Жилец [Мари Аделаид Беллок Лаундз] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

назад, но представители его сословия до сих пор не потеряли к данному событию особого и вполне понятного интереса.

Газетчики — а их было несколько, в то время как на Мэрилебон-Роуд появлялся лишь один — приближались; они выкрикивали какие-то другие фразы, но Бантинг не улавливал, что именно. Их голоса звучали все так же возбужденно, но разобрать можно было только одно или два повторявшихся слова. Внезапно он расслышал четкое: «Мститель! Мститель снова взялся за дело!».

За последние две недели в Лондоне было совершено четыре очень странных и жестоких убийства, причем все — на сравнительно небольшом участке.

Первое не обратило на себя особенного внимания и даже второе удостоилось в газете, которую тогда еще просматривал Бантинг, всего лишь крохотной заметки.

Потом произошло третье, и оно вызвало у публики острое любопытство, поскольку на платье жертвы — пьяной женщины — нашли пришпиленный треугольный обрывок бумаги с красной чернильной надписью печатными буквами:

МСТИТЕЛЬ.

И тут уже не только те, в чьи обязанности входило расследовать убийства, не многочисленные прочие, кто задумался об этой мрачной тайне, поняли, что все три преступления совершены одним и тем же злодеем. Не успел этот необычный факт уложиться в сознании публики, как произошло новое убийство и вновь душегуб оповестил мир о том, что им руководят некие мстительные помыслы — загадочные и жуткие.

И вот уже Мстителя и его страшные деяния принялся поминать всякий, кому не лень. Не далее как сегодня разговор об этом завел с Бантингом молочник, который каждое утро оставлял у двери на полпенни молока.

* * * *
Слегка взволнованный, Бантинг вернулся к камину и бросил взгляд на жену. Увидев ее бледное апатичное лицо, отмеченное печатью тяжелой заботы, он почувствовал, что его захлестывает волна раздражения. Еще немного и он наклонился бы и потряс жену за плечи!

Утром, когда Бантинг вернулся в постель, Эллен едва выслушала его рассказ о беседе с молочником. Она давала понять, что не выносит разговоров о таких ужасах, и это было довольно противно.

Забавно: миссис Бантинг обожала слезливые истории, невозмутимо заглатывала, например, все подробности дела о нарушенном обещании, но терпеть не могла рассказов о безнравственности и насилии. В прежние счастливые дни, когда супруги могли себе позволить ежедневно приобретать газету, и даже не одну, и Бантингу случалось наткнуться на какое-нибудь захватывающее судебное дело или загадочный случай, который сулил долгие увлекательные раздумья, ему приходилось сдерживать свой интерес, ибо даже малейший намек на него приводил Эллен в ярость.

Но сейчас его слишком одолевала тоска, чтобы заботиться о чувствах жены.

Отойдя от окна, он сделал медленный, неуверенный шаг в сторону двери. Там он полуобернулся, и на его чисто выбритом, круглом лице появилось хитрое вопросительное выражение. Так смотрит на родителей ребенок, решившийся на какую-то озорную выходку.

Но миссис Бантинг сохраняла полую неподвижность; ее худые узкие плечи слегка возвышались над спинкой стула, где она сидела, вытянувшись в струнку и устремив вперед пустой взгляд.

Бантинг повернулся, отворил дверь, быстро вышел в темный холл, который не освещался уже несколько дней, и выглянул из парадной двери на улицу…

По вымощенной плитняком дорожке он достиг калитки, но, прежде чем выйти на влажную мостовую, застыл на месте. Кучка мелочи в кармане показалась ему совсем жалкой, и, вспомнив о том, с какой пользой Эллен умеет потратить каких-нибудь четыре пенса, он ощутил укор совести.

Потом к нему подбежал мальчишка с пачкой вечерних газет, и Бантинг не выдержал искушения.

— Дайте «Сан», — рявкнул он, — «Сан» или «Эко»!

Но мальчик, приостановившись только, чтобы перевести дыхание, покачал головой.

— Газеты остались только за пенни. Какую желаете, сэр?

С готовностью, к которой примешивался стыд, Бантинг извлек из кармана пенни и взял газету — это была «Ивнинг Стандард».

Затем, очень медленно, он приоткрыл калитку и побрел обратно, поеживаясь от сырого и холодного воздуха, но полный радостных предвкушений.

Благодаря этому пенни, так безрассудно выброшенному на ветер, он проведет счастливый час, на время забыв самого себя — такого невезучего и падшего духом. И ему было очень досадно, что эти свободные от забот минуты не делит с ним его жена — несчастная, изнуренная жизненными тяготами Эллен.

Бантинга обожгла волна беспокойства и раскаяния. Эллен никогда бы не израсходовала этот пенни на себя — ему это было как нельзя лучше известно. Если бы не холод, туман и слякоть, он вернулся бы на улицу и прочел вожделенную газету под фонарем. Его страшили до дрожи холодные бледно-голубые глаза жены, полные упрека. Эти слова скажут ему то, что он и так хорошо знает: он не имел права расходовать пенни на газету!

Внезапно дверь перед ним отворилась и он услышал голос, произнесший не без раздражения, но все же