Формула смерти [Фридрих Евсеевич Незнанский] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Фридрих НЕЗНАНСКИЙ ФОРМУЛА СМЕРТИ

Глава 1 ИМЕНИННЫЙ ГЕНЕРАЛ


Турецкий нежился в постели, лениво перелистывая какой-то давний журнал и вдыхая аромат свежемолотого кофе, доносившийся с кухни.

Как приятно возвращаться домой после командировки! Особенно хорошо это делать ранним утром, когда его девочки еще спят. Тихо войти в квартиру, сбросить сумку, вдохнуть такой родной запах дома, заглянуть в комнату Ниночки, увидеть спокойное личико дочки с сомкнутыми ресницами, в который раз удивиться, как похожа она на Ирину, потом прокрасться в спальню, юркнуть под одеяло, прижать к себе теплое тело жены, уткнуться лицом в пепельные волосы, услышать сонное: «Турецкий, ты вернулся? Я тебя ждала вечером, а ты…» Залепить мягкие губы поцелуем, не дав ей договорить… А потом просто валяться в постели, листая старые журналы в ожидании завтрака.

Он перелистнул страницу, ознакомился с новостями всем давно опостылевшей звездно-эстрадной семьи, затем чуть задержался взглядом на интерьере новой квартиры известного телеведущего. Квартирка вполне могла вместить эскадрон гусар летучих. По слухам, телеведущий предпочел бы именно гусар, а не их жен. По крайней мере, на это недвусмысленно намекал автор статьи.

«Тьфу, как надоели!» — мысленно чертыхнулся Александр, переворачивая и телеведущего с его интерьером.

Со следующей страницы на него смотрел улыбающийся смуглый парень в красном комбинезоне. Парень сидел в гоночном болиде. А напротив стоял мальчишка лет восьми, завороженно глядя блестящими глазами на кумира.

«Айртон Сенна — легенда «Формулы-1», — прочел Александр подпись под снимком. Статья была приурочена ко дню памяти бразильского гонщика.

Турецкий не был поклонником автогонок, но все-таки в этой статье речь шла о настоящем парне, а не о… сомнительных достоинствах телеведущих и эстрадных кланов. Он начал читать.

«…Сенна родился, чтобы быть чемпионом, и всю свою жизнь посвятил именно этому…

Он был слабым ребенком, вечной жертвой мальчишеских драк. Но научился давать сдачу, отстаивать свое достоинство, побеждать тех, кто, казалось, был сильнее его. И сохранил это умение на всю жизнь… Он был бескомпромиссным человеком, максималистом, он чувствовал присутствие Бога… Он был Айртоном Сенной — победителем, кумиром, легендой…»

— Саша! Завтрак готов. — Ирина внесла поднос с кофейными чашками и тостами.

— Это что? Кофе в постель? Это же разврат! Ирка, как я тебя люблю! — расчувствовался Турецкий.

— Легкий разврат был полчаса назад. А это легкий завтрак. А кем ты там любуешься? Небось длинноногими красотками? — Ирина ревниво заглянула через мужнино плечо.

— Побойся бога! Какие красотки? Исключительно мужская компания! Я, Сенна и неизвестный юноша лет восьми от роду…

— Сенна? Это гонщик? Он, кажется, разбился?

— Да, сведущая моя. И знаешь, что начертано на его могиле? Его собственные слова: «Гонки — в моей крови. Это я сам, это вся моя жизнь!» Вот так! А что будет начертано на моей могиле? Что в моей крови?

— Двести пятьдесят граммов коньяка ежедневно, — без запинки выпалила Ирина.

— Прекрати глумиться! И наговаривать на мужа!

— А ты прекрати всякую чушь говорить! Кто тебе позволит умереть? У нас телефоны трещат громко и постоянно, так что и мертвого разбудят.

Действительно, тотчас раздался звонок.

— Ну что я говорила? Это Костя!

— Или Славка, одно из трех, — откликнулся Саша, хватая трубку.

Спальня наполнилась рокотом генерала Грязнова:

— Саня, привет! С прибытием!

— Здорово, Славка! Рад слышать, соскучился, спасу нет!

— Что ж, завтра увидимся. Надеюсь, вы с Иришей не забыли, что завтра у меня прием по случаю…

— …Дня рождения, — пропела Ирина, отнимая у мужа трубку. — Конечно, помним, Славочка. И придем пораньше, и поможем — все как договорились!


…Тихая квартира убежденного холостяка Вячеслава Ивановича Грязнова, обычно пустынная и не ведающая никаких кухонных запахов, кроме, пожалуй, запаха пригоревших в гриле сосисок, сейчас была наполнена веселой суетой и умопомрачительными ароматами извлеченного из духовки пирога и душистого узбекского плова. Возле плиты, подвязанный фартуком, хозяйничал сам генерал Грязнов. Странно вроде бы, но хозяйничал умело.

Над пирогом колдовала Ирина Генриховна. Колдовство подходило к концу. Ирина старательно обмазала румяный пирог кусочком масла и бережно укрыла его льняным полотенцем, раскрашенным веселыми петухами.

— Ир, дай кусочек! — жалобно пропел маявшийся от безделья Турецкий.

— Не попрошайничай! Пирог должен отдохнуть, — по-деревенски пропела Ирина последнюю фразу, делая ударение на втором слоге.

— А я? А я что должен — подохнуть, да? От голода, да?

— Не капризничай, ты не дома! — как бы сердито осадила мужа Ирина.

— Вот именно! Ты не капризничай. Ты наливай! — вставил Грязнов, сосредоточенно глядя, как выкипают последние пузырьки с поверхности