Чужак [Саймон Кларк] (fb2) читать постранично, страница - 2

вовсе не он. Никто из тех, кто ушел после того злосчастного первого июля, так и не возвратился. За последние несколько месяцев пришли лишь несколько чужаков. Можно было брать краску и без колебаний выводить у них на лбу крупными черными буквами: ЧУЖАКИ.

Помяни дьявола…

Толпа повалила назад. Теперь с ней был парень лет семнадцати. Да, верно, голубоглазый. Со светлыми волосами, такими аккуратными, как будто он только что побывал на свадьбе у своей сестры. Опрятно одет. Чистые туфли… то есть относительно чистые. Может быть, на той стороне озера парнишка залез в магазин и разжился новенькой парой. Он шел, попивая кофе из бумажного стаканчика. Мне он показался усталым. Но голубые глаза были ясными, чистыми. Парень разговаривал с горожанами, которые вели его к дому на окраине Салливана, куда селили всех пришлых и где они жили до тех пор, пока их не принимала та или иная семья. Он прямо-таки источал дружелюбие. Такие, как он, носят одежду, которая нравится мамочке, таких не увидишь на столе в морге с выпущенными наружу кишками. Когда они проходили мимо, мальчишка, разговаривавший со мной несколько минут назад, повернулся в мою сторону. Его примеру последовала еще пара человек. Взгляды сердитые, даже злые. Они словно предупреждали ясно и твердо: оставь его в покое, Валдива. Он один из нас. Он в порядке, Валдива. Не трогай парня…

Я смотрел, как он идет мимо, окруженный этими как бы телохранителями. Прихлебывает кофе. Отпускает лестное замечание по поводу городской церкви. Старики улыбаются. Как они довольны, как горды тем, что этот милый молодой человек сказал что-то милое об их замечательном городе.

Потом парень посмотрел на меня. Я сидел на машине, рисуя в пыли повешенных и глядя прямо на него. Ясные голубые глаза, не забыли? Видя такие, невольно вспоминаешь невинные очи Иисуса в витринном стекле. Люди бросали на меня злые взгляды, словно говоря: «Ну, что же ты молчишь? Нечего сказать, да?»

Бен улыбнулся и пожал плечами. «Не сердись на них, не обижайся. Они взволнованы, вот и все. Как дети, радующиеся появлению нового товарища. Им хочется держать его при себе, ни с кем его не делить».

Я выждал час, прежде чем пойти к пансионату. Там пришлось подождать еще немного. Припекавшее солнце загнало меня под сень деревьев. Я слушал звуки Салливана. Где-то неподалеку играли на пианино. Легкие, как будто искрящиеся ноты как нельзя лучше подходили этому солнечному дню. Где-то немного дальше на улице лаяла собака. Перекрикивались дети, бросая в небо мяч. Жужжали над цветами пчелы. Беззаботно пели птицы. Какой-то старик пилил во дворе дерево. Обычные звуки, какие я слышал каждый божий день.

И я стоял, разглядывая фасад дома, а его окна разглядывали меня.

Наконец чужак вышел. Он был не один. Его окружали с десяток мужчин и женщин. Может быть, они собирались показать ему город и познакомить с представителями местной власти, может быть, в их планы даже входило посещение нашей чертовой Торговой Палаты. Я не знаю, чем они хотели поразить его, прежде чем дать возможность отдохнуть. Я видел, как он спустился к тротуару. Парень расслабился и дружески улыбался.

Я пристально посмотрел на него. Я смотрел до тех пор, пока от напряжения у меня не стали слезиться глаза. Поначалу ничего не было. И я даже собрался уйти, но потом внутри меня появился тот крохотный комочек неясного ощущения. Даже не знаю, как его описать. Беспокойство? Напряжение? Пожалуй, более всего это ощущение похоже на то, которое испытываешь, когда в первый раз залезаешь на вышку в бассейне и становишься на край доски для прыжков. Комок как бы уплотняется, делается все туже. Мышцы на ногах и руках отвердевают, напрягаются, скручиваются так, словно стремятся вырваться из-под кожи. Даже мускулы на спине, будто зараженные своей собственной жизнью, ворочаются, как лезущие из земли на свет червяки.

Горожане, сопровождавшие чужака, остановились. Застыли как вкопанные, как будто я прицелился им прямо в головы. На всех лицах одно и то же выражение. Полное разочарование, как у детишек, проснувшихся у рождественской елки и обнаружившие, что Санта Клаус так и не приходил.

Все то время, пока я ждал, мой топор стоял у дерева. Хотя я уже несколько месяцев рубил лес, чтобы заработать на пропитание, руки все еще болели, если приходилось носить его слишком долго. Это был здоровенный сукин сын, с лезвием в форме полумесяца, отливающим серебром, и длинной, толстой рукоятью, потемневшей от моего пота. Знаю, я о нем умолчал. Наверное, надеялся обойтись без него. Но нет, не получится. Я пообещал себе, что расскажу обо всем, без утайки. Вы понимаете?

Так вот.

Я поднял топор.

Выступил из тени.

И ударил чужака.

Первый удар. По голове. Сбить его на землю. Ударил так сильно, что топор расщепил нижнюю челюсть. Кость, с прекрасными белыми зубами, шлепнулась на землю.

Второй удар. В середину спины, когда он падает. Перерубить спинной мозг. Руки могут дергаться, голова ворочаться, но с бездействующими