Полукровка. Эхо проклятия [Андрей Дмитриевич Константинов] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

вам, — как-то само собой вырвалось у нее.

Дед ничего не ответил, странно глянув на нее из-под насупленных кустистых бровей, но Самсут и не ждала от бравого старика никакого ответа. И, только пройдя еще метров двадцать-тридцать, она вдруг поймала себя на том, что походка ее неожиданно стала гордой, голова поднялась, а плечи расправились.

Довольно долго, лет до четырнадцати, Самсут не особо задумывалась о своей национальности, не видя в себе никаких особых отличий от русских подружек. Но вот в восьмом классе у них появилась Карина Ваганян. Она-то и заронила в невинную доселе душу Самсут искру сомнений и любопытства. Впрочем, именно что заронила, не более того…

Сейчас же, шагая по набережной Фонтанки в сторону Невского, Самсут невольно задумалась о том, а разве не должен ли человек оцениваться исключительно по своим личным качествам и достоинствам, безотносительно к тому, какой он национальности и какого вероисповедания? Вот, например, она сама, наполовину украинка, на четверть армянка и на четверть русская. Ради чего нужна эта национальная, как говорит Карина, самоидентификация, когда и мать, и сама она в свое время числились по паспорту русскими, и никто от этого не страдал? И вообще, не так уж и плохо быть в этом мире русским… И все-таки странное чувство гордости за случайно встреченного деда-армянина отчего-то не покидало ее.

Минут через пятнадцать Самсут уже шла по Невскому, глядя прямо на пронзительный, слепящий глаза своим золотом шпиль Адмиралтейства. Слева бушевал нескончаемый поток машин, а навстречу по тротуару лился такой же поток людей, тоже подчас не вызывавший положительных эмоций из-за полуголых мужских торсов, принадлежавших отнюдь не Аполлонам, и целлюлитных женских бедер. Самсут все еще продолжала надеяться, что большая их часть — приезжие, жаждущие посмотреть на седьмой по красоте город мира. Вокруг то и дело действительно слышалась то немецкая, то испанская, то французская речь. И в этом вязком бормотании внимание Самсут вдруг привлек правильный, хотя и безвкусный английский язык девушки-экскурсовода:

— …Перед вами голубая жемчужина Невского проспекта, — вещала та, и Самсут невольно повернулась в сторону маленькой, будто спрятавшейся в небольшом углублении церковки, а потом незаметно остановилась неподалеку от группы. — Эта церковь построена архитектором Фельтеном по заказу императрицы Екатерины в 1779 году специально для армянской общины Санкт-Петербурга и посему носит имя Святой Екатерины в честь императрицы. На освящении ее в 1780 году присутствовал сам князь Потемкин-Таврический. Екатерина тоже бывала здесь несколько раз и заказывала молебны. В 1998 году состоялось переосвящение церкви, восстановленной после падения большевистского режима. Храм перестал быть складом театра Музыкальной комедии и вновь стал храмом. Это была первая вновь открытая армянская церковь на территории СССР. Полностью реставрация церкви была завершена в 1992 году.

На этом механические познания гида закончились, иностранцы принялись наперебой фотографировать «голубую жемчужину», а Самсут вдруг инстинктивно направилась к храму.


Обновленная церковь понравилась ей какой-то своей чистотой и простотой; было даже трудно поверить, что храм, в общем-то, почти православный: ни избытка декора, ни византийской тяжести и пышности. И стоит церковка так незаметно, что она, Самсут Матосовна, внучка армянки, наверное, никогда бы не обратила на нее внимания, если бы не детские путешествия сюда с отцом за инструментами.

А, впрочем, с чего ей было и обращать? Бабушка Маро была партийной, и в семье никому никогда и в голову не могло прийти отправиться в церковь. Вся эта древняя богомольная традиция казалась давно ушедшей в прошлое стариной. Сама Самсут, уговоренная подругами, еще в застойные времена один раз сходила на Пасху в Преображенский храм — и почувствовала себя в этой атмосфере как-то неестественно, по-театральному притворно. «Словно у отца в театре, — помнится, подумала она тогда. — Только в театре все откровенно кривляются, а тут…»

Самсут всматривалась в храм, и в этот момент к ней невесть откуда подошла седая старая армянка с печальными глазами мадонны.

— Хочешь войти, джан? — низким голосом спросила она.

— Даже не знаю, — чуть вздрогнув, ответила Самсут. — Наверное, да.

— Какая ты у нас красивая, ахчи. Словно Гамаспюр.

— Спасибо, бабушка, — учтиво поблагодарила Самсут, не вполне понимая, с чем (или с кем?) ее сейчас сравнили.

— Входи, не бойся.

— Я… Я не знаю… Мне хочется войти. И в то же время у меня такое чувство, словно бы я… Словно бы я еще не готова. Мне… мне очень трудно объяснить.

— Я знаю, — улыбнулась армянка. — Это просыпаются в тебе праотцы. Тебя наполняет чувство грядущих перемен, которым обладают лишь те, кто сотни лет жил только надеждой и страхом…

«Сумасшедшая, — испуганно решила Самсут. — Или просто блаженная». А старуха меж тем продолжала говорить нараспев: