Тот, кто иллюстрирует комиксы [Туве Марика Янссон] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

резко оборвал свою работу, прямо на половине одной истории. А расторжение договора должно осуществляться за полгода до увольнения. Синопсис[4] явно исчез возле пятьдесят третьей полосы. А нормальная длина комикса обычно — восемьдесят полос. Стейн спрашивал Фрида, почему Аллингтон не восстановил сюжет. Нет, этого он сделать не мог. Может, он не хотел, может, забыл?

— Не знаю, — ответил Фрид, — этим занимался другой отдел. Какое вам до этого дело, продолжайте с того рисунка, которым он закончил, и сделайте что-нибудь свое, но лучше всего так, чтобы шов не был заметен. А подпись можно опустить.

Вода закипела. Стейн снял с плитки ковшик и вытащил штепсель, достал чашку и сахар с полки, на которой их нашел; ложечки не было. Пакетики с чаем он принес с собой.


Шесть дней спустя явился Фрид и сказал, что они уже приняли решение. Стейн работал в стол, но контракт будет подписан на днях. На семь лет. Руководство очень довольно его работой, но хочет еще раз напомнить о необходимости высокой производительности. Фрид выглядел усталым, хотя его мягкое, с неуловимым выражением, лицо улыбалось. Он подошел и пожал руку Самуэлю Стейну, а потом ободряюще и покровительственно слегка коснулся его плеча.

— Это приятно! — обрадовался Стейн. — Это в самом деле приятно! Вы используете то, что я сделал, или мне начать с самого начала?

— Нет, конечно нет, у нас нет на это времени. Мы запустим материал, который есть, а вы ускорите темп своей работы так, чтобы обеспечить материал на два месяца вперед.

— Ответьте мне на один вопрос, — попросил Стейн. — Он работал в этой комнате?

— Кто, Аллингтон?

— Да, Аллингтон.

— Ну да, это его комната. Пожалуй, будет хорошо, если вы продолжите начатое им дело в той же самой комнате, не правда ли?

— Здесь множество его вещей. Хотя я не собираюсь слишком пристально их рассматривать. Он приедет их забрать?

— Я позабочусь, чтобы они исчезли, — сказал Фрид. — Фактически, здесь тесно. Я попрошу кого-нибудь все убрать!

Самуэль Стейн спросил:

— Аллингтон умер?

— Нет, нет, конечно нет!

— Тогда, значит, он заболел?

— Милый мой, не беспокойтесь, — ответил Фрид. — Все абсолютно о’kay. А теперь я лишь пожелаю вам счастья в вашей работе.


Вначале Стейн работал, не трогая ничего в комнате. Первая полоса его комиксов публиковалась без подписи, и разницы никто не заметил. Вообще за последние три года, что действовал контракт, Аллингтон не ставил свою подпись, и это помогло. У Самуэля Стейна было время ускорить темп работы и выдавать больше полос в день. Он учился все лучше и лучше. Он учился делать по утрам полдюжины рисунков в карандаше и покрывать их тушью, создавая одновременно совершенно черные поверхности. Войдя целиком в работу, он подрисовывал детали, а к полудню, обретя уверенность в руке, выводил длинные линии и самые красивые части картинки, которые надо писать быстро и nonchalant[5]. Затем он начинал новый разбег. Он постоянно подходил все ближе и ближе к намеченному раньше сроку.

В редакции его поздравили, когда первая полоса вышла из печати безо всякой реакции со стороны общественности, В тот день он был удручен, но это прошло, и он с чувством спокойной радости продолжал создавать хорошие картинки, за что аккуратно получал плату. Пришло ощущение надежности. Не надо было бегать вокруг со своими иллюстрациями и обсуждать их с начинающими амбициозными писателями, совершать три-четыре поездки ради каждой благословенной книжной обложки; принимать заказ, встречаться с автором, сдавать работу и ждать, ходить за гонораром, а иногда не один раз мчаться в типографию смотреть, соответствуют ли цвета оригиналу. Сейчас все шло как по маслу. Ему не надо было даже сдавать работу, он оставлял рисунки, сделанные за день, на своем столе, и кто-то их вечером забирал. Заработную плату он получал каждую неделю в кассе. Фрида он больше не видел, разве что иногда встречал его на лестнице.

— Вы никогда не приходите взглянуть, — говорил Стейн.

— Незачем, мой мальчик, — шутливо отвечал Фрид. — Ты справляешься замечательно. Но берегись, если застрянешь на месте или начнешь отклоняться от темы. Тогда я тут как тут!

— Боже меня сохрани! — смеясь отвечал Стейн.

Он раздобыл себе обогреватель, и газета оплатила его, теперь они им дорожили, и для этого были все основания. Блуб-бю печатали в тридцати-сорока странах.

Иногда Стейн отправлялся на улицу, где на углу продавались газеты, и выпивал там стаканчик. Ему нравились темные неряшливые бары, переполненные людьми, работавшими в той же сфере, что и он, и говорившими о своей работе. Он выпивал стаканчик и снова шел в газету.

Встречал он и других художников, иллюстрировавших комиксы. Они были дружелюбны и обращались с ним, как с новичком, как с мальчиком, что еще не принят в их узкий круг, но подает много обещаний. Они были не снисходительны, а скорее мягкосердечны. Напитки здесь друг другу не