два подсвечника, сундук с книгами, покрытый красным бархатом, который служил сиденьем хозяину, и еще два небольших деревянных сиденья, медный таз для умывания и постель, которая представляла собой набитый соломой и покрытый мешковиной тюфяк, но непременно с простынями и одеялами — епископ позволял себе во время путешествия эту маленькую прихоть и требовал, чтобы ее неукоснительно выполняли. Все должно было быть приготовлено до его прихода в палатку, каждая вещь на своем месте.

— Мне удалось обменять четырех лошадей, — доложил командир отряда.

Он говорил очень серьезно, сдвинув брови, и Самаэль заподозрил неладное.

— Новые лошади хорошие? — поинтересовался он. Главной его заботой была скорость передвижения.

— Они очень породистые и в гораздо лучшем состоянии, чем наши. Разумеется, они не приучены к бою, но зато в пути незаменимы.

— Хорошо. Удалось ли вам добыть какие-либо сведения, достойные нашего внимания? — спросил Самаэль, догадываясь, что его собеседник озабочен именно этим.

— Да, Ваше Преосвященство. И полагаю, что не слишком радостные для нас.

— Ну? — нетерпеливо спросил епископ.

— Мерианда Мора нет в Мерикуре. Он покинул столицу и с большей частью своей армии выступил в поход против туатаннов. Варвары с разрешения Верховного Короля захватили всю северную часть Темной Земли, и Мерианд надеется изгнать их со своей территории самостоятельно. Сейчас он направляется в сторону Филидена.

Самаэль ударил кулаком по столу:

— Глупец! В одиночку ему не справиться. Его армия против туатаннов — ничто! Нам надо его перехватить!

Его собеседник промолчал. Он думал точно так же.

— Нам нельзя терять Мерианда Мора, — пробормотал Самаэль себе под нос, — его армия нам очень скоро пригодится. Мы должны помешать ему совершить такую глупость.

Епископ встал, обошел вокруг сундука, открыл его и вынул оттуда Меч Нуаду, тщательно завернутый в темную ткань.

— Я ухожу. Один. Ваши люди задерживают меня, никакая защита мне не нужна.

— Ва… Ваше Преосвященство, — растерянно пробормотал тот, — надеюсь, вы шутите?

Самаэль прикрепил меч к поясу, не разворачивая его, и собрал в мешок одежду и припасы.

— Напротив, я очень серьезен. Мне нужно как можно скорее перехватить Мерианда Мора, нельзя терять ни минуты. Один я ничем не рискую, меня хранит Господь. Приготовьте мне лучшую из лошадей. Завтра вы поедете в Харкур и сообщите обо всем Томасу Эдитусу и графу Ал'Роэгу. Я берусь образумить Мерианда Мора и привести его в Харкур для переговоров об объединении наших сил.

Спорить с епископом командир отряда не решался, хотя был уверен, что если не обеспечит сопровождение высокого духовного лица, то по возвращении в Харкур получит от Томаса Эдитуса нагоняй. Но епископ был полон решимости действовать в одиночку, а опытный воин уже видел, как тот ведет себя в бою, и понимал, что старый безумец действительно способен постоять за себя.

Он сдержанно кивнул, вышел из палатки, не сказав более ни слова, и только утром следующего дня сообщил обо всем своим людям.

Самаэль к тому времени был уже очень далеко.

— Кто вы?

— Киаран. По крайней мере, так я выгляжу в мире Джар.

У него другое лицо. Но голос его. И глаза его. И мысли, я узнаю его образ мысли… Но почему он так не похож на себя?

— Я не узнаю вас, друид. Но я видела вас в Сай-Мине. Здесь вы моложе, и эта одежда… Друиды одеваются по-другому!

— Я был таким, когда был чуть постарше тебя, Алеа…

— Вы были бродячим актером?

Он кивнул. А еще улыбнулся мне. Кажется, он не удивился, увидев меня здесь.

— Что вы здесь делаете?

— Я бываю здесь каждый вечер, как и ты. И давно за тобой наблюдаю. Все эти парящие вокруг мысли, пересекающиеся судьбы…

— Давно?

— С самого начала. С тех пор, как ты пришла в Сай-Мину. Я увидел твой образ, сначала он был нечеткий. Тебе не удавалось его контролировать, не так ли? Тогда тут еще была волчица…

Он знает Ималу.

— …И был еще образ Эрвана Аль’Дамана, молодого магистража, сына Галиада. У тебя к нему чувства…

Он как будто смеется надо мной, но я знаю, что он делает это не нарочно. Он самый необыкновенный из всех Великих Друидов, я заметила это еще в Сай-Мине. Может быть, он шпионит за мной по поручению Совета?

— А еще здесь был Маольмордха, помнишь?

— Он тоже наблюдает за мной, не так ли?

— Разумеется, но не сейчас. Я не знаю, что он сейчас делает… Может быть, даже что-то опасное.

Это так. Сейчас я его здесь не чувствую. Но я знаю, что он стоит на моем пути. Маольмордха. В самом конце моего пути…

— Вы следите за мной по поручению Совета?

— Я наблюдаю за тобой очень давно, а Совет только недавно узнал, что я могу бывать в мире Джар. Я им сказал, что видел тебя здесь, но больше они ничего не узнают.

А вдруг он лжет?

— Я думаю то же, что и Фелим, Алеа. Я думаю, что ты Самильданах. Я знаю это. И я хочу защитить тебя от Совета так же, как и он.

— Но ведь вы сами член Совета!

— Это не означает, что я всегда согласен с его решениями. Я дитя Мойры…

Я не уверена, что понимаю, что он говорит. Так называют бродячих комедиантов. Но что именно это означает?

— Фелим мертв. Он один хотел защитить меня, но он мертв.

— Я знаю. Трое друидов, которых отправили искать тебя, вернулись. Они нам это и сообщили. Но Фелим был не один, так же, как он, думаю и я, и юный Фингин. Вчера он ушел из дворца.

— Фингин? Он ушел из Сай-Мины?

— Да. Он ищет тебя.

— Он меня найдет. Он мне нужен. Мне нужно столько узнать…

— Это ты должна научить нас многому. Ты Самильданах, Алеа.

— Как ты приходишь сюда, если другие друиды этого не могут?

— Они смогли бы, если бы меньше занимались интригами и больше работали над сайманом. Но не я один прихожу сюда, Двое отступников тоже. Маольмордха и Самаэль. Тебе следует опасаться Самаэля. Он уже близко. Не знаю, куда ты идешь и что хочешь сделать, но он все время рядом с тобой.

— Он сейчас тоже наблюдает за мной?

— Нет. Не думаю, чтобы он видел тебя здесь.

— Откуда вам все это известно, Киаран?

— Я часто прихожу сюда. Смотрю, слушаю. Братья считают, что я витаю в облаках, а я здесь. И правда этого мира открывает глаза на ложь за его пределами.

— Как мне узнать, могу ли я вам доверять?

— Ты никогда не сможешь доверять мне. Ты никогда больше никому не сможешь доверять. Тебе надо всегда быть настороже, Алеа.

— Мы еще увидимся?

— Каждый раз, когда ты будешь приходить сюда, если захочешь.

Мне кажется, захочу. Мне есть чему поучиться у Киарана. Но надо бы поменьше ему рассказывать. Не давать лишних сведений.

— Хорошо, пусть будет так. Я буду видеться с вами каждый вечер, Киаран, но вы должны обещать, что не станете незаметно наблюдать за мной, когда я буду приходить сюда для встречи с кем-то другим.

— Обещать тебе?

Действительно: какой толк в подобном обещании, если он сам только что сказал мне, что я не должна никому доверять? Наверное, он меня боится.

— Если я еще раз замечу ваш взгляд, Киаран, я поступлю с вами так же, как и с Князем герилимов.

Молчит. Думаю, он понял меня.

— А теперь мне надо кое-что сделать, Киаран. Я очень рада, что вы дали о себе знать. Мне очень не хватает Фелима. И мне необходимо поговорить с друидом. Один Фингин, очевидно, не справится.

— И я тоже не справлюсь, Алеа, но я научу тебя всему, что знаю сам.

— Благодарю вас.

Повернулась. Ухожу. Он за мной не идет.

Далеко от этого места. Я должна подумать, что я далеко от этого места.

Мне надо найти Эрвана.

Дверь Джара. Я могу ее найти. Вот она.

Я подхожу к ней.

Он там. Этот свет, я узнаю его. Я уже здесь. Похоже на голубой колодец. А там, внизу, — Эрван.

Услышит ли он, что я зову его? Поймет ли меня? Он не может подняться сюда. Он не сможет ясно услышать меня. Но мне надо ему сказать. Я должна сделать так, чтобы он меня понял.

Эрван… Эрван… Услышь меня…

Волк и волчица бежали вдоль узкой лощины по направлению к северу. Параллельно небольшой речке, на дне которой виднелись плоские серые камни. Справа возвышался холм. На нем не росло ни одного дерева, лишь изредка попадались отдельные черные кусты. Земля была темной, каменистой, узкий скалистый гребень разделял рыжий косогор на две части. Голые ветви деревьев внизу на склоне окрашивали пейзаж в мрачные тона. Но летняя жара пощадила хвойный лес слева от лощины, и там красовалась шапка ярко-зеленых крон. Склоны двух ближайших холмов образовывали треугольник, за которым на фоне голубого августовского неба открывались дальние холмы.

Имала перепрыгивала через стволы поваленных деревьев, принесенных сюда паводком. Они были покрыты засохшей грязью и свежими коровьими лепешками.

Лощина уходила к северу, извилистой полосой рассекая выступы холмов. Там растительность была уже богаче. Время от времени волчица останавливалась и пила воду из речки. Журчание воды заглушало все остальные звуки. Был слышен только шорох мелких камней, выскальзывавших из-под волчьих лап, да хлопанье крыльев хищных птиц, кружившихся над волками и тоже искавших, чем поживиться.

Имале еще ни разу не приходилось охотиться на пару с серым волком. Но она понимала, что вдвоем они могут рассчитывать на более крупную добычу. Он бежал за ней, не отставая ни на шаг, каждую минуту готовый к прыжку. Наверное, тоже был голоден. Но Имала не желала уходить с намеченного пути. Она бежала к северу, туда, куда вело ее чутье, и именно там должна была отыскать себе пропитание.

По мере того как они продвигались, лощина становилась все уже и уже. Горы Гор-Драка приблизились и заслоняли теперь весь горизонт. Волки шли по мелкой речушке против течения, их утомленные лапы ощущали приятную свежесть прохладной воды. Идти по этой каменистой почве было гораздо труднее, чем совершать длинные перебежки по зеленым просторам южных равнин, да и жара немало затрудняла дело. Под палящим полуденным солнцем шли они, пригнув шеи и высунув языки.

Вдруг Имала заметила какое-то движение с западной стороны. За соснами мелькнула чья-то тень. Волчица застыла на месте, насторожив уши и напружинив передние лапы. Серый, бегущий следом, сделал то же самое. По лощине прошумел порыв ветра. Белая шерсть волчицы встала дыбом. Ветер загудел у нее в ушах. Качнулись кроны деревьев, затем ветер стих, улетев к югу. И снова ни одного движения, только солнечные лучи играют на поверхности ручья. Даже птицы смолкли, как будто поняли по взгляду волчицы, что та насторожилась. Что готова к прыжку.

И вновь что-то шевельнулось в темноте за стволами деревьев на склоне холма. Имала осторожно сделала несколько шагов вперед, вышла из прохладной воды и, прижимаясь к земле, ступила на горячие прибрежные камни. Она увидела добычу. В тени леса пряталась лань. Это было молодое животное с пятнами на спине и рыжевато-белым брюхом. Высоко подняв голову, готовая в любой момент умчаться, лань прислушивалась. Она наверняка что-то почуяла, но еще не видела наблюдавших за ней хищников.

Охота началась. Серый волк потрусил к северу. Было видно, как быстро двигаются лопатки в такт его легкой бесшумной рысце. Он готовился перерезать путь лани, которая обязательно бросится бежать, как только заметит приближающуюся волчицу, и постепенно забирался все выше по склону, изредка бросая взгляд то назад, туда, где осталась Имала, то на запад, откуда появилась лань.

Волчица же поползла вверх по склону. Забирая к юго-западу, она рассчитывала напасть на лань сзади. Но у той был очень тонкий слух. Один легкий шорох камней под осторожными лапами волчицы — и лань мгновенно развернулась вполоборота. И тут же увидела Ималу, чей белый мех выделялся на фоне серых камней, и стремглав понеслась в глубь леса. Волчица устремилась следом. Волк сверху увидел, что лань убегает, и тоже помчался за ней между толстыми стволами сосен.

По сравнению с волками лань была более быстрым и ловким животным. Срезая путь, они погнали ее вниз, к лощине. Но выбежать из леса означало для лани верную смерть, и, стремясь уйти от волков, она резко изменила направление, заскользив на сухих сосновых иглах, покрывавших склон.

По мере того как животные углублялись в лес, склон становился все круче, и вскоре волк и волчица оказались рядом, продолжая преследовать лань. Добыча уходила. Запыхавшись, волчица побежала медленнее. Надо было набраться терпения. Лань не сможет долго бежать с такой скоростью. Волк пронесся еще несколько метров и тоже замедлил бег.

Имала остановилась и повела носом. Лани не видно, но она где-то недалеко. Волчица чуяла ее запах там, на севере. И Имала вновь пустилась бежать вдоль склона, не сводя глаз с полосы деревьев, за которой скрылась лань. А серый волк по-прежнему поднимался вверх. Так продолжали они охоту, пока не потеряли друг друга из виду.

Имала постоянно ощущала запах перепуганной лани где-то неподалеку. Она перешла на рысь, срезая большой участок лесистого склона и подбираясь к лани все ближе. Затем резко взяла в галоп и понеслась, низко пригнув голову и почти касаясь брюхом земли. Потом опять замедлила бег. Склон в этом месте был еще круче, сосны росли чаще. Тень вокруг нее сгущалась, и редкие солнечные лучи, пронизывая покрытые пушистой хвоей ветви, рисовали светящиеся полосы на фоне темных деревьев и рассыпались яркими пятнами, похожими на редкие капли дождя.

Имала перешла на шаг. Запах лани был совсем близко. Он становился даже сильнее острого аромата хвои. Волчица прижалась брюхом к земле и стала пристально всматриваться в темноту между стволами. И вдруг в полосе света между деревьями она увидела лань.

Дождавшись, когда та повернется к ней спиной, Имала прыгнула. Ей удалось воспользоваться моментом, и она полетела, как стрела, пущенная между стволами деревьев. Лань подпрыгнула и от испуга помчалась галопом не в ту сторону. Она бежала на юг вниз по склону, к лощине, не подозревая, что с каждой секундой приближается к бегущему снизу навстречу ей серому волку. Имала побежала в обход, и вскоре добыча была уже на расстоянии нескольких прыжков от нее.

Несчастное животное слышало позади дыхание волчицы и бежало все отчаяннее. Лань спотыкалась, наступая на лежащие на земле ветки, и, чуя преследователя, неслась вперед, не разбирая дороги.

И тут Имала увидела серого волка, камнем летящего вниз с небольшого пригорка. Он несся по склону еще быстрее, чем лань, и сразу догнал свою жертву.

Волк издалека прыгнул на длинную шею лани, и та, не ожидая нападения, повалилась на левый бок. По инерции оба животных прокатились по земле, поднимая облако пыли и сухих листьев. Когда они остановились, лань еще билась, пытаясь высвободиться из волчьих клыков, но тут на нее прыгнула Имала и одним ударом мощной челюсти прикончила жертву.

Серый волк еще некоторое время держал лань, прижав ее к земле и резко потряхивая головой, чтобы сломать ей шею, но та была уже мертва, и кровь ее текла по темной земле соснового леса.

За всю историю существования острова не бывало более зловещего сборища, чем это. Все Смотрящие собрались в большом потайном зале чертога Шанха. Здесь были и вожди горгунов, и перешедшие на их сторону воины, а также все заклятые враги друидов, отверженные и отступники… Все были в сборе. Все пришли по зову Хозяина. Объединив силы, они поднимут восстание и совершат Унсен, призванный восстановить их власть на острове.

Несколько факелов, прикрепленных к стенам бесконечно длинного и темного зала, бросали на красноватый камень золотистые отблески огня. Откуда-то из глубины, словно из самого чрева земли, слышался глухой рокот, и ничто больше не нарушало зловещей тишины, кроме усиленного эхом потрескивания пламени.

Маольмордха стоял у жертвенного черного камня, глаза его горели, вены на лице вздулись и налились кровью. Кожа мертвенно-бледного цвета виднелась сквозь просветы в черных металлических доспехах. Рядом стоял Ултан, его бывший магистраж. Этот высокий молчаливый воин, в течение долгих лет вынашивавший ревность к Айн'Зультору, которому Хозяин уделял больше внимания, теперь, когда Князь герилимов был мертв, обрел свое место рядом с Маольмордхой и твердо вознамерился доказать Хозяину свою преданность. Накопленная обида сделала его жестоким и готовым на все, лишь бы оправдать свое назначение.

Альмар Каэн прибыл сюда накануне. Он впервые попал в святилище Шанха и изо всех сил старался не показать своего страха. Здесь он уже не был простым толстым саратейским мясником. Здесь он был Смотрящим. Именно он выследил Алею и донес на нее. И надеялся в награду за это занять достойное место в иерархии, которую учредит в будущем его Хозяин. Возможно, он даже получит право находиться рядом с Маольмордхой. Станет его советником. Или просто будет выслушивать его мнение. Да, пожалуй, здесь он сможет стать кем-нибудь. И тогда позабудет о той жалкой жизни, которую влачил в Саратее. Лишь бы стать кем-нибудь. Любой ценой.

Гнетущая тишина наполняла камеру. Альмар сидел не шевелясь и только поводил вокруг глазами. Затаив дыхание, он весь обратился в слух. Он повторял то, что делали остальные Смотрящие.

Хозяин довольно долго не произносил ни слова, собирая в себе сайман и ариман, ужасное слияние двух сил, сделавшее из него бездушное чудовище. Опустив глаза и скрестив перед собой руки, он, казалось, пребывал в глубоком трансе. Но все присутствующие, как и Альмар, не сводили глаз с жертвенного камня. Никто не мог оторвать взгляда от лежащего там трупа, который источал непереносимое зловоние. На скелете осталось несколько обрывков гниющей плоти сероватого оттенка. Глазницы зияли пустотой. На черепе виднелась глубокая трещина. За переломанными ребрами угадывались остатки разлагающихся органов.

Внезапно в комнате резко похолодало. Маольмордха медленно поднял голову. Глаза его были подобны двум факелам, руки отсвечивали красным огнем. Величественным жестом он поднял их над жертвенным камнем. С каждым мгновением сияющий отсвет пламени вокруг его пальцев разрастался. По комнате прокатился шепот и тут же стих, заглушённый глухим рокотом, поднимающимся от жертвенного камня. Пол задрожал. Замигал свет факелов. С потолка и из стен, поднимая пыль, посыпались на пол обломки камней. Пол сотрясался все сильнее. Толчки становились все чаще. Лицо Маольмордхи перекосила отвратительная гримаса, и из его горла вырвался оглушительный вопль.

Когда грохот и толчки уже, казалось, стали непереносимыми, комната озарилась яркой вспышкой. Потом она наполнилась дымом и пылью. Наступила тишина. Земля перестала дрожать.

Альмар вновь увидел Маольмордху.

Мясник протер глаза, пытаясь избавиться от пылинок, попавших ему под веки. Чтобы увидеть, что произошло, ему пришлось встать на цыпочки. На жертвенном камне трупа уже не было. Сам камень развалился на две части, как от удара молнии. Скелет исчез. Послышался нарастающий ропот. Там что-то происходило, но Альмару не удавалось разглядеть, что именно. Он попытался еще немного приподняться на носках, но был слишком мал ростом. Двинуться с места он не смел, а любопытство не давало ему покоя.

И все же наконец мясник понял, что именно вызвало всеобщее волнение. Открыв рот от изумления, он разглядел в облаке пыли, что скелет встает на ноги. Альмар, разумеется, с самого начала действа догадывался, что целью Маольмордхи было воскресить труп, но вот так воочию увидеть, как скелет встает, поворачивает голову и открывает рот, — это совсем другое дело!

Ултан подошел к скелету сзади и надел ему на плечи большую черную накидку. Воскресший мертвец стоял спокойно. В его осанке было даже какое-то благородство. Создавалось впечатление, что слуга одевает своего короля.

Оживший мертвец повернулся ко всем спиной. Подняв руки к затылку, он накинул на голову капюшон, и теперь не было видно ни единого признака разложения. Это была просто фигура высокого человека в темной накидке. Он опустился на колени перед Маольмордхой.

Хозяин опустил глаза и посмотрел на своего нового подданного. Пламя на его пальцах угасло, но глаза вновь сверкнули огнем.

Все присутствующие тоже опустились на колени. Маольмордха подошел к склонившейся перед ним темной фигуре и возложил руки на ее плечи.

— Ты — Дермод Кахл, я твой господин.

— Я ваш покорный слуга, — гулко ответил воскресший мертвец.

Альмар вздрогнул. Руки его дрожали. Ему припомнился день, когда к нему пришел Зультор и стал его расспрашивать. Тогда он ощутил такой же страх. Тот же ужас, проникающий в самое нутро, который заставляет кровь стынуть в жилах и одновременно возбуждает.

— Кахл, вручаю тебе двенадцать армий горгунов. Ты приведешь их к победе.

Маольмордха взял в руки цепь, висящую у него на шее. На цепи был золотой медальон, украшенный необычной затейливой гравировкой. Это была Печать Алдиса, манит, дающий его обладателю власть над горгунами. Наклонив голову, Маольмордха медленно снял с себя украшение и надел его на шею Дермода Кахла. Пустые глазницы ожившего мертвеца, казалось, тоже вспыхнули.

Маольмордха поднял голову и обратился к простертой перед ним ниц толпе:

— Пришло время Унсена! Друиды будут низвергнуты, а вместе с ними Самильданах! Дети мои, скоро мы выйдем из тьмы!

Альмар услышал, как сильно колотится его сердце. Он сам уже не знал, чего в нем больше — страха или ликования. Он был весь во власти восхищения Хозяином. Разум его мутился, радость предстоящей победы опьяняла. Унсен уже бился в его венах.

— Горгуны, вот ваш повелитель, Дермод Кахл! — воскликнул Маольмордха, протягивая руки к вождям племен. — С ним вы будете сжигать все на своем пути. Разрушать все, что построено друидами. Вы повернете вспять течение Мойры! А главное…

Он расправил плечи. Огонь в его глазах разгорелся ярче, да и сам он, казалось, стал выше ростом.

— Я хочу, чтобы вы уничтожили Самильданаха! Я хочу, чтобы вы убили эту девчонку, сожгли ее заживо!

Горгуны испустили дикий, нечеловеческий крик, свой боевой клич, эхо которого, многократно отразившись от стен, прокатилось по чертогу Шанха.

— Дермод! Принеси мне кольцо. Я хочу, чтобы ты своими руками убил девчонку и принес мне кольцо. Только после этого наступит черед друидов… Я знаю, тебе не терпится, Дермод, ты хочешь поскорее с ними разделаться. Но прежде всего — девчонка.

— Я принесу вам кольцо, Хозяин.

Маольмордха медленно повел головой, прожигая подданных своим пронзительным взглядом, затем резко повернулся и исчез в сумраке подземелья. Вслед за ним удалились Ултан и Дермод Кахл.

Все Смотрящие, горгуны и отверженные молча переглянулись. И в глазах у всех горел тот же огонь.

Глава 4 Битва при Акинджии

— Приветствую тебя, Саркан, да признан будешь Землей, а также твоим сыном и кланом. Я Шанкин из клана Хассат'енор.

Саркан, стоявший на коленях перед небольшим столиком, за которым он ужинал вместе с вождями кланов в одной из небольших дальних комнат филиденской казармы, знаком подозвал гостя разделить с ними трапезу.

— Устраивайся, Шанкин. Вождь твоего клана Хайсан уже здесь, ужинает вместе со мной. Мы ждали тебя.

— Я принес вам, воины, плохую весть, и вы знаете какую. С юга на нас движется армия Мерианда Мора.

Ни на Саркана, ни на остальных вождей его слова не произвели никакого впечатления. Они, очевидно, были готовы услышать это сообщение. Всем им было хорошо известно, что земли, которые им уступили друиды, принадлежат Темной Земле, они знали также, что граф Мерианд не согласен с таким решением Верховного Короля. А значит, битва была лишь вопросом времени.

— Эриу будет стоить нам крови, братья, — проговорил Саркан. — Мы заплатим многими жизнями за наши земли. Шанкин, сколько людей ведет с собой Мерианд?

— Многие тысячи. Хефрин, мой вестовой, докладывает, что их около пятнадцати тысяч. А мой сын думает, что их тысяч двенадцать. Полагаю, точное число — что-то среднее между этими цифрами. Мне докладывают, что противник вооружен до зубов и движется в сторону Филидена.

Саркан медленно покачал головой. Он, разумеется, знал, что нападение неизбежно, но не предполагал, что оно произойдет так скоро. И нескольких дней не прошло, как посланник Галатии вручил ему печать Эогана. Мерианд не стал медлить. Должно быть, граф очень дорожит своими владенияхми. Но ему придется признать, что когда-то эту землю отняли у туатаннов и они взяли то, что принадлежит им по праву.

— Этот граф отреагировал быстрее, чем я рассчитывал, — признался Саркан вождям кланов. — Или он слишком дорожит своей землей, или же у него серьезные нелады с Верховным Королем.

— Эоган его брат, — сообщил один из вождей.

— Мне это известно, — ответил Саркан, — но теперь в Гаэлии даже братья могут ненавидеть друг друга. Что бы ни стояло за поспешностью Мерианда, она вынуждает нас действовать без промедления. Мы не станем ждать, пока его люди подойдут к Филидену. Мы должны остановить их раньше.

— Нам следует выслать разведчиков на север, — предложил один из вождей. — Я хочу убедиться, что Мерианд идет на нас в одиночку. Возможно, он просто отвлекает наше внимание, на самом деле хочет напасть на нас неожиданно с севера. А Харкур уже стоит у нашего порога.

— Отвлекает внимание с помощью пятнадцатитысячной армии? — воскликнул Саркан. — Нет, Мерианд ведет сюда всех, кто у него есть. Не сомневаюсь, что он в ярости. Ты прав, брат, в том, что Харкур хочет объединиться с Темной Землей, но я не думаю, чтобы у них было время договориться, а тем более подготовить наступление такого масштаба.

— Надеюсь, ты прав. Если мы выдвинемся на юг, чтобы остановить Мерианда, Филиден будет в опасности, и нам придется уводить отсюда наших детей.

Вздохнув, Саркан согласился:

— Действительно, риск велик. Может быть, оставить в Филидене два клана целиком, чтобы защитить город?…

— А хватит ли тогда нам сил, чтобы противостоять армии Мерианда?

Саркан прикусил губу. Ему не хватало боевых частей и времени, чтобы продумать надежную стратегию.

— Не знаю, сколько людей в армии Темной Земли, но если все солдаты Мерианда такие же, как те, кого мы победили здесь и на севере графства, то пяти наших кланов хватит, чтобы остановить его пятнадцатитысячную армию.

— У нас будут большие потери.

— Мы строим храм туатаннов. Мы строим Эриу, брат мой. Здесь умирают наши братья. Да, мы вынуждены платить за это страшную цену, но такова жизнь в этом мире.

Вожди кланов один за другим одобрили его решение. Это были прирожденные воины, и бой не страшил их.

— Какие кланы останутся в Филидене? — спросил один из них. — Твой?

— Нет, клан Махат'ангор пойдет в бой. Так же, как и я сам. Ведь мои воины — одни из лучших.

— Земля признает это, — подтвердил один из вождей, остальные с ним согласились.

— А кому остаться, решат женщины, — объявил Саркан. — Они обсудят это сегодня вечером и скажут нам завтра.

— Это справедливо.

— Значит, все должны быть готовы к битве. И те, кто уходит, и те, кто остается.

— Это справедливо, — повторили вожди кланов.

Саркан встал, показывая, что обсуждение закончено.

— Возвращайтесь в свои кланы, братья, и объясните воинам, что завтра мы выступаем в поход, чтобы остановить Мерианда прежде, чем он приблизится к Тенианскому лесу. Да хранит нас Земля!

Все шестеро вождей, отсалютовав ему, молча удалились.

Саркан проводил их взглядом и повернулся к двери в стене за его спиной:

— Тагор, ты слышал наш разговор?

Дверь медленно отворилась, за ней показался сын Саркана. Он был одет как жители Темной Земли, и только гребень волос на бритой голове говорил о том, что он туатанн. У него были разные глаза — один голубой, другой черный.

— Да, отец, я все слышал. У вождей ведь нет секретов от своих братьев, правда?

— Тебе следовало войти, сын, не надо было прятаться…

— Мне не хотелось смущать молодого вождя клана Хассат'енор. А все остальные знали, что я здесь. Вот я и решил послушать.

Саркан вздохнул. Его сын вел себя не по-туатаннски. А ведь он был хорошим воином. Опорой отца.

— Этот бой неизбежен, сын мой. Речь идет не о захвате чужих земель, а о защите Филидена.

— Знаю. Надо защитить Филиден от тех, у кого мы его отняли…

— Не забывай — они сами когда-то отняли его у наших предков… Мы достаточно об этом говорили, Тагор. Неужели этот спор будет длиться вечно?

— Да. До тех пор, пока не закончится эта война, отец.

— Ты что же, хочешь, чтобы мы позволили Мерианду выгнать отсюда наших жен и детей? Чтобы нам снова пришлось искать прибежище?

— Нет, я хочу, чтобы мы остались здесь, но без войны. Мы начали ее, и теперь она будет длиться до бесконечности.

— Нет, Тагор, первыми ее начали те, кто четыреста лет назад напал на наших предков.

Юноша промолчал, но протест в его глазах остался.

— Ты пойдешь с нами, сын мой?

— Разумеется, Саркан.

Он назвал отца по имени, чтобы подчеркнуть, что разговаривает с вождем клана.

— Я пойду с вами завтра и, если понадобится, буду драться до последнего вздоха. Я, прежде всего, — сын клана Махат'ангор и выполню свой долг. Надеюсь, все кончится хорошо и моим детям не придется когда-нибудь мстить за меня. Никто не должен отдавать жизнь за своих предков.

И он быстрым шагом вышел из комнаты. Впервые за ним осталось последнее слово в нескончаемых спорах с отцом, и Саркан пришел в ярость.

В это мгновение в дверь постучали.

Это был Джиха, один из воинов. Вождь сделал над собой усилие, чтобы подавить гнев.

— Что ты хочешь, Джиха? — спокойно спросил он.

Воин приветствовал его и вошел в комнату.

— Мы только что получили известие из клана Хаден'ангор.

Саркан нахмурил брови. Он не ожидал никаких известий.

— К югу от Гор-Драка на них напал отряд Воинов Огня.

— Один отряд? — удивился Саркан.

— Да, и один из четырех манитов похищен… Меч Нуаду.

У Саркана вырвался крик ярости. Он не верил своим ушам. Маниты предназначались для передачи друидам. Охранять их он отправил целый клан. Это была ужасная новость, которая, возможно, означала, что Харкур послал свои войска к югу. Неужели вождь, который предполагал такое развитие событий, был прав? Как теперь объяснить друидам нехватку манита?

Это было первое поражение туатаннов с тех пор, как они покинули пределы Сида. И поражение ужасное.

Потому что обладатель Меча Нуаду приобретал такое могущество, какого Саркан даже вообразить себе не мог.

Фейт постучала в двери монастыря.

Мьолльн и Алеа немного отстали, любуясь строгой, но изящной архитектурой длинного строения. Прежде чем подойти к дверям, они обошли все здание, восхищаясь скульптурами на галерее под крышей, резными каменными стенами и красивыми цветниками. Свет наступающего дня делал все цвета и оттенки яркими.

Когда дверь отворилась, Алеа вздрогнула и, сжав кулаки, подошла поближе к Фейт. Она надеялась, что хотя бы здесь ее имя не воспримут как сигнал об опасности.

В проеме двери показался старый монах. Он был мал ростом, лыс и грузен, давно не бритая щетина покрывала его двойной подбородок. Выражение его бледного, с нездоровой кожей лица трудно было назвать приветливым, глаза слезились, под ними темнели крути. От него пахло потом, сыростью и перегаром.

— Мы ищем ночлег, — объяснила Фейт, не дождавшись от монаха ни слова. — Нас трое, а лошадей, наверное, надо бы подковать.

Монах вздохнул, разглядывая путников. Лицо его подрагивало. Он неприветливо взглянул на гнома, потом повернулся и, так и не сказав ни слова, знаком предложил следовать за ним. Алеа посмотрела на Фейт, пожала плечами, и они решили принять это странное приглашение. Мьолльн что-то буркнул себе в бороду. Путники надеялись на более теплый прием, но ведь это была не харчевня…

Они шли по длинному коридору, который, очевидно, тянулся вдоль всего здания. Низкий потолок нависал над головами, на неровных стенах, покрытых белой штукатуркой, через каждые шесть-семь шагов примерно на уровне плеч висели деревянные распятия. Миновав множество дубовых дверей по обе стороны коридора, друзья наконец оказались в самом его конце, где монах поджидал их, приподняв руки в широких рукавах сутаны.

— Здесь вы можете переночевать, — произнес он, указывая на последнюю дверь. — Ужинаем мы после вечерней молитвы. Трапезная вон там, пятая дверь налево. Если же вы захотите присутствовать на нашей службе, вход в часовню снаружи, по эту сторону монастыря.

— Спасибо, — сказала Фейт, скрестив руки за спиной.

Монах покачал головой. Он снова неприязненно посмотрел на гнома и, повернувшись, пошел в обратную сторону. Сделав несколько шагов, он остановился и поднял вверх указательный палец:

— Да, вот еще что. Некоторые из братьев дали обет молчания. Надеюсь, вы не будете их беспокоить. — На лице его появилось какое-то странное выражение, он опустил руку и добавил: — Добро пожаловать. — И ушел, больше не оборачиваясь.

Алее едва удалось скрыть вздох облегчения.

— Какой странный тип, — сказала она друзьям, когда монах скрылся в конце коридора.

— Похоже, этот толстяк недолюбливает гномов, — обиженно произнес Мьолльн.

Фейт открыла дверь, и они вошли небольшую келью с белыми стенами. Здесь стояли четыре кровати, жесткие и узкие, но и они были удобнее одеял, разложенных прямо на земле. Стол с четырьмя стульями делил помещение на две части. За окном расстилалась долина Харкура, радующая глаз яркими красками.

Путники сложили вещи на кровати. Мьолльн улегся, скрестил руки под головой и, глубоко и умиротворенно вздохнув, произнес:

— Настоящая кровать! Подумать только! Много ли нам надо для счастья!

Алеа улыбнулась. Ей тоже давно хотелось хоть немного уюта. Но она пришла сюда не за этим и теперь не находила покоя…

Книги. Она знала, что здесь должны быть книги.

В монастырях всегда хранилось множество книг. Переписывали их сами монахи, об этом она много разслышала. А раз здесь были книги, то, может быть, в них найдутся ответы на ее вопросы.

— Пойду посмотрю, что тут есть, — объявила она, направляясь к двери.

Фейт обернулась к ней, а Мьолльн приподнялся на локтях.

— Хочешь, мы пойдем с тобой? — предложил он.

— Нет, нет, ничего, все будет хорошо, — успокоила его Алеа и вышла из комнаты.

Девушка бесшумно шла по коридору. Привычки маленькой бродяжки, которой она была когда-то, напоминали о себе, и хотя здесь она не собиралась ничего воровать, все же старалась оставаться незаметной, чтобы спокойно все осмотреть.

Из множества дверей, которые она пыталась открыть, поддалась лишь одна. Алеа просунула голову внутрь и увидела в точности такую же, как у них, келью, только пустую. Она прикрыла дверь и продолжила путь вдоль белого коридора. Одна дверь была больше других. Алеа пересчитала их и поняла, что это как раз пятая. Значит, здесь расположена трапезная. Девушка заглянула туда, но ничего, кроме столов и скамеек, не обнаружила. И пошла дальше.

Следующая дверь была двустворчатая. Алеа подумала немного, убедилась, что в коридоре по-прежнему никого нет, и осторожно взялась за медную ручку. Замок был не заперт.

Она открыла тяжелую дубовую дверь и удовлетворенно улыбнулась. Все стены большого полутемного зала занимали стеллажи, полные книг. За пюпитрами, низко склонив головы, сидели монахи и старательно переписывали на большие листы страницы открытых перед ними фолиантов. В тишине зала слышалось только тихое поскрипывание перьев по бумаге и звонкое постукивание о баночки, когда монахи макали их в чернила. Свет косо падал в зал из окон под самым потолком, в лучах солнца плясали мелкие пылинки. Все в этой комнате было сделано из дерева: пюпитры, потолок, пол, стеллажи, скамейки, на которых сидели монахи… Лишь книги выделялись на темном фоне переплетами из красной, зеленой и коричневой кожи.

Алеа тихонько вошла в зал, и, прислонясь к высокому шкафу с ящиками, остановилась справа от двери. Монахи были так увлечены работой, что и не заметили, как она вошла. Алеа увидела, что некоторые из них пишут мелкие буквы, которые длинными строчками ложатся на бумагу, другие же вырисовывают сложные цветные узоры.

Долгое время стояла она, наблюдая за движением множества рук, выводящих буквы, переворачивающих страницы, за перьями, снующими от бумаги к чернильнице и обратно… Терпение монахов восхищало ее. Она по-хорошему завидовала их знаниям и мечтала узнать все, что было написано в каждой из этих книг.

Вдруг над самой ее головой громко зазвенел колокольчик. От неожиданности она вздрогнула и уронила книгу, лежащую позади нее на шкафу. Все, кто был в зале, подняли головы и посмотрели на нее. Алеа сжала зубы. Сердце ее забилось часто-часто. Все монахи — кто помоложе, кто постарше, кто постройнее, кто потолще — были чем-то похожи на того, что встретил их у входа… Если они окажутся столь же «дружелюбными», то сейчас начнут бранить ее. Стараясь держаться непринужденно, Алеа нагнулась, подняла упавшую книгу и положила ее на место. Монахи продолжали смотреть на нее, но не выказывали никакого удивления, и она немного успокоилась. Может быть, они привыкли, что к ним заходят посторонние и смотрят, как они работают. Или просто стишком поглощены своим занятием, чтобы реагировать на такое незначительное происшествие.

Колокольчик наконец умолк. Монахи дружно положили перья и поднялись со своих мест. Алеа широко открыла глаза, увидев, что все они двинулись по направлению к ней. Она застыла, прижавшись спиной к шкафу, и почувствовала, как кровь прихлынула к ее щекам.

Но монахи прошли мимо, даже не взглянув в ее сторону, и один за другим вышли из зала. Только последний задержался на пороге и повернулся к Алее. Он смотрел на нее с таким же странным выражением, как и встретивший их первый монах, но был моложе и немного опрятнее.

— Мы идем на молитву, девушка. А после молитвы продолжим переписывать книги. Если вы хотите посмотреть, как мы работаем…

Алеа молча кивнула. Она все еще ощущала страшную неловкость.

— Книга, которую вы уронили, не должна была там находиться. Вы не виноваты. Очевидно, кто-то из братьев не туда ее положил. Сейчас я отнесу ее на место, если только вы не хотите ее почитать. Это замечательный труд по географии Бриттии…

— Я… Я не умею читать, — пролепетала Алеа.

Монах был явно удивлен:

— О, простите.

Он немного помолчал, глядя ей в глаза, потом улыбнулся и вышел из комнаты.

На рассвете Фингин поблагодарил хозяина харчевни и пошел за своей лошадью, стоящей в конюшне. Он запряг ее, прикрепил сумку и ловко вскочил в седло. Проехав несколько метров, он обернулся и последний раз взглянул на Сай-Мину, видневшуюся вдали за полоской воды на освещенном угренним солнцем полуострове.

Ему вспомнилось, как он в первый раз увидел высокий силуэт замка друидов. А сегодня покидает его по собственной воле. Не совершает ли он самую большую ошибку в своей жизни? Какое решение вынесет Совет? Может быть, решит исключить его, как Фелима? И стоит ли этого Алеа? С тех пор как он выехал из Сай-Мины, Фингин снова и снова задавал себе эти вопросы. Об этом же он мучительно думал всю прошлую ночь. Но сейчас пора было ехать дальше. Не время терзать себя сомнениями и раскаянием. Надо идти вперед.

Фингин вдруг почувствовал себя бесконечно одиноким. Будто опять, впервые после того, как он в детстве выбрал путь друида, ему надо было самостоятельно принять очень важное решение. Это требовало веры в себя, каковой он пока не ощущал. А в действительности выбора уже не было. Если Эрван нашел в себе смелость уехать, если это сделали до него Галиад и Фелим, значит, и он, Фингин, на верном пути. «Да и одинок я только до тех пор, пока не найду Эрвана», — убеждал себя он.

Друид повернул к югу и пришпорил коня. Он не позволял себе оглядываться назад и всматривался вдаль, где узкие перелески очерчивали широкий полукруг, обрамляя поля. На востоке синело бескрайнее море. На западе зеленели рощи и леса. Насколько хватало взгляда, повсюду раскинулись луга с небольшими пригорками.

Внезапно Фингин услышал позади стук копыт. Звук приближался. Не замедляя хода, он спокойно обернулся и увидел раскрашенную повозку бродячих артистов. Это были Кейтлин и Мэл. Почему они выехали так рано? И разве не собирались они двигаться на север?

Фингину стало любопытно, и он придержал поводья, поджидая актеров. Он увидел, что они смотрят на него, и понял, что они хотят что-то ему сказать.

— Здравствуй, Мэл, здравствуй, Кейтлин. Уже поднялись?

Актеры даже не ответили на его приветствие. Казалось, они торопились спросить его о чем-то.

— Фингин, твое настоящее имя, случайно, не Уильям?

Друид удивился. Он растерянно переводил взгляд с брата на сестру. Что за загадку они ему приготовили? Давно уже никто не называл его так…

— Совершенно верно, Уильям Келлерен — это мое прежнее имя… Но откуда вы его узнали? Вам, может быть, сказал Киаран? Но когда он успел?

Мэл и Кейтлин переглянулись. Похоже, они понимали друг друга без слов. В глазах у них блестел странный огонек. Кейтлин повернулась к друиду:

— Нет, Фингин, не Киаран. У нас есть для тебя известие.

— Известие для меня? — удивился Фингин. — Но почему вы ничего не сказали мне вчера?

— Мы не были уверены, что оно предназначено именно тебе, — объяснила Кейтлин. — Ты назвался Фингином, а известие мы должны были передать Уильяму…

— Да от кого же оно? — нетерпеливо спросил Фингин.

— Нам его передал один бард. Таэльрон. Он попросил нас передать тебе очень важное известие от Алеи.

Фингин широко открыл глаза. Что еще за шутки?

— Вы меня разыгрываете?

— Нисколько, друид. Актеры играют только на сцене, в жизни — никогда! Если Таэльрон сказал, что это известие от Алеи, значит, так оно и есть. Таэльрон не мог сказать неправду, из всех бардов на острове он самый…

— Я слышал о нем. И знаю, что его уважают. Так что же он просил передать?

— Алеа просит тебя как можно скорее найти ее в Мон-Томбе.

— И все? — с сомнением спросил Фингин.

— Да, все.

— В Мон-Томбе? Найти ее? А Эрван? Он с ней?

— Больше мы ничего не знаем, Фингин, Таэльрон передал нам только это. Тебе надо ехать в Мон-Томб.

Теперь друид начинал верить. Он был немало удивлен, что таким странным образом получил это известие, но отчетливо видел по глазам актеров, что те говорят правду, к тому же знал: Таэльрону можно доверять. Сомнений больше не было. И все же это невероятно. А главное, почему? Почему Алеа отправилась в Мон-Томб? И зачем она просит Фингина найти ее там?

Она Самильданах. Наверняка ей открылось многое такое, что недоступно ему. И должно быть, ею движут какие-то предчувствия. Она способна предвидеть будущее. Может быть, она знала, что Фингин решил уйти из Сай-Мины. Что он, как и Фелим, хочет ей помочь. Неужели он и вправду ей нужен?

— И еще одно, — сказала Кейтлин, прерывая размышления друида.

Фингин поднял глаза и посмотрел на молодую женщину.

— Мы с Мэлом решили ехать с тобой.

— Это очень благородно с вашей стороны, но я не могу принять такое предложение. Я не знаю, что уготовила мне Мойра на этом пути, и не имею права подвергать вас опасности.

Кейтлин улыбнулась:

— Что уготовила тебе Мойра? Вы, друиды, всегда так странно говорите о нашей Матери… Послушай, Фингин, забудь о гордыне и просто прими наше предложение. Мы обдумывали его всю ночь, и это не пустые слова. Мы действительно хотим сопровождать тебя.

Фингин задумался. Он понимал, что ему, друиду, нельзя брать их с собой, но брат и сестра так обаятельны, с ними так интересно. К тому же взгляд Кейтлин его просто очаровывал. Трудно было оторваться от нее, от ее глаз, улыбки…

— Что ж, проведем часть пути вместе, — сдался он, — а там будет видно.

Мэл улыбнулся. Фингин подумал, что, возможно, он догадался, какие чувства вызывает в друиде его сестра. Неужели это так заметно?

— Давай привяжем твою лошадь к нашей упряжке, — предложил Мэл, — а ты садись к нам в повозку. Так мы сможем поговорить.

Фингин согласился. Алеа ясно дала знать, чего от него хочет. Ему надо как можно скорее приехать в Мон-Томб. А путь до этого маленького островка был неблизкий.

Возможно, Алеа в опасности. А может быть, и Эрван вместе с ней.

Надо было торопиться.

— Вы что, все это время были тут?

Алеа вздрогнула. Она стояла спиной к двери и не слышала, как монах вошел в комнату. С тех пор как переписчики вышли, она все ходила и ходила между стеллажами, то и дело останавливаясь и рассматривая какую-нибудь книгу, трогая кожаные корешки. Она очень долго не могла решиться, но потом все же взялась за одну из массивных книг в великолепном красном переплете, которая издали привлекла ее внимание. Приподняла и стала медленно тянуть ее к себе, стараясь ничего не уронить. Сердце девушки громко стучало, она все время оглядывалась, желая убедиться, что за ней никто не наблюдает. Это была тяжелая, толстая книга. Алеа донесла ее до шкафа, стоящего у входа, и, широко открыв глаза, стала переворачивать одну за другой страницы, с восторгом замирая при виде каждой выписанной золотой краской заглавной буквы, каждой гравюры, прикрытой тонкой прозрачной бумагой. Здесь были изображены сражения, старинные портреты, пейзажи… Неужели все это нарисовали монахи? Почему друиды против книг? Эта была так прекрасна…

Затем девушка очень осторожно закрыла фолиант и поставила его на место.

Она была настолько поглощена этим занятием, что не услышала, как позади нее скрипнула деревянная дверь.

— Я… ну да, я рассматриваю ваши книги, — тихо проговорила она.

Монах улыбнулся.

— Для того чтобы все это прочитать, потребуется целая жизнь, не так ли? — сказал он, направляясь к своему пюпитру.

— Вы хотите прочитать их все? — удивилась Алеа.

— Что вы, у меня нет на это времени. Я едва успеваю переписывать их. А Мон-Томб присылает все новые и новые книги… Конечно, мне хотелось бы их прочитать, но сначала я должен закончить свою работу, а это, кажется, просто невозможно!

Алеа смотрела на него, как зачарованная. Она надолго замолчала, не смея подойти ближе и посмотреть, как он работает.

— А сколько нужно времени, чтобы научиться читать? — тихо спросила она.

Монах, уже успевший погрузиться в работу, поднял на нее глаза.

— По-разному. Смотря какой ученик, какой учитель, насколько они оба хотят этого добиться… Я вот научился читать сам, без чьей-либо помощи, когда мне было столько же лет, сколько вам сейчас. Конечно, это заняло у меня много времени.

— Неужели это возможно? — удивилась Алеа.

Монах положил перо на пюпитр, и она испугалась, что он рассердился. Но он спокойно встал и направился к последнему в ряду стеллажу. Девушка следила за ним взглядом, не смея приблизиться.

— Подойдите сюда! — подозвал ее монах.

Она бросилась к нему почти бегом. Монах держал в руках небольшую книжку в тисненом зеленом переплете.

— Это сборник притч.

— Что? — непонимающе переспросила Алеа.

— Небольшие истории, короткие рассказы.

— Настоящие истории? Или легенды, какие рассказывают барды?

— Легенды, выдуманные истории, но очень красивые. Они короткие и написаны довольно просто. Подходящая книга для того, кто хочет научиться читать, а главное, небольшая, ее удобно брать с собой в дорогу. Возьмите, я вам ее дарю.

Алеа не могла поверить своему счастью. О людях из Харкура, а особенно о верующих, говорили так много плохого, что она никак не ожидала получить от монаха подарок…

— Правда?

Монах снова улыбнулся. Поведение девушки его растрогало, он вспомнил, как сам был молодым, как учился читать.

— Я думала, девушкам это запрещено… — сказала Алеа.

— Вот как? — удивился монах. — Но кто внушил вам это? Читать можно всем. Даже нужно!

— Но в Мон-Томбе…

— А, понятно. Вы говорили об Университете. Да, это верно, девушки не имеют права поступать туда. Но для того, чтобы научиться читать, это и не нужно! Давайте поступим так: вы будете смотреть, как я работаю, а я каждый раз, переписывая новую букву, буду вам ее называть. Это будет хорошее начало. А потом вы сможете продолжать учиться самостоятельно. Если вы действительно захотите, у вас обязательно получится, Бог вам поможет.

Алеа кивнула. Бог? Может быть, Бог, а может быть, Мойра…

Она подошла к монаху, вновь севшему к своему пюпитру.

— А остальные уже не придут? — поинтересовалась она, видя кругом много незанятых кресел.

— Сегодня — уже нет. Я не успел кое-что доделать, поэтому мне приходится работать дополнительно… Ну, садитесь и внимательно смотрите.

Но Алеа осталась стоять и даже приподнялась на цыпочках, чтобы лучше видеть, что пишет монах. Удивительно точными движениями правой руки он выводил крупные буквы, останавливаясь на каждой и объясняя девушке ее значение. Алеа очень быстро перестала понимать его, запугавшись в новых понятиях, но тут же собралась и, замирая от счастья, продолжила внимательно вслушиваться в то, что говорил монах. У нее было такое чувство, будто она наверстывает упущенное в детстве. Будто пытается отомстить своему прошлому!

Она испытывала восторг всякий раз, когда ей удавалось научиться чему-нибудь новому. Владеть сайманом, чему, сам того не желая, научил ее Фелим, оружием, чему она научилась у Эрвана, а вот теперь читать… У нее было такое впечатление, что она сама себя создает. Удивительно приятное чувство!

Алеа не замечала, как идет время. За окнами солнце начало опускаться за холмы, а она все еще была здесь, рядом с монахом — слушала, что он говорит, и внимательно смотрела.

— Понимаете, когда умеешь писать, можно рассказать все, что хочешь. Поведать миру очень длинные истории, оставить память о тех событиях, которые произошли в твое время…

— Вы прочитали столько книг! Наверное, вы знаете много легенд? — несмело спросила Алеа, и в глазах ее зажегся огонек любопытства.

— Я читал главным образом книги по религии, истории и географии Гаэлии, но некоторые легенды мне известны, да… А что? — удивленно спросил монах, отрываясь от работы.

— Вы знаете легенду, в которой говорится о трех предсказаниях?

Нахмурив брови, монах задумался:

— Пожалуй, кое-что знаю… Подождите, сейчас припомню… Кажется, об этом говорится в Энциклопедии Анали… Во всяком случае, в расшифрованных главах!

Алеа удивилась. Энциклопедия Анали. Это та самая книга, о которой говорил Эрнан, когда она, спрятавшись над Залом Советов, подслушивала, что о ней говорят. Он упомянул эту книгу, когда Архидруид Айлин сказал, что девушка не может быть Самильданахом, Алеа отчетливо это помнила. И это, и то, в какое замешательство пришел Фелим, когда она спросила его об этой книге. Тогда он не захотел ничего говорить. Только сказал, что Анали был Самильданахом, написавшим энциклопедию, что некоторые главы ее зашифрованы и что Совет запретил читать эту книгу, как и все остальные.

Книга, написанная Самильданахом. Алеа хотела бы узнать о ней больше. А этот монах, кажется, ее читал!

— Вы ее читали? — спросила она, стараясь не выдать своего волнения.

Монах, казалось, был в замешательстве. Кусая губы, он смотрел на девушку, словно сожалея, что упомянул об этой книге.

— Вы о ней что-то слышали? — ответил он вопросом на вопрос. — Вы не умеете читать, но знаете о существовании этой книги?

Алеа сжала кулаки. В ее правой руке была маленькая книжка, и она почувствовала, как по руке стекает на нее капля пота. Опять она сказала больше, чем надо. Видно было, что монах забеспокоился. Возможно, он начал догадываться, кто она такая. Алеа не знала, что делать. Наверное, надо поскорее сменить тему разговора и сделать так, чтобы он все забыл. Или наоборот, пойти до конца и постараться выяснить как можно больше обо всем, что ее интересует. Ведь для этого она сюда и пришла. Чтобы найти легенду о трех предсказаниях. Может быть, разгадка уже близко. Нельзя упускать такую возможность. Да, надо, чтобы монах все ей рассказал, даже если это может ее выдать.

— Да, я слышала об этой книге. О ней рассказывала моя подруга бардесса. И мне захотелось услышать ту знаменитую легенду. Это ведь так интересно, понимаете? А где находится эта Энциклопедия Анали?

— Должно быть, в библиотеке Университета, — проронил монах. — Но почему вы этим так интересуетесь?

Алеа не смогла найти ответа и тут же задала встречный вопрос:

— А что, эту легенду придумал сам Анали?

Монах тут же захлопнул книгу, над которой работал. Теперь он совсем иначе смотрел на Алею. Лицо его выражало крайнее беспокойство.

— Скоро время молитвы. Мне пора уходить. Я должен запереть библиотеку, вам тоже надо выйти.

Он встал и не сказал больше ни одного слова. Алеа вышла вслед за ним, держа за спиной подаренную книжку, и, не оборачиваясь, направилась в келью, которую ей и ее спутникам отвели монахи. Она слышала, как позади нее захлопнулась тяжелая дверь библиотеки.

Девушка улыбнулась. Пусть монах и не ответил на все ее вопросы, она узнала гораздо больше, чем могла надеяться. И все подтверждало предчувствие, не покидавшее ее с тех пор, как она побывала у сильванов в Борселии.

Ответы на ее вопросы должны найтись в Мон-Томбе.

На светлый склон холма наползла темная шевелящаяся масса, и холм почернел. Многотысячные, бесформенные отряды, разрозненные полки чудовищной толпой шли к северу, грохоча железом и издавая крики, похожие на хрюканье свиней. Как будто какая-то густая жижа зеленого, красного и черного цвета растекалась от самого горизонта и медленно заполняла все неровности земли.

Щиты ударялись о короткие мечи и о медные наручи, притянутые к зеленоватой коже. Босые ноги месили черную грязь. В воздухе висел густой влажный запах пота. Тысячи ржавых шлемов, лиц с нечеловеческим выражением тысячи бессмысленных темно-красных глаз, дышащих зловонием ртов, едва прикрывающих остатки гнилых зубов.

Во главе несметных орд горгунов виднелась темная зловещая фигура на большом черном коне. Горгуны ни разу не видели лица и тела своего господина. Маольмордха призвал его из мира мертвых, облачил в тяжелый черный плащ с капюшоном и дал ему имя. С того самого дня скелет с гниющими лохмотьями плоти был скрыт за этим величественным одеянием.

Дермод Кахл вел горгунов в бой, и никто из них не смел к нему приближаться. Эти злобные, подлые и беспощадные твари, не боявшиеся даже друидов, чувствовали себя неуютно при виде ожившего мертвеца. Новый господин производил на них почти такое же впечатление, как и сам Маольмордха. Никго не знал, какие чары помогли возвратить жизнь этому трупу, но ясно было, что тут не обошлось без аримана и саймана. В походке ожившего мертвеца было что-то сверхъестественное. Казалось, каждое его движение совершалось при помощи некой магической силы. В нем не было ничего человеческого.

Однако больше всего горгунов интересовало, кого именно оживил Маольмордха… Он ни за что не выбрал бы на эту роль обычного человека. Может быть, это был Айн'Зультор, Князь герилимов, Повелитель Тьмы? Или, может быть, Альдеро, друид, которого Маольмордха победил в стенах чертога Шанха? А может, и сам Илвайн Ибуран, безжизненное тело которого принес из глубины ланд Маольмордхе Зультор? Скорее всего, один из них, уж очень сильна и необычна была власть Дермода Кахла над окружающими. В ней было нечто большее, чем мог дать ожививший его Хозяин…

Двенадцать армий горгунов шли за Дермодом Кахлом весь день и часть ночи. Они не боялись, что их заметят. Потому что пробил час Унсена. Час, когда все проклятые выходят из тени. Час свержения Самильданаха и Совета друидов.

Вскоре на их пути окажется селение. И тогда об этом узнает вся Гаэлия. Наконец Маольмордха повернет вспять течение Мойры! Приближается последний час эпохи друидов. И да будет тьма.

К вечеру третьего дня горгуны подошли к южной окраине небольшой деревушки. Дермод Кахл поднял правую руку над головой, подавая знак вождям всех двенадцати армий, а те в свою очередь подали знак войскам, шедшим позади них. Тысячи горгунов тотчас остановились, их полчища бросали на зеленую долину широкую тень, похожую на огромную черную тучу.

Дермод Кахл спешился. Было видно, как он несколько раз прошел туда-обратно вдоль края небольшой лагуны, в углублении которой укрылась деревушка. Затем он резко развернулся и подошел к одному из вождей.

Горгуну не удалось разглядеть лица хозяина, скрытого в тени черного капюшона. Но он без труда представил себе его. Ведь никто из вождей не забыл, как у них на глазах скелет поднялся из могилы.

— Вер наркс хун те, хо ган стерк а барг! — приказал воскресший мертвец на языке горгунов.

Вождь поклонился, а затем вернулся к своим подчиненным и передал им слова господина. По войску пронесся одобрительный ропот, и оно тронулось вперед, обходя остальные одиннадцать армий, продолжавших стоять неподвижно.

Дермод Кахл вновь сел на коня. Он смотрел, как армия горгунов прошла рядом с ним, направляясь к склону, ведущему к деревне. Затем они ускорили ход, перешли на бег и, несясь по зеленой траве, громко закричали, крутя мечами над головой и выставив вперед щиты.

Дикая, орущая толпа пала на селение, как дождь зимой. Жителей, выходивших посмотреть, что это за шум такой, тотчас настигало лезвие меча, удар пики или палицы. Среди фермеров не было ни единого воина, и горгуны не встретили никакого сопротивления. Для них это был не бой, а забава. Чудовища набрасывались на остолбеневших от ужаса крестьян, их жен, детей. Они не щадили никого, даже домашних животных, и оставляли после себя чудовищное кровавое месиво. Ударами палиц они раскраивали черепа, их острые пики пронзали тела насквозь, боевые топоры отсекали руки и ноги. Некоторые горгуны голыми руками душили женщин. Тела людей с оглушительным треском вылетали на улицу, пролахмывая тонкие деревянные стены домов, падали из окон на деревенские улочки, поднимая тучи пыли и фонтаны крови. Рушились крыши, вспыхивали огнем сараи. Горгуны уничтожали все, что попадалось ихм на пути.

Когда бойня закончилась, Дермод Кахл подъехал к центру деревни, а тысячи горгунов разбежались по всей округе в поисках золотых монет. Они добивали раненых, плевали на тела изнасилованных женщин, переворачивали мебель и матрасы. Им важно было не оставить в живых ни души. Горгуны были в восторге. Для них эта первая победа была утолением чувства мести. Такой долгожданной мести. И это было только начало. Они знали, что с Дермодом Кахлом пойдут до конца. И ничто их не остановит. Даже Самильданах. А Сай-Мина скоро рассыплется в прах. Как замок из песка.

Я пришла, чтобы увидеться с Киараном. Я знаю, что он здесь. Но сюда идет не он. Это не Киаран, это не друид.

Я вспоминаю это лицо. Этот обнаженный торс. Эти знаки на теле, нанесенные синей краской. И разного цвета глаза. Ночь и море. Черный и голубой. Я помню, я его уже видела здесь. Он со мной говорил. Он говорил мне, что здесь не существует времени и что этот мир принадлежит ему. Что-то в этом роде. И он сказал, как его зовут.

— Тагор?

— Здравствуй, Алеа.

Он знает мое имя. Он знал его уже тогда, в первый раз, когда я его увидела.

— Не понимаю. Ты знаешь, как меня зовут, знаешь, кто я?

— Да, Алеа, я знаю, кто ты. Земля знает, кто ты. Это она шепнула мне про тебя. Мы во чреве Земли, Алеа, в Сиде, у меня дома.

— Нет! Нет, Тагор, мы в мире Джар. Мы не в Сиде.

Он осматривается. Невероятно, но он еще более растерян, чем я! Он не понимает, почему оказался здесь.

— В мире Джар? Значит, это не сон о Сиде?

— Нет, это не сон. Не совсем сон. Ты, так же как и я, гость мира Джар… Возможно, Сид немного похож на этот мир, но это не Сид. Мне очень жаль, Тагор. Твой народ покинул Сид. Это все, что я знаю о тебе, Тагор. Больше я ничего не знаю, а ты, кажется, хорошо знаешь меня…

— Я сын Саркана, предводителя туатаннов. И я твой брат.

О чем он говорит? У меня нет брата! И я не туатаннка. Может быть, у них просто принято так обращаться друг к другу?

— Мой брат? Но я не дочь Саркана…

— Это правда, Алеа. Твой отец не Саркан. Но у нас с тобой одна мать, сестричка. И ты так на нее похожа!

Неправда! Должно быть, он лжет. Он сам не знает, что говорит! Он не в себе. Он думал, что он в Сиде. Он думал, что спит. Не стоит его слушать.

— Что тебе известно о моей матери?

— О нашей матери! Она исчезла вместе с тобой, Алеа. Когда ты родилась. Твой отец не был туатанном, и они ее прогнали. Нашей матери пришлось покинуть Сид. Больше я никогда ее не видел.

Кажется, он говорит правду. Но это невозможно. Не хочу ему верить. У меня нет матери. У меня нет отца. Я сирота. Никто не может знать моих родителей. Никто.

— Этого не может быть, Тагор, я Дочь Земли! Я Кайлиана!

— Да. Ты Дочь Земли. Дочь Сида. Ты родилась в Сиде. Это так. И мо ямать выносила тебя под сердцем. Я видел, как ты родилась, Алеа. Я видел тебя на руках у моей матери, она ушла навсегда и унесла тебя.

Я чувствую, как у меня по щеке катится слеза. В мире Джар, оказывается, можно плакать. Я плачу, потому что теперь уверена, что он говорит правду. Он мой брат. Я это знаю. Я это чувствую. Мой брат.

— Тагор, как ее звали?

— Мора.

Где она? Жива ли она? Почему я никогда не видела ее? Почему она меня оставила? Он, конечно, этого не знает. Смогу ли я вспомнить все это, когда покину мир Джар? Когда я сюда шла, у меня не было никого, а сейчас у меня есть брат, и я знаю, кто была моя мать. Как такое может быть?

— Почему ты не искал меня?

— Мне хотелось бы забыть о тебе, Алеа. Когда я тебя здесь увидел, я подумал, что это всего лишь сон. Но теперь я знаю, что это действительно ты. Теперь я всегда буду с тобой. Я буду приходить всегда, когда только смогу, сестричка. Но сначала мне надо заняться моим отцом…

— Саркан. Это твой отец повел свой народ на наши земли?

— Он говорит, что эта земля принадлежит нам. Что ее отняли у наших предков.

— А ты что об этом думаешь?

— Я думаю, что сердца наших отцов наполнены ненавистью, а еще — что они хотят восстановить справедливость. Их ненависть — дитя того насилия, которому подверглись наши предки.

— Это никогда не прекратится.

— Никогда, если только мне не удастся их остановить, Алеа. А ты должна мне в этом помочь.

— Почему?

— Потому что ты моя сестра.

— Чем я могу тебе помочь?

— Не знаю. Но прежде всего мы должны защитить наших братьев и сестер. Нас, туатаннов, не так много, и, как бы ни были храбры наши отцы, они будут побеждены, если никто их не защитит. Ты должна сделать это.

— Защитить тех, кто, как ты говоришь, прогнал мою мать? Тех, кто вышвырнул ее из Сида, когда я родилась?

— Значит, твое сердце тоже полно ненависти?

Теперь нет никаких сомнений. Он точно мой брат. Я бы тоже так сказала. И я знаю, что он хочет сказать. Я понимаю его чувства. Но как же это трудно! Как мне все это вынести? Такая ответственность! Я узнала столько нового, открыла столько истин…

— Я помогу вам, брат. Но я не знаю как, но помогу. Приходи ко мне почаще.

Он улыбается. У него такие прекрасные глаза. Нам нужно столько всего друг другу сказать. Не знаю, с чего начать. Все это так ново. У меня есть брат. Я даже и не мечтала об этом…

Эрван. Галиад. Фингин. Киаран. А теперь еще и Тагор. Как мне хотелось бы, чтобы все они были вместе… Но мне надо идти в Мон-Томб. Есть ли у меня право отправиться туда прежде, чем я их всех найду? Понимают ли они, что меня туда ведет? И как они могут это понять, если мне самой еще не все ясно? Так мало времени. Так мало времени.

— Харкур завладел Мечом Нуаду! — воскликнул Эрнан и ударил дубовым посохом об пол.

В Зале Совета царили сумерки. Дождь за окном лил не переставая со вчерашнего дня. Никто не мог припомнить, чтобы посреди лета случался такой ливень. Плотные черные облака закрыли все небо над островом и обрушивали на землю сплошные потоки.

Архидруид негодовал. Дурные вести одна за другой обрушивались на Совет. Пришла пора действовать. Надо было реагировать на происходящее. Теперь Архидруид понял, что до сих пор только и делал, что уходил от решений. Избегал шагов, к которым обязывало его положение. Дальше так не могло продолжаться. Если он будет бездействовать, Совету придет конец. И произойдет это гораздо быстрее, чем он думает.

Фелим мертв. Мертвы Аодх, Альдеро и Айлин. Фингин ушел. Алею до сих пор не нашли. Темная Земля вот-вот нападет на туатаннов. Харкур только что завладел самым главным из четырех манитов. Над островом нависла тень Маольмордхи. А еще до Эрнана стали доходить слухи о расколе в самом Совете. Говорили, что несколько Великих Друидов настолько расходятся с ним во мнениях, что намереваются покинуть Сай-Мину и основать новое братство. Он не верил, что такое возможно, но помнил, что дыма без огня не бывает.

Кризис нарастал. Скоро шаткое равновесие будет нарушено. И тогда весь тот порядок вещей, который Совет друидов столетиями утверждал на острове, пойдет прахом.

— Я полагаю, что настало время переходить к действию. Нам надо сделать наше единство нерушимым, показать, что мы сильны, и утвердить таким образом нашу власть.

Архидруид перевел дыхание. Он положил белый дубовый посох себе на колени, выпрямился и торжественным голосом объявил:

— Мы объявим войну Харкуру.

Совет безмолвствовал. Все смотрели на Эрнана. Положение было серьезным, события следовали одно за другим, и в этот критический момент каждый ощущал тяжкий груз ответственности. Все понимали, что на этот раз политические интриги уже не спасут положения. На этот раз настоящая война неизбежна.

Перед членами Совета, на низком столике, стоящем рядом с Архидруидом, на позолоченном подносе лежали три манита, привезенных во дворец туатаннами. Золото их отделки внушительно поблескивало в тусклом лунном свете, льющемся сквозь полосы дождя. Для друидов обретенные вновь маниты означали надежду, но в то же время были признаком того, что в мире происходит невиданный перелом.

Глядя на маниты, Эрнан выдержал долгую паузу. Никому из сидящих в зале, включая его самого, до сих пор не верилось, что эти магические предметы наконец оказались здесь, в замке Сай-Мина. Столько лет Совет разыскивал их!

— Наши враги из Харкура не смогут воспользоваться Мечом Нуаду, — сказал Одран, видя беспокойство в глазах Архидруида, — это могут сделать только друиды…

В Зале послышалось несколько одобрительных голосов. Очевидно, так члены Совета хотели себя успокоить. Но Эрнан поднял голову, и по лицу его было видно, что он сильно в этом сомневается.

— Возможно, среди них есть один друид, — сказал он, сжимая посох, лежащий у него на коленях.

— Маольмордха? — удивленно спросил Одран. — Но он в цитадели Шанха, и я не думаю, что он объединится с Харкуром!

— Нет, — ответил ему Киаран, до сих пор не проронивший ни слова, — Самаэль. С ними Самаэль.

Великие Друиды повернулись и посмотрели на Киарана. Он не переставал их удивлять. Каждая его реплика оказывалась откровением. Когда он сказал, что каждый вечер бывает в мире Джар, половина братьев стала считать его сумасшедшим, другие начали бояться. Никго не решался с ним разговаривать. И Киаран чувствовал, что с каждым днем отдаляется от всех. Становится здесь чужим.

— Вы ведь не забыли, что был и второй Отступник? Самаэль. А я хорошо его помню. Он сидел вон там, — сказал Киаран, указывая на свободное место справа от Архидруида. — А сейчас он в Харкуре.

Ропот недовольства пронесся по Залу Совета. Всем было бы удобнее считать, что Самаэля давно нет в живых. С тех пор как он покинул Сай-Мину, друиды очень надеялись, что никогда больше не увидят его на политической арене Гаэлии. Но очень может быть, что Маольмордха не одинок в своем стремлении поквитаться с ними…

— Мне неведомо, под каким именем он скрывается, — продолжил Киаран, не обращая внимания на растущий в зале протест, — но я знаю одно, братья, — Самаэль в стане Ал'Роэга. А может быть, даже скрывается в образе самого графа!

Повысив голос, чтобы перекрыть гул зала, Архидруид вновь заговорил:

— Если так, то это только подтверждает, что мы должны как можно скорее атаковать Харкур.

Эрнан чувствовал, как нарастает волнение в Совете.

— У нас находятся три из четырех манитов, — продолжал он, — нас одиннадцать Великих Друидов, с нами многие десятки друидов. Нас не устрашит армия Харкура, даже если на ее стороне будут Самаэль и Меч Нуаду. Отступать уже невозможно. Пришла пора сражаться. Мы должны объединить армии Галатии, Сарра, Бизани и туатаннов, и тогда мы разгромим Харкур.

— А Маольмордха? — напомнил Тиернан. — С ним что делать? Вдруг он воспользуется войной и нападет на беззащитную Сай-Мину?

Эрнан кивнул:

— Я подумал и об этом. Мы уйдем не все. Пойдут сражаться только шестеро из Великих Друидов и половина остальных. И уйдут они только в день сражения, ни днем раньше, ни днем позже.

Архидруид поднялся, требуя тишины в зале.

— Братья, я никому не позволю оказывать на Совет какое-либо давление. Величие Сай-Мины не должно пострадать из-за напряженности, возникшей в наши дни. Если для того, чтобы сохранить землю, которую мы все любим, потребуется сражаться, если потребуется убивать, чтобы укрепить Гаэлию на пути Мойры, что ж, да будет так. Значит, Совет объявит войну Харкуру! Одран, поручаю вам обеспечить выполнение этого решения. Вам следует объединить армии Галатии, Сарра и Бизани. С ними будут шестеро наших братьев и самые опытные из друидов, и вы будете воевать с Харкуром до тех пор, пока Ал'Роэг не признает, что подчиняется Сай-Мине. Тогда вы заберете у него Меч Нуаду и привезете епископа Эдитуса в Зал Совета на суд. Секта христиан будет признана запрещенной в Харкуре, а также на всей остальной территории острова. Власть Сай-Мины должна быть усилена. И да будет так.

— А туатанны? — спросил Одран.

— Они уже наши союзники. И то, что они отдали нам маниты, доказывает их верность. Если они помогут нам победить Харкур, мы поможем им удержать часть Темной Земли и, как они нас просили, вместе с Верховным Королем официально признаем территорию, которую они называют Эриу. Я знаю, они к нам присоединятся, если мы пойдем на Харкур. Им предстоит битва с Темной Землей, поэтому они не смогут сразу объединиться с нами, а мы не можем их ждать. Но они, скорее всего, победят. Барды говорят, что у Мерианда десять тысяч человек, но туатанны — хорошие воины. Удача всегда на их стороне. А даже если они и проиграют, это только упростит положение на политической арене и ослабит Темную Землю, таким образом Харкур останется нашим единственным противником. Что бы ни случилось, это всего лишь вопрос времени. Мы начнем без туатаннов. Шехан, я хочу, чтобы вы занесли это в летопись Совета.

Летописец кивнул. Архидруид глубоко вздохнул и обвел взглядом собравшихся. Все слушали его с большим вниманием, и он впервые почувствовал, что сделал нечто очень важное. Сегодня решалась судьба братства. Он не мог больше ждать. В глубине души Эрнан надеялся, что не совершает сейчас величайшую ошибку в своей жизни. Он понимал, что такое решение унесет тысячи жизней. Но он также был уверен в том, что, если ничего не предпринять, в стране начнется смута, последствия которой могут быть еще страшнее. Он не в силах был предвидеть будущее, но при этом не мог позволить себе стать его жертвой. Совет не имел права оставаться в стороне. Это противоречило самому его смыслу, его предназначению.

А главное, в глубине души Эрнан очень надеялся, что Харкур признает свое поражение раньше, чем война унесет много жизней. Граф Ал'Роэг в конце концов должен понять, что ему не одолеть объединенные силы друидов и армий Галатии, Сарра, Бизани и туатаннов. Побеждает сильнейший. Такова жизнь.

Архидруид медленно сел на место. В полной тишине было слышно, как скрипит перо летописца.

— Значит, будет война, — вдруг сказал Киаран.

Эрнан бросил на него уничтожающий взгляд.

— В первый раз за долгое время Совет послужит настоящему делу на этом острове! — воскликнул Архидруид. — Мы выполним свое предназначение. Мы восстановим порядок. Если для этого потребуется война, если нужны жертвы, я готов от имени Совета взять на себя эту ответственность. В Сай-Мине вас учили не только вести переговоры и улаживать споры мирным путем, вас учили сражаться. И на то были причины. Если среди вас есть те, кто отказывается идти в бой, пусть скажут об этом немедленно.

Никто не посмел ответить.

— А Алеа? — все же подал голос Киаран. — Нам следует ею заняться.

— Алею беру на себя я. Пусть Одран займется Харкуром, а я позабочусь о девушке. Я доставлю ее сюда. А когда Харкур и Темная Земля сдадутся и наша власть вновь утвердится, у нас будет время и возможность заняться этой девушкой. К тому же мы обретем Меч Нуаду. Вы знаете, как это важно.

Зал всколыхнулся.

— Меч — одно из немногих орудий, способных убить Самильданаха, — продолжил Киаран фразу, начатую Архидруидом.

И в голосе его слышалась глубокая печаль.

Галиад Аль'Даман, Победитель дракона, вскочил на ноги и одним прыжком очутился рядом со своим мечом. Он едва успел заснуть рядом с сыном под проливным дождем, немилосердно низвергавшим на них все новые потоки, как вдруг услышал звук, непохожий на шум дождя. Это было что-то другое.

Он бесшумно вынул меч из ножен. Бантраль. В легенде говорилось, что меч этот Галиад вынул из хвоста последнего убитого им дракона. Говорили также, что меч был выкован самим драконом. Теперь, когда Фелима не было в живых, только Бантраль напоминал Галиаду о том времени, когда он был магистражем. С мечом он был воином. Бантраль стал чуть ли не смыслом его жизни. Он позволял Галиаду служить своему делу. С ним он оставался магистражем. Магистражем призрака.

Галиад схватил меч обеими руками и поднял его перед собой на уровень лица. Капли дождя, стекая по клинку, сверкали у него перед глазами. Он медленно сделал несколько шагов в обход того места, откуда слышался шорох. У подножия холма было множество огромных камней, некоторые — больше его роста. За ними вполне мог спрятаться человек. Даже много людей. Надо быть настороже. Галиад сожалел, что сейчас рядом с ним не было сына. Эрван был хорошим воином, но силы пока еще не полностью вернулись к нему, и, уходя, отец не решился тревожить его сон.

Магистраж широко открыл глаза, пытаясь уловить малейшее движение в темноте. Опять послышался шорох. Теперь чуть восточнее. Дождь не прекращался. Галиад ускорил шаг, потом наклонился вперед и немного согнул ноги в коленях, чтобы в любую минуту быть готовым к прыжку? Шорох послышался за кустом амаранта. Мелькнула тень. Галиад приготовился и прыжком перелетел через камень, отделяющий его от куста. Он приземлился на обе ноги и тотчас сделал несколько шагов назад, готовясь отразить удар.

И тут он их увидел. В темноте среди льющихся потоков воды желтым огнем блеснули четыре горящих глаза. Вытянув вперед мокрые от дождя руки, Галиад выставил перед собой меч. Перед ним стояли два волка.

Галиад перевел дыхание. Ему следовало быть осторожнее. Волки — это хищники, в любую секунду они могут наброситься на него. Но он им этого не позволит. Он прожил столько полных смертельной опасности лет не для того, чтобы погибнуть от волчьих зубов. И Галиад решил напасть первым.

Волки стояли неподвижно. Они смотрели на него, чуть оскалив клыки. Галиад занес меч над правым плечом. Он замер в ожидании и стоял не двигаясь. Напасть надо было внезапно. Только так можно одолеть хищников. И нападать надо на обоих сразу. Волки не станут ждать. Они сумеют воспользоваться своим численным преимуществом.

Внезапно Галиад услышал позади звук треснувшей ветки.

— Постой!

Это был Эрван. Он шел к отцу, протягивая вперед руки.

— Подожди, не трогай их!

Галиад нахмурился. Не опуская меча и не сводя взгляда с волков, он сделал шаг назад.

— Что ты еще надумал? — громко спросил он, стараясь перекрыть шум дождя.

— Не трогай их, я думаю… Я думаю, они не причинят нам зла.

— Что за вздор? — возразил Галиад и, обернувшись, уставился на сына.

Эрван подошел еще ближе. Он прошел мимо отца и приблизился к волкам. Один из них, крупный серый зверь, зарычал и отошел. А второй, белый, не двинулся с места. Мокрая шерсть прилипла к его худому телу.

— Ты с ума сошел, Эрван! Сейчас он на тебя бросится! А ну отойди!

— Погоди! Я ведь говорю тебе, что… Я их видел… Я… Сегодня ночью мне приснилась Алеа. Она меня предупредила.

Галиад подошел к сыну:

— Но это был всего лишь сон, Эрван… Берегись!

— Она говорила, что сюда придут два волка. Они мне тоже снились. Их прислала сюда Алеа, я уверен в этом. Я видел во сне эту волчицу.

Юноша медленно опустилсяперед белой волчицей на колени прямо в грязь. Он узнал ее, но все же оставался настороже. А вдруг это и впрямь был всего лишь сон. Хотя…

Волчица заскулила и осторожно протянула морду к вытянутой руке юноши. Второй волк оставался неподалеку. Он крутился позади волчицы, скрываясь за невысоким деревом, но не проявлял агрессивности. Эрван еще ближе придвигал к морде волчицы открытую ладонь. Она слегка отступила, затем вновь приблизилась. Очень медленно Эрван положил ладонь на голову волчицы. И начал ее осторожно гладить, все же не наклоняясь к ней слишком близко.

Волчица повалилась на бок, потом перевернулась на спину. Летний дождь лил не переставая. Волчица поерзала спиной по земле. Юноша легонько похлопал ее ладонью по боку, затем медленно поднялся.

Галиад смотрел на все это как завороженный. Ему еще никогда не случалось видеть, чтобы волки позволяли так с собой обращаться. Сначала он подумал, что его сын лишился разума, но теперь ему пришлось признать, что эти хищники действительно не представляют для них опасности.

— Давай отдадим им кусок крольчатины, что остался от нашего ужина, — предложил Эрван, — пусть они поймут, что мы их друзья.

— И что дальше? — спросил Галиад. — А если это просто прирученная волчица? Как мы можем быть уверены, что ее прислала Алеа?

— Не знаю. Посмотрим. Сейчас нам надо просто продемонстрировать дружелюбие. И успокоить второго волка. Он не такой смелый, как волчица.

Галиад пожал плечами. Ему вовсе не хотелось общаться с хищниками, но сын верил, что это поможет найти Алею, и он смирился.

Самаэль прибыл на поле боя слишком поздно. Увидев, как переполошились жители деревушки Акинджия, он понял, что сражение неизбежно. Старясь оставаться незамеченным, он взобрался на голубятню, одиноко стоящую на холме с восточной стороны деревни. Отсюда было хорошо видно все происходящее. Ему не удалось вовремя остановить Мерианда, и теперь он надеялся, что тот хотя бы не проиграет бой туатаннам. Но главное, что сейчас интересовало Самаэля, — это как заполучить остальные три манита…

Долина Акинджии находилась в северной части Темной Земли и разделяла Тенианский лес на две части. Это была широкая полоса земли, поросшая травой, с востока и с запада окаймленная лесом скальных дубов. Противники расположились по обе стороны этого обширного зеленого пространства. Самаэль попытался определить число воинов в одном и в другом лагере. Разумеется, он мог сосчитать их лишь приблизительно, и даже сайман ему в этом не помог бы. Только один человек, магистраж Фелима Галиад Аль'Даман, умел мгновенно и точно определять число своих противников. Но Самаэль и не ставил перед собой такой задачи — он хотел лишь оценить силы обеих сторон.

На северной стороне он увидел около четырех тысяч пеших туатаннов, выстроившихся в две линии. Воины Сида знали толк в военном деле, Самаэль уже убедился в этом в тот день, когда выкрал у них Меч Нуаду. Они держались и одевались как варвары, но владели боевым искусством лучше, чем самые опытные из воинов острова, — каждый клан составлял отдельную группу войск со своим цветом боевой раскраски. Здесь таких войск насчитывалось пять или шесть, и каждое из них состояло из бойцов, вооруженных мечами, и бойцов-лучников с вождями во главе. Три клана выстроились в первой цепи, два — во второй. Самый многочисленный — клан Махат'ангор — занял место в центре первой цепи. Ему во главе с Сарканом, слава о боевых заслугах которого уже обошла весь остров, первому предстояло вступить в бой.

Саркан стоял чуть впереди первой линии. Сжимая в каждой руке по широкому мечу, он пристально всматривался вдаль, будто в одиночку бросал вызов многотысячной армии противника. Самаэль не смог сдержать усмешки. Его забавляла такая безрассудная смелость. Что за безумие заставляло людей идти в бой, забывая о страхе смерти?

На южной стороне долины Самаэль насчитал около тринадцати тысяч воинов Темной Земли. Конница расположилась в четыре линии. Четыре батальона разреженной цепью стояли в первой, по три — во второй и третьей, а в четвертой — в арьергарде, всего один, состоящий в основном из пехотинцев. На камзолах, надетых поверх кольчуг, и на красном фоне их знамен красовалась химера — странное существо с головою льва, телом козла и хвостом дракона. Это был герб Мерианда Мора Прекрасного, графа Темной Земли. В отличие от Саркана, граф Мерианд держался позади своего войска. Окруженный людьми, очевидно составляющими его личную охрану, он разглядывал поле сражения, а гонцы передавали его приказы командирам четырех батальонов первой линии. Мерианд считался хорошим стратегом, что, как полагал Самаэль, давало ему неплохие шансы на победу в этом сражении. К тому же армия Темной Земли значительно превосходила противника числом.

Однако Самаэль заметил, что исходные позиции более благоприятны для туатаннов. Во-первых, лес по обе стороны поля боя не позволял темноземельцам атаковать противника с флангов, окружить его и сомкнуть кольцо. Конечно, туатаннов было меньше, однако все же вполне достаточно, чтобы заполнить поле боя по всей его ширине, а вот армия Мерианда не имела возможности распределиться по всему фронту и воспользоваться своим численным преимуществом. Во время атаки, когда первые батальоны вступят в бой, следующий за ними эшелон не сможет пройти вперед и оказать боевую поддержку товарищам.

Во-вторых, туатанны были пешими, и состояние почвы не играло для них значительной роли. А вот воинам Мерианда, напротив, придется туго. Два дня шел проливной дождь, такой сильный, какого в это время года еще не бывало. Будто сама Мойра послала его на землю. Поле превратилось в настоящее болото, и это в высшей степени затрудняло действия кавалерии. Кони темноземельцев будут утопать в грязи, начнут падать. Упавшие всадники не смогут быстро подняться, и пехотинцам Сида не составит труда быстро с ними расправиться.

Другими словами, хотя армия Мерианда Мора численно превосходила противника, сегодня в долине Акинджии преимущество явно было на стороне туатаннов. И Самаэль понял, что, несмотря на предварительные прогнозы, силы сражающихся армий будут равны. Если, конечно, он сам не вступит в бой. Но это было слишком рискованно. Поэтому все, что он мог, — это следить за развитием боя и вмешаться только в том случае, если смертельной опасности подвергнется лично Мерианд Мор. Граф был нужен ему. Необходим как политическая фигура.

Туатанны наверняка так же, как и Самаэль, понимали все преимущество своего положения. От них требовалось только одно — вынудить воинов Мерианда ввязаться в лобовую атаку и заставить их углубиться в узкое болотистое место, прежде чем они осознают, что там не смогут воспользоваться своим численным преимуществом.

Самаэль провел около часа, наблюдая за этим неподвижным противостоянием. Ему легко было представить, какой груз тревожного ожидания давит на оба войска. Вдруг он увидел, что Саркан занял место во главе своего клана. Сражение начиналось.

Воины Сида выступили вперед в надежде, что противник двинется им навстречу. Обнаженные по пояс, с боевой раскраской на теле и плечах, с воинственно торчащими гребнями волос, пешие туатанны шли бок о бок с лучниками, выстроившимися клином, что открывало максимальный угол обстрела. Сделав несколько шагов по вязкой грязи поля, лучники остановились и воткнули в землю длинные копья с наклоном в сторону противника, соорудив таким образом препятствие, преграждавшее путь лошадям. Пехотинцы прошли вперед и по команде Саркана тоже остановились.

Они выждали еще немного, но темноземельцы не двигались с места. Возможно, Мерианд тоже понял, какое преимущество дает поле боя туатаннам, и решил изменить тактику.

Саркан приказал лучникам вытащить копья из земли и вновь выдвигаться вперед. Туатанны перешли на бег, выкрикивая что-то непонятное для Самаэля, различившего все же слово «Эриу». Они шли в бой за свою землю.

Когда до линии противника оставалось не более сотни метров, туатанны опять остановились и их лучники вновь воткнули копья в землю. С холма, где расположился граф, к темноземельцам спускался конный вестовой. Очевидно, он вез командирам первой линии приказ Мерианда. Однако первые стрелы туатаннов настигли передовую цепь темноземельцев гораздо раньше, чем он до них добрался.

На них обрушился сплошной град стрел. В армии туатаннов было около двух тысяч лучников, и каждый за одну минуту успевал выпустить по пять или шесть стрел, таким образом за очень короткое время конные воины Мерианда получили их более десяти тысяч. Поддавшись панике при виде сотен сраженных стрелами товарищей, бойцы Мерианда не стали дожидаться приказа к атаке. Саркану удалось начать битву именно так, как он этого хотел. Первая линия воинов Темной Земли начала увязать в грязи, за ней вторая, а потом и третья. Саркан подождал еще немного. Он хотел убедиться, что противник не станет обходить его с флангов, там, где деревья росли не так густо. Он ждал до последнего. И только когда лавина вражеской кавалерии была уже в нескольких метрах от первой линии его бойцов, он наконец дал приказ атаковать, и они ринулись на конницу Темной Земли.

Первая волна конницы всей своей мощью обрушилась на туатаннов. Лошади с разгону налетели на воинов Сида и смяли пехотинцев, прокладывая путь боевыми топорами, копьями и мечами. Но постепенно, по мере того как кони замедляли ход и начинали топтаться на месте, поле боя превращалось в сплошную скользкую массу. А подскакав к воткнутым в землю копьям, кони начали падать, пронзенные, один за другим.

Лучники передней цепи туатаннов, нанеся противнику первый сокрушительный удар, отошли назад. Теперь, заняв новую позицию, они выстрелили еще раз. Поскольку темноземельцы были в основном конными, а туатанны пешими, лучникам не составило труда вести стрельбу: они просто целились выше. Всадники оказались для них легкой мишенью и вновь приняли на себя смертельный шквал стрел.

Видя, что авангард несет значительные потери, в атаку пошла вторая линия конницы, и тут случилось то, что предвидел Самаэль. Атака увязла в сутолоке, возникшей в результате первого наступления. Темноземельцы шли настолько плотным строем, что не могли свободно размахнуться для удара. Груды тел на земле, спотыкающиеся, обезумевшие лошади, острия копий на уровне плеча — все это мешало воинам Мерианда сражаться. Им оставалось только достойно принимать смерть. Туатанны же, напротив, разили врага кинжалами, вонзая остро заточенные клинки в прорези шлемов, в просветы между пластинами лат, выкалывая глаза, протыкая сердца. Обнаженные до пояса, более подвижные, они ловко наносили удары, и грязь под ногами не мешала им. Воины Мерианда падали один за другим, устилая поле боя все новыми мертвыми телами.

Спустя три четверти часа с начала сражения лучники туатаннов прекратили стрельбу, оставили луки, открепили от поясов мечи и палицы и смешались со второй цепью пехотинцев, устремившихся в этот момент в атаку.

Мясорубка закрутилась с новой силой. Кровь потоками заливала грязь под ногами сражавшихся. На усыпанную телами раненых людей и лошадей землю летели отрубленные головы, руки и ноги. Дикие крики умирающих едва перекрывали громко чмокающие звуки вонзающихся во внутренности клинков, хлюпанье разорванных органов, хруст ломающихся костей… Звуки, запахи, цвет, — на земле, казалось, не было ничего кроме страшной бойни.

Несмотря на значительное расстояние, Самаэль видел лица всех участников сражения. Исступление победителей, разрушительная ярость светились в глазах туатаннов, в то время как охваченные страхом темноземельцы все больше теряли уверенность в себе.

Бой длился долгих четыре часа. Четыре часа кровавого безумия, достигшего такого накала, что даже самих туатаннов одолевали приступы тошноты. Кругом было столько крови, столько, изувеченной плоти, что некоторых из них рвало от этого зрелища. Часть воинов Сида закончила биться, полагая, очевидно, что уже полегло достаточно народу как с одной, так и с другой стороны, однако клан Махат'ангор, следуя за своим вождем Сарканом, продолжал вести бой. Тело Саркана было сплошь залито кровью, на нем даже не проступала боевая раскраска, но его нетрудно было отличить от других. Ни один воин не разил врага с такой силой. Ни один не выкрикивал с такой страстью клич «Эриу!», продолжая добивать лежащих на земле врагов. Воины клана Махат'ангор были натренированы лучше остальных туатаннов и отличались наибольшей жестокостью. Они готовы были остановиться, лишь полностью уничтожив противника или обратив его в бегство.

Итак, кровавая схватка, уже больше похожая на избиение, продолжалась. Клан Махат'ангор выкашивал всадников Темной Земли целыми боевыми порядками, на смену одной линии приходила другая, с каждым разом сокращая число бойцов Мерианда. Воины Саркана сражались так ожесточенно, что вскоре убитых ими врагов оказалось больше, чем их самих. Темноземельцы побросали оружие. Некоторые снимали с себя доспехи и бежали в лес. Другие зарывались в груду тел павших товарищей, пытаясь избежать разящей руки обезумевших воинов Сида. Даже офицеры предпочитали покидать поле боя, оставляя коней и солдат погибать под смертельными ударами боевых топоров туатаннов. Но скрыться удавалось не многим. Раненые с ужасом ждали смерти.

Когда солнце начало склоняться к закату, Самаэль, наблюдавший за побоищем, понял, что сражение окончательно проиграно.

Глава 5 Во власти тьмы

Услышав пронзительный крик Фейт, Алеа сразу проснулась. В монастырской келье было еще совсем темно, но на стенах, в отсветах четырех зажженных факелов, виднелись чьи-то огромные тени. Не успела она приподняться с постели, как два солдата, лица которых были полностью закрыты шлемами, схватили ее за запястья и за щиколотки, лишив возможности двигаться.

В комнате стоял страшный шум. Трещали сломанные стулья, кричали Мьолльн и Фейт. Алеа спросонья еще не поняла, что происходит, как ее перевернули лицом вниз и скрутили за спиной руки.

Проклятые монахи! Они вызвали Воинов Огня, подумала она. Ей удалось рассмотреть у солдат на одежде герб графа Ал'Роэга. Красное пламя на белом фоне. Солдаты Бога. Один из них, прижимая ее к кровати, придавил ее сверху коленом, и она стиснула зубы, чтобы не закричать от боли.

Как проклинала себя Алеа! Она позволила себе в разговоре с тем монахом из библиотеки много лишнего, а ее друзьям теперь приходится за это расплачиваться. Ей следовало насторожиться сразу, как только она увидела, что его настроение изменилось. И вообще, надо было послушаться Мьолльна, он ведь не хотел ночевать в монастыре… Но все же здесь она узнала очень важную вещь. Ответы на ее вопросы — в Энциклопедии Анали, а сама энциклопедия — в Мон-Томбе.

Алею мучили угрызения совести, но она сохраняла самообладание. Она, конечно, испугалась, но зато теперь она знала то, что помогало ей не поддаваться панике. Брат. Тагор. Она отчетливо помнила каждую его фразу. Каждое слово. У нее есть брат. Она встретилась с ним в мире Джар, и это делало ее сильнее. Давало надежду, которую ничто в мире не смогло бы теперь отнять. Даже Воины Огня…

Солдат слишком туго затянул веревки, и они прямо-таки обожгли ей руки. Он потянул за них еще сильнее, и Алеа вскрикнула от боли. Она тут же получила сильный удар по голове и потеряла сознание. Исчезли все звуки, свет померк. Она очутилась в темном, пустом пространстве. Еще более пустом, чем мир Джар…

Когда она очнулась, то поняла, что сидит со связанными за спиной руками в задней части какой-то длинной повозки. Первое, что она увидела, были глаза Фейт и Мьолльна. Они были тоже связаны и взволнованно смотрели на нее.

— Где мы? — спросила Алеа. Боль в затылке еще давала о себе знать.

— Думаю, мы на пути к Риа, — ответила Фейт. — С тобой все в порядке?

— А что, я долго была без сознания? — удивилась Алеа, уловив тревогу в голосе подруги.

— Несколько часов, не меньше! — ответил Мьолльн. — Ну и напугала ты меня, дорогая моя!

Алеа успокаивающе улыбнулась в ответ и осмотрелась. Повозка неслась с такой скоростью, что ветер вздувал кверху полог. Тут лежали какие-то деревянные ящики и свернутые куски парусины. Все это подпрыгивало на каждом ухабе. Оказавшись в таком явно не приспособленном для перевозки пленников месте, Алеа могла бы без труда воспользоваться сайманом и скрыться вместе со своими спутниками. Но ей хотелось сначала понять, что происходит.

Солдаты пришли не для того, чтобы их убивать. Пока что их только захватили в плен и спешно повезли в Риа. Должно быть, Воины Огня гордились своей удачей и торопились доставить пленников графу Ал'Роэгу и епископу Эдитусу. Это означало, что до тех пор, пока граф их не увидит и не поговорит с ними, им ничего не грозит.

— Что будем делать? — прошептал Мьолльн, наклоняясь к девушке.

— Дождемся приезда в Риа… Так мы окажемся ближе к Мон-Томбу, к тому же мне хочется посмотреть на Ал'Роэга и на Эдитуса.

Гном удивленно вскинул брови:

— Ты что, с ума сошла?

Алеа улыбнулась:

— Конечно, и ты это прекрасно знаешь. Настоящая сумасшедшая! Поэтому ты со мной и пошел, правда?

Гному нечего было сказать в ответ. Последнее слово всегда оставалось за Алеей, и он знал, что спорить с ней бесполезно. Он повернулся в надежде найти поддержку у Фейт, но та, казалось, восприняла решение Алеи вполне спокойно. Должно быть, она уже ничему не удивлялась!

— Они взяли наши вещи? — спросила Алеа, заметив, что брошь Фелима исчезла.

— Да. Все сложили вон в этот ящик, — ответила Фейт, указав подбородком на деревянный сундук в дальнем конце повозки. — Наверное, они получили строгий наказ предъявить графу все. Даже твой посох…

— А книжечку, которую дал мне монах?

— Думаю, она тоже там…

— Какое все же он чудовище, этот монах! — воскликнул Мьолльн. — Ничего себе прием! Подумать только, сдать нас солдатам! Хорош христианин!

— Наших лошадок они тоже прихватили, — сказала Фейт, — ничего там не оставили.

— Прекрасно, — откликнулась Алеа, — не надо будет за ними возвращаться…

Потом она замолчала и прикрыла глаза. Мьолльн продолжал негромко ворчать, Фейт откинула голову на задний борт повозки.

Усилием воли Алеа отодвинула от себя все, что ее сейчас окружало. Разожгла невидимый огонек в голове, в центре лба. Сайман был в ней. Она разогрелась им, пустила вдоль рук, по спине, по ногам. Ощущение было очень приятное. Еще немного — и сайман охватит все ее тело. Пусть дойдет до кончиков пальцев, пусть медленно разливается, подобно плавному течению реки. Алеа сделала глубокий вдох, а потом выдохнула вперед волну горячей энергии. Она увидела вокруг себя голубое сияние, незаметное для окружающих, и вспомнила, как удивился Фелим, когда она сказала ему, что видит его сайман. Энергия Фелима была красной, и Алеа подумала тогда, что цвет зависит от того, кто его создает, мужчина или женщина. А может быть, голубым сайман бывает только у Самильданаха, а у всех остальных он красный… Она пока еще не знала этого, но чувствовала, что когда-нибудь это поймет. А возможно, научившись, и сама сможет порождать энергию красного цвета…

Алеа сосредоточилась на том, что ей предстояло сейчас сделать. Она сконцентрировала сайман перед собой и придала ему форму клинка. Затем, усилием воли переместив этот невидимый клинок себе за спину, одним движением перерубила веревки, стягивающие ей руки. Удар саймана был точен. Теперь она владела им в совершенстве, хотя понимала, что находится лишь в начале пути. Она вновь переместила голубую энергию вперед и ловко повторила движение, ударив по веревкам на ногах, затем также освободила руки и ноги Фейт и Мьолльна. Теперь все трое были избавлены от пут.

Фейт и Мьолльн завороженно глядели на девушку. Они точно знали, что это сделала она, но все же не могли сдержать удивления. Они не произнесли ни слова. Мьолльн поднял руки и недоверчиво осмотрел запястья.

В задней части повозки вдруг раздался сухой треск. Крышка сундука, в котором были заперты их вещи, сама собой отскочила и упала на пол. Алеа не спеша поднялась и подошла к сундуку за своими вещами. Достала оттуда одежду, подаренную друидами, брошь Фелима, дубовый посох, кинжал. И молча вернулась на свое место.

Мьолльн немного помедлил, потом тоже встал и взял из сундука волынку и меч Кадхел, подарок Фелима. Он посмотрел на Алею, улыбнулся и сел, поглаживая рукой меч.

— Неужели мы не сбежим отсюда? — недоверчиво спросил он.

— Нет, — с улыбкой ответила Алеа. — Нас желают видеть в Риа? Что ж, мы туда явимся, но не со связанными же руками! Граф должен понять, что я важная гостья и что если я пришла, значит, сама этого пожелала.

Фейт тоже улыбнулась. Ей не терпелось увидеть лица солдат, когда они обнаружат, что их пленники не связаны.

— Как вы, бродячие актеры, живете? — спросил Фингин.

Была середина дня, их повозка катила вперед по направлению к западу. После дождей, ливших на протяжении двух дней подряд, лошади с трудом переставляли по размокшей дороге ноги. Колеса вязли в грязи, и повозка ползла еле-еле.

— Обычно, — ответил Мэл, — мы разъезжаем но дорогам целыми семьями. А семья для нас — широкое понятие… Мы с Кейтлин путешествуем вдвоем, потому что решили создать новую актерскую школу.

— А есть такие школы? — удивился друид.

— Нет, конечно. Мы просто так это называем. Дело в том, что не все понимают сценическое искусство одинаково. Некоторые остаются верны репертуару, в точности следуя тексту, другие только импровизируют…

— А вы?

— Мы ищем новые тексты. Что-то новое, что могло бы больше рассказать жителям Гаэлии. А главное для нас — это дивертисмент. Многие актеры в основном стремятся поучать. Наверное, считают себя друидами! А мы с Кейтлин хотим прежде всего развлечь, позабавить людей… Ведь это тоже очень нужно, особенно сейчас…

— Разумеется. А какую роль играет здесь Мойра?

— Мойра? Она и есть наша дорога. Дорога, по которой все мы идем. Мы живем в дороге, мы дети дороги… Дети Мойры…

Фингин качнул головой:

— Ты не упрощаешь?

— Упрощаю? А к чему усложнять? Быть сыном Мойры — это образ мысли. Не ощущать привязанности к участку земли, к дому, идти туда, куда зовут тебя ветер, солнце, дорога, — вот наша философия. Может, она и кажется тебе слишком простой, но она прекрасна. Мы никогда не воюем друг с другом, потому что у нас нет куска земли, за который надо было бы драться. Мы не претендуем на какую-либо собственность. И считаем, что земля не принадлежит людям…

— Значит, вы путешествуете и играете для тех, кто не принадлежит к вашей братии? Для чего?

— Мы стараемся поделиться с ними нашим пониманием жизни. Хотим, чтобы они поняли, что мы делаем. Но мы никого не неволим. Никого не агитируем и ни к чему не призываем. Просто показываем…

— А что вы будете делать в годину тяжелых испытаний? Если бы все жители Гаэлии приняли ваш образ мысли, а с севера пришли бы на остров орды варваров? Как бы вы стали защищаться?

— А что нам защищать? — возразил ему Мэл.

— Вашу жизнь.

— Но ведь никто никогда не посягает на нашу жизнь! Мы никому не мешаем. Даже если варвары придут на остров, они, возможно, и убьют первых бродячих актеров, которые попадутся им на пути, но потом поймут, что это бессмысленно. Взять у нас нечего, и мы совершенно безопасны для кого бы то ни было.

— Не уверен, что все так просто. Война — нечто более сложное…

— Это твое мнение, друид, и я уважаю его. Однако мы выжили, несмотря на все войны, которые произошли на острове. Мы никогда ни с кем не сражались, ни от кого не защищались. Вот посмотри. Возьмем ту войну, что готовится сейчас. Или, может быть, точнее сказать, войны. Ведь сейчас конфликты почти повсюду, не так ли? А нас не касается ни один из них!

— Но если при вас разразится бой, разве вы не вмешаетесь, чтобы защитить невиновных?

— Невиновные есть с обеих сторон. Если будет война, мы не станем в ней участвовать, ты прав, мы только будем грустить в надежде, что наше невмешательство послужит примером. Может быть, видя, что мы отказываемся воевать, люди задумаются…

— Увы, похоже, не очень-то он помогает, этот ваш пример!

— Нам помогает… Скажи-ка мне, Фингин, ты уже общался с Мойрой?

Друид удивленно вскинул брови:

— Как общался? Что ты имеешь в виду?

— Почему ты уверен, что она есть на самом деле?

— Я чувствую, что она повсюду. Я уверен, что она и есть правильный путь.

— А откуда ты это знаешь? Откуда ты знаешь, кто идет по пути Мойры, а кто нет? Она что, сама тебе говорит? Объясняет тебе, что хорошо и что плохо?

— Нет, конечно! Мойра ведь не человек, и ты это прекрасно знаешь, Мэл. Это энергия, это мысль, которой надо следовать, которую надо воплощать. Как говорится в триадах, свобода — это то место, где все противоположные силы уравновешивают друг друга. Мойра — это дорога равновесия. Это путь, на котором все противоположные силы уничтожают друг друга, чтобы в мире воцарилась гармония. А сейчас эта гармония мира рушится. Гаэлия вскоре сойдет с пути Мойры… А значит, Совету надлежит вмешаться.

— Да, я знаю эти триады. Вот их точный текст: «Есть три основных Единства, и каждое может быть только одно: одна Судьба, одна Истина и одна точка Свободы, та, где воздастся всякому противостоянию». Правильно?

— Совершенно верно, — немного удивившись, ответил Фингин.

— Значит, есть только одна точка свободы, одна гармония. И она абсолютна, так?

— Верно…

— Ты думаешь, два друида имеют совершенно одинаковое представление об этой точке гармонии? — настаивал Мэл. — И у вас никогда не возникает никаких разногласий по поводу вашего понимания Мойры?

— Возникают, конечно. Мы иногда не согласны в том, что касается некоторых деталей, но в основных направлениях сходимся.

— Вы не согласны в деталях… Значит, в том случае, если у двух друидов разное представление об этой самой точке гармонии, которая может быть только одна, это означает, что один из них ошибается, не так ли?

— Разумеется, — признал Фингин.

— Но если может ошибаться один друид, в принципе, это означает, что могут ошибаться все друиды, не так ли? А что, если все друиды ошибаются в понимании Мойры? Это значит, что ваше представление о правильном пути может быть полным заблуждением? Ваши политические решения, Фингин, продиктованы не Мойрой. Они лишь плод толкования вашего представления о Мойре. И могут быть неправильными, ложными.

— Теоретически это так, но в действительности такого не может быть. В том и состоит задача Совета, Мэл, чтобы сопоставить различные мнения тринадцати Великих Друидов Сай-Мины и как можно ближе подойти к пониманию абсолютной истины. А если кто-то заблуждается, его мнение будет скорректировано во время обсуждений.

— Ты действительно веришь в то, что говоришь? Фингин, посмотри мне в глаза и скажи: неужели тебе никогда не казалось неверным решение, принятое большинством голосов за закрытыми дверями вашего Зала Совета?

Друид ответил не сразу. Он посмотрел Мэлу прямо в глаза. Актеру удалось пробудить в нем сомнения. А последний вопрос окончательно смутил друида. Ведь решения об Алее и Фелиме, которые принял Совет, казались ему ошибочными. И все же… Все же он семь лет учился у друидов, семь лет убеждал себя, что они служат делу Мойры, а значит, справедливости и гармонии.

Но сегодня он и сам не очень ясно представлял себе, в чем заключается эта гармония. Может ли она быть абсолютной? Или же зависит от намерений друидов? А сами друиды… Служат ли они делу Мойры? Или просто выполняют волю тринадцати мудрецов, не думающих ни о чем, кроме своих собственных интересов? Тринадцати мудрецов, из которых теперь осталось одиннадцать… Маольмордха и Самаэль уж наверняка постарались, чтобы абсолютная гармония была недостижима.

— Не знаю, Мэл. Не знаю. Но это именно то, чего я хотел бы добиться в Совете.

Актер улыбнулся и положил руку ему на плечо:

— Это благородное намерение, Фингин, и я уверен, что ты, как никто другой, можешь справиться с этой задачей. Надеюсь, у тебя получится. Ведь до тех пор, пока все в Гаэлии не постигнут смысл Мойры, людям будет нужен кто-то, кто вел бы их за собой. И в этом, при всей своей опасности, Совет может быть полезен.

— Какие вы сегодня серьезные, — вступила в разговор Кейтлин.

Фингин смущенно улыбнулся.

— Слушай, Мэл, может быть, лучше расскажешь нам, о чем будет твоя новая пьеса? — предложила она, не выпуская из рук вожжи.

— Так ты пишешь пьесы? — удивленно посмотрел на актера Фингин.

— Нет. Если ты заметил, Кейтлин употребила будущее время… Она все время подшучивает надо мной, потому что я уже несколько лет говорю, что собираюсь написать пьесу, но, честно говоря, все никак не найду на это времени…

— Или храбрости, — с иронией поправила его Кейтлин.

— А о чем будет твоя пьеса? — поинтересовался Фингин.

Мэл поднял голову и, всматриваясь куда-то вперед, нахмурился:

— Вряд ли я смогу рассказать это тебе сейчас. Похоже, нам устроили засаду…

Фингин проследил за его взглядом и увидел, как из кустов с обеих сторон дороги выходят какие-то люди.

— Прячьтесь в повозку! Я сам ими займусь! — воскликнул он, выхватывая вожжи из рук Кейтлин.

— Я сказал тебе, что мы не участвуем в войнах, Фингин, но не говорил, что мы не умеем за себя постоять…

Впереди, перегородив дорогу, стояло человек десять. Лошади при виде препятствия замедлили шаг. Незнакомцы один за другим молча вытащили оружие: мечи, кинжалы, палицы, небольшие луки. В глазах у них пылала ненависть.

Оказавшись в черте городских стен, Одран сразу понял: что-то изменилось. В глазах жителей столицы он увидел не только страх перед предстоящей войной, но и еще что-то, пока ему непонятное. И это относилось ко всему городу. Ко всем его обитателям. Как-то странно вели себя лавочники. Слишком поспешно проходили по улицам военные патрули. Даже воздух стал каким-то тяжелым.

Амина. Дело наверняка в ней. В Провиденции изменилось только одно — там появилась королева, и Одран был почти уверен, что именно из-за нее в городе возникла такая напряженность. Но что такого она могла сделать? Неужели оказалась такой плохой королевой? Неужели она настолько влияла на короля, что горожане это заметили? Одрану не терпелось ее увидеть.

Он считался самым сдержанным из Великих Друидов. Никто ни разу не видел, чтобы он нервничал или выходил из себя. Поэтому Эрнан и поручил вести переговоры о союзничестве именно ему. Большую часть времени Одран проводил вне стен Сай-Мины. Он много путешествовал, очень любил природу и предпочитал проводить время вдали от городов и людей. Он говорил на языке сильванов, слышал голоса лесных духов, разбирался в деревьях и умел предсказывать погоду. Его мудрость признавали все в Совете, но он никогда не согласился бы стать Архидруидом. Одран слишком дорожил своей свободой…

Он не предупредил короля о своем визите заранее, как того требовал протокол, поэтому никто не встречал его у въезда в город. Случайные прохожие бросали на него удивленные взгляды. Друиды здесь были не в диковинку, но встречать на улице Великого Друида без сопровождения приходилось нечасто.

Одран отправился прямиком во дворец Эогана. Дело у него было срочное, к тому же он надеялся прибыть во дворец до того, как кто-нибудь из подданных доложит королю о его появлении, рассчитывая, что внезапность его появления произведет должный эффект.

Великий Друид мог, конечно, послать во дворец кого-нибудь из своих учеников, но решил поехать туда сам. Он понимал, насколько важно, чтобы планы Сай-Мины были одобрены Верховным Королем Гаэлии. Его поддержка могла стать решающим фактором. И чтобы убедить Эогана вступить в войну в назначенные Советом сроки, Одрану, возможно, придется применить свой дар внушения.

Вскоре над красными крышами городских домов показались очертания королевского дворца. Не такой красивый, как Сай-Мина, он тем не менее являл собой прекрасное произведение архитектуры. Особенно хорош был парк, за которым подданные Эогана любовно ухаживали и летом и зимой.

Одран остановил коня перед дворцовыми воротами. Стражники с вышитыми на одежде алмазными коронами несли дозор на четырех сторожевых башнях и непосредственно у ворот.

При виде стоящего у опущенной решетки друида стражники недоуменно переглянулись. Их никто не предупреждал о визите такого важного лица. По-видимому, начальнику стражи еще никогда не приходилось принимать решения в подобных ситуациях, и Одрану пришлось довольно долго ждать, пока тот все-таки решился открыть ему ворота.

— Великий Друид? Должно быть, нам следует известить Его Величество о вашем прибытии? Возможно, произошло какое-то недоразумение, но мне не сообщили о вашем приезде… — растерянно произнес стражник.

— Никаких недоразумений, — спокойно сказал Одран, — я не мог известить короля о своем приезде. Но меня привело дело чрезвычайной важности, и я хотел бы как можно скорее встретиться с Его Величеством.

Стражники… Их поведение тоже изменилось. Похоже, здесь и в самом деле что-то происходит. Надо быть осторожнее с этой Аминой.

— Мы проводим вас в малую приемную и доложим королю о вашем визите.

Великий Друид согласился, и двое стражников проводили его к дворцу. Они шли парком. В нем были разбиты удивительной красоты цветники с тщательно, со вкусом подобранными растениями. Некоторые из них выглядели экзотически, и Одран подумал, что они, видимо, доставлены сюда из-за моря. Повсюду звенели голоса птиц, свежие струи фонтанов наполняли жаркий полуденный воздух прохладой. После долгого и утомительного путешествия это было особенно приятно.

Когда Одран подъехал к огромному крыльцу королевского дворца, его лошадь отвели на конюшню, а ему навстречу выбежал дворецкий:

— О Великий Друид! Какое счастье видеть во дворце члена Совета!

Он лжет. То, что он сейчас испытывает, уж никак не счастье, скорее изрядное замешательство. Прекрасно. Надеюсь, короля мне тоже удастся застать врасплох. Он не успеет подготовить свои возражения, и ему труднее будет мне отказать.

— Верховный Король примет вас через несколько минут, — снова заговорил дворецкий, открывая дверь в малую приемную. — Прошу вас, располагайтесь.

Одран помедлил. Он хотел избежать присутствия королевы при разговоре. Возможно, он заблуждался на ее счет, но что-то подсказывало ему, что из-за нее могут возникнуть осложнения. Он непременно хотел ее увидеть, но не сейчас, когда ему придется убеждать короля принять нужное решение.

— Спасибо, — наконец с достоинством ответил Одран, — но я предпочитаю подождать короля в парке. Сейчас там красиво, как никогда. Скажите Его Величеству, что я буду ждать его там…

— Как пожелаете, Великий Друид, — в растерянности ответил дворецкий, — прошу вас.

Одран улыбнулся и отправился в парк. Мысль о том, что он проведет там еще несколько минут, любуясь растениями и слушая птичьи трели, чрезвычайно вдохновляла его. Эта краткая передышка перед трудным разговором была весьма кстати.

Некоторое время он не спеша бродил по аллеям, любуясь розовыми бегониями, яркими гибискусами, благоухающими мальвами и рядами цветущей кислицы, фиолетовые и белые головки которой уже наполнились созревшими семенами… В листве над его головой пели дрозды, на тонких ветвях цератонии рядком уселись сороки. Одран с наслаждением вдохнул аромат цветущего сада и тут же вздрогнул, услышав шум шагов по гравию.

Это был дворецкий, в лице которого читалось еще большее смущение.

— Король и королева ждут вас на террасе, мэтр.

Одран нахмурился:

— Разве вы не сказали королю, что я жду его здесь?

— Сказал, мэтр, но королева приказала накрыть стол с напитками на террасе, и король хочет принять вас там.

— Я намерен поговорить с королем наедине.

Дворецкий прикусил губу:

— Это невозможно, Великий Друид…

Это то, чего я опасался. Королева вступает в игру.

— Хорошо. Ведите меня.

Я демонстрирую слабость, уступая. Но время не ждет. С самого начала разговора я возьму верх.

Терраса располагалась в солнечной части сада. Вокруг большого стола, накрытого белой скатертью, суетились слуги. Королевская чета сидела за столом и пила чай.

— Добро пожаловать в Провиденцию, Одран! — вставая, поприветствовал его король. — Если бы я знал о вашем визите заранее, то подготовил бы вам гораздо более достойный прием…

Сейчас. Надо поставить его на место. Показать, что друид всегда поступает так, как считает нужным.

— Если бы я счел это необходимым, вас бы предупредили. Дело, о котором я хочу с вами поговорить, настолько серьезно, что требует строжайшей тайны. И полной конфиденциальности. Здравствуйте, Ваше Величество, — обратился он к королеве и поклонился, но гораздо более сдержанно, чем требовали правила этикета в данных обстоятельствах.

— Здравствуйте, друид, — ответила ему Амина.

Одран видел ее впервые. Хороша собой, высока и стройна. Она была еще очень молода, но в глазах ее уже появилась жесткость настоящей королевы, к тому же королевы необычной.

Король обратился ко мне по имени, как бы намекая на близость, которой на самом деле между нами нет, а она назвала меня просто друидом, намеренно забыв, что я Великий Друид. Что ж, придется напомнить ей, кто она есть…

— Примите мои поздравления в связи с вашей свадьбой. Слухи о ее великолепии дошли до Сай-Мины! Какое счастье видеть на троне Галатии ученицу друидов…

Одран знал, что в ранней юности, когда Амина прибыла в столицу, она проходила обучение у друидов и окончила курс с отличием. Ни одна женщина не могла стать друидом, и все же, как он полагал, королева должна испытывать глубокое уважение к членам Совета.

Гость сел за длинный стол, покрытый белой скатертью, прямо напротив короля. Слуга подал ему чашку горячего чая.

— Вы хотели сказать, на троне Гаэлии, — с улыбкой поправила его молодая женщина.

— Сожалею, что вы взошли на него в столь трудные времена, — продолжил друид, делая вид, что не услышал ее слов.

— Напротив! — возразила ему королева, не переставая улыбаться. — Времена теперь просто замечательные!

Ясно. Характер у нее твердый, на все есть ответ. Что ж, оставим ее в покое. Возможно, удастся даже использовать ее гордыню на пользу делу. Но убедить следует прежде всего ее. Причем так, чтобы она этого не заметила. А раз она настолько заносчива, нужно внушить ей, что решение о начале войны принимает именно она.

— В таком случае вам наверняка понравится известие о том, что Харкур решил объявить нам войну…

Король кивнул. Он уже собирался ответить, как снова заговорила Амина:

— Это для меня никакая не новость. Возможно, вы полагаете, что мы здесь ничего не знаем? Что мы бездельничаем, в то время как Сай-Мина печется о безопасности острова?

Она повышает тон. Мне следовало бы поставить ее на место. Но сейчас еще не время. Надо выяснить, что у нее на уме.

— Вы готовитесь отразить удар?

— Одран, — с сарказмом в голосе ответила ему королева, — я гораздо лучше знаю друидов, чем вы предполагаете. Вам не удастся добиться от меня того, чего вы добиваетесь. Не трудитесь льстить моему самолюбию, дорогой друид, я уже приняла решение.

— Я приехал, чтобы выслушать мнение короля.

— Мы с королем не стали вас дожидаться и приняли решение вместе…

— Ну-ну, — вступил в разговор Эоган, которого явно смущал все более агрессивный тон разговора. — Вы прибыли, чтобы поговорить, так давайте поговорим. У нас с вами общие заботы. Благо Гаэлии — превыше всего.

Амина сделала глоток чаю. Она подождала, пока ее муж договорит, и продолжила в том же тоне, не обращая внимания на его слова:

— На самом деле друидов Сай-Мины интересует четвертый манит, похищенный Харкуром, не так ли?

Она слишком далеко зашла. Откуда же она могла узнать?

— Безопасность острова интересовала нас еще в те времена, когда вас не было на свете, дитя мое, а коронуя Эогана, вашего супруга, мы прежде всего желали, чтобы судьба граждан Гаэлии оказалась в хороших руках.

Это должно поставить Амину на место и вынудить Эогана остановить ее.

— Если уж вам так хотелось сохранить контроль над страной, то могли бы управлять ею сами. А сейчас в Гаэлии есть Верховный Король, и он не нуждается в помощи друидов.

Терпение Одрана лопнуло. Он ударил кулаком по большому столу с такой силой, что на нем, громко звякнув, подскочили чашки.

— Он нуждается в ней гораздо больше, чем в юной выскочке, рвущейся к власти. Прошу вас немедленно замолчать и дать возможность высказаться королю, в противном случае мне придется вернуться в Сай-Мину и предложить Совету пересмотреть свое мнение по поводу наших дальнейших отношений.

Эоган наконец вынужден был вмешаться. Он прекрасно понимал, что прямое столкновение с друидами было бы самой большой ошибкой в его жизни, и не готов был совершить ее даже ради любимой жены…

— Моя королева, прошу вас, оставьте меня наедине с нашим гостем. Он проделал долгий путь, чтобы поговорить со мной наедине, и я не вправе лишить его такой возможности. Мне известно ваше мнение по этому вопросу, и я не забуду о нем, обещаю вам.

Амина резко поднялась, бросила на друида испепеляющий взгляд, развернулась и быстрыми шагами направилась к дворцу.

— Эоган, вам следует как можно скорее объяснить своей супруге, какие отношения нас с вами связывают, если вы не хотите допустить, чтобы она по незнанию их разрушила.

— Амина опасается, что моими интересами пренебрегают, и хочет меня защитить. Это вполне понятное желание. Конечно, иногда она ошибается…

— Есть ошибки поучительные, а есть разрушительные. Имейте это в виду.

— Я поговорю с ней.

— Обратите также внимание на своих подданных. Проезжая по городу, я заметил, что многие из них выглядят удрученными.

— Вероятно, это из-за угрозы войны.

— Нет, это из-за вашей жены.

Эоган был потрясен. Что бы ни говорила здесь его жена, Одран слишком суров к ней. А может быть, Амина была права, когда просила его теперь еще более чем прежде, опасаться друидов из Сай-Мины?…

— Перейдем к делу, Великий Друид.

— Речь пойдет о войне. Нельзя медлить ни минуты. Мы должны тотчас же объявить войну Харкуру.

— Почему не дать им возможность сделать это первыми? Так мы сохраним лицо…

— На этот раз война будет настоящей, Эоган. Придется пролить кровь.

— Но моя армия не готова.

— Она никогда не будет готова. Но с нашей помощью и при поддержке туатаннов вы победите. Вы можете также рассчитывать на Бизань и на Сарр.

— Другими словами — почти ни на кого. Их участие дела не решит.

— Наемники Бизани уже не раз проявляли свои лучшиекачества.

— Это было более трехсот лет назад.

Одран вздохнул:

— Так вы намерены участвовать в войне, или же нам придется защищать остров без его короля?

Эоган положил обе руки на стол, затем встал и повернулся спиной к друиду. Он смотрел на дворец, ища глазами лицо жены в одном из высоких окон первого этажа. Она наверняка была там и наблюдала за ними.

— А вы будете воевать без моей помощи? — с иронией спросил он.

Не ожидал от него подобного. Да, Амина сделала из него другого человека. Придется проявить твердость. Мы не можем позволить себе утратить власть над Верховным Королем. Надо будет обсудить это в Совете.

— Да, мы будем воевать. Но в таком случае откажемся признавать вашу власть.

Король обернулся и посмотрел друиду прямо в глаза:

— Моя жена права, Одран, вы стремитесь править страной без моего участия.

— Вы вынуждаете нас к этому вашим полным бездействием. Если мы ничего не предпримем, Харкур попросту вас уничтожит.

— А что мне терять? Я и так ничего не имею! Мой трон всегда принадлежал вам, с самого начала. Моя власть — всего лишь видимость, декорация, и вы это прекрасно знаете.

— Эоган, если это место вам не подходит, мы доверим его кому-нибудь другому, кто сможет послужить своей стране.

Король спокойно улыбнулся. Он больше не боялся друидов. Жена открыла ему глаза, и он научился распознавать их ложь. Но он знал, что без них он ничто и что сопротивляться бесполезно. Одран был прав. Они могли заменить его в любую минучу. Такой властью они обладали.

— Одран, моя армия в вашем распоряжении, — поговорил он устало. — Завтра я созову своих генералов и военачальников двух других графств. Присылайте своих магистражей, и мы будем вырабатывать стратегию.

— Нам надо объявить войну как можно быстрее. С каждым днем шансы Харкура растут.

— Я сделаю это завтра же. Сразу же после встречи с генералами.

Одран кивнул. Он добился того, зачем приехал. Это оказалось труднее, чем он предполагал, но главное — результат. Харкур будет побежден. А у Сай-Мины появился новый враг. Королева.

Самаэль галопом поскакал к югу. Кровавая битва почти окончилась, и теперь Мерианд бежал, преследуемый несколькими туатаннами.

В знак своей победы над противником воины Сида, по преданию, убивали вождя вражеской армии и вырывали ему сердце. Таков был их ритуал.

Когда Мерианд увидел, что его преследуют воины из клана Саркана, он понял, что если хочет остаться в живых, должен немедля уносить ноги. Он бросил последний взгляд на поле боя, на кровавую гору безжизненных тел, и глаза его наполнились слезами. Покрытый позором, он убегал, как мальчишка.

Поняв, что он от них вот-вот уйдет, туатанны вскочили на лошадей, ожидавших своих седоков на опушке леса.

С вершины склона Самаэль видел, что варваров и здесь ждет удача. Мерианд остался в полном в одиночестве. Те из его свиты, кто был еще жив, покинули его. Он явно испытывал такой ужас, что даже его лошадь, казалось, это почувствовала и бежала медленнее, чем требовалось, чтобы уйти от погони. Еще немного — и воины Сида схватят правителя Темной Земли. Он будет убит.

Бывший друид пришпорил коня. Сосредоточив сайман в кончиках пальцев, он передал эту энергию коню, заставив того бежать быстрее. Ему надо было обязательно догнать Мерианда. Нельзя его потерять.

Вскоре Самаэль поравнялся с графом. Тот бросил на него непонимающий, искаженный смертельным ужасом взгляд. Лицо Мерианда покрывал пот, из груди рвался крик.

— Спокойно! — крикнул ему Самаэль, подъехав почти вплотную. — Остановитесь, я епископ Наталиен!

Глаза графа широко раскрылись. Ему, наверное, почудилось, что это кошмарный сон.

— Они прямо за нами! — прокричал он из последних сил.

— Я займусь ими, а вам надо остановиться!

Но Мерианд Мор был невменяем. Его охватила паника. Самаэлю пришлось воспользоваться сайманом.

— Остановитесь немедленно!

Граф вздрогнул. Он все еще был во власти страха, но ослушаться не смог. Не очень хорошо понимая, что с ним происходит, он потянул на себя поводья и остановился одновременно с Самаэлем.

Обе лошади замерли на месте. Туатанны были уже довольно близко.

Самаэль, не теряя ни минуты, развернул коня и оказался между графом и туатаннами.

— Не бойтесь, Мерианд!

Граф весь дрожал. Варвары неслись прямо на них. Епископу, думал он, ни за что не остановить туатаннов. Им обоим суждено умереть здесь. Умереть постыдной смертью. Эти мясники изрубят их на куски. А Темная Земля достанется захватчикам. Потому что король предал ее. Потому что друиды предали ее. Потому что ее предал весь остров.

Самаэль не спеша отстегнул от пояса Меч Нуаду. Осторожно развернул он коричневую ткань, в которую был обернут манит. Серебристое лезвие сверкнуло перед жадным взглядом друида-отступника.

Это было грозное оружие. Тяжелее всех, что он когда-либо держал в руках. Лезвие, основание которого было украшено двумя бронзовыми змеиными головами, выковал некогда сам Нуаду из стали, состав которой не знал ни один кузнец. Это была почти военная тайна, так как меч рассекал даже металл. Весь эфес — гарда, дужка и наконечник — был отлит единым золотым блоком и украшен гравировкой и бриллиантами.

Самаэль поднял меч над головой, направил его острием вверх и залюбовался. Затем, пустив коня в галоп, он понесся прямо на летевших ему навстречу пятерых туатаннов.

Конь бывшего друида скакал пригнув голову. Благодаря сайману он приобрел силу, равную силе стада буйволов. Казалось, копыта его не касаются земли. Самаэль привстал в стременах, скорость возбуждала его. Меч Нуаду горел в его руке. Опьяненный жаром, он закричал изо всех сил. И даже сам крик его, казалось, рвался в бой.

Туатанны не замедляли хода. Они не знали, что это за новый противник появился перед ними, да и знать не желали. Они жаждали только одного — убивать. И ничего не боялись.

С ними был Сид. А еще с ними был Саркан, лучший из воинов клана Махат'ангор, вождь всех туатаннов.

Когда Самаэлю оставалось до них всего несколько метров, лицо его исказилось безумной улыбкой.

Ему не терпелось увидеть Меч Нуаду в действии. Увидеть живую легенду. Он ждал до последнего и в тот миг, когда лошади туатаннов приблизились и почти поравнялись с его конем, выбросил вперед руку, описав ею полукруг и вложив в нее всю силу напряженных мускулов и весь сайман. Он почувствовал, как острая боль обожгла ему плечо. Казалось, меч внезапно приобрел вес, в тысячу раз превышающий первоначальный. Но то, что увидел Самаэль, было еще удивительнее.

Из Меча Нуаду, на много метров вперед продолжив лезвие, вырвался голубой сноп пламени. Гигантская огненная дуга одного за другим скосила всех туатаннов и их коней. Это было похоже на пять взрывов, последовавших один за другим, но сам клинок при этом ни разу не дрогнул. С оглушительным свистом могучее, но изящное движение меча завершилось.

Конь по инерции пролетел мимо поверженных туатаннов. Крик Самаэля затих, и Меч Нуаду вновь обрел белый цвет закаленной стали.

Бывший друид натянул поводья, останавливая коня. Ему не было нужды оборачиваться, он знал, что увидит позади. Он медленно перевел дыхание, с улыбкой обернул меч большим куском коричневой ткани и пристегнул его к поясу, глядя вдаль, на галатийские просторы.

Когда он наконец развернул коня, глазам его предстало зрелище, которое он и ожидал увидеть. Пятеро туатаннов и их кони лежали на земле. У всадников тела были рассечены надвое, а у коней отрезаны головы. Меч рассек их всех одним махом. Алая кровь ручьями текла по зеленой траве.

Самаэль подъехал к телам и остановил коня. Он бросил довольный взгляд на изуродованное тело вождя племен. Саркана больше не было. И это лучший из воинов Сида? Эти обугленные куски мяса? Самаэль плюнул на дымящиеся останки.

Мерианд Мор, правитель Темной Земли, спешился, не веря своим глазам. Дрожа всем телом, он оперся на круп своего коня. Сегодня он видел крови больше, чем за всю свою жизнь.

Он поднял глаза на епископа Наталиена. И подумал, что христианский Бог действительно существует.

И что Он всесилен.

Повозка весь день напролет тряслась по ухабистым дорогам Харкура. Воины Огня даже ни разу не остановились, чтобы перекусить. Очевидно, они очень торопились доставить пленников в Риа.

Ближе к вечеру повозка наконец остановилась. Первой из нее вышла Алеа. Она откинула полог и спрыгнула на землю.

— Капитан! — крикнул один из Воинов Огня, с ужасом обнаружив, что пленница не связана.

Когда тот подскакал, к Алее уже успели присоединиться Мьолльн и Фейт, которые теперь стояли, потягиваясь, позади нее.

Командир отряда был высокий крепкий мужчина средних лет с роскошными, закрученными кверху усами.

— Кто их развязал? — взревел он, увидев пленников, спокойно стоящих у повозки.

Но вместо солдат ответила сама Алеа:

— Сайман.

Капитан вынул саблю из ножен и решительным шагом направился к пленникам.

— Связать их немедленно! — приказал он.

Один из солдат бросился выполнять приказ, но, когда до пленников оставалось несколько шагов, Алеа вытянула вперед руку и при помощи саймана оттолкнула его далеко назад. Среди Воинов Огня, собравшихся вокруг них, раздался глухой ропот. Капитан тотчас остановился. Он посмотрел сначала на солдата, лежавшего на земле, потом на Алею.

— Связать ее! — крикнул он, сделав по направлению к девушке еще несколько шагов.

Алеа снова вытянула руку в сторону подступавших к ней солдат и сделала плавное круговое движение. Солдаты, хотя и были довольно далеко от нее, тут же один за другим попадали на землю.

А все остальные попятились. Они были достойными воинами, но ни у кого не достало храбрости противостоять подобным чудесам.

Алеа с помощью саймана проникла в мысли лежащего на земле капитана и даже немного глубже. Теперь она научилась читать и в человеческой памяти, хотя и сама не слишком хорошо представляла себе, как ей это удается.

— Сеньон! — обратилась она к нему, узнав таким образом его имя. — Мы не пленники! Чтобы взять в плен Самильданаха, потребовалось бы сто, а может быть, и тысяча таких отрядов!

Капитан поднялся на ноги. Он не знал, что сказать ей в ответ. Он никак не мог взять в толк, откуда эта девчонка узнала, как его зовут. И что это за сила, которой она обладает, что за волшебство?

— Мы здесь только потому, что сами этого хотим, капитан, — спокойно продолжала Алеа. — Я поеду с вами в Риа, потому что хочу увидеться с Эдитусом. А вы будете меня сопровождать!

Тут капитан наконец пришел в себя.

— Да как вы смеете так нагло со мной разговаривать? — возмутился он.

Алеа нахмурилась. Значит, ему недостаточно того, что она показала. Ей было жаль терять время, но добиться от солдат полного повиновения необходимо, а снова использовать для этого сайман не хотелось…

— Сеньон, для того чтобы твои люди подчинились мне беспрекословно, мне достаточно просто убить тебя. Мысленно. Мне нужно только подумать об этом, чтобы лишить тебя жизни. И тебе это известно. Ты ведь уже все понял, не так ли? Так вот, не заставляй меня это делать. Мне незачем убивать тебя. Пока…

Капитан посмотрел на своих солдат. Он понимал, что если сейчас промолчит, то окончательно потеряет авторитет. Он их командир. Он должен сохранить достоинство и не показать обуявшего его страха.

— Ты слишком долго думаешь, Сеньон, мое терпение не безгранично. И ли ты соглашаешься сопровождать нас до Риа, или умрешь. В любом случае твои солдаты вряд ли откажутся это сделать.

Капитан понимал, что, если он откажется, девушка действительно может убить его одной только силой мысли. В этом он не сомневался. А если согласится, то покроет себя позором! Он прикусил губу. Алеа не сводила с него взгляда. Ему следовало быть более предусмотрительным. Но кто мог подумать, что она наделена сверхъестественной силой? Такой противник по плечу разве что только одному Эдитусу. А Эдитус в Риа. Ну что ж, раз она хочет туда попасть, придется сопровождать ее. Епископ сумеет с ней справиться. Другого выхода не было.

— Хорошо, — наконец согласился он.

Алеа улыбнулась. Она поняла: капитан надеется, что Эдитус убьет ее, как только они окажутся в Риа. Может быть, он даже рассчитывал на вознаграждение, если убедит епископа, что доставил ее силой…

Но этому не бывать. У Алеи на уме было другое.

— Сейчас же отправь в Риа самого расторопного из твоих солдат, пусть он предупредит Эдитуса и графа Ал'Роэга о том, что к ним с визитом направляется Самильданах.

— Алеа, — прошептала Фейт, — ты играешь с огнем…

Девушка обернулась к ней:

— Я хочу познакомиться с людьми, с которыми так враждуют друиды, познакомиться и узнать их намерения. Нам нечего бояться, Фейт, во всяком случае — пока.

Казалось, эти слова не совсем убедили Фейт, но она смирилась. А что касается Мьолльна, так тот уже давно решил ни во что не вмешиваться.

Под пристальным взглядом Алеи капитан подозвал одного из своих разведчиков. Он поручил ему немедля скакать в Риа и в точности передать ее слова. Солдат, явно довольный, что покидает эту страшную компанию, отправился выполнять приказ.

— А теперь, Сеньон, я хочу, чтобы ты поужинал со мной и моими друзьями. Думаю, тебе есть что нам рассказать, — заявила Алеа.

Несколько минут спустя все четверо уже сидели за более чем скромным столом в просторной высокой палатке.

— Расскажи мне об Ал'Роэге, — начала разговор Алеа.

Капитан чувствовал себя весьма скверно. Его возмущал наглый тон девчонки, но, считая ее опасной помешанной, он не исключал, что ей в любую минуту может прийти в голову каприз убить его. Двое других тоже не внушали ему доверия. Казалось, им не нравится его присутствие за столом, и он боялся, как бы они не оказались еще опаснее, чем эта юная истеричка…

— Что именно вас интересует? — спросил он.

— Мы вот уже несколько недель лишены каких-либо сведений о том, что происходит в стране. Расскажи нам, что, что случилось за это время. Война уже началась?

Капитан молчал. Он не знал, имеет ли право отвечать. Не будет ли это предательством по отношению к своей стране? Может быть, лучше вообще ничего не говорить? И сможет ли он ей солгать?

Алеа улыбнулась. Она понимала причину этого замешательства, потому что легко читала его мысли, и это забавляло ее.

— Войны идут по всему острову, — заявил он наконец. — Верховный Король не в силах обеспечить мир в стране.

— Меня не интересует твое мнение, Сеньон, мне нужны только факты. Что это за войны?

Капитан уже едва скрывал раздражение. Эта девчонка приводила его в бешенство. Какая наглость! Но он очень хорошо помнил, каким способом она добивается своего.

— Граф Мерианд Мор из Темной Земли напал на туатаннов на равнине к востоку от Тенианского леса.

— Чем окончилась битва?

— Не могу вам сказать. Не знаю даже, окончилась ли она…

— Ал'Роэг выступает на стороне Темной Земли?

— Наша армия не участвовала в бою, но Темная Земля является нашим союзником. И мы так или иначе оказываем ей поддержку.

— Понятно. А другие войны?

— Боюсь, главная из них еще впереди. Говорят, король Эоган объявил нам войну сегодня. Во всяком случае, такую новость несли вестовые, встретившиеся нам сегодня утром. Но больше мне об этом ничего не известно.

— Друиды на его стороне?

— А как же иначе? — ответил Сеньон. — Они только и думают, как бы уничтожить христиан и утвердить повсюду свою власть…

— Ага… А разве вы, христиане, не занимаетесь тем же самым вот уже двадцать лет? — вступила в разговор Фейт. В тоне ее звучала нескрываемая ирония. — В свое время, когда Эдитус решил обратить нас всех в свою веру, Харкур начал войну, которая унесла немало жизней. Но вы, должно быть, слишком молоды, капитан, чтобы это помнить. Однако вы один из Воинов Огня и, следовательно, не можете не знать, что ваша армия была создана специально для того, чтобы насаждать христианство, причем насаждать его силой!

— Нет, — возразил ей капитан, — наша цель — защищать христиан, и не более того.

— Значит, вы похитили нас для того, чтобы защитить христиан? — с издевкой спросила Алеа.

— Это уж решать Эдитусу, опасны вы или нет. Но мы не можем допустить, чтобы по нашей стране разгуливала девушка, которая обучалась у друидов и объявлена королем в розыск…

— Я обучалась у друидов? — воскликнула Алеа. — Так здесь думают?

Капитан не ответил. Такой поворот разговора ему совсем не нравился.

— А я-то думала, что мало знаю. Теперь я вижу, что многое из того, о чем ты говоришь, совершенно неверно. Я не только не обучалась у друидов, представь себе только, они сами меня разыскивают! Судя по тому, какая огромная свора несется за мной по пятам, меня преследует вся страна!

— И вы этого, несомненно, заслуживаете, — осмелился заметить капитан.

— Во всяком случае, я заслуживаю того, чтобы меня боялось все королевство, потому что хочу все изменить. После меня Гаэлия станет совсем другой.

Даже Фейт и Мьолльн широко открыли глаза. Такая заносчивость покоробила даже их, ее друзей.

— И какие же изменения вы намереваетесь произвести? — поинтересовался капитан, в голосе которого послышались еле уловимые нотки иронии.

— Если не наделаешь глупых ошибок, может, и доживешь до того времени, когда сам об этом узнаешь, — туманно ответила Алеа. — Но ты ведь не все нам рассказал. Какие еще есть новости?

— Я слышал ужасную вещь, но не уверен… Надеюсь, что это не более чем слухи…

— Говори.

— Передают, что армия горгунов, самая большая, какую видели когда-либо на острове, движется с юга, сметая все на своем пути.

Девушка нахмурилась. К этому она не была готова. Надо срочно проверить, слухи это или же чистая правда. Она вопросительно посмотрела на Фейт, но та только пожала плечами.

Алеа вздохнула и до окончания ужина не проронила ни слова. Капитан не мог ничего больше ей рассказать. Но все сказанное им необходимо учесть, чтобы понять, что ее ждет, и планировать дальнейшие действия.

— Как ты себя чувствуешь, сын?

Галиад стоял на коленях возле Эрвана, ожидая, когда тот проснется. Он уже сложил почти все их вещи. Оба волка все это время ходили кругами у подножия холма, как будто в нетерпении ждали их.

Эрван потянулся, зажмурившись от яркого солнечного света:

— Гораздо лучше. И дождь кончился!

— Да, это хорошо, потому что нам пора идти.

— Алеа.

Галиад кивнул:

— Если она прислала за нами этих волков, значит, мы ей нужны. И срочно. Нам нельзя терять время.

Эрван поднялся. Ему, конечно, не терпелось увидеть Алею. Он не мог думать ни о чем другом. И все же, несмотря на это, он впервые за последнее время спокойно проспал всю ночь. Его тело словно чувствовало, что нужно набраться сил перед дорогой. В последний раз хорошенько отдохнуть.

Пока сын надевал кожаные доспехи, Галиад сделал несколько шагов вверх по склону. Он осмотрелся. Ему хотелось запомнить, как выглядит это место.

— Сюда надо будет вернуться. Здесь есть что-то необычное, правда? Этот знак там, на вертикальной скале… Он должен быть как-то связан с Алеей. Надо будет ей о нем рассказать.

Эрван не ответил. Он думал об Алее. Что она скажет, когда они снова увидятся? Она говорила ему, что он ей нравится. Он помнил это. Или, может быть, это было во сне? Впрочем, какая разница, во сне или не во сне. Ведь он ее любит. С того самого дня, как впервые увидел. Но, похоже, любовь не для них. Жизнь не даст им на это времени. В этом он был теперь уверен. Их будущее — это битвы, бегство, печаль. Ничего другого быть не может. И все же ему хотелось увидеть ее снова. Ему хотелось этого больше всего на свете.

— Ты думаешь, она все еще на юге? — спросил юноша, собирая оставшиеся вещи.

— Нет. Она наверняка уже срочно уехала куда-то еще, иначе не прислала бы за нами волков… Очень скоро мы все узнаем. Мне кажется, им не терпится показать нам дорогу.

— Никак не могу поверить, что нас поведут волки! — признался Эрван, глядя на Ималу и ее друга, поджидавших внизу.

— Думаю, Алеа приготовила для нас еще немало сюрпризов! Она умудрялась удивлять даже Фелима…

Греясь в лучах раннего утреннего солнца, они тронулись в путь. Предстоящее путешествие вдохновляло их. Главное — перед ними теперь была ясная цель.

Когда они подошли к лугу, на котором резвились волки, животные тотчас большими прыжками побежали к западу. Их было едва видно в траве, которая становилась все выше по мере того, как они удалялись от склона горы. Мужчины прибавили шаг.

Волки быстро ушли вперед, но Галиад недаром был одним из лучших следопытов Сай-Мины, ему несложно было идти за ними по следу.

Солнце светило ярко, на небе не было ни облачка. Идти становилось все труднее.

— Харкур. Мы идем к Харкуру, — догадался Галиад, увидев, что волки свернули на северо-запад.

— Что Алее там нужно? — удивился Эрван.

— Ума не приложу, — ответил ему отец.

— Может, она думает, что там Совету будет труднее всего отыскать ее… Если только она отправилась туда по своей воле.

— Посмотрим, — сказал магистраж.

Галиад не расположен был сейчас к разговорам, он старался не потерять след волков. К счастью, после двух дождливых дней земля еще не просохла, и следы четко отпечатывались на ней. Ошибки быть не могло. Следы волка очень похожи на собачьи, но уже и длиннее и идут двумя параллельными линиями.

Пока земля была влажной, Галиад легко шел по следу. Но солнце могло быстро подсушить землю. Тогда придется ориентироваться по запаху или по другим признакам: по клочкам шерсти на низких растениях, по сломанным стеблям травы…

Иногда волки останавливались, словно поджидая людей. Белая волчица забиралась на холмик или камень и стояла подняв голову. Но как только показывались Галиад и Эрван, она снова убегала к своему серому другу. Она прыгала на него сверху, широко открыв пасть, и на первый взгляд казалось, что волки дерутся, но они просто играли, радуясь окончанию дождя.

Ближе к вечеру Галиад чуть не сбился с дороги. Он не понимал, по какому следу идти, потому что они, похоже, оказались на территории какой-то волчьей стаи. Магистраж удивился. Ему было известно, что одиночек стая встречает не очень доброжелательно. Но возможно, это и была их стая, или же эти двое просто ничего не боялись.

— Алеа, мой отец мертв.

Я не выполнила свой долг. Я должна была им помочь. Я ничего для них не сделала. Я стала заносчивой, а когда от меня действительно что-то требуется, я ни на что не способна. Как я могла допустить, чтобы отец моего брата погиб? Что ему сказать? Как утешить? Я не умею этого делать.

Почему получается так, что я приношу несчастье тем, кого люблю? Амина тоже потеряла отца. Вдруг это тоже из-за меня? А теперь Тагор…

— Брат, я не знаю, что сказать… Я так…

— Что ты, Алеа! Ты так много для нас сделала!

— Я? Что я сделала?

Он удивился:

— А дождь, Алеа? Мы победили благодаря дождю. Мой отец погиб, но врага мы победили. Мы обратили их в бегство.

Дождь. Я сделала так, что пошел дождь. Это так. Разве такое возможно? Мне удалось вызвать дождь? Я сделала это бессознательно. Я просто захотела, чтобы так было. Но как я могла догадаться, что это им поможет? Это решала не я, а кто-то другой. И этот кто-то действует, управляя мной. Мойра? Нет. Она во мне не нуждается. Хватит думать только о ней. Здесь что-то другое. Оно как будто уже есть в моей памяти. Вот оно. Это Самильданахи. Я не просто Самильданах, я — это все Самильданахи вместе взятые. Это они меня направляют. Их память. Это передал мне Илвайн. Не силу. Память.

Как же я не поняла этого раньше? То же самое было у сильванов. Их сила в их памяти. Дерево Жизни. Оно никогда не умирает. Оно никогда не забывает.

У меня нет силы. Но есть память всех, кто жил до меня.

— Да примет достойно Земля твоего отца!

И эти слова тоже не мои. Откуда я могу их знать? И откуда я узнала свое имя? Кайлиана. Дочь Земли. Я не сама его узнала. И не догадалась. Оно уже было в моей памяти.

Я не знаю. Я больше ничего не знаю. Все перепуталось.

— Тагор, что теперь будет делать твой народ?

— Не знаю. Они подписали договор с друидами. И наверняка будут на их стороне в войне против Харкура.

— Ты не должен этого допустить.

— У меня нет такой власти…

— Но раз твой отец мертв, ты можешь стать вождем всех кланов!

— Нет. Я слишком молод. Клан Махат'ангор изберет другого вождя.

— Ты должен настоять, чтобы избрали тебя, брат. Доверься мне. Если бы ты убедил отца, он, возможно, был бы сейчас жив.

— Мне тяжело слышать твои слова, Алеа.

— Это тяжело, но это так. Нельзя всю жизнь только и делать, что сожалеть о том, что сделали твои предки, Тагор. Наша жизнь принадлежит нам. Мы можем что-то изменить.

— Откуда в тебе такая сила, сестричка? Вот бы мне стать таким, как ты…

— У тебя своя сила!

Он засмеялся. В мире Джар можно смеяться.

— Что, по-твоему, я должен делать, Алеа?

— Стать вождем. Ты справедлив, и власть должна принадлежать тебе. Ты должен не допустить войны с Харкуром. Нам надо помешать начать эту войну, не так ли?

— Да, уже достаточно смертей. Я не хочу переносить в будущее войны прошлых лет.

— Я того же мнения. Мы вместе должны изменить Гаэлию.

— Но у нас столько врагов…

— Самых непримиримых из них мы уничтожим. А остальных научим жить в мире.

Фингин надеялся успеть заговорить первым, но тут в воздухе просвистела стрела и, прежде чем он успел увидеть, откуда она прилетела, воткнулась в деревянную перекладину повозки прямо рядом с ним.

Лошади на мгновение остановились, а потом начали отступать назад. Кейтлин и Мэл не двинулись с места. Фингин заметил, что они даже не вздрогнули, когда рядом с ними просвистела стрела.

— Отдайте нам все ценное, что есть у вас в повозке, и если нам этого хватит, вы останетесь живы.

Тут Фингин заметил шрамы на лбу у того, кто с ними говорил. Это явно был отверженный — осужденный преступник, который избавился от своего клейма, содрав со лба кожу. Отметина все равно осталась, но в этом поступке был своеобразный вызов: таким образом он давал понять, что не смирился с наказанием.

— Я Великий Друид из Совета Сай-Мины. Поймите, нападать на нас не имеет смысла. Дайте нам проехать, и я постараюсь забыть о нашей встрече…

— Мы не боимся друидов! — крикнул другой отверженный. — Ты умрешь вместе с остальными! Унсен начался!

Тотчас около десяти разбойников подскочили к повозке, выкрикивая что-то непонятное.

Если сейчас я использую сайман, то убью их всех одного за другим. У них не останется ни единого шанса выжить. Я не могу так, поступить. Я не хочу. Я буду сражаться, как обыкновенный человек. Буду сражаться мечом. Как учил меня Эрван.

Фингин выхватил оружие и спрыгнул на землю, следом за ним — Мэл и Кейтлин. У них были только палки, которые они всегда брали с собой в путь для самозащиты, но, увидев, как они встали в боевую позицию, друид понял, что обращаться с этим оружием они умеют не хуже, чем он со своим мечом. По правде говоря, это его немного успокоило.

Друид тоже принял боевою стойку. Он слегка отодвинулся вправо, оставляя свободу действий друзьям и не давая разбойникам возможности обойти их сзади.

У нас нет ни единого шанса! Их втрое больше, чем нас. Сражаться с ними без помощи саймана — просто безумие!

Рядом с ним просвистела еще одна стрела. Она пролетела так близко, что казалось, даже задела его. Фингин отскочил в сторону и, разозлившись, пошел в атаку. Подняв над головой меч, он бросился в бой.

Двое разбойников хотели еще раз выстрелить из луков, но вынуждены были опустить их — противники сошлись уже так близко, что можно было попасть в своих. Трое вооруженных мечами бандитов дрались с Фингином, трое — с Мэлом и еще двое — с Кейтлин. Они, наверное, полагали, что девушка окажется слабым противником… И ошиблись.

Актриса оказалась на редкость ловкой и сильной. Она уверенно наносила удар за ударом, и каждый из них достигал цели. Палка, описывая круги, внезапно ускоряла движение и разила нападавших то сбоку, то сверху, то ударяла в ребра. Словно танцуя, Кейтлин двигалась от одного разбойника к другому и вскоре избавилась от обоих, тогда как Фингину и Мэлу не удалось одолеть еще и по одному. Последним ударом девушка оглушила лежащих на земле бандитов и уже спешила на помощь брату, как вдруг почувствовала острую боль в бедре. Она посмотрела вниз и с ужасом обнаружила, что в ногу ей воткнулась стрела. Кейтлин попыталась шагнуть назад, но нога ее уже не слушалась, и она упала. Под ее тяжестью стрела сломалась, и острие еще глубже вонзилось в тело. Вскрикнув от боли, девушка потеряла сознание.

Фингин увидел, что Кейтлин неподвижно лежит на земле. Ему никак не удавалось разглядеть, ранена она или дело обстоит гораздо хуже. Его яростные удары становились сильнее и сильнее. Вспоминая боевые приемы, которым учил его Эрван, он все дальше выбрасывал руку с мечом, все мощнее отбивал атаки противника, и вскоре ему удалось оттеснить всех троих нападавших. Фингин чувствовал в себе пламя саймана, который только и ждал команды, чтобы разрастись. Но воспользоваться им он себе не позволял. Он хотел своими руками расправиться с бандитами.

Наконец он занес меч высоко над собой и опустил его на противников как топор. Удар пришелся одному из нападавших по шее и оказался таким мощным, что отрубил ему голову. Обезглавленное тело тяжело рухнуло между Фингином и двумя остальными бандитами. Из разрубленных артерий фонтанами брызнула кровь. Разбойники растерянно смотрели на своего мертвого товарища. Мэлу тоже удалось избавиться от одного из нападавших. Кейтлин по-прежнему неподвижно лежала на земле.

Фингин не давал своим противникам возможности отступить. Он бросался на них снова и снова, свирепо размахивая перед собой мечом, пока не распорол одному живот. Тот согнулся пополам и упал на колени, пытаясь сдержать кровь, хлынувшую из раны.

Другой бандит уклонился от занесенного над ним меча и стукнул друида дубиной. Удар был не так уж силен, но все же задел плечо Фингина. Друид упал навзничь, подняв облако пыли. Плечо, похоже, было вывихнуто. Он провел по нему рукой и вскрикнул от боли. Но над ним уже стоял бандит с занесенной над головой дубиной. Одним прыжком Фингин вскочил на ноги и, держа меч одной рукой, выставил его вперед. Его левая рука неподвижно висела вдоль тела, едва держась в выбитом суставе. Скользнув в сторону, друид уклонился от удара дубиной и повернулся вокруг своей оси, оказавшись позади противника, по инерции шагнувшего далеко вперед.

С быстротой молнии подкинул Фингин меч над собой, перехватил его, как кинжал, и изо всех сил вонзил бандиту в спину. Это было рискованно, так как, не попади он в цель, мог остаться безоружным. Но Фингин не стал раздумывать.

Меч вонзился разбойнику между лопаток, и тот испустил дух, не успев даже взглянуть в лицо убившему его человеку.

Фингин обернулся, переводя дыхание. Мэл уже убил второго бандита и на кулаках боролся с третьим. Двое лучников давно убежали.

Подбегая к Мэлу, чтобы ему помочь, друид сделал резкое движение, и плечо его пронзила острая боль. Он испустил яростный крик, и это, должно быть, отвлекло последнего бандита, который на секунду повернул голову и пропустил мощный удар сбоку. Кулак Мэла пришелся прямо ему в челюсть. Оглушенный, он повалился на песок.

Фингин бросился к Кейтлин. Он опустился перед ней на колени и взял ее за руку. Она была жива. Но из ее бедра текла кровь.

Мне следовало воспользоваться саймаиом. Какой же я болван! Я мог с легкостью избежать всего этого. Но теперь я уже не повторю такой ошибки. Надо немедленно залечить рану Кейтлин.

Он приложил обе ладони к ране. Позволил сайману сначала разрастись в голове, потом разлиться теплым потоком по венам. Наконец энергия достигла кончиков пальцев. Фингину удалось создать тепло, способное остановить кровотечение. Он вспомнил, как именно должна выглядеть энергия саймана. Этому его учил Аэнгус. Кровь остановилась. После этого он направил сайман в саму рану так, чтобы, не травмируя кожу, раздвинуть ее края. Правой рукой осторожно потянул за обломок стрелы. Стальной наконечник плавно вышел из раны. Опуда опять хлынула кровь, но Фингин тут же ее остановил. Он отбросил обломок стрелы. Затем соединил края раны. После этого он создал форму саймана, способную сращивать раны. Три кольца, одно за другим. Восстановление структуры. Это позволит соединить материю. Ошибки быть не может.

Фингин отступил на шаг, внимательно рассматривая рану. По лбу его стекали капли пота. Занимаясь Кейтлин, он забыл о боли, но теперь, когда он убедился, что девушка спасена, вывихнутое плечо снова дало о себе знать.

— Займись своим плечом! — посоветовал ему Мэл, опускаясь на колени возле сестры. — Я присмотрю за ней.

Морщась от боли, Фингин поднялся, с силой дернул себя за руку и так громко вскрикнул, что Кейтлин очнулась. Ему удалось вправить сустав, но боль при этом стала еще сильнее. Тяжело дыша, друид повалился на землю. У него вырвался нервный смех.

Кейтлин приподнялась и смущенно огляделась. Оба бандита, которых она оглушила, все еще лежали неподалеку. Третий, тот, которого уложил Мэл, начинал приходить в себя. Еще пятеро были мертвы. Она поняла, что лучники убежали. Бой был окончен. Девушка провела рукой по бедру, прильнула к брату и посмотрела на Фингина.

— Ты не стал применять свою силу друида во время боя, — сказала она.

— Не стал. Это так глупо… Я хотел… Почему я не сделал этого!

Кейтлин поднялась, опираясь на плечо брата. Бедро сильно болело, но она поняла, что может ходить.

— Что ты, что ты, напротив! — возразила она. — Это было очень смело с твоей стороны. Очень… честно. Ты поступил как настоящий сын Мойры, понимаешь?

Фингин кивнул:

— Наверное. Я хотел драться с ними на равных…

— Фингин, ты гораздо дальше продвинулся на пути Мойры, чем все друиды, которых мне доводилось видеть, — сказала Кейтлин, подошла к нему и нежно поцеловала в щеку. — Спасибо, что вылечил меня, — добавила она с улыбкой.

Фингин почувствовал, что краснеет, и поймал ее удивленно-веселый взгляд.

— Нам надо… Нам надо допросить этих бандитов. Интересно, что они имели в виду, когда говорили…

— Про Унсен? — подсказал Мэл.

Друид кивнул. Ему было известно, что это слово означает «несущее мрак»…

Глава 6 Предательство

— Что ваш главарь говорил про Унсен?

Разбойник не отвечал. Стоя на коленях со связанными за спиной руками, он смотрел на трупы своих товарищей, на кровь, заливавшую песок на дороге, и явно не мог поверить в реальность происходящего.

Мне надо, чтобы он заговорил добровольно. Он самолюбив. Я могу этим воспользоваться.

— Чтобы с вами справиться, мне не пришлось даже применять свою силу друида. Вы опозорились. А ведь я вас предупреждал.

Разбойник вздохнул. Фингин понял, что взял нужный тон, но пока этого было недостаточно.

Мне надо побольнее его задеть.

— Говорите об Унсене, а сами не можете справиться даже с одним друидом! — с презрением продолжал он.

Надеюсь, Мэл и Кейтлин понимают, что я делаю.

— Не стоит так легко бросаться словами, если не знаешь, о чем говоришь, — сказал друид, глядя разбойнику прямо в глаза.

— Вам надо, чтобы я заговорил? — выдохнул бандит.

Он не так глуп, как я думал.

— А что? Ты боишься кого-то выдать? Не хочешь, чтобы я узнал твою страшную тайну? — продолжал подначивать его Фингин.

— А узнать-то вам хочется…

— Все, что меня интересует, — это как вы могли допустить, чтобы вас использовали. И кто только мог вам внушить, что вы участвуете в Унсене?

Бандит еле заметно усмехнулся:

— Хватит выставлять меня идиотом, друид! Думаете так меня унизить, что я заговорю? Думаете, все отверженные — круглые дураки?

Он прав. Я его недооценил, Может, заставить его говорить силой или пригрозить? Нет, лучше оставить это на самый крайний случай. Мне обязательно надо все выяснить. Уверен, за всем этим кроется что-то чрезвычайно важное.

— Вы что, думаете, что Унсен действительно начался? — спокойно спросил Фингин.

— Не думаю, а знаю.

— Тогда почему вы не хотите о нем говорить? Если он начался, значит, это уже не тайна? Ведь он должен разразиться средь бела дня, не так ли?

— Вы очень скоро все узнаете. Возмездие уже в пути.

Он не лжет. Но непонятно, при чем тут отверженные?

Унсен. Это слово придумали герилимы. Оно означает битву аримана с сайманом. Унсен означал войну против друидов. Когда-то друиды Сай-Мины взяли власть на острове. Воины Унсена хотели ее отобрать. Но Унсена как такового еще никогда не было. Хотя угроза его существовала на протяжении веков и существует по сей день, когда самих герилимов уже не осталось.

Маольмордха. За всем этим может стоять только он. Значит, Отступник вышел из тени. Разумеется. Все происходит одновременно.

— Ваше возмездие уже провалилось. Я жив, а ведь я друид…

— Первыми умрут не друиды.

Алеа. Они ищут Алею.

— Вам ни за что не удастся схватить Самильданаха.

Так. Он удивлен. До него наконец дошло, что я понимаю скрытый смысл его слов. Он видит, что я догадался. Или, может быть, думает, что я все знал. Теперь надо пробудить его любопытство. Убедить, что я знаю еще больше. Произвести впечатление.

— Схватить ее было совсем не трудно… — усмехнулся бандит. — Ал'Роэгу ведь это удалось!

Ал'Роэгу? Неужели Алею схватили в Харкуре? Тогда она должна быть в Риа… Если только она уже не там, а…

— Если она в Риа, значит, она сама этого пожелала. Ал'Роэгу не удастся продержать ее там долго…

— Этого времени хватит, чтобы мы пришли и взяли ее…

Ну вот. Он подтвердил. Алеа в Риа. Теперь я знаю, куда мне ехать. Но все же неясно, кто мог вовлечь в Унсен отверженных. Хотя так ли уж это важно? Важно только одно — Маольмордха явно перешел в наступление. Все происходит слишком стремительно. Только знает ли обо всем этом Алеа? Мне надо ее предупредить. А Эрван? Может быть, он с ней в Риа?

Фингин повернулся к актерам. По их глазам было видно, что они все поняли.

— Что с ними делать? Может, взять с собой и сдать первому встречному патрулю? — предложил Мэл.

— Нет, — сказал Фингин, садясь в повозку.

Он бросил последний взгляд на бандитов. Двое по-прежнему лежали без сознания, у третьего были связаны за спиной руки.

— Нет, — повторил он, — оставим их здесь. — С них достаточно. Они ведь и так отверженные.

Мэл кивнул и, подойдя к бандиту, развязал веревки. Затем он помог забраться в повозку сестре и уселся рядом. Кейтлин тут же пустила лошадей в галоп.

Бандит посмотрел вслед повозке, удаляющейся по песчаной дороге. Затем перевел взгляд на безжизненные тела, лежащие вокруг него. Другой бы на его месте, наверное, прослезился. Или закричал бы от ярости и унижения. Но этому все было нипочем. Его уже давно приучили к страданиям.

Вернее, его уже приучили ни от чего не страдать.

Эдитус шел следом за слугой графа по коридорам дворца в Риа. Он с самого утра дожидался, когда Ферен Ал'Роэг наконец решится его позвать, и появление слуги успокоило его. Слухи о том, что Галатия собирается объявить Харкуру войну, никогда еще не были столь упорными, и давно уже пришло время что-то предпринять. Кроме того, не было никаких вестей о епископе Наталиене и о его миссии в Темной Земле.

Эдитус уже начинал сомневаться, прав ли был, отправив туда этого странного епископа. Он знал, что Наталиен что-то скрывает, но решил предоставить ему свободу действий и таким образом выяснить его намерения. Но когда офицер, которому было поручено сопровождать епископа в Мерикур, вернулся в Риа и сообщил, что тот намерен продолжать путь в одиночестве, Эдитус понял, что совершил очень большой промах. Одно из двух: или Наталиен сошел с ума, или же он что-то замышляет…

В коридорах Риа шепчутся гораздо больше, чем обычно. Можно подумать, что война уже объявлена. Как Эдитусу хотелось сейчас оказаться в своем дворце в Мон-Томбе!

Мон-Томб был совершенно иным миром. Миром тишины и трудолюбия, расположенным вдали от суеты. Вдали от безумия, царившего теперь повсюду. Это был мир гармонии, где по узким улочкам среди неброских каменных стен, приглушающих городской шум, ходили студенты и монахи в рясах. Это был его город. Город, который он возродил к новой жизни и прославил во всей Гаэлии. Который перестал быть культурным центром стареющей цивилизации, но христианство вновь сделало его средоточием интеллектуальной жизни острова. Мон-Томб был самой большой гордостью епископа Томаса Эдитуса. Это было то, что он хотел оставить потомкам, покидая этот мир… Мон-Томб.

Но если события будут развиваться так и дальше, не скоро ему удастся вновь обрести спасительный покой своего уютного кабинета в епископском дворце Отрада. С другой стороны, жизнь должна как-то меняться. Сейчас большая часть Гаэлии находится под властью друидов с их архаичным учением. Необходимо, чтобы тень Христова распятия легла на весь остров. Эдитус поклялся себе, что добьется этого и тем самым выполнит миссию, возложенную на него при отъезде из Бриттии. К тому же он хотел поквитаться с галатийцами, сделавшими его рабом, когда ему было всего лишь шестнадцать лет.

Слуга остановился перед массивной дубовой дверью, ведущей в кабинет графа. Он знаком попросил Эдитуса подождать и доложил о его прибытии.

Граф был в кабинете один. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, положив локти на обитые зеленым бархатом подлокотники и опустив подбородок на скрещенные руки. Видно было, что он погружен в тяжкие раздумья.

Эдитус подошел к нему:

— Вы меня звали?

— Садитесь, Эдитус, — серьезно сказал ему граф.

Ферен Ал'Роэг был немного тучен, с почти совсем лысой головой, круглым лицом, маленькими темными глазками и жесткой линией рта. Его считали справедливым и прямым, но агрессивным человеком. Приняв христианство, он всегда оказывал покровительство Эдитусу и сделал его своим главным советником. Веровал граф глубоко и искренне, он прислушивался к мнению епископа в делах религиозных и политических. При этом его авторитет в стране не только не упал, но, напротив, даже вырос, так как приобрел более крепкие основы. Ал'Роэг настолько утвердился в вере, что настоял на обращении в христианство всего населения Харкура и твердой рукой проводил это решение в жизнь. Он полностью полагался на Эдитуса во всем, что касалось веры, а тот рассчитывал на помощь графа при построении незыблемых основ церкви. Они испытывали друг к другу глубокое уважение.

— Что вам известно о Самильданахе? — спросил граф.

Эдитус удивился. Онготовился к разговору о войне с Галатией и никак не мог предположить, что речь пойдет о чем-то другом.

— О Самильданахе вообще или же о той девочке, которая считает себя Самильданахом?

— И о том и о другом…

Епископ вздохнул и на секунду задумался. Он попытался обобщить все, что когда-либо читал по этому поводу, и все, что сам об этом думал.

— Древние поверья Гаэлии гласят, что Самильданах — это что-то вроде всемогущего друида. Он якобы, безгранично владеет сайманом. Говорят, что сами друиды владеют им лишь в слабой мере и не всегда. Маниты, например, были якобы созданы Самильданахами…

— Я видел один манит, Эдитус. Они действительно существуют. Как вы можете это объяснить?

— Я считаю, что это просто примитивное объяснение силы Божьей. В отличие от друидов, Самильданахи живут отдельно, вдали от Сай-Мины, они не проходят никакого обучения. Они значительно менее порочны, чем друиды. Возможно, они даже справедливы и искренни. Собственно, Самильданахами их называют сами друиды. Я полагаю, что это избранные Богом люди. В Бриттии таких считают святыми… Вам известно мое твердое убеждение в том, что Мойра на самом деле представляет собой несколько расплывчатое понимание того, что мы называем Богом. И из этих своих приблизительных представлений друиды создали некое подобие примитивной религии, основанной на народных легендах. Это не настоящая религия. У них нет ни одного письменного источника. Если бы у них в руках оказалась Библия, если бы им явился Иисус Христос, они бы, безусловно, правильно поняли реальный смысл божественного начала. И мы могли бы без труда обратить их в христианство. Я уверен: для этого достаточно показать, что их представления верны, но им просто не хватает знания. Мойра существует, но ее имя — Бог.

— Я знаю, мы уже говорили об этом… Ну а девушка? Вы думаете, она святая?

Эдитус пожал плечами:

— Я знаю только то, что о ней шепотом говорят во дворце… Ничего конкретного. Вы же знаете, я не люблю вдаваться в те материи, которые мною недостаточно изучены…

— Вот и прекрасно. Завтра у вас появится такая возможность.

У епископа перехватило дух.

— Как вы сказали?

— Капитан Сеньон везет ее сюда из одного монастыря на юге Харкура. Сегодня утром мне сообщил об этом его вестовой. Я не очень хорошо понял, что там произошло. У меня сложилось впечатление, что на самом деле захватить девушку не удалось. Или она смогла освободиться. Я слышал, что она не пленница Сеньона, а якобы сама хочет прибыть сюда…

— Как все это странно!

— Когда дело касается этой девушки, ничему не приходится удивляться…

— Может быть, она и в самом деле избранница Божья.

— Именно так я и подумал, — ответил граф. — И мне пришла в голову мысль использовать ее для распространения христианства. Вся Гаэлия в нее верит. Ей нет еще и пятнадцати, а она уже стала живой легендой для всей страны. И раз она согласилась явиться сюда, возможно, она не испытывает враждебности по отношению к нашей религии.

— И все же ее следует опасаться. Ходят слухи, что она сама объявила себя Самильданахом.

— И она ошибается, так как пока что еще не слышала слова Божьего. Но говорят еще, что она хочет научиться читать. Это известно со слов монаха, который сообщил, что девочка находится у них в монастыре…

— Дело становится все более интересным…

Граф кивнул.

— Я хочу, чтобы мы приняли ее вместе, — сказал он. — И побеседовали втроем. Мы должны узнать, во что она верит, что ей известно и чего она хочет.

— Надо показать, что ее встречают благожелательно. Если мы захотим сделать ее нашей союзницей, нужно, чтобы у нее сложилось хорошее впечатление от Харкура. Надеюсь, Воины Огня обращались с ней не очень грубо…

— Скорее грубо обращается она с ними! — заметил, улыбнувшись, граф.

В эту минуту в дверь кабинета постучали.

— Войдите, — пригласил граф.

Слуга, доложивший ранее о приходе Эдитуса, появился на пороге.

— Только что во дворец прибыл епископ Наталиен. Он просит вас его принять.

— Наталиен? — удивился Ал'Роэг. — Мне казалось, Эдитус, вы говорили, что послали его в Темную Землю для переговоров с Мериандом Мором. Он что, уже вернулся?

— Для меня это такая же новость, как и для вас, — признал Эдитус, сам немало удивившись.

— Он прибыл один? — спросил граф слугу.

— Нет, с ним вместе прибыл граф Мерианд Мор из Темной Земли.

Епископ и граф удивленно переглянулись.

— Хорошо. Если дело не терпит отлагательства, я готов принять их немедленно…

Слуга кивнул:

— Я приведу их сюда, как только они будут готовы, — сказал он, прикрывая за собой дверь.

Эоган был в своем личном кабинете. Он стоял лицом к большому открытому окну, держа в правой руке бокал вина. В эту небольшую комнату, расположенную под самой крышей дворца, вела потайная лестница. Никто, кроме Эогана, сюда не заходил, и мало кто знал, как попасть в это помещение, хотя всем было известно, что иногда король скрывается куда-то. И лишь те немногие, кто осмеливался рассматривать верхние этажи дворца, могли увидеть в окне его силуэт.

Отсюда был хорошо виден весь парк. Заметив сверху что-то такое, что ему не нравилось, король спускался вниз и давал указания главному садовнику.

Но сегодня вечером Верховный Король Гаэлии Эоган Мор Галатийский поднялся сюда не для того, чтобы рассматривать растения в саду. Он пришел в тишине и покое собраться с мыслями. Ему необходима была передышка. Столько тянущих его в разные стороны сил, столько опасений и столько желаний терзали его разум…

С одной стороны — друиды. Хозяева Сай-Мины требовали, чтобы он принял чрезвычайно ответственмое решение о войне, которая огнем и мечом опустошит страну. И это будет уже вторая война между Харкуром и остальной частью острова. Но все еще помнят первую, окончившуюся двадцать лет назад двусмысленным соглашением, непрочным миром, за который заплатили своихми жизнями десятки тысяч погибших с обеих сторон. Сколько жизней придется отдать теперь?

С другой стороны — Амина. Благодаря ей его жизнь приобрела некое подобие смысла. Когда она присоединилась к нему в управлении страной, это перестало походить на маскарад. У Эогана наконец появилось ощущение, что он настоящий король, потому что таким он нравился Амине, и ради нее ему хотелось пользоваться своей властью. И все же он не послушался ее, когда она попросила его не уступать друидам. А теперь мучился, не зная, правильно поступил или нет. Возможно, Амина сгущает краски, потому что ненавидит людей в белых мантиях? А может быть, стоило последовать ее совету и не вступать в войну, на которую его толкает Сай-Мина? Не сомневался Эоган только в одном: друиды руководили им с самого начала его правления. Все эти годы он занимался самообманом, уверяя себя в том, что обладает реальной властью над страной, в то время как настоящие хозяева острова были не в Провиденции, а в Сай-Мине. В этом Амина права. Но значит ли это, что ему следует им противиться? Так ли они неправы, управляя им? Да, друиды злоупотребляют властью, но разве война с Харкуром не неизбежна? Где найти правильный ответ?

Во всяком случае, обратного пути нет. Он пообещал Великому Друиду Одрану, что Галатия объявит Харкуру войну. Отступать поздно. Может быть, ему сейчас так трудно принять решение, потому что впервые за все годы правления приходится делать самостоятельный выбор? Выбор между тем, что советует жена, и тем, чего требуют друиды. А смятение души, которое он сейчас испытывает, — неужели это и есть плата за независимость?

Не лучше ли было оставаться в неведении? Не думать о том, что друиды им манипулируют. Не видеть, что интересы окружающих его людей не совпадают… Эоган поймал себя на мысли о том, что завидует графу Бизани Альваро, никогда не задававшему себе лишних вопросов. Тот всегда слепо исполнял волю короля, какой бы она ни была, а все остальное время наслаждался жизнью.

Эоган улыбнулся. Нет. Он до такого не дойдет!

Впрочем, у него было все, о чем он мечтал: Амина. Она стала для него маленьким островком свободы в большой тюрьме, которая называется жизнью. И она, разумеется, подарит ему ребенка. Ребенка, которого он научит гораздо большему, чем научил его самого отец. Сына, который сумеет противостоять друидам и в то же время слушаться их. А ему самому уже поздно. Поздно противиться власти Сай-Мины…

Король глубоко вздохнул и поднял бокал. На золотистой поверхности вина плясали отблески лунного света. Ночь была прекрасна, и ему хотелось просто жить, наслаждаясь этим мгновением и забыв обо всем, что ожидает его в ближайшем будущем.

Он поднес бокал к губам и выпил все вино одним глотком. Почувствовал тепло, растекающееся по гортани, по желудку, и закрыл глаза. Он испытал настоящее блаженство.

Эоган повернулся и хотел поставить бокал на круглый мраморный столик. Но вдруг в глазах у него помутилось. Он тряхнул головой, желая избавиться от этого странного ощущения. Неужели он так быстро захмелел? От одного бокала вина? Он шагнул вперед и чуть не потерял равновесие. И тут же почувствовал чудовищную головную боль. Будто кто-то сзади вонзил ему в мозг острую иглу.

Стакан выпал у него из рук и разбился. Король покачнулся, сделал несколько шагов назад и тяжело рухнул на оконное стекло, разлетевшееся на мелкие осколки. Кусочки стекла посыпались на него сверху, раня лицо и руки. Но к горлу его уже подступила другая боль. И он начал задыхаться. Он судорожно хватал губами воздух, пытаясь вдохнуть. Поскользнулся на битом стекле. Откинулся еще дальше назад.

Теперь ему словно петлей перехватило горло. Глаза широко открылись от ужаса. Окровавленные кулаки судорожно сжались.

Последним, что он увидел, было лицо Амины, показавшееся в проеме двери.

И в безмолвии ночи король умер.

— Добро пожаловать в мой дворец, Мерианд, давненько же мы с вами не виделись!

Граф Ал'Роэг произнес это не без некоторой гордости. Преимущество было на его стороне, и он не хотел упускать возможности этим воспользоваться. Когда он принял христианство, ни один из правителей других графств не последовал его примеру. Его сочли безумцем, оставив одного противостоять друидам. Но сейчас все изменилось…

— Благодарю за теплый прием, августейший брат. Правда, я желал бы встретиться с вами при иных обстоятельствах. Перед вами граф без графства.

— Не может быть! О чем вы?

Самаэль, успевший переодеться в одежды священника, ответил вместо Мерианда:

— Туатанны объединились с друидами и напали на Темную Землю, чтобы присвоить ее часть. Я лично участвовал в бою, который граф Мерианд Мор, защищая своих поданных, вынужден был дать этим варварам… Темная Земля может попасть в руки друидов, для которых туатанны являются лишь орудием.

— Я потерял в этом бою всех своих людей, — тихо произнес Мерианд. — Мы показали себя не лучшим образом. Но я не могу с этим смириться. Я пришел к вам за помощью, дорогой Ферен.

— Разумеется, разумеется, Мерианд, — ответил Ал'Роэг, увидевший наконец возможность надолго заполучить Темную Землю в союзники. — Война с Галатией неизбежна, и для защиты наших интересов мы поддержим ваши.

— Я полагаю, — снова вступил в разговор Самаэль, — что вашими противниками являются главным образом друиды и туатанны. Эоган — всего лишь игрушка в их руках…

— Игрушка во главе огромной армии. Не следует этого забывать, Наталиен.

— Однако королева настроена против этой войны, — настаивал Самаэль, — а значит, король не бросится в бой очертя голову. Наши настоящие враги — это друиды и их новые союзники. Если нам удастся, самым деликатным образом, разумеется, убедить Галатию в том, что мы сражаемся не с ними, а с Сай-Миной и с захватчиками-варварами, это, возможно, укрепит положение королевы…

Ал'Роэг задумчиво почесал подбородок. Он никогда еще не видел епископа Наталиена столь воодушевленным. Граф повернулся к Эдитусу:

— Что вы об этом думаете, монсеньор?

— Мне хотелось бы понять, какие мотивы движут королевой. Почему она не хочет этой войны? Мы могли бы этим воспользоваться…

— Она ненавидит друидов, — ответил Самаэль, не дожидаясь, пока ему дадут слово.

Разумеется, постоянно вмешиваться в разговор, не дожидаясь, пока к нему обратятся, было с его стороны рискованно. Но он хотел как можно скорее выдвинуть свои аргументы, пока никто не успел высказать сомнений. У него на уме было лишь одно. Маниты. Он уже видел Меч Нуаду в деле и теперь был уверен, что тот, у кого в руках окажутся все четыре манита, способен подчинить себе весь остров. А других желаний у Самаэля не было.

— Супруга короля, Амина Салиа, сирота, — продолжал он, поочередно глядя на всех троих собеседников. — Прибыв в Провиденцию, она была отдана на обучение к друидам. Амина училась намного лучше, чем многие юноши-ваты, и когда она поняла, что ей, женщине, никогда не стать друидом, она всей душой возненавидела эту касту.

— Она хотела стать друидом? — удивился граф Ал'Роэг.

— А может быть, и Архидруидом, как знать? Как бы то ни было, она терпеть не может Сай-Мину, а значит, может стать нашей союзницей.

— Интересно, — признал Ал'Роэг, поднимаясь из-за стола.

— Именно поэтому мы должны во что бы то ни стало избежать войны с Галатией, но при этом подавить друидов и туатаннов, — продолжил Самаэль, глядя на отошедшего к окну графа. — Если нам удастся подорвать репутацию друидов в глазах жителей Галатии, дело будет выиграно. Как знать, возможно, со временем Эоган сам поможет нам установить христианство на острове…

— Сомневаюсь, Наталиен, что дело зайдет так далеко, — с улыбкой ответил Ал'Роэг, — но думаю, что если супруга короля так ненавидит друидов, мы можем по крайней мере рассчитывать на его нейтралитет.

— В этом я совершенно уверен, — заявил Самаэль.

— Неужели она ненавидит их так же сильно, как вы? — спросил его Эдитус.

Наталиен не мог не отметить прозорливости епископа. Он знал, что Эдитус ему не доверяет. Граф, наверное, тоже не знал, каковы его истинные намерения. Но все это не важно. Они стремятся распространить влияние своей религии на весь остров, а он — отомстить друидам и добыть три остальных манита, которые те получили от туатаннов. Намерения Харкура и его собственные не противоречат друг другу. И это главное.

— Пока мы от них не избавимся, нам не удастся распространить нашу религию, — просто сказал он.

Ал'Роэг согласно кивнул. Сейчас ему было безразлично, что именно движет Наталиеном. Пока безразлично.

— Однако, говорят, туатанны — опытные воины, — заметил он.

— Лучшие из всех, с кем я когда-либо сражался, — подтвердил Мерианд, которому трудно было забыть битву у Тенианского леса.

— Они дикари, но очень хорошо организованы, — прибавил Самаэль. — Их тактика боя — настоящее военное искусство. К тому же, похоже, ни один из них не боится смерти, что является самым большим достоинством воина…

— Удастся ли нам их одолеть? — спросил Ал'Роэг.

— Если бы их войско было столь же многочисленно, как наше, мы бы проиграли, — признал Самаэль. — Но их меньше. Они уже потеряли много людей при завоевании Темной Земли, понесли большие потери в бою с Мериандом, а главное — лишились своего вождя. Они сейчас особенно уязвимы, и именно поэтому нам не надо тянуть…

— Вы придерживаетесь того же мнения? — спросил граф правителя Темной Земли.

— Пожалуй, да. Во всяком случае, сейчас у меня единственная цель в жизни: победить их. В Тенианском лесу я потерпел поражение, но полон решимости взять реванш. Если вы согласны помочь мне, я соберу всех, кто захочет вместе со мной защитить свою землю, и, объединив усилия, мы положим конец этому невыносимому для нас нашествию. А что касается друидов, то я хочу, чтобы они ответили за гибель каждого моего воина…

— Сколько человек вы рассчитываете собрать под ваши знамена?

— Настоящих солдат? Три или четыре тысячи, а если хватит времени, и больше… Но я уверен, множество простых жителей Темной Земли — крестьян, ремесленников, торговцев — тоже пожелают бороться за свою землю.

— Нет, — возразил ему Ал'Роэг, — не думаю, чтобы дело дошло до ополчения. Соберите свои три тысячи солдат, это, разумеется, немного, но все-таки они станут поддержкой нашим войскам.

— Ярость удвоит наши силы, — заявил Мерианд Мор.

— А христианская вера увеличит их в десятки раз.

— Помогите нам вернуть нашу землю, и для меня не будет иной веры, кроме вашей, — пообещал Мерианд, опускаясь на колени перед правителем Харкура.

— Я уверен, что нашим войскам при поддержке ваших солдат не составит никакого труда отвоевать у туатаннов Темную Землю. Меня больше беспокоит Сай-Мина. Там с десяток Великих Друидов и наверняка около сотни простых… Они для нас — более опасные противники.

— Мы можем попытаться посеять распри в самой Сай-Мине, — предложил Самаэль.

— Каким образом? — удивился Ал'Роэг.

— С тех пор как появилась эта девушка, Алеа, там, по слухам, не все идет гладко… Кажется, один из Великих Друидов даже был исключен из Совета. Сай-Мина переживает сейчас трудные времена, и мы могли бы извлечь из этого выгоду…

— А вы очень хорошо осведомлены. Думаю, в этом деле вы могли бы принести немало пользы. Вы не воин, а мои генералы хорошо знают свое дело, поэтому я не прошу вас принять участие в разработке стратегии, но исход войны решается не только на поле боя. Если Эдитус не возражает, мне хотелось бы поручить вам все тайные дела на время военных действий. В вашем распоряжении будут все необходимые средства. Шпионы, наемные убийцы — все, кто вам понадобится для достижения победы. Открытую войну с туатаннами и друидами я беру на себя, а вы стали бы действовать против них в тылу.

Самаэль не мог скрыть улыбки:

— Это будет для меня истинным удовольствием.

— Не сомневаюсь, Наталиен, не сомневаюсь. Что же касается вас, Мерианд, то я даю вам шесть дней для того, чтобы собрать армию. Шестъ — и ни днем больше. Через шесть дней мы перейдем в наступление. А сейчас оставьте меня, я должен переговорить со своими генералами. Вы все знаете, чем должны заняться.

Все трое согласились и молча удалились из кабинета, довольные результатами разговора. У каждого из них была своя причина добиваться этой войны, но объединяло их одно общее чувство: жажда мести.

Повозка с утра до вечера без остановок катила по дорогам Галатии. Казалось, лошади не чувствовали усталости. Чтобы не сбавлять хода, Кейтлин, Мэл и Фингин правили по очереди. В течение двух дней они ехали вдоль Пурпурной реки, затем южнее Клуллиина, потом преодолели хребет Гор-Драка. Ближе к западному краю долины начался подъем, деревни попадались на пути все реже.

Ночевали и ели путники прямо в повозке, и это еще сильнее сближало их. Фингин стал даже забывать, что он Великий Друид. У него было такое ощущение, что он сам стал бродячим актером. Ближе к Харкуру, чтобы не привлекать к себе внимания, он даже снял белый плащ, отличительный признак друида, спрятал дубовый посох и оделся так же, как его спутники. Теперь ничто, кроме бритой головы, спрятанной под желтым колпаком, не выдавало его принадлежности к Совету. Он даже стал вести себя и говорить как актер.

Эта метаморфоза немало забавляла Кейтлин и Мэла, которые стали называть его «бродячим друидом» и разучивать с ним небольшие роли из своих любимых пьес. Фингин поддерживал эту игру, которая скрашивала долгий путь, но в то же время часто беседовал с актерами на более серьезные темы. Ему нравилась непреодолимая убежденность Мэла в своей правоте — тот не упускал возможности разрушить все доводы друида. Благодаря актеру Фингин смог по-новому взглянуть на то, чему семь лет учился в Сай-Мине. Хотя любовь Мэла к спорам и казалась иногда чрезмерной, друид должен был признать, что это помогало ему в переоценке многих вещей, в понимании Мойры и самой жизни.

К вечеру пятого дня, когда до Риа оставалось всего несколько часов пути, произошла неожиданная встреча.

Солнце уже давно скрылось за горами, но ночь была светла. Едва уловимый ветерок колебал пламя костра. Огромные сосны, пирамидальные кроны которых вырисовывались на юге, карабкались вверх по склону Гор-Драка. Воздух вокруг был пропитан ароматом их хвои. Яркие отблески костра плясали на красной дверце, синих стенках, зеленых окнах и колесах повозки.

Путники сидели и молча ели дичь, зажаренную на костре. Мэл только что произнес монолог из пьесы «Испытание», написанной бардом О'Анлоном. Это была захватывающая история, герой которой сожалел об ушедшем чудесном времени, проведенном с друзьями. Текст был написан с таким чувствохм, что друзья какое-то время не могли произнести ни слова. Очевидно, каждому из них приходилось переживать подобное в своей жизни.

Вдруг они услышали возглас:

— Ничего себе!

Все трое разом вскочили, пытаясь разглядеть человека, который смог подойти к ним так незаметно. Фингин оторопел. Ему показалось, что он узнал этот голос, да и лицо ему было очень знакомо! Галиад! Отец Эрвана!

— Фингин! — воскликнул тот, все еще не веря своим глазам.

И тотчас еще одна фигура показалась рядом с первой. Фингин замер. Невероятно!

— Эрван! Галиад!

Друид бросился к ним и крепко сжал в объятиях. Актеры в недоумении переглянулись, оказавшись свидетелями чудесной встречи старых знакомых.

— Как я рад вас видеть! — воскликнул друид и потянул Эрвана за руку к друзьям. — Знакомьтесь, это Кейтлин, а это Мэл.

Все сели к костру. Фингин все еще не мог прийти в себя от удивления.

— Мы не сразу тебя узнали, — объяснял Эрван с легкой иронией в голосе. — У тебя такой странный наряд!

— Правда ведь, из него получился превосходный актер? — спросил Мэл, улыбаясь.

— Но как мы могли одновременно оказаться в этом месте? — недоумевал друид.

— Возможно, мы идем в одном направлении? — не очень уверенно предположил Галиад.

— Вы можете говорить открыто, — сказал ему Фингин. — Мэл и Кейтлин — мои друзья, и они согласились сопровождать меня. Я ушел из Совета, чтобы найти вас и Алею…

— Вы ушли из Совета? — удивился Галиад. — Это мне что-то напоминает…

— Я узнал, что Фелим мертв, — сказал Фингин грустно. — Это меня потрясло. Но вам, должно быть, еще тяжелее.

Галиад кивнул. Затем, едва заметно улыбнувшись, добавил:

— Я слышал, вы выбрали себе магистража…

— И признаюсь, очень рад, что вновь нашел его! Эрван, как же мне тебя не хватало! Как я рад видеть вас обоих! — У друида вырвался долгий вздох облегчения.

Все заулыбались.

— Галиад, — снова заговорил Фингин, — не знаю, что вы решили для себя, и не уверен, что мое предложение понравилось бы Совету, но скажу прямо: если вы пожелаете, думаю, второй магистраж был бы мне сейчас очень кстати…

Аль'Даман улыбнулся. Он взял руку молодого друида в свои ладони.

— Благодарю, ваше предложение меня очень тронуло. Я был бы счастлив стать вашим магистражем, но у меня другое предназначение… Есть человек, еще более нуждающийся сейчас во мне… если вы позволите мне такую нескромность.

— Алеа? — догадался юный друид.

Галиад кивнул:

— У Самильданахов не часто бывали магистражи, но этому, думаю, он очень пригодится. И я уверен, что Фелим одобрил бы мое решение.

— Не сомневаюсь, — согласился Фингин. — Значит, вы направляетесь в Риа?

— Н-нет, — неуверенно ответил Галиад. — На самом деле мы не очень хорошо представляем себе, куда идем, хотя нам кажется, что мы идем в Мон-Томб…

— Что вы хотите этим сказать?

Галиад взглянул на сына и сделал знак, чтобы тот все объяснил. Самому ему трудно было это сделать.

— Алеа прислала за нами… волчицу, которая нас ведет, — начал Эрван.

— Волчицу? — удивился Фингин.

— Да, белую волчицу… Ты не поверишь, но мне снятся сны, в которых Алеа со мной разговаривает…

Фингин нахмурился. Как такое возможно? Ему вспомнились слова Киарана. Многие люди каждую ночь приходят в мир Джар. Некоторые осознанно, другие бессознательно.

— Я не считаю это абсолютно невозможным, Эрван.

— В одном из таких снов она сказала, что пришлет за мной белую волчицу, которая отведет меня к ней. И эта волчица явилась. И вот мы за ней идем. Кажется, она действительно нас ведет. Это… Это совершенно невероятно!

— И вы говорите, Галиад, что волчица направляется в Мон-Томб?

— Я почти уверен в этом… Здесь мы пошли в обход, и я напал на ваш след, но мы, без сомнения, движемся куда-то к югу от Риа…

— Алеа действительно в Риа, — уверенно заявил юный друид. — Ее схватили люди из Харкура, Воины Огня.

— Схватили? — переспросил Галиад.

— Похоже, что так… Но вполне возможно, что она намеревалась пойти в Мон-Томб. Это могло бы объяснить, почему волчица ведет вас туда, если она и в самом деле способна понять, чего хочет Алеа.

Фингин смолк и глубоко задумался. Его товарищи тоже молчали, видя, что он пытается найти какое-то объяснение происходящему.

— Странно, — опять заговорил он. — Когда я еще был в Сай-Мине, я спросил у моего друга, пекаря Асдема, что ему известно об Алее… Он пересказал мне множество слухов, и одна вещь меня особенно поразила: многие считали, будто она умеет разговаривать с животными!

— Очень часто молва опирается на реальность, — вступила в разговор Кейтлин, — даже в самых невероятных слухах всегда есть доля правды…

Эрван посмотрел на отца:

— Что нам делать? Думаю, нам следует пойти с Фингином в Риа. А волчица? Если мы не пойдем за ней дальше, что она будет делать?

— Не имею ни малейшего представления, — ответил Галиад. — Вот если бы с ней поговорить, как это делает Алеа… Но мы не можем.

— Она сама все поймет, — сказал Мэл. — Волки — очень умные животные. Не стоит о ней беспокоиться. Может быть, теперь она пойдет вслед за вами!

Эрван с ним согласился.

— Самое главное для нас — это найти Алею, Мьолльна и Фейт, — сказал он, — надеюсь только, что мы не опоздаем!

— Мы едем довольно быстро, — заметила Кейтлин, — и сможем быть в Риа завтра утром.

— Если Алею нужно освободить завтра, — вставая, сказал Галиад, — надо ложиться спать прямо сейчас. Нам потребуется много сил.

— Как же я рад вас видеть, — повторил Фингин, пожимая руку Галиаду, — спасибо!

— Не надо меня благодарить! Наши пути пересеклись благодаря Мойре. Да, я еще не поздравил вас с вступлением в Совет! Фелим говорил мне, что из вас получится превосходный друид. Он был прав. Насколько мне известно, ни один из друидов не вступал в Совет в столь юном возрасте… Я горжусь, что мой сын — ваш магистраж, Фингин.

— Мы отомстим за смерть Фелима, Галиад, обещаю вам это.

Кейтлин поднялась, чтобы приготовить в повозке еще два спальных места, и все стали устраиваться на ночлег.

Фингин долго не мог заснуть. Он лежал в темноте с открытыми глазами и улыбался.

Он вновь обрел своего магистража. И вновь почувствовал себя друидом.

Алеа сказала своим товарищам, чтобы они ждали ее в приготовленных для них комнатах. Она хотела увидеться с Ал'Роэгом наедине.

Девушка вошла в центральный зал дворца. Он напомнил ей Сай-Мину. Такое же просторное и роскошное помещение. Убранство здесь было менее изысканное, зато простота мебели и лежащие повсюду ковры создавали впечатление сдержанного благородства.

Граф Ал'Роэг сидел за столом в противоположной стороне зала, справа от него стоял человек в пурпурной мантии с митрой на голове. Алеа сразу поняла, что это епископ Эдитус.

— Добро пожаловать! — вставая, произнес Ал'Роэг, и звук его голоса гулко разнесся по всей комнате. — Входите, пожалуйста.

Алеа не ожидала такого приема. Как только она и ее друзья прибыли во дворец, к ним тотчас выбежали слуги, встретили и проводили внутрь. Комнаты уже были приготовлены, на столах стояли вазы с фруктами и напитки, ванны были наполнены теплой водой. За каждым проявлением подобного гостеприимства Алеа угадывала намерения графа. Значит, он не хочет убивать ее и решил воспользоваться ее могуществом. Он, очевидно, надеется с ее помощью одолеть друидов. Другого объяснения всему этому быть не могло.

— Спасибо, — сказала она, садясь в кресло, предложенное ей графом.

Ал'Роэг вернулся на свое место по другую сторону стола. Епископ все это время молчал, он только вежливо кивнул, по-прежнему стоя рядом с графом.

— О вас много говорят, Алеа… Я даже не знаю вашего полного имени…

— Я тоже, — с улыбкой ответила девушка.

Граф, казалось, смутился.

— Хорошо, в таком случае я буду называть вас Алеа…

— Я бы хотела, чтобы вы называли меня Кайлиана.

Ал'Роэг нахмурился. Эта девушка вела себя вызывающе и начинала его раздражать.

— Пожалуйста, — согласился он. — Так вот, о вас здесь ходит много слухов. Но никто не знает, кто вы и чего хотите…

— Я Кайлиана, Дочь Земли. Во мне течет кровь Галатии и Сида.

Епископ сделал легкое движение, по которому можно было догадаться, что он удивлен.

— А хочу я, — продолжала, улыбаясь, Алеа, — чтобы моя родная земля вновь обрела мир, которого она лишилась, когда такие люди, как вы, предали ее. Все очень просто.

Ал'Роэг прикусил губу. Нет, все будет совсем не просто. Но он знал, что эта девушка нужна ему. Если уж она столь непримирима, пусть лучше будет на его стороне, чем на стороне противника.

— Я знаю, о чем вы думаете, Ал'Роэг, — сухо сказала Алеа. — Но я не собираюсь принимать ничью сторону.

У Ал'Роэга отвисла челюсть.

— Я также знаю, о чем думаете вы, — продолжала девушка, обращаясь теперь к епископу.

— И следовательно, знаете, что я искренен, — ответил Эдитус, явно готовый к такому повороту дела.

— Вы принимаете меня за слегка помешанного ребенка, за что-то вроде игрушки вашего Бога… Но я ни для кого не являюсь игрушкой, Эдитус, ни для друидов, ни для вашего Бога, ни для Мойры. Я Дочь Земли, и, будучи ее дочерью, я пришла требовать, чтобы вы не предпринимали никаких действий ни против туатаннов, ни против друидов, ни против Галатии.

— Только как Дочь Земли? — нетерпеливо переспросил Ал'Роэг. — Значит, вы не объявляете себя Самильданахом?

— Так называют меня друиды… Вы знаете, что означает это слово?

Граф пожал плечами.

— Всемогущий, — сказала Алеа. — Точный перевод звучит так: «Тот, кто может все». А я, при всей моей заносчивости, признаю, что могу не все. Единственное, в чем я уверена, так это в том, что могу внушать страх таким людям, как вы… И я готова это сделать!

— Вы думаете меня напугать? — улыбаясь, спросил Ал'Роэг.

— Быстро же с вас упала маска, граф. Вы хотели выглядеть заботливым и гостеприимным, чтобы меня задобрить, не так ли? Но стоило мне задеть вашу гордость — и этой маски как не бывало!

— Никакой маски не было, сударыня! Просто я человек воспитанный и, в отличие от многих моих подданных, хотел дать вам шанс. У меня были сомнения на ваш счет. Мне не нравится судить о людях, не познакомившись с ними лично.

— А познакомившись, судить нравится?

— Что за игру вы затеяли? — вступил в разговор Эдитус. — Если вы пришли просить графа о чем-то, а речь, несомненно, идет о просьбе, не думаете ли вы, что вам следовало бы вести себя повежливей? Создается впечатление, что вы делаете все, чтобы вывести его из себя!

— У меня нет привычки притворяться для достижения своих целей. Я говорю то, что думаю, и называю вещи своими именами. И жду от людей в ответ такой же искренности. Вы же решили прикинуться гостеприимными, очаровать меня. Это была грубая ошибка с вашей стороны.

— Вы желаете искренности, сударыня? — спросил граф, давно потерявший остатки терпения. — Так вот, у меня есть дела поважнее, чем вести с вами словесную перепалку! Это истинная правда! Вы просто маленькая самозванка, и зря я трачу время на разговоры с вами… Мне надо заниматься подготовкой войны, и, если вам нечего больше мне сказать, наш разговор окончен!

Алеа улыбнулась. Она получила то, зачем пришла. Теперь она знала, что за человек Ал'Роэг, и составила мнение о епископе Эдитусе. Большего ей и не требовалось. Значит, мир будет восстановлен без их участия, теперь она была в этом уверена.

Она спокойно смотрела, как граф встает из-за стола и вызывает стражу.

— Отведите эту помешанную в темницу! И обоих ее друзей туда же! Заприте их там, пока я не решу, что с ними делать! У меня сегодня много других дел.

Алеа никак не отреагировала на его слова и позволила двум солдатам вывести ее из зала.

Несколько минут спустя Фейт, Мьолльн и она уже сидели в тесной тюремной камере.

В Филиден Одран прибыл среди ночи. Сейчас он находился в казарме, служившей клану Махат'ангор генеральным штабом, и ждал. Он думал о том, удастся ли ему убедить туатаннов, как удалось убедить короля. Ждать ему пришлось недолго. Не успел он допить предложенный ему травяной настой, как в огромную темную комнату явились все вожди кланов и уселись на пол вокруг широкого низкого стола.

— Мне стало известно о гибели Саркана, — с печалью в голосе начал разговор Одран, — да примет Земля его навечно!

Туатанны кивнули. Друиду были известны правила этикета.

— Нашему народу давно известно, какова истинная цена войны, — сказал человек, сидящий справа от Великого Друида.

— И именно поэтому мы не желаем больше воевать, — вступил в разговор самый юный из вождей.

Одран внимательно посмотрел на того, кто это сказал. Странно было услышать такие слова от туатанна. Обитатели Сида были воинами, а не миротворцами.

— Пусть мой отец станет последним, кто отдал свою жизнь за Эриу, — добавил юноша.

Так, значит, это сын Саркана! Одран понял, что здесь его ждет препятствие, о котором он и не подозревал.

— Я прибыл, чтобы сообщить вам о том, что мы начинаем войну против Харкура. Король также присоединится к нам силами своих войск. Но эта война касается и вас, так как у нас с вами общий враг. Мы в вас нуждаемся…

— Мы больше не хотим войны! — в ярости прервал его Тагор.

Великий Друид вскочил.

— Тагор говорит от своего имени, — вступил в разговор один из вождей. — Мы еще не обсуждали этот вопрос. У нас даже еще не было времени выбрать нового вождя всех кланов.

— Согласно традиции, я являюсь наследником своего отца, — ответил Тагор.

— Ты слишком молод и к тому же говоришь, что не желаешь войны, — возразил тот же туатанн, — а вождь всех кланов должен быть воином.

— Так было раньше, но впредь этого не будет! Наш народ должен измениться…

— Война у самого вашего порога, хотите вы этого или нет, — объяснил Одран, глядя на сына Саркана. — Совет, так же как и вы, желает мира, но, чтобы он наступил необходимо устранить тех, кто ему угрожает. То есть Харкур.

— Пусть будет так. Война закончится только тогда, когда Эриу станет единым государством, — продолжил Хайсан, вождь, сидящий справа от друида. — Мы вступим в войну с Харкуром, если при разделе земель вы выделите нам часть его территории. Только северной части Темной Земли нам мало.

— Это кажется мне вполне справедливым, — ответил Одран.

— Хайсан не может принимать решение за всех вождей! — воспротивился Тагор. — Это привилегия верховного вождя. Мой отец погиб, значит, заменить его должен я, хотя бы временно…

— Никто не захочет, чтобы кланами правил тот, кто не желает сражаться, — возразил ему Хайсан.

— Женщины захотят. И молодые мужчины, которые уже устали от ваших сражений. А может, и старые воины тоже.

— Без вас, — добавил Одран, — мы рискуем проиграть эту войну, и тогда Харкур вступит на вашу землю, а мы ничем не сможем вам помочь.

— И все же я готов рискнуть, — сказал Тагор. — Я думаю, мы сумеем договориться с пятью графствами острова и решить дело миром. Все уже убедились в том, что мы умеем хорошо воевать. И пока что мы — победители. Мы можем этим воспользоваться, чтобы договориться о разделе территорий.

— Нам этого недостаточно! — воспротивился другой вождь.

— Я думаю, — вновь взял слово Одран, — нам не удастся договориться до тех пор, пока вы не решите, кто станет новым вождем всех кланов.

Друид сделал ударение на слове «решите». Он понимал, что если верховный вождь будет избран путем голосования, Тагор никогда им не станет. Молодой человек мог рассчитывать только на то, что его признают наследником Саркана.

— В стране очень неспокойно, — продолжал друид, — повсюду то и дело возникают распри. Вам следует как можно скорее избрать вождя, чтобы справиться со всеми трудностями.

— Траур по погибшему Саркану еще не окончен, — объяснил Хайсан, — он был великим вождем.

— И все же нам надо избрать нового предводителя, — возразил ему другой туатанн.

— Я против выборов, — заявил Тагор, ударив кушаком по столу. — Я сын Саркана и буду настаивать на том, чтобы сменить его в качестве верховного вождя. А если мое требование не будет выполнено, я уйду из племени, и те, кто примет мою сторону, уйдут вместе со мной.

— Нельзя допустить раскола в Сиде! — вспыхнул Хайсан. — Нам следует принять решение вместе.

— Я против новой войны, и если вы в нее ввяжетесь, мне придется уйти.

За столом воцарилось долгое молчание. Туатанны не привыкли к разногласиям в своих рядах. Все вожди помнили слова Саркана: «Мы создадим Эриу кровью, наша земля достанется нам ценой многих жизней». Но они знали, что Тагор не единственный хочет окончания войны. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы на его сторону перешли другие воины. А значит, Тагор не должен стать наследником своего отца.

— Завтра клан Махат'ангор тайным голосованием изберет нового вождя, — заявил Хайсан. — Он же станет и вождем всех кланов.

Остальные вожди согласились с ним. Тагор, поняв, что ему не выиграть этого сражения, встал и молча вышел из комнаты.

На следующий день вождем клана Махат'ангор был избран Малден, он же занял место вождя всех кланов и сообщил друиду Одрану, что туатанны согласны участвовать в войне против Харкура.

Вечером того же дня Тагор заявил, что уходит из племени и призывает всех желающих окончания войны уйти вместе с ним в горы Гор-Драка. За ним последовало не более пятнадцати туатаннов, но он верил, что это лишь начало.

В мире Джар темнее, чем обычно. Может быть, это из-за того, что я заперта в темнице? Или же это из-за него? Кто он такой? Кажется, он уже давно за мной наблюдает. Его тень напоминает мне тень Маольмордхи, но я знаю, что это не он.

Он делает знак приблизиться. Мне следовало бы испугаться, но я должна все выяснить. Что это за человек, из-за которого в мире Джар так темно? Может быть, позвать Киарана? Он мог бы мне помочь…

— Здравствуй, Алеа.

Это друид. Один из Великих Друидов. Но я никогда не видела его в Совете.

— Я Самаэль.

Второй отступник. Понимаю.

— Известно ли тебе, что сейчас я нахожусь в Риа, так же, как и ты? О, узнать меня ты не сможешь, я здесь под другим именем… И мы с тобой еще не встречались.

— Чего вы хотите?

— Хочешь, я открою дверь темницы? Тогда мы бы могли немного поговорить…

— Я и сама могу открыть эту дверь, а поговорить мы прекрасно сможем и здесь.

— Хорошо. Ты мне не доверяешь. Ты права. Ты знаешь, что со мной произошло?

— Нет…

— Со мной произошло почти то же, что и с тобой и с Фелимом. Меня исключили из Совета друидов…

— Тогда между нами нет ничего общего. Меня не исключали, я никогда не была членом Совета!

— Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать, Алеа! Не надо придираться к словам! Скажем, мы, все трое, были отвергнуты Советом…

— Мне кажется, что таких людей в истории Сай-Мины было гораздо больше! Ведь есть еще и Маольмордха, не так ли?

— Маольмордху не исключали. Он, если можно так сказать, ушел по своей воле. А вот меня и Фелима исключили по философским и в то же время по политическим соображениям…

— Что же вы сделали?

— Помимо прочего, я отрицал существование Мойры.

— Понимаю. Это и в самом деле никак не могло им понравиться!

— Но ведь тебе, Алеа, так же хорошо, как и мне, известно, что Мойры не существует, что это чистой воды выдумка друидов, не правда ли?

— Я бы так не сказала…

— Ах, вот оно что! Я думал, ты дальше продвинулась по пути Знания. Но я знаю, у тебя есть сомнения…

— А у кого их нет?

— У меня. У меня нет ни малейшего сомнения. Мойра — это ложь, Алеа. И ты — тому доказательство. Одно из доказательств. Вот почему Совет испытывает такие трудности. Знаешь, что больше всего беспокоит преступника, Алеа?

— Нет…

— Как бы уничтожить улики! Ты и я, мы очень беспокоим Совет. Я — поскольку знаю, что Мойры не существует, а ты — потому что ты девушка, а обладаешь такими же способностями, как и эти кретины, если не большими!

— К чему вы клоните?

— Я хочу, Алеа, чтобы истина восторжествовала!

— Какая истина?

— Мойру выдумали друиды! Это, в конце концов, очевидно!

— А разве не упоминалось о ней в легендах Гаэлии задолго до того, как на остров пришли друиды?

— Конечно… вот именно! Это было древнее верование, которое друиды взяли на вооружение, чтобы не оттолкнуть от себя жителей Гаэлии… Они присвоили его и теперь только о нем и говорятся даже полагаю, что многие друиды сами твердо верят в существование Мойры! Но первые друиды хорошо знали, что это всего лишь выдумка, необходимая для того, чтобы лишить людей свободы суждения…

— И что же?

— Пора положить конец этому надувательству.

— Каким образом?

— Надо убить всех друидов и уничтожить Сай-Мину!

— Вы хотите убить всех друидов?

— С твоей помощью я смогу это сделать. Я и сам в чем-то посильнее друидов, только они об этом не знают…

— Самаэль, ненависть затмила вам разум…

— Вовсе нет! Напротив, теперь мне все совершенно ясно! Ведь без друидов ты и я, мы сможем управлять островом так, как пожелаем!

— У меня нет ни малейшего желания убивать друидов, и я не собираюсь становиться вашей союзницей, Самаэль. Вы безумец. Вы делаете совершенно неправильные выводы из своего толкования религии… Не верить в Мойру еще не значит, что надо убивать всех, кто проповедует учение о ней!

— Если они захватили всю власть, то надо!

— Убедите людей в том, что вы правы, но словом, а не силой!

Он молчит. Похоже, он ждал от меня другого. Неужели он действительно думал, что я стану его союзницей? Не понимаю. Опять не могу понять, что люди обо мне думают. Они считают, что я такая, какой они меня хотят видеть. Еслия хочу, чтобы меня поняли, чтобы я смогла послужить настоящему делу, мне надо создать очень четкое представление о себе. Такое, чтобы все поняли, кто я такая. Мне надо выйти из тени.

— Самаэль, я не стану вашей союзницей. А вам, по-моему, стоит еще раз хорошенько обо всем этом подумать. Что-то подсказывает мне, что вы, в общем-то,разумный человек. И вовсе не такое чудовище, каким рисует вас Совет. Но вы заблуждаетесь, Самаэль, и мне вас очень жаль.

— Я заблуждаюсь? А ты права, не так ли? Где-то я это уже слышал! Ты ничуть не лучше друидов! Что ж, очень жаль, я мог бы помочь тебе выбраться из этой дыры, из этой скучной жизни, чтобы стать наконец полезной людям, чтобы действовать. Но ты этого не желаешь, и, значит, тебе придется покориться, как и всем остальным. До свидания, Алеа. Когда мы снова с тобой увидимся, одному из нас придется умереть.

— Постойте!

Он остановился. Он оборачивается.

— Самаэль, вы не верите в Мойру, вы не верите в христианского Бога… Но вы все же используете сайман…

— Не вижу противоречия…

— Может быть, его и нет, но как вы объясните происхождение самой этой силы?

— Избранность, Алеа. Избранность. В мире существуют разные виды растений, разные виды животных, разные виды людей. И некоторые обладают большей силой, чем все остальные. Я, также как и ты, являюсь сверхчеловеком, Алеа. В этом нет ничего божественного… Ты что, думаешь, твоя сила от Мойры?

— Не знаю, Самаэль. Не знаю.

— Когда ты это узнаешь, надеюсь, у тебя еще будет время принять мою сторону…

Он исчезает. Я не пойду за ним, мне от него не по себе. Какая отвратительная мешанина лжи и недомолвок! Неужели он — еще один из моих врагов? Я видела его внутри Дерева Жизни, там они с Маольмордхой объединились против меня. И все же он не похож на Маольмордху. Его еще можно было бы спасти…

Сам того не сознавая, Эрнан продолжал традицию Архидруида Айлина. С самого начала смутных времен он приходил к архивариусу и часами беседовал с ним. И, подобно Айлину, зачастую вел нескончаемый монолог. Для того чтобы мыслить, ему необходим был собеседник, способный его выслушать. Ему надо было высказать свои соображения, чтобы сопоставить их с событиями реальной жизни. Шехан терпеливо слушал его, очень редко вставляя словечко, чтобы не прерывать ход мысли Архидруида.

— На этот раз я и впрямь не вижу никакого будущего, брат мой, — жаловался Эрнан, глядя на свое отражение в овальном зеркале на стене кабинета. — Смерть Эогана спутала все мои планы. Не знаю, что и думать. Неужели это Амина его убила? Только ради того, чтобы пойти на конфликт с нами? Возможно ли, чтобы женщина ненавидела нас до такой степени, что способна была убить собственного мужа, лишь бы навредить нам, а, Шехан? Не могу этого понять. И что она намерена теперь делать? Мы так плохо вели дела? С незапамятных времен Совет делал все возможное, чтобы трон Гаэлии занимал угодный ему человек. Эоган был предан нам. А мы не смогли предотвратить несчастья. Нам надо было воспротивиться этому браку, Шехан. И как только Айлин мог совершить подобную ошибку?

— Возможно, он сделал это намеренно… — предположил Шехан.

— Намеренно? Но это же может привести к гибели всего Совета! — воскликнул Архидруид с недоверием.

— Не потому ли, что мы впервые остаемся одни, без Галатии? И действительно ли нам нужны король или королева? Остаются ли они сейчас нашими самыми лучшими союзниками?

Эрнан повернулся к архивариусу:

— Вы имеете в виду туатаннов, Шехан? Вы что, думаете, Айлин надеялся заменить Галатию туатаннами для сохранения равновесия сил? Это не так уж глупо. Может быть, вы и правы. Они более, чем кто-либо из жителей осгрова, близки к пониманию Мойры. А если уж говорить об армии, в которой мы нуждаемся, то у туатаннов она гораздо сильнее, чем у Галатии. Вот только на сегодняшний день она не очень многочисленна. А как дать им возможность укрепиться? Находясь в Темной Земле, они оказываются мишенью для Харкура и для Мерианда Мора, который ни за что не уступит им своих владений. Воины Сида никогда не будут знать покоя и не смогут укрепить свое положение. Война с Харкуром абсолютно необходима. Нам надо избавиться от христиан, а в Риа могут поселиться туатанны. Однако у Харкура теперь есть Меч Нуаду…

— И Амина наверняка воспрепятствует тому, чтобы армия Галатии оказала нам поддержку, на которую мы рассчитывали, — добавил Шехан.

— Разумеется. Равновесие сил нарушено. Без поддержки Галатии у нас остается меньше шансов победить Харкур. Однако Одран — он сейчас у туатаннов — шлет мне хорошие вести. Они выбрали нового вождя, Малдена, который согласен сражаться на нашей стороне.

— Но я также слышал, что сын Саркана внес раскол в ряды туатаннов…

— Его влияние ничтожно мало. У него всего около дюжины сторонников. Но вы правы, мы не должны упускать это из виду. Нельзя допустить, чтобы движение противников войны разрослось. Нам следует задавить его, пока оно не начало мешать нашему делу. Мы не можем лишиться еще и туатаннов. И если мы не хотим навсегда потерять Галатию, надо что-то делать с этой чертовой Аминой!

— Мы могли бы доказать, что это она убила мужа, и просто осудить ее за это.

— Да, наверное, это вполне возможно. Мне кажется, что народ Галатии любит ее не так сильно, как любил короля. Пожалуй, нам и в самом деле нужно убедить галатийцев, что королева виновна в смерти мужа. Но для этого потребуется время, а именно его нам сейчас и не хватает. Значит, мы пока что никак не можем рассчитывать на военную поддержку Галатии.

— Нам надо убедиться в том, что Амина ничего не станет против нас предпринимать, хотя бы во время войны, — посоветовал Шехан.

Архидруид с ним согласился. Война обещает быть более сложной, чем предполагалось ранее, так как будет вестись сразу на нескольких фронтах. Алеа, восставший Тагор, Амина, Темная Земля и Харкур. Не говоря уже о горгунах, полчища которых, как говорят, движутся на север.

— Я не в силах больше ждать, Шехан! Нам надо немедленно нанести сокрушительный удар. Скажите всем нашим братьям, что уже завтра мы идем на Харкур!

— Уже завтра? Но нам не удастся подготовиться к завтрашнему дню! Это безумие! — воспротивился Шехан, поднимаясь с места.

— У нас нет другого выбора. Делайте то, что я вам говорю.

— Кто пойдет?

— Все магнстражи, шесть Великих Друидов и треть остальных друидов.

— Как выбрать из Великих Друидов тех, кто пойдет?

— Останемся я и вы. Фингин исчез. Киаран не способен сражаться. Я хочу, чтобы Аэнгус тоже остался здесь. Значит, пойдут Отелиан, Калан, Лоркан, Тиернан, Хенон и, конечно, Одран. Он встретит их на полпути и впоследствии станет руководить военными действиями.

Архивариус молча кивнул. Он встал и с серьезным лицом вышел из комнаты. Обратного пути у Совета уже не было.

Глава 7 Да будет тьма!

— Нужно организовать похороны короля и назначить дни траура…

Королева сидела в кабинете Эогана. Она не выходила оттуда с самого утра. К ней одно за другим доставляли послания с соболезнованиями от правителя Бизани, от графа Сарра и даже из Сай-Мины. Знатные люди приходили проститься с покойным, тело которого лежало на большой кровати в королевской спальне.

Амина показала, кто в доме хозяин, на следующий же день после смерти мужа. С удивительным самообладанием она заняла место Эогана и всем во дворце, придворным и прислуге, дала понять, что не намерена оставаться пассивной правительницей.

Один из прежних советников короля, Бёли, был единственным человеком, с которым Амине удалось достичь взаимопонимания. Он пытался помочь ей в условиях кризиса, неминуемо последовавшего за этой трагедией. И делал это не потому, что хоть на минуту поверил в ее невиновность, а потому, что жаждал власти, причем настолько страстно, что готов был льстить королеве и оказывать всяческие почести. Он надеялся, что, помогая Амине, добьется от нее больших полномочий, и это было для него важнее всего.

— Поручаю вам заняться этим, Бёли. Но прежде всего я хочу, чтобы народ Гаэлии узнал, что короля убили друиды, ведь он больше не желал, чтобы они им манипулировали. Я хочу, чтобы вся Гаэлия, и прежде всего Галатия, поддержала меня в борьбе против друидов.

— Вы собираетесь воевать с друидами? — с беспокойством спросил Бёли.

— Не совсем так. На самом деле я надеюсь, что мне удастся изменить существующий в Совете порядок. Я ясно вижу, каким должно быть будущее этого острова, дорогой мой, и твердо намерена добиться своего. Впервые у Гаэлии будет правитель, способный противостоять друидам. Я подчиню их и заставлю перебраться в Провиденцию. А правитель Гаэлии станет Архидруидом. Такова моя воля, а я всегда добиваюсь того, чего хочу…

— Вы хотите возглавить Совет? — выдохнул Бёли, все больше и больше удивляясь.

— Да, сначала подчинить его себе, а потом и управлять им.

— Друиды ни за что не позволят вам…

— Я сделаю так, что у них не останется выбора, — прервала его Амина, вставая.

Она медленно подошла к Бёли и, глядя прямо ему в глаза, взяла его голову обеими руками, не давая двинуться с места.

— Слушайте меня внимательно, Бёли: Галатия не станет воевать с Харкуром. Друиды сломают об него зубы. И тогда я посею раздор в Совете. Эрнан будет смещен. Затем я буду диктовать им свою волю, а когда они наконец подчинятся, я вновь объединю Гаэлию под началом Галатии. Я подчиню себе Харкур, Темную Землю и туатаннов. Потом, в свое время. Сейчас пускай дерутся между собой, это мне только на руку!

Она отпустила голову советника и широко улыбнулась:

— Вы мне понадобитесь. Я знаю, вы честолюбивы, голубчик Бёли…

— Вы уже так хорошо все продумали…

— Чтобы осуществить мои планы, мне потребуется ваша помощь. Прежде всего сделайте так, чтобы весь народ Галатии был твердо уверен: в смерти короля виноваты друиды. Это надо сделать как можно скорее. Тем временем вы должны помочь мне сменить окружение. Я хочу знать, кто распускает сплетни за моей спиной, на кого из знати я могу рассчитывать, кто поможет мне принести Галатии славу, какой у нее еще никогда не бывало…

Бёли преданно склонил голову.

— Я сделаю вас первым человеком при дворе, дружище… если, конечно, вы меня не разочаруете.

— А как нам вести себя в отношении друидов?

— Мы запретим им въезд в Галатию до тех пор, пока они не признают мою власть. Тем временем вы найдете человека, способного посеять смуту в Совете.

— А что с армией? Она была верна Эогану…

— Скажите, что я в полтора раза увеличиваю им жалованье. Думаю, этого будет достаточно, чтобы завоевать их расположение. У солдат на уме лишь две вещи: женщины и деньги. Пригласите на похороны короля графа Бизанийского, графа Саррского, пригласите даже Мерианда Мора и этого блистательного Ал'Роэга, а если друиды спросят, почему их не приглашают, ответ должен быть только один: сначала они должны признать мою власть.

— Слушаюсь, моя госпожа.

Бёли поклонился и вышел из кабинета короля, ставшего теперь кабинетом королевы.

Пятеро друзей добрались до Риа на закате дня. Уже не один только Фингин был наряжен бродячим актером: Галиад и Эрван также переоделись, а их лошади шли рядом с повозкой, чтобы все выглядело так, будто в город вошла большая труппа комедиантов. Магистраж только немного опасался, как бы Мэл, которого, казалось, забавляло все это, не заставил его для большей достоверности сыграть роль в какой-нибудь пьесе…

На улочках Риа одна за другой закрывались ставни. Светились лишь окна в трактирах да в казармах дворцового гарнизона в центре города, на невысоком холме Падерн.

Наконец путники остановились у дверей харчевни, загнали во двор повозку и привязали лошадей на конюшне. В харчевне было очень много народу, и на новых посетителей никто не обратил внимания. Им пришлось подождать, пока не освободится столик, чтобы заказать ужин. Давно уже никто из них не ел по-человечески, и они испытывали удовольствие уже от самого предвкушения хорошей еды. Друзья заказали молодую баранину под сливовым соусом, на гарнир горошек, грибы и белый рис.

Они ели, прислушиваясь к разговорам за соседними столиками в надежде услышать что-нибудь полезное для своих поисков. Имя Алеи не прозвучало ни разу, но они узнали новость, немало их удивившую: Верховный король Гаэлии мертв, его отравили.

Посетители харчевни обсуждали это весьма равнодушно, даже с легкой иронией. Галатия была далеко отсюда, и никто в Харкуре уже давно не ощущал власти короля. Здесь все подчинялись графу Ал'Роэгу и Томасу Эдитусу. Гораздо больше людей беспокоили болезненные воспоминания о войне. Кризис, что назревал сейчас, бередил старые раны.

Пятеро друзей уже начинали чувствовать себя неуютно, когда в харчевню вошел пожилой человек в голубом костюме барда с арфой в руках. Увидев людей в пестрых одеждах, он подошел к их столику. В Харкуре барды были редкостью, и, скорее всего, вошедший решил, что актеры примут его лучше, чем кто-либо другой, ведь и те и другие вели жизнь полную странствий и обычно ладили между собой.

— Здравствуйте, меня зовут Ахано, я бард, — вежливо представился он, — можно мне присесть к вашему столику?

— Конечно, — ответил Мэл и подвинулся, чтобы освободить немного места на лавке. — Садись, пожалуйста.

Бард сел, заказал себе суп и с облегчением вздохнул:

— Ну и путешествие! Как хорошо, что я уже здесь! Но вы, я вижу, тоже с дороги: ваша одежда, как и моя, вся в песке.

— Да, в самом деле, — сказала Кейтлин, отряхивая рукава.

Фингин, Эрван и Галиад не решались поддерживать разговор, они боялись себя выдать. Если они заговорят, бард без труда поймет, что они не актеры. Поэтому в ответ на его слова они лишь кивали или улыбались.

— Нечасто здесь можно встретить бродячих актеров, — заметил Ахано, когда ему принесли заказанный суп.

— Как и бардов, — ответил Мэл.

— Это так. Можно сказать, что Харкур не слишком гостеприимно принимает представителей нашей касты, — сказал он, понижая голос. — К нам относятся не так плохо, как к друидам, но помнят, что мы с ними называем друг друга братьями и сестрами…

— Тогда почему вы сюда пришли?

— Я родился в этом городе. Тогда все здесь было по-другому. О христианах еще не было и речи, и Харкур был обычным графством, таким же, как все остальные. У меня здесь осталось много друзей, и я время от времени приезжаю с ними повидаться. Но так как я бард, это с каждым годом становится все труднее. Конечно, я мог бы переодеться…

Он сделал паузу, посмотрел на Фингина и прибавил, улыбнувшись:

— У некоторых это неплохо получается…

Друид нахмурился. Его разоблачили даже раньше, чем он предполагал.

— Не бойтесь, — успокоил его бард. — Мне здесь почти так же неуютно, как и вам, хоть это и моя родина…

Кулаки Фингина крепко сжались под столом. Он очень надеялся, что Ахано их не выдаст. Ведь для того, чтобы стать бардом, надо пройти обучение у друидов, так что этому человеку, наверное, все же можно доверять.

— А что, действует ли здесь система связи, существующая у бардов? — поинтересовался Галиад, поняв, что дальше притворяться бесполезно.

— Более или менее, — ответил Ахано, отправляя в рот ложку горячего супа.

Галиад взглянул на Фингина. Он не был уверен, что барду можно задавать прямые вопросы. Кругом было людно, а им не хотелось обращать на себя внимание. Само появление Ахано уже заинтересовало некоторых посетителей харчевни, и друзьям следовало соблюдать осторожность.

Фингин понял, чего ожидает от него Галиад. С бардом следовало говорить особым языком — языком намеков и недомолвок, которого не поймет никто из посторонних. Магистраж знал, что друид таким языком владеет.

Юный друид едва заметно кивнул и повернулся к барду.

— Должно быть, в таком большом городе нелегко разыскать своих друзей, — сказал он.

Ахано приподнял одну бровь. Он увидел выражение лица друида и тотчас понял, какую игру тот затеял.

— Нетрудно, если ты уверен, что они здесь, — ответил он. — Я здесь родился и знаю этот город как свои пять пальцев. И если кого-нибудь ищу, то обязательно нахожу.

— Вам хорошо, — ответил Фингин, — а вот у меня это не всегда получается. Ведь мы, бродячие актеры, все время путешествуем. Представьте себе, я уже много лет не видел свою сестру…

— Вы говорите, сестру? — удивился бард.

— Да, сестру. Она у меня одна. И она мне очень, очень дорога.

— Понимаю. И вы ищете ее здесь?

— Я не уверен, что она здесь, но это очень вероятно.

— Возможно, я смогу что-нибудь о ней разузнать…

— Буду вам очень признателен, — ответил Фингин, очень довольный тем, что бард его понял.

— Как только я что-нибудь выясню, я вам сразу же скажу, а пока выпью стаканчик.

Друзья провели с бардом всю вторую половину вечера, найдя в нем интересного и оригинально мыслящего собеседника, а потом решили устраиваться на ночлег. Они попросили у хозяина две комнаты.

— Спокойной ночи, — прошептала Кейтлин всем троим, но смотрела при этом только на Фингина.

Мэл и Кейтлин разместились в одной спальне, а Фингин, Галиад и Эрван пошли в другую. Это были небольшие сумрачные комнатки, расположенные наверху, под самой крышей харчевни.

— Ты думаешь, он и в самом деле понял, что ты хотел ему сказать? — спросил Эрван у Фингина, стоявшего у окна.

— Он только что вышел из харчевни, хотя я сам слышал, как он спрашивал у хозяина комнату. Думаю, он отправился разузнать что-нибудь для нас.

— Только бы он не пошел на нас доносить, — тихо проговорил Галиад.

— Он ведь бард, Галиад, он на нашей стороне!

— Бард из Харкура…

— Да, но все-таки бард. Если бы он любил Харкур, то давно бы уже расстался со своим голубым костюмом барда. Ведь чтобы решиться прийти сюда в таком одеянии, надо быть верным Мойре человеком, вы согласны?

— Надеюсь, что это так, — лаконично ответил Галиад, вытянувшись во весь рост на кровати и заложив под голову руки.

Фингин по-прежнему смотрел на улицу. В лунном свете на его лицо ложились причудливые тени. Эрван внимательно глядел на него. Они не виделись меньше месяца, но ему казалось, что прошла целая вечность.

— Ты изменился, Фингин, — сказал юный магистраж с улыбкой. — Ты стал настолько… свободнее. Не знаю, как это сказать…

Фингин повернулся к нему:

— С тех пор, как вы исчезли, произошло столько событий, что я стал задавать себе вопросы, которые раньше мне бы и в голову не пришли. Моя вера в Сай-Мину была подвергнута суровому испытанию. Я оставил Совет, поддавшись чувству гнева, я был в смятении…

— Так же, как и Фелим? — спросил Эрван.

— Думаю, почти так же. Я не понимаю, чего на самом деле добивается Эрнан. Не уверен, что он сам знает, чего хочет. У меня было такое чувство, будто он прямо подталкивает меня к тому, чтобы я отправился к вам на помощь, на помощь Алее, и в то же время мне кажется, что он стремится от нее избавиться.

— А может, он ее просто боится? — предположил Галиад.

— Не думаю, что Архидруид может поддаться подобному чувству.

— Я тоже, — ответил Галиад. — Но бояться Алеи вполне естественно. Сам Фелим и тот испытывал нечто подобное.

— Это не помешало ему прийти ей на помощь…

— Да, действительно, — подтвердил Галиад. — И в этом вы очень с ним похожи. Я думаю, Гаэлии суждено измениться. Равновесие, существовавшее в ней, оказалось пагубным, перемены стали необходимы, и принесет их Алеа. Но всякий перелом сопровождается болью, и этот тоже будет болезненным. Весь вопрос в том, в каком мире мы окажемся потом. Удастся ли Алее изменить его так, как она задумала, и если да, то какую жизнь это нам сулит? Вот этот вопрос и не дает покоя Совету. Ведь друиды уже много лет управляют островом и даже не представляют себе, что может быть иначе.

— Но должны же они понимать, что будущее страны важнее их собственного! — воскликнул Фингин, будто желая, чтобы его услышали в Сай-Мине.

— Вы это поняли, Фелим тоже. Может быть, уразумел это и Эрнан, но пост Архидруида мешает ему признать правду. Он вынужден поддерживать Совет…

Фингин вздохнул.

— Фелим наверняка знал бы, что надо делать, — сказал он в отчаянии.

Эрван встал и подошел к юному друиду:

— Мне кажется, что тебе это тоже под силу. Ведь какое нужно иметь мужество, чтобы в твоем возрасте уйти из Совета!

Фингин с благодарной улыбкой повернулся к своему лучшему другу:

— А ты, ты нашел Алею…

— Да. Но я бы один не справился. Ни я, ни отец не знаем точно, что произошло. Фелим погиб, а мы оба погрузились в какой-то сон наяву…

— Попали в мир Джар, — проговорил Фингин.

— Нас туда привела Алеа.

— Должно быть, она может туда перемещаться, как Киаран. На заседании Совета он уверял нас, что встречает ее в мире Джар каждый вечер.

— Она сказала нам, чтобы мы уходили, а потом вступила в схватку с Князем герилимов. Мы не знали, чем окончился бой. Потом я увидел Алею в этом странном мире снова и понял, что она победила врага.

— А теперь, как вы говорили, она, очевидно, хочет попасть в Мон-Томб. Интересно, что ей могло там понадобиться…

— Главное сейчас — найти ее, — вступил в разговор Галиад. — Если она и в самом деле оказалась в плену у Ал'Роэга, вызволить ее будет очень трудно.

Фингин тоже улегся на кровать. Все трое замолчали и долго не произносили ни слова, но никто не смыкал глаз. В ночи, подобные этой, ход жизни ускоряется, сердце бьется сильнее, и сна нет и в помине.

— А ты, — спросил наконец Эрван, — у меня такое впечатление, что ты…

— Я — что? — спросил Фингин, приподнявшись на локте.

Эрван фыркнул.

— Что? — настойчиво повторил друид.

— Ну, скажем, ты уж очень любезен с Кейтлин.

Фингин широко открыл глаза.

— И это говоришь мне ты! — оскорбленно воскликнул он. — Ты, который убежал из Сай-Мины из-за красивых глаз Алеи!

Эрван расхохотался, за ним и Фингин. Галиад вздохнул.

— Первый раз в жизни вижу, чтобы друид и его магистраж вели себя как настоящие балбесы, что один, что другой! — усмехнулся он и шутливо прикрыл ухо подушкой, словно стараясь не слышать их болтовни.

Тут в дверь постучали.

Галиад одним прыжком вскочил с постели. Взяв в руку меч, он, осторожно ступая, подошел к двери.

На пороге показался Ахано.

— Думаю, я знаю, где находится ваша сестра, — объявил он, войдя в комнату.

Галиад отошел в сторону, чтобы его пропустить, выглянул в коридор и плотно прикрыл дверь.

— Алеа захвачена графом Ал'Роэгом, — объявил Ахано, — вместе с ней в темнице сидят двое ее друзей, бардесса и гном-волынщик.

— Значит, это правда, — вздохнул Фингин.

— Они находятся в подземелье дворца, прямо здесь, в Риа. Не знаю, надолго ли их туда поместили, но сейчас графу не до них: друидам и туатаннам объявлена война. Армия готовится к бою…

Галиад взглянул на Фингина, на сына, затем подошел к барду:

— Спасибо вам, Ахано. Спасибо. Есть ли хоть какая-то возможность ее освободить?

Бард изумленно вытаращил глаза.

— Освободить из дворца Риа? — воскликнул он. — Но в этой крепости полно солдат, и с ними не так просто справиться. Думаю, вам известно, кто такие Воины Огня…

— И все же, — продолжал настаивать магистраж, — если бы мы захотели ее освободить, как нам, по-вашему, следовало бы поступить? Вы же так хорошо знаете город.

— Увы, это вряд ли возможно, друзья мои. Разве что солдаты будут очень заняты подготовкой к войне и ослабят наблюдение за дворцом… Кстати, сегодняшний вечер, пожалуй, подходит для этого лучше всего. Но все равно это было бы чрезвычайно сложно!

Галиад кивнул и посмотрел барду прямо в глаза, но взгляд его стал отсутствующим, как будто он уже обдумывал свой план.

— Во дворце наверняка не один вход? — быстро спросил он.

— Разумеется, но я знаю не все!

— Ахано, а если бы вы были на нашем месте, что бы вы сделали?

— У меня никогда бы не хватило смелости тайно проникнуть во дворец Ал'Роэга!

Галиад вздохнул. Фингин и Эрван стояли позади него. Теперь, когда они знали, что Алеа здесь, совсем рядом, заперта в темнице, их охватило безудержное стремление действовать немедленно.

— Постойте, — внезапно сказал Ахано. — Сам я не могу вам помочь, но знаю одного человека, который может вам пригодиться…

— Говорите же, — поторопил его Галиад.

— Это один из моих друзей, каменщик. Он много раз руководил строительными работами во дворце и знает его очень хорошо. Но я не уверен, что он захочет вам помочь. Он не является противником Ал'Роэга…

— Я беру на себя задачу уговорить его, — вступил в разговор Фингин. — Пойдемте к нему прямо сейчас!

— Так поздно? — воскликнул Ахано.

— Вы же сами сказали, что сейчас самый подходящий момент, — ответил Галиад.

Бард пожал плечами:

— Да, правда. Но это может ему не понравиться. Вам придется призвать на помощь весь ваш дар убеждения!

— Я иду за Мэлом и Кейтлин, — заявил Фингин, устремляясь к двери.

— Вы уверены, что их стоит брать с собой? — остановил его Галиад.

— Да. Они такие искусные воины… Вы даже представить себе не можете…

Юная бардесса на коленях стояла перед Дермодом Кахлом, лицо ее было разбито в кровь.

За спиной живого мертвеца горела целая деревня. Свирепые горгуны догоняли немногих уцелевших и добивали их, руша дома, еще не охваченные пламенем, и опустошая все на своем пути. Крики женщин заглушал грохот горящих балок, которые падали в огонь, поднимая клубы черного дыма. Пламя уже перекинулось на окрестные луга и на амбары, полные собранным за лето урожаем.

— Я уверен, что ты знаешь, где находится эта девушка, — повторял Дермод Кахл замогильным голосом.

Юной бардессе показалось, что черный капюшон ее палача дымится. Это был странный дым, он шел словно ниоткуда. За черной тканью не было видно ни лица, ни даже глаз.

— В вашем узком кругу новости распространяются очень быстро…

Он занес руку и ударил ее по лицу тыльной стороной одетой в перчатку ладони. Девушка упала на землю и разбила себе нос.

Кровь струилась у нее по лицу вперемешку со слезами.

Кэдлин пришла в эту маленькую галатийскую деревушку на берегу реки Шинайн накануне вечером. Это была восхитительной красоты девушка, она только что окончила обучение и путешествовала по стране со своими первыми песнями и сказаниями. И сегодня вечером всему этому придет конец. Только потому, что она, на свое горе, оказалась здесь и сейчас. Она не знала, почему Мойре было угодно привести ее сюда. За что ее постигла такая участь? А главное, кто этот ужасный, отвратительный человек, который так жестоко с ней обращается?

— Почему ты не отвечаешь мне, паршивка? Ты думаешь этим ей помочь? Если не скажешь ты, скажет кто-нибудь другой, когда я тебя убью… Ну, отвечай. Где она?

Но девушка не могла говорить. Она сама не знала почему. Что за неведомая сила велела ей молчать? Уверенность в своей неизбежной смерти? Зачем предавать девочку, которую она не знает, если ей самой все равно не выжить…

Кэдлин плакала. Она плакала о тех часах, которые провела у постели своей умирающей матери. Она плакала о времени, проведенном в школе друидов. О долгих месяцах, отданных чудесным сказаниям. О прекрасных сказках, о новых и о забытых песнях. Об улыбке незнакомой маленькой девочки, которая слушала ее полный небылиц рассказ, спрятавшись за занавеской в харчевне. А еще она плакала о будущем, которого у нее не будет. О городах, в которые мечтала попасть, но теперь никогда не увидит. О неожиданных встречах. Об учениках, которым могла бы передать искусство бардов.

Она плакала, и это, возможно, помогало ей молчать и просто ждать, когда наступит темнота. И будет мрак.

Дермод Кахл подождал, слушая приглушенные рыдания молодой женщины, затем подошел ближе и наклонился над ее маленьким израненным телом. Он положил руку ей на лоб.

— Ты вынуждаешь меня читать твои мысли, — сказал он, вздохнув, — терпеть этого не могу…

Кэдлин попыталась вырваться, оторвать его руку ото лба, но Дермод Кахл с нечеловеческой силой сжал пальцами ее череп, и она уже не могла двинуться с места. Голову ее сжимали тиски, с каждым мгновением давящие все сильнее. И тут она вдруг почувствовала в себе сайман. Чужая сила проникла в ее разум. Сила друидов. Она была уверена в этом. Она не имела права ею пользоваться, но узнала ее. Сомнений быть не могло.

Девушка ничего не могла сделать и только чувствовала, как чуждая энергия взламывает ее мысли, проникает в память.

— Риа. Она в Риа, это так? — начал Дермод Кахл, подняв голову вверх и как бы прислушиваясь к тихому голосу, доносящемуся к нему издалека. — Ее захватил Ал'Роэг. Она находится в Харкуре, во дворце. Вот как.

Он отпустил голову девушки и сильно оттолкнул ее назад. Кэдлин упала навзничь и больше уже не пыталась подняться. Она была без сил.

— Вот видишь, дорогуша, проще было сразу мне все сказать.

Дермод Кахл развернулся и пошел к своему коню, оставив измученную девушку лежать на песке.

Он вскочил в седло и рысью поскакал к северу. Горгуны, заметив его отъезд из города, начали собираться в колонны. Господин ничего им не приказывал. Они и так шли за ним, куда бы он их ни вел.

Все двенадцать армий горгунов вновь двинулись в путь, тысячами выходя из горящего городка. Проходя мимо несчастной бардессы, многие из них набрасывались на нее, и облако пыли темной вуалью закрыло свет последних мгновений ее жизни.

— А почему я должен вам помогать? — спросил каменщик, когда Фингин закончил рассказ об их приключениях.

Они пришли к нему уже глубокой ночыо и теперь находились в кухне. Фингин и Ахано сидели за столом вместе с хозяином. За ними молча стояли Мэл, Кейтлин, Эрван и Галиад, а по другую сторону стола, скромно устроившись в коридорчике, ведущем к кухне, разговор слушала жена мастера.

— Алею разыскивает Совет друидов, Галатия, Маольмордха со своей армией горгунов, Харкур… Все правители этого острова хотят ее схватить. Как вы думаете — почему? Потому что эта девушка обладает могуществом, способным изменить мир, а правители терпеть не могут перемен! А вы, неужели вы не хотите, чтобы они произошли? Если этой девушке никто не поможет, как мы можем надеяться, что здесь что-нибудь изменится?

Похоже, каменщика это не очень убедило. Фингин видел, что, в принципе, тот не против помочь им, но риск был слишком велик.

— Ансель, кем бы ни была эта девочка, — вступил в разговор Ахано, — ты ведь понимаешь, что ей совсем не место в тюрьме Риа?

Затем к хозяину обратился Эрван:

— Господин Ансель, я прошел через весь остров, чтобы помочь Алее. Она самый дорогой для меня человек. Мы не просим вас ее освободить, не просим открыто помогать нам, — мы просим только показать нам вход во дворец, чтобы у нас была хоть какая-то возможность ей помочь. Вы пробудете с нами ровно столько времени, сколько захотите. Когда вы сочтете, что это становится чересчур опасным, вы тут же повернете назад, и никто из нас и не подумает вас в этом упрекнуть.

Каменщик вздохнул. Он знал, что рискует головой, но возражать всем этим людям было нелегко. Он обернулся, ища поддержку в глазах жены, и, к удивлению гостей, она заговорила.

— Если Великий Друид покинул Сай-Мину, чтобы спасти эту девочку, которую разыскивает сам Совет, значит, она и в самом деле необычный человек, — решилась произнести она, глядя на мужа. — Похоже, эти люди очень ее любят. Это, наверное, удивительная девушка, Ансель. Думаю, тебе надо им помочь…

— Но это чистое безумие! — воскликнул каменщик, снова поворачиваясь к гостям. — Вам известно, сколько Воинов Огня охраняют дворец?

— Мы же не собираемся входить туда с оркестром и всех будить. Если вы поможете нам найти тайный вход, мы попытаемся освободить Алею так, чтобы нас никто не услышал, и успеть уйти подальше, прежде чем ее хватятся.

Каменщик положил руки на стол и поднял глаза к потолку. Фингин не сумел понять, был ли это жест отчаяния, или же Ансель пытался принять какое-то решение. Друид взглянул на женщину, прятавшуюся в тени коридора, но выражение ее лица тоже ничего ему не сказало.

— Мы могли бы пройти по канализационному стоку, но в это время года он может быть засорен, да и запах там стоит невыносимый. Нет. У нас есть возможность пройти другим, совершенно немыслимым путем, хотя тут нужна необычайная храбрость, но это единственный проход, который не охраняется.

— Мы слушаем вас, — поторопил его Фингин.

— Потайной ход. По замыслу архитекторов, он сделан для того, чтобы граф смог уйти по нему в случае осады. Трудность состоит в том, что ход ведет прямо в кабинет Ал'Роэга. Хотя он вряд ли окажется там посреди ночи…

— Такая вероятность все же есть, — заметил Ахано. — Граф сейчас готовится к войне. Возможно, он сегодня вообще не ляжет спать.

— Возможно. Однако если он готовится к войне, то вряд ли сидит в своем кабинете, — возразил Ансель. — Он должен в таком случае совещаться со своими военачальниками, а его кабинет для этого слишком мал. Думаю, он проведет ночь этажом выше, в большом зале, где хранится архив. Все многолюдные совещания проходят именно там.

— Как бы то ни было, надо рискнуть. Но когда мы окажемся в кабинете, как нам потом найти путь к камере Алеи?

— Нужно будет спуститься по южной лестнице. Я могу нарисовать вам план. Но там вы рискуете встретить солдат. А главное, подземные камеры находятся в конце коридора и вход в него всегда под охраной. Досадно, ведь подземный ход идет параллельно коридору, ведущему к камерам, но стены там слишком толстые, и, чтобы проделать в них отверстие, потребуется не один день.

— Может быть, и меньше, — живо откликнулся Фингин, — я могу попробовать кое-что…

Каменщик взглянул на друида:

— Вы полагаете, что можно разрушить такую толстую стену?

— Я не совсем уверен, но, если это избавит от необходимости идти через весь замок, стоит рискнуть, не так ли?

— Тогда все будет гораздо проще. Я могу вам показать, какое место подземного хода находится прямо рядом с камерами.

— Господин каменщик, вы наш спаситель. Нам нельзя терять ни минуты. Мы должны идти прямо сейчас.

Ансель обернулся и посмотрел на жену. Не совершает ли он сейчас чудовищную ошибку? За всю свою жизнь он ни разу так сильно не рисковал, а сейчас готов изменить графу Ал'Роэгу, к которому в общем-то относился с уважением. Но в улыбке жены он увидел поддержку⁷ Казалось, она им гордится, и это придало ему храбрости. Он встал:

— Ну, пошли. Вход в тоннель находится за чертой города.

Они уже довольно долго шли по подземному ходу, проходящему под Риа, и теперь их окружала полная темнота. Хорошо, что Ансель снабдил их достаточным количеством факелов.

Сам каменщик и бард остались у входа в тоннель. Пятеро друзей горячо поблагодарили их за помощь. Доброе расположение этих жителей Харкура вселяло надежду. Гаэлия все же не была полностью разобщена.

Фингин очень внимательно выслушал все указания каменщика. Он надеялся, что не пропустит нужное место. Друид посылал вперед волны саймана, обследуя темное пространство, и все время был настороже. В отличие от Галиада и Эрвана, а может быть, даже от Кейтлин и Мэла, он впервые оказался в такой необычной обстановке. Фингин не привык вот так сломя голову бросаться навстречу приключениям. Он очень волновался, но ни о чем не жалел. У него было такое ощущение, что он наконец действительно служит делу Мойры во благо Гаэлии. И, несмотря на то что он был сейчас далеко от Сай-Мины, Фингин с небывалой остротой ощущал себя друидом. Будто в нем вновь возродилась связь с древними корнями его касты, побуждающими отдавать свои знания людям.

Стены тоннеля были сырыми, становилось все холоднее и холоднее, ничто больше не напоминало о лете. По мере того как они спускались, почва под ногами казалась все менее твердой. Каждый звук в этих уходящих вдаль стенах отдавался эхом. При едва уловимом движении воздуха пламя факелов дрожало.

Друзья молча продвигались вперед с Фингином во главе, Галиад замыкал шествие. Никто не смел произнести ни слова. До дворца было еще далеко, но они уже сейчас опасались, как бы их не обнаружили.

Вдруг над их головами послышался сухой треск. Кейтлин вскрикнула. Над ними пролетела летучая мышь. У Фингина вырвался вздох облегчения. Они вновь двинулись вперед.

Друид, от неожиданности потерявший контакт с сайманом, вновь разжег в себе его энергию. Он пускал перед собой горячие волны, будто ощупывая темноту вытянутыми вперед руками. Натыкаясь на стены, сайман возвращался к нему, рисуя в его сознании очертания предметов. С помощью этой энергии он видел в темноте. Он улавливал малейший звук. Эхо шагов. Шум дыхания. Он чуял все запахи. Ощущал сырость подземелья, запах пота своих товарищей. Сайман усиливал его чувства, делал более явными все признаки окружающего мира. Но самые простые вещи иногда ускользали от него, когда он увлекался изучением наполнявших его ощущений. Вот булыжник на пути. Неровно положенный камень в стене. Здесь летучая мышь, на этот раз она неподвижна. Треск пламени.

Внезапно друид почувствовал что-то необычное. Он тотчас остановился и, выпрямившись во весь рост, застыл на месте. От неожиданности Эрван, который шел следом за ним, ткнулся головой ему в спину.

— В чем дело? — встревожился юный магистраж.

— Ш-ш! — шепнул Фингин, поднимая вверх руку.

Здесь. Справа. Это не камень, не летучая мышь, это нечто другое. Откуда-то повеяло теплом. Оно накатывало, как зыбкая волна. Фингин попытался определить, что это такое. Повсюду вокруг него растекался поток энергии, он прошел внутрь камней, просочился под землю… И тут друид вдруг ощутил рядом с собой другую энергию. Как будто здесь был еще один сайман…

— Алеа?

Он прикрыл глаза. Нужно во что бы то ни стало донести до нее свое послание. При помощи мысли. Отослать слова внутри саймана.

— Алеа?

— Друид?

Это голос той самой девушки. Сомнений быть не могло.

— Это Фингин. Уильям. Друг Эрвана! Помнишь меня?

— Конечно! Значит, тебе передали мою просьбу? Но я просила тебя прийти в Мон-Томб…

— Мы узнали, что ты здесь.

— Мы?

— Да, мы здесь с Эрваном и Галиадом. И еще с двумя нашими друзьями, Мэлом и Кейтлин, они бродячие актеры.

— Эрван здесь? И Галиад? Да, я чувствую, что они рядом. Спасибо, Фингин! Благодарю тебя!

— Фейт и Мьолльн с тобой?

— Да, они сейчас спят.

— Что происходит? — забеспокоился Эрван.

Друид тряхнул головой.

— Тихо! — громким шепотом сказал он. — Алеа здесь, совсем рядом с нами. За этой стеной!

— Ты уверен? — воскликнул Эрван, хватая друга за руку.

— Ш-ш! — опять произнес Фингин, вновь погружаясь в поток саймана.

— Для девушки, никогда этому не учившейся, ты неплохо владеешь сайманом!

— Ты сможешь меня еще многому научить. Для этого я тебя и позвала. В том числе…

— Сейчас мы тебя оттуда вытащим. Мне кажется, Эрвану не терпится с тобой увидеться!

— Мне с ним тоже.

— Но как нам это сделать? Как ты думаешь, мы сможем разрушить стену вместе?

— Конечно. Но надо сделать все тихо. Нужно вынимать камни по одному. Именно это я и собиралась делать, когда вы пришли! Я только сейчас обнаружила, что за этой стеной есть пустое пространство. Где вы находитесь?

— Это длинный подземный ход, ведущий за город…

— Прекрасно. Сейчас разбужу Мьолльна и Фейт.

Фингин спокойно повернулся к друзьям:

— Алеа здесь, с ней Мьолльн и Фейт. Отойдите подальше, мы попробуем сломать стену.

— С ней все в порядке? — отступая назад, поспешно спросил Эрван.

— Да. Ну, отходите.

Затем друид повернулся к стене, вновь овладевая сайманом. Он попытался с его помощью обхватить камень. Энергия окутала огромный куб полностью. Вначале надо было убрать землю, скрепляющую камни стены на стыках. Сайман принял форму множества маленьких лопаток, вынимающих землю вокруг камня. Стыки становились все тоньше, тоненькими ручейками земля стекала вдоль камней. Понемногу весь камень был освобожден. Фингин попытался вынуть его с помощью саймана, но ему не удавалось удержать камень. Требовалась ювелирная точность каждого движения. Друид попытался еще раз. Приходилось приподнимать камень и одновременно тащить его из стены вперед. Фингину хотелось сделать это вручную, но камень был явно слишком тяжел. Внезапно он почувствовал, что глыба тронулась с места. Друид сразу понял, что за сила его двигает. Сам того не осознавая, он усилил сайман со всех сторон камня. Так стало легче. Он сделал еще одно усилие, и камень с оглушительным грохотом свалился на землю.

Четверо его спутников вздрогнули и отскочили.

— Нельзя сказать, чтобы получилось тихо! — заметил Галиад.

— К сожалению… — извинился друид. — Теперь я буду пытаться удерживать камни. Нелегкое, признаться, это дело!

— Не волнуйся, продолжай, — поспешно успокоил его Эрван.

Друид снова сосредоточился. Он услышал, что камни шевелятся и по другую сторону стены. У Алеи получалось быстрее, чем у него. Он вынул второй камень, за ним третий. Каждый раз у него получалось производить при этом все меньше шума, но все же эхо от падения огромных глыб на землю гулко отзывалось по всему тоннелю. Фингин надеялся, что во дворце этого не услышат. Но надо было торопиться.

И вот вскоре он увидел, как тронулся с места камень, который он не трогал. Это был последний, отделяющий их от пленников.

Наконец на уровне его лица в стене появился просвет, и в нем сквозь облако пыли он увидел лица Мьолльна, Фейт и Алеи. Друид вскрикнул от радости.

К нему тотчас подбежали Эрван и Галиад.

— Алеа! — воскликнул Эрван.

Девушка протянула руку сквозь отверстие в стене. Юный магистраж крепко сжал ее в своих ладонях.

— Как же я рада вас видеть! — сказала Алеа.

— Ба! Мой учитель боевого искусства! Какая неожиданность! Хе-хе, и вы здесь, Галиад! Клянусь, вам я тоже очень рад!

— Давайте скорее! — поторопила их Фейт, на губах которой сияла радостная улыбка. — Мне кажется, там за дверью какой-то шум.

И тут все услышали приглушенные голоса стражников.

— Клянусь Мойрой! — вскричал Мьолльн. — Наверное, мы слишком расшумелись!

— Отойдите! — приказал Фингин. Он хотел вынуть еще несколько камней, чтобы пленники смогли выйти.

Эрван и Галиад сделали несколько шагов назад.

— Алеа, помоги ему, а мы попытаемся удержать дверь! — воскликнула Фейт. — Мьолльн, идите сюда, помогите мне!

Они оба изо всех сил уперлись в дверь. Стражники уже вставляли ключ в замочную скважину.

Фингин и Алеа ускорили движения саймана. Друид уже не обращал внимания на грохот камней. Его сайман был на исходе, и самого его слегка покачивало. Он оперся спиной о стену тоннеля и собрал всю оставшуюся энергию, обрушив ее на последние камни.

Видя, что это дается ему нелегко, Галиад поспешил на помощь, руками помогая ему вынимать камни. Он тащил их, помогая себе яростными криками. Наконец поддался и выпал из стены последний камень, чуть не раздавив Галиаду ногу. Едва успев отскочить, он крикнул:

— Идите сюда! Вы уже можете пройти!

Алеа повернулась кдвери. Она увидела, что Фейт и Мьолльну уже не удается сдерживать стражников, пытающихся открыть дверь. Она закрыла глаза и направила на друзей сайман, окутавший их со всех сторон.

— Отойдите! — крикнула она, и они, видя, что она как-то странно вытянула руки в их сторону, сразу же послушались.

Дверь тут же резко захлопнулась, разбив пальцы стражнику, которому удалось просунуть их внутрь.

Он взвыл от боли.

— Идите сюда! — приказала Алеа, не ослабляя усилия.

Мьолльн подтолкнул вперед Фейт. Она перешагнула через кучу камней, лежащих на полу, и проскользнула в отверстие в стене. Галиад схватил ее за плечи и крепко сжал в объятиях.

— Я скучал! — шепнул он ей на ухо и подвинулся, чтобы дать пройти Мьолльну.

Обернувшись, гном взглянул на Алею. Он помедлил, а затем рыбкой прыгнул в тоннель и растянулся на полу. Кейтлин помогла ему подняться.

— Здравствуйте, сударыня, — сказал он как ни в чем не бывало, отряхивая пыль с одежды.

Алеа продолжала усилием мысли удерживать дверь. Увидев, что ее друзья уже на свободе, она стала медленно, шаг за шагом отступать назад, не теряя связь с сайманом.

— Убегайте, пусть у вас будет запас времени, мне придется отпустить дверь и сразу бежать вслед за вами! — крикнула она.

Галиад дал Фейт факел и направил ее в нужную сторону:

— Скорее!

Одного за другим магистраж подталкивал товарищей к выходу. Уходя, Мьолльн в последний раз взглянул на Алею.

— Береги себя, метательница камней! — крикнул он ей и побежал вдоль тоннеля.

Теперь у дыры в стене оставался один Галиад, готовый прийти на помощь Алее.

— Уходите! — крикнула ему девушка. — Сейчас я вас догоню!

— Нет, Алеа, последним побегу я. Без тебя я никуда не уйду. Я уже потерял Фелима, я не могу потерять еще и тебя.

Алеа еще немного подождала. Она осторожно оглянулась на груду камней у себя за спиной. Надо было действовать очень быстро. Как только она отпустит дверь, стражники тотчас окажутся рядом с ней.

— Приготовьтесь, Галиад… — предупредила она магистража на всякий случай.

Он протянул руки в отверстие и схватил Алею за плечи.

— Сейчас я тебя сюда втащу! — объяснил он. — Ты готова?

— Э-э… да, — неуверенно ответила она.

Галиад сделал глубокий вдох. Он крепко сжал руками плечи Алеи и резко изо всех сил потянул ее на себя. Девушка вскрикнула, и дверь камеры тут же распахнулась, с грохотом ударившись о стену.

— Беги! — громко крикнул Галиад, толкая девушку вперед.

Она что есть сил помчалась в темноту.

Галиад бросился вслед за ней. Он едва успел заметить, как в камеру ввалились солдаты. Их было по меньшей мере трое, возможно, четверо. Но они наверняка успели поднять тревогу.

Далеко впереди, над плечами Алеи, Галиад видел мерцающий свет факелов их товарищей, бегущих по тоннелю. Он то и дело подталкивал девушку вперед, чтобы она бежала быстрее, он почти нес ее на руках. Несколько раз Алеа спотыкалась, но магистраж успевал ее подхватить.

Топот бегущих за ними солдат слышался все ближе и ближе.

— Стоять! — крикнул один из них, задыхаясь от бега.

Алеа попыталась бежать еще быстрее. Ей хотелось овладеть сайманом, чтобы прибавить себе сил, но никак не удавалось сосредоточиться. Сайман был здесь, в середине ее лба, но из-за быстрого бега, из-за охватившей ее паники и от усталости она не могла им воспользоваться.

Вдруг она почувствовала, что Галиада позади нет. Она обернулась и увидела, что магистраж остановился, чтобы задержать преследователей. Пытаясь отдышаться, она прислонилась к стене тоннеля, устанавливая связь с сайманом.

Галиад вынул из ножен Бантраль. Он поднял меч над головой и издал боевой клич гнома:

— Алраган!

Меч обрушился на первого стражника. Лезвие блеснуло и ударило ему в плечо. Он покачнулся и упал на бок. Бегущий следом солдат, перепрыгнув через своего товарища, бросился на Галиада с секирой. Магистраж отскочил в сторону, и тяжелое орудие просвистело мимо него. Он замахнулся и резким ударом вонзил меч противнику в живот.

Первый солдат тем временем поднялся и уже готовился нанести магистражу удар в затылок, но тут прямо ему в лицо ударила яркая вспышка. Оглушенный, он отлетел к стене, и кожа его полностью обуглилась. Галиад отскочил в сторону, бросил взгляд назад и увидел Алею с протянутыми вверх руками. Он кивнул ей, поднял Бантраль и бросился на последнего солдата, ослепленного вспышкой, убившей его товарища, и стоявшего посреди тоннеля опустив руки. Одним взмахом меча магистраж отсек ему голову.

Даже не взглянув на падающее тело обезглавленного противника, Галиад обернулся к Алее.

— Пошли, — сказал он, кладя руку на плечо девушке.

И они побежали к выходу из подземелья.

Вскоре бледный свет луны показался в конце тоннеля. Выход был уже совсем близко. Но Галиад заметил, что там неспокойно.

— Что там еще? — выдохнул он.

— Наверное, на выходе нас уже ждали солдаты! — сказала Алеа.

Галиад побежал быстрее и обогнал девушку. Прямо перед собой он видел сверкание мечей, слышал крики. Он тоже закричал, выскочил из тоннеля и, держа Бантраль перед собой, бросился на ближайшего к нему солдата.

Солдат было человек двенадцать, еще трое или четверо лежали на земле. Видимо, те, кто охранял пленников, успели объявить тревогу, и целый отряд верхом примчался к выходу из тоннеля. Галиад увидел, что приближается еще один отряд. В темноте разобраться, что происходит, было нелегко. Первого солдата Галиад уложил сразу же, вонзив меч ему в горло, затем бросился ко второму, пытаясь разглядеть, что происходит с товарищами. Мьолльн, которому приходилось сражаться без Кадхела, дрался мечом Фингина. Оружие было явно великовато для него, но все же он неплохо управлялся с ним, а малый рост даже давал ему некоторое преимущество — он мог наносить противнику неожиданные удары. Фингин только что уложил на землю одного из солдат и теперь бежал навстречу другому. Фейт подняла чье-то копье и с трудом им защищалась. Эрван один боролся с двумя солдатами. Мэл и Кейтлин, вооруженные палками, словно в танце кружились вокруг своих противников, сбивая с ног одного, оглушая другого и успевая приходить на помощь бардессе, которой приходилось туго.

Галиад уклонился от очередного удара, прокатился по земле и, вскочив рядом с солдатом, нанес ему сокрушительный удар мечом в бедро. Видя, что тот повалился на землю, магистраж повернулся посмотреть, где Алеа.

Та уже подбежала к Фейт и теперь помогала ей отражать наступление всадников, пуская им навстречу синие молнии, вспыхивающие в темноте подобно ударам огненного хлыста.

И тут магистраж услышал крик. Он повернулся и увидел падающего на колени Мэла, в живот ему вонзился меч.

Галиад бросился на солдата, только что ударившего актера. Тот остался без оружия, и положение его было безнадежно. Первым же ударом меча Галиад рассек ему горло.

Повернувшись к Мэлу, магистраж хотел вынуть из его тела меч, но сразу же понял, что актер мертв.

Со страшным криком Галиад вскочил и ринулся к солдату, в нескольких шагах от него атаковавшему Фейт. Услышав крик, тот обернулся и выхватил секиру.

Галиад ударил его справа, но солдат отразил удар, отведя меч Галиада и прижав к земле. Магистраж сделал шаг назад, освободил меч и вновь бросился на солдата. Тот опять уклонился от удара, но тут же глаза его выкатились на лоб, а на лице застыло выражение ужаса: сзади его насквозь пронзило копье Фейт. Он увидел торчащее из живота окровавленное острие, бросил секиру и попытался ухватиться за копье, но Фейт сильно дернула его назад. Вместе с острием наружу вывалились внутренности. Солдат рухнул на землю у ног Галиада.

Взглянув на бардессу, Галиад осмотрелся в поисках того, кто нуждался бы в его помощи. Враги были повержены. Кейтлин плакала, лежа рядом с телом брата. Эрван подошел к ней и хотел помочь подняться, но ноги ее подкосились, и она, рыдая, вновь упала на землю.

Галиад жестом подозвал Мьолльна и Фейт.

— Надо взять лошадей и бежать отсюда как можно скорее! — сказал он им, указывая на мчавшихся к ним всадников. — Мьолльн, пока вы остались без Кадхела, возьмите кинжал или какой-нибудь меч поменьше.

Видя, что сражаться больше не с кем, Фингин и Алеа прекратили действие своих магических сил. Эрван нес на руках безутешно рыдающую Кейтлин. Друид бросился к ним и сменил магистража. Он обнял девушку и ласково провел рукой по ее волосам, не зная, что ей сказать. Слова были бесполезны, и он просто поцеловал Кейтлин в щеку.

Друзья подвели к ним лошадей. Они готовы были ехать. Мьолльн вскарабкался на коня позади Фейт. Кейтлин тем временем немного пришла в себя и взмолилась в слезах:

— Пожалуйста, не оставляйте его здесь!

Галиад спрыгнул с коня, поднял тело Мэла и перекинул его через седло впереди себя. Вместе с Фингином они усадили девушку на лошадь, и все поскакали к востоку.

Командир охраны без стука вошел в большой зал архива. Ферен Ал'Роэг, Эдитус, Наталиен и военачальники, изучавшие большую карту Гаэлии, которая лежала перед ними на столе, тотчас подняли головы и посмотрели на вошедшего.

На их лица падал свет от небольшой лампы, стоявшей в центре стола. Пламя дрожало, отбрасывая пляшущие тени на стены комнаты.

— Девушка сбежала! — задыхаясь от быстрого бега, сообщил командир охраны.

— Что-о? — крикнул, вставая, Ал'Роэг.

— В ваш потайной подземный ход проникли друиды и помогли ей бежать. С ней вместе скрылись двое ее спутников.

— Друиды? — удивился Эдитус. — Вы в этом уверены?

— Абсолютно уверен. Они воспользовались магией, чтобы проломить стену и оказать сопротивление солдатам, которые их преследовали! Я своими глазами видел огромные молнии, выходящие у них из рук! Мои люди погибли в этом огне… Я никогда не видел ничего подобного!

Граф стукнул кулаком по столу:

— Этого только не хватало! Клянусь святым распятием! Вы организовали погоню? — спросил он, снова обращаясь к командиру охраны.

— Да, но потеряли их след. Они поражали нас молниями, и мы не смогли их догнать, потому что они украли наших лошадей. Известно, что они направились на восток, но пока не рассвело, мы не можем их преследовать.

— Друиды, — сказал граф, сжимая кулаки. — Значит, друиды уже здесь?

— Не думаю, чтобы они явились сюда все, — нерешительно заметил офицер. — Здесь их было только двое, не больше. Но нам стало известно, что в настоящее время друиды движутся в сторону Филидена, чтобы там объединиться с туатаннами и напасть на нас. Я собирался сообщить это…

— Я же вам говорил! — перебил его Наталиен. — Нельзя больше терять время. Если мы не хотим оказаться в осаде, то должны напасть первыми!

— Разумеется! — с раздражением ответил ему граф. — Ради чего, спрашивается, мы сидим здесь целую ночь? Мы выступаем завтра.

— А как быть с этой девушкой? — спросил Эдитус.

— Что мы сейчас можем сделать? — сказал граф. — Мы обязательно разыщем ее потом, но сейчас главное для нас — война.

— А если она примет сторону друидов? — предположил епископ.

— Этого не может быть. Мне известно, что она терпеть их не может! — ответил граф.

— Вы правы, но нам непременно надо ее найти. Это очень важно. Если мы хотим установить в стране свою власть, эту девушку нельзя выпускать из виду. Ни в коем случае нельзя позволить ей делать все, что вздумается: она способна восстановить против нас народ. Вы ее видели, ее сила, ее характер чрезвычайно опасны!

— Мне это известно, Эдитус! Но что, по-вашему, мне с ней делать?

— Возможно, нам следует в равной мере уделить внимание и войне, и ее поискам…

— Это не имеет никакого смысла! — прервал епископа Наталиен, единственной целью которого было напасть на друидов и овладеть тремя манитами. — Главная опасность сейчас исходит от Сай-Мины, а не от девчонки!

— Ваша ненависть к друидам мешает вам объективно оценивать происходящее, — сурово ответил ему Эдитус.

— О чем вы говорите! — возразил Наталиен. — Этот офицер только что сообщил нам, что друиды готовы на нас напасть. А девушка сбежала. Не требуется большой проницательности, чтобы понять, кто для нас опаснее!

— Да, из тюрьмы она сбежала, но она еще в Харкуре и…

— Довольно! — прервал их граф.

Ал'Роэг несколько раз обошел вокруг стола. Он был в бешенстве, и страшная усталость отнюдь не улучшала его настроения.

— Я раздавлю этих друидов, как муравьев! — воскликнул он, остановившись в противоположном конце зала. — Мы выступаем завтра. Как знать, возможно, с ними будет и девчонка. А если даже нет, потом у нас будет сколько угодно времени, чтобы ею заняться, и уж на этот раз я ее не упущу.

Наталиен бросил довольный взгляд на Эдитуса. Наконец-то он доберется до друидов…

Полночи гнали они лошадей галопом на восток, пока Галиад не убедился, что за ними нет погони. Падая от усталости, семеро друзей остановились передохнуть.

Они спешились и разбили небольшую стоянку. Кейтлин плакала не переставая, и Фингин подсел к ней, чтобы хоть как-то поддержать.

Галиад отнес тело Мэла в сторону и начал рыть могилу сначала мечом, а потом уже просто руками. Он смертельно устал, но решил похоронить актера как можно быстрее, надеясь, что это хоть немного облегчит страдания несчастной Кейтлин.

Мьолльн и Фейт приготовили еду из того, что нашлось у Эрвана в походных сумках. Ужин получился небогатый, но охотиться было поздно, а еды хватало, чтобы утолить голод и немного восстановить силы.

Алеа в отчаянии смотрела на рыдающую Кейтлин.

Опять из-за нее кто-то погиб! Она была так счастлива, когда снова встретила Эрвана и Галиада, но судьба вновь напомнила ей, что в ее жизни не будет передышек. Как сделать, чтобы больше такого не повторялось? Когда наконец закончится эта череда смертей? Алеа ощущала тяжкий груз ответственности. Происходящее ужасало ее. Она Самильданах. Наверное, это значит, что все несчастья мира происходят из-за нее.

— Спасибо вам, — шепнула она, приблизившись к Кейтлин.

Та не ответила. Положив голову Фингину на плечо, она тихо плакала.

— У вас с братом нашлось столько храбрости и доброты, чтобы прийти на помощь незнакомым людям. Я никогда этого не забуду. Знаю, это не вернет вам брата, Кейтлин, но, пусть я видела его очень мало, он навсегда останется в моей памяти. А вы всегда будете моей подругой.

Кейтлин разрыдалась еще пуще. Алеа взяла ее руки в ладони и прижала к своей груди. Она чувствовала, как близка ей эта девушка! Словно они знакомы всю жизнь. Алеа разожгла в своем теле сайман, наполнила им руки и направила его энергию к Кейтлин, в ее запястья, потом выше. Алеа посылала к ней всю оставшуюся в ее сердце нежность. Все самые приятные свои воспоминания. Она вспомнила трактирщика и его жену, приютивших ее в Саратее. Она вспомнила своего брата Тагора, чтобы усилить сестринское чувство и с помощью саймана передать его Кейтлин. Она хотела подарить все лучшее этой девушке, отдать ей часть себя, своей души, своего сердца.

Алеа шепнула Кейтлин на ухо:

— Спасибо, моя старшая сестра.

Затем она встала, оставив девушку в объятиях друида, и отошла к Мьолльну, Эрвану и Фейт. Обернувшись еще раз, она увидела, что Кейтлин уже почти успокоилась.

Потом друзья все вместе сели у костра на толстый ствол поваленного дерева. К ним подошел Галиад, руки его были в земле.

— Я похоронил Мэла под большим каменным дубом. Перед сном мы попросим Мойру принять его… Хорошо, Фингин?

Друид кивнул.

Они принялись за еду. Все молча смотрели на огонь, начать разговор было непросто.

— Не сегодня-завтра может начаться война, — сказал наконец Галиад.

— Харкур начинает наступление завтра, — подтвердила Алеа, не поднимая головы. — Не знаю, какое они встретят сопротивление. Они хотят напасть на друидов и на туатаннов. А что с Галатией?

— Эогана убили, — сказал друид.

Девушка удивленно раскрыла глаза.

— Убили? Но кто же тогда правит королевством? — спросила она.

— Его супруга, — ответил Галиад.

— Амина?

— Да, — подтвердил Галиад. — Кажется, у нее очень скверный характер… В Риа говорят, что она усилила военную власть во всем королевстве и наверняка не станет защищать друидов и туатаннов… Но это только слухи.

Алеа взглянула на Фейт. Она вспомнила ее слова о друзьях детства: «Время очень меняет людей. В детстве у меня было множество друзей, я их нежно любила, а сейчас они мне совершенно чужие».

— Как вы думаете, Харкур сможет одержать победу, если Галатия не будет участвовать в войне? — спросила магистража Алеа.

Галиад пожал плечами:

— Не знаю.

— Мы не можем допустить, чтобы Харкур уничтожил Совет! — вступил в разговор Фингин.

— Как это? Мы же не собираемся помогать друидам! — воскликнул Мьолльн.

— Вы не забыли, что я тоже друид, — возразил ему Фингин сурово, — а Эрван — мой магистраж? Несмотря на то что я ушел из Сай-Мины, я по-прежнему верен Совету! Какие бы ошибки ни совершили некоторые из моих братьев, я все равно служу делу своей касты!

— Я очень волнуюсь за туатаннов, — вдруг произнесла Алеа.

Все тут же замолчали и посмотрели на нее, ожидая пояснений.

— Друиды пойдут на войну не все, я в этом уверена, и даже если их уничтожат в этом бою, кто-то останется в Сай-Мине, и Совет выживет. А вот туатанны пойдут в бой все. И если они проиграют войну, их цивилизация погибнет. Туатанны — мои предки. Я не могу этого допустить.

— Твои предки? — воскликнул Галиад.

Все изумленно уставились на Алею.

— Моя мать была из Сида, у меня есть брат туатанн.

Галиад посмотрел на Фейт. Он пытался понять, знала ли она об этом, но бардесса, казалось, была удивлена не меньше, чем он сам.

— Что бы ни случилось, — продолжила Алеа, не оставляя им времени на осмысление ее слов, — мы должны помочь туатаннам. Я не хотела войны, но раз уж ее не избежать, нам придется вмешаться.

Друзья переглянулись в недоумении.

— Это не так просто, — заметила Кейтлин. Она уже не плакала, но голос ее еще дрожал. — Мы слышали, что на север движется огромная армия горгунов.

— Да, — ответила Алеа, — но им нужна только я, и они еще далеко. Этим мы займемся позже…

Мьолльн вздохнул и обхватил голову руками.

— И все же мы не можем отправиться на помощь туатаннам все вместе, — продолжала Алеа. — Времени мало, а мне нужно в Мон-Томб. Значит, завтра нам надо будет расстаться.

Она оглядела всех своих спутников по очереди. Ее тон уже не был дружеским, она отдавала приказы:

— Галиад, Эрван и Фингин, вы пойдете к Филидену и поможете туатаннам. По дороге вы соберете добровольцев под мои знамена и сформируете из них войско. Возможно, их будет не более десяти человек, а может, вам удастся собрать тысячу… В любом случае вы пойдете в Филиден и поможете туатаннам. Среди них есть юноша по имени Тагор. У него один глаз голубой, другой черный. Если с ним что-нибудь случится, я вам этого никогда не прощу. Фейт, Мьолльн и Кейтлин, вы поедете со мной в Мон-Томб.

Фейт глубоко вздохнула. Алеа поняла, что ее подруга негодует при мысли о том, что ей придется вновь расстаться с Галиадом, но возражать не решается. В глазах Кейтлин и Фингина тоже промелькнула горечь расставания, и все же Алеа была уверена, что в глубине души каждый из них знал: так надо. Сейчас так надо.

Ей и самой не хотелось расставаться с Эрваном. Но нельзя было терять времени.

— Очень скоро мы опять встретимся. В Филидене, — пообещала она.

— Ты хочешь, чтобы мы собрали людей под твои знамена? — нерешительно переспросил ее Галиад.

— Мое имя становится известным, — объяснила Алеа.

Голос ее звучал уверенно, но все поняли, что такая слава ее совсем не радует.

— Я Самильданах, и многие захотят сражаться за меня.

Тут Алеа повернулась к Кейтлин:

— Я знаю, у вас очень умелые руки. Пожалуйста, вышейте сегодня вечером мой знак на кусках материи, чтобы завтра Галиад смог взять их с собой как знамена.

— Ваш знак? — удивилась Кейтлин.

Алеа сняла с пальца кольцо и подняла его, зажав между большим и указательным пальцами. Золотое кольцо сверкнуло в ночной темноте. Фингин удивленно раскрыл глаза.

— Вот этот знак. Две руки, прикрывающие сердце и корону.

— Это знак Самильданаха, — подтвердил Фингин.

— Он будет гербом моей армии, — заявила Алеа, надевая кольцо на палец.

Кейтлин кивнула:

— Я постараюсь. У меня должно получиться.

— Попробуйте найти белую ткань, — попросила ее Алеа, — я хочу, чтобы это был красный герб на белом фоне.

Она улыбнулась Кейтлин и обратилась к магистражу:

— Галиад… Значит, волчица вас все-таки нашла?

Аль'Даман кивнул.

— А вы знаете, где она сейчас?

— Когда мы встретились с Фингином, она нас покинула. Мы изменили маршрут и пошли к Риа. Больше мы ее не видели.

— Понятно… Как хорошо, что вы за ней пошли. Спасибо. Спасибо вам всем за то, что вы меня нашли.

Алеа вздохнула.

— Ну вот, — сказала она, — мне так хотелось бы побыть с вами еще и ни о чем не думать. Но раз вы здесь, значит, согласились связать свою жизнь с моей… А сейчас я не могу отдыхать, хотя мы все заслужили отдых. Мне очень жаль. Я бесконечно благодарна вам за то, что вы здесь. Но завтра нам надо расстаться.

— Служить такому человеку, как вы, — счастье, — заявил Фингин, уже давно поддавшийся обаянию Алеи.

Раньше он не мог понять, что заставило Фелима, Галиада и Эрвана последовать за ней. Как могла такая юная девушка настолько заинтересовать их, более того, увлечь за собой. Но теперь он их понимал. Они поверили в нее искренне, всей душой. Алеа — Самильданах. И в этом все дело. За нее можно отдать жизнь.

Киаран здесь. Теперь он уже не подходит ко мне сам. Помнит, о чем я его просила. Я могу ему доверять.

— Киаран?

— Здравствуйте, Алеа.

— Вы мне нужны.

— Понимаю.

— Я в Харкуре.

— Мне сказали, что вас захватил в плен Ал'Роэг.

— Да, в общем, так и было… Но это не важно. Меня освободили.

— Кто?

— Галиад, Эрван и Фингин… Вы не единственный человек в Сай-Мине, на которого я могу рассчитывать!

— Значит, Фингину удалось вас разыскать! Отлично! Это необыкновенный друид…

— Да. Он встретил бродячих актеров, и они пошли с ним…

— Кейтлин и Мэла?…

Он удивлен. Он их знает.

— Вам известны их имена?

— Это мои племянники, Алеа! Какое потрясающее совпадение!

Я помню. Помню его актерскую одежду. Когда я увидела его здесь впервые, он был именно в таком наряде. Неужели он в самом деле их дядя? А зачем ему лгать… О Мойра! Мне придется сообщить ему эту ужасную новость! Могу ли я сделать это здесь? Я должна! Я обязана быть с ним такой же честной, как и он со мной.

— В чем дело?

Не могу ему лгать.

— Мэл погиб в бою, когда они меня освобождали.

Он заплакал. Какая у него чистая душа! Он не умеет скрывать свои чувства. Плачет, как ребенок. Если бы мы все могли так плакать…

— Мне так жаль, Киаран. Я как будто несу с собой смерть…

Он поднимает голову. Пытается улыбнуться.

— Не тревожьтесь, Алеа. Скоро там, где вы, будет жизнь. Так будет.

О чем он говорит? Он, как всегда, говорит загадками.

— Мэл был необыкновенный юноша. Я рад, что вы с ним встретились.

— Если бы не я, он сейчас был бы жив…

— Не говорите чепухи! Если бы он сам не захотел рисковать своей жизнью, он не пошел бы вас освобождать. Он, должно быть, решил, что это и есть путь Мойры, и это действительно так…

Он больше не плачет.

— Кейтлин вне себя от горя…

— Еще бы! Но вы не печальтесь, Алеа, она останется верна вам, я уверен в этом.

— Я чувствую себя такой виноватой!

— Виноват тот, кто его убил!

— Да, вы правы.

Как бы мне хотелось увидеться с Киараном вне Джара! В его голосе, в глазах такая искренность. Он полная противоположность друидам из Совета. Никаких интриг, никаких недомолвок…

— Киаран, скажите, что решил Совет по поводу Харкура?

— Шестеро наших братьев со своими магистражами и две трети друидов Сай-Мины должны принять участие в сражении. Из числа Великих Друидов были назначены Отелиан, Калан, Лоркан, Тиернан, Хенон и Одран. Но Хенон и Калан исчезли. Эрнан думает, что они ушли к вам, как Фингин, но, по-моему, дело обстоит иначе…

— А как?

— Кроме них, исчезло еще более десяти молодых друидов. Я думаю, они направились в Галатию.

— В Галатию?

— Думаю, королева решила расколоть Совет изнутри, и, кажется, ей это удалось. До меня дошли слухи о том, что она намерена изменить наше братство, допустить в него женщин, а главное, самой стать Архидруидом и, оставаясь в Провиденции, управлять оттуда Советом. Очевидно, ей уже удалось убедить некоторых друидов…

Неужели это все делает Амина? Просто невероятно! Да, это уже не та Амина, с которой я когда-то дружила…

— Не думаете ли вы, что Амина сама убила своего мужа?

— Я в этом нисколько не сомневаюсь.

— То, что вы говорите, — ужасно…

— Но это ничто по сравнению с войной, которая нас ожидает. Остальные четверо Великих Друидов с магистражами и друидами уже вышли из Сай-Мины. Они на пути к Филидену. Это будет бойня. Их надо остановить!

— Мы уже не можем ничего остановить, Киаран!

— Не знаю, что делать…

В его голосе такое отчаяние. Я хотела бы остановить войну, но это уже невозможно. А ведь именно этим я и должна заниматься — останавливать войны! Но я пришла слишком поздно, и я еще недостаточно сильна. Мне кажется, я не прошла еще и половины того пути, по которому должна пройти, чтобы понять, в чем же мое предназначение…

— Киаран, мы сделаем все, что только сможем. А сейчас я должна с вами расстаться. Мне надо встретиться с…

— Да, я знаю… с вашим братом.

— Вы знаете?

Он отвернулся.

— Киаран! Откуда вам известно? Друид! Постойте!

Ушел. Я не могу за ним пойти. Откуда он знает? Неужели он опять за мной следил? Нет. Он обещал, и я уверена, что он выполняет свои обещания. Да я и сама почувствовала бы его присутствие. Теперь я могу это чувствовать. Как же он узнал? Может быть, ему известно мое прошлое? Если он знает, что у меня есть брат, может быть, ему еще что-нибудь известно? Почему он ушел? Он не захотел мне отвечать. Какую тайну хочет он сохранить?

Надо идти к Тагору. Может быть, он знает?

Он должен быть где-то недалеко. Мне надо всего лишь о нем подумать. Его глаза. Такие глубокие, такие странные. Один голубой, другой черный. Тагор…

— Ты здесь?

— Здравствуй, сестричка!

— Не знаю, удалось ли тебе что-нибудь сделать, но, думаю, нам никак не избежать этой войны. Войско Харкура уже на пути к Филидену. Они хотят на вас напасть. Друиды вышли к вам на помощь. Но не знаю, хватит ли у них сил защитить твой народ.

— Алеа, я ушел от своих. Мне не удалось стать вождем, и я ушел. Я думал, что так мои братья одумаются, но со мной пошли только несколько человек. Мы находимся в горах Гор-Драка. Но сейчас я жалею, что так получилось. Ведь теперь все считают нас трусами!

Здесь тоже нарушился привычный порядок вещей. Везде все нарушается. В Сай-Мине, в Галатии, в Темной Земле, а теперь и в стане людей Сида.

— Это не так, Тагор. Ты все сделал правильно. Если вас не более десяти человек, на исход битвы это не повлияет. Хорошо, что вы там. Вам надо остаться в горах. Не знаю, что произойдет, но, возможно, вы мне понадобитесь. Это зависит от того, на чьей стороне будет победа!

— Мои братья будут уничтожены.

— Я сделаю все, что смогу, чтобы их защитить. К ним на помощь идут друиды, я тоже вышлю своих людей.

— Как я могу оставаться здесь, в то время как мои братья будут погибать, защищая Филиден? Нет, я пойду к ним.

— Тагор! Мне надо, чтобы ты оставался в стороне! Ты сыграешь свою роль позже, обещаю тебе, брат. И если твой народ проиграет эту войну, я дам тебе возможность отомстить за твоих братьев. Они сами пошли по пути войны, тебе не в чем себя упрекнуть.

— Если бы все было так просто!

— Тагор, тебе надо остаться в горах Гор-Драка. Скоро я приду к тебе. Подожди меня.

— Хорошо, сестричка. Я буду ждать.

Я знаю, он выполнит свое обещание. Надеюсь, я поступаю правильно. В горах он хотя бы будет в безопасности. Я не хочу потерять своего брата. И скоро я приду к нему.

— Тагор, ты знаешь друида Киарана?

— Нет, а кто это?

— Он член Совета Сай-Мины. Киаран знает, что у меня есть брат. Мне кажется, он многое знает обо мне, не понимаю откуда… Может быть, ты его знаешь или что-то слышал о нем…

— Нет, Алеа, мне очень жаль…

— Ничего. А теперь мне надо идти. Мне надо поспать. Оставайся в горах, старший брат, и жди меня!

Глава 8 На песчаном холме

На следующее утро Эрван, Галиад и Фингин расставались со своими друзьями. На сердце у всех было тяжело, в глазах стояли слезы. Мьолльн под предлогом плохого настроения даже не стал ни с кем прощаться.

Когда Эрван подошел к Алее, та молча посмотрела на него и взяла за руки. Все отвернулись. Она приблизилась к юноше и нежно поцеловала его в губы. Эрван крепко ее обнял.

— Будь осторожен! — шепнула она ему на ухо.

— Если я буду знать, что ты думаешь обо мне, со мной ничего не случится, — улыбнувшись, успокоил он ее.

Пытаясь сдержать подступившие к глазам слезы, она сделала шаг назад.

— И ты тоже будь осторожна, — добавил юный магистраж, последний раз обернувшись к ней.

Он вскочил в седло. Галиад и Фингин были уже готовы к отъезду.

— Те, кто первыми справятся со своей задачей, поспешат навстречу остальным, — сказала Алеа на прощание. — Если мы закончим дела в Мон-Томбе прежде, чем завершится сражение у Филидена, то придем на помощь. А если первыми справитесь вы, ждите нас у ворот Мон-Томба. В город не въезжайте, там вас могут схватить. Если же мы освободимся одновременно, наши пути обязательно пересекутся. Место здесь между морем и горами узкое. Я почувствую, если вы будете где-то рядом, да и Фингин поймет, что мы недалеко.

Друид кивнул.

Галиад в последний раз взглянул на Фейт, и все трое пустили лошадей в галоп, желая сократить мучительные минуты расставания.

Мьолльн вздохнул.

— Ну вот! — воскликнул он. — Я столько дней промучился с двумя женщинами, а теперь их стало три! Уф!

Кейтлин широко открыла глаза. Она еще не привыкла к своеобразным выходкам гнома.

— Ну-ну, милый Мьолльн, — ответила ему Алеа, — если тебе больше по душе идти к Филидену, ты еще успеешь догнать наших.

Гном показал ей язык.

— Если вы не соизволите проявить хоть немного любезности, друг мой, — с улыбкой подхватила Фейт, — уж и не знаю, кто из нас согласится везти вас!

— Что ж, я и здесь могу подождать!

Алеа подошла к гному и обняла его за плечи.

— Ну уж нет! Не можем же мы остаться без такого галантного кавалера! — сказала она.

— А мне еще есть чему вас поучить, если вы действительно хотите стать бардом до начала праздников в Бельтене… — добавила Фейт.

Эта шутливая перепалка немного отвлекла всех от грустных мыслей. Девушки вскочили на своих коней. Потом Фейт подала Мьолльну руку, и он устроился на крупе лошади позади нее. Усевшись, гном приладил на бедро волынку и заиграл какой-то веселый мотив.

Они ехали на восток. С юга, все ближе к ним, виднелось море, синее, как небо, и спокойное, как огромное озеро. Солнце стояло уже высоко, но легкий ветерок дул с берега и нес с собой приятную прохладу. Девушки ехали молча, с удовольствием слушая мелодии, которые все искуснее извлекал из волынки гном.

Алеа предпочитала двигаться подальше от оживленных дорог, желая избежать лишних встреч, да и долины Харкура были чудо как хороши.

Почти всю первую половину дня путники ехали шагом, затем Алеа, возглавлявшая кавалькаду, обернулась к друзьям:

— Теперь нам надо поторопиться, и тогда уже завтра мы сможем быть в Мон-Томбе.

Гном вздохнул и, переместив волынку за спину, ухватился за Фейт.

— Ну, давайте, поехали, — проворчал он.

Алеа склонилась к своей лошади, потрепала ее по шее и, подбодрив ласковыми словами, пустилась в галоп. Обе ее спутницы поскакали за ней.

Они остановились только во второй половине дня, перекусили в тени высокого дерева и двинулись к Мон-Томбу, треугольный силуэт которого вскоре должен был появиться посреди моря.

Друзья скакали без отдыха до тех пор, пока солнце не стало клониться к горизонту, а они наконец не увидели скалу посреди бухты. Казалось, Мон-Томб плывет в океане облаков. Город-крепость виднелся на фоне восточного песчаного склона горы, а аббатство возвышалось над серыми крышами домов подобно торчащему перу.

Алеа долго в восхищении смотрела на Мон-Томб. Здание аббатства немного напоминало ей очертания Сай-Мины, но в нем было что-то необычное: сама скала, одиноко стоящая посреди бухты, казалась миражом, и трудно было различить, где кончается небо и начинается море. Только небольшие каменные домишки, которые как будто карабкались вверх по склону на приступ аббатства, придавали картине реальности.

— Здесь мы переночуем, — объявила Алеа.

Мьолльн от радости захлопал в ладоши. День, проведенный на крупе лошади, стал для него тяжелым испытанием. Он с удовольствием слез на землю.

Кейтлин занялась ужином, и это отвлекло ее от грустных мыслей. Ее скорбь по погибшему брату все еще не утихла, но постоянная поддержка друзей приносила ей облегчение.

После еды путники сразу улеглись спать. Их ждал нелегкий день.

Имала! Куда ты пропала, моя волчица? Может быть, ты отправилась в Мон-Томб? Ты решила, что Эрван и Галиад тебя покинули?

Я никак не могу ее разыскать. В мире Джар ее нет. Я искала ее даже у входа в другие миры. Если бы она была там, я бы почувствовала, что она рядом. Может быть, она не хочет со мной встречаться? Или просто не может больше сюда попасть? Надеюсь, с ней ничего не случилось. Только не с ней. Только не с Ималой.

Мне надо попросить Киарана найти ее. Он гораздо чаще, чем я, бывает в мире Джар. Он лучше его знает. Может быть, он даже видел ее здесь… Но станет ли он отвечать, если я спрошу? В тот раз, когда я заговорила о своем брате, он ушел. Он не хочет об этом говорить. А мне так хочется узнать… Но если я опять начну его расспрашивать, он может снова уйти. Мне надо быть с ним осторожнее. Сначала поговорю с ним о волчице.

Он здесь. Надо просто его позвать.

— Киаран?

Вот он. Он снова одет как в первый раз, когда я его здесь увидела. Он снова переоделся в бродячего актера.

— Вы опять в своем прежнем наряде?

— Да, я скучал по нему. Я все время думаю, правильно ли я сделал, что оставил семью…

— Иногда жизнь заставляет нас создавать свою семью…

— Я понимаю, что вы имеете в виду, Алеа.

— Киаран, вы опять мне нужны.

— Я вас слушаю.

— Вы проводите здесь много времени. Вы уже встречали здесь мою волчицу?

— Белую?

— Да, вы давно ее видели?

— Недавно.

— Я ее ищу. Мне это необходимо. Не могли бы вы мне помочь?

— Попытаюсь.

— Я буду вам так благодарна! Я волнуюсь за нее. Если вы ее увидите, постарайтесь дать ей понять, что я ее ищу. Скажите ей, чтобы она меня здесь ждала…

— Я сделаю все, что смогу.

— Спасибо, Киаран.

Теперь можно сделать попытку с ним поговорить.

— Почему вы ушли в прошлый раз, когда мы с вами здесь виделись?

— Я не люблю говорить о том, чего не понимаю, Алеа. Не хочу идти против течения Мойры…

— Вы знаете то, что мне очень интересно, что имеет отношение ко мне! То, что мне надо узнать!

— Все мои знания очень приблизительны. Мне не известно ничего такого, чего ты не могла бы узнать сама. Тебе надо понять, что познание еще прекраснее знания.

— Что?

Он опять не отвечает. Он мне улыбается. Я знаю, он сейчас уйдет. Он любит эти маленькие тайны. Я не сержусь на него за это. Киаран прав. Может быть, я сама когда-нибудь пойму. А все же… так хочется знать!

Галиад, Эрван и Фингин, выехав за пределы Харкура, уже дважды останавливались в селениях Галатии. Фингин снова надел свой белый плащ друида, а на нагрудниках обоих магистражей были белые накидки, на которых Кейтлин накануне успела вышить знак Самильданаха. Всадники выглядели впечатляюще, и их появление вызывало живой интерес.

В первом же селении к ним присоединилось три человека, глаза которых загорелись, когда Галиад объявил, что создается армия Самильданаха. Отношения с Харкуром становились все более напряженными, и это усиливало воинственные настроения здешних жителей, а имя Алеи уже стало здесь легендой, и возможность присоединиться к ней чрезвычайно всех воодушевляла. Сам приезд трех человек, общавшихся с ней, в селениях, казалось, расценивали как великую честь. И как предвестие великих перемен.

Двоим из примкнувших к всадникам селян было около сорока лет. Им уже приходилось воевать, защищая Галатию от Харкура, и они сохранили свое оружие и обмундирование, которое теперь с гордостью достали из сундуков. Третий был еще молод, его звали Тален. Он был сыном каменотеса и очень радовался, что наконец покинет наскучившую ему деревню и отправится навстречу приключениям. Эрван, который присматривался к новобранцам, увидел, что Тален хотя и не владеет боевыми искусствами, зато силен, ловок и настолько увлечен идеей сражаться под знаменами Самильданаха, что успешно учится орудовать мечом.

Во втором селении, а оно было гораздо больше первого, они набрали пятерых новых воинов. Там же им встретился бард, которого Фингин попросил как можно шире разнести весть об их миссии. Бард и люди его касты должны были рассказать всем о том, что Галиад Аль'Даман, Победитель дракона, идет к Филидену и все желающие служить Самильданаху могут присоединиться к его армии. Имя магистража было у всех на слуху. Люди знали о его ратных подвигах, о победе над драконом, в битве с которым он добыл свой грозный меч Бантраль. Жители Галатии охотно соглашались присоединиться к этому славному воину, а имя Алеи только усиливало их воодушевление. Фингин, разговаривая с потенциальными новобранцами, учитывал, что галатийцы никогда не питали особой симпатии к жителям Сида, и умалчивал о том, что армия Самильданаха идет на подмогу туатаннам, напирая на то, что она при поддержке друидов выступает против Харкура.

Войско, собирающееся под знаменем, гордо поднятым Эрваном и его отцом, постоянно росло. Дружинники, бывшие солдаты, кузнецы, крестьяне желали присоединиться к нему, и чем многочисленнее становились его ряды, тем быстрее примыкали к нему новые добровольцы.

К вечеру Галиад объявил привал. Конных и пеших новобранцев набралось уже около двух сотен. Конечно, настоящей военной дисциплины в этой армии не было, в ее рядах царили шум и суета, но всех объединяло общее воодушевление.

Когда они разбили лагерь, Галиад подошел к сыну, и они подозвали к себе Фингина.

— Если мы не наведем порядок уже сегодня, с каждым днем это будет все сложнее сделать, — объяснил Галиад юношам, указывая на царящий вокруг хаос. — Надо установить систему подчинения, как в настоящей армии. Сначала отобрать тех, кто уже имеет опыт в военном деле. Тех, кто сможет взять на себя командование, назначить старшими. Еще нужно выяснить, у кого есть кони, кто умеет стрелять из лука, кто владеет мечом… Мы должны заняться этим уже сегодня.

— Да, отец.

— Эрван, собери тех, кто уже воевал, и приведи их ко мне. Я посмотрю, кого из них можно назначить старшими. Тем временем ты займешься остальными, а тех, кто не умеет сражаться, обучишь основам военного дела. У нас очень мало времени, но даже несколько часов подготовки пойдут на пользу… Фингин, не знаю, умеешь ли ты это делать, но я видел, как Фелим готовил людей к сражению: он лечил легкие раны, недомогания, которые могли бы помешать им в бою. Может быть, ты попробуешь этим заняться?

— Конечно, — с готовностью ответил Фингин.

— Тогда за дело, — заключил Галиад.

Тон его изменился. Теперь это был уже не магистраж, а командующий армией. Эрван никогда не видел своего отца таким. Конечно, Галиаду уже очень давно не приходилось командовать. Почти сразу после рождения Эрвана он стал магистражем Фелима и с тех пор вел довольно замкнутый образ жизни. Но оказалось, что он вовсе не забыл свое военное прошлое.

Эрван весь день провел рядом с Таленом, очень сдружился с ним и попросил его помочь организовать зарождающееся войско.

Из двух сотен человек только шестьдесят умели воевать. Эрван отвел их к Галиаду. Затем чуть поодаль он собрал остальных и вскочил в седло, чтобы все могли его хорошо видеть.

— Галатийцы! Вы согласились вступить в армию Самильданаха, и мы благодарны вам за это!

В толпе вокруг него послышались радостные возгласы.

— Тихо! У нас нет времени ликовать! Раз вы находитесь в наших рядах, значит, вы согласны отдать свою жизнь за Самильданаха. Если здесь есть кто-нибудь, кто не готов на такую жертву, пусть уйдет сейчас же, потом будет уже поздно.

Эрван немного помолчал. В полной тишине он обвел взглядом собравшихся. По их лицам он понял, что все они очень внимательно слушают его и понимают.

— Меня зовут Эрван, я сын Галиада Аль'Дамана, Победителя дракона, и магистраж Фингина, Великого Друида Совета Сай-Мины. С этого дня вы поступаете под мое командование, а также под командование моего отца и Великого Друида. Если кто-нибудь из вас не хочет нам подчиняться, пусть сейчас же покинет наши ряды, потому что потом будет уже поздно!

Никто не шелохнулся.

— Хорошо. Видите, там, вокруг Галиада, собрались люди? Они уже воевали. Они проходили военную подготовку и умеют сражаться. А вы пока еще не воины…

— Но драться-то мы все же умеем! — крикнул кто-то из толпы.

Эрван повернул голову в ту сторону, откуда послышался этот голос, и поискал глазами говорившего:

— Кто это сказал?

Толпа расступилась, и Эрван увидел крепкого сложения человека, смущенно опустившего голову.

— Я, — признался он.

— Чем ты занимаешься?

— Я валю деревья, вместе с другими строю дома, — с гордостью ответил тот.

— И ты умеешь драться?

— Конечно! Что ж, если я не солдат, то и драться не умею, что ли?

— Ты прав, — согласился Эрван. — Два дня назад я видел двух бродячих актеров, которые дрались лучше многих солдат. У тебя какое оружие?

— Кулаки! — воскликнул крестьянин.

Раздался смех.

— И как ты думаешь, много Воинов Огня удастся тебе победить своими кулаками? — усмехнулся Эрван.

Крестьянин пожал плечами.

— Боюсь, для этого одних только кулаков будет недостаточно, — продолжил Эрван, — и что-то подсказывает мне, что если я сейчас слезу с коня и померяюсь с тобой силой, долго ты непродержишься. Что, попробуем?

— Э нет, господин Эрван, я вам верю!

В толпе опять послышался хохот.

— И правильно делаешь. Но это хорошо, что ты уже умеешь драться. Это лучше, чем ничего! К тому же если ты валишь деревья, значит, умеешь обращаться с топором, ведь так? Еще один плюс. И все же помните: Воины Огня, с которыми нам предстоит сражаться, прекрасно подготовлены. Армия Харкура — самая сильная в Гаэлии, и мы сможем победить ее только с помощью друидов. Не слишком полагайтесь на свои силы, даже если вы деретесь лучше всех в своей деревне. В бою с Воином Огня ваши кулаки не помогут! До битвы у нас остается очень мало времени. Слишком мало, чтобы сделать из вас настоящих солдат. Но мы все же постараемся обучить вас самому основному. Есть среди вас кто-нибудь, кто держал в руках лук?

Несколько человек подняли руки.

— Очень хорошо. Встаньте справа от меня. Те, кто умеет обращаться с топором, пусть даже для рубки дров, встаньте слева. Кто-нибудь держал в руках меч?

Руки подняли не более десяти человек.

— Понятно… Встаньте в центре. И все остальные тоже встаньте в центр. Так, хорошо. Есть среди вас кузнецы, столяры?

Поднялось четыре руки.

— Вы четверо, — сказал Эрван, — займетесь оружием. Почините то, что есть, и постарайтесь изготовить как можно больше нового. Я понимаю, выковать мечи в полевых условиях невозможно, но сделать несколько луков и необходимое количество стрел вы сможете. Принимайтесь за работу немедленно!

Четверо мастеров направились к лагерю.

— Все остальные стойте на месте и ждите меня, — скомандовал Эрван.

Он обратился к Талену:

— Собери все оружие, какое есть в лагере, и разложи по видам. Я скоро вернусь.

Потом Эрван развернул коня и рысью направил его туда, где находился его отец и люди, имевшие боевой опыт.

Галиад прервал разговор с окружавшими его людьми, чтобы выслушать сына.

— Мне нужно еще шесть оружейников, двое из которых должны уметь изготавливать луки, — сказал Эрван.

Галиад кивнул. Он отобрал шесть человек и приказал им следовать за сыном.

Так уже в первый вечер началась военная подготовка добровольцев армии Самильданаха. Эрван до наступления темноты руководил тренировкой, смотрел, кто из новичков проявлял способности, и давал советы начинающим. Галиад назначил трех командиров и двенадцать младших командиров и объяснил им, что они должны направлять своих подчиненных, наблюдать за ними и учить их основным правилам поведения на марше и в бою.

Что касается Фингина, то ему действительно удалось облегчить недомогания нескольких добровольцев, а также с помощью саймана вдохнуть свежие силы в остальных.

Когда уже совсем стемнело и всех одолела усталость, Галиад приказал окончить тренировку.

Все поели и тотчас устроились на ночлег, утомленные, но гордые и довольные проведенным днем.

Алеа разбудила своих спутников перед самым рассветом.

— Нам пора ехать, — объяснила она им. — Плохо, что мы сейчас не с Фингином и остальными. Им понадобится наша помощь. Я хочу как можно скорее закончить наше дело и присоединиться к ним.

За завтраком Мьолльн куксился, а Фейт и Кейтлин пытались его развеселить.

Путники сразу взяли в галоп и поскакали вдоль берега западнее Риа. Вскоре береговая линия повернула к северо-западу, а потом, по мере приближения к бухте, снова к югу.

— Нам надо поторопиться, — сказала Фейт, всматриваясь в горизонт. — Пока не начался прилив, мы можем пересечь бухту. Но вода подступает очень быстро, и мы рискуем угодить в зыбучие пески! Эта бухта чрезвычайно опасна…

Не тратя времени, они во весь опор понеслись к берегу, чувствуя, как тревожно бьются у них сердца.

Путники добрались до бухты к середине дня. Вода была еще далеко, но начинала быстро приближаться.

— Мы не успеехм добраться до центральной дамбы, — объяснила Фейт, которая бывала здесь и раньше, — это, конечно, самый безопасный путь, но если мы по нему пойдем, то нам не хватит времени, чтобы перебраться на ту сторону…

— Ага! А если мы срежем дорогу и поскачем через бухту, то можем попасть в зыбучие пески, а это, уверяю вас, гораздо опаснее! И позвольте вам напомнить, госпожа бардесса, что гном не умеет плавать…

— У нас нет выбора, Мьолльн, — ответила ему Алеа. — Нам надо ехать сейчас, иначе придется ждать нового отлива. К тому же мы верхом, значит, нам ничего не страшно!

Мьолльн поднял глаза к небу и покачал головой:

— Ну да! С тобой, метательница камней, спорить бесполезно, ты все равно сделаешь так, как хочешь!

— Вперед! — в нетерпении воскликнула Алеа.

Они галопом понеслись по белому песку. Очертания Мон-Томба все яснее проступали на горизонте, поражая взгляд. Уже видны были его каменные стены на уступах скалы, сторожевые башни с бойницами, крыши домов и густые кроны деревьев между ними…

Алеа загляделась на кружево зубчатых стен и не сразу заметила, что копыта ее коня начинают увязать в песке. Она тут же направила вперед сайман. Поток энергии проникал сквозь песчинки и делал почву под ногами более прочной. Лошади скакали очень быстро, и Алее было трудно управлять сайманом, пуская его одновременно прямо перед собой и назад, чтобы ее спутники тоже не увязли в песке. Это требовало от нее неимоверных усилий. У нее начала кружиться голова, перед глазами все поплыло… А песок становился все более вязким. Останавливаться было нельзя. Алеа начала клониться набок и крепко ухватилась за гриву коня, чтобы не упасть. Энергия саймана постепенно слабела. Ей надо было собраться. Пламя. Надо поддерживать пламя.

Она вспомнила советы Эрвана и, глубоко вздохнув, сосредоточила всю энергию в центре лба, будто училась всему заново. Казалось, сайман стремился ускользнуть от нее, но она делала отчаянные усилия, чтобы удержать его, несмотря на терзающую ее головную боль. Когда копыта ее коня наконец вновь ступили на твердую почву, девушка соскользнула на землю.

Ее конь по инерции проскакал чуть дальше и остановился.

— Алеа! — воскликнул Мьолльн, уже давно заметивший, что она еле держится в седле.

Он не раздумывая спрыгнул на мокрый песок и несколько метров прокатился по земле. Встав на ноги, тряхнул головой и тут же бросился к девушке.

Алеа неподвижно лежала ничком, уткнувшись лицом прямо в песок.

Гном подбежал, встал на колени рядом с ней и перевернул ее на спину. Он встряхнул ее, несколько раз легонько шлепнул по щекам, потом провел ладонью по лбу, отводя прилипшие волосы.

Алеа слегка приоткрыла глаза. Мьолльн облегченно вздохнул.

— Как ты себя чувствуешь? — взволнованно спросил он, гладя ее по лицу.

— Все в порядке, все хорошо… Думаю, я потеряла сознание… Спасибо, Мьолльн.

— Ты переутомилась, Алеа! — воскликнул он. — Ну что это такое! Нет, невозможно больше так нестись! Это немыслимо! От этого с ума можно сойти, девочка моя.

Алеа вздохнула и попыталась подняться. У нее все еще немного кружилась голова, но она ухватилась за плечо гнома и удержалась на ногах.

— Нет, Мьолльн, это не из-за скорости… уверяю тебя.

— Это из-за саймана, слишком долго Алеа взаимодействовала с ним, — вступила в разговор Фейт, которая к этому времени тоже спешилась. — Вы даже не догадываетесь, дорогой волынщик, что она спасла всем нам жизнь…

Гном нахмурил брови:

— О чем это вы?

Алеа улыбнулась. Она постепенно приходила в себя. Пламя саймана, погасшее в тот миг, когда она упала с коня, вновь зажглось у нее в голове.

— Теперь со мной все в порядке, — уверила друзей девушка. — Я хорошо себя чувствую. Море подступает, нам надо срочно уезжать. Не переживай, Мьолльн, со мной правда все в порядке.

Гном взглянул на нее с явным недоверием. Видя, что она уже садится на коня, он только пожал плечами. Фейт помогла ему взобраться на свою лошадь, и они поскакали дальше. Мон-Томб был уже недалеко.

— Мэтр Фингин! Воины Огня были здесь только вчера утром!

Друид взволнованно посмотрел на Галиада, ехавшего с ним рядом. Хозяин харчевни, в которую они заглянули узнать новости, выглядел крайне обеспокоенным. По его словам, весьма многочисленная армия Харкура опережала их всего на один день.

— Я видел только небольшой отряд. Здесь прошла не вся армия. Но я слышал, о чем они говорили. Мне пришлось подать им обед, и эти подонки ничего мне не заплатили!

Фингин поблагодарил его, и они с Галиадом вышли из харчевни.

На улице их ждала армия Самильданаха. Она насчитывала уже около пятисот человек, но Галиад понимал, что по сравнению с войском Харкура это ничтожно мало. Если к тому же они отстанут от Воинов Огня на целый день, смогут ли они помочь туатаннам? А если будет уже поздно? Следовало поспешить, но тогда совсем не останется времени хоть немного подучить своих бойцов, дать им наставления перед боем, к которому они совсем не готовы.

— Эрван, прикажи командирам сократить время привала, нам надо торопиться.

Юноша тотчас исполнил приказ.

Армия между тем становилась более организованной. В ней воцарилась необходимая иерархия, младшие беспрекословно подчинялись старшим по званию. Для большинства из них идти в бой во главе с Великим Друидом и двумя магистражами было настолько почетной привилегией, что они готовы были и быстро идти, и недосыпать.

Филиден был еще далеко, и Галиад опасался, что, поскольку Воины Огня передвигаются значительно быстрее, они смогут опередить его армию намного сильнее, чем он предполагал вначале. Но он надеялся, что опоздание станет для нее преимуществом. Если Воины Огня еще не знают о ее существовании, то, возможно, удастся неожиданно атаковать их с тыла. Хотя барды уже наверняка разнесли весть об этой армии по всей стране, и надежд на то, что об этом не известно в Харкуре, было немного.

Как только с едой было покончено, воины Самильданаха вновь тронулись в путь. Переходя от селения к селению, они не только пополняли свои ряды добровольцами, но и получали всевозможные подношения. Им дарили продукты, оружие, доспехи, одежду белого и красного цвета, лошадей… О том, что они приближаются, в деревнях знали заранее, жители ждали их прихода и встречали с почестями.

Причины такого неожиданного для него воодушевления Галиад решил выяснить у одного из недавно назначенных им командиров — бывалого солдата, после войны с Харкуром ставшего столяром. Он пользовался авторитетом у товарищей и сохранил боевую выучку.

— Дело в том, Аль'Даман, что имя Самильданаха задолго до того, как пошли слухи о создании этой армии, было у всех на устах. Жители Галатии уже давно готовы к переменам, а еще они хотят отомстить Харкуру.

— Вы полагаете, что так думают все галатийцы? — уточнил Галиад.

— Нет. Скорее, жители западных областей, которые соседствуют с христианами. Но дело не только в этом.

— А в чем еще?

— В Амине. После смерти Эогана народ Галатии впервые за долгие годы не признает своего правителя. Никто здесь не любит королеву, а когда она заявила, что не станет помогать друидам в войне с Харкуром, неприязнь к ней только усилилась. Именно поэтому галатийские солдаты, которых мы повстречали в последней деревне, сделали вид, что не заметили нас… Думаю, в глубине души они сами хотели бы оказаться на нашем месте. Лучше воевать за Самильданаха, чем служить женщине, которая убила своего мужа.

— Возможно, они просто испугались. Нас все же было по меньшей мере в десять раз больше, чем их. А сейчас они, возможно, уже составляют подробное донесение королеве.

— Возможно. Но я так не думаю.

— Спасибо, друг мой. Возвращайтесь в строй.

Командир отсалютовал Галиаду и отбыл к своим подчиненным.

Магистраж посмотрел ему вслед, пришпорил коня и поскакал в авангард. Солдаты шли все быстрее. Они будто чувствовали, что бой уже близок. Они были готовы на все. Были готовы умереть. Погибнуть за Галатию или за Самильданаха, для них это означало одно и то же.

Галиад вздохнул. Он не знал, представляет ли себе Алеа, чем все это может закончиться. За нее отдадут жизнь сотни людей, которых она даже не знает. А есть ли у нее выбор? Разве можно позволить Харкуру завоевать всю страну? Что будет, если христиане одержат верх?

Отбросив эти мысли, Галиад подъехал к Фингину.

К вечеру Алеа и ее спутники уже оказались у городской стены Мон-Томба и подъехали к въездным воротам. В сторожевом помещении располагался гарнизон Воинов Огня, но никто не обращал внимания на входящих в город — в Мон-Томбе привыкли к странникам. А вот аббатство, напротив, было настоящей военной крепостью.

Алеа, Фейт, Кейтлин и Мьолльн прошли через ворота и оказались во дворе, заполненном повозками и людьми. Им пришлось оставить лошадей в конюшнях, так как в черте города верхом могли перемещаться только военные и торговцы. Небольшой дворик служил своеобразным шлюзом между въездными воротами и гораздо более широкими городскими, которые запирались на ночь. Пройдя под ними, можно было оказаться в самом городе.

Четверо друзей медленно шли в толпе прохожих, стараясь ничем среди них не выделяться, и любовались городом.

Миновав вторые ворота, они двинулись по большой улице, ведущей вдоль крепостной стены. По обеим сторонам ее стояли высокие узкие дома. Над их крышами на фоне облаков виднелась сама стена и сторожевые башни, нависшие над морем.

На улице царило оживление. В основном здесь была молодежь, и Алеа сразу поняла, что это студенты. Но попадались среди них и торговцы и приезжие, которые с любопытством разглядывали городские здания.

Улица полого поднималась вдоль скалы. В том месте, где скала заканчивалась, она поворачивала в обратном направлении и вела уже вдоль следующего уступа крепостной стены. Пройдя ее до конца, друзья очутились у подножия самого аббатства.

— Ну вот, — сказала Фейт, беря Алею за руку, — университет находится за этими стенами.

— В аббатстве? — удивилась Алеа.

— Ну конечно! А занятия ведут монахи. Аббатство размещается в двух зданиях: в центральном корпусе крестообразной формы, похожем на церковь, и в расположенном с северной стороны небольшом дворце, который здесь называют Отрадой. В нем монахи и обучают студентов. Там же расположены зал переписки книг и библиотека.

— В общем, нам надо попасть именно туда, — подытожила Алеа.

— Да, — подтвердила Фейт, — и, похоже, это будет непросто!

— А где вход?

— Стражники наверняка пропускают в аббатство только монахов и студентов, которые должны пройти через комнату монастырского привратника. Она располагается вон там, в том небольшом строении внизу. Оттуда можно попасть на главную лестницу, которая ведет на три верхних этажа здания. Есть еще одна дверь, выходящая на паперть, там монахи могут встречаться с нищими… Но в Мон-Томбе почти нет нищих.

— Думаешь, нам удастся туда проникнуть?

— Разве что мы притворимся монахами или студентами! — пошутила Фейт.

— И что же нам делать?

Фейт посмотрела на высокие стены аббатства.

— Главная лестница соединяется с проходом, который идет по верху всей крепостной стены, — объяснила Фейт, указывая на стену, возвышающуюся над улицей. — Он доходит вон до той башни справа. Если мы как-нибудь взберемся на нее, выберемся в проход и сумеем незаметно пройти по нему до лестницы, то попадем внутрь аббатства. Но там нас ждут новые сложности!

— И все это только для того, чтобы найти какую-то книгу! — возмутился Мьолльн. — Ты же и читать-то не умеешь!

— Зато Фейт умеет, а я уже учусь… — немного обиженно возразила ему Алеа. — А ты, Кейтлин?

Актриса кивнула:

— Да, я давно научилась читать. Не скажу, что читаю очень быстро, но, думаю, смогу тебе помочь.

— Какая разница? Все равно нам не удастся туда попасть! — воскликнул Мьолльн.

Алеа вздохнула:

— Вместо того чтобы все время ворчать, ты бы лучше придумал, как взобраться на башню!

Мьолльн пригнул голову и огляделся.

— Тс-с, тихо! Нас могут услышать! — шепнул он, смущенно взглянув на Алею.

— Прямо напротив башни есть харчевня, — сказала Фейт, — давайте пойдем туда, поедим и спокойно все обдумаем…

И четверо друзей пошли вниз по улице, с опаской посматривая на огромное здание аббатства.

— Во дела! А платить-то опять мне придется! — поморщился Мьолльн, запуская руки в карманы.

Алеа не смогла удержаться от смеха.

— Ладно, Мьолльн, если сегодня вечером ты мне поможешь, обещаю тебе, мы обязательно вернемся в тот тоннель в Борселийском лесу, и ты возьмешь себе все сокровища. Это стократ возместит тебе все, что ты потратил на меня!

На лице гнома появилось выражение радостного удивления.

— Что, правда? — тихо произнес он, останавливаясь посреди улицы.

Алеа посмотрела на него:

— Ну, или эти сокровища, или какие-нибудь другие! Но обещаю, у тебя будет полным-полно золота и полным-полно серебра. Так ты согласен?

— На это только последний дурак не согласится, хе-хе! Если так, я залезу на любую башню, метательница камней!

Алеа взяла его за руку, и они зашагали к харчевне.

Там путники не спеша поели, по достоинству оценив местную кухню и уютную обстановку. Настроение у посетителей, большую часть которых составляли студенты, было скорее веселое, и приближение войны никак не сказывалось на их поведении. Здесь, в Мон-Томбе, люди, казалось, забывали обо всем на свете, даже о войнах.

С наступлением темноты четверо друзей вышли из харчевни и прошли несколько метров по направлению к небольшому зданию, стоящему у подножия стены. Но на улице было еще довольно многолюдно, да и луна ярко освещала весь город.

— Нам ни за что не удастся незаметно подняться в башню! — прошептала Кейтлин, наклонившись к Алее.

Та только молча прикусила губу.

— Может быть, попробовать войти туда как-то иначе, — предложила Фейт.

— Постойте! — сообразила Алеа. — Ведь внутри башни наверняка есть лестница, а значит, внизу должна быть дверь.

— Вряд ли, — с сомнением произнесла Фейт, — а если и есть, то она надежно заперта.

Алеа улыбнулась:

— Это я беру на себя! Подождите меня здесь.

Девушка прошла между домами и скрылась в тени крепостной стены.

Мьолльн посмотрел на Фейт.

— Ну и заскучаем же мы с тобой, когда все это закончится, правда? — улыбнувшись, спросил он.

— Если мы всю жизнь будем рядом с Алеей, то скучать нам точно не придется!

— Всю жизнь? Ну уж нет! Смею напомнить, что лично я хочу стать бардом!

— Да вы и месяца без нее не сможете прожить! — рассмеялась Фейт.

Скорчив забавную гримасу, гном почесал бороду:

— Какой месяц! И недели-то не смогу! Вот ведь… Ну и девчонка!

К ним подошла Кейтлин.

— Она что, всегда такая? — улыбаясь, спросила она.

Фейт и Мьолльн переглянулись и одновременно кивнули.

Несколько минут спустя Алеа выглянула из-за угла темной улочки.

— Эй, — шепотом позвала она, — идите сюда!

Они огляделись, чтобы убедиться, что их никто не видит, и нырнули в темноту.

— Открыто! — с гордостью сообщила Алеа и сделала им знак следовать за ней.

Подойдя к крепостной стене, они и в самом деле увидели в ней небольшую деревянную дверь. Замок был взломан.

Алеа зашла внутрь. Мьолльн немного постоял, посмотрел вверх на стену и последовал за девушкой. За ним вошли Фейт и Кейтлин.

Винтовая лестница оказалась чрезвычайно крутой, почти отвесной, и вела на самый верх башни. Алеа несколько раз останавливалась, чтобы перевести дыхание, но все же намного опередила гнома, которому было еще труднее карабкаться на высокие ступени. В кромешной темноте, лишь иногда озаряясь лунным светом, льющимся сквозь бойницы, лестница вилась все выше и выше. Края ступеней были истерты, путники часто скользили и, чтобы не упасть, хватались прямо за стены.

Наконец Алеа, задыхаясь, взобралась на самый верх. Здесь была такая же деревянная дверь, как и внизу. Позади слышались тяжелые шаги Мьолльна. Если он будет так шуметь, нас обнаружат, подумала девушка, но сказать ему об этом она не могла: пришлось бы кричать, а это было еще опаснее.

Она повернулась к двери и прижалась к ней, стараясь понять, есть ли кто-то по другую сторону. Стражники наверняка ходили по крепостной стене и время от времени оказывались в этом месте.

Алеа постаралась сконцентрировать энергию саймана. Его теплое дыхание поднялось по всему ее телу к плечам. Дойдя до ладоней, энергия вышла наружу и потекла под дверь, в замочную скважину, сквозь деревянные доски, из которых была сделана дверь. Не прерываясь ни на секунду, Алеа посылала вперед все новые потоки саймана. Они потекли по каменному полу за порог и наполнили собой пространсгво по ту сторону двери, в проходе на крепостной стене. Там никого не было. Алеа продвинула энергию еще дальше. Подобно облаку, он заполнил весь проход. Путь был свободен.

Вскоре по лестнице поднялся Мьолльн, за ним показались Фейт и Кейтлин. Еле живой от усталости, гном рухнул на последнюю ступеньку.

Алеа прижала палец к губам. Она вынула из кармана кусок железной проволоки, которым уже воспользовалась внизу, чтобы открыть первую дверь, и вставила его в замочную скважину. Замок щелкнул. Стараясь действовать с ювелирной точностью, она несколько раз повернула проволоку внутри замка. Дверь распахнулась.

С довольной улыбкой девушка выпрямилась, спрятала проволоку в карман и подмигнула Мьолльну, мало-помалу приходившему в себя.

Она сделала друзьям знак следовать за собой и осторожно открыла дверь. Шагнув за нее, Алеа спустилась вниз по двум ступеням, ведущим в проход по крепостной стене. Здесь она легла и дальше стала продвигаться вперед ползком. Остальные сделали то же самое.

Снизу до них доносились отзвуки затихающего города. Хлопали, закрываясь, ставни, из харчевни выходили последние посетители, из окон на улицу выплескивали ведра…

Четверо друзей, прижимаясь к каменному полу, ползли вдоль прохода по высокой крепостной стене. Внимательный наблюдатель мог бы заметить с улицы, как время от времени их темные силуэты показывались в просветах невысокого бортика, закрывающего проход снаружи. Но время было позднее, и их никто не увидел.

Вскоре они приблизились к тому месту, где стена под прямым углом поворачивала на юг, к главной лестнице. Алеа остановилась и знаком приказала друзьям сделать то же самое. Она заметила свет у входа на лестницу. Очевидно, это горели факелы, прикрепленные к стене. Может быть, сейчас там никого и не было, но все же вероятность наткнуться на стражников существовала. Алеа опять пустила вперед волну саймана. Теперь она могла ее направлять, и ей был хорошо виден весь проход до самой двери. Она продвинула поток энергии еще дальше и, закрыв глаза, наполнила им все помещение, к которому вела лестница.

Алеа вздрогнула. Она явно ощутила присутствие человека. Затем еще одного. Это были солдаты. В помещении охраны находилось двое стражников. Алеа поморщилась. Она приостановила поток саймана и повернулась к своим спутникам.

— У нас первая неприятность, — объявила она еле слышно.

— Ну конечно, ведь подъем по лестнице был просто наслаждением, — усмехнулся гном.

— Тс-с! — шепнула ему сзади Фейт.

— Там наверху, у лестницы, двое стражников, — сказала Алеа, — вероятно, они обходят стену дозором и могут выйти сюда с минуты на минуту!

— Ну что, поворачиваем назад? — с усмешкой спросил Мьолльн.

— Нет! — ответила Алеа, тряхнув головой. — Нет. Надо успеть дойти до двери. Если они выйдут, нам придется их оглушить и заткнуть рот кляпом… А если они пойдут в другую сторону, мы просто войдем внутрь.

— Ну вот, — поморщился Мьолльн, — начинаются боевые действия.

— Вперед!

Алеа вновь поползла по проходу, но теперь уже гораздо быстрее. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы их здесь застали солдаты, надо было успеть добраться до двери до их появления.

Оказавшись у двери, Алеа встала на ноги, прижалась к стене и знаком подозвала к себе Мьолльна. Гном поднялся на ноги и, пробежав несколько шагов, встал рядом.

Но в ту минуту, когда начала вставать Кейтлин, дверь рядом с Алеей и Мьолльном распахнулась.

Кейтлин застыла на месте и стала озираться в поисках убежища. Но было уже поздно.

— Это еще что… — начал было стражник, увидев ее и Фейт посреди прохода.

Он выхватил меч из ножен и бросился к ним, следом за ним устремился и второй. Но нанести удар они не успели. Алеа из-за двери послала им вдогонку сайман. Приняв форму шара, он сильно ударил обоих по затылку. Стражники потеряли сознание и упали. Только тогда Кейтлин и Фейт увидели поднятые вверх руки Алеи, стоящей в конце прохода. Они подошли к ней, перешагнув через неподвижно лежавших солдат, и встали рядом.

— Нельзя оставлять их так, — шепотом сказала Алеа. — Они очнутся и поднимут тревогу.

Кейтлин обернулась. Она посмотрела на стражников, немного подумала и быстро опустилась на колени рядом с ними. Оторвав куски ткани от их одежды, она заткнула им рты.

— Надо чем-нибудь связать им руки, — сказала она друзьям.

Алеа заглянула внутрь помещения, но не нашла там ничего подходящего. Тогда она подняла глаза к потолку и увидела два висящих на веревках светильника. Забравшись на небольшой стол, она ножом перерезала веревки.

— Держи, — сказала она Кейтлин. — И стяни потуже, так, чтобы они не смогли освободиться…

— Не волнуйся, — улыбнувшись, ответила Кейтлин, — я сделаю такой крепкий узел, что даже сама не сумею его развязать.

Связав, Кейтлин оттащила обоих стражников за поворот прохода, чтобы их не заметили другие солдаты, которые могли здесь появиться. Фейт помогла ей, затем обе подошли к двери и вышли на главную лестницу.

До Филидена оставалось не более суток пути, а в армии Самильданаха было уже больше тысячи человек Точнее, Эрван и Тален насчитали тысячу двести добровольцев. Это было гораздо больше, чем надеялся набрать Галиад, но, скорее всего, недостаточно. Тем не менее все участники этого похода были воодушевлены единым бескорыстным стремлением: они хотели изменить этот мир. Изменить его с помощью Самильданаха.

И сейчас, глядя на ряды солдат, решительным шагом идущих к Филидену, Галиад понял, что они не остановятся до тех пор, пока им это не прикажет сама Алеа. Армия Самильданаха будет расти день ото дня. Сейчас в ней уже двенадцать сотен бойцов, а это значит, что по всей стране может набраться несколько тысяч… Обратного пути нет. Перемены уже начались. А самое невероятное, что начало всему этому положила тринадцатилетняя девочка.

Галиад думал о том, как эти люди представляют себе Гаэлию, о которой мечтают. Каких именно изменений они ждут? Лучшей жизни? Наверняка многие из них этого не понимают. Впрочем, знает ли он сам, чего добивается Алеа? И по сути дела люди эти собрались не во имя нового мира, а во имя перемен, во имя того, чтобы изменить самих себя.

В середине дня, когда солнце уже подошло к зениту, один из разведчиков, посланных вперед Галиадом, галопом вернулся к нему с донесением. Эрван и Фингин, заметив его издали, подъехали, чтобы узнать, какие известия он привез.

— Господин главнокомандующий, — начал разведчик, обращаясь к Галиаду, — на Песчаном холме к северу от Филидена начался бой.

Галиад кивнул. Он посмотрел на друида, затем на сына. Для обоих это известие стало неожиданностью.

— Удалось ли вам оценить силы обеих сторон? — спросил Галиад.

— Пока туатанны сражаются одни, друиды еще не подошли. Армия Харкура значительно превосходит их числом. Она в три или в четыре раза больше. Думаю, их около двадцати тысяч. Но у туатаннов преимущество позиции: они расположились на холме и, очевидно, успели заранее подготовить его к бою. Они стоят лагерем наверху, в центре холма, по флангам сооружены надолбы для защиты от конницы. Они скатывают на Воинов Огня огромные камни.

— Так, хорошо. Кто командует армией Харкура? Прибыл ли сам Ал'Роэг?

— Его я не видел. Но Данкрэ здесь. Я его узнал. Думаю, командует сражением он.

— В их армии только воины Харкура, воинов Темной Земли нет?

— Знамен графа Мерианда я не видел.

— Благодарю за службу. Идите и передайте нашим восьмерым командирам, чтобы они поторопились. Мы попытаемся напасть на войско Харкура с тыла.

Разведчик галопом поскакал к головной части войска. Солнце палило нещадно. Доспехи воинов раскалялись от жары. В таком пекле сражаться будет нелегко. Но туатаннам, думал Галиад, это не помеха. Наполовину обнаженным жителям Сида приходилось вести сражения и в гораздо более жаркие дни.

Магистраж повернулся к Эрвану и Фингину:

— Держитесь друг друга во время сражения. Эрван, не забывай, что ты магистраж Фингина. Если с ним что-нибудь случится, ответственность ляжет на тебя. Нам предстоит нелегкий бой, и посоветовать могу только одно: никакой передышки, ни на минуту. Бейтесь до конца. Даже когда почувствуете, что силы ваши на исходе. Вы останетесь живы до тех пор, пока не прекратите сражаться.

Фингин кивнул, но в глазах у него был страх.

Глава 9 Черный друид

Боевые шеренги туатаннов продолжали держать оборону на склонах Песчаного холма. Вожди кланов получили от Малдена приказ как можно дольше удерживать позиции на вершине.

Перед боем предводитель всех кланов лично нанес боевую раскраску на торсы шести вождей. Накануне они расположились на ночлег в одной палатке, и военный совет затянулся далеко за полночь. Сейчас здесь, на холме, собрались все воины Сида. Не хватало лишь сына Саркана и тех, кто ушел вместе с ним. Туатанны понимали, что им предстоит самое главное сражение, которое, безусловно, унесет много жизней. Меч Тагора сейчас очень бы им пригодился. Они уже ощутили, как не хватает им Саркана. Всю ночь вожди говорили о Мойре, обращались к ней и теперь, увидев многочисленные колонны противника, надеялись, что она их услышала.

Пехота и конница Харкура не могли передвигаться по болотистой почве быстро, но все же, сохраняя боевой порядок, неуклонно приближались. К холму подступила огромная, выстроенная клином колонна и начала рассредоточиваться, чтобы начать атаку по всему фронту.

Передовую линию составляли лучники в туниках и легких шлемах, которые готовились пустить на вершину холма первые стрелы. Это должно было заставить туатаннов покинуть свои укрепленные позиции и спуститься навстречу противнику.

Во второй линии шли пехотинцы. Они составляли большую часть войска. На них были массивные кольчуги, надетые поверх толстых шерстяных рубах, металлические налокотники и наколенники, плотные штаны и латные рукавицы. Мечи они держали на поясе, так как по приказу генерала Данкрэ в начале сражения должны были применяться только длинные пики, удобные в бою с расположенным выше противникохм.

И наконец, третью линию занимала конница. На всадниках был полный комплект доспехов. В конусообразных шлехмах с выступом для носа и кольчугах, плотно закрывающих горло, вооруженные копьями, мечами и боевыми палицами всадники сидели на мощных лошадях, также укрытых доспехами.

Во второй половине дня все войско Харкура замерло на месте. Первая линия лучников к этому времени уже преодолела две трети пути к вершине холма. Когда до нее оставалось не более пятидесяти метров, они опустились на одно колено, натянули тетиву и направили стрелы вверх.

Лучники туатаннов тоже приготовились к стрельбе. Находясь на вершине холма, они имели больший угол обстрела. По переднему краю всех кланов дружно поднялся ряд заряженных стрелами луков.

Казалось, само время вдруг остановилось. В полной тишине не раздавалось ни звука шагов, ни звона оружия. Зловещая тишина нависла над Песчаным холмом.

Потянулись тяжкие минуты перед началом боя. Минуты, когда люди начинают с сожалением думать о прожитой жизни. Когда тысячи сердец бьются сильнее обычного. Когда все внутри сковано страхом. Когда гнет его настолько невыносим, что остается одно- единственное желание — немедленно броситься в бой, лишь бы все это поскорее закончилось. Чтобы избавиться от этого бесконечного удушающего напряжения.

Это были те минуты, когда люди вспоминают о самом лучшем, что было в их жизни. А еще задают себе вопрос, испытывают ли стоящие рядом товарищи такое же смятение. Не мучает ли их также сомнение в том, что дело, за которое они могут сейчас отдать жизнь, того стоит. Это было время, когда гадаешь, как скоро вонзится в тебя стрела или ударит меч. Минуты глухого ожидания, когда слышишь только одно — как пульсирует кровь в твоих жилах. Так сильно, будто пульсирует она в последний раз.

Первым отдал приказ стрелять Данкрэ.

Тетива всех луков разом хлестнула воздух. Стрелы Воинов Огня подобно туче птиц взмыли в небо. В ответ тут же выстрелили туатанны. Два потока плавным движением, как в танце, пересеклись в воздухе. Затем послышался свист падающих стрел.

В обеих армиях разом взметнулись щиты, но все же и с той и с другой стороны многие стрелы попали в цель. Первый залп был дан одновременно, но лучники продолжали стрелять уже без команды, и теперь стрелы сыпались одна за другой, подобно непрерывному дождевому потоку, от которого приходилось постоянно защищаться и пехоте и кавалерии.

Данкрэ дал приказ к наступлению двум первым линиям. Он хотел воспользоваться замешательством, произведенным атакой лучников, подняться наверх и прорвать ряды противника. Но с вершины холма на наступающих тут же посыпался град камней. Туатанны подготовились к такому повороту событий. Они распрямились и с криками начали метать вниз по склону булыжники и боевые топоры, что сразу же смяло превосходно организованную линию пехоты Харкура.

Смертоносный град обратил пехотинцев в бегство. Поддавшись панике, солдаты разбегались в разные стороны. Многие были раздавлены каменными глыбами. Сражавшиеся в первой линии туатанны подбегали к оставшимся в живых обессиленным врагам и добивали их топорами.

Пехота Воинов Огня отступила и попыталась, насколько это было возможно, восстановить боевой порядок для новой атаки.

Несмотря на запрет Малдена, несколько воинов из рядов туатаннов, покинув укрепленные боевые позиции на вершине холма, устремились вниз, преследуя убегавших врагов. Это было грубейшей ошибкой, Саркан никогда бы этого не допустил, но молодой вождь Малден не смог удержать разгоряченных сражением воинов, рвавшихся как можно быстрее расправиться с противником. На них тут же налетел отряд вражеской кавалерии и в одно мгновение уничтожил всех до единого.

И тут Данкрэ понял, что воспользоваться брешью, образовавшейся в рядах туатаннов, надо именно сейчас и как можно скорее, пока те не успели ее закрыть, рассредоточив передний край по всему фронту. Он тотчас дал приказ своей несколько поредевшей пехоте штурмовать западный склон холма. Пехота немедленно пошла в наступление, за ней последовала кавалерия.

С вершины холма Малден видел, что армия Харкура может прорвать его ряды. Он немедленно приказал своим воинам отправляться к западному склону, но те опоздали, и схватка завязалась уже почти у вершины. Как только начался ближний бой, град стрел прекратился. Воины Огня не ожидали, что туатанны могут так ловко орудовать мечами и топорами. Погибших было много с обеих сторон, но армия Данкрэ пополнялась постоянно прибывающими свежими силами, и вскоре перевес был уже на их стороне.

Армия Харкура значительно превосходила войско туатаннов числом, и очень скоро ей удалось сломить оборону противника, увеличив брешь на этом склоне. Еще немного — и воины Сида лишатся своих выгодных позиций на вершине холма.

Сражение превращалось в бойню.

Осторожно ступая, они спустились по главной лестнице и подошли к галерее, идущей вдоль внутреннего двора монастыря. Яркий лунный свет освещал большой сад, расположенный посередине, и саму галерею, покрытую деревянной крышей. В тени под ее сводами угадывались силуэты колонн, расположенных в шахматном порядке.

Алеа первая ступила под своды арок, в верхней части которых были видны четкие очертания лепнины. Призрачный лунный свет рождал причудливые тени, и Алее казалось, что из-за массивной колонны вот-вот появится фигура стражника. Махнув рукой, она позвала друзей.

Их удивленному взору предстало небывалое зрелище. С западной стороны галереи сад, находившийся в центре монастыря, казался парящим в воздухе между небом и землей.

— Нам куда? — шепнула Алеа, повернувшись к Фейт.

— Я помню, что из трапезной в конце этого прохода, кажется, можно попасть в зал переписки книг… Но я не уверена!

Алеа кивнула. Стараясь по возможности оставаться в тени колонн, она пошла вдоль галереи, посматривая вперед и в сторону сада. Наконец она оказалась у двери, о которой говорила Фейт.

Дверь трапезной была заперта. Поспешно отомкнув замок уже испытанным способом, Алеа впустила внутрь Мьолльна, Фейт и Кейтлин, вошла сама и закрыла за собой дверь. Они очутились в огромном прямоугольном зале со сводчатым, украшенным лепниной потолком. Сквозь узкие оконца, прорезавшие стены, в помещение лился тусклый свет луны. Каждый оконный проем был обрамлен аркой, опирающейся на две небольшие колонны.

В центре зала рядами стояли длинные деревянные столы, возле них — простые лавки. Здесь ели монахи и студенты. Алеа подумала о том, что в случае, если им придется возвращаться этим же путем, надо успеть пройти трапезную, пока обитатели аббатства не придут сюда завтракать.

Фейт указала на дверь в западной стене зала. Алеа кивнула, и они прошли через все помещение, стараясь ступать как можно осторожнее. Каждое неловкое движение отдавалось в тишине этого огромного холодного зала гулким эхом.

Алеа взялась за ручку двери. Незапертая, она вела на лестницу. Алеа ступила на нее первой. Спустившись, они попали на третий этаж Отрады и очутились перед деревянной двустворчатой дверью. Открыть ее оказалось сложнее, так как здесь было два замка с более сложным механизмом. Но Алеа еще не утратила ловкости и точности движений, которые не раз выручали ее в детстве в подобных случаях, и вскоре дверь зала переписки книг подалась. Три ряда колонн разделяли просторное помещение на четыре неравные части. Слабый свет сочился сквозь два круглых оконных проема под потолком. Гобеленовые перегородки, натянутые между колоннами, разделяли центральную часть зала на небольшие закутки, где студенты и монахи могли заниматься, а также переписывать и раскрашивать книги.

Алеа спустилась по четырем ступенькам, ведущим в зал. Она подняла голову и обвела взглядом деревянные стеллажи, поставленные один на другой вдоль всех четырех стен. Здесь было еще больше книг, чем в том, первом монастыре. Намного больше. У каждого стеллажа стояла лесенка, чтобы можно было брать книги с самых верхних полок. Целые груды рукописей в переплетах и без лежали по всему залу. Это была самая большая библиотека Гаэлии, так говорилось о ней в сказаниях бардов.

Вот она, библиотека Мон-Томба. Хранилище всех знаний мира.

Фейт, войдя в зал вслед за Алеей, не смогла сдержать восхищенного вздоха:

— Смотри, какое чудо!

Алеа не слышала ее. Стоя на месте и приоткрыв рот, она поворачивалась во все стороны, обводя глазами бесконечные ряды книг.

Мьолльн и Кейтлин библиотека поразила не меньше.

— Ничего себе! И как же ты думаешь найти то, что тебе нужно, среди тысяч этих томов? — в отчаянии спросил Мьолльн, подходя к Алее. — Да, кстати, что мы, собственно, ищем-то, а?

— Энциклопедию Анали, — шепнула Алеа.

Она подошла к одному из пюпитров и, взяв в руки перо, коряво написала на старом, покрытом пятнами пергаменте пять букв. «АНАЛИ». Она постаралась запомнить эти буквы, когда монах в монастыре обучал ее грамоте. И не забыла их. Взяв пергамент в руки, она с гордостью показала его гному.

— Анали, — повторила она. — Фейт, я правильно написала?

Бардесса кивнула.

— А теперь скорее! — сказала Алеа, возвращая пергамент на пюпитр.

— Может быть, здесь есть каталог? — предположила Фейт.

Она подошла к одной из полок и увидела, что ни на книгах, ни на полках нет никаких номеров.

— Нет, — вздохнула она. — Чувствую, нелегко нам будет найти эту энциклопедию! Но если здесь есть хоть какая-то система, то книга может находиться только в одном из трех мест. Или среди трудов по истории, или среди энциклопедий, или же среди тех книг, в которых говорится о Мойре и о друидах… Кейтлин, давай попытаемся выяснить, как тут все устроено. Тогда нам хотя бы не придется искать по всей библиотеке.

И они взялись за дело.

Внезапно Малден увидел гигантскую вспышку с той стороны холма, куда сумели прорваться силы Харкура. В воздух взлетели десятки тел, причем, судя по доспехам, это были Воины Огня.

В войсках Данкрэ началась паника. Малден вскочил на коня и галопом помчался выяснить, что происходит.

С восточной стороны к холму, тесно сомкнув ряды, двигались магистражи, а за ними друиды в белых плащах, уже начавшие атаковать противника с тыла.

Увидев, что им на помощь идут друиды Сай-Мины, туатанны воспряли духом. Некоторое время они в недоумении глядели, как армию Харкура разят огненные шары и молнии друидов, затем вновь бросились в бой, спускаясь по холму и наступая на Воинов Огня.

Данкрэ был в бешенстве. Его кавалерия оказалась совершенно бессильна против этого внезапного нападения и не могла укрыться от бьющего с неба огня. Лошади в испуге шарахались, всадники падали, и их тут же добивали магистражи, растянувшиеся по всему восточному флангу.

Данкрэ приказал лучникам построиться в две колонны вблизи холма. Пока они перестраивались, десятки воинов Ал'Роэга погибли в огне, были раздавлены или сражены клинком.

Наконец лучники Данкрэ сделали первый залп. На вновь прибывших обрушились тысячи стрел. Были убиты несколько магистражей и друидов, но никто из четырех Великих Друидов, предусмотрительно оставленных в тылу, не пострадал.

В воздух взмыла вторая волна стрел, но на этот раз их отразила невидимая сила, подобно прозрачной стене парящая в воздухе. Наступление магистражей продолжилось с новой силой.

И тут Данкрэ понял, что его войска начинают отступать. У него вырвался крик бешенства. Отступать, имея столь значительное численное превосходство! Он не верил своим глазам!

Туатанны же продолжали двигаться вперед, ловко орудуя мечами и топорами. Они уже вклинились в ряды пехотинцев Харкура и вскоре могли добраться до кавалерии. Бой принимал все более беспорядочный характер, кругом лилось все больше крови.

И когда Данкрэ уже считал себя побежденным, он вдруг увидел, что с южной стороны подходит подкрепление. В тот же миг к нему подскакал один из его подчиненных:

— Господин Данкрэ! Сюда идет Мерианд, граф Темной Земли, он ведет восемь тысяч солдат! Мы спасены!

Данкрэ просиял:

— Превосходно! Передайте Мерианду, пусть атакует друидов с восточного фланга. Если ему удастсясправиться с магистражами, думаю, мы сумеем одолеть туатаннов.

— Так точно! А друиды?

— Друиды? — сжав зубы, повторил Данкрэ. — С ними мы ничего не сможем сделать, пока не справимся с магистражами. Нам остается только защищаться. Но если мы подойдем к ним вплотную, они не смогут больше метать огненные шары — побоятся поразить своих союзников.

Офицер кивнул и галопом помчался к Мерианду.

А в долине у Песчаного холма продолжалось кровавое побоище.

Лучники Харкура, прекратив теперь уже бесполезную стрельбу, обнажили мечи и с именем Господа на устах бросились в атаку на варваров, продолжающих спускаться по зеленым склонам холма. Вокруг туатаннов кружились всадники, пытаясь проникнуть сквозь их ряды, но воины Сида вскакивали на крупы коней, скидывали седоков на землю и приканчивали.

Данкрэ слышал, как кричали его воины: «Во имя Христа!» — и видел, как неслись они прямо на врага. Но несколько тысяч их были уже убиты, и он не знал, продержится ли его войско до прихода Мерианда.

В этот миг позади него, с северной стороны, послышались крики. Быстро обернувшись, он увидел группу воинов, скачущих галопом оттуда, где накануне был разбит лагерь. В глазах у них читался панический страх.

Данкрэ поскакал им навстречу.

— В чем дело? — гневно спросил он. — Почему вы оставили лагерь?

Узнав главнокомандующего, люди тотчас остановились.

— С севера сюда идет еще какая-то армия! — с трудом переводя дыхание и спешившись, проговорил один из них.

— Армия? С севера? Неужели королева решила все же послать сюда свои войска? — удивился Данкрэ.

— Нет-нет, — продолжал, задыхаясь, молодой воин. — У них другой флаг, не галатийский…

— А какой же? Не может быть, чтобы сюда шли саррцы.

— Мы не знаем такого герба, наверное, это какие-то чужеземцы…

Данкрэ нахмурился. Он не понимал, что происходит.

— Сколько их?

— Думаю, немногим более двух тысяч.

Данкрэ приподнялся в седле и подозвал одного из подчиненных:

— Пошлите туда двоих разведчиков, я должен знать, кто это такие. Скорее всего, у нас появился еще один противник, но мне надо знать точно. Их необходимо остановить, пока они не нанесли нам удар с тыла. Если там и в самом деле не более двух тысяч, нам, очевидно, удастся их сдержать, но это еще более ослабит наши ударные силы. Проявите терпение. Как только подойдет подкрепление, будьте готовы дать отпор этим новым гостям!

Воин выслушал приказ командира и поскакал к частям отдавать необходимые распоряжения.

Солнце стояло еще высоко. Армия Мерианда, состоящая из старой гвардии и наемников, наконец вступила в бой. Магистражам пришлось остановить наступление на части Харкура и перейти в оборону. Воины Данкрэ тут же воспользовались этим и возобновили атаку на туатаннов на склонах холма, а часть их, около трех тысяч человек, отделилась от основных сил и направилась к северу.

Силы туатаннов были на исходе. Они уже не выдерживали контрнаступления Харкура, избавленного наконец от натиска магистражей. Всем кланам вновь пришлось отступить на вершину холма, откуда было легче защищаться.

Внезапно в северной части долины Песчаного холма появилось еще одно знамя. Ни люди Харкура, ни воины Темной Земли не могли понять, что это за солдаты, одетые в красно-белую форму. А вот друиды сразу же узнали знак, вышитый на их знаменах. Это был знак Самильданаха.

Проведя в поисках Энциклопедии Анали несколько долгих часов, друзья заволновались. Усталость и страх быть застигнутыми на месте преступления приводили их в отчаяние, и Алеа уже начинала сомневаться в том, что книга находится именно здесь.

— Может быть, мы ее видели, но не узнали? — предположила измученная Кейтлин.

— А может быть, она где-то в другом месте, — откликнулась Алеа.

— Подождите, — вступила в разговор Фейт, стоя на верхней ступеньке лестницы. — Мы еще не закончили. Не можем же мы все бросить и уйти!

А гном уже давно ничего не искал. Он сидел на кипе рукописей, обхватив голову руками. Глаза его слезились от усталости, он зевал и тяжело вздыхал.

Кейтлин и Алеа вновь принялись за поиски. И той и другой распознавать буквы на корешках книг было гораздо труднее, чем Фейт. К тому же читать при слабом лунном свете — дело далеко не из легких.

Им попадалось огромное множество разнообразных трудов, некоторые с великолепными иллюстрациями, другие неполные или неоконченные, третьи без переплета, просто перевязанные тонкой бечевкой. Но ни один из них не походил на Энциклопедию.

Очень часто для того, чтобы прочитать название на тисненом кожаном переплете, им приходилось стирать с него толстый слой пыли. Иногда заглавия на переплете не было, и они искали его на первых страницах книги.

— Если она все же найдется, эта ваша чертова книга, — зевая, проговорил Мьолльн, — то наверняка на каком-нибудь пюпитре! Ха-ха!

Алеа посмотрела на гнома.

— А это неплохая мысль! — сказала она. — Может, пойдешь, посмотришь…

Гном недовольно проворчал:

— Язык мой — враг мой!

Он с трудом поднялся и направился в центральную, разделенную на отсеки часть зала. Алеа посмотрела ему вслед и, улыбнувшись, вновь принялась за поиски.

Забравшись на самую верхнюю ступеньку лестницы, она оказалась на уровне окон. Море за ними было темно-синего, почти черного цвета. Она повернула голову, заглянула в другое окно и увидела неровный свет факела, прикрепленного к стенам внутренней галереи. Она вновь посмотрела в сторону моря и заметила, что близится час рассвета.

— Светает! — тихо произнесла она. — Скоро проснутся монахи!

В тот же миг в центре зала раздался такой страшный грохот, что Алеа чуть не свалилась с лестницы. Взявшись за перекладины и вытянув шею, она попыталась рассмотреть, что произошло.

Оказывается, Мьолльн уронил с пюпитра на пол огромный фолиант.

— Алеа, — растерянно произнес он, посмотрев на девушку, — кажется, я нашел твою книгу!

Почти не касаясь ногами ступеней, Алеа соскользнула вниз по лестнице. Мгновение спустя она уже стояла рядом с гномом.

Вслед за ней подоспели Фейт и Кейтлин.

У ног Мьолльна лежала Энциклопедия Анали.

Наклонившись, Фейт провела рукой по кожаному переплету.

— Это она, — проговорила Фейт, и в тот же миг дверь с противоположной, южной стороны зала распахнулась.

Друзья тут же пригнули головы. Они увидели за перегородками свет факелов.

— Я только что слышал здесь шум, отец мой, уверяю вас! — Голос гулко раздавался под огромным каменным сводом.

Алеа подняла с пола тяжелый том Энциклопедии. Кейтлин открыла сумку, протянула ее девушке, и та опустила туда книгу.

Они осторожно направились к двери, через которую вошли ночью. Слышно было, как по залу ходят двое мужчин и обыскивают помещение.

Открыв дверь, Алеа знаком поторопила друзей. Как только они оказались по ту сторону, послышался крик одного из тех, кто был в зале:

— Туда! Там открылась дверь в трапезную!

Девушка едва успела выскочить из зала и быстро закрыть за собой дверь.

— Скорее! — крикнула она, подталкивая вперед Мьолльна. — Они уже здесь!

Перескакивая через ступеньки, все четверо взбежали вверх по лестнице, ведущей в трапезную. Как только они оказались там, дверь внизу, через которую они вышли, распахнулась.

Кейтлин подбежала к деревянной скамье и с силой толкнула ее вниз. Убегая, она успела увидеть, как скамья ударила в грудь молодого студента, отбросив его к высоким створкам массивной двери.

— Бежим отсюда! — крикнула Алеа, обхватив Кейтлин за талию.

Не оборачиваясь, помчались они к галерее и, пробежав прямо через сад, вновь оказались у главной лестницы.

Крики их преследователей послышались из трапезной, и вскоре на верхних этажах Отрады зажглось несколько факелов.

Алеа и ее спутники вновь вбежали в помещение охраны. Там по-прежнему никого не было. Алеа, выскочив на крепостную стену первой, побежала вдоль прохода. Она увидела, что оба стражника все еще лежат за углом, но уже очнулись и пытаются освободиться. Не мешкая, она снова оглушила их, махнула друзьям рукой, показывая, чтобы они бежали вперед, и помчалась вслед за ними. Прежде чем открыть дверь башни, она взглянула вниз и, к своему ужасу, увидела четырех солдат, видимо, только что обнаруживших взломанный замок нижней двери. Она посмотрела дальше, на ворота аббатства, и увидела, что оттуда выбегает еще несколько солдат. Очевидно, в городе уже подняли тревогу. Однако монахи не мешкали!

— Здесь спускаться нельзя, — сказала она подбежавшим друзьям.

— А по-другому не получится! — в панике воскликнул Мьолльн.

— По главной лестнице сюда тоже сейчас придут солдаты, — добавила Фейт.

— Знаю, — ответила Алеа, — еще четверо поднимаются по этой башне!

Она огляделась в поисках выхода из положения. Ни веревочной лестницы, перекинутой из прохода вниз, ни какой-нибудь другой башни, до которой можно было бы успеть добежать. Алеа склонилась за парапет крепостной стены и посмотрела вниз. В этом месте у подножия крепости был большой каменный уступ, нависший над бухтой.

Обернувшись, девушка посмотрела на своих друзей и, сцепив ладони, глубоко вздохнула.

— Вы в меня верите? — спросила она.

Мьолльн помрачнел.

— Что ты еще задумала? — обеспокоенно спросил он.

Алеа не торопилась с ответом. Она вновь заглянула вниз через стену.

Фейт взяла ее за руку повыше локтя.

— Ты ведь не собираешься сказать, что мы прыгнем вниз! — с сомнением в голосе воскликнула она.

Алеа поморщилась.

— Боюсь, другого выхода у нас нет, — наконец проговорила она.

Гном даже рассмеялся.

— Ну да! Отлично! Мы полетим прямо как птички! — пошутил он.

Алеа спрятала лицо в ладонях.

— Послушайте, что я скажу. Я уверена, что сумею удержать вас в воздухе. Если мы прыгнем все одновременно, я точно смогу…

— Да ты в своем уме? — вскричал Мьолльн, не на шутку испугавшись.

В эту минуту дверь комнаты охраны на главной лестнице распахнулась, и из нее выбежали солдаты.

Больше не раздумывая, Алеа вскочила на парапет и протянула друзьям обе руки:

— Сюда! Если верите в меня, идите ко мне!

Фейт тотчас последовала за ней, но Мьолльн в ужасе воскликнул:

— Да вы обе с ума сошли!

Кейтлин медлила. Но когда она обернулась и увидела подбегающих к ним по проходу солдат, сразу же решилась. Она обхватила гнома за бедра, поставила на парапет, затем взобралась сама.

— Нет! Я не буду прыгать! — закричал Мьолльн.

Фейт ухватила его за плечо и крепко прижала к себе.

— Клянусь вам, господин Аббак, если мы останемся в живых, я сделаю вас настоящим бардом!

— Плевать мне на это! — крикнул гном, дрожа всем телом.

— Прыгаем! — крикнула Алеа и первой полетела в бездну, увлекая за собой Фейт, которую держала за руку. Падая, бардесса не выпустила из объятий гнома. Зажмурив глаза, Кейтлин последовала за ними.

В мгновение ока бездна поглотила их всех. И наступила полная тишина. Так бывает, когда внезапно пробуждаешься от кошмарного сна. Само падение длилось всего несколько мгновений, и Алеа едва успела окутать сайманом себя и друзей. Им навстречу стремительно неслась земля, и на секунду ей показалось, что сейчас они разобьются насмерть. Она громко закричала, и тут сайман оказался у них под ногами. Облако энергии разрасталось, задерживая их падение, пока не остановило его окончательно. Алеа пришла наконец в себя и теперь полностью управляла сайманом.

Их ноги медленно коснулись земли.

Алеа увидела напряженные лица друзей, все еще не решавшихся открыть глаза, и рассмеялась. Они стояли на цыпочках, вытянувшись в струнку, и только услышав нервный смех Алеи, неуверенно открыли глаза.

— Мы живы? — спросил Мьолльн, в глазах его были слезы.

Почувствовав, что Фейт крепко держит его за руку, он понял, что они действительно живы и здоровы.

Он повернулся к Алее и бешено сверкнул глазами. В ответ девушка только пожала плечами. Гном долго сверлил ее свирепым взглядом, а потом вдруг сам разразился хохотом.

Алеа облегченно вздохнула. Теперь они смеялись все вчетвером, падение подействовало на них опьяняюще.

— Ну а дальше что мы будем делать? — спросила Кейтлин, глядя на простирающуюся перед ними до самого горизонта водную гладь.

Увидев, что им навстречу двинулся отряд из армии Харкура, Галиад дал приказ к наступлению.

— Надо атаковать, пока они не успели построиться в боевой порядок! — крикнул он.

Высоко подняв над головой меч Бантраль, он крикнул изо всех сил:

— Алраган! Вперед, за Самильданаха!

И все тысяча двести человек — пехотинцы и лучники — двинулись на врага с именем Алеи на устах. За ними последовала конница.

Так, не переставая кричать, они мощным потоком хлынули на равнину, отделявшую их от харкурцев. Казалось, ничто в мире не смогло бы их остановить.

Когда они приблизились к противнику, Эрван приказал лучникам приготовиться. Передняя линия пехотинцев тем временем пошла вперед. Стрелы взмыли вверх и, пролегев над продолжавшими движение пехотинцами, обрушились на первые ряды харкурцев. Сотни Воинов Огня, пронзенные стрелами, упали замертво.

Несколько мгновений спустя пехотинцы Самильданаха в буквальном смысле слова обрушились на врага. Воины Аль'Дамана, небольшой боевой опыт которых восполняла невиданная отвага, исступленно бросались в бой.

Потери с обеих сторон были примерно равные.

Держась позади, Фингин метал в сторону кавалерии Харкура длинные разряды синеватых молний. Языки пламени обвивались вокруг металлических доспехов и сжигали все внутри. Сгоравшие заживо всадники валились с коней на землю.

Эрван все время был рядом с Фингином, защищая его от вражеских пехотинцев, многие из которых пытались добраться до друида, чтобы положить конец его смертоносным ударам. Юный магистраж, орудуя мечом и палицей, разил Воинов Огня одного за другим, ему помогал Тален.

А дальше, на переднем крае, вражеские ряды рассекал Галиад, прокладывая себе путь Бантралем. Каждый удар легендарного меча достигал цели, разя врага наповал. Лезвие пронзало животы, перерубало шеи, раскалывало черепа.

Данкрэ узнал Галиада издалека.

— Да это Аль'Даман! — вскричал он в бешенстве.

Повернувшись к одному из находившихся рядом с ним воинов, он приказал немедленно расправиться с этим магистражем.

Галловер был уже не молод, но по-прежнему оставался одним из лучших кавалеристов Харкура. Еще юношей, во времена войны с Галатией, он отличился как один из храбрейших сторонников Ал'Роэга, немногие могли сравниться с ним в искусстве владения мечом. Он пожелал остаться боевым командиром, чтобы лично принимать участие в военных действиях. Это бьш прирожденный воин: он не только умел отлично сражаться, для него это было смыслом жизни.

Отсалютовав главнокомандующему, он галопом помчался в сторону Аль'Дамана, чтобы сразиться с достойным соперником. Его конь с трудом прокладывал себе путь среди пехотинцев. Галловер чуть было не сбил с ног своего же бойца, но даже не заметил этого. Его взгляд был прикован к человеку, которого ему надлежало уничтожить.

Галиад только что сразил мечом очередного воина Харкура. Подняв глаза, он увидел всадника, стремительно несущегося прямо на него. Уворачиваясь от нацеленного на него копья Галловера, он слишком сильно наклонился и потерял равновесие.

Закованный в железные доспехи магистраж упал с коня и тяжело рухнул на землю, заваленную окровавленными телами.

По его лбу стекала теплая струя крови. При падении он сильно ударился головой о свой шлем и, очевидно, рассек кожу. Кровь залила ему правый глаз. Галиад повернул голову, но почти ничего не увидел, так как шлем был плотно прижат к земле. Над ним метались какие-то тени, пересекались клинки, ярко сверкая на солнце… Он попытался подняться, но не смог, придавленный тяжестью доспехов.

Тряхнув головой, он увидел лицо Галловера, нависшее прямо над ним. Капитан уже занес меч для смертельного удара. Сжав зубы, Галиад рванулся вбок, перевернулся и сбил противника с ног сильным ударом ноги.

Оказавшись лицом к земле, магистраж изо всех сил уперся в нее руками. Кровь стучала у него в висках. Встав, он обернулся и заметил, что упавший Галловер тоже поднимается с земли.

Галиад шагнул в сторону и заметил лежавший прямо перед ним Бантраль. Не сводя глаз с Галловера, он медленно двинулся к своему мечу.

Магистраж наклонился. Кровь продолжала заливать ему правый глаз, а шлем не давал возможности ее стереть. Обзор был настолько мал, что он с трудом различал Бантраль.

В тот же миг Галловер бросился на него. Краем глаза Галиад успел заметить его движение и упал на бок, стремясь оказаться под противником. Правой рукой ему удалось схватить Бантраль и одновременно смягчить падение. Неожиданный прием противника застал Галловера врасплох, и, широко открыв глаза от удивления, он напоролся прямо на меч Галиада.

Магистраж поднялся на ноги, высвободил клинок и обернулся в поисках своего коня. Подбежав к нему, он остановил одного из пехотинцев, который помог ему сесть верхом. Оказавшись в седле, Галиад тут же снял шлем и перчатку и стер кровь, заливавшую ему глаз. Теперь он наконец снова хорошо видел.

Тем временем бой, кипевший вокруг него, принимал новый оборот.

Силы противников были примерно равны. Число погибших росло, однако Воинам Огня не удавалось сдерживать натиск добровольцев из армии Самильданаха. Но Галиад знал, что долго такое положение сохраниться не может.

А вот с южной стороны гораздо более многочисленным частям темноземельцев удалось оттеснить магистражей Сай-Мины. Теперь они уже вели бой с туатаннами на вершине холма.

На северо-западе Воины Огня теснили противника, неуклонно продвигаясь вверх по склону сквозь редеющие ряды бойцов Сида.

Но самое удивительное происходило в восточной части долины. В отряде друидов произошло непонятное смятение, ряды их смешались. Натянув поводья, Галиад повернул коня и галопом помчался в ту сторону. Он продвигался прямо по полю боя, где его люди сражались с Воинами Огня, и несся с такой скоростью, что его ничто не в силах было остановить. Немного не доехав до места, он привстал в седле, и то, что предстало его взгляду, показалось ему просто невероятным.

Человек, одетый как священник, с мечом в руках в одиночку сражался с друидами.

Галиад продолжал двигаться вперед. Подъехав еще ближе, он узнал искаженное безумной яростью лицо Самаэля. Над головой друида-отступника сверкал Меч Нуаду.

Самаэлю удалось прорваться сквозь ряды друидов, и теперь его целью были Великие Друиды, пребывающие в полной растерянности. Двое из них, рассеченные мечом, уже лежали на земле. Оставшиеся двое, казалось, были обессилены борьбой. В течение долгих часов сражались они с воинами Харкура, и силы их были на исходе. Увидев их растерянные лица, Галиад подумал, что сайман им уже не подвластен. В следующее мгновение он узнал обоих. Это были Тиернан и Отелиан.

Спрыгнув с коня, магистраж побежал к Отступнику, на ходу выкрикивая его имя:

— Самаэль!

Бывший друид обернулся. Увидев подбегавшего к нему Галиада, он широко улыбнулся:

— Аль'Даман! Храбрейший из магистражей!

Галиад крепко сжал Бантраль. Сделав глубокий вдох, он ринулся на Самаэля. Сердце его бешено колотилось. Но рука его не дрогнет.

Ему опять вспомнилось, как погиб Фелим. У него на глазах Князь герилимов унес бездыханное тело Великого Друида, а он, Галиад, не смог ему помешать. Это был самый тяжелый момент в его жизни. У него на глазах погиб друид, которого он поклялся защищать ценой собственной жизни. А сейчас на этом поле боя только что погибли двое других Великих Друидов. Пусть Галиад навсегда ушел из Сай-Мины, но чувство долга не утратил. И сейчас оно требовало, чтобы он защитил членов Совета. Даже если это будет стоить ему жизни. Ни один Великий Друид никогда больше не погибнет у него на глазах. Чем бы ни окончился этот бой, он будет сражаться до последнего вздоха. Именно так отомстит он за смерть Фелима. Здесь. И сейчас.

Посмотрев на Самаэля, Галиад увидел, что тот открывает рот, желая что-то сказать. Магистраж не дал ему такой возможности.

Подобно хищному зверю бросился он на предателя, держа меч впереди себя. Лезвие блеснуло на ярком летнем солнце.

В самый последний момент Самаэль отскочил в сторону. Меч Нуаду запылал огнем и понесся, набирая скорость. Остановившись, Галиад увидел летящий на него горящий клинок и бросился на землю. Меч пролетел, не задев его, но невидимая энергия ударила магистража в бок, и, прокатившись по земле, он оказался позади Самаэля.

Оглушенный ударом Галиад с трудом поднялся на ноги и повернулся лицом к врагу. Меч Нуаду был грозным оружием, и с ним Самаэль, уступавший Галиаду и в силе и в ловкости, становился чрезвычайно опасным противником.

Тяжело дыша, магистраж напряг мускулы и крепче сжал в руках Бантраль. В душу его закралось сомнение, но он отогнал его прочь. Если надо, он готов умереть.

И тут он вздрогнул. В спине появилось какое-то странное ощущение. Легкий теплый ветерок, казалось, подул на него сзади. Посмотрев влево, он увидел Отелиана и Тиернана. Глаза их были закрыты, и он понял, что Великие Друиды окружают его облаком саймана. Они хотели ему помочь.

Галиад вздохнул. У него появилась надежда. Вытянув вперед руки, сжимающие нацеленный на Самаэля Бантраль, он почувствовал, как энергия друидов разливается вокруг, прикрывая его тело подобно огромному щиту. Он подумал об Алее. Он не мог умереть сейчас. Он ей нужен. Она — Самильданах. А он — ее магистраж.

Схватка длилась всего одно мгновение. Бесконечное мгновение. Казалось, само время остановило свой бег.

Самаэль. Меч Нуаду. Отступник бросился на Галиада. Меч сверкает тысячами огней и словно ведет за собой своего хозяина. Галиад расправил плечи. Никогда еще мысль его не работала с такой ясностью. Ему уже давно следовало уклониться от удара, но он продолжал стоять неподвижно, глядя на летящий в его сторону клинок. Вот он превратился в одну горящую точку. В огненный луч. И в тот миг, когда он приблизился настолько, что языки пламени уже окружили Галиада, магистраж, поддержанный силой саймана, взмыл в воздух и нанес мечом могучий удар находившемуся прямо под ним Самаэлю.

Бантраль со свистом рассек воздух и, подобно гильотине, отрубил Отступнику голову. Кровь брызнула во все стороны.

Опустившись на землю, Галиад развернулся и увидел обезглавленное тело Самаэля. Отступник был мертв. Магистраж глубоко вздохнул.

К телу тут же устремился Отелиан. Он подобрал лежавший рядом Меч Нуаду, выпрямившись, посмотрел на Галиада, немного помедлив, подбежал к своему коню, вскочил в седло и галопом помчался к северу.

Тиернан тоже растерянно взглянул на Галиада, махнул ему рукой и поскакал вслед за Отелианом.

Галиад пошел к своему коню. Оказавшись в седле, он посмотрел в ту сторону, где шел бой.

Ему стало ясно, что победа будет за Харкуром. Воины Данкрэ присоединились к темноземельцам на вершине холма и теперь добивали там последних оставшихся в живых туатаннов.

Смерть Самаэля не изменит исход дела. Сражение проиграно.

Не теряя времени, магистраж вновь поскакал к северу, туда, где продолжали сражаться воины Самильданаха. Он пытался найти среди них сына, но видел повсюду лишь теряющих последние силы бойцов. Один за другим они падали на землю и умирали.

Обогнув поле боя, Галиад наконец увидел Фингина. Друид склонился над чьим-то неподвижным телом.

У Галиада замерло сердце и перехватило дыхание. Неужели это случилось с Эрваном?

Магистраж пустил коня в галоп и, подскакав к Фингину, спрыгнул на землю. Да, там лежал Эрван. Галиад замер, но тут же увидел, что глаза сына открыты и тот тяжело дышит. Эрван был жив.

Фингин заметил Галиада.

— Ваш сын ранен! — крикнул он. Но я ему помогу! Возвращайтесь на поле боя!

— Мы проиграли, — выдохнул магистраж, подходя ближе. — Найдите коня, возьмите с собой Эрвана и уезжайте. Я прикажу нашим людям бежать или сдаваться. Увидимся вечером на месте нашей последней стоянки.

Подняв голову, друид с сомнением посмотрел на Галиада.

— Вы уверены? — спросил он.

Тот кивнул в ответ. Бросив еще один взгляд на сына, он вскочил в седло и вновь поскакал на поле боя, чтобы уберечь последних оставшихся в живых воинов Самильданаха. Но большинство из них были уже мертвы. В том числе и Тален, сын каменотеса.

— На дамбе нас уже наверняка ждут солдаты. По воде нам не перебраться, здесь слишком глубоко, а Мьолльн не умеет плавать… Даже не знаю, что делать! — в отчаянии воскликнула Фейт, которая первой вышла на берег бухты.

— Может, лучше остаться здесь и подождать отлива? — предложила Кейтлин.

— Нет, это очень рискованно, — возразила Алеа, — сюда вот-вот явятся солдаты из Мон-Томба.

— А если смастерить плот? — предложила Фейт.

Раздался тяжкий вздох Мьолльна.

— И как это только получается, нет, я тебя спрашиваю, Алеа, как получается, что нам всегда приходится куда-то уплывать? — сказал он, возведя глаза к небу.

Алеа сочувственно улыбнулась ему в ответ.

— Думаю, что плот и в самом деле лучшее решение, — сказала она. — А я уж постараюсь, чтобы он двигался побыстрее, хорошо, Мьолльн?

— Что правда, то правда, в этом можете на нее положиться! Уж я-то знаю!

Теперь им предстояло найти материал, из которого можно было бы соорудить плот. Они довольно быстро обнаружили несколько бревен, прибитых к берегу приливом, соединили их при помощи ремешков, отрезанных от сумки Кейтлин, но этого оказалось недостаточно, и в ход пошли рукава их рубашек. Все четверо очень устали, но времени было мало, и они старались как могли. Мьолльн, который отправился на поиски бревен в небольшой лесок, растущий чуть выше на скалистом берегу, нашел там еще один небольшой обрывок веревки, и им наконец удалось соединить все части плота. Теперь друзья молились о том, чтобы он не затонул под их тяжестью.

— Надеюсь, он нас выдержит, — сказала Фейт, стараясь, чтобы ее не услышал Мьолльн.

— Сейчас проверим, — бодро отозвалась Алеа. — Вперед!

Мьолльн, разумеется, забрался на плот последним. Закрыв глаза и спрятав голову в колени, он сжался в комочек самом его центре.

Алеа устроилась сзади. Она старалась вызвать сайман. В голове, на уровне лба, она ощущала маленький огонек. Она вся сосредоточилась на этой спасительной энергии, а когда сайман стал достаточно силен, она направила его вниз, под связанные бревна.

Внезапно плот устремился вперед, причем с такой скоростью, что Фейт едва удержалась на ногах. К счастью, она успела обхватить за плечи Кейтлин и встать рядом с ней на четвереньки.

Они просто летели над водой. Море было спокойным, и Алеа без труда удерживала плот в горизонтальном положении. Небольшие волны, изредка встречавшиеся на пути, обдавали их веером брызг. По мере того как солнце поднималось, цвет моря становился все ярче. Ночь медленно отступала.

Под аккомпанемент беспрерывного ворчания Мьолльна они очень скоро достигли противоположного берега бухты.

Гном мигом выскочил на берег. Он был очень рад вновь обрести под ногами твердую почву и тут же повалился на песок.

— Мьолльн, — сказала Алеа, подходя к нему, — нам нельзя здесь долго оставаться! Ну же! Скоро будет совсем светло. Пошли!

Сердито ворча, гном поднялся, и все четверо зашагали к востоку.

Вдруг Фейт остановилась, вглядываясь в сторону Мон-Томба.

— Там, на дамбе, солдаты! — крикнула она, указывая пальцем на быстро скачущих к берегу лошадей.

— Скорее! Прячьтесь! — закричал Мьолльн.

— Ну-ну, господин Аббак! Возьмите себя в руки, — сказала ему Фейт.

Алеа схватилась за кинжал, а Кейтлин подобрала с земли большую палку. Фейт и Мьолльн вынули из ножен мечи. Алеа устремилась к дамбе. Надо было перехватить солдат, прежде чем они окажутся на берегу. Трое друзей побежали вслед за ней.

Девушка остановилась посреди дамбы. Прямо на нее во весь опор мчались шестеро всадников. Она наполнила руки до кончиков пальцев сайманом и, как только солдаты оказались достаточно близко, с силой метнула кинжал. Со свистом рассекая воздух, лезвие вонзилось первому всаднику прямо между глаз, и он упал навзничь.

В следующее мгновение, собрав сайман в ладонях, девушка метнула несколько молний в других солдат. Она старалась повторять те же движения, что делал Фингин, когда они сражались с солдатами у выхода из подземного хода в Риа.

Молнии разрывались в воздухе, и, окутанные клубами дыма, всадники падали один за другим. Алее удалось сразить еще троих, но оставшиеся двое пронеслись так близко от нее, что ей пришлось посторониться. Она опустила руки и, тут же потеряв равновесие, оказалась в воде. Всадники, не останавливаясь, промчались мимо и устремились прямо на троих ее товарищей. Мьолльн метнул в первого меч, но цель была слишком высока для низкорослого гнома. Ударившись о доспехи, меч отскочил в сторону и упал на землю, не причинив солдату вреда.

Второй солдат со всего размаху обрушил палицу на Кейтлин. Она успела отскочить в сторону, приблизилась к его лошади сбоку и палкой ударила всадника. Тот потерял равновесие и упал. Подобрав меч Мьолльна, Кейтлин изо всех сил обрушила его на солдата, ниже наколенника и мгновенно отрубила ему ногу. Солдат громко закричал от боли.

А рядом металась Фейт, уклоняясь от ударов, которые один за другим пытался нанести ей второй всадник.

Выбравшись из воды, Алеа пустила в его сторону последнюю молнию. Он опрокинулся навзничь и упал замертво. Девушка подбежала к одной из лошадей, ухватила ее за поводья и остановила. Кейтлин и Фейт сделали то же самое с двумя другими.

Мгновение спустя друзья уже галопом скакали на восток. Мьолльн, сидя позади Фейт, обернулся и в последний раз взглянул на берег. Три оставшиеся лошади стояли неподвижно на песке, у их ног лежали окровавленные тела шестерых солдат.

Путники мчались без остановки весь день, из последних сил борясь со сном. Впереди ехала Алеа. Она старалась держаться подальше от дорог, потому что понимала: очень скоро их наверняка начнут разыскивать солдаты Харкура. Друзья не остановились, даже чтобы перекусить, но во второй половине дня, ближе к вечеру, когда Алеа увидела, что лошади выбились из сил, наконец решились передохнуть.

Едва оказавшись на земле, гном свалился под дерево и моментально заснул.

Граф Ал'Роэг в сопровождении лучших Воинов Огня прибыл в Филиден на следующий день после сражения.

Вначале он прошел по полю боя, над которым уже кружили стервятники. Одетые в черное люди ходили по смрадной равнине, складывали трупы на деревянные повозки и сбрасывали их в вырытые неподалеку братские могилы. Похороны знатных воинов должны были состояться в Риа. Мертвые тела, покрытые пятнами запекшейся крови, напоминали тряпичные куклы. Когда похоронная команда останавливалась, чтобы подобрать очередного убитого, ей приходилось отгонять грифов, уже начавших свою мрачную трапезу.

Тело Самаэля вывезли в первую очередь. Его намеревались похоронить тем же днем в Филидене, где граф приказал поставить памятник в честь этого сражения и павшего в нем епископа Наталиена.

Вскоре в этом большом городе не осталось никого из туатаннов. Жены и дети воинов Сида были изгнаны и, по слухам, укрылись где-то в горах.

Харкур и Темная Земля стали победителями, и весть об этом уже разнеслась по всему острову.

Вечером на том самом месте, где ранее размещался штаб туатаннов, был устроен праздничный пир. Харкурцы ликовали.

Ал'Роэг, Мерианд и Эдитус вместе сидели за столом, рядом с ними — высшие воинские чины, включая Данкрэ, а также представители знати Харкура и Темной Земли.

— Августейший брат мой, — начал Мерианд Мор достаточно громко, чтобы его могли слышать все присутствующие, — я перед вами в неоплатном долгу. И я никогда не забуду эту минуту! Вы вернули Темную Землю ее жителям, и в знак моей величайшей признательности я приношу вам клятву верности!

Раздались громкие аплодисменты.

— Я счастлив не менее вашего, Мерианд, — отвечал Ал'Роэг, поднимая бокал, — мне не терпится вновь увидеть вас на престоле Мерикура. Но позвольте напомнить ваше обещание: христианская церковь должна занять такое же место в Темной Земле, какое она в свое время заняла в Харкуре.

Мерианд утвердительно кивнул.

— Эдитус, — продолжал правитель Харкура, повернувшись к епископу, — направьте в Мерикур священников, монахов и епископа. Мой августейший брат построит там первую церковь, и они смогут начать обращать темноземельцев в христианство.

— Душой мы уже все христиане! — вступил в разговор один из представителей знати Темной Земли, сидящий справа от Мерианда.

К столу подошел один из слуг и вновь наполнил бокалы. Вино текло рекой, пирующие пили его без меры.

— Я хочу, — продолжал Ал'Роэг, — чтобы завтра все мы приняли участие в похоронах епископа Наталиена. Он, служитель церкви, выступил как доблестный воин и пал смертью храбрых на поле боя, защищая свою страну.

На самом деле теперь, когда Наталиен погиб, на душе у Ал'Роэга стало легче. Этот епископ был, по меньшей мере, странным человеком, а его стойкая ненависть к друидам, хоть и послужила общему делу, все же таила в себе что-то противоестественное, и Ал'Роэг был рад избавиться от Наталиена. При этом он знал, что подобные чувства испытывает и Эдитус.

— Теперь, когда наши графства объединились, — вновь заговорил он, положив руки на стол, — расстановка сил на политической арене Гаэлии изменится! Друиды побеждены! Их власти на острове пришел конец, и я уверен, что уже очень скоро жители страны перестанут верить тому, что говорят в Сай-Мине… С этого дня друиды на наших землях должны быть объявлены вне закона. Им будет строго запрещено появляться в Харкуре и в Темной Земле.

Мерианд Мор был полностью согласен с Ал'Роэгом. Да и мог ли он что-нибудь возразить? Ал'Роэг его спас. Если бы не он, а главное, если бы не епископ Наталиен, правитель Темной Земли был бы убит в сражении у Тенианского леса и безжалостно растерзан варварами Сида. Теперь же туатанны стали лишь дурным воспоминанием. Все, кто захватил часть Темной Земли, изгнаны или убиты…

— Это только начало, дорогой Мерианд, — продолжал Ал'Роэг. — Торопиться, разумеется, не следует, но мы не должны останавливаться на столь благом пути. Мне надо увидеться с королевой и выяснить, что у нее на уме. Думаю, она просто глупа. Напрасно она отказалась участвовать в сражении, это была единственная возможность нас победить. А теперь, когда позиции друидов ослаблены, ее положение шатко, как никогда. Мы начнем с того, что завоюем графство Сарр. Тогда у нас будет три из пяти графств острова, и мы сможем устанавливать свои законы.

Разговоры в зале стихли. По мере того как росли притязания графа, голос его звучал все громче и громче.

— Ал'Роэг, — сказал Эдитус, — вскоре мы сможем назвать вас королем! Галатия больше не вправе возглавлять страну. Бог избрал Харкур, и да будет править Харкур!

Гости вновь подняли бокалы.

— За будущего короля! — предложил Эдитус.

— За короля! — сдвигая бокалы, ответили ему гости.

Тем временем на равнине похоронная команда продолжала собирать мертвые тела…

В течение двух последующих дней Алеа и ее спутники продолжали галопом скакать к югу. Оставив позади отроги Гор-Драка, они, по-прежнему стараясь оставаться незамеченными, держались вдалеке от дорог. Время от времени Алеа исследовала окрестности при помощи саймана. Она пыталась почувствовать, нет ли поблизости Галиада, Фингина и Эрвана. Война могла уже окончиться, и в таком случае они непременно встретятся.

То, что Алеа и ее друзья перемещались, избегая людей, не давало им возможности узнать, что происходит в стране, и с каждым днем они беспокоились все больше. Удалось ли Галиаду собрать армию? Успел ли он прийти на помощь друидам и туатаннам? Выяснить это не представлялось ни малейшей возможности, и путники стремились как можно скорее пересечь границу с Галатией, чтобы услышать последние новости в какой-нибудь харчевне.

Но к вечеру второго дня на их пути возникло леденящее душу препятствие.

Солнце только что скрылось за горами. Темнота уже, подобно савану, окутывала все вокруг. Друзья ехали по широкому лугу. Невдалеке виднелась опушка леса, за ней возвышались холмы.

Внезапно лошади стали как вкопанные. Приподнявшись в седле, Алеа посмотрела по сторонам. Легкий ветерок пронесся по лугу. Опершись на луку седла, девушка вглядывалась в темноту. И тут она их увидела.

С южной и с восточной стороны из зарослей одновременно сверкнули тысячи глаз. Появляясь из тени, они медленно надвигались прямо на путников.

— Горгуны, — тихо, с дрожью в голосе проговорил Мьолльн.

У Алеи упало сердце.

Да, это действительно были тысячи горгунов. Она узнала землисто-зеленый цвет их кожи, их маленькие красные глазки, костлявые тела и шаткую походку.

— Нас всего четверо, а их тысячи, — продолжал Мьолльн. Он не верил своим глазам. Может, ему снится кошмарный сон?

Но горгуны были настоящими. Они были здесь. И они неуклонно, с оружием в руках, тупо, как стадо животных, надвигались на Алею и ее друзей.

— Нам конец, — тихо проговорил Мьолльн.

— Алеа, не знаю, можешь ли ты что-нибудь сделать, но если да, то сделай это как можно быстрее! — еле слышно прошептала Фейт, не отрывая глаз от опушки леса.

— Можно было бы попробовать, будь их двадцать или тридцать. Но тут тысячи!.. — в отчаянии воскликнула Алеа.

— А если просто попытаться убежать? — предложила Кейтлин.

Горгуны приближались.

— Это самое лучшее! — ответила Фейт.

— Бежим! — крикнула Алеа, натягивая поводья.

Они повернули назад и галопом помчались к северу. Никогда еще их лошади не неслись с такой бешеной скоростью. И вдруг ни с того ни с сего снова остановились.

Алеа посмотрела вперед. Неужели горгуны их окружили? Сердце ее молотом колотилось в груди, страх сковывал движения и мысли. Было ясно, что друзья ее испытывают такой же ужас. На этот раз, похоже, у них нет ни единого шанса на спасение.

Вдруг девушка заметила какие-то тени. И поняла, что именно заставило остановиться лошадей. Желая убедиться, что не ошиблась, она даже привстала в стременах. Перед ней опять была вереница сверкающих глаз, но на этот раз не красных. Вытянув шею и прищурившись, она вгляделась пристальней. Нет. Это не сон. В той стороне луга расположилась еще одна армия. Но уже не горгунов.

Это была армия волков.

Обернувшись, Алеа посмотрела назад. Горгуны по-прежнему шли за ними, но теперь двигались еще быстрее.

— Что там еще? — в отчаянии крикнула Фейт.

— Это волки, Фейт, — спокойно ответила ей Алеа. — Волки.

Бардесса широко раскрыла глаза:

— Ты думаешь, это…

— Имала, — подтвердила девушка, опускаясь в седло. — Должно быть, это Имала. Хорошо бы это была она!

Из леса продолжали выходить волки. Их было не меньше, чем горгунов, а может быть, даже больше. Кони обезумели от страха. Алеа с трудом удерживала в руках поводья.

— Мы должны скрыться отсюда как можно скорее! — крикнула она, указывая пальцем на запад. — Нельзя оставаться между ними! Лошади могут понести!

Не дожидаясь ответа, она пригнулась к шее своего коня и галопом помчалась прочь. За ней следом поскакали ее друзья.

Тем временем обе армии продолжали сближение, одна с юга, другая с севера.

Я так хочу, чтобы это была ты, Имала!

Волки продолжали двигаться к центру луга. Горгуны уже перешли на бег. Преследуя Алею и ее спутников, они свернули к западу.

И тут на них набросились волки. С угрожающим рычанием ринулись они на врага, словно армия солдат, с криками атакующая неприятеля. Алеа и ее друзья спрыгнули на землю и, оставив уже просто неуправляемых лошадей, стремглав кинулись к лесу.

Когда насмерть перепуганная Алеа обернулась, ее глазам предстало самое невероятное зрелище из всех, что ей когда-либо приходилось видеть. Волки стремительно пересекали луг и, подобно боевым псам, кидались на горгунов.

Уродливые существа отбивались как могли. Они размахивали мечами и топорами, пытаясь остановить эту разрушительную лавину. Но волки, намного превосходившие их в ловкости, вонзали острые клыки в зеленоватые глотки.

Алеа посмотрела на север. Волков становилось все больше. Их несметная стая уже преградила путь горгунам, и тем ничего не оставалось, как повернуть в обратную сторону, на восток, спасаясь бегством от свирепых хищников.

Друзья неподвижно стояли и как завороженные наблюдали из-за деревьев это фантастическое зрелище. Рычание и вой волков смешивались с воплями горгунов, алая кровь зверей текла на землю, смешиваясь с кровью гнусных тварей, мертвые тела падали одно на другое, с обеих сторон погибших становилось все больше.

Алеа забеспокоилась. Волки погибали, спасая ее. В толпе сражающихся она попыталась найти Ималу, но в сумраке ночи и сумятице сражения разглядеть кого-то одного было, разумеется, невозможно.

— Надо что-то делать! — крикнула она, не в силах более видеть это жуткое зрелище.

Но ее спутники не могли двинуться с места. Тогда, на глазах у опешивших друзей, Алеа бросилась в гущу волков. Они расступались, давая ей дорогу, и, казалось, окружали ее защитным кольцом.

Она бежала к востоку, и из груди ее рвался крик, напоминавший вой бегущих рядом с ней волков. Звуки оглушали ее, темнота душила, скорость опьяняла. Она чувствовала себя волчицей. Диким зверем.

Добежав до середины луга, Алеа упала на колени. Медленно подняв к небу руки, она ощутила в себе пылающую силу саймана.

Внутренняя энергия переполняла ее, она была подобна готовому к извержению вулкану. Подняв к небу руки, девушка несколько мгновений ждала, пока раскаленная энергия не наполнит ее тело, и потом, стремительно раскрыв ладони, разом выпустила обжигающее пламя. Озарив весь луг, красные языки взметнулись к самому небу, превратились в громадные огненные шары и, подобно граду метеоритов, обрушились на скопление горгунов в восточной части луга.

Взрывы, один за другим раздававшиеся посреди скопища чудовищ, сотрясали землю. От столбов огня и пыли во все стороны разлетались десятки разорванных на куски тел. Под градом падающих на них огненных шаров горгуны погибали сотнями. Их давило, разрывало на куски, сжигало заживо. Объятые пламенем, они начали разбегаться во все стороны, задыхались, падали, и тела их превращались в черные угли.

А волки продолжали наступать, хватая бегущих горгунов за щиколотки, разрывая острыми клыками их скользкую плоть. И вдруг посреди бегущего стада образовалась брешь.

Обессиленная выплеском саймана, Алеа медленно поднялась на ноги. Волков вокруг нее уже не было, они преследовали спасавшихся бегствомгоргунов. Теперь и она увидела, как посреди поля боя образуется пустое пространство.

Казалось, там вдруг выросла некая невидимая стена, перед которой расступались и горгуны и волки. А посередине пустого пространства возникла темная человеческая фигура. Черный плащ с большим капюшоном окутывал ее всю.

Алеа разглядела исходившее от нее еле заметное красноватое сияние.

Это сияние саймана. Этот человек обладает сайманом. Должно быть, он друид. Но где тогда его белые одежды? Да и движения у него какие-то странные, несвойственные обыкновенным людям. Неужели это один из двоих отступников? Нет, это не Самаэль. И не Маольмордха, в этом Алеа была уверена. Он не мог здесь находиться. Пока еще не мог. Она бы сразу узнала, что он здесь. Как узнала его в мире Джар. Нет, это не он. Но тогда кто?

Алеа попыталась проникнуть в разум незнакомца, услышать биение его сердца, но ничего не обнаружила. Это было невероятно, но казалось, этот человек уже мертв.

А темный силуэт медленно и неуклонно надвигался прямо на нее.

По телу Алеи пробежала дрожь.

Схватка волков с горгунами продолжалась, но ни те ни другие словно не замечали Алею и темного человека. Каким-то непостижимым образом она и он оказались наедине в мире, отделенном от реального невидимой гранью.

Вдруг Алеа услышала у себя за спиной крики. Обернуться она не решалась. Человек в черном продолжал идти вперед и был уже недалеко от нее. Не сводя глаз с этого странного друида, она попыталась понять, что происходит позади нее. И тут же услышала голоса Галиада и Фингина. Сама Мойра, наверное, привела их сюда. Все ее друзья встретились между морем и горами, как она и предвидела. Но голоса Эрвана слышно не было. Алеа стиснула зубы, на лице ее появилось выражение отчаяния.

Ее и человека в черном плаще разделяло теперь уже всего несколько метров. Она хотела посмотреть назад, но не могла заставить себя повернуться спиной к этой враждебной силе.

И тут Алеа услышала звук шагов совсем близко. Осторожно отступила чуть назад. Темная фигура остановилась напротив нее. Она пятилась все быстрее, с трудом сохраняя равновесие. Наконец справа от себя она увидела Галиада, за ним Фингина, Фейт и Кейтлин.

— Где Эрван? — тут же спросила она взволнованно.

— Он здесь, — успокоил ее Галиад. — Он остался в лесу, с ним Мьолльн. Эрван ранен, но не опасно.

Алеа с облегчением вздохнула. Она по-прежнему не спускала глаз с человека, скрытого черным плащом.

— Кто это? — спросила Кейтлин, надеясь услышать ответ хоть от кого-нибудь.

Но ответа не было.

— Он владеет сайманом, — только и могла сказать Алеа.

Галиад вынул из ножен Бантраль. Фингин встал рядом с девушкой.

Вдалеке волки, которым, очевидно, удалось разогнать горгунов, начали убегать в лес. Ночная тишина опустилась на луг, усеянный мертвыми телами.

Темный силуэт вновь двинулся вперед, медленно приближаясь к Алее.

— Кто вы такой? — бросил ему Галиад, выступая вперед.

Человек остановился. Казалось, он медлит. Его черный плащ трепетал на ветру.

— Теперь меня зовут Дермод Кахл.

Магистражу показалось, что он узнал этот голос.

Странным образом изменившийся, низкий и гулкий, он все же был знаком Галиаду. Он увидел печать Алдиса, висящую на шее у Дермода Кахла. Значит, горгунов привел сюда этот человек.

— Чего вы хотите? — продолжал Галиад, сдвинув брови.

— Мне нужна Алеа.

И всем стало понятно, что кроется за этими словами.

Кто же это такой? — гадала Алеа. — Кто этот новый враг?

Медленным движением человек вынул из-под плаща длинный посох черного дуба. Галиад приготовился к бою. Фейт и Кейтлин тоже вынули оружие.

У него жесты как у друида, а походка какая-то неестественная, в ней нет ничего человеческого…

Магистраж осторожно отошел вправо и сделал знак остальным окружить Дермода Кахла полукольцом.

Сайман вокруг него становится все сильнее.

Не приближаясь, человек в темном плаще поднял руку и потянул назад капюшон.

Друзья в ужасе увидели лицо мертвеца. На обгоревшем черепе Дермода Кахла не осталось ничего, кроме нескольких кусочков красноватой плоти. Черные глазницы казались пустыми. Но это была какая-то необычная, неестественно черная пустота.

Сайман не бывает таким сильным. Здесь кроется что-то еще.

Галиад бросился к живому мертвецу. Тут же с другой стороны на него накинулись Фейт и Кейтлин.

Это ариман. Я узнала эту другую энергию. Ею владели герилимы. Но он не может быть одним из них.

Дермод Кахл пригнулся, выждал и в последний момент сделал шаг назад, уклоняясь от меча Галиада. С силой ударив магистража посохом в живот, он повернулся вокруг своей оси и круговым движением занес руку влево, сбив с ног обеих женщин, не успевших увернуться от удара. Фейт и Кейтлин упали на землю.

Он сражается лучше, чем друид. Мне надо что-то делать. Но как можно его победить?

Алеа метнула в живого мертвеца разряд молнии, но молния натолкнулась на незримый щит, образованный сайманом, и остановилась, не долетев до цели совсем немного.

Так мне его не одолеть. Надо попробовать что-то другое.

Галиад, Фейт и Кейтлин, задыхаясь, встали на ноги.

Им тоже с ним не справиться. Надо им это сказать.

Сделав несколько шагов в сторону, Фингин попытался оказаться у противника за спиной. Но тот предугадал этот маневр и отступил назад.

Галиад снова бросился на врага. Но Бантраль лишь с силой воткнулся в землю рядом с живым мертвецом.

Галиад, вы не сможете его одолеть! Нет!

Уклонившись от удара, Дермод Кахл протянул руку по направлению к магистражу. Разряд молнии ударил Галиаду прямо в лицо, и, закричав от боли, тот упал на землю.

Фейт, подняв меч над головой, ринулась на живого мертвеца. Дермод Кахл даже не обернулся. Сверкнула белая молния. Ослепительно яркая. Всего на какую-то долю секунды. Одно-единственное движение рукой. Он выставил назад посох, и тот внезапно преобразился в длинный металлический клинок. Фейт не успела отклониться в сторону. Раздался ее полный ужаса вскрик, и в тот же миг она напоролась на сверкающее лезвие.

Пронзительный крик Алеи, казалось, расколол ночь на части.

Тело бардессы безжизненно сползло с длинного клинка, оставляя на его блестящей поверхности ярко-красный след. С искаженным от ужаса лицом, свесив руки вниз, она медленно опустилась на землю. Вокруг нее начала расползаться лужа крови. Вокруг ее неподвижно лежащего тела.

Неподвижно лежащего тела.

Галиад, покачиваясь, поднялся на ноги и с ужасом увидел бездыханное, лежащее у ног ее палача тело Фейт.

Магистраж страшно закричал. Глаза его наполнились слезами. Он задрожал всем телом. Мускулы его напряглись, вены вздулись от пульсирующей в них крови, и, не раздумывая, повинуясь только зову своего разбитого сердца, он ринулся на врага, держа Бантраль обеими руками.

Алеа бросилась вперед, пытаясь его задержать. Она ощущала, как одна за другой идут секунды. Как время неумолимо продолжает свой ход и наступает страшное будущее, которого она уже не в силах избежать.

И опять Дермод Кахл успел опередить противника. Его движения не имели ничего общего с движениями живого человека. Ему помогала, управляя им, некая магическая сила. Руки его, казалось, летали в воздухе. Онемев от ужаса, Алеа смотрела, как меч живого мертвеца вонзается в горло магистража. Бесконечно долгим движением сталь рассекла кожу, одну за другой перерубила голосовые связки и, вскрывая плоть, скользнула к затылку. Галиад упал. Его отсеченная голова покатилась по земле, на глазах еще видны были слезы.

Алеа упала на колени рядом с ним. Она не верила своим глазам. Столько крови. Фейт. А теперь магистраж. Такой добрый. Галиад. Одно за другим мелькали воспоминания. Вот они во дворце Сай-Мина: «Фелим попросил меня дать вам несколько уроков — научить владеть мечом…» Его голос. А теперь они в лесу: «Хорошо, Алеа, я буду называть тебя на «ты», но пообещай не уходить больше в одиночестве на ночные прогулки». В подземелье Риа: «Без тебя я никуда не уйду. Я уже потерял Фелима, я не могу потерять еще и тебя». Голос, которого больше никогда не услышать.

Алеа зарыдала. Руки ее дрожали, мокрые волосы прилипли к щекам. Подняв глаза, она взглянула на неподвижно стоящего Дермода Кахла. Он внимательно смотрел на нее.

Он пришел сюда за ней.

Фингин и Кейтлин были потрясены. Ни один из них не мог шевельнуться. Не веря своим глазам, они смотрели на Алею, ища в ее глазах хоть каплю надежды, хоть какое-нибудь утешение. Казалось, безумный кошмарный сон ледяным ужасом сковал их души.

Алеа медленно поднялась. Выпрямившись, она повернулась лицом к живому мертвецу.

Тебе ведь нужна я.

Дермод Кахл сделал шаг назад и опустил посох.

Если тебе нужна моя жизнь, возьми ее, но вместе со мной умрешь и ты.

Девушка закрыла глаза и выпустила сайман за пределы тела. Голубоватый поток энергии скользнул вперед и смешался с энергией живого мертвеца.

Я ведь знаю, ты меня слышишь. Что, не хочешь со мной говорить? Боишься?

Дермод Кахл медленно занес над головой посох.

Слушай меня. Смотри, у меня нет оружия. Можешь просто убить меня, если хочешь.

Дерево посоха заблестело, превращаясь в сталь.

Теперь я вижу. Я вижу твою душу, друид.

Деревянный посох превратился в стальной.

Я вижу твою душу. Но она мертва, друид. Ты мертв. Здесь уже не ты. Здесь только твой труп.

Лезвие наклонилось, его коснулся тусклый свет луны.

Посмотри, что сделал с тобой Маольмордха. Взгляни на себя так, как смотрю на тебя я. Посмотри, кто ты есть… Я вижу над тобой его глаза. Он сделал из тебя раба. Ради него ты стал убийцей.

Лезвие стало медленно опускаться на Алею.

Посмотри на того, кто лежит у твоих ног. На человека, которого ты только что убил.

Меч стал опускаться быстрее.

Посмотри, это Галиад. Галиад Аль'Даман.

Меч засвистел над Алеей.

Это твой магистраж.

Меч вонзился.

Фелим.

В воздухе раздался громкий треск. И наступила кромешная тьма.

Алеа рухнула на землю.

Меч рубанул ее по плечу. Рассек мышцы.

Падая, она подняла глаза. Голова Дермода Кахла разлетелась на куски. Обезглавленное тело живого мертвеца медленно опрокидывалось навзничь.

Алеа упала на траву. Свет в ее глазах померк. Последнее, что она увидела, были протянутые к ней руки Фингина. Его полный ужаса взгляд. И сайман, продолжавший сочиться из его дрожащих пальцев.

Эпилог

Очнувшись, Алеа увидела склонившихся над ней Фингина, Кейтлин и Мьолльна. Повернув голову, она увидела Эрвана. Он лежал на соседней кровати. Он ей улыбался.

— Где мы? — тихо спросила она, горло ее пересохло.

— Тс-с, — ответил Фингин, кладя ладонь ей на лоб, — тебе надо еще полежать. Мы в одной небольшой галатийской харчевне. В безопасности. Поспи еще!

И тут Алеа вспомнила все. На глазах у нее показались слезы. Ни Галиада, ни Фейт больше нет. Их убил Дермод Кахл. А Дермод Кахл…

Вспоминать было слишком тяжело. Она убеждала себя, что это неправда.

Что это не мог быть Фелим.

И это был не Фелим. Он больше не был Фелимом. Нет, она должна вспомнить все. Это был труп Фелима, но им управлял Маольмордха. Это мог быть любой другой труп.

— А Энциклопедия? — еле слышно спросила Алеа, пытаясь приподняться.

Фингин приложил палец к губам:

— Не волнуйся, Алеа! Энциклопедия здесь. Ты сможешь ее посмотреть. Как только тебе станет лучше.

Девушка пыталась еще что-то сказать. Глаза ее закрывались сами собой. Но она все же слабым голосом проговорила:

— Скажи… Фингин… Эти предсказания… В ней есть ответы?

Друид ласково погладил ее по лбу:

— Есть, Алеа. Ответы есть. Ты скоро сама все увидишь.

И она вновь погрузилась в забытье.

Я снова в мире Джар. Я чувствую, что вокруг меня пустота. Я создаю вокруг себя пустоту. Не хочу больше ничего видеть. Ничего чувствовать. Я хотела бы умереть.

Нет. Мне нельзя умирать. Эрван. Он здесь. Я должна остаться ради него.

Фелим. Что же я наделала? Мой добрый друид, что же я наделала?

Придите сюда. Умоляю вас, придите! Я хочу хоть на одно мгновение увидеть ваше милое лицо. Ваши полные жизни глаза.

Но его нет.

Маольмордха. Я найду тебя. И на этот раз между нами никого не будет. Никакого щита. Только ты и я. Слышишь, Маольмордха? Я иду к тебе!

Какая тишина. Сплошная тишина. Будто весь мир Джар замер. Или будто здесь никого, кроме меня, не осталось.

И все же…

Я чувствую, что ты здесь. Я знаю, ты рядом со мной. Мне надо идти вперед. Разрушить пустоту вокруг себя. Если я ничего не смогу сделать в мире Джар, я нигде не смогу ничего сделать. Мне надо сражаться. Ради Эрвана. И ради тебя.

Имала.

Оглавление

Пролог Память земли

Глава 1 Лугнасад

Глава 2 Ворота Сида

Глава 3 Путь волчицы

Глава 4 Битва при Акинджии

Глава 5 Во власти тьмы

Глава 6 Предательство

Глава 7 Да будет тьма!

Глава 8 На песчаном холме

Глава 9 Черный друид

Эпилог