Журнал «Вокруг Света» №09 за 1979 год [Журнал «Вокруг Света»] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Белое поле «Ленинграда»

«Ленинград» стоял почти у самой оконечности полуострова Эгершельд, где бухта Золотой Рог сливалась уже с проливом Босфор Восточный, а солнце, куда бы ни поворачивалось, возвращало океану цвет, открывало проливы, заливы, острова... С высоты верхних портовых улиц, в сетке перекрестий мачт над водой ледокол «Ленинград» выделялся строгостью облика и апельсиновым цветом надстроек. Он стоял как боевой корабль: кормой к причальной стенке и лицом в открытый океан...

Конечно же, для подобного сравнения надо было знать, что ледокол только недавно вернулся во Владивосток с самой тяжелой навигации последних лет в Татарском проливе, где за три зимних месяца провел через льды 352 транспорта. А в прошлом году за четыре февральских дня в Охотском море вызволил из ледового плена сорок шесть рыболовецких судов. Главное, надо было знать и услышать о капитане «Ленинграда» Вадиме Андреевиче Холоденко.

О приходе «Ленинграда» в первый же день я узнал в Дальневосточном пароходстве, точнее, от знакомого ледового капитана, теперь уже одного из заместителей начальника пароходства, Владимира Петровича Жеребятьева. Я видел перед собой по-прежнему крепкого большого человека с правильными, скульптурными чертами лица, спокойного, с едва уловимой улыбкой. Как и тогда, десять с лишним лет назад, стоило ему начать разговор, тут же в глазах его проступал свой интерес... При первом нашем знакомстве он должен был идти в Арктику — капитаном на новом дизель-электроходе... Догадавшись сейчас о причине моего визита, он дал понять, что помнит меня, и сразу же, без обиняков, затронул тему:

— В понедельник я должен посетить «Ленинград», заодно и вас познакомлю с капитаном... — Видимо, приняв мое молчаливое согласие, добавил: — Надо будет мне его предупредить... Холоденко человек с характером, иногда не в меру резкий и может, сам того не желая, обидеть человека. Ему свойственна прямота, которая иным кажется грубостью. Все это, я бы сказал... — Он стал подбирать слова, а найдя их, осмыслил и только после этого произнес: — Все это у него от излишней честности... Одним словом, человек он трудный, и мосты для беседы с ним перекинуть нелегко. Это лишь одна сторона его личности... Другая — за многие арктические навигации Холоденко награжден орденом Трудового Красного Знамени, он отличный спортсмен: боксер, волейболист, аквалангист. Если вдруг где-нибудь в бухте Провидения вы увидите человека, несущегося на водных лыжах, — это он... Все это Владимир Петрович говорил как человек, испытавший на себе крутой нрав капитана. И еще: было очевидно, что Жеребятьев старался предостеречь меня от слепого недопонимания...

Владимир Петрович говорил о ледокольном флоте пароходства, который поддерживает бесперебойное движение транспортов, о подготовке к арктической навигации; говорил о сильных морозах, о циклонах, штормах и ветрах, отсутствие которых — причина тяжелых ледовых условий последних двух лет. Наконец, когда он вновь вернулся к «Ленинграду» и начался разговор о прошлогоднем спасении «рыбаков», в дверь постучал и вошел Борис Мете лев, коренной житель Приморья, в прошлом радист, много ходивший на дальневосточных судах, теперь журналист.

— Вот, кстати, Борису повезло, — протягивая ему руку, сказал Владимир Петрович, — он был свидетелем случая с «рыбаками»...

Не успели мы прикрыть за собой дверь кабинета Жеребятьева, как Борис предложил сейчас же сходить на ледокол «Ленинград».

После ясного, солнечного утра по бегущим вниз, к порту, улицам пополз туман. Он возник неожиданно и поднимался от бухты, где вдруг заголосили суда: сначала дальние продолжительные гудки, потом ближние и — где-то между ними — слабые голоса портовых катеров, буксиров, предупреждающие суда от столкновения. Мы спускались к причалам, к трубному многоголосию порта, а за нашими спинами вырастали и уходили ввысь строения города. Каменные глыбы домов на сопках лишь угадывались, иные же неожиданно — террасами, — как белые паруса, проступали из облачной дымки.

Ветер с бухты гнал туман, и там, где воздух приоткрывался, в лучах солнца с деревьев сразу же стекала влага, оставляла на тротуарах мокрые испаряющиеся пятна, словно это таял не туман, а снег в начале лета.

В порту мы продирались сквозь завалы грузов, обходили железнодорожные составы; над нашими головами скрежетали и скрипели стропы; иногда удавалось выйти на самый край причальных линий, и тогда, ступая через толстые швартовые концы, мы слышали шелестящий плеск воды меж судами и стенкой... И голосящие чайки, и шумы порта над нами и вокруг — все это мы замечали, кажется, лишь потому, что боялись врезаться в какой-нибудь кран или быть сбитыми тяжелым предметом или автокаром. И даже когда мы наткнулись на расколотый на две половинки малиновый арбуз, ничуть не удивились,