Спешу на свидание [Виктор Дмитриевич Колупаев] (fb2) читать онлайн

Колупаев Виктор Спешу на свидание

Я стоял в магазине электротоваров и раздумывал, что мне купить: ИВП или ИХП. ИВП – это портативный изменитель внешности, а ИХП – портативный изменитель характера. Изменитель характера стоил гораздо дороже, но не в деньгах было дело. Я считал, что характер у меня вполне сносный, а вот внешность… Хотя… Ведь считала же меня моя жена когда-то красивым парнем! А потом, наверное, привыкла или поняла, что это ей только казалось.

Словом, я купил ИВП, размером чуть больше пачки сигарет, положил его в карман пиджака и вышел из магазина. Кажется, я еще и сам не очень понимал, зачем он мне нужен. Не дома же пользоваться им? Нет. Просто во мне назревал какой-то внутренний протест, взрыв. Я еще не знал, что сделаю, но уже исподволь готовил себя к этому.

На улице шел снег, пушистый и легкий. Снежинки словно нехотя падали вниз. Я нажал кнопку портативного изменителя внешности и пожалел, что рядом нет зеркала, чтобы посмотреться в него. Мимо прошел Кондратьев из нашего отдела. Он был уже немного навеселе, хотя после окончания работы прошло всего сорок минут. В таком состоянии он привязывался ко всем своим знакомым, чтобы они составили ему компанию для продолжения уже начатого им занятия. И по тому, что он даже не узнал меня, я убедился, что внешность моя подверглась значительному изменению. Никаких неприятных ощущений, как и говорилось в паспорте приборчика, я не испытывал.

Подошел троллейбус. Народу в нем было мало, и я сел на свободное сиденье у окна. Голова тупо болела от всевозможных совещаний и планерок в нашем СКБ. А придешь домой, что тебя там ждет? Нужно сходить купить картошки, подмести пол, просмотреть газета и журналы и засесть за телевизор. Жена будет готовить ужин. Потом и она на минуту присядет к телевизору, спросит, что там в газетах пишут, а сама даже не выслушает ответа. Да я и не отвечал на такие вопросы уже давно. Говорить нам не о чем. Мы настолько привыкли друг к другу, что даже не замечаем один другого.

И вот тут-то мне и захотелось сделать что-нибудь не так. Не пойти, например, домой, а пригласить женщину, сидящую рядом со мной, в кино или ресторан. Влюбиться в нее, стоять вечерами под ее окнами, ждать встреч. Жене ведь все равно. Лишь бы деньги домой приносил да не приходил пьяный. Она ведь не расстроится, если даже и узнает. А что?! Сделаю!

Я понимал, что никто со мной ни в кино, ни тем более в ресторан не пойдет. В лучшем случае воспримут как шутку, а в худшем – начнут звать милиционера. Да будь что будет! Я резко повернулся к женщине, сидящей рядом, и сказал:

– Послушайте! Хотите, я приглашу вас в ресторан? Ей-богу, ничего плохого в этом нет.

Женщина удивленно посмотрела на меня, и я узнал свою жену. Это было так неожиданно, что я на несколько секунд онемел. Но отступать было поздно, и я решил доиграть свою роль до конца. Тем более что изменитель внешности сделал меня неузнаваемым.

– Или, может быть, вас дома муж ждет? – спросил я немного язвительно.

– Нет, – спокойно сказала она. – Никто меня не ждет. Моему мужу все равно.

– Тогда я вас приглашаю в ресторан.

– Сразу в ресторан? – рассмеялась она. – Нет. В кино было бы еще можно. А вы сразу в ресторан.

– Ну, тогда пойдемте в кино. Только вы не подумайте, что я донжуан какой. Просто домой идти не хочется.

– Я понимаю, – сказала моя жена. – Мне тоже не хочется. Придешь – дома тишина, тоскливо…

– Так не ходите!

– Нет, нельзя. Нужно ужин приготовить. Ведь, кроме мужа, у меня еще дочь. В первый класс уже ходит… Извините, – сказала женщина. – Мне выходить на следующей остановке. До свидания.

– Я провожу вас! – закричал я на весь троллейбус.

– Не нужно. Еще увидит кто-нибудь и передаст вашей жене.

– Но с вами так легко было разговаривать… и интересно.

Моя жена как-то странно улыбнулась, но в это время троллейбус остановился, и она вышла. А я бросился следом, извиняясь перед теми, кого нечаянно толкнул. Я догнал ее и крикнул:

– Подождите! Я пойду с вами, тем более что нам по пути.

– Вы говорите это нарочно, – сказала она.

– Нет, нет… Скажите хоть, как ваше имя?

– Вероника.

– А меня зовут Алексеем.

Она была в короткой шубке и черных сапожках, с пушистым шарфом на голове. Ей отчего-то вдруг стало весело, и лишь раза два она задумывалась на мгновение, и на переносице появлялись морщинки. Она несла хозяйственную сумку, и я чуть ли не силой отобрал ее. Мы дошли до табачного магазина.

– Все. Дальше меня провожать не нужно. Следующий дом – мой. До свиданья, Алексей.

– Вероника, неужели я вас больше не увижу? Ну, назначьте мне свидание! Я буду ждать вас завтра возле кинотеатра в шесть часов вечера.

– Нет, Алексей. Ничего из этого не выйдет.

– А я все равно вас буду ждать! До свидания!

Я отдал Веронике сумку, и она быстро ушла. А я завернул в табачный магазин, купил сигарет и двинулся домой. Возле дома я немного постоял и только потом вошел в подъезд, предварительно выключив свой изменитель внешности.

Жена встретила меня стереотипной фразой:

– Пришел?

– Пришел, Вероника, – ответил я, и, когда чуть позже справился насчет ужина, она ответила так же стереотипно:

– Нету ничего. Ходишь бог знает где да еще обеды спрашиваешь.

– Ах, опять ты свое начала. В столовую буду ходить, если тебе жалко.

– Ладно, – примирительно сказала Вероника. – Сходи-ка лучше за картошкой, а я пока мясо поставлю варить. Я сама недавно пришла.

– Ленка на улице бегает? – строго спросил я.

– На улице.

Я взял сетку и пошел в магазин. Потом подметал пол, хлебал борщ, читая книгу, просматривал газеты, сидел у телевизора. Дочка наша уже легла спать. Вероника кончила свои домашние работы, устало опустилась на диван и спросила:

– Что там в газетах пишут?

Я, как обычно, не ответил, да она и не ждала от меня ответа. А я вдруг сказал:

– Вероника, завтра я задержусь. У меня срочное дело.

– Что еще за дело? – безразлично спросила жена.

– Да так. С человеком одним надо встретиться.

– Мне тоже надо, – вдруг сказала она.

– Странно, ты же никуда обычно вечером не ходишь…

– Ты тоже обычно сидишь вечером, уткнувшись в телевизор.

– Да я ничего. Надо так надо. Только вот как Ленка одна дома будет?

– Ой, да большая она уже! Обед на газовой плите сама разогревает.

– Ну хорошо. А во сколько ты вернешься?

– Не знаю точно. Может, в семь, может, позже.

Вопреки своим правилам, я выгладил брюки. Вероника смотрела на меня удивленно.

На следующий день без пятнадцати шесть я был уже около кинотеатра. Верный изменитель внешности, конечно, спокойно лежал в кармане. Я не очень-то верил, что Вероника придет на свидание. Мне и хотелось, чтобы она пришла, потому что я знал, она будет не такой, как дома, и в то же время я был немного оскорблен, задет, что моя жена ходит на свидание с кем-то другим. Ведь для нее я сейчас был, конечно, другим. И вот я стоял и ждал.

Она все-таки пришла. Чуть раньше назначенного срока.

Как истинный влюбленный, я бросился к ней навстречу.

– Здравствуйте, Вероника! Я все боялся, что вы не придете.

– Я просто случайно шла мимо и увидела вас, – ответила она, стараясь казаться рассеянной и безразличной. Но я-то знал, что случайно в этом районе города она не может оказаться.

– А вот в кино я рас пригласить не могу, – сказал я. – Все билеты уже проданы. Если вы не будете против, то завтра я обязательно достану билеты. Соглашайтесь…

– Не знаю, что и сказать, – ответила Вероника. – Я так давно не была в кино. Но дома-то что без меня будут делать?

– А разве ваш муж не приглашает вас в кино, театр?

– Это ему и в голову не приходит.

– Вот скотина, – искренне сказал я.

– Вы действительно так думаете? – спросила Вероника.

– Да. Я так думаю.

– Тогда я принимаю ваше предложение. А что мы будем делать сегодня?

– Сегодня? На улице тепло. Можно просто побродить по Университетской роще, – сказал я. – И еще. Разрешите мне, пожалуйста, взять вас под руку.

– А вы такой же, как и все, – сказала моя жена, но взять под руку разрешила.

Мы долго гуляли по узеньким тропинкам Университетской рощи. Погода, что ли, тут виновата или лунный свет и искры на снегу? Но мне с Вероникой было удивительно хорошо. Она рассказала про свою школу, где преподавала историю, про учеников и товарищей, про директора и про подготовку к смотру художественной самодеятельности. Все в ее словах было интересным для меня. А говорила она увлекательно. Она была прирожденным рассказчиком.

Я слегка прижал ее локоть к себе. Она вся напряглась, вырвала руку и сказала:

– Алексей, ведите себя благоразумно.

И мне стало стыдно, словно я пытался соблазнить чужую жену. А ведь сейчас мне так хотелось обнять ее за плечи и стоять, чуть-чуть покачиваясь, уткнувшись лицом в ее платок, и ничего не говорить, молчать.

– Вероника, ради бога, извините меня, – сказал я. – Со мной что-то произошло. И мне так хочется обнять вас…

Вероника холодно посмотрела на меня и сказала:

– Почему бы вам это не проделывать со своей женой?

– Почему? – задумчиво повторил я. – Если бы она этого хотела.

– Значит, только потому, что ваша жена не хочет ваших объятий, вы и пригласили меня сюда?

Я испугался. А вдруг она сейчас уйдет и никогда не будет больше этой ночи, этих деревьев, ее тихого голоса, скрипа шагов. Ничего больше не будет.

– Вероника, – сказал я. – Мне хорошо с вами. И моя жена тут ни при чем. Не уходите. Пусть этот вечер будет счастливым.

– Моему мужу тоже никогда не приходит в голову обнять меня, – вдруг сказала она. И я чуть не сел в снег.

Она протянула мне руку, и мы побежали, как когда-то, лет десять назад, прямо по целине, проваливаясь чуть ли не по пояс, и даже упали в сугроб и долго барахтались, пытаясь выбраться. А когда наконец нашли аллею, то были все в снегу, как дед-мороз и снегурочка. Я отряхнул ее, но снег попал ей за воротник, и она смешно съежилась, полуоткрыв рот. Губы ее были совсем рядом, в трех сантиметрах от моего лица. И глаза у нее были закрыты, но я не осмелился поцеловать ее. Я боялся, что она рассердится и прогонит меня.

Возвращались мы, взявшись за руки, как мальчишка и девчонка. Я проводил ее до подъезда. Мы стояли еще минут пять, потом она сказала:

– Я замерзла. Уходите, Алексей.

– Завтра в шесть. Там же. Не забудьте, Вероника, – сказал я.

Она кивнула и убежала в подъезд. А я постоял еще немного, потом дошел до табачного магазина, купил там сигарет и вернулся домой. Перед дверями на лестничной клетке вытащил свой изменитель внешности, выключил его. И так мне захотелось швырнуть его куда-нибудь подальше или просто растоптать! Но почему Вероника дома со мной не такая, какой была сегодня в Университетской роще? Все из-за этого идиотского изменителя внешности. Но я не выбросил и не растоптал его. Пусть хоть ей будет хорошо.

Когда я зашел в квартиру, Вероника что-то пела на кухне, но сразу же смолкла, увидев меня. Она уже переоделась в старенький халатик и домашние туфли. И вообще она стала обычной, какой я привык ее видеть всегда. Я тоже переоделся, напялив свое вылинявшее трико, висевшее на мне мешком, и заглянул на кухню.

– Еще ничего не готово, – сказала Вероника машинально.

Я взялся за газеты. Прибежала с улицы Ленка и тоже спросила ужин. Вероника рассердилась и крикнула мне, чтобы я сыграл с дочерью в шашки. Мы сыграли три партии, причем все три я проиграл. Я никогда не мог постичь премудрости этих шашек. Потом мы сели ужинать, и жена спросила:

– Что нового на работе?

– А-а, – сморщился я. – Все по-старому. А у тебя?

– Что в школе может быть нового? – ответила она.

И я подумал: действительно, ну что там может быть нового и интересного? За ужином, как обычно, нас развлекала Ленка. У нее был неистощимый запас историй, но ее иногда нужно было поддерживать, поддакивать, вставлять вопросы, удивленно вскидывать брови, а мне так хотелось плюхнуться в кресло перед телевизором.

После ужина жена сказала:

– Я завтра после работы задержусь часов до девяти. Ты бы помог на кухне. А то завтра некогда будет…

– Да? – удивленно сказал я, и на мгновение сладко сжалось сердце: неужели и завтра возле кинотеатра она будет такой же чудесной, удивительной женщиной, как сегодня в Университетской роще. – А мне что же, дома прикажете сидеть?

Я заметил, что она вдруг испугалась, а потом сказала сухо и неприязненно:

– Можешь раз и посидеть.

– Не могу, завтра много работы.

– Так ты поможешь мне?

Еще бы я не помог! Да я бы все сделал, чтобы увидеть ее завтра у кинотеатра. Вероника распределила обязанности, и мы быстро управились с делами.

И снова на следующий день я ждал ее возле кинотеатра. Она пришла в хорошем настроении. У меня чуть ноги не подкосились, когда я увидел ее. Да и сам, я это чувствовал, стал не таким сутулым и серым, как дома. Я тоже хотел быть красивым, хотел нравиться ей.

Я даже не запомнил, какой кинофильм показывали в тот вечер. Мы сидели в темном зрительном зале. Кто-то украдкой щелкал орехи, кто-то хрустел оберткой шоколада, некоторые вслух комментировали события, происходящие на экране, кто-то сдержанно храпел, а перед нами сидела парочка и целовалась в открытую. А я думал только о том, как бы мне осмелиться и взять ее ладонь в свою.

Я осторожно протянул руку и нашел ее пальцы. Я чуть-чуть, едва заметно погладил их. Вероника вздрогнула. Тогда я взял ее руку в свою, и она позволила мне это. Потом она повернула ладонь вверх и сжала мои пальцы.

Как я любил ее сейчас! Почему ее рука, которую я видел тысячи раз, сейчас привела меня в трепет? И ее едва заметный в темноте профиль, такой знакомый и такой необычный сейчас… Она вдруг погладила мою руку и прижалась к плечу. А я был счастлив. События, происходящие на экране, потеряли для меня всякий интерес. Я сидел и смотрел на ее лицо. Я любил ее.

Из кинотеатра мы вышли оба притихшие. Надо было что-то сказать. А что? Вам понравился кинофильм? Нет. Таких вопросов я задавать был не намерен. Я просто обнял ее за плечи. Она попыталась вырваться, но только один раз. И когда я еще крепче прижал ее к себе, она повернула ко мне лицо и сказала как-то тихо, нерешительно, словно оправдываясь:

– Глупая я…

– Нет, – сказал я. – Ты чудесная. И если твой муж тебя не любит, то он просто дурак.

– Алеша, не будем говорить об этом. Скажи лучше мне что-нибудь хорошее.

– Вероника, моя милая. Все слова глупые. Разве скажешь, что творится у меня в душе. Как сказать, чтобы ты поверила? Ведь я люблю тебя.

– Я знаю, Алеша. Но все равно говори. Говори.

– Странность какая-то происходит. Ведь я вижу тебя всего третий раз, а уже не утерпел и объяснился в любви. Все в тебе какое-то необыкновенное. И слова, и лицо, и глаза, и ресницы, и мысли. Иногда мне кажется, что я знаю тебя много-много лет. А потом опомнюсь – да нет же, всего три дня как знакомы. Ну кто знает, как приходит любовь? У меня и жена, и дочь. А я вот хожу с тобой. И хотелось бы мне быть рядом с тобой всю жизнь. И каждый день мне было бы интересно с тобой. Ну скажи, ты хочешь, чтобы я любил тебя?

– Хочу, – сказала Вероника. – Мне кажется, я всю жизнь ждала этих дней. Ну зачем жить, когда тебя никто не любит?.. Мне будто только что двадцать лет исполнилось… А вдруг все это сегодня и кончится? Я уже привыкла ко всему. И к тому, что меня муж не любит, и к работе, и к домашним делам. Это не тяготит, но и радости не приносит. А сейчас все взорвалось. Я приду домой и буду плакать. Ты такой ласковый и добрый. Я чувствую, что ты любишь меня. Неужели это пройдет? Мне так хорошо с тобой, что лучше бы я тебя не встречала. Нелогично, правда?

– Правда. Только ну ее к черту, эту логику. С тобой хоть на край света.

– Мне когда-то это же говорил мой муж. Десять лет с тех пор прошло. И край этот оказался так близко, что ему и одного шага не надо делать. Не надо идти.

Я развернул ее к себе. Ну конечно! Она плакала.

– Не плачь, Вероника. Это потому, что тебя муж не любит?

– Я тебя люблю, Алеша. Не надо мне ни мужа, ни кого другого. Я тебя люблю. Не отпускай меня… И мне тоже кажется, что я знаю тебя давным-давно… Ну, поцелуй же меня!

Мы стояли посреди тротуара и целовались. Мне было тридцать четыре года, а ей – тридцать два. Шел мягкий снег. И фонари на столбах огромными конусами света выхватывали этот снегопад из темноты. А мимо шли взрослые люди и всякие юнцы, молоденькие девушки и думали, наверное, про нас черт знает что.

– Отпусти, – сказала Вероника. – Я вся задохнулась.

– Я понесу тебя на руках, – сказал я.

– Не дури.

Но я все-таки поднял ее на руки, прошел два шага, поскользнулся и упал. Вероника засмеялась, она не сердилась на меня.

– Эх, Алеша. Лет десять назад нужно было носить на руках.

– Ай-яй-яй! – сказал какой-то прохожий. Это потому, что мы все сидели на снегу.

– Извините, – рассмеялся я. – Сейчас поднимемся. – Мы поднялись и пошли дальше. И через каждые десять шагов я останавливался и целовал ее в губы, в щеки, в замерзший нос и ресницы. Она не противилась. Она хотела этого.

Так мы дошли до нашего подъезда.

– Алеша, уходи, – сказала моя жена. – Мне все-таки нужно домой. Муж придет, сразу есть захочет. Да и Леночка одна… Уходи.

– Нет, я не отпущу тебя. Мне плохо без тебя. Я же умру без тебя.

– Ну хорошо. Еще пять минут.

Мы простояли полчаса. И мне никогда не было так хорошо. Может быть, только тогда, когда я поцеловал ее в первый раз. Мы познакомились Первого мая. А через неделю я поцеловал ее. И она не отшлепала меня по щекам, не прогнала, не сделала вид, что я обидел ее. И тогда мы простояли до утра, и слов было сказано мало, только самые нужные. Да и некогда было говорить. Потом мы поженились. И вот прошло уже столько лет…

– Ты замерз? – спросила Вероника.

– Нет, нет. Я нисколько не замерз.

– Пошли в подъезд. Здесь столько прохожих.

В подъезде было темно, какая-то парочка метнулась вверх. Здесь было тепло, но все равно я распахнул пальто, расстегнул ее шубу и прижал Веронику к себе. Она то принималась плакать, и тогда я целовал ее мокрые глаза, и она успокаивалась, то вдруг начинала гладить своими теплыми ладонями мое лицо, и я боялся шелохнуться, чтобы не спугнуть ее нервные пальцы.

Потом она резко вырвалась и сказала:

– Все. Уходи.

– Где я завтра увижу тебя?

– Алеша, ты действительно еще хочешь видеть меня? Я тебе не надоела?

– Что ты говоришь?! – замахал я на нее руками. – Как только в голову-то тебе это пришло?

– Давай встретимся в Лагерном саду, – сказала моя жена. – Завтра суббота. Леночка уйдет во вторую смену в школу. Давай в двенадцать.

– Спасибо, милая.

– Ну а теперь иди. Тебя, наверное, дома ждут… Иди, иди…

Она убежала, и я снова вышел на улицу и направился к табачному магазину. Но на этот раз он был уже закрыт.

Прохожие удивленно смотрели на меня. А мне и самому сейчас казалось, что я похож на ходячий эталон счастья.

Я выключил изменитель внешности и открыл дверь квартиры. Тишина. Леночка уже спала. Я включил свет. Из кухни вышла Вероника. В стареньком халатике, какая-то маленькая, с заплаканными глазами.

– Ты где это бродишь до полуночи? – спросила она меня.

Вот она какая спокойная. А ведь только что целовала меня в подъезде. Нет. Любить мужа, очевидно, нет смысла. Меня как обухом по голове стукнули. Ведь она и целовала и любила не меня, а того, другого Алешку. На меня она и взглянуть ласково не хочет. Я почувствовал, как снова ссутулилась моя спина, и я стал серым-серым, скучным-прескучным.

Я нехотя сказал:

– На работе задержался. Испытания заели…

– Испытания заели! – вдруг крикнула жена. – А на лице у тебя тоже испытания?!

– Что, что у меня на лице? – испугался я.

– Посмотрись в зеркало!

Я так и сделал. Все лицо у меня было покрыто следами губной помады. Да-а… Исцеловали меня крепко.

– Господи, ну что же делать? – Вероника чуть не плакала. – Ну зачем ты говоришь, что был на работе? У тебя ведь женщина есть! Зачем ты так?

Все ясно. Все эти три дня она, конечно, не узнавала меня, теперь мне не оправдаться. И я взорвался:

– Послушай, дорогая. Ведь это же твоя помада! Ты не узнала меня, потому что я купил изменитель внешности. Ты меня не любишь. Это я, я тебя люблю! Три дня счастья – это, наверное, очень много для меня.

– Какой еще изменитель внешности? – удивленно спросила она.

– Вот такой. – Я достал из кармана пластмассовую коробочку. – Вот я перед тобой обычный, давно надоевший, скучный, некрасивый. А вот я нажимаю кнопку и становлюсь красавцем, которого ты сегодня и целовала в подъезде. Теперь поняла?

– Поняла, – засмеялась она. – Ты посмотрись в зеркало.

– Нечего мне смотреться. Все и так известно.

Но она все-таки настояла, и я взглянул в зеркало. На меня смотрело все то же лицо, мое собственное. Изменитель внешности был неисправен.

– И ты все время знала, что я – это я?

– Конечно, знала. Удивилась только сначала, что это с тобой произошло… Алешка, так, значит, счастье еще будет?

– Будет, Вероника. Есть уже.

– Ага! Значит, сначала вы ходите весь вечер где-то, а потом целуетесь! – Это Ленка появилась в дверях спальной комнаты. Она была в ночной рубашке и босиком.

– Лена, марш спать! – скомандовал я.

– Ага! Я спать, а вы тут целоваться будете!

– Ну ладно, – сдался я. – Давайте пить чай. А потом устроим танцы.

Мы занялись приготовлением чая. И всем было хорошо и весело.

– Кого это мы спугнули в подъезде? – спросил я у Вероники.

– Они целовались? – строго спросила Леночка.

– Кажется, да, – замялся я.

– Тогда это были Медведевы.

– Медведевы? – удивилась Вероника. Да и я не поверил:

– Им же ведь уже по сорок лет!

– Ну и что же, – сказала Леночка. – Если они любят друг друга.

Мы с Вероникой понимающе переглянулись.

А на другой день я вскрыл злополучный изменитель внешности. Этого можно было и не делать, достаточно было взглянуть на паспорт приборчика. Он был выпущен тридцатого ноября. А уж я-то знал, что выпускают некоторые заводы тридцатого ноября.

Потом Леночка ушла в школу, а мы с Вероникой отправились в Лагерный сад. Мы очень спешили на свидание друг с другом.