Ночная бомбардировка Hью-Йорка [Сергей Гунькин] (fb2) читать постранично

Гунькин Сергей Ночная бомбардировка Hью-Йорка

Сергей Гунькин

НОЧНАЯ БОМБАРДИРОВКА НЬЮ-ЙОРКА

Воронежу, "ЗАЗ-968 М" и Нью-Йорку,

городу, в котором я никогда не был

- посвящаю.

Совсем недавно, листая географический справочник, я был удивлен очень и неприятно, обнаружив, что, оказывается, Нью-Йорк не самый крупный город мира. Один из крупнейших, но не самый. Даже расстроился слегка: я-то считал, что ему не то что нет равных, но и даже близко к нему никто не стоит. А тут оказывается... Но недолго я был в расстройстве, потому как глупости все это и чушь собачья. Да разве можно судить об истинном величии так?! Что это за величие, если его можно измерить квадратными километрами и числом заблудших душ, в тесноте обитающих на сих площадях? Дерьмо это, а не величие, а если и величие, то я от него отказываюсь, даром мне такого величия не надо. Что же это получается: раз китайцев больше всех, то они самые великие? Ну уж нет - дудки, очень сомневаюсь я в этом, даже учитывая то, что китайский народ весьма люблю. Величие, скорее, не количественный, а качественный показатель, или, что еще вернее, тонкий баланс между ними. Европа, спору нет - хороша, но слишком уж мизерна, Азия и прочий развивающийся мир громадны, но необустроены. Золотая середина пролегла по Америке, и потому Нью-Йорк, ее бесспорный символ, самый великий город на свете, царь городов и столица мира. Куда до него латиноамериканским и азиатским деревенькам, по сравнению с ним они все равно что московская барахолка в Лужниках, рядом с супермаркетом из того же Нью-Йорка. Москва, к слову сказать, тоже деревня, хоть и сердце Родины. Но это так, к слову, Родина она одна, и обсуждению не подлежит, потому как трудно обсуждать ее и не кощунствовать, ну ее к бельмесу... Вот Нью-Йорк - совсем другое дело, тут можно что угодно понапридумывать. Да и что греха таить, еще совсем недавно, я сам не любил этот город, всматриваясь в телеизображения его многолюдных улиц, видя небоскребы и запруженные автомобилями дороги, яркие огни реклам, мелко и безнадежно вздрагивал в своем Воронеже, злился на то, что есть на земле такой город, и упрямо, изо всех сил старался радоваться, что там меня нет. Боялся его и ненавидел, он мне казался злым, чужим и бездушным. Но теперь, узнав Нью-Йорк ближе, посмотрев на него с высоты птичьего полета, окинув его стройную красоту из поднебесья, я полюбил этот великий город, проникся к нему нежностью, симпатией и восторгом. Мои чувства к нему столь глубоки, что их почти невозможно передать словами; любые, даже самые громкие и прекрасные слова, звучат тут слишком не так, тут нужны иные, быть может, музыкальные звуки. Об этом можно пропеть, но только без слов, или сыграть на каком-нибудь очень уж задушевном музыкальном инструменте; дуэт флейты и виолончели, я думаю, вполне мог подойти бы, если играть торжественно и печально. Нью-Йорк для меня больше чем город, в который я безраздельно влюблен, место, где я на миг познал полное, ничем не омраченное счастье и нашел после долгих изнурительных поисков свою душу. И даже нечто большее, чем она, моя пугливая и робкая находка, оказалась способна вместить. Вот почему я так часто встаю по ночам и не в силах больше уснуть, с устремленным ввысь взором, задумчивый и грустный, курю одну сигарету за другой, втягиваю легкий войлок фильтров и не замечаю этого. Меня донимает ностальгия, и порой она столь мучительна, что становится невыносимо жить, но все равно, я ни о чем не жалею. Да и как об этом можно жалеть?! О, Нью-Йорк, далекий город, где все мечты сбываются, мое краткое столкновение с тобой раскололо меня, напрочь отбросив всю былую пустоту моего никчемного существования; то, что было до тебя - было позором и тьмой, после - явились свет и величие. Вот почему воспоминания о тебе так сладостны, несмотря ни на что. И пусть нас разделяют многие тысячи миль, пусть мы никогда не увидимся, я сохраню тебе верность до конца дней своих, ведь ты мой единственный праздник, праздник, который всегда со мной... Вообще-то, так про Париж было сказано, Хемингуэй сказал, но к Нью-Йорку, по-моему, лучше подходит. Хотя откуда мне знать, Париж я не бомбил, я Нью-Йорк бомбил!

Снова и снова вспоминаю я тот хмурый осенний день, день накануне полузабытого праздника Красного Октября. Всю ночь буйствовавшие дождь и ветер вконец уничтожили все следы минувшего лета, сорвав с деревьев остатки пожелтевшей листвы. Утро предстало печальным и обнаженным, ветер стих, проливной дождь сменился тягучей моросью - от всего этого так и веяло пораженчеством. Мне долго не хотелось вставать, зябко кутаясь в одеяло, я был ленив и депрессивен. Мне ничего не хотелось в то утро: не хотелось писать книгу, не хотелось жить и умирать тоже не хотелось - обычное осеннеe настроение, разве что чуть безнадежней, но это, наверное, все от холода. Но потом все же встал и, попытавшись жить, попробовал написать рассказ, но рассказ что-то не заладился, и мне захотелось умереть... Вот такое выдалось утро, не очень-то веселое. После полудня в почтовом ящике