Чжен-Си, высшая правда [Ярослав Гашек] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

ЧЖЕН-СИ, ВЫСШАЯ ПРАВДА

Мне было приказано организовать культпросвет при китайском полку в Иркутске, который свалили нам на голову с буфера Восточно-Сибирской республики. Я тот­час послал командиру полка Сун-Фу коротенькую запис­ку: «Прошу явиться в Политотдел армии». Ответ пришел в красном конверте с адресом, наклеенным на голу­бой полоске, в знак уважения первой степени.

Текст был составлен по всем правилам мандарин­ской вежливости:

«Досточтимый и всемилостивейший господин! Вчера я имел честь получить от Вас послание, в котором Вы употребили столько лестных для меня выражений, что, читая, я был смущен и стыдился, чувствуя себя недостой­ным такой высокой благосклонности,

В настоящем письме спешу выразить Вам, досточти­мый и всемилостивейший господин, величайшую мою благодарность, о всем же остальном надеюсь побеседо­вать с Вами при личном свидании. Приношу вам пись­менное выражение величайшего моего восхищения и по­чтения, пользуюсь этой незабываемой для меня возмож­ностью пожелать Вам самого полного счастья.

Сун-Фу, ваш покорнейший слуга, командир 1-го китайского полка Иркутской губернии, бывший команду­ющий китайскими гарнизонами Китайской республики в Нау-Цине, Лин-Ху, Чжен-Це, Син-Ши, У-Чжене и Шуан-Лине».

Я вспомнил, что, когда китаец так выспренне пишет о личном свидании, он будет избегать встречи с вами за сто шагов,— поэтому решил за ним послать.

Ко мне ввели пожилого китайца в засаленном англий­ском пиджаке, высоких сапогах и рейтузах.

Сун-Фу не поднимал своих раскосых глаз от земли в знак почтения и, после того как мы совершили несколь­ко учтивых церемоний, связанных с вопросом о том, ко­му первому сесть, он вынул свою визитную карточку, как требует вежливость.

На визитной карточке с одной стороны было имя, а с другой — заключенный в квадрат девиз владельца, унаследованный от предков: «Хао-мин, бу-чуминь-эмин-син-цьянли — добрая слава на месте лежит, а дурная далеко бежит».

Мы закурили сигареты и с помощью переводчика на­чали беседовать.

Вежливость требовала, чтобы Сун-Фу поделился теми сведениями о себе, которые найдет подходящими для данного случая.

— Я — Сун-Фу,— начал он,— в восемнадцатилетнем возрасте, не имея денег, продал через посредника Хоу-Ци купцу Ши дом, доставшийся мне от предков, у ворот Шим-Чжи-Мин, за тюрьмой Ци-Шоу-Вей в Пекине. В доме было шестьдесят восемь комнат, чьи окна, двери, перегородки, деревянные ставни видели моих предков. Я получил тысячу двести ланов серебра, которые были вручены мне в полном порядке покупате­лем Ши через посредничество Ван-Цуна и чиновника Тун-Цжи, и в свою очередь передал им девять куп­чих крепостей на дом. Потом я оплатил долговой век­сель, выданный мной банковской фирме Юй-Тай в Сау-Денской губернии Лиценцянского округа,—тысячу ланов серебра — и уехал в Шанхай. Это было на восьмом году шестой луны, в тринадцатый день правления намест­ника Гауау-Цуя. В Шанхае я поступил в казармы Шау-Чеу-Хен, где учился двенадцать лет и был произве­ден в генералы, получив от властей бесплатно два меш­ка сушеных малых черных черепах, один мешок ласточ­киных гнезд второго сорта, два мешка корицы, один ме­шок сушеных рыб и три мешка коровьих шкур. Все это купил у меня купец Шан-Чеу-Хау за четыре тысячи сто ланов чистого серебра и коробку опиума.

Меня должны были назначить начальником Шанхайского порта, но со мной случилось несчастье: на прощальном ужине со служащими военного гарнизона я обидел маркера игорного дома Хоу-Фа, которому все служащие были должны, и меня в наказание послали в северные гарнизоны, стоявшие в Нау-Чеу, Лин-Ху, Шин-Ши, У-Чжен, Шуан-Лин и Чжен-Це. Каждые полгода мне выдавали красный лист бу-фа с лу-чен-цзенем,— распоряжением совершить объезд для взимания налогов от имени превосходительнейшего председателя Юань-Ши-Кая, который был воплощенным Ду-Цза, мамоном. Все гуань-фу, мандарины северных провинций, боялись меня, так как я придавал особое значение нравственности, домогаясь в северных провинциях, чжен-си, высшей правды, ве­дущей к совершенству. Но, как говорится, правда гла­за колет, и нечестные враги сообщили властям севера, будто я — тань-мо, или, как говорят на севере,— тань-цзан-ди, человек, берущий взятки, хотя, как мною уже сказано, я придавал особое значение нравственности и принимал только си-чен-чен-и, небольшие подарки на покрытие дорожных расходов. В то время как я, стремясь к совершенству, занимался и во время объездов чтением книг древних мудрецов времен первой дина­стии, враги мои, находясь в плену величайших поро­ков, обвинили меня в том, что я дал начальнику почты провинции Син-Си, моему милому и добродетельному другу Ю-Цжен-Гуану, везшему в Пекин с границ Монго­лии собранные налоги и таможенные сборы, специаль­ный конвой — только для того, чтобы Ю-Цжен-Гуан мог без помех бесследно исчезнуть.