Путь воина [Луис Ламур] (fb2) читать онлайн

- Путь воина 486 Кб, 264с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Луис Ламур

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Ламур Луис Путь воина

ЛУИС ЛАМУР

Путь воина

Майку и Джуди

КОММЕНТАРИЙ АВТОРА

Шомат, где Диана находит себе убежище, позднее стал, разумеется, частью той территории, которая в настоящее время известна как Бостон. Преподобный Блэкстон (по-английски его имя пишут часто как Blackstone, хотя единственный автограф, который мне довелось увидеть, имел написание Blaxton) в жизни был таким же, каким его персонаж представлен на страницах этой книги. То же самое вполне справделиво и по отношениию к Самюэлю Мэверику, ставшему одним из прародителей семейства, внесшего большой вклад в нашу историю, не говоря уже о том, что позднее это имя вошло в обиход нашего Запада, став именем нарицательным. 1)

Вопреки общепринятому мнению, рейды работорговцев из Африки к берегам Европы вовсе не были таким уж редким явлением. Так, в 1631 году было совершено нападение на ирландскую деревню Балтимор графства Западный Корк, и более ста человек жителей оказались увезенны в рабство.

Тропа Путь Воина, имевшая на всем своем протяжении множество развилок и ответвлений, вела с дальнего юга к поселениям ирокезов и еще дальше на север. По этой тропе отряды ирокезов совершали набеги на поселения племен чероки, криков и так далее, а также наоборот. По этой тропе проходили многие торговцы и путешественники, так как она, вне всякого сомнения, являлась наилучшим из всех возможных маршрутов, будучи проложена вблизи источников воды, где не было проблем с топливом для костра и водилась дичь.

1) В 1853 году техасский ранчер Самюэль А.Мэверик получил анонимное послание, в котором ему настоятельно рекомендовалось получше приглядывать за своими коровами, пасшимися без присмотра на полуострове Матагорда, или же он их лишится. До этого, в 1845 году Мэверик принял в уплату долга стадо в 400 голов, но клеймить их не стал, а просто выпустил на пастбища своего ранчо. Вскоре после получения угрозы, группа ковбоев по его приказу выехала на то пастбище, где они согнали и заклеймили приблизительно то же количество коров, что было выпущено там несколькими годами раньше, после чего Мэверик продал свое стадо ранчеру из Нового Орлеана и удалился от дел. В последствии слово "мэверик" (англ. maverick) приобрело собирательный смысл, в настоящее время употребляется в двух значениях: 1) неклейменный теленок и 2) идейно и политически независимй человек; человек, не принадлежащий ни к одной партии; диссидент. (Примеч. перев.)

ГЛАВА 1

Тот, кого я поначалу едва не принял за жирного медведя, на деле оказался лишь тщедушным индейцем.

Здесь, на склоне, было тихо и пустынно, и я смотрел на вершины гор, золотистые в лучах полуденного солнца. Кое-где по долинам стелился туман, и повсюду вокруг меня пышно цвел вереск, буйно разросшийся по склонам голубого хребта Блу-Ридж и ближайших к нему гор. Устроившись среди цветущих зарослей, где душистые лепестки осыпались мне на плечи и путались в волосах, я следил за тропой у подножия склона.

Древняя тропа была проложена здесь давным-давно, задолго до того, как в здешних местах обосновалось племя чероки, и прежде, чем индейцы-шауни облюбовали себе для охоты эти холмы; она существовала тут с тех самых пор, как среди этих гор появились первые люди.

Целый день здесь царило безмолвие, нарушаемое лишь щебетом птиц, но я-то знал, что кто-то поднимается вверх по тропе, медленно, но неуклонно приближаясь сюда, так как вот уже несколько раз время от времени с той стороны вылетали вспугнутые птицы.

Я очень рассчитывал на то, что это будет жирный медведь, потому что нам было необходимо любой ценой раздобыть сало, да и сам я порядком отощал - ничего не скажешь: кожа да кости. Когда в поисках пищи человек вынужден отправляться на охоту, то труднее всего бывает разжиться именно салом. И хотя свежего мяса у нас в изобилии, но проблема в том, что все оно было постным, слишком постным.

А вот встреча с индейцем нисколько не входила в мои планы. Конечно, среди них у нас были и хорошие друзья, но только став другом для одного племени, человек, желает он сам того или нет, еще становится и недругом для их врагов. К тому же индеец из дружественного племени мог запросто напроситься на угощение и нанести тем самым ощутимый ущерб нашим запасам провизии, тем более, что мясо и маисовую муку мы старались по возможности экономить.

Помимо жирного медведя я был бы также очень рад увидеть здесь Янса, так как именно сейчас он должен был вернуться домой со связками шкурок, которые потом нам придется упаковать для торговли в поселениях.

Индеец был совсем старым, и к тому же он был ранен. Я хорошо разглядел это, направив в его сторону свою подзорную трубу. Это была подзорная труба отца, та самая, которую он всегда брал с собой, отправляясь в море, и сейчас она тоже оказалась как нельзя кстати.

Я наблюдал за ним, затаившись среди лилово-розовато-белого разноцветья вереска, среди которого то там, то здесь были разбросаны небольшие розовые островки цветущего горного лавра. Я сидел, пригнувшись, за кустами, так что вряд ли он мог заметить меня.

Силы старика были наисходе, еще совсем немного, и они иссякнут окончательно. Ему нужна была помощь, но, с другой стороны, за свою жизнь я уже успел достаточно хорошо изучить повадки краснокожих, чтобы знать, что индейцы могут быть довольно коварны. Возможно, этот старик был лишь приманкой, необходимой для того, чтобы я обнаружил себя, и чтобы затем в меня можно было бы метнуть копье или же пустить стрелу из лука, а меня ни та, ни другая перспектива совершенно не прельщали.

И все-таки, с виду он был плох, совсем плох. Поднявшись с земли, я направился к нему, выбрав для себя самый кратчайший путь, то есть прямиком вниз по крутому каменистому склону, продираясь сквозь заросли вереска. До того места, где наша тропа делала крутой поворот, оставалось еще около трех сотен шагов.

Теперь это была наша земля - что бы там ни говорили те индейцы, кому пришлась не по душе такая точка зрения - но не могу же я спокойно смотреть на то, как у меня на глазах умирает человек (кроме тех, кто был застрелен мной лично).

Он все еще продолжал шагать вперед, когда я появился на тропе перед ним, но старик так нетвердо держался на ногах, что рисковал в любое мгновение оказаться на земле. Я успел подойти довольно близко, чтобы суметь его вовремя подхватить.

Он был изнурен долгой дорогой, и к тому же его рана оказалась огнестрельной.

Обхватив старика рукой, чтобы не дать ему упасть, я первым делом предусмотрительно, на всякий случай, вынул нож у него из ножен, и только затем повел его сквозь заросли к нашей хижине.

Мы - Янс и я - выстроили ее в глубине скальной ниши, сверху над которой нависал выступ каменного утеса. Тут со всех трех сторон у нас были замечательные позиции для стрельбы на случай нападения, что происходило всякий раз, когда мимо случалось проехать отряду индейцев, вышедших на тропу войны. Этот дом был построен нами здесь после того, как в горах близ Крэб-Орчард - Сада Диких Яблонь - индейцы-сенеки убили нашего отца и Тома Уоткинса, который тогда был с ним.

Когда я уложил индейца на кровать, он почти тут же потерял сознание. Поставив греть воду, я разрезал ворот его охотничей рубахи и увидел, что он ранен в плечо выстрелом из мушкета, а пуля, пройдя почти насквозь, так и осталась в ране, застряв под кожей. Вытащив свой охотничий нож, я надрезал кожу и выдавил ее наружу. Этой ране было уже несколько дней, но она была в довольно приличном состоянии.

Саким часто упоминал о том, что на высокогорье раны гноятся не так часто, как это бывает в многолюдных городах. Саким приехал в Америку вместе с моим отцом, а до того он был лекарем где-то в Центральной Азии, потомком древнего рода великих медиков. Отец встретил его, оказавшись в плену у пиратов на корабле Ника Бардла, где Саким был в то время матросом. Он попал на пиратское судно Бардла не то в результате кораблекрушения, не то будучи захваченным в плен, и поэтому, когда отец отважился на побег, то Саким был одним из тех двоих, кто решил бежать вместе с ним.

Наше с братом детство и юность прошли в крохотном поселении на Гремучем ручье, и Саким был нашим учителем. Среди просвещенных людей своей страны он снискал себе славу выдающегося ученого, и поэтому полученное у него образование намного превосходило по своему уровню любое из тех, что можно было получить в то время где-нибудь в Европе. Он учил нас ествественным наукам и истории, от него же мы узнали очень многое о различных болезнях и врачевании ран, и все же, несмотря не все свои познания, я очень жалел, что сейчас его не было рядом.

Старик открыл глаза, когда я начал промывать его рану.

- Это ты Сак-этт?

- Я.

- Я пришел от Пенни.

За всю свою жизнь я был знаком лишь с одной-единственной Пенни, женой Янса, которую до того, как она вышла замуж за моего брата, звали Темперанс Пенни. Она осталась у Гремучего ручья, где и должна была дожидаться нашего возвращения.

- Госпожа Пенни сказала найти Сак-этта. Большая беда. Керри пропала.

Керри? Кажется, так звали младшую сестру Темперанс, по крайней мере, я слышал, как она рассказывала о ней.

- Пропала? Но как?

- Ее забрали пекоты. Плохие индейцы. Все очень боятся пекотов.

Теперь я уже был готов пожалеть о том, что вообще связался со стариком. Если бы не он, то вместо того, чтобы сидеть тут с ним, я бы сейчас уже отправился вниз по Тропе Чероки на поиски Янса, который почему-то задерживался. Вполне возможно, что он нарвался на индейцев, которых могло оказаться слишком много.

Вообще-то, трудно сказать, что такое "слишком много" для Янса, и мне искренне жаль всякого, кто рискнул бы затеять с ним драку. Пару раз по молодости я сам оказывался в подобной ситуации, и мне доставалось так, что я насилу ноги уносил. Янс был силен, как бык, обладал поистине медвежьей выносливостью и дрался с яростью рыси, загнанной в угол.

Откровенно говоря, Янс никогда не отличался особой пунктуальностью, которой постоянно требовал от нас отец, стараясь приучить к порядку. На этот счет в нашей семье существовало неписанное правило: каждый должен знать свое место и быть там, так как зачастую именно от этого может зависеть вопрос жизни или смерти.

- Госпожа Пенни сказала, чтобы ты пришел. Много плохих индейцев. Забрали двух девочек.

Взяв в руки мушкет, я подошел к двери, оставаясь стоять у порога, откуда мне была видна тропа, ведущая к небольшому пятачку перед нашей хижиной. Если Янс будет резво мчаться по ней, уходя от погони, то я смогу уложить по крайней мере одного из преследователей. Помнится, как-то раз он опрометью влетел в хижину, спасаясь от отгромной медведицы, кстати, чуть было не нагнавшей его на подступах к дому. От меня тогда потребовалась определенная ловкость, чтобы впустив его, успеть захлопнуть дверь перед самым носом у медведя. Незадолго до этого я чисто вымел пол в хижине и в какой-то момент даже, грешным делом, подумал о том, что было бы неплохо оставить на улице обоих и дать им прежде выяснить отношения между собой.

- Нам нужна лишь шкура и сало, - неприминул я заметить позже, когда страсти улеглись, - но уж никак не целый медведь.

- А ты сам когда-нибудь пробовал протащить на собственном горбу убитого медведя или хотя бы шкуру и жир с него по такой жаре да еще через три перевала? Вот я и подумал, что было бы неплохо, если бы он сам доставил все это прямо к нашему порогу.

- А мушкет свой ты куда девал?

Он смущенно покраснел.

- Я как раз собирался выстрелить, когда он набросился на меня. Оценив расстояние между нами, я понял, что другого выхода у меня нет и бежал.

На этот раз Янсу предстояло ехать верхом и, к тому же, вести за собой вьючных лошадей, а поэтому ему в любом случае придется придерживаться проторенных троп, свернуть с которых куда-нибудь в леса все-равно не удастся. Он был до невозможности упрям, и я ни минуты не сомневался в том, что он ни за что не свете не позволит, чтобы его лошади и мех достались бы каким-то там индейцам.

- Пенни твоя жена?

И только тут я догадался, что старик, должно быть, принимает меня за Янса. Что он там говорил до этого? Пропали две девочки? Похищены индейцами?

Судя по всему, он пришел издалека, а если предположить, что он прошел пешком всю дорогу, ведущую сюда от мыса Анны или откуда-нибудь из тех мест, то получается, что с момента похищения прошло уже довольно много времени. К тому же мне и прежде приходилось слышать о случаях, когда похищенных женщин возвращали обратно в обмен на товары или еще что-нибудь. Но в любом случае после женитьбы Янса родственники его жены стали доводиться родней и нам. Не могло быть и речи о том, чтобы покинуть их в беде, и поэтому теперь мы должны были сделать все, что в наших силах.

Должно быть у старика ушла неделя на то, чтобы добраться сюда. Никак не меньше, а может быть даже и больше, что скорее всего. Я прежде никогда не бывал в тех местах, но зато там уже успел побывать Янс, который в свое время бродил по свету в поисках жены. Хотя мне лично кажется, что он лишь только-только начал присматриваться к барышням, когда вдруг увидел ее и влюбился с первого взгляда.

Положив мушкет рядом, я снова поставил воду на огонь и начал резать в нее мясо, решив сварить похлебку. В бульон я добавил немного дикого лука и кое-какие травы, собранные в лесу, так как в ход у нас обычно шло все, что только было в данный момент под рукой.

О том, чтобы остаться дома и никуда не пойти, и речи быть не могло. Конечно, это не самым лучшим образом отразится на посеянном мной урожае кукурузы, который может пострадать от плохого возделывания или из-за нашествия вредителей, но, в конце концов, раз на раз не приходится. Нужно будет собраться в дорогу и взять побольше еды про запас. Пока похлебка варилась, я принялся собирать все самое необходимое.

Быстрее всего туда можно добраться по тропе, известной как Путь Воина, хотя возможно, что встречи с воинствующими индейскими отрядами нам в дороге избежать все же не удастся. Но мы в любом случае должны как можно скорее оказаться на месте. Индейцы всегда очень придирчивы по отношению к своим пленникам. Они могут захватывать пленных для того, чтобы обратить в рабство, или же подвергнуть пытке, или же для того, чтобы позднее сделать предметом мены. Пленницы могли им также понадобиться и для того, чтобы сначала выставить их на всеобщее обозрение, а затем убить, но только если те будут непристанно ныть или же ослабеют настолько, что не смогут продолжать путь, то индейцы скорее всего расправятся с ними еще в дороге, чтобы отделаться таким образом от лишней обузы. Такое нередко случалось и раньше.

Темперанс Пенни жила в поселении недалеко от мыса Анны, когда ветер странствий занес туда Янса. Мы, Сакетты, всегда были легки на подъем, и время от времени, еще в свою бытность подростками, отправлялись в путь, чтобы своими глазами увидеть, что творится на белом свете. Чаще всего мы путешествовали по одиночке или же собирались компаниями по два-три человека.

Раз или два мы доходили до Джеймстауна, а Кейн О'Хара из нашего поселения даже побывал в деревнях у испанцев, обосновавшихся к югу от нас. Именно оттуда он и взял себе жену. До нас также доходили разговоры об общине пилигримов, что жили на севере, но Янс был первым, кто рискнул отправиться туда.

Янс был любознателен, как индеец, и неудержим в своем стремлении узнать, как живут люди в других местах, а поэтому, укрывшись в лесу, он принялся наблюдать за их деревней, пока не увидел Темперанс.

Тогда ей было всего шестнадцать, она оказалась озорна и забавна, как шаловливый котенок, возраст, когда девочка-подросток становится молоденькой девушкой. Все ее проделки и детские шалости не приносили ей самой ничего, кроме неприятностей. Соседи ее были людьми неплохими, но уж чересчур серьезными, чья жизнь шла в соответствии с однажды заведенным порядком, где не было времени для праздных забав и прочих глупостей.

Лишь однажды взглянув в ее сторону, Янс понял, что здесь, на севере, он нашел то, что искал, и, дождавшись прихода ночи, он направился к ее дому, и вывесив перед дверью четверть оленьей туши, громко постучал в дверь; сделав свое дело, он бросился наутек и затаился.

Надо сказать, что очень немногие из северных поселенцев по-настоящему понимали толк в охоте. В Англии тех времен вся водившаяся в лесах дичь объявлялась собственностью короля или же леса, в которых она обитала, находились на территории нескольких крупных поместий. Так что приходилось либо заниматься браконьерством, либо не охотиться вовсе. Тем более, что, кроме как на время войны, оружия у них тоже не было. Короче, мясом там было разжиться не просто, но и даже когда они обосновались в Америке, где дичи было повсюду в изобилии, то оказалось, что толком охотиться не умеет почти никто, а многие просто не решались на это, так как кое-кто поговаривал, что и здесь тоже вся добыча принадлежит королю. А поэтому оленья ляжка у порога оказалась желанным угощением, которое они с радостью приняли и внесли в дом.

Если у самой Темперанс и были какие-то соображения на сей счет, то она никому об этом не сказала, а просто продолжала, как ни в чем не бывало резвиться, шалить и плести небылицы, словно происходящее не имело к ней ни малейшего отношения. И только когда они уже поженились, она призналась мне, что пару раз издали видела Янса в лесу и на склоне, а поэтому у нее возникли кое-какие догадки о том, откуда могла взяться та оленина.

Некоторое время спустя, на исходе дня, как и в прошлый раз, Янс снова вышел из леса, прихватив с собой очередную часть туши, и на этот раз он был встречен с почетом.

Видимо от него также надеялись узнать и последние новости о том, что происходит в других колониях, хотя, хорошо зная Янса, я, лично, не думаю, что он стал выкладывать им начистоту все о том, откуда пришел. Как и подобает всякому выходцу из Уэльса, Янс был хорошим рассказчиком, так как в этом смысле все валлийцы имеют много общего с ирланцами, которые обладают данным им от природы чувством родного языка и больше всего на свете любят слышать звук собственного голоса. В тот вечер он тоже рассказывал всякие истории, при этом ни разу так и не взглянув в сторону Темперанс, но та и сама, без лишних слов, прекрасно знала, к кому обращены его слова и почему.

При этом надо заметить, что во всем поселении, наверное, не нашлось бы такого мужчины (не говоря уж об изредка забредавших в эти края торговцах и странствующих лудильщиках), которому не пришлась бы по сердцу такая смышленая и дерзкая шалунья, как Темперанс. К тому же кое-кто из местных парней уже давно имел на нее виды, а тут вдруг появляется этот чужак в широкополой шляпе и штанах из оленьей кожи. Им это сразу же пришлось не по нраву.

К тому же Янс, как и все мы, был воспитан в духе свободомыслия. Отец верил в наше благоразумие и был поборником свободы слова и разума, а Янс был не из тех, кто стал бы держать язык за зубами. Он оставался жить в поселении, приударяя за Темперанс, пока в конце концов явно не перешел дорогу кому-то из местных, за что и оказался закованным в колодки.

В то время существовало обыкновение швырять в колодочника гнилыми фруктами или комьями грязи, а потому, как местным мальчишкам и парням было не за что жалеть Янса, и потому, что для всех здесь он был чужаком в штанах из оленьей кожи, какие обычно носят индейцы, то свою долю он получил сполна, хотя и пытался по возможности уворачиваться. Смирившись с судьбой, он стал дожидаться подходящего случая. Он не сомневался в том, что рано или поздно все же выберется отсюда; и более того, догадывался о том, что теперь постарается предпринять Темперанс, и надо сказать, она не обманула его ожиданий.

Так или иначе ей удалось раздобыть где-то ключи, отпереть колодки и освободить Янса. Будучи не по годам умен, Янс не стал медлить и поспешил благоразумно убраться по добру по здорову подальше от тех мест; и стоит ли говорить о том, что по сообразительности мой брат просто-таки превзошел сам себя, потому что Темперанс он, разумеется, забрал с собой.

Возможно, он бы и не стал так поступать, памятуя об уважении к ее семье и все такое прочее, но только уйти без нее было превыше его сил. К тому же, оказывается, и сама девица уже заранее все обдумала и повела его прямиком туда, где можно было отыскать проповедника. Святой отец поначалу заупрямился, возражая против того, чтобы сочетать их церковным браком, пока она не пригрозила, что все равно убежит с Янсом и будет жить во грехе, и только после этого он сдался.

После того, как Темперанс поселилась у нас, она время от времени передавала весточки домой с проходившими через наше селение торговцами или путниками, направлявшимися в те края, чтобы родные знали, что она, как и приличествует всякой порядочной девушке, вышла замуж, и что здесь есть, кому о ней позаботиться. Теперь же ее семья была в беде, и они прислали за Янсом.

Шел 1630 год, и колония на берегу залива Массачусетс, где и проживало семейство Пенни, существовала уже около десяти лет, но все дело в том, что многие ее жители обосновались там лишь недавно и не имели ни малейшего представления об индейцах и тому подобном.

Мы же были о пекотах были слишком хорошо наслышаны. К счастью, нам не пришлось самим сталкиваться с ними, но земля слухом полнится, вот и нам рассказывали о них индейцы из других племен. Это было могучее, воинственное племя, не знавшее жалости к бледнолицым.

Я был склонен думать, что скорее всего за Янсом послала мать Темперанс. Это была очень добродетельная и очень набожная женщина, но, видимо, ей было достаточно лишь однажды взглянуть на Янса, чтобы распознать в нем настоящего мужчину.

- Так кто же увез тех девчонок? - переспросил я у старика-индейца.

- Пекоты.

Но отчего он чуть помедлил с ответом? Или мне все это лишь показалось? Если пленницы еще живы, то отбить их у пекотов будет делом далеко непростым. Внезапно во двор дома въехал Янса верхом на своем любимом гнедом жеребце, и ведомые им лошади были навьючены связками шкурок. У меня ушло не более пары минут на то, чтобы рассказать ему о слушившемся.

- Я поеду один. Незачем тебе терять урожай.

И тогда я просто посмотрел на него в упор, а потом сказал:

- Отец всегда говорил нам: "Я хочу, чтобы вы запомнили это раз и навсегда: ни один из рода Сакеттов, пока он жив, никогда не оставит другого в беде." Кроме того, - добавил я, - я могу пригодиться тебе, чтобы оградить тебя от тех пилигримов, в то время, покуда ты сам отправишься вслед за индейцами.

- Но только не воображай, будто бы справиться с пекотами будет проще простого. С ними шутки плохи, так что, Сакетт, потом пеняй на себя.

- А как быть с ним? - я указал на индейца. - Он стар и к тому же ранен.

- Я пойду. - Быстро сказал старик. - Вы идете, я тоже иду. Вы не идете, я пойду все равно.

- Если ты от нас отстанешь, - предупредил его Янс, - то мы тебя бросим.

- Хм. - Он с негодованием взглянул на Янса. - Отстанешь ты, и я брошу тебя!

Янс привязал лошадей и затем принялся за еду. Отправившись в дорогу верхом, мы сможем довольно быстро проехать по Пути Воина. Запасов мяса и муки у нас было достаточно, так что можно будет ехать, не делая вынужденных остановок для охоты.

- А та, другая, - поинтересовался я, - которую забрали вместе с дочкой Пенни? Кто она такая?

Наступило неловкое молчание, длившееся, наверное, целую минуту, прежде, чем он наконец заговорил:

- Это девица Маклин. Женщина трав.

Откуда такая нерешительность? Что произошло там на самом деле? И куда смотрели местные мужчины? Разумеется, почти никто из них (если не сказать большего) не мог толком ориентироваться в лесу. В прошлом, в той стране, где они жили раньше, почти все они были ремесленниками, ткачами, плотниками и занимались тому подобными ремеслами, а Пенни знали Янса как хорошего охотника, привычного к путешествиям по безлюдным тропам и к тому же неплохо разбирающегося в повадках индейцев.

Женщина трав? Что бы это могло означать? Может быть, то, что она собирала травы, или, возможно, хорошо разбиралась в них. Такая девушка должна чувствовать себя в лесу, как дома.

- Будет лучше, если мы поторопимся, Кин. У меня такое ощущение, что нам придется заниматься этим в одиночку. Потому что никто из местных не станет отправляться на поиски Дианы Маклин.

В его голосе угадывалась некая довольно странная интонация, заставившая меня на минуту оторваться от сборов.

- Не станут? Но почему?

- Потому что все считают ее ведьмой. Они лишь вздохнут с облегчением: "Слава богу, наконец-то отделались". И все.

- А как же дочь Пенни? - возразил я.

- Слишком плохо для нее, что она оказалась в такой компании. Можешь не сомневаться, Кин, там никто и пальцем о палец не ударит. Вся надежда только на нас, иначе девчонки пропадут - конец им, это я тебе говорю.

ГЛАВА 2

Выехав еще засветло, к вечеру мы были уже довольно далеко от дома. Решено было ехать по дальней тропе, что уходила в скалы, возвышавшиеся позади нашей хижины, петляя среди валунов и цветущих зарослей, чтобы какой-нибудь случайный наблюдатель не стал бы свидетелем нашего отъезда. Мы все трое ехали верхом, и должен признаться, я впервые в жизни увидел индейца верхом на лошади. Старика звали Тенако.

Лошадей в наших колониях было мало, и наши лошади были куплены нами у одного испанца, который решил-таки возвратиться обратно в Испанию, и ради этого ему пришлось распродать всех своих коней. Вообще-то испанцам из Флориды не разрешалось торговать с англичанами, но, видать, такова уж человеческая натура, и к тому же у нас было много таких товаров, без которых им тоже было не обойтись, так что торговля потихоньку шла. Мы расплачивались золотом из своих запасов, незначительная часть которого была найдена нами здесь, а остальное было заработано отцом, в свое время занимавшимся торговлей.

Со всех сторон нас окружали земли индейских племен, где любой индеец посчитал бы всякого забредшего туда чужака своей законной добычей. И все же были среди них и такие, кем двигало простое человеческое любопытство и желание торговать; да и мы, со своей стороны, тоже не хотели нарываться на неприятности.

Путь предстоял неблизкий, тропа вела нас сквозь дремучие заросли, где росли невиданные деревья, стволы которых оплетали лозы дикого винограда; это был край пустынных, нехоженных троп, где на каждом шагу нас могла подстерегать смертельная опасность, и Тенако знал об этом лучше любого из нас, так как индейцы убивали друг друга еще задолго до того, как здесь ступила нога белого человека.

Мы ехали по Пути Воина, трое всадников верхом на лошадях, ведущие за собой вьючную лошадь, на которую был нагружен весь наш скарб.

Еще чего придумали: ведьма! Честно говоря, я никогда не верил в их существование, хотя и в Уэльсе, и в Англии бытовало немало историй о ведьмах, эльфах, гномах, привидениях и тому подобной нечисти. Поговаривали также, что нашему отцу был также присущ некий дар, а кто-то даже считал это проклятьем, хотя ни отцу, ни мне, ни Лиле (которая якобы тоже была наделена той же способностью) не было до этих разговоров никакого дела.

И все же нет ничего хорошего в том, что девушку считают колдуньей, потому что навряд ли теперь кто-либо изъявит желание прийти на помощь ведьме, даже если окажется, что ребенок, похищенный вместе с ней, был всеми любим. Скорее всего они будут считать, что, мол, раз индейцы ее украли, то пусть им теперь и будет хуже.

На земле мы не заметили недавних следов, оставленных мокасинами или башмаками. Тропа вилась меж темных стволов старых сосен, уводя нас в полумрак, царивший под сенью ветвей, заставляя нас невольно задумываться о том, свидетелями каких событий пришлось стать этим древним склонами, и что за люди, возможно, когда-то жили и умирали здесь задолго до нас.

Очень многими своими познаниями иы были обязаны Сакиму, ученому из далекой Азии, и Саким верил в то, что он уже жил в этом мире в своих прежних жизнях.

У нас при себе были большие луки, сделанные на английский манер, так как отец и еще кое-кто из наших людей знали, что лук порой может оказаться незаменим. С его помощью удавалось экономить порох и патроны. К тому же охота с луком была бесшумной, и тогда уже не приходилось опасаться за то, что горное эхо может быть услышано врагом.

Какими пустынными были эти погруженные в безмолвие холмы! С какой готовностью эхо подхватывало любое слово, сказанное человеком, как будто сама земля просила человека позаботиться о ней, готовая взамен одарить его благодатью урожая.

В то время, как мы обозревали холмы, над которыми постепенно сгущались сумерки, я увидел, как в небо взлетела птица с красным оперением, словно это была частичка заходящего солнца, вслед за которой вспорхнула целая стайка из примерно дюжины таких же птиц, которые быстро исчезли из виду.

- Это плохой знак, - сказал Тенако. - Прольется кровь.

- Но не наша, - мрачно отозвался Янс. - Это будет кровь сестренки Темперанс, котору они украли.

- Так ты ее помнишь? - спросил я.

- А то как же, прелестное дитя. По-моему, ей должно быть лет десять, а может и все одиннадцать. Добрая, ласковая девочка, легкая, словно ветерок. Она первой из них изо всех приняла меня - первой после Темперанс, разумеется.

- А ту вторую девчонку ты знаешь?

- Да уж... она уже почти совсем взрослая барышня! Подумать только! Такая серьезная, молчаливая, словно не от мира сего. - Он взглянул на меня. - Уж не знаю, на самом ли деле она ведьма или нет, но уверен, что тебе, Кин, она приглянулась бы.

- Я не верю в ведьм.

- Ничего, вот увидишь ее и поверишь. Есть в ней что-то необычное. Она не такая, как все: всегда невозмутимая и замкнутая в себе. А уж как посмотрит на тебя своими глазищами, так душа в пятки уходит, и начинает казаться, что она видит тебя насквозь и даже может прочитать свои мысли. Этакая дикарка.

Тут он совершенно неожиданно усмехнулся.

- Парни сторонятся ее. Она умеет хорошо шить, неплохо прядет, короче все бы не плохо, но вот только глядит она на них безо всякого интереса. И вообще, она просто красавица, а они при встрече с ней теряют дар речи.

Ночью мы оставили гореть костер, на котором готовили еду и отправились дальше, а затем, отъехав на некоторое расстояние от того места, остановились для ночлега, но только на этот раз костра не разводили, а спать легли среди зарослей и на некотором расстоянии друг от друга, чтобы в случае чего не оказаться в плену сразу всей компанией.

Дни шли своим чередом, и вот уже несколько ночей раз за разом к небу поднимался дымок нашего костра. Позади оставались следы и холодные пепелища потухших костров, а мы все ехали вперед, зная, что времени осталось слишком мало и что в конце пути нам предстоит встреча с пекотами.

Нам уже приходилось воевать и с другими индейцами, но только это племя во многом отличалось от других, успев прославиться своей кровожадностью и жестокостью. И все же мужчине не дано в такой момент думать о смерти; он попросту пытается сделать то, что должно быть сделано. Итак, похищены наши женщины, и это женщины из нашей семьи (ведь Янс был мужем Темперанс).

Мои мысли были обращены к той, другой. Молчаливой девушке, одиноко стоявшей на ветру. Мне показалось, что Янс как-то странно смотрел на меня, когда говорил о ней.

На нас была одежда, сшитая из оленьей кожи, широкополые шляпы и мокасины, какие носят индейцы, потому что лучшей обуви для лесных походов желать не приходилось, и к тому же мы уже довольно долго затягивали с возвращением на берег Гремучего ручья. В нашем поселении был человек, который умел шить башмаки, но на наш взгляд они не слишком подходят для того, чтобы отправляться в них в лес.

Человек в мокасинах может почувствовать, что на земле валяется сухая ветка, которая может хрустнуть у него под ногами еще до того, как он наступит на нее; в скалах он может чувствовать под ногами каждый камешек, а если потребуется, может даже цепляться за уступы пальцами ног. К тому же каждый из нас умел шить мокасины не хуже индейцев, что было немаловажно, так как они быстро изнашивались.

Каждый вечер мы засыпали Тенако вопросами о том, как живут в Плимуте, но он знал об этом очень мало. Он, конечно, бывал там, но большую часто времени он проводил с белыми людьми на мысе Анны или же в каком-нибудь из дальних поселений или хозяйств.

Его народ, индейцы-массачусет, считались миролюбивым племенем. До того, как в этих краях появилось первое белое поселение, здесь разразилась чудовищная эпидемия чумы, унесшая жизни многих из их племени и оставившая их совершенно беззащитными перед лицом их заклятых врагов - индейцами племени наррагансетов. Понимая, что земли их пядь за пядью будут неминуемо в конце концов завоеванны наррагансетами, а само племя попросту вымрет, вождь племени Танако сам пришел к белым людям и пригласил их прийти и поселиться на землях своего племени, отдав им лучшие территории вдоль границы с землями этих самых наррагансетов.

Над землей стояла тихая, ясная ночь, когда мы наконец достигли окраин поселения, состоявшего всего из нескольких хижин.

- Покажи мне их дом, - сказал я Тенако. - Я поговорю с ними.

Он указал мне на дом. Это была внушительная с виду постройка с массивными стенами.

- Дом сложен из камня, - заметил Янс. - В Англии ее отец был каменщиком.

- Присматривай за мной, но сам не высовавыйся. Не хватало еще, чтобы на тебя снова надели колодки. - Тут меня посетила еще одна мысль, и я вновь обернулся к индейцу. - Слушай, Тенако, а кто-нибудь еще в поселении знал, что Пенни послали за нами?

В ответ он лишь недоуменно пожал плечами.

Присев на корточки, мы следили за домами. Лошади были оставлены на лугу за деревьями.

Все тихо. Все вокруг словно замерло. Вообще-то, не было ничего хорошего в том, чтобы ночью бродить между этих домов, особенно когда на тебе штаны и рубаха из оленьей кожи, в точности такие, какие носят индейцы, но уж никак не белый человек. Что ж, придется рискнуть.

- Я пошел, - уходя, бросил я.

Дом семейства Пенни походил скорее на военное укрепление, а несколько выступающий карниз был выложен таким образом, чтобы оттуда можно было давать отпор индейцам, если они только попытаются прорваться в дверям или окнам или же вообще попробуют поджечь дом. Здесь же в случае опасности могли бы укрыться и другие.

Двери в других домах были заперты, а окна наглухо закрыты ставнями, сквозь щели которых выбивались тонкие лучики света. Здесь было совсем мало загонов для скота; чаще встречались обнесенные заборами огороды. Торопливо подойдя к двери нужного дома, я осторожно ступил на две доски, видимо, заменявшие здесь крыльцо, и тихонько постучал.

Доносившиеся из-за двери голоса, разом умолкли. Было слышно, как где-то в лесу ухает филин. Тишина, а затем послышался легкий шорох одежды.

Шнурка, потянув за который можно было бы открыть засов с улицы, рядом с дверью не было, да я и не рассчитывал на это. Выждав с минуту, я снова постучал.

- Кто там?

Мужской голос. Тихий и слегка дрожащий.

- Сакетт, - ответил я и услышал звук отодвигаемого засова. Дверь чуть приоткрылась, и я быстро протиснулся в узкий проем.

- Ты не Янс. - Человек за дверью оказался невысоким, коренастым, но крепкого сложения мужчиной с честным, открытым лицом.

- Он ждет, - сказал я, - вместе с Тенако.

- Вот как! - Мне показалось, что он вздохнул с облегчением. - А то ходят слухи, что он мертв. Говорили, что его убили пекоты.

- Он был ранен, - уточнил я, - я сам достал у него из раны пулю от мушкета. А у ваших индейцев, что, и мушкеты имеются?

- Мало у кого. - Он обернулся, и сделал приглашающий жест, указывая на скамью у стола. - Садитесь. Может быть съешь чего-нибудь?

- Да, не отказался бы, - согласился я.

- Мы ждали, что придет Янс, - вступила в разговор миловидная женщина, смотревшая на меня с нескрываемой тревогой.

- Он здесь, но мы подумали, что, возможно, не все тут будут рады его возращению, и поэтому лучше пойти мне.

- Если бы кто-нибудь узнал, что вы сейчас здесь, вам бы тоже угрожала опасность.

- Я тут не собираюсь задерживаться, - ответил я, - а поэтому попрошу вас рассказать, как это все случилось.

- Они пошли в лес, - сказала женщина. - Керри была очень привязана к Диане Маклин. Диана много ей рассказывала о целебных травах, и они вместе пошли их собирать.

Они были на лугу, это совсем недалеко отсюда. Диана и раньше часто безбоязненно уходила в лес и в луга, и Керри тоже бывала там вместе с ней.

- Я этого никогда не одобрял, - раздраженно заметил глава семейства Пенни. - И ты это знала.

- А мне нет никакого дела до того, что там могут болтать люди! довольно резко ответила матушка Пенни. - Мне она нравится. Они злятся на нее за то, что она ни от кого не зависит и у нее есть свое мнение.

- И не только за это, - сказал Пенни. - У нее дурной глаз, а потом все эти ее травы и те книги, которые она читает.

- Маклин, между прочим, тоже читает книги. Однако, о нем ты ни словом не обмолвился!

- Он мужчина. Мужчине это позволительно, хотя я далеко не одобряю те книги, какие читает он. Все это грех и ересь.

- Давайте все-таки вернемся к нашему разговору! - вмешался я. Я был крайне раздражен тем, что они и теперь лишь понапрасну теряли время. Итак, они ушли за травами и не вернулись, да?

- Ага, - подтвердил Пенни, - их похитили эти проклятые пекоты, чтобы им пусто было. Наверное, сейчас они уже мертвы или даже хуже того.

- А может и нет, - возразил я. - Судя по вашим разговорам, эта Диана производит впечатление неглупой женщины. Вполне возможно, что такая, как она, сможет найти какой-то способ, чтобы остаться в живых самой и также уберечь вашу дочь... Керри, так ее, кажется, зовут?

- Так.

- Так вы говорите, пекоты? Их там что, кто-нибудь видел? Или может хотя бы следы нашли?

- Нет, но...

- Но тогда с чего вы взяли, что это вообще были пекоты? Вокруг полно индейцев из других племен и белых тоже.

Он в ужасе уставился на меня.

- Белых? Но не станете же вы подозревать...?

- Стану, - перебил его я. - Конечно, я не знаю никого из ваших соседей, но в море вдоль берега еще ходят корабли, а матросы на них отнюдь не похожи на небесных ангелов. Согласен, это могло быть дело рук пекотов, но только если мы еще собираемся разыскать их, то такие вещи необходимо знать наверняка.

- Питтинджел был в этом уверен. Он сказал, что это скорее всего пекоты. А уж он и мир повидал и, вообще, человек знающий.

- Хорошо! - отозвался я. - А как насчет индейцев? В них он разбирается так же хорошо, как и во всем остальном?

Пенни как будто смутился.

- Он здесь очень большой человек, - сказал он наконец. - Торговец. У него есть собственные корабли, и к тому же он член совета.

- Хорошо! - снова сказал я. - Но тогда почему вы не обратились за помощью к нему?

- Вообще-то, мы так и сделали. Он пытался нам помочь. Он послал в лес своих людей, сам ходил вместе с ними. Они обшарили всю округу. Но так ничего и не нашли.

"Но зато основательно затоптали все следы," - подумал я про себя, но вслух сказал:

- Так значит, были организованы поиски? Искали всей деревней?

Пенни смущенно покраснел.

- Ну, вообще-то...

- Скажи ему правду! - гневно заговорила матушка Пенни. - Никто здесь и пальцем о палец не ударил, все только и делали, что языками мололи! Все твердили: "Слава тебе, Господи, наконец-то отделались!" Конечно, это они не про мою Керри - упаси боже - а про Диану Маклин!

- Мне кажется, настало время представиться, - сказал я. - Я Кин Ринг Сакетт, брат Янса.

- А я Том Пенни - моя жена Анна. - Тут он смущенно замялся. - А остальные скоро будут здесь.

- Остальные?

- Сюда должен прийти сам Джозеф Питтинджел. И Роберт Маклин.

Анна Пенни обратила ко мне взгляд.

- Вот уже столько дней прошло с тех пор, как пропала Керри. Мы даже не знаем, жива ли она еще, или ее уже нет на этом свете.

- Если она жива, - твердо сказал я, - мы привезем ее домой. Если она мертва, мы найдем ее тело.

- Я в этом не сомневаюсь. Когда с Керри случилось такое несчастье, я тут же подумала о Янсе Сакетте.

Том Пенни не дал ей договорить. В его голосе слышалось нескрываемое раздражение, что навело меня на мысль о том, что, по-видимому, в семье подобная возможность много обсуждалась, но так и не встретила одобрения со стороны главы семьи.

- Да, он охотник, не буду спорить. Но он всего-навсего человек. Что он может сделать такого особенного, что нам оказалось бы не под силу?

Совершенно проигнорировав его, я обратился к его жене:

- У вас и раньше были столкновения с индейцами?

- Нет, за последнее время нет. Видите ли, Джозеф Питтинджел имеет большое влияние на этих дикарей, и ему удавалось оградить нас от них.

- Но тогда это и есть тот самый человек, который вернет домой обоих пленниц и к тому же, действуя при этом мирными средствами. Возможно, было бы достаточно просто замолвить словечко на совете индейцев. А если и это не поможет, то, может быть, предложить обменять пленниц на что-нибудь.

- Мы бы заплатили, - сказал Пенни, - хотя нам почти нечего предложить взамен.

- Боже мой! - Анна Пенни даже прикрыла рот рукой. - Что ж это я! Вы же ничего не ели!

- Я голоден, - признался я, - как, впрочем, и мои спутники. Если у вас найдется что-нибудь из еды, то я бы отнес и им тоже.

Она начала расставлять на столе тарелки. Большая миска горячего рагу и кружка сидра с куском свежеиспеченного хлеба. Я принялся за еду, слушая в пол-уха ворчание жаловавшегося на судьбу главы семейства. Мне был понятен страх этого человека. Он боялся за дочь и вместе с тем ощущал себя совершенно беспомощным, не зная, как быть и что делать дальше.

В дверь громко постучали, с улицы до моего слуха донеслись чьи-то голоса, а затем дверь открылась. Мне нетерпелось посмотреть в ту сторону, но я сдержался и не поднял взгляда.

В дом вошли двое мужчин, и я узнал по голосам, кто есть кто. Питтинджел говорил властно, как человек, уверенный в себе и в занимаемом им положении, и с некоторым пренебрежением относящийся ко всем остальным, кто, как ему казалось, был не столь знатен и значим, как он сам. У второго вошедшего был тихий голос и речь образованного человека.

- Сакетт, - я оторвался от еды и встал. - Это Джозеф Питтинджел и Роберт Маклин.

- Кин Сакетт, - представился я, - из Каролины.

- Насколько я понимаю, Янсу Сакетту вы приходитесь братом, - сказал Питтинджел. - Сложный он парень, ваш брат.

- Очень способный парень, - невозмутимо ответил на это я. - Наверное, вы просто не нашли с ним общего языка.

- Обидно только, - продолжал Питтинджел, - что зазря проделали такой долгий путь. Мы уже и так сделали все, что от нас зависело. Мы все перепробовали, но теперь они уже слишком далеко отсюда, к тому же пекоты, к вашему сведению, очень жестокое и кровожадное племя.

- Я уже выслушал достаточно историй о пекотах, - сказал я, снова занимая свое место за столом, - но, похоже, воочию их никто не видел.

- Ну, конечно же, они были здесь. И мне говорили, что увидеть индейцев удается весьма нечасто.

- Тоже верно, - согласился я. - И это действительно могли быть они.

- Ужасный люди! - сказал Питтинджел. - Шайка озверевших убийц!

- И, похоже, все впустую, - тихо проговорил Маклин. - Боюсь, что наши дочери сгинули бесследно, и их уже никогда не найдут, как не находили и техдругих, кто пропадал до них.

- А что, были и другие?

- Не вижу никакой связи, - отмахнулся Питтинджел. - Те, небось, попросту зашли далеко в лес и заблудились. Здесь кругом болота. Оттуда порой даже охотники не возвращаются. Последний такой случай произошел почти год назад.

- А сколько всего было тех, других? - продолжал допытываться я.

- Трое, - ответил Маклин.

- И все трое молоденькие девицы?

- Совершенно так, - подтвердил Пенни, - хотя я тоже об этом как-то не подумал. Для меня все они были детьми...

- Мне бы хотелось, - перебил его я, - завтра сходить туда, где их видели в последний раз.

- Они собирали травы, - сказал Маклин. - Диана многое знала о растениях, о том, какие из них могут быть съедобны, какие целебны, а из каких можно получать краску. Она обучала этому и юную мисс...

- Это было вашей самой большой ошибкой, - резко заявил Питтинджел, так что сами во всем виноваты. А ведь вас предупреждали, что эта девка Маклина не самая подходящая компания для вашей дочери.

Роберт Маклин резко обернулся к нему.

- Джозеф, - тихо сказал он, - ведь ты говоришь о моей дочери.

Лицо Питтинджела гневно побагровело.

- Надо же! Если хочешь знать, Маклин, тебе только кажется, что она твоя. А я скажу тебе: она дьявольское отродье, которое он зачал во чреве твоей жены!

Маклин стиснул зубы.

- Питтинджел, ты не имеешь права...

- Ладно, ладно, прекратите! - вмешался Пенни. - Давайте не будем ссориться. Разговорами горю не поможешь, девочек наших не вернешь, к тому же Джозеф Питтинджел отрядил на поиски всех своих людей, и все их искали! Мы в долгу у него, Маклин.

- Да, конечно, ты прав, - тихо согласился Маклин. - Так что, с вашего позволения...

- Нет-нет, это я должен уйти, - вмешался Питтинджел. - Меня ждут дела.

А вы, Сакетт, если вам только понадобится помощь или какое-либо содействие, можете обращаться ко мне. У меня достаточно людей, но еще со дня на день должен прибыть мой корабль, а на нем у меня тоже набрана хорошая команда. Ради своего хорошего друга Пенни я сделаю все от меня зависящее.

Он вышел на улицу. Хлопнула дверь, и еще какое-то время в комнате царило молчание.

- Ты уж не гневи его, Роберт, - предостерег Маклина Пенни. - Он имеет большое влияние в совете, да и в церкви тоже. Не забывай, что это все-таки он вступился за твою Диану, когда ее уже были готовы объявить колдуньей и отдать под суд. Тем более, что с теми доказательствами, что у них тогда были, ей была бы прямая дорога на костер.

- Доказательства! - фыркнул Маклин. - Да ни черта у них не было и нет! Никаких доказательств у них нет и никогда не было! Моя Диана порядочная, богопослушная девочка.

- Но она собирала мандрагору, - урезонивающе напомнил Пенни, - и к тому же твоя дочь одна уходит в лес по ночам. Разве уже только одного этого мало? И разве корова брата Гарднера не перестала давать молоко, после того, как он однажды разругался с твоей Дианой? Разве...?

- Чушь! - не дал ему договорить Маклин. - Полнейшая чушь!

- И тем не менее, - повысив голос, продолжал Пенни, - из-за этого-то никто и не собирается искать твою дочь, Маклин, и ты сам прекрасно об этом знаешь! Они не хотят, чтобы Диана нашлась, и по ее милости теперь страдает и моя Керри! Какой же я был дурак, что...!

- Довольно! - оборвала его Анна Пенни. - Твоя болтовня не поможет нам вернуть ее.

Отодвинув от себя пустую тарелку, я поднялся из-за стола, допивая остатки сидра.

- Не сомневайтесь, миссис Пенни, - сказал я, - мы с Янсом сделаем все возможное, но мы обязательно разыщем и их и привезем домой. - Я поставил кружку на стол. - И еще один вопрос. Как по-вашему, у пекотов есть мушкеты?

Пенни расстерянно глядел по сторонам.

- Мушкеты? По-моему, нет... Хотя, поговаривают, что кое-кто все же продает им оружие. А почему вы об этом спрашиваете?

- Тенако, - пояснил я, - тот индеец, которого отправила за нами миссис Пенни, был ранен. В него стреляли, и это случилось почти сразу же, как он только ушел отсюда. У нападавшего был мушкет, и, по-видимому, ему очень не хотелось, чтобы он привел сюда подмогу.

Я отодвинул засов на двери.

- Как вы считаете, кто бы это мог быть?

Я вышел в ночь, поспешно закрывая за собой дверь. Быстро завернув за угол дома, я остановился, давая глазам привыкнуть к темноте.

Еще с минуну я стоял, прислушиваясь. Меня не покидало ощущение, что я был не один, как будто некто или нечто смотрело на меня из откуда-то из темноты, словно чего-то дожидаясь.

ГЛАВА 3

Дожидаясь или наблюдая. Ночь всегда исполнена таинств, но ключом ко всем ее тайнам могут стать человеческие чувства. Осторожно продвинувшусь на несколько шагов вдоль стены хижины и стоял, прижавшись к ней спиной, ощущая прохладную шероховатость камня и прислушиваясь.

На земле недалеко от меня были сложены наколотые дрова; из-за высокой поленицы виднелась односкатная крыша какой-то пристройки. Быстро перейдя к поленице, я выждал еще несколько мгновений, а затем направился к пристройке и обошел вокруг нее. Тоже ничего.

В мгновение ока я оказался на лесной опушке, где в очередной раз остановился и прислушался. Кто бы там ни следил за мной - а в том, что это было так, я был положительно уверен - он находился где-то недалеко от тропы ведущей из леса к поселению, по которой до этого я и пришел сюда. Значит, кто-то укрылся за деревьями, поджидая меня.

Ночь, казалось, будет длиться вечно, к тому же я был слишком утомлен долгим путешествием, и поэтому теперь я поставил перед собой задачу пройти через лес, ступая легко и осторожно. Еще будучи мальчишками мы проводили в лесу так много времени, играя в какие-то свои игры, а потом еще и отправлялись на охоту вместе с индейцами, что со временем научились на манер призраков, совершенно бесшумно, пробираться сквозь заросли.

На это у меня ушел час, и я был уже далеко в лесу, когда навстречу мне вдруг вышел Янс, возникунв словно из ниоткуда.

- Тенако ушел.

- Как ушел?

- Я собирал ветки для костра, а потом как-то оглянулся и увидел, что он исчез.

- Он выполнил свою задачу. Он разыскал нас и привел сюда. Больше ему здесь делать нечего. Остальное его уже не касается.

Мы вместе вернулись туда, где были оставлены лошади. Как только стало ясно, что Тенако ушел, Янс немедленно перенес наш лагерь в другое место. Правда, не слишком далеко, но все же вполне достаточно для целей безопасности, если о таковой вообще можно вести речь, оказавшись во вражеском краю, где даже некоторые из белых были настроены против нас.

Мы улеглись спать, положась на собственный чуткий сон и на наших лошадей, по поведению которых можно было бы догадаться о надвигающейся опасности. На рассвете мы поели немного мяса, того самого, которое я принес от Пенни, и выпили переданного ими же сидра. После этого мы отвели лошадей пастись на небольшую и очень уединенную лужайку, уютно затерявшуюся среди дубов; после этого я вернулся обратно и стал дожидаться Пенни.

Когда Пенни и Маклин наконец появились, то они были не одни - их сопровождало еще двое мужчин. Я постарался восстановить в памяти то немногое, что мне уже было известно.

Один из их попутчиков был высокого роста и могучего телосложения, и мне это сразу не понравилось, потому что я ожидал, что они придут одни.

Вечером накануне за столом было много разговоров, и хоть я не принимал в них никакого участия, я тем не менее внимательно прислушивался, так как следовать можно не только по той тропе, что проложена на земле, но и по той, что существует в воображении преследователя или же людей со сходным складом ума.

В основном разговор вертелся вокруг местных событий и новостей, происшествий и каких-то незнакомых людей, о ком я не имел ни малейшего представления. Часто вспоминали о церковных проповедях, и я подумал о том, что как все же был прав мой брат, когда говорил мне, что от них в немалой степени зависит общественное мнение. Эти люди были горделивыми упрямцами, кого невозможно было сбить с пути истинного на любой другой путь, если только их не понуждает к этому совесть; но даже совесть может оказаться плохим советчиком, если она не обременена знаниями.

И все же я думал о том, что нам теперь предстоит сделать. Большой проблемой было то, что мы практически ничего не знали об индейцах из племени пекотов. Об индейцах из других племен мне также было известно крайне мало, но имея уже какой-никакой опыт общения с ними, я твердо сознавал, что между ними существуют большие различия, и что обычай называть всех без разбору краснокожих одним словом "индейцы" сродни тому, как если бы всех белых людей называли просто европейцами, не разделяя их на французов или итальянцев.

Если мои знания и были скудны, то я, по крайней мере, отдавал себе отчет в том, что знаю мало. В разное время мне приходилось по большей части сталкиваться с индейцами из племен эно, катоба, окканичи, сенека и чероки. Все они очень во многом отличались друг от друга, и эти различия были очень важны.

Четверо мужчин шли по тропе, возглавляли шествие Пенни и Маклин.

Выстроенный Томом Пенни дом во многом отражал достоинства его характера: надежное жилище, построенное для безопасности и удобства своих хозяев, а не просто крыша над головой, не какое-то там наспех сколоченное обиталище. В доме Пенни было две комнаты, просторная кухня, выполнявшая также роль гостиной и смежная с ней спальня. Наверху была устроена комната, где спали девочки, и где было тепло, благодаря поднимавшемуся вверх теплому воздуху. Все в этом доме указывало на то, что в нем живет человек, с любовью относящийся к своему ремеслу.

Семнадцатилетняя и незамужняя Диана Маклин, очевидно, была девушкой самостоятельной и независимой, для которой походы в лес и сбор трав уже давно стали привычным делом. Вряд ли она могла вот так просто уйти в лес вместе с ребенком и заблудиться там, хотя, конечно, с другой стороны это порой случается даже с опытными охотниками.

Когда процессия была уже совсем близко, я вышел им навстречу.

- Так вы можете показать мне, где их видели в последний раз?

- Пойдемте, я вас отведу, - Пенни махнул рукой в нужном направлении. - Это всего десять минут. Не больше.

Тут в разговор вступил Маклин:

- Диана не могла тут заблудиться. Она выросла здесь, и этот лес знаком ей с самого детства.

- А откуда она знает травы? Ее научили разбираться в них индейцы?

Непонятно, почему, но он как будто растерялся, когда я спросил об этом.

- Она интересовалась травами еще в Англии, а потом, уже здесь, ее научила кое-чему одна женщина. И индейцы тоже.

- Она говорила на их языке?

- Да. Она оказалась очень способной к языкам.

Несомненно, девушка незаурядная. Если ей удастся сохранить присутствие духа, то, пожалуй, она смогла бы найти общий язык даже с индейцами и таким образом обезопасить и себя, и Керри.

Высокого толстяка звали Макс Бауэр. Меня поразили его властные манеры и его приказной тон, не терпящий возражений. Он вовсе не производил впечатление человека, который стал бы терпеть над собой главенство кого бы то ни было, будь то даже Джозеф Питтинджел, что заставило меня задуматься о том, что, возможно, я недооценивал возможностей самого Паттинджела.

- Эй! - Бауэр протянул мне свою огромную ладонь. - Так значит, это и есть наш следопыт!

В тот же момент, как наши руки встретились, я знал, что он постарается крепко сдавить мою ладонь в своей, давая мне таким образом понять, кто здесь хозяин положения, и поэтому я постарался, чтобы мое рукопожатие было не менее сильным, после чего его самоуверенность несколько померкла, сменяясь досадой, а затем и откровенной злобой.

- Вы, небось, пришли сюда издалека? Из Виргинии или еще откуда?

- Издалека, - согласился я.

- Но все равно тут ничего не найти! Все затоптано напрочь, так что никаких следов не осталось!

- А их с самого начала-то хоть кто-нибудь видел?

В ответ он лишь махнул рукой.

- Меня здесь в самый первый день не было. Но как только мой корабль причалил к берегу, я сразу же отправился сюда. И это дело уже тогда было безнадежным.

Ложбина, куда девочки приходили собирать травы, оказалась укромным и живописным уголком. Это была небольшая лесная поляна на берегу маленького лесного пруда, где у воды росли камыши. Растительность лужайки поражала своим многообразием, и лучшего места для сбора трав найти было бы трудно.

Земля была основательно вытоптана, трава примята, а сквозь камыши была проложена тропинка, по которой люди подходили к воде. Если изначально здесь и можно было бы найти какие-то следы, то все это было давно уничтожено.

- Тут ничего не найти, - сказал я.

- Вот и я о том же! - громко подхватил Бауэр. - Только время терять! В любом случае, пекотов уже давно и след простыл.

- Пекоты? Вы их видели?

- Не видел. Но они были здесь. У меня на них чутье. Они были здесь.

Янса нигде видно не было, да я и не ожидал увидеть его здесь, зная, что он затаился где-то рядом, наблюдая за происходящим из своего укрытия и прислушиваясь к разговору. Мы слишком долго прожили с ним под одной крышей, чтобы досконально изучить повадки друг друга. Вот и теперь он, должно быть, начинал делать то, что стал бы делать я сам, окажись я на его месте. Он обходил поляну широкими кругами, пытаясь обнаружить хоть-какие-нибудь следы подальше от нее, там, где грава не была вытоптана.

Теперь мы были должны мысленно поставить себя на место похищенных девочек или же их похитителей и попробовать догадаться о том, какими могли бы быть их действия. К тому же преследователи с первой попытки не могли зайти слишком далеко, так как наверняка мало кто из них был при оружии; и еще меньше было тех, кто хоть в какой-то мере обладал навыками следопыта.

Эти люди были выходцами из больших городов и маленьких городишек. В Англии подавляющее большинство из них занималось каким-нибудь ремеслом, иные принадлежали к нетитулованному классу мелкопоместного дворянства, да и английские леса и ухоженные парки ничем не напоминали эти девственные леса, о чем неоднократно говорили и мой отец, и Джереми Ринг, и еще кое-кто из обитателей нашего поселения у Гремучего ручья.

Мы возвращались обратно в поселение. Попутчик Макса Бауэра был невысокого роста, подвижным человеком со светлыми, кустистыми бровями; движения его были порывистыми, и мне даже показалось, что в его манере вести себя есть что-то крысиное. Имени его названо не было, и резоннее всего было бы предположить, что он здесь считается фигурой незначительной, хотя я, лично, придерживался несколько иного мнения на сей счет. Потому что именно таких людей и следует остерегаться в первую очередь, от того, что будучи вынуждены жить в тени своих могущественных или якобы могущественных хозяев, они часто одержимы черной завистью и злобой, которые совсем не обязательно обращены против тех, кому они служат.

На обратном пути мы остановились у дома Пенни. Затем все отправились по своим делам, а мы с Маклином вошли в дом, решив выпить по стаканчику холодного сидра, посудина с которым была только что вытащена из колодца.

Анна Пенни засыпала меня вопросами о Темперанс, и я обстоятельно рассказывал ей о жизни в нашем поселении у Гремучего ручья.

- Наше поселение находится у подножия гор. Вода там очень чиста, холодна и прозрачна. Все поселение состоит из дюжины хижин и форта, а некоторые из нас сумели обзавестись довольно неплохим хозяйством. Урожаи в тех краях обильные, к тому же в лесу много ягод и самых разнообразных кореньев. Все наши мужчины ходят на охоту, а в лесах водится много дичи.

- Ваша семья тоже живет там?

- Мой отец был убит сенеками, а мать осталась в Англии. Она не захотела, чтобы моя сестра выросла в глуши, а мой брат Брайан тоже решил остаться, чтобы изучать право.

Вам нет никакой нужды беспокоиться о Темперанс. У нас все к ней очень хорошо относятся и любят, как родную. У нас нет церкви, потому что службы всегда проводились прямо в домах. Наверное, вам это не покажется бог весть каким достижением. Редко какая служба продолжается более получаса.

У Темперанс есть много друзей среди нас. Например, Джереми и Лила Ринг. Они приехали вместе с моей семьей. Джереми раньше был солдатом, и он настоящий джентльмен.

- Мне уже приходилось слышать о Джеймстауне. Ведь именно в Виргинию и держали путь первые переселенцы, они просто сошли на берег раньше, чем ожидалось.

- Джеймстаун находится довольно далеко от нас. Мы поднимались вверх по течению рек и прошли почти через всю Каролину.

Она вышла из дома на улицу, оставляя нас с Маклином одних. Мне показалось, что он чувствует себя очень неловко. Несколько раз он откашливаться, как если бы собирался что-то сказать. Это был высокий и немногословный человек ученого вида.

Отставив от себя кружку, я сам первый заговорил с ним:

- Расскажите мне о своей дочери.

Он как-то странно взглянул на меня, но ответил не сразу. Затем он сказал:

- Зачем? И что именно вы желаете узнать?

- Для того, чтобы найти их, я должен прежде всего их понять. Ведь след - это не только те следы, что остаются на земле. Если ее увезли насильно, то она должна делать то, что от нее требуют; ну, а что, если ее никто не похищал, или она просто ушла сама по себе? Я должен понять ход ее мыслей. Возможно, ее и в самом деле выкрали. Нам ничего неизвестно.

- Вы в этом сомневаетесь?

- Пока что можно только предполагать. Тех индейцев, что якобы похитили ее, никто не видел.

Маклин снова отхлебнул из своей кружки, а затем вытер губы тыльной стороной ладони.

- Она прекрасная девочка, - сказал он, - честная, порядочная девочка.

- Большинство девиц ее возраста уже замужем, - заметил я.

Подняв голову, он сурово взглянул на меня.

- У нее не было недостатка в женихах. И даже сам Джозеф Питтинджел...

- Он хотел на ней жениться?

- Он говорил об этом. А Джозеф Питтинджел очень состоятельный человек.

- И она ему отказала?

- В общем-то, да... в каком-то смысле. Она просто, ну, в общем, она только посмотрела на него, а потом развернулась и молча ушла.

Я был вынужден признаться себе, что Диана Маклин вызывает у меня все большую симпатию.

- И все же с поисками особенно не усердствовали. Как же так?

Он сидел молча, упрямо поджав губы. Несомненно, ему было не по душе, что разговор принял такой оборот, но тем не менее, похоже, он понимал, что мой интерес вызван вовсе не праздным любопытством.

- Ну что ж, все равно рано или поздно и до вас тоже дойдут эти разговоры. - Он пристально смотрел на меня. - В таких небольших поселениях, как наше, стоит тебе только оказаться не таким, как все остальные, как сразу же начинаются пересуды. Никто из местных парней не пришелся ей по сердцу, хотя она всегда была учтива и обходительна со старшими. И я думаю, что лишь благодаря этому у нее до сих пор и не было сосбых неприятностей. А то кто-кто считает мою дочь ведьмой! Вы можете себе представить, моя дочь ведьма!

- Я в ведьм не верю, - ответил я, - и в дьявола, кстати, тоже, если уж на то пошло.

- А вот в словах будьте поосторожнее, - предостерег Маклин. - Потому что тут у нас принято считать, что не верить в дьявола так же грешно, как не верить в бога!

- А сама она не могла уйти? Видя, какое к ней здесь отношение похоже, девочкой она была довольно не глупой - может быть она просто решила уйти и больше никогда сюда не возвращаться?

Он ненадолго задумался, но затем отрицательно покачал головой.

- Нет. Если бы она была одна, то, возможно, и решилась бы на это, но она никогда не взяла бы с собой Керри. Керри обожала ее, как сестру, они много времени проводили вместе, но Диана никогда не стала бы разлучать ее с семьей. К тому же, - добавил он, - Диана дождалась бы весны. Разгар лета не самое подходящее время для того, чтобы начинать такое путешествия, а Диана всегда обращает внимание на такие вещи. Она очень рассудительна, не из тех, кто способен поддаться минутному порыву. Прежде, чем что-либо начать, она всегда сперва думает о возможных последствиях.

- А что случилось с матерью Дианы?

- Ее мать умерла. Это произошло давно, еще в Англии, когда Диана была совсем малленькой.

Кто-то подошел к двери. Управившись с делами, Анна Пенни возвратилась в дом. Я встал из-за стола.

- Может быть, мы пройдем к вам? Нам следует поподробнее поговорить об этом.

Он с видимой неохотой поднялся в тот момент, когда Анна вошла в комнату. Она тут же направилась ко мне.

- Ведь вы с Янсом найдете мою Керри? Когда она пропала, то никто не пошел ее разыскивать. Я знала, почему они так настроены, и все же мне всегда нравилась Диана. Я никогда не верила тому, что о ней говорили. Ведь она просто...

- Она что?

- Она любила ночь. Наш священник сказал, что только ведьмы выходят из дома по ночам, что они собираются ночью в лесу, в старых пещерах, среди древних развалин, и поэтому они так любят почаще оказываться в темноте.

Мы перешли через переулок по направлению к дому Маклина - небольшой, безупречно аккуратной хижине. Мы сели у стола, и он посмотрел на улицу через открытую дверь.

- Без нее дом опустел, - сказал он. - Я долго жил в одиночестве, и она заботилась обо мне. - Я... конечно, я умею некоторым образом управляться и с кое-какими инструментами, но все же мои книги мне ближе. Она тоже читала их, а потом мы разговаривали... долго-долго, часы напролет.

Я перевел взгляд на составленные в ряд несколько книг. "Истинный Джентльмен" Пичема соседствовал с "Физикой" Барроу и "Правосудием" Майкла Дэлтона. И хотя я знал об этих книгах лишь понаслышке, я в свое время видел их в Джеймстауне. Но вот "Эссе" Бэкона и его труд "О значении и успехе познания, божественного и человеческого" я знал хорошо. Они были среди последней партии книг, доставленной с побережья.

- Надо же, и здесь я вижу кое-кого из своих давнишних знакомых.

Он изменился в лице.

- Вы читали эти книги?

- Бейкона, - ответил я, - и многих других. Мой отец любил читать, а наш учитель был великим ученым. Его звали Саким.

- Язычник?

- Некоторые называли его так. Но только не я.

- Как вы рассчитываете найти их? Ведь это не удалось даже Максу Бауэру, а он у нас считается лучшим следопытом.

Я не спеша встал из-за стола. Я узнал все, что хотел узнать. Если девочек забрали пекоты, то, возможно, их уже не было в живых, хотя я, лично, в это не верил.

- А те, другие, которые исчезали раньше? Все были молоденькими девицами?

- Да, но это ничего не означает. Мальчишка еще смог бы найти дорогу назад. Но что взять с девчонки? - Он пожал плечами.

- Говорят, что Диана очень хорошо знала лес.

- Она редкое исключение.

Я направился к двери.

- Я разыщу их, Маклин, но что будет с вами потом? Неужели вы останетесь здесь? Ваши соседи осторожны и подозрительны, и если это так, то ей будет небезопасно возвращаться сюда.

Посмотрев на меня, он покачал головой.

- Сколько же так может продолжаться? Неужели этому так никогда и не будет конца? Разве нет на земле места, где мы смогли бы наконец обрести покой?

- А разве такое уже случалось и раньше?

Он лишь передернул плечами.

- Везде одно и то же. И я сам во всем виноват. Я во всем потакал ей. Я мог бы воспитать ее иначе, и тогда она была бы, как все остальные девочки. - Тут он неожиданно посуровел. - Но я был дураком. Я не хотел, чтобы она была как все. Мне хотелось, чтобы она была похожа на саму себя.

- И на свою мать? - спросил я.

Он испуганно взглянул на меня, это был взгляд человека, прошедшего все круги ада. В его глазах была боль и страх, злоба и отчаяние - и что-то еще, чему я не знал названия, но только теперь я видел перед собой человека, у которого отняли последюю надежду.

- Так вы и это знаете? Я так и думал. Я ждал этого и боялся. Я знал, что когда-нибудь и здесь объявится кто-нибудь из тех, кто все о нас знает. - Он еще некоторое время пристально разглядывал меня, а затем опустил глаза и остался стоять, уставившись в пол. - Боже мой, что же теперь с нами будет?

ГЛАВА 4

Оглушительный стук дверь не дал ему договорить. Маклин пошел открывать, а я остался неподвижно стоять, готовый ко всему.

Четверо мужчин вошли в дом. Пройдя мимо Маклина, они остановились передо мной.

- Это ты Сакетт?

- Я.

- Проваливай отсюда - мигом. Безбожники вроде тебя нам тут не нужны. Так что выметайся вон и не вздумай вернуться.

- Я пришел, чтобы помочь, - хладнокровно заметил я.

- Не нужна нам твоя помощь. Проваливай - или можешь пенять на себя.

- А по-моему некоторое содействие здесь все же необходимо, вне зависимости от того хочется этого вам или нет. Пропали две девочки. Возможно, они похищены индейцами, а вы не делаете ничего для того, чтобы их найти.

- Это наше дело. И тебя оно не касается. Один из вашей семейки уже побывал здесь и оказался в колодках. Смотри, как бы тебя тоже не постигла такая же участь.

Я вежливо улыбнулся. В руке у меня был мушкет, а у пояса висели два пистолета.

- Возможно, джентльмены, я вас разочарую, но можете не сомневаться, что со мной ничего подобного не произойдет. Если же вы собираетесь упрятать меня в колодки лишь за то, что я пришел в ваш город, то вы за это дорого поплатитесь, это я вам обещаю.

Я пришел сюда лишь за тем, чтобы исполнить то, что вы сами должны были сделать давным-давно. И я никуда не уйду отсюда до тех пор, пока не закончу начатое мной. Несомненно, каждый из вас хорош на своем поприще, но только мне, лично, до того нет никакого дела.

Исчезли две девочки. И насколько я понимаю, до них были и другие.

- Другие? - Похоже, их это встревожило. - Так то было давно. Это было...

- В прошлом году, - ответил я. - Неужели вы настолько беспечны? И разве никто из вас никогда не задавался вопросом, почему исчезают только девочки? - Мне и самому ничего не было известно наверняка. Я просто хотел дать им пищу для размышлений. - Конечно, здесь повсюду кругом леса и дремучие чащобы, но разве могут они сами по себе быть столь избирательны?

- Я не знаю, что ты хочешь этим сказать, - сказал тот, кто говорил один за всех. И все же он был явно обеспокоен. Возможно, он уже сам задумывался над этим? - Но это так...

- Вы хотите, чтобы я ушел. Очень хорошо, я уйду. Но это случится не раньше, чем я выясню, что здесь произошло. Вот вы ведь наверняка считаете себя христианами, людьми благочестивыми и богобоязненными, и все же вы сами прекращаете все поиски и обрекаете обеих девочек на верную смерть в лесной глуши, и все из-за каких-то дурацких суеверий.

- Ну ты, полегче! - с лица оратора исчезло выражение неуверенности. Это не суеверие! То, что мы видели, было делом рук самого дьявола!

Я пожал плечами.

- Ну, я пошел. - Я обошел вокруг их, ни на мгновение не поворачиваясь к ним спиной. - Я сделаю то, что в моих силах, и то, чего не сделали вы.

- Мы не смогли, - впервые за все время подал голос еще кто-то из вошедших. - Там не было следов.

- Следы были, запутанные, вытоптанные, но след был, и любой индеец смог бы пойти по нему. Это было бы под силу любому следопыту.

- Наш следопыт один из лучших. Но даже он ничего не смог сделать!

- Не смог? Или не захотел?

Выйдя на улицу, я закрыл за собой дверь. Я был зол, сознавая свое собственное бессилие. Ослепленный гневом человек может запросто наделать глупостей, вот и я крайне неосмотрительно и безрассудно сделал шаг в сторону, отходя слишком далеко от стены. Резкое и неожиданное вжик! внезапно прорезало темноту ночи и раздался глухой стук. Нож вонзился в бревенчатую стену позади меня.

Я бросился на землю. Видимо, я несколько замешкался, так как нож едва не угодил в меня, но, тем не менее, это решение оказалось очень своевременным, так как за первым ножом последовал и второй. Я же не просто упал на землю, а постарался побыстрее откатиться в сторону, и затем отполз еще подальше, так и не сумев ничего разглядеть.

Ночь была темна, но в небе горели звезды, и вскоре мои глаза стали мало-помалу привыкать к темноте. Меня пытались убить только за то, что я пришел сюда? Или же кто-то слышал то, о чем говорилось в доме?

Пробираясь украдкой между домов, я наконец достиг леса, и скрылся под сенью вековых деревьев. Менее, чем через час, я добрался до того места, где накануне нами был разбит лагерь; его здесь больше не было.

Янс дожидался меня.

- У тебя были неприятности? - и получив от меня утвердительный ответ, он понимающе покачал головой, - я так и думал. Днем в лесу происходило некоторое движение, поэтому я перенес лагерь подальше в чащу. И еще я нашел следы, - добавил он, - довольно далеко отсюда, там, где уже никто не утруждал себя поисками.

- Индейцы?

- Белые люди в мокасинах. Такие же, как мы с тобой. - Мы уходили в темноту. Когда несколько минут спустя мы снова замедлили шаг, чтобы прислушаться, он спросил: - Там снова был Питтинджел?

- Другие.

- Когда я сидел в колодках, то рядом со мной посадили какого-то моряка. Он был мертвецки пьян и постоянно буянил, но к ночи он несколько протрезвел, и мы с ним немного разговорились.

Помню, как он рассказывал об этом Питтинджеле. У него есть пара кораблей, он вывозит лес в Англию, зерно в Вест-Индию, а сюда привозит сахар, ром и кофе, но только это еще не все.

Настоящий разговор у нас начался только после того, как все заснули. Вообще-то, колодки это очень неудобная штука, ни повернуться, ни подвинуться. Так вот, этот Питтинджел, оказывается, большой прохвост. Он говорил мне, что некоторые из кораблей Питтинджела не подходят к берегу до тех пор, пока на них не отдраят и не проветрят все трюмы и палубы, но только моего приятеля по несчастью провести было не так-то просто. Он сказал, что невольничий корабль он чует за версту.

- Невольничий корабль?

- Черномазых. Из Африки. Их покупают у арабов. Большинство работорговцев арабы, но потругальцам это занятие тоже не чуждо. Питтинджел продает своих рабов в Вест-Индии.

Местные обыватели не приветствуют идеи торговли людьми, поэтому Питтинджел ревностно следит за тем, чтобы никто ничего не узнал. Но он торгует рабами, это уж как пить дать.

Ма сидели молча, и каждый думал о чем-то своем.

- Маклину ее будет очень не хватать, - вдруг нарушил молчание Янс. Судя по тому, что я слышал от Темперанс, и что видел собственными глазами, Диана почти все время проводила с отцом. Она читала те книги, которые читал он, и потом они много обсуждали и спорили о прочитанном.

Анна Пенни завернула мне с собой немного еды, и теперь Янс принялся за еду, то и дело ненадолго отвлекаясь, чтобы подлить себе сидра. Мы еще немного поговорили, а затем отправились дальше, к своему новому лагерю, где и заночевали. Янс быстро уснул.

Я же еще долгое время лежал без сна, глядя в ночное небо, на звезды, проглядывающие сквозь кроны деревьев, слушая, как лошади щиплют траву. В лесу было очень тихо, а город, если его можно было так назвать, находился далеко отсюда, так что с той стороны тоже не долетало ни единого звука. Но после наступления темноты улочки поселения тоже погружались в тишину; всякий, осмелившийся оказаться на улице ночью, навлек бы на себя страшное подозрение соседей.

* * *

Не больше десяти минут ушло у нас на то, чтобы дойти до ложбинки, откуда исчезли девочки. Было достаточно очевидно, что здесь уже успело перебывать много людей, так как как вся трава оказалась вытоптанной. Ничего иного мы и не ожидали увидеть.

Здесь было довольно уютно: лужок в окружении леса, где на самой лесной опушке находился небольшой пруд величиной около акра или чуть побольше. Вокруг пруда у самой воды росли камыши, а в траве желтели венчики первоцвета. На водяной глади пруда покачивались темно-зеленые листья лилий. На противоположном берегу под деревьями росли фиалки. Должно быть прежде это было идиллическое местечко, пока отправившиеся на поиски люди напрочь не вытоптали всю траву в округе.

Я сразу же решил не принимать во внимание восточную сторону ложбины, так как там находились плотные заросли черники. Нормальный человек никогда не станет продираться сквозь колючки, когда рядом есть другие пути.

Мы стояли, оглядываясь по сторонам, пытаясь составить как можно более полное представление случившегося здесь. Некоторое время со стороны тропы, что вела сюда из поселения, до нас донеслись голоса направлявшихся сюда людей. Янс мгновенно исчез за деревьями.

Первым, кого я увидел, был Макс Бауэр.

- ...многие мили отсюда, - говорил он. - Прочесать этот лес можно было бы только силами армии. Жаль, конечно, они были так молоды. И все же мы можем попытаться найти подход к пекотам. Я уверен, что Джозеф Питтинджел...

Где-то в глубине лесной чащи заухал филин. Я не сводил взгляда с Бауэра, и видел, как он остановился, украдкой оглядываясь в ту сторону, откуда раздался этот звук. Никакой это был не филин, и, по-моему, он догадался об этом, хотя различие было очень незначительным.

Янс давал мне знать, что он что-то нашел.

Пенни отошел от Бауэра, и через всю лужайку направился ко мне.

- Так вы разыщете их?

- Обязательно. Отправляйтесь домой и предоставьте нам с Янсом заниматься этим делом. Помните, что Янс женат на вашей Темперанс, так что, хотя мы с вами и не одной крови, но в их детях будет течь кровь обоих наших семейств. И можете не сомневаться, Пенни, что для нас родство означает очень многое.

- Сакетт, мы - Анна и я - мы тебе очень благодарны. Мы..., - у него перехватило дыхание, и я поспешно отвел глаза, чтобы не видеть его смущения.

Я положил руку ему на плечо.

- Иди домой, возвращайся к своей Анне, и во всем положись на нас. Если она жива, мы найдем ее.

Он вернулся обратно к своим попутчикам. Маклин немного помедлил, как будто хотел что-то сказать, но затем развернулся и зашагал вслед за Пенни. Бауэр задержался несколько дольше.

- Если вам понадобится какое-либо содействие с моей стороны, то лишь дайте мне знать, хотя, лично я считаю, что вы лишь понапрасну теряете время.

- Все дело состоит в том, чтобы найти нужную тропу, - сказал я, глядя на него в упор, - а мы с братом за свою жизнь исходили великое множество троп. Там, где сможет пройти гончая или индеец, там пройдем и мы.

У него был суровый взгляд, и мне это совсем не понравилось, к тому же этот человек раздражал меня своей самонадеянностью. О Максе Бауэре мне не было известно ничего, кроме того, что он работал, или делал вид, что работает на Питтинджела, но я не верил ему ни на грош. Он был властен и к тому же казался мне порочным до мозга костей. Я глядел ему вслед, и мне стало немного не по себе, что злило меня еще больше. Чего нам с Янсом бояться? Разве кому-либо хоть когда-нибудь удавалось одержать над нами верх?

И все же всем когда-либо приходится терпеть неудачу, и каждый человек рано или поздно встречает того, кто окажется сильнее и проворней его. Поэтому мы должны соблюдать крайнюю осторожность и быть готовыми пойти на любую хитрость, потому что меня не покидало ощущение, что ничего из того, за что мы принимались когда-либо прежде, в смысле опасности не могло сравниться с тем, на что мы решили отважиться на сей раз.

Я не знал, что могло послужить поводом для подобного предчувствия, но, тем не менее, я был уверен, что это действительно так.

Осторожно ступая, я шел по тенистому лесу, сквозь кроны деревьев которого на землю струились потоки солнечных лучей. Единственное, что мне пока что было известно, так это то, что Янс что-то нашел.

Разумеется, вряд ли это будет нечто значительное. Если уж здесь кругом все так затоптано, то следопыту не остается ничего иного, как начинать кружить вокруг поляны, постоянно расширяя район своих поисков, потому что, кем бы ни оказались те, кто побывал здесь, но они оставили следы не только на самой лужайке, но и в ее окрестностях, когда уходили отсюда.

Янс сидел на земле под старым, раскидистым каштаном и дожидался меня. Когда я присел рядом с ним, он сказал:

- Старые следы, - и немного помолчав, добавил, - их было человек пять или шесть... двое шли босиком.

- Босиком?

- Ага, и вот так они ушли довольно далеко. Широко расставляя при этом ноги. - Он снова помолчал, отбрасывая в сторону травинку, которую он до этого жевал. - Похоже, их ноша была тяжелой. Следы довольно глубокие.

Мы оба сидели молча, и каждый из нас пребывал в глубокой задумчивости.

- Вряд ли, - сказал наконец Янс, - кто-то из местных станет разгуливать здесь босиком. На индейцев это не похоже, и уж, разумеется, эти пуритане, или сепаратисты - или как они там еще себя величают - они тоже предпочитают носить башмаки.

Мы встали с земли, и пристально огляделись вокруг, прислушиваясь к лесной тишине. Затем Янс отвел меня туда, где им были найдены следы. Так и есть. Пять человек, двое из которых шли босиком.

Путь оказался не из легких, но мы все же продолжали упрямо идти вперед. Местами следы на земле оказались начисто смыты дождями, но нас очень выручало то, что местные обыватели редко ходили на охоту, а большинство из них боялись отправляться в лес в одиночестве, так что, к счастью, уничтожить следы, оставшиеся за пределами лужайки, никто из них еще не успел.

Мы видели так же следы копыт оленей. Хороший охотник не ушел бы из этого леса без добычи.

Затем след оборвался.

Утром мы снова набрели на него - всего несколько отпечатков ног на земле, в том месте, где они переходили через ручей, и один из тех, кто был босиком, поскользнулся. Спустя несколько часов, мы наконец нашли то, чего мы оба ждали с таким нетерпением. Место привала.

Прежде всего, мы внимательно оглядели все со стороны, и затем я подошел поближе, а Янс принялся искать следы, оставленные, когда они уходили отсюда.

Он остановился у самого края того места, где когда-то был устроен лагерь.

- Они все так же упорно идут на север, - сказал он. - А ты нашел что-нибудь?

- У всех троих были мушкеты, - сказал я.

- У троих?

- Двое из них, те, которые шли босиком, были без оружия.

- Рабы, - заключил он.

- Возможно... скорее всего, - согласился я.

- Этот Питтинджел... тот человек, который сидел в колодках вместе со мной... он думал, что Питтинджел торгует рабами.

- Он думал. Нам ничего не известно, Янс, и не стоит делать поспешных выводов, прежде, чем у нас будут на то веские доказательства. В конце концов, этот человек может оказаться доброрядочным христианином.

Янс презрительно фыркнул, а затем спросил:

- Что у тебя еще?

- Девчонки были здесь. Я нашел их следы. Очень мало, потому что им, видимо, не давали разгуливать. Маленькие следы, и другие, чуть побольше. Потом их связали и уложили на землю. И еще здесь что-то стряпали.

- Рабы?

- Нет, кто-то из тех, других. - Мы сидели рядом на земле в тени дерева, прислушиваясь к малейшему шороху. - Это старый лагерь, Янс. Сюда приходили раза два или три до того. Несколько раз, мне так кажется.

Во всяком случае, костер здесь разводили не однажды, некоторые из камней уже совсем черные от гари и копоти, а иные еще не успели закоптиться. Угли были прибиты дождем, после чего поверх них был разведен новый костер. Не слишком большой костерок.

Мы отдыхали, жуя вяленную оленину, прихваченную с собой.

- Индейцы не могли оставить после себя эти следы, и девчонок, похоже, несли на носилках. Так что, индейцы тут определенно не при чем.

Янс взглянул на меня через плечо.

- И что ты об этом думаешь, Кин?

- То же самое, что и ты. Кто-то выкрал девчонок, а всю вину поспешил спихнуть на индейцев.

- А их продать в рабство?

- А почему бы и нет? Прочитай Библию. Белых людей держали в рабстве несколько тысячелетий, до того, как в рабство были обращены чернокожие. У египтян были рабы-евреи, да и не только они. Были рабы римляне и греки, а также рабы, вывезенные из Англии и Галлии.

Джереми рассказывал мне о набегах африканских работорговцев на побережье Англии и Ирландии. В один из таких набегов целая деревня Балтимор, что на Ирландском побережье, была захвачена и увезена в рабство. - Немного помолчав, я добавил. - За молоденьких, симпатичных девчонок, наверное, можно выручить хорошие деньги, продав их на невольничьем рынке в Африке, или какому-нибудь плантатору в Вест-Индии.

- Но для этого должны быть определенные условия. Например, корабль. Без корабля им никак не обойтись.

- Верно, а для корабля нужна какая-нибудь укромная бухта или залив, где можно было бы причалить или встать на якорь.

Янс внезапно вскочил на ноги.

- Пошли отсюда!

Нам даже не было никакой необходимости обсуджать это между собой, потому что мы оба пришли к одному и тому же осознанию. Если те, кто похитил девочек, были работорговцами, то тогда, они, скорее всего, чрезвычайно заботились о том, чтобы не быть никем обнаруженными, а мы отправились на их поиски. А это означало, что теперь они сами сделают все, чтобы найти нас, и скорее всего, постараются разделаться с обоими.

Оказавшись в лесу, мы шли быстро, держась на расстоянии друг от друга, чтобы наши следы на земле были бы как можно менее заметными. Выйдя к открытой лужайке, мы поспешно обогнули ее. Наши лошади были оставлены в лесу, и теперь нам придется возвращаться к тому месту, проявляя особую осторожность. Конечно, было бы гораздо разумнее с нашей стороны оставить их на время у Пенни, потому что в этих лесных чащобах и на простиравшемся невдалеке побережье проку от них было бы все равно мало.

Мы нашли лошадей в том же месте, где и оставили их. Кругом все было тихо, и тогда мы быстро поехали прочь, стараясь оказаться как можно дальше от побережья, направляя коней в самую чащу. Когда той ночью мы легки спать, я долго лежал без сна, прислушиваясь к размеренному дыханию Янса.

Я думал о своей сестренке Ноэлле, которая была теперь очень далеко от меня, в Англии, и я представил ее на месте пленниц, надеящейся на спасение даже тогда, когда помощи ждать неоткуда.

Они обе очень напуганы, Диана Маклин старается, как может, подбодрить маленькую Керри, а их окружают те незнакомые люди. Вот они лежат связанными на земле, и дрожа от страха, в ужасе думают об уготованной им чудовищной участи, уже даже не надеясь то, что их найдут.

- Янс, - прошептал я.

Он тут же проснулся.

- Что?

- Мы должны найти их, Янс.

- Мы их найдем. - Он перевернулся на спину. - Слушай, Кин, ты, наверное, о чем-то думаешь? А что, по-твоему, Джозеф Питтинджел? У него есть корабль. И он запаздывал с прибытием.

ГЛАВА 5

Открыв глаза, Диана Маклин посмотрела вверх, туда, где высоко над землей переплетались ветки деревьев. Еще не рассвело, но она слышала, один из рабов тоже уже проснулся. Это были первые чернокожие африканцы, которых ей довелось увидеть воочию, и поначалу она даже не знала, как вести себя с ними и как разговаривать. С индейцами ей доводилось сталкиваться, но эти люди были совсем другими.

Да и возможностей для общения почти совсем не было, потому что рядом неотступно находились трое белых мужчин, их охранявших. Все три сторожа относились ко всему с большим подозрением и не доверяли никому, и все же она чувствовала, что один из рабов был настроен по крайней мере сочувственно. Рабы, хотя оба они и были чернокожими, вели себя совершенно по-разному.

Она отнюдь не питала иллюзий на свой счет. Никто в бухте не станет слишком усердствовать, чтобы найти ее. Вот Керри - это совсем другое дело, потому что ради нее Пенни пойдут на все. Конечно, ее отец тоже сделает все, что в его силах, но дело в том, что сам он знал лес много хуже ее, а обыватели из их поселения будут только обещать, но не станут чересчур утруждать себя поисками. Если им с Керри и суждено убежатьотсюда, то они должны будут сами что-то для этого предпринять, тем более, что времени на раздумья почти совсем не осталось.

Охранявшие их сторожа были злы на весь свет и испуганы. Время шло, и она чувствовала, как нарастает их беспокойство. Очевидно, их пугала необходимость держать на этом берегу двух белых девчонок-пленниц. И хотя очень немногие пуритане из Плимута, мыса Анны или из многочисленных мелких поселений, разбросанных в их окрестностях, были приверженцами прогулок по лесу, среди них все же находились такие, кто занимался поисками новых участков земли, которые были бы выгодны с точки зрения коммерции, то есть где-нибудь на побережье. А корабль, который должен был забрать девчонок и их самих, как назло, задерживался.

Лежа без движения, Диана раздумывала над тем, как ей теперь быть. Единственной ее надеждой был раб, которого все называли Гарри.

Это был высокий, крепкого телосложения молодой человек с правильными чертами лица. О том, что в прошлом он был воином, можно было догадаться уже хотя бы по тому, как он держал себя и по тем нескольким шрамам, которые она заметила еще раньше. Другой раб был коренаст, ниже ростом и более смиренен, но из разговоров других она поняла, что он был превосходным рыбаком и лодочником.

Сев на земле, она начала расчесывать и заплетать волосы. Генри прошел мимо нее, собирая ветки для костра.

- Скоро, - чуть слышно проговорила она, - это должно быть скоро.

Он не ответил. Услышал ли он ее? Понял ли? А если понял, поможет ли? А что если с ним она окажется еще в худшем положении? Наверное, нет, или, может, она лишь тешит себя этой надеждой?

Куда бы они не пошли, что бы они не делали, один из троих охранников всегда был рядом и настороже.

Она не сомневалась в том, что Генри обдумывает собственный план побега. Но за все время пути она слышала от него лишь пару слов по-английски. Обычно он разговаривал по-португальски, обращаясь к одному из стражников - высокому, худощавому человеку, который хорошо говорил на этом языке.

- Если бы ты нам помог, - снова еле слышно сказала она, когда он подошел к костру с ее стороны, - то мы ушли бы вместе.

Неопрятного вида толстяк сел на земле, пристально глядя на нее.

- Ты что, говоришь с ним? - грозно спросил он.

- Что? - Она непонимающе глядела на него. - Если хочешь знать, я проклинаю все на свете. Я не могу больше спать на голой земле.

Косо взглянув на нее, стражник проворчал:

- Ничего, скоро ты будешь спать в другом месте, можешь не сомневаться.

Их маленький лагерь продолжал пробуждаться ото сна, но она для себя уже все твердо решила. Как бы там ни было, что бы ни случилось, необходимо действовать сегодня же, или самое позднее завтра утром.

Она умылась из ручья. После того, как их похитили, они в течение двух дней шли на запад. Двадцать миль? Возможно. Затем еще два дня они шли на север, придерживаясь все это время старой тропы, проложенной индейцами, а после этого повернули на восток, в сторону побережья.

Отсюда до берега было совсем недалеко. В воздухе пахло солью. Ручей тек на восток. Умываясь, она попробовала воду на вкус. Это были воды прилива, она в этом не сомневалась. Разумеется, пресной воде взяться здесь было неоткуда.

Они ожидали корабль, невольничье судно, перевозящее рабов. Размышляя об этом, она оставалась предельно хладнокровна. Убежать с корабля будет почти невозможно. А корабль должен скоро прийти, так что времени осталось совсем мало.

Она осмелилась заговорить с Генри, потому что настало время рисковать. Ведь на протяжении всего пути они ни разу не пожаловались и даже не попытались сбежать. Все считали, что она испугана, потому что для них был очевиден испуг Керри.

Они находились где-то на побережье, к северу от мыса Анны. Вырвавшись из плена, они должны отправиться на юг...

Или на запад, потому что за ними снарядят погоню. Иначе и быть не может. И преследователи будут ожидать того, что они уйдут на юг.

Значит, запад.

Диане Маклин было семнадцать лет, в то время, когда большинство пятнадцать и шестнадцатилетних девушек уже были замужем. Она не могла пожаловаться на отсутствие внимания к себе, и вместе с тем она давно заметила некоторую холодность, отчужденность и недоверие со стороны даже самых настойчивых мужчин.

Само похищение было организовано самым незамысловатым образом. Она нагнулась, чтобы оборвать листья с какого-то растения, а подняв голову, увидела, что какой-то человек держит Керри, приставив ей нож к горлу. Теперь, восстанавливая в памяти те события, она жалела, что не закричала. Очень может быть, что тогда похитители просто убежали бы, но она была не из тех, кто голосит по любому поводу, а к тому времени, как она вспомнила о том, что можно позвать на помощь, другой из похитителей успел зажать ей рот рукой, и было уже слишком поздно.

Последние три дня пути прошли в большой спешке. Их постоянно подгоняли, отчего едва ли не приходилось срываться на бег, так что к вечеру они, совершенно измотанные дорогой и обессиленные, валились на землю, не помня себя от усталости.

Она очень быстро сообразила, что просто убежать им не удастся, потому что их похитители бегали быстрее их и были гораздо выносливее. Никакие слезы и мольбы тоже не помогут. Керри это уже испробовала.

Первым делом они должны сбежать; затем спрятаться, чтобы однажды оказавшись на свободе, уже никогда не быть пойманными вновь. Так что она усиленно думала, строила планы, отказывалась от тех из них, что казались невыполнимыми, изыскивая всякую возможность, уделяя пристальное внимание каждой мелочи. Важнее всего было найти надежное убежище, куда они могли бы прямиком отправиться, и где можно было бы затаиться и переждать некоторое время. Она думала о рытвинах, прикрытых сверху поваленными деревьями, скальных выступах, почти невидимых со стороны из-за разросшегося кустарника, о пустотах среди скал и пещерах. Нет, все это никуда не годится; они не могут идти на такой риск.

Керри тоже встала. Умыв лицо и руки, она поправила на себе одежду, стряхивая с нее пыль и мелкие кусочки сухой коры и опавших листьев. Затем она принялась приводить в порядок волосы, и Диана помогла ей расчесать их и снова завязать лентой.

- Всегда следи за собой, - сказала ей Диана, - и надейся на лучшее. Всегда старайся быть опрятной, потому что если ты уважаешь сама себя, то тогда и окружающие будут относиться к тебе с уважением.

- Зря стараешься, - заметил Лашан. - Все равно тот, к кому вы попадете, станет прихорашивать вас на свой лад.

Она молча проигнорировала это его замечание, что было гораздо разумней, чем начинать словесный поединок, последнее слово в котором заведомо останется не за ней. Она должна сделать вид, будто бы она смирилась со своей участью; нужно принимать все, как есть и дожидаться подходящего момента.

Она разглядывала Лашана, стоявшего у костра. Он был высок, худощав, даже слишком худ, и в то же время силен, будучи наделен силой гораздо большей, чем можно было бы предположить, глядя на него.

Внезапно он обернулся к ней.

- А правда, что ты ведьма?

Керри повернула голову и испуганно поглядела на нее.

- Говорят, что да, - ответила она, чувствуя на себе пристальные взгляды окружающих. Оба негра оглянулись: Генри смотрел с любопытством; Феебро же неподвижно застыл на месте, и в его глазах угадывалось неподдельное изумление.

- Да какая из тебя ведьма, - заметил вслух Порни, подтягивая штаны и удерживая их в нужном положении своими давно немытыми руками, - будь ты ведьмой, мы бы не смогли тебя забрать.

Обернувшись, она пристально поглядела на него.

- А ты что, еще ничего так и не почувствовал? Ничего, всему свое время.

Разволновавшийся Порни испуганно вскочил на ноги и попятился назад.

- Чему свое время? Чему? Что ты сделала?

- Заткнись! - прикрикнул на него Лашан. - Она дурит тебя.

- Что, еще не болит? Нисколечки? - ее взгляд был по-прежнему обращен к Порни. - А мне показалось, что сегодня утром ты как будто был сам не свой. - Она улыбнулась. - Ну ничего, всему свое время.

- Ладно! Заткнись! - в руке Лашан держал длинный ивовый прут. - Еще хоть одно слово, и я...

Диана обернулась к нему.

- И твой черед придет, Лашан. И твой тоже.

Замахнувшись, он что было силы стеганул ее прутом по плечам. Она осталась стоять совершенно неподвижно, хотя лицо ее заметно побледнело.

- Если со мной что-нибудь случится, то весь спрос за это будет с тебя, Лашан. Наверняка тот, кому мы понадобились, захочет получить нас в хорошем состоянии.

Лашан с ненавистью глядел на нее.

- Ты забываешься, детка, ведь мы же еще не на корабле. А мало ли чего может случиться до тех пор, пока мы туда попадем. В этих лесах полно индейцев. И если ты будешь и впредь выводить меня из себя, то я сам, лично, продам тебя им.

Диана промолчала в ответ, но она добилась желаемого, и теперь остальные станут, по крайней мере, побаиваться ее. Она положила руку на плечо Керри, чувствуя, как та дрожит от страха. Это было худшее из того, что можно было ожидать; она напугала ребенка. Но только она была наверняка уверена в одном: теперь, когда остальные станут сторониться ее, остается надеяться только на помощь Генри; потому что он и сам замышлял побег.

Еще один долгий, нескончаемый день прошел в ожидании. Лашан неустанно расхаживал из стороны в сторону, и по всему было видно, что он крайне раздражен и обеспокоен. В любой моменть сюда могли нагрянуть индейцы или кто-нибудь из переселенцев, отправившихся на поиски лучших земель, где можно было бы обосноваться. Или какой-нибудь рыбак с побережья, до которого отсюда было рукой подать. А корабль опаздывал уже на целых две недели.

- Не бойся, Керри. Тебе нечего бояться ни их, ни меня. И никакая я не ведьма, а они пусть так считают, если уж им так хочется. Может быть, хоть это их напугает.

Она говорила очень тихо, чтобы их никто не услышал, но только даже эти слова не могли развеять ее страхи. Ей самой было очень страшно. Как бы Диана ни старалась подбодрить Керри, но только сама она прекрасно сознавала, что на помощь к ним никто не придет; спасения ждать неоткуда.

Верн снова ушел куда-то. Это был небольшого роста, хорошо сложенный человек с узким лицом и выдающимся вперед подбородком. На голове у него была вязанная шапочка с кисточкой, а полотняные штаны были подпоясаны широким кожанным ремнем. Остальных она никогда раньше не встречала, но вот Верна она однажды видела в Шомат, когда он выходил на берег из шлюпки.

Его не было среди тех, кто их похитил, но он уже дожидался их здесь. Скорее всего, он и принес известие о том, что корабль задерживается, потому что после разговора с ним Лашан зло ругался, проклиная все на свете.

Диана заметила его мгновением раньше, чем он ее. Равнодушно взглянув в его сторону, она отвела взгляд, ничем не выказывая того, что она его признала. Но вот он уж точно узнал ее, и время от времени его взгляд ненадолго останавливался на ней.

С ней не разговаривал никто, кроме Лашана. Толстяк, чье имя она однажды услышала, но не запомнила, этим утром тоже было попробовал заговорить с ней. Лашану это не понравилось, и она не сомневалась, что ему отдано приказание не допускать ничего такого.

Они заснули, затем проснулись, костер догорал. Верн ненадолго возвратился обратно, налил себе сидра и снова ушел.

Было очень тихо.

В лесу она чувствовала себя, как дома. Она могла бесшумно пробираться сквозь заросли, была выносливее многих из мужчин, но ведь среди тех, с кем она была знакома, и не было тех, кто знал бы лес и умел бы в нем хорошо ориентироваться. Сама она может убежать, но как же Керри? Сможет ли такая малышка бежать так быстро, как она сама, хватит ли у нее на это сил?

И все же выбора нет. Они должны хотя бы попытаться. Вне зависимости от того, станет ли Генри помогать им или нет.

Он был немногословен, учтив обходителен. Он держался с достоинством, и к тому же она заметила, что в лесу он действовал со знанием дела, как заправский охотник.

День клонился к вечеру. Верн снова вышел из зарослей, сел у костра и принялся накладывать из котелка себе в миску того, что незадолго до этого состряпал Феебро; это была своего рода похлебка из лесных кореньев и мяса. Она заметила, что в ход пошло черепашье мясо, несколько кусков зайчатины, а также немного рыбы. И пахло вкусно, очень вкусно.

Скоро их будут кормить, а затем свяжут на ночь. Она уже заприметила один пень поблизости отсюда, оставшийся на месте сломанного бурей дерева, и теперь ощетинившийся своими острыми краями. Это было близко, совсем близко, и если бы ей удалось подобраться туда, то можно было бы попробовать перепилить веревку, связывающую ее запястья, о те острые деревянные обломки и таким образом освободиться от пут. Но на это понадобилось бы некоторое время.

Она уже решила для себя, что из лагеря они выберутся, пройдя между двумя деревьями, что росли близко друг от друга - там не было ни кустарника, ни шуршащих листьев, ни маленьких веточек, которые могли бы сломаться.

Верн улегся спать. Толстяк отправился на берег в дозор.

В море ветер и волна делают свое дело, и поэтому корабли нередко приходили позже намеченного срока, иногда задерживаясь в море на несколько лишних недель. А иногда им и вовсе уже не было суждено никогда возвратиться к родным берегам.

Лашан расположился у костра, раскуривая трубку. Генри взял две миски с похлебкой и отнес их пленницам. Передавая одну в руки Керри, а вторую ей, он чуть слышно прошептал, глядя мимо нее.

- Корабль близко. Я видел стеньги.

Корабль близко! Он уже здесь! И теперь...

- Сегодня ночью, - прошептал он, поднимаясь с колен и немедленно возвращаясь к костру.

Лашан пристально глядел на них. Услышать он ничего не мог, но а вдруг он все же догадывается?

Сегодня ночью? Но как?

ГЛАВА 6

Призрачный лунный свет серебрил листву; в вышине, над пронзающими ночное небо верхушками деревьев, неспешно проплывали легкие облачка. Мы лежали под сенью кленовых ветвей, прислушиваясь к звукам ночи.

- Мы недалеко от моря, - прошептал Янс. - В воздухе пахнет солью.

- Ага, а корабль еще не подошел к берегу. Очень хочется верить в то, что мы еще не опоздали.

- Шхуна еще не бросила якорь.

- Сам вижу. Ты что, и вправду считаешь, что мы сможем справиться с целой командой? - раздраженно поинтересовался Янс.

- Не забывай, что речь идет все-таки о твоей родственнице, - холодно замел я, - но даже если нам придется сразиться со всеми ними, то мы это сделаем. Там на борту не больше двенадцати стволов, и у нас с тобой их два.

Янс презрительно фыркнул. Он собирался уже было что-то сказать, когда лес огласился гневным воплем, а потом еще один, за которым последовала целая тирада проклятий и грязной брани.

- Сбежали! - вопил кто-то. - Сбежали, чтоб вам, дурням, пусто было! Кто был в карауле?

Послышались приглушенные голоса.

- Вот сам и отправляйся теперь за ними! - продолжал разоряться все тот же гневный голос. - Они не могли уйти далеко! Верни их, или же, Генри, клянусь богом, я...!

- Они убежали, - восторженно зашептал Янс. - Вот ведь, чертовка! Никакому мужику не справиться!

- Как далеко они смогут уйти? Девчонка и ребенок, и к тому же в этих длинных юбках? Ведь лес кругом...

- Думаю, что они успеют отойти на довольно приличное расстояние, тем более, что мы им в этом поможем.

- Это было бы неплохо, - сказал я, - но как? Они станут уходить в глубь леса, а эти люди отправятся за ними в погоню, продираясь напролом через заросли и затаптывая все следы. Хотя это с их стороны было бы в высшей степени глупо. Намного разумнее пересидеть эту ночь у костра и дождаться рассвета. В конце концов, далеко ли убегут две девчонки?

Поднвшись с земли, я настороженно прислушивался к каждому шороху, потому что те безмозглые идиоты разбредались по округе, словно стадо коров, объевшихся забродившего кукурузного жмыха и захмелевших с него.

Легкий ветерок пробирался сквозь листву, и я попытался представить себя на ее месте, чтобы попробовать угадать, что она будет делать дальше, но на ум мне, как на зло, ничего не приходило. Да уж, в сообразительности ей не откажешь, и это было как нельзя кстати, но только, как ни крути, а уйти далеко, да еще вместе с ребенком, ей все равно не удатся.

Единственное, в чем я не сомневался, так это в том, что они постараются уйти как можно дальше от моря. На побережье их могли бы легко заметить с корабля, да и местность вдоль берега была по большей части открытая. С другой стороны, в лесу им пришлось бы опасаться индейцев, а эти девочки были воспитаны в страхе перед индейцами.

Мы отправились обратно, уходя еще глубже в лесную чащу, подальше от моря.

Час или два мы слышали, как преследователи рыскают по лесу, распугивая зверей и птиц, пытаясь тщетно разыскать и вернуть беглянок. Мы держали оружие наготове, на тот случай, если кто-нибудь из них вдруг наткнется на нас, но ничего подобного все же не произошло, а с наступлением утра перед нами встала другая проблема.

Что делать дальше? Ясно, что девчонки убежали, но куда?

С первыми лучами рассвета мы покинули свой лагерь и, стараясь держаться поближе друг к другу, принялись искать следы. Положение наше было хуже некуда, и мы сами прекрасно знали об этом, потому что у нас не было ни малейшего представления о том, в какую сторону отправились девчонки.

- Слушай, - сказал наконец Янс, - опускаясь на землю под одним из деревьев, - нужно отдать им должное за сообразительность. Ведь они не просто наугад бросились в леса. Девчонка Маклина не дура, в уме ей не откажешь. Она бы наверняка постаралась уйти вглубь материка.

- Они могли бы пойти на юг, рассчитывая, что оттуда может прийти помощь, - предположил я, но, в конце концов, все же согласился с Янсом.

- Помощь оттуда могла бы прийти, но это было бы слишком просто и предсказуемо. По-моему же, они сначала отправятся на север, уповая на то, что по пути им не придется столкнуться с индейцами, а потом, удалившись на достаточное расстояние от берега, они просто вернуться назад, обходя стороной то место.

- И как нам теперь быть?

Янс пожал плечами.

- Можно было бы попытаться отыскать следы, но не исключено, что таким образом мы выведем преследователей прямо на них. Я бы предложил сейчас отправиться вглубь материка, а уже потом, после первого дня пути, повернуть на север.

Я и сам прежде подумывал о такой возможности, и теперь этот вариант представлялся наиболее удачным. У меня не было никакого желания затевать перестрелку, которой вполне можно было избежать, тем более, что похитители девчонок предположительно до сих пор еще ничего не знали о нашем здесь присутствии.

Безо всякого промедления мы отправлись в путь, выбрав себе неприметную тропку и трусцой устремляясь по ней. Наше детство и юность прошли среди лесов; при необходимости мы могли бежать целый день, что и приходилось проделывать довольно часто, ничуть не уступая по выносливости любому из индейцев.

Пока мы бежали, я вновь вернулся к своим раздумьям. Скорее всего, девчонки устроили побег уже после полуночи. Примерно в час или два ночи. А это означает, что до того момента, когда их хватились и начали искать, они могли отсутствовать от всего нескольких минут до часа.

По всей видимости, для начала отбежав на некоторое расстояние, они где-то затаились, пережидая таким образом немедленно начавшиеся поиски. А уже затем продолжили свой путь. Путешествие по ночному лесу, несомненно, затея не из легких, но так как на карту было поставлено слишком многое, они будут идти вперед из последних сил, не останавливаясь.

Предположим, что до тех пор, как их хватились, они успели отойти от того места, скажем, на пару миль, а после прошли еще четыре. Я замедлил шаг.

- Янс, нам лучше прислушаться. Они уже очень скоро должны поворачивать на юг.

Он остановился.

- С чего ты это взял?

- Я вспомнил о той большой реке, о которой нам рассказывали раньше. Помнишь? Еще говорили, что она течет откуда-то с севера, а потом делает большой изгиб, поворачивая на восток-северовосток, к морю. Что устье этой реки образует гавань, отделенную от моря песчанными островами, похожими на те, что встречаются и у нас, в Каролине.

Мне кажется, что девчонки пошли на запад, и как только они дойдут до реки или хотя бы завидят ее издалека, то им не останется ничего другого, как повернуть на юг.

Помнишь того моряка, который встретился нам в Джеймстауне? Рассказывая об этой реке, он еще начертил нам на земле карту и сказал, что она служила торговым путем, по которому можно было попасть к индейцам, что жили в ее верховьях, избегая встречи с теми, кто обитал вот в этих лесах вокруг поселений.

Мы уже больше не бежали. В этом лесу роли по большей части дубы и клены, а на склонах холмов то здесь, то там виднелись белые, стройные стволы березок. Было очень тихо. Где-то невдалеке раздавался стук дятла, и мы видели, как низко над землей пролетела небольшая стайка птичек, скрывшаяся в ветвях кустарника, заросли которого раскинулись вокруг небольшой полянки.

У нас на ногах были мокасины, и теперь мы неслышно ступали по траве, время от времени неподвижно замирая на месте и прислушиваясь. Наш слух был привычен ко всем лесным шорохам, так что нам без труда удалось бы выделить из множества других и распознать любой посторонний звук.

Прокладывая себе путь среди деревьев, мы поднимались вверх по склону. Я шел впереди, вдоль опушки дубравы. Мы зашли довольно высоко, откуда открывался вид на окресности, когда я заметил внизу какое-то движение, которое не осталось незамеченным и Янсом.

- Кин...

- Я вижу их.

Затаившись за деревьями, у которых мы стояли, наблюдая за тем, как там, позади, по нашим следам идут шестеро человек. Человека, возглавлявшего это шествие нельзя было бы перепутать ни с кем на свете, потому что вряд ли можно было бы найти второго человека подобного телосложения и с такой походкой, как у него. Это был Макс Бауэр.

- Ну, что скажешь? - прошептал Янс. - Или ты думаешь, что они решили прийти на помощь?

- Вряд ли.

- Нас выслеживают, - сказал Янс. - И по-моему,...

- Нет, - перебил его я, - но мы можем усложнить им задачу. Разумеется, не сразу, а не то они догадаются, что мы их заметили. Давай просто сделаем так, что наши следы постепенно, как бы сами собой исчезнут.

В нескольких милях перед собой мы видели еще один склон.

- Видишь вон тот холм? Встретимся там.

Янс беззвучно скрылся в зарослях. Готов поклясться, что мой брат ступал мягко и бесшумно, словно пума, и был столь же коварен и безжалостен по отношению к своим недругам.

Дождавшись, пока он уйдет, я отправился к другой стороне холма, оставляя позади себя довольно заметные следы. Затем я наткнулся на поваленный ствол дерева, лежавшего поверх других таких же деревьев. Засохшая кора давно отвалилась, отчего поверхность ствола была голой и гладкой, словно обглоданная кость. Я влез на бревно и пошел по нему, затем перешел на другое, после перепрыгнул на лежавший поблизости валун, а с него на другой. Оттуда я спустился в ручей и еще примерно около четверти мили шел по воде, которая оставалась мутной, от сбегавших сюда с гор дождевых потоков.

Затем, выбравшись на один из каменных уступов, я подождал, пока с меня стечет вода, и отправился дальше, по каменистому берегу. По пути я набрел на нескольких оленей. Я бросил в них палкой, и вспугнутые животные бросились бежать через небольшую полянку, оставляя позади себя следы, и вскоре скрываяясь за деревьями. Довольно усмехнувшись, я обошел ту полянку стороной. Теперь им придется проверить следы оставленные каждым из оленей, чтобы убедиться, что ни по одному из них не пошел человек. Конечно, на это у них не уйдет слишком много времени, но все же их это, несомненно, должно будет задержать.

Примерно через час добравшись до подножия холма, я пригнулся за стволом одного из деревьев и принялся обозревать близлежащую местность. Далеко в стороне, примерно к северо-западу отсюда, сплошная стена деревьев прерывалась, и скорее всего именно там и протекала та река, что впадала в море севернее мыса Анны. И к тому же мне уже было известно, что в своем течении река делает множество изгибов.

К этому времени, если девчонки до сих пор продолжали свой путь, и если мы не ошиблись в своих расчетах, они неизбежно должны бы оказаться всего в нескольких милях севернее или западнее нас. И все же те люди, что шли по нашему следу, выслеживали именно нас, а вовсе не девчонок. Вскоре ко мне присоединился Янс.

- Как ты думаешь, а они знают о реке?

- Вряд ли. Ведь им не приходилось общаться с охотниками и им подобными. Не та компания. Конечно, эта девица Маклин умела слушать других и слышать, о чем они говорят. Когда, например, я рассказывал Темперанс о наших краях, она буквально забросала меня вопросами и причем каждый из них был по существу. Но все же очень немногие отваживались уходить далеко от поселения, и, скорее всего, она тоже в этом смысле не была исключением.

Тут было о чем призадуматься хотя бы потому, что среди лесных зарослей мы могли запросто, сами о том не подозревая, пройти мимо них, потому что, даже не догадываясь о нашем здесь присутствии, они могли притаиться, заслышав наши шаги и принимая нас за врагов.

По нашим приблизительным предположениям, принимая во внимание наше теперешнее местонахождение, от побережья до берега реки было около пятнадцати миль. Девчонки же, скорее всего, поначалу отправившиеся на запад, вскоре должны будут повернуть к югу, и то место, где они могли сделать это, находилось менее, чем в пяти, а возможно, даже и не более, чем в трех милях отсюда.

Мы обозревали окресности, пытаясь решить, какой ими мог быть выбран путь. Янс сделал широкий жест рукой.

- Трудно поверить, что в то время, как с одной стороны всем постоянно не хватает земли, вот эти земли, с другой стороны, остаются в запустении.

- А мне больше нравится вот так, как есть, - сказал я, зная, что он тоже разделяет мое мнение. - Хотя, конечно, стоит подумать и о тех бедняках, что остались в Англии, и которые наверное не отказались бы получить хотя бы небольшой надел здесь.

- Ага. - Янс пристально оглядывал местность, и от его глаз не ускользнул бы ни малейший намек на какое бы то ни было передвижение. - Я все же думаю, что они нагонят, Кин. В конце концов, они все равно выйдут на нас. Это обширный и пустынный край, но только ждать нам осталось совсем недолго.

Поднявшись с земли, мы двинулись вперед.

- Ты иди. Только не спеши и держи курс на запад, - предложил я. - Я же побыстрее пройду вперед и разведаю путь к той большой реке.

Итак, наши пути снова разошлись. Мы нередко пользовались этим приемом, отправляясь на охоту, и перекликались издалека, подражая крикам птиц; мы часто действовали поодиночке, всякий раз неизменно делая при этом одно общее дело.

Теперь нужно действовать быстро, потому что тем, кто теперь шел позади нас, очень скоро станет известно, что их рабыни вырвались на свободу, и тогда они уже отправятся в погоню за ними, попутно выслеживая и нас.

Никому не известно, что могло случиться в этих лесах, и наверняка многие и раньше погибали здесь, да и немудрено было бесследно сгинуть в такой глуши. Доведись и нам допустить какой-нибудь малейший промах, подобная участь может быть уготована и для нас.

Я едва успел пройти милю и остановился, чтобы прислушаться, когда где-то совсем рядом раздался тихий шорох; обернувшись, я встретился взглядом с молоденькой девушкой.

Еще некоторое время ни один из нас ни произнес ни слова и ни двинулся с места. Она стояла неподвижно, изящная и стройная, как молодая березка, молча разглядывая меня, а затем улыбнулась. Вслед за ней из своего укрытия вышли и остальные: маленькая девчушка и высокий, чернокожий юноша. В руке у него было копье, а у пояса висел нож.

- Все в порядке, Генри, - сказала она. - Это Сакетт.

- А что такое Сакетт? - поинтересовался негр.

Она неожиданно рассмеялась.

- Откуда мне знать, Генри? По-моему, это такой странный хищник, который приходит на север из южных лесов и сначала приносит мясо, а затем взамен него крадет из дома молоденьких девиц.

- Теперь я понимаю, - сказал я, - почему человек может решиться похитить девушку, хотя раньше мне это даже в голову прийти не могло.

- Вообще-то, кража девиц - занятие не из простых, - ответила она, но вот нас, тем не менее, все же сумели похитить. Но это уже позади, и теперь мы пытаемся вернуться домой. Вы нам в этом поможете, сэр?

- Ваша мать послала за моим братом, - сказал я. - Я пришел вместе с ним. Но только теперь будет лучше, если мы поскорее уйдем отсюда. Вслед за нами идут другие, те, кто постарается нам помешать. Они не хотят, чтобы мы вам помогали.

- И за нами тоже гонятся, - сказала она. - А вы один?

- Янс тоже здесь. Он скоро должен выйти сюда. Мне так кажется.

Я перевел взгляд на Генри.

- Я тоже был в плену, - сказал он.

- Он нам помог, - добавила Диана. - Если бы не он, у нас бы ничего не вышло.

Повернув на юг, я повел всех за собой в чащу леса, но прежде я остановился и, запрокинув голову, испустил протяжный вой, подражая вою одинокого волка на охоте. Ответа не последовало, но Янс, несомненно, меня услышал, и вскоре он должен будет присоединиться к нам.

Чернокожий юноша и Диана выглядели стройными и подтянутыми. Керри Пенни казалась усталой и была бледна, но времени на то, чтобы задумываться об этом, у нас не было. О Янсе я тоже не беспокоился. К этому времени он должен был тоже повернуть на юг, чтобы затем встретиться с нами.

Двигаясь быстро и бесшумно, я увлек их за собой сквозь заросли деревьев и густого кустарника. На отстававшая от меня ни на шаг Диана лишь удивлялась тому, с какой легкостью мне удавалось точно определить то место, где можно было пробраться через буйно разросшуюся и на первый взгляд непроходимую стену кустарника, и тому, как я безошибочно выбирал именно тот путь, где на земле осталось бы как можно меньше следов.

Во время частых остановок она пристально разглядывала Кина Сакетта, потому что теперь жизни и судьбы всех их находились, до некоторой степени, в его руках. Конечно, Диана смотрела на него и не без некоторой доли скептицизма, так как была она девушкой отнюдь нелегковерной. Янс ей понравился сразу же, как она только впервые увидела его, и когда Темперанс сбежала из дома вместе с ним, то ее симпатии были полностью на их стороне. А этот, другой Сакетт, был и ростом повыше, и молчаливее, и вообще казался человеком куда более рассудительным и практичным. И все же она была осторожна. Диана Маклин была не из тех, кто мог безраздельно довериться кому бы то ни было.

В то же время она прекрасно понимала и то, какая опасность угрожает ей, и какой опасности подвергают себя Сакетты, однажды решившись отправиться к ним на помощь. Если они попадут в плен, то живыми из него им уже будет не выбраться. Их с Керри продатут в рабство, но Сакеттов наверняка убьют, и получается, что им придется пострадать ни за что.

Они снова двинулись в путь, но всего через несколько шагов, Керри споткнулась и упала. Она тут же испуганно вскочила на ноги.

- Ди! Не оставляй меня!

- Мы тебя не бросим, - сказал я. - Я тебя понесу. - Я подставил ей спину. - Руками держись мне за плечи, а ногами обхвати за пояс.

Я снова пошел вперед, с таким видом как будто шагаю налегке, и остальные последовали за мной.

Янс намеренно поотстал, замыкая наше шествие. Теперь мне уже не было необходимости поминутно оглядываться по сторонам; я знал, что в случае опасности Янс тут же даст мне знать об этом.

Мы все дальше и дальше углублялись в лесную чащу. Со всех сторон нас окружали клены и огромные дубы, некоторые из которых достигали, наверное, целых семи-восьми футов в диаметре. Здесь было меньше подлеска, и поэтому появилась возможность идти еще быстрее. Временами я едва не срывался на бег, ловко петляя среди вековых деревьев.

Она не сводила с меня глаз, и я прекрасно знал, почему, ибо нужно быть законченным идиотом, чтобы, не задумываясь, полностью довериться первому встречному. Теперь местность вокруг нас начинала постепенно изменяться; все чаще по пути встречались пологие холмы, и вскоре с вершины одного из них мы неожиданно увидели простиравшуюся внизу, у его подножия, водную гладь.

Река? Нет, не похоже. Скорее всего, озеро или очень большой пруд. Мы сошли вниз, на берег, пробираясь сквозь ивовые заросли, и только тут я опустил Керри на землю. Она была совсем легкой, но даже мне с моей силой пронести ее на себе всю дорогу оказалось довольно утомительно.

К нам подошел Янс.

- Я тут успел немного оглядеться. Они нагоняют нас.

Керри посмотрела на меня снизу вверх.

- А почему мы не идем домой? Это далеко?

- Недалеко, Керри, - ответил я, положив руку ей на плечо, - но идти туда прямо сейчас нельзя. За нами погоня, и теперь эти люди оказались как раз между нами и вашей деревней.

Янс исчез в зарослях, отправляясь на разведку. Я растянулся на земле, стараясь полностью расслабить все мускулы, давая отдых всему телу. Я давно научился этому приему, позволявшему сохранять и быстро восстанавливать силы. Сквозь ветви ивы я видел воду, слышал ее тихий плеск.

Я отдыхал. И еще думал. Судя по тому, что мне уже удалось увидеть, это озеро было довольно большим, а значит, отсюда нам придется идти в обратном направлении, на восток, и уж только потом повернуть на юг.

Диана подошла поближе и опустилась на землю рядом со мной.

- Если я не ошибаюсь, сейчас мы находимся где-то к востоку от Мыса? предположила она.

- Верно.

- А мы не можем просто пойти на восток?

- Нас преследуют какие-то люди. И я больше склонен думать, что это наши враги. - Я немного помолчал. - Ты знаешь Макса Бауэра?

- А что?

- По-моему, он один из них.

Еще какое-то время она сидела молча, а потом сказала:

- Он человек Джозефа Питтанджела.

- Того самого, у которого есть корабль, который почему-то запаздывает.

- Может быть он идет к нам на помощь? - предположила она. - Он часто бывал в доме у Керри. Она знает его.

Я пожал плечами.

- В поселении говорят, что вас похитили пекоты. Питтанджел уверяет всех в этом. И Бауэр тоже.

- Я думаю, они просто не хотят искать меня, - спокойно сказала она. Жаль только, что Керри оказалась со мной, когда это случилось.

Из ивовых зарослей внезапно появился Янс.

- Индейцы, - сказал он. - И на мой взгляд, их там довольно много.

ГЛАВА 7

Поспешив за ним, я посмотрел в указанном им направлении и тоже увидел индейцев, что шли вереницей друг за другом, след в след, откуда-то со стороны юго-запада. Скорее всего, все они были воинами, а судя по открывавшемуся мне обзору и по тому, на каком расстоянии друг от друга они держались, я заключил, что в этом отряде было никак не меньше сорока человек.

- Дождемся, пока они пройдут, - предложил я, - и только потом уйдем сами. Это наш единственный шанс.

Если все получится, как надо. Оставив Янса следить за тропой, я вернулся обратно и быстро объяснил ситуацию.

- И ни звука, - добавил я, - а потом по моему знаку мы уйдем отсюда. Идти придется быстро и осторожно.

Началось тягостное ожидание. Мне еще никогда прежде не доводилось видеть такой одежды и боевой раскраски, как на этих индейцах, и надо сказать, что она разительным образом отличалась от тех, какие мне когда-либо доводилось видеть. Кто они? Пекоты? Или, может быть, индейцы племени могавков? Я держал свой мушкет наготове, зная, что благодаря его выстрелу одним врагом может стать меньше. У меня также были при себе пистолеты, и, возможно, мне еще предоставится шанс перезарядить оружие.

От страха у меня пересохло в горле. Нас было всего трое против сорока, и если они все же нападут на нас, то шансов остаться в живых у нас почти не останется. Два выстрела из мушкета, потом еще пистолеты, ножи и копье Генри. К тому же до сих пор мне ничего не было известно о Генри, о том, сможет ли он сражаться, и вообще, станет ли вступать в бой, хотя он был несомненно вынослив и производил впечатление человека решительного и умевшего обращаться с оружием.

Мы еще не успели побывать там, откуда они пришли, так что на наши следы они наткнуться никак не могли. К тому же, если они и дальше, никуда не сворачивая, будут продвигаться все в том же направлении, то мы так и останемся незамеченными. И еще - я улыбнулся, при мысли об этом - в таком случае они должны будут неизбежно выйти на Бауэра и его компанию.

Мы сидели очень тихо, затаив дыхание, не решаясь пошевелиться, и вот первые из них прошли всего в каких-нибудь пятидесяти ярдах от нас, легко и бесшумно пробираясь среди деревьев.

Индейцы были стройными и жилистыми, мало кто из них обладал внушительными мускулами, но все же встречались воины довольно могучего вида, и несомненно, все вместе они представляли большую силу. Они были вооружены копьями, а также луками со стрелами и томагавками.

Они медленно проходили мимо нас, и нужно сказать, что мои первоначальные догадки подтвердились, потому что теперь я насчитал тридцать два воина, и судя по всему, в бой этот отряд еще не вступал. Видимо, если они что-то и затевали, то все это было еще впереди.

И лишь когда последний из них скрылся в лесу за деревьями, я поднялся с земли и жестом призвал всех следовать за собой. Мы спустились вниз по поросшему соснами склону и пошли по следам, оставленным индейцами, полностью повторяя их путь, направляясь в ту сторону, откуда они пришли.

Мы прошли мимо озера, раскинувшегося по правую сторону от нас, и пройдя еще пять или шесть миль, устроили привал, выбрав себе для этого укромный уголок под ветвями раскидистых вековых дубов. Собрав немного хвороста и сухих веток, мы развели небольшой жаркий костер, от которого почти не было дыма. Деревья обступали нас со всех сторон, а значит, за их плотной стеной со стороны никто не сможет увидеть пламени нашего костра.

В тарелке, наспех сделанной из березовой коры, мы нарезали немного оленины; затем, когда похлебка уже около получаса кипела на огне, я добавил в нее пару горстей камышовой пыльцы. Диана наблюдала за нами внимательно, и, как мне показалось, не без некоторого скептицизма, но вслух ничего не сказала.

Янс свернул из бересты два кулька, у которых было тут же заткнуто дно; затем каждую из получившихся таким образом мисок мы наполнили похлебкой. Одна была передана Керри, а вторая - Диане. Керри взялась за еду не сразу, но, в конце концов голод, все же взял верх над брезгливостью по отношению к столь необычному блюду. Я же тем временем занялся приготовлением новых порций похлебки, добавляя новые ингредиенты к остаткам того, что уже было готово.

Посмотрев на сидевшего в стороне Генри, я спросил:

- Тебе доводилось и прежде бывать в лесах?

- Там все было совсем по-другому.

- Ты идешь по лесу, как охотник.

Он глядел на меня, гордо вскинув голову.

- В своей стране я был воином. Я вел людей в бой.

- Похоже, у тебя и здесь еще будет такая возможность, - заметил я. Ты из Африки?

- Я ашанти, - просто ответил он.

- Работорговец?

Он пожал плечами.

- У нас была война. Когда война окончена, то победитель забирает врагов в рабство или же убивает их, чтобы они не напали снова. Некоторое количество рабов мы обычно продавали, выменивая за них оружие или одежду.

- А как ты стал рабом? Ты проиграл войну?

- Нет, просто однажды мы погрузили рабов на корабль, но корабль был слишком большой, а рабов оказалось слишком мало. Ветер надул паруса, и мы вышли в море. Вдруг кто-то толкнул меня сзади, и я тоже стал рабом.

- Так что теперь ты знаешь, каково это.

Он снова равнодушно пожал плечами.

- Кому-то достается победа, кому-то поражение. Тогда я проиграл, теперь я - победитель. У меня теперь есть свобода, и ее я никому не отдам. - Он с вызовом глядел на нас.

Я улыбнулся.

- Разумеется. Мы не продаем рабов и не покупаем их. Мы сами работаем на себя.

Теперь его взгляд был полон презрения.

- Настоящий воин не должен работать!

- Вот как? Но если ты решишь остаться с нами, то ты тоже должен помогать. Ты будешь и работать, и сражаться. А иначе - я указал рукой в сторону леса - твоя свобода вон там. Бери ее, сколько пожелаешь.

Он не тронулся с места; уперев руки в бока, он пристально разглядывал меня.

- Я обещал им, что помогу, - сказал он наконец. - Я поклялся кровью. Я останусь с вами до тех пор, пока они не будут в безопасности.

- Ну вот и хорошо! Ты нам пригодишься.

Спустя некоторое время, Янс переспросил у меня:

- Что он имел в виду, сказав, что его толкнули сзади?

- По всей видимости то, что его столкнули в трюм. Такое случалось и раньше. Работорговцы не привередливы, они готовы хватать всех без разбору. Мы много обсуждали это с Сакимом, который в свое время совершил путешествие из Каира в Тимбукту.

Потом мы собирали хворост для костра, и Генри тоже помогал к нам. Пламя было невысоким, и время от времени кто-нибудь из нас отправлялся в лес, подальше от костра и завязавшегося тихого разговора, где можно было бы сосредоточиться и прислушаться.

В ту ночь мы поочереди стояли в карауле: Янс, потом Генри и наконец я. На рассвете мы отправились в путь, и я позволил Диане задать темп. Мыс Анны и поселения находились теперь к востоку от нас и немного севернее.

Наше шествие продвигалось вперед довольно медленно, потому что Керри быстро уставала, и я уже начинал всерьез опасаться за нее. Как чувствует себя Диана Маклин, я не знал, потому что она, как ни в чем не бывало, продолжала гордо, молча идти вперед, не жалуясь на усталость, но неизменно проявляя большую заботу о Керри Пенни.

После двух часов пути мы снова оказались на берегу ручья, который нес свои воды на север, к большой реке. Здесь мы устроили привал, а Генри спустился вниз, к ручью. В низине недалеко от ручья мы нашли несколько островков черники и тут же принялись собирать ягоды. Янс беспокойно расхаживал по поляне.

Сквозь листву я видел, как Генри ловит рыбу палкой с заостренным концом.

Янс остановился рядом со мной.

- Ты думаешь, нам стоит попробовать добраться до поселения? Отсюда до него будет не больше десятка миль.

Я и сам уже неоднократно подумывал об этом, но меня очень беспокоила мысль о том, что мы не знаем ничего о Максе Бауэре и его теперешнем местонахождении, точно так же, как нам ровным счетом ничего не было известно об остальных, о тех, кто вместе с Лашаном отправились на юг.

Прекратили ли они поиски? Мне в это верилось с трудом. Девчонки имели для них слишком большое значение, потому что за одну такую девушку, как Диана, можно было выручить в пять или даже в десять раз больше денег, чем даже за такого темнокожего здоровяка, каким был Генри. К тому же они никак не могли допустить того, чтобы мы ушли живыми, потому что если только обнаружится, что это именно они выкрали девчонок, то им не поздоровится.

Вокруг нас были дремучие леса, но и здесь нам приходилось изредка обходить стороной поляны и переходить вброд через ручьи. Где-то не так далеко отсюда по лесу рыскали индейцы, встречи с которыми накануне нам удалось избежать, да и Бауэр со своими людьми тоже был неподалеку. И все же каким-то образом мы должны преодолеть и эти трудности.

Я подошел к тому месту, где Диана собирала чернику.

- У тебя, случайно, нет знакомых в каком-нибудь поселении на побережьебольшого залива, что южнее мыса Анны? Возможно, добраться туда будет попроще.

- У отца был друг в местечке под названием Шомат. Это преподобный отец Блэкстон. Он живет один, и, по-моему, у него есть слуга.

- И это все?

- Нет, у нас есть знакомый в Уиннесиммете. У Самюэля Мэверика не дом, а настоящая крепость с частоколом и несколькими пушками.

- Он хороший человек?

- Да, очень добрый, душевный человек. И к тому же неимоверно сильный, и говорят еще, что он никого и ничего на свете не боится.

- Он тебя знает?

Она неуверенно пожала плечами.

- Возможно, он помнит меня. Мой отец помогал Мэверику строить дом, но я видела его только однажды, еще в детстве.

- Хорошо. Мы попытаемся доставить вас к нему.

- Если бы он согласился принять, то у него мы были бы в безопасности, потому что к нему они сунуться бы не посмели. С ним считаются, его хорошо знают и здесь, в колониях, и в Англии тоже, и я думаю, что даже Макс Бауэр поостерегся бы выйти против него.

Еще какое-то время мы молча собирали ягоды. Но тут меня посетила мысль другого рода.

- А он женат?

- Да. Он женат на вдове Дэвида Томпсона. Она очень душевная женщина. Я говорила с ней.

Генри вернулся с уловом, состоявшим из шести жирных лососей и довольно большого щуренка.

- Я сам их приготовлю, - объявил он. - Лучше съесть все сразу и нести мясо в животе, чем тащить всю дорогу в руках.

Мы ели рыбу, когда вернулся Янс. До этого он по своему обыкновению скрылся в зарослях и теперь опустился на землю рядом со мной, взяв себе кусок рыбы, запекавшейся в углях.

- Нашел тропу... довольно старая. Похоже, она идет с востока на юг.

- Думаешь, по ней можно пойти?

- Ага. Правда, кое-где придется перебраться через буреломы, но мили две-три там можно было бы пройти... а может, и того больше.

С наступлением сумерек мы отправились в путь по еле различимой лесной тропе. Предоставив Янсу возглавлять шествие, я нарочно немного поотстал, намереваясь уйти последним. В лучах догоравшего заката я еще раз внимательно оглядел место нашей стоянки, а затем принялся за уничтожение следов, принадлежавших двоим из нас.

У меня не было возможности разбираться, где чьи следы, и поэтому я попросту решил взяться за те, которых было меньше всего. Керри очень мало переходила с места на место, и поэтому мне оказалось вполне достаточно местами лишь просто замести их, а затем припорошить пылью и сухими листьями, пущенными по ветру. Когда я уходил из лагеря, то оставшиеся следы указывали на то, что на этом месте побывали лишь трое: Диана, Генри и я.

Действительно хороший и располагающий временем следопыт, пожалуй, и смог бы восстановить реальную картину происходившего здесь, но я не сомневался в том, что наши преследователи очень торопятся, и мне хотелось направить их по ложному следу. В том, что к этому времени они уже сбились со следа, я был положительно уверен. Теперь же они снова выйдут на него, но только это будет след, оставленный троими. А куда подевались остальные двое? Или куда девалась еще одна девчонка, Керри, и что это еще за незнакомец в мокасинах (то есть я).

На подступах к тропе и дальше, на некотором ее протяжении, я уничтожил все признаки того, что здесь вообще кто-либо проходил, разбросав местами на земле веточки и кусочки коры. А потом я побежал, чтобы нагнать остальных, но к тому времени уже почти совсем стемнело, и когда мне показалось, что они должны быть где-то поблизости, то я замедлил шаг, чтобы суметь подойти к ним как можно тише. Они же тем временем уже успели пройти почти две мили и не надолго остановились у небольшого ручья.

Мы отправились дальше, уходя в ночь, часто делая в пути короткие остановки, чтобы девочки не так быстро уставали. Во время одной такой остановки я сел рядом с Дианой.

- Мне понравился твой отец, - сказал я.

Она обернулась ко мне, и я обратил внимание, что даже темнота не могла скрыть бледности ее лица.

- Он хороший человек. Хотя мне кажется, что жизнь в этой стране не для него.

- Для того, чтобы создать на этом месте великую страну, нам нужны разные люди. Он человек рассудительный, а как раз без таких тут никак не обойтись. Он много читает, много думает. Слишком уж многие из нас заняты добыванием хлеба насущного, попросту не имея времени ни на что более.

Я обвел рукой лес вокруг нас.

- Человек должен мыслить, но здесь у него нет достаточно возможностей для развития своего мышления. С зари до заката все мы заняты тем, что добываем себе пищу, рубим лес, из которого строим свои дома и заготавливаем дрова, чтобы в этих самых домах было тепло. Наш мир слишком суетен, и в нем не остается времени на размышления.

- Я знаю... даже у отца. Бывали дни, когда у него совсем не было времени открыть книгу. Здесь нет рынков, куда можно было бы пойти и купить все необходимое. Здесь все приходится делать самому: ходить на охоту, выращивать урожай, что-то мастерить.

- И к ночи, - добавил я, - уже попросту ни на что не остается сил. Иногда я засыпаю над книгами, но без чтения все равно не прожить, и я говорю об этом не только потому, что книги помогают избавиться от скуки; прежде всего они заставляют нас думать. Одними руками страны не создать, здесь и ум приложить надо.

Мы оба молчали. Она зачерпнула пригоршню воды из ручья и выпила ее, затем снова.

- А что будет, когда ты вернешься? - поинтересовался я.

Она на минуту задумалась, а затем сказала:

- Мне кажется, все останется по-прежнему. Если не станет еще хуже. Если бы не отец, я бы ушла оттуда без оглядки, далеко-далеко.

- Но тогда почему бы тебе..., - тут я осекся, не желая, чтобы она поняла меня превратно, - вместе с отцом не поселиться вместе с нами, у Гремучего ручья. Тебе бы там обязательно понравилось, к тому же и место есть. Одного из наших фермеров убили ииндейцы, и после него осталась хорошая хижина. И она пустует.

- Спасибо.

Она ничем не дала понять, пришлась ли ей эта идея по душе или нет, и поэтому я благоразумно не стал развивать свою мысль дальше. Вскоре мы снова продолжили свой путь. Янс нес Керри больше мили, после чего мы снова устроили небольшую передышку.

Терпение Генри иссякало.

- Зря все это. Так мы далеко не уйдем. Они нас поймают.

- Предлагаешь бросить их здесь? - спросил у него я.

Он презрительно взглянул в мою сторону.

- Конечно же нет, но мы все пропадем. - И немного помолчав, добавил: - Ты не знаешь, что это за люди. Они жестоки и не знают жалости ни к кому.

- А чьим рабом ты был?

- Самого капитана корабля. Он довольно часто подходил к этому побережью, время от времени его люди нападали на индейские деревни, и тех, кого им удавалось захватить, он увозил и продавал в рабство. Я был его слугой.

Повернув голову, он пристально поглядел на меня.

- Сидеть все время в корабельном трюме не слишком-то приятно, к тому же сбежать оттуда не было никакой возможности. И тогда я специально заговорил по-английски так, чтобы они услышали, как я рассказываю другому рабу, что в свое время я был в услужении у одного англичанина. Это было неправдой, но все получилось так, как я и надеялся, и капитан прислал за мной. Вот так я стал прислуживать капитану, и с того момента у меня появилась возможность оставаться на палубе. Затем я сделал все, чтобы завоевать его доверие.

- А как ты оказался на берегу?

- Лашану нужен был человек, а на примете у них никого не было, поэтому на этот раз меня отправили на берег ему на помощь. Я же только этого и дожидался.

- Если нам удастся выпутаться из этого, ты вернешься обратно в Африку?

Он глубоко задумался.

- Еще не знаю, - пробормотал он наконец. - Слишком уж многое мне довелось пережить. Может быть, здесь я найду лучшую долю.

- Но рабы есть и в этой стране.

- Рабы есть повсюду. Многие так или иначе становятся рабами, даже сами не осознавая того, но только я уже никогда им не буду. А неплохо устроиться можно даже среди белых людей.

- Ты не боишься, что цвет кожи может помешать тебе в этом?

- Боюсь ли я? Нет. Конечно, в каком-то смысле это может обернуться против меня, а в чем-то и наоборот, будет мне только на пользу. Тебе, наверное, хочется знать, откуда я так знаю английский? Я выучился вашему языку у одного англичанина, который в моей стране был рабом. Его захватили, когда их люди сошли на берег с корабля. Он начинал с самой грязной работы, делать которую может только раб, но скоро выяснилось, что он немного разбирался во врачевании и мог лечить болезни, хотя сам и не был лекарем. Затем он стал моим учителем. И вот вскоре он уже был советником и ближайшим другом моего отца. Когда мой отец умер, то он вернулся в свою страну и не с пустыми руками, а с золотом и бриллиантами, подаренными ему за службу моим отцом.

Перед тем, как его корабль готовился отчалить, мы с ним стояли на берегу, и тогда он сказал мне одну вещь, которую я запомнил на всю жизнь. Он сказал, что любой человек может стать рабом, но вот королем даже при очень большом желании может стать далеко не каждый. Тогда он положил мне руку на плечо и сказал, что во всем мире существует только два типа людей: те, кто умеют только хотеть и желать, и те, кто стремятся к тому, чтобы их желания осуществились, и что мир и все его богатства будут всегда принадлежать тем, у кого помимо желаний есть еще и воля.

"Когда я попал в твою страну, я был рабом, но я сносил любые тяготы. Я не бежал от трудностей, и их у меня было предостаточно. В конце концов, я как-то раз помог и твоему отцу, потому что в какой-то момент ему стало трудно в одиночку справляться с грузом своих проблем, и твой отец дважды вознаградил меня за это, сначала даровав мне свободу, а затем и богатство.

Подумав, что пришло время идти дальше, я поднялся с земли.

- Генри, - сказал я, - мне кажется, что у тебя был очень хороший учитель.

- Да, это так, хотя мне потребовалось слишком много времени на то, чтобы самому это осознать. Те знания, что он дал мне, не пропали даром, но лучше всего я усвоил то, чему научила меня его жизнь.

Было еще совсем темно, когда мы устроили привал, выбрав себе для этого укромный уголок среди густых зарослей молодых сосен. Это была та сторона холма, где склон сначала круто обрывался вниз, а затем образовывал узкий уступ. Здесь мы и расположились на ночлег и тут же уснули. На этот раз мы чувствовали себя в полной безопасности, и все спали спокойно и очень крепко.

Когда я очнулся ото сна, солнце еще не взошло. Еще какое-то время я лежал совершенно неподвижно, прислушиваясь к лесным шорохам, определяя происхождение каждого из них, услышанного мной. Поднявшись на ноги, я подошел к самому краю уступа, на котором мы спали и огляделся по сторонам. И в тот самый момент, когда я уже было собирался отвернуться, до моего слуха откуда-то донеслось еле уловимое позвякиванье металла о металл.

У меня перехватило дыхание; затем, медленно выдохнув, я взглянул в том направлении, откуда раздавался этот звук.

Всего в каких-нибудь тридцати ярдах от нас был разбит еще один лагерь! И в этом самом лагере Верн чиркал кремнем об огниво, собираясь разжечь костер!

ГЛАВА 8

Затаив дыхание, я осторожно отступил назад. Оказавшись вне поля зрения, я быстро развернулся и разбудил Янса. Мой брат был всегда готов к любым неприятностям и очень хорошо знал меня, и поэтому он тут же очнулся ото сна и насторожился. Янс тут же бросился будить Генри, а я подошел к девочкам.

Слегка тронув Диану за плечо, я многозначительно приставил палец к губам. Ее глаза были широко распахнуты; мгновенно придя в себя и обо всем догадавшись, она стала осторожно будить Керри. Взмах моей руки в сторону вражеского лагеря оказался для нее достаточным предупреждением.

Тихо и поспешно мы пробирались сквозь лесные заросли, стараясь уйти как можно дальше от их лагеря. И нам это до некоторой степени удавалось или, по крайней мере, так могло показаться.

На листьях лежала роса, или, возможно, ночью начинал было моросить мелкий дождик, но мы беззвучно шли вперед, и все кругом было тихо. Вне всякого сомнения они вскоре обнаружат наш лагерь, потому что, отправившись в заросли за сушняком для костра, они обязательно выйдут к нему. Наиболее важно теперь для нас было отойти как можно дальше от того места, по возможности оставив при этом как можно меньше следов; и все же прежде всего я заботился именно о расстоянии между нами и ими.

Похоже, Макса Бауэра с ними не было, так что, должно быть, обе группы до сих пор еще не встретились. Или, возможно, Бауэр предусмотрительно не желал появляться в одной компании с теми, кто похитил и удерживал девочек. Но именно он-то и беспокоил меня больше всего, так как в сыскных способностях Лашана или Верна я очень сильно сомневался.

- В случае чего, - предупредил я Диану, - отправляйся прямиком к Самюэлю Мэверику. Судя по твоим впечатлениям о нем, он представляется хорошим и надежным человеком. Так что идите к нему, расскажите ему все, как есть, и пусть действует по своему усмотрению. Если он знаком с твоим отцом, он обязательно найдет возможность известить его.

Насколько я представлял себе, отряд индейцев был теперь уже далеко к северу от нас, видимо, готовясь к нападению на какое-то из соседних племен. Бауэр же должен был быть где-то поблизости, но, по-моему убеждению он должен был остаться где-то позади так же, как и Лашан. Если повезет - и мысленно я скрестил два пальца - то до Шомата мы должны будем добраться беспрепятственно.

Мы шли все показавшееся нескончаемо длинным утро, и когда солнце было уже высоко, мы вышли на берег широкой реки, что текла на север и впадала там в ту огромную реку, которую, насколько мне известно, индейцы называют Мерримак или нечто в этом роде.

- Это, наверное река Маскетаквид, - сказала Диана. - Отец однажды бывал здесь и даже ловил в ней рыбу, когда он вместе с другими отправлялся на поиски земель, где в будущем можно было бы поселиться.

Эта река заставила меня поволноваться. Шириной она была в добрую сотню футов, не меньше, и теперь нам предстояло переправиться через нее. Мы с Янсом умели плавать, Генри, несомненно, тоже, но как быть с девчонками? Ведь женщины обычно лишены всякого обыкновения научиться этому, а Керри к тому же была еще слишком мала.

Оставив девочек на попечение Генри, Янс отправился вниз по течению, а я пошел в противоположном направлении, так как обоим нам было прекрасно известно, что индейцы имеют обыкновение прятать свои каноэ на берегу, где они и остаются лежать до следующей переправы. В некоторых укромных местах лодки лежали годами, то на одном берегу, то на другом, и ими пользовался любой, кому приходилось переправляться на противоположный берег.

Но на этот раз удача нам так и не улыбнулась, лодок мы так и не нашли, но зато Янс обнаружил несколько разрозненных бревен, лежавших на прибрежном песке и покачивавшихся на воде около берега. Все они были невелики по размеру, и к тому же поблизости их можно было найти в достаточном количестве.

Выбирая бревна посуше, мы вскоре подобрали несколько бревен необходимой длины и связали их между собой при помощи лозы дикого винограда. Течение реки было очень медленным, и за время работы мы успели приметить видимые течения, что позволило бы нам решить, как наилучшим образом осуществить переправу. Пока мы работали, девочки ели чернику, собранную ими с разросшихся на берегу ягодных кустиков.

Когда наконец плот был построен, мы помогли девочкам перебраться на борт этого утлого суденышка, куда мы также положили свои мушкеты и порох.

Из леса внезапно появился Генри.

- Они идут сюда!

- Янс? - окликнул я брата, и он обернулся ко мне. - Ты и Генри. Отправляйтесь немедленно. А я пока задержусь.

Теперь под рукой у меня постоянно находился пистолет, а также порох и пуля для перезарядки. И еще у меня был лук и стрелы. Плот отчалил от берега. Янс был сильным пловцом, и я не сомневался в том, что он справится со своей задачей, но и Генри оказался ничем не хуже него; теперь оба они плыли, направляясь к дальнему берегу и буксируя за собой плот, отдаваясь во власть неспешного течения реки.

Они успели отплыть от берега не больше, чем на какой-нибудь десяток ярдов, когда где-то совсем рядом раздался чей-то окрик, и послышался треск ломающихся веток. Первым, кого я увидел, был толстяк, который, едва выбравшись из зарослей, остановился, как вкопанный, и вскинул мушкет, собираясь выстрелить. Между нами было не более трех десятков ярдов, и поэтому я не стал изводить на него свинец, а вместо этого выпустил стрелу, пронзившую ему грудь.

Он пошатнулся, нечаянно спуская курок своего мушкета. Выстрел пришелся вверх, после чего он выронил из рук мушкет и ухватился за стрелу. Она засела довольно глубоко, и я видел, как он, оседая на землю, из последних сил пытался выдернуть ее.

Сдвинув колчан назад, я взялся за пистолет. В заросляз снова раздался треск, и послышался чей-то голос. Толстяк валялся на земле, его не было видно за кустами, но до меня доносились его стоны.

Внезапно на опушке, озираясь по сторонам, возник высокий, сухопарый человек. Я навел на него пистолет, но он заметил меня и тут же опять исчез в зарослях. Мельком взглянув на реку, я увидел, что за это время плот успело отнести вниз по течению примерно ярдов на шестьдесят, и открывать по нему огонь теперь было делом безнадежным, потому как девочки легли на бревна ничком, а Янса и Генри не было видно и вовсе: над водой виднелись лишь их головы, да время от времени над речной гладью мелькала чья-нибудь рука.

В кустах снова послышался треск и возня, и тогда я решил все же рискнуть и выстрелил наугад, понимая, что пора и мне отправляться отсюда восвояси. Поспешно перезарядив пистолет и не выпуская его из рук, я побежал вдоль берега, пока в конце концов не оказался у того места, где река делала изгиб, и где я мог еще некоторое время оставаться незамеченным. Здесь я укрепил пистолет на поясе и бросился в воду. Удалившись на десяток с небольшим ярдов от берега, я нырнул, и проплыл еще некоторое расстояние под водой, прежде, чем снова вынырнуть, чтобы глотнуть воздуха.

Я был ниже по течению. Где-то у меня за спиной раздался выстрел, а затем снова наступила тишина, и в очередной раз подняв голову над поверхностью воды, я обернулся назад. Их было трое: двое собирались войти в воду, а третий бежал по берегу, высматривая меня. Он заметил меня в тот момент, когда я, набрав воздуха, снова ушел под воду, тут же меняя направление, стараясь держаться подальше от середины реки, и проплыл еще довольно приличное расстояние вниз по течению, прежде, чем вынырнуть снова.

Оглянувшись назад, я смог едва разглядеть то, что, как мне казалось, и должно было быть нашим плотом, вытащенным на берег. Я подплыл к берегу и вышел из воды; на земле передо мной лежали вывороченные с корнем деревья. Плота же и моих друзей нигде не было видно, но я видел, что по крайней мере двое плывут вслед за мной.

Вытряхнув из пистолета залившуюся в него воду, я досадливо выругался. У меня больше не было при себе пороха, да и тетива на луке оказалась мокрой. Единственное оружие, которым на данный момент я мог располагать, были томагавк и нож.

Снова окинув взглядом берег, я вошел в лес, направляясь туда, где по моим подсчетам пути наши должны были пересечься. Клены стояли высокой стеной, но кое-где встречались и дубы и редкие сосны. Похоже, никто из людей еще не забредал в эти дремучие леса, кустарника здесь почти не было, поэтому я бежал, лавируя между деревьями и довольно быстро пробираясь через чащу.

Единственное, о чем я мог думать, так это о том, чтобы поскорее разыскать Янса и остальных, и поэтому виной всему, что произошло в следующий момент, была моя собственная безалаберность. Вскочив на ствол поваленного дерева, я перепрыгнул на соседнее бревно, и пробежав по нему футов тридцать или около того, снова спрыгнул на землю и, продравшись сквозь заросли кустарника, увидел направленное на меня дуло мушкета, что был в руках у усмехающегося рыжеволосого человека с обезображенным шрамом лицом.

После встречи со мною, на лице у него появился новый шрам, ибо моя реакция была мгновенной. Увидев мушкет, я ухватился рукой за ствол и с силой отпихнул его от себя, так что, удар пришелся точно по вражеской физиономии. Противник покачнулся, но в тот же момент другой из них навалился на меня сзади, и я упал на устланную опавшими листьями землю, и сделав отчаянное усилие, почти сбросил его с себя. Я сумел подняться на колени, попутно нанося удар кулаком в лицо ближайшего из них, потому как злодеев было мо крайней мере трое, и после этого я вскочил на ноги, поднимая за собой и того, кто по-прежнему сзади цеплялся мне за плечи.

Приметив рядом с собой поваленное ветром дерево, ощетинившееся острыми обломками сучьев, я постарался привалиться к нему спиной. Человек, наседавший на меня сзади, вскрикнул и тут же разжал пальцы, и, вырвавшись, я бросился в заросли. Вслед мне неслись вопли и проклятия, прогремел выстрел, и пуля, пущенная на уровне моей головы, угодила в блежайшее ко мне дерево, отчего во все стороны разлетились куски коры, но я все равно продолжал бежать, петляя среди деревьев так, чтобы не дать им прицелиться.

Бегал я неплохо, и на сей раз это мое умение опять сослужило мне добрую службу, так как мне и до этого приходилось совершать довольно длительные пробежки по лесным чащобам, перепрыгивая через одни препятствия и умело используя другие; и все же на этот раз я бежал так, как еще не бегал никогда раньше, мысленно воздавая благодарность всевышнему за то, что он позволил мне унаследовать от своих предков такие длинные ноги.

На этот раз остаться в живых мне удалось лишь благодаря счастливой случайности и тому, что для них эта встреча оказалась столь же неожиданной, как и для меня, и еще потому, что они совершенно не были готовы к событиям, за ней последовавшим. Страх был сильнее усталости, и я бежал, устремляясь обратно к реке, надеясь, что мой брат и те, кто находился рядом с ним, были уже где-то к востоку от меня.

Замедлив свой бег, я проверил, на месте ли нож и томагавк. Все в порядке. Колчан со стрелами и лук по-прежнему были за спиной. К счастью, тот, кто напал на меня со спины, был озабочен исключительно тем, чтобы свернуть мне шею, и, по-видимому, ничто другое его не интересовало.

Внезапно я наткнулся на следы Янса и его спутниц и поспешил поскорее присыпать их листьями, а сверху бросил сухую ветку, добившись, чтобы это выглядело так, как будто бы она всегда валялась здесь. Затем я снова скрылся в лесу.

Скорее всего, отсюда до Шомата было не более пятнадцати миль, если идти напрямик, но, если принимать во внимание выбранный ими маршрут и тот путь, который должен буду выбрать для себя я, получится никак не меньше двадцати миль. В такой глуши путешествие по наикратчайшему пути было делом неосуществимым, так как приходилось постоянно с него сворачивать, обходя деревья, преодолевая скалы, каменные завалы, болота, и бог весть что еще, так что иногда дорога могла оказаться едва ли не в половину длиннее, чем это могло показаться с самого начала. Тем более, что из-за подобных отклонений от изначально выбранного маршрута - какими бы незначительными они не были (к тому же если путешественник не достаточно наблюдателен) можно запросто сбиться с пути.

Я никогда прежде не бывал в этих местах, и все же они казались мне до боли знакомыми, потому что всякий раз, когда мне доводилось оказаться в лесной глуши или в горах, я чувствовал себя, как дома.

В своих мокасинах я почти неслышно ступал по сырой листве, стараясь по возможности, как можно меньше шуршать листьями и ветками, за которые мне приходилось задевать. За время путешествия и из-за того, что мне то и дело приходилось опускаться на землю или на траву, моя одежда оказалась сплошь покрыта пятнами и грязными разводами, что делало ее почти незаметной среди листвы и деревьев, через заросли которых мне приходилось теперь пробираться.

Что беспокоило меня больше всего, так это то, что на данный момент я оказался почти безоружен, так как мое теперешнее оружие годилось лишь для ближнего боя. Если меня заметят, то я буду должен любой ценой постараться не стать легкой мишенью для своих врагов, которые рыскали по этим лесам, а им были хорошо известны все хитрости и уловки, на какие только может пуститься охотник.

Выйдя на тропу, я побежал, что было привычным делом для любого индейца или охотника в те времена, когда на лошадях не ездил почти никто, так как в районе залива Массачусетс их не было, а все небольшое поголовье было сосредоточено в испанских колониях далеко на юге. Своих лошадей мы оставили на уединенном пастбище, куда время от времени мог наведываться Маклин, чтобы присмотреть за ними.

Еды с собой у меня не было, но мне и прежде доводилось проводить по нескольку дней без еды, и я знал, что могу это пережить. Тем не менее, время от времени я поглядывал по сторонам в поисках кустиков черники или какой-либо другой пищи, которой можно было бы разжиться в лесу, и вскоре на краю одной из полян мне посчастливилось заметить большой островок ягод.

На земле были заметны медвежьи следы, но поблизости не оказалось ни одного зверя, хотя место для них было вполне подходящее. Я провел здесь почти целый час, собирая ягоды, а затем продолжил свой путь. Конечно, черника была хороша на вкус, но мне хотелось мяса.

Вдруг передо мной словно из-под земли выросли два оленя, и решив не упускать возможности уложить одного из них, я мгновенно прикинул на глаз расстояние между нами и метнул томагавк. Превеликое множество раз до того я с легкостью попадал в мишени величиной не больше ногтя на большом пальце, но только на сей раз удача была явно не на моей стороне, потому что именно в этот момент дрянная тварь повернула голову, и я промахнулся. Олени скрылись в чаще, а я не солоно хлебавши поплелся подбирать томагавк и снова сунул его за пояс, еще какое-то время бормоча себе под нос проклятья.

Оказавшись среди невысоких холмов, поросшие лесом склоны которых были усеяны камнями и поваленными деревьями, я перешел на шаг. В таких местах приходится быть предельно осмотрительным, чтобы, не дай бог, не вывихнуть или не сломать ногу, потому как беспомощный человек, утративший способность к передвижению, зачастую оказывается обреченным на верную погибель. Было очень тихо, и лишь было слышно, как легкий ветерок тихонько пробирается сквозь кроны деревьев, где в вышине перепархивают с ветки на ветку птицы, да то и дело принимаются шуршать в траве мелкие лесные зверьки. Заметно потеплело; задрав голову, я взглянул вверх, в надежде увидеть небо, но там, в вышине, ветви деревьев так плотно сплетались между собой, что за ними не было видно ничего, кроме лоскутков низкого, серого облака, проглядывавшего в просветах между листвою.

Несколько раз я делал короткие остановки, давая себе время для размышлений, пытаясь представить себе, где теперь могли находиться Янс и остальные, но единственное мое предположение заключалось в том, что они были где-то к северу от меня, и что нас разделяло несколько миль, и все же я очень надеялся на то, что наши общие враги, вместо того, чтобы преследовать их, пошли по оставленному мной следу. Подумав об этом, я поднимался с земли и шел дальше.

О поселении Шомат я не знал ничего. Да и не поселение это было вовсе, а так, просто обжитое местечко, о котором мне было известно лишь то, что там проживало всего двое или трое человек. О том, что оно располагалось на морском побережье, и что рядом находилась укромная гавань, я тоже знал, а кое-кто в Джеймстауне да и в Уильямсбурге, с кем мне приходилось встречаться и разговаривать, брался утверждать, будто у этого поселения большое будущее. Мне приходилось часто слышать подобные пророчества в применении к тому местечку, равно как и к другим деревенькам, возникшим на недавно открытом побережье, и поэтому вряд ли все это стоило всерьез принимать за чистую монету.

В лесу было жарко и душно. Вот уже целый день я шел вперед, ощущая некоторую усталость и одиночество, а мои мысли неизменно возвращались к мисс Маклин, несмотря на все мои тщетные попытки заставить себя отвлечься и думать о чем-нибудь другом. Но все впустую.

С какой стати я должен думать о ней? Мы были едва знакомы. Конечно, она была симпатичной девицей. Просто красавица, если уж на то пошло. Девушка, не лишенная самообладания и присутствия духа, и не более похожая на ведьму, чем большинство ее сверстниц, которым тоже отнюдь не чужды те или иные проделки и шалости.

Но кто я такой, чтобы судить о женщинах? Я знал о них гораздо меньше, чем о повадках оленей или, скажем, бобров, и судя по тому, что мне доводилось слышать, они были гораздо более непредсказуемы, чем лесное зверье.

Ноэллу увезли в Англию, когда она была еще ребенком, так что мои крайне скудные познания о женском поле были целиком основаны на моих собственных наблюдениях за женой брата или супругами моих друзей, что было совсем непоказательно. Женщина, которой уже удалось завладеть столь желанной для нее добычей, ведет себя совершенно иначе, чем та, что еще только находится в засаде.

Свое незнание женщин я с успехом скрывал за напускным безразличием, держа при себе свои соображения по этому вопросу, так как вполне возможно, что в большинстве своем они были ошибочны и могли быть опровергнуты, наберись я смелости высказать их вслух. И нет ничего удивительного в том, что местные парни, возможно, в некотором смысле опасались Дианы, так как уже только один ее взгляд приводил мужчину в замешательство.

И помимо красоты, многое в ней заслуживало восхищение, так как, насколько мне удалось подметить, это была вполне самостоятельная барышня, не склонная поддаваться отчаянию, падать в обмороки или давать волю слезам. Она принимала жизнь такой, как есть, самостоятельно принимая решения, что было также очень характерно для моей матери и еще, в большей степени, для Лилы.

У девушек из индейских племен, которых мне приходилось видеть в деревнях индейцев-чероки и катоба, и белых девушек из Джеймстауна было много общего. Они знали, как им лучше пройти, сесть или нагнуться, чтобы наиболее выгодно подчеркнуть достоинства своей фигуры, и я был привычен к этому. Диана же, фигура которой была лучше, чем у любой из них, вовсе не утруждала себя чем-либо подобным. Или, может, я ошибаюсь? Может быть с ее стороны это было просто не столь очевидно? Я был взволнован и озадачен. Можно было подумать, что она делает все без задней мысли и живет только сегодняшним днем, нисколько не задумываясь о будущем. Это настораживало, и еще только думая о ней, я уже был настроен избегать ее.

И все же все это было очень глупо с моей стороны. Зачем было бы такой девушке прибегать ко всем этим хитростям и пытаться завлечь такого, как я? И если разобраться, кто я есть такой? Молодой долговязый охотник из лесной глухомани и к тому же самый обыкновенный, лишенный тех качеств, которые, судя по услышанным мною женским разговорам, очень привлекают их в мужчинах.

Я казался себе слишком серьезным. Янс же, напротив, был весельчаком и балагуром, и к тому же он замечательно танцевал. Кейн О'Хара, тот самый, которому удалось покорить сердце испанки, был непревзойденным рассказчиком, знающим толк в том, как занять барышень беседой, обходительным кавалером с веселым блеском в глазах. Джереми, друг моего отца и муж Лилы, и вовсе был джентльменом до мозга костей. Он был учтив, галантен и знал многое о мире. Все - и в особенности женщины - слушали, затаив дыхание, когда он говорил.

А что я? Говорил я мало, а во время танцев сидел у стенки, глядя на то, как веселятся другие, чувствуя себя куда спокойней в лесу, чем среди людей. Вне всякого сомнения, мне придется доживать свой век в одиночестве, да и какая женщина полюбит меня? Кому захочется влюбляться в долговязого парня с высокими скулами и грубоватыми чертами лица, который не знает ничего, кроме охоты, и только и умеет, что выслеживать диких зверей в лесу?

Я больше никогда не буду думать о Диане.

ГЛАВА 9

Когда я наконец вышел к Шомат, дорога привела меня на берег бухты близ места, известного под названием Форт-Хилл. Переправиться на другую сторону мне удалось на каноэ дружелюбно настроенного индейца, который не стал требовать от меня ничего взамен за эту услугу.

- Тут живут хорошие люди, - сказал он, высаживая меня на берегу, где брала свое начало тропа, ведущая к Бикон-Хилл.

Здесь царили тишина и покой; в стороне от меня, за поросшими травой песчанными холмами, находившимися к югу, виднелись деревья. Передо мной на вершине Бикон-Хилл тоже росли деревья, которые я поначалу принял за кедры, хотя потом оказалось, что это вязы. Безмолвие нарушали лишь крики морских птиц, и я шел вперед, ступая по земле своими насквозь промокшими мокасинами, отправляясь на поиски дома преподобного Блэкстона, который, судя по слышанным мною разговорам, жил где-то поблизости.

Многие считали его чудаком за то, что он желал жить здесь, в тишине, подальше от шума и суеты, чтобы в одиночестве бродить по склонам своего холма, спускаться вниз, к морю, и читать книги. Как здорово, должно быть, так жить, сказал я сам себе, наверное, просто замечательно.

Тропа вилась по склону, и, несомненно, он узнал о моем приходе еще до того, как я оказался у его ворот. За домом смотрела прислуга - женщина из племени индейцев-пекотов, и на него также работал еще какой-то человек, который приходил время от времени, чтобы помочь по хозяйству. Дом был сложен из бревен, немного отесанных сверху и снизу, чтобы они лучше прилегали друг к другу, а крыша покрыта камышами, тростником и осокой, что росли на болотах у подножия холма и на берегу.

Он встречал меня на пороге, степенный, но с виду довольно приятный молодой человек, лет тридцати.

- Это вы преподобный Блэкстон?

- Я.

- Я Кин Ринг Сакетт из Каролины. Мы с братом отправились на поиски двух пропавших девочек.

- Я слышал, что они похищены индейцами, по крайней мере так говорили.

- Индейцев подозревают во многом таком, чего они никогда не совершали, - сказал я, - и к данному случаю индейцы не имеют никакого отношения.

Немного поколебавшись, он предложил мне:

- Может быть вы все же пройдете в дом? У меня здесь редко бывают гости.

- У вас здесь очень мило. - И это было действительно так. Повсюду вокруг росли дикие цветы, и открывался замечательный вид на побережье и залив. Поднимаясь сюда, я обратил внимание на изобилие растительности. Голубика, черная смородина, клубника и лозы дикого винограда были здесь повсюду. - Я вам завидую.

Он, казалось, был польщен этим моим замечанием. Мы вошли в дом. Здесь было прохладно и тихо. Пол был выложен каменными плитами, которые были тщательно подогнаны друг к другу, а у дальней стены был выложен очаг, в котором горел небольшой огонь, пламени которого было достаточно, чтобы разогреть на нем немного похлебки.

- Так, говорите, вы из Каролины? - спросил он, в то время как я разглядывал переплеты книг, расставленных на полке. - Это далеко.

- Мы живем на западе, - сказал я, - почти у самой границы. Дальше начинаются земли индейцев, хотя до нас доходили слухи о французах и испанцах, которые, говорят, бродят в тех местах.

Он взглянул в мою сторону, в то время, как я продолжал разглядывать корешки его книг, но вслух по этому поводу ничего не сказал.

- И все же, почему вы пришли ко мне?

Я обернулся.

- Отчасти за советом. И чтобы не привести тех, кто по пятам преследует меня к дому Самюэля Мэверика.

И уже позднее, приняв из его рук чашку теплого бульона, я рассказал обо всем. О том, как миссис Пенни послала за нами, и как мы с братом тут же отправились на помощь, как нам удалось разыскать девочек, которые к тому времени уже бежали из плена вместе с чернокожим рабом, который помог им совершить побег и сам бежал из рабства.

- А вот это уже довольно серьезно, - сказал Блэкстон. - Я отнюдь не приветствую рабство, но помошь рабу в совершении побега практически приравнивается к воровству, ибо таким образом вы лишаете человека его собственности.

- Разумеется, но только они не помогали ему.

- С вами могут не согласиться. Они белые девочки. И скорее всего дело будет представлено в том свете, что он бежал лишь из-за того, что они содействовали ему в этом.

Еще какое-то время мы молча попивали бульон, а затем он спросил:

- Так значит, они сейчас у Мэверика?

- Надеюсь, что да. В лесу я наткнулся на их преследователей и постарался повести их по ложному следу. Их ничто не должно было задержать в дороге, потому что вместе с ними шел мой брат Янс.

- Янс? Янс Сакетт? - Он неожиданно улыбнулся. - Я слышал о нем. Конечно, ничего хорошего о нем не говорили, но многим из услышанного я был попросту восхищен. И хотя я принадлежу к духовенству, являясь членом братства, я не всегда соглашаюсь с общим мнением. - Он сделал широкий жест рукой. - Здесь я чувствую себя намного лучше.

Помолчав еще немного, он спросил:

- Но если их не похищали индейцы, то кто тогда это мог сделать?

- Там было трое белых людей, скорее всего прибывших сюда морем, что вероятнее всего, и вместе с ними было двое чернокожих рабов, один из которых и помог им бежать... замечательный молодой человек.

- Белые?

- Работорговцы, - сказал я, - и очевидно, они дожидались прихода невольничьего корабля, которое и должно было забрать их. А корабль задерживался.

- Но самого корабля вы не видели?

- Неподалеку от берега мы заметили корабль. Он, как будто, направлялся в сторону побережья. Мы в то время были как раз неподалеку от устья Мерримак, - сказал я, а затем добавил: - места, куда часто наведываются торговцы, в том числе и подобные этим.

- Я слышал об этом. Но ведь только видели какой-то корабль неподалеку от берега. Возможно, он направлялся в сторону побережья. Слишком много предположений.

В этом он был прав. Я сидел, со всех сторон обдумывая его слова. Действительно, нам почти ничего не было известно наверняка. Даже девчонки обо многом лишь догадывались, имея лишь то, что мог рассказать нам Генри и то, что предполагала Диана.

- Мы считаем, что это Макс Бауэр руководил теми, кто отправился, чтобы помешать нам, - предположил я.

Он порывисто отставил от себя чашку, поставив ее на камни очага.

- Вы считаете! Если уж вы собираетесь их в чем-то изобличать, то знать все нужно наверняка.

Я чувствовал себя уязвленным, но он был прав. Девчонок похитили, затем они бежали, но что бы мы там себе ни подозревали, доказать нам все равно ничего не удалось бы. Точно нам ничего не было известно, да и никаких улик у нас не было.

- Одного из тех людей, - робко добавил я, - видели на берегу. Он работал на Джозефа Питтинджела.

Священник снисходительно улыбнулся.

- А вы, оказывается, и в самом деле очень наивны, - заметил он. - К вашему сведению, Джозеф Питтинджел очень разносторонний человек. Он много жертвует на нужды церкви. К нему часто обращаются за советом о том, как лучше наладить управление колонией. И боюсь, что лучшее из того, что вы можете сделать - и вы сами, и девчонки, если уж на то пошло - так это помалкивать и оставить свои соображения при себе.

Он снова наполнил бульоном мою опустевшую миску.

- Я должен поговорить об этом с Самюэлем, - продолжал он. - Он человек благоразумный и знающий. Боюсь, что из-за этой прелестницы Маклин теперь и юной мисс угрожает опасность.

- Это из-за того, что ее считают ведьмой? Но, надеюсь, хоть вы-то этому не верите?

- Я в это не поверю, и Мэверик тоже, но ведь найдутся и другие, кто поверят, и мы не должны забывать о них. - Он неожиданно пристально посмотрел на меня. - Вы разговаривали с ней. И как она вам показалась?

- Прекрасная девушка, - поспешил ответить я, - душевная, но в то же время рассудительная. У нее острый, проницательный ум. Она умна не по годам, в хорошем смысле этого слова.

Он внезапно усмехнулся, отчего-то лукаво посмотрел на меня.

- Да уж, признаюсь, мне не часто приходится слышать, чтобы мужчина так восторженно отзывался об умственных способносях женщины.

- Можете не сомневаться в том, что красота ее также заслуживает наивысшей похвалы, - сдержанно ответил я, - но в наших краях в женщине прежде всего ценится ум. Там, на дальних рубежах, муж и жена всегда вместе. Они держатся друг друга. И чтобы выжить, они должны не только работать напару, но и думать одинаково. Насколько мне известно, в европейских городах дела обстоят совершенно иначе.

- И все же вам лучше попридержать язык, - посоветовал Блэкстон. Джозеф Питтинджел умен и опасен и к тому же знает, как с наибольшей выгодой использовать собственное могущество. Он может устроить так, чтобы вас депортировали отсюда, отправили обратно в Англию.

- Обратно? - я покачал головой. - Он не может отослать меня обратно. Здесь мой дом, это моя страна.

Он пронзительно взглянул на меня.

- Это ваша страна! - он изумленно покачал головой. - Вы первый человек, от которого я слышу это. "Это моя страна!" Звучит прекрасно, но, знаете ли, большинство из нас так и остались англичанами.

- Я был рожден здесь. Я никогда не был в Англии. Для меня это просто далекая страна, в которой правит король.

- Кстати, здесь он тоже правит, - напомнил Блэкстон. - И забывать об этом не стоит.

- Мой дом далеко-далеко, за горами, - сказал я, - где кроме нас живут одни только индейцы. Не думаю, что король правит и там, или его законы имеют там хоть какую-то силу. Там каждый человек сам себе хозяин, когда все делается и решается сообща. Возможно, вы с нами не согласитесь, но, признаться, мы очень нечасто вспоминаем там о короле.

Он задумался на мгновение, и затем улыбнулся.

- Честно говоря, мы здесь тоже нечасто думаем о нем и все же забывать о его существовании тоже не следует. Ведь вас могут отправить домой, чтобы быть судимым его судом, быть брошенным в его тюрьму и казненным его палачом.

Покончив с едой, мы сидели в молчании, наслаждаясь обществом друг друга. Наконец он кивнул в сторону книжных полок.

- Так вы что же, любите читать?

- Да. В нашем доме всегда было много книг, и у меня был очень хороший учитель. - Я посмотрел на него. - Хотя, возможно, вы отнесетесь к этому неодобрительно. Он был не нашей веры, мусульманин.

Он пожал плечами.

- Я бы никогда не признался в этом никому, только вам и Сэму Мэверику, но, представьте себе, я и сам читал книги, написанные мусульманином, и должен сказать, что это было совсем неплохо. Он говорил с вами о религии?

- Только о том, что существует множество путей, но все они ведут к одному концу. И еще он советовал мне не спешить обращать в свою веру индейцев, потому что у них есть своя религия, которая до сих пор их вполне устраивала.

- И у вас хватает смелости жить посреди той глуши, - сказал Блэкстон. Море и леса... я люблю их, но я не привык рисковать. Я хожу этими тихими тропами, поднимаюсь на вершины холмов, собираю ягоды и иногда - редко рыбачу. В обмен на какие-нибудь безделушки индеец приносит мне рыбу или мидий. Это неплохое житье и достаточно беззаботное, если, конечно, жить без особых претензий.

- У вас есть ваши книги. Они лучшие друзья и собеседники.

- Ага. - Он посмотрел на меня, как мне показалось, даже с некоторой симпатией, хотя с самого начала и произвел на меня впечатление человека сдержанногои даже до некоторой степени надменного. - Не выходя из этой комнаты, я могу говорить с пророками Иудеи, моими собеседниками могут быть Платон и Аристотель. У меня здесь подобралась неплохая компания. - Он поднялся. - Пойдемте к Мэверику. Там вы сами все увидите.

По дороге я сказал ему:

- Так что же, неужели нет никакого способа, чтобы совладать с работорговцами?

Он обернулся ко мне.

- С какими работорговцами? Кто это будет доказывать? Пока что все ваши обвинения - это только слова и плоды вашего же не в меру разыгравшегося воображения. Поймите же вы, лично я склонен верить, что в том, что вы говорите, есть некоторая доля истины. Я, например, тоже считаю Джозефа Питтинджела надменным и коварным и уверен, что он совсем не так прост, каким хочет казаться. Временами мне кажется, что он глубоко презирает всех нас без исключения, но, с другой стороны, это может оказаться лишь мое субъективное мнение.

В любом случае, работорговля не считается преступлением, хотя очень многие и относятся к этому крайне неодобрительно. К тому же, друг мой, это явление существует в мире на протяжении многих тысячелетий.

Да и как обойтись без рабов? Человек, приезжающий в эту страну, мечтает о том, чтобы обзавестись своей землей, и вряд ли он станет наниматься в услужение к кому бы то ни было. Сразу оговорюсь, что я противник угнетения одного человека другим, но все же так было всегда, и поэтому один лишь тот факт, что Джозеф Питтинджел ввозит рабов сюда или же, наоборот, вывозит их в Вест-Индию, сам по себе не может считаться аргументом против него. Ну не будет он больше вхож в одни дома, потеряет уважение в глазах кое-кого из наших людей, но только остальные не обратят на это ровным счетом никакого внимания. Вы должны смотреть правде в глаза, друг мой.

Ну да, конечно же, он был совершенно прав. И все же должен же существовать хоть какой-нибудь выход. И тут мне на ум неожиданно пришла мысль об остальных пропавших девушках.

- Я был знаком лишь с одной из них, - сказал Блэкстон в ответ на мое предположение. - Симпатичная и бойкая была девчонка. - И немного помлчав, он добавил: - Я боялся за нее. Она была слишком увлекающейся, и, боюсь конечно, мне не следовало бы вслух говорить об этом - но, боюсь, не слишком добродетельной.

Он взглянул на меня.

- Я пытался заводить с ней разговор о боге, и она неизменно, постоянно всем своим видом давала мне понять, что я лишь обыкновенный человек, и ей об этом прекрасно известно. Она исчезла внезапно, и поговаривали, будто она убежала с кем-то... на каком-то корабле.

Вот вам еще один пример девицы, о которой многие могли сказать: "Слава богу, отделались". Я бы сказал, что похитители тщательно выбирают своих жертв. Но они совершили большую ощибку, прихватив заодно и Керри.

Дом Мэверика и в самом деле оказался настоящей крепостью с мощными стенами и частоколом с установленными на нем пушками. Работники в доме Мэверика были под стать хозяину, все, как на подбор, сильные и решительные, так как основным их занятием была добыча пушнины, и многие из них проводили большую часть времени на охоте. Имея такой дом и таких людей в нем, Мэверику нечего было опасаться индейцев. Я знал, что он слыл человеком уважаемым, но порой мог и не подчиниться какому-нибудь из заведенных в общине порядков, будучи человеком благодушным и веротерпиым по убеждению.

Поговаривали также, что несколько раз его даже чуть было не выслали обратно, и избежать этого удалось лишь благодаря его прямодушию, а также заступничеству отца, который оказался весьма влиятельным cвященником.

Он пригласил нас в дом и поставил на стол кружки с холодным сидром.

- Они здесь, - успокоил он меня, - и с ними все в порядке. Ваш брат очень порадовал нас, прихватив с собой из лесу четверть оленьей туши. А девочки сейчас отдыхают. Они пришли сюда вчера вечером, и сейчас с ними находится моя жена.

- Мы уже обо многом успели поговорить, - скаал Блэкстон, - и мне кажется, что тебе тоже не помешает узнать то, что он рассказал мне.

Я был предельно краток, уверившись в своих доводах после разговора с Блэкстоном, и Мэверик слушал меня внимательно, задумчиво попивая свой сидр.

- Блэкстон прав, это несомненно. Обвиняя сейчас кого бы то ни было из тех людей, вы все равно ничего не добьетесь, лишь навредите себе, только и всего. При всем уважении к вам, я все же вынужден напомнить, что вы здесь никто. Просто никому не известный человек, пришедший из южной глуши. А вот Джозеф Питтинджел человек уважаемый, его боятся. Я не имел с ним почти никаких дел, кроме того, что однажды мне пришлось нанять один из принадлежавших ему кораблей, чтобы доставить в Англию мачтовый лес.

Было невыносимо думать о том, что злодеи должны оставаться на свободе, чтобы затем снова безнаказанно совершить что-нибудь подобное, но я не видел никакого выхода.

- А эта девчонка, - сказал я, сам удивляясь внезапно посетившей меня мысли, - та, о которой вы говорили, что ее похитили до этого? О ней что, больше так совсем ничего и не было слышно?

- Ни слова. Она имела обыкновение гулять по берегу, и говорили, что будто бы ее именно так и подкараулили какие-то матросы. Но мне, лично, на этот счет ничего не известно. Просто в один прекрасный день она вдруг исчезла, и ее убитая горем мать рыдала и очень беспокоилась за нее. Мы, конечно, отправились на поиски, но все были уверены, что она убежала сама, и никто ее не увозил насильно.

- Такая девица..., - начал было говорить я, когда в разговор вмешался Мэверик.

- Да уж, я тоже был с ней знаком! Лихая была девчонка, а ведь ей в то время еще и шестнадцати не исполнилось! Чтобы похитить такую, нужно было постараться! Таких, как она, я встречал и раньше и скажу, что с этой женщиной справиться будет трудновато. Там где остальные спасуют, сломаются, эти будут держаться стойко. Возможно, она и была несколько нахальной, но у нее был сильный характер!

- Значит, не исключено, что она все еще жива? - выссказал предположение я.

- Она? - Мэверик фыркнул. - Эта штучка вовсе не из тех, кого можно вот так запросто обескуражить. Каюсь, она мне нравилась. Одни неприятности были из-за нее. Сначала голова болела только у ее матери, но потом заволновалась и вся община, потому что она расхаживала по окрестностям и строила глазки всякому приглянувшемуся ей мужчине, хотя, если хотите знать, мне кажется, что все это было несерьезно, да и не решилась бы она на что-нибудь большее. Если бы только ее матушка была чуток поумней, то выдала бы ее замуж, и дело с концом...

- Она как раз и собиралась сделать это, - вставил свое слово священник, - но девчонка заупрямилась. Все нос воротила и даже слышать не хотела ни о ком из местных парней. Хотелось ей, видите ли, чего-то еще. Затрудняюсь сказать, чего именно, наверное приключений.

- Я дyмаю... - вслух размышлял я - мне кажется, мне стоит самому отправиться в Вест-Индию! Думаю, я должен попытаться разыскать эту девчонку.

Они с недоумением глядели на меня.

- Искать одну девчонку по всей Вест-Индии? Это же безумие. Безумие, точно говорю! И даже если вы ее найдете, что тогда? Вы что, вообразили, что вам позволят увидеться с ней? Но даже если и так, то что из того?

- Аффидефит, - сказал я. - Письменные показания под присягой. Или, возможно, удастся вернуть саму девчонку! И уж тогда у нас будут надежные улики, достаточные для того, чтобы эти негодяи наконец-то угодили на виселицу!

ГЛАВА 10

Это были всего лишь слова, но мне не давала покоя мысль о том, что все может повториться вновь, и что злодеи ни сейчас, ни тогда не понесут заслуженного наказания. Можно было, конечно, махнуть на все рукой, сказав, что это, мол, не мое дело, но только сколько еще человек должно быть обречено на страдания прежде, чем кто-нибудь, наконец, решит, что это касается и его тоже?

Маверик оставался по-прежнему спокоен и сохранял присутствие духа.

- Ты же ничего не знаешь об этих островах, - терпеливо втолковывал он мне. - Это совсем другой мир, ничем не похожий на наш, там все иначе, не так как в Виргинии или Каролине. Там орудуют пираты, головорезы и рассчетливые торговцы. И скажи на милость, каким образом ты собираешься отыскать там одну-единственную девчонку? Которую к тому же наверняка держат подальше от чужих глаз?

Этого я не знал. Все мои довольно скудные познания об островах Вест-Индии сводились к тому, что мне когда-либо доводилось слышать с чужих слов, и все же, чем больше я думал об этом, тем больше укреплялся во мнении, что это было именно то, что я должен сделать.

Янс молчал, что было совсем нехарактерно для него. Несмотря на присущую его характеру импульсивность, Янс обдумывал все долго и обстоятельно, и так же, как и я, он прекрасно понимал всю сущность проблемы. Во-первых, островов много, и каким образом узнать, на который из них она попала? И пережила ли она путешествие? Ведь очень многие умирали на борту корабля, и их могилой становились морские волны, потому что житье на борту судна было тяжелым, кормили плохо и мало, и подчас даже сильные матросы не доживали до конца путешествия.

Ямайка, Эспаньола, Гренада, Куба, Мартиника... чего стоили уже только одни эти завораживающие названия.

- У вас нет никаких шансов, - уверял меня отец Блэкстон. - Вы задумали совершить хороший, благородный поступок, но уж лучше вам не тратить попусту время и употребить его на что-нибудь другое. А что если ее похитили индейцы, или же она была убита где-нибудь неподалеку отсюда, на нашем же побережье? Это все равно, что искать иголку в стоге сена.

- К тому же, - заметил практичный Янс, - у тебя дома поспевает урожай, да и Темперанс будет беспокоиться, что нас так долго нет.

- Янс, я вовсе не имел в виду то, что мы должны отправиться вдвоем. По моему плану ты должен будешь вернуться домой и объяснить там, куда девался я.

Спор за столом вспыхнул с новой силой, но, как водится в таких случаях, никаких результатов он не принес, так как и на этот раз раз за разом повторялись одни и те же доводы и аргументы, выдвигались прежние идеи, и много времени просто терялось впустую. Я в пол уха прислушивался к общему разговору и все это время думал о своем, переживая за открывшуюся передо мной возможность, как суетится пес над случайно перепавшей ему костью.

Когда те слова впервые сорвались у меня с языка, это получилось как-то само собой, но расстаться с самой этой идеей я был уже не в силах. Вест-Индия была неведомым краем, где я буду оторван от привычного мне мира лесов, гор и болот, оказываясь в открытом море и среди островов, где живут люди, совершенно другой, чем я, судьбы. К тому же там мне предстоит попасть в города, о чем я думал без особого энтузиазма.

И все же, что если я и в самом деле найду ее? Судя по тому, что мне уже довелось услышать, у девчонки были прямо-таки железные нервы, и что бы там еще о ней ни говорили, но только она была явно не из тех, кто станет покорно мириться с судьбой.

Ей был присущ дух свободолюбия, и вполне очевидно, что для такой девушки было скучно и невыносимо жить в тесных рамках своего поселения, где всем заправлял совет общины.

Итак, немного порассуждаем. Если она и в самом деле была захвачена работорговцами, увезена в Вест-Индию и продана там, что тогда? Какая участь могла ожидать ее там? Наверное, любая девушка на ее месте смирилась бы со своей участью, перестав сопротивляться, и так продолжалось бы до тех пор, пока ее, спившуюся или изъеденную изнутри болезнью, не вышвырнули бы на улицу за ненадобностью. Но только я никак не мог поверить в то, что такое может случиться с такой девушкой, как эта. Она была сильной духом; к худу ли или к добру, но она обладала несгибаемой волей, а это уже кое-что значит.

Вдруг дверь, ведущая в дальнюю комнату, распахнулась, и на пороге появилась Диана. Словно прекрасное видение, она вошла в комнату и направилась к очагу, чтобы разгрести угли.

- Как Керри? - спросил я.

Она взглянула на меня через плечо.

- Спит. Бедная девочка. Она очень устала.

- А ты?

- Сейчас не время. Мне нужно кое над чем подумать. - Она снова обернулась. - Я думаю, они скоро придут. Ведь на мысе Анны и в других поселениях они времени зря не теряли.

- Что ты хочешь этим сказать? - спросил Мэверик.

- Она имеет в виду, - откликнулся Блэкстон, - что они все это время распускали слухи о Диане, которые изобличали бы ее, как ведьму. - Он смотрел, как Мэверик вновь наполняет свою опустевшую кружку, и добавил: Джозеф Питтинджел, если он имеет отношение к этому делу, далеко не дурак. Он ни за что не упустит такой возможности и уделит должное время на то, чтобы распустить по всей округе слухи, и, возможно, снизойдет даже до того, чтобы прибавить кое-какие соображения и от себя лично. "Девчонки вырвались на свободу. Но как им это удалось, как ни при помощи колдовства Дианы? Да и были ли они кем-то похищены? А что, если это был какой-то ее собственный дьявольский план? Как им удалось так внезапно исчезнуть? Не иначе, как при помощи колдовских чар." Он прибегнет к тому же доводу, который с самого начала, насколько я понимаю, выдвинул Сакетт, когда сказал, что никаких индейцев там никто не видел.

- Тебе найдется место среди нас, - сказал я. - Если хочешь, то можешь поселиться вместе с нами у Гремучего ручья.

Она задумалась всего на какое-то мгновение, а затем сказала:

- Это слишком далеко, и мы там никого не знаем.

- Тогда оставайся здесь, в Шомат, - вступил в разговор Мэверик. Станете нашими соседями. Томас Уолфорд, наш кузнец, который всегда помогал мне, обязательно станет хорошим помощником и вам. Хоть он и грубоват, но в остальном человек добродетельный и порядочный.

Его замечание разозлило меня. Интересно, с чего бы это вдруг? Здесь, рядом с Мэвериком она как нигде будет в безопасности. Может быть это из-за того, что если бы он помалкивал, то она все-таки приняла бы мое предложение? Я снова вел себя, как законченный идиот. За последнее время со мной это отчего-то случалось чаще, чем прежде.

Янс сидел, глядя на меня, и скалился, как мартышка. По крайней мере, у меня хватило ума промолчать, хотя Диана и взглянула в мою сторону, как будто ожидая, что я что-то отвечу.

Но что я мог ей сказать? Путь до Греучего ручья был неблизкий, да и чего такого особенного мы могли бы предложить ей там, чего не было бы здесь?

- Я отправлюсь в Вест-Индию, - сказал я, - и разыщу там ее. Я найду ту девушку и постараюсь выяснить, что здесь происходит.

В то время, как я произносил эти слова, в комнату вошел Генри.

- Если хочешь, я отправлюсь туда вместе с тобой, - предложил он.

- Это не лучшее место для свободного чернокожего человека, - ответил я, - хотя я с радостью взял бы тебя с собой.

- Там живут не только рабы, - вставил свое слово Блэкстон. - Говорят, что несколько тысяч чернокожих живет на Ямайке. И до тех пор, пока он будет с вами, вы будете в безопасности.

- А я могу задавать такие вопросы, на которые самому тебе никогда не получить ответов, - продолжал Генри. - Некоторые выходцы из моего народа живут среди холмов Ямайки, а также на других островах. Они знают, кто я такой, и поэтому расскажут нам все, что знают сами.

- А что, если ты столкнешься с кем-нибудь из тех, кого в свое время взял в плен?

Он пожал плечами.

- Они будут бояться. Никто не осмелится выйти против воина-ашанти.

- Тогда решено. Едем вместе.

- Но ведь у тебя нет корабля, - вмешалась в наш разговор Диана. Корабль есть только у Питтинджела.

- Отсюда рукой подать до Дамарискоув, - подсказал Мэверик. - Многие корабли заходят туда, чтобы пополнить запасы воды или продать что-нибудь. Ведь поселение на том месте существовало еще до того, как к этому берегу причалил "Мейфлауэр" с пилигримами!

- Ну да, Дамарискоув! - Я как-то не вспомнил о нем. - Конечно же, мы отправимся туда.

- Но для чего тебе это? - вдруг резко заговорила Диана. - Зачем тебе плыть неизвестно куда на поиски какой-то девчонки, которую ты ни разу в жизни не видел? Или ты уже успел за глаза в нее влюбиться?

- Я делаю это ради тебя, - возразил ей на это я, - и ради многих других тебе подобных. Этому грязному промыслу должен быть раз и навсегда положен конец, и это необходимо сделать как можно скорее.

- Подумать только, какое благородство! - В ее голосе слышалась ирония, и ее тон выводил меня из себя. Я пристально глядел на нее, собираясь сказать что-нибудь очень злое и обидное, но сдержался и промолчал. Похоже это мое молчание только еще больше разозлило ее.

- Я не просила тебя делать это ради меня, - сказала она, - и никогда не стала бы требовать такое. Это же безумная затея; отправляться неизвестно куда, чтобы разыскать какую-то девчонку, о которой ты совсем ничего не знаешь, на острове, где ты никогда не был, и где ты не найдешь ничего, но зато наживешь себе новых врагов. - Она заглянула мне в лицо. - И ты что, в самом деле считаешь, что Джозеф Питтинжел или Макс Бауэр позволят тебе вот так запросто туда попасть? Да как только станет об этом известно, они пойдут на все, лишь бы только разделаться с тобой. Лучше уж тебе вернуться обратно, туда, откуда ты пришел, и спокойно растить свою кукурузу!

Ее пренебрежение к моей затее было очевидно, но это лишь придало мне еще больше уверенности в своих намерениях.

- Можешь думать, что угодно. Но я все равно поеду туда.

Я встал, не желая больше говорить с ней. Мэверик сосредоточенно раскуривал трубку, Блэкстон как будто был чем-то удивлен, а Янс улыбался. Какие же они все зануды! Глаза бы мои их не видели, даже Янса!

Я направился к двери, обронив на ходу:

- Тогда, Генри, до завтра. Завтра с утра мы отправляемся в Дамарискоув, и, если повезет, сядем там на корабль.

Диана отвернулась, демонстративно не обращая на меня внимания, и я вышел из дома, в царившую снаружи темноту.

Здесь было очень тихо и сыро; со стороны залива на берег наползало облако тумана. Я слышал превеликое множество разных морских историй от отца и тех из наших людей, кто уходил в плавание вместе с ним, рассказывавших о кровавых морских сражениях, о потопленных или взятых на абордаж кораблях, об острове Ньюфаундленд и об ирландском побережье. И сколько же это времени пройдет, прежде, чем я снова увижу столь дорогие моему сердцу холмы и горы, где пышно цветет розовато-белый вереск, густо разросшийся по склонам? Когда я вновь вернусь туда?

Помню, как когда-то в детстве я гулял по берегу моря, куда брал меня с собой отец. Это было песчанное побережье близ мыса Хаттерас. Дул соленый ветер, брызги соленой воды то и дело попадали мне в глаза, а в вышине перекликались парившие над волнами морские птицы.

Я смотрел на корабли и мечтал о дальних странах, к берегам которых они держали путь, о далеких островах, о неведомых местах, названия которых казались мне столь романтичными: Шанхай, Горонтало, Рангун, Читтагонг и Занзибар.

Да, я мечтал о них, но любовь к родным холмам была все равно сильнее. Мне хотелось поскорее вернуться туда, но прежде было необходимо раз и навсегда покончить с творящимся здесь безобразием. Меня не покидали мысли о Ноэлле, о том, что было бы, если бы с ней вдруг произошло такое несчастье, и никто не пожелал бы прийти к ней на помощь.

Если же кто-то из дорогих мне людей вдруг окажется в беде, я обязательно приду на помощь; даже если для этого мне придется восстать из мертвых, я все равно вернусь и воздам злодею по заслугам.

Вокруг затейливо клубился туман, поглаживавший меня по щеке своими призрачными пальцами, покрывавший мой лоб холодными и влажными поцелуями.

Прямо передо мной возвышался частокол, и я направился к воротам. Из темноты навстречу мне выступил какой-то человек.

- Меня зовут Том, - сказал он, - сегодня я стою в карауле. Я могу вам чем-нибудь помочь?

- Я просто хотел выйти пройтись, - ответил я.

- На вашем месте я бы поостерегся, - сказал он. - Мало ли что может случиться ночью. Я бы просто оставался здесь и ни о чем не беспокоился. А стена у нас крепкая.

- Да, пожалуй, вы правы. Если все сложится так, как я ожидаю, то мне будет лучше как следует отдохнуть, прежде, чем выходить в море.

- Они скоро лягут спать, - объяснил Том. - Хозяин уже давно не засиживается допоздна. Конечно, были веселые времена, когда здесь веселились, распевали песни и пили эль до утренней зари, но только не в присутствии святого отца. К тому же сейчас полно работы, и все должны как следует отдохнуть.

- А индейцы вам не доставляют неприятностей?

- Одно время было и такое. Хотя, конечно, воруют кое-что по мелочи, но не более того. Их не в чем винить, - добавил он. - У нас столько много вещей, которые для них в диковинку, что они берут то одно, то другое, чтобы разглядеть получше, и иногда просто уносят с собой. Ведь у них нет тех понятий о собственности, какие бытуют у нас, так что это все естественно.

- Да уж. - Мне определенно нравился этот человек. Как же все-таки жаль, что далеко не все могут быть столь терпимы, хотя вряд ли такое возможно, когда подавляющее большинство вновь прибывающих переселенцев смотрят на индейцев, как на забытых богом дикарей.

Возможно, потому, что мой отец всегда хорошо ладил с людьми, или же глядя на то, как относятся к окружающим моя мать и Лила, или же мне на пользу пошли уроки Сакима, но только я вовсе не был склонен считать варварами всех тех, чья вера была отлична от той, которую исповедовал я. К истине ведет много путей, и, на мой взгляд, наш путь только один из них.

В доме готовились ко сну, мне постелили у самого очага, но я перенес свою постель подальше от огня. Я не любил спать в жаре, предпочитая, прохладу, чтобы сон был чутким, и можно было бы мгновенно среагировать на малейший шорох.

Все спали, или казались спящими. Разувшись и убедившись в том, что оба мои пистолета заряжены, я растянулся на койке и лежал, глядя вверх, на бревенчатый потолок, на который ложились дрожащие огненные сполохи. Идея отправиться на юг, в Вест-Индию, была моей, и все же мне становилось не по себе при одной только мысли о том, что мне придется оказаться в далеком краю, вдали от дома, где было все так привычно и знакомо, среди людей, о традициях и образе жизни которых мне не было ничего известно, и для которых я буду чужаком.

Ночью пошел дождь, и, проснувшись, я лежал, слушая, как дождевые капли барабанят по крыше и шлепают по лужам во дворе. Я думал о том, что в лесу тоже идет дождь, а также и о Максе Бауэре и тех людях, что шли с ним, о том, где они могли сейчас находиться. Здесь я был в безопасности. И все же Диана была права. Если те люди и в самом деле окажутся работорговцами, и им каким-то образом станет известно о моих намерениях, то они наерняка убьют меня или, по крайней мере, попытаются это сделать. Но, тем не менее, я был твердо уверен в том, что этому грязному промыслу должен быть положен конец, а до тех пор ни одна девушка не сможет чувствовать себя в безопасности.

Или может быть в глубине моей души все еще была жива тоска по морским просторам? Или это было у меня в крови, такое полузабытое, не до конца осознанное чувство, которому я не знал названия?

Но было и еще нечто. Я помню это по разговорам отца с Джереми и с другими из наших людей. Он говорил о том, что там, где живут люди, там должен быть и закон, ибо без закона человек неизменно деградирует, становясь менее значимым, чем он есть на деле, и уж заведомо не таким, каким он мог бы стать. Даже на дальних рубежах, куда еще не успели добраться суды и законы, человек сам может и должен блюсти порядок, и зло должно быть пресечено и понести заслуженное наказание.

Никто не давал мне права вершить суд над ближними, но если никто больше не предпринимает ничего, чтобы остановить негодяев, то тогда я сам должен буду сделать это.

Негодяи причинили зло той, которую я... которая мне... Я никак не мог выразить эту мысль. Все не так. Просто дело в том...

Я снова уснул.

За окнами забрезжил серый рассвет, с залива дул холодный, пронизывающий ветер. Мы с Янсом вышли на улицу и стояли рядом.

- Об урожае не беспокойся, - сказал я. - Птицы и белки соберут его за меня. Ты скажи им, куда я уехал, и что когда придет весна, мы снова будем вместе.

- Только будь осторожнее, Кин. Они пойдут на все.

- Да. Я это знаю.

- И куда ты отправишься сейчас.

- Сначала на Ямайку, чтобы навести кое-какие справки там, где бывают многие моряки. Я не думаю, что у моря есть какие-то тайны, хотя многие, возможно, и хотели бы верить в это. Я также буду расспрашивать людей и в Дамарискоув, где, надеюсь, мне удастся попасть на корабль.

- Слушай, Кин, а ты помнишь Джона Тилли? А Пайка? У них были какие-то торговые дела в Вест-Индии, куда они отправляли товары на "Абигейл", шхуне, названной ими в честь нашей матери. А еще у них был "Орел", тот корабль, на котором мама уплыла в Англию. На нем тоже перевозили товары.

- Да. Я помню.

На пороге появился Генри.

- Мы уходим прямо сейчас? Я готов.

- И я тоже. Прощай, Янс. Ты уж приглядывай за всем, пока меня не будет. И пока не отлучайся из дома надолго, даже на охоту. Не выпускай Темперанс из виду.

- Давать советы другим ты умеешь, - сказал голос за моей спиной, - но означают ли что-нибудь для тебя самого чужие советы?

Это была Диана. Она одиноко и неподвижно стояла у двери. Я посмотрел в ее сторону, не вполне понимая, в чем дело, но все же протянул ей руку.

- Я вернусь, - сказал я.

- Правда? - она глядела на меня своими широко распахнутыми глазами. И что же будет потом, Кин Сакетт? Что потом?

- А потом придет конец этому грязному промыслу, - ответил я.

Кончики ее пальцев едва коснулись моей руки, и она тут же порывисто отвернулась. Черт возьми, да что же такое творится с девчонкой?

- Так уходи же, - бросила она через плечо. - Уходи.

ГЛАВА 11

Лодка бесшумно рассекала водную гладь, размеренно скрипели весла, и слышался тихий плеск воды. Все вокруг было окутано облаком густого тумана. Где-то впереди темнела длинная и узкая полоса острова, поросшего лесом. Это и была бухта Дамарискоув, основанная, как считалось, капитаном Даммариллом.

Но когда я заговорил об этом с рыбаком, который и был хрзяином нанятой нами лодки, тот лишь пожал плечами.

- Кто его знает, может быть, и так, но только еще задолго до него другие парни часто сходили тут на берег и вялили рыбу.

Примерно то же самое я слышал и от отца, рассказывавшего о том, что рыбаки с Большой Ньюфаундлендской банки заходили туда, чтобы провялить или закоптить свой улов прежде, чем отправляться в обратный путь, к берегам Европы. Я сказал и об этом, и рыбак снова посмотрел на меня.

- А имя у него было?

- Конечно. Его звали Барнабас Сакетт.

Он усмехнулся.

- Я был знаком с ним. Таких, как он, мало! Очень мало! Дерзкий и себе на уме, но сильный! Все наши, те, кто перебрался сюда с Ньюфаундленда, относились к нему с большим почтением. Мы уважаем людей решительных, а твой отец и был именно таким.

Он взглянул в мою сторону.

- Ты очень похож на него, хотя он и был пониже ростом. Так выходит, что ты и с Тилли знаком, и с Пайком тоже?

Они были его большими друзьями, так что, если ты действительно собрался выйти в море, то, считай, тебе крупно повезло, потому что один из их кораблей сейчас стоит на якоре у острова.

- Корабль Джона Тилли?

- Ну да. "Абигейл". Старушке уже довольно лет, но у нее отличная скорость. Они зашли сюда, чтобы сторговать меха и пополнить запасы воды.

Подумать только! В гавани стоит старый корабль моего отца. Я был весь в нетерпении, меня начинал выводить из себя этот неспешный, размеренный скрип весел, и я думал о том, что мы плывем слишком медленно. Прежде я был совершенно спокоен, ожидая прибытия в Дамарискоув, думая о том, что, если повезет, мы бы могли... я тихонько выругался от досады. Возможно, корабль снимется с якоря прежде, чем мы окажемся там. И как это я не догадался разузнать обо всем заранее?

И как будто в ответ на эти мои мрачные мысли стал задувать слабый ветерок, и туман начал понемногу рассеиваться. Старик поднял парус. Но даже теперь наше продвижение вперед было медленным, слишком медленным.

Так что нам оставалось лишь уповать на то, что шхуна не отчалит раньше, чем мы прибудем туда. Генри огляделся по сторонам. Он был явно удивлен столь явно выказываемым мной нетерпением.

- Будут же еще и другие корабли, - сказал он.

- Да, но этот корабль особенный, и больше всего на свете мне хотелось бы выйти в море именно на нем, почувствовать себя на нем хозяином вне зависимости от того, кто владеет им сейчас. Если бы это был Джон Тилли...

Туман рассеялся, и ветер стал несколько сильнее. Время близилось к полудню, но до Дамарискоув все еще было слишком далеко. В небе над нами парила чайка, и я почувствовал, как меня захлестывает необычное, ни с чем не сравнимое ощущение восторга.

Я вышел в море! Как часто слышал я истории о кораблях и далеких морях! И о том, как мой отец сражался с пиратами. Как звали того человека? Бардл, Ник Бардл. Но кроме него был и еще один, которого мне довелось увидеть собственными глазами. Я знал его еще с тех пор, когда мы с Янсом пробрались в Джеймстауне к нему на корабль и заклепали вражеские пушки. Это была исключительно дерзкая выходка, очень порадовавшая нашего отца, хоть мы и действовали без его ведома.

Джонатан Делв, так, помнится, его звали. Это был злодей, ненавидевший нашего отца лютой ненавистью.

Лодка слегка покачивалась на волнах, и, в конце концов, меня сморил сон. Когда же я проснулся, было уже довольно темно, и лишь далеко у горизонта все еще алело над водой огненное зарево заката.

- Что, мы уже приехали?

- Почти, - ответил старик. - Сойдете на берег?

- Если "Абигейл" все еще здесь, то нет. Мне бы хотелось подняться на борт.

- Это ночью-то? Вообще-то ребята у них в команде подобрались лихие, но осторожные. Лучше было бы для начала познакомиться с ними, если вы уж собираетесь попасть туда, но так и быть, сейчас подойдем поближе. Вон она, на два румба к корме от траверза, сейчас подплывем, а там уже можно будет и поговорить.

В окошке каюты на корме горел свет. Светился также фонарь и на якорной цепи. Мы подплыли еще поближе, и тут же раздался окрик.

- Убирайтесь отсюда! Проваливайте!

- Джон Тилли на борту? Если так, то мне надо поговорить с ним.

- С капитаном-то? Лучше греби отсюда! Да кто ты такой?

- Меня зовут Сакетт, - ответил я. - Думаю, это имя вам о чем-то говорит.

- Сакетт? - воскликнул часовой. - Ну дела! - И уже изменившимся голосом позвал кого-то, кто, очевидно, тоже был на палубе вместе с ним. Джоэл, зови капитана. Скажи ему, что Сакетт здесь. Он ждет.

Я слышал скрип распахиваемой двери, и выбившийся из проема свет рассеял темноту; послышался торопливый стук шагов, и решительный, но такой знакомый голос, окликнул меня:

- Сакетт? Это ты, Барнабас?

- Это я, Кин, - ответил я. - Кин Сакетт, его старший сын. Мне очень нужно попасть в Вест-Индию, если, конечно, вы тоже держите путь туда.

- Поднимайся на борт, парень. Иди сюда!

Нам перекинули веревочную лестницу, и я начал взбираться по ней. А затем за мной последовал и Генри. Я впервые в жизни лез по веревочной лестнице, но как это делается, мне было известно еще по рассказам отца. С хозяином лодки мы расплатились заранее, так что оставалось только поднять на борт те немногочисленные пожитки, что мы взяли с собой в дорогу.

Тилли был человеком могучего телосложения с седыми волосами и аккуратно подстриженной бородкой.

- Привет, парень! Как здорово снова увидеть тебя! А как поживает мой старый друг, твой отец?

- Его больше нет с нами, капитан. Сенеки убили его... это случилось. Черный Том Уоткинс был с ним. Они умерли достойно.

- Иначе и быть не могло. - Он немного помолчал. - Значит, он погиб! В это трудно поверить.

- Моя мать сейчас в Англии. Она увезла с собой Ноэллу и Брайана, чтобы они получили там образование.

- Да. Я знаю об этом. Не так давно я встретил их обоих... в Лондоне.

- Вы их видели?

- Ага. Я провел свой корабль вверх по Темзе и разыскал их. Твой брат такой статный... хорошо сложен. Сразу видно - образованный джентльмен. Ну а сестренка твоя, Кин, просто заглядение! Клянусь, она будет такой же красавицей, как твоя мать. Или даже еще более хорошенькой. Вот только подрастет немного, уж можешь мне поверить! Они такая прекрасная пара!

Брайан истинный ученый. Он изучает законы и занимается другими науками. Хотя и без неприятностей не обошлось. Это имеет отношение к вашим землям в Фенланде. Умер Уильям, о котором ваш отец так часто говорил, и который сам был человеком честнейшим и достойнейшим во всех отношениях. Его племянник унаследовал его владения, а заодно решил прибрать к рукам и земли твоего отца. Боюсь, как бы не было беды.

- Брайан знает, что делать. А если будет нужно, то мы тоже придем ему на подмогу.

- В наши дни просто помощь значит куда меньше, чем влиятельные друзья. Так что, Кин, я просто понятия не имею о том, чем это все может закончиться.

Мы вместе прошли на корму и уже там, расположившись в капитанской каюте за чашкой горячего кофе, засиделись далеко за полночь, вспоминая дни минувшие, рассуждая о будущем, и, в конце концов, я посвятил его в свои намерения.

- Поиски этой девицы, Кин, дело непростое. Сомневаюсь, что тебе это удастся, но все же ты сын своего отца, а сколько я помню твоего отца, ему были чужды любые сомнения. Я сделаю для тебя все, что в моих силах.

- На берегу ходят разные слухи; я это знаю. И мне необходимо узнать, что именно говорят о кораблях Джозефа Питтинджела, а заодно и то, что только можно выяснить о человеке по имени Макс Бауэр. Я уверен, что похищенных девиц продают куда-нибудь на далекие плантации, подальше от чужих глаз.

- Если тебя уж так интересуют матросские сплетни, то лучшего места, чем Порт-Ройял не найти. И несмотря на то, что все они там лишь шайка проходимцев, они могут быть вполне дружелюбны, если, конечно, ты сумеешь расположить их к себе. Тем более, что в их среде ты будешь человеком знаменитым.

- Кто? Я?

- Ну да. Имя Сакетта там хорошо известно всем, потому что Барнабас успел в свое время прославиться даже в тех краях. Ты слышал когда-нибудь историю о том, как однажды на Ньюфаундленде он захватил пиратский корабль, а затем подвесил высоко на сосне пирата по имени Дюваль, оставляя его болтаться там, пока тот не умерил свой пыл? Пираты уважают отчаянных людей, а твой отец, парень, и был как раз именно таким. И этого у него было не отнять.

Он взглянул на Генри.

- Раб?

- Мой друг. Он вызвался помочь мне. Он из племени ашанти.

- Я знаю этот народ. Он сможет встретить кое-кого из своего племени на островах, но только большинство их людей осело в горах так называемого Кокпит-Каунти, и человек не лишенный благоразумия, никогда не станет их там разыскивать. Кое-кто называет то место "Край-Оглянись-Назад", что весьма резонно, а не то не успеешь и глазом моргнуть, как они будут уже повсюду вокруг тебя. На Ямайке и еще кое-где их называют маронами.

- Меня там примут, - холодно сказал Генри. - Я правил ими.

- Но с тех пор, как их вывезли из Африки, прошло уже довольно много времени. И таких там большинство, - заметил Джон Тилли. - Вспомнят ли они?

- Вспомнят, - ответил Генри, - а если и нет, то я им напомню.

* * *

Мы плыли к берегам Ямайки, дул попутный ветер, и хороший корабль "Абигейл", названный так в честь моей матери, и в самом деле прекрасно шел по морю. Вскоре я уже чем мог помогал корабельной команде и, как говорится, почувствовав себя как дома, даже стоял вахты у штурвала.

Каждый вечер мы беседовали с кем-нибудь из матросов, с теми людьми, которые могли рассказать что-нибудь о Джозефе Питтинджеле, его кораблях, а также о Максе Бауэре.

Вскоре я получил возможность составить для себя более или менее определенное представление. Одно было точно: этот человек был хитер и опасен, имел много друзей или, по крайней мере, компаньонов на островах, а также на побережье материка. Он оказался даже еще более грозен, чем мы то предполагали с самого начала, так что в данной ситуации нам придется действовать чрезвычайно осмотрительно, потому что, как выяснилось, у него было много друзей, среди влиятельных особ, которым ничего не стоило бросить человека за решетку или даже отправить его на виселицу.

Новость о том, что он торгует рабами, для большинства наших собеседников оказалась откровением. Очевидно, это старательно скрывалось им ото всех, и в то же время кто-нибудь из моряков давал нам понять, что есть и другие, те, кому обо всем этом известно. Вырисовывшаяся при этом картина становилась все яснее. У меня перед глазами стоял изворотливый, хитрый человек, старавшийся изо всех сил казаться в высшей степени респектабельным в глазах высоких чиновников и купцов, и чье поведение было совершенно иным по отношению к тем, кого он считал чернью.

Джон Тилли внимательно слушал, изредка задавая один или пару вопросов, и когда, наконец, последние из матросов вышли из каюты, он тихо сказал:

- Цель ты перед собой поставил не из легких, потому что стоит ему только заподозрить тебя в этом, и он наверняка постарается убить тебя или же засадить в тюрьму, можешь не сомневаться.

- А я все думаю о Ноэлле. А что если такое случилось бы с ней?

- Да уж... Бедные девчонки. И вступиться-то за них некому. Это нужно сделать, парень. Это нужно сделать.

- Сначала найдем ту девушку. Генри нам в этом поможет, потому что, как мы знаем, от рабов никаких секретов нет. Он сможет пробраться и к ним, и к маронам, чего я сам никогда не сделал бы, да и говорить со мной они скорее всего не стали бы.

Несколько раз нам навстречу попадались другие корабли, но они либо шли на слишком большом расстоянии, чтобы их можно было отчетливо разглядеть, или же неизменно ускоряли ход. В те времена на морских просторах свирепствовали пираты, и капитаны многих судов при случае не упустили бы возможность ограбить проходящий мимо корабль.

Сырой ветер дул в лицо, оставляя вкус соли на губах. Большую часть времени я проводил на палубе, и мое тело постепенно привыкало к качке, к скрипу мачт и к тому, как над головой хлопали тугие паруса, надуваемые ветром. Время от времени на нас обрушивались потоки дождя, и тогда по щекам нас хлестали тугие, словно град, дождевые капли, но теперь я уже знал по себе, что человек может полюбить такую жизнь, и что он запросто может привыкнуть к житью на море.

Здесь во всем чувствовалась сила. Было свое величие и в том, как бушевали волны за бортом, напоминая людям о том, кто здесь хозяин.

Капитан Тилли был опытным мореходом, знающим все возможности своего корабля, и мы быстро продвигались на юг, и я так и не заметил, когда мы проплыли мимо наших берегов у побережья Каролины.

Море потеплело. Мы часто работали, скинув рубашки, отчего наши тела очень скоро потеряли белизну. Под лучами жаркого солнца кожа вначале покраснела, а затем приобрела шоколадный оттенок темного, тропического загара. Ямайка предстала перед нами протяженным зеленеющим побережьем, и этот зеленый цвет казался куда более насыщенным, чем тот, что можно увидеть в наших, северных землях.

Нам был виден мыс Большого Лота и Паллисадос, протяженный перешеек, местами поросший деревьями, из-за которых этот клочок суши и получил свое название, так как издалека заросли очень походили на длинную, полуразрушенную стену, отгораживавшую остров от внешнего мира.

Мы держали курс вдоль побережья, по направлению к мыс Малого Лота и направив корабль между ним и Пушечный Риф, а затем обогнув мыс, наконец вошли в гавань.

В то время, как я глядел на берег, капитан Тиллли подошел ко мне и встал рядом. Никогда до этого я не видел такого множества выстроенных вдоль побережья домов, лавок и питейных заведений. В самой же гавани находилось по крайней мере два десятка кораблей, и помимо них еще несколько судов стояло на приколе в глубине бухты.

Единственным городом, где мне когда-либо приходилось бывать, был Джеймстаун, который по величине занял бы лишь крохотный уголок этого огромного города.

- Никому не доверяй, парень, - предупредил Тилли. - Тут полным-полно мошенников. А не то оглянуться не успеешь, как они оберут тебя до нитки, а если начнешь возмущаться, то тебя попросту прирежут и вся недолга. Говорят, что Порт-Ройял - самый порочный город на свете. Его еще иногда называют Западным Вавилоном.

Здешние обитатели - это в большинстве своем пираты и те, кто за ними охотится. А уж столько золота и драгоценностей, как здесь, ты не увидишь даже в самом Лондоне.

Мы бросили якорь недалеко от города и спустили на воду шлюпку. Когда я уже занял свое место в лодке, Тилли критически оглядел меня.

- Итак, Кин Сакетт, первым делом мы с тобой идем к портному. Тебе надо приодеться, а то в таком наряде ты будешь обращать на себя внимание, как одинокое дерево на вершине холма, и весь город будет знать, куда ты отправился и где тебя искать. А у меня на примете как раз и нужный человек имеется.

- У меня нет таких денег, капитан, - неуверенно проговорил я. Последнее время нам приходилось жить вдали от дома. И хотя на Гремучем ручье у нас и имеется кое-какое золото, но у меня не было его при себе, когда мы отправились на мыс Анны и в Шомат.

Он усмехнулся.

- Брось, парень! И даже в голову не бери. Здесь твоим банкиром буду я. Этот корабль был пожалован мне твоим отцом, и все, что у меня есть сейчас, это только благодаря ему. А деньги тебе понадобятся, потому что в этих местах нет ничего важнее денег. Денег и человеческой хитрости. Но потому как здешним обитателям не привыкать к дракам и побоищам, то и грубая сила у них тоже в большом почете.

Он вдруг взглянул на меня.

- Послушай, Кин, а ты шпагу в руках держать умеешь? Ведь не станешь же ты пихать за кушак сразу целую кучу пистолетов. В этих местах нож и клинок - самое ходовое оружие.

- Да-да, - с сомнением сказал я. - В детстве меня учили фехтованию. Отец сам здорово владел шпагой и Джереми Ринг тоже, да и Саким был по-своему искусен в этом. В детстве мы часто упражнялись в фехтовании, но только я никогда не сражался всерьез, до крови.

Тут я осекся.

- Если только на ножах, - поспешил уточнить я, - с индейцами. В тех наших горах, пожалуй, еще не было такого года, чтобы на нас не напали индейцы, так что в этом смысле кое-какой опыт у нас, конечно, имеется.

- Да, конечно. Я слыхал о набегах краснокожих на ваши форты. - Он с грустью посмотрел на меня и покачал головой. - Подумать только! Твой отец умер! Даже не верится. Он был таким сильным, таким неистовым воином... Казалось, он должен бы жить вечно.

В детстве я тоже так думал. Отец был по натуре очень мягким, покладистым человеком, и вместе с тем обладал недюжинной силой. Азы военного мастерства он перенял у своего отца, старого солдата, первоклассного воина. Он был родом из мест, называемых Фенландом, из тех самых земель, где жил когда-то сам Хервард Уэйкский, и от него я слышал множество историй о войнах и сражениях на суше и на море.

- Этот город живет по закону джунглей, - предупредил Тилли, - а здешние обитатели и есть самые настоящие и опасные хищники. В Порт-Ройяле нет места для людей добропорядочных и слабых. Тут убивают днем и ночью, лезут в драку по любому поводу, но самое величайшее зло - это местный ром.

Капитан Тилли, насколько я припоминал, был не только капитаном, но также еще и священником. Ведь это именно он много лет назад поженил моих отца и мать. Я же ничуть не сомневался в том, что все, что он говорит о Порт-Ройяле,чистейшая правда, так как мне и самому уже не раз приходилось слышать нечто подобное от заезжих моряков в Джеймстауне во время наших редких визитов туда.

Четверо рослых матросов из команды сидели на веслах, и вскоре наша шлюпка, в которой помимо гребцов сидели капитан Тилли, Генри и я, причалила к берегу. Я первым поднялся по лестнице причала. За сколоченной из неоструганных досок площадкой находилась пристань, выложенная из камня, а еще дальше вдоль берега теснились многочисленные кабачки, винные погребки, таверны и тому подобные заведения, где имелись все условия для "отдыха" матросов. Мимо меня, нетвердо ступая, проковылял какой-то пьяный моряк, голова у которого была повязана пестрым платком, а в ушах блестели золотые кольца, усыпанные бриллиантами.

Тилли указал в сторону узенькой улочки.

- Вон там, - объявил он, - есть приличная таверна. "Бристоль" называется. Зайдешь туда и скажешь, что тебя прислал я. Закажи что-нибудь поесть и жди. Я пришлю к тебе портного.

Генри взглянул на меня.

- Если не возражаешь, я пойду поищу кого-нибудь из своих людей.

На узких городских улочках было многолюдно. Здесь толпились моряки, сошедшие на берег, некоторые из них были явно с пиратских судов, другие же имели вид обыкновенных торговцев. Как следует оглядевшись по сторонам, было нетрудно догадаться, что, обладая достаточной сметливостью, здесь можно было совершить не одну выгодную сделку, так как многие товары - вне всякого сомнения попавшие сюда с разграбленных кораблей - продавались гораздо дешевле своей рыночной цены. Если торговец закупал товар здесь, а затем ему удавалось благополучно убраться восвояси вместе со своим добром, не лишившись его по дороге домой, то за довольно короткое время он мог неплохо разбогатеть.

Мы разыскали таверну "Бристоль", я вошел и нанял комнату от имени капитана Тилли. Поднявшись к себе, я приказал принести горячей воды, решив помыться с дороги. Едва я закончил с этим занятием, как в дверь постучали. Поспешно натянув штаны и сжимая в руке нож, я открыл дверь.

На пороге стоял невысокий, лысый толстяк важного вида, которого сопровождал чернокожий раб.

- Господин Сакетт? Вы позволите мне войти?

И не дожидаясь моего ответа, он переступил порог моей комнаты, и раб последовал за ним.

- Сними с господина мерку, - приказал он рабу, усаживаясь на самый лучший стул в комнате. - Все должно быть точно!

Он пытливо взглянул на меня, а затем на мои штаны из оленьей шкуры.

- У нас найдется что-нибудь для вас. Мы работаем очень быстро, гордо сказал он. - На меня трудятся сорок мужчин и несколько женщин. Все рабы, мои собственные.

- Я очень торопился, чтобы не опоздать к отплытию корабля, - сказал я извиняющимся тоном. - У меня не было времени на то, чтобы достать хорошую одежду.

В ответ он лишь великодушно махнул рукой.

- В Порт-Ройяле это обычное дело. То человек был простым моряком, а то глядишь - и уже купается в роскоши. Люди здесь у нас бывают разные, так что мы уже ничему не удивляемся.

А вот вы наверняка удивились бы, - добавил он, - когда бы узнали, сколько людей благородного происхождения перебывало здесь, и многие пребывали в крайней нищете. Кого-то вывезли как рабов, а других захватили в плен, чтобы затем продать на невольничем рынке. Они оказываются здесь из-за того, что не могут расплатиться с долгами, во всяком случае, большинство из них.

- А как насчет женщин? - поинтересовался я. - Их что, тоже продают к кому-то в услужение?

- А как же! И некоторые даже очень недурны собой! Кое-кому, тем, которые посообразительнее, удается очень неплохо приспособиться и жить припеваючи. Но большинство... - Он развел руками. - Большинство же из них это просто замарашки. Хозяева перепродают таких по нескольку раз, и кончают они тем, что им дают лишь самую грязную и неблагодарную работу.

Он продолжал что-то говорить, записывая мерки, которые называл ему раб. Я стоял посреди комнаты, обнаженный до пояса, и он несколько раз взглянул на меня, а затем спросил:

- А вы никогда не дрались на кулачных боях? Мне кажется, что вы необычайно сильный человек.

Сказав это, он поспешно сделал рукой упреждающий жест.

- Не подумайте, я вовсе не хотел вас обидеть! Просто у нас здесь часто проводятся кулачные бои, и на игроков ставят большие деньги. Один из лучших здешних бойцов сумел сколотить себе неплохое состояние. Можете себе представить, ему очень повезло. Теперь он уже обзавелся собственной плантацией.

- Боюсь, что я совсем не смыслю в этих вещах, - сказал я, - но я польщен тем, что меня приняли за бойца. Я приехал сюда - эта мысль пришла мне в голову совершенно внезапно - в поисках того, что вряд ли пользуется популярностью в Порт-Ройяле. Я хочу сказать, что когда в море захватываеся так много кораблей... ну, в общем, на борту некоторых из них должны же были быть хоть какие-то книги. Например, по истории, по другим наукам.

Я бросил на него взгляд через плечо.

- Я давно мечтал открыть в Виргинии школу для юных джентльменов. Но только там я так и не смог подобрать ничего подходящего, и поэтому, когда мне предоставилась возможность попасть сюда, куда свозится столько добычи с богатых судов...

Он не сразу пришел в себя от удивления.

- Вы прибыли в Порт-Ройял за книжками? - Он порывисто встал со стула. - Вот уж никогда не слыхал о чем-либо подобном! Куда-куда, но уж в Порт-Ройял! Люди оказываются здесь по разным причинам, но уж точно никто из них... Прошу меня извинить, господин Сакетт. Это выше моего понимания.

- Вам совершенно не стоит так беспокоиться, - сказал я, - но если вы услышите о чем-то подобном, то уж не сочтите за труд поставить меня в известность.

Он пристально разглядывал меня.

- А капитан Тилли отрекомендовал вас как молодого джентльмена.

Я взмахнул рукой.

- Ну конечно же! Я приехал в Виргинию в надежде найти землю под угодья, но пожив довольно долго среди лесов и возделывая огромные участки, я вдруг подумал о том, что было бы гораздо лучше... было бы лучше просто владеть землей, и сделать так, чтобы на ней вместо меня работал кто-нибудь другой. К тому же, она живет...

- "Она"? - Он улыбнулся. - Кажется, теперь я начинаю понимать.

- Ничего вы не понимаете! - сказал я. - Просто у нее есть младший брат, а по соседству живет еще несколько его сверстников. Если я открою школу, то у меня будет возможность почаще наведываться к ней в дом.

Он рассмеялся.

- Вот это да! По-моему, и в самом деле идея неплохая! - Он поднялся со стула, проглядывая записи с моими мерками. - А знаете что? Возможно, у меня даже есть уже готовое платье, которое придется вам в пору. Наверняка есть.

- Как это?

- Такое часто случается. Портной шьет одежду, а затем тот, кто ее заказывал, по той или иной причине не объявляется. Кажется, у меня есть подходящее платье... Плечи и грудь у вас немного пошире, а талия... да, талия поуже. Небольшая подгонка, работа нескольких минут, и я смогу прислать вам платье, которое будет превосходно сидеть на вас, и которое вы смогли бы носить, пока не будет готов ваш заказ. - Он пристально взглянул на меня. - Если, конечно, вы не возражаете.

- Я хочу заказать у вас три полные перемены платья, - сказал я. Какие выбрать цвета, решите сами. У меня нет времени.

- Вы доверяете моему мнению?

- Доверяю. У вас неплохой вкус. Конечно, при иных обстоятельствах мне бы не пришло в голову просить кого-либо о подобном, но дело в том, что у меня много дел, и к тому же последнее время я провел в лесной глуши, и поэтому не имею никакого понятия о том, что сейчас носят.

Только одно пожелание. Пусть это будет достаточно консервативно, ладно? Я не гонюсь за модой.

- Разумеется. - Это льстило его самолюбию, я видел это и не сомневался, что разочароваться в нем мне не придется. Но меня не оставляли в покое и другие мысли.

- В таком месте, как это, - заметил я, - наверное только и есть разговоров, что о пиратских приключениях, грабежах, захвате в рабство и тому подобном. А здесь вообще слышно хоть что-нибудь о дальних плантациях? На мой взгляд, тамошние обитатели живут очень уединенно, и многие из них попросту отгорожены от внешнего мира.

Я говорил, тщательно подбирая слова. Тот мир, в котором прошло мое детство, разговаривал на правильном английском языке эпохи королевы Елизаветы, но став постарше и проводя много времени в глуши, мы с Янсом стали довольно небрежны. Теперь же мне было необходимо произвести благоприятное впечатление, тем более, что капитан Джон Тилли явно считался здесь человеком уважаемым.

- Напротив! В Порт-Ройяле почти всегда становится все известно о том, что происходит где-нибудь на островах. Слухи - это, знаете ли, основа пиратства. Я ни в коем случае не одобряю подобные методы, но это мое личное мнение, которое здесь рекомендуется держать при себе. Я не сторонник пиратства, но скажу вам, что опытные пираты никогда не полагаются на случай. Сперва они выясняют: на каких кораблях будут перевозить богатый груз, товары, которые можно быстро продать, и затем прибирают их к рукам.

- А рабами они торгуют?

Он пожал плечами.

- Очень немногие. Как правило, невольничье судно можно учуять по запаху за несколько миль. Пираты избегают связываться с ними. Слишком уж много возни с товаром, занятие это небезопасное, да и доход гораздо меньше, чем просто от явного пиратства или же каперства.

- И даже от продажи белых рабов?

Почудилось ли мне это, или же и в самом в его поведении произошла некая едва заметная перемена?

- Сомневаюсь, что подобное возможно, - ответил он.

- Когда человек начинает торговать другими людьми, - заметил я, - то я бы сказал, что цвет кожи навряд ли будет играть в этом решающую роль.

- Так значит, вы желаете заказать три перемены платья? - Он встал со стула и захлопнул свою книгу. - Идем, Чарльз, нам пора.

Он немного помолчал.

- А то платье я мог бы прислать уже завтра, если изволите.

- Буду очень вам признателен, - сказал я.

Чарльз вышел, а он задержался.

- О рабстве, какого бы цвета оно ни было, здесь не рекомендуется рассуждать вслух. Я бы посоветовал вам избегать подобных разговоров... если вам так угодно.

- Ну конечно же. Я тут человек новый и ничего не знаю об обычаях здешних обывателей. В любом случае я пробуду здесь всего несколько дней... если мне удастся найти то, что я хочу.

- Мое имя Джейн. - Он замялся. - Август Джейн. Если вам будет что-то надо, то заходите, милости прошу.

После того, как он ушел, я опустился на стул у окна. Джейну может быть что-то известно, а может быть и нет; и все же я был уверен, что если он даже и не знает ничего наверняка, то у него имеются какие-то подозрения.

Идея насчет поиска книжек, якобы необходимых для открытия школы, была необычной и вполне безобидной. На мой взгляд этого было вполне достаточно, чтобы окружающие сочли меня чудаком. Но среди награбленного добра и в самом деле должны были оказаться книги, так как капитаны многих судов брали их с собой в плавание, а многие, отправляясь в колонии, держали на корабле целые библиотеки. К тому же я подозревал, что в этих местах книги, вероятно, были самым неходовым товаром.

Возможно, под предлогом поиска книг мне удалось бы попасть туда, куда иначе чужакам доступ закрыт. Может быть, мне даже удастся побывать в домах хозяев некоторых из дальних плантаций.

Но даже и два дня спустя мне так и не удалось узнать ничего нового. Генри то появлялся, то снова куда-то исчезал, и несколько раз я видел его в компании опрятно одетых чернокожих мужчин, большинство из которых были слишком черными, а некоторые и с налитыми кровью глазами. Это были мароны, спустившиеся сюда со своих холмов. Они вели себя очень достойно и держались особняком, не имея никаких отношений ни с белыми, ни с другими чернокожими.

Моя одежда была доставлена от портного, и я переоделся, а затем взглянул на себя в зеркало. Я настолько привык быть одетым в штаны из оленьей кожи и охотничью рубаху с бахромой, благодаря которой одежда быстрее высыхала после дождя, что был просто поражен, увидев себя теперь этаким красавцем. Это было приятно, но я все равно остался не совсем доволен результатом.

На мне был темно-зеленый камзол, в разрезах рукавов видна нижняя полотняная рубаха, штаны длиной до колен из материи более темного цвета, высокие сапоги из испанской кожи. Воротник камзола был обшит богатым белым кружевом. В то время, пока я разглядывал свое отражение в зеркале, не зная восторгаться ли мне или же просто посмеяться над собой, капитан Тилли постучал в дверь, а затем вошел. С минуту он пристально разглядывал меня, и наконец сказал:

- Ты выглядишь так, как и подобает благородному джентльмену, Кин. Ты просто красавец-мужчина, и что иногда тоже бывает немаловажно.

- Спасибо, капитан. Сам себе я больше нравлюсь в своем охотничьем костюме, но если уж такова мода, то я буду носить эту одежду, и если кто-нибудь только осмелится посмеяться надо мной, то ему придется ответить за это.

- Вот теперь вижу, ты весь в отца. Я так и знал и поэтому принес тебе вот это. - Он взял в руки ножны, висевшие у него на боку. - Это хороший клинок. Твой отец оставил его на корабле, и я вытащил его из старого сундука специально для тебя. Носи его в добром здравии.

Это был великолепный клинок. Освободив шпагу от ножен, я взмахнул ею, стараясь побыстрее приноровиться к новому оружию.

- Вот это да! Замечательный клинок, хотя с тех пор, когда я последний раз держал в руке шпагу, прошло уже много лет.

- Ты фехтовал?

- Только с отцом, как я уже сказал, и с Джереми, а еще с Кейном О'Харой и с Сакимом. Они неплохо владели этим искусством, так что я думаю, что у них я многому научился.

- Будь осторожнее! Здесь можно встретить многих, кто мастерски владеет шпагой, это непревзойденные бойцы, хотя они более предпочитают орудовать абордажной саблей и рубить наотмашь, чем парировать удары и делать выпады.

Тут мне на ум пришла еще одна мысль.

- Помнится у моего отца был старый друг, который решил, что не останется жить в горах.

- Джублейн? Да, хороший человек и прекрасный воин. Интересно, как там сейчас у него идут дела? Насколько мне известно, он поначалу вернулся в Англию, затем подался в Нидерланды. Ему было трудно усидеть на одном месте, его всегда влекли к себе странствия. Я слышал от кого-то, что он якобы отправился куда-то на восток, в те земли, где живут мусульмане.

Мы еще долго разговаривали, после чего он возвратился на "Абигейл", а я лег спать, но уснуть не смог. Некоторое время спустя я встал с постели, движимый ощущением какого-то странного беспокойства, и снова подошел к окну. Свет в моей комнате был погашен, улица же была тускло освещена отраженным светом, и какой-то человек стоял на ее противоположной стороне, как раз напротив гостиницы. Я по-преднему стоял у окна. Разглядеть его получше я не мог, так как было слишком темно. Постояв на одном месте еще какое-то время, человек перешел на другую сторону улицы и отправился прочь. Я сразу же узнал его. Только один человек, будучи с виду таким грузным, ступает столь легко.

Макс Бауэр!

Макс Бауэр здесь! Неужели он выследил меня? Или, возможно, это лишь обыкновенное совпадение?

Он скрылся из виду, уходя на дальний конец улицы, и все же я был уверен, что он знает о том, что я здесь. Возможно, ему даже известно, в какой комнате я остановился.

Жизнь в этих краях ценится очень дешево. Нет никакой нужды пытаться собственноручно убить кого-то, потому что здесь это можно было организовать всего за несколько шиллингов или даже за бутылку рома.

Каждую секунду, каждую минуту я должен быть начеку. Я должен быть сосредоточен и готов на все.

И я был готов.

ГЛАВА 12

Когда наступил рассвет, я уже не спал, и вскоре мне в комнату был принесен завтрак. Подумать предстояло очень о многом. Генри где-то пропадал, и я очень надеялся на то, что он сможет раздобыть нужную информацию, так как от прислуги и рабов секретов не держали. Но не мог же я всецело зависеть от него одного.

Август Джейн, портной, был моей другой возможностью, так как портным приходится часто бывать в самых разных домах, и к тому же они весьма наблюдательны и многое замечают. В самом ли деле было ему что-то известно? Или же мне это только показалось? Разумеется, если торговля белыми женщинами и существовала, то даже здесь, в порту, куда заходили пиратские суда, это держалось в большом секрете.

Глядя на улицу, я пытался вычислить возможного наблюдателя, того, кто, возможно, был приставлен для того, чтобы следить за мной, но мне так и не удалось заметить кого-либо подозрительного, кто слонялся бы там.

Чарльз, раб Джейна. Он бывает почти везде, куда ходит Джейн, а если им приходится отправляться вглубь острова, то его кормят вместе с хозяйскими слугами, от которых ему наверняка приходилось слышать местные закулисные сплетни. Генри мог бы поговорить с Чарльзом.

Я уже успел подметить одну немаловажную вещь. Мароны, хоть в здешних местах их было очень немного, неизменно вызывали трепет и уважение у прочих чернокожих. Может быть оттого, что им было присуще некое врожденное качество, или же потому, что они сумели бежать из рабства, а затем обосновались среди холмов, где ими был создан свой собственный мир.

Когда я вышел из таверны, на улице было многолюдно, и со всех сторон меня окружали загорелые, бородатые моряки, некоторые из которых были одеты кое-как, словно недавно сошли на берег с вновь прибывших кораблей, другие же щеголяли дорогими восточными шелками и драгоценными каменьями. В харчевнях они широким жестом швыряли на стол пригрошни золотых монет и приказывали принести себе рому. Довольно часто питье им подавали в золотой или серебрянной посуде, иногда даже украшенной драгоценными камнями, а помимо местного рома, пользовавшегося в этим местах наибольшей популярностью, здесь можно быть также найти вина со всего мира и отведать самые изысканные кушанья.

Здесь жили безрассудные, жестокие люди, готовые в любую секунду схватиться за нож или пустить в ход кулаки, и кровавые побоища считались тут самым обыденным делом. Если убийство происходило в разгар танца, то музыки не останавливали; все просто продолжали танцевать вокруг распростертого на земле тела, пока музыканты не закончат играть. Над этими людьми постоянно витала тень смерти, каждый из них мог погибнуть от пули или вражеского клинка или же просто кончить жизнь на виселице. Это было разноязыкое, необузданное племя, общность интересов которых заключалась в страсти к рому и женщинам.

Расхаживая среди людей, я постепенно начал ощущать себя частью толпы. Здесь были также и женщины самых разных национальностей, но мулаток и квартеронок 1) было гораздо больше, чем всех прочих.

1) Квартерон(ка) - потомок белого и мулатки.

Неожиданно мне на глаза попался Генри. Он стоял в одиночестве у прилавка с корзинами, а аккуратный черный камзол и белая рубаха были ему очень к лицу. Какая-то девшка, пробравшись сквозь толпу, остановилась перед ним и стала что-то говорить, но он взмахом руки приказал ей отойти. Порывисто развернувшись, она с недовольным видом отошла. Он ждал, и я тоже замер в ожидании, а вокруг меня бурлила толпа.

Худощавый темнокожий мужчина направлялся сквозь толпу в сторону Генри, но, оказавшись рядом, он не замедлил шага, и как будто даже не взглянул в его сторону, а прошел мимо, свернув затем на узкую улочку недалеко от лавки с корзинами. Несколько мгновений спустя, Генри последовал за ним.

В тот же момент я почувствовал, как кто-то дернул меня за рукав. Это был Чарльз. Я настолько увлекся наблюдением за действиями Генри, что даже не заметил, как он подошел.

- Капитан, я Чарльз, от Августа Джейна. Он просит вас прийти на примерку.

На примерку - сейчас? Меня одолевали сомнения, и все же я последовал за рабом, который привел меня к двери мастерской. Эта была очень мощная дубовая, кованная железом дверь с множеством запоров. Чарльз постучал; дверь открылась, и мы вошли в дом, вход в который охранял рослый негр.

Джейн уже дожидался меня с измерительной лентой в руке. Это тоже удивило меня, так как обычно мерки снимал Чарльз.

Приступив к снятию мерок, он тихо заговорил.

- Ваше имя не выходило у меня из головы. Я никак не мог отделаться от ощущения, что мне и прежде приходилось слышать его. "Сакетт? Это необычное имя," - сказал я сам себе, а затем вспомнил письмо, полученное мной когда-то из Англии, одно из тех писем, которые я время от времени перечитываю, так как многие из содержащихся в них сведений, могут принести неплохую прибыль. - Он отступил назад, краем глаза глядя на меня. Сведения - это, знаете ли, очень полезная штука, и нередко за них можно выручить подчас даже больше денег, чем за товар.

- Если вы располагаете нужными мне сведениями, - сказал я, - я заплачу.

- Нет-нет! Я совсем не это имел в виду... совсем не это. Просто, чтоб вы знали, что иногда занятия портного не сводятся только к портняжному делу. У меня есть в Лондоне друг, который сам заинтересован в сборе разного рода сведений и который часто оказывает мне очень большую помощь. Это ведь как раз в письме от него мне встретилось то имя... Барнабас Сакетт.

- Это мой отец.

- Да? Что ж, я так и думал. Моего друга зовут Питер Таллис.

- Отец рассказывал о нем.

- А как же иначе. Питер Таллис человек чрезвычайно образованный и разносторонний. Я думаю, что у него имеются друзья и знакомые в большинстве портов мира. В своих письмах мы рассказываем ему о том, где и что происходит.

Видите ли, это имя не шло у меня из головы, и я никак не мог взять толк, с чего бы это вдруг. И тут меня осенило. Друг Питера Таллиса - мой друг.

- И что теперь?

- Я сейчас снимаю мерки на тот случай, если за нами сейчас вдруг кто-нибудь шпионит, и должен вам сказать, друг мой, что в Порт-Ройяле даже у стен есть уши. Вы завели разговор о белых рабах. Хотя, судя по тому, как другие отзываются о вашем отце, полагаю, сами вы не собираетесь покупать кого-либо из них для себя.

- Вы правы. Я разыскиваю конкретную девушку, которую, возможно, продали в рабство; ее вывезли из Новой Англии.

- Было здесь несколько таких, и вместе с ними несколько девушек из Нового Амстердама, из Каролины и Виргинии.

- Та, которую ищу я, жила в районе мыса Анны. Это произошло примерно с год назад. Или даже еще раньше. Скорее всего она была продана...

- Тс-с! Только без имен!

- Она очень красивая и...

- Разумеется. Иначе и быть не могло.

- Та девушка, о которой я веду речь, натура независимая, и она не из тех, кто станет понапрасну рыдать и убиваться, оказавшись обесчещенной, если только не будет уверена, что слезами еще можно чего-то добиться. Судя по тому, что мне довелось услышать, это очень смелая и до некоторой степени распущенная юная леди, которая так и не смогла привыкнуть ни к жизни в Новой Англии, ни к строгим нравам и порядкам, установленным старшими. Ее похитили, но вот только я вовсе не уверен в том, что она сама слишком этому противилась.

- О да. Вы упрощаете мою задачу, господин Сакетт, заметно упрощаете! Потому что таких здесь не много. Большинство из них опускается... или умирают от лихорадки или от чего-то другого... возможно, от отчаяния.

- С ней такого не может случиться.

- Вы хотите спасти ее?

- Сомневаюсь, чтобы это можно было так назвать. Я, конечно, постараюсь помочь ей, если она того пожелает, но моя цель в том, чтобы положить конец этому промыслу.

- Вообразили себя благородным рыцарем? А белого коня у вас нет?

- Нет. Но девушку, которую я... с которой я знаком, тоже пытались похитить.

- А капитан Тилли знает, почему вы здесь?

- Знает. И Самюэль Мэверик из Шомата, и преподобный Блэкстон тоже.

- Я знаком с Мэвериком. Мы имеем с ним дело. Очень проницательный, очень знающий человек. Ладно, так уж и быть. У вас хорошие рекомендации. Я слышал о подобной особе. Об очень привлекательной, умной и здоровой молодой женщине. Но только она не рабыня.

- Не рабыня?

Джейн самодовольно улыбнулся.

- Представьте себе, вовсе нет! Вообще-то, она хозяйка одной из наших самых лучших плантаций! Волевая женщина... как говорится, было бы желание, а способ найдется. Она добилась своего.

Он закончил снимать мерки, а затем предложил мне выпить с ним по стаканчику вина, и я принял это приглашение. Поудобней устроившись в кресле, важно выпятив обтянутый жилетом живот, он с видимым удовольствием принялся пересказывать мне эту историю.

- О да! Люблю людей предприимчивых! За ними будущее, на них будет держаться мир, когда наш старый мир пойдет прахом. Смелость! Замечательная черта англичан! А наша леди... о да! Я не побоюсь так говорить о ней, потому что если она и не заслуживала подобного обращения, когда только-только прибыла сюда, то теперь она имеет на это полное право! Какая женщина!

Она была продана одному из наших здешних джентльменов, человеку совсем еще не старому, но очень одинокому. Его жена была сварливой, неприветливой, скупой женщиной, и поэтому, когда она умерла, то, чего греха таить, все мы в душе порадовались за него. Но он не привык жить один, и в огромном имении, что находилось вдали от северного побережья, ему было одиноко. Он жил в большом, старинном особняке, окруженный роскошью и великолепием, ведь у хозяина помимо всего прочего был еще и очень изысканный вкус.

И в немалой степени благодаря этому обстоятельству, в его жизни вскоре появилась Адель.

- Адель? - Я слышал это имя впервые, чувствуя внезапное разочарование. - Но это не та, кого я...

- Не надо спешить с выводами. Второй такой быть не может. Что же до имени, то кому какое дело? Большинство обитателей Порт-Ройяла живут под ими же самими придуманными именами. При желании здесь каждый волен выбрать себе то имя, которое, как ему кажется, больше ему подходит. В конце концов, мало кому замечательные имена даются от рождения. Остальным же не остается ничего другого, как выдумывать их для себя. Можете не сомневаться. За ней дело не станет.

Он замолчал, закуривая длинную сигару. Я и раньше видел нечто подобное, но у нас такие сигары были большой редкостью. Он снова наполнил вином мой бокал. Это было белое, приятное на вкус вино, и мне, хоть я и пил очень редко, оно пришлось по вкусу.

- Когда продают таких рабынь, то они, как правило, поставляются под заказ конкретного покупателя. Сначала уплачиваются деньги, и только затем доставляется товар, который затем и представляется на суд покупателя. В данном случае покупатель умер - был убит на дуэли, если не ошибаюсь поэтому у него на руках и остался нереализованный товар.

- "У него"?

- Только так. Большего сказать не могу. В конце концов он устроил своего рода тайный аукцион, выбрав для него уединенное место, куда собралось лишь несколько человек - возможные покупатели, люди, на которых можно было положиться.

Девица же оказалась наредкость смелой. Она вышла к ним, оглядела собравшихся и увидела нашего мужчину - своего мужчину. Она подошла, заглянула ему прямо в глаза и сказала: "Ты. Я хочу, чтобы это был ты."

Разумеется, был торг, потому что девчонка все же была довольно симпатичной, но остальные слышали, что она сказала, и быстро потеряли к ней интерес. Наш джентльмен купил ее.

Он заказывал одежду у меня, и поэтому я услышал эту историю от него самого. Это просто потрясающе! В первый же вечер, когда они приехали в имение, он решил было распорядиться, чтобы ее посадили под замок, но она заявила, что хочет поговорить с ним наедине.

Как только они остались одни, она смело заговорила с ним. "У тебя теперь есть рабыня, - сказала она, - которая может стать тебе покорной рабыней или женой..."

- "Женой?" - воскликнул он.

- "Женой, - подтвердила она, - или рабыней, мне все равно, но отнесись ко мне, как к леди, и я отвечу тебе так, как и подобает леди. Если же станешь обращаться со мной, как с рабыней, то я превращу твою жизнь в ад."

Она обвела рукой вокруг себя.

- "За этим домом нужен хороший уход. Тут все очень роскошно и красиво, но здесь необходим тот, кто будет с любовью относиться к этому всему... и к тебе. Мне еще никогда не приходилось вести хозяйство в таком доме, но для меня это вполне посильно, и ради тебя я займусь этим. Когда был жив мой отец, у него был свой небольшой бизнес. Он вел торговлю с островами Вест-Индии и Англией. Я помогала ему вести счета. Я и тебе могу в этом помочь. Ты будешь возращаться домой усталый, и я сделаю все для того, чтобы здесь тебе было уютно. Если тебе захочется поговорить, то я умею говорить сама и выслушивать других. Так что выбирай, кем я стану: рабыней, которую будут подкладывать тебе в постель, когда тебе того захочется, или же твоей помощницей, любовницей и другом?

Джейн усмехнулся.

- Можете себе представить. Джентльмен, о котором идет речь, был человеком тихим, да и к тому же он совсем не собирался покупать себе женщину. Он был очень далек от этого. На мой взгляд, ему просто не хотелось быть одному, и он пошел посмотреть, какого типа женщину возможно приобрести подобным образом. Теперь же она у него уже была, и к тому же он оказался просто-таки покорен ее столь необычным для женщины самообладанием.

- "А ты не сбежишь?" - спросил он.

- "Но зачем? Зачем мне убегать от человека, которого я сама же просила купить меня? Глупо, не правда ли? У меня нет крыши над головой. Теперь ты дашь мне приют. Раньше мне было не о ком заботиться. А теперь у меня есть ты."

Он выделил ей отдельную спальню, и, конечно же, она никуда не убежала. Когда он возвращался домой после объезда своих плантаций, то там для него уже был готов и халат, и домашние туфли. Там, где его покойная жена была холодна и надменна, Адель, наоборот, была отзывчива и, казалось, думала только о том, чтобы ему было хорошо.

- Но была ли она при этом искренна? Не наигранным ли было это радушие?

- В том-то все и дело. Она делала все это от чистого сердца. Она искренне полюбила этого человека, в чем с самого начала нисколько и не сомневалась. Она видела, как ему одиноко, и чувствовала, что он нуждается в ней.

У нее было чутье на такие вещи. Так они прожили несколько месяцев, и так хорошо ему не было еще никогда. В первый раз за все время он наслаждался жизнью и был совершенно счастлив.

- А потом?

- Он женился на ней. Разумеется, это было совсем не обязательно! Она сама ясно дала ему это понять, но такова была его воля. И, надо сказать, что впоследствии ему ни разу не пришлось об этом жалеть.

- Он умер?

- Наоборот, очень даже ожил. Сейчас она, наверное, уже гораздо лучше него разбирается в том, как идут дела на плантациях, но только виду не подает. Лишь иногда может высказать вслух какое-нибудь предложение... не более того. Но он прислушивается к ее советам, и их имение процветает.

Августус Джейн откинулся в кресле и улыбнулся, загадочно сверкнув глазами.

- "И жили они долго и счастливо", - завершил он свой рассказ.

- Но с чего вы решили, что это и есть именно та, которую я разыскиваю?

Он усмехнулся, но тут же посерьезнел.

- По времени все практически совпадает. Но это еще не все. Несколько недель назад я был у них в доме, на примерке его парадного платья. Они были приглашены на бал во дворец к губернатору.

Когда я приехал, он еще не вернулся с плантации. Она предложила мне сесть, а затем объявила, что знает кое-что обо мне - о чем муж ее даже не догадывался, я в этом уверен - и что ей нужно разузнать побольше об одном человеке. О Джозефе Питтинджеле.

Я был ошеломлен.

- Но зачем? Почему о нем? А я-то думал, что...

- И я тоже. Я тоже был склонен думать, что ей и без того пришлось уже достаточно натерпеться из-за него. Но вы плохо знаете эту леди. У нее поистине железные нервы. Джозеф Питтинджел оскорбил и унизил ее. Она его презирает и ненавидит. Она задалась целью заполучить нечто такое, что можно было бы использовать против него.

- Тогда она могла бы помочь мне!

- А что вы от нее хотите?

- Доказательств. Данных под присягой показаний о том, что с ней произошло. Я хочу, чтобы этому позорному промыслу был раз и навсегда положен конец, и я добьюсь этого.

Джейн отрицательно покачал головой.

- Вы хотите слишком многого, мой друг Сакетт. Адель - она позволяет мне называть ее так - не пойдет на это. Тогда ей пришлось бы рассказать правду о себе. Для этого ей пришлось бы прийти в суд, к губернатору или к нотариусу, а стало быть, дело получило бы огласку. Она никогда не сделает этого, и вовсе не из-за себя, а лишь ради него. Ради того человека, за которого она вышла замуж.

Поймите же, никто не знает подробностей. Она просто таинственная женщина, возникшая словно из ниоткуда, и к тому времени, как они впервые появились на людях вместе, она уже была его женой, не лишенной самообладания женщиной, которая распоряжается своей судьбой по собственному усмотрению.

Нет, боюсь, ничего не выйдет. Она не станет рисковать всем ради вас, даже если речь идет о мести. У нее другое на уме.

- Что, например?

- Она хочет, чтобы он оказался сломлен, разорен, сокрушен, чтобы ему пришел конец. И, на мой взгляд, ей нет совершенно никакого дела до того, что станется с ним потом: останется он в живых или нет. Ей хочется разделаться с ним, чтобы отомстить за то, что он попытался сделать с ней, и за все то зло, которое он причинил остальным.

- Все равно я должен немедленно отправиться туда и видеть ее.

Август Джейн снова хитро улыбнулся.

- В этом нет необходимости. Она здесь... сейчас.

ГЛАВА 13

Он откинул портьеру, за которой находилась дверь, ведущая в соседнюю комнату, и я вошел туда. Я обратил внимание на то, что здесь тоже была дверь, скрытая за тяжелой портьерой. Она была открыта, и теперь он остановился перед ней.

- Меня ждут другие дела, а вам еще многое предстоит обсудить. Кин Ринг Сакетт, мадам Адель Легар.

Сказав это, он вышел из комнаты, закрывая за собой дверь. Ее нельзя было назвать раскрасавицей, но у нее были поразительные глаза. Это была эффектная молодая женщина с роскошной фигурой, голубоглазая со светлыми, чуть рыжеватыми волосами.

- Кин Ринг Сакетт. Какое необычное имя. Вы из Каролины.

- Из гор, мадам. Вы должны извинить меня. Боюсь, я почти не разбираюсь в светских условностях.

- Обо мне вы теперь все знаете, поэтому я не стану терять времени, которого, кстати, у нас и так нет. Макс Бауэр в городе, и он отнюдь не сидит, сложа руки. Это означает только то, что он пойдет на все ради того, чтобы убить тебя.

- Похоже, вы знаете, что он за птица.

- Знаю. И вам не стоит его недооценивать. Можете не сомневаться в том, что он ни за что не позволит вам остаться в живых и выбраться из Порт-Ройяла, если только не сделает того, что он сотворил с одним человеком, который попытался помочь мне.

- И что же такого он сделал?

- Он был неплохим человеком. Конечно, я догадываюсь, что жил он довольно неправедно, но он был добр ко мне и даже пытался помочь. - Она немного помолчала. - Макс Бауэр выколол ему глаза и отрезал язык.

Я был потрясен, и, заметив мое замешательство, она пожала плечами.

- Здесь порой случаются вещи и пострашнее, да и в Англии тоже. Я не должна говорить вам об этом, но он был хорошим человеком.

- И что с ним стало теперь?

- Он живет здесь, в доме на холме, откуда открывается прекрасный вид на окрестности. Плетет корзины и циновки. На продажу. Я устроила так, чтобы о нем заботились, но он очень гордый человек и предпочитает самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. - Она внезапно повернулась ко мне спиной. - Вы производите впечатление сильного человека. Вы сможете убить Макса Бауэра?

- Мадам, вы, по-видимому, не за того меня принимаете. Я вовсе не собираюсь его убивать, а лишь хочу положить конец этому их бизнесу. Мне необходимы доказательства, которые представляли бы Питтинджела таким, каков он есть на самом деле.

- Вы что, считаете, что это их остановит? Да они попросту переберутся куда-нибудь в другое место, и вся недолга. О да, Питтинджел будет уязвлен, не спорю. Ему ведь так нравится ощущать себя важной персоной! Чтобы можно было вальяжно расхаживать по округе, надменно поглядывая на всех прочих! Что же до его имени, то он даже это украл у кого-то. Мне так и не удалось разузнать, как же его зовут на самом деле. Я знаю имя, которое у него было до этого, но мне кажется, что оно тоже не его.

Хотя это не имеет значения. Важно то, что он злодей, и Макс Бауэр ничем его не лучше. Я хочу разделаться с ними обоими.

- Если бы я возвратился на мыс Анны, имея при себе заверенные показания...?

- Это невозможно. И беспокоюсь я вовсе не о себе, а о своем муже. Он человек порядочный, с положением в обществе. Никто здесь не знает, как я попала сюда. И я не желаю, чтобы это стало известно.

- Похоже, вы очень изменились за этот год.

- За год? А что такое год? Время - понятие относительное. Один день может показаться длиннее жизни, а год может стать вечностью. Ведь это не просто определенное число дней, а то, что за эти дни происходит.

Я была молоденькой девушкой. Я была свободна, независима, упряма... и, боюсь, зачастую непослушна. Внезапно я очутилась в неволе, и жизнь перестала быть для меня лишь той чередой дней, какой я принимала ее до того. Меня собирались продать, как рабыню, и осознание этого было крайне неприятно. Я должна была что-то решить и сделать это как можно скорее, что бы вообще хоть как-то выжить.

Мой друг, тот, который затем из-за меня был лишен зрения, предупредил меня о том, чего я могу ожидать. Стать рабыней какого-нибудь жестокого развратника на дальней плантации, а потом быть проданной в бордель. Так что для того, чтобы остаться в живых, мне было необходимо что-то придумать.

- Вы стали такой милой женщиной.

- И к тому же очень любящей своего мужа.

Я густо покраснел.

- Я совсем не в том смысле...

- Знаю. Я просто хотела, чтобы вы меня поняли. Я не стану делать ничего такого, из-за чего у него могут возникнуть осложнения.

- Бауэр знает, где вы сейчас? За кого вы вышли замуж?

- Думаю, что нет. Ведь я для них была никто, просто еще одна девчонка, которую нужно было спихнуть с рук и получить за это хорошие деньги. Ни один из них не присутствовал при том, когда меня продавали. Тогда собралось очень мало людей, и большинство специально прибыло с других островов. К тому же сейчас я выгляжу совсем иначе, чем тогда. Но тем не менее, я бы не стала недооценивать его.

- Я рассчитывал на то, что мне удастся получить от вас заверенные показания, которые я смог бы использовать против Питтинджела.

- Исключено. Я буду делать все, что в моих силах, до тех пор, пока от меня не потребуется появляться в суде.

- Благодарю вас. - Я собирался развернуться и выйти вон, когда меня остановил ее вопрос.

- Так две девочки все же убежали? А кто они?

- Диана Маклин и Керри Пенни. Мой брат женат на Темперанс Пенни.

- Мы с ней дружили, хотя ее семья и не одобряла это. - Она совершенно неожиданно улыбнулась, видимо, вспоминая свои выходки. - Меня считали своевольной и упрямой. - Она помрачнела. - Мне нравилась Диана. И хотя поговорить нам с ней удавалось нечасто, но мы дружили. Я всегда очень волновалась за нее, потому что люди относились к ней настороженно. Она была умней других и более независимой, чем они.

Я вкратце и в общих чертах рассказал о том, какая ситуация сложилась в тех краях за то время, пока ее там не было. Она хорошо знала всех действующих лиц, и поэтому ей не составило труда составить для себя картину случившегося. Разговаривая с ней, я вдруг подумал о том, что не могу сдержать своего восхищения. Передо мной находилась девушка, сумевшая благодаря одной только своей находчивости успешно выбраться из того ужасающего положения, в котором ей пришлось оказаться. Справедливости ради следует заметить, что ей крупно повезло, что там оказался такой человек как Легар. Но как знать, на что еще, возможно, пошла бы она, окажись на его месте кто-то другой?

- Выходит, что они знают вас в лицо? Будьте осторожны. Август Джейн предупредил меня о том, что они сейчас в Порт-Ройяле. Они довольно часто бывают здесь, я же, наоборот, чрезвычано редко. Так что поберегите себя.

- А как же вы?

- Обо мне не беспокойтесь. - Она протянула мне руку, а затем направилась к двери черного хода. - У нас с вами, оказывается, есть кое-что общее. Например, враги. Идите же. Я должна выбраться отсюда незамеченной. Она опять немного помолчала. - Обо мне не беспокойтесь. У меня есть друзья и покровительство. Я не могу оказать вам помощь в том виде, как вам того хотелось бы, но, клянусь, я не успокоюсь до тех пор, пока не сживу их со свету.

Она говорила очень спокойно, но я ни минуты не сомневался в том, что она не кривит душой. Возможно, ей и было еще мало лет, но на ее долю выпало пережить слишком многое, и она была непреклонна.

Я вышел обратно в мастерскую, где теперь находились двое мужчин. Портные сидели на столе, по-турецки поджав ноги, и что-то шили. Августа Джейна нигде поблизости видно не было, и, остановившись перед открытой дверью, я глядел на улицу.

Там было многолюдно. Более всего в толпе были заметны сошедшие на берег со своих кораблей матросы и пираты, время от времени мелькал в толпе какой-нибудь плантатор или солдат в мундире. Негры среди прохожих встречались не слишком часто, и некоторые из них явно были потомками исконных обитателей этих островов.

Пьяный матрос, от которого сильно разило ромом, пошатываясь шел мимо и ненадолго остановился у столба, чтобы перевести дух. В ухе у него поблескивала серьга, усыпанная бриллиантами. На той руке, что была ближе ко мне, я заметил три золотых перстня с драгоценными камнями. Поймав на себе мой взгляд, он изобразил на лице некое подобие улыбки, обнажая неровный ряд поломанных зубов.

- Там, откуда я приехал, у меня есть еще! У меня их там мно-о-ого!

Объявив это, он отцепился от столба и заковылял дальше.

Повернув голову, я встретился глазами с угрюмого вида человеком с черным чубом и шрамом через всю щеку. По-видимому, тот же удар лишил его и мочки левого уха. Как только наши взгляды встретились, он тут же поспешил виновато отвернуться. С чего бы это?

Тяжелая повозка, груженная бочками и запряженная парой быков, катилась по улице. Внезапно сорвавшись с места, я бросился через улицу, успев проскочить перед самым носом у быков, которые от неожиданности едва не сбились с шага, а погонщик обругал меня последними словами. На мгновение нагруженная повозка заслонила меня, и я без промедления заскочил в ближайшую маленькую лавчонку, тут же отходя к дальней стене.

Оглянувшись назад, я заметил, что вслед за мной через улицу бросился не один, а сразу двое каких-то типов. Человек со шрамом поспешил в самый конец улицы, а его напарник отправился в противоположном направлении.

Всего несколько минут, и тогда они вернутся и заглянут сюда. Я направился к двери в дальнюю комнату, откуда навстречу мне вышел приказчик.

- Что вам угодно?

- Видеть хозяина, - сказал я, - и немедленно!

Он замер в нерешительности. Я ему явно не понравился, но, очевидно, моя внешность произвела на него впечатление.

- Ладно... подождите.

Он развернулся и скрылся за портьерой. Я снова оглянулся. Никого не было видно... пока.

Когда приказчик снова вышел ко мне, прошла, казалось, уже целая вечность.

- Сюда, капитан, - сказал он.

Время, мне необходимо было выиграть время, хотя бы всего несколько минут. Я прошел за портьеру и увидел там человека вочках с квадратными стеклами. Это был маленького роста толстяк с круглой и почти совершенно лысой головой. У него был маленький рот с тонкими, плотно сжатыми губами, короче, мне он сразу же показался наредкость несимпатичным типом, но в тот момент это было уже совершенно неважно.

- В чем дело? - раздраженно заговорил он. - У меня нет времени на...

- Мне говорили, - сказал я, - что, возможно, у вас есть кое-что на продажу. - Я многозначительно помолчал. - Нечто другое, чем тот хлам, - я кивнул в сторону помещения лавки.

Он откинулся в своем кресле и изучающе разглядывал меня. Взгляд его был жесток и холоден. Он был явно не из тех людей, с кем мне хотелось бы иметь дело.

- И кто вам только мог сказать такое? - Он в упор разглядывал меня. Я вас не знаю. Если вы хотите купить что-нибудь у меня, то весь товар в лавке. Я приказал им проводить вас ко мне только потому, что принял вас за другого человека. А теперь уходите.

Прошла всего минута. Шпионы, убийцы, или кем бы еще ни были те двое, как раз сейчас могли оказаться неподалеку от входа в лавку.

- Здесь есть драгоценные камни, - сказал я, - и, значит, должны быть настоящие драгоценности. Меня интересуют разного рода диковинные, необычные вещи. Я могу хорошо заплатить.

Лавочник принялся шуршать бумагами, разложенными перед ним на столе.

- Ничего у меня нет, - сердито пробормотал он, - а во всей округе тут есть по крайней мере полсотни человек, кто занимается подобным товаром. Он снова взглянул на меня из под своих тяжелых, заплывших жиром век. - Кто вас прислал ко мне? Я не стану говорить, пока вы не назовете имя того человека.

В тот момент на ум мне пришло лишь одно-единственное имя.

- Питтинджел, - сказал я, - но вряд ли он при этом хотел того, чтобы его имя упоминалось вслух.

Лавочник медленно отложил в сторону перо.

- Питтинджел? И что же, позвольте узнать, он соизволил рассказать обо мне? Что? И кому?

- Я прибыл сюда от берегов Каролины, - сказал я, - куда я недавно перебрался из Мексики.

Я надеялся, что он не станет распрашивать меня о Мексике, так как о ней я решительно ничего не знал.

- И что вы хотите от меня?

- Я уже сказал. Алмазы... один или два, но крупные. Золото, обработанное вручную, не переплавленное. - Я изо всех сил старался задержаться здесь и как можно дольше не выходить на улицу. Пусть мои преследователи решат, что я уже где-нибудь далеко.

- Алмазы! - он раздраженно передернул плечами. - Вот уж этого добра здесь повсюду хоть отбавляй! Они попадают сюда с испанских кораблей. - Он взмахнул рукой. - Идите, расспросите торговцев. Тут их полным-полно!

- Мне не нужно много. Я бы купил только один или два камня, но они должны быть крупными, - добавил я. - У меня есть покупатель только на крупные камни. - Я порывисто отвернулся. - Похоже, я с вами лишь понапрасну теряю время. Теперь мне ясно, что я попал не по адресу. Мне говорили...

- Да уж, - сухо заметил он, - и вот как раз об этом мне бы хотелось узнать поподробнее. Так, говорите, Питтинджел? Мы с ним едва знакомы, а он направил вас ко мне? Или еще к кому-нибудь, если уж на то пошло.

- Пожалуй, я пойду, - сказал я. - Я пришел сюда говорить о деле...

- И сейчас заговоришь, как миленький, - тихо произнес он. - И по делу! Ты что, принимаешь меня за дурака? Ты приставлен шпионить за мной! Ты проклятый шпион! - Он хмыкнул. - Как же, Питтинджел! Я-то его хорошо знаю, а вот он едва ли что-нибудь знает обо мне! И ты заявляешься ко мне и начинаешь рассказывать сказки! Видите ли, алмазы ему нужны! А где же еще искать их как не в такой лавке, как моя, где продается всякий матросский хлам и прочее старье?

Я попятился назад, начиная потихоньку отступать к портьере, через которую я попал сюда. Сам того не желая я впутался еще в какое-то дело, о котором я не имел никакого понятия, и предпочел бы остаться в неведении.

- Очевидно, - сказал я, - нам с вами так и не удастся договориться. Возможно, когда-нибудь в другой раз...

- Сейчас, - сказал он, извлекая откуда-то из-под стола внушительного вида пистолет. Было слышно, как щелкает взводимый затвор. - Садись. Сейчас сюда придут мои ребята, и мы узнаем побольше о тебе, мой юный простофиля.

Том! Гарри! - внезапно выкрикнул он. - Все сюда, живо!

В руке у него был пистолет, но он просто держал его, видимо, уверенный в том, что достаточно запугал меня. Я пнул ногой стул, на котором сидел до этого, и который отлетел в его сторону. Вздрогнув от неожиданности, он инстинктивно отпрянул назад, и в тот же момент я оказался по другую сторону тяжелой портьеры, сталкиваясь лицом к лицу с угрюмым детиной, более нахальным и самоуверенным, чем обычно позволительно человеку.

- Сейчас я тебя!.. А ну, назад! А то я..!

- В другой раз, - сказал я и с силой ударил его ногой в коленную чашечку. Он согнулся, хватаясь руками за больное колено и воя от боли, и тогда я нанес удар коленом в лицо, а затем просто отпихнул с дороги, направляясь к двери, ведущей на улицу. Худощавый парень со злобным лицом уже поджидал меня там, но он отступил в сторону, давая мне пройти и при этом желчно улыбаясь.

- Мой черед наступит потом, - сказал он. - Иначе быть не может!

С таким напутствием я оказался на улице и тут же завернул за угол, потом перешел на другую сторону улицы и снова свернул за угол. И что это за город такой, этот Порт-Ройял? Неужели здесь и в самом деле на каждом углу, везде, куда ни глянь, воровские притоны? Ведь я просто зашел в лавку только-то и всего.

Вернувшись обратно в таверну, я тут же поднялся к себе в комнату и устало опустился на скамью, бросив на кровать шляпу. Но тут мое внимание привлек к себе листок бумаги, оставленный на столике, на котором стояла миска и кувшин.

Сложенный пополам листок, придавленный миской. Я развернул его.

Мадам Легар похищена. Буду ждать тебя в устье Рио-Кобре, у Сантьяго-де-ла-Вега. Не позднее полуночи.

Генри

Еще какое-то время я стоял неподвижно, пытаясь собраться с мыслями. Похищена мадам Легар! Однажды она сумела выбраться от них, но вряд ли ей снова это удастся, а ее муж, хороший и добропорядочный человек, наверняка не из тех, кому под силу справиться с Бауэром. К тому же я чувствовал свою ответственность за случившееся, потому что это из-за меня она попала в его поле зрения.

Достав свои пожитки, я извлек лежавшие там среди прочих вещей два пистолета, зарядил их и засунул оба за пояс.

Попасть из Порт-Ройяла в Сантьяго-де-ла-Вега, у устья Рио-Кобре, можно было по воде, и для этого оставалось лишь переправиться на другую сторону входа в залив. Я мысленно прикинул расстояние.

Две мили? Или, может, чуть больше?

Я должен отправиться туда немедленно, прямо сейчас.

ГЛАВА 14

Темнокожий мальчишка, нанятый мной на берегу, и согласившийся перевезти меня на противоположную сторону входа в гавань был очень худ, и у него были огромные, выразительные глаза.

- Шиллинг, сэр. Я сделаю это за шиллинг.

- Греби побыстрей и внимательно гляди по сторонам, и тогда получишь еще один шиллинг, - сказал я.

- Шиллинг, - сказал он. - И я увижу все, о чем вам надо знать, и скажу вам.

Он оттолкнулся от берега сразу же, как я только сел в его лодку, легко заскользившую по темной глади воды.

Ветра не было, и две дюжины кораблей стояли на якоре в гавани. Большинство из них были пиратскими, и некоторые были просто-таки набиты до отказа товарами, недавно награбленными с торговых судов, захваченных на просторах Карибского моря. Но даже с наступлением ночи жизнь в гавани не замирала. Мимо нас проплыл лихтер, груженный тюками и бочками. На кораблях горели огни, а с галиона, сохравнившего все признаки недавнего пожара и отметины от пушечных ядер, доносилось нестройное пение. Какой-то человек облокотился о поручни и помахал нам бутылкой, приглашая и нас выпить с ним. С берега также доносились звуки музыки и слышалось пьяное пение. Это была дикая ночь в диком порту на диком море, над водами которого поднимались высокие и темные берега острова.

- Ты давно живешь здесь? - спросил я.

- Всегда, - сказал он. - Мне нравится здесь, сэр. Я люблю свою лодку. В ней можно перевезти кого-нибудь на другой берег и получить за это шиллинг. И еще у меня есть хижина на склоне Хэлсшир-Хиллс.

Он замолчал, и в наступившей тишине было слышно, как на корме жалобно поскрипывает в уключине весло. Здесь не было ветра, чтобы поставить парус, хотя он, возможно, и дул по другую сторону от стоявших на приколе судов.

- Меня звали на корабль. И не один раз. Но я не хочу. Мне не нужно золото, за которое заплачено кровью. Я люблю тишину, когда слышно, как скрипит мое весло, а за бортом тихо плещется вода. Мне нравится, когда люди сидят тихо, как вы сейчас. И еще мне нравятся запахи вон там, на той стороне. Хорошо бывать на том заливе, на Галион-Бэй.

Он замолчал, и мы снова плыли молча, и некоторое время спустя, я сказал:

- Я приехал сюда из гор Америки, это далеко к северу отсюда. У меня там тоже есть хижина. Я выстроил ее среди цветущих зарослей, там, где вершины гор поднимаются до самых небес. Я понимаю, что ты имеешь в виду.

Некоторое время спустя он высадил меня на песчанной отмели недалеко от реки, и я протянул ему шиллинг.

- У тебя есть семья? - спросил я.

В темноте мне были видны белки его глаз и белый шарф, обвязанный вокруг головы.

- Раньше была. Маман умерла, когда я был еще маленьким. Мы вместе с отцом похоронили ее и отметили то место. Он остался вместе со мной, но взгляд его был всегда обращен к морю, и каждый раз, когда какой-нибудь корабль под парусами уходил в море, я думаю, его сердце тоже было там, на этом корабле.

Мне было четырнадцать лет, когда однажды отец сказал, что я уже взрослый, и я сказал, иди, отец, возвращайся туда, где корабли. Я же видел, что его сердце навсегда осталось в море, и он ушел, а у меня есть моя лодка, и иногда мне дают шиллинг.

- А как тебя зовут.

- Эндрю, сэр. Меня зовут Эндрю.

- И это все?

Я увидел в темноте его белые зубы, когда он улыбнулся.

- Мне не нужно больше никакого имени. Я просто Эндрю. И этого достаточно. Если бы у меня вдруг оказалось целых два имени, то я, наверное, жутко заважничал бы, а это нехорошо. А так я просто мальчик Эндрю, у которого есть лодка. Счастливо оставаться, сэр.

Я вложил шиллинг ему в ладонь, и он оттолкнулся от берега, уплывая в ночь, молча стоя в своей лодке. Я остался стоять без движения на берегу до тех пор, покуда еще в ночной тишине слышался тихий скрип его весла.

Я остался один в кромешной тьме; неподалеку зловеще темнели поросшие джунглями холмы, а у моих ног белела узкая полозка прибрежного песка. Я зашел подальше на берег и остановился, чтобы подумать и решить, в какую сторону идти, когда где-то совсем рядом со мной раздался тихий шорох.

- Капитан, это я, Генри.

Он появился откуда-то из темноты. Вслед за ним вышло еще несколько человек. Я по-прежнему держал руку на рукоятке пистолета.

- Все в порядке, капитан. Это мароны и люди из моего племени.

- Похитили Адель Легар. Где она сейчас?

- Недалеко отсюда. - Он тихонько засмеялся. - Они даже не подозревают, что за ними следят. Мои люди, как индейцы в твоей стране. В лесу их не видно и не слышно.

- Они остановились на ночлег?

- Нет, медленно продвигаются вдоль берега, как будто дожидаются кого-то. Или выжидают время. Сейчас они должны быть неподалеку от Соляных Запруд, но я думаю, что цель их пути - залив Галион-Бэй. Идеальное место, куда могут заходить лодки и не быть при этом замеченными.

Генри возглавил наше шествие, и все мы поспешно последовали за ним. До этого недавно прошел ливень, и поэтому с листвы на деревьях все еще падали на землю тяжелые капли дождевой воды, но я был даже рад этому, так как мне казалось, что благодаря этому наши шаги слышатся не столь явно. Мы уже успели пройти некоторое расстояние, когда из джунглей нам навстречу вышел человек. Мы ненадолго остановились, пока он о чем-то тихо говорил с Генри; вскоре он снова скрылся в зарослях.

- Они всего в нескольких минутах ходьбы отсюда. - Он взглянул на меня. - Думаю, что придется взяться за оружие.

- Сколько их там?

- Сейчас семеро, и еще над Галион-Бэй видели свет. Это сигнал, мы в этом уверены. - Он снова повел всех за собой, вниз по крутому склону. Под ногами была осклизлая грязь, и несколько раз я поскальзывался, но каждый раз мне удавалось удержать равновесие и не упасть.

Неожиданно впереди перед нами заблестела широкая полоса воды, по другую сторону которой темнел дальний берег. Генри тронул меня за руку.

- Теперь идем осторожно, берег заболочен.

Мои сапоги совсем не годились для подобного путешествия, и я был готов отдать что угодно за одну лишь пару мокасинов, которые куда больше подходили для такого случая. Наконец мы почувствовали у себя под ногами твердую почву, узкой полоской протянувшуюся вдоль берега, и продолжили свой путь по песку.

Внезапно из темноты нас окликнул чей-то голос:

- Убирайтесь отсюда! Проваливайте! Мы не ждем гостей!

- А мы взяли и пришли, дружище, - тихо сказал я. - Нас много, и нам необходимо срочно видеть юную леди. Вы можете отпустить ее прямо сейчас, или же нам для начала придется кое-кому пустить кровь.

- Проваливайте! - гневно повторил все тот же голос, в котором на сей раз, как мне показалось, слышалось некоторое замешательство и сомнение.

- Вы здесь, мадам?

- Да, - ответила она.

В тишине был слышен звук пощечины.

- А вот это будет стоить вам жизни, - сказал я, и мы окружили их.

Какой-то человек, отчаянно размахивая абордажной саблей, бросился ко мне, но я отразил удар, как меня учили отец и Джереми. Я отступил назад, и будучи уверенным в том, что мне конец, он продолжал уверенно наступать. Он сделал выпад в мою сторону, но промахнулся; мой же удар пришелся точно в цель. Острие моего клинка вонзилось ему в горло.

Он опрокинулся на спину, кашляя и захлебываясь кровью. Мои глаза теперь уже вполне привыкли к темноте, и я заметил, как один из злодеев направляяется к Адель, и тогда я выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил.

Он упал.

К берегу тем временем приближалась лодка.

- Лашан, - позвал кто-то в темноте.

Мароны были вооружены абордажными саблями, но мушкеты были только у дву-трех человек. Они немедленно открыли огонь по лодке. Послышались проклятия, а затем лодка начала быстро удаляться от берега. Я сунул пистолет обратно за пояс и все еще держал наготове шпагу, но битва была окончена. На песке остались неподвижно лежать тела убитых. Марон направился было к одному из раненых злодеев, пытавшемуся теперь уползти.

- Оставь его, - сказл я. - Если он выживет, то сможет рассказать своим, какими они оказались идиотами.

Адель подошла ко мне, ступая по песку.

- Вы успели как раз вовремя. Я верила, что вы придете.

- Это нужно Генри благодарить, - сказал я. - Вы позволите отвезти вас домой?

По крайней мере троим злодеям удалось бежать, но мы не стали пускаться в погоню. Разыскать их в такой темноте было бы очень непросто, тем более, что теперь моей первейшей задачей было благополучно доставить домой мадам Легар.

- Все уже устроено, - сказал Генри.- Мы позаимствовали карету на одной плантации.

- Генри, знать об этом никто не должен. Надеюсь, что ты не...

Он улыбнулся в ответ.

- Конечно же, нет. Они даже не узнают о том, что в их карете кто-то катался, потому что прежде, чем ее успеют хватиться, она уже будет стоять там откуда ее взяли. Совсем чистенькая, как будто и никуда не выезжала со двора.

Несколько часов спустя, мы выехали на извилистую дорожку, по обеим стронам от которой были высажены пальмы и которая вела к хозяйской усадьбе.

В то время, как мы подъехали к дому, на широкую веранду вышел человек. Я выехал вперед.

- Господин Легар?

Ему было, наверное, лет тридцать с небольшим. Довольно привлекательный мужчина, приятное лицо которого теперь выражало крайнее волнение.

- Да?

- Госпожу Легар пытались похитить. Это дело рук пиратов или работорговцев. Мы привезли ее домой. Все обошлось благополучно. Она не пострадала.

- Кто вы?

- Кин Ринг Сакетт из Виргинии. Остальные со мной, - добавил я, мароны.

- Мароны? - он был ошеломлен. - Но...!

- Они наши друзья, - сказал я, - и если бы не они, одним нам вряд ли что-нибудь удалось сделать.

Тем временем к дому подъехала карета. Сбежав по ступенькам, он помог ей сойти.

- С тобой все в порядке?

- Все хорошо. - Она вдруг улыбнулась, а он все еще держал ее руку в своей. - И я снова дома.

- Может быть, мы пройдем в дом? - Он остановился на пороге, оглядываясь по сторонам. - Как же так! Они исчезли!

Обернувшись, я увидел, что это действительно так. Мои спутники скрылись в джунглях и среди зарослей, как будто их никогда и не было здесь. Излишне было бы спрашивать, куда мог подеваться Генри. Он знал не хуже меня, что сделать еще предстоит слишком многое, и дела ожидают нас в Порт-Ройяле и в Сантьяго-де-ла-Вега.

Комната, в которую меня проводили, оказалась очень просторной и с высоким потолком. Большие окна выходили в сад, где на зеленых лужайках ярко цвели диковинные тропические цветы, названия которым я не знал.

- Вам нужно отдохнуть, капитан, - сказал Легар, - но сначала я прикажу, чтобы принесли что-нибудь из еды.

- Времени очень мало..., - начал было возражать я, но он поднял руку.

- Достаточно. К тому мне нужно с вами о многом поговорить. - Он взглянул на меня. - Вы давно знаете мою жену?

Я вкратце рассказал ему о нашей встрече, и о том, что привело меня на Ямайку.

- Когда госпожа Легар жила в районе мыса Анны, она была дружна с одной девушкой, с которой я также знаком. С девушкой, которую я...

Я замолчал на полуслове. Что за бред я несу? Ведь я был с ней едва знаком, а уж ей-то было известно обо мне и того меньше.

В комнату вошел слуга. В руках у него был поднос с кофе, яйцами, ломтиками ветчины и какой-то невиданной дыни.

- Адель не хочет причинять мне беспокойство, - сказал Легар, - и она знает меня, как тихого человека, предпочитающего жить уединенно, в мире и спокойствии. У меня есть неплохая библиотека, я много читаю. Я самолично слежу за ходом дел на своих плантациях, и помимо этого веду кое-какую торговлю. Я также - отломив неболшой кусочек хлеба, он принялся крошить его - некотрым образом причастен к управлению этим островом.

Зачастую, - продолжал он, - мне приходится действовать, так сказать, неофициально, в обход существующих законов. Адель еще не знакома с этими моими методами ведения дел. Она просто знает, что я предпочитаю жизнь здесь всему остальному. Тут так хорошо и тихо. У нас есть друзья, и живется нам легко и беззаботно.

Он отставил свой бокал.

- Я очень хорошо понимаю, каково вам должно быть сейчас, и абсолютно согласен, что действительно надо с этим что-то делать. Одно время у меня тоже возникали похожие мысли. А теперь - так неожиданно - это коснулось и меня.

- Я слышал, - сказал я, - что у Джозефа Питтинджела имеются покровители среди высокопоставленных и влиятельных людей, и поэтому он может делать все, что ему только захочется.

- Лишь до поры до времени... и не более того. К несчастью для него, он даже не догадывается о том, как неглубоки корни его кажущегося могущества. Он всегда был не в состоянии умерить свою тягу к наживе. Его везение слишком затянулось, и он поверил в то, что просчета быть не может.

Легар улыбнулся, вновь наполняя кофе мою чашку.

- Тут уж, капитан Сакетт, я с вами полностью согласен.

- Меня все называют "капитаном", но на деле я не имею никакого права на этот титул, - сказал я. - Я капитан без корабля.

Он пожал плечами.

- Не важно. Просто так удобнее для всех. Здесь, на островах, так принято. Это просто долг вежливости, да и тем, к кому, так обращаются, тоже приятно.

Неожиданно переменив тему разговора, он завел речь о торговле между островами и Каролиной и колонией в Плимуте.

- Я вполне доволен тем, как идут дела у меня на плантации, но последнее время я начал подумывать о расширении бизнеса и наладить торговлю между островами, Англией и Каролиной. Я до сих пор не решился начать заниматься этим лишь потому, что для этого мне пришлось бы ехать в Англию, чтобы найти себе там подходящего агента.

Тут мне на ум пришла неплохая идея, и я сказал:

- Мой брат изучает право в "Судебных Иннах" 1). Он еще довольно молод, но я думаю, что он был бы польщен, если бы вы доверили ему представлять ваши интересы.

1) "Судебные инны" - лондонские корпорации барристеров, т.е. адвокатов, имеющих право выстопать в высших судах. Существуют с XIV века, первоначально как гильдии, где ученики обучались у опытных юристов в качестве подмастерьев.

- Как его имя?

- Брайан Сакетт. Я слышал, что ему уже удалось обзавестись хорошими связями, и к тому же он разбирается в законах.

- Превосходно! По крайней мере, я мог бы дать ему шанс, и если все будет, как надо, то мы смогли бы наладить хороший бизнес. Торговля расширяется, и я предвижу бурный рост поселений в Каролине и Виргинии, а вместе с тем увеличится и спрос, а также потребности рынка в самых разнообразных товарах.

- Когда был жив мой отец, он несколько раз отправлял корабли с корабельным лесом и поташем и, конечно же, с пушниной. Кое-где имеется и золото, и немного алмазов - но их мало, крайне мало.

Легар встал.

- А вы? Как же вы?

- А я останусь на суше, - сказал я. - Все вот это - я широким жестом обвел комнату - очень роскошно и красиво, но я человек леса, и мой дом там. Я не ставлю себе целью нажить большое богатство, тем более, что там, где мне больше всего хочется жить, попросту некому будет им восторгаться.

У меня есть хижина к западу от голубых гор. Там у меня сейчас созревает урожай кукурузы, который очень требует моего внимания, и управившись с делами здесь, я вернусь обратно. В лесу много орехов и ягод, а если есть порох и патроны, то можно добыть и мясо.

Мне никогда не хотелось носить дорогую одежду или жить в роскошном доме. И если что-то из вещей и имеет для меня ценность, то это книги. Я очень люблю читать, хотя при жизни в тех условиях на это почти не остается времени. И все же, вечером, сидя у огня...

Я продолжал говорить, но мысли мои были очень далеко. Интересно, где сейчас Макс Бауэр? Что еще может замышлять Дзозеф Питтинджел? И как быть мне теперь, когда я в очередной раз разрушил их планы, но сам при этом не оказался ближе к цели.

Они отчаянно желали моей смерти, а я все еще был жив. Пока был жив. Станут ли он подкарауливать меня где-нибудь в темноте? Скорее всего, нет. Теперь они знают о том, что мароны наши друзья, и что ночью тягаться с ними бесполезно.

Они станут дожидаться наступления дня. Они, наверное, решат...

- Могу предложить вам карету, - сказал Легар. - В ней вы сможете вернуться в Порт-Ройял или доехать, куда сами пожелаете.

- Два часа отдыха, - ответил я, - а затем хорошего коня.

- Но...?

- Они станут рассчитывать на то, что я вернусь в город засветло. Поэтому поездка в карете была бы большой ошибкой, которая могла бы стоить мне жизни.

После того, как мы обо всем договорились, я лег спать. Моя спальня оказалась комнатой с высоким потолком, где над широкой кроватью была натянута сетка от москитов. За окном стояла теплая ночь, но я спал хорошо.

Час спустя после полуночи, слуга-негр тихо подошел к моей кровати.

- Пора, капитан. Желаете ли выпить кофе?

Горячий кофе ждал меня в соседней комнате, небольшой и со вкусом обствленной. На тарелке лежал ломтик дыни, большой кусок хлеба и ветчина. Я съел все, что было для меня приготовлено, выпил кофе, и все тот же слуга-негр повел меня по узкому коридору.

- Здесь живут рабы, - сказал он извиняющимся тоном. - Но здесь нас никто не заметит.

- Вы говорили с Генри?

Он посмотрел на меня. Это был высокий, несколько худощавый человек с проседью в волосах.

- Нет, - тихо сказал он. - Вы выручили из беды госпожу. Этого достаточно. - И немного помолчав, он добавил: - Она очень добра к нам.

У стены конюшни уже нетерпеливо бил копытом вороной конь, готовый в любой момент сорваться с места и пуститься вскачь. Он был взнуздан и оседлан; с каждой стороны седла висело по кобуре, в которые были вложены два пистолета.

Негр указал мне дорогу.

- Сейчас повсюду неспокойно, - тихо сказал он, - но вы, похоже, не из тех, кто привык спокойствию. Счастливого пути.

Он развернулся и, не оглядываясь, зашагал к дому. Я выждал еще мгновение, оставаясь неподвижно стоять в темноте, царившей у конюшни. Ночь была тиха. Было слышно, как в конюшне беспокойно бьет копытами лошадь; развернув вороного, я проехал мимо загона и ненадого задержался на обочине, прислушиваясь к ночной тишине.

Было очень душно и тихо. В пруду неподалеку квакали лягушки, и слышно было бесконечное множество разных тихих звуков и шорохов, издаваемых неведомыми мне зверьками и насекомыми.

Направив коня шагом по тропе, я отправился в Сантьяго-де-ла-Вега, путь до которого был неблизкий.

Правой рукой я дотронулся до рукоятки пистолета, наполовину освобождая его из кобуры. Он наверняка понадобится мне прежде, чем мы доберемся до города. И это было не просто мое предположение. Я был в этом уверен.

ГЛАВА 15

Узкая дорога оказалась еле различимой тропой, проложенной через темные джунгли, временами сменявшиеся открытой местностью, где на месте некогда вырубленных джунглей теперь находились поля и пастбища. В небе вставала луна, но ее все еще не было видно. В темноте устроенные кое-где изгороди из жердей походили на скелеты.

В небе парил ночной ястреб или какая-то другая птица. Вокруг царило полное безмолвие, нарушаемое лишь стуком копыт моего коня. Я то и дело беспокойно оглядывался назад и неизменно пристально вглядывался в темноту перед собой, в надежде вовремя заметить возможную опасность.

С обеих сторон к тропе подступала плотная стена деревьев. Наконец, джунгли расступились, и дорога пошла через поля, залитые серебристым светом луны, но я и теперь не мог позволить себе расслабиться. Я давным-давно усвоил ту простую истину, что нет более опасного места, чем то, где царит полнейшая идиллия. Мой конь беспокойно запрял ушами и несколько сбился с шага, а затем как ни в чем ни бывало продолжил путь. Я держал наготове оба пистолета и очень надеялся на то, что вороной не испугается моей стрельбы.

По крайней мере, он предупредил меня. Они внезапно появились на дороге, возникая из-за поворота, о существовании которого догадаться было довольно трудно. Но мой конь вовремя предупредил меня, и поэтому как только первый из них поднялся с земли, я тут же выстрелил в него.

Он стоял в удачном месте, и я выстрели ему в грудь с расстояния не более двадцати шагов. Он опрокинулся навзничь, а я сунул пистолет обратно в кобуру, и развернув коня, пришпорил его. Это был хороший конь, и он тут же сорвался с места и помчался во весь опор. У меня за спиной прогремел выстрел, и что-то стремительно просвистело в воздухе у самого моего уха. Повернувшись в седле, я держал другой пистолет, прицеливаясь в темный силуэт на тропе позади меня.

Я не мог сказать, в какой именно момент я спустил курок, но большой пистолет дернулся у меня в руке, прогремел оглушительный выстрел, и человек вдруг споткнулся и упал. А я, отъехав подальше, сунул в кобуру и этот пистолет.

Я понятия не имел о том, сколько их было, но по моим предположениям выходило, что, по крайней мере, четверо. Они рассчитывали на полную неожиданность, но у меня за плечами был слишком большой опыт путешествий по разного рода уединенным местами. Я доверял острому чутью коня, тем более такого хорошего, как этот, и его беспокойное поведение вовремя предупредило меня об опасности.

Мой конь неудержимо рвался вперед, и я не стал препятствовать ему в этом. Мы мчались по дороге во весь опор, так что только ветер свистел у меня в ушах, и на душе становилось спокойнее при мысли о том, что на случай новой неприятности у меня при себе оставалась еще пара заряженных пистолетов.

Через некоторое время я осадил коня, который перешел сперва на легкий галоп, а затем на шаг, после чего я снова пустил его в легкий галоп, давая своему разгоряченному скакуну возможность остыть. Никакой погони за мной не было и в помине, так как, по-видимому, у моих недоброжелателей не оказалось лошадей. Когда на восточном небосклоне забрезжил серый рассвет, вдали показались лачуги окраин Сантьяго-де-ла-Вега.

Проехав мимо заведения под названием "Королевский Дом" и выехав на широкий, вымощенный камнем двор, я слез с коня перед одним из маленьких кабачков, на котором красовалась вывеска, зазывавшая проезжих путников. Темнокожий мальчик взял моего коня под узцы, и я дал ему шиллинг, попросив напоить вороного и задать ему корма.

- Это конь господина Легара, - сказал он. - Я его знаю хорошо. И он меня тоже знает.

Я вошел в дом. В просторной комнате царила приятная прохлада. Я расположился за одним из пустующих столов, и тотчас же ко мне вышел человек, поставивший передо мной на стол высокую пивную кружку с ромом.

- Замечательно, - сказал я, - но я с удовольствием съел бы сейчас что-нибудь. Принесите самое лучшее, что у вас есть. - И тут же поспешно добавил: - И пусть это будет что-нибудь полегче.

Я уже обратил внимание на то, что здешние испанцы и французы едят пищу, которая, на мой взгляд, слишком тяжела для местного климата. Мой же отец в свое время научился у Сакима одной простой вещи: для того, чтобы всегда оставаться в форме, лучше не есть слишком много мяса и жирной пищи.

Он принес мне нарезанное кусками холодное мясо, вареные яйца, ломтики дыни и зелень. Ром я лишь пригубил, и он оказался совсем не плох, хотя, на мой взгляд, и был слишком крепким и хмельным. От меня же в моем положении требовалась трезвость мышления, так как во всем, что ни происходило до сих пор, невозможно было углядеть каких бы то ни было доказательств, свидетельствовавших бы о причастности к случившемуся Питтинджела или Бауэра. С их стороны были предприняты неудачные попытки убийства из засады, но теперь, будучи наученными горьким опытом, они наверняка постараются предпринять что-нибудь более изощренное.

Но как бы там ни было, теперь мне хотелось лишь одного: побыстрее управиться с делами здесь, чтобы можно было поскорее вернуться в Каролину, в мои родные горы. Горячий воздух был тяжел и неподвижен: чувствовалось приближение грозы. Утерев пот с лица, я посмотрел в окно.

Окажись я здесь в другое время и при других обстоятельствах, остров Ямайка наверняка привел бы меня в восторг, но у меня не было времени, чтобы обращать внимание завораживающую красоту этого места и кое-кого из людей, населявших его. Я должен думать о том, чтобы остаться в живых, пытаясь положить конец торговле, ломающей судьбы безвиннных девушек. По моему глубокому убеждению, конец должен быть положен всякому рабству, хотя это явление приняло мировой масштаб. Многие европейцы оказались в рабстве в Северной Африке и не только там. Сюда рабов вывозили из Африки, и рабство в той или иной форме существовало почти во всем мире. Даже в Европе бедняцкая жизнь мало чем отличалась от рабской, но только их положение зачастую оказывалось гораздо хуже. Хозяева, по крайней мере, кормили и хоть как-то одевали своих рабов, а в Европе о бедняках позаботиться было некому.

Покончив с едой и по-прежнему оставаясь один в комнате, я стал перезаряжать пистолеты, вместе с кобурой снятые мной с седла и захваченные сюда с собой, что было вполне обычным делом для путника, отправившегося в дорогу в такое время и в столь ранний час.

Хозяин вошел в комнату и взглянул на пистолеты.

- Вы друг господина Легара?

- Да.

Его отношение ко мне заметно потеплело. Это был круглолицый, розовощекий толстяк с венчиком рыжих волос вокруг лысины.

- Он славный человек, - сказал он, - умный, хотя из-за его обыкновения казаться тихоней у некоторых может сложиться о нем превратное представление.

- Вы уже видели эти пистолеты?

Он улыбнулся.

- И коня тоже. Я видел, как вы приехали. - Он многозначительно посмотрел на пистолеты. - У вас, похоже, были неприятности?

- На дорогах всегда неспокойно, - заметил я. - Ничего особенного.

- Здесь ошивается полно чужаков, - предупредил он меня, - наверное, снова эти подонки из Порт-Ройяла. Так что, вам лучше быть настороже.

- А то как же, - я встал из-за стола. - Теперь я буду вовсеоружии.

Всего каких-нибудь шесть миль предстояло мне проехать от Сантьяго-де-ла-Вега до небольшого поселения из нескольких хижин и форта, построенного в устье Рио-Кобре.

- Если решите отправиться туда, то оставьте коня и пистолеты у сеньора Сандоваля, - посоветовал мне хозяин постоялого двора. - Я прослежу, чтобы их вернули хозяину.

Засунув пистолеты в кобуру, я сел в седло и направил вороного по дороге, что вела в сторону Рио-Кобре. Мне навстречу то и дело попадались негры, нагруженные корзинами или тюками, которые они несли на голове; большинство из них негромко привествовали меня. Многим был явно знаком этот конь, и они переводили взгляд с него на меня, зная, что я друг Легара.

Где сейчас Генри? Мы расстались с ним несколько часов назад, и с тех пор я его больше не видел. Мимо меня проехал всадник, направлявшийся, очевидно, в том же направлении, что и я. Со спины его осанка показалась мне знакомой, но я так и не вспомнил, где я мог его видеть. Мгновение спустя я снова услышал перестук лошадиных копыт у себя за спиной, и оглянувшись назад, увидел еще двоих всадников, ехавших всего в полусотне ярдов позади меня.

По дороге впереди шло несколько негров со своей ношей. Ехавшая мне навстречу карета остановилась, кучер слез со своего места, подошел к лошадям и принялся поправлять упряжь.

Оглянувшись назад, я увидел, что всадники были уже гораздо ближе, и теперь нас разделяло не более трядцати ярдов. Всадник, незадолго до этого обогнавший меня, остановился и разговаривал с пассажиром, сидевшим в стоявшей посреди дороги карете.

Это было пустынное место, и все же теперь до Рио-Кобре оставалось не более трех миль, а возможно, даже и меньше. Затем я обратил внимание еще на одну деталь, которая не была замечена мной раньше. На обочине дороги, недалеко от того места, где остановилась карета, сидели двое мужчин, распивавшие на двоих бутылку. Рядом с ними на земле лежал какой-то тюк.

Да что же это со мной происходит? Я становилюсь слишком подозрительным. Я поудобнее устроился в седле и наполовину вытащил из кобуры один из пистолетов.

В то время, как я подъехал совсем близко к карете, человек, стоявший рядом с ней, обернулся, чтобы взглянуть на меня, и человек на коне сделал то же самое. Оба они улыбались. Человек на коне взмахнул рукой.

- Капитан, у нас тут для вас кое-что есть. Это должно вас заинтересовать.

- Что?

Вздрогнув, я обернулся.

Диана! Диана Маклин, испуганная и бледная, как полотно, в компании Джозефа Питтинджела, устроившегося на сидении рядом с ней.

- Мне показалось, что ты должен узнать, что мы все же изловили ее, сказал он, - потому что сейчас ты умрешь.

У меня не было времени на разговоры и раздумья, тем более, что быстро соображать я все равно не умел. Я что есть силы ударил шпорами вороного, направляя его на всадника, преграждавшего мне путь.

Мой вороной был большим и сильным конем; с размаху налетев грудью на коня моего врага, он опрокинул его, отчего всадник, вылетев из седла, расстянулся на земле. Резко развернув коня, отчего тот взвился на дыбы, я ухватился за дверцу кареты, настежь распахивая ее.

- Сюда! Диана, прыгай!

К нам уже бежали какие-то люди. Те двое, что сидели у дороги, вскочили на ноги, но для того, чтобы добраться до меня, им нужно было обойти поверженную на землю лошадь, которая отчаянно брыкалась, пытаясь подняться. Кучер, до этого якобы возившийся с упряжью, тоже бросился было ко мне, но я направил на него вороного, и отскочив назад и пытаясь увернуться, он потерял равновесие и упал.

Диана выпрыгнула из кареты, оставив в руках у отчаянно пытавшегося удержать ее Питтинджела, большой клок своего платья. Снова развернув коня, я протянул ей руку, и она ухватилась за нее, вставляя ногу в стремя как раз в тот момент, как я втащил ее наверх. Мы направили коня мимо них, и, выхватив пистолет, я выстрелил в того, кто был ближе всех ко мне. Он покачнулся и упал; был ли тот человек только ранен или же убит, я не знал.

На дороге впереди нам преграждали путь еще четверо человек, очевидно это были люди из шайки Питтинджела. Я сунул пистолет в кобуру, и направил вороного вверх по прибрежному склону. Конь взлетел на вершину, устремляясь в заросли. На коне сквозь такую чащобу было не проехать, поэтому мы спрыгнули на землю и бросились бежать, пробираясь между деревьями. Моим единственным желанием было оказаться на берегу. Мы бежали, падали, поспешно поднимались с земли и бежали дальше.

Вслед нам неслись дикие вопли и проклятья, и громче всех разорялся сам Питтинджел.

- Догоните их, черт вас всех побери! - вопил он. - Догоните, или я с вас шкуру спущу!

Мы продирались сквозь непроходимые джунгли. Под ногами была грязь. Путь преграждали спускающиеся с дирьевьев лианы, оплетенные лозами дикого винограда. Петляя и делая резкие повороты, я прокладывал путь туда, где, как мне казалось, джунгли расступаются. В руке у меня был пистолет, выхваченный из кобуры на седле, тот, второй, в котором остался заряд. Мы быстро продвигались вперед.

Поговорить с Дианой мне так и не удалось. Единственное, что нам сейчас оставалось делать, это бежать, спасаясь от преследователей. Мы сумели вырваться лишь благодаря быстроте моей реакции, и это сохранило нам жизнь, но это было уже в прошлом, и теперь наши шансы на спасение были невелики. Я понимал это уже сейчас. Море было где-то совсем рядом. Внезапно заросли кончились, и мы оказались на скалистом, усыпанном галькой берегу. По другую сторону залива широко раскинулся Порт-Ройял, и несколько рыбацких лодок покачивались на волнах недалеко от берега, но сидящие в них люди не обращали никакого внимания на мои отчаянные призывы.

Но вот я заметил еще одну лодку - она была довольно далеко. Ошибки быть не может... я снова неистово замахал. Лодка поначалу, казалось, замерла, а затем резко повернула к нашему берегу.

Я продолжал махать, умоляя грести быстрее. Диана внезапно выпустила мою руку из своей.

- Кин, они уже здесь. Слишком поздно.

Их было четверо. Четверо человек вышли из джунглей и тут же рассосредоточились по берегу, направляясь в нашу сторону. Следом за ними из зарослей появился еще один и еще.

Я навел в их сторону пистолет, и они, казалось, замедлили шаг, но затем продолжали надвигаться на нас, и я поочередно наводил пистолет то на того, кто шел впереди всех, то на того, что следовал а ним.

Между нами было уже всего каких-нибудь пятнадцать ярдов.

- Диана, - тихо заговорил я, - ты мне все равно ничем не поможешь, если ты останешься здесь, то мне придется защищать двоих. Ты плавать умеешь?

- Умею.

- Тогда плыви. Плыви к лодке. Это Эндрю, я знаю его.

- Ладно.

Она не стала терять время на мольбы и слова прощания, а спустилась к воде, скинула платье и вошла в воду.

Один из наступавших закричал, и они побежали. Я мгновенно выстрелил в ближайшего из них. Он взмахнул руками и упал на камни. В довершение ко всему я запустил в них ставшим мне ненужным пистолетом, и тут же выхватил из-за пояса один из своих собственных. Видимо, они никак не ожидали этого, и замерли в нерешительности замерли на месте. Они подошли слишком близко, и мой выстрел мог без труда достигнуть цели. И каждый из них прекрасно знал об этом.

Один из них тоже вытащил пистолет. Я подумал о том, что, видимо, им был отдан приказ по возможности взять нас живыми, но только ни в коем случае не дать нам уйти.

У себя за спиной я слышал скрип весла. Теперь, когда оба тяжелых пистолета, выданные мне Легаром, были разряжены, у меня оставалось еще два собственых пистолета и еще у меня при себе была шпага.

Отступив назад, на скользкие гладкие камни, свободной рукой я вытащил и второй пистолет. Человек с пистолетом решил действовать без промедления и навел на меня дуло, начиная прицеливаться. Он делал это по всем правилам, но только у нас, тех, кому приходилось подолгу жить в лесной глуши, и кому в любую минуту нужно было быть готовыми к атакам краснокожих, зачастую не оставалось времени для этого. Я выстрелил с бедра, не прицеливаясь, и мой противник выронил пистолет, опускаясь на одно колено. Он протянул было руку, чтобы подобрать оброненное оружие, и тогда я выстрелил снова. Затем, сунув оба пистолета обратно за пояс. я выхватил из ножен шпагу и принялся отступать назад, входя в воду.

Похоже, пистолетов больше не было ни у кого. Я заходил все глубже и глубже, когда за спиной у меня раздался знакомый голос.

- Сюда капитан, позади вас.

Лодка покачивалась на волнах, и Диана, мокрая с ног до головы, сидела в ней. Перевалившись через планшир, я упал на дно лодки. Эндрю тут же оттолкнулся от берега, и я медленно поднялся и сел.

- Один шиллинг, сэр, - сказал Эндрю. - Вы должны мне шиллинг.

ГЛАВА 16

Теперь все изменилось самым неожиданным образом.

Легар вошел в комнату, когда я сидел за завтраком, и Генри был вместе с ним. Я жестом пригласил их присоединиться к моей трапезе, и они не стали отказываться. Во многих местах на здешних островах присутствие за столом негра сочли бы попросту недопустимым, но в пиратском городе Порт-Ройял между людьми не делали различий из-за цвета кожи.

- Адель говорила со мной о тех своего рода показаниях, которые вам необходимо получить, - сказал он. - Она думала только о том, чтобы не пострадала моя репутация, но на карту поставлено слишком многое, и несмотря на ее желание защитить меня, мое честное имя все равно не сможет удержаться на столь зыбком основании. Я женился на Адель, она моя жена, и этим все сказано. Если же такое объяснение кому-то покажется недостаточным, существует дуэль, на которую я могу вызвать любого, кто лишь посмеет усомниться в правильности моего решения.

Вот... - Он вынул из кармана свернутый в трубочку лист пергамента. Показания, данные в присутствии нотариуса. Здесь вся ее история. Названы все имена, и среди них фигурирует имя Джозефа Питтанджела. Если этого недостаточно, то я лично готов прибыть на мыс Анны или в Шомат или еще куда бы то ни было, чтобы свидетельствовать лично.

- Благодарю вас. Не сомневаюсь, что этого будет достаточно. - Как раз в то время, как я говорил об этом, в дверь постучали. - Я познакомлю вас с Дианой Маклин, которая была повторно похищена людьми Питтинджела.

Дверь открылась, и в комнату вошла Диана Маклин в сопровождении служанки, которую я поспешно нанял для нее, чему также посодействовал и Август Джейн, оказавший мне еще одну хорошую услугу.

Легар поцеловал ей руку.

- Адель говорила о вас, - сказал он. - Позвольте мне выразить мое искреннее сожалениие по поводу случившегося. Имея такие доказательства, возможно, Кин Сакетт, скоро раз и навсегда покончит с этими безобразиями.

Она порывисто обернулась ко мне.

- Умоляю! Давай поскорее вернемся домой. Они ранили отца, когда забирали меня, и я даже не знаю, жив ли он или его убили.

- Мы обязательно вернемся. Мой друг Джон Тилли завтра должен вернуться в порт с дальних островов. По крайней мере, так он предполагал.

- Вы уверены, что я вам не понадоблюсь? - переспросил Легар.

- Думаю, что нет, - ответил я. - Темболее, что Адель будет нуждаться в вас куда больше. Я в этом уверен.

Он улыбнулся сдержанно и как будто даже слишком застенчиво для человека, который только что на деле продемонстрировал невероятную решимость и умение быстро действовать.

- Она мое самое большое счастье.

- А ты как? - Я взглянул на Генри. - Теперь ты среди своих людей. Останешься здесь?

Он отрицательно покачал головой.

- Мое место рядом с тобой, если, конечно, ты не станешь возражать. Эти люди одного цвета кожи и одной крови со мной, но, в отличие от них, я всегда был сам по себе. Мне нравится, как ты сражаешься, равно как и ход твоих мыслей. Возможно, нам судьбой уготован один путь.

- Если таково твое желание, то я согласен, - согласился я. Он был хорошим, сильным парнем, и где бы я ни оказался, такие, как он, везде будут необходимы.

Легар протянул мне руку.

- Что ж, пора. В Порт-Ройяле меня знают, и если вам только что-нибудь понадобится, то вы сможете все получить, а для этого просто ссылайтесь на меня. Я безгранично вам благодарен.

Они ушли, а мы с Дианой остались одни, если не считать служанку.

- Ты уже поела? - спросил я. - А то я только что начал завтрак.

- Я ждала тебя. Я подумала... ну, в общем, я подумала, что, возможно, тебе будет скучно завтракать в одиночестве.

Я придвинул стул для нее.

- Надеюсь, - сказал я, - что завтракать в одиночестве мне уже больше не придется никогда.

У нее зарозовели щеки, и она подняла глаза. Наши взгляды встретились, и ее глаза слегка заблестели.

- Это может быть воспринято, как предложение.

- И я очень на это рассчитываю, - серьезно сказал я, - потому что я не слишком силен в таких вещах. Я боялся оказаться бестактным. Я ведь почти ничего не знаю о женщинах. Наш край поистине прекрасен, но это довольно уединенное место, и жизнь там нелегка, так что времени для того, чтобы задумываться о женщинах или присматриваться к ним, совсем не остается.

Мы еще долго сидели за завтраком и разговаривали о всякой всячине. Должен признаться, что разговор вышел не слишком содержательным, но зато у нас появилась возможность поближе познакомиться и побольше узнать друг о друге. Но даже за этой болтовней я не мог ни на минуту забыть про Джозефа Питтинджела и Макса Бауэра. Оба они до сих пор разгуливали на свободе, и во всем Порт-Ройяле не было обличенного властью чиновника, который счел бы преступлением то, что они совершили. Я должен быть начеку, потому что для того, чтобы спасти свои шкуры, они должны убить меня, и теперь они скорее всего постараются разделаться с Дианой.

До возвращения Джона Тилли оставалось, возможно, каких-нибудь несколько часов, но мысли о Питтинджеле не давали мне покоя, и к тому же у меня не было совершенно никакого желания оставаться сидеть в четырех стенах. За стенами таверны шумел дикий, живший по своим неписанным законам, богатый и погрязший в убийствах и крови город, и теперь мне хотелось увидеть все это собственными глазами.

Там было, на что посмотреть, включая Аллеи - так называлась известная дорога, проложенная у самого края скал, и я решил, что мне необходимо любой ценой взглянуть на нее. И все же меня не оставляло беспокойство, потому как я догадывался о том, что Макс Бауэр должен быть где-то поблизости, и лишь одного или двоих его людей я знал в лицо.

Диана тоже решила сделать кое-какие покупки, и присланная Джейном служанка смогла бы сопровождать ее. Еще мне было необходимо сходить на пристань, чтобы навести там справки о Джоне Тилли и "Абигейл".

Служанка по имени Бетт сходила в лавку и купила кое-какие вещи для Дианы. Так как ей и прежде приходилось прислуживать дамам, она хорошо разбиралась в том, что было необходимо, но Диане хотелось самой выбрать себе что-нибудь еще из одежды.

В то время, как они готовились отправиться за покупками, я спустился вниз и принялся наблюдать за улицей. Как всегда там было очень многолюдно, но я обратил внимание на высокого, стройного негра скучавшего без дела у двери. Этот парень показался мне знакомым, и я жестом подозвал его. Он был похож на марона, и я был уверен в том, что это Генри прислал его сюда.

Увидев, что я зову его, он вошел в комнату.

- Госпожа Маклейн собирается за покупками. Нельзя ли приставить к ней пару-тройку крепких парней, чтобы они всегда были поблизости и не сводили с нее глаз?

Он улыбнулся.

- Генри говорил с нами, сэр. Они могут идти, куда пожелают. Мы будем рядом.

- Вот и хорошо! А то у меня много дел в гавани.

Он смерил меня взглядом.

- Это нехорошее место, сэр. Там собираются плохие, недобрые люди.

- Мне необходимо быть там.

- Корабли приходят и уходят. Кто знает, сэр, что может случиться? А люди иногда уходят и не возвращаются. И больше их уже никто не видит. Будьте осторожней, сэр.

В этом городе было принято появляться на улице при оружии, и я не собирался нарушать эту традицию. Моим первейшим желанием было разузнать об "Абигейл", но не стану отрицать, что мне также хотелось составить свое собственное мнение о Порт-Ройяле, ибо таков был мой принцип: видеть, познавать, учиться. Перебираться с места на место и пробовать местную пищу и вино, приглядываться ко всему и видеть главное.

Нам, людям, привыкшим ходить лесными тропами, как никому известно, что хотя всем людям дано зрение, но далеко не каждому дано видеть. Не достаточно просто держать глаза открытыми, человек должен видеть и понимать происходящее. Кроме Джеймстауна мне нигде не приходилось бывать. Я не видел больших городов, хотя слышал от отца и Джереми рассказы о Лондоне и Бристоле, а Кейн О'Хара постоянно говорил о Дублине и Корке. И вот теперь впервые в жизни я оказался в городе, который был больше деревни.

Переодевшись в новое платье, я посмотрел на себя в зеркало и остался весьма доволен. Не собой, потому что сам я был таким же, как и прежде: высоким, загорелым парнем, с широкими плечами, которыми я был обязан постоянной физической работе, и копной волнистых черных волос. У меня было узкое лицо с высокими скулами и зеленые глаза. Новое платье было мне очень к лицу, что также было немаловажно. Я выглядел настоящим джентльменом, хотя и лишенным того внешнего лоска и напускного великолепия, что были присущи пиратам, которых мне довелось увидеть здесь. И хотя я не без некоторой зависти смотрел на их наряды, но у меня даже мысли не было о том, чтобы самому вырядиться подобным образом.

Думая об этом, я вспомнил о Янсе и усмехнулся. Он наверняка затмил бы самого разодетого из пиратов, будучи любителем принарядиться поярче, хотя при том образе жизни, который нам приходилось вести, возможностей для этого у нас почти не было. Теперь мне было даже немного жаль его. Ему бы понравился этот дикий, своенравный пиратский город, его темные улочки и необычные обитатели, эти разноязыкие толпы, звон монет, звяканье сдвигаемых стаканов, город крови, золота, драгоценных камней и роскоши, наряженный в одежды из шелков и кожи, зачастую довольно потрепанные и иногда забрызганные кровью, ибо мало кто из пиратов, которых мне приходилось встречать, отличался сверхаккуратностью.

Это был орущий, богохульствующий город,где вино и ром текли рекой, где пороха было больше, чем мозгов, и каждая рука была готова выхватить клинок. Здесь ничего не стоило убить человека. Если кто-то оказывался зарезанным во время танцев, то никто не обращал на это внимания, музыка продолжала играть. Они так и плясали, переступая через распростертого на полу мертвеца.

Каждый вечер на городских улицах находили трупы, и никого не интересовало, что это были за люди и за что им пришлось расстаться с жизнью. Каждый сам за себя, и к черту неудачников!

Все тот же негр, один из тех, кто должен был охранять Диану, дожидался у двери. Он критически оглядел меня.

- А нож у вас есть? - понитересовался он.

- У меня есть шпага, - ответил я, - и пара пистолетов, если уж на то пошло.

- Не самое подходящее оружие, хотя, конечно, и оно вам может пригодиться. - С этими словами он вытащил из-за пояса нож, вложенный в ножны. - Возьмите. - Я заметил, что у него из-за пояса были видны рукоятки еще двух ножей. - Это хороший клинок. В рукопашной схватке, в темном месте, это лучше, чем шпага.

Он протянул мне нож, который я тут же вынул из ножен и крепко сомкнул пальцы вокруг рукоятки, чтобы почувствовать у себя в руке его тяжесть. Это была изящная вещица с длинным обоюдоострым лезвием и тонким, словно игла, острием.

- Премного благодарен, - сказал я. - Очень милая вещица.

Он улыбнулся, обнажая ряд ослепительно-белых зубов.

- Да уж, сэр! Лучше не бывает.

Сунув нож за пояс, я вышел на улицу, направляясь к гавани, где на якоре стояли корабли.

Эти большие, ладные, стройные красавцы-корабли, со скрипом покачивающиеся на волнах прибоя, с убранными парусами, все еще мокрыми после недавнего ливня, с бортами, ощетинившимися стволами пушек, были созданы для скорости, и они казались мне одушевленными существами. Мне на память пришли воспоминания о том далеком времени, когда мы с Янсом пробрались на борт пиратского судна Джонатана Делва и заклепали пушки, пока его корабль стоял на якоре в порту Джеймстауна.

Причал и близлежащий участок берега, куда многие корабли выгружали свой товар, были заставлены бочками и завалены грудами тюков, по большей части укрытых от дождя запасным парусом или брезентом. Между ними расхаживали люди, которые работали, продавали, покупали, пили. Время от времени я останавливался, чтобы прислушаться к их праздным разговорам, и будучи способным к языкам, я слышал знакомые слова, произносимые на разных языках. Когда был еще жив мой отец, в нашем поселении у Гремучего ручья жили люди, перебравшиеся туда с разных концов света. Саким мог разговаривать, наверное, на всех языках, мой отец тоже знал их несколько, так же как и моя мать, которую прежде часто брал с собой ее отец, чей корабль ходил в плавание к берегам Индии, к Малабарскому берегу, по Красному морю и к далекому побережью Катая 1). Мне были известны значения многих слов, я неплохо знал несколько языков, и хотя на многих языках я не говорил, но тем не менее, понимал значение сказанного.

Далеко не всем было дано судьбой наслаждаться богатством и радоваться жизни. Я обратил внимание на многочисленных калек, людей, лишившихся ног или рук, людей с повязками на глазу, с оторваными пальцами, с лицами, изуродованными шрамами. Это были издержки пиратского промысла, те, кто не угодил на дно морское на корм рыбам, кому не выпало ходить по доске 2) или быть повешенными на нок-рее, но которые оказалсись изувеченными настолько, что большинству из них уже было не суждено никогда снова выйти в море, хотя многим калекам, тем из них, кто считался, например, неплохим канониром или еще кем-нибудь в этом роде, это удавалось. Говорили, что подчас хороший канонир ценился на вес золота.

1) Катай - древнее название Китая.

2) Пираты заставляли пленников идти с завязанными глазами по доске, положенной на борт судна, до тех пор, пока те не падали в море.

Я остановился перед одним из таких моряков, который сидел на швартовой тумбе, глядя на корабли.

- Вечер добрый, - сказал я.

Мой собеседник был дюжим, загорелым человеком лет сорока с небольшим, казавшимся крепким, как дубовый свиль, но был лишен одной ноги и руки. У него были безжизненные голубые глаза, встречаться с ним взглядом без содрогания было невозможно, и я поверил ему, хотя у него и была всего одна рука.

- Поживем-увидим, - хмуро ответствовал он. - Я сегодня еще не видел дна своего стакана.

- Если у тебя есть новости об "Абигейл", - сказал я, - то, возможно, ты увидишь его даже несколько раз.

- Как? "Абигейл", говоришь? Я не знаю, кто ты такой и чем занимаешься, да и внешность твоя мне ни о чем не говорит, но я бы сказал, что умный человек никогда не станет связываться с "Абигейл". У них в команде крутые ребята.

- Я это знаю, - сказал я, - и они мои друззья. Они должны вернуться в порт, а мне необходимо узнать, когда именно, потому что я ухожу в море вместе с ними.

- Уходищь в море? Эх, как звучит! Однажды я дал себе клятву, что больше никогда в жизни не выйду в море, но теперь просто не нахожу себе места, и был бы готов глаз отдать за то, чтобы оказаться сейчас на борту хорошего корабля, и чтобы на горизонте обязательно показалось бы судно с богатой добычей. Но для меня там нет места. - Он помахал обрубком, оставшимся от руки. - Вот, гляди! Одиннадцать лет в море, и все это время удавалось отделываться лишь одной-двумя царапинами, а потом одно-единственное ядро из дальнобойной пушки, разлетающиеся во все стороны деревянные обломки, и я разорван в клочья.

- Хорошо, что еще в живых остался, - ответил я. - Далеко не всем так везет.

- А вот это уже, как посмотреть. - Он снова взглянул на воду, а затем презрительно плюнул в нее. - Я гордый человек, я своим горбом зарабатывал себе на жизнь и хорошо при этом дрался, чертовски хорошо. А теперь все это в прошлом. Остается лишь сидеть тут и дожидаться смерти.

- Вздор! - раздраженно сказал я. - У тебя есть одна рука, два глаза, и судя по всему, соображаешь ты неплохо. Такой человек должен подыскать себе что-нибудь подходящее, то, что он хорошо умеет, с чем сможет справиться. А если ты ставишь на себе крест, то ты просто слабак.

Он сверкнул глазами и насупился.

- Тебе легко рассуждать. Сам-то ты целехонек-здоровехонек.

- Да, легко, - согласился я - но, доведись мне оказаться на твоем месте, я бы ни за что не опустил руки.

Я достал из кармана золотую монету и показал ее ему.

- Если я дам тебе шиллинг, - сказал я, - ты изведешь его на выпивку, но вот на это ты можешь прожить целый месяц, если, конечно, не пропьешь и эти деньги. У тебя будет время на то, чтобы оглянуться вокруг и вспомнить о том, что голова тебе дана не только для того, чтобы вешать в уши золотые серьги.

- Скажи, кого я должен убить? - спросил он, глядя на монету.

- Мне нужно, чтобы ты дождался прибытия "Абигейл", а также держал меня в курсе всех новостей, имеющих к ней какое-либо отношение. Как только она войдет в гавань, дай знать об этом Августу Джейну. А уж он все как есть передаст мне. Меня зовут Кин Сакетт...

- Сакетт? Надо же! Это имя мне знакомо! Помнится знавал я одного чертовски крутого парня, который носил то же имя. Давно это было... Видел, как он однажды посреди улицы набил морду нашему шкиперу. Здорово он ему тогда врезал, приятно было посмотреть. Его звали Барнабас Сакетт.

- Это мой отец, - сказал я.

- Да уж, ты на него похож, хотя, думаю, он малость пониже был. Да... нужно было мне пойти в море в месте с ним. А вот ведь не ушел, остался. Так, значит, "Абигейл"? Ладно, буду глядеть в оба.

Он протянул руку за монетой, и я вложил ее ему в ладонь.

- Я бы и за шиллинг согласился, - добавил он. - Я сейчас на мели.

- Знаю, что не отказался бы, - сказал я, - но все же повнимательней присматривайся ко всему, ничего не оставляй без внимания. Знающий море человек и на суше сможет найти себе применение. Так ищи его.

Я пошел вдоль берега, и лишь теперь я заметил, что уже почти стемнело. Глубокие тени пробрались на улицы города и затаились там между стенами домов в ожидании того момента, чтобы вырваться из своего укрытия и окутать тьмой все побережье.

Мне уже давно было пора возвращаться, но меня завлекли доносившиеся откуда-то поблизости звуки музыки, и я направился туда, к небольшому кабачку, где собирались моряки, и остановился на пороге, наблюдая за тем, как компания кутил азартно режется в кости. Какой-то дородный бородач ухватил меня за руку.

- Идем! Выпьем по стаканчику рома за добрые старые времена!

- За старые времена? - улыбнулся я ему. - За какие времена? Мы же с вами не знакомы.

Он расплылся в улыбке, обнаруживая отсутствие переднего зуба.

- Ну и что? Какая разница? Выпьем за прошлое, ведь оно есть у всех! Идем! Ну что, выпьем?

Он принялся прокладывать путь сквозь толпу, и я, чувствя крайнее изумление, хоть и с нежеланием, но все же пошел за ним. В тот вечер общество в кабачке собралось шумное, но вполне мирно настроенное, и многие, похоже, были хорошо знакомы с моим бородачом, судя по тому, как они наперебой зазывали его подсесть к ним. Он же лишь решительно мотал головой и продолжал идти дальше, пока мы наконец не отыскали свободный стол в углу.

- Ром будешь? Выпивка неразбавленная, крепче не бывает. Да и выдержанная тоже недурна на вкус. И все-таки мы с тобой - ты и я попробуем чего-нибудь другого, потому что теперь мы с тобой приятели, вне зависимости от того, знаешь ли ты меня или нет. А вот я, парень, тебя знаю, и поэтому сейчас же велю принести чего-нибудь немецкого, например, изысканного мозельского вина.

- Здесь подают такое вино?

Он через плечо посмотрел в мою сторону, разглядывая меня из-под своих кустистых, начинающих седеть, бровей.

- Ага, и такое, и какое только пожелаешь. И запомни, за все плачу я сам.

Мы сидели за дощатым столом, к которому были придвинуты грубо сколоченные скамьи. Это был самый обычный захолустный кабак, где все было устроено наспех и кое-как, без особой заботы об удобстве собирающейся здесь невзыскательной публики. Высокий здоровяк принес и поставил на стол перед нами бутылку, но мой радушный хозяин жестом приказал унести ее обратно.

- Желаю белого мозельского, вина изысканного, с тонким вкусом.

- Только для тебя, - ворчливо проговорил подавальщик, - у нас и так его уже почти совсем не осталось.

Когда подавальщик ушел, он посмотрел на меня через стол. И только теперь, впервые за все время у меня появилась возможность разглядеть его попристальнее.

Я мысленно отметил про себя, что хотя он, пожалуй, будет фунтов на тридцать потяжелее меня и дюйма на четыре пониже, но сложен плотно и мускулист. У него была темная с проседью борода. Его широкое, волевое лицо покрывал бронзовый загар, а взгляд был насмешлив и несколько высокомерен, как если бы его обладатель относился ко всему вокруг себя со снесходительной иронией. У него были огромные, сильные руки, руки, переделавшие, наверное, много самой тяжелой работы, а также не один раз выручавшие своего обладателя в драке.

- Я бы сказал, что мы, как два корабля посреди океана: встречаемся, поднимаем флаги, а затем расходимся и каждый идет своим курсом. Дружище, ты мне сразу пришелся по душе, а я не могу пить в одиночестве и разговаривать сам с собой, хотя, видит бог, пару раз было со мной и такое.

Он пронзительно взглянул на меня.

- Ты не моряк, хотя и мог бы им стать. И надолго ты здесь?

- Думаю задержаться еще на день или на два, - ответил я.

Я выбрал себе место в углу, он сел напротив, но спиной к комнате не был обращен никто, так как стол, за котором мы расположились, стоял в небольшом закутке в дальнем конце помещения.

- И куда потом?

- Плимут. Есть такое место на побережье, которое когда-то было частью Виргинии. Теперь его называют Новой Англией, или собираются называть.

- Эге, знаю я это место. Компания чудиков, поющих псалмы, да?

- Они приехали позже. Первые переселенцы были гораздо проще. Бутылка вина была холодной, а вино - в меру охлажденным. Первым делом он наполнил мой бокал, затем налил себе. - Но мой дом не там. Я живу в горах на западе Каролины.

Он пожал плечами.

- Какие названия! Я слышал их, но сам ничего не знаю о тех землях. И как вам там живется?

- Мы охотимся. В лесах много дичи. Возделываем землю и собираем неплохие урожаи. Это еще не обжитой, благодадтный край.

- А дикари?

- И они есть, если вам так угодно их называть. У них совершенно другая, своя жизнь, и они ею вполне довольны. Я бы, пожалуй, смог жить и среди них, хотя тогда мне очень не доставало бы моих книг.

- Вот! Так я и знал! Я ведь сразу почувствовал в тебе родственную душу. - Он поднял свой бокал. - Ты не поверишь, но двадцать с лишним лет назад я учился в Кембридже и к тому же был одним из прилежнейших школяров и был должен стать священником.

- И что потом?

Он снова передернул плечами.

- Потом? Я встретил женщину. Тогда я был еще слишком молод, а она хоть и была постарше, но особым умом не отличалась. Кончилось все тем, что нас застали вдвоем... Между нами ничего не было, но в это никто не поверил, и ее муж нанял несколько головорезов, чтобы те убили меня.

Он осушил стакан и наполнил его снова.

- Я был один, когда на меня напали, но я был сильным, а они, по-видимому, посчитали меня беспомощным школяром. Короче, я заколол шпагой двоих из них, после чего и был вынужден бежать. И вот теперь, по прошествии двадцати с лишним лет, я оказался здесь.

Он глядел на меня поверх своего стакана, и в его глазах читалась все та же снисходительная ирония.

- Подозреваю, что мне все же следует назвать свое имя. Хотя бы то, под которым я наиболее известен. Меня зовут Рейф Богардус.

- Хорошее имя. А я Кин Ринг Сакетт.

Он усмехнулся.

- Тем хуже для тебя. Ты мне уже почти понравился.

- Хуже для меня?

- Хуже не бывает. И если бы я не был на мели и не нуждался деньгами, то никогда бы не стал этого делать. Честное слово, не стал бы.

- Чего "этого"? Боюсь, что я не вполне понимаю, что вы имеете в виду.

- Не понимаешь? Очень напрасно, Кин Сакетт, кому еще как не тебе следовало бы это понимать, потому что, видишь ли, мне заплатили за то, чтобы я тебя убил.

Я был изумлен.

- Убить меня?

- Тебя. Здесь... и сегодня же.

ГЛАВА 17

Теперь настал мой черед смеяться.

- Допивай свое вино, - сказал я.

Теперь он глядел на меня холодно и настороженно.

- Ты что, рассчитываешь, что я с него опьянею?

- Нет, конечно же! Просто я вижу, что оно тебе очень нравится, и поэтому было бы слишком жестоко с моей стороны не дать тебе перед смертью в последний раз насладиться его букетом.

Он улыбнулся одними глазами и смерил меня холодным, расчетливым взглядом.

- Чтоб ты знал, Сакетт, я самый лучший фехтовальщик во всем Порт-Ройяле. Да что там Порт-Ройял, во всей Европе мне нет равных.

- Я в этом не сомневаюсь, но смею заметить, что сейчас ты не в Европе, да и насколько мне известно, далеко не все великие фехтовальщики проживают в Порт-Ройяле. В конце концов - я сделал широкий жест рукой - все они лишь мелкая сошка. Только и умеют, что саблей махать и рубить с плеча. Что с них взять?

- А что в Каролине?

- Там мало кто владеет шпагой. Мы отдаем предпочтение мушкету и пистолетам.

- И что теперь?

- Посмотрим. Жаль, конечно, ты был неплохим собеседником, и я думал, что мы сможем поговорить о книгах и тех, кто их пишет, об истинных магах и шарлатанах, о древних богах и героях. А семья у тебя есть?

Он лишь отмахнулся от меня.

- С тех пор много воды утекло. Они давно забыли обо мне.

- Значит, одной заботой будет меньше..

- Ты это о чем? - он сурово взглянул на меня.

- О том, что мне не придется утруждать себя и отправлять им весточку о твоей смерти или отсылать туда твои пожитки - если, конечно, у тебя что-то есть за душой.

- Ты дурак, - раздраженно заявил он. - Несешь какую-то околесицу.

Я неспеша поднес к губам свой наполовину опустевший бокал, пригубил вино и отставил посудину от себя, выигрывая таки образом время для раздумий. Вне всякого сомнения он был превосходным фехтовальщиком и был уверен в собственных силах. В Виргинии, Каролине или Плимуте в наши дни было мало таких, кто в совершенстве владел искусством фехтования, так как истинные мастера клинка еще не начали пересекать океан, чтобы обосноваться на новом месте. Конечно, и среди нас были первоклассные воины, такие, как капитан Джон Смит, который только что возвратился из Англии. Но вне всякого сомнения Богардус - если это и в самом деле было его имя - был уверен в собственной победе.

Мне нечасто доводилось браться за шпагу, хотя с самого детства отец учил меня фехтовать, так, как в свое время его отец, мой дед, учил его, и я считаю, мне крупно повезло, что в детстве у меня были такие учителя, как Джублейн, Джереми Ринг и, конечно же, Саким. Дело было не только в том, что мусульманин в совершенстве владел шпагой, но его стиль ведения боя принципиально отличался от европейского. Вот в этом и будет мое преимущество, думал я, рассчитывая на то, что он будет не готов к тому стилю фехтования.

Но в самом начале поединка мне придется постараться не выдать своих намерений. Я должен показаться банальным и посредственным, защищаясь изо всех сил, чтобы он уверовал в то, что я неуклюж и неопытен, а затем совершенно внезапно попробовать провести какой-нибудь из нераспространенных на Западе приемов.

Трудность могла заключаться в том, что в свое время он мог состоять на службе в какой-нибудь из мусульманских стран, где вполне мог овладеть теми же приемами, которые были известны и мне. И все же я должен был рискнуть. Даже если это и так, ожидать подобных выпадов с моей стороны он все равно не будет.

- И часто ты занимаешься этим делом? - спросил я. - Ты убиваешь людей за деньги? Я это хотел спросить.

- А за что же еще? Ведь я же не придурок какой-нибудь, чтобы убивать их для веселья или же просто так, ради того, чтобы только убить. Просто я нахожу это занятие намного спокойным, чем пиратство, да и к тому же так намного проще зарабатывать на жизнь. А если же ты тревожишься из-за моей совести, то сразу скажу, что у меня ее нет. Люди приходят в этот мир, чтобы умереть. Я же просто упрощаю им задачу.

- Пока кто-то другий не упростит ее для тебя.

Он передернул плечами.

- Однако же пока я жив, как видишь.

- Может быть нам все же заказать что-нибудь из еды? Тогда уж если ты умрешь, то меня хоть не смогут упрекнуть в том, что ты помер голодным.

Мы велели принести ужин, и, поудобее устроившись на своем стуле, я поглядел на него. Внешне он был как будто совершенно спокоен, но уж я-то знал, что это далеко не так, ибо я воспринял ситуацию с большей непринужденностью, чем он сам того ожидал. Ему хотелось удивить меня, что, надо сказать ему до некоторой степени и удалось, хотя я и смог быстро прийти в себя и взять себя в руки, сумев показаться гораздо менее встревоженным, чем он, наверное, ожидал.

А теперь в довершение ко всему я еще и предложил отобедать вместе, и подобная моя реакция должна была бы еще больше смутить его.

- Видишь ли, - продолжал я, - твое замечание на тот счет, что ты вроде как собираешься меня убить, представляет для меня не более, чем весьма умеренный интерес. Дело в том, что с самого детства, сколько я себя помню, над нашей семьей постоянно довлела угроза смерти. Я родился на буйволиной шкуре в самом разгаре боя с индейцами, и один из наших воинов со шпагой в руке стоял над моей матерью, чтобы защитить ее во время родов.

С тех самых пор не было ни одного дня, когда бы моя жизнь не была в опасности. Так что ты зря понадеялся на то, что тебе удастся заставить меня поволноваться, объявив о своих намерениях. Вообще-то это лишь все предельно упрощает.

Он хмуро смотрел на меня. Скорее всего он и в самом деле рассчитывал на то, что этим он вынудит меня потерять душевное равновесие, и моя манера разговора явно раздражала его.

- Упрощает? Что ты хочешь этим сказать?

Вино было хорошим. Конечно, я не знаток в этой области, так как опыта у меня все-таки маловато, но вкус у него был очень даже приятный.

- Я бы сказал, что это очевидно. На мою жизнь покушались уже не один раз и нападали неожиданно, из-за угла, когда силы были заведомо неравны, и преимущество было отнюдь не на моей стороне. Теперь же мне больше не придется обременять себя подобными мыслями. Своего противника я знаю в лицо. Я знаю, с какой стороны и от кого ожидать нападения. Так что все предельно просто и ясно.

- Но ты все равно умрешь.

Я рассмеялся.

- С чего ты это взял? Ты знаешь свои способности, и это тебе может весьма пригодиться. Я ни минуты не сомневаюсь в том, что опыта и умения тебе не занимать, без них ты попросту не дожил бы до сегодняшнего дня. Но, как видишь, и я тоже до сих пор жив, хотя, думаю, окружавший меня мир был много суровей твоего.

- Мы будем драться на шпагах. Это мое оружие.

- Вот как? Но если это будет дуэль, то в таком случае вызов брошен мне, и право выбора оружия за мной.

Он свирепо глядел на меня.

- Я уже выбрал оружие. Я убью тебя и сделаю это шпагой.

Нам пришесли еду, но, похоже, что у Рейфа Богардуса не было настроения поддерживать разговор. А вот у меня, наоборот, язык развязался, хотя обычно я весьма немногословен. Теперь же, за обедом, я болтал без умолку, возможно отчасти и потому, что моя болтовня явно действовала ему на нервы.

- Слушай, Богардус, а тебе доводилось когда-нибудь сражаться с индейцами? Нет? О, они первоклассные воины. Конечно, они не столь мускулисты, как некоторые из нас, но зато их люди выносливы и гибки, очень проворны и им нет равных в ближнем бою, когда они вооружаются томагавком или ножом. Но хотя народы это воинствующие, у них не существует такого понятия, как военная дисциплина, каждый сражается сам по себе, так что вряд ли им по силам тягаться с нами в затяжном бою, вот во время молниеносных атак и боевых вылазках, надо сказать, противостоять им весьма непросто.

- Ты слишком много трелпешь языком. - Он посмотрел на меня с явным неудовольствием. - Я с превеликим удовольствием прикончу тебя.

Покончив с едой, я отодвинул от себя тарелку и допил оставшееся вино.

- Ну что, давай начинать? - Я не сомневался, что мне хоть на чуть-чуть, но все же удалось вывести его из душевного равновесия, и был намерен продолжать в том же духе. - У меня нет больше времени на ерунду. Порывисто поднявшись, я одним махом смел со стола тарелки прямо ему на колени. От этого грохота все разом обернулись и посмотрели в нашу сторону, а Богардус, выругавшись, вскочил на ноги, но я тут же с силой задвинул стол, припирая его к стенке. Левой рукой я ухватил его за горло, и шарахнул головой о стену. - И ты еще рассуждаешь об убийстве! Ты, жалкий придурок! Да я тебя...

Он явно никак не ожидал, что дело примет такой оборот. В мгновение ока он оказался зажатым между стеной и тяжелым столом, и моя левая рука, хватка которой была поистине железной, так как мне часто приходилось орудовать топором, надежно удерживала его у стены. Правой рукой я достал нож и поднес острие ему под нос.

- Представляю, как было бы здорово поковырять у тебя в носу вот этой штучкой, засунув ее туда дюйма, этак, на четыре, - сказал я, - да только руки о такую падаль пачкать не охота.

Рядом толпились завсегдатаи заведения, привлеченные необычностью зрелища. Зрителей собралось много.

- Его наняли, чтобы он убил меня, - пояснил я, обращаясь к присутствующим, - и я не думаю, что ему это удастся. Я собираюсь выпустить его, потому что, в конце концов, деньги он взял, и должен их отработать.

- Кончай его, - сказал кто-то в толпе. - И дело к стороне. Я его знаю, снова прищучить его тебе не удастся.

- Ему должен быть дан шанс убежать или же сражаться, - сказал я и слегка поддел одну его ноздрю кончиком ножа. Пошла кровь, липкая струйка которой медленно поползла вниз, стекая по губам и по подбородку. После этого я отступил назад, убирая нож обратно в ножны.

Рейф Богардус одним рывком отпихнул в сторону стол. Наблюдая за его движениями, было нетрудно догадаться, какой недюжинной силой наделен этот человек. Он был на удивление спокоен.

- Ну ладно, порезвился и хватит с тебя. Сейчас я тебя прикончу.

- Я же говорил, - произнес все тот же голос, - кончать его нужно было, пока была возможность. Второго такого шанса не будет.

Мужчины расступились перед нами, отходя назад вместе со своими подружками. Светильники горели красноватым пламенем, в помещении царил полумрак. Небольшая комната была до отказа набита людьми. В застоявшемся, спертом воздухе держался стойкий запах пота и грязного, давно немытого тела. Пахло также перегаром и табачным дымом.

Богардус выхватил шпагу. Он был совершенно спокоен, и если прежде я позволил себе некоторым образом усомниться в его возможностях, то только теперь я не мог быть столь опрометчив, ибо мой противник держался с абсолютной уверенностью, не сомневаясь в своей скорой победе.

Он сбросил камзол, и я последовал его примеру. Я вынул из ножен свой клинок с меньшей уверенностью. Первое и единственное в моей жизни настоящее сражение, на которое я вышел со шпагой в руке, состоялось всего несколько дней назад и продолжалось не так долго. О моем отце говорили, что он великолепно владел шпагой и в этом ему не было равных, да и остальные наши люди тоже считались опытными воинами. У меня были хорошие учителя, но насколько безупречно было их мастерство?

Разве был у меня какой-либо пример для сравнения?

Мне на ум пришла мрачная мысль. В ближайшие несколько минут я все узнаю сам.

Он отдал мне честь.

- Ну вот, Сакетт, сейчас ты умрешь!

Богардус сделал резкий выпад, но я парировал удар. По-моему, это удивило его, потому что, возможно, он рассчитывал, что ему сразу же удастся раз и навсегда покончить со мной.

Теперь он стал более осторожен, поняв, что, по крайней мере, некоторый навык у меня имеется. Он начал фехтовать, наступая на меня, вынуждая меня отходить назад, осторожно испытывая мом способности, и я благоразумно старался казаться неуклюжим, а может, и в самом деле был неловок? Было необходимо приберечь все свои умения на потом, я должен отражать его атаки и дожидаться своего шанса, стараясь, однако, по возможности не показаться слишком опытным при проведении защиты.

Он был силен. И, парируя удары его клинка, я чувствовал это. Движения его были безукоризненны и отточены до совершенства. Он снова сделал быстрый выпад, но я вовремя успел отпрыгнуть, и лишь это спасло мне жизнь. Зато моя рубашка оказалась распоротой острием его шпаги. Было слышно, как в толпе зрителей кто-то ахнул.

- Во дает! Здорово, правда?

О да, он оказался сильным противником. Я открыл это для себя довольно быстро, и теперь мне приходилось защищаться изо всех сил, так что под яростным натиском его атак, следовавших одна за другой, намеренно притворяться неопытным мне уже больше не было нужды. Если бы не недавние события, по ходу которых мне пришлось взять в руки шпагу, возможно, я бы и не смог выстоять даже нескольких минут, но зачастую на то, чтобы восстановить, казалось бы, давно утраченные навыки, уходит не столь много времени, а я, бывало, по нескольку часов к ряду упражнялся в фехтовании со своими учителями.

За прошедшие несколько лет искусство фехтования стало гораздо совершенней, а потому, как и следовало ожидать, гораздо техничней. Движения шпаги контролировались в основном при помощи кисти; удары наносились первыми несколькими дюймами клинка. Задача состояла в том, чтобы наносить легкие, колющие удары и не злоупотреблять рубящими. Он был ловок, уверен в себе и очень силен. Мои собственные усилия были направлены чаще всего на то, чтобы отбивать его бесконечные атаки, и каким-то образом мне это благополучно удавалось.

У меня на лбу начинали выступать первые капли пота, и я, наконец, почувствовал, что, разогреваясь, я начинаю входить в прежнюю форму. В голове у меня промелькнула мысль, что он, пожалуй, сражается лучше, чем Джереми Ринг, скорее, его можно сравнить с Джублейном, или даже - и в этом я теперь не сомневался - даже с моим отцом. Саким? О, Саким был не похож ни на кого, и его техника фехтования была совсем другой.

Мой стиль был также далек от традиционного, и я видел, что это тревожит моего противника, хотя в то же время это и прибавляло ему уверенности, так как в его понимании это означало лишь то, что я или совершенно не разбираюсь в том, что делаю, или же хоть и разбираюсь, но только, опять-таки, недостаточно хорошо.

В комнате было очень жарко и душно. Он наступал, пытаясь загнать меня в угол, где мои движения оказались бы скованными, ибо моя расторопность его, по-видимому, неприятно удивила. Он сделал выпад, я отпарировал удар, наши шпаги скрестились, и мой клинок скользнул вдоль него. Он вовремя успел отскочить назад, а не то я запросто мог бы отхватить ему запястье. Метнув в мою сторону внезапный пронзительный взгляд, он снова рванулся вперед, направляя мне в лицо колющий удар, отразить который мне удалось с большим трудом. Он пнул мне под ноги попавшуюся на пути небольшую скамейку, и в то время, как я поспешно отскочил в сторону, сделал выпад, и острие его шпаги распороло ткань моей рубашки у пояса на животе.

Мы сражались яростно, всерьез и безо всякого притворства; выпад, парирование, удары сверху и сбоку, и вот, после его очередного выпада, из тонкого надреза у меня по щеке поползла тонкая струка крови. Это была первая кровь. Мгновением позже острие его шпаги коснулось было моих ребер, всего в дюйме пониже сердца, но удар не достиг цели. Застывшая на его лице ухмылка была похожа не волчий оскал.

- Скоро! - воскликнул он. - Скоро ты умрешь!

Он надвигался на меня, и я отступал, не выдерживая натиска, отчаянно отбиваясь от его непрекращающихся атак. Он немного опустил клинок, но я не был намерен принимать подобное приглашение, и в тот же миг он резко рванулся вперед, проводя молниеносную серию ударов, что вызвало заметное оживление в рядах зрителей. Выпад с последовавшими за ним короткими уколами, направленными в руку, в правую щеку, голову и грудь. До сих пор не знаю, как мне тогда удалось отпарировать это, но зато, когда, отступая назад, он на какую-то долю мгновения оказался в уязвимом положении, я сделал внезапный выпад и провел резкий колющий удар в горло, который лишь на волосок миновал цель. Мой клинок срезал кружева у него на воротнике, оставляя на шее лишь безобидную царапину.

Он был опасен, слишком опасен. С каждой минутой мое положение усугублялось, и я вполне осознавал это. У меня был опытный, очень опытный противник. Отбив мой выпад, он тут же снова атаковал меня, нанося ответный удар, нацеленный в голову.

Он был исполнен решимости, готовый в любую секунду нанести последний, решающий удар. Обычно каждый фехтовальщик склонен отдавать предпочтение каким-то определенным приемам, тем, которые удаются ему легче всех прочих, и для человека опытного, знающего толк в фехтовании, не составит большого труда определить, к каким приемам чаще всего прибегает его противник. Зная это, я намеренно отвечал на его атаки одними и теми же заученными встречными ударами. И все же продолжать так и дальше, означало бы позволить убить себя, а к задуманной мной, так сказать, хитрости, можно будет прибегнуть лишь однажды. На мои выпады он отвечал быстро и с легкостью, теперь в любой момент, зная, как ему казалось, чего от меня ожидать в ответ на тот или иной свой прием. Он был готов покончить со мной.

До сих пор мне везло. Пот струился по моему лицу. Дважды он взглянул мне в глаза. Надеялся ли он увидеть там страх? Можете мне поверить, мне было, чего испугаться, и страх переполнял мою душу, ибо мой противник был силен, а с тех пор, как я последний раз серьезно занимался фехтованием, прошло уже слишком много времени.

Вокруг толпились люди, в ушах у которых блестели золотые серьги. Шею одного огромного бородача украшало тяжелое золотое ожерелье, что, вероятно, было похищено из разграбленных сокровищ инков. Они внимательно следили за происходящим, и для меня эта толпа была не более, чем декорацией к происходящему здесь действу. Звон клинков, движение вперед-назад и по кругу, сверкающая сталь, - все это казалось частью какого-то зловещего танца, в котором я был одновременно и участником, и зрителем. Я никак не мог найти применения ни одной из известных мне уловок, потому что мой противник не оставлял для этого ни малейшего шанса. Несмотря на свое могучее сложение передвигался он легко, совбодно и уверенно. У меня уставала рука; силы начинали понемногу покидать меня.

Теперь он злорадно улыбался, и глаза его светились решимостью. Он сделал обманное движение, за которым последовал быстрый выпад, нацеленный на мои ребра. Я быстро отпарировал, но расстояние между нами было слишком велико для хорошего ответного выпада, и поэтому я взмахнул клинком, тыльная сторона которого резанула его по внутренней поверхности руки, державшей шпагу.

Порез оказался довольно глубоким. Я видел, как его лицо исказилось от боли, видел, как он начал оступать, и атаковал снова. Мой новый удар он отбил с трудом.

Теперь на рукаве у него была кровь. В толпе кто-то ахнул, показывая пальцем. Капли крови падали на пол. Я сделал ложный выпад, он попытался парировать, и тогда я нанес мощный колющий удар в ребра. Он поспешно отступил назад, а я продолжал наступать.

Он был великолепным фехтовальщиком. Даже теперь, с пораненной рукой и истекая кровью, он сражался замечательно. Но теперь у него на лице был написан страх перед смертью. Я видел это, и он это знал. Я сделал обманное движение, но с выпадом спешить не стал, а затем стремительно бросился вперед. Он слишком поторопился отпарировать мой удар, и в следующее мгновение острие моей шпаги беспрепятственно вонзилось ему между ребрами, мгновенно протыкая кожу и проходя между костей, а затем с такой же легкостью выходя обратно.

Богардус споткнулся, а на его рубахе начало быстро расплываться кровавое пятно.

Я немного опустил руку со шпагой.

- Я не хочу убивать тебя.

- Я и так уже покойник. Давай, доведи дело до конца, раз уж начал.

- Я свое дело сделал. Ты избрал себе низкое ремесло. Если выживешь, попробуй подыскать что-нибудь получше.

- Я взял деньги, чтобы убить тебя.

- Оставь их себе. За старания.

Левой рукой подхватив брошенный камзол, я повернулся к нему спиной и все еще держа в опущенной руке обнаженную шпагу, пошел сквозь толпу, которая расступалась передо мной.

Снова оказавшись на улице, я пристально огляделся по сторонам. Я не мог позволить себе оказатся беспечным, и все же в одном я был уверен твердо: мое знакомство с достопримечательносятми Ямайки закончилось, и дела, приведшие меня сюда были завершены.

Завтра я разыщу Джонна Тилли, и завтра же мы вместе с Дианой Маклин отправимся в обратный путь.

ГЛАВА 18

Дул сильный ветер, низкие грозовые тучи плыли по небу, сверкали молнии. Я стоял на палубе, одной рукой держась за ванты грот-мачты, и глядя на море, на его темные, огромные волны за бортом, похожие на взметнувшиеся в вышину гигансткие валы из черного стекла с острыми, выщербленными краями вдоль сколотой вершины. В свое время мой отец ходил в море, но меня морские путешествия отнюдь не прельщали. Хотелось ли ему того или нет, а только из его сына моряка не вышло.

Но стихия бросала нам вызов, и было что-то завораживающее в необузданной мощи бушующего моря. Меня кидало из стороны в сторону, и сам себе я казался чайкой, подхваченной порывами ветра, и хоть, признаться, мне было немного страшновато, но это ощущение опьяняло меня. В лицо мне летели соленые брызги; я облизал губы и морская вода попала мне на язык. О, как это было здорово! Нос корабля накренился, волна хлынула через борт, захлестывая палубы и тут же с грохотом отступая обратно в море через захлебывающиеся шпигаты.

Джон Тилли вышел на палубу и встал рядом.

- Какая дряная погода, ну и скверная же ночка! Мы держим курс к северным берегам, хотя в такую погоду ко дну шли многие славные корабли!

- Ужасно хочется сойти на берег, - честно признался я ему. - Хочется почувствовать под ногами твердую почву.

- Да уж! - хмуро согласился он. - Все мы думаем о том же. Частенько по ночам мы мечтаем о том, что вот только буря уляжется,мы сойдем на берег и больше никогда не станем выходить в море. Мы клянемся себе в этом, когда приходится стоять ночные вахты, но когда приходит день, мы спускаем денежки на берегу, а под вечер неизменно возвращаемся обратно и уходим в море, как к себе домой.

- Я сухопутный человек, мой дом это горы и лес.

- Может оно и так. Из твоего отца вышел хороший мореход, и ты тоже, пожалуй, смог бы со временем стать им. Ты сильный и деятельный парень, да и выдержки тебе не занимать. Я лишний раз убедился в этом, когда увидел тебя на берегу.

- На берегу?

- Во время вашего с Богардусом поединка. Эх, мальчик мой, знал бы ты, как я боялся за тебя! Мне и прежде приходилось видеть, как он орудует клинком, но ты все же превзошел его...

- Моим учителем был отец. И другие, тоже.

- Это было заметно. Я видел, что ты дерешься так же, как и твой отец, и к тому же ты выше его и у тебя более мощный выпад. Твоему отцу так и не удалось одолеть противника более достойного, чем Богардус. Но ты не убил его.

- Я не хотел убивать. Жизнь человека бесценна, даже если он и тратит ее попусту. Человеческая жизнь дороже золота, она дороже всех богатств на свете, а поэтому, кто я такой, чтобы просто так отнять ее?

- Но он хотел лишить жизни тебя.

- Он думает не так как я, у него совсем другие желания и устремления, и если ему удастся выжить, то жизнь может сделать его мудрее. Как знать? Ведь это так здорово - жить, выйти вот на такую палубу и стоять на ней, чувствуя, как ветер дует прямо в лицо, отправиться лунной ночью далеко в лес или выйти на какое-нибудь огромное плато и обратить взор на запад...

- Что, и ты тоже?

- Что вы имеете в виду?

- Вижу, ты сын своего отца! Его взгляд был тоже всегда устремлен на запад! К дальним голубым горам. Но было ли все дело в горах? Или, может, важнее для него было, то, что находится за ними? Именно такие люди нам нужны, парень, те, кого влечет неизвестность, кого манят дальние дали. Я думаю, это судьба - идти вперед, только вперед. Нам с тобой выпало принадлежать к той породе людей, которые всегда готовы отправиться в путь, чтобы посмотреть, что скрывается там, за горизонтом: на запад ли, или еще куда-то, но всегда - вперед, вперед, вперед.

Мы молчали, оставаясь стоять на кренящейся, уходившей из-под ног палубе. Это был хороший корабль, каким он был еще в те времена, когда на нем выходил в море мой отец, и ему было дано такое прекрасное имя.

- Кто знает, увижу ли я ее снова?

- Кого, сынок?

- Маму. Она решила вернуться в Англию, чтобы Ноэлла не росла в лесной глуши среди не слишком образованных мужчин. Отец очень по ней тосковал.

- Да уж, он любил ее. Но она думала о будущем, сынок, она оказалась дальновидней всех, и ты еще будешь гордиться своей сестренкой, когда увидишь ее. Настоящая юная леди, хотя еще совсем девчонка, а уж Брайан!.. Ну чем не джентльмен! А в "Судебных Иннах" мне говорили о нем, что он обладает редскостным красноречием.

- Это у него от валлийцев. У них у всех языки хорошо подвешены.

- Ну, а как там Джереми? Как дела у Лилы? У них все в порядке?

- А как же еще? Вообще-то, я не виделся с ними уже несколько месяцев. Как только вернусь обратно, тут же пойду их проведать. Из Джереми получился неплохой охотник, теперь у него много земли, а Лила ни у кого больше не служит, а управляется с делами в своем собственном хозяйстве.

- А что у тебя с той девчушкой, что сидит сейчас в каюте? - спросил Тилли. - Она определенно положила на тебя глаз.

Я смутился.

- Возможно... Мы с ней лишь немного поболтали.

- Она замечательная девчонка, смелая и отчаянная. Ты правильно сделаешь, если заберешь ее с собой, конечно, вы оба этого хотите. Насколько я понимаю, из-за нее все и началось.

- Она с мыса Анны... с того побережья, что теперь называют Новой Англией. Местные решили, что она ведьма, и ее два раза похищали работорговцы. Второе похищение было просто из мести. Эти негодяи ввалились к ним, отшвырнули ее отца и унесли ее. Все подстроил Питтинджел. Он хотел, чтобы я увидел, что она у него. Видимо, ему показалось, что недостаточно просто меня убить. Он хотел, чтобы я еще и в душе страдал.

- И что теперь?

- Сначала я доставлю ее домой к отцу. А там уж будем думать, как жить дальше. Но если она все же согласится пойти со мной, то путь предстоит неблизкий и трудный, особенно для девчонки. Ведь придется идти через леса, через те земли, где живут дикари.

- Она справится со всем. Знаешь, парень, ведь человек даже океан может переплыть, если у него есть подходящий кораль. Посмотри, какой у нее ясный взгляд, с каким достоинством она держится. Я всегда восхищался гордыми женщинами, которые гордились тем, что им выпало родиться женщиной. Это как раз ее случай.

Затем мы говорили о кораблях, о море, и о том, как в прежние времена мореходы определяли с помощью пяди вытянутой перед собой руки высоту звезд над горизонтом, и как определяли свое местоположение, ориентируясь по пролетающим в небе птицам, по рыбе за бортом или по тому, как морские волны, огибая какой-нибудь остров или мыс, создают рябь на поверхности воды, проявляя себя, как особые морские течения.

- Крачки залетают далеко в море и могут опуститься на воду для отдыха, в то время как серебристые чейки никогда не улетают дальше, чем на семьдесят пять-восемьдесят миль от берега, и вечером возвращаются на берег, к своим гнездам. Так что, сынок, если увидишь их вечером над морем, то можешь не сомневаться, то в той стороне, куда они летят, и находится земля. Это спасло жизнь многим морякам. На протяжении тысячелетий, выходя в море, люди научились прокладывать курс, ориентируясь на стаи перелетных птиц и находить дорогу по звездам.

Наконец, я добрался до своей койки, но и расстянувшись на ней, я еще долго лежал без сна. В самом ли деле Диана мне подходит? И правда ли, что я тоже одержим стремлением идти дальше, на запад?

Джубал Сакетт стремился к этому. Где он сейчас? Как далеко на запад удалось зайти ему? И жив ли он еще? Или, может, тело его лежит в сырой земле под деревьями близ той большой реки, о которой он говорил?

Мы, Сакетты, уже достаточно побродили по свету. Может быть, действительно было у нас в крови нечто такое, что неизменно уводило нас все дальше и дальше на запад? Может, это наш удел? Или некая воля, предопределенная самим Господом, течениями или ветрами, что веят над миром? Но почему Джубал? Почему из всех нас, именно он? Почему не Брайан, который вернулся обратно на восток? Но даже несмотря на это я знал, что путь Брайана тоже лежит на запад. Знал? Может быть это тот дар, о котором говорил наш отец? Дар второго зрения, иногда снисходивший на нас?

Мой отец был похоронен среди тех гор, куда он так стремился, но он умер достойно, и был похоронен с почетом. Краснокожие, те самые, которые и убили его, знали, где находится его могила, и иногда они приходили туда, принося в дар дичь, которую они оставляли на могиле, как приношение смелому человеку, которого больше не было в живых, человеку, который отважно сражался и умер достойно.

А где, когда придет время, похоронят меня?

На западе, подсказал мне внутренний голос, далеко на западе.

Что ж, так тому и быть. Только бы до того, как пробьет мой смертный час, прожить жизнь не напрасно, чтобы мои сыновья прошли по тем тропам, по которым не успел пройти я. Ведь жить на земле вечно не дано никому, и так уж повелось, что каждый из нас должен на протяжении скольких-то лет вести мир в будущее, а затем передать эту миссию тому, кто приходит на смену.

Из детей, которых я оставлю после себя, вырастут сильные, надежные мужчины и прекрасные женщины. А Диана? Кто еще, как не она, может быть их матерью? И той женщиной, вместе с которой мы будем уходить в горы, склоны которых поросли вереском?

Скоро.

Где-то там, вдали раскинулся берег, невидимый за черными крыльями ночи; но она была где-то там, эта длинная полоса белого песка, на котором я так часто играл в детстве. И где-то поблизости отсюда находилось место, о котором мне приходилось слышать, то место в открытом море, где, возможно, находятся ворота в другой мир. Мой отец в свое время видел их, или то была всего-навсего игра солнечного света в воде? Может то был мираж? Кто знает. Наш корабль держал курс к берегам Каролины. Бермуды же находились на сверо-востоке.

Когда я снова открыл глаза, то на палубу падал сноп яркого солнечного света, который легко покачивался в такт тому, как качался на волнах корабль. Буря улеглась.

Встав с постели, я выглянул на улицу - стоял ясный день, на море дул легкий бриз.

Когда я вышел из каюты, чтобы вдохнуть полной грудью соленый морской воздух, Джон Тилли находился на юте. Он, похоже, был очень занят, поэтому я не стал приставать к нему с распросами. Несколько раз он глядел наверх, словно дожидаясь сигнала от дозорного на топе мачты.

По летнице на ют поднялся юнга.

- Господин, - сказал он, - леди спрашивает, будете ли вы завтракать вместе с ней?

- Уже иду. - Я обернулся к Тилли. - Капитан, может, присоединитесь к нам?

Он нетерпеливо взглянул в мою сторону.

- Нет, ешьте без меня. Я буду занят здесь.

Когда я вошел в каюту, Диана уже сидела за столом. Она была прекрасна, как никогда. Среди прочих товаров, хранившихся в трюмах корабля, Джон Тилли разыскал кое-какую одежду, захваченную в ходе одного из морских сражений. Будучи атакованы пиратами, они оказались на высоте, и забрали себе вражеский корабль в качестве трофея.

В окно каюты, находившейся на корме, светило солнце, и мы долго сидели за завтраком, разговаривая о многих вещах. Юнга принес горячий шоколад, напиток, пришедший из Мексики, о котором мы прежде много слышали. Но даже проводя время за приятной беседой, я был обеспокоен поведением Тилли. Обычно столь любезный, сегодня он был резок и явно чем-то взволнован.

Погода была замечательная. Может быть, он чувствует скорую перемену? И дозорный на марсе? Возможно, это...

Вражеский корабль? Пираты?

У Джозефа Питтинджела были корабли, даже несколько. А у нас были доказательства, которых было бы вполне достаточно для того, чтобы он проникся ненавистью к нам. Может быть матрос на марсе заметил нечто? Или же там что-то увидел сам Джон Тилли?

Окончив завтрак, я встал из-за стола.

- Диана, переоденься во что-нибудь - все равно, во что - я не думаю, что наши злоключения уже закончились.

Она не стала терять времени на распросы. Слишком часто, оказываясь в критических ситуациях, мне попадались люди, которые, замешкавшись самую малость, чтобы спросить "почему", зачастую погибали раньше, прежде чем успевали выслушать ответ.

Что же касается меня, то я направился к своему сундуку и извлек из него два своих пистолета, которые были мной немедленно перезаряжены. Затем я достал свою шпагу и засунул за пояс нож. Я еще не знал, что происходит, но уж лучше подготовиться заранее и быть во всеоружии.

К западу отсюда должно находиться побережье Виргинии или Мэриленда. Я не знал, какое расстояние нас отделяет от них, и будет лучше, если я постараюсь выяснить это, как можно скорее. У нас был хороший корабль, и команда на нем подобралась из сильных, отважных людей, но все же самый лучший корабль и самая лучшая команда могут нарваться на достойного противника.

Когда я появился на палубе, дозорный говорил о чем-то с капитаном Тилли. Я не стал подходить к ним, а вместо этого остановился у релинга и огляделся по сторонам. Мне было прекрасно известно, что обзор с палубы корабля крайне ограничен и что отсюда видно не так уж далеко, как это может показаться. Здесь, на высоте пятнадцати футов над водой, я мог обозревать морские просторы, находящиеся в радиусе приблизительно четырех с половиной миль, а для дозорного на стеньгах видимость не превышает десяти миль.

Велев дозорному вернуться на верх, Джон Тилли подошел ко мне. Он сразу заметил, что я при оружии.

- Привильно сделал, - тихо скахал он. - По-моему, скоро у нас начнутся неприятности.

- Дозорный увидел корабль?

- Нет, и это-то меня и беспокоит, потому что ночью он был, и прошел довольно близко.

- Вы уверены? И что с ним могло статься теперь?

- Именно это и беспокоит меня, господин Кин. Что? И почему?

Меня разбудили примерно за час до рассвета. Я вышел на палубу, и Том Карбой - так зовут моего помощника - указал на черную тень видневшуюся вдалеке. Она была довольно далеко, и к тому времени, как я добрался до палубы, уже почти не видна. Я ничего не успел разглядеть, просто знал, что там что-то было.

Карбой человек опытный и по характеру уравновешенный. Он стоял на вахте и глядел в оба, так как штормовой ветер хоть и стал несколько слабее, но все же ещепродолжал задувать, а мы могли оказаться вблизи прибрежных течений. Вот уж где действительно гиблое место! Есть такие течения, из-за которых в шторм море превращается в сущий ад. Он был очень внимателен, и следил за тем, чтобы мы, минуя их, продолжали бы идти в море.

Глаз у него наметанный, да и рулевой был готов справиться с ними, когда Том совершенно случайно взглянул назад. Казалось, он всего несколькими минутами раньше смотрел в том же направлении, но только теперь там был корабль с погашенными огнями, который быстро приближался, круто изменив направление.

Он послал за мной, но, должно быть, что-то встревожило темный корабль, потому что он, казалось, начал отставать, и к тому времени, как я вышел на палубу, разглядеть его было уже не возможно.

- Я не верю в корабли-призраки, - сказал я, - хотя в этих водах...

- Я в них тоже не верю. И все же, почему на том судне не зажигали огней? Почему вдруг отстали?

- И где они сейчас?

- Дозорный ничего не видит. Правда, один единственный раз, когда он в первый раз, на рассвете, поднялся на марс, ему показалось, что далеко вдали как будто виднеются стеньги.

- Выходит, этот корабль следит за нами? Намеренно держится подальше, за горизонтом, выжидая чего-то?

- Вот этого-то я и боюсь. Они дожидаются темноты, чтобы затем напасть неожиданно и захватить нас.

- Пираты?

- Может быть. Или же твой старый приятель Джозеф Питтинджел все никак не успокоится. У "Абигейл" хороший ход, и в большинстве случаев она развивает порядочную скорость, но все-таки до быстроходных судов, на которых плавают пираты, ей очень далеко. У Джозефа Питтинджела тоже есть такой корабль - "Весталка". Исключительно быстроходная посудина.

Я снова посмотрел на море за кормой. Если корабль находится там, примерно в двеннадцати-тринадцати милях от нас, то для того, чтобы нагнать нас, им понадобятся часа три, от силы четыре. С наступлением темноты, они могут начать подходить поближе, и мы ничего не заметим, пока их корабль не окажется совсем близко, на расстоянии пушечного выстрела или около того. Меня это совершенно не устраивало, и я не замедлил высказать вслух свое мнение.

- А разве никак нельзя ускользнуть от них? Например, плыть прямо к берегу?

Он пожал плечами.

- Может быть и можно, но если мы подойдем слишком близко, то может получиться так, что мы попросту застрянем у подветренного берега. Идти к берегу - распоследнее дело. Риск слишком велик.

Мы еще некоторое время стояли молча, и каждый думал о чем-то своем. Совершенно внезапно такое безмятежное море превратилось в зловещее место, и всего лишь линия горизонта отделяла нас от притаившейся за ней опасности.

- Надо попробовать, - наконец нарушил молчание Тилли, - но вот только побережье в этом месте не самое подходящее, и многие корабли попадали здесь в ловушку. Он не стал бы отставать от нас, если бы не был уверен в своей скорости.

- Почему он не напал сегодня утром?

Тилли пожал плечами.

- Было уже довольно поздно. К тому времени, когда они нагнали бы нас, уже рассвело бы, потому что мы ведь тоже продолжали бы двигаться дальше. Да и внезапной атаки не получилось бы.

Мы плыли целый день, так что у нас было время сделать кое-какие приготовления. Мы подготовились к бою, а также привели в полную готовность пушки. На борту "Абигейл" осталось меньше пушек, чем было во времена отца, но зато, освободившись от их тяжести, корабль мог брать на борт больше груза.

По приказу Тилли дозорный постоянно оставался на марсе, но он так ничего и не увидел. К тому времени, как спустились сумерки, приготовления были завершены. Но вот, наконец, стемнело окончательно, и Тилли отдал приказ потушить все огни. Я спустился вниз.

- Диана. Похоже, у нас неприятности. Свет нужно погасить.

- Черт возьми, - в сердцах выпалила она. - А я платье взялась перешивать. - Она погасила свет и сказала в темноте: - А если я зашторю окно, то хотя бы малюсенький огонек можно зажечь?

- Ни в коем случае, - предупредил я ее. - Никаких огоньков. Где-то поблизости идет корабль с погашенными огнями, который, мы думаем, атакует нас сегодня же ночью. Мы держим курс по направлению к берегу, и всякое может случиться. Так что, будь готова.

Она промолчала, а потом спросила:

- А что это за берег, Кин? Где мы теперь?

Мне стало досадно, что я сам раньше не додумался справиться об этом у Тилли, так как всегда немаловажно знать точное местонахождение, а сам я мог лишь предполагать, что в данный момент мы находимся где-то к северу от малознакомого мне побережья. Возможно, к северу от входа в Чесапикский залив.

Поделившись с ней своими соображениями и предупредив о том, что, возможно, довольно скоро нам придется пересесть в шлюпку, а поэтому следует одеться потеплей и собрать самые необходимые вещи, которые нужно будет взять с собой, я вернулся на палубу.

Там было холодно и ветренно. Ветер надувал паруса, и мы повернули на другой галс, направляясь к берегу. Я прекрасно знал, что моряки и днем-то остерегаются направлять свои корабли вдоль побережья, а уж про ночь и говорить не приходится. Когда люди, не имеющие никакого отношения к морю берутся писать о подобных вещах, они неизменно утверждают, что самые первые мореходы старались держаться поближе к берегу, что, конечно же, полнейший вздор, и ни один нормальный моряк никогда не пошел бы на такое. В открытом море меньше опасностей.

Рядом со мной из темноты возник Джон Тилли.

- Они приближаются. Я видел, как тонкая черная линия мачты движется относительно звезд.

- Это могла быть и птица.

- Могла бы, но это никакая не птица.

- А тот берег поблизости... Это случайно не Мэриленд?

- Он самый, но я почти не знаю того берега. Я проплывал мимо, но всегда при этом оставался далеко в море, где побольше места и есть, где развернуться. Мне приходилось слышать, что здесь вдоль побережья есть небольшие островки, рифы и дуют береговые ветра. А там кто его знает...

Эта ночь была самой темной из всех ночей, что были на моей памяти, и чернее моря я больше не видел никогда. Ветер держался, и "Абигейл" ходко шла вперед. Я подошел к гакаборту, стоя как раз над той каютой, где сейчас находилась Диана, и глядя на море за кормой.

Ничего.

Только ночь, лишь непроглядная тьма, только ветер и море. Внезапно в просвете среди гонимых по небу ветром облаков, показались звезды. И вдруг совершенно внезапно из темноты вынырнул корабль, словно черный призрак, восставший из черных морских пучин. Они у нас на корме, их бушпринт был совсем рядом, и я увидел, что огромный темнобородый детина готовится забросить "кошку". Нас собираются брать на абордаж.

Он еще раскручивал "кошку" над головой, когда я выстрелил. Я не помню, как у меня в руке оказался пистолет, мне запомнился только сноп пламени, вырвавшийся из ствола и удивленное лицо того парня в тот момент, когда заряд угодил ему в грудь. Он упал ничком, вырвавшаяся у него из рук "кошка" улетела куда-то в сторону, но только в следующий момент их судно поравнялось с нами, и через борт один за другим посыпались на палубу их люди.

Я услышал крик Тилли, и в тот же момент стволы наших пушек изрыгнули пламя и дым. Я увидел, как по воздуху пролетел обломок фальшборта, услышал чей-то крик, раздались выстрелы и сражение закипело. Я выстрелил снова, выхватив второй пистолет, который тут же оказался выбит у меня из рук, и тогда я со всей силы двинул нападавшего в челюсть и, выхватив нож, всадил его ему в брюхо по самую рукоятку.

Я выхватил шпагу, перебросив нож в левую руку, как, говорят, это принято у итальянцев, и бросился в самую гущу битвы, нанося удары направо и налево. Враги были со всех сторон, и это был сущий ад.

Какой-то человек бросился на палубу мне под ноги, отчаянно стараясь ухватить меня за щиколотки, но я отбился и от него и, в конце концов, мне удалось выбраться из этого человеческого месива. Тилли удалось собрать вокруг себя кое-коего из своих людей, и враги наседали на них со всех сторон. Но бортовой залп, хоть и произведенный с опозданием, все же сделал свое дело, потому что палуба неприятельского корабля была охвачена пламенем, и я видел, как бегают и суетятся люди, пытаясь воевать с огнем, который внезапно перекинулся на паруса и начал взбираться по ним вверх, в мгновение ока превращаясь в огромную пылающую лавину, как если бы где-то поблизости взорвался бы пороховой погреб.

Во все стороны летели горящие клочья парусины, и какой-то человек, на котором загорелась одежда, бросился за борт, в темное, волнующееся море. Я успел лишь мельком заметить его. Он вскинул мушкет, собираясь выстрелить, когда занялись паруса, и огонь начал подбираться к нему, словно гигансткая, многопалая рука. Я видел его выпученные от ужаса глаза и, уже объятый пламенем, он с диким криком бросился со стеньги в море.

Я отчаянно сражался, прокладывая себе путь к лестнице и вниз по ней, к двери, что вела на палубу из главной каюты.

Дверь настежь распахнулась, и я бросился вперед. У меня на пути возник человек с серьгами в ушах и сломанными зубами, который тут же набросился на меня, по-видимому, вознамеревшись снести мне голову абордажной саблей, которая была у него в руке. Я отбил этот удар и сам сделал резкий выпад вперед, нанося удар кинжалом, который вонзился ему между ребер. Я почувствовал, его смердящее дыхание, пахнувшее мне в лицо, и уж в следующий момент он осел, оставаясь лежать на палубе, и перешагнув через него, я вошел в каюту.

Диана неподвижно стояла спиной к переборке, высокая, красивая. Она стояла лицом к лицу с человеком, который был повернут спиной ко мне, но я тут же узнал его. Это был Джозеф Питтинджел.

- А теперь, - сказал он ей, - я покончу с тобой раз и навсегда!

- Ты для начала покончи с тем, кто стоит у тебя за спиной, хладнокровно сказала она ему. - Хотя, куда уж тебе...

- Меня не проведешь! - глумливо захихикал он. - Я думаю...

Но, видно, в ее взгляде он сумел разглядеть нечто такое, что заставило его обернуться, и реакция его была мгновенной. Я наивно полагал, что он для начала что-нибудь скажет, станет угрожать, требовать, короче, не знаю, что еще.

Со шпагой наголо, он бросился на меня, и я наверняка лишился бы жизни, если бы не мой пистолет, который после выстрела я сунул обратно за пояс. Острие клинка попало точно в него, и прежде, чем он успел нанести новый удар, я своей шпагой сумел отбить его руку, сжимавшую клинок. Он сделал резкий выпад, и глаза у него были выпучены от непередаваемого гнева и ярости. Я отбил и этот удар и был готов к наступлению. Он опять бросился было ко мне, но потом вдруг резко остановился и занес свой клинок, собираясь заколоть Диану!

Она стояла у переборки, и ничто не могло защитить ее от занесенной над ней шпаги. И тогда я с силой поднял свой клинок, который вонзился ему между туловищем и рукой, глубоко погружаясь в мускулы, что соединяют между собой руку и плечо.

Его пальцы разжались, шпага взлетела в воздух, едва не задев Диану, и со звоном упала на палубу.

Он обернулся ко мне, и по его наполовину отрубленной руке стекали потоки крови.

Не обращая на него внимания, я протянул руку Диане.

- Идем, нам пора.

ГЛАВА 19

Мы выбрались на палубу, где в это время уже находились Джон Тилли и с полдюжины его людей, которых он собрал вокруг себя. Сражение было закончено, один труп лежал у шпигата; еще один мертвец безвольно повис на фальшборте, и как раз в тот момент, когда я взглянул в ту сторону, тело его съехало вниз и осталось лежать на мокрой палубе.

Черный корабль казался теперь еще более черным, оставаясь позади, погружаясь в воду все глубже, и вода заливала его палубы.

Неприятельский корабль остался в кабельтове от нас, и отсюда было видно, как по палубе снуют какие-то люди.

- Как у нас дела, Джон? - спросил я у Тилли.

- Плохо... очень плохо, - сказал он. - По-моему, у нас пробоина в корпусе, и мы идем ко дну.

Палуба покачивалась как-то нарочито тяжело и медленно, и мне стало не по себе. Ощущение было прескверное.

- А до берега она дотянет? - осведомился я. - Может быть, можно проплыть на ней еще немного...?

- Да я и сам уже думал об этом. Ну что, рискнем? Это все же безопаснее шлюпки, по крайней мере, мы хотя бы попытаемся.

Он начал отдавать распоряжения, но команда была уже действовала.

- А что с ними? - спросил я.

Он бросил взгляд на тонущую "Весталку", если, конечно, это и в самом деле была она.

- У них те же шансы, что и у нас. Они сами заварили эту кашу. Пусть пеняют на себя.

Оставив Диану на юте, я прошелся по палубе, подбирая разбросанные повсюду вещи и наводя некое подобие порядка. Два трупа на палубе были просто мертвыми телами, из которых ушла жизнь, и я выбросил обоих за борт.

Я подобрал пистолет и сунул его за пояс. Мы продолжали идти вперед, и наш рулевой положил руля к ветру.

Корабль продолжал набирать воды, и, положившись на удачу, мы решили идти к берегу. А что, если мы застрянем где-нибудь на наносном песчанном баре вдали от побережья? И все же у нас был шанс спасти и команду, и груз, а также и сам корабль, так как "Абигейл", можно сказать, была частью нашей семьи.

Теперь она стала какой-то медлительной, и это мне совершенно было не по душе.

- Никуда не уходи, - сказал я Диане. - Я должен знать, где ты, если уж случится самое худшее из того, что только может случиться. Мы доплывем до берега вместе.

- Или утонем, - заметила она.

- Мы доберемся до берега, - продолжал я, - потому что я хочу забрать тебя с собой в свою хижину среди гор, среди дальних голубых гор, как называл их мой отец. И у нас все обязательно будет хорошо. Я должен оставить после себя сыновей, чтобы на тех огромных просторах жили люди, руками которых будет создаваться эта страна, которая станет для них родной.

Теперь наш корабль мог нести лишь минимум парусов, но все же мы продвигались вперед, и где-то к западу от нас была земля, пусть и подветренный, но все-таки берег.

Как только были поставлены паруса, нам не оставалось ничего другого, как только ждать. Оставшиеся в живых матросы понемногу собирались на палубе, и в руках у каждого был небольшой узелек со скромными пожитками.

- Готовьте шлюпку к спуску, - велел Тилли. - Положите в нее запас еды, воды и все, что понадобится для ночлега, а еще оружие и порох.

- Вы думаете, на этом все не кончится? - поинтересовался один из матросов.

Тилли взглянул на него.

- Быть готовым ко всему - такова цена существования, парень. А теперь отправляйся помогать остальным.

Когда мы подошли к берегу, он сам занял место у штурвала. На востоке забрезжил серый рассвет, но еле различимая полоска отлогого берега представлялась ничего не сулившим и не обещающим участком суши.

Идущую ко дну "Весталку" мы больше уже не видели. Возможно, она затонула на том же месте, где и была, но не исключено, что она тоже все еще держалась на плаву и могла так же плыть еще какое-то время.

Внезапно я вспомнил о Джозефе Питтинджеле. Он остался лежать в каюте, что находилась внизу, и умирал или был уже мертв. Я не знал точно. Но только когда я, держа наготове шпагу, спустился вниз, его там уже не было.

Палуба была залита кровью, кровь была так же на подоконнике кормового окна. Он выбросился в море, уж не знаю, где и когда, и сделал ли он это по доброй воле, или же кто-то попросту вышвырнул его за борт.

Питтинджел исчез. При одной только мысли, что он может быть все еще жив, мне становилось не по себе. И все же он был серьезно, если не смертельно ранен. То, что он потерял много крови, было очевидно, и все же с его исчезновением хотя бы на какое-то время одним поводом для беспокойства становилось меньше, тем более, что в данный момент у нас были проблемы и поважнее.

Для меня берег казался близким и очень желанным. Возможно, мой отец и был отличным мореходом, но теперь я уже твердо уверен, что я им не был. Как знать, наверное, со временем, я и смог бы им стать, но я постараюсь приложить все силы к тому, чтобы со мной этого не произошло. Моя судьба ждала меня среди гор моей страны, и берег перед нами был первым шагом на этом пути. Оказавшись на берегу, я смогу отправиться, куда угодно. В море же я чувствовал себя, мягко говоря, неуютно.

Похоже, удача не отвернулась от нас и теперь, когда наш корабль шел ко дну, так как ветер поутих, и на море было довольно спокойно. Медленно, но неуклонно мы приближались к берегу. Теперь до нашего слуха доносился уже шелест прибоя, набегающего на обширный, песчанный берег. Все это было очень знакомо, потому что в детстве я не раз играл вот на такой же песчанной косе на побережье Каролины.

- Волны достаточно, чтобы нас вынесло на берег. Удар будет достаточно сильным, и мы засядем глубоко в песке.

- Во всем виноват я, Джон, - сказал я. - Если бы я не пришел к тебе, то ничего этого не случилось бы.

Он отмахнулся от меня.

- Твой отец отдал мне этот корабль. Вообще-то мы с ним были компаньонами, хотя я ему так ни разу и не сумел выплатить его долю. "Абигейл" хороший корабль, и мне хотелось бы спасти его.

- Мы можем попытаться, - предложил я.

Он задумался над этим. Тилли был человеком осторожным и рассудительным, и потеря корабля оказалась бы для него тяжким ударом. Он убавил скорость, приказав убрать часть парусов, и оставляя их ровно столько, чтобы было достаточно для управления.

Мы приближались к берегу, о который не разбивались огромные волны, на котором нас не встречали ликующие толпы и не было слышно звуков фанфар. Волнение на море улеглось, и восход окрасил песок из уныло серого в бледно-розоватый цвет. "Абигейл" шла к берегу, покачиваясь в волнах прибоя, и вот наконец нос корабля врезался в песок, и мы остановились.

Мы спустили на воду шлюпку, в которой разместилось несколько человек, и я первым ступил на берег, чувствуя при этом безмерное облегчение. Здесь, на берегу, я снова почувствовал себя самим собой, человеком, принадлежавшим самому себе, не зависящим более от привратностей ветра или моря. У меня под ногами была земля, чуть поодаль темнела опушка леса, и то, и другое было мне близко и понятно. А где-то далеко-далеко, за этими песками и деревьями были горы, голубые горы, где остался мой дом.

Мы перевезли и выгрузили на берег все, что было можно, и по моему совету расположились за деревьями на самой лесной опушке, не столько из-за того, что там было достаточно дров для костра, сколько для того, что там нас будет труднее заметить и определить, сколько нас. Затем мы закрепили на берегу линь, обмотав его вокруг зарытого в землю бревна, называемого еще "покойником".

Я развел костер, и кок присутпил к готовке. Зарядив мушкет и оба пистолета, я отправился на разведку, оставив остальных у костра. Мы высадились на небольшом барьерном острове, но материк был совсем недалеко. Я нашел следы оленя и заметил парочку диких индеек, но стрелять не стал. Еды у нас пока достаточно; к тому же не стоило оповещать о своем пристуствии того, кто мог оказаться поблизости. Возвратившись назад, я сел на песок, привалившись спиной к огромному бревну плавника и глядел на огонь.

Джон Тилли со своими людьми вернулись с "Абигейл".

- Две пробоины, - сказал Тилли, - в трюме вода, но если погода продержится, то можно было бы откачать воду и снова спустить ее на воду.

- Мне знакомо плотницкое ремесло, - сказал я, - и еще лучше я управлюсь там, где нужно приложить силу, так что я займу место у насоса.

За едой мы еще какое-то время обсуждали это, взвешивая детали и обдумывая подробности. Было решено не откладывать это до утра. Кто знает, как может измениться погода.

- А что с "Весталкой"? - спросил я. - Как вы думаете, она затонула?

- Думаю, что да, но Ганс - он у нас управляется на полубаке - сказал, что видел, как они, вроде бы, успели спустить на воду пару шлюпок. Так что нам следует быть настороже.

- Да уж, пожалуй.

Нам открывался хороший обзор побережья в обоих направлениях, а за нами был лес. В лесу я чувствовал себя, как дома, и не боялся ничего, кроме встречи с индейцами.

- Если им удастся починить корабль, - сказала Диана, - что ты будешь делать?

- Отправлюсь на материк, - сказал я. - Отсюда далеко до моего дома, почти так же далеко, как до Гремучего ручья, но мы в любом случае будем держать путь туда.

Джон, - неожиданно обернулся я к нему, кое-что припоминая. - В заливе недалеко отсюда есть остров, где человек по имени Клэборн держит факторию. Он ведет кое-какую торговлю, и у него есть свой полубаркас, или даже целых два. Вы могли бы продать ему или сторговать в обмен на меха что-нибудь из своего товара, то, до чего не добралась вода. Он хороший человек. Хоть и придирчивый, но хороший.

- Да. Я слыхал это имя.

Кое-кто из команды уже работал на починке обшивки корпуса; другие заняли места у насосов. Оставив Диану разбираться с платьями, так как Тилли разрешил ей взять все, что ей приглянется, я занял свое место у насосов. Любой физический труд мне всегда был в радость. Я был силен и мне нравилось употребить свою силу на что-то полезное, тем более, что откачивать воду было делом не хитрым, и за работой можно было думать о чем-то своем.

В течение нескольких часов подряд мы откачивали воду, которая теперь лилась из пробоины непрерывной струей. До наступления темноты уровень воды в трюме благодаря нашим стараниям стал значительно ниже, а также была заделана одна из пробоин. Остальные, те, кто не был занят на откачке воды, трудились на берегу на починке линей и снастей, пострадавших в ходе непродолжительного сражения.

Мы потеряли четверых человек: двое были сброшены за борт, и еще двое остались лежать на палубе. О потерях среди команды "Весталки" мы не имели ни малейшего представления. Наш бортовой залп, прогремевший как раз в то время, когда они собирались пустить в ход абордажные крючья, вне всякого сомнения, оказался для них полнейшей неожиданностью.

Стоял погожий день, и на море было по-прежнему спокойно. Солнце светило ярко, но не припекало, и работа спорилась. Ближе к вечеру я сошел на берег, чтобы собрать побольше дров для костра, которых хватило бы на всю ночь, а заодно и как следует осмотреться на местности. Длинный песчанный пляж и берег были пустынны, ни с какой стороны не было заметно ни поднимающегося к небу дыма, ни каких-либо иных признаков жизни.

Но только кому, как не мне не знать о том, что когда тысячи квадратных миль земли долго остаются в запустении, и туда не наведывается никто, кроме, может быть, редкого охотника, то по таким территориям прокладывают себе путь отряды воинствующих индейцев, которые постоянно или только отправляются куда-то, либо уже возвращаются обратно. Так что, если на сей раз нам удастся избежать встречи с ними, то это можно будет считать большой удачей.

А потом мы собрались все вместе вокруг костра. Джон Тилли сказал, что наутро он собирается спустить корабль на воду, а затем поинтересовался у нас о наших планах.

- Я останусь на берегу, - сказал я, - это мой мир. Я думаю, мы отправимся отсюда вглубь материка.

- Путь неблизкий. - Тилли перевел взгляд на Диану. - Ты готова к такому путешествию?

- Я пойду туда, куда пойдет он. - Она улыбнулась. - Мне не привыкать, капитан. На мысе Анны у нас не было ни лошадей, ни повозок.

- Но здесь еще живут и дикари. Это ты сознаешь?

- Да.

Генри придвинулся поближе к костру. За последние несколько дней, проведенные нами на борту корабля, он редко попадался мне на глаза, по большей части оставаясь в одиночестве, предоставляя нам с Дианой возможность побыть вместе и поговорить наедине. Я был весьма тронут подобной тактичностью.

Теперь он обратился ко мне.

- Если хочешь, я пойду с вами.

- Мы этого очень хотим, Генри, - сказал я. - Тебе обязательно понравятся наши горы.

Он пожал плечами.

- Сейчас у меня нет дома. Нет смысла плыть обратно через океан, потому что там уже многое могло измениться, да и я тоже уже не такой, каким был прежде. Поэтому, если вас устроит мое общество, то я пойду вместе с вами.

- Есть еще одно дело, которое необходимо сделать, Джон. Однажды вы сделали это для моего отца, и мне хотелось бы просить вас о том же для нас.

Он удивленно вскинул броси.

- Поженить вас? Какой разговор! Ну конечно же, парень, с большим удовольствием. Она замечательная девушка.

Том Карбой, оставив работу на судне, подошел к костру, чтобы съесть миску похлебки.

- Если красавица не возражает, то я, с ее позволения, займу место ее отца. Ведь должен же кто-то выдать ее замуж.

Она подняла на него глаза, и взгял ее был серьезен.

- Том, если бы у меня не было отца, то я была бы рада назвать им тебя. Ты будешь моим посаженным отцом?

Неожиданно смутившись, старый моряк расстерянно огляделся по сторонам.

- Да, мисс, да, конечно.

- Так что, значит, завтра? - предложил Тилли. - В полдень, чтобы к тому времени все было готово.

Я пошел пройтись по берегу. Правильно ли я поступаю? Что-то подсказывало мне, что правильно, но все же я не был до конца в этом уверен. У меня было мало опыта в общении с женщинами, и я мало, что знал о них, конечно, кроме того, что успел подметить, наблюдая за Лилой или за своей матерью, когда они случались рядом, не говоря уж о Ноэлле, хотя она и была еще совсем девчонкой, а также о жене Кейна О'Хары и женах еще кое-кого из наших знакомых. Наверное, все же быть мужем не труднее, чем справляться с любой другой работой, которую мне приходилось выполнять прежде.

На берегу царило безмолвие, и в тишине был слышен лишь шелест прибоя и жалобные крики чаек. Я сидел на большом бревне, выброшенном на берег морем, смотрел на накатывающиеся волны и видел, как над морем восходит луна.

У нас ей будут рады, и к тому же они с Темперанс, женой Янса, были подружками. Это было хорошо, очень хорошо.

Небо оставалось безоблачным. Завтра у нас будет хороший день, знаменательный день. Если повезет, то нам удастся снова спустить "Абигейл" на воду, а мы с Дианой поженимся.

У меня за спиной раздался еле заметный шорох от осыпающегося песка, и я поспешно вскочил на ноги, хватаясь за рукоятку пистолета и делая два быстрых шага вперед, прежде, чем обернуться.

На освещенном лунном свете берегу позади меня неподвижно стояли трое индейцев. Каждый был вооружен копьем, у всех троих были луки и колчаны со стрелами, перекинутые через плечо.

Широкоплечий индеец, стоявший ближе всех ко мне начал говорить. Язык показался мне знакомым.

- Вы катоба? - спросил я на его языке.

Они тут же что-то наперебой заговорили, пока наконец первый индеец повелевающе не поднял руку, требуя тишины.

- Ты знаешь наши слова. Почему ты, бледнолицый человек, говоришь с нами на нашем языке?

- У меня есть друг, - объяснил я, - который дружил еще с моим отцом, прежде, чем я родился. Его звали Уа-га-су. Многие катоба сражались на нашей стороне.

- Уа-га-су сильный человек, великий воин. Я знаю.

- Вы зашли далеко от дома, - сказал я. - Чем я вам могу помочь?

- Едой, - ответил он. - Мы очень голодны.

- Пойдемте, - сказал я, - идите рядом со мной, чтобы они знали, что вы наши друзья.

Вне всякого сомнения, мне снова очень крупно повезло, потому что теперь мы отправимся в долгое путешествие к берегам Гремучего ручья не одни, ибо этим индейцам из племени катоба явно было с нами по пути.

ГЛАВА 20

Наш путь домой обещал быть трудным и извилистым, ибо у катоба, как и у нас, тоже были враги. И все-таки индеец рассказал мне о том, что после гибели моего отца набегов не было, что сенеки ждут подходящего случая.

- Они придут, - сказал он, - потому что они хотят знать, так ли сильны сыновья, как был силен их отец.

- Пусть лучше отдыхают в своих вигвамах и у костров, - сказал я. - Мы не хотим больше убивать никого из них.

Индеец подбросил несколько веточек в маленький костерок.

- Старые люди знают, что времена меняются, и они будут довольны миром, но как быть с молодыми, с теми, кто хочет испытать себя? С кем еще мериться силой, как не с сыноваями Барнабаса?

Утром мы спустим на воду "Абигейл", и катоба нам помогут. Их было шестеро молодых, сильных мужчин, хотя только трое из них сразу подошли к нашему костру, а остальные держались в стороне, наблюдая за тем, каким будет прием. Если бы они знали, что я сын Барнабаса, то сразу бы вышли все вместе. Ведь разве не были катоба друзьями того бледнолицего? Да и как могли сыновья Барнабаса не знать об этом?

- Многие белые люди не знают, что катоба - друзья, для них все индейцы одинаковы, так что будте осторожнее с теми, к кому вы подходите.

Катоба улыбнулся.

- Мы подходим к человеку, когда он один. Если один человек не друг, то его легче убить, чем многих.

Они посмотрели на Диану.

- Она твоя женщина?

- Завтра она станет моей женщиной. Вы пришли вовремя.

- Что они говорят? - спросила Диана.

Широко улыбаясь, я повторил ей их вопрос и свой ответ. Она густо покраснела.

- Ты только меня не спросил!

- Как так? Я же спрашивал!

- Но не о том, когда мы поженимся. Завтра нельзя. Я не готова.

- Джон Тилли, - объяснил я, - на самом деле не только капитан корабля, но он еще и священник Господа нашего. И будучи им, он когда-то поженил моих отца и мать, а теперь может поженить нас.

Завтра мы спустим на воду его корабль. Он не может задерживаться на берегу. Было бы слишком рискованно полагаться на погоду, хотя до сих пор ему очень везло в этом смысле. Даже самый небольшой ветерок может нанести столько песка, что "Абигейл" уже никогда не удастся сдвинуть с места,

Сожалею, что нам приходится так спешить, но, на мой взгляд, будет правильно пожениться завтра. Ведь не хочешь же ты, в самом деле, отправиться в путешествие по лесу с мужчиной, не будучи при этом его женой.

- И ты уже все решил, да? Или, может, боишься, что я могу передумать?

- Если захочешь передумать, - сказал я, начиная терять терпение, - то сейчас как раз самое время. Капитан Тилли отвезет тебя домой. Он как раз собирался сделать остановку недалеко от Шомата, так что он будет просто счастлив доставить тебя туда.

Один из индейцев задал мне вопрос, и я ему ответил, после чего катоба восхищенно уставились на нее, издавая удивленные возгласы и понимающе кивая.

- Что на этот раз? - строго спросила Диана.

- Они хотели узнать, сколько одеял я отдал за тебя.

- Одеяла? За меня?

Усмехнувшись, я продолжал:

- Я сказал, что мне пришлось выложить пять мушкетов, сотню фунтов свинца, бочонок пороха и десять одеял.

- Но это же неправда! - запротестовала она. - Ты же ничего...

- Шш! Тише, - взмолился я. - Для них это непомерно огромная цена. Я сказал им, что ты дочь великого вождя, мудрого человека, и еще, что ты мудрая женщина, травница и знахарка. Так что по их меркам ты очень важная птица.

- А по твоим, стало быть, нет?

- Разумеется, и по моим тоже! Я же хочу, чтобы они уважали тебя, а для этого я должен говорить с ними натом языке, который им близок и понятен. Теперь они считают тебя принцессой.

Утром, еще до того, как рассвело, мы собрались на берегу, чтобы попытаться снять "Абигейл" с отмели. Вода из трюма была откачана полностью, и кое-что из груза было перевезено на берег. Корабль еще не успел увязнуть в песке, так что мы привязали к шлюпке свободный конец линя, после чего двенадцать сильных гребцов налегли на весла, и работа закипела. Утро было уже в самом разгаре, когда нам, наконец, удалось снять корабль с мели и отбуксировать его от берега. День начинал клониться к вечеру, когда весь товар перегрузили обратно и можно было ставить паруса. "Абигейл" стояла на якоре у берега, на котором мне и Диане было суждено вскоре обвенчаться.

Я никогда не забуду этой картины. Длинный белый пляж, сверкающий на солнце, совсем рядом бескрайние просторы океана, скудная островная растительность и обступившая нас горстка английских моряков и шестеро индейцев-катоба.

Когда дело было сделано, Джон Тилли на прощание протянул руку Диане, но, проигноировав протянутую руку, она приблизилась и нежно поцеловала его. Мы задержались еще ненадолго, произнося последние слова прощания, а Диана попросила передать весточку ее отцу, которого мы надеялись в скором времени увидеть, после чего шлюпка отчалила от берега, и моряки поднялись на борт своего корабля.

Мы помедлили еще немного, желая убедиться, что с судном все в порядке, но вот ветер надул паруса, и корабль начал удаляться от берега, взяв курс в открытое море. Затем мы отправились вглубь острова, туда, где катоба оставили свое каноэ, и только один единственный раз оглянулись назад. Там, на фоне вечерней зари виднелись уже лишь стеньги уходящего вдаль корабля.

Диана молчала. Она вверила себя человеку, о котором не знала почти ничего, и шестерым незнакомым индейцам, которых и вовсе видела в первый раз.

Большое каноэ было сделано из березовой коры. На таких каноэ плавали гуроны, и они были намного лучше куда более тяжелых, выдолбленных из цельного бревна пирог ирокезов. Мне не составило труда догадаться, что, скорее всего, это каноэ было захвачено в качестве трофея.

Внутренние воды были спокойны, и мы довольно-таки быстро добрались до залива, известного под названием Синепукстент. Катоба, великие воины и следопыты, теперь торопились поскорее возвратиться домой. Переправившись через залив, откуда нам снова открылся вид на море, мы вошли в устье реки.

На ночь было решено расположиться в лесной чаще, где сосны перемежались с другими деревьями, а одному из индейцев удалось убить оленя, осмелившегося спуститься в сумерках на водопой к реке.

На рассвете мы продолжили свой путь против течения, пока река, наконец, не стала настолько мелкой, что нам пришлось идти пешком по воде и тащить каноэ за собой. Река брала начало в болоте, называемом Покомок, через которое мы также переправились, продвигаясь вначале на юго-запад, а затем вверх по течению еще одной протоки, все это время таща лодку волоком, мало-помалу прокладывая себе путь на запад. В здешних лесах водилось много дичи, но следов пребывания тут индейцев было почти незаметно.

Добравшись до широкого залива, мы поплыли по нему, пока не вошли наконец в устье другой реки.

Мы с Дианой разговаривали очень мало, а индейцы и вовсе молчали, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами, настороженно прислушиваясь к звукам леса или болота. Время от времени я брался за весло, имея кое-какой опыт в управлении каноэ.

Сойдя на берег с "Абигейл", я был довольно хорошо вооружен: у меня был мушкет, два питолета, порох и пули. Мы также прихватили с собой с корабля большой запас продуктов, чтобы в пути как можно меньше времени тратить на охоту.

Нашим первым пунктом назначения должна была стать фактория, находившаяся, насколько мне известно, недалеко от залива и принадлежавшая человеку, которого звали Клэберн. Я имел в виду именно это место, когда советовал капитану Тилли продать здесь или выменять на что-нибудь часть своего груза, но у меня были большие сомнения насчет того, что он все же решил последовать моему совету, коль скоро он собирался отправиться прямиком на север, к берегам Ньюфаундленда.

Я был уверен, что в фактории Клэборна можно будет разузнать последние новости о том, что происходит в здешних краях, а также заодно пополнить запасы продовольствия. Катоба знали об этой фактории, но сами никогда прежде здесь не бывали.

Те самые первые дни, несмотря на то, что часть пути пролегала по болоту, над которым роились полчища москитов, были поистине идиллическими. Дни стояли ясные, течение было спокойным, и мы неуклонно продвигались вперед. Земля здесь была щедрой и плодородной, но по большей части она оставалась незаселенной. Несколько раз вдалеке мы видели струйки дыма, поднимающиеся не то над кострами, не то над трубами далекой деревеньки, и еще однажды нам на глаза попалось каноэ, в котором сидели трое индейцев. Так как численное преимущество было на нашей стороне, то они попросту решили уклониться от подобной встречи и скрылись в небольшом восточнобережном фьорде.

Я был твердо убежден, что в наивысшей степени преступно не допускать сюда английских бедняков, и мысленно представляя себе эти толпы грязных, одетых в лохмотья людей из европейских городов, о которых мне рассказывали мой отец, Джереми и Кейн О'Хара, я не сомневался, что для них этот край стал бы землей обетованной.

Вне всякого сомнения нашим двум народам предстоит научиться друг у друга еще очень многому, и хоть я частенько задумывался над этим, но все же не принимал эту идею всерьез, так как не видел ничего общего, что нас могло бы объединять. Взаимный обмен идеями и опытом вещь, разумеется, многообещающая, но я общался с индейцами достаточно много, чтобы понять, что наши жизненные уклады различны по сути своей, как небо и земля, так что свести их вместе будет совсем непросто.

Мы плыли довольно быстро, но на подходе к южной оконечности острова Кент мы несколько сбавили темп, не желая удивить местных жителей своим внезапным появлением, так как никто из них еще не знал, кто мы такие и откуда.

На берегу стояло несколько мужчин, каждый из которых был вооружен мушкетами, и также несколько индейцев. Я поднял руку и приветственно им помахал, после чего мы довольно медленно стали подходить к берегу, чтобы они могли бы разглядеть, кто мы такие.

Форт, если его можно так назвать, был выстроен на небольшом взгорке. Огромные ворота были наглухо заперты; открыта была лишь маленькая калитка, рассчитанная на то, чтобы в нее заходили по одному.

На маленький лодочный причал вышел коренастый, краснолицый толстяк, который с интересом уставился на нас, очевидно, удивленный присутствием в нашей компании белой девушки.

- Это вы Клэборн? - спросил я.

- Я - Дил Вебстер, - ответил толстяк, - здешний приказчик. А Уильяма Клэборна нет сейчас. Отлучился по делам, знаете ли.

- Мы хотим продать кое-что, а также купить кое-какой провиант. Меня зовут Кин Ринг Сакетт, я из Каролины. А это моя жена. Она до недавнего времени жила на мысе Анны.

- Так причаливайте! Милости просим! - радостно засуетился он. - Гости у нас здесь бывают нечасто. - Он взглянул на катоба. - А ваших индейцев я тоже вижу впервые.

- Они, как и я, из Каролины, из племени катоба. Катоба дружелюбны к белым людям.

- Вот как? Да-да, до меня доходили разговоры о них. Племя великих воинов, я знаю.

- Когда это необходимо, - осторожно заметил я, - но сейчас они пришли с миром. Они провожают меня домой, в горы.

Я сошел на берег и протянул руку Диане, которая тут же последовала за мной, легко ступив на крохотный причал. Катоба вытащили свое каноэ на берег рядом с пристанью, не удостоив при этом даже взглядом индейцев, собравшихся на берегу.

Я знал, что для них катоба в представлении не нуждаются, так как слава об этом племеми вышла далеко за пределы их земель.

Вебстер проводил нас в хижину, что была пристроена к частоколу, бревна которого служили одновременно и дальней стеной жилища. Это была уютная комнатка, где в большом очаге ярко горел огонь, и решительно все указывало на благополучие и достаток ее обитателей. Мы были приглашены к столу, и слуга подал обед: хорошо приготовленную оленину и несколько кусков какой-то доселе неизвестной мне рыбы. Свежеиспеченный хлеб был еще совсем теплым, и еще у них было масло, настоящее масло!

- Мы держим двух коров, - не без гордости объяснил наш радушный хозяин, - единственных во всей округе. Это Уильям Клэборн доставил их сюда откуда-то. Они пасутся неподалеку от форта, там хорошая трава, но нам приходится постоянно приглядывать за ними, чтобы кто-нибудь из местных индейцев не убил бы их ради мяса.

Он уселся за стол напротив нас, держа в руке большую кружку эля.

- Так, значит, желаете что-нибудь сторговать? Я заприметил меха...?

- Они принадлежат индейцам. Я буду расплачиваться золотом, - сказал я.

- Что ж, как угодно! - он расплылся в улыбке. - Нет проблем! Золото штука редкая. - Он пристально взглянул на меня. - Вы слыхали о Лорде Балтиморе? Знаете, кто он такой? 1)

1) Скорее всего, имеется в виду Сесил Калверт Балтимор (1605-1675), которому в 1632 году указом английского короля Карла I были пожалованы земли к северу от реки Потомак до 40-й параллели, в связи с чем Мэриленд приобрел статус первой английской колонии в Новом Свете. Ранее, его отец, Джордж Кальверт Балтимор (1580-1632) отказался принять дарственную на Ньюфаундленд по причине сурового климата острова.

- Понятия не имею.

- У нас неприятности, - сказал Вебстер. - Уильям Клэборн признает только правительство Виргинии, а Балтимор утверждает, что мы живем на его землях, и обещает изгнать нас отсюда.

- Я ничего не знаю о подобных вещах, - сказал я. - Мы живем вдали от правительства. И со всем управляемся сами, по собственному усмотрению.

Мы еще долго разговаривали, а когда с едой было покончено, то перешли непосредственно к делу, купив пороха и дроби, а также провизии в дорогу.

- А у себя в горах, - сказал Вебстер, - вы где достаете порох и дробь?

- Мы их сами делаем. В горах имеются залежи свинца, и мы слышали, что подобные месторождения есть и еще дальше, к западу от нас. В нашем поселении есть настоящие умельцы, а еще мы нашли залежи железной руды.

- А золота нет?

Я пожал плечами.

- Его так мало, что оно не стоит тех усилий, которые приходится затрачивать на его добычу, но до нас доходили слухи об огромных месторождениях меди, которые находятся далеко к северу. Я уверен, что там в земле скрыты большие, пока еще никому не ведомые, сокровища.

На рассвете мы снова продолжили свое путешествие по реке; уложить все припасы и разместиться всем вместе в одной лодке оказалось весьма затруднительно, а поэтому, купив у Дила Вебстера еще одно каноэ, мы разложили вещи в каждое из них, и продолжили путь, распределившись так, что в нашей лодке осталось только четыре человека.

Целью нашего путешествия по заливу было устье реки Раппаханнок, но в самый первый день мы всего лишь переправились от мыса Кент к побережью материка и добрались до широкой запруды, где, как уверял нас Вебстер, рыбы было так много, что ее можно было ловить едва ли не голыми руками. Расположившись на берегу в устье небольшой речушки, мы посвятили весь день ловле и копчению рыбы.

И уже потом, когда мы снова погрузились в каноэ и уже выгребали от берега по направлению к устью большой реки, вдалеке от нас показался парус небольшого судна, шедшего вглубь залива в сторону острова Кент. Они были слишком далеко, а мы держались у самого берега, так что заметить они нас никак не могли. И все же при виде этого паруса мне стало не по себе, ибо людей в этим местах можно было встретить самых разных, и были среди них и пираты и им подобные типы, которые рыскали вдоль побережья, временами торгуя, а иной раз промышляя и разбоем, готовые грабить и убивать, особенно там, где это можно было сделать легко и безнаказанно.

Когда мы наконец вошли в устье Раппаханнока, я почувствовал большое облегчение. Дни на реке были настоящей идиллией. Мы накоптили рыбы и оленины, выменивали у местных индейцев маис, а так же у нас еще была провизия, прихваченная с "Абигейл", и те запасы, что были прикуплены в фактории на Кенте.

Единственной стоявшей перед нами задачей было оставаться всегда настороже, ибо никто не мог чувствовать себя в полной безопасности на этих реках, по которым то и дело переправлялись вооруженные отряды индейцев, вышедших на тропу войны. Но, к счастью, нам удалось избежать подобной встречи. Мы плыли вверх по течению реки, направляясь к устью реки Рапидан, откуда нам и предстояло повернуть на запад.

Общаясь с Уа-га-су, я научился довольно неплохо говорить на языке катоба, и теперь, путешествуя в компании шестерых воинов этого племени, значительно расширил свои познания в их языке. Диана тоже научилась ему очень быстро. У нее был живой, пытливый ум, и она интересовалась всем, что ее окружало. Во время остановок она собирала целебные травы, и индейцы охотно показывали ей те растения, которые они сами знали и привыкли использовать.

Будучи по натуре девушкой сдержанной, Диана, тем не менее, в общении с другими людьми была открыта и естественна. Она умела расположить к себе собеседника и уже вскоре разговаривала с индейцами настолько непринужденно, как если бы знала их в течение многих лет. Я знал, что во многих племенах есть обычай с особым почтением относиться к женщинам, которые, как считалось, были наделены особыми способностями. У чероки, например, их называли не иначе, как "Возлюбленными Женщинами", и зачастую случалось так, что их мнение ценилось выше, чем решение совета племени. Я видел, что наши катоба относятся к Диане так, как если бы она была бы одна из них. В какой-то мере она была обязана этим той присущей ей завидной сдержанности и поистине особому душевному спокойствию, ибо в любой ситуации, что бы ни произошло, она не унывала, сохраняя присутствие духа. Дни шли своим чередом, и я, пристально присматриваясь к этой девушке, ставшей моей женой, каждый раз открывал для себя что-то новое.

И все же как бы я не был поглощен созерцанием своей молодой жены, от моего внимания не ускользнуло и то, что катоба стали вести себя более настороженно. Теперь они молчали и время от времени все разом поднимали весла над водой и начинали прислушиваться. И тогда я взял в руки мушкет, чтобы лишний раз убедиться в том, что он заряжен.

- Что-нибудь не так? - прошептала Диана.

- Да. Если я их верно понимаю, опасность где-то поблизости. Мы должны молчать.

Теперь они гребли с большей осторожностью, погружая весла глубоко в воду. Я глядел по сторонам, внимательно разглядывая саму реку, росшие на берегу деревья и даже видневшийся впереди голубой горный хребет, к которому мы и держали путь.

Самое пристальное внимание я обращал на воду, так как по многим, казалось бы, мелочам, подхваченным рекой и вынесенным ею на поверхность, было возможно составить хотя бы приблизительное представление о том, что ожидает нас впереди. Я не замечал ничего особенного и ничего не слышал. Если я и обладал неким шестым чувством, то, очевидно, именно сейчас оно почему-то бездействовало.

Когда пришла моя очередь взяться за весло, катоба дружно замотали головами и указали на мушкет. Для них было куда предпочтительнее, чтобы именно в данный момент у меня в руках был заряженный мушкет, а не весло, потому что в случае чего мне пришлось бы сперва отложить его в сторону, и уж только потом бы я смог выстрелить.

Несколько последних дней мы поднимались все выше и выше по течению, держа путь к видневшимся вдали голубым горам, которые и сейчас казались все такими же голубыми, но больше уже не были далекими. Река стала заметно уже, течение здесь было довольно быстрым, и временами по той или иной причине нам приходилось причаливать к берегу, и, вытащив каноэ из воды, нести их в обход какого-нибудь препятствия, попадавшегося на пути.

Именно к одному из таких мест мы и приближались сейчас. Несколько больших бревен или поваленных деревьев лежали в воде, частично преграждая путь течению. Огибая препятствие, речные воды яростным потоком вырывались на свободу, и течение в этом месте было таково, что троим гребцам, вооруженным веслами, справиться с ним было бы не под силу.

Катоба не стали терять времени на споры и разговоры. Тот, кто правил каноэ, идущим впереди, ловко развернул лодку влево, входя в устье небольшой речушки. Вслед за ним, продвигаясь вверх по течению, мы доплыли до того места, где река начинала мелеть и становиться шире, в конце концов, сменяясь какой-то заболоченной местностью. Причалив к берегу, он подал знак выгружать вещи.

- Каноэ - все, - пояснил мне один из них. - Дальше идти.

Обе лодки были быстро затащены на болото и спрятаны там среди зарослей; остальные, включая меня, складывали вещи так, чтобы их можно было нести, и Диана, без колебаний взялась за один из тюков, тот, что был несколько поменьше остальных.

Один из индейцев тихо скрылся в зарослях, возвращаясь обратно к Рапидану. Мы же отправились дальше по еле различимой на земле тропе, что шла вдоль склона горы и вела на юг.

Никто не обращал внимание на того, кто покинул нас, так как катоба считали само собой разумеющимся, что он сумеет сам позаботиться о себе и нагонит остальных позднее, когда появится такая возможность. Было вполне очевидно, что он отправился обратно, чтобы все-таки выяснить, кто мог следить за нами, и вообще, был ли там кто-нибудь.

У меня были свои собственные соображения на сей счет, которыми я вовсе не спешил поделиться с остальными. О чем думала Диана, я не знал, и не стал спрашивать.

Лишь одно-единственное имя не шло у меня из головы, имя человека, умевшего мстить и ненавидеть, того, кто никогда не смирится с поражением, того, кто всегда был и неизменно останется нашим врагом.

Макс Бауэр.

ГЛАВА 21

Над землей сгущались сумерки, мы старались идти побыстрей, и, наконец, вышли к каменистой ложбинке, со всех сторон к которой подступали могучие деревья, а из-под камней бил маленький родник, от которого брал свое начало тоненький ручеек.

Там было темно и неуютно, а разведенный нами небольшой костер был слишком мал и предназначался для того, чтобы наспех приготовить на ужин что-то из еды. Индейцы о чем-то тихо говорили между собой, и по одному, случайно услышанному мной слову, я догадался, что они разговаривают о своем брате.

- Что случилось? - прошептала Диана.

- Тот индеец, который еще не вернулся. Они говорят о нем.

Она молчала. Поужинав, мы потушили костер. Во мраке ночи стройные колонны деревьев полностью слились с темнотой, и лишь в вышине, на фоне усеянного звездами неба четко вырисовывались рваные силуэты густых крон. Налетел легкий ветерок. Пролетел-пронесся по лесному царству, едва касаясь зашелестевших было листьев, и таким свежим и прохладным был этот ветерок, долетевший сюда с самых горных вершин.

Трое индейцев легли спать, а двое остались в дозоре. Некоторое время спустя, я тоже начал засыпать, то и дело беспокойно просыпаясь, широко распахивая глаза и прислушиваясь к малейшему шороху.

Мы проснулись на рассвете, и торопливо пожевав вяленой оленины, снова отправились в путь. Тот индеец, что накануне ушел на разведку, до сих пор еще не объявился.

- Он мертв, - сказал один из наших провожатых, когда я заговорил о нем. - Если он не пришел, значит, он мертв.

- Вы хотите вернуться назад? Мы тоже пойдем.

- Нет. В другой раз. Всегда есть другой раз.

Мы преодолели перевал близ Ущелья Быстрого Ручья, спустились в цветущую долину у подножия гор и оттуда снова повернули на юг. Как бы Диана ни была утомлена столь дальним переходом, но за всю дорогу она ни разу не пожаловалась на усталость, и все же я был весьма обеспокоен, с одной стороны, переживая за нее, а с другой стороны, негодуя от мысли, что нам приходится спасаться бегством, будучи гонимыми тем, кто преследует нас. Если юный катоба был убит, то делом чести для меня будет отомстить за него, потому что он расстался с жизнью ради нас. Теперь уже с определенной долей уверенности можно было сказать о том, что они пошли этой же дорогой, и всякое могло случиться. Если бы не Диана, то я самолично вернулся бы назад, чтобы увидеть, что это за враги и преградить им путь.

Но вместе с тем в душу ко мне начинало закрадываться беспокойство, ибо если им удалось убить индейца, то, выходит, по крайней мере, кто-то один из них был довольно опытным охотником. Выследить и убить воина из племени катоба - дело отнюдь не шуточное, хотя, разумеется, порой даже лучшие из лучших не застрахованы от ошибок.

Мы держались поближе к горам и шли лесом, когда это было возможно.

Утром последнего дня нашего путешествия я заприметил дерево, на котором я в свое время собственноручно сделал зарубку, отмечая путь, которым мне до этого часто приходилось проходить.

- Скоро мы будем дома, - сказал я Диане, и она слегка коснулась моей руки.

Тропа вывела нас на луг, где стояли стога недавно скошенного сена, а чуть дальше начиналось кукурузное поле. На земле, между стройными рядами кукурузы, грелись на солнце, созревая, дыни. Урожай обещал быть хорошим.

Впереди нас, на низком взгорке у реки, уже был виден частокол. Ворота были распахнуты, и двое мужчин смотрели в нашу сторону, заслоняя рукой глаза от яркого солнца и стараясь попристальнее разглядеть нас. Я махнул им рукой, и они замахали мне в ответ.

Раньше всех ко мне подбежал Янс.

- Где тебя только носило? - широко улыбаясь, спросил он. Взглянув на Диану, он заулыбался еще шире. - Я сказал Темперанс, что ты придешь не один, приведешь с собой даму, но не сказал, кого именно. Она чуть было со свету меня не с жила, но я молчал, как рыба!

- Нас кто-то преследует, Янс. Некто, кто хочет во что бы то ни стало расправиться с нами. Он убил одного из наших друзей-катоба. Скорее всего, убил.

- А вот это, Кин, уже очень не кстати. Двое из наших людей больны, они лежат в лихорадке. Их очень много?

- Я думаю, что мало, но справится с ними будет нелегко.

Янс снова заулыбался.

- А когда с ними было просто справляться? Нам с тобой, Кин, выпало родиться в лихие времена, когда постоянно приходится иметь дело с лихими людьми, и, на мой взгляд, мы с тобой им ни в чем не уступаем. - Он взглянул на индейцев. - Где вы с ними встретились?

Тогда же, находу, я начал свой рассказ, и он слушал внимательно, кивая время от времени. В конце концов он покачал головой.

- Верится с трудом. Когда ты решил отправиться на острова, то я был уверен, что это безнадежное дело. Совсем безнадежное.

- Белых женщин там не так много, Янс, и поэтому на них обращают внимание. Но все же без Генри я бы ничего не смог сделать.

- Он хороший человек, и ему у нас всегда рады. - Он кивнул в сторону поселения. - Они уже знают о том, что ты идешь, и там уже все готово, чтобы закатить пир в честь возвращения блудного сына.

- Это я-то блудный сын? По-моему, к тебе это подходит в большей степени.

Нас уже дожидались, и, увидев Диану, Темперанс бросилась к ней.

- О, Ди! Теперь ты моя сестра! Если бы мне было дано самой выбрать себе сестру, то я выбрала бы тебя!

- Заходите в дом, - тихо сказала Лила. - Еда на столе, а вы, небось, проголодались с дороги.

Мой взгляд задержался на ней, на этой женщине, которая когда-то была служанкой у моей матери, а потом стала женой одного из лучших друзей моего отца. Я всегда поражался ее габаритам, ибо ростом она была не ниже меня, и казалась столь же широка в плечах, как и я, хотя в этом смысле у меня было мало равных даже среди мужчин. В волосах у нее появилась седина, и мне было больно смотреть на это. Но ведь она, все-таки, была постарше моей матери.

Мамочка моя... суждено ли нам еще когда-нибудь свидеться с тобой?

Она вернулась в Англию, забрав с собой Ноэллу и Брайана, но я хорошо помнил ее.

Джереми вернулся после изнурительной работы в поле, но улыбался он с тем же задором, как и всегда.

- Сколько лет, сколько зим, приятель! Но уж теперь-то ты должен остаться.

Этот человек стоял надо мной, защищая мою мать, когда во время битвы с сенеками она рожала меня. Он был другом моего отца и покинул Англию вместе с ним, будучи джентльменом до мозга костей, странствующим воином, теперь он стал еще и заправским фермером, которому принадлежали многие акры земли, дающей обильные урожаи, и который к тому же скупал меха у индейцев из дружественных нам племен.

- Вместе со мной к вам пришла беда, - сказал я, и тут же объяснил, в чем дело.

- Наши люди сейчас возвращаются с полей, - ответил Джереми.

Все вошли в дом, где был уже накрыт стол, но я задержался ненадолго, чтобы оглядеться вокруг. В одном месте бревна частокола у самой земли были черными. Это было то самое место, где разведенный индейцами огонь успел опалить бревенчатую стену, прежде, чем его потушили. Мой отец со своими людьми пришел в эту страну, когда белых людей можно было встретить разве что на побережье, и он тоже оставался там до тех пор, пока не отправился далеко в горы, на поиски новых земель. Это было у нас в крови, и каждый из нас знал свое предназначение: всегда идти вперед, за дальние горы, чтобы открывать все новые, еще никому не ведомые земли.

В доме было светло и радостно - яркие солнечные лучи врывались в окна и играли на боках начищенной до блеска медной посуды, заставляя тускло поблескивать даже олово. Полы, как всегда, были безупречно выметены, а на окнах висели занавески. На деревянных стойках вдоль стен стояли мушкеты, тяжелые ставни были распахнуты настежь, но, в случае чего, их можно было довольно быстро закрыть.

Крепкого сложения человек с пышной копной светлых волос отодвинулся от стола.

- Я пойду на стену, - сказал он.

После того, как он ушел, Джереми сказал:

- Это Шаумберг, он немец. Он прослышал о нас и отправился на поиски. Один-оденешенек, прихватив с собой жену и маленького сына. Они одни прошли через лес.

- Значит, он наш человек, - сказал я. - Ну, и как он?

- Много работает, мастер на все руки. Отважный, похоже, совсем ничего не боится.

- Лучше было бы, - заметил я, - чтобы он боялся хоть немного. Все был бы поосторожнее.

- Да уж, но он очень точен и аккуратен во всем.

Один за другим мужчины выскальзывали из-за стола и уходили на стены, и когда я в очередной раз взглянул на стойку с мушкетами, она оказалась наполовину опустевшей. Тогда я тоже начал выбираться из-за стола.

- А ты сиди, - остановила меня Лила. - Еще успеешь. Подожди, когда начнется бой, если, конечно, он вообще состоится.

Она снова наполнила мой стакан, оставаясь стоять напротив, по другую сторону стола.

- Она мне понравилась. А семья у нее есть?

- Только отец. Хороший человек. Он должен жить с нами. Из него мог бы получиться хороший учитель, - добавил я, - тем более, что вскоре он нам может понадобиться.

Мы еще долго сидели друг напротив друга, разговаривая о разном. Пришел Янс и сел рядом. Когда я спросил его о наших врагах, он лишь руками развел.

- Мы ничего не видели, но они должны быть где-то неподалеку. Через наше поле бежал молодой олень - там, где они обычно перебегают на другой конец - а потом вдруг резко развернулся на полпути и резво припустил назад.

- Если это Макс Бауэр, - сказал я, - то ему нужна победа любой ценой, и ради нее он пойдет на все. Он станет выжидать или же попытаеться что-нибудь придумать.

Повернув голову, я взглянул на Янса.

- Он мой, - сказал я, - я сам хочу убить его.

Янс неопределенно пожал плечами.

- Будь, что будет, Кин. Если он, например, попадется под руку мне или, скажем, Джереми, значит, так тому и быть.

При одном только воспоминании о нем, меня охватывала неудержимая ярость. Признаюсь, среди моих знакомых было несколько человек таких, кого я немного недолюбливал, но во всем мире не было такого человека, которого я ненавидел бы так же страстно и яростно, как его. И все же, на сей раз это была не просто ненависть, так как оба мы были сильными соперниками, каждый из которых считал другого своим заклятым врагом. И абсолютно никакого значения не имеет то, как и при каких обстоятельствах произошло наше знакомство, ибо рано или поздно эта битва должна была произойти. Такова уж была натура каждого из нас, и он не хуже меня понимал это. Нам не терпелось поскорее сойтись в схватке; мы оба ждали этого момента.

Этот негодяй был жестоким чудовищем, он был хуже дикаря, потому что был хладнокровен и расчетлив в своей дикости. Я не испытывал ненависти к индейцам, с которыми мне приходилось сражаться. Войны были для них привычным делом, и они сражались против всех, потому что у них так было принято. В большинстве своем это были замечательные люди, и хотя мой отец был убит ими, но и он тоже наверняка не чувствовал к ним ненависти. Они были людьми, пусть они сражались против него, но они всегда оставались людьми и великими воинами. Они воевали, но даже на войне есть место чести и уважению.

У меня с Максом Бауэром все было совсем иначе. Мы должны биться, и один должен всенепременно уничтожить другого, и каждый был начеку.

Лиле не было нужды упрашивать меня не ходить на стены, потому что в глубине души я догадывался о том, что он не станет атаковать в открытую. Он просто подойдет, поглядит, что к чему, побродит по лесу, а затем, прежде, чем убить меня, постарается найти какой-то способ, чтобы как-то насолить или навредить мне или кому-то из моих близких. Он же был из тех людей, кому хорошо было известно о том, что вместе со смертью приходит и конец всем страданиям. Он хотел убить меня, но только после того, как я настрадаюсь ото всего, что только может заставить человека страдать. Единственное его преимущество, пожалуй, заключалось в том, что он хотел убивать, а я нет. Я хотел сражаться с ним, сломить, уничтожить его. Я не ставил перед собой целью убийство.

Джереми вернулся и сел напротив меня.

- Кин - сказал он, - после смерти твоего отца, ты считаешься здесь признанным лидером, но нас, похоже, скоро коснутся неприятности, о которых ты еще, возможно, не подозреваешь.

Поселения на побережье Виргинии расширяются. Люди переселяются в Каролину. Об этом тебе известно.

- Известно.

- Эту землю мы считаем своей лишь по тому праву, что первыми пришли и поселились здесь, что для английских судов не будет иметь ровным счетом никакого значения. Как ты думаешь, не пора ли нам предпринять необходимые шаги, чтобы закрепить за собой законное право на наши земли?

- Но как? Мой отец не осмелился сделать это. Он бежал от королевского правосудия, он был беглым преступником. Хоть и обвиненным в том, чего он никогда не совершал. А мы живем на этой земле уже многие годы.

- Не глупи, Кин. Попытайся, может, что и получится. Может быть, тебе стоит написать Брайану? Или Питеру Таллису? Поверь мне, тянуть с этим больше нельзя.

Он, бесспорно, был прав. И хотя я ни за что и никогда не признался бы в этом Джереми, я и сам не раз думал об этом, особенно когда люди с мыса Анны или из Плимута отправлялись на поиски свободной земли. Неприятности, возникшие у Клэборна из-за острова Кент пролили свет на многое, потому что, хоть сам Клэборн и жил там долгое время, но земли, пожалованные Лорду Балтимору, включали в себя и его остров, с которого его могли выкинуть в любой момент. То же самое могло случиться и с нами.

Я переживал вовсе не за себя или за Янса. Наше с ним призвание в том, чтобы всегда быть на рубеже. Но мой отец пришел сюда не один, он привел за собой людей, которые поделили между собой эту землю, потому что он сам убедил их сделать это. И некоторые из них, в том числе и сам Джереми Ринг, смогли разбогатеть на торговле и с тех урожаев, что им удавалось выращивать на своих полях, и если теперь что-то не предпринять, то они могут разом лишиться всего.

- Я напишу Питеру Таллису, - сказал я, - и Брайану тоже.

Дома меня так же дожидались кое-какие письма и непочатый край дел, которые требовали к себе моего внимания, так как наши владения расширялись, а вместе с ними возрастала необходимость уделять им больше времени. Одного взгляда на кучу расписок и счетов было достаточно, чтобы убедиться в том, что дела у нашей небольшой колонии идут даже более, чем просто хорошо, но очень скоро это может привлечь внимание сборщиков налогов и чиновников Ее Величества, которые всегда и во все времена были слишком жадны до чужого добра, действуя как на благо собственного кармана, так и во имя Короны.

За месяцы моего отсутствия дома, когда сначала я был в горах, а затем отправился на Ямайку и возвратился обратно, вниз по реке было сплавлено три корабля мачтового леса, которой затем был погружен на торговые корабли. Продано оказалось также тридцать две связки меха, семьдесят тон поташа, четырнадцать буйволиных шкур и двадцать отборных кленовых бревен на потребу краснодеревщикам.

Наши враги поджидали нас в лесу, но всему свое время, и время для того, чтобы вплотную заняться врагами придет, когда они нападут первыми или сделают какой-нибудь иной маневр против нас. А до тех пор я буду во всем полагаться на Джереми и других наших людей, и потрачу время на более неотложные дела.

Для меня всегда было непростым делом написать письмо. Моей стихией были лес или, по крайней мере, поле. Я мог добыть мясо на охоте, срубить дерево, или распахать землю под поле. Я мог отесать бревна и построить из них хижину, но письма всегда были и оставались для меня наиболее трудной работой, для которой требовалось обращать мысли в слова на бумаге.

Первым делом я написал письмо Питеру Таллису. Мой отец много о нем рассказывал. Из простого держателя лавки в переулке Сент-Полз, где ему приходилось иметь дело с разного рода сведениями и слухами и где, при желании, можно было узнать подтекст любой новости и даже выяснить, кто из сильных мира сего стоит за ней, он теперь превратился в уважаемого и состоятельного и уважаемого коммерсанта. Он был посредником, человеком, к кому обращались и те, у кого возникала необходимость обратиться с какой-либо просьбой к министру, и те, кто и сам был наделен могуществом и властью. Если иностранцу или заезжему купцу необходимо было продать товар, Таллис был именно тем человеком, который мог подсказать лучший рынок и назвать самую выгодную цену. Он был нашим другом, а заодно, так сказать, по совместительству, и нашим агентом в Лондоне.

Изложив на бумаге ситуацию, о которой, несомненно, он был и без того прекрасно осведомлен, я также выразил свое желание официально закрепить за нами право владения этой землей. В Лондоне Брайан наверняка виделся с Питером Таллисом, и вместе они могли бы найти какое-нибудь решение. Основным камнем преткновения было то, что мой отец считался беглым преступником, скрывавшимся от людей королевы.

Следующее мое письмо было адресовано Брайану. Изучая право в "Судебных Иннах", он, вне всякого сомнения, лучше меня понимал все правовые сложности нашей ситуации, а также мог войти в положение тех, кто зависел от нас. О женитьбе Янса он уже знал. Теперь я известил его о том, что у меня теперь тоже есть жена. В том же письме я рассказал ему также и о Легаре и о том, что ему необходим представитель в Лондоне.

Каковы превратности человеческой судьбы! Началось все с того, что мой отец, тогда еще сильный, молодой человек со здоровыми амбициями, нашел в Овраге Дьявола полусгнивший кожанный мешочек, в котором оказались несколько старинных золотых монет. Продажа этой находки положила начало его карьере и стала одной из причин, по которой он впоследствии оказался в Америке. Но вместе с тем, они принесли и кучу неприятностей, так как придворные чиновники, поверив наветам недоброжелателей отца, поверили в то, что мой отец нашел сокровище короля Джона, пропавшие "Драгоценности Короны", среди которых было и несколько старинных золотых монет. Находка монет и тот факт, что мой отец проживал в Фенланде, недалеко от Уоша, в районе которого были утеряны бесценные реликвии, были сочтены достаточным доказательством его вины. Мой отец был схвачен, допрошен, после чего и оказался в тюрьме. Отчаявшись в том, что ему удастся убедить кого-нибудь в правдивости своих слов, он совершил побег из Ньюгейтской тюрьмы и бежал в Америку. *

* О чем повествуется в романах "Земля Сакетта" и "Голубые горы". (Примечание автора)

Дела на наших угодьях обстояли наилучшим образом. Процветала также наша торговля с индейцами. С каждым годом в Америку переселялось все больше и больше людей, и мы понимали, что наступит такое время, когда они доберутся и сюда, так что в поисках новой земли мы с Янсом уже бывали по ту сторону гор, где и выстроили две своих хижины и распахали и засеяли участки земли в тех местах, где до нас бывали разве только индейцы. Или так, по крайней мере, нам тогда казалось. Теперь же, судя по последним открытиям, мы знаем, что до нас там проходили и другие.

Мне нечасто приходилось писать письма, и от столь длительного и непривычного занятия у меня совершенно затекла рука, так что отложив гусиное перо, я откинулся на спинку стула и остался неподвижно сидеть, глядя перед собой, погружаясь в раздумья.

Наш отец был убит сенеками, вместе с ним погиб его хороший друг Том Уоткинс. Моя мать сейчас в Англии вместе с Брайаном и Ноэллой. А Джубал? Что сталось с Джубалом, моим одиноким братом, отдалившимся от нас, бродящим где-то по свету?

Вот уже несколько лет мы не получали никаких вестей от него. Каждый год по весне я смотрел на дорогу в надежде, что он снова вернется домой хотя бы всего на несколько дней, чтобы увидеть нас.

Он был одиноким скитальцем, всегда державшимся особняком, но тем не менее любящим нас и любимым. Но даже любовь к нам не помешала ему стать своего рода отшельником, которого влекли к себе неведомые просторы и нехоженные тропы. Он уходил далеко на запад, и время от времени возвращался, рассказывая о великой реке, что протекает там, и больше которой мы в жизни еще не видели, а также о плодородных землях и лесах, где водится много дичи. А потом он ушел и больше не вернулся.

К двери подошел Янс.

- Кин, тебе лучше выйти на стены. Они подняли белый флаг.

ГЛАВА 22

На улице припекало солнце. Я был рад тому, что наконец-то мне удалось снова переодеться в привычную одежду из оленьей кожи и мокасины. Задержавшись здесь довольно надолго, я прежде всего оглядел все вокруг, и нашел, что все было приведено в полную готовность. Люди вернулись с полей, а те, кто остался на дальних фермах, наверняка уже наглухо закрыли ставни в своих домах и заперли двери на засов.

С самого раннего детства, с тех пор, когда я еще под стол пешком ходил, меня приучили к тому, что нужно быть всегда наготове, и об этом было хорошо известно каждому из нас. Никогда не угадаешь заранее, когда ждать нападения индейцев, особенно сенеков, которые выбрали нас себе в противники. Враждой это назвать было нельзя, так как нам было нечего делить, и оставалось лишь только нападать или же защищаться. Племя сенеков жило далеко к северу, и на то, чтобы добраться сюда, у них уходило несколько дней. Но сколько я себя помню, они постоянно время от времени делали подобные вылазки.

Взобравшись по лестнице на площадку, устроенную по внутренней стороне стены форта, я выглянул за частокол. Там действительно был поднят белый флаг.

Обернувшись, я взглянул на внутреннюю стену, но на ней уже стоял Джереми Ринг, а Джереми был не из тех, кого было можно застигнуть врасплох. Никогда нельзя исключать возможность того, что под прикрытием переговоров, они могут предпринять попытку напасть на нас.

Среди нас были больные, а это значит, что мы будем испытывать недостаток людей на стенах, но все же нас тут было шестеро, а при первых же выстрелах к нам на помощь придут женщины, которые станут заряжать наши мушкеты, и к тому же у нас имелся запас из двух дюжин мушкетов, и все они постоянно держались заряженными и готовыми к бою.

- Если хотите говорить, - выкрикнул я, - подходите ближе, чтобы мы могли вас видеть! Парламентер выходит один, или мы откроем огонь!

Я понятия не имел о том, что затевает Бауэр, но не сомневался в том, что к этому времени он уже успел тщательно разведать наши позиции. Наш форт был расположен очень удачно, но в долине находилось еще около дюжины хижин, в которых жили члены нашей небольшой колонии, зачастую вместе со своими семьями. Каждый из домов был готов к длительной обороне и был выстроен так, чтобы можно было получить помощь хотя бы от одной из соседних хижин. Другими словами, нападая на одну из хижин, нападающие оказывались уязвимыми для огня, который открывали по ним соседи.

И все же я сильно сомневался в том, что ему удалось составить истинное представление о нашей реальной силе, точно так же, как я ничего не знал о том, чем располагает он со своей стороны. Я понятия не имел о том, сколько людей пришли сюда вместе с ним: полдюжины, а, может, много больше? Нам тоже еще предстоит разведать кое-что.

Вперед вышел Лашан.

Он появился из-за деревьев, прошел немного вперед и остановился, широко расставив ноги и уперев руки в бока. У него при себе была абордажная сабля, пара пистолетов, а также мушкет.

- Эй, вы там! - прокричал он. - Выдайте нам Сакетта и девицу Маклин, и тогда мы вас не сожжем. Если же вы их не сдадите, то мы убьем вас, всех до единого!

- Диана Маклин теперь моя жена, - отвечал я, - и мы не собираемся вам никого и ничего сдавать. Что же до вас, я по-хорошему предлагаю вам убраться обратно на побережье, пока у вас еще есть, чего жрать.

Вне всякого сомнения он привел сюда людей, пообещав им хорошую добычу, и вовсе не ожидая, что посреди этой нехоженной глуши на пути у них встретится такое препятствие в виде форта с укреплениями. Казалось бы, ситуация оборачивается в нашу пользу, и все же я был обеспокоен. Возможно, Макс Бауэр и ненавидел меня лютой ненавистью, которой, пожалуй, могло бы оказаться достаточно, чтобы выследить и убить меня, но помимо всего прочего он был наделен непревзойденной хитростью и одержим безумной тягой к обогащению.

К тому же его атака будет вовсе не такой, какими обычно бывают атаки индейцев. Макс Бауэр наверняка был до некоторой степени знаком с военным искусством осады крепостей, и, вероятно, ему даже неоднократно приходилось штурмовать позиции, подобные нашим. Индейцы же, напротив, еще не научились грамотному штурму укреплений, хотя у меня не возникает сомнений на тот счет, что со временем эта ситуация изменится.

В небе на востоке, над вершинами гор Нантаала собирались низкие тучи, потемнел также и ближний склон Чанки-Гэл. Все предвещало грозу.

- Буря идет, - между прочим заметил я, обращаясь к Янсу.

- Да, кажется, собирается, - согласился он, поправляя мушкет. - Как ты думаешь, что они станут делать?

Лашан все еще стоял на том же месте, должно быть слушая того, кто говорил с ним из-за деревьев. Но вот он снова закричал, обращаясь к нам.

- В вашем распоряжении час. Так что употребите это время наилучшим образом.

- Тянут время, - сказал я. - Они что-то затевают.

Было очень тихо. А затем, откуда-то издалека, из-за хребтов Нантаала послышались глухие раскаты грома. Дожди в этих местах собирались совершенно неожиданно, а грозовые ливни былисовершенно привычном делом. Так что теперь им придется поискать себе место, чтобы укрыться от непогоды.

Конечно, Бауэр знал о том, что я еще не успел побывать ни в Шомате, ни в Плимуте, чтобы обнародовать там свои доказательства, которые мне удалось раздобыть. Он так же прекрасно понимал, что как только полученный мной документ попадет в руки к чиновникам, и дело приобретет огласку, то его прибыльной торговле придет конец. Торговля молодыми белыми женщинами была весьма особым промыслом, и все же она не требовала тратиться на организацию дорогостоящих специальных рейсов через океан, хотя, конечно, хоть и редко, в море случались потери, но зато за уцелевший товар неизменно предлагали наивысшую цену. Конечно, какая-то часть живого товара реализовывалась индейцам в обмен на захваченных ими в плен, но стоит только распространиться слухам, как все порты будут закрыты для него, и ему придется поспешно бежать.

Первом делом я собирался доставить Диану в надежное место, где ей ничто не угрожало бы. От нас по суше можно было бы довольно быстро добраться до Плимута, а там Самюэль Мэверик мог бы подкрепить своим авторитетом имеющиеся у меня на руках доказательства. Уже сам по себе тот факт, что такие случаи имели место, мог послужить достаточным основанием для того, чтобы исключить всякую возможность их повторения и впредь.

Поэтому Макс Бауэр, заботясь как о собственной безопасности, так и о возможности продолжения своего чрезвычайно выгодного предприятия, просто обязан был уничтожить меня.

Так или иначе он должен постараться выманить меня из форта и убить, или же уничтожить весь форт вместе со мной.

В небе над Чанки-Гэл сверкнула молния, по каньонам прокатилось эхо громовых раскатов. На землю упали первые капли дождя.

- Вряд ли они сейчас попытаются что-то сделать, - заметил Янс. - У них порох отсыреет.

- Я все думал о моей хижине, - сказал я, - и об урожае. Нужно будет выбрать время и наведаться туда.

- Нужно будет. - Мы прятались от дождя под свесом крыши блокгауза и глядели на лес. - А я много думал, - продолжал Янс, - о той большой долине, о которой нам рассказывали чероки. Все вот это - он сделал широкий жест рукой - все вот это, конечно, здорово, но судя по тому, что они говорили, там должно быть еще лучше.

- Вот в этом-то и дело, Янс. Всегда хорошо там, где нас нет. Но ведь кому-то из нас все-таки придется остаться, жить и строиться здесь.

Он усмехнулся.

- Но, как будто, явно не тебе и не мне? И уж точно не Джубалу. Интересно, куда это на сей раз запропастился старина Джуб? Небось, опять пропадает на этой своей великой реке?

Дождь не на шутку разошелся.

- Можешь сходить поесть, Янс. Я покараулю один.

Над Нантаала и Сосновой Вершиной повисла бесконечная пелена дождя, потоки дождя обрушивались на горы Таскити, собираясь в темном каньоне, по дну которого протекала река Нантаала, где, согласно индейским преданиям, их предки убили гигантского рогатого змея, называемого ими улститлу, и вынули драгоценный камень, сиявший у него во лбу.

Это был глубокий, узкий каньон, дна которого солнечные лучи достигали только в полдень, когда солнце стояло в зените. Чероки обяъяснили, что на их языке название Нантаала означает "Земля Полуденного Солнца".

Джереми Ринг подошел и встал рядом со мной, глядя на стальные сети дождя.

- Мне очень не достает твоего отца, - внезапно сказал он. - Вот уже несколько лет прошло с тех пор, как Барнабаса больше нет с нами, но здесь все напоминает о нем. Он был поистине выдающимся человеком.

- Он оставил свой след на земле, - согласился с ним я.

- Ты сделаешь не меньше его, Кин. Я ни минуты не сомневаюсь в этом.

Затем я рассказал ему о Ямайке и о своем поединке с Богардусом. Будучи блестящим фехтовальщиком, он живо интересовался каждой подробностью вплоть до мельчайших деталей, и вот так, шаг за шагом, прием за приемом, мы проиграли заново весь поединок. Но даже за разговором мы постоянно поглядывали на лесную опушке, внимательно обозревая близлежащие окрестности.

- Мне необходимо вернуться в Шомат, - сказал я. - Я должен доставить туда свидетельство, полученное мной от Адель Легар, а также письма к Брайану и Питеру Таллису. Ты прав. Тянуть больше нельзя. Наши земли должны стать нашими официально.

- Не помешало бы обдумать и другие возможности, - сказал он. Конечно, мне очень не хотелось бы уходить отсюда, но, возможно, у нас не будет другого выбора.

- Да уж, но к западу отсюда тоже есть земли. Хорошие земли. Мы с Янсом уже побывали там.

- А то место, которое ты выбрал себе сейчас? Оно как?

- Сражу оговорюсь, что не из лучших. Слишком высоко в горах. Оттуда просто открывается красивый вид, а поблизости имеется небольшой участок, где можно посадить кукурузу. Внизу же, у подножия гор, раскинулись равнины, которые нам тоже не помешает застолбить для себя. Почва там плодородная и глубокая.

- С этим лучше не тянуть.

- Пройдет, пожалуй, еще никак не меньше сотни лет прежде, чем люди доберутся туда. Если, конечно, раньше туда не придут французы. Джубал видел за горами французов, которые объявляли те земли своими.

- Поселенцы?

- Да нет, такие же охотники, как и мы. Я не думаю, что индейцы позволят кому бы то ни было обосноваться в тех местах. Когда-то там разыгрывались кровопролитные столкновения, и есть такие места, которые они предпочитают обходить стороной. Говорят, что на ту землю наложено проклятье.

Через какое-то время я спустился вниз и отправился в свою хижину, где и застал Диану. Стол был накрыт, а она стояла у очага, и в руке у нее была ложка на длинной рукоятке.

- Даже сам не знаю, - сказал я, обнимая ее за плечи, - с чего это мне так повезло.

- Тебе в жены досталась ведьма, - улыбнулась она в ответ.

- А почему бы и нет? У нас никогда не было ведьмы. Это несправедливо. В каждом поселении должна быть своя собственная ведьма. Было бы хорошо, если бы ты заколдовала Макса Бауэра, чтобы он исчез раз и навсегда и уже больше никогда не появлялся.

Она налила похлебку в миску, которую тут же поставила на стол передо мной.

- Поешь, - сказала она. - Вряд ли он станет дожидаться, пока буря утихнет.

- У него отсыреет порох.

- А с клинками будет все в порядке, потому что даже если они и намокнут под дождем, то большой беды в том, уверяю тебя, не будет. Не надо его недооценивать, Кин.

Она села за стол на пров меня.

- Я очень бемпокоюсь об отце.

- Скоро все выяснится. Когда все вот это закончится - я махнул рукой в ту сторону, где устроил засаду Бауэр - мы отправимся на север и заберем его сюда. И тогда он будет жить здесь, вместе с нами.

Мы разговаривали еще довольно долго, и я напряженно прислушивался в ожидании сигнала с улицы, которого все не было. В конце концов я снова отправился на стену, чтобы дать Янсу возможность сойти вниз и перекусить.

Тучи нависали все ниже и ниже над землей; дождь то несколько ослабевал, то принимался лить с новой силой. Со стороны лесной опушки не было заметно никаких передвижений, но ничего подобного я и не ожидал. Он будет выжидать. Скорее всего, Макс Бауэр уже обдумал план своих дальнейших действий, но будучи опытным охотником и следопытом, каким он казался, он смог бы прожить, по крайней мере, несколько дней в лесу, питаясь его дарами. Он прекрасно знает о том, что у нас на полях зреет урожай. За пределами форта нас ждало много неотложных дел, и нам придется отрядить какое-то количество людей на их выполнение и тем самым значительно ослабить собственные силы. Так, или примерно так, он рассуждал.

Но во время дождя лесное зверье прячется по норам и логовам, и для того, чтобы в такую погоду добыть что-либо стоящее, пришлось бы наделать много шуму, чтобы вспугнуть зверя, вынуждая его обнаружить себя. К тому же здесь, на окраине леса, рассчитывать на хорошую добычу не приходилось. Мы это знали, и поэтому уходили охотиться подальше от дома, стараясь к тому же не распугать дичь, обитавшую в округе, и позволяя оленям подходить совсем близко и беспрепятственно бродить по окресностям, чтобы, в случае чего, по их поведению вовремя можно было узнать о приближающейся опасности. Бизонов с каждым годом в этих краях к востоку от гор становилось все меньше и меньше.

Как только я возвратился на стену, Кейн О'Хара тут же подошел ко мне.

- Не нравится мне все это, - раздраженно сказал он. - У нас полно дел. А мы тут попусту время теряем.

- Ничего не поделаешь, - ответил я. - Он понимает наше положение и не преминет им воспользоваться. Ему только того и надо, чтобы мы утратили бдительность.

- Но с сенеками-то мы до сих пор справлялись.

- И это тоже меня очень беспокоит. - Я говорил, неотрывно глядя на лесную опушку, переводя взгляд с одного дерева на другое. - А что, если ему удастся встретиться с ними и устроить атаку объединенными силами?

- А вообще, что он из себя представляет? Что он за человек?

- Очень большой, очень сильный, крутой во всех смыслах, хороший охотник, и просто коварный и очень опасный человек. Ему нужны я и Диана, но теперь ему захочется прибрать к рукам все, что только можно унести. Теперь ему известны наши возможности, и он догадывается, что мы ставили капканы в лесу. А значит, здесь есть связки меха. И еще у нас есть женщины.

Кейн мрачно глядел из-за частокола на поля.

- Похоже, этот год обещает нам невиданный урожай, - заметил он. - Не стоит оставлять его без присмотра именно сейчас.

После непродолжительно паузы в нашем с ним разговоре, он задал новый вопрос.

- Ну и как вам на западе? Там, где вы с Янсом уже как будто обосновались?

- Там заечательно, но почва самая обычная. У подножия гор, в низинах, дела пошли куда бы лучше, но ты же нас с Янсом знаешь не первый год. Мы любим забраться куда повыше, тем более, что там можно неплохо поохотиться. В низинах, вдоль ручьев есть луга, на которых растет такая высокая трава, что даже если там проезжать на лошади, то она все равно достанет до колена.

- Хотелось бы взглянуть, - вздохнул Кейн, и в голосе его слышалась зависть. - А вот скажи мне, Кин, как раскинулась эта земля? Есть ли у нее конец?

- Все когда-то кончается. Скорее всего, это где-то на берегах западного моря.

Было очень тихо. Время от времени гремел гром, но его раскаты были уже очень далеко от нас. Ливень прекратился, сменившись обыкновенным, моросящим дождем, и в прохладном воздухе пахло свежестью. Лес стоял притихший, неподвижны были даже листья на деревьях, не видно дыма от костра, хотя, вон то легкое облачко, что голубеет в воздухе к востоку отсюда, запросто могло бы им оказаться.

Скорее всего они попытаюстся атаковать под покровом ночи, когда многие из наших людей отправятся спать. На стене одновременно могло находиться не более двоих человек, да и те должны действовать так, чтобы не дать Бауэру вывести в их действиях некую закономерность. И все же силами только двух человек организовать нормальный дозор было невозможно. Стены и крепости всегда действовали на меня угнетающе. Я не был создан для обороны, потому что, на мой взгляд, уж лучше нападать самому, чем защищаться от кого-то. Здесь были женщины и дети, которых тоже нужно было защищать, к тому же тут же хранились товары для торговли, так что иного выхода у нас попросту не было, и все-таки я предпочел бы оказаться сейчас в лесу.

Мысль об этом задержалась у меня в голове. Так чему учил нас отец?

- Наступай, всегда иди в атаку. Сколько бы не было у тебя людей, один или полсотни, что-то придумать можно всегда. И не имеет значения, сколько людей у твоего врага. Враг должен быть атакован.

Разумеется. Но как?

- Сегодня ночью, - сказал я, - я, может быть, уйду в лес.

- Эх, - вздохнул Кейн О'Хара. - Я и сам об этом подумывал, но нас и так мало, и мы не можем позволить себе терять людей вообще, и таких, как ты, в особенности.

С урожаем медлить нельзя, не терпели отлагательств также и мои письма к Питеру Таллису и Брайану, потому что, чем больше я размышлял над нашей ситуацией, тем больше она меня беспокоила. Кое-кто в Джеймстауне знали о примерном расположении нашей колонии, хотя никто из них и не рисковал заходить так далеко вглубь материка. Им было так же известно и о том, что время от времени мы поставляли торговцам связки мехов; иногда мы продавали алмазы и самостоятельно обеспечивали себя всем необходимым. Возможно, уже в скором времени в наши места придут другие поселенцы, и не исключено, что у кого-нибудь из них могут оказаться хорошие связи, чтобы получить у королевы дарственные на эти земли. У нас же не было никакого законного права на них, кроме того, что наши люди раньше всех появились здесь и застолбили это место для себя.

И еще меня преследовали навязчивые воспоминания о том, что произошло с Уильямом Клэборном. Он жил на земле, скупал и перепродавал мех, и все шло просто замечательно до тех пор, пока его остров не оказался в составе территории, которая должна была по королевской дарственной отойти Лорду Балтимору.

Кейн без устали расхаживал по стене. Диана принесла свежесваренный кофе. Он был очень вкусным, и мы стояли рядом у стены под скатом крыши.

- Из-за меня у вас неприятности, - сказала она. - Если бы не я...

- Какие глупости, - сказал я. - Тебе не в чем себя винить. Чему быть, того не миновать. Теперь мы должны подумать о том, как быть и что делать.

Мы вместе расхаживали по площадке на стене, время от времени останавливаясь, чтобы в очередной раз взглянуть на лес. С самого раннего детства моя жизнь была неразрывно связана с этим лесом: я выслеживал в нем врагов и охотился за дичью, я видел лес при любой погоде и в разное время суток, я знал, как солнечный свет проникает сквозь листву, и то, где и как при этом ложатся тени. В этом лесу не осталось от меня секретов и тайн, это был лес моих воспоминаний. В детстве я играл в этом лесу с Янсом, Джубалом и Брайаном, а позднее и с Ноэллой. Мы забирались на деревья, собирали ягоды и играли в прятки под сенью его вековых деревьев.

Мой отец всегда был гарантом нашей защищенности. Он всегда был здесь, рядом, и сколько я его помню, неизменно оставался добрым, рассудительным и очень сильным. Иногда он бывал вспыльчив и раздражителен, я помню, что время от времени случалось и такое, но мы всегда и во всем полагались на него, и не только мы, дети, но и взрослые, тоже.

Теперь я должен был занять его место. Я должен был сплотить вокруг себя нашу маленькую общину, чтобы люди почувствовали бы уверенность в себе и в собственных силах. Вот почеу я не мог более сидеть без дела и дожидаться атаки, так как Бауэр был слишком умен и хитер. Он наверняка постарается придумать какую-нибудь хитрость или выработать некую стратегию, пойти на какую-либо уловку.

- Никогда не позволяй врагу укрепить свои позиции, - часто втолковывал нам отец. - Атакуй, пусть ему не будет от тебя покоя. Не давай опомниться, не позволяй сделать первый ход.

Я никогда не был склонен лгать женщинам, предпочитая говорить им правду, какой бы горькой она ни была. Я научился от отца доверять их мнению.

- Сегодня ночью, - сказал я Диане, - я выйду отсюда.

- Но что ты можешь?

- Этого я не могу знать, пока собственным глазами не увижу, что к чему. Но я должен что-то предпринять.

- А как же Янс?

- Да. - Я догадывался, что она имела в виду. - Возможно, Янс справился бы с этим лучше меня. Он очень хитер. Но за все отвечаю я. Какой бы ни была та причина, по которой эти люди оказались здесь, но пришли они сюда в погоне за мной. И хотя он угрожает напасть на всех нас, но враг он мой, и поэтому принимать решение должен я сам.

- Но что может сделать один человек?

- Еще не знаю, - честно признался я. - Я должен выйти, а там будет видно.

Довольно странно, но я и в самом деле хотел уйти отсюда. Все-таки хорониться за стенами было не по мне, ибо только в лесу и среди гор я чувствовал себя, как дома. Я не мог сидеть сложа руки и бездействовать, в то время, как враг намечал, когда и как ему лучше совершить нападение, и теперь, уже утвердившись в своем решении в одиночку выбраться из форта, я чувствовал огромное облегчение.

- Тогда тебе лучше отдохнуть, - сказала она. - Я позову Янса.

Она спустилась вниз по лестнице, а я ждал, прислушиваясь к тихому шелесту дождя; под низкими тучами лес, казалось, потемнел, и зелень его крон стала более глубокой, более насыщенной.

У меня не было возможности каким-то образом заранее спланировать, что ожидает меня за крепкими стенами форта; лишь только обнаружив их лагерь, я мог решить, как быть дальше. Мне придется оказаться одному в лесу среди ночи, и все же я хорошо знал этот лес от склонов Чанки-Гэл и хребтов Нантаалы до Сосновой Вершины и гор Таскити, от ручья Компас-крик до Ущелья Быстрого Ручья и ручья Мускусной Крысы. Мне также не раз приходилось забредать далеко за Чилоуи, порой доходя до склонов Блу-Ридж, где я охотился, ловил рыбу в горных ручьях и питался плодами земли.

Мне так же приходилось не раз сражаться с сенеками, воинами, приходившими сюда с севера, с этими, обладающими поистине змеиной изворотливостью и коварством, хитрыми и очень отважными воинами из племени сенеков.

Сегодня ночью я уйду отсюда.

Сегодня ночью.

ГЛАВА 23

Позднее дождь прекратился, но с деревьев все еще капало. Листья были тяжелыми после дождя, и у меня под ногами мягко стелилась мокрая трава. Узкая калитка чуть приоткрылась; я тихо, словно призрак, скользнул за ворота и остался стоять, прижавшись спиной к стене. Я стоял очень тихо, прислушиваясь.

Ночь была тиха и темна. После недавнего дождя с ветвей деревьев все еще капала вода, и, преодолев несколько акров открытой местности у стен форта, я вступил под сень деревьев. Здесь я снова замер, всем телом прижимаясь к стройному стволу одного из них, и начал вслушиваться в лесную тишину. Я не знал, в какой стороне находится их лагерь, но рассудил, что в такую ночь они наверняка разведут огонь и будут следить за тем, чтобы пламя было как можно ниже.

Налетали легкие порывы ветра, нежные, как дыхание младенца, но я шел, подставляя ему лицо, принюхиваясь, будучи готовым уловить хоть малейший намек на запах дыма.

Ничего.

Сколько их людей вело наблюдение за фортом? Или, может быть, все они улеглись спать? Дотронувшись рукой до мокрого листа, я провел по носу влажными пальцами, так как если намочить нос, то обоняние обостряется. Пахнет сыростью и перегноем, так как я теперь находился недалеко от небольшой речушки, близ которой находился заболоченный участок земли.

Дерево, возле которого я стоял, оказалось каштаном. Я догадался об этом, прикоснувшись к коре, но среди холмов по эту сторону гор росло превеликое множество самых разных деревьев: каштаны, дубы нескольких видов, желтые тополя, красные клены и многие-многие другие. Некоторые из них мне удавалось различить по запаху, но на ощупь я мог различить все без исключения. Бесшумно ступая, я начал углубляться в лес, заходя все дальше и дальше, прокладывая себе путь по широкому, и с каждым разом становящемуся все шире, полукругу, в надежде учуять горьковатый запах древесного дыма.

Опять ничего.

Лесные заросли передо мной уже начинали постепенно редеть. Всего в нескольких ярдах впереди находилась тропа, что вела вдоль западного склона Сосновой Вершины к ручью Таскити-крик. Остановившись ненадолго, я прислушался. Тишина. Запаха дыма в воздухе я не ощущал. Единственным запахом, пока что преследующим меня, был нежный сладковатый аромат листьев магнолий, в чем не было ничего необычного, так как они росли здесь в изобилии и запросто осыпались и попадали под ноги проходившим мимо людям. Хотя никто из наших людей не покидал форта за последнее время.

Это была одна из вероятностей. Я терпеливо ждал и затем услышал какой-то шорох. Как далеко находилось то место? Я осторожно пробирался по лесу. Звуки смолкли. У меня на пути находились густые заросли какого-то кустарника, которые я предусмотрительно обошел стороной.

Когда начинается дождь, дикие животные и большинство птиц укрываются от непогоды, так что я не надеялся на то, что кто-нибудь из них своим поведением предупредит меня о присутствии чужаков. Но еще в детстве катоба учили нас развивать у себя шестое чувство, чтобы предвидеть и быть наготове. Мы по очереди пристально глядели в спину кого-нибудь из нас, пока объект наблюдения наконец резко не оборачивался, почувствовав на себе наше внимание. И благодаря постоянной практике мы стали столь же чувствительны к этому, как и любой из лесных обитателей.

Часто наш отец, взяв нас с собой в лес, внезапно останавливался посреди дороги и просил описать какую-либо местность, через которую мы только что прошли, или же следы животных, или же насекомых, которых нам недавно довелось заметить в пыли на земле. Со временем мы становились все более и более наблюдательны, и уже почти ничего не могло ускользнуть от нашего внимания.

В этой глуши любая не подмеченная вовремя мелочь может запросто стоить охотнику жизни.

Я резко остановился. В воздухе витал запах сырой одежды из оленьей кожи и древесного дыма. Я неподвижно застыл на месте, а затем повернул голову в ту сторону, чтобы услышать любой шорох и суметь уловить даже самый тончайшие запахи. На мой взгляд, обоняние для первобытного человека было столь же первостепенным органом чувств, как зрение или слух, но наступление цивилизации с ее обилием многочисленных навязчивых ароматов не давало надлежащим образом сосредоточиться, и это продолжалось до тех пор, пока человеческий мозг, в конце концов, не утратил способности регистрировать запахи на уровне подсознания. Но когда человеку приходится безвылазно жить в глуши, то дело обстоит совершенно иначе.

Осторожно, чтобы, не дай бог, не задеть ветку плечом, я прокладывал себе путь сквозь заросли деревьев и кустарника, через каждые несколько шагов замирая на месте и подолгу прислушиваясь. Теперь до моего слуха доносились приглушенные голоса, а в воздухе еще крепче запахло дымом; мгновением позже, за деревьями показался огонек костра.

Я стоял очень тихо, чутко прислушиваясь к каждому звуку. Я был совсем близко. Я разыскал их, но у меня не было никакой идеи насчет того, что делать дальше. По крайней мере, один из них, сам Макс Бауэр, был опытным охотником, так что с ним шутки плохи. Я хотел определить, сколько их было всего, а также все увидеть и услышать, но сам не оказавшись при этом замеченным.

Мгновение спустя, я подобрался еще ближе. Теперь нас разделяло расстояние в какие-нибудь несколько футов, и передо мной, как на ладони, был весь их лагерь. Я старался не останавливать взгляда ни на Максе Бауэре, хотя и видел его боковым зрением, ни на Лашане, который лежал в стороне.

- Только не на рассвете, - говорил Бауэр. - В это время часто нападают индейцы, а уже засветло, когда они решат, что атаки не будет и утратят бдительность. Кто-то из них отправится завтракать, другие примутся за работу. На стенах, скорее всего, останется лишь один дозорный. Лашан, ты неплохо управляешься с копьем. Ты сможешь быстро и без шума снять часового?

- Смогу. Футов на тридцать я подойти сумею, а с такого расстояния это можно запросто устроить.

- Тогда убей его. Он мне нужен мертвым. Если нам не удастся ворваться в форт, когда откроют ворота, мы полезем через стены. И тогда уж набрасывайте петли на верхушки бревен и - вперед, но необходимо, чтобы, по крайней мере, дюжина людей оказались бы на стенах одновременно. Для них это будет полной неожиданностью. И никакого грабежа, никаких женщин до тех пор, пока не будут убить все до одного мужчины, всем все ясно? Каждый, кто осмелится нарушить этот приказ, будет иметь дело лично со мной.

Внезапно Лашан вскочил на ноги.

- Макс, там кто-то есть!

Быстро развернувшись, я скользнул в заросли и бросился со всех ног бежать по тропе. До сих пор мне казалось, что я двигаюсь совершенно беззвучно, но тут у себя за спиной я услышал крик.

- Вон туда! Все живо в погоню! Держите его! Если повезет, берите живым, но только не дайте ему уйти!

Я бежал по тропе, сам точно не зная, куда, памятуя лишь о том, что вроде бы эта дорога выводила к ручью Компас-крик. Свернув с проторенной тропы, я нырнул в небольшой просвет в зарослях, и уж там побежал во весь опор. Затем, резко остановившись, я услышал какой-то шорох в случившихся у меня на пути зарослях кустарника. Свернув в сторону, я продолжал бежать, но на сей раз уже не так быстро, не имея ни малейшего представления о том, с какой еще стороны ожидать появления врага.

Передо мной открылась узкая, образовавшаяся сама собой, дорожка между деревьями. В просветах между тучами показалось звездное небо, и стало как будто несколько светлее. Было слишком темно, но я все равно сломя голову летел вперед. Если меня сейчас схватят, то они не только прикончат меня, но еще постараются каким-нибудь образом использовать это, чтобы вынудить наших открыть ворота.

Резко повернув направо, я побежал по тропинке, что шла вдоль русла ручья. У меня промелькнуло в голове, что это, должно быть, Таскити-крик. Небо снова заволокло тучами. Снова повернув, я начал взбираться по крутому, каменистому склону. Я спешил, желая поскорее вернуться назад, предупредить своих людей о предстоящей атаке. Увидев впереди просвет, я не раздумываясь, кинулся у нему. Внезапно меня захлестнуло гадкое ощущение, как будто земля уходит у меня из подног; берег кончился, и я упал.

Тошнотворное ощущение падения и страха. Я со всего размаху рухнул вниз, ударяясь при этом головой о камень, и это был конец.

* * *

Стон, а потом тишина. Очень холодно и мокро, и тупая, пульсирующая боль в голове. Открыв глаза, я увидел перед собой серый мир, где по небу плыли серые тучи, а надо мной возвышался серовато-бурый осыпавшийся земляной берег, откуда я свалился. Он был совсем не высокий, да и упал я на мягкий песок у самой воды. И все было бы ничего, если бы только под голову мне не попал тот самый булыжник.

С трудом заставив себя принять сидячее положение, я еще некоторое время сидел на земле, и в голове у меня стоял оглушительный звон. Было уже совсем светло. Точнее определить время я не мог. Наши враги не нашли меня, а не то я был бы уже мертв или же оказался у них в плену.

Покачиваясь, я поднялся на ноги. Той тропой, по которой я бежал, очевидно, уже давно никто не ходил, а берег оказался размыт ручьем в половодье. У меня нестерпимо болела голова, шея не поворачивалась. А на колене красовался огромный синяк.

Оглядевшись по сторонам, я пришел к выводу, что ручей, с берега которого меня угораздило упасть, похоже, сбегал откуда-то с северного склона Сосновой Вершины, и для того, чтобы возвратиться в форт наикратчайшим путем, мне нужно только перебраться через этот хребет, всего лишь подняться на гору высотой примерно в две тысячи футов, при том, что на протяжении последней тысячи футов ее склон отличался особенной крутизной.

Я снова внимательно осмотрелся. То место, куда я упал, оказалось руслом небольшого ручья, которое было завалено камнями, бревнами, а также кусками породы с горного склона. Сам ручей был всего пару футов шириной и глубиной в несколько дюймов. Почти к самой воде подступала стена непроходимых зарослей, и в том месте, где русло делало изгиб, уходил в небо горный склон.

Было очень тихо, и лишь откуда-то из дальних зарослей доносилось пение пересмешника. Повернувшись, я направился в сторону горы и чуть было не упал. Разбитое колено болело гораздо сильнее, чем мне это показалось с самого начала. Я взглянул себе под ноги, надеясь отыскать на земле палку, с помощью которой мне было бы легче передвигаться. Но так и не найдя ничего подходящего, я заковылял вперед и неподалеку от изгиба ручья набрел на валявшуюся у самой воды сломанную ветку длиной около шести футов и пару дюймов толщиной. Подобрав ее, я побрел дальше.

Мое продвижение вперед было медленным. Каждый мой шаг отзывался пульсирующей болью в голове, а ушибленное колено не сгибалось. При ходьбе нога нестерпимо болела, но делать было нечего.

А что, если я опоздал? А вдруг люди Бауэра уже захватили форт? Ужас, испытываемый мной при одной только мысли об этом, доводил меня до исступления, и я упрямо карабкался вверх по склону, продираясь сквозь заросли горного лавра. Мое восхождение было очень болезненным и продвигалось еле-еле, а практически несгибающаяся в колене нога делало путь еще ужаснее. И все же, наконец, мне удалось выбраться на низкую седловину, справа от которой возвышалась Сосновая Вершина.

Ухватившись за ветку дерева, я глядел сквозь листву на долину близ Гремучего ручья.

Отсюда мне был виден и наш форт. Над трубами хижин вились неторопливые струйки дыма, все было спокойно. Более мирной картины представить было бы невозможно, дымок поднимался к небу, над землей царило безмолвие, и не слышно было даже журчания ручья. Широко расстилались наши поля, островок возделанной земли среди безбрежного океана еще не обжитых просторов.

Похоже, обошлось. Или, может, уже все кончено? Может, форт уже захвачен, а его защитники перебиты? Мне не хотелось верить в это. Наверняка, случись такое, то со стороны это было бы видно. Но как я ни приглядывался, заметить ничего особенного мне так и не удалось. И все-таки я все еще был слишком далеко. От форта меня отделяло не меньше двух миль это если считать по прямой, но на самом же деле, чтобы оказаться дома, мне предстояло преодолеть более трех миль, и я должен был пройти этот путь до конца. На это уйдет не меньше часа, а возможно и больше.

Я болезненно заковылял дальше, выбирая кратчайший путь вниз по склону. Мое больное колено сильно распухло, и ему уже становилось тесно внутри штанины.

Единственным моим желанием было поскорее возвратиться обратно. Моя рискованная вылазка в лес оказалась совершенно напрасной. Ведь я надеялся найти некий выход, каким-то образом посеять панику в их рядах. На деле же я не добился ничего, к тому же едва не свернул себе шею, и теперь мне ни за что не успеть вовремя обратно, чтобы предупредить своих людей о предстоящей атаке.

Я спускался вниз по крутому склону, поросшему густым лесом. Мне предстояло преодолеть еще по крайней мере две тысячи футов уходящего вниз склона, но, осторожно пробравшись сквозь заросли горного лавра, я остановился под огромным старым кленем, в который в какие-то незапамятные времена ударила молния. Я прислушался, но все было тихо. Скоро громкое журчание ручья заглушит собой все остальные звуки, ведь не зря же его назвали Гремучим.

Здесь, на горном склоне, было много валежника, на земле у меня под ногами валялись сухие ветки и сучья с деревьев, а также большие куски коры. Может, разжечь сигнальный костер? Но в таком случае я лишь обнаружу себя перед Бауэром и его шайкой, а мои собственные люди могут неверно истолковать мой сигнал и решат еще, что со мной что-то случилось. И тогда они наверняка бросятся ко мне на помощь, подвергая тем самым себя и наш форт еще большей опасности.

Со всем, что теперь предстояло сделать, я должен был управиться сам. И я должен положиться на Янса и Джереми в том, что вместе с Кейном О'Харой и остальными им удастся удержать форт. Моей же наиглавнейшей задачей было каким-то образом спуститься с этой горы и пробраться домой.

Огромные листья папоротника доходили мне до пояса, ноги путались в траве, и в этом смысле поврежденная нога доставляла мне больше всего хлопот. Я был обеспокоен царившим внизу мертвым безмолвием. Оттуда не доносилось ни звука, не было слышно ни единого выстрела. Совсем ничего.

Что бы это могло быть? В следующий раз я остановился у обнажившегося из-под земли каменного выступа, вокруг которого разрослись березы. Опустившись на камень, я вытащил нож и слегка надрезал штанину, чтобы она не так сильно стягивала мое распухшее колено. Так стало немного получше.

Я зорко разглядывал простиравшийся подо мной горный склон, пытаясь получше разглядеть, что происходит в зарослях за ручьем. Дрозд пролетел мимо меня и уселся на ветку, закачавшись почти у меня над головой и с любопытством поглядывая в мою сторону.

Тучи как будто рассеялись, и из просветов в облаках выбивались снопы солнечных лучей. Поднявшись с земли, я захромал дальше. Моя затея каким-то образом напасть на Бауэра и его людей закончилась ничем и, если повезет, то мне удастся живым добраться до дома, и все это из-за того, что меня угораздило свалиться в тот овраг.

День потихоньку шел на убыль, и с наступлением темноты у меня появлялось больше шансов подойти к форту и гораздо меньше шансов попасть вовнутрь. Страх не покидал меня. Что у них там случилось?

С высоты своего положения я мог видеть двор форта, но ни в самом дворе, ни на стенах не было заметно никакого движения. И все же расстояние было слишком велико, чтобы отсюда можно было разглядеть отдельно стоящего человека. Если бы люди внизу двигались, то я мог бы заметить их передвижение.

Опираясь на свой деревянный посох, я продолжал свой путь под гору, пересекая склон по диагонали, пробираясь сквозь густые и колючие заросли. К тому времени, как я оказался недалеко у подножия горы, солнце было уже совсем низко, и длинные тени легли на землю узкой долины.

До нашего форта оставалось не более трех сотен ярдов, и примерно половину этого расстояния составляла открытая местность близ опушки, где теперь должны были дожидаться своего часа люди Бауэра, если, конечно, они еще не начинали своей атаки.

У меня все еще болела голова, хотя за день эта боль несколько притупилась. Ступать тоже было больно, хотя мне все же удалось несколько разработать ногу, которая стала немного сгибаться в колене, особенно после того, как я надрезал стягивавшую его штанину.

Я с грустью глядел на стены форта. Огней не было видно. Я убеждал себя, что еще слишком рано, но все же в хижианх было бы уже довольно темно, чтобы сидеть без света, и в домах его обязательно зажгли бы. Если бы жив еще был кто-нибудь, кто мог это сделать.

Долина вокруг форта тоже была пустынна. Все тихо и неподвижно.

В тот момент, я не отказался бы прибегнуть к помощи Нуннехи, бессмертных богов подземного царства, находившегося под горами и реками этого неведомого, дикого края. Чероки рассказывали мне о них, неизменно понижая голос и переходя на шепот, то и дело испуганно оглядываясь по сторонам, настороженно поглядывая на темные уголки, ибо пути бессмертных были не исповедимы, и считалось, что в любой момент они могли оказаться где-то поблизости.

А что, если наши оставили форт? Что, если Янс увел их в лес? Эта мысль совершенно не вязалась со здравым смыслом, ибо этот маленький форт значил для нас слишком много, тут оставались наши семьи, так что нам было, за что сражаться. За стенами форта и в окрестных хижинах хранились наши запасы зерна, солонины и всего того, что досталось нам за годы тяжкого труда в этой глуши на краю света.

Янс был умен. Он мог специально подстроить все это, чтобы завлечь наших врагов в ловушку, а затем нанести сокрушительный удар, который уничтожил бы Бауэра и тех, кто пришел сюда вместе с ним.

Затем, вспомнив о том, что я и так уже порядком задержался, я отправился дальше, пробираясь между деревьями и сквозь буйные заросли кустарника, раскинувшиеся близ лесной опушки.

Но тут мой слух уловил какой-то тихий шорох, заставивший меня остановиться. Зажав в руке нож, я оглянулся вокруг. Там кто-то был. Как будто кто-то ползет, подбираясь поближе. Я отступил назад, прижимаясь спиной к стволу раскидистого старого клена и стал ждать.

Я ждал, крепко сжимая в руке рукоятку ножа.

ГЛАВА 24

Я стоял, прижавшись спиной к старому дереву, у которого был мощный ствол, шириной никак не меньше трех футов в диаметре, так что сзади у меня была надежная защита. Левой рукой я сжимал свой посох, а нож держал в опущенной руке, режущей стороной лезвия вверх.

Кто бы сейчас ни подбирался ко мне, делал он это умело, и видно по всему, опыта в этом деле ему было не занимать. Я мог судить об этом по тому, как он передвигался. Что-то зашуршало среди листвы всего в трех футах от меня. Внезапный бросок, и мог бы запросто всадить в него лезвие своего ножа, но я никогда не стрелял первым и не бросался с ножом, не успев прежде рассмотреть противника. Чего греха таить, порой встречаются и такие горе-охотники, которые готовы палить по всему, что шевелится. Мне же необходимо для начала увидеть и оценить мишень.

Человек поднимался с земли, и я знал, что он тоже чувствует мое присутствие. Он знает, что где-то совсем рядом кто-то затаился; иногда человеку дано чувствовать это.

Левой ногой я осторожно шагнул вперед, надежно втыкая в землю свой посох, готовый в любой момент полоснуть противника ножом.

Рука, затем несяные очертания головы. Получше приглядевшись, я внезапно замер на месте, как вкопанный. Ну конечно же...!

- Янс? - изумленно выдохнул я.

Янс выступил мне навстречу из зарослей, как будто материализуясь из неоткуда. Он широко улыбался. Я не видел его глаз, но судя по белевшим зубам, он улыбался.

- Я уж начал беспокоиться о тебе, парень. Где ты пропадал?

- Тебя дожидался, - тихо ответил я. - Что случилось?

- Джереми удерживает форт. Надеемся, что их удастся выманить из леса. Пусть подумают, что мы сбежали. Все тихо, огни не горят. Все на своих местах.

Индейцы не пожелали сидеть взаперти, и поэтому я выбрался в лес вместе с ними. Все здесь, поблизости. Если они нападут на форт, то мы сможем зайти к ним с тыла. Я уверен, что ждать осталось недолго.

Он подошел поближе.

- С тобой все в порядке?

- Я неудачно упал.

Мы выждали еще немного, прислушиваясь к тишине. Хорошо, что Янс был теперь здесь, рядом со мной. Мы были неразлучны с ним с детства, с тех самых пор, как нам исполнилось достаточно лет, чтобы вместе отправляться путешествовать.

- А как Диана?

- Очень беспокоится о тебе. Вооружилась двумя пистолетами, держит их при себе, наготове. - Он обернулся ко мне. - Славная девчонка тебе досталась, Кин. То, что надо.

Стемнело, но в просветах между облаками виднелось ночное небо с россыпями звезд. В воздухе резко похолодало. Я сунул нож обратно в ножны, вытирая взмокшие ладони о перед своей рубахи из оленьей кожи. Ночь была очень тиха, и мы напряженно ждали, прислушиваясь к безмолвию, стараясь различить посторонние, чуждые ночному лесу звуки, но ничего не было слышно. Меня несколько успокаивала мысль о том, что наши катоба тоже притаились где-то здесь, поблизости, так как они были славными людьми и великими воинами.

Отсюда, из темноты, нам была видна стена форта, черневшая на фоне неба и растущих за ней могучих, вековых деревьев. До частокола оставалось чуть больше сотни ярдов открытой местности. Лишь с северной стороны вблизи стен форта нами были оставлено несколько деревьев, так как даже в самые жаркие месяцы, их раскидистые кроны дарили нам тень и приятнную прохладу.

Все по-прежнему было тихо. Янс придвинулся ко мне поближе.

- Кин, - зашептал он мне в самое ухо, - мне страшно. Что-то там не так!

Я не сводил глаз с темной линии частокола на фоне. Легкий ветер пробирался среди кроны каштанов, растущих поблизости от форта. Мне было видно, как слегка покачиваются ветки на деревьях, силуэты которых чернели на фоне ночного неба.

Внезапно я выругался от охватившей меня досады. Ветки качаются! Но ведь ветра-то нет!

- Янс! Они полезли через стену!

И я побежал. Напрочь позабыв о своей больной ноге, я вскочил и земли и со всех ног бросился бежать к форту. Янс не отставал от меня ни на шаг.

На бегу мы видели, как из-за угла форта вышли несколько человек, и тот же самый миг широко распахнулись ворота.

- Сюда!

Из-за частокола прогремел выстрел, послышался крик, а потом еще один выстрел. Люди толпились в воротах, когда мы с Янсом подбежали к ним.

Огромный бородатый детина с пистолетом в руке обернулся, собираясь закричать. В этот момент за воротами что-то ярко вспыхнуло, и я заметил, как удивленно вытянулось его лицо. Он узнал меня, и в тот же момент я всадил в него нож и рванул рукоятку вверх. Он успел только громко охнуть, и я с силой отпихнул его от себя, левой рукой выхватывая у него пистолет. Он разжал пальцы, опрокидываясь навзничь, а я, перескочив через него, вбежал в ворота.

Янс неотступно следовал за мной.

- Это Сакетт! - выкрикнул я, не желая угодить под пули своих же, и тут же услышал ответный крик Джереми.

Я так и не узнал, сколько их было. Вокруг кипела кровавая бойня. Я выстрелил из оказавшегося у меня в руках пистолета, а затем запустил им в маячивший передо мной чей-то затылок, с удовлетворением замечая, как он с глухо стукает кому-то по черепу, отлетая в сторону.

Янса сбили с ног, но он сумел быстро подняться. На мою голову обрушился сокрушительный удар, от которого у меня потемнело в глазах, а из раны пошла кровь, но я все же сумел удержаться на ногах.

Выбравшись из толпы дерущихся, я разъяренно огляделся по сторонам, ища взглядом Бауэра, но его отчего-то нигде не было видно. Дверь в мою хижину была приоткрыта, и я бросился туда.

- Жаль, что его нет здесь, - говорил Бауэр, - чтобы видеть, как ты умрешь.

В руке у него был пистолет, а перед ним стояла Диана.

- Я здесь, Макс, - сказал я, и он резко обернулся.

Он был не из тех, кто привык терять время понапрасну, и его реакция была мгновенной. Глаза его взяли меня на прицел, как только его уши услышали мой голос, и обернувшись, он выстрелил.

Но этот выстрел оказался слишком поспешен; предвидя его, я успел отскочить вправо, чувствуя жар выстрела и жгучие крупицы пороха у себя на щеке.

Я набросился на него, но он сумел вывернуться и вскинув руку с пистолетом, обрушил на меня мощный удар, рассчитывая, повидимому, проломить мне череп. Ствол пистолета, хоть и миновал мою голову, но со всего размаху угодил мне по плечу, и лишь только моя развитая мускулатура уберегла кость от перелома. У меня на мгновение онемела рука, и я выронил нож.

Он начал надвигаться на меня, криво усмехаясь, будучи совершенно уверен в том, что ему удалось справиться со мной. Взгляд его был почти насмешлив. В низко опущенной руке он держал нож; другая рука все еще сжимала пистолет. Я осторожно отступал, мысленно прикидывая свои возожности.

Комната была достаточно просторной, но только путь к очагу, где лежали щипцы и кочерга, мне преграждал большой стол, и добраться до них не было никакой возможности.

Мой же противник был настроен решительно, и по всему было видно, что он не собирается попусту тратить время. Он был во всеоружии, готовый прикончить меня в любую секунду, а я оказался совершенно безоружен перед ним. Он загонял меня в угол, туда, где у меня не будет шанса увернуться от него. Но я все же вынудил его отойти от Дианы.

Но у меня в мозгу засела одна-единственная мысль. Я должен убить его, потому что если ему удастся прикончить меня, то в следующий же момент настанет очередь Дианы. С улицы доносились глухие звуки ударов, слышались крики и звон оружия. Время от времени гремели разрозненные выстрелы. И там я был тоже очень нужен.

Бауэр рванулся вперед, пытаясь достать ножом моего живота, но я сумел увернуться, отскочив назад и оказываясь зажатым у стены. Он поспешил наброситься на меня, но я успел сделать шаг в сторону, вдоль стены, и снова оказался на свободе. Я сделал обманноедвижение, делая вид, словно собираюсь наброситься на него, но он лишь улыбнулся. Движения его были быстры, он снова принялся наступать на меня, размахивая ножом. Острие его ножа пропороло ткань моей охотничьей рубахи, оставляя порез на руке. Начальное оцепенение прошло. Я попятился назад, и тогда он сделал резкий выпад.

Ударом левой руки мне удалось блокировать, отводя от себя его руку, сжимавшую нож, и тогда, захватив правой его запястье, левой ногой я сделал подсечку, опрокидыавая его на пол. Я отчаянно пытался вырвать у него нож, но его хватка была железной. Мы покатились с ним по полу, и мне первым удалось вскочить на ноги. Он был неимоверно силен и слишком тяжел, так что, для того, чтобы справиться с ним, я всегда должен оставаться на ногах.

Он поднялся быстро, и мой жесткий удар ногой, который по моему замыслу должен был прийтись как раз до голове, достал только до плеча, но он лишь покачнулся и снова бросился ко мне.

Он опять попытался полоснуть меня ножом, но я вовремя увернулся и изловчившись шарахнул его кулаком в челюсть, одновременно с этим ударяя ногой ему по колену, и промахнувшись, теряя равновесие и вновь оказываясь на полу, прежде он успел атаковать. Он навалился на меня всей своей тушей, одной рукой хватая за горло, и занося для удара другую руку, сжимавшую нож. В пылу драки он где-то обронил свой пистолет.

Рука с ножом обрушилась вниз, и мне с большим трудом удалось вывернуться и таким образом избежать этого удара. Нож вонзился в пол, а я крепко двинул его кулаком по челюсти, отчего его голова запрокинулась назад, и он оказался на мгновение оглушен.

Сбросив его с себя, я вскочил на ноги, и он тоже поднялся, и в руке у него по-прежнему был нож.

- Кин! - внезапно окликнула меня Диана и бросила мне кочергу, что лежала у очага.

Я поймал ее на лету. Железная кочерга представляла собой железный прут в два с половиной фута длиной с остро отточенными концами, один из которых был загнут, образуя крюк. Держа это свое оружие наготове, я перешел в наступление. Он резко рванулся вперед, и тогда я сделал выпад, орудуя кочергой словно шпагой и нанося колющий удар заостренным концом, который достиг цели, входя на пару дюймов ему в бок, в как раз то время, как он попытался добраться до меня.

Он отпрянул назад, но я тут же перевернул кочергу другой стороной и, зацепив крюком за одежду, сильно рванул. С треском разрывая рубаху, острие крюка оставило кровавую отметину - не слишком глубокую - у него на животе.

Доносившиеся с улицы крики стихлли, не было больше слышно шума побоища. Он хладнокровно ухмыльнулся.

- Все кончено, - сказал он. - Мои люди победили. Отдай мне ее. Ее и то письмо, и я отпущу тебя и не стану жечь твой форт. В конце концов, баб вокруг полно.

Я молчал, держа кочергу наготове. Его нож был огромен: пятнадцатидюймовое, прочное и тяжелое лезвие. Теперь у него на рубахе расплывалось кровавое пятно, кровь также текла из тонкого кровавого шрама на животе.

Кочерга насмотря на все свои достоинства была все же слишком громоздки оружием, и даже если его раны беспокоили его, то этого было не заметно. Он обладал поистине недюжинной физической силой, будучи при этом необычайно подвижен, к тому же в рукопашном бою он был тоже не новичок.

Но тут раздался пронзительный крик Дианы.

- Кин!

На пороге стоял Лашан, и в руке у него был пистолет. В тот самый момент, как я его заметил, он уже поднимал руку с пистолетом, чтобы прицелиться в меня. Времени на сомнения и раздумья не оставалось, а поэтому я просто одной рукой подбросил кочергу в воздух, перехватывая железный прут посередине, и тут же метнул, как пику.

Кочерга угодила в него в тот самый момент, когда он спустил курок, и пистолет в его руке дрогнул, отклоняясь всего на волосок. Пуля пролетела позади меня, и я видел, как Лашан упал, но в следующий момент Бауэр с новой силой бросился ко мне, отчаянно размахивая ножом, пытаясь достать меня. Я не знаю, удалось это ему или нет, но лезвие его ножа было в крови. Оказавшись прижатым спиной к стене, я ухватил обеими руками ухватил за уши его голову и рванул к себе, разбивая его лицо о свою голову. Я почувствовал, как ломается его нос, и затем, отпихнув его от себя, я со всего размаху ударил правой в подбородок. Этот удар сбил его с ног, и он опрокинулся навзничь.

Падая, он обронил нож, но поспешил тут же вскочить с пола и снова кинулся ко мне. Я что было силы врезал кулаком по его и так уже свернутому набок носу. Мы оба были в крови, но ни у одного не было времени на то, чтобы задуматься, чья это кровь и кто из нас ранен. Я нанес новый удар, а он попытался вцепиться мне в горло.

Отступив в сторону, я продолжал избивать его. Он сцепился со мной и, высвободив одну руку, старался выцарапать мне глаза. Изловчившись, я сумел вывернуться таким образом, что мое плечо оказалось как раз у него под подбородком, и я тут же резко вскинул им вверх. И на этот раз мне снова удалось стряхнуть его с себя. Теперь он уже держался на ногах весьма неуверенно, будучи изнуренным затянувшейся схваткой. Я и сам устал не меньше его, но я не давал ему ни малейшего шанса. Я крепко ударил правой, он покачнулся, и тогда следующим ударом я припечатал его спиной к дверному косяку.

Лашан поднялся с пола, лицо его было залито кровью, хлеставшей из зияющей раны, что была оставлена брошенной мною кочергой, но прежде, чем он успел придти на подмогу Бауэру, в дверях возник Янс. Лашан обернулся, и в тот же момент Янс выстрелил.

Он завалился на спину, а Бауэр, решив выйти из боя, бросился мимо Янса и выскочил на улицу через открытую дверь. Находившиеся как раз напротив моей хижины ворота были по-прежнему распахнуты настежь.

Некоторые из его людей были убиты; остальные бежали через луг к лесу. Он бежал к воротам, истекая кровью, когда Диана бросила мне мой оброненный нож. Я схватил его за острие и метнул...

Лезвие вошло ему в спину точно между лопаток, и дернувшись вперед всем телом, он сделал последний шаг и растянулся на земле у самых ворот.

Еще какое-то время я оставался стоять неподвижно, глядя на поверженного человека и безвольно опустив руки. Бой закончен. Наши друзья-катоба ушли в леса, и я знал, что никто из беглецов не доберется до побережья, и никто никогда не узнает о том, что здесь произошло. Я просто стоял, усталый и опустошенный, глядя на человека, который один доставил такую кучу неприятностей стольким людям. Я не сомневался в том, что он мертв, так как мой нож, должно быть, перерезал ему хребет.

Он был плохим человеком, но оказался при этом чертовски хорошим бойцом. Слишком хорошим.

- Кин? - Это была Диана. - Идем, ты ранен. Позволь мне позаботиться о тебе.

Я покорно позволил ей увести меня в дом и усадить на стул. Теперь мне вдруг стало очень больно. Довольно странно, но больше всего болела моя ушибленная нога.

С улицы доносились приглушенные голоса. Наши люди приводили двор в порядок, убирали тела убитых, и, наконец, ворота снова были заперты.

Вошел Янс. Он обеспокоенно посмотрел на меня.

- Ну, великий индеец, ты как, в порядке?

- Все нормально. Как остальные?

- Есть раненые, но ничего серьезного - в основном одни царапины. Короче, обошлось. Да ведь и ожидали мы их.

В дом вошла Лила и встала рядом, наблюдая за ловкими пальцами Дианы.

- Ты во всем похож на своего отца, - сказала она. - Ты хорошо сражался.

- И Джереми тоже, - сказал я.

В пылу схватки одна из свечей упала, но к счастью погасла. Лила зажгла ее снова, и в комнате стало светлей. На улице медленно догорали вязанки хвороста, которыми был освещен двор.

Откинув голову на спинку своего стула, я закрыл глаза. Диана прикладывала что-то холодное к моим ранам и порезам. Это был какой-то настой из трав, который она держала специально для таких случаев. Лила стояла рядом с ней.

Похоже, что, по крайней мере, пару раз ему все же удалось пырнуть меня ножом, помимо этого было еще несколько глубоких царапин и порезов, но сейчас мне хотелось просто отдохнуть.

Снова пришел Янс. На этот раз он был вместе с Джереми. Позднее к их разговору присоединился и Кейн О'Хара. Они говорили о том, что трое человек Бауэра было убито. Возможно, что еще кому-то удалось добраться до леса. Если это так, то я им не завидую, так как катоба - поистине великие охотники, и мы вот уже на протяжении многих лет очень дружны с ними. С друзьями они чрезвычайно добродушны, но не знают жалости к врагам.

- Мы поедем к твоему отцу, - сказал я, - или пошлем кого-нибудь за ним.

- Я знаю, - ответила Диана. - Не думай об этом сейчас. Просто отдыхай.

Мои глаза снова закрылись. В очаге что-то варилось. Пахло вкусно. Теплые, такие знакомые запахи окружали меня со всех сторон.

Я очень устал, и все же мне не хотелось спать. На сердце было радостно.

Я снова возвратился домой.