Ген мужества [Владимир Васильевич Царицын] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]



Владимир Царицын Ген мужества.

 Фантастический роман

 Часть первая  Островок Надежды

 

 1. Воскресшие из павших

 «О, господи! Как болит голова! Буквально лопается по швам… Где я? Что со мной?.. Не могу открыть глаза… не открываются. Черт! Черт!! Не могу…»

 - Очухался, кажись. Ишь, задергался… – произнес кто-то хрипловатым голосом.

 - Скажешь тоже, задергался. Глаза открыть пытается. – Голос второго – сочный молодой баритон, в котором отчетливо звучат нотки заносчивости.

 - Я и говорю: глазами задергал.

 - Веками.

 - Ну, веками… Эй, служивый! Давай, открывай свои глазоньки.

 «Кто это?.. Кто эти двое? Голоса незнакомы… А я? Я-то кто?..»

 - А ты ему помоги. Лицо от крови ототри, - посоветовал заносчивый.

 - А ты чего раскомандовался? Взял бы, да оттер, не переломился бы чай. Али ты свои наманикюренные пальчики в крови испачкать боишься?

 - Крови не боюсь, но я не фельдшер и не лазаретный служитель какой-нибудь. Я - гусар!

 - Ну и что, гусар? Если я пехотинец, так вся грязная работа на мне должна быть?

 - Не хочешь, не оттирай. Сам, когда в себя придет, ототрет.

 «Господи! Где я? Кто я? Что со мной?»

 По лицу провели влажной тряпкой. Было не больно, даже наоборот - приятно. А болело где-то внутри сбоку, с правого боку. Но уже не так сильно, боль затихала.

 - Воды мало, не оттереть. Кровяка коркой схватилась, - сказал хриплый. - Ему бы вообще башку в ведро с водой окунуть, чтоб отмокла сперва.

 - Эка хватил, Семен - ведро! У нас на все про все только одна бутыль… Эй! Эй, Семен, ты много-то не лей.

 - Ты чего, жадничаешь?.. – удивленно произнес Семен. - Для кого тебе воды жалко? Для пацаненка тяжко раненого? Ты же солдат, Прохор Егорович, а солдат, он… Видать, не про тебя поговорка – «солдат ребенка не обидит».

 - Нашел ребенка! Этому бойцу лет двадцать, не меньше, - заметил Прохор Егорович. – И не рядовой. Унтер-офицер. Капрал что ли?

 - Младший сержант. Все одно, ребенок. Вот тебе сколько?

 - Двадцать шесть весной тринадцатого должно было исполниться.

 - Вообще-то, тоже ребенок еще сопливый. А мне поначалу показалось, ты постарше будешь...

 - Это ты меня сопливым ребенком назвал?! Да у меня за плечами Аустерлиц, Гейльсберг и Фридланд! Да Бородинская битва! Я в рейде кавалерии Уварова с казаками Платова участие принимал! И погиб в этом рейде геройски. А до войны в четырех дуэлях честь свою отстоял! Да за такие слова!..

 - Что, на дуэль вызовешь? Ха-ха-ха! Ну, ты меня уморил, гусар! Дуэль! Все равно – не я тебя, не ты меня. Мы ведь уже мертвые. Да и нечем нам биться – оружия-то тю-тю. Разве что на кулачках… О, кажись, очухался, глаза открыл… Эй, давай поднимайся, служивый. Рассказывай. Ты, видать, из будущего сюда припожаловал, такой амуниции мне встречать не приходилось... Двое из прошлого, один из будущего, ну, дела…

 Боец в камуфляже, слегка забрызганном каплями крови (вся кровь была на лице и в волосах), приподнялся на локтях и с изумлением уставился на незнакомцев. Эти двое сидели напротив него на низкой кушетке, обтянутой белым синтетическим материалом. И он сам лежал на такой же кушетке.

 Один из незнакомцев, тот, которого по всей вероятности звали Семеном, старший по возрасту (на вид - лет около сорока) держал в руке окровавленную тряпку. Одет он был в вылинявшую гимнастерку с пагонами, на которых краснели т-образные старшинские лычки, и в такие же линялые, почти белые штаны. На ногах – стоптанные кирзачи, пилотка без звездочки заткнута за ремень. Прическа – полубокс.

 Второй, Прохор Егорович, как назвал его старшина Семен, словно сошел с иллюстрации из романа Льва Толстого «Война и Мир» - молодцеватый гусар с пушистыми бакенбардами и такими же пушистыми усами, облаченный в красный доломан и красный ментик с отделкой их черного бобрового меха. А чакчиры на нем были синие с ярко-желтыми продольными узорами на бедрах. Узоры резко выделялись на синем фоне и своей яркостью резали глаз. Высокие сапоги со шпорами сияли девственной чистотой, а кушака и кивера на гусаре не было.

 «Кивер, доломан, чакчиры… Откуда я это знаю? Может, я тоже… гусар?.. О, господи, кто я?!..»

 - Я кто? – спросил боец в камуфляже.

 - Это тебе лучше знать, - сказал Семен.

 - Но я не помню…

 - Вспомнишь, - пообещал гусар, - мы же вспомнили. Хотя и не сразу. И ты вспомнишь. Да ты уже, наверное, вспомнил кое-что. Как тебя зовут, вспомнил?

 - Кажется… Стасом. – Парень облегченно выдохнул и улыбнулся, радуясь обретению имени. - Точно – Станислав!

 - Вот! Я же говорю, сейчас мигом вспоминать начнешь.

 - Я что, умер?

 - Все мы здесь такие, - со вздохом произнес Семен, - убитые на поле брани. Меня Семен Семенычем кличут. По фамилии Воробьев я. Но ты можешь просто Семеном звать. На подступах к Берлину меня, стало быть, осколком в грудь шандарахнуло. Ишь? – Семен оттопыренным